Читать онлайн Дикарь бесплатно

Глава 1. Тайный сговор отцов

У микрофона доктор биологических наук, профессор кафедры антропологии биологического факультета Московского Государственного Университета имени Ломоносова, Лев Алексеевич Виноградов (далее – просто Лев Алексеевич)

Мы не виделись и не созванивались с Ильёй Петровичем уже несколько лет – с тех самых пор, как он внезапно и скоропостижно вышел на пенсию, оставив официальную научную деятельность в прошлом, по неясной мне причине. Блестящий учёный-практик, внёсший неоценимый вклад в этнографию малых народов Сибири, проведший в научных экспедициях почти безвылазно около тридцати лет, вдруг потерял интерес к делу всей жизни и тихо одиноко зажил в однокомнатной квартире на окраине Москвы. Я подозревал, что он вряд ли мог совсем забросить свои изыскания, которые в какой-то момент превращаются для истинного учёного (каким, несомненно, и являлся мой добрый друг) в насущную потребность, и, скорее всего, занимается теоретической работой, что называется, "в стол", но не знал этого наверняка.

Признаюсь, я винил себя в том, что, живя в одном городе, мы совсем не поддерживаем связь, хотя прежде любили вместе проводить время в прекрасных, насыщенных научных дискуссиях, обмениваясь новыми знаниями и разрабатываемыми теориями. Я запомнил Илью как человека с на редкость живым, открытым новому умом и ясным разумом. И, конечно, правила хорошего тона требовали сначала восстановить добрые отношения при помощи бескорыстного общения, а затем уже обращаться к человеку с просьбой, но дело моё не требовало отлагательств.

В действительности, придуманный мной план отнюдь не казался мне блестящим. Скажу прямо, я намеревался втянуть былого товарища в весьма сомнительную авантюру, но дело в том, что судьба поставила меня в отчаянное положение, из которого я не видел ни одного разумного выхода, и приходилось пользоваться абсолютно ненаучными, можно сказать – древними кустарными методами. Без каких-либо гарантий и с возможным попаданием в щекотливое положение. Но что остаётся несчастному одинокому отцу, когда речь идёт о счастье его единственной и горячо любимой дочери? Одним словом, я позвонил Илье и попросил его о встрече.

Он был весьма удивлён моим приглашением, но согласился легко, а когда мы увиделись, то после неловкого приветствия и буквально минутного замешательства, быстро отыскали тему для разговора и пробеседовали добрых два часа почти без пауз.

Илья рассказал, что в самом деле разрабатывает одну занятную теорию о глубоких культурных связях народностей Горного Алтая, и даже поделился некоторыми теоретическими выкладками.

– Весьма интересно, весьма, друг мой! – похвалил я его и предложил выступить с докладом на осенней конференции по антропологии и этнологии в Новосибирске, но он наотрез отказался, заявив, что материал ещё слишком сырой.

Решив, что какой-никакой мостик между нами построен и лучшего момента мне не дождаться, я приступил к делу:

– Должен признаться, Илья, что, пригласив тебя, помимо дружеского интереса, я испытывал потребность попросить тебя об одной… хм… услуге.

– В самом деле! – усмехнулся он. – Что ж, это очень интересно… право, если я чем-то могу тебе помочь, буду очень рад. Честное слово, Лев, я давно и твёрдо считаю себя твоим должником и совсем не забыл, как ты помогал мне на моём непростом исследовательском пути.

Я действительно прежде часто поддерживал Илью на научных заседаниях и совещаниях по поводу выделяемых грантов, но, разумеется, делал это не столько из дружеских чувств, сколько из уверенности в научных талантах и бесподобном чутье коллеги.

– О, это абсолютно неправомерно, друг мой! Если я в чём-то был тебе полезен в прежние времена, то это можно назвать моим посильным вкладом в науку, но никак не твоим долгом мне. Ни в коем случае не рассматривай мою просьбу как свою обязанность, но если вдруг она тебя не затруднит…

Мы с ним расшаркивались ещё несколько минут и в конце концов пришли к обоюдному заключению, что брат учёный всегда поддержит и сделает всё возможное для другого брата, даже если речь не идёт о деятельности на поприще науки.

– Скажи мне, как поживает твой единственный сын? – заговорил я наконец о сути.

Илья стрельнул в меня слегка нахмуренным взглядом:

– Тимур? О… прекрасно, у него всё прекрасно… – но озабоченный тон отца выдавал его истинные чувства: беспокойство, тревогу.

– Он женат? – не стал я ходить вокруг да около.

– Нет, – Илья устало качнул головой и испустил вздох сожаления, а после небольшой паузы добавил: – Это очень печалит меня, Лев, но винить некого, кроме себя самого.

– Винить? – непонимающе, даже возмущённо переспросил я. – Почему ты считаешь себя виноватым?!

– Ты ведь знаешь, как он провёл детство и юность. В совершенно диких условиях, слоняясь вслед за мной по горным аулам, и без женской ласки… Вот и вырос мой Тимур… как бы это сказать… несколько диковатым.

Каюсь, я не поверил ему:

– Ты преувеличиваешь! Он оставил тебя и вернулся в большой мир двенадцать лет назад. Неужели за это время общество не сделало из него более или менее приличного человека?

Илья снова вздохнул:

– Боюсь, что первые восемнадцать лет жизни человека играют более важную роль, чем последующие пятьдесят. Кому как не тебе это понимать.

Я упрямо не желал признавать, что моя последняя надежда, мой отчаянный план невыполним:

– И всё-таки. В конце концов, Тимур жил и воспитывался среди людей и с крайне интеллигентным отцом… Он ведь и университет окончил?

– Бросил на третьем курсе. Сказал, что там не учат ничему полезному, чего бы он ещё не знал.

– Бизнесом занимается…

– Да, к счастью, в этой области он смог реализоваться полностью – компания процветает. Но это не избавило Тимура от одиночества.

– Извини, но я не совсем понимаю – в чём же загвоздка?

Илья принялся объяснять:

– Тимур на редкость прямолинеен, не выносит никакой лжи, лицемерия и притворства. Те женщины, которых он встречал на своём пути, или пугались его странноватых манер, или желали извлечь из общения материальную выгоду, и это страшно его бесило. В конце концов, он разочаровался в наших цивилизованных барышнях, замкнулся и заперся на своей усадьбе. Кажется, с ним живёт какая-то женщина, но… это всё несерьёзно. Жениться он не намерен.

Я мечтательно усмехнулся, одновременно не выпуская из виду цель, но и оставаясь при этом искренним:

– А помнишь, как мы мечтали, когда родилась моя Ника, что они поженятся, когда вырастут..?

Илья усмехнулся намного более разочарованно, чем я:

– Разве что в шутку! Помилуй, нынче ведь не Средневековье, чтобы женить детей по воле родителей… – немного помолчав, он осторожно уточнил: – А что, Вероника Львовна тоже ещё не замужем?

Пришла моя очередь насупиться:

– Пока нет. Но намерения имеет.

– И попросила тебя помочь в выборе жениха? – Илья изумлённо приподнял кустистые седые брови.

– Если бы! – совершенно неинтеллигентно фыркнул я. – К сожалению, нет. И даже советы несчастного старого отца слушать не желает!

– В твоём возрасте и при твоём здоровье называть себя старым – это кокетство, Лев! – пожурил меня Илья с усмешкой. – А что касается авторитета отца, есть особая ирония судьбы в том, как к нам с тобой прислушивается целое научное сообщество и абсолютно игнорируют дети…

В его словах мне почудилось глубокое понимание и сочувствие – я буквально растрогался, осознав, как похожи мы в вопросах воспитания наших чад.

– Ты знаешь, всё, вроде бы, не так плохо, – принялся жаловаться я, вдаваясь в подробности. – Меня не игнорируют, со мной спорят, и уважительно, не хотят открытой ссоры, но… – я развёл руками. – Этот её кандидат… Называй это как хочешь: моей интуицией, моим знанием людей, жизненным опытом в целом – но я не могу его принять. Никак. Душа рвётся от одной мысли, что он заберёт и увезёт её… мою Веронику.

– Рано или поздно, это случится, Лев. Однажды она выйдет замуж, не за этого так за другого, и уедет от тебя.

– Да кто же спорит, Илья! Я это прекрасно понимаю и совершенно готов: как-никак, Нике 24 – было время подготовиться. Но этот итальяшка, чёрт его раздери…

– В самом деле! Итальянец? Наш коллега?

Я безнадёжно махнул рукой:

– Какое там! Непонятно кто, торгаш какой-то. Ника так и не смогла мне внятно объяснить, чем он занимается… Но богат – это факт. Швыряется деньгами так, словно у него их куры не клюют.

– В чём же проблема, Лев? Почему ты не веришь, что он сможет составить счастье твоей дочери?

– Не сможет. Уверен. Объяснить полностью не смогу, только какие-то обрывочные факты. Менталитет, например. Не мне тебе объяснять, насколько разные у нас культуры. Итальянцы – они… их всегда и везде слишком много. Они шумят, орут, машут руками, как сумасшедшие. Они вспыльчивые и излишне эмоциональные, а этот ещё и беспардонный. Сразу стал меня папой называть… ты знаешь, я не терплю фамильярностей от малознакомых людей. И разговаривает со мной так, будто я старый, ничего не понимающий дурак. Я, представляешь?! Уверен, что у него не больше девяти классов образования, по нашей системе, да и те на сплошные двойки. А ещё он значительно старше Ники – ему явно под сорок. Он молодится, носит какие-то нелепые костюмы, но возраст так легко не спрячешь… Короче, сплошное недоразумение, а не зять. И, разумеется, он намерен увезти Нику к себе в Италию. Как она там будет, бедняжка – не представляю. Языка не знает, совсем одна с этим… прощелыгой!

– Ника не говорит по-итальянски? – удивился Илья. – Как же она с женихом общается?

– Учит, – бросил я нехотя. – А он что-то там по-английски знает… но даже по сравнению со мной – чисто символически.

– Чудеса, – покачал головой мой старый товарищ. – И как ты намерен решать эту проблему?

Я потупился, ощущая лёгкое, непривычное для себя смущение.

Глава 2. Моё большое итальянское счастье

У микрофона дочь профессора антрополога, спортивная журналистка Вероника Львовна Виноградова (далее – Вероника)

Это было совершенно не в моём характере – так бесшабашно влюбиться в малознакомого мужчину намного старше меня и почти не говорящего на понятном мне языке. При том, что более или менее знала я их целых три: русский, английский и немецкий. Батюшка настоял. Сказал, каждая приличная, уважающая себя профессорская дочка должна говорить не менее, чем на трёх языках – иначе бросит тень на венценосного родителя. Поэтому, помимо музыкалки и секции тенниса, я всё детство ходила в языковую школу, да не абы какую, а самую лучшую – разумеется, на другом конце Москвы. В метро пристрастилась к чтению. К сожалению отца профессора, не бог весть какое интеллектуальное это было чтение. Думаю, он простил бы мне Лема и Стругацких, а может, даже и Агату Кристи, но Булычёв, Лукъяненко и Акунин – это было уже за гранью добра и зла…

Ну, в общем, вы поняли, что у нас с папой и прежде случались разногласия. Нет, вы не подумайте, батюшку я люблю всем сердцем, и всю свою сознательную жизнь стараюсь быть хорошей послушной девочкой, но побороть мамины мятежные гены порой бывает очень сложно. Да, она вышла в своё время за "занудного очкарика" и всю оставшуюся жизнь, до трагической гибели несколько лет назад, любила его и хранила ему верность, но во всём остальном это была на редкость свободолюбивая натура. Боюсь, что эта черта передалась и мне. Для начала, я не пошла в науку, хотя папа разве только физическое насилие не использовал в попытках убедить, что мой живой ум будто самой природой создан для удивительных научных открытий. Например, в детстве я на собственном опыте убедилась, что нельзя ставить керамический салатник на газовую плиту и греть в нём картошку. Расколется. Что жуки и бабочки не могут жить ни в закрытых банках, ни в спичечных коробках, а неизменно погибают там. Что нельзя стягивать с ёлки игрушки и гирлянды – она падает. Каждый раз, сколько ни стягивай. И так далее и тому подобное.

Папа был против моего поступления на журналиста (что это за наука такая – журналистика?!), но надо отдать ему должное, вставать в позу не стал. А вот с Витторио вышло совсем другое…

Пару месяцев назад я со своей подругой и тренером Лерой отправилась в двухнедельный отпуск в Римини. Нам хотелось отведать чего-нибудь необычного, но при этом не превращать отдых в забег по достопримечательностям, а дать себе возможность отлежаться на шезлонге под нежные звуки морского прибоя. Итальянский курорт оказался тем самым сочетанием красоты исторических и художественных ценностей и восхитительного, расслабляющего, животворящего безделья с бокалом коктейля на большом белоснежном песочном пляже. А если совсем лениво – то у бассейна.

