Читать онлайн В Багдаде все спокойно бесплатно

В Багдаде все спокойно

Было это в Баку в середине «лихих девяностых».

Я тогда работал в одном из институтов системы Академии наук Азербайджана (не будем уточнять, в каком именно, чтобы не быть несправедливыми к другим институтам, в которых могла произойти точно такая же история…). Учреждению, о котором идет речь, принадлежал сад площадью в восемь гектаров. И в дневное, и в ночное время территорию стерегли два охранника, один в вестибюле здания, другой – у ворот в сад. Прежде эту функцию исполняли полицейские, но потом они стали дирекции не по карману и от них избавились. А это означало, что впредь все заботы об охране Института и прилегающей территории ложились на плечи сотрудников. Так оно и вышло. Комендант ежедневно назначал двоих, один из которых должен был караулить вестибюль, другой – ворота. Первого выбирали из сотрудников более пожилого возраста, второго – из сотрудников помоложе и покрепче, ибо ворота соприкасались с внешним миром, а до вестибюля еще надо было добраться через полсада.

Но времена и впрямь были лихие. Забор, ограждающий институтскую территорию, был чисто символической преградой, в сад мог пролезть любой желающий – как ночью, так и днем. Шпана преодолевала так называемый «забор» и пробовала на прочность старые, висячие замки на дверях складов (там давно уже не хранилось ничего ценнее лопат, грабель и тачек, но шпана об этом не знала, ей все казалось, что «в лабазах каменных полно алмазов пламенных»).

Как-то раз один несовершеннолетний воришка пробрался, выломав окно, в лабораторию, в которой я работал; лаборатория стояла на отшибе, дело было рано утром, в предрассветные часы; чертенок прихватил с собой все, что сумел найти впотьмах, – лабораторные весы (на кой ляд они ему?) и десятиметровый шнур-удлинитель. Правда, он бросил все это, улепетывая от пожилого охранника, который услышал звук разбиваемого стекла.

Другой случай был посерьезнее. Здоровенный и наглый детина перелез через «забор» с глухой стороны, вторгся в здание Института (в здание!) в ту ночь, когда вестибюль охранял 75-летний худосочный Мамед-киши; детина, не особенно и скрываясь, выломал дверь одной из лабораторий на первом этаже и уволок на себе холодильник… А что же доблестный охранник? А он в данной ситуации поступил как настоящий восточный киши, то есть мужчина: заперся в своей каморке и не выходил оттуда до самого рассвета, вернее до самого начала рабочего дня… Почему не позвонил в полицию, спрашиваете? Ну, сотовый Мамеду-киши и не снился, а городской телефон в вестибюле давно отключили за неуплату…

Скандал разразился неописуемый. Комендант сказал, что эта капля «переполнила чашку его нетерпения», и отныне в охрану назначались исключительно молодые парни и зрелые мужики; им предписывалось в паре обходить территорию Института каждые два часа…

Несколько раз мне (зрелому мужику) выпадало дежурить с Маратом (молодым парнем). И мы вдвоем аккуратно совершали ночные обходы – как и положено, каждые два часа. И не только в силу личной добросовестности, а еще и потому, что комендант время от времени проверял, как мы несем службу.

Мы с Маратом отлично понимали, что в ходе патрулирования можем столкнуться и с обкуренными подростками, и с отмороженными взрослыми, и даже с уголовниками. Вверенные нам восемь гектаров сплошь поросли деревьями и кустарником и по ночам освещались весьма скупо (одна тусклая лампочка у складов и другая точно такая же над вестибюлем, все остальное тонуло во мраке). В кустах мог затаиться целый взвод злоумышленников, готовых наброситься на нас, бредущих по узенькой тропинке. Откуда им знать, что часовой есть лицо неприкосновенное?..

Нет, без оружия нам было никак.

Тут, пожалуй, придется сделать небольшое отступление.

В лихие девяностые я не ходил по улицам без самодельного холодного оружия, и были на то серьезные основания.

Так-то по натуре я человек законопослушный, богобоязненный. Но жизнь изменили круто, у меня не спросивши, поставили перед фактом, так что… Нет, не нож. Конечно, нож, обычный, складной, в магазине купленный, был бы самым простым, удобным вариантом. Но попадись с ним ментам – и будешь потом в отделении долго и нудно качать права про допустимую законом длину лезвия и клятвенно уверять невыспавшегося лейтенанта, что ножом пользуешься исключительно для приготовления чобан-салаты[1]…

Кастет или свинчатка отпадали по той же причине, за них можно было и под статью угодить или вырваться из объятий закона основательно ощипанным, а мне решительно не годилось ни то, ни другое, ибо с деньгами у меня в ту пору было совсем худо, а дома ждали старенький дядя-пенсионер да больная мама, за которой надо было ухаживать. Хотя тогда на улице нередко можно было встретить хмельных и небритых субъектов в помятом камуфляже и с самыми настоящими автоматами Калашникова, в первую очередь менты придрались бы именно ко мне, законопослушному и богобоязненному, это уж как водится.

И тем не менее.

Я с детства люблю (и умею) работать по дереву, поэтому мое оборонительное оружие было сплошь деревянным. Говоря проще, я мастерил себе дубинки. Сначала – так называемую «ирландскую» дубинку: она по форме похожа на грушу и прикрепляется к руке ременной петлей, надеваемой на запястье. И все бы хорошо, но такую «грушу» не сунешь в карман или в рукав, да и спрятанная за пазуху она выпирает, как непарная молочная железа… Тогда я сделал короткую, сантиметров в сорок, и толщиной с баклажан дубинку, высверлил с одного конца отверстие и залил туда свинец. Получилось довольно опасное оружие, способное, в случае чего, сломать кому-нибудь руку или ногу. Я носил ее во внутреннем кармане куртки. Часто думал: что сказать ментам, коли они найдут у меня при обыске это изделие?.. А не украсить ли ее импровизированной резьбой и не заявить ли, что это деталь татарского национального костюма (ваш покорный слуга – наполовину татарин), равно как кинжал, например, является деталью национального костюма горцев? Или еще: я подумывал выточить из дерева пату, короткую и плоскую дубинку новозеландских маори, и при возможном шмоне выдать ее за ракетку от настольного тенниса…

Вот вы смеетесь, а зря. Могло и прокатить. Я хорошо помню случай, имевший место в Баку начала 80-х, когда стремительно вошло в моду, а потом столь же стремительно было запрещено карате. Ну, ребята все равно занимались подпольно и необходимое снаряжение изготавливали кустарным способом. Вот как-то раз менты остановили паренька, поздно вечером идущего с такой подпольной тренировки. У него с собой были самодельные нунчаки – два увесистых бруска, соединенных цепочкой. На вопрос, что это такое, паренек, не моргнув глазом, ответил: гири от старинных часов-ходиков с кукушкой, он несет их любимой бабушке вместо испортившихся… Стражи правопорядка по незнанию поверили и отпустили находчивого вьюношу с миром.

