Читать онлайн Врата бесплатно

Пролог

Ветер дул с Финского залива, нагоняя еще больше жидкой серости на небосвод, уже несколько раз излившегося мерзкой моросью. Людей от этого меньше не становилось, люди, наоборот, множились, стекаясь на Невский, как заколдованные. Их не страшила перспектива простыть, некоторые и вовсе уже шмыгали носами, но все равно лезли в очередь на речные трамвайчики и катера, как будто для полного счастья им не хватало только пневмонии. Надеялись на алкоголь? Но ведь влитый что до, что после увеселительной прогулки по рекам и каналам Санкт-Петербурга не поможет, а магической защиты, как у Дерека, ни у одного из залезших вместе с ним на палубу не имелось.

Не было ее и у франта, что без спроса уселся рядом. Одет в лучших традициях творцов: черный классический костюм-двойка, в тон ему рубашка, только галстук отсутствовал. И магия… Магии в парне не чувствовалось совсем. Это, а еще затянутые белой пеленой глаза выбили Дерека из колеи, отчего ему захотелось спросить у незнакомца, не пророк ли он? Не успел – почувствовав на себе чужой взгляд, парень обернулся и, заметив чужое недоумение, заливисто рассмеялся, красиво так, отчего стоявшая рядом экскурсовод застыла, хотя собиралась предложить плед и сувенирку.

– Знаете, как давно в Питере идет дождь? – отсмеявшись, задал вопрос франт. Дерек мотнул головой. – С 1703!.. Ох, как все запущено, – заметив непонимание на лице Штаута, он раздосадовано покачал головой и, обернувшись к экскурсоводу, попросил: – Девушка, у вас же есть еще эти прекрасные магнитики? Моему другу просто жизненно необходим этот набор!

Дерек дождался, когда она уйдет, после чего раздраженно переспросил:

– Другу?

– Все хотят дружить с пророком, – философски заметил парень и, пожав плечами, добавил: – Но, если вы – нет, могу и уйти.

Он попытался подняться – пришлось ловить за руку и тянуть обратно вниз, чего никак нельзя было себе позволять. Пророк снова рассмеялся. Клоун… Плохо. Дерек надеялся на деловое партнерство, а не на паяца, кривляющегося точно так же, как тот придурок, которого около года назад Давыдов притащил в зал Ями. Еще и внешне напоминает кого-то до зуда в кулаках ненавистного, жаль, глаза белесые отвлекают, не дают собрать образ воедино и вспомнить кого именно. Вроде бы слепые, но из их глубины на Дерека кто-то смотрел, кто-то древний и сильный, знающий о нем то, о чем он сам еще не только не подозревал, но даже и представить не мог.

– Ну что ж, дамы и господа, мы начинаем наше…

С пальцев на автомате слетела руна «Купол», и только потом Дерек сообразил, что от чужих голосов это не защитит, и добавил пару плетений в уже активный узор. Тишина, как это случалось раньше, облегчения не принесла, а пророк повернулся к нему и замер в ожидании. Дереку и самому не терпелось поскорее закончить так и не начавшийся толком разговор, но никак не мог сосредоточиться.

– Вам не стоит искать убийцу топ-моделей. Лин Вей все равно не оценит – он уже выбрал для себя героя.

– Разве суть не в том, чтобы вы дали мне в руки козыря, что перебьют эту ставку?

– Я – пророк, а не коуч по личностному росту, чтобы давать бесполезные советы. Нет ни единой вероятности, в которой Верховный Творец выбрал бы вас своим наследником. Так почему бы не сыграть против него?

– Когда мой целитель спасала вас, договор шел совсем о другом!

– Уже не ваш.

– Что?

– Неважно, – пророк снова улыбнулся.

– Здесь я решаю, что важно, а что нет! – в пальцах сама собой зажглась атакующая руна, которую столь же легко погасила легшая сверху ладонь.

– Нет, – улыбка так и не сошла с его губ, – не решаете. К сожалению, на всем, что вскоре произойдет, напишут мое имя. Вы можете только выбрать степень осознанности своего участия в предстоящем представлении.

Пальцы обжег собственный огонь, но сразу отдернуть руку не получилось, хотя пророк ее не удерживал. Дерек сам замешкался, то ли от неверия в происходящее, то ли от ужаса, что его магия не просто не сработала – обернулась против него самого. Кто вообще мог такое сотворить, кроме Агни? Река? Кто из них двоих покровительствует слепому выродку? Оба сразу?

– Я этого так не оставлю!

Уголки губ парня потянулись выше, открывая красивые ровные зубы в ослепительном оскале.

– Уж я на это надеюсь.

Образ.

Вспышка.

Щелчок пальцами.

Дерек Штаут позорно сбежал, не удосужившись оставить после себя отвлекающего двойника, чего с ним отродясь не случалось. Сбежал, потому что осознал, с кем разговаривает. Сквозь белесые глаза пророка на него смотрела Вечность – монстрообразное полотно вероятностей, сшитое на живую огненными и водяными нитями, через которые их всех вскоре протащат. Протащат не потому, что того желает кукловод – не было оного у этой истории, просто они попали в артерию, и их затянуло течением, чтобы потом либо уничтожить как вредоносный объект, либо переварить.

Руки дрожали, словно он и впрямь замерз вместе со всеми на промозглой экскурсии, потому что проигнорировал предложенный плед. Дерек прошел в спальню, стащил с кровати одеяло, закутался, но теплее не стало. Тогда он попытался активировать бытовую руну, поднимающую температуру в комнате, но огонь сам собой сложился в слова:

«Выводы забудь. Встречу запомни».

Голова дернулась, кивая, потом тело замерло, а когда Дерек очнулся, с недоумением осмотрел себя.

– Какого черта я творю? Испугался мальчишки? – и рассмеялся нелепости подобного предположения. – Нет, я этого точно просто так не оставлю! – повторил он недавнее обещание. – Но сначала разберусь с Ольгой, сосватавшей мне эту встречу!

В квартире в Мюнхене он не нуждался ни ради статуса, ни по любой другой причине. Ее подарил кто-то из родственников то ли на день рождения, то ли на Рождество, а продать или передарить все руки не доходили. Потом Густаф устроил ему помолвку с Ольгой Романовой, чтобы заручиться поддержкой еще одного клана, и квартира пригодилась. Жениться на Ольге Дерек не собирался, как и тащить ее к себе домой, туда он даже Анжелику в свое время не приглашал. Впрочем, он никого из своих женщин не ценил настолько, чтобы допускать в святая святых – к одному из оставшихся мест Силы. Ольга же, мало того что была незаконнорожденной, так еще и долгое время якшалась с ненавистным Дэном Давыдовым! Последнего он не мог ей простить, несмотря на такой полезный дар целителя и добытые у Николаса Тернера «Пальцы Смерти». Как не мог смириться с мыслью, что Давыдов в свои четырнадцать прошел оба уровня Лабиринта, вместо того чтобы…

«Чтобы что? – раздраженно переспросил внутренний голос. – Ты где-то видел творцов, умирающих от переизбытка собственного огня?»

Не видел, но тогда ему это не пришло в голову, и опыт, полученный благодаря молчанию Давыдова, ни разу не пригодился. Раньше Дерек, вспоминая этот позорный момент своего прошлого, злился, что не заставил тогда пацана спуститься в Лабиринт Смерти, и понемногу утешался, представляя последствия подобного путешествия. Теперь осталась только злость, потому что сучий ученик Лин Вея умудрился вернуться и с третьего уровня тоже…

Пальцы до боли сдавили стакан, и Дерек наконец увидел, что подушечки усыпаны мелкими волдырями. Ожог. Он на самом деле обжегся собственной силой. Панику удалось погасить довольно быстро, следующим шагом стала выпущенная руна-скан, а потом пришел ответ, что Ольга дома. Поначалу он даже обрадовался, но и это чувство погасил так же быстро, как и панику. Где ей еще быть, когда об обычной врачебной практике он заставил ее забыть, фонд Элизабет Тернер от ее услуг отказался, а мамочка вот уже полгода как сдохла на радость главе клана Романовых?

– Ольга! – вслед за криком внутрь квартиры улетела руна-оповещение с приказом явиться к нему в кабинет, но на зов никто не пришел. – Ольга! – снова позвал Дерек и пообещал сквозь стиснутые зубы: – Ну я тебя взгрею, как только найду! – Он отставил стакан и порадовался, что сдержался и не стал разбивать, и новый окрик получился веселее и мягче двух предыдущих, хотя все таким же безуспешным: – Ольга!

Девушка обнаружилась у себя в комнате – собирала в дорожную сумку свои вещи. Их было немного: иногда Дерек злился так сильно, что сжигал на Ольге одежду, а когда этого казалось мало – переключался на и без того не самый шикарный гардероб невесты. Она никогда не пыталась его остановить, никогда не жаловалась отцу, только после похищения «Пальцев Смерти» что-то внутри нее поломалось, что-то ценное, из-за чего даже мучить ее стало совсем безрадостно, и он делал это больше по инерции. Но сегодня Ольга его удивила не только попыткой от него уйти – рядом с ней стоял тот самый клоун, которого почти год назад Давыдов притащил в зал Ями, вынуждая сообщество признать нового непотомственного творца, как будто от старых еще не избавились. И ведь не торопящийся сдохнуть Лин Вей успел сосватать клоуна Айзеку Нилану, даровав тому незаслуженную защиту одного из старейших кланов, бывшего, конечно, себе на уме, но ведь то чистокровные творцы! Ну да, конечно, химера! А кто-нибудь вообще видел, чтобы эта химера магию воды использовала? Только шутки свои глупые шутить может и все.

– Ты куда собралась? – решив проигнорировать клоуна, спросил Дерек.

– К нему, – не отрываясь от своего занятия, Ольга коротко мотнула головой в сторону Арсения Миронова.

– Ой-ой, – смех вырвался неожиданно, но унять его он даже не попытался, настолько нелепой показалась ему эта сцена. – Ты? К приспешнику Давыдова? Это у тебя компенсация такая?

Ольга не ответила, критично осмотрела содержимое чемодана, принялась застегивать едва поддающуюся молнию – не так уж и мало у нее осталось.

Смех выродился в презрительную усмешку, застывшую на лице гримасой. На обожженных пальцах родился крошечный фаербол – самое то поджечь остатки шмоток этой прошмандовки! Щелчок и… Следом за ним послышался еще один, и фаербол, недалеко отлетев от Дерека, поглотила водная сфера, истаявшая дымкой пара.

– Ого! Клоун возомнил себя рыцарем? Как мило! Но скажи-ка, дружок, ты вообще в курсе за кого заступаешься?

– Да, – Миронов смерил его долгим ледяным взглядом человека, не просто много знающего, но еще и готового на все, а потом, к счастью, повернулся к девушке: – Оль, ты все собрала?

Ольга кивнула. Парень подошел к ней так, чтобы закрыть собой, подхватил сумку с вещами, вызвал на левой руке руну, позволяющую телепортировать вместе с собой спутника, а следом раздался характерный хлопок, и оба они исчезли.

– Сука! – в голосе сквозило явное восхищение, и Дерек, заметив это, разозлился. – Сука!!! – заорал он что есть мочи, но осколки нежданного чувства все еще звенели по комнате то тут, то там, притворяясь обычным эхо.

Тогда он схватил первую попавшуюся под руку вещь и бросил ее в стену, потом подобрал следующую и снова бросил. В какой-то момент в ход пошли фаерболы, но Дерек остановился, лишь когда услышал звук приближающейся пожарной машины. Тушить огонь он не стал – просто телепортировался домой и продолжил пить там.

Запой продлился меньше недели, затем еще парочку он притворялся, что активно пишет очередной роман про Лиама Бенкса, которого творцы за глаза называли сублимацией на тему несостоявшейся избранности самого Дерека. Называли все, даже те, кто роман не то чтобы в руках не держал – в глаза издали не видел! Раньше обиду на эту ложь заглушала радость от отзывов настоящих читателей, но желание признания равных себе скоро испортило и это.

Родители с детства приучали его к сообществу и его правилам, чья строгость и нелепость компенсировались обещаниями великого будущего, мечтая о котором, он и начал сочинять свои первые истории. Творца не существует без творчества? Что ж, пиши, деточка, а мы уж постараемся, чтобы твое невинное хобби принесло плоды, непременно принесло плоды. И вот уже его подростковые рассказы печатают признанные литературные журналы, а скупые на похвалу критики становятся вдруг щедрыми. Он так сильно гордился этим тогда, как сейчас пытался заставить себя забыть.

Но первый роман на бумаге случился раньше первого на любовном фронте. В черновиках ждал редактуры второй, в голове зрел третий, и все, что ему хотелось – творить. Просто писать свои истории, радовать читателей, собирать урожаи восхищенных отзывов. И он писал, радовал, творил… Но с очередным урожаем в корзину упало червивое яблоко с рецензией от Августа Грема, такого же творца-писателя, как и сам Дерек.

Понять и оценить по достоинству творца может только другой творец? Ха! У каждого такого если не своя вселенная, то галактика минимум, и когда один соизволит снизойти до другого, то на своей черепашьей скорости будет плестись столько, что ждать не останется ни смысла, ни повода.

Читатели же… А что читатели? Случится ли у твоего детища, в которое ты вложил всего себя, хоть капля тех, кто подберет ключ к культурному коду, зашифрованному в переплетении букв и знаков препинания? Дерек слишком долго ошибался, что да, случатся, но получал лишь читающих по верхам и ищущих каждый свое. И он сначала намеренно пытался упростить, зная, что получит очередное гнилое яблоко от Грема, а то и целую корзину, но верил в читателя. Потом постепенно накатила усталость, и он стал кормить аудиторию отходами истиной работы своего мозга, переключившись на иные заботы, истинные заботы творцов. Раз уж ему не геройствовать вместе с придуманными персонажами, почему бы не сделать это на самом деле?

В реальности добровольцы на роль героев и спасителей не требовались, а если и случалась подходящая легенда, к ней уже имелся свой сонм достойных претендентов – на любой цвет, вкус и запах. Вроде бы никто не запрещал Дереку пройти испытания на звание Дваждырожденного, и многие творцы даже искренне болели за него, желая удачи, но сколько из них верило, что он сумеет разбудить псов? Псы предпочитали спать, как и тысячелетия до этого, и только в подземельях Шамбалы множились тени, снова множились тени, а Лин Вей продолжал опекать своего никчемного ученика, вместо того, чтобы начать действовать. Он и убийства моделей просмотрел, стараясь скрыть факт донорства огня Давыдовым своей полудохлой подружке! Вот смешно выйдет, если она и впрямь Ключ Огня. И кто тогда будет разбираться с богиней Воды, если Дерека на эту роль даже пророк не допускает? Ну и к теням их всех! А он просто будет писать книги, сколько успеет, пока их мир окончательно не навернется в бездну открытых Врат!..

Очередной роман застрял на шестой главе, набравшей в себя уже больше авторского листа, но до конца, как ее не пинай, вечно оставалась еще одна сцена – всегда эта чертова плюс одна сцена! Может, оборвать ее и начать следующую? И пусть читатель сольется в экстазе с критиком в возмущенном вопле: «Это что такое?!» Кому вообще сдалось слушать их вопли?

– Прибью героя, – пообещал себе Дерек. – Допишу роман и прибью героя – пусть фанатки пеплом голову посыпают и очереди на фестивалях выстаивают, а воскрешать все равно не буду.

В другое время его развеселило бы такое обещание, сейчас же сердце отозвалось печалью, а внутренний голос язвительно произнес:

«Ну прибьешь, ну погорюют немного и уйдут в другой сериал к живым персонажам. Нас, писателей, сегодня вон сколько развелось!»

– А пророк прав, – неожиданно для себя признал Дерек. – Лин Вей ни при каких, даже самых невероятных обстоятельствах не признает меня наследником, а делать что-то с нынешней ситуацией надо… Надо… Надо принять другую сторону и ускорить открытие Врат!

В новый визит неприветливый северный город встретил его теплым ласковым солнцем, словно намекал, что Дерек сделал правильный выбор. А вот пророк вдруг пошел на попятную.

– Вот, – он протянул листок А4 с распечатанной на нем картой, – здесь маньяк через три дня оставит свою новую жертву. К сожалению, это все, что мне удалось увидеть. Зато у вас все шансы проявить себя героем.

– А если я передумал и хочу объединиться с убийцей, чтобы вместе уничтожить мир?

Лицо пророка вытянулось в удивлении, и Дерек не сдержал победной улыбки. Кажется, этот идиот его просто проверял, а значит, не такой уж всевидящий, как показалось в прошлый раз.

– Шутка, – добавил поспешно, но парень начал говорить одновременно с ним, отчего начало он пропустил:

– …не сможет, а там будет прогуливаться Лана Смирнова.

– И что?

– Она убьет вас обоих.

– Высосет? – не понял Дерек, но раз девушка – выгоревшая, то что она еще может сделать двум сильным творцам?

– Очистит, – в голосе пророка прозвучало столько равнодушия, что в правдивости его слов сомневаться не приходилось.

– Она вернула огонь?

– Вернет. Вы станете этому первопричиной.

Дерек кивнул. На мгновение его желание предать Верховного Творца пошатнулось, но вскоре эта идея засверкала яркими красками, как бывает, когда в голове рождается новая история.

– Спасибо. Я ваш должник, только вот, увы, один клоун похитил моего целителя, так что дальше как-нибудь сами.

– Не стоит благодарностей, – улыбка пророка вышла неожиданно грустной, но Дерек увидел лишь как она растворяется в быстро меняющемся окружении, когда щелкнул руной-телепортом, а потому не придал этому значения. Его ждали великие дела. Темные дела.

Глава 1. Отражения в лужах

В клоповник, где ее ждала восьмая смерть из череды вероятностей, Лана так и не вернулась. В тот день, когда они очистили арктическую руну-сателлит, она долго отмокала в ванной, пытаясь согреться, но тело продолжала бить крупная дрожь, от которой аж зубы стучали. Коичи пришлось вытаскивать ее оттуда силой, хотя она не отбивалась – не могла пошевелиться, просто сидела и дрожала, пока он матерился на все подряд, включая кипяток, который его обжег, а ее отказывался согреть. Потом они сидели в соседней комнате, и он все задумчиво смотрел на алую щеку Ланы, как будто ее ударил кто-то другой. В конце концов ему надоело, хотя она ни капли не согрелась и не успокоилась, даже одеться оказалась не в состоянии. Но Коичи на правах сильного положил руку ей на плечо и телепортировал куда-то еще, после чего исчез, чтобы вновь появиться с вещами, забытыми в ванной.

Только когда она увидела свои джинсы, до нее дошло, что чуть не лишилась заветного брелка, и тогда Лана очнулась и взяла себя в руки. Нет, она, конечно, тихая домашняя девочка-интроверт, но не даст им себя сломать! Не даст!..

– Я выставил щиты. Можешь отдохнуть, здесь тебе ничто и никто не угрожает.

– Никто, кроме тебя? – не удержалась она от язвительного уточнения, хотя прекрасно понимала, что в ее состоянии лучше вести себя тише.

– Никто, кроме меня, – спокойно подтвердил Коичи.

Вновь язвить Лана не решилась. Подобрала свои вещи и перебралась на кровать, стоящую в плохо освещенном углу комнаты, где принялась вытираться, потом натянула неожиданно сухую футболку на голое тело и забралась под тонкое одеяло. Ей все еще было холодно, а где-то глубоко внутри пульсировал страх, что так теперь будет всегда. Пытаясь разобраться в причинах этого страха, она незаметно для себя заснула.

Сверху капало красным, глухо ударялось внизу, вспенивалось розовым, высыхало рыжим, разносилось по округе песком. И песок успел замести все на многие километры вперед, колыхаясь от несуществующего ветра, совсем как море перед штормом. Да, именно море, ведь барханы на горизонте вполне сошли бы за волны. Волны, которые двигались к ней, чтобы раздавить.

На мгновение показалось, что они и впрямь шевелятся, но это оказалась всего лишь поземка, сорвавшая тонкий слой песка. Однако этого хватило, чтобы Лана испугано отступила, оступаясь. Сзади подхватили теплые руки, не давая упасть. Она в надежде обернулась и на короткий миг совершила ту же ошибку, что три года назад, когда поверила обману Шанкьяхти, и имя успело сорваться с ее губ.

– Не он, – парень виновато улыбнулся и расцепил пальцы. – И даже не совсем я сам.

Она не смогла скрыть разочарованного вздоха и, торопясь скрыть свой промах, спросила:

– Где мы?

– Если ты про место, то в Лабиринте Смерти, – голос был спокойным, как будто парень говорил совсем про другой Лабиринт, из которого возвращались.

– Ты меня отсюда выведешь? – понадеялась на его спокойствие Лана.

– Что? Нет, – и вновь эта улыбочка, аж стукнуть его захотелось.

– Ладно. Тут же вроде Яма хозяйничает? Попрошу…

– Яму выбросило в иные миры, когда открылись Врата. Он, кажется, предупреждал тебя об этом.

– Тогда как?..

– Лана, – парень положил ладони ей на плечи и подождал, пока она повернется к нему, – ты еще не поняла? – Она покачала головой, он нахмурился. – Это – ты. Все это. Понимаешь?

Нет, не понимала. Да и кто бы понял? Ну, за исключением любящих говорить с ней загадками шутников. Яма, например. Или Сецуну. Или этот вот. Как только его?

– А ты?

– Кот, который гуляет по вероятностям. И раз сны – это вероятности, генерируемые нашим мозгом, значит, можно найти лазеечку и в них. Понимаешь?

– Я сплю, – она облегченно выдохнула. – Я сплю, и поэтому я – Лабиринт Смерти.

– Нет, Лабиринт ты не поэтому, хотя спишь, – парень улыбнулся.

– Но я же Искра…

– Да, ты – Искра Огня, – левой рукой он указал ей на сердце, правой погладил по ладони, где не так давно Яма вывел свою невероятно сложную руну, – но ты и Лабиринт, все его уровни. А еще ты – любящее сердце Калки. И сосуд, выбранный для…

Последние его слова заглушила сирена, прозвучавшая совсем рядом. Лана уцепилась за руки парня, боясь проснуться раньше времени и не услышать ответов. А он, в свою очередь, продолжал говорить как ни в чем не бывало, словно не заметил, что она отвлекалась.

– В тебе есть свет и есть тьма. Есть огонь, но есть и вода. В тебе есть все, чтобы совершить задуманное, потому не бойся страшных обещаний, хорошо? Только смертным чревато использовать руны божественного уровня, потому и последствия только для них. Поняла?

Она мотнула головой, совсем потеряв нить разговора.

– Ты все пропустила, да? – он усмехнулся и вдруг настороженно замер.

– Эй… ммм… Кот? Мистер Кот? Прием!

Лана протянула руку, чтобы постучать ему по плечу, но он столь же внезапно очнулся.

– Извини. Повторение объяснений откладывается на неопределенный срок.

– Почему?

– Потому что сейчас кто-то умрет, и мне надо поспешить поучаствовать, чтобы наша вероятность повернула в правильном направлении. Но я тебя найду, постараюсь снова найти, хорошо? Или скажу ему, где тебя искать. Ну, последнее точно сделаю. Главное, не бойся. Ничего не бойся – я хорошо просчитал эту ветку. Поняла?

Она неуверенно кивнула, и Кот наградил ее ободряющей улыбкой.

– Умничка. И это… Смотри под ноги, ок? Нет, не спрашивай, просто запомни. Смотри под ноги. В лужах случаются занятные отражения.

– Л-ладно…

Он снова улыбнулся, и когда его образ растворялся во тьме, эта улыбка сияла новорожденной луной и исчезла последней.

Сразу после этого послышались выстрелы, вырывая Лану обратно в реальность. И пока она лежала, сжавшись от испуга, вновь зазвучала сирена полицейской машины. Ну почему? Почему Коичи не поставил защиту и от звука тоже? Неужели он не проснулся из-за всего этого? Или он не здесь? От еще большего ужаса она подскочила на кровати и завертела головой в поисках своего надзирателя.

Коичи нашелся почти сразу. Он стоял у окна, но смотрел не на улицу, откуда доносились выстрелы и сирена, а пялился на свое запястье, где у него имелась маленькая татуировка в виде кланового герба. Первой пришла мысль, что он пытался украсть тень, пока Лана спит, однако Коичи выглядел слишком отрешенным, когда плетение сложных рун требовало предельной концентрации. Но других причин для такого поведения она не видела, как не могла ничего разглядеть на чужом запястье, чтобы попытаться суметь сделать хоть какие-то выводы. Что же такое выбило ее вечно собранного ядовито-вежливого тюремщика из колеи так надолго? Почему он все еще смотрит на тату на запястье?

«Потому что сейчас кто-то умрет» – повторил у нее в голове Кот, и мозаика сложилась.

«Нет, – возразила ему Лана. – Кто-то уже умер».

Народу в Макдональдсе было не протолкнуться. От них пахло сигаретами и суетой, они постоянно говорили: кто друг с другом, кто по телефону, кто диктовал голосовое сообщение. Конечно, имелись в очереди в кассу и хмурые одиночки, но общий гомон равномерно распространился по залу, накрыв собой все. Голова, и без того гудевшая из-за бессонной ночи, начинала потихоньку закипать, призывая выпустить на волю тень и заткнуть навсегда этих говорунов. Лана даже представила, как отпускает поводок, но дальше мыслей заходить не стала, да и ее очередь вскоре подошла.

Коичи ждал за столиком у окна, который заполучил явно не без помощи магии. А может, просто распугал всех своей хмурой рожей, вон и соседние столы не очень-то охотно занимали, хотя свободных мест почти что нет. Спрашивать смысла не было, и Лана просто поставила поднос и уселась на второй стул. Есть в принципе не хотелось, тем более гамбургер, но ребенка надо чем-то кормить, да и ей самой силы еще понадобятся. Жаль, что не для побега.

Еще ночью стало понятно без всяких вероятностей: здесь попытка к бегству равнозначна попытке самоубийства, а умирать Лана не собиралась. К тому же не факт, что они надолго задержатся в этом месте. Скорее всего, очистят руну-сателлит, расположенную поблизости, от которой смердело так, что вся кровь, пролитая во вчерашней перестрелке, даже немного не смогла сбить эту вонь. Наверное, обычные люди ощущали ее иначе, но она определенно на них влияла. Вряд ли, конечно, все преступления в этом районе происходили из-за оскверненной руны, а вот их рост точно на ее совести. И если на арктическую еще можно было забить, пожелав смерти всем, вообще всем, то здесь среди толпы обывателей даже мысленно сказать, что с нее довольно, Лана не могла.

Понимал ли это ее надзиратель и потому отправил одну к кассе? Или ночная апатия так и не отпустила, хотя на запястье он давно перестал пялиться. Сейчас Коичи, проигнорировав предложенный ему кофе, смотрел в окно. На улице шел дождь, но луж почти не было, и в них ничего не отражалось, только в окне тусклые копии посетителей кафе.

– Как это мило, – сказал вдруг Коичи, и Лана настороженно обернулась, но ничего достойного внимания не увидела. – Все эти люди, – пояснил он. – В Штатах очень много фанатов Лиама Бэнкса, потому, когда Дерек объявил себя маньяком, новость активно обсуждалась всеми, даже в этой дыре языки до крови стерли. Но вот ты здесь, и никто не обратил на тебя внимания.

Она и сама это заметила, жалея, что у нее нет кепки, чей козырек можно было опустить пониже. Потому что узнай ее кто и захоти сдать полиции, Коичи наверняка устроил бы здесь кровавую баню. А если нет, то ей все равно не хотелось бы побывать в местном участке, люди из которого вчера участвовали в перестрелке. Вдруг решат, что Лана не жертва – сообщница Дерека Штаута! И эти мысли тоже влияли на ее желание выбрать другое время для побега. К счастью, в очереди на нее никто не смотрел, как и сейчас никто не обращал внимания на них с Коичи. Стоило подумать про отвлекающие внимание руны, если бы не его замечание.

– Не их вина, что я так плохо выгляжу. Ну или наоборот, слишком хорошо для жертвы, которая должна сидеть в подвале.

Абэ смерил ее оценивающим взглядом, вновь задержавшись на свежем синяке, и почти раздраженно спросил:

– То есть, для них ты нашла оправдание?

– Для них нашла! – с вызовом ответила Лана, ожидая повторения вчерашней оплеухи.

Но Коичи просто вздохнул и вновь отвернулся к окну, лужи за которым заметно выросли. Лана, в свою очередь, продолжила давиться ненавистным гамбургером.

Люси Маруни, первую жертву Ивана Комарова, в сообществе творцов не любили.

Ее отец – Александр Маруни – был ярким членом Конклава Огня, сделавшим себе имя на помощи угасающим кланам и социализации новичков из непотомственных. После установки Системы Рубежей сообщество сильно поредело, потому его деятельность приветствовалась всеми. Но стоило Конклаву зализать раны, как они с неудовольствием отметили, что некоторые значимые места в Башне заняты людьми без связей и достойных родословных, и люди эти совсем не собирались давать потомственным творцам поблажек только за заслуги почивших предков перед сообществом, Конклавом и Верховным Творцом. Так появилось две партии, одной из которых суждено было проиграть. Как и Александру Маруни уступить на очередных выборах главы Конклава Огня молодому Армандо Фернандесу.