В первый вечер мы не стали посещать бар, так как очень устали с дороги, а утром я, по своей московской привычке, подскочила в шесть. Уточню, это в Москве было шесть, а тут, в Италии, ещё на час меньше. Дабы не будить сладко посапывающую подругу, я натянула лёгкую тунику и выскользнула из номера. Ещё вчера вечером, проводя беглую экскурсию по отелю, администратор показала нам просторную террасу на третьем этаже с белоснежными мягкими диванчиками и видом на море. Туда-то я и направила свои стопы, чтобы насладиться ранним итальянским утром в одиночестве. Но ошиблась. В деревянном кресле, обложенный подушками, сидел и курил мужчина довольно приятной наружности. Скорее всего, местный – об этом свидетельствовал южный тип внешности: смуглая кожа и чёрные, как смоль, вьющиеся волосы. Он не был молод, но и не стар, я бы даже не назвала его возраст средним – это было бы явным преувеличением. Крепкую мускулистую фигуру подчёркивал светлый костюм – кремовые брюки и белая рубашка поло, красиво натянутая на бицепсах. Печальные карие глаза задумчиво смотрели на горизонт – туда, где из мутной дымки, захватившей пространство между небом и большой водой, медленно, величаво поднималось дневное светило.

– Mi scusi, – извинилась я по-итальянски, но на этом мои познания в местной вежливости заканчивались и пришлось продолжить по-английски: – Я вас побеспокоила?

Незнакомец медленно повернулся. Не без интереса, оценивающе посмотрел на меня и медленно покачал головой, а потом сделал приглашающий жест в сторону одного из диванчиков.

– Bella donna, – сказал он низким, хрипловатым голосом, пробирающим до костей. – No disturbare (ит. «Красивая женщина – никакого беспокойства»).

У меня в буквальном смысле подкосились ноги. О его голосе можно было бы написать поэму, но я, как назло, потеряла дар речи и даже передвигалась с трудом. Правда, спеть ему оду мне бы в любом случае не удалось: мужчина явно не говорил по-английски, а я крайне слаба в итальянском. Поэтому просто скромно опустилась на предложенное мне место и так же, как мой случайный визави, уставилась на восходящее солнце, время от времени непроизвольно соскальзывая взглядом на незнакомца – очень уж он был хорош. Какое-то невероятное сочетание мужественной красоты, силы и спокойствия, от созерцания и даже просто ощущения которой всё внутри дрожит глубинной, неодолимой тягой.

Тогда у меня и в мыслях не было заводить на отдыхе курортный роман.

Я пару месяцев как рассталась с женихом – одним из аспирантов моего отца – очень перспективным во всех отношениях молодым человеком. Ума у Владика была целая палата. Он преподавал на биологическом факультете, писал кандидатскую и был настолько положительным, правильным, хорошим мальчиком, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Долгое время Влад оказывал мне знаки внимания, то приближаясь, то отходя в сторону, когда я начинала встречаться с другими. Со времени нашего знакомства и до начала отношений прошло несколько лет, и, насколько мне известно, всё это время он был одинок. После очередного разочарования в любви я как-то согласилась сходить с ним на свидание. Всё прошло вполне неплохо, мы даже поцеловались в конце – и закрутилось. Влад был бесконечно мил и романтичен. Через пару дней признался мне в любви, не скрывал своих серьёзных намерений, не жалел ни времени, ни сил, ни денег на ухаживания за мной. Папа очень его поддерживал и вёл среди меня активную агитацию за своего подопечного…

А я? Что же я? До глупости сложный вопрос. Влад нравился мне, в целом. Он был симпатичным, начитанным, высоким (это важно для меня, ведь мой рост выше среднего, а рядом с коротышкой я бы чувствовала себя неловко). Но… – я иногда по полночи не могла уснуть из-за этого дурацкого НО. Чего мне в нём не хватало? Трудно ответить… Может, вот этой неприкрытой откровенной мужественности? Влад не отличался атлетическим телосложением, у него не было ни времени, ни желания посещать тренажёрный зал. Также не возьмусь утверждать, а только предположу, что его слепое обожание и готовность в любую минуту, условно говоря, лечь мне под ноги, чтоб я не намочила туфельки, теоретически должно было радовать и умилять меня, а на практике – роняло Влада в моих глазах. Вот такая извращённая женская логика…

Ну, и последний пункт, который вовсе не стоял последним в моём списке мужской привлекательности – это чувство юмора. Вот не поверите, но однажды у меня был парень, с которым я встречалась только из-за этого самого пресловутого чувства. Я читала об этом где-то, мол, через него проявляется интеллект человека, а тот, в свою очередь, показывает, насколько объект привлекателен в качестве потенциального отца совместного потомства. Но интеллект у Влада, если сравнивать его с моим, был чем-то вроде небоскрёба в Москва-сити рядом с покосившейся деревянной хибаркой в заброшенной деревне. Честное слово, я не вру и не принижаю себя! Ни за что бы я не назвала себя тупой или неэрудированной, но в голове моего молодого человека действительно помещался суперкомпьютер, подключённый к масштабным базам данных обо всём на свете. А вот шутить он не умел. Катастрофически. И при этом постоянно пытался. Может быть, у нас в отношениях всё было бы намного лучше, если бы только Влад перестал это делать, но мне никак не удавалось заставить его. Пару раз я намекнула, что его "перлы" вынуждают меня краснеть в компании знакомых – он просто обиделся, считая меня необъективной (а может быть, недостаточно образованной, чтобы понять всю комичность его анекдотов), и продолжил. Я бесконечно корила себя за этот снобизм, но всякий раз, как Влад "морозил" очередную глупость, считая её остроумной шуткой, у меня внутри падало всё: восхищение, возбуждение, тяга к почти идеальному молодому человеку. Папа часто говорил, что лучшего мужа мне не найти, а я только тайно вздыхала и сжималась в комочек от мысли, что, если выйду за него, стану всю оставшуюся жизнь мучиться от невозможности полюбить его так, как он меня. Это ведь нечестно…

Время шло, мы с Владом пробыли вместе год. В целом, он был мне симпатичен, иногда я даже казалась себе влюблённой. Мы часто ходили вместе в кино и театр, ужинали в ресторанах, он любил делать мне подарки, и хоть я совсем не жадна до них, было приятно, что он всегда при выборе ориентируется на мои потребности и предпочтения, а не дарит какую-то ерунду, которой, по его мнению, должна желать женщина. И когда мы долгое время не виделись, я всегда начинала скучать по нему. В постели у нас тоже всё было неплохо. Возможно, мне не хватало некоего доминирования с его стороны, но тогда я ещё об этом не знала…

Дело начало клониться к свадьбе. При том уровне давления, которое оказывали на меня все окружающие (решительно все, даже подруги: как ты можешь не хотеть замуж за такого внимательного и умного мужчину?!) я просто не смогла отказать Владу. Он смотрел на меня с такой любовью и надеждой, а я понимала, что он – замечательный и будет заботиться обо мне всю жизнь… в общем, я согласилась и мы отправились в небольшое совместное путешествие, чтобы отметить помолвку – поехали в Питер на майские праздники. Провели вместе неразлучно четыре дня. Потом я заперлась в своей комнате на сутки и проревела их почти беспрерывно. А затем вышла из добровольного заточения и бросила Влада. Разорвала помолвку и наши отношения. За тот короткий отпуск я поняла, что не смогу с ним жить. Я плакала, потому что меня раздирали на части внутренние противоречия: как можно не ценить, не любить его? Но ведь я НЕ МОГУ! Ну что мне с собой поделать?! Папа был буквально убит новостью, но со временем смирился, понимая, что насильно Влад мне мил не будет.

Долгое время я пребывала в эмоциональном раздрае, и эта поездка оказалась как нельзя кстати. Встряхнуться, сменить обстановку, снять напряжение… Но ни о каком увлечении фактурным иностранцем не могло быть и речи: я ещё не совсем выздоровела душой и сердцем. Поэтому любовалась на незнакомого итальянца скорее как на произведение искусства – картину или скульптуру – и восхищалась исключительно с наблюдательской точки зрения. Да, красивая фигура и интересное лицо. Да, проникающий в душу (или, скорее, тело?) голос – низкий, соблазнительный. Да, экзотический флёр иностранца, говорящего на чужом, непонятном и оттого завораживающем языке. Но это всё чужое, наверняка кому-то принадлежит и меня не касается.

В то раннее утро между мной и незнакомцем больше не было сказано ни слова, кроме скупого прощания, когда он тяжело, словно нехотя, поднялся из удобного мягкого кресла и проследовал к выходу с террасы. Я ответила тем же коротким:

– Ciao (ит. «До свидания»).

И очень быстро забыла о нём. В том смысле, что меня не терзали воспоминания об этой романтической, но случайной встрече. Мы просидели на террасе вдвоём примерно полчаса. Напряжённая вначале из-за присутствия постороннего человека, я постепенно расслабилась, приняла удобную позу и сполна насладилась прекрасным видом, полной грудью вдыхая восхитительные свежие ароматы итальянского утра: моря и цветущих деревьев. Приглушённый шум волн долетал до нас в виде негромкого, успокаивающего, убаюкивающего шуршания – как же это не похоже на какофонию вечно куда-то спешащей Москвы! Если мне приходило в голову открыть окно в своей спальне в доме номер девять по проспекту Вернадского, то в него немедленно врывался резкий, агрессивный шум автомобильной дороги, невзирая на время суток и то, что окна нашей квартиры смотрели во двор. Я люблю столицу всем сердцем, потому что родилась и всю жизнь прожила в ней, но сейчас шёпот средиземноморского ветра в ветвях южноевропейских деревьев так упоительно ласкал мой усталый слух…

Когда я вернулась в номер, Лера ещё спала. Пришлось пренебречь её правом на утренний отдых и немного пошуметь душем. Не могу же я до обеда слоняться в таком неприкаянном виде… К счастью, когда я вернулась в комнату, подруга уже разлепила веки и на завтрак мы отправились вместе.

– И как ты приходишь на персоналки к семи утра? – удивлялась я ей.

– Оо, не спрашивай, – отмахнулась Лера. – Это моя боль…

Она работала в солидном фитнес-клубе недалеко от моего дома (там мы и познакомились), вела групповые занятия и немного – персональные тренировки. И, как назло её совиной натуре, все серьёзные клиенты предпочитали "отстреляться" перед работой, а это означало – до девяти утра. Приходилось бедной Лерочке выходить из дома в 6, а во сколько она вставала – и представить страшно.

Завтрак в отеле не оставлял желать лучшего: горячее, омлеты, бекон, яйца, свежие овощи, йогурт, мюсли, огромное количество десертов, джемов и свежайших фруктов… Несколько видов сыров и вкуснейших итальянских мясных деликатесов типа прошутто тоже присутствовали. Хлеб и булочки – разных сортов, тут же находился тостер. А про кофе можно песню сочинить. Я и раньше слышала от знакомых ценителей, что самый лучший кофе в мире варят итальянцы – и теперь пришлось убедиться в истинности этого утверждения.

– Милая моя, ты что, решила помереть от инфаркта в молодости? – покосилась на меня Лера, когда я притащила себе с бара третью подряд чашку капучино.

Сама она питалась варёными яйцами, цельнозерновым хлебом, овощами и водой.

– Но они такие маленькие и такие вкусные! – застонала я, поспешно припадая губами к гладкому фарфоровому краю.

– Ты ещё сахар туда положи! – фыркнула моя строгая тренерша.

– Уже!

– А, ну тогда насчёт инфаркта всё понятно: нет никакого смысла растягивать жизнь с толстой попой!

– Лерааа!

Она, конечно, шутила. Никакой толстой попы у меня не было, хотя я и на родине частенько баловалась капучино с сахаром. Ну ладно, может, моя попа и не похожа на орех, как Леркина, но я не ощущала этот факт как проблему вселенского масштаба.

– Это пока тебе за 30 не перевалило, – подзуживала она меня, но я стойко держала позиции и наотрез отказывалась сменить любимый кофейный напиток на смузи из сельдерея. Должны же быть у женщины какие-то слабости?

Правда, на этот вопрос у Леры тоже имелся фитнес-ответ: если уж баловать себя, то чем-то активным, жиросжигающим. Например, сексом. Моя подруга отнюдь не страдала маниакальным пристрастием к плотской любви и вовсе не меняла мужчин, как перчатки, но всё же была в этих вопросах несколько активнее меня.