…но потом я решил все же не рисковать излишне, и смастерил явару – японский кастет, изображение которого подсмотрел в одной из многочисленных книжек про ниндзя и их оснащение; такие книжки на плохой бумаге и с аляповатыми картинками во множестве выпускались тогда кооперативными издательствами и раскупались молодежью и подростками. И вскоре вместо увесистой дубинки я беззаботно носил в кармане деревянный заостренный с обоих концов колышек, которым можно было нанести нападающему ощутимые уязвления. Я не поленился украсить деревяшку затейливой резьбой – в случае чего сказал бы, что это самодельная детская игрушка в форме рыбки, для племяша выточил, какое еще там оружие, йолдаш, то есть товарищ, начальник?!

(Вы вправе спросить, приходилось ли мне пускать в ход все эти штуковины против реальных противников? Наскакивали ли на меня из подворотен или в темных переулках темные личности с воплем: «Позвольте отнять у вас часы и кошелек!». И не давал ли я им по локтевым суставам, по ключицам или по почкам обработанными деревяшками тоже с воплем: «Позвольте вам не позволить!». А позвольте и вы мне не отвечать на этот вопрос. Что было, то было, дело прошлое…)

Так вот, когда нам с Маратом выпало обходить ночным дозором территорию Института, я взглянул на вещи с иной, противоположной стороны. Это в кино Джон Рэмбо орудует громадным зазубренным тесаком; настоящие боевые ножи коммандос не столь велики, не столь устрашающи и не столь блескучи, зато куда более удобны и функциональны. Так и здесь: в жизни я носил с собой оружие малозаметное, но высокоэффективное; при обходе же, рассудил я, нам нужно совсем другое оружие – не такое, может быть, эффективное, зато обладающее грозным видом.

(Макуауитль, ацтекский деревянный меч, усаженный по краям осколками обсидиана, «вулканического стекла» [которое можно было заменить обычным битым стеклом], я отмёл сразу же: это, ребята, серьезная штука, способная раскромсать человеческую плоть, и за ее изготовление и применение можно было и «присесть». Кроме того, с первого взгляда не каждый может понять, что это – оружие, а мне надо было, чтобы понимали, и чтобы именно с первого взгляда.)

И я поступил проще. Нашел два увесистых сука, ободрал с них кору и смастерил две… не дубинки даже, и не столь популярные бейсбольные биты, а две ужасные на вид палицы – такие, наверное, были в ходу у пещерных людей или у каннибалов Полинезии. Длиной почти в полтора метра и толщиной с человеческую ногу. Для пущего устрашения я вбил в ударные концы обеих палиц по нескольку здоровенных гвоздей и полюбовался на дело рук своих. «Мамонтовой»! Да, нужно быть клиническим идиотом, чтобы попереть на обладателя такой дубины!

Вручив одну палицу Марату, я заставил его поцеловать ее, как воины целуют вверенное им оружие. И мы отправились в ночной дозор.

Очень скоро выяснилось, что наши с напарником взгляды на стратегию и тактику поставленной перед нами боевой задачи сильно разнятся. Марат, как молодой и азартный, предлагал двигаться бесшумно и застать возможных воришек врасплох. Я, как старший и бывалый, предлагал, наоборот, производить при передвижении как можно больше шума, чтобы воришки услышали нас еще издали и смылись. Я вовсе не собирался хватать проклятых расхитителей соц… простите, теперь уже капиталистической собственности. Для хватания существует полиция. Кроме того, если воришек окажется больше и они намнут нам бока, никто из начальства не оплатит нам ни лечение, ни, в случае чего, похороны. Есть и другая опасность, сказал я. Если в пылу схватки мы тюкнем кого-нибудь из нарушителей слишком сильно, то сами превратимся из героев в преступников, ибо мы не менты, и не военные, и даже не дружинники, а штатские лица, полуофициально несущие охрану объекта, и в случае превышения степени необходимой обороны будем иметь тот еще геморрой…

Все это я высказал Марату. Он поворчал, но, подумав, согласился.

И мы с ним долго еще, когда попадали в одну смену, каждые два часа обходили территорию в темноте, по узенькой тропке, с дубинами на плече, нарочно хрустя попавшими под ноги сухими ветками и дуэтом горланя всевозможные песни. Что мы с ним только не горланили! От детских песен из советских мультиков до современной попсы и шансона… Помню, как нас с Маратом заклинило на популярной некогда «блатной» бакинской песенке под названием «Мадам Попугай», и мы исполняли ее несколько вечеров кряду, не без удовольствия выводя куплеты («Добрый вечер барышникам, здесь будем играть, из окошка деньги будем вам бросать. Попугай играет, попугай поет, попугай для счастья вам билет дает…»), и с особым подъемом – припев: «Даш-дюши, даш-дюши, мадам Попугай, даш-дюши, даш-дюши, один билет дай!». А как-то раз я вдруг неожиданно для себя не запел, а начал громко декламировать стихи, почему-то (вот никак не могу объяснить, почему!) Ярослава Смелякова: «Вечерело. Пахло огурцами. Светлый пар до неба поднимался, как дымок от новой папиросы, как твои забытые глаза!..»

Может, мне это и показалось, но несколько раз я издали видел какие-то смутные тени, шарахавшиеся в кусты… Во всяком случае, во время наших с Маратом дежурств никаких происшествий не случалось. Видимо, приближение шумных сторожей действительно отпугивало шпану, и она убиралась подобру-поздорову.

Сослуживцы, прознав про все это, окрестили нас с Маратом «Том и Джерри». Мы не обижались. В то время Том и Джерри были, что называется, в тренде.

