Читать онлайн Бабники бесплатно

Я вышел ростом и лицом, – спасибо матери с отцом. Провидение наградило меня друзьями-бабниками и, где бы я не жил, куда бы не переезжал, моими друзьями непременно становились бабники; вокруг них всегда кружило много женщин: замужних, незамужних, разведенных и овдовевших. Понять механизм и причину этой карусели я не мог, – и не хотел.

Может быть это наследственность от матери и отца? Или может быть это сверхъестественное провидение, которое решило наградить их такими способностями? Кто знает! Лично я отношусь к прекрасной половине человечества с пиететом, – с глубоким уважением и благоговением – так, как относился мой отец к моей матери.

Видимо моим друзьям судьба подарила особый дар – притягивать вокруг себя женщин как магнит. Не знаю, что они делают или какой аромат духов используют, но они точно знают, как завоевывать сердца прекрасной половины человечества. Может быть это их способность привлекать внимание женщин или просто умение создавать непринужденную атмосферу. Возможно, ответ лежит где-то между харизмой и непревзойденным чувством юмора. Или, кто знает, может быть это просто волшебство бабников! В любом случае, мои друзья это настоящие эксперты по очарованию!

Глава 1. Макей

Если вы хотите иметь много денег – имейте друзей богачей. Если вы хотите иметь много женщин – имейте друзей бабников. Если вы хотите иметь то и другое – станьте султаном.

Первый мой друг бабник – это Макей – Андрей Макеев. Познакомился я с ним в драке, когда его дубасили трое у ДК на улице Ленина в Красном селе под Ленинградом. Я впрягся за него, со своей дурацкой справедливостью: трое на одного – не честно. Подружились. Нам по 20 лет, – мы ровесники. Я только демобилизовался из Советской армии и три месяца мог не работать, – по тем законам.

Оказалось, что один из нападавших – брат девушки, которую Макей бросил, но это выяснилось позже. Мы с Андреем одного роста и телосложения, – он местный и шибко похож на популярного тогда актера – Дмитрия Харатьяна – главного героя в фильме “Зеленый фургон”, премьера, которого только прошла по кинотеатрам страны. Его фотография украшала обложки многих журналов, а открытки с его лицом продавались во всех киосках “Союзпечать”. Сходство было невероятным: прическа, родинка – все на месте. Разумеется Макей этим пользовался – ни дня без женского внимания. Обычно начало было таким:

– У тебя деньги есть? – интересовался он.

– Да, – отвечал я на самый часто задаваемый вопрос от Макея. Отец учил: у мужчины всегда должны быть деньги – отца я любил и слушал его – поэтому у меня всегда были деньги.

– Надо бухла взять – в общагу к ткачихам пойдем – неудобно с пустыми руками. – Объяснял он.

Все его мысли, разговоры и действия были связаны исключительно с женщинами. Телефоны тогда были в виде железных будок и звонок стоил 2 копейки, – в общежитии телефон находился только на вахте, через которую проход для нас был закрыт – особенно для Макея. Я покупал две бутылки красного полусладкого грузинского вина – Хванчкару и Киндзмараули, – и мы шли к общаге ткачих.

Подойдя к зданию, он бросал маленький камушек в знакомое окошко, тут же в окне появлялись лица девиц. Они открывали окно и спускали вниз связанные простыни; мы сначала лезли по газовой трубе, а потом, с помощью каната из простыней, забирались в окно. Ему всегда были рады все девушки, и больше всего радовались те, которым не светило поиметь его. Обычно встреча начиналась так:

– Макей, ну где ты был? Я так скучала!

– …и я! – говорила соседка по комнате.

– …и мы! – заглядывали девицы из соседних комнат.

– Аннушка, прости, – прости, любовь моя! Я больше не буду. Я был очень занят. Никита, скажи… – он обращался ко мне за поддержкой.

– Привет, Никита. А ты местный? – интересовалась Татьяна. Жилищный вопрос стоял и тогда… не падая.

– А что вы нам принесли? Ой, винишко, сладенькое… – Ирина читала этикетку на бутылке Хванчкары.

– Никита, наливай, – командовал Макей.

Мы – два гусара на полк ткачих. Макей, с его яркими и смелыми чертами лица, всегда был центром внимания у прекрасных дам. А мне доставались все остальные – скромные и незаметные – их было заметно больше. Но знаете, что было самое интересное? Вкусы женщин в вине разделялись с моими. Девушкам больше нравилась Хванчкара с оттенком карамели и миндаля – такое же сладкое и притягательное, как они сами. А мне всегда больше по душе был Киндзмараули со своими нотами вишни и граната – такой же страстный и запоминающийся, как я сам.