После завтрака мы отправились на пляж, где пробыли до трёх часов – ровно на столько хватило плотного завтрака – а потом побрели искать место, чтобы пообедать. К нам несколько раз подходили познакомиться разные мужчины: от совсем молодых до почти стариков. Были среди них и местные аборигены, и другие иностранцы, а иногда даже русские. Заговаривали на разных языках, начиная английским разной степени ломаности и заканчивая итальянским – безумно красивым и чарующим, но, увы, совершенно непонятным. На некоторых активных представителей противоположного пола Лера заглядывалась с интересом, но, помня нашу договорённость, всех отгоняла прочь. Мы отдыхаем вместе. Вдвоём. Нам никто не нужен. Нет, разумеется, я не могла совсем запретить ей расслабляться и получать удовольствие – зря, что ли, она столько времени посвящает собственному телу? Невозможно было смотреть на мою полуобнажённую подругу без восхищённого придыхания. Её изящная рельефная фигура – примерно как у Мадонны в клипе "Hung up", только ещё моложе и грудастее – была словно создана для любования… ну, и трогания, конечно – мужчинами. Правда, к моему удивлению, на мои пышные формы местные парни пялились ничуть не меньше, чем на Леркины. Наверное, широкобёдрые северные женщины у итальянцев в чести… Ну, или вообще все женщины. Однако мы с подругой договорились, что при желании она будет осуществлять свои свободы ночью, пока я отдыхаю в номере. А день – мой. Не хочу валяться на пляже в одиночку – это отдаёт какой-то безысходностью.

На обед мы с Лерой заказали плов с мидиями и овощной салат. Моя подруга не особенно любила морепродукты, но обладала удивительной сверхспособностью жевать и переваривать любую дрянь (в смысле вкуса), если знала, что сочетание БЖУ в ней оптимальное.

После обеда возвращаться на пляж нам не захотелось, и мы пошли в отель – отдохнуть от солнца, связаться со своими соотечественниками, заценить итальянское телевидение.

Я набрала отца: вчера не звонила, отделалась сообщением – сегодня нужно было показаться. Увидев меня, папа снял очки и пальцами потёр усталые глаза, подёрнутые красной сеточкой капилляров. И только потом улыбнулся.

– Привет, папуля! – я сложила брови домиком, искренне сочувствуя родителю, который корпел за компьютером в душной Москве, тогда как мы с Леркой наслаждались курортным отдыхом. – Всё сидишь над своей конференцией?

– Да, надо много материалов подготовить. Привет, Никуся. Как вы там? Как прошёл первый день?

– Ну, ещё не прошёл, – пожала я плечом. – На пляже уже позагорали, но вечер-то только начинается. Планируем с Лерой завалиться в какой-нибудь бар…

Папа задумчиво, согласно покачал головой:

– Не пейте там много.

Я хихикнула:

– Да почему, пап? Когда же пить, если не в отпуске?

– Вот так как раз и портится отпуск.

Логично. Вот что значит учёный. Я смутилась:

– Ты прав. Ладно, не буду много пить. Пару бокалов мартини – и хватит.

– Умничка. Кремом от загара пользуешься?

Я закатила глаза:

– Паап!

– Ну а кто ещё о тебе побеспокоится?

Я растрогалась, чувствуя, как щиплет в горле.

– Спасибо, папуль, что заботишься обо мне. Целую.

– Пока.

Лера тоже как раз завершила разговор со своим лучшим другом Борисом. Весьма, кстати, интересный феномен. Молодой, симпатичный, вполне обеспеченный мужчина. Не гей. Но как Лерусик поместила его во френд-зону много лет назад, так он там и обитает, причём, похоже, неплохо себя чувствует. Почему он до сих пор не женился или хотя бы девушки не вытеснили Леру из его жизни – непонятно. Она утверждает, что они – родственные души и "никто её не понимает, как он" – но так обычно говорят про любовника или мужа, а тут – ни намёка на романтику. В общем, странные отношения, навроде тех, что были у Эммы и мистера Найтли в знаменитом романе Джейн Остин, но мы-то знаем, чем там дело кончилось*, вот и я относилась к дружбе Лерочки с Борей со здоровой долей скептицизма, но она только смеялась мне в лицо.

Воспользовавшись русским интернет-сервисом, мы выбрали неподалёку заведение с хорошими отзывами наших соотечественников и направили свои стопы туда.

*Роман известной английской писательницы Джейн Остин – "Эмма". Чем он кончился, спойлерить не буду. Роман интересный, рекомендую к прочтению, как и всё остальное у Джейн. Она – мой кумир.

***

В баре было шумно и многолюдно. Мы с Лерой взяли по бокалу шампанского и сели у стойки. Заметили нас быстро. Ещё бы, не заметить! Ну ладно я – платье, хоть и короткое, выше колен, но в целом довольно приличное – а вот моя подруга нацепила на себя свои фирменные микро-шорты. Такие, в которых даже часть попы видно. И её можно понять: такую попу грех прятать, но вот бедные итальянские (и прочих национальностей) мачо глаза сломали, стоило нам войти.

– Bella Donna! Babe! Poupee! (Красавица (ит.)! Детка (англ.)! Куколка (фр.)) – слышалось со всех сторон.

Лера ничуть не смущалась таким вниманием к своей персоне, а вот мне было не по себе. Я постаралась незаметно свинтить с линии огня, но мне этого не позволили: весело улыбающийся молодой человек, высокий и накачанный, в обтягивающей его выдающиеся грудные мышцы майке без рукавов, схватил меня за руку и потащил на танцпол. Видимо, решил не тратить время на конкурентную борьбу за Лерочку: слишком уж там много претендентов. Я пыталась вырвать руку и ретироваться, но захват был крепким, а на непривычных для меня шпильках я бы всё равно далеко не убежала.

Парень, улыбавшийся слишком жизнерадостно для человека, от которого явно пытаются отделаться, вдруг резко дёрнул меня на себя – так, что я чуть нос не разбила о его каменную грудную клетку – обхватил сильными руками за талию и принялся изображать нечто вроде чувственного танца. Я старалась оттолкнуть его и кричала: "Отпустите меня!" – на всех известных мне языках, но мои усилия пропали втуне.

Было так странно и дико, что он не обращает внимания на моё сопротивление. Может быть, он думал, что сможет сломить его при помощи чувственного танца (а его бёдра вжимались в мои весьма недвусмысленно), а может, просто был слишком пьян, чтобы замечать что-нибудь, кроме своих желаний. Ситуация тем временем зашла в тупик, я не знала, что дальше делать: пнуть его по ноге (не факт, что заметит) или начать звать на помощь (не факт, что услышат, да и скандала совсем не хотелось), но тут неожиданно кто-то невидимый пришёл мне на помощь: излишне настойчивого молодого человека резко и ловко оторвали от меня и швырнули куда-то в угол, и только потом я разглядела в темноте смутно знакомые черты моего случайного утреннего визави.

– Disturbo, bella donna (ит. «Беспокоит, красавица»)? – спросил он с еле заметной улыбкой в голосе.

Я благодарно улыбнулась в ответ, но не успела ничего сказать – обиженный неудачливый поклонник налетел на моего спасителя со спины и принялся колотить его крупными кулаками. Мужчина не растерялся – отвесил нахалу несколько тумаков, а потом прибежала охрана и разняла их. Оба не стали особенно петушиться, а мирно разошлись: неугомонный танцор остался в баре, а мы с моим защитником вышли на улицу.

– Passeggiare? – предложил он, но я только развела руками: мол, не понимаю. Мужчина усмехнулся и двумя пальцами показал идущего человечка.

– А, прогуляться! – наконец сообразила я – он кивнул и повторил за мной:

– Walk.

Я скромно пожала плечами: отказываться неудобно, он ведь мне помог, да и от меня не убудет из-за небольшой прогулки.

– Tu… uno? – теперь мужчина сопровождал каждое слово активной жестикуляцией, и благодаря этому становилось понятно без переводчика: "ты одна?"

Я отрицательно покачала головой. Ткнула пальцем в сторону бара:

– Friend… amigo… donna (англ. «Друг», исп. «друг», ит. «женщина»).

– Amica (ит. «подруга»), – удовлетворённо заключил незнакомец и сделал приглашающий жест в сторону тротуара, шедшего вдоль цветущей живой изгороди.

Пока брели по дорожке, мы познакомились. Он представился Витторио. Мы мало что могли обсудить из-за языкового барьера, но это внезапно стало не так уж важно. Удивительно, однако я не испытывала ни малейшего чувства неловкости или опасности из-за того, что пошла гулять ночью вдвоём с незнакомцем. Мы прошлись до пляжа, побродили босиком по остывающему песку – это было неописуемое блаженство, после полутора часов в туфлях на шпильке! Витторио сказал, что он тоже здесь отдыхает. Я выразила удивление, что один. Он ответил уже закрепившейся нашей с ним личной шуткой про потребность в отсутствии беспокойства.

Мы расстались в холле отеля на очень позитивной ноте. Всё, что Витторио себе позволил, – это взять меня за руку и слегка пожать её. А потом легко отпустил, хотя я видела в его улыбающихся глазах восхищение и нежелание расставаться.

Засыпала я со странным, удивительным чувством лёгкости. Как будто освободилась от тяжёлых пут, долгое время державших меня, связывавших по рукам и ногам, пригибавших к земле. Я жива. Я самостоятельна. Я снова могу летать.

Утром я завтракала в гордом одиночестве. Лера вернулась в отель глубокой ночью и вставать раньше десяти наотрез отказалась. Не голодать же мне четыре часа – пришлось идти одной. Когда я уже выходила из-за стола, в дверях возник мой вчерашний знакомый. Витторио выглядел изумительно: бодрый, свежий, аккуратно причёсанный и, как обычно, безупречно одетый во всё светлое: рубашку поло, шорты до колен, белые кеды. Не тратя времени даром, он быстрым шагом приблизился ко мне и протянул обе руки для пожатия. Мне ничего не оставалось, как положить в них свои. Лицо мужчины расцвело особенно тёплой улыбкой, но долго он меня удерживать не стал. Слегка повернулся и кивнул на не замеченного мной ранее спутника – высокого и стройного молодого человека с правильным ясным лицом и классической стрижкой.

– Здравствуйте, – очень чисто сказал тот по-русски. – Меня зовут Александр, я ваш переводчик.

У меня совершенно неизящно отпала челюсть. Мой..? Однако задавать вопросы не было никакой необходимости: Александр успешно предвосхищал их ответами:

– Господин Витторио Кастеллано желает пригласить вас на экскурсию по Римини, поэтому пригласил меня сопровождать вас, чтобы вы могли обмениваться информацией и впечатлениями.

Вот это да! Честно сказать, я не ожидала от него такой прыти. Да вообще не ожидала ничего: мы ведь только десять часов назад обсудили, что оба хотим спокойного отдыха… и где он нашёл русско-итальянского переводчика за ночь?! Но отшить человека, который взял на себя такой труд ради меня, не позволила совесть. Я только попросила отсрочку до десяти, чтобы прихватить с собой подругу: для компании и для безопасности. Да, ещё вчера я и ночью не боялась оставаться с ним наедине, а теперь даже присутствие переводчика не спасает. При свете дня Витторио вдруг стал казаться мне опасным человеком – в каком-то другом, более потаённом смысле слова.

Проснувшаяся, но не выспавшаяся Лера совершенно не поняла, что меня так смутило в предложении случайного знакомого:

– Я тебя умоляю, тут такое сплошь и рядом происходит! Тебе мужик-то нравится?

Я пожала плечами:

– Внешне – да. Он очень привлекательный и такой… классический мачо. Но лично я его совсем не знаю и ещё не отошла от расставания с Владом.

– Так это тебе прекрасный способ отойти! – воскликнула Лера, а потом потрепала за щёку: – Да знаю, знаю, что ты не такая. Клин клином вышибать не любишь. Знаешь, я думаю, что даже если ты просто согласишься на эту экскурсию, он потом не потребует "оплаты", потому что она состоялась не по твоей просьбе, а исключительно по его добровольному желанию. Но если хочешь себя обезопасить, скажи – прямо или намёком – что ему ничего не светит, сколько бы достопримечательностей он тебе ни показал и каким дорогим ужином ни накормил.

– Как это – намёком?

– Например, расскажи душещипательную историю про недавно брошенного жениха или, ещё лучше, что он всё ещё твой, просто занят делами – потому и не поехал… Переводчик у вас теперь есть, можешь не стесняться в выражениях.

– Нет уж, врать я не намерена! Это всегда выходит боком.

Лера утвердительно кивнула:

– Тем, кто не умеет врать. Но ты права, жених может стать помехой, если всё-таки твой состоятельный иностранец тебе понравится.

– А ты сама-то хочешь с нами поехать?

Она пожала плечами:

– Если тебе нужна моя поддержка, то да, несомненно. А если ты и сама справишься, то, поверь, у меня есть уже несколько своих претендентов на роль экскурсовода.

