Читать онлайн Екатерина II бесплатно

Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская. Неизвестный художник. 1752

Антуан Пенсе. Кристиан Август Ангальт-Цербстский. 1725

Фридрих Август Ангальт-Цербстский. Неизвестный художник. XVIII в.

Вид города Цербста

Место рождения

Родиной будущей российской императрицы был Ангальт-Цербст – немецкое княжество на территории современной земли Саксония-Ангальт, существовавшее в средние века и до конца XVIII века. Столицей княжества был город Штеттин, в настоящее время поменявший название на Щецин и входящий в состав Польши. В XVIII веке Штеттин служил основным морским портом для Берлина, хотя расположен он не на море, а на озере Дабье, соединенном с Балтийским морем рекой Одером и Щецинским заливом. Одер был достаточно полноводен, чтобы морские суда могли проходить по его руслу.

На берегу Одера высится замок, заложенный еще в XIV веке, но с тех пор неоднократно перестроенный. Это резиденция герцогов Померании. Именно в нем и прошла ранняя юность Екатерины.

Семья будущей императрицы

Отцом будущей императрицы был прусский генерал-фельдмаршал Кристиан Август Ангальт-Цербстский, родовитый, прославленный в боях, но небогатый дворянин. Начал он службу капитаном гвардейского полка, участвовал в войне за испанское наследство и в военной кампании в Нидерландах, воевал в Италии, Померании и острове Рюгене, был произведен в полковники, затем в генерал-майоры. Неоднократно был награжден и даже получил орден Черного Орла – высшую награду королевства Пруссии. Фридрих Вильгельм I, «король-солдат», дал ему место губернатора Померании, а в 1727 сделал комендантом Штеттина.

В ноябре 1727 года 37-летний Кристиан Август женился на юной Иоганне Елизавете Гольштейн-Готторпской, дочери князя-епископа Любекского. Эта девушка происходила из очень знатного рода: ее родословная тянулась от основателя династии Ольденбургов, братец ее был избран королем Швеции, а сама Иоганна Елизавета приходилась двоюродной сестрой Петру III.

21 апреля (2 мая) 1729 года у Кристиана Августа и Иоганны Елизаветы родилась дочь София Августа Фредерика, которую ласково стали называть Фикхен или Фике (Fighen или Fichchen), по-видимому, уменьшительное от имени Sophiechen.

Впоследствии Иоганна Елизавета подарила мужу еще четверых детей, но трое из них умерли в раннем детстве, и лишь сын Фридрих Август дожил до старости и стал владетельным герцогом Ангальт-Цербстским.

Супруги неплохо уживались друг с другом, несмотря на большую разницу в возрасте, характерах и привычках. Отец будущей императрицы был очень бережлив, а мать, напротив, расточительна и щедра. Иоганна Елизавета была весела и шутлива, любила удовольствия и светские развлечения, а серьезный Кристиан Август предпочитал уединение. Он отличался религиозностью, любил серьезное чтение и был безукоризненно честен, а его молодая супруга, хоть и считалась очень остроумной, не могла похвастать серьезными знаниями. К тому же она любила интриги. Впрочем, ее живой ум, яркая красота и изысканные манеры отчасти искупали этот недостаток.

Но были и злопыхатели! Недруги приписывали Иоганне Елизавете любовную связь с наследным принцем Пруссии Фридрихом, впоследствии ставшим королем. Несмотря на то, что женщины этого монарха интересовали мало. По одной из версий, Екатерина Великая была его незаконной дочерью. По другой версии, отцом Фике был русский вельможа Иван Бецкой, с которым Иоганна Елизавета познакомилась в Париже. Впрочем, обе эти сплетни не выдерживают никакой критики! Скорее всего дело было совсем в другом: есть все основания считать Иоганну Елизавету не любовницей, а тайным агентом прусского короля, которому она служила по таким дипломатическим делам, за которые стеснялись браться настоящие дипломаты. И именно тайные переговоры, а не любовная связь были истинной причиной ее встреч с Бецким.

