Читать онлайн Лилиана и дракон, или Счастье своими руками бесплатно

Глава 1

Каждому мужчине, пребывающему в здравом уме и доброй памяти, очень хорошо известно о том, что лучше не трогать женщину, которая зацепилась языком за точно такой же болтливый язык, принадлежащий подруге, с которой эта женщина давно не виделась.

Вот и глубокоуважаемый горшечник, добрый мастер Миери, оставив свою дородную супругу на улице, степенно поклонившись собрату по несчастью, а именно, сапожнику Гримзону, прошел вслед за ним в гостеприимно распахнутые двери таверны с красноречивым названием: «Приют странника».

Правду сказать, странниками почтенных мастеров считать было неправильно, ибо ни Миери, ни, тем более, Гримзон, никогда не покидали пределов благословенной столицы Алиегории, города Мариды. Да и зачем им куда-то ехать, рисковать здоровьем и товаром, если в родном городе дела почтенных мастеров шли неплохо.

Присев на гладкие, деревянные лавки и положив локти на чисто выскобленную столешницу – они ж не какие-то там напыщенные аристократы, а приличные мастеровые люди, которым нет никакого дело до великосветских ужимок и приседаний, Миери и Гримзон, воспользовавшись удобным отсутствием своих вторых половинок, заказали по большому жбану пенного темного и отхлебывая по глоточку, принялись самозабвенно чесать языками, совершенно позабыв о том, что еще пару-тройку мгновений тому назад, беззлобно ворчали на своих жен, осуждая последних за неуемную страсть к пустопорожней болтовне.

На самом деле, мужчины, еще те любители сплетен, только они, вряд ли в том признаются, даже самим себе. Чесать языком, по их мнению – это забава для глупых баб, которые не способны заниматься серьезными делами больше половины свечи зараз. Женский удел – стирка, готовка, воспитание детей и, конечно же, ублажение супруга в постели. Последнее, пожалуй, самое важное из того что должна уметь делать достойная матрона, мать и жена.

А, досужая болтовня.. Что до нее? Пущай покалякают, пока сильно занятые мужчины погружены в беседу о судьбах государства и последних ценах на товары первой необходимости.

– Ой, скажешь тоже, Мотря! – дебелая жена горшечника Миери, стряхивая с губ шелуху от семечек, вяло отмахивалась от слов своей давней приятельницы, супруги сапожника Гримзона. – Меньше прислушивалась бы ты к этому старому дуралею, зеленщику с улицы Марионеток. В его голове разума осталось ровно столько же, сколько волос на макушке, а всем и каждому в Мариде известно о том, что голова зеленщика Птина, такая же голая и гладкая, как яйцо птицы Руй.

Жена горшечника, этим погожим днем сопровождающая мужа в походе по лавкам, по случаю дня рождения старшей дочери, вырядилась, как для посещения храма – в свое лучшее платье доброго сукна, беличий тулупчик, да пестрый платок, вязаный из крашеной шерсти. Зима, чай стоит холодная, дело уж к Новогодию движется и не след почтенной матери семейства шастать по стылым улицам в новомодных уборах – куцых, похожих на усеченный конус, украшенный для нарядности белой вуалью.

Добрая женщина по имени Лаисса терпеть не могла жадного торговца зеленью и овощами, всегда норовившего задрать цены повыше. Ну кто, в здравом уме, станет покупать пучок вялой петрушки за три соната, когда цена этому самому пучку, сонат, да и то, потому что, Лаиссе лень тащиться на другой конец улицы.

– Ничего ты не понимаешь, Лаисса, отмахнулась от слов товарки круглолицая Мотря, имевшая на голове тот самый новомодный конус, напяленный больше для форсу и для солидности. В этом самом уборе, шарообразная и толстощекая Мотря походила на раздобревшую репу, на которую кто-то, шутки ради, нахлобучил жестяное ведро странной формы. – Дело говорит Птина, хоть и права ты в том, что зеленщик, тот еще выжига, готовый удавиться за гнутый сонат. Но не врет он, нет, не в этот раз. Вернулся, как есть, вернулся знаменитый Гном из подворотни и, как и прежде, принялся обчищать дома уважаемых граждан Мариды.

– Да пойми ж ты, голова- два уха, – вспылила уважаемая Лаисса, продолжая перемалывать подсолнечные семечки крупными зубами и сплевывать шелуху под ноги собеседнице. – не мог он вернуться, твой знаменитый Гном из подворотни, потому как, никаких гномом в природе не существует. Сказки это все, выдумки беззубых старух и слепых сказителей. Оборотни живут в Верляндии, драконы – в Драккарии, люди – в Алиегории и Навартоне, в степях промышляют хищные кизляки, а за морем – страна горбатых уйтунов. Злокозненные фейри могут жить где угодно, лишь бы имелось болото и холмы, необходимые для их гнусных обрядов. Про гномов же, о которых ты мне битую свечу толкуешь, никто и никогда слыхом не слыхивал, не то, чтобы встречать.

– Да какое мне дело до горбатых уйтунов! – Мотря, на всякий случай сплюнула через левое плечо, помянув про себя Богов-Покровителей – не приведи святые праведники, подобная пакость к ночи привидится, сон, как ветром сдует. – Гном орудует в городе, кто ж еще? Сказывал мне о том Артип, тот, что косоротой Софке деверем доводится, а ему, допрежь, Кундрюк, не тот, что у храма на паперти побирается, хромоногий, да не чесанный, аки пес бродячий, а рыжий Кундрюк, из городской стражи. Говаривал, что больно ловок тот ворюга, росточка невеликого, худоват, да ногами скуден. Потому и след от ступней его крохотный, будто детский.

– Так, может то, байстрюк какой орудует, да, что плохо лежит, подчищает, а ты заладила – гном, гном, да еще из подворотни.

– Ха, скажешь то ж, байстрюк! – несогласная Мотря затрясла головой. – Мальцы-огольцы, бают, сами по улицам шныряют, пронюхивают, кто это на их угодьях пакостничать затеялся. Небось, Митрюхи местные, всех своих подручных на уши поставили, залетного гостя выискивая. Гном это, как есть, гном. Верно тебе говорю.

– Так, откель он взялся, гном тот? Сам по себе народился? – победно ухмыльнулась Лаисса, которая, ну, хоть убей ее, в мифических гномов поверить не желала. – Никогда не было никакого гнома, а тут, раз – и появился.

– Таки был же гном, о чем тебе толкую, неумная. – Мотря начала кипятиться. – Моя мать еще помнит, как стража городская, лет сорок назад за недомерком по улицам гонялась. Рекомый гном, из подворотни, в год тот, ухитрился казну магистрата обчистить. Все до последнего гнутого соната выгреб и был таков. Вот и не слыхать про него было сколько лет – сидел небось тихо, денежки проедал, а как казна дно показала, так он вновь на промысел выскочил.

И, победным взглядом подругу окинула – мол, вон я, как ловко, все по полочкам разложила.

Лаисса фыркнула.

– Да мамаша твоя и сорок лет назад, небось не в себе пребывала, а уж про нынешние времена и говорить нечего. Мало ли, какая глупь в голове её старческой зародилось? Там не только гномы поселиться могут, а и кукушка с целым выводком кукушачьим.

– Тьфу на тебя! – взвилась Мотря, обидевшись за родительницу. – Тьфу три раза на тебя, зараза!

– Сама ты, тьфу, пакость глазливая! – взвилась Лаисса, на которую попал меткий плевок дородной тетки. – Ах ты, наседка толстожопая, да чтобы тебя перевернуло и подбросило на ровном месте, вместе с мамашей твой пустоголовой. Гнома ей подавай! Из подворотни! Вот я пойду, да твоему мужику и расскажу, какие ты слухи по городу распускаешь. Он, ужо, болтливый язык твой укоротит!

– Да иди, иди, жаба пучеглазая! – встопорщилась Мотря, воинственно выпятив вперед, немалого объема, пузо и наступая этим пузом на супротивницу. – А я, тогды, твоему Горшку поведаю, как ты, давеча, с зеленщиком сюсюкалась, да петрушку его, вялую, пальцами своими пухлыми щупала. Всю, как есть, перещупала, да помяла. Может ты и хрен евойный в руках покатать успела? То-то же он по улице шел и лыбился, как не в себе. Вот и посмотрим, как ента новость твоему Миере понравится. Да он все горшки свои кособокие об твою голову неразумную побьет!

– Это, с какого-такого перепуга, наши горшки кособокими стали вдруг? – завелась Лаисса, сжимая кулаки и, в свою очередь, наступая на Мотрю. – Наши горшки, не иным чета, лучшие в городе! Это башмаки ваши худые, да рваные, потому никто в вашу лавку не идет.

– Да, ты, сосна сухостойная ..– ярилась Мотря.

– Нет, ты, квашня кислая..

– Ах, ты, язва языкатая!

К тому времени, когда основательные мужчины, допив пиво и обсудив важные, жизненные вопросы, вышли из таверны, по улице только пух и перья летели от разгоряченных спором баб, а городская стража, то и дело, поминая всуе Богов-Покровителей, опасливо растаскивала орущих теток в разные стороны, не тем словом поминая горшки, башмаки и наглых гномов, выскакивавших из подворотни.

Невысокая, худощавая девушка, поправив уродливый саржевый чепец, подхватив тяжелую корзину с прикупленной на рынке снедью, медленно побрела по улице вниз, направляясь к господским особнякам, тянувшимся к границе Белого города.

Скандал, состряпанный досужими кумушками на ровном месте, изрядно позабавил девицу, бойко стукавшую деревянными башмаками по булыжной мостовой.

– Гном из подворотни. – хихикала девушка, поворачивая за угол и оставляя за спиной шумную свару. – Придумают же такое!

*

– Лилья! – низкий, совсем не женственный голос мачехи, грянув точно гром с ясного неба, заставил вспорхнуть к этому самому небу, стайку мелких птах, энергично склевывавших хлебные крошки, рассыпанные по мерзлой земле каким-то сердобольным человеком. – Где носит эту безголовую девчонку в то время, когда мне требуются её услуги? Лилья, поди немедленно в мою комнату!

Лилиана де Бри, вполне себе приятная девица, светлоглазая блондинка с очень грустным выражением лица, на вид, лет шестнадцати-семнадцати, обряженная в скромное платье служанки из богатого дома, невольно поморщилась, услышав неприятный голос ненавистной мачехи. Но, всё же, девушке было куда легче воспринимать вопли рассерженной женщины, чем пронзительный визг двух её родных дочерей.

Лилиана де Бри глубоко вздохнула и устроилась поудобнее, подтянув ноги и опершись спиной о печную трубу.

Да-да – благородная представительница славного рода де Бри, виконтесса и дочь графа, приятно проводила время, скрываясь от грядущих неприятностей на крыше родного дома, забившись в заросли густого ползучего можжевельника и любуясь с высоты остроконечной крыши на переполох, поднятый, взбешенной её отсутствием, мачехой.

Да-да, мачехой, ставшей полноправной владелицей и дома, и всего остального имущества рода де Бри, после того, как отец Лилианы, граф Арисен де Бри, пропал на королевской охоте.

Не иначе, как злой рок протянул свои костлявые руки, ввергнув и Лилиану, и её отца в пучину бед.

Ещё несколько лет назад Лилиане и в голову не могло прийти, что она, вполне приличная и воспитанная девушка, закончившая полное обучение в пансионе некой мадам Клюссо, станет прятаться за печной трубой, словно какой-то чумазый трубочист.

Но, вот пришлось и все потому, что отец Лилианы, господин Арисен де Бри, решил жениться и привел в свой дом новую жену по имени Жанетта и двух её дочерей, Марисабель и Алисану.

Честное слово, Лилиана, как послушная и любящая дочь, выбор отца приняла, хотя и не воспылала симпатией ни к самой Жанетте, ни к её крошкам, которые оказались старше самой Лилианы на пару лет.

Впрочем, сводные сестры и сами не стремились к тому, чтобы заключить новоприобретенную родственницу в жаркие объятия. Ни черноглазая хохотушка Алисана, ни пухлощекая блондинка Марисабель не проявили к Лилиане ни должного уважения, ни, хотя бы, приветливости. Сестры-погодки восприняли девушку, как досадное приложение к её отцу – главе королевского охотничьего дома, а самого Арисена де Бри, как неприятное дополнение к богатому особняку, вкусной еде и прекрасным нарядам.

Жили девушки каждая в своей комнате и у каждой из девиц де Бри была своя собственная служанка. Лилиана редко встречалась со своими новыми сестрами, разве что за обедом или во время торжественных семейных мероприятий. Жанетта со своими дочерями вечно где-то отсутствовала – то совершала визиты, вознаграждая себя за долговременное прозябание в вынужденной бедности, то выезжала на прогулку в городской парк, то посещала выставки и салоны или же, лавки на торговой площади, обновляя свой, и без того роскошный, гардероб.

И Алисана, и Марисабель любили наряды. Они могли менять платья по три раза на день, равно, как и украшения, и прочие, прилагающие к ним, аксессуары.

Лилиане представлялось преступным тратить драгоценное время на подобные глупости – в пансионе мадам Клиссо девушкам не позволялось предаваться праздности и бездельничать. Лилиана отлично вышивала, умела петь и танцевать, а, так же, рисовать акварелью и маслом. Кроме этого, воспитанницам прививали любовь к чистоте и физическим упражнениям, укрепляющим тело. Преподавались там и иные предметы, составляющие тайну заведения и о них, благородная Лилиана де Бри, предпочитала помалкивать, ибо не принято было в патриархальной Алиегории обучать скромных девиц чему-либо, окромя наук, пригодных для ведения хозяйства. Это в богопротивной Верляндии, проклятых землях оборотней, девицы могли свободно шастать, где им заблагорассудится и заниматься любым делом, пусть даже и наёмничать, но никак не в Алиегории, славящейся своими добродетельными и целомудренными девами.

Впрочем, все лишние, с точки зрения мачехи, занятия оказались для девушки под запретом. Теперь она могла петь лишь во время работы в саду, а рисовать куском угля на беленной стене забора. И то, украдкой.

Отцу Лилианы досталась завидная должность королевского егермейстера и он зачастую отсутствовал дома, в виду постоянной занятости на королевской службе. Король Алиегории, Франциск Первый, как и все представители алиегорийского королевского дома, был страстным охотником и посвящал своему хобби все свободное время, носясь по лесам и полям королевского домена в поисках, достойной сюзерена, добычи.

Естественно, главный егерь королевства всегда и всюду следовал за своим господином, поэтому, дома бывал нечасто, оставив и свое хозяйство, и свою единственную дочь на попечении новоиспеченной госпожи де Бри.

Пока господин Арисен был жив и здоров, Жанетта не доставляла особого беспокойства своей падчерице – ну, крутится девчонка под ногами, чем-то там занимается, чего-то там делает и пусть. Главное, что не лезет в дела самой Жанетты и не досаждает её драгоценным дочуркам, Алисане и Марисабель. К тому же, большую часть года девушка проводила в пансионе мадам Клюссо, радуя домочадцев своим присутствием исключительно на каникулах. Впрочем, на каникулах Лилиана предпочитала проводить время вне стен особняка, выезжая с отцом в лес и замечательно чувствуя себя среди команды егерей, подчинявшихся господину де Бри.

Всё изменилось в тот, роковой день большой охоты.

Господин Арисен де Бри погиб, спасая своего сюзерена от лап дикого зверя.

Королевская охота на оленя слегка затянулась и, увлеченный погоней за мощным и хитрым самцом, Франциск Первый, отбившись от своей свиты, неожиданно оказался на крутом, обрывистом берегу реки, где на короля накинулся, разъяренный шумом, совершенно обезумевший, медведь.

Яркое одеяние венценосного охотника – алый с золотым шитьем, камзол и такие же яркие штаны, шум, производимый загонщиками и прочими егерями, распугавший лесную живность, вывел из себя могучего хозяина леса.

И не оказалось рядом с королем никого, кроме мастера охоты, который отважно бросившись с рогатиной на хищника, спас Франциска Первого от гибели.

Пока сюзерен пытался усмирить своего, впавшего в панику коня, отважный егермейстер, который никак не мог допустить гибели своего господина, вступил в кровавую схватку с грозным зверем.

К сожалению, сам Арисен не уцелел – впавший в буйство огромный медведь, легко сломавший рогатину, вцепился в свою жертву когтями и клыками и вместе с ней свалился с обрыва прямо в мутные воды глубокой и своенравной реки.

Как известно, Бурлящая не зря считалась коварной и непредсказуемой – Франциск Первый приказал, во чтобы то ни стало отыскать тело своего спасителя и убить мерзкого зверя, покусившегося на коронованную особу, но старания придворных, да и обычных охотников, не увенчались успехом. Тело господина де Бри, не взирая на потуги королевского чародея, найдено не было, а мстительные егеря несчастных медведей перебили в таком количестве, что очень скоро охоту на них пришлось запретить, ибо зверь этот, могучий и хитрый, стал очень редок и почти перестал встречаться в королевских лесах.

Долгое время Лилиана надеялась на то, что отец, вопреки уверениям мачехи, выжил и скоро вернется домой. Но, ожидания не оправдались, а мачеха постепенно начала устанавливать в особняке свои порядки и правила, совершенно не считаясь при этом с мнением падчерицы.

Спустя полгода, господина де Бри объявили погибшим, и Жанетта стала полновластной хозяйкой всего имущества погибшего супруга.

И, первое, что она сделала – вышвырнула падчерицу из её уютной комнатки, превратив благородную девушку в бесправную служанку в своем собственном доме.

– Но это моя комната. – растерянно произнесла Лилиана, обнаружив, что слуги, пряча глаза от молодой хозяйки, поспешно очищают помещение от её личных вещей.

Мадам Жанетта, наблюдающая за этим отвратительным действом, обратила холодный взгляд на падчерицу.

– В этом доме больше нет ничего твоего, Лилья. – усмехнулась мачеха, поигрывая дорогим веером. – Забудь о том, что было раньше. Твой отец умер и теперь я полновластная хозяйка всего имущества и доходов графства.

– А, как же я? – девушка была так сильно удивлена, что у неё не нашлось других слов для протеста.

– Ты? – мачеха снова усмехнулась. – А, ты, Лилья, теперь никто. Обычная служанка. Тебе придется выполнять работу для того, чтобы оправдать свое содержание. И, учти, я не потерплю в доме лентяйку и неряху. Дармоеды мне не нужны.

– Меня зовут Лилиана. – девушка гордо подняла голову и бесстрашно взглянула на мадам Жанетту.

– Нет. – продолжала ухмыляться новоиспеченная хозяйка дома. – Лилиана – это имя для благородной девушки. Ты же, отныне, служанка и зовут тебя – Лилья. Я так решила, а это значит, что так оно и будет. С сегодняшнего дня, мое слово, закон в этом доме. Запомни это, раз и навсегда.

Шелковые платья сменил наряд простолюдинки, золотистые волосы, вызывающие столь ярое раздражение госпожи Жанетты, Лилиане пришлось спрятать под уродливый саржевый чепец, а атласные туфельки поменять на тяжелые деревянные башмаки.

Несчастная девушка лишилась разом и отца, и привычного образа жизни. Были позабыты прежние увлечение – пение, рисование и вышивание. Как полагала госпожа Жанетта служанка должна выполнять различные работы по дому, зарабатывая свой кусок хлеба тяжелым трудом, а занятия благородных, больше подходят ее родным дочерям, Алисане и Марисабель.

Впрочем, ни Алисана, ни Марисабель не умели ни рисовать, ни петь. Они даже не пытались занять себя каким-либо делом, проводя дни в праздности и поедании всяких вкусностей, особенно налегая на сладости, от чего лица девушек зачастую покрывались некрасивыми прыщами.

Дочери Жанетты отчаянно завидовали ненавистной Лилиане – несмотря на то, что девушка была вынуждена заниматься стиркой, уборкой и прочими хозяйственными хлопотами, лицо Лилианы оставалось свежим и румяным, зубы – белыми, а локоны – золотистыми и ухоженными.

Особенно раздражалась Марисабель.

– Почему я, красивая и богатая, ношу на голове какую-то паклю, – верещала Марисабель, рассматривая собственное отражение в огромном зеркале, установленном в её собственной спальне. – а неряха Лилиана щеголяет своими золотыми волосами и доводит меня до слез?

Мадам Жанетта успокаивала дочь, как могла, но масла в огонь подливала Алисана, которая терпеть не могла свою сводную сестру.