– Кстати, как всё вчера прошло?

– Отлично! Мне очень нравится местный стиль ухаживания.

Повезло ей! – подумала я, вспомнив своего настойчивого танцора. У меня этот стиль оставил двоякие впечатления…

– У тебя кто-то был… этой ночью?

– Подруга, за кого ты меня принимаешь?! Нет, я девушка приличная, сначала надо познакомиться…

– И с кем ты решила познакомиться поближе?

– С англичанином. С остальными слишком высок языковой барьер… к тому же, он такой милый и трогательный…

Надеюсь, что и джентльмен к тому же, – подумала я и отпустила подругу на свободу. Отправилась гулять по Римини с Витторио и переводчиком одна.

***

Мы с Витторио и Александром посетили Темпио Малатестиано, мост Тиберия, арку Августо и другие знаменательные места, которыми по праву гордится маленький, но древний итальянский городок. Алекс подробно рассказал об истории их создания и дальнейших перипетиях. Он всякий раз начинал своё повествование только после того, как высказывался его наниматель, но по моим ощущениям не просто переводил, а говорил больше, подробнее.

Разумеется, Витторио не принял моего отказа на его приглашение отобедать в хорошем ресторане. Там мы продолжили общение, и гостеприимный итальянец принялся расспрашивать меня о моих прежних представлениях и теперешних впечатлениях об Италии. Среди прочего мне внезапно вспомнился виденный в детстве короткий ролик про трёх грустных клоунов, что вяло кривлялись под красивую итальянскую песню*. Я тут же поспешила найти это видео на Ютьюбе и показать его Витторио. Он просмотрел ролик с улыбкой, но потом слегка покривился:

– Песня действительно на итальянском, но поют явно не итальянцы – язык коверкают безбожно.

Потом я вспомнила "Феличиту" – с этим произведением и сам Витторио был знаком и отозвался о нём намного благосклоннее, нежели о "Грустной канарейке". Также я не смогла умолчать о знаменитом дуэте Абдулова и Фарады из фильма "Формула любви"** – Витторио очень долго и заразительно смеялся над этой незатейливой песенкой:

– Просто набор слов, но звучит необычно. Очень талантливо! – похвалил он.

Потом мы обсудили мои воспоминания из уроков истории и других источников о Ватикане, Коллизее, римском праве и итальянской кулинарии. Витторио слушал меня с жадным вниманием, часто кивал и одобрительно улыбался, время от времени делая комплименты моей эрудиции. Я чувствовала себя удивительно легко и радостно и вместо усталости от такого обилия впечатлений ощущала эмоциональный подъём.

– Ну и, конечно, не забудем о знаменитой итальянской мафии, – ляпнула я, не подумав, в порыве самолюбования.

Витторио вздрогнул и даже как будто слегка отпрянул – наверное, я оскорбила его патриотические чувства, привязав преступность к национальности. Тут же смутилась и тронула его за руку:

– О, простите, я не хотела обидеть вас. Поверьте, я прекрасно понимаю, что это вовсе не национальная черта… Знаете, говорят, в Америке ходят ужасающие слухи о русской мафии, но это ведь не значит, что и я или мой отец – преступны в душе.

Витторио уцепился за моё упоминание о родителе, чтобы сменить тему, и я была ему за это благодарна. Дальше всё опять пошло как по маслу: мы посетили ещё несколько достопримечательностей, поужинали в ресторанчике морской кухни, а потом меня проводили до двери номера. И снова ничего. Витторио даже не попытался поцеловать меня в щёку. Такая деликатность невероятно подкупала. Именно она стала причиной того, что я согласилась отправиться с ним в поездку по Италии. Он предложил это на следующее утро, когда мы встретились за завтраком. Лера накануне не вернулась в номер, прислав вместо себя SMSку, и по этому я поняла, что отныне наши пути расходятся. Да, наивно было полагать, что одинокие девушки смогут провести отпуск в такой горячей стране вдвоём…

На следующий день мы погрузились в роскошный кабриолет вчетвером: я, Витторио, наш Александр и водитель – и отправились в автотур по родине Ренессанса. Не буду даже пытаться описать, насколько это удивительная, волшебная и прекрасная страна. Словам не дано передать и сотой доли её очарования. Все эти горы, море, древние города… Италия – это живой музей, застывшая музыка (в плане архитектуры), настоящая сокровищница мировой культуры. При этом тёплая, щедрая, гостеприимная. Если бы не Витторио, я, конечно, и за всю жизнь не узнала бы о ней столько, не попробовала, не прониклась… Каждый наш день был насыщен новыми впечатлениями под завязку. Мы посетили Рим, Флоренцию, Венецию, Милан. Везде гуляли потайными маршрутами, пробовали местную кухню, знакомились с национальными танцами (даже немного учились танцевать!). Витторио, при всей своей мощной фигуре, двигался с поразительной грацией – кажется, даже я не так уверенно владею своими бёдрами. Последнее, кстати, навевало не слишком благочестивые мысли…

В Риме мы посетили легендарный оперный театр, Коллизей, Ватикан, а в последний вечер в Милане Витторио отвёз меня в удивительно уютный караоке-бар на окраине и спел в микрофон ту самую "Феличиту". Скажу совершенно искренне, это исполнение понравилось мне намного больше, чем Аль Бано: его тенор не шёл ни в какое сравнение с низким, слегка хрипловатым голосом моего итальянского друга. Честно говоря, после такого концерта я бы уже не смогла отказать Витторио хотя бы в поцелуе, но он всё ещё продолжал держать дистанцию, даже не пытаясь проникнуть в мою комнату (в каждом городе он снимал нам отдельные номера рядом), хотя его намерения в отношении меня были очевидны по тому, как он смотрел на меня, как подхватывал за талию всякий раз, когда это было уместно.

Мы вернулись в Римини за день до нашего с Лерой вылета в Москву и ранним утром отправились на пляж. На море царил полный штиль, было тихо и пустынно – почти никого из туристов. Александр тоже ещё спал, мы уже научились в простых диалогах обходиться без него.

– Тысячу лет не купался! – сказал Витторио на смеси английского, итальянского и жестов. Я улыбнулась, сжала его руку покрепче.

Мы зашли по пояс вместе, но потом мой друг отсоединился и сразу нырнул с головой. Немного поплавал, давая мне возможность насладиться видом его мощной спортивной фигуры, выпуклыми мышцами, перекатывающимися под загорелой кожей, сильными движениями мускулистых рук и ног. А потом вынырнул аккурат возле меня и вдруг заключил в объятия и поцеловал. От неожиданности мой рот распахнулся сам собой, и поцелуй получился на редкость страстным и глубоким. У меня было ощущение, будто я попала в торнадо: голова кружилась, мир утратил чёткие очертания и даже точное расположение. Я не понимала, где верх, а где низ – только чувствовала острое, неодолимое, нестерпимое желание. Обвила ногами торс мужчины – благо, в воде вес не ощущается и можно сколько хочешь держать в руках пышнобёдрую северную девушку. Витторио крепко прижал меня к себе, давая почувствовать, что и в нём бушуют похожие ощущения. Я будто сошла с ума, мне кажется, реши он овладеть мной прямо там, в море – я и то не отказалась бы, но Витторио проявил себя как заботливый и предусмотрительный джентльмен. Вынес на берег, увёл в отель и любил меня в своём номере почти весь оставшийся день с небольшими перерывами на отдых и еду. А я отдавалась ему самозабвенно. У нас ведь был всего только один этот день.

Когда на Эмилию-Романью начали опускаться сумерки, Витторио горячо прошептал мне на ушко по-русски:

– Ника, останься, пожалуйста!

– Что? – переспросила я изумлённо.

– Останься, – повторил он требовательно, и я понимала, что, знай он русский или я итальянский, на меня сейчас обрушился бы целый поток признаний и заверений, но нас разделял этот злосчастный языковой барьер, и всё, что нам оставалось – вкладывать все чувства в одно-два скупых слова. И я видела, как много чувств бурлит в моём итальянском мужчине – он буквально готов был взорваться от них… но готова ли я бросить всё, что связывает меня с родиной, чтобы остаться в его горячих объятиях?

Я взяла время подумать и ушла к себе в номер. Опять полночи не спала – как тогда, накануне разрыва с Владом – но на этот раз разумная, а не эмоциональная часть взяла верх. Нет, я не могу остаться – вот так, никому ничего не сказав, просто исчезнуть в дебрях Италии. Мне нужно вернуться, обдумать всё на свежую голову…

Уже в аэропорту я смогла повидать Леркиного ухажёра. Это был действительно довольно милый и симпатичный парень – высокий, спортивный… рыжий шотландец. Вот бы он, наверное, оскорбился, если бы узнал, что за глаза Лера называет его англичанином!***

Подруга сказала, что ради неё он продлил свой отпуск в Римини и тоже, как Витторио меня, зазывал её к себе в гости с далеко идущими перспективами, но она не восприняла это приглашение всерьёз. Нет, конечно, в гости съездить можно, но перебираться куда-то из Москвы насовсем подруга не планировала:

– Куда я без моего Борюсика? А он заядлый патриот…

В самолёте мы подробно обсудили перспективы моих отношений с Витторио.

– Тебе это было бы несложно, – сказала Лера, имея в виду мой переезд. – Ты же журналистка, можешь писать где угодно, а результат отправлять через интернет.

– А как же друзья, родня, папочка мой, в конце концов? Он и так уже маму потерял, а теперь я сбегу?

– Да, тут вопрос приоритетов. Насколько сильно нравится тебе этот мужчина – готова ли ты принести ему в жертву свою прежнюю жизнь?

В свете того, что мы с ним знакомы две недели, этот вопрос звучал как риторический. Мы общались, да, но только через переводчика. Я понятия не имею, что он за человек и каков в быту. Похоже, придётся запереть свои зарождающиеся чувства на замок и относиться к этому роману исключительно как к курортному. Да, надо брать пример с Лерочки. Она всё делает правильно. Но как же больно сознавать, что я больше никогда его не увижу!

Однако принять подобное решение как окончательное и бесповоротное мне не дали. Спустя месяц Витторио прилетел в Москву с самыми серьёзными намерениями.

*Речь о знаменитом номере трёх популярных советских клоунов 60х годов под песню "Blue Canary"

**Имеется в виду песня "Уно моменто" сочинения композитора указанного фильма, Геннадия Гладкова.

***Несмотря на то, что Англия и Шотландия объединены в одно государство под названием Соединённое королевство Великобритании и Северной Ирландии, у них существует давние национальные разногласия, которые в средневековье оборачивались довольно кровавыми конфликтами.

Глава 3. Препятствия к счастью

Вероника

Витторио писал и иногда звонил мне в течение этого месяца разлуки, но ни разу не намекнул на то, что планирует свалиться нам, как снег на голову. Поначалу папа не стал принимать его в штыки, несмотря на то, что он нагрянул внезапно, без предупреждения (и как только узнал, где я живу?!). Возможно, отец счёл наше увлечение друг другом несерьёзным (я ведь даже не сказала ему о своём близком знакомстве с итальянцем). Витторио прожил неделю в отеле неподалёку от нашего дома, и я была там частым гостем. По правде сказать, до знакомства с Витторио я не была толком знакома с сексом, но этот горячий итальянец познакомил нас очень тесно. Стыдно об этом говорить, но тогда я начала понимать, отчего среди женщин так высок спрос на южных мужчин. Их темперамент – это что-то неописуемое. Витторио тоже без конца восторгался моей отзывчивостью на его ласки, и хотя я не понимала половину слов, в целом картина была ясна: мы подходим друг другу, как две половинки.

Конечно, мы не провели всю неделю безвылазно в постели: во-первых, я работала в редакции журнала "Вокруг спорта", а во-вторых спешила продемонстрировать своему мужчине родной город с такой же гордостью, с какой он показывал мне свою страну. Мы посетили Красную площадь, парк Горького, храм Христа Спасителя и ВДНХ.

Витторио также навещал меня дома, стараясь подгадать время так, чтобы сначала насладиться уединением со мной, а потом ещё и пообщаться с моим отцом. Мужчина говорил, что это очень важно для него – благословение родителей – и старался выразить папе всяческое почтение, но тот, как ни странно, принимал потенциального зятя весьма прохладно. Может быть, из-за того, что он очень слабо владел английским и они не могли толком ничего обсудить…

После очередного такого визита отец спросил меня, чем занимается Витторио у себя на родине, и я, к своему стыду не смогла ответить. Удивительно, но мне до сих пор не пришло в голову поинтересоваться этим! Я попыталась восполнить пробел на следующий день, но мой горячий итальянский мачо старательно уходил от ответа:

– Бизнес, bella donna (ит. «красавица»).

– Какой?

– Ну, там, купить… продать…

– Что?

– Разное.