Вместе с родителями юная Фике объездила практически всю Германию, в то время разделенную на мелкие княжества. Девочка бывала во дворцах и не понаслышке узнала придворные обычаи. Иоганна Елизавета хоть и была не самой заботливой матерью, но о будущем дочери беспокоилась. Больше всего ей хотелось когда-нибудь выдать Фике замуж за короля или князя и увидеть на ее голове корону. Своих планов она не скрывала, и однажды, когда мать с дочерью гостили в Брауншвейге, некий старый каноник, увлекавшийся хиромантией, пророчески заметил, что видит на лбу юной Софии Августы Фредерики «по крайней мере, три короны». Девочка этих слов не забыла!

Первая встреча с будущим мужем

В 1739 году в городе Эйтин, бывшей резиденции князей-епископов Любека, в замке на берегу живописного Эйтинского озера, Фикхен впервые увидела своего троюродного брата – Карла Петера Ульриха Голштинского, сына старшей дочери российского императора Петра Великого[2]. На момент встречи Фике было десять лет, а Карлу Петеру Ульриху – одиннадцать.

Обладавшая живым и острым умом Фикхен, конечно, слышала об огромной и невероятно богатой Российской империи, поэтому потенциальный наследник российского престола вызвал у нее самый живой интерес. Увы, она испытала разочарование: мальчик показался ей тщедушным. К тому же все жаловались на его скверный характер, но самое неприятное, несмотря на юный возраст, он имел уже пристрастие к спиртным напиткам. «Цвет лица у него был бледен, и он казался тощим и слабого телосложения. Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером», – вспоминала Фике. Хотя эта встреча оставила у принцессы неприятное впечатление, Фике всерьез задумалась о российской короне.

Фике становится принцессой

Фике было уже тринадцать лет, когда ее отец получил звание генерал-фельдмаршала, а спустя еще год стал соправителем своего бездетного старшего брата Иоганна Людвига II и вступил во владение Ангальт-Цербстским княжеством. Так юная Фике стала принцессой. Но пока мало кто величал ее официальным титулом! Напротив – юная София Августа Фредерика играла на городской площади с детьми бюргеров. Она презирала кукол, предпочитая мальчишеские игры и забавы. Бегала наперегонки со сверстниками и то и дело разбивала себе коленки. Родители были недовольны «мальчишеским» поведением дочери. Иоганна Елизавета, стремясь укротить излишне вольный нрав старшей дочери, частенько отвешивала ей пощечины. Когда к принцессе приходили гости, – жены видных горожан, – то Фике приказывали целовать им руки или полу платья. Поручали юной Фике и заботу о младших братьях и сестрах, и она отлично с этим справлялась.

Воспитание Фике

Будущая императрица получила очень хорошее образование. Об этом заботился ее отец. Девочка обучалась английскому, французскому и итальянскому языкам, танцам, музыке, основам истории, географии, богословия. Особенно добрую память оставила о себе француженка мадемуазель Кардель, которая давала Фике читать Расина, Корнеля и Мольера, учила девушку думать и рассуждать.

Кардель была строгой учительницей. Она то и дело твердила своей ученице, что у той «неповоротливый ум» и упрекала в излишней гордости. Не проходило и дня, чтобы Кардель не напоминала девочке «опустить подбородок». «Она находила, что он необыкновенно длинен, – рассказывала впоследствии Екатерина, – и думала, что, вытягивая его вперед, я рискую толкнуть им встречных людей». Но Фике так и не привыкла смиренно склонять голову. Много лет спустя ее манера величаво разводить плечи и вздергивать подбородок стала вызывать у окружающих восхищение. За счет этого императрица даже казалась выше ростом.

Несмотря на эти придирки и насмешки, мадемуазель Кардель сумела внушить своей воспитаннице искреннюю любовь, и после того, как Фике стала российской великой княгиней, мадемуазель получила от нее в подарок дорогие меха. Екатерина вообще никогда не позволяла себе долго помнить обиды.

Помимо гувернантки-француженки воспитанием принцессы занимались капеллан-француз, еще один француз – учитель чистописания и два немца – учителя немецкого языка и музыки. Уже в зрелых летах Екатерина вспоминала учителей с умилением и благодарностью, хотя и они порой делали ей замечания за излишне живой нрав.