– Маменька, – Алисана поправила тяжелые серьги в своих маленьких ушках и требовательно взглянула на госпожу де Бри. – Марисабель права – Лилиана ведет себя неподобающим образом. Она осмеливается выглядеть лучше, чем мы! Она, всего лишь служанка, жалкая приживалка и не имеет никаких прав. Ты должна приказать ей остричь волосы. Пусть цирюльник обрежет Лилиане косы и из них изготовит роскошный парик для Марисабель.

Сама Алисана уродилась жгучей брюнеткой и с волосами у неё был полный порядок – густые и роскошные, они падали на спину черным водопадом. Ей не было дела до пышных локонов Лилианы, но, почему бы не устроить гадость ненавистной сводной сестре?

– Нет, девочки мои, я не стану этого делать. – вздохнула госпожа Жанетта, прижимая к груди головки своих дочерей. – Даже не упрашивайте, не получится.

– Но, почему? – голубые глаза Марисабель наполнились слезами – она уже представляла, как замечательно будет выглядеть в парике из золотых волос. Все подружки удавятся от зависти, а кавалеры – упадут к её ногам.

Девушка зло прищурилась – ну, уж нет! Маменька может говорить, что угодно, но она, Марисабель, все равно добьется желаемого.

– Даже не вздумай меня ослушаться! – госпожа Жанетта раздраженно оттолкнула от себя старшую дочь. – По-вашему все равно не будет. Лилиана нужна мне, здоровая и со всеми своими волосами.

– Но, зачем? – удивилась Алисана. – Отошлите её в деревню, маменька – пусть наша сестричка пасет гусей и окучивает грядки. Самое дело, для воспитанницы пансиона мадам Клюссо.

И сестрички мерзко захихикали – сами то они ни в каком пансионе не обучались, да и читали с трудом. Все, что их интересовало, это кавалеры, балы и роскошные наряды. Что до прочего – то благородным девицам нечего забивать свои прелестные головки различной чепухой. Для этого существуют специально обученные слуги. Долг каждой благородной девушки – удачно выйти замуж и, перестав трепать нервы отцу, осчастливить своим кротким нравом мужа.

Мадам Жанетта вздохнула еще раз – падчерица раздражала мачеху до зубовного скрежета, но дела семейства де Бри шли не очень хорошо.

Раньше, до гибели господина Арисена, всеми счетами ведала Лилиана, и старый дворецкий по имени Грюмо, помнивший еще дедушку Лилианы, но, вскоре после гибели своего господина, дворецкий удалился на покой, а молодая виконтесса была лишена доступа к счетам семьи.

После гибели господина де Бри в доме появились чужие люди – родной брат мадам Жанетты, господин Бернс и поверенный, господин Пенье.

Именно они стали заниматься делами семьи и именно Пенье объявил мадам Жанетте о том, что её супруг оставил после себя многочисленные долги, тяжким грузом повисшие на семейном бюджете. Ушлый поверенный, господин Пенье, занимался всеми делами семейства и делал это не особо успешно. Вскоре вдовствующая Жанетта, с ужасом обнаружила, что расходы значительно превосходят доходы и, что, если срочно не раздобыть денег, то роскошной жизни наступит конец.

И тут очень пригодилась Лилиана – король помнил о том, что Арисен де Бри пожертвовал своей жизнью, спасая своего сюзерена и назначил дочери своего вассала щедрый пансион.

Раз в месяц, в особняк де Бри приходил человек от короля и вручал девушке мешочек с монетами, который, после того, как за слугой закрывались двери, у неё отбирала жадная госпожа Жанетта.

Деньги, по уверению мачехи и поверенного Пенье, целиком и полностью уходили на погашение долгов её отца, мота и транжиры, который оставил несчастную вдову и её дочерей, почти без гроша в кармане.

Лилиана безропотно отдавала королевский пансион в загребущие руки мачехи, не желая, чтобы имя отца фигурировало в судебных разбирательствах. Девушке оставляли какие-то жалкие гроши, и она еще должна была благодарить госпожу Жанетту за эту милость.

Господин Пенье предъявил Лилиане документы, свидетельствующие об огромных долгах бывшего королевского егермейстера и его несчастной дочери, оставалось лишь благодарить Франциска Первого за то, что он, не позабыв сироту, поддерживает девушку деньгами, иначе, гнить Лилиане в долговой яме, в наказание за расточительство собственного родителя.

Ко всем бедам прибавилась еще одна – Лилиана уродилась очень красивой девушкой. К несчастью, нежность и миловидное личико виконтессы, привлекли пристальное внимание господина Бернса, безземельного аристократа, занимающегося какими-то мутными делишками и ведущего беззаботный образ жизни.

Рослый, лысеющий господин, мускулистый, словно каменотес и ушлый, словно досужий торговец, вознамерившийся сбыть некачественный товар, то и дело попадался на пути Лилианы, не стесняясь делал, приглянувшейся ему, девушке недвусмысленные комплименты и даже пытался распускать руки. Однажды, Лилиана не выдержала и огрела наглеца подносом, разбив при этом чашки из драгоценного фарфора и облив горячим чаем бесстыжего приставалу.

Господин Бернс, оскорбленный поведением наглой девчонки, нажаловался сестре, и мачеха посадила Лилиану под замок, оставив без пищи на целых два дня и, если бы не пронырливый Лаки, сидеть бы Лилиане голодной. Но преданный зверек ухитрялся тайком пробираться на кухню и таскать для узницы пирожки.

Впрочем, повариха Мартина просто могла делать вид, что не замечает питомца Лилианы. Повариха очень любила девушку и терпеть не могла новую хозяйку дома.

Несмотря на то, что Лилиану наказали, поползновения господина Бернса не остались без внимания. Госпожа де Бри очень боялась скандала и опасалась того, что однажды Лилиана взбунтуется и отправиться с жалобой к королю. Как-никак, никто, кроме Франциска Первого, не мог лишить виконтессу звания аристократки. Поэтому, господину Бернсу было запрещено приближаться к Лилиане, но это не значило, что мерзкий сластолюбец, живущий на неизвестно какие средства, перестал пожирать девушку жадным взглядом своих похотливых глаз.

*

Лилиана рискнула и высунула голову из зеленой гущи разросшегося можжевельника – госпожа Жанетта уже перестала голосить, словно умалишенная, слуги – метаться, а собаки лаять.

Еще некоторое время можно было позволить себе отдохнуть, а потом, всё равно придется вернуться в дом и предстать перед крикливой мачехой и вредными сёстрами.

Лилиана усмехнулась – у неё имелось отличное оправдание собственному отсутствию – целая корзина чистого, только что выстиранного, белья. До реки было не так-то близко, а сорочки из белоснежного полотна доверяли стирать только Лилиане.

Белье девушка выстирала уже давно – жадная мачеха ничего не знала о том, что в самом дальнем и глухом уголке поместья из земли бьет родник, который, утекая за ограду, превращается в небольшой ручеек. Лилиана устроила при помощи камней, веток деревьев и комьев глины небольшую запруду и теперь могла не тратить время на походы к реке, а стирать в этом самом ручье и какое-то время посвящать своим собственным делам, не отвлекаясь на чужие.

Внезапно, что-то или кто-то зашуршал в густых ветвях можжевельника. Девушка, ничуть не испугавшись, протянула вперед руку и обрадованно воскликнула:

– Лаки, ты вернулся? Так скоро?

Лаки, небольшая, рыжеватая ласка, быстрая и юркая, высунул из листвы хитрую мордочку и уставился на хозяйку глазами-пуговичками. Зверек был очень смышленым и полностью подчинялся девушке.

Да-да, это правда – Лилиана умела разговаривать и повелевать животными. Такой вот у неё открылся волшебный дар. Разумеется, случилось это уже после того, как виконтесса узнала о смерти своего отца. До той минуты она была обычной девушкой, лишенной даже самых малых крох магии и, вот тебе – неожиданная радость.

Говорят, что магия проявляет себя в моменты сильного душевного волнения. Узнав о том, что её отца, Королевский суд признал окончательно мертвым, девушка упала замертво и очнувшись, обнаружила себя не в своих собственных покоях, а в жалкой каморке, расположенной под самой крышей.

С тех пор, Лилиане пришлось жить там.

Лаки сам пришел к девушке однажды вечером и попытался стащить со стола еду. Лилиана заметила юркого воришку и крикнула ему: «Стой!»

К огромному удивлению молоденькой девушки, зверек, словно бы прилип лапками к столу. На лице ласки отчетливо читалось удивление и даже, испуг.

Так девушка обнаружила, что обладает необычными способностями. Животные слушались молодую магичку беспрекословно, исполняя любые её повеления.

С того самого дня, как её, в собственном доме, перестали считать за благородную госпожу, переведя в разряд бесправных слуг, у Лилианы началась совершенно иная жизнь, жизнь, полная тайн и не совсем безобидных приключений.

Ясноглазая блондинка ласково погладила зверька по бархатистой головке. Лаки блаженно прищурился и что-то пропищал, а его хозяйка нахмурилась.

– Они опять перерыли все вещи в моей каморке. – вздохнула девушка, прикусив нижнюю губу своими белыми зубками. В отличие от сводных сестер, Лилиана не очень любила сладости, поэтому кожа лица у нее была свежая, а зубы – ровными и белыми. – Всё ищут и ищут, интересно, что? Что можно отыскать в каморке служанки – золото и бриллианты?

Лилиана вздохнула еще раз. Нет, у нее осталась одна-единственная вещь от прошлой, счастливой и благополучной жизни – золотое кольцо матери. Свою маму девушка совсем не помнила – она умерла родами, оставив господина Арисена вдовцом с младенцем на руках. Лилиану вырастила старая кормилица, а, как только виконтессе исполнилось девять лет, отец отправил её в пансион мадам Клиссо. Но кольцо матери Лилиана сумела спрятать и сохранить, прочие драгоценности у падчерицы отобрала мадам Жанетта, якобы, в уплату долгов расточительного господина де Бри.

Лаки снова что-то пропищал и Лилиана нехотя поднялась. Ей не хотелось покидать свое тайное убежище, но всю жизнь на крыше не просидишь. К тому же, у неё еще очень много дел и о некоторых из них, госпоже Жанетте и её дочерям знать совсем необязательно.

*

– Где ты шлялась, мерзавка? – мачеха раздраженно щелкнула веером и уставилась на падчерицу гневным взглядом. – Тебя не могли отыскать. Ты, что, решила сбежать? Разве ты забыла о том, что твой отец задолжал кучу денег разным влиятельным особам? Хочешь, чтобы тебя поймали и посадили в долговую яму?

В удобном кресле, расположившись вольготно, словно хозяин, сидел поверенный семьи, господин Пенье. Лицо поверенного было сердитым, а взгляд, направленный на Лилиану, неприветливым.

– Я ходила на реку. – пожала плечами девушка. – Ваши дочери приказали перестирать все белое белье, вот мне и пришлось задержаться.

Мадам Жанетта недовольно скривилась – кажется, мерзавка не врет. До реки путь неблизкий, так что, задержка вполне оправдана.

– Пойди, займись делом. – недовольно буркнула госпожа Жанетта. – В розарии полно работы. Мне кажется, что мои льдистые розы выглядят поникшими, а я отдала за рассаду кучу денег. Возможно, они нуждаются в большем количестве снега. Разберись в чем дело и заставь розы цвести.

Лилиана покорно кивнула, поклонилась и уже совсем было собралась отправиться в сад, как вдруг в комнату мачехи ворвались её дочери, размахивая какой-то книжкой.

Вернее, книжкой размахивала Марисабель – она умела читать куда лучше своей младшей сестры, хоть и делала это без большой охоты.

– Маменька, маменька! – верещала Марисабель. – Вы только взгляните, какую чудную сказку мне подарила моя подруга Анхелика! Сказка называется «Пастушок и фей» и в ней рассказывается про несчастного сироту, которому волшебный фей помог стать богатым и знаменитым и жениться на прекрасной принцессе.

Госпожа Жанетта и поверенный Пенье громко рассмеялись, пренебрежительно покосившись на покрасневшую Лилиану.

– Ну, что за глупости пишут эти бесталанные писаки! – воскликнул поверенный. – Слышал я про эту сказку – бездарная вещичка! Как может нищий сирота жениться на принцессе? Разве что на пастушке, грязной и невежественной, такой же, как он сам.

– А, волшебных фей не существует в природе. – строго произнесла госпожа Жанетта. – Волшебники могут управлять погодой, лечить болезни и совершать иные чудеса, но ни один волшебник не в силах заставить принцессу выйти замуж за нищего. Разве наша принцесса Мария Алиегорийская, именуемая ещё, как «Безупречная», согласится променять свой роскошный дворец на хижину дровосека? Ни в коем случае! Так что, дочери мои, выкиньте эту глупую книжку из нашего дома, а еще лучше, сожгите в камине! Подобные сказки рождают у черни глупые мысли, заставляя прислугу мечтать о несбыточном.

Алисана и Марисабель так и поступили – оттолкнув Лилиану, сводные сестры выбежали из комнаты и выбросили книгу в мусорный ящик.

Лилиана, убедившись в том, что мачехины дочери убрались в свои комнаты, поспешно вытащила книжку и спрятала её под передник.

Мачеха приказала запереть все книги, ранее принадлежавшие падчерице, в шкафу и намеревалась продать их на рынке. Хорошо еще, что, пока что, она позабыла об этом обещании. Лилиана очень любила читать, а сказка, пусть это всего лишь, сказка, лучше, чем ничего.

Естественно, девушка отправилась в сад, к тем самым, поникшим розам.

Она призвала кротов и попросила их взрыхлить землю на клумбе, а сама углубилась в чтение, зная, что послушные её воле, трудолюбивые существа, исполнят всю работу.

Очень скоро, волшебная история захватила её.

Пастушок, как и сама Лилиана, с малых лет остался сиротой и жил в доме своего дяди, который, как и все его домочадцы, не любил и всячески обижал сироту. Но у несчастного паренька, обнаружился волшебный крестный-фей, которой помог парнишке проникнуть на королевский бал. Сирота сумел очаровать принцессу игрой на свирели и королевская дочка, влюбившись по уши в пригожего юношу, принялась разыскивать своего избранника по всему королевству.

О чем думали король-отец и мать-королева, в сказке не говорилось.

В конце концов, принцесса отыскала своего любимого, не взирая на козни завистников и недоброжелателей и, конечно же, сироте всегда и во всем помогал его волшебный крестный фей. В итоге, сирота оказался не безродным приемышем, а сыном герцога, чей титул коварно присвоил злобный родственник и вся история закончилась хорошо – пышным торжеством и свадьбой.

Лилиана читала сказку почти до самой темноты и спохватилась лишь после того, как в окнах дома замелькали огни свечей.

Вопреки, а, может быть, благодаря своей фантастичности, история пастушка девушке понравилась – сирота, не смотря на присутствие крестного фея, стремился помогать людям и делать добрые дела, что же касается принцессы и пышной свадьбы, то каждый понимает счастье по-своему. Автору книги счастьем представлялась свадьба с принцессой, сама же Лилиана разумеет по-другому.

Кроты отлично справились с заданием – драгоценные розы, на взгляд Лилианы выглядели вполне прилично, но мачеха, как обычно, останется недовольна и обязательно отыщет причину для придирок.

Девушка, подхватив садовый инструмент, оправила платье и неспешно отправилась к дому. Уже можно было подняться в свою каморку и сжевав кусок хлеба, заняться личными делами.

– Вы только посмотрите, кто идет. – чей-то тоненький голосок, полный ехидства, заставил Лилиану слегка притормозить. – Сама Лилиана де Бри, виконтесса-служанка. Ах, ваши белые ручки, госпожа драного платья, испачканы в навозе, а башмаки заляпаны грязью. – к Лилиане легкой походкой приближалась камеристка старшей из сестер, разбитная девица по имени Клотильда. – Что, Лилиана, не сладко тебе? Каково это, носить жесткую холстину вместо шелка?

Клотильда терпеть не могла Лилиану и пыталась всячески досадить девушке. Возможно служанка просто завидовала бывшей хозяйке богатого особняка и поэтому, всякий раз шпыряла девушку, пытаясь прорвать надменное ледяное спокойствие, с которым Лилиана встречала насмешки наглой прислуги. Впрочем, вполне могло быть, что Марисабель, стараясь уязвить сводную сестру, поручила своей преданной служанке доводить несчастную сироту до белого каления. Но, может быть, постаралась Алисана. Сестры одинаково ненавидели Лилиану и, при любом удобном случае, пакостили ей.

Лилиана мало внимания обращала на потуги наглой Клотильды – что ей, представительнице славного рода де Бри, до болтовни прислуги? Разумеется, неподобающее поведение распущенной служанки нужно наказывать, но у Лилианы, пока что, нет такой возможности. Как говорится – руки коротки, не добраться даже до хамоватой камеристки. Но, когда-нибудь наступит время и Клотильде придется заплатить за свою непозволительную дерзость.

Не взирая на внешнюю невозмутимость и миролюбие, Лилиана прощать никого не собиралась – один показательно отрезанный язык и все остальные слуги становятся шелковыми.

Девушка, надменно вздернув подбородок, проплыла мимо беспардонной служанки. В пансионе мадам Клюссо воспитанниц учили этому искусству – слушать, но не слышать и Лилиана, которая была одной из лучших учениц, очень хорошо запомнила наставления своей классной дамы.

Клотильда что-то там еще верещала, насмехаясь над «ужимками спесивой нищенки с прищемленным хвостом», но девушка даже и ухом не повела. В это время она проходила под окнами сводных сестер и оказалась невольной свидетельницей тихого разговора.

Разумеется, подслушивать нехорошо, но, как раз, в этот самый момент, в деревянный башмак виконтессы попал какой-то камушек и Лилиана остановилась, чтобы привести обувь в порядок.

– Завтра, это случится завтра! – с придыханием воскликнула Марисабель, прижимая к пышной груди пухлые ладошки. – Маменька обещалась вывезти нас на площадь. Представляешь, сестра, мы своими собственными глазами сможем увидеть принца Драконьего королевства!

– Конечно же мы его увидим, глупышка. – снисходительно ответила Алисана, поправляя кружевной чепец на собственной голове. – Разве могли мы мечтать о подобном? Как хорошо, что маменька задурила голову этому глупому егермейстеру и смогла снова выйти замуж.

Сестры мерзко захихикали.

– Ах, Арисен, любовь моя, – засюсюкала Марисабель, копируя интонации голоса мадам Жанетты. – не рвите себе сердце и не беспокойтесь – я стану отличной матерью для вашей малютки Лилианы. Бедная девочка так настрадалась. Она заслуживает самого лучшего!

Сестры расхохотались в голос, а Лилиана сжала крепкие кулачки – неблагодарные курицы смеют насмехаться над ее отцом! Над человеком, который снова ввел этих девиц в высшее общество, дал им свое славное имя и взял в жены их лживую мать! Как же хотелось Лилиане выскочить из-за за покрытых снегом кустов и надавать пощечин смешливым мерзавкам!

Но, нельзя. Как уже говорилось, силы слишком неравны. За подобную дерзость мадам Жанетта может приказать выпороть падчерицу на конюшне, как самую последнюю сервку! С неё станется! Что ни говори, но мадам Жанетта нежно любила своих бесстыжих крошек.

Окошко захлопнулось и Лилиана поспешила в свою комнату. В комнате было тепло и сухо, можно было погреть озябшие руки о теплую стену, примыкающую к каминной трубе.

Захлопнув двери, девушка стянула грубую шаль, заменявшую девушке пальто и, с облегчением перевела дух. Льдистые розы, редкие, замечательно красивые цветы, расцветали в самое холодное время года – зимой. Они радовали глаз огромными, сине- алыми бутонами и наполняли воздух сладким ароматом, но ухаживать за ними – та еще докука. Хорошо еще, что у Лилианы есть такие замечательные помощники из мира животных.

Лаки выскользнул из-под шали и юркнул под одеяло. Одеяло Лилиана сама сшила из разноцветных лоскутков. Оно было не особо теплым, зато очень красивым, ведь девушка, старательно подбирая цвета, собрала из обрезков ткани сложный и прихотливый узор.

В который раз Лилиана поблагодарила пансион мадам Клюссо за строгость и жесткую дисциплину, а ведь когда-то ей казалось, что она очутилась в настоящей тюрьме.

Что ж, девушек в пансионе учили на славу – письму, чтению, способности вести домашнее хозяйство самим, не полагаясь на пронырливых и жуликоватых слуг. Про шитье и прочие дамские премудрости и упоминать не стоило – все воспитанницы должны были уметь сшить для себя нижние рубахи, чепцы и панталоны.