Никто так и не узнал, чем именно Армандо не угодил Александру помимо проигранной должности, что же толкнуло последнего на провальное покушение на убийство, но во время суда даже Агни выбрал сторону молодого главы Конклава. Александра Маруни скормил тени сам Исао Абэ, отец Коичи. Сразу после этого совершеннолетние дети Маруни, а он был очень плодовит, поспешили отречься от семьи, младшим просто не повезло. Про творившиеся с ними зверства много шептались по углам, но не смели говорить вслух, даже когда прогремела новая шокирующая новость – один из сыновей Александра зарубил отца во сне, после чего принялся за братьев и сестер. Люси оказалась единственной выжившей, и старший брат Марк не без принуждения со стороны Верховного Творца взял девочку под свою опеку.

За ней очень скоро закрепилось клеймо «некоторых не спасти», а еще «сломанные вещи не восстановить без изъяна» и много чего еще. Ей, конечно, поставили «Ловца Иллюзий», но он не избавил девочку от припадков, благодаря которым годам к пятнадцати Люси выжгла «Ловца» в ноль. К тому времени жене брата удалось увлечь ее миром высокой моды, таящим в себе много разных соблазнов.

Для истории совсем неважно кто и когда пристрастил девушку к кокаину – для нее наркотик и впрямь стал заменой успокоительных с антидепрессантами. А еще разжигал ярче едва тлеющий огонь, раскрашивая жизнь сплошь в позитивные тона. Может быть этим, а может своими тощими прелестями она соблазнила несколько молодых творцов попробовать табуированный в сообществе наркотик, и юноши как один выгорели. Поначалу выгорание и наркотик никак не связывали друг с другом, пока кто-то дотошный не выяснил, как именно опиаты влияют на огонь и жажду творцов им обладать. Но призвать к ответу наркоманку Маруни было нельзя – она никого не принуждала разделять свои пристрастия, потому девушку отправили на принудительное лечение.

Естественно, вскоре она снова подсела сама и подсадили нового поклонника, только в этот раз на героин. После чего Люси отправилась обратно в клинику, а несчастный парень в круг на перерождение. А потом все повторилось несколько раз, пока кто-то добрый не прибил сучку Маруни к косому кресту. В сообществе тогда посчитали, что она еще легко отделалась. Даже приютивший ее брат так считал.

Следующей жертвой стала Карэн Андерсон – девушка из приличной семьи потомственных творцов, не отличающаяся особо ярким огнем, зато обладавшая прекрасной внешностью. Из-за последней, по слухам, успели погибнуть минимум двое, ради благосклонности Карэн решив на спор друг с другом переплыть Ганг. Место, определенно, было выбрано плохое, и защитные руны вымотали сильнее течения, отчего один из пловцов утонул, второй выгорел.

Да, так уж вышло, что Иван Комаров, никогда не претендовавший в своих книгах на что-то больше шаблонных приключений картонных персонажей, обладал прекрасным вкусом и, как истинный постмодернист, начал осквернение рун-сателлитов с очищения сообщества творцов.

Чем провинились оставшиеся жертвы маньяка Водолея, Лана не узнала – они пришли к нужной им руне. Она находилась на третьем этаже сгоревшего здания, кажется, когда-то это был жилой дом, который местные власти не торопились ни снести, ни восстановить. Впрочем, восстанавливать здесь уже нечего – крыша опала внутрь, часть несущей стены разрушилась, открывая безобразные внутренности. На покрытые копотью стены не позарился ни один уличный художник, которые в районе, несомненно, водились, судя по многочисленным граффити. Но люди творческие, даже не будучи творцами, видимо, чувствовали опасную энергию дома и не спешили проверять себя на прочность.

А вот Лану, несмотря на то что она знала о творящемся здесь, дом совсем не пугал – ее больше заботило, где окажется после очищения руны. Не провоцировал ли ее Коичи, рассказывая про Люси Маруни? Вдруг он снова попробует отобрать тень, а потом сдаст Лану Дереку? Хотелось бы верить, что этого не случится, но глава клана приказал Коичи слушаться Дерека, а Абэ были весьма исполнительны, вспомнить хотя бы того же Сецуну. Так что кто бы там ни умер вчера, ей об этом думать не следует, а лучше постараться собрать как можно больше огня для будущего побега.

Коичи остался ждать внизу. И Лана в полном одиночестве ступила на лестницу, сразу почувствовав прилив сил. Осквернение путало магические эманации, и «Пальцы Смерти» выключились, не понимая, как быть в такой ситуации. Но стоит вычистить это место, как артефакт вновь заработает. Наверное, стоило попробовать снять браслеты сейчас, пока никто не может ей помешать.

Забравшись на третий этаж, она осмотрелась и, решив, что там достаточно безопасно, потянула за левый браслет, пытаясь его снять. Тот охотно сполз до первой косточки большого пальца и дальше двигаться отказался, ни вперед, ни назад. Черт! Как жалко! Мысль, что можно было взять с собой мыло, пришла только на месте. Правда, Лана не помнила, имелось ли оно в той квартире, где они ночевали, а в Макдональдсе висело обычное жидкое – такого с собой в ладошке не принесешь, хотя забавно смотрелось бы. И ведь в следующий раз ей вряд ли так повезет с местом осквернения!

После долгих попыток снять браслет, она сдалась и попыталась «скрутить» его обратно. Кожа на запястье горела, а вот пальцы заледенели и стали белыми как мел. Но сдаваться Лана не собиралась. Сейчас немного передохнет и попробует снова… Главное, чтобы Коичи не заподозрил неладное и не пришел проверять.

Мысль о надзирателе подстегнула, и она снова схватилась за браслет и потянула его с руки. Естественно, он снова застрял на большом пальце.

– Из сустава его вынь, – посоветовал хрипловатый женский голос откуда-то справа.

– Ага, щас, – огрызнулась Лана, прекрасно понимая, что с такими руками очистить руну-сателлит уже не сможет, хотя бы из-за боли.

– Не умеешь, что ли? – усмехнулся голос. – Помочь?

Браслет очень быстро скользнул обратно на запястье, а в руках вспыхнуло Изначальное Пламя, из-за чего кинувшаяся к ней тень отпрянула и замерла. Конечно, тенью оказалась Люси Маруни, вернее, ее призрак. Она была голой, но по бледной коже ползали беспорядочные пятна черноты, порой собираясь в причудливые наряды. Еще у девушки чернело под глазами, словно от слез потекла тушь, красные глаза тоже на них намекали.

«Или на дождь…»

Странный сон, прерванный перестрелкой во дворе, никак не выходил из головы. Даже по дороге сюда Лана все смотрела себе под ноги, стараясь разглядеть непонятно что в лужах. Там, как обычно, отражалось небо и плывущие по нему облака. Здесь же луж и вовсе не было. Конечно, крыша рухнула, но четвертый этаж оставался целым, да и пятый над ним, кажется, тоже неплохо сохранился. Видимо, мемы не врали, и случались порой просто сны. А раз так, надо заняться призраком и руной-сателлитом.

Но Люси Маруни, в отличие от той же Ингрид Скворр, совсем не стремилась освободиться из плена оскверненной руны, потому стоило ей увидеть в руках Ланы знакомое плетение, как Люси с визгом подскочила к ней и ударила по ноющему после экспериментов запястью. Огонь всколыхнулся и собрался обратно в багровый сгусток. Возмутиться Лана не успела, потому что Люси первая запричитала:

– Ну ты чего? Я же тебе совет полезный дала! Помочь хотела! А ты!

– Мне не нужна помощь.

– Да ладно? – ухмылка трещинами пошла выше по щеке, и под кожей засияла первородная тьма, словно бы вся дрянь этого места сконцентрировалось в нежелающей умирать воле жестоко убитой топ-модели. – Помощь ей не нужна, ага. Одинокой девушке без документов и средств в огромном незнакомом городе. Девушке с кандалами на запястьях.

– Мне не нужна твоя помощь, – безразлично уточнила Лана и вновь принялась за плетение «Света».

– О-о, – протянула Люси и тряхнула головой, отбрасывая с лица непослушные белые пряди.

Одновременно с этим пятна на ее теле задвигались быстрее, собираясь в одно большое пятно, становясь ярче и больше. И вскоре тень окутала тело на манер маленького черного платья, собралась шпильками на ногах, острыми коготками на длинных пальцах. Девушка получилась чудо как хороша, и сразу стало понятно, чего при жизни все на ней так помешались. Глаза сверкают, волосы вьются, даже губы из мертвенно-бледных стали алыми.

Но пока Лана невольно залюбовалась случившимися изменениями, Люси в один изящный прыжок подобралась к ней и с силой оттолкнула к стене. К счастью, та давно сгнила, и Лана просто приземлилась на грязный пол, подняв облако пыли. И пока она пыталась прочихаться, Люси снова настигла ее и теперь прижимала к полу, с помощью тени удерживая руки, чтобы было невозможно воспользоваться огнем.

– Считаешь себя лучше меня только потому, что у твоего отца хватило воли не издеваться над детьми, когда лучший друг Сецуну Абэ скормил его душу сочной жирной тенюшке? Так вот, нет! Это нихрена не твоя заслуга, и ты не лучше!

– Моя! – Лана безуспешно попыталась пнуть мертвую модель, но лишь раззадорила ту.

– Твоя? – рассмеялась она. – Да что ты можешь? Тебя даже жрать неинтересно – настолько ты жалкая! – и ее острые когти впились Лане в правую ладонь, заставив закричать от боли.

Лана быстро спохватилась и закусила губу. Ей не хотелось, чтобы Коичи прибежал на помощь, ведь тогда у нее не будет возможности собрать огня в брелок. Правда в настоящий момент ее жизни напрямую угрожала взбесившаяся тень, сожравшая осквернение и объединившаяся с искалеченной душой Люси Маруни. Тень, которая уже скалила зубы, примеряясь, с какой стороны шеи укусить. И вот быть сожранной Лане никак не хотелось, но призвать хоть сколько-нибудь огня из-за кровоточащей ладони никак не получалось. И тогда она позвала тень. Свою тень.

Та откликнулась сразу и очень вовремя закрыла непробиваемой броней шею и лицо как раз в тот самый момент, когда Люси попыталась перегрызть Лане горло. Затем, будучи тенью высшего порядка, она скользнула к ладони, останавливая кровь и исцеляя рану. Теперь пришла очередь Люси Маруни удивляться, и этой заминки Лане хватило, чтобы собрать на ладонях Изначальный Огонь и, не ограничивая его плетением, ухватить Люси за руки, пропуская через нее пламя.

Естественно, девушка визжала и вырывалась, но тень Ланы держала крепко, пока сама Лана черпала Огонь и направляла его в мертвую модель. Пыль вокруг них стояла столбом, да еще и ошметки от уничтоженного осквернения пеплом разлетались в разные стороны, добавляя в обстановку неразберихи и серого цвета. И эхо высоко над ними материлось на разные голоса.

Вовремя остановиться это не наука и не сила воли – это везение. Лане повезло, что отбивающаяся по инерции Люси просто выскользнула у нее из рук, когда тень благословения решила, что теперь жизни хозяйки ничего не угрожает, и спряталась. Оставалось порадоваться, что Коичи оставался внизу, даже когда они тут гремели и орали, и потому не смог воспользоваться ситуацией. Зато теперь, пока ослабленное осквернение в виде хнычущей девочки лет десяти сидело напротив Ланы, сама она могла вволю запасти огня, сколько вообще могло уместиться в маленький кусок металла.

– Ты меня обманула, – ревела Люси. – Ты такая же, как я. Тоже с тенью.

– Во всех нас есть тьма, – философски заметила Лана. – В ком-то больше, в ком-то меньше. Но она не делает нас плохими – плохими мы становимся из-за сделанного выбора. Что до тьмы – с ней просто надо уметь работать.

– Чего? – не поняла девочка, но в этот раз ее проигнорировали.

На заполнение брелка ушло еще минут пять, но сколько огня ей удалось поместить внутрь, Лана не знала. Зато точно знала, что стоило поторопиться и избавиться от остатков осквернения, пока тому не захотелось взять реванш. Она сплела еще одно «Очищение» и добавила к нему «Благословение», удивляясь, какой же ерунде научил ее демон в детстве. Нет бы показать, как телепортироваться с минимум огня! Но получившаяся руна легла на голову Люси Маруни, и Лана, не удержавшись, потрепала ту по волосам.

– Ну все, – объявила она, – лети отсюда!

– Куда? – не поняла Люси и посмотрела себе за спину, ожидая увидеть крылья.

– К счастью.

– К счастью? – не унималась девочка, а потом вдруг замерла и расплылась в улыбке. – К счастью! – и растворилась в воздухе, просочившись сквозь потолок лучиком света.

По лестнице она еле спустилась. Болела спина, про которую Лана в пылу драки забыла. Ныла рука, хотя на ладони даже маленького шрама не осталось. И подозрительно тянуло внизу живота, паникой усиливая все другие боли. Может, Коичи расщедрится на посещение доктора? Хотя в прошлый раз, когда Дерек толкнул ее под удар Дэна, не было ни целителей, ни обычных врачей – Лане просто дали отлежаться. Хорошо, что тень тогда снова выручила. Но ведь она явно не все исцеляет, да и сейчас все еще пряталась. Правильно пряталась.

Но Коичи внизу не обнаружилось, и Лана вместо мыслей о побеге завертела головой по сторонам, высматривая своего надзирателя. Вокруг не просто никого похожего – вообще никого не наблюдалось, даже слышно не было. Тогда она решила пойти поискать. То, что это плохая идея, стало ясно сразу же, стоило зайти за угол, провалившись в чужой «Купол» рядом с ненавистным Дереком Штаутом. Они о чем-то напряженно спорили с Коичи, но сразу же замолчали. Только Дерек не преминул вставить:

– На ловца и зверь бежит.

Она не успела отпрянуть, и ему удалось схватить ее за больную руку, которую дергать – лишь делать себе больнее. Только она все равно дернулась, и Дерек как будто специально отпустил, позволяя Лане упасть в лужу.

– Оставь ее в покое, – неожиданно вступился Коичи.

– Зачем? – удивился Дерек. – Руна осталась всего одна – с ней справится Макс. Малышку можно готовить к Вратам.

По его улыбке легко читалось, что конкретно он подразумевает под «подготовкой». И Лане отчаянно захотелось вытащить обратно весь огонь из брелка и сжечь негодяю глаза, уж на это ее сил должно было хватить. Решимость так поступить оказалась настолько сильна, что Лана сунула руку в карман, когда Дерек шагнул к ней, намереваясь поднять на ноги. Но в этот момент между ними выросла гончая смерти и, заслонив собой Лану, глухо зарычала.

– Ты же сказал, что она очистила руну-сателлит! – разозлился Дерек и принялся что-то плести.

– Она и очистила, – приближаясь к ним, подтвердил Коичи. – Это моя тень, которая оттяпает тебе руку, если попробуешь сунуться к Лане.

Последнее Дерека скорее обрадовало – кажется, у него не было ни одной руны в арсенале, способной справиться просто с тенью, а уж с гончей смерти и подавно. Но то что тень принадлежала Коичи, а значит, клану Абэ, делало ту безопасной, несмотря на угрозы.

– Я смотрю, ты разжился тенью и решил обнаглеть не в меру, – глядя на Коичи как на капризного ребенка, Дерек неодобрительно качал головой. – Ты подчиняешься главе клана, а он поклялся в верности, и только смерть освободит его и всех вас от служения мне. Так что убери свою зверюшку и сам посторонись. Нам с девочкой надо поговорить с глазу на глаз где-нибудь не здесь.

Вместо ответа гончая оскалилась, и изо рта у нее потекла ядовитая маслянистая слюна, прожигающая асфальт насквозь.

– Коичи! – не желая отступать, заорал Дерек. – Твой брат!..

– Мертв, – перебил его Коичи и повторил: – Мой брат мертв. Клятва больше ничего не значит – клан Абэ свободен, я могу поступать так, как захочу. А я очень хочу, чтобы тень тебя пожрала.

Она и впрямь бросилась вперед, но Дерек швырнул в нее отвлекающей руной, сам же предпочел срочно телепортироваться. Руна гончую не задела, приземлившись в лужу рядом с Ланой, обдала водой, заставляя запоздало закрыться рукавом. Тогда-то она и увидела в отражении, что к ней подошли двое мужчин: Коичи и еще один, похожий на него, с обнаженной катаной в руках. Лана подняла голову и поняла, что второго мужчины здесь нет, зато есть тень. Тогда она снова посмотрела в лужу на отражение двоих людей. Говорящий загадками Кот ей не приснился! Вернее, приснился, но не был плодом ее воображения.

«Ничего не бойся, – сказал он тогда. – Смотри в лужи – в них случаются забавные отражения».

«Я верю тебе» – запоздало ответила Коту Лана и протянула руку, чтобы принять помощь Коичи Абэ.

Как только она оказалась на ногах, он телепортировал их. В этот раз им достались далеко не трущобы, а роскошное японское поместье, окруженное садом камней, в каждый из которых был впаян защитный амулет.

– Ты не боишься, что Дерек вернется? – оглядываясь, спросила Лана.

– Надеюсь, что вернется, – решительно ответил Коичи, но вдаваться в подробности не стал. – Идем, тебе надо отдохнуть и привести себя в порядок, а потом попробуем обратиться за помощью к онибабе. Может, ее проклятая сила избавит тебя от кандалов.

Наверное, прозвище должно было насторожить, но Лана отчего-то расслабилась, как будто все ее злоключения наконец-то закончились.

«Я не буду бояться, – мысленно пообещала она Коту. – Я буду ждать Дэна».

Глава 2. Могилы младших сестер

Высокие стены нависали и сдавливали, как стальные тиски. Мила вышла из комнаты, пытаясь сбросить с себя ощущение удушья, которое лишь усилилось вместе с легким дурманящим звоном в голове. Спасибо, хоть Шанкьяхти-хи не было, и никто не доставал разговорами и расспросами о самочувствии. Хотелось просто выйти на улицу и вдохнуть полной грудью, прочистить легкие свежим воздухом, а мысли разогнать ветром.

Она медленно спускалась по ступенькам со второго этажа, касаясь стен подушечками пальцев. Плотные дорогие обои своей шершавой поблескивающей поверхностью слегка царапали кожу, но это было даже приятно. Хотелось подключить как можно больше органов чувств, чтобы вновь ощутить себя живой и цельной. Поэтому она шла по холодным ступенькам в одних лишь балетках на тонкой подошве, прислушиваясь к шорохам, вдыхая странный запах поместья с его стариной и удивляющей чистотой, и пытаясь не отрывать кончики пальцев от стен.

Переключившись с них на деревянные лакированные перила, Мила обрела более весомую точку опоры и ускорила шаг. В поместье почти не осталось людей, но все равно оно казалось тесным и удушливым от царившей здесь осуждающей атмосферы, которую Мила, возможно, сама придумала.

Несколько охранников у кабинета Густафа почему-то не обратили на нее внимание, и она, скользнув к двери словно мышка, наконец оказалась на свободе.

На улице ей сразу стало лучше. Больше пространства, больше информации – щебет птиц, шелест листвы, ветер, поглаживающий непослушные пряди волос, и целый ворох источников, дарящих всевозможные запахи и цвета. Она спустилась к тропинке, ведущей в одну из цветущих аллей. Как же хотелось, чтобы здесь и сейчас с ней рядом были Лана и Ян. Она бы обняла подругу, поцеловала любимого и смогла бы рассказать им обо всем, что творилось с ней в последнее время. Но у нее теперь не было ничего, кроме собственного одиночества.

Неторопливо прогуливаясь по брусчатой дорожке сквозь цветущую зелень, Мила вышла на поляну, как ей сначала показалось. Там обнаружился небольшой каменный фонтанчик с лавочкой, где можно загадать желание, бросив монетку. Но в карманах домашнего платья не было мелочи, а сумочку она, естественно, не взяла. Скульптуры позади фонтана сначала не привлекли ее внимания, потому что единственное чего хотелось – коснуться ледяной воды и умыться. Что она и сделала. Это не принесло желанного облегчения, потому что вода затекла в рукава, создавая неприятный контраст между теплой кожей и такими же теплыми рукавами платья.

Мила отряхнулась и, наконец, взглянула на статуи. Несколько ангелов совершенно разных по стилю и исполнению стояли вместо надгробий и приглашали пройти вглубь кладбища. Не поляна, кладбище… Неприятный холодок пробежал по спине, и она опять инстинктивно пригладила намокшие рукава, чтобы согреться.

Она любила скульптуры – такие холодные и величественные. Особенно атлантов на дворцовой площади. Серьезные каменные мужчины занимались серьезным делом и не могли не восхищать. Кисти и краски в такие моменты казались ей детскими шалостями. Накалякать красоту может каждый, а заставить ожить камень – только особенный человек.

Она коснулась крыла одного из ангелов, который ближе всех находился к ней, очень робко и аккуратно, чтобы не мешать ему скорбеть о ком-то очень важном, похороненном тут, и не желая тревожить каменных хранителей, пошла дальше.

Кладбище у поместья оказалось в каком-то смысле уменьшенной копией Смоленского, где она любила бывать в особенно сложные периоды, чтобы уединиться и найти свое вдохновение. Здесь, как и там, были и старые полуразрушенные могилы, за которыми давно никто не ухаживал, и помпезные вылизанные до блеска, с огромными скульптурами в виде раскрытых книг, музыкальных инструментов или тех самых ангелов, оберегающих своих подопечных даже после смерти. Мила вдруг ощутила острую потребность найти здесь часовню. Это помогло бы спрятаться от всего мира, потому что она почувствовала себя чужеродной в этом месте и в это время. Да и как это выглядит со стороны? Странная девушка в домашнем платье разгуливает по кладбищу, трогая ангелов и читая шепотом надгробия одно за другим.

Оглядевшись, она не увидела ничего напоминающего часовню, но взгляд зацепился за знакомые сердцу буквы.

«Лана Смирнова».

Мила отшатнулась и, запнувшись о бордюр, повалилась на ограждение, но ее вовремя подхватили чьи-то руки.

– Спа-асибо, – на выдохе пролепетала она, поправляя платье, и подняв глаза, увидела перед собой улыбающегося Яна.

«Мечты сбываются…» – пронеслось в голове.

Она же хотела увидеть тут и Лану, и Яна. И вот – увидела.

Он стоял, засунув руки в карманы брюк. Наглаженные стрелки и хорошо сидящий пиджак ужасающе контрастировали с потрескавшейся кожей и мертвыми мутными белками глаз.

Перед ней стоял труп и улыбался.

Она не осмеливалась заговорить с ним, а он стоял и молчал. Не выдержав взгляда, Мила потупилась, потом обернулась, не то желая увидеть рядом такую же Лану, не то пытаясь найти могилу Яна.

– Ты… – робко начала она, – тоже здесь? – и взмахнула рукой, указывая на ближайшее надгробие.

Он покачал головой и усмехнулся.

– Здесь только могилы младших сестер.

И не успела она еще переварить сказанное, как Ян схватил ее за запястье и притянул к себе, прошептав:

– Ты же знаешь, что для Ланы всегда была младшей сестрой?..

Мила отшатнулась, вырывая руку, и… упала с кровати. Галлюцинация, наваждение, ночной кошмар – чем бы оно ни было, она попыталась от этого отряхнуться. В шуме бешено колотящегося сердца и шелесте одеяла, вместе с которым свалилась на пол, рассеялись остатки сна, и она наконец ощутила, что полностью вырвалась из предрассветного ужаса, в который ее погрузила расшатанная психика.

Мила поправила спутанные, прилипшие к лицу волосы, распутала кокон из одеяла и вернула на место бретели сорочки. Вставать не хотелось. Хотелось остаться тут на полу, за кроватью, в рассветных лучах солнца и ни о чем не думать.

Как же она устала. Устала от изматывающих беспокойных снов, от вечной борьбы и от одиночества. Никого из по-настоящему близких людей не было рядом. А так хотелось уткнуться в крепкое плечо, выплакать накопившуюся тоску и страхи, а потом вдоволь надо всем посмеяться. Послушать заливистый смех Ланы, который, как теперь казалось, она не слышала миллионы лет.

Подняться с пола ее заставила мысль о том, что все это может сбыться. Что нужно срочно найти Шанкьяхти, вытребовать у нее руну, защитить, избежать кошмара.

Мила заметалась по комнате, сама до конца не отдавая себе отчета в том, что делает. Найти халат, накинуть на плечи и найти Шану. Одеться, причесаться, потом бежать на поиски. Выглянуть за дверь и позвать кого-нибудь из прислуги. И только когда случайно запнулась, наконец, выдохнула. Спокойно привела себя в порядок и вышла из комнаты.

Решив зайти в кабинет Густафа Маркони, чтобы расспросить его, где Шанкьяхти-хи, еще на лестнице услышала несколько голосов. Кто-то ругался. Ускорив шаг, попыталась прислушаться.

Густафа она определила сразу, еще один голос принадлежал Генри Миллеру, а третий не вызвал никаких четких ассоциаций. Инстинктивно пригнувшись и прильнув к стене, она продолжила путь крадучись, в надежде остаться незамеченной и подслушать из-за чего весь сыр-бор. На удивление не встретилось ни одного охранника. Видимо, по этой же причине спорящие не поставили «Купол» – верили, что все останется между ними. А вот про лингво-сферу они не забыли.

Мила подошла к двери вплотную и замерла, затаив дыхание.

– Возвращайтесь оба домой! – прокричал Густаф и, судя по звукам, ударил по столу кулаком. – Вам, Генри, давно было сказано, что если мальчишка выберет не ту сторону, то церемониться с ним никто не станет! Вам же, мистер Романов, – он на мгновение замолчал, и Мила представила, как он сверлит его глазами, – лучше набраться терпения. Когда Ольгу отправят для лечения… – он опять умолк, но потом также громогласно продолжил: – Искры Воды, я задержу ее до встречи с вами!

Мила прижалась ухом к щели между дверью и косяком, пытаясь лучше расслышать, чтобы понять, что вообще происходит, хотя и так слышала все прекрасно.

Ничего не складывалось. Ольгу отправят для ее лечения и сделают такой же пленницей поместья? О чем они толкуют? Разве Макс говорил не про другого целителя?

Повисла тягучая пауза, как будто этот Романов хмурился, недовольный ответом Густафа, она отчего-то была уверена, что он недоволен таким исходом. Но вскоре он заговорил, и Мила понадеялась, что теперь все прояснится.

– Если бы не устроенное в лазарете Шамбалы, Ольга не стала бы прятаться – не от меня, своего отца. Но вы-то выставили все так, будто ВЕСЬ Конклав Огня с вами заодно. С вами и этим… Штаутом, – фамилию последнего он не произнес – выплюнул, как сплевывают яд, высосанный из раны – уже отравлен, но еще надеешься на спасение.

– А вам так не хотелось быть в Конклаве Огня все это время, что вы на каждом углу об этом кричали! – вскипел Густаф. – Пока членство в Конклаве давало возможность не загреметь на Внешний Рубеж, помнится, вы и словом не заикнулись, что моя политика вам не по нраву. Что поменялось, а? Неужели птичка, которую вы требуете меня вернуть, принесла чего на хвосте, предав своих нынешних покровителей, как предала нас, переметнувшись к Верховному Творцу?

Романов зашипел в ответ:

– Не смейте! Когда я уговаривал Ольгу принять предложение Дерека и помочь вам с браслетами, не подозревал, что он такой… такая мразь! От такого неудивительно и к векшам переметнуться! До сих пор удивляюсь, как он со своими замашками еще не убил Искру Огня!

Дальше Мила почти не слушала, слова пролетали мимо. Единственная мысль, за которую она зацепилась, что вот эти двое уж точно смогут рассказать ей, где Лана. Не придется больше ломать голову и переживать, изводя и без того расшатанные нервы. Нужно всего лишь добиться от них ответа. Но как?

«Схватить и допросить» – холодно ответило подсознание.

И охраны как раз не видно, все просто идеально складывается для воплощения плана.

Не желая терять ни секунды, она схватилась за ручки двери и распахнула их с такой силой, что те ударились о стены, оставляя вмятины на обоях. Никто не рассчитывал, что с дверьми кабинета кто-то будет обращаться столь бесцеремонно, поэтому даже не установили ограничители хода.

Никто не ожидал, что кто-либо ворвется, тем более она.

Никто ничего не успел сказать.

Лишь немой вопрос с примесью недоумения застыл в их глазах.

– Ми… Мила? – попытался произнести Генри, но она уже сплела руну захвата для него и через секунду – для Романова.

С третьей – для Густафа – вышла заминка. Слишком много сил потрачено единовременно, слишком сложно для ослабшего тела и разума было контролировать плетения. Но другого шанса не будет.

Дрожащими пальцами она закончила плетение, сбрасывая опутывающую дымку головокружения с глаз. Оно вышло слабее двух предыдущих, но все равно достигло цели.

– Мила… – мягко произнес Густаф и кивнул на стоящий у стены диван, почти незаметный в тени книжных шкафов. – Давай присядем и поговорим. Тебе…

Оборвав его на полуслове, она усилила хватку и помотала головой.

