Читать онлайн Здрасьте, а Саша выйдет? бесплатно

Дизайнер обложки Марк Берман

© Александр Васенёв, 2023

© Марк Берман, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-2475-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всё началось в далёкие девяностые. В попытке отделаться от моего настойчивого внимания, отец предложил мне записывать всё самое интересное, что я увижу за день. Что-то вроде дневника или, скорее даже, бортового журнала. Дневник капитана – так он назвал его. Может быть потому, что я мечтал стать капитаном космического корабля, а может потому, что он сам был капитаном по званию. В общем, батя выдал мне старую амбарную книгу с разлинованной желтоватой бумагой, ручку без колпачка и предоставил самому себе. И действительно, в тот день мне было, о чём написать.

Первая строка журнала гласила: «Ура! Мы переехали в новую квартиру. Она на четвёртом этаже, в ней много комнат. И балкон». Ещё вчера мы жили в крохотной квартирке впятером, а когда родители получили вторую, то тут же разменяли их на одну большую. Мой дневник не запомнил ни цен, ни площадей, лишь важнейшую деталь обмена – мы отдали газовую плиту в качестве доплаты. Да и холодильник тоже отдали. Я был чрезвычайно удручён этим фактом, утверждая всем подряд, что нас безнравственно надули. Конечно, я тогда не учитывал то, что в новой квартире не нужны две газовые плиты. Впрочем, как и два холодильника, ведь на дворе начинались девяностые. Лишь эта горесть утраты омрачала радость того великолепного дня. Наконец-то у меня появилась своя комната, а вместе с ней и своя дверь, и своё окно. Прекрасный вид на городской парк, летающих в небе голубей и оживленную дорогу. Картинка гипнотизировала.

Вот так закончился первый листок бумаги моего журнала. Сорок восемь слов, двенадцать грамматических ошибок, кучка бессвязных предложений и торжественный, невероятных размеров шрифт, передающий неподдельную детскую радость.

Как же приятно было открыть его тридцать лет спустя. Впервые за все эти годы. Должно быть, пришло время устранить пробелы в воспоминаниях. А между делом попробовать найти во всём этом хоть какой-то смысл, а может и самого себя.

Глава 1. Как найти друга

И хотя на первой странице было полно места, новая заметка начиналась на следующем листке. Почерк стал скромнее, да и буквы жались друг к другу в ожидании длинных рассказов.

Сразу после завтрака я уставился в окно на проезжую часть. Дверь комнаты отворилась медленно, а затем появился отец. Он входил спиной, обвешанный инструментами, держа в руках пакеты, ножовку и какие-то доски.

– Помогай! – проскрипел он, и я тут же подхватил упавшую на пол ножовку. Мы затащили все вещи из прихожей, после чего он вышел в подъезд и вернулся с огромной доской в руках. Он едва мог обхватить её руками, прижимая к себе.

– Отойди, я сам! – отрезал он мои попытки приложить руку помощи. На повороте из коридора он смачно вдарил углом доски в цветок, что был на рисунке обоев в моей комнате. Кусок бумаги оборвался и скомкался, став похожим на коровий язык. – Ай! Твою то ж… – выругался отец. – А впрочем шут с ним. Всё равно переклеивать, ты ж не баба – с розами на стенках жить, – и оторвал болтающийся кусок.

– Пап, это вроде капуста, – поспешил я с уточнением, – а что ты собираешься делать?

– Как что? Ты вообще как, в школу собираешься ходить? – папаня удивленно посмотрел на меня. – Писать-то на чём будешь? На коленках что ли?

Я кивнул, поняв что эту груду досок он собирается превратить в письменный стол. В прошлом классе мы немало писали. Сейчас же размеры стола навевали мысль о том, что писать придётся куда больше.

Отец поинтересовался, чем я планирую заняться, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. Я громко ответил, что не знаю. Сам-то он всегда был чем-нибудь занят. Даже когда он пил кофе на балконе, я наблюдал за его серьёзным, устремлённым в бездну мыслей взглядом. Я знал, что даже в редкие мгновения отдыха он думает о чём-то значительном. Может быть, он обдумывает, как построить ещё одну теплицу в саду или улучшить печь в бане, чтобы там стало ещё жарче. В общем, забот у него хватало, а потому и пил кофе он часто.

Отец вернулся с балкона и ещё раз спросил:

– Ну так что, решил, чем займёшься?

Я снова ответил, что совсем не знаю. Он раскрутил рулетку и принялся вымерять и записывать.

– Или может сначала обои все отодрать? – бормотал он, то и дело озвучивая процесс.

Я тут же заявил, что хотелось бы получить обои с ракетами, или с машинами, или на самый крайний случай с какой-то другой техникой. На что отец многозначительно погладил усы и окинул взглядом комнату:

– Да. Найдём потом с машинами и ракетами. Сейчас пока с этими поживёшь. Нам главное тебя сейчас к школе собрать.

Наблюдая за тем, как отец мастерил стол, я попутно отметал поступающие от него идеи для занятий. Книги мне читать совсем не хотелось, разве что картинки посмотреть. Рисовать я не умел. Пианино при переезде совсем расстроилось. Мне хотелось только одного – поскорее пойти гулять во двор. Но я не мог. Наконец игра в угадайку закончилась, и я услышал долгожданный вопрос:

– Может тогда гулять пойдёшь? Вот тут палец прижми.

Я нажал на край здоровенной металлической линейки, напоминавшей мне самурайский меч:

– Пап, я не могу пойти гулять, я же там никого не знаю.

Мне почему-то было неловко, что я боюсь идти на улицу. При том, что я очень любил гулять. Собственно этим я и занимался всё время. Отец дочертил и взялся отрезать лишний кусок столешницы:

– Так познакомься! Найди себе друга и будешь с ним гулять.

Пила ритмично забегала, а я заволновался. Нет, я не был никогда робким или застенчивым, и точно не был трусливым. Просто не понимал, как можно найти друга. В моём старом дворе у меня было полно друзей. Лёша, Миша, Дима, Саша… Мы катались на великах по узким земляным тропинкам, играли в прятки возле старой театральной сцены, что стояла посреди двора, менялись фантиками от конфет, строили песчаные города. Но я никогда не искал друзей, они просто были.

Я покрутил все эти мысли в голове и принялся за расспросы:

– А как мне познакомиться?

Заметив во мне первые проблески интереса, отец отвечал бодро:

– Выйди во двор для начала. Из дома тебе точно этого не удастся. Затем найди кого-нибудь во дворе, лучше, конечно, ровесника. Приглядись, кто чем занимается, может в футбол играет или там в домино, может собирает гербарий или штабик строит, – отец высыпал на пол комнаты кучу разных болтов, выбирая подходящие. – Присмотрись! Вы-бе-ри. А уж затем иди знакомиться. Скажи, как тебя зовут, потом его спроси, можно ли тебе тоже с ним поиграть. Не забывай улыбаться. Ну и пару конфет с собой захвати. Угостишь друга.

– Ага, – отвечал я, раздумывая. – А что, если он не ответит?

– Куда он денется! Конечно ответит. Всем нужен друг. Пойми, без друга и жить скучно, тоска зелёная! Они рады тебе будут незнамо как. Да даже если и не ответит – не беда, сразу иди к следующему и знакомься с ним.

Построенная отцом картина тут же была нарисована в моём воображении. Выхожу я, значит, во двор. Весь такой радостный, улыбающийся, карманы мои оттянуты сладостями. И незаметно для окружающих, предположительно прикрывшись кустами, я выбираю позицию для наблюдения. Присматриваюсь. Тем временем по двору равномерно рассредоточены от пяти до десяти мальчиков подходящего возраста. Один из них в одиночестве пинает мяч в пустые бессетчатые ворота, второй с нескрываемой грустью выставляет домино на лавочке возле дома. Тоже один. Третий непременно бережно, но также без улыбки на лице, срывает с деревьев листья. И вот тут-то наконец и появляюсь я с предложением дружбы, от которого, разумеется, невозможно отказаться.

Меня вдруг охватил животный страх от осознания, что все они могут единовременно находиться вместе. И в этом случае я буду там совершенно не нужен. В перерывах между сверлением дыр, я продолжал выдавать новые вопросы. Тут отец перервал меня на полуслове:

– Слушай, а давай памятку тебе сделаем на фанере? Будешь по ней ориентироваться. Так, значит, ответили тебе, что мальчика зовут Миша, значит переходим к вопросу номер четыре, – интонации его резко сменялись с успокаивающих на ироничные.

Впрочем, я не замечал сарказма, находясь в ступоре. Я всё ещё стоял в комнате, стеклянными глазами то и дело поглядывая на проезжую часть.

– Саш, – начал он, – так я же совсем забыл тебе сказать. Вчера, когда мы разгружали мебель, возле нашего грузовика ходил какой-то пацан из соседнего подъезда, кажется, Дима. Или Егор. Он наверное и сейчас там ходит. Он меня ещё спрашивал, мол, кто переезжает, и я сказал, что здесь будет жить мальчик твоего возраста, который любит гулять и дружить. А он мне на это ответил, что это прямо его вариант. Так я ему сказал, что сегодня ты пойдёшь гулять часов в… одиннадцать или двенадцать. Короче, слушай, он наверняка тебя там ждёт. Но имя ты всё-таки спроси, вдруг я напутал.

Я обрадовался, и по счастливому совпадению на часах было одиннадцать-двенадцать часов. Это всё меняло. Одно дело, когда тебе надо кого-то выбирать, присматриваться. А другое – когда тебя уже кто-то готовенький ждёт. Я схватил со стола две карамельки и выбежал в подъезд.

Глава 2. Друг

«Сегодня я нашёл друга и узнал много нового», – это и ещё кое-что я записал в журнале.

Итак, я побежал на улицу.

Ни за что не вспомню, во что я мог быть одет в тот день. Запомнить обувь было просто невозможно – убивал я её с такой скоростью, что едва хватало на сезон. В школе, конечно, были туфли: коричневые сменяли черные, затем наоборот; белые и тёмные рубашки с длинными рукавами. Прочие детали безнадёжно стёрты из моей памяти, как ненужные воспоминания.

Зато я хорошо помню, как спускался по лестнице с четвёртого этажа, сломя голову. Папа неоднократно предупреждал, чтобы я бежал по ступеням только вверх. Так ты хотя бы не упадёшь, если споткнёшься, говорил он. Умно́! Но непрактично. Торопишься ведь обычно на улицу, а не домой.

Подъездная дверь хлопнула позади меня, и я сразу же начал осматривать всё вокруг. Пусто. Никто меня не ждал возле подъезда, ни возле соседнего подъезда, ни возле следующего. Я прошёл от первого до последнего входа, затем обратно, и понял странную для себя мысль. У нашего дома нет своего двора. Пятиэтажка стояла перпендикулярно трём другим, у которых как раз были свои площадки. А у нас не было. Выходишь из подъезда, делаешь пять шагов вдоль дощатой лавочки и попадаешь на асфальтную дорожку. Поднимаешь глаза и видишь серую стену соседнего дома. А ещё слева и справа то же самое. Словно три соседских дома надменно повернулись к нам боком. У них, значит, дворы свои, а у нас одна только дорожка, по которой то и дело снуют машины. Ну кто так строит!

Впрочем, дворы были наполнены в основном деревьями, лишь изредка металлическими конструкциями синего цвета, вроде качелей, хлопушек для ковров и бельевых сушилок. Белые широкие стволы доставали до верхних этажей. Ближе к домам росли клёны и другие деревья, названия которых я тогда не знал. Их было так много, что под ними почти ничего не росло.

Я внимательно осмотрел хозяйство первого двора. В середине была вытоптана футбольная площадка совершенно непонятной формы. Воротами служили стволы берёз. Надо признать, что люди, посадившие их, были выдающимися троллями. Ворота одной команды были явно шире других, а ещё одна штанга была прилично наклонена, увеличивая площадь ворот. Вы и представить себе не можете, сколько перепалок и потасовок породила эта несправедливость.

Я обошёл соседний дом и попал в следующий двор. В нём не было вообще ничего, кроме деревьев, потому как туда не выходили подъезды.

«Очень круто!» – подумал я, здесь можно собирать грибы и штабик построить.

Продвигаясь вглубь по вытоптанной тропке, я наконец-то увидел мальчишку, примерно своего роста, может чуть повыше. Тот совершенно неподвижно стоял возле куста в загадочной позе, с выдвинутой вперёд рукой. «Это Дима, – подумал я. – Или Егор!»

Я хотел ускориться навстречу потенциальному другу, но вспомнил совет отца. Остановившись в нескольких шагах, я выглядывал из-за дерева, пытаясь установить правила его игры. И спустя минуту тот не шелохнулся, лишь слегка переместил руку. Мне не удавалось объяснить себе происходящее. Это точно был не футбол. Но что же тогда!

Мальчик снова перевёл руку в другое положение. Тогда я не выдержал и подошёл. Незнакомец моментально повернул голову и, ничего не сказав, снова уставился на свой куст.