Отец, помнится, очень удивился, когда дочь-аристократка попросила себе в подарок на день рождения иглу-самошвейку. Не очень типичная просьба для благородной девушки. Теперь же, когда наступили трудные времена, благодаря этой игле, Лилиане удавалось не только держать свой скудный гардероб в порядке, но и зарабатывать шитьем пару-тройку монет для своих подопечных.

И Лилиана имела в виду совсем не зверей и птиц, обитающих в саду, а несчастных сирот из городского приюта, которым помогала с тех самых пор, как встретила на крыльце храма нескольких щуплых и бледненьких ребятишек, одетых в унылое казенное платье.

Девушка смогла уговорить отца, и егермейстер, подумав, позволил дочери заняться благотворительностью.

Теперь же, девушка сама стала сиротой и поняла, каково это – лишиться родных людей и остаться одной-одинёшенькой на всём белом свете.

Отогревшись у теплой стены, Лилиана задумалась.

– О каком принце толковали мои любимые сводные сестры? – озадачила себя вопросом Лилианна. – О драконьем? Ох же ты, голова садовая! – девушка стукнула себя по голове ладошкой. – Это же они о Жуаре речи вели, о женихе нашей принцессы Марии Безупречной. Ну, конечно же – посольство в Драккарию отправилось еще по весне, договариваться о брачном союзе между двумя государствами. Возможно, что и договорились. Как жаль, что я не смогу взглянуть на этого самого драконьего принца. У меня слишком много дел, а мачеха и сестры не так часто выезжают и забирают с собой своих пронырливых служанок.

Если бы был жив господин Арисен де Бри, то Лилиана, конечно же, отправилась бы в город посмотреть на принца, о котором так много болтали при дворе.

В Драккарии, государстве, расположенном на востоке от Алиегории, правил самый настоящий король-дракон. Это было очень странно для жителей Алиегории, населенной обычными людьми, но не удивительно для восточной части материка, где проживали многие представители волшебного народа.

Драккария являлась гористой страной, очень богатой различными ископаемыми минералами, драгоценной древесиной и самоцветами. На троне Драккарии восседал Жюнмиль Четырнадцатый, правящий государством без малого, пятьдесят лет. Драконы, вообще, живут гораздо больше обычных людей, а уж о членах королевского рода и говорить нечего.

Франциск Первый не просто так решил отдать свою единственную дочь Марию за драконьего принца, за нелюдя, как того называли храмовники и все те, кто считал, что представителям волшебного народа не место среди настоящих людей. Да, были и такие – ненавидящие всех, кто не похож на людей, презирающие магию и все ее проявления. Они бы и волшебников уничтожили, всех до единого, но волшебники были не так просты и не позволили превратить себя в послушных кукол-марионеток.

В Алиегории не так давно случился заговор, в результате которого, родному брату короля, Георгу, пришлось поспешно бежать из страны в соседний Навартон. Вместе с Георгом страну покинуло все его семейство и многие высокородные господа, примкнувшие к рокошу. Навартон, всегдашний соперник и недруг солнечной Алиегории, с радостью приютил повстанцев, снабдив заговорщиков деньгами, оружием и припасами. Триумвирату, правящему в недружественном государстве очень хотелось сменить несговорчивого Франциска Первого на его более покладистого брата Георга.

Алиегорийцы опасались интервенции и еще одного бунта, который вполне мог перетечь в гражданскую войну. Поэтому, Франциск Первый и заручился поддержкой короля-дракона, пообещав драконьему принцу руку своей единственной дочери.

Впрочем, принц был не наследный, второй по праву рождения, но и это, вполне себе устраивало Франциска.

Сильная драконья кровь лишь укрепит род алиегорийских королей, а дети, коли они случатся, а они случатся обязательно, поскольку союзы людей и нелюдей давали вполне себе жизнеспособное потомство, сделают попытки Георга заполучить трон старшего брата, нелепыми и бесперспективными.

Драконы, как уже говорилось, живут гораздо дольше людей и дети, рожденные в смешанном браке, наследуют гены более сильного из родителей.

– Принц Жуар, наверное, хорош собой. – размышляла Лилиана, которая, наконец-то избавившись от уродливого чепчика, расчесывала деревянной щеткой свои роскошные золотые локоны. – Он составит отличную партию нашей принцессе. Мария нежна, красива и хорошо воспитана. Их дети избавят страну от ужасов братоубийственной войны. Навартонцы трижды подумают, прежде чем решиться на ссору с королем Драккарии.

Отец, не раз и ни два, брал Лилиану ко двору и она, конечно же, имела счастье быть представленной принцессе Марии. Правда, это было своеобразно прошедшее, представление.

Помнится, белокожая девочка с каштановыми волосами и удивительно чистым взглядом карих глаз, очень понравилась Лилиане. Они в тот день замечательно провели время, носясь стайкой разноцветных птиц по коридорам королевского замка.

Кроме принцессы Марии и Лилианы в том, памятном, забеге, принимали участие дети дворцовой челяди, и когда строгие няньки изловили хулиганов, кое-кому из шалунов досталось на орехи.

Лилиана задумалась, погрузившись в воспоминания о тех счастливых мгновениях, наполненных радостью и светом.

В один из тех дней, она, как обычно, заигралась с детьми, помогающими своим родителям, служившим при дворе.

Пара мальчишек, Лилиана, которая тайком водила дружбу с детьми прислуги и девочка – дочь привратника, затеяли играть в прятки. Водить выпало одному из мальчишек и Лилиана, решившая, что уж на этот раз ее никто не сможет сыскать, забежала в королевский парк и притаилась за пышным кустом, фигурно остриженным в виде зайца, вставшего на задние лапы. Убежище было так себе, но мальчишки, помогавшие на конюшне, не любили бегать в королевский парк – уж очень суровый нрав был у королевского садовника, да и спесивые придворные могли наказать наглецов, позабывших о своем месте.

Выглядывая из-за зайца, проказливая аристократка сделала неожиданное открытие – кустик оказался не так прост. Как выяснилось, не только Лилиана искала убежища в укромном местечке.

– Ты, кто? – малолетняя виконтесса де Бри с удивлением рассматривала невысокую девочку, темноволосую, темноглазую, наряженную в придворное платье из шелка и в тонкие панталончики, кружева которых кокетливо выглядывали из-под подобранного подола. На ногах у незнакомой девочки обнаружились бархатные туфельки с золотыми пряжками.

– Я? – отчего то испугалась девочка и тревожно начала озираться по сторонам. – Я – Мария. Я здесь живу.

– Как здорово! – восхитилась Лилиана, рассматривая изящную золотую бабочку, усыпанную крошечными бриллиантами, напоминающими капельки росы. Бабочка-заколка запуталась в темных локонах незнакомой девочки и сверкала на солнце. – Давай к нам в присоединяйся, а то играть вчетвером не так весело, как большой компанией.

Глаза девочки округлились, она поджала пухлые губки, словно собираясь зарыдать, затем, передумав, взглянула на незнакомку с интересом.

Лилиана не противилась – пусть посмотрит, раз так надо. Сама дочь егермейстера ничуть не походила ни на фарфоровую куколку, ни на девочку из богатого дома. Отправляясь с отцом во дворец, придворному платью она предпочитала одежду мальчишки – штаны и просторную рубаху, а волосы убирала под широкий бархатный берет. Лилиана очень любила общество охотничьих псов и лошадей, а в платье бегать наперегонки с животными совсем неудобно. Отец, разумеется, поначалу ворчал, а затем махнул рукой на проказы единственной дочери. Матери, которая могла бы одернуть Лилиану и напомнить о правилах хорошего тона, у, рано осиротевшей виконтессы, не было.

– Давай. – решительно произнесла новая знакомая. – Только, уйдем отсюда, а то мне некомфортно, да и льдистые розы можно повредить.

Лилиана поспешно закивала – да-да, льдистые розы, любимые цветы королевы Инлис. Их никак нельзя было тревожить, потому что стоили эти самые розы безумно дорого.

Девочки, взявшись за руки, отправились на хозяйственный двор и ухитрились проскользнуть мимо мальчишки, разыскивавшего всех тех, кто играл в прятки.

После игры в прятки, последовали догонялки, затем – кормление собак, при чем, Мария так радостно верещала, как будто этих самых собак ни разу в жизни не видела. Лилиана, которой породистые суки позволяли делать все, что угодно, притащила своей новой подружке месячного щенка, толстого и ленивого, и они вдвоем едва не затискали несчастного до смерти, не обращая внимания на недовольное ворчание его матери, одной из самых лучших гончих, принадлежащих королю Франциску.

Очень скоро к развесёлой компании сорванцов присоединились более родовитые проказники – сын королевского виночерпия и восьмилетний сын хранителя королевского гардероба. Оба они являлись выходцами из аристократических семей, что совсем не мешало мальчишкам шалить и проказничать.

Затем, мальчишки-челядинцы сбегали на кухню и притащили своим подружкам по здоровенному, жирному пирогу с дичиной и девочки, опять же, не вспомнив про хорошие манеры, мигом слопали эти пироги и облизали жирные пальцы.

А Мария, так и вовсе, вытерла жирные ладошки о подол своего роскошного платья.

– Как же с вами здорово. – искренне радовалась хорошей компании Мария. – Никаких чопорных теток с их извечными нравоучениями. Ух, и набегалась же я! Никогда в жизни мне еще не было так весело.

– А, то, – важно произнес младший сын одного из королевских конюхов, давно переставший робеть в компании виконтессы де Бри. – на свежем-то воздухе. Уж сегодня спать вы, леди, будете без задних ног и ужин свой слопаете весь, до последней крошечки. Это я вам обещаю.

– Как это, – округлила глаза Мария, зачем-то рассматривая свои кукольные ножки, обутые в изрядно замызганные туфельки, пряжка на одном из них держалась на честном слове. – без задних ног?

– Вот так. – мальчишка, хохоча, упал пузом на копну сена и начал притворно всхрапывать, слегка подергивая ногой.

– Ух, ты! – восхитилась Мария и, дернув Лилиану за руку, упала на сено рядом с мальчишкой-простолюдином.

В этот момент их и обнаружили. И, началось!

Казалось, к псарне сбежался весь двор – верещали фрейлины королевы, кричали две толстых тетки, бонны принцессы Марии, разорялась, надрывая голос, высокая, сухопарая дама, размахивающая веером и больно ущипнувшая Лилиану за плечо.

Да-да, девочка в нарядном платье оказалась принцессой Марией, которая, сбежав от всех своих мамок и нянек, примкнула к неподобающей компании, которая, конечно же, научила ее высочество плохому.

– Ты! – сухопарая тетка тыкала в Лилиану пальцем, норовя оцарапать лицо девочки острым ногтем. – Как ты, мерзкая простолюдинка, быдло подзаборное, осмелилась прикоснуться к нашей принцессе? Да тебя за это, выпороть! Розгами! Сейчас же!

Лилиана, её, за руку крепко держал один из королевских гвардейцев, открыла было рот, намереваясь сообщить вредной горластой даме о том, что никакая она не простолюдинка, а, вовсе даже и виконтесса из хорошего рода, а свое платье принцесса испачкала сама и при этом, в посторонней помощи, не нуждалась, но.. Но, кто бы стал слушать растрепанную особу в мужских портках, чумазую и ничуть не похожую ни внешностью, ни манерами на благородную госпожу?

Исполнительные гвардейцы схватили Лилиану, сноровисто уложили на лавку и приготовили розги, намереваясь стянуть с негодяйки штаны и всыпать горячих по мягкому месту.

Принцесса Мария, со всех сторон стиснутая толстыми няньками, истерично рыдала, а сухопарая статс-дама командовала парадом, не обращая внимания на робкие попытки слуг объяснить госпоже то, кем на самом деле является Лилиана.

Спасение появилось вовремя.

– Что здесь происходит? – громкий, сердитый голос главного королевского егермейстера остановил еще не начавшуюся экзекуцию, заставив статс-даму сморщить длинный нос и поджать губы. – Немедленно прекратите и отпустите девочку.

Однако, мстительная леди не собиралась так просто отказываться от планов наказания дерзкой девчонки, которая, в отместку за болезненный щипок, едва не прокусила обидчице ладонь.

– Не вмешивайтесь, де Бри. – рявкнула эта благородная леди. – Быдло должно знать свое место! Наглая неумытая служанка осмелилась прикоснуться к принцессе. Наверное, хотела стянуть золотую заколку с бриллиантами, как уже успела украсть этот прекрасный бархатный берет. Безродную девку сейчас выпорют, а затем отдадут в работный дом, на перевоспитание.

Граф де Бри очень сильно изумился, а затем и разозлился – его дочь, пусть и одета, как мальчишка, но ничуть не похожа на простолюдинку. Разве у девушек из народа бывают такие нежные черты лица, изящные щиколотки и ухоженные ручки? Как посмела крикливая клуша из придворной камарильи хватать и наказывать его дочь, виконтессу?

– Кого это вы, баронесса Ожен, обозвали быдлом? – лицо графа медленно наливалось кровью. – Разве моя дочь, урожденная Лилиана де Бри, ниже вас по происхождению? Или же предки графов де Бри были недостаточны благородны для того, чтобы служить королям Алиегории верой и правдой? Как осмелились вы прикоснуться к той, кто выше вас по статусу?

Гвардейцы первыми сообразили, что дело запахло жареным. Отскочив от девчонки, они, вообще сделали вид, что оказались на месте происшествия по недоразумению, шли мимо, следуя по своим гвардейским делам и, вообще – никого розгами они наказывать не собирались, а просто так, случайно мимо проходили.

Баронесса Ожен, на свою беду, оказалась не так догадлива.

Брезгливо взирая на Лилиану, которая проворно вскочила и встала рядом с лавкой, она прошипела:

– Не сметь убегать, дрянь! Если потребуется, я собственноручно тебя выпорю!

Но тут берет свалился с головы Лилианы и золотые локоны рассыпались по плечам шелковистой волной, совершенно преобразив девочку, которая больше не походила на простолюдинку.

Баронесса запнулась, вытаращила глаза и стала молча заглатывать огромные порции воздуха, раздуваясь от натуги и краснея от стыда.

– Это.. Эта.. Да… Я не знала.. Не предполагала..

Лилиана, уже понявшая, что угроза наказания миновала ее лилейную задницу, подскочила к зареванной принцессе и отпихнув в сторону дородную бонну, крепко схватила Марию за руку.

– Граф, – чопорно произнесла малолетняя лицедейка. – позвольте вас представить моей хорошей подруге, принцессе Марии Безупречной.

Почему и отчего Лилиане вздумалось назвать темноволосую девочку «Безупречной», она и сама не знала, но это имя прочно прилепилось к принцессе и с того дня упоминалось во всех официальных документах.

– Весьма польщен. – Арисен де Бри отвесил высокородной девочке изящный придворный поклон и строго произнес. – Лилиана, вам пора домой, а у меня.. – граф мстительно взглянул на статс-даму. – ещё много дел.

Лилиана молча повиновалась, но украдкой ухитрилась подмигнуть своей новой, очаровательной подруге.

Когда баронесса Ожен принесла свои извинения королевскому егерю, и вся придворная камарилья разошлась по своим углам, из тени здания выступил, никем ранее не замеченный, король Алиегории, Франциск Первый.

Он, можно сказать, наблюдал за всеми событиями из первого ряда.

– У тебя, де Бри, весьма шустрая и озорная дочурка. – произнес его величество.

Граф виновато развел руками.

– Растет без матери, государь. Совершенный сорванец, который, к тому же, отбился от рук.

– Дерзка, находчива и не спесива. – задумчиво пробормотал Франциск Первый. – Это редкость среди наших великосветских клуш.

Арисен соглашаясь с королем, склонил голову.

– Почему бы тебе, мой друг, не отдать свою дочь в пансион мадам Клюссо? – хитро прищурившись, предложил монарх. – В тот самый пансион, расположенный на границе с Верляндией.

– Вы хотите отослать мою Лилиану к оборотням? – изумился граф де Бри, совершенно не ожидавший такого поворота событий.

– Ваша дочь умна, решительна и сумела понравиться принцессе. Со временем, Мария приблизит её ко двору. Будет лучше, если рядом с принцессой будет пребывать подруга, способная защитить свою госпожу от опасности. Вам, граф, хорошо известно, как мой брат, мятежный принц, относится к мысли о том, что на трон Алиегории усядется женщина, королева.

Де Бри задумчиво кивнул – у Франциска была одна-единственная дочь, а бесплодие королевы не оставляло надежды на рождение наследника. Развод был невозможен по целому ряду веских причин. Высокая политика, в которую де Бри опасался совать свой нос.

Принц Георг, младший брат короля, затеял мятеж, намереваясь захватить власть.

В таких условиях, предложение Франциска Первого, не было лишено резона – рядом с будущей королевой должны быть верные и сильные сторонники. Да и кто заподозрит в нежной девушке, облаченной в шелка и тафту, умелого и надежного телохранителя?

– Я отправлю свою дочь в пансион мадам Клюссо, государь. – согласился де Бри.

Пансион мадам Клюссо, в котором обучались исключительно оборотни, готовил именно таких мастеров своего дела. Граф де Бри рассчитывал на то, что для его дочери, а ведь она являлась чистокровным человеком, будет сделано исключение. Тем более, если за все заплатит корона Алиегории.

– Корона заплатит. – подтвердил догадки графа Франциск Первый, к вящему удовольствию придворного.

Не сказать, чтобы род де Бри бедствовал, хвала Богам-Покровителям, но и не шиковал. Графство не давало больших доходов и, по вполне понятным причинам, графу приходилось экономить.

– А, вам, граф, я повелеваю подыскать себе жену. – строго произнес король. – Не дело моему верному соратнику проживать одному, в опустевшем доме.

Де Бри растерялся – жениться? Ему? Но, что скажет Лилиана?

– Она все поймет правильно. – Франциск Первый, словно мысли читать научился. – И, не обольщайтесь граф – жениться вы должны, как можно скорее! Это мой королевский приказ, моя королевская воля.

Так, по воле короля Алиегории, Лилиана отправилась в таинственный, закрытый пансион, а граф де Бри занялся поисками невесты.

В свои краткие визиты домой, Лилиана несколько раз встречалась с принцессой Марией и девочки очень приятно проводили время.

Впрочем, это было очень давно. Вряд ли принцесса вспомнит дочь главного королевского егермейстера, а, если даже и вспомнит, то кто допустит служанку в грубых башмаках в покои наследницы трона?

Лилиана вздохнула и выглянула наружу, отодвинув в сторону тяжелую, деревянную ставню. В ее убогой каморке не было застекленного окна, поэтому в щель задувал студеный зимний ветер и приходилось затыкать эту самую щель одеялом и другими теплыми тряпками.

В доме погасли последние огни. Это означало, что и господа, и слуги отошли ко сну. На улице слегка вьюжило, воздух пах морозом и хвоей.

– Пора, – решила слегка отдохнувшая Лилиана. – время пришло.

Девушка засунула ноги в уродливые деревянные башмаки, утепленные соломой, натянула на голову ненавистный чепец и набросила на плечи шаль.

Проснувшийся Лаки скользнул под эту теплую шаль и затих на плече хозяйки, а сама Лилиана, легкой тенью, скользила по узкой лестнице, предназначенной для прислуги.

В этот поздний час уснула даже Клотильда, всегда радостно шпионящая за Лилианой.

Никем не замеченная, девица де Бри выскользнула из особняка и быстро убежала в сад.

Глава 2

Старик Грюмо, кряхтя и чертыхаясь, спустил вниз ноги и сунул ступни в лохматые, изрядно заношенные, но очень теплые чуни. Но даже сквозь них старый человек ощущал холод, исходящий от ледяных полов.

Шаркающей походкой Грюмо прошел через комнату и, миновав темный, узкий коридор, очутился на кухне.

– Вот же егоза, – по-доброму улыбнулся старик, почувствовав, как тепло согревает озябшее тело. – когда она только все успевает?

Пригладив всклокоченную шевелюру, Грюмо отодвинул деревянный ставень и высунул в окно нос – от дома, в сторону ограды, убегала одинокая цепочка следов, отлично заметная на свежем снегу.

Ежась, старик задвинул ставень обратно, оставив лишь самую малость оконного пространства, забранного мутной слюдой. В печи весело потрескивали поленья, а на столе, аккуратно прикрытый полотном, ожидал завтрак.

