Читать онлайн Инволюция бесплатно

ISBN 978-5-0060-1835-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мне бы хотелось выразить свою искреннюю признательность и благодарность моему мужу—Дмитрию. Дорогой, ты очень поддерживаешь меня на писательском пути. Неизменно подбадриваешь и даёшь новые силы садиться за текст. Создание этой книги и твоя заслуга. Не знаю, хватило бы мне воли закончить её, смогла бы я противостоять злым голосам в голове, что так настойчиво уверяли в провале и бездарности, если бы не ты. Спасибо тебе, мой милый Дима.

Также хотелось бы отдельно выделить местечко на этой странице для моего первого редактора—Марии. Вы очень добрый и отзывчивый человек. Всегда находили время на решение моих вопросов, помогали с текстом, подкидывали новые идеи. Без вашей помощи эта книга не была бы приведена в столь прекрасное состояние. Спасибо вам большое, Мария.

Дорогая тетя Марьям. Я помню, как вы обрадовались, когда я сказала о своём решении стать писателем. Во мне не гаснут ваши сказанные от сердца слова! Вы, как никто, видели во мне творческую личность с бушующей фантазией. Спасибо, что поддержали меня в трудный час.

Любимая мама. Ты не отвернулась от меня, когда я выбрала не биологию, а писательство. Более того, ты стала моим первым корректором и читателем. Не забуду, как ты позвонила мне и умоляла рассказать, что будет дальше. Спасибо тебе за всё.

Также мне хотелось бы сказать кое-что для тех, кто зачастую пролистывает лист благодарности.

Читатель! Если ты однажды решишь написать свою книгу, помни, ей будет очень трудно родиться от одной только идеи. Тебе предстоит много работать, совершенствовать мастерство и поддерживать несгораемый огонь в сердце. С последним тебе помогут близкие люди: друзья, родственники, фанаты.

Ну а те, кто не задумывается о писательстве… Что ж, знайте: писатели такие же люди, как и вы. Они могут бросать своё дело, перегорать от работы, чахнуть в собственных гнетущих мыслях. Но благодаря тем, кому автор адресует свои благодарности, мы смогли закончить свои книги, чтобы вы, наши любимые читатели, могли взять их в руки сегодня.

Пролог

Уильям захлопывает тяжёлую армированную дверь, отделяющую их секцию исследования генетических мутаций и тератологии1 от главного коридора. Немногочисленный персонал, вышедший на работу в выходной, созвали в комнату совещаний. Комиссия нагрянула внезапно и переполошила весь научный комплекс. Счастье, что они с Агатой постоянно перерабатывают, нередко проводя в стенах лаборатории выходные напролёт. Иначе им бы не удалось достойно встретить комиссию. Проверяющие обнюхали каждый сантиметр их секции, но найти прямых доказательств не смогли. В попытках отыскать хотя бы призрачную зацепку, они собрали младший персонал лаборатории для «допроса». Если и на нём комиссия не найдёт достаточно подтверждений заявлению Валери, то проекты Агаты останутся на финансировании. Уильяма это определённо радовало.

Балансируя коробками, доверху наполненными чашками Петри, он не спеша подходит к столу. Ценный груз осторожно перекочёвывает на поверхность. Наконец-то, освободив руки, Уильям снимает очки с толстыми стеклами и протирает их краем халата.

– Агата! Они ушли! – кричит он. – Сказали отправить на проверку все микроструктуры. Даже витамины для растений! Поверить не могу, что Валери пошла на такое. Это же настоящий цирк.

Ответом ему становится тишина. Водрузив очки обратно, он оглядывается. В лаборатории царит строгий порядок. Склянки, колбы и инструменты отражают в отполированной поверхности белый свет ламп. Разложенные в строгом порядке папки с зафиксированными результатами раздраженно поглядывают на несортированную документацию. Безмолвная тишина опустевших помещений навевает мысль о том, что Уильям единственный их посетитель.

«Странно». Уильям чётко расслышал, как Агата сказала о своём намеренье ещё раз перепроверить учётную документацию. Может, она решила навестить своих любимых «детишек»? Общение с подопытными животными всегда действовало на неё успокаивающе. Особенно с крысами. Коронованным её любовью грызунам разрешалось носиться по лаборатории, пугая особо впечатлительных сотрудников, дремать в карманах её безупречно выглаженного халата и даже забираться на голову, пока сама Агата работает с документами. Её сердце не выдержало бы, если бы комиссии вздумалось забрать и их. Как-никак, предъявленные обвинения касались всего, до чего его подруга успела дотронуться в лаборатории. Уильям чувствовал – это только начало бури. Валери разошлась не на шутку. Но если они поднажмут, то вместе справятся и с этой напастью.

– Агата! Ты где?

Уильям углубляется в лабиринт помещений. Виварий встречает его гнетущим молчанием. Агаты и здесь нет. Испуганные животные прячутся по углам клеток. Их поведение приковывает блуждающий взгляд Уильяма. «Быть не может. У них же удалены миндалевидные тела!» Дрожь пробирает тело. Только сейчас до него дотрагивается невидимая рука едва уловимой в воздухе опасности. Напряженное затишье сдавливает незримыми тисками. Стены кажутся слишком белыми и чистыми. Свет – ярким до боли. Произошло нечто непоправимо плохое, отчего даже те, кто не испытывает страха, почувствовали угрозу.

Тщательно проверив одно помещение за другим, Уильям, наконец, подходит к большой чёрной двери. Доступ в эту часть лаборатории есть только у него, Агаты и её матери, миссис МакГрегори. Катерина МакГрегори не работала в их комплексе, но уважаемая должность судмедэксперта центрального полицейского управления позволяла ей беспрепятственно и незаметно доставлять неживой материал в лабораторию. Она, как и Уильям, всецело поддерживала проект Агаты.

Навыки и эрудированность младшей МакГрегори в различных областях и её упорство вызывали у Уильяма восхищение. Он получил разрешение обращаться к ней не в официальной форме, а в шутку говорить «моя дорогая тыковка». Даже когда она рассказала, что скрывается за армированными дверьми закрытой части лаборатории, он не отвернулся, дав всепоглощающему пламени идеи зажечь и его сердце.

Обшарив карманы, Уильям вынимает пластиковую карточку и прикладывает к электронной панели. Мерзко пищащий звук предупреждает об открытии двери. Рабочему персоналу приказано обходить это помещение за метр: Агата хоть и учёный, но результаты опытов защищает не хуже, чем Цербер. Руководство подобное положение дел особо не тревожит. Несколько инцидентов с кражей испытательного материала подкрепили идею обособить помещение со стартовыми наработками от остального цеха. Поразительно, как неудачу можно развернуть в выгодную сторону, и скрыть от посторонних глаз то, что действительно происходит за дверьми.

– Милостивая матушка! Что здесь произошло?

Погром и торжество хаоса встречают его возглас пугающей тишиной полумрака. Столы перевернуты, все пробирки, реагенты со средами – разбиты и растекаются разноцветными лужами на полу. В беспорядке разбросаны бумаги и опрокинуты шкафы. Содраны плакаты с напоминаниями о мерах безопасности при работе с боксами. Даже лампы сорваны с потолка и теперь едва держатся на тонких проводах, подмигивая умирающим светом.

Где носит Агату? – это первый вопрос. Второй, не менее важный – кто сотворил подобное? Закрыв за собой дверь, Уильям убирает карточку в карман. Мозги готовы вот-вот вскипеть от обилия мыслей. Обратиться к помощи охраны? Точно нет. Нельзя, чтобы то, что они скрывали все эти годы, выползло на поверхность. Проверка ушла из их секции. Но не из здания. Миссис МакГрегори? Только она могла здраво рассудить, что предпринять дальше. Не застрянь она на «допросе», то несомненно, была бы уже здесь.

– За такое нас бы точно прикрыли, – вздыхает Уильям.

Он проверяет, заперта ли дверь, и, в расстройстве, ещё раз оглядывает несчастное помещение. Взгляд цепляется за следы когтей и пятна крови в некоторых местах. Тревога возрастает с новой силой. Кто-то из подопытных сбежал? В их отделе проходило множество экспериментов как на живых, так и на мертвых существах. Чаще всего опыты заканчивались для них мутацией всего тела или различных его частей. Как бы назвала их безмозглая гусыня Валери – монстры. Но на его памяти эти уродливые порождения науки редко впадали в агрессию, по большей части безучастно созерцая своё преображение.

Дрожь пробегает по телу. Уильям осторожно ступает в полумрак помещения. Под ногами хрустят осколки колб и пробирок. Глубокие борозды на столах и стенах оставлены внушительного размера когтями. Кто-то очень злой метался по комнате, снося всё на своём пути. Уильям хмурится. Он не может припомнить никого из подопытных, кто мог бы нанести подобный ущерб. Даже сорок четвертый. Ежедневные проверки системы безопасности, надёжность клеток не позволили бы такому случиться.

Беспокойные мысли меняют направление. Присутствовала ли Агата в лаборатории, когда это произошло? С её слабым здоровьем дать отпор сильному и крупному врагу не представляется возможным. Уильям старался ежедневно устраивать физкультурные перерывы под её недовольное бурчание, но это мало чем помогало. Что, если Агата сейчас лежит где-то без сознания? Раненая и обессиленная?

Уильям заглядывает за каждый перевёрнутый стол с надеждой и страхом. Под тусклым светом разбитых ламп с пола поднимается человеческая фигура. Рыжие волосы растрепаны, халат порван. Покачиваясь из стороны в сторону, она бредёт в его направлении.

– Агата? Ну и напугала ты меня! – Уильям облегченно вздыхает.

Он делает несколько шагов навстречу другу, но резко останавливается. Девушка двигается слишком неестественно. Плечи нервно дергаются. Походка отрывиста. «Что-то не так», – успевает пронестись в голове Уильяма. Сделать он ничего не успевает.

Подобно игрушке, Уильям отлетает в сторону. Мензурки бьются под его весом, впиваясь осколками в тело. В миллиметре от глаз проносятся острые когти. Уильям едва успевает увернуться. Свистящий поток ветра срывает с него очки, лишая зрения. Рука беспорядочно шарит по полу. Нащупав чудом уцелевшую банку со спиртовыми шариками, Уильям замахивается, с силой кидая её в лицо монстра. Взвыв, существо отступает.

Уильям вскакивает на ноги. Размытый взгляд скользит по опрокинутым столам. Подрагивающие ладони хватают увесистую упаковку с порошком агар-агара. Перед глазами пляшет мешанина из кроваво-мрачных цветов. Прищурившись, он целится в трясущуюся голову монстра. Знакомые черты невыносимой болью отдаются в сердце. Перед ним жалкое подобие человека, некогда бывшее его лучшим другом. Белок и зрачок слились в бездонную черноту, по всему телу тянется гнилостная венозная сеть, а изо рта течёт вязкая слюнная жидкость грязного оттенка. Но хуже всего руки. Её прекрасные, аристократично-бледные пальцы… с длинными острыми когтями… больше обычных в несколько раз. Неужели она решилась на это? Может, Рошель права, и Агата…

– Ты сошла с ума.

Низкий рык вырывается из глотки существа. Уильям запускает «снаряд». Промах. Бьющиеся в голове мысли не хотят доверять глазам. Агата безумно мечется по лаборатории, пытаясь убить его. Но даже в такой момент он не в силах ранить её. Решение приходит незамедлительно. К чёрту всю эту скрытность. Пусть их хоть трижды распнут в Страсбурге за незаконные испытания. Уильям не готов потерять друга ради идеи. Он приведёт помощь.

Петляя между столов, Уильям устремляется к выходу. Бежать. Закрыть дверь. Не дать выбраться Агате на свободу. За спиной раздаётся грохот. Существо, почуяв свое превосходство, пускается в погоню. Не сбавляя скорости, Уильям подхватывает поднос с инструментами и запускает их в монстра за спиной. Острые предметы пролетают мимо. Вслед за ними отправляется ещё пара колб. Жидкость растекается по стенам от удара. Отпугнуть. Задержать хотя бы ненадолго. Но не ранить.

Запинаясь об опрокинутые микроскопы и стулья, Уильям подбегает к двери. Руки лихорадочно шарят по карманам. Заветной карточки в них нет. Вернуться? У него нет времени искать столь небольшой предмет в полутьме и беспорядке. Поток мыслей прерывает острая боль, вспыхнувшая в спине. Помещение проносится перед глазами. От удара тела стол ломается, опрокидывая содержимое колб прямо на Уильяма. Остатки сил покидают его. Не видя иного выхода, он предпринимает последнюю попытку спасти жизнь.

– Ты… ты совсем не узнаёшь меня?

Гортанный рык становится громче. Неужели их детище способно настолько сильно извратить разум человека?

– Это же я, Уильям! Твой друг!

Пощёлкивая зубами, существо приближается к нему. Руки с огромными острыми когтями, которые, словно лезвия, блестят в свете мигающей лампы.

– Агата, чёрт тебя дери, очнись!

Чёрные глаза невидяще смотрят на него. Смолянистая кровь вытекает из открытых ран.

– Прошу, приди в себя.

Последняя горящая лампа, мигнув на прощание яркой вспышкой, срывается с потолка, окончательно погружая помещение в непроглядную тьму.

– Не… не подходи ко мне. Стой, где стоишь, слышишь?! А-а-агата… А-А-А!

Глава 1

Мелькающий за окном пейзаж останавливается, извещая об окончании поездки. В полном молчании девушка покидает машину. Хоть человек за рулем ей знаком, ни слов благодарности, ни прощания не слетает с её губ. Последняя ниточка, ведущая к знакомому миру, скрывается за поворотом. Теперь Агата Джеймс МакГрегори может рассчитывать лишь на себя. Её дом остался далеко позади вместе с трещащими без умолку СМИ. Придёт день, и она выберется из всего этого победителем. Нужно лишь дождаться. И постараться не наломать дров.

Тяжёлый чемоданчик неприятно оттягивает руку. Продолговатые, серовато-бледного оттенка, как у мертвеца, пальцы нервно сжимают ручку. События последнего месяца наградили её недугом, который незнающий человек с лёгкостью принял бы за врождённую арахнодактилию.

Скучающий взгляд серых глаз обводит Клок-Холл – двухэтажный дом в классическом английском стиле. Миссис МакГрегори неплохо постаралась с поиском уединенного жилища. Когда на Агату обрушилась лавина возмущения СМИ, взбесившихся профессоров и травля отупленного общества, ей ничего не оставалось, как спрятаться, пока всё не утихнет.

Переворошив дорожные карты и справочники, Агата наткнулась на полумертвый городишко, о котором известно было лишь то, что он из последних сил держится за счёт фабрики кошачьего корма, а отчуждение от остального мира превратило его в призрак. Плотный массив леса, обширная сеть болот и ревущее холодное море не способствовали ни появлению туристов, ни новых жителей. Когда Агата сообщила матери о своём намерении затаиться в Ливингстон Бэй, та одарила её столь странным взглядом, что девушка против воли запечатлела его в воспоминаниях. Что-то промелькнуло в глазах миссис МакГрегори в тот момент. Но что? Страх? Заинтересованность? Или смирение? Агата решила, что как только скандал уляжется, она обязательно спросит об этом.

Безупречно выглаженная рубашка, заправленная в брюки, пиджак, галстук и остроносые ботинки, отполированные до блеска, резко контрастируют с запущенным домом. В разломанном почтовом ящике дотлевает газета за декабрь 1924 года. Ржавые ворота, покосившаяся кованая ограда, со всех сторон взятая в плен диким шиповником, клочки травы, пробивающиеся сквозь вымощенные камнем дорожки… По закаменевшему веснушчатому лицу не проскальзывает и тени интереса. Не пробуждают интереса и заброшенные комнаты дома со следами меловых пентаграмм на полу.

Слой многолетней пыли заботливо окутывает предметы скудного интерьера. На каждом шагу можно встретить изрядные лоскуты паутины. Бывший хозяин, кем бы он не был, не потрудился привести дом в более-менее порядочное состояние. Или же миссис МакГрегори в спешке упустила дать ему подобные указания. Ведь, несмотря на то, что место выбрала Агата, именно её мать связалась с хозяином и оплатила обустройство дома.

Агата методично осматривает каждую комнату. Из труб и кранов несёт едким строительным запахом. В углу, рядом с разобранным умывальником, валяется забытый ящик с сантехническими инструментами. Поверх пыльных полок небрежно теснятся вереницы потрепанных книг, подобранных явно наугад. Смятое постельное бельё лежит в дырявых пакетах поверх голого матраса. По царапинам на полу можно проследить дорожку к древнему холодильнику. «И как такая рухлядь дожила до наших дней?» – раздумывает Агата, вставляя вилку в розетку. Старичок-рефрижератор с ужасающим кряхтением принимается за работу. На кухонном столе высится пирамида из коробок. Еда, предметы первой необходимости… Они тоже входили в список вещей, оговорённых с хозяином.

– Надо было ещё раз подумать с выбором места, – недовольно протягивает Агата, осматривая газовую плиту. Ей, как человеку, привыкшему к щедрым дарам цивилизации и недурному экономическому положению, подобные условия кажутся более чем спартанскими. Но лучше так, чем под стражу. Полиция вот-вот готова была наведаться в гости. А это – навсегда перечёркнутая дорога к науке. Хорошо, что её мать взяла на себя разгребание устроенного в лаборатории беспорядка.

Пыльный воздух сводит лёгкие. Агата спешно распахивает деревянные окна. Невидимая рука ветра ласково дотрагивается до медного цвета косы, спускающейся ниже пояса. Узловатые пальцы ложатся на раму окна. Тень омерзения проскальзывает по неживому лицу Агаты. Причина появления недуга. Вот что возвращает тревожные мысли вперемешку с затаённой яростью. Её лишили всего: имени, работы, доступа к архивам, но, самое главное, – образцов и материала. Она ведь знала. Знала, что нельзя доверять той твари! Сроду не разбирающаяся в медицине, химии и анатомии, она лишь хлопала пушистыми нарощенными ресничками! Агата не принимала её всерьез, закрывая глаза на тревожные знаки. Всецело поглощённая опытами, она не заметила волка в овечьей шкуре. Самое тупое создание оказалось на редкость хитрым, подлым и достаточно влиятельным, чтобы в нужный момент прижать Агату к стене.

