Читать онлайн Во главе кошмаров бесплатно

* * *

Плейлист

CHINCHILLA – Little Girl Gone

David Kushner – Daylight

Bring Me The Horizon – in the dark

Asking Alexandria – Alone In A Room

Citizen Soldier – Thank you for Hating Me

Letdown. – Empty

UNSECRET & Mike Mains – Rise Above it All

Fallulah – Give us a Little Love

Citizen Soldier & Halocene – Wish I Could Cry

Zayde Wolf & Ruelle – Walk Through the Fire

Icon for Hire – Blindside

Billie Eilish – everything I wanted

Dove Cameron – Sand

1

КАССИЯ

– Где иллюзия способна так масштабно влиять на реальность?

– Во сне, – пробормотала я.

Я узнала место интуитивно, по молочной реке Забвения. Зелёная трава вся пожухла и местами сгорела, будто по равнинам прошёл огонь. Опалённые некогда красные цветы почернели, а багровый закат сделал пейзаж ещё мрачнее.

– Правильно, – похвалил Руфус, погладив меня по мокрой щеке. – Тогда что это, Кассия?

– Это сон.

– А значит?

– Нужно проснуться.

Гравитация изменилась, и меня резко дёрнуло ввысь, к изувеченным маковым полям. Скорость падения вверх была столь быстрой, что ветер царапал кожу. Я успела замёрзнуть, оставаясь в воздухе неестественно долго, и, не готовая к смерти, столкнулась с землёй.

Я захрипела от боли, онемевшее тело заныло. Знала, где рука или нога, но, когда пыталась ими подвигать, складывалось чувство, что я влезла в чужое, незнакомое мне тело. На лоб легло что-то влажное, капли попали на глаза. Я дёрнулась и заморгала, привыкая к свету. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, но розово-оранжевые лучи били прямо в лицо.

Маковые поля вокруг приобрели знакомый вид: зелёные, с ярко-красными цветами. Не осталось ни следа от обезображенной природы, которую я видела несколько мгновений назад. Над головой безмятежно плыли облака, ветер шуршал травой, где-то в отдалении щебетали птицы и совсем близко журчала река. На фоне умиротворяющих звуков двое переругивались, разрушая идиллию.

– Проваливайте куда-нибудь подальше! Вы мешаете! – недовольно отчитал ссорящихся женский голос. – Сдерживай свои ужасы, Камаэль, а не то ужинать будешь на своей половине, подальше от нас всех!

– Послушай Весту, Камаэль, и успокойся. Своим настроением ты испортишь всем аппетит. – Я напряглась, узнав голос Руфуса, он донёсся до меня с ветром, как если бы тот стоял минимум в нескольких метрах.

– Ты солгал нам о ней! Всё ради своего треклятого плана, верно?! Признайся, что это ты её туда привёл! – рявкнул Кай где-то в отдалении. – Заверял, что, будь она жива, ты бы не стал!

– Я сказал правду и не приводил её туда. Я спрятал Кассию, но её появление на встрече в Даории доказало, что произошедшее было неотвратимо. Я сделал, как ты хотел, но она всё равно пришла, – сдержаннее возразил Руфус.

– Ты двуличный лжец! Убеждал меня, что знаешь, как всё обернётся! Ни керы ты не знал! Сирша мертва! Неясно, выживет ли Иво!

Перед глазами вспыхнули воспоминания. Мёртвая Сирша, Лахесис с простреленной головой, бездыханный Иво с металлом в глазнице, Мейв с перерезанным горлом и обезглавленный Кай.

Желудок сжался в спазме, я перекатилась на бок, и меня вырвало водой и желчью. Сквозь слёзы я уставилась на маковое поле и молочную реку рядом. Внутренности свело от боли, и я согнулась пополам.

– Ничего-ничего, сейчас всё пройдёт. Мы немного напоили тебя, обезвоживание было серьёзным, но тебе нужно ещё, – девушка опустилась рядом на колени, заботливо погладила меня по спине и протянула кубок.

Я с трудом разогнулась, села и бездумно взяла предложенное. В глазах плыло, и я не могла понять цвет напитка: красный он или чёрный.

– Это гранатовый сок, – с той же мягкой интонацией успокоила незнакомка и отвернулась, чтобы накричать на мужчин вдалеке: – Либо угомонитесь, либо уйдите ещё дальше! Кассии плохо. Продолжите в таком же духе и останетесь без макового пирога!

Я сделала три нерешительных глотка, распробовав вкус.

– Это жестоко, – с притворной обидой парировал Руфус.

– Жестоко – это то, в каком состоянии вы принесли Кассию! – взвилась девушка, а мне захотелось спрятаться за её спиной: отчего-то я знала, что она искренне за меня переживает.

– Что произошло? Почему я на Переправе? – не своим от хрипа голосом уточнила я, силясь сосредоточить расфокусированное зрение на собеседнице.

– Ах, погоди! Не пей! Я совсем забыла добавить капельку, – засуетилась она, остановив меня от очередного глотка сока.

Она отклонилась, макнула палец в молочный поток реки Забвения и ударила тем же пальцем о край моего кубка. Пара молочных капель разбавила тёмно-бордовый цвет сока.

– Вот теперь можно, – ласково заверила она, но я с ужасом отстранила от себя напиток.

– Я же всё забуду! Меня предупреждали не пить!

– Тише-тише, – успокоила она, хватая кубок, когда я едва всё не вылила. – Это не то, что ты подумала. Это лекарство! Ты ничего не забудешь, потому что я тебе его дала.

– Выпей, Кас, – сказал Руфус, подойдя ближе. Один лишь Кай остался стоять на расстоянии. – Ты ничего не забудешь. Напиток тебе подала Веста, поэтому он сработает как лекарство.

– Веста, – пробормотала я, имя показалось знакомым. Я слышала его, и сами звуки были привычны, как если бы я не раз его произносила.

– Да-да! Это я! – Улыбка девушки стала шире, когда она пальцем ткнула себя в грудь, и я наконец её узнала.

Она же в прошлый раз выбила из рук кубок с маковым нектаром из реки Забвения. Но тогда пропала раньше, чем я успела показать её Каю. Я думала, что девушка была плодом моего воображения, но вот она рядом и зовут её…

– Веста, – промямлила я, глядя в её зелёные глаза.

Лёгкое тёмное платье струилось по её фигуре, длинные чёрные волосы она собрала в высокий хвост. Почему-то глаза Весты заблестели, она усиленно закивала своему имени, но улыбка стала печальной, словно она близка к тому, чтобы расплакаться.

– Выпей, – сдавленно напомнила она, возвращая мне сок.

Спорить я не стала. С каждым глотком мне становилось немного легче, спокойнее, и я осушила кубок до дна. Я отставила пустую утварь и потёрла глаза, лоб и лицо, надеясь прийти в себя.

– Что произошло? – спросила я у Весты и Руфуса.

Недавно успокоившееся сердце снова тревожно забилось в страхе перед ответами. Часть меня не хотела разбираться, но и бессмысленно притворяться, что всё нормально.

– Почему я на Переправе? – уточнила я, не получив ответа. Веста закусила губу, а Руфус явно размышлял, как и что мне объяснить.

– Расскажи ей всё, отец, – мрачным тоном приказал Кай. Он не сдвинулся и на сантиметр. Между нами сохранилась слишком большая дистанция для нормального общения, она ощущалась почти предостерегающей. – Майрон явится за ней в ближайшее время. Кассия должна знать, как себя вести и что ей предстоит.

Он не смотрел на меня. Его взгляд переходил с Руфуса на Весту и обратно, но как только скользил по мне, то становился невидящим, расфокусированным. Даже на расстоянии я заметила, с каким напряжением он сжимал челюсти.

Одежда на Кае была местами опалена, в каменной крошке и крови, волосы растрёпаны, но сам он казался невредим.

– Я пока попытаюсь разузнать, что к чему, – бросил он, получив скупой кивок от Руфуса, и развернулся.

Я вновь упала, споткнувшись о собственную туфлю раньше, чем поняла, что вскочила на ноги. Затем торопливо поднялась, напуганная его желанием уйти. Бросить меня на Переправе одну. Я не знаю Весту. Руфус – обычный человек и владелец «Подворотни». Я определённо затерялась на территории снов и кошмаров, а Кай теневой. Он может меня вытащить.

На мне было платье от Авилы, волосы совсем не моей длины, ахакор отсутствовал, а на другой руке поблёскивала новая метка, обвивающая предплечье, но я игнорировала перемены. Всё увиденное наверняка иллюзии. На Переправе нельзя ничему верить. Я цеплялась за эту мысль, несмотря на выдуманный способ спасения.

– Нет, постой. Не оставляй меня здесь. Это ведь Переправа! Отведи меня домой, Кай! Мне надо домой. Сирша будет волноваться! – кричала я, бросаясь за ним. Ноги дрожали, меня шатало, но я упрямо старалась его нагнать.

На лице Кая отразилась тревога, он отступил подальше, компенсируя преодолённое мной расстояние. На каждый мой шаг он пятился на один или два, не позволяя мне приблизиться.

Руфус подхватил меня под локоть, когда я опять едва не упала. Я уставилась на Кая, не понимая, почему он отстраняется. Что я ему сделала? В груди заболело, мне стало до ужаса горько и захотелось расплакаться. Сознание охватило совершенно несвойственное мне детское чувство обиды. Кай отвергал меня, и я никак не могла совладать с собирающимися слезами. Все эти ощущения внезапно показались знакомыми, но какими-то забытыми. Будто произошедшее распахнуло в душе старую пыльную шкатулку с секретами.

– Как давно я провалилась через проход, Кай? – сиплым голосом уточнила я, проглатывая обиду и непролитые слёзы. Я нацепила маску спокойствия настолько, насколько могла, и больше не пыталась к нему приблизиться: он всё равно не позволит.

Напряжённые плечи Кая поникли, но смотреть мне в глаза он по-прежнему отказывался, глядя поверх моей макушки, словно думал, что я не замечу разницы.

– Это всё ненастоящее. Даория, встреча, царь Металлов, боги… я знаю, Переправа играет со мной. Я… я же читала в… учебниках…

Моя речь становилась всё более неуверенной, мне не удавалось совладать с дрожью в голосе при виде жалости, с которой Кай окинул меня взглядом и вновь отвёл глаза в сторону.

– Встреча была настоящей, Кассия. Всё реально до момента, пока тебе на голову не упал кусок камня с потолка. Из-за него ты лишилась сознания, – раздался рядом голос Руфуса, тон звучал мягко, успокаивающе, но я, не моргая, следила только за Каем, боясь верить окружающей Переправе.

Лишь он казался правдивым, настоящим, способным всё исправить.

– Пожалуйста, – взмолилась я к нему. – Я впервые на Переправе и слишком задержалась здесь. Мне нужно домой.

– Отец сказал правду, Кассия. Встреча была реальной, и это твой второй раз на Переправе, – после продолжительного вздоха всё-таки ответил Кай. – Я не могу отвести тебя домой, потому что ты уже дома.

2

КАССИЯ

Я слепо глядела Каю вслед, пока он, ни разу не обернувшись, поднялся на ближайший холм.

– О чём он? – обратилась я к Руфусу.

Тот что-то сделал с плащом Привратника и предстал уже в более привычном образе: простые чёрные джинсы, тёмная футболка и удобные невысокие ботинки. Перемена не вызвала у меня каких-либо эмоций. Кажется, я потеряла способность удивляться, всё перевернулось с ног на голову.

– Что последнее ты помнишь? – уточнил он, а Веста терпеливо встала рядом.

– Как Мелай отрубил Каю голову, – смочив слюной сухое горло, призналась я.

На лице Весты отразилось сочувствие, Руфус сдержанно улыбнулся.

– Этого не было, – подтвердил очевидное он. – К тому же, Мелай вряд ли способен одолеть моего сына.

От последнего слова мне захотелось присесть. Сына?

Хорошо. Дыши. Надо дышать. К этой теме мы тоже вернёмся. Всё по порядку.

– Тогда почему я это видела?! – резко ответила я. – Всё разваливалось и горело. Кай убил Лисандра и Троя, Микель напал на Кая, пока Дардан разбирался с Атропос, а ты…

– Морос, – встрял Руфус. – Его настоящее имя Морос.

Меня прошибла волна ледяной дрожи, а затем злость снова взяла вверх.

– Сирша, Иво, Элион! Где они?! Раз всё это какие-то галлюцинации, то я хочу домой!

– Это не галлюцинации, часть описанного произошла на самом деле, – возразил Руфус, шумно выдохнул и потёр шею ладонью, словно выбирал, что рассказать, а что нет. – Мы не знаем, какие образы ты видела в кошмарах, поэтому приходится выяснять по твоему пересказу. Морос убил Лахесис, от воплей Клото и Атропос часть потолка разрушилась, началась паника. Цари и мойры напали на меня и брата, ты потеряла сознание, когда тебе на голову рухнул кусок лепнины. Помнишь это?

Я кивнула.

– Камаэль вытащил тебя из-под обломков, но не смог контролировать свой гнев. В таком состоянии ему не стоит ни к кому прикасаться, но выбора не было, – уверенный тон Руфуса не сделал объяснение менее запутанным, поэтому я лишь наклонила голову, безмолвно спрашивая, что за бред он несёт.

– Ты не помогаешь! – Веста ткнула Руфуса локтем в бок, тот обиженно отодвинулся. – Давай хотя бы отведём её домой.

– Хорошо.

– Без фокусов, пешком! – повысив голос, отрезала Веста, когда Руфус намеревался что-то сделать взмахом руки. – Ей и так хватило.

Девушка взяла меня под локоть и повела вверх по течению реки Забвения. Мы были совсем незнакомы, но у меня не возникло желания отстраниться. Наоборот, к ней я испытывала теплоту и доверие, а при взгляде на Руфуса хотелось то ли разораться, то ли расплакаться.

– Начнём сначала, – заговорила она успокаивающим тоном. Я наконец обратила внимание, что её речь была с едва заметным, но акцентом, вероятно в отличие от Гипноса и Кая, она мало говорила на языке людей. – Мы действительно на Переправе. Вся она создана Гипносом. – Веста без особой почтительности ткнула большим пальцем себе через плечо, намекая на шагающего позади Руфуса.

Он не возразил и улыбнулся мне, когда я обернулась и окинула его скептическим взглядом.

– Ты не очень-то похож на бога, – откровенно заявила я.

– У меня множество лиц.

– Ты ешь фастфуд!

– А что я, по-твоему, должен есть? Амброзию? – Руфус бесстыдно скопировал смесь шока и отвращения на моём лице.

Его интонация, мимика и само поведение полностью соответствовали знакомому мне начальнику. Ироничный, временами вредный, похожий на великовозрастного упрямого ребёнка, но живой и без намёка на какие-то немыслимые силы, которыми должен обладать Привратник, и тем более бог сна.

– У тебя стрелковый клуб! В не самом чистом подвале! Там граффити на стенах! А в кабинете ты создаёшь горы упаковок из-под еды! – я перечислила все его грехи на едином выдохе, уверенная, что могу переспорить.

Веста тихо засмеялась, а Руфус фыркнул, будто ждал от меня более весомых аргументов.

– Кас, даже не знаю, как мне тебя убедить, раз произошедшего недостаточно. Хочешь, чтобы я крылья отрастил или, может, засверкал, как новогодняя ёлка?

Я разинула рот, но остановила себя от поспешного согласия. На самом деле я не была готова смотреть на его крылья. В большинстве описаний или фотографий статуй Гипноса изображали мальчиком, юношей или старцем с крыльями орла за спиной, но чаще из головы. В руках у него были посох, головка мака или рог с вытекающим из него дурманом, погружающим в сон.

На лице Руфуса отразилось победное торжество, и я отвернулась. Продолжила неспешно идти вперёд, ведомая Вестой.

– Он и правда Гипнос, – с усталым вздохом подтвердила она. – И он всегда такой… невыносимо упрямый. Особенно когда что-то идёт не по плану.

– Неправда. Всё идёт как надо.

– Не лги! – неожиданно рявкнула на него Веста. – Раз Камаэль сказал, что всё пошло не так, значит, ты что-то упустил! Ничего не получится, если не начнёшь признавать свои ошибки!

Руфус состроил недовольную гримасу, а я потеряла дар речи. Он же бог. Тогда кто такая Веста? Показалось, что при вспышке гнева в её глазах вспыхнули красные отсветы, но спустя миг радужки вновь стали зелёными. Веста одарила меня успокаивающей улыбкой и настойчиво повела дальше по маковому полю. Я рассматривала её профиль, напрягая мозг и чувствуя, что ответ на загадку где-то на поверхности, но никак не хотел формулироваться в слова. Я точно знала лицо Весты, видела его.

Всплыло воспоминание, как Кай сбежал ночью после её звонка. Он говорил о неотложных делах. Получается, Весту я видела с ним тогда в Санкт-Данаме, она же выбила у меня кубок, не дав выпить из реки Забвения. И всё же её лицо было мне знакомо ещё и по какой-то другой причине.

– Кто ты? – спросила я напрямую. – Руфус же бог, а ты… он тебя слушается? Ты тоже богиня?

Веста прыснула от смеха, но тут же прикрыла рот ладонью. Брови удивлённо изогнулись, глаза распахнулись, выдав смущение. Она опять невольно хохотнула и крепче зажала рот, но сдержаться всё равно не смогла и засмеялась, хлопнув меня несколько раз по руке, безмолвно прося прекратить её смешить.

– Неблагодарные дети, – беззлобно бросил Руфус, проходя мимо.

Это лишь вызвало новый взрыв хохота у Весты.

– Я его дочь, – выдавила она, справившись с приступом веселья.

– Значит, Кай…

– Верно, он мой младший брат. И его полное имя Камаэль. Я его выбрала, на одном из языков это означает «видящий бога». Не знаю, почему он решил, что «Кай» удачное сокращение, нам с отцом оно не нравится, – поделилась Веста, уводя меня дальше.

Я вспомнила с какой любовью Кай смотрел на Весту, пока та ела мороженое. Даже Иво не знал, кто она, хотя предположить кровное родство между ними было непросто, у Кая и Весты мало схожих черт.

– Младший? – уточнила я.

– Ага, Камаэль младше меня. Он прожил тридцать восемь оборотов, а я на десять больше.

Я быстро заморгала, словно это могло помочь увидеть истинный облик Весты. Та недоумённо наклонила голову. Внешне, по человеческим меркам, она едва дотягивала до тридцати: стройное тело с выразительными изгибами и мягкое округлое лицо создавали странный контраст миловидной юной внешности и соблазнительности взрослой женщины.

– Мы живём дольше людей. Притом длительность нашего существования обусловлена способностями, – терпеливо напомнила Веста. Верно… те же архонты и цари живут по две сотни лет. – А наш отец и вовсе был в начале истоков.

– Вы полубоги?

– Вроде того, но люди подразумевают под понятием «бога» какое-то бессмертное, всесильное существо. Отец обладает определённым могуществом и долголетием, однако его сила не бесконечна, так же как и способности Мороса, мойр и остальных.

– Я смертен, просто время меня не старит. Богов можно убить, и весьма несложно, если знать, что именно нас защищает, – помог с объяснением Руфус, становясь серьёзнее. – Как оказалось, мы не сильнее взрывов и не быстрее пули.

– Выходит, смерть Лахесис… не была иллюзией? Вы убили её?

– Убили, – спокойно согласился Руфус. – Не скажу, что мы с братом были на сто процентов уверены, что пуля сработает, но в итоге цели мы достигли.

– Она была вашей сестрой, – с неприкрытой неприязнью напомнила я.

Руфус обернулся, а его расслабленное лицо вновь приобрело черты бездушного создания старше меня, Весты, окружающей Переправы и, кажется, старше самого чувства вины и скорби. Спустя такую длинную жизнь ощущает ли он хоть что-то или все эмоции стали для него абсолютно бессмысленными?

– Сёстры погубили нашего брата и всю мою семью. Поверь, Кас, они не сожалели. Мойры знали, что их вмешательство в судьбы повлечёт последствия, но мнили себя умными, способными всех обмануть и обыграть. И подобное уже случалось. Первая катастрофа остановила их лишь на время, надеюсь, новый пройденный урок мойр чему-то да научит, хотя сомневаюсь.

– Кассия, смотри! Это наш дом. Узнаёшь? – прервала напряжённый диалог Веста, указывая вперёд.

На вершине пологого холма в окружении фруктовых деревьев на берегу реки Забвения расположился двухэтажный дом. Хотя скорее – современная вилла, отделанная белым мрамором и чёрным камнем. Большую часть стен занимали панорамные окна. Я недоверчиво прищурилась, приметив наличие бассейна. Не хватало ещё парковки и дорогущей тачки, чтобы сойти за особняк какого-нибудь миллиардера.

– Это дом Гипноса? – уточнила я.

– Да, он немного изменился. Раньше был в классическом стиле, твоя комната внутри усовершенствована. Если она тебе не понравится, то я могу переделать обратно. К счастью, на Переправе с иллюзиями легко работать, – заверила Веста и с воодушевлением заставила меня ускорить шаг.

Иллюзии.

Мой дом на Переправе.

Боги и полубоги.

Я не стала возражать, голова шла кругом, не до конца верилось, что это не галлюцинации из-за травмы черепа. Может, я в коме или у меня сотрясение мозга? Может, и вовсе умерла, а это какой-то странный загробный мир?

– Я слышала, Гипнос живёт в пещере.

– В пещере на прекрасном ложе, окружённый вечным сумраком и безмолвной тишиной, – с деланным благоговением практически процитировал отрывок из моего учебника Руфус. Он выдержал драматическую паузу перед нормальным ответом: – Раньше жил, но потом встретил Пасифею и завёл семью.

– Почему тогда дом выглядит как люксовая вилла?

Руфус одарил меня снисходительной улыбкой.

– Он выглядел по-разному в зависимости от эпохи и увиденных мной архитектурных решений. Необходимо идти в ногу со временем, Кас, – с обвинительной насмешкой бросил бог сна, словно очевидную истину. – Не нравится бассейн – не пользуйся.

– В тебе всегда была эта дерьмовая сторона или только сейчас проснулась? – сухо поинтересовалась я.

– Всегда, нельзя же сразу всё рассказывать. В человеке должна быть загадка, Кас.

– Ты не человек.

– А что есть бог, как не сложнейшая из загадок? – риторически протянул Гипнос.

Нет, он это специально. Улыбка Руфуса стала самодовольнее в ответ на моё вырвавшееся ругательство.

– Не обращай внимания, он просто чем-то расстроен. Чем он печальнее, тем агрессивнее. Дядя наш точно такой же, поэтому я отказываюсь с ними разговаривать, пока они не возьмут себя в руки, – поделилась Веста. Издевательское веселье с лица её отца исчезло, он недовольно сжал губы. – Судя по рассказам, Танатос был самым миролюбивым среди братьев. Жаль, что его больше с нами нет.

«Но где же наш старший брат – Танатос?

Он умер тысячи лет назад от взрыва на Переправе вместе с женой Гипноса и тремя его сыновьями…»

Я закусила губу, вспомнив сказанную Моросом фразу. Танатоса нет в живых уже очень давно. По многим легендам он был старшим из трёх братьев и близнецом Гипноса – среднего брата, а младшим является Морос.

Потерять брата-близнеца, возлюбленную и всех детей разом. Несмотря на его длительное враньё, я не смогла подавить сочувствие к Руфусу. Хотелось сказать, что мне жаль, но я проглотила невысказанные соболезнования, решив лишний раз не напоминать о трагедии. Гипнос хоть более и не вмешивался в рассказ Весты, но не выглядел таким же расслабленным, как вначале.

Я вдохнула полной грудью, впитывая запах свежей травы. Нас окружали цветущие маки, но их аромат был слабым. Я огляделась, пытаясь узнать местность, но не могла с точностью сказать, действительно ли жила здесь когда-то. В голове всполохами картинок всплывали новые моменты из прошлого, но пока они походили на размытые образы, будто я разом вспомнила сотни снов и не могла отделаться от ощущения иллюзорности произошедшего. Не получалось отличить свою реальную жизнь от вымышленной, сомневалась в каждом восстановленном в голове эпизоде.

– Майрон будет здесь завтра утром.

Мы все повернулись направо, из ниоткуда появившийся Кай сделал ещё несколько шагов и замер на безопасном расстоянии. Он по-прежнему был не в духе, всё в той же потрёпанной одежде, но щита и копья при нём уже не было. К мрачному взгляду прибавились бледность лица и усталость. Он казался измождённым, физически и морально.

В ответ на всеобщее молчаливое недоумение лицо Кая лишилось всех эмоций.

– Меня не было минут двадцать, я с трудом не пропустил архонта на Переправу, отложив встречу до завтра, а вы хоть её полное имя ей назвали? – сухо осведомился он.

– Мы как раз к этому подошли, – буркнула Веста.

– Кассиопея, – отрезал Кай, впервые взглянув мне в глаза.

Это имя отдалось многочисленным эхом в голове. Оно зазвучало разными голосами со смехом и криком, тихим шёпотом или же с претензией. Одно имя заполонило все мысли, откликаясь на голос Кая.

– Кассия, – поправила я, заставив воспоминания умолкнуть.

Секунда, и он отвернулся, проигнорировав моё существование. Во мне всколыхнулись незнакомые, какие-то старые обида и негодование, но всё исчезло, когда Веста приобняла меня за плечи.

– Мне нравится, так намного удобнее. В детстве отец звал тебя «совёнком», а я «звёздочкой», потому что Кассиопея – название звезды на небе Даории. Скорее всего, Илира из-за неё выбрала тебе имя. Но сокращение «Кассия» тоже очень красивое, тебе идёт, – поддержала Веста, смягчив внезапное напряжение.

– Совёнок! Точно, – с раздражающим воодушевлением встрял Руфус. – Время прошло, но тебе до сих пор подходит.

Я не отреагировала на его настырное вмешательство и выдавила благодарную улыбку для Весты. Неожиданно меня осенило, я отстранилась от неё, но попытка озвучить догадку вышла невнятной. Получилось только раза с третьего.

– Я знаю! Знаю, кого ты напоминаешь! Элион! Ты безумно похожа на Элиона! – громче, чем нужно, выдала я.

На лице Весты отразилось торжествующее выражение, губы несдержанно расплылись в широкой улыбке. Она резко повернулась к Каю, буквально тыча в его сторону пальцем:

– Вот! Говорила же, что это заметно, а Элион болван! Наше сходство очевидно, но стоило Мейв упомянуть об этом при нашей единственной встрече, и он заявил, что «ни капли»!

– Элион не болван, просто невнимательный, – качнув головой, нехотя возразил Кай.

– Ещё какой болван!

– Ну ладно, может, временами.

Его скорая капитуляция в споре с сестрой позабавила, но проблеск веселья продлился лишь мгновение.

– Элион в какой-то степени мой брат, – буркнула Веста, отчего я едва не обронила челюсть. – Мы единоутробные. У нас одна мама и разные отцы.

– Значит, ты наполовину палагейка, наполовину… – я неоднозначно махнула рукой в сторону Руфуса, не зная, как назвать его национальность или расу.

Наполовину богиня? Немного архаично.

– Верно. Я старшая сестра Элиона. Камилла из Дома Чревоугодия и моя мама. Именно поэтому отец решил помочь Элиону с просьбой, когда тот попросил позволения пройти в Санкт-Данам и не пропускать тех, кто пожелает его вернуть.

– По словам Элиона, Привратник его обманул, вынудив заключить несколько сделок.

– Да-а-а, – устало протянула она. – Поведение отца бывает неоднозначным.

Руфус с комичным недоумением поднял брови в ответ на наши пристальные взгляды.

– Мальчишка просто не знает, что этим я спас ему жизнь, – отмахнулся от обвинений тот. – Я действительно помог ему из-за любви к его матери, но он бы и месяца в Санкт-Данаме не протянул. Чуял, что после первых же трудностей побежит обратно, а там его дядя рано или поздно от него избавится, поняв, что племянник в любой момент может удрать на безопасное расстояние.

– А как же вторая сделка? – напомнила я. – Ты сказал, что пропустишь его обратно, если он будет помогать Каю в Санкт-Данаме.

– Именно. Во-первых, нефиг бездельничать, а так он пользу приносил. Во-вторых, я ждал, пока возвращение не будет для него безопасным. Намеренно отправил его к Камаэлю, который мог защитить Элиона от любого наёмника. Так что во всей этой истории меньше всех повезло Камаэлю.

Лицо последнего потемнело от гнева. Желваки заходили, шея и плечи напряглись, будто он всеми силами пытался сдержать что-то в себе.

– Ты заставил меня подчищать дерьмо! – всё-таки рявкнул Кай на своего отца.

Я отшатнулась, когда небо стало тёмно-красным, а сочная трава и цветы вокруг Кая почернели. В воздухе раздались вопли ужаса и крики, неестественные животные звуки и шумы. Ни Веста, ни Руфус не выказали беспокойства, а при виде моей реакции лицо Кая вытянулось, все изменения сгинули, словно морок.

– Не бойся, совёнок, – заверил меня Руфус, глядя на сына с жалостливой улыбкой. – Он ничего тебе не сделает. Мать Камаэля из Дома Кошмаров. И его иллюзии всегда такие мрачные, жестокие… кошмарные.

– Не прикрывайся ею! – с меньшей злостью, но всё равно хлёстко отрезал Кай. – По твоему поручению я решал проблемы за других, да ещё и нянькой стал для племянника архонта!

Кай солгал даже о своём Доме. Он выше Элиона не только по степени влияния Дома, но и по крови…

– Ты сын Наи, – я не спрашивала, а утверждала, убеждённая в своей догадке. Теперь поняла, почему на встрече в Даории она показалась мне знакомой.

Потому что её сын перенял многое от её красоты.

На лице Кая отразилось недовольство, но он согласно кивнул, поскупившись на словесный ответ. Я повернулась к Гипносу.

– Ты спал с представительницами двух влиятельных Домов, чтобы они родили тебе детей?!

– Слишком грубо, Кас, – почти искренне оскорбился Руфус. – Я люблю Камиллу и Наю. Я никогда никого не принуждал и ничем не одурманивал, если ты намекаешь на это. Веста и Камаэль – плоды любви.

Брат с сестрой одарили отца хмурыми взглядами, но тот не подал виду, что вообще заметил. Его лицо приобрело пугающе бездушное выражение, глаза стали холодными, когда он продолжил:

– Ты же, Кассия, должна была стать моим третьим ребёнком, но мойры спутали наши судьбы.

3

КАССИЯ

Похоже, я так сильно побледнела, что Веста оборвала разговор и настойчиво повела меня к дому. Её отец и брат последовали за нами, немного отставая. Они продолжали спорить, но делали это негромко, из-за чего не удавалось подслушать.

Я должна была родиться дочерью Гипноса?

Этот сон становится лихорадочным бредом.

Если я в коме, то надеюсь, врачи сменят лекарства, а то мой разум дуреет.

Гипнос, Танатос и Морос – три бога-покровителя Палагеды. А три самых влиятельных Дома – Дом Раздора, Кошмаров и Чревоугодия. Судя по ответам Руфуса, не случайно его дети являются представителями именно этих семей. Я шагала рядом с Вестой молча, не зная, как переварить услышанное.