– Привет, ты Дима? – спросил я довольно радостно.

– Я не Дима, – ответил он.

– Привет! Ты Егор?

– Я Костя, – сказал он после долгой паузы. Кажется, к такому повороту не был готов даже мой отец. Хорошо, что мне тогда было только восемь. Это могло служить оправданием буквально всему, а не только невежеству.

– Что ты делаешь? – наконец-то уже спросил я, ведь именно этот вопрос согласно методичке должен был предопределить судьбу наших отношений.

– Тихо. Ты слишком громко говоришь. Тут надо быть невидимым, иначе нас засекут, – прошептал он медленно и внушительно. – Видишь их?

Я никого не видел, точнее не понимал, что видел он.

– Они уже близко, – продолжил он. – Видишь эту ветку? Я намазал её мёдом. Сейчас прилетят осы, на сладкое.

Рука его была вытянута вперёд, ладонь скрывала открытый спичечный коробок.

Я же молчал, шаря по кусту глазами в поисках насекомых.

– Сейчас она прилетит. Я уже ловил так пчёл. Но пчела не так круто, как оса. Она может ужалить сразу несколько раз. А пчела – только один раз жалит и потом умирает. А оса, она не умирает, она жалит, как пулемёт. Оса многоразовая, – в его словах чувствовались уверенность и бесстрашие. – Если кто-нибудь слабенький попадётся, то и убить может, – добавил он.

Естественно, мне стало любопытно, и я спросил, против кого он готовит оружие.

– Это для сестры, – хладнокровно ответил Костя.

Услышав о сестре, я как-то машинально сказал, что у меня тоже есть сестра.

– На, – сказал Костик и протянул мне второй коробок.

Я взял коробок и встал рядом в ожидании улова. Осы не прилетали. Летала пара мух и какой-то странный продолговатый жук, который нас не интересовал. Костик отломил от куста медовую ветку и мы пошли искать удачи возле другого куста, коих было предостаточно. В ходе операции я узнал подробности о семилетней войне между ним и старшей сестрой, которая длится, сколько он себя помнит. Неясно было, кто положил начало конфликту, но по словам моего нового товарища, противник хитёр и безжалостен, хотя и сам регулярно несёт потери.

– Вчера она спрятала мои ботинки. И не сознается, делает вид, что ничего не прятала. Я просидел полдня дома. А когда пришла мама, я конечно вынужден был, – грустно вздохнул Костик, – сказать ей про ботинки. Так сестра сказала, что ничего не прятала, а просто забыла. Забыла она! И ведь когда нашли, что! Ботинки все чистые, вымытые сушатся на балконе в углу там… что они там делают в углу!? А она говорит, я помыла, позаботилась о любимом братике, а забыла сказать ему. Так мать её ещё и похвалила! Вообще! Гадюка косозубая.

У Костиной сестры и правда один зуб был не в ряду с другими. Звали её Света, и она была старше него на пару лет. Немного поостыв, он спросил:

– А тебе что сделала твоя? – подразумевая мою сестру, спросил мститель.

– Она меня читать научила и ещё на пианино учит играть, – ответил я.

– Я бы за такое тоже отомстил, – решительно оценил он.

– Да нет, она у меня хорошая, вроде бы.

– У нас тоже всё хорошо начиналось. Так что ты осу возьми всё-таки. Для профилактики.

Мы постепенно начали говорить обо всем подряд, и тема возмездия отошла на второй план. Я положил свой коробок с осой в задний карман, а Костик – в нагрудный. Пока мы бродили по зарослям двора, я рассказал ему немного о своём переезде и, конечно, о безнравственном кидалове на бытовую технику. Костя сочувственно качал головой. У нас оказалось много общего, и, кажется, мы уже подружились.

К вечеру я был дома. Мама вернулась с работы раньше и наготовила нам вкусных котлет с картошкой, и мы ужинали в гостиной на большом раскладном столе.

Для меня открыли огромную банку вишнёвого компота. Я вычерпывал ягоды шумовкой, а затем звонко стрелял косточками в металлическую тарелку.

Мама с папой расспрашивали меня о друге, и я охотно рассказывал.

– Пап, ты неправильно запомнил. Его зовут Костя. Как ты мог забыть!

Папа был счастлив ещё пару минут, пока мама не взяла мои вещи в стирку. Она нашла мой коробок в заднем кармане и, тряся им перед лицом отца, возмущалась:

– Ты зачем ему спички даёшь! Обалдел что ли, спалит что-нибудь того гляди.

Отца претензии матери не устроили, и он, желая отбелить свою педагогическую репутацию, открыл коробок привычным движением. Звонким грохотом посыпались новые для меня части речи, звуча в унисон с падающими ванными принадлежностями. Отец трижды жёстко выругался. Слова были разными, пугающими и одновременно вызывающими желание их повторить. Я подбежал к ванной и сразу увидел лежащие на полу половинки коробка. Моя оса летала по крохотной ванной, уклоняясь от мокрого полотенца. Чертовка исполнила бочку и улетела в вытяжку.

– На какой чёрт ты туда её засунул, – гневался покусанный батёк, в то время как мать пыталась рассмотреть его пальцы.

– Не переживай, Вов, жала нет, не переживай, сейчас луковицу принесу, приложим и всё пройдёт.

Мне стало совсем не по себе.

Меня никогда не кусала оса, но я видел, как собака кусала за ногу соседского парнишку, и тот ужасно плакал, держась за порванную штанину. Как плохо должно быть ему было, как больно. Тут я чуть не заплакал от сострадания и страха.

– Пап, а ты ведь у нас не слабенький? – выдавил я сквозь ком в горле. – Ты ведь не умрёшь?

Он, конечно, принялся меня успокаивать и говорить, что всё это полная ерунда, и мне не стоит волноваться, затем уже в сердцах кричал, что я балда, каких свет не видывал, и тут же снова принимался успокаивать, точно это меня укусила оса. Хорошо ещё, что Костик оказался не прав, и оса не жалит, как пулемёт.

Всё прошло, конечно, и меня быстро простили. Перед самым сном я достал из под кровати журнал и сделал короткую запись: «Сегодня я нашёл друга и узнал много нового».

Глава 3. Велик

Во двор я вышел очень поздно. Суббота – и это значило, что утром надо поехать в сад. Время было сложное, буквально тяжелое, и маленькое хозяйство, что в десяти километрах от города, давало хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Долгий промежуток между посадкой и уборкой урожая заполнялся трудовыми буднями. Точнее трудовыми выходными.

В сад нужно было отправляться непременно рано, скажем, часов в шесть, чтобы не попасть в час пик и не застать ужасные утренние давки в автобусах. В шесть можно было неторопливо идти к остановке, наслаждаясь нежным утренним солнцем. Капли утренней росы блестели, как брильянты на суконных полотнах. Людей на остановке почти не было. А войдя в автобус, можно было выбрать хорошее место возле форточки или люка с бодрящим свежим воздухом.

Мы так никогда не делали и появлялись на остановке в лучшем случае в девятом часу.

Как и большинство. Атмосфера на остановке накалялась вместе с разбитым асфальтом. На лавочке сидели три максимально пожилые бабушки. Остальные сто человек хаотично распределялись вдоль трассы, некоторые сидели на пустых ведрах или рюкзаках. Команда готовились к захвату вражеского судна. Далее подъезжал переполненный автобус и скрип жестяного корыта звучал, как команда «На абордаж!». Начинался штурм корабля. Люди уплотнялись внутри автобуса до тех пор, пока капитан захваченного фрегата не переходил к угрозам по громкоговорителю: «Автобус с открытыми дверями никуда не поедет! Лишние, выйдите из салона, или я никуда не поеду». Слушать этот жуткий голос в хриплом динамике могли только победители.

Нам обычно везло попасть внутрь с первого раза, хотя тридцать минут тряски, духоты и ругани трудно назвать везением. И всё же я любил наш уютный садик. Работать там мне нравилось. Я тяжело начинал, лениво входил в процесс и порой даже ворчал на предстоящий фронт работы, но вскоре втягивался, получая эстетическое удовольствие от скоростной и особо качественной прополки моркови или подчистую собранной смородины. В каждом деле у меня была своя техника и всё такое. Я правда любил сад своеобразной, безответной любовью. В урожайный сезон сестре удавалось в считанные минуты сбыть выращенные избытки возле соседнего магазина, и она делилась прибылью со сборщиком. Довольно неохотно, впрочем. Так у меня появлялись первые карманные деньги.

Во двор я вернулся часов в пять. Даже домой не зашёл, сразу к ребятам. Они сидели на лавочке. Я спросил, что они сегодня делали, и принялся раздавать крыжовник из газетного кулька.

– Велик у Джона украли, – тихо произнёс Костик.

– Как украли? Кто украл? – взволновался я.

У Джона был хороший велик. Не самый крутой и не самый быстрый, но зато почти новый. Весь такой ухоженный. Там даже наклейки всегда оставались новыми. Джон ездил на нём только в компании родителей, и уж точно не оставлял на улице или в подъезде, как мы.

– Мужик какой-то украл. Остановил его на улице, схватил за руль и оттолкнул его рукой. Джон ещё вон рубашку порвал. Ладно хоть не побил. Огромный такой, да, Джон? – Костик посмотрел на бедолагу.

Тот был сильно подавлен и смотрел в землю.

– Здоровый, как шкаф, в чёрных ботинках и пиджаке. На башке лысина и очки. Я его запомнил, он поехал в сторону школы, туда, за поле.

Меня конечно интересовали подробности, и я расспрашивал, как это всё вышло.

– Я вышел во двор, тебя искал. Смотрю, парни катаются, и подумал, что ты с ними. Побежал тут же за великом, – уточнил Джон, – выхожу, и уже никого. Подумал, что поехали за двор или на школьное поле. Я туда. Поехал, как назло, через кусты, а там дядька этот стоит прямо на дороге. Я начал объезжать слева – он тоже влево, я справа – и он туда. В итоге на ногу ему наехал немного и потерял скорость. Так тот сразу хвать меня за багажник. Да так ухватился, что даже колесо заднее в воздух поднял. А что я мог сделать? – Джон почти плакал от потери.

– Что дома скажешь? – подключился к расспросам Ден.

– Джон, ты скажи, что мне дал покататься на выходные. Скажи, что у меня сломался, – предложил я.

Джону идея не зашла, хотя и лучше мы ничего придумать не смогли.

С тем, как доложить родителям Джона, было всё понятно. Отдал и отдал. Ну поругают чуток, но всё равно провинность небольшая. А вот как велосипед вернуть – было совсем непонятно.

– Пошли искать! Чего просто сидеть-то. Найдём мужика – найдём и велик. Что он там делал вообще в кустах? – я задвинул подбадривающую речь и предложил немедленно приступить к выслеживанию обидчика.

Костик тут же достал из куста баллончик с дихлофосом и зажигалку, Дениска – огромную рогатку, которую он прятал в липовом дупле. Я же вооружился палкой от развалившейся швабры, что стояла в подъезде. Джон нёс на себе вселенскую печаль. Впрочем, он был очень миролюбив, и даже кража имущества не повлияла на его пацифистский настрой. Непонятно, что вообще могло случиться в этом мире, чтобы он взялся за оружие. Хотя, пожалуй, если бы ввели запрет на чтение книг…

Джон шёл впереди всех и показывал дорогу. Мы энергично пересекли пару дворов и подошли к школьному полю.

– Сюда, вон на той дороге, – вёл Джон.

Мы смело приблизились к асфальтной тропинке, что возле школьного садика, и начали осматривать кусты поблизости. Костян позвал всех к себе, чтобы показать найденную бутылку спиртного и плёнку от куска варёной колбасы:

– Алкаш похоже какой-то.

Улики были, но как обмотка от варёной колбасы могла помочь нам отыскать преступника, мы не понимали. Джон поправил очки:

– Слушайте, тут только «Радуга» рядом и «Столичный». Давайте сходим туда и спросим, кто покупал сегодня колбасу.

– Ага, так они тебе и скажут, – отрезал Ден, – и потом, там одни каркалыги целыми днями водку с колбасой берут. Без шансов! Давайте лучше пойдём его искать по району.

Мы решили, что если мужик пил в кустах, то живёт он недалеко от них. Ещё стало понятно, что мужик огромный, поскольку выпитая бутылка водки не повлияла на его способности управлять велосипедом.

– Огромный. Гад! Ну ничего, я ему волосы спалю, если увижу, – Костян дважды угрожающие пшикнул баллончиком.

– Не выйдет, – ответил Джон, – у него и волос-то нет. Лысый почти.

Мы пошли шататься по району, заглядывая в открытые двери подъездов. Поиски были безуспешными. На улице уже начинало темнеть, и по дороге назад мы обсуждали новый план, параллельно утешая Джона.

