Читать онлайн Секретный ключ бесплатно
Lena Jones
Agatha Oddly. The Secret Key
© Семенюк Е., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Для Кико и Майло
1. Урок химии
– Это уже двенадцатый, – директор поднял глаза от своих записей, – нет, даже тринадцатый раз в нынешнем семестре, когда ты попадаешь в неприятности, Агата.
Мы сидели в его кабинете. Воздух казался липким, и дело было не только в жаре, которая стояла на улице.
Я уставилась в пол. Директор прав, и возразить мне было нечего.
Доктор Харгрейв (Рональд Харгрейв, бакалавр философии, магистр педагогики, кавалер ордена Британской империи) любит заполнять паузы. И умеет это делать – так что лучше дать ему сказать всё, что он хочет.
Он не тот доктор, про которого вы сразу подумали, но ему нравится, когда его так называют. У него пять родимых пятен на лбу, складывающихся в созвездие Кассиопеи, и стальной взгляд: цвет его глаз соответствует образцу 4Б по той классификации цвета радужной оболочки, что висит у меня в комнате.
Директор начал зачитывать:
– Первое. Ты пряталась в системе вентиляции в кабинете химии и подсматривала за мистером Стемпом, так как решила, что он ворует серную кислоту и продаёт её в Интернете.
Так и было – химик торговал реактивами, – но доказательств добыть не удалось, и расследование пришлось прекратить. К тому же папа велел мне сидеть дома.
– Второе. Чтобы удрать с уроков и покинуть территорию школы, ты пыталась убедить смотрителя, что ты дендролог-стажёр и тебе необходимо залезть на дерево у забора, чтобы обрезать…
Я переключилась. Это у меня хорошо получалось – я будто нажимала кнопки на пульте от телевизора. Если хотелось посмотреть что-нибудь поинтереснее, я просто вызывала другую картинку у себя в воображении. Я так это и называла – «система переключения каналов».
Стол директора отполирован до блеска, и если смотреть на столешницу, то в светло-коричневой поверхности видно моё отражение. Я в красном берете, а доктор Харгрейв ещё даже не начинал отчитывать меня за такой неподобающий внешний вид. Мои подстриженные в каре волосы обрамляют лицо, брови нахмурены, как будто я внимательно слушаю его лекцию.
И вдруг, в мгновение ока, отражение начало мерцать, расплылось и показало мне кое-кого другого. На меня смотрел невысокий человек в шляпе и галстуке-бабочке. Он разгладил усы, а затем, сделав шаг, изящно спрыгнул на пол и встал за плечом у директора.
– Как ты думаешь, сколько времени le docteur Харгрейв будет говорить сегодня? – спросил он с приятным бельгийским акцентом.
Я снова настроила тот канал, где показывали директора.
– Четвёртое: ты вмонтировала подслушивающее устройство в стену учительской…
Я бросила взгляд на Эркюля Пуаро, великого детектива, а он посмотрел на настенные часы.
– Месье директор говорит уже двадцать две минуты. – Пуаро многозначительно поднял бровь. – Может быть, рекорд в двадцать семь минут будет побит?
Скорее всего директор скоро закончит: у него урчало в животе, ведь час обеда давно прошёл. Я окинула взглядом комнату. Некоторые предметы в ней вдруг стали заметнее, словно их подсветили (не на самом деле, конечно, а на «экране» в моей голове).
– Двадцать четыре, – сказала я вслух.
– Что? – Директор поднял глаза от своих записей.
– Ничего. – Я кашлянула.
Пуаро кивнул – он принял мою ставку.
– Ты меня слушаешь, Агата?
– Конечно, сэр. Вы говорили, что изображать инспектора санитарно-эпидемиологической службы запрещено законом.
– Именно так. Ты понимаешь, что это не шутки?
Я кивнула:
– Конечно, доктор Харгрейв. Я просто начала беспокоиться.
– Беспокоиться? О чём? – Директор нахмурил брови.
– Что вы опоздаете. Вы ведь идёте обедать с женой.
Он явно был сбит с толку тем, как я сменила тему.
– С женой?..
– Ну да. На вас очень красивая рубашка, сэр. И приятный одеколон. И я заметила коробку конфет на столе – это явно подарок даме.
Я улыбнулась, довольная своими дедуктивными способностями.
– Ага, ну да, – пролепетал он, – с женой…
Слова – мои зацепки – светлячками висели над ним в воздухе.
– Как ты правильно догадалась, я как раз иду обедать… с женой, – наконец выговорил директор и посмотрел на часы.
– Я бы не хотела, чтобы вы опоздали из-за меня, сэр, – сказала я.
Доктор Харгрейв встал, смахивая с рубашки невидимые пылинки.
– Да. Я, пожалуй, пойду. – Он покрутил головой, будто бы забыл, где выход. – А что касается тебя, Агата, я призываю тебя поразмыслить о… гм… обо всём, что я сказал.
– Я поразмыслю, сэр.
Доктор Харгрейв, похоже, вспотел. Он проводил меня до двери. Около неё стоял Пуаро и, одобрительно улыбаясь, поглядывал на карманные часы.
– Двадцать четыре минуты – ты оказалась права, mon ami[1].
Доктор Харгрейв открыл мне дверь.
– Bien sur, ну разумеется, – улыбнулась я.
– Что ты сказала? – переспросил директор.
– Я пожелала вам приятного вечера, сэр.
Он поджал губы, как будто с трудом удержался от какого-то замечания, потом пробормотал:
– Будь осторожна, Агата Фрикс. Будь очень осторожна.
За дверью мерил шагами коридор Лиам Лау, мой лучший друг. Когда я вышла, он сразу повернулся ко мне – лицо серьёзное, лоб наморщен. Я даже не сразу поняла почему. А потом сообразила: Лиам ведь знает, что я попала в очередной переплёт, и думает, что меня исключат из школы.
Строго говоря, Лиам ждёт, что меня вот-вот выгонят из Сент-Риджиса, с того самого дня, как мы познакомились, но на этот раз он уверен, что моё последнее приключение стало действительно последним.
Я решила держать интригу, поэтому сделала грустную мину.
Лиам закрыл лицо руками.
– Ну я же говорил! – заголосил он. – С кем я теперь буду ходить на обед?!
Мы с Лиамом действительно обедали вместе – каждый день или по крайней мере каждый раз, как пересекались после уроков. В столовой мы сидели за столиком, который называется Островок Изгоев. За ним ели одни фрики.
– Лиам… – начала я.
– Я знаю, что жаловаться бесполезно, – простонал он.
– Лиам…
– Выгнали… – причитал он. – Слушай. Может быть, его удастся переубедить? Может, если твой папа напишет письмо…
– Лиам! – Я схватила его за плечи и встряхнула. Он наконец замолк.
– Меня не исключили, – сказала я.
Мой друг замер.
– Тебя…
– Не ис-клю-чи-ли, – повторила я по слогам, глядя на свои ногти. Они были выкрашены тёмно-зелёным лаком и обкусаны.
Улыбка расплылась по лицу Лиама. Он чуть не задушил меня в объятиях:
– Что же тебе сказал директор?
Я поглядела на него искоса из-под упавшей на глаза пряди:
– Расскажу по дороге, а то на химию опоздаем.
– Какая же это сверхспособность?
– Я просто говорю, что хорошо бы обладать такой сверхспособностью: не быть исключённым.
– Но ведь сверхспособность – это что-то вроде умения летать или становиться невидимым. А «не быть исключённым» умеют все нормальные люди.
Уроки закончились, но мы с Лиамом остались в классе.
– Нормальным людям не так весело живётся, как мне.
Лиам, подражая нашей школьной библиотекарше, с осуждением посмотрел на меня поверх очков, и я невольно улыбнулась. Он всегда умел меня развеселить. И никогда не осуждал за то, что я переключаюсь или разговариваю с несуществующими людьми.
– Насчёт завхоза-то удалось что-нибудь выяснить? – спросил он.
Я пожала плечами. Ведь именно из-за этого я и оказалась в кабинете директора: я переоделась в санитарного инспектора, чтобы проверить завхоза – тот уже несколько недель вёл себя подозрительно.
Я с детства мечтала быть детективом и обожала переодеваться. Мама всегда это поощряла и устраивала для меня целые квесты. Но, как вы уже знаете, после нескольких… гм, инцидентов директор запретил мне заниматься тем, что он называл «всякие шпионские штучки».
Лиам не был таким ярым фанатом детективной работы, как я, но ему нравилось решать головоломки и подбирать коды. Поэтому мы и организовали «Агентство фриков» (в названии нет слова «детективное», чтобы не раздражать директора).
– Ну что, начнём заседание, Агата?
– Да, – кивнула я. – Не будем терять время, мне ещё надо кое-что купить на ужин.
— Haute cuisine?[2] Кордон блю? – с наигранным бельгийским акцентом спросил Лиам (я так делаю, когда со мной Пуаро).
– Oui, да. По крайней мере, что-то в этом роде.
Он серьёзно кивнул и открыл новенькую тетрадь – регистрационную книгу «Агентства фриков». Над моей фамилией часто издеваются (Фрик, Фрикс-Врикс, Фрикенштейн и тому подобное), и я решила немного обыграть её в девизе: «Для фриков не бывает слишком странных дел». К сожалению, у нашего агентства ещё не было ни одного клиента. Но это же не повод вести записи как попало, правда?
– Первый пункт на повестке дня, – сказала я, – это разработка логотипа, который мы будем использовать на бланках, визитках и печатях. Есть идеи?
Лиам задумался на секунду.
– Пусть будет лев… сжимающий лупу?
Серьёзно?! Я вытаращила на него глаза. Как-то не очень оригинально.
– Потом подумаем о фирменном стиле, – сменила я тему. – Давай лучше потренируемся писать ориентировки.
– Давай. Только сначала объясни, что такое ориентировка, – усмехнулся Лиам.
– Ориентировка – это важные сведения о каком-то человеке. Такие заметки я делаю обо всех, кто может оказаться важен для расследования. – Я улыбнулась и пожала плечами. – С ними проще вспомнить, как человек выглядит, во что он одет, какой у него парфюм и всё такое.
– Ладно, это у меня наверняка получится, – кивнул Лиам. – Давай для начала опишем друг друга?
– О’кей. Бери блокнот и перечисли три мои особенности. Выбирай что-то необычное, что меня выделяет. А я то же самое напишу про тебя.
Мы некоторое время работали – я в задумчивости грызла карандаш, – а потом поменялись блокнотами.
Моя ориентировка на Лиама Лау:
1. Лиам раньше был ниже меня, но недавно у него произошёл скачок роста, так что мы сравнялись.
2. У него очки в чёрной оправе и тёмные волосы, всегда очень аккуратно причёсанные. Стиль – что-то вроде «гик-щик».
3. Неразлучен с Агатой Фриск
Ориентировка Лиама на меня:
1. Агате тринадцать лет, рост 158 см (примерно). У неё русые волосы, она носит каре.
2. Ей нравятся винтажные вещи – платья в цветочек, тренчи, «мартенсы». У неё очень много плащей. Она часто что-то пишет в блокноте.
3. Тусуется с Лиамом Лау.
Только я хотела сказать, что волосы у меня тёмные, а не русые, как кто-то вломился в класс.
– Можем тут засесть, здесь только Фрик и Вундеркинд, – послышался голос.
Можно было даже не оборачиваться. Я знала, чей это голос. Это Сара Рэтбоун, одна из ФФ, и с ней двое остальных: Рут Мастерс и Брианна Пайк. Они говорят, что ФФ – это Факультет Фотомоделей, но все остальные называют их Фракцией Фиф.
У всех троих светлые волосы одного тона, маникюр и другие атрибуты искусственной красоты – в общем, эти девочки воплощают в себе все идеалы Сент-Риджиса. В школе полно богатеньких и красивеньких детишек, но что у этих фиф действительно получается круто, так это заставлять других чувствовать себя лузерами.
Ориентировки, чтоб отличить одну фифу от другой:
1. Сара Рэтбоун. Если остальные – просто фифы, то Сара – фифа оригинальная. Она носит украшения с настоящими бриллиантами, маленькими, но стильными.
2. Рут Мастерс – правая рука Сары. Грубиянка. Её папа работает в сфере рекламы, так что Рут следит за публичным имиджем фиф, выбирая, с кем им общаться, а с кем – нет.
3. Брианна Пайк – ещё одна подружка Сары. Она всё время накручивает волосы на палец и целыми днями постит селфи с губками «уточкой».
Я посмотрела Саре прямо в глаза.
– Видишь ли, нам нужна эта комната, – сказала я.
– Это для чего же? – оскалилась Сара. – Детективные записочки пишешь со своим бойфрендом?
К нам подошла Брианна. Она уверенно расправила плечи и тряхнула волосами, будто оружие достала.
– Кыш отсюда.
– Но мы заняты делом, – возразила я.
– «Мы заняты де-елом», – передразнила Рут. – Так займитесь другим делом: валите отсюда!
Когда она угрожающе приблизила ко мне своё лицо, я машинально отшатнулась. Фифа подняла со стола книгу, которую я читала – «Ядовитые растения Британских островов», – и сунула её мне в руки.
– Хватит ерундой страдать, – вмешалась Брианна. – Вон отсюда! Катитесь!
Она толкнула меня в плечо. Я сделала вид, будто она меня испачкала.
– Пойдём, Лиам, – сказала я, собирая вещи. – У них перевес в силе, – и добавила вполголоса: – Физической, а не умственной.
Мы вышли, не дожидаясь, пока фифы поймут, что их оскорбили. Когда за нами захлопнулась дверь, я сердито фыркнула.
– Да плюнь ты на них, Агги, – попытался успокоить меня Лиам.
Я кивнула:
– Дельный совет. Спасибо.
Иногда я ненавидела Сент-Риджис больше, чем любое другое место на земле. В начальной школе Медоуфилд, где я училась до этого, всё было совсем иначе. Там, может, и не хватало денег на нормальный ремонт или учебники, зато было светло и уютно, и преподаватели учили нас дружить. А меня называли Мозгом – что совсем неплохо.
Вообще, конечно, тупое прозвище, но втайне оно мне нравилось.
В Медоуфилде быть умным считалось нормальным. Если кто-то на уроке не знал ответа на вопрос, он поворачивался ко мне. А потом один из учителей подал мою кандидатуру на стипендию в Сент-Риджисе. Я ведь не хотела показывать папе то письмо. Но показала, и он сказал, что раз уж так вышло, то глупо хотя бы не попробовать написать тест. Он был прав, конечно. «Что мне терять?» – думала я. Даже если мне предложат место, я всегда могу отказаться, верно? Да и вообще, вряд ли такое случится, правда?
Я выполнила тест.
Я получила место.
Папа сообщил им, что я согласна и приступлю к занятиям в сентябре.
Сначала я очень радовалась, что пойду в престижную школу. У Сент-Риджиса было столько денег, что Медоуфилду и не снилось. Новые компьютеры, новые классы, чистенькие стены и ковры. Но на этом блестящем фоне я сама стала казаться замарашкой. Здесь всем было наплевать, насколько я умная. Никого даже не интересовало, добрая ли я, есть ли у меня чувство юмора и какой я вообще человек. Я просто оказалась тут не ко двору. Но потом я встретила Лиама.
В тот день я пообедала в столовой – точнее, в обеденном зале (так здесь все её называют), – а потом достала из сумки воскресный выпуск «Таймс» и стала решать кроссворд. (Вы ведь знаете, что в «Таймс» самые сложные кроссворды? Подсказки там всегда в виде загадок или ребусов.)
«13 по горизонтали. Попал в кильватер – плыви против течения!»
– Может, «плыви против течения» здесь надо понимать как «читай задом наперёд»? – спросил кто-то у меня над ухом.
Я подскочила – не заметила, что прочитала подсказку вслух. Подняв глаза, я увидела мальчика своего возраста, которого встречала на занятиях. Я знала, что его зовут Лиам Лау, и раньше вообще не слышала от него ни слова, кроме «здесь» на ежедневной перекличке.
– Извини, я тебя напугал?
– Нет, я просто не заметила, что говорю сама с собой.
Он улыбнулся:
– Часто с тобой такое бывает?
– Наверное. Иногда.
– Со мной тоже, – кивнул он и усмехнулся. – Говорят, это первый признак безумия.
– Гм. Может, ты и прав насчёт чтения задом наперёд… – А потом мой мозг вдруг заработал на полную мощность: – А что, если не просто задом наперёд, а в другом порядке? Что, если это анаграмма?
– Возможно. Может, надо переделать слово «кильватер»? – сказал Лиам. – В нём достаточно букв.
Мы уставились на буквы КИЛЬВАТЕР, а потом воскликнули хором:
– Вертикаль!
С победной улыбкой я взяла ручку и вписала ответ.
– Агата, – голос Лиама вызвал меня из прошлого. С тех пор прошёл уже год. Я всё ещё изгой, но, по крайней мере, у меня есть друг. Я взглянула на Лиама.
– Чего?
– Можешь мне кое-что пообещать?
– Что именно?
– Постарайся, чтобы тебя завтра не исключили?
– Постараюсь, – ответила я, закатив глаза.
Он улыбнулся:
– Тогда пойдём, проводишь меня до остановки.
2. Цикута и Наперстянка
Папа, весь грязный и пахнущий навозом, зашёл в кухню как раз тогда, когда я закончила перемалывать в блендере овощи. Я совсем забыла об усталости – так мне не терпелось приготовить что-нибудь новенькое.
– Что делаешь, Агата?
– Готовлю ужин.
– Но у тебя какая-то зелёная жижа вместо еды! Может, ты всё перепутала и на самом деле готовишься к лабораторной по химии? – засмеялся папа.
Я вздохнула. Папа такой консерватор. Он неплохой кулинар, но не блестящий. Я часто делаю нам ужин, обычно что-нибудь из его любимых простых блюд: сосиски с пюре или тушёную фасоль с поджаренным хлебом. Нет ничего странного в том, что иногда мне хочется поэкспериментировать.
Сегодня я готовила по «Кулинарному путеводителю» Огюста Эскофье. Я купила его в букинистической лавке на Чаринг-Кросс-роуд, а потом весь вечер кое-как переводила с французского.
Папа окинул взглядом царивший на кухне беспорядок, покачал головой, а потом ушёл мыться.
Мой отец – вообще его зовут Руфус – начал работать в Королевских парках Лондона в шестнадцать лет, сразу после школы. Теперь он дослужился до главного садовника Гайд-парка, поэтому мы живём здесь же, в коттедже под названием Дом садовника. Даже став начальником, папа отказывается перекладывать грязную работу на других; больше всего ему нравится возиться в земле, засучив рукава.
