Читать онлайн Отражение бесплатно
Все персонажи произведения являются вымышленными, любое совпадение с реальными людьми – случайно.
Отражение
Все началось отвратным воскресным утром. Ничто не предвещало никакой суеты. Просто очередной пустой, бездарно прожитый день. Унылый столичный пейзаж за окном в виде размазанного по небосклону пятна добавлял настроению серых красок… Спасало какое-то бульварное чтиво, вяло отвлекавшее меня от дурных мыслей.
Звонок телефона заставил вздрогнуть.
-Привет, ты занят?
–Нет.
–Я отдыхаю.
–Рад за тебя.
–В особой клинике под Петербургом.
Это был мой старший брат. За пару недель до этого он уехал куда-то на отдых, взяв небольшой отпуск на работе, ничего никому толком не сказав, ссылаясь на очередные неурядицы с женой. Короче, собрал пару чемоданов и уехал прорываться к нирване в неизвестное мне до этого звонка место.
Подумаешь: звонок из дурдома в выходные. Разве он может предвещать беду, правда?
Сказать, что я удивился? Нисколько. Знаю, выглядит странно: родной брат непонятно где, а реакции – никакой. Не спешите с выводами: просто такие исчезновения и возвращения дражайшего родственника – это не в первый раз. Пару лет назад, после очередной черной полосы в жизни, оказавшись брошенным всеми и не пожелав принять помощь друзей, он сорвался в безумное путешествие за новыми впечатлениями. К сожалению, кроме просаженных заемных миллионов, подставленных друзей и испорченных с кем только можно отношений ничего путного из этого не вышло. Тогда все кончилось именно дуркой… Хотя, если подумать – впечатлений брат получил предостаточно. В целом, этот период в его жизни для меня покрыт туманом, как, впрочем, и последний, но по другой причине: два года назад я не был основным действующим лицом. В этот раз мне досталась авансцена.
Я расскажу вам историю одного сумасброда. И она настолько нелепа, что вы сразу поверите в то, что она правдива.
Часть 1.
Глава 1.
–Какой еще клинике? Ты же отдыхать поехал, – где он, конкретно сказано не было, но поводов напрячься, как я упомянул выше, хватало.
–Я отлично отдохнул. Меня почистили, сделали кучу анализов, и мы постоянно слушаем лекции на самые разные темы. Тебе бы здесь понравилось, – да, мой брат – поклонник «аур», шаманских бредней и веры в то, не знаю, что. Тем не менее, парень отнюдь не глупый.
–Господи, я тебе не раз объяснял про этот вездесущий бред со «шлаками», «чистками» и прочей идиотией, благодаря которой из тебя высасывают кучу денег, – и да, я бываю занудой.
–Может, тебе просто пора научиться зарабатывать деньги? Сидишь ровно и не дергаешься, а люди делают большие суммы. Это бизнес, и не важно, как это происходит. Если человек может заплатить за такие процедуры, он платит, а ты только воздух трясешь, – сказал он гораздо горячее обычного, что меня насторожило. Мы совершенно разных взглядов на жизнь, и потому спорим нередко, но с ходу припомнить, как брат набрасывается на меня из-за обычного занудства, не могу.
–Для меня есть неприкосновенные темы. Если человек давал клятву помогать людям, то не обязательно на каждом шагу впаривать всякую мишуру ради лишней пары тысяч, – чушь полная, но мне почему-то захотелось его позлить.
–Мне помогает.
–Ну, это замечательно и стоит во главе угла, в конце концов.
–Я нездоров.
–У тебя нашли опасную концентрацию редких «шлаков» где-нибудь в мозге? – да, юмор – не моя сильная сторона.
–У меня рак.
–Рад за него.
–Я серьезно. Рак желчного пузыря в последней стадии. Не операбелен. Осталось полгода.
Я не поверил. Нет, скорее сильно усомнился в услышанном. Когда новости бьют молотом по наковальне, именуемой вашей головой, первые минуты звон в ушах служит непреодолимой стеной для слов, летящих в ваши уши.
Дальнейший диалог был очень напряженным с моей стороны и абсолютно спокойным – с его. Я задавал уйму вопросов и пытался проверить правдивость его слов. Все-таки черт знает, где он находится, да и мало ли, чем он надышался да что придумал после своих шаманских трав …
После высланных мне на почту снимков КТ с контрастом, неутешительных заключений врачей под ними, результатов тонны всевозможных анализов, сложнопроизносимых онкомаркеров, невероятно превышавших норму, мои сомнения были рассеяны. Брат вскользь упомянул еще и внезапную потерю почти тринадцати килограммов, списанную им на «стресс».
У моего брата рак. Чертовски приятное воскресное утро.
Брата зовут Артур. Молодой человек тридцати трех лет. Не могу сказать ничего примечательного о его внешности. Он среднего роста, с густыми темными курчавыми волосами, которые он никогда не отпускал чересчур сильно, так как считал, что его это сильно молодит; с красивыми голубыми глазами, которыми очень гордился, и понурой расхлябанной походкой, напоминающей усталую поступь моряка после ночной разгрузки трюма. Менеджер высокого звена, всю жизнь искавший больших денег и положивший жизнь на их добычу.
С утра до ночи сидеть в душном офисе и заниматься непонятно какой работой…Конечно, непонятной именно для меня. Он был начальником интернет-маркетингового отдела в крупном коммерческом банке. Чрезвычайно востребованное направление. А какие перспективы, не говоря уже о статусе! Сколько молодых людей мечтало бы оказаться на его месте: дорогая иномарка, элитная недвижимость и прочие прелести «руководителей» – о чем еще мечтать, правда? А сколько бы отказалось, осознав, чем придется за это заплатить? Сколько покрутило бы у виска, скажи я, что единственную неразменную монету в жизни – время, заплаченную за все это, им не вернуть.? Да что за глупости. Единицы. Никто. Мнимое чувство превосходства над другими и способность не просто навязать клиентам необходимость ненужных вещей, а заронить в сознание эту необходимость, просто кружит голову. Спасибо тебе, Ян Кунен, ты явственно показал, что такое вызов и провокация в каждом мгновении жизни. Всего лишь искра на фоне фейерверка, разумеется…
Брат курил. Просто спокойно выдыхал дым в трубку на другом конце провода. Он выдыхал его так уверенно и емко, что мне почудилась густота этого дыма. Я занервничал. Сорвется. Опять снесет крышу – и жди беды. Это единственное, что вертелось у меня в голове в том момент. Не жалость к нему, а осознание последствий происходящего. Кому их разгребать?
В «тот» раз он просто вышел из банка после очередного рабочего дня и вместо своей машины сел на поезд до Северной столицы России. Так все и началось. Знаете, порой возникает острое желание совершить какую-нибудь глупость. Маленькую осознанную глупость, так необходимую нам для разрядки. В этом нет ничего страшного, правда? Всем иногда хочется сбросить с плеч заботы и сделать что-то по-детски глупое, по-настоящему свободное. Но как часто путают «свободу» и «распущенность»! Мы забываем, что самые банальные мелочи приводят к катастрофическим последствиям, что именно несущественные мелочи становятся переломными моментами в жизни. Мы вообще часто забываем про последствия. Его желание в тот момент было таковым: «Уехать отсюда. Просто к чертям свалить отсюда, и плевать на все!» Это официальная версия брата… Сколько эта мысль вызревала на почве злости в его душе и чем он так обильно ее удобрял, мне неизвестно. Но, сойдя с поезда, он не предпринял прогулку по Невскому проспекту и не пообедал в чудном заведении с видом на Исаакиевский Собор, а решил отправиться в Берлин. Да, думаю, по «маленьким глупостям» Артур всем нам даст фору.
Так и начался его спонтанный евротур с провальными медиа-проектами в соцсетях, откровенным мошенничеством, сомнительными попутчиками, ожидаемо окончившийся потерей работы и неожиданно – месячной пропиской в желтом доме. Весьма насыщенно проведенное время, не правда? Но, как я сказал выше, мое представление об этих днях в целом весьма туманно; детали мне не известны, а ведь дьявол всегда кроется именно в них.
Узнав, где именно брат находится в Петербурге, я велел ему оставаться на месте, одновременно натягивая штаны. Честно говоря, я мало тогда думал, действовать надо было быстро, и я действовал.
–На Ленинградский вокзал и как можно скорее, – выпалил я, запрыгивая в такси.
–Сделаем, но до восьмидесяти километров. А то штрафов много прилетит.
–Давайте как можно скорее, я вам накину деньжат за штрафы, хорошо? – немного раздражают болтуны, особенно, когда спешишь.
–Хорошо-хорошо, едем, – таксист сильно напрягся из-за моего внезапного порыва и пресек разговор.
Прыгнув в машину, я начал звонить в Питер своим знакомым врачам и разведывать, к кому и куда можно обратиться за помощью. По пути оказалось, что быстрых поездов в Ленинград нет, ближайших авиарейсов – тоже. Мы мчались к центру Москвы в сторону вокзала.
–А-а-а, черт! Нет никаких путей в Петербург… Слушай, шеф, давай до Санкт-Петербурга, а? Выключай счетчик, или что там, и полетели, мне нужно там быть как можно скорее, я хорошо заплачу, – почти безнадежно выпалил я, но, к моему удивлению, упрашивать водителя не пришлось. Он тут же согласился, будто ожидая такого предложения, а попросил всего десять тысяч, хотя на один только бензин ушла бы половина суммы (его я тоже возместил бы); видимо, проникся жалостью, вслушиваясь в телефонные разговоры про онкологию, нервные срывы и тяжелые последствия. Желтый седан взял направление на магистраль «М10» до Санкт-Петербурга, а уже через двадцать минут позвонил Артур.
–Через три часа буду в Домодедово. Взял билет на самолет, – тембр голоса был все такой же спокойный.
–Эм…Хорошо, тогда встречу тебя там… – я потерялся от такого поворота, мягко скажем.
–Да, жди меня там. Пока без связи, – на заднем фоне было много непонятных голосов и разного шума, будто он уже был в аэропорту, хотя прошло не больше часа с нашего разговора, что тоже было странным.
Таксист, казалось, был в легком исступлении от моей суеты; он промолчал, никак не прокомментировал смену маршрута и, видимо, даже не расстроился от потери небольшого гонорара, радуясь возможности избавиться от странного пассажира. Я же через два часа уже стоял в здании аэропорта и ждал. В голове было абсолютно пусто.
Еще через полтора часа я увидел брата.
Замечали ли вы когда-нибудь, как резко мы находим другим человека, если узнаем о каком-то событии, кардинально изменившим его жизнь? Рождение ребенка – и вот мы уже видим перед собой спокойного и уверенного в себе отца, а не вчерашнего раздолбая. Смертельная болезнь – и перед нами неустанно сражающийся боец, а не испуганный жалкий человек. Мне так кажется. Обстоятельства часто обуславливают поступки людей, и если мы становимся свидетелями того или иного события в жизни человека, то начинаем смотреть на него под другим углом, сквозь призму этого события. Не потому даже, что он действительно преобразился, а потому что уже не можем мыслить по-другому, непредвзято. Вот и Артур вышел из зоны прилета внутренних рейсов для меня совершенно преобразившимся. Ни страха, ни тени сомнения на лице, уверенная походка. Он даже показался мне сложенным крепче, чем обычно, несмотря на явную худобу.
Через десять минут мы уже были в машине такси.
-Едем к тебе домой? Или ты хочешь еще куда-то заехать? – нам надо было многое обсудить, и мне поскорее хотелось оказаться наедине.
–Сразу домой. По пути только возьмем виски, – выдал он отрывисто, но громко.
–О-окей, виски, так виски. А вдруг с Миленой пересечемся?
–Вряд ли. Она давно уехала к матери.
–Куда? Мать же в Хабаровске, – удивился я.
–Да там долгая история. Сейчас вроде здесь. Милена с ней где-то ошивается, – больше отмахнулся, чем ответил, Артур. Я не стал его допытывать. У меня с самого начала их брака, с пышной свадьбы на берегу океана с непременными атрибутами аристократических мероприятий – белоснежными шатрами на белом песке, хрусталем и дорогим металлом вместо посуды, – сложилось впечатление о жуткой меркантильности Милены. Меркантильность, вросшая в ее сущность самым отвратительным образом. Это когда вы свой явный порок выставляете заботой о ближнем… Что-то библейское или простое лицемерие? Нет, просто Милена.
Я попросил водителя остановиться у любого магазина ближе к адресу. Мы почти не разговаривали в машине, хотя я постоянно пытался шутить. Смех скрашивает любые тяжелые переживания, по крайней мере, заставляет отвлечься. Впрочем, отвлекал он только меня, кажется, потому что Артур постоянно пялился в экран смартфона.
-Эм, я не могу открыть дверь, – сказал Артур.
–Почему?
–Ключи в куртке.
–Ну так поставь пакеты и достань ключи.
–Нет-нет, они в куртке, – вот с этого момента я начал немного тормозить.
–И дальше что?
–В куртке, которая в аэропорту…
–Твою ж… Это опять два часа в одну сторону тратить.
–Да не два, а все двадцать два.
–В смысле?
–В аэропорту Петербурга.
Это было не смешно. Он забыл свою куртку с ключами и некоторыми документами в аэропорту Петербурга. Мы только с дороги, с набитыми пакетами, стоим перед входом в квартиру, в которую не попасть. Я выругался.
–Вторые ключи у Милены?
–Да, – а это значит, что ключей у нас нет.
–Забрать никак?
–Ну ты шутишь, что ли? Вообще под предлогом смерти не пойду.
–А предлог-то имеется… – даже не черный, а туалетный юмор, но самый подходящий и расслабляющий, учитывая обстоятельства. После обсуждения нашего безвыходного положения было принято решение поехать ко мне, а там уже думать, что делать дальше. Через полтора часа мы наконец вошли в мою квартиру. Я чувствовал себя невероятно измотанным, виски был очень кстати.
-Тебе один к одному с колой или только со льдом?
–С колой, – небрежно кинул Артур. Я разлил виски по стаканам с содовой и, усевшись на диван напротив, попытался завязать давно созревший разговор:
–Я отправил все твои результаты своим знакомым врачам в Петербурге и здесь, тебя записали на консультацию к одному очень толковому онкологу. Прием уже через два дня, после встречи с ним можно будет обсуждать стратегию лечения, – четкие и простые действия мне казались лучшим решением в тот момент.
–Оперативно, – как-то очень туманно произнес Артур. – Ну, как скажешь, результаты на руках, и тебе виднее, как поступить, – заключил он.
–Тогда до среды постараемся не делать глупостей, а там – как карта ляжет.
–Эх, да мне по барабану, если честно, делай, как знаешь. Есть пара других мыслишек в голове.
Разговор этот дальше был все более туманным и кончился на допитой бутылке виски. Мы разошлись спать, и я еще долго не мог уснуть, хотя алкоголь упорно меня тянул в долину безмятежных сновидений. Ворох мыслей и безосновательных предчувствий не давали мне покоя. Сейчас я уже не помню, в какой именно момент все покатилось снежным комом, и я перестал оглядываться назад, но где-то здесь все и началось.
Я открыл глаза посреди ночи от странных отрывистых звуков где-то в глубине квартиры. Не поняв, что это и откуда они, снова заснул. Сквозь сон мне показалось, что дверь моей комнаты открылась и кто-то вошел. Проснулся я от сильного толчка в плечо и истерического смеха. Посмотрев через плечо, я увидел Артура. Он стоял над моей кроватью и смеялся. Точнее, даже не смеялся, а как бы резко и отрывисто навзрыд глотал воздух ртом, с сардоническим оскалом на лице. У него слезы текли ручьем, подбородок дергался, и он задыхался. Я перепугался и попытался встать, но он резко сел на край кровати и разрыдался окончательно, долго и истерически смеясь при этом. Я сидел, отведя глаза куда-то в сторону, и просто держал его за плечо. Я понятия не имел, что сказать… Как-то неожиданно выбивает из колеи вид плачущего взрослого мужчины. В ходе этого своего небольшого первого припадка он постоянно выкрикивал, что совсем не хочет умирать, что еще не пожил, что у него нет детей. Я пытался его успокоить и заверял, что все будет отлично. Как это отвратительно: уверять человека в подобном, зная, что он может умереть, но как это необходимо. Когда он успокоился, мы снова сели за стол и открыли вторую вчерашнюю бутылку. Так и начался день – со вчерашнего стакана.
–Я хочу что-то оставить после себя, – произнес он уже спокойно, но все еще как бы глотая слова, – Не просто деньги, а что-то настоящее. Я хочу детей! Ты поможешь ей воспитать моего ребенка, мы хотим с ней детей! – выпалил он.
Я вообще перестал что-либо понимать. Точнее, ушам не верил. Может, я еще не протрезвел? Он всю ночь не спал и уже похоронил себя. Хотя минуточку… каких детей?.. Кто «мы»? Они с Миленой не хотели сейчас детей…
–Осади! – крикнул я с выпученными глазами. – Мы с тобой вчера не обсудили ничего толком, а ты уже похоронил себя! У тебя есть шанс на выздоровление, мы это обсудили!
Обсудили – не обсудили…В моем выкрике никакой логики не было, впрочем, как и в его воплях о детях. Просто я был окончательно сбит происходящим с толку. Вчера мы с ним ничего не обсудили, конечно. Да и нечего особо было обсуждать. Как я и говорил Артуру, я отправил все его медицинские документы знакомым врачам, и предварительные выводы были, мягко говоря, скверные. Один из врачей прямо сказал, что прогнозы неутешительные.
Пятилетняя выживаемость с четвертой стадией, на которую указывал докторишка из клиники Артура, составляет пятнадцать процентов и меньше. Это ужасный прогноз для брата. Пока же главное было – не поддаваться панике. Ах, как логично звучит- то со стороны! Но кто станет осуждать отчаявшихся? Как говорится: отчаяние ведь сродни безумию, а на безумцев не действуют доводы разума.
–Давай дождемся среды, после приема будет ясна стратегия лечения и все будет в порядке. Сейчас не время для суеты.
Артур выругался в ответ и продолжил:
–Ай! Ты не слушаешь! Я не буду лечиться! Все, что мне нужно было, я услышал. Не хочу терять ни минуты! Я не хочу провести оставшиеся полгода под капельницами в палате с умирающими.
–Как не будешь? Слушай, ситуация из ряда вон, но не руби сгоряча, надо все спокойно обдумать.
–Арчи, – сказал очень спокойным, совсем не вяжущимся с предыдущим выкриком тоном, – просто помоги мне. Меня никто не поддержит в моих идеях, я открою все только тебе. Давай сделаем все это вместе.
С минуту подумав, я перестал его переубеждать. Мой хороший друг как-то переболел раком. Я видел, через что ему пришлось пройти. Но, знаете, есть «рак», а есть «Рак». Первый сбивает тебя с ног, угрожает знакомством со всевластной госпожой, которую мало кто захочет видеть раньше срока, но дает уникальный шанс: переродиться. Немного людей я знаю со вторым днем рождения.
Второй же тебя уничтожает в прямом смысле. Убивает медленно, вылущивает изнутри саму твою суть. Ты больше не тот весельчак, которого привык видеть в зеркале, ты не узнаешь высохшего старика в отражении, да и никто не узнает. У тебя нет шанса. Нет времени. Нет будущего. И вот таким ты уходишь из жизни: уже и так давно умершим. Так вот, мой друг прошел ужасный путь своего перерождения через первый вид этой дряни, а Артуру предстоял второй и далеко не героический. Я прекрасно понимал, что его ждет, и вовсе не желал брату такого пути. Причем от изнурительного лечения он в действительности бы просто продлил именно свои мучения, а не жизнь. В такой ситуации я бы выбрал жизнь, в этом я точно уверен. Короткую, но очень яркую жизнь. И ничего бы не сказал своим родным. Никому. Ведь, когда мы умираем, особенно вот так медленно, сильнее страдают те, кто вокруг нас, а не мы.
–Добро. Я с тобой. Выкладывай, что хочешь. Какой план? – сказал я спустя несколько минут молчания. Я его поддержал.
Плана у брата не было. Была идея. Я бы даже назвал ее идеей фикс. Она поднималась им уже давно и не раз и касалась озонотерапии. Только теперь она приобрела совсем другой масштаб. У Артура была мечта об офисе в Москва-Сити, как у любого недалекого менеджера, и «рабочая» идея, как у любого горе-предпринимателя. Реализовать ее казалось очень даже просто. Мне так казалось… Мы четко представляли, что нам нужно и кто нам нужен, но, конечно, как и все зарвавшиеся дилетанты от бизнеса, ничего не просчитывали и не анализировали. Уже на следующий день мы ходили по башням Сити и выбирали себе квадраты. Выбор пал на одну из башень «Города Столиц».
–Эти квадраты подходят! – выпалил Артур, пробежавшись по помещению. – Да, место шикарное, а вид – просто сказка. Эй, ты видел, что там за ванна?! – он был явно счастлив видеть что-то большее, чем мы рассчитывали, за что не придется доплачивать.
– Их тут две! Еще прямо в офисе есть!.. – и он ринулся вглубь без пяти минут наших квадратов.
–Нам надо обсудить некоторые детали… – риелтор Кира мне не внушала доверия, и я старался выудить побольше информации о помещении, но не тут-то было. С самого утра, когда мы проходили по разным этажам и осматривали офис за офисом, она мне не понравилась. Это была среднего роста кареглазая брюнетка. Волосы у нее были завиты в кудри, плавно ниспадающие к плечам. Она была хоть и не очень высокого роста, но, казалось, с чересчур длинными ногами для ее пропорций. Девушка в теле, с острым, цепким и немного надменным взглядом, после которого остается впечатление, что тебя раздели, высмеяли и отправили на все четыре стороны. Она слишком уверенно ходила на каблуках. Точно. Именно это мне не понравилось. «Дайте женщине пару хороших туфель, и она покорит весь мир!» – вертелась у меня в голове цитата. Да, Мэрилин меня предупреждала загодя, я это точно знаю. Но это были только мои впечатления. Артур был от нее в восторге. Деловых людей она цепляла кротостью, разговором строго по делу и безупречным стилем одежды; молодых горе-предпринимателей, как мы, милыми глазками, пышными формами и легким налетом мнимой глупости, так обезоруживающим мужчин. Но я точно знал, что она та еще змея. Не знаю, почему я так за нее зацепился и в чем крылись причины этой мгновенно возникшей антипатии. Время показало, что я был прав.
«Наше» помещение оказалось неожиданно большим. Проход к лифтам был не через лабиринт разных бутиков, как проход к обычным лифтам в башнях Сити, а отдельный, сразу справа от поста охраны на входе. Так мы прямиком попадали на шестьдесят второй этаж и, повернув налево из лифта, могли пройти к большим тяжелым деревянным дверям офиса. Первым, что бросалось в глаза внутри, был улей маленьких, отгороженных друг от друга панелями кабинетов. Перегородки из пластмассы были выстроены вдоль рамы окон в пол, огибающих угол здания под прямым углом и выступающих в роли стен всего крыла. Эти перегородки делили одно помещение в шестьдесят квадратов на шесть почти равных частей; остальные сорок – общая зона.
Наш офис был с отдельным входом. Не очень приметная, даже дешевая на вид дверь скрывала небольшой коридор, ведущий в две комнаты. Первая, сразу налево от входа, была определена нами под личный офис; просторная, в белом цвете, неприметный серый линолеум и окна в пол, как и везде. Дальше по коридору вторая комната делилась на два помещения побольше. Первое из них сразу было определено основным, для озонотерапии; второе, узкое, но неожиданно большое по квадратам, оставлено для остальных нужд. Основное помещение требовало только нескольких звукоизоляционных перегородок и хитрых дизайнерских доработок, перекраски стен и мебели (уже был найден и дизайнер, и определен бригадир с рабочими. Последний вверен риэлтором как надежный человек). Нас все устраивало.
–Черт возьми, здесь вообще целый спа-комплекс вместится! – выпалил Артур, ощупывая взглядом второе помещение.
–Я вас оставлю. Осмотритесь. После я могу сразу подготовить договор аренды, – агент была тертым калачом и уже поняла, что Артур меня и сам «дожмет», эти квадраты были без пяти минут сданы. Она поспешно удалилась, оставляя нас наедине.
–Здесь поставим мини-ресепшен, глубже по коридору…
Я оставил его в полете фантазии, занимаясь бумагами.
За следующую неделю мы успели провернуть уйму дел. Заключили договор субаренды на три и три миллиона в год быстро и напрямую с собственником благодаря посредничеству Киры. Согласовали и наняли дизайнера помещений, которого оставили в творческом полете оформления наших квадратов, дав ему жалкую неделю времени. Загнали бригаду рабочих, начавших в эти же дни такие базовые и грубые вещи, как возведение перегородок между кабинетами и подготовку квадратов для мини-спа (которое Артур все же упросил влепить во второе помещение).
По рекомендации тех же врачей, которым я сбрасывал результаты Артура и коих беспокоил в последний раз, мы познакомились с врачом-анестезиологом Оксаной, работающей в одной из частных клиник на юге Москвы. Свежей и очень прыткой женщиной лет тридцати пяти. Она постоянно ходила по кабинету без видимой необходимости и все время разговаривала – слишком много для врача, но не сильно – для женщины. После декрета ей пришлось работать в клинике, где мы оказались, и она была явно недовольна своим финансовым положением. По последней модели телефона, достаточно броскому для рядовой смены врача макияжу и немалому количеству украшений из золота и камней стало понятно, что она любит тратить деньги и не против небольшой прибавки к зарплате. Мы сделали ей первое предложение, и сумма оплаты сразу показалась ей удовлетворительной. Обе стороны так остались довольны друг другом, что даже не вдавались особо в подробности.
Нужный врач-анастезиолог у нас появился. Так же, как и пара ее коллег. Вопрос с кадрами, казавшийся самым тяжелым, был очень быстро и неожиданно решен. Необходимая документация для учреждения «ООО», пакет документов для проверяющих инстанций, самое важное для нас – медицинская лицензия – все это было отдано нужным людям для оформления. Дорого, но это экономило кучу времени. Ведь его – то у Артура как раз и не было. Мы даже нашли медицинский ксенон по выгодному предложению от одной закрывающейся клиники; у нее же скупили сопутствующие элементы интерьера медицинских кабинетов и эту ужасную белую мебель, вызывающую у меня ассоциации не с чистотой, а с каким-то ледяным безразличием врачей к их пациентам, и вывезли все в арендованное складское помещение. В целом, все выходило просто. Даже слишком гладко. Единственной проблемой стало самое важное – оборудование. Установка для ингаляции медицинскими газами, нужная нам стационарная модель, одна стоила от миллиона до двух. Нам нужно было таких три штуки, по количеству кабинетов для ингаляций ксеноном. Четыре миллиона – это были почти все наши деньги на руках после аренды офиса, ремонта и оформления документов. Мы очень не хотели ввязываться в кредиты или искать инвестиции, так что вышли напрямую на производителя подобного оборудования в Москве. Сделал я это буквально через поисковик, к собственному удивлению, и мы как можно быстрее решили отправиться прямо на завод, решать вопрос с ценой и оборудованием.
Каждый божий день начинался почти с литра кофе и бешеной суеты. К вечеру мы, обычно только к восьми часам, садились ужинать или где-то в ресторане, или за обильно заставленный дома стол, сдабривая все большим количеством виски и компанией легкомысленных девиц. Постоянный недосып, литры алкоголя и вечная суета медленно подмывали фундамент здравых мыслей в голове…
Глава 2.
Синяя шапка.
Нужный нам завод оказался расположен в далеком глухом промышленном районе Подмосковья. Встав ранним утром, мы отправились на Ленинградский вокзал. Утро было по обыкновению серым и холодным. Я был в легкой ветровке и пытался спастись от холода стаканом горячего отвратительного привокзального кофе – безуспешно. Раннее утро августа мне показалось морознее обычного дня октября. Никак не проснуться… Глаза жутко чесались и сохли – то ли от пыли, взвешенной в воздухе, то ли от обезвоживания.
Наш поезд должен был отходить уже через пять минут, но он еще даже не подошел. Я стоял на перроне, весь трясся от, казалось бы, легкого ветра и бездумно озирался по сторонам. С братом мы почти не разговаривали. Мой взгляд уперся в статую Георгия Победоносца, знаменующую площадь трех вокзалов. Динамичный монумент: святой поражает коварного змея своим копьем. Если приглядеться, то на груди Победоносца можно увидеть герб нашей страны. Интересно, по замыслу Щербакова скульптура так и должна показывать скорее физическую силу, нежели святость? По мне, так это иронично. И еще кажется, что люди, ежедневно снующие мимо памятника из всех северных областей столицы, и не знают, кто это. Вот женщина прислонила к фонтану вокруг памятника сумку и продолжила говорить по телефону. Уверен, если сейчас спросить ее, что сзади за монумент, она не ответит, хотя ни одну сотню раз бросала беглый взгляд на статую, опаздывая на очередную рабочую смену. Голубь пролетел – виновник падения величия образа святого, который, весь в голубином помете вместе со своим конем, явно проигрывает змею, избежавшему такой унизительной участи…
Поезд подошел. Мы с Артуром сели по разные стороны от прохода. Мне в попутчики достался странного вида парнишка, лет шестнадцати на вид, не старше. Он все время сидел в одной позе, плотно прижав ноги к стенке вагона справа, подперев подбородок одной рукой, а второй как бы обхватив себя за грудную клетку. Он весь вжался в кресло, а туманный взгляд его уперся в пролетавший мимо нас городской пейзаж. За весь час поездки он ни разу не пошевелился, лишь напряженно подергивался в такт качки поезда. Глаза его бесцельно блуждали по мелькавшим за окном картинкам, и казалось, что он пытался найти в них какое-то значение, как будто от этого зависел смысл его жизни. Очень напряженно. Он напомнил мне одного знакомого за несколько дней до суицида… Замечали, насколько часто самоубийца оторван от реальности? Идет вдоль течения реки и вечно жалуется, что намочил штанины. Мысли о суициде как бы позволяют дать себе отдых: «Грядет конец. Скоро все закончится, можно не напрягаться». А действительно свести счеты с жизнью мало кому хватает духу. Жалкие создания…
Вдруг, на полном ходу поезда, раздвижные входные двери тамбура заходили ходуном, приоткрылись и заскрежетали. Я вздрогнул. Мне показалось, что их сейчас вырвет, но никто не обратил ни малейшего внимания на произошедшее. Из-за легкого испуга меня стал раздражать мужчина сзади, который всю дорогу рассказывал сначала одному, а потом другому попутчику- незнакомцу о своей тяжелой болезни и неподъемной стоимости операции на ноге, которая ему предстояла. Он постоянно постукивал костылем по полу, заканчивая предложение, и говорил очень бодро и слишком громко, как бы гордясь своим положением. Знавали мы таких людей, которым постоянно требуется что-то претерпевать, преодолевать, страдать – но не слишком взаправду, разумеется, а именно чтобы кичиться своими превозмоганиями. Этот был именно таков и никак не мог успокоиться до конца поездки. Да, скверное настроение… Через час мы были на нужной нам станции. Выходил из поезда я с мыслью, что все мы можем скатиться в такое же жалкое состояние, как мой юноша-попутчик, который так и поехал дальше до конечной, не шелохнувшись.