Вблизи вилла Гипноса была без особых зодческих изысков, но выглядела роскошно. Архитектурный минимализм компенсировали окна, занимающие целые стены, и отделка из дорогих камней: белый мрамор, чёрный обсидиан и редкие украшения из хризолита.

Проходя мимо бассейна, я выразительно уставилась на Руфуса, не совсем представляя бога сна загорающим на надувном матрасе. Гипнос ответил мне расслабленным пожиманием плеч, будто сам не решил, зачем он здесь.

Я в целом не понимала Переправу и как тут жить. Веста и Камаэль наполовину боги, они владеют способностями Дома Чревоугодия и Кошмаров и даром иллюзий, потому что Камаэль из обычного огня сделал чёрное пламя. Жнец, то есть Морос, творил точно такое же. На Переправе вся реальность – и вовсе воплощённые иллюзии. Для чего бассейн, если Гипнос в состоянии создать море рядом с их домом?

Мне захотелось сдавить голову руками от потока бессмысленных идей. Старые и новые знания копошились в беспорядке. Я никак не могла их структурировать и уложить, чтобы осознанно мыслить и оценивать обстановку.

Наполовину скрытое за горизонтом солнце, несмотря на всё пройденное время, продолжало висеть на одном месте как приклеенное, добавляя сюрреализма происходящему.

– Кассия, ты голодна? – заботливо уточнила Веста, открыв передо мной входную дверь.

– Не знаю, – призналась я, отвлекаясь от хаоса в сознании, однако в дом не вошла, оставшись на пороге.

Я опустила взгляд на своё испачканное платье, белая прядь волос снова выпала вперёд. У меня было каре, а теперь волосы длинные. Я повернулась с Руфусу и Каю:

– Что из произошедшего реально?

– Всё происходящее реально, – ответил Руфус.

– Нет, я спрашиваю про встречу во дворце царя Металлов.

Тишина стала гнетущей. Встреча была, это точно. Но с каждой секундой чужого молчания желудок всё сильнее сжимался, мне стало не хватать воздуха, и я задышала чаще.

– Сирша? – имя подруги вышло с трудом.

Ответом послужило скорбное безмолвие, и я невольно опёрлась о косяк. Кай приблизился на шаг, он более не злился, но лучше бы орал, а не смотрел на меня с жалостью, потому что сочувствие во взгляде делало лишь хуже.

– Я принёс её, – признался он.

Я ждала продолжения о состоянии Сирши, дополнения рассказа или пояснения, но Кай умолк. Я зажмурилась до боли, стараясь выкинуть из головы догадку, что он говорит о её теле. Он принёс мёртвое тело Сирши, моей лучшей подруги и единственного человека, на которого я могла положиться.

Лёгкие начали гореть от невольно задержанного воздуха. Мне не хотелось дышать, и я держала его в себе вместе с немым криком. Но тело протестовало, вибрировало, болело, борясь за жизнь. Перед глазами всё пошло разноцветными пятнами.

– Кассия?

Я хрипло выдохнула, ощутив прикосновение Весты к плечу.

– Иво? – спросила я у Кая.

– Пока неизвестно. Одно из лезвий вошло в глаз. Он жив, но даже целители его Дома не уверены в конечном исходе. Всё зависит от того, переживёт ли он ближайшие несколько дней.

Я помнила и теперь знала, почему Иво бросился к Сирше. Он первым догадался или же заметил намёки. Однако понял не только он, но и Кай, который отдёрнул Иво назад. Тот мог успеть оттолкнуть Сиршу, а, возможно, сам оказался бы на её месте. Или же оба могли погибнуть.

Если Иво был готов к риску, то Кай решил судьбу за него. Мне не в чем его винить, он выбрал попытку сохранить жизнь друга. По телу прошёл озноб от мысли, что они оба могли умереть.

Или же успей Иво, и они с Сиршей оба могли спастись.

Беспочвенная надежда отдавалась болью между рёбер, привкусом желчи на языке.

Невозможно узнать точно.

Я не хотела злиться на Кая, он не виноват в том, что выбрал своего друга, но гнев всё равно поднимался откуда-то изнутри, раздирая душу на части. Я пыталась сохранять спокойствие, но по взгляду Кая видела, что он догадался о моих сомнениях.

– Отведи меня к ней, – попросила я, не в силах больше на него смотреть.

Меня проводили к плакучей иве недалеко от дома. Кай оставил Сиршу лежать у корней на покрывале из сочной травы и маковых цветов. Он что-то сделал своими иллюзиями, потому что ни ран, ни крови не было видно. Платье, хоть и помятое, осталось целым, а вместо растрёпанной причёски струились распущенные волосы. Можно было решить, что она спит, если бы не неестественно бледное лицо и обескровленные губы.

Я опустилась на колени, взяла Сиршу за руку, всё ещё не смирившись с реальностью, и просто осталась рядом. Мои сопровождающие чего-то ждали, но я продолжала безмолвствовать, глядя только на Сиршу. Я копалась в себе, ища нужный поток горя, злости и тоски, но ощутила всепоглощающую пустоту. Мне чудилось, что я стала невольным актёром неизвестного спектакля и сейчас душераздирающая сцена, для которой у меня нет необходимых слёз. Происходящее напоминало фальшь.

Может, на встрече в Даории Гипнос и заставил меня сбросить, по его словам, иллюзию и открыть истинную, спрятанную личность, однако я почувствовала себя потерянной. Словно настоящая я была той самой оболочкой, от которой меня вынудили избавиться, а скрытое нутро оказалось кем-то совсем другим, незнакомым даже мне самой.

Кай и Руфус молчаливо ушли, оставив меня наедине с моей потерей. Веста задержалась дольше, но тоже попятилась, позволив мне побыть в одиночестве. Лишь тогда я разрыдалась. Согнулась, уткнувшись лбом в землю, и заплакала. Ревела, пока в горле не пересохло, пока глаза не заболели, а щёки не начало жечь от солёных слёз.

Пару раз возвращалась встревоженная Веста, она хотела проявить уважение к моему горю и дождаться в отдалении, но время от времени тревога брала вверх, и она подходила ближе, садилась рядом, что-то говорила, иногда несмело поглаживая меня по спине. А один раз Веста сама не сдержала слёз, глядя на мою молчаливую истерику. Я заразила её своей болью, и она расплакалась, но тихо, сдержанно, торопливо утирая мокрые щёки.

– Кассия, позволь мне помочь, – взмолилась Веста, и я доверчиво подняла на неё взгляд. – Я редко бываю среди людей и не уверена, как бы Сирше хотелось, но позволь мне похоронить её здесь. Под этим деревом ей будет хорошо, обещаю.

Ей было хорошо быть живой.

Я предусмотрительно проглотила резкий ответ. Веста ни в чём не виновата.

– Это территория Морфея, здесь нет кошмаров Фобетора и непостоянства фантазий Фантаса, – продолжила убеждать она. – Здесь всегда спокойно.

Я рассеянно кивнула, не зная, где Сирша хотела быть похоронена. Мы были слишком молоды, чтобы говорить о смерти. Несмотря на жизнь в приюте и ощущение брошенности, мы всегда болтали о том, как выбиться в люди, как получить образование и найти достойную работу. Мы выбирали интересные темы для дипломов и копили деньги на красивые вещи. Сирша любила жить, пользуясь всеми доступными возможностями. Она завела десятки друзей, почти окончила университет, строила карьеру и меняла поклонников в поисках настоящей любви.

Ей нравилось жить.

Веста положила руки на землю рядом с Сиршей. Трава вокруг начала расти, а почва под телом – проседать, затягивая подругу в свои недра. Веста творила магию неторопливо, позволяя мне запомнить лицо Сирши. Цветы мака и зелень оплетали руки и ноги, я до последнего цеплялась за её ладонь, нехотя отпустив в самом конце. Земля полностью поглотила Сиршу, а на её месте распустилось множество маков и белых хризантем.

– Спасибо, – хрипло поблагодарила я, глядя на сотворённую красоту. Но как бы ни выглядело, это всё равно было могилой.

Веста обеспокоенно закусила губу, помялась рядом пару минут и вновь ушла. Я осталась сидеть на том же месте. Ноги затекли, а пустой желудок сводили спазмы. Я не понимала собственное тело: несмотря на голод, меня мутило при мыслях о еде.

Я больше не плакала, но продолжала безмолвно сидеть у свежей могилы Сирши, вспоминая всё произошедшее. Методично раскладывала полученную информацию, анализируя, сколько мне необходимо выяснить, чтобы понять, в каком положении оказалась. Мойры, Руфус, архонт Раздора и царь Металлов. Я словно пешка между четырьмя сторонами. Но ещё есть Камаэль, Веста и Микель. Пока неясны их мотивы и что они от меня хотят.

Кай сказал, что здесь мой дом.

Я снова обвела взглядом маковые холмы. Прошёл час, может, даже два или три, но солнце продолжало неестественно медленно скрываться за горизонтом. На территории Морфея не бывает ночей? В окружающих иллюзиях солнце кренится к западу или каждый раз садится в разных местах? И есть ли тут вообще такое понятие, как стороны света?

В голове стали проясняться мутные воспоминания. Отрывки, куски. Детали интерьера дома, фрукты, еда, Веста, плетущая со мной венки из маковых цветов, более молодой Кай, тогда его светлые волосы были по плечи. Лицо Гипноса также было немного другим.

Однако все эти воспоминания ощущались сухими, эмоционально слепыми, как повреждённое немое кино.

Руфус присел передо мной на корточки.

– Куколке здесь понравится, Кас, не…

Я ударила его со всей силы кулаком в челюсть, бог сна не удержал равновесие и приземлился на задницу. На его лице остался отпечаток моих костяшек, но Руфус лишь провёл языком по зубам и подвигал челюстью, проверив урон. Я всхлипнула от боли в запястье.

– Я же предлагал тебя научить, Кас. Так ты себя травмируешь. Нужно задействовать корпус, а ещё лучше бедро и ногу. Сидя, ты мало что…

– Да заткнись ты, – простонала я со слезами в голосе.

Руфус умолк, но он выглядел скорее удивлённым, чем обиженным или разозлённым. Он будто совсем не понимал моих чувств, хотя должен был.

– Ты же потерял брата и семью! Им нравится здесь, Руфус?! Им хорошо в земле?!

– Их нет в земле, – отозвался он, не предпринимая попыток встать. Лицо лишилось всех эмоций, став нечитаемым. – Они погибли от взрыва, и всё, что от них осталось, это куски тел и сила, которую Переправа впитала.

Мой гнев поутих от контраста его ровного тона и жутких слов. Гипнос взглянул на плакучую иву, затем на цветочные поля, сел, подобрав под себя ноги, и продолжил:

– Поэтому какие-то территории навечно принадлежат Морфею, а какие-то – Фобетору и Фантасу. Раньше Переправа была безобидной. Здесь можно было умереть исключительно от моей руки, по воле моих детей или братьев, связанных кровно со мной – создателем. Но после гибели самого Танатоса Переправа впитала и его силы. Теперь неожиданно сменившаяся иллюзия способна убить любого, даже меня и моих детей. По-настоящему безопасны только эти земли Морфея, они всегда спокойны. Однажды трагедия случилась с тобой. Ты рухнула в открывшуюся расщелину на земле Фобетора, и повезло, что внизу была река. Она помогла избежать мгновенной смерти, а в потоке тебя отыскал Камаэль.

Мне хотелось попросить рассказать всю историю, позволить её вспомнить, но какое-то чувство предостерегло.

– Выходит, ты всё время был Привратником? – с отстранённой темы начала я.

– Не всегда. Привратник почти никогда не покидает Переправы, поэтому меня часто заменял старший ребёнок. Сейчас это Веста, но ранее были и другие дети.

– Что с ними случилось?

– Они умерли, – бесхитростно подытожил Руфус, хотя в голосе всё равно была слышна тоска. – В основном от старости.

– Они не были бессмертными… как ты?

– Нет. Мои первые дети, рождённые от Пасифеи, жили бы так же долго, но все последующие были от палагеек.

– Сколько им удалось прожить?

– Намного дольше, чем удавалось сильнейшим архонтам, и намного меньше, чем отведено таким, как я, – уклончиво ответил Руфус с печальной улыбкой.

– Зачем ты притворился Привратником, а Морос – Жнецом?

– Если отвечу на вопросы, ты пойдёшь в дом? – выдвинул ультиматум Руфус, на что я упрямо промолчала.

Я не хотела идти в дом, не хотела вставать, двигаться, дышать и тем более думать о том, как жить дальше. Всё тело болело от полученных синяков, в голове пульсировала кровь из-за мигрени, и тошнота время от времени подкатывала к горлу. Руфус тяжело вздохнул:

– Веста переживает. Она хоть и старшенькая у меня, но ранимая.

– Хорошо, – выдержав напряжённую паузу, сдалась я, помня, что Веста расплакалась просто от того, что я рыдала. – Тогда поторопись с ответами, иначе мы тут всю ночь просидим.

Руфус едва заметно поморщился, похоже, вовсе не понимая, сколько лжи мне наплёл. Или не считал это зазорным.

– После трагедии на Переправе и смерти наших близких Морос решил уйти, как и многие другие братья и сёстры. Он не желал видеть мойр и тем более участвовать в непрекращающихся склоках между нами. Я должен был отправиться с ним, но не смог бросить Переправу. Я её создал, и силы моих первых детей по-прежнему здесь. Я ощущаю их, словно они рядом, но не способны обрести плоть, – Руфус с трепетом провёл ладонью по траве и цветам, будто погладил живое существо. – Я притворился, что ушёл, и нацепил плащ Привратника, хотел одиночества. Знай палагейцы, что один из их богов рядом… – он вновь поморщился от каких-то раздражающих мыслей. – В общем, мне не нужны были толпы паломников на Переправе.

– Сколько тебе лет?

Гипнос растянул уголки губ в понимающей улыбке, но он не моргал, и смотреть ему в глаза было некомфортно.

– Много.

Слово прозвучало глухо, оно одно придавило неясной тяжестью, и мне расхотелось расспрашивать точнее.

– Как ты… как ты продолжаешь жить и оставаться самим собой после стольких потерь? – я смотрела на Руфуса с надеждой на решение, на способ избавиться от собирающегося в душе мрака и чувства пустоты.

Он лгал, притворялся и, возможно, двигал мной, словно пешкой в неясной мне игре, и всё же я не могла злиться на Руфуса с той же пылкостью, что на Кая. Гипносу удалось быстрее и глубже залезть мне в душу, притворившись заботливым начальником.

– Никак, – бесхитростно признался он, но потянулся вперёд и сжал мою руку, будто видел или ощущал пропасть, над которой я повисла. – Когда воспоминаний становится слишком много или есть те, от которых я хочу избавиться, мне помогает Морос. Он способен забирать отрывки из памяти, на время или навсегда, если нужно. Именно он помог заключить правду о ваших личностях в шары.

– Что он делает с чужими воспоминаниями?

– Часть уничтожает, но в основном оставляет на Переправе, – Гипнос дёрнул подбородком в сторону уходящего солнца. – Здесь бывают видения о разных трагедиях, праздниках, архитектуре, изобретениях, эпохах и событиях. Они переплетены с существующими видениями Морфея, Фобетора или Фантаса, в зависимости от того, что это за воспоминание. Моё прошлое, опыт и знания вокруг тебя, Кас.

Я огляделась с большим благоговением, лучше понимая, насколько же сложно и многогранно это место. Оно действительно живое и настоящее. Переправа и есть неотъемлемая часть самого Гипноса.

Плывущие мимо облака при сосредоточенном рассмотрении менялись, обретая странную форму. Иногда казалось, что в ветре можно разобрать звучание неясной мелодии или голоса. Я до боли в глазах всматривалась в пейзаж, заметив, как в некоторых местах преломляется и разбивается на едва различимую радугу свет, словно обтекает невидимых призраков. Звуки и предметы были иллюзорными, едва заметными, даже если напрячься.

– Морос тоже здесь жил всё это время?

– Нет, он лишь приходил время от времени, чтобы проведать меня и помочь с накопившимися воспоминаниями. Тысячелетиями он бродил по другим мирам, а вернувшись, решил жить среди людей. Тебе известно, в чём его роль, – утверждал, а не спрашивал Руфус. Я провела по своим предплечьям до локтей, прогоняя мурашки с кожи.

Подводящий к гибели.

Гипнос кивнул, как если бы прочитал ответ на моём лице.

– Он тоже участвует в судьбе. И именно его помощь подвела нас всех к той встрече. Все фигуры расклада очутились в одном месте. Столкновение было неизбежным.

– Он что-то у меня забрал. Он… так же лгал. Солгал, глядя мне в глаза, когда я пришла с разговором о Райденах.

– Скорее всего. Значит, враньё было необходимо, чтобы запустить последующие события.

– События, что привели к смерти Сирши! – зло напомнила я, указав на свежую могилу. У меня закончились слёзы, но по-прежнему оставался гнев, казалось, что его источник внутри бесконечен.

Руфус нахмурился, прекратив строить из себя всезнайку. Он внимательно осмотрел хризантемы и коснулся красных лепестков мака.

– Этого не должно было случиться, – признал он, лишив меня дара речи. – Она не должна была умереть. Не такая судьба была уготована куколке, Кас, что-то изменилось. Что-то, что и так было неправильно, стало и вовсе искажённым. Да, я и Морос знали, что на встрече откроется личность Микеля. Знали, что и о тебе станет известно: мы сами намеревались рассказать. Но только рассказать, твоё присутствие стало неожиданностью даже для меня. Смерть Лахесис тоже была предначертана, хотя мойры об этом не догадывались, так как не видят свои судьбы и мнят, что способны обмануть время и законы бытия. Да, Кас, мы явились ради мести. Взрыв, убивший мою семью, стал результатом вмешательства мойр в жизни даориев, – Гипнос шумно выдохнул, чтобы набрать полную грудь воздуха перед дальнейшим повествованием. – Задача мойр плести и резать нити, беречь предопределённые балансом судьбы. Однако они не имеют права менять предначертанное по своему усмотрению. Они хранительницы, следящие за уготованным каждому. Первое их вмешательство привело к разделению единого народа на две разные непримиримые расы, ко множеству войн и трагедий.

– Они позволили Эфиру дотронуться до нитей, и так появились даории, но вы с братьями и сёстрами создали палагейцев. Вы по своей воле коснулись нитей, – дополнила я.

Руфус сдержанно кивнул, а следом мотнул головой.

– Да, мы согласились с планом Мома и хотели пошутить, но мы тогда не знали, что наши действия – лишь результат поступка мойр. Сам баланс сил подвёл нас к этому. Мы тогда были молоды и ещё не замечали причинно-следственных связей и тем более не могли осознавать масштабы последствий для будущего. Мы, как дети, забавлялись и играли с возможностями, Кас. Не позволь мойры Эфиру касаться нитей, и мы бы не стали их трогать. Разделения никогда бы не произошло.

Я облизала пересохшие губы, но прекратила спорить, позволив богу сна продолжить рассказ.

– Мойры и дальше не раз предпринимали попытки вмешиваться, которые в конце концов привели к взрыву на Переправе. После трагедии мы с Моросом решили, что сёстры сами ужаснулись последствиям. Действительно, в итоге это временно умерило пыл мойр. Однако спустя сотни лет жажда повернуть развитие в желанную им сторону восторжествовала. Возвратившийся Морос заметил их воздействие первым. В этот раз оно было более хитрым, едва заметным, о нём, кстати, рассуждал тот юный палагеец Иво. Камаэль мне рассказал, умный мальчишка, – бог сна натянуто усмехнулся, но веселье было безрадостным и мимолётным. – Надеюсь, он выживет. С ним тоже не должно было подобного произойти.

Солнце всё-таки скрылось за горизонтом, сумерки неторопливо густели, но, несмотря на окружающую прохладу, я начала потеть. Меня немного раскачивало из стороны в сторону, тело мелко и бесконтрольно дрожало, живя своей жизнью. Руфус задержал испытующий взгляд на моём лице, я торопливо потёрла взмокший лоб.

– Что это? – спросила я, тронув новую чёрную татуировку на левом предплечье у локтя.

– Это твоя метка. Тебе и твоему брату мы с Моросом поставили их при рождении. Одна линия для первого близнеца, две – для второго. Эта метка – доказательство, потому что было время, Кас, когда даже я не знал, где ты.

Гипнос коснулся одного из красных маков, и под его пальцами лепестки приобрели нежный розовый оттенок. Он сорвал цветок и протянул мне.

– Тебя лихорадит, Кас, – ответил он раньше, чем я успела спросить. – Твоему телу требуется отдых после пережитого шока. Понюхай. Немного успокоит.

– Это всего лишь цветок, – с опаской, но я взяла предложенное.

– Просто понюхай.

Я подчинилась, ткнулась носом в чёрный центр, окружённый бархатистыми лепестками. Шумно втянула запах носом, но аромата не ощутила.

– Ничего не…

Мне не удалось договорить, я обмякла и завалилась на бок. Всё ещё была в сознании, но не могла контролировать тело.

– Ты слишком доверчивая, Кас, – пожурил Руфус. – Разве Камаэль не предупреждал, что нужно думать, от кого принимаешь мак на Переправе?

– Лжец, – с неприязнью выплюнула я, когда Гипнос подошёл и без каких-либо усилий взял моё безвольное тело на руки.

– Тут он весь в отца, – со смешком признался Гипнос, прекрасно понимая, что я имела в виду его, а не Кая.

– Знаю, что обещал тебе ответы, но, похоже, мы действительно просидим здесь до утра, – всё-таки объяснился Гипнос, шагая к дому. Сознание уже плыло в тумане, мне хотелось зевнуть, но не могла двинуть и пальцем. Глаза заслезились от малейшего света, но я заупрямилась, не желая так просто засыпать.

Бог безмолвного сна.

Впредь я не приму от него ни единого цветка.

– Спи, совёнок. Завтра мы обсудим всё остальное.

* * *

Я проснулась на роскошной кровати с мягчайшей периной и восхитительно умиротворяющим пейзажем за окном, но встать у меня не получилось, и я скатилась на пол, утянув за собой пышное одеяло. Удара об пол почти не ощутила. Кости и мышцы болели, а кожа зудела. Прикосновение всех тканей казалось неприятным.

Я помнила о вчерашнем вечере, о встрече в Даории, помнила кошмары, падение в небо, разговоры с Гипносом и мёртвую Сиршу. Помнила всё, но не могла осознать перемен. Пошатываясь, кое-как поднялась на ноги, нашла ванную, быстро умылась ледяной водой, стараясь не задумываться, каким образом тут работает водопровод. На мне было чужое платье, похожее на ночную сорочку, но не придав этому значения, словно пьяная, я направилась к выходу из спальни. В коридоре меня продолжало покачивать. Я то и дело придерживалась за стены. Не знала, куда идти, но ноги сами повели направо. Ориентируясь интуитивно, нашла лестницу вниз. Благо каменные ступеньки были покрыты ковром, и босым ногам было не так уж и холодно. Оказавшись на первом этаже, я немного пришла в себя и с большим интересом рассмотрела убранство.

Стильная, лаконичная отделка, широкие диваны и удобные кресла, обитые чёрной кожей, стеклянные столики, невысокие комоды из тёмного дерева. Единый стиль не пестрил и не раздражал взгляд, а наличие растений добавляло дому жизни. Однако все они были зелёными: папоротники, декоративные деревья, бамбук и другие. Никаких цветов, те росли исключительно на полях за пределами дома.

Я замерла и насторожилась при встрече с зеркалом во весь рост. Не сразу поверила, что отражение принадлежит мне. На меня глядели чужие глаза. Я наклонила голову, двинула рукой, наблюдая, как незнакомка повторяет за мной. Изменились черты лица, став изящнее, знакомая с детства припухлость в щеках исчезла. Неестественно белого цвета волосы отдавали слабым переливом в серый. От каре не осталось и следа, теперь пряди доходили до поясницы. Лежали на плечах, укрывая и пряча обнажённую кожу. А ярко-жёлтые глаза казались чем-то нереальным. Такой цвет встречала разве что у кошек, рептилий и… сов.

Совёнок.

Я несколько раз моргнула, проверяя, не галлюцинация ли это. Приблизилась, оттянула веко, пристальнее разглядывая насыщенную желтизну со слабым золотым переливом. Я невесело усмехнулась, вспомнив, что жёлтый – фамильный цвет Дома Раздора.

Но даже новое красивое лицо не могло скрыть серого оттенка кожи, покрасневших белков, потрескавшихся сухих губ и синяков под глазами.

Я отвлеклась на шум откуда-то слева и пошла на звуки. За грохотом не разобрала голосов и не смогла определить, кто именно дома. Веста выронила длинную ложку при виде меня в дверном проёме просторной кухни.

– Кассия, ты меня напугала. Я совсем не слышала, как ты встала, – она расслабленно выдохнула и подняла ложку. Я не стала говорить, что за устроенным ею громыханием вообще вряд ли удалось бы что-то услышать.

На кухне был погром, а сама Веста перепачкалась в муке и, кажется, в яйце, но каким-то образом продолжила излучать очарование.

– Надеюсь, ты хорошо спала, без кошмаров в этот раз?

Я кивнула, не припомнив, снилось ли мне хоть что-то.

– Отлично! Компресс с маковым нектаром не особо помогал, но цветок отца сработал.

– С чем не помогал?

– Избавить тебя от кошмаров Камаэля, – ответила она, но, заметив ещё большее недоумение на моём лице, спохватилась и пояснила: – Из Даории тебя на руках вынес Камаэль, а ему не стоит прикасаться к кому-либо в гневе. Он был в ярости от всего произошедшего и не мог контролировать своё воздействие. Помнишь, что он кровный родственник архонта Кошмаров? – она виновато улыбнулась, словно выдала нечто постыдное. – Камаэль нёс тебя достаточно долго, и отравление кошмарами стало побочным эффектом от длительного контакта, поэтому тебе виделась всякая жуть, а проснуться ты никак не могла. Я использовала компресс с маковым нектаром из реки Забвения. Это помогло тебе очнуться, но следы влияния Камаэля по-прежнему ощущались. Ты извини, он не специально. Брат хорошо контролирует эмоции, это впервые за много лет, когда он вышел из себя до такой степени.

Веста беспокойно затеребила фартук и умолкла, дожидаясь моей реакции. Я вроде бы всё поняла, но произошедшее высушило мои эмоции, и я едва нашла силы выдавить улыбку.

– Ничего страшного. Всё ведь прошло, – заверила я и сменила тему. – Всё в порядке? – выразительным взглядом я обвила перепачканный стол и с откровенным недоумением уставилась на духовку, плиту и микроволновку.

У них даже есть холодильник.

– А-а, это? – Веста взмахнула рукой в сторону опрокинутой пачки масла. – Не обращай внимания. Я могу прибрать за щелчок пальца. Это же иллюзии, хоть сейчас и материальные.

– Удобно, – согласилась я, решив не придираться к наличию бытовой техники. Руфус уже упоминал, что он предпочитает жить в ногу со временем.

Может, им так веселее? Подходить к холодильнику за напитком вместо того, чтобы создавать его прямо в руке. Или они не могут сделать холодную иллюзию?

Я осознала, что слишком погрязла в раздумьях, натолкнувшись на понимающую улыбку Весты.

– Тебе не ясно, как здесь всё работает, верно?

– Не совсем.

– Ничего. Садись. Я объясню вкратце.

Я забралась на высокий стул за кухонным островком, и Веста, отряхнув руки о фартук, вновь заговорила:

– Ты не замёрзла? По погоде здесь всегда конец весны, но чаще прохладно, чтобы не изнывать от жары. Вот, надень, – не дожидаясь ответа, она взмахнула руками, будто стряхнула невидимую ткань, но после одного движения та стала видимой, цвета и нити торопливо сплелись вместе в халат, расшитый цветочным узором.

Я так и осталась сидеть в оцепенении, пока Веста накидывала мне его на плечи.

– Это шёлк. Я создала именно такую иллюзию, потому что знаю, как выглядит и ощущается этот материал. Могу сделать халат из любой ткани: хлопка, льна, шёлка, махры или, если желаешь, парчи, но он будет тяжёлым, – незамедлительно добавила она, когда мои брови взлетели вверх. Веста продолжала рассказывать, одновременно собирая толстые кулинарные книги в одну стопку: – То есть выдумать ткань не получится, я экспериментировала, но ничем хорошим это не закончилось. Для начала необходимо пощупать существующую, посмотреть, как она выглядит на самом деле, и только познакомившись с материей, я сумею воссоздать её в виде иллюзий. Так они работают. Отец с детства повторял, что, прежде чем сотворить новый мир, нужно узнать существующий.

Я спрятала улыбку и запахнула халат, прикрыв голые ноги.

– А сейчас что ты делаешь?

– Пытаюсь придумать новый рецепт эклеров, – призналась Веста, с недовольством глядя на взбитый крем. Она подчерпнула его пальцем, попробовала и поморщилась. – Всё ещё не то.

Неожиданно она хлопнула ладонью по столу, и беспорядок, включая вообще все столовые приборы, миски и ингредиенты, исчез, оставив столешницу пустой и чистой, будто её протёрли тряпкой. Лишь с краю остались лежать кулинарные книги.

– Они настоящие, – проследила за моим взглядом Веста. – Камаэль принёс из Санкт-Данама. При последнем посещении я была разочарована десертами. Десять лет назад люди создавали нечто восхитительное, а теперь ради долгого хранения что-то туда добавляют и… вкус стал неправильным. Перемена меня раздражает. Может, что-то не так с молоком?

Было неясно, Веста обращалась ко мне или размышляла вслух, но её манера разговаривать отличалась от Кая и Руфуса. Веста была более открытой и искренней, когда её отец и брат замкнулись, привыкшие никому не доверять.

– Поэтому я экспериментирую с кулинарией, чтобы позже сразу воссоздать готовое блюдо при помощи иллюзий. Мой маковый пирог восхитителен. Это правда! Спроси потом у Камаэля. Даже отец говорит, что я сотворила шедевр, а уж он-то древний и перепробовал всё что можно. Ты, наверное, голодна, – спохватилась Веста. – Хочешь вафли? Раньше ты любила. Вафли с ягодами и сливочным кремом. Пышные такие.

Описание было знакомым, но я не успела напрячь память и осознать, действительно ли любила их.

– Ничего, ты попробуешь, и вкус напомнит! – догадалась о моей сложности Веста.

Я не стала возражать, и она прикрыла глаза, опустив руки на столешницу. Ладони смотрели друг на друга, пальцы были слегка согнуты, словно она обхватывала невидимую тарелку. Я моргнула и пропустила большую часть формирования иллюзии. Через секунду появилась белая тарелка, а на ней целых три пышных вафли, сверху горсть малины и черники. Рядом в отдельной мисочке белый крем. С гордым видом Веста пододвинула еду мне, а следом протянула вилку и нож.

– Ой, – растерялась она, когда я уставилась на крем. Выражение её лица стало обеспокоенным. – Ты не любила крем на самих вафлях. Говорила, что они быстро размокают, а тебе нравятся хрустящие. Если вкусы изменились, можно… – Веста схватилась за мисочку, но я её остановила.

Пугливый взгляд, торопливая речь выдали тревогу, и у меня заныло сердце. Веста слишком сильно пыталась мне угодить.