– Не волнуйся, Джон. Завтра мы его найдём, – успокаивал я своего товарища. – Прям утром собираемся в девять и идём туда, куда он уехал. Мы ещё по крайним пятиэтажкам не смотрели. Он точно где-то тут живёт. Будем сначала по дворам ходить, потом у магазинов посты выставим, каждый будет смотреть за своей точкой.

Джон нёс в пакете пустую водочную тару, кусок обёртки и бычки. На всякий случай. Вдруг родители ему не поверят, и придётся рассказывать правду. Так мы и разошлись по домам.

Утро началось по плану. Мы разделились, но оставались в поле видимости друг друга, рыская в поисках нашего врага. Мы старались не привлекать внимание бабушек, что сидели на лавках непременно в каждом дворике. Сохранять незаметность было почти невозможно, ввиду наилучшей обзорности занимаемых ими позиций.

Воскресное утро было скупо на прохожих, и решено было переходить к плану «Б» – дежурить возле магазинов. Мы заняли обе точки и терпеливо ждали. Нам с Костяном досталась «Радуга». Люди входили и выходили из пропахшего пивом и рыбой заведения. Мужики то и дело выбирались из берлоги подымить и поплевать на тротуар. Дело шло к обеду, не принося даже намёка на успех, – никого огромного и никого в пиджаке. Алкаши попадались худенькие, даже слегка паршивые. И, как назло, у всех отлично росли волосы.

– Вчера нашёл на помойке сразу пять баллончиков, – Костик имел ввиду разные дезодоранты, аэрозоли, пшикалки, испускающие любой горючий газ. – Щёлкнешь зажигалкой, нажмёшь на кнопку баллона и получаешь настоящий огнемёт. Крайне опасная штука.

За любовь к взрывам и огню за ним закрепилась кличка Бомбермен, по мотивам известной игры на приставках того времени, а вместе с тем и почётное звание главного взрывателя во дворе.

– Один баллончик так вообще почти полный оказался. Там хватит, чтобы разогреть металл докрасна! – продолжал Бомбер.

Я тоже любил огонь и взрывы, хотя и побаивался его экспериментов. От безделья резко захотелось что-нибудь съесть. Я вспомнил, что утром слегка разжился карманными деньгами.

– Давай купим шоколадку? – посоветовался я с Костиком. – Есть охота. А домой нельзя.

– У тебя что, деньги есть? Сколько? – прилично оживился он.

От халявной шоколадки отказываться нельзя, и сдерживать радость он был не намерен. Я залез в карман и вытянул помятую купюру.

– Ого! Скрудж Макдак, у родаков что ли стянул?

Костик вообще редко был с деньгами. Ему никогда не давали карманных, буквально никогда.

– Нет, это сестра малину продала после сада. Крупная такая, блин, быстро купили как всегда. Моя доля! – в такие мгновения чувствуешь себя поважнее обычного.

– Стой! – дёрнул меня за руку Бомбер. – Там же алкаши одни. Только водки купить можно. Может лучше в тридцать первый пойдём?

– Да не, здесь должны быть шоколадки. Уходить нельзя.

– А если деньги отберут?

Стоило прислушаться, раз уж сам бесстрашный Бомбермен вспомнил о безопасности. Но сильный голод заглушал голос разума, и я пошёл один, оставив Костяна наблюдать за дорогой.

Только вступил я на дверной порог салуна, как в нос ударила перегарная вонь от разлитого всюду пива и рыбных останков. Несло невыносимо. Я уверенно подошёл к стойке, где сидела внушительных размеров продавщица в измазанном сером переднике и щёлкала семечки. Я быстро вынул из кармана купюру и только хотел попросить взамен шоколадку, как быстрым взглядом осмотрев витрину, понял, что шоколада там нет. Вместо нормальных продуктов в холодильной полке лежали обычные плоские тарелки с бутербродами, точно лепестки ромашки. Рыбные консервы были небрежно навалены на заветренные полоски сыра, а те – на чёрный хлеб. На отдельных тарелках лежала сухая рыба. Шоколада не было вообще. Такое-то я и дома мог поесть, и бесплатно.

Облучаемый токсичными взглядами завсегдатаев я растерялся и заволновался.

– Выбрал уже? – спросила буфетчица и громко подвинула ко мне тарелку для денег.

Я положил туда денежку и хотел спросить про шоколад. Но тут большая женщина придвинулась ещё ближе, словно хотела уже взять мои деньги ртом:

– Водочки, сынок? – и рассмеялась во весь свой огромный рот, вынимая из него шкурки от семечек.

Разговоры вокруг стали потише. Все заметили, что я при деньгах. Воображение взыграло, проводя меня по наихудшему сценарию развития ситуации. Мне кранты. Я находился в совершенно беззащитном положении, и даже побег мог не спасти меня. Надо было что-то делать. В такие минуты всегда включался мой механизм выживания, и я решительно брал ситуацию под контроль:

– Водки бутылку! – ткнул я указательным пальцем за спину буфетчице, на копию склянки найденной вчера в кустах. Кабак затих.

– Водки? – переспросила тётя, улыбаясь уже половиной рта. – Так может лучше «Столичной» возьмёшь?

– Спасибо большое. «Пшеничная» лучше, – твердо заявил я, вероятно затронув чувства кого-то из присутствующих. – Отец попросил взять. Вот деньги, – я взял деньги из тарелки и тут же положил обратно.

Дабы не выглядеть глупо, я уверенно подметил, что к водке непременно полагается хорошая закуска, и велел отрезать варёной колбасы.

– Опа-на! – раздалось из дальнего угла, и худощавый, сильно загорелый мужик подошёл ко мне сзади. – Угощаешь, братан? – нагловато спросил мужик, схватив меня за плечо.

Я не мог отдать водку своего отца. Это было бы просто некрасиво.

– Извините, я не могу. Отец просил не открывать.

В этот момент на стойку была поставлена бутылка водки и обёрнутый плотной бумагой кусок колбасы. Буфетчица вытерла нож фартуком и положила мои деньги в чёрный кассовый аппарат. Я потянулся к сдаче, которую мне совсем не хотелось считать, как учила меня мама. Мужичок блеснул синими глазами и взялся за мою бутылку, поднимая над головой, как кубок чемпионов по футболу.

– А! Гуляем, Мишаня! – воскликнул поджарый.

– На место поставил! – грозно рявкнула на него буфетчица и хлопнула по столу.

Бутылка медленно опустилась на стол. Ко мне подошёл тот самый Мишаня. Футболка, слегка уступающая размерами моему пододеяльнику, не могла покрыть весь его живот. Волосатый шар просился наружу, угрожающе поглядывая на трезвый мир прищуренным глазом.

– А где батя-то живёт? – спросило тело.

Называть настоящий адрес мне явно не стоило, и я сказал, что мы «живём неблизко».

– На Луне что ль живете? – басом напирал пузатый тип.

Буфетчица снова вступилась за меня, отгоняя коршунов, а затем сама спросила:

– Как отца зовут?

Молчать было нельзя. Она была на моей стороне, и я должен был что-то ответить.

– Вы его не знаете, наверное. Он к вам нечасто ходит, а сегодня вообще не смог.

– Приболел? – разбивая семена зубами поинтересовалась она.

– Да. Он всегда хорошо одет, в костюме сером и чёрных ботинках. Он большой такой, высокий, но волос нету почти, – подсознание моё воспроизвело портрет нашего обидчика.

Пусть теперь они его боятся. Худой отпустил мое плечо:

– Гена что ли? Из тридцать второго дома?

Я хотел сказать «нет», но тут он срезал меня на вдохе:

– Мишаня. Я кажется знаю, кто у нас тут большой любитель варёной колбаски.

– Заболел, говоришь? – сказал пузатый. – Кажется, я знаю, чем он заболел. Головонька наверное болит, да? А за беленькой сыночка послал, чтобы в одно лицо полечиться…

Тощий кивнул, и мерзкая улыбочка собрала на его лице десяток складок.

– Надо навестить больного! – добавил толстяк, и они буквально под руки вывели меня с водкой в руках на улицу.

Костяна на дереве не было. Я ещё покрутил головой пару раз, пока мы не свернули во двор. Шёл я послушно, ведь повода для беспокойства не было. Эти двое были веселы, возбужденно стреляли в воздух холостыми шутками, готовясь к встрече с собутыльником. Я же представлял для них третью ценность после водки и колбасы. Во всяком случае, так я себя успокаивал.

Через пару дворов показался тридцать второй. Обернувшись в очередной раз, я не увидел ни Костяна, ни других. Все трое пропали. Прогулочно-выходной походкой двигалась наша шумная компания. Лапоть, Соломинка и Пузырь. С каждым шагом мне становилось всё страшнее. Я крутил в голове мысли об исходе. А что, если папа не узнает во мне сына?

Я подозревал, что процесс опознания станет моим провалом.

– Подождите! Постойте. Стойте! – резко остановился я, встав перед мужиками. – Стойте! Мне ещё в продуктовый надо, в куриный за котлетами. Вы пока идите без меня, вот, держите, – я вложил им в руки покупки. – Я через минут десять приду с пельменями, отца кормить, он болеет же, ну и для вас ещё возьму. – Отпустили, как миленькие. Обрадовались гады. Как же! Хрен вам варёный, а не пельмени.

Я пошёл вперёд по направлению к магазину, немного ускоряясь. Мужики повернули к третьему подъезду, и, едва дверь захлопнулась, я тут же кинулся вдогонку, пробираясь под окнами первых этажей сквозь густые заросли мальвы. Они шли по лестницам громко, на марш обгоняя меня, затем раздался стук по деревянной двери, и та приоткрылась. Высунув слегка голову, я мог видеть лишь спины моих провожатых, не имея возможности заглянуть внутрь.

– Здоровья вам большого, сударь! – на мотив какой-то песни пропел тощий. – Друзья лекарство принесли.

Дверь широко распахнулась навстречу дарам, и, оставляя пустой лишь десятину проема, появилось огромное волосатое тело. Как вообще такое туловище могло оседлать велосипед, подумал я. Рванув вниз без оглядки, перемахивая через палисадники, я наконец угодил в объятия к ребятам. Свои!

– Пошли на поле, там всё расскажу, – отбивая суетные вопросы, я повёл ребят на школьный стадион. Там я им всё рассказал в подробностях. Дениска кивал головой, сожалея о потерянных деньгах, и тут же получил тычок в бок от Джона:

– Эй, ты чё! Там же мой велик!

Костян выждал паузу и хлопнул ладошкой по баллончику:

– Ты уверен, что это он?

– Похож. Огромный такой. Геной зовут.

– А если не он?

– Да точно он. Они же сам меня привели к нему. Значит они его узнали.

– Ты вообще молодец! – похвалил меня Бомбер.

– Ребята, мне очень страшно было. Думал, что вы меня бросили.

– Да ты что! Мы за тобой следили от магазина, каждый шаг за тобой шли. Как ты мог подумать, что мы тебя кинем. Этот Гена – жуткий тип, страшный как крокодил.

– Крокодил Гена, блин! – подключился Ден.

Все расхохотались. У Дена была подпольная кличка Крокодил. Сам он её не жаловал, что и понятно, кому хочется прослыть Крокодилом. Всему виной его бабушка. Дениска любил перекусить, а бабушка – насладиться видом сытого внучка. Мы трое могли подолгу ничего не есть, пока гуляли. Почти всегда от завтрака до ужина мы вообще не кушали. Денис же был человеком, вскормленным заботливой бабушкой. Два или даже три раза за день он находил подходящий момент, исчезал на несколько минут, чтобы полакомиться на пышном столе блинчиками, пирогами или хотя бы соленьями. Затем появлялся во дворе, доедая у всех на виду остатки. Однажды, вот так выбегая из подъезда, он встретил свою бабушку, сидевшую на лавочке, а бабушка встретила знакомую половину капустного пирога.

– Денис! Прекрати есть на ходу. Ты же не крокодил какой-нибудь! – закричала на весь двор Маргарита Павловна, совершив роковую ошибку.

– Не удивлюсь, если он в школе работает. Трудовиком или физруком, – саркастически проворчал Ден.

– Вон в тех кустах сядем и будем ждать, – предложил я.

– Нет, стойте. Там бельевая площадка! Нас заметят, когда пойдём за ним. Надо разделяться.

Звонкий голос её навсегда отпечатался на упитанном теле мальчика стойким ко времени штампом. Мы старались не называть его Крокодилом, дабы не перекрыть себе поставки продовольствия. Денис же старался снабжать нас пирогами, дабы не быть Крокодилом. Так установился статус-кво.

Пребывая в безумном возбуждении, напав на след, все четверо участвовали в обсуждении плана мести.

– Завтра понедельник, – начал я, – на работу поди пойдёт, гад.

– Не удивлюсь, если он в школе работает. Трудовиком или физруком, – саркастически проворчал Ден.

– Вон в тех кустах сядем и будем ждать, – предложил я.

– Нет, стойте. Там бельевая площадка! Нас заметят, когда пойдём за ним. Надо разделяться.

– Давайте Джона в кусты посадим, – предложил Костян, – он его узнает и нам махнёт.