По моему, Макею было все равно что пить – это не самое главное для него. Главное – это красивые и грудастые женщины, в обществе которых он заводился и преображался. Иногда в одной рубашке, иногда в накинутой на голое тело простыне, – он расхаживал по комнате и восхищался одной из своих пассий:

– Моя милая Аннушка, ты – мое солнышко, моя радость и вдохновение. Ты такая прекрасная и особенная, – я не могу перестать думать о тебе ни на минуту. Даже когда я занимаюсь своими делами днем или погружаюсь в сладкий сон ночью – ты всегда со мной в мыслях.

Ах, любовные слова! Какие же они сладостные и романтичные! Когда сердце полно чувств и эмоций, слова летят сами собой, как бабочки весной. Пассаж Макея наводил трепет на присутствующих девиц – глаза их горели, а груди наполнялись любовным соком. Он продолжал:

– Твоя улыбка – это лучик света, который освещает каждый мой день. Твои глаза – это океан чистой любви, в котором я тону без остатка. Твоя нежность и забота заставляют меня чувствовать себя самым счастливым человеком на Земле.

Откуда в нем эта патетика – этот восторженный тон – мне было не понятно. Но всё: внешний вид, интонация и его слова, – буквально сводили барышень с ума. Кто-то из них смотрел на эту сцену восторженно, кто-то со слезой, – а некоторые называли меня Андреем, когда выключался свет и приходило время доказывать свою любовь страстью, – а страсти в 20 лет хватало на этаж ткацкого общежития.

Да, я застал то время, когда еще не пришла мода заниматься сексом при свете. Во тьме скрипели железные пружинные кровати под стон и крики милых дам. Зависть других девиц проникала сквозь стены и чувствовалась кожей. Похоть густым туманом висела в коридорах ткацкого общежития и требовала воли. Включался свет и начинался второй акт ткацких утех. Макей продолжал:

– Любимая, позволь мне продолжать думать только о тебе, моя прекрасная Аннушка. Любовные слова не передадут всей глубины моих чувств к тебе, но они хотя бы попытаются. Ты – мое все, и я счастлив, что ты рядом со мной.

– Макей, любимый, я так рада… а ты меня не обманешь? – переживала его соседка по койке.

– Пусть каждый день будет наполнен любовью и нежностью, и пусть наша история продолжается счастливо и безмятежно. Только о тебе я буду думать всегда, моя прекрасная Аннушка. Люблю тебя до безумия!

Снова выключается свет, снова скрипят кровати… Нет, мы не были спортсменами, – здесь надо иметь здоровье. Почти каждый день мы забирались на второй или третий этаж общаги, выпивали по пол бутылки вина и радовали своим присутствием прекрасных дам – утехи продолжались до утра. Потом наши подружки уходили на работу или учебу, а мы оставались спать в их кроватях. Дня через два-три, – обычно днем – мы выходили через вахту под недовольные взгляды вахтерши.

Самое неприятное для меня – это ссоры между девушками из-за Макея; за них некому было заступиться – все они приезжие – поэтому они сами выясняли отношения между собой, – побеждала сила. В некотором роде, я был для многих из них – священник, которому можно было рассказать свои тайны и поделиться мыслями. Утешал я их известным способом – многим помогало.

Конкуренции у нас не было вовсе – это было удивительно. Сотни свободных молодых красивых девушек и столько же парней, которые так же, как Макей, жили в Красном селе и еще больше жили в общежитиях, – они не встречались. Вернее они встречались на “танцах” по выходным дням в ДК на проспекте Ленина, тогда была популярна песня “Я московский озорной гуляка”.

Я московский озорной гуляка.

По всему тверскому околотку

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку.

Встречи их были какие-то киношные, как в фильмах того времени: подрыгаются в ритм, покружатся парами под медляк и обсуждают друг дружку вдоль стеночки. Я понимал, что все мы живем по книжкам и кинофильмам, – копируем персонажей. Проживать продолжение прочитанных книг и просмотренных фильмов в реальной жизни тогда получалось не у всех.

Когда в зал входил Макей, его обступало несколько парней и девиц, – создавался большой круг; каждому было интересно с ним поговорить, – показать другим, что он с ним знаком. Он никому не отказывал, – здоровался, обнимался, целовался. В перерывах все выходили на улицу, курили и распивали спиртное. Разговоры велись о том, кто с кем “ходит” – встречается.