– Всё верно, я люблю, когда крем лежит отдельно, – заверила я. – Спасибо. Просто чувство, будто ты знаешь меня лучше, чем я сама. Даже своё отражение я не узнаю.

Понимающе кивнув, Веста пододвинула мне чашку с чаем, сняла перепачканный фартук и села на стул напротив. Я с подозрением принюхалась к напитку, вызвав у дочери Гипноса улыбку.

– Клянусь. Просто чай.

– Если почти всё здесь – иллюзии, созданные по подобию реально существующего, то что насчёт кошмаров? Как воспроизвести их?

– Кошмары состоят из реальных образов, которые либо перемешаны между собой, либо воссозданы с ошибкой. Например, чёрное пламя или твари с одним глазом. Те же ониры вовсе не имеют лиц. Они воруют страхи у своих жертв, подстраиваются и принимают нужный для запугивания облик, – без запинки объяснила Веста, а всё услышанное показалось знакомым, словно мне это уже рассказывали. – К тому же далеко не все живущие на территории Фобетора существа – иллюзия. Ониры, керы, эринии и другие вполне реальны.

Я отрезала часть вафли, макнула в крем и осторожно поднесла ко рту. Подавшись вперёд, Веста жадно следила за движением, явно ожидая вердикта. Желудок сводило спазмами от голода, но, несмотря на восхитительный запах, я боялась, что меня стошнит от первого же кусочка. Веста едва не светилась от надежды, поэтому я затолкала ломтик в рот и принялась жевать. Мне не пришлось притворяться, еда была восхитительной и почти до слёз знакомой. Я проглотила, вафля с трудом прошла по горлу, но неприятное ощущение ушло, и следующий кусок под довольным взглядом Весты я отрезала увереннее.

– По словам Руфуса, ты заменяешь его на посту Привратника. Выходит, ты выполнила моё желание?

– Руфус? – переспросила Веста, прекратив глядеть мне в рот. – Ах, ну да… имя отца для людей. Вероятнее всего, я, если ты про адрес. Не знала, что это ты. Переправа передала эхом твою просьбу, и я приказала ей выполнить. Отец, слыша желания, всегда ищет какую-то выгоду, но твоё было совсем простым. Я не видела смысла не отвечать.

– То есть Переправа мне ответила? Сама?

– Вроде того. Она хранит сны, опыт и связи. Мне не подвластны они все, вряд ли даже отец выдержит объём всей информации, таящейся в видениях и иллюзиях, ведь по сути они результат переработанных знаний. Мне был неизвестен интересующий тебя адрес, но Переправа его хранила и дала ответ.

Я открыла рот, но благоразумно закрыла, не решившись сравнивать Переправу с интернетом, содержащим в себе немыслимое количество информации. Вряд ли такое сравнение будет уместным, при учёте того, что она живая.

– Тебе обязательно всё время находиться здесь? – уточнила я, посмотрев на поля за широким окном.

– Желательно, потому что на Переправе теперь можно умереть. Раньше самые жуткие иллюзии просто пугали, и единственная возможная смерть была разве что от страха, но после гибели Танатоса всё изменилось. Переправа служит мостом между мирами, и необходимо следить, чтобы проходили именно по территориям Морфея. Они безопаснее остальных.

– Слышала, что Переправа заводит в кошмары намеренно.

– Ага. Ощутив чьи-то гнусные помыслы, она может утянуть путника на земли Фобетора, ну или бывает, мне какой-нибудь подонок не понравится, и я дам ему там погулять, – внезапно в улыбке дочери Гипноса мелькнуло что-то мстительное, сделав Весту более похожей на отца и брата. – Я, конечно, вытаскиваю их оттуда, но за всеми не уследить. Камаэль поделился, что на тебя напали онир и эмпуса… и одна из твоих подруг…

Я постаралась не думать о Ливии. Следующий кусок с бóльшим трудом протиснулся по горлу, но голод усилился и тело боролось за жизнь, не желая расставаться с полученной пищей, поэтому я перестала переживать, что меня внезапно стошнит.

– Это не твоя вина, – искренне заверила я. – Мне рассказали, что чудовища удирают с Переправы.

– Да, это началось давно. По просьбе отца отлавливание беглецов в Санкт-Данаме было главной задачей Камаэля, но из-за ухудшения ситуации с наркотиками и заботой об Элионе работать стало сложнее, поэтому и Морос помогал разбираться с вырвавшимися созданиями. Так появились слухи о Жнеце.

Я поджала губы, глядя в тарелку. О Моросе по-прежнему знала слишком мало, но пока не хотела о нём говорить.

– У меня всегда были такие глаза?

Веста наклонилась ближе, подходя к ответу со всей ответственностью. Она рассмотрела вначале один, потом другой.

– Да, всегда.

– Почему они жёлтого цвета? Разве это естественно?

– А-а-а, ты про цвет, – Веста подпёрла лицо рукой и улыбнулась. – Вполне, хотя цвет редкий и бывает только в семье архонтов Раздора. Это ваш отличительный знак, поэтому никто не усомнился в кровном родстве с Илирой. Ты её копия. Говорят, что белые волосы и жёлтые глаза достались вам – чистокровным – от самой Эриды, богини раздора. История помнит глав Дома с более тёмным оттенком волос: блондинок или светло-русых, но глаза у дочерей всегда жёлтые.

Я отбросила за спину едва не упавшую в тарелку белую прядь. Состригать вновь желания не возникло, но я отвыкла от длинных волос.

– Значит, пока Гипнос отсутствует, ты не можешь уйти? Ты всегда тут заперта?

– Нет, если я попрошу, он, разумеется, меня подменит. И я могу отлучаться, главное, ненадолго, – отмахнулась Веста. – Но мне не очень-то нравится мир людей, Палагеда и тем более Даория. На Переправе спокойно. А живя с тобой, я и вовсе не хотела никуда уходить. Нам было весело, – под конец её голос стих, будто она тосковала по тому времени.

– Где Гипнос и Ка… Камаэль? – я сбилась, стоило впервые попытаться выговорить настоящее имя Кая. Оно тоже казалось знакомым, но почему-то произносить его было сложно.

– Оттягивают встречу с Майроном. Архонт хочет забрать тебя к себе, всё-таки он твой дедушка и имеет на это право. Поэтому, когда Майрон придёт, мы не станем держать, но хотели хоть немного тебя подготовить.

Я опустила вилку и нож, не доев последнюю вафлю. Мы откладывали серьёзный разговор, но лишнего времени не осталось.

– Кай сказал, что я уже дома.

– И это правда, у тебя их два. Хотя Переправа, скорее, твой вынужденный дом, – нехотя призналась Веста, аккуратно подбирая слова. – Давай прогуляемся.

Она встала со стула, разгоняя напряжённую атмосферу. Я не стала возражать и поднялась на ноги.

– Не буду предлагать изменить твоё ночное платье при помощи иллюзий прямо на тебе. Сомневаюсь, что ты ещё настолько мне доверяешь, – без обвинений поделилась Веста. – В своей спальне ты найдёшь шкаф с одеждой. Я подожду снаружи.

На краткое мгновение я сжала её ладонь, благодаря за еду и внимание. Лицо Весты покраснело, а уголки губ растянулись в несдержанной счастливой улыбке. Она попыталась её скрыть, но не получилось. Веста не притворялась, и я смогла понять тот взгляд Кая на собственную сестру. Если он способен на искреннюю чистую любовь, то именно такую он испытывает к ней. Похоже, Веста единственная, кого он по-настоящему любит.

Осознание правды отозвалось разочарованием и неуместной болью. Мешанина из воспоминаний так и не позволила разобраться, в чём дело, но я была уверена, что между мной и Каем что-то произошло в детстве, и это что-то отражалось на его поведении, вынуждая отворачиваться от меня.

Я почистила зубы, расчесала волосы и надела первое попавшееся чёрное с серым платье. Все имеющиеся в шкафу наряды были красивы, и даже на первый взгляд простой крой компенсировался дорогой тканью. На ощупь было не разобрать, иллюзия ли это или одежда настоящая, сшитая чьими-то руками.

– Что думаешь о Переправе? – поинтересовалась Веста, когда мы не торопясь отошли от дома.

Я невольно посмотрела на плакучую иву, под которой похоронили Сиршу, но, заметив обеспокоенность в глазах Весты, отвернулась, старательнее разглядывая умиротворяющий пейзаж. Судя по солнцу, уже давно перевалило за полдень, на голубом небе плыли белоснежные кучевые облака, а сочная зелень полей казалась слишком насыщенной, чтобы быть реальной. Цветы мака мерно покачивались на ветру, вдалеке виднелись деревья. Кажется, фруктовые. Какие-то стояли группками из нескольких штук или целыми светлыми рощами, а другие поодиночке, как ива позади. Неподалёку шумела молочная река Забвения.

– Здесь так… умиротворяюще пусто, – выдала я первую пришедшую в голову мысль. Она не была плохой или хорошей, но поразительно точной. – А где проходящие из Палагеды в Санкт-Данам и обратно?

Веста замерла, прищурилась, рассматривая что-то. Я проследила за её взглядом, но никого не обнаружила.

– Есть один, – заверила она и взмахнула рукой.

Маковые поля не изменились, но теперь я заметила вдалеке расплывчатую фигуру. Цвета одежды были блёклые, походку не узнала. Я будто смотрела на незнакомца сквозь мутное стекло, хотя пейзаж красок не терял.

– Всем только кажется, что они спокойно путешествуют по Переправе, но на самом деле для путников я создала своего рода туннель. Они его не видят и шагают интуитивно в установленных мной границах. Способ, безопасный и для них, и для меня.

Веста вновь сделала взмах рукой – и образ шагающего растворился. Я поняла объяснение, но голова соображала туго. Скопившиеся вопросы путались между собой.

– Тебе по-прежнему всё незнакомо? – уточнила Веста, прервав затянувшееся молчание.

– Кажется знакомым, но воспоминания словно не полностью мои, а увиденные в фильме, – пояснила я, и Веста понимающе кивнула. – Я правда здесь жила? Если да, то как попала в приют?

– Ты дочь Мелая и Илиры, сестра Микеля. Силу и личность твоего брата отец скрыл за иллюзией и сразу подбросил одной семье из Клана Металлов. Он хоть и полукровка, но Гипнос не ощутил в нём способностей Дома Раздора, поэтому решил, что среди даориев ему будет лучше. Тебя же он принёс к нам.

– Почему? Разве во мне есть сила Клана Металлов? Если нет, то почему он не отдал меня в какую-нибудь семью Дома Раздора?

Веста скованно качнула головой, ветер отбросил чёрные волосы назад. Она не торопясь вела меня к фруктовым рощам.

– Немного есть, ты маловосприимчива к человеческому металлу. Он тебя не отравляет.

Действительно, единственные, кому не вредит металл людей, – представители Клана Металлов. Хотя ещё боги. Гипнос и Морос при мне не раз прикасались к разным предметам в Санкт-Данаме, но мы не кровные родственники. Кай же получал ожоги, притрагиваясь к оружию в «Подворотне». Какого чёрта они вообще спорили тогда с Каем? Я чуть не выругалась, вспомнив разыгранную сцену, когда Кай пытался выкупить мне отгул на работе. Они знали друг друга, но отец и сын устроили представление, будто это не так. Или же они не особенно и притворялись, действительно имея личные разногласия?

– Я видела, как Гипнос не раз трогал человеческий металл, но у Кая оставались ожоги. Тебя он тоже ранит?

– Да, меня и Камаэля. Мы полубоги, так сказать, – она пренебрежительно фыркнула. – Иммунитет есть, но не настолько хороший, как у отца. Однако не из-за этого Гипнос принёс тебя сюда. Всё дело в твоём рождении. Ты появилась на свет мёртвой. Мы не присутствовали при твоём воскрешении, но ощутили произошедшее. Отец впервые решился на нечто подобное, как возвращение чьей-то жизни. Смотри, Кассия, эту рощу мы с тобой посадили, – Веста резко перепрыгнула на другую тему, и я вздрогнула, растерянно разглядывая ухоженные сады. – Это персиковые деревья! Повезло, что ты застала цветение.

Я с улыбкой осмотрела около десяти молодых деревьев, покрытых распустившимися розовыми бутонами.

– Вон на той стороне мы посадили вишню и гранатовые деревья. Ты была без ума от граната! Ещё мы собирали мак для рулетов, и я научила тебя плести венки, – с гордостью поделилась Веста, уперев руки в бока.

Она выжидающе уставилась на меня своими зелёными глазами, и я призналась, что немного помню про венки, а гранат люблю до сих пор. Я не соврала, спутанные моменты то и дело вырисовывались в голове, но они проскальзывали как дежавю: мимолётно, отрывочно, не позволяя восстановить детали. Только воспоминание успевало всплыть, как через мгновение исчезало.

– А наше первое творение – яблоневый сад. Мы с тобой его вырастили, потому что яблоко символ Дома Раздора, – продолжила Веста, махнув рукой на самые далёкие деревья. – Но там завелись Геспериды, и пришлось перенести его подальше от дома.

Веста смешно наморщила нос, словно в саду завелись вредители.

– Те самые Геспериды? Одни из детей Никты, как и Гипнос? – уточнила я, решив, что неправильно поняла, но Веста кивнула.

– Не настоящие, а иллюзорные образы из воспоминаний, сохранившиеся на Переправе. Обычно на этих землях Морфея иллюзии не доставляют проблем, чаще незаметно существуют рядом или проходят мимо, не принося беспокойство, но эти… – Веста недовольно цокнула, качнув головой.

Геспериды – дочери Никты, нимфы, охраняющие сад с золотыми яблоками, одно из которых по сведениям из учебников и стало символом Дома Раздора. Его связывают с Эридой. По легенде она рассорила других богинь при помощи золотого плода.

– Геспериды очень ревнивые, и не только по отношению к яблокам, – пожаловалась Веста, вернув меня в реальность. – Ещё им чем-то приглянулся Камаэль. Стоило брату появиться рядом, как Геспериды окружали его, не давая прохода, поэтому пришлось перенести сад. В противном случае он пригрозил его сжечь.

Рассказ вышел забавный, даже рождающиеся в голове картинки были смешными, но всё происходящее по-прежнему сбивало с толку. Я не могла улыбнуться, лишь глядела на Весту, не моргая и не зная, как отреагировать.

– И ты Гесперидам очень нравилась, потому что бросалась защищать сад от Камаэля. Отец тебя из-за этого «маленькой Гесперидой» звал, хотя Камаэль переделал на «раздражающую Геспериду», но это он просто ворчал, – Веста пару раз прервала монолог на смешки, не в силах сдержаться.

В груди сдавило при звуках двух новых прозвищ. Они эхом отдались в голове, будто действительно были мне знакомы. Я наконец узнавала что-то о своём прошлом, но раньше думала, что новая информация поможет мне разобраться в себе лучше. Однако количество деталей множилось, а я по-прежнему не могла сложить их, чтобы понять собственную личность.

Вспомнив о главной теме разговора, я тряхнула головой и упёрла упрямый взгляд в дочь Гипноса. Её улыбка стала натянутой, Веста шумно выдохнула и побеждённо кивнула, безмолвно признав тщетность своей попытки сбить меня с мысли.

– Что произошло? Почему Гипнос оставил меня жить на Переправе?

– Илира изменила первоначальное желание и попросила оживить тебя. Для подобного требовалось обменять её жизнь на твою. По словам отца, он согласился только из-за упрямства Илиры. Она была непреклонна. Однако обмена оказалось недостаточно. Требовалось ещё что-то, тоже живое, но не подвластное времени.

Веста пристально посмотрела мне в глаза, ожидая реакции, но я не ответила.

– Переправа, Кассия. Гипнос создал это место, она часть его. Он смог оторвать от неё фрагмент и вложить в тебя. Я, Камаэль и Гипнос – кровные родственники. Тебя же отец связал с собой через Переправу. Мы с братом были здесь, и произошедшее напомнило катаклизм. Гипнос вырвал значительный кусок, чтобы позволить тебе дышать, и вся Переправа задрожала. Землетрясения, расщелины, наводнения, немалая часть территорий перестраивалась в течение какого-то времени. Она двигалась и волновалась, как огромный организм, стремящийся залечить болезненную рану. – Веста нахмурилась и обернулась на дом. – Так ты стала живым осколком Переправы, Кассия, поэтому она затянула, стоило тебе подойти близко к проходу.

Я растерянно ощупала свой живот, ища нечто инородное внутри.

– Не волнуйся. Пока ты дышишь, украсть или достать из тебя эту часть нельзя, – неверно поняла моё беспокойство Веста. – Фрагмент Переправы вернётся на место после твоей смерти.

– Кто же я?

Веста понимающе улыбнулась и взяла мои руки в свои.

– Ты полукровка. Твой отец – даорий. Мать – палагейка, но внутри ты носишь осколок Переправы, родственной нам. Гипносу, Моросу, мне и Камаэлю. Поэтому отец привёл тебя в нашу семью: ты, может, и не кровно, но её часть. С самого рождения до восьми лет ты жила здесь. Основное время с тобой проводила я, ты стала мне младшей сестрой.

В груди сдавило от тоски, нос защипало перед подкатывающими слезами. Но в последнее время я плакала слишком много, поэтому взяла себя в руки: глаза остались сухими, а ощущение постепенно отпустило, позволив мне дышать ровнее.

– Тогда почему вы от меня отказались? – в голосе прозвучало больше обиды, чем я хотела показать. Плечи Весты поникли, она стыдливо опустила взгляд.

– Имея часть Переправы внутри, ты получила схожую с нами способность творить иллюзии. Мы учили тебя ими управлять. После пяти лет за тобой стало сложнее присматривать. Ты росла смышлёной и сообразила, как путешествовать по Переправе, но далеко не все территории безопасны. Сперва мне и Камаэлю удавалось справляться с любыми трудностями, но затем кое-что произошло, – нехотя призналась Веста, отвернулась и зашагала ближе к деревьям.

Я заторопилась следом, ожидая подробностей.

– Ты провалилась в образовавшуюся расщелину. Чудо, что внизу была река, но и это бы тебя не спасло, если бы рядом не оказалось Камаэля, – призналась Веста. – При падении ты сломала обе ноги и потеряла сознание. По сравнению с людьми, мы восстанавливаемся намного быстрее, но ты получила многочисленные переломы со смещениями, местами кости были раздроблены. Потребовалось несколько операций, но… ты поправлялась медленно… месяцы, больше полугода точно, – на лице Весты отразилось смятение, она потёрла пальцами висок, немигающий взгляд замер, словно она пыталась подсчитать, но не получалось. – Ты не переставала хромать… врачи людей и целители Палагеды не были уверены, что последствия когда-либо пройдут.

Мой взгляд сам собой опустился к сандалиям из тонкой кожи. Я не помню хромоты, хотя Дардан тоже упоминал об этом, скармливая мне ложь, что кто-то бросил меня в холле его компании.

– Поэтому вы решили отказаться от меня?

– Нет! – порывисто возразила Веста. Я не хотела её обвинять, хотя не сумела скрыть разочарование, подобрав резкие слова. – Мы с Камаэлем думали, как обезопасить твою жизнь, но отец решил всё за нас. Тебе требовалась новая операция, её планировали сделать врачи, работающие на Мороса. Но отец вернулся один и… сказал, что ты умерла, что травмы… были всё-таки тяжёлые, наплёл, что у тебя сердце не выдержало наркоза… даже часть Переправы не смогла помочь, – Веста продолжала запинаться в рассказе, она выглядела испуганной воспоминаниями и сбитой с толку одновременно. – Я… была в ужасе и пришла к Камаэлю, который тогда работал в Санкт-Данаме. Отец не показал тело, заверив, что тебя кремировали, поэтому мы ему не поверили. Но все последующие попытки тебя найти провалились. И теперь ясно почему. Иллюзия. Отец поступил умно, он наложил не свою иллюзию, а научил тебя. Камаэль рассказал про твой ахакор и как ты его сняла, – речь под конец вновь стала уверенной, словно она отыскала нужные моменты и наконец разобралась.

Я нахмурилась, переваривая услышанное.

Зачем Гипносу скрывать меня от Кая и Весты?

Тем более лгать таким жестоким способом?

Вопросы почти сорвались с языка, но, поймав взгляд Весты, я оставила их при себе. Искренне хотелось довериться ей, но что-то здесь было не так. Я дала себя обмануть Руфусу, Каю и Дардану. И куда меня это привело? Веста – дочь Гипноса, и сейчас мне не ясно буквально ничего. Кай упрекал Гипноса в секретах, но половина всех наших диалогов с ним были ложью. Похоже, Гипнос и его дети, каждый по разную сторону, гнут свою линию и не могут прийти к согласию.

– Дальнейшего я ещё не выяснила, но, судя по всему, отец попросил Мороса спрятать тебя среди людей даже от него.

– А от него зачем?

– Чтобы мы тебя не отыскали, – натянуто улыбнулась она. – Камаэль годами следил за отцом, надеясь подловить на обмане. Но не найдя подсказок, мы сдались, решив, что ошиблись и ты действительно умерла. Только Гипнос способен вырвать часть Переправы, и он один знал, как всё работает. Нам ничего не оставалось, кроме как бросить тщетные попытки.

Что-то тут не так.

Непохоже, что Веста врала. Скорее, недоговаривала.

Избегая моего взгляда, она подошла к персиковому дереву и схватилась за ветку. Та начала стремительно сбрасывать цветы и покрываться густой листвой, появились зелёные персики. Плоды на глазах увеличились в размерах и сменили цвет. Я с восхищением следила за происходящим, будто кто-то ускорил время для одного-единственного дерева, остальные же остались стоять в цвету.

– Хочешь? – предложила Веста, сорвав сочный плод.

Я кивнула и поймала брошенный мне фрукт. Он казался абсолютно реальным.

– Я действительно могу от него откусить?

– Конечно. Они как съеденные тобой вафли.

– Но это же иллюзия.

– Да, но на Переправе она реальна, – возразила Веста и рассмеялась, пока я была обескуражена простотой чудес.

«Привратник и Жнец вселяют страх даже в архонтов и царей.

В основном миражи существуют в пределах Переправы, но Привратник и Жнец – её часть. Они могут создавать их и за границами своих территорий. Жнец никогда не носит с собой оружия, но при этом может создать иллюзию меча, и пока он в его руках, то смертельно опасен и способен убить».

Кай рассказал это, забыв упомянуть, что сам кровный родственник Привратника и способен на то же самое. Надкусив плод, я ощутила сладкий сок.

– Эти персики получится съесть лишь у Гипноса и тех, кто как-то связан с Переправой? – уточнила я.

– Нет. Переправа – особенное место, мощный эпицентр снов и иллюзий, поэтому застрявший здесь в состоянии найти себе пропитание вроде этих фруктов, а может отыскать целые банкетные залы и рестораны, если Переправа ему их покажет, – пояснила Веста. – Но за её пределами, например, в Санкт-Данаме, созданный иллюзией персик останется реальным только до тех пор, пока я или связанные с Переправой держат его в руках. Передам тебе, и он останется материальным. Передам человеку, и плод исчезнет.

– А человек может его съесть, если ты будешь держать фрукт в руке?

Веста задумчиво надкусила другой сорванный плод, пожевала, разглядывая высокое небо.

– Какой интересный вопрос, никогда не пыталась кормить людей с рук, – с воодушевлением ответила она, – но вполне возможно, что если я продолжу держать персик, то кто-то другой, не связанный с Переправой, сумеет от него откусить. В моих руках иллюзия продолжает существовать. Не хочешь попробовать?

– Что?

– Создать иллюзию. Ты ведь умеешь, Кассия. Не хочешь вспомнить, каково это?

Я потеряла дар речи, не уверенная, не шутит ли Веста.

– Я… не представляю как.

– Так и знала, что Морос вернул тебе не всё, – она недовольно сжала свой персик и тот исчез. – Но это не сложно. В любом случае тебе придётся вспомнить умения. Это часть тебя, Кассия. Худшее – иллюзия просто получится кривой, но давай попытаемся! Заставь свой персик прорасти.

Я уставилась на надкушенный фрукт, не имея ни малейшего понятия, что с ним делать.

– Мне его закопать?

Веста рассмеялась моему бесхитростному решению.

– Ты знаешь, как выглядит косточка без мякоти? – Я кивнула, словно примерная ученица. – Тогда представь сердцевину, а мякоть заставь исчезнуть.

Несмотря на не покидающие меня сомнения в собственных способностях, секунду назад я видела, как из ниоткуда появился этот фрукт, поэтому отрицать возможность было глупо. Я выровняла дыхание и мысленно приказала мякоти исчезнуть. Ничего не изменилось.

Веста сложила руки на груди, наблюдая с покровительственной полуулыбкой. Я предприняла ещё пару попыток, мысленно приказывала персику в руке, но плод оставался неизменным.

– Не думай словами, Кассия. Думай образами, – снисходительно подсказала Веста, похоже, догадавшись о проблеме. – Иллюзия не знает твоего языка или какого-либо другого. Но если ты вообразишь вид косточки, вспомнишь ощущения, то иллюзия подстроится под то, что ты хочешь создать.

Я последовала совету. Потребовалось около минуты, чтобы детально представить прикосновение сухой косточки к коже. Я вскрикнула от удивления, когда мякоть разом исчезла, а пальцы сами сжались вокруг твёрдой сердцевины. Веста захлопала в ладоши и засмеялась над растерянностью на моём лице. Я была испугана содеянным, но вместе с тем в восторге от увиденного.

– А теперь представь, как косточка прорастает.

Такое я видела только по телевизору или в книгах, но, воодушевлённая успехом, накрыла второй ладонью и подумала о семени внутри. Я зажмурилась, представляя побег и тянущиеся вверх стебли. Абсолютно детская радость захлестнула с головой, я больше не думала словами. Мыслила лишь образами, запахами и ощущениями. Неожиданно в руках потяжелело, я сложила ладони лодочкой, почувствовав движение.

– Эй! Полегче, Кассия, а то уронишь! – предостерегающий тон сменил очаровательный смех Весты.

Я распахнула глаза, глядя на проросшую косточку, как на величайшее чудо света. Кажется, я перестаралась, побег протянулся ввысь сантиметров на десять, а корни оплели мои пальцы и ладони.

– Давай посадим его. Дальше пусть растёт сам, – предложила Веста, видя, с какой любовью я разглядывала сотворённое.

Я опустилась на колени и начала раскапывать землю голыми руками. Наверняка Веста могла бы мысленно создать яму, но я благодарно ей улыбнулась, когда она принялась пачкать руки вместе со мной. Этот простой монотонный процесс успокаивал, позволяя отвлечься от многочисленных вопросов и тревожных мыслей хотя бы на короткий срок.

* * *

Оставшуюся часть светового дня мы провели с Вестой. Она заставляла меня выращивать цветы, множить ветви у дерева, создавать различные предметы, которые я могла детально вспомнить, начиная с резинового шарика и заканчивая ручкой и книгой. Правда, та внутри оказалась пустой. Веста заставила меня трижды изменить цвет её платья, пока зелёный оттенок её не удовлетворил.

Я провела ещё около часа в одиночестве у могилы Сирши. Я больше не плакала, но увиденные чудеса не могли исцелить боль от потери. Несмотря на рассказ о семье и радушное отношение Весты, я всё равно чувствовала себя потерянной. Раньше у меня были мир и, может, не выдающиеся, но цели: окончить университет, найти работу и более-менее неплохо прожить жизнь. Теперь же не было ничего, а будущее и вовсе казалось туманным, так как я не понимала даже настоящего.

Солнце окрасило пейзаж в алые цвета приближающего заката, и к дому пришли Гипнос, Кай и Морос в сопровождении архонта Раздора и его свиты. Я заметила их раньше, чем они меня. Веста вышла из дома навстречу гостям, что-то отрывисто бросила отцу и брату. Те ответили мягче. Они стояли слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, но я внимательно следила за языком их тел, стараясь угадать. Когда все двинулись в мою сторону, я вновь напряглась, не зная, чего ожидать, и на мгновение пожалела, что не попыталась хоть раз создать в руке оружие. Хотя бы короткий нож или молоток.

Я встала. Все замерли в неловкой тишине на расстоянии нескольких метров. Все чего-то ждали от меня, но я молчала, внимательно разглядывая Майрона. При первой встрече решила, что внешне он едва дотягивает до пятидесяти, но при ближайшем рассмотрении казалось, что произошедшее в Даории за один вечер состарило его на пару лет. Сеть морщин вокруг карих глаз стала чётче, появились едва заметные синяки под глазами, нахмуренные брови и упрямо сжатый рот в аккуратной бороде. Светло-русые волосы с проседью были расчёсаны и спадали на спину, но наряд был скромнее, чем на встрече, в терракотовых и бледно-жёлтых тонах с золотой вышивкой. Архонт и его свита явились без брони или оружия – в подпоясанных туниках, штанах, сапогах и в свободных плащах. Словно гости всеми способами подчёркивали свой дипломатический статус.

Я невольно почувствовала то, о чём говорил Кай: вибрацию в воздухе, особенный тон силы архонта. Меня окатило волной неясного гула, волосы на затылке встали дыбом, как наэлектризованные. Мне захотелось поклониться Майрону или хотя бы стыдливо опустить взгляд. У Весты тоже не было ахакора, но её гул ощущался таким лёгким и ненавязчивым, что я прекратила его замечать спустя пару минут.

Архонт Раздора сделал шаг навстречу, и я моментально отступила. Его сила будто оттолкнула, удерживая на определённом расстоянии. Однако внезапный гул в ушах дошёл до пика и затих. Я с недоумением заморгала, поняв, что влияние его силы перестало на меня давить. Майрон выглядел не менее озадаченным, он растерянно открыл и закрыл рот, а затем что-то сказал на палагейском.

Я с трудом разобрала несколько слов. Хоть и учила язык, но в университете мало тренировали разговорную речь, а Майрон произносил слова то ли на неясном диалекте, то ли я просто туго соображала. Он повторил, но моё недоумение только усилилось. Брови Майрона взлетели вверх, рот так и остался приоткрыт в изумлении, архонт повернулся к Моросу и, судя по тону, высказал какую-то претензию.

Я не могу с ним нормально общаться. Как мне вернуться в дом, где я никого не понимаю? Находясь здесь, Гипнос, Кай и Веста говорили исключительно на известном мне языке людей.

– Я учила палагейский в университете, могу читать тексты средней сложности, но речь мы редко тренировали. Слова звучат похоже, но, может, дело в интонации… я не успеваю понимать… – попыталась объяснить я, ища поддержки у Гипноса, Весты и Кая.

– В ваших университетах преподают старый стиль, – пояснил Гипнос. – Я видел те учебники. Они почти не обновлялись на протяжении нескольких сотен лет. Тебе легче читать, потому что алфавит и письменность сохранились, но живая речь менялась в течение поколений.

Веста ощутимо ткнула Мороса локтем под рёбра.

– Отдай ей воспоминания, – напомнила она.

– Верни мне всё, что забрал, – присоединилась я к претензии.