Рыжие локоны упали на лицо. Она почувствовала себя ведьмой, которую наверняка сожгли бы на костре в прежние времена. Да и было за что. Но это ее сейчас почти не волновало. Иногда нужно нарушить даже собственные правила, если цель того стоит. Иногда нужно стать ведьмой, чтобы спасти тех, кто дорог. Иногда…

На мысли опять напал туман, а в глазах потемнело. По губе стекло что-то теплое и тягучее. Мила отпустила плетение и протерла рот ладонью, бросила отрывистый взгляд на руку.

Кровь.

«Да что же это со мной?»

– Мила, дорогая, тебе нужно присесть.

Она испуганно посмотрела на Густафа, а затем и на остальных.

– Присядь, – спокойно, но повелительно произнес он, подходя ближе. – Тебе нужно прийти в себя.

– У меня… у меня кровь?.. – полувопросом произнесла она, глядя ему прямо в глаза. – Что со мной происходит?

Он подошел вплотную и взял ее перепачканную ладонь в свои руки.

– Все будет хорошо.

И она почему-то поверила. На каких-то несколько коротких секунд полностью ощутила, что так все и будет. Хорошо.

А потом потеряла сознание.

Глава 3. Майя

Время знает толк в иронии, и племена, занявшие земли истинно бессмертных, назвали реку, у которой поселились, Сарасвати, придав этому имени совсем иное значение. Было здесь место и справедливости, ведь при столкновении двух миров воды Авекши смешались с земными как раз в пойме этой реки, так чего бы ей не носить имя богини Воды? Только ничто не проходит без последствий, и столкновение сместило русла притоков, затем пришла великая засуха, и Сарасвати однажды обмелела да высохла, переселившись в мифы и легенды.

Вместе с рекой умирала цивилизация, пережившая предательство Калки и ушедших на север магов, назвавших себя творцами – без благословения бога Огня люди могли еще жить, когда как без воды и пищи, что дарила река, уже нет. Пустели великие города, дома и дороги оказывались засыпанными песком и илом. Стирались выжженные в глине молитвы, рушились стены храмов и цитаделей, забывался язык, а с ним и произошедшие на этой земле события. И все могло стать даже не историей, а прахом, что однажды развеет ветер, но жадные до знаний ученые раскопали сначала Хараппу и Мохенджо-Даро, затем и другие города. И только от Ти Нагарама не осталось ни камушка, ни черепка.

На долю Ти Нагарама выпало так много несчастий, что давно бы разрушило любой другой город, этот же продолжал бороться за свое существование. Первым случился потоп. Из-за столкновения миров нижний город затопило полностью, следом за ним несколько недель шли проливные дожди, и трупы, что вымаливали у воды девы реки, приходилось сжигать огнем призванным, и у тех погребальных костров люди чаще грелись, нежели скорбели. Но стоило солнцу вновь объявиться на небосводе, как в Ти Нагарам нагрянули синекожие векши с рогатыми псами. Чужаки искали пропавшего бога, и люди поначалу взялись им помогать, однако сотрудничество столь непохожих друг на друга существ продлилось недолго. Теперь уже и не вспомнить, кто первый поднял оружие, только последующие за этим войны принесли еще больше разрушений, чем потоп. И все же тот вред был поправимым, в отличие от «Стены Огня», с которой Калки вышел навстречу войску Пуластьи.

Ничего не осталось, и Дэн провел ни один ритуал поиска, только места, где когда-то давно стоял самый первый Храм Огня, никак не мог отыскать. На помощь Ильи полагаться не приходилось: брат не был творцом и пока оставался балластом, дымящим вот уже третью сигарету подряд. По губам бы ему настучать и лекцию о вреде курения провести, жаль, возраст для нравоучений не подходящий – огрызнется и пропустит все мимо ушей. К тому же, позволь себе Дэн сорваться, добром это не закончится, ведь внутри начинали закипать скудные запасы огня. Хватит ли его, чтобы сотворить задуманное?

– Присядь отдохни, – Илья постучал по рыжей земле рядом с собой.

– Я не устал.

– Все равно присядь – мешаешься.

Мешается?! Дэн развернулся, но рвущиеся наружу слова так и остались невысказанными. Брат, бледный как привидение, на него даже не смотрел, уперев подернутый белой пеленой взгляд в сторону горизонта. Из-под носа по щеке шел кровавый развод, след от которого темным пятном имелся и на рукаве толстовки. Пальцы, державшие дотлевающую сигарету, ходили ходуном.

– Илья…

– Просто уйди куда-нибудь мне за спину и ничего не делай. У тебя все равно силенок мало, а там еще ритуал вроде как.

Возразить было нечем, потому Дэн прошел к брату и уселся на землю чуть позади него. Декстер, мирно дремавший все это время, насторожился и открыл глаза. От протянутой погладить руки он не увернулся, но обратно улегся, лишь когда Дэн окончательно успокоился. Пес плевал на то, кто его создал и после оживил из камня, и за своего двуного собирался порвать глотку хоть богу, хоть дьяволу.

Ждать долго не пришлось. Илья вскоре завалился набок, а потом матерясь подскочил, прижимая к груди обожженную окурком ладонь. Обеспокоенный Дэн тут же поднялся на ноги и, подойдя к брату, взял его за запястье.

– Дай посмотреть.

– Не вздумай использовать огонь! – нехотя отпуская руку, приказал Илья.

– Не буду, – пообещал Дэн, разглядывая круглое розовое пятно на бледной коже. – Пустяк. До свадьбы заживет.

Ожидаемого вопроса «До чьей?» не последовало, только по лицу брата поползла кривая ухмылка, словно у них шансов дотянуть до завтрашнего дня не слишком много, чего уж говорить про всякие торжества. Он быстро понял, что Дэн легко считал его эмоции, и отдернув руку, поднялся.

– Видишь кустарник по центру? Нам туда. И да, я уверен, потому что отсмотрел перед этим вероятности на каждый квадратный метр поля и немножко за горизонт.

Шел он, пошатываясь, дважды споткнулся, но каким-то образом умудрялся всякий раз сохранить равновесие. И было совершенно ясно, что помочь себе Илья не позволит – не позволил бы, даже имейся у Дэна весь Изначальный Огонь в подчинении. Но разбираться в причинах не время и не место, к тому же Илья остановился и, плюхнувшись на землю, кивнул:

– От меня вперед метра полтора. Как раз хватит на ритуальный круг. Можешь приступать.

Дэн и приступил, вычерчивая круг за кругом, посыпая каждый своим ингредиентом. Затем выжег по центру руну, на которую уселся и принялся читать молитвы на мертвом языке истинно бессмертных, стараясь не отвлекаться на новую сигарету в руке брата. Читал долго, почти начал заговариваться, когда наконец добрался до последней. Дальше смешал свою кровь со слезами псов и выплеснул получившуюся смесь перед собой, активируя круг. Мир перед глазами начал медленно таять, и тогда Илья позвал:

– Дэн, как вернешься, мне надо будет сказать тебе кое-что важное. Ты выслушай меня до конца, ладно?

Что-то не то звучало в его тоне, отчего захотелось встать и расспросить прямо сейчас. Но ритуал невозможно было прервать, и вскоре Дэн превратился в безмолвного наблюдателя в голове Калки Вишнуяшаса.

Пели надасварами, гремели дхолаки. Девушки в алых гагра-чоли лепестками пламени кружились вокруг праздничного костра в центре площади, голыми пятками выбивая по камню дробь в такт музыки. Вокруг танцующих собрался народ, и все от высокопоставленной химеры до простолюдина были готовы подхватить гимн Агни, как только главная жрица реки начнет песнь. Шесть осеней назад эта честь принадлежала Ями, единственной из братьев и сестер Калки благословенной огнем и водой. Тогда она казалась недоступным огненным цветком, гордая и красивая, вызывающая у дев зависть, у мужчин желание. Но спустя луну рыжий Виджай подал ей руку, и она покорно сделала с ним три шага вокруг священного пламени в Храме Огня, вверяя супругу свою жизнь, отдаваясь его воле. Только столкнулись две реки, и вместо долгожданных детей Ями несла в мир смерть, порой искусней и жестче, нежели многие из мужчин-химер. Она и сейчас хмурилась, глядя на танец в честь вернувшихся с победой воинов – Ями знала цену этой победы, как и то, что война будет бесконечной, если они не найдут способ запечатать Врата навсегда.

Сестра почувствовала, что на нее смотрят, и Калки поспешил отвернуться, чтобы не встречаться с ней взглядом. Заранее знал, что прочтет по прямой глаза в глаза, как знал и то, что Ями не преминет сказать при личной встрече, которая не может не состояться. Она попросит воззвать к Агни, чтобы тот помог с их проблемой. Ей было невдомек, что Калки нечем расплачиваться со ставшим вдруг жадным богом. Вряд ли хозяин Изначального Пламени захочет забрать Кирана, рожденного исключительно по его велению, им же одаренного сверх меры что красотой, что внутренним огнем. Других сыновей у него не осталось…

Чанда, самый младший из пяти, утонул во время столкновения двух рек. Падмавати, возлюбленная жена Калки, три дня и три ночи умоляла реку вернуть ей сына, а потом столько же рыдала у его тела. И пока родители предавались горю, Сурадж, второй из их детей, лишившийся ноги во время потопа, не смог смириться со своим увечьем и предпочел смерть. Для них соорудили один костер на двоих, и Калки лично поддерживал огонь, моля богов сохранить жизни оставшимся его детям.

Боги были заняты собственными проблемами и мольбам не вняли. Нишант, четвертый сын, стал первой жертвой, павшей от рук векш, и последовавшая за этим короткая битва показала, насколько воины Ти Нагарама не готовы к войне с чужаками. Им едва удалось прогнать векш из города, благо последних было не так много. На очередной погребальной церемонии люди перешептывались, глядя на своего вождя – они боялись, что раз Калки не смог защитить своего ребенка от оружия векш, то и их детей никто не защитит. Калки и сам думал об этом, и мрачные думы те не дали ему вовремя заметить, как помутившийся от потерь разум Падмавати толкнул ее к погребальному костру Нишанта. Священный Огонь не делает поблажек, и прах возлюбленной жены перемешался с прахом любимого сына, и сердце сжималось от невыносимой боли.

В этот раз Агни отозвался сразу, пообещав преградить чужакам путь к Ти Нагараму. Он пожертвовал телом, что легло стеной Изначального Пламени между мирами, навсегда разделяя их. У той вечности оказался короткий срок, и богиня векш сотворила из тела своего Врата, через которые войска чужаков заполонили Землю, стремясь истребить племя людское. И снова Калки собрал воинов и повел их в неравный бой вновь и вновь терпеть поражение. Нельзя сказать, что векши сражались без чести, только имели они магию водную и тени черные, поражающие не тело, но разум. Одна из таких угодила в старшего сына Калки – Рамеша, он ополчился против своих же товарищей, многих из них убив, в том числе младшего брата Ананду. Рамеш убил бы больше, если бы Калки лично не вышел к сыну и не призвал против него Священный Огонь. Он слышал, как умирающий Рамеш шепчет слова благодарности, но еще громче шипела тень, неспособная более нести в этот мир смерть.

Следующие молитвы он читал не за упокой, а взывал к богу, требуя отмщения, но Агни ничего не мог поделать с Вратами, хоть и желал помочь опекаемым людям. И предложил тогда Калки сердце свое взамен силы божественной – оно лишь болело и тем отвлекало от битвы, разум же требовал отмщения за смерти детей, хотя бы отмщения Пуластье, вождю векш, что натравил свою тень на Рамеша. Калки знал, что бог Огня никогда не потворствует глупцам, потому ожидал отказа, но Агни неожиданно согласился. Странное условие он поставил, но Калки не раздумывая принял его. Бог велел взять в супруги деву Пуниту, дочь Ратана, правителя соседнего с Ти Нагарамом города, который пришел на помощь в последней битве, облив противника маслом, которое подожгли огненные стрелы, и этот удар оказался весьма эффективным. Ратан и сам намекал, что союзникам стоит породниться, дабы объединить не только намерение изгнать чужаков, но и семьи. Так почему нет?

В назначенный день и час принял Калки из рук Раната ладонь Пуниты, сделал с ней три шага вокруг Священного Огня и трижды возлежал на брачном ложе, пока в ответ на ее молитву река не принесла весть, что Пунита ожидает дитя. На следующий день Агни забрал израненное потерями сердце Калки, взамен наградив его Искрой своего божественного Пламени, и теперь Калки мог призывать Изначальный Огонь, который обжигал сильнее Огня Священного. Избранные воины Ти Нагарама тоже получили по маленькой искорке, а с ней и благословение реки, чтобы дар Агни не сжег храбрецов. Однако более других одарил бог Огня ребенка, которого носила Пунита, и река не поскупилась. Ратан был счастлив, как будто это могущество ожидало его сына, а вовсе не внука. Калки же владело безразличие, он хотел лишь поскорее отомстить Пуластье, закрыть Врата и уйти в круг, догоняя возлюбленную Падмавати и их сыновей.

Но минуло уже пять осеней, Пуластья оставался живым, а Врата открытыми. И мальчишка, что жался сейчас к Калки, пока они смотрели на ритуальный танец, с каждым годом раздражал все сильнее, как и его мать. Жаль, что на празднества, даже если их не посещал Ратан, он был вынужден приходить вместе с навязанной семьей, укрепляя перед жителями Ти Нагарама право Кирана однажды занять его место и стать новым вождем. Наверняка так было лучше для всех, но слишком яркими оставались воспоминания о Рамеше и его братьях, обучаемых самим Калки, дабы лучший из них ему наследовал. И пусть Киран оказался смышленым не по годам, учить его Калки не собирался.

Песнь закончилась, в дхолаки ударили в последний раз, и толпа разразилась восторженным гулом. Вскоре жители стали по очереди подходить сначала к Калки, благодаря его за мир и сохраненный урожай, затем к юной деве реки за благословением. Он выслушивал их с добродушной улыбкой и учтиво кивал, стараясь не морщиться, всякий раз, когда они обещали помолиться богам за Кирана. Последними подошли Виджай с Ями, и Калки с удовольствием передал сына сестре, радуясь, что притворяться заботливым отцом сегодня больше не нужно, как и заниматься делами города или войной. Завтра. Завтра приедет Ратан, и они снова будут обсуждать поход за Врата, сегодня же можно притвориться, что он идет поговорить с Агни, проведя ночь в Храме Огня, погрузившись в грезы о прошлом.

Ратан задерживался. Ни он, ни его воины не удостоились благословения Огня и Воды и были вынуждены пользоваться лошадьми да буйволами, и разлившаяся река стала для них непреодолимым препятствием. Из-за этого и Калки пришлось задержаться дома дольше, чем планировалось. Поначалу он собирался отправить за союзниками кого-нибудь из химер, потом осознал, что демонстрация силы может показаться неуважением, и решил подождать.

Возвращаться домой к нелюбимым домочадцам не хотелось, и Калки медлил как мог, находя себе дела в городе, совершенно не требующие его вмешательства. Освободился, когда солнце клонилось к горизонту, и вместо телепортации предпочел пройтись, хотя дорога из нижнего города была неблизкой. Шел, погруженный в думы о предстоящей встрече с Ратаном, и едва не выбросил «Огненных псов» – руну, что лучше прочих справлялась с тенями – под ноги выбежавшему встречать его Кирану. Сдержался, подхватил сына на руки и, игнорируя счастливую улыбку, строго на него посмотрел.

– Ты возьмешь меня с собой на войну? – без обиняков начал мальчик. – Я тебе помогу Врата закрыть.

– Нет, – Калки покачал головой. – Твое дело расти и учиться.

– Я большой! – возмутился Киран. – И сильный. Вот чего умею! – он хлопнул в ладоши, и с маленьких пальчиков огненными искорками взметнулась вверх стая алых бабочек.

О подобном контроле силе Калки мог лишь мечтать. Что уж говорить о химерах, которые, несмотря на воду, умудрялись выгорать, и умирали бы, если бы не девы реки с их умением исцелять. Мальчик, в свою очередь, даже рун никаких не чертил, работая с чистой силой, вызывая тем самым самую настоящую зависть.

– Это Агни тебя научил?

Киран задумчиво потянул плечи вверх, остановился на полпути и замотал головой.

– Сам, – со всей серьезностью заявил он. – У Агни пузырики смешные. Я хотел такие же сделать, но решил, что бабочки красивее будут.

– Ясно… Но чему-то он тебя учит?

– Конечно. Как говорить правильно. Как знаки чертить… А! Вот еще! – он нарисовал в воздухе дугу, подчеркнул снизу, добавил лучи, заключил в круг, и через мгновение над ними повисла яркая сфера, освещая дорогу на несколько шагов вперед и назад. – Свет!

«Почему ты не одарил так же моих мальчиков? Почему, Агни?!»

Киран смотрел на него, и широкая улыбка постепенно гасла по мере того, как на лицо Калки наползала тень. Вскоре глаза сына заблестели, но он сдерживал слезы, только губы поджал, наверное, ждал неминуемого наказания. И у Калки зачесалась ладонь выпороть его прямо здесь, на дороге, чтобы увидели все жители Ти Нагарама, а те, кто пропустил, услышали наутро от соседей.

«За что ты с ним так? – прозвучал в голове грустный голос бога Огня. – Это же плоть от плоти твоей».

Калки не ответил, крепче прижал к себе притихшего Кирана и зашагал вверх к цитадели. Сфера, продолжая столь же ярко светить, двинулась за ними следом, развеявшись только тогда, когда они подошли к дому.

Киран, поставленный на землю, юркнул внутрь. То ли так сильно перепугался, то ли Агни посоветовал не лезть на рожон и переждать. В любом случае Калки был рад остаться в одиночестве. Он прошел в купальню, скинул рубаху и дхоти и с удовольствием погрузился в теплую, как парное молоко, воду.

Насладиться одиночеством ему не дали. В купальню вошла Пунита в красивом золотистом сари, подчеркивающим красоту ее юной фигуры, не испорченную рождением первенца. Черные волосы шелком спускались по плечам, карие глаза светились нежностью, алые губы расплылись в приветливой улыбке.

– Помочь тебе с омовением, господин мой? – заискивающе спросила она и сделала шаг к воде.

Хочет упрочить свое положение, родив еще одного ребенка? Или это желание Ратана, оттого он и задержался? Скорее всего, и то и другое. Может, взять ее силой, как в первые три ночи, чтобы вспомнила, отчего почитала за благо его безразличие? Нет, если понесет – примет с радостью и боль, и долго не сходящие синяки, а ему совсем не нужен еще один чрезмерно одаренный мальчик. Он был слишком стар и насквозь пропах смертью, настолько, что ему стал нравиться запах тлена, настолько, что ничего не хотел кроме возможности вдыхать этот смрад. Он ее заслужил, в отличие от молодой прелестной супруги и любящего сына.

– Ты плохо заботишься о нашем мальчике. Настолько плохо, что он без твоего ведома убегает из дома. Иди проверь как он. Утром я накажу тебя за оплошность, но впредь следи за ним лучше.

Пунита кивнула и попятилась к двери, не переставая благодарить и кланяться. Кажется, его тон и обещания пробрали ее до костей. Хорошо, если так. Может, поумнеет, и впредь наказывать ее не придется, но на рассвете она получит свои три удара плетью, и пусть только посмеет пожаловаться отцу.

Утром пришел Виджай, бросил мимолетный взгляд на закутанную в черное Пуниту и, дождавшись, когда она уйдет, сказал:

– Ты ее бьешь.

– Она провинилась, – Калки пожал плечами.

– А ребенка?

– Не слишком ли много интереса ты проявляешь к моим домочадцам?

– Нет, – побратим едва заметно качнул головой и пояснил: – Я видел твои глаза, старший брат, вчера на празднике и вижу их сейчас. В них отражается тьма, потому и пришел.

Виджай не был истинно бессмертным. Тощего белого мальчишку с охряной копной кудрей принесла река, выплеснув бедолагу к ногам Калки, который только-только прошел посвящение в Храме Огня и пришел испросить благословения у реки. Старейшины долго спорили, стоит ли считать мальчика добрым знаком, но Агни найденышу обрадовался и велел Калки стать тому добрым другом. Калки, привыкший полагаться на волю бога Огня, стал мальчику наставником и обучал того, как недавно учил младших братьев и теперь готовился учить будущих сыновей.

Ученик из найденыша получился способный. С великим прилежанием исполнял он поручения учителя и очень быстро достиг больших успехов в освоении воинского искусства, знал наизусть тексты песен и молитв, а также храмовые ритуалы. И Калки, и другие наставники очень гордились им и ставили остальным в пример, но мальчишки никогда не задирали его за это, наоборот, приглашали во все свои игры и затеи, в которых найденыш почти всегда выходил победителем. Его так и прозвали – Виджай, это же имя он взял, когда в четырнадцать прошел первые испытания в Храме Огня.

Тело его загорело, а волосы с возрастом потемнели, отчего он почти не отличался от жителей Ти Нагарама. И все его почитали как мудрого мужа и храброго воина, почти что равного самому Калки. Потому, когда Виджай просил у Калки руки Ями, тот с превеликим удовольствием благословил их брак. Так они стали побратимами, и после стольких бед Виджай оставался единственным, кому Калки все еще доверял и к чьим советам прислушивался.

Вот и сейчас на его заявление Калки не взъярился, но задумался. Тьма в его душе поселилась еще со смертью Чанды, ведь в том потопе погиб не только он, но и любимые родители Калки и два младших брата. Когда они с Падмавати нашли убившего себя Сураджа, тьма окрепла и не пожелала развеяться с возвращением солнца. Калки держал горе внутри себя, ведь ему нужно было заботиться не только о семье, но и о жителях города, и он внушал им, что горести закончились и счастье снова вернется в Ти Нагарам. Вон и Виджаю удалось разыскать Ями, что во время потопа посещала отшельника, живущего в лесу недалеко от нижнего города.

Только сестра разродилась мертвой девочкой и сильно болела, отказываясь принимать пищу и целебные отвары. А меж тем в Ти Нагарам пришли синекожие чужаки, и на улицах вновь полилась кровь, уже не из-за буйства стихии, и тьма расправила крылья, занимая все пространство его души. Не она ли толкнула несчастную Падмавати к погребальному костру Нишанта, когда сам Калки казался безразличным к своим потерям? Кто теперь скажет? Но точно она стала причиной, отчего руки отца не дрогнули, направляя Священный Огонь в последнего из сыновей. И наверняка тьма разжигала в нем ненависть к маленькому Кирану, который в силу возраста и чистоты не сотворил ни единого плохого поступка.

Калки думал, что просто не хочет привязываться к мальчику, потому что наметил для себя скорую смерть. Правда крылась во тьме, из-за которой он стал бессердечным еще до того, как обменял оное на Искру Огня. Теперь он мог призывать Изначальное Пламя против векшских войск, но не было ничего, что Калки хотел бы защитить, тем более полюбить. Тьма мечтала о мести, о смерти и иногда наталкивала на странные мысли, обвиняющие в приключившихся с Ти Нагарамом несчастьях никого иного, как Агни…

– Я пришел просить, чтобы ты отдал Кирана мне в ученики, – разбил долгую тишину Виджай.

– Ему еще нет семи, – возражение пришло раньше, чем Калки осознал просьбу побратима. – Да и ты занят на службе у Врат.

– С ним могла бы остаться Ями. Она любит мальчика, да и воин…

– Она – женщина. Ты хочешь, чтобы будущего правителя Ти Нагарама учила женщина?!

– Я просто хочу его уберечь…

– От меня?

Кажется, Виджай кивнул, но Калки увидел Рамеша, по красивому лицу которого черными разводами блуждала тень. Рука первенца крепко сжимала длинное векшское копье, намеченное в сердце отца.

«Глупый, глупый Рамеш, там, куда ты метил, давно уже не было сердца. Оно, может, вообще никогда не существовало. И тебе не стоило мешкать, тебе следовало выбросить древко вперед, чтобы дымящийся наконечник проткнул меня насквозь».

– Киран не будет учиться у женщины, Виджай. Не проси меня о невозможном. Но если в течении трех лет мы так и не закроем Врата, я освобожу тебя от службы и позволю забрать его в ученики.

Ему хотелось добавить, что он не причинит мальчику вреда, но язык не повернулся.

– Да будет так, – Виджай поклонился и поднялся. – Надеюсь, вопрос с Вратами решится быстрее – отдых требуется не только Ями, но и всем химерам. А больше всех – тебе.

Когда побратим ушел, Калки еще долго просидел в одиночестве, погрузившись в мрачные мысли о прошлом и будущем, пока донесшийся со двора детский смех не прервал его думы. Конечно, смеялся Киран, но кроме него на улице никого не было. Мальчик просто сидел под деревом и сотворял из чистого пламени разных мелких зверюшек, которые так его развеселили. Были здесь жуки, ящерицы, птички и даже один щенок. Последний сыну особенно понравился, и он долго гладил щенка по голове, пока тот не растаял в воздухе.

Новую живность Киран творить не стал, а замер, прикрыв глаза. Кажется, он слушал невидимого собеседника, и Калки догадывался кого именно. Агни. Бог Огня, порой игнорирующий носителя своей Искры, предпочитал возиться с ребенком. И вот, словно бы желая подтвердить догадку отца, Киран призвал в правую ладонь алое пламя, но на левой оно оказалось голубым, как у химер. Мальчик медленно свел ладони вместе и расплылся в восхищенной улыбке, когда две его силы смешались в одну единую изумрудного цвета.

Это было чем-то новым, доселе невиданным среди благословенных богами воинов. Значит ли это, что сын в свои четыре превосходит по силе магической и химер, и векш, и самого Калки? Нет, силой мало владеть, надо еще научиться ею пользоваться. Но наличие изумрудного пламени подтверждало иные догадки. Агни настоял на рождении мальчика и вместе с рекой одарил того своей милостью не затем, дабы было кому занять место вождя истинно бессмертных после Калки, а затем, чтобы править вместо него. Править не только в этом рождение, но и многие инкарнации после.

Отец Пуниты обещал привести войско, чтобы химеры, сторожившие Врата, смогли хоть немного отдохнуть. Его люди не могли использовать магию ни для боя, ни для быта, потому уступали по силе и богатству Ти Нагараму, отчего Калки был вынужден делать им поблажки. То им урожай надо собрать, а рабочих рук не хватает, то теперь вот река разлилась в несезон. Но ведь и не рассоришься в такое время, когда векши могут в любой момент вернуться и снова напасть. Потому пришлось устраивать еще один праздник, теперь уже для гостей, и стараться не хмуриться, глядя, как из нижнего города к цитадели поднимается караван во главе с Ратаном.

На нем алели праздничные одежды, на шее висела гирлянда из белых цветов. Он вел за собой белого буйвола, чьи рога украшали красные ленты, а в повозке лежали богатые дары для Агни. Поравнявшись с Калки, Ратан коротко поклонился, как равному, и улыбаясь произнес:

– Да не погаснет огонь в ваших очагах, жителя Ти Нагарама. Особенно в твоем, сынок!

Калки был старше Ратана на семь осеней, и Рамеш с Сураджем успели подарить ему двух внучек и внука. Из-за малых деток река не пустила вдовых невесток к мужьям на погребальные костры, и теперь они с дочерями жили с остальным жрицами, покидая свою обитель лишь по праздникам или ради ритуалов. В то время Калки, нуждаясь в воинах и оружие, объявил, что наследовать ему будет сын, рожденный от Пуниты. Внука Нараяна отдали Ратану в ученики. Мальчик и сейчас находился при тесте, но никакого интереса к родственникам не проявлял.

В отличие от Кирана, расцветшего яркой улыбкой при виде деда. Ратан принял его из рук матери, расцеловал в обе щеки и усадил на повозку рядом с Нараяном, поводья же отдал Калки. В момент передачи люди, идущие в караване следующими, низко поклонились и замерли в ожидании. Калки кивнул им и, жестом подозвав Виджая, объявил:

– Мой побратим поможет вам разместиться. Вы сможете совершить омовение и отдохнуть с дороги. Девы реки уже приготовили для вас угощение. Священный Огонь для ваших даров я призову на закате.

Толпа разразилась одобрительным гулом и двинулась дальше вверх к цитадели.

Они засиделись до глубокой ночи, споря о том, как лучше поступить в их долгой борьбе с векшами. Ратан призывал вести войска за Врата, чтобы вырезать чужаков с корнем. Виджаю претила подобная кровожадность, но он призывал к осторожности, предлагая отправить небольшой разведотряд проверить, что там вообще есть в мире векш. Калки смотрел на сотворенные им шары света, а видел улыбающегося деду Кирана, у которого он подсмотрел новую руну. Если Нараяну велели остаться с матерью, хотя мальчик того не желал, то Кирана Ратан нес до самого Храма Огня, а там неохотно передал Ями. Сестра знала свое место, но также отлично понимала необходимость усмирить гордость перед гостями, потому взяла на себя роль няньки, пока Пунита прислуживала за ужином. Потом обе женщины остались подле ребенка, и одна из них внимательно вслушивалась в споры мужчин, другая сидела погруженная в собственные мысли. Калки ждал проблем от обеих, но больше всего от сына, причем гораздо раньше, чем тот вырастет.