Сама Екатерина в своих «Записках» впоследствии отмечала: «Я осмелюсь утверждать относительно себя, если только мне будет позволено употребить это выражение, что я была честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, нежели женским; но в то же время внешним образом я ничем не походила на мужчину; в соединении с мужским умом и характером во мне находили все приятные качества женщины, достойной любви; да простят мне это выражение, во имя искренности признания, к которому побуждает меня мое самолюбие, не прикрываясь ложной скромностью».

Бальтасар Деннер. Портрет великого князя Петра Федоровича. XVIII век

Анна Розина де Гаск. Портрет принцессы Софии Августы Фредерики. 1742

Выезд императрицы Елизаветы Петровны из Аничкова дворца. Неизвестный художник. XVIII век

Карл Ван Лоо. Портрет Елизаветы Петровны. 1760

А между тем в России…

В 1741 году в России в результате дворцового переворота к власти пришла тридцатидвухлетняя Елизавета Петровна – дочь Петра Великого, объявленная после его кончины незаконнорожденной. Она свергла с престола коронованного младенца-императора Иоанна Антоновича. Его родителей – внучатую племянницу Петра I с мужем отправила в ссылку, а самого несчастного младенца обрекла на пожизненное заточение. В ссылку отправились и многие вельможи.

Официально замуж Елизавета не выходила, а значит, новоявленной императрице пришлось задуматься о наследнике престола. Она выбрала своего племянника Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, того самого малоприятного тщедушного мальчика, склонного к алкоголизму. К этому времени он уже лишился не только матери, но и отца, и жил на попечении двоюродного дяди. Дяде этому он только мешал: они оба были претендентами на шведский престол. Поэтому мальчика намерено воспитывали плохо, образованием его почти не занимались, часто жестоко наказывали.

Карла Петера Ульриха вызвали в Россию и крестили в православии как Петра Федоровича. По здравому размышлению, это было счастливое событие в его жизни, которое, к несчастью, оценить по достоинству он не смог. Перемена места жительства и веры у юноши никакого восторга не вызвали. Он не хотел быть российским императором, а продолжал мечтать о шведском престоле. Петр постоянно твердил, что не рожден для России; что ни он не подходит вовсе для русских, ни русские для него, и что он убежден, что погибнет в России. Он часто говорил, что чувствует себя здесь «государственным арестантом» и вздыхал об утраченной Швеции.

Елизавету расстроил бледный вид, дурные манеры и необразованность племянника. Нервный, впечатлительный фантазер, он часто путал свои фантазии с реальностью. Он любил музыку и живопись, восхищался военными, но безумно боялся пушечной пальбы.

Елизавета Петровна, надеясь на лучшее, решила перевоспитать племянника: наняла ему лучших учителей и воспитателей. Увы, ее упования не оправдались.

Академик Якоб Штелин прозанимался с мальчиком три года, но так и не смог научить великого князя ни толком говорить, ни писать по-русски. Докладывая императрице Елизавете, Штелин жаловался на лень своего ученика, при этом считая его достаточно способным. Но больше всего его огорчали трусость, хвастовство и жестокость наследника престола.

Петру Федоровичу действительно были свойственны садистские наклонности. Казалось, он любил собак. Держал целую псарню. Но собак своих он дрессировал с помощью кнута и постоянно избивал. Причем избивал не с целью добиться чего-то определенного, а ради развлечения.

Следующим воспитателем Петра Федоровича стал граф Никита Панин, но и он оказался несостоятельным, несмотря на приложенное старание. Юный принц упрямо не желал перевоспитываться.

Выбор невесты

Елизавета Петровна продолжала уповать на лучшее, и стала подыскивать племяннику невесту. Это крайне важное дело сразу вызвало столкновение двух противоборствующих политических партий – партии канцлера Бестужева-Рюмина и другой партии, во главе которой стояли личный врач императрицы Лесток, а также посол Франции маркиз де ла Шетарди.