Я чертыхнулась про себя: наркотиками он, что ли, торгует? Что за странные секреты?

– Не забивай свою красивую голову всякими глупостями, – посоветовал мне мой мужчина и чтобы закрепить свои слова, страстно поцеловал.

О свадьбе он завёл речь почти сразу. Я удивлялась его поспешности: мы ведь так мало знаем друг друга… Но он уверял, что давно всё понял: я – его судьба, и отказа не примет. К тому же, по его собственному мнению, иное недостойно дочери учёного – красивой и интеллигентной барышни. Витторио даже предлагал расписаться по-быстрому в Москве в тот же его приезд, но папа встал стеной:

– Что за безумие? – возмущался он. – Вижу человека впервые, знаком несколько дней – и отдам свою дочь вот так просто, за здорово живёшь?!

В принципе, я поддерживала его. Как можно связать свою жизнь практически с незнакомцем? Нет, раскидываться своей рукой и сердцем я не планировала. Сначала нужно как следует узнать друг друга. В ответ на такое утверждение Витторио потребовал, чтобы я поехала с ним – знакомиться как следует, но в редакции на меня посмотрели, как на умалишённую, и в отпуске, даже за свой счёт, отказали. Однако за следующую неделю в одиночестве я так соскучилась по южному темпераменту, что опустилась до лжи: придумала басню про болеющую бабушку и таки выбила себе недельку счастья. Витторио оплатил билеты на самолёт в бизнес-классе и поселил меня в уютной студии в Баколи – маленьком посёлке недалеко от Неаполя. Там не было никаких его вещей, если не считать чемодана с самым необходимым.

– Я не живу здесь, – пояснил он, – но это место будет гораздо удобнее для тебя, чем шумный и суетливый Неаполь.

Как же мы общались, если наш языковой барьер, по большому счёту, никуда не делся? – спросите вы. Отвечу честно: первые пару дней он абсолютно нам не мешал – мы больше разговаривали на языке тела, чем словами. А потом потихоньку приспособились использовать современную технику для перевода. Конечно, многочасовых философских диспутов у нас не случалось, но на бытовые вопросы этого метода вполне хватало.

Пару раз за эту неделю Витторио оставлял меня одну на несколько часов – прочее же время мы провели вместе. В основном питались в ресторанчике неподалёку, но под настроение он мог и сам что-нибудь приготовить. Да-да, настоящий мужчина мечты: пицца и лазанья в его исполнении – это нечто невероятное. Не еда, а произведение искусства. Я тоже пыталась блеснуть талантами в кулинарии: один раз испекла блинчики и один раз пожарила картошку, но Витторио остался недоволен тем, что кухня забирает меня у него на непозволительно долгое время: целых 40-50 минут – и впредь запретил готовить.

Один раз мы съездили на оперу в Рим. Я удивилась: зачем ехать так далеко, если в Неаполе есть прекрасный оперный театр? Витторио ответил, что там сейчас не идёт ничего достойного. Знаю, нехорошо проверять своего мужчину, но очень уж мне было любопытно, что же такое недостойное показывает неаполитанская сцена – и я наткнулась на афишу, которая пестрела мировыми знаменитостями и легендарными постановками. Тогда у меня впервые появилось смутное чувство, что мой мужчина противится моему появлению в своём городе. Бережёт меня от него или его от меня? Странно, но тогда я посчитала нетактичным задать ему этот вопрос и решила, что на всё есть свои причины. Нужно доверять возлюбленному, а не подозревать бог знает в чём.

Провожая меня в аэропорту, Витторио заявил, что далее откладывать не намерен: прилетит в Москву через неделю-другую, и мы распишемся. Не стану скрывать, такая постановка вопроса, точнее, утверждения – уверенного и безапелляционного – мне не понравилась. Я хотела бы участвовать в принятии решений, которые кардинально меняют мою жизнь. Но спорить с ним сейчас не хотелось: к чему портить момент расставания? И без того он печален. Я подумала, что у меня есть время ещё раз спокойно всё обдумать и в случае положительного решения подготовиться к переезду: перейти в онлайн или уволиться и найти другую редакцию, которая согласится принимать результаты труда по интернету.

А дома встретила суровый отпор всем своим романтическим устремлениям. Папа буквально встал стеной против моего выбора возлюбленного – о свадьбе не желал и слышать. И в качестве ответной реакции я твёрдо вознамерилась стать синьорой Кастеллано. Нет, я вовсе не хотела рассориться с отцом, но меня возмущал тот факт, что все вокруг пытаются указывать мне, что делать. И это в 24 года! Я не глупая малолетка, в конце концов! Самое странное, что папа даже не мог толком объяснить, чем ему так не угодил мой итальянский мачо. Всё сваливал на какую-то мифическую интуицию и нежелание отпускать меня так далеко. Согласна, нам будет непросто поддерживать отцовско-дочерние отношения на таком расстоянии, но ведь я не могу всю оставшуюся жизнь провести возле него. Я взрослый, самостоятельный человек. Конфликт с родителем дошёл до такой стадии, что мне пришлось временно переехать к Лерочке в Ясенево.

Витторио задерживался с приездом – его отвлекли какие-то дела – и я медленно но верно погружалась в хандру от раздиравших меня противоречий. Похоже, это одно из любимых состояний моей нервной системы…

Но однажды утром я проснулась со смутным радостным предчувствием: сегодня что-то изменится, сдвинется с мёртвой точки. Может быть, Витторио наконец приедет или папа позвонит и скажет, что погорячился и что моё счастье – самое главное для него. И моя измученная душа наконец обретёт покой.

Отец действительно позвонил мне, когда я ехала в метро на работу. Попросил прийти домой сегодня вечером для важного разговора. Я напряглась:

– Пап, мы ведь не будем опять мусолить моё замужество по десятому кругу, правда?

– Отнюдь, Никусь. Я бы даже сказал, совсем наоборот.

У меня отлегло от сердца.

– Спасибо, пап. Я очень рада. Буду вечером. Целую.

В квартире было прибрано, а отец выглядел бодрым. Не то чтобы сияющим, но уж точно не в тоске. Это снова подзарядило меня позитивом после долгого утомительного рабочего дня. Папа налил нам обоим чаю, достал и открыл мои любимые конфеты – "Ferrero Rocher".

– Что празднуем? – улыбнулась я и не стала отказывать себе в удовольствии – взяла из коробочки золотой шарик.

Папа вздохнул:

– Никусь, я бы очень хотел прекратить это наше противостояние. Я вижу, что оно ни к чему хорошему не приведёт, и мне больно, что меж нами появился разлад. Мы ведь с тобой всегда были хорошими друзьями, с самого твоего детства.

– Правда. Конечно, это странно – дружить с собственной дочерью…

– В действительности, дорогая, это самая естественная вещь на свете, нужно только правильно выбрать момент. Начиная с какого-то возраста – и это далеко не 18 – любой родитель перестаёт быть воспитателем для своего ребёнка, это неизбежно. В общем, у нас всё было гармонично до появления этого… синьора Кастеллано. Но ты не думай, я не затем тебя позвал, чтобы принижать его достоинства. В целом, я понимаю: ты сама вольна решать свою судьбу. Прошу только одного: не торопись. Такой поспешный брак может стать большим разочарованием для тебя именно из-за своей поспешности. Понимаешь?

Я опустила глаза и наклонила голову в знак согласия.

– Но что же делать, если он настаивает? И ведь намерения его честны…

– Может быть. Наверняка мы этого не знаем.

– Паап…

– Подожди. Я что хотел сказать… На самом деле, у меня к тебе совсем другое дело… эмм, поручение. От научного общества, в котором я, как ты знаешь, состою вот уже двадцать с лишним лет.

– Неожиданно! И что за поручение?

– Недавно наш журнал запустил новый проект "Яблоко от яблони", про детей членов общества, которые достигли незаурядных результатов, – он сделал паузу, чтобы перевести дух. Я заметила, что папа изрядно волнуется – это было на него не похоже. – Ты помнишь, Никусь, моего хорошего друга и коллегу Илью Петровича Алексеева? Этнографа.

Я пожала плечами:

– Ты дружил и дружишь со многими коллегами, не поручусь за то, что помню их всех.

– Ну ладно. Так вот. Его сын – Тимур Алексеев – является главой компании "Сиберикс". Её ты точно знаешь, мама там работала…

Моё сердце сжалось. Да, я знаю эту компанию. Мама действительно там работала – там же и погибла, при исполнении, так сказать, своих трудовых обязанностей. Она была золотым директором в этом злосчастном сетевом бизнесе. Как раз направлялась на очередной семинар, где её и других таких же бедолаг заряжали сектантским духом. Мама любила и умела водить машину и даже сама на неё заработала в этом самом "Сибериксе" – но на той трассе ей не повезло. Попала под перевернувшуюся фуру, у неё не было ни единого шанса. С тех пор я не езжу по трассе – только по городу и желательно по пробкам. И своей машиной обзаводиться не тороплюсь – изредка беру у папы. И маму не вернёшь. И винить в этом "Сиберикс" неразумно. Но и относиться к этой компании непредвзято – тяжело.

Глава 4. Специфический фрукт

Вероника

Дальше начался какой-то сюр: папа предложил мне съездить в гости к основателю "Сиберикса" и взять у него интервью. Я ж журналистка – мне что, сложно? Было трудно поверить в то, что он не шутит, и стоило большого труда сохранять спокойствие.

– Я последняя журналистка в Москве? – уточнила я у папы. – Всех остальных скосил какой-то особый вирус, приживающийся только на журналистах? А почему сотрудники вашего общества сами не съездят к этому успешному яблочку и не пообщаются с ним за жили-были?

Папа помялся:

– Тут деликатный момент… понимаешь, этот молодой человек… то есть, мужчина… он, так сказать, не совсем обычный. Хм… ну, в общем, желательно, чтобы интервью у него взял кто-то из своих, деликатный и понимающий человек. И кому как не тебе это под силу – ты даже знакома с его отцом…

– Может, и знакома, но даже не помню этого. А что касается личности самого фрукта, то я скорее в Бангладеш перееду, чтобы не никогда не видеть и не знать человека, что основал компанию, из-за которой я лишилась матери. Молодой и бодрой, между прочим.

– Ах вот как, – горько проговорил папа и покачал головой. – Значит, вот так, дочь? Значит, я должен принять незнакомого, абсолютно чуждого мне по уму и характеру человека в свою семью на вторую неделю знакомства… а ты ничем мне не обязана и можешь мастерить какие-то нелепые алогичные конструкции, обвиняя абсолютно постороннего человека в своей личной трагедии! Что ж, давай тогда будем последовательны. Давай обличим на телевидении и в интернете ту транспортную компанию, которой принадлежала фура, родителей того человека, который был за рулём – разве они не причастны к твоему горю? – отец буквально захлёбывался эмоциями, обличая мой эгоизм и несправедливость. Я снова не узнавала его.

– Папа… папочка, прости, – я даже всхлипнула от нахлынувших чувств. – Ты прав, абсолютно прав, это глупо и мелко с моей стороны… я понимаю, умом всё понимаю. Просто… не знаю, как смогу смотреть ему в лицо. Он лично, конечно, не виноват, но наша встреча принесёт мне страдание, хочу я того или нет. Это словно сыпать соль на рану. Неужели ты сам не чувствуешь того же?

– Нет, милая, прости, но я не могу с тобой согласиться. Данный конкретный человек не имеет никакого отношения к смерти твоей матери. Всё, о чём я тебя прошу – это крошечное одолжение, которое вполне тебе по силам. На неделю съездить в Курскую область, пообщаться с интересным человеком, немного пофотографировать и вернуться…

– На неделю?! – изумилась я. – Зачем так долго? Для интервью вполне достаточно одного дня. Ну, пусть будет три – прибавим день приезда и отъезда…

– Всё не так просто, дорогая. Там производство. Посмотришь, побеседуешь с сотрудниками, сделаешь хороший материал не на бегу.

– Но Витторио должен приехать со дня на день…

– А Витторио подождёт. Он хочет забрать у меня дочь на всю оставшуюся жизнь, увезти её за многие тысячи километров – и за это не готов пожертвовать неделей своего времени? Дёшево же он тебя ценит…

Я тяжело выдохнула и взяла время подумать. Заодно залезла в сеть и нашла там целую массу материалов о "Сиберикс", в том числе и интервью с основателем. Правда, почему-то это был не Тимур Алексеев, а некий Юрий Негматов. Я позвала папу и показала ему статьи.

– Это его партнёр, – кивнул родитель. – Он занимается маркетингом, логистикой, связями с общественностью… а Тимур – производством.