У истинно бессмертных никогда не случалось проблем с наследованием, ведь правитель Ти Нагарама главный ритуал – Воззвание к Агни – передавал своему приемнику перед самой смертью. Пока еще ни разу не случалось, что не удавалось научить или не успеть рассказать. Ритуал был простым и понятным, давным-давно его знал каждый мальчишка племени, но люди просьбами своими утомили Агни, и повелел он, чтобы с ним мог общаться только избранный им вождь. Учителя и родители говорили Калки, что он становился правителем в каждое свое воплощение и был вождем истинным, в то время как остальные лишь наместниками. Он даже имя всякий раз получал вечное – Калки, и никогда бы не поверил, что Агни однажды захочет себе другого собеседника. Никогда раньше, сейчас же само существование Кирана словно бы кричало об обратном. Следовало проверить, умеет ли мальчик взывать к богу, и если да, то задуматься.

– А что скажешь на это, Калки? – не дал поразмыслить здесь и сейчас Ратан.

– Думаю, побратим прав. Какими бы сильными ни казались химеры, им почти неведом отдых, а соваться в таком состоянии в чуждый мир к добру не приведет. Войску нужна смена, да и ты давно не бывал у Врат.

Вряд ли он ожидал услышать другой ответ, иначе не стал бы намеренно задерживаться по дороге в Ти Нагарам, но тень недовольства все равно промелькнула на лице Ратана.

– Я не отказываюсь принять участие в охране Врат, ведь стоящие там войска охраняют и мой город тоже. Просто хотелось побыть чуть подольше с внуком – так уж радостно на сердце становится от его улыбки.

– Понимаю, – в тон ему ответил Калки, и всем стало ясно, что на уступки он не пойдет.

Приехавшие с Ратаном советники еще пытались торговаться, но слабо и неуверенно, их аргументы легко отбивал Виджай, даже вмешиваться не приходилось. В итоге они сторговались, что часть мужчин, пришедших с Ратаном на праздник, отправятся к Вратам, где и останутся, пока все химеры по очереди не побывают в родном доме хотя бы дней пять. Конечно, несложно было догадаться, что они так и планировали изначально, зато следующего никто не ожидал.

– Раз уж с главным разобрались, может, поговорим о сердечном? – Ратан широко улыбнулся и посмотрел туда, где у Пуниты на руках спал Киран, укрытый ее сари как покрывалом. – Знаю, мальчику нет еще семи, но ты сам видишь, какой он умный не по годам. Подобрал я ему хорошего учителя…

– Зря, – не желая дослушивать предложение, которое нельзя принять, перебил тестя Калки. – Киран уже обещан в ученики Виджаю. Да и вряд ли твой учитель поможет обуздать мальчику огонь, что горит в нем ярче праздничных костров.

– Огонь? – удивление получилось самым настоящим, причем не только у Ратана, но и у Пуниты, поднявшей на мужа глаза.

«Проболтался» – подумал Калки, но отступать было поздно.

– Огонь. Не думал же ты, что в МОЕМ сыне не будет огня? – в голосе его послышался треск Изначального Пламени.

Агни решил подыграть, значит, и впрямь надеялся на ребенка больше, чем на его отца. Зато после вмешательства бога никто не захотел спорить с озвученным решением. И только Ями не смогла сдержать торжествующую улыбку.

Воины уходили на рассвете. Калки лично открыл для них арку портала, ведущую сразу к лагерю химер подле Врат, и теперь смотрел уходящим вслед, а видел заградительные костры и почерневшую от теней землю. Не выспавшийся Киран стоял рядом и держался за дхоти отца, как слоненок за хвост матери, боясь потеряться. Мальчика привлекали огоньки по ту сторону портала, они же его пугали, заставляя внутренний огонь гореть еще ярче. Может, и нет в нем никакой беды? Калки перехватил теплую ладошку и поднял сына на руки, Киран обхватил его за шею и прижал голову к голове. И что-то дрогнуло и стало плавиться в груди, где еще шесть осеней назад билось сердце, но опоздавший к отправке войска Ратан одним лишь появлением разбудил приутихшую было злость.

– До чего ж приятно числиться в благословенных богами! – наигранно восхитился он, стараясь не коситься на отца с сыном. – Ответь-ка, юный Нараян, хотел бы ты себе такую силу?

Нараян смерил Калки презрительным взглядом, но на вопрос Ратана кивнул, вместе с тем подтверждая, что лишенные огня завидуют одаренным. И если неблагородное то чувство смогло взрасти в душе внука, в остальных и подавно распустилось дурно пахнущими цветами. Но разве сам он недавно не думал, что боги слишком благосклонны к Кирану? Или то была всего лишь старая привычная тьма, постепенно уничтожающая все светлое в его жизни?

– При достижении совершеннолетия любой житель Ти Нагарама может попросить себе награду у Агни, – наставительно изрек Калки внуку. – И если бог Огня сочтет тебя достойным, то одарит своим благословением.

– Это если Врата продолжат стоять, – усмехнулся Ратан, не желая уступать разум мальчика.

– Если Врат не останется, этакая сила никому не понадобится, – вставил свое слово Виджай, все это время остававшийся позади.

Побратим был прав. Боги дали им свое благословение ради спасения жизней, и не будь больше векшской угрозы, сила им не понадобится. Такая привычная, такая послушная, такая разрушительная…

– Долгое время Ти Нагарам жил с одними лишь благословениями реки и бога Огня и еще столько же прожил бы, не случись великого потопа и последующими за ним битвами. Боги не оставили нас в нашей беде. Если ваши молчали все это время, почему вы продолжали приносить им жертвы, Ратан?

– Не всякий болтун молвит истину, Калки. Но ведь и бог Огня молчит, когда я взываю к нему.

– Молиться – не значит «взывать». Взывать же может лишь избранный богом для бесед.

Последняя фраза прозвучала, как и должно, наставительно, но Киран вдруг вздрогнул и поджал губы, не давая вырваться непрошеным словам. Калки машинально погладил его по плечу и примирительно улыбнулся Ратану, стараясь, чтобы получилось не слишком фальшиво.

– Вижу, детей пугают наши философствования. Стоит отложить эти разговоры до лучших времен, что непременно настанут после закрытия Врат.

– Мы с Нараяном помолимся за это нашим богам, – Ратан учтиво кивнул и подтолкнул мальчика к сияющей арке портала, шагнул в него сам.

Когда последние воины скрылись по ту сторону арки, Калки одним щелчком погасил руну.

– Пойдем и мы помолимся за успех их похода, – сказал он Кирану, с тревогой смотрящему вдаль, где недавно еще сверкали заградительные костры.

В главном зале Храма Огня было светло, тихо и пусто. Риши с учениками редко заходили сюда, предпочитая познавать учение Агни через полезный труд или отдых на природе. Потому Калки с Кираном оказались здесь только вдвоем – Виджай отправился насладиться последним мирным днем вместе с женой. Сделал это намерено, чтобы Калки мог спокойно поговорить с сыном.

– Так ты знаешь ритуал воззвания к Агни?

Мальчик с опаской посмотрел на отца и кивнул.

– Это Агни научил тебя ему?

Вообще-то, по древнему договору меж ними, Агни поклялся не передавать кому-либо, кроме Калки, тайну ритуала воззвания, за что Калки обязался не терзать Агни пустыми просьбами, что своими, что племени истинно бессмертных. Ни в великий потоп, ни при появлении чужаков, пока те проявляли лишь мирные намерения, не посмел Калки обратиться за помощью к богу, чтя их договор превыше своих горестей. И что получалось теперь? Богу он стал не нужен, и бог посмел предать их уговор?

– Нет, – мальчик отчаянно замотал головой. – Нет. Бог Огня меня не учил, – он нахмурился, шмыгнул носом, но все же заставил себя поднять полные вины глаза и признался: – Я за тобой подсматривал. Хотел просить Агни сделать меня большим, чтобы я мог с тобой за Врата отправиться.

– Вот оно что, – Калки погладил сына по голове, но на того ласка не подействовала, и он, наоборот, отступил на шаг. – Покажешь мне руны, нужные для ритуала? А то стар я совсем стал, забывать начал.

– Хорошо, – Киран поднял маленькие ладошки и в две руки быстро начертил самый первый и самый сложный из символов. – Это «очаг». Чертится у ног, то есть… на юге. Напротив него у головы идет знак «небо». Слева – «сердце», справа – «пламя». Эти символы взывающий может создать сам, а может отдать на откуп риши или ученикам, как ты делаешь на праздниках. Но главную руну чертит имеющий право взывать – ее называют «Душа». Она похожа на круг перерождений, как его описывал Агни.

Мальчик задумчиво уставился на выведенный символ, забыв на миг о существовании отца. Его маленький пальчик пополз по дуге вверх, пытаясь активировать руну.

– Не смей! – приказал Калки, но его не услышали, тогда он добавил в голос волю Изначального Пламени и схватил сына за руку, не давая завершить начатое. – Не смей более использовать свои дары!

Киран вдруг истошно закричал и стал вырываться, в воздухе запахло паленой плотью, и именно запах, а вовсе не крик заставил Калки разжать пальцы. Мальчик дернулся назад и плюхнулся на пятую точку, всхлипывая и прижимая к груди обожженную до мяса руку. Пытаясь понять, что же произошло, Калки двинулся к сыну, но тот еще больше испугался и, отчаянно хватая ртом воздух, замерцал, словно мог вот-вот исчезнуть. Но все-таки ему удалось поймать мальчика прежде, прижать к груди, слушая затихающие всхлипы и замедляющееся сердцебиение. И не оставалось другого выбора, кроме как начертить телепортирующую руну, чтобы по ее щелчку исчезнуть.

Но тут же они появились в доме Виджая, застав того за поцелуями с супругой. Пока смущенный побратим пытался понять в чем дело, Ями, ничуть не стесняясь собственной наготы, подскочила и вырвала Кирана из рук Калки, после чего побежала с ним к бассейну для омовений. Затем и пришедший в себя Виджай оттолкнул называемого старшим братом и поспешил к жене. В четыре руки они чертили на побледневшей коже мальчика незнакомые символы, бормотали молитвы и переговаривались, бросали злые взгляды на замершего неподалеку Калки. Но как бы ему не казалось, их действия не были лишены смысла, и вскоре мальчик перестал мерцать, а после ожог на его руке затянулся, оставляя уродливый шрам, затем прекратились и всхлипы.

Ями подняла Кирана на руки и скрылась с ним в доме, а Виджай еще долго сидел у бассейна, погрузив руки в грязную воду в ржавых разводах. В нем зрели злые слова, должные объяснить случившееся, и Калки одновременно хотел и боялся их услышать. Он и сам догадывался, что совершил нечто настолько ужасное, отчего вся тьма его души казалась мелкой и незначительной.

– Ты его проклял, – сказал, наконец, побратим.

– Теперь он умрет?

– Если бы только это… Проклятие коснулось его сути, и сколько ни перерождайся Киран, его будут ждать смерть и страдания. Душа, полная жизни и огня, станет тянуться к своим дарам, но твои слова ее оттолкнут, и так продолжится, пока не вытолкнут за пределы нашего мира… Он обречен. Ты обрек его на это. Ты!

Виджай поднялся. Глаза его сверкали огнем ненависти, по крепко сжатым кулакам ходили искры, и казалось, он набросится на Калки и непременно победит. Но Виджай просто буравил взглядом – в его сердце оставалась надежда, что Калки как проклял, так и освободит мальчика от злой участи, только вот сам Калки не понимал, отчего это произошло.

– В моих словах, обращенных к Кирану, не было ничего, что могло бы…

– Намерение. Ты призвал столько Изначального Пламени против маленького мальчика, что хватило лишь намерения.

– Я не!..

Он сделал это. Проклял собственного сына, плоть от плоти своей, ведь ненависть к нему горела ярче Изначального Пламени и в размерах превзошла желание отомстить Пуластье. Она походила на шитый из множества кусочков коврик, там и зависти место нашлось, и думам о власти в Ти Нагараме, но главная претензия заключалась в том, что Киран был жив и прожил бы еще долго и наверняка счастливо, если б не отцовское проклятие.

– Агни следовало лучше защитить своего нового избранного, особенно от собственной Искры!

– Где же то видано, чтобы детей защищали от родителей? Но от тебя вот понадобилось, ибо ты получил то, чего не заслуживал.

Слова Виджая попали в цель, и внутри Калки закипела знакомая ярость.

– Много ты знаешь, – кривясь, сказал он. – Много ты знаешь, для человека, не познавшего радость отцовства.

По щеке прилетела ледяная пощечина. Ями в охряном сари стояла перед ним и смотрела снизу вверх с хищным прищуром – дернись он, и она перегрызет ему горло. Она могла. Многие векши в это не верили, и их кости давно выбелило солнце. Калки не только верил, но еще и любил сестру раньше, сейчас же помнил о той любви и заставил себя остановить рвущийся в бой поток Изначального Пламени.

– Что же ты, бессердечный? – усмехаясь, спросила она. – Не ударишь меня в ответ? Стерпишь оскорбление? А если я скажу, что ты не только не заслужил этого мальчика, но и этот город? Ты, бессердечный, не достоин быть ни вождем, ни мужем, ни тем более отцом. Но боги оказались слишком благосклонны к тебе, потому забирай Кирана туда, где когда-то горел твой очаг, и наслаждайся его медленным угасанием. Уверена, тебе, бессердечному, оно станет в радость.

И Калки, чтобы уязвить Ями, сделал так, как она велела: прошел в дом, поднял на руки спящего сына и телепортировался домой. Сестре хотелось, чтобы он в ярости покинул их с Виджаем, оставив мальчика, тогда бы они могли поискать способ того спасти.

Не успело солнце подняться над горизонтом, как Ями прибежала к ним и долго рассказывала Пуните, что и как делать, дабы уметь останавливать приступы, что непременно случатся вскоре. Пунита оказалась не такой глупой, как думал о ней Калки, она многое знала о врачевании и быстро училась, и в сердце Ями затеплилась надежда. Сестра не преминула сообщить о ней вслух, но Калки знал, что их надежды и усилия напрасны.

Агни молчал. Калки несколько раз взывал к нему, в последний раз даже чертил руны собственной кровью, однако бог не снизошел. Молчал Виджай, ежедневно навещающий угасающего Кирана. Побратим пытался пробиться сквозь проклятие, но сумел создать лишь антимагический щит, ничуть не улучшающий положение мальчика. Молчала Ями, до хрипа умоляющая реку помочь со свалившейся на них бедой. Молчала река, не знающая, чем помочь жрицам своим, которые все как одна просили об одном и том же. Молчала Пунита, не издавала ни звука, когда Калки ее бил и обвинял в случившемся с Кираном. Молчал Ратан, ни строчки, ни слова не прислав от Врат с вернувшимися химерами. Молчали химеры, слишком уставшие, чтобы говорить и разбираться в происходящем. Молчали все, кто имел право и должен был говорить. И только простые жители Ти Нагарама шептались по углам и косились, когда Калки проходил мимо.

Слухи тенями ползли по городу, роились, порождали чудовищ. Одни называли Ями завистливой ведьмой, сглазившей племянника. Не зря же боги не дали ей детей? Да и муж ее, Виджай, не вызывал доверия. Ему тут же припомнили, что он не только сильно на них непохож, но еще и был кем-то скинут в реку, и погиб бы, не спаси его Калки. И как он отплатил побратиму? Потакал жене-ведьме! Нет, эта парочка слишком подозрительна, чтобы оказаться непричастной к болезни Кирана! Другие винили во всем Пуниту. Мол, сама болезная, в чем только душа держится, вот и мальчишку родила слабенького – хворь-то и подкосила. Пунита, терзаемая мужем и переживаниями за жизнь сына, плохо выглядела, и казалось, что сама вот-вот сляжет. Были еще и третьи, слишком хорошо помнящие и великий потоп, и появление чужаков, и первую войну двух рек. Они-то знали, что во всем виноваты векши, сгубившие детей Калки от Падмавати, а теперь вот принялись за рожденного Пунитой.

Никто из них и подумать не мог, что Калки сам проклял последнего из своих сыновей. Проклял, потому что завидовал, потому что ненавидел, потому что слишком привык к тому, что все дорогие ему люди мертвы. Люди ни за что бы не поверили в это. Они слишком любили своего вождя, знали его как доброго и справедливого правителя, оставшегося защищать их, когда все его дети умерли. Он поддерживал жителей Ти Нагарама во время великого потопа. Он встал на их защиту, когда векши подло напали на своих провожатых и развязали войну. Он не пошел на поводу у гордости и нашел достойного союзника, чтобы защитить город и его жителей. И потом, в глазах жителей он был тем единственным, с кем общался бог Огня. Они бы ни за что не поверили, что бог замолчал.

Их поддержка оказалась столь же невыносима, как и ненависть близких. Но хуже всего было находиться подле умирающего ребенка, что с обожанием смотрел на Калки в те редкие минуты, когда приходил в себя. Эта безграничная любовь ранила больнее векшских копий, сводила с ума похлеще теней, уничтожала, разбирая до малейшей мысли, и тут же собирала воедино. Калки, стоически переносивший слухи и ненависть, не мог выдержать эту любовь и предпочел сбежать.

Химеры давно готовились к походу через Врата, на нем же настаивал Ратан, потому объявление ни для кого не стало неожиданностью. Воины быстро собрались, а жители, уверовавшие в третий вариант слухов, собрали для них скарб в дорогу. Наместником Ти Нагарама должен был остаться Виджай, но побратим решил, что за Вратами может отыскаться спасение для Кирана, и настоял на том, что пойдет с остальными в чужой мир. Ями, не желающая оставлять мужа, простилась с Пунитой и тоже отправилась в лагерь химер. Так Ти Нагарам остался Ратану.

Врата были огромны – из костей и черепов людей и зверей, покрытые льдом и пламенем одновременно. Они были прозрачными, словно не существовали вовсе, и сразу за ними плескались зеленые воды другого мира. Калки шел первым, развернув дугой огромный огненный щит. И он, и химеры ждали, что на той стороне встретят чужое войско и вступят в неравный бой – равными они с векшами никогда не были, а уж на родной земле синекожих и подавно не станут.

Столкновения не случилось. Химеры вслед за Калки вышли на мелководье и долго брели по нему, гадая, в какой стороне случится берег. Так бы и блуждали, если б их не нашел четырехрукий великан. Он был красив и статен, смотрел ласково, как на неразумных детей, при этом никакого оружия при себе не имел, но всем сразу стало понятно, что нападать на незнакомца себе дороже. И Калки подумал, что если и погибать на чужбине, то от руки этого воина, потому он убрал щит и смело шагнул к чужаку навстречу.

Несколько минут они с великаном молча разглядывали друг друга, оценивая каждый несомненную мощь другого. У векша имелась похожая на силу Калки Искра, только водная, хотя вряд ли менее разрушительная. Отчего их битва могла если не снести Врата, то покорежить точно. Обрадованный своим выводом Калки набрал полную пригоршню Изначального Пламени, но великан добродушно рассмеялся и покачал головой.

– Хорошая драка проблем не решит, наместник Огня. Плохой разговор тоже, потому, прошу, будь моим гостем и помоги разобраться в произошедших с нашими мирами несчастьях. Я – Яма, приветствую тебя в благословенной Авекше.

Глава 4. Океан Сансары

Дорога вышла не самой приятной. Яма заколдовал подошвы своих сандалий и шел по воде как по земле, шаг его был широк и быстр, потому великану время от времени приходилось останавливаться и ждать Калки с химерами. Последним переход казался путешествием в ад из-за непредсказуемости выбранного пути: река то едва доставала колен, то поднималась по пояс и пару раз даже выше. Промокшие и уставшие они продолжали идти, хотя у некоторых из них зрели подозрения, что впереди ждет неминуемая гибель. Как может этот холодный пустынный мир нести что-то помимо гибели?

Но сколь бурно не кипел бы огонь в их сердцах, путь их закончился берегом. Яма с хозяйской милостью повелел разбить там лагерь, сам же отошел к кромке воды и задумчиво вглядывался в даль, где на полпути к горизонту сиял золотом величайший лотос из всех, что когда-либо доводилось видеть Калки. Последний заинтересовал вождя химер, потому едва разжег священный костер и прочел быструю мантру с просьбой благословения у Агни, он подошел к векшу-великану и тоже посмотрел в ту сторону.

– Там обитель вашей богини?

Яма улыбнулся и покачал могучей головой:

– Там Священный Лотос качает на волнах мою дочурку. Вырастет ли она в богиню благодаря заступничеству Брамы и Сарасвати, я не ведаю.

Брама… С этим именем на устах синекожие векши явились в Ти Нагарам, и Калки обещал им показать окрестности, как только сойдет вода. Поначалу два народа с опаской глазели друг на друга, и пастушьи псы рычали на шипящих в ответ рогатых собак, но терпение и выдержка с обеих сторон казались незыблемыми. А потом произошла нелепая стычка, и Нишант истек кровью на руках у Калки. Веселый Нишант, любивший музыку сильнее храмовых гимнов, так смешно надувал щеки, когда играл на своем надасвараме. Ему еще не сравнялось четырнадцати осеней, и он не успел зажечь Священный Костер, чтобы пройти первое испытание в Храме Огня и получить взрослое имя. Нишант был любимым сыном Падмавати, ценившей в нем не только ребенка, но и будущего талантливого музыканта. Она не смогла справиться с этой утратой.

Сумел ли Калки? Нет, конечно же, нет. Ни с одной смертью своих детей и возлюбленной он так и не смирился, просто сердце, обливавшееся кровью, больше не болело при мысли о них, оставляя место для иных дум. Как и сейчас холодный разум подсказал, что самое время узнать, как случившееся отразилось на векшах.

– Твоя дочь пострадала от столкновения двух рек?

– Нет, – Яма вновь покачал головой, лицо его стало печальней прежнего. – В нашей магии много воды, а вместе с ней тумана, переменчивого и потому обманчивого. Пройдя сквозь него, чужая зависть увеличилась до вселенских размеров, которую взрослому не одолеть, не то что ребенку. Побратим Брама предложил свое детское ложе для спасения малютки Мьялиг, он же и встал перед волной чуждого течения, закрыв и мою дочь, и всю Авекшу от ужасной участи. Хотя бы за это мне должно отыскать его душу и вернуть домой.

Мы с вами, людьми Огня, слишком разные, потому не смогли найти согласия в первые дни, что переросло в ужасные войны. Многие храбрые воины погибли с нашей стороны. С вашей потери были гораздо больше, пока не вмешались боги. Теперь мы почти равны: векши сильны и умелы, но в чужой реке не могут проявить все свои таланты. Чтобы не плодить новых смертей, я повелел им остаться в родных городах и селениях, а сам пришел к Священному Лотосу, где однажды пролилась и до сих пор сияет золотом кровь Брамы. Из капли ее я сотворил руну, что приведет меня к телу мертвого побратима, и уже собирался пройти через Врата, когда заприметил ваш отряд. И словно бы само сияние Лотоса подсказало решение.

Надо закрыть Врата, недруг мой. Надо их закрыть, разделить миры, чтобы народы смогли жить, как и раньше, в мире и согласии со своими богами. За закрытыми Вратами тебе будет проще найти душу и кровь Брамы, после чего Врата следует вновь открыть, чтобы векши смогли призвать его домой в Авекшу, и вот уже затем Врата надо разрушить. Жаль, что из всего я пока знаю только, как наделить тебя поисковой руной…

Он замолчал, и Калки собирался выплеснуть в речь свою кипящую внутри лаву, но химеры в лагере зашумели, а потом и вовсе позвали:

– Нетавум, разреши спор!

Пришлось подойти, с неудовольствием отмечая, что Яма идет вместе с ним, только не прогонять же хозяина этого мира? Стараясь не обращать на векша внимания, Калки хмуро уставился на трясущегося в лихорадке буйвола, что тащил повозку с припасами. Дурной знак, еще хуже даром пролить кровь на чужой земле. Однако он почти успел кивнуть держащему нож, когда Яма, присев рядом с больным животным, сказал:

– Не стоит зазря нести смерть, – и положил огромную ладонь на шею буйвола, и с ладони его полилось изумрудное свечение, вскоре окутавшее зверя и вмиг исцелившее его.

«Киран!» – вспыхнуло в голове Калки. Он поднял быстрый взгляд на сестру и понял, что эта договорится не то что с векшем – с ракшасом, лишь бы найти исцеления для племянника. И если Калки вздумает ей перечить, живым в родной мир не вернется – эта женщина, хрупкая и послушная с виду, в своих желаниях подобна стихии, для которой не существует достойной преграды, кроме Виджая, но здесь побратим ей скорее союзник. Что ж, если Яма придумает, как закрыть Врата, можно будет выведать у него, как снять с мальчишки проклятие – в конце концов, Кирану не обязательно умирать лишь потому, что остальных своих детей Калки не уберег.

Пять осеней химеры держали Внешний Рубеж, не позволяя векшам вновь дойти до Ти Нагарама, защищая свои семьи и обычных жителей. Случались поражения в битвах с векшами, многих ранили, некоторых убивали, и приходилось отступать. Тогда Калки призывал «Стену Огня» и гнал ее до самых Врат, после чего он долго не мог использовать свое пламя. Мертвых химер иногда сменяли их родичи – братья и сыновья, благо те изначально воспитывались как воины и с даром Агни и благословением реки становились лишь сильнее. Но все потери ими покрыть не получалось – тогда пришлось бы брать в войско едва прошедших первое испытание в Храме Огня и заработавших истинное имя. Обычных горожан, выбранных обоими богами, требовалось обучить и вооружить – но то лишь полбеды, ведь опыта и таланта к управлению пламенем у них не имелось. Вот и гибли они чаще ветеранов, и горожане, изначально гордившиеся своей участью, вскоре стали возмущаться. Матери оплакивали их как покойников, а отцы требовали завершения войны. Но как завершить то, что начали другие? Ответ был прост – закрыть Врата.

Понимать – одно, суметь сделать – совсем другое. Да и Калки все еще мечтал отомстить Пуластье, потому лишь однажды обратился к Агни с вопросом про Врата. «Не тебе их закрывать» – был ответ, и тон не предполагал продолжения разговора. Не то чтобы это устроило Калки, но он продолжил нести свою службу, как и продолжил управление Ти Нагарамом, хотя пришлось наделить большей властью храмовых жрецов и иных управляющих. Наместники еще не распробовали свалившийся на них дар и старались изо всех сил, а вот жители, удрученные постоянными смертями химер, принялись роптать. Однажды нижний город поднял бунт, требуя покинуть насиженное место и найти новую реку, возле которой можно будет осесть. Прежний Калки как минимум прислушался бы к их просьбе, попробовал объяснить, что векши не обязательно остановятся на Ти Нагараме и не пойдут дальше, если тот окажется пуст. Но, скорее всего, он бы согласился предать Агни и увести истинно бессмертных в надежде их уберечь. Река поняла бы, река простила бы. Только со смертью Рамеша не осталось ничего в этом мире, что Калки хотел бы сохранить. Потому он нашел зачинщиков бунта и поодиночке выставил их за ворота города, отпуская на все четыре стороны. Изгнанники реагировали по-разному: кто-то умолял позволить вернуться, кто-то плевал под ноги, разворачивался и уходил в ту сторону, откуда приходили караваны Ратана. Может, кому-то из них даже удалось выжить, но жизнь та была куда хуже, чем раньше.

После того бунта Калки стал чаще использовать «Стену Огня», и смерть реже настигала химер. Но и векши меньше переходили через Врата, не желая зазря гибнуть в призванном им пламени. Его это не устраивало, зато химеры вздохнули свободнее, да и жители успокоились и вновь стали чтить вождя как самого мудрого и доброго правителя. Оставался ли он таким? Кто знает?

Был ли хорошим правителем Яма? Стоило разобраться, чем Калки и занимался, наблюдая за великаном, возвращающимся от Священного Лотоса. Он уходил, чтобы провести ночь подле дочери, но предусмотрительно возвел преграду вокруг лагеря, дабы химеры не сбежали. Калки мог бы ее разрушить, однако решил дождаться – у него накопились вопросы, а еще тот самый взгляд Ями до сих пор жег ему спину, вырезая на ней по живому имя его последнего нелюбимого сына. Забавно, судьба подарила Яме одну-единственную дочь, и тот всеми правдами и неправдами сумел не только сберечь ее, но привлек на защиту богов, один из которых пожертвовал жизнью ради малышки Мьялиг. Калки не только не уберег ни одного из шестерых, но двоих из них убил собственным огнем. Да, правитель из него получился куда лучший, нежели отец.

– Смотрю, горьки твои думы, даром, тени еще не полезли, – Яма оказался рядом совсем неожиданно, только что шел по водной глади и вот уже высится над Калки.

– Значит, ваши тени – результат вашего горя? – уточнила вынырнувшая из темноты Ями и стала за его спиной.

Яма с любопытством уставился на нее, отчего Калки поспешил уточнить:

– Она тоже воин и может говорить.

– Все женщины могут говорить, – удивился векш. – Разве ваши боги не создали мужчин и женщин равными?

– Боги-то создали, – усмехнулась сестра, – мужчинам это не понравилось. Так что с тенями?

