Читать онлайн Веление души бесплатно

© Сергей Смирнов, 2024

ISBN 978-5-0062-1841-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещённых действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

Аннотация

Амелия работает поваром в ресторане, мечтает об открытии своего кафе и занимается волонтёрством, ухаживая за одинокими стариками. Отправившись во время летнего отпуска в путешествие по Карелии в качестве помощницы парализованного ниже шеи Льва, Амелия надеется, что её забота и красоты Русского Севера вдохнут в пребывающего в депрессии мужчину новую жизнь.

Глава 1. Тёмный шоколад

Большинство детей испытывают страх перед созданными их богатым воображением монстрами, скрывающимися в непроглядной темноте. Я же с юных лет находилась во власти наиболее реального и неотвратимого объекта страха, свойственного каждому из нас. Этот страх пустил во мне незримые корни, когда мне было пять лет, и я ехала с мамой в троллейбусе, увидев на одной из остановок, как под автобус забежал игривый котёнок. Когда автобус уехал, моё внимание приковала находящаяся на остановке бабушка, которая схватилась руками за голову. Я не видела того, что случилось с котёнком, однако одного взгляда на сокрушённо качающую головой бабушку оказалось вполне достаточно, чтобы я прочувствовала весь ужас произошедшего.

В тот день я впервые осознала хрупкость жизни и поняла, что живые существа не вечны и могут внезапно умереть в любой момент, задолго до наступления глубокой старости. Проникшая в меня мысль о том, что рано или поздно все, кого я знаю, включая меня, умрут, приводила меня в ужас и уныние. В свои пять лет я ощущала себя настолько живой и полной сил, что искренне недоумевала, зачем вообще кому-то нужно умирать, словно смерть являлась самой несправедливой вещью на свете.

В то время как мои сверстники мечтали о новой кукле и красивом платье, я думала лишь о том, чтобы стать врачом-биологом, когда вырасту, чтобы изобрести эликсир вечной молодости и подарить его миру, дабы живые существа жили вечно и никогда не умирали. Ведь когда ты есть, то перестать быть, словно тебя никогда не существовало, кажется абсолютным злом, противодействию которому ты желаешь посвятить всю свою жизнь. При этом ты не понимаешь, почему другие люди не стремятся к тому же, растрачивая отведённое им время на глупые мечты о новой кукле и красивом платье, словно подобные вещи могут хоть как-то помочь людям пережить неотвратимое наступление в их жизни часа икс.

Шли годы, и страх смерти стал моим постоянным спутником, от которого я не могла избавиться и делала вид, что не замечаю его дыхания за спиной. Я была уверена в том, что моё детское знакомство со смертью выльется однажды в новую встречу с ней, однако не подозревала, что эта встреча окажется для меня настолько сокрушающей, насильно поставив меня лицом к лицу с заклятым страхом.

Четвёртая стадия рака желудка с метастазами в лёгкие, печень, почки, селезёнку и поджелудочную железу. Полгода жизни на химиотерапии или два месяца на паллиативном лечении. Именно такой страшный диагноз, не оставляющий ни тени надежды на лучшее, услышала от хирурга-онколога моя мама после проведённой ей гастроскопии и компьютерной томографии.

В свои сорок пять моя мама ни разу не брала больничный и обладала железным характером, работая шеф-поваром в ресторане итальянской кухни и вырастив меня в одиночку после ухода от моего непутёвого отца-алкоголика, которого я совсем не помню. Будучи гордой женщиной, мама отказалась от алиментов и содержала меня сама, решив навсегда избавить меня от неприглядного лицезрения папиных запоев и его пагубного присутствия в моей жизни.

С детства мама постоянно твердила мне, что она не вечна, и я могу рассчитывать в жизни только на себя, поэтому обязана получить профессию, которая позволит мне себя содержать. Следуя маминым наставлениям, я выучилась после школы в кулинарном техникуме на повара и получила работу в столичном ресторане домашней кухни. Мама исполнила передо мной свой родительский долг и добилась того, чтобы я встала на ноги, обретя независимость и самостоятельность.

Однако каким бы сильным ни был человек, пережитый развод, двадцать лет тяжёлого труда на кухне и необходимость в одиночку растить ребёнка не прошли для моей мамы даром и сказались на её здоровье самым драматичным образом. Когда стало известно, что обнаруженная у мамы опухоль желудка неоперабельная, я едва не сошла с ума, почувствовав себя тем самым маленьким котёнком, раздавленным, словно грецкий орех, колесом многотонного автобуса. Мама же стоически приняла озвученный ей врачом приговор и отказалась от химиотерапии, предпочтя ей паллиативный уход на обезболивающих препаратах.

Я знала, что при таком раскладе дни моей мамы были сочтены, но отказывалась верить в реальность происходящего, убеждая себя в том, что вскоре обязательно проснусь и обнаружу, что весь этот кошмар окажется лишь жутким сном. Однако реальность порой превосходит даже самые худшие из наших кошмаров, заставляя проживать наяву то, что мы никогда бы не осмелились увидеть во сне. И пусть неумолимой судьбою детям уготована свыше тяжкая ноша пережить своих родителей, отпустив их в лучший из миров, не каждому ребёнку доводиться стать свидетелем того, как всего за пару месяцев смертельная болезнь обращает цветущего жизнью человека в обтянутого кожей живого мертвеца.

Первые две недели паллиативного ухода на дому мама пила выписанные ей онкологом обезболивающие таблетки и раз в день ела приготовленную мной для неё еду, сохраняя хоть какой-то аппетит. На третью неделю мама полностью отказалась от твёрдой пищи и перешла на употребление жидких белковых коктейлей. Мама сильно ослабла, но, опираясь на меня, всё ещё могла дойти до туалета и относительно связно говорить, хотя её когнитивные способности заметно угасали с каждым днём.

Через месяц с начала паллиативного ухода мама более не имела сил подняться с постели, перестала пить белковые коктейли и была способна лишь с трудом ворочать во рту непослушным языком. Я ежедневно меняла маме памперсы для взрослых, поила водой из детской бутылочки и начала колоть сильнодействующие обезболивающие, поскольку выписанные онкологом таблетки и пластыри уже не помогали. После опиоидных уколов большую часть дня мама беспробудно спала, а я сидела у её кровати и горько плакала, будучи не в силах ничего изменить. Моя мама была слишком молода, чтобы умереть, и должна была прожить в два раза дольше, нянча внуков, однако страшная болезнь лишила маму радости становления счастливой бабушкой.

Через шесть недель изрядно исхудавшая без приёма пищи мама стала похожа на высохший скелет с острыми скулами, впавшими щеками, запавшими глазами и свисающими с костей мышцами. В редкие часы бодрствования, когда мама приходила в себя по окончанию действия очередного укола, я давала ей немного попить из бутылочки, меняла памперс и ставила витаминную капельницу, стараясь поддержать ускользающие из мамы остатки жизни.

Я понимала, что конец близок, поэтому неоднократно пыталась поговорить с мамой по душам, чтобы сказать ей, как сильно я её люблю, будучи безгранично благодарна за то, что она вырастила меня человеком и в одиночку поставила на ноги. Но каждый раз, когда я начинала говорить, моё горло сжимал невидимый комок, а глаза предательски застилали слёзы, поток которых я была не в силах остановить. Лёжа на подушке, измождённая болезнью мама из последних сил поднимала свою испещрённую венами руку, напоминающую сухую ветвь дерева, и клала её на мою ладонь, едва членораздельно произнося всего несколько слов: – Сильные девочки не плачут.

На этом наша беседа по душам заканчивалась и, нежно целуя мамину ладонь, я мысленно возвращалась в детство, когда в ответ на мои слёзы по тому или иному поводу мама никогда не жалела меня и говорила, что слезами делу не поможешь. За все минувшие годы я так ни разу и не увидела маминых слёз, которой пришлось стать очень сильной, чтобы позаботиться о нас обеих. Отказывая мне в утешении, когда я его искала, мама хотела, чтобы я стала такой же крепкой, как она, и двигалась только вперёд, преодолевая любые испытания. Ей удалось вырастить меня приспособленной к выживанию в этом мире, однако всю жизнь мне не хватало маминого тепла, её заботливых объятий и искреннего разговора по душам, в котором мама отказала мне даже перед своей смертью, не желая предстать в моих глазах слабой.