Вопреки моим ожиданиям станция мелкой С* кишела людьми. Они ходили вдоль перронов и переходов, а на ярмарке неподалеку от станции немногочисленные покупатели бродили между прилавками приезжих торгашей. Адрес завода у нас был, но карты нам не дали нормального маршрута. Мы наугад пошли параллельно железнодорожным путям в сторону Москвы, попутно спрашивая ориентиры у местных. Первое, что мне бросилось в глаза – странное кафе. Двухэтажное прямоугольное обветшалое здание из красного кирпича было обито дешевым листом белого рельефного металла, как на маленьких придорожных киосках. И посреди этого безобразия упиралась в здание дверь из тяжелого железа темно-золотого цвета, вся грязная и потертая, а по бокам от нее расположились две колонны, наполовину утопленные в фасад здания; нелепый карниз, который ограничивал еще более нелепый фронтон, завершал это безобразие. Все в одном грязном темно-золотом цвете. Это было настолько неожиданно и странно, что я сейчас же захотел заглянуть внутрь, узреть внутренности сего архитектурного чудовища и, не смотря на возражения брата, дернул за ручку двери. Она не поддалась. Очень жаль. Не могу объяснить, чем именно меня зацепило это чудное произведение модерна, но гравюра внутри фронтона с наступающим на горло эллину лакедемонянином меня впечатлила. Нет, не отсылками к истории и не своей неуместностью, а моими реминисценциями… Мне явно вспомнилось, как отец душит мать. «Прекрасная» картина. Чувство беспомощности, затмевающее страх, и беспредельная жалость к жертве. Осознать, что мать – жертва. Что палач – отец. Как найтись ребенку в такой ситуации? Какой сделать вывод? Как пережить? Да мыслимо ли это?..
Вкусив загородного чистого воздуха вместо давно прошедшего завтрака, мы пошли дальше искать наш таинственный завод. С каждым десятком метров людей становилось все меньше, и, когда мы свернули на улицу, идущую параллельно железнодорожным путям, стало совсем безлюдно. По две стороны улицы усердно прятались за заборами различного стиля частные дома, и на фоне этих глухих деревенских построек сильно выбивались из общей картины многоэтажки в паре сотен метров.
Впереди нас оказалась одинокая старушка, а сзади совсем никого не было. Она стояла совсем одна посреди дороги и держала за спиной свою трость. По бокам улицы тянулись одинокие постройки, а дорога уходила вдаль и заканчивалась возвышением, на котором проложили шоссе перпендикулярно к дороге, по которой мы шли; снующие туда-сюда в дали машины были слабо различимы. Мне сразу пришла на ум картина «Созерцатель» Кравцова, которую в свойственной ему манере описал Достоевский. Только передо мной был не «мужичонко в лаптишках», а маленькая пожухлая старушонка в выцветшем бледно-розовом пальто, в непонятной красной вязаной шапке и со старой грязной тростью за спиной. Не было снега и леса, хотя было очень холодно для августа и деревья вокруг домов заменяли последнее. Взгляд старушки уперся куда-то вдаль. Совершенно бесцельно она созерцала будто бы свою молодость, свою былую жизнь в этих местах, а не дорогу впереди. Теперь она больше пребывала на одиноком потерянном островке под названием «Старость», чем в реальной жизни. Мне очень захотелось с ней поговорить, развеять ее одиночество, свой страх. Да, она меня взволновала. Даже не шелохнулась, когда я ее окликнул:
–Бабуля! Ай, старая, подскажи нам, как в местах этих живется?
–Да как живется. Хорошо живется, – почти сразу ответила старушка, совсем не удивляясь вопросу от незнакомца. Артур был раздражен моим настроением.
–Вы давно тут живете?
–Да-к, поди тридцать лет, сынок. Тридцать с небольшим.
–И хорошо тут?
–Тридцать… – протянула она. – Детей вырастила, сейчас разъехались…одна совсем, – моих вопросов она будто и не замечала дальше.
–А чего одна?
–Редко теперь бывают. Вон-с гуляю, хожу, ноги надобно мять.
–Живете – то здесь?
–Здесь, недалеко, а по дороге хожу каждый день, дважды туда и обратно.
–И как здесь?
–А тебе почем, милок?
–Да жилье присматриваем с братом для семьи, – я показал на Артура.
–А-а-а, много здесь молодых, – протянула она и было совсем расслабилась, потом долго рассказывала о новых постройках, о суете молодых матерей и слишком шумном для ее ушей шоссе. Мне казалось, она развеялась и успокоилась, а потом неожиданно заключила:
–Помру скоро. Все мои померли. И я помру.
Я вздрогнул. Так и не понял, своих ли одногодок и товарищей она имела в виду или несчастье в семье какое, а спросить не решился. Ей на вид было не больше шестидесяти, но выглядела она очень плохо… Вся иссохла, темные глаза впали, рот втянут и взгляд совсем уж блеклый, но какой-то блаженный, умиротворенный, как у людей глубоко религиозных.
Позади старушки неожиданно показались странного вида развалины, походившие на сгоревший храм, огороженные черным обуглившимся забором.
–Что это сзади? Храм был? – спросил я после минуты неловкого молчания. Она обернулась.
–А-а-а, да. Стоял тут приход раньше. Да погорел, – и уперла блеснувший взгляд, будто наблюдая, как горит огонь, в черные скорее от сырости и старости, чем от огня, развалины. Какой еще приход… Я не совсем сведущ в религиозных вопросах, но обычно он при храме всегда, а храма я не видел и близко в окрестностях. Пора было прощаться:
–Ясно, бабуль, ну спасибо тебе, пойдем мы.
–Бог с тобой. Бережись любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.
Я опешил. Это была цитат из Евангелия. К чему она? Это меня напугало. И я сразу понял, чем. Прасковья Кирилловна – родная тетка и благодетель семьи нашей. Вспомнить и забыть. Вот где я видел такие же стеклянные глаза. Всюду таскалась с карманной библиотекой на религиозную тематику. Более умопомраченного религией человека я не встречал в жизни. Никогда не интересовался самой теткой, потому как любой контакт с ней непременно превращался в проповедь, но сказать, что она не оставила следа в моей жизни, не могу. В моей или отца – даже не знаю. Отец испытал в детстве сильное религиозное влияние и, хотя прямо не заявлял о вере в бога, но, кажется, именно отсюда многочасовые насильственные беседы о недопустимости лжи, предательства и прочих «ужасных» пороках … Любовь ближнего к ближнему для отца проявлялась в любви к вину и к насилию. Как это по-настоящему человечно!
Долго еще бабка стояла и смотрела нам вслед. Созерцала нас. Было в этом что-то фаталистическое. Будто на нас была печать скорой беды, как на бледном лице Вулича, и эта старуха предостерегала нас. Почему все случилось перед этим злосчастным заводом впереди и как там оказался этот приход…
–Ты слышал? – спросил я Артура, нагнав его.
–Что слышал?
–Да бабку эту юродивую.
–Ну да, слышал, и что?
–В смысле «что»? Ты цитату в тему нашего поиска бабла не заметил?
–Ой, не неси пурги. Я нашел нужный адрес, пока ты трепался, – кинул брат раздраженно и ускорил шаг.
Когда я обернулся, ее уже не было. Так как сворачивать было некуда, я решил, что она зашла в ближайший из домов.
Мое мистическое настроение оказалось только моим; Артур был явно зол на меня. Здание, которое мы искали, оказалось трехэтажным, кирпичным, с мансардной крышей и пристройкой в виде апсида посредине, но скорее полутрапецией, чем полукругом, с отдельным входом и маленькими окнами. В целом вид был и не особо выделяющийся, и немного странный одновременно. Меньше всего это напоминало завод. Территория была обнесена коричневым забором из дешевого профнастила. Заглянув через него, мы не обнаружили никаких признаков жизни. После звонка директору, который должен был нас ожидать, оказалось, что это спрятанное в глуши здание – всего лишь офис. Скромный капитальный офис с отдельной территорией вокруг. Сам завод был совершенно в другом месте, в пяти километрах от этого офиса и в еще большей глуши. Мы вернулись к станции вокзала – по пути я все высматривал эту зловещую бабку, которой и след простыл.