– Обнаружив кровь Брамы на Священном Лотосе, Сарасвати осознала, что он мертв, и из ее горьких слез родились тени. Я думал, если верну в Авекшу душу и тело побратима, она успокоится, и в наш мир вернется радость. После столкновения двух рек я собрал лучших своих Охотников и повел на поиски Брамы, но воды, ушедшие из нашего мира, преградили путь. Охотники остались, чтобы как спадет вода пройти дальше, я же решил разведать окрестности, чувствуя след от пролитой золотой крови, но быстро заплутал из-за яркости вашей реки и решил вернуться к Охотникам. И здесь опоздал, как и на пути к Священному Лотосу, когда спешил укрыть дочь от чужих вод. Псы почувствовали на одном из ваших мальчиков кровь Брамы и сорвались с поводков.

– Ложь! – Калки подскочил со своего места и ухватил великана за ворот безрукавки, заставляя склонить голову. – Нишанту не исполнилось и четырнадцати! Он был обычным ребенком и не мог!..

Руку перехватил Виджай и настойчиво потянул назад.

– Не надо. Он не врет. Нишант испачкался о мою одежду, что я не успел сжечь, когда вернулся с раненой Ями в верхний город.

– При чем тут кровь Ями! – Калки неохотно разжал пальцы и обернулся к побратиму.

Виджай выглядел бесконечно печальным, но решительно настроенным.

– Это была чужая кровь. Золотая. – Тут уже напряглись все, и Ями нерешительно протянула руку к мужу, но он оставил ее без внимания, продолжая говорить. – Я волновался за жену, потому пошел за ней и успел ко второй волне, оказавшейся огромной, настолько огромной, что грозила смыть не только нас двоих, но и весь Ти Нагарам. Тогда огненным трезубцем я разбил волну и не обратил внимание на окатившее нас золото – не до того было. Да и кто бы знал, что бывает золотая кровь? Если бы мы не прошли за Врата, никогда бы и не узнал… Так что да, получается, я убил их бога.

– Из-за тебя, – прорычал Калки, чувствуя, как внутри закипает Изначальное Пламя. – Из-за тебя погиб Нишат! Ты убил не их бога – ты убил моих детей!

– Троих из них – да, но последний только на твоей совести.

Правую ладонь заполнил сгусток огня, но и Виджай был готов защититься и ответить на удар, которого не случилось. Между ними встала Ями, накрыв обоих водными щитами.

– Хватит! – закричала она, но в голосе отчетливо слышались слезы. – Во имя Кирана остановитесь!

Виджай первым опустил руки и понуро уставился себе под ноги. Ярость Калки была неумолима, а имя сына – всего лишь пустым звуком, но он не желал выглядеть идиотом в глазах чужака, потому заставил себя отпустить Изначальное Пламя. Яму, в свою очередь, они не интересовали, все внимание векша привлекала лишь Ями. Казалось, он начнет расспрашивать про убитого бога и просить или требовать помощи в его поисках, но векш умел удивлять.

– Кто такой Киран?

Взгляды Ями и Виджая метнулись к Калки, и сестра, вздохнув, ответила:

– Мой племянник и его сын… Он… Киран умирает, и наши с Виджаем целительские способности не могут одолеть эту напасть.

Яма кивнул, сощурился, оглядывая Калки так, будто видел впервые, обернулся в сторону Священного Лотоса и задумался. Думал долго, но никто не решился его потревожить – не из-за страха навлечь гнев, боялись спугнуть озарение. Даже Калки, подобного ракшасу в глубине души, охватило давно забытое чувство – надежда, только он не понял, на что конкретно надеялся. Векш же вновь повернулся к ним и смерил каждого долгим взглядом, в итоге остановившись на Ями.

– Отныне я буду говорить с тобой, – объявил он. – Ты великая дщерь своего народа. Ты имеешь храброе и любящее сердце, раз не побоялась встать между двумя идиотами, что так дороги тебе. Твой разум мудр, язык остер, а силой духа ты не уступаешь самым искусным воинам Авекши. Решено. Отныне я буду говорить только с тобой.

Беседовали они долго – едва взошедшее над горизонтом солнце успело высоко подняться по небосводу. Калки гадал, чего такого можно столько обсуждать – даже Агни не был столь болтлив! Радовало, что Виджай тоже нервничал, переживая за жену. Жалел ли он о данной Ями клятве на истинном имени реки, согласно которой они с Калки не станут выяснять отношения здесь в Авекше? Калки о своей жалел, и в список тех, кому следовало отомстить, добавилось еще одно имя. Побратим? Нет, убийца его детей! Почему он сразу не рассказал Калки о случившемся?

А что бы тогда изменилось? Векшские псы не учуяли бы кровь на Нишанте, мальчик остался бы жив, и никаких войн? Вряд ли. Векши и так были на взводе не только из-за катастрофы и смерти Брамы, но еще и потому что оказались на чужой территории с более быстрым течением реки и, главное, горячее родного мира. Не сводило ли все это их с ума, как сейчас сводит с ума химер, нервно перешептывающихся в лагере и бросающих обеспокоенные взгляды в сторону вождя? Надо бы отправить их обратно – здесь и одного безумца хватит. Одного безумца, одного убийцы и одного чужака. Ями тоже вернуться домой не помешало бы, а с Виджаем Калки разберется сразу по выходу с другой стороны Врат…

«Да и кто бы знал, что бывает золотая кровь?»

Кто бы знал, что боги смертны… Смертны и немощны, раз не смогли остановить само столкновение рек. Не пытались? Не знали? Не предполагали даже? Зачем тогда они вообще нужны, эти боги? Стоит задать этот вопрос Агни, хотя тот, скорее всего, из-за Кирана снова не захочет говорить. Жаль… Может, телепортироваться в Ти Нагарам, похитить собственного сына и притащить в этот холодный мир, чтобы великан исцелил мальчишку и… Что? Так напрягаться, только чтобы поговорить со смертным богом? Какой толк теперь от этих речей?

Калки не заметил накрывшую его тень и просидел бы так еще, споря сам с собой, но великан пробасил сверху, привлекая внимание:

– Я готов предложить тебе сделку, наместник Огня!

– И кто тебе сказал, что я выслушаю твое предложение? – лениво отозвался Калки и поднял полный злых искр взгляд на Яму.

– Она, – простодушно ответил тот и указал на стоявшую неподалеку Ями, которую тут же закрыл Виджай, словно боялся, что Калки может напасть на собственную сестру.

«А почему нет? – спросил неожиданно объявившийся Агни и добавил язвительно: – Сына-то ты не пожалел».

– Она мне не указ, – процедил Калки сквозь зубы и поднялся, почти сравнявшись ростом с Ямой.

– Не указ, – согласился векш, – но кто сказал, что у тьмы в твоей душе больше прав?

И прежде чем Калки успел отреагировать, тень под ногами великана ожила и поползла по нему вверх, окутав могучее тело и голову, оставляя открытым лишь лицо, больше не кажущееся добродушным. Руна «Священный Огонь» сама собой очутилась в правой ладони, за спиной загремели оружием химеры, понявшие с чем столкнулись, но их всех остановил окрик Ями:

– Стойте!

Не приказ – просьба, потому-то ее хватило, чтобы задержать удар, а векш тем временем стянул с себя черноту как одежду и бросил обратно под ноги.

– Не своя, – уточнил он и указал на копошащуюся внизу тень, – чужая. Божественная. Сарасвати благословила меня ею. Собрала из первых своих слез, самых жгучих и горьких. Она не смерть своего мужа и моего побратима оплакивала – мести требовала, так что в подарке этом собралась тьма божественного уровня, каждый день шепчущая о карах, которые надо обрушить на ваш мир. Но ты, наместник Огня, заметил, что войска Пуластьи уже долгое время не высовывают нос за Врата? Не ври, будто это не так. Тьма соблазнительна, убедительна, обольстительна, однако не ей управлять мной. – Пока векш говорил, тень вновь принялась ползти по нему вверх, стараясь покрыть собой все, только он не обращал на нее никакого внимания. – Конечно, раз не моя, то вроде и проще, но она о тех же ранах плачет, о которых и мне самому рыдается. Неужели ты, наместник Огня, слишком слаб, чтобы не подчинить свою тьму? Разве не кончается она там, где начинает гореть пламя? Разве в груди твоей не Искра Огня, должная освещать душу? Разве место тени не под ногами, где ей и должно остаться вечно? – на последних словах его руки вновь сорвали с себя черноту, привычно бросили под ноги, но в этот раз вместе с ней полетела яркая синяя руна, разошедшаяся переливами по тени, отчего та замерла, став самой обычной.

Калки пристально смотрел на нее, ожидая, что та вновь ринется вверх, желая поглотить великана, но нет, не ожила. Тогда он убрал «Священный Огонь» и, повернувшись к химерам, кивнул им, что все в порядке и оружие можно убрать. Сомнений не оставалось – Рамеша подчинила себе точно такая же тень, жаль, никто не показал ему руны, способной укрощать эту тварь… Нет, сына бы это не спасло – не смог бы он жить после убийства брата… Зачем только сам Калки живет, когда все они умерли? Требовательный взгляд Ями подсказал зачем.

«Киран».

Но он не знал, как тому помочь. Да и мальчишка, скорее всего, уже мертв – очень уж был слаб, когда Калки с химерами отправлялись в поход за Врата. Подумаешь, еще один мертвец на его совести. В карму и так набралось грязи – до конца времен не отмоешься, хоть в своей реке купайся, хоть в векшской полощи душу.

«Киран жив, – возразил Агни. – И был дан тебе в утешение!»

Хотел ли Калки утешения? За ним приходил тогда к богу? Нет, не за ним, но навязали и теперь уже не отвяжутся. Ни Агни. Ни Ями. Ни Виджай, признавший вину, но не перестававший требовать невозможного.

– Хорошо, – ответил он Яме. – Я выслушаю твое предложение. Только и с моей стороны будут условия.

– Конечно, – согласился векш. – Иначе и быть не могло.

– Ну так, говори.

– Не здесь. – Великан щелкнул пальцами левой руки, открывая сияющий синевой разлом: – Здесь. Пройдешь ты, я и вон те двое, – он указал на Ями и Виджая. – Людям твоим нужно вернуться домой – они не приспособлены так долго находиться в чуждом течении, скоро начнут болеть.

– Тоже верно, – Калки кивнул и обернулся ко все еще настороженным химерам.

Им снова предстоял не самый приятный путь по воде к Вратам, а потом еще объясняться на другой стороне с Ратаном, почему нетавум не вернулся с ними. Не сочтет ли тот подобный исход знамением, чтобы захватить Ти Нагарам, на который давно положил свой алчный взгляд? Ракшасы с ним, пусть замышляет недоброе – химеры достаточно сильны, особенно если облегчить им обратный путь.

– Как на счет выполнения одного условия прямо сейчас? – Калки вновь повернулся к Яме и, заметив его заинтересованность, пояснил: – Я пройду в твой портал только тогда, когда мои люди окажутся на родной земле. Но ты, как хозяин этого мира, можешь облегчить им обратный путь.

Долго уговаривать векша не пришлось – уговоры потребовались химерам, не желающим оставлять нетавума одного на чужбине. Хорошо, что к уговорам подключился Виджай, которого все уважали наравне с Калки и считали, что уж он-то сможет о вожде позаботиться, потому в итоге сдались и позволили Яме заколдовать свои ноги, а потом шагнули в открытый для них разлом. Калки первым прошел в него и проводил каждого лично, не пожалев ни напутствий, ни ободряющих слов. Он знал, что химеры защитят Ти Нагарам и от векш, если вдруг Яма решит обмануть, и от Ратана с его коварными планами. А если совсем плохо будет, жителей разрешено увести в скрытое в горах селение, бросив и город, и Агни, и ненавистные Врата.

Когда спина последней химеры растворилась в тумане белой реки, Яма подошел к Калки и коснулся его плеча, призывая проследовать за ним. Калки в последний раз бросил взгляд на родной мир, сомневаясь, что однажды туда вернется, но все же проследовал за великаном к новому разлому, чтобы выйти уже не к Священному Лотосу, а к маленькой хижине в лесу. Ями с Виджаем отправились туда раньше и теперь ждали сидя на пригорке. Сестра подскочила со своего места, стоило Калки с Ямой появиться перед ними, потом опустила взгляд, но за Виджая прятаться не торопилась. Она понимала, что слишком много взяла на себя и выдала чужие тайны врагу, и собиралась понести за это наказание. Калки шагнул к ней и, дотронувшись пальцами метки девы реки на ее лбу, добавил в нее каплю огня, усиливая благословение и защиту, но и меняя символ. Ями недоверчиво подняла на него взгляд, он в ответ лишь качнул головой, а когда она схватила его за руку, сказал:

– Если после закрытия Врат от меня что-то останется, я приложу все свои силы, чтобы его спасти.

«Киран, – голосом совести прошелестел в голове Агни. – Его зовут Киран».

Богу все еще был нужен этот мальчишка. Понять бы еще зачем.

Неожиданные откровения Виджая, догадка Ямы про тьму и внезапное появление вновь ставшего словоохотливым Агни выбили Калки из колеи, отчего он не сразу разгадал истинное намерение векша, помогшего с отходом химер. Яма хотел, чтобы все выглядело так, будто он в одиночку прогнал чужаков из Авекши. И ведь устроил все лучшим образом – сразу подвох не заметишь. Это же Калки просил наколдовать им возможность ходить по воде, а так как не разбирался в векшской магии, не углядел, что им троим – Ями, Виджаю и самому Калки – Яма добавил маскирующие и глушащие обнаружение огня руны. Потом еще и смылся как ни в чем не бывало в родное селение, мол, предупредить жену, что некоторое время он будет отсутствовать, дабы смастерить маяк для обнаружения души Брамы.

Хижина и лес вокруг и впрямь располагали если не к созерцанию, то к сотворению чудес и размышлению над оными. Виджай сейчас как раз этим и занимался. Из огня он создал стену, изображающую Изначальное Пламя, разделившее два мира, из воды – миниатюрные Врата. И сидел, уставившись в них задумчивым взглядом, словно хотел вперед Ямы угадать, как закрыть Врата. В другой раз Калки поддержал бы начинания побратима, может, завел разговор о том, какие идеи у того возникли в голове, и вдвоем они непременно бы нашли правильное решение. В другой раз, но не в этот. Теперь Калки смотрел в чужой огонь и гадал, почему тот тоже алый, как и у него самого, а не рыжий, как у прочих химер.

Ями подошла и присела рядом, положила прохладную ладонь ему на плечо, привлекая внимание. Калки нехотя обернулся к ней, заранее зная, что скажет сестра, о чем попросит, и угадал.

– Ты не должен винить его. Виджай всего лишь защищал меня.

– Давай, начну винить тебя, ведь это ты, несмотря на уговоры матери и сестер, в одиночестве ушла к отшельнику, чтобы узнать судьбу нерожденного ребенка. Кем он должен был стать по мнению лесного шарлатана? Великим мудрецом или добрым правителем? Может, храбрым воином?

Он не стал отталкивать ее руку, хотя та впилась ногтями в его кожу. Жаль, что боль не отрезвляла, больше нет. Как только в груди загорелась Искра Огня, боль перестала иметь значение, но мысли, навеянные ею, остались.

– Он сказал, что мой ребенок станет причиной многих бед, – кривая усмешка перекосила ее красивое лицо, делая его до отвращения отталкивающим, лишь оставшиеся все такими же грустными глаза не дали Ями окончательно превратиться в ведьму. – Видишь, шарлатан оказался прав.

– Как жаль, что он утонул. Глядишь, и про мое дитя чего хорошего рассказал бы.

Калки надеялся, что сестра его ударит, но она лишь потемнела лицом и убрала руку.

– Ты его не спасешь, – выдохнула она, и в уголках глаз блеснули слезы.

– Спасу, – возразил Калки. – Не могу же я оставить Ти Нагарам Нараяну – кто знает, чему научил его Ратан. Но я не жалею, что отдал ему мальчишку, и поступил бы так снова.

«Ты бы и Кирана снова проклял несмотря на последствия» – возразил Агни, заставляя дернуться из-за жестокой правдивости этих слов.

«Не твоя ли вина, что не в моих силах больше любить?» – ответил Калки, стараясь не думать о том, что шестой его сын родился, когда обмен с богом еще не был свершен.

– Мне так никто и не рассказал, что же случилось с твоим ребенком, – нарушил внешнее молчание Яма.

Великан появился неожиданно. Никто из них троих не услышал ни хлопка руны, ни треска разлома. Эти звуки невозможно было сокрыть другой магией, а иных способов перемещения не существовало. Ну, разве что по старинке – ногами, значит, Яма специально телепортировался подальше отсюда, чтобы подслушать, о чем они говорят. Векши в принципе были искусны в использовании своих даров, так как получили их гораздо раньше химер. И Калки немного завидовал той легкости, с которой враги плели разрушительные руны, ведь его самое действенное заклинание не нуждалось в особой концентрации или таланте. Простую, но смертоносную «Стену Огня» помогал плести сам Агни, от Калки же требовалось лишь черпать побольше Изначального Пламени и направлять его в мир. Это позже пришло понимание, а с ним и подобие контроля, но он все равно на любую из своих рун не жалел огня, которого всегда имел в достатке. Наверное, потому и позавидовал тогда Кирану, как сейчас завидовал Яме.

– Я его проклял, – переведя задумчивый взгляд с Ями на Яму, сознался Калки, зная, что векша не могут не задеть эти слова, если, конечно, Калки правильно понял про дочку великана.

У того же лишь на мгновение стали темнее глаза – контроль над эмоциями у правителя Авекши оказался куда лучше, чем у правителя Ти Нагарама.

– Ты владеешь целительским даром, – встряла Ями. – Может…

– Да уж наверняка может, – перебил ее Калки и, поднимаясь, кивнул в сторону Виджая, – но наш убийца богов, кажется, придумал что-то поинтереснее этого.

Бывший побратим больше не был задумчив, скорее хмур и чуточку раздосадован. Такое лицо у него бывало, когда он не мог сотворить чего-нибудь в одиночку, а просить помощи ему никогда не хотелось. Вот у кого гордости на трех Калки хватит, еще и останется. Только Виджай, сохранив Ями, сумел не растерять доброты и человеколюбия.

Сестра бросилась к мужу, но не добежав пары шагов, замерла в нерешительности. Калки с Ямой не спешили прийти к ней на выручки, оставшись каждый на своем месте, но внимательно наблюдая. Некоторое время ничего не происходило, если не считать, что Виджай с каждым мгновением все сильнее хмурился.

– Душа моя, – решилась-таки Ями, – что случилось?

Он поднял на нее раздосадованный взгляд и мгновенно просиял.

– Ями… Все хорошо, любовь моя, не стоит волноваться.

«Еще как стоит» – правильно истолковал его ответ Калки.

После того как Ями разродилась мертвой девочкой, Виджай приложил все усилия, чтобы жену сначала выходить, затем уговорить жить дальше. Его не волновало, что она не подарит ему других детей, лишь бы сама была рядом, потому никогда не тревожил ее, даже если дела шли хуже некуда. Понимала ли это Ями? Скорее всего да, раз приложила все усилия, чтобы сражаться вместе с химерами, хотя последнее у нее получалось превосходно.

– Что ты понял? – спросил у Виджая Калки, и бывший побратим нехотя обернулся к нему.

– То, что могло бы помочь нам, но останется бесполезным, – ответил он и кивнул подошедшему ближе векшу.

Когда Агни пожертвовал своим телом, бросив оное между двумя мирами, разделив их, Сарасвати, мечтавшая вернуть душу Брамы, из своего тела сотворила Врата в стене Изначального Пламени. Огонь и вода соприкоснулись, но были равны по силе, отчего не сумели уничтожить друг друга, лишь сотворили промеж собой тончайшую прослойку из междумирья. Из чего выходило, что закрыть Врата можно только используя воду, да не обычную, а схожую с водой, из которой Врата и состояли. А вот сломить эту преграду, вновь открыв проход, можно было огнем, тем самым, что горел в Изначальном Пламени.

И все бы ничего, ведь Искра нужного Огня горела в Калки, а в Яме – Искра Воды. Только ни у вождя химер, ни даже у могучего векша не найдется столько жизненных сил, чтобы использовать свои Искры на всю мощь. И защитные механизмы тел остановят своих хозяев до того, как получится хотя бы близкий к нужному результат. Виджай, на которого пролилась кровь Брамы, который был не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд, и сам обладал огромными силами и огня, и воды, но они слишком не походили на искомые, потому он закрыть Врата не мог.

О последнем он честно поведал присутствующим, но никто из них не обратил на то внимания, задумавшись каждый о своей Искре. Лишь Ями переживала, что лишившись Искры Огня, Калки не сможет помочь Кирану, и мальчик умрет. Калки и сам думал о том, но боялся, что таким образом просто пытается избежать смерти. Смерти, которую долго искал, которую заслужил…

Никто из них так и не заснул, и холодную ночь каждый провел в тяжелых думах. Более других они давили на Яму, ведь согласно сказанному Виджаем, тот, кто может закрыть Врата, именно великан. Но зачем ему это делать? Зачем полагаться на милость чужаков, когда ему нужно найти душу своего бога, да еще позаботиться о дочери, уснувшей магическим сном? Он же совсем не таков, как Калки, и тень свою поборол…

«Чужую» – уточнил дотошный Агни, но развивать тему не стал.

А ведь с ним можно было поспорить! И отвлечься о насущной проблемы, понадеявшись, что ее решит кто-то другой. Он и так слишком часто перекладывал ответственность, особенно в случае неудач. Хорошо получалось, между прочим. Ведь не Калки же развязал войну двух рек, не его воля вела векш убивать химер и жителей Ти Нагарама. Но все ли он сделал, чтобы прекратить кровопролитие? Раз уж он владеет Искрой бога, значит, что-то все-таки может, просто пока недостаточно сделал.

«Только убивать своих детей горазд» – устало подумал Калки и поднялся на ноги.

По левую его руку местное солнце окрасило небосвод розовым, в очередной раз напомнив, как причудлив чуждый мир. Чем раньше они его покинут, тем лучше. Чем раньше закроют Врата, тем…

– Правитель Авекши! – позвал он великана, но тот оказался слишком глубоко погружен в свои думы и не откликнулся. – Яма! Зачем столько думать над ответом, что лежит на поверхности?

Векш медленно обернулся и задумчиво посмотрел на Калки. Виджай с Ями тоже подобрались, готовые и поддержать, и возразить.

– Этот идиот, что погубил твоего бога и стал причиной войн между нашими народами, очень хочет исправить свою ошибку, потому сделает все, лишь бы найти душу Брамы. Я отдам ему Искру Огня, что вкупе с его собственными дарами даст силу, способную открыть Врата, когда наступит срок, и не погибнуть при этом. А вот закрыть их придется все-таки тебе… Будь так великодушен, объясни прежде Ями, как исцелить моего ребенка…

– Нет, – не раздумывая отказался Яма, заставив остальных насторожиться. – Ты проклял, и никто другой не сможет спасти мальчика. Тебе нельзя умирать, да и не придется. Никому из нас не придется…

Его план не сильно-то отличался от предложения Калки и первоначальных выводов Виджая, только согласно ему умирать и впрямь никому не требовалось. Векши были искусными целителями – этому обучил их Брама. Но больше других от его мудрости досталось Яме, потому он знал, как извлечь Искру, не убивая носителя. Провернуть подобный фокус с Калки оказалось еще проще, чем с самим Ямой, ведь его источник изначальной силы – любящее сердце – не уничтожен, а значит, к нему можно подключиться, пусть и окольными путями. Искру Огня после этого получит Виджай и, потратив ее, останется с огнем собственным, значит, жив. Ями, больше прочих одаренная целительским даром, на практике изучит этот ритуал, чтобы потом провести то же самое уже с Ямой, вернув Искру Воды ему же. После этого тело великана будет считать за родную силу тень благословения, которая поможет сохранить ему жизнь после закрытия Врат.

То ли Яма оказался и впрямь гениальным целителем, то ли Калки слишком живучим, но ритуал изъятия Искры Огня с последующей привязкой к тому, что некогда было сердцем, прошел успешно. Калки не просто хорошо себя чувствовал, а словно бы помолодел на десяток лет. Внутри бурлила сила, похожая на Изначальное Пламя, но чувствовалась совсем иначе, чем было с Искрой, значит, сражаться он мог на прежнем уровне. Все вместе наполнило его радостью, хотя он знал, что позже придет прежняя боль по тем, кого успел потерять.

Но пока этого не случилось, Калки с удовольствием поднялся на ноги и, отдернув занавеску, прошел на вторую половину хижины, где подле спящего Виджая сидела Ями. Дела у бывшего побратима, видимо, были не очень – его бил озноб, и теплое на вид покрывало совсем не грело. Ями держала Виджая за руку и гладила по голове, тихонько приговаривая что-то успокоительное. В другое время прежний Калки сказал бы, что и поделом, ведь это Виджай накликал на их город беду, но сейчас что-то внутри него сжалось.

– Что с ним?

Губы Ями дрогнули, и она, не поднимая глаз, пробормотала:

– Все хорошо. С ним все будет хорошо. Просто он борется.

– Борется?

– С Искрой. Не хочет ее принимать, пусть она так близка к его собственной силе. Но ничего. Яма сказал, что скоро все пройдет – они примирятся и усилят друг друга.

– Ясно… А где сам великан?

– Отправился за сомой для Кирана.

Киран… Душу обожгло горячим стыдом. Что же он за человек такой, раз проклял собственного ребенка из-за ничтожной зависти? После всех потерь самого себя обескровить…

– Что такое «сома»?

Сестра смутилась и медленно пожала плечами, словно не хотела признаваться самой себе, что в итоге муж оказался для нее важнее племянника. Впрочем, Виджай был здесь и сейчас, ему она хоть как-то могла помочь, а вот Кирану – увы.

– Яма не вдавался в подробности, просто сказал, что «сома» поможет Кирану продержаться, снимет все негативные последствия проклятия, но само оно подвластно только тебе.

Калки кивнул, молча коснулся головы сестры в знак признания, после чего развернулся и вышел на улицу. Рассветный воздух был холоден, что для его горячей головы подходило идеально. Здесь в тишине хорошо думалось обо всем, о чем раньше думать не хотелось. Например о том, что род вполне может прерваться, и не только ему некуда будет возвращаться в новом воплощении, но и его братьям, и сыновьям, да и многим другим родственникам, находившимся сейчас в круге. Конечно, был еще Нараян и девочка, чьего имени Калки не помнил, но какое будущее ждет их потомков, если власть захватит Ратан? Будет ли оно вообще, будущее? Вряд ли, потому Калки нужно не просто вернуться домой, но и самому воспитать своего наследника. Да и внука следует вернуть в Ти Нагарам. Укрепить поток. Укрепить родственные связи. Укрепить мир.

Начнет он, конечно же, с Кирана. Разберется с проклятием, может, не сразу, но разберется. Калки даже, кажется, начал понимать его суть – запрет на использование магии. Вроде бы Агни однажды, еще на заре времен по недоразумению одарил милостью своей храмовых жрецов, и один из них использовал дар огня не во благо. Преступник был наказан, остальные милости лишены, но чтобы невинные не страдали зря, Агни создал для них амулеты, помогающие пережить отсутствие магии. Конечно, после стольких лет ни один из них не сохранился, но Калки может создать для Кирана новый! А потом!.. Потом он придумает, как избавиться от самого проклятия.

«Да чего там думать? – подал голос Агни. – Надо просто захотеть! Искренне захотеть!»

Слова очень уж походили на издевательство, особенно с учетом тона, которым в последнее время бог Огня разговаривал с Калки. Но уточнить, шутка это или нет, он не успел, потому что почувствовал приближение чужаков. После получения Искры Огня магическая интуиция молчала, а тут вновь заработала, то ли из-за изъятия силы, то ли из-за царившей вокруг прохладной тишины.

Он воспользовался подсмотренными у Ямы рунами для маскировки собственного присутствия и восхитился тому, как легко создаются плетения, как подвластен ему огонь, принимающий нужную форму, про которую сам Калки раньше даже не знал. Неужели это истинная суть его любящего сердца? И он от нее так легко отказался? Или эффект временный и дальше станет как прежде? Как бы там ни было, времени размышлять над этим нет, ведь чужаки подошли ближе и стали слышны. И один из голосов показался похожим на голос труса Пуластьи, что после первой созданной Калки «Стены Огня» ни разу больше не появился по ту сторону Врат.

Ярость привычной волной поднялась от живота к голове, но в этот раз Калки заставил себя сдержаться. В хижине оставались Ями с больным Виджаем, из-за которых сразу броситься в битву было нельзя. Вместо этого Калки наскоро создал охранные руны на двери, а сам затаился за углом, прислушиваясь к чужому разговору. В отличие от Ямы, сразу использующего магию, чтобы его вразумели, новые векши изъяснялись непонятно. Пришлось создать свою руну, переводящую незнакомые слова. Не то чтобы зря, но выбежавший вперед хозяев рогатый пес заметил вспышку и уставился туда, где стоял Калки, невидящим взглядом.

– Гейнд, чего застыл? – спросил вышедший из лесу молодой векш.

– Злых духов увидел, – рассмеялся его приятель.