Но, кроме завтрака – пара печеных клубней, кусок ноздреватого хлеба и луковиц, Грюмо обнаружил большую корзину, укутанную плотным покрывалом. Запах из-под покрывала шел просто одуряющий – ваниль, корица и еще что-то, вызывающее обильное слюноотделение.

– Егоза, как есть егоза! – старик, придвинув к столу табурет, медленно и степенно начал вкушать пищу. Еда была простой и грубой, но неприхотливому Грюмо нечего было жаловаться на жизнь.

Еще недавно он служил дворецким в богатом и гостеприимном доме, пользовался заслуженным уважением и надеялся достойно встретить старость. Но те времена давно прошли. Все изменилось после смерти строгого, но справедливого хозяина, а его вдова не захотела терпеть в доме никчемного старика и выгнала бедолагу на улицу.

Грюмо не делал каких-то особых накоплений, помогая семье единственной дочери, проживающей в провинции. С приходом зимы бывшего слугу, лишенного теплого местечка, ожидала неминуемая смерть от голода и холода на неприветливых улицах города.

Слишком хорошо знал старик о том, сколько людей гибнет в стужу и остается лежать под стылым слоем снега до весны. Никому не пожелаешь столь горькой участи.

Он почти смирился, как-то сразу осунувшись и растеряв весь свой задор. Грюмо не собирался осложнять жизнь единственной дочери, навязывая той свое присутствие. Разумеется, она бы не выгнала старика на улицу, но отбирать кусок хлеба у собственных внуков, бывший дворецкий не желал.

Однако, о нем позаботились.

Лилиана, дочь его бывшего хозяина, определила преданного слугу своего отца на проживание в сторожке – крохотном домике на самой границе городского имения де Бри.

Сторожка пряталась среди густого подлеска, который вплотную примыкал к полуразвалившейся ограде. Ветхое строение только снаружи выглядело скверно, но, как оказалось, внутри имелась пара крохотных комнатушек, коридорчик и кухня с большой печью.

Добыть дрова оказалось не такой уж большой проблемой, а уж прокормить старого человека, Лилиана сумела. Не все слуги отвернулись от юной госпожи, иные, сожалея о прошлых, славных временах, как могли защищали юную девушку от козней недоброй мачехи и злобных сестриц.

Мартина, очень полная и добродушная женщина, и при новой госпоже смогла сохранить свое прежнее положение в доме и продолжала хозяйничать на кухне. Она всячески заботилась о Лилиане, в память о матери девушки, которую очень любила. Именно Мартина научила юную дочь егермейстера отлично готовить, а самое главное, печь, хотя сама повариха, старалась не особо баловать новую хозяйку кулинарными изысками.

Впрочем, в последнее время, с изысками приходилось повременить – госпожа Жанетта стала выделять меньше денег на содержание дома, да и средства, выдаваемые на кухню, оказались сильно урезанными.

Экономка, всецело преданная новой госпоже де Бри, тщательно следила за расходами, и сама выдавала продукты из кладовой, опасаясь воровства. Но, как ни сторожилась противная дама, которую в доме прозвали Пиявкой, воровство, все же, случалось.

Естественно, Лилиана знала о том, что воровать нехорошо. Девушке было прекрасно известно, как жестоко наказывали воришек, пойманных с поличным. Отрубание руки – это совсем негуманно, зато, действенно. Но, Лилиана не могла поступить иначе. К тому же, если берешь у самой себя – это же, вроде, уже и не воровство получается?

Девушка сумела сберечь от загребущих рук мадам Жанетты дубликаты ключей от всех дверей собственного дома. И от кладовой тоже. Поэтому, она и смогла подготовить небольшие подарочки для своих друзей из городского сиротского приюта.

Кажется, странным, что девушка из богатой и знатной семьи якшается с презренными оборванцами, париями и прочими отбросами общества. Но Лилиана так не считала – она видела прежде всего бедных и обиженных сирот, детишек, которые недоедали, ходили в обносках и почти потеряли веру в светлое будущее.

Разумеется, будучи дочерью егермейстера, Лилиане было проще помогать несчастным сиротам. Как-то она даже организовала благотворительный сбор среди своих знакомых и благодаря пожертвованиям смогла купить самым младшим детям теплые вещи.

Но все прекратилось со смертью господина де Бри. Теперь и самой Лилианне приходилось несладко. Она сама была вынуждена ходить в обносках, позабыв про шелк и атлас.

Но, то она. Она – взрослая, здравомыслящая девушка, а это дети. Дети всегда мечтают о чудесах. О каких чудесах мечтают приютские дети, Лилиана хорошо знала.

Например, шестилетний Пако, сорванец и озорник, мечтал о том, что отыщутся его родители и заберут Пако из приюта в свой большой и веселый дом. Малышка Сель мечтала о пирожных из кондитерской мадам Бриошь. Лилиана часто замечала крохотную девочку с заплаканными глазами, стоящую напротив кондитерской и пожирающую взглядом роскошную вывеску над входом.

Кое-кто из детишек мечтал о том, что отыщется добрый человек и захочет взять сироту на воспитание, поселить в своем доме и дать ребенку возможность овладеть каким-нибудь ремеслом, девочки желали попасть в содержанки к богатому купцу или, уж совсем запредельные грезы, знатному дворянину и вести жизнь праздную и полную удовольствий.

И, конечно же, все они, и мальчишки, и девчонки, мечтали о подарках, о подарках, которые дарят на праздник Новогодия. Да и сам праздник не за горами – на центральной площади, перед королевским дворцом, уже успели установить огромную, мохнатую, праздничную ель, которая, казалось, подпирает своей верхушкой хмурое зимнее небо. Еще немного, и королевский кудесник украсит величественное дерево серебряными сосульками, золотыми орехами, пряниками и конфетами. В ночь Новогодия будет открыт доступ на Королевскую площадь для всех, без исключения горожан, из государевых винных погребов выкатят огромные бочки с элем, на улицах, в больших котлах, станут варить глинтвейн и угощать всех желающих по повелению его величества, доброго короля Франциска Первого.

Приютские детишки получат возможность принять участие в торжествах по случаю Новогодия. Лилиана знала о том, что в самом начале праздника, дети пойдут в храм на обеденное богослужение. Не раз и не два она слышала, как красиво поет приютский хор, какими чистыми и звонкими голосами дети славят долгожданный праздник Новогодия.

После этого и директрисса, и воспитатели, детей отпустят и станут ждать их возвращения ближе к вечеру.

Ближе к вечеру, праздник почтит своим присутствием королевская чета и принцесса-наследница. Будет произведен салют, в толпу полетят мелкие серебряные и медные монеты, на улицах начнутся танцы, а в королевском дворце дадут бал.

Мачеха и сводные сестры были приглашены на главный бал года. Госпожа Жанетта очень сильно надеялась на то, что очень скоро отыщутся богатые и знатные претенденты на руки её драгоценных дочурок. Поэтому, не взирая на ворчание поверенного семьи, господина Пенье, мадам де Бри заказала наряды у самых дорогих портних города и намеревалась блистать на королевском балу, очаровывая всех и вся, начиная с правящего семейства и заканчивая самым скромным провинциальным дворянчиком, случайно затесавшимся на торжественное собрание.

Лилиану, разумеется, никто на бал брать не собирался.

Мадам де Бри получила королевское приглашение на всех членов семейства де Бри, но приглашение Лилианны – огромный, красочный конверт, облагороженный королевской печатью, госпожа Жанетта, покрутив перед носом падчерицы, демонстративно заперла в сундук, закрыв на ключ.

– Нищенкам нечего делать на королевском балу. – насмешливо произнесла вдова егермейстера. – Твой отец мертв, дорогуша, а я не собираюсь тратиться на твои наряды. К тому же, – мадам Жанетта грозно нахмурила брови. – долг твоего расточительного отца все еще не погашен. Я не намерена ограничивать потребности своих дочерей из-за чьего-то легкомыслия и транжирства. Мы и без того едва концы с концами сводим. – Жанетта закончила свою речь и ухватила холёными, унизанными перстнями, пальцами воздушное пирожное из кондитерской госпожи Бриошь.

«Оно и видно. – хмыкнула Лилиана, еле сдержавшись от насмешливой ухмылки. – Не знаю, как концы с концами, а вот застежки на вашем платье, драгоценная мачеха, того гляди лопнут от натуги и пуговки разлетятся по всей столовой – до того вас расперло от пирожных! И вас, и драгоценную мою сестричку Марисабель.»

Помня о том, что молчание – золото, Лилиана прикусила свой острый язычок, изобразила на лице огромное разочарование и обиду, немало порадовав этим своих сводных сестричек и испросила разрешения удалиться.

Мачеха и сестры пребывали в полной уверенности в том, что ненавистная приживалка льет горькие слезы, упав лицом в пыльную подушку и сожалеет об упущенных возможностях.

Вот еще! Не хватало еще рыдать кому-то на радость! Лилиана была куда крепче, чем казалось с виду. К тому же, у нее имелся её тайный дар – умение повелевать животными.

Кроме того, что девушка позаботилась о старом и преданном слуге своей семьи, ей удалось, скопив немного монет, приготовить сладкие подарки для своих подопечных.

Птицы отыскали для нее орехи и ягоды, ключи от кладовки одарили пряностями и джемом, а все остальное ей выдала добрая госпожа Мартина, разумеется, сделав это в тайне от жадной экономки.

Лилиана ночью отправилась в дальнюю сторожку и там, трудясь до самого утра, заполнила большую корзину всевозможными лакомствами – сдобными пряниками, крохотными булочками с корицей, сладкими пончиками с джемом, творожными язычками с ягодами и прочими вкусностями.

Отложив немного для старика-дворецкого, девушка, так же незаметно, как и пришла, покинула сторожку, вернувшись в родной дом, в котором была вынуждена исполнять обязанности прислуги. Для сна оставалось не так много времени, но Лилиана не унывала – она молодая, здоровая и сильная. Еще успеет выспаться. Праздник Новогодия бывает один раз в году и, хотя бы один раз в год, несчастные сироты должны почувствовать себя счастливыми и кому-то нужными.

– Лаки, не ерзай. – сонно пробормотала Лилиана, устраиваясь поудобнее под своим лоскутным одеялом. – Хватит вертеться и сооружать лежбище из моих волос. Уймись или утром я буду похожа на огородное пугало, у которого, вместо прически, на голове воронье гнездо. – широко зевнув, девушка прикрыла глаза, продолжая тихо бормотать. – Фей! Фей! Хорошо же было пастушку из сказки – фей предоставил парнишке придворный наряд, превратил кабачок в карету, серых мышей – в лошадей, а болтливых сорок – в проворных слуг. А в подарок принцессе, тот же самый фей, надергал звезд с неба и соорудил из них прекрасный венец. Эх, а тут все сама, своими руками, без всяких фей. Не знаешь, дружище, где мне раздобыть волшебного помощника? – обратилась девушка к своей ручной ласке.

Лаки ничего не ответил – соорудив из длинных кос Лилианны уютное гнездышко, совсем не волшебная ласка, крепко заснула, не засоряя свою голову всякими человеческими причудами и придумками.

*

Разбудили Лилиану грубо – в двери каморки кто-то настойчиво тарабанил, ничуть не заботясь об ушах ее обитательницы.

– Лилиана, открывай. – голос Клотильды девушка узнала бы из тысячи пронзительных воплей. – Немедленно открывай. Тебя срочно требует госпожа Жанетта.

– День и ночь прошли, сутки сменились и ничего в этом доме не изменилось. – широко зевнула Лилиана, но поторопилась. Мачеха очень часто просыпалась не в духе. Если и сегодня она встала не с той ноги, быть беде. Не стоило злить ни саму Жанетту, ни её вредных дочерей.

Наскоро спрятав волосы под ненавистный чепец, Лилиана, брызнув на лицо холодной водой, гостеприимно распахнула дверь.

– Нечего так вопить, Клотильда, – насмешливо произнесла девушка. – тебя, наверное, слышно, аж на Королевской площади. Надеюсь, у нас не случился пожар, никто не умер и небеса не разверзлись, иначе, с чего бы такая паника?

– Все шутишь? – криво усмехнулась Клотильда, уязвленная насмешкой. – Не забывай, Лилиана – ты больше не хозяйка этого дома. Ты – такая же, как и мы все, служанка.

– Я, всё еще дворянка. – жестко ответила Лилиана, пристально смотря на дерзкую камеристку. – Виконтесса. Это тебе не следует забывать о том, с кем разговариваешь.

– Ох, извините, госпожа нищая дворянка. – камеристка присела в реверансе, но глаза ее оставались полны презрения. Девушка явно что-то знала, что-то такое, что очень сильно могло навредить Лилиане. – Прошу простить ничтожной её дерзость.

«Неужели мачеха прознала про сторожку и старика Грюмо? – Лилиану ужаснула сама мысль о том, что жадная Жанетта могла выгнать преданного слугу на улицу, в метель, на мороз. – Я не позволю ей так поступить со стариком. Если потребуется, то дойду до самого короля».

– Поторопитесь, госпожа благородная, но нищая виконтесса. – прошипела Клотильда и, гордо развернувшись, неторопливо начала спускаться по ступеням.

Платье камеристки было переделано из старого наряда Марисабель и выглядело более нарядным, чем одежда Лилианы. К тому же, Клотильде не приходилось передвигаться в несуразных деревянных башмаках. Нельзя сказать, что Лилиана приноровилась к ходьбе в неудобной обуви, но выбирать ей не приходилось. Она должна была слушаться госпожу Жанетту и стараться, как можно быстрее погасить отцовский долг. После этого можно было подумать и о собственном будущем, не век же ей прислуживать мачехе и противным сестричкам.

В планах Лилианы присутствовало намерение найти свое место под солнцем. Девушка надеялась скопить достаточное количество монет и сбежать из дома, превратившегося в тюрьму, уехать в провинцию и начать жизнь с чистого листа.

Там, вдали от столицы, никто не узнает в скромной путешественнице дочь бывшего королевского ерегмейстера и Лилиана вполне может, открыв маленькую кофейню, обеспечить себе вполне сносное существование.

Но до этого светлого мгновения еще надо было дожить, поэтому девушка послушно поспешала за Клотильдой.

Камеристка старалась не идти, а плыть, явно копируя манеры благородных дам, но получалось у нее не очень – спина служанки постоянно горбилась, юбка волочилась, а осанка совершенно не походила на горделивую стать аристократки.

Лилиана в своих деревянных башмаках выглядела значительно представительнее и аристократичнее, пусть платье девушки и пестрело заплатами, а грубая шаль, заменявшая Лилиане верхнюю одежду, тяжело давила девушке на плечи.

– Тебя только за смертью посылать! – Марисабель разгневанно взглянула на камеристку. – Ну, и где это пропадала наша Лилья?

Ни мачеха, ни её дочери никогда не называли девушку полным именем, пользуясь простонародным вариантом – Лилья, тем самым, в очередной раз, стараясь указать Лилиане на её незначительность и ничтожность.

– Госпожа Марисабель, – Клотильда сделала книксен и почтительно склонила голову. – как и было приказано, я вытащила Лилью из постели.

– Наша прислуга окончательно обнаглела. – в разговор вступила Алисана, которая неторопливо завтракала, восседая на стуле за сервированным всякими вкусностями, столом. – Лентяйки спят в то время, когда им положено работать. Мама, это никуда не годится – прислуга должна знать свое место.

Мадам Жанетта пребывала в прекрасном расположении духа – благодаря отваге бывшего королевского егермейстера, вдова и девушки из семейства де Бри получили приглашение на королевский бал. И этот бал состоится уже завтрашней ночью. Самое значительное событие года, бал Ноговодия, должен был пойти на пользу Марисабель и Алисане. Мадам Жанетта надеялась выгодно пристроить дочерей и, чем нечистый не шутит, попытаться устроить и собственную судьбу. Почему бы ей не выйти замуж за богатого маркиза или же, не примерить на себя титул герцогини?

Жанетта глубоко вздохнула, оторвав взгляд от собственного отражения в огромном зеркале. В зеркале отображалась пухленькая дама неопределенных лет, в роскошном бархатном платье цвета опавших листьев, в меховом манто, шляпке и с лорнетом в руке. Зрение у госпожи Жанетты было прекрасным и лорнет она носила для пущей важности.

– Милая Лилья, – сладким голосом обратилась Жанетта к падчерице и у Лилианы мурашки поползли по коже. Девушка очень не любила, когда мачеха начинала разговаривать с ней такими приторным голоском. – ты же знаешь, девочка, как я к тебе отношусь..

Сестры – и Марисабель, и закончившая завтракать, Алисана, прыснули, сверкая глазами, а мадам Жанетта невозмутимо продолжала говорить.

– День и ночь я пекусь о твоем благополучие, забочусь о твоем здоровье и досуге. Я посвящаю тебе все свое внимание, обделяя при этом своих собственных, родных дочерей.

Лилиана нахмурилась – мачеха, явно что-то задумала, что-то очень скверное, иначе с чего бы это сестричкам так гадко улыбаться и сверкать своими хитрыми глазками.

– После смерти твоего отца, – вздохнула Жанетта, придав собственному лицу строгий и скорбный вид. – на моих плечах оказался тяжкий груз. Твой отец оставил нам хозяйство, обремененное долгами. Графство почти разорено, доходы не поступают и очень скоро мы будем вынуждены продавать имущество с молотка.

Лилиана печально вздохнула – не сказать, чтобы мачеха и сестры себя особо ограничивали, но расходы, все же, были значительно урезаны. Это заметили все и, прежде всего, прислуга, которая, со слов мадам Жанетты, поспешила обвинить в собственных бедах бывшего хозяина и, заодно с ним, саму Лилиану.

– Ты должна помочь нам. – госпожа Жанетта добралась до сути и требовательно взглянула на падчерицу. – Твой дочерний долг требует обелить имя отца. Ты же не хочешь, чтобы судебные приставы ломились в наши двери и описывали наше имущество? Разразится грандиозный скандал и имя рода де Бри будет опорочено.

Скандала Лилиана не желала – достаточно того, что она, дочь королевского егермейстера, влачит жалкое существование, по сути являясь приживалкой в родительском доме.

– Я решила выдать тебя замуж. – категоричным тоном произнесла госпожа де Бри, сверля падчерицу тяжелым взглядом. Этот взгляд словно бы придавливал бедняжку к полу. – Ты вполне созрела для замужества.

– Но, я не хочу замуж! – растерянно воскликнула Лилиана. Она ожидала того, что мачеха может отправить её в какую-нибудь обитель или же, выслать в провинцию, но, замуж? Раньше собственных дочерей? И, за кого?

– Твои желания здесь мало кого интересуют. – женщина отвернулась от девушки и сердито топнула ногой. – Она еще и кочевряжится! Разве может бесприданница, такая, как ты, рассчитывать на приличную партию?

– И, кто же он, мой жених? – щеки Лилианы заалели от гнева. Девушка строптиво вскинула голову вверх и с вызовом взглянула на мачеху.

– Его имя я сообщу тебе позже. – строго произнесла госпожа Жанетта, завязывая ленты шляпки под подбородком. – Могу только сказать, что это очень знатный и добропорядочный человек, богатый и благородный. Он позаботится о тебе Лилья, и никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не исполнила свой долг по отношению к бедной сироте.

Лилиана не поверила ни единому слову, разве что тому, что предполагаемый жених не беден и родовит. С простолюдином, пусть и богатым, мачеха бы дел иметь не стала.

В голову девушки начали закрадываться всевозможные мысли, одна хуже другой, но Лилиана, заледенев, превратила свое лицо в бесстрастную маску, дабы не радовать любимых сестричек своим подавленным видом.

А сестрички во всю веселились. Марисабель и Алисана совершенно точно знали имя будущего мужа Лилианы и судя по их довольным лицам, ничего хорошего навязанный брак бедняжке Лилье не принесет.

– Займись делами, Лилья. – мачеха уже почти шагнула за порог. – У жены благородного человека очень много обязанностей, поэтому, прошу тебя, удели всё своё внимание столовому серебру. К нашему возвращению оно должно сиять. Это важное дело я могу доверить только тебе, а не криворуким и вороватым служанкам. А мы с девочками отправимся в город, за покупками. Нас ждет утомительное путешествие по самым роскошным магазинам и лавкам. Ах, какой замечательный бал состоится завтрашней ночью в королевском дворце! – госпожа Жанетта уставилась на Лилиану тяжелым взглядом гадюки. – Хорошо тебе, Лилья – у тебя уже есть жених, а моим крошкам только предстоит встретить своих избранников.