Хуже всего было то, что никто даже не заступился за неё. Общество, которому Агата так преданно служила все эти годы, отдавая себя без остатка… оставалось тем же сборищем идиотов, не перестающим судачить о бесчувственности, материалах, используемых в опытах, омерзительном любопытстве в сферах экспериментальной анатомии и даже безумии. Валери не стоило особых усилий обернуть этих недоумков против Агаты.

– Ненавижу! Подумать только, отступить у самого конца!

Перед глазами всплывают счастливые картинки загаданного будущего. Сейчас она выступала бы на конгрессе учёных, срывая овации шокированных слушателей. Вызывающе смотрела бы в глаза ошеломлёных профессоров. Подарила бы миру ключ к новой счастливой жизни. Но она здесь. Прячется в дыре, как подранная крыса. А Уильям? Боль отдаётся глухим ударом в голове. Он не должен был прийти так рано. Не должен был увидеть её. Ослеплённую. В безумстве спасающую своё творение. Она виновата перед ним, но это лишь последствия. Истинная причина всех бед заключена не в Агате. Единственный, кто должен понести наказание за это…

Волна гнева одурманивает разум. Под руку подворачивается стопка немытой посуды. Тарелки и кружки с дребезгом разбиваются о стену. Этот хруст отдалённо напоминает Агате ломающиеся шейные позвонки.

Всё заканчивается быстро. Занесённую над головой чашку Агата медленно опускает в раковину. В голове носятся миллиарды жужжащих, как пчёлы, мыслей, но и им остается жить недолго. Агата захлопывает окно. Толку от гнева мало. Тратить ценную энергию – ещё бессмысленнее. Мозг должен оставаться чистым и готовым в любой момент окунуться в научные изыскания. Обилие грязи подсказывает перенаправить ресурсы на более необходимую работу. Физическую.

Следующие дни Агата проводит в обнимку с метлой и шваброй. Уборка затягивается из-за отсутствия у девушки каких-либо познаний в наведении домашнего уюта. Агате больше нравилось работать мозгами, чем соскребать грязь с половиц. Не самое крепкое здоровье заставляет каждые полчаса открывать окна. Пыль, кажется, пытается придушить её в собственном доме. По ощущениям Агаты, за несколько дней она выгребла из дома пару стогов паутины, тонну-другую грязи и такое количество пыли, что хватило бы на облако, способное покрыть собой один-два района столицы.

Но стоило её страданиям окончиться, как незаметно подкралась скука. За время уборки Агата не обнаружила ничего, что могло бы распалить её любопытство. Даже полустёртые пентаграммы с въевшимися бурыми пятнами на полу не пробуждали интерес к проводимым в доме нечестивым обрядам. Книги, привезённые бывшим хозяином, оказались на редкость неинтересными. Помимо них другого развлечения в доме не было. Связь и интернет не работали, так что привезённый нетбук оказался бесполезным. Агата несколько раз попыталась усадить себя за редактирование уже готовых статей по смежным наработкам, но всплывающие воспоминания о лабораторных деньках с Уильямом мешали сосредоточиться.

Клок-Холл стоял прямо среди душистых трав луга, соседствуя с ещё четырьмя домами. Будто отражение, они в точности повторяли каждую деталь центральной постройки. Отличалась только степень запущенности. У одного из домов сгорел второй этаж. Другой хвастался проломленной стеной в ванную комнату и заржавевшими водопроводными трубами. Из окон третьего выглядывали мелкие деревца, пробурившие деревянные полы дома. Четвёртый, наиболее сохранившийся, отгородился от мира заколоченными окнами и сложенными во дворике стопками сгнивших брёвен.

Создавалось впечатление, что сейчас, кроме Агаты, здесь никто не жил. Иной раз она замечала расплывчатое лицо в окне одного из соседних домов, но оно быстро исчезало, оставляя гадать: не показалось ли? Но Агата не стремилась проверить свои подозрения. Мать чётко внушила ей: «Не покидай дом ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не поможет в случае опасности». Агате ничего не оставалось, как следовать этому правилу и медленно покрываться плесневелой корочкой безделья.

День и ночь над городом висели тяжёлые свинцово-серые тучи, повергающие в уныние. Казалось, в отрезанный от всего мира край даже солнце не заглядывало. Апатичная атмосфера заставляла бездумно пялиться в потолок, а тишина, такая непривычная для городского жителя, действовала на нервы. По дороге сюда Агата не потрудилась разглядывать проплывающий за окном пейзаж города. Отчасти из-за тревожных мыслей, а в основном из-за убеждения, что пробыть ей здесь придётся не больше недели. Но вот неделя подошла к концу, а друг отца, обещавший приехать с новостями из столицы, так и не появился.

* * *

– Дыра, – опершись на подоконник, Агата уныло взирала на поднадоевший пейзаж. – Мёртвый край.

Луг огорожен с четырёх сторон. В северной и южной части виднеются кирпичные стены. За ними – небольшие домики. По остальным двум сторонам тянется кованое заграждение и деревья с шумящими кронами. Между особняками пролегает асфальтовая дорожка с трещинами и ухабами. Петляя, она прерывается то песочной насыпью, то мелкой галькой. Её конец теряется в северной стороне, среди выдержавших натиск времени домиков. Именно на ней и появляется первая живая фигура за неделю.

Повинуясь внутреннему чутью, девушка задвигает шторы, но от окна отходить не торопится. Свинцово-серые глаза с интересом разглядывают странного гостя сквозь полоску света. Женщина лет тридцати в окружении стаи чёрных воронов решительно направляется в сторону её дома. Неуклюже перепрыгивая через ухабы, она то и дело проваливается то в одну, то в другую яму, и, извозившись в грязи, выбирается обратно на дорогу. Пернатые друзья не отстают от своей хозяйки. Их угольные крылья скрывают фигуру и лицо женщины.

Неожиданно она сворачивает с дорожки в сторону дома с заколоченными окнами. «Хозяйка? Гостья?» – Агата перебирает в голове всевозможные варианты, пока фигура не останавливается. На секунду в кружащей чёрной массе появляется брешь. Лицо женщины повернуто в её сторону. Дрожь прошибает тело. Налетевший из ниоткуда поток холодного ветра обдаёт лицо. Агата отшатывается от окна. Несколько секунд медлит, не зная, что предпринять. Тревогу побеждает любопытство. Врождённая тяга к неизвестному в очередной раз берёт верх над здравым смыслом.

Присев на корточки, Агата подползает к окну. Медленно вытянув шею, она всматривается вдаль. К её облегчению, женщина потеряла всякий интерес к Клок-Холлу. Стоя на подступах к заколоченному дому, она изо всех сил вырывала из хулиганских пастей репейника свою длинную юбку. Выиграв поединок, незнакомка злобно вытаптывает растительность. Затем принимается отряхивать от остатков колючек порванную ткань. Закончив с наведением красоты, она заходит в дом.

Из-за чернокрылого вихря Агата не сумела разобрать, стучалась ли она или воспользовалась ключом. Но с того дня данная особа стала постоянно наведываться в заколоченный дом. Другого развлечения у Агаты не было и, вооружаясь запылившейся книжкой, она проводила у окна всё своё время. Приходила женщина рано утром. Уходила под вечер. И каждый раз пристально поглядывала в сторону дома, где жила Агата.

Девушка недоумевала. Слух о новом жильце уже должен был облететь маленький городок минимум два раза. Что же останавливало фигуру в чёрном ореоле воронов наведаться к соседке? Изо дня в день Агата изводила себя сомнениями и догадками. Мысли о преследовании и скором обнаружении лишь усугубляли тревогу. Человек с новостями так и не приехал. Дурное предчувствие поселилось в груди, заставляя Агату каждый раз откладывать книгу и задумчиво тарабанить ногтями по подоконнику. Ощущение чего-то плохого усилилось в конце второй недели её пребывания в Клок-Холле. Женщина не появилась. И на следующий день ожидание у окна прошло впустую.

Воскресным утром Агата проснулась из-за повторяющихся глухих звуков. Стук разлетался по равнине и шёл с улицы. Сонно потирая глаза, она подошла к открытому на ночь окну. День только просыпался. Вялые лучи солнца неохотно пробирались сквозь облака. В растворяющемся сумраке отчёливо было видно, как хлопает на ветру дверь дома с заколоченными окнами.

Закрыв ставни, Агата ложится обратно. Уснуть не удаётся. Обычно люди не бросают входную дверь нараспашку. Только если у них что-то случается. Даже если так, отвечает сама себе Агата, её это не касается. Минуты складываются в часы, а сна так и нет. Гулкий стук эхом разлетается в опустевшей местности. Перед её отъездом в Ливингстон Бэй, мама сказала ей довольно странную фразу: «Лучше не тревожь неизведанное, ведь ни ты, ни я не знаем, что скрывается за порогом».

«Скрывается за порогом…»

Тревожный голос матери звучит в голове, повторяя эти слова как чудаковатую мантру. Агата чувствует, за этой фразой прячется нечто большее. Но что? Предостережение? Намёк? «Какой же противный скрип у этой двери». Поджимая от холода ноги, Агата быстро надевает костюм. В этот раз поверх рубашки и галстука проходят ремни портупеи. Отец позаботился, чтобы дочь могла постоять за себя. Он научил не только отменно стрелять, но и снабдил Агату всем необходимым перед отъездом. С профессией Джеймса раздобыть оружие и разрешение на него не составило большого труда.

Чёрная мякоть перчаток нежно обхватывает руки. Лишняя предосторожность не помешает. Агата осматривает ладони. Пошив на заказ. Но даже в перчатках эти чудовищные ладони с крючковатыми пальцами смотрятся жутко. В любое другое время она не удосужилась бы взглянуть на них. Мысли начали разбредаться, возвращаясь к прошлому. «Уилл, мне, правда, жаль». Стальной разум ледяным хлыстом собирает их обратно. Сейчас Агате нужно сосредоточиться на том, что она собирается сделать. Терзающая боль подождёт.

– Никому не дано скрываться вечно.

Собственный голос пытается перебить взволнованный разум. Желание к познанию мира, изъедающее любопытство и страх ввергнуться обратно в скуку уничтожают тревожные мысли о перспективах быть обнаруженной. Мать точно не одобрит её порыв, если узнает. Если узнает? «Именно». Агата оставит эту вылазку в секрете. В конце концов «тревожить неизведанное» – её профессия.

* * *

Ладонь останавливает дверь от очередного хлопка.

– Есть тут кто?

Тишина.

– У вас дверь не закрыта!

Снова молчание.

Девушка возвращается взглядом к Клок-Холлу. Его унылый вид беззвучно молит поскорее вернуться. В ответ на его зов Агата делает решительный шаг внутрь соседнего дома. Дверь за спиной бесшумно закрывается. «Раз уж пришла, то стоит проверить, всё ли хорошо с хозяевами», – рассуждает Агата, не в силах признать, что это не альтруизм, а бушующее любопытство.

Агата неспешно обходит одну запустелую комнату за другой. Ступать приходится осторожно. Рваные тряпки, бывшие когда-то шторами, поглощают редкий свет, проходящий сквозь щели в заколоченных окнах. Несмотря на грязь, сломанную мебели и ощущение покинутости, здесь явно кто-то живёт. Свежие кучки объедков и вскрытых консервов на столе. На туалетном столике разбросана косметика, которую кто-то тщательно перебирал. Чистая одежда лежит в переполненном доверху шкафу рядом с грязной. Единственной запертой дверью в доме оказывается спальня на втором этаже. От неё особенно сильно разит гнилостной вонью.

Оттряхивая грязь с пиджака, девушка спускается в прихожую. «Может, небрежный хозяин просто забыл запереть дверь? В любом случае, пора уходить. Не хватало ещё, чтобы мой лучший костюм провонял». Агата ничего не носила кроме «лучших костюмов», и даже торопливо собираясь в дорогу, провела не меньше часа, выбирая, какой будет красивее всего смотреться на фоне провинциального городка.

Хлюп.

С мерзким звуком дизайнерский оксфорд опускается в липкую лужицу.

– Вот дрянь!

Девушка обтирает подошву о ковёр. Но прежде, чем она успевает отвести взгляд от пола, в лужицу падает капля. Затем ещё одна. Звук падающей жидкости тонет в пыльном воздухе. Агата медленно поднимает голову к потолку. По нему растеклось побуревшее пятно. Сгнившие от времени и сырости балки напитались жидкостью. Предсмертный скрип разлетается в воздухе. Звонкий щелчок. Агата отпрыгивает в сторону. Секунду спустя на это место обрушивается часть второго этажа. В воздух поднимается столп пыли. Кашляя, Агата отходит к колышущимся шторам. Проникающий дневной свет падает на то, что и при жизни с трудом могло называться человеком.

Безобразное тело прикрывает потрёпанный халат. У женщины уродливые черты, деформированная челюсть с верхней рассечённой губой, раскосые глаза, выпучившиеся из черепа по-рыбьи. Из вспузырившейся кожи щёк и лба проросли новообразования, в точности повторяющие лицо. Словно дополнительные маленькие головы, со своими собственными покатыми глазами и искривлённым ртом.

Последний кусок сгнившего дерева падает на ковёр. Разволновавшиеся шторы занимают свой пост, скрывая в темноте жуткое зрелище. В доме снова воцаряется тишина. Затаив дыхание, девушка подходит ближе к странному существу. Ни отвращения, ни страха не проскальзывает в её глазах. Вспыхнувший интерес рождает в голове новые и новые вопросы. Как оно могло жить с такой искривленной конструкцией тела? Что могло породить подобное? И как оно умерло?

Агата присаживается на корточки. «Стоит приступить к более детальному осмотру». Она одна в доме. Никто не подвергнет её бессмысленному порицанию. Подобное лицемерие возмущало Агату всю жизнь. В действительности любого из нас до ужаса редко волнует чужая смерть. Особенно если не касается наших близких людей. Часть людской сущности, которую все почему-то настойчиво пытаются скрыть за маской притворной скорби.

– Вторая стадия разложения тела, – бормочет себе под нос Агата.

В полумраке она разглядывает мерзко надувшуюся от газов кожу. Выделившиеся жидкости из мёртвого тела за несколько дней пропитали собой сгнившую древесину пола. «Что и стало причиной падения». Возле уха Агата замечает запёкшуюся рану. От прикосновения к ней на ладони остаются размазанные следы красной субстанции. «Кровь». Как давно она не видела её на руках?

– А вот и причина смерти. Удар получен тупым предметом. Возможно, камнем. Не исключена вероятность удара об угол стола. Кровотечение началось сразу от разрыва тканевых оболочек. Попыток остановить не предпринималось. Наступление смерти около двух-трёх дней назад, – уверенно произносит Агата.

Ей невольно вспоминаются времена, когда мама брала её с собой на работу и позволяла ей самой определить причину смерти и орудие убийства.

За спиной что-то глухо ударяется о деревянные заграждения. Натянутые нервы пронзает, словно стрелой. Рука тянется за оружием.

– Тьфу. Пернатый чёрт.

На неё безмолвно пялится крупный ворон нетипично-бежевого цвета. Хрипло каркнув в ответ, он взмахивает светло-коричневыми крыльями, покидая место. Появление пернатого гостя отрезвляет Агату. Ей здесь не место. Нужно скорее вернуться домой. Практически бегом девушка устремляется в прихожую. Подрагивающая ладонь тянется к ручке. Но та поворачивается раньше, чем девушка успевает к ней прикоснуться. От порывистого ветра дверь распахивается рывком. Взвинченные нервы дают сбой. Ладонь нащупывает гладь металла и направляет к дверному проёму. Палец ложится на курок.

– И вам доброго утречка, милая.

Агата в ступоре рассматривает длинный нос с абсолютно неуместными в пасмурную погоду солнечными очками. Их линзы переливаются бензиновым оттенком. Верхняя часть лица скрыта густой чёлкой. Угольно-чёрные волосы собраны в небрежный пучок с торчащими со всех сторон прядями. Худая фигура женщины возвышается над Агатой на добрые три головы. За спиной вытягивают любопытные мордочки чернокрылые вороны. Часть расселась на крыльце, другая на плечах и голове женщины.

– Кто вы? Что вам нужно? – слова вылетают быстрее, чем девушка успевает их осознать.

– Последнее время мисс Этель чувствовала себя неважно, – женщина будто и не замечает нацеленного на неё оружия. – Я ходила проведывать её, заранее оповещая о встрече. Но недавно она перестала отвечать на письма. Хотела убедиться, что с ней всё в порядке, но, похоже, вы опередили меня.

Девушка опускает оружие, чувствуя, как глупо выглядит. Однако убирать его в кожух не торопится.

– Ваша подруга умерла три дня назад.

– Вот как, – женщина изображает фальшивую гримасу грусти. – Жаль. В таком случае, не откажетесь составить компанию на похоронах? Как-никак, вы её первая нашли. Не бойтесь, оплакивать не обязательно.

– Откажусь.

Агата делает решительный шаг в сторону выхода. Она не видит глаз, но уверена, они косятся в сторону металлического предмета в её руках. Фигура не отступает. Пернатая свита, взлетев, нарезает круги. Их мельтешащие тельца и хлопающие крылья стараются затолкнуть девушку обратно в дом.

– Послушайте, дорогуша, – голос схож с рваным карканьем. Интонация то взмывает, то опускается, чем раздражает чувствительный слух Агаты, – у нас нечасто встретишь туристов или проезжих. А вы – новое лицо, так сказать. Давайте-ка зайдём внутрь, выпьем чаю. Можем обсудить последние референдумы в Шотландии или…

– Если пустая болтовня – это всё, что вас интересует, то с выбором собеседника вы ошиблись. Всего хорошего.

