Читать онлайн Боги пустынь и южных морей бесплатно

Глава 1

Не все пути в Эстерат

В первый же день стануэссу зауважали. Вернее, ее знали здесь вовсе ни как Эрису Диорич, а как Аленсию из Арленсии. Неразумно было назваться настоящим именем, ведь славный арленсийский род Диорич не менее тысячи лет известен за пределами королевства. И вполне могло оказаться так, что кто-то из кочующих торговцев окажется достаточно образованным да спросит: «Какая ты Диорич? Стануэсса, что ли? А чего ты здесь в пыли, да грязи? Уж если брешешь, девка, то имей совесть – не завирайся так нагло!». И возразить ему как бы нечего. И незачем, чтоб не нажить к случившейся беде бед гораздо более тяжких.

А зауважали арленсийку ровно тем же утром, как Гасхур, купивший ее у Кугору за сто салемов, попытался предъявить на нее права. Когда тот глупый погонщик верблюдов подошел к северянке и стал втолковывать о ее будущей роли и пользе послушания, стануэсса вдруг бросилась на него, будто не девушка, а демоница из темной свиты. И нож, болтавшийся у аютанца за поясом, оказался в ее руке. Яркой молнией сверкнул в утреннем солнышке, и застыл несчастий Гасхур с раззявленным ртом, чувствуя, как лезвие немедленно вскроет ему горло. Нож-то плохонький, старый, точно нубейские боги, но точил он его сам – точил на совесть. Таким воловью кожу резать просто, не то что человеческую.

– Аленсия я! Уяснил?! И запомни: никогда госпожа Аленсия не была никому рабыней и даже служанкой! – прошипела северянка еще теснее прижимая сталь к его подрагивающему кадыку. – Есть вопросы?!

– Да, госпожа! – вполне согласился погонщик верблюдов. – Вернее, нет, госпожа. Вопросов совсем нет.

Караванщики, местные и наемники, наблюдавшие за сценой укрощения «рабыни», разразились хохотом.

– Дикая кошка. Как с ней науриец справлялся? – старейшина каравана, что возил рис и чай с Эсмиры, тоже скривил дряблые губы – смеялся: – Не иначе как поил ее допьяна. Ну, да, напоит, потом радуется. Иначе с такой девкой было бы ему трудно.

– Есть еще желающие заявить право на госпожу Аленсию?! – Эриса оттолкнула Гасхура, и угрожающе держа нож, оглядела стоявших в полукруге мужчин.

– Что ты, красивая, только крайнему дураку мнилось, что о тебе можно так плохо думать! – отозвался тот самый аютанец, с которым стануэсса пила эль, хитро выпытывая, в какое место занес их Сармерс.

Стоявшие возле него одобрительно зароптали, но глядели на нее лукаво и масляно, мол, а что ж будет дальше. Давай, девонька, развлеки нас еще! А что там Гасхур? Смирится с потерей ста салемов или хоть как-то придумает компенсировать их?

– Нож отдай! – неуверенно подал голос Гасхур.

– Теперь этот нож мой! Все понял?! – стануэсса резко повернулась к нему. Ее светлые, такие красивые глаза, стали похожи на стейнладскую сталь. Ведь известно как опасны клинки из нее.

– Ну ладно, – пробормотал он. На шее явно чувствовался порез, и может даже текла кровь. И зачем с это ненормальной спорить сейчас? Он решил, что разумнее будет пойти проверить подвязки верблюдов, а то ж, говорят, там за рощей верблюдицы пасутся – наши могут побежать.

Народ, в целом довольный представлением, стал расходиться. Недовольной осталась лишь сама госпожа Диорич. Да, она была быстра. Тренировки в саду под смоквой с качающимися дощечками не пропали даром. Однако, без силы кольца, без великолепного свойства Флера Времени она оставалась уязвима почти также, как любая другая девушка в опасном мире мужчин. Арленсийка мысленно оценила скорость своих движений с трофейным ножом и подумала, что если бы в противостоянии с Кюраем она двигалась также, то на ней не осталось бы живого места от его кнута. И снова все мыслимые ругательства полетели в след неведомо куда бежавшему рабу-Кугору. В ее пламенных утверждениях Шет жестоко имел подлого наурийца в оба отверстия. Имел не один, а призывал для пущего распутства всю свою немалую свиту.

Куда бежал темнокожий обманщик, стало вскоре вполне ведомо: приятели Гасхура поведали, что Кугору, как получил денежки за продажу ее якобы как рабыни, так сразу сторговался о месте на верблюде в первом же караване. И караван тот отбыл в сторону Гор-Ха еще до рассвета. Было острое желание отправиться за ним следом, но зарики Судьбы легли неудачно: не то, что в Гор-Ха, вообще в Эльнубею в тот день никто из торговцев не собирался. Имелась слабая надежда, что в оазис завернет караван из Эсмиры, имеющий интересы в северной стороне, но, как сказали знающие люди, надежды на это немного. Только даже если помогут боги или каким-то иным чудом появится попутный караван прямиком в Гор-Ха, как Эриса присоединиться к нему? Уже знакомый ей караванщик по имени Хутраб, с которого она угощала элем в первый день, сразу обозначил ходившие здесь цены. Если в Эсмиру не меньше двести салемов, в Эстерат те же деньги или чуть больше. А древний как земля Гор-Ха лежал много дальше. Туда не один день пути через пустыню, перевал и эльнубейские земли. За такой переход четыре сотни салемов возьмут лишь самые добрые. Торговцев тоже можно понять: чтобы взять на верблюда попутчика, придется отказаться от части груза, а это значительная потеря выгоды. При всей душевной доброте никто с деньгами за спасибо здесь расставаться не намерен.

Вот и горько задумалась стануэсса, поговорив Хутрабом. Как ей быть? Здесь уже не о погоне за мерзавцем Кугору нужно думать, а о том, как вообще отсюда выбраться. Хотя бы до Эстерата. Эстерат, конечно, опасная точка маршрута – там ее могут схватить за убийство члена Круга Высокой Общины. Но именно там она сможет найти Лурация. Ведь если она даже изловчится каким-то образом попасть на корабль, идущий в Хархум или Фальму, то Лураций к тому времени отчается ее ждать и вернется в Эстерат. И не будет он ее ждать вовсе – известие об убийстве Кюрая Залхрата мигом разнесут по всему Аютану.

Все что смогла придумать госпожа Диорич, так это спросить о работе в постоялом дворе.

Хозяин важнейшего в оазисе места господин Фарах Шэбун предложил так:

– Будешь с утра и после полудня помогать с готовкой. Потом разносить еду, питье, носить воду и мыть посуду. Каждый день исправно плачу десять салемов.

– За день такой работы десять салемов? – стануэсса тут же уронила взгляд в землю. Двадцать дней здесь в рваной одежде работать с утра до ночи, чтобы насобирать денег на дорогу в Эстерат?! Боги, за что?! Неужели негодяй-Кюрай настолько был приятен вам?!

– Это вовсе не мало, северянка. Некоторым получали по восемь. Тебе накинул пару салемов, понимая неприятность твоего положения, – сообщил господин Шэбун. Видно, он имел эльнубейские корни и выглядел потемнее аютанцев и лицо его казалось угловатым в скулах, точно у известного изваяния Терсета.

– Я понимаю, – госпожа Диорич кивнула, соглашаясь и на это. – Понимаю, господин Шэбун. Увы, не мне сейчас перебирать.

– Кроме того тебе не придется тратиться на еду. Каждый вечер остается немного лепешек и даже кусочки мяса, иногда таджин. Ты не будешь голодной. И… – он придирчиво оглядел ее рваный, испачканный бурыми пятнами крови наряд. – Дам тебе какую-нибудь одежду. Осталось там кое-что, – вспомнил он. – Вот еще… – здесь хозяин постоялого двора заговорил несколько тише, ввиду деликатности следующей речи: – Аренсия, ты очень хороша собой. Многие мужчины захотят получить от такой обслуги больше, чем еду и питье. Понимаешь?

– Очень хорошо понимаю, – Эриса мигом вскинула на него взгляд. – И я – Аленсия, – поправила она его.

– Ты могла бы очень хорошо заработать. Даже за два-три дня собрать денег на дорогу с караваном, – сказал он негромко, при этом подумав, что будет жаль расставаться с арленсийкой. Такая подавальщица очень бы могла быть полезна: привлекать больше состоятельных торговцев к трапезе и побуждать их тратиться на выпивку.

– Благодарю за советы, – ответила стануэсса. – Если поможете хоть какой-то одеждой, буду признательна. Я уже могу приступить к работе?

– Конечно, – ответил он, окликнул жену, хлопотавшую у печи под навесом, и дал ей распоряжения относительно северянки.

Прошло три дня. За это время госпожа Диорич обзавелась передником и сереньким сатиновым халатом, с бледно-голубыми вставками, штопаным много раз. За то чистым, вполне приятно пришедшимся к ее фигуре. А еще она разжилась пояском из потертой верблюжьей кожи, и холщовым, но довольно прочным кошельком – теперь в нем позвякивало тридцать шесть с половиной салемов. Тридцать выплатил Фарах Шэбун, будучи совершенно довольный ее работой. Еще бы: таких невероятно расторопных и аккуратных женщин он не видел в помине. Фарах даже предложил ей остаться у него работать хотя бы на пару двоелуний, обещая поднять заработок. Разумеется, Эриса отказалась. Не дело стануэссы мыть грязную посуду и прислуживать не всегда трезвым мужчинам. Остальные шесть с половиной салемов достались ей в благодарность от нежадных караванщиков. И элем они угощали ее каждый вечер. И даже вином в минуты, когда она была свободна от беготни от кухни к столам или ночным кострам.

Несколько раз подвыпившие гости двора пытались ее приласкать и предлагали весьма приличное вознаграждение за продолжение «приятного общения». Один раздухарившийся аютанец обещал даже триста салемов чтобы арленсийка согласилась уединиться к роще. Однако госпожа Диорич была непреклонна. Дважды ей приходилось выхватывать трофейный нож, неизменно носимый за поясом. А когда к ней пристали охранники большого хлебного каравана и ее никчемный нож, как и ее отчаянная дерзость не произвели впечатления на одетых в броню мужчин, в дело влез Фарах Шэбун. Он вышел из-под навеса, где от обычно сидел, и сказал грозно:

– Эй, не смейте ее трогать! Воины вы или бессовестные разбойники?! Вон ступайте к танцовщицам – там отказа не будет!

Обе ночи перед сном, когда по двору гасли многие огни, Эриса немало размышляла по этому очень мучительному вопросу. Может, стоило уступить и быстро решить проблему с деньгами на поездку до Эстерата? Да, стать на какое-то время обычной шлюхой. Дорогой, кстати. Шлюхой, которой она любила быть в качестве игры. Той бессовестной сучкой, которой она с огромным удовольствием становилась для Лурация и для тех мужчин в халфийских банях? Почему нет, если за раз пятьдесят и даже сто салемов? Ведь некоторые мужчины, желавшие ее, были недурны собой, и после пол чаши вина у нее самой было желание почувствовать в себе крепкий трепещущий член. Желание было даже такое сильное, что мокрело между ножек, когда эльнубейский торговец целовал ее руки и медленно, нежно водил темным пальцем по ее белой коже от подбородка до груди, будто невзначай трогая ее острые сосочки, проступавшие под тонким халатом. Уедет она из этого брошенного богами оазиса Дуджун и больше никогда не увидит этих мужчин – как бы не будет никакого позора за ней. В самом деле, пятьдесят и даже сто салемов за приятнейшее удовольствие! Почему нет?! Сама с настойчивостью отвечала себе: Аленсия не продается за деньги! Как бы это не было глупо, но нет! И засыпала, пуская слезу от собственных непростых решений. Почти каждую ночь ей снился Лураций, и эти сны оказывались такими теплыми и настоящими, что очнувшись от них, она не совсем понимала где находится и почему ее возлюбленного нет рядом. Также ей снился Сармерс. Привиделся как-то уже под утро, стоявший перед ней, расправив огромные черные крылья и глядя страшными топазовыми глазами с довольно милой мордашки. И она ругала его во сне за то, что он бросил ее в этом глухом месте и не собирается ее отсюда выручать. Но бессмысленно было его ругать. Как крылатый вауруху мог помочь ей, если у нее больше нет кольца, а значит нет возможности его призвать? Нет и в помине той силы, которая позволяла им двоим совершать полет. Хотя… Когда она проснулась и еще некоторое время лежала, свернувшись калачиком на подстилке под навесом, то вспомнились слова летающего кота, мол, он все равно появится перед ней сам, даже без ее призыва. И тогда между ними произойдет то, чего стануэсса обещала ему и боялась, не хотела дать. Арленсийка спросила себя, готова ли она заплатить такую цену, чтобы Сармерс унес ее отсюда? Ведь это крылатое существо, служившее нубейской богине, наверное, имело природу демона. Зачем она дала ему то обещание?

Когда у Эрисы выпадало свободное время, она подходила к вновь прибывшим караванщикам, расспрашивала, не держат ли они путь в Эстерат. Если оказывались таковые, то пыталась договориться о месте на верблюде в долг. Ведь в ее съемном доме над Подгорным рынком так и лежал дорожный сундук с личными вещами, несколькими драгоценностями и деньгами. Немалыми деньгами: она не помнила сколько там осталось в точности, но не меньше, чем пару тысяч салемов. Чтобы скорее вырваться отсюда она предлагала караванщикам пятьсот, но в долг. Предлагала и тысячу. И если бы пошел торг, то, наверное, отдала бы весь свой сундучок. Только ей никто не верил. Ну кто будет так рисковать: доедет до города, а там, прыг с верблюда, и ищи потом ее и обещанные денежки. Владельцы караванов доверяют только звонким монетам или хотя бы людям, проверенным в деле, а не девицам в затрепанной одежонке, пусть даже столь смазливым.

Так, например эсмирский торговец, что возил тонкие ковры и змеиную кожу, оглядел ее и так огласил: – К чему мне твоих пятьсот салемов, если у тебя их нет? Удовлетворишь меня и моих верблюдов, тогда возьму до Эстерата.

Эриса покраснела как жгучий перец. Хотела выхватить нож, но лишь закусила губу, чтобы не высказать все те прелестные матерные слова, которым научилась у капитана Шетерса. Зло глянула на наглеца и ушла, в то время как аютанцы хохотали над столь скабрёзной шуткой.

На пятый день произошло то, чего она с таким нетерпением ждала. После полудня в Дуджун зашел караван, везущий в Эстерат шафран, лечебные травы, немного хороших тканей и серебра. Владелец каравана Нурам Харфиз, человек уже немолодых лет с коротко стриженной седой бородкой и печальными, как жизнь пустынника, глазами, слез с верблюда и дал команду погонщикам, где стать. Эриса в это время мыла глиняные чашки, во множестве собравшиеся с обеда. Вдруг ее окликнули. Окликнула жена Фараха Шэбуна. И когда стануэсса подбежала к ней, та сказала, негромко, чтобы не слышали другие:

– Вон приехал господин Нурам Харфиз. Он хороший человек и не жадный до денег. Проси его взять с собой.

Когда Эриса была начала ее благодарить, аютанка добавила:

– Только Фараху не говори, что я так надоумила. Будет сердит на меня. Не хочет он тебя отпускать.

Госпожа Диорич без слов с огромным теплом пожала ее ладонь и поспешила к указанному караванщику.

– Господин Харфиз! – Эриса застала его, когда аютанец подвязывал своего белого верблюда – он всегда это делал сам. – Господин, да бережет вас Валлахат! – приветствовала она его, подойдя ближе

– Тебе Его святая помощь, северная дочь, – ответил он, придирчиво проверяя узел.

– Вы могли бы уделить мне немного времени? – арленсийка остановилась между верблюдов, и покосилась на стоявших рядом погонщиков и трех вооружённых мужчин, один из которых был темнокожий науриец. При них говорить не хотелось. Эриса опасалась, что ее опять поднимут на смех. И она придумала так: – Может желаете бутылочку эля с дороги? Я вам принесу, и вы выслушаете меня? Только отойдем туда, в тень? – она кивком указала на свободную лавку под акацией.

– Спасибо за заботу. Не откажусь, – старый караванщик даже расцвел в лице, насколько позволяла пожелтевшая, сухая от песков кожа. – Скоро подойду туда.

За все это время Эрисе удалось собрать почти шестьдесят салемов, и потраться на дорогой эль она решилась лишь на одну бутылку. Сама обойдется без питья, хотя в горле пересохло. Потом сходит к ручью. В Дуджун даже для своих бутылка не стоила меньше четырех салемов – это вам не Эстерат, где варят эль свой и поставляют кораблями с других городов. В оазисы ходят только такие «корабли» как верблюды, и все здесь намного дороже. Все, но только не человеческий труд.

Когда Нурам Харфиз подошел и присел рядом с ней на лавку, стануэсса услужливо открыла бутылку и протянула ему.

– Мне? Спасибо, девочка. Сама чего не хлебнешь? – аютанец расстегнул верх халата из дорогой синей тафты: здесь не было такой пыли и можно было выпустить пар. – Жарко.

– Сама я потом. На работе сейчас, – ответила госпожа Диорич. – У меня вам вот какое необычное дело. У меня денег нет. Вернее, есть пятьдесят пять салемов.

– Это плохо, конечно, – караванщик сделал глоток и рассмеялся. – Хочешь, чтоб я тебе одолжил?

– Нет, – Эриса поняла, что в волнении речь завела не с того. – На самом деле, у меня денег много, но она в Эстерате. Господин Харфиз, сюда меня почти в прямом смысле Шет занес. И мне нужно отсюда скорее выбраться. Мне очень нужно попасть в Эстерат. Там я заплачу вам за дорогу. Заплачу с лихвой, скажем, пятьсот салемов или если хотите больше. Помогите, господин Нурам Харфиз. Пожалуйста, – она сжала его ладонь и на ее светлые как капельки южного моря глаза навернулись слезы.

– И ты, почти не имея денег, купила бутылку эля мне? Себе вынуждена была отказать? Эх, девочка, – караванщик отпил несколько глотков. Не в силах тянуть с решением, чтобы не мучить человека так его просящего, сказал: – Конечно, я помогу тебе. Если у тебя в Эстерате действительно есть какие-то деньги, то заплатишь мне двести салемов, а если нет, то Валлахат оценит мою доброту и будет в ответ добр ко мне. Я возьму тебя.

– Спасибо, господин Харфиз, – чтобы сдержать слезы, Эриса зажмурилась и отвернулась. – Когда выезжает ваш караван?

– Завтра до рассвета. Хотя я думал уйти сегодня в ночь, но люди очень измотаны, – караванщик распустил пояс, давая уставшему телу больше свободы. – Вижу ты не слишком опытна в переходах по пустыне? На те деньги, что у тебя есть купи себе хороший платок на голову. Здесь не скупись. Вон, подойди к Гарсиму, – он кивнул на аютанца, прибывшего вчера из Каст-Такала. – У него есть хорошие. Купи подстилку и бурдюк, лучше два, наберешь полные воды. И можешь взять еды на четыре дня. Если нет, то я поделюсь.

– В дороге будем четыре дня? – уточнила арленсийка.

– Скорее три. Но лучше иметь небольшой запас, – пояснил Нурам и одним глотком допил эль. – Мы пойдем через Даджрах. До него два дня, и то если все сложится с погодой. В Даджрах можем задержаться на отдых – с этим уже в пути разберемся. Ты собирайся, купи все нужное. Обязательно хорошо поспи ночью, но так, чтобы не проспать наш отъезд.

Госпожа Диорич не смогла сдержать радость, подходя к хозяину двора. Фарах Шэбун наоборот погрустнел и сказал ей честно:

– Жаль. Ты очень хорошо помогала нам. Но раз так решил Валлахат, то кто я, чтобы перечить ему. Пусть он поможет тебе в пути, – он снова крикнул жену и повелел ей выдать арленсийке двадцать салемов и бурдюк с лимонной водой. Затем поблагодарил ее за работу и отпустил с грустной улыбкой.

Идя к торговцам за покупками в дорогу, стануэсса ликовала. Боги! Алеида! Волгарт! Как же все чудесно разрешилось. Ведь путь в Эстерат, избранный добрейшим господином Нурамом Харфизом лежал с заездом в оазис Даджрах! Это ли не чудо?! Там, если случится хотя бы несколько часов стоянки, Эриса сможет наведаться в святилище Леномы и рассказать жрицам о своей беде – потери кольца. Может они каким-то советом помогут ей. А может научат правильно молиться древней богине, и тогда неведомыми путями бессмертных она вернет кольцо и покарает негодяя-Кугору.

И еще стануэсса задумалась: ведь все это время, пользуясь кольцом, она почти не выражала благодарность нубейской богине, не молилась ей, а принимала редчайший дар кольца как должное. Может все дело в ее неблагодарности? Ведь не зря жрицы говорили, что кольцо неведомыми путями богини приходит в мир людей и передается из рук в руки тоже Ее волей.