– Чем махнет?

– Да кустом самим махнёт. А мы встанем по разным углам дома, и к кому пойдёт – тот его и преследует. Остальные догонят.

– А если он на остановку пойдёт, то за ним ехать? – спросил Джон.

– У меня проездной есть!

– У меня тоже, – сказал я.

– А что нам это даёт? Нам вроде как велик нужен, а не на работу с ним идти, – негодовал Джон.

Планёрка проходила на должном уровне. Мы дошли даже до маскировочных костюмов и верёвочных ловушек. Затем, по возвращении на землю, договорились о времени встречи и разошлись по домам.

Я вернулся в квартиру и сразу пошёл на кухню. Родители занимались консервированием и велели мне ни к чему не прикасаться. Кухонный стол был плотно забит банками с соленьями, ожидающими закатки. Хотелось поесть.

– Вот возьми тут хлеб, в холодильнике котлеты и картошка. Погреть сейчас не могу: или жди, или холодные, – сказала мама, крутя ручку машинки вокруг банки.

На плите стоял здоровенный жёлтый бак, похожий на кастрюлю с кухни сказочных троллей. Всё кипело, парило и было заставлено стеклом.

Я взял холодной картошки, паровых котлет и пошёл в гостиную обедать.

– Мам, мне завтра надо в семь, – спрашивал я разрешения, передавая пустую тарелку.

– Куда ты собрался так рано?

– Мы договорись рано завтра пойти.

– Я поняла, что вы договорились пойти. Я тебя спрашиваю, куда?

– Да так, в общем ничего такого. Просто у Крокодила… – тут я сделал паузу, – завтра день рождения.

– Да. Действительно. У Крокодила день рождения – это довольно будничное явление, – не поворачиваясь прокомментировала мама, продолжая обкатывать крышку. – А зачем в семь? Хочешь опередить Чебурашку?

– Мы завтра хотим пораньше начать.

– Начать есть пироги?

– Нет, на приставке играть. Ему новый картридж подарят с игрой.

– Блестящий план. Не смею препятствовать. Завтра я приду в три, постарайся к этому времени быть дома. Поедем тебе куртку покупать на осень. Не опаздывай, нас будет ждать тётя Марина. Ты меня понял? В три часа и ни минутой позже.

– Понял, – кивнул я.

– Иди ешь. Разбужу в полседьмого.

Тётя Марина была классной. В её доме пахло резиной и свежим текстилем. У неё было очень много вещей. Все они хранились в здоровенных клетчатых сумках. Мы часто покупали одежду не на рынке, как это делали все в то время, а в огромном гараже частного дома, где эти вещи оказывались до того, как попадут на рынок. Тётя Марина была маминой знакомой и, видимо, делала нам большую скидку.

Я сдал посуду и пошёл спать.

Мама вставала рано, заваривала кофе в кружке, прикрывая крышкой от сахарницы. Она разбудила меня без десяти. Яркий аромат кофе стоял в кухне. Он мне очень нравился, а вот вкус совсем нет. На столе меня ожидали бутерброды с колбасой, солёными огурцами и сладкий чай. Мама была неразговорчива поутру и предпочитала молча смотреть в окно. Я расправился с едой, натянул обувь и крикнул ей: «Пока!»

У подъезда уже ждал Джон с кожаной сумочкой на тонкой лямке через плечо. Там был отцовский охотничий бинокль внушительных размеров. Очень крутой! Тут же появился и Костик. Крокодила не было.

– Поди опять ест, – подшучивал Костик.

– Ждать некогда, – сказал я, и мы пошли втроём.

Джон вышел на дежурство и расчехлил бинокль. Мы же разошлись по крайним лавочкам. Самое скучное в мире занятие – ждать. Я терпеть не мог сидеть без дела. И в этот раз я выдержал недолго, пошёл в обход дома к Костяну, который стоял в стороне автобусной остановки возле качелей. Мы сели на них. Из подъезда начали появляются люди. Сначала женщина с большой чёрной тележкой на колесиках, в белом платке. За ней хромой старик вышел посидеть на лавку. Спустя ещё трёх бабушек и одного мужика появилось тело в сером пиджаке. Куст задрожал.

Наш неприятель направился в противоположную сторону. Началось преследование. И тут же закончилось. Тип крайне безмятежной походкой, едва передвигая ноги, шаркал по асфальту. За то время, что он прошёл полдома, колесо обозрения делает два полных оборота. Мы просто сидели на качелях и смотрели, как он брёл по тротуару. Дойдя наконец до угла дома, мужик остановился и полез в карман. Возле него находилась металлическая ракушка ржаво-коричневого цвета – так называли гаражи, которые стояли особняком во дворах. Они совершенно не были похожи на настоящие ракушки, и лично мне больше напоминали хлебницы.

Гена выбирал нужный ключ из связки, как вдруг начал оборачиваться по сторонам и вглядываться во все углы двора в поисках слежки. Мы трое стояли за углом соседнего дома. Наконец, передняя часть ракушки заскрипела, поднимаясь вверх, и я тут же выхватил у Джона бинокль, не снимая с шеи:

– Дай скорее!

Картинка расплывалась, и я спешно крутил колесо фокусировки:

– Давай же! Давай! – торопил я механизм.

– Что там, велик мой есть?

– Погоди ты, ничё не видно.

– Дай, я буду смотреть, – кричал Джон.

– Не мешай, я почти настроил. Вот!

– В другую сторону крути!

– Вот он! – закричал я от радости. – Вон твой велик. Там ещё две бочки и сундук какой-то. А нет, это комод старый.

– Вот гад! Ещё и комод у кого-то украл! – заметил Костик.

Неприятель взял какой-то пакет из гаража, закрыл ракушку на замок и пошёл обратно в свою нору.

– Слушайте. Я знаю, что делать, – излагал план потерпевший, – выроем подкоп. И достанем велик. Копать будем по очереди, пока не устанем, так быстрее. У меня лопата есть, вчера из огорода привезли.

– Аха! – рассмеялся я. – Ключи не забудь, чтобы велик на запчасти разобрать. Как ты его оттуда достанешь через подкоп! Метро что ли выроешь?

– Давайте замок спилим, ножовку я из дома возьму, – подключился Костян, – хотя замок там серьёзный…

– А давайте лучше Крокодилу скажем, что это пирог с шоколадом, и он перекусит?

– Нет. Слушайте, – снова начал Джон. – Я точно знаю, что делать. Записку ему оставим. Я такое недавно читал в детективе. План такой! Сообщим ему в тексте: мы знаем, что это ты. Верни велосипед, или мы сдадим тебя в милицию. Я напишу левой рукой, чтобы почерк не узнали.

– Он что, когда велосипед у тебя отбирал, просил что-то написать? – спросил я.

– Нет, почему ты спрашиваешь?

– Тогда откуда ему знать почерк твоей правой?

– Не знаю. Но лучше подстраховаться. Это же вымогательство! А вымогательство – это преступление.

– Ты у него свой велик назад вымогать будешь. Какое тут преступление? – негодовал Костян.

– Из газет склеим, – развивал предложение Джон. – Вырежем слова из заголовков газеты и соберём письмо. Засунем ему в ящик и будем ждать.

– А если не отдаст? – усомнился Костян. – Зачем ему отдавать. Возьмёт – да перепрячет. Ерунда всё это. Давайте просто сожжём гараж!

– Вместе с великом что ли? – округлил глаза Джон.

Мы пришли во двор и, за неимением лучшего плана, разошлись по подъездам в поисках газет. Определившись с текстом, мы быстро вырезали фрагменты «мы», «велосипед» и «гараж» из рубрики объявлений о продаже. С другими словами всё было не так просто. Оказалось, что продавцы вещей нечасто используют слова «сожжём» и «сволочь». Эти части речи мы собирали буквально из кусочков других слов. Записка была готова, и Костян вызвался исполнить почтальона. Мы собрались на передовой, но подходящий момент никак не наступал. К тому моменту бабульки равномерно покрыли обе лавочки возле соседних подъездов, и их группы смотрели прямо на вход. Зайти в подъезд было большим риском. Костян не выдержал:

– Да ерунда это всё, щас мы просто этот замок снимем и заберём велик. Пошли!

Дойдя до гаража, он решительно достал баллончик, щёлкнул кремниевым колесом, и пламя устремилось на замок. Я схватился за голову двумя руками, заворожённый гулким пламенем, пожирающим ржавый кусок металла. Очки Джона блистали, отражая оранжевое свечение, скрывая ужас в его глазах.

– Костян, долго ещё? – нервничал Джон.

– Баллон полный. Сейчас я его нагрею докрасна! – с наслаждением приговаривал Бомбер. – Джон, давай кирпич – вон он там под деревом, сейчас он нагреется, и мы его тюкнем.

Джон едва развернулся назад, как тут же завопил: «Бегите! Он идёт!». Мы обернулись и побежали от гаража в сторону школы, в густые сиреневые заросли. Позади нас, на расстоянии в два подъезда, шёл злобный тип с палкой в руках. Он понял, что мы бежим от его гаража, и ускорился. Джон, на правах интеллигента, бегал хуже всех, но думаю, даже он сейчас не напрягался по поводу скорости, видя, что эта туша не имеет никаких шансов.

Мы наблюдали. Гена подошёл к гаражу и первым делом решил осмотреть замок. Тот висел на привычном месте. Он вытащил ключ и левой рукой схватился за замок. Дальше был жуткий вопль. Он вопил истошно, пытаясь произносить звуки разных слов, хрипел, задыхался и снова орал. Если бы поблизости оказался самец оленя, то наверняка вышел бы на зов конкурента. Гена вопил и проклинал раскалённую железяку, не забывая и о нас. Боль охватила его руку, и он в панике поковылял назад к дому, истошно выкрикивая одиночные части речи. Слов мы не разбирали, хотя, кажется, их было только два. Костян так вообще беспрерывно хохотал. Подранок свернул и скрылся в подъезде.

– Ждите, я сейчас, – сказал поджигатель и снова побежал к гаражу.

– Куда ты! Ты что! – останавливал его Джон.

– Я сейчас!

Мы с Джоном наблюдали, как Бомбер побежал к гаражу и поднял баллон, который обронил по дороге. Он снова взялся за зажигалку и хотел доделать начатое, но вдруг начал махать нам рукой, подзывая к себе.

– Смотрите, этот гад ключи потерял.

– Стой, замок горячий! – сказал Джон.

Костян намотал майку на руку и осторожно взялся за металл. Мы быстро подобрали ключ.

– Вместе давай! Беритесь снизу, – командовал я, взявшись за одну из скоб, приваренных к передней части ракушки, и мы потянули вверх.

– Валим скорее! Он вернётся сейчас, – торопил Джон, выкатывая велик.

– Ну вернётся – и что? – улыбался Костян. – Как он нас догонит?

И всё же надо было уходить. На скрип гаража мы могли привлечь много внимания. Объясняй им потом, что это наш велик. Я окинул взглядом содержимое склада. Никакой машины там никогда не было. Даже следов от колёс. Старый хлам из квартиры, пустые банки и ботинки – традиционный набор для подвальной кладовки. Костян явно расслабился и спокойно осматривал гараж в поисках полезных вещей. И тут до меня дошло, что ключи на связке были не только от гаража, и что дойдя до двери дома, Гена пойдёт назад. Мы опустили крышку гаража и навесили замок, а затем побежали в свой двор окольными путями.

На лавке возле своего подъезда сидел Ден. Он слушал и наверняка радовался, что не стал участником истории, хотя и с сожалением заявлял, что бабушка таки заставила его убираться дома, не пуская во двор. Пироги у него были как всегда вкусными, за это ему можно было простить всё. Костян полез в карман и достал оттуда связку ключей:

– Вот смотри, Ден, какой ключ огромный, – показывал Костян доказательства подвига. – А ты прикинь, какой там замок огромный был! И я его почти докрасна нагрел. Ещё бы чуть-чуть…

Все смеялись, а Джон первым делом укатил домой велосипед. От греха подальше. Интересно, как этот тип теперь домой попадёт, подумал я.

Глава 4. Танцы

Вот чего я точно не помню, так это то, как мы познакомились с Джоном. Ни в деталях, ни без них. Ни даже малейших очертаний этого события вспомнить не смог, да и Джон помогать не собирался. Чего не коснись, всё уже было потом. Зато отлично помню, как познакомились с Крокодилом.

Сижу я как-то на лавочке возле подъезда и ничего не делаю, как вдруг подходит ко мне паренёк помладше, но рядом не садится. Смотрит на меня и хочет сказать что-то, застенчиво, с любопытством наблюдая за мной. Хотя довольно странно наблюдать за кем-то с расстояния меньше трёх метров.

– Привет! – сказал я.

– Привет! – повторил он.

– Меня Саша зовут, – протянул руку я.

– Меня Денис.

– Что делаешь?

– Бабушку жду.

– Откуда?

– Мы сейчас с ней на базар пойдём за вкусным.