Грубым движением Агата оттесняет женщину от двери. Протестующее карканье ворон режет уши. Их острые коготки проносятся перед лицом Агаты. Хлопающие крылья задевают наспех заплетённую косу.

– Жаль, жаль, – протягивает фигура, наблюдая за жалкими попытками девушки вырваться из окружения. – Те, кто выбирают путь одиночества и не желают иметь дел с другими, зачастую оказываются в удручающем положении. Участь Этель не завидна, не правда ли?

– Вы мне угрожаете?

– Всего лишь даю напутствие.

Рот женщины растягивается в чудовищном оскале. От одного этого у Агаты пробегают мурашки по спине. Выставленные напоказ белоснежные зубы идут в несколько рядов. Их концы заточены. Поврежденная эмаль выросла в острия, способные потягаться с пастью хищников. Агата никогда не видела подобных зубов. Мысль, что они могут быть частью наследственности, лишь усиливает пробуждающийся страх. Существо, умершее в доме, доказывает, что в этом месте, как нигде, процветают генетические мутации. Она и сама созерцала нечто подобное в лаборатории. Но, столкнувшись с подобным проявлением у человека, не могла не насторожиться. Каждый жест женщины говорил ей об исходящей угрозе. И зачем она только покинула дом?

«Часть лица скрыта. Спецслужбы? Меня нашли? Больше походит на местную, погрязшую в суевериях, как в грязи», – быстро думает Агата. Вытащив из причёски застрявшие перья, она вновь бросает взгляд в сторону женщины. Лимит испытаний судьбы на сегодня исчерпан. Сросшиеся лица мертвого существа и этот чудовищный оскал точно наведаются сегодня в кошмарах.

Заметив, как Агата спешно ретируется подальше от дома, женщина открывает рот, готовясь что-то сказать вслед.

– Нет, – резко обрывает её Агата. – Что бы вы не предложили. Нет.

Горестно вздохнув, женщина заходит внутрь дома. Птицы влетают вместе с ней. Прежде чем закрыть дверь, она снова обращает своё лицо к Агате:

– И всё же… Добро пожаловать в Ливингстон Бэй, мисс МакГрегори. Что бы вас сюда ни привело, помните, вы не дома, в столице. Здесь всё совсем по-другому. В ваших же интересах играть по правилам тех, кого вы называете погрязшими в суевериях, как в грязи.

Дверь глухо захлопывается, обдав удивлённую Агату ворохом из чёрных перьев.

Глава 2

Агата разглядывает пустой блистер из-под таблеток. Ладонь с хрустом сминает бесполезную вещь и отправляет её в мусорный пакет. Агата ещё раз тщательно перепроверяет каждую пачку. Будто от этого внутри чудесным образом появится спасительная пилюля. Безрезультатные поиски прерывает удар невидимого молота. Резкая боль охватывает виски. Ноги подкашиваются. Руки скользят по столешнице в надежде ухватиться хоть за что-то. Перевернувшийся мир кубарем проносится перед глазами. На пол падают упаковки и часть разобранного аптечного чемоданчика. Листочки с инструкцией взмывают в воздух, и, кружась, плавно приземляются на дрожащие плечи.

Кошмары. Они преследовали Агату с момента прибытия. Последние ночи безумно красочные и хаотичные сны изматывают сильнее прежнего. Воспалённый потерей, разум отравляет сам себя. Попытки отказаться от сна оборачиваются провалом. Утомлённое тело отключается от реальности само по себе, насильно утягивая в искажённые болезненные воспоминания. Невыспавшаяся и уставшая, Агата всё отдала бы за обезболивающее. Всего за две недели затворнической жизни она смогла прикончить две больших пачки. А конца этому аду всё не предвиделось.

Вялое тело никак не хочет подниматься с пола. Усилием воли Агате удаётся заставить себя ползти к ванной. Холодная вода хлыстом проходится по лицу. Боль в висках несколько унимается. Не вытирая лица, Агата распахивает окно. Прохладный ветер остужает горячий лоб. Рассеянный взор блуждает по местности. Ей показалось, или кто-то наблюдает за ней? Вон там, в трещине кирпичной ограды. Разве это не лицо? Или это дерево? Агата нервно улыбается. Ей необходимо прогуляться. Сегодня же. Не хватало ещё поставить под удар здравомыслие. Легко сойти с ума, ведя разговоры с единственным здешним собеседником – безмолвной пучиной, имя которой одиночество.

* * *

– Как бы не начался дождь.

Агата буравит взглядом иссиня-чёрные тучи, смешивающиеся с угольным дымом фабрики. За ними прячется унылое солнце. Измотанный разум просит спасения у прохладного ветра. Противореча разуму, в глубине сердца ёрзает страх, повторяющий предупреждения матери. Агата всего-то хочет найти местную аптеку и вернуться обратно. Что может пойти не так?

Стараясь отвлечься, Агата отводит взгляд в сторону заколоченного дома. Прошлым вечером туда наведалась тройка бородатых мужиков с изнурёнными лицами и в потрёпанной рыбацкой одежде. Провозившись пару часов, они вышли, таща за собой несколько крупных мешков. Никаких гробов или плачущих родственников. И тем более полисменов, спешащих задать не один десяток вопросов Агате. Ведь именно ей «повезло» найти тело.

Что говорила та женщина насчёт людей, выбирающих уединённую жизнь? Обречены на удручающие последствия или что-то типа того? Дрожь пробегает по телу. Вначале Агате казалось, что в этом заброшенном уголке мира нет места загадкам и тайнам. Но теперь вера в унылое спокойствие города развеялась окончательно.

Поколебавшись, Агата выбирает дорогу до южной кирпичной изгороди. Той, что обращена к парадным дверям дома. Рваное карканье за спиной прорезает тишину. Агата оборачивается, ожидая увидеть знакомую фигуру. Однако, кроме неё, на луговой дорожке никого нет. Сорная трава колышется под слабым ветром, подобно зеленому морю.

– Такими темпами мне скоро понадобится и успокоительное, – вяло протягивает она, ощущая, как медленно разрастается тревога в груди. Сначала это лицо за кирпичной кладкой изгороди. Теперь иллюзия карканья воронов. Видения преследуют её чаще, чем сама зубастая леди в очках.

Тропинка кончается у кирпичной стены, увитой плющом. Толкнув калитку, искусно украшенную изображением схватки единорога и льва, девушка выходит к рядам кукольных домиков. На удивление везде чисто и аккуратно. Нет ни гнили, грызущей дряхлые постройки, ни духа затхлости – вестника тлена. Буйство красок резко контрастирует с заброшенностью, к которой привыкла Агата за несколько недель. Стены выкрашены в яркие жизнерадостные цвета. Ухоженные клумбы хвастаются пространствами цветущих растений. Их пестрота словно бросает вызов пасмурному небу.

Пройдя немного вглубь, Агата в шоке понимает, для кого были построены эти крошечные жилища. Для котов! Полчища разношёрстных котов и кошек, выряженных в причудливую одежду, гордо расхаживают между домами. В некоторых двориках стоят небольшие столы со стульчиками. Взобравшись на них, усатые господа неторопливо вкушают изысканные лакомства на расписных тарелках. Никаких драк или опрокидывания предметов. Хвостатая аристократия во всём придерживается королевского поведения.

– Всё чудесатее и чудесатее, – тихо присвистывает Агата. Она будто попала из полумёртвого городишки на краю моря в Страну Чудес.

Толстая шотландка с висящими ушами останавливается рядом с Агатой. Густая шёрстка скрывается под пышным платьем с оборками. Кошка выжидающе смотрит на Агату. Поколебавшись, девушка садится на корточки.

– Клянусь, я упаду в обморок, если ты со мной заговоришь.

Кошка принимается тереться об ноги, к радости Агаты, не проявляя высокой интеллектуальной активности. «Кому могло взбрести в голову построить подобное место? И, что немаловажно, как его удаётся поддерживать в столь приличном виде, когда весь доход приносит еле живая фабрика?»

Мурлыканье кошки становится громче. Агата нерешительно протягивает руку к шёрстке. На шее красавицы дорогой на вид ошейник с металлической биркой: ШАНЕЛЬ. «Не привязываться. Я только поглажу её и всё», – напоминает себе Агата. В ответ кошка радостно подставляет голову. Сердце сжимается. Лёгкая дрожь проходит по телу. Каждый месяц Агата переводила деньги для кошачьих приютов. Размещала объявления о пропаже или пристройке в добрые руки. Но сама никогда не навещала тех, кому помогала.

В уголках глаз собирается влага. Агата проглатывает ком в горле. Доброта кошки трогает её душу, в то время как старые раны начинают ныть ещё сильнее. Прекрасные создания, к которым она питала нежнейшую любовь, оставили в её груди огромную зияющую дыру. Когда-то она любила заглядывать в точно такие же загадочные глаза. Ей казалось, эти существа знают намного больше, чем люди, и ведают о таких вещах, которые человек боится даже вообразить.

– Что ты тут забыла?

Голос неподалёку возвращает к реальности. Маска безразличия окутывает лицо Агаты. Приготовившись к неприятному разговору, Агата поворачивается.

– Что, и мимо пройти теперь нельзя?

Агата сразу узнаёт этот голос. Немного привстав, она выглядывает из-за крыш домиков. Три девушки в форме горничных окружили птичью леди. Коротышек в передниках совершенно не пугает немалый рост женщины. Растянутый полосатый свитер с подогнутыми рукавами и мятая юбка в пол болтаются на худом теле. Две цепочки из муляжного золота на шее не вяжутся с потёртыми кедами. Неужели Агате не показалось? Эта женщина целенаправленно преследует её!

– Тебе – нельзя, – одна из служанок властно взмахивает рукой. Судя по дорогим кольцам на руках, она главная.

– Проваливай отсюда, пернатая. И куриц своих забирай, – вторит другая с подносом в руках. На нём разложены тарелки с деликатесами.

– Глянь, во что вырядилась, – третья подталкивает лидершу локтем. – Я такими тряпками пол мыть не решилась бы.

Убедившись, что всё внимание горничных приковано к женщине, Агата начинает пробираться в глубь «кошачьего городка». Главное, чтобы её не выдали слоняющиеся четвероногие. Испугать котов и поднять шум ничего не стоит, а вот объяснять своё присутствие куда труднее. Проползая между домиками, она успела почерпнуть из ядовитых слов служанок, что для суеверных жителей Квартал Четвероногих по-особенному неприкосновенен, и таким, как странная женщина, быть здесь не положено.

«Проскочу по-тихому. Лишние расспросы мне ни к чему. Чем меньше людей меня видели, тем больше вероятность дожить до конца бури. Ещё и от этой курицы в очках избавлюсь. Класс», – прикидывает в голове Агата, прислушиваясь к разговорам за спиной.

Порой Агата осторожно выглядывает из-за черепичных крыш домиков, в душе надеясь, что никому из женщин не придёт в голову оглянуться. Странная леди в обиде поджимает губы, не произнося колкостей в ответ. Зато у презрительно улыбающихся служанок язык подвешен, как следует. Одна из них отваживается грубо оттолкнуть женщину, из-за чего та чуть не падает. Спасает налетевшая стая воронов. Крупные тушки мощными крыльями помогают хозяйке удержать равновесие.

Голоса за спиной становятся тише. Агата чувствует, как страх обнаружения постепенно растворяется.

– Таким, как ты, никогда не будет места среди нас!

Девушка останавливается.

– Изгоям место среди изгоев.

Она слышала это раньше.

– От твоего любопытства одни проблемы.

Кулаки сжимаются. Как странно. Даже голос чем-то похож. Дыхание перехватывает. Агата оборачивается. Главная горничная хватает цепочку на шее женщины и срывает её.

– Фальшивка, – презрительно оглядывая, протягивает она. Затем с неприязнью впирает взгляд в лицо непрошенной гостье. – Как и сама ты. Думаешь, мы поверим твоим благим намереньям? Не будь так наивна. Ты лучше нас знаешь, что скрывается за этой уродливой маской.

– И что же? – глухо отзывается женщина.

– Монстр.

Безапелляционный вердикт эхом проносится в голове Агаты. Внутренняя борьба умолкает. Выбор сделан. И нет пути назад.

– Прошу прощения за вторжение, мисс.

Толпа поворачивается к ней. Агата едва сдерживается, чтобы не засмеяться от того, как вытянулось лицо у женщины с воронами на плечах. «Даже рот открыла, вот умора».

– Ты ещё кто? Первый раз вижу, – недовольно протягивает главная.

– Я недавно переехала в Клок-Холл. Мадам, на которую вы набросились, должна была показать мне город. Но она несколько припозднилась на нашу встречу, так что я решила посамовольничать и прогуляться.

Агата быстро оглядывает собравшихся. Она не сильно вслушивалась в их перепалку, но достаточно поняла, в каком почёте здешние коты и кошки. Это может сыграть ей на руку.

– Я не знала, что покой этих… прелестных созданий ни в коем случае нельзя нарушать. Мисс, стоящая перед вами, лишь выполняла свой долг. Она как раз собиралась меня догнать и вывести отсюда. Простите нас за столь вульгарное появление. Мы сейчас же удалимся и больше не причиним вам хлопот.

Поджав губы, старшая служанка косится на нерадивых гостей.

– На будущее – это место предназначено только для кошачьего семейства и его верных слуг. Посторонним тут, – язвительный взгляд в сторону женщины, – ошиваться непростительно. Коты – светила нашего города и, в отличие от остальных псевдо-божков, откликаются на молитвы. Но не думай, что можешь вот так просто тревожить их. Сначала заслужи уважение и получи статус. А уже потом приползай сюда с подношениями. Ясно?

– Пренепременно, мисс. Итак, – Агата поворачивается к остолбеневшей женщине, – в путь. Не будем отвлекать занятых леди от их работы.

До пернатой особы не сразу доходит смысл слов. Спохватившись, она неуклюже переваливается к Агате. На секунду остановившись рядом с главной занудой, она быстро бросает:

– Чтоб ты знала, я никогда бы не стала без причины приходить на чужую территорию.

Женщина идёт за Агатой, оставив перешептывающихся сплетниц в одиночестве. Крошечные постройки вскоре остаются позади, сменяясь на волне обычные человеческие дома. Компания шествует в полном молчании. Поглядывая на запинающуюся о собственные шнурки женщину, Агата понемногу начинает жалеть, что вмешалась в чужую ссору. Походка у дамы несколько экстравагантная. Голова по-птичьи качается в такт телу, периодически склоняясь набок. Руки, будто сложенные крылья, полусогнуты.

– Вам обязательно наступать мне на пятки? – бурчит Агата, когда женщина, в очередной раз стараясь пристроиться поближе, оттаптывает вычищенные оксфорды.

– Простите, дорогуша. Понимаете, мои шнурки такие упрямые, что…

– Я вам не попутчик. Идите свой дорогой. Всего хорошего.

Агата ускоряет шаг. Огорчённая недружелюбным настроем женщина останавливается. «Видимо, работа мозга настолько утомляет, что даже не хватает энергии на ходьбу», – презрительно думает девушка. Насладиться покоем собственных мыслей не удаётся. Назойливая попутчица галопом нагоняет Агату.

– Вы такая грубая! – запыхавшись, выдает горе-бегун.

– Люди – хищники по натуре. Это раз. Мы на генетическом уровне полны злобы и агрессии. Это два. Оставьте меня в покое.

– Это уже, получается, три.

– Вы отнимаете моё время! – рявкает Агата.

Яростное карканье воронов заставляет её невольно вскинуть голову. Она уже и позабыла о птицах. Большая стая из двух десятков чёрных птиц летела прямо за ними. Огромные, с блестящими клювами и красными глазами, они изредка переговаривались между собой рваными голосами.

– У вас такой симпатичный костюмчик! – проигнорировав угрожающий тон Агаты, продолжила женщина. – Хотя он и не в моём вкусе. Предпочитаю свободу жмущим брюкам и давящим пиджакам.

– По вам видно. Стиль «первое, что попалось под руку».

Женщина склоняет голову набок. Скрежещущее карканье удивления вылетает из её горла. Агата закатывает глаза.

– Носки, – кратко констатирует она.

Женщина недоуменно переводит взгляд на ноги и останавливается. Через секунду противный смех оглашает улицу. Левый носок бежевый с кроличьими мордочками, а вот правый – в черно-белую полоску. Воспользовавшись замешательством, Агата ускоряет шаг. Рысцой петляет меж безмолвных домов и постоянно оглядывается назад. Похоже, навязчивая попутчица отстала. В отличие от воронов. Стая будто бы стала меньше, но всё также сопровождает Агату.

Остановившись передохнуть, Агата буравит взглядом стаю. Обычные врановые. Бирок на лапках нет. Стало быть, не домашние. Тогда что им нужно?

– Ох, да за вами не угонишься.

Женщина прислоняется к одной из оград, переводя дыхание. Губы обиженно поджаты.

– Некультурно это, знаете ли, оставлять даму в беде.

Часть воронов, кружащих над девушкой, садится на крышу к собратьям.

– Что за…

– Согласна. Скажу по секрету, я давненько увлекаюсь орнитологией. Но поведению их не перестаю удивляться. Ну, а вы, дорогуша, с наукой ладите?

– Не вашего ума дело.

– Да бросьте. Читали последнюю сводку об аэродинамических свойствах крыльев врановых в OnBirdLine?

– Не доводилось.

– Ничего страшно. Я могу пересказать её в краткой форме. Кхе-кхе. Итак, начнём с того, что различают парящие полеты в термических потоках, потоках обтекания и волновых потоках.