На седьмую неделю паллиативного ухода у мамы стали синеть ноги на фоне отказа надпочечников. Даже сильнодействующих уколов перестало хватать маме на сутки, и она мучительно стонала по ночам от боли, умоляя вколоть ей очередную дозу. Выписанный онкологом анальгетик разрешалось колоть не чаще раза в сутки, поэтому я давала маме дополнительно обезболивающие таблетки, чтобы облегчить мамины страдания, и делала на утро новый укол, помещающий маму в милосердное беспамятство.

На опиоидных уколах и витаминных капельницах мама продержалась ещё две недели, приходя в себя на несколько часов в сутки, чтобы немигающе смотреть сквозь меня взглядом человека, жаждущего освобождения от своего уничтоженного болезнью тела. До сих пор, закрывая глаза, я то и дело вижу этот не поддающийся описанию взгляд находящегося между жизнью и смертью человека, и не могу сдержать слёз от переполняющей меня боли.

За несколько часов до смерти мама попросила дать ей кусочек шоколада. Моему удивлению не было предела, ведь к тому времени мама ничего не ела уже полтора месяца, и я с радостью положила ей в рот дольку тёмного шоколада. Мама принялась жадно рассасывать губами и языком горький шоколад, поскольку не могла откусить его зубами, и на секунду я поверила, что всё ещё может сложиться хорошо, если мама вновь начнёт есть и наберётся сил для противостояния убивающей её болезни.

Однако внезапно мама стала задыхаться и едва не захлебнулась заполнившей её рот слюной, поэтому мне пришлось спешно вытащить из её рта влажный кусочек шоколада, вкусом которого мама ненадолго сумела насладиться, прежде чем спустя несколько часов её не стало. Я какое-то время неотрывно смотрела в мамины погасшие глаза, пытаясь осознать произошедшее, после чего закрыла дрожащей ладонью мамины веки и расплакалась от овладевших мной эмоций.

Только я знала, насколько тяжёлый груз, который я носила в себе с раннего детства на протяжении почти двух десятилетий, в одночасье свалился с моих плеч. Испытывая облегчение от того, что мама больше не страдает, я одновременно радовалась внезапно открывшемуся мне осознанию того, что смерти нет. Все эти годы со дня гибели котёнка под колёсами автобуса я ужасно боялась смерти, а когда вновь заглянула ей в глаза, то от моего страха не осталась и следа. Тело моей мамы неподвижно лежало передо мной, но я точно знала, что то, что делало мою маму ею, оставило её бренную оболочку и продолжило жить дальше, отправившись в место, именуемое людьми раем.

В тот день, ровно год назад, я впервые осознала, что все мы вечны и не можем умереть, на время приходя в этот мир, чтобы попытаться сделать его чуточку лучше и оставить после себя немного больше света и добра, чем было в этом мире до нас, после чего наша бессмертная душа возвращается в свою небесную обитель. Впервые взглянув на смерть не как на неизбежное зло, а как на бережно переводящего нас за руку из одного мира в другой проводника, я оставила свой страх позади и обрела в душе утраченный в детстве мир и покой.

После маминых похорон я продолжила мысленно общаться с её душой, чувствуя, что у моей мамы всё хорошо, и она, наконец, может позволить себе больше не быть всё время сильной. Затем я вернулась на работу и проводила по пятьдесят часов в неделю за плитой, готовя для многочисленных посетителей ресторана домашней кухни. Моя жизнь стала возвращаться в привычное русло, равномерно распределяясь между отдыхом и работой, однако вскоре я поняла, что болезненный уход мамы из жизни оставил в моём сердце зияющую пустоту, которую я была не в силах заполнить работой. Я более не испытывала прежней радости и удовлетворения от того, что готовила для людей еду, и чувствовала, что в моей жизни не хватает чего-то очень важного, без наличия чего я не могла двигаться дальше и быть собой.

Я не знала, что мне делать и стала медленно, но верно впадать в уныние, пока судьба не подала мне важный знак. Через пару месяцев после маминых похорон в ресторан, где я работаю, пришла пожилая женщина, страдающая болезнью Паркинсона. Я видела, как седая голова бабушки мерно раскачивалась взад-вперёд, а её скрюченные узловатые пальцы дрожали, словно пересчитывали незримые глазу монеты. Бабушке было трудно есть самой, поскольку ложка в её непослушной руке непрерывно выплясывала в воздухе, отказываясь помещать пищу в раскрытый рот.

Поскольку у меня начался обеденный перерыв, я подошла к пожилой женщине и предложила ей свою помощь. Бабушка согласилась, и я покормила её с ложки, пока тарелка пожилой женщины не опустела, и она расцвела передо мной в благодарной улыбке, назвав меня своим спасителем. В тот момент я испытала непередаваемое счастье, растёкшееся в моей груди приятным теплом, и снова почувствовала себя живой и полноценной.

Когда бабушка ушла, я поняла, что хочу заботиться о людях, которые в силу состояния своего здоровья не способны ухаживать за собой сами. Получив опыт паллиативного ухода за мамой, я осознала, что после её смерти мне не хватает заботы о тяжелобольных людях, оказание которой наполняет мою жизнь особым смыслом. Так, я стала внештатным сотрудником социальной службы, ухаживая на протяжении последних десяти месяцев на волонтёрской основе за парой немощных стариков, проживающих в моём районе. Раз в неделю, по субботам, я прихожу к своим лежачим подопечным на дом и, как могу, облегчаю их жизнь, пытаясь привнести в далёкую от счастья жизнь угасающих стариков немного радости и душевного тепла.

Глава 2. Ментоловая мазь

Сегодня суббота, и я стою на лестничной клетке жилой пятиэтажки с двумя пакетами в руках. В одном из них набор сухих продуктов, предоставляемых социальной службой малоимущим людям при государственном финансировании, а в другом – упаковка памперсов для женщин и влажные салфетки для новорождённых. Поставив увесистые пакеты на пол, я достаю из кармана тюбик с ментоловой мазью и щедро наношу её себе под нос, дабы не чувствовать никакие другие запахи. Затем я открываю предоставленным мне социальной службой ключом видавшую виды деревянную дверь и захожу в небольшую квартиру моей первой подопечной.

Тёте Лене за семьдесят и после смерти мужа и единственной дочери пожилая женщина доживает свои дни в четырёх стенах своей ветхой однушки. У тёти Лены диабет, приведший её к слепоте и ампутации обеих стоп, по причине чего бабушка не способна заботиться о себе сама и находится под присмотром соседки и социальной службы, работники которой навещают тётю Лену дважды в неделю. Сегодня моя очередь и, оказавшись в тёмной прихожей, я первым делом громко приветствую лежащую в кровати бабушку, дабы известить её о своём приходе.

Затем я захожу на крохотную кухню и, положив на стол принесённые мной пакеты, выкладываю из одного из них в кухонный шкаф макароны, рис, гречку, овсяные хлопья, манную и кукурузную крупу. Затем я грею на плите чайник и заливаю в кружке кипятком пакетик чая для диабетиков, после чего отвариваю в сотейнике порцию гречки и перемешиваю готовую крупу с найденным в холодильнике творогом.

За покупку тёте Лене молочных продуктов, мяса и овощей отвечает соседка бабушки – тётя Аня, которой я еженедельно выделяю некоторую сумму из своей зарплаты, дабы прикованная к кровати тётя Лена могла полноценно питаться, не ограничивая свой рацион скудным набором из бесплатных каш и круп. Пенсия бабушки, поступающая на счёт социальной службы, уходит на оплату коммунальных платежей, поэтому мы с тётей Аней добровольно взяли на себя обязанность по покупке и приготовлению еды, а также кормлению беспомощной тёти Лены.

Оставив на кухонном столе остывающую кашу и чай, я взяла из второго пакета влажные салфетки и памперсы, после чего зашла в единственную комнату квартиры и подошла к смотрящей в потолок бабушке. От вида потерянной тёти Лены мне тут же вспомнилась мама, которая так же неподвижно лежала в своей постели перед смертью и неотрывно смотрела в никуда, дожидаясь освобождения из своего тела. Сглотнув образовавшийся в горле комок, я заметила, что одеяло пожилой женщины лежало на полу, а её полный памперс съехал с бёдер и повис мёртвым грузом между ног тёти Лены, напоминая с виду коровье вымя.