(Не скрою: временами на меня накатывали тоска и горечь от того, что я, человек с высшим образованием, совсем недавно строивший радужные научные планы и целеустремленно идущий к осуществлению своей мечты, ходивший по всему Каспийскому морю на научно-исследовательском судне, которое нынче намертво встало на прикол из-за отсутствия финансирования, волей обстоятельств оказался выбит из седла и вынужден днями изучать мхи и лишайники, а ночами служить банальным сторожем и ходить дозором с громадной дикарской дубиной по саду чуть ли не в центре мегаполиса, который в ту пору, честно говоря, мало чем отличался от диких джунглей… Я клял времена, обстоятельства, долбаных политиков всех мастей и разных стран и как-то раз от злости чуть было не ввинтил в свой «мамонтовой» ромбовидный университетский значок; но я всегда быстро овладевал собой, подбадривающе улыбался напарнику и выходил вместе с ним в очередной патруль. Времена не выбирают – в них живут и умирают, даш-дюши, даш-дюши, мадам Попугай…)

Чем все кончилось? А пришла весна, ночи стали короче и чуточку светлей, и мы с Маратом расслабились до такой степени, что выходили в дозор поодиночке и по очереди. И тогда я смастерил для нас обоих банальную колотушку.

Знаете, как выглядит колотушка, этот непременный атрибут всех ночных сторожей со времен царя Гороха? Это деревяшка, отдаленно напоминающая разделочную доску, но поуже. С одного конца у нее ручка, с другого – деревянный шарик на недлинной бечевке. Держа доску перед собой, плавно встряхиваешь ее, и шарик мерно стучит то по одной стороне доски, то по другой. И я обходил дозором институтский сад, и помахивал колотушкой, и извлекал из нее стук, и вдобавок еще тянул противным, скрипучим голосом: «Спи-и-ите, жители Багдада, в Багдаде все-е-е спокойно!», подражая ночному сторожу из старого фильма про Аладдина и волшебную лампу…

А потом территорию Института опоясали крепким высоким забором.

Баку. 14 августа 2023

Вот так. А теперь – начнем, пожалуй.

После таких воспоминаний хочется сделать скачок во времени и пространстве и перенестись из смутной эпохи, когда я вытачивал дубинки и грыз сухой хлеб, в эпоху нынешнюю, может, и не менее смутную, но в которой я могу чувствовать себя относительно обеспеченным и защищенным и позволить своим мыслям уноситься в Космос… Это ни в коем случае не бегство от реальности или, как его называют, «эскапизм»; от реальности не убежишь, ребята, ни в тощие годы, ни в тучные. Просто я люблю Космос, люблю с детства, он всегда во мне, ибо, как сказал американский астрофизик и писатель-фантаст Карл Саган, «мы сделаны из звездного вещества, мы – это способ, которым Космос познает себя», и я это постоянно чувствую… и внимательно слежу за достижениями разных стран в области изучения космического пространства, и при случае не премину в обыденном разглядеть что-то космическое…

15 марта 2023

Два ветра, или Кофе по-марсиански

Давеча одна моя фейсбучная френдесса выложила на своей странице короткий, на телефон записанный ролик с видом из окна высотки и с шумом сильного ветра, который бушует в Баку вот уже несколько дней. Просматривая ролик, я вдруг вспомнил о другом ветре…

1 декабря 2018 года американская автоматическая межпланетная станция inSight впервые в истории передала на Землю запись марсианского ветра. Или, если быть точнее, запись вибраций, вызванных северо-западным марсианским ветром, дувшим на равнине Элизиум со скоростью от пяти до семи метров в секунду.

И мне подумалось: интересно все-таки быть писателем-фантастом. Подавляющее большинство людей, увидев данный ролик, просто не обратило бы на него особого внимания. Из обративших – подавляющее большинство этим бы и ограничилось. И лишь считанные единицы, услышав запись шума бакинского ветра, вспомнили бы о записи шума ветра на другой планете…

…Более того, мне пришла в голову чудесная идея: приготовить кофе по-марсиански!

Нет, за основу-то я взял земной сорт арабика. Я всегда варю кофе в джезве и предпочитаю исключительно черный. Налив в джезву родниковой воды, насыпав с горкой свежемолотого кофе, поставив на слабый огонь газовой конфорки, я попутно нашел на андроиде сайт NASA, отыскал там нужное, подключил наушники-«мониторы»…

…Чашку с дымящимся напитком я поставил на подоконник, аккурат между чашками наушников, и включил запись марсианского ветра. Теперь свежесваренный кофе с обеих сторон пронизывался звуками другой планеты…

При этом я посмеивался, вспомнив старый, но смешной анекдот о Молле Насреддине (у нас в Азербайджане он зовется «Моллой»). Может, и вы его слышали. О нищем, который на восточном базаре уселся рядом с мангалом шашлычника и грыз черствую лепешку, вдыхая запах жарящегося мяса, и с которого жадюга шашлычник потребовал плату за пользование запахом… [2]

Но, честное слово, кофе и впрямь получился необычный! С каким-то ни с чем не сравнимым, неземным, наверное, вкусом…

Надеюсь, Великий Бог Марсиан[3] не потребует с меня платы?

И мне не придется шуршать манатами через триста восемьдесят миллионов километров безвоздушного тем более пространства?..

1 апреля 2023

Два дождя, или «Титанец»

В Баку идет дождь.

Смотрю в окно, забрызганное каплями падающей с неба воды.

Недавно я сопоставлял свист ветра в нашем мегаполисе со свистом марсианского ветра.

Думаете, дождь в данном плане – исключение? Как бы не так.

Дождь…

…Где-то там, почти на окраине Солнечной системы, движется по извечной орбите Сатурн – колоссальный водородный пузырь, опоясанный гигантскими кольцами из частичек льда. Вокруг Сатурна вращаются его разновеликие «луны», числом более сотни; и среди них – самая крупная, Титан, фактически небольшая планетка с плотной атмосферой… уникальный случай в Солнечной системе, чтобы естественный спутник – и с атмосферой.

И сейчас на Титане тоже идет дождь.

Не из воды – из жидкого метана. Мириады капель низвергаются из метановых облаков на ледяные горы и неуклонно стекают в море Пунги, названное так астрономами в честь существа из полинезийских мифов, прародителя акул и ящериц… Все моря и озера на Титане, наполненные метано-этановой смесью, испаряют дары небес, и они, совершив круговорот, вновь выпадают осадками. Поэтому в любое время на Титане идет дождь. Метановый дождь…

Лишь там и еще на Земле существует такой круговорот – в пределах Солнечной системы, имеется в виду.