Старательно не обращая внимания на неумолкающую ни на секунду женщину, Агата идёт дальше. Но фигура позади не отстаёт, во всех красках описывая «увлекательную» статью. Видимо, понятие личного пространства для неё совершенно чуждо. «Может, пригрозить ей пистолетом? В прошлый раз она не особо испугалась его. Да и размахивать им направо и налево не стоит, – рассуждает Агата, поглядывая на трещащую спутницу. – И за что мне это проклятие?»

– …это называется пропеллирующий полёт. Первостепенные маховые создают тягу, а второстепенные служат несущей поверхностью. Амплитуда получается небольшая из-за того, что крылья опускаются медленнее, чем поднимаются.

Тянущиеся вслед за женщиной шнурки нагло прерывают лекцию. Наступив на них, женщина нелепо взмахивает руками. Удерживая шаткое равновесие, она было спасается от падения, но в последний момент запинается об ногу. До того молчавшее вороньё заливается неистовым карканьем. Чёрный смерч спускается с крыш, встревоженно садясь рядом с распластавшейся хозяйкой.

Несколько долгих секунд Агата смотрит на «аборигена». Скажи кому, что подобный субъект преследует её, ведущего специалиста генной инженерии, при помощи дрессированных птиц, а потом самолично падает, наступив на шнурки… подняли бы на смех. «И почему она не отвяжется от меня?» – раздумывает Агата. Чем меньше она будет привлекать внимания и попадаться на глаза, тем лучше. Это одна сторона. А другая – беспросветная скука четырёх стен, терзающая сердце не хуже ночных кошмаров. Точно! Может, эта женщина укажет ей дорогу в ближайшую аптеку? Тем более, эта простушка совсем не похожа на подсадную утку. Скорее, на ворону. Белую. «Надеюсь, я не совершаю ошибку».

– Помнится, вы уже знаете моё имя. Но сами так и не представились, – ухмыляется девушка, протягивая руку.

Гвалт птиц затихает. В воздухе повисает неловкая пауза. Спохватившись, женщина протягивает руку в ответ. Сначала левую, а уже потом правую. Подобно щупальцам спрута, Агата цепко обхватывает ладонь, про себя отмечая длинные ногти женщины.

– Мор. Маргарет Мор. Хотя честно сказать, мне больше нравится, когда обращаются просто Морга. Маргарет слишком официально. Начинаю чувствовать себя Железной Леди.

– Согласна. В вас столько же неуклюжести, сколько в ней серьёзности.

– Извините. Бывает, так заговорюсь, так заболтаюсь, что не замечаю, как…

– Пристану с расспросами к незнакомцу?

Мор широко улыбается, отряхивая с юбки пыль.

– Ох, ну что вы, милая. Я знаю всех в этом городе. То, что мне удалось встретить вас, не более, чем совпадение.

– Вселенная в редких случаях бывает ленива.

Сомнения Агаты возросли. Очевидно, встреча подстроена и является лишь предлогом для знакомства. Но зачем? «Нужно разузнать о ней побольше. Такая клуша точно выдаст себя неосторожным словом».

– Почему вы не на работе?

– Хе-хе-хе, – утробный смех слетает с её губ, эхом разносясь по кошачьей улице. – Понимаете, я своего рода сова и люблю поспать до обеда. Сегодня – не исключение. А раз уж опоздала, то почему бы по дороге не прогуляться? Шла, шла. О чём-то задумалась…

– Не льстите себе.

– Ха-ха-ха! Хорошая шутка, моя дорогая. Так вот. Шла я, шла и случайно забрела в Квартал Четвероногих. Ну, знаете. Когда витаешь в мыслях, можно и на край света попасть.

– Главное, чтобы не на тот, – улыбка появляется сама по себе, и Агата, привыкшая контролировать каждую мимическую мышцу, быстро напускает на себя маску равнодушия. – Если хотите быть полезной, то проводите меня к ближайшей аптеке.

Мор вновь склоняет голову набок, недоумевающее посматривая на Агату.

– Хм-м-м. Аптека, говорите… Кажется, поняла… Или не совсем. В общем, есть у нас нечто подобное. Но вам всё равно туда не попасть. На днях туда забрело несколько чудищ из Проклятого Леса. Местные охотники отправились на их поимку. Если не хотите раньше времени расстаться с жизнью, то предлагаю наведаться в кафе Бэзила Бейкери. Заодно скоротаем время. В обед охотники обязательно придут туда перекусить. Попросим их проводить вас до места. Я, конечно, верю в ваш хамерли, он тихий и быстрый, но парочка-другая ружей, мне кажется, будет надёжней.

– У вас есть кафе? – фыркает Агата, в то время как руки судорожно пытаются застегнуть пиджак с неприкрытыми ремнями портупеи. – Я думала, тут одни трактиры.

Мор заливается скрипучим смехом. Словно два куска металла скребутся друг о друга.

– Уверена, вы никогда ничего подобного не видели. В этом заведении такой вид на море, просто с ума сойти!

– Что ж. Ваша речь звучит убедительно. Давайте пройдёмся к вашему… как вы сказали? Бэзилу Бейкери?

Чем дальше они идут, тем чаще встречают на пути бедные рыбацкие лачуги. Ветер усиливается. Запах гниющей рыбы и соли щекочет нос.

– Вы даже не представляете, какие вкусные булочки со сгущённым молоком делает местный шеф-повар. Он мой м-м-м… хороший друг. Я вас с ним познакомлю.

Мор энергично вышагивает по узкой улочке. Высокий рост вкупе с длинными ногами не дает более низкой Агате поспеть за ней.

– Воздержусь.

– Не будьте скромницей, булочка моя. Или компания кошек вам больше по душе?

– Их здесь довольно много.

Агата ловко сворачивает с темы, чувствуя, как начинают зудеть раны воспоминаний.

– В Ливингстон Бэй с трепетом и почтением относятся ко всем кошкоподобным. Вы и сами успели это заметить. За убийство или издевательство над хвостатым божеством человека могут приговорить к смерти.

– Это незаконно.

– Моя дорогая! Не забывайте, вы сейчас далеко от столицы. Безжалостный свет науки и воля Её Величества не всегда добираются до наших укутанных туманами краёв. Ливингстон Бэй и по сей день с почтением относится к своему оккультному прошлому. Поверьте, совсем скоро мои слова перестанут быть для вас пустым звуком.

Агата не отвечает. Если рассуждать рационально, в подобной глуши, оторванной от цивилизации, вполне могли появиться собственные религиозные верования. Однако Агате ни разу не доводилось слышать о ярко выраженном поклонении кошкам – вплоть до постройки для них домов, одевания в человеческую одежду и безоговорочную веру в божественность происхождения. Эта тема была достойна анализа и научного изучения!

Углубившись в собственные мысли, Агата всю оставшуюся дорогу либо раздраженно отвечала «да, нет, не знаю», либо неприятными остротами. В очередной раз потерпев крах и услышав «лестный комментарий» про длинный язык, Мор наконец-то замолчала, оставив их в блаженной тишине, нарушаемой лишь шумом крыльев не отстающих ни на шаг воронов.

Глава 3

Агата нередко ездила по разным странам и работала в мировых исследовательских институтах. Однако море вблизи она видела в первый раз. От мощёной набережной отходило несколько узких лестниц вниз, к береговой косе. Проржавевшие рыбацкие судна с грустью поглядывали на море. Брошенные на произвол судьбы, они вряд ли вновь смогут встретиться с волнами. Обвалившийся бетонный причал помахивал им своими искорёженными прутьями. Всюду валялись битые ракушки и мерзкие кучки гниющих водорослей. Стаи голодных чаек с упоением кружили над мутными водами в поисках пищи. Их громкие крики отражались от скалистых берегов, разлетаясь эхом на мили вокруг.

Морское побережье было совсем не похоже на то, каким представляла его Агата. Жизнь замерла в этом месте, покрывшись бренным налётом забвения. Безрадостный пейзаж в ком угодно зародил бы скуку. Но только не в Агате. Её глазам предстала удивительная картина. По-своему самобытная и необычная. Удручающая атмосфера лишь чётче обрисовывала победу времени над человеком. Окрашенная в серые тона, она пробуждала чувство покоя и тишины, терпеливо ожидающих всех в конце пути.

– Каково это? – негромкий голос Агаты тонет в звуках набрасывающихся на песчаную косу волн и завываниях ветра. – Каково просыпаться каждый раз рядом с морем? Слушать его никогда не смолкающий шум? Смотреть, как упорно волны точат скалы? Чувствовать прохладные брызги на своём лице? Каждый день.

– Этого я вам рассказать не в силах. Мне больше по душе горы. Высота птичьего полета завораживает дух ничуть не хуже, чем морской шторм. Я уже молчу про Ландманналаугар. Это чудо света нужно видеть собственными глазами.

– Исландия, кажется?

– Да. Моя родина. Я росла среди тех долин с цветами. И моё сердце всецело принадлежит только им.

Восторг Агаты, пробирающийся сквозь мнимое безразличие, не остаётся незамеченным Мор. Она сбавляет шаг, давая время насладиться видом. Очень скоро они подходят к условленному месту. Просоленная и выцветшая под нещадным солнцем табличка гласит: «КОТельня». Негромко хлопая крыльями, на плечи женщины садится пара ворон. Остальные уютно устраиваются у окон здания.

– В подобные заведения можно с питомцами? – меряя Мор взглядом, спрашивает Агата.

– Ха-ха! Конечно, нет! Просто шеф-повар мой давний знакомый. Тем более, народа в такое время пока быть не должно.

– Хорошо. Только если в мою пищу попадёт хотя бы одно перо ваших крылатых напарников, я лично попрошу повара приготовить мне ворону табака.

Мор не отвечает. Только обиженно поджимает губы, рукой поглаживая сидящего на плече ворона. Толкнув дверь, она жестом приглашает спутницу первой ступить в полумрак заведения. Изнутри помещение больше навевает мысли об антикварном магазине, чем о кафе. Вдоль стен стоят ряды шкафов, заваленных самыми разными вещами: погрызенными молью гобеленами, потрепанными фолиантами, побитыми бюстами философов, вырезанными из дерева фигурками лесных животных и фотографиями людей, неизменно держащих какую-нибудь добычу в руках. Даже столики и приставленные к ним стулья отличаются индивидуальным стилем, цветом и формой. Аккуратный хаос, притягивающий, заставляющий осмотреть каждую мелочь, каждый элемент безумной обстановки.

«Вот бы привести сюда Уилла. Ему бы здесь точно понравилось». Агата рисует в голове картину, как пригласит его на ужин отпраздновать победу.

Мор наслаждается произведенным впечатлением, будто этот ресторан принадлежит ей. Убедившись, что новая знакомая пребывает в восхищении, она подплывает к освещённой кассе.

– Мне, как обычно.

Надменная фраза, несомненно, адресована фигуре, копающейся под прилавком. Заслышав голос, оттуда поднимается мужчина с половником в руках. Ростом почти с Агату. Волосы пшеничные, едва заметно тронутые сединой. Зачесанная набок чёлка, едва касающаяся левой брови, спадает на лоб, рассечённый ранними, но пока слабыми, морщинами. Поверх клетчатой рубашки-фартук. Лицо доброе, с по-собачьи преданными глазами небесно-голубого цвета.

– Вы поглядите, какие нелюди к нам пожаловали, – голос у мужчины мягкий. Успокаивающе-нежный.

– Карамельный мой, я очень голодна. Принеси мне меню и поскорее. Пониженный сахар в крови – это не шутки.

– Конечно, прошу, – мужчина протягивает руку, указывая на перегородку, отделяющую кассовое пространство от зала. – Ты тут не первый раз. Кофеварка— знаешь, где. Оплату оставишь на столе.

Мор корчит недовольное лицо. Повар же продолжает беззаботно улыбаться, упорно делая вид, что не замечает гневных взглядов. План Мор показать себя королевой в заведении проваливается с треском. Но женщина так просто отступать не собирается.

– Послушай, я – уважаемая персона. А ты мне предлагаешь самой заваривать кофе и готовить завтрак. Да как ты себе это представляешь?

«Так ли уважаемая», – посмеивается про себя Агата. Служанки в Квартале Четвероногих как-то не разглядели статус величественной персоны.

– Ручками и ножками, Маргарет, – половник в руках повара угрожающе колыхнулся. Однако женщина бесстрашно проигнорировала знак. Похоже, наглость в некоторых случаях сильнее страха. – Тебе полезно хоть иногда слезать с моего старческого горба.

– О-о-х, – Мор решает поменять тактику. – Я сегодня такая уставшая. Все из рук с утра так и валится. Того и глядишь, как слон в лавке с фарфором, всю посуду тебе перебью.

– Потому что ложиться нужно вовремя. А не смотреть до трёх ночи турецкие сериалы про любовь.

Терпеливо ждущая своего часа в сумраке закрытых штор, Агата переводит взгляд с одного на другого. Похоже, эти двое могут часами перепираться вплоть до закрытия. Мысль, что она так и не попробует свежеприготовленной ресторанной еды, пробудила спящего кита в желудке. Консервы с варёным мясом и гречкой изрядно поднадоели за две недели. А упускать возможность было обидно.

– Кхе-кхе, – как можно заметнее кашляет Агата.

– А это ещё что за милое создание? – удивлённо растягивает слова мужчина, перегнувшись через стойку.

– Ой! Совсем забыла! Сахарок, у нас пополнение в семье. Позволь представить. Это Агата МакГрегори. Я встретила её у…

– Передайте мне меню, пожалуйста, – Агата останавливает трескотню Мор.

– Ох, такая маленькая, а уже требовательная леди! – кажется, резкий тон девушки совсем не задел пекаря. Улыбка на его лице стала только шире.

Отряхнув руки, он принимается методично перебирать шкафчик под прилавком.

– Вы это ищите? – Агата замечает на освещенной витрине маленькую книжечку. Края у неё обкусаны. Надпись потёрлась. Пожелтевшие листы в пятнах едва держатся на ослабевших ниточках корешка.

– Нет, нет. Подождите, сейчас я вам достану меню для людей. Ох, и давно здесь не было туристов, да, Морга? – наконец-то откопав желаемый предмет, он передаёт его Агате. Этот экземпляр выглядит куда новее и красивее, чем предыдущий. – Я Бэзил Бейкери, владелец кафе и по совместительству шеф-повар. И раз уж у нас гости, – на этом месте мужчина делает особый акцент, бросая взгляд в сторону Мор, – приготовлю завтрак лично. В конце концов, не пачкать же вам костюм.

Услышав, что не придётся всё делать самой, Мор радостно подмигивает Агате. Затем, гордо вскинув голову, облокачивается на прилавок, всем своим видом показывая, что это её заслуга.

– Морга, а ты почему не на работе? – позвякивая чашками, спрашивает Бэзил.

– Э-э, ну… – величие вмиг улетучивается. Мор отступает на пару шагов назад, шустро ворочая мозгами. Однако с ответом её успевают опередить.

– Она проспала, – безапелляционно произносит Агата, не отрываясь от меню.

– Да? Быть не может! Это она, видать, шутит. Морга хоть и сидит до полуночи, но встаёт рано. Правильно я ж говорю, а?

– Ну, ну, хватит обо мне, – женщина нервно обрывает друга. Глаза мечутся. Руки слегка подрагивают.

Бедственное положение спасает Агата, определившаяся с заказом.

– Мне, пожалуйста, курицу, – выразительный взгляд в сторону воронов на плечах Мор, – в ягодном соусе. Тушеного кролика с овощами. И горький американо.

– Будет сделано. Что будешь ты, Морга?

– Душа моя, дай-ка подумать. О! Знаю. Приготовь мне коттэ с ирландским виски, чизкот с клубникой, две плетенных лапки с маком, и во-о-он ту котобулку со сгущенкой. Чур, начинки не жалеть!

– Вам не многовато будет? – обеспокоенно спрашивает Агата.

– Как раз самое то для лёгкого перекуса. Этот утренний моцион меня совсем измотал.

– Двадцать минут и всё будет готово, – учтиво поклонившись, Бэзил исчезает с листочком в глубине кухни.

Обшарив внутренние карманы, Агата достаёт пару купюр, прихваченных из дома. Положить их на стол, как и говорил Бэзил, не удаётся. Подлетевшая Мор перегораживает путь.

– Дорогуша вы моя, уберите деньги. Я угощаю своего нового друга.

Агата недоверчиво смотрит в разноцветные стекла очков, но те лишь бездушно отражают её собственное, не самое красивое, лицо. Сказанное Бэзилом не соответствует уверениям Мор. Выходит, никакую работу она не просыпала, а специально искала повода пересечься с ней. В груди поднимается волна тревоги. Что, если и про охотников она наврала? «Не нравится мне это. Нужно быть настороже».

Продолжая буравить взглядом Мор, девушка убирает купюры обратно в карман.

– Вот и славно! Располагайтесь, где душа пожелает! – вольно взмахнув рукой, женщина указывает в направлении столов кафе. – Но, если честно, моё любимое место, это во-о-он тот столик в углу. Не беспокойся, я принесу заказ. В такое время сменщики ночных официантов ещё не прибыли.

Винтажный стул с облезлой краской оказался на редкость удобен. Через минуту к Агате припорхала Мор. Женщина вальяжно развалилась на соседнем стуле, шаря по карманам. Наконец-то на стол перекочевали пачка сигарет и зажигалка. Вопросительно взглянув на Агату, Мор с облегчением получила утверждающий кивок. С наслаждением вытянув длинные ноги, она затянулась сигаретой. Голова откинулась назад, являя закрытые веки глаз. Очки Мор совершенно не торопилась снимать.

Агата чувствует, что та вот-вот начнёт осыпать её градом вопросов. Нос у Мор длинный не только в физическом плане, но и метафорическом. «Хорошо было бы использовать это против неё самой же», – раздумывает Агата. Нужно перенаправить болтливость в выгодное русло. Сегодняшний день показал, что этот город не так прост, как кажется на первый взгляд. Отличной идей будет расспросить о нём поподробнее. Кто знает, какие ещё странности могут встретиться на пути?