Идти нужно было снова вдоль железнодорожных путей, но в противоположную сторону от Москвы, параллельно старому серому забору с двумя красными полосками по всей длине, тянущемуся вдоль путей. Шли мы по мощеной красной брусчаткой дорожке очень долго. Кажется, эта улица называлась Октябрьской. По нашей стороне, слева, в тени деревьев спряталось страшное двухэтажное здание из старых черных досок, с красной железной крышей и с маленькими одинаковыми окнами, по периметру обнесенное черным кованым забором. Походило оно на какой-то интернат из фильма ужасов. Неестественно вытянутое, грязные окна, покосившееся набок будка охранника… Картина вызывала отвращение. Пока мы шли по брусчатке, я постоянно оглядывался на него. Погода не добавляла красок. Небо было необыкновенно серым и, казалось, даже вечерним. Хотя с нашими блужданиями мы вышли на завод только к двум после полудня, был будто глубокий вечер. Постоянно моросило, и дул легкий холодный ветер. В этих дневных сумерках мы дважды терялись. Нам нужно было найти переезд тех самых путей, вдоль которых мы шли, но первый же переход через них оказался тупиком, упирающимся в какой-то гаражный кооператив. Нужный нам съезд оказался больше похож на дыру в заборе, чем на поворот. Перейдя пути и обогнув неприметную пятиэтажку, мы вышли на идущую в глубь леса асфальтированную – к удивлению, – узкую дорогу, по которой и двум машинам тяжело будет разъехаться. Через несколько сотен метров мы уперлись в четырехэтажное здание из рыжего кирпича идеальной прямоугольной формы, с небольшими одинаковыми пластиковыми окнами и длинной ангарной пристройкой, обитой тем же дешевым профнастилом, который огораживал территорию по периметру с колючей проволокой наверху. Эта пристройка, по-видимому, и являлась тем самым производственным зданием завода. Мы подошли к главным воротам в виде рольставен из листового металла, с той же колючкой наверху, что и весь забор. Я зажал кнопку неприметного звонка на входе. Ответил нам очень встревоженный голос охранника:
–Да?
–День добрый! Нам к Семен Павловичу назначено, откройте, – выпалил я скороговоркой.
Голос на той стороне закашлял, послышались короткие переговоры.
–Минуту, – спустя несколько секунд сказал глухой голос. Нам так и не открыли. Я уже собирался звонить директору, но спустя минут пять послышались спешные шаги за забором и тяжелый для такого хлипкого входа замок отворился. Дверь приоткрылась, и охранник со смуглым пропитым лицом, крепко вжавшись одной рукой в ручку, другой в рацию, высунулся в щель.
–Мы никого не ждем. Вам к кому? – он был явно удивлен и будто готовился защищаться от вторжения.
–К Семен Павловичу, мы недавно совсем созванивались, дал этот адрес, – я стал раздражаться и немного подался вперед, охранник пуще прежнего вцепился в ручку и прикрыл дверь.
–У нас, это… Нет таких, – пробормотал он отрывисто.
–Как нет? Завод по производству мед.оборудования и медицинских газов? – я сильно удивился, не хватало еще таких шуток.
–А-а-а… Совсем не так, – протянул порозовевший мужик и открыл дверь. У него за спиной оказались трое крепкого телосложения ребят. Готовились, будто мы на штурм идем. – Это вам дальше следующее здание, мы продукты питания всякие производим.
Какие еще продукты в этом захолустье… И к чему такая паника и ребята за спиной, если вы только колбасы крутите…
–Отлично. Покажи, куда двигаться, – кинул я довольно грубо. Мужик объяснил нам, куда идти, и мы направились дальше по дороге в глубь леса, вдоль синего листа забора с очень недружелюбной колючей проволокой. По правую сторону росла странного вида береза, вся черная, мокрая и, казалось, гнилая внизу до двух метров по стволу от земли вверх, и вся беленькая, чистенькая вверху, раскинувшая свои белые ветки-кисти над грязным месивом придорожного грунта. Небосклон затянуло еще сильнее. Этот серый пейзаж дополняли высокие тяжелые вековые ели впереди, раскинувшиеся непроходимой грязно-болотной горой на весь горизонт. Мрачное местечко. Завод мы благополучно прошли, как оказалось потом, и уперлись в те самые ели. Возвращаясь обратно, мы присматривались к «нашему» заводу, точные ориентиры которого мне описал по телефону уже раздраженный ожиданием Семен Павлович. Оказалось, мы прошли его вдоль полностью и как-то не заметили. Синий профнастил после сотни метров от главного входа сменялся прохудившимися кусками металла, видимо, тоже в прошлом бывшего листовым забором, тут и там прогнившим от сырости, старости и от безалаберности сотрудников. Основная дорога уходила резко влево и вниз и кончалась за несколько десятков метров до огромной стены хвойных деревьев. На этом резком повороте я приметил, что куски металла, должного быть забором, совсем неуклюже прилажены друг к другу, а в одном месте так вообще поверх дыры аккуратно положен лист ржавой железяки, который упирался в высокий ржавый столб. На колючей проволоке метрах в ста от этого места висела синяя вязаная шапка. Она свисала в сторону дороги на одной ниточке и выглядела так, будто кто-то, перепрыгивая через забор с внутренней стороны, зацепился головой о колючку и повесил туда шапку, а не себя.
Забор огораживал неприметного вида бледно-голубой ангар метров десять высотой и метров тридцать длиной. Из-за того, что мы по ошибке обошли почти по кругу всю территорию целиком, видели и длинную пристройку чуть поменьше под прямым к основному строению углом. Подойдя к воротам, я увидел двух мужчин. Первый был в камуфляже, с двумя служебными собаками без привязи и табельным оружием на поясе. Такой боевой вид охранника меня немного удивил. Второй, он же Семен Павлович – директор по науке и производству или как-то там это называется, уже не вспомнить, – седовласый коренастый мужчина лет пятидесяти, очень дерганый и властный, зато в смешных лакированных черных туфлях с невероятно длинными узкими носками. Эти туфли в сочетании с синими джинсами меня очень развеселили. Глаза его были настолько узко посажены, что я невольно пристально всматривался ему в лицо, с любопытством оценивая расстояние от переносицы до одного глаза и между обоими. Не знаю даже, это мое откровенно неприличное любопытство так его раздражало или наше сильное опоздание (хотя сроки мы не оговаривали), но он здорово нервничал. Мы спешно пожали руки, представились друг другу, он сунул было Артуру свою визитку, но потом одернул руку и всучил ее уже мне, а затем поспешно побежал за ворота, через плечо приглашая нас войти. Я спрятал визитку, и мы нырнули внутрь закрытой территории.
–Не знаете, что опаздывать на такие встречи не положено? – кинул он грубо. Сразу видно, что этот человек привык к уважительному по отношению к себе поведению и чуть ли не уничижительным приказам по отношению к другим.
–Дико извиняемся, Семен Павлович, – мне было тяжело сдержать улыбку. Так смешно наблюдать разрыв шаблона у таких людей, когда обращаешься с ними на равной ноге, – мы заплутали среди этих заводов.
–Каких заводов? Вот он стоит один, видно за километр! – он чуть подпрыгнул, обводя все рукой.
–Не правы, не правы, действительно. Молодость она такая – мечтательная, – ему очень не понравился этот мой неуместный комментарий, и он прибавил ходу.
Мы спешно прошли по небольшой и очень чисто убранной территории перед ангаром. Везде ощущалась строгость и зоркий требовательный подход Семена Павловича. Я не удивлюсь, если он контролирует на этом предприятии абсолютно каждую, даже не в своей компетенции, мелочь. Мы вошли в глухую дверь без ручки, которую изнутри открыл второй охранник в обычной синей рабочей робе, и Артур сразу засыпал Палыча, как он его потом называл, тонной вопросов. Я им не мешал и намеренно отстал. Артур и Семен Павлович скрылись за поворотом в один из цехов, а я стал осматриваться.
Сам ангар казался внутри гораздо более вместительным, чем можно было предположить снаружи. От пола до крыши – будто метров двадцать, хотя на самом деле не больше десяти. Может, так казалось из-за стен – покрытых снаружи листовым металлом балок в виде крестовин. Пол был точь-в-точь как рельефная металлическая палуба на кораблях, с вкраплениями больших квадратов из полимерного листа под неясного назначения станки. Мне доводилось работать только на столярном да токарном, а эти были непонятной, специфичной конструкции. Отовсюду торчали какие-то большого диаметра полые трубы, как те, которые используют в вентиляции, лежал металл, стояли баллоны для газа разных объемов. В общем, я ничего не понимал. Рабочих толком не было: пара-тройка седовласых мужчин, вежливо со мной здоровающихся и косо смотрящих, да два подмастерья, что-то таскающих из угла в угол. Мне вздумалось поснимать на камеру цеха, по которым я успел бегло пройтись за несколько минут, и все эти странные приблуды. Я, не стесняясь, все фотографировал, в том числе и редких рабочих, которые тут же что-то кому-то сообщили по телефону. И всего спустя пару минут неожиданно раздался громкий крик, разлетевшийся эхом по всему ангару. Я резко обернулся.
–Эй! Ты кто таков?! Перестань снимать сейчас же! – кричал бежавший ко мне красный и запыхавшийся то ли от резкой нагрузки, то ли от неожиданности увиденного охранник.
–Быстро дай сюда камеру! – и он схватил меня за другую руку, так как я резко развернулся к нему другим боком и сунул телефон в карман.
–Спокойно, мужик, я с разрешения Семен Павловича здесь, – сказал я, пытаясь освободиться.
–Стой спокойно, – он включил рацию, – У нас посторонний, основной сектор, цех переработки газа, – что-то послышалось в ответ, но неожиданно уже с двух сторон на крик сбежалось еще двое охранников. Господи, у вас охраны больше, чем рабочих, подумалось мне, и я с силой вырвал руку и оттолкнул этого суетного сторожа.
–Отойди от меня и не трогай, мужик. По-хорошему тебя предупреждаю, – я сильно разозлился, хотя и понимал весь абсурд ситуации.
–Вяжи его, Семеныч, – крикнул какой-то рыжий хлопец, и все разом двинулись на меня. Ну не хватало еще валяться мордой в пол, и еще один Семеныч… Не люблю теперь Семенов, – пронеслось в голове.
–Стоять! Это что за безобразие?! – крикнул сзади спасительный для меня голос «главного Семена» – А ну посторонись! Ты что вытворяешь здесь, Аркаша? – крикнул Палыч моему инквизитору.
–Так нарушитель, Семен Палыч, задерживаем, снимает тут ходит все! – бегая глазами по своим товарищам и ища поддержки, крикнул Аркаша. Палыч посмотрел на меня очень строго и явно раздраженно.
–Не нарушитель, со мной они, – и указал на Артура, – А ну, на пост марш все! – громко крикнул он, и все мигом отправились обратно.