Титан – это мир, который почти не видит Солнца из-за плотных облаков, мир, в котором царит 180-градусный мороз, сбивающий водяной лед в плотные, как гранит, горы и нагорья.

Но ученые предполагают, что в морях Титана могут обитать существа, в метаболизме которых участвует не вода, а все тот же метан.

Вот бы проверить. Биолог во мне так и рвется на спутник Сатурна, чтобы точно узнать, уникальна ли земная Жизнь…

Жаль, что в 2013-м NASA законсервировало проект Titan Mare Explorer, в ходе которого предполагалось доставить к Титану и на аэростате опустить на море Кракена небольшой дисковидный исследовательский зонд, который занялся бы поисками Жизни. И это было бы первое плавание земного аппарата в инопланетном море. Увы, от проекта отказались в пользу другой миссии, марсианской, – inSight (да-да, той самой, благодаря которой мы услышали свист марсианского ветра). Проклятый вопрос финансирования, от которого и у NASA болит голова.

…В Баку идет дождь. Привычный, из воды. Смотрю в окно. На перекрестке топчется дорожный полицейский, в своей желтой непромокаемой накидке похожий на громадного цыпленка. Блестит мокрая автострада. Блестят мокрые машины. Блестят зонты над головами прохожих.

Дождь.

Дождь тут, и дождь там.

И я вижу их оба.

…Осенью 2012 года корреспондентка одной из азербайджанских газет брала у меня интервью. Настроен я тогда был столь игриво, что вздумал пошутить. Напустив на себя всю серьезность, дарованную мне Богом, я признался, что на самом деле я не землянин, а разумное существо с Титана, заключенное в человеческую оболочку, своеобразный биоскафандр. И что на самом деле я – двуполая восьмиглазая гусеница длиной в полтора метра, с мощными клешнями, и в жилах моих циркулирует раствор метана, и без человеческой оболочки я мгновенно вскипел бы… На Землю меня занесло случайно, сказал я, и с тех пор мне приходится жить человеческой жизнью. Я привык, но мне очень-очень хочется вернуться на родной Титан, на милые всем трем моим сердцам ледяные нагорья… Я был настолько убедителен, что девушка мне поверила; не удивляйтесь, такое случается; в свое время сама Алла Пугачева восприняла всерьез утверждение музыканта Курехина о том, что Ленин был не человеком, а грибом… Правда, моя корреспондентка быстро опомнилась и расхохоталась. И с тех пор при встрече всегда называет меня «титанцем».

В феврале 2018-го мне посчастливилось встретиться с легендарным советским и российским писателем-фантастом, журналистом, сценаристом и драматургом Владимиром Степановичем Губаревым. Он приехал в Баку для участия в Международной конференции по Космосу.

Человек-легенда сам искал встречи со мной – оказывается, Владимир Степанович читал некоторые мои новеллы, и они ему очень понравились (более подробно об этом я рассказал в главе «Глаза черепахи» сборника «С днем рождения, Белый свет!» [Санкт-Петербург: Четыре, 2023]). В интервью, данном азербайджанским СМИ, Губарев высказался обо мне так:

«Александр Хакимов принадлежит к особому направлению в фантастической литературе, где соединяются писательское мастерство, полет фантазии и глубокие научные познания… Новеллы Хакимова – прекрасная иллюстрация того, как подлинная наука и настоящая фантастика находятся рядом».

Мы с Владимиром Степановичем посидели в небольшом уютном ресторанчике в Ичери-шехер, Старом городе; общаясь с ним, я буквально чувствовал, как сзади восторженно хлопают мои крылья, задевая спинки стульев и посетителей, сидящих за соседними столиками…

Найдете ли и вы в себе Космос? Или без потерь сможете обойтись без этого, как обходятся миллиарды и миллиарды людей по всему миру?

Без Космоса жизнь скучнее и в то же время спокойнее. А ведь главное что? Что…

в Багдаде все спокойно…

А теперь хочется совершить еще один мысленный прыжок и вернуться далеко-далеко назад, в незабвенную школьную пору. В те времена, когда я еще и не подозревал, какие каверзы готовит мне судьба…

Одна из страстей, владеющая мною с юности и по сей день, – рок-музыка.

Все на свете когда-нибудь с чего-нибудь начинается; я расскажу, с чего у меня началось увлечение роком. Уверен, немало моих сверстников узнают в героях повествования себя – ведь у многих в СССР это протекало точно так же… что отнюдь не делает каждый отдельный случай менее интересным.

«Все девушки мира, берегитесь!!!»

Это было весной 1976 года, и, помнится, в марте месяце. Во время Новруз-байрама, древнего праздника, приходящегося на день весеннего равноденствия. Хотя тогда этот праздник официально не отмечали, настроение все равно было праздничное, весеннее.

Я учился в девятом классе 42-й бакинской школы, и мне вот-вот должно было стукнуть шестнадцать. Три страсти владели мною тогда: биология, фантастика и рок-музыка. Я штудировал учебную и научно-популярную литературу по биологии, запоем читал фантастику и слушал на бобинном магнитофоне «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Иисус Христос – суперзвезда» – записи необычайной силы, но паршивого качества…

Магнитофонными пленками со мной делился Аслан, с которым я сидел за одной партой с пятого класса. Он был богом радиотехники, вечно возился у себя дома с паяльниками, транзисторами-резисторами, охотно чинил взрослым всякую бытовую технику и способен был собрать самодельный усилок, колонку и даже цветомузыку. Аслан, как и я, любил фантастику, но еще больше любил рок-музыку; у него дома всегда можно было послушать магнитофонные записи популярных тогда команд США, Англии, Западной Европы. Именно Аслан двумя годами ранее научил меня играть на шестиструнной гитаре. Кстати, свою гитару, дешевую семнадцатирублевую поделку из фанеры, мой друг снабдил самодельным звукоснимателем и разукрасил так, что она могла дать фору любому фирменному инструменту.