Он вернулся в чистой рубашке, пахнущий дегтярным мылом (всё лучше, чем навозом), и, поглаживая рыжеватую бороду, оглядел мою стряпню.
– А это вообще… что?
– Филе трески с овощным муссом, украшенное креветками и резаным кервелем.
– Ух ты, как сложно.
– А ты попробуй.
Папа окинул меня недоверчивым взглядом и сел за стол.
Я несколько недель копила деньги на ингредиенты. Я в буквальном смысле заработала их своим потом: папа давал мне карманные деньги за то, что в выходные я помогала ему перекапывать компост. Но оно того стоило – у каждого должен быть шанс попробовать что-то изысканное, правда?
Уставившись в тарелку, папа крутил вилку в руках, явно подыскивая подходящие слова. Но, видимо, так ничего и не придумал.
– Оно не очень… английское, – наконец выдавил он.
– А Пуаро говорил, что у англичан нет национальной кухни, у них есть только еда, – сказала я с улыбкой.
Папа застонал при упоминании моего любимого детектива. Я так много говорю об Эркюле Пуаро, что он стал для папы чем-то вроде красной тряпки.
– Опять ты про книги, Агата! Знаешь ли, не всё, что говорит Пуаро, является истиной в последней инстанции.
Я проигнорировала это замечание и поставила перед отцом блюдо с рыбой и овощами.
– Bon appetit![3] – сказала я с улыбкой, и мы принялись за еду.
Что-то было не так. Вообще не так. Я посмотрела на папу. На меня произвело сильное впечатление то, как долго он смог сохранять невозмутимое лицо.
С моим языком творилось нечто страшное. Я никак не могла заставить себя проглотить филе, а когда всё-таки проглотила, то чуть не подавилась.
– Кажется, я допустила ошибку где-то в переводе…
Папа тоже проглотил еду, из его глаз текли слёзы.
– Можно мне стакан воды?
Мусс отправился на помойку, а мы пошли покупать готовую еду – а именно рыбу с картошкой фри, благо в Лондоне их продают на каждом углу. На этот раз я решила не цитировать Пуаро, который отправлял это любимое англичанами блюдо в категорию «Сойдёт, если холодно, темно и нет ничего другого». Вряд ли папа счёл бы это забавным. К тому же, если честно, мне нравилась рыба с картошкой.
Наши животы урчали от голода, пока мы несли еду домой. Блюдо было съедено в блаженном молчании. Я наслаждалась хрустящим тестом, мягкой рыбной мякотью под ним, солоноватыми сочными ломтиками картошки. Я готова признать, что и Пуаро может ошибаться.
Пока мы ели, папа расспрашивал меня про учёбу, но мне не хотелось говорить ни о школе, ни о ФФ, ни о директоре, ни о том, как я отключилась на химии. Вместо этого я спросила, как прошёл его день.
– Как поживают цветники?
– Нормально, – ответил папа, жуя рыбу.
Я вспомнила, что читаю сейчас очень интересную книгу.
– А у тебя растёт дигиталис?
– Если ты имеешь в виду наперстянку, то да – около моста.
– А аконит? – Я съела кусочек картошки, не глядя на папу.
– То есть борец? Смотрю, ты знаешь много латинских названий… Да, на лугу есть несколько, но я не позволю ему разрастаться. Впрочем, пчёлы его любят.
– Ага. А белладонна?
– Белладонна? – Он нахмурился, поняв наконец, в чём дело. – Наперстянка, борец, белладонна – Агата, тебя интересуют только ядовитые растения?
Я покраснела. Ну вот, расколол! Ведь прямо сейчас в моей сумке лежали «Ядовитые растения Британских островов».
– Мне просто интересно, – сказала я невинным голосом.
– Я знаю, родная, я знаю. Но я беспокоюсь за тебя. Мне не нравится это твоё нездоровое увлечение. Мне тревожно, что ты совсем не живёшь в реальном мире.
Я вздохнула. Мы это уже обсуждали, и не раз. Папа говорил о реальном мире так, будто это какое-то место, где я никогда не бывала. Он волновался, что я живу в мире грёз, что мне интересны только книжки про убийства.
Впрочем, так оно и было.
– Я помою посуду, – быстро сказала я, чтобы сменить тему, и посмотрела на гору кастрюль, дуршлагов и бесчисленных мисок, в которых готовила своё кулинарное недоразумение.
Может, в другой раз.
– Я помою, Агата, сегодня моя очередь, – сказал папа. – Ложись спать. У тебя усталый вид.
– Спасибо. – Я обняла его, вдыхая запах отутюженной ткани и дегтярного мыла, а потом побежала к себе наверх.
Когда мы только переехали в Дом садовника, я сразу решила, что буду спать на чердаке. Мама говорила, что для меня это идеальное место – высоко-высоко, чтобы всё видеть. Как дежурный матрос на носу корабля. Тогда мне было всего шесть лет, и мама была жива. До этого мы теснились в квартирке на севере Лондона, и папа каждый день ездил в Гайд-парк на велосипеде. В то время он был младшим садовником и только набирался опыта. На подоконниках в нашей квартире вечно что-то росло: на кухне – помидоры, в ванной – орхидеи (вперемежку с бутылочками шампуня и геля для душа)…
У моего чердака скошенный потолок и маленькое окошко. Оно находится ровно над кроватью, и в безоблачную ночь мне видны звёзды. Иногда я белым маркером отмечаю на стекле их положение – Большая Медведица, Орион, Плеяды – и наблюдаю, как они скользят по ночному небу.
Половицы укрывает разноцветный коврик, чтобы не мерзли босые ноги по утрам: у нас нет центрального отопления, и по дому часто гуляют сквозняки. Впрочем, сейчас июль и тепло. А этот день и вовсе выдался невыносимо жарким, поэтому я приподнялась на цыпочках и открыла окошко, чтобы впустить немного прохладного воздуха.
Моя одежда висит на двух вешалках-рейках, стоящих на полу. Папа копит деньги на шкаф, но мне нравится, когда вся одежда на виду.
На стене висит постер фильма «Завтрак у Тиффани» с Одри Хепбёрн в чёрном платье. Рядом с ней – портрет модели по имени Лулу. Над кроватью прикреплена большая фотография Агаты Кристи, которую мне подарил Лиам на день рождения. На противоположной стене – карта Лондона.
Не могу сказать, что в моей комнате царит беспорядок. По крайней мере, я не считаю это беспорядком, хотя папа наверняка бы со мной не согласился. Просто вещей очень много, а места – мало. Так что повсюду лежат виниловые пластинки, книжки, а в углу примостился бюст королевы Виктории, который я нашла в мусорном контейнере. Правда, иногда папа заставляет меня наводить тут порядок.
Вот и сейчас я попыталась убраться у себя на чердаке. Но места было так мало, что в результате стало казаться, будто кто-то просто помешал в комнате гигантской ложкой.
Я взяла тяжёлый потрёпанный «Кулинарный путеводитель» и поставила его на стеллаж, который занимал всю стену. Вздохнув, я подумала о том, сколько же времени потрачено впустую. Да, день явно не задался!
Я провела рукой по зелёным, тиснённым золотом корешкам. Это были детективы про Пуаро, мисс Марпл, Томми и Таппенс – полное собрание сочинений Агаты Кристи. Мама назвала меня в честь этой писательницы.
Она-то и посоветовала мне прочесть все эти книги. Я всегда любила разгадывать ребусы, и мама как-то заметила, что мне стоит заняться настоящими загадками, а не просто шарадами и словарными играми. Когда я спросила, что она имеет в виду, она сказала: «Каждый человек – загадка, Агата. Каждый прохожий имеет свою историю, свои причины быть таким, какой он есть. Вот это по-настоящему важные загадки».
При мысли о том, что мамы больше нет со мной, к глазам подступили слёзы.
– Меня сегодня вызывали к директору, – сказала я вслух. – Но ничего страшного – он отпустил меня с предупреждением.
Я продолжала говорить, раскладывая одежду по местам. Я иногда так делала – рассказывала маме о том, как прошёл день.
Я переоделась из школьной формы в пижаму, повесила одежду на плечики и положила берет в коробку. Что же надеть завтра? Я выбрала мамин красный в цветочек шарф из китайского шёлка. Мне ужасно нравилось сочетать её одежду с нарядами, которые я покупала на благотворительных распродажах или в секонд-хендах, хотя некоторые мамины вещи были настолько дороги моему сердцу, что я никогда не выходила в них на улицу.
Потом я подошла к столу в углу и откопала из-под вороха одежды свой ноутбук. Я включила его и залогинилась. Ребята в школе думают, что я не пользуюсь соцсетями, но это не так. Да, я читаю на переменах газету, а не листаю смартфон и заметки в блокноте пишу ручкой. Но в то же время я интересуюсь современными технологиями. О людях столько можно узнать, посмотрев, что они выкладывают на свои странички. Конечно, у меня нигде нет профиля под моим собственным именем. В Интернете меня зовут Фелисити Лемон.
Никто до сих пор не заметил, что Фелисити ненастоящая. Некоторые ребята из школы добавились ко мне в друзья, включая всех трёх фиф. Но никто из них не сообразил, что Фелисити Лемон – имя секретарши Эркюля Пуаро. Никто не узнал на фото в профиле Франсуазу Арди, французскую певицу.