– Мисс Мор, вы давно живете в Ливингстон Бэй?

– Достаточно. Я и Бэзил перебрались сюда из Исландии по… личным причинам. Здесь схожий климат, да и местность живописная. Люди, конечно, со странностями, но всё же лучше, чем ваша душная столица. А что за интерес, лавандовая моя? Хотите переехать сюда насовсем? Знаю, знаю, за пару недель прочувствовать местную атмосферу не успеваешь, но, на всякий случай, у меня есть на примете пара отличных домиков.

Сцепив руки в замок, Агата сжимает их до белых костяшек, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид. С самого начала Мор знала, откуда она здесь. «Каким же объемом информации ты обладаешь? – девушка старается не подавать вида, но внутри всё пылает. – Надавить? Вызнать, кто послал и зачем. Нет. Слишком рискованно». Разум подсказывает неплохую идею. Главное, чтобы Мор опять всё не свела к допросу. Тогда Агате ничего не останется, как уйти не попрощавшись.

– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о Ливингстон Бэй. Информации в интернете о нём нет. Что довольно странно, учитывая здешний колорит и работающую фабрику.

Фигура напротив даже не пошевелилась, лишь на мгновение в улыбке дёрнулись губы. Но Агата настойчиво продолжает.

– Вы очень разговорчивая особа. Даже слишком. А меня как, кхе-м, туриста заинтересовали местные обычаи. Тогда почему бы нам не объединить наши стремления? Создать симбиотические взаимовыгодные отношения. Проходили такое в школе? К тому же, как я посмотрю, вы совершенно не торопитесь вернуться на работу. Не так ли?

Мор молчит, неспешно выпуская клубы дыма. Аромат смешивается с запахами свежей выпечки, крепкого кофе и древней затхлостью, пробуждая смутные чувства о чём-то далеком, давно забытом, но неизменно находящемся рядом каждую секунду жизни. Пауза затягивается, но, прежде чем девушка успевает предпринять новую попытку, Мор начинает свой рассказ. Ее голос окутывает Агату, унося сознание во времена, чуждые цивилизации человека, его нравам, обычаям, и противоречащие той морали, какую мы знаем сейчас.

* * *

В ночь на первое апреля 1692 года корабль, на котором плыл Джедедия Ван дер Брум – мальчишка шестнадцати лет с удивительной, если не сказать отталкивающей, внешностью, – вошёл в королевские воды холодной страны. Всё тело и лицо юнца устилала россыпь крупных коричневых веснушек, схожих с окрасом гепарда. Уроженец Салема, он был вынужден покинуть родину, дабы спасти собственную жизнь. Уличённый в колдовстве и дьяволопоклонничестве, Джедедия чудом избежал пенькового галстука и теперь осматривал место, которому суждено будет стать новым домом на долгие столетия вперед. Маленькая деревушка с ныне забытым названием станет носить имя человека, спасшего колдуна от смерти – Ливингстон. Но до того времени, как еретик придёт к власти, пройдёт немало лет.

Поселился Джедедия в глубине Тёмного Леса. Никто не знает, какие силы строили его особняк. Поговаривали, что колдун с помощью ритуала переместил его из родной Америки в эти земли. Но слухи – на то и слухи, чтобы рассказывать несусветную чепуху.

Молодой чародей жил скрытно, почти не общался с горожанами, и, если доводилось бывать самому в деревне, обязательно скрывал лицо капюшоном, стараясь как можно скорее вернуться в поместье. Никто не мог точно сказать, как он выглядит и откуда родом, но то, что в холодные лунные ночи заблудшие путники в глубине леса могли слышать пугающие песнопения на странном языке, сопровождающиеся ещё более жутким откликом нечеловеческой речи, отталкивали даже самые любопытные умы от попыток узнать больше о странном соседе.

Долгие годы уединения с тёмными искусствами и книгами помогли нарастить ещё тогда юному колдуну силы, и не только потусторонние. Осенью 1705 года он объявился в деревне, имея при себе самый весомый аргумент в людском мире: много денег. Именно они сделали ему новый имидж и чистейшую репутацию, аккуратно стерев из воспоминаний деревенщины позорную и тёмную славу былых лет.

Стараясь завести как можно больше знакомств и завладеть в кратчайшие сроки добротной репутацией, Джедедия спонсировал благотворительные фонды, великодушно выделяя большие суммы на постройки школ, музеев и прочих учреждений. И даже устраивал грандиозные пиршества в своем огромном особняке. Гости, приезжающие в усадьбу, как один, перешёптывались о богатстве Джедедии, ведь у каждого, кто хоть раз входил в дом, оставалось впечатление, что он побывал не в поместье среди глухого леса, а во дворце Георга Второго.

Вычурное хвастовство и показная роскошь поражали воображение любого: огромные галереи, заполненные картинами в массивных рамах, залы с античными статуями, посуда из тончайшего китайского фарфора, блестящие витрины с изящными изделиями из ткани, металла и, конечно, драгоценных камней, привезённых из разных уголков Старого и Нового Света. Всё это убранство заполоняло многочисленные гостиные, бальные залы, библиотеки, освещалось сотнями свечей в расписных канделябрах и хрустальными люстрами, а небольшой отряд из тридцати шести слуг в любой момент был готов выполнить просьбу хозяина и его гостей. Непреодолимое влечение к прекрасному зачастую переходило грань здравомыслия, заставляя Джедедию безудержно скупать всевозможные полотна, гобелены и вазы, не задумываясь об их цене и надобности.

Какая же глупость, скажу я вам! Ведь именно из-за чересчур роскошного убранства сплетни о достатке стали появляться в народе всё чаще и чаще. Потому как, сколько бы Джедедия не тратил на свои прихоти и развлечения, он всегда оставался при деньгах. Оправдания вроде «щедрые дальние родственники» и «наследство от крёстного дядюшки» звучали до боли избито и неправдоподобно. Тогда Ван дер Брум решил действовать. Взяв за считанные месяцы весь глухой край под свой контроль, он переименовал его в Бухту Ливингстона. Отвращение не даст мне сказать, какими способами он добился этого.

Знаете, у Джедедии помимо страсти к искусству была ещё одна слабость… Догадываетесь, какая? Именно, кошки! В особняке целый этаж был отведён этим четвероногим. Так что нет ничего удивительного в том, что, придя к власти, он определил ряд правил, первым из которых стало «не причини вреда кошке». Он же и ввёл культ почитания четвероногих, сделав в дальнейшем милых хвостатых символом фамильного герба. Те же, кто преступали закон, платили дорогую цену, и нередко – собственной жизнью. А последующее за тем указание окончательно перевернуло и без того странноватую жизнь маленького городка.

В те дни воды этого края были полны рыбой, леса – ценными породами зверей и птиц, каждый метр изобиловал сладкими зрелыми ягодами с большой палец величиной, а под осень поляны были усыпаны грибами небывалых размеров. Выгодное приморское положение открывало экономические просторы для различных отраслей и путешествий, но лишь для тех, кто соглашался жить и работать здесь до конца своих дней. Да-да, вы не ослышались. «Прорасти корнями на благо дома» стало вторым правилом, согласно которому никто не мог покинуть пределы Ливингстон Бэя без личного разрешения Джедедии. С теми же, кто осмеливался переступить пределы без «благословения», случались – какая неожиданность – несчастные происшествия. Вам нет нужды волноваться за собственную свободу. По крайне мере пока что. Это правило распространяется только на тех, кто прожил в Ливингстон Бэй дольше трёх полных лун.

Нововведения касались даже недавно прибывших субъектов с сомнительной репутацией и прошлым – друзей Джедедии. С распростертыми объятьями и широкой улыбкой он встречал на пристани корабли. Ведь теперь колдовство и поклонение иным богам не каралось инквизицией. Все, кто когда-то нёс слово католической церкви, загадочным образом ушли из жизни, дав дорогу богохульным обрядам там, где когда-то воспевали величие единого Бога. Чернокнижники, маги, ведьмы и прочий многоязычный сброд заполонил грязные широкие улицы, щебеча на разных языках. Ливингстон Бэй стал для них райским домом. В обмен на вечную верность Ван дер Бруму, они могли свободно творить свои запретные дела.

Ходить по ночам стало по-настоящему опасно. После наступления темноты обычным людям ничего не оставалось, как накрепко запирать двери и всегда держать наготове ружьё Потомки этой нечисти живы и поныне. Они всё также произносят заклинания над котлом в подвале, а в День Всех Святых поднимаются на своих мётлах в небо… Не смейтесь. Я абсолютно серьёзна.

Всё это неожиданным образом положительно сказалось на росте и развитии Ливингстон Бэй. Маленькая захудалая деревня превратилась в чудесный портовый городок. Вместе с тем стало расти и влияние Ван дер Брума, побудив множество семей сватать ему своих дочерей и сестёр. Да, в местах, подобных этому, истинным везением было удачно выдать замуж свою кровиночку. А уж когда претендент – самый богатый и могущественный человек, то и говорить не о чем. Сотни девушек из разных провинций, городов и даже стран съезжались сюда с единой целью: раз и навсегда обеспечить себя и будущих потомков. Но лишь одной из них удалось украсть тёмное сердце колдуна.

Семейство Кэмпэбеллов происходило из далеких северных земель, холодных ветров и упорных нравов. Не имея за душой ни гроша, они приехали попытать счастья, ведь их фамильный недуг обрёк их скитаться в поисках укромного уголка, спасаясь от человеческой злобы и жестокости. Что за недуг, спросите вы? Снежно-белый левый клык, толщиной с мизинец, выпирающий изо рта. Недаром их семейство прозвали Криворотыми, ведь из-за угрожающего острия во рту губы деформировались, не давая их обладателям бегло общаться. Приходилось говорить медленно, делая усилие над тем, чтобы правильно вытолкнуть из себя нужное слово.

Новая хозяйка поместья оказалась на редкость плодовитой. Первая же беременность принесла девятерых детей. Росли они невероятно быстро и уже к трём годам могли читать, считать и даже играть на музыкальных инструментах. Одарённые с детства, каждый стремился преумножить богатства семьи, пополняя залы репродукциями картин и драгоценностей, а затем, сочетавшись браком с семьёй не менее колдовских кровей, пустить корни на долгие века. Да… те, кто жили в здешних землях, обретали удивительное долголетие и устойчивость к болезням, косившим в ту пору тысячи. К слову, из всех Ван дер Брумов лишь старшая дочь покинула эти места, так и не вернувшись в родительский дом. Она выбрала шумную и оживленную жизнь столицы, ещё не зная, что очень скоро её тихий Ливингстон Бэй окажется в центре внимания журналистов.

Почуяв в начале 80-х годов тенденцию к механизации, Ван дер Брум решился основать так популярную в те времена фабрику, но не ткацкую, а по производству кошачьего корма. Местом строительства был выбран Утёс Молний. И неспроста. Учеными мужами было предложено использовать грозы на нужды электричества. Хотя природная стихия не раз сжигала строительные леса и даже самих рабочих, механизм получения энергии был отлажен, а производство запущено.

Мыслимо ли! Маленькая деревушка превратилась в фабричный городок, набирающий обороты с каждым днём. В эту сторону даже планировали прокладывать железнодорожное сообщение, причём через главные путевые артерии страны! Чудесное было время. Но длилось оно недолго. Всё имеет конец, и даже время однажды закончится. Череда неудач и неблагополучных событий привели нас к тому, что ныне о Ливингстон Бэй знают только перелётные птицы. И то с высоты небес.

Смерть Джедедии пришлась на холодный декабрь 1924 года. Его уход потянул за собой целую череду несчастий. Началось всё с чудовищного шторма. Причал, судна, лодки, сети – всё смыло в глубины моря. Десятки домов на набережной были затоплены, а маяк и вовсе ушел под воду. По сей день он остаётся в пучинах моря. Вряд ли оно когда-то отпустит свою жертву. Только если у сов зацветут хвосты2, ха-ха! О, а вы знали, что если приковать лодку к берегу или поставить сети, то их унесёт за горизонт всего за пару часов? Интересная аномалия, не правда ли? Ко всему прочему, не рекомендую рыбачить в здешней бухте. Редко кто выбирается на сушу после подобной дерзости. По крайне мере, живым.

Огромная, питающая город, отрасль рыболовства потерпела крах. Временной заменой ей стала охота. Но и она быстра угасла. Жарким летом того же года часть лесной дичи подохла от неизвестной заразы. Охотники в ужасе находили мёртвых птиц, оленей, уток, зайцев и прочую разнообразную живность. Их мясо было ужасно жестким, как подошва. Да и вкус так себе. Выжившие животные мутировали в уродливых тварей, нападающих на любого, кто окажется в Тёмном, а ныне – Проклятом— Лесу. С острыми когтями и ртом, полным зубов, из жертв они стали палачами. Но охоту на них не прекратили. Лучше так, чем помереть с голоду. К слову, кролик, которого вы сейчас едите, некогда скакал по лесу на шести ногах, периодически цепляясь рогами за кустики. Приятного аппетита.

Ни о какой железной дороге не могло больше идти и речи. По Ливингстон Бэй потянулись зловещие слухи о проклятии, оставленном Джедедией в «подарок» потомкам. Людей охватила паника, ведь никто не мог покинуть эти края живым. Моряки, что раньше хоть на время могли уплывать из злосчастного города, оказались отрезаны от других берегов бушующими волнами, а торговцы – лесной полосой, кишащей исчадиями ада. Единственная запасная дорога через болотные пустоши была ненадёжной. Грузовики то и дело уходили на дно, а люди исчезали, как только на топь опускался туман. Огромная крышка невидимой ловушки захлопнулась, и следующими, кого коснулась невидимая рука смерти, стали сами жители Ливингстон Бэй.

Дождливым осенним днём в стенах тогда ещё вовсю функционирующей фабрики произошло массовое убийство рабочих. Никто толком не знает, как это случилось. А те, кому довелось расследовать дело, так и не смогли рассказать об ужасающей истине, пришедшей к ним. Забившиеся в каморках и укромных уголках, они издавали нечленораздельные звуки, перекликаясь визгами и вскриками. Несколько крепких нервами ребят, выносивших трупы, сохранили рассудок, но держали рот на замке. Будто одно лишь упоминание тех событий могло вызвать неведомое существо обратно, чтобы закончить начатое.

Вижу, вы слушаете меня внимательнее, чем раньше. Думаю, мне стоит рассказать об этом инциденте поподробнее. Накануне, перед происшествием, у завода кончились запасы мяса, необходимого для производства корма. Склады пустовали, а новые поставки ожидались не раньше, чем через неделю. Пришлось распускать рабочих по домам и поставить на «стоп» конвейерную ленту. Вот только утром следующего дня фабрика вновь заработала. Чёрный смог повалил из труб, душа прохожих и заволакивая солнце. Удивлённые рабочие устремились к воротам здания, радостно переговариваясь. Они переступили порог завода и больше не вернулись обратно.

Но один из грузчиков проспал. Он явился на фабрику только к обеду. Это спасло ему жизнь, но, к сожалению, не рассудок. Он был удивлён, обнаружив на складе огромные куски аккуратно упакованного мяса, завёрнутого в белоснежные обёртки. Но куда более его поразила гнетущая тишина, не нарушаемая оживлёнными голосами и лязгом инструментов. Все словно испарились в одно мгновенье, оставив огромного железного монстра работать самого по себе. Сколько он ни пытался звать товарищей, ответом был шум установок и свист пара, вырывающегося под давлением из щелей труб.

Обескураженный и напуганный, грузчик стал спешно возвращаться назад. Но на полпути через сортировочный цех его взгляд приковали туши мяса на крюках, что не спеша поочередно подавались внутрь обрабатывающего отсека. Что-то в них приковало внимание, заставив вглядеться. В следующую секунду из его горла вырвался вопль ужаса. Бедный грузчик, констебль, местный главврач, мэр и некоторые, согласившиеся прийти по своему незнанию, потом долго не могли отойти от шока. Даже местные газеты обошлись кратким очерком и списком жертв, не решаясь поведать подробности. Абсолютно ненужная цензура, как я считаю. В маленьких городках, подобных этому, у каждой стены есть рот и уши, хи-хи.

Думаю, вы уже догадываетесь, что они увидели на тех железных крюках. Людские тела с содранной до мышц кожей и отрубленными головами. Часть готового человеческого фарша была упакована в баночки с кормом и готова к доставке. Те же несчастные, что не успели попасть под тесак неведомого монстра, валялись большой кровавой кучей. Со снятой кожей, вывернутыми внутренностями, разорванными сухожилиями и раздробленными костями. Голые, грязные, с гримасой невообразимой боли, навсегда запечатлённой на их лицах, они представляли собой жалкую пародию на скот, готовый разойтись по цехам. Кто сотворил с ними это? Неизвестно. Несколько существ или одно, очень мощное и злое, не имеющее права называться человеком, проникло на завод и ушло оттуда незамеченным, оставив после себя след из обезображенных трупов.

Трудно описать, какой начался хаос. Город наводнил ужас. На Площади Пяти Столпов собирались разъярённые толпы людей. Они требовали дать им свободу, что отнял у них Джедедия много лет назад. На счастье Ван дер Брумов, треть населения состояла из их приспешников – таких же ворожей и магов. Быстро подавив недовольство, они собрались в родовом поместье и целую ночь решали судьбы людей. Вердикт был следующий: каждый, кто хочет покинуть Ливингстон Бэй, имеет на это три дня. При этом вернуться назад у них больше не будет возможности.

Давя друг друга и хватая всё, что могли унести, люди толпами устремились через гнилую топь прочь из края, где мрёт всё, что дышит жизнью. Некоторые машины были так нагружены, что уходили под торф, унося с собой людей. По истечению срока, словно велением высших сил, многострадальная дорога через болота рухнула, погребая запоздалых беженцев. Ливингстон Бэй на долгие-долгие годы оказался отрезан от внешнего мира.