– Ты что, веришь в эти байки, будто господин Яма может управлять мертвыми? Все, кто рассказывает подобное, невежды, не способные отличить тень благословения от несуществующих призраков!

У векша, которого только что отчитали, потемнели щеки, видимо, от стыда. Он почти начал оправдываться и открыл рот, но его поддержал третий и, к счастью, последний векш в их компании. У него на шее висела синяя капля амулета, какие были на главарях отрядов, устраивающих немногочисленные вылазки в последнее время.

– Эта тень благословения самая сильная из всех, созданных однажды самой богиней Сарасвати. Она не только может исцелять своего носителя, но и от «Стены Огня» защитит!

«Да неужели?» – мысленно усмехнулся Калки и потянулся за огнем, чтобы сплести «Ошеломление», когда пес припал на передние лапы и зашипел.

– Там, правда, кто-то есть, – испугался векш, верящий в призраков.

– Сейчас проверим, – пообещал главарь и, заставив посторониться своих приятелей, вышел вперед.

Он буквально из воздуха достал копье с черным ядовитым наконечником, под ногами заклубилась самая настоящая тень. Никакого эффекта внезапности с таким подходом не получится, и Калки, метнув «Ошеломлением» в пса, вышел к векшам, собирая на руках пламя.

«Труса» и «зануду» его появление испугало, и они отступили дальше. А вот главарь довольно оскалился, как будто ждал, что найдет здесь Калки, и ожидания эти сбылись.

– Я же говорил, что богиня просто так во снах не является. Надо было сразу сказать отцу, а не идти проверять по вашему совету.

Он словно бы приглашал их сбежать и привести подмогу, словно бы понимал, кто именно перед ним. Хорошо хоть два других олуха оказались не такими догадливыми, и не кинулись в лес сразу же. Калки выбросил пламя в их сторону, на лету превратившееся в огненных псов. Конечно, куда проще убить всех троих, но тогда на договоре с Ямой о закрытии Врат можно ставить крест и даже не мечтать о помощи Кирану. Зато теперь, когда у него имелись заложники, с главарем можно и просто поговорить, а там, глядишь, и сам Яма вернется.

– Назовись, – приказал Калки главарю, тот недовольно осклабился. – Не стесняйся, а то мои псы спросят у твоих друзей.

– Агастья, сын Пуластьи и Прити, – он не стал долго отпираться, все еще считая, что в более выгодном положении, когда внутри Калки огонь ненависти и жажда отмщения вскипели сильнее прежнего. – А ты? Почему бы и тебе не назваться тоже?

Калки оскалился, а в руках уже собралось густое алое пламя, так и напрашивающееся, чтобы его превратили в «Стену Огня». Он почти начал создавать из него плетение, когда из дверей хижины выглянула Ями, обеспокоенная шумом снаружи. Ведомый возвращенным любящим сердцем Калки не мог не обернуться к сестре, и Агастья заметил его взгляд.

Все произошло одновременно. Псы зарычали. Копье метнулось к Ями. Калки выбросил вперед чистый огонь, не тратя время на формирование «Стены». «Зануда» заключил себя и приятеля в сияющий синевой кокон. Агастья отпустил тень. Ями не мешкая выставила перед собой щит химер и удивленно отпрянула, когда перед ней появился телепортировавшийся Калки. Тень впилась в его лодыжку ядовитыми зубами, пробуждая внутри него тварь пострашнее себя самой.

Краски схлынули, и мир вокруг словно бы стал серым, как пепел. Чужие движения замедлились настолько, что Калки мог без труда обезвредить векш голыми руками, не прибегая к магии.

«Или даже убить» – подсказал монстр внутри него.

«Или даже убить, – согласился он. – Лучше убить… Лучше убить, да – око за око, зуб за зуб, сына за сына».

Он так и сделает, только оторвет сначала от ноги ту дрянь, что к нему прицепилась.

Дрянь просто так отдираться не собиралась. Пришлось отпустить такой замечательный Изначальный Огонь и вместо него призвать Священный, хотя и им тоже можно убивать – сначала тень, затем…

Мир ускорился, взорвался разноцветными искрами, вернувшими ему привычный облик. Небо вновь стало синим, лес – светло-зеленым, лежащий у ног Калки молодой векш – обожжено-мертвым. А вот со звуками творилось что-то странное. Шипел очнувшийся рогатый пес, кровь стучала в ушах, чужое прерывистое дыхание замирало, чтобы не сорваться в крик: «Зачем?!» Может, зря не срывалось, ведь ответ имелся, хороший такой ответ, правильный.

«Око за око. Зуб за зуб. Сына за сына».

Только Ями, зажавшая ладонью рот, испуганно смотрела на него, не принимая случившееся, не желая принять. И «трус» держал «зануду» за пояс, чтобы тот не бросился к погибшему и тоже не умер, а в глазах обоих юношей зрело желание отомстить за друга. Правильно. Это они правильно, ведь…

«Око за око. Зуб за зуб. Друга за друга».

Правда, друзей у Калки давно не осталось. Кого унес потоп, кого векшское копье. Яма другом стать никак не мог – он теперь даже вынужденным союзником быть перестанет. А Виджай…

Виджай, белый, как воды родной реки, если смотреть на них с этой стороны Врат, вышел из хижины пошатываясь. Ями бросилась было к нему поддержать, но он, останавливая ее, упрямо качнул головой, и ставшие вновь рыжими кудри закрыли лицо. Рука дрожала, убирая непослушные пряди. Ноги медленно ступали по опаленной траве, но никто не пытался его поторопить. И когда бывший побратим склонился над мертвым Агастьей и сорвал с него амулет, которым порезал свое запястье, пролившаяся кровь оказалась настолько обыденно красной, что все вокруг очнулись, даже мертвец вздрогнул и глубоко задышал.

– Что?.. Что ты сделал? – спросил Яма, хотя и так видел, что именно.

– Что-то, – бесцветным голосом ответил бывший побратим. – У меня нет имени для этого явления, и срабатывает оно, к сожалению, крайне редко и спонтанно – не угадаешь, когда и с кем. Сейчас же нам повезло. Думаю, ты сможешь залечить его раны и затуманить разум, чтобы о случившемся не узнали, по крайней мере скоро. Так у нас будет время закончить задуманное.

Яма кивнул и занялся сородичем. Виджай поднялся и, подойдя к Калки, протянул ему забранный у Агастьи амулет, к котором приклеилась алая капля, придав тому форму круга.

– Возьми, – сказал он. – Это хорошая заготовка для оберега Кирану. Его хватит, даже если Яма не отдаст тебе сому после случившегося.

Неунимающаяся тьма внутри Калки не позволяла забрать нежданный дар. И тогда бог Огня, вездесущий Агни, вспыхнул там, где некогда билось любящее сердце Калки, и заставил принять амулет.

«Око за око, – растворяясь в сознании, прошипел бог. – Зуб за зуб. Все ради сына».

Тьма не нашла чем возразить.

Сому Яма все-таки отдал. Изумрудная жидкость в дюжине колбочек с деревянными крышками лежала в сумке, а отобранный амулет Агастьи – в мешочке, прикрепленном к поясу Калки. Ями лично сшила этот мешочек из куска своего сари, а потом еще и зачаровала на сохранность от любой напасти. Сестре очень хотелось самой забрать эти драгоценности и лично доставить их к Кирану, а после проследить, как Калки держит слово и избавляет мальчика от проклятия, но она не могла оставить Виджая, ведь тот, несмотря на совершенное чудо, казался совсем беспомощным. Калки не винил ее за этот выбор, он его даже устраивал, но был благодарен Ями за все, что та сделала.

– В идеале сому нужно пустить в кровь, но я не знаю как, а ты и подавно. Но если просто выпить, эффект тоже будет сильным, для ребенка точно. Давай по одной колбе раз в семь дней – запаса должно хватить, чтобы ты сумел договориться со своей тьмой и снять проклятие с мальчика. Не спорь. Я вижу, что тьма твоя слишком сильна. Я пытался с ней совладать, но удалось лишь усыпить и то ненадолго. Но ты попытайся, может, и справишься. В любом случае никому, кроме тебя, ее не одолеть. Я выполню свою часть сделки – Врата будут закрыты в скором времени. А теперь же прощай навсегда, – на этих словах векш открыл разлом, чтобы Калки мог покинуть Авекшу.

– Подожди.

– Что еще?

– Давай заключим новую сделку.

Великан нахмурился, но спросил:

– Какую?

– Не заключать больше никаких сделок.

Глава 5. Карма

Разлом открылся прямо у кровати Кирана, и Калки долго стоял в нерешительности, глядя на то, как медленно поднимается и опускается грудь мальчика. Он сильно исхудал за время болезни, и было непонятно, что удерживало душу в маленьком тельце. Неважно, главное, теперь имелось чем дело поправить. Калки прошел к кровати и, опустившись на колени, достал из мешочка колбу с сомой. Мальчика следовало разбудить, но тот ни на что не реагировал, хотя Калки сильно его тряхнул. Пришлось лить так, в раскрытый пальцами рот, и надеяться, что не захлебнется, не подавится. Нет, все проглотил, но в себя так и не пришел.

– Яме бы тебя показать, – вздохнул Калки и почти решился на это, когда штору, разделяющую комнаты, сдвинули в сторону, и в проеме показалась дева реки.

«Канта, – вспомнил он имя, – мать Нараяна».

– Господин? – она побледнела лицом, словно перед ней сейчас сидел призрак.

Не ждала увидеть его здесь? Конечно, не ждала – про телепортацию в городе никто не знал, они решили держать ее существование в секрете от обычных людей. И Калки должен был вернуться по главной дороге во главе химер или не вернуться вовсе. Так все дело в неожиданности или куда глубже?

– Где Пунита, Канта? Почему она оставила нашего сына одного?

Он успел заметить ужас в ее глазах, но Канта быстро взяла себя в руки.

– К сожалению, господин мой, Кирану стало хуже, и госпожа Пунита решила обратиться к реке напрямую, чтобы та ниспослала чудо исцеления. Пока она молится, я присматриваю за мальчиком.

Реке уже молились, и Ями принесла ее ответ, что помочь та не сумеет. Пунита слышала эту злую весть, потому не могла сейчас молиться. Где же тогда она? На ум приходили лишь плохие догадки, кормящие монстра внутри, а уж он не успокоится, если найдет следы предательства Пуниты. Даже возможный гнев Ратана его не остановит, ничего его не остановит!..

– Папа? – Киран сидел на кровати и потирал кулачками глаза, все еще слипающиеся после долго сна.

Он оставался все таким же худым и болезненно выглядящим, каким был в момент появления здесь Калки, но то, как радостно воскликнула Канта, становилось понятно: никто не ожидал, что мальчик очнется.

– С пробуждением, соня, – Калки вновь опустился на колени и потрепал сына по влажным от пота волосам. – Я принес тебе сувенир из мира векш.

Чужой оберег в мгновение очутился на ладони, и Калки, полагаясь на озарившее вдруг провидение, направил силу внутрь соединившихся в круг капель воды и крови, создавая из них защиту для Кирана. Тот во все глаза наблюдал за творящимся здесь и сейчас чудом и отпрянул, когда получившийся амулет протянули ему.

– Что это?

– То, что поможет тебе выздороветь, – Калки сам надел амулет на шею сыну и, улыбнувшись, вновь погладил того по голове. – Вскоре ты наберешься сил, а потом… потом я избавлю тебя от этой напасти, хорошо?

Мальчик кивнул и тоже улыбнулся. Внутри потеплело. Калки поднял сына на руки и обернулся к все еще остававшейся здесь Канте:

– Приготовь купальню и собери какой-нибудь еды, чтобы не показалась ему тяжелой.

Женщина кивнула и скрылась за шторой. Калки прижал к себе Кирана, радуясь, что Яма не обманул, и сома сработала. Теперь дело за ним, а он уж постарается. Постарается, только сначала разберется с Пунитой, не убьет – нет, выздоровевшему Кирану понадобится мать, но разобраться с ней нужно.

Выздоровление Кирана шло стремительно, хоть и не столь стремительно, как увядание. Но за пару дней мальчик уже сам держался на ногах и снова ходил, правда, быстро уставал и подолгу спал. Калки радовался и этому. Он подправил амулет, и тот теперь перехватывал попытки Кирана дотянуться до внутреннего огня, подменяя оный собой. То же самое происходило с водой. Со временем обманка должна была отбить инстинктивное стремление мальчика в любой ситуации использовать силу, и выздоровление пойдет еще быстрее.

Конечно, не стоило полагаться лишь на амулет и сому, но как подступиться к проклятию, Калки не знал. Он пробовал просто объявить свои слова недействительными, пробовал призвать для этого силу – ничего не срабатывало. Возможно, дело было не только в искренности, а еще в месте, где прозвучало проклятие. И вот спустя три дня после возвращения, когда к химерам отправился гонец, дабы призвать их обратно в город, Калки взял Кирана с собой в Храм Огня, якобы проверить запасы перед величайшим праздником – закрытием Врат, что вот-вот случится, на деле же он хотел воспроизвести тот злополучный день, только с обратным эффектом.

Увы, в храме тоже ничего не получилось. Может, причина крылась в раздражении из-за того, что вместе с химерами в Ти Нагарам наверняка прибудет Ратан. Может, дело было в Пуните и ее охраннике Гирише, приставленном вездесущим папочкой. Пунита сначала испугалась, узнав, что Калки вернулся, но потом поняла, что мужа никто, кроме Кирана, не интересует, потому скорее радовалась его возвращению. Причем не столько выздоровлению мальчика, а сколько тому, что ей больше не нужно заботиться об умирающем. Смирилась, но словно бы в противовес ему, чтобы не вместе. Конечно, он и сам не хотел быть с ней вместе, просто теперь в приоритете Киран, и Калки вернет тому мать, пусть уже и не такой чистой, какой она когда-то была.

Мальчик почувствовал на себе внимательный взгляд и, обернувшись, расплылся в счастливой улыбке. Он сидел в центре храма возле Священного Огня, зажженного ради него, и слушал рассказы риши об Агни и чудесах, им творимых. Калки шагнул к ним и, поцеловав сына в макушку, сказал:

– Мне надо ненадолго отлучиться. Обещаю обернуться прежде, чем закончится твой урок, хорошо?

– Хорошо, – Киран уверенно кивнул, но не спешил разжимать пальцы, непроизвольно вцепившиеся в руку отца.

– Мы за ним присмотрим, – пообещал Дхавал, бывший наставник самого Калки. – Не волнуйся, нетавум.

Оставалось лишь благодарно поклониться и, выйдя за стены Храма Огня, телепортироваться на берег реки, где Канта, по слухам, ежедневно молилась, чтобы река вернула ей сына. Молитвы были тщетны, ведь богиня никогда не лезла в политику, в отличие от Агни. Но бог Огня плевать хотел на судьбу Нараяна, а вот Калки он еще пригодится, только с ним потом – сначала Киран. И его мать…

Слухи не обманули. Женщина сидела у кромки воды, опустив в нее ладонь, и что-то быстро шептала – не разобрать, кроме того, что так не молятся. Щелчок взорвавшейся руны телепорта испугал ее, и Канта резко отпрянула, едва не упав в реку, однако сумела сохранить равновесие. Поднялась, тут же отступив на пару шагов назад, пряча за спину руку, с которой падали на землю зеленые капли. Взгляд Калки зацепился за них, отозвавшись в груди тревогой, но холодный разум, четко знающий свою цель, заставил взять себя в руки и следовать намеченному плану.

– Не бойся, – Калки поднял руки с открытыми ладонями, но женщина лишь снова отступила, тогда он пообещал: – Если поможешь мне с одним делом, я закрою глаза на то, что сейчас увидел.

На мгновение на ее лицо перекосило от ужаса, а потом рот расплылся в дрожащей улыбке, что с блестящими глазами грозили близящейся истерикой. А потом Канта сжала руки в кулаки, и когда новая капля оказалась алой, женщина твердо посмотрела на Калки.

– Что именно от меня требуется, господин?

– Секрет Пуниты. Она ведь не молится реке. Боюсь, она вообще никому не молится.

– Да, господин, – ни мгновения не промедлив ответила Канта, заставляя задуматься, не зря ли давал обещание. – Госпожа Пунита не молится, а уединяется с Гиришем, и их встречи уже дали плоды.

Если бы он этого не ожидал, ярость затопила бы сознание, сейчас же в мысли толкнулся живущий в нем монстр, голодный до разрушений и смерти. Калки оттолкнул его в глубь души дожидаться своего часа и криво усмехнулся.

– Знаешь, где они встречаются?

Канта кивнула.

– Отведи меня к ним и вернешь сына. Когда Ратан вместе с моими химерами вернется от Врат, я заставлю его вернуть Нараяна.

– Спасибо! – она кинулась к нему в ноги, и он едва удержал ее, но все равно пришлось потратить драгоценное время на выслушивание ненужных благодарностей. – Спасибо, господин! Да хранит тебя река!

Калки создал для них защиту, чтобы отвести чужие взгляды и сделать их собственные шаги беззвучными, и Канта повела его от берега обратно к городу, но окольными путями, в ту его часть, что больше других пострадала от наводнения. У Ти Нагарама не имелось тогда собственных средств для восстановления тех кварталов, и Калки отдал их Ратану, дабы его людям было где жить, когда они приезжали для переговоров или на совместные празднества. Отстроенные заново здания не слишком отличались от стоявших здесь изначально, но все равно казались чужими, особенно храм, который союзники выстроили для своих богов. Пунита и раньше ходила сюда молиться, только Канта осмелилась взять Калки за руку и потянула дальше, к дому богатого торговца Динеша. Странно, ведь Динеш сразу после возвращения Калки в город отправился с помощниками на лодках вверх по реке, чтобы привезти новых товаров к будущему празднеству закрытия Врат. Но прежде чем Калки высказал свои сомнения Канте, услышал встревоженный голос Пуниты и пошел на звук.

Жена в легком охряном сари стояла под навесом и с надеждой в заплаканных глазах смотрела на Гириша. Молодой воин не хотел идти на уступку и коротко качнул головой, не соглашаясь с ее просьбой.

– Пойми, – взмолилась Пунита, – я не могу бросить Кирана…

– Он все равно умрет! – отрезал Гириш, словно отвесил пощечину. – Ты сама сказала, что зелья, принесенного твоим мужем, надолго не хватит!

– Калки снимет проклятие… Он обещал!

– Но ведь пока не снял и что-то не торопится. Ты не думала, что он просто тянет время? Обещает, что Врата закроются, отзывает химер и Ратана с войском обратно в Ти Нагарам, но если это лишь приманка? Если он собирается сдать нас всех векшам?

– Нет, – Пунита замотала головой, не желая слушать любовника. – Нет, ты его не знаешь. Он бы никогда!..

– А ты знаешь? Да он проклял собственного ребенка! Твоего ребенка! Что ему город? Нита, милая, пойми, я и сам был бы рад, если бы Киран остался с тобой здоровым и счастливым, но этого не будет. Прошу, не рискуй ради зыбкой надежды нашим ребенком! Позволь мне увезти тебя.

Она снова замотала головой, отказываясь, тогда Гириш шагнул ближе, взял в ладони ее лицо, поцеловал в лоб. Мгновение чужой нежности идеально подходило, чтобы утащить любовников на берег реки, где с ними и разобраться, но Калки остался на месте – ждал новых откровений, чтобы можно было обвинить еще и Ратана. А Пунита вдруг отстранилась и оттолкнула от себя Гириша.

– Я не могу… не могу…

Терпения у молодого мужчины оказалось куда меньше, чем у Калки. Он схватил женщину за плечи и хорошенько встряхнул, призывая прекратить истерику.

– Ты должна, – нетерпящим пререканий голосом заявил он, глядя ей в глаза. – Если потребуется, я увезу тебя силой.

Он, не Ратан. Даже монстр внутри Калки разочарованно вздохнул, а сам он вышел из магической тени к любовникам и, ухватив их, телепортировался обратно на берег реки. Канта, успевшая уцепиться за рубаху Калки, перенеслась вместе с ними, но Калки это даже обрадовало – невестка с ее темной покровительницей еще пригодится.

– А? – не понимая, что произошло, Пунита стала крутить головой по сторонам, избегая при этом мужа, а когда все-таки столкнулась к ним взглядом, в ужасе отпрянула, едва не упав в воду.

Калки ее удержал – не Гириш, воин тоже был слишком ошеломлен произошедшим. Такого векши убили бы в первом же сражении, такому Ратан не мог доверять полностью, видимо, просто сделал одолжение другу и пристроил его сына в надежном теплом месте. И раз Ратан не планировал побег дочери, значит, сильно не расстроится, если ее охранник вдруг исчезнет.

– Держи! – Калки оттолкнул Пуниту к Канте и призвал в ладони Изначальное Пламя, такое же послушное, как и до изъятия Искры.

Он не стал плести «Стену» ради Гириша и даже проявил милосердие, ударив чистым Пламенем прямо в сердце мужчины. Гириш умер мгновенно, только широко открытые глаза удивленно смотрели на Калки, пока огонь пожирал его тело, ничего не оставляя после себя. Поняв, что сейчас произошло, Пунита противно завизжала, и Калки, достигнув ее в один шаг, отвесил жене пощечину, а когда не помогло, закрыл ей рот ладонью и обернулся к перепуганной до смерти Канте.

– Избавь ее от ненужного мне бремени.

– Что? – не поняла женщина.

– Я знаю, вы, жрицы, можете избавлять женщин от плода, пока он незаметен глазу окружающих. Избавь Пуниту от нагулянного с Гиришем ублюдка. Или, может, мне снова призвать пламя?

Канта быстро замотала головой, потом подошла к попытавшейся отшатнуться Пуните и положила ладонь той на живот. Все случилось мгновенно: вот Пунита еще пытается вырваться и даже оттолкнуть Калки, а вот уже ухватилась за живот и рыдая от боли оседает на землю. Калки отпустил ее, и Канта тут же заняла его место, приговаривая что-то бессмысленно-успокаивающее, принялась гладить Пуниту по голове, и с пальцев ее стекали изумрудные ручейки магии. С головы руки Канты переместились снова на живот Пуниты, и вскоре всхлипы последней затихли.

– Какое-то время будет спать, – сказала Канта, осторожно укладывая тело. – Она не вспомнит о случившемся, а еще уже сегодня сможет принять твое семя и понести новое дитя.

Жрица неуверенно улыбнулась, пальцы ее дрожали. Калки одобрительно улыбнулся в ответ.

– Умница. Про новое дитя ты хорошо придумала, – он протянул ей руку, помогая подняться, а потом неожиданно ухватил за шею, призывая в ладонь Изначальное Пламя. – Придумала хорошо, но твоя магия говорит о том, что ты служишь не нашей реке. И раз ты предала Ти Нагарам, должна умереть.

Канта горела дольше, словно могла сопротивляться его силе. Калки терпеливо поддерживал огонь, а потом, когда все закончилось, ополоснул ладони в воде, поднял с земли Пуниту и телепортировал к домашней купальне. Сначала нужно смыть следы ее предательства, затем заняться укреплением родового потока – не пропадать же стараниям Канты. Но это, конечно, не значило, что от Кирана он решил отказаться – нет, Калки никогда этого не сделает, теперь уже никогда.

Химеры возвращались с неохотой. Они опасались оставить Врата без присмотра, и главари отрядов несколько раз телепортировались в город, пока Калки не признался, что хочет покинуть Ти Нагарам. Заявление вызвало противоречивые чувства, но в итоге все согласились, что план хорош. Калки соврал, будто эвакуируют весь Ти Нагарам, просто начнут с родственников химер, и так как семья у каждого стояла на первом месте, ложь проглотили.

Для Ратана он придумал другую историю. Для него химер отводили, потому как никто не знал, что произойдет во время закрытия Врат, значит, лучше перестраховаться. И так как это отчасти было правдой, Ратан легко в нее поверил и поспешил вернуть своих людей, дав тем самым Калки больше времени на подготовку. В воцарившейся суете никто не заметил исчезновения Гириша и Канты, может, кто-то вовсе посчитал, что они сбежали вдвоем, и слухи о том, где и когда их видели вместе, поползли по городу.

В то же время Ти Нагарам готовился к величайшему празднику, чтобы как следует отметить окончание ужасной войны. Войны, длившейся много лет и унесшей множество жизней, пусть жители воочию видели лишь ее начало. Они радовались наступлению мира. Они еще не знали, что ждет их впереди. Никто того не знал, как и сам Калки, хоть и был уверен в обратном.

Он проснулся посреди ночи и никак не мог понять, что же его разбудило. Рядом, подрагивая во сне, лежала Пунита, значит, причина крылась не в ней. Тогда он встал и прошел к сыну, но Киран сладко сопел, ничем не потревоженный. Калки присел рядом с мальчиком и погладил того по голове, заодно проверяя защитные руны, и заметил, что в его плетения добавились чужие, тоже призванные защитить ребенка. Знакомая сила, но превзошедшая себя во множество раз, став до ужаса пугающей.

«Ями».

Сестра сидела на краю купальни, свесив в нее босые ноги. От красного сари, в котором она была в Авекше, осталась лишь чоли и оборванная выше колен юбка. Черные волосы распущены и местами опалены, на руках свежие шрамы. Не так давно она побывала в битве, которую никак не могла выиграть, но вот живая и здоровая сидит здесь.

– Что произошло?

Она передернула плечами и резко обернулась. Ее некогда карие глаза налились синевой, отчего показались ослепшими.

– Ями? – окликнул ее Калки, хотя она прекрасно его видела. – Ями, что произошло? Яма предал вас, и пришлось уходить с боем?

– Пришлось уходить с боем, – кивнула сестра, и по ее щекам заструились ледяные синие слезы, испаряющиеся дымкой пара в жаркой ночи, – но Яма нас не предавал. Богиня Сарасвати ответила на молитву Пуластьи, когда тот заметил, что его сын изменился. Она объявила Яму изменником и приказала принести ей наши головы. Все случилось неожиданно, и хотя Яма с Виджаем были непревзойденными воинами, нападавших оказалось слишком много, чтобы суметь им противостоять. Яму ранили. Виджай остался прикрывать наш отход… Они… не просто его убили – поработили душу! Калки, мы должны спасти его!

Она быстро вскочила со своего места и уже стояла, вцепившись в его влажную от пота рубаху.

– Калки! Умоляю! Собери химер! Нам нужно обратно за Врата, нужно вернуть душу Виджая!

– Нет, – ответ слетел с губ раньше, чем он решил, что будет отвечать.

– Почему? – Ями отстранилась, чтобы окинуть его взглядом. – Ты… Ты хочешь ему отомстить за то, что он защитил меня?

– При чем тут это? Я не поведу химер на верную гибель! За Вратами они не смогут сражаться в полную силу, не все из них так же сильно одарены, как ты или я. Что если векши решат поработить и их души? А потом еще повернут на беззащитный Ти Нагарам! Ты подумала обо всех этих людях? О Киране ты подумала? Хочешь заставить меня убить еще одного ребенка?

Ее голова дернулась, отрицая сказанное им, потом опустилась вниз, так и застыла на долгое время. И неестественность этих движений натолкнуло Калки на мысль, что сестрой что-то управляет. Богиня Сарасвати? Вряд ли. Тогда бы Агни не преминул объявиться, но он предпочел молчать. Значит, что-то еще…

– Яма передал тебе свою силу?

Ответа не было, а когда Калки решился переспросить, Ями коротко кивнула, потом подняла голову и умоляюще посмотрела ему в глаза.

– Калки, пожалуйста! Пожалуйста, спаси Виджая! Векши все равно вскоре пройдут через Врата! Мы можем встретить их здесь, а потом…

– Нет. Я же сказал, что не поведу химер на верную смерть. К тому же векши не смогут пройти Врата, если ты их закроешь.

На мгновение ее глаза вспыхнули ярче, а потом она с силой толкнула его в грудь, правда, без применения магии. Бросила короткий взгляд на спящий дом, щелкнула пальцами и растворилась в ночи. Вряд ли после отказа Ями послушается, значит, в ближайшие недели две стоит ждать в гости векшей. Или уйти раньше…

Город в алых праздничных гирляндах и Священных Кострах был красив, как огненный цветок, и гудел, как улей. Люди пели в домах, на улицах и на главной площади, куда еще не поднялись жрицы реки, чтобы станцевать и спеть гимны богам и победителям. Да, они верили в победу, ведь Калки столько реинкарнаций правил ими, и жизнь их становилась все лучше и лучше. Только Ратан был недоволен, что не сможет воочию увидеть закрытие Врат, и не возмущался открыто лишь потому, что его город при любом раскладе оставался в безопасности.

Его недовольство и перешептывания с охраной и другими воинами стали отличным подтверждением химерам, будто Ратан затеял переворот в Ти Нагараме и даже сумел подговорить часть жителей выступить против Калки. Проведшим в жестоких сражениях почти семь осеней не хотелось воевать со своим народом, который они защищали все эти годы. Позже, когда Врата действительно закроются, химеры во главе с Калки вернутся в Ти Нагарам и призовут Ратана к ответу, сейчас же им стоит воспользоваться праздничной суетой и покинуть город, уведя в безопасное место свои семьи, чтобы они не стали жертвами чужих наговоров и злости.

Калки не боялся, что его обман будет раскрыт. Химеры, хоть и сражались вместе с людьми Ратана, последних недолюбливали, как и те химер, обладающих существенным преимуществом в виде магии. Сам Ратан не единожды обмолвился, что хотел бы управлять таким крупным городом как Ти Нагарам. Да, затем он добавлял, мол, векши испортили ему торговлю и, значит, перекрыли рост для родного города, но слова эти для химер всегда звучали неубедительно. Они же стали поводом для Калки начать подозревать союзника в недобром, пусть тот столько осеней никак не проявлял себя, хоть были моменты, когда мог бы. Просто хитрый Ратан знал, что химеры и Калки – единственная преграда между ним и векшами. Кто знает, как бы тот поступил в иное время.

Оставаться, чтобы посмотреть, что произойдет после реального закрытия Врат, Калки не собирался. Для Кирана и нового дитя, которого сейчас носила Пунита, требовалось спокойное место для взросления, чтобы они смогли возмужать и обзавестись собственными семьями. Калки уведет их в безопасное селение подальше отсюда, о котором не знали даже химеры, а значит, и векши не найдут. Чтобы провернуть это, он объявил, что в полночь в одиночестве отправится к Вратам, дабы проверить, как все прошло. Никто, даже Ратан, не посмеет нарушить покой Пуниты, и до утра их не хватятся.

Потому он без страха шел вместе с семьей по улицам Ти Нагарама, приветствуя и благословляя его жителей, зажигая Священные Костры рядом с риши. И взгляды людей почти всегда были полны благодарности, когда они смотрели на Калки, но никогда, если вдруг переводили его на Кирана или Пуниту. Люди помнили, что мальчик умирал, и не понимали, почему он здесь с ними живой и веселый. А еще они знали, кого охранял Гириш, пока Калки отсутствовал в городе, и им не нравилось, что лечившая их Канта исчезла вместе с воином. То ли еще будет, когда исчезнет сам Калки.

Ратан со своими людьми ждал на главной площади, где уже собрались жрицы и музыканты, а храмовые риши уже пели протяжные гимны реке. После они перейдут на гимны Агни, и к ним присоединятся музыканты, и еще немногим позже запоют жрицы и закружатся в своем искрометном танце, призывая Калки зажечь главный Священный Костер на площади, завершив тем самым празднества. Но пока лилась только жалобная песнь-причитание риши, Ратан прошел сквозь толпу зевак к Калки и, приблизившись вплотную, негромко заявил:

– Я хочу вместе с тобой попасть к Вратам, чтобы лично убедиться, что они закрыты.

Калки смерил его изучающим взглядом и решил ограничиться кивком – спорить не хотелось, тем более обещание все равно не придется держать.

– Вот так просто? – удивился Ратан.

– Ты знаешь об опасности и решил рискнуть, не вижу причин останавливать – все равно не послушаешь. Но ты прожил жизнь, а в родном городе оставил нескольких сыновей, значит, можешь себя не щадить.

– Неужели твоей силы не хватит на нас двоих?

– Не знаю, – Калки пожал плечами. – Врата, как и Изначальное Пламя, разделяющее миры, созданы из тел богов. Нам, смертным, даже находиться рядом тяжело, что уж говорить о таком масштабном событии, как закрытие Врат?

Ратан не ответил, скосил взгляд на бледную Пуниту, беззвучно читающую гимн вместе с ришами. Калки проследил за его взглядом и вздохнул. После вмешательства Канты, жена и впрямь ничего не помнила о случившемся на берегу реки, а может и больше. Она покорно ложилась с ним в кровать, но словно бы отключалась в эти моменты, отчего быстро наскучила, и когда другая жрица подтвердила, что Пунита ждет ребенка, вместе они только спали. Впрочем, у него имелось много других дел, и раз Пунита не плакала, не болела, а наоборот вновь стала послушной женой, следящей за домашним хозяйством и заботящейся о Киране, Калки почти не обращал на нее внимания.

– Утренняя тошнота аппетита не добавляет, а без пищи откуда взять сил? – пояснил он для Ратана. – Жрицы обещают, что скоро пройдет.

Чужие слова заглушили вступившие музыканты, но кивок подтверждал, что Ратан за дочь скорее рад, чем переживает. Это хорошо, значит, не кинется их провожать, особенно если направить его в другую сторону. Калки склонился к его уху и прокричал, стараясь перекричать музыку:

– Ждите меня у северного выезда из города. Я проведу нас с помощью магии и, даст Агни, до рассвета управимся.

Ответом был новый кивок.

Праздник еще продолжался, но Киран очень вовремя начал зевать и капризничать, благодаря чему Калки смог увести их с Пунитой домой раньше намеченного времени. Конечно, не все это одобрили, ведь нетавум должен был до последнего оставаться со своим народом, но никто не посмел ему возразить. Может, еще и пожалели, что ему приходится отвлекаться на больного ребенка и беременную жену, чтобы род продолжил существовать, и реке было куда возвращать души родственников, а после и самого Калки. Да, последнее он поставил своей целью по возвращении из Авекши, но правда крылась и в том, что народ давно стал ему безразличен, и ритуал, проведенный Ямой, не сумел этого изменить.

Вещи они собрали заранее: одежда на первое время, немного еды, остатки сомы для Кирана. Оставалось дождаться, пока Пунита переоденется в гагра-чоли, более удобные для путешествия. Переодевалась она медленно, и чтобы не раздражаться понапрасну, Калки вышел во двор и окинул взглядом все еще празднующий город. Песнь-восхваление Агни доносилась даже сюда, вызывая в душе непрошенную грусть по старым временам, когда были живы люди, которых он любил всем своим отсутствующим ныне сердцем. И словно чтобы оборвать поток воспоминаний, вышедший вслед за ним Киран ухватился ледяными ладошками за руку.

– Что случилось? – Калки машинально потрепал сына по волосам и наклонился, собираясь поднять, но отшатнулся, заметив подернутые белесой пеленой глаза мальчика.

– Не бойся, – сказал Киран. Или нечто его устами. – Я не причиню вреда ни тебе, ни ему, хотя ты заслуживаешь наказание за убийство моей жрицы, бывшей невинной.

– Река? – он забыл, когда в последний раз удивлялся, но прежде богиня никогда не говорила с ним через других, она ни с кем так не говорила.

Мальчик кивнул.

– Канта служила не тебе. Ее зелень была сродни магии векш, значит…

– Ошибаешься. Канта усердно молилась и помогала многим страждущим, отчего и я, и Агни наделили ее своими дарами, которые, смешавшись, позволили ей исцелять других.

– Но цвет!..

– Ты не слушаешь. К тому же Киран тоже мог объединять дары до того, как ты его проклял.

Из-за напоминания внезапно нахлынула злость, и Калки непроизвольно сжал пальцы и тут же разжал, вспомнив, что держит в руке ладонь сына, которому не хотел навредить.

– О чем ты хотела предупредить? – грубо спросил он, пытаясь успокоиться.

– Он идет. Тот, кто убил Рамеша твоими руками. Он идет уничтожить Ти Нагарам.

«Пусть, – подумал Калки. – Пусть идет, теперь это не моя проблема».

А в груди начинала закипать знакомая ярость, и задремавший было монстр принялся требовать выйти навстречу Пуластье, выжечь его приспешников «Стеной Огня», самого же векша долго и жестоко пытать, чтобы тот не сразу умер и прочувствовал всю ту боль, что и Калки, когда убил сына.

– Он хочет забрать жизнь Кирана за случившееся с Агастьей.

– Он его не получит. Я его остановлю, – руки снова сжались в кулаки, но теперь они сжимали пустоту и зарождающееся в ней пламя.

Пунита вышла к ним весьма вовремя. И Калки вместо того, чтобы сломя голову нестись разбираться с Пуластьей, решил сначала увести семью в безопасное место. Выбор дался ему тяжело, и монстр внутри негодовал, сыпля болью воспоминаний о былых потерях. Только вот новые раны не исцелят, скорее наоборот, потому Калки прошел в дом, забрал сумки и, приобняв за плечи Пуниту, поднявшую на руку Кирана, телепортировался подальше от города и Врат.

Дальше он призвал стаю огненных псов, больше и сильнее тех, что использовал для нападения. По возвращении из Авекши он много думал, как еще защитить сына, если самому придется его оставить. Псы на роль охранников подходили идеально и, казалось, обладали разумом, как будто к их созданию приложил руку не только Калки, но и Агни тоже. От бога станется, но так было даже лучше – так больше верилось, что они спасут Кирана от любой напасти.

Калки поднял сына и усадил на одного из псов.

– Держись крепче, хорошо?

– Хорошо, – мальчик, улыбаясь, закивал – для него все происходящее казалось веселой игрой.

Он обнял своего охранника за шею, и Калки снова пришлось объяснять, как надо держаться. Затем пришел черед Пуниты, но она все с первого раза выполнила правильно. Оставшимся псам достались сумки, и они отправились в безопасное селение, расположенное в горах, где их должны встретить химеры.

Долго смотреть им вслед Калки не стал – его ждало еще одно дело, жизненно важное дело. И в этот раз месть непременно свершится! Нужно лишь щелкнуть пальцами, активировав давно заготовленную руну телепорта, чтобы вернуться в Ти Нагарам. И он щелкнул.

Город сражался. Да, химеры покинули его и, в отличие от Калки, не собирались возвращаться. Но войско Ратана вышло провожать своего правителя, и нападение векш не осталось незамеченным. Конечно, что могли мечи и стрелы против магии? Практически ничего, если бы не горящие по всему городу Священные Костры. И все равно силы были слишком неравны.

Жители нижнего города бежали кто прочь, кто вверх по улице, чтобы скрыться в Храме Огня, надеясь на защиту бога. Им было невдомек, что Агни не может напрямую вмешаться – обожжет реку, и кто знает, какие беды из этого народятся. Потому-то в свое время бог наделил химер своей силой, чтобы те защищали горожан от векшских нападений. Но химеры ушли, да и сам Калки никогда бы не повернул назад, если бы не Пуластья.

Желание отомстить убийце сыновей горело внутри ярче Изначального Пламени, сильнее обжигало. Калки призвал новых псов, попроще, и бросил их на поиски векшского вождя. Сам шел по городу не таясь, безжалостно разя каждого вражеского воина, случайно попавшегося на пути. Люди Ратана радостно приветствовали его, ожидая, что следом придет помощь, благодаря которой они быстро совладают с врагом. Но ему помощь не требовалась – чтобы утолить жажду мести, он должен был лично убить каждого пришедшего в Ти Нагарам идиота. Каждого. Своими руками. И он убивал.

Он хорошо знал город и потому не мешкал с телепортом, если бой становился для него опасным. Массово создавал огненных гончих, бил со спины, использовал малые «Стены» – правил не было, была лишь цель – Пуластья. Река не стала бы лгать, значит, векшский вождь здесь, видимо, тоже жаждет мести и не уйдет, пока не найдет Калки. Они просто не могут не встретиться, так чего жалеть огня? Последний имелся в достатке, сколько бы не потратил: то ли ярость питала его, не давая выгореть раньше исполнения задуманного, то ли ритуал Ямы сделал личные ресурсы бездонными. Какая разница, если он может убивать врагов?

Город горел. Город был исчерчен рыжими проплешинами там, где проходили «Стены Огня». Раненные огненные гончие истекали огнем, кровью своей вычерчивая ловушки для векш и их псов, и пожары множились. Город стал похож на лабиринт – лабиринт смерти, из которого не оставалось выхода, и повезло лишь тем, кто убежал сразу. Только риши под сенью Храма Огня держали пламя на расстоянии и молили бога, чтобы тот помог им. Агни молчал, но риши того не замечали, думая, раз векши не суются в верхний город, то все будет хорошо. Впрочем, для них все и впрямь могло закончиться хорошо.

А вот векшей, не ожидавших встретить сопротивление в принципе, успели потрепать люди Ратана. Затем Калки своим мельтешением и гончими создал сумятицу в их рядах, и теперь синекожие отступали туда, откуда пришли. Это было плохо, ведь чем больше их собиралось вместе, тем сложнее давалась победа. Но в то же время они должны привести его к Пуластье, а потому риск оправдан.

Усталости он не чувствовал. Да, он не всесилен, и векшам удалось несколько раз его ранить, но не смертельно, хотя и не легко. Прижигание помогло остановить кровотечение, а пылающий внутри огонь снял боль и наполнил силой, потому ран своих он не замечал. Просто уворачиваться от чужих заклятий становилось сложнее, и чтобы избежать новых атак, он все чаще и чаще использовал «Стену», в которую вкладывал все больше и больше Изначального Пламени. И пожары Ти Нагарама пылали все ярче.

Пока он побеждал, это было неважно. Но вот очередная «Стена Огня» столкнулась с черным маревом и истлела, не пройдя дальше. Конечно, марево тоже исчезло, но пришлось остановиться, обновить щиты и призвать новых гончих. Тот, кто шел навстречу, тоже не торопился – не думал, что силы окажутся равны. Впрочем, вскоре чужак все-таки вышел на освещенную заревом пожаров улицу, и не узнать его оказалось невозможно.

– Пуластья…

Странно, но монстр внутри не кинулся на векша сразу же, стоило ему показаться, наоборот, насторожился и замер. Монстр знал, что этого врага так просто не одолеть, и победа потребует выдержки.

– Калки, – усмехнулся Пуластья, у него уверенности было куда больше.

– Разве я не уничтожил твою тень шесть осеней назад?

– Уничтожил. Богиня подарила мне новую, куда сильнее прежней. Куда сильнее той, что владел Яма.

– Значит, я уничтожу и ее, – и Калки, на ходу призывая «Стену», бросился вперед.

Использованные ими заклинания оказались равными и испарили друг друга. В ход пошли новые руны и даже чистая сила, рассыпая по округе разноцветные искры при столкновении. Бой был неравным. Арсенал рун Пуластьи оказался куда обширнее, чем у Калки, и вскоре векш начал предугадывать, куда Калки телепортируется, и посылал туда тень. Огненных гончих вскоре не осталось, кровь быстро прогорела, хоть и сумела подпалить немного тьмы. Финал казался предрешенным.

Очередной удар он пропустил. Тень впилась в правое плечо, и рука плетью осела вдоль тела, более не способная плести руны. Калки призвал в левую ладонь чистое пламя и попытался отодрать от себя липкую от крови черноту. От новой атаки закрыться было нечем, и от безысходности он начал вливать пламя прямо в удерживаемое щупальце тьмы. Подобного Пуластья никак не ожидал и в шоке отпрянул, притянув тень к себе, и пока не торопился атаковать снова. Калки слышал его негромкие ругательства на векшском, но сил радоваться не осталось. Он приложил все еще пылающий огонь поочередно к ранам, но толку от этих действий не ждал – рука не поднимется, а без нее даже простенькой руны не сотворить. Вот и все. Оставалось заострить пламя и перерезать себе горло, лишь бы не достаться врагу.

Только внутренний монстр не желал сдаваться. Он не мог отпустить Пуластью живым, не после того, что тот сделал с Рамешем. Не после того, как Рамеш убил своего брата Ананду. Не после потопа и горя, что принесла вода. Не после того, как Калки все потерял, а Виджай не дал ему забрать хотя бы сына за сына. Нет. Он не сдастся. Не здесь. Не сейчас. Как можно сдаться сейчас, когда вокруг столько огня? Разве сила его не в огне? Нужно лишь призвать его ближе, вылить немного своего пламени, чтобы заполнить пустоты, чтобы весь город превратился в единую «Стену Огня» – в Изначальное Пламя. И он опустил ладонь, и с нее вместе с кровью на землю полились алые всполохи, а со всех сторон к нему уже стекались потоки местных пожаров.

Все закончилось внезапно. Треск заглох, жар уступил ночной прохладе, искры больше не тянулись вверх к звездам, надеясь к ним присоединиться. Небо и вовсе просветлело, и на востоке догорающим пламенем алел рассвет. Калки и принял его поначалу за затухающий пожар, но вскоре глаза перестали слезиться от дыма, ведь и он развеялся. И оказалось, что вокруг ничего нет. Вообще ничего.

Первая мысль пришла о смерти, и он бы поверил, если бы так сильно не болела рука, а рубаха и дхоти не были мокрыми от крови. Нет, смерть ждала впереди, а короткое время до нее оставалось лишь для того, чтобы он осознал, что натворил, выпустив монстра на волю. Потому что сделанное им нельзя перекрыть ни одной потерей, даже если боги решат их умножить. Потому что города не осталось – ни руин, ни осколка кирпичика, ни черепка. Изначальное Пламя слизало все подчистую: и напавших векш вместе с ненавистным Пуластьей, и риши, призывавших Агни спасти их и горожан. Спаслись лишь те, кто с самого начала сбежал, да еще химеры, отосланные Калки.

Агни не отозвался на молитвы. Река не вступилась. Не их вина – они не правили городом, бразды правления принадлежали ему и никому больше. Что есть власть как не обязанность защищать свой народ? Калки знал это с самого рождения, знал не одну жизнь и верил в незыблемость этого. Многие инкарнации он следил, чтобы истинно бессмертные не сбились с правильного пути, не забыли своей веры, не потеряли души. Под его рукой Ти Нагарам рос и ширился, обрастал торговыми связями, копил богатства и знания. Город процветал.

Калки не заметил, как сам сошел с проторенной дорожки, и пока остальные шли вперед верным курсом, он злился и пытался согнать их в пучину, в которой тонул. И чем дальше они уходили, и чем глубже он увязал, тем жарче становился огонь ярости в его груди. Пламя ширилось и ярилось, а он все хватал и хватал из бесконечного источника, не заметив, как вычерпал разум и доброту. Кто в силах заставить дурака остановиться? Кому поверит он в сказанное: «Время ушло»? Пришла иная пора – сложить с себя бремя, уйти на покой, смешаться с рекой. Но он все цеплялся за власть, за свою избранность, за осени полные урожая и счастья. Он ли был причиной тех урожаев и людской радости? Или то было просто такое время, а он лишь удачно рождался и становился во главе? Кто объяснит дураку, где больше правды?

Нет, они не то чтобы не пытались – он слушать не захотел. Ни Агни, и бог просто создал себе нового избранного. Ни Виджая, и Калки оставил побратима на вечные муки. Ни Ями, и он повелел сестре пойти на верную смерть. Ни Яма, хотя векш-великан был ближе всего к цели – рано отпустил, понадеялся на бессердечного. И Киран, мальчишка, которого он проклял из-за сиюминутного страха потерять власть, сын, которого следовало любить и лелеять как единственного живого, но Калки так и не смог снять проклятие – не было искренности в желании спасти мальчика, да и желания спасать не было. Ведь спасти его – потерять власть на многие эпохи вперед, как будто уже не потерял ее навечно.

От осознания содеянного он упал на колени и заорал от бессилия, кричал недолго – сорвал голос. Но выжившие успели найти Калки. Они собрались вокруг него, пытались остановить кровь, расспрашивали о том, что здесь произошло. Потом никак не могли поверить, что это он сжег город, а когда осознали – сами превратились в монстров. Сначала просто кричали и толкали его, затем стали бить, после и этого им показалось мало…

Демон Максвелла вырвал Дэна из воспоминаний до того, как тело Калки стали раздирать. Но слова благодарности не шли, а на экране перед ним крутилась сцена убийства, и юный Нараян поднял на вытянутых руках вверх сердце предавшего свой народ правителя. Мальчик что-то крикнул на незнакомом теперь языке и впился зубами в еще теплую плоть. Дэна передернуло.

– Кровь, – пояснил демон. – Они в ней перепачкали, пока тело кромсали. А Калки столько огня в ту ночь через нее прогнал, что и другим досталось в качестве дара. Я еще подумал тогда, что любопытно получилось, и принялся выжившим помогать и магии своей обучать. Через Нараяна – наследник все-таки. И у него неплохо получалось, правда, с контролем проблемы были, но да на безрыбье… А потом снова пришли векши и развязали уже третью войну, и мальчишка со своим контролем быстро выгорел, даже жалко. – Пузыри взметнулись вверх и лопнули с протяжным вздохом.

– Наследник? – не понял Дэн. – А Киран?

Вместо ответа, к нему подплыл новый экран, на котором показывали погоню. Огненные Псы бежали вдоль горной реки и несли на себе маленького мальчика, а за ними следом на повозке, запряженной буйволами, несся Ратан. Он пытался на ходу стрелять в псов, чтобы заставить их разбежаться в разные стороны, и тогда появилась бы возможность подъехать поближе и попробовать схватить внука. Но собаки держались кучно, а стрелы были им нипочем, они лишь ускоряли бег, пытаясь оторваться.

Тому, на чьей спине сидела ноша, бежалось не так легко, как товарищам, и на одном из поворотов пес оступился и вместе с Кираном упал в бурный речной поток. Вода вспенилась и закипела, но другому псу удалось вытащить обмельчавшего товарища обратно на берег. Стая принялась кружить рядом с местом падения не зная, что им делать, потому что в реку они сунуться не могли – она их убивала. Ратан притормозил буйвола и теперь приближался к ним не столь быстро, внимание мужчины занимало место падения мальчика. Наверное, собирался броситься в воду вслед за внуком, в надежде того спасти, но псы вдруг резко задрали головы вверх и истошно завыли. Выли долгую минуту, а потом развернулись и пошли на Ратана. Тот не сразу понял, что пора разворачивать повозку, а когда осознал, буйвол, напуганный псами, метнулся к воде, опрокидывая туда мужчину.

Поднявшаяся волна выплеснулась в экран, заставляя Дэна отпрянуть, а когда он вновь поднял взгляд, там уже показывали юную векшу, достающую из реки амулет Кирана.

– Перемотай! – приказал он демону, не осознавая, что переходит границы.

– Зачем? – фыркнул тот, и вопрос прозвучал весьма риторически.

– Я не увидел, что в итоге стало с Кираном.

– Неужели? – острозубая улыбка на безглазом лице растянулась еще шире. – Он умер, Дэн. Надо было постараться, чтобы этого не понять. Киран умер, да и был ли у него шанс, после того как Калки его проклял? Мальчик все свои последующие реинкарнации тяжело болел и умирал, редко доживая до пяти лет, пока ваши души однажды снова не пересеклись, и вы не поделили проклятие.

– Но амулет…

– Мьялиг подобрала его тысячелетия спустя ниже по течению, когда река уже обмелела. Это ее единственное путешествие за закрытые Врата с целью разузнать о судьбе отца и душе Брамы. Надо признать, узнала, хоть и не поняла, как вернуть Браму обратно. Вот и пришлось потом со мной договариваться.

– Ты потому меня и простил, что идеальнее кандидата для спуска в Лабиринт Смерти за кровью Брамы не нашел?

Пузыри взорвались с отчетливым «не-а», а демон весело покачал головой. Разговор его неимоверно забавлял.

– Я давно тебя простил. Ну, ладно, давно понял, простил, когда Нараяна учил. Задним умом все-то мы умные, вот и до меня поздновато дошло, а то, глядишь, и сердце бы не прибрал. Думал, без чувств оно проще будет. Когда лучше не стало, решил, что с этим избранным все и надо нового. Кстати, Канта так сильно ненавидела Калки из-за отобранного Нараяна, что решила обмануть его. Она не избавляла Пуниту от плода, но нечаянно промыла той мозги, и сказочку «про доброго Калки» несли в мир рожденные от Гириша близнецы. И-ирония, особенно потому, что алый поток твоей семьи дальше в мир понесла девочка, та самая внучка, чье имя Калки не удосужился запомнить. Крови-то оно неважно, что там было между ног, чтобы душа по ней нашла свою семью, – он задумчиво завис в воздухе, совсем как старик, заболтавший сам себя.

Самое время развернуться и уйти, но Дэн не знал, как и куда. А еще в голове свербел вопрос, который лучше задать сразу, чем потом мучиться и мучить других.

– Если ты давно придумал, как достать душу Брамы, и простил меня тоже давно, почему так долго тянул?

– Опять риторические вопросы… Вот что у вас, людей, за привычка такая дурацкая, на каждое понятное событие вопросы задавать? Душа у тебя после уничтожения Ти Нагарама была слишком тяжелой от налипшей на нее грязи свершенных поступков – еще бы тысячелетия и тысячелетия крутиться ей в сансаре, пытаясь очиститься, если б не разделенное проклятие. Да и то ты после с дыркой в сердце родился, так бы и помер, если б душу Кирана к тебе не притянуло, и она себе проклятие не вернула.

– Но Илья…

– Не болел? Ну так и проклятие уже разбитым было – срасталось долго, но срослось, хоть его и Мьялиг заморозить пыталась, и амулет… Задолжал ты пацану, Денис, много задолжал – попробуй теперь расплатиться.

– А не много ли ты требуешь от бессердечного? – разозлился Дэн, которого достали привычные для демона перепрыгивания с темы на тему, а еще Илья, знавший все это, но молчавший.

– Бессердечного? – промурлыкал демон, а потом вдруг когтистая лапа пронзила грудь Дэна, сжав зашедшийся в бешенному пульсе от ужаса орган. – Скажи-ка мне, Денис, а у тебя его точно нет? – и выпустил в него столько Изначального Пламени, что Дэна выкинуло обратно в реальный мир.

Заметив, что он очнулся, Илья подорвался со своего места, торопясь помочь, неважно чем, лишь бы помочь. Там, где недавно сидел брат, собралось множество окурков и смятая пачка. Настороженный Декстер лежал рядом – пес что-то почувствовал, но не решался действовать на опережение.

«Лежи спокойно, хороший мальчик» – мысленно перебирая в голове заклинания, действующие на животных, подумал Дэн и принял протянутую руку Ильи.

– Как все прошло? – взволнованно спросил брат. – Получилось разузнать ритуал воззвания к Агни? – Кивок в ответ его воодушевил, и губы дрогнули в улыбке. – Это хорошо… Ты же не забыл о моей просьбе, да? Мы с тобой здесь поговорим или у тебя в квартире?

Он заметно нервничал и говорил быстро, словно боялся куда-то не успеть. Но этого времени хватило, чтобы сплести «поводок» для Декстера и кое-что для самого Ильи.

– Дэн? Так мы поговорим, да?

– Нет, – щелчок, и уже собравшийся подняться пес настороженно замирает. – Мы не поговорим, – удар в солнечное сплетение заготовленной руной.

Тело рухнуло к его ногам. Декс, несмотря на «поводок», тихо зарычал, правда, с места не сдвинулся. Дэн собрал на кончиках пальцев чистую силу и склонился над братом, но ничего не успел сделать – зазвонил телефон Ильи. Черный прямоугольник обнаружился во внутреннем кармане ветровки рядом с заколкой с навершием-бабочкой, отобранной когда-то у Шанкьяхти-хи. Звенела напоминалка, призывающая не забыть забрать заколку, ведь она поможет спасти Лану.

– Сученыш! Ты и после смерти командовать будешь?!

Никто не ответил, но ответ и не требовался – Дэн в очередной раз просто не смог не задать риторический вопрос.

Глава 6. Наставление кланам

Несмотря на ужасную ночь, безумный день и столкновение с ненавистным Дереком Штаутом, спать не хотелось. Скорее всего, дело было в целительницах, которым передал ее Коичи. Они влили в Лану столько магии, что в какой-то момент ей показалось, будто кожа от их усилий позеленеет в тон чужим рунам. Зато настолько хорошо она давно себя не чувствовала, последний раз, наверное, за пару месяцев до их первой с Дэном ссоры. И дело не только в исцелении, теплой ванне и плотном вкусном ужине, просто Лана поверила, что теперь в безопасности, ведь Коичи собирается помочь ей со снятием браслетов!

Интересно, может, он ее и тенью пользоваться научит? Конечно, в последнее время она со своим недовеномом вполне ладит, только все же лучше знать, как правильно его использовать. Тень – штука мощная, такой, по идее, ушатать Дерека одной левой ничего не стоит. Только есть ли смысл идти искать Коичи сейчас и приставать к нему с внезапными просьбами или лучше дождаться, когда снимут браслеты? Без них отказать будет сложнее – попробуй откажи Искре!

Она успела представить, как они с хозяином поместья сидят на деревянной веранде-энгава, любуются садом, в глубине которого в самые ответственные моменты ударяет бамбуковой палкой по камню сика одоси. Ну, акценты правильные расставляет, прям как в аниме.

«В твоем случае, скорее всего, акценты будет летающая туда-сюда ворона расставлять» – съязвил внутренний голос, намекая, что она слишком расслабилась.

К сожалению, он был не так уж и не прав. Вспомнить про ту же пощечину – целительницам в первую очередь наказали вылечить ее последствия, остальное на их усмотрение. Синяк мозолил ему глаза, а про то, как ей досталось от Люси Маруни, он не знал и не спросил, как все прошло. Ну да, Дерек Штаут и острое желание поставить его на место из-за отработавшей свое клятвы. Если подумать, то ведь и ударил ее Коичи, когда их договор оставался в силе…

– Ладно, сначала пусть снимут браслеты, а потом, когда влияние Искры Огня подействует, попрошу, – решила Лана.

Она ждала, что внутренний голос снова возразит, но в дверь постучали и игры разума пришлось отложить.

