Читать онлайн История одной Чашки. Сказка про вещи и чувства бесплатно
Иллюстратор ИИ-иллюстрации от GLIF
© Юлия Соль, 2024
© ИИ-иллюстрации от GLIF, иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0062-6805-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Моей дочери
Жила-была Чашка.
На вид она была самой обычной керамической чайной чашкой, но, конечно, сама она считала себя вовсе даже не обычной.
Во-первых, на ней была надпись «Сделано в Испании». Никто не знал, правда ли это, да и сама Чашка не могла отыскать в памяти испанских просторов, как ни старалась (вернее было бы сказать «как ни билась», но для керамической Чашки это стало бы смертельно опасным усилием).
Благодаря этой надписи Чашка считала себя иностранкой, этакой западной штучкой. Она требовала обращаться к ней исключительно «сеньорита» и снисходительно посматривала на своих местных товарок.
Во-вторых, на Чашке была изображена сцена из давних-давних времен, когда на Земле еще не было ни людей, ни тем более чашек, а жили в мире одни только динозавры.
Как вы понимаете, из-за этого рисунка Чашка искренне считала себя специалистом по истории. Она внимательно следила за всем, что происходит вокруг нее, и, чуть что случалось не по ней (а случалось так довольно часто), томно вздыхала: «Ах, вот в былые эпохи…»
Любую беседу она сводила к тому, чтобы непременно дать другим наставление, совет или оценку. Конечно, она считала себя много видевшим и знающим авторитетом – с ее-то происхождением, с ее-то изображением!
Когда на их полке появлялся кто-то новый – будь то стакан, или блюдечко, или фарфоровая чашечка, – Чашка начинала светский, по ее мнению, разговор.
«Откуда вы к нам и надолго ли? Хорошо ли перенесли путь?» – засыпала она вопросами гостя.
Если новенький отвечал, что он приехал, например, прямиком со шведской фабрики, Чашка тут же сообщала ему, что она и сама приехала из-за границы. «Мы с вами покинули нашу Родину, мы должны держаться вместе», – повторяла она. Если гость говорил, что оказался у них проездом, пока не освободится место на его полке, Чашка немедленно пускалась в рассуждения о том, как она любит путешествовать. «Я даже, – многозначительно добавляла она доверительным тоном, – пересекла всю Европу, чтобы приехать сюда».
На любой ответ, на любое слово у Чашки находился рассказ о себе.
Постепенно от нее отвернулись все знакомые и друзья, с ней никто не хотел общаться, а если она сама обращалась к кому-то, ей старались ответить быстро и коротко. Все знали: меньше скажешь – меньше хвастовства и нравоучений услышишь.
Сама Чашка, впрочем, ничего не замечала. Ей казалось, что к ней редко обращаются не потому, что не хотят с ней дружить, а потому, что в силу своего простого происхождения стесняются заговорить с такой аристократкой, как она. Это, конечно, стало еще одним поводом увериться в своей важности.
«Вы знаете, я весьма проста в общении, – любила она рассказывать тем, кто попал в ее зону внимания. – Конечно, представители моего круга редко снисходят до обычной посуды, но лично я считаю, что в народе есть своя мудрость и правда. О, не смотрите на то, что я чужестранка и принадлежу к старинному роду, я всегда рада пообщаться с любым, даже самым непритязательным блюдечком!»
Однажды Хозяйка дома решила перебрать посуду в шкафах. Начала она с самых нижних и загруженных полок, где стояли всевозможные тарелки, супницы, кастрюли.
Жители верхней полки, среди которых была и наша Чашка, с замиранием сердца наблюдали, как Хозяйка бережно достает тарелку за тарелкой, кастрюлю за кастрюлей, рюмку за рюмкой. Одни из них она мыла и ставила обратно на полку, другие просто протирала мягкой тряпочкой, а третьи уносила из комнаты, и с тех пор больше их никто не видел.
Иногда к ней заходил Хозяин, смотрел на полку и одобрительно улыбался. «Вот видишь, – говорил он, – сколько места у нас появилось. Больше воздуха, меньше пыли. Какая красота теперь стоит у нас на виду и радует глаз. А если захочешь, выбрасывай всё: мы купим новый, самый лучший и чудесный сервиз вместо этого старого барахла!»
Бывало и так, что они начинали спорить.
«В детстве я ела кашу из этой тарелки», – твердила Хозяйка, нежно поглаживая стершуюся от времени золотую каемку.
«Но она же колотая, посмотри сама», – возражал Хозяин.
«Да, но это подарок прабабушки на мои пять лет», – отвечала Хозяйка встречным возражением. И Хозяин сдавался: разве можно избавиться от такой ценности?..
Верхняя полка с волнением следила, как продвигается уборка. Старые мудрые чайники уже поняли, к чему все идет, и гадали между собой: останется ли их дружный коллектив в привычном составе?
«Нет ли у меня трещинки?» – переживали тонкие чашки, оглядывая себя со всех сторон. «Кажется, при мытье на меня что-то налетело, и теперь от меня отбился кусочек краски», – вторили им высокие цветные стаканы.
Нашей Чашке эти разговоры и уж тем более тревоги были непонятны. Она, конечно, и думать не могла о том, что от нее можно избавиться: весьма глупо расставаться с такой красотой, да еще и заграничной. Нет, нет и нет!
Поэтому Чашка с удовольствием комментировала все происходящее.
«Совершенно правильно она избавилась от этого ужасного чайника. Он такой пузатый, как вообще можно ставить его на стол? Он занимает все место, такой невоспитанный!»
«Не стоит жалеть эту тарелку: разве можно себя так запускать? Она же вся в желтых разводах от старости! Будь я на ее месте, я бы спряталась в самый дальний угол. Мне было бы стыдно появиться в таком виде перед гостями».
«Я бы давно уже относилась с подозрением к этой кастрюле. На вид она такая скромная, одноцветная, а в реальности будто бездонная – сколько в нее ни положи, все ей мало!»
Ее соседи не поддерживали эту болтовню, только плотнее и плотнее прижимались друг к другу. А Чашка, не слыша возражений, все сильнее распалялась. В один момент она даже начала ругать Хозяйку и Хозяина.
«Кто наливает в такую тарелку борщ? Рисунок на дне совершенно не видно из-за свекольного цвета!»
«Зачем она оставила это ужасное блюдце? В Испании его бы даже постеснялись принести домой! И что с того, что она назвала его талисманом? Как можно сделать талисман из этой разноцветной безвкусицы?»
«У Хозяина совершенно нет тонкости. Ему недостает изящества. Когда он так сильно хлопает дверью или топает по полу, я вся дрожу: кто вообще учил его обращаться с хрупкой посудой?!»
Претензии Чашки становились все громче и больше.
И вот, наконец, настал момент, когда Хозяйка добралась до верхней полки.
«Какая прелесть! – воскликнула она, едва открыв дверцу шкафа. И тут же позвала Хозяина: – Смотри, как забавно!»
И в самом деле, развернувшаяся перед ней картина была презабавной: на полке аккуратными парами и тройками стояли стаканы, чашки, блюдца. Даже посуда, которая не входила в чайную пару или набор, стояла рядом с той, с которой хорошо сочеталась по цвету и форме. Над этим пестрым великолепием гордо задрали носики два чопорных с виду, но добрых в душе и мудрых чайника – они были похожи на слонов, приветствующих друг друга, высоко подняв хоботы.
И только наша Чашка стояла одна, без пары, в образовавшемся вокруг нее пустом пространстве.
В повисшей тишине она огляделась вокруг и, ощутив некое подобие любви к своим соседям, самодовольно подумала: «Как мило, что именно меня выпустили вперед. Теперь Хозяева увидят, кто самый главный и красивый на этой полке».
Витая в облаках, она совершенно не удивилась, когда оказалась в руках у Хозяина. Но вдруг до нее донесся разговор, который показался ей страшной ошибкой.
«Даже не помню, откуда она здесь. Может, осталась после переезда? Я думал, мы отдали все новым жильцам».
«Ну, – сказала Хозяйка, – она все равно не вписывается в эту полку. Здесь все так красиво, что она одна своим видом портит картину».
Чашка возмутилась и в то же время ужасно перепугалась, услышав эти слова. «Порчу?! Я?! Бестактные глупцы, не имеющие понятия о хорошем вкусе!»
«Унесу ее на работу, пусть у меня будет запасная чашка», – решил Хозяин.
Чашка задрожала. Ей совершенно не хотелось покидать привычное место и отправляться на какую-то «работу».
«Помогите мне, кто-нибудь!» – в отчаянье крикнула она своим соседям, но те только молча отвернулись от нее.
«Мы же друзья! Как же наши беседы о высоком?! Кто расскажет вам о путешествиях? Кто научит вас этикету? Спасите меня, что же вы ждете, бесчувственные чурбаны!»
Но только молодое фарфоровое блюдечко издевательски звякнуло в ответ.
Хозяйка закрыла шкафчик.
«Ну вот и разобрались», – подытожила она.
***
Оказавшись на новой полке, Чашка была абсолютно подавлена. Здесь все было совершенно чужое и непонятное, словно пол и стены по чьей-то злой шутке поменялись местами.
Вместо привычной теплой доски она теперь стояла на холодной железной решетке – и хорошо, если не вверх тормашками. Через решетку виднелась нижняя полка, где в полном беспорядке развалились тарелки, блюдца, ложки, а вместе с ними – душа нараспашку – картонные упаковки с чаем и сахаром.
А еще здесь совсем не было света: посудный шкаф был сделан из фанеры, и за его плотной непрозрачной дверцей было невозможно ни увидеть, ни услышать, что происходит в комнате.
Но самым трудным испытанием для Чашки стали ее новые соседи. Чашка считала их воображалами. А как еще можно было к ним относиться, если все они – все без исключения! – выглядели абсолютно несуразно? На одной кружке красовались нелепые нарисованные усы, другая имела форму античной статуи, третья будто была собрана из разноцветных кусочков битой керамики, четвертая обклеена мелкими и нечеткими фотографиями… Да ни одна уважающая себя Чашка не стерпела бы такого внешнего вида! Лучше лопнуть от позора!
По утрам обитатели полки напускали на себя деловой вид, совершенно не подходящий всей этой пестроте. Они становились серьезными и строгими, словно настраиваясь на трудный рабочий день, и перебрасывались друг с другом самыми короткими словами – «Хай», «Чао», «Удачи», «Бро».
Зато по вечерам, едва сотрудники расходились по домам и все здание затихало, посуда начинала бурно обсуждать новости и сплетничать. Все чашки, блюдца, ложки и стаканы умудрялись побывать за день на разных столах, и потому каждый мог рассказать что-то свое.
«Мы сегодня писали рецензию на новый музыкальный альбом, – доверительно говорила чашка в форме тыковки. – Вы знаете, он совершенно безумен, но заглавная песня спасает остальные два часа звучания!»
«Ох, и не говори, вся современная культура – это одна большая проблема, – соглашался с ней высокий граненый стакан. – Мы недавно рассматривали фотографии с выставки в центральном музее искусств, так это просто ужас что такое!»
«Вы лучше послушайте стихи, которые опубликовали в утренней газете!» – вступал в беседу стеклянный заварочный чайник и начинал декламировать по памяти рифмованные строки.
Два термостакана, едва встретившись на своей полке, начинали ожесточенный спор. Их Хозяева в обеденный перерыв играли друг с другом в шахматы, и стаканы традиционно обсуждали прошедшую партию.
«Вы только и умеете, что ходить е-два – е-четыре», – запевал излюбленный зачин стакан с рисунком лимона.
«А ваш любимый ход – вывести на поле коня. Думаете, мы не заметили?» – парировал стакан с вишенкой.
«Хватит бубнить, – ворчало по привычке старое, но всеми уважаемое блюдце. – Погода меняется, у меня ноет каждая трещинка, зудит каждый скол, а тут еще вы… Видело я вашу партию, совершенно бездарный этюд!»
Кофейные чашки делились друг с другом секретами красоты и ухода за собой. «Я узнала, что сода прекрасно помогает от пигментных пятен», – шептались они и поглядывали на нижнюю полку в поисках чудо-средства.
Чайные ложечки шушукались по углам полки и мечтали о пляжах и морских побережьях, о том, как они могли бы позировать на золотистом песке или качаться на волнах. А ножи прямо-таки зарубались на темы спорта, прежде всего, конечно, фехтования. Они не любили, когда кто-то встревал в их «ножские», как они их называли, разговоры и постоянно обсуждали мастерство заточки или качество стали. Особенно ценилась легированная.
Для нашей Чашки все это было ново и интересно. Ей ужасно хотелось рассказать что-нибудь о себе, показать другим, что и она не лыком шита, а сделана из лучшей европейской керамики, раскрашена лучшими испанскими красками. Но почему-то никого не интересовало ни ее прошлое, ни ее настоящее, никто не хотел слушать ее советов. Вскоре ей пришлось скрепя сердце признать, что многие местные темы для разговоров ей совершенно незнакомы.
Но ведь ей не давали и слова вставить даже там, где она считала себя знатоком!
Например, однажды кружка на ножках – львиных лапах начала рассказывать что-то об истории служения Прекрасной Даме. Услышав это, Чашка тут же попыталась завести свою любимую песню. «Вот в былые времена…», – начала она с невероятно важным видом, но рассказчица ее сразу перебила: «Трубадуры это и есть былые времена!»
«Да кому они нужны, эти ваши… трубочисты», – рассердилась Чашка, но от нее уже все отвернулись.
В другой раз кружка в виде пончика описывала друзьям концерт аргентинского танго. Все слушали ее, затаив дыхание, и даже Чашка нехотя признала, что ее манера повествования была не самой ужасной, но все-таки – эта мысль несколько успокоила Чашку – не отличной.
Пончик не переставая сыпала испанскими словами. Всевозможные «очос», «балео» и «лапис» отскакивали от нее и сами звучали, как магический танцевальный ритм. Казалось, слова превращаются в образы, толпятся и окутывают собой всю полку…
«Ну здесь-то меня должны выслушать», – самоуверенно решила Чашка и, как только Пончик замолчала, чтобы набрать воздуха перед очередным «ганчо», выпалила: «Зачем же вы врете! Это испанский язык, а значит, и танец ваш испанский, а вовсе не аргентинский!»
Очарование музыки, витавшее в воздухе, тут же разрушилось. На его месте повисло тяжелое молчание, и все взгляды медленно обратились к Чашке. А Пончик настолько удивилась этому нежданному вторжению, что не сразу подобрала слова для ответа. «Почему же вы так думаете?» – вот и все, что она сумела сказать.
«Почему, почему, – ехидно передразнила ее Чашка, наслаждаясь всеобщим вниманием. – Потому, что я родилась в Испании и могу узнать испанский язык, бестолочь вы этакая!»
Выдержав паузу, она снисходительно добавила: «Я понимаю ваше желание выделиться и в любых других обстоятельствах я бы, безусловно, сохранила ваш маленький секрет в тайне… Но мне стало так жаль эти доверчивые вещицы, которые слушают вас разинув рты!»
И она сделала короткий реверанс в сторону молчавшей посуды, ощущая себя ангелом-хранителем керамического народа.
«Выделиться? Вещицы?» – беззвучно повторила Пончик и горько расплакалась. То радостное воодушевление, с которым она какие-то пять минут назад рисовала словами танец, растаяло без следа.
Чашка торжествовала. «Вот теперь, – внутренне праздновала она победу, – они все увидят, что зря не хотели со мной говорить!»
И вдруг из-за ее спины раздался скрипучий голос.
«Стало быть, – медленно и строго произнес граненый стакан, – стало быть, вы не знаете, что в Аргентине говорят на испанском языке?»
Чашка на мгновение смешалась, но тут же взяла себя в ручку. «Конечно же, знаю!» – гневно воскликнула она.
«Может быть, вы не знаете, что такое танго?»
Чашка замялась и уже не так уверенно и громко, как прежде, выдавила: «Знаю».
«В таком случае для чего вы позволили себе эту бестактность и глупость?» – не унимался стакан.
Ответить было нечего. Но Чашка все же попыталась и пошла в атаку: «А почему вы так уверены, что в Аргентине говорят именно на испанском? И что есть такая… штанга? Кто вам сказал эту… как вы ее называете… глупость? У вас что, совсем нет критического мышления?»
Граненый стакан внимательно выслушал эту тираду и… засмеялся. А вслед за ним, словно по чьей-то невидимой команде, захохотали все, кто был на полке. Даже Пончик робко улыбнулась сквозь слезы.
Чашка была расстроена и зла, начала что-то кричать, но ее слова тонули в лавине нескончаемого смеха. И даже если смех умолкал на секунду, то лишь для того, чтобы загреметь вновь.
С того дня с Чашкой совсем перестали разговаривать. Если раньше с ней хотя бы здоровались или желали ей доброй ночи, то теперь ее будто и вовсе не стояло на полке. Даже люди, которые то и дело открывали шкафчик и хватали что-нибудь из посуды, почему-то перестали обращать внимание на Чашку, задвинув ее в самый темный и дальний угол.
Чашка очень переживала. Вернее, сначала она разобиделась и сказала себе, что это она сама решила ни с кем не общаться. Она была уверена, что другие рано или поздно захотят с ней помириться, и без устали бросала на всех обиженные взгляды. А мысленно представляла себе сцену всеобщего покаяния: продумывала в деталях неловкие извинения соседей и свои остроумные ответы на них.
Но день шел за днем, а к ней никто не подходил. Пончик все чаще рассказывала истории про музыку, театральные спектакли, а потом и вовсе начала устраивать для своих друзей целые представления, читала пьесы или стихи. Вскоре к ней присоединился граненый стакан, и они вдвоем раскладывали то или иное произведение на несколько голосов.
Чашка загрустила. Ей было очень одиноко, и даже воображаемый триумф теперь не мог скрасить чувства тоски и покинутости, которые все больше ею овладевали. Она вспоминала свою прежнюю жизнь – чем дальше, тем больше ей начинало казаться, что и старые друзья не очень хотели с ней дружить. Иначе почему они не встали на ее защиту?..
Ей очень нравились творческие вечера Пончика и граненого стакана. От раза к разу они становились все насыщеннее и интереснее, а иногда в них даже бывали задействованы блюдца и ложки – отвечали за звуковое оформление.
Постепенно Чашка начинала понимать, что, наверное, может быть, это она, вероятно, вела себя не совсем правильно, точнее, самую капельку неправильