Читать онлайн Денис Давыдов бесплатно

Партиза́н: впервые в знач. «сторонник», при Петре I; Через нем. Partisan, также «приверженец», XVII в. или из франц. partisan от ит. partigiano «приверженец».

этимологический словарь Макса Фасмера

И мчится тайною тропой

Воспрянувший с долины битвы

Наездников веселый рой

На отдаленные ловитвы1.

Как стая алчущих волков,

Они долинами витают:

То внемлют шороху, то вновь

Безмолвно рыскать продолжают.

«Партизан» Денис Давыдов

Глава 1

Дедовская сабля

Нет, удержаться было решительно невозможно. Сабля висела на стене так, точно требовала: Давай! Сними меня со стены! Вынь клинок из ножен! И он такого тебе расскажет! Столько историй! Столько он попортил французской крови, что наберется целое озеро! – вот он, какой этот клинок!

– Да, – мальчик уже и саблю со стены снял и клинок наполовину достал, когда услышал за спиной это знакомое дедовское «да».

– Деда, – сабля была немедленно возвращена на стену, – я не специально. Она точно заколдованная. Точно сама меня попросила.

– Она такая, – без грозности, с привычной отеческой любовью, дед подошел к стене, сам снял саблю, – она может. Ее же мне сам Денис Васильевич Давыдов подарил, в день моего вступления в его славный партизанский отряд. А мне тогда было… 15 годков.

– Деда расскажи. Я еще хочу послушать, как ты бил французов и славно сражался плечом к плечу с самим Денисом Давыдовым.

– Еще раз рассказать? – «деда» высокий, крепкий пятидесятилетний старик, сел в резное кресло, внук, зная дедову привычку без хорошей трубочки рассказа не начинать, немедленно взял лежавшую на подставке длинную кривую трубочку. Усердно набив ее пахучим табачком, протянул трубку деду, спички, и уселся на ковре у самых дедовых ног, пока тот, попыхивая, раскуривал свою длинную украшенную резьбой и рисунками трубку.

Когда приятный густой дым окутал и самого деда и комнату, старик покрутил свои длинные гусарские седые усы, сначала один, затем другой – всё должно было быть степенно и серьезно, и в который уж раз стал рассказывать внуку о своем знакомстве с легендарным командиром партизанского отряда Денисом Васильевичем.

– Отец мой был управляющим у семейства Давыдовых, а семейство их обитало в самой деревне Бородино – оно и было родовым гнездом Дениса Васильевича. И над этим гнездом и сгустились самые черные французские тучи. Именно там случило самое великое сражение, которое все знают, как Бородинская битва…

Глава 2

Создание партизанского отряда

Давыдов по форме, как и следует адъютанту, подошел к князю Багратиону и вручил ему письмо. В письме было следующее:

«Ваше сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта вашего, столь лестное для моего самолюбия, вступая в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу и по силам лет моих, и по опытности, и, если смею сказать, по отваге моей… Вы мой единственный благодетель; позвольте мне предстать к вам для объяснений моих намерений; если они будут вам угодны, употребите меня по желанию моему и будьте надеждны, что тот, который носит звание адъютанта Багратиона пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностью, какой бедственное положение любезного нашего отечества требует…»

Князь Петр Иванович Багратион, статный красавец грузин, в отцы годившийся молодому своему адъютанту, свысока (потому как буквально на голову был выше своего адъютанта) смотрел на коренастенького лихого Давыдова, как благородный лев смотрит на нетерпеливого котенка, что так и ждет, когда этот зверь с ним поиграет. Князь любил этого рубаку, весельчака и острого на перо поэта (а Денис Васильевич ко всем своим талантам военачальника, по праву считался известнейшим поэтом, и очень бойким поэтом). Багратион замечательно помнил (и не один Багратион) шутки подполковника Ахтырского гусарского полка, кем до адъютантства служил Денис Давыдов.