Простыня на кровати бабушки была пропитана мочой и перепачкана фекалиями, от едкого запаха которых меня тут же вырвало, когда я впервые пришла к своей подопечной десять месяцев назад. Тогда я ещё не знала, что лучшим другом социального работника является ментоловая мазь, позволяющая перебивать даже самый тяжёлый смрад различных нечистот. Будучи на паллиативном уходе, моя мама не могла есть и лишь немного пила, поэтому её памперс никогда не был полным, а простынь всегда оставалась чистой вплоть до последнего дня маминой жизни.

– Мила? – с надеждой обратилась ко мне тётя Лена, приняв меня за свою давно умершую дочь, о чём бабушка не помнила по причине болезни Альцгеймера.

– Это я, Амелия, – напомнила я о своём присутствии пожилой женщине. – Подождите, я поменяю вам памперс и застелю новую простыню.

– Амелия, детка, я тебя не узнала, – рассеянно ответила мне тётя Лена, позволив стащить с себя тяжёлый памперс, снять с кровати грязную простынь и обтереть себя влажными салфетками для младенцев.

Когда свежая простынь и новый памперс вернули спальному месту бабушки и ей самой благопристойный вид, я бережно накрыла тётю Лену поднятым с пола одеялом, поставила грязное белье в стирку и измерила пожилой женщине сахар, дабы определить необходимую ей дозировку инсулина.

– Ваша соседка делала вам вчера вечером укол? – тревожно обратилась я к тёте Лене, увидев, что анализатор крови показал результат значительно выше 10 ммоль/л.

– Аня колит мне инсулин каждый вечер, когда приходит покормить после своей работы дворником, на которую недавно устроилась ради прибавки к пенсии, – ответила мне бабушка.

– А по утрам она делает вам укол?

– Больше нет. Аня уходит на работу в шесть утра, когда я ещё сплю.

– Это плохо, – бросила я напряжённый взгляд на чернеющие под лёгким одеялом обрубки ног пожилой женщины и сделала ей укол инсулина, понимая, что по причине отсутствия регулярных уколов растущая гангрена грозила вскоре лишить тётю Лену не только стоп, но и оставшейся части ног.

– Будь добра, детка, дай мне попить, – обратилась ко мне бабушка и указала рукой на стоящую рядом, на тумбочке, бутылочку с водой, от вида которой я снова невольно вспомнила маму и то, как поила её из похожей бутылочки для младенцев в последние недели маминой жизни.

– Я напою вас тёплым чаем и наполню вашу бутылочку водой, – ответила я пожилой женщине, заметив, что её бутылочка была пуста.

Спустя какое-то время я вернулась обратно из кухни к тёте Лене с заполненной отфильтрованной водой бутылочкой, кружкой травяного чая и тарелкой гречки с творогом, напоив бабушку и накормив её завтраком.

– Спасибо, детка, – поблагодарила меня незрячая пожилая женщина и обняла мою руку. – Что бы я без тебя делала.

– Я прихожу всего раз в неделю, а основная часть заботы о вас лежит на плечах тёти Ани, – скромно заметила я, погладив тётю Лену по руке.

– Да, Аня мне очень помогает. Дай Бог ей здоровья и тебе за то, что навещаешь меня и даешь Ане деньги на продукты. Я очень благодарна за твою доброту.

– Мне не сложно.

– Я каждый день молюсь, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты, кстати, ещё не вышла замуж? Семья очень важна для женщины, а время летит так незаметно, поэтому не затягивай с замужеством и ребёнком, пока ещё молода, – посоветовала мне бабушка и дружески похлопала по ноге.

– Спасибо, я подумаю, – ответила я тёте Лене, после чего оставила её в комнате, вымыла тарелку, поставила сушиться выстиранную простынь и в течение нескольких часов прибралась в квартире, приготовив пожилой женщине обед из имевшихся в её холодильнике продуктов. – Мне пора, тётя Лена. Была рада вас повидать.

– Мила? – заставила меня невольно вздрогнуть бабушка, снова спутав со своей дочерью. – Почему ты так редко заходишь? Побудь со мной ещё немного и дождись папу. Он скоро вернётся из магазина и обрадуется твоему приходу.

Заметив, что на незрячих глазах тёти Лены выступили слёзы, я не нашла в себе сил ответить ей отказом и решила подыграть пожилой женщине, дабы её успокоить.

– Конечно, я посижу с тобой, мама, – промолвила я и, присев рядом с бабушкой в потрёпанное временем кресло, ласково погладила её по седым волосам. – Прости, что редко заглядываю. Постараюсь навещать тебя чаще.

– И Антошку с собой приводи, – попросила меня тётя Лена. – Он, наверное, уже совсем большой.

– Да. Он постоянно тебя вспоминает, спрашивая, как там его любимая баба.

Заметив, что блестящие в глазах пожилой женщины слёзы сменились озарившей её лицо улыбкой, я неожиданно поймала себя на мысли, что Альцгеймер – не самая худшая болезнь, если позволяет человеку забыть худшие события его жизни.

Беременная дочь тёти Лены погибла много лет назад на пешеходном переходе, когда её сбил пьяный водитель, в то время как скончавшийся от инсульта муж бабушки был похоронен вместе с её дочерью и не рождённым внуком в общей семейной могиле. Однако в повреждённой болезнью памяти тёти Лены её дочь была по-прежнему жива, единственный внук успешно рос, а муж вот-вот должен вернуться из магазина с продуктами.

– Отдыхай мама, – сказала я тёте Лене и поцеловала её в лоб. – Всё будет хорошо.

Спустя полчаса, когда бабушка заснула, я оставила её одну в квартире и вышла на лестничную клетку пообщаться с живущей по соседству тётей Аней.

– Здравствуй, Амелия! – поприветствовала меня усеянная морщинами женщина лет шестидесяти семи с крашеными волосами и усталым видом. – Как твои дела?

– Доброе утро! Я в порядке, а вот тётя Лена не очень, – ответила я женщине. – У неё высокий сахар из-за того, что вы перестали колоть ей инсулин каждые двенадцать часов, и гангрена продолжает расти. Я очень прошу вас возобновить утренние уколы, чтобы ваша соседка полностью не лишилась ног, не умерла от инсульта или не впала в диабетическую кому от недостатка инсулина.

С этими словами я вытащила из кошелька купюру в сто евро и протянула её тёте Ане.

– Здесь в два раза больше, чем вы обычно мне даёте, – удивилась бабушка.

– Половина денег на продукты для вашей соседки, а половина вам за то, что вы будете вновь колоть тёте Лене инсулин дважды в день. Я буду давать вам эту сумму каждую неделю, если вы оставите свою подработку дворником и будете делать тёте Лене уколы вечером и утром.

– Но зачем вам это?! Лена вам чужой человек. Зачем вы даёте мне личные деньги, когда другие работники социальной службы не дали бы и одного евро, спокойно дождавшись смерти моей соседки?

Уместные вопросы пожилой женщины не застигли меня врасплох, ведь я и сама не раз задавала их себе, понимая, что было бы гораздо проще отпустить тётю Лену с миром к её родным на небеса, нежели пытаться отсрочивать неизбежное. Большинство моих коллег так бы и поступили, но в отличие от них я не могла себе этого позволить.

Год назад беспощадная болезнь отняла у меня мать, заставив меня расписаться в собственном бессилии. Я оказалась в состоянии лишь обеспечить маме достойный уход, но не смогла вырвать её из цепких лап смерти, поскольку было уже слишком поздно. Всё это время я корила себя за то, что не сумела сделать для мамы больше и, став волонтёром социальной службы, захотела избавиться от этого неприятного ощущения бессилия, будучи готова бороться за моих подопечных до конца.

Я знала, что в войне с неумолимым временем мне ни за что не одержать победу, однако была не готова сдаться без боя и вновь признать своё поражение. Психологически я нуждалась хотя бы в символичной победе жизни над смертью, даже если эта виктория носила бы лишь краткосрочный характер и была обречена вскоре обернуться для меня безоговорочной капитуляцией. Мне было жизненно необходимо вновь почувствовать себя сильной и доказать самой себе, что я способна на большее, чем мне удалось сделать в отношении собственной матери.

