Читать онлайн Добывайки в воздухе бесплатно

Добывайки в воздухе

Добывайки в воздухе

Глава первая

Многим казалось странным, что на свете существуют два игрушечных городка, да еще рядом друг с другом (по правде сказать, был и третий — у девочки по имени Эгнис Мерси Фостер, но там никто, не бывал, и его можно не брать в расчет, потому что построен он был ненадолго).

Один игрушечный городок находился в Фордэме и назывался Литл-Фордэм; он принадлежал мистеру Попу. Другой был в Уэнтле-Крейсе, назывался Бэллихоггин и принадлежал мистеру Плэттеру.

Начал все это, тихо и мирно, для собственного удовольствия и развлечения, мистер Потт; а последовал за ним, причем совсем по другим соображениям, деловой мистер Плэттер.

Мистер Потт служил раньше на железной дороге путевым обходчиком и однажды вечером, в полутьме, на пустынном участке пути, потерял одну ногу, Но не по небрежности, а потому, что хотел спасти жизнь барсуку. Мистер Потт всегда волновался из-за лесных тварей: одноколейка шла через лес, а в сумерках барсуки выходили на прогулку и с сопеньем трусили по шпалам. Особой угрозы для них не было, разве что два раза в году, когда последний поезд из Хэттерс-кросса пересекал лес ранним вечером — в излюбленное барсуками время для вылазок. Поезд исчезал, и в лесу снова наступала тишина; лисицы, кролики и зайцы перебегали рельсы без опасности для жизни; опять принимались выводить рулады соловьи.

В те ранние дни существования железной дороги уединенная сигнальная будка, где жил мистер Потт, была для него родным домом. Там у него был чайник и стол под плюшевой скатертью, стояло вагонное кресло со сломанными пружинами, висели масляные фонари. Скоротать время между редкими поездами мистеру Потту помогали лобзик, коллекция марок и захватанная пальцами Библия, которую он иногда читал вслух. Мистера Потт был хороший человек, очень добрый и деликатный. Он любил своих ближних почти так же, как любил поезда. Лобзиком он выпиливал ящички для сбора денег в Железнодорожный благотворительный фонд; он делал их из старых коробок для сигар в виде домиков, и ни один из них не походил на другой. В первое воскресенье каждого месяца мистер Потт, сев на велосипед, объезжал свой городок, вооружившись отверткой и небольшой черной сумкой. У каждого дома он отвинчивал крышку прибитого снаружи ящичка и, пересчитав деньги, кидал их в свою сумку. Иногда (не часто) ящик оказывался пустым, и мистер Потт печально бормотал, отъезжая: «Лисичка снова наведалась в курятник».

Время от времени мистер Потт рисовал картинки, маленькие и очень подробные. На двух была городская церковь, на трех — дом священника, на двух — почта, на трех — кузница и на одной — его собственная сигнальная будка. Он давал их в качестве приза тем, кто собирал больше всех денег в благотворительный фонд.

В ту ночь, о которой идет речь, барсук укусил мистера Потта — вот в чем была беда. Мистер Потт растерялся, и секундная задержка стоила ему ноги. Мистер Потт так и не увидел следа барсучьих зубов — он был отрезан вместе с ногой… Барсук убежал цел и невредим.

Железнодорожный благотворительный фонд вел себя благородно. Мистеру Потту, не скупясь, выплатили единовременное пособие и приискали домик за пределами города, там, где на берегу ручья стояли три старых тополя. Вот здесь-то, в своем саду, мистер Потт и стал строить на насыпи железную дорогу.

Сперва он купил подержанный набор игрушечных поездов. О том, что они продаются, — вместе с электрической батарейкой, приводящей их в движение, — мистер Потт прочитал в местной газете. Поскольку в его крошечном домике было для этого тесно, он уложил рельсы в саду. Рельсы ему помог сделать кузнец, но со шпалами он управился сам; он вырезал их в одну двадцатую натуральной величины и надежно закрепил на насыпи, так же, как раньше закреплял настоящие шпалы. А затем просмолил их, и, когда светило солнце, они пахли, как настоящие. Мистер Потт садился на землю, вытягивал вперед деревянную ногу, закрывал глаза и вдыхал милый его сердцу запах, который словно волшебством переносил его в былые дни. Но чего-то недоставало. Дыма — вот чего! Да, мистеру Потту нужен был дым и не только запах его, но и вид. Позднее с помощью мисс Мензиз из Хай-бича мистер Потт решил эту задачу.

Сигнальную будку он построил из прочного кирпича. Она была, как две капли воды, похожа на его старую будку, такое же деревянное крыльцо и все прочее. Мистер Потт вставил в окна настоящие стекла, и сделал так, что створки открывались и закрывались (зря, что ли, подумал мистер Потт, он сохранил все навески от коробок с сигарами, которые он получал по праздникам от директоров дороги). Кирпичики он изготовил из красных кирпичей, взятых в полуразрушенном свинарнике; он дробил их, толок в мелкую пыль и смешивал с цементом. Эту смесь он выливал в форму, которую ставил на большой жестяной поднос. Форма была сделана из старого корсета со стальными пластинками; после того, как кузнец спаял их крест-накрест, получилась решетка с крошечными прямоугольными отверстиями. При помощи этого приспособления мистер Потт получал пятьсот кирпичиков за один раз. Иногда, чтобы изменить их цвет, он добавлял в свою смесь измельченную охру или красную кошениль. Крышу сигнальной будки он покрыл шифером — тонкими чешуйками соответственной величины все с того же свинарника.

Прежде чем укрепить на стенках крышу, мистер Потт взял комок цементного теста и принялся катать его своими старыми, одеревенелыми ладонями. Он сделал четыре колбаски для рук и ног и одну — покороче и потолще — для туловища. Слепил яйцо — голову и приладил ее к плечам. Затем кое-где сдавил фигурку и снял то, что было лишним, ороговевшим ногтем.

Но результат его не удовлетворил. Чтобы придать неуклюжей кукле больше сходства — ведь он хотел сделать автопортрет, — мистер Потт отсек ей одну ногу до колена и всунул туда спичку. Когда цемент затвердел, он закрасил его сверху: синяя железнодорожная форма, розовое лицо, — и приклеил на голову клочок седого мха. Затем всунул фигурку в будку. Там она гораздо больше походила на человека и даже вселяла страх — неподвижная, застывшая, вперившая взгляд в окно.

Но сама сигнальная будка казалась совсем настоящей: крыльцо из посеревшего от времени дерева, желтый лишайник на шиферной крыше, неровно выцветшие от непогоды кирпичи, распахнутые окна, и, время от времени, звонков щелканье сигналов.

Соседские ребятишки стали сильно докучать мистеру Потту. Они то и дело стучались к нему и просили показать им железную дорогу. Когда мистер Потт сидел на полу, выставив вперед деревяшку, ему было не так-то легко встать, тем более — быстро. Но он терпеливо, хотя и с трудом, поднимался и, стуча деревяшкой, ковылял к двери, чтобы впустить своих незваных гостей. Он вежливо их приветствовал и провожал в сад через судомойню. Драгоценное время уходило на ответы, объяснения и суету. Иногда, пока шли расспросы, пересыхал цемент или остывал паяльник. Поэтому вскоре мистер Потт установил правило: пускать к себе он будет только в субботу и воскресенье, и по этим дням двери его дома были всегда открыты. На столе в судомойне он поставил один из своих ящичков для сбора пожертвований, и взрослых, которые тоже стали наведываться к нему, он просил платить за вход один пенни: выручку он отсылал в благотворительный фонд. Дети по-прежнему пропускались бесплатно.

После того, как мистер Потт смастерил железнодорожную станцию, интерес к его дороге возрос, все больше людей приходило на нее посмотреть, и все больше становилась выручка. Станция была точной копией городской станции, и мистер Потт назвал ее Литл-Фордэм (Крошка-Фордэм). Название это было выложено белыми камешками на насыпи, покрытой мхом. Прежде чем увенчать вокзал крышей, мистер Потт обставил комнаты внутри. В зале ожидания появились темные жесткие скамьи, в кабинете начальника станции — высокая деревянная конторка с отделениями для билетов. Кузнец (юноша по имени Генри, который к этому времени горячо разделял увлечение мистера Потта) выковал ему из мягкой стали камин. Они подожгли сухой мох и сосновые иглы, чтобы проверить тягу, и убедились, что труба тянет хорошо.

Но когда крыша оказалась на месте, все это было потеряно для глаз. Заглянуть внутрь через окна можно было только если лечь на землю, да и это лишь до тех пор, пока мистер Потт не сделал платформу. Крышу платформы он окаймил тончайшей деревянной резьбой, на столбах горели старомодные лампы, которые мистер Потт заправлял маслом. При скрупулезности мистера Потта и его стремлении все доводить до совершенства постройка станции заняла два года семь месяцев. А затем он принялся за городок.

Глава вторая

Мистер Потт никогда не слышал о мистере Плэттере, как и тот не слышал о мистере Потте.

Мистер Плэттер был владельцем похоронного бюро и строительным подрядчиком в Уэнтле-Крейсе, городке на другом берегу реки, в которую впадал ручей, протекавший за садом мистера Потта. Они жили совсем близко один от другого, но, по дороге через мост путь между ними был немалый. У мистера Плэттера был прекрасный кирпичный дом у шоссе, ведущего в Бэдфорд, с гравиевой подъездной дорогой и садом, спускающимся по склону к реке. Мистер Плэттер сам построил его и назвал Бэллихоггин. Больше всего на свете мистер Плэттер любил деньги и скопил их довольно много. Но люди стали умирать реже, чем прежде, а когда закрылась кирпичная, фабрика, желающих поселиться в тех краях стало не так уж много, потому что кое-как построенные мистером Плэттером домишки для рабочих совершенно испортили ландшафт.

Некоторые из этих домиков так и остались у него на руках, и он помещал объявления в местной газете, где предлагал их «пожилым, удалившимся на покой парам». Он сердился, если, отчаявшись найти других арендаторов, был вынужден сдать домик внаем молодоженам, потому что умел и любил устраивать дорогие похороны ни предпочитал иметь более пожилых клиентов, так сказать, впрок. У мистера Плэттера было непроницаемое лицо и очки без оправы, отражающие свет, поэтому глаз его рассмотреть было нельзя. Однако держался он на редкость вежливо и мягко, так что глаза вы принимали на веру. Милый мистер Плэттер всегда «так добр», говорили родные усопшего, им и в голову не приходило проверить счета.

Мистер Плэттер, низенький и тощий, казался еще меньше рядом с миссис Плэттер, дамой внушительных размеров. У обоих был розовато-лиловый цвет лица, только у мистера Плэттера оттенок был, скорее, лиловый, а у миссис Плэттер — розовый. Миссис Плэттер была образцовая жена, и оба они с утра до ночи трудились, не жалея сил.