– Нельзя возвращать всё сразу, – отреагировал Морос. Он не скрывал внешность Жнеца, это действительно либо его настоящее лицо, либо более привычный образ. Дардан Хилл не более чем иллюзорная личина. – У Микеля были забраны лишь первые минуты жизни. У тебя же – восемь лет. Возвращение воспоминаний таких объёмов за раз лишит тебя рассудка. Я буду отдавать понемногу.

– Тогда начни со знаний палагейского, – предложил Кай, однако на меня он едва ли взглянул.

Я нахмурилась, упрямо уставившись на него. Знала, что он почувствует. Кай заметно напрягся, но головы не повернул, смотря на Мороса.

– Я владею человеческим языком, – заявил Майрон. Он говорил с неверной интонацией, излишне растягивая звуки. Поэтому слова хоть и были понятны, но казались немного странными, словно свои знания языка он почти не применял. – Многие из приближённых тоже. Но для Кассиопеи небезопасно не понимать остальных в Палагеде.

– Кассии, – поправила я, распрямив плечи.

Архонт перевёл всё внимание на меня и на протяжении нескольких секунд обдумывал услышанное.

– Для Кассии, – повторил Майрон, и его согласие приободрило, кажется, ругаться или принуждать он не собирался.

Несмотря на строгий образ, он смотрел изучающе, без ненависти или презрения, как это делал Мелай. Я пока не могла принять, что вижу кровного дедушку, но какая-то часть меня хотела узнать его поближе, расспросить о нашей семье и об Илире.

Морос подошёл и поднял руку, но я с подозрением отшатнулась, избегая прикосновения.

– Не дёргайся, Кассия. Это займёт секунду, но будет неприятно, потому что воспоминания я передам напрямую.

– Насколько неприят… ай!

Я зашипела, хватаясь за висок. Морос буквально скользнул пальцами по коже, но ощущалось это так, будто мне воткнули иглу в голову. В ушах зазвенело, пришлось прикрыть глаза от внезапного головокружения.

– С ней точно всё хорошо? – как сквозь вату донёсся обеспокоенный голос Весты.

Кто-то подхватил меня под локоть, когда я покачнулась.

– Точно. Это скоро пройдёт, – заверил Морос, и он был прав. Звон и головокружение потихоньку отступили. Хотя голова не перестала раздражающе болеть, точно после резкой смены давления. – Я вернул толику воспоминаний и знания о языках. Но нужно многое наверстать, так как я отдал словарный запас восьмилетнего ребёнка.

Я не сразу сообразила, что половину последнего предложения он произнёс на палагейском. Сознание перевело само, но смысл дошёл не сразу. Я скованно кивнула.

– Теперь она понимает? – переспросил Майрон, медленнее выговаривая слова.

Я ощутила смешанные эмоции, уловив смысл его речи, которая ещё пару минут назад звучала смазанно, лишь отдалённо напоминая нечто знакомое.

– Понимаю, – с сильным акцентом выдавила я на языке палагейцев.

Он был достаточно мелодичным, звуки сочетались органично, привычными слогами, но вырвавшееся у меня слово получилось кривым и скрипучим. Я знала, как оно должно звучать, но мышцы гортани и язык не привыкли к правильному произношению.

– Необходима практика. Всё это мы решим дома, наймём лучших наставников. И чем раньше начнём, тем лучше. Нам пора возвращаться, Кассия, – кивнул Майрон, позволив себе скупую полуулыбку: первая из проблем была решена. Но похоже, впереди сотни таких же, а к миру теневых я готова не более чем малолетнее дитя к плаванию в море среди акул.

От мыслей отвлекли пальцы, сжавшиеся на моём локте, я вскинула взгляд на Кая, осознав, что это он поддержал меня, не позволив упасть. Как и прежде, он заметил моё внимание, но глаз не опустил, смотря на Майрона. Я высвободила руку, напомнив себе, что не могу верить никому из них.

4

МИКЕЛЬ

Сидя на кровати, я сжал голову руками. Мне осточертело ожидание, но попытка выйти закончилась усилением охраны у дверей.

Я мог бы убрать их со своего пути.

Жестокая, но правдивая мысль.

Во мне развилась нужная сила. Смешно отрицать, я чувствовал её кожей. Мышцы и кости казались крепче, а ощущение отчётливой способности влиять на мир опьяняло. Я с детства мог управлять металлом, но те силы были каплей в море по сравнению с тем, что появилось у меня сейчас. Тело неугомонно вибрировало рядом с любым сплавом, и я усилием воли запретил себе гнуть все металлические предметы просто ради интереса. Их было достаточно в комнате, где меня запер его величество Мелай. Или же мой отец, если всё сказанное на встрече – правда.

Я взглянул на предплечье левой руки со свежей чёрной отметиной от Привратника, а точнее, от самого Гипноса. Меня передёрнуло от нахлынувших воспоминаний, и я потёр лицо, силясь от них избавиться.

История о шаре Привратника и неизвестном ребёнке принца Металлов будоражила умы, сколько я себя помню. Она стала настоящей легендой в моём Клане, и я, как все, с нетерпением ждал развязки, гадая, кем окажется тот ребёнок и отличается ли он чем-то от нас, будучи полукровкой. Сколько было споров, склок и теорий. Кто-то поддерживал Мелая и ратовал за уничтожение шара, другие высказывались в пользу сохранения шанса для разгадки.

Найти и убить.

Найти и возвести на престол.

Не искать и не признавать полукровку.

Забыть о его существовании.

Я слышал разные мнения, но и представить не мог, что являюсь объектом этих разговоров.

Горло сдавило при мысли о Кассии. Я резко встал и начал нервно мерить комнату шагами. Произошедшее казалось нереальным кошмаром. Неприкрытый акт агрессии со стороны царя по отношению к собственной дочери, чьей ошибкой было лишь то, что она выжила. А ещё Мелай так поступил, скорее всего, потому что Кассия – наследница Дома Раздора. Я видел портреты Илиры, и изменившаяся внешность Кассии стала неоспоримым доказательством их родства. Гул её растущей силы заставил умолкнуть всех до единого.

У меня никогда не было сестры, и теперь её наличие сбивало с толку, оставляя один на один с тишиной в пустой голове и без малейшего представления, что делать и как всё исправить.

Ничего не изменить.

Я вспомнил о Сирше и застыл. Всеми силами гнал картинки из головы, но те возвращались и множились, пока меня не начинало мутить от воспоминаний. Я не любил её, и у нас не было будущего. Это мы знали прекрасно. Но она мне нравилась. Сирша была очаровательной, умной и смешной, а впереди её ждала длинная, насыщенная жизнь, если бы я не додумался пригласить её на встречу. Не приведи я их с Кассией в Даорию, многого бы не случилось.

Вина пожирала изнутри, желудок сжался, и я снова заметался по комнате, в попытках заглушить стыд и сожаление о произошедшем. Сирша этого не заслужила. Иво… я так и не понял, остался ли он жив. Среди палагейцев Иво нравился мне так же, как Деклан и Авила.

А убийство Лахесис?

Мойры прекратили участвовать в управлении Даорией сотни лет назад. Говорили, что они не являлись на собрания и советы, даже цари видели их невероятно редко, а такие, как я, и не предполагали когда-либо удостоиться их взгляда, но всего несколько часов назад мы стали свидетелями конфликта между мойрами и их братьями.

Танатос мёртв?

В летописях сказано, что наши боги не вечны, но их жизнь не подвластна времени и настолько длинна, что в нашем понимании это почти что бессмертие. Однако выяснилось, что пуля в лоб прерывает божественное существование так же просто, как жизнь всех остальных.

Благоговение, которое я испытал при виде наших богинь, стало ощущаться какой-то смехотворной издёвкой. Лахесис погибла так легко. От одной пули.

И на этом всё.

От воплей мойр помещение затряслось, а по потолку зазмеились трещины. Кассия рухнула от упавшего на неё куска лепнины. В хаосе паники и драки между богами я хотел поднять её и унести в безопасное место, но Кай с такой силой отшвырнул меня в сторону, что грудь в месте удара ныла до сих пор.

Гипнос назвался его отцом, но такого не могло быть – дети бога сна давно мертвы. Я до боли вцепился в собственные волосы, пытаясь разложить и проанализировать произошедшую херню.

В Кае всегда присутствовало нечто пугающее, но я думал, это из-за его скупых эмоций, умения невозмутимо вести переговоры и хладнокровной жестокости, с которой он разделывался со сбежавшими онирами. Я видел, как они с Элионом отлавливали тварей. Меня чуть не стошнило, когда первого встреченного онира Кай моим же мечом припечатал к рекламному стенду и со скучающим выражением лица разрядил треть обоймы в голову жуткого создания, превратив морду существа в фарш.

– Не сделаешь так, и он примет образ твоих кошмаров, – сухо заявил он, а я позеленел. – Не позволяй другим узнать твои страхи. Если о них узнаю я, то обязательно воспользуюсь. И разберись с телом.

Он оставил изуродованного мёртвого онира висеть на моём мече, а я не ответил ему руганью только потому, что боялся открыть рот и лишиться ужина. Тогда состоялась моя первая встреча с компанией Элиона, и с тех пор я ко многому привык, даже к хладнокровию Кая и его раздражающей манере давать непрошеные советы, походящие на угрозы.

Кай не позволил мне помочь Кассии, а после они исчезли. Все люди, палагейцы и их боги. Гипнос и Морос что-то сделали. Пол почернел, и они провалились сквозь него. Все, включая Кая с Кассией на руках и мёртвую Сиршу. Они сбежали, оставив нас с вопящими богинями и их убитой сестрой, в разрухе и с массой вопросов.

Я до боли стиснул зубы, сдерживая злой крик. Канделябр с заревом на стене жалобно скрипнул, погнулся, искорёженный внешним давлением, и свет потух. Я моментально успокоился, разглядывая испорченный светильник. Хоть и не пытался что-либо делать специально, но металл деформировался, просто оказавшись рядом. Я отошёл от стены с другими канделябрами подальше.

Дверь моей комнаты распахнулась, и я шумно выдохнул при виде матери.

– Микель, – она едва удержалась от всхлипа и была совсем бледна.

Мама подбежала ближе, схватила моё лицо и ощупала, будто глазам не верила, что я в порядке. Следом зашёл отец. Он вёл себя сдержаннее, но скрыть тревогу в мечущемся взгляде не удавалось даже ему.

– Мама, что происхо…

– Ш-ш-ш, – едва слышно прервала она, удерживая моё лицо в ладонях. Дальше речь полилась испуганно и торопливо: – У нас совсем мало времени, его величество вот-вот сюда придёт. Всё правда, Микель. Ты не наш родной сын, но клянусь… – Я дёрнулся, но мама не позволила отстраниться. – Клянусь, Микель, мы не знали… не знали, кто ты. Просто желали тебе помочь.

Захотелось присесть.

Делия и Саймон Эларис не мои родители. От этой мысли ничего не изменилось, я по-прежнему их любил. Хотя давно заметил, что внешне в нас мало общего. Да, у мамы цвет глаз, схожий с моим, Делия и Саймон оба светловолосые, но черты лица… Мама объясняла это тем, что я копия её отца – умершего дедушки. Мы с ним никогда не встречались, но, не видя причин для лжи, я не сомневался в правдивости полученного ответа.

Родители всегда относились ко мне хорошо. Из среднего класса, обладатели пятого сула. Можно сказать, золотая середина среди всех десяти уровней, хоть и без выдающихся способностей и финансовых возможностей трёх высших сулов. Буквально сегодня утром гул моей силы не был мощнее их, поэтому я и не думал об обмане. Не без трагедий, но моё детство было простым, таким же как у тысяч других ребят. Обычный дом, обычная семья, школа и жизнь.

Ощутив сухость в глазах, я вспомнил, что надо моргать.

– У нас всё никак не получалось завести ребёнка, а прямо перед твоим появлением у меня случился выкидыш, – с проступающими слезами призналась мама.

Я бросил на отца шокированный взгляд, но он не вмешивался. Бледность лица говорила о его состоянии, но он смирился. Возможно, все совместно прожитые годы он ждал, что чем-то подобным всё и закончится.

– Тебя нам подкинули, Микель. Мы не знали, что делать. Не было ничего, кроме записки с твоим именем. Мы… мы не должны были, но оставили тебя. Клянусь, что искали твоих настоящих родителей больше года, но никого не нашли. Мы бы не стали тебя красть…

Дверь опять распахнулась. Мама резко умолкла, едва не прикусив язык от испуга. Вошёл его величество Мелай. Он повелитель и защитник нашего Клана, но я задвинул маму себе за спину, скрыв её от царских глаз.

Раньше при встрече с ним я испытывал благоговение и восхищение. Несмотря на резкий характер, противоречивые слухи и козни недоброжелателей, он удерживал власть и заботился о своих подданных. Но этим вечером Мелай без колебаний едва не расправился с собственной дочерью, а на меня продолжал смотреть как на ошибку природы.

Я обратил внимание на его плечо: левая рука с обманчивой расслабленностью висела вдоль тела. Она явно сильно пострадала, и Мелай пока не мог ею пользоваться, но под дорогой тканью мантии не было заметно бинтов, и не знающие о его ранении вряд ли что-то заподозрят.

Его величество замер в паре шагах от меня, его свита и помощники толпились позади. Мама за моей спиной затряслась, а отец согнулся в низком поклоне. Царь окинул меня оценивающим взглядом, я ощутил то, чего не чувствовал ранее, стоя недостаточно близко.

Гул наших сил. Он стал равным по звучанию. Встреча с царём должна была заставить меня склониться перед его мощью как под давлением, однако я стоял прямо, глядя ему в глаза. Вибрация наших сил вначале резонировала, потом сбилась, столкнувшись, и зазвучала в унисон, единой нотой.

Он тоже это почувствовал. На лице царя отразилось изумление, но он быстро взял себя в руки. Мелай согнул здоровую руку в локте и раскрыл ладонь, один из помощников тут же передал ему несколько исписанных листов.

– Учёные и целители проверили твою кровь. Ты действительно мой сын, – равнодушно заявил царь. – Твои приёмные родители были допрошены. Они нарушили закон, но им не будут выдвинуты обвинения в краже ребёнка.

– Что значит в краже? Меня подбросили, – прервал я.

– В таком случае, они должны были сдать тебя в приют или официально заявить о своей находке. Но не сделали этого, зарегистрировав тебя как своего новорождённого сына.

Я хотел возразить, но предусмотрительно захлопнул рот. Они действительно должны были это сделать. Мелай желал смерти собственному ребёнку уже через считаные минуты после рождения. Найди он меня тогда, убил бы и скрыл все следы. Теперь вряд ли рискнёт, слишком много свидетелей присутствовало на встрече, включая всех царей. Слова Гипноса были мне не до конца ясны, но, похоже, мойры довольны моим появлением на свет. И всё же не стоит провоцировать царя. Он способен отыграться на моих родителях.

Мелай мой родитель.

Эта мысль сбила с толку.

– Эларисы, можете идти. Мой сын останется здесь, – не спуская с меня глаз, заявил Мелай.

– Но ваше величество… – набралась храбрости мама, но я предостерегающе сжал её руку и кивнул отцу. Саймон понял меня без слов, обнял жену и, поблагодарив царя за снисхождение, настойчиво повёл её к выходу. Сердце сжалось от маминого плача, когда она не смогла сдержать всхлипов в дверях, но я копировал бесстрастное лицо Мелая, пародируя его бездушность.

– Выйдите.

От короткого слова царя всех его помощников как ветром сдуло. Я растерянно моргнул, дверь захлопнулась, и мы с его величеством остались один на один. Я весь напрягся, вспомнив, что в комнате достаточно металла, чтобы я повторил участь Сирши. Лёгкие и желудок сдавило, но не от страха за собственную жизнь, а от новой волны чувства вины и потери. Её смерть на моей совести.

– Что теперь? – не выдержал я, пока царь продолжал хранить молчание.

Раньше не посмел бы даже думать с такой непочтительной интонации в сторону его величества, не то что говорить. Но всё меняется.

Мелай вскинул бровь, это стало единственным проявлением эмоций, в остальном лицо осталось застывшим, будто другие мышцы он практически не задействовал. Царь посмотрел на бумаги в руке.

– У тебя были проблемы в школе. Ребёнком успел впутаться в историю и засветился в мерзком деле против нескольких влиятельных семей из Клана Воды и Земли. Отвратительно. Бездарь, да ещё и с багажом проблем, – отрезал Мелай. Я шумно втянул носом воздух, заставив себя помалкивать. Мелай буквально пригвоздил меня к месту взглядом, выждал длинную паузу, наблюдая, как я проглочу оскорбление. Не получив ответа, он встряхнул бумаги и вернулся к изучению. – Последующее обучение в университете ты прервал и вовсе поселился среди людей, якшаясь с представителями Палагеды и игнорируя соотечественников. Благо ты хоть способен читать и писать. Сдал даже экзамен на получение звания представителя от нашего Клана.

Я сглотнул и сдержал вторую волну возмущения. За короткий срок на меня успели собрать досье. Замечание про мой уровень образования было смехотворным, но унизительным и грубым, как оплеуха при свидетелях. Чтобы получить разрешение и стать официальным представителем Клана в Санкт-Данаме нужно сильно потрудиться, конкурс жестокий. Однако единицы из Клана Металлов хотели решать какие-либо дела, непосредственно живя среди людей, поэтому конкурентов у меня было немного, но в любом случае обесценивание моих заслуг оскорбляло. Всё-таки я работал на благо Даории.

Что касается школы, то проблемы действительно были. Благодаря приёмному отцу, работающему учителем в одной из частных школ, меня приняли туда. Взяли, разумеется, с оговорками, потому что заведение обучало детей из более обеспеченных семей. Некоторые принадлежали к третьему и второму сулу. Из-за этого я держался с ними отстранённо, не сразу сумел найти друзей. В итоге получилась разношёрстная компания из Прима, Лисандра и Троя. Трагедия с Примом полностью отвратила от школы вплоть до того, что из-за драк меня едва не вышвырнули с позором из элитного образовательного учреждения. Только из уважения к Эларисам всё было обставлено так, будто они сами забрали меня на домашнее обучение. Наличие в качестве родителя хорошо образованного преподавателя и нанятые репетиторы компенсировали возможное отставание в программе. В конце концов я сдал экзамены и поступил в университет, но, столкнувшись там со старыми проблемами, взял перерыв и решил пойти работать в Санкт-Данам. В Даории мне было… душно.

Родители не обрадовались. В нашем мире переезд к людям считается нравственным падением. Как если бы ты неожиданно решил жить как голодранец на улице среди собак.

Конечно, цари проводят дипломатические переговоры и встречи с представителями людей. Может, всё выглядит так, словно мы воспринимаем их как равных, но действительность и стереотипы совсем другие.

В Санкт-Данаме мне стало легче. Свободнее от удушающих правил Даории. Лисандр и Трой только сморщили носы, когда я предложил им отправиться со мной. Максимум, на что они согласились – изредка кутить в человеческих клубах или пробовать различную кухню в ресторанах. В итоге, оказавшись окружённым людьми и палагейцами, я принялся налаживать контакты с ними и быстро подружился с Декланом и Авилой. Это вышло так легко и органично, что они начали мне помогать в работе.

Не могло ли общество палагейцев нравиться мне больше из-за моей крови? Ещё в детстве зародившиеся мысли о том, что со мной что-то не так, теперь казались не такими уж беспочвенными.

– Выходит, ты неуч, – презрительно выплюнул Мелай, и мне нечего было возразить.

Я талантлив в управлении металлом, поэтому вполне неплохо помогал в компании «Меридий», любознателен и прочитал множество книг: мне всегда удавалось быстро запоминать нужную информацию. Оценки, что в школе, что в университете, были отличные, но в целом я действительно не доучился и не получил надлежащего документа о высшем образовании.

Я ничего не ответил. Нет смысла бросаться на прутья, раз оказался заперт в ловушке. Нужно подумать, оценить обстановку.

– К ответу на твой первоначальный вопрос, – продолжил Мелай, швырнув мою подноготную на ближайший стол. – Впредь ты будешь вести себя подобающе, чтобы остальные Кланы позабыли о твоей палагейской крови. – Мелай глядел на меня как на досадное недоразумение. – Я не ощущаю у тебя сил Дома Раздора, но остальные цари желают убедиться в этом лично. Завтра ты встретишься с ними и мойрами. Надеюсь, ты способен вести себя прилично, а если нет – держи рот на замке, чтобы не позорить наш Клан. В противном случае всё это отразится на Эларисах. Мы поняли друг друга?

Он угрожает мне безопасностью приёмных родителей?

– Если же будешь вести себя правильно, их жизнь улучшится.

Я плотно сжал губы, зная, что он делает. Я действительно в хрéновой западне.

– И кто же я теперь? – недовольно отозвался я, с каждым мгновением теряя когда-то испытываемое благоговение перед царём. Однако я не в том положении, чтобы качать права. Мелай ждал послушания.

– Ты мой сын, наследный принц Клана Металлов и, возможно, будущий правитель. Ты отвратительная кандидатура, но на меня давят советники, и если мойры при свидетелях тебя благословят, то мне не останется ничего, кроме как сделать из тебя достойного преемника, – с нескрываемым раздражением ответил Мелай.

Несмотря на титул, он честно признал, насколько мало зависит от его желания. Я замер, не понимая его откровенности. Кажется, постоянное сокрытие правды его утомило.

– Ваше слово закон, просто лишите меня титула. Мне не нужен трон, я не хочу занимать ничьё место и не ищу неприятностей. Вернусь к приёмным родителям и впредь не появлюсь при дворе, – правдой на правду ответил я.

Я не желал всего этого. Моя жизнь не была роскошной или идеальной, но мне нравилось в Санкт-Данаме. Губы Мелая изогнулись в жалостливой усмешке, гримаса походила на выражение отвращения.

– Посмотрел бы я, как наивность тебя убьёт, да не могу позволить себе бесхребетного идиота в качестве сына. Тебя обучат, – сухо отрезал он. Равнодушное оскорбление задело, действительно заставив почувствовать себя бесхребетным слизняком.

Лишь сейчас я непозволительно медленно осознавал масштабы произошедшего.

Я полукровка: половина даориев считает меня палагейским отродьем с грязной кровью Дома Раздора. Понравившаяся мне девушка была убита из-за моей глупости моим же настоящим отцом, ненавидящим меня с рождения. Все партнёрские отношения с палагейцами, которые я строил годами, – разрушены. Благосостояние и, возможно, жизнь моих приёмных родителей под угрозой.

И ещё у меня есть сестра.

Сестра, которой я помешал убить нашего отца.

На миг я пожалел о сделанном выборе.

Мелай мой царь, и я действовал так, как должен любой представитель Клана Металлов, когда его правитель в опасности. Убей его Кассия, и весь Клан погряз бы в хаосе, ведь у Мелая нет других наследников.

– На этом всё. Эти покои твои, если не нравятся – скажи слугам, и управляющий найдёт тебе другие. Привыкай всегда вести себя подобающе и помни, что за тобой следят.

– Я не хочу быть наследником, – порывисто признался я, чем вызвал очередную гримасу раздражения у царя.

– Я тоже не желаю видеть тебя своим преемником, но это ничего не меняет, – без стеснения поддержал он и отвернулся, намереваясь уйти.

– У меня есть сестра!

Ближайший к царю канделябр искривился, жалобно застонав. Мелай обернулся, его взгляд стал холоднее, а брови сошлись на переносице.

– У тебя нет сестры, – практически прошипел он. Воздух вокруг завибрировал от его гнева. – Она – отродье, убившее твою мать. Она – ошибка.

Я открыл рот, но не смог выдавить ни единого оправдания, не понимая, почему он настолько ненавидит дочь, которую даже не знает. Я тоже плохо знаю Кассию, но не заметил в ней ничего злого.

Мы просто родились.

– Ты, похоже, не понимаешь, что нас ждёт, – за мгновение Мелай оказался прямо передо мной. Захотелось отступить, вновь создать безопасное расстояние между нами, но я не двинулся с места, не решившись его провоцировать. Глаза царя посветлели до бледно-голубого, он перестал моргать, уперев в меня полный гнева взгляд и явно сдерживая ярость из последних сил. Я нахмурился, не видя причины для подобной враждебности по отношению к Кассии. – Она обладает силами своего Дома. Майрон не идиот и как можно скорее сделает её своей наследницей. Она будущий архонт Раздора. Сивиллы обещали немыслимые разрушения, гибель нашего Клана и всей Даории, если во главе Дома Раздора встанет наследница Илиры. Нам всем конец! – рявкнул Мелай прямо мне в лицо. – Думаешь, я хранил шар, чтобы найти тебя и посадить на своё место?! Мойры были уверены, что родился сын, но сивиллы предрекали дочь! На трон нашего Клана может взойти только мужчина! Богини продолжали уверять в мальчике, но все сивиллы повторяли про ужасы из-за девочки, поэтому мой отец приказал хранить шар, чтобы в нужный момент найти проклятую наследницу! Всё ради того, чтобы её убить!

Я вздрогнул, как от удара, услышав жестокое откровение.

Очень редко все сивиллы предсказывали одно и то же.

– Поэтому на встрече присутствовали мойры. Они хотели доказать свою правоту, но теперь выяснилось, что вас двое! У богинь судьбы нет её нити, потому что она должна быть мертва с рождения! Ты понимаешь, что это означает? – раздражённо протянул он, дав мне паузу для ответа, которого у меня не было. – У неё не было и нет предначертанной судьбы! Её просто нет. Девчонке не суждено было сделать ни единого вдоха! Однако Привратник её оживил, и теперь наследница Раздора сама строит свою судьбу, а мир вокруг изменяется в зависимости от её действий! Она рушит всё одним своим существованием!

Лицо Мелая пошло красными пятнами, вены на виске и шее вздулись, а металлические подсвечники и украшения вторили словам царя жалобным скрежетом. Некогда твёрдые светильники вяли, словно цветы под неумолимым жаром.

– Она – раздор, на её стороне Гипнос и Морос! И мы её упустили! Теперь нужно молиться, чтобы ты оказался нашим ключом к равновесию и был способен разделаться со своей так называемой сестрой. Я могу лишь попытаться из мягкотелого юнца создать наследника для защиты нашего Клана! Поэтому подотри свои романтичные сопли о дружной семье, – последнюю фразу царь выплюнул спокойнее, но с откровенным пренебрежением, будто ясно видел мои мысли и сомнения.

Я молча проглотил брошенные оскорбления, всё так же не представляя, чем Кассия может навредить. Я видел, как она убила эмпусу, но та едва её не прикончила, и это просто везение, что у Кассии был пистолет. Сейчас же Мелай говорил о безопасности целого Клана и даже Даории. Что такого наговорили сивиллы?

– У тебя нет сестры, – упрямо повторил Мелай, отступив назад и вернув мне возможность дышать свободнее. – Зато у тебя появилось очень много врагов.

5

КАССИЯ

Гипнос не просто отпустил меня с Переправы, он даже настоял, что я должна взглянуть на Пелес, столицу Палагеды, и побывать в доме своей матери, прежде чем решить, где именно хочу жить.

Я провела на Переправе лишь ночь и день. Мысль о том, чтобы очутиться в незнакомом месте в окружении неизвестных мне палагейцев, не внушала доверия. На Переправе хотя бы есть Веста и Кай, пусть последний и продолжает упрямо меня избегать.

Решающими стали слова Руфуса, который отвёл меня в сторону и напомнил простую истину:

– Твой дедушка не вечен, Кас. Ты искала кровных родственников. Вряд ли тебе интересно поближе познакомиться с отцом, – Гипнос безрадостно усмехнулся в ответ на мою гримасу отвращения. – Майрон будет достойным опекуном. Он немного строг и кажется скупым на эмоции, но он потерял дочь и жену двадцать лет назад. Он успел зачерстветь.

– Ты хочешь меня отослать с Переправы?

– Не я, на этом настаивает Камаэль, – поправил Руфус, а я напряглась, убедившись, что Кай всеми силами пытается от меня избавиться. – Но он прав, я задолжал правду о твоей родне. Ты же хотела их найти, отдавая осколок. Тебя никто не выгоняет. Если не понравится у Майрона, ты всегда сможешь вернуться к нам. Веста сделала это для тебя, – он достал из-за пазухи браслет.

Гипнос обернул украшение вокруг моего левого запястья и затянул узел. Я тряхнула рукой, проверив, не спадёт ли. Браслет был из чёрного шнурка, который оплетал белые, чёрные и зелёные камни.

– Это мрамор, базальт и хризолит. Куски Веста вытащила из стен нашего дома. Вернувшись на Переправу, пожелай попасть домой, и браслет укажет путь. Это на случай, если Переправа неожиданно забросит тебя далеко, – пояснил Руфус, пока я рассматривала камни. – Изначально украшение было иллюзией, но подобные мелочи я способен сделать реальными, поэтому он не пропадёт за пределами Переправы, даже если ты снимешь его с руки.

– Спасибо.

Майрон терпеливо ждал в окружении своей свиты. Морос о чём-то говорил с Каем и Вестой, они изредка поглядывали на нас с Руфусом, но тоже не торопили. Гипнос прав. Я хотела познакомиться с кровными родственниками, и дедушка – моя единственная возможность узнать семью матери. Не хотелось пожалеть об упущенном в будущем, второго шанса у меня может и не быть.

– Мы будем видеться, обещаю. Ты хоть и косвенно, но мой третий ребёнок, Кас. Ради твоей жизни я вырвал кусок Переправы, а она – часть меня, – с нажимом напомнил Руфус. – Пока никому не показывай, что ты тоже способна творить иллюзии. Вначале мы тебя обучим, поняла?

Я кивнула и оцепенела, когда Руфус порывисто меня обнял. Он делал так всего пару раз в «Подворотне», но тогда это было сдержанно. Теперь же в прикосновениях ощущалось больше искренности и какого-то волнения. Я уткнулась ему в плечо, обмякнув в объятиях и позволив себе ненадолго забыть обо всей лжи и притворстве.

С Вестой мы расстались, пообещав вскоре снова встретиться. Прощание с Каем вышло скупым, мы обменялись кивками, и всё. Словно между нами не было той тяги и это не мы едва не переспали.

Мне нестерпимо хотелось ударить его, просто чтобы вывести из себя, потому что меня его перемена злила до разноцветных пятен перед глазами. Но я не стала ничего говорить или делать. Между нами определённо что-то произошло в детстве, и я не хотела спрашивать напрямую, уверенная, что получу новую порцию лжи. Узнаю всё сама. Необходимо выяснить как можно больше, чтобы впредь ничто не могло застать меня врасплох.

Потом я лишь отдалённо понимала, что от меня хотят, поэтому покорно следовала за Майроном и Моросом. В неловкой тишине, сопровождаемые вереницей свиты, мы направились куда-то влево, вероятно, к выходу в Пелес. Гипнос с детьми остался у себя.

– Где мы? – задала я первый вопрос.

Мы покинули Переправу, пройдя сквозь внезапно появившийся знакомый туман, и очутились в круглом помещении с куполом. Архитектурой оно напоминало вчерашний зал в Даории, но размером сильно ему уступало.

– Это приёмная в администрации, кириа, – ответил один из помощников Майрона, используя речь людей. – Здесь регистрируют приходящих и уходящих через Переправу.

– Кириа? – переспросила я, не поняв слова.