– А мы не ходим на базар, потому что мама не любит там покупать, говорит, что тащить далеко.

– А бабушка говорит, что там самый дешёвый хлеб и крупа.

– Зато самый вкусный – на остановке!

– Да. Но дорогой.

– Садись, – предложил я.

– Ага, – уселся он справа. – А ты кого ждёшь?

– Я-то? Никого не жду. Просто сижу.

– А что там за дверь у вас? – спросил Денис.

– Это подъезд мой, я тут живу.

– Нет, – он посмотрел в мой подъезд и пальцем указал внутрь. – Вот та дверь куда?

– Не знаю, – посмотрел я вглубь подъезда, – может быть там…

– Что?

– Не знаю. Надо у отца спросить.

– Там наверное у вас подвал, как у нас. Только у нас дверь в другом месте. А там внутри сараи. Только почему-то у вас дверь открыта, а у нас всегда заперта. Бабушка там хранит картошку в большом ящике и соленья. Помидоры, огурчики, и кабачковую икру, и грибочки. А вы что храните?

– У нас нет сарая. Или может быть ещё не знаем, что он у нас есть.

Ден встал с лавочки и зашёл в подъезд. Загадочная дверь открывалась внутрь. На ней отсутствовали ручка и замок. Надо признать, эта дверь видывала лучшей жизни. Кроме пыли и ржавчины по нижней части, она была покрыта многочисленными вмятинами и царапинами, а в области навесного замка всё было изуродовано и продырявлено.

– Давай откроем? – предложил я.

– Страшновато, – Ден отшагнул назад.

– Давай тогда толкнём и отбежим?

– Палкой может быть?

– Хорошо, сейчас.

– Длинной! – кричал мне вдогонку Ден.

Я побежал во двор в поисках подходящего инструмента, рыская по кустам.

– Иди сюда! – закричал мой новый друг, и я вернулся.

В руках его была обыкновенная деревянная швабра, которую я не заметил в углу подъезда.

– Погоди, Саша, дай я отойду немного.

– Боишься?

– Не то чтобы очень, но не хотелось бы сильно испугаться. Сам понимаешь, нам ещё на базар ехать.

– Отходи! – громко скомандовал я и толкнул шваброй побитое полотно.

Дверь отворилось до упора и с силой ударила о стенку обратной стороной. На мгновение в тёмный коридор проникли лучи солнца, подсветив узкий проход с лестницей. Она вела вниз на один пролёт, а затем поворачивала налево. Стены были густо покрыты серой пылью, чем-то чёрным, и ещё мне удалось лишь разглядеть надпись из двух красных букв – «АД».

Дверь медленно закрылась обратно, выдавив наружу смрадный влажный воздух подвальных помещений. Мы вышли из подъезда, пятясь спиной, не сводя глаз с двери.

– Видел? – приподнял брови Ден.

– Что видел? – тревожно спросил я.

– Там что-то внизу лежало. Или кто-то.

– Да как же! Ничего там не было, кроме грязи и мусора.

– Там правда что-то было на полу вдоль стенки. Или кто-то, – Ден расширял глаза, намекая на что-то действительно жуткое.

– Что ты видел-то?

– Куртку. Зимнюю. Чёрную.

– Что в этом страшного? У меня самого такая есть.

– Как у дворника, – медленно произнёс Ден.

– Это уже пострашнее.

– Ага, – Денис ещё на пару шагов отошёл от подъезда.

– Может это и был дворник?

– А что ему там делать-то. Там же грязно и сыро.

– Ну так он и сам, не сказать, чтобы чистым был.

– Лежит на полу, отдыхает? – развивал мысль Ден.

– Спит может быть, устал.

– Слушай. А ты почувствовал запах?

– Да, воняет, как из помойки.

– Даже хуже, чем из помойки.

Зловоние оттуда доносилось, надо признать, образцовое, мокрая пыль вперемешку с затхлым запахом человеческой одежды, копоти и нотками гниения.

– Бабушка говорит, что когда человек умирает, он начинает плохо пахнуть.

Я промолчал в ответ, скованный удушливыми образами, захватившими мою голову. Мне хотелось срочно заглянуть туда второй раз, и я крепко сжимал швабру в руках, готовясь войти в подъезд, как вдруг издалека позвали, и Денис тотчас побежал навстречу. Они подходили ко мне неспешно, а я встречал их возле тротуара с грязной шваброй в руках.

– Здравствуйте! – поздоровался я первым.

– Здравствуй, Саша, – поприветствовала меня в ответ милая старушка в розовой беретке с кожаной сумкой в руках.

– Здравствуйте, – ещё раз поздоровался я.

– Денис, так может быть ты останешься во дворе? – обратилась она к внуку.

– Нет, я поеду с тобой, мне надо!

– На кой тебе ехать? Я без тебя съезжу, а ты гуляй пока с Сашей. Не волнуйся, я всё привезу: и вафельки, и трубочку.

– Нет-нет, я сам хочу выбрать! Вдруг ты возьмёшь не ту.

Ден был классическим пищевиком, и бабушка не собиралась что-то менять. Во-первых, это делало его не только фанатом вкусной еды, но и, как следствие, фанатом бабушки, что, согласитесь, и является для каждой старушки определяющим фактором в отношениях со внуками. А во-вторых, его послушание и воля были полностью в руках бабушки. С другими детьми всё сложно: одних приходится наказывать ремнём, других – взывать к совести, третьих – лишать игрушек. Но родителям Дениса повезло, ведь пищевик – это отсутствующая глава в книге по педагогике, потому что всё и так очень легко.

«Ну спасибо тебе, – думал я про себя, глазами провожая их на рынок. – И как я теперь в подъезд зайду?» Мне тут же вспомнилось, как мы с отцом однажды шли по кладбищу, ночью. Это не вымышленная история из тех, что рассказывают друзьям для демонстрации мужества. Всё было именно так. Отец любил походить с мужиками в баню по пятницам, а я любил впиться ему в ногу и увязаться за ним. Как-то раз где-то у чёрта на куличках мы посещали такую баню, куда приехали на роскошной белой «Волге». А возвращались почему-то пешком и через кладбище. Для него это была короткая дорога, а для меня – очень длинный путь. Отец тогда сказал мне, что бояться нужно живых, а не мёртвых. Но в этом-то и проблема, что было не до конца понятно, живой там дворник или мёртвый. Я взял себя в руки и швабру тоже, на всякий случай, ворвался в подъезд и побежал домой.

– Мам, ты дома? – крикнул я, чуть открыв дверь.

– Дома. Ты покушать пришёл?

– А что у нас есть?

– Предлагаю на выбор картошку, котлеты и хлеб. Тебе вместе подать или по очереди?

– Вместе! А подлива есть?

– Нет, к сожалению, именно сегодня подливы нет. Как и гуляша, с которым она готовится.

Мама очень быстро положила еду и ушла в свою комнату.

– Мам, а папа скоро придёт?

– Понятия не имею даже где он, а что ты хотел?

– Хотел спросить кое-что, – серьёзным тоном ответил я.

– Спроси у меня, – донеслось в ответ.

– Ты не знаешь, – крикнул я.

У нас вообще была большая квартира, и мы только и делали, что перекрикивались из конца в конец, потому что всем было лень подходить. По каждому поводу ходить – полдня уйдёт. Но после этой фразы мама даже пришла из своей комнаты и снова начала кипятить чайник.

– Спрашивай, что случилось?

– Мам, а у нас в доме сарай есть?

– Нет.

– А что тогда в подъезде за дверь?

– Подвал. Но ты туда не ходи, пожалуйста, это небезопасно.

– Почему?

– Потому что я не знаю, что там.

– Во дворе ты тоже не знаешь, что есть, но я же туда хожу.

– Почему именно тебя всегда тянет залезть в каждую дыру. Просто не ходи туда, и всё. Там раньше жил бомж.

– Что? – удивился я.

– Дядя Миша, так его звали, – мама налила себе в стакан кипятка, насыпала кофе и села рядом. – Хотя паспорт я его не смотрела, может он и не Миша вовсе. Он там жил, потому что у него не было своего дома. А в подвале всё-таки батарея. Там он и обустроился.

– А разве ему там не тесно было?

– Ну, скажем, там не было так просторно, как во дворе. Зато там не было и так холодно, как во дворе, – она глотнула чернящий кофе и приготовилась к следующему вопросу.

– А на чём он спал?

– На лавочке. На обычной такой, что стоят возле подъездов. Кто-то сколотил лавочку, поставил, чтобы вечерком посудачить с соседями, а вкопать её забыл – так у дяди Миши появилась кровать. У него там вообще много чего появилось со временем. Не все же вещи на улице можно прикопать.

– То есть он их украл, да?

– Нет, взял попользоваться. Саш, он не только бездомный человек, но, что куда хуже, ещё и безработный.

– Папа говорил, что наш сосед слева тоже безработный, – разделяя котлету вилкой, сказал я.

– Да, только у этого трёшка от матери осталась, а у того – лавочка и батарея.

– Воровать плохо.

– Я тебя не переубеждаю. Но этого человека сложно судить, у него очень плохая жизнь, и никто не знает, как плохо быть на его месте. Может быть, он опустился до такого по какой-то трагической судьбе, – мама сделала большой глоток кофе.

– Как это «по судьбе»?

– Ну может у него дом сгорел, например. Всякое бывает в жизни. Спать-то надо где-то. А может его из дома жена выгнала.

– Как это выгнала? – не понимал я.

– Так это. Но тебе пока рано об этом думать, ты сначала женись.

– А потом сразу пойму?

– Да, на следующий день.

Мама часто пила кофе и никогда не пила чай. У неё была шумная мельница для зёрен, которая звенела на кухне каждое утро. Она варила кофе на плите в маленьком металлическом чайничке. Днём она тоже пила кофе, но уже из банки, просто заваривая в стакане. Я не мог пить ни то, ни другое без ударной порции сахара, и поэтому мама не позволяла «переводить продукт». Впрочем, мне было без разницы что пить – главное, чтобы были бутерброды.

– Мам, а дядя Миша пьяницей был?

– Нет, кстати, этот вроде не пил. Довольно интеллигентный и вежливый, как мне показалось. Баба Вера говорила, он даже в подъезде убирался, чтобы его не выгоняли.

– Он и сейчас там живет?

– Нет, уже не живет. У него какие-то мутные товарищи были, тоже видно бездомные. Так вот, они прознали про подвальчик с батареей и видно решили, что домика на всех хватит.

– Так там же тесно, – вспоминал я лестницу.

– Тесно не тесно. Какая разница! Ты теремок читал?

– Да, – кивнул я.

– Ну вот. Тут такая же история. Сначала лягушка, потом мышка, потом лисичка, а потом пришли эти два алкоголика с помойки.

– А дядя Миша что?

– А дядя Миша, в отличие от тебя, про теремок действительно читал и выводы сделал правильные. А потому решил не пускать никого и сразу. В ответ на вежливый отказ товарищи подожгли теремок, пока он где-то шлялся. Только гореть там нечему, хотя дыма от тряпья было предостаточно. Помню, мы ходили тогда тушить всем подъездом, там такой смрад стоял. Мне кажется, что мои тапки до сих пор пахнут гарью.

– А я где в это время был?

– Спал вроде бы, всё произошло глубокой ночью.

– Понятно теперь, почему там вся стенка чёрная и потолок.

– Да, там всё пропахло дымом и старыми сожжёнными вещами. Не ходи туда, не надо всем этим дышать, – мама допила свой кофе. – Ещё вопросы есть?

– Мам, – сквозь разные мысли пытался я вытащить вопрос. – А почему там на стене написано «ад»?

– Ад?

– Да. Я точно видел, что на дальней стенке две красные буквы, крупно и красным цветом.

– А, поняла. Там было когда-то написано «Склад». Но, видимо, другие буквы закоптило. Когда-то эта лестница вела на склад магазина, который был в подвале. Дверь, что была внизу, заложили кирпичами, чтобы воры не залезли. Осталась лестница в никуда и площадка. Так у папы Карло появилась каморка. Слушай, а как вы туда вообще проникли?

– Там открыто было.

– А замок?

– Не было замка.

– Значит опять какой-то дядя Миша появился, – негодовала мама. – Задолбали они меня уже. Скажу отцу, чтобы забил покрепче эту дверь.

– Отлично, я с ним пойду! – радостно сообщил я.

– Так. Всё это мне начинает надоедать. Не хватало ещё, чтобы мой сын по подвалам шастал. Может ещё бутылки собирать начнёшь на помойке?

– Мы уже пробовали, но их там очень мало. Лучше в кустах искать.

– Всё. Моё терпение лопнуло. Завтра же пойдём подыскивать тебе хорошую секцию.

– Опять кружок?

– Кружок, квадрат, неважно. Главное, чтобы ты был чем-то полезным занят.

– Мам, но я не очень хочу быть занят чем-то полезным.

– Ты с дедушкой сначала тоже в шахматы не хотел играть.