Все больше домиков оставалось пустыми, все реже происходили погребенья, и у мистера Плэттера оказалось слишком много времени свободного. Он никогда не любил сидеть без дела и, чтобы убить время, взялся за цветоводство. Все его цветы содержались, как узники, — крепко привязанными к колышкам; стоило им чуть-чуть изогнуться или пустить побег не в ту сторону, тут же следовало наказанье: здесь подрезали, там подстригали, — цветы должны расти по ниточке. Скоро растения сдались и безропотно стояли рядами, как гвардейцы по команде «смирно». На лужайки мистера Плэттера тоже стоило посмотреть: очищенные от сорняков, аккуратно скошенные, они полого спускались к реке. Одного взгляда на мистера Плэттера с мотыгой в руках было достаточно, чтобы самое хитрое семечко одуванчика, уже поднявшееся в воздух, проворно свернуло в сторону в середине пути; говорят даже, что маргаритки, внезапно осознав, где они находятся, в одночасье стали из розовых белыми.

Миссис Плэттер, со своей стороны, — в расчете на проезжающие по дороге автомобили — повесила объявление: «Чай» и поставила на траве у дороги прилавок, чтобы продавать цветы и фрукты. Сперва дела шли у них не очень хорошо, но однажды мистера Плэттера осенило, и он написал новое объявление: «Чай на берегу реки». Вот теперь автомобили стали возле них останавливаться. А уж пройдя вместе с хозяйкой за дом и усевшись за столик, проезжающие поневоле пили «общий чай», так как другого не было. Угощение это было дорогим, хотя вместо масла к хлебу подавали маргарин и ядовито-розовый липовый джем, который миссис Плэттер покупала прямо на фабрике в больших жестяных банках. Миссис Плэттер продавала также лимонад в стеклянных бутылках с мраморными пробками, воздушные шарики и бумажные мельницы. Покупателей становилось все больше. Велосипедисты были рады немного посидеть; те, кто ехал в автомобилях, — снять пыльные пальто и очки и размять ноги. Дела у Плэттеров пошли хорошо.

Они и не заметили, как постепенно все переменилось. «Троица, — сказал мистер Плэттер, когда они переставляли столики на пустой лужайке, чтобы не погубить траву. — Все на гулянье».

Мистер Плэттер подумал было, не купить ли им мороженицу, но решил подождать: он был не прочь, как он говорил, «выложить деньги», но только в том случае, если видел, что затраты вернутся с лихвой.

Вместо этого он починил старую плоскодонку и с помощью сачка для ловли креветок почистил реку. Он хотел добавить к объявлению слова: «Катанье на лодке», но миссис Плэттер ему отсоветовала. Она боялась, что будут жалобы, так как, при всем желании, хоть греби, хоть толкай шестом, единственное, что можно было сделать, — это объехать на лодке вокруг заросшего крапивой островка.

На праздники в августе Плэттеры потерпели полный провал: десять порций чая в субботу, одиннадцать — в воскресенье и семь — в понедельник.

— Ничего не могу понять, — в который раз повторяла миссис Плэттер, когда они с Эгнис Мерси собирали в корзину черствые булочки для кур. — В прошлом году не хватало столов, люди стояли в очереди.

Эгнис Мерси уже исполнилось пятнадцать. Она сделалась крупной, медлительной, приметливой девочкой и казалась старше своих лет. Это была ее первая работа, называлась она «ходить на подмогу к миссис Плэттер».

— Миссис Рид тоже стала теперь поить чаем, — сказала как-то Эгнис Мерси, когда они делали бутерброды.

— Миссис Рид из Фордэма? Миссис Рид из «Короны и якоря»? — Миссис Плэттер редко ездила в Фордэм, ей было, как она говорила, «не по пути».

— Угу, — сказала Эгнис Мерси.

— В цветнике?

Эгнис Мерси кивнула.

— И во фруктовом саду тоже. На следующий год они приспособят амбар.

— А чем она заманивает? Я хочу сказать, реки-то там нет. Может быть, клубникой?

Эгнис Мерси покачала головой.

— Нет, — сказала она, — это все из-за игрушечной железной дороги… — И, как всегда медленно, под градом вопросов она рассказала миссис Плэттер о мистере Потте.

— Игрушечная железная дорога, К задумчиво произнесла миссис Плэттер после небольшого молчания. — Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем.

Мистер Плэттер в два счета соорудил игрушечную железную дорогу. Нельзя было терять ни одной минуты, и он, не скупясь, выложил на это деньги. Мистер Потт работал не торопясь, но он опередил их на несколько лет. Мистер Плэттер вызвал всех своих строительных рабочих. На остров перебросили мостик, сам остров очистили от сорняков, проложили дорожки, уложили дерн. Мистер Плэттер съездил в Лондон и купил два набора самых дорогих поездов, какие были в продаже, багаж и пассажиров. Он купил две железнодорожные станции, одинаковые, как две капли воды, зато куда более современные, чем станция в Литл-Фордэме. Из Лондона приехали мастера, чтобы поставить сигнальные будки, положить рельсы, отрегулировать стрелки и установить электрические батарейки для движения поездов. И сделано это было всего-навсего за какие-то три месяца.

Это принесло свои плоды. К началу следующего лета рядом с объявлением «Чай на берегу реки» появилось объявление «Игрушечная железная дорога».

Люди повалили к ним валом.

Мистеру Плэттеру пришлось скосить луг и вымостить его булыжником, чтобы было где ставить машины. К стоимости «общего чая» прибавился шиллинг за право пересечь мостик и посмотреть железную дорогу. К середине лета асфальтированные дорожки на островке искрошились, и их пришлось заново покрывать, а также выстроить второй мостик, чтобы люди не задерживались на острове. Мистер Плэттер поднял входную плату до полутора шиллингов с человека.

Вскоре появилась асфальтовая площадка для машин и специальное место для фургонов, а также каменный желоб с проточной водой для лошадей. В Бэллихоггин стали приезжать На пикник целые компании, ели, пили чай и оставляли за собой кучи мусора.

Но мистера Потта все это ничуть не тревожило. Он вовсе не гнался за посетителями, они отнимали время и мешали работе. Он и пускал-то к себе только ради своего любимого Железнодорожного благотворительного фонда.

Мистер Потт не принимал никаких мер, чтобы обеспечивать посетителям хоть какие-то удобства. Этой стороной дела занималась миссис Рид, хозяйка трактира «Корона и якорь», — естественно, не без выгоды для себя. Вся железная дорога мистера Потта была видна со ступенек его черного хода, ведущих в сад, и посетителям приходилось проходить через дом; само собой, когда они оказывались на кухне, он радушно угощал их стаканом холодной воды из-под крана.

Когда мистер Потт построил церковь, она ни капли не отличалась от норманской церкви в Фордэме; он сделал также колокольню, могильные памятники на погосте и все остальное. Мистер Потт больше года собирал камень для церкви, прежде чем приступить к работе. Ему помогали каменнобойцы, дробящие камень на щебень у шоссе, и каменщик, мистер Флад. К этому времени у мистера Потта появилось в городке несколько помощников; кроме кузнеца Генри, с ним подружилась мисс Мензиз из Хайч-Бича. Мисс Мензиз была очень полезна мистеру Потту, так как она увлекалась резьбой по дереву, ручной вязкой и лепкой из воска. Жила она тем, что писала детские книги и придумывала и разрисовывала рождественские открытки. К тому же она верила в эльфов.

Когда мистер Плэттер услышал о церкви, что случилось не сразу — пока церковь не была закончена, мистер Потт накидывал на нее мешковину в те дни, когда его дом был открыт для посетителей, — мистер Плэттер тут же выстроил свою церковь, куда больше, скопировав ее с собора в Солсбери, и высоченную колокольню. Стоило нажать кнопку, в окнах зажигался свет, а при помощи фонографа внутри звучала музыка. За последнее время выручка в Бэллихоггине стала меньше, но теперь снова подскочила вверх.

Тем не менее мистер Плэттер не знал ни минуты покоя: мистер Потт стоял ему поперек горла, нельзя было предугадать, что еще придумает этот странный человек, который все делал не за страх, а за совесть, и никогда не порол горячки. Когда мистер Потт смастерил два глинобитных домика с крышами из тростника, сборы мистера Плэттера упали и не поднимались в течение нескольких недель. Мистер Плэттер был вынужден отгородить часть острова и с быстротой молнии построить там ряд домов на две семьи и закусочную. То же самое случилось, когда мистер Потт соорудил лавку, где выставил в витринах товары, сделанные из крашеного воска — подарок мисс Мензиз из Хай-Бича. Понятно, мистер Плэттер тут же построил кучу магазинов и парикмахерский салон с полосатым шестом у входа. А через некоторое время мистер Плэттер нашел способ подсматривать за мистером Поттом.

Глава третья

Он починил плоскодонку, которая, стоя без употребления, снова почти доверху наполнилась водой.

Заросшая водорослями река и ее петляющие притоки образовывали сеть, пересечь которую и попасть из одного городка в другой можно было или по редким мостикам, или идя вброд с одного обрывистого берега на другой. «Но если удастся пробраться с лодкой через камыш, — подумал мистер Плэттер, — по реке до Потта рукой подать, а там уж ничего не стоит подсмотреть, что у него делается, спрятавшись за ивами у воды».

Так он и поступал летними вечерами, когда деловой день подходил к концу. Вылазки эти не доставляли мистеру Плэттеру удовольствия, но он чувствовал, что это его долг. Его кусали комары, жалили слепни, царапал колючий кустарник, и, когда он возвращался домой и докладывал обо всем миссис Плэттер, настроение у него было хуже некуда. Иногда он застревал в тине, иногда, при низкой воде, ему приходилось вылезать за борт прямо в вязкий ил и лягушачью икру, чтобы перетащить лодку через какое-нибудь невидимое препятствие, вроде затонувшего бревна или колючей проволоки. Но он нашел местечко чуть подальше тополей, за пологом серебристых трепещущих листьев ивы, где с пенька весь игрушечный городок мистера Потта был виден как на ладони.

— Тебе не следует это делать, душенька, — говорила миссис Плэттер, когда багрово-красный, покрытый потом, он, тяжело дыша, опускался в саду на скамейку. — В твоем возрасте, с твоим давлением!

Но, протирая ему комариные укусы нашатырным спиртом и кладя примочки туда, где его ужалили осы, она не могла не согласиться, что вообще-то говоря, сведениям, которые приносит муж, нет цены. Только благодаря мужеству и стойкости мистера Плэттера они узнали о начальнике станции, и двух носильщиках, и священнике в сутане, который стоял у входа в церковь мистера Потта. Каждую из этих фигурок вылепила мисс Мензиз, она же и одела их, как положено, и промаслила одежду, чтобы ее не испортил дождь.

Это открытие потрясло мистера Плэттера. Сделал он его как раз накануне начала сезона.