– Тут и о производстве есть статьи… с фотографиями. Папочка, пожалуйста, давай сделаем материал из этого… обещаю, я всё переоформлю так – никто не подкопается, отрерайтю текст…

Отец молча смотрел на меня несколько секунд, а потом строго спросил:

– Ты серьёзно сейчас говоришь или шутишь?

Я невинно захлопала глазами.

– Милая, если бы я признавал такие методы, то не был бы ни доктором, ни профессором. И дочери своей халтурить не позволю. Ты понимаешь, что свет до сих пор не видел ни одного интервью с Тимуром? Это уникальная возможность – где твоё журналистское тщеславие?

Его придавила фура на трассе М10… Я обмякла и зажмурилась, не находя никакого выхода из этого мучительного тупика.

***

Мы уже давно съехали с асфальтированной трассы и тряслись по грунтовой дороге, а усадьбы дражайшего Тимура Ильича всё не наблюдалось на горизонте. Поля сменялись лесками, пересекались мелкими речушками, всюду потихоньку вступала в свои права осень. Глядя на пожелтевшую траву и плачущие листочками осины, я с тоской вспомнила пальмовые аллеи в далёкой тёплой Италии. Я не сказала Витторио, что еду в командировку на целую неделю, да ещё к мужчине. Понадеялась, что управлюсь быстрее, а насчёт цели поездки соврала, мол, надо навестить подругу. Он был недоволен, так как собирался со дня на день сорваться ко мне, а я там путешествовать придумала. Ну конечно, лишь у мужчин бывают важные дела, а мы, женщины, только всякими глупостями занимаемся… Для нас сидеть и неделями ждать любимого у окошка – самое естественное дело, а вот любимый не готов терпеть и дня проволочек.

Я зевнула и вдруг заметила выглядывающие из-за деревьев треугольные крыши дома. Оживилась:

– Приехали? – спросила я, подскакивая на сиденье, у водителя, что спокойно крутил баранку большого чёрного джипа "Мерседес".

– Почти, – подтвердил он.

Красивый двухэтажный дом выплыл на поле обозрения уже целиком, прикрываемый только оградой, и теперь потихоньку начал показываться производственный корпус: большое современное здание, почти сплошь состоящее из стекла – по крайней мере, передний фасад. На высоко поднятой крыше крыльца красовалась фиолетовая надпись фирменным шрифтом: "Сиберикс". Мы успешно проехали ворота и нырнули во внутреннюю территорию, огороженную монументальным забором. Хозяин встречал нас на пороге своего дома – я издалека увидела его мощную фигуру в синих джинсах и чёрной майке. Чем ближе мы подъезжали к нему, тем яснее становилось: да, это он. В сети оказалось на редкость мало его фотографий, но всё же составить мнение о его внешности у меня получилось. Он очень крупный, широкий в плечах, темноволосый – не такой, как мой Витторио, но недалеко ушёл – а ещё внушительное суровое лицо покрывала довольно длинная поросль – не то короткая борода, не то давняя щетина. Ни дать ни взять – викинг. Только длинной шевелюры с косичками не хватает.

Я изо всех сил старалась подавить в себе негативный настрой по отношению к этому человеку. Дело было не только в связи его компании и маминой гибели – стоило мне согласиться, и отец вывалил на меня кучу дополнительной "приятной" информации. Оказывается, БАД-магнат – весьма специфический человек. Зная папину осторожную интеллигентную манеру высказываться, это могло означать что угодно: от "бывает несколько высокомерным" до "настоящий псих". Конечно, отец вряд ли отправил бы меня в лапы какому-то невменяемому мужику, но учитывая, что он сам с ним толком не знаком… В общем, я вылезла из машины в смешанных чувствах, и были там намешаны, в основном, страх, недоверие и неприязнь.

Наверное, этот восхитительный коктейль всё же отразился на моём лице, потому что Тимур, только что протягивавший мне руку с неким подобием улыбки, вдруг сжал губы в тонкую полоску и нахмурился:

– Здравствуйте, Вероника Львовна, – буркнул он и отнял ладонь, едва я её коснулась.

– Здравствуйте, Тимур Ильич, – ответила я ему в тон и тайком потёрла руку о полу пиджака.

Мы вошли в дом. Прихожая была отделана в классическом стиле: на стенах декоративный камень, на полу паркет, почти сразу от входа начиналась лестница на второй этаж, всюду стояла интересная деревянная мебель с красивыми статуэтками, висели пейзажные картины.

– Надеюсь, дорога не утомила вас, – произнёс мужчина с каким-то холодным колким смешком.

– Благодарю, я устала, – решила не врать. – Вы забрались довольно далеко от цивилизованного мира.

– Что поделаешь, продукция для здоровья требует экологически чистых мест производства, – сказал он таким тоном, будто обвинял меня в чём-то, и вдруг без пауз, громко, резко крикнул: – Лиза! – так, что я даже вздрогнула.

Через несколько секунд из боковой двери выглянула энергичная пожилая женщина в форменном платье, белом переднике и с пучком седых волос на голове.

– Проводите Веронику Львовну в её комнату, пожалуйста, – последнее слово хозяин процедил сквозь зубы, будто проявлять вежливость было ниже его достоинства.

Лиза с готовностью кивнула и принялась отнимать у меня сумку с вещами, но я не отдала:

– Спасибо, я сама.

Ещё не хватало нагружать пожилого человека своими пожитками!

Горничная бодро потопала вверх по лестнице, я сделала пару шагов следом, а потом обернулась:

– Когда мы сможем приступить к интервью, Тимур Ильич?

Он пожал плечами:

– Полагаю, завтра. Вам же нужно отдохнуть с дороги.

– Спасибо, но я не устала.

– Вы только что сказали, что устали.

Чёрт!

– Да, но… в общем, я тороплюсь и хотела бы покончить с этим поскорее. Думаю, это и в ваших интересах. Папа говорил, вы не любите вторжения в вашу прайваси.

Ещё один ледяной смешок и презрительное:

– Прайваси… Что ж, постараюсь что-нибудь придумать.

Глава 5. Дикаарь!

У микрофона сын профессора этнографа, основатель компании производителя товаров для здоровья "Сиберикс", Тимур Ильич Алексеев (далее – Тимур)

В отношении предстоящего интервью я был настроен благодушно, так как оно сулило встречу с отцом. Мы с ним в последнее время очень мало общались – это точило меня, так как я смутно ощущал, что разочаровываю его. Очень тонкое ощущение, и не может быть другим, когда твой ближайший предок – доктор исторических наук и профессор университета, пусть и бывший. Он никогда не скажет прямо, претензии и обвинения – вообще не его стиль, но несколько лет назад он вернулся из своей экспедиции, продлившейся полжизни, поселился у меня – и съехал через полгода. В одинокую квартиру на окраине Москвы. Сказал, дело молодое, чего я тут буду под ногами мешаться, слушать возражения не стал. И только по виду устало опавших плеч да новой бороздке на лбу я понял: ему больно смотреть на меня, он ожидал чего-то другого, и я не оправдал этих ожиданий. Всё было бы не так плохо: не оправдал и ладно, я же не для этого на свет появился – но интуиция подсказывала, что он к тому же винит в этом себя. В чём именно, трудно было понять – от прямых вопросов отец уходил, но между нами повисла тишина и холод отчуждения. Даже когда он продолжал скитаться по сибирским деревням и сёлам, а я учился и строил бизнес здесь, наши отношения были теплее.

А на днях он позвонил и заговорил с неожиданно бодрыми, радостными, тёплыми интонациями. Мол, привет, сынок, как дела? Давно не виделись… Я воспрял духом, поддержал атмосферу. Он никогда не просил меня об одолжении. Никогда. И вот теперь настал момент. Отец знает, как отрицательно я отношусь к публичности и тому, что кто-то посторонний лезет в мою жизнь и душу, поэтому заговорил об интервью осторожно, сначала долго топтался вокруг да около. Наконец поняв, к чему он клонит, я чуть не рассмеялся от облегчения: подумаешь, какая малость! Если для него это важно… Немного напряг тот факт, что интервью будет брать девушка, а не мужчина, но так как батя пообещал поучаствовать, и раз других вариантов нет… Что ж, я возьму себя в руки и постараюсь быть вежливым и корректным. Это решение оставалось твёрдым, пока во мне жила уверенность, что и сама мадемуазель (или мадам?) проявит себя как профессионал. Но здесь меня ждало разочарование.

Перво-наперво, она оказалась красивой. Вот чего я терпеть не могу, так это красивых женщин. Ну, то есть, разумеется, они нравятся мне внешне, а некрасивые – не нравятся, но что касается бизнеса и связанных с ним вопросов, то я однозначно предпочитаю… иметь дело с мужчинами, а если выбора нет – то с некрасивыми женщинами. Эта же буквально поражала свежестью и правильностью черт, сияющими светлыми локонами, невероятно привлекательной фигурой: тонкая талия, округлые бёдра (не то что нынче модно в "цивилизованном" мире – сушёные скелеты), приятной формы грудь. В общем, образец женственности – что называется, хватай и тащи в пещеру. Вот только я тащить никого никуда больше не собирался. Натаскал уже в дом всякого хлама, и больше экспериментировать был не намерен.

Дело в том, что среди красивых женщин (а их я повидал и перепробовал немало, когда вырвался из сибирской тайги на "большую землю") я не встретил ни одной приличной. Доброй, милой, искренней. Все они были жеманны, лицемерны и до смешного эгоистичны. Любая мало-мальски привлекательная женщина, очевидно, лет с 15 начинает считать, что ей все вокруг должны просто за удовольствие созерцать её рядом. А уж если хотите от неё получить какие-то тактильные или звуковые ощущения, то вам следует забыть покой и отдых – отныне вы в рабстве у её скудного, но капризного и жадного ума. В общем, на красивых женщин у меня давно выработалась стойкая аллергия.

И я сказал бы себе, что это всё ерунда и надо просто потерпеть несколько дней ради отца, вот только журналистка сразу же, в первые секунды знакомства, подтвердила мои самые худшие опасения. Смотрела на меня так, будто я отброс общества, а после пожатия вытерла руку о пиджак. У меня прекрасно развито боковое зрение. Госпожа Виноградова не утруждала себя даже имитацией вежливости – какого же чёрта я должен был себя ломать? Нет-нет, дорогая блондиночка, око за око, зуб за зуб. Я тебе устрою весёлую жизнь, ещё посмотрим, кто будет смеяться последним…

Вероника

Комнату мне успешный бизнесмен выделил очень миленькую. Честно говоря, весь этот дом вообще не сочетался в моём представлении с образом его хозяина. Наверное, он просто нанял дизайнера и подмахнул проект, не глядя. Он же так занят зарабатыванием денег…

Отведённое мне помещение было достаточно просторным и отделанным в стиле кантри: с цветочками на обоях, занавесочками и покрывалом на двуспальной кровати в тон. Также в моём распоряжении был симпатичный комод, небольшой шкаф с вешалками и собственная ванная – такой роскоши я не ожидала, хоть и знала, что Алексеев-младший богат. Вот что значит брать интервью не на общих основаниях, а по протекции отца!

Я приняла душ и переоделась, но не успела даже толком передохнуть после утомительной дороги, как дверь в мою комнату распахнулась совершенно без стука и туда вошёл… нет-нет, вошлО – огородное пугало. Хотя точнее будет сказать – троглодит. Хозяин дома – а это был именно он, я узнала его, несмотря на дикий вид – за то время, что я приводила себя в порядок, совершил обратное действие. Он был бос, одет в грубо сшитую безрукавку из дурно выделанной кожи и нечто вроде набедренной повязки. Клянусь, я почти удивилась, что не увидела в его руке деревянной дубины! На ещё недавно гладко причёсанной голове царил полный хаос, глаза Тимура Ильича безумно блуждали, а рот хищно скалился.

– Привет! – прорычал он, прошлёпал к стоявшему у окна маленькому креслицу и с размаху плюхнулся в него, так что оно натужно скрипнуло. – О, смотрю, ты уже готова!

Ошарашенная, я молчала несколько секунд, изумлённо глядя на него, но потом постепенно начала отходить от шока и наполняться гневом:

– Что вы себе позволяете? А если бы я была не одета?

– Так это было бы замечательно, детка! – он поиграл бровями. – Я люблю голых женщин намного больше, чем одетых. Это так естественно, ты не находишь?

Я решила проигнорировать этот бред и сделала ему ещё одно замечание:

– Не помню, чтобы мы переходили на ты.

– Меня бесят все эти церемонии! – живо откликнулся Тимур Ильич, ничуть, разумеется, не смутившись. – Так же как ваша тесная цивилизованная одежда. Она сковывает движения и сминает все стратегически важные места, а это, в свою очередь, снижает мои возможности антропогенеза, если ты понимаешь, что я имею в виду, – он снова поиграл бровями, а я закатила глаза: что за дешёвый спектакль! Решила не поддаваться не провокации и продолжила пытаться вести разумный диалог:

– Насколько мне известно, вы не женаты…

Он фыркнул:

– И что? Как отсутствие штампа в паспорте мешает мне зачинать детей? Ты, кстати, не желаешь родить от меня ребёнка?