Глава 2

Смертельный ветер

Боги миловали, и не было такой невыносимой жары, какую перенесла Эриса при путешествии к оазису Даджрах – тот раз, когда она с Лурацием искала встречи со жрицами Леномы. Да, теперь солнце не казалось таким злым. Караван шел лишь с одной недолгой остановкой перед полуднем, чтобы немного поесть, попить воды, расслабить уставшие ноги и спины.

Спрыгнув с прилегшего на песок верблюда, стануэсса направилась к Нураму. И снова земля ей казалась зыбкой. Увы, верблюд – это не конь. Сколько она получала удовольствия в Вестейме, пуская любимого Грома страшным галопом, до сумасшествия носясь по всему поместью! А с верблюдами у арленсийки не ладилось: всякий раз ее качало так, словно земля превращалась в беспокойное море. При этом морские путешествия, даже при сильном волнении Эриса переносила хорошо. Можно сказать, великолепно, если вспомнить плаванья с капитаном Шетересом. Сколько лет прошло? Года четыре, пять? Тогда еще Дженсер лишь маячил в женихах, делая ее жизнь сладкой от комплиментов. А капитан Шет – она любила его назвать так, роняя последнюю часть его имени – в самом деле был истинным Шетом в постели, от которого так приятно ныло все тело и к утру становились опухшими губы. Хотя как он издевался над ней, не всегда такое весело вспоминать. Ладно, чего тревожить былое. Тем более былое на его корабле.

Госпожа Диорич подошла к Нураму и, открыв свой бурдюк, предложила:

– Будете? Вода, кстати, лимонная – вкуснее, чем из ручья.

– Девочка, ты очень добрая. У меня дочь такая. Да, хранит тебя и ее Валлахат, – хозяин каравана отстранился от протянутого ему сосуда. – Прибереги для себя. А для Нурама Харфиза нет ничего вкуснее обычной воды. Хотя соврал… вкуснее есть – вода из колодца моего дома, где я когда-то имел счастье родиться. Это в далекой деревне на границе с Эльнубеей. Если говорить по правде, я даже эль не люблю и не пью. Пил твой, чтобы не обидеть тебя, девочка.

– С погодой нам повезло, да? – Эриса присела рядом на подстилку. Казалось, раскаленный песок обжигает даже через плотную шерстяную ткань. Арленсийка поджала ноги, чтобы не касаться голыми икрами песка.

Караванная тропа выделялась изредка являвшимися плитами светлого камня – останками древней нубейской дороги. Ее почему-то еще не до конца поглотило песчаное море. Где-то впереди торчал покосившийся обелиск – дорожный указатель, которые уже попадались на глаза Эрисе. Над дюнами, видевшимися до горизонта, висело красноватое марево.

– Не уверен. Верблюды подергивают ушами, видишь, – аютанец кивнул на своего белого, и стоявших за ним животных возле зарослей колючего кустарника – он темными плетями торчал из серого песка. – Может быть риха-хаттан. Нам нужно пройти до остановки на отдых еще лиг десять – там неплохое место, прикрытое с трех сторон скалами.

– Оазис? – Эриса поправила сползавший с головы платок и отпила из бурдюка глоток теплой воды, немного освежая пересохшее горло. Что-такое риха-хаттан она знала. В переводе с аютанского означало «смертельный ветер». Об этой напасти иногда упоминали караванщики в постоялом дворе господина Фараха Шэбуна. Иногда, сидя вечерами у костров, рассказывали такие небылицы, мол, риха-хаттан насылают темные нубейские боги, которые в понятиях аютанцев и есть истинные демоны, злобно противостоящие Валлахату. Говаривали, что иногда риха-хаттане ветер приносит неведомых существ, которые съедают верблюдов и даже людей. Или хуже того: стихия может разыграться до такой силы, что уносит несчастных в неведомый мир, где их ждет рабство и мучение до конца дней.

– Конечно же нет, – отвечая на вопрос арленсийки, Нурам усмехнулся и покачал головой. – Здесь нет оазисов и даже колодцев до самого Даджраха. Вернее, колодец есть у развалин Хаш-Туум, но там редко бывает вода. Нико не знает отчего она там появляется и почему исчезает. Что интересно, если вода в колодце есть, то она на удивление холодная, словно в горном ручье. Во всей огромной пустыне я такого нигде не встречал.

– Может нам повезет, и вода будет. Холодная… – Эриса облизнула сухие губы, представляя воду в запотевших бокалах с кусочками льда, которую она пила в жару в Арсисе. – Далеко до тех развалин?

– Да, туда доберемся только завтра к полудню. Заночуем в пристанище между скал. Не нравится мне голос песка… – он застыл, прикрыв глаза, вслушиваясь, потом поглядел на верблюдов. – Будет риха-хаттан, – уверенно сказал Нурам Харфиз и встал. – Собираемся! Поторопитесь! – распорядился он погонщиками. – Нужно ехать скорее! Должны успеть до укрытия в скалах.

Собрались быстро. Верблюды, чувствуя беспокойство людей и сами, вероятно, опасавшиеся бури, пошли частым шагом по тропе. Тропа пока совпадала с останками древней дороги. Впереди шел белый верблюд Нурама за ним двое наемников, на низеньких, но весьма проворных дромадерах с длинной рыжей шерстью – такие обитали ближе к границе пустыни и Малвута. В середине двадцать верблюдов с грузом и погонщики. Караван замыкали двое наемников на тех же рыжих длинношерстных, которые, говорят, не очень удобны для перевозки тяжестей, но хороши в бою и во многом превосходят лошадей.

Часа через два с лишним далеко впереди показались скалы. Наверное, о них говорил господин Нурам Харфиз. Они виднелись в буром мареве ломаными серыми выступами между дюн.

– Не успеем, – сказал на аютанском погонщик, следовавший за Эрисой. Он привстал, оглядываясь назад на горизонт.

Эриса, все лучше понимавшая аютанский и даже в разговоре с караванщиками переходившая со всеобщего на их родной, тоже привстала. Но не увидела ничего необычного, беспокоившего людей в караване и, видно, все больше волновавшего животных, которые вытягивали шеи и раскатисто ревели.

– Становимся здесь! – распорядился господин Харфиз, указывая рукой на торчавшие из песка камни и редкие сухие кусты. – Давайте верблюдов в круг.

Эриса, видя всеобщую тревогу, спрыгнула наземь раньше, чем лег ее верблюд и два не вывихнула ногу.

– Сюда, сюда ставь! И ты сюда! – командовал погонщиками Нурам, жестикулируя рукой. – Веревки давайте! Вяжите крепче!

Пока ничто не предвещало смертельного ветра, и госпоже Диорич казалось их беспокойство странным. Однако раньше, чем лег на землю последний верблюд, послышался нарастающий гул, и небо потемнело, словно упали густые сумерки.

– Держись меня и ничего не бойся! – хозяин каравана поймал арленсийку за руку и заставил лечь ближе к его белому верблюду. – Риха-хаттан не бывает долгим. А этот видно не будет сильным. Прижимайся теснее к земле. Глаза зажмурь, лицо закрой платком!

Последние его слова смешались с ревом ветра. Шквал ударил такой силы, что если бы Эриса стояла во весть рост, то ее сбило бы с ног и попросту унесло вместо с песчаным потоком. В лицо словно впилась тысяча раскалённых игл, и тело, не защищенное одежной, жгло так, словно с него сдирали кожу. Дышать стало невозможно. Любой вдох вместо воздуха насытил бы легкие песком.

Стануэсса, как могла, спрятала лицо в головной платок, пыталась дышать через него, делая редкие осторожные вдохи и сотрясаясь от мощи обрушившейся стихии. Она помнила слова господина Харфиза: «Риха-хаттан не бывает долгим». Но не долгим, это сколько? Минута, пять, десять? Или час? Тогда точно с нее сорвет всю одежду вместе с кожей. Оставалось лишь жаться к верблюду и молиться! Молиться кому? Ее родным северным богам? Есть ли в этом безумстве песка и ветра защита Волгартом и Алеидой?

Эриса начала мысленно взывать к вечным: не шепча, как обычно, а мысленно выкрикивая их имена. Но от этого лишь сильнее становились удары ветра и больнее хлестали струи песка по ногам. Стануэсса вспомнила Лурация, его слова в тех довольно вольных рассуждениях о вечных, которые иногда он допускал. Ведь ее любимый пятидесятилетний «мальчик» был особо искушен и мудр в поднебесных темах, обладал более глубоким миропониманием, чем она. И говорил Лураций, что есть множество богов. Столько, столько мы позволяем себе допустить, и помощь от них, и благословение, и наказание – все это имеет такую силу, которой мы сами этих богов наделяем. Но как же это сложно! Как понять в минуту смертельной опасности, к кому взывать с просьбой о защите, если в остальное время своей жизни о богах не слишком думаешь? Наверное, это и справедливо: если ты живешь жизнью только для себя, то и рассчитывай только на себя.

Среди верующих в Валлахата аютанцев (а веруют в единого бога они почти все) имелось поверие, что если риха-хаттан забирал людей на караванной тропе, то значит в караване имелись отчаянные грешники, поклоняющиеся нубейским демонам или имеющие в ними какую-то связь. Например, творящие запретную магию. Ведь ясно, что Иргус, Тован и Ленома – все они вовсе не боги, а темные сущности, противные Валлахату. Даже светлых богов нубейцев: Терсета и его жену Эльдою – этих славных богов, дающих жизнь, здоровье и солнечный свет, большинство аютанцев не слишком жаловали. Хотя поклонение им осталось в северо-западных районах Аютана, во многом даже в вольной Эсмире.

Эриса не знала сколько прошло времени – казалось прошла вечность. Выбрав место удобнее, она еще сильнее вжалась в землю и в верблюда господина Харфиза. И это отчасти помогло – теперь не так беспощадно било летящим песком. Караванщик что-то пытался сказать ей, перекрикивая ветер, но его слова заглушал, уносил риха-хаттан. Что-то прилетело вместе с воздушно-песчаным потоком и больно ударило ее по спине. Ясно – это «что-то» было нетяжелым и достаточно мягким, иначе могло бы сломать кости. Снова начала болеть рана на ноге, которую много дней назад ей нанес Кюрай Залхрат кнутом. Вроде уже зажила, а теперь опять горит, щиплет, словно песок содрал с раны подсохшую корку.

Также неожиданно как риха-хаттан налетел, также неожиданно он и исчез. За пару минут ветер стих, небо посветлело и грозный гул ушел за дюны. Стануэсса пошевелилась, попыталась встать, но это оказалось непросто: наполовину она была засыпана песком. Первым выбрался господина Харфиз и подал ей руку. Некоторые верблюды были засыпаны так, что из песчаных куч торчали лишь их головы, оглашающие пустыню возмущенным ревом. Помощники хозяина каравана принялись за работу, отвязывая веревки, которыми они успели прихватить груз, и побуждая животных освободиться от песчаного плена.

– Господин Харфиз! – окликнул Нурама наемник-Кемриз, прежде ехавший впереди каравана. – Крураб… – назвав товарища имя, он опустил глаза к земле.

– Что «Кураб»? – сначала не понял Харфиз охранника. Быстро подошел и увидел сам: Кураб – второй из наемников бывших в голове каравана, лежал на спине полузасыпанный песком. Вместо глаз аютанца темнели кровавые раны и изо рта вышла вспенившаяся кровь.

– Кураб! – господин Харфиз так и рухнул на колени возле него. – Как такое могло случиться? – старый караванщик недоумевал: Кураб был не только опытным воином, но и вовсе не новичком на караванных тропах. Кураб и Кемриз – его друг, стоявший сейчас рядом – не первый год служили охраной в его скитаниях, и уж такую небольшую беду как риха-хаттан переживали много раз. Какой-нибудь неприятности старый караванщик мог еще ожидать от двух наемников, замыкавших караван. Тех он не знал – нанял первый раз. Но Кураб… что могло случиться с ним? И глаза… риха-хаттан не мог нанести такие раны. Что же случилось? Зло нубейских демонов тронуло его? Ведь здесь по этой части пустыни так много их пристанищ: разрушенные святилища, древние гробницы, алтари да сооружения, назначение которых нормальным людям неясно. Хотя все повредили столетия и песок, все равно на всем этом есть печать чужой жизни, которая будто продолжает течь тайком.

– Это был не простой риха-хаттан, – мрачно глядя на мертвого друга, произнес Кемриз словно подтверждая его мысли. – Нубейские демоны. Их сила была в ветре. Боюсь, господин, с караваном что-то не так.

Нурам принялся счищать с тела Кураба песок, сгребая его широкими сухими ладонями, отряхивая одежду умершего и приговаривая: – Милостивый Валлахат, прими его душу! Усади рядом с собой! Кураб! Наш Кураб был хорошим человеком! Много света он добавит Небесам! Прими!

Слова наемника, что с караваном что-то не так, поняли почти все. Это означало, что в караване была либо вещь, полная темной магии нубейцев, либо человек владеющий запретным волшебством и как-то связанный с демонами, да поклоняющийся нечистым древним богам.

– Как же теперь? – вопросил старший погонщик, глянув на арленсийку, потом переведя взгляд на двух хвостовых наемников, один из которых был аютанцем из Эсмиры, приметный глубоким шрамом от щеки до шеи, а другой наурийцем, темным как засохшее дерево, с огромными губами и диким взглядом. Может кто из них виновен? Ведь даже аютанцы, если они эсмириские, не все верны Валлахату и с непонятной радостью позволяют почитать нубейского Терсета.

– Может разумнее вернуться в Дуджун? – предложил Кемриз, приподняв тело друга, чтобы осмотреть с другой стороны: на спине и боках с первого взгляда не было заметных ран и иных следов, способных пояснить, что случилось с Курабом.

– Нет, мы поедем к приюту в скалах, – решил господин Харфиз, наклонился и внимательнее осмотрел правый бок мертвеца. – Бережно заверните нашего Кураба в мой синий ковер и погрузите на верблюда. Завтра похороним на кладбище в Хаш-Туум.

Все знали, что возле руин имеется старое кладбище пустынников. Поскольку караваны здесь ходили часто, оно нередко прирастало новыми могилами. И даже сам Нурам Харфиз однажды предал здесь земле старого погонщика.

Примерно через полтора-два часа они добрались до места, закрытого от ветра скалами. На каменистой земле чернело несколько старых кострищ, обложенных крупными камнями – видно, кочующие торговцы останавливались в этом месте нередко. Нурам Харфиз раздал распоряжения своим людям: они начали разгружать животных и ставить шатер.

Эриса, покинув верблюда, пошла размять ноги и осмотреть край извилистого ущелья. Хотя здесь не было воды, вдоль южной скальной стены рос колючий кустарник, тамариск и финиковые пальмы, часть из которых была срублена. На северной скале темнело несколько пещер, уходящих глубоко в рыхлый камень.

– Аленсия, – окликнул ее один из погонщиков, когда она попыталась вскарабкаться на скальный уступ. – Хозяин позвал. В шатер загляни.

Стануэсса вернулась к стоянке. Сноровистые руки караванщиков шатер возвели очень быстро, и возле него, видимо, собирались развести маленький костер из привезенных дров – Нурам запрещал своим людям рубить деревья на местах стоянок.

– Звали меня, господин Харфиз? – отодвинув полог, Эриса заглянула в шатер.

– Да, присядь, – хозяин каравана указал на подстилку напротив себя. – Кое-что хочу сказать.

Шатер был небольшим, с низким сводом, под которым высокий человек не смог бы стоять в полный рост и спальных мест здесь было не более шести, если не тесниться. С шеста на цепочках свисало два бронзовых светильника украшенных красивой чеканкой – света лили достаточно, чтобы разглядеть затейливые орнаменты на подстилках.

– Ковра под ногами сегодня нет. Сама понимаешь, он нужнее сейчас покинувшему этот мир нашему защитнику. Да примет Валлахат его душу без промедлений! – Нурам сложил руки на груди в молитвенной просьбе.

– Да простит Он все грехи и вспомнит все добро! Пусть станет больше света Небесам! – Эриса тоже скрестила руки по-аютанской традиции. Ее мать, мудрейшая стануэсса Лиора, учила так: почитай чужие обычаи, как свои, потому как доброе дело едино для всех людей. После недолгого молчания арленсийка села на указанное место.

– Хочу поговорить о неприятном, – начал он, поджав ноги, чтобы дать больше места гостье. – Я не доверяю двум хвостовым наемникам. Кемриза и усопшего Кураба я знаю много лет – они надежные люди и отважные воины. А этих двух я вынужден был взять в Эсмире взамен моих людей, которые нуждались в отдыхе. Душа не лежала брать этого наурийца. Да и его эсмирского друга со шрамом как-то тоже. Но мы спешили, и не было выбора – видно так легли зарики Судьбы. Так вот о чем я: эти двое нехорошо смотрят на тебя, девочка, – он поднял к ней свои темные будто чуть присыпанные пеплом глаза. – Мы ляжем отдыхать, а они могут сделать что-нибудь скверное с тобой. Не просто так говорю – краем уха слышал кое-какие их разговоры. Поэтому предлагаю остаться на ночлег в моем шатре.

Арленсийка было хотела возразить, но Нурам перебил ее, продолжая:

– В моей порядочности можешь не сомневаться. Я не прикасаюсь ни к одной женщине, кроме своей жены – Валлахат свидетель. И все мои люди это знают. А раз так, о тебе никто из них не подумает плохо. Что подумают те двое, это не столь важно. Пусть даже они подумают, что ты спишь со мной, тогда будет у них меньше охоты что-то замышлять в отношении тебя.

– Я могу постоять за себя, – сказала Эриса и, потеребив поясок, заметила: – У меня есть нож и, поверьте, я им очень хорошо владею. К тому же я громко кричу, – она улыбнулась.

– Аленсия, это не шутки. И я еще не все сказал, – он притянул бурдюк с водой и отпил несколько бережливых глотков – ни одна капля не осталась на губах. – Вот что надо обдумать: смерть Кураба – дело странное. Мои люди думают, что риха-хаттан пришел не просто так, а с силой противной Валлахату. Но я не уверен. Мы слишком часто ссылаемся на неведомые силы, не замечая во многом собственного людского участия, – теперь старый караванщик говорил медленно, отвешивая каждое слово и глядя на мерцавший язычок пламени. – На теле Кураба сбоку я заметил прокол, будто след от очень тонкого стилета. Слуги демонов или люди оставили этот незаметный след, который почти не пустил крови. С другой стороны, подкрасться к Курабу во время риха-хаттана из людей вряд ли кто мог. Разве что, очень опытный и ловкий человек.

– Вы думаете, что кто-то из тех двоих мог специально ткнуть Кураба стилетом, и буря доделала остальное со смертельно раненным телом? – спросила стануэсса. Аютанец молчал, глядя на огонь, и она продолжила: – Теперь ваш надежный охранник остался один и он не так быстр, как те два молодых и видом сильных воина. Вы об этом думаете?

– Я не хочу никого обвинять раньше времени – это противно Валлахату, – произнес хозяин каравана, однако проницательность северянки тронули его. Она вполне могла быть права. Ведь сколько караванов сгинуло лишь потому, что брали в сопровождение непроверенных наемников. Было много случаев, когда лихие люди втирались в доверие, сопровождая неважные грузы, а потом, как их нанимали в богатый караван, то они исчезали вместе с этим караваном. И видели этих бесчестных наемников позже среди налетчиков, а грузы тех караванов на черных рынка. – Мы с Кемризом будем дежурить по очереди, сидя здесь в шатре, – продолжил он. – Пусть они думают, что мы спим. И тебе лучше остаться здесь. Но не думаю, что если они нечто замышляют против каравана, то пойдут на разбой здесь. Двоим им не по силам справиться со всеми нашими верблюдами, которые мало слушаются чужаков. Им более выгодно сопровождать нас до Хаш-Туума. Оттуда близко до Эстерата и до Даджрах, кроме того, за Даджрах в нубейских развалинах нет-нет обитают налетчики. Да простит мне Валлахат грешные мысли!

– Я тоже могу дежурить с вами, – сказала стануэсса. – Каждому выпадет больше времени на сон.

– Нет, – аютанец это сразу отверг. – Ты – женщина. Оставь мужской долг мужчинам. Может, привлеку еще старшего погонщика. Но все его люди и он сам безоружны и мало что стоят против опытных наемников. Особенно меня беспокоит науриец. Видно по всему, он очень силен.

После полуночи арленсийку разбудил господин Харфиз. Он лишь прикоснулся к руке – арленсийка проснулась вмиг, вопросительно глядя на него и держа напряженные пальцы на костяной рукояти ножа.

– Все хорошо, – с тусклой улыбкой сказал аютанец. – Ты часто говорила какое-то слово и вертелась. Но я не поэтому. Пора убирать шатер – собираемся в путь.

– Какое слово? – Эриса тоже улыбнулась ему. И тоже слабо, едва краешками губ.

– Говорила: «Лураций». Наверно, чье-то имя, – Нурам принялся сворачивать подстилки, его помощники хлопотали снаружи, переговариваясь, отвязывая растяжки.

– Да. Имя моего будущего мужа – человека, которого я очень люблю, – призналась госпожа Диорич и проскользнула мимо караванщика к выходу.

За пологом шатра лежала глубокая ночь. Стоянку освещали два факела и догорающий костер. А над головой в темном, едва отсвечивающем синевой небе, яркими россыпями сверкали звезды. Обе луны: Андра и Мельда сходились к Великому дому, а значит скоро случится двоелуние – маленький этап в бесконечном пути этого мира через вечность.

В полутьме Эриса не сразу нашла своего верблюда и, проходя мимо ряда тюков, столкнулась с наемником-наурицем. Его голый торс был почти незаметен, так как он стоял в тени скалы, и свет лун не падал на него. Стануэсса сначала заметила лишь глаза, искорками отразившие свет дальнего факела.

– Дам тебе тридцать салемов, – сказал темнокожий, хватая ее за руку. – В Хаш-Туум будешь спать со мной?

– Нет! – госпожа Диорич попыталась вырваться, но его горячая, мозолистая ладонь держала крепко.

– Хочешь пятьдесят? – он, играючи, притянул северянку к себе и обхватил второй рукой, сжимая ее ягодицы. – Сколько тебе платит Харфиз?

– Ни за какие деньги! – змеей прошипела арленсийка. Она понимала, что их сейчас вряд ли кто видит. Была даже мысль закричать или тайком выхватить нож и несильно ткнуть острием его руку для того, чтобы он ослабил хватку. Однако поднимать шум она не рискнула: это могло перерасти в серьезную стычку, которой опасался хозяин каравана.

– Не набивай цену. Ты же шлюха, – науриец попытался поцеловать ее, но северянка вертела головой и упиралась. Тогда он сдавил ее сильнее и сунул свободную руку между пол ее халата, добравшись до голого живота, ткнув пальцем в ее впалый пупок и потом ниже, ниже… Наконец до ее вожделенной складочки.

– Пусти, шетов выродок! – произнесла Эриса, едва сдерживаясь чтобы не закричать.

Арленсийка стиснула бедрами его руку, но нагловатые пальцы уже добрались туда, куда стремился наемник и он удовлетворенно хмыкнул, чувствуя, как там становится влажно: значит он нее ошибся и этой белой шлюхе нравилось, что с ней происходило и в скором времени произойдет.

– Выбирай: за тридцать на ночлеге или сейчас бесплатно! – он усмехнулся, с диким вожделением глядя на северянку сверху вниз. – Сама это хочешь, белая овечка. Не удовлетворил за ночь старичок?

Эриса стиснула зубы, чтобы не застонать. Его пальцы ласкали ее щелочку, потирали тут же набухшую вишенку. И напряженный член, такой крупный и твердый вот-вот был готов вырваться наружу из одежды мучителя.

– Хочешь, отойдем за пальмы? – он впился в ее губы своими, огромными.

– Да, – ответила стануэсса, подумав, что по пути она попытается вырваться и отбежать к господину Харфизу – он, наверное, уже обеспокоен ее исчезновением. А если не получится вырваться? Уступить ему, как это случилось с негодяем-Кугору? Уже несколько дней ее тело не знало ласки мужчины и вело себя невыносимо предательски – пальцы наурийца были мокры, очень мокры. Так нестерпимо ныло внизу живота.

– Губору, давай к верблюдам, – из темноты появился второй наемник. Разглядел северянку и добавил: – Ты с этой возишься. Нет времени. На выезд готовятся.

– Я тебя трахну в Хаш-Туум. Если дашь хорошо, заработаешь денег, – пообещал темнокожий, жадно поцеловал напоследок в губы и пошел за другом.

Господин Харфиз действительно обеспокоился исчезновением арленсийки, хотя ее не было на виду минут пять. Эриса не стала говорить о том, что произошло – соврала, что отходила по необходимости уединиться. Вскоре они сели на верблюдов. Первым двинулся белый дромадер хозяина каравана, к его седлу был приторочен шит, лук со стрелами и прямой эльнубейский меч – видимо все это Нурам взял себе у Курама и в случае стычки рассчитывал заменить погибшего охранника, невзирая на преклонный возраст.

Глава 3

Руины Хаш-Туум

До рассвета они одолели путь до нубейского дорожного указателя, от которого остался один белый камень. Остальные, потертые песком так, что уже не читались рельефные знаки, валялись в песке. Дальше нубейский тракт делился на два направления: к Фальме через два оазиса, и к Эстерату. Едва появилась красная полоса рассвета, как подул ветер. Не сильный, но такой что погнал пыль и даже начал играть песком на верхушках барханов. А потом явилось солнце. Большое и красное. Пока еще доброе, не жгущее беспощадными лучами. Пользуясь утренней прохладой караван шел быстро, следуя изгибам нубейского тракта, иногда отклоняясь, чтобы обойти, съевшие дорогу, дюны.

Эриса уже изнемогала от долгой езды. Ведь двигались без остановки едва ли не полночи. Вот утро, а верблюды все идут и идут куда-то на юг, если ориентироваться по встававшему солнцу. Затекли ноги и пальцы больше не слушали арленсийку, из-за того, что она слишком крепко цеплялась за седло при спуске по крутой каменистой тропе. Одна радость: понемногу к качке она стала привыкать.

Еще часа два караван шел ровно на юг, пока Нурам не поднял руку и не приказал свернуть к ложбине между желто-серых дюн. Там устроили недолгую стоянку, чтобы попить воды, немного перекусить, и размять уставшие тела – ведь следующая стоянка выпадет лишь после полудня в Хаш-Туум с отдыхом до наступления ночи.

В этот раз с господином Харфизом неотрывно был Кемриз, который не снимал с пояса тяжелый скимитар и даже кожаный шлем с блестящими пластинами бронзы, оставался не на седле, а тяготил его голову. Он часто поглядывал украдкой на двух хвостовых охранников, которые держались особняком и на стоянке расположились между грузовыми верблюдами и склоном дюны. Эриса присела в нескольких шагах от Нурама прямо на песок, который с утра не был горячим, отпила воды и жевала сухую лепешку с начинкой из пресного, но острого сыра и пряной зелени. Ела неторопливо и слушала разговор хозяина каравана и Кемриза, а также поглядывала на наемника со шрамом и наурийца, имя которого было Губору. Едва его хищный и насмешливый взгляд обращался к ней, она отворачивалась. Что будет между ним и ей в Хаш-Туум только богам известно. Прятаться все время стоянки в шатре господина Харфиза вряд ли выйдет. Все равно ей придется отлучиться по нужде, и он подловит ее, отведет подальше и, конечно поимеет к его огромному удовольствию и великой жадности. От этих мыслей Эриса словно почувствовала как его большой черный член – а он у него явно не маленький – входит в нее глубоко до упора, входит сильнее с каждым новым толчком… представила и едва не застонала от выдуманных, но очень сильных ощущений. Хотела ли она этого? Теперь стануэсса не была уверена, что нет. И чем больше она об этом думала, тем яснее становился ответ: она вполне допускала что отдастся ему. Даже несмотря на то, что госпожа Диорич пыталась запретить себе думать об этом, все равно мысли о дерзком наурийце приходили вместе со свежими воспоминаниями и теми грубыми, сильными ощущениями, которые возникли от близости их тел перед отъездом. Но пусть боги решат, как все случится. А если эти двое наемников вдруг рискнут захватить караван на следующей стоянке, что тогда? Видно, что науриец – воин большой силы. Если он еще настолько опытен, то вполне может справиться одновременно с Кемризом и с немолодым Харфизом. Что тогда станет с ней? Она будет добычей, как верблюды и товары на их спинах? Станет рабыней этих разбойников и ей придется вести безвольное, униженное существование, скитаясь по выжженной солнцем земле?

Между своих мыслей стануэсса услышала насторожившие ее слова хозяина каравана и переспросила:

– Получается, мы не свернем в Даджрах?

– Теперь нет, – ответил Нурам. – От руин до Эстерата гораздо ближе, чем до Даджрах. Хотя у меня был туда груз, завезем его на обратном пути. Не будем рисковать, сама понимаешь почему. Ты бы размяла ноги. Вижу непривычно северянке на верблюде. Походи здесь немного, поднимись на бархан, скоро уже поедем.

То, что путь не лежит в оазис Даджрах, Эрису значительно расстроило. Она так рассчитывала посетить святилище Марахи Нраш и поговорить со жрицами Леномы о бедах, свалившихся на нее. Иногда, особенно перед сном, когда ее внимание отходило от насущных дел и суеты, арленсийке казалось, будто нити, ведущие к вауруху, не исчезли совсем. И даже было ощущение того бесконечного пространства с крошечными искорками, из которого она притягивала Флер Времени. Быть может с потерей кольца эти способности она не утратила безвозвратно? Может их удастся как-то развить? Развить, как она развила умение обращаться с кинжалом в настойчивых тренировках? Или жрицы подскажут способ как правильно молиться Всевидящей, и древняя богиня услышит ее, поможет вернуть утраченное? Если бы ей удалось восстановить связь хотя бы с Сармерсом! Где же этот шетов летающий кот?! Почему до сих пор не появился, когда она в такой беде и очень нуждается в нем?! Но все эти возмущения, обиды были пусты: стануэсса сама прекрасно понимала, что ни Величайшая, никто из ее свиты ничем ей не обязан. Тем более теперь, после столь глупой утраты кольца.

Но если старший караванщик решил не ехать в Даджрах, то значит так нужно, и ее интересы следует задвинуть в дальний угол. Настанет время, она с Лурацием совершит еще один визит в этот очень памятный оазис и навестит змеиное святилище Марахи Нраш. Будет у них там много времени и много свободы. Ведь теперь никакой Кюрай не помеха. Хоть он был большим мерзавцем, пусть Валлахат примет его душу!

Когда Нурам дал распоряжение выезжать, Эриса успела немного размять ноги, походив по склону бархана, проваливаясь в рыхлый песок. Утром он был приятен на ощупь, мягкий, даже нежный, точно лепестки цветов, и соблазнительно прохладный. Хотелось зарыться в него и полежать хотя бы полчаса. Однако, господин Харфиз спешил. Видя, что мужчины поднимают верблюдов, стануэсса поспешила к своему. На полпути ее задержал Губору, также как ночью схватив за руку своей сильной и горячей ладонью.

– Правда, я тебе нравлюсь? – спросил он. – Разреши наш спор с Хунамом.

Аютанец со шрамом рассмеялся, ожидая ответа северянки.

– Нет. Пусти, – Эриса вырвала руку.

– Глупая шлюха! Ты сама не понимаешь, что это так! Я тебя оттрахаю так, что потом умолять будешь повторить, – прорычал ей вслед науриец.

Все это видел господин Харфиз, но, к счастью, вряд ли слышал слова наемника.

Сойдя с древнего тракта, они двигались еще часа три между длинных дюн. Одним богам известно, как Нурам находил путь среди совершенно одинаковых на вид песчаных склонов. Здесь и намека не было на караванную тропу. Солнце уже повисло над самой головой. От его беспощадного света рябило в глазах, оно обжигало кожу и казалось, скоро песок начнет плавиться под ногами верблюдов. Но все равно эта беспощадная жара не была такой мучительной, как в день, когда арленсийка с господином Гюи держали путь в оазис Даджрах.

Наконец впереди в промежутке между дюнами что-то показалось в дрожащем от жары воздухе. Эриса не могла распознать что именно, потому что перед глазами от убивающего пекла и ослепительного света появились темные пульсирующие круги. А там дальше между дюнами… ну да, виделось что-то торчавшее из песка. В самом деле это «что-то» и было началом древних руин Хаш-Туум, оставшихся после великой страны, исчезнувшей тысячелетия назад. Проехав еще с лигу, стануэсса начала яснее различать останки желтых стен, проступавших в мареве. Из песка словно вырастали портики и высокие колонны, часть которых вполне уцелела.

– Здесь, наверное, был город и где-то рядом могли остаться нубейские гробницы? – немного приободряясь близостью цели, поинтересовалась Эриса у господина Харфиза. Тот уступил первенство наемнику, а сам ехал рядом с арленсийской, справа от дромадера, нагруженного телом Кураба, завернутого в синий ковер.

– Да, говорят был город. Большую часть его съела пустыня, – ответил аютанец, вытирая пот, проступивший ниже чалмы. – Гробницы есть, но они давно разграблены, если ты думаешь о нубейских сокровищах, – глянув на северянку, он усмехнулся. – Эстерат отсюда недалеко, и эти развалины за сотни лет исходили вдоль и поперек тысячи тех, кто жаждет нубеского золота и древних вещей. Остались лишь голые стены и пустые подземелья. Там восточнее, – он кивнул в сторону останков колоннады, – три демонических святилища: Иргуса, Леномы и еще кого-то, почти целое круглое здание, наверное, амбар и там же колодец, о котором я говорил. С другой стороны за пальмами город мертвых. Часть его стала кладбищем пустынников.

– Вы сказали, святилище Леномы? – переспросила стануэсса. – Там несут службу жрицы?

– Нет там никаких жриц и людей здесь нет, потому что в колодце почти никогда не бывает воды, – аютанец ответил неохотно: интерес арленсийки к демоническим святыням был для него неожиданным и неприятным. – Скоро мы доберёмся до места. Там много тени и прохладнее, если спуститься по ступеням в начало подземелья.

За останками стены из тяжелых блоков известняка открывался пейзаж намного живее. Здесь зеленело много высоких кактусов, а дальше за островками сухой травы и кустами тамариска высились пальмы, бросавшие тень на остовы зданий, от которых, правда, мало что осталось. Не доезжая колоннады Кемриз, по-прежнему возглавлявший караван, свернул у подножья огромного изваяния воина, голова и руки которого обрушились и разломились на куски. Статуя эта была так огромна, что на какой-то момент заслонила солнце, и в упавшая тень казалась каким-то зловещим знаком.

– Хагуш Маххум, – произнес хозяин каравана и пояснил для арленсийки. – Один из нубейских царей. Так говорят легенды.

Они двинулись по аллее. Обе стороны ее охраняли гранитные львы в разных позах, но непременно с оскалившимися, свирепыми мордами и черными обсидиановыми глазами. Крупные львы, размером с верблюда. И дальше по аллее лежало намного больше тени от пальм, встречались даже кипарисы. Вскоре караван остановился у останков огромного здания. Часть его уцелела, сохранился даже тяжелый свод, опиравшийся на колонны. Круглые с толстым основанием, сужающиеся к верху. На части колонн даже осталась краска, которую не успели стереть время и песок. И здесь за широким порталом оказалось много благодатной тени для всего каравана.

Погонщики начали распределять верблюдов по удобным местам, снимать грузы, чтобы дать животным отдых. Господин Харфиз распорядился по установке шатра, выбрав место у самой лестницы, уходящей вниз у края этого величественного сооружения. Видимо ступени, сходившие в полумрак, вели в то подземелье, которое аютанец упомянул. И оттуда, из мрачной глубины тянуло какой-никакой прохладой: похоже подземелье уходило так глубоко, что его стены и свод не прогревался даже в жаркие дни.

– Мы отдохнем три часа – не больше, и начнем ритуал погребения Кураба. Нужно успеть до заката, – сказал хозяин каравана для всех, но большей частью обращаясь к арленсийке – именно на нее смотрели его уставшие глаза. – Ты можешь лечь спать сейчас в моем шатре, а на погребение в город мертвых лучше пойти с нами. Всем нужно держаться вместе, – последние слова он произнес негромко, чтобы не слышали хвостовые охранники, снимавшие поклажу своих верблюдов.

– За меня не беспокойтесь, господин Харфиз, – ответила Эриса. – Но с вашего позволения я отдохну немного в шатре.

Когда шатер закрепили растяжками, хозяин каравана помог арленсийке устроится на подстилке подальше от входа. Стануэссу уже клонило в сон: дала знать наполовину бессонная ночь и доведший до глубокого утомления переход по пустыне. Однако она уснула не сразу. Все-таки мучила жара, даже уставшее до изнеможения тело не погружалось мгновенно в сон. Вдобавок ум заняли важные мысли, которые следовало обдумать до пробуждения. Прежде всего мысли о святилище Леномы. Если оно здесь рядом – а Нурам указывал на колоннаду, до которой всего ничего – то почему бы не наведаться туда и не помолиться богине, как ее учили жрицы Всевидящей. Ведь Эриса по-прежнему чувствовала тонкую связь с прежними возможностями кольца. Да, пойти к святилищу – это риск. Большой риск. Как она объяснит хозяину каравана свой интерес к нубейской богине, которую караванщики опасаются и считают темной демоницей? Ни господин Харфиз и никто из его людей такого точно не поймет, и, мягко говоря, не одобрит. Поэтому, следовало ускользнуть из шатра тихонько, когда аютанцы начнут погребальный ритуал. Арленсийка знала их обычаи, и знала, что ритуал не проводят в городе мертвых. Значит, они начнут его здесь и только потом понесут умершего на кладбище. Однако на кладбище Харфиз может позвать ее с собой. Поэтому нужно воспользоваться моментом, когда аютанцы займутся ритуалом. Это хорошая возможность тихонько выйти из шатра и разыскать святилище. Если же те двое наемников, о намерении которых и у нее, и у хозяина каравана имелись очень неприятные подозрения, решатся на разбой, и пустят вход оружие, то тогда… Тогда только боги знают, что будет. Об этом сейчас не было смысла думать. Но может все подозрения были напрасны? Эриса за последние часы все больше склонялась к такому выводу. Ведь за все время путешествия ни темнокожий, ни аютанец по имени Хунам, тот со шрамом не давали никаких оснований для подозрения, если отбросить неясный случай с гибелью Кураба. Они будто вообще не интересовались делами каравана, редко когда смотрели в сторону Кермиза или господина Нурама Харфиза. Может быть смерть Кураба вовсе не связана с ними и все подозрения пусты? Ведь в самом деле науриец Губору, обращал внимание только на нее. Губору… он вряд ли будет участвовать в ритуале. И конечно, если он не лег отдыхать, то будет поглядывать за шатром, ожидая, когда северянка выйдет. Явно он очень дерзкий: может даже сам войти в шатер, если хозяин каравана на что-то отвлечётся. А если у него не будет такой возможности, то наверняка станет ожидать, когда она покинет шатер. Заметит, значит пойдет за ней за колоннаду. И там… пусть будет там то, что должно произойти.

– Какая я сука… – прошептала Эриса, закрывая глаза. – Неужели я в самом деле хочу, чтобы он меня трахнул? Нет, нет, мне не нужен никто, кроме Лурация!

Снова каким-то предательским образом, словно в обход ее ума госпожа Диорич представила ощущения… те, которые могли бы возникнуть от его большого члена, крупного, узловатого, растягивающего ее мокрую кису… А если он возьмёт ее в…. Нет! Эриса постаралась отогнать эти мысли, подумав о Лурации, вспоминая последнюю ночь, проведенную с ним.

Когда Эриса проснулась из-за полога, закрывавшего вход в шатер, доносился хор голосов. Стануэсса поняла, что погребальный ритуал начался. И нужно топиться. Пока караванщики заняты, незаметно выскользнуть из шатра. Прячась за каменными глыбами, добраться до колоннады. Сделав несколько глотков из бурдюка, вода в котором кончалась, она подползла на четвереньках к выходу и отодвинула полог. Осмотрелась по сторонам.

В трех десятках шагов от шатра аютанцы стояли вокруг тела Кураба, у головы мертвеца горели три лампады и стояла небольшая керамическая статуэтка Валлахата. Кемриз накосил на тело усопшего ритуальные знаки маслом и красной краской. После каждого знака мужчины читали молитвы, некоторые сыпали песок из ладоней, сложенных лодочками. Большинство собравшихся, включая Нурама, стояли спиной к шатру, и арленсийка тихонько вышла. Обернулась – не видят. И направилась в сторону колоннады, стараясь идти так, чтобы ее не заметили за огромными блоками известняка, когда-то сползших с гигантского пандуса. Скорее всего Эрису так никто и не заметил.

У колоннады оставалось определиться, в какую сторону повернуть: к обелиску, белым острием торчавшему над верхушками пальм или к промежутку между останками зданий, прежде, наверное, служившему улицей. Она пошла между пальм, и через полсотни шагов перед ней открылась небольшая площадь, часть которой усыпана кусками известняка. А прямо на фоне изломанной стены выделялось изваяние черного базальта. По высокой тиаре на голове Эриса узнала нубейского Иргуса. Напротив его за обломками колонны темнела статуя Леномы, также высеченная из базальта. Стоя на пьедестале, украшенном извитыми рельефами, богиня возвышалась на три-четыре человеческих роста. Повернутая чуть набок голова сурово взирала на арленсийку и в светлом небе казалась живой. В ее обсидиановых глазах оранжевыми бликами сверкало заходящее солнце.

Вид богини, открывшийся так неожиданно, потряс госпожу Диорич. Она замерла, приоткрыв рот и слушая частые удары взволнованного сердца. Затем двинулась к статуе, медленно, точно завороженная. Приближаясь маленькими шажками, не сводя глаз с красивого каменного лица богини.