— Совсем как живые… — повторял он, — иначе не скажешь. Куда до них мадам Тюссо! Так и ждешь, что кто-нибудь из них с тобой заговорит, понимаешь? Достаточно, чтобы нас разорить, — закончил он, — и так и было бы, если бы я вовремя их не увидел.

Однако он их увидел и увидел вовремя, так что скоро обитатели появились в обоих городках. Но фигурки мистера Плэттера были куда менее натуральные, чем фигурки мистера Потта. Слепили их в спешке, одежду сделали из гипса, раскрасили в кричащие цвета и покрыли лаком. Чтобы это возместить, их сделали в большом количестве, причем самых разных; там были почтальоны, солдаты, моряки, продавцы, молока и дети. На ступени церкви мистер Плэттер поставил епископа в окружении мальчиков-певчих; все — на одно лицо, с разинутым ртом, все в одинаковых белых одеждах из гипса, с одинаковыми сборниками церковных гимнов в руках.

— Вот эти точно как живые, — не раз с гордостью говорила миссис Плэттер. И в ответ ей в церкви гудел орган.

А затем настал ужасный вечер, который на всю жизнь врезался им в память, — когда, возвратившись с лодочной прогулки, мистер Плэттер еле поднялся от реки на лужайку. Миссис Плэттер мирно сидела за столиком с белым котом на коленях и считала дневную выручку; усыпанный мусором сад купался в лучах вечернего солнца, на деревьях попискивали засыпающие птицы.

— Что случилось? — воскликнула миссис Плэттер, увидев его лицо.

Мистер Плэттер тяжело опустился на зеленый стул напротив нее, толкнув столик и рассыпав стопку монет. Напуганный кот, полный дурных предчувствий, стрелой кинулся в кусты. Мистер Плэттер тупо уставился на упавшие монеты, но, хотя они раскатились по траве, не наклонился, чтобы поднять их. Не сделала этого и миссис Плэттер; она не могла отвести глаз от лица мужа: цвет его был очень странный — сиреневый, с зеленоватым оттенком.

— Что случилось? Почему ты молчишь? Какой еще он выкинул номер?

Мистер Плэттер посмотрел на нее пустым взглядом.

— Нам крышка, — сказал он.

— Глупости, что может он, можем и мы, уже не раз так было. Вспомни про дым. Ну же, расскажи мне.

— Дым! — горько воскликнул мистер Плэттер. — Тут и говорить не о чем — кусочек обугленной веревки! Мы быстро раскусили, что там к чему. Нет, сейчас другое дело; это конец. Наша песенка спета, — добавил он устало.

— Почему ты так говоришь?

Мистер Плэттер встал со стула и механически, словно сам того не замечая, принялся собирать рассыпавшиеся монеты. Он сложил их в аккуратную стопку и подвинул к жене.

— Нам надо теперь беречь деньги, — сказал он тем же тусклым бесцветным голосом и снова тяжело опустился на стул.

— Право, Сидни, — сказала миссис Плэттер, — ты совсем пал духом. Это не похоже на тебя. Мы еще повоюем с этим Поттом.

— Что толку воевать, когда все козыри в его руках? То, что я там видел, — нереально, немыслимо, неосуществимо.

Глаза мистера Плэттера обратились к островку, где золотые лучи заходящего солнца выхватывали среди длинных вечерних теней неподвижные, тускло поблескивавшие гипсовые фигурки, застывшие каждая в своей позе: одни, казалось, бежали, другие шли, третьи стояли у дверей, готовые постучать; четвертые просто сидели. Окна игрушечного городка, отражая закат, горели огнем. Среди домов прыгали птицы, подбирая крошки, которые уронили посетители. Ничто, кроме птиц, не шевелилось… мертвый покой.

Мистер Плэттер моргнул.

— А я еще так мечтал устроить крикетное поле, — сказал он хрипло, — боулер и отбивающие с битой в руке и все остальное. Спал и видел.

— А кто тебе мешает? — сказала миссис Плэттер.

Муж с сожалением посмотрел на нее.

— Никто. Но играть-то они не смогут… Неужели ты не понимаешь? Я же тебе говорю: то, что я там видел, — нереально, немыслимо, неосуществимо.

— Да что же такое ты видел? — испуганно спросила миссис Плэттер, наконец-то заразившись от кота предчувствием, что их ждет беда.

Мистер Плэттер устало взглянул на нее.

— У него там живет… несколько штук… живых человечков, — медленно сказал он.

Глава четвертая

Первая их увидела мисс Мензиз, та самая, что верила в эльфов. И, как девчонка, задыхаясь от восторга и волнения, побежала к мистеру Потту.

Мистер Потт как раз заканчивал вывеску «Корона и якорь» для своего миниатюрного трактира и говорил в ответ лишь: «Да», «Нет», «Неужто?». Иногда, слыша, что голос мисс Мензиз лихорадочно повышается, он восклицал: «Поди ж ты!» или: «Подумать только!». Сначала первое из этих выражений тревожило мисс Мензиз, она смущенно замолкала, голубые глаза наполнялись слезами. Но постепенно она стала расценивать его как признак крайнего удивления со стороны мистера Потта, и, когда он говорил: «Поди ж ты!», принимала это за комплимент.

— Но это же правда, — настаивала она, качая головой. — Они живые! Они такие же живые, как мы с вами, и они поселились в Виноградном домике… Да вы сами увидите, если посмотрите, какую тропинку они протоптали ко входу.

Мистер Потт, держа в пальцах пинцет с болтающейся вывеской, посмотрел в глубь сада, на Виноградный домик, чтобы ей угодить. Но вскоре, так и не поняв, о чем она толкует, он хмыкнул и вернулся к своей работе.

— Ну и ну! Скажи на милость! — то и дело говорил он.

Мистеру Потту и в голову не приходило слушать мисс Мензиз, когда она «заводилась», как он это называл. Он кивал ей и улыбался, но ее слова проходили мимо его сознания. Он научился этому, когда жил со своей, покойной ныне, женой по прозвищу «Сорока». Мисс Мензиз говорила таким странным, высоким, переливчатым голосом, употребляла такие диковинные слова и выражения и даже, к ужасу мистера Потта, читала ему стихи. Нет, он ничего не имел против мисс Мензиз, наоборот. Он был рад, когда она приходила; ему нравилась ее длинноногая фигура, нравились ее девичьи повадки, ее радостный смех; она всегда казалась по-детски счастливой; а от ее щебета, как от песни канарейки, у него делалось весело на душе. А в каком долгу он был у этих неутомимых пальцев, которые мастерили одно, чинили другое; они не только умели рисовать, чертить, шить, лепить и вырезать из дерева, они могли также проникнуть туда, куда пальцам самого мистера Потта, толстым и одеревенелым, было не попасть. Быстрая, как вспышка молнии, вот какая она была, жизнерадостная, как жаворонок, надежная, как скала… «У всех нас есть свои недостатки, — говорил себе мистер Потт, — не одно, так другое…» У мисс Мензиз это были «тары-бары».

Мистер Потт знал, что она уже немолода, но когда она сидела рядом с ним на траве, закрыв глаза и обхватив тонкими руками согнутые колени, и трещала без умолку, покачиваясь взад и вперед, она казалась ему чем-то вроде вытянувшейся не по возрасту школьницы. А как хороши были у нее глаза! Скорее, как фиалки, чем незабудки, они освещали — когда были открыты — все ее длинное, худощавое лицо, но она застенчиво отводила их в сторону, если вы смотрели на нее в упор. Сейчас они сияли; поблескивали суставы длинных пальцев, туго стиснутых на поднятых коленях; даже у ее шелковистых, мышиного цвета волос, внезапно появился блеск.

— Понимаете, — главное — не показывать, что вы их увидели. Замереть, застыть… и никогда не глядеть на них прямо, только уголком глаза. Вроде как на птиц, когда не хочешь их спугнуть.

— …их спугнуть, — подтвердил мистер Потт, поскольку мисс Мензиз приостановилась. Иногда, чтобы выказать симпатию к ней и скрыть, что он слушает ее вполуха, мистер Потт повторял конец последней фразы мисс Мензиз, а не то, опережая ее, произносил последний слог. Если мисс Мензиз говорила: «Король и королевство», — он понимающе вставлял: «…во!». Порой, задумавшись о чем-то, мистер Потт ошибался, и, не успевала мисс Мензиз сказать: «…садовая калитка», — как, подхватив, последнее слово, он говорил: «…канава», что обоих приводило в смущение.

— Понимаете, я никак не могу понять, что они такое. Я хочу сказать, по величине и вообще они больше всего похожи на эльфов. Как по-вашему? — настойчиво спросила мисс Мензиз.

— Верно, — ответил мистер Потт, проверяя корявым пальцем, хорошо ли качается на петлях вывеска и стараясь вспомнить, куда он задевал смазочное масло.

— Нет, неверно. Этот человечек с тюком на спине, которого я видела… он пыхтел. Совсем запыхался. Эльфы не могут пыхтеть.

Мистер Потт ничего не ответил, и мисс Мензиз звонко сказала:

— Или могут?

— Что — могут? — спросил мистер Потт, глядя, как раскачивается вывеска, и огорчаясь, что она так скрипит.

— Пыхтеть! — ответила мисс Мензиз, выжидающе глядя на него.

У мистера Потта сделался тревожный вид. О чем она толкует?

— Пыхтеть? — повторил он. — Понятия не имею.

— И я тоже, — весело согласилась с ним мисс Мензиз к его огромному облегчению. — Я хочу сказать, мы в общем так мало знаем об эльфах…

— Верно, — подтвердил мистер Потт. Он снова чувствовал себя в безопасности.

— …и об их привычках. Устают ли они, и стареют ли, как мы, спят ли ночью, ведут ли домашнее хозяйство. Или про их еду. У нас так мало фактов. Мы даже не знаем, что они…

— Едят, — вставил мистер Потт.

— …собой представляют, из чего они сделаны. Вряд ли у них та же плоть и кровь, что у нас.

— Вряд ли, — согласился мистер Потт. И вдруг испуганно взглянул на мисс Мензиз — в его уме звучало непривычное слово; неужели она сказала «кровь»? Мистер Потт положил вывеску и обернулся к мисс Мензиз. — О чем, ради всего святого, вы толкуете? — спросил он.

— О том, что, по зрелом размышлении, эти существа не могут быть эльфами. Да что там! — у этого человечка на штанах была дыра, и он пыхтел и отдувался, поднимаясь на холм. Там есть еще одна — в юбке, а может быть, две, — трудно разобрать, сколько их. Я видела в окне руку, кто-то протирал изнутри стекло. Но чья она — было не разобрать. Белая, как стебель колокольчика, и примерно такой же толщины. Двигалась из стороны в сторону, забиралась во все углы. А потом я нашла очки и рассмотрела ее до локтя. Настоящая рука. Рука, а в ней тряпка. Я не верила своим глазам. И все же в известном смысле это казалось естественным.

— В известном смысле, да, — согласился мистер Потт. Но вид у него был растерянный.

Глава пятая

Для мисс Мензиз началась чуть ли не самая счастливая пора ее жизни, во всяком случае, так ей казалось потом. Она всегда любила наблюдать природу: следила за муравьями в траве, мышами в амбаре, подмечала, как плетут паутину пауки, как строят гнезда птицы. Она могла часами не двигаться с места; глядя, как паук спускается с листка, она чувствовала и себя пауком, и столько раз смотрела, как они плетут паутину, что и сама могла бы ее сплести, причем любой, самой неудобной формы. По правде сказать, мисс Мензиз даже наводила критику на работу пауков?

— Ну куда же ты, глупый… — шептала она пауку, висевшему в воздухе. — Этот лист тебе не годится, он скоро упадет. Попробуй зацепиться за колючку…

И вот теперь, сидя руки вокруг колен, на склоне холма, прикрытая, — так она думала, — большим кустом чертополоха, мисс Мензиз наблюдала за маленьким народцем. И все, что она видела, она описывала мистеру Потту.

— Их трое, — сказала она несколько дней спустя после первого разговора. — Мать, отец и худенькая девочка. Сколько им лет, сказать трудно. Иногда мне кажется, там есть и четвертый… кто-то или что-то, который то появляется, то исчезает. Какая-то неуловимая тень. Но, возможно, — мисс Мензиз радостно вздохнула, — это просто моя…

— …выдумка, — сказал мистер Потт.

— …фантазия, — поправила его мисс Мензиз. — Странно, что вы не видели их.

Мистер Потт, занятый кирпичиками, не ответил. Он решил, что речь идет не об игрушечном Виноградном домике у него в саду, а о настоящем доме под таким названием в Фордэме, и мисс Мензиз передает ему местные пересуды.

— Вы не представляете, что они там делают. Это просто чудо! Парадная дверь не открывалась, наверно, покоробилась от дождя. Весь вчерашний день он трудился над ней, скреб чем-то, похожим на лезвие бритвы. А еще они сняли занавески, которые я сшила для «Короны и якоря» и повесили у себя, так что теперь нельзя заглянуть в окна. Я бы и так не решилась заглядывать; понимаете, близко к ним подходить нельзя. А Главная улица такая узкая. Потрясающе, правда?

Мистер Потт что-то буркнул. Помешивая кашицу из кирпичной муки и клея, он хмурился и сердито сопел. Сплетни о соседях… он этого не одобрял никогда. И мисс Мензиз до сих пор тоже. Болтушка — да, во леди до мозга костей. «Это на нее не похоже, — печально думал он, — заглядывать в чужие окна… нет, совсем не похоже».

А она принялась рассказывать о пальто начальника станции.

— …Понимаете, она взяла его. Вот куда оно исчезло. Она взяла его для него… оно такое красивое, и пуговицы золотые… и он надевает его по вечерам после захода солнца, когда делается прохладно. Я не удивлюсь, если она в один прекрасный день снимет со священника сутану. Ну чем не платье? И по размеру ей в самый раз. Но, конечно, это бы сразу бросилось в глаза. А они умные. Всякий бы заметил, что у священника исчезла сутана. А чтобы увидеть начальника станции, нужно заглянуть внутрь вокзала, а это теперь трудно; он может оставаться голым неделю за неделей, и никто об этом не узнает.

Мистер Потт перестал помешивать кирпичное тесто и возмущенно посмотрел на мисс Мензиз. Она с испугом взглянула в его круглые, сердитые глаза.

— Что такое? — спросила она тревожно.

Мистер Потт глубоко вздохнул.

— Если вы сами не понимаете, — сказал он, — что толку говорить?

— Не очень-то логичное высказывание. — Мисс Мензиз снисходительно улыбнулась и положила руку ему на плечо.

— Но им ничто не грозит, — успокоила она мистера Потта, — у них все в порядке.

Он сбросил ее руку и продолжал мешать, тяжело дыша и грохоча мастерком.

— Им много чего грозит, — сказал он сурово, — от злых языков. Я видел, как сплетни разрушали семьи и разбивали сердца.

Немного помолчав, мисс Мензиз сказала:

— Да мне вовсе не жалко этого пальто.

Мистер Потт фыркнул, но она продолжала:

— По правде говоря, я собиралась сшить им одежду. Я думаю оставить ее на траве, чтобы они нечаянно ее нашли и не догадались, откуда она появилась…

— Так-то лучше, — сказал мистер Потт, соскребая крошку с кирпича.

Мисс Мензиз ничего не сказала. Она молчала так долго, что мистер Потт искоса посмотрел на нее. Сжав колени руками, она сидела и улыбалась в пространство.

— Понимаете, я их люблю, — прошептала она.

Больше мистер Потт ее не прерывал. Если интерес мисс Мензиз проистекает из сердечной склонности, тогда другое дело. День за днем он кивал и улыбался, а мисс Мензиз заливалась соловьем. Нежные, веселые слова обгоняли друг друга и растворялись в солнечном свете, отскакивая от мистера Потта, — редко когда что-нибудь привлекало к себе его внимание. Так было даже в тот знаменательный день в июне, когда мисс Мензиз, запыхавшись, кинулась на траву рядом с ним, чтобы поскорей поделиться своей потрясающей новостью.

Мистер Потт во второй раз просмаливал шпалы и, держа в одной руке жестянку со смолой, в другой кисть, медленно продвигался вдоль рельс, вытянув вперед деревяшку. Мисс Мензиз не переставая рассказывала, тоже, чтобы не отстать, двигалась вместе с ним.

— …и когда она заговорила со мной, — захлебываясь, продолжала мисс Мензиз, — я не поверила своим ушам. Вы бы и сами изумились.

— Возможно, — сказал мистер Потт.

— Такое крошечное создание… и ничуть меня не боится. Сказала, что следила за мной неделю подряд.

— Поди ж ты! — учтиво проговорил мистер Потт и стер с рельс каплю дегтя. — Так-то лучше, — сказал он, любуясь блеском стали. «Нигде ни крошки ржавчины», — радостно думал он.

— Теперь я знаю, как их зовут и все прочее. Их зовут добывайки.

— Догадайки? — переспросил мистер Потт.

— Нет, добывайки.

— А, догоняйки, — сказал мистер Потт, размешивая деготь; банка с ним стояла в ведерке с горячей водой. «Пожалуй, немного загустел», — подумал он, подняв кисточку и смотря на падающие капли.

— Но это не фамилия, — продолжала мисс Мензиз, — их фамилия — Куранты, а это — название их народа — вроде национальности. Они добывают себе пропитание, как мыши… или птицы… бедняжки. Я думаю, они произошли от людей и живут на то, что перепадет от людей же на их долю. У них нет ничего своего. И, конечно, у них нет денег… О, это не важно, — сказала мисс Мензиз, когда мистер Потт сочувственно, хотя и рассеянно покачал головой. — Деньги им ни к чему. Они бы не знали, что с ними делать. Но им нужно как-то жить…

— …и давать жить другим, — бодро подхватил мистер Потт. Ему понравилась эта фраза, и он надеялся, что он еще где-нибудь ее вставит.

— Но они вовсе не мешают жить другим, — сказала мисс Мензиз. — Они никогда не берут ничего существенного. Кроме… ну, я не совсем уверена насчет пальто начальника станции. Но если подумать, начальнику станции оно нужно для вида, а не для тепла. Ведь он сделан из воска. Да оно ему и не принадлежит — сшила-то его я. И уж если об этом зашла речь, самого начальника тоже сделала я. Так что пальто это на самом деле мое. А меня оно не согреет.

— Не согреет, — рассеянно согласился мистер Потт.

— А вот добывайкам еще как нужно тепло. Им нужно топливо, и крыша над головой, и вода, и им очень нужны люди. Хотя они людям не доверяют. И правильно делают, по-моему. Стоит только почитать газеты. Но это грустно, правда? То, что они нам не доверяют, хочу я сказать. Что было бы приятней для человека — вроде меня, например, — чем приютить их под своим кровом? Не то чтобы мне было одиноко, дело не в этом. — Глаза мисс Мензиз подозрительно заблестели, слова стали обгонять друг друга. — Мои дни слишком заполнены, чтобы я томилась от одиночества. У меня столько разных увлечений, я не отстаю от жизни. У меня есть мой старый пес и две птички. Но все равно, это было бы так мило… Я знаю теперь их имена — Под, Хомили и маленькая Арриэтта. Эти создания умеют говорить. Вы только представьте, — она неожиданно рассмеялась, — я буду теперь шить для них с утра до ночи! Смастерю им разные вещи. Куплю, что надо. Я… но мне не надо вам объяснять…

— Не надо, — сказал мистер Потт. — Я вас понимаю…

Но по правде говоря, он ничего не понимал. Ему казалось невежливым, хотя высказать это словами он бы не смог, то, что мисс Мензиз называет семью новых друзей «созданья». Тем более, если они попали в беду… Но, с другой стороны, она всегда выбирает такие странные слова и выражения…

— Наверно, девочка потому и заговорила со мной, — продолжала мисс Мензиз, — что чувствовала себя в безопасности. Они всегда…

— …знают, — услужливо закончил мистер Потт.

— Да. Как звери, и дети, и птицы, и… эльфы.

— Ну, за эльфов я бы не поручился, — сказал мистер Потт. И, если уж на то пошло, он не поручился бы и за зверей; мистер Потт подумал о барсуке, которому он спас жизнь: если бы тот «знал», мистер Потт не лишился бы ноги.

— Чего только они не натерпелись, бедняги! — Глаза мисс Мензиз скользнули вниз и остановились у подножия холма; группки миниатюрных домиков, дымящиеся трубы, церковь, кузница, поблескивающие рельсы — все дышало миром и покоем. — Для них было чудом, сказала мне Арриэтта, попасть в наш городок.

Мистер Потт кивнул. Он подвинулся вперед на два шага и переставил жестянку со смолой. Мисс Мензиз, поглощенная своим рассказом, казалось, ничего не заметила. Обхватив колени, полузакрыв глаза, она продолжала нараспев, словно читала стихи:

— Стояла полная луна, говорит Арриэтта, когда они сюда прибыли. Вы можете себе это нарисовать? Яркий свет, резкие тени. Им надо было занести на берег кучу разных вещей, а легко, думаете, пробраться через камыш, что растет у воды!.. Спиллер — так зовут дикого добывайку — провел Арриэтту по всему городку. Они зашли на вокзал и она увидела все эти фигуры, которые я слепила: женщину с корзинкой, и старика, и девочку — они сидели в ряд на скамье тихо и неподвижно, а за ними — солдат с ранцем. Пестрые от лунного света, падающего на них сквозь деревянную резьбу на вокзальной крыше, они были совсем как живые, говорит Арриэтта, но казалось, что они околдованы или слушают музыку, которая им со Спиллером была не слышна. Арриэтта тоже стояла тихо, глядя во все глаза на их бледные лица, освещенные луной. Но тут внезапно раздался шорох, и прямо по неподвижным фигурам пробежал большой черный жук. Арриэтта увидела, что они неживые. Вообще-то, она не боится жуков, даже любит их, но здесь она завизжала что есть мочи… Она говорит, в кассе растут поганки, а когда они вышли на вокзал, по Главной улице туда и сюда шныряли мыши. А на ступенях церкви стоял священник в черной сутане — безмолвный, неподвижный, и всюду лунный свет.