Я просмотрела ленту, состоящую из бесконечных фото Сары Рэтбоун, Рут Мастерс и Брианны Пайк. Похоже, в выходные они выбирались куда-то в Европу. Они позировали на шезлонгах, болтали ногами в гостиничном бассейне и сидели на носу яхты, а их волосы развевались на ветру, как в рекламе шампуня. Я невольно почувствовала укол зависти и закрыла крышку компьютера.
Порывшись в сумке, я извлекла записную книжку и вместе с перьевой ручкой положила её рядом с кроватью. Так делают хорошие детективы: они всё записывают, потому что никогда не знаешь, какая из мелких деталей может оказаться ключевой уликой в расследовании.
У большинства моих записных книжек чёрные обложки, но у некоторых – красные. В них я пишу о маме. На сегодняшний день у меня двадцать два красных блокнота. Они стоят отдельно от всех, на высокой полке. В них много подробных сведений о маме: где она стриглась, с кем общалась на даче. Я записала всё, что помнила. Я не хотела забыть ни единой детали.
Я посмотрела на мамино фото на столике у кровати. Она сидела на велосипеде, одной ногой упираясь в землю. Добрая улыбка, большие солнечные очки, шерстяная юбка и мягкая широкополая шляпа. К багажнику привязана стопка книг.
Полиция сказала, что из-за книг она и потеряла контроль над велосипедом. Но мама всегда возила с собой много книг. Не думаю, что авария произошла из-за этого. Была какая-то другая причина.
Я залезла в кровать и укрылась одеялом. Потом взглянула на фото в последний раз. К глазам подступили слёзы.
– Спокойной ночи, мам, – пробормотала я и выключила свет.
3. Серебряная татуировка
– Пап, почему ты разрешаешь Оливеру ходить по столешнице? От него тут повсюду шерсть!
После завтрака я пыталась вымыть свою миску, но у раковины сидел наш серый кот и стучал хвостом по моей руке. Он радостно мурлыкал, радуясь новой игре. Я повернулась к папе, который сгорбился за столом над своей миской. Он пожал плечами и насыпал себе ещё одну щедрую порцию хлопьев. Он опаздывал, как и всегда.
– Я же не могу всё время за ним следить, Агата.
Я вздохнула и сгребла толстяка Оливера в охапку. Папе пора прекращать кормить его вкусняшками.
С этим котом ужасно много хлопот, но я люблю его всем сердцем. По кошачьим меркам он уже немолод. Его самое любимое занятие – сидеть или лежать на кухонной столешнице, перед зеркалом в прихожей или на потёртом кресле, которое так любила мама. Наверное, Оливер тоже по ней скучает.
Кот ткнулся носом мне в лицо, и я почесала ему под подбородком. Оливер замурлыкал ещё громче. Я вспомнила тот день, когда впервые его увидела. Шёл дождь, я сидела с книжкой у камина. Мама вернулась с улицы и поставила передо мной картонную коробку.
– Что это? – удивлённо спросила я.
– Открой и узнаешь, – сказала она, улыбаясь и стряхивая с волос капли дождя.
Я открыла мокрую коробку. Сначала мне показалось, что в ней нет ничего, кроме одеял. Я в растерянности уставилась на маму.
– Загляни туда ещё разок, – улыбнулась она. – Только будь осторожной.
Копаясь в одеялах, я обнаружила, что в самой их середине было углубление, вроде гнезда. А в гнезде, свернувшись в клубочек размером не больше моего кулака, спал котёнок. Я не могла поверить своим глазам и боялась даже прикоснуться к малышу.
– Смелей, его можно погладить, – подбодрила меня мама.
– Его?
– Да, это котик. Тебе надо будет придумать ему имя.
Я поразмыслила над этим секунду.
– Но почему я должна придумать ему имя?
Мама засмеялась:
– Потому что он твой.
– Мой?!
Тут котёнок открыл глаза – они оказались чёрными-пречёрными – и посмотрел на меня. Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.
Мама крепко обняла меня, а я прижала к себе Оливера и закрыла глаза.
Воспоминание было очень ясным. Даже несмотря на то что этот котёнок теперь превратился во взрослого кота, мама всё ещё была рядом, стояла где-то за моей спиной и обнимала меня. А Оливер, может, и считался моим, но его любимой хозяйкой всегда была мама.
Я опустила толстяка на пол, прокашлялась, а потом продолжила мыть посуду. Когда я вытерла руки, папа поставил в раковину свою пустую миску.
– Всё хорошо, дружок? – спросил он.
Я постаралась улыбнуться:
– Да, всё хорошо.
– Просто у тебя вид немножко… – Он склонил голову набок.
– …Гениальный? – закончила я, надеясь отвлечь его внимание и заодно прогнать смятение, но папа не засмеялся.
– Что-то не так?
Вообще папу больше интересуют те организмы, которые растут из земли, а не те, что живут в домах, но иногда он замечает больше, чем я от него ожидаю.
– Правда, пап, всё хорошо.
– Точно? – Он положил мне на плечо ладонь размером с лопату.
– Точно, пап. Беги на работу, а то опоздаешь!
Я встала на цыпочки и обняла его. Словами папу не убедишь, а объятиями – можно. Он поверил мне и успокоился.
– Погоди, – сказала я. – У тебя воротник загнулся.
Пока я поправляла воротник на его рубашке, папа стоял неподвижно, как послушный ребёнок.
– Ну вот, так-то лучше! – Я чмокнула его в щёку.
– Хорошего тебе дня, родная.
Папа ушёл, а я побежала наверх, чтобы закончить сборы. Я почистила зубы, надела школьный пиджак, причесала волосы. Вокруг шеи, как талисман, повязала мамин красный шёлковый шарф, а потом надела тёмные очки в черепаховой оправе – незаменимая вещь, чтобы вести слежку: люди не замечают, что ты на них смотришь. Затем я собрала сумку: блокнот, лупу, баночки для вещественных доказательств, порошок для снятия отпечатков пальцев и второй по качеству набор отмычек. (Первый со вчерашнего дня был заперт в ящике полированного стола в кабинете директора.)
Снаружи сияло солнце. На изумрудно-зелёной траве сверкала роса. День, похоже, собирался быть жарким. Я почувствовала прилив гордости: красивые деревья, трава, клумбы – всё это с любовью взращивалось папой и его коллегами. Я вышла через кованую калитку коттеджа, закрыла её за собой и отправилась обычным маршрутом вдоль озера Серпентайн.
Я надеялась, что удастся, как обычно, поболтать с Джей-Пи, который жил в парке. Вообще-то он не то чтобы жил здесь, это ведь запрещено, но он был бездомным. Папа каждый раз делал вид, что не замечает его ночёвок. (Он даже говорил, что от Джей-Пи есть польза: мол, он одним своим видом отгоняет от парка мелких хулиганов.)
Ещё издали я увидела, что лицо Джей-Пи необычно бледное, а глаза закрыты.
– Эй, Джей-Пи!
Я побежала к нему навстречу. У меня было ощущение, что, когда я добегу, он упадёт вперёд, мне на руки, а из его спины будет торчать нож. Потом он прошепчет что-нибудь типа «Агата, отомсти за меня». И тогда я…
– Доброе утро! – бодро крикнул мне Джей-Пи, открыв глаза.
Он был жив.
– Как спалось? – спросила я.
– Нормально. Я устроился под плакучим деревом недалеко от озера. Только папе не говори.
– Ты не оставил следов?
– Даже отпечатки пальцев стёр. – Джей-Пи засмеялся и с надеждой поглядел на мои карманы. – Ты принесла что-нибудь поесть?
Я вручила ему тост с маслом и апельсиновым джемом.
– Спасибо, милая. – Он откусил большой кусок и сказал с набитым ртом: – А кстати… Тебе разве не нужно в школу?
Я посмотрела на часы. Уже 8.37, а уроки начинаются в 8.55.
– Да, побежала. Пока! – И я быстро зашагала прочь.
– Хорошего дня! – крикнул он мне вслед.
На дорожке, ведущей к выходу из парка, мне встретилась пожилая смуглая дама в бежевом пальто и шляпке того же цвета. Странно, обычно в это время парк всегда пустует. Дама явно спешила. Я кивнула ей, когда мы поравнялись, и она улыбнулась мне.
Я прошла под склонёнными ветвями буков и ив и услышала впереди рёв мотора. Навстречу мне нёсся мотоцикл. Мотоциклам нельзя въезжать в парк, как и любым другим транспортным средствам. Я рассердилась, но не успела ничего сделать: мотоцикл пронёсся мимо и скрылся за поворотом. Через мгновение я услышала скрип шин, звук удара, а потом настала тишина.
Ноги сами понесли меня назад, и за поворотом я увидела то, чего и боялась, – дама в бежевом пальто лежала на земле, а рядом с ней стоял мотоцикл. Через секунду мотоциклист взревел мотором и умчался прочь.
– Эй! Стой! – крикнула я ему вслед.
Но что толку кричать? Конечно же, он не остановился, просто исчез, петляя по дорожке. Я подбежала к даме. Её глаза были закрыты, шляпка лежала рядом, а по дорожке рассыпалось содержимое сумочки.
Секунду я не могла прийти в себя. Может быть, я просто переключилась и всё это произошло в моём воображении? Нет, к сожалению, это была реальность.
– Вы в порядке? – обеспокоенно спросила я женщину. Она открыла глаза, посмотрела на меня невидящим взглядом, а затем потеряла сознание.
– Помогите! – закричала я. – Кто-нибудь, помогите!
Но в парке было пусто, и подбежал только Джей-Пи.
– Я позвоню в «Скорую», – сказала я.