– Ленома, Всевидящая, Величайшая! Прости! – стануэсса опустилась на колени перед алтарем – гранитной плитой, похожей на стол с углублением по всей длине. К невероятному удивлению арленсийки на алтаре этом лежало несколько фиников и засохшие цветы, придавленные камнем. Значит, здесь все-таки бывают люди? Может даже кто-то и живет здесь, каким-то образом находя воду?

Затем, склонив голову к алтарю, стануэсса произнесла на нубейском, как ее учила жрица в Марахи Нраш: – Эбраху Ленома, эбраху! Нохем рараш колахрем! Вавулх фарих эрихе! – конечно, эти слова она не запомнила тогда, но попросила Лурация найти воззвание к Величайшей в нубейских свитках и помочь с его пониманием.

– Я – глупая женщина, всю твою милость принимала как должное! – продолжила Эриса дальше на всеобщем языке, сложив руки на груди, так как это делали жрицы в Марахи Нраш. – Прости! Я не ценила твоего внимание ко мне! Не ценила тех огромных сил и возможностей, что дались мне Твоей величайшей волей! Прости мою неразумность и самонадеянность! – очень быстро, но пламенно, искренне арленсийка шептала что-то еще. Слезы выступили на ее зеленовато-голубых глазах, а губы все говорили и говорили о грехах, раскаянье, и при этом она была не в силах ничего попросить – попросту не было слов для этого. Был лишь поток слов, которые она не могла и не хотела останавливать. А потом в сознании стануэссы словно разверзлась пустота. Темная, безмолвная. Богиня молчала. Весь мир вокруг, казалось, обратился в пустоту и нерушимую тишину.

Склонившись у алтаря, Эриса не слышала шагов позади. Встрепенулась лишь когда чьи-то пальцы сжали ее плечо.

– Дружишь с демоницей? – свободная рука Губору взлохматила ее волосы. – Беленькую влечет к темному?

– Следишь за мной? – Эриса встала, повернувшись к нему. Молитва Всевидящей все еще сковывала ее тело и ум. Стануэсса даже не сразу поняла, что горячая ладонь наурийца взяла ее грудь. Только потом почувствовала, как сжали ее мозолистые пальцы. Она не сопротивлялась – лишь отвела взгляд в сторону. И к чему было сейчас противится, если крепкотелый воин все равно возьмет свое. Да, она могла бы вывернуться из его рук и попытаться убежать, но ее словно охватило оцепенение.

Он ласкал, вернее сжимал ее грудь, грубовато трогая соски, тут же отвердевшие, остренькие. Его член, выпирающий под кожаной юбкой – такие часто носили воины из Наурии – налился силой и уперся в ее живот. Горячий член, как глаза темнокожего, миг назад, пожиравшие ее. И такой же горячий, как его желание обладать ей немедленно. Только Губору знал, как сладостны первые мгновения, когда все его тело полно предвкушения. Он знал, что не будет спешить, хотя его дожидается друг Хунам – ничего, подождет. Есть вещи более приятные, чем деньги. Эти вещи называются «женщины». А таким как эта северянка и вовсе нет цены. Ее даже нельзя сравнить с богатством десятка караванов!

– Я дам тебе выбор, нежная белая овечка. Где ты хочешь это сделать? Давай на алтаре? Демонице будет приятно, – он рассмеялся, развязывая ее халат. Когда ее тело открылось ему, обрамленное легким халатом, пока еще не слетевшим с ее плеч, Губору даже цокнул языком. – Как же хороша! Я тебя возьму здесь и заберу с собой! Ну так на алтаре?

– Ты так сильно меня хочешь? – арленсийка откинула полу его кожаной юбки, высвобождая топырившую ее крепкую плоть, посмотрела на вздувшиеся вены и ладонью оголила тугую от желания головку.

– Да! Я буду трахать, пока силы не покинут тебя! – он подался вперед, подставляя свой окаменевший фаллос ласке ее пальцев.

– Только не говори об этом Харфизу, и не говори, что видел меня у алтаря, – попросила она, подняв к нему взгляд.

– Меня не волнуют твои отношения с нубейскими богами. Но на что ты готова, ради моего молчания? – он усмехнулся и провел пальцем от ее груди вниз, по животу едва касаясь бархатистой кожи. Разумеется, он ничего не скажет Харфизу. Но почему бы не помучить ее?

Госпожа Диорич вздрогнула от приятных ощущений:

– Ты воин или торговец? – сыграла арленсийка на его самолюбии.

– А ты хитрая, белая овечка, – два пальца его прошлись по мокрой щелочке и вошли в лоно сильным толчком. – Может ты вовсе не овечка?

Эриса закусила губку и прислонилась ягодицами к горячему граниту алтарного стола. Услышав хруст камней под чьими-то ногами, она повернулась и увидела быстро идущего к ним второго наемника, того, что был обезображен рванным шрамом от щеки до шеи.

– Давай заканчивай с ней! Сейчас не время! – сердито крикнул Хунам наурийцу.

– Друг, подожди! Зачем снова мешаешь?! – возмутился Губору, и, приподняв северянку, усадил ее на алтарь.

– Пусть уйдет! – настояла Эриса. – Я не буду при нем!

– Ты думаешь не головой, а своим членом! – рассвирепел Хунам, выхватывая меч. – Сейчас я ей отрублю голову, чтобы у тебя не было больше идиотских желаний!

Темнокожий резко повернулся и хотел что-то ответить, но вскрикнул, коротко, сдавленно. Его могучие мышцы словно пронзило судорогой, и он отскочил от алтарного стола, затем стал медленно оседать на землю. Наемник со шрамом, подпрыгнул на месте и выругался по-аютански. Вскрикнул и начал пятиться к разрушенной стене храма Иргуса. Сделав несколько шагов, он споткнулся и тоже повалился на землю. Эриса не сразу заметила шевеление внизу, но через миг поняла причину странного поведения мужчин: со ступеней святилища Всевидящей ползли змеи. Черные, некоторые с зеленоватыми стрелками у головы – эрфины, извечные хранительницы древних святилищ. Две из них оползали тело наурийца – Жнец Душ уже сделал свое дело. Крепкий темнокожий воин был мертв и смотрел остекленевшими глазами на изваяние богини, тень которой легла на его лицо.

Негромкое шипение послышалось на самом алтарном камне. Эриса почувствовала прохладное прикосновение к руке и ощутила ужас, наверное, такой же, какой пережил Лураций под сводами Марахи Нраш. Тогда у стануэссы имелось кольцо богини, и еще необъяснимая уверенность, что змеи ее не тронут. Но сейчас… арленсийка старалась не двигаться и даже перестала дышать, когда эрфина, очень крупная, поблескивающая в лучах заходящего солнца точно оживший обсидиан, заползла на ее голую грудь. Их глаза встретились: янтарные с вертикальными зрачками глаза змеи и испуганные светлые, точно капельки моря, глаза госпожи Диорич.

– Ленома… – прошептала она, снова начав дышать. Также как в святилище под Даджрах в стануэссу вернулась уверенность: змея не тронет ее. И быть может в этом черном тяжелом теле, устроившемся на ее голом животе и груди дух самой Величайшей.

– Прости меня за все, в чем я не права, – прошептала арленсийка, неотрывно глядя в змеиные глаза – которые оказались перед ней на расстоянии ладони. Раздвоенный язык эрфины высунулся из приоткрытой пасти и затрепетал, щекотно коснувшись губ стануэссы.

– Верни мне хотя бы Сармерса, – набравшись смелости, попросила Эриса и рискнула приподняться вместе со змеей.

Между стволами молодых пальм мелькнули чьи-то фигуры. Послышались возбужденные голоса. Первым Эриса увидела господина Нурама Харфиза. Он был вооружен эльнубейским мечом, поверх его темно-синей одежды на груди его блестел стальной нагрудник. За ним шел старший погонщик со скимитаром в одной руке и зажженным факелом в другой, при том, что солнце только наполовину скрылось за останками храмовой стены. И еще четверо погонщиков, вооруженных палками, следовали за ними.

Эриса лихорадочно думала, как объяснить произошедшее. Как объяснить, что она почти раздетая сидит на алтаре со змеей, которая теперь оплетала ее руку и норовила заползти выше? Как объяснить, что она вообще оказалась здесь вопреки увещаниям хозяина каравана? Первой мыслью было: пока ее не заметили, тихо соскользнуть с алтаря и, прячась за ним, отползти постамент Леномы. Но ее уже заметили. А через миг один из аютанцев увидел отползающих к входу в храм эрфин и крикнул:

– Храни Валлахат! Стойте! Змеи!

Харфиз поднял руку, и все замерли. Когда арленсийка осторожно освободилась от змеи, пуская ее на алтарный камень, и, запахивая халат, встала, голос подал наемник со шрамом. Он до сих пор оставался жив, его закаленное тело боролось с ядом храмовых стражниц. Пока еще боролось. Ведь обычный человек погибал сразу или в течение минуты: здоровяк Губору тому свидетель, да примут его душу наурийские боги!

Сначала отравленный наемник, замычал, приподнимаясь на локте, потом смог выговорить:

– Нужен брум. Брум! Скорее! Хотя бы полчашки! Харфиз, не откажи! – шрам на его шее от напряжения побагровел и глаза норовили выпрыгнуть из глазниц.

– У нас нет ничего крепче вина, – ответил хозяин каравана. Он сам и люди, стоявшие за ним, пока еще боялись сдвинуться с места, хотя змеи уползли в щели фундамента храма.

– Ты ранил нашего Кемриза и теперь ждешь помощи?! – вскричал старший погонщик, потрясая скимитаром. – Бог покарал тебя!

– Глупцы! – прорычал Хунам, попытался сесть, прислоняясь к стене, и указал скрючеными пальцами в сторону северянки. – Она виной всему! Она служит демонице и вселила безумие в нас всех!

– Он говорит правду? – Нурам Харфиз рискнул сделать несколько шагов вперед, оглядывая камни под ногами.

– Я только хотела посмотреть древние святилища, – сказала Эриса, понимая, что не сможет объяснить случившегося. Теперь ей никто не поверит.

– Почему же ты держала в руках старшую эрфину и она не трогала тебя? Ответь нам честно перед своими богами и Валлахатом, ты поклонялась Леноме? – прежде уставшие глаза Харфиза теперь были полны возмущения.

– Я просто молилась, чтобы мне вернули украденную вещь, – произнесла стануэсса. Любые объяснения больше не имели смысла, но нужно же что-то ответить. Пусть это будет правда – ее правда.

– Мне жаль, Аленсия. Я доверял тебе и принял как свою дочь. Ты больше не можешь находиться в нашем караване, – он повернулся и отдал распоряжение старшему погонщику: – Оставьте ей воды и еды на пять дней. И спешите к Кемризу, нужно перевязать его рану.

– А потом я умру от жажды? – почти безразлично поинтересовалась арленсийка.

– Нет, я убью тебя раньше, как доберусь, – наемник со шрамом зло заскрежетал зубами. – Все из-за тебя, гадина! Ты вскружила голову Губору! Он совсем потерял разум! И поплатился! – Хунам бросил короткий взгляд на мертвого друга.

– Сюда хотя бы раз в три-четыре дня заходит какой-нибудь караван. Попросишься с ними. Может возьмут, – ответил Нурам Харфиз и поспешил за своими людьми. Теперь у них стало еще больше хлопот. Из-за произошедшего планы снова поменялись: теперь разумнее было направиться к оазису Даджрах, и чем раньше они соберутся в дорогу, тем лучше.

Когда Нурам скрылся за стволами пальм, Эриса выхватила нож и сделала несколько шагов к наемнику.

– Ты хотел добраться до меня? Что ты скажешь на то, что я тебе сейчас перережу горло? – стануэсса угрожающе вытянула руку – лезвие блеснуло в алом закате. На самом деле она не знала, как ей поступить. Этот крайне недобро настроенный к ней аютанец мог к ночи справиться со змеиным ядом, и тогда нет никакой уверенности, что она сама к утру будет живой. Воспользоваться его беспомощностью сейчас и отправить вслед за Губору?.. Этого делать не хотелось. Да, госпожа Диорич очень недобра к мерзавцам, но она не убийца без особых на то причин.

Ей нужно было найти безопасное место для ночлега. И пока светло, сходить к месту стоянки каравана, посмотреть, что ей оставили, чтобы она могла здесь выжить. В голове мелькнула мысль: «Все-таки в постоялом дворе господина Шэбуна было не так плохо».

Глава 4

Эти жуткие глаза во тьме

Уронив бурдюк с водой и маленький холщовый сверток рядом с арленсийкой, погонщик направился к верблюдам. Напоследок он не отказал себе в удовольствии, бросив презрительный взгляд в сторону северянки. Его темные глаза сказали: «Мы не убийцы, вот тебе милость, но таким как ты не место в нашем мире. Умрешь – не велика потеря». Товары еще раньше погрузили на верблюдов, и караван ушел еще засветло, даже краешек солнца не скрылся за дюной. Оставалось непонятным, как караванщики успели похоронить Кураба за такое небольшое время. Но бросить мертвое тело подчиненные Харфиза, свято верующие в Валлахата, тоже не могли – не те они люди. Странно повел себя сам господин Харфиз: Эриса ожидала от него хотя бы каких-то слов на прощанье, но аютанец даже не глянул на нее. Наверное, так сильна была в нем ненависть к запятнавшим себя связью с темными нубейскими богами.

Присев на корточки, Эриса развернула холщовый сверток: три сухих как камень лепешки размером с ладошку и две горсти фиников, ломтик вяленого мяса. И воды всего один небольшой бурдюк. И то, кажется, неполный. Они ничего не попутали?! Это на пять дней?! Ладно с едой: здесь есть пальмы и можно изловчиться, собрать хотя бы зеленых фиников. Но вода! При такой жаре, стоящей с утра до ночи, бурдюк выпивается за день-два! Караванщикам просто наплевать на ее жизнь! А может они желают ей, поклоняющейся Леноме, мучительной смерти?! Наверное, так и есть.

У арленсийки нет ни огнива, чтобы развести огонь, ни оружия, кроме маленького ножа. А здесь вполне могут обитать гиены и звери покрупнее. Она осталась одна, и с наступлением ночи неизвестно какие опасности оживают в Хаш-Туум. Может, призраки города мертвых, который совсем рядом за стеной, приходят проверить, не задержался ли кто из людей. Может, духи древних нубейских стражей, которые, говорят, живы по сей день. Конечно, против них бесполезно обычное оружие. Оружие… И тут Эриса подумала: ведь у святилища Величайшей остался лежать мертвый науриец, а его меч так и не покинул ножны. Можно пойти и забрать тот клинок. Там же должен находиться его приятель – Хунам. Жив он еще – нет? Если жив, то вряд ли он уполз оттуда далеко. Ведь Эриса, после своей угрозы перерезать ему горло, не стала убивать наемника. Она просто ушла с храмовой площади, не обращая внимания на его хрипы и проклятия. Боги, нужно было забрать у него меч! Тогда, если Хунаму снова вернутся силы, столкновение с ним будет не столь опасным. Хотя как знать. Если он, играя, нанес тяжелую рану опытному Кемризу, то даже с вооруженной стануэссой может справиться голыми руками. Тем более если выследит ее и нападет из-под тишка.

За этими размышлениями, стануэссу осенило: их вещи! Вещи двух хвостовых охранников так и остались здесь. Караванщики, собираясь в путь, то ли побрезговали дорожными мешками наемников, то ли таковы их законы чести пустынников – не тронули чужое. А ей вполне может пригодиться то, что уже ни к чему тому же Губору. Может у него есть хотя бы огниво и кинжал или нож получше того, что достался как трофей от неудавшегося «рабовладельца».

Свернув от ступеней направо и пройдя с десяток шагов Эриса, сразу обнаружила кожаный мешок с лямкой и подстилку, толстую, из верблюжьей шерсти. Второй мешок с вещами валялся под пальмой. Какой из них принадлежал наурийцу госпожа Диорич не стала гадать: если она случайно ограбит Хунама, то боги простят эту оплошность. Стануэсса развязала узел и вытряхнула из мешка содержимое: несколько лепешек, крупный кусок вяленого мяса, натертый перцем, твёрдый козий сыр и пригоршня урюка. Неплохо. Она завернула еду в холщовую ткань. Также здесь была хорошая веревка с крюком, два головных платка и маленькая баклажка с жидкостью. Вряд ли в ней вода – воду в таких в пустыню не брали. Скорее всего в ней брум – очень крепкий напиток и мерзкий на вкус, хотя многим нравился. Имелись еще пустые ножны под кинжал и надорванный, но вполне пригодный ремень. Еще всякая всячина. В кармане мешка обнаружился хороший нож с крепким острым лезвием на черной рукояти, покрытой резьбой, и – удача – огниво. Две свечи и крошечный мешочек с солью, смешанной с перцем и пряными травами. Вот еще что-то увесистое. Кошелек в ее руке зазвенел монетами. Арленсийка высыпала на ладонь горстку серебра и несколько медяков, быстро оценив: не меньше трехсот салемов.

И Эриса мысленно произнесла: «Боги!.. Нет, Ленома, слава тебе! Спасибо за такую удачу на моем непростом пути!». Ведь если в ближайшие дни будет в Хаш-Туум караван, то она может купить себе место на верблюде до Эстерата или Даджрах, а не умолять караванщиков, выслушивая скабрезные шутки и оскорбления. Оставался открытым вопрос с водой. Должны же быть у наемников бурдюки. Обязательно должны. Но искать бурдюки и оценить содержимое второго мешка Эриса решила утром. Вечерело и нужно было скорее найти место для ночлега. Такое, чтобы чувствовать себя безопасно, если здесь появятся ночные хищники.

Недолго походив вокруг останков здания, служивших пристанищем для караванов, госпожа Диорич обратила внимание на искривленную пальму. Та выросла, придавленная обломками тяжелой колонны, и ствол ее под значительным наклоном тянулся к верху этого здания, поднимался над ним на значительную высоту. Если постараться, то можно было вскарабкаться по пальме и с нее забраться на плоскую крышу. Пока не стемнело, стануэсса так и поступила, решив, что сегодня уж точно обойдется без меча Губору. Все равно такое тяжелое оружие было ей не по силам, да и не имелось у нее навыков обладания им.

Сначала налегке Эриса все-таки забралась на пальму после нескольких попыток, немного поцарапав руки и колени. Ухватилась за край каменного перекрытия и, отталкиваясь ногами от ствола, вскарабкалась на самый верх. Плоская крыша была присыпана песком и сухими пальмовыми листьями, которые не успел еще сдуть ветер. Отсюда открывался вид на большую часть разрушенного города и окружающую его пустыню. Солнце уже село, но небо на западе до сих пор светлело широкой бледно-розовой полосой, кое-где загорались звезды. Любоваться открывшимся пейзажем было некогда. До наступления темноты стануэсса поспешила перетянуть наверх самое важное: бурдюк с водой и кожаный дорожный мешок с вещами, которые она для себя отобрала, а также подстилку. Вещей набралось много и пришлось лазать дважды. Во второй раз она даже смогла собрать еще охапку опавших пальмовых листьев. Их можно было положить под подстилку, чтобы соорудить удобное место для сна, из другой части сделать небольшой костер. Хотя костер сейчас вряд ли был полезен. Он только выдаст Хунаму место, где она устроила свое убежище.

Переживая в воспоминаниях события дня, Эриса легла на подстилку, положив под голову вещевой мешок и глядя в небо, где загоралось все больше звезд. Однако вместо звезд перед мысленным взором возникли янтарные глаза змеи – старшей эрфины. В самом деле, было ли это существо змеей или дух богини снизошел в черное шершавое тело, чтобы посмотреть поближе в глаза человеку, обращавшему к ней молитвы? И что Эриса хотела попросить у богини? Ведь она даже не заикнулась о возвращении кольца. Лишь говорила о своих грехах, быстро, словно одержимая перечисляла что-то совершенное в прошлом. Хотя все это… совершенное, вряд ли было грешным для нубейской богини – богини желаний, страсти и запретных знаний. В те минуты у алтаря, стоя под обсидиановым взором Всевидящей на госпожу Диорич словно нашло какое-то помешательство. Наверное, так было нужно нубейским богам или каким-то иным Вечным, управляющим ее судьбой. Иначе как объяснить, что арленсийка потратив бессмысленно время у алтаря лишь скомпрометировала себя в глазах караванщиков. И теперь изгнанная, пребывает в одиночестве среди опасных руин древнего города, вместо того чтобы двигаться с караваном к Эстерату для встречи со своим возлюбленным. Боги, как странно вы играете зариками Судьбы!

Следом она подумала о Губору, мявшем ее грудь, о постыдном желании ощутить его в себе. Скорее отбросила эту скверную мысль и постаралась погрузиться в сон.

Ей снился Лураций. Он держал кольцо, чтобы надеть на ее палец. Красивое кольцо с прозрачно-бирюзовыми, похожими на ее глаза камешками. Это кольцо не имело волшебной силы, но стануэсса знала, что оно для нее намного дороже, чем могущественное кольцо, украденное беглым рабом. Еще Лураций сказал: «Счастье дают человеку не боги, а он сам. Сам человек находит его в себе. Для этого не нужно просить Вечных, а нужно лишь понять себя, понять свое место в этом мире и выбрать свой путь». Эта мысль в ее сознании, погруженном в сон, прозвучала так ясно, что Эриса проснулась. Некоторое время она лежала неподвижно, не поднимая век, чтобы не спугнуть остатки сна, такого важного и дорогого ее сердцу. Слова Лурация она повторила много раз, словно пробуя их на вкус, углубляясь в значение и пытаясь понять, что они изменили в ней. И еще госпожа Диорич задумалась, почему она так любит этого человека, который уже не молод, не столь крепок телом и не так ненасытен в постели, как хотелось бы ей? Почему он вдруг стал главным мужчиной в ее жизни? Без сомнений самым-самым главным за всю ее жизнь! Любит, может за ту безмерную свободу, которую он ей давал, за его доброту и нечто неизмеримое вроде души или внутреннего света, который помогал ей найти, осветить собственный путь в этой жизни. Какими же незначительными в этом душевном свете были Дженсер, Кюрай, Магрум и другие мужчины, которых она успела познать за достаточно бурную молодость!

Она открыла глаза и смотрела на звезды, жемчужными россыпями мерцавшие перед ней. Поблескивая холодным голубым светом, вторая луна катилась к горизонту, желтая Мельда уже зашла, а значит близким было утро. Как стремительно пролетела ночь в этих волшебных снах! Эрисе по-прежнему не хотелось шевелиться, а остаться как есть, будто плывя в приятной ночной прохладе вместе со звездами в небесную вечность. И она лежала, снова закрыв глаза, пытаясь прикоснуться к остаткам ночных видений.

С востока, со стороны города мертвых раздался лай гиен. Одной вторила другая гадким завыванием. Еще и еще… Эти звуки окончательно вытянули арленсийку из сна. Она повернулась на бок и вдруг у самого края крыши ей померещился чей-то силуэт. Хищные, топазово-желтые глаза смотрели на нее. Боги! Сердце госпожи Диорич сжалось и стало превращаться в лед. Пальцы пытались нащупать рукоять ножа, но никак не могли – его не было в том месте, где она положила оружие перед сном. Жуткие глаза из тьмы мигнули, и голова чуть наклонилась так, что стало лучше видно маленькие острые ушки, венчавшие ее.

– Сармерс! Какая ты скотина! – вскочив на ноги, вскричала Эриса. – Зачем так пугаешь меня?!

– Цветочек, тише, – недовольно прошипел вауруху. – Ты мне охоту испортишь, – он наклонился, глядя с крыши вниз. И пояснил: – Там есть кто-то. Возможно, он вкусный.

– Ты вообще обнаглел?! Неужели тебе какая-то еда важнее меня?! Я так тебя ждала! – Эрисе в самом деле стало обидно. В первый миг она хотела подбежать, обнять летающего кота и даже поцеловать его шелковистую шерстку. А теперь… теперь передумала. Была готова опуститься на подстилку и безразлично смотреть на звезды в светлеющем на востоке небе.

– А чего ждала? Хочешь исполнить обещание? – Сармерс понял, что охоту придется отложить.

– Теперь нет, – выражая непомерную обиду она отвернулась от кота и поджала губы. – Ты хоть знаешь, что случилось со мной?

– Прости, наверное, проморгал. А что такое? – вауруху подошел к ней и, удобнее сложив крылья, сел на пальмовые листья.

– Вот! – Эриса поднесла к его носу палец, на котором больше не было кольца Леномы.

– Что вот? Насколько мне известно, в одном из совершенно идиотских миров этот жест обозначает «имел тебя я в попу», – Сармерс потрогал ее выставленный на показ палец своим, убрав когти. – Я правильно тебя понял?

– Ты что вообще слепой? У меня кольца больше нет! – в добавок к непомерной обиде госпожа Диорич начала злиться.

– Ах, кольца нет. Точно! У тебя его же украли. Прости, Цветочке, меня накрыло столько сумасшедших дел, что я совсем об этом забыл. Ну, прости, – он подсел ближе и обнял ее лапой, думая, как тяжело с этими существами – женщинами. Особенно такими.

– И тебе совсем безразлична моя судьба? – Эрисе захотелось заплакать.

– Дорогая моя киса, ты же сильная. Я-то знаю какая ты. И зачем ты сейчас уподобляешься капризным глупышкам, которым иногда достаются кольца. Признаться, таких хочется скорее съесть и не мучить себя их бесконечной придурью. Ну, Цветочек? – он приблизил свою мордочку к ее лицу, и теперь эти жуткие топазовые глаза с красным отблеском смотрели глубоко во влажные глаза стануэссы.

– Да, Самерс. Прости. Ты прав, – она вздохнула и прижалась к нему. – Хоть на немного захотелось стать маленькой и капризной, чтобы меня понянчили. Все, все… – она мотнула головой, потираясь о его черную шерсть. – Я больше не капризничаю. Итак, ты все знаешь. Скажи прямо, у меня есть шанс получить кольцо назад?

– Шанс, конечно, есть, но от меня здесь мало зависит. Я бы очень хотел, чтобы кольцо было твоим навсегда. Даже хотел бы не только это, а еще… чтобы ты жила долго-долго как вауруху. Но это лишь мои скромные хотелки, однако, как говорится, пути Величайшей неисповедимы. В общем не знаю. И, по-моему мнению, шанс твой крайне призрачный. Увы, пока так… на данный момент, – он махнул хвостом, отчего зашуршали разбросанные рядом пальмовые листья. – Выходит кольца у тебя нет и трубки курительной нет? – она кивнула и вауруху честно признал: – Хреново. В такой ситуации любой захочет покурить. И не только моа. Есть в других мирах травы поинтереснее.

– Я знаю, куда увезли мое кольцо. Вроде в Гог-Ха – это в Эльнубее. Может слетаем туда? Я перережу этому козлу горло, а ты откусишь ему руки и ноги. А? – Эриса подняла к нему взгляд и сообщила то, что хотела сказать в первые мгновенья из встречи: – Боги, какие у тебя жуткие глаза! Особенно в темноте! Нет! Я никогда не привыкну. Можешь их сделать добрее хотя бы когда смотришь на меня?

– Как же я их тебе сделаю. Разве что появляться перед тобой в черных очках? – вауруху показалось это забавным, и он зашипел от смеха.

– Что такое «черные очки»? – госпожа Диорич нахмурилась, пытаясь разгадать смысл произнесенных слов.

– Ну это… это такое. Очень важное или очень неважное, куда прячут глаза, – попытался объяснить летающий кот. – Ты у Лурация своего спроси. Он эту штуку от точно знает. Может даже носил когда-то.

– Слушай, не уводи от темы: мы полетим в Гор-Ха? – Эриса не прекратила хмуриться.

– Тихо! – Сармерс поднял лапу и прошептал: – Сюда кто-то лезет!

Арленсийка тоже услышала шорохи исходившие со ствола пальмы по которой она вскарабкалась сюда прошлым вечером. Через миг над краем перекрытия показалась красная чалма, а затем голова – голова Хунама. Выходит, наемник оказался сильнее яда эрфин – а его укусило как минимум две змеи. Да, он вполне выжил и при этом неплохо себя чувствовал. Чего его понесло наверх здания, оставалось только гадать. Наверное, услышал голос северянки и решил устроить ей неприятный сюрприз. Поначалу он не видел ее и крылатого кота, поскольку этот край скрывали свисавшие листья пальмы, и Хунам смотрел в другую сторону. Вауруху успел бесшумно вскочить и в один длинный прыжок оказаться возле аютанца. Хунам резко повернул голову, увидев прямо перед собой огромную оскалившуюся пасть. Алый язык в пасти затрепетал и из нее вырвался рык еще более грозный, чем львиный. Сердце аютанца сжалось, пальцы разжались, он тоже подал голос и с воплем полетел вниз.

– Какой он трусливый! – рассмеялся шипящим смехом летающий кот.

Эриса была уже рядом, поглядывая вниз на распластавшегося на камнях наемника.

– Господин Хунам, вы по-прежнему желаете пол чашечки брума? – с хохотом поинтересовалась она. – У меня есть немного в дорожном мешке. Чего вы там разлеглись, поднимайтесь к нам.

Наемник пошевелился и издал стон.

– Что за народ – шуток не понимают, – возмутился кот, поигрывая хвостом. – Кажется, я именно на него охотился, когда ты помешала. Но теперь он мне не интересен. Кстати, ты чего это предлагаешь брум всяким бескрылым летунам, а мне нет?

– А ты будешь? – Эриса изумленно уставилась на него, и улыбка на губах стануэссы стала еще шире.

– А что остается? Если у тебя нет даже курительной трубки, давай хоть напьемся, – Сармерс решительно направился к дорожному мешку.

– Ты снова врешь. Коты не пьют, – стануэсса присела на подстилку, недолго поковырявшись в вещах, нащупала баклажку: был ли в ней брум или нечто другое, она не знала – вчера так не довелось попробовать. И эксперименты лучше проводить не на себе: выдернув пробку, Эриса благородно протянула сосуд другу.

Саммерс не стал спорить на тему «пьют ли коты» – просто перевернул баклажку себе в рот и сделал пару глотков. Тут его скривило, даже глаза позеленели. Он сморщил пасть, высунул язык, часто и тяжко дыша. Наконец прошипел:

– Какая же гадость! Божественная гадость!

– Ну, это брум, правильно? – на всякий случай уточнила госпожа Диорич.

– Брум, брум… – согласился летающий кот, чувствуя, как запекло в животе. – Давай теперь ты, – он протянул арленсийке сосуд и покосился на краешек восходящего солнца.

Эриса тоже сделала глоток, быстро второй и, скривившись, потянулась к черствой лепешке.

– Дерьмо собачье! – выговорила она, когда смогла продышаться. – Только конченые идиоты могут пить это!

– Хуже того. Наверное, – предположил Сармерс, тоже отщипнув кусок сырной лепешки. – Знаешь, чем хорош брум? – он подсел ближе к стануэссе, и когда она мотнула головой, пояснил: – от него хочется трахаться. У тебя тоже так?

– Нет! – резко сказала она и отсела чуть дальше. – Я вообще его не пью. Второй раз только попробовала. Ладно, давай к главному. Ты мне так и не ответил: Мы полетим в Гор-Ха?

– Слушай, Цветочек, не уводи от темы, – вауруху выхватил у нее из рук баклажку и отпил немного еще. В этот раз его скривило меньше и глаза быстрее вернули красновато-желтый блеск. – Ты мне кое-что обещала. Было такое? Было… Я, собственно, за этим и прилетел.

– Что это я тебе обещала? Подарить курительную трубку? – Эриса сделала вид, что более не приходит ей на ум ничего иного, кроме как эта безвременно пропавшая трубка. И рука сама потянулась к баклажке: уж лучше этот гадкий напиток, чем еще кое-какие мысли.

– Слушай, киса моя, еще раз прошу: не уводи от темы. Трубки все равно нет. А ты обещала трахнуться со мной. Ну, – заботливо убрав коготь, он коснулся пальцем ее подбородка и приподнял его, чтобы посмотреть в эти честные глаза. – Обещала?

– Это ты не уводи от темы! Мы полетим в Гор-Ха? Отвечай! – госпожа Диорич припала к горлышку сосуда и сделала несколько немаленьких глотков. Во рту тут же запекло и будто пламя потекло в живот.

– Киса, я первый задал вопрос. К тому же я старше тебя. На сто миллиардов лет. А значит, по законам мироздания ты должна отвечать первой! – требуя ответа, вауруху наклонился к ней так, что его жуткие глаза оказались близко-близко.

– Ты врешь! – отдышавшись после огненного напитка, Эриса вытерла рот и не менее жутко посмотрела на него. – Снова мне врешь! Столько не живут! И нет таких законов в мироздании!

– Не увиливай от темы! – настоял крылатый кот. – Цветочек, ну скажи «да». Мы же трахнемся?

«Старше на сто тысяч лет. Конечно, он врет, – думала стануэсса, чувствуя, как печет в животе и как кружится голова. – Врет, но он совершенно точно намного старше. Боги, почему я начинаю любить стариков?»

– Да? – переспросил летающий кот, забирая из ее рук баклажку.

– Да, – она ответила Эриса будто прорычала. – Но есть одно условие и теперь ты клянись, что оно будет выполнено.

– Чтоб я сдох, – не задумываясь прошипел Сармерс. – Какое условие?

– Это будет происходить так, как пожелает того дама, – госпожа Диорич мило улыбнулась. Ее глаза снова стали добрыми и слегка пьяными.

– Давай, рассказывай. Хочу подробностей! – зашипел от смеха вауруху.

– Твой длинный шкодливый язычок станет нашим главным органом для этого безобразия. Такова воля дамы. О, боги, какая гадость… – она посмотрела на опустевший наполовину сосуд и потянулась к нему. – В общем, я почти готова. Можешь начинать. Сейчас только халатик развяжу.

– Ты – шетова плутовка! – возмутился Сармерс, хотя по его виду он был более чем доволен. – Развела меня! Дай сюда брум! Сейчас напьюсь с горя и упаду с крыши!

– Приступай. Начни с сисичек, – Эриса распахнула халат и легла на подстилку, подставляя тело ласке восходящего солнца и ожидая еще более приятных ощущений.

– Имей в виду, этим я не ограничусь! – пригрозил преданный Леноме и склонился над арленсийкой.

Его алый чуть шершавый язык лизнул ее подбородок и медленно опустился, повторяя изгибы шейки стануэссы. От волшебных ощущений Эриса чуть вздрогнула и запустила пальцы в шелковую шерстку кота.

– Вкусная киса, – прошипел Сармерс. Его язык лизнул ключицу госпожи Диорич и неторопливо, оставляя влажные узоры, опустился к груди. Тверды соски вауруху нежно сжал губами и втянул в себя, пробуя их на вкус.

«Боги!» – Эриса задышала чаще. Это было безумно приятно, ей захотелось прижаться к его мягкой шерстке всем телом, но она лишь прогнулась пуская его ниже. По животу пошел жар раньше, чем туда добрался язык вауруху. Он лизнул ее впалый пупок, опустился к складочке между ног и снова вернулся к груди, облизывая каждую с наслаждением, затем давая волю губам, снова играя с ее сосками.

Жар желания разливался по животу. Пульсировал волнами и между ножек госпожи Диорич стало совсем мокро. Она шире расставила бедра и в нетерпении надавила на голову летающего кота. К ее невыраженному возмущению он опускался туда слишком, слишком медленно, настолько, что Эриса заворочалась под ним и надавила сильнее. И когда мокрый, чуть шершавый язык Сармерса добрался до самого сладкого, стануэсса шумно выдохнула, подавшись ему на встречу.

– Моя сладкая киса, – прошипел он, нажимая лапой на ее бедро и лизнув ее сок.

От первого прикосновения ее розовый бутон совершенно раскрылся и стануэсса затрепетала от ласки нового любовника. Когда кончик его языка становился жестким и дразнил ее клитор, сердце Эрисы замирало, и ей казалось, что она сейчас взорвется. Судорожно сжав его шерсть, она простонала:

– Сармерс, мерзавец!.. Сейчас кончу!

– Хочешь, чтобы я вошел? – он приподнял голову и глянул на нее жёлтым глазом.

– Да! – она тоже оторвала голову от подстилки с возмущением глядя на него.

– Ну, ладно, – вауруху свернул свой длиннющий язык трубочкой и запустил в ее лоно.

– Ах-х! – стануэсса вскрикнула и выгнулась. Язык Сармерса затрепетал в ней, доставая кончиком до нежного донышка, щекоча его так, что арленсийку словно поразило сладостной молнией. Десятком молний. Она беспощадно вцепилась в его шерсть, притянула к себе и закричала, дрожа всем телом.

– Какая ты сумасшедшая. Больно все-таки, – сообщил он, вытащив язык, мокрый от потока ее соков. – Больно, но вкусно, – подытожил он, глядя на бывшую хозяйку кольца и понимая, что она сейчас не намеренна разговаривать.

Прижавшись к летающему коту, Эриса лежала часто дыша, но уже не подрагивая. Сердце успокаивалось, и тело погружалось расслабление словно в теплую божественную ванну. «Оказывается, кот умеет не только летать», – мелькнуло в уме госпожи Диорич, и она рассмеялась.

– Тебе весело? Ты мне шкурку попортила, – он лизнул ее в живот.

– Не ври, – она почесала его за ухом и прижала голову к себе. – Сармерс…

– М-м… – ответил он, и провел кончиком языка по ее складочке, по которой еще стекал сок. – Еще хочу. Иди ко мне, – Эриса повернулась на бок, опустилась ниже достав рукой до его возбужденного члена. Сжала его ладонью, проводя сверху вниз, ощущая как на нем распухают необычные твердеющие бугорки. Вернулась, трогая пальцем его острый кончик, отчего вауруху зашипел от блаженства.

– Все, ты меня вывела, Цветочек! – крылатый толкнул ногу стануэссу в сторону, делая позу удобной для себя и навис над ней.

Она ждала часто дыша, в предвкушении его проникновения. Острый кончик его члена прошелся по мокрой ложбине, несколько раз задел спелую вишенку ее клитора, стануэсса застонала, торопя кота, сильнее разводя в сторону ноги. И вцепилась в его шерсть, когда остренькое горячее тело нашло ее вход.

Сармерс погружался в нее так мучительно медленно, что Эриса стиснула зубки, чтобы не закричать от невероятных ощущений.

– Мой любимый котик! – прошептала она, сминая его шерсть, и выгнулась, когда кончик твердой плоти наконец уперся в нежное донышко. Он двинулся в ней по-прежнему медленно, постепенно наращивая темп их волшебной игры. Арленсийка чувствовала, как распухают бугорки на его члене, выпирают все сильнее, дразня чувствительные стеночки ее лона. От этого неведомого ощущения, захватывающего все сильнее, сладкий огонь потек по ее телу, разливаясь от живота в стороны, огненным столбом поднимаясь по позвоночнику. Эриса застонала, вонзая ноготки в своего сладкого мучителя, кажется, даже укусила его, укусила несколько раз, и ее бедра затряслись в диком танце оргазма.

Сармерс снова и снова вонзал в нее своего воина, ставшего огненно-горячим и наполнившим арленсийку без остатка. Он входил все чаще и жестче, от этих толчков тело Эрисы даже подбрасывало. Она вскрикивала, оставаясь где-то на границе сознания и запредельного удовольствия. Ее потряс еще один оргазм. А когда ее котик зарычал точно лев, и член его часто запульсировал, растягивая и без того до предела наполненное лоно, госпожа Диорич затряслась вместе с ним. Струи горячего семени ударили в нее и потекли по ногам.

Когда Сармерс покинул ее, стануэсса повернулась набок, обессилено уронив руки на подстилку.

– Киса, ты чего? Жива там? – полюбопытствовал вауруху через несколько минут, наблюдая за ее неподвижным телом.

– Нет. Ты меня затрахал, – отозвалась Эриса. Горячее семя все еще стекало с нее.

– Мне кажется ты врешь, – Сармерс тронул лапой ее ягодицу. – Если ты преставилась, то почему разговариваешь.

– Это не я разговариваю, – арленсийка по-прежнему не шевелилась.

– А кто? – убрав коготь, кот ткнул ей пальцем между ягодиц.

– Ай! – встрепенулась она. – Это брум разговаривает! – сообщила Эриса и повернулась к любовнику. – Вот теперь ответь мне: мы летим в Гор-Ха или нет? Только не пытайся увиливать.

– Нет, не летим. Разве не видишь, мы лежим на крыше какой-то развалины, – заметил преданный Всевидящей, удобнее сложил крылья и лег на спину.

– Знаешь, я не дура. И ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю, – Эриса встала, скинула халат, чтобы не испачкать его, и села верхом на живот кота.

– Цветочек, зачем ты царапаешься и кусаешься в то время, когда я тебе со всей душой делаю приятно? – вауруху вытянув палец, потрогал ее сосок.

– Потому что, – ответила она, поджав губы и ожидая ответа на свой вопрос о Гор-Ха.

– Ты попортила мне шкурку. Хорошо хоть крылья не сломала, – он попытался дотянуться языком до ее соска, но не достал.

– Я тебя сейчас задушу! Мы летим в Гор-Ха?! – разозлилась стануэсса, вцепившись в его шею.

– Сначала ты мне ответь, – Сармерс отодвинул ее вопрос в сторону. – Признай, тебе нравится со мной трахаться?

– Я не скажу, – Эриса, едва сдерживая смех, отвернулась.

– Говори по-хорошему, – настоял вауруху, и арленсийка почувствовала, что его член снова напрягся и тычет ей в ягодицу.

– Да, нравится, – признала она.

– Скажи, что нравится очень и ты была дура, что не сделала это раньше, – коту тоже хотелось смеяться. Ну какой-же она была забавной! Он погладил лапой ее спину, чуть-чуть выпустив коготки.

– Ай! – Эриса наклонилась, прижимаясь своей грудью к его и признала: – Мне нравится очень. Но я не дура. Теперь говори: мы летим в Гор-Ха? И только попробуй не ответить в этот раз!