– Каждый из нас может однажды оказаться на месте тёте Лены, утратив дееспособность. Если это случится со мной, я хочу заслужить моральное право на то, чтобы обо мне кто-то заботился так же, как о тёте Лене, а не одиноко умирать в муках и забвении, – ответила я тёте Ане и вручила ей деньги. – Вы сделаете, как я прошу?

Взяв зелёную купюру, бабушка пообещала мне оставить свою подработку, чтобы вновь делать соседке необходимые той уколы инсулина дважды в день. Простившись с тётей Аней, я вышла из дома на улицу, села в свой подержанный седан и отправилась ко второму подопечному, проживающему всего в пяти минутах езды от тёти Лены.

Дядя Ваня был одиноким стариком, умирающим от рака лёгких, и являл собой воплощение несгибаемого упрямства, направленного на саморазрушение. После постановки смертельного диагноза дедушка не только не завязал с вредной привычкой, но и принялся курить в два раза усерднее назло нерадивой болезни. Подобное отношение дяди Вани к здоровью ожидаемо привело к прогрессированию мелкоклетчатого рака лёгких, сделав упрямого старика неразлучным с ворохом хлопчатобумажных полотенец, в которые дядя Ваня отхаркивал кровь из лёгких, отказавшись от химиотерапии, которая вызывала у дедушки постоянную тошноту, диарею и потерю аппетита.

Другие работники социальной службы не особо жаловали дядю Ваню из-за его стремления к приближению собственной кончины и бесконечной критики всех и каждого. Почти не встающий с постели старик, превращённый болезнью в жилистый скелет, неизменно находил в себе силы, чтобы поносить домоуправление, которое ежемесячно взимало с жильцов дома дяди Вани плату в накопительный фонд, собрав на своих счетах не один десяток тысяч евро. При этом домоуправление который год не могло привести в порядок испещрённое многочисленное ямами асфальтированное полотно у дома дедушки, постоянно засыпая его галькой вместо того, чтобы направить часть накоплений дома на укладку нового асфальта.

Помимо домоуправления, ни разу за время эксплуатации дома дяди Вани не осуществившего в нём косметический ремонт, старик любил предавать критике деятельность правительства, по вине которого, согласно мнению дяди Вани, ежегодно росли коммунальные тарифы и цены на продукты питания. Основная часть пенсии дедушки уходила на оплату коммунальных услуг и контрафактные сигареты, поэтому дядя Ваня числился малоимущим и питался в основном бесплатным набором сухих продуктов, предоставляемых социальной службой.

Каждую неделю я навещала по субботам расположенное в панельной девятиэтажке скромное жилище старика и первым делом открывала настежь окна в комнате дяди Вани, чтобы хоть немного выветрить запах крепких сигарет, от которого меня не спасала даже ментоловая мазь. Затем, слушая привычную критику из уст лежащего в постели дедушки, я меняла ему памперс, ставила на стирку дюжину окровавленных полотенец, убиралась в квартире и готовила обед.

Дядя Ваня тем временем эмоционально выражал мне свои замечания относительно стремительного сокращения численности населения Латвии по причине ежегодного превышения уровня смертности в стране над рождаемостью и повального отъезда трудоспособного населения в страны Западной Европы и Скандинавии. По подсчётам старика, если демографическая ситуация в стране кардинально не изменится в лучшую сторону, уже к концу текущего столетия Латвия будет представлять собой безлюдную территорию, свободную от населения. Особенно, если правительство вместо улучшения благосостояния жителей страны и принятия решительных мер по повышению рождаемости продолжит устраивать в Риге содомитские, по убеждению консервативного дяди Вани, прайды и открывать в столице новые гей клубы.

Терпеливо выслушивая критику всего, что так злило и огорчало доживающего свой век старика, я понимала, что, стоя на пороге смерти, люди часто смотрят на мир преимущественно в тёмных тонах, видя вокруг всё плохое и не замечая ничего хорошего. Когда же дядя Ваня наконец успокаивался, убедившись в том, что я теперь в курсе того, насколько ужасен катящийся в бездну мир, я кормила дедушку отваренной на воде овсянкой или сдобренной сахарным песком рисовой кашей. Сопротивляясь унизительному, по его представлениям, кормлению с ложечки, дядя Ваня утверждал, что подобное питание предназначено для маленьких детей и немощных стариков, а он ещё полон сил и готов дать фору молодым.

Неизменным завершением моего субботнего визита к старику являлось преподнесение ему купленного мной в магазине медовика. Как мне удалось выяснить, сладкий медовик являлся любимым десертом дядя Вани, который ему готовила в детстве мама. Поэтому стоило мне поместить в беззубый рот дедушки первую ложку многослойного десерта, как гротескная маска критика волшебным образом спадала с морщинистого лица дяди Вани и преображала его до неузнаваемости. Жуя голыми дёснами медовик, старик, казалось, достигал божественного просветления и дарил мне в ответ свою добрую улыбку и благодарность выцветших с годами голубых глаз.

В эти светлые мгновения дядя Ваня смотрел на меня, словно на родную мать, которая некогда баловала его любимым угощением, и мысленно возвращался в безоблачное детство. Та минута просветления, когда я становилась свидетелем настоящего дяди Вани и прикасалась к его не омрачённой тяготами земного бытия душе, была для меня совершенно бесценна и стоила того, чтобы закрывать глаза на прокуренное жилище дедушки и его критическое отношение к миру.

Забота об умирающих людях, чьи дни сочтены, а прожитая жизнь осталась лишь в поблекших воспоминаниях – далеко не праздник, которого с нетерпением ждёшь с наступлением выходных после тяжёлой рабочей недели. Тошнотворный запах мочи, фекалий и табака, стирка грязного белья, уборка и готовка для тех, кто прикован к постели – работа не для каждого. Однако она позволяет облегчить жизнь никому ненужных людей, ненадолго избавив их от пребывания в беспросветном одиночестве и давая возможность увидеть радужную тень их счастливого прошлого, в котором эти люди были молоды и исполнены надежд.

Смерть мамы наглядно показала мне, что всё, что рождается в этом мире, обречено обратиться в прах, в то время как наша освободившаяся от земных пут душа возвращается на небеса. Поэтому неприглядный вид старости и болезней, с которыми все мы однажды столкнёмся в уготованное время, если не умрём раньше, меня более не пугает. Пока я здесь, я продолжу заботиться о тех, чьи лучшие времена остались позади, дабы разделить ношу оставляющих этот мир стариков и хотя бы на короткое мгновение прикоснуться к их светлым душам и сердцам, сокрытым под мрачной завесой прожитых лет и глубоких морщин на лице.

Не важно, играю ли я роль погибшей дочери тёти Лены, страдающей диабетом и Альцгеймером, или кормлю вожделенным десертом склонного к критике дядю Ваню, умирающего от рака лёгких. Пусть ненадолго, мне всё же удаётся вырвать этих людей из горького ожидания неизбежного конца, вызвав на лицах моих подопечных искреннюю улыбку и радость, что придаёт мне сил двигаться дальше и наполняет мою жизнь смыслом.

Каждый раз, оставляя тётю Лену одну, я утешаю себя тем, что она предаётся тёплым мыслям о её родных, которые до сих пор живы в памяти бабушки. Также я знаю, что после моего ухода дядя Ваня всегда громко затягивает «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», наполняя при этом остатки своих лёгких дымом контрафактных сигарет, чтобы оставить на свежевыстиранном мной полотенце очередной окровавленный след.

Глава 3. Новые горизонты

Я остановилась у дома дяди Вани и собиралась выйти из машины, чтобы взять из неё пакет с бесплатными продуктами, упаковку памперсов для мужчин и купленный в магазине медовик, когда у меня неожиданно зазвонил телефон.

– Добрый день, Амелия! – поприветствовала меня начальница рижской социальной службы.

– Здравствуйте, Тамара Михайловна! – ответила я женщине, отстегнув ремень безопасности.

– Насколько я знаю, ты со следующей недели в отпуске, поэтому я подумала предложить тебе небольшую подработку, которая может тебя заинтересовать. Как ты смотришь на то, чтобы съездить на недельку в Карелию?

– В Карелию?!