– Это означает «госпожа», – подсказал идущий рядом Морос. – «Кириа» – обращение к женщинам из знатного рода, к мужчинам обращаются «кирий».

Я уставилась на его лицо, всё ещё не привыкнув к голосу Дардана с внешностью Жнеца. По его губам скользнула улыбка, моё смятение его забавляло. На Моросе была одежда палагейцев: штаны и подпоясанная туника, не мешающая широкому шагу благодаря разрезам по краям. Но все детали наряда, как и у Кая, были чёрными, поэтому в окружении мужчин в светлых плащах он бросался в глаза.

– Спасибо, – неуклюже выговаривая звуки, я поблагодарила советника на палагейском.

Следующее помещение напоминало пункт досмотра. Кто-то сверял документы, кто-то вёл собеседование. Я видела, как проверяли наличие ахакора: без него в мир людей не пропускали. Я попыталась подсчитать желающих отправиться на Переправу. Их было мало, кого-то прямо при мне отослали, отказав в прохождении.

– Что здесь происходит? – едва слышно уточнила я у Мороса.

– В администрации контролируют миграцию. Это похоже на ваш таможенный контроль. К людям могут попасть далеко не все желающие. Процесс строго контролируется, здесь же наносят ахакор, являющийся неотъемлемым условием для жизни в Санкт-Данаме.

– Разве для ахакора не нужен представитель Клана Металлов?

– Уже нет. Раньше они действительно принимали участие в его нанесении, селились в Пелесе в качестве послов. Но из-за произошедшего с Илирой и расшатанного перемирия те немногие даории, которые жили здесь, покинули Палагеду. Поэтому с тех пор татуировка наносится механическим способом. Это дольше, мастера-палагейцы вынуждены быть аккуратными, чтобы самим не отравиться смесью чернил и металла, но вполне рабочий способ. При определённых обстоятельствах палагейцы или даории могут поставить себе ахакор у меня в компании в Санкт-Данаме, там есть проходы в Эридан. Несколько раз в неделю приходят представители от Клана Металлов и помогают. Это быстрее и менее болезненно. Например, такая уступка существует для несовершеннолетних.

Пока мы шагали мимо, многие работники и посетители поворачивались к нам, склонялись в приветственных поклонах. Я вертела головой, не уверенная, делали они это исключительно ради Майрона или им известно о Моросе.

Нас никто не останавливал и не задерживал, чтобы проверить документы, хотя мы не носили ахакоров. Я внимательнее присмотрелась к правым рукам дедушки и его свиты. Их предплечья были замотаны бинтами, скорее всего, они уже свели татуировки после посещения Даории.

Я продолжала идти, рассматривая палагейцев и интерьер, полной грудью вдыхала запахи и прислушивалась к словам, пытаясь их понять.

– Вы же не серьёзно?! – вырвалось у меня, когда мы вышли из здания.

Я так резко замерла, что советник позади врезался в мою спину. Он сразу рассыпался в извинениях, но я не обратила внимания, переводя недоумённый взгляд с Майрона на Мороса. Последний затрясся от беззвучного смеха. Все остальные явно не понимали, почему увиденное вызвало у меня такой шок.

– Вы хотите сказать, что ездите на лошадях? – с меньшим напором уточнила я, не желая их оскорбить.

Я люблю лошадей, прекрасные создания. Но я не умею на них ездить. Пробовала пару раз, и это намного сложнее, чем кажется, да и кони в Палагеде высокие, с длинными ногами и лоснящейся шкурой. Я засмотрелась на горделивых животных, но садиться в седло не собиралась.

Майрон щёлкнул пальцами и что-то приказал появившемуся лакею. Тот сбежал по ступеням и исчез, свернув за угол.

– Это не смешно, – недовольно буркнула я всё ещё веселящемуся Моросу.

– Весьма забавно.

Мои брови приподнялись, как только перед лестницей остановился экипаж, запряжённый четырьмя лошадьми.

– Майрон вызвал для тебя карету, принцесса, – с ласковой издёвкой объяснил Морос. – Но не советую привыкать. Это временная поблажка просто потому, что тебе незнакомы их традиции.

В университете я изучала Палагеду и здешние устои. На лекциях рассказывали, что местная знать ездит исключительно верхом. Это показатель силы, гордости и благородства. Архонт, не способный сесть на коня, – слаб. А слабак не смеет стоять во главе Дома. Но людей и тем более наших учёных не особо жаловали в Палагеде, и последние свидетели, лично побывавшие хотя бы в Пелесе, умерли больше века назад. Профессора предполагали, что здесь, как и у нас, за это время произошёл технический прогресс. Словом, мы изучали их культуру столетней давности, но почти ничего не знали о современных реалиях.

Однако палагейцы и даории живут в два раза дольше людей, и можно было догадаться, что их привычки меняются значительно медленнее, если меняются вообще.

– Поедем вместе. Сможем обсудить твои вопросы по дороге, – заявил Морос, шагая к карете, остальные сопровождающие сели на коней.

Я посмотрела на Майрона, не зная, как дедушка отреагирует на мою слабость. Желудок противно сжался, мы даже не успели толком поговорить, и мне не хотелось разочаровывать его так сразу. Майрон поймал мой взгляд и сдержанно кивнул, он не улыбался, но и недовольства не демонстрировал.

Теперь, когда мы перестали идти единой толпой, я успела заметить, что прохожие таращатся именно на меня. Многие замирали, их рты удивлённо приоткрывались, другие перешёптывались.

Вспомнив о броской внешности, я поторопилась забраться в экипаж. Морос постучал по низкому потолку, и карета тронулась с места. Брат Гипноса расслабленно вытянул ноги и откинулся на парчовую спинку узкого сиденья. Я села в противоположном углу.

Благодаря побывавшим в Палагеде у людей имелись картины, зарисовки, описания, схемы и даже чёрно-белые фотографии Пелеса. У него геометрическая застройка, улицы идут строго параллельно и перпендикулярно, деля районы на кварталы, отвечающие социальной структуре населения.

Главенствующий центр – акрополь, расположившийся на возвышении и господствующий над городом. Он застроен культовыми сооружениями, общественными зданиями и резиденциями архонтов. Здания сгруппированы по статусам и важности на террасах акрополя. На вершине располагаются храм богов и военные арсеналы, чтобы всегда иметь доступ к оружию, ниже – усадьбы архонтов, дальше – казармы и дома ближайших советников. Рядом – библиотеки, театры, открытые сцены для собраний или публичных выступлений Совета архонтов. Ближе к городу, на самой нижней террасе, раскинулась рыночная площадь. Чем слабее врождённые способности палагейцев, тем ниже они стоят по социальной лестнице, соответственно, тем дальше живут от центра.

Карета определённо ехала вверх, а значит, здание администрации располагалось где-то у подножия акрополя. Не упуская возможности, в лучах начинающегося заката я внимательно разглядывала архитектуру, оценивая и сопоставляя Пелес с Санкт-Данамом. Люди отдали предпочтение скорости постройки и её высоте, а минимализм с обилием стекла стал решающим в крупном мегаполисе, но здесь время будто замерло.

Пелес напоминал античный город, но выглядел новым и помпезным, словно был возведён совсем недавно. Несмотря на преобладание камня в качестве строительного материала, умелое использование деталей или облицовки из светлого мрамора делали город визуально чище. Оранжевые лучи отражались в стёклах окон. Все дома были выше, чем я ожидала, этажа в четыре, с высокими потолками. Большинство построек выглядело уникально, каждая со своим настроением и характерным архитектурным ордером. Композиции из колонн и пилястров в сочетании с горизонтальным антаблементом[1] придавали зданиям мощь, изящество или стройную силу – в зависимости от задумок зодчих и выбранных ими свойств ордерной колоннады.

И всё же увидеть город вживую – это совсем другое.

Карета катилась мягко, улицы были мощёными, но поверхность идеально выровнена, напоминая асфальт. По узким тротуарам шагали палагейцы. Я нигде не видела толп, жители передвигались свободно. Обилие садов и фонтанов раскрашивало Пелес, создавая гармонию города и природы. Я не слышала криков или ругани, только смех и громкие разговоры, понять которые мне не удавалось из-за цокота копыт.

Я ахнула, когда карета свернула и среди домов показалась вершина акрополя.

– Это ваш храм? – не отрывая глаз от возвышающегося вдалеке здания, уточнила я.

Морос лениво отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что привлекло моё внимание.

– Всё верно, – подтвердил он и потерял интерес.

Его пренебрежение озадачивало. Храм даже издалека поражал размерами и красотой. По высоте он был минимум вдвое выше любого из увиденных мной зданий Пелеса. Не говоря уже о трёх могучих статуях богов-покровителей у входа. В учебниках говорилось, что каждый из них высотой в три человеческих роста.

– Почему вы там не живёте?

– Когда-то жили, – поделился Морос, не глядя в окно. – Затем Гипнос создал Переправу, и мы поселились на ней. После гибели Танатоса я ушёл, а теперь нет смысла возвращаться сюда. У меня есть новый дом, а храм в отсутствие своих богов стал скорее государственным сооружением, несущим характерное идейно-художественное значение. Это не дом, а просто памятник, напоминающий о покровителях.

– Почему вы бросили Палагеду?

– Мы не бросали её. Мы были в трауре, – недовольно возразил Морос. Казалось, нахождение в Пелесе его угнетает, принося лишь дурные воспоминания. – Гипнос хотел пережить его в покое, а я жаждал войны. Но месть не вернула бы Танатоса, поэтому я ушёл, чтобы не втягивать наших подопечных в кровавую бойню с Даорией.

– Но вы всё-таки решили отомстить сейчас.

– Да, потому что мойры ничему не научились. Если их прошлые манипуляции привели к взрыву на Переправе, то нынешний план должен был стать концом для Палагеды. Они жаждали Единого царя для обоих миров.

Микель.

– Думаешь, из Микеля выйдет плохой царь?

– Дело не в том, каким правителем он будет. Мойры хотели вновь объединить Палагеду и Даорию. Илира, наследница Дома Раздора, умерла, не оставив детей-палагейцев. Архонт-мужчина долго не продержится. В Совете начнётся борьба за власть. Перессорившись между собой, они станут уязвимы. В середине всех этих склок должен был бы явиться царь Микель с его смешанной кровью.

– Он мужчина. Архонты и Дом Раздора не приняли бы его, – возразила я, хотя уже догадалась, что при озвученном раскладе желания архонтов значили бы мало.

Губы Мороса растянулись в безрадостной улыбке, подтвердив мою догадку.

– Царей во главе с Микелем и мойрами это бы не волновало. Столкновение интересов и нежелание архонтов сдаваться привело бы к затяжной войне, а та, скорее всего, к упадку Палагеды. Вследствие насильственного завоевания палагейцы потеряют самоидентичность, став колонией Даории.

– Всё равно архонты не потерпели бы такого. Даже проиграв в войне, сильнейшие семьи…

Я умолкла, глядя на жалостливую улыбку Мороса. На языке появился горький привкус от очевидной мысли.

– Они бы вырезали всех архонтов и их семьи, прервав таким образом первоначальные родовые ветви. Архонтов бы не стало, – сама себе возразила я, а Морос кивнул, довольный моей быстрой догадкой.

Я обмякла на сиденье. Политика в университете меня утомляла, и теперь хотелось выругаться из-за того, что я уделяла ей недостаточно внимания.

– Если Микель обещанный царь, то кто я?

– Ты раздор, – с наслаждением протянул Морос, словно это был лучший комплимент, но я его воодушевления не разделила. – Раздор для всех. Для двух миров, для богов, для царей и архонтов, для Гипноса и Камаэля, для Мелая и Микеля. Ты принесла раздор во все сферы существования, и миру уже приходится стремительно меняться.

Морос перечислял с мстительным восторгом, будто зачитывал мои регалии, я же с каждым пунктом его списка сильнее мрачнела, ощущая себя проблемой колоссальных масштабов.

– О том, что ты родишься, никто толком не знал, Кассия. Ни я, ни брат, ни даже мойры. Твоей нити судьбы не существует, потому что ты не должна была пережить своё появление на свет.

Я несколько раз торопливо моргнула, не определив, что чувствовать по этому поводу.

– Поэтому наши сёстры не видели ничего о тебе. Клото, будучи проводником мирового баланса, сплетает нить судьбы для каждого со дня его рождения. Она плетёт не так, как ей хочется, а как велит мироздание, – с неторопливой, покровительственной интонацией пояснил Морос. – Ты хоть и была зачата вместе с братом, но будущей нити Клото для тебя не предчувствовала. В итоге мойры знали только про Микеля и были уверены, что их план идеально претворяется в жизнь, – поделился Морос, явно воодушевлённый чужим провалом.

– Разве нельзя было сделать УЗИ, чтобы понять, что родится двойня? – пробубнила я.

Гримаса Мороса напомнила выражение лица профессора, когда студент умудрился выдать несусветную чушь в ответ на простейший вопрос. Брат Гипноса пригвоздил меня взглядом к сиденью и намеренно выдержал гнетуще длинную паузу, заставив меня ощутить собственную глупость.

– Ты мыслишь, как современный, но… человек, – заминка придала последнему слову почти что уничижительный характер. – Даории и палагейцы плохо переносят ультразвуковые излучения. Не все технологии мы можем использовать.

Я открыла рот, но торопливо закрыла, поняв, что Мороса не обрадовало вмешательство в его рассказ. Покровительственно кивнув моей капитуляции в споре, он продолжил:

– Главная перемена произошла после твоего рождения. Увидев тебя мёртвую, Илира изменила желание. Я был там. Гипнос позвал, чтобы я помог скрыть вас. У самой Илиры я забрал воспоминания о том, что она родила двоих. Гипнос сумел сохранить для неё лишь несколько минут жизни, чтобы она попрощалась с родителями, а Мелаю он дал шанс посмотреть на своих детей. Вы оба были в корзинке, и если бы Мелай принял предложение, то вся правда раскрылась бы уже тогда. Будучи более сентиментальным и к тому же отцом, Гипнос искренне хотел дать ему шанс. Но Мелай не просто не взглянул, он заявил, что вы ему не нужны. Мой брат, безумно любящий своих детей, был разгневан и разочарован решением принца Металлов.

Сердце подскочило, когда карета случайно наехала на камень. Рассказ Мороса гипнотизировал, из-за чего пейзаж за окном перестал меня интересовать.

– Твой брат имеет нить судьбы, но мойры не могли его найти, потому что я отобрал ваши воспоминания и личности. А твоё существование нам полностью удалось сохранить в тайне. Хоть ты и живёшь, но пророчицы – сивиллы – не видят твой образ чётко, а мойры не хранят твою нить. Её незачем было плести, так как твоя судьба – родиться мёртвой. Поэтому мойры, не зная о твоём пребывании в мире живых, разыскивать тебя не стали. Ты была в безопасности.

Мне не требовалось спрашивать, чтобы догадаться, что мойры не в восторге от этого.

– Что произошло на встрече после смерти Лахесис? Вы убили кого-то ещё? – перевела я тему.

Предчувствие, что Морос и Гипнос сами приготовили мне какую-то судьбу, зудело, но я не была готова слышать, как мной снова намерены двигать на игровой доске. Требовалось хоть немного времени, чтобы переварить услышанное.

– Нет, мы продемонстрировали, что больше не намерены стоять в стороне. Убедили их в серьёзности своего предупреждения…

– Убив свою сестру, – встряла я, пока он преподносил содеянное более красиво, но Морос продолжил, не моргнув и глазом:

– …и ушли, забрав всех подданных с собой, чтобы цари и мойры не убили невинных.

В горле встал ком, я уставилась в окно, концентрируясь на пейзаже, а не на воспоминаниях.

– Что стало с людьми, которых ты привёл как Дардан? Теперь они знают, кто ты?

– Мы вернули их домой в целости и сохранности. И нет, они не знают. Я забрал их воспоминания. Нам не нужно, чтобы в конфликт между Палагедой и Даорией ещё и люди вмешивались.

– Почему ты прикидываешься Дарданом Хиллом? Где настоящий наследник корпорации?

Улыбка Мороса стала хищной. Несмотря на его привлекательную внешность, из-за холодного взгляда любая ухмылка Жнеца выглядела угрожающей.

– Не прикидываюсь. Я и есть Дардан Хилл, – заявил он. – Я также был Итаном Хиллом – отцом Дардана. Был Артуром Хиллом и Джоном Хиллом до него. Я основал фирму более пяти сотен лет назад и продолжал её развивать. Невзирая на публичность и известность, я держал личную жизнь в секрете, столетиями храня тайну.

– Но зачем? – с трудом выдавила я, шокированная масштабным обманом.

Хиллы были основой нашей взаимосвязи с Палагедой и Даорией. Компания «Меридий» занималась буквально всей исследовательской деятельностью, поэтому бизнесмены Хиллы довольно быстро стали представителями от людей наравне с высокопоставленными чиновниками от правительства.

Но не было никакой семьи Хилл. Всё это время существовал один только Морос, сменяющий личины.

– Я «подводящий к гибели», Кассия, – снисходительно напомнил он. – Я нашёл идеальное место для контроля взаимоотношений трёх миров. На меня работают палагейцы, даории и люди, позволяя мне быть в курсе всех проблем.

Проклятье. Он ведь может как помогать, так и намеренно подводить к конфликтам. Карета дёрнулась, затормозив. Движение вышло резче, чем я ожидала, и мне лишь чудом удалось схватиться за сиденье.

– Поэтому лучше занимать место по ходу движения, а не против, – насмешливо заметил Морос.

– Этот совет пригодился бы в начале поездки, – отрезала я, не торопясь пересаживаться: хотелось сохранять максимально возможное расстояние между мной и Моросом. Его лицо Жнеца внушало старые опасения. – Вы дали людям зарево, но сами ездите на лошадях. Разве это логично?

– Вполне. Ты здесь пятнадцать минут, но уже думаешь, что всё поняла?

Я сжала губы, чтобы не ответить резкостью на провокацию.

– Ты не человек, Кассия. Ты принадлежишь Палагеде и Даории. Поэтому учись, задавай вопросы прежде, чем выносить суждения. Иначе твои выводы – не более чем бесполезные или даже оскорбительные домыслы, – строже отчитал Морос.

Мои щёки обожгло от стыда. Он прав, я изучала палагейцев и даориев, не бывая в их мирах. Это как зубрить чужой язык в вакууме, дистанцируясь от носителей.

– Здесь есть другие транспортные средства? – переборов упрямство, примирительно поинтересовалась я.

Морос удовлетворённо кивнул, сложив руки на груди.

– Есть. Между городами курсируют поезда и машины на зареве. Их можно использовать как в качестве общественного транспорта, так и для доставки товаров, но заезжать на территорию городов им запрещено. Палагейцам не нравится создаваемый шум, поэтому все товары доставляются на специальные склады за пределами города, а после развозятся повозками. Конечная же станция поезда близка к центру города, но в достаточном отдалении от акрополя.

– Разве не было бы удобнее иметь машины в городе? Или какой-то более быстрый общественный транспорт?

– Возможно, но пока он не нужен. Палагейцы не столь плодовиты, население в десятки, если не в сотни раз меньше, чем в мире людей. Для машин потребуется перестроить большинство дорог. На данный момент лошадей вполне достаточно. Нет смысла ломать структуру города без острой нужды. Устойчивость древних традиций особенно заметна в Пелесе, потому что столица – колыбель нашей культуры.

– Что насчёт водопровода и канализации?

– Есть и то и другое.

– Оружие?

– Если ты про огнестрельное, то сама знаешь ответ, – нахмурился Морос. – Оно запрещено. Не подумай, что палагейцы отсталые. Был придуман порох, ружья и взрывчатые вещества, но после трагедии на Переправе нами было поставлено условие полного прекращения опасного производства. Мойры поддержали это решение. Поэтому Палагеда и Даория лишились подобных разработок.

– Но как раз мойры виноваты во взрыве.

– Да, и это усугубляет их вину. Однако масштабы разрушений напугали даже сестёр.

– Интернет?

– Нет.

Мои брови взлетели вверх при столь категоричном ответе.

– Вы не поддерживаете общедоступность информации?

– Информацию мы передаём с помощью книг. У нас есть типографии, и нужную продукцию создают быстро и в достаточных объёмах. Таким способом сведения проходят строгий отбор на достоверность, прежде чем попасть к читателям, что нельзя сказать об интернете, где любую чушь можно выдать за истину, – с язвительной улыбкой возразил Морос, а затем разочарованно качнул головой. – Падение критического мышления всё острее ощущается в мире людей, Кассия.

Я нехотя кивнула: свободный доступ к интернету принёс как много хорошего, так и неограниченное количество плохого, включая бесконечный поток ненадёжных источников, данные из которых постоянно приходится перепроверять в словарях и учебниках.

– Мобильный телефон? – предприняла я новую попытку, потому что изобретение быстрой связи весьма полезно.

– Нет, – спокойнее ответил Морос.

– Почему?!

– Я уже упомянул про ультразвуковые излучения. И на всякий случай повторю, Кассия, не все технологии людей для нас приятны или безопасны. Что касается мобильного телефона, то дело в радиоволнах и сигналах, палагейцы и даории их не переносят. Ты помнишь, как мы определяем чужую силу? Чувствуешь мою сейчас?

Я сосредоточилась на ощущениях. От Мороса исходила вибрация, схожая с эхом силы Весты. Слабая и умиротворяющая, она казалась в разы незаметнее, чем гул от архонта.

– Почему она слабая?

– Она не слабая, я рождён от Никты и Эреба, а они от самого Хаоса. Моя вибрация органична, поэтому она почти не выбивается из окружающего мира. Но сила палагейцев и даориев была создана вмешательством моих братьев и сестёр. Она… в чём-то инородна, поэтому… шумит, – аккуратно подобрал слова Морос, бросив задумчивый взгляд в окно. – Я могу усилить свой гул, но лишь если желаю показать истинную мощь. Например, при встрече с архонтами, но сейчас в этом нет необходимости.

– Сигналы телефона чем-то мешают?

– Да, палагейцы и даории их чувствуют. Те трещат и гудят, как непрекращающийся шум, от них болит голова. Поэтому здесь подобные средства связи запрещены, а любое развитие технологий в этой сфере зашло в тупик.

Я во все глаза уставилась на Мороса, услышав то, что в университете никогда не упоминали.

– Тогда как вы живёте в Санкт-Данаме? Там ведь сигналы везде. Я видела, как Кай, Элион и остальные пользовались телефонами. Ты пользовался!

– У меня и Гипноса такие сигналы не вызывают дискомфорта. Вероятно, именно из-за органичности нашего собственного гула. Камаэль и Веста также к ним нечувствительны. В них течёт кровь моего брата, – оценив мой интерес, Морос делился подробностями с заметным воодушевлением. – Палагейцам и даориям помогает, как ни странно, ахакор. Они перестают замечать вибрации, потому что татуировка с человеческим металлом блокирует их собственный гул.

– Я думала, они носят ахакор, чтобы не влиять на нас… то есть на людей, – неловко исправилась я.

– Это тоже, но по большей части такое оправдание просто удобно. Оно вызывает доверие у человеческого населения.

– А Микель и представители Клана Металлов? Они единственные не носят татуировки. И я сама? Мой ахакор был иллюзией.

– Наконец-то, Кассия! Если ты и дальше будешь такой же внимательной к деталям, то, возможно, быстро нагонишь соотечественников в развитии, – искренне похвалил Морос, отчего я почувствовала себя собакой, которая научилась понимать команду «сидеть». – Клан Металлов единственный отличающийся. Скорее всего, это связано с тем, что металл хороший проводник, поэтому электромагнитные волны мира людей не вызывают у них неприятных ощущений. Ты тоже не восприимчива к радиосигналам либо из-за родства с царём Металлов, либо из-за куска Переправы, вложенного в тебя Гипносом. Да и твой ахакор хоть и был иллюзией, но работал как настоящий. Может, через месяц брат расскажет тебе, как такой создать.

– Почему Руфус отдал меня тебе, а ты решил пристроить меня к Райденам?

Морос захлопнул рот, веселье и надменность уступили место неожиданной растерянности. Он скрыл смятение за считаные секунды, натянув маску скучающего равнодушия, но я видела перемену.

– Тебе стало небезопасно в том возрасте на Переправе.

– Опустим факт, что ты солгал мне в лицо, когда я пришла с разговором о Райденах, но ответь, зачем Руфус спрятал меня от Кая и Весты? – упрямо надавила я. Нетрудно было сложить более полную картину из рассказов Гипноса и его дочери. – Поэтому ты решил передать меня Райденам? Чтобы Кай не нашёл через тебя и своего отца?

Настроение Мороса изменилось, лицо стало хмурым. Он не выглядел разозлённым, но теперь моя догадливость его не веселила.

– В чём дело? Я уже нагнала соотечественников в развитии? – едко передразнила я.

Уголки его губ едва заметно дрогнули в намёке на улыбку. Колёса кареты мерно поскрипывали, вторя цокоту копыт. Повозка наполнилась долетавшим через окно шумом и чужими разговорами, пока мы молчали и не моргая смотрели друг другу в глаза.

– Мы не рассказываем тебе всего, Кассия, потому что ещё не время, – мягко начал Морос, но я нахмурилась сильнее, не ведясь на успокаивающий тон. – Для тебя же лучше будет, узнавай ты всё постепенно.

– Немножко правды прямо сейчас не повредит.

Морос устало выдохнул, проводя ладонью по лицу.

– У Гипноса всегда рождались упрямые дети, ты прекрасно вписываешься в его семью, – пробубнил он себе под нос, но появившаяся на губах улыбка отдавала печалью. – Хорошо. Всё верно. Брат доверил тебя мне, чтобы спрятать от Камаэля. Гипнос был настолько серьёзен, что запретил даже ему рассказывать, где тебя искать. Твоя собственная иллюзия в этом помогала. Я отдал тебя Райденам, потому что они идеально подходили. Богатые, законопослушные, хорошо образованные, и главное, неподалёку, чтобы я сам знал, где ты. Но одурманенный наркотиком убийца спутал все планы. Тогда мне с трудом удалось вытащить тебя из огня.

– Гипнос знал, что все эти годы я была в приюте?

– Нет. После пожара я спрятал тебя у себя на несколько месяцев и убедил брата, что с тобой всё хорошо. Поверив, он удержался от поисков. Мы прекрасно знали, что Камаэль и Веста следили за Гипносом и мной, но у них ничего не вышло. Помнишь свой изменившийся цвет ахакора?

Я невольно посмотрела на предплечье правой руки. По-прежнему было странно видеть чистую кожу, с которой пропала татуировка, а вместе с ней и едва заметные следы от ожогов.

– У тебя никогда не было ожога, – подтвердил Морос, словно прочитал мои мысли. – Нужно было забрать твои воспоминания, начиная с пожара и до момента попадания в приют. Но на тебе сохранялась собственная иллюзия, и я нечаянно мог её разрушить. Обычно изъятие воспоминаний – процесс безболезненный, но из-за иллюзии ты вопила от боли, и я прошу за это прощения.

Меня бросило в холодный пот. Образы прошлого об этом ещё не вернулись, но тело мелко задрожало, как если бы помнило ощущения и без чётких картин.

– Ожоги и местами почерневший ахакор – это следы моей руки. Ты дёргалась, приходилось держать крепко, но всё было связано с твоей иллюзией, поэтому следы исчезли, стоило тебе её снять.

Тело продолжало находиться в нервном напряжении, и на мгновение я поверила, что Морос, возможно, прав. Вся истина за раз может оказаться непосильной ношей для моего разума. В горле пересохло, и я облизала губы, уже не уверенная, хочу ли спрашивать что-то ещё.

– Но Гипнос всё же нашёл меня… или я его? – неловко замялась я, вспомнив, как отыскала подработку в «Подворотне».

– Гипнос нашёл тебя, – заверил Морос. – За год до того, как ты начала у него работать. Он случайно приметил тебя на улице, а затем подбросил листовку о поиске сотрудника.

– Зачем ему стрелковый клуб?

Морос тихо рассмеялся и пожал плечами.

– Кто его знает. Гипнос любит пробовать разные профессии, узнавать современный мир. В чём-то его опыт переносится на Переправу, позволяя той развиваться в многообразии миражей.

– Выходит, лишь иллюзия не позволила Каю узнать меня при встрече?

Морос кинул задумчивый взгляд в окно. Хоть он и не торопился отвечать, но я видела, что он скорее размышляет, чем отказывается говорить.

– Не только. Ещё помешали сомнения и большая доза лжи. Я забрал часть их воспоминаний, – то ли с неохотой, то ли с сожалением поделился Морос. – Камаэля и Весты. Забрал эпизоды о том, что после падения ты начала поправляться, о твоём восстановлении. Они сохранили лишь то, что заживление проходило очень медленно, а травмы были серьёзными. Я не хвастаюсь, но работа вышла скрупулёзная. Требовалось филигранное мастерство, чтобы они ничего не заподозрили.

Его ответ не вызвал у меня ни шока, ни возмущения. Все эмоции парализовало от смятения. Я не могла «считать» Мороса: слова значили одно, тон передавал другое, в то время как выражение лица – третье. Он будто испытывал несколько несопоставимых для меня эмоций одновременно, а мой разум был ограничен из-за отсутствия немыслимо длинного жизненного опыта, которым обладал собеседник.

– Они ведь твои племянники. Как ты мог с ними так поступить?

Морос потёр переносицу:

– Я этим и не горжусь. Помни я, как ощущается страх, сказал бы, что меня даже немного пугает мысль, что однажды они осознают пропажу деталей из воспоминаний. А уж обижаться эти двое умеют.

Теперь мне стали понятнее заминки Весты в рассказе. Она запиналась именно на истории о болезни, выглядела немного растерянной, память подводила её в точности нюансов.

– Но если с Вестой это сработало, то Камаэль, несмотря на проделанное с его сознанием, всё равно так просто не успокоился. Поэтому Гипнос дурил ему голову годами, чтобы тот сдался и прекратил поиски. Гипнос настолько преуспел, что при встрече с тобой Камаэль сам отказался верить в очевидное. Кажется, его даже злили любые совпадения.

– Ты заверил, что Гипнос любит своих детей.

– Безмерно, Кассия. Даже проживи ты сто-двести лет, не поймёшь глубину любви, которую он к ним испытывает. Те или иные поступки могут казаться вам неправильными, но только из-за непонимания. В нашем возрасте, после всего увиденного и пережитого, любовь, одержимость, тоска и прочие эмоции приобретают совершенно новое значение, они ощущаются по-другому. Хотя Камаэль сумел бы потягаться упрямством с Морфеем, Фобетором и Фантасом. После эпизода с наркотиками в театре он всё-таки пришёл ко мне с прямым вопросом, ты ли это.

– И?

– Я соврал, что нет.

У меня не нашлось обвинений, я слышала искреннюю горечь в его голосе, словно Моросу была противна эта ложь, но он понимал её неизбежность по каким-то своим соображениям. Подводящий к гибели. Мойры – безвольные хранительницы судеб. Вероятно, и Морос подводит к нужному итогу не столько по собственной воле, сколько по запросу равновесия. Кай в ссоре с отцом упоминал, что меня не должно было оказаться на встрече. Гипнос это подтвердил. Возможно, именно действия Мороса подвели всё к тому, что я очутилась в Даории. Или произошла случайность, которая не была никем предопределена. Новый вопрос озвучить не удалось – карета дёрнулась на последнем отрезке пути и замерла.