– Нет, – честно признал летающий кот.

– Почему?! – глаза госпожи Диорич стали серыми и злыми.

– Потому, – ответил Сармерс и зашипел от смеха, когда она начала его бить кулаками в грудь.

– Ладно, моя киса, теперь буду серьезен. Успокойся. Ляг на меня, – он привлек ее движением лапы. – Придется сказать кое-что не очень приятное нам двоим, – он погладил ее спину, старясь быть нежным. – У меня мало времени. Мы не успеем в Гор-Ха, потому что без кольца у нас не получится через портал Ауру. Если же лететь через ваш мир, то мне потребуется целый день, но у меня нет столько времени. До полуночи я должен вернуться к Величайшей.

– Хорошо, а если завтра, – начала было Эриса.

– Послушай о самом неприятном, – перебил ее вауруху. – Мне придётся исчезнуть надолго. По-вашему, примерно на три-четыре двоелуния. Увы, увы… я же не принадлежу только себе.

– Вот как это теперь называется? Трахнул девочку и «прости дорогая, увидимся нескоро»? – Эриса почувствовала, как к горлу подкатывает ком. – Ты же врешь всегда!

– Но не сейчас. Хочешь правду? – он лизнул ее руку.

Госпожа Диорич просто кивнула, глядя на валявшуюся рядом баклажку с брумом.

– Ни разу за последние триста лет я не прилетал к хозяйке, лишившейся кольца. Ты первая за этот срок, потому что ты на самом деле дорога мне, – он привлек ее, и Эриса прижалась щекой к его груди. – Давай проведем этот день вместе до вечера. Ближе к вечеру я отнесу тебя в Эстерат или куда пожелаешь, только не слишком далеко. Идет?

– Хорошо, Сармерс, – госпожа Диорич погрустнела и желание хлебнуть еще глоток отвратительного брума, не казалось таким уж скверным. Мало того, что рушились ее планы, по попытке найти кольцо по свежим следам, но и Сармерс, которому она так обрадовалась, исчезал на неизвестный срок. При чем арленсийка понимала, что сейчас он говорит без дури – правду. Но, с другой стороны, ведь еще вчера ее положение было много-много хуже. Так разве должна она сейчас расстраиваться? – Правда, это горько, что мы не увидимся так долго, – продолжила стануэсса и начала водить пальцем по его груди, словно делая какие-то надписи. – Скажи, я не смогу призывать тебя без кольца. Кольцо мне не слишком нужно. Сармерс, дорогой, мне нужен ты.

– Увы, без кольца нет. Но я иногда чувствую, когда нужен тебе, – ответил он, лаская ее голые выпуклые ягодицы. – Можно будет потом потренироваться. Мне интересно с тобой и хочется видеться чаще.

– Спасибо, – Эриса поцеловала его шерсть на груди. – Вот я думаю… почему мне так хорошо с тобой. Возможно, потому что ты такой же сумасшедший шалун как Анетта. Анетта – это моя лучшая подруга. Я скучаю за ней. Но ты, конечно, не Анетта. Ты – мой любимый котик.

– Познакомишь меня с ней? Меня тоже очень интересуют сумасшедшие шалуньи, – его коготь слегка царапнул спину стануэссы, затем обе лапы снова заинтересовались ее таким прелестными, упругими ягодицами. – Тем более если она такая же милашка как ты.

– Еще чего! Чтобы ты трахался с ней? Она еще та развратница. Нет, даже не мечтай! – госпожа Диорич сразу отвергла такую неприятную идею. – Сармерс! Нет! – она почувствовала, что ее кончик нагло лезет между ее ягодиц. – Пожалуйста, нет, Сармерс! Я не готова так!

Стануэсса скруглила рот и выдавила долгую: – О-о-о!.. – закрыв глаза и сминая шерсть на его груди.

Глава 5

Черные и красные демоны

Вести, если они дурные, бывают быстрее птиц. Ко дню прибытия господина Лурация Гюи на рынках и в тавернах Фальмы уже ходили небывалые слухи. Слухи настолько бредовые, что нормальный человек отмахнулся бы и поспешил отойти дальше от болтунов. Судите сами, если вы с корабля ногой на причал, а рядом грузчики с пьяным вдохновением рассуждают:

– Демоны… Черные как наша жизнь. Спустились прямиком с неба. Крыльями махали и огнем все залили. Горел Верхний квартал с богатыми домами. А с ним весь Эстерат. Ага. Один пепел от великого города!

И другой не слишком трезвый голос отвечает:

– Врешь чего. Сгорела только Арена с рабами. И Дворец – так, на всякий случай. А демоны были не черные. Вовсе не черные! А красные! Потому как все они, носящие огонь, должны быть красного цвета по воле нубейцев. Цари их воскресли.

Конечно, бред. Так подумал господин Гюи, усмехнувшись, удобнее перехватил дорожный саквояж и зашагал к торговой гильдии «Золотой дельфин», надеясь сегодня же обсудить соглашение, чтобы завтра подписать бумаги. Затем ему следовало наведаться в банк «Магрум» – кстати, банк арленсийский – и, наконец, получить свою долю прибыли от сделки. Сделки приятной, но стоивший ему многих хлопот и многих дней в разлуке с госпожой Диорич.

К сожалению, Арбаза в гильдии не оказалось, хотя до вечера было еще далеко. Старый ленивец не любил мучить себя долго работой, пусть даже столь денежной. Лурацию ничего не оставалось как пойти в «Жирный гусь». Несмотря на не слишком изысканное название, таверна эта слыла заведением вполне уютным – ее облюбовал Лураций в прежние годы. Раньше в Фальму он заглядывал гораздо чаще: плавал сюда морем, но чаще прибывал караванами. Проходя мимо торговых лотков, господин Гюи снова услышал от собравшихся у мясного павильона:

– Наверное в верхах так решили. Ведь знаете, как убирают важных людей? Эстерат – это клубок змей. Все жалят друг друга: из-за денег, красивых любовниц и просто по глупости.

И еще чье-то мнение вдогонку прошедшему мимо ростовщику:

– Да сволочь он был. И смерть такую заслужил. А демон в огне – это, конечно, вранье…

Слишком много людей говорили об Эстерате, и было похоже, что там произошло что-то действительно заметное. Поэтому следовало расспросить кого-нибудь из внушающих доверие людей. Однако, из-за витавших в городе слухов, специально искать встречи со старыми приятелями Лурацию в голову не пришло. Он благополучно добрался до «Жирного гуся», расположенного невдалеке от караванного двора. Зашел, открыв тяжелую дверь с изящной резьбой и картушем гуся с позолотой, и, поставив саквояж на диван, огляделся. Тихо, спокойно: только девушка-аютанка за стойкой, те же неизменные вазы с живыми цветами по углам и какой-то господин на другом диване у окна. Ростовщик поинтересовался о наличии свободных комнат. Девушка с охотой помогла выбрать самую удобную, тихую на втором этаже. Окончательно определившись с пристанищем на ближайшие пару дней, Лураций спросил:

– Милая, скажите, а что такое невероятное случилось в Эстерате? Многие в городе несут какие-то небылицы.

– С вас двадцать пять салемов, – ответила юная аютанка в синем переднике, сосредоточенно писавшая что-то в книгу гостей. – Ключи сейчас найду.

– Да, жду. А в Эстерате, что стряслось милая, – напомнил свой вопрос ростовщик, отсчитывая монеты.

– Кого-то убили, дом сожгли и попутно еще пара домов сгорела, – быстро протараторила она. Не слишком заинтересованная в разговоре.

Это было уже больше похоже на правду: без черно-красных демонов, рек огня с небес и воскресших нубейцев. Господин Гюи взял ключ на цепочке с жетоном из слоновой кости, глянул в сторону обеденного зала: там за столиками несколько человек попивали вино в ожидании закуски. Сюда ростовщик непременно заглянет вечером ради ужина. Лураций было направился к лестнице, как услышал небольшое добавление к сказанному девушкой за стойкой. Пожилой аютанец с широкой седоватой бородкой в белой чалме, что сидел на диване под чайным деревом, завозился и сказал:

– Убили члена Круга Высокой Общины. Зверски убили и дом сожгли вместе с прислугой.

– Вот беда какая, – Лураций остановился на ступенях, опираясь на деревянные перила, внимательнее посмотрел на говорившего господина. – Имя того члена Круга Общины случаем неизвестно?

– Отчего же. Имя его всем известно – больно видный был человек, – аютанец встал, поглаживая выпуклый живот, обтянутый шелковым халатом. – Кюрай Залхрат. Я его знал лично.

Тут Лурация точно по макушке чем-то шлепнуло. Нет, в обморок он не свалился, но ладонь к голове приложил и вроде немного побледнел.

– Подробностей не знаете? – спросил он, спускаясь к аютанцу, только что вставшему с дивана.

– Кое-что знаю, – аютанец оценивающе оглядел ростовщика и по ухоженному лицу, карим и очень внимательным и умным глазам понял, что перед ним человек не слишком простой, а значит можно поговорить: – Убили его ножом. А дом намеренно подожгли, чтобы выдать смерть господина Кюрая за несчастный случай. Беда еще в том, что на заднем дворе его дома хранилась большая партия оливкового масла. Очень большая три сотни бочек. Масло тоже загорелось, потекло и погорели соседние дома. Люди вроде как убежать успели, а вот в доме Кюрая сгорело как минимум трое из его прислуги и весь его прекрасный особняк.

– Женщины среди них не было? – спросил ростовщик заметно нервничая.

– Не знаю про женщину. Но говорят кое-какую глупость… – тут он замялся, не желая выглядеть дураком и повернул так: – Разумный человек в это не проверит, и я не верю, но якобы в свидетелях уважаемые люди. Так вот…

– Что вот? – господин Гюи в напряжении ждал, пальцы даже начали нервно теребить шелковый кушак, подбиравший его тунику.

– Над домом Кюрая многие видели крылатого демона. Черного как смерть. Он кого-то в лапах унес в небо, – сказал тот и снял чалму, под которой выступил пот. – Говорят, унес того, кто Кюрая убил. Поэтому, пока еще убийца не пойман. Но обязательно будет пойман и дальше по нашим суровым законам! Если, конечно, демоны над тем не совершили свой суд.

– Никто не знает, есть ли сегодня караван в Эстерат? – спросил ростовщик, обращаясь одновременно к важному аютанцу и девушке за стойкой. Спросил, но тут же понял, что от сильного беспокойства, задал вопрос крайне глупый: откуда им знать о планах кочующих торговцев? Нужно было самому бежать на караванный двор. Что он и сделал: быстрым шагом вышел таверны и поспешил к соседнему переулку – тот выводил прямиком к задним воротам двора.

Теперь у Лурация не было сомнений: к произошедшему весьма причастна госпожа Диорич. «К Шету договор с Арбазом! К Шету сделку и все деньги мира! Лишь бы с моей девочкой было все хорошо!» – он все быстрее переставлял ноги к караванному двору. Да, через пустыню верблюдом не так комфортно, как морем в хорошей каюте, но так он выигрывал минимум два дня. А сделка… Если Эриса будет в безопасности, они вместе прогуляются в Фальму и закончат начатое. Ведь в самом деле может оказаться, что госпожа Диорич станет его женой, и тогда эти деньги лишними им двоим не будут. Да, еще имелось у него важное дельце в Фальме: обнаружилось, будто вторая и третья часть ментального компаса – той самой вещи, которую оставила ему Эриса, называя ее медальоном – может быть в коллекции некоторого богатого человека, проживающего здесь, где-то в районе амфитеатра. Тот человек собирал всякие нубейские древности и общался в письмах с приятелем Лурация из Эстерата. В общем, был к фальмийскому коллекционеру кое-какой подход, если не поскупиться на траты. Если так, то наконец Лураций получал возможность собрать ментальный компас, из ттрех частей так, как это показано в древнем нубейском свитке. Если удастся сложить части правильно, то тогда был шанс, что эта таинственная вещь проявит свое пока не во всем ясное назначение. Только все это потом! Фальма, деньги, договоры и ментальный компас подождут!

Пройдя в приоткрытые ворота и он направился к навесу, под которым обычно попивали эль и играли в кости караванщики. Отчего-то ревели верблюды на привязи, возможно почуяв верблюдицу – ведь рынок рядом, вполне могли вести на продажу молодую самку. И пахло здесь разогретым на солнце навозом, роились мухи – их всегда много в Фальме. Если бы без них, то этот зеленый город на берегу моря имел бы славу весьма приятного места.

– Да умножит Валлахат ваши дни и богатство! – приветствовал он кочующих торговцев, столпившихся вокруг низкого столика.

– И тебе Его безграничная милость! – отозвался кто-то, обернувшись. Несколько аютанцев лениво ответили на приветствие.

– Когда ближайший караван в Эстерат? – спросил Лураций, подойдя еще ближе и поглядывая на зарики, только что брошенные на стол. Все четыре давали сумму всего в семь – как-то мелко для выигрыша.

– Почтовый только ушел, – сообщил старичок с морщинистым темным лицом, уныло сидевший на скамье.

– Я иду завтра с утра, – отозвался пожилой низкорослый аютанец в зеленом халате, перетянутом широким кушаком. – Есть интерес присоединиться?

– Если до завтра никто в Эстерат не едет, то да, – господин Гюи достал курительную трубку и мешочек с моа. Сегодняшний день после полудня складывался из неудач. Но что поделаешь: на все воля богов, а мы способны принять это с честью или лить глупые слезы и скрежетать зубами.

– Двести пятьдесят салемов, если так спешишь, – тот, в зеленом халате, хитро прищурился и скривил бледные губы.

– Идет. Деньги сейчас? – ростовщик вполне понимал, что с него дерут почти две цены, но было не до торгов.

Отсчитав монеты и обговорив необходимые подробности поездки, Лураций покинул караванный двор, теперь уже неспешно бредя в сторону таверны. Ему еще требовалось пройтись по близ лежавшим лавкам, купить воду и еду в дорогу. Неплохо будет прихватить с собой пару бутылок хорошего вина – но это уже так, причуда, а не надобность.

Все покупки господин Гюи сложил в холщовый мешок с лямкой. Мешок нужен был ему на один раз – дома имелся хороший кожаный, а саквояж при путешествии верблюдом неудобен и придется его как-то приторочить к седлу. Чтобы скоротать время до ужина, он еще раз зашел в «Золотой дельфин», убедился, что Арбаза нет и отправился в порт. Сел на перевернутый ящик у причала, чтобы посмотреть на корабли, на море и покормить чаек лепешкой, которую купил для перекуса – она была такой гадкой, что есть он ее не отважился.

Когда солнце наполовину скрылось за магнолиями, Лураций докурил трубку, встал и направился в таверну. Он как раз поспевал к ужину – привык ужинать сразу после заката. Эта привычка сложилась годами жизни в одиночестве. Слуг в его доме незачем считать, потому что они всегда подстраивались под него. Теперь же появилась Эриса, значит ему очень многое придется поменять в своей жизни, наверное, даже эти незначительные привычки.

В обеденном зале имелось много свободных столиков, и господин Гюи выбрал ближе к окну: в него будет сквозить вечерняя прохлада, а это несомненное преимущество. Вообще в Фальме не бывает такой жары, как в других городах Аютана, наверное, за исключением Хархума, котором Лураций провел с Эрисой два незабываемых дня и волшебную ночь.

Поскольку народа пока было немного, подавальщица подходила быстро, сразу принимая заказы. Выслушав девушку, заученно зачитавшую перечень блюд и цены, ростовщик определился:

– В первую очередь кувшин белого фуансимского и верблюжий сыр с зеленью. И плов по-эсмирски. Да, еще моченые оливки с чесноком.

Девушка ушла исполнять заказ, а он снова достал трубку: это была четвертая порция моа после обеда – как бы многовато. Гюи знал, что от частого курения у него побаливает голова и снятся дурные сны. Знал, но сейчас последствия курения его волновали меньше всего. Тем более головную боль иногда снимал бокал хорошего вина. Пока он набивал трубку, вспомнился первый поцелуй с Эрисой. Как часто он вспоминал стануэссу последние дни и особенно сегодня! Почему он тогда ее поцеловал? Ведь рядом был ее муж. Лураций вообще не имел привычки заигрывать с чужими женами: за глаза хватало женщин свободных и прекрасных куртизанок, которые сами прибегали к нему, правда все реже в последние годы. А тогда вот выбрал момент и обнял госпожу Диорич и, прижимая к стене, нашел ее сочные губы своими. И она ответила. Это казалось невозможным. Он ожидал, что она оттолкнет его, прошипит что-нибудь возмущенное. А она ответила, лизнув его язык и с таким желанием, что у него дух захватило. Потом он часто возвращался к этому безумному моменту, пытаясь понять, что тогда произошло между ними и почему он так поступил. Наверное, Лураций решился на это из-за ее глаз. Да, невероятно красивых, похожих на капельки южного моря, но дело не в красоте. Тогда он увидел в ее глазах просьбу, они вроде безмолвно говорили за томившуюся хозяйку: «Вытащите меня из этой пустоты! Как скучно с этими мужчинами, занятыми только собой!». Конечно, Дженсер дурак. Он не смог по достоинству оценить и удержать сокровище, которое дали ему боги. Он променял Эрису на удовлетворение собственных амбиций, мечтая доказать величие своих предков, вместо того чтобы самому попытаться стать великим с этой божественной женщиной.

Вот и появилась подавальщица: на подносе стояла тарелочка с шариками сыра, присыпанного базиликом и длинными листками тархуна, пузатый кувшин вина с выдавленным на нем гусем. Когда подавальщица удалилась, господин Гюи налил в стеклянный бокал фуансимского – славное вино играло золотистыми отблесками, отражая огонек светильника – налил и вспомнил о не раскуренной трубке. Сделав глоток вина, он щелкнул огнивом, и в этот момент услышал:

– Не угостите девушку вином? – за его столик ровно напротив присела рыжеволосая девица, скорее всего арленсийка с большими серыми глазами, подведенными темно-синей краской. Она была весьма приятна, даже красива, несмотря на полноту. Ведь не зря считается, что самые красивые женщины живут в Аленсии.

– Всегда рад. Тем более северянкам. Только нужен второй бокал, – сказал ростовщик, разглядывая внимательнее гостью и думая, что такое совпадение слишком странно. Уж не происки ли это покойного Кюрая (и покойного ли?!). Арленсийки нечасто встречаются на улицах Эстерата. Бывает, за день увидишь не больше пяти-семи, и то если ходить возле порта. А в Фальме и того реже. Но так вот запросто в виде шлюхи в таверне?! Кто-то из людей или боги играют с ним в непонятные игры? Ростовщик жестом подозвал подавальщицу и попросил бокал еще. А девушку спросил:

– Как ваше имя, прелестная северная госпожа?

– Клаврина, – ответила она полными красивыми губами, поцелуй которыми, несомненно, был приятен. Все это время ее глаза украдкой, но достаточно внимательно изучали собеседника, и похоже девушке нравилось его благородное лицо, добрый, глубокий взгляд и даже седина лишь украшавшая незнакомца.

– Наверняка вы арленсийка. Как занесло в эти края? – он наконец раскурил трубку, вызывая недоумение гостьи, явно никогда не видевшей людей, пускающих дым изо рта. – Это, называется курение трубки, – пояснил господин Гюи, пристукнув пальцем по нефритовому цилиндру. – Хотите попробовать?

– Нет, такое не хочу, – она отрицательно мотнула головой на предложение покурить и созналась: – Да, я из Арленсии. Из Герогиса. Отстала от корабля еще полгода назад и вот никак… Не отпускает ваш Аютан, – глаза ее стали столь грустными, что у Лурация отпали всякие подозрения, будто эту девушку к нему кто-то подослал. – Простите, – она наклонила голову и заплакала.

– Берите сыр, милая. Я сейчас закажу вам что-нибудь поесть, – ростовщик придвинул к ней тарелку.

– Я вижу, вы человек приличный. Извините, за такую наглость, что села за ваш столик. Мне приходится здесь подрабатывать и вести себя именно так, – она вытерла ладонью слезы и немного успокоилась. – Терпеть не могу всяких пьяных мерзавцев. А вы другой. Может, захотите пригласить меня в комнату после ужина?

– И на сколько вы себя цените, Клаврина? – Гюи неспешно, тонкой струйкой налил вино во второй бокал, который принесла девушка-аютанка. – Прошу, – он придвинул напиток гостье и поймал взгляд ее больших серых глаз – она тут же отвернулась к окну.

– Тридцать салемов вас устроит? – она нерешительно и тихо произнесла девушка и припала своими полными губами к стеклянному краешку, оставляя на нем мутный след. – Понимаете, мне очень нужны деньги. Может когда-нибудь я вырвусь отсюда.

– Да, конечно, – Лураций развязал кошелек и отсчитал названую сумму, подумав, что если бы она действительно хотела вырваться, то давно бы это сделала. Ведь шлюхой с ее внешностью вовсе не сложно заработать на место на корабле до любого арленсийского порта. Ростовщик грустно посмотрел на нее и сказал, придвигая серебряные монеты: – Девушка, которую я очень люблю, родом из Арленсии, как и ты. Я обещал хранить ей верность и сдержу свое слово. А тебя попрошу, выпить за ее удачу и ее здоровье. Для меня это очень важно.

– Как ее имя? – спросила Клаврина, не спеша притронуться к монетам.

– Эриса, – ответил Лураций и потянулся к бокалу вина.

* * *

Вещей у них собралось много: сундук с некоторыми ценностями и документами, коробка с новыми платьями, две нелегких корзины и, само собой два дорожных мешка, поэтому пришлось нанять носильщиков. Караван отправлялся рано, и, еще не забрезжил рассвет, Сульга была на ногах. Ей не очень нравилась столь поспешная поездка в Эстерат, ведь всего три дня назад Дженсер стал ее мужем, и они скрепили свой брак клятвами, большим жертвоприношением и всем тем, что положено по самым истинным эсмирским обычаям. Почему бы эти прекрасные дни – ведь они теперь настоящие муж и жена! – почему бы не провести их, наслаждаясь друг другом в Фальме?! Нет, Дженсер спешил из-за этой суки Эрисы, не в силах выкинуть ее из головы и не находя покоя даже когда они оставались наедине в постели. И мучение начало изводить Сульгу Иссу. В конце концов она сказала:

– Ладно, поедем. Надо разобраться с этим, – а сама подумала, что больше не уверенна, будто не станет бросать яд в чай Эрисе. Как бы та не была добра к ним, новую жену Дженсера все больше и больше раздражало, что ее любимый брат и муж, чьи теплые глаза она так любила, каштановые кудри и мягкие губы ласкала днем и ночью – Ее Дженсер! – так много уделяет внимание этой арленсийке в мыслях. Казалось, что он чаще думает об Эрисе, чем о самой Сульге и их будущем ребенке, которого она под сердцем носила. Даже на вопрос «Как мы назовем нашу дочь?», стануэсс отвечал, мол, еще не время об этом думать. И слышать это было очень обидно.

От дома, оставшегося в наследство стануэссу Дженсеру, до караванного двора – он был всего один в черте города – идти около лиги. Как договаривались с хозяином каравана Хозерзом, они прибыли на восходе солнца. Впереди шли носильщики, за ними Дженсер и Сульга, а также старик Эрахун – он был назначен распорядителями в доме, который новые хозяева временно покидали. Разумеется, Эрахун не собирался ехать с ними в Эстерат, но проводить хозяев был обязан: ведь даже в последнюю минуту господин стануэсс Дженсер Диорич или Сульга Исса, его юная жена, могут отдать очень важные распоряжения.

– Ах, господин Хозерз, дарит вам Валлахат свое благословение! – приветствовал Дженсер хозяина каравана, руководившего погрузкой товаров. – Мы здесь, как обещали, вовремя.

– И вам Его величайшая помощь! – отозвался пожилой низенький аютанец и распорядился. – Ваши вещи давайте к тому верблюду, – он указал в сторону куцего дромадера. – Поспешите. И второй с двухместным седлом ваш.

Дженсер махнул рукой носильщикам, повернулся и тут его глаза встретились с очень знакомыми глазами: перед ним стоял ростовщик.

– Какая неожиданность, господин Гюи! Очень приятно встретить здесь вас! – искренне обрадовался потомок Терсета. – Неужели вы этим караваном с нами в Эстерат?

– Именно так, господин… – Лураций хотел сказать по старой памяти «господин Диорич», но не пожелал упоминать род Эрисы, фамилию которого Дженсер носил. – Встреча в самом деле неожиданная, – добавил ростовщик, вовсе не разделяя радости мужа Эрисы и посмотрел в сторону юной худенькой аютанки и весьма красивой аютанки, догадываясь, кто перед ним. Ведь стануэсса с возмущением пересказывала ему некоторые части писем Дженсера.

– Господин Гюи, знакомьтесь! Моя новая жена – госпожа Сульга Исса, – представил Дженсер, взяв руку ее и подведя ближе к ростовщику.

– Лураций Гюи, – ростовщик коротко кивнул девушке и обратился к Дженсеру: – Как я понимаю, она не только ваша дополнительная жена, но также ваша сестра?

Стануэсс, явно испытывая неловкость, кивнул и начал мять головной платок, который держал в левой руке. А темные глаза Сульги вдруг стали злыми, и сама она, напряглась, точно дикая кошка, готовая прыгнуть.

– Откуда такие сведенья о нашей семье? – спросила она с неожиданной резкостью. – И я не дополнительная! Я самая настоящая любимая жена Дженсера!

Лураций будто не заметил ее вопрос, последовавшие возмущения и вновь обратился к потомку Терсета:

– Удивляюсь я, Дженсер: у вас была прекрасная жена, которой могли бы позавидовать боги, а вы бросили ее и пытаетесь построить какое-то призрачное счастье, ковыряясь то в сомнительной истории своего рода, то непомерно долго утрясая вопросы наследства.

– Разве это ваше дело, господин Гюи? – произнес Дженсер. Хотя было еще прохладное утро, ему захотелось бутылочку эля.

– Представьте, мое, – Лураций видел, что хозяин каравана жестом подзывает его, но решил продолжить важный разговор, чтобы не осталось никаких недосказанности: – Эриса не допустит, чтобы у ее мужа была вторая жена. Она подаст на развод. И главное… я люблю госпожу Эрису Диорич. Она также отвечает мне теплыми чувствами. Мы решили быть с ней вместе. Как видите каждый из нас сделал выбор. Если угодно, мы можем также оставаться хорошими приятелями или испытывать враждебность друг к другу – здесь уж как пожелаете.

Дженсер бледнел с каждым словом, произнесенным господином Гюи, и по мере того, как смысл этих слов яснее доходил до его ума, все шире открывался рот потомка Терсета.

– Как вы посмели, господин Гюи! – он хотел это гневно выкрикнуть, но только сумел выдавить через ком, застрявший в горле. – Она моя жена!

– Не надорветесь с двумя? – усмехнулся ростовщик, и дал знак Хозерзу, что подойдет позже. Продолжил: – После развода Эриса милосердно оставит вам одно из поместий. Хотя вы должны были это прочитать в ее письме. Она поступает с вами очень благородно, со всей свойственной ей добротой. Будьте же вы хотя бы отчасти достойны Эрисы, не позорьте ее славную фамилию, которую она вам дала.

– Я буду жаловаться на вас господину Рамбасу! – теперь, когда Дженсер упомянул своего богатого и влиятельного родственника, его голос стал более звонким и в глазах появилась настоящая злость. – Вы понимаете, что вас ждет?! Он уничтожит вас! Вы лишитесь всего! Вы больше не жилец, Гюи!

– Мы уничтожим вас! И вашу Эрису, если она такая дура, что смеет изменять законному мужу! – с резким криком Сульга присоединилась к потомку Терсета. Ее недавно милое личико, оказывается, умело быть очень злым. – И в письмах, Эриса ни разу не упомянула вас! Может быть вы все врете, чтобы насолить моему мужу?!

– Именно! Эриса ничего не писала о вас! Может она не знает, что между вами есть какие-то отношения?! – Дженсер попытался засмеяться, вышел лишь нервный хрип.

– Но Эриса вам, Дженсер, сообщила о разводе. Разве этого мало, чтобы понять настрой стануэссы? И зря вы впутываете сюда господина Рамбаса. Даже если я потеряю все свое состояние, я буду благодарен богам за свою судьбу, ведь у меня есть Эриса Диорич, – Лураций улыбнулся, понимая, что следует заканчивать разговор. Чтобы выяснить отношения с Дженсером у него будет еще много времени – вся дорога до Эстерата. А сейчас следовало подойти к хозяину каравана. Некоторые верблюды, уже груженные, становились ближе к воротам, направляемые погонщиками.

Подходя к Хозерзу, Лураций подумал: «Хорошо, что так повернулось. Главные слова сказаны, и это значительно облегчит Эрисе предстоящие объяснения мужем. А Рамбас… да это довольно серьезная угроза. Рамбас очень влиятельный человек, почти равный Кюраю. Но на все воля богов, а он, Лураций, будет поступать так, как велит его сердце».

Глава 6

Как назвать сына?

Ночь только наступала. Полоса заката тихо отгорела на западе и погасла вовсе, в небе уже блистала золотым светом Мельда. Эстерат, лежащий как на ладони внизу, весь поблескивал огнями. Их было много в порту, особенно на пристани, где не прекращалась разгрузка прибывших кораблей. Огни факелов и светильников обозначали улицы и площади, много их мерцало вокруг Арены и Верхнего города, яркой цепью они обозначили Оливковый тракт. И даже Подгорный рынок сейчас было несложно отыскать.

– Туда! – указала Эриса, хотя Сармерс уже прекрасно знал, как найти ее дом во тьме. – Очень тихо! – шепнула арленсийка, хотя на такой высоте их бы никто не услышал, даже если бы она закричала.

Крылья вауруху с мягким шорохом толкали ночной воздух, приближая их к Подгорному рынку. Едва показался ряд огней торгового ряда, летающий кот начал снижаться.

– Тихо! – повторила стануэсса. Опасения не были без причин: ее вполне могли поджидать возле дома или даже в нем. Все-таки не каждый день убивают членов Круга Высокой Общины руками арленсиек.

– Цветочек, ты сама больше шумишь, – отозвался кот и, описав крутую дугу вокруг кипариса опустился на траву в десяти шагах от ее дома.

– Жди здесь, мой хороший, – госпожа Диорич обняла кота, хотя они еще не расставались.

– Только недолго, – предупредил он. – Если я опоздаю, Величайшая с меня шкуру снимет!

– Мне такая шерстка самой нужна, – арленсийка почти беззвучно хохотнула и поспешила к дому, дверь которого осталась приоткрытой, как Эриса бросила ее, уходя к Кюраю.

Переступив порог, Эриса прислушалась, сжимая не слишком удобную рукоять ножа – все-таки он был сделан под мужскую руку, а ее на редкость удачный балок увы, остался у охранников покойного Залхрата. Вроде ничто не выдавало присутствие посторонних в доме, и она, не опуская ножа, стала подниматься по лестнице в свою комнату. Дверь также приоткрыта, в комнате вроде пусто. Ее дорожный сундук стоит на прежнем месте у кровати – золотистый свет луны падает на его краешек, отражаясь на бронзовых скрепах. Значит, и воры здесь не успели побывать.

Окончательно успокоившись, Эриса поставила на пол светильник и разожгла его. Открыла сундук, недолго поколдовав над замком. Принялась быстро перебирать вещи, отбирая необходимое в дорожную сумку: прежде всего запасное платье, удобный головной платок, под которым можно было почти полностью спрятать волосы, заколку, шкатулку с ценностями и главное, деньги – кошелечек оставался еще до приятного тяжелым. Оглядела комнату в слабом свете дрожащего огонька: ничего не забыла? Забыла переодеться. Скинула потрепанный халат и достала из сундука темно-синюю тунику с изящной вышивкой на груди и спине. Вот так. А все остальное, что потребуется, она купит – благо, деньги есть.

Бросив сундук открытым, стануэсса спустилась вниз и подошла к коту.

– Спешишь? – шепотом спросила она. Послышался какой-то шорох на улице возле калитки.

– Может перепехнемся на твоей кроватке, – вместо ответа прошипел он.

Эриса хохотнула, скрыв смех в кулачок и поманив его пальцем, заставляя наклониться, ответила на ухо:

– Нет… – ее губы сжали острую верхушку его уха. – Хотя это очень соблазнительно. Особенно твой длинный язычок! Жаль, что боги не наградили наших мужчин такими же. Только, мой хороший, – она потерпела его ухо губами, – ты спешишь, и мне нужно поскорее выбраться отсюда.

– Я готов даже пожертвовать шкуркой для Величайшей, может у меня вырастит новая – белая или вообще золотая, – вауруху вдруг встал во весь рост. – Я готов не вытаскивать свой язычок из твоей норки всю ночь! Я!..

Рядом, за забором раздались тяжелые шаги и позвякивание металла. Следом чьи-то кулаки загремели в калитку.

– Съедим их? – предложил кот.

– Нет, мы от них улетим, – решила госпожа Диорич, отдаваясь в объятья Сармерса.

Он подхватил ее и ударил ночной воздух сильными крыльями. Поднявшись над двором, Сармерс вдруг резко снизился и, жутко заревев, пролетел над главами вооруженных мужчин, которые имели наглость ломиться в калитку. Задние лапы кота успели сбить с чьей-то макушки чалму и даже оставить пару царапин. Послышались крики, ругань, звон выроненного меча и топот чьих-то ног.

– Ну зачем ты так! – Эриса не сдержала смех, хотя выходка вауруху была опасна и точно не полезна для нее. Разумнее было покинуть бывшее пристанище тихой ночной тенью. Теперь сколько недобрых слухов добавится к истории с убийством Кюрая!

– Прости, сладкая, не удержался. Больно они наглые, – Сармерс уносил ее в сторону Нижнего города и порта. Так они договорились, претворяя не слишком удачный план госпожи Диорич. План, который она успела придумать так, чтобы оставаться в Эстерате до возвращения Лурация и при этом меньше не попадаться на глаза.

На границе портового привоза и района Грязи было одно место: площадка, куда сгоняли скот перед погрузкой на корабли. Ночами здесь никого не было, и всегда стояла кромешная темнота, зато до порта было рукой подать. Сюда и направила госпожа Диорич своего крылатого друга. Пролетев над крышами домов, он мягко опустился возле распахнутых ворот загона.

– Спасибо, мой верный друг! – Эриса поблагодарила его, перехватив вещевой мешок и прижавшись к коту.

– Друг и любовник, – напомнил Сармерс, не спеша отпускать ее.

– Ну да, – согласилась она. Пока ей было сложно привыкнуть к такой роли вауруху. – И я скажу об этом Лурацию. У меня нет секретов от моего любимого мальчика. Думаю, он не будет ругаться и позволит нам шалить. Давай отойдем – здесь воняет навозом. Туда отойдем, если не сильно спешишь, – предложила она, кивнув на начало улицы, ведущей к привозу. Там было немного светлее и точно также безлюдно.

– Цветочек, важный вопрос у меня вскочил, – он пошел за ней, поджав крылья, чтоб не зацепиться за торчащие из гвоздей доски.

– Какой еще важный? – Эриса остановилась, так чтобы не выходить на светлый участок между бревенчатых стен. Все-таки в сотне-другой шагов началась территория привоза и оттуда их могли заметить.

– Вопрос непростой… – Сармерс вильнул хвостом, прищурился вовсе не по-кошачьи и спросил: – Сына нашего как мы назовем? Для меня это, понимаешь ли, архиважно.

– Ты с ума сошел?! – выдохнула госпожа Диорич. – Даже не думай! Я не собираюсь рожать котят!

– Ясное дело. Котята не выйдут, – попытался успокоить ее Сармерс. – Выйдут маленькие вауруху. С такой мамой они будут очень милые! Всевидящая обязательно включит их в свиту!

– Шетов кот! Скажи, что ты врешь! – Эриса вцепилась в его шерсть. Ведь у нее сейчас были самые подходящие дни, а порошки Лурация она, разумеется, давно не принимала за их отсутствием.

– Ну почему сразу врешь? Конечно, не вру. Дай послушаю, происходит там то, чего я жду, – он мигом сложился пополам и приложил ухо к ее животику. – О, да… – вауруху обхватил ее лапой, прижимаясь сильнее. – Слух вауруху очень тонкий… Иногда вауруху слышит процессы еще до их начала… Да, что-то есть, – заключил он. – К сожалению ни тройни, ни двойни не вышло, но очень вероятно, будет сын. Так решай, как назовем? – кот лизнул ее ножку. – Хочешь, Фэриком? Мне всегда нравилось это имя. Кстати, он же по закону стануэссом будет? Или нам для этого нужно в брак вступать?

– Пошел ты! – стануэсса попыталась его оттолкнуть. Если сказанное им было шуткой – то это очень дурная шутка. А если нет? Ведь сколько аютанских и эльнубейских историй, что женщины рожали от демонов всяких жутких существ! При чем эти истории болтали не только торговки на рынке, но и были они записаны в некоторых достойных доверия анналах. Были похожие случаи даже в Арленсии. Женщины, разумеется, при этом становились ведьмами и обладали очень опасным колдовством. А столичный музей хранит мумии каких-то невероятных существ, рожденных теми женщинами при очень странном отцовстве.

– Чего так нервничаешь? Может ты девочку хотела? – вауруху так и норовил потереться мордой о ее животик.

– Отойди от меня! – кота оттолкнуть не удавалось и Эриса отвернулась. Такой приятный, полный радости и удовольствий вечер был испорчен очень мрачными опасениями.

– Цветочек, ну не сердись. Я правда люблю тебя, – стоя на четвереньках, Сармерс преданно глядел на нее жуткими топазовыми глазами. – Не сердись, все у нас будет хорошо.

– Только ты улетишь сейчас неизвестно насколько, – чтобы не смотреть в его глаза, она подняла голову, обратив взгляд к звёздам. Да у нее был Лураций – и это не обсуждается. Но помощь летающего кота была так нужна в эти дни. Дни, пока существует жуткая неопределенность в том, как все может сложиться в Эстерате. Ведь ее могут схватить стражи в любой момент. А может ей придется искать Лурация не в Эстерате, а в Фальме или в Хархуме? Может ее возлюбленный сам ищет ее, опираясь на какие-то неизвестные ей сведения? Где он сейчас?!

– Увы, улечу… – признал крылатый друг. – Ничего не изменишь. Величайшая приказывает, – повторил он то, что говорил уже дважды. – Мне придется помочь ей в гадком и далеком мирке. Это очень далеко от вашего и от Ауру. Практически в шетовой заднице. Там время течет иначе. Там проходит день, а здесь у вас десять-двенадцать. Там все по-другому. Я никак не смогу вырваться оттуда и не услышу твой призыв. Прости, моя киса, но никак.

– Ладно, шетовой так шетовой. И Шет с тобой. Вместе со всей его свитой, – стануэсса, успокаиваясь, положила ладонь на его голову. – Только скажи… Пожалуйста, скажи сейчас правду: ты наврал, что я могу от тебя залететь?

– Как бы нет. Такое вполне может быть, – летающий кот пожалел, что сообщил о высокой вероятности подобного. Расстраивать бывшую хозяйку кольца не входило в его планы. Но уже сказал… Что теперь поделаешь. И он добавил, будто это могло ее успокоить: – И вауруху вынашиваются очень долго. По-вашему полтора года и больше. Хотя бывает… – он вспомнил некоторые забавные случаи, – полгода, потом, бац, и все – родился, миленький.

Эрису это точно не успокоило. Она так и стояла, запрокинув голову и глядя на мерцающие звезды. Ее ладонь лежала на голове Сармерса без движений.

– Чего молчишь? – не вытерпел кот. – Мне уже улетать надо.

– Ну лети, – сердито сказала она, вспомнив, как ездила в Вестейм к алхимику Герхусу за снадобьем, чтобы прервать ее первую беременность. Тогда она безумно испугалась. Испугалась скандала дома. Ведь ее мать, достопочтенная стануэсса Лиора, была женщиной очень строгих правил. Завтра тоже придется поискать алхимическую лавку или какого-нибудь апотекария.

– Цветочек, я не хочу так расставаться. Ну не сердись, – попросил Сармерс, потираясь о ее ноги точно обычный, только очень огромный кот.

– Ладно, – она обняла его, – Ничего не могу поделать – настроение упало. Обещай, что появишься, как только сможешь.

– Клянусь! Чтоб я сдох! – он встал с четверенек, выпрямился в полный рост, возвышаясь над ней и обнял ее мягкими теплыми лапами.

– Сейчас пойду в таверну и напьюсь, – поведала о своих планах госпожа Диорич. – Закажу себе самый гадкий брум – пусть мне будет еще хуже. А завтра, сломя голову, буду бегать по алхимическим лавкам, искать зелье от котят в животике.

– Прости. Мне тоже очень грустно, – прошипел вауруху ей на ухо. – Напился бы с тобой, но мне в таверну нельзя – ваш народ неправильно поймет. И Величайшая… И уже вышло все время. Надо… Надо лететь.

Эриса крепко обняла его и отпустила.

– Еще скажи мне, теперь я считаюсь ведьмой? – спросила она напоследок, по-прежнему возвращаясь в мыслях к услышанным раньше историям. Эти истории любила Анетта, она перечитывала их много раз, и с восторгом рассказывала их Эрисе. Да, Анетту всегда влекло к чему-нибудь запретному и еще в детстве она мечтала стать ведьмой. Но, как говорится, боги не дали, а Шет не взял.

– Ведьмой… это как пожелаешь, – лизнув ее в лицо, Сармерс отступил на пару шагов: – будет такое интересно, мы это обсудим. Ведьмой будешь или нет, знай, что для меня ты самая лучшая. Сармерс всегда будет хотеть вернуться к тебе, – летающий кот взмахнул крыльями и скоро растворился в звездном небе.