Мачеха и сводные сестры, загрузившись в карету, укатили вместе со своими камеристками и это обстоятельство очень сильно порадовало Лилиану. Останься в особняке та же Клотильда и Лилиане не удалось бы ничего узнать. Любопытная камеристка обожала шпионить за бесправной виконтессой, а затем, докладывать обо всем своей госпоже.

Сегодня же и Клотильда, и Оза, камеристка Алисаны и тетка Пара, личная служанка мадам Жанетты, отправились в центр города, в самые модные салоны, за самыми прекрасными бальными платьями.

Сама Лилиана, не теряя времени зря, извлекла из тайника дубликаты ключей и без труда проникла в бывший кабинет своего отца, ныне принадлежащий госпоже Жанетте. Если где и возможно было отыскать сведения о предполагаемом женихе, то только там, среди вороха важных бумаг, доставленных нарочным из графства Бри.

Девушка не ошиблась. В целях безопасности, она, закрыв двери на ключ, торопливо перебирала бумаги, особое внимание уделяя документам с печатью. Среди бесполезной макулатуры обязательно должно отыскаться драгоценное письмо, в котором речь идет о её собственной судьбе.

И только ей показалось, что она отыскала то, что ей было нужно, как за дверью зазвучали громкие голоса.

Неожиданно вернулась мадам Жанетта. Она, определенно намеревалась заглянуть в кабинет.

Лилиана побледнела – если мачеха обнаружит её в этой комнате, то обычным выговором девушке не отделаться. Иногда госпожа Жанетта упоминала о розгах, как о самом действенном средстве воспитания. Следовало предположить, что за немыслимую дерзость, такую, как проникновение в чужой кабинет, падчерица будет жестоко наказана.

Девушка вернула бумаги на столе в первоначальный хаос и метнулась к окну, спрятавшись за тяжелой портьерой. Лаки, почувствовав нервозность хозяйки, высунул любопытную мордочку из-под саржевого чепца, но Лилиане было совсем не до игр. Она плотно прижалась к стене и постаралась слиться с обоями. Девушка почти не дышала, опасаясь, что ее могут заметить и наказать.

В замке провернули ключ и дверь кабинета распахнулась.

– Не стой на пороге Жерар, – обратилась мадам Жанетта к своему спутнику и Лилиана поняла, что мачеху сопровождает её верный спутник, поверенный Пенье. – Проходи и займись делом. Сейчас ты напишешь письмо графу, и я завизирую согласие на брак Лилианы с его сыном.

Пенье тяжело плюхнулся на стул, а девушка у окна затаила дыхание – речь шла о ее замужестве.

– Граф? – мысли хаотично мелькали в голове Лилианы. – Который из них? Графов много, а графских сыновей – еще больше. Наша аристократия необычайно плодовита и это еще, если не принимать во внимание бастардов. Надеюсь, – щеки девушки похолодели от волнения. – она не собирается выдать меня замуж за бастарда? За незаконнорожденного?

– Вот, готово. – поверенный, досель усердно скрипевший пером, протянул готовый документ госпоже Жанетте и, сгорающая от любопытства, Лилиана рискнула пошевелиться и слегка подвинуть портьеру.

В кабинете находились двое – Жерар Пенье и вдова королевского егермейстера. Мадам Жанетта внимательно перечитывала письмо, а, прочитав, решительно завизировала бумаги своей печатью.

– Граф де Шолто может быть уверен в том, что этот брак состоится. – мстительно усмехнувшись, произнесла мадам Жанетта. – Кто бы знал, как мне надоела эта наглая девчонка! Надеюсь, за благородную жену для своего слабоумного сыночка, граф заплатит золотом и его количества окажется достаточно для того, чтобы мои драгоценные девочки могли подыскать себе подходящих мужей. Что до Лилианы, – Жанетта снова усмехнулась и в этой усмешке сквозило что-то мрачное и порочное. – то, поделом ей! Высокомерная дрянь! Она думает, что я позабыла о том пренебрежение, с которым эта мерзкая девчонка отнеслась ко мне и моим дочерям? Она и её папаша стоили друг друга! Как вовремя появился тот бешеный медведь и как своевременно я узнала о том, что граф Шолто ищет третью жену для своего сына.

«Третью? – ужаснулась Лилиана, едва устояв на ногах. – А что же случилось с первыми двумя? – и тут ее обожгла ещё одна, жуткая мысль. – Жаннета сказала, что сын графа Шолто – слабоумный? Меня, что, собираются выдать замуж за дурака?»

Ноги едва не подвели бедняжку, но Лилиана, справившись с волнением, оперлась ладонью о подоконник. Захотелось вдохнуть свежего воздуха, но девушка сдержала неуместный порыв – открытое окно выдало бы её с головой.

– Оставь письмо на столе. – приказала Жанетта, вновь завязывая ленты на шляпе. – Его отправят с утренней почтой. Мне пора – боюсь девочки разгромят ателье мадам Буффо, если я промедлю еще хотя бы мгновение.

Сладкая парочка удалилась, покинув кабинет, а Лилиана бессильно сползла по стене на пол. Но, как бы не было велико потрясение, сдаваться девушка не собиралась.

– Значит, слабоумный? – мстительно прищурив глаза, прошептала виконтесса, которую решили продать богатому графу, словно породистую суку и решительно поднялась с паркета. – Ну, это мы еще посмотрим, дорогая матушка!

Без труда отыскав письмо на столе, Лилиана придвинула к себе письменные принадлежности.

У поверенного был прекрасный почерк, почти каллиграфический. Ровные, четкие буквы плясали перед глазами Лилианы, но девушке довольно быстро удалось взять себя в руки.

– Граф Шолто, говорите? – улыбнулась Лилиана. – Хорошо, пусть будет де Шолто.

Почерк у девушки оказался ничуть не хуже, чем почерк нотариуса. Дочь королевского егермейстера получила отличное воспитание и некоторые специфические навыки. Одним из таких полезных навыков было умение подделывать чужой почерк. Лилиана очень быстро переписала письмо, которое оказалось ничем иным, как стандартным брачным договором и скрепила написанное печатью, благо, мадам Жанетта неосмотрительно оставила её на столе. В письме Лилиана изменила одно единственное слово, которое полностью меняло договор. Но, ей что за печаль? Становиться третьей супругой слабоумного дворянина, который как-то умудрился потерять двух первых жен, Лилиана не собиралась.

Впрочем, письму еще нужно было добраться до адресата, а, как выяснилось, владения графа де Шолто находились не так уж и близко от столицы, хотя и медвежьим углом графство Мэн назвать было можно с большой натяжкой.

Это объясняло то обстоятельство, что Лилиане ничего не было известно о семье, навязываемого ей, жениха. Девушка решила не пускать дело на самотек и поинтересоваться благородными владельцами графства Мэн.

Оставив письмо на столе, Лилиана, незаметно выскользнула из кабинета и поднялась в столовую комнату. Там, воспользовавшись камином, девушка уничтожила первоначальный вариант договора, составленный поверенным Пенье и принялась за чистку столового серебра. Впрочем, очень скоро Лаки наскучило прятаться в волосах хозяйки и шаловливая ласка отправилась на прогулку, а девушка, применив свое умение повелевать животными, призвала к себе на помощь большое семейство домашних мышей. Мыши, конечно, очень вредные и докучливые существа, но при полировке серебра их помощь оказалась незаменима. Сама бы Лилиана провозилась до самого вечера, а так, у нее осталось время на личные дела.

Разобравшись с серебром и подобрав проголодавшегося Лаки, Лилиана, набросив на плечи теплую шаль, выскользнула из особняка и, растворившись в вечерних сумерках, помчалась по своим делам.

*

Посещение модных салонов и общение с другими благородными девицами необычайно утомило мадам Жанетту, Марисабель и Алисану. Что уже говорить о служанках, которые еле ноги таскали после волнительного забега, посвященного подготовке к королевскому балу?

Мачеха и сестры быстро поужинав, расползлись по своим комнатам, оставшись совершенно без сил. Но, не смотря на переутомление, мадам Жанетта, все же не забыла о том, что столовое серебро должно было быть очищено и убрано под замок.

Работа Лилианы, как всегда, оказалась выполнена безукоризненно и мадам Жанетта не нашла к чему придраться, а, может быть, она так сильно устала, что сил на придирки не осталось? Тем не менее, этим вечером девушка осталась без дополнительного задания, чем и поспешила воспользоваться.

Особенно порадовало её отсутствие Клотильды, которая уже дрыхла в своей каморке, примыкающей к спальне Марисабель. Хитрая служанка стремилась хорошенько выспаться, зная о том, что капризной госпоже потребуются услуги камеристки с самого утра.

Лилиана, убедившись в том, что до ее скромной персоны никому нет никакого дела, направилась в город.

Разумеется, девушка не имела намерения сидеть сиднем в четырех стенах в ночь Новогодия. Пусть её не пригласили на королевский бал, но это же не значит, что нужно предаваться унынию и покориться судьбе?

Бежать в деревянных башмаках по глубокому снегу было утомительно. Но молодость и задор помогли Лилиане в этом непростом деле.

Зимний сад радовал глаз снежным убранством – вызывающе краснели ягоды калины, присыпанные снегом, оранжевые плоды рябины кокетливо колыхались на легком ветерке, пушистые ели щеголяли богатыми снежными шубами, а, засыпанные белым кусты напоминали диковинных зверей, уснувших прямо в сугробе.

Узкая тропинка, протоптанная маленькими ножками Лилианы, уводила девушку все дальше и дальше от особняка. Обширное поместье, принадлежащее семейству де Бри, располагалось на окраине столицы, но это вовсе не значило, что королевский егермейстер проживал в бедном районе. Рядом разместились особняки таких же знатных и богатых граждан королевства, могущих позволить себе иметь в столице не просто дом, а дом, окруженный парковой зоной.

Лилиана, запыхавшись и набрав полные башмаки снега, торопливо постучала в двери сторожки.

Старик Грюмо, не спавший и поджидавший дочь своего господина, открыл двери, подсвечивая себе огарком свечи.

– Ох, Лилиана, – старик сокрушенно покачал своей седой головой. – не доведут до добра твои рискованные прогулки по ночным улицам. Я так беспокоюсь за тебя, девочка.

Виконтесса неопределенно пожала плечами и шмыгнула в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собою двери.

Через некоторое время из комнаты появилась преобразившаяся Лилиана. Теперь девушка была одета в мужской костюм, высокие сапоги и теплый плащ. Золотые волосы аристократки надежно скрывала черная косынка, поверх которой девушка нацепила шляпу с узкими полями.

На широком поясе болтался длинный кинжал.

Егермейстер не одобрял увлечения единственной дочери оружием, но, все же, обучил наследницу некоторым приемам, которые должны были помочь девушке отбиться от нападения диких зверей. Как дочь главного королевского егеря, Лилиана очень рано начала ходить в лес вместе с отцом, увлеклась охотой, а на охоте, как известно, всякое может приключиться.

К тому же, шуструю девчонку очень полюбили подчиненные королевского егермейстера и, не взирая на запрет строгого родителя, нет-нет, но показывали любопытной егозе запрещенные приемчики из арсенала лесных воинов.

Отсюда и появились своеобразные умения, никак не присущие родовитой аристократке, а скорее подходящие босячке из злачных трущоб или же воспитаннику военного корпуса, в котором и обучались будущие егеря.

Мачеху бы удар хватил, заметь она Лилиану в столь неподобающем одеянии, да еще и с оружием в руках, а прознай мадам Жанетта о некоторых увлечениях падчерицы, то девушку ждало бы куда более суровое наказание, чем лишение ужина или дополнительная трудовая повинность.

– Я готова. – девушка поправила небольшую сумочку, закрепленную под плащом, легко попрыгала на одном месте, проверяя, не звякает ли что-нибудь из ее снаряжения и удовлетворенная результатом, выскользнула в ночь, ничуть не испугавшись легкого морозца, слегка пощипывавшего тугие щечки.

Лаки, как обычно, спрятавшись в одежде хозяйки, притих, не желая ни на мгновение высовываться наружу и вдыхать морозный, вечерний воздух. Зверек мог позволить себе слегка полениться, зная о том, что очень скоро его ждет небольшая работа.

В удобных сапогах передвигаться оказалось гораздо легче, чем в тяжелых деревянных башмаках, но, кроме того, Лилиану опьянял и бодрил воздух свободы. Больше не было нужды притворяться и угождать противным сестричкам и опасаться козней жадной мачехи. К сожалению, Лилиана полностью зависела от госпожи Жанетты. Ей еще не исполнился двадцать один год и по законам королевства, девушка считалась недееспособной. Возможно, именно поэтому, Жанетта так торопилась распорядиться судьбой падчерицы, пристроив её замуж за незнакомца.

Лилиане очень бы хотелось взглянуть на завещание отца, хранившееся у нотариуса, бывшего старинным другом семьи де Бри, но, по странному совпадению, старик-нотариус умер почти сразу же после трагической гибели королевского егермейстера, а его небольшая контора, в центре города, была разгромлена неизвестными недоброжелателями.

Господин Жерар Пенье, поверенный госпожи Жанетты, очень быстро составил прошение в королевскую канцелярию и объявил о том, что вдова егермейстера является законной и единственной наследницей.

Лилиана была вынуждена подчиниться и смириться с тем, что её, единственную дочь, урожденную виконтессу де Бри, низвели до положения прислуги и всячески ею помыкали, упрекая каждым куском хлеба.

Холод приятно холодил разгоряченные щеки.

Лилиана огляделась по сторонам и шмыгнула в ближайшую подворотню. Её путь лежал в нижнюю часть Черного города.

Девушка из благородной семьи, никогда и ни при каких обстоятельствах не должна была подозревать о существовании подобных местечек, злачных и небезопасных, но Лилиана давно уже научилась маскироваться под ушлую и пронырливую наемницу, берущуюся за сомнительные заказы.

За полезные навыки выживания и лицедейства, благодарить стоило пансион мадам Клюссо, в котором Лилиана провела достаточно много времени. Как и все воспитанники специфического учреждения, расположенного в Верляндии – земле, принадлежащей оборотням, виконтессе пришлось дать подписку о неразглашении, которая закреплялась магической клятвой. Даже отец Лилианы, высокородный граф де Бри, понятия не имел о некоторых вещах, которым обучали в данном закрытом заведении.

После того, как погиб отец, мадам Жанетта стала полновластной хозяйкой в графском особняке, а Лилиана – изгнанницей в родном доме, девушке пришлось познакомиться с неприглядной стороной столицы и с людьми, являющимися теневыми хозяевами ночных улиц Мариды.

Как ни странно, сговориться с опасными людьми, промышляющими темными делишками под покровом ночи, Лилиане помог старик-дворецкий.

Когда девушке срочно понадобились деньги для лечения одного из её подопечных, старик, кряхтя и проклиная злую судьбу, обрекшую Лилиану на жестокую сиротскую долю, представил дочь своего бывшего господина одному уличному дельцу, обладателю говорящего прозвища Живоглот.

Как оказалось, Живоглот доводился старому дворецкому, безупречно служившему в доме де Бри в течении многих лет, троюродным племянником. Это подозрительное родство, долгое время, тяготившее добропорядочного горожанина, неожиданно пригодилось дочери его славного господина.

Помнится, Лилиана, трепеща от недобрых предчувствий, неуверенно следовала за старым слугой, который, шаркая ногами, увлекал молодую виконтессу в самые глубины Нижнего города, в ту его часть, где селилось грязное отребье, проститутки и их сутенёры, бандиты всех мастей, нищие, старьевщики, убийцы и прочий криминальный элемент, едкая накипь, оседавшая на дне любого большого города.

Грюмо привел девушку в низкопробный трактир, постучал в неприметную дверь, а когда эта дверь, скрипя трухлявой древесиной, распахнулась, потребовал встречи с местным заправилой, обстряпывавшим грязные делишки под покровом ночи.

Виконтесса бесстрашно перешагнула через порог. Старому слуге девушка доверяла без оглядки.

В помещении было темно, сыро, несло нечистотами, кислятиной и прогорклым маслом.

На широкой лавке у стены сидел человек, лицо которого оставалось в тени.

А вот девушку, освещенную светом свечи, главарю местных бандитов, было видно более чем хорошо.

Бывший дворецкий шепнул своему родичу пару слов и отступил назад, представляя виконтессе и главарю сделать собственный выбор.

Каждому свой.

Живоглот с сомнением оглядев стройную фигурку девушки, похабно ухмыльнувшись, предложил «симпатяжке» работу, по его мнению, вполне подходящую для смазливой красотки.

«Смазливая красотка», привлекательность которой не могла скрыть черная полумаска на лице, внимательно выслушала предложение главаря, скривила губы в брезгливой ухмылке и неожиданно ловким движением оказалась за спиной у бандита. Сработала наглость Лилианы и эффект неожиданности. Очень неприятно было Живоглоту чувствовать острие кинжала у собственного горла.

– Не нужно недооценивать человека и судить о нем, исходя из внешнего вида. – шепнула девушка прямо в немытое ухо. Ее тонкая рука, между тем, нежно прижимала к горлу Живоглота небольшой, острый нож, изогнутый особым образом. Сама Лилиана называла его «кошачий коготь». Столь полезная штучка, по случаю, была приобретена Лилианой в Верляндии и контрабандой доставлена в Мариду, спрятанная в багаже среди женских тряпок. Обнаружь граф де Бри «подлое оружие» в вещах своей дочери, скандал бы случился грандиозный. Сам граф, щепетильный ревнитель чести семьи, предпочитал биться на дуэлях родовым клинком, верно и честно служившим еще его отцу.

Шпага была тяжела для руки Лилианы, а вот нож убийцы пришелся в самый раз.

– Я все понял. – прохрипел Живоглот, по морщинистой шее которого уже стекала тонкая, горячая струйка крови.

Они договорились – бандит и аристократка. Живоглот ни разу не пожалел о странном союзе, чего нельзя было сказать о старике Грюмо. Всякий раз, как Лилиана уходила «на дело», старик не смыкал глаз, тревожно прислушиваясь к звукам в темноте и моля богов о милости для молодой госпожи.

Да, родовитая дворянка промышляла воровством. Бралась она не за все заказы, но, если уж решалась на дело, то выполняла поручение четко, тихо и всегда в срок.

В первый раз Лилиана обчистила дом столичного судьи.

Про судью она слышала немало плохого, а особенно ей не нравилось то, что по решению этого самого судьи, у городского детского приюта, были отобраны земли, на которых располагался небольшой, плодовый сад.

Какому-то пронырливому купцу приглянулась ценная земля, простаивавшая, по его мнению, без дела, вот он и подсуетился, дав «на лапу» нужному человеку.

Приют лишился своих деревьев, сад вырубили и на его месте построили новую лавку и склад, а нечистоплотный чинуша стал богаче на несколько золотых монет.

Поэтому, виконтесса с большим удовольствием взялась восстанавливать справедливость, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Деньги, полученные за незаконное дельце, девушка собиралась отдать сиротам и этой малостью, хоть как-то компенсировать нанесенный, нечистыми на руку дельцами, ущерб.

Ловкая и гибкая, она успешно миновала ленивых стражников и проникла в особняк через крышу, не потревожив магическую защиту здания. Для этого девушка использовала некий артефакт, хранившийся в роду де Бри и подаренный дочери самим графом. Артефакт позволял видеть плетения, приготовленные, как раз для нежеланных гостей. Девушка никогда не думала, что ей пригодится магическая игрушка, но, на всякий случай, спрятала ее в своем тайнике, где уже находились некоторые, дорогие ее сердцу вещички – миниатюрный портрет родителей, золотое кольцо матери, батистовый платочек, подаренный подруге принцессой Марией, выпускной диплом, полученный в пансионе мадам Клюссо и тот самый «коготь», подлое оружие черни.

Отыскать кубышку, принадлежащую взяточнику в судейской мантии оказалось куда труднее, но юная воровка справилась и с этим, благо, Живоглот приблизительно догадывался о том, в каком месте большого дома, мог находиться тайник с золотыми монетами.

Ушла Лилиана тихо, через крышу и той же ночью получила первую плату за своих новые, специфические умения.

И это оказался не удар кинжалом в печень, а веселые, золотые кругляшки с ликом Франциска Первого, короля Алиегории.

Позже были и другие заказы, очень часто в особняках богатых и родовитых представителей аристократических семей. Во многих из этих домов, Лилиане уже приходилось бывать, не как воровке, а как гостье хозяев, поэтому она отлично знала расположение комнат и привычки своих жертв. За четыре неполных года воровской практики Лилиана приобрела определенную репутацию в криминальных кругах Мариды и ни разу не попалась в руки правосудия.

Живоглот честно выплачивал, причитающуюся ей часть добычи звонкой монетой, подозревая, что ловкая воровка является его дальней родственницей, поздним плодом любви старого дворецкого и какой-нибудь легкомысленной гризетки, отказавшейся от ребенка и навесившей на старика обузу.

А то, что ушлая мошенница примеряет на себя образ нищей, но гордой аристократки, главарю бандитов ничуть не мешало. Каждый живет, как умеет. К тому же, кому придет в голову подозревать в чем-то предосудительном воспитанную и утонченную девочку из благородной, хоть и нищей, семьи?

Уж точно, что не городским стражникам.

У Лилианны сегодня уже был заказ.

Она намеревалась посетить дом одного богатого простолюдина, торгующего диковинными товарами. Простолюдин недавно вернулся из соседней Драккарии и знающие люди пронюхали об экзотическом товаре, горячем и дорогом, привезенном издалека.

Товар считался «скоропортящимся» и поэтому было необходимо срочное изъятие драгоценной вещички из чужих закромов. Как было сказано Лилиане, заказчик настаивал на, как можно более скором похищении нужной вещи и платил золотом, не торгуясь.

Вещичка представляла из себя статуэтку варварского божка, выполненную из драгоценного металла и уже через два дня должна была снова отправиться в путь вместе с приказчиками ушлого торговца.

Выкрасть статуэтку малоизвестного божка дикарей, представлялось Лилиане делом несложным, но хлопотным. Дом купца хорошо охранялся, но охрана эта состояла не из людей.

Негоциант торговал совершенно разным товаром, в том числе и живым.

Речь не шла о работорговле, запрещенной в просвещенной Алиегории и разрешенной в развращенном Навартоне. Нет, торговец специализировался на доставке нужным людям совершенно особенного товара – редких животных, которых, просто так не встретишь на утренней прогулке в лесу.

Кое-кого из этих животных, купец приставил к делу.

Как стало известно Живоглоту, а значит и Лилиане, от лихих людишек дом купца защищали большие экзотические кошки.

Огромные, полосатые твари, на ночь выпускались из загона и шастали по всему двору и тесным коридорам просторного дома торговца. Слуги и домочадцы спокойно почивали за крепкими дверями, а кошки, поутру, послушно возвращались в свои загоны. Умные хищники не хватали отравленную приманку, бесстрашно бросались на любого, рискнувшего потревожить покой купеческого дома и уже не один из подельников Живоглота был растерзан свирепыми тварями, мощные тела которых защищала крепкая, кольчужная броня.

Живоглот понятия не имел о том, как ловкая девчонка предполагает справляться со свирепыми хищниками, но это и не его дело. Пусть поступает, как угодно, лишь бы статуэтка, в назначенный срок, оказалась на столе у заказчика.

Лилиана совсем не боялась хищных кошек – подумаешь, кошки! Кошки, они и есть, кошки, пусть и огромные. У неё, у Лилианы имеется волшебный дар, очень редкий, почти эксклюзивный. Во всяком случае, Лилиана, пролистала кучу всякой литературы, не отыскав и тени упоминания о подобном умении.

«Жаль, что у меня не открылась эта способность раньше, – с грустью вздыхала девушка, вспоминая отца. – Окажись я рядом, в тот роковой миг, то смогла бы остановить медведя-убийцу, каким бы бешенным он не оказался».

Но, одним сожалением сыт не будешь.

Виконтесса добралась до нужного места и, оглянувшись, убедилась в том, что ночная улица тиха и пустынна. Никто не следил за молоденькой девушкой, изображавшей из себя юного паренька, сбежавшего из дома в поисках приключений.

Путь проникновения Лилиана присмотрела заранее – огромное дерево, ветвистое и слегка наклоненное, почти прижималось к каменной ограде.

Лилиана не понимала, почему торговец не приказал срубить древесного великана и пустить его на дрова, но ей-то, что до того? По всей видимости, купчина крепко надеялся на клыки и когти полосатых охранников, которых невозможно ни шантажировать, ни подкупить.

Поправив шляпу на голове, авантюристка легко полезла вверх по дереву, цепляясь за ветви, намереваясь уже с него проникнуть в нужный двор.

Лазать по деревьям девушка умела очень хорошо, она, все же, была дочерью егермейстера, пусть и королевского.

Забравшись на нужную высоту, отчаянная авантюристка бесстрашно перебежала по толстой ветке, нависавшей прямо над забором и, почти сразу же, услышала, как внизу фыркают, возмущенные её наглостью, огромные кошки.

Хищники давно учуяли чужака. Умные звери притаились в тени и терпеливо ждали, пока добыча сама свалится к ним в пасти.

Добыча пахла очень вкусно, и полосатые стражи уже предвкушали сытный ужин.

Но, все пошло не по плану – добыча, свалившись им на голову, внезапно заговорила тихим, лишенным всяческих эмоций, голосом и мощные звери, свирепые и бесстрашные, послушно склонив головы, на пузе поползли к той, кто имел право повелевать ими.

Девушка смахнула со лба капли пота, выступившего от напряжения – приказывать диким животным было гораздо труднее, чем одомашненным. Те же псы, рыскающие по городским улицам, поджимали хвосты при первых же признаках ментального давления. Но, виконтесса прилежно упражнялась, практикуя собственную магию на различных животных, обитающих в запущенном королевском парке и у нее, с каждым разом получалось все лучше и лучше – косули, доверчиво протягивали морды, надеясь заполучить горбушку посоленного хлеба, а кабанчики, весело похрюкивая, норовили почесать полосатые спины о ноги Лилианы.

Все это зверье проживало на территории обширного парка, расположенного за городской стеной. На него было запрещено охотиться, и королевские егеря строго следили за тем, чтобы голодная чернь не покусилась на то, что им не принадлежит.

Лилиану, дочь бывшего егермейстера, никто и никогда не останавливал – все знали о том, что отец девушки погиб, спасая жизнь своему сюзерену. Да и не было у виконтессы с собой никаких охотничьих принадлежностей, а бродить по лесным тропинкам ей никто не запрещал.

Лилиана удовлетворенно улыбнулась – не такими и опасными оказались эти мощные и холеные звери. Повинуясь властному приказу, не оставившему хищникам шанса на сопротивление, полосатые кошки сами покорно отвели девушку к той самой статуэтке варварского божка, за которой авантюристка и явилась в дом негоцианта.

Купец жил на широкую ногу – жилище торгаша оказалось богато обставлено мебелью, изготовленной из редких пород дерева, стены комнат и даже коридора, оббиты, приятного цвета, тканью, гобелены и картины были подсвечены крохотными огоньками свечей, а мягкие ковры и удивительного плетения, циновки, делали шаг юной воровки легким и совершенно беззвучным.

Магические светильники освещали пустынный коридор мягким, рассеянным светом.

Прислуга купца пряталась за крепкими дверями и запорами – никто из обитателей этого странного дома не желал становиться ужином для прожорливых хищников.

Гибкие, мускулистые кошки неспешно бежали впереди девушки. Они, каким-то немыслимым образом поняли, за какой вещью явилась обладательница колдовского голоса и стремились исполнить приказ страшной госпожи, как можно быстрее. Присутствие девушки заставляло могучих хищников опасливо жаться к стене, поджимать уши и негромко пофыркивать. Длинные полосатые хвосты четверолапых охранников нервно мотались из стороны в сторону. Мало кто в мире мог заставить нервничать мощных котов. Лилиана, вот, смогла.

Держать зверей в подобном состоянии слишком долго, могло оказаться опасным. Лилиана еще не была столь искусна в своем даре, чтобы окончательно подавить волю к сопротивлению. Но она надеялась, что управится быстро и успеет сбежать раньше, чем звери взбесятся и откажутся подчиняться.

Искомое сокровище обнаружилось достаточно скоро – статуэтка располагалась на отдельном постаменте и была накрыта стеклянным колпаком.

– Ба, да это же жаба. – хмыкнула Лилиана, зажигая потайной фонарь и пытаясь рассмотреть предмет во всех его подробностях. – Крупная, пупырчатая жаба из золота, инкрустированная драгоценными камнями. Фу, какая противная тварь! Что же за племя поклоняется столь гнусному и мерзкому созданию?

Не смотря на всю свою неприязнь, девушка решила не медлить и ловко избавила фигурку от стеклянного колпака. Изумрудные глаза золотой жабы странно мигнули в неверном свете свечи и челюсть Лилианы с лязгом упала на пол.

Нет, разумеется, челюсть никуда не падала, но рот юной воровки распахнулся.

Лилиана едва удержалась от пронзительного вопля, а золотая статуэтка ехидно ухмыльнулась, еле заметно двинув золотыми челюстями.

– Чего застыла, дуреха? – в голове Лилианы зазвучал чужой голос, и девушка очнулась. – Хватай меня и, ходу! Не слышишь, что ли – кто-то вломился в дом и этот кто-то, в отличие от некоторых нерасторопных дев, действует напористо, нагло и без оглядки на последствия.

– Варвары не так просты, как их расписывают всякие чудики. – Лилиана решила последовать умному совету и схватив статуэтку, засунула драгоценную фигурку в мешок. – Определенно у меня что-то не так с головой – надо же, мерещится всякое непотребство. Придумать такое – говорящая жаба! Может быть стоит показаться целителю?

Оглянувшись на кошек-охранниц, все так же, неспешно бегущих следом, девушка опомнилась.

– Возвращайтесь. – приказала она хищникам. – Защищайте этот дом от чужаков. Убейте всех, если сможете.

Это был жестокий приказ, но в том обществе, в котором приходилось вращаться Лилиане, жалость не приветствовалась. Нельзя оставлять за спиной живого врага. Нельзя поощрять конкурентов. Сегодня ты кого-то пожалеешь, а завтра этот кто-то придет за твоей жизнью.

Уроки и наставления Живоглота не были забыты. Лилиана хорошо усвоила те знания, которые должны были помочь ей выжить.

Полосатые звери взревели и умчались прочь, а Лилиана опасливо прислушиваясь к громким звукам – где-то, в глубине дома, совершенно точно началась драка, побежала прочь, в противоположную от шума, сторону.

Ей удалось выбраться из купеческого дома через окно. Не было нужды соблюдать тишину – в доме негоцианта больше никто не помышлял о сне. Неизвестные налетчики позаботились о том, чтобы весь квартал узнал, что дом почтенного торговца подвергся нападению.

Спрыгнув в глубокий сугроб, девушка проверила сохранность добычи, ощупав мешок – показалось или кто-то действительно хихикнул и произнес: «Отстань, противная, я щекотки боюсь!»

Отгоняя от себя всякие несуразные мысли – полная дичь, да и не ко времени, Лилиана, темными переулками, уходила прочь от проснувшегося особняка, затерявшись среди дворов и двориков, узких переулков и дырок в заборах.

– Недурно кто-то веселится. – оглянувшись, юная воровка заметила, что позади занимается пламя. Что-то определенно горело, слышались громкие крики, по соседней улице, гремя амуницией, бежала городская стража, поспешавшая на место беспорядка.

Но Лилиану это больше не касалось. Щедро рассыпая за собой серый порошок, именуемый в определенных кругах «порченный нюх», юная воровка, покружив по окрестностям, вернулась в сторожку.

Давно перевалило за полночь, мороз крепчал и по пустым улицам гуляла поземка, заметая следы одинокого путника.

В том районе, где проживало семейство де Бри, царило сонное спокойствие – вся городская стража оказалась стянута к дому, пострадавшего от грабителей, уважаемого торговца.

Старик Грюмо не спал. Он терпеливо ждал, сидя в полной темноте и таращась подслеповатыми глазами в темноту.

– Вернулась? – радость, отчетливо прозвучавшая в голосе старика, взбодрила Лилиану.

– Удачно? – старик торопливо захлопнул двери, не давая холодному ветру выстудить и без того, не особо теплую комнату.

– Нет. Не выгорело. Заказ не исполнен. – почему-то соврала Лилиана. – Дело не заладилось с самого начала. На добычу нацелились конкуренты. Кто такие и откуда взялись, не знаю, но действовали они нагло и нахраписто. Их даже хищники не особо испугали, хотя звери, надо сказать, производят впечатление. Налетчики подняли шум, переполошили животных и устроили пожар. Весь квартал вокруг особняка купчины кишит городской стражей. Пришлось уйти не солоно хлебавши.

– Мерзавец! – Грюмо имел в виду Живоглота. – Он едва не подставил тебя, дочка. Страшно представить, что могло случиться, застань тебя городские стражники на месте преступления. Уж, я ему! – и воинственно взмахнул клюкой.

Лилиана пожала плечами – мысль о том, что Живоглот мог заманить ее в ловушку, девушкой рассматривалась, но была отвергнута. Зачем? Ради чего? Благородная воровка приносила главарю бандитов хорошие деньги, а ее поимка не принесла бы ничего, кроме убытков.

– Мне пора. – Лилиана успела переодеться и бодро застучала неказистыми башмаками по деревянным полам. – Не волнуйся, старый друг, все закончилось хорошо.

Девушка распахнула двери – она слегка задержалась. Серая мгла расползлась по округе, предвещая наступление нового дня.

– Служанки в нашем доме встают рано. – вздохнула Лилиана, сноровисто пробираясь среди заснеженных деревьев. – Мачеха даже поспать нормально людям не дает. Эх, жизнь..

Девушка подхватила внушительную охапку хвороста и сноровисто потащила её к черному входу, предназначенному для прислуги. Хворост, по ее просьбе, стащили в кучу местные псы. Лилиана приказала своим помощникам действовать незаметно, опасаясь, что странные телодвижения обычных собак привлекут недоброе внимание. За работу она щедро благодарила своих помощников, унося с кухни объедки и подкармливая псов в холодное время года.

Летом Лилиане, обычно, помогали её друзья-еноты. Они были гораздо сообразительнее шумных собак и действовали более скрытно, прячась среди кустов и деревьев.

– Ты уже проснулась? – Клотильда, по всей видимости, прогулявшись до отхожей ямы, чтобы вынести ночной горшок Марисабель, широко зевая, с недоумением смотрела на разрумянившуюся с мороза Лилиану. – Не спится, госпожа нищая виконтесса?

– У меня полно работы. – неприветливо буркнула Лилиана, прячущая под хворостом сумку с ночной добычей. – В отличие от некоторых, которые прохлаждаются, вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями.

– Ты что-то скрываешь, Лилиана, – шпионка недобрым взглядом сверлила лицо юной девушки. – занимаешься какими-то тайными делишками. С чего бы это ты, с самого утра, отправилась за хворостом? Разве это не работа нашего истопника? Где, кстати, шляется этот хромой калека? Прохлаждается, когда другие работают?

Лилиана фыркнула – вот уж и до увечного Карга добралась. Какая противная эта Клотильда – везде норовит засунуть свой любопытный нос, в каждую дырку.

– Любопытной Тартале, на базаре нос оторвали. – припомнила Лилиана известную поговорку, чем окончательно вывела из себя камеристку Марисабель.

– Берегись, госпожа нищая виконтесса, – обозлилась Клотильда. – я выведу тебя на чистую воду!

– Ой, боюсь, боюсь! – хмыкнула Лилиана и вдруг, сделав большие глаза, завопила. – Крыса! Какая огромная! Сейчас, как вцепится!

И крыса, конечно же вцепилась в подол платья испуганно заоравшей Клотильды. Несчастная, голося, как резанная, схватив метлу, отбивалась от двух, нет, уже, трех крыс, так и норовящих попробовать на вкус любопытную служанку.

Крыс, конечно же, призвала Лилиана, для того, чтобы отвлечь внимание навязчивой и пронырливой камеристки от собственной персоны.

Лилиана не стала дожидаться окончания эпической битвы Клотильды с крысами, а, свалив хворост в углу чуланчика, примыкавшего к кухне, поспешила в свою каморку – мачеха в любой момент могла призвать к себе нелюбимую падчерицу. Следовало поторопиться и избавиться от своей добычи, раньше, чем зазвучит громкий голос мадам Жанетты.

Закрыв двери и для надежности подперев их табуретом, Лилиана сбросила с себя толстую шаль и вытащила золотую статуэтку из сумки.

Жаба ничуть не изменился – золотая чешуя сверкала, изумрудные глаза мерцали, а когтистые лапы выглядели устрашающе. И, вообще – выглядела статуэтка, по-прежнему, отвратительно, хоть и была изготовлена из благородного металла.

– Ты меня не испугаешь. – Лилиана отважно взглянула на изумруды глаз драгоценного земноводного. – Ты – всего лишь безмозглый кусок золота, украшенный самоцветами.

– Я бы не был в этом так уверен. – хмыкнул знакомый голос, снова зазвучавший в голове Лилианы. – Возможно, ты ошибаешься, воровка.

Девушка оторопела, а проворный Лаки, словно что-то почувствовав, выполз из-под шали и злобно ощерил зубы, уставившись на статуэтку подозрительным взглядом.

– Отомри, лахудра и спрячь меня понадежней! – панический вопль золотой жабы заставил девушку очнуться. – Сюда идут!

Оскорбленная тем, что ее обозвали «лахудрой», Лилиана не придумала ничего лучше, кроме, как засунуть говорящую статуэтку в свой собственный ночной горшок. Засунула и закрыла крышкой, прихлопнув для надежности.

Успела она и убрать табурет от двери.

Появилась хмурая Клотильда и принялась жаловаться.

– Крысы! Мерзкие создания расплодились самым непозволительным образом. Мадам Жанетта, узнав в чем дело, приказала вызвать крысолова. Уж он-то наведет порядок и проредит ряды серой братии. Ты только взгляни, во что они превратили мою новую юбку!

Лилиана взглянула – что ж, крысы потрудились на славу, как им и было велено. Юбка камеристки пестрела дырами в самых разных местах.

– Мадам Жанетта требует тебя к себе. – Клотильда прекратила жаловаться и нагло ухмыльнулась. – Поторопитесь, госпожа нищая виконтесса – не иначе, вас хотят пригласить на утреннее чаепитие.

Глава3

Как обычно, Лилиану нагрузили домашними делами. Мачехе падчерица, вероятно, представлялась ломовой лошадью, способной тащить на своей спине груз любой тяжести. Мадам Жанетту не смутило то, что сегодня канун Новогодия и в приличных домах, с обеда, принято было отпускать прислугу на гулянье.

Лилиане было отказано и в этой, маленькой радости.

– Мы отправимся на Королевскую площадь, – важно вещала мадам Жанетта, восседая на стуле, точно полководец на боевом жеребце. – а ты, милая, займись домашними делами. Я приготовила для тебя две корзины с шерстяными нитями – нужно разобрать их по цветам и скатать в клубки. Новогодие – это еще не повод отлынивать от работы. Тебе, Лилья, вскоре предстоит вступить в брак с благородным господином. Я не желаю, чтобы меня упрекнули в том, что я подсунула кому-то негодный товар.

«Вот меня уже и обозвали «товаром». – Лилиана, пыхтя от усердия, тащила вверх по лестнице огромную корзину с пряжей. За второй ей придется спуститься еще раз.

Конечно же, никакую пряжу девушка разбирать намерения не имела – её помощницы, домовые мыши, прекрасно справятся с нудной работой, а Лилиана собиралась прогуляться по городу и навестить своих подопечных из сиротского дома. Корзина со всякими вкусностями дожидалась девушку в домике старика Грюмо. Выпечка не могла испортиться, потому что Лилиана добавила в тесто заговоренные магом, пряности, которые купила на свои последние деньги. Вышло конечно дороговато, но Лилиана сама была сиротой и не понаслышке знала о том, как хочется иногда получить подарок из родных рук.

Пока внизу суетилась прислуга, подготавливая мачеху и двух ее дочерей для выхода в свет, Лилиана извлекла из ночного горшка золотую статуэтку. Горшок падчерицы выглядел непрезентабельно, был сделан из обычной глины и грубо обожжен, не то, что ночная ваза той же Марисабель, изготовленная известным мастером и расписанная дивными цветами.

Горшок был чистым и ничем не пах, но золотая жаба, оскорбленная до самой глубины своих изумрудных глаз, все равно принялась вопить диким голосом прямо в голове Лилианы.

– Наглая девка! Как ты посмела засунуть меня в отхожее место! Там темно и воняет! Если ты когда-нибудь и кому-нибудь расскажешь об этом… – голос варварского божка стал напоминать змеиное шипение и Лилиана невольно поежилась.