– У тебя есть телефон? – с удивлением спросил он.
– Разумеется! – обиженно бросила я. – Просто я не залипаю в нём целыми сутками. Надо торопиться.
Я достала из сумки телефон и включила его, но он загружался ужасно долго.
– Джей-Пи, посмотри, пожалуйста, нет ли неподалёку кого-нибудь из садовников?
Джей-Пи побежал по лужайке, хлопая по траве одной полуоторванной подошвой.
Я снова посмотрела на незнакомку. Вид у неё был слишком умиротворённый, и я даже испугалась, что она умерла.
Мой телефон наконец-то включился, и я вызвала «Скорую». Сначала сотрудница спросила, какой у пострадавшей пульс и дышит ли она. Правая рука женщины была странно повёрнута – наверное, сломана. Я аккуратно расстегнула манжету её пальто и нащупала пульс – очень быстрый, но равномерный.
Сотрудница службы спасения повесила трубку, сказав, что «Скорая» уже едет. Я должна была оставаться на видном месте, чтобы они меня заметили. Убирая руку с запястья женщины, я заметила кое-что необычное – татуировку в виде ключа.
Рисунок был очень простой: одна длинная палочка и три коротких. У папы была, наверное, дюжина таких ключей, они открывали старинные ворота и решётки в парке. Странно, что кто-то решил сделать себе такую татуировку. Тем более если этот кто-то – дама почтенных лет.
Верхняя часть этого ключа была выполнена в виде круга с точкой внутри, что делало его немного похожим на глаз. Татуировка была белого цвета и будто светилась на смуглой коже дамы.
Я стала складывать рассыпанные вещи обратно в сумочку. Помада, мятные конфетки в обёртке, ручка, ключи (все обычные, современные), кошелёк.
В сумочке не было духов, хотя незнакомка явно ими пользовалась. Я принюхалась (ничего не могла с собой поделать): ваниль, кожа и гвоздика. «Табак Блонд», 1919 год, фирма «Карон». Дорогие духи.
Вся её одежда казалась простоватой, кроме блузки из шёлка. Пуговицы, кажется, были сделаны из настоящего перламутра. Я заглянула в кошелёк в поисках карточки с телефоном кого-нибудь из родных, но нашла только несколько визиток.
Профессор Дороти Д’Оливейра,
старший научный сотрудник
кафедры гидрологии
Королевского географического общества
Гидрология? Это что такое? «Гидро» в переводе с греческого означает «вода». Эта дама изучает воду?
Не зная, чем себя занять, я решила помочь даме устроиться поудобнее. Я не хотела рисковать и трогать её правую руку, которая была неестественно вывернута. Складывая свой пиджак, чтобы подложить его пострадавшей под голову, я кое-что заметила в её левой руке. Удивительно, как я не увидела этого сразу! Взглянув на умиротворённое лицо профессора, я осторожно разжала её пальцы и обнаружила в них газетную страницу. Бумага розоватая – значит, «Файнэншл Таймс»[4]. Я огляделась вокруг, чтобы понять, не наблюдает ли кто за нами, и развернула страницу.
Это были самые обычные статьи про слияния компаний, про топ-менеджеров, получающих миллионные бонусы. Один из материалов был посвящён загрязнению окружающей среды в Лондоне. Я быстро сложила страницу и сунула её в карман, а потом снова перевела взгляд на даму.
Джей-Пи ещё не вернулся, но где-то неподалёку уже завыла сирена. И тут мне в голову пришла одна мысль. Я достала из сумки маленькую коричневую бутылочку, вытащила пробку и поднесла её даме под нос.
Достать в Лондоне нюхательную соль оказалось невероятно сложно. В конце концов мне всё-таки продали её в одной аптеке на Олд-Комптон-стрит при условии, что я оставлю им свои имя и адрес.
Через секунду профессор начала дышать глубже, закашлялась, потом открыла глаза и посмотрела на меня. Звук сирены был уже совсем рядом, и я увидела, как прямо по лужайке, вспахивая росистую траву, к нам несётся машина «Скорой». Папа будет недоволен…
Машина остановилась возле нас, из неё выскочили два медбрата и принялись за дело.
– Это что ещё такое? – спросил один из них, указывая на бутылочку в моей руке.
– Нюхательная соль.
Он явно не понял.
– Оленьего рога соль.
– Извини?
Какой-то он глуповатый для медика.
– Карбонат аммония с лавандовым маслом.
– А-а, ароматерапия. Эзотерика. Очень современно.
Я вздохнула:
– Ну да, типа того.
Они проверили пульс и дыхание дамы, посветили фонариком ей в зрачки, чтобы понять, есть ли у неё сотрясение мозга, а потом, закрепив её руку повязкой, подняли на носилки. Тот, что обозвал мою нюхательную соль эзотерикой, стал расспрашивать меня о произошедшем.
– Мотоцикл сбил? – удивился он и переглянулся с коллегой. – Повезло ей, что так легко отделалась.
– Если тебя сбили, да ещё в парке, да ещё ранним утром – тебе не повезло, – покачал головой второй.
– Невезение тут ни при чём, – сказала я. – Её сбили намеренно.
Я сообщила работникам «Скорой» свой адрес и сказала, что с удовольствием поговорю с полицией. Я даже хотела было предложить поехать с дамой в больницу, но машина умчалась слишком быстро, оставив меня с ощущением, будто всё это был сон. Но всё случилось на самом деле. Когда я сунула руку в карман пиджака, то с облегчением обнаружила там сложенную газетную страницу.
– Слава богу! – выдохнула я.
Я вдруг почувствовала странное покалывание в глазах. В безупречно-голубом небе над моей головой начали появляться облака. И не просто облака – они стали складываться в буквы:
Облака растворились так же быстро, как и появились. Моё сердце бешено колотилось. Я подобрала сумку и пошла дальше, обдумывая всё то, что увидела. События этого утра ярко отпечатались в моей памяти.
Я размышляла о мотоциклисте, лицо которого было скрыто тёмным шлемом, о визитках Королевского географического общества и, конечно, о серебристой татуировке в виде ключа. Раньше мне не доводилось видеть такой странный символ.
Или… всё-таки доводилось? В голове крутилась какая-то мысль, которую я никак не могла поймать.
Я остановилась, раздражённая своим бессилием.
В школу я уже опоздала, поэтому можно потратить ещё несколько минут на размышления. Сев на скамейку, я открыла сумку и вытащила блокнот для текущих расследований. Я ужасно волновалась: это происшествие может стать моим первым делом! Новым началом!
Я открыла блокнот на первой странице и вычеркнула заметки о том, как хозяин местного продуктового магазинчика нарушал правила парковки, и вывела заголовок «Несчастный случай в Гайд-парке». Затем я несколько раз подчеркнула его и начала записывать:
1. В Гайд-парке сбита пожилая дама. Дорожка широкая. Намеренный наезд? Возможные мотивы?
2. Дорогие духи, необычная татуировка. Это странно. Кто она такая?
3. Визитки Королевского географического общества. Может быть, там знают о ней больше?
Некоторое время я размышляла, рассматривая все эти волнительные вопросительные знаки.
Вот-вот начнётся что-то интересное. Я в этом не сомневаюсь.
– Значит, ты видела, как в парке мотоцикл сбил старушку, и теперь хочешь, чтобы мы расследовали это дело?
Лиам, хмурясь, разглядывал мой блокнот. Уроки ещё не начались, но мы уже сидели в классе.
– Людей всё время сбивают. Почему этот случай особенный?
Я посмотрела прямо перед собой. Мистер Лэски сидел за своим столом и читал газету. Трудно было сказать, спит он или нет. Одноклассники громко галдели, так что вряд ли нас кто-то мог подслушать. Рядом с Лиамом была только Брианна Пайк, одна из фиф, но она была слишком увлечена своим зеркальцем, чтобы обращать на нас внимание.
– Эту старушку сбили не просто так, – прошептала я. – Там произошло что-то странное. Это не похоже на несчастный случай. Были… необычные обстоятельства. Comprenez-vous, понимаешь, да?
– Ты имеешь в виду… – Лиам огляделся, а потом продолжил шёпотом: – Кто-то специально её сбил?
По голосу было слышно, что этот случай заинтересовал его гораздо больше, чем все мои предыдущие расследования.
– Вот именно! И если ты пойдёшь со мной в Королевское географическое общество, я тебе это докажу.
Я протянула ему визитку профессора.
– Профессор Д’Оливейра, старший научный сотрудник, кафедра гидрологии, – прочёл вслух Лиам.
– Пошли, – перебила я его. – Время не ждёт.
– Эй-эй, у нас же уроки! Зачем так спешить?!
– Мне нужно начать расследование прежде, чем подключится полиция.
– Но у нас же контрольная по математике! Тебя вчера и так чуть не выгнали! – простонал Лиам. Он обожает контрольные по математике.
Лиам взъерошил свои волосы, и я еле сдержалась, чтобы не пригладить его шевелюру, проведя по ним рукой. Я перехватила взгляды двух девочек, которые, кажется, пялились на Лиама. С тех пор как он вытянулся, такое часто случалось. Поймав мой взгляд, они нахмурились, а я им мило улыбнулась. Они тут же принялись шептаться.
– Решено, я ухожу. Ты со мной или нет? – прошипела я, а потом притянула к себе блокнот и, стараясь не поддаваться на умоляющий взгляд Лиама, сделала вид, будто что-то читаю.
– Э-э… нет, – наконец выдавил он.