–Это какого черта вы тут снимать все вздумали?! – громом он обвалился на меня, как только разошлась охрана, – Вам что, не сказано было, что снимать запрещено и от меня не отходить никуда! – сказано, естественно, не было, но, держу пари, это есть в инструкциях, которые я обязательно должен был прочесть перед приходом сюда.
–Недоразумение, Семен Павлович! Чистой воды недоразумение, прошу простить, – оставалось только кланяться, ей богу, – От вас больше ни на шаг.
–Немедленно удаляйте материальчик! – гаркнул он, очень смешно вскинув вверх указательный палец, и топнул каблуком своих туфель, от чего я не сдержал улыбки.
–Да я и не снимал ничего толком…– но оправдаться не было и шанса. Он залез носом в мою «Галерею» и жадно высматривал, как я удаляю фотографии его цехов, хотя мне не хотелось, чтобы он видел мои личные фотографии рядом, а ведь он непременно посмотрит, для «безукоризненности результата». Я с удовольствием удалил при нем фотографии, зная, что все они все равно копируются автоматически в облако и я останусь при своем, и с еще большим удовольствием наблюдал, как я с легкостью обвел вокруг пальца такого дотошного педанта.
–А теперь за мной, я покажу вам установки, – и он буквально понесся прочь, но постоянно поглядывал через плечо, чтобы я не «отстал» в этот раз. Мы пошли за ним. После небольшой и информативной экскурсии, оказалось, что они занимаются всем. Медицинским оборудованием, некоторым промышленным газом, медицинским газом, еще чем-то труднопроизносимым. Очень увлеченным оказался этот Палыч, с некоторым юношеским даже любопытством, детским, если хотите, такой и должен быть у настоящего ученого. Да, он стал бы хорошим ученым, выбери эту стезю. Мы прошли лабиринты цехов, следующие змейкой один за другим, и очутились в большом светлом помещении, совсем не похожем на предыдущие цеха, с бежевыми стенами, кажется, из гипсокартона, громадными окнами, аккуратной мебелью и светлым кафелем на полу. За столом у окна, уткнувшись в монитор, сидел совсем еще молодой парень в безразмерной толстовке, с коротко стрижеными волосами, и что-то напряженно выискивал в строках программного кода.
–Здоров, Никита! – впервые очень добродушно крикнул Палыч. Видимо, Никита был у него на хорошем счету.
–Здравствуйте, Семен Павлович, – произнес парень, не отрываясь от монитора.
–Вот наши возможные партнеры, – столь высокую оценку мы получили впервые за пару часов. Кажется, он язвил. Никита оторвался от монитора, с любопытством нас осмотрел, тут же потерял интерес и снова уперся глазами в строчки кода.
–Работяга, – произнес Пылыч с гордостью. За те пол часа, что мы пробыли там, малыш не поменял в коде решительно ничего. Даже клавиатуры не тронул. Он сосредоточенно пялился в монитор, вяло прокручивая строчки то вверх, то вниз, скосив взгляд на Палыча. Я далек от этого дела, но у парня, кажется, были другие заботы.
Семен Павлович презентовал нам одну из стоящих в помещении установок для терапии любым видом газа, и она оказалась очень футуристичной: вся в едином матовом белом корпусе, с синим ярким цифровым дисплеем, и в целом сильно отличалась от того набора труб и баллонов на подставках, что я видел ранее и ожидал увидеть здесь. Такой аппарат стоил даже на заводе полтора миллиона, хотя ни в какое сравнение не шел с тем медицинским ширпотребом, что стоит в обычной клинике. Три такие установки, которые требовались нам по минимуму – все наши деньги на руках. Это проблема. Искать деньги на стороне мы не хотели. И тут я обратил внимание на очень любопытные факты. Забор за окном был не синим новеньким профнастилом с колючкой наверху, а тем самым листовым ржавым металлом, который мы увидели, по ошибке пройдя вдоль всей территории завода. И как раз напротив окон, на которых не было ни решеток, ни сеток, торчал двухметровый ржавый столб, тот самый, к которому просто аккуратно «прилегает» кусок металла, прикрывающий ржавые дыры в заборе. Камер по всей территории завода я не видел вовсе, только одну на входе у главных ворот, направленную на сами ворота. Я отметил все это автоматически, мимолетом и не обратил внимания на подобные мысли. Артур все время после презентации установок молча слушал речи Палыча о неповторимости и исключительности их оборудования и пристально смотрел на него немигающим взглядом, который меня немного удивил. После всего этого я задал пару пустых формальных вопросов, он меня прервал и пригласил пройти за ним. Переговоры могут вестись в строго определенном месте:
–Прошу в конференц-зал, – и Палыч выпорхнул из помещения. Мы снова прошли за ним. В конференц-зале, неожиданно оказавшимся целым актовым залом на тридцать человек, оборудованным для проведения различных мероприятий, с проектором, аудио-системой и прочим – я так и не понял, где он там вместился на втором этаже под крышей, – мы пробеседовали целый час. Семен Павлович дотошно выяснял, кто мы, с каким образованием, лицензиями, намерениями и бог еще знает чем. Ощущение было, что мы пришли даже не на работу устраиваться или держать экзамен перед ним, а свататься к его дочери. Во время диалога он дал ясно понять, что, пока мы не имеем на руках нужных ЕМУ разрешений и лицензий, он не продаст нам ничего, к чему можно прикрепить ярлык «медицина». Нам это, естественно, не понравилось, так как наших делающихся лицензий, как нас заверили, должно было с головой хватить для медицинской клиники, а не то, что для покупки оборудования. Когда Артур стал выходить из себя, я попросил Палыча показать нам пакет нужных ему документов и на том закончить экскурсию. Он с радостью согласился, совершенно неожиданно достал из стола, за которым сидел напротив с лицом экзаменатора, кипу бумаг и еще долгие пол часа «размазывал» нас по документам, объясняя и доказывая – хотя мы не просили, – почему он не может нам ничего продать и почему мы такие желторотые. Надо признать, вышло весьма убедительно, мне даже понравилось. А вот Артур явно был очень зол и еле сдерживался. Затем Палыч проводил нас на выход, любезно, по-отцовски, простился, напомнив про визитку и назидательно посоветовав нам «в следующий раз не тратить время и лучше готовиться к любым деловым встречам», и скрылся за хлопнувшей дверью главных ворот. Мы с Артуром молча отошли от них на несколько десятков метров, я в раздумьях, а он с уверенным злобным взглядом, и вдруг, резко повернувшись к главному зданию завода и вперив в него бешеный взгляд, он уверенно произнес:
–Мы возьмем свое. Ни гроша не получит этот старый седой черт! Мы все украдем! – он выпалил это, чуть ли не брызгая слюной и не сводя глаз с ворот, точно пытался разглядеть за ними седую макушку Семена Павловича. Я почему-то нисколько не удивился. У меня скопом вспыхнуло перед глазами несколько кадров: отсутствие камер по периметру, огромные удобные окна совсем без решеток и хлипкий забор прямо напротив этих окон, где неприметная дорога уходит вглубь леса. Одной большой картиной мне пришло в голову все, что нам нужно сделать. Все, до мелочей.
–Как нам это сделать? – спросил Артур с тем же бешеным взглядом, и я резко, без подготовки, вывалил ему сошедший на меня дьявольски простой и глупый план. Он, казалось, и не удивился вовсе, что на его дерзкий вопрос у меня уже есть развернутый ответ. Я рассказал, что мы сделаем.
Мы выждали несколько дней, так и не перезвонив Палычу, и пошли на дело. Действующих лиц должно было быть минимум. Я знавал двух проверенных людей, которые, переехав в столицу, только и делали, что беспробудно пили и нуждались в деньгах. Встретившись с ними, мне не пришлось вдаваться в детали. Сказал, что все обернётся в одну ночь и каждому упадет по сто кусков на руки – получил согласие. Спустя неделю после нашей экскурсии мы погрузились в большой раздолбанный непонятного темного цвета фургон Левы, достаточно просторный, чтобы вместить туда три установки шириной пол метра и где-то метр двадцать в длину каждая, и четверых людей. Лева и Миша были моими старыми знакомыми, шапочными, правда, но относительно надежными; оба из российской глубинки и с темным прошлым. Лева был худощавым, казалось, иссохшим от сигарет – он постоянно курил, – высоким и молчаливым мужиком лет тридцати пяти-сорока, а Миша, наоборот, низким, коренастым, лысым и очень болтливым мужичонкой с пивным животиком. Он всегда ходил в черной, лоснящейся кожаной куртке и постоянно говорил на самые отвлеченные темы. Оба жутко пили. Знаю, выглядит очень карикатурно.
–Здоров, братва, – вваливаясь в фургон, буркнул я обоим.
–И тебе не хворать, – радостно вскрикнул Миша – Я все взял и даже немного больше, вот чего думал, там молоток… – завелся он было, но Артур его резко прервал. Мишу всегда надо останавливать. Снежный ком его болтовни сам останавливаться не умеет.
–Вы все подготовили? – очень тихо спросил Артур.
–Да говорю же, вот молоток… – опять залепетал Мишаня.
–Да, сумку вижу, там все?
–Да, – очень медленно и протяжно выдохнул дым Лева.
–Отлично! Тачку проверил? Все готово? – так же тихо спросил я. Лева кивнул, постукивая в такт по приборной панели своими желтыми толстыми ногтями какого-то ему только слышимого мотива.
–Тогда едем, – заключил я.
–Только мне очень надо кофе… – промямлил Миша опять не в тему, но от кофе сейчас и я бы не отказался.
Было чуть за полночь, на машине в ночь мы доберемся где-то за пару часов, а мне очень хотелось спать. Артур сел спереди с Левой, а мы с Мишей тряслись на полу сзади, так как заранее решили снять все задние сиденья, на всякий случай, вдруг аппаратура не влезет. Я выдал им список необходимых инструментов и инструкций за пару дней, которые, по сути, сводились к черной неприметной одежде, подготовке фургона и их готовности быть со всем необходимым к определенной дате и нужному часу на окраине столицы.
–Лысый! Схлопнись! – крикнул после получаса езды Артур. Я засмеялся.
–Что тебе не нравится- то? – спросил я, подначивая его, – Славные байки! – Миша все это время трещал о каких-то бабах и даже меня успел достать. Как его выдерживает сутками Лева, не понимаю. В ответ на мой вопрос я получил какой-то пластиковый стакан, кинутый через плечо и не долетевший мне до головы.