— Хомили сразу же приглянулся Виноградный домик. И ее можно понять, он и правда радует глаз. Но дверь не открывалась, видимо, разбухла от дождей, а когда они распахнули окно, они увидели, что внутри что-то есть и пахнет сыростью. Спиллер сунул в окно руку и — знаете, что оказалось? — комната заросла травой до самого потолка. Белая, как шампиньоны, ведь росла она в темноте. Так что первую ночь добывайкам пришлось провести под открытым небом.

— Но следующий день, говорит Арриэтта, был чудесным. Яркое солнце, весенние запахи и первая пчела. Понимаете, добывайкам все так хорошо видно — каждый волосок на бархатной спинке пчелы, прожилки и переливы красок на крыльях. Мужчины, — мисс Мензиз рассмеялась, — ну, а как иначе их называть? — очистили дом от сорняков, выкосили их кусочком бритвы и половинкой ножниц. Потом привели в порядок крышу. Спиллер нашел кокон бабочки и подарил его Арриэтте. Она держала его у себя до прошлой недели. Оказалось, что это красный адмирал. Арриэтта смотрела, как бабочка вылезает из кокона. Но когда появились концы крыльев, и все поняли, каких она размеров, поднялась паника. В самый последний момент им удалось вытолкнуть бабочку наружу через парадную дверь. Если бы она расправила крылья, она бы заняла комнату всю-от стены до стены. Представьте, что в вашей комнате оказалась огромная бабочка величиной со слона, и нет никакой возможности выпустить ее! Фантастика! Даже подумать об этом страш…

— …но, — добавил мистер Потт.

— Неделю спустя они нашли вашу кучу песка и, когда углубили пол, засыпали его песком и утрамбовали. Прыгали и топали, колотили и хлопали, целое утро отплясывали, как сумасшедшие. Ну и весело было, говорит Арриэтта. А три недели назад они добыли у вас кирпичное тесто. Вы как раз смешали клей с кирпичной пылью… помните… для последней партии кирпичей? Они наложили его поверх песка, ну, и еще кое-что сделали, и теперь, говорит Арриэтта, пол стал ровный и гладкий… Они подметают его головками чертополоха. Но он еще не расцвел, говорит она, лепестки стиснуты слишком тесно. Позднее они будут удобнее…

Наконец до мистера Потта дошел смысл ее слов…

— Моя куча песка? — медленно сказал он, оборачиваясь.

— Да, — рассмеялась мисс Мензиз, — и ваше кирпичное тесто.

— Мое кирпичное тесто? — повторил мистер Потт и замолчал, — словно обдумывая то, что она сказала.

— Да, — снова засмеялась мисс Мензиз, — но они берут такую малость… самую крошку.

— Мое кирпичное тесто, — повторил мистер Потт. И когда он обернулся к мисс Мензиз, лицо его показалось суровым, даже гневным. — Где эти люди? — спросил он.

— Но я же вам говорила! — воскликнула мисс Мензиз, и, так как он все еще выглядел сердитым, она взяла его мозолистую руку в свои, словно желая помочь ему подняться.

— Пошли, — тихо проговорила она, все еще улыбаясь, — пошли, и я вам покажу. Только не шумите.

Глава шестая

— Главное, — не двигаться, — шепнул Под Арриэтте, когда впервые заметил мисс Мензиз, сидевшую на корточках за кустом чертополоха. — Они не ожидают нас увидеть, и, если ты не двигаешься, на самом деле не видят. И никогда не гляди на них прямо, только искоса. Понимаешь?

— Еще бы не понимать… Я слышала это сто раз. Не двигайся, не шевелись… тихо, спокойно… ползком, тишком… Что толку тогда быть живым?

— Ш-ш, — сказал Под и положил руку ей на плечо..

Последнее время Арриэтта была сама не своя. «Словно, — подумал Под, — у нее камень на сердце». Но обычно она не грубила. Под решил пропустить ее слова мимо ушей: переходный возраст, скорей всего.

Они стояли в жесткой траве, доходившей им до плеч, так что видны были только головы.

— Понимаешь, — прошептал Под, не разжимая губ, — мы ей кажемся цветками или какими-нибудь другими растениями, возможно, бутонами…

— А если ей вздумается нас сорвать? — раздраженно сказала Арриэтта.

У нее ныли ноги, и страшно хотелось сесть на землю; десять минут переросли в пятнадцать, и по-прежнему никто из троих не шевельнулся.

На травинку рядом с Арриэттой взобрался муравей, помахал усиками и поспешил вниз; под листом подорожника спал слизень, время от времени лист колыхался — это слизень ворочался с боку на бок. «Ему, наверно, что-то снится», — подумала Арриэтта, любуясь бликами на глянцевитой, серой с красным отливом, коже. «Если бы отец не был таким старомодным, — подумала она виновато, — я бы рассказала ему про мисс Мензиз, и мы могли бы уйти. Но, на его взгляд и на взгляд мамы, если тебя „увидят“, это позор, чуть не трагедия; надо бросать свой дом, переселяться в чужие края и там начинать все сначала. Легко ли это для них! По их понятиям, с той минуты, как о твоем существовании узнали, жизнь твоя в опасности, и „увиденный“ добывайка должен немедленно скрыться».

При всем том за пятнадцать лет ее короткой жизни Арриэтту «видели» четыре раза. Что за непонятное чувство, спрашивала она себя, так страстно влечет ее к человекам? А в этот — четвертый — раз уже заставило заговорить с мисс Мензиз. Без сомнения, она поступила опрометчиво и глупо, но какой трепет восторга и ужаса ее охватил, когда ей ответило это огромное созданье, когда глаза великанши засияли радостью, а огромные губы раздвинула ласковая улыбка. Стоило однажды заговорить с человеком без всяких дурных последствий, и трудно было устоять от соблазна сделать это еще раз. Арриэтта дошла до того, что сама подстерегала мисс Мензиз. Возможно, потому, что ее истории вызывали у мисс Мензиз восхищение, а Арриэтте — когда Спиллер их покидал — часто бывало одиноко.

Ах, с каким удовольствием она вспоминала о первых днях в игрушечном городке! Как замечательно было кататься со Спиллером в поезде! Они забирались потихоньку в полупустой вагон, а когда поезд трогался, сидели так тихо и неподвижно, будто они, как и прочие пассажиры, были вылеплены из воска. Они кружили по кругу, десятки раз проезжая мимо Виноградного домика, а на обратном пути — пересекая по мостику ручей. Над ними склонялись лица человеков, они видели перед черным ходом в дом мистера Потта ряды туфель и сапог, видели ноги — толстые, тощие, в чулках и босые. Они слышали смех человеков и их удивленные возгласы. Это было страшно и упоительно, но почему-то рядом со Спиллером Арриэтта чувствовала себя в безопасности. За поездом стелился хвост дыма. Такой же дым валил из труб всех домиков — для этого в трубу засовывали пучок промоченной нитратами веревки и прикрепляли его шпилькой-невидимкой. «Вы видели мои шпильки-невидимки?» — как-то спросила мисс Мензиз мистера Потта — на редкость несообразный вопрос. Однако в Виноградном домике Под вытащил крючком тлеющую веревку и зажег вместо этого настоящий огонь, который Хомили подкармливала кусочками сальных свечей, угольной крошкой и смолистыми крупинками шлака.

Не кто иной, как Спиллер, дикарь Спиллер, помог Арриэтте разбить садик и найти для него белый первоцвет, маленькие голубые цветочки незабудки, похожую на папоротник кудрявую травку и заячью капусту с крошечными светло-розовыми лепестками. С помощью Спиллера она засыпала щебнем дорожку и сделала лужайку из мха.

Мисс Мензиз с восторгом наблюдала за этим из своей засады. Арриэтту она видела ясно, но Спиллера, этого добывайку-исчезайку, она разглядеть не могла. То стремительный, то неподвижный, нюхом чующий, где укрыться от чужих глаз, он в любой момент мог слиться с любым фоном и исчезнуть.

Вместе со Спиллером Арриэтта обследовала все остальные дома Литл-Фордэма, удила рыбу и купалась под прикрытием камышей.

«Настоящий мальчишка, — ворчала Хомили. Ей не нравилось влияние Спиллера. — Он не такой, как мы, он совсем другой породы, — жаловалась она Поду в припадке неблагодарности, — пусть он и спас нам жизнь».

Стоя рядом с отцом в траве и думая обо всем этом, Арриэтта вдруг почувствовала, каким бременем легла на нее ее тайна. Она осознала с тревогой, что обыщи родители хоть весь белый свет, они не найдут лучшего места для жизни — целый городок, подогнанный под их рост, где, благодаря посетителям, была на редкость богатая добыча. Арриэтта уже не помнила, когда мать последний раз напевала, возясь по хозяйству, как это было сейчас, а отец что-то беззвучно насвистывал, расхаживая по улицам городка.

Укрытий в Литл-Фордэме было хоть отбавляй, но добывайки в них не нуждались. Между ними и восковыми фигурками почти не было разницы, и по вечерам, после закрытия, Под мог гулять сколько ему вздумается, если он не боялся замерзнуть. А сколько он приносил тряпиц на одежду! У Хомили наконец снова появилась шляпка, и она никогда не выходила без нее из дома. «Погодите, — говорила она, — я еще не надела шляпку». С каким волнением и радостью она произносила магическое слово! Нет, выселять их отсюда нельзя; это было бы жестоко. Под даже приделал к парадной двери замок… с ключом. Это был замок от карманного футлярчика для бус, принадлежавшего мисс Мензиз. Он и не догадывался, кому он обязан этой находкой, ведь мисс Мензиз нарочно бросила футлярчик возле куста чертополоха, чтобы его легче было увидеть. Арриэтта не могла даже намекнуть на это отцу. Стоило ему узнать правду, и их ждала тревога, отчаяние, взаимные упреки и переселение в другое место. Она уже не раз через это прошла.

— О боже, боже, — печально вздохнула Арриэтта, — как мне быть?

Под искоса взглянул на нее.

— Опускайся, — шепнул он, подталкивая ее. — Она отвернулась. Опускайся в траву… медленнее… медленнее…

Арриэтта была только рада это сделать. Головы и плечи добываек понемногу скрылись из виду, и, прислушавшись к тишине, они пробрались между стеблями травы, укрылись на миг за стеной церкви и скоро были в безопасности, проскользнув через черный ход в свой собственный дом.

Глава седьмая

Настал день, когда мисс Мензиз сама принялась говорить. Сперва она молчала — от изумления — и ограничивалась наводящими вопросами, чтобы вызвать Арриэтту на разговор. Для мисс Мензиз это положение вещей было в новинку и не могло тянуться долго. К концу лета она знала мельчайшие подробности короткой жизни Арриэтты и много чего еще. Она услышала о добытой Подом библиотеке из книжек-малюток писателей-викторианцев, по которым Арриэтта научилась читать и частично познакомилась с миром. Мисс Мензиз расширила это знакомство. Как всегда торопливо, не переводя дыхания, она принялась весело рассказывать Арриэтте о своем детстве, родителях и родном доме, который она неизменно называла «милый Гэдстон». Она описывала лондонские балы, которые были ей ненавистны, и молодого человека по имени Обри — самого близкого и дорогого ее сердцу друга.

«Мой кузен, понимаешь? Мы росли вместе, можно сказать — с самого детства. Он всегда приезжал в милый Гэдстон на каникулы». Они с мисс Мензиз вместе ездили верхом, беседовали, читали стихи. Узнав от мисс Мензиз о лошадях, Арриэтта подумала, нет ли такой зверушки, на которой она могла бы кататься? Можно приручить мышь (как ее двоюродная сестра Эглтина), но мышь слишком маленькая и «суматошливая», на ней далеко не уедешь. Крысу? Нет, об этом не может быть и речи. Арриэтта не была уверена, что даже у Спиллера хватит смелости дрессировать крысу. Сражаться с ней — да. Вооруженный старой шляпной булавкой Пода, Спиллер мог бы вступить с ней в бой, но укротить и выездить ее — вряд ли. А как замечательно было бы скакать во весь дух рядом со Спиллером, как скакала мисс Мензиз с ее Обри.

— Он женился на девушке по имени Мэри Чамли-Гор, — сказала мисс Мензиз. — У нее были очень толстые ноги.

— Ах! — воскликнула Арриэтта.

— Почему ты сказала «ах» таким тоном?

— Я думала, он женится на вас.

Мисс Мензиз улыбнулась и поглядела себе на руки.

— Я тоже так думала, — призналась она. И добавила, вздохнув: — Наверно, он слишком хорошо меня знал. Как сестру. — Она снова замолкла и задумалась. Затем сказала весело: — Однако они были счастливы, насколько я знаю. Жили где-то неподалеку от Бата и вырастили пятерых детей.

Еще до того, как Арриэтта объяснила ей это, мисс Мензиз сама поняла, что значит для добывайки, если его «увидят».

— Можешь не волноваться за родителей, — успокоила она Арриэтту. — Я бы никогда, даже если бы ты заговорила об этом, не стала смотреть на них в упор. Что касается нас — я ручаюсь тебе за мистера Потта, — они могут спокойна жить здесь до конца своих дней. Я бы даже на тебя не посмотрела прямо, если бы ты сама не заговорила со мной. Но еще до того, как я увидела вас, мне кое-что стало казаться странным… понимаешь, из вашей трубы шел дым в самое неподходящее время; ведь я зажигаю Веревку только тогда, когда приходят посетители, и ее не хватает надолго.

— И вы не станете поднимать никого из нас? Я хочу сказать — брать нас в руки?

Мисс Мензиз презрительно рассмеялась.

— Мне бы это и в голову не пришло, — обиженно проговорила она.

Мисс Мензиз также поняла насчет Спиллера, — что когда он ненадолго появляется в Литл-Фордэме со своими дарами: орехами, зернами пшеницы, сваренными вкрутую ласточкиными яйцами и другими деликатесами, — Арриэтта реже приходит к ней. Но когда Спиллер опять уходил, она с удовольствием слушала рассказы об их приключениях.

В общем и целом это было для всех них чудесное, счастливое лето.

Правда, несколько раз у добываек возникал переполох. Как-то перед рассветом они услышали человечьи шаги — это не был мистер Потт со своей деревяшкой, — кто-то пытался открыть их дверь. А однажды лунной ночью в городок наведалась лиса; она бесшумно кралась по улице, отбрасывая огромную тень и оставляя за собой резкий запах. Постоянным источником опасности была живущая на дубе сова. Но как большинство сов, она охотилась далеко в полях, и, когда ее огромная тень пропадала за рекой и они слышали ее уханье с дальнего края долины, можно было спокойно отправляться по своим делам.

За добычей ходили чаще всего ночью, до того, как на объедки, которые роняли посетители, набрасывались полевые мыши. На первых порах Хомили воротила нос, когда, скажем, ей приносили початый бутерброд с ветчиной. Под уговорил ее смотреть на вещи практичней — свежий хлеб, натуральное масло, чистый бумажный мешок; что хорошо для человеков, должно быть хорошо и для них. Чем плохи, спрашивал он ее, последние три виноградины на ощипанной грозди? А что плохого в карамельке, завернутой в прозрачный фантик? Наполовину съеденные булочки с изюмом и глазурью труднее обработать — тут он согласен, — но ведь можно выковырять изюм, не так ли? А сахарную глазурь соскрести и крупинки высушить.

Вскоре установился определенный порядок, по которому они собирали добычу, сортировали ее, чистили и заготовляли впрок. Кладовой им служила лавка мисс Мензиз с ее полного — чего не знали Хомили и Под — согласия. Обставляя в свое время лавку (с тех пор прошло несколько лет), она немного схитрила, — съездила в соседний город и купила там игрушечный бакалейный магазин с полным комплектом всего, что положено: весами, бутылками, жестянками, бочонками и стеклянными банками. При их помощи мисс Мензиз искусно убрала прилавок и украсила витрину. Лавка эта, в точности такая же, как у них в городке, — полукруглый фонарь, крыша, крытая тростником, и все прочее, — особенно привлекала посетителей. Внутри, за прилавком, стояла точная копия старой миссис Пербоди (немного постройнее, чтобы ей польстить). Мисс Мензиз даже связала для нее такую же красную шерстяную шаль, как та, что и зимой и летом красовалась на плечах миссис Пербоди, почти целиком прикрывая накрахмаленный белый передник. Разбирая продукты в задней комнате лавки, Хомили брала на время этот передник, но всегда вовремя возвращала его перед приходом посетителей. Иногда она его стирала, и каждое утро — точно, как часы, — подметала лавку и вытирала там пыль.

Целый день поезда громыхали по шпалам, но добывайки привыкли к шуму, даже, сказать по правде, были ему рады.

Когда они слышали грохот колес, а над трубами появлялся дымок, добывайки знали: пора уходить — сейчас придут посетители. Хомили успевала снять фартук, выйти из лавки и, перейдя улицу, очутиться у себя. И пока поезда не останавливались и не наступала тишина и покой, она занималась приятными домашними делами. Сад безмятежно дремал в мирных лучах вечернего солнца, а мистер Потт заходил в дом выпить чаю.

Глава восьмая

— Должен же быть какой-то выход, — сказала в отчаянии миссис, Плэттер в пятый раз за час, — посмотри, сколько денег мы угробили!

— «Угробили» — самое здесь подходящее слово, — сказал мистер Плэттер.

— И никто не скажет, что мы не старались.

— Еще как — из кожи вон лезли. И что меня больше всего бесит, — у этого Эйбла Потта все получается само собой, и стараться не надо. Похоже, ему все равно, приходят к нему люди или нет. «Игрушечный город с живыми обитателями» — вот что будет скоро написано у него на дверях, и тогда нам конец. Полный крах. Лучше признать свое поражение, поверь мне, и сбыть с рук дело, пока оно на ходу.

— Должен же быть какой-то выход… — упрямо повторила миссис Плэттер.

Они сидели, как и всегда, за зеленым столиком на своей чисто прибранной лужайке. В этот воскресный вечер она была еще чище, чем всегда: только пять человек остановились у них, чтобы выпить чаю на берегу реки. Перед этим два воскресенья подряд с утра до вечера лил дождь, а на следующее — то, о котором идет речь, — все отправились на — как называли это местные жители — «воздушное плавание» — подъем воздушного шара с ярмарочной площади, где в палатках продавались чай, мороженое и сахарная вата, а для желающих работала карусель. В субботу люди ездили смотреть сам воздушный шар (шесть пенсов за право один раз пройти мимо канатного ограждения), а сегодня, в воскресенье, сотни их устремились в Фордэм, чтобы увидеть, как он взлетит. Мимо Бэллихоггина двигался Ноток экипажей и автомобилей, не обращая никакого внимания на вывеску «Чай на берегу реки». Грустное это было зрелище для мистера и миссис Плэттер. Их настроение не стало лучше, когда часа в три по полудни этот злосчастный воздушный шар проплыл прямо над их головами, чуть не задев дерево, которое росло перед домом. Им даже был виден сам «воздушный плаватель», глядевший — с насмешкой, как им казалось, — прямо в пылающие яростью глаза мистера Плэттера.

— Что толку повторять: «Должен же быть какой-то выход…» — раздраженно сказал он. — День и ночь я ломаю себе голову, да и ты тоже. Когда все помешались на воздухоплавании, а Эйбл Потт преподнес такой сюрприз, нам с ними не тягаться. Все. Конец. Неужели неясно? Нам ничего не осталось… разве что выкрасть их.

— Почему бы и нет, — сказала миссис Плэттер.

— Что — «нет»?

— Почему бы нам и не выкрасть их? — спросила миссис Плэттер.

Мистер Плэттер вытаращил на нее глаза… Открыл рот, снова закрыл его.

— Но это невозможно, — выдавил он наконец из себя.

— Почему? — снова спросила миссис Плэттер. — Он их никому еще не показывал. Никто не знает, что они у него есть.

— Но это же будет… я хочу сказать — это уголовное преступление.

— Ну и пусть, — прервала его миссис Плэттер. — Мы пойдем на него.

— О, Мейбл! — ловя ртом воздух, произнес мистер Плэттер. — Хорошенькие вещи ты говоришь! — Но на его лице страх постепенно уступал место восхищению.

— Другие люди совершают их, — твердо сказала миссис Плэттер, нежась в лучах его внезапного одобрения. — Чем мы хуже?

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал мистер Плэттер; он все еще не мог прийти в себя.

— Все когда-нибудь делаешь впервые, — изрекла миссис Плэттер.

— Но, — мистер Плэттер нервно сглотнул, — но преступников сажают в тюрьму. Я не против того, чтобы выложить лишние деньги, на это я готов, душенька; всегда был готов, сама знаешь. Но это… О, Мейбл, такое могло прийти в голову только тебе!

— Не спорю, я говорила, что должен быть какой-то выход, — скромно признала миссис Плэттер. — Но выкрасть их требует здравый смысл. Мы просто не можем сидеть сложа руки.

— Ты права, — сказал мистер Плэттер, — у нас другого выхода нет. Ни одна живая душа не станет винить нас за это.

— Ни одна живая душа, — торжественно подтвердила миссис Плэттер; голос ее звучал горячо и твердо.

Мистер Плэттер перегнулся через столик и потрепал ее по руке.