Финал таких гульбищ для нас с Макеем был один – мы лезли в общагу к ткачихам, поварихам или к малярам и штукатурам. Общежитие штукатурщиц находилось на краю Красного села, поэтому мы там бывали редко. Общежитие ткачих располагалось недалеко от Дома Культуры, и было открыто для нас через окна обычно по выходным дням. Поварихи жили у въезда в Красное село и были рады нам всегда, а мы им, когда сильно оголодаем.

–

Общежитие поварих и кондитеров находилось рядом с кинотеатром “Экран”. Вход для нас с Макеем был открыт только ночью через окно. Это нас не останавливало, а даже наоборот заводило и подбадривало. Мы шли туда, как на ночную вахту – работа не хуже любой другой – в СССР все специальности в почете. Огромным плюсом и дополнительной мотивацией было то, что там всегда было что поесть, а выпить мы брали с собой.

В одной комнате проживало три поварихи и, чтобы никто не настучал и никому не было обидно, в ночных утехах принимала участие соседняя комната. Девушки были разные не только внешне, но и по темпераменту и силе. Мне запомнилась Зина из Новокузнецка с фамилией Кострец, – Зина Кострец – хорошая фамилия для повара. Она, сунув руку мне в брюки, – и разминая хозяйство – учила свою подругу, влюбленную в Макея, как ей действовать:

– Ты кто? Ты баба – значит наседка на яйцах своего мужика. – Зина покосилась на меня, я кивнул. – Собирается мужик на работу – отсосала. Пришел мужик с работы – оттрахала; и так, пока ходить может. Капризничает – дай сисю. Геройствует – хвали и поддакивай. Умрет – похорони и поминай.

– Макей меня не любит… он мне изменяет… – причитала влюбленная подруга.

– Дуреха, нагуляется – полюбит. Куда он денется – все они кобели такие. А ты возьми его за это место, – Зина слегка подняла мой пах вместе со мной, – и скажи: любовь у нас с тобой Андрей – не протився.

Не знаю, как Макей, но для меня все девушки были красавицами и умницами, – все они были свежими и натуральными без силикона и ботокса. Я никого не выделял и не обижал – доставался всем.

–

Иногда мы заходили домой к Макею – двухкомнатная квартира в хрущевском доме. Его мама – Раиса Захаровна – кормила нас вареными макаронами обжаренными на сливочном масле с яйцом. Мы с удовольствием съедали этот деликатес, запивая черным сладким чаем. Его мать интересовалась жизнью сына и спрашивала его:

– Андрей, ты устроился на работу? Смотри, тебя посадят, как твоего отца, – за тунеядство, либо в армию заберут.

– Не заберут, – отвечал Макей.

– Так ты нашел работу? – не унималась мать.

– Нашел, – врал сын.

Раиса Захаровна знала, что я отслужил в армии, – у меня есть специальность и я зарабатываю деньги самостоятельно. Разумеется, она не знала как я их зарабатываю, но постоянно ставила меня в пример своему сыну:

– Андрей, смотри на Никиту – имеет специальность, работает.

– Я смотрю, – отвечал Макей.

Разумеется, Макей ни о какой работе не думал, – он вообще ни о чем не думал, кроме женщин. Он никогда меня не спрашивал чем я занимаюсь. Однажды я его спросил:

– Андрей, кем ты хочешь стать? – это глупый вопрос, поскольку каждый человек уже представляет самого себя, но тогда это звучало вполне нормально.

– Я хочу, чтобы все было так, как сейчас. – Ответил он и продолжил, – Никита, знаешь, когда я смотрю на женщин, я вижу их голыми – всех голыми – и не важно зимой или летом, в купальнике или в шубе, – я их всех вижу голыми. – Он выдержал паузу и засмеялся.

Таким даром, как у Макея, я не обладал, поэтому еще до армии получил строительную специальность, и начал потихоньку, но весьма успешно спекулировать разными дефицитными товарами, – тогда с товарами народного потребления было напряжно, и имея некоторую смелость и малость начального капитала можно обеспечивать себе безбедную жизнь. Поскольку я имел то и другое – такую жизнь я себе обеспечивал.

–

В мае стало тепло, девушки оголились, – дневные посиделки переместились в парки, и лазить в окна стало легче. На скамейках собирались группы молодых ребят, которые часто распивали портвейн "Агдам" по 2 р 02 коп за “огнетушитель”. Мы были постоянными участниками таких посиделок и, надо отдать должное Макею, он никогда не хвастал своими подвигами. Самые рослые парни догадывались о его похождениях, и гордились знакомством с ним – мой друг переспал со всеми девушками Красного села – было написано на их довольных лицах, – будто бы они сами это сделали.