О нас стали забывать – дорожный знак сняли, а название вычеркнули из справочников. Лично я считаю, это было даже к лучшему. Особенно учитывая специфику местных ритуалов и приношений… Кхе-кхе. Так, о чем это я? Ах, да. Потребовалось почти столетие, чтобы прорубить опушку и выстроить дорогу вдоль обрыва, по который вы, вероятно, и приехали сюда. Да, она ненадёжна, в некоторых местах опасна, но это всё же лучше, чем пытаться проломиться через Проклятый Лес или вброд пересекать зловонное болото.

Главная артерия города – завод кошачьего корма – за это время пришла в упадок, в том числе и из-за новых брендов. Ни о какой славе речи уже нет, а остатки сил брошены на выживание. Так что столетие-другое мы, может, ещё и протянем…

Что же я могу сказать лично вам? Каждый, кто находится на этой земле, обязан следовать правилам и бережно соблюдать традиции, возникшие задолго до вашего появления. Некоторые могут показаться странными или даже отвратительными, но всё же отнеситесь к ним с уважением. Я не знаю, надолго ли вы здесь. Однако уверена: совсем скоро вы научитесь чувствовать то же, что и остальные жители. Привыкнете. Освоитесь жить бок о бок с мёртвой тьмой. Вам никуда от неё не деться. Не сбежать. Это бесполезно. Мы – её семья, рабы и лучшие друзья. Чем раньше вы это поймёте, тем легче будет принять окружающую реальность. И помните, куда бы вы ни двинулись, тьма всегда будет рядом с вами, оберегать или же пытаться убить – зависит от ваших действий. Но она никогда не покинет эти края, ведь пока живы мы, будет жить и она.

Глава 4

На протяжении рассказа Мор умудрилась раз пять чуть не лишиться жизни. Зажав очередную сигарету двойным рядом белых зубов, она принималась раскачиваться на стуле, как в кресле-качалке. Ни опасность сломанной шеи от подобных манёвров, ни даже очередное практически падение не могли отвадить её болтать ногами в воздухе. Когда же со стойки послышалось заветное: «Заказ готов», она сломя голову кинулась за едой, по дороге перевернув пару стульев. Поднос тоже не избежал пляски и позвякивания тарелок от прыгучей походки Мор.

Неторопливая трапеза проходит в приятной тишине. Агата, как подобает правилам этикета, разделывает мясо и нанизывает ровные кусочки на вилку. Мор же, подобно урагану, уничтожает сладкое, не чураясь время от времени издавать удовлетворенные мычащие звуки. Лакомства были испечены в форме частей животных. Котобулочка приняла форму четвероного любимца города. Чизкейк, или, точнее, чизкот вместо треугольной формы имел полукруглую и выглядел как огромная зубастая улыбка из-за зигзагообразного слоя ванили сверху. Маковая начинка плетёнки закручивалась в спираль, образуя лапку с мостиками из теста между подушечками. Подобные кулинарные изощрения навевали мысль о «культе кошек», что теперь казалось не таким уж и бредом.

В кафе стал стягиваться рабочий люд. Ароматы из кухни, перебивая друг друга, дурманили голову, а непрекращающийся грохот, сопровождающийся энергичными перекрикиваниями, навевал на мысль о бурной работе на кухне. Пришедший персонал с интересом поглядывал на ранее невиданного гостя и в особенности – на скрюченные длинные пальцы.

– Чтоф думаетфе о нашем скромфном крае? – дожевывая последнее лакомство, спросила женщина.

– Недурно для подобной дыры.

– Лучший комментарий, что я слышала за последние годы.

Агата хмыкнула, в очередной раз окинув собеседницу недоверчивым взглядом. Медленно потягивая кофе, она никак не могла оторвать глаз от блестящих очков.

Мор, при всей её добродушной болтливости и глуповатой наивности, отчего-то внушала чувство опасности. Часть лица скрыта. Одежда не по размеру мешковата. Каждая деталь её образа и само её появление в жизни Агаты вызывали настороженность. Немного подумав, девушка пришла, пожалуй, к очевидному выводу: женщина с самого начала хотела с ней познакомиться. Только искала предлог. При этом, наведываясь в гости к Этель, она почему-то лишь косилась в сторону Клок-Холла, не решаясь подходить ближе. И хотя каждый раз, открывая рот, Мор изливала потоки слов, то было лишь поверхностью айсберга, мотивы скрывались далеко в глубине.

Двери с грохотом открываются. Весело переговариваясь, в кафе вваливается группа мужчин. За плечами у них висят охотничьи ружья. Четверо разваливаются на мягких креслах с подушками, один уходит к кассе громким баритоном окликать Бэзила.

– А вот и наши герои подоспели. Пойдём, узнаем, как обстоят дела.

Мор спешно поднимается. Агата задерживается, чтобы отряхнуть одежду от крошек и застегнуть пиджак. Лишний раз светить оружие не стоит. На секунду задержавшись, она хватает блестящий предмет, забытый Мор на столе, и быстро сует в карман. Его хозяйка в это время решает срезать путь. Подобрав юбку, она перемахивает через ведро уборщика. И, конечно, запинается о швабру. Мыльная вода, под крики несчастного мойщика, быстро растекается по полу.

«Если эту женщину послали завербовать меня в местную секту, то они очень сильно пролетели с выбором. Это худший подставной агент, что я видела». Агата встретила достаточно «кротов», чтобы делать подобные выводы. На её опыты покушались не один раз и с разной целью: кто-то хотел стащить формулы, другие подпортить чистоту эксперимента. А эта ходячая несуразность даже мимо охранника, не вызывая подозрений, пройти не смогла бы.

Перекрикивая гремящий гогот мужчин, Мор пытается извиниться перед уборщиком и даже отобрать швабру. «Помочь» ей не дают, пригрозив нажаловаться Бэзилу и подкрепив словами: «От вас больше вреда, чем пользы, мяуэм».

– Мяугарет опять не с тоуй ноги встала, – подаёт голос один из охотников. Странноватое мяукающее коверканье затрудняет понимание.

– Будет вам шутить над несчастной женщиной! – делая вид, будто ничего не произошло, Мор встаёт рядом с мужчинами. – Лучше расскажите, как охота.

Агата незаметно пробирается к спутнице, вставая у неё за спиной.

– Всех поустреляли. Один олень тоулько оказался боульно живучем. Паурочку наших на рога насадил.

– То есть эта тварь всё ещё бродит там?

– Да не пушись ты! Мы его так свинцом нашпигоували, что к нашему прихоуду он копыта откинет. Я тебе мега-мур-р-ром клянусь!

– А как они в парк-то проникли? Он же забором обнесён.

– Так там ведь одна из частей к лесу примыкает. Воут эти сволочи её и пролоумили. Все заклятия порушили. Видать, скучно им стало среди своуих.

Агату передёрнуло. Какой, к чёрту, парк с лесом? Мор обещала отвести её к аптеке! Задать вопрос она не успевает. Один из охотников – рыжебородый детина – перегибается через кресло, задорно обращаясь к Агате:

– А чтоу это у нас тут за красаувица прячется?

Лицо у девушки сморщивается от приторного голоса. Эти лучезарные улыбки мужчин выводят её из себя. «Ненавижу радостных людей. Такое ощущение, будто они из Диснейленда вернулись, а не из парка, наводненного монстрами». Мысль, что она успела поверить россказням Мор, заставляет упустить ответ.

– Это Агата МакГрегори. Слышали, что в Клок-Холл кто-то вселился? Так это она! Агата…

– Дальняя родственница мисс Мор. Прибыла из Исландии. В гости.

Мужчины восторженно охают. Те, кто оказываются близко, даже похлопывают женщину по плечу.

– Морга, ты чего моулчишь, как язык проглоутила?

– Что ж ты про эту милую леди нам ничегоу не рассказывала?

– У Мяугарет-то племяуница есть!

Женщина не реагирует, продолжая стоять истуканом. Агате приходится незаметно пихнуть её локтем.

– Мы с ней… долго не общались, – наконец-то вяло говорит Мор. Весь энтузиазм куда-то улетучился. – Сами знаете. Трудности расстояния.

– Да, у вас там в культе Угольных Крыльев чёрте что твоуриться. Без обид, Морга.

Их товарищ возвращается от кассы. В руках у него бутылки с пивом. Громогласная радость вмиг охватывает группу. При виде алкоголя Агате становится тошно.

– Послушайте, мистер… – пытается обратиться она к одному из развеселившихся друзей. – Раз монстр ранен, значит, для нас он угрозы не несёт?

– Опаусность есть, споурить не буду. Но думаю, он уже либо коурмит мух, либо поуплёлся обратно в лес. Вам не стоит его боуяться.

– Отлично! Идёмте, тётушка, не будем отвлекать бравых охотников от их отдыха.

– Куда? Стоуйте! Идёмте к нам!

– Да! Мяугарет, присоудиняйся! Расскажешь про свою плямяушку.

Агата бросает грозный взгляд на Мор, до боли сжимая её бок пальцами.

– Не стоит. Мы ведь торопимся. Да?

Та кротко кивает, косясь на дружескую компанию.

– Ещё увидимся, ребята, – Мор выдавливает слабую улыбку. – Раз приехала… родная кровь, приходится нянчиться.

– Тогда удаучи!

– Да хранит вас Коше наш!

Под бодрое прощание «родственницы» выходят из кафе. Девушка с наслаждением втягивает морской воздух.

– Вы обещали показать дорогу к аптеке.

– Да, – сухо отвечает Мор. Вся её говорливость куда-то испарилась.

– Тогда причём здесь парк и какие-то там чудища из леса?

– При том, что аптечное помещение находится на территории парка.

Агата недоверчиво вскидывает бровь. Пожалуй, парк самое неподходящее место для подобного заведения. «В этом городе всё вверх дном». Она едва поспевает за быстрым шагом Мор. Вороны следуют за ними, перелетая с крыши на крышу. Взгляд Агаты останавливается на Утёсе Молний. Окруженный складами с мутными окнами, на нём высится безмолвный монумент веку механизации. Издалека его трубы кажутся острыми клыками, впивающимися в небеса. Клубы серого дыма смешиваются с такими же облаками, стирая грань между небом и землей. С обшарпанными до кирпичной кладки стенами и выбитыми стеклами, оно больше всего походит на гниющий труп, чем на здоровую отрасль производства.

В нос ударяет запах рыбы и соли. Покосившиеся крыши нависают над головами, стыдливо пряча умирающую фабрику. Повсюду развешаны снасти. Старые рыбаки переговариваются между собой. Но вскоре и их голоса стихают, остаётся лишь звук ветра, играющего с ржавым флюгером.

Мор останавливается. Лицо у неё мрачное. Губы дергаются. Агата поворачивается к ней. Несколько долгих секунд спутницы смотрят друг на друга в молчании. Первой не выдерживает Мор.

– Что. Ты. Натворила? – едва сдерживая ярость, цедит она. – Зачем сказала им, что ты моя родственница?

– У вас из-за этого будут проблемы? Если нет, не вижу ничего плохого.

– Ничего плохого? Ничего плохого!

Мор хватается за голову, повторяя слова. Её лицо искажается гневом. Она приближается вплотную к Агате, нависая над ней словно скала, которая вот-вот рухнет. Агате приходится приложить всю силу воли, чтобы не схватиться за рукоять заветного оружия.

– Я, как клоун, играла перед ними спектакль, пока ты безмятежно вешала им лапшу на уши! – Мор тычет указательным пальцем Агате в грудь. – Ты хоть знаешь, каково это, лгать собственным друзьям? Уверена, у тебя их отродясь не было, с таким-то характером!

– Не стоит разбрасываться словами, – огрызается она. Слова о «друзьях» попадают в самую точку.

– Тогда расскажи мне хотя бы одну подобную ситуацию из своей жизни, когда тобой помыкали другие, заставляя, как идиотку, лгать дорогим людям.

Агата могла бы, пожалуй, придумать нечто схожее, но почему-то нет желания. В словах разъяренной женщины есть доля истины. И она слишком больно бьёт в сердце.

– Ненавижу враньё! Ненавижу обман! – кричит Мор. – Как я теперь посмотрю им в глаза? Что скажу другим людям? Ты просишь не разбрасываться словами, а сама даже представить себе не можешь, в какой семье я росла, и есть ли она у меня вообще. Кто остался за горами Ландманналаугара. Кто любил, кто предал, а кто протянул руку. Это неправильно! Это жестоко, Агата! Это…

Мор склоняет голову. Из-за опустившихся очков видны закрытые дёргающиеся веки. Сжатые кулаки нервно теребят ткань юбки. Частое дыхание перемежается тяжкими всхлипами.

– Если вы закончили, то я скажу, – осторожный взгляд в сторону Мор. Та не отвечает. – Я не хотела предвзятого мнения и лишних слухов о том, откуда я.

– А так их будет меньше? – женщина вскидывает голову. Агате кажется, ещё чуть-чуть, и она на неё набросится.

– Послушайте, это личная информация. И у меня есть все основания её скрывать. Если уж мы затронули эту тему, то позвольте узнать. Откуда вам известно моё имя и где я жила?

Женщина обиженно поджимает губы. Даже вороны улетели подальше от бушующей хозяйки и безмолвно примостились на коньках крыш.

– Я – друг бывшего владельца твоего дома. Мне случайно довелось подслушать его разговор, и…

– Так ли случайно?

– Ладно! – женщина поднимает руки. – Специально. Просто было любопытно. Но я никому не рассказывала о тебе. Только Бэзилу. И то потому, что он попросил представиться. Что бы ты ни думала обо мне, я не сплетница. А теперь весь город узнает об объявившейся из ниоткуда родственнице, да ещё и моей крови!

– Вы драматизируете… – начинает было она.

– Кто? Я?!

Мор принимается ходить кругами, то и дело запинаясь о шнурки. Руки так и рассекают воздух в горестных взмахах. Ярость женщины сменяется тревогой и ужасом. Неподвижная Агата смотрит за маленьким обезумевшим вихрем, не веря, что такая простая затея смогла привести к столь плачевным последствиям. «Похоже, Уильям был прав. Я, и вправду, не понимаю людей». Тем не менее, она предпринимает попытку спасти ситуацию.

– Ваша злость обоснована.

– Да что ты говоришь?!

– Но и вы услышьте меня, – женщина останавливается, сверля её невидимым взглядом цветных стёкол. – Всё произошло слишком быстро. Что мне оставалось делать? Я придумывала на ходу. Не моя вина, что чей-то язык бежит быстрее паровоза.

Между спутниками повисает напряжённая пауза. «Зачем?»—крутится вопрос в голове. Зачем она оправдывается перед Мор? Зачем пытается пойти на примирение? Разве не проще было бы избавиться от надоедливого преследователя? Неужели это гложущая вина изъедает её прогнившее сердце?

Мор поворачивается спиной к Агате и поднимает очки на лоб. Трясущиеся руки трут лицо. Невнятное бормотание явно относится к новоиспеченной «родственнице». Повздыхав, она пытается вернуть очки обратно на нос, но те запутываются в волосах. К ворчанию добавляются проклятия. Разворошив причёску, женщине наконец-то удаётся заполучить желаемый предмет.

– Агата, я… – Мор запинается. – Я не люблю лгать, особенно когда меня заставляют это делать. Не люблю, когда давят. Принуждают к чему-то не по своей воле. Если бы ты попросила меня об этом заранее, я бы обдумала все риски и предложила подходящий вариант.

– Я не интересовалась древом своей семьи. Может я, и вправду, ваш да-а-альний родственник?

– У нас только черноволосые, – угрюмо отзывается Мор.

– Как говорится, не без урода в семье. Я бы даже сказала: не без рыжей вороны.

Почему-то улыбка на губах женщины словно снимает тяжелый груз с груди. Даже дышать становится легче.

– Если не возражаешь, я… Что такое?

Мор лихорадочно шарит по карманам, недоумевающе выворачивая один за другим.

– Не это ищите?

Агата достаёт из кармана оставленный на столе блестящий предмет. Передать его она не успевает. Перед самым лицом проносится чёрное крыло. Крупный ворон, сжимая в клюве зажигалку, приземляется на плечо женщине. Заслужив благодарное почёсывание шейки, он возвращается на свой пост к остальной стае. Мор начинает усердно щёлкать зажигалкой, не переставая сыпать проклятьями. Ещё в кафе девушка заметила, как трудно управляться с этим огнивом. А под морским ветром задача превращается в невыполнимую.

– Помочь?

Мор вздыхает и приближается к Агате. Кажется, её злость развеялась, оставив лишь измученное лицо. Зажигалка переходит в руки к Агате. Сама Мор склоняет голову, ладонями прикрывая пламя. На рукавах её кофты висят кусочки застывшего джема и сахарной пудры.

– Знаешь, булочка, я вообще пользуюсь кнопочными, но они кончились в магазине. Совсем не понимаю, как это адское колесо работает. Благодарю.

Мор облегченно затягивается.

– Куришь?

– Нет.

– Тогда откуда такое мастерство?

– В своё время ими было очень удобно поджигать спиртовки.

Женщина недоуменно замирает.

– А плевками тушить?

– Мыслите верно. Особенно, когда руки заняты.

– Какой ужас. Техника безопасности умерла в стороне.

– Почему же? Обычно она отправляется на небеса вместе с лаборантами.

Мор молча обдумывает услышанное, ухмыляясь, Агата же погружается в счастливые воспоминания первой стажировки. Подкурив вторую сигарету от первой, женщина отправляет окурок в мусорку. Она всё ещё нервничает. Весь фильтр изжёван.

– Ай, иди оно всё ворону под хвост. Что было, того не воротишь, – Мор кидает догорающий окурок в урну. И промахивается. Раздраженно затушив его носком и только потом отправив в бак, она продолжает: – побудешь какое-то время моей родственницей. Но впредь больше не заставляй меня подобным заниматься. Отведи в сторонку и там скажи. Никакой импровизации. Договорились?