– Мы прибыли, кириа, – позвал кто-то снаружи, распахивая дверцу.

Я вжалась в сиденье, неожиданно страшась выглянуть. Сердце в тревожном нетерпении забилось в груди. Морос вновь одарил меня снисходительной улыбкой:

– Добро пожаловать домой, Кассия.

* * *

Меня как магнитом потянуло на балкон. Я едва обратила внимание на убранство выделенной мне спальни, вид за окном гипнотизировал сильнее.

– Тебе нравится? – спросил Майрон, он, не торопясь, проследовал за мной.

– Да, то есть… спасибо, – пробормотала я, с трудом оторвав взгляд от храма богов на вершине акрополя.

Выйдя из кареты, я пару раз чуть не споткнулась на ступенях, ведущих в усадьбу дедушки, почти не смотрела под ноги, разглядывая пейзажи. Территория, принадлежащая архонту Раздора, располагалась на террасе чуть ниже вершины, и раскинувшийся внизу город был прекрасен. Я не могла найти слов, увидев справа море. Пелес построили на берегу, а многоуровневый акрополь возвышался на утёсе.

После квартир Санкт-Данама резиденция Дома Раздора напоминала античный дворец. Хотя стоящий выше храм намекал, что до настоящего дворца ему далеко. Дом архонта Раздора был облицован белым и золотым мрамором. Украшающие колонны, лепнина и стилизованные листьями аканта капители придавали зданию изящество. Вокруг суетилась прислуга. Одни занялись лошадьми, другие передали Майрону какие-то бумаги, пока мы шагали по просторным залам, третьи сопроводили нашу свиту к другому зданию, чтобы дедушка мог остаться со мной наедине. Я не успевала за всем уследить. Морос сообщил, что внутрь он не пойдёт, поэтому, чтобы не потеряться, я проследовала за Майроном на третий этаж в мою новую спальню. Если на первых двух этажах ещё сновали слуги, то на третьем было спокойно.

– Это твой дом, поэтому изучи его в свободное время. Можешь сделать это либо одна, либо в сопровождении педагога, который всё объяснит. Через неделю состоится Совет архонтов, где я официально представлю тебя как свою внучку и дочь Илиры, – голос Майрона за спиной звучал размеренно, если бы не смысл, он бы даже успокаивал, но из-за новостей про встречу с другими архонтами я напряглась, стиснув пальцами мраморные перила балкона.

Неужели они действительно думают, что я могу быть наследницей?

Следующим архонтом Раздора?

Я и себя-то не знаю, как мне встать во главе целого Дома?

Я плотнее сжала губы, сдерживая порывистые фразы. Вряд ли слова что-то изменят, и кто знает, что Майрон от меня ждёт. Может, простой демонстрации существования наследницы достаточно и дедушка останется при мне в качестве регента?

Происходящее по-прежнему напоминало театральную постановку, где моей игры плохого актёра было достаточно, чтобы всё окружающее начало отдавать фарсом.

– Встреч, скорее всего, будет две. Одна через неделю и повторная через месяц, – Майрон встал рядом, и я была благодарна, что на палагейском он говорил медленно и чётко, позволяя мне успевать осознавать услышанное. – В первый раз я лишь представлю тебя им. Однако архонты будут ждать провала. Станут выискивать твои слабости и давить на незнание законов нашего мира, чтобы поставить под сомнение твой титул наследницы. Не говоря уже о крови даориев.

Майрон умолк, раздумывая над чем-то. Я не встревала и не оправдывалась, будучи ни в чём из этого не виноватой, но дедушка и не обвинял. Он оставался сосредоточенным, разглядывая пейзаж, будто мог среди домов найти решение проблем.

– С завтрашнего дня ты начнёшь учиться. За неделю с лучшими наставниками мы наверстаем основную базу знаний, а через месяц ты почувствуешь себя ещё увереннее.

Он не смотрел на меня, но я не ощущала себя пустым местом, как это происходило с Каем, который пытался стереть меня из своего мира путём игнорирования. Взгляд Майрона иногда тянулся в мою сторону, но на полпути он себя останавливал, словно смущался или приходил в смятение.

– Мы не позволим им сомневаться, – убеждённо заявил он. – Ты внучка Калисто и дочь Илиры. По крови ты законная наследница Дома Раздора, поэтому не склонишь головы ни перед кем и не дашь себя опозорить.

– Совет архонтов против меня? – подала голос я, стараясь не показывать тревоги.

– Разумеется. Они надеялись сломить нас из-за отсутствия наследницы. Были уверены, что главенство Дома Раздора в Совете неотвратимо приближается к концу. Они ошиблись и сейчас бросят все силы на то, чтобы подорвать наше влияние. Особенно начнут нападать на тебя.

– Я с ними даже не знакома…

– Это не мешает остальным архонтам желать растерзать тебя с первого мгновения, как о тебе стало известно. Ты копия моей дочери.

– Но я не Илира.

– И очень жаль, – без какой-либо резкости сдержанно возразил Майрон. – Но тебе придётся ею стать.

Он повернулся и посмотрел мне в глаза, и я не нашла слов для продолжения спора. Майрон не запугивал и не давил. Он говорил нелицеприятную истину, с которой мне придётся столкнуться. Я могла упрямиться и не верить, но нутром чувствовала, что мои желания не изменят новой реальности.

– Тогда мне нужно узнать, какой она была, – признав поражение, ответила я.

Тёплая улыбка на серьёзном лице Майрона привела в замешательство, но архонт быстро взял себя в руки и отвернулся, намереваясь покинуть комнату. Я растерянно смотрела дедушке вслед, перебирая в голове спутанные мысли. Я пришла сюда не в поисках власти, силы, влияния или же богатства. Я искала семью.

– Мы можем поужинать вместе?

Майрон замер у распахнутых дверей. Мой вопрос застал его врасплох, он замешкался перед тем, как повернуться. В повисшей тишине явственно ощущалась неловкость, моё лицо начало гореть, и я засомневалась, не нарушила ли какие-то правила.

– Разумеется, – после паузы ответил Майрон, одарив меня благодарной улыбкой. Я смутилась, не понимая, чем её вызвала. – Ужин будет через два часа. Попрошу слуг зайти за тобой и проводить в столовую.

За следующие два часа я обследовала свои покои, пытаясь осознать и принять, что для моей покойной мамы нынешняя роскошь была нормой. Просторная гостиная, гардеробная, ванная комната, спальня с балконом, и всё это – для меня одной. Чтобы убедиться в этом, я позвала одну из служанок, перехватив её в коридоре. Миловидная девушка с серо-голубыми глазами и светлыми кудрями поклонилась и недоумённо захлопала ресницами, когда на ломаном палагейском я расспросила о возможных соседях: в гостиной на длинной тахте или диване вполне мог кто-нибудь расположиться.

Заверив, что покои исключительно мои, девушка извинилась за полупустой гардероб: они не знали моих размеров и пока компенсировали нехватку одежды старыми платьями Илиры. Я благодарно кивнула, ощутив себя недостойной подобного жеста. Илира была настоящей наследницей, я же – скорее заменой. Не знаю, что во мне видели другие, но я чувствовала себя самозванкой.

Служанка объяснила, как работает водопровод в ванной комнате, где мыло и полотенца. Показала туалетный столик с украшениями и другой – с напитками и бокалами у кровати. Я открыла первый попавшийся хрустальный графин, понюхала и тут же отставила, как только в нос ударил запах алкоголя. Служанка улыбнулась, говоря, что там есть вода, сок или напитки покрепче. Остальные кувшины проверять я не стала, поверив ей на слово.

Оставшись в одиночестве, я несмело присела на край широкой кровати. Мягчайшее одеяло и подушки, парчовое покрывало и искусно украшенный балдахин. Пол был выложен мозаикой, а стены оформлены изразцами и полуколоннами. В декоре всего здания преобладали золотой, жёлтый и оранжевый, беспрестанно напоминая о фамильном цвете Дома Раздора. Хотя вряд ли Илира или Калисто могли о нём хоть раз забыть, по словам их современников, у всех наследниц были идентичные мне жёлтые глаза. У Майрона радужки карие, он выходец из другой семьи и занял главенствующую роль лишь после смерти Калисто.

Я надеялась, что совместный ужин поможет нам немного наладить отношения с кровным дедушкой, стать ближе, но в итоге не представляла, как преодолеть препятствие в виде четырёхметрового стола. Его накрыли, рассадив нас в противоположных концах.

Весь дом походил на музей, и столовая оказалась не исключением. Разве что светильники с заревом напоминали, что я в другом мире, но не в другом времени. Я пристальнее рассматривала прислугу и прислушивалась к гулу их силы, пока они подходили заменить мне блюдо или же подлить сока, но, как бы ни старалась, не слышала ничего. Гул Майрона при желании я могла почувствовать даже на расстоянии нескольких метров. Он сильный, но влияние его дара меня не раздражало, а гудело в унисон с моим. Я также поняла, что если перестать обращать внимание и не прислушиваться к чужому гулу вовсе, то ощущения пропадали. Получается, можно не бояться какофонии в толпе.

Просторная столовая, длинный стол только для нас двоих, обилие изысканных блюд и готовые нам угодить молчаливо стоящие поблизости слуги угнетали. Если вначале мы пытались вести разговор о Палагеде и немного об архитектуре, то последние десять минут был слышен разве что стук столовых приборов по тарелкам. Майрон, кажется, чувствовал себя не менее неуютно, ел он и вовсе мало, будто под моим взглядом кусок не лез ему в горло.

Я тоскливо размазала еду по тарелке, решив, что попытка узнать друг друга поближе провалена, а повторить полученный смущающий опыт вряд ли смогу. Я вспомнила Сиршу и то, с какой лёгкостью она втягивала людей в разговоры, начиная откуда-то совсем издалека.

– Мне нравится гранат, – неожиданно для себя выпалила я, и все звуки прекратились, даже слуги повернули ко мне головы. – Не знаю, с чего вдруг, но всю жизнь любила. А ещё сливы. Возможно, Илире…

– Калисто, – поправил Майрон, и я успела поймать его печальную улыбку. – Моя жена очень любила гранаты.

– А вы?

– Сливы и виноград.

Я удовлетворённо кивнула, стараясь скрыть изумление, что разговоры о еде могут так просто сближать. Похоже, методы Элиона и Сирши действительно работают. Стоило мне вспомнить Эля, как кровь отлила от лица.

– Я могу как-то связаться с… другом?

– Палагейцем?

– Да, здесь нет телефонов и интернета, и не знаю как… может, письмо? Записка?

– Разумеется, кому? – Майрон отложил столовые приборы, сосредотачиваясь на моей просьбе.

– Нужно найти Иво. Он из Дома Соблазна и был ранен на встрече в Даории, – я старалась, чтобы мой голос не дрожал, но картинки произошедшего только и ждали момента, чтобы жутким калейдоскопом вновь заиграть в голове.

– Его фамилия?

– Фамилия? – я опешила, поняв, что не в курсе, из какого он рода. – Я не знаю.

– Его сул?

– Сул… это же уровень? Их всего десять, верно? – Майрон кивнул. – Он из среднего звена, но какой именно сул…

Среднее звено считается самым многочисленным. С четвёртого до седьмого сула включительно. Я закусила губу, коря себя, что ни разу не подумала, что это когда-либо пригодится. Благо дедушка не осуждал, а терпеливо ждал продолжения.

– Тогда можно послать весть Элиону из Дома Чревоугодия, он тоже мой друг и должен знать, где найти Иво.

– Сын Камиллы твой друг? – брови Майрона взлетели вверх.

– Вроде того. Мы познакомились в Санкт-Данаме. Вы сможете с ним связаться?

– Да, я прекрасно знаю Элиона, он много лет прожил в мире людей. Слышал, что теперь он вернулся домой.

Элион в Пелесе?

– Дом его дяди неподалёку, – добавил Майрон, прежде чем я успела задать вопрос. – Отис, – позвал он, и один из слуг тут же оказался подле дедушки.

Мужчина не старше тридцати, но его форма немного отличалась от одежды тех, кто подавал еду. Похоже, у него другая должность.

– Да, кирий?

– Ты слышал? Сообщи Элиону из Дома Чревоугодия, что моя внучка хочет с ним встретиться, и попробуй разыскать Иво из Дома Соблазна.

– Конечно, кирий.

Без лишних вопросов Отис выскользнул в коридор.

– Сегодня уже поздно, но послание доставят как можно скорее, и вероятно, ты встретишься с Элионом в ближайшие дни.

– Спасибо.

Похоже, пора привыкать, что жизнь здесь более неторопливая. Может, это и к лучшему. В последние несколько десятилетий люди живут в бесконечной гонке за образованием, знаниями, работой и даже весельем. Непрекращающийся информационный шум из-за интернета и телевидения создал целое поколение людей, вечно спешащих и страдающих неврозами и тревогами перед будущим. Ошеломляющее разнообразие во всём не только умножило ощущение свободы, но и породило страх выбора, опасение отдать предпочтение не тому, не лучшему и не самому подходящему.

Я невольно вспомнила о наших с Сиршей проблемах и волнениях. Я раз за разом дёргала дверь, боясь, что оставила её незапертой, как и какой-нибудь невыключенный утюг. Сирша начинала нервничать, стоило вещам оказаться не на привычных для неё местах.

В итоге не было разницы, насколько хорошо я заперла дверь и разложила ли Сирша всё по местам, если нашу квартиру без особого труда спалили ониры, повредив трубы. И пусть у тебя в друзьях хоть боги или полубоги… никто из них не сумел уберечь Ливию, Сиршу и Иво.

– Мне жаль.

Я вскинула голову, возвращаясь из мрачных мыслей.

– Морос рассказал, что та девушка была твоей близкой подругой. Мне жаль, – повторил Майрон.

Горло сдавило, и я скованно кивнула, не в силах выдавить и звука.

– На столе уже есть десерт, поэтому все свободны, – объявил Майрон присутствующим слугам.

Те без малейших колебаний поклонились, оставили кувшины с напитками и заторопились к выходу.

– Сядь ближе, Кассия, – то ли приказал, то ли попросил Майрон, когда мы остались одни.

Я взяла свои тарелку с вилкой и села на ближайший к дедушке стул. Неловко улыбнулась, заметив, что и его тяготила ненужная дистанция.

– Расскажи мне о своей жизни среди людей. Морос кое-чем поделился, но я хочу понять, каково тебе там было.

Может, он поинтересовался, чтобы в первую очередь осознать объём провалов в моём образовании и выяснить, насколько я могу опозорить Дом Раздора на Совете архонтов, но всё равно просьба обнадёжила, и я начала свою историю. Не утомляла его подробностями, но рассказывала всё, что мне хотелось, чтобы дедушка обо мне узнал. Изредка я использовала слова людей, не находя в памяти нужное палагейское, но Майрон подстраивался и подбадривал кивками, помогал с выбором лексики, если я ошибалась.

Майрон заинтересованно слушал про нашу с Сиршей жизнь в приюте, про моё образование и поступление в университет. Я продолжила с большим воодушевлением, когда на его лице отразилось удивление от моего выбора кафедры и темы диплома. Я проглотила горечь: более нет смысла его дописывать, тот университет мне не окончить.

Дедушка слушал не перебивая, изредка помогал наводящими вопросами. Я даже призналась, что умею стрелять, и рассказала о знакомстве с Элионом и его компанией. Выражение лица Майрона менялось от изумления к хмурой сдержанности, пока я описывала встречу с ониром и эмпусой. Я много говорила о Сирше, Ливии, Иво и Руфусе, но едва ли упомянула Кая. При мыслях о нём меня раздирала тоска и жгучий гнев. Я не была готова решать, как должна к нему относиться. Наверное, никак. Мы едва не переспали, оба знали, что у нас нет будущего из-за принадлежности к разным расам. Теперь причины другие, но итог не изменился.

– Ты действительно не похожа на Илиру, – пришёл к выводу Майрон, когда поток моего рассказа иссяк и я запыхалась от желания поделиться всем и сразу. – Вероятно, ты даже больше подходишь Дому Раздора, чем она.

Я опешила, не веря, что такое вообще возможно.

– Какой она была?

– Илира… – Майрон замялся, отложил вилку и откинулся на спинку стула, явно теряя аппетит, – была умной, воспитанной и в чём-то более юной, чем ты. К твоему рождению ей было едва за тридцать. Наши жизни длиннее, чем у людей, поэтому и восприятие взросления иное. Илира давно являлась совершеннолетней, но для меня и Калисто оставалась ребёнком, а вопрос о наследниках и браке ещё не стоял. Мы, как и даории, сталкиваемся с трудностями в продолжении рода, – деликатно напомнил Майрон.

Я кивнула, подтверждая, что знаю. Дети рождаются редко. Палагейцы и даории не особо скрывают эту проблему, поэтому информация упоминается во многих учебниках. Да и знание о малочисленности даориев и палагейцев никак бы не помогло людям в борьбе, захоти они начать войну. Силы не равны.

Я так же слышала, что палагейки и даорийки слишком часто умирают, если рожают рано. Их организм формируется по-другому, и несмотря на то, что они физически способны забеременеть уже после восемнадцати, для их здоровья это слишком рано. Продолжительность жизни палагейца или даория сто пятьдесят – двести лет. Поэтому предпочтительный возраст для рождения ребёнка наступает около сорока-пятидесяти. В университете рассказывали, что не только женщины, но и мужчины принимают специальные травы, чтобы не допустить ранней беременности, которая, вероятнее всего, приведёт к смерти будущей матери.

Все эти мысли сухими, заученными фактами всплыли в голове, но кровь отлила от лица при мысли, что это относится и ко мне. Какая у меня продолжительность жизни и к какой расе я вообще отношусь, имея где-то внутри часть Переправы?

– У Калисто было два выкидыша до рождения Илиры, – отвлёк меня от пугающих мыслей Майрон. – В детстве дочь была слабой. Часто болела и проводила время дома за книгами. Она предпочитала в любой конфликтной ситуации находить компромисс. Не любила ссоры и противостояния, была миролюбивой. Даже злиться долго не могла, слишком быстро расстраиваясь от ощущения гнева. Кстати, она тоже интересовалась Переправой и искала осколки, надеясь помочь Привратнику и миру иллюзий восстановиться.

Я ответила дедушке смущённой улыбкой, радуясь, что хоть в этом мы похожи.

– Разве миролюбивый глава не лучший выбор для процветания Дома? – уточнила я.

– В этом случае – разумеется. Своей терпимостью Илира пошла в меня. Я умею вести переговоры, искать компромиссы и контролировать свой гнев. Но сейчас речь не о процветании, Кассия, – с нажимом напомнил он. – Мы в самом разгаре борьбы за власть. Если хоть кому-то удастся пошатнуть наше влияние в Совете и поставить под вопрос главенство среди Домов, то политические волнения не прекратятся никогда. Все Дома будут хотеть подвинуть соседний, поняв, что это реально.

Я задумчиво пожевала нижнюю губу, вспоминая тревоги Кая. Он упоминал о том же и говорил о необходимости возвращения богов.

«Если Дом Раздора сместят, то это создаст прецедент. В Совете начнётся хаос, все будут бороться друг с другом если не за главенство, то хотя бы ради возможности стать немного влиятельнее. Я считаю, что нам нужны те, кто будет неоспоримо выше, не подвержен хаосу и жажде власти».

Я откинулась на спинку и едва не застонала от разочарования. Хотелось выть от того, как легко складывалась картинка с ответами теперь, когда я получила больше информации.

Камаэль – сын Гипноса и прекрасно знал о том, что грядёт. Знал, что боги, о которых он говорил, вернутся. Это не было вопросом времени и стечения обстоятельств. Это был план. Гипноса, Мороса, Кая и Весты. Они одна семья, и каждому отводилась своя роль.

– Боги вернулись, – напомнила я. – Разве они не собираются взять главенство над Советом архонтов? Борьба за власть станет бесполезной.

– Пока они не высказали желания снова встать во главе, а борьбу не так-то просто пресечь. Какое-то время даже под надзором богов она будет продолжаться, поэтому нам нужна такая наследница, как ты, – Майрон наклонился вперёд, заверяя, но я ощутила усталость.

Мне захотелось переубедить его, вывалив на дедушку все мои отрицательные качества. Рассказать про подработку в сомнительном заведении, выпивку в клубах, наркотики с кровью палагейцев и то, как в приступе гнева я перестреляла несколько человек. Рассказать, как связалась с компанией Кая и Элиона, которые множество раз преступали закон и не скупились на жестокость, если требовалось. Я захотела напомнить архонту, что едва не пристрелила собственного отца и сейчас жалела лишь о том, что мне это не удалось. Я не в состоянии разобраться в собственной жизни, поэтому не смогу вести за собой целый Дом. Даже не представляю, сколько палагейцев являются подданными Майрона.

Я задышала тяжелее, мысли о беспорядке в моей судьбе опутывали и тянули на дно отчаяния. Я никому не могу помочь. Я залпом осушила попавшийся под руку бокал вина, едва не подавившись. Майрон не остановил, но пристально смотрел, дожидаясь ответа.

В итоге я не сказала ничего из того, что хотела. Сомнительные факты моей биографии вертелись на языке, но алкоголь не дал достаточно храбрости, чтобы напомнить дедушке о них. Мне нравились его компания, его терпение по отношению ко мне и спокойствие. Он смотрел изучающе, словно искренне пытался понять. Майрон хотел меня узнать, и я не желала портить впечатление, которое и так вряд ли было хорошим.

– Тебе известно, что творится внутри нашего Дома? – туманно уточнил Майрон, понизив голос.

Я выдержала длинную паузу, размышляя, на что он намекает. Вспомнила рассказанное Каем.

– Вы мужчина и не можете быть архонтом. Временно на это закрыли глаза, но период поблажки на исходе, – прямо ответила я, удивляясь, как мне всё легче удавалось говорить на палагейском.

Акцент оставался сильным, но воспоминания о языке и все полученные знания наконец слились вместе, позволив говорить и осознавать информацию быстрее.

Майрона мои слова не оскорбили, он медленно моргнул и кивнул, безмолвно приказывая продолжать.

– Нужна наследница прямого рода и женского пола. После смерти Илиры и Калисто остался лишь один возможный представитель – сестра Калисто, но мне сказали, она… слаба. Она хочет вас свергнуть? Я слышала, что ваши же советники скоро вас сдвинут. Хотите намекнуть, что она и со мной попытается разобраться, чтобы добраться до статуса архонта?

Майрон остался доволен ответом, но не стал комментировать. Под моим удивлённым взглядом дедушка поднялся на ноги, отошёл к неприметной двери справа и постучал в неё несколько раз. Он молча сел обратно и одарил меня успокаивающей улыбкой.

– Хорошо, что тебе известна ситуация. Так будет проще объяснить. Не хотелось бы, чтобы на Совете тебя сбили с толку.

Дверь, в которую постучал Майрон, распахнулась, и под свет зарева вышла женщина. Стул заскрипел от того, как резко я вскочила на ноги. Внешне незнакомке было под сорок, я бы дала даже меньше, если бы не её усталый вид. Сдержанное по фасону платье было расшито дорогой нитью, половина волос закреплена заколками на затылке, пока другая половина лежала на плечах. Она настороженно замерла, с не меньшей пристальностью разглядывая меня в ответ. Если мои волосы были полностью белыми, то её имели слабый тёплый оттенок, но глаза – жёлтые. А такие только у…

– Это Лиана, Кассия. Младшая сестра моей покойной жены.

Не отводя от Лианы взгляда, я открыла рот, чтобы выяснить, почему она здесь, но не издала ни звука, когда рядом с ней появилась девочка-подросток. Вопросы были ни к чему: её белые, как и у меня, волосы и жёлтые глаза сказали достаточно.

– Кассия, – обратился Майрон. – Это Хлоя. Дочь Лианы.

Я нахмурилась, а Хлоя, услышав своё имя, изящно вскинула голову и выпрямила спину, демонстрируя надлежащее для наследницы поведение: благородное, но сдержанное. Я сглотнула, прикидывая, есть ли у меня хоть шанс избежать расставленного капкана.

Лиана держала дочь за руку, глядя в мою сторону пристально и с нескрываемым подозрением, будто это ей нужно меня опасаться, а не наоборот. Я прислушалась к гулу её силы, но не ощутила ничего, кроме слабой вибрации. Это было сравнимо с обычными палагейцами, но никак не с представителем семьи архонта. И тогда я почувствовала нечто другое, внимание само собой переместилось на Хлою.

– Лиана, Хлоя, присядьте, – распорядился Майрон, те подчинились, но обошли стол с дальнего конца, избегая приближаться ко мне.

Я пристально следила за Хлоей. Моя с ней сила звучала органично, в унисон, точно так же, как и с дедушкой. И без лишней подсказки я поняла, что по уровню способностей и крови эта девочка может претендовать на место архонта.

Откровение ударило наотмашь, но я не смогла понять собственные эмоции, поэтому просто остолбенела, обескураженная фактом, что я не единственная надежда этого Дома и моё положение в качестве наследницы весьма шатко.

– Сядь, Кассия. Они не представляют угрозы, – привёл меня в чувство Майрон.

Все уже расположились, и я тоже опустилась на стул. То ли я стала более недоверчивой, то ли всё произошедшее сделало меня дёрганой, но держала руки поближе к ножам. Лиана была напряжена не меньше, и лишь Хлоя с Майроном не обращали внимания на гнетущую атмосферу.

– Известная тебе история – ложь. Кто её тебе рассказал? – поинтересовался дедушка.

– Представитель Дома Кошмаров, – ответила я, не желая упоминать Кая конкретнее. Мне всё ещё непонятно, кому и что я могу рассказывать, и пока не узнаю, не стану раскрывать секреты Гипноса Майрону и наоборот.

– Отлично. Это именно то, что мы хотели.

– Нам нужна помощь, кириа, – впервые заговорила Лиана, Хлоя тем временем пододвинула к себе один из десертов.

Я уставилась на женщину, недоумевая от её обращения. Искренна ли она или вежлива ради того, чтобы получить необходимое?

– Лиана действительно слишком слаба, чтобы стать архонтом, а я никогда не планировал сидеть во главе Совета, но мне пришлось, – пояснил Майрон. – Со смертью Калисто начались проблемы, и чтобы не усугублять пошатнувшегося положения, я занял место архонта. Благо у меня была хорошая репутация, чтобы все советники поддержали мою кандидатуру как временное решение. Но и остальные архонты быстро осознали, что достаточно убить Лиану – нашего последнего представителя прямого рода и женского пола, чтобы Дом Раздора никак не смог оправиться.

Я слушала, не перебивая и не отрывая глаз от Лианы, которая отдала всё право рассказа Майрону. Она заботливо поправила локон, выпавший из причёски дочери. На Хлою я и вовсе смотрела с едва скрываемой растерянностью. Наши лица не были похожи, но цвет волос и глаз с такой ясностью кричал о родстве, что мне стало не по себе.

– Мы распустили слухи, что не ладим с Лианой. Это дало отсрочку, чтобы поразмыслить о дальнейшем.

– Ради чего эти слухи внутри Дома? – уточнила я, оторвав взгляд от Хлои.

– Чтобы другие Дома нам поверили. Узнав о внутреннем разладе, они оставили попытки и будто падальщики принялись ждать, пока мы сами себя разрушим. Даже в этот период на Лиану было совершено несколько покушений, которые мне удалось предотвратить. Когда же мы узнали о будущем ребёнке, я отослал её за пределы города и спрятал.

– Кто отец?

Внезапное молчание дало нужный ответ, и я просто кивнула. Не мне осуждать его. Не знаю, какие отношения были у Майрона с Калисто. Может, это был политический брак или во внешности Лианы он увидел свою умершую возлюбленную. Майрон потерял жену и дочь, около двадцати лет удерживал Дом от развала. Однако теперь объяснима сила Хлои. Он и Лиана восстановили род. Я не единственный шанс его продолжить.

– Почему вы не поженились и не раскрыли правду?

– Наши ближайшие советники всё знают, и мы планируем так поступить, когда Хлоя подрастёт и ситуация станет безопаснее. Чтобы скрыть сам факт беременности, мы на ранних сроках распустили слух, что я отослал Лиану подальше из-за некоторых советников, готовых поддержать её в желании занять место архонта. Все эти годы я держал их за пределами Пелеса вдали от шпионов других Домов. Остальные до сих пор верят, что у нас конфликт из-за титула архонта.

– Тогда почему Лиана и Хлоя здесь?

– С твоим появлением у нас появилась возможность прекратить эти игры.

Я невольно сжала пальцами ложку. Нехорошее предчувствие поселилось где-то внутри, и вечер становился всё менее приятным. Я не ответила, дожидаясь пояснений.

– Я мужчина, Лиана слаба. Наследницы на место архонта – только ты и Хлоя. Тебе наш мир чужд, а Хлоя слишком юна. Сейчас остальные Дома прекратят сдерживаться, у них буквально последний шанс, прежде чем я официально передам звание архонта тебе. Поэтому есть два варианта. Либо ты примешь титул в ближайший год и останешься архонтом до конца своих дней, либо возьмёшь титул на время и поможешь мне удержать власть, чтобы защитить Хлою до того времени, когда она будет в состоянии взять ответственность и венец главы нашего Дома.

Я медленно закрыла глаза, стараясь не морщиться. Дедушка просит меня принять весь удар на себя, а, судя по рассказам, покушения тут – обычное дело. Я хотела бы ощутить страх, разочарование или облегчение, что мне не обязательно брать на себя обязанности архонта до конца жизни. Хотела бы ощутить ревность, что по закону предназначавшееся мне место готовы отдать кому-то другому. Я ещё даже не успела осознать, нужно ли оно мне самой, а уже надо решать, отдать ли его другой. Хотела бы ощутить хоть что-то, но почувствовала лишь вялое биение собственного сердца.

Я словно играла чужую роль.

– В каком возрасте можно принять титул архонта?

– Двадцать лет – минимальный возраст.

– А сколько Хлое?

– Шестнадцать с половиной.

Значит, мне нужно быть мишенью и отвлекать внимание на себя около трёх-четырёх лет.

– С этого дня Хлоя и Лиана будут жить здесь или вновь уедут?

– Они вернутся за город, там безопаснее. Нам же предстоит укрепить твои позиции в Совете среди других архонтов, – заверил Майрон, и в его голосе была слышна уверенность, которую я не разделяла.

Он не давил с выбором. Не спрашивал, готова ли я взять титул навсегда или только на время. Я была благодарна и вместе с тем сбита с толку, даже не понимая, на что соглашаюсь и хочу ли соглашаться на что-либо вообще.

6

МИКЕЛЬ

Я вышел из своей спальни и успел сделать лишь один шаг направо.

– В эту сторону, кирий. Собрание состоится в большом зале.

Я опешил, услышав нетипичное обращение, и хмуро обернулся на Троя. Близнецы ждали меня в коридоре слева. Не то чтобы я вообще знал, куда идти, раньше бывал разве что в северном зале, который теперь благодаря стараниям Привратника подлежит ремонту. Сказали, что меня сопроводят слуги, но я никак не ожидал увидеть своих друзей.