– Верно. Ко мне обратилась одна милая женщина, решив организовать для своего парализованного ниже шеи брата путешествие в доме на колёсах по достопримечательностям Русского Севера. Мужчина недееспособен и нуждается в уходе социального работника, поэтому твоя помощь ему бы очень пригодилась. Сестра мужчины готова заплатить тебе пятьсот евро за сопровождение её брата в поездке. Также она оплатит твою электронную визу в Россию и предоставит деньги на питание и туристические расходы для тебя, её брата и водителя кемпера. Что скажешь?

– Это очень необычное предложение. Могу я узнать, почему вы решили сделать его именно мне, а не более опытному работнику социальной службы?

– Всё просто. Твои подопечные хорошего о тебе мнения, и я подумала, что пора бы тебе расширить свои горизонты и попробовать что-то новое за пределами субботнего волонтёрства. Думаю, с твоей стороны было бы опрометчиво упускать возможность дополнительного заработка и бесплатно посмотреть в летнем отпуске карельские достопримечательности, совместив приятное с полезным.

После этих слов начальницы я тут же вспомнила, что отзывы обо мне тёти Лены и дяди Вани и правда были положительными. По этой причине Тамара Михайловна уже несколько месяцев предлагала мне оставить работу в ресторане и переквалифицироваться из волонтёра социальной службы в её штатного сотрудника. Интерес во мне Тамары Михайловны, как к рабочей силе, был вполне понятен, однако я не собиралась оставлять свою работу повара, на которого несколько лет училась в техникуме и которым три последних года трудилась в ресторане домашней кухни. К тому же оклад социального работника был ниже поварского, а ежедневный уход за немощными стариками – гораздо более тяжёлый в психологическом и физическом плане труд, нежели приготовление еды. Поэтому я неизменно отвечала начальнице социальной службы отказом на её предложения мне стать штатным работником, предпочитая сохранять не обременяющий меня статус волонтёра.

С самого начала работы в ресторане я мечтала об открытии своего кафе или бистро, ежемесячно откладывая с зарплаты на реализацию этой цели некоторую сумму денег. Поэтому предложенные Тамарой Михайловной пятьсот евро за недельный уход за парализованным мужчиной были бы совсем не лишними в моих накоплениях. К тому же мне было любопытно приобрести опыт ухода за куда более молодым мужчиной, нежели мои пожилые подопечные, и я никогда прежде не бывала в Карелии.

– Я нахожу ваше предложение интересным, – наконец дала я начальнице социальной службы ответ, предположив, что мне не составит особо труда покормить с ложечки парализованного мужчину, почистить ему зубы и мыть раз в день его пластиковые контейнеры для сбора отходов жизнедеятельности. – Когда нужно приступать к работе?

– Я знала, что на тебя можно положиться, – удовлетворённо ответила Тамара Михайловна, очевидно, рассчитывая, что её хитроумный план по обращению меня в штатного работника социальной службы стал на один шаг ближе. – Я вышлю тебе телефон клиентки для связи, с которой ты можешь обсудить все детали.

После этих слов начальница повесила трубку и прислала мне эсэмэс с телефонным номером Дианы, так звали старшую сестру моего нового подопечного. Диана пояснила, что уезжает на днях в рабочую командировку и не хочет оставлять своего брата Льва без присмотра. Несколько месяцев назад Лев сломал позвоночник и оказался парализован ниже шеи, впав в депрессию и утратив желание жить. Диана решила, что для улучшения психологического здоровья её брату будет полезно выбраться за пределы его комнаты и совершить путешествие по Карелии, которую Лев собирался посетить по работе незадолго до произошедшей с ним трагедии.

На протяжении нескольких последующих дней, которые ушли на оформление моей визы в Россию, я немного отдохнула от работы и изучила высланный мне Дианой по электронной почте план путешествия, который женщина очень подробно расписала, арендовав для поездки на Русский Север целый автодом с водителем. Ознакомившись с информацией о туристических локациях, которые мне надлежало посетить вместе с Львом, я обрела ясное представление о предстоящей поездке и рассчитывала привезти из Карелии много сувениров и ярких впечатлений.

Ранним утром следующего вторника я приехала с рюкзаком на плечах к автобусной парковке, расположенной у Рижского железнодорожного вокзала, и увидела перед собой длинный белоснежный дом на колёсах. Подобные кемперы ежегодно вереницами пересекали Ригу в летний период отпусков и не раз прежде попадались мне на глаза.

Никогда не покидая пределы крохотной Латвии, я всегда завороженно глядела на проезжающие по центральным улицам Риги дома на колёсах, считая подобный вид туризма крайне увлекательным и романтичным приключением для свободолюбивых натур. Мне даже одно время хотелось приобрести собственный кемпер и объездить на нём мир, однако, узнав, что стоимость автодома начинается от нескольких десятков тысяч евро и доходит до пары миллионов, в то время как суточная аренда кемпера составляет не менее ста евро, я поняла, что подобный вид туризма не для меня.

И вот судьба предоставила мне уникальную возможность совершенно бесплатно совершить путешествие в кемпере, да ещё и заработать при этом денег, которые я смогу отложить на открытие своего будущего кафе или бистро. От подобных подарков судьбы не принято отказываться, поэтому, подходя к большому дому на колёсах с тонированными окнами, у входа в который меня ожидала Диана, я была мысленно благодарна Тамаре Михайловне за сделанное ей мне предложение.

– Доброе утро, Амелия! – поприветствовала меня кареглазая женщина лет сорока с чёрными волосами и смуглой кожей. – Я думала, вы будете несколько постарше.

– Здравствуйте, Диана! – смущенно ответила я женщине, очевидно, ожидавшей увидеть перед собой более взрослого и опытного социального работника. – Полагаю, моя начальница сообщила вам, что я занимаюсь уходом за людьми с ограниченными возможностями менее года и работаю поваром в ресторане.

– Да, Тамара Николаевна рассказала мне о вас, заверив, что в вашем лице мой брат обретёт не только терпеливого и ответственного помощника, но и прекрасного повара.

– Надеюсь, я смогу оправдать ваши ожидания.

– Здесь ваша зарплата за уход за Львом и его паспорт, а также деньги на питание в кафе и ресторанах Карелии, на посещение туристических объектов и топливо для кемпера, – протянула мне увесистый конверт Диана. – Кроме того, в вашем распоряжении полный холодильник продуктов в кемпере.

– Благодарю, – ответила я женщине, взяв из её рук конверт и поместив его в рюкзак. – Я изучила ваш список туристических локаций и предприятий общественного питания Карелии, которые вы отметили, и обещаю строго следовать вашим предпочтениям.

– Рада это слышать, – улыбнулась Диана и, подойдя ко мне почти вплотную, неожиданно произнесла доверительным тоном: – У меня нет причин не доверять выбору Тамары Михайловны относительно вашей персоны на роль помощника Льву, однако, исходя из вашего юного возраста и скромного опыта работы в сфере социального ухода, я всё же должна вас предупредить. Мой брат совсем недавно утратил дееспособность, тяжело переживая своё нынешнее физическое состояние, и пребывает в депрессии, предприняв некоторое время назад попытку самоубийства.

Последние слова женщины заставили меня инстинктивно поёжиться, однако я мужественно осталась стоять на месте и сдержалась, чтобы не отступить назад. Я знала, что мне надлежит ухаживать за парализованным мужчиной, однако новость о том, что мой новый подопечный склонен к суициду, застигла меня врасплох, заставив усомниться в правильности своего решения взяться за эту работу, которая уже не казалась мне такой простой.

– Я позаботилась о том, чтобы Лев больше не смог себе навредить, но вы должны быть готовы к тому, что мой брат способен попросить вас помочь уйти ему из жизни, – продолжила Диана, в глазах которой я прочла искреннюю обеспокоенность о близком человеке. – Моему брату требуется время на то, чтобы принять новые обстоятельства жизни, поэтому я прошу вас отнестись к Льву с предельной чуткостью и терпением. Скажите, вы способны проявить о моём брате заботу, подобную той, какую вы бы оказали в отношении своего родного человека?

– Можете об этом не беспокоиться, – ответила я женщине. – Я обеспечивала паллиативный уход за моей мамой, которая умерла год назад от рака, поэтому вполне готова к работе с любыми подопечными, включая вашего брата.

– Простите. Соболезную вашей утрате.