– С ним очень сложно играть, мам. Когда я делаю плохой ход, он начинает меня ругать, а когда делаю хороший, он угрожает матом.

– Да, помню. Поэтому мы и запретили ему с тобой играть. Но ведь в теннисе тебе нравилось, например, так?

– Нравилось, очень! Потому что мы там всё время в футбол играли. А потом, когда настоящий тренер по теннису вернулся, мы перестали играть в футбол. И стало опять очень скучно.

Картошки на тарелке всегда было больше, чем котлет. Требовался особый навык, чтобы на последней вилке оказался кусочек и того, и другого. Мама позвала меня в гостиную.

– Ладно. А куда ты бы сам хотел пойти?

– Во двор, – моментально ответил я, понимая, что меня куда-то вот-вот затащат.

– Кроме двора есть у тебя интересы?

– На рыбалку ещё хочется.

– Не уверена, что существует секция по рыбалке. Хотя, возможно, и такая есть. А что насчёт кружка, который в соседнем дворе, как он там называется?

– «Лучик», мам.

– Да, что насчёт «Лучика», ты же ходил туда, тебе не понравилось?

– Там скучно. Они целый день играют в шашки и шахматы, и в лото. Ещё раскрашивают что-то и рисуют.

– А тебе надо, чтобы они там в карты играли на деньги, да? Нормальные дети в твоём возрасте раскрашивают, рисуют и играют в шашки, некоторые даже книги читают. Но это скорее небо упадёт, чем ты за книгу возьмёшься. Ты же ненормальный ребёнок, тебя ничего не интересует, кроме как бесконечно гулять. В лагерь, в лагерь тебя надо было отдать.

В этот момент появился отец, который, как оказалось, забежал на обед с работы.

– Володь, я не могу больше с ним. Он уже по подвалам начал шариться. Что дальше будет? Может отправим его в лагерь? Ему срочно дело нужно найти.

– Обычно всё наоборот, – снимал обувь отец, – сначала человек находит дело, а потом его отправляют в лагеря. Хотя в нашей стране все возможно.

– Ох уж эти твои шуточки. Позвони Валерке, пусть узнает насчёт путёвки. Он мне сам рассказывал, что каждый год сплавляет своих на половину лета в «Сосновую рощу», – мама стояла в дверном проёме, наблюдая как отец ищет номер.

– Не надо меня сплавлять никуда! Не полезу я больше ни в какой подвал. Вообще никуда больше не полезу. Клянусь, мам. Только отпустите!

– Сидеть!

Я затрепетал. Мне никакие детские лагеря на фиг не нужны. Там страшно и совершенно ничего не понятно. Отец держал палец на странице телефонной книге, поднял трубку и начал крутить диск.

– Алло, Валера! Как дела твои? Я к тебе на следующей неделе приеду и привезу моркови.

– Ой, как хорошо, как хорошо с морковью, – так мне казалось ответил голос в трубке.

Я на самом деле ничего не слышал, потому что сидел далеко и с ужасом додумывал ответы, ожидая самого худшего.

– Слушай, я быстро тебя спрошу. У тебя ведь пацаны сейчас в лагере?

– Да, обоих сдал. Они меня так достали, сволочи, что я их увёз на две смены в «Звёздочку».

– Да, я вот прикидываю, куда бы пацана своего пристроить на смену.

– Твоего-то гада? Володь, вывези его в лес и оставь, – как бы ответил дядя Валера в моей голове, – пусть его там волки сожрут.

– Так. А в «Звёздочке» -то хорошо вообще, как там условия?

– Какие ещё условия, – отвечал воображаемый собеседник, – там сущий ад. Целый день они строем ходят, играют в лото и рисуют. А во второй половине дня читают книги – и всё это в полной тишине.

– Отлично, понял. А какие там даты?

– Сегодня прям завози его и через год заберёшь обратно. Если он ещё живой будет.

– То есть только одна смена осталась в это лето?

– Одна, одна. Но для Саши мы исключение сделаем. Все поедут домой двадцать восьмого августа, а твоего мы за всеми оставим прибираться до ноября. Пускает полезное дело делает.

– Ну хоть что-то, – с сожалением ответил отец. – Я тебе очень благодарен. С меня причитается, Валера. От Саши тебе тоже спасибо большое.

Я почти плакал от той новости, что готовился услышать. Отец как всегда громко кинул трубку и повернулся к матери.

– Короче, я договорился, – сказал отец и пошёл обедать.

– Когда заезд? – спросила мама. – Вещи собирать?

– Нет, пока рановато наверное собирать, одиннадцатого июня поедет.

– Как в июне? Сейчас же август.

– На следующий год. А как ты хотела? Думаешь, только мы с тобой пытаемся ребёнка в лагерь отправить? Сейчас все места уже заняты. Валера говорит, тут надо сильно заранее договариваться. Желающих очень много.

– Пап, а если желающих так много, то зачем мы хотим, чтобы поехали нежелающие?

– Саш, ты раньше времени не волнуйся. Обещаю, тебе там интересно будет. Там же своя романтика, ты что! Это прекрасный лагерь.

– Откуда тебе знать? Ты же там не был!

– Валера сказал, что лагерь отличный. А он у нас как-никак замначальника исправительной колонии.

– Мама, пожалуйста, я буду читать, я прямо сейчас пойду читать. Прочитаю и перескажу. Только отпусти!

Я схватился за веник и начал нервно мести пол на кухне вокруг отца.

– Слушай, Саш, не мороси, а. Дай поесть спокойно.

– Пап, я не хочу в лагерь. Очень не хочу. Что угодно, только не в лагерь.

– Хорошо. Раз лагерь не скоро, у меня есть другая идея, – сказала мама и пошла к телефону.

Удивительное, конечно, дело. Через десять месяцев я всё-таки поехал в детский лагерь и плакал горюче-смазочными слезами, когда возвращался домой. Очень не хотелось мне уезжать от новых друзей и всех этих весёлых развлечений, вроде бросания шишек в ведро и поиска клада по маленьким бумажным запискам. А купание два раза по десять минут в ледяной июньской воде, а столовая с кашей. Но всё это было потом. А сейчас я очень не хотел никуда ехать и был готов на всё.

– Алло, Танюша, дорогая. Как дела у тебя? Я к тебе через недельку приеду, чеснока привезу, хорошо?

Мама начала подробный разговор, который продлился дольше, чем обедал отец. Он вообще привык быстро есть, ритмично ударяя ложкой по дну тарелки. Ботинки уже были зашнурованы, когда она положила трубку.

– Ну что там? – спросил папа.

– Всё, договорились. Завтра поведёшь его на пробы. Таня свою хочет тоже туда отдать, вот они как раз вместе и будут заниматься. А водить будем по очереди, два раза в неделю.

– Мам, куда на этот раз? – робко вопрошал я.

– В бальные танцы.

– Мам, – с опущенной головой я сидел на стуле возле телефона. – За что так со мной?

– Дурачок! Это же очень красиво и круто. Будешь ходить вместе с Машей.

– С тёте-Таниной?

– Нет, с посторонней Машей. Тётя Таня возьмёт с улицы случайную девочку и будет водить вас обоих. Не задавай глупых вопросов, пожалуйста.

– Мам, ну разве нам мало музыки?

– Как оказалось, мало.

– Мам, дело в подвале, да? Я туда больше не пойду никогда, поверь мне, пожалуйста. Никогда не опущусь ниже первого этажа! Только, пожалуйста, помилуй. Дай мне книгу, я готов читать.

– Прекрати. Тебе будет интересно! Ну хотя бы попробуй, а? Вдруг у тебя призвание танцевать. Будете красиво потом с Машкой выступать на сцене. Неужели ты не хочешь порадовать мать с отцом?

Отец вышел на улицу вместе со мной и, пока мы спускались по лестнице, подбадривал.

– Саш, танцы – это правда очень круто. Все девчонки твои будут потом. Попозже. Научишься красиво танцевать, заведёшь новые знакомства. Сын, да ты ещё «спасибо» скажешь потом.

– Пап, я готов сказать «спасибо» прямо сейчас, если ты всё отменишь.

– Не бойся, мне кажется, что тебе понравится.

– Пап, ты помнишь, чем закончился кружок авиамоделирования?

– Помню, да.

– Ты тогда тоже говорил, что понравится. Что мне должно было там понравится? Ракеты клеить – это вообще скукота. Они могут там четыре часа подряд приклеивать к несчастной трубе какую-то одну деталь, потом ещё четыре часа другую. Это невыносимо медленно и нудно. А двигатель для ракеты тебе дадут только через два месяца, и то если ракета хорошая.

– Саша, клеить ракеты – это действительно не твоё, потому что ты неусидчивый. Дмитрий Палыч сказал, что твоё «изделие» полетит только вниз.

– Потому что это очень скучно.

– Саша, кто-то должен в этой стране клеить ракеты. Это единственное, что у нас осталось. Но твои ракеты я бы даже врагу не отдал. Но, послушай, танцы – это совершенно другое. Это динамика, это страсть, сила! Мне пора. До вечера! – попрощался он и ушёл.

Я послонялся некоторое время по двору и вокруг него. Костяна не было ни на улице, ни дома. Мой новый друг Денис вернулся только через час с полной сумкой продуктов.

– Ну что, узнал что в подвале?

– Да, ничего интересного. Там когда-то был пожар, и жил бездомный дядя Миша, а сараев там нет.

– Пойдём туда?

– Нет. Нельзя. Меня за это уже наказали, – с обидой ответил я.

– Конфет лишили?

– Если бы. Меня завтра отдают в кружок по танцам.

– Ничего себе! – испуганно воскликнул Денис. – И это за то, что в подвал заглянул? Какие они у тебя строгие. Слушай, может нам с тобой не стоит общаться, а то вдруг и мне влетит.

– Тебе-то чего бояться?

– Как чего? Танцев!

На следующий день отец должен был вести меня в кружок, но его срочно вызвали на работу. Мама ворчала, но поскольку это была её затея, отказаться не могла. После обеда мы сначала пошли в магазин, чтобы купить мне рубашку. Штаны у меня были, ботинки, к сожалению, тоже. Для создания, как я понял, бального образа, на мне обязательно должна была быть рубашка. После этого мы пошли в парикмахерскую «Фламинго», где работала очередная мамина знакомая. Я крутился на кожаном стуле, дёргал головой и периодически подпрыгивал, что, увы, не спасло меня от ужасной, но ровной причёски. Дальше я помню каждый шаг, сделанный от остановки до Дома детского творчества, каждую ступеньку, каждую плитку холла. Я шёл на пробы с гордо опущенной головой. На третьем этаже кроме меня ожидали ещё десять пацанов. Все приговорённые были примерно моего возраста: некоторые истерически улыбались, другие были вертикально парализованы, остальные, как я, нервным взглядом высматривали пути побега.

– Надевай ботинки, Саш.

– Мам, ты меня любишь?

– Надевай ботинки, сейчас подойдёт репетитор.

К нам подошла тётя Таня, мамина подруга, и её дочь Маша. Они чему-то радовалась, как и все остальные девочки, которых было человек двадцать, а то и больше.

– Здравствуйте, Татьяна! – поприветствовала женщина в чёрном платье.

– Поздоровайтесь, Саша! – напомнила мама.

– Здравствуйте, – ответили мы.

– Так, очень хорошо, что вы со своим партнёром. Это хорошие шансы.

Я так вообще ничего не понимал, и что партнёр это я – тоже. Моё любопытство давно притупилось, губы сжались, а сердце бешено трепыхалось.

– Так, – командовала чёрная королева, – давайте попробуем пробный проход. Разбились на пары и на исходную. Встаём вот так, ручки сюда, ножки сюда. Молодцы!

Дальше всё как в тумане. Помню зеркала на стенах и нелепые толстые перила, помню чёрный магнитофон на полу, помню как у меня мокли руки и глаза. Всё закончилось через несколько минут, и новички стояли в ожидании. Женщина в чёрном длинном одеянии ходила от семьи к семье, сообщая трагические вести. Дошла очередь и до нас.

– Татьяна, всё замечательно, – начала она. Очень хороший мальчик, очень перспективный партнёр, и какая девочка замечательная у вас.

Перевожу: «Ваше бревно на гипсовых ногах пляшет, как корова на льду, но ввиду острой нехватки мальчиков в нашем кружке, мы бы его взяли, будь у него даже одна нога короче другой».

– Ой, спасибо, спасибо. Мы очень рады. Саша просто очень волновался и поэтому плоховато двигался. Но это только в первый раз, не переживайте, он у нас способный, старательный.

Перевожу: «Мы в курсе, что он чугунный, и его движения больше напоминают танцы куклы Барби в руках годовалого ребенка, но ваш кружок – это лучше, чем слоняться по подвалам. К тому же, кто-то должен танцевать с Машей».

– Не волнуйтесь, это нормально для первого раза, – широко улыбалась танцовщица. – На пластику уходят годы. Приходите, будем вам рады.