— Я снимаю перед тобой шляпу, Мейбл, за твое бесстрашие и находчивость. Ты замечательная женщина.

— Спасибо, душенька, — сказала миссис Плэттер.

— Ну, а теперь подумаем, как нам сделать это… — предложил деловым тоном мистер Плэттер. Он принялся задумчиво протирать очки. — Орудия труда, транспорт, время суток…

— Нет ничего проще, — прервала его миссис Плэттер. — Ты берешь лодку…

— Это само собой понятно, — снисходительно сказал мистер Плэттер. Он водрузил на нос очки, спрятал платок в карман, откинулся на спинку стула и принялся барабанить пальцами по столу. — Разреши мне немного подумать…

— Ну разумеется. Сидни, — сказала миссис Плэттер и сложила руки на коленях.

Прошло несколько минут. Наконец мистер Плэттер откашлялся и через столик взглянул на жену.

— Тебе придется пойти со мной, душенька, сказал он.

Миссис Плэттер испуганно вздрогнула; ее спокойствие рассеялось, как дым.

— Ой, Сидни, я не могу. Ты сам знаешь, как я боюсь воды. Возьми кого-нибудь из работников.

— Невозможно. Они станут болтать.

— А как насчет Эгнис Мерси?

— Ей тоже нельзя доверять; и недели не пройдет, как об этом узнает все графство. Нет, душенька, кроме тебя некому.

— Я бы с радостью тебе помогла, Сидни, — запинаясь, произнесла миссис Плэттер, — если бы мы пошли по дороге, вкруговую. В эту лодку мне не влезть.

— К нему в сад с дороги не попадешь, разве что через дом. А по бокам густая изгородь из остролиста, и ни калитки, ни другого какого прохода. Нет, душенька, я все это продумал: подобраться туда можно только по воде. Перед самым рассветом, когда все будут спать, включая Эйбла Потта. Нам понадобится крепкая картонка, сачок для ловли креветок и фонарь. У нас есть запасные фитили?

— Да, полно. Лежат в мансарде.

— Там мы и будем держать их… этих… кто они там…

— В мансарде?

— Да. Я все взвесил, Мейбл. Это единственное место, которое всегда под замком… ведь мы храним там все летние принадлежности. Надо, чтобы им… этим… было тепло и сухо; они будут жить там целую зиму, пока я построю для них дом. Собственно говоря, они тоже войдут в число принадлежностей. Я поставлю на дверь две задвижки и еще один замок и прибью железную полоску внизу. Пусть попробуют выбраться оттуда! Понимаешь, — продолжал мистер Плэттер серьезно, — мне нужно время, чтобы сделать для них подходящий дом. Это, скорее, должна быть клетка, но по виду напоминающая дом. Понимаешь, что я хочу сказать? Надо, чтобы они были видны снаружи, и в то же время — чтобы они не могли вылезти изнутри. Тут немало придется потрудиться.

— Ты справишься, душенька, — подбодрила его миссис Плэттер. — Но, — призадумалась она, — что если Потт придет сюда и узнает их? Каждый может купить билет.

— Не придет. Он так занят своими поделками, что, верней всего, и не слышал о нас или Бэллихоггине, а возможно, и о Уэнтле-Крейсе. Но даже если он и увидит их — что с того? Как он докажет, что они принадлежат ему? Он хранил их в тайне, верно? Никто их не видел… иначе об этом говорили бы всему графству. И в газетах бы написали, надо думать. Людей в Фордэм понаехало бы без счета. Нет, душенька, на слово ему не поверят. Пойди докажи, кто из нас прав. Но действовать надо быстро, Мейбл и ты должна мне помочь. До конца сезона осталось две недели; может быть, он решил придержать их и выставить на обозрение только будущей весной. А может быть, покажет их сразу… Тогда мы пропали… Понимаешь, что я имею в виду? Ничего не известно…

— Да, — сказала миссис Плэттер. — Ладно. Что я должна делать?

— Ничего особенного; только не терять головы. Я возьму фонарь и картонку, а ты понесешь сачок. Выйдешь за мной на берег и будешь идти сзади, след в след; куда — увидишь, у нас же будет фонарь. Я покажу тебе их домик, и единственное, что от тебя требуется — накинуть сачок на его крышу и заднюю стену и прижать его как можно плотней. Затем я подниму шум у их парадной двери — они запирают ее на ночь, я это узнал. И — запомни мои слова — как только они услышат шум, они кинутся бежать… через черный ход. И попадут прямиком в сачок. Понимаешь? Ты только прижимай его покрепче к стене дома. А у меня к тому времени уже будет наготове картонка и крышка. По моей команде ты взмахнешь сачком в воздухе и высыпешь их в картонку. Я закрою ее крышкой, и дело с концом.

— Да, — неуверенно сказала миссис Плэттер. Немного подумав, она спросила: — А они не кусаются?

— Не знаю. Видел их только издалека. Но если и укусят — то не сильно.

— А если один выпадет из сачка или еще что-нибудь?

— Постарайся, чтобы этого не случилось, Мейбл. Я хочу сказать, ах всего-навсего три или четыре. Мы не можем допустить, чтобы хоть один пропал.

— Ах, Сидни, лучше бы ты взял кого-нибудь из мужчин. Я даже грести не умею.

— А тебе и не надо грести. Грести буду я. Единственное, что тебе надо, Мейбл, это держать сачок и выйти за мной на берег. Я покажу тебе их домик, и все будет кончено в два счета. Ты и ахнуть не успеешь, как мы уже снова будем в лодке.

— А собака у него есть?

— У Эйбла Потта? Нет, душенька, он не держит собак. Все будет хорошо. Положись на меня и делай, как я скажу. Хочешь, пойдем сейчас на остров и попрактикуемся на одном из наших домиков? Сбегай в мансарду и возьми сачок, а я захвачу весла. Придется тебе себя пересилить, — раздраженно добавил мистер Плэттер, видя что жена все еще колеблется. — Каждый из нас должен внести свою лепту. Честь по чести.

Глава девятая

На следующий день полил дождь; он шел с короткими перерывами целых десять дней. Даже у мистера Потта сократился поток посетителей. Нельзя сказать, чтобы это его огорчало: у них с мисс Мензиз было достаточно работы в доме. Сидя за длинным кухонным столом, они чинили, перешивали, перекрашивали, промасливали, лепили и что надо делали заново… Лампа бросала на них мягкий свет. Перекрывая шум дождя, в котелке на плите булькал клей, рядом с ним пел песенку чайник. Наконец наступило первое октября последний день сезона.

— Мистер Потт, — сказала мисс Мензиз после короткой паузы, когда слышалось только его дыхание (она простегивала пуховое одеяло для двуспальной кровати Хомили — занятие не из легких). — Я очень беспокоюсь.

О! — сказал мистер Потт. Он делал ограду из спичек, осторожно приклеивая их друг к другу с помощью пинцета и тонкой колонковой кисточки.

— Говоря по правде, — продолжала мисс Мензиз, я просто места себе не нахожу. Вы можете меня выслушать?

Эта прямая атака застала мистера Потта врасплох.

— Что, случилась какая-нибудь беда? — спросил он.

— Боюсь, что да. Я уже три дня как не вижу Арриэтты. А вы?

— Пожалуй, тоже нет.

— И никого из них?

Мистер Поп молчал, перебирая в памяти события последних дней.

— Нет, — наконец сказал он, — не припомню, думаю, что нет.

— Мы с ней сговорились встретиться в понедельник у ручья, но она не появилась. Тогда я не встревожилась — шел дождь, а возможно, подумала я, приплыл Спиллер. Но его не было здесь. Я знаю теперь, где он ставит барку, — там пусто. А затем, когда я шла мимо их домика, я увидела, что задняя дверь раскрыта. Это на них не похоже, но я подумала, что они не поступили бы так легкомысленно, если бы не собрались все внутри, и это меня успокоило. Но когда я снова проходила там по пути домой, дверь оставалась распахнута. И весь день вчера и сегодня утром… Это немного…

— …чудно, — согласился мистер Потт.

— …странно, — сказала мисс Мензиз (и то, и другое было сказано одновременно).

— Мистер Потт, миленький, — продолжала мисс Мензиз, — после того, как я показала их вам… помните, мы так старались быть осторожными, чтобы они нас не заметили… вы не ходили на них смотреть… я хочу сказать — в упор? Вы не напугали их?

— Нет, — сказал мистер Потт, — мне хватало дела здесь, мы же закрываемся на зиму. Я не спорю, мне нравится на них смотреть, но я просто был занят.

— А из трубы не идет дым, — продолжала мисс Мензиз, — вот уже три дня. Я хочу сказать, это вызывает…

— …тревогу, — сказал мистер Потт.

— …опасения, — сказала мисс Мензиз. Она положила на стол работу. — Вы все еще слушаете меня? — спросила она.

Тяжело дыша, мистер Потт намазал кончик спички клеем.

— Да… но я думаю… — сказал он.

— Мне не хотелось бы заглядывать прямо внутрь, — объяснила мисс Мензиз. — Во-первых, спереди не заглянешь, потому что Главная улица слишком узкая, там негде присесть, а если встать на колени позади дома, испортишь их сад. А во-вторых, вдруг они все же там — я имею в виду Пода и Хомили? Тогда я выдам себя с головой. Помните, я объясняла вам, как они боятся, если их «увидят»? Если они еще не ушли оттуда, они тут же уйдут… из-за меня. И мы попадем из огня да в полымя…

Мистер Потт кивал головой; для него добывайки были еще внове, и все сведения о них он получал от мисс Мензиз; он понимал, что, изучая их месяц за месяцем, мисс Мензиз могла оценить их по достоинству, знала в них толк.

— Вы посчитали наш народец? — спросил он.

— Наших человечков? Да, я тоже подумала об этом — два раза пересчитала их всех по головам. Сто семь и эти двое, что тут у нас в починке. Я не ошиблась? Я тщательно осмотрела их одного за другим, проверила каждый вагон, каждую щелочку. Нет, они или спрятались в доме, или ушли совсем! Вы уверены, что не напугали их? Хотя бы случайно?

— Я вам уже сказал, — ответил мистер Потт.

Он взглянул на нее, положил на стол кисточку и спички и открыл ящик стола.

— Что вы хотите сделать? — спросила мисс Мензиз, не сомневаясь, что у него уже созрел план.

— Хочу найти отвертку, — сказал мистер Потт. — Крыша Виноградного домика снимается целиком… вот почему мы смогли надстроить второй этаж, помните?

— Ой, что вы, это невозможно… если они там, внутри… это все погубит!

— Придется рискнуть, — сказал мистер Потт. — Наденьте пальто и возьмите зонтик.

Так мисс Мензиз и сделала; она почувствовала внезапно облегчение, передав командование мистеру Потту. Точно так же, подумала она, действовал бы ее отец; ну и, само собой, Обри.