– Кирий, нам пора, – повторил Трой, пока Лисандр замер рядом молчаливым компаньоном.

– Хоть ты не начинай. Мне не до этих игр, – устало отмахнулся я, но насторожился, когда братья не ответили знакомыми усмешками.

Их лица оставались бледными, без намёка на веселье. Лисандр едва дёрнул головой, и мой взгляд переместился на гоплитов, стоящих в нескольких метрах вдоль стен. Отец выставил их то ли в качестве охраны, то ли – надзирателей, чтобы я не сбежал. Солдаты Клана Металлов славились отсутствием чувства юмора и незамедлительным реагированием на неуважение к царю и его семье, а за фамильярное обращение в мою сторону близнецы могли огрести неприятностей.

– Пойдёмте, – согласился я, на что братья моментально развернулись и зашагали по коридору, демонстрируя неприкрытое желание убраться из-под внимания стражи.

Я последовал за ними, на ходу поправляя свою тунику и хламис, скреплённый на плече фибулой. На застёжке красовался знак сплава орихалка – символа Клана Металлов.

За время жизни в Санкт-Данаме я привык к моде мира людей, полюбил кроссовки, в которых легко бегать, и застёгивающиеся на молнию куртки. На вчерашнюю встречу я впервые за долгое время нарядился в одежды своего народа, и это было приятно для разнообразия. Но с сегодняшнего дня мне придётся ходить в этом всегда. Единственное облегчение, что некоторые элементы гардероба людей мы переняли. Теперь появились как длинные, так и укороченные туники, походящие на рубашки. Штаны вошли в обиход среди мужчин и женщин, получили распространение сапоги и ботинки. Жаль, что не кроссовки.

Мой сегодняшний наряд выбрали служанки. Они заявились ко мне с утра целой толпой, буквально вытащили из кровати и засуетились, каждая занятая своим делом. Все девушки были очаровательны, как на подбор, но внезапное появление толпы незнакомок в моей спальне, множество рук, предлагающих помочь мне снять одежду и вымыться, привели в смятение, и я едва отбился, заперевшись в ванной. Вероятно, во дворце посторонняя помощь даже в личных делах – обычная ситуация, но я вряд ли скоро к этому привыкну.

Как и к обращению «кирий», белому хламису, который в повседневной жизни можно носить исключительно царям и принцам, и самой мысли, что я не тот, кем себя считал.

– Что вы здесь делаете? – вполголоса спросил я, когда в коридоре мы остались практически одни.

– Помимо личных гоплитов царей и их наследников всегда охраняли представители Клана Огня, – напомнил Трой. – К тебе мы попросились через Ангеля, а тот устроил нам встречу с его величеством Мелаем. Вон Лисандр до сих пор отойти не может.

Я взглянул на второго близнеца. Он оставался таким же молчаливым и бледным.

– Да, отец умеет произвести приятное впечатление, – сухо заметил я, не желая выяснять, какое наказание он им пообещал за плохую работу.

Брови Троя взлетели вверх, стоило мне назвать Мелая отцом. Я долго не мог уснуть, переваривая услышанное накануне, а без прошлого ощущения давления его силы и попытки хладнокровно убить Кассию, в итоге которой погибла Сирша, я медленно начал терять к нему былое уважение. Поэтому называть его тем, кем он является, стало проще. Пелена могущества спала, делая Мелая похожим на всех остальных.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я. – Рад, что рядом те, кому можно доверять.

Трой кивнул, продолжив притворяться, что он не более чем сопровождающий.

– Это правда про… твою сестру? – едва слышно подал голос Лисандр. Наверное, я никогда не видел его таким тихим и покорным.

– Кассия действительно моя сестра.

Я помню, как её волосы отросли и посветлели до белых, а глаза стали пугающе жёлтого оттенка, напоминающего легендарные золотые яблоки из сада Гесперид. Однако взгляд Кассии был испуганным, и я понимал её, как никто другой. Сам мгновениями раньше стоял перед толпой в полном одиночестве. Прекрасно помню чувство стыда и ужаса, пока прилюдно, словно личину, сдирают то, что ты считал собой. У меня отняли собственное «я», сообщив, что всё известное мне о самом себе – не более чем ложь. Как я должен вышвырнуть более двадцати лет своей жизни, будто их и не было?

– Сивилла нашего царя рыдает при вопросах о будущем, – обеспокоенно поделился Трой. – Болтают, что это всё из-за новой наследницы Раздора.

Трой и Лисандр – племянники Ангеля, одного из гиппархов. Обычно гиппархи – военачальники конницы, и это не самый высокий военный чин. Ангель талантлив и мог бы уже дорасти до звания стратега, а позже, возможно, стать полемархом, но он пошёл по другому пути. В Клане Огня дослужившиеся до звания гиппарха или таксиарха – титула начальника пехоты – могут пройти дополнительный отбор и служить в качестве телохранителей царей. Не только огненных, но и всех остальных. Должность значимая, а мест всего пять. На плечах Ангеля безопасность Баала – огненного царя. Поэтому благодаря связям сивиллу их Клана близнецы видят довольно часто. Словом, семья моих друзей – второго сула и намного влиятельнее той, в которой я рос приёмным сыном. Удивительно, что мы подружились, но из близнецов только Лисандр отличается отсутствием такта, в остальном братья смотрят на представителей более низких сулов без особой надменности и предрассудков. Теперь мой статус кардинально изменился, но наедине они ведут себя как раньше.

– Куда мы идём?

– Тебя позвали на совещание царей. Говорят, там и мойры будут, – ответил Трой.

– Вас туда вряд ли пустят, поэтому пока сделайте мне одолжение.

Близнецы ничего не ответили, но прислушались и замедлили шаг, подстраиваясь под мой.

– Мне нужно поговорить с сивиллами. Желательно со всеми или хотя бы с большинством.

– У твоего Клана есть своя, – напомнил Лисандр.

– Да, найдите её и передайте, что я хочу поговорить наедине. Передайте это послание и остальным, если сможете с ними встретиться.

– Будет непросто, но мы постараемся, – заверил Лисандр, и я благодарно ему улыбнулся, хлопнув рукой по плечу, чтобы он поскорее забыл о встрече с Мелаем.

Мы расстались у дверей в один из залов, я едва не запротестовал, когда близнецы мне поклонились перед уходом. И снова игра ради чужих глаз. Нервничая, я сжал и разжал кулаки. Служанки выбрали мне хламис, оставляющий правую руку открытой для меча, но само оружие, разумеется, никто не дал. Удивительно, что во дворце своего же Клана я ощущал себя в меньшей безопасности, чем в районе палагейцев в Санкт-Данаме, где, по сути, каждый был моим врагом.

На встречу я опоздал. Об этом мне красноречиво дал понять холодный взгляд Мелая, который я поймал, оказавшись внутри.

Зал был круглым и практически пустым за исключением шести удобных стульев, стоящих полукругом. Пять из них уже заняли, а самый центральный, пустующий, оказался неестественно широким. Место для мойр. Похоже, богини предпочитают сидеть вместе.

Все цари, кроме Мелая, поднялись на ноги, но это не походило на уважительное приветствие. Скорее, они ощутили мой гул и, изумившись, поднялись невольно. Царь Воздуха прищурился, пытаясь рассмотреть меня пристальнее. Я знал, что у некоторых есть взрослые наследные принцы, но они отсутствовали.

Цари сидели не в порядке обладаемой ими власти, но это было и не обязательно. С детства всем известно, что среди Кланов, как и среди Домов Палагеды, есть иерархия.

Клан Металлов занимает главенствующую позицию, потому что основной источник энергии – зарево – способно передвигаться только по металлам. С одной стороны от Мелая место оставалось для мойр, а с другой расположился второй по влиянию царь – Илиос, глава Клана Земли, так как земля в основе всего.

Каштановые, длиной до плеч волосы Илиоса уже тронула седина, вокруг тёмных глаз собрались морщины. Несмотря на возраст, он казался бодрым и крепким за счёт бронзовой кожи.

Третий по старшинству Клан Воды возглавлял царь Хел. Без воды, как и без воздуха, нет жизни, поэтому в своё время между этими двумя Кланами шла ожесточённая борьба. Клан Воздуха всё-таки проиграл, поэтому их царь Пелий занимает четвёртое место в Совете.

Хел намного моложе Пелия, но крупнее по телосложению, а его русые волосы на тон светлее, чем у царя Воздуха.

Последний – Клан Огня. Самый разрушительный, но слишком зависимый от других. Огонь умирает без воздуха, вода и земля способны его затушить, а металл огонь не уничтожает. Он его трансформирует в более жидкий вариант, и то не все виды. Огненный царь Баал – единственный, кто едва заметно приветственно мне кивнул.

Многие, глядя на Лисандра и Троя, забавлялись, что рыжие волосы идеально подходят их стихии. Царь Огня же был черноволосым, с оливковой кожей и янтарными глазами.

Я невольно взглянул на запястья Баала и заметил край его огненных браслетов. Ещё один из пунктов, почему огонь занимает самое низкое положение среди остальных стихий. Ограничение. Представители огненного Клана не способны вызвать стихию из ничего. Им нужна искра, которую они раздувают до пламени.

Металл, земля, вода и воздух вокруг нас, и представители разных Кланов имеют нужное прямо под рукой, хотя лишь самые могущественные действительно в состоянии принести разрушительный вред. Царь Земли может создать небольшое землетрясение, но чем мощнее оно – тем непредсказуемее. Царь Воды способен поднять волны, но нет уверенности, что буря останется под контролем, и так далее. Поэтому любое проявление стихии позволительно, если оно необходимо во благо Даории, никакого использования ради бравады или показухи. История знает трагические происшествия, когда деревни сносил ураган из-за того, что царь Воздуха не совладал с призванным смерчем. Однажды сотни людей лишились жилья из-за неаккуратности царя Земли. Наученные ошибками прошлого правители запретили кому-либо играть со стихиями, даже низшим членам Кланов, которые максимум воду в стакане всколыхнут или цветы порывом ветра раскачают.

Представителям же Клана Огня и вовсе нужны подручные средства. Ими служат два браслета на запястьях: металл и камень пирит, прозванный «высекающим огонь». За одно движение при соприкосновении металла и пирита появляется искра, которую представители Клана Огня раздувают до пламени. Подобные браслеты разрешено носить лишь сильнейшим или представителям уважаемых семей. Ангель и близнецы одни из таких, но мне было интересно увидеть браслеты самого царя, однако те почти полностью скрывались под длинными рукавами.

– Это Микель, мой сын и нынешний наследник Клана Металлов, – без какого-либо воодушевления представил меня Мелай собравшимся. – Вы все видели его метку от Привратника. И можете ощутить его гул.

Я проглотил нервозность и под пытливыми взглядами прошёл ближе, становясь перед полукругом на специально выложенной мозаике на полу. Левое предплечье с меткой было скрыто не только рукавом, но и хламисом. Я стоял молча, позволяя царям меня разглядывать. Это наша вторая встреча, но более их сила не давила. Осознание, что я среди равных, оглушило своей невероятностью, и я едва не пропустил слова Илиоса – царя Земли.

– А что насчёт способностей Раздора? – поинтересовался он у Мелая.

Все цари вновь опустились на свои троны, они нахмурились, напряжённо размышляя каждый о своём. Среди пятерых самые молодые – Хел, Баал и Мелай, они в расцвете сил. Возраст Пелия и Илиоса приближается к ста пятидесяти, у них взрослые наследники: судя по слухам, они займут места отцов в ближайшие десять лет.

– Целители проверили его кровь. У него нет способностей Раздора, а если и есть, то настолько ничтожные, что не опасны даже для низших, – ответил Мелай, откинувшись на спинку.

Я удержал равнодушное выражение на лице, старался не обращать внимания на то, как меня обсуждают. Будто коня для скачек выбирают.

Перевязанное раненое плечо Мелая было скрыто под несколькими слоями одежды, а рука покоилась на подлокотнике. Рана, похоже, тревожила, царь двигался аккуратно, избегая боли, но при этом держался демонстративно уверенно, словно ещё вчера его не пыталась пристрелить собственная дочь.

– Хорошо, что он и внешне похож на отца, – добавил Пелий.

– Соглашусь. Глаза Раздора у главы Клана стали бы дурным знаком, – с неприкрытым пренебрежением добавил Хел.

Я скосил на него взгляд, припомнив даория Клана Воды, которого притащил из Санкт-Данама для суда. Точнее, прикатил в специальном медицинском кресле. После общения с Элионом и Каем ходить он не мог. Ему в целом повезло, что его мозги остались в черепной коробке, потому что Кассия под воздействием наркотика методично пыталась расколоть его башку об пол как орех.

Пойманный нами представитель Клана Воды не горел желанием признаваться в содеянном, но Элион не брезглив, и руки запачкать не против, поэтому я благоразумно позволил ему вытрясти всю нужную информацию. Придурок из Клана Воды был из тех, кто ненавидит палагейцев и решил испортить их репутацию в Санкт-Данаме. Он почти преуспел. Среди людей есть радикально настроенные группы, в основном фанатики, способные устроить перестрелки и теракты в районе палагейцев. В книгах по истории говорится, что такие стычки случались и до моего рождения. В этот раз нам едва удалось избежать критических последствий, и идиоту повезло, что я не дал Элиону вернуть парня в Даорию по частям.

Клан Воды обещал вынести строгое наказание за подрыв мирной жизни, но на все мои обвинения не забывали напоминать, что безумие людей вызвано кровью палагейцев, и соответственно, вторая сторона тоже не без греха. Я спорил с представителями из Клана Воды до хрипа, но мне не осталось ничего иного, кроме как оставить суд на их усмотрение. Возможно, мой нынешний титул достаточно высок, чтобы в кратчайший срок получить результат расследования и вердикт с наказанием.

– В любом случае отсутствия внешних признаков палагейской крови ещё недостаточно, чтобы остальные приняли его в качестве надлежащего преемника, – напомнил Пелий, а я всё стоял как истукан.

Иногда хотелось встрять, но я напоминал себе условия Мелая. У царя вспыльчивый характер. Я не переживал за свою жизнь, но он знает о моих приёмных родителях и теперь осведомлён о близнецах.

Главы Кланов продолжали перебрасываться замечаниями о моей крови, родословной, воспитании, внешности и шансах стать «достойным» главой Совета пяти царей. Их не интересовало моё мнение, а обсуждение в подобном ключе они могли провести и без моего присутствия. И всё же цари делали это на глазах у Мелая. Но отец не выглядел оскорблённым, даже когда Хел упомянул брошенный университет. Я не тешил себя мыслью, что они пропустят хоть малейшую ошибку, за которую можно уцепиться. Если уж родной отец не жаждал вступаться, то остальным царям моё неустойчивое положение было только на руку.

Я люблю читать. Изучил политику, риторику, экономику и прочие дисциплины по книгам. Просто посещение университета, где были другие даории, давалось мне тяжело. Я никогда не мог влиться ни в одну компанию. Лисандр и Трой стали исключением.

Я плотнее сжал губы, вспомнив, как легко сошёлся с Декланом и Авилой. Интересно. Это тоже отцу известно? Я бросил мимолётный взгляд на Мелая, который глядел прямо на меня. Смотрел пристально, словно читал каждую мою мысль.

– Вот он! Наше дитя! – мелодичный голос заставил всех умолкнуть.

Цари так увлеклись препирательством, а я – своими размышлениями, что мы не сразу заметили раскрывшуюся дверь в глубине зала. Мойры, несмотря на траурные чёрные одежды, двигались изящно, их сандалии едва касались пола, они будто плыли в воздухе. Я был покорён их красотой и гармоничным гулом. Их могущество не заставляло кожу покрываться мурашками, а окутывало и касалось подобно ласковым пальцам любовницы. Я сглотнул и невольно отступил. Хотелось им поклониться, но не от страха, а из любви и благоговения. Разум затуманился, и я несколько раз тряхнул головой, стараясь избавиться от сладкого дурмана.

Только мне показалось, что я свободен, как самая старшая из сестёр обхватила ладонями моё лицо, словно любящая мать. Атропос. Неотвратимый конец. В трауре она распустила русые волосы и казалась моложе в своём горе. Я медленно задыхался из-за исходящей от неё любови, не в силах двинуться или вдохнуть. Её взгляд парализовал, лишал каких-либо мыслей. Я ощущал себя, как до смерти замёрзший в согревающих лучах солнца.

– Он прекрасен, наш мальчик. Он идеален, – лепетала Атропос, поглаживая меня по щекам.

Я ощутил прикосновение к руке. Младшая из трёх – Клото – обхватила мою ладонь пальцами. Прядущая нить. Очаровательное лицо мойры обрамляли золотые локоны.

– А ещё у него есть сестра, которая вышла не столь идеальной, – хлёсткий ответ Мелая привёл в чувство. Я шумно втянул воздух, когда Атропос выпустила моё лицо из своих рук.

При упоминании Кассии мойры помрачнели и отошли к своему трону. Клото забралась на мягкое сиденье, чинно сложив руки на коленях, но Атропос осталась стоять.

Они вновь могли говорить. Вчера я не слышал их голоса, лишь вопли из-за смерти Лахесис. Никому из нас не пришлось хоронить богиню. Клото и Атропос что-то сделали. То ли помолились, то ли прочитали неясное заклятье, но медленно тело их сестры растворилось, распалось на светящиеся хлопья и исчезло. Затем, не промолвив ни слова, оставшиеся мойры покинули встречу.

Я не знаю, где они живут, откуда приходят и куда уходят. Может, у них есть специальное жилище где-то между мирами, вроде Переправы?

– Девочка – побочный эффект баланса, – лишённым эмоций голосом пояснила Клото.

Желваки на лице Мелая заходили, у него явно имелось несколько комментариев по этому поводу, но царь сдержался.

– Почему? – вырвалось у меня.

Я слышал аргументы от Мелая, но как бы ужасающе ни звучали его догадки, пока не увидел причин им верить.

– Она раздор, – пояснила Атропос, и я нахмурился: это не значило ровным счётом ничего. – В ней не просто сила от нашей сестры Эриды, но она несёт раздор в любой конфликт. Даже сейчас именно она стоит клином между тобой и твоим отцом.

– Тем, что родилась? – я не сумел сдержать скептичность в тоне. И раздор между нами больше вносят угрозы и манипуляции Мелая, а не существование Кассии. – Она в этом не виновата.

– Он её защищает? – спросил Хел.

– Они же двойня, некоторая связь здесь нормальна, – снисходительно возразила Атропос.

Я промолчал, не видя смысла спорить по мелочам. Я рос один в приёмной семье, без братьев и сестёр. Во мне нет стремления защищать Кассию из-за родной крови. Я защищаю её из-за отвратительной несправедливости. Только нам двоим известно, каково это – поневоле оказаться кем-то совсем другим и быть выставленным напоказ. У нас был шанс пятьдесят на пятьдесят. На её месте неугодным легко мог оказаться я.

– Она просто родилась, – упрямо повторил я. – Ни меня, ни её вообще не должно было быть, разве не так? Наше появление на свет не случайность.

Я обвёл присутствующих взглядом, напомнив обвинение Гипноса. Записи свидетелей в день смерти Илиры, сказанное Привратником отцу на прощание… всё это намекало на манипуляции со стороны мойр. Так если это их рук дело, то при чём здесь мы?

Я рассчитывал увидеть вину, смущение или ещё какую-то эмоцию на лицах Клото и Атропос, но обе продолжали смотреть на меня со снисходительными полуулыбками, будто я невнятно лепечущей младенец.

– Нам нужен был лишь мальчик. Единый царь, – пояснила Клото. – И всё шло так, как должно было. Всё было идеально. Мелай, ты и Илира. Мы знали, что наследница Дома Раздора попросит Привратника сохранить жизнь ей и своему ребёнку. Мы за неё не боялись.

– Но потом родилась мёртвая девочка без нити, и само её существование начало бесконтрольно менять судьбы, – добавила Атропос. Я смотрел ей в глаза, но, заметив, что она не моргает, перестал. Красивое лицо казалось неживой маской. – Илира не изменила своё решение, но добавила ещё одну просьбу, хотя не должна была. Гипнос это желание исполнил, хотя не должен был. Это повлекло за собой более десятка смертей на Переправе, что позже изменило нити многих. Жизни и судьбы всех, с кем девочка встречается или хотя бы пересекается, перестраиваются. У одних незначительно, у других – масштабно.

– Мы слышали о том, как ониры полезли в мир людей, учуяв её и осколок, к которому она прикоснулась, – подхватила Клото речь сестры, они говорили размеренно и авторитетно, не позволяя кому-либо встревать. – Сколько людей погибло? Это не было их судьбой. Включая девушку на встрече.

Сирша?

– Мы знаем, мы видим, – поделилась Атропос, а отголоски слов стали звучать жутким эхом на фоне нашего напряжённого молчания. – Сплетённые Клото нити тех, кто встречается и взаимодействует с девочкой, расплетаются сами собой или гниют и обрываются вовсе не там, где я должна была их разрезать. Какие-то непроизвольно растут, удлиняются. Раньше мы не знали, в чём причина изменений, и с нами была Лахесис, она заботилась об уготованных судьбах и местами помогала возвращать нити к их первоначальному виду, но Лахесис больше нет.

Впервые во взгляде мойр появились более отчётливые эмоции. Гнев и горе. Глаза Клото покраснели, но она сдержала слёзы, упрямо вскинув подбородок.

– Мы же только прядём и режем, – твёрдо напомнила Атропос. – Мы хранительницы нитей, но теперь, без Лахесис, не способны даже немного помочь. От девочки нужно избавиться, потому что зараза раздора будет расти. Сейчас на её стороне Морос, Гипнос и его новые дети. Боги не имеют предначертанной судьбы, но дети брата наполовину палагейцы. У нас есть их нити, но из-за крови Гипноса мы не можем прочитать их судьбы и намерения. Неясно, что они уготовили для девочки и как её используют.

– Чем таким Кассия угрожает, что вы единодушно стремитесь от неё избавиться?! – порывисто спросил я, неожиданно злясь на все эти туманные объяснения. Я хотел доказательств того, что их всех так пугает.

Цари побледнели и сели поглубже на своих тронах, будто жаждали отодвинуться от сорвавшегося вопроса и меня подальше. Даже Мелай сменил недовольство на тревогу. С той же ласковой материнской улыбкой Атропос подошла ближе и протянула руки.

– Я покажу, – заверила она, аккуратно касаясь моей головы.

Её пальцы забрались в волосы, она погладила мой напряжённый лоб, расслабляя. Я запомнил её улыбку, а всё последующее хотел бы никогда не видеть.

Картинки и события обрушились на сознание мощным потоком, не позволив вдохнуть. Я продолжал ощущать пол под ногами, но тело забилось в ознобе, глаза распахнулись так широко, что свело мышцы лица.

Я видел ужасы, гибель, пожары в Санкт-Данаме, стремительно полыхающую Даорию, видел жутких существ с крыльями, раздирающих моих собратьев на части. Я наблюдал, как голубое небо краснело и чернело, засыпая землю хлопьями пепла. Как Деклан и Авила умерли за столом, а через миг вновь оказались живы, но нашли свою смерть от руки гоплитов Клана Металлов. На моих глазах Кай упал, захлёбываясь кровью, а следом сгорел заживо в пламени. Элион умер, а после снова ожил и угрожал мне, пока я не мог дышать, давясь чем-то.

Меня замутило от густого запаха крови и жжёной плоти. По ушам били вопли умирающих, угрозы и звон оружия. Я слышал выстрелы и взрывы. Сам умирал так же часто, как и увиденные мной знакомые палагейцы.

Атропос отпустила мою голову. Дрожащие ноги подкосились, и я рухнул на пол, словно лишившись всех костей. Меня подташнивало, желудок сжимался в спазмах, сердце билось с бешеной скоростью в неровном ритме. Я никак не мог избавиться от чувства, что лишь чудом не умер несколько десятков раз. Я утёр испарину со лба, жадно глотая воздух.

Никто из царей не насмехался над моей слабостью. Они хранили гробовое молчание.

– Что это… было? – хрипя спросил я у отошедшей на пару шагов богини.

– Пророческие видения сивилл за последнее время, – поделилась Клото.

– Это будущее?

– Да.

– Но там разные варианты! – возразил я и пошатываясь поднялся на ноги.

– В том-то и дело, что их множество. Происходят перемены в зависимости от действий девочки. С ней что-то случается, и она реагирует, а под стать её решениям меняется и будущее то в одну, то в другую сторону. Вариантов так много, что ни мы, ни сивиллы не способны предугадать, какой в итоге станет реальным. Точнее, они все реальны и нереальны, возможны и невозможны одновременно. Всё зависит от девочки.

Я посмотрел на царей, догадываясь по реакции, что мойры и им продемонстрировали всё наглядно. Меня продолжало потряхивать, пока сердце медленно успокаивалось. Кожа зудела, словно я ещё мог ощущать пламя пожара, в котором пару раз мысленно сгорел.

– До её рождения подобных ужасов сивиллы не предрекали. Пророчицы видели более чётко, сейчас же их прорицания напоминают разрозненные картинки, наполненные только ощущением, и везде имя твоей сестры, – с нажимом добавила Атропос, заметив моё смятение. – Мы тоже не верили сивиллам, не имея нити ребёнка, но они оказались правы: твоя сестра действительно существует. Если мы отмахнёмся от опасности, которую несёт эта девочка, то последствия будут катастрофическими. Она должна исчезнуть, иначе исчезнет Даория. Мы не можем сами от неё избавиться, такое вмешательство сильнее нарушит баланс, но вы, а тем более ты – способен.

– Почему я?

– Доверие. Ты ещё можешь к ней подобраться.

Ни в одном из показанных видений я не видел, чтобы Кассия жестоко расправлялась со мной, моими друзьями или даориями. Я не видел её вовсе, разве что слышал её имя из уст других, как короткое, так и полное.

Я выслушал объяснение, но по-прежнему не мог разделить их уверенности. Любое действие Кассии способно создать трагическую цепную реакцию? Они будто на самом деле верят, что стоит ей где-то не там перейти дорогу, и это приведёт к масштабным катастрофам. Я подавил нервный смешок. Абсурдные мысли, но тело сотрясалось при воспоминании об увиденных ужасах.

– Почему лишь такое будущее? – осознав странность видений, уточнил я. – Где светлые варианты со счастливым концом? Где варианты, в которых Кассия умирает, а мы все радуемся победе?

– Таких не было. Мы всегда проигрывали, – сухо ответил Баал.

У меня не нашлось слов.

– Но сегодня утром среди кошмаров начали появляться варианты старых предсказаний, словно они опять реальны, – воодушевлённо возразила Клото, встав на ноги. – Как только шар Привратника был разбит и твоя личность оказалась известна, прежнее будущее вновь стало возможным.

– Какое же это будущее? – с опаской уточнил я.

– Будущее, где нет более разделения на Даорию и Палагеду. Где ваш народ снова вместе под началом Единого царя с кровью и тех и других, – ласково ответила мойра. – Под твоим началом. Для этого ты был рождён.

* * *

Ощутив, что встреча подошла к концу, я первым покинул зал. Меня всё ещё мутило не только от видений, но и от обилия информации, которую хотелось считать бредом, но не удавалось. Пять царей и богини, сильнейшие из нас, верят в жуткие пророчества, и как мне аргументировать свои сомнения?

С другой стороны, жизнь одной Кассии – ничтожная цена, если хоть что-то из показанного мойрами правда. И всё же… вынести приговор из-за факта рождения? Из-за того, что она дышит, ходит и разговаривает? Мне надо поговорить с сивиллами и с Кассией. Теперь это будет вовсе не просто, но я должен понять, что ей самой известно об этом.

Меня никто не остановил при выходе из зала, никто не окликнул и не стал задавать вопросов, пока я стремительно направился во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Снаружи я растерянно заморгал от яркого солнечного света. Уставился на родной Эридан, шумно вобрал носом запахи весны. К аромату цветов примешивалась солоноватая свежесть моря. Звуки ближайшего водопада успокаивали. Дворец Клана Металлов располагался на возвышении, ближе всех к акрополю, на вершине которого был возведён храм мойр. Дворцы остальных Кланов будто специально находились в других частях города, чтобы не провоцировать конфликты близким соседством. Я никогда не был в Пелесе, но слышал, что по архитектурным решениям Эридан схож со столицей Палагеды, однако там усадьбы глав Домов построены ближе друг к другу на акрополе.

С приёмными родителями я жил недалеко от центральной площади. Удобное место, но в то же время шумное из-за близости рынка. Сейчас же я едва улавливал гам оживлённого города, приносимый порывами ветра. Он был умиротворяющий, приглушённый. Дворец словно возвышался над суматохой, находясь выше обыденной жизни. Где-то между приземлёнными нуждами и духовной божественностью.

Я запрокинул голову, разглядывая несколько ближайших к нам планет. Невольно вспомнив о сестре, я поискал взглядом звезду под названием Кассиопея. Слышал, как некоторые предполагали, что такое имя дочери Илира дала из-за того, что часто смотрела на звезду из окна своих покоев. Она одна из крупнейших, её видно невооружённым глазом, но из-за облаков сейчас найти её так и не удалось.

Я старался не вспоминать вид родного Эридана в огне и разрухе. Как близко то будущее? Судя по всему, ещё далеко, раз цари и мойры не паникуют, но они ясно дали понять, что мы к нему приближаемся. Им нужен единый правитель. Сколько времени займёт моё обучение? У меня есть опыт решения проблем даориев в Санкт-Данаме, но это даже не близко к той ответственности, которая лежит на плечах Мелая. Авила и Деклан подчинялись моим приказам, но управлять двумя это не то же самое, что управлять целым Кланом.

Нервничая перед встречей с царями, я едва обратил внимание на обустройство дворца. Теперь собрание осталось позади, и я медленно двинулся в сторону сада, чтобы успокоиться и осмотреться. Это место – мой новый дом, но я по-прежнему ощущал себя самозванцем и вором, забравшимся в чужое поместье. Обвёл взглядом мраморные стены с высокими окнами и изысканно отделанными балконами, затем двинулся по аллеям созданного сада. Они петляли, высокие кусты и отцветающие персиковые деревья скрывали от чужих глаз, заглушая звуки и создавая некую атмосферу уединения, поэтому я не подумал, что могу прервать чей-то покой.

Молодая женщина, погрузившись в чтение, не заметила меня, в отличие от канареек в огромной клетке. Те заголосили, стоило мне появиться на повороте. Их оживлённость привлекла внимание незнакомки, и она вскинула взгляд раньше, чем я успел скрыться.

– Останься! – окликнула она, поднявшись со скамьи, когда я уже развернулся с намерением покинуть укромный уголок сада.

Я замер, не зная, должен ли подчиняться, и медленно обернулся. Женщина сделала несколько шагов навстречу, но остановилась на достаточном расстоянии.

Русые волосы были собраны в украшенную бусинами косу, голубые глаза рассматривали меня с интересом. Светлое платье строгого фасона. Внешне незнакомка была едва старше меня, но в реальности нас разделяло как минимум несколько десятков лет. Она приблизилась ещё на пару шагов, я уловил её гул и наконец узнал.

– Ваше величество, – поприветствовал я, скрыв удивление.

– Просто Октавия, – поправила она и одарила меня слабой улыбкой.