Им было наплевать, что я выше девочки примерно на голову, и она держит меня почти за бедро. Главное, чтобы по подвалам не шарился и бутылки не сдавал. Шумный бал наконец затих, и я мог надеть любимые кеды. «Дурак, – подумал я, – лучше бы ракеты клеил». Мама хвалила меня по дороге обратно и поддерживала. Но в основном болтала с подругой о чем-то своём.

– Костян, привет, – радостно вытянул я руки навстречу другу.

– Привет, Сань. Как ты?

– Никак. Только что на танцы ходил.

– На какие ещё танцы? – обалдел Костян.

– На бальные.

– Н-да, – покачал головой Костик. – Но ты не волнуйся, я никому не скажу.

– В смысле? – удивился я.

– Никому во дворе лучше не знать, что ты на балы ходишь, ты ж не девчонка!

Спасибо, Костя, мало мне было проблем. Теперь меня ещё и засмеют. Я тут со всеми только познакомился, только в футбол стали звать, а тут такое.

– Мам, а библиотека где? – на следующее утро спросил я.

– Зачем она тебе?

– Ну, там ведь книги хранятся, так?

– В том числе.

– Хочу сходить туда.

– Очень хорошо. Молодец. В соседнем дворе, с торца дома есть небольшая детская библиотека. Перед выходом не забудь в гостиную зайти.

– Зачем это?

– На шкаф посмотри, чтобы вспомнить, как книжки выглядят. А то вдруг библиотекарь тебе даст что-то другое, а ты и не сообразишь. Придётся ещё раз идти.

Мама была уверена, что я никуда не пойду и просто разыгрываю этот цирк по понятным причинам. Но мне-то, честно говоря, терять уже было нечего. На входе в библиотеку меня ждала женщина и пара столиков для выбора литературы. Я поздоровался, и приятная, крайне вежливая дама ответила мне. Она видела меня впервые, а я впервые видел так много книг.

– Привет! Ты у нас новенький?

– Здравствуйте, – стеснительно ответил я, – да.

– Давай сделаем тебе карточку?

– Не нужно, спасибо. Я только книгу хотел взять.

– Чтобы взять книгу, сначала ты должен рассказать мне, где живёшь и как тебя зовут. Я сделаю тебе читательский билет и запишу на него книгу, которую ты выберешь. Потом ты сможешь взять её домой почитать.

Это в сто раз лучше, чем танцы. Да я же могу таскать эти книжки домой два раза в неделю вместо танцев, читать ведь не обязательно! Она выбрала мне несколько приключенческих рассказов и любезно помогла донести до стола. За тем же столом сидел темноволосый мальчик в небольших очках. Я открыл первую историю и начал листать. Она мне сразу не очень понравилась из-за отсутствия картинок и мелкого шрифта. Во второй книге были картинки, но и страниц, извините, тоже не меньше пятидесяти.

– Эту я бы не советовал, – вдруг заговорил со мной парнишка. – Она скучная.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил я.

– Да я читал её уже. Тоска смертная.

– А вот эта, – указал он на самую нижнюю в моей стопке, – вот это настоящий шедевр! Я переживал до самого конца. Когда они сошли с корабля на остров и начали копать, я так и знал, я знал… Ладно, молчу, сам прочитаешь.

– Спасибо. А ты чего сам так долго выбираешь?

– Я не выбираю, – поправил очки мальчик, – я уже дочитываю.

– А почему здесь?

– Она же тонкая. Я быстрее прочитаю, чем до дома дойду, а ещё назад ведь идти за новой придётся.

– Ты что, так много читаешь?

– Всё свободное время, – гордо заявил он.

– А когда ходишь гулять? – удивлялся я.

– Редко, обычно по пути в школу и назад.

– Ясно. А про что книга-то?

– В общем… – начал он.

Его рассказ был значительно интересней чтения. Даже вежливая хранительница книг слушала его с наслаждением, облокотившись на свой столик. Он размахивал руками и показывал карту сокровищ, изображал пиратов и попугая, и вообще, оживлял текст всеми доступными средствами. Я взял именно эту книгу, а остальные пока вернул.

– Мам, привет! Я книгу взял, смотри.

– Библиотекарь знает?

– Конечно, она мне вот, билет сделала.

– Обалдеть, завтра точно снег пойдёт, надо будет помидоры в саду укрыть. Ну, давай, садись читать.

– Я уже её прочитал. «Остров сокровищ».

– Ты пока решил ограничиться обложкой?

– Нет же, почему ты никогда не веришь! Я сел на лавочку по пути и прочитал. Короче, слушай.

Мама сначала листала книгу, разглядывая картинки, а я жестикулировал и выкрикивал пиратские реплики, показывая персонажей и воссоздавая сценки, как делал тот пацан. Потом она закрыла книгу и, улыбаясь, слушала мой рассказ. Я всегда думал, что именно так я познакомился с Джоном, и что это он сидел тогда в библиотеке. Но он всё отрицал, говоря, что этого и в помине не было, и что он вообще не так уж много читает, да и в библиотеки вообще не ходит. Впрочем, я тоже никому во дворе не рассказывал, что ходил на бальные танцы. Да и разве важно, как мы познакомились. Главное, что это произошло.

Благодаря ему я узнал содержимое множества интересных книжных историй, а он стал частью множества наших общих, не менее интересных историй.

Что касается тех злосчастных танцев, то мне пришлось туда ходить какое-то время, пока не наступило время первого концерта. Концерт должен был состояться в малом зале Дворца творчества, танцевали ча-ча-ча. В тот день мама сказала папе следующее:

– Даже не знаю, Вов, готова ли я вынести такой позор. Может ты сходишь?

– Почему же позор? – возразил отец. – Это не позор, это возмездие.

Глава 5. Нитка

Крокодил был не только королём выпечки. Он обладал второй по крутости игровой приставкой во дворе. Восьмибитный кусок жёлтого пластика доставлял невероятную радость любому ребёнку. Создатели приставки были крутыми ребятами, мы их очень уважали. Однако, они допустили роковую ошибку, не приняв во внимание, что в нормальной советской семье всегда есть бабушка, которая хочет непрерывно смотреть телевизор. Маргарита Павловна смотрела ящик всегда, включала его рано поутру и выключала, когда ложилась спать. Это тот случай, когда у тебя есть собственный танк ярко-красного цвета, обвешанный ракетами и здоровенными пулеметами, но ты не можешь на нём поехать, потому что бабушка взяла гусеницы, чтобы сделать тропинки между помидорных грядок.

У других детей в нашем дворе не было приставок, только бабушки. И те, и другие проводили время во дворе. Дети играли в футбол, и наша великолепная четвёрка тоже. Народу было полно, и мы собирались попинать мяч большой шумной компанией. Иногда и не очень большой, но неизменно шумной. В центре двора был участок с наименьшей концентрацией деревьев, а потому жителям средних подъездов повезло меньше. Если говорить честно, то вообще не повезло. Футболисты жарко спорили, непрерывно выкрикивали мотивационные реплики и целеуказания. Наш футбол имел довольно специфические правила. Угловых и аутов не было. А размеры поля были ограничены физическими возможностями игрока, ну и пятиэтажками. Беги куда хочешь, только не забудь потом вернуться к воротам. Последние также немного отклонялись от стандартов федерации спорта: штанги были наклонены, а чтобы добавить сетку, необходимо было сначала прибить перекладину. И всё-таки это было похоже на футбол. Самое главное различие касалось зрителей. Наши фанаты сидели на лавочках и пристально наблюдали за всеми играми сезона. Преданные поклонники собирались задолго до начала матча и расходились не сразу после финального свистка, ещё долго обсуждая игроков, их характеристики и развитие. Отличие же заключалось в том, что они болели против всех.

В домах того времени уже были цветные телевизоры, и футбольные поля из телетрансляций потрясали воображение. Они были покрыты изумрудным газоном, и футболисты скользили по мягкому ковру на коленях, отмечая гол. Наше поле было покрыто потрескавшийся землей, а колени – ссадинами.

Невидимая стена, опирающаяся на асфальтный тротуар, стала тонкой демаркационной линией между миром большого футбола и миром развитого коммунизма. И это не было пресловутым конфликтом поколений или противоборством идеологий. Они просто были убеждены, что двор принадлежит им безраздельно. От края до края. Нам же просто хотелось играть. Как и в любом геополитическом конфликте, у нас была спорная территория – бельевая площадка, находившаяся ближе к угловому флажку…

Однажды, в довольно солнечный день, конфликт почти перешёл в военное столкновение, когда наши войска, так сказать, совершая манёвры, смешивали воздух с пылью вокруг непризнанной территории. Тогда лавочники выставили дипломата и решительно выразили ноту протеста по поводу порчи белья. Мы отклоняли обвинения, утверждая, что на дворе вечер, а противник сушит уже сухое белье, намерено обостряя конфронтацию. Наши аргументы не были услышаны, как впрочем и всегда.

Так продолжалось изо дня в день и не прекращалось даже зимой, поскольку для футбола нет плохой погоды. Стоя на пороге войны, проявляя настоящую гибкость в дипломатии, всякий раз угодив кожаным ядром на территорию противника, мы извинялись самыми вежливыми словами, которые только знали. Нам и правда было неловко ломать кусты или выбивать доски из палисадника. Не говоря уже о высаженных окнах. От всего сердца заявляю, что наша сторона приложила все усилия, чтобы избежать открытого конфликта. И всё же первый удар нанесли коммунисты.

Ранним утром субботы враг вторгся на нашу территорию и совершил диверсионный акт. Противник действовал решительно и беспощадно. Собравшись ближе к обеду, готовые начать ответный матч четвертьфинала против Франции, мы обнаружили, что поле было испорчено.

Ровная, выглаженная подошвами башмаков поверхность была изрыта! А ещё в нескольких метрах от ворот возвышался бугор, высотой до полуметра и диаметром больше двух. «Отлично! – сказал Джон. – Теперь можно в бейсбол играть, для пинчера сделали точку». Ребята негодовали, и, действительно, как теперь играть? Я тут же отправился за лопатой, чтобы исправить это недоразумение. «Дай сюда, сейчас по очереди быстро выроем», – протянул ко мне руку Костян. Все понимали, кто за этим стоит. «Странно, что они перед воротами не перекопали», – возмущался я. Впрочем, они бы и там всё испортили, да просто не смогли. Судя по выколотым кусочкам земли во вратарской, они пытались, но земля там была плотнее камня и не пустила штык лопаты. «Наш ответ будет асимметричным», – прозвучало бы из какого-нибудь министерства. Мы же выражались проще: «Эти гады за всё заплатят. Конец вашим цветочкам, проклятые любители бразильских сериалов». В тот же день мы провели раскопки и вытащили с нашего поля целую кучу зарытых листьев. А затем полдня переносили их в найденных на помойке коробках в пустую часть двора. Никто не стал мстить, в тот же день затоптав неровности на поле и свои обиды.

Хрупкий мир как мыльный пузырь в жаркий день… Буквально через пару дней мы обнаружили, что враг вновь вероломно вломился в наш дом. Посреди поля была здоровенная лужа по щиколотку. Тонкая полоска на земле указывала на садовый шланг, ведущий к третьему подъезду.

– Отлично, ребят! – сказал Джон. – Теперь можно в водное поло играть.

– А может пойдём на школьное? – предложил Пашка. – Может там не занято.

– Там поле большое, а нас сегодня… раз, два… семь человек. Не наберём, – ответил я и взял мяч. – Слушайте. Они ведь этого и хотят – прогнать нас отсюда. Опять бельё висит в обед. Сухое совсем, смотрите, но ведь не убирают специально, чтобы мы не играли. Давайте на вред им в одни ворота. Сегодня как раз семь человек. Ден – воротчик, и на две команды. Погнали?

Все поддержали. Крокодил почти всегда был на воротах. В быстрых атаках он не так хорош, зато в воротах достойно занимал пространство. И я сейчас не о площади покрытия. Любая из команд хотела, чтобы он играл за них. Мы поделились и начали пинать мяч. Ребята старались избегать лужи, но пару раз всё же игру останавливали, вытирая мяч. Костян дал пас, я зарядил по штанге, и мяч полетел от ворот прямо на середину лужи. Нам и раньше приходилось играть в дождь, и в снег, и в талый снег, когда на дворе уже заканчивается апрель. Так что никто особенно не расстроился. Кроме мяча, который стал наполовину коричневым. Игра продолжалась. Пас, ещё пас, Джон покатил на ударную позицию, и Костян приложился от души. Мяч попал в колено защитнику и полетел прямо в сторону белья. Удар был таким сильным, что мяч влетел в белоснежную простыню, закутываясь, он на мгновение превратил её в комету с длинным белым хвостом. Затем ткань выпустила мяч и распрямилась. Полотно напоминало потускневший японский флаг. Снаряд, пронзивший корабль на рейде Порт-Артура, рухнул на землю, а вместе с ним и наши надежды на мирную жизнь.