Мисс Мензиз послушно вышла следом за мистером Поттом на дождь и держала зонтик, пока он работал. Мистер Потт осторожно стал на Главной улице, а мисс Мензиз (неуклюже расставив ноги, чтобы не причинить вреда) возвышалась над Церковным переулком и Арриэттиным садом. Оба тревожно склонились над Виноградным домиком.

Несколько ловких поворотов отвертки, сопровождаемых громким ворчанием, — и промокшая крыша целиком снялась с дома.

— Внутри сухая, как порох, — заметил мистер Потт, кладя ее в сторону.

Они увидели спальню Пода и Хомили — она казалась довольно голой, несмотря на кукольную мебель, которую купила и подбросила им мисс Мензиз. Постель с простынями из носовых платков была смята, словно ее покинули в спешке. Аккуратно сложенная рабочая одежда Пода лежала на стуле, а парадный костюм висел на плечиках, сделанных из английской булавки. Платья Хомили висели в ряд на вешалке, стоящей в ногах кровати.

Никаких признаков жизни, никаких звуков — кроме шума дождя, барабанившего по намокшему зонту.

На мисс Мензиз страшно было смотреть.

— Какой ужас — они даже не успели одеться! Что могло произойти?

— Внутри ничего нет, — сказал мистер Потт, глядя вниз и держа в руках отвертку, — ни звериных следов, ни признаков потасовки… Что ж, посмотрим, что там, внизу. Если память мне не изменяет, верхний этаж тоже снимается вместе с лестницей целиком. Лучше взять коробку для обстановки.

«Обстановка», — подумала мисс Мензиз, шлепая по лужам обратно в дом, пробираясь, как Гулливер, между улицами и переулками, перешагивая через стены и рельсы. Возле кладбища она поскользнулась, и, чтобы не упасть, ухватилась за колокольню; построенная добротно, та даже не покачнулась, но внутри раздался чуть слышный звон колокола: тихий, печальный, призрачный протест. Нет, подумала мисс Мензиз, «обстановка» — слишком громкое слово для того, что они увидели в комнатенке. Если бы она представляла это себе, она купила бы для них много других вещей, подкинула бы их где-нибудь неподалеку, чтобы Под их «добыл». Она знала, какие добывайки искусные мастера, какие изобретательные, но только теперь она впервые осознала, сколько времени требуется, чтобы меблировать целый дом, используя всякие ошметки… Мисс Мензиз нашла коробку и побрела назад.

Мистер Потт уже снял второй этаж вместе с идущей вниз лестницей и теперь заглядывал в комнату на первом этаже. Аккуратно, но тоже голо, снова подумала мисс Мензиз: комод из спичечных коробков, деревянный брусок в качестве стола, кастрюли из, крышечек от пузырьков возле очага, а в углу арриэттина кровать, сделанная из нижней половины обитого бархатом футляра, в котором некогда хранился мундштук для сигарет. Интересно, где они его нашли? Возможно, его принес Спиллер. Здесь тоже постель была смята, одеяло скинуто, на пол, а одежда Арриэтты аккуратно лежала на коробочке из-под пилюль в ногах кровати.

— Не могу этого вынести, — сказала Мисс Мензиз сдавленным голосом, шаря в кармане в поисках носового платка. — Не обращайте внимания, — торопливо продолжала она, вытирая глаза, — я сейчас перестану. Но что нам делать? В полицию идти бесполезно, они посмеются над нами — разумеется, не в глаза — и подумают, что мы сумасшедшие. Так именно и было, когда я увидела эльфа. В лицо-то они ничего не скажут, люди вежливые, но за спиной…

— Насчет эльфов не знаю, — сказал мистер Потт, мрачно глядя на опустошенный дом, — но этих я видел собственными глазами.

— Я так рада и благодарна вам за то, что вы их видели! — горячо воскликнула мисс Мензиз. — Это для меня большое утешение.

В кои-то веки у них с мистером Поттом шел нормальный разговор.

— Что же, давайте заберем вещи, — сказал мистер Потт, сопровождая свои слова делом. — И поставим на место крышу. Не то здесь все намокнет.

— Да, — откликнулась мисс Мензиз, — хоть это. Вдруг они…

Голос ее задрожал, дрожали и пальцы, когда она поднимала с пола платяной шкаф. Она заметила, что внутри нет крючков — игрушки никогда не доделывают до конца, — поэтому она положила его в коробку плашмя, как сундук, и упаковала в него платья. Осколок зеркала в дверце вдруг вспыхнул под бледным лучом солнца, и мисс Мензиз увидела, что дождь перестал.

— Правильно ли мы делаем? — неожиданно спросила она. — Я хочу сказать, может быть, лучше оставить здесь все, как есть? Вдруг они вернутся?

Мистер Потт задумался.

— Право, не знаю, — ответил он, — просто я подумал, раз уж мы тут все разворошили, я кое-что изменю.

Перестав сражаться с защелкой на старом зонтике мистера Потта, мисс Мензиз подняла на него глаза.

— Вы хотите сказать… благоустроите?

— Вот-вот, — сказал мистер Потт. — Переиначу тут… сделаю настоящую плиту, проведу воду…

— Проведете воду? Неужели вы это можете?

— Нет ничего легче, — сказал мистер Потт.

Зонтик закрылся со щелчком, оросив их крупными каплями, но мисс Мензиз и не заметила этого.

— А я смогу все здесь обставить! — воскликнула она. — Коврики, кровати, кресла, все-все…

— Да, вам нужно какое-нибудь занятие, — сказал мистер Потт, глядя на ее мокрое от слез лицо, — чтобы отвлечься от грустных мыслей.

— Вы правы, — сказала мисс Мензиз.

— Но вы-то не очень надейтесь, что они вернутся, нам надо быть готовыми к худшему. Скажем, они чего-то испугались и убежали по собственному почину. Это одно дело. Как только они успокоятся, они, скорее всего, вернутся. Ну, а если их забрали? Это совсем другое дело. Тот, кто их взял, — кто бы это ни был, — взял их, чтобы оставить у себя. Понимаете, о чем я толкую?

— Но кто это был? — недоумевающе проговорила мисс Мензиз.

— Видите, — сказал мистер Потт, отодвигая свою деревяшку и указывая отверткой на наполненное водой неровное пятно на мостовой Главной улицы. — Это след ноги. Человеческой ноги, но не мой и не ваш; мостовая разломана, мост провалился, точно на нем кто-то стоял. Ни вы, ни я этого не сделали бы, не так ли?

— Да, — еле слышно шепнула мисс Мензиз. — Но, — озадаченно продолжала она, — никто, кроме нас с вами, не знал об их существовании.

— Мы так думали, — сказал мистер Потт.

— Понятно, — сказала мисс Мензиз и замолчала. Затем медленно добавила: — А уж теперь, пусть они там смеются, сколько хотят, я все же заявлю о пропаже в полицию. Предъявлю наши права. На случай, если добывайки объявятся где-нибудь в другом месте.

Мистер Потт задумался.

— В этом есть смысл, — сказал он.

Глава десятая

Сперва они неподвижно лежали в углу картонки, приходя в себя от потрясения. Когда сняли крышку, в неизмеримой высоте над ними стал виден белый покатый потолок. Через два слуховых оконца в косых стенах сочился холодный свет. Пол заслоняли бока картонки.

Арриэтте казалось, что у нее переломаны все кости. Она взглянула на мать — Хомили лежала, как мертвая, в своей длинной ночной сорочке, упрямо зажмурив глаза, и Арриэтта поняла, что мать сложила оружие. До поры до времени. Арриэтта посмотрела на отца; он сидел, наклонившись вперед, погруженный в мысли, единственный из них, кто успел схватить одежду — свои залатанные рабочие штаны и натянуть их поверх ночной рубашки.

Поеживаясь от холода в батистовой ночной сорочке, Арриэтта подползла и прильнула к нему, положив голову ему на грудь. Под ничего не сказал, но его рука мягко обхватила ее за плечи, и он рассеянно, но нежно погладил ее.

— Кто они такие, папа? — хрипло шепнула Арриэтта. — Что случилось?

— Я еще толком не знаю, — ответил он.

— Все произошло так быстро… как землетрясение…

— Верно, — сказал он.

— Мама не хочет разговаривать.

— И я ее не виню, — сказал Под.

— Но она не ушиблась, по-моему, — продолжала Арриэтта, — это все нервы…

— Давай все-таки взглянем на нее, — сказал Под.

Они подползли к Хомили на коленях по вылинявшему одеялу, положенному на дно картонки, — почему-то, возможно, как всегда, стремясь укрыться, они не вставали во весь рост.

— Как ты себя чувствуешь, Хомили? — спросил Под.

— Полумертвой, — почти беззвучно пробормотала она, едва шевеля губами. Она лежала так ровно, так неподвижно, — на нее страшно было смотреть.

— У тебя что-нибудь сломано? — спросил Под.

— Все, — простонала она.

Но когда он стал тревожно ощупывать ее похожие на палочки руки и торчащие из-под сорочки тощие ноги, она внезапно села и сердито воскликнула:

— Не тронь меня, Под! — и принялась подкалывать волосы. Затем снова откинулась назад, тихо прошептав: — Где я? — трагическим жестом взмахнула рукой и прикрыла ею глаза.

— Ну, мы все можем задать себе этот вопрос, — сказал Под. — Мы в какой-то комнате, в каком-то человечьем доме. — Он поглядел на оконца под потолком. — В мансарде — вот где мы. Посмотри…

— Не могу, — сказала Хомили и задрожала.

— И мы здесь одни, — добавил Под.

— Ну, это ненадолго, — сказала Хомили. — У меня мурашки по всему телу.

— Верно, — Арриэтта схватила отца за плечи. — Слышишь?

Подняв кверху лицо, они замерли в уголке картонки, сжавшись в комок; сердца их лихорадочно бились, — внизу, на лестнице, раздавались шаги.

Арриэтта в панике вскочила, но отец схватил ее за руку:

— Спокойно, девонька. Куда ты?

— В укрытие, — выдохнула Арриэтта. Шаги стали громче. — Неужели здесь негде спрятаться? Бежим! Скорей…

— Что толку, — сказал Под, — им известно, что мы здесь. Нас начнут искать, тыкать повсюду палкой, станут вытаскивать… Мать этого не перенесет. Нет, лучше остаться на месте и не впадать в панику.

— Но мы же не знаем, что нас ждет. — Арриэтта чуть не плакала. — Не можем же мы просто сидеть тут сложа руки — надо спасаться.

Внезапно Хомили села и обняла Арриэтту.

— Тихо, девочка, тихо, — шепнула она. Как ни странно, голос ее неожиданно стал спокойным. — Отец прав. Мы ничего не можем сделать.

Шаги приближались, становились все громче, скрипели голые деревянные ступени. Добывайки тесней прижались друг к другу. Под, подняв лицо, превратился в слух.

— Отлично, — шепнул он Арриэтте на ухо, — мне это нравится, всегда бу

Продолжить чтение