Я даже усмехнулась такой идее:

– Нет, спасибо, я скоро выхожу замуж и предпочитаю рожать детей от законного мужа.

– Жаль, жаль… у тебя отличный генетический материал.

Я только вздохнула – что тут скажешь? "В отличие от вас"? Нет-нет, я не стану открыто хамить – это значит признать, что он победил. Я приехала по делу, выполню его и уеду. И забуду этого идиота, как страшный сон. Надо только приучиться запирать дверь на замок.

– А зачем вы пришли? – поинтересовалась я нейтральным тоном. – Помнится, вам не терпелось отдохнуть от моего общества…

– Ах да, хорошо, что спросила. Хочешь есть?

Честно говоря, перекусить не мешало. Ела я в последний раз в седьмом часу утра, ещё в поезде, а теперь было три.

Мы отправились в столовую вместе, на лестнице дикий хозяин подскочил и съехал вниз по перилам, ловко спрыгнув в конце на пол. Было очевидно, что он проделывает это не в первый раз. Наверное, любит устраивать шоу для гостей – вот и натренировался. Меня буквально тошнило от этого кривляки. Надо же, с виду взрослый человек, а на самом деле – паяц, шут гороховый! И папа ещё просил отнестись к нему с уважением и пониманием! Да будь я мужчиной – он уже получил бы по морде за эти дурацкие фокусы!

Стол был сервирован на высшем уровне, но яства нам с Тимуром Ильичом подали разные. Передо мной стояла широкая плоская тарелка, сверху на ней – глубокая, рядом несколько приборов а вокруг сияющим полукругом: супница, блюдо с хромированной крышкой, плетёная корзиночка с хлебом, несколько соусников, пиала с оливками и маслинами. Перед хозяином располагалась только мраморная доска и на ней – большой кусок кроваво красного мяса. Несмотря на изрядный голод, я замерла в ожидании. Неужели он в самом деле… о, нет! Сумасшедший миллионер подхватил двумя руками сырое мясо и недолго думая вгрызся в него зубами. Кровь невинно убиенного животного потекла по крупным пальцам, короткой бороде, стала капать на белую скатерть. Я отвернулась, чувствуя тошноту.

– Что, – чавкая набитым ртом и плотоядно скалясь, спросил Тимур, – думаешь, ты гуманнее, раз хорошенько поджариваешь чужую плоть, прежде чем похоронить её в своём животе?

От созерцания его блестящих красных зубов тошнота стала намного явственнее, я прикрыла рот рукой и поднялась из-за стола.

– Что-то у меня аппетит пропал… – пробормотала сдавленно и почти бегом бросилась вон из столовой. Стоявшая возле двустворчатых дверей горничная посмотрела на меня с сочувствием, а хозяин расхохотался вслед – от этого смеха мороз драл по коже.

Вернувшись в свою комнату, я выпила воды и принялась ходить туда-сюда, не в силах сообразить, что дальше делать. Оставаться здесь – невозможно. Я не могу терпеть этого придурочного магната, а тем более – работать с ним. Пусть найдёт себе менее впечатлительного интервьюера. Но… как сказать об этом папе? Он ведь предупреждал о некоторых "особенностях" моего задания. Я, конечно, понимала, что это будет некий неформат, но такое… нет, он положительно намерен сорвать наше совместное мероприятие. Может, его личная жизнь действительно так дорога ему, что он готов прослыть психом, лишь бы не пускать к себе никого – даже дочь друга отца?

Мои размышления были прерваны появлением горничной. Я сначала даже удивилась – чего это хозяин вдруг решил постучаться, но потом в комнату заглянула голова Лизы и её рука, державшая кружку с чаем и пирожок сверху:

– Вот, возьмите, Вероника Львовна. Покушайте, нельзя ведь так, на голодный желудок… Чай, с утра маковой росинки во рту не было.

– Спасибо, – сказала я со вздохом.

И почему самые добрые и милые люди часто окружают самых злостных кретинов?

Глава 6. Кто в доме главный

Тимур

Я, как дурак, прождал журналистку в своей прихожей добрых полчаса. Всё надеялся, что вот сейчас она поскачет по лестнице с сумкой и нервными воплями: "Ноги моей больше не будет в этом доме!!!" А я широко, удовлетворённо улыбнусь и закричу ей вслед: "Скатертью дорожка!", но сей орешек оказался крепче, чем я ожидал. Что ж, придётся усилить давление. Она сама напросилась. Мы с батей не на то договаривались, но я не обязан терпеть в своём доме глупых самодовольных девиц, которые воротят от меня нос.

Направился вверх по лестнице, намереваясь опять вломиться к блондинке без стука, но дверь оказалась заперта. Я забарабанил в неё кулаком так, чтобы и мёртвого поднять в случае, если он лежит в этой комнате. В ответ услышал лишь флегматичное:

– Да?

Она нарочно меня бесит своей невозмутимостью!

– Эй, красотка, как насчёт интервью? Кажется, ты хотела кончить поскорее!

Я намеренно переиначил её слова: пошлость и хамство – то, что подобные дамочки переносят хуже всего. Но блондинка, похоже, затянула себя в стальную броню:

– Да, конечно. Подождите меня в гостиной, я буду через десять минут.

Чёртова профессорская дочка! Но я не позволю ей одержать верх, она ещё у меня попляшет…

Вероника действительно явилась ровно через десять минут – я даже засёк по часам. Ждал её в большой, отделанной в охотничьем стиле комнате стоя, чтобы подсесть поближе. На похабные намёки у этой девицы иммунитет – стало быть, нужно подключать физический контакт.

Вероника была одета очень скромно и по-деловому: в классические белые брюки и розовую блузку с коротким рукавом. Это немного подкупало: я чувствовал себя спокойнее, когда не ощущал в женщине явного намерения соблазнить меня, но в целом картины не меняло. Ясно, что эта барышня не очаровывать приехала, а то вела бы себя иначе.

Девушка аккуратно присела в кресло, примерно на половину сиденья. Не как бедная родственница, но и не развалилась. В руках у неё был телефон и блокнот с ручкой. Я усмехнулся и, приблизившись, уселся на подлокотник того же самого кресла. Моё бедро почти касалось её локтя… Вероника на удивление не потеснилась, а спокойно попросила:

– Будьте добры, Тимур Ильич, пересядьте на диван.

– А мне и здесь удобно!

Голос блондинки ещё чуть похолодел:

– Вы ведь слышали меня, верно?

– А ты по какому праву указываешь мне, что делать, в моём доме?

Глубокий вдох-выдох и только чуть дрогнувшие ноздри выдавали кипящий внутри неё гнев.

– Хорошо, – процедила она сквозь зубы. – Я сама пересяду.

Девушка поднялась, сделала два шага и опустилась на диван. Разумеется, я последовал за ней и сел так, что наши бёдра соприкасались почти по всей длине.

– Чего вы добиваетесь? – спросила Вероника почти невозмутимым тоном.

Я ухмыльнулся, приблизил губы к её щеке и чуть хрипло ответил:

– Я ведь уже говорил. Хочу подарить тебе ребёнка. У нас с тобой получатся очень красивые и здоровые дети…

– Так всё-таки ребёнок или дети?

Да что ж такое?! Пуленепробиваемая она, что ли?

– Как пойдёт…

– В таком случае… к чему откладывать?

Девушка небрежно отбросила блокнот и телефон в сторону и вдруг уселась ко мне на колени верхом – я чуть не подавился собственным вдохом! Мягкие нежные ладони обхватили мою голову, а розовые губы затормозили всего в сантиметре от моих:

– Начнём прямо здесь?

Я нахмурился и невольно отпрянул назад, отстраняясь. Вероника не отставала.

– Вы… кажется, говорили, что с кем-то обручены… – растерянно пробормотал я, снова непроизвольно переходя на вы и просто не зная, что дальше делать с этой чокнутой. А она, коварное существо, – наоборот, принялась мне тыкать:

– Если тебя это не смущает, почему я должна переживать? – прошептала мне прямо в ухо.

Чёрт побери, поверить не могу, что меня – почти стокилограммового мужика – сейчас изнасилует в собственном доме какая-то шмокодявка! Вот тебе и профессорская дочка! Но отступить сейчас было бы равнозначно поражению. Я собрал всю волю в кулак, дёрнул её на себя и впечатался губами в нежный рот. Врать не буду, целовать её было приятно. К тому же, испытание продлилось совсем недолго – какую-то десятую долю секунды. Блондиночка сразу принялась трепыхаться и утробно визжать. Разумеется, я тут же её отпустил.

Она моментально соскочила с моих колен, вытерла рот тыльной стороной ладони и гневно топнула ножкой:

– Как… как вы… как вам не стыдно!

Я довольно ухмыльнулся:

– А вам?

– Тимур Ильич, очень глупо в вашем возрасте шутить такие шутки…

– А в вашем положении глупо подыгрывать, если вы не готовы идти до конца.

Я обманчиво дёрнулся в её сторону – девушка вздрогнула и отступила ещё на шаг. Смерила меня презрительным взглядом и бросила:

– Прикройте, пожалуйста, свои антропогенетические причиндалы. А то ещё сфотографирую и присовокуплю к статье…

Поймала! Ноги будто сами собой сомкнулись, а руки поправили кожаный фартук. Обнародования моих анатомических подробностей мне уж точно не хотелось.

Вероника подхватила свои инструменты и села обратно в кресло.

– Если хотите, можете переодеться, – милостиво предложила королева журналистики. – Я подожду.

– Если хотите остаться в моём доме и завершить порученное вам дело, прекратите распоряжаться, – посоветовал я ей с холодной усмешкой.

Она пожала плечами:

– И в мыслях не было. Начнём?

Я сделал приглашающий жест рукой. Вероника включила диктофон и поинтересовалась:

– Так что это было? Испытание? Проверка? Способ отделаться от надоедливых папарацци? Вы всем журналистам демонстрируете подобные… дикарства?

– До вас здесь никого не было, – отрезал я. – Обычно связями с общественностью занимается мой партнёр.

– Юрий Негматов! – подхватила девушка.

– Да.

– Почему вы сами не даёте интервью?

– Слишком щепетильно отношусь к своему прайваси, – я выделил это слово интонацией, а Вероника довольно улыбнулась. Как у неё это получается – я пытаюсь подколоть её, а вместо этого бешусь сам?!

– Возможно, вас терзает некая разновидность мании преследования: вам кажется, что все вокруг только того и желают, что влезть в вашу голову и сердце, но, поверьте, абсолютному, подавляющему большинству людей нет никакого дела ни до вас, ни до вашей компании.

– У нас интервью или сеанс психоанализа?

– Я просто хочу, чтобы вы перестали меня бояться – тогда оно пройдёт намного легче, быстрее и приятнее для нас обоих.

Я с трудом подавил приступ гомерического хохота и выпустил наружу лишь один саркастический смешок:

– Я… бояться – вас? Я вас, Вероника… как там… Львовна, на левый кулак положу, а правым прихлопну – и мокрого места не останется.

– Мы не про физический страх говорим…

– Я вас не боюсь ни в каком смысле.

– Тогда почему вы прячетесь здесь, в глуши? Зачем устраиваете эти дурацкие шоу с переодеваниями? Это же чистой воды ребячество и уход от реальности.

– Просто вы мне не нравитесь. Как и абсолютное, подавляющее большинство людей там, на "большой земле".

– Чем это я вам не угодила? Мы и познакомиться не успели – вы принялись за свои штучки.

– Просто я знаю людей вашего типа.

– Ах, вы уже меня классифицировали! За пять минут? И что я за человек, по-вашему?

– Вы красивая женщина, а среди таких я не встретил ни одного мало-мальски порядочного человека.

– То есть, вы делаете обобщения обо всех на свете людях, исходя из своего личного опыта? Позвольте поинтересоваться, сколько красивых женщин вам удалось исследовать?

– Вас это никоим образом не касается.

– Очень даже касается! Ваши негативные убеждения на пару с полным отсутствием понятий о нормальном поведении в обществе мешают мне выполнить задачу, ради которой я приехала.

– Не считаю нужным оправдываться перед вами, а что касается вашей задачи, лично я не просил вас её выполнять.

– Но вы на неё согласились. Не изволите ли ответить по обязательствам?

Я вскочил с кресла и чуть не заорал:

– Ты ещё будешь обвинять меня в нарушении слова, женщина?! – вышло довольно похоже на рык дикого животного.