В июне мы собирались на Безымянном озере – программа была похожая – добавилось купание. Где находится Макей можно было легко определить по количеству человек в компании – его окружало всегда много людей. Парни и девушки разделялись на пары, мне было трудно определить, – с какой из девушек не переспал Макей. Он всегда что-то говорил: либо тост, либо восторженно о ком-то, либо предлагал скинуться на Агдам. Он никогда не говорил о ком-то плохо и не принимал участие в обсуждении кого-то. Герой-любовник.

Как-то в нашей тусовке появились две новые девушки – София и Марина – они были местные. Софья рыжеволосая длинноногая породистая девица с претензиями, – ей постоянно что-то не нравилось: то Агдам она не пьет, то стакан ее не устраивает – ей нужен бокал. Капризная лошадка. Я ожидал, что Макей ее поставит на место, но вышло наоборот – он стал за ней ухаживать и исполнять ее прихоти. Это было неожиданно. Марина ее подруга – нормальная девушка.

Спустя несколько дней у Софии в квартире состоялась вечеринка – ее родители уехали на дачу – четыре девицы и четыре парня, много вина и шампанского. Квартира трехкомнатная – простор – после комнат в общагах. Макей вился вокруг Софьи, – обычно было наоборот. Я тогда впервые увидел настоящую фурию, которая требовала подчинения и ей подчинялись. Голос ее был властным, стан гордым, рыжие волосы спадали с плеч, она распоряжалась:

–

Макей, стол надо сдвинуть сюда. Здесь будем танцевать. На столе должен быть только хрусталь – его можно взять из серванта. Открывайте шампанское!

– Соня, пошли в спальню, – не терпелось Макею.

– Не называй меня так, – не люблю. Я София!

– Софа, милая, извини, – оправдывался он.

– София, – Макей – София! – повторяла она.

– Да, любимая.

Они уходили вдвоем в спальню. Видимо для Макея это был вызов, – и он принял его. Меня выбрала Марина, мы долго танцевали, пили шампанское и, впервые, – мы говорили не о Макее, а обо мне. Да, я поймал себя на мысли, что с теми девушками, с которыми я делил их кровать, я говорил о Макее, а с Мариной мы говорили даже не о ней, а обо мне. Я впервые был кому-то интересен. Все бывает в первый раз. Мне нравилось врать о себе:

– Я математик, – будущий ученый, стипендия небольшая, так я “спортлото” обыгрываю – тем и живу. У меня схема есть , которая кормит меня.

– И много выигрываешь? – интересовалась она, скорее для разговора.

– На жизнь хватает.

– Говорят ты в армии служил?

– Кто говорит? – мне было интересно, кто, кроме Макея, знает о моей службе в армии.

– Ребята говорят, – ответила она. Видимо у парней это был больной вопрос, который я закрыл – раз и навсегда.

– Да, служил – переводчиком в Германии, два года. – Здесь я сказал правду, которая была похожа на выдумку.

– Ты знаешь немецкий? – она сообразительная – подумал я.

– Да, говорю на военные темы: гитлер капут, хенде хох.

Она красиво смеялась над моими шутками – прибаутками. Странно, я впервые за два месяца забыл о Макее и мне никто о нем не напоминал. Мы стояли с ней на маленьком балконе с шампанским в хрустальных фужерах и я говорил на вольную тему человеку, который меня слушал, не перебивал и смеялся. Это было очень запоминательно. Далеко заполночь я проводил ее до парадной, мне не хотелось мешать новые для меня отношения со старыми Макеевскими.

– Ты где был? – спросил меня Макей, когда я вернулся.

– Решил узнать, где Марина живет.

– Влюбился? – улыбнулся он.

– Да.

– Соня моя, – сказал Макей, но что-то мне подсказывало, что это не так или даже наоборот – София прибрала Макея к своим рукам.

– Было бы нелепо… как-то по другому, – сказал я.

Две пары ушли и мы остались втроем, Макей с Софией спали в спальне, а я на диване – впервые за долгое время – один на диване. Почти всю весну я проводил ночи вдвоем с приезжей красавицей на ее узкой скрипучей железной кровати, – которыми снабжались общежития. Днем спал на той же проваленной пастели. Иногда у кого-то в квартире, но тоже не один. Тут же было все по человечески – я оценил комфорт. Квартира, в которой мы находились, была обставлена по богатому: диковинная мебель, затейные люстры, хрусталь в серванте, картины на стенах, зеркала в ванной и деревянный массивный стульчак, – говорили, что здесь живут не ткачиха с поварихой.