–Какие мы нервные. Сейчас надо спокойным быть, – сказал я назидательно, но у самого нервы натягивались с каждой минутой. Всю остальную часть пути мы провели в молчании, тихо созерцая ночную трассу, ведущую нас в бесповоротную темную неизвестность будущего преступления. Молчали все, кроме Миши, разумеется, но его треп уже воспринимался как гудение дизельного двигателя в пути: совершенно неизбежный фоновый монотонный шум, кое-где моментами «взрывающийся» на любопытный случай. Пару раз мы пропускали нужный нам съезд и делали несколько петель. Путаем следы, – совершенно бредово врывалось мне в голову. Наконец в свете фар Артур увидел тот серый забор с двумя красными полосками, и мы выехали на нужную улицу.
–Сбавь малость скорость и свет ближний вруби, – по делу неожиданно выдал Мишка.
–Держись ближе правой стороны, нам надо переезд найти, – сказал Артур и внимательно стал рассматривать забор по правой стороне. Лева молча кивал и выполнял все монотонно и аккуратно.
–Это? – лысый указал пальцем на поворот к путям, который непонятно куда вел.
–Нет, – сказал я, – вроде немного дальше.
–Вот! – обрадовался было Артур, но потом сказал, что ошибся. Мы проехали зловещий интернат, в ночном свете луны показавшийся мне особенно мерзким. Его красная крыша была теперь иссиня-черная, стены сливались с ночным пейзажем, а редкий тусклый свет вяло вырывался из пары окон. Меня передернуло. Не все здесь спят, а уже глубокая ночь. Нехорошо, – подумалось мне.
–Притормози. Оно…– и Артур указал на тусклый, бледно-зеленый, оборвавшийся на середине забор, с симметрично вырванными кусками металла по обе стороны. Лева быстро свернул в разверзшуюся оскалившуюся железным зубами пасть забора, погасил фары и медленно стал пробираться по дороге в сторону леса. Мы очень быстро доехали до первого лжезавода, хотя, казалось бы, двигались очень медленно, видимо, расстояние, пройденное нами пешком, было не таким огромным, как ранее показалось. Черные ветви-руки одинокой гнилой березы все так же свисали над дорогой, будто пытались поймать нас на пути. Мы совсем тихо проехали главные ворота, встали чуть поодаль и долго прислушивались к любым шумам за ними. Я помнил сторожевых псов и кучу охранников, но не было слышно совсем никакого движения. Выждав минут пятнадцать, мы тихо двинулись дальше. Луна ничего не освещала, ее вообще не было видно в ночном грязно-синем небе. Пока мы двигались по дороге в сторону леса, я судорожно всматривался в кромешную тьму, пытаясь разглядеть тот самый ржавый столб, который определил себе ориентиром.
–Давай дальше, там дорога будет резко уходить вниз и влево, это где-то там, – прошептал я, словно нас кто-то может услышать. Лева кивнул. Я постоянно высматривал какое-либо движение. Как и раньше, никого. Не было ни света, ни патрулей за забором. Завод казался в ночи старым, заброшенным ангаром, обнесенным хилым забором с колючей проволокой.
–Да, вот здесь, – мы покатились быстрее под наклоном дороги, – Давай тормози.
Я тихо отворил дверь и вышел, не закрывая ее. Не было ни души в радиусе километра. Даже птиц не слышно. Только одинокая плачущая береза, старый заброшенный ангар и черная стена хвойного леса на горизонте. Я долго всматривался в окна, забор, темноту… Ничего. Я сачковал. Дыхание было частое и беспокойное, сердце жутко колотилось, и меня трясло от холода, хотя ночь была теплая. Надо сейчас же садиться в машину и валить отсюда. Валить, пока не поздно. Вдруг раздался грохот. Кто-то резко захлопнул дверь и выругался. Тут же раздался гадкий шлепок, как по мокрому затылку. Оказалось, я стоял уже несколько минут не двигаясь, Артур вышел с другой стороны фургона, обошел его и стоял сзади, а Мишаня, не выдержав, вылез и захлопнул не закрытую мной дверь.
–Ты что творишь, полудурок?! – зашипел на него Артур, вытирая свою ладонь от пота с затылка Миши, – Может, сразу в ворота постучишь?
Миша с глазами, полными удивления от своего же поступка, что-то пробурчал под нос с извинениями.
–На автомате… как-то…– бурчал он. Я тут же расслабился и взял себя в руки. Дальше все пошло на одном дыхании.
–Лева, давай аккуратненько вниз и разверни фургон, подгони его вот к этому столбу и как можно ближе к забору, – скомандовал я ему и принялся доставать сумку с инструментом, в которую до кучи Мишка напихал арматурорез, молоток, нож и еще какую-то странного вида хрень. – Если что, звони сразу Артуру, – вибрация звонка от Левы или Миши – условный сигнал о проблемах и о срочном свертывании дела. Старые телефоны и левые номера, которые достал Миша перед делом, стояли на вибрации и принимали только по три номера. Лева кивнул и стал тихонько скатываться вниз.
–Держи, – всучил я сумку Артуру.
–Вдвоем?
–Ну, конечно. Миша на стреме встанет и тягать будет.
Я подошел к забору, натянул перчатки и вытащил из сумки кусачки и монтировку, что оказалось лишним. Нужный кусок металла просто буквально «прилегал» к дыре в заборе. Я аккуратно срезал кусачками проволоку, на которой он вяло висел, и Артур медленно потянул лист на себя. Поддался, как по маслу. Мы сняли его и положили справа чуть поодаль. В заборе зияла дыра чуть ли не с половину человеческого роста. Я заглянул внутрь. Никого. Слева от нужных нам окон, забаррикадировав проход дальше, были навалены какие-то доски, прикрытые брезентом. Справа от них метров в десяти заканчивалась сторона ангара, на которую я смотрел, и раскидывалась остальная часть достаточно просторной территории.
–Ныряй туда, встань на углу и пробей, что там. Махни рукой, если все ровно, – прошептал я лысому, указав рукой направление. Он молча пролез в эту огромную дырку на корточках, чуть ли не перекатываясь колобком на своем животике. Я стал аккуратно загибать куски ржавого сырого металла внутрь, чтобы расширить проход. Металл гнулся, как пластилин. Через полминуты проход был уже почти с человеческий рост и почти в метр в ширину. Миша все так же на корточках прополз к углу, осмотрелся и исчез за поворотом. Еще через тридцать секунд он высунул свою даже в этой ночи различимую морду и махнул рукой, оставаясь там на стреме. Мы нырнули в дыру и исчезли из виду для медленно подкатывающегося Левы. Быстро прошмыгнув к нужному окну, я вытащил маленькую монтировку. Выбрав открывающуюся часть окна размером где-то метр на метр, я тремя быстрыми движениями отжал окно и тихо толкнул его. Мы с Артуром заглянули внутрь. Двери казались запертыми снаружи. Я скользнул в окно на стол, стоящий прям перед ним, за которым сидел тогда «программист» Никитка, и быстро осмотрел помещение. Двери действительно были заперты снаружи, а за ними – ни шороха. Артур пролез следом. Мы молча и тихо отодвинули стол от окна. Две установки стояли прямо у стены, по правую руку от окна. Еще две были у противоположной стены за каким-то стендом с бумагами, которого я не приметил ранее. Мы бесшумно откатили две установки в центр комнаты – спасибо за удобную конструкцию на колесиках, Палыч, – и снесли стенд к дверям, заперев их таким образом, после выкатили третью установку. Вдруг в окне мелькнула чья-то тень и кто-то резко сунул голову прям внутрь комнаты. Я оледенел. Почувствовав весь холод, поднимающийся от пола, я даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть в сторону окна. Это был Миша. Он улыбался и показывал большой палец. У него все хорошо. Такой злости и одновременно облегчения я давно не испытывал. Бледное лицо Артура четко выделялось на фоне бежевых стен. Я показал знаком на окно, и мы аккуратно подкатили все три установки почти вплотную к окну. Артур аккуратно выпрыгнул наружу и достал из сумки кусок плотного упругого поролона, немного пошумев инструментами, с которого они упали, и всучил его мне. Я постелил его на раму, подкатил первую установку впритык к подоконнику и приподнял снизу, аккуратно облокачивая ее на раму. Артур потянул установку за дисплей вниз. Миша принимал этот самый верх, ставший низом, а Артур далее ловил колесики. Так, сделав кульбит через раму, установка оказалась у них на руках, и они тихо потопали к зиявшей кусками металла дыре в заборе. Быстро и бесшумно скрылись они с ней за забором, погрузили в фургон и бросились за второй. На третий раз во время грациозного кульбита раздался негромкий глухой треск. Это казавшийся таким крепким белым металлом кожух установки лопнул где-то посередине. Мужики его приняли и было уже побежали к дыре, как вдруг справа резко зашуршал брезент, будто кто-то прорывался из-под него. Все замерли. Я в этот момент собирался прыгать из окна. Просто упала какая-то несчастная дощечка. Я второй раз обдался холодным потом. Мужики скрылись за забором, я тихо спрыгнул, прикрыл окно и, поворачиваясь, уперся взглядом прямо в одинокое око камеры наружного наблюдения. Я встал, как вкопанный… Какая нелепость! Мы все это время действовали прямо под камерой! На пол лица у меня висел капюшон и вряд ли можно было что различить ночью в черной одежде, но сам факт… Я просто стоял, потупив взгляд в землю. Артуру появился возле меня – видимо, так прошла целая минута, – и я показал пальцем на камеру. Он просто махнул рукой и пошел обратно. Действительно. Терять уже нечего, да и вдруг она нерабочая, правда? Снова бред в голове. Если даже допустить, что охрана не спит на ночном посту и видела все наши действия, то группа быстрого реагирования приехала бы минут за пять-семь. Мы провернули все за десять-пятнадцать. Никого еще не было. Либо у нас было очень мало времени, либо охрана просто спит и ничего не предприняла. Надо было спешить в любом случае, но на выходе я снова остолбенел. Синяя шапка. Та самая синяя шапка неудачного беглеца, которая висела метрах в ста отсюда, висит сейчас ровно справа от меня, прямо над нашим грузовиком! Я не думал. Был в каком-то полуприпадке. Чья-то рука подхватила меня и потащила к фургону. Артур посадил меня к Леве, прикрыл забор листом металла и залез в фургон. Миша судорожно поправлял последнюю установку, из-за которой не закрывалась задняя дверь фургона. Вдруг он очень громко крикнул:
–А-ах, ты, с-собака! – я судорожно вжался в сиденье от неожиданности, Артур присел на корточки, а Лева и глазом не дернул. Снаружи машины раздавалось бормотание, Миша кряхтел и возился, казалось, катаясь по земле. Я открыл дверь шире и собрался выбегать, как вдруг Лева сунул мне баллончик, непонятно откуда взявшийся.