– Ничего страшного. Худшее осталось позади и, ухаживая за мамой, я развила в себе достаточную чуткость и терпение к нуждающимся в заботе людям.

– Тогда я, пожалуй, могу доверить вам брата, – с облегчением улыбнулась мне Диана. – После смерти родителей мы остались с Львом самыми близкими людьми, и я желаю ему только добра, поэтому надеюсь, что это путешествие и ваша забота подействуют на моего брата наилучшим образом, позволив ему оставить дурные мысли позади.

– Уверена, так и будет, – ответила я женщине и понимающе погладила её по плечу.

После этих слов я зашла вслед за Дианой в открытую дверь кемпера с выдвижной электроподножкой и оказались в уютном доме на колёсах. Женщина представила меня сидящему за рулём полноватому водителю лет пятидесяти, одетому в брюки и рубашку, после чего провела из гостиной зоны кемпера в его единственную спальню, расположенную в задней части автодома.

– А вот и Амелия, – представила меня Диана сидящему у кровати, в инвалидном кресле, мужчине лет тридцати пяти. – Она будет помогать тебе во время поездки.

Смерив меня хмурым взглядом человека, который отнюдь не рад новому знакомству, весьма похожий на свою старшую сестру смуглый мужчина с чёрными, как смоль волосами, карими глазами и не стриженной несколько месяцев бородой и усами, молча отвернулся к тонированному окну спальни.

– Прошу тебя быть вежливым и учтивым со своей новой помощницей, – мягко обратилась к брату Диана, ничуть не смутившись его неприветливому поведению.

– Закрой, пожалуйста, за собой дверь и попроси меня не беспокоить до прохождения пограничного контроля, – сухо ответил сестре мужчина, не отводя глаз от окна.

Прежде чем Диана выполнила просьбу Льва, закрыв в его комнату лёгкую раздвижную дверь, я успела рассмотреть кресло парализованного ниже шеи мужчины, которое отличалось от обычных инвалидных колясок. Кресло Льва имело удобный подголовник, подлокотники с углублениями для рук, а также подставку для ног и фиксирующий ремень безопасности на уровне живота и груди. Помимо этого, инвалидное кресло располагало электрическим мотором, что позволяло его хозяину автономно передвигаться в коляске с помощью расположенного на уровне подбородка рычага управления. Правда сам рычаг, которым Лев мог бы направлять кресло подбородком вперёд, назад, влево или вправо отсутствовал, делая, таким образом, мужчину полностью зависимым от воли управляющего его коляской помощника.

Простившись с Дианой до воскресенья, когда нам надлежало вернуться обратно в Ригу из Карелии, я положила свой рюкзак на расположенный у входа в кемпер диван, являвшийся на ближайшую неделю моим спальным местом. В то время как Михаил завёл мотор и выехал с парковки у железнодорожного вокзала, я с любопытством принялась изучать убранство автодома, внутри которого находилась впервые в жизни.

Предназначенный для удобного проживания человека с ограниченными возможностями кемпер имел четыре спальных места: одно в спальне Льва, второе в гостиной, на диване, и ещё два в алькове, расположенном над кабиной водителя. К алькову была приставлена узкая металлическая лестница, позволяющая забраться в него и отгородить спальное место плотной шторкой.

Перпендикулярно моему дивану стоял закруглённый стол с двумя креслами с одной стороны и местом для инвалидной коляски с другой. Вверху и внизу, по бокам гостиной зоны располагались ящики для хранения вещей, а перед единственной спальней дома на колёсах возвышался гардеробный шкаф. Кемпер имел тонированные окна с антимаскитными сетками с обеих сторон гостиной зоны и в спальне.

Из удобств, создающих в автодоме комфорт, имелся биотуалет с душевой кабиной, унитазом и раковиной, а также газовая плита, мойка, холодильник, микроволновка, кондиционер, телевизор со спутниковым телевидением и радио. Словом, в кемпере имелось всё необходимое для уютного проживания четырёх человек, делая этот автодом весьма привлекательным местом для путешествий небольшой семьи или трёх малознакомых людей, как в данном случае.

Ближе к полудню мы добрались до международного автомобильного пункта пропуска в Эстонии, прошли паспортный контроль и въехали на территорию России, проведя в тысячекилометровой дороге до Петрозаводска остаток светового дня. За двенадцать часов пути я успела вдоволь насмотреться из окна кемпера на бесконечные ряды зелёных сосен и берёз у шоссейной дороги, а также приготовить для себя и мужчин обед, покормив им Льва во время нашей короткой остановки в Санкт-Петербурге.

Добравшись к вечеру до столицы Карелии, мы поужинали и остановились на ночлег в самом центре Петрозаводска, у его железнодорожного вокзала. Перед сном я почистила просидевшему весь день в своём кресле Льву зубы и переодела его в пижаму, уложив с помощью Михаила на кровать, после чего водитель отправился спать в альков, а я прилегла на диване, застелив его найденными в бельевом ящике простынёй, подушкой и одеялом. К моему удивлению, спустя минуту привыкший к постоянной дороге Михаил мерно засопел за серой занавеской алькова, в то время как я не могла заснуть на новом месте ещё несколько часов.

Проведя весь день в дороге, я размышляла о том, каким образом мне искать подход к своему новому подопечному, который не испытывал ни малейшей тяги к общению и обмолвился со мной за минувшие двенадцать часов лишь парой слов, позволив себя дважды покормить и подготовить его ко сну. Я с пониманием отнеслась к поведению Льва, помня о словах Дианы, и надеялась, что уже завтра, когда начнётся наш первый день посещения достопримечательностей Карелии, Лев ими хоть немного заинтересуется и приоткроет мне дверь к своей загадочной душе.

Тем временем Лев неподвижно лежал в своей запертой спальне, в одноместной кровати, и так же долгое время не мог заснуть. Утратив способность двигаться, мужчина проводил большую часть времени в своих мыслях, отгородившись от внешнего мира и предаваясь воспоминаниям о прошлом. Ещё пару месяцев назад Лев был успешным фотографом для журналов мод, сделал невесте предложение, готовился к свадьбе и собирался завести детей, пока несчастный случай не поставил крест на благополучной жизни и мечтах молодого мужчины в самом расцвете сил.

Развлекаясь накануне свадьбы на мальчишнике в арендованном доме с бассейном, Лев позволил себе выпить лишнего и прыгал с друзьями с двухметрового трамплина в бассейн. Безудержное мужское веселье внезапно закончилось, когда в один из прыжков Лев неожиданно поскользнулся на трамплине, упал в бассейн вниз головой и ударился ею о одно, сломав два шейных позвонка. Во время сильного удара мужчина отключился, а когда вновь очнулся, обнаружил себя лежащим у бассейна, в недоумении глядя на обеспокоенные лица своих друзей.

Поначалу Лев решил, что ничего страшного не произошло, и он отделается лишь внушительной шишкой на затылке и сотрясением мозга, ведь на мальчишниках и не такое случается. Однако когда мужчина обнаружил, что более не властен над своим телом и способен двигать лишь шеей, то пережил овладевшую им паническую атаку и горько пожалел о том, что друзья не оставили его лежать без сознания на дне бассейна.

Вернувшись мыслями в настоящий момент, Лев закрыл глаза и сжал в немом бессилии желваки. По заросшим густой щетиной щекам мужчины потекли горькие слёзы отчаяния, ощущение теплоты которых напомнили Льву о том, что он был всё ещё жив, продолжая бессмысленное существование в навеки утратившем подвижность теле.

Глава 4. Карельские терминаторы

Проснувшись ранним утром, пока Михаил и Лев ещё спали, я приготовила на всех пышный омлет с сыром, ветчиной и томатами, а также румяные тосты с маслом и абрикосовым вареньем, и заварила кофе, бодрящий запах которого вселял в меня позитивный настрой на предстоящий день. Когда завтрак был готов, я надела медицинские перчатки, постучалась в спальню Льва и открыла её раздвижную дверь, увидев перед собой лежащего в кровати мужчину.

– Доброе утро! – поприветствовала я своего подопечного, смерившего меня отчуждённым взглядом. – Как вам спалось на новом месте? Как настроение?

– Спалось, как убитому, – ответил Лев. – Настроение – весь день лежать в постели и не высовывать носа из кемпера.