Погони не было в отсутствие горячей крови у противника. Мы неторопливо взяли мяч и продолжили игру. Они вообще не сразу поняли, что случилось, а мы не подавали виду. Наконец, когда стало ясно, что Педро не сын Рахель, предводитель телеклуба выдвинулся снимать бельё. Последний гол я забил в пустые ворота, потому что сборная Франции ретировалась, прихватив вратаря. Мы же стояли на поле и наблюдали.

Миссис Клювдия, так мы её называли. Отчасти из-за внешнего сходства с персонажем Диснея, отчасти из-за бесчисленных нравоучений в адрес любого жителя двора. Так сказать, по совокупности. Это был настоящий босс последнего уровня игры. Она извергала изо рта ядовитые стрелы упреков на дальнем расстоянии, а вблизи могла ловко огреть клюкой по хребтине. У босса была суперспособность – снижение сопротивляемости соперника за счёт призыва к совести. Хотя у нас с Костяном была серьёзная защита от этих заклинаний.

Клювдия смотрела на некогда белое полотно растерянно, внешне спокойно. Затем развернулась в нашу сторону и ускорила шаг.

Мы решили занять позицию на другой стороне лужи. За неимением лучшего, она замахнулась и бросила в нас деревянную клюку. Та по касательной задела бедро Крокодилу, и даже сбила его с ног. Мы с Костяном подхватили клюку и раненого товарища, а после отступили в соседний двор.

– Нога болит! Наступать больно… – Ден демонстрировал место потенциального синяка. Там ничего не было, но он охотно растирал бедро, корчась от боли.

– Ты бы увернулся, если бы поменьше пирогов ел, – сказал я на это Дену. – Кончай симулировать, она тебя едва задела.

Ден поубавил драмы, взяв у Костика старую клюку. Палка была покрыта каким-то рыжим лаком, чёрная ручка стёрта ладонью, а резинка на конце сбита на одну сторону до самого гвоздя.

– Тяжёлая. Меня убить могли из-за вашего футбола, – продолжал постанывать Ден. Будучи человеком воспитанным бабушкой, он вообще любил драматизировать, доверял утренним гороскопам и суевериям. А ответ на вопрос о возрасте мог начать со слов: «Даст бог, доживу к осени до…». Общение с нами несомненно шло ему на пользу, он мужал.

Костик взял клюку и припрятал в кусты:

– Пускай пока тут полежит. Она нам ещё пригодится.

– В старости что ли? – ухмыльнулся я.

– Не, Дену отдадим, когда у него нога отвалится! – отбил Костян. Мы засмеялись.

– Она правда мне сильно дала этой клюкой! Что вы не верите, вот синяк назревает. Пустырник надо приложить, – перебивал наш смех страдалец.

Тут пришел Пашка, забирать свой мяч. Он так драпанул, что даже забыл о нём. Пашка был важным человеком во дворе, потому что мяч был только у него.

– Похоже нам не поиграть теперь. Сначала поле перекопали, потом лужу сделали, а теперь так вообще прямые угрозы пошли.

– Ничего, Пашка, будем на школьное поле ходить, – успокаивал Джон.

– Да сейчас! Это наше поле, – бился Костян. – У меня ножовка есть. Лавочку спилим – пускай сидят дома.

– Да они стоять там будут, лишь бы нам не дать играть. Надо наверное извиняться опять идти, клюку вернуть, – сказал Джон.

– Не пойду я никуда извиняться. Они это всё начали, а мы извиняться должны? – злился Костян.

Я в принципе был согласен с Джоном, что надо извиняться. Мне не хотелось, но другого выхода я не видел. Мы ещё немного поспорили, и Костян предложил пойти к старшим за помощью. Они были умнее нас, значительно хитрее, и знали этот мир на три года дольше.

В отличие от наших прозвищ, выдающихся фантазией и глубиной интертекста, их клички были первыми производными от фамилий. Рыбаков – Рыба, Коржаков – Коржик, Водянов – Водяной и далее по алфавиту, и только Пахомов был Лешим, потому что его звали Лёха. Старшие жили своей жизнью и никогда нас не обижали. Они, как и положено, подшучивали над нами, придумывали разные подколы и розыгрыши, иногда жёсткие, иногда до слез, но никогда не били. Мы обращались к ним за помощью по особо важным делам. Костян отыскал их в соседнем дворе, где и всегда. Там, в тени плакучих берёз, стояла большая деревянная беседка, в которой они играли в карты. Мы протянули им руки, не столько в знак приветствия, сколько уважения, и начали рассказывать о случившемся. Те улыбались, а то и вовсе ржали. Наконец мы начали задавать разные вопросы. Если вкратце, то нас интересовало, как им в своё время удалось победить ситхов во главе с императором Палпатином и восстановить баланс во Вселенной. Ответ был обескураживающим. Оказалось, что ещё пять лет назад Клювдия не была угрозой для общества, мирно растила мальву под окнами и даже не сушила бельё во дворе. И лишь после ухода мужа к веснушчатой хохотушке из пригорода явила миру свой дьявольский лик, вокруг которого консолидировалось всё придворное зло. Тогда-то начал Топор подбивать к ней клинья.

Какой именно клин и куда собирался подбивать тощий дядя Коля, нам тогда не было понятно. Но мы догадывались, что их отношения улучшились после смены замков в деревянной двери миссис Клювдии. Которая к тому же внезапно стала мисс Клювдией.

– Так значит, они не смогли её победить, – отчаялся Джон.

– Не смогли, – тихо произнёс я.

На следующий день мы вышли во двор, решительно настроенные извиниться.

Я не стал звать Костяна, потому что он был против этой идеи, и мы с Деном пошли в сторону третьей лавки. Ден выглядел безобидно, напоминая Винни-Пуха, и должен был по моему замыслу вызвать милосердие. Клювдия сидела с новой палкой. Сложно назвать человека, сидящего с оружием в руках, добрым, согласитесь? Она была на привычном месте и зловеще поглядывала за нами. Мы не остановились. Дойдя до конца двора, мы развернулись и пошли обратно на второй заход.

– Смотри, смотри! – толкнул меня Ден. – Штанги нету.

– Как это нету? – усомнился я.

– Смотри, они спилили нашу штангу. Вон опилки повсюду лежат.

Вот это сноровка! Нас тут не было-то час, а вражины выпилили сухой клён, который служил нам стойкой ворот.

– Вот же гады! – я пришёл в настоящую ярость. – Ну, паразиты, кранты вам.

Они спилили нашу штангу. Мы облили им лавочку рассолом от консервированной селёдки. Они выкопали на середине нашего поля яму и посадили там дерево. Мы намазали им дверные ручки битумом, а под коврики положили найденные кучи собачьего дерьма. Они натравили на нас маленькую злобную собаку, которая гонялась за нами, пока мы ездили на великах. Мы срезали все бельевые верёвки. Они пожаловались родителям. Мы просидели два дня дома в виде наказания. Правда, не совсем понятно, кого наказывали —нас или родителей.

Я вышел на свободу досрочно, потому что родители поверили моей версии о начале конфликта, Ден так вообще не был осуждён, за раскаяние. Мы воссоединились в кустах заднего двора, где когда-то познакомились с Костяном. Я начал излагать план.

– Короче. Отпроситься до одиннадцати сможете?

– Поздно, – жаловался Ден, – меня бабушка может не отпустить.

– Во сколько она ложится вообще?

– В девять наверное, или в восемь.

– Так. А кто тебе тогда дверь открывает?

– Я сам. У меня ключ есть. Бабушка уже спит в это время.

– Ден, не тормози! Ты просто придёшь, когда бабушка уже будет спать. А если проснётся, скажешь, что уже давно дома. Понял? – спросил я.

– Страшно, – с натягом соглашался Ден.

– Ден, не трусь. Все нужны!

– Джон, у тебя канифоль есть?

– Откуда? Зачем нам канифоль?

– У тебя же сестра играет на скрипке. Ты сам рассказывал. Там вроде для смычка нужна канифоль, поищи дома.

– Сестра уже с нами не живёт второй год. Скрипка вроде бы дома лежит. Посмотрю.

– Костян, ты знаешь, где в третьем выключатель от фонаря?

– В подъезде он, в щитке. Он на замке, но я отвёрткой его открою, это легко.

– Отлично! С тебя тогда отвёртка. Возьми с собой ещё верёвки, которые мы срезали. Остальное у меня всё есть. Сбор в восемь, за домом.

Кроме прочего Дену было поручено взять пакет с опилками, которые его бабушка подстилала домашним кроликам.

– А использованные можно? – на полном серьёзе уточнил Ден.

– Нежелательно, но можно, – утвердил я.

Мы собрались в восемь. Я предварительно отпросился поиграть на приставке, а Джон – почитать книгу у друга. Самая глупая отмазка, которую только можно придумать. Такое могло сработать только в семье Джона. У них в гостиной стоял шкаф вдоль всей стены, забитый до отказа книгами, выстроенными в алфавитном порядке. Я боялся даже подходить к этой библиотеке. Мне искренне казалось, что если я добавлю свою массу, то мы со шкафом провалимся на этаж ниже. И хотя я понимал, что Игорь Константинович существенно тяжелее меня, я хотел чтобы рисковал он, а не я.

Костяну вообще не нужно было отпрашиваться, его мама относилась к воспитанию индифферентно. Я думаю, что она была мудрой женщиной и отлично разбиралась в педагогике, поскольку работала в детской комнате милиции.

– Костян, сначала надо вырубить свет. А потом я залезу на крыльцо.

– А я сам не залезу?

– Долго объяснять, просто свет выруби.

– Джон, помнишь, как ты учил нас косу плести?

– Ага, – кивнул он.

– Сплети из всех верёвок один канат покрепче, чтобы вот такой длины был.

– Сделаю! – принялся за дело Джон.

– А мне что делать? – спросил Дениска.

– Тебе тоже есть дело. Возьми вот… – я протянул Денису конец от мотка толстой обувной нити.

– Слушайте внимательно, что надо делать…

Я раздал все инструкции.

Ребята удивлённо смотрели на меня и довольно ухмылялись. План мести был изящен. И как только стемнело, мы начали приводить его в действие. Расположившись в кустах сирени напротив второго подъезда, мы размотали нить по прямой до окна, которое предположительно вело в спальню Клювдии. Костян тихо пробрался в подъезд и прошёл до электрического щитка. Я остался дежурить на входе в подъезд, поглядывая на улицу. Метрах в пятидесяти напротив окна, в кустах, была засада. Костик достал отвёртку и начал ковырять в замочной скважине щитка. Я не понимал, получается у него или нет, а спросить не мог, и оттого волнение возрастало.

Слева от Костяна находилась дверь злодея, а справа – её беспощадного приспешника – Дяди Коли, по прозвищу Топор. Легенда гласит, что однажды старшаки пели песни под гитару на той самой лавочке. Дядя Коля взялся за топор и выбежал с ним во двор в трусах и майке. Ребята, увлечённые музыкой, потеряв бдительность, были застигнуты врасплох. Топор выхватил гитару и, положа на землю, порубил на мелкие части так, что её можно было сложить в баночку из-под индийского чая.

Костян продолжал стоять там, где проходила ось зла. Ему никак не удавалось открыть щит и выключить фонарь. Без этого переходить к следующей фазе было нельзя. Я нервно ждал. Наконец замок подался, а за ним по щелчку пакетника погас фонарь. Тьма, спустившаяся с пятого этажа, накрыла ненавидимый нами подъезд.

Есть! Я поднялся на площадку между первым и вторым этажами и открыл подъездные окна. Затем осторожно вылез на бетонный козырёк. Теперь же мне предстояло самое опасное задание. Костян уже вышел на улицу и взял катушку с ниткой, что была размотана от самого куста. Он потянул её дважды, и в ответ Ден потянул свой конец. Костян кинул мне катушку, и я едва смог разглядеть её силуэт в полутьме.

– Поймал? – спросил он.

– Да, – отозвался я.

Мне нужно было как-то перекусить эту ужасно толстую нитку. О ножницах я не подумал, а зубами перекусить обувную нитку совсем непросто. Уголок стекла одного из окон был отломан, и я пытался тереть нитку об едва острый край. «Есть! – прошептал я Костяну. – Вяжу». Достав заранее заготовленную иголку из воротника своей футболки, я начал привязывать к ней нитку. Это было совершенно неудобно, ведь ничего не было видно. Почему мы не сделали этого там, в кустах, когда ещё было светло? Кажется эта часть плана было далека от идеала. Полминуты спустя, в тусклом свете окон второго этажа, мне удалось привязать нитку к иголке. Теперь подходила очередь самого страшного дела. Окно Клювдии было неблизко от козырька, и пришлось прилично тянуться, одной рукой держась за газовую трубу, что проходила над окном. Растянувшись и балансируя на одной ноге, я воткнул толстенную иголку в деревянную раму, в аккурат между штапиков, в самый уголок. Пару раз дёрнув за нитку, стало понятно – удалось! Иголка держалась очень крепко.