Претенденток было несколько: Каролина Луиза Гессен-Дармштадтская и Мария Анна Саксонская, обе из родовитых домов. Подходили Петру по возрасту, и принадлежали к семьям, с которыми российские дипломаты искали сближения. Но выбор императрицы пал на пятнадцатилетнюю Цербстскую принцессу, кандидатуру которой предложил личный врач Елизаветы, пронырливый интриган Иоганн Лесток. Ангальт-Цербстское семейство не пользовалась авторитетом в Европе, да и само княжество было небогатым, однако Елизавета боялась, что более знатные принцессы попадут под влияние своих семей, а с ними и Россия. Возможно, выбор был обусловлен еще и тем, что в свое время сама Елизавета собиралась замуж за брата Иоганны Елизаветы, жених ей очень нравился, но, к сожалению, свадьба не состоялась: молодой человек умер от оспы. Теперь Елизавета Петровна решила, что племянница ее несостоявшегося жениха составит счастье ее племяннику, и отправила в Ангальт-Цербст гонца с приглашением.

Иоганна Елизавета была счастлива! Сбывались ее мечты о короне на голове дочери. Сама Фике, несмотря на невзрачность жениха, давно уже видела во снах необъятные просторы Российской империи и, ни минуты не колеблясь, дала согласие. Не устрашила ее даже разлука с горячо любимым отцом.

Путешествие в Россию

Но политика есть политика. До поры до времени брак наследника российского престола надлежало держать в тайне, поэтому Фике с матерью отбыли в Россию без огласки, и во время путешествия представлялись графинями Рейнбуш.

Из Берлина они выехали в самом конце декабря 1743 года и в начале 1744 года добрались до Митавы, современной Елгавы, где тогда стояли русские войска. На следующий день приехали в Ригу, где их встретили чрезвычайно торжественно – пушечным салютом.

Улицы города были украшены, жители нарядно одеты. Поселили Фике с матерью в замке, комнаты которого были изыскано меблированы. У всех дверей стояли часовые, на всех лестницах – курьеры.

Происходящее напоминало сказку: самые именитые граждане Риги явились поприветствовать невесту императора. В залах собралась нарядно одетая толпа, знатные рижанки встречаясь с Цербстской принцессой и ее матерью низко приседали, кавалеры раскланивались. У обеих женщин закружились головы от блеска золота и бриллиантов, переливов бархата и шелка, аромата духов. «Когда я иду обедать, – восторгалась Иоганна Елизавета, – раздаются трубы, барабаны, флейты, гобои наружной стражи оглашают воздух своими звуками. Мне все кажется, что я нахожусь в свите ее императорского величества или какой – нибудь великой государыни; я не могу освоиться с мыслью, что это для меня, для которой в иных местах едва бьют в барабаны, а в иных местах и этого не делают». Впрочем, она явно преувеличивала свою роль и забывала, что все это делалось не для нее, а для ее дочери.

Дамам была выделена свита, многочисленный обслуживающий персонал и удобные сани, предназначенные для того, чтобы в них спать. Сани были ярко-красные, украшенные серебром и опушенные внутри куньим мехом. Устланы они были шелковыми матрасами и такими же одеялами. Кроме того, дамам вручили роскошные теплые шубы, весьма пригодившиеся им в условиях русской зимы. То был подарок императрицы.

После небольшого отдыха кортеж продолжил свой путь в Петербург, где по желанию императрицы Елизаветы Петровны им следовало остановиться на несколько дней, а затем уже ехать к ней в Москву.

Встреча с женихом

В Первопрестольную Фике с матерью приехали 9 февраля и как раз успели ко дню рождения великого князя, который отмечался с невероятной роскошью: был устроен бал, на котором дамы и кавалеры блистали изысканными туалетами, затем последовал обед, на котором подавались блюда разных стран, а когда стемнело – великолепный фейерверк. Черное московское небо окрасилось тысячей разноцветных огней. Конечно, на своей родине Фике ничего подобного не видела.

«Великий князь, казалось, был рад приезду моей матери и моему», – заметила Фике. Но затем жених ее обескуражил: «Он мне сказал, между прочим, что ему больше всего нравится во мне то, что я его троюродная сестра, и что в качестве родственника он может говорить со мной по душе, после чего сказал, что влюблен в одну из фрейлин императрицы, которая была удалена тогда от двора… что ему хотелось бы на ней жениться, но что он покоряется необходимости жениться на мне, потому что его тетка того желает».