– Боюсь, ваша сестра этого не одобрит, оставив мне чёткий план путешествия, придерживаться которого я пообещала Диане, получив от неё оплату вперёд.

– Моей сестры здесь нет, чтобы вас контролировать, а я заплачу вам в два раза больше, если вы оставите меня в покое до конца поездки и не станете повсюду таскать за собой, словно сломанную куклу.

– Уверена, намеченные Дианой к посещению достопримечательности Карелии не оставят вас равнодушными, а приготовленный мной завтрак придаст вам нужный настрой для получения от сегодняшнего дня позитивных эмоций.

Сочтя равнодушное молчание мужчины за согласие, я сняла с него одеяло и отложила его в сторону, после чего деликатно спустила с Льва пижамные штаны и вытащила из его уретры и ануса гибкие катетеры, выбросив их в мусорную корзину. Затем я провела мужчине влажными салфетками утренний туалет и сняла прикреплённые к его голеням сборники для мочи и кала. Опорожнив и вымыв пластиковые сосуды, я вернула их обратно на ноги Льва и осторожно ввела в его уретру и анус новые катетеры, соединив их другой конец со сборниками отходов жизнедеятельности.

– Можете так не стараться, – обратился ко мне мужчина после того, как я сняла перчатки и переодела Льва в уличную одежду. – Моё тело ничего не чувствует, а мне всё равно, как я выгляжу. От человека во мне осталась лишь шея и голова.

– Несмотря на потерю чувствительности, ваше тело продолжает исправно функционировать, а помимо головы у вас ещё есть мысли, чувства и переживания, которые никто не сможет у вас отнять, – ответила я мужчине, усадив его в инвалидное кресло и закрепив на груди Льва ремень безопасности.

– Ну да, всё вышеперечисленное при мне, и я продолжаю вести богатую и полную смысла жизнь в этом неподвижном теле.

– В судьбе каждого из нас случаются трагедии, разделяя жизнь на до и после, однако никто не в силах помешать нам обрести утраченный смысл бытия, кроме нас самих, пусть для этого и требуется определённое время и усилия с нашей стороны.

– Вы говорите словами моей сестры, однако обе вы передвигаетесь на своих двоих, а не сидите в инвалидной коляске с трубочками в выходных отверстиях. Поэтому не нужно рассказывать мне об исцеляющем душу значении времени и усилиях, пока не окажетесь на моём месте.

– Простите, я не хотела вас обидеть. Мне нужно умыть вас перед завтраком.

– Тогда молча делайте свою работу и не стройте из себя философа. Что вы вообще можете знать о жизни в свои двадцать с небольшим?

В ответ на слова мужчины я могла бы поведать ему о том, как выросла без отца, ухаживала за умирающей мамой и забочусь о двух одиноких стариках, однако решила не провоцировать Льва на новые упрёки в свой адрес. Пусть я и не считала себя виноватой в том, что пожелала немного приободрить мужчину, он всё же был прав в том, что мне не следовало поучать его жизни, не зная, какого ему приходится в парализованном нише шеи теле.

– Так я и думал, – хмыкнул Лев, сочтя моё примирительное молчание за капитуляцию.

Завезя коляску мужчины в туалет, я умыла лицо Льва влажным полотенцем, почистила ему зубы и причесала растрёпанные после сна волосы.

– Доброе утро, Амелия! Спасибо за вкусный завтрак, – поприветствовал меня сидящий за обеденным столом кемпера Михаил, расправляясь со своей порцией яичницы с тостами и ароматным кофе.

– Приятного аппетита! – ответила я водителю, будучи благодарна ему за тёплые слова, после чего разместила коляску Льва у стола и села в кресло напротив него.

– Куда нам ехать дальше? – поинтересовался у меня Михаил, закончив завтрак и поместив грязную посуду в раковину из нержавейки.

– На набережную, к городскому порту, – сказала я мужчине, когда тот сел за руль автодома и включил навигатор. – После завтрака я повезу Льва на прогулку по набережной и попрошу вас сходить в расположенный у порта ресторан «Фрегат», чтобы забронировать нам обеденный столик на троих.

– Принято, – ответил Михаил и завёл мотор дома на колёсах.

Покинув оживлённую парковку железнодорожного вокзала Петрозаводска, мы направились по проспекту Ленина и Пушкинской улице в направлении порта. Голодный Лев молча съел из моих рук сытный омлет и тосты, запив всё кофе, после чего я вытерла мужчине салфеткой рот и позавтракала оставшейся частью своей еды.

К тому моменту как я закончила мыть посуду, кемпер устроился на парковке Петрозаводского порта, расположенного между городской набережной и гостинично-ресторанным комплексом «Фрегат», выбранным Дианой в качестве места, где нам предстояло совершить знакомство с традиционными блюдами карельской кухни. В то время как я вывезла Льва из автодома на улицу, Михаил отправился к занимающему внушительную площадь комплексу «Фрегат», за двухэтажным зданием которого возвышалось колесо обозрения, являющееся частью парка детских аттракционов.

Вдохнув щедро пропитанный запахом хвои летний воздух, я окинула взглядом находящуюся на берегу Онежского озера Александровскую пристань, с причалов которой регулярно отправлялись на остров Кижи быстроходные «Кометы» и гостили многоярусные круизные теплоходы, курсирующие по центральной части России. Вдали величественной Онеги, являющейся вторым по величине пресным озером в Европе, на северо-восточном побережье Петрозаводской губы виднелась густая поросль елей и сосен «Заозёрского» заказника, занимающего площадь более двух с половиной тысяч гектар.

Восхитившись необъятными просторами Онежского озера, воды которого пребывали в этот утренний час в состоянии обманчивого покоя, я с воодушевлением повезла Льва на неспешный променад по набережной Петрозаводска. Набережная являлась главной достопримечательностью города, раскинувшись посреди Петровского сквера, между устьями рек Лососинка и Неглинка, и предлагала посетителям живописную прогулку меж россыпи авангардных скульптур, подаренных Петрозаводску городами-побратимами в честь трёхсотлетия столицы Карелии.

Первую остановку во время прогулки с Львом по берёзовому скверу мы совершили у памятника основателю города – Петру I, заложенному в честь двухсотлетия со дня рождения императора и открытому в 1873 году в честь векового юбилея Александровского завода, который некогда выплавлял чугунные пушки и ядра для нужд русского флота и крепостной артиллерии. Правой рукой бронзовая статуя трёхметрового Петра в парадном мундире и ботфортах указывала на устье Лососинки, где в 1703 году были заложены металлургический и оружейный завод, дав основание Петрозаводску, который приобрёл статус города при Екатерине II, в 1777 году.

– Вас что-то рассмешило?! – удивлённо обратилась я к Льву, заметив улыбку на лице мужчины, взирающего снизу вверх на памятник первого российского императора.

– Не думал, что у меня с Петром найдётся так много общего, – загадочно ответил Лев. – Мы оба обречены на вечную неподвижность, будучи лишены возможности уйти и полностью зависим от воли приглядывающих за нами людей.

Понимая, что никогда бы не подумала о статуе Петра I в подобном ключе, я мысленно принесла императору благодарность за создание столицы Карелии, по причине чего наше путешествие с Львом смогло состояться, после чего повезла мужчину далее вдоль Онежской набережной. Мощёная карельским гранитом, диабазом и шокшинским малиновым кварцитом набережная была обустроена выстроившимися в ряд фонарными столбами и скромным количеством небольших скамеек. Слева к ухоженной набережной прилегал изумрудный газон, за которым пролегала обрамлённая берёзовой рощей пешеходная дорога для любителей прогулок в тенистом сквере. Справа набережная нисходила в манящую таинственной синевой Онегу, освещаемую тёплым светом безоблачных небес.

Немногочисленные в утренний час прохожие мирно сидели на скамейках, прогуливались по набережной или пересекали её на велосипедах и электросамокатах, придавая своим присутствием данному месту оживлённый вид. Свернув с набережной налево, на серую брусчатку, мы оказались с Львом у стилизованного под берёзу искусственного дерева, безлиственные ветви которого были украшены разноцветными скворечниками.