– По рукам. И… спасибо, что поддержали мой блеф.

На лице расплывается знакомая зубастая улыбка.

– Похоже, ты ещё не растеряла остатков человечности. Идём. До парка осталось совсем ничего.

Рыбная вонь понемногу отступает. Шумящие кроны деревьев успокаивают нервы. Они приветливо зазывают окунуться в их прохладную тень. Расслабиться на одной из скамеек. Или стульев. Или табуреток. Ступая по дорожке, Агата с трудом верит, что не попала в специфичное хранилище мебели или на свалку. Разбросанные тумбы, шкафы и трельяжи горделиво выглядывают из кустов. На вешалках покоятся подозрительные рясы с вышитыми оккультными знаками. Мягкие диваны и кресла прикрыты брезентом с надписью: «НЕ ОСТАУЛЯТЬ ПОД ДОУЖДЬ!». Поляны занимают длинные столы, на которых поблескивают разномастные чайные сервизы.

Агата ждёт, когда Мор разразится объяснениями, но та не торопится открывать рот. Припоминая ссору, она не решает заговорить первой. «Читать переживания на её лице ещё легче, чем у Уильяма», – про себя ухмыляется Агата. Глубоко внутри в ней растёт желание, чтобы Мор вновь обрушилась на неё своим непринуждённым ливнем слов. Лёгкость в словах, воздушное настроение и бессмысленные рассуждения противоречили натуре Агаты. Но именно этим и подкупали. Девушка взвешивала каждое слово, даже в ситуациях подобных той, что в кафе. Что следует сказать. Как. Продумать всевозможные варианты. Душа, скованная параноидальной строгостью, завидовала, как беззаботно подходит к жизни Мор. Ей хотелось хотя бы ненадолго почувствовать ту же лёгкость и не волноваться о последствиях.

– Вы знаете, почему здесь столько мебели, мисс Мор?

– Само собой! Это парк. Нужно же нелюдям на чём-то сидеть, – быстро отчеканивает спутница. Агата кивает, с ожиданием устремляя взгляд к блестящим стёклам. Последняя капля обиды испаряется. Напряженные плечи Мор расслабляются, и она более охотно продолжает: – местные столетиями приносили сюда предметы интерьера. Обустраивали его для встречи с друзьями и семьями. Особенно тщательно подбирался чайный сервиз. Хоть мы и вдали от Королевы, но традиции соблюдаем. Вы удивлены? Только не говорите, что в столице не так. Не верю. Это же удобно! Ставлю душу, мы не первые, кто додумался до подобного.

– Уверена, пить чай в дождь здесь просто замечательно.

– А то! – Мор совершенно не замечает шутки. – Кроны деревьев пронизывают паутины заклятия. Смотреть, как бушует непогода, не в силах осыпать нас снегом или водой, сплошное наслаждение.

Петляя между расставленными кушетками, они выходят к застеклённой оранжерее. Вырубленные ветки над крышей позволяют слабым лучам солнца напитать цветущую зелень. Чем ближе они подходят, тем больше растёт сомнение у Агаты. Вороньё по безмолвному приказу остаётся за стенами, послав на плечи Мор пару собратьев. Душистый аромат трав окутывает их ещё до дверей. Внутри уютно устроились горшочки с живительной растительностью. Миниатюрные грядки с механическим поливом. Пара столов с садовым инвентарём. И никаких стоек с упаковками таблеток или пилюль.

– Это… аптека? – не веря своим глазам, произносит Агата.

– Она самая.

– Постойте. Вы, видимо, меня неправильно поняли. Я просила вас отвести меня к нормальной аптеке. С фармацевтами и лекарственными препаратами. Вы же слышали о такой? Пожалуйста, скажите, что да.

– Знаю я, как выглядит эта твоя аптека. Нет у нас такой. Не-ту, – Мор подходит к кадке с шафранами и ласково проводит по лепесткам. – Если хочешь, могу показать дорогу до алхимика. Он зельями торгует на все случаи жизни. Только вот вряд ли они придутся тебе по вкусу. Здесь ты можешь не беспокоиться, что кто-то подмешает в лекарство экспериментальный порошок. Была у нас пара случаев. Этот чёрт обожает искать новые рецепты. А как лучше проверить их, чем не на собственных клиентах?

Агата нерешительно прохаживается вдоль кадок с травами. «Лаванда. Допустим. Иван-чай. Хорошо. Мята. Ромашка… А это что?» Часть названий написана на латыни, а часть на местном диалекте. Ещё и корявым почерком.

– Тебе что надо хоть? Я тут всё знаю. Могу подсказать.

– После нашей ссоры мне с трудом верится, что вы не захотите подложить какую-нибудь травку для молниеносного облегчения желудка.

– Эй! – обиженно надув губы, Мор складывает руки на груди. – Я не настолько мстительная.

– Тогда поищите что-нибудь для хорошего сна.

Поманив рукой, Мор подводит её к горшочку с голубоватым растеньицем. Его состояние не внушает доверия. Понуро склоненные лазурные соцветия припали к земле, а листья скукожились. Запах гниения и несвежих овощей намекает, что жизнь этот цветок покинула давным-давно.

– По-моему, оно завяло, – протягивает Агата.

– Нет, нет! Сомнамбулина только делает вид, будто её не поливали недели две. На самом деле это лишь маскировка. Чтобы её не съели, она вырабатывает отталкивающий запах. Подпортившуюся траву животное не станет есть.

– Она точно поможет?

– Десять из двадцати. Ой. То есть, наоборот. В этой малютке концентрация мелатонина выше, чем у всяких там препаратов в аптеках. Принеси холщовый мешок, дорогуша.

Пока Мор сюсюкается с растением, Агата роется в ящиках стола.

– Никогда не слышала об этом растении. Сомнамбулина, верно?

– Всё потому, что, дорогая моя, она растёт только в нашем крае и нигде больше. Джедедия в своё время достаточно наэкспериментировался, чтобы мы пожинали плоды его опытов и по сей день.

– Что нам нужно?

– Один лепесточек с соцветия. Ты же не хочешь впасть в кому и умереть от истощения? Или это всё же входит в твои планы на вечер?

Агата аккуратно укладывает лепесток в мешочек.

– Завари его в кипятке. Вкус может показаться горьковатым, но это нормально. Отвар вырубает мгновенно. Глубокий сон на все двенадцать часов тебе обеспечен. И не забудь вернуть мешочек. Всё же это общественный участок. Надеюсь, у тебя будет, что оставить взамен?

– Не поняла, – Агата останавливается у дверей оранжереи, непонимающе вперев взгляд в Мор.

– Мы получаем, то, к чему стремимся, но по пути к мечте чем-то жертвуем. Принцип равноценности. Положи вон в ту корзинку что-нибудь равнозначное лепестку Сомнамбулины. Деньги можешь оставить себе.

Агата убирает купюры. Опустив взгляд, она рассматривает лежащие в плетеной корзине диковинки. Кусочек битого стекла, на который попала краска и растеклась в форме глаза. Мешочек с рыбьей чешуёй. Гнутые золотые пластинки. Кожаный ремень от наручных часов с надписью: «Всегда в твоём сердце». Выдубленная шкурка зайца. И пара фарфоровых статуэток ручной работы. Ничего подобного у Агаты при себе нет.

– Вернуться и принести нельзя?

– По традиции – нет. Это моя оплошность. Надо было предупредить тебя заранее. Все, кто приходят сюда, знают это правило.

– Что будет, когда корзинка наполнится, и складывать будет некуда?

– Закопают под деревьями, поддерживающими нити заклятия над парком.

Агата невольно устремляет взгляд к ветвям. Иной раз среди крон поблёскивает нечто серебристым светом, но натянутой проволоки или блестящих лесок там не видно. «Солнечный свет», – недоверчиво констатирует Агата.

– Но если никто не будет приходить сюда? Или вещей соберётся меньше положенного?

– Наш мэр решит этот вопрос. Он сам создал это место и собственноручно вырастил каждый цветок из семян, оставленных Джедедией. Печать нитей тоже его творенье. Но это крайний случай. В Ливингстон Бэй нет больниц. Вся медицинская помощь ложится на плечи пострадавшей семьи, хитрого алхимика или этой прелестной оранжереи.

С одной стороны, Агате не хочется нарушать традиции. С другой, она всю жизнь разбивала устоявшиеся парадигмы и шла против общества. «Да. Только тогда у меня была страховочная подушка в лице Уильяма и родителей. Здесь же… Я одна». Узловатые пальцы проходятся по волосам. Почувствовав свободу, густые локоны удовлетворённо растекаются по спине и плечам. Непослушные волнистые пряди спадают на лицо, медным коконом окутывая фигуру.

– Надеюсь, это достаточно равноценно.

– Я бы такое и себе забрала, – завистливо протягивает Мор, косясь на резинку с нанизанными на неё сверкающими камнями. – Это бесцветная шпинель?

– А у вас зоркий глаз. Или это вы тоже подслушали, ой, я хотела сказать, случайно услышали от хозяина дома?

Женщина заливается скрипучим каркающим смехом.

– Тут ты не права. Культ Угольных Крыльев, откуда я родом, занимается поставкой на рынок драгоценных камней и минералов. Знать виды, отличать подделки и разбираться в свойствах горных подарков нас учат с самого детства.

Агата осторожно складывает резинку к остальным сокровищам и вместе с развеселившейся женщиной выходит из оранжереи.

– Получается, у каждой секты есть свой собственный источник дохода?

– По-другому на плаву долго не продержишься. Свет, электричество, водопровод сами по себе не появятся. А ремонт зданий? Помощь семьям? На одни закупки расходников для колдунов и ведьм сколько уходит. Самим, что ли, несчастных жаб ловить? Торговлей на чёрном рынке много не заработаешь. Приходится трудиться по-честному.

– Вот только для Ливингстон Бэй этого всё равно мало. Как вы живёте без мобильной связи? Что, если лес загорится? Или просто, предположим, Королева умрёт? Вы же этого никогда не узнаете.

Фыркающая от смеха Мор кое-как берёт себя в руки.

– С Королевой ты, конечно, погорячилась. Эта женщина переживёт нас с тобой, – каркнув, напоследок от собственной шутки, она продолжает: – для подобных новостей у нас есть телефонный салон. Он находится на Площади Пяти Столпов. Ох, видела бы ты мымру, что там сидит… Нам сюда, Агата. Коттеджные участки по этой стороне. Так, вот. Бернадетт! Эта сплетница ради развлечения готова состряпать таки-и-и-е истории. А остальные и радуются. Развесят свои уши и давай перемывать кости. Как-то раз она пустила слух, что мои волосы по-настоящему цвета пепла. Дескать, «белая ворона». Но они почернели, потому что я много курю! Вдумайся, какая дурь. Тогда-то мы с ней первый раз и подрались. Было это так…

Агата не может признаться, но ей радостно видеть Мор в хорошем настроении. Её звонкая болтовня успокаивает, заставляет отвлечься от гнетущих мыслей и расслабиться. Как давно она не разговаривала на посторонние темы? Как давно не улыбалась краешком губ, слушая нелепую историю? Разум до сих пор не доверял Мор. Зато сердце, кажется, готово было на всё, лишь бы с упоением слушать каркающий голос.

Глава 5

⠀

– Вот мы и пришли.

За знакомой кованой оградой расстилается цветущий луг. Вдали, подкошенные старостью и непогодой, высятся некогда роскошные дома. В центральном Агата узнаёт Клок-Холл. Ничего не поменялось с момента её ухода. Пережитые события пробуждают в груди ноющее чувство. Будто она не была здесь целую вечность.

– Пора прощаться, дорогая моя, – Мор остаётся за калиткой. Деревья бросают тень на её худое с острыми скулами лицо. – Думаю, я достаточно прошляпила время, и утренняя мотивационная речь нашего шефа подошла к концу. Можно спокойно идти на работу.

– Не любите общественные утренники?

– Скорее пафосные фразы о стремлении вперед. Если хотят повысить мою работоспособность, для начала пусть увеличат зарплату. Громкими словами налоги не заплатишь.

– Тогда до скорого.

Удовлетворенная, что сможет продолжить путь до дома самостоятельно, девушка переходит на энергичный шаг.

– Постой!

Агата останавливается. Мор мнётся, не готовая продолжить речь. Руки теребят складки длинной юбки. Однако женщину Агата не торопит, терпеливо ожидая продолжения. Внутреннее предчувствие шепчет дать ей ещё немного времени.

– Почему ты заступилась за меня? Почему не ушла? – голос женщины звучит необычно тихо и размеренно. От былого сумбура и хаоса в повествовании не осталось и следа. Каждое слово, тяжело слетающее с её губ, имеет ценность. – Я видела, как ты проползала между домиков. Но ты всё равно остановилась и помогла мне.

– Не запоздали ли вы с вопросом?

– Я первая спросила!

Агата предпринимает попытку уйти от ответа:

– Почему бы вам не прочитать мои мысли? Как на нашей первой встрече у дома Этель.

– Фи! – Мор складывает руки на груди, с гордым видом поднимая длинный нос к небу. – Иметь телепатию, несомненно, хорошо, но у меня и без неё множество первоклассных навыков. В тот раз ты просто неприлично громко думала. Вот и всё.

– А сейчас неприлично тихо?

– Ты… Понимаешь… мысли, они… Ай, всё. Неважно. Не хочешь отвечать на вопрос, ну и не надо! Я пошла.

Мор театрально разворачивается. Специально не торопясь, она направляется в глубь парка. Агата устало вздыхает. И вправду, зачем она тогда вмешалась? Ответ кроется глубоко, за коркой окаменевшего сердца. Чувство недоверия поёт оды о предосторожности. Вызволять на свет даже самую крохотную частичку души всегда тяжело и опасно. Что с ней сделают? Скомкают и выбросят или сохранят в собственную шкатулку сердца? Агата жила, скрывая саму себя. Кроме Уильяма, друга, заслужившего доверие временем и поступками, никто не мог прикоснуться к запретной стороне. Но сейчас, смотря на удаляющуюся худую фигуру, Агата чувствует, будто вот-вот потеряет нового друга.

– В столице, на работе ко мне относились точно также.

Звук шагов по вымощенной дорожке замирает.

– Считали уродом общества с дурными идеями и излишним любопытством. Меня оскорбляли. Травили. Подкидывали «подарочки» с тухлой рыбой и фразами «тебе здесь не место». Но я не обращала на них внимания. По крайне мере, старалась.

– Тебе… не было больно?

– Временами – да. Но я превратила бестолковые сплетни и беспочвенные обвинения в силу, толкающую меня к свершениям. Вскоре многие из них с отвращением узнали, что я их новый руководитель, – тщеславное выражение на секунду зажигает безразличную серость глаз. – Ха-х. Видели бы вы их лица. Те, кто осознали ошибку и занялись делом, смогли добиться результатов. Они не стали ровней мне, зато обошли идиотов, навсегда застрявших в своём невежестве.

Хрупкая тишина повисает в воздухе. Поколебавшись, Мор возвращается к калитке.

– Я первая, кого ты смогла узнать, как саму себя?

– Вторая. Характер у меня не подарок. И всё же даже я смогла найти себе друга. Вы, в отличие от меня, кажется, держите в друзьях весь город. За исключением трёх особенно едких девушек в фартуках.

– Это да… Сестрички Фэйрфакс те ещё гадины, – вороны окружают женщину. Кто-то гнездится на плечах, кто-то на голове. Чёрным перьевым коконом они облепляют хозяйку, будто стараются поддержать. – Хоть у меня и много друзей, мало кто из них понимает и разделяет гложущую боль. Бэзил. Вот кто действительно знает обо мне всё.

– Тогда вам тоже повезло. Берегите его.

В голову лезут тревожные мысли. Может, Уилл уже вышел из комы? Или, наоборот, ему стало хуже? Агата усердно старается не думать об этом. Только по возвращению домой, запершись в комнате, она сможет позволить эмоциям взять верх над разумом. Маска равнодушия должна держаться до последнего.

– Но почему ты не оставила меня? Я не понимаю. Ты говоришь, что терпела издёвки. Однако, узнав саму себя, почему-то вмешалась.

– Догадаетесь сами или подсказать?

Мор отлипает от ограды, делая пару неуверенных шагов обратно к дорожке.

– Жалость?

– Нет. Всё гораздо проще. Мне просто показалось неплохой идеей разделить с кем-то одиночество, но не для того, чтобы избавиться от него, а наслаждаться им вместе. Всего хорошего, Маргарет.

Размеренной походкой Агата устремляется к дому. На полпути она останавливается. Присев, якобы перешнуровать идеально завязанный бантик, она краем глаза всматривается в парковую ограду. Женской фигуры с воронами там больше нет. Расслабленно вздохнув, девушка поднимается и ускоряет шаг. Ей не терпится испытать Сомнамбулину и провалиться в глубокий сон.

Закрыв дверь на ключ, Агата изнемождённо приваливается к ней. Благословенная тишина ласкает слух. Словно незримое одеяло обволакивает тело. «Хорошо бы поставить чайник». Агата достаёт из кармана холщовый мешочек. От потускневшего листка несёт горьким запахом разложения. «Одной четвёртой должно хватить». Гулкие шаги эхом отражаются от пустых стен дома. Завернув за угол, девушка выходит к кухне.

Застрявший в горле крик перекрывается звучным вздохом. Булькающий, будто рвущийся из-под воды, он отталкивает тело обратно в коридор. Агата зажимает рукой рот. Ноги дрожат. «Почему этот день никак не закончится?» Несколько долгих минут тревожный взгляд буравит стену. Трясущимися руками Агата достаёт из кобуры оружие. Его прохладная сталь безрезультатно пытается унять разгорячённый рассудок.