«Ну какая же сволочь!», – подумала стануэсса, стоя по-прежнему прижавшись к стене и глядя на звезды. Ее сердце никак не могло успокоиться, хотя рассталась она с вауруху вполне любезно. – «Зачем меня так расстраивать?!» – негодовала она.

Что если правда она забеременеет от вауруху? А если не помогут снадобья, и неведомое существо будет в ней развиваться? Что она скажет Лурацию? Нет, ее любимый мальчик не осудит, поймет – в этом она не сомневалась. Но стануэсса хотела ребенка только от Лурация. Занимаясь работой на постоялом дворе господина Фараха Шэбуна, отмывая посуду или помогая с готовкой, она представляла, как это все будет… Как она с Лурацием войдут в ее столичный дом в Арисисе и к тому времени, у нее конечно же будет кое-кто в животике: сын или дочь от любимого человека. Обязательно да. Ведь им плыть морем много дней и много жарких ночей, в которые они сполна насытятся друг другом. Представляла, как у нее проявится, потом округлится живот. Это будет так нежно, так трогательно… И ее муж, господин Гюи, будет гладить этот драгоценный животик, целовать и прижиматься ухом, слушая биение сердца их будущего ребенка. Лучше, если дочери! Так должно обязательно стать! Ради этого она сейчас здесь, в Эстерате. Ей нужно лишь найти Лурация и как можно скорее забрать отсюда. Первым же приличным кораблем до Вестейма или Арисиса! Боги! Но залететь от Сармерса!.. Как бы не был он ей мил, как бы не был дорог!.. Нет! Это точно не должно случиться!

Обмотав голову платком – уж как смогла, прикрыла, спрятала светлые волосы – Эриса направилась по проулку к портовому привозу. Без зеркала, кончено, она не могла скрыть свое северное происхождение. Все равно пряди волос кое-где выбивались из-под платка. Госпожа Диорич старалась убрать их, выискивая наощупь по краю импровизированного убора. По-хорошему, нужно сходить завтра на рынок и купить аютанский никаб – он точно спрячет ее так, что останутся только глаза. Такие уборы носили жрицы Валлахата, полностью посвятившие себя служению Единому и не участвующие в мирской жизни. Даже не жрицам, а некоторым обычным аютанским и эльнубейским женщинам все чаще нравилось надевать никаб – это становилось модным на юге. Однако даже под никабом все равно остались бы видны светлые арленсийские глаза – их-то уже никак не спрятать. Хотя… Она вспомнила слова Сармерса: «черные очки». Вроде они именно для этого. Только где такое чудо взять?

За началом привоза место было людным даже по ночам. Сюда под светом факелов свозили товары с причаливших вечером кораблей. Пристань виднелась рядом. Возле нее покачивались на легкой волне когги, грузовые багалы и нефы, мачты которых едва угадывались в ночном небе. Слышались грубые мужские голоса, грохот бочек и обрывистое ржание мула. Таверна «Сытый Капитан» располагалась в самом центре порта. Отсюда виднелся ее фасад с деревянной надстройкой второго и третьего этажей и синим полотнищем с физиономией сурового мужчины и названием заведения. У входа дурачились, хохотали подвыпившие моряки и грузчики.

Да, не поспоришь, «Сытый Капитан» – дрянное место. Здесь грязный обеденный зал и много пьяных. А что остается делать морякам, если корабль застрял на пару дней на разгрузке-погрузке? И съемные комнаты в таверне ужасные, маленькие, неудобные, вроде даже с тараканами, которых так и не смогли вывести ни жрецы заклинаниями, ни алхимики чудесными порошками. Однако имелось у этой таверны преимущество: здесь останавливались многие, прибывшие из Арленсии и Стейнланда, а значит госпожа Диорич, даже если ей придется снять головной платок, будет не так бросаться в глаза среди других постояльцев. Эриса не собиралась в столь срамном месте останавливаться надолго. Может завтра она найдет более приличную таверну или вообще покинет Эстерат и оставит Лурацию письмо с намеком, где ее искать. Но все это она решит завтра, а сейчас нужно было не поскупиться – снять самую приличную комнату, и выпить брума. И поесть не мешало бы: с обеда она не ела ничего, оставив продукты и бурдюки с водой в Хаш-Туум, чтобы не отягощать Сармерса.

Зайдя в таверну, она поправила платок и попыталась найти взглядом зеркало. Увы, нижнем зале «Сытого Капитана» зеркал не имелось. Их даже не имелось в большинстве съемных комнат, называемых комфортными. В самом деле, зачем не слишком привередливому люду зеркала? А женщины, вынужденно останавливающиеся здесь, в расчет не брались. По углам, на затертых диванах, на лавках и за столиками расположился самый разный народ: в основном аютанцы, в чалмах и без, много темнокожих наурийцев, как правило, в кожаных юбках с голыми торчами и бучами, свисавшими до живота. Кутили здесь моряки с Ярсоми в жутковатых татуировках, и арленсийцы, занимавшие два длинных стола справа. Среди них звонкими голосками выделялись девицы явно не безгрешного поведения. Публика, собравшаяся в зале, в основном была нетрезвой, и госпожа Диорич на всякий случай проверила насколько удобно расположена рукоять ножа за поясом.

Даже с головным платком, весьма затейливо прятавшим ее прическу, стануэсса привлекала внимание и услышала от мужчин не слишком приятные шуточки и предложения присоединиться. Обойдя музыкантов и двух танцовщиц, изгибавшихся под мелодию флейты в центре зала, Эриса проследовала к стойке. Стойка здесь имелась одна – основательная, дубовая, длинная – на четверть зала. Здесь можно было и комнату снять, и заказать еду, напитки, если кто не собирался ждать подавальщиц. За стойкой суетились щупленький чернявый парень, мужчина с рыжеватой бородой и две девушки-наурийки с короткими черными волосами в длинных, расшитых стеклянным бисером нарядах.

– Мне комнату. Самую чистую с зеркалом, умывальником и без тараканов, – пожелала госпожа Диорич, присев на высокий табурет.

– Таких нет, – отозвался бородатый. – С зеркалами нет. Есть с умывальником. Разумеется, чистая. У нас все чистое. Двадцать салемов.

– Давайте, – арленсийка распустила узел на кошельке и зазвенела монетами. – Еще чашку брума, моченые оливки и острую козью колбасу с лепешкой. Чтоб я не ждала.

– Комната на втором этаже – номер двадцать сем, – мужчина за стойкой ловко выудил ключи с жетоном и стукнул ими о столешницу. – Брум и еду сейчас Фреха подаст. За это четырнадцать салемов.

– Слушай, а давай целую бутылку брума и апельсиновый сок, – решила стануэсса. Вся эта скверная обстановка: суета вокруг, глупые пьяные разговоры, косые взгляды в ее сторону нравились Эрисе все меньше, и она решила, что будет легче это переносить, если выпьет несколько лишних глоточков. И может будет уместным угостить кого-то из арленсийских моряков, между делом узнать последние новости из королевства.

– Еще семь салемов, – сообщил рыжебородый, проворно отходя к ящикам, из которых торчали зеленоватые горлышки бутылок, запечатанных толстым слоем сургуча.

Госпожа Диорич поправила платок и отсчитала деньги.

Брум и маленькую глиняную чашечку подали практически сразу, следом апельсиновый сок в стакане из синего абушинского стекла. А вот еду пришлось ждать долго, и Эриса решила испытать качество местного напитка прямо за стойкой. Налила полчашки, поморщилась и опрокинула жуткое пойло себе в ротик. Сразу накрыла его глотком апельсинового сока. Надо признать, очень неплохо вышло: не было того мерзкого вкуса и отвращения, которые она пережила, попивая огненное зелье вместе с Сармерсом. То ли стануэсса начала привыкать к ядреному питью, то ли в «Сытом Капитане» напитки имелись качеством повыше, чем в трофейной баклажке.

Когда рыжебородый поставил перед ней тарелку с кусочками поджаренной козьей колбасы и оливками, положив сверху сырную лепешку, Эриса повернулась к залу. Следовало найти удобное местечко, чтобы не торчать у всех на виду. Внимание привлек одинокий арленсиец: немолодой, небритый, с тусклым, но добрым взглядом под косо надетой банданой. Он сидел один, и возле него было аж два свободных места.

– Позволите? – спросила Эриса, ставя на стол тарелку и чашку.

Моряк ответил не сразу. Поднял к ней удивленный взгляд пепельно-серых глаз, улыбнулся и пробормотал:

– Да, госпожа. Чего спрашивать. Кто ж будет против соседства, тем более такого приятного.

– Тогда я сейчас за бутылкой и чашкой, – она положила на табурет дорожный мешок и пошла за брумом и стаканом сока.

– Будем знакомы, капитан Хексен, – представился арленсиец еще более оживившись, когда Эриса присела с ним рядом и поставила на стол питье.

– Позволите, я не стану называть свое имя? – спросила стануэсса, опустив дорожный мешок на пол. – Скрываюсь кое-от кого, поэтому и голову замотала. И еще позвольте… – она глянула в его пустую чашку и налила в нее немного брума. – Вы же из Арленсии, угадала?

– Верно. С Вестейма. И тогда позвольте, я буду назвать вас «добрая госпожа», – он поднял чашку и серые глаза моряка, до сих пор будто вовсе не веселые, засияли. Скорее всего не от предвкушения выпивки, а от приятного общения.

– Так называть тоже вполне позволю, – Эриса подняла чашечку свою, в которой было не больше глотка. – Рада знакомству, капитан Хексен. На погрузке стоите? Какие свежие новости в нашем прекрасном королевстве?

– Пока еще мучаемся на рейде. Ждем, когда вернется важный торговец с товаром. И, похоже, мы застряли здесь ни на один день. Команда на корабле, а я вот с тремя ребятами вырвался развеяться, – пояснил он и опрокинул в рот огненный напиток. Скривился, отломил кусочек лепешки. – А в королевстве… Не очень у нас дела. Дурные слухи, добрая госпожа.

– Чего так? – стануэсса почувствовала приятное тепло в животе и легкое головокружение. Как бы кстати была сейчас курительная трубка с щепоткой моа. Но нет ее больше, благодаря мерзавцу-Кугору. Да, головокружение легкое, но давало о себе знать. Конечно, брум – это вам не эль. С таким питьем нужно быть аккуратнее. И стануэсса это вполне понимала.

– Да того так, – ответил ей моряк. – Вы, вероятно, давно не были в Арсисе. Олраф наш совсем плох. Говорят так. Вроде болеет. И сама понимаете, не мальчик он – все-таки седьмой десяток. Если же он к богам, то кто сядет на трон? Ирольф? Извините, добрая госпожа, – он наклонился и заговорил сердитым шепотом. – Не все там гладко с принцем. Говорят, кое-кто желает его отодвинуть. И виной тому сестра нашего короля, и, конечно, ее ненасытный богатей – господин Магрум.

При упоминании о Магруме Эриса чуть вздрогнула. Хотя все это было несколько лет назад, свежи оставались те воспоминания. Тем более после очень нервных размышлений о возможной беременности от Сармерса.

– Думаете Магрум посмеет помышлять о… – осмысляя сказанное капитаном, Эриса потянулась к бутылке с брумом, – о том, что на троне неплохо бы смотрелась его дочь или сама госпожа Данерина?

– Не знаю, что думать, но эти люди наглые и подминают все под себя. Судите сами, банк Магрума уже здесь, в Аютане в нескольких городах. Денег у них много – хватит на любые деяния. Даже самые скверные. Угостите еще глоточком? Или подождете, я схожу куплю сам бутылочку, – он было собирался встать, но стануэсса удержала его жестом и налила в его чашку питье.

– Насколько я знаю, принц вполне дружен с господином Магрумом, – заметила стануэсса, поправив сползавший с головы платок. – Не думаю, что у них возникли сильные разногласия.

– Давайте я что-нибудь куплю. Капитан Хексен деньги имеет. Хотите брум, хотите вам чего-нибудь вкусненького? – он все-таки не желал пьянствовать за чужой счет и порывался встать.

– Нам этого хватит. Тем более я больше пить не собираюсь. В общем, прошу, успокойтесь, -стануэсса настойчиво остановила моряка.

– Разногласий, наверное, нет, – вернулся тот к их разговору о принце. – И да, дружен он с Магрумом. Хуже того, Ирольф теперь слушает эту семейку больше, чем родного отца. Самое скверно то, что они начинают рушить наши древнейшие традиции, на чем стояла и пока стоит Арленсия. Все меньше чести и порядочности в верхах власти. И некоторые стануэссы на их стороне, – капитан Хексен сокрушенно мотнул головой и запил накатившее возмущение парой крупных глотков из чашки. – Таких людей, как стануэсса Лиора и ее славный муж Риккорд больше нет! Боги словно в наказание отняли у нас этих лучших в королевстве людей! Их дочь пропадает неизвестно где со своим щенком-мужем, иноземцем, кстати. Да и не в родителей она, увы.

– Это верно, – Эриса закусила губку и на душе стало еще горче, чем было. Ведь моряк был совершенно прав. Рука потянулась к чашечке. Если бы стануэсса Лиора, ее светлейшая матушка видела, что ее дочь сейчас пьет даже не эль, а гадкое пойло в столь скверном месте, чтобы сказала она? – Эта сука, стануэсса Эриса, увы не переняла от своей матери ничего хорошего, разве что часть привлекательной внешности, – сказала она и глотнула с чашечки, тут же схватилась за кусок теплой колбасы. – Уж я знаю, какая она дрянь бывает.

– Вы видели ее, да? Знаете, что ли? – несколько удивился капитан. – Я не представляю, насколько она внешностью в мать, но для королевства особо ничего хорошего не сделала.

– Так сказать, имела честь ее видеть и знать. Или не имела. В общем, не важно, – госпожа Диорич почувствовала, что уже пьяна. Желая сменить тему, спросила: – Вы случаем не знаете капитана Шетерса?

– Кто ж его не знает: герой сражения под Брюсми! Шесть кораблей налетчиков ушли ко дну! А королевской эскадре только немного повредили паруса! – явно испытывая удовольствие от этих слов, Хексен обнажил желтые зубы и его серые глаза еще больше посветлели. – Я с ним недавно пил в Луврии в портовом кабаке «Киль на Миль». Веселый он человек! Очень!

– Это точно. Веселый очень, – теперь улыбнулась даже госпожа Диорич. – Увидите, передайте привет от… – стануэсса подкатила глазки к потолку, глядя на тяжелую деревянную люстру, сотворенную из колеса телеги, – от девушек, связанных в его каюте. Ага, от них. Шетерс это поймет, – и мысленно добавила: «Хотя кто знает, сколько было связанных девушек его руками до этого и потом. Еще та похотливая скотина!».

– Эй, капитан…

Хексен и Эриса одновременно повернулись на хрипловатый голос мужчины с черной бородой и такими же черными, диковатыми глазами, весьма смуглого, наверное, уроженца Ярсоми. За ним стояло еще трое вид которых намекал на их обычный для южных островов промысел – пиратство: небрежная, замызганная одежонка, на руках шрамы и синие, витиеватые татуировки на удачу, в глазах отчаянная наглость.

– Я же ясно сказал: нет! – отозвался Хексен, и трое арленсийцев, сидевших немного поодаль явно напряглись.

– То есть ты не желаешь договориться со старым добрым Горуму? А, капитан? Неприятности любишь? – продолжил чернобородый ярсомец, подходя вплотную. Взял бутылку брума, ту принесенную стануэссой и, налив в чашку Хексена, тут же сам ее осушил.

– Эй, господин нехороший, ты зря здесь хамишь, – Эриса вскинула голову, едва не стряхнув платок и нащупала рукоять ножа.

– Заткнись, шлюха, – мужчины говорят! – отрезал Горуму и со злостью разбил бутылку о край стола.

– Ты это мне?! Я тебе вспорю брюхо! – арленсийка выхватила нож, воткнув его в столешницу, гневно полоснула бородача стальным взглядом.

Тот от неожиданности глаза выпучил, но мигом удивление поборол, и широкая ладонь Горуму потянулась к ножу, торчавшему из стола. Стануэсса оказалась на миг быстрее. Рукоять клинка каким-то чудом оказалась в ее ладони. Еще миг и Эриса стояла на ногах, а лезвие неглубоко, но очень болезненно распороло руку, пытавшуюся ее опередить.

Горуму хрипло вскрикнул и попятился, недоумевая как это могло случиться. Какая-та шлюха, замотанная в платок да ножом его?! Тут же трое арленсийцев и Хексен вскочили из-за стола, некоторые выхватили оружие: кто нож, кто кинжал. Ярсомцы, кучно стоявшие за бородатым, тоже оказались вооружены – блеснули короткие клинки и даже одна абордажная сабля, похожая на узкий скимитар. Весь зал таверны замер. Шутки, пьяные разговоры, звуки флейты и удары тамбурина стихли. Только одна из танцовщиц продолжала извиваться, прикрыв глаза и наслаждаясь сама собой.

– Обещала вспороть твой жирный живот? Сделаю это если только дернешься! – вскрикнула Эриса, сделав неуловимо быстрый шаг вперед. Платок слетел с ее головы, светло-золотистые локоны разметались в стороны. Рука стануэссы, словно рисуя нубейский знак вечности, рассекла воздух и разрезала краешек туники на чернобородом.

Все ахнули, ожидая реакции Горуму. Тот стоял, выпучив глаза и поглядывая то на сумасшедшую арленсийку, то на острие, которое было так близко, и вполне готово выпустить на волю содержимое его пуза.

– Девонька, ты в курсе, что я – капитан Горуму? – полюбопытствовал бородач, отступая еще на шаг. – И не надо так нервничать, ведь ничего не случилось. Жалко бутылки пойла, да?

– Эй, Горуму, а ты в курсе, что ты не в бухте Ярсоми, а гавани приличного города? – Хексен чуть отодвинул плечом Эрису, его ладонь сжимала морской кинжал с широким зазубренным лезвием.

– Ладно глупый капитан, я ухожу. Только, знай, это тебе припомнится, – сказал бородатый ярсомец и отступил на несколько шагов к колонне. – Добрый я сегодня. Крови вообще не хочется, – добавил он, отзывая жестом своих людей.

– Какая ты резвая! – восхитился один из арленсийских моряков, глядя на удивившую весь зал арленсийку.

– Как твое имя, смертельная красавица? – пожирая Эрису взглядом, спросил другой в синей в черную полосу бандане.

– Аленсия. Аленсия из Арленсии, – произнесла госпожа Диорич чуть раньше, чем ее помутневшее от брума сознание успело прикрыть ей ротик.

– За Аленсию из Арленсии! – провозгласил кто-то за длинным соседним столом. В зале снова зазвучала музыка, нетрезвые возгласы, шутки и смех.

– Госпожа Диорич… ты знаешь? Ты знаешь, что ты конченая идиотка когда выпьешь? – сказала вслух стануэсса, поднимаясь по лестнице. Зачем было произносить имя арленсийки, которую ищет стража и наверняка тайный сыск Высокого Круга? И зачем вообще рисоваться в искусном владении ножичком? Ведь вполне возможно, это и есть одна из важных примет преступницы, отправившей Кюрая на суд Валлахата. Но была в голове госпожи Диорич и приятная мысль: ведь как хорошо все вышло! Да, она пьяная и дура, но какая ловкая даже пьяная! Такое ощущение, что без Флера Времени она, когда то потребуется, также проворна, как и с ним. Может магия украденного кольца оставила ей в наследство кое-какие способности? Ну не от огненного пойла явилась такая ловкость?

Обернулась. Вроде никто не увязался за ней. Ни из арленсийцев, до сих пор пивших за ее здоровье, ни из других весельчаков, не сводивших с нее нагловатых глаз. Никто ее не хочет зажать в темном углу и попытаться трахнуть или хотя бы поцеловать. Это так странно. И странно, что это приятно: она сейчас доберется по кровати и с огромным удовольствием закроет глаза до самого утра. Головиной платок, теперь не скрывал светло-золотистые волосы, а волочился по полу, придерживаемый за край. И какой смысл надевать платок, если она уже выдала себя, предстала во всей нетрезвой и опасной красе?! Имя назвала! Ну точно идиотка! Но ладно… Сейчас важнее всего постель.

Не сразу отыскав комнату с номером двадцать семь, стануэсса наконец открыла двери. Замок был практически не работающий, что не удивительно для паршивой таверны. Кое-как открыла, а закрыть его Эриса не смогла. Самое скверное, что щеколда для запора двери изнутри оказалась вырванной с мясом. Видно, кто-то в прошлом пытался войти в эту дверь и предпочел воспользоваться не ключом, а решительным ударом ноги.

Стануэсса разожгла светильник, подошла к умывальнику. Вода, слава богам, была. Но эта прелесть уже на утро. Сейчас ей очень хотелось спать. Спать, ведь ясно без часов, которых почти нигде не было в Эстерате: время ушло за полночь. Эриса легла на кровать, прикрыв ноги покрывалом, и покосилась на дверь, которую так и не смогла закрыть. Встала, подперла ее табуретом – какая-никакая преграда. Снова легла на кровать и положила под подушку нож. Уснула также быстро, как гаснет свеча при порыве ветра.