Мы оба дружили с Витей, который влился в наш класс не так давно. Он серьезно занимался шахматами, принимал участие в каких-то турнирах и чемпионатах, но тоже неровно дышал к рок-музыке. Дома у них имелось пианино, для сестры (тогда в любой семье, где имелась девочка, обязательно было пианино); Витя самостоятельно выучился на нем играть. Впрочем, мы все овладевали нашими инструментами самостоятельно, не зная нот, ибо все трое обладали отменным слухом. Опытным путем Витя «нашел» два основных аккорда, которые берут на клавишах, долго с упоением пользовался этими аккордами и несказанно удивился, когда сестра показала ему еще и третий…

Ни один из нас до сих пор так и не выучил ни единой ноты, хотя прошло с той поры без малого полвека…

«Мы никогда особо не изучали музыку серьезно – гаммы и прочую дребедень. Нас вели звук и чувство» (Тони Айомми, гитарист британской рок-группы Black Sabbath).

Музыкальная безграмотность нам абсолютно не мешала. Мы собирались втроем и подбирали на слух что-нибудь из «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Энималз», «Слэйд», «Криденс»… Слова мы заучивали тоже на слух, с пластинок и магнитофонных записей. Кстати, очень помогала в этом плане газета английских коммунистов Morning Star, свободно продававшаяся в газетных киосках; в ней печатали тексты и ноты популярных песен известных британских поп- и рок-исполнителей.

Учились играть в команде. Витя благодаря Аслану быстро освоил гитару-шестиструнку.

Мы все трое жили полнокровной, интересной жизнью, в интересное время, учились в школе, живо обсуждали спорт, политику, Космос, фильмы и спектакли, городские новости и все прочее. Жизнь планеты упруго пульсировала в нас. Мы были молоды и честолюбивы. Мы жили в лучшем из городов мира…

А потом пришла весна 1976-го, и мы обогатились новым другом.

Эльхан, так его звали, был на год старше нас и учился уже в десятом в нашей же школе. Был он спокойным, уравновешенным, доброжелательным, чуточку ироничным и очень эрудированным парнем, одевающимся модно и носящим волосы чуть длиннее дозволенного – на грани, что называется, фола…

Я уже не помню точно обстоятельств нашего знакомства, но каким-то образом Эльхан обратил внимание на нашу троицу. Поняв, что мы по-настоящему увлечены рок-музыкой, в один из весенних деньков после уроков он пригласил нас к себе домой.

Этот день запомнился мне на всю жизнь.

Дело в том, что Эльхан коллекционировал пластинки с рок-музыкой. Он обращался с этими дисками (пластами, как их называли) крайне аккуратно, никому не давал выносить их из дома, но охотно и бескорыстно переписывал на магнитную ленту для своих друзей.

Мы очутились в сказочном царстве!

Я с огромным интересом разглядывал роскошные пестрые конверты, которые доселе видел лишь на руках у спекулянтов, в Третьем саду, он же сад Детской железной дороги, где по воскресеньям собирались книготорговцы и фарцовщики. И первой пластинкой, что попалась мне на глаза в доме Эльхана, был альбом Survival американской группы Grand Funk Railroad. На конверте музыканты представали в виде косматых пещерных людей, одетых в шкуры и вооруженных каменными топорами…

Это был креатив. Я оценил его по достоинству, ибо сам был ого-го каким креативным.

Увидев, как я рассматриваю конверт Survival, Эльхан улыбнулся и вытянул из стопки пластинок еще одну. Это был альбом All the Girls in the World Beware!!! («Все девушки мира, берегитесь!!!») все той же группы Grand

Funk Railroad: на этом конверте головы музыкантов были приделаны к телам могучих культуристов!

Следующие пластинки тоже поразили своим оформлением – еще бы, это были Fireball легендарной группы Deep Purple и Sabotage не менее легендарной Black Sabbath!

Вид конверта флойдовского альбома Vmmagumma вверг меня в ступор… А потом были пластинки Элтона Джона, Карлоса Сантаны, Джимми Хендрикса… перечислять можно без конца! И все это можно было рассматривать и трогать – разумеется, аккуратно, бережно, как редкие, ценные экспонаты…

(Представляю, какой волшебной музыкой, какими сказочными заклинаниями и посейчас звучат для посвященных, особенно для сверстников моих и единомышленников, все эти названия!)

А потом мы расселись по креслам и диванам и обратились в слух… Эльхан сопровождал прослушивание комментариями. Он очень много знал о всевозможных рок-группах, об их участниках, концертах, гастролях, всякого рода особенностях и тому подобном.

Это был просто праздник какой-то! Вернее, это было начало праздника. Мы стали частенько посещать дом Эль-хана и слушать пласты.

Эльхан, отлично играющий на гитаре, предложил нам создать школьный бит-квартет, вернее, ВИА – вокально-инструментальный ансамбль, так это тогда принято было называть.

И мы создали. И окрестили наш коллективус – «Закат» (по-английски The Sunset). И пели сначала чужое, но потом начали писать и исполнять исключительно свое…

Эльхан стал нашим руководителем – неформальным, конечно.

Мы как могли выкручивались с инструментами: я уже упоминал о пианино и о простой дешевой гитаре, переделанной в электронную… а были еще и подержанный бас, купленный в комиссионном магазине… и ударная установка, собранная из выпрошенных пионерских барабанов, подаренных медных тарелок, подобранных металлических канистр и картонной коробки из-под телевизора… А как мы выкручивались со звуком!.. Ну, нам посчастливилось иметь Аслана, который помимо самодельных «усилка» и колонок сварганил еще и «примочки» с педалями – «фузз» и «вау», на жаргоне называемую «квакушкой»[4].

И все равно звучание наше было ну о-о-очень далеко от совершенства. Но мы не унывали, действовали по принципу «делай все, что можешь, там, где находишься, с тем, что есть».