– Нам пора поговорить. – девушка решительно стянула с головы уродливый чепец, в который немедленно забрался любопытный Лаки. – Что ты такое? или, правильнее будет спросить, кто ты такой?

*

Герцог Манзилен покосился на своего молодого приятеля, пребывающего в мрачном расположении духа с момента отбытия кавалькады из Драккарии. Принц Жуар, до сих пор не мог прийти в себя и отправился на знакомство с собственной невестой, находясь в настроение смертника, которого ждет эшафот.

– Оставь грустные мысли, Жуар, – попытался отвлечь сюзерена от его тяжких дум, герцог. – Твой брат разберется и выяснит, что за напасть приключилась с вашим отцом.

– Я никогда не доверял этой наглой девке, баронессе Жакко. – рыкнул Жуар, оправдывая почетное звание принца из рода драконов. – Распутная тварь смогла очаровать отца своими прелестями и как-то навредила ему. Мы не нашли следов присутствия короля в её покоях, а она имела наглость все отрицать.

– Возможно, король отправился инкогнито по своим тайным делам? – предположил молодой герцог, не оставляя попыток приободрить принца. – Он и прежде исчезал, бывало, что и надолго.

– Три седмицы, Арно, три седмицы! – в голосе Жуара звучало отчаянье. – Брат справляется, но Королевский совет скоро призовет его к ответу. И, что он им скажет – ваш король пропал, и мы не знаем куда? Эх, и угораздило же отца вновь ринутся в омут своих авантюрных приключений! Вроде бы, давно за сотню перевалило, король, отец семейства, а ведет себя хуже безответственного юнца.

Молодые люди одновременно вздохнули и переглянулись. Они ехали на смотрины, на праздник Новогодия, но хорошее настроение умерло, не успев родиться.

Принц Жуар и герцог Манзилен, оба, происходили из дома Дракона, но Арно относился к его младшей ветви, в то время, как Жуар принадлежал к правящему роду.

Второй, не наследный принц недавно узнал о том, что ему предстоит жениться на принцессе Марии и стать консортом при правящей королеве. Новость не особо обрадовала Жуара, но и не расстроила. Его не угнетала мысль о том, что ему, драккарийскому принцу, носителю чистой крови Дракона, придется взять в жены представительницу другой расы. Принц являлся счастливым обладателем лёгкого, приветливого нрава и, если принцесса Мария и он найдут общий язык, то Драккария и Алиегория объявят о брачном союзе между двумя королевствами.

Как и все Драконы из старшей ветви, Жуар уродился блондином. Его длинные, белокурые волосы падали на плечи красивыми прядями. Принц был белокож, голубоглаз и смешлив. Мечтательная улыбка часто блуждала по полным, чувственным губам, а тонкий, с легкой горбинкой, нос молодого человека, выдавал принадлежность к древнему аристократическому роду. Завершали портрет Жуара прихотливо изогнутые брови, рисуя образ очень привлекательного парня, красавчика, о котором, втайне, вздыхала половина юных леди Драккарии.

Вторая половина грезила о молодом герцоге Манзилене. Порой, Арно де Манзилен чувствовал себя дичью, на которую объявлена охота, ценным призом, желанным для слишком многих. Жгучий брюнет, высокий и широкоплечий, взглядом изумрудных глаз пленявший красавиц сотнями, он, помимо того, что был баснословно богат, доводился племянником королю и кузеном двум своим царственным братьям. Кроме того, он отлично ладил со своими родственниками из правящей династии, особенно сдружившись с младшим из принцев.

Разница в возрасте между молодыми людьми была так незначительна, а единственный брат Жуара, наследный принц Жимайо, никогда не находил времени для общения с младшим братом, потому то, дружба между двумя высокородными аристократами становилась крепче с каждым годом.

Знатные и богатые, Жуар и Арно, нацепив на хорошо узнаваемые лица, маски, частенько отправлялись кутить в городские кварталы, развлекаясь, каждый на свой лад. Зачастую, дело заканчивалось обращением в городскую стражу и молодым повесам приходилось уносить ноги, дабы избежать неудовольствия наследного принца и выволочки от короля Драккарии, Жюнмиля Четырнадцатого.

Впрочем, обычно выволочкой дело и ограничивалось – не смотря на свой, более чем, почтенный возраст, Жюнмиль и сам был не прочь покуролесить, отрешившись от государственных дел.

Вот и в этот раз, король, что называется, отжег – три полные седмицы прошло с того дня, как его величество, в последний раз был замечен при дворе. С тех пор, драккарийский монарх, как в воду канул.

Тайная служба Драккарии сбилась с ног, понукаемая растревоженным принцем-наследником, младшего же принца, исполняя волю отца, Жимайо отправил в соседнюю Алиегорию, от греха подальше. Зная неуемную тягу дружной парочки к сомнительным приключениям, Жимайо опасался, что молодые повесы влезут в очередную авантюру и спугнут недоброжелателей, заманивших в ловушку хитрого и осторожного Жюнмиля.

Пожалуй, Арно был даже рад тому, что ему пришлось на некоторое время расстаться с придворной жизнью – особо назойливые мамаши, в стремлении пристроить своих дочерей, как можно удачнее, пускались во все тяжкие, прибегая к различным ухищрениям. Некоторые не гнушались использовать не совсем честные методы, пытаясь захомутать герцога при помощи приворота и прочих грязных приемчиков.

Жимайо, наследный принц Драккарии, рыча от негодования и сходя с ума от беспокойства, железной рукой наводил в стране порядок, попутно пытаясь выяснить причину непонятного исчезновения собственного отца, правящего короля Драккарии, Жюнмиля Четырнадцатого.

Доподлинно было известно, что его величество, Жюнмиль Четырнадцатый, вечером, как обычно, отправился в покои своей новой фаворитки, баронессы Жакко, воспользовавшись тайным проходом, о существовании которого были осведомлены только члены королевской семьи и особо приближенные слуги.

Но, как утверждала сама баронесса Жакко, король в её покоях так и не появился. Не дождавшись царственного любовника, баронесса пришла в негодование и устроила в своих комнатах полный разгром – разбила огромное зеркало, сорвала со стен драпировки, повалила мебель и, отхлестав служанку по щекам, отошла ко сну, предварительно употребив для успокоения три бокала крепкого токийского красного вина.

Причину бешенства баронессы было легко помять – женщина вообразила, что царственный любовник променял ее на другую. Король отличался щедростью, и баронесса рассчитывала много чего полезного поиметь от этой связи.

Нет, баронесса была умна и не метила в королевы, но, кроме трона, согласитесь, имеется масса заманчивых и желанных вещей – драгоценности, экипажи и владения. Всеми этими материальными благами Жюнмиль мог осыпать любимую женщину, да и осыпал, нанося казне Драккарии ощутимый урон.

И, вдруг, такое!

Любовница короля, никого и ничего не стесняясь, громогласно пообещала вырвать разлучнице все волосы и попортить личико, дабы никто, а, тем более, Жюнмиль, никогда больше не взглянул в ее сторону.

Имя разлучницы выяснить так и не удалось.

Разгром в покоях баронессы присутствовал, причем, создавалось впечатление, что в комнаты ворвался дикий лесной кабан и вдоволь там покуролесил. Сама баронесса, на утро, выглядела вялой и подавленной. Чрезмерное злоупотребление красным токийским сделало ей кукольное личико бледным и обрюзгшим, под глазами ветреной красотки образовались синюшные мешки, а губы барышни тонко подрагивали. Баронесса прятала помутневший взгляд и постоянно ссылалась на плохое самочувствие.

Жуар не верил ей ни на грош, но предъявить претензий не смог.

На время следственных действий баронессу отлучили от двора, заперев мутную красотку в четырех стенах и приставив к прелестнице охрану.

Сам же герцог Манзилен считал девушку тупой исполнительницей, которую использовали втемную. Если короля пленили по пути к покоям баронессы, воспользовавшись мгновенной слабостью правителя, то и самой баронессе могла грозить опасность. Кто-то же сумел пропихнуть не очень знатную и не особо богатую особу в королевский дворец и поспособствовал знакомству легкомысленной девицы с королем. Жюнмиль обожал легкомысленных дам полусвета, подобных баронессе Жакко – платиновых блондинок с серыми глазами и большой грудью, любящих украшения и готовых отдаваться своему покровителю по первому требованию и без лишних разговоров.

Никогда и ни за что не покинул бы Жуар Драккарии, оставив брата в столь сложном и даже щекотливом положении – прознай враг об исчезновении короля, в стране мгновенно начались бы волнения, а менее лояльные к королевской семье аристократы, могли зайти ещё дальше и объявить рокош, подбив свои провинции на мятеж, по примеру соседей, и ввергнув страну в пучину гражданской войны.

Но, Жуара в Алиегории ждала невеста и никак нельзя было затягивать со сватовством. И Драккарии, и Алиегории требовались союзники, поэтому, принц дома Драконов отправился в путешествие, прихватив с собой кузена, являющегося по совместительству советчиком и ближайшим другом.

В пути драккарийцы провели достаточно долгое время для того, чтобы дорожные пыль и неустроенность, вконец допекли, начавшего капризничать, Жуара.

Перед самым прибытием в столицу Алиегории, уставший от постоялых дворов и, лебезящих перед иноземным принцем, чинуш, Жуар приказал разбить свой шатер на природе, выбрав для стоянки живописную поляну на берегу крохотной лесной речушки.

Герцог не противился воле своего высокородного приятеля, по опыту зная о том, что того трудно в чем-то переубедить, особенно, если Жуару что-то втемяшилось в голову.

Сейчас они находились на дружественной территории, но, глядеть, все равно, нужно было в оба.

Принц Георг, поднявший бунт против собственного брата-короля, был настроен решительно и действовал жестко. Благодаря помощи со стороны Навартона, мятежный аристократ сумел погрузить пограничные владения в хаос, наводнив города своими шпионами.

К тому же, не всем алиегорийцам пришлась по нраву идея брачного и военного союза между Алиегорией, на землях которой проживали преимущественно люди и Драккарией – исконной родиной дракков, которые, людьми никогда то и не были.

На территории Астерры, огромного материка, омываемого водами четырех океанов и великого множества морей, проживало несколько различных рас. Люди и нелюди поделили между собой обширные земли, некогда огромной империи, которой, в былые времена, правили Императоры из рода Дракона.

Впрочем, все это было давно.

Империя распалась на отдельные, независимые государства, а род Императоров-драконов угас.

Сами же драконы, вернее их потомки, драккарийцы, медленно вырождались, растеряв большую часть своей магической силы.

Если раньше в каждой драккарийской семье, принадлежащей к аристократическим родам, рождались дети, способные полностью укротить своего духа-дракона и совершить полное перевоплощение, то теперь, увы, таких семей осталось ничтожно малое количество.

Перевоплотиться в дракона могли лишь члены королевской семьи, да и то, не все. Король Жюнмиль и принц-наследник, укротившие своих духов-дракона перевоплощались в громадных, ужасающих рептилий, обладающих великими магическими силами.

И, чем больше было могущество мага в человеческом обличье, тем страшнее и ужаснее получался его дракон, обращающий в бегство целые армии неприятеля.

Король Жюнмиль считался одним из самых могущественных властителей этого мира. Черный, громадный ящер, парящий в небе над столицей Драккарии, заставлял недоброжелателей задумываться о бренности жизни и о том, как в сущности, легко этой самой жизни лишиться, ибо пламя, извергаемое драконом, нельзя было потушить.

Принц-наследник Жимайо владел магией льда и холода и был способен проморозить до смерти любое живое существо, даже оборотня, обладающего самой горячей кровью и самой лучшей регенерацией.

Магия огня и магия холода надежно хранили Драккарию от внешней агрессии, ибо ни люди, ни оборотни, ни уйтуны, ни прочие народы не желали быть хорошо прожаренными или замороженными до смерти.

Младший принц Жуар так и не смог стать полноценным драконом. Он до сих пор не сумел укротить своего духа и получить вторую ипостась.

Сам принц очень этим тяготился, считая себя неполноценным и даже ущербным. Так сказать, позором семьи, которым легко можно было пожертвовать, отправив в чужую страну.

– Точно племенного бычка. – жаловался Жуар своему единственному другу. – Арно, ведь я даже не смогу править. Всем станет заправлять моя дражайшая невеста, принцесса Мария Безупречная. А я, всего лишь консорт – звание почетное, но не гарантирующее ни власти, ни влияния.

– Твоему сыну предстоит стать правителем Алиегории. – пожимал плечами Манзилен, которого совсем не интересовала политика. – Он будет великим королем, а ты, Жуар, отцом могущественного короля. Разве это не достойная цель?

Но, Жуар не мог долго грустить и предаваться унынию. Принц был легок на подъем, беспечен и легкомыслен.

Вот и теперь, оставив все дела на своего друга Манзилена, Жуар птицей взлетел в седло и умчался в лес.

– Позаботься об ужине, Манзилен! – это все, что смог расслышать герцог за топотом копыт.

Охрана принца, как всегда, все прозевала и герцогу пришлось самому отправиться на поиски сюзерена.

Он отыскал его через три четверти свечи, совершенно одного, медленно скачущего по лесной дороге.

Герцог вздохнул с облегчением, заметив его высочество, целого и невредимого. Не хватало еще, вдобавок к королю, лишиться и младшего из принцев. Вот это будет скандал! Такой скандал, что кое-какая особа, вполне возможно, могла лишиться и головы.

Манзилен дорожил своей головой – она очень нравилась женщинам и еще, он в нее ел.

– Вот и ты. – принц обрадовался герцогу, как родному. Вернее, как двоюродному, ведь Манзилен доводился Жуару кузеном. – Я так и знал, что ты отыщешь меня где угодно. Эти леса довольно живописны. В них много дичи и можно устроить отличную охоту. Поговаривают, что мой отец, король Жюнмиль, не раз и не два, выезжал в Алиегорию и вместе с Франциском перебил уйму зверья в здешних местах.

– Тебе повезло, мой принц. – пожал плечами Манзилен, который всем видам охоты предпочитал самую приятную – охоту на хорошеньких девушек. – Твой тесть – заядлый охотник. Между вами очень много общего.

– Очень много. – фыркнул Жуар, скривившись, словно наелся лимона. – Особенно меня радует нелюбовь некоторых алиегорийцев, считающих нас, драккарийцев, чуть ли не приспешниками Темного Покровителя.

– Главное, – Манзилен как-то подозрительно нахмурился. – чтобы тебя, Жуар, любила Мария, а, что до любви все прочих.. То, какое тебе до них дело?

– И то, верно. – махнул рукой принц, подгоняя своего жеребца.

– Запах… – Манзилен озадаченно вертел головой. – Какой-то странный запах. Не чувствуешь, мой принц?

Жуар демонстративно шмыгнул носом и пожал плечами.

– Ничего не чувствую. Никаких посторонних запахов, а жаль.

Манзилен, который унюхал незнакомый, резкий запах, настороживший его, отвлекся.

– Жаль?

– Конечно же жаль, кузен. Прогулка на свежем воздухе разбудила во мне зверский аппетит и я, с огромным удовольствием, ощутил бы аромат, жареного на вертеле, мяса.

– Я, думаю, ваше высочество, – герцог, проголодавшийся не меньше принца, выбросил из головы дурные мысли. – ужин уже готов.

– Так, поспешим же. – Жуар направил своего коня вперед, на самом деле уловив слабый запах дыма. – Нельзя дать остыть нашему ужину.

Манзилен в последний раз оглянулся – позади высился густой лес, без малейших признаков присутствия человека или же, нелюдя.

– Показалось. – пожал плечами герцог. – Может быть, за стеной леса, притаилось болото, и эта вонь от болотного газа? Вон, сапоги Жуара забрызганы грязью. – Манзилен понимающе ухмыльнулся. – Будущий принц-консорт объезжал свои охотничьи угодья, высматривая достойную дичь. Что ж, это занятие ничуть не хуже любого другого, так что, отнесемся с пониманием к причудам его высочества.

– Кузен, чего ты там плетешься? – молодой и задорный голос принца взбодрил герцога и он, оставив в прошлом свои подозрения, поспешил за господином.

Этот вечер они провели замечательно, отдав должное и жареному мясу, и терпкому вину, и прочим разным вкусностям, приготовленным расторопными поварами для благородных господ.

Утром, кстати сказать, голова почти не болела.

– Марида. – герцог Арно оторвал принца от размышлений, ибо впереди завиднелись городские стены. – Мы почти добрались до твоего будущего домена, кузен. Взгляни, как прекрасна столица Алиегории. Надеюсь, твоя невеста так же красива, как и город, в котором она проживает.

Жуар взглянул вперед и невольно залюбовался дивным обликом Мариды, чудесно выглядевшей этим холодным зимним днем.

Посольство Драккарии прибыло в город холодным зимним днем. Солнце упорно пробивалось сквозь плотные, слоистые облака, но, все равно, над столицей висела розоватая дымка густого, зимнего тумана. Словно сказочное видение вырастали высокие стены, выложенные из светлого камня, горели жаром шлемы стражников, перекликающихся громкими, зычными голосами, тонкие ветви деревьев тянулись к небесам, а снег искрился и переливался, радуясь новому дню.

Стены Мариды играли скорее декоративную роль, потому что город, разрастаясь и ширясь, давно выплеснулся за их пределы, но, все равно, огражденный периметр Верхнего города являлся достойным препятствием на пути врага, коли тому взбредет в голову штурмовать столицу государства.

В глазах принца зажегся искренний интерес и Манзилен порадовался тому, что ему удалось отвлечь молодого господина от невеселых размышлений.

– Говорят, король Алиегории дает бал, по случаю праздника Новогодия. – улыбаясь, произнес кузен принца, поглаживая рукой гладкий подбородок. В отличие от Жуара, обожавшего свои, лихо закрученные, щеголеватые усики, Арно терпеть не мог растительности на лице, гадко и зло подшучивая над почтенными старцами из Королевского совета, обросшими бородами, словно старые пни мхом. – Вначале празднества обещают народное гуляние, затем последует бал, на котором, Жуар, ты будешь представлен своей невесте, принцессе Марии Безупречной, будущей королеве Алиегории.

– А, как же братец короля, мятежный Георг? – нахмурился Жуар, который очень надеялся на то, что принцесса Алиегории оправдает его тайные ожидания. – Поговаривают, что он не смирился с поражением и созывает под свои знамена всех недовольных тем, что король решил выдать свою дочь за чужестранца и, тем паче, не совсем человека.

Как обычно, в мгновение сильного волнения, глаза Жуара изменились – зрачок истончился и сузился, превратившись в вертикальную щель, а белки налились опасной желтизной начинающейся трансформации.

К сожалению, частичной.

Как и многие драккарийцы, в том числе и простолюдины, Жуар наловчился изменять глаза, отращивать клыки и когти, но вот полностью преобразить свой облик и принять вторую ипостась, принц так и не смог.

Впрочем, как и Манзилен.

В этом они не преуспели.

Мгновение и все вернулось на свои места – глаза обрели обычную, человеческую форму, а дракон, так и не проснувшись, притаился и затих.

– Ты справишься. – легкомысленно пожал плечами Арно, пришпоривая своего скакуна. – Нет ничего на свете, с чем не мог бы справиться принц Драккарийского королевства. Не так ли, Бертран?

Мужчина, к которому обратился молодой герцог, все время старавшийся держаться за правым плечом своего господина, неопределенно пожал плечами, помедлив с ответом. Впрочем, герцог и без того знал о том, что Бертран не отличается особой разговорчивостью.

Бертран выглядел, как простолюдин, хотя, вряд ли являлся выходцем из простонародья. Все манеры мужчины выдавали в нем благородного человека, только, вот беда – Бертран совершенно ничего не помнил о своем прошлом.

Год назад, когда герцог Манзилен провожал алиегорийское посольство до самой границы, случилось ему заночевать на крохотном постоялом дворе, где он и приметил широкоплечего человека, мощного телосложения, молчаливого и старавшегося держаться как можно незаметнее.

Вначале, подозрительный герцог принял Бертрана за шпиона враждебного государства, но трактирщик, допрошенный по всем правилам, перепугавшись до полусмерти, рассказал о том, что выловил этого человека из реки.

Незнакомец оказался очень плох и выжил лишь стараниями старухи-знахарки, а затем, дабы расплатиться с обществом за услугу, договорился с трактирщиком и нанялся к тому на работу.

– Превосходный человек, этот Бертран, ваша светлость, – почтительно кланяясь и приседая от страха, бормотал трактирщик. – странный только и несчастный. Не помнит ничего из своего прошлого. Но, работник отменный и как охотник, выше всяких похвал.