– Так ты, Денис, – по-простому без отчества и регалий произнес князь, – считаешь, что враг уже на носу? – и долго без улыбки посмотрел в веселые гусарские глаза. Багратион запомнил, как Давыдов шутил по поводу его большого грузинского носа.

– Так точно, ваше сиятельство! – немедля вытянувшись во фрунт и запрокинув голову, чтобы смотреть князю прямо в глаза, отвечал Давыдов. – И его немедля нужно щелчком сбить с этого носа! Да побольнее!

– А на чьём он носу? – и еще более пристальный взгляд. – Если на моём, то можно ещё отобедать. А если на твоем, Денис, то по коням! – пуговичный носик Давыдова и, правда, был не чета носу своего начальника.

– Уж не сомневайтесь, князь Петр Иванович – на самом моем! – немедля, без конфуза, отвечал находчивый Давыдов. – Самое время по коням, и такого щелчка дать французу, чтоб он до самого Парижу – кувырком!

Разговор этот был накануне Бородинской битвы. И все, и, конечно, Багратион понимал важность летучих конных отрядов, что щелкали бы французов по всем его бокам, не давая тому и минуты передышки.

Давыдов давно и настойчиво объяснял важность этих летучих неуловимых отрядов, которые он называл «партизанскими». Ни одного крупного сражения не осмелилась дать русская армия Наполеону, одни лишь мелкие стычки. Впереди Бородино, что будет потом одному Богу известно. Но действовать нужно немедля. Француз жжет русские деревни, терроризирует русский народ. Его давно русский мужик прозвал ни больше не меньше, как Антихристом. И нужно показать этому корсиканцу2, что Россия это не разнеженная Европа, что склонялась перед одним видом новоявленного императора Франции, Россия не станет после удачного французского выпада и точного укола, благородно признавать свое поражение, вкладывать шпагу в ножны и становится перед признанным фехтовальщиком на колено. А возьмет хорошую такую дубину и огреет этого бретёра3, и добавит для верности, пока тот в себя приходит.

– Выбирай себе своих партизан, – был ответ князя. – Даю тебе полсотни гусар и восемьдесят казаков. Можешь отобрать лично каждого.

– Слушаюсь ваше сиятельство! – Давыдов отдал честь и, не теряя времени, приступил к отбору людей в свой летучий отряд. Здесь нужны были ловкие, смелые, и от души отчаянные; именно таких и отобрал в свой отряд молодой двадцативосьмилетний подполковник.

– Денис Васильевич! – перед Давыдовым, когда он входил, может быть, в последний раз, на крыльцо своего родового дома, вырос сын его управляющего, Андрюшка, пятнадцатилетний шустрый сорванец, не раз получавший от отца хорошей розги4 за свою особую шустрость. – Возьмите меня в свой отряд. Своим адъютантам. Вы меня знаете! Я же такой…

– Как не знать! – остановившись, отвечал Давыдов, – как ты барскую свинью оседлал и загнал ее до пены, что бедная свинка этим же вечером у повара оказалась, а тебя в сарае отец выпорол.

– Возьмите! – зауверял Андрюшка, худой жилистый, и на вид такой отчаянный, что видно, готов был не одну свинью в галопе загнать. – Не пожалеете! А иначе сбегу. Как я от папеньки и маменьки сбежал, когда они сейчас в Москву со всем имением уехали. А я сбежал!

Давыдов с прищуром и долго, как недавно еще на него самого смотрел Багратион, смотрел на лихую чернявую физиономию сына своего управляющего.

– И что деда, взял тебя Денис Васильевич? – замерев сердцем, внук глядел на своего, всё молодевшего от воспоминаний деда.

– А как же! – отвечал дед. – Он так и сказал. – А чего, говорит, раз ты такой колобок, и от папеньки ушел и от маменьки ушел, и от меня уйдешь?

– От вас, Денис Васильевич, – говорю ему, – никуда по вашему приказу, – вот так и оказался я в адъютантах у самого Дениса Давыдова.