Я, басист, специализировался еще и на звуковых эффектах. В нашем распоряжении имелся бытовой трехскоростной маг «Снежеть» с выносным микрофоном. Вот я и экспериментировал со скоростями. Включал запись, на самой высокой скорости водил туда-сюда кисточкой по ребристому микрофону – а воспроизводил на самой медленной скорости, и получался величавый шум морского прибоя… Или издавал дикий вопль, записывая на высокой скорости – а при замедлении получался рев динозавра… Но моей гордостью был шум стартующей ракеты. Из надутого шарика я выпускал воздух у микрофона (записывая на самой высокой скорости), а при воспроизведении на медленной получался тот еще Байконур! Вот так они и жили… Правда, иногда приходилось писать и естественные, натуральные шумы – так, для нашей песни «Город» я стоял у открытого окна и ловил доносящийся с улицы интершум: людской говор, гудки машин, звонки трамвая, вопли играющих детей… Для нашей песни «Страна вечных дождей» я записывал шум ливня и грохот грома… Еще для какой-то песни – утренний хор пробудившихся птиц…

Замечу, что в усеченном виде наш «Закат» существует и действует и поныне; осенью 2016 года в Ставрополе (Россия) мы с Витей дали небольшой концерт в честь 40-летия группы; увы, ни Аслан, ни Эльхан приехать на торжество не смогли, и нам помогали молодые ставропольские музыканты. Вечер удался на славу. Витя, устроитель мероприятия, назвал его несколько выспренно: «40 лет вместе», хотя я, со свойственным мне хулиганством, предлагал название «Рок до седых яиц»…

И Витя, и я до сих пор бережно храним рукописные и машинописные тексты песен, которые мы сочинили сорок, тридцать, двадцать лет назад. Но мы и так помним и слова, и музыку. Ибо для нас это было не баловство, а было и остается формой самовыражения. И уж выразить нам было что.

А начиналось все в погожие весенние деньки 1976 года. Трое школьных друзей – Аслан, Витя и я; наш новый друг Эльхан; альбом Survival; и так далее…

Это был Баку, ребята. Это был тот Баку.

Баку. Июль, 2023

Золотая дорожка

…Вспоминая весну 1977-го, просто диву даюсь: каким парадоксом какого Эйнштейна можно объяснить тот факт, что мы успевали тогда все?! Ведь школу оканчивали, надо было готовиться к выпускным экзаменам, заодно и к приемным экзаменам в вузы, да еще нас, пацанов, взял на мушку военкомат; в общем, время было очень ответственное… а мы успевали не только учиться, но и читать, и слушать рок, и играть рок, и заниматься спортом, и ухлестывать за девчонками… По сто часов в сутках тогда было, что ли? Или просто энергия молодости била через край? Или Баку тех лет обладал некоей волшебной, подпитывающей силой, помогая всем, кто действительно хотел что-то делать? При этом, учтите, мы вовсе не были так называемыми «мажорами», а росли и воспитывались в так называемых «простых советских семьях». Сыны трудового народа, так сказать, не слишком избалованные и не избавленные от некоторых обязанностей.

Самодеятельный бит-квартет «Закат» тогда претерпевал существенное перерождение и напоминал змею, которая сбрасывает старую кожу. Нам прискучило писать шлягеры (недурные шлягеры, между прочим), мы жаждали серьезной работы, жаждали творить концептуальное. К тому времени нашего идейного вдохновителя и руководителя, Эльхана, уже забрали в армию (он был на год старше нас троих), и мы, оставшиеся, собирались, выкроив время, и придумывали песни, экспериментируя напропалую…

Мы хотели серьезного, да. Нас вдохновляли Led Zeppelin и Pink Floyd.

И как-то раз мы с Виктором в порыве вдохновения написали «Золотую дорожку» – песню о власти золота (в широком смысле – богатства) над душой человеческой. Отмечу в скобках, что я и Витя часто работали в паре, как Леннон и Маккартни…

Сюжет песни таков.

Некий человек (не красавец, не урод, не румян, не бледен, не в парше, не в парче, атак – вообче…) был одержим идеей сильно разбогатеть. Как-то раз, когда он стоял на берегу моря и с тоской взирал на золотую дорожку от заходящего солнца, тянущуюся к его ногам, к человеку приблизился Черный ангел и нашептал, что по этой дорожке можно дойти до самого Солнца и заграбастать его, и это будет здорово, потому что Солнце само состоит из чистого золота! На сомнения человека, как это можно ходить по воде, Черный ангел заверил, что крепкая вера в бабло держит на воде не хуже иного чуда. Человек решился, ступил на золотую дорожку… и пошел по ней к самому Солнцу! Он действительно так верил в возможность разбогатеть, что вода держала его! И все бы хорошо, но на полпути к нему приблизился Белый ангел и стал внушать, что не все на свете можно мерить за деньги, что есть и иные ценности, что алчность – порок и тому подобное. Прислушавшись к увещеванию Белого ангела, человек начал испытывать душевные колебания и сомнения и… утонул, потому что вода перестала его держать…

Выводы делайте сами.

(Блин, а ведь нам тогда было всего по семнадцать лет!)

«Золотая дорожка» должна была стать заглавной песней концептуального самопального альбома, который мы намеревались записать в домашних условиях, на магнитофонную «катушку». Коробка у нее была большая, 18 на 18 сантиметров, и так и просила что-нибудь на ней изобразить. Доморощенные «дизайнеры» тех лет всячески расписывали и разрисовывали подобные коробки, превращая каждую в неповторимое произведение искусства. Иные, правда, не мудрствовали лукаво и обклеивали коробку вырезанными из журналов и газет разнокалиберными буквами и мутными снимками зарубежных рок-групп, перефотографированными из заграничных журналов; но подобные коллажи считались безвкусицей и дурным тоном. Ценилась оригинальная, штучная работа.

За оформление нашего будущего концептуального магнитоальбома взялся я, как это частенько у нас бывало (хотя и Витя был прекрасным художником). Что я придумал? А вот что: на одной стороне – море, закатное солнце, золотая дорожка, протянувшаяся от солнца к берегу, и на этом фоне – черный изогнутый силуэт человека, играющего на саксофоне. На обратной стороне – та же местность, но солнце уже село; саксофонист уже не силуэт, а смутно виден в сумерках весь, в белом костюме и черной сорочке, длинноволос, и… от его золотого саксофона бьет яркий, мощный луч к горизонту, туда, где недавно село солнце…

Ну и само собой, логотип группы, в уголке.

То есть я все это нарисовал на квадратных листах бумаги, а потом их предполагалось наклеить на коробку.

Почему саксофонист, спрашиваете?