–Перцовка, – ровно и спокойно проговорил он и уперся в меня взглядом. Я машинально взял баллончик и выбежал. Артур за мной. Я не сразу понял, что происходит в этой темноте. Миша копошился почти что на корточках и махал руками. Все происходило почти без шума, но копошился явно не только наш толстяк.
–Да помогите же…не отпускает… – злобно прошипел лысый и ударил что-то рукой наотмашь. Его резко дернуло в сторону. Лева нажал на тормоза и в зловещем красном отблеске стопарей в меня четко уперлись два блестящих жутких глаза. Это была здоровая собака, которая вцепилась Мише в ногу и дергала ее, словно игрушку-канат. При резком освещении она спокойно и ровно зарычала.
–Глаза закрой, – кинул я лысому и, сделав пару шагов вперед, закрыл лицо рукой и почти в плотную распылил струю прямо в нос гадкой псине. Ее как молотком огрело. Она тут же выпустила ногу Мишани, стала мотать головой чуть ли не на все триста шестьдесят и отскочила и с грохотом врезалась в забор – приплыли, – как ошпаренная отлетела от него и бросилась куда-то в лес. Мы тут же все втроем бросились в фургон.
–Помчали! – завопил лысый.
–Скорее двигай, Лева, – поддержал Артур. Но Лева даже не шелохнулся. Машина была заведена, а руль выкручен, но он чего-то ждал.
–Да чего ты стоишь-то?! – вскричал уже Артур.
–Тише, – отрывисто бросил Лева и смотрел вперед. Мы тоже уперли взгляд за лобовое стекло. Оказалось, впереди была какая-то фигура, которая точно смотрела в нашу сторону. Этот человечек перебежал дважды узкую дорожку взад-вперед и скрылся из вида. Лева дал ходу, резко прижавшись на другую сторону от забора и, будто укрываясь под сенью деревьев в ночи, будучи, казалось, совсем на виду, медленно продвигался к главным воротам. Боже, стометровое расстояние казалось мне вечностью. Этот человечек больше не появлялся, он что-то высматривал и бросился за главные ворота. Уже через полминуты, мы поняли, что он искал глазами в этой ночи. Медленно преодолев главные ворота, мы двинулись дальше по дороге в сторону железнодорожного переезда. И неожиданно ночную гладь промышленного пейзажа пронзил свет от двух фар, которые стремительно двигались перпендикулярно нашему пути по главной дороге слева направо, точно намереваясь свернуть в сторону завода. Они окажутся лоб в лоб с нами через несколько секунд, дорога одна и деваться нам некуда. «Пропали. Попали и пропали», – вертелось в голове. Я точно знал, что это ГБР, чувствовал. Но общей безмолвной панике не поддался Лева. Он совершенно спокойно выкрутил руль вправо и быстро свернул куда-то в канаву, как мне сначала показалось, так как крались мы без фар, и я ни зги не видел. Неожиданно перед нами выросла двухметровая темно-серая стена, оказавшаяся лишь одной из четырех стен неприметной постройки справа от дороги, спрятанной между двумя заводами где-то за деревьями и зарослями. Лева спокойно и уверенно объехал вокруг этой пристройки и остановился, как бы спрятавшись от дороги. В это же мгновенье, буквально, когда мы только заворачивали за эту стену, на полном ходу встречная машина свернула в сторону нашего завода и ее фары резко осветили всю узкую дорожку, по которой мы только что тихо катились. Все рефлекторно пригнулись. Разминулись на какое-то мгновение! Эти несущие свет изобличения горе-ворам фары промчались мимо нас по дороге. Оставаясь в машине и приоткрыв окно, все вслушивались в происходящее снаружи. Главные ворота были не так уж и далеко, а ребята оказались шумные и мы бы все поняли только из доносившихся звуков, но я был очень взволнован и вылез посмотреть. Это действительно был наряд ГБР. Маленький человечек, завидевший наши дела или услышавший собаку, нажал на тревожную кнопку. Машина с пробуксовкой колес остановилась на гравии, оттуда выскочило несколько человек, судя по топоту, раздался лязг открывающихся металлических ворот, и маленькая фигурка выбежала им навстречу. Я увидел, как человечек, тот самый, который высматривал то ли нас в ночи, то ли спасительный наряд охраны, что-то им объясняет и машет руками, а бойцы молча стоят и даже не двигаются. Тут низенький мужичок отдал какие-то команды, один парень пошел внутрь ворот с охранником, другой направился вдоль забора в сторону леса. Я обернулся и увидел клуб дыма, медленно ползущий вверх. Подойдя к Леве, я протянул руку, получил сигарету и закурил рядом. Артур сидел на одной из установок, а толстяк озабочено колдовал над своей ногой. Точно, его же погрызли, забыл совсем, – пронесся совсем теперь неважный факт у меня в голове. Мы ждали. Непонятно чего, но ехать было нельзя. Парень за рулем наверняка просматривает всю дорогу и уж движение по безлюдной дороге точно заметит. Перебирая в уме возможные варианты избавления нас от последствий, мы прикончили сигареты. И вот двенадцать сигарет спустя мы наблюдали странную картину. Все участники ночной драмы собрались возле служебной машины, и после недолго обсуждения парень, которого отправили в сторону леса к нашей дыре, сел обратно в авто вместе с тем же хлопцем, который ходил на завод с человечком. Низенький начальник бригады и человечек проговорили с минуту, разошлись в разные стороны, один в машину, другой в ворота, и на этом все действия прекратились. Служебная машина просто медленно прокатилась по узенькой дороге и, повернув на главную дорогу, удалилась обратно. Мы выждали еще минут с десять. Ничего. Тишина. Будто ничего и не было. Ждать больше нечего, может, полиция в пути или там засада, но мы спокойно сели в фургон, Лева завелся и дал ходу. Так же тихо и без включенных фар он объехал постройку уже с другой стороны, и мы выкатились на дорогу. Переехав железнодорожный переезд и повернув обратно на Москву, мы спокойно поехали с включенными через сотню метров фарами. Проехав почти все поселение, мы не встретили ни души и уже успокоились, хотя и не понимали, что произошло. Перед самым выездом на трассу я увидел одинокую фигуру, стоящую где-то почти посередине перекрестка двух улиц: одной из главных улиц местного района и той одинокой улочки, по которой мы впервые вышли по ошибке на офис. Проезжая эту фигуру, я признал в ней ту самую бабку, с которой давеча имел разговор на этой улице. Была глубокая ночь, вокруг не было ни души, и только одна эта сумасшедшая старушонка стояла в своем поизносившемся пальтишко, тяжело опираясь на трость, и провожала наш фургон взглядом. Клянусь, это была та самая старуха! Да, она смотрела куда-то вдаль, но мне четко виделось, как ее старый остекленевший взгляд уперся прямо в меня, и мерзкий ком медленно поднялся к моему горлу, не давая сделать вдох. Кажется, теперь она была в синем берете. Тогда мне снова почудилась эта треклятая синяя шапка не на колючей проволоке.
Глава 3.
Кристаллы.
Этой же ночью мы выгрузили установки на склад в глухом северном районе на окраине столицы. Старый подкупленный привратник (по-другому этого давно перевалившего за шестьдесят, сморщенного и сгорбленного старика, вечно подшофе, и не назовешь) медленным движением руки поднял старые рольставни с таким лязгом, что я невольно задумался, как бы пол округи не поднять на уши. Лева подкатил фургон задним ходом почти в упор к рольставне, и они с Мишей стали аккуратно выгружать установки и расставлять их вдоль стенки внутри, пока мы с Артуром разговаривали за машиной.
–И что это, черт возьми, было? – прошипел я, выдыхая сигаретный дым.
–Кажись, дело в шляпе… – ответил мне Артур совершенно спокойно, будто бы все прошло, как по маслу.
–Ты в другой машине ехал? Или тебе все-таки прилетело стаканчиком в голову?
–Что ты завелся? Установки у нас, никто и близко не видел, что мы сделали, все ровно!
–Никто и близко не видел? Ты забыл, откуда меня за рукав вытащил? Я стоял под камерой! Мы все провернули ровно под камерой! И гэбээровцы неспроста так быстро приехали. Охранник даже собак спустил, чтоб к нам не соваться! – я совсем капельку удивился такому оптимизму брата. По мне, так нас почти взяли с поличным и вот-вот сцапают. Даже старик-привратник, вмешивавшийся в разговор со своими репликами, вызывал у меня подозрения:
–Хозяин воротится через месяц, до сих никто не полезет сюда, – медленно и хрипло протянул старик. – Спокойно могут лежать здесь ваши…Штуки… – вот чего он про «штуки» заговорил, коршун старый?
–Да мы заберем все через пару недель, старик, не суетись, – небрежно бросил я через плечо встрявшему старику. Он что-то буркнул, удовлетворившись ответом, и пошел внимательно контролировать процесс выгрузки.
–Ты лучше вот о чем подумай… – продолжал Артур, – Охранник, даже если все и видел, позвонил Палычу тоже, я уверен, «по инструкции», а эровцы приехали так быстро просто потому, что он нажал экстренную кнопку. Что потом произошло? Начали ли они что-то искать? Вызвали ли полицаев? Нет. Охранник бегал то за ворота, очевидно, с кем-то разговаривая, то к бойцам, и они резко разъехались! Будто ничего и не было! Я точно чую, что Палыч не пустит дело в оборот, неспроста это все.