Жена Мелая. Царица Клана Металлов и моя… мачеха?

Эта мысль сбила с толку. За всей неразберихой я позабыл, что у Мелая есть жена. Они так редко появляются вместе на публике, что разговоры о ней среди народа почти не ходят. Кроме того, что она потеряла троих детей, не сумев вы́носить. Были слухи, что Мелая к этому союзу склонили или принудили советники и его отец Тарис из-за того, что принц продолжал игнорировать мысли о браке и наследниках после смерти Илиры. Я пока не разобрался, насколько это правда, но за всё время отец ни разу не упомянул Октавию и, похоже, даже не собирался нас знакомить.

Октавия подошла ближе и осмотрела меня, будто занимательную экспозицию в музее. Наш гул находился в гармонии, Октавия уже долгие годы в браке с Мелаем, и их сила уравновесилась.

– Ты похож на него, – подытожила она. Я не услышал насмешки, Октавия говорила с некоторой опаской, словно не знала, какую реакцию получит в ответ.

– Спасибо?.. – с не меньшей неуверенностью отозвался я.

Октавия издала тихий смешок, но торопливо скрыла его за кашлем. Я расслабился, не ощутив враждебности, хотя вряд ли кто-либо в этом дворце был мне рад. Тем более от жены Мелая стоило ждать в лучшем случае игнора или презрения. Я – живое воплощение его отношений с Илирой из Дома Раздора.

Канарейки вновь загомонили, Октавия наигранно вздохнула и зашагала к клетке. Она отложила книгу на скамью, с которой встала, и оттуда же взяла приготовленную миску. Вывалив кусочки фруктов на ладонь, Октавия приоткрыла дверцу и просунула руку внутрь. Пернатые тут же слетелись на угощение.

– Вы любите птиц? – поддержал я беседу, подойдя ближе.

– Да, и не я одна, – ответила Октавия, а её улыбка стала чуть печальнее.

Я бегло осмотрел канареек. Около десятка пернатых, в основном жёлтого окраса, но были ещё и красного, и серого. Сама клетка стояла наполовину скрытая тенью цветущих кустов, напоминая просторный загон, где могло бы жить особей пятьдесят.

– Твой отец лично смастерил эту клетку, но не ради меня, – разъяснила Октавия, когда я провёл пальцами по изысканному плетению решётки. Её определённо хотели сделать красивой.

– А для кого?

– Для твоей матери.

Я задумался, не сразу сообразив, что она имела в виду Илиру. По-прежнему при словах о родителях первым делом в голове всплывали лица Делии и Саймона Эларис.

– Слуги рассказали, что ей нравились канарейки, а Мелай хотел создать для Илиры все удобства, – пояснила Октавия, наблюдая, как пичуги растаскивают угощения с ладони. – После её смерти, говорят, он ни разу не подошёл к этому саду, вроде хотел даже убить всех птиц и уничтожить клетку, но твой дедушка не позволил. Слуги продолжили заботиться о канарейках, а потом я взяла эту обязанность на себя. Прошло много времени, к сожалению, все питомцы Илиры умерли от старости, и здесь только мои птицы.

Я с удивлением посмотрел на мачеху, расслышав неясный извиняющийся тон. Пока от жителей дворца мне достались лишь опасливое раболепие, перешёптывания да косые взгляды. Дружелюбие Октавии радовало и настораживало одновременно.

– Звучит так, будто он её любил.

– Вероятно, так и было.

– Палагейцы уверены в обратном, – напомнил я.

– Это политика. Теперь, когда нет возможности выяснить правду, палагейцы будут настаивать на своей версии. Той, что выгодна им, – без обиняков ответила Октавия.

– Точно так же, как и версия о влюблённости Илиры в Мелая выгодна нам.

Царица повернулась ко мне, заинтересованно оглядела и миролюбиво улыбнулась:

– Похоже, слухи были правдивы.

– Какие слухи?

– Ты симпатизируешь палагейцам.

– Я не симпатизирую палагейцам! Просто с ними знаком, – защитился я, не зная, было ли в её словах обвинение.

Октавия закрыла клетку и отошла на пару шагов, удерживая на лице ту же самую миролюбивую улыбку. Я уже начал теряться, искренняя она или дежурная.

– Я ни на чём не настаиваю, Микель. Мелай предпочитает держать меня подальше от политики, да и я не стремлюсь лезть в то, чего не понимаю. – Октавия отбросила косу с плеча за спину и поправила складки на юбке.

Она сложила руки на животе и замерла в привычной сдержанной позе, в которой часто стояли жёны подле царей на праздниках. Я только сейчас осознал, что за время жизни в Эридане цариц видел редко, те действительно очень мало участвовали в правлении Даорией. Все их заботы были сосредоточены вокруг наследников. Я вновь засомневался, что подобная судьба пришлась бы Илире по душе. Она должна была стать архонтом своего Дома и главой Совета Палагеды. Она была согласна всё променять на любовь? Ответственность и власть были ей в тягость? Или всё-таки Клан Металлов о чём-то врёт и обвинения Дома Раздора не такие уж беспочвенные?

Я тряхнул головой, мысли увязли в сомнениях, как в липкой паутине. Все думают, что я на стороне Палагеды. Это не так. Я на стороне правды, с юности считал её важнее всего остального.

– Я обрадовалась, услышав о тебе, – огорошила меня Октавия, и я во все глаза уставился на неё. – Наши с Мелаем отношения стали натянутыми из-за трагедий, – она провела рукой по животу: вдаваться в подробности не было нужды, о её выкидышах знали все.

Несчастье для их семьи. Что даорийкам, что палагейкам было сложно забеременеть, но потеря ребёнка – это гораздо хуже, а целых три выкидыша много даже для наших народов.

Лицо Октавии помрачнело, она стыдливо отвела взгляд. Скорее всего, Мелай и советники открыто винили её. Всё-таки она должна вы́носить наследника, и подобная слабость здоровья для царицы критична. Я уже на своей шкуре испытал, насколько Мелай нетерпим к слабостям.

– Подумала, что наличие сына его порадует, – призналась Октавия, силой вернув улыбку на лицо. – Сейчас он растерян, но я убеждена, что со временем твоё существование пойдёт нашей семье на пользу.

Это вряд ли.

С детства я слышал о ненависти Мелая к рождённому дитя. Сомневаюсь, что что-либо изменится после того, как мы узнаем друг друга поближе. Я с трудом сдержал гримасу разочарования, припомнив, что отец без лишних раздумий придушил бы Кассию, окажись она на расстоянии вытянутой руки.

Октавия наверняка знала об этом, но её взгляд был мечтательным, и я не стал возражать, ещё плохо понимая, как именно Мелай относится к своей жене.

– Когда у нас родится ребёнок, хорошо, что у него или неё будет старший брат, – промолвила Октавия.

Её выбор слов лишь убедил, что она не оставляет надежды на появление наследника. Многие бы отчаялись, но Октавия либо была оптимисткой, либо жила в ложных мечтах, предпочитая отрицание принятию. Если у них родится сын, то у него будет больше прав стать законным преемником, и я был бы рад отдать свалившуюся на меня ношу ему.

– Я тоже не прочь обрести брата или сестру.

Октавия вскинула полные надежды глаза, вероятно не ожидая, что мысль о конкуренте придётся мне по душе. Может, она специально меня проверяла, но я говорил искренне. Их ребёнок ни в чём не будет виноват, как и Кассия не виновата в грехах, которые Мелай пытается на неё повесить.

– Рада слышать. Если у тебя будут вопросы, то обращайся ко мне. Постараюсь помочь при возмо…

– Октавия!

Далёкий оклик заставил нас обернуться. В укромный уголок сада зашёл мужчина. Я не знаток дворцового этикета, но вряд ли любой мог обращаться к жене царя просто по имени. При виде меня незнакомец замер, на его лице отразилось растерянное удивление.

– Ваше высочество.

Я неловко кашлянул от того, что он в первую очередь поклонился мне.

– Это Креон. Мой старший брат, – представила его Октавия, вероятно ощутив моё недоумение.

Я расслабился, приметив их схожесть. Действительно, у Креона были такие же русые волосы и голубые глаза. Его взгляд казался более подозрительным, и держался он как-то отстранённо, но разница в наших статусах была значительной. Он выглядел крепким, превосходил меня в ширине плеч и немного – в росте.

– Рад с вами познакомиться, – отозвался Креон. – Я старший сын в роду, а моя младшая сестра – супруга его величества, поэтому я вхожу в совет приближённых, и мы с вами будем часто видеться.

Я благодарно кивнул его разъяснению.

– Октавия, карета ждёт, – обратился к сестре Креон.

– Сегодня мы едем домой. Раз в несколько недель я посещаю отчий дом, но не люблю компанию гоплитов, поэтому меня сопровождает брат в качестве охраны, – пояснила Октавия в ответ на мой вопросительный взгляд.

– Хорошей дороги, – отозвался я.

– Буду рада, если согласишься однажды со мной пообедать или хотя бы выпить финикового чаю. Хотелось бы узнать тебя лучше, – бросила Октавия напоследок.

Ей хватило моего неоднозначного кивка, настаивать она, похоже, не собиралась, и это ещё больше расположило меня к ней. Пока я был слишком сильно сбит с толку всем происходящим. Приняв предложенную Креоном согнутую в локте руку, Октавия поспешила за братом. Я проводил их задумчивым взглядом и обернулся на успокоившихся канареек. Те сбились в кучки на жёрдочках в тени своей клетки и дремали. Опять осмотрел узоры на решётках, не представляя, что и думать об отношении Мелая к Илире, но не мог отрицать назойливое желание узнать больше об умершей матери.

– Микель, – раздалось, как только я вышел из сада с намерением вернуться во дворец.

Трой торопливо шагал в мою сторону. Он был один, без Лисандра.

– Вне дворца тебе нельзя ходить одному. Тем более в такой одежде и без оружия.

– Приказ отца?

Друг отрывисто кивнул. Я подошёл к Трою почти впритык, не уверенный, как много снующих вокруг гоплитов и слуг в действительности следят за мной.

– Знаю, что уже попросил вас связаться с сивиллами, но у меня есть ещё две просьбы.

– Выкладывай.

– Навестите с Лисандром моих родителей… приёмных родителей. Я хочу знать, всё ли у них хорошо. И у Ангеля наверняка есть связи, может, вы сумеете вывезти Делию и Саймона за пределы Эридана?

– Его величество угрожает им? – посерьёзнев, спросил Трой.

– Скорее, угрожает мне их жизнями.

– Проведать мы можем, но их исчезновение не останется безнаказанным для тебя, Микель.

– Это не будет иметь значения, если они окажутся вне досягаемости моего настоящего отца. Ты знаешь их, Трой. Эларисы хорошие и не заслужили свалившихся проблем. Вспомни, Саймон пошёл против правил и позволил вам с Лисандром пересдать экзамены в средней школе, чтобы вы не вылетели и не опозорили свою семью, – с горьким смешком напомнил я.

Близнецы сильно сплоховали, завалив три серьёзных экзамена, на один из которых не явились вовсе. Отец поставил свою карьеру под угрозу, унижался и молил совет директоров, чтобы им дали ещё шанс и не сообщали родителям братьев. У отца Троя и Лисандра тяжёлый характер, и он часто не пренебрегал поркой.

– Это не мы, а те подонки, пытавшиеся надрать зад Приму. Если б не экзамен… – Трой умолк, впервые за много лет произнеся имя нашего старого друга. Оно слетело с его губ легко, но кровь отлила от лица Троя, и я сам ощутил себя не лучше.

Мы многое повидали с тех пор, но первая трагедия запоминается отчётливее остальных.

– Если Ангель найдёт способ, то, пожалуйста, вывезите моих родителей. Любые деньги я достану. В конце концов, на стенах дворца тьма картин, на которые никто не смотрит.

Трой сдавленно хмыкнул, не восприняв мои слова всерьёз, но мысль не впервые проскальзывала у меня в голове. Вряд ли царь оставит без внимания малейшую мою трату, будь это хоть леденец, купленный на базаре.

– И последняя просьба связана с Санкт-Данамом.

– Туда ты отправиться не можешь, – отрезал Трой, заметно напрягшись.

– Без твоей помощи действительно не могу.

Трой помрачнел на глазах. Санкт-Данам близнецы не жалуют. Но город – это мелочь, самое неприятное для них я пока не рассказал.

– Мне надо встретиться с Авилой и Декланом.

Как и ожидалось, Трой поморщился.

– Если опять хочешь отправить меня в палагейскую «Священную помойку», то прикуси язык.

Я действительно прикусил и от неожиданной мысли во все глаза уставился на Троя.

– «Священный грех», – поправил я, закинув наживку.

– «Священный грех», – передразнил Трой и закатил глаза.

Вот же зараза! У меня не нашлось слов от обилия догадок. «Священный грех» – второе и неофициальное наименование клуба, зарегистрированного как «Святилище греха». На моей памяти неформальное название использовали разве что люди, не желавшие палиться перед незнакомцами и скрывавшие, куда идут.

«Святилище греха» славилось как место для знакомств на одну ночь, и далеко не все люди одобряли связи с палагейцами или даориями. Незамысловатый код распространился настолько, что стал вторым и негласным названием клуба. Я даже внимания не обращал, пока Ви однажды не растолковала.

Трой мне мозги пудрит. Я с трудом подавил улыбку и проглотил пару едких замечаний. Похоже, Трой бывает в клубе чаще, чем рассказывает, и явно не ради компании палагейцев.

Люди. Они всё-таки ему нравятся. Внезапная догадка обрадовала сверх меры. То ли заминка, то ли моё выражение лица насторожило Троя, в его взгляде отразилась неуверенность, словно он учуял, что где-то прокололся, но пока не понимал где.

Лисандр давно обозначил своё отношение к другим расам как категорично отрицательное. Он не раз бросал оскорбления в сторону людей, Трой брата особо не поддерживал, но и не осаживал. Я думал, что… я мотнул головой, напомнив себе, что они хоть и были близнецами, но далеко не всегда сходились во мнениях.

Внезапно захотелось вывести Троя на чистую воду, расспросить, с каких пор он больше интересуется Санкт-Данамом и что или кто ему приглянулся в клубе. Я готов был поставить все сбережения, что это человек.

– Ты теперь не простой представитель своего Клана, Микель, – вернул меня в реальность Трой. Воодушевление тут же спало. – Пару дней назад ты называл тех отбросов друзьями, но сегодня они продадут твою шкуру Дому Раздора или Каю, если ты заявишься в знакомые места.

Не сказать чтобы у меня самого не появлялась такая мысль. И всё же раньше Дек и Ви никогда не подводили, даже наоборот, спасали мою голову, хотя были не обязаны. Я рассказывал об этом Лисандру и Трою, пытаясь убедить, что их представления о палагейцах ложны, но братья меня не слушали, как и остальные даории. Или, по крайней мере, казалось, что не слушали. Слабая надежда, что хотя бы Троя можно вновь попытаться переубедить, немного согрела.

Мои руки полностью связаны. Близнецы, Деклан и Авила – единственные, к кому я могу обратиться за помощью. Мне необходимо встретиться с Кассией один на один, и лишь палагейцы сумеют передать ей моё приглашение.

– Не прошу тебя идти со мной в клуб. Помоги выйти, а в Санкт-Данаме я справлюсь сам.

– Да тебя первый подзаборный оборванец узнает за несколько секунд, – упрямо напомнил Трой. – Твой гул звенит как долбаный набат!

Я едва заметно улыбнулся сравнению. Трой выругался, не получив нужной реакции.

– Я понял. У тебя есть план. Выкладывай.

– Ты рассказал мне тайну вашего Клана, я поделюсь секретом нашего, – ответил я другу.

Трой воровато обернулся, проверяя, нет ли кого рядом. Однажды близнецы рассказали о тайне Клана Огня. Ахакоры снижают, но не блокируют их способности. При посещении мира людей они наносят их, чтобы самим не страдать от электромагнитных волн, но по-прежнему могут использовать огонь, хоть и не в полную силу. Всё дело в браслетах с пиритом. Наличие магического камня сохраняет им способность вызывать огонь и в мире людей. Этот секрет передаётся в узком кругу, в основном среди тех, чьи семьи напрямую связаны с их царём по долгу службы. Узнав тайну, я поклялся хранить её.

– Наш секрет тоже связан с ахакором. Мы не наносим его, потому что он бесполезен и не сдерживает способности, однако человеческий металл глушит наш гул. Благодаря ему я могу оставаться незамеченным не только в Санкт-Данаме, но даже в Даории, – вполголоса поделился я. Эту информацию мне предоставили советники вчера вечером, проинструктировав о скрытых ходах дворца и всех нюансах, которые могут спасти мне жизнь, например, при покушении. – Лучше всего работает платина. Раздобудь, пожалуйста, мне пару браслетов.

Челюсть Троя отвисла, я терпеливо ждал, пока он обретёт дар речи.

– Ты рехнулся?! Где я тебе достану платиновые браслеты?

– В Санкт-Данаме зайди в любой ювелирный.

– Для меня зайти в их ювелирный, как для тебя прогуляться по минному полю! Не желаешь попробовать?! – кажется, он хотел рявкнуть, но не отпустивший шок сделал фразу испуганной.

– Ты справишься, Трой. Главное, иди в одиночку. Из-за Лисандра могут быть проблемы.

– Ты из Клана Металлов. Нанеси себе временный ахакор.

– Уже думал об этом, но, даже если ты достанешь мне чернила, последующие отметины будут сходить пару дней. Мелай или слуги заметят, что я его наносил. Кожа не потемнеет, но след от сведённой татуировки продержится какое-то время.

Трой протяжно выдохнул, раздражения он не скрывал. Его бесило, что я отмёл его варианты. Меня бы тоже такое вывело из себя.

– Хорошо, – сдался он. – То есть мне надо не только купить украшения, к которым я не должен прикасаться, но ещё и принести тебе?

– Да.

– Во дворец Клана Металлов?

– Да.

– Контрабанда прямо под носом у царя, который своих детей-то готов четвертовать?

– Да, – без былого веселья подтвердил я.

– Ты долбаный псих, и я тебе это припомню. Будешь мне должен.

– Согласен.

7

КАССИЯ

Следующие четыре дня после не самого удачного семейного ужина я училась с рассвета до заката. Наставники, нанятые Майроном, сменяли один другого, едва давая мне время на отдых. Поначалу меня и вовсе с занятия на занятие провожал личный педагог. Только узнав, что такие сопровождающие приставляются к детям, я отказалась от него, не желая, чтобы меня воспринимали совсем уж беспомощной.

Они начали с самых азов, напомнив, что отсчёт их календаря сейчас также идёт с момента объединения трёх миров, до этого счёт вёлся от Войны разрыва, когда произошла трагедия на Переправе и Гипнос запечатал проход в Даорию, лишив два мира возможности встречаться.

Палагедой они называют свою планету, которая меньше той, где живут люди, но на схожем расстоянии крутится вокруг главной, дающей тепло и свет звезды. Глядя на небо, я не могла найти сильных различий. Даже светящийся по ночам спутник чем-то напоминает знакомую луну, разве что сияние её скорее голубое и назван спутник Меной, в честь богини. Ещё её зовут Селеной, что идентично имени древней лунной богини в мире людей. Вероятно, её образ в незапамятные времена люди также увидели во снах. Совпадение забавляло, и я продолжила звать спутник Луной, что оказалось для наставников странным, но понятным, и они прекратили поправлять меня, дав время привыкнуть к новой жизни.

Деньги в Палагеде – монеты «тулиты» из драгоценных металлов. Тулит, по цвету внешне напоминающий медь, считался дороже, чем сделанный из сплава, похожего на золото, но самой дорогой валютой был чёрный металл под названием «артемзия». Я вертела в руках незнакомые монеты из него, а тёмная поверхность переливалась радугой под разными углами, напоминая масляную плёнку на воде.

Возраст палагейцы считают не в «годах», а в «кольцах». Сперва, ещё не понимая законов притяжения и вращения планет, они считали, что время «закольцовано». Сезоны сменяли друг друга, всё повторялось с одинаковой регулярностью.

Когда дело дошло до изучения политической системы, у меня голова пошла кругом от осознания, насколько поверхностно мы разбирали её в университете. Полемархи, стратеги, логисты, эпистаты и многие другие – лишь часть названий должностей мне хоть о чём-то говорила. Я старательно зубрила имена астиномов, следящих за санитарным состоянием Пелеса, выслушала приглашённого агоранома, который рассказал про местные правила рыночной торговли, всё ещё не понимала, как работают эвтины, проверяющие жалобы и отчёты, полученные от логистов.

Это было лишь каплей всей информации, что мне пришлось либо вспомнить, либо выучить. Когда моя голова прекращала воспринимать написанный текст и речь наставников, они выводили меня из поместья и заставляли гулять, проветривая мозги перед следующими лекциями. Но даже такие прогулки сочетались с занятиями.

Сопровождающие рассказывали о местной флоре и фауне, вживую демонстрируя примеры, или же описывали архитектуру и устройство города, на который мы смотрели с высоты акрополя. Благодаря подсказкам я начала издалека различать деления на районы, а если совсем уставала, то бездумно глядела на шумный рынок у подножия акрополя, наблюдая за жителями Пелеса.

Город очаровывал, а смесь современных тенденций и чего-то совсем древнего завораживала. Например, для записи лекций мне предложили как шариковые и гелевые ручки, так и перьевые, а некоторые наставники сами делали пометки исключительно пером и чернилами, не желая признавать новшества. В библиотеке имелись как рукописные фолианты, так и напечатанные в типографии. А наряды сочетали традиционную любовь к драпировкам, орнаментам и узорам со штанами весьма современного кроя. Однако с обувью все обстояло куда категоричнее: палагейцы носили разве что сандалии да сапоги из тонкой кожи.

Погода в Пелесе держалась тёплая, судя по всему, город располагался ближе к экватору, чем Санкт-Данам. Дедушка уже предупредил о летней жаре, но пока меня это не тревожило: до лета я могу и не дожить.

Раньше я не видела моря, а теперь смотрела на него каждый день, отстранённо гадая, когда смогу стать свободнее и побродить по городу и побережью.

Я хоть и плакала первые ночи, но в остальном не могла избавиться от накатывающей отстранённости. Сколько бы ни глядела в зеркало и на окружающий мир, ощущение притворства не отпускало. Происходящее продолжало напоминать постановку, всё вокруг никак не сочеталось в моей голове с реальностью.

Я до боли скучала по Сирше.

Я прекрасно помнила произошедшее в Даории и после на Переправе. Помнила, как Веста помогла похоронить мою подругу. И всё же сердце не принимало ничего из этого, мне казалось, что Сирша всё ещё в Санкт-Данаме. Мы не можем увидеться не потому, что она мертва, а потому что я не закончила здесь с делами. Не созваниваемся лишь из-за неработающих в Палагеде телефонов. Не встречаемся потому, что ей в Пелесе небезопасно, но скоро… может, через пару недель… месяц… попозже… Разум и сердце перестали воспринимать само понятие смерти. Сирша не могла вот так исчезнуть.

Я скучала не только по ней, но и по Ливии, Каю и Весте. По Руфусу и временам, когда он был просто моим начальником. Я беспокоилась об Иво и Элионе, который не ответил на моё очередное послание, хотя Отис его передал. Даже вспоминала Мейв, надеясь увидеться хоть с кем-то знакомым.

Пару раз в тёмной спальне я звала Гипноса, Весту и Кая, не уверенная, могут ли боги и полубоги слышать зов на расстоянии, но никто не явился и ответа получить не удалось. Может, они услышали, но проигнорировали, а может, я слишком много вообразила об их способностях.

Морос ещё раз приходил, чтобы вернуть мне новую порцию воспоминаний. Количество картинок в голове увеличилось, образы маковых полей и реки Забвения стали совсем родными. Всплыло в памяти, как Веста пришла в восторг, когда я подарила ей сплетённый венок из маков. Я приносила ей их и раньше, но тот был первым, который не развалился у неё на голове. В полученных эпизодах прошлого было много Весты, немного Руфуса, но пока особо не было Кая. На это замечание Морос предупредил, что отдал мне по-прежнему не всё.

Я потёрла созданный Вестой браслет на запястье и опёрлась руками о перила, любуясь утренним солнцем над морской гладью.

Лита. Это не Солнце, а Лита.

Раз за разом я себе напоминала название звезды, вокруг которой вращается Палагеда, но слишком мало времени прошло. Привыкну ли однажды или всегда будут звать окружающие предметы под стать увиденному в мире людей?

Пятый день начался с необходимого мне отдыха, дедушка забрал преподавателей для какого-то совещания, поэтому у меня появились три часа долгожданной свободы, и я наслаждалась ими в одиночестве во дворе поместья, прогуливаясь среди фруктовых деревьев. Саму усадьбу я уже исследовала благодаря всё той же доброжелательной служанке по имени Элин, которая до этого рассказала, где что находится в моей спальне.

Я стояла на краю сада у перил, заграждающих крутой обрыв, и себе под нос перечисляла палагейские названия всего, что попадалось на глаза, поэтому не услышала шагов за спиной.

– Эй, малышка, не желаешь покататься?

Я так резко обернулась, что едва не потеряла равновесие и не рухнула прямо на глазах у Элиона. Он стоял всего в нескольких шагах со знакомой наглой улыбкой на губах, довольный произведённым эффектом. В груди заныло. Я отчётливо ощутила, что улыбнулась ему в ответ, у меня даже вырвался несдержанный смешок, но веселье сошло с лица Элиона, обнажив тревогу.

– Не плачь, малышка, – с мольбой протянул он, и, осознав, что по моим щекам текут слёзы, я заплакала сильнее.

Элион преодолел расстояние за несколько широких шагов и порывисто меня обнял, позволив спрятать лицо, уткнувшись ему в грудь.

– Не плачь. Здесь поблизости нет кафе-мороженого, чтобы поднять тебе настроение, – продолжил успокаивать Элион, а я вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг.

Он судорожно выдохнул и сдался, позволив мне до треска ткани сжать его рубашку в кулаках. У нас зародились дружеские отношения в Санкт-Данаме, но трагедия сблизила по-настоящему. Я тихо, но безудержно рыдала, а он гладил мои волосы и пальцами массировал шею, уложив подбородок на мою макушку, пока второй рукой крепко обнимал за плечи, будто знал, что я развалюсь на части, как только он ослабит хватку. Справившись со слезами, я несильно ударила его в бок от обиды, и Элион наигранно ахнул.

– Ты игнорировал меня несколько дней! Мог хотя бы записку прислать!

Я отступила на шаг. Если Эль намерен мне врать, то пусть попробует сделать это в лицо. Улыбка вновь заиграла на губах племянника архонта.

– Не мог, малышка. Ты просто не видела, какой переполох устроила. Мой дядя был дома и приказал огласить твою просьбу вслух. Отдам должное вашему Отису, он и глазом не моргнул, когда дядя вышел из себя, – хохотнул Эль, но сами слова заставили меня напрячься.

– Я что-то не так сделала?

– Отис передал, что «законная наследница Дома Раздора просит своего друга Элиона навестить её в поместье», – Элиону не удалось спародировать голос Отиса без того, чтобы сорваться на смех. Пару раз он замолкал, но плечи дрожали в беззвучном хохоте.

Я не разделяла веселья, ожидая пояснений.

– Ты назвала меня своим другом, малышка.

– И?

Эль опять расхохотался, а я продолжала недоумевать, чем его так радует моя реакция. Наконец став серьёзнее, он наклонился ближе.

– Ты не понимаешь свою позицию в этом мире. Сейчас ты самая знаменитая личность во всём Пелесе, малышка. Всем интересно, кто ты и достойна ли зваться «наследницей». Если да, то ты следующая глава Совета архонтов, а слухи, что тебя поддерживает Гипнос и Морос, заставили всех разделиться на два лагеря. Одни до одури хотят с тобой дружить, а другие жаждут избавиться, пока ты ещё слаба.

С этими новостями я уже успела смириться.

– Дома Раздора и Чревоугодия никогда не были близки, а тут ты заявляешь, что среди всех наследников и представителей других Домов именно я твой друг. Напомнить, что дядя меня ненавидит? Но благодаря тебе он станет относиться ко мне с бо́льшим уважением. Точнее, скрипеть зубами при моём появлении не прекратит, но будет помалкивать, – веселье Элиона стало мстительным, а зелёные глаза засверкали озорством.

– Почему ты вернулся? Для тебя это точно безопасно? Как твоя мама? В той неразберихе…

Эль пальцами заботливо стёр остатки слёз с моих щёк и выпрямился.

– Мама отделалась испугом, но с ней всё хорошо. Гипнос забрал нас из Даории. Я очутился в Пелесе вместе с семьёй. Похоже, выполнил свою часть сделки, метка исчезла. Даже проверил, пройдя Переправу из Палагеды в Санкт-Данам и обратно. Я снова могу жить дома или уйти, если захочу, – воодушевлённо поделился Эль, и я наконец успокоилась, искренне радуясь, что он не пострадал.

– Как Мейв? Я её не видела.

– С ней тоже всё в порядке, пересекались вчера.

– Кай? – короткое имя оцарапало горло, мне хотелось знать, встречались ли они, но страшно было услышать, что Кай бросил только меня.

Лицо Элиона помрачнело, губы сжались в линию, и он отрывисто покачал головой.

– Я надеялся, что смогу найти его через тебя, – признался он.

– В последний раз мы виделись на Переправе, когда Майрон пришёл за мной, – объяснила я, не скрыв разочарования, и Эль раздражённо наморщил нос. – А Иво?

Хотелось спросить подробнее, но внезапно накативший страх сковал сознание, язык будто к нёбу прилип. Кай говорил, что следующие дни решат его судьбу, значит, сейчас ему либо стало лучше, либо… Второй вариант пугал больше, чем Совет архонтов, желающий меня прикончить.

– Он поправляется, – выдавил полуулыбку Эль. – Именно поэтому я не стал посылать записку, а приехал лично, чтобы отвезти тебя с ним повидаться.

Я шумно выдохнула и согнулась, уперев руки в колени. Ощутила лёгкую тошноту от нахлынувшего облегчения.

– Принесите наследнице плащ с капюшоном, – попросил Элион, остановив двух пробегающих мимо служанок. – И сообщите архонту, что я возьму Кассию на прогулку на несколько часов.

– Да, кирий, – в унисон отозвались девушки, а я нахмурилась, видя, что они явно занервничали и глаз на Элиона поднимать не стали.

Племянник архонта и бровью не повёл, когда девушки попятились и быстро скрылись из виду.

– Они так тебя уважают, что глаз не поднимают?

– Нет, просто боятся, – с преувеличенным равнодушием пожал плечами Эль.

Чего им бояться? Они из Дома Раздора, хоть и слуги, но подданные главы Совета архонтов. Я не успела спросить об этом, как Элион взял моё лицо в свои ладони и критически осмотрел. Зачем-то погладил щёки, коснулся пальцем бровей и губ.

– Тебе не нравится моё лицо? – уточнила я, зная, что глаза выглядят жутко, а белые волосы прибавили мне пару лет.

1 Антаблемент – одна из основных частей архитектурного ордера, а именно верхняя горизонтальная часть. В основном делится на три части: архитрав, фриз, карниз.

Продолжить чтение