Пятнадцатилетняя невеста, краснея, выслушивала эти неуклюжие откровения, и с трудом подыскивала ответ. Фике вежливо поблагодарила жениха за доверие, в душе сочтя его крайне неразумным.

Какой Фике увидела россию?

В огромной Российской империи в тот момент проживали около 18 миллионов человек, что тысячекратно превосходило население любого из немецких княжеств. Столицей империи был Петербург, город, основанный всего лишь сорок с небольшим лет назад, и еще, конечно, не до конца обустроенный. Он не шел ни в какое сравнение с уютным Штеттином. Привычных нам каменных набережных Невы и Мойки еще не было. Кое-где берега оставались топкими, где-то их подсыпали и спрямляли, сооружая деревянные мостовые.

Каменных строений в городе было совсем немного: Адмиралтейство, дворец опального Меншикова, дом Петра I в Летнем саду… Именно при Елизавете Петровне в Петербурге развернулось каменное строительство, но в начале ее царствования большинство домов еще были деревянными.

Древняя Москва оставалась на вторых ролях, хотя монархи охотно проводили тут время, особенно зимой: здесь было куда комфортнее, нежели в слякотном Петербурге. В Москве в то время было несколько императорских дворцов: каменный Лефортовский, выстроенный еще при Петре I, и два деревянных Анненгофа – дворцов императрицы Анны Иоанновны. Один из них находился в Кремле, а другой, более просторный и удобный – на берегу Яузы. На другом берегу реки располагался живописный парк со множеством статуй. Однако февраль далеко не самый приятный месяц, морозы, снегопады чередовались с оттепелями, и все это не располагало к любованию парковыми красотами.

Комнаты, в которых разместили Фике и ее мать, комфортом не отличались. По большей части они были расположены анфиладой, и все были проходными. На уединение рассчитывать не приходилось. К тому же в этих дворцах не было разделения на задние и парадные комнаты. Поэтому случались конфузы: порой навстречу иноземному послу, являвшемуся во дворец на аудиенцию, попадались слуги, выносившие всякий сор из внутренних покоев. Впоследствии цербстской принцессе еще не раз придется столкнуться с отвратительно налаженным бытом при показной роскоши.

Георг Кристоф Гроот. Портрет великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны. 1745

Георг Каспар Преннер. Конный портрет Елизаветы Петровны. 1744–1755

Елизавета Петровна

Императрице Елизавете Петровне в тот момент было тридцать четыре года, и она находилась в расцвете своей красоты. А красавицей она была редкостной!

«Принцесса Елисавета, дочь Петра I и царицы Екатерины, такая красавица, каких я никогда не видывал. Цвет лица ее удивителен, глаза пламенные, рот совершенный, шея белейшая, и удивительный стан. Она высокого роста и чрезвычайна жива. Танцует хорошо и ездит верхом без малейшего страха», – писал о ней испанский посол герцог де Лирия.

Ему вторил пруссак Аксель Мардефельт, отмечавший, впрочем, и другие качества государыни: «Императрица есть средоточие совершенств телесных и умственных, она проницательна, весела, любима народом, манеры имеет любезные и привлекательные, и действует во всем с приятностью, восхищения достойной. Набожна до суеверности, так что исполняет дотошно все нелегкие и стеснительные обязанности, кои религия ее предписывает, ничем, однако же, не поступаясь из удовольствий самых чувственных, коим поклоняется с неменьшею страстью. Весьма сдержанна скорее по совету министра своего, нежели по собственной склонности. Ревнует сильно к красоте и уму особ царственных… В довершение всего двулична, легкомысленна и слова не держит. Нерадивость ее и отвращение от труда вообразить невозможно… Посланник иностранный, желающий заслужить одобрение царицы, должен ловить случаи тонким и косвенным манером восхищение ее чарами, умом, одеянием, убранством и танцевальным искусством выразить, от критики же воздержаться…»

«Ночной император», так называли обер-егермейстера графа Алексея Григорьевича Разумовского – морганатического супруга Елизаветы, сына шинкарки и казака Григория Розума из села Лемеши Черниговской губернии. Подростком Олекса (украинская форма имени Разумовского) пел в церкви, и его голос понравился проезжавшему через село полковнику, который взял его с собой в Петербург: при дворе ценили хороших певчих. На красивого голосистого молодого человека из придворного хора обратила внимание цесаревна Елизавета.