Вероника напряглась, слегка сжалась и втянула голову в плечи. Голос её задрожал:

– Я просто прошу вас отбросить на время своё предубеждение против людей с "большой земли" и ответить мне на несколько вопросов. Спокойно. Потом я уеду и больше никогда вас не побеспокою. Обещаю.

Девчонка права, я малость переусердствовал… Пришлось кивнуть, признавая, что в чём-то был не прав, сесть и продолжить диалог в более конструктивном русле.

Глава 7. Интервью

Вероника

Я осторожно, незаметно выдохнула. Так, этот раунд, кажется, за мной. А мне всего-то вечер продержаться да ночь простоять. Папа пообещал, что за это время он решит вопрос с клоунадой кардинальным образом.

Как же этот дикарь напугал меня своим поцелуем! На мгновение я действительно поверила, что он намерен… бред, конечно, фантастический: наши отцы знакомы, ну о каком изнасиловании может идти речь? Однако, честно сказать, меньше всего этот бородатый верзила был похож на сына университетского профессора. Скорее уж на Кинг-Конга…

Мне стоило больших усилий вернуться к нормальному разговору:

– Так, на чём мы остановились?.. Ах да, расскажите, как к вам пришла идея создания "Сиберикс".

– Она лежала на поверхности, буквально у меня под ногами. Всё моё детство и юность. Мне рассказывали и показывали действие разных растений и продуктов животноводства те, кто много поколений лечился и оздоравливался с их помощью. Народная медицина, понимаете? Но не эти мертвые травяные сборы из аптеки, а реально чудодейственные средства. Например, панты маралов. Знаете, что это такое?

Я качнула головой:

– Понятия не имею.

– Это рога оленей, которых разводят на Алтае сотни лет. В прежние времена ради того, чтобы получить продукт, марала убивали. То есть, каждый из них "плодоносил" только раз в жизни. Полагаю, это не было проблемой, так как аборигены съедали мясо животных, а из шкур шили одежду и жилища… однако потом оказалось, что в этом нет никакой необходимости: рога можно спиливать прямо с живого оленя, а на следующий год опять повторять процедуру. Таким образом, добывание пантов было поставлено на поток в промышленных масштабах.

– И зачем они нужны?

– О, это целый кладезь здоровья. Из них добывают пантокрин – мощный биостимулятор. Он снимает усталость, укрепляет иммунитет, в некоторых случаях способен вылечить заболевания крови и сердечнососудистой системы. Но это не самое главное, – Тимур криво ухмыльнулся. – Дело в том, что структура панта – губчатое тело. Понимаете аналогию? – и опять эта дурацкая игра бровями.

Я нахмурилась и покачала головой, но от понимания, что неандерталец сейчас снова сморозит какую-то пошлость, невольно слегка залилась краской.

– Аналогично строению мужского полового члена, – подтвердил он мою догадку. – Плюс, определённые вещества… в общем, пантокрин по праву считается чем-то вроде натуральной виагры. Если хотите, я могу подарить вам упаковку чистого вещества для вашего жениха. Будете подмешивать ему в кофе.

Меня накрыло острой смесью стыда и гнева:

– Спасибо, ему не требуются стимуляторы.

Стыдно мне, разумеется, было не за себя или Витторио, а за этого не ведающего стыда и такта грубияна.

Он пожал плечами:

– Просто я подумал, что у него такая активная невеста: всего день не виделись – и она уже кидается на других мужчин…

Я вспыхнула:

– Как вам не стыдно! Вы прекрасно знаете, что это была лишь уловка!

– А вам не стыдно? Думаете, ваш жених одобрил бы такие уловки?

– Тимур Ильич, давайте, пожалуйста, держаться в рамках обсуждения вашей компании и не трогать мою личную жизнь.

– Согласен! Но только если мою тоже не будем трогать.

– Насколько мне известно, там и трогать-то нечего.

– А вы довольно беспардонная журналистка!

Вам под стать! – этот выпад я сдержала. Сосчитала до десяти, выдохнула:

– Простите. Разумеется. Я не стану задавать вам вопросы про личную жизнь.

– Прекрасно… Хм… что ж, рассказать вам про растительные основы для нашей продукции?

Я кивнула.

– Вот, например, красный корень – эндемик Горного Алтая. Занесён в Красную книгу России.

Я усмехнулась:

– Как же вы делаете препараты из краснокнижных растений?

– Очень просто. Мы их выращиваем.

– И для чего используется этот… корень?

– Также чудодейственное средство: стимулирует иммунитет, укрепляет сосуды, выводит из организма тяжелые металлы и токсины, решает проблемы в интимной сфере у мужчин и женщин…

Разрази меня гром, похоже, этот человек только и думает, что о половой сфере и её проблемах… Я воздержалась от комментариев, но Тимур продолжал испытывать моё терпение:

– Он содержит эстрогены – женские половые гормоны. Применение красного корня помогает нормализовать гормональный фон, сохранить красоту и продлить молодость.

Вот, сейчас спросит, не отсыпать ли мне бочонок. Чтоб я нормализовалась, а то нервная какая-то. Но он промолчал. Точнее, продолжил говорить:

– А содержащиеся в нём флавоноиды устраняют застойные явления в предстательной железе и оказывают противораковое действие.

– Чудесно! – промямлила я. – Но эту информацию, наверное, можно и в интернете найти. Давайте лучше поговорим о вас. Как вы познакомились с Юрием?

– В университете. Учились вместе в академии Плеханова.

– Почему выбрали этот ВУЗ? Почему не пошли по стопам отца в этнологию?

– Потому что не хотел. Вы ведь тоже не антрополог, должны понимать меня… или вы пошли по стопам матери?

Я вздрогнула. Нет, эту тему ему лучше не затрагивать.

– Я пошла своим собственным путём. Так что с вашей специальностью?

– Я её не получил. Бросил на третьем курсе.

– Почему?

– Там было скучно. Белое образование – это потеря времени. Возьмите любую толковую книжку по менеджменту – и получите в разы больше информации, чем за год слушания нудных устаревших лекций.

– Для этого надо знать, какая книга толковая. Иначе можно и всю жизнь потерять.

– Ну, к счастью, я – знал. Родство с Ильёй Петровичем Алексеевым давало мне карт-бланш на общение с умнейшими людьми современности. Я всё детство читал, отец подкидывал мне новые и новые интересные книги, а потом, уже в университете, на меня обрушилась следующая волна.

– Так почему всё-таки финансы и менеджемент? Разве вы не прониклись исследованием культурной жизни различных народов? Как вы вообще выбирали профессию?

– Мне хотелось овладеть чем-то полезным. Тем, что можно применить на практике и получить ощутимые результаты.

– Тогда почему не "Бауманка"?

– У меня нет склонности к технике.

На всё-то у него есть логичный ответ. Так вот и впадаешь в иллюзию, что разговариваешь с homo sapiens – то есть, человеком разумным, а не вот этим неандертальцем, который час назад у меня на глазах рвал зубами сырое мясо.

– Как складывались ваши отношения с однокурсниками?

– Мы ведь договорились не обсуждать личную жизнь.

– А я как раз интересуюсь вашей ПУБличной жизнью.

– Нормально складывались.

– Вы с кем-нибудь дружили, кроме Юрия?

– Какое это имеет значение?

– Я пытаюсь составить ваш портрет.

– Составляйте его, пожалуйста, из тех фрагментов, которые я сам готов вам предоставить.

– Тогда на нём останутся белые пятна.

– Главное, не превращайте их в тёмные.

– У вас прекрасный словарный запас, – ляпнула я, обратив внимание на то, как легко мне разговаривать с Тимуром, но не сообразив, что это прозвучит оскорбительно.

– А вы думали, что я двух слов связать не могу?

Улыбка непроизвольно растянула мои губы:

– Не согласитесь ли, что и сами поучаствовали в создании такого впечатления о себе?

– Я имею в виду ваши ожидания до нашей встречи.

Я задумалась.

– Не утруждайтесь, – махнул он рукой. – Это распространённая ситуация. У вас есть ещё вопросы или, может, сделаем перерыв до завтра?

Я кивнула:

– Вы проведёте мне экскурсию по производству?

– Хорошо. Проведу.

– Отлично. Постараюсь завтра и завершить этот неприятный для всех опыт.

Может, даже на "Ласточку" успею! Но это, конечно, вряд ли: тут ещё колесить до Курска чуть не полдня.

Тимур отчего-то не выразил восторга от моих предположений: поджал губы, сощурил глаза и даже дёрнул ноздрями. Он злится из-за моего желания поскорее оставить его в покое? Странный… странный и непоследовательный человек.

– Ну как там, Никусь? – взволнованно поинтересовался отец. – Всё нормально? Не обижал он тебя больше?

Я на секунду задумалась, можно ли считать обидой тот нахальный поцелуй. Но в любом случае не стоит рассказывать о нём папе: он и так на нервах из-за моей предыдущей истерики, а ведь у моего родителя очень тонкая душевная организация. Кажется, даже я получилась более толстокожей, хоть и слабого пола. Поэтому пришлось отрицательно покачать головой:

– Ничего. Я справлюсь. Завтра пойдём на производство. А потом… пап, я хотела бы послезавтра выехать домой.

Папа вздохнул:

– Ну… дорогая, конечно, если там всё так невыносимо… как я могу тебе запретить? Честно, милая, я не предполагал, что всё ТАК запущено. Думал, ну, чудачества какие-то – это с богатыми людьми часто бывает, но чтоб по дому в шкуре ходить и сырое мясо есть за столом…

Ох, папа, это-то как раз не самое страшное. К счастью, о притязаниях Тимура на совместный со мной антропогенез я не обмолвилась отцу даже под напором эмоций. Зачем ссорить старых приятелей? Конечно, странно, что Илья Петрович всё детство провёл с сыном и так и не сумел воспитать его как следует, но на самом деле, с учёными такое бывает сплошь и рядом: они могут строить невероятные теории, открывать тайны природы и мироздания и при этом быть абсолютно беспомощными в обычных социально-бытовых вопросах. А что касается воспитания своим примером, то я не особенно верю в эту теорию, так как в одной семье порой вырастают совершенно разные люди.

Глава 8. Саран

Тимур

Неприятный. Опыт. Он ей неприятен. Вы посмотрите на неё! Королевишна московская! Нет, я понимал, что сам, нарочно старался сделать этот опыт как можно более неприятным для журналистки, и всё-таки коробил тот факт, что она приехала сюда уже с этим предубеждением. Будто я кусок мусора, на который и смотреть противно. С какой стати?!

Мне нужно было утешение, дружеская ласка, порция принятия, поэтому из гостиной я почти сразу отправился к Саран, завернув к себе лишь на минуту – переодеться. Мою унэтэй не смутишь диким видом, но производить на неё какое бы то ни было впечатление мне без надобности. Саран принимает меня любым. С радостью и удовольствием. Поэтому она до сих пор живёт в моём доме, уже третий год.

Не могу сказать, что я люблю её – возможно, мне вообще незнакомо это чувство. Нет, по юности я влюблялся, даже в алтайских девушек, хотя у них не менее странные лица, чем у Саран, но во-первых, уже толком не помню, как это было: всё-таки больше десяти лет прошло с тех пор. А во-вторых, я уверен, что это детское чувство и настоящая взрослая любовь – разные вещи. Если, конечно, она вообще существует, а не является просто мифом для запудривания мужских мозгов.

Я надел мягкие домашние брюки и футболку. Обулся в тапки и через потайную дверь в своей комнате проник к унэтэй. Она лежала на оттоманке и со скучающим видом смотрела в потолок. На ней был надет шёлковый халат, из-под которого виднелась короткая сорочка из того же материала. Глубокое декольте открывало вид на совершенно плоскую, как у мальчика, грудь. Я нахмурился, невольно сравнив её с журналисткой. Там есть, за что подержаться… но ведь не в сиськах счастье, в конце концов!

Заметив моё появление, Саран оживилась, соскочила с оттоманки и в два лёгких грациозных шага приблизилась, повиснув у меня на шее.

– Привет, – сказал я ей по-бурятски.

Унэтэй учила русский, но всё равно до сих пор так безбожно коверкала мой родной язык, что ни взаимопонимания, ни симпатии к ней это не прибавляло. Я забрал её из одной глухой бурятской деревни, где по-русски говорило всего несколько человек, да и то слабо.

– Здравствуй, любимый, – проворковала Саран своим низким, чуть хрипловатым голоском. Он так не шёл к её юной внешности, но что поделаешь? Это её натуральное естественное звучание.

– Извини, что тебе приходится сидеть взаперти, – пробормотал я и легко коснулся губами её губ.

Обычно Саран занималась цветами или наводила порядок в доме. Сидеть сложа руки ей не нравилось, а к чтению я так и не смог её приучить. Бедняжка одинаково засыпала над классической литературой, детективами и любовными романами.