Видите ли, мы долго спорили, будет «Золотая дорожка» ритм-энд-блюзом или рок-балладой. Я и Аслан ратовали за первое, Витя стоял за второе. Но в любом случае в композиции должен был присутствовать саксофон – в этом мы все сходились. Правда, тут вот какой возник нюанс: Витя наотрез отказывался приглашать музыканта со стороны и непременно желал исполнить партию саксофона самолично, но сначала – научиться играть на этом инструменте… О том, как Витя осваивал саксофон, грузины, например, могли бы снять комедийную короткометражку, которая валила бы зрителей не хуже пулемета. Раздобыв инструмент, Витя принялся по утрам упражняться на нем – «раздуваться», на сленге музыкантов. А жил он тогда, в 1979-м, на окраине Ставрополя и учился в автомобильном техникуме. Дом недолго терпел утренние гаммы на саксофоне – Витю выставили вон. Тогда он, упрямец, стал дудеть на пустыре посреди микрорайона. И в первое же утро к нему из всех окрестных домов потянулись сонные жильцы с ведрами, полными мусора: люди приняли звук саксофона за сигнал машины-мусоровоза, которая в те времена еще приезжала, чтобы забирать всякий хлам.

Пробовал Витя тренироваться и в других местах; как-то раз его духовые потуги кто-то ядовито назвал «экологическим джазом» (было такое направление в музыке 70-х, когда американский саксофонист Пол Уинтер подражал голосам разных птиц и зверей, волков, китов и так далее).

Но, увы, за прошедшие десятилетия Витя на саксофоне играть так и не выучился…

Да и концептуальный альбом наш так записан и не был. Нас, четверых, разбросало в разные стороны, и встречи наши стали редкими и спонтанными. Хотя Витя, насколько я знаю, сейчас активно пишет песни и снимает клипы. И, кстати, идею с саксофонистом, музицирующим на закатном морском берегу, использовал в клипе к своей песне «Когда не утихает боль», записанной несколько лет назад с коллективом Sungravi…

…Наверное, со стороны это выглядело смешно – рисовать обложку к будущему альбому, для которого пока что написана одна-единственная песня, бежать, так сказать, впереди паровоза… Но тогда нам это вовсе не казалось смешным. Это был своеобразный творческий аванс, побуждающий работать дальше.

А ведь нам было тогда всего по семнадцать лет…

Баку. Июль, 2023

Август, 2023. Если верить СМИ, на западе Афганистана, в провинции Герат, подразделение Министерства исламской ориентации конфисковало у населения и сожгло музыкальные инструменты – все, включая губные гармошки и барабаны. Пришедшие к власти в Афганистане талибы аргументировали это тем, что использование и продажа любых музыкальных инструментов запрещены религией, и что музыка, дескать, ведет молодежь по неправильному пути… Ранее талибами уже были запрещены музыка в автомобилях и музыкальные композиции с использованием женских голосов.

Насколько мне известно, ортодоксальные мусульмане считают, что уже барабан, самый первый и простейший музыкальный инструмент в мире, был порождением шайтана и что нечистый мерзко радовался, слушая, как люди самозабвенно лупят по натянутой коже…

Так и хочется написать об этом песню… Надо будет поговорить с Витей.

И стараться не думать о мире, из которого изгнаны все музыкальные инструменты и в котором не звучит больше музыка… И только ночной сторож бродит по этому гиблому миру, стуча трещоткой и выводя скрипучим голосом: «Спи-и-ите, жители Багдада, в Багдаде все-е-е спокойно…»

Дружеское… Друзья, да…

Конечно же, у меня были и есть не только школьные и дворовые друзья, которые с самого детства… Я обзаводился друзьями и в армии, и на заводе, и в Университете, и в научно-исследовательских институтах, и на научном судне, и в редакциях газет, и в командировках, и в отпусках… Разумеется, степень дружбы бывает разной; но среди этих людей были и есть НАСТОЯЩИЕ, проверенные и в деле, и в беде, такие, которых по праву можно назвать Друзьями с большой буквы… К глубочайшему моему сожалению, некоторые из них уже поменяли миры; похоже, такие люди нужны не только ТУТ, но и ТАМ тоже… Я их не забываю. Кстати, некоторые из упомянутых мною во всех трех сборниках Друзей уже не смогут прочитать моих книг… Я просто не уточняю, кто именно; пребывайте в неведении и считайте, что они еще живы…

Ну ладно.

О моих верных и надежных Друзьях, где бы кто из них ни пребывал, я мог бы написать отдельную книгу; здесь же расскажу о двоих из них – мне они кажутся наиболее подходящими.

Гимн поколению

Вот уже почти четверть века я знаком с замечательным бакинским бардом Сергеем Арановичем.

Он – почти мой ровесник, 1959 года рождения. Вообще-то он окончил Бакинский техникум пищевой промышленности, но стихи пишет с шестилетнего возраста. Возможно, потому, что мама его была учительницей русского языка и литературы? А может, и не только поэтому (папа его был инженером)? Но в силу обстоятельств Сергею Феликсовичу пришлось сменить профессию. Во время армейской службы он получил удар прикладом Калашникова по голове, отчего начал неуклонно терять зрение. Прежде чем ослепнуть окончательно, Сергей заблаговременно успел окончить Высшую школу массажа при Министерстве здравоохранения СССР и теперь профессионально занимается мануальной терапией.

И – пишет песни и исполняет их под гитару; песен и стихов у него свыше тысячи. Регулярно выступает на фестивалях авторской песни в Баку.

Как уже говорилось, мы познакомились давно, в самом начале века. Оба мы тогда участвовали в вечере авторской песни. Я спел под гитару свой «Мост», а Сергей при бурной поддержке зала озорно исполнил (видимо, не в первый раз) «Гимн поколению»; песня крепко запала мне в душу, я часто напеваю ее.

Да, должен пояснить для племени младого: упоминаемая в песне «трешка» или «трояк» – советская денежная купюра достоинством три рубля, сумма не то чтобы большая, но тем не менее значительная для тех, кто умел ею пользоваться, особенно в складчину…

Да, это о нас. О поколении, которое в детстве объелось сирени, сока жимолости, неспелых абрикосов и алычи прямо с деревьев, а в 90-ых выжило после напитков ZUKO и YUPI, масла RAMA, бульонных кубиков Gallina Blanka, спирта ROYAL и ликера AMARETTO, поколении, которое в жизни уже ничего не боится…

О задорном поколении энтузиастов, романтиков, сангвиников.