– Ладно. Но ты всё равно можешь помочь.
Он приободрился:
– Чем?
– На руке дамы был символ.
– Символ?
– Ну, татуировка. У меня ощущение, что я видела её раньше. Мне надо, чтобы ты выяснил, что это такое.
– Конечно. Как выглядит этот символ?
– Я нарисую.
Я взяла перьевую ручку и по памяти нарисовала татуировку ключа с глазом.
– Думаю, можно проверить масонские символы, потом алхимические, магические…
– Ладно, – кивнул Лиам. – Я его отсканирую и потом прогоню через распознающий алгоритм, чтобы…
– Да-да. Делай всё, что нужно.
Забыла сказать: Лиам у нас компьютерный гений. Если он начинает говорить о технике, то остановить его очень сложно.
– Ладно, тогда я побежала.
Лиам пожал плечами:
– Тебе влетит по первое число, если тебя поймают, Агги… О! Подожди секунду!
Он сунул руку в свою сумку, достал какую-то чёрную коробочку и протянул её мне.
– По крайней мере, если я остаюсь в школе, то смогу тебя прикрыть. Скажи «здесь».
– Зачем?
– Просто скажи.
– Здесь, – сказала я в коробочку.
Он взял её обратно и нажал на кнопку.
«Здесь», – произнесла коробочка моим голосом.
– Я спрячу её в классе и дистанционно включу с телефона, когда будет перекличка.
– А разве не проще будет сказать «здесь» самому?
– Ты думаешь, я смогу так убедительно изобразить твой голос? – подняв бровь, спросил Лиам.
– Ну да, ты прав. А теперь я побежала!
– Как ты выберешься? Ворота уже закрыли.
– Сегодня ведь четверг?
– Да, а что?
Я улыбнулась:
– Не беспокойся. Я тебе потом объясню.
Чтобы выйти из класса, мне понадобилось просто попроситься в туалет. А вот дальше – сложнее.
Когда я проснулась утром, мой мозг был будто старая тряпка, которую нужно хорошенько отжать. Но теперь я полна энергии. Это хорошо – чтобы выбраться из Сент-Риджиса, надо мыслить ясно.
Спускаясь по каменной лестнице, я слышала, как мои шаги отдаются гулким эхом. У меня было три минуты: потом прозвенит звонок, и все ринутся на занятия. Я пробралась мимо кабинета биологии, потом мимо кабинета директора и вошла в Большой зал с его полированным полом из светлого дерева. Здесь проходили собрания, и здесь же сдавались экзамены.
Несмотря на то что зал был пуст, мне казалось, что за мной следят. Я чувствовала спиной не только взгляды знаменитых выпускников Сент-Риджиса, чьи портреты висели в пыльных рамах на стенах. Передёрнувшись, я продолжила путь.
Выбравшись через чёрный ход, я побежала на спортивную площадку. Сняв красный берет, пригнулась и пробралась под окнами кабинета математики, где было много учеников. Окно было открыто, и я услышала, как доктор Харгрейв проповедует о невинности и послушании:
– Правила нужны для того, чтобы защитить учеников от них самих. Соблюдайте правила, дети, и тогда вам нечего будет бояться…
– …И не на что надеяться, – пробормотала я, не сбавляя скорости.
Добравшись до угла здания, я выглянула и осмотрелась. Вся территория школы обнесена трёхметровым забором из сетки, которую невозможно перекусить теми инструментами, что были у меня с собой (ластик с ароматом клубники и простой карандаш). Выбраться можно только при помощи обходного маневра. Я посмотрела на место между будкой, откуда учитель физкультуры следит за игрой, и дверью кухни, где стояли полдюжины высоких узких мусорных баков на колёсах – мусорщики забирают их два раза в неделю.
Я знала, что мистер Харрисон, учитель физкультуры, в эту минуту должен, как всегда, курить в своей будке крепкие тонкие сигареты, пользуясь моментом, пока первые ученики не пришли за мячами для баскетбола и хоккейными клюшками. Он человек привычки, и сейчас это должно было сыграть мне на руку. Дым из окошка будки подтвердил мою гипотезу. Горизонт был чист.
Я пробралась к мусорным бакам и заглянула в каждый из них. Все они были до краев набиты завязанными мешками с мусором. Досадно.
Как можно быстрее и тише я выгребла мусор из одного из баков, складывая мешки между будкой и стеной школы. Мамин шарф я сняла и положила в карман – не хватало ещё, чтобы он испачкался.
Тут из будки послышался шум. Я застыла на месте. Но, к счастью, оттуда никто не вышел. Контейнер опустел, на его дне остался только тонкий слой бурой слизи. Воняло гнилыми овощами. Я вздохнула, бросила прощальный взгляд на свои начищенные ваксой ботинки и чистенькую юбку и полезла внутрь.
В этот момент кто-то открыл кухонную дверь. Я скорчилась внутри контейнера и захлопнула крышку. Оказавшись в тёплой вонючей темноте, я отлично слышала то, что происходило снаружи.
– Эй, Чарли! Тебе надо что-нибудь выкинуть? Я сейчас буду выкатывать баки. – Это был голос одного из подсобных рабочих.
– Да, возьми мешок с очистками, – раздалось в ответ.
Послышались приглушённый шум и приближающиеся шаги. Закрыв глаза, я понадеялась, что он не выберет мой контейнер. Через секунду стало светло. Я посмотрела наверх. На меня глядело молодое, небритое и очень удивлённое лицо.
– О, привет, Дэвид! – весело сказала я.
– Агата, опять ты? – Похоже, Дэвид был не очень-то рад меня видеть.
– Слушай, Дэвид…
– Дэйв.
– Дэйв, это очень важно.
– В прошлый раз тоже было очень важно. Меня же с работы выгонят! – испуганно прошептал он.
– Это последний раз, я обещаю! Больше никогда!
Он молча посмотрел на меня, потом на кухню, потом снова на меня.
– Последний раз! – сказал он. – И если тебя поймают, то я тебя тут не видел, ясно?
– Конечно.
Он кинул мешок с картофельными очистками мне на голову и захлопнул крышку. Я бы выругалась, но это могло меня выдать. Ещё пять минут я сидела скрючившись, пытаясь снять с головы мокрый пакет и при этом не издать ни звука. Я слышала, как Дэйв выкатывает баки к воротам. Могу поклясться, что мой контейнер он специально вывез самым последним, чтобы я подольше помучилась.
Наконец я ощутила, как сместился центр тяжести. Контейнер, подскакивая, поехал к площадке, потом с глухим стуком остановился, и на этом моё путешествие закончилось.
Я подождала немного, чтобы Дэйв успел зайти обратно. Из пакета капало, и холодная струйка затекала мне за шиворот. Брр! С пакетом на голове не так-то просто осторожно выглянуть и узнать, всё ли чисто вокруг. Но я больше не могла тут находиться и выпрыгнула из бака.
Контейнерная площадка была уже за пределами школьной территории, рядом с автобусной остановкой. Какой-то дедуля, увидев меня, в ужасе вжался в неё спиной.
– Извините! – воскликнула я и припустила по дороге, закинув сумку на плечо.
– Стой! – закричал он. – Ах ты… малолетняя преступница!
Я не могла не поправить его и крикнула:
– Я не преступница! Я детектив!
4. Неприятная встреча
Отбежав от остановки, я достала свой блокнот. С чего же мне начать? Хм-м. Сначала нужно ещё раз осмотреть место преступления, пока бездельники-туристы не затоптали его окончательно. Время не ждёт. А после Гайд-парка я пойду в Королевское географическое общество, где работает профессор Д’Оливейра. У меня по спине побежали мурашки и закружилась голова. Я не сразу поняла, что со мной творится, но потом догадалась.
Это адреналин! Я чувствую себя живой!
По дороге в Гайд-парк пришлось всё время обходить группы туристов, которые на каждом углу фотографировались с красными телефонными будками. Добравшись до парка, я применила все свои навыки в области маскировки, чтобы не попасться на глаза папиным коллегам-садовникам, ведь большинство из них знали меня в лицо.
Я двигалась по траве, а не по дорожкам, перебегала между деревьями и кустами и всё время оглядывалась по сторонам. Добравшись до места, где произошла авария, я осмотрелась. Кругом сновали толпы людей, но тачек или газонокосилок садовников поблизости не было.
Я надеялась найти какую-нибудь вещь, которая поможет мне раскрыть личность мотоциклиста, когда заметила под колючим кустом что-то блестящее. Посмотрев на свою уже и так испачканную юбку, я опустилась на колени и поползла под куст… Ровно в этот момент надо мной раздался папин голос.
– Очень странно, я никогда такого не видел, – мрачно проговорил отец. – Может, что-то не так с водопроводом? В любом случае я взял несколько образцов, чтобы отправить их на анализ.
Я не слышала, что сказал его собеседник, но увидела, как передо мной остановились две пары ног.
– Эта магония слишком разрослась, – снова послышался папин голос. – Надо будет ею заняться весной.
Его собеседник снова ответил слишком тихо. Я затаила дыхание и боялась пошевелиться. Наконец голоса начали удаляться.
Фух, пронесло!
Я внимательно посмотрела на блестящий предмет, который привлёк моё внимание. Оказалось, что это всего лишь обёртка от шоколадки. Я вылезла обратно, чувствуя себя идиоткой и надеясь, что меня никто не заметил.
– Агата!
Чёрт.
Меня увидела Люси, папина заместительница и заведующая питомником. К счастью, Люси всегда думает про меня только хорошее.