Взгляд молодого герцога отяжелел – охотник? Не браконьер ли, случаем?

– Не подумайте ничего плохого, господин. – побледневший до синевы трактирщик затрясся от страха, проклиная свой болтливый язык. – Объявился недавно в наших краях медведь. Жуткая тварина, уж поверьте мне, говорю, как есть, – трактирщик утер вспотевший лоб замызганным платком и продолжил рассказ. – Людоед, как есть людоед, а уж хитрющий какой! Скольких разумных изничтожил, разорвал на части и пожрал – страсть! Детишек малых, да баб, да стариков. Уж и так за ним гонялись и этак, а он, словно заговоренный. Может и не медведь то был вовсе, а беролюд одичавший, кто сейчас скажет? Только вот Бертран, прознав про нашу беду, выбрал себе рогатину покрепче, да и шагнул в лес. Ушел, как и пропал с концами.

Герцог изогнул бровь, показывая, что ожидает продолжения истории, а сам искоса взглянул на того самого Бертрана, спокойно и беспечно продолжавшего раскалывать тяжелые чурки на аккуратные поленья.

– Цельную седмицу никто не видел чужака, а к вечеру седьмого дня из леса прибежал мальчонка, сын углежога. Он и поведал нам о том, что израненный Бертран лежит у них в хижине, а труп огромного зверя остался на поляне в лесу.

Ну, мы, ясное дело, – заволновался трактирщик. – ноги в руки и вперед, в лес, к хижине того самого углежога. Отыскали Бертрана – зверь его подрал без всякой жалости, места на теле не осталось от шрамов, старых и новых, а потом уже и медведя отыскали. Здоровенная тварь, хитрая, матерая, в полтора раза более наших косолапых будет. Откуда только забрел к нам сей ужас, не ведаем, а уж про то, как Бертран с ним сладить сумел, при помощи одной только рогатины, остается лишь догадываться.

Герцог закрутил головой, надеясь увидеть голову медведя на стене трактира, но говорливый хозяин заведения, в ответ на вопрошающий взгляд аристократа, развел руками.

– Господин барон забрал зверя и приказал изготовить чучелко, которое и поставил у себя в замке. Я бывал у барона и чучело то видел, ваша светлость. Страшное дело, да охранят нас Боги-Покровители от подобной напасти.

Заинтересованный герцог, переправив послов через границу, посетил замок барона и самолично лицезрел того самого медведя-людоеда. Громадная тварь стояла, как живая и являлась предметом зависти всех окрестных дворян и предметом гордости смекалистого барона.

Решив, что подобный мужественный человек сгодится в его свиту, герцог Манзилен вернулся к трактирщику и выкупил долг Бертрана у общины. Взаправду сказать, благодарные за избавление от лютого зверя жители деревни, долг чужаку простили. Хотя, пара серебряных монет подсластила пилюлю от потери столь ценного работника, но не утешила дородную дочь трактирщика, гревшую постель чужаку по доброй воле и явно имевшую виды на доброго молодца.

Бертран очень быстро завоевал доверие своего нового господина. Чужак вполне чисто говорил на всеобщем языке, сносно – на драккарийском и совсем хорошо, на языке алиегорийцев. Был он скуп на слова, жаден на обещания и скор на расправу. Любому шутнику, вздумавшему зубоскалить над его слабой памятью, Бертран очень скоро доказывал, что шутки – это, конечно, хорошо, но целые зубы, значительно лучше.

Теперь, стараясь держаться, как можно ближе к герцогу, Бертран оттер в сторону даже оруженосца Арно, молоденького баронета Фризо, который, пыхтя от негодования, не смел возражать, зная о благосклонности господина к невразумительному чужаку.

– Мост. – коротко бросил Бертран, указывая вперед. – Бурлящая здесь делает петлю, господин и нам предстоит проехать через мост. С него открывается прекрасный вид на окрестности.

Приспешник замолк, а герцог пожал плечами. Оказывается, Бертран бывал в Алиегории. Что ж, может быть в столице кто-нибудь вспомнит крепкого здоровяка с широкими плечами и этот кто-то не поленится ответить на вопросы герцога.

Вид, в самом деле, оказался замечательным – река Бурлящая ярилась водоворотами и славилась глубокими омутами. Поговаривали о том, что на дне реки обитают волшебные существа, недружелюбные к людям. Именно они повелевают завихрениями воды и топят неосторожных в мутных глубинах.

Впереди кавалькады скакал герольд. Юный паж трубил в дудку и громким голосом оповещал жителей славной Мариды о том, что их город почтил своим визитом наследник Драконов, славный принц Драккарии, Жуар.

Вслед за герольдом, неторопливо и даже как-то вальяжно двигались сами драккарийцы, окружившие своего принца пестрым хороводом.

Кони иноземцев украшали роскошные попоны, гривы скакунов сверкали золотыми и серебряными лентами, а сам принц поражал горожан роскошью своего наряда и белокурыми локонами, падающими на плечи волнительным каскадом.

Впрочем, свита младшего драккарийского принца выглядела так же нарядно, как и внушительно. Не смотря на некоторую нарочитость и, быть может излишнее кокетство, каждый из драккарийских вельмож оказался хорошо вооружен и это, если не упоминать воинов сопровождения, выделенных братом Жуара, наследником престола Драккарии, Жимайо.

*

Лилиана, вгрызаясь в сочную мякоть оранжевого плода, пыталась скорее расправиться со своим вкусным, но скудным обедом. Она случайно затесалась в шумную толпу и людской хоровод закружил её в бешенном танце.

Суматоху вызвало прибытие драккарийского гостя.

Знатный претендент на руку местной принцессы происходил из рода Дракона и это обстоятельство добавляло перца в интригу. Не все жители славного королевства Алиегория радовались тому, что на древний трон родной страны усядется чужак, да еще и нелюдь.

Лилиане было плевать на матримональные планы правителей – где она, несчастная сирота и где королевский дом Драккарии, но посмотреть на чужого принца, все же хотелось.

Поговаривали, что Жуар – настоящий красавчик, да еще и блондин. Натуральный.

А то, пошло нынче поветрие среди местной молодежи, выбеливать свои волосы, которые дворяне, согласно обычаю, не стригли выше лопаток.

Простонародью полагалось носить короткие стрижки, сервам и крепостным головы брили наголо, а знать похвалялась длинными волосами, которые, особо предприимчивые щеголи умудрялись укладывать в вычурные прически.

Где-то здесь, на Королевской площади, в толпе народа, готовящегося встретить праздник Новогодия, находились мадам Жанетта и две её дочери. Принять участие в народном гулянии возле огромной новогодней ели, считалось хорошей приметой и даже члены королевского дома Алиегории не пренебрегали обычаем, появляясь на короткое время, дабы поздравить свой народ с праздником и одарить подданных серебром и золотом.

Оставалось надеяться, что Лилиане не доведется нос к носу столкнуться с мачехой и её дочерями. Ничего хорошего бедной девушке эта встреча не принесет.

– Едут! Едут! Драккарийцы едут! – вопила толпа и Лилиана поняла, что чужаки уже появились на площади.

Что ж, чужеземный принц оправдал самые смелые ожидания толпы – был он молод, хорошо сложен, красив и богато одет. Конь драккарийца выступал медленно и торжественно, красиво изогнув голову и повинуясь каждому движению рук высокородного всадника. За принцем Жуаном, отставая на один шаг, ехал еще один иноземный вельможа – молодой, красивый и черноволосый.

Пусть и не такой знатный – об этом говорили черные, как смоль волосы, но, столь же прекрасный внешне и роскошно одетый, юноша привлекал к себе ничуть не меньше внимания, чем сам Жуар.

В принца и его высокородного спутника полетели бутоны цветов. Женщины всех возрастов и сословий неистовствовали, буквально выпрыгивая из пышных юбок и тугих корсетов, стараясь попасться на глаза иноземным вельможам и обратить на себя их внимание.

Лилиане лишнее внимание было не к чему – она сторожила свою корзину со сладостями и, наконец-то заметила воспитанников городского сиротского приюта.

Дети, облаченные в одинаково-унылые серые робы, медленно выходили из дверей городского храма. Праздничная служба закончилась, и наставники отпустили подопечных на прогулку, разрешая им принять участие в торжественных мероприятиях по случаю празднования Новогодия. Не всех конечно – малышня должна была проследовать за воспитателем обратно в приют, а все прочие рассыпались по площади в поисках развлечения.

Лилиана, таща тяжелую корзину, направилась к детям. Глазастые воспитанники приюта, вечно голодные, как и полагается молодым, растущим организмам, то ли увидели, то ли унюхали Лилиану, но, радостно гомоня, со всех ног бросились навстречу своей благодетельнице.

Девушка замедлила шаг – ничего не случится, если она на мгновение остановится передохнуть, пока вокруг нее соберутся все дети. Пара мгновений, не больше и сладости из корзины сделают ребятишек необыкновенно счастливыми.

– Жуар, я, пожалуй, вас покину. – герцог Манзилен, набросив на голову глубокий капюшон, отороченный мехом драгоценного соболя, жестом велел Бертрану следовать за принцем, а сам, соскочив с, обиженно всхрапнувшего жеребца, незаметно отделившись от сверкающей золотым шитьем кавалькады, затерялся в шумной толпе.

Поводья своего коня герцог передал оруженосцу, демонстративно не замечая поджатых губ молодого парнишки, расстроенного внезапным решением сюзерена.

Герцог очень любил авантюры и зачастую пренебрегал собственной безопасностью. Горячая кровь дракона, порой вовлекала его в опасные передряги, но он всегда умудрялся выходить сухим из воды, не обращая внимания на ворчание своего короля и предостережения принца-наследника.

Манзилену хотелось побродить среди простых алиегорийцев, послушать их речи, выяснить, что народ думает по поводу скорой свадьбы принца Жуара и принцессы Марии. Да и просто посмотреть на праздник Новогодия гораздо интереснее, чем терпеть длинное и скучное представление приветствия и вручения властителям Алиегории в верительных грамот драккарийским посольством.

Народное гуляние, полное задора, шума, танцев и песен, закружило герцога и увлекло в центр Королевской площади, к огромной, мохнатой ели, украшенной фонариками и разноцветными гирляндами, жгутами из золотистой соломы и ярко раскрашенными деревянными фигурками птиц и животных.

Местные девушки оказались полны задора, улыбчивы и приветливы. Они не пытались заглянуть в глубины капюшона, а попросту хватали стройного молодого человека в роскошном одеянии за руки и тащили танцевать, мало внимания обращая на сопротивление последнего.

Герцог, впрочем, особо и не сопротивлялся – ему очень нравился порядок, принятый в Алиегории – после танца, партнерша, пригласившая молодого человека, дарит последнему жаркий и сочный поцелуй, а парень, увлекший девушку в хоровод, поступает так же, целуя избранницу в алые губки.

Герцогу удалось заполучить уже два сладких поцелуя и он, помня о том, что Боги любят троицу, оглянулся, решив, что в этот раз он сам выберет себе партнершу для танца.

Грянула музыка. Громкая, зажигательная, она буквально заставляла ноги пускаться в пляс, а не топтаться на месте в бесполезном ожидании.

Внезапно Арно заметил молоденькую горожанку, окруженную стайкой детишек, одетых, как-то скучно и одинаково. Девушка в неприметном и даже бедном платье, прятала изящную фигурку под бесформенной шалью и что-то раздавала детворе, которая, получив подарки, начинала весело прыгать и оживленно щебетать.

Чем именно привлекла внимание могущественного герцога нищенка из Черного города? Кто знает, но герцог ринулся в атаку – на мгновение перед его взглядом мелькнуло прелестное девичье личико, обрамленное золотистыми локонами, которые нахально выбивались из-под уродливого саржевого чепчика.

Высокая, сухопарая дама, затянутая в темное, очень строгое одеяние, принимая от Лилианы небольшую сумочку с угощением для самых маленьких воспитанников приюта, степенно произнесла:

– Лилиана, передайте нашу самую искреннюю благодарность госпоже де Бри за все подарки, сделанные ею нашим бедным воспитанникам. Мы очень ценим то, что даже пережив тяжкую утрату, госпожа де Бри находит в себе силы и желание творить добро.

Мимолетная тень, коснувшись милого личика Лилианы, растаяла без следа, а мадам Броллеси, одна из наставниц, работающих в городском приюте, еще раз кивнув дочери бывшего королевского егермейстера, медленно пошла прочь, растворившись среди веселящейся толпы.

Лилиана не боялась того, что мадам Броллеси выдаст её тайну мачехе – между ней и наставницей из городского приюта давно было уговорено держать в тайне добрые дела мадам де Бри.

Умная женщина, глядя на то, как разительно изменились внешность и поведение Лилианы, тактично помалкивала, не желая совать нос в чужие семейные дела.

Да, положение Лилианы в семье, изменилось не в лучшую сторону – девушка одевалась не как благородная госпожа, а как служанка, но деньги на нужды приюта поступали исправно, как и в ту пору, когда еще был жив граф де Бри. Мадам Бролесси считала, что вдовствующая графиня помогает несчастным сироткам в память о своем, безвременно почившем, супруге. Мысль о том, что это деньги Лилианы и, тем более, что это деньги, добыты нечестным способом, никогда не посещала ее голову.

Корзина показала дно, на небе появились первые звезды. Зимой, как известно, смеркается рано. Народ, отведавший дармового угощения – выпивки и закуски, словно бы обретя второе дыхание, продолжал беззаботно веселиться. Очень скоро празднество должны были посетить члены королевского дома Алиегории, и Лилиана поняла, что ей пора вернуться в особняк семейства де Бри.

К тому же, в условленном месте, она успела заметить в толпе человека от Живоглота. Молодчик, безуспешно пытавшийся прикинуться благополучным горожанином, мелом начертил на стене дома две длинные полосы. Это был тайный знак, оставленный для Лилианы в условленном месте. Виконтесса поняла, что Живоглот назначил встречу на два часа ночи.

У нее оставалось в запасе достаточное количество времени, для того, чтобы вернуться в сторожку Грюмо и переодеться. Как хорошо, что она успела спрятать лицо под темной полумаской – Живоглоту и его людям вовсе необязательно знать о том, что девушка, раздающая сладости детям на улице и родственница бывшего дворецкого, наемница по имени Лилейя, одно и то же лицо.

Подхватив корзину, Лилиана совсем было собралась убраться с площади, как вдруг кто-то очень решительно и крепко схватил её за локоть.

«Стража? – обмерла Лилиана. – неужели Живоглот сдал меня королевским ищейкам?»

– Не потанцует ли со мной прелестная незнакомка? – к ней обратились на алиегорийском, но лёгкий акцент выдавал в незнакомце иностранца.

От мужчины приятно пахло – каким-то легким, древесным ароматом, он был одет хорошо и дорого, на ногах были сапоги для верховой езды, а на руках – перчатки из тонкой замши.

«Дворянин в поисках острых ощущений, – сразу же определила Лилиана, поскучнев лицом. – ищет себе подружку на ночь. В бордель идти не хочет, брезгует продажной любовью. Намерен заполучить чистенькую дурочку, которой можно будет легко вскружить голову и совратить. Нет уж, господин хороший, я в такие игры не играю. Ищите себе подружку в другом месте.»

– Я не танцую. – сухо ответила девушка, надеясь, что неприветливый тон отпугнет незнакомца. Да еще и корзинкой прикрылась, словно легионер щитом.

– Я настаиваю. – голос, звучавший из глубин капюшона завораживал своей властностью и легкой бархатистостью. – В ночь Новогодия, как я слышал, не принято отказывать в танце. Говорят, плохая примета – отказаться от танца у новогодней ели.

– Хорошо. – вздохнув, Лилиана оставила свою корзину возле той самой, новогодней ели. Она надеялась на то, что не отыщется желающего украсть этот хлам. Люди, конечно, не прочь стащить плохо лежащую вещичку, но не пустую же корзину самого непрезентабельного вида?

– Вашу руку, прекрасная незнакомка. – иностранец легко увлек Лилиану за собой. – Ну же, расслабьтесь, прелестница, вы так напряжены. Клянусь Драконом, милая дева – я не стану вас ни похищать, ни утаскивать в свою пещеру.

– Драккариец! – полыхнула щеками Лилиана и тут же признала в иноземце того самого брюнета, следующего лишь на один шаг позади принца крови. – Да еще и знатный вельможа, а не дракк-простолюдин. Танцует со мной в ночь Новогодия, а на мне башмаки! Деревянные! И этот уродливый чепчик! Какой позор!

Девушка едва не застонала от разочарования. Ей выпал удивительный шанс танцевать в новогоднюю ночь с благородным господином, с человеком её круга, пусть и иностранцем. Да ни один знатный алиегориец даже не взглянет на бедно одетую девушку, в потрепанной шали и деревянных башмаках. К услугам молодых кавалеров сколько угодно высокородных девиц, веселящихся на балу в королевской дворце. А, если какой юный повеса голубых кровей и заприметит смазливую горожанку, то цели его будут далеки от благородных. Симпатичной девушке, если она дорожит своей честью, следует опасаться слишком докучливых ухажеров, разве что она сама решится на легкий заработок.

Все же, Лилиана была молоденькой девушкой, которая, как и все девицы ее возраста, мечтает о любви, о приятных кавалерах, о танцах, в конце концов! Кто же откажется потанцевать? У новогодней елки, с приятным парнем, не лапающим партнершу за аппетитные округлости, да еще под веселую, зажигательную мелодию?

Вот и Лилиана не смогла, не устояла перед искушением и, позабыв про свой бедный наряд и деревянные башмаки, пустилась в пляс, увлекаемая в гущу танцующих сильной рукой своего благородного партнера.

Драккариец был хорош! Видать, драконы не сильно отличаются от людей, раз так лихо отплясывают в чужом городе и на чужом празднике.

Капюшон свалился с головы незнакомца, и он сразу же перестал быть незнакомцем. Жгучие черные кудри летели по ветру, бледное лицо герцога разрумянилось на морозе, а взгляд зеленых глаз, казалось, прожигал Лилиану насквозь.

Девушка покраснела от столь пристального внимания, попискивая от азарта и благодаря себя за предусмотрительность, заставившую спрятать лицо под черной полумаской.

Музыка, внезапно стихла, и незнакомец с зелеными глазами оказался близко-близко, куда ближе, чем позволяют приличия.

«Чего это он? – оторопела Лилианна и тут же обмерла, догадавшись о намерениях мужчины. – Так, поцелуй же! Он хочет свой поцелуй. Он и в самом деле намерен поцеловать девушку из простонародья? Ой, мамочка, как же мне страшно!»

Губы незнакомца оказались обжигающе-горячими.

Это был первый и, наверное, единственный поцелуй в жизни Лилианы де Бри, который она, когда-нибудь, получит от аристократа. Разве кто-то, кроме этого странного драккарийца взглянет на неё с интересом? Особенно, если она, как сейчас, будет одета в унылое серое платье и, такие же, нелепые башмаки?

Девушка почувствовала, как незнакомец нежно прижимает ее к своей груди, как крепко держит обеими руками за талию, как страстно, но, в то же время, бережно касается ее щек своим дыханием, одаряя мимолетной лаской.

И, поцелуй – такой пряный, такой пьянящий, непростительно затянувшийся.

Лилиана закрыла глаза, спасаясь от этой изумрудной зелени глаз. Виконтесса, маскирующаяся под бедную горожанку, вспыхнула, словно сам огонь опалил ее своей страстью. Губы незнакомца ласкали, манили и будоражили, заставляя юное тело трепетать от неведомого чувства. Огонь тек по коже, поднимаясь все выше и выше, заливая жаром грудь, щеки и прожигая насквозь все естество.

«Драконы! – Лилиана сделала слабую попытку отстраниться. – Он сожжет меня в пепел!»

Испуг заставил сердце Лилианы стучать так яростно, что его стук, казалось, был готов проломить грудную клетку и вырваться наружу. Драккариец нехотя отпустил губы девушки, но не разжал своих рук, продолжая держать её в объятьях.

– Я вся горю. – Лилиана попыталась отстраниться, но герцог лишь сильнее сомкнул объятья, не желая упускать драгоценную добычу.

– Сними маску. – хриплым голосом велел он, сдирая с головы девушки уродливый чепец и запуская пальцы в золотой шелк её волос. – Твои губы сладкие, словно спелые вишни в рассветном саду..

Тонкие пальцы, такие холодные и обжигающе-горячие одновременно, потянули за тесемки, удерживающие маску на лице и Лилиана опомнилась.