«Гонорар за убийство»

Наша с Фаридом Алекперли (иногда я пишу его фамилию как Алекберли, верно и то, и другое написание, и это один и тот же человек) дружба завязалась 1 сентября 1981 года, когда не был он еще ни профессором, ни доктором исторических наук, ни авторитетным специалистом в области истории медицины, перед которым распахнул двери Ватикан, а был он, как и я, студентом-первокурсником биофака Азербайджанского госуниверситета. Мы с ним оценивающе оглядели друг друга – и сели за одну парту. И так просидели, рядышком, все последующие пять лет…

Нас очень многое сближало, и мы всегда держались вместе – в студенческих аудиториях, на практике, в экспедициях, на каникулах… Мы обменивались книжками и видеокассетами, вместе ходили в кино. Мы пытались написать в соавторстве фантастический роман. Не расставались и после окончания Университета – нас как магнитным полем удерживала дружба и общие интересы.

Семья Алекперли жила на четвертом, последнем этаже старинного дома в Ичери-шехер (Старом городе), удивительного дома, очертаниями напоминающего корабль; в нем Фарид рос, жил, мужал… Друзья и однокашники всегда были желанными гостями у него дома, и мы проводили там время с огромной пользой, и все было очень и очень интересно… В окна, выходящие на южную сторону, была видна бакинская бухта с маленькими, будто игрушечными корабликами; на северной стороне располагался открытый балкон, с которого в ясные вечера Фарид и его друзья вели наблюдения за звездным небом в самодельный телескоп, играли в нарды или просто дули чай и трепались обо всем на свете…

(Как-то я назвал дом, в котором жили Алекперли, «домом с видом на море и звезды». Фариду это страшно понравилось.)

Память сохранила массу забавных и просто запоминающихся эпизодов. О некоторых из них я рассказал в главе «Как медведь стал человеком» сборника «Звездная ящерка» и в главе «Великий Искандер Мусатов» сборника «С днем рождения, Белый свет!». Но были и другие, не менее забавные. Вот, например, летом 1986-го, в тот самый чудесный промежуток времени, когда мы с Фаридом уже окончили Университет, получили дипломы, но пока еще не приступили к работе… этот период мы решили использовать на полную катушку – «медовый месяц» выпускника, после которого нас всех ожидала совсем другая жизнь, новая, полная серьезных забот.

Именно тогда Фарид приобрел кинокамеру «Кварц» и решил опробовать ее в деле. Коллективно. Нам захотелось подойти к делу творчески и снимать не что попало, бессистемно, а сварганить небольшой игровой фильм. С выбором темы мы долго не раздумывали: в те дни на телеэкраны Советского Союза вышел легендарный итальянский сериал «Спрут» о борьбе бесстрашного комиссара Каттани с мафией, поэтому снимать мы принялись криминальную драму. В духе немого черно-белого кино с последующей озвучкой того типа, когда в «фильме» подыгрывал на пианино тапер. Снимать решили у Фарида дома. В кинопроизводство был вовлечен и его младший брат, Рамиз, веселый студент-медик. Сценарий писали мы втроем, режиссерами и операторами выступали попеременно, актерами тоже были сами.

Сюжет был незатейлив: бизнес и рэкет.

Вначале в кадре появлялся Рамиз – молодой бизнесмен в костюме-тройке и галстуке-«бабочке», в модных дымчатых очках, который, празднуя, видимо, удачную сделку, исполнял ритуальный танец и обсыпал себя деньгами (для этой сцены мы собрали в кучу всю имевшуюся у нас наличность в рублях). Танцевал он под оптимистичную мелодию группы «ЛяБьонда». И тут…

… выражение торжества на лице бизнесмена сменяется ужасом, ибо в следующем кадре появляется гангстер-Фарид, в узком сером пальто, в клетчатой кепке и черных круглых очках. Он сумел придать себе вид столь зловещий, что я вздрагиваю до сих пор, вспоминая тот кадр. Звучит тема из фильма «Крестный отец» – в жестком, «металлическом» варианте. Следует беззвучный диалог, в ходе которого становится ясно, что гангстер требует у бизнесмена денег, тот сопротивляется, но недолго, и в конце концов покорно ссыпает все деньги в подставленную Фаридом клетчатую кепку…

…тут кепка случайно падает на пол. После небольшой паузы следующий кадр мы придумали такой: кепка, полная денег, лежит на полу; в кадр въезжает босая почему-то нога Фарида и подтягивает кепку к себе…

…и тут оба – и рэкетир, и жертва – вздрагивают: появляется новое действующее лицо – ваш покорный слуга.

Чтобы создать некий контраст, я придал себе вид одесского налетчика, а точнее выглядел как Шура Балаганов в исполнении актера Леонида Куравлева: тенниска, белая кепка, сдвинутая набекрень, торчащий из-под нее чуб и широкая улыбка с «фиксой» (роль золотого зуба исполнял мой обычный зуб, обмотанный фольгой от шоколадной конфеты). И руки в карманах. Музыка при моем появлении должна была зазвучать «На Дерибасовской открыла-ся пивная».

Развязка «фильмы» была такой: между гангстером и налетчиком начинается долгая и потешная борьба за кепку с деньгами, и сопровождать ее должен был «Полет шмеля» Н. Римского-Корсакова. Тем временем бизнесмен, придя в себя, некоторое время с усмешкой наблюдает за потасовкой двух бандитов, потом преспокойненько забирает у них из-под ног кепку с баблом, неспешно надевает шляпу, берет трость и с достоинством удаляется под бетховенскую оду «К радости». А бандиты все продолжают бороться, не замечая, что яблока раздора уже нет…

Сюжет, как видите, и впрямь незатейлив… Но ведь то была тренировка для съемок последующих, более серьезных фильмов любительской кинокамерой, у нас были грандиозные планы, связанные с путешествиями, телепроектами…

Потом следовал томительный процесс проявки пленки в черном бачке, монтаж, озвучка…

Фарид прекрасно рисовал. И взялся сделать афишу, или, как нынче говорят, постер. Постер вышел просто изумительный. Четырехэтажный дом (тот самый, в котором жил Фарид), пара деревьев, клонящихся от ветра, и зловещая перекошенная фигура грабителя в пальто с поднятым воротником и надвинутой на глаза кепке. Название фильму придумал Фарид, и почему-то – «Гонорар за убийство».