Взойдя на престол, императрица принялась осыпать своего любовника милостями: должности, титулы, воинские звания, награды сыпались на него золотым дождем. Большим влиянием при дворе пользовался и брат фаворита – Кирилл Разумовский, последний малоросский гетман, президент Академии наук. Он был намного умнее и талантливее своего брата, занимал важные государственные должности и славился остроумием.

Русский двор

Елизавета царствовала уже два года. Свергнутое ею Брауншвейгское семейство томилось в ссылке. В ссылке и в тюрьмах находились и многие вельможи прошлого царствования. Но что страшнее всего, добрая и любившая детей Елизавета вынуждена была держать в строжайшем заточении свергнутого малолетнего императора Иоанна Антоновича. Этот грех терзал ей душу, поэтому Елизавета Петровна регулярно предпринимала паломничества в монастыри, молилась, жертвовала на храмы. С другой стороны, она стремилась забыться и не думать о страдающем ребенке, то и дело устраивая разнообразные праздники.

Русский двор отличался чрезвычайной пышностью: дамы меняли наряды по два-три раза в день. Гардероб императрицы насчитывал примерно пятнадцать тысяч платьев. Уборы светских особ сверкали бриллиантами. Ну, а Фике ничем подобным похвастать не могла, она привезла с собой всего лишь дюжину сорочек, да три-четыре платья, сшитые на вексель, присланный из Петербурга на путевые издержки; у нее не было даже своего постельного белья.

Благодаря поездкам по Европе, Фике многое знала о придворных интригах и людской неискренности, но то, с чем столкнулась она в России, превзошло все ее ожидания.

Подлинной образованности при дворе было мало. Некоторых вельмож или придворных дам можно было назвать круглыми невеждами, порой они еле умели читать и писать, зато знали, как подольститься к государыне. Характер у Елизаветы Петровны был не сахар: в молодости ей пришлось вынести много обид и упреков в незаконнорожденности. Дочери великого государя приходилось жить в бедности. Хорошо она помнила, как однажды сшила себе новое платье, а явившись ко двору, увидела, что ту же самую ткань пустили на обивку мебели. Придя к власти, Елизавета стремилась расквитаться с миром за все эти невзгоды. Наряды она меняла по нескольку раз в день, на публике появлялась в платье с широченными фижмами, в орденах и неизменно усыпанная бриллиантами. Ночами целый штат ювелиров разбирал ее украшения на составные элементы и соединял их по-новому, дабы создать впечатление немыслимого разнообразия.

Елизавета требовала и от придворных дам безукоризненной элегантности и следования моде, но упаси боже, если кто-то бывал одет или убран краше ее самой: могла прямо на балу и платье порвать, и прическу с головы срезать. Да и без всякой причины Елизавета порой впадала в гнев. Так, однажды она в первый день Пасхи разбранила всех своих 40 горничных, дала нагоняй певчим и священнику, испортив всем пасхальное настроение. И все это при том, что сама государыня была крайне религиозна и умна. Просто к ней с полным основанием можно было отнести старинное выражение «вожжа под хвост попала».

К тому же государыня увлекалась карточными играми, и вслед за ней весь двор. Каждый вечер за ломберными столиками проигрывались целые состояния. Игра сопровождалась сплетнями и безудержным флиртом. Но нужно было быть настороже: любой неосторожный жест или слово могли быть перевраны и донесены государыне. Так поплатились кавалерственные дамы Лопухина и Ягужинская, за пустую болтовню приговоренные к наказанию кнутом, урезанию языков и ссылке в Сибирь. Это еще одна характерная черта российской жизни середины XVIII века: смертная казнь была отменена, но вместо нее часто применялись жестокие пытки, которые могли быть хуже смерти.