Вошла очередная незнакомая девушка, низко поклонилась и сообщила, что Коичи-сан просит спуститься в восточное крыло. Которое именно восточное девушка обещала показать, а Лану вдруг заинтересовало, куда это подевались все мужчины. Или других, кроме Коичи с братом и их дяди Сецуну, в природе не существовало? Нет, вряд ли. И остаться с Дереком, после того как Иссин умер, а Коичи ушел, они не могли. Неужели, Рубеж? Если да, стоило ли добавлять это плюсом к колонке «Коичи-союзник»? Другом после памятной пощечины назвать его язык не поворачивался. Но за браслеты можно будет подумать о прощении.

«Хватит уже делить шкуру неубитого медведя! – не дождавшись внутреннего голоса, разозлилась на себя Лана. – Сначала сними, если получится…»

Восточное крыло нашлось и впрямь быстро. Коичи ждал на улице у тропинки, ведущей вглубь череды строений. В отличие от Ланы, одаренную одобрительным взглядом, выглядел мужчина неважно. Откуда-то взялись бледность и испарина на лбу, а еще руки были до предела напряжены, как будто чудовищным усилием воли пальцам не позволяли дрожать. И этот человек управляет гончей смерти, перепугавшей Дерека Штаута до усрачки. Она сказала бы «Славно драпал», но телепорт – штука чересчур шустрая, не оставляющая возможности насладиться созерцанием спины врага.

«Выжечь ему глаза не такая уж плохая идея» – прошелестела тьма на задворках сознания, и Лана мысленно шуганула ее, чтобы та сидела тихо и не высовывалась. В поместье клана, контролирующего тени, показывать собственную лучше не стоит, чего бы там Коичи не имел в отношении самой Ланы. А то ведь отберет и не поморщится.

– Ты хотел поговорить?

– Не совсем. Скорее показать кое-кого, – он мотнул головой вглубь построек. – Помнишь про онибабу, которая может помочь? – Лана кивнула. – Чем скорее мы ее посетим, тем лучше.

Она снова кивнула. Ей и впрямь было на руку быстрое избавление от «Пальцев Смерти», да и нехорошо заставлять старших ждать.

«Блин! Я же не думаю всерьез, что это он свою премудрую бабушку ласково обзывает демоном?»

А Коичи тем временем уже ушел вперед и не собирался ждать или оборачиваться, чтобы проверить, идет ли она следом. Догнать его труда не составило, а вот придать голосу небрежности и праздного любопытства, маскируя пробудившийся вновь страх, пришлось постараться.

– А кто такая ваша онибаба?

Следующие пару шагов он сделал медленнее предыдущих, отчего показалось, что споткнется, но нет – быстро выровнял темп.

«Любопытно» – прошелестела неугомонная тьма.

Переспросить Лана не успела. Хозяин поместья взял себя в руки и заговорил бесстрастным будничным тоном, словно не о случившемся со своей семьей, пусть и много лет назад.

Клан Абэ был многочисленным, но слабым. Последнее списывали на то, что основатель по окончании второй войны двух рек настолько сильно хотел забыть об увиденных ужасах, что сбежал в будущую Японию на остров Канто. Он и его потомки мечтами слиться с коренным народом, потому женились только на местных девушках. Союзы выходили плодовитыми, детишки здоровыми, а вот сила огня из-за этого постепенно угасала. Правда, последнее никого не волновало, пока сообщество творцов по совету Агни не призвало на Землю богиню Сарасвати.

Да, векш, носящий имя их бога, запер богиню в подземелье Шамбалы, но все в сообществе понимали – это ненадолго. Сила стала не блажью зажравшихся кланов, а необходимым ресурсом для выживания, и клану Абэ он был жизненно необходим. Сиро Абэ, тогдашний глава, стал одержимым идеей найти для себя и своих людей силу, что не только защитит их в будущем, но и заодно поднимет наверх, помогая занять достойное место в сообществе, некогда презираемом. На пути к своей цели Сиро творил страшные вещи, но кто из творцов тогда не делал подобного? В конце концов, он добился своего, разработав технику подчинения теней своей воле, и научил ей своих сородичей.

Сам Верховный Творец приблизил его к себе, родичи благословляли, прочие восхищались. И только его жена Наоки отказалась от нового дара, хоть и сама являлась целительницей. Она все твердила, что тени Сиро однажды уничтожат их клан, пыталась выкрасть и спрятать внуков, чтобы их не смели обучать, мешала занятиям в додзе. Сиро любил ее, но не стал терпеть выходки, в один прекрасный день изгнав Наоки из родового поместья. Конечно, та не смогла уйти тихо, устроив величайший скандал, пообещав, что еще вернется и докажет мужу, как сильно тот ошибался.

Много лет прошло с тех пор, Сиро успел умереть, внуки, опекаемые Наоки, вырасти и обзавестись детьми. Главой клана стал Хирохито, проводивший много времени при дворе Верховного Творца, а управление поместьем и сородичами передал своему сыну Исао. Работа эта была нелегкой, потому Исао почти перестал видеться с семьей, но однажды ему во сне явился сам бог Огня и сказал, что, если тот не бросит все и срочно не повидает своих сыновей, может случиться страшное.

Младшим никто не рассказывал про прабабку Наоки, в доме не имелось ни портрета, ни фотографии с ней, и добрая женщина, рассказывающая сказки и учащая разным магическим фокусам, очень скоро пришлась им по душе. Когда она однажды попросила у них немного крови, дети с удовольствием с ней поделились. Просила-то всего ничего – одну лишь капельку, а взамен предлагала попробовать свою.

Обмен не состоялся. Наоки успела выпить крови детей, а затем в комнату ворвался Исао и схватил бабку, после чего заточил ее в одном из дальних сараев, который тщательно опечатали. Детям строго-настрого запретили приближаться к нему, и они пару десятилетий не смели нарушить запрет.

История ясности не добавила. Лана допускала, что они идут к Наоки, но чем ей могла помочь древняя старуха-целитель? Да и были у нее уже целители, вылечили, а толку? Браслеты-то вот они – никуда не делись. Или бабка все-таки вампирша, и Коичи хочет сотворить оную из Ланы? Нет, это совсем бред, может, он и поругался с Дереком, но закрытие Врат все равно в его интересах, а разные превращения Ключа, демон Максвелла знает во что, могут этому помешать. Какой тогда смысл?

«Он говорил, будто бабка снимет с меня браслеты…»

Ну или попытается. Только раз Исао легко с Наоки справился, то и силы в ней никакой нет, получается. Или женщина просто не захотела драться с любимым внуком, потому сдалась на его милость? Хотела уговорить? И вот еще – как она стала вампиром? Или вампиризм Лана сама выдумала, услышав про несостоявшийся обмен кровью? Вампир бы больше одной капли выпил… Вон как у Кинга, например. Или у Стокера.

Кто там еще про каких кровососов писал или снимал фильмы с сериалами, вспомнить она не успела – пришли. Впереди чернела земля на добрые пару метров, окружив собой ветхий деревянный сарайчик, увешанный белыми полосками заклинаний онмедзи, как будто нельзя было обойтись только рунами. Последние тоже имелись, просто при свете дня оказались незаметными. А еще вокруг сарая стояли знакомые камни с впаянными в них амулетами, наверное, это они питали местные руны.

Конечно же, Коичи потащился к дверям сарая, и Лане ничего не оставалось, как пойти следом. Внутри оказалось светло, благодаря многочисленным щелям и окну, находящемуся на противоположной от входа стене. На угольном полу огромная сдерживающая руна с камнем в центре, только уже без амулета. К камню железными цепями была привязана старуха, распластанная по поверхности на манер несчастных жертв Водолея на косых крестах. Голова упала на грудь, и поредевшие седые волосы закрыли лицо. Тонкие высохшие руки с запястьями, которые легко переломить. Просторный черный балахон, болтающийся на теле, как мешок, свисающие над полом тощие ноги. Но зримое было не так ужасно, как то, что амулетом для удерживающей руны оказалась сама пленница

Лана почти бросилась к ней на помощь, желая разбить чужие оковы, пусть и ценой всего добытого огня, но Коичи ухватил ее за шкирку и притянул к себе.

– Внешность обманчива, – тихо сказал он, практически прошептал. – Наоки-сан однажды выпила досуха охранника, решившего, как и ты, ее освободить. И раз общество Дерека тебе больше не грозит, не спеши в круг. Хорошо?

Ее хватило на короткий кивок, однако Коичи не торопился отпускать – дождался, когда организм Ланы свыкнется с волнами, источаемые старухой, и острое желание помогать сменится сначала удивлением, затем стыдом за то, что так легко поддалась чужому влиянию. Новый кивок получился уверенным – говорить она побоялась.

– Молодец. Стой тут.

«И как старуха нам поможет, если настолько опасна, что к ней не подойти?!»

Очевидных ответов не было, спрашивать хозяина поместья казалось небезопасным, а внутри зрело желание выбежать отсюда на свежий воздух. Она же в Японии! Где-то здесь Макс! И мама. Да прям сам бог велел руки в ноги и!..

– Эй, онибаба, дело есть, – голос Коичи стал грубым и немного хрипловатым, как будто он пытался сойти за якудзу.

«Он что – боится?» – пронеслось невероятное в голове.

Цепи заскрипели. Старуха медленно подняла голову и уставилась на пришедших алым взглядом. Лицо ее оказалось изрыто глубокими морщинами, щеки впали, глаза провалились в череп, лишь огоньки ярко горели где-то глубоко внутри них. Тонкая линия рта растянулась в белоснежной улыбке, обнажая длинные острые клыки.

– Ко-тян, – прохрипела Наоки, не переставая улыбаться. – Как же ты вырос, Ко-тян.

Лана покосилась на спутника, тот и бровью не повел, услышав детское прозвище. Спокойно достал нож из крепления на голенище, спрятанное до поры до времени брюками, повертел в руках, демонстрируя старухе. Улыбка той стала еще шире, хотя казалось куда еще.

– Помнишь, однажды ты пообещала исполнить любое мое желание, если я дам тебе свою кровь? Не просто пообещала – поклялась.

– Конечно. Для тебя – что угодно. Но я слишком слаба, мне бы капельку крови…

– Нет проблем. Только кровь будет ее, – небрежный кивок в сторону Ланы.

Она дернулась, но сама себя остановила. Вряд ли он стал бы драться за нее с Дереком, чтобы потом скормить вампирше. Да и тень не позволит – от Люси Маруни тогда защитила же!

– Тощая, – протянула старуха капризно и скривилась, хотя сама была куда худее Ланы.

– Зато огня в ней немерено – одной каплей согреешься, – принялся уговаривать Коичи. – К тому же просьба будет заключаться в помощи для нее, – он взял Лану за руку и помахал ее кистью так, чтобы старуха заметила один из браслетов на запястье. – Нужно снять.

– «Пальцы Смерти»? – голос из капризного мгновенно преобразился в строгий, каким обычно отчитывают детей, чтобы те «бросили каку». – У вас хватило глупости их использовать? Хотя о чем я спрашиваю – и так видно, что хватило!

– Подожди отказываться. В документах создателя браслетов говорилось, что «Пальцы Смерти» можно снять с помощью крови невинных, закалив в ней оружие. Кто лучше тебя в нашем мире умеет работать с кровью? Никто. Твои когти острее и крепче любого меча. А она, – кивок в сторону Ланы, – вполне невинна, а ее кровь сильна. Нам нужно снять с нее браслеты, чтобы без проблем закрыть Врата.

На последнем словосочетании старуха было дернулась вновь начать отчитывать правнука, но в итоге промолчала, лишь глаза недобро сверкнули алым. Какое-то время она думала, попеременно сверля внимательным взглядом то Лану, то Коичи, потом медленно кивнула.

– Хорошо, я попробую. Именно что попробую – за результат поручиться не могу. Зато могу поклясться, что не причиню Искре Огня вред. Не причиню вреда этой девушке.

– Лане Смирновой, – уточнил Коичи.

– Не причиню вреда Лане Смирновой, в данный момент являющейся носителем Искры Огня, – послушно повторила Наоки. – Теперь давай кровь.

Лезвие скользнуло по запястью, почти безболезненно. Проступившую кровь собрали в подобранную с пола чашу. Получилось немного – тень, почувствовав рану хозяйки, кинулась затянуть порез. Лана вздрогнула, испугавшись, что Коичи попробует ту поймать, но он просто отпустил ее руку и, крепче сжав чашу, пошел к прабабке.

Вампирша пила долго, хлюпая и чавкая, хотя жидкости там было чуть-чуть на стенке и донышке. Потом вылизывала остатки, заставляя правнука держать чашу и поворачивать в нужную ей сторону. Она как будто издевалась, но он оставался спокойным. Неужели так сильно рассчитывал на результат? Если да, то почему Лане кажется, что ничего не получится? Может, потому что старуха так и осталась старухой, хотя кровь вроде как насыщенна магией по полной. Ну уж точно была кровью, то есть питательным веществом, позволяющим вампирам сохранять молодость! Или это просто байки из книжек, никак не сочетающиеся с реальностью?

– Невкусно! – выдала вердикт Наоки, в голосе вновь звучали капризные нотки.

– Главное, что огня много, – Коичи недовольно посмотрел сначала в чисто вылизанную чашку, потом на прабабку.

– А десерт?

– Моей крови ты не получишь! И освобожу лишь одну руку.

Несколько минут они препирались, причем говорили так много и быстро, что в какой-то момент лингво-сфера начала сбоить, и до Ланы долетали лишь фразы на японском. Она даже пожалела, что столько хотела выучить этот язык, но так и не приступила. А просмотры аниме с субтитрами позволяли запомнить лишь легкие фразы вроде «привет», «пока» и тому подобное. К счастью, вскоре спор прекратился, и старуха протянула: «Ладно», и лингво-сфера вновь заработала.

– Подойди, – позвал Лану Коичи.

Она подчинилась, хотя было немного боязно, протянула правую руку, справедливо решив, что начать надо с нее. Наоки ловко уцепилась за металл браслета, пощупала его, словно надеялась найти место тоньше, затем выпустила когти… И обломала их все до единого.

– Шиматта*! – выругалась старуха. – Вот знала же, что ничего не получится.

– Попробуй другой рукой, – попросил Коичи. – Сейчас освобожу.

– Да какой смысл?

– А ты попробуй! – просительные нотки сменились требовательными, кажется, он окончательно перестал бояться, уверившись, что имеет право командовать.

Лана подумала, что на месте Наоки зарезала бы оставшимися целыми когтями Коичи, подошедшего слишком близко, выпила бы его кровь и сбежала. Это же вампир! Монстр! Не может же она терпеть наглеца только потому, что он ее правнук? К тому же ему никто безопасность не гарантировал, в отличие от Ланы. Но старуха продолжила препираться, а потом вновь сломала ногти о ненавистный браслет.

– А я говорила, – ничуть не расстроившись, пробурчала она. – Говорила, что не получится ничего!

– Попробуй еще раз, – прошипел Коичи. – Двумя руками. И не смей врать, что не можешь вырастить новые лезвия.

– Надо крови попить – силы восстановить, – заканючила Наоки и надула губы.

Показалось, что они стали пухлее, щеки не такими впалыми, морщины менее глубокими. Однако Наоки все еще оставалась древней старухой, потому изменения заметила только Лана. Коичи продолжил самозабвенно ругаться с вампиршей, но в этот раз была его очередь уступать.

– Хорошо, – он подобрал чашку и повернулся к Лане, она послушно протянула руку, но надрез так и не сделали.

– Ее кровь пить не буду! – заорала старуха. – Свою давай!

– Чикше**! Ты лучшего времени, чтобы привередничать, найти не могла, да?! Нужна кровь – пей ее. Она сильная.

– А твоя вкуснее…

Он снова выругался и с силой бросил чашку об пол, отчего та треснула, но не разбилась.

– Издеваешься?

– Нет, – голос Наоки вдруг стал твердым, из него исчезли все капризные нотки и старушечья шепелявость. – Не издеваюсь, только ее кровь пить не буду.

– Это сильная кровь. В ней много огня. Прекращай выпендриваться уже и пей, что дают!

– Не буду. Я тебе монстр, что ли, какой, чтобы кровь беременной пить?!

– Да ты достала! – выругался Коичи на автомате и замер.

Лана инстинктивно отступила на пару шагов и едва сдержалась, чтобы не развернуться и не побежать. И кажется, совсем напрасно, ведь Коичи из потенциального союзника вновь превратился в безжалостного надсмотрщика. Он в одно мгновение очутился рядом с ней и схватил за горло, сдавил сильно, но дышать пока было можно.

– Его ребенок, да? Ты ждешь ЕГО ребенка?!

Пальцы сжались сильнее. В глазах потемнело. Ее руки попытались разжать чужую хватку, но ничего, конечно же, не получилось, а воздуха в легких почти не осталось. Только в голове билась отчаянная мысль, что нужно бороться, что она не может здесь умереть, не может позволить ему навредить ребенку. И послушная ее воле тень скользнула вверх, просочилась между оберегаемой и чужой кожей, ощетинилась иглами, заставляя Коичи отпустить.

Они слышали, что старуха гремит цепями, но не обратили на это внимания, занятый каждым своим: Лана пыталась отдышаться, Коичи сначала рассматривал раны на ладонях, потом стал вытирать их о брюки. А когда он снова решил на нее наброситься, белые женские руки с аккуратными острыми ноготками крепко ухватили его за плечи, а потом над плечом выросла голова сильно помолодевшей Наоки, которая без зазрения совести вонзила клыки в шею правнуку. Лана сглотнула одновременно с ней и кинулась было к выходу, но запуталась в собственных ногах и грохнулась на пол. Спустя мгновение тело Коичи тоже упало, звуком падения заглушив всхлип.

Наоки одарила ее сочувственным взглядом, затем опустилась рядом с головой Коичи и, порезав себе кожу на левом запястье, налила ему в рот немного своей крови, подождала, когда он сглотнет, заживила рану. Потом неспешно приблизилась к Лане, самыми обычными исцеляющими рунами прошлась по ее горлу, ладоням, ушибленным ногам. Встала и протянула руку, уже без когтей, предлагая помочь подняться. Лана не спешила принимать ее и все смотрела на лежавшего без сознания Коичи.

– О-о, не переживай за Ко-тяна, – проследив за взглядом, поспешила успокоить Наоки. – Я же тебе не монстр какой, чтобы навредить своему правнуку. – Лана вздрогнула, Наоки вздохнула и, вновь присев рядом, погладила ее по голове. – Он не станет вампиром – для этого, для начала, надо родиться целителем, а потом долго и упорно изучать свою и чужую кровь, чтобы понять, как изменить ту магически, не меняя биологически. Я всего лишь избавила его от родового проклятия – потом еще спасибо скажет. А пока пойдем отсюда. Зачем нам слушать, как он, очнувшись и осознав случившееся, сначала пытается проблеваться, потом орет от испуга и отчаянья. Наорется – сам тебя найдет.

Почему-то она поверила. Может, дело в вампирском обаянии, которое никуда не исчезло. Может, потому что Наоки, по сути, защитила ее от Коичи. Но в этот раз Лана приняла протянутую руку и позволила себя увести.

Проснувшись, она долго размышляла о том, что европейские кровати ей нравятся куда больше футонов, но несмотря на это продолжала лежать. Куда торопиться? Врата закрывать? Или там не все руны-сателлиты очищены и только потом Врата? Или прежде разборки с Коичи? Может, в этот раз у него получится ее придушить. Или теперь точно вернет Дереку, раз уж она беременна от Дэна, а потому помощи клана Абэ недостойна. Блин, вот какого хрена он так удивился? Знал же, чья она девушка! Или…

– Вашу мать!.. Это Дэн убил его брата!

Среагировав на неосторожное восклицание, бумажная стена отъехала в сторону, пропуская в комнату рыжий свет заходящего солнца.

– Лана-тян, идем пить чай, – дружелюбно позвала Наоки, которая теперь просто так не отвяжется.

Поднявшись с большой неохотой, Лана натянула на себя валяющиеся рядом джинсы и вышла на веранду-энгава. Потянулась, оглядываясь по сторонам, но Коичи нигде не обнаружила, чему скорее обрадовалась, чем забеспокоилась. Села и, схватив зеленую глиняную кружку, залпом осушила теплый чай. Наоки, с нежностью глядя на нее, неодобрительно покачала головой – так смотрят на избалованного ребенка, которого вроде и любишь, а вроде и поругать надо.

«Ну простите, – ощерилась тьма внутри. – Сами мы не местные, манерам необученные!»

– Коичи не приходил?

– Нет, – женщина улыбнулась. – Дуется, скорее всего. Если переживаешь, можем сходить поискать.

– Нет, – Лана мотнула головой, словно пыталась увернуться от предложения. – Не хочу.

– Ладно. Из него сейчас ужасная компания выйдет – ни чая попить, ни побеседовать.

Ага, намекает, что и из Ланы – компания так себе.

– Почему ты не сбежала? – напрямую спросила она у вампирши, та задумчиво пожала плечами.

– Куда? Да и зачем? Я ведь сделала то, чего желала, теперь хоть в круг, хоть обратно к камню.

Лана скривилась, вспомнив несчастную старуху, прикованную цепями и используемую в качестве живого амулета, чтобы питать ее же удерживающую руну. Наоки протянула руку и нежно коснулась ее щеки, успокаивая.

– Это было больно, мерзко и даже страшно, – призналась она, – но оно того стоило. Мой глупый правнук пока не понял, что я для него сделала, вот и торчит где-то, может, все в том же сарае, но зато он теперь свободен.

– От чего?

– От кланового проклятия после смерти стать тенью, чтобы следующий глава мог использовать ее в битве. Чихеру-тян рассказывала, будто у Иссина их было шесть: три от богини Сарасвати, три – предыдущие главы клана. У бедного Ко-тяна получается целых семь, и каждая шепчет, непрестанно шепчет…

– Что?

– Гадости какие-нибудь, – женщина пожала плечами, а потом поймала недоуменный взгляд Ланы и грустно улыбнулась одними губами, не обнажая клыки. – Бедняжка, ты совсем не знаешь ничего о кланах, хотя в твоей власти подчинять их своей воле, когда бы не браслеты? Это объясняет, как так вышло, что им удалось нацепить на тебя «Пальцы Смерти».

После заточения Сарасвати в подземелье Шамбалы, реке пришлось много своих потоков направить туда, чтобы усилить защиту остального мира от источаемых богиней теней. Так появились первые слепые пятна, в которых магия творцов не работала. Места, где в противовес слепым пятнам, магия оставалась все так же сильна, питая находящихся там, стали называть местами Силы, и любой в сообществе понимал, что за каждое подобное вот-вот начнется борьба.

Поместье клана Абэ как раз располагалось в таком, и не лишиться его можно было разве что с помощью Верховного Творца. Но Лин Вей слишком глубоко погрузился в проблему восстановления Шамбалы, которой пытался отвлечься от гибели детей и жены, что на него никто не рассчитывал. Каждый клан кинулся пересчитывать активы, чтобы не быть выброшенными за борт истории, и Сиро Абэ не стал исключением.

Вот только талантов у него и других членов клана никаких особых не имелось, да сила огня оказалась средней, если не ниже. Он и его советники пришли в отчаяние, и кто-то из них воскликнул, что ситуация, хоть к Яме обращайся. Посмеялись потом еще, а Сиро взял и реально заключил сделку с векшем. Нет, синекожий великан не потребовал у Сиро огонь, душу или что-то подобное, но сказал, что если тот хочет контролировать тени, то для начала должен выпросить их у самой Сарасвати.

Казалось бы, на том все и прекратить стоило, но глава клана Абэ был упертым, а богиню воды еще не охраняли жрицы, потому пробраться к ней оказалось не слишком сложно. Сарасвати была еще оглушена схваткой с Агни, Ключом Огня, потому не стала нападать, а заключила с Сиро сделку. Она отдавала ему три тени благословения, но взамен он клялся за себя и всех своих потомков, что каждый глава клана, начиная с него, после смерти будет превращаться в тень, чтобы служить следующему, а если таковых не останется – самой богине. Должно быть, Сарасвати думала, что Сиро быстро сойдет с ума и поубивает своих близких, а потом станет ее верным слугой.

Вот только Яма сдержал обещание и научил не только управлять чужими тенями, но и свои контролировать. Ценой же стало то, что теперь каждый глава Абэ, начиная с Сиро, обязался помимо старшего сына, которого будут обучать управлению тенями, иметь еще одного, которого посвятят служению Искре Огня, когда та вернется. С тех пор так и повелось, и если жена не справлялась с рождением двух мальчиков, в ход шли целительницы или наложницы, и процесс брался под контроль.

У Сиро уже было двое сыновей – Хирохито и Сецуну, а вот уже его внуку Исао для рождения второго пришлось взять наложницу, от которой родился Коичи. А когда мальчик заболел, еще одну, родившую уже девочку, чья кровь исцелила мальчика – у него была лейкемия, а Иссина слишком оберегали, чтобы позволить ему стать донором. После этого братья не особо ладили, но так как Иссин умер бездетным, стать главой клана и повесить на себя уже семь теней пришлось Коичи, поклявшемуся оберегать Искру Огня.

– Слишком тяжелый груз для бедного мальчика. Да для любого слишком тяжелый груз, – Наоки смахнула капельки слез с уголков глаз и отвернулась к закату.

Лана поморщилась. Ага, как же! Душил он ее недавно, как раз чтобы уберечь! Но мысль о том, что Сиро добровольно обрек своих потомков на посмертие в виде теней! О чем он вообще думал? Что стать в итоге обычным человеком, утратив способность к магии, еще хуже?

– Бред какой-то… Как де… то есть бог Огня вообще допустил такое? Это же… Это… Просто ужасно!

– Милая моя девочка, – вампирша покачала головой, – все в нашем мире происходит с позволения Агни. Во время третьей войны двух рек, когда остатки истинно бессмертных пытались выжить под натиском векш, он взялся им помочь, если те принесут клятву верности и послушания. Ритуал назвали «Наставление кланам», и после него ни один творец не мог сделать ничего такого, чего бы не хотел бог Огня. Тех, кого он предупредил, но они не вняли, сжигал собственный огонь. Нет, не как выгорание, скорее, как самовозгорание: человек сгорал сразу и полностью, не оставляя после себя даже пепла.

– То есть, – пробормотала Лана и уставилась на браслеты на своих запястьях.

– То есть нацепить их на тебя было и в его планах тоже.

*Симатта (shimatta) – «Блин, черт, облом».

**Тикусё/тиксё (chikushou) – «Сука». Достаточно резкая форма. Часто используется не как оскорбление, а как восклицание.

Глава 7. Главный герой

На восстановление у Яна ушло два дня, за что он не переставал себя пилить, хотя другие считали его героем, спасшим Внешний Рубеж, а демон Максвелла пообещал выписать ментальных подзатыльников, если Ян не прекратит. Ян не прекратил, но весь первый день слабость была такая, что он без чужой помощи до туалета дойти не мог. На второй силы вернулись, но руки тряслись как у заправского алкоголика и огонь в них не задерживался – просто огонь, чего уж говорить о плетениях и рунах. На третий он уговорил Николаса сделать ему перчатки с исцеляющими рунами, после чего под неодобрительный взгляд Макса телепортировался к Рубежу, куда днем ранее отправились Арсений с Мигелем.

«Себя так опекай, – мысленно спорил Ян с отцом. – Или вон лучше мать!»

И сам себе отвечал: «Заведешь собственных детей, посмотрим, какие проблемы будут у тебя с гиперопекой!»

Возразить на это ни Максу, ни тем более себе было нечем, хотя очень хотелось, и оставалось только порадоваться, что те два дня, что он болел, мама просто сидела рядом и не проводила свои болезненные поиски, все как один в последнее время бесполезные. И мысли о причинах этого били по самолюбию сильнее дрожащих рук.

Зато на Внешнем Рубеже Яну обрадовались. Еще бы! Он ведь сразу же вернул заградительные костры, и никто из них не заметил, как Ян закусывает губу, чтобы не застонать от боли, пронзившей в тот момент руки. Да здравствуют капюшоны, в которых можно утонуть, не то что скрыть лицо. Потом оставалось лишь сделать вид, что вытираешь проступивший от жара пот, стерев кровь и следы укуса. Никто ничего не заметил, кроме Сени и Мигеля, но они предпочли промолчать. А вот у Яна чесался язык поговорить, обсудить, поскандалить, лишь бы забыть о собственной беспомощности и том образе, который он должен демонстрировать другим.

– Почему бы тебе не расслабиться? – спросил Арсений. – Заградительные костры восстановлены, нового стада, судя по всему, в ближайшее время ждать не стоит. Выдыхай, бобер.

Друг снова бренчал на гитаре, в этот раз точно сочиняя музыку, потому что рядом лежал блокнот, в который записывались аккорды. Вот уж кто точно расслабился и выдохнул. Но у Сени миссия была простой и понятной: делай что должен, и будь что будет. Он и сделал, может даже больше, чем мог. Выпрыгнул же тогда из защитного круга, чтобы спасти Яна от гончих смерти, и спас. А потом еще ломанулся за ним внутрь Рубежей и оказался далеко небесполезным, скорее наоборот. Сеня заслужил свою передышку. И Мигель, чей зрачок вновь стал серым, а золотые разводы на лице исчезли без следа, тоже заслужил передышку. И сам Ян – уж он-то точно ее заслужил!