– Это «Дерево желаний» – скульптура, подаренная Петрозаводску шведским городом Умео, – поделилась я с мужчиной своими знаниями, полученными при изучении списка Дианы обязательных к посещению мест Петрозаводска и Карелии. – По замыслу автора скульптуры, если прошептать своё желание в ушную раковину, прикреплённую к дереву, оно непременно сбудется.

– Скупость шведов не ведает границ, – пробурчал себе под нос Лев, разглядывая расположенную на дереве, на уровне головы человека среднего роста, большую ушную раковину. – Золотая рыбка исполнила три желания старика, щука – ещё больше желаний Емели, а это шведское бревно со скворечниками исполняет всего одно.

– Зато сокровенное, – возразила я мужчине и прошептала в искусственное ухо своё желание, загадав, чтобы это путешествие прошло успешно, и по его завершению Лев вновь научился смотреть на мир в радужных тонах.

– Вы действительно верите в подобные суеверия?! – усмехнулся мой подопечный. – Может, вы и в Деда Мороза верите, и в вечную жизнь после смерти?

– Всегда нужно верить во что-то светлое и надеяться на лучшее, – ответила я Льву, вернувшись к его коляске.

Рассчитывая, что следующий арт-объект понравится мужчине больше, я вывезла Льва обратно на каменную набережную и остановилась у расположенной у воды изящной скульптуры, состоящей из двух схематично выполненных из металлических прутьев фигур, которые забрасывали в Онежское озеро ажурную сеть.

– Это скульптура «Рыбаки», ставшая первым установленным на набережной Петрозаводска арт-объектом, подаренным городу кубинским скульптором Рафаэлем Консуэгра, – пояснила я мужчине. – По идее скульптура, этот памятник представляет собой русского и американского рыбака, осуществляющих совместный труд по закидыванию в озеро сети.

Будучи заинтересован весьма необычной скульптурой, Лев довольно долго её рассматривал, вглядываясь в лица металлических «Рыбаков», после чего, наконец, нарушил молчание и скупо изрёк: – Стрёмные они какие-то, особенно американец. Сразу видно, замышляет недоброе, думая стащить у русского сеть, а то и весь улов.

– К слову, петрозаводцы называют эту скульптуру «Карельские терминаторы» или «Борющиеся с паутиной дистрофики».

– Точно! Терминаторы-дистрофики. Теперь я понял, на кого похожи эти железяки.

Оставив «Рыбаков» забрасывать в многоводную Онегу металлическую сеть, я повезла Льва далее по набережной, остановившись у другой железной скульптуры, расположенной возле изумрудного газона и раскидистых берёз.

– А эта композиция современного искусства называется «Тюбингенское панно», состоя из закреплённых в земле и устремлённых в небо шестидесяти одной мачты различной высоты. Скульптура была подарена Петрозаводску немецким городом Тюбингеном, являясь наиболее загадочным арт-объектом во всём Петрозаводске. В некоторые из металлических мачт скульптуры вмонтированы восемь камней, собранных в исторических местах Тюбингена и Петрозаводска. Мачты символизируют многовековую историю двух городов, а также воспоминания об их тесной дружбе.

– Ну, тут хотя бы всё понятно. Выпившие после рабочей недели немцы пытались собрать очередной «Мерседес», но что-то пошло не так, и у них получилась эта загадочная хрень. Всегда знал, что современное искусство очень переоценено.

– Считается также, что эта скульптурная композиция отображает неповторимость человеческих судеб, олицетворяемых непохожими друг на друга мачтами, однако, даже авторы «Тюбингенское панно» не дают точного ответа на вопрос, что именно символизирует их творение.

– Конечно, не дают. Уверен, немцы настолько набрались баварского пива во время труда над своим гениальным творением, что даже не помнят, что хотели этим сказать.

– Петрозаводцы называют данную композицию «Памятник набору отмычек» или «Смерть парашютиста».

– В принципе, оба варианта хорошо подходят, но сдаётся мне, что это вовсе не мачты, а удочки кубинских терминаторов-дистрофиков.

Оставив ироничное предположение Льва без ответа, я отвезла его далее к высокой авангардной скульптуре из финского города Йоэнсуу под названием «Искра дружбы», которая представляла собой символические голубые ворота, разомкнутые наверху, из двух половинок которых вырывались золотые искры. Сразу за воротами располагалась другая абстрактная скульптура «Волна дружбы» из финского города Варкауса, олицетворяющая тему роста добрососедских отношений между двумя городами, подобно морской волне, которая становится с годами только сильнее.

– Ага. Видимо, финны из большой дружбы с Россией вступили в НАТО и строят на границе с Карелией многокилометровый забор с колючей проволокой, стремясь укрепить многовековую дружбу двух народов, – едко заметил мужчина в ответ на моё описание ему финских скульптур.

Поняв, что Лев не питает особой любви, по крайней мере, к четырём западным державам, мне стало любопытно, удастся ли мужчине собрать Флеш-рояль у следующего арт-объекта.

– Эта скульптура называется «Спящая красавица», подаренная французским городом Ла-Рошель, и символизирует карельскую женщину, томно покачивающуюся на волнах в единении с природой, олицетворяя собой продолжательницу рода и саму жизнь.

– Может, скажете сразу, как именуют сие творение петрозаводцы?

– «Карельская мадонна».

– Вот эта металлическая баба, лежащая на бетонных трубах, словно молочный поросёнок на вертеле – мадонна?! Может быть, есть ещё какое-нибудь название?

– «Мечта сантехника», – повержено ответила я Льву, с лёгкостью превратившему своё Каре во Флеш-рояль.

– Другое дело! – одобрительно ухмыльнулся мужчина. – Именно так и выглядит сокровенная мечта о женщине годами не просыхающего французского сантехника. Разве можно было ожидать от лягушатников чего-то иного?

Заметив неподалёку пару стоящих на набережной декоративных пушек, напоминающих о былой деятельности Александровского завода, я была почти уверена, что уж оружие-то моему подопечному должно понравиться.

– Можно пострелять из этих пушек?

– Боюсь, они не стреляют, представляя собой декоративные объекты.

– Как обидно – побывать в Петрозаводске и не пострелять из пушек по чайкам.

Оставив пушки позади, я отвезла Льва к белоколонной Ротонде, на месте которой ещё сто лет назад стояла деревянная беседка-павильон над легендарным источником восемнадцатого века, в котором умывалась сама Екатерина Великая, в то время как сегодня Ротонда являлась одним из символов Петрозаводска и местом обязательного фотографирования молодожёнов.

Затем неспешная прогулка по набережной привела нас с мужчиной к гранитной пирамидке, символизирующей окончание строительства второй очереди Онежской набережной к празднику трёхсотлетия основания Петрозаводска. Пирамидка располагалась на мощёном камнем моле, с которого открывался изумительный вид на Онежское озеро, заставив меня задержаться на этом месте подольше, дабы вдоволь насладиться завораживающей синевой Онеги.

Оказавшись на небольшом моле, окружённом с трёх сторон бескрайним озером, даже Лев непривычно смолк, не сумев найти подходящих слов для критики. Впрочем, дующий с Онеги ветер вскоре завершил наше пребывание на моле и вынудил вернуться на пешеходную часть набережной, где рядом с гранитной пирамидкой притаился «Кошелёк удачи».

– Это мраморная скульптура латвийского художника, подаренная Петрозаводску от Риги, – гордо заявила я мужчине. – Скульптура была создана для людей, мечтающих о достатке и богатстве, для увеличения которых необходимо лишь потереть рукой этот мраморный кошелёк, глядя на Онежское озеро.

– Лучше бы Рига подарила Петрозаводску настоящие деньги, а не этот булыжник, который сколько не три, в карманах от этого больше не станет, – сурово ответил Лев, вернувшись в своё обычное состояние.

Благоразумно решив воздержаться от натирания рижского «Кошелька удачи», дабы не вызвать со стороны мужчины в свой адрес ехидную насмешку, я повезла его дальше к семиметровому фонтану-памятнику «Рождение Петрозаводска» или «Онего», подаренному городу от Ленинградской области в честь трёхсотлетия столицы Карелии.

– Данная скульптура называется петрозаводцами «Босоногий мальчик», олицетворяя, по замыслу авторов, формирование оборонительного форпоста на северо-западе России, где молодой юноша-воин являет собой город Петрозаводск и готовится сойти с лодки на берег, защищая Матушку Россию.