– Как дела? – спросила она, пытаясь сдуть с лица волосы.
– Спасибо, хорошо, – пробормотала я. – Дел полно.
– И не говори. У меня сорняки разве что на голове не растут! – улыбнулась Люси и посмотрела на меня с сомнением. – А ты разве не должна быть сейчас в школе?
– У меня окно, – соврала я. Стыдно, конечно, но я не могла рисковать: вдруг она расскажет обо всём папе.
Люси кивнула, как будто это было вполне убедительное объяснение.
– Кстати, у меня для тебя кое-что есть. – Порывшись в кармане, она вытащила карандаш. – Это тебе в коллекцию.
– Спасибо! Где ты его нашла?
Люси пожала плечами:
– Там, на дорожке. Ладно, я пошла работать. – Она помахала мне вилами и вернулась к растениям.
Я присела на скамейку и повертела в руках карандаш – и тут же выронила его, будто он обжёг мне пальцы. Карандаш лежал на дорожке недалеко от места утреннего происшествия? Может быть, он принадлежал профессору?!
Стараясь больше не трогать карандаш, я вытащила из сумки пинцет и с его помощью переместила улику в прозрачный пакетик. На карандаше было тиснение, две золотые буквы «А. А.». Непохоже, чтобы он принадлежал профессору. Отпечатки, конечно, смазались, пока Люси, а затем я держали его в руках, но, может быть, всё-таки удастся что-то разобрать. Нельзя исключать, что его уронил какой-нибудь турист. Но на этом этапе расследования нельзя пренебрегать такими важными деталями.
Я поднялась со скамейки и замерла. Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то следит. Я оглянулась.
Никто из них на меня не смотрел, но ведь хорошие шпионы умеют скрывать свои намерения.
Я быстро оглядела себя. Коленки тёмно-синих колготок стали зелёными, того же цвета был школьный пиджак на локтях. Но хуже всего то, что я порвала юбку – наверное, зацепилась за куст. Школьная юбка была у меня всего одна. Интересно, удастся ли мне заштопать её так, чтобы папа не заметил?
Впрочем, сейчас у меня были дела поважнее. Мне пора было идти в Королевское географическое общество – КГО.
К счастью, оно находилось недалеко. Не стоит думать, что если в названии Общества есть слово «королевское», то оно обязательно располагается в грандиозном здании с колоннами и лепниной (как, например, Музей науки). Иначе вас ждёт разочарование. Так, вход в КГО был пристроен совсем недавно. Он был полностью сделан из стекла. Казалось, если подует сильный ветер, его тут же снесёт.
Я вошла внутрь и увидела за стойкой информации человека в модном костюме. Он оглядел меня с ног до головы и приподнял бровь.
– Что-то ты сегодня не такая элегантная, как обычно, Агата, – заметил он.
Я поспешно пригладила волосы.
– Извини, Эмиль. Тяжёлый день. Хочу поговорить с тобой насчёт вот этого… – Я вытащила из кармана визитку.
– Агата, мы это уже обсуждали, – перебил он меня, покачав головой. Бедняга Эмиль, он всё время вынужден мне отказывать, и ему это явно не нравится. – Я не могу сделать тебя пожизненным членом Общества.
– Нет-нет, сегодня я по другому делу.
– По другому? То есть у тебя действительно есть вопрос, на который я могу ответить? – Эмиль заметно повеселел.
Я кивнула.
– Отлично, – кивнул он в ответ. – Удивительно, что на этот раз ты не стала применять маскировку. Помнишь, как ты заявилась в грязном комбинезоне?
Ну да, было дело. Тогда я притворялась сантехником.
– Посмотри, пожалуйста, на эту визитку, – поспешила я сменить тему. – Она принадлежит одному из членов вашего Общества.
Я положила карточку на стойку.
– Профессор Д’Оливейра. А почему ты про неё спрашиваешь? – прищурился Эмиль. – Опять играешь в детектива?
– Я не играю, Эмиль, я веду рас-сле-до-ва-ни-е.
– Точно. Так это расследование?
Я сделала вид, что не заметила сарказма. Эмиль мне нравится. Жалко только, что он не всегда относится ко мне серьёзно.
– Может быть. Так ты знаешь профессора Д’Оливейру?
– Конечно. Она очень уважаемый член Общества и часто здесь бывает.
– Хорошо. – Я достала блокнот. – Тогда, может, расскажешь мне о ней поподробнее?
– Зачем?
Я заколебалась. Никогда не знаешь, кому и сколько информации можно выдать. Если в КГО ещё не слышали о несчастном случае, то мне лучше держать язык за зубами.
– Я встретила её сегодня утром в Гайд-парке, – сказала я. И это было правдой! Профессор мне даже улыбнулась. – Я подумала, что будет интересно написать о ней в нашу школьную газету.
Эмиль улыбнулся:
– Ещё как интересно! Давай организуем тебе встречу с ней. Правда, кажется, сегодня она не приходила, но я могу позвонить её секретарю. – Он протянул руку к телефону.
– Нет, не надо, – быстро ответила я. – Может, я пока покопаюсь в архиве, чтобы заранее узнать некоторые факты о профессоре?
– Боюсь, попасть в архив не так просто. Ты ведь не подавала заявку на доступ в читальный зал?
Я отрицательно помотала головой и спросила:
– Можно я сейчас её подам?
– Извини, для несовершеннолетних нужно разрешение родителей.
– Что, правда? И ты ничего не можешь сделать?
– Ну… я мог бы позвонить в твою школу – ты ведь собираешь материал для школьной газеты.
– Ага. Нет, не надо. Я подожду. Но всё равно спасибо!
– Извини, что не смог помочь. Зайди завтра. Профессор Д’Оливейра часто приходит на заседания. Уверен, мы скоро сможем организовать тебе встречу с ней.
– Спасибо, Эмиль! – поблагодарила я и направилась к выходу.
– Агата! – крикнул он мне вслед.
Я обернулась, преисполненная надежды. Неужели он всё-таки пустит меня в архив?!
– Да?
– У тебя в волосах веточка застряла.
– А… Спасибо.
Я вытащила веточку и вышла наружу. После прохладного холла КГО на улице было особенно жарко. Пока я раздумывала, куда отправиться дальше, мой рот накрыла чья-то ладонь. Меня оттащили за угол, чтобы никто из фойе КГО не мог меня видеть. Руку вывернули за спину. Мужской голос прошипел мне в ухо:
– Какая же ты назойливая девочка!
Как ни странно, на секунду я почувствовала облегчение. Значит, у меня не паранойя – за мной действительно следили!
В следующую секунду меня охватила паника. Я попыталась вырваться, но незнакомец не собирался меня отпускать. Вспомнив упражнения из книги по самообороне, я ударила его каблуком по лодыжке и сильно наступила на ногу. Он охнул, но не выпустил меня.
– Ты прямо-таки ищейка, Агата Фрикс.
Мужчина дышал мне прямо в ухо. От него пахло виски и одеколоном «Шанель блё». А у него есть вкус!
– Боишься? – прошептал он.
Я, как могла, покачала головой.
– А зря. Если не боишься за себя, бойся за своего папочку. Вдруг с ним что-то случится? Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?
Я не показала вида, как сильно напугана. Откуда он знает моё имя? Что ему известно о папе? И как он узнал, что мамы больше нет?
– Где ты будешь жить, если с ним что-то случится? Ваш уютный коттеджик может занимать только главный садовник, не правда ли?
Я старалась дышать спокойнее и заодно пыталась понять, какой у него акцент. Что шотландский, это ясно. А точнее? Я вспоминала магнитофонные плёнки, которые прилагались к книге «Акценты Британских островов»: в своё время я их слушала часами, сидя в наушниках, снова и снова, пока не научилась уверенно различать все до одного.
Эдинбург? Нет.
Приграничные графства? Нет.
Файф? Нет.
Тут меня осенило – Глазго! Но эта маленькая победа ничего мне не дала. По спине побежали мурашки. Дышать становилось труднее, кровь шумела в ушах, словно океанские волны. Незнакомец снова наклонился ко мне:
– Сегодня утром в Гайд-парке ты ничего не видела, поняла? Ничего.
К моему рту прижали тряпку, и я почувствовала странный запах, похожий на запах бензина.
На меня тут же навалилась темнота. Сначала я перестала видеть, потом слышать. Остался только этот химический запах.
А потом пропал и он.
5. Красная слизь
Темнота.
Затем где-то далеко-далеко появился маленький огонёк, и я начала двигаться к нему, но двигаться было больно. Чему именно больно, не знаю – тела у меня ещё не было. Постепенно света становилось больше. Наконец я вспомнила, что у меня есть тело: ноги, туловище, руки, голова. Точно, голова – вот она и болит. Наверное, я упала. Я слышала голоса. А где тот, кто на меня напал?
– Что случилось с девочкой?
– Мам, она умрёт?
– Кто-нибудь уже вызвал «Скорую»?
Глубоко дыша, я лежала неподвижно и желала только одного: чтобы все замолчали и дали мне собраться с мыслями. Ещё один голос, негромкий, но настойчивый, заглушил остальные.
– Пропустите меня, пожалуйста, я врач.
Под голову мне подложили что-то мягкое. Белый свет погас и превратился в лицо – лицо мужчины.
– Как вы себя чувствуете?
– М-м-м, – ответила я.
– Давайте я помогу вам приподняться.
Мужчина помог мне сесть спиной к стене. Толпа начала расходиться. Врач остался сидеть на корточках рядом со мной, и, когда моё зрение наконец восстановилось, я смогла его рассмотреть. Седые волосы (хотя на вид он был не сильно старше папы), выступающие скулы и очень светлые голубые глаза. В руке – чёрная трость из ротанга. Костюм из белого льна, на жилете – серебряная цепочка, а лицо ну совершенно ангельское.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он снова.
– Ну… – Я нахмурилась. – Вроде нормально. Я просто поскользнулась.
Голос у меня был хриплый – в горле совсем пересохло. Я оглянулась, пытаясь вычислить того, кто на меня напал.
– Вы доктор? – спросила я у человека.
– Да, но я уже не веду практику. В юности я изучал медицину в Сорбонне.
– А, Париж, – тупо проговорила я. В голове был туман.
Он снисходительно улыбнулся:
– Ну, попробуем встать?
Мужчина осторожно поднялся, опираясь на трость, и протянул мне руку. Я схватилась за неё и кое-как встала, хотя ноги заметно дрожали. От доктора пахло одеколоном, но я не могла определить марку. Он был такой элегантный, так прекрасно одет, что мне с трудом удалось убедить себя, что всё это не сон. В рваной юбке и со стоящими дыбом волосами я чувствовала себя рядом с ним ужасно глупо и не могла придумать, что сказать.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он в третий раз.
– Нормально… Спасибо.
– Не за что. Послушайте, сегодня жарко. Вам обязательно нужно выпить воды. – Он вытащил из кармана монетку, вложил её мне в ладонь и улыбнулся: – Это предписание врача.
Доктор поклонился и пошёл прочь, постукивая тростью.
Мне вдруг стало грустно оттого, что он ушёл, – будто бы старый друг заходил в гости, но не смог остаться подольше.
Всё ещё оглушённая, я перешла улицу и вошла в ближайший паб. Хорошо, что я недалеко от дома… Внутри было прохладно и темно, но бармен, судя по всему, был совсем не рад меня видеть. Детям обычно не разрешается заходить в лондонские пабы без взрослых, но у меня не было выбора. Конечно, лучше бы я искала улики у КГО и пыталась выяснить, кто на меня напал, но я слишком устала и к тому же умирала от жажды.
– Можно мне стакан воды? – попросила я у бармена.
– Мы детей не обслуживаем, – ответил он.
– Вообще-то, согласно параграфу третьему закона об обязательном лицензировании, вы обязаны по первой просьбе предоставлять клиентам бесплатную воду из-под крана, если к ней есть доступ.
Мужчина, сидевший у барной стойки, захихикал, но бармен только нахмурился ещё сильнее.
– Клиентам, – ответил он с нажимом.
– Дай ты ей воды, Стэн, – сказал человек у стойки. – На улице же ужасное пекло.
Бармен хмыкнул:
– Только если что-нибудь купит.
– Хорошо, мне, пожалуйста, пакетик арахиса, – выдавила я, и бармен бросил мне один на стойку.
Затем он взял стакан и поднёс его к крану. Но когда он нажал на кнопку, ничего не произошло. Он потряс кран и нажал снова, но вытекла только тоненькая струйка.
– Чёртов агрегат! Тебе придётся купить воду в бутылке.
Вздохнув, я протянула ему деньги. Я слишком устала, чтобы спорить и доказывать, что догадалась, для чего он устроил этот маленький спектакль.
Наконец я вышла из паба. Солнце светило прямо в глаза. Асфальт раскалился до предела и начал плавиться – это было ясно по запаху. В воздухе стояло марево. Ноги у меня всё ещё подрагивали, но денег на автобус уже не осталось. Я стала убеждать себя, что, в сущности, уже почти дома – мне нужно только добраться до Гайд-парка так, чтобы папа не заметил меня.
Проходя мимо роскошных домов на Кенсингтон-роуд, я вдруг заметила, что на улице стало как-то слишком тихо. Ветра не было, в воздухе стоял сильный запах выхлопных газов. Вдалеке послышался вой пожарной сирены. У входа в парк вытянулась обычная очередь из туристических автобусов – все с включёнными моторами, чтобы работал кондиционер. Рядом с автомойкой, которая обслуживала кенсингтонские «Ягуары» и «Бентли», мужчина в костюме спорил со служащим.
– Как это вы не моете машины? А зачем тогда написали на вывеске «Мойка машин»?
Гайд-парк выглядел роскошным даже после жары последних нескольких недель. Лужайки оставались изумрудно-зелёного цвета, клумбы пестрели цветами. И всё-таки для летнего дня в центре Лондона было слишком тихо. Только собачники плелись по дорожкам. Может, я что-то пропустила, пока вела свои расследования? Может, сейчас проходят какие-нибудь большие спортивные соревнования и все сидят дома и смотрят телевизор? Мимо проехал фургончик с мороженым, но окошко у него было закрыто шторкой, а колокольчик не звенел.
Я пыталась понять, что происходит, войти в рабочий режим, но перед моим внутренним взором всё крутились и крутились эти два слова, будто загорался предупреждающий знак:
Слишком тихо!
Я шла по лужайке по направлению к дому и тут увидела двоих. Один из них, тот, что в рабочем комбинезоне, был мой папа. Второй – в чёрном кожаном костюме, в шлеме, закрывавшем лицо, стоял рядом с большим мотоциклом. Было ясно, что они о чём-то спорят. Я тут рванула с места. В голове стучали слова, которые произнёс человек, схвативший меня около Географического общества:
Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?
Живот скрутило, словно кто-то завязал в нём узел.
Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?
Я была уже близко и слышала, что они кричат друг на друга. Папа поднял руку, указывая на ворота. Человек в чёрном положил руку на руль. Похоже, это был тот же мотоциклист, что сбил утром профессора.
Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?
Лёгким движением, от которого у меня на секунду остановилось сердце, человек в чёрном вскочил на сиденье, завёл мотоцикл и унёсся прочь, выпустив из-под колёс фонтан сухих земляных комьев. Папа что-то крикнул ему вслед, но за рёвом мотора его слов не было слышно.
– Папа, с тобой всё в порядке? – крикнула я и бросилась его обнимать.
– Конечно… Агата, что ты тут делаешь?
– Он не сделал тебе больно? – Я отступила на шаг, вглядываясь в папино лицо.
– Больно? Конечно, нет. Я просто сказал ему, что нельзя ездить по парку на мотоцикле. Смотри, он мне все лужайки перепахал. И вообще, не заговаривай мне зубы. Звонил твой директор. Он сказал, что тебя сегодня не было ни на одном уроке. Кажется, он сказал, что это побег.
Вот чёрт!
Я так испугалась за папу, что совсем забыла: вообще-то мне не стоило встречаться с ним по дороге домой.
– Э-э, ну… Я как раз хотела тебе всё объяснить, – поспешила его успокоить я.
Папа и раньше меня распекал, но никогда так, как сегодня. Ужасно, когда тебя отчитывают прилюдно, на глазах у идущих мимо собачников. К тому времени, как он закончил свою гневную речь и отправил меня домой, у меня горели щёки. Я поплелась в коттедж, усталая и несчастная. Папины последние слова были самыми обидными:
– Ты не следователь, Агата, ты тринадцатилетняя школьница, а если так и дальше пойдёт, то тебя исключат из школы!
Я сердилась на него за эти слова, но ведь он был прав. Я не настоящий детектив, и сегодня я поставила под угрозу нечто большее, чем просто школьные оценки. Я понятия не имела, кто был тот человек в чёрном, но я точно знала, что больше не хочу бояться за папину жизнь. Может быть, и в самом деле настало время оставить карьеру детектива?
Как только я вошла домой, Оливер начал мяукать и выписывать восьмёрки вокруг моих ног.
– Да сейчас, сейчас, подожди… – пробормотала я.
Бросив сумку в прихожей, я прошла на кухню и вытащила из шкафа банку «Кошачьей радости с уткой и потрохами» – это был любимый корм Оливера (и самый вонючий). Кот начал мяукать ещё громче, бегая между мной и миской. Я шмякнула в неё липкий мясной комок, стараясь не дышать. Оливер несколько секунд увлечённо ел, а потом снова начал мяукать.
– Пить хочешь? Я тоже…
Я взяла пустую миску для воды и поднесла к раковине. Оливер снова вился у ног. Я открыла кран, и пару секунд ничего не происходило. Потом кран пустил тоненькую струйку воды, забулькал, закашлялся, и внезапно из него потекло что-то, совершенно не похожее на воду. Я отошла на шаг от раковины и ошеломлённо смотрела, как её наполняет густая красная слизь.
Это была неоднородная, комковатая, словно овсянка, слизь алого цвета. Раковина будто бы наполнялась свежей кровью. Она была такая густая, что с трудом стекала в слив, булькая и выпуская пузыри газа. Запах был отвратительный – за считаные секунды пропахла вся кухня. Так вонял мусорный контейнер, в котором я выбралась из школы.
Придя в себя, я немедленно закрутила кран. Красная гадость осталась в раковине. Я взяла вилку и потыкала ею слизь. Оливер, почуяв жуткий запах, убежал к двери и теперь осуждающе смотрел на меня оттуда.
Я склонилась над раковиной, чтобы рассмотреть слизь получше. На её поверхности появлялись пузыри – настолько плотные, что, когда я тыкала в них вилкой, они не лопались, а просто сдувались. Внезапно у меня началось страшное жжение в глазах, я стала задыхаться.