Агата прижимается к стене, боком пробираясь к повороту. Осторожно вытянув шею, она осматривает кухонное пространство. Окно выбито. Обломки стекла перемешиваются с разбитой посудой. Перевёрнутые вверх дном шкафчики. Раскиданная утварь. И в центре пола лежит… оно. Изломанное, со скрученными в разные стороны конечностями. Деформированной костной структурой. Его огромный рот от морды до груди раскрыт. Несколько рядов остроконечных зубов напоминают толстые иглы. Голову венчают разветвлённые рога с запутавшимся в них мхом.

Глаза врут. Агате очень хочется в это верить. «Это… олень? Монстр из Проклятого Леса?». Чем бы оно ни было, признаков жизни не подавало. На шкуре виднелась россыпь огнестрельных ранений. Когда-то из них вытекала кровь. Размашистые мазки бурой жидкости покрыли собой всю кафельную плитку.

Настаивающий голос страха умоляет сохранить остатки рассудка. Бежать. Спрятаться. Вернуться в свой настоящий дом. Не отрывая глаз от существа, Агата делает маленький шажок. Затем ещё один. Она всегда была послушной девочкой. Для родителей. Но не для чувства самосохранения. Чем ближе она подходит, тем больше разгорается задремавшее любопытство.

Агата присаживается рядом с существом. Подрагивающие руки прощупывают раны. Утихающий с каждой секундой жар подсказывает: вторжение произошло совсем недавно. Стараясь не пораниться, девушка бережно разворачивает голову к себе. Под остекленевшими глазами ещё не высохла влага. Оно плакало? «А кто не будет плакать, всади в него столько дроби?» Даже столь обезображенное генетической издевкой существо вызывало у неё жалость.

– Зачем ты пришёл сюда? —шепчет Агата мертвой голове – Почему не вернулся обратно в Лес?

«Я так хотел умереть дома»

В этот раз Агата не сдерживается. Оглушив саму себя истошным криком, она отшатывается от головы. Тело само пятится назад. На костюме остаются тёмные пятна. Поскользнувшись, девушка падает на пол. Взгляд устремляется к изуродованному оленю. Встал? Убьёт? Стрелять? Из остеклевших глаз выкатывается прозрачная капля влаги. Стекая по морде, она падает в бурую лужу, растворяясь в ней.

Неподвижное существо не может причинить ей вред. И говорить оно тоже не в силах. Наверное. «Мне не показалось?». На четвереньках Агата подползает обратно к оленю. Поколебавшись, она вновь всматривается в немигающие глаза. Несколько дорожек слёз подмачивают остывающую плоть.

«Обнимите. Пожалуйста»

Опыты не всегда приносили ожидаемые результаты. Порой из-под рук Агаты рождались настоящие чудовища. Прекрасные в своеобразной красоте для науки, но совершенно омерзительные для человеческого глаза. Уильям, при всей его мужественности, обходил стороной неудачных подопытных, всякий раз держа транквилизатор наготове. Как же к ним относилась сама Агата?

Руки аккуратно скользят вдоль шеи. Бурый от крови мех соприкасается с чёрной гладью перчаток. Испачканной рубашкой Агата прижимается к покалеченному телу. Голова осторожно ложится набок, чтобы видеть блёкнущие глаза.

«Спасибо, что услышала меня, хозяйка»

Слёзы перестают течь из глаз. Дрогнувшее веко закрывается, поглощая вместе с ним крошечные угольки жизни.

– Даже у самых страшных монстров есть чувства и голос, – негромкий шепот растворяется в тишине.

Время словно замирает в доме. Прохладный ветер спутывает распущенные волосы. Не слышно птиц и писка насекомых. Пустота проникает и в голову, лишая напрочь любых мыслей. Вакуумное состояние прерывается чем-то липким, стекающим с тела существа. Оторвавшись от мёртвого тела, Агата замечает бесцветную жидкость, стремительно покрывающую труп. Схватившись за угол стола, девушка осторожно поднимается. Поверхность под ногами скользит. Выступившая влага смешивается с кровью, вскоре охватывая существо с ног до головы. Под воздействием неведомого состава оно начинает быстро сжиматься. В воздух поднимается столб пара.

Сначала жидкость съедает кожу, оголяя внутренности и мышцы. Органическая структура поглощается, превращаясь в пар. Словно сильнодействующая кислота, липкая смесь стачивает кости. После принимается за размазанную по полу кровь. Подобно живому, но не наделённому разумом, существу, она расползается по кухне, чутко выслеживая следы монстра-оленя.

Жидкость не обходит стороной и Агату. Прыгучая смесь прилипает к пиджаку, рубашке и рукам. Стряхнуть её девушка не успевает. Пятна исчезают безболезненно. Поднявшийся пар выветривается в окно. Вскоре на кухне и на одежде самой девушки не остаётся и намёка на вероломное проникновение. Кроме разбитого стекла и посуды. Только отдалённый запах лаванды щекочет рецепторы носа.

Агата сползает на пол. Кажется, Ливингстон Бэй задался целью свести её с ума. Она стоически переносила тошнотворные сцены вскрытия и встречала неудачи каменной маской равнодушия. Но это местечко всего за один день смогло вывести её из равновесия. Блуждающий взгляд спорит с запечатленными на подкорке воспоминаниями. Может, Сомнабулина вызывает галлюцинации от одного своего запаха? Или это игры утомленного разума?

Рассекая воздух бежевыми крыльями, за окном пролетает ворон. Цепкие лапки хватаются за подоконник. Пепельная голова склоняется набок, с интересом осматривая сидящую на полу девушку. Агата смутно припоминает, где же она видела его раньше. Не он ли прилетал к заколоченному дому прямо перед приходом Мор? Кое-как ворочающиеся мозги подсказывают: у болтающей женщины только чёрные вороны. «Может, это она сама? Вполне ожидаемо, после всего, что я здесь увидела».

– Уходи, – раздраженно бросает девушка ворону. Тот не улетает, продолжая изучать глазами-бусинками разгромленное помещение. – Сегодня я заварю целый лепесток Сомнамбулины. Лягу в кровать и просплю весь день. Если бы я была верующей, то помолилась бы, чтобы этот день мне только приснился.

Будто старая кляча, ворон разражается хриплым карканьем. Он не прекращается и когда птица поднимается в воздух. Скребущийся смех затихает, сливаясь с завыванием поднимающегося ветра.

Ещё немного посидев на полу, Агата принимается за уборку кухни. Разбитое окно приходится заколачивать оторванными ставнями. В щели засовывается старое тряпьё, оставленное в шкафах бывшего хозяина. Тело устало ноет. Голова смутно соображает. Агата решает, что уберёт осколки посуды после хорошего сна. Нетерпеливо дожидаясь закипающего чайника, она бросает лепесток в чашку. «После сегодняшнего я заслужила полноценный отдых».

К большому разочарованию Агаты заснуть ей не удаётся. Обещанного эффекта мгновенного сна не происходит. Голову наводняют тревожные мысли. Всё накопленное за день рвётся быть услышанным. Перевернувшись на спину, Агата поднимает руки и невольно морщится от отвращения. Бледные, с длинными пальцами, их пронизывает сеточка почти чёрных кровяных сосудов. След, оставленный экспериментальным препаратом даже после полного выведения из организма. Непоправимое нарушение в теле, которое будет напоминать о случившемся до конца дней. Чем не клеймо преступника?

– Уильям…

Её единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?». Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Конечно, они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители, не были настолько близки ей.

Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не её. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и чёрной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с ним всё хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», – бубнит разум. Но что сделано, то сделано.

– Уилл… выжил.

Голос звучит предательски слабо и неуверенно. Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохранённой тайны оказалась намного больше, чем она могла себе представить. Её руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма была ненапрасной», – в очередной раз убеждает себя Агата. Сейчас препарат у неё. Спрятан в надежном месте. Но что, если проверяющие догадались? Нашли улики в учинённом ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, потный отпечаток пальца, или высохшая капля слюны, и её искаженная, на тот момент, ДНК станет решающим доказательством в деле запрещённых Нюрнбергским Процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец, с его «убийственными» тёмными делишками— туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.

Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она ничего не можешь сделать с надвигающейся судьбой. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.

Он не простит

Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. Дома. Здесь прошла половина её жизни. Вторая – в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у неё такое тревожное чувство?

Нет пути назад

Вечный друг человека, солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, ползет по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они ползут по тротуарам, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.

Как много крови ты пролила?

Снова этот голос. Не переставая вертеть головой в поисках источника, Агата нервно восклицает:

– Это цена науки. Нельзя добиться высоких результатов, ничем не жертвуя! Уильям это понимал. Всю свою жизнь он и я отдали на благо открытиям. Когда он вернется, мы снова…

Хватит оправдываться!

В углу комнаты стоит фигура. Не узнать её невозможно. Коротко остриженные волосы. Элегантное платье. Туфли на высокой шпильке.

– Ты… ты… Это твоя вина! Если бы ты не вмешалась, то ничего бы не произошло. Ненавижу!

Срываясь с места, девушка бросается к тени и бьет по миловидному лицу. Однако вместо нежной кожи кулак встречается с твёрдой поверхностью. Осколки стекла осыпают ошарашенную Агату, едва успевшую прикрыть голову. Вместо ненавистного врага на неё взирают собственные отражения среди осколков зеркала. По комнате эхом разносится противный смех. Он смешивается с воем существа, сотканного из сотни рук, лап, крыльев, зубов и глаз. Вместе они образуют звучание, ужасно похожее на дребезжание скрипок. Мерзко вереща, они берут фальшивые ноты, перебивая друг друга и воспевая безумный хаос, невыносимо терзаемый слухом, всё громче и громче.

– Я не хотела, слышишь! Уйди! Оставь меня в покое!

Сердце бешено отсчитывает удары в груди, в голове пусто, а в ушах звенит монотонное эхо крика, полного отчаяния и бессилия. Оно терзает тело и разум, в который раз вороша пыльные полки воспоминаний. Не в силах его терпеть, девушка закрывает уши руками. Под дьявольскую какофонию с потолка и стен, из окон и дверей, внутрь врываются кровавые потоки воды. Они вмиг наполняют собой комнату. Мощное течение сбивает Агату с ног. Лёгкие не успевают набрать воздух. Над головой смыкается кровавое месиво. Вязкая жидкость сковывает тело. Горы трупов, рвущихся внутрь, оказываются в комнате. Они хватают своими конечностями Агату и тянут на дно. Обрубки животных, сшитые воедино, с одинаковой мордой кошки.

Девушка в ужасе открывает рот. Крик отчаянья вырывается из груди. Но его, вместе с вязкой мутной водой, насильно заталкивают обратно в глотку. Заставляют давиться, захлёбываться собственным безумием. Лёгкие сжимаются, из последних сил стараясь вытолкнуть воду. Глупое сердце ворочает кровь, не осознавая, что мозг почти умер. Тело погружается всё глубже и глубже. На дно, вместе со своими творениями. В пучины отчаянья, страха и мёрзлой тьмы.

* * *

– Агата, тебе снятся кошмары?

– Похоже на то, что у меня есть время спать?

– Я серьёзно.

– Возможно. Почему ты спрашиваешь?

– Недавно я видел сон, как потерял тебя. Ты превратилась в венерину мухоловку. Руки стали листьями, а голова – соцветием.

– Ужасная смерть. Всю жизнь питаться одними насекомыми. Уилл, ты ведь будешь меня подкармливать жареным беконом?

– Смейся, сколько хочешь. Тогда я и вправду перепугался. Внутри всё так сжалось. Окаменело. Я, наверное, должен был заплакать. Но не смог. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты. Будто ты была моими эмоциями. Моими страхом и радостью. Вместе с тобой умерли и они.

– Не понимаю, почему ты так беспокоишься. Это всего лишь сон. В конце концов, не тебе превращаться в растение.

– Знаю. Но это и страшно. Хуже, чем самому умереть – это созерцать смерть дорогого тебе человека, не в силах что-либо сделать.

– Понятно…

– Агата, я не смогу вечно быть рядом с тобой. Поэтому пообещай не влезать в истории со своим излишним любопытством. И не надо на меня так смотреть. Я прекрасно осведомлён о том, как ты сунула голову в пасть к крокодилу только потому, что тебе стало интересно, какая у него микрофлора глотки.

– Хорошо-хорошо. Сегодня же куплю каску. Вдруг кирпич упадёт с неба.

– Агата!

– Что, уже и пошутить нельзя? Ладно. Обещаю… Правда.

Глава 6

Чтобы черепа не повредились, когда закипит вода, Терри плотно заворачивает их в марлю. Остатки мяса, кожи и шерсти уберегут драгоценные косточки от трещин, но не стоит надеяться только на них. Сваренные волокна мышц станут очень мягкими и податливыми. Закинув последний мешочек, Терри с раздражением поворачивается к окну. Когти большой серой кошки скребут по стеклу, издавая душераздирающие звуки, вот уже целых пять минут. Терри кое-как отмывает руки в самодельной мойке, даже не думая вычистить грязь из-под ногтей. Затем проверяет кастрюлю с варящимися черепушками. Удостоверившись, что вода начинает понемногу закипать, Терри натягивает болотники – резиновые сапоги выше колена. Царапанье за окном стихает. Кошка спешно спрыгивает с поста. Она дождалась своего.

Треснутое зеркало комода с отколовшейся верхней частью стекла отражает лицо ребёнка десяти лет. Поношенный комбинезон и полосатая кофта с растянутым воротником век не видели ни утюга, ни стирки. Рваные, с пятнами грязи в некоторых местах, они идеально сочетаются с прической, больше похожей на несуразное гнездо или поношенный парик. Тёмно-шоколадные всклокоченные волосы местами спутались в колтуны и крупными прядями спадают на уродливое лицо, заставляя хозяина нервно убирать их за оттопыренные уши. Лишь пара металлических заколок с облупившейся краской пытаются удержать густой покров. Разноцветные браслеты с вплетёнными в них искусственными камешками, кусочками битого стекла, каждый раз цепляются за спутанные локоны, яростно выдирая их.

Терри проверяет, крепко ли сидят сапоги. Пара капель слюны из уголка рта падает на резиновую поверхность. Выругавшись, он вытирает рукавом рот. Неправильный прикус постоянно доставляет ему проблемы. Вот и сейчас вязаная ткань цепляется за жёлтый кусочек клыка, заметно выступающий из пухлых губ. Раздается треск рвущейся ткани и Терри в который раз произносит некультурные слова, услышанные из уст мужиков на Площади Пяти Столпов. Требовательное мяуканье за дверью не прибавляет терпения. Сплюнув на пол скопившуюся слюну, он рывком распахивает дверь.

– Чего глотку лвёшь, Шанель? Сказал, «выйду», значит выйду. Я вон из-за тебя кофту полвал.

– Смиренно прошу прощения, Дитя Вечного, но нам и вправду стоит поторопиться.

Терри лишь фыркает, смерив толстушку раздраженным взглядом жёлтых, будто чеширский сыр, глаз. Помятое платьишко и чепчик с лентами делают её похожей на симпатичную куклу с кошачьей мордой.

– Может, для начала объяснишься?

– Поручение сэра Джедедии, да славится его имя во всех мирах, чрезвычайно важно. Вам вверено позаботиться об одной мисс. Под этим я имею в виду: сопроводить её к вашему убежищу и помочь прийти в себя.

– Че-е-его? – Терри ошарашенно уставился на кошку и в негодовании раздул ноздри. Быстро справившись с шоком, он протестующе складывает руки на груди. – Ты хочешь сказать, что я должен плитащить в свой дом какую-то сомнительную тётку?!

– Несколько некорректная формулировка… но думаю, суть вы уловили.

Ошалев от подобной наглости, Терри с размаху бьёт кулаком в дверь. Контроль эмоций никогда не был его ведущим качеством.

– Плевать, плевать, плевать! Пусть хоть подохнет там. Я её даже не знаю.

– Мы лишь выполняем приказ. Что и вам настоятельно советуем. Понимаете, у сэра Джедедии, да будет его душа черна, как ночь, есть весомые основания нарушить ваше уединение. Тут вот какое дело произошло…

Торопливо пересказывая события первой половины ночи, кошка переминается с лапы на лапу, едва сдерживая волнение. Но, как и ожидалось, тревожный рассказ мало трогает Терри. Даже когда Шанель доходит до наиболее значимого момента, заставившего самого Джедедию призвать её на службу, Терри продолжает презрительно фыркать, подобно коту, нюхнувшему перца. Как бы сильно ему не хотелось связываться с незнакомцем, он понимает, что дедуля никогда не тревожит внуков малозначимыми проблемами, предпочитая со всем разбираться своими силами. Что уже говорить про верховного адепта кошачьего культа.

– Ну, и ночевала бы на болоте. Ладно. Дам я ей койко-место на палу часов. Но не более. У меня тоже свои дела есть.

– Мудрое решение, Дитя Первопроходца. Следуйте за мной.

Довольно цокая коготками, кошка убегает вдаль по дорожке, сколоченной из больших дубовых досок. Терри, сплюнув скопившуюся слюну, устремляется следом.

Вокруг, насколько хватает глаз, растянулась топь. Пространство с мутной водой, затянутой зловонной пленкой. Редко, где можно увидеть маленькие рощи белых кривых деревьев, чьи безлистные высохшие ветки распарывают плотный воздух, а стволы сточены гнилью и жуками. Наиболее часто встречаются группы болотных кочек, поросшие осотом. Маленькие красные ягоды, будто кровавый бисер, подмигивают из полутьмы. Далеко на горизонте – Утёс Молний. Немудрено: самая высокая скала на всем побережье. Ниже его темнеет пятно Проклятого Леса. А над ним ярко пылает красное зарево. Свет разливается по металлическому небосводу и, не доходя до болота, смешивается с пеленой тьмы.

1 Тератология – наука, изучающая уродства на базе сравнительной, патологической анатомии, эмбриологии и генетики.

2 Польское выражение «когда совиный хвост зацветёт», которое по смыслу эквивалентно нашему «когда рак на горе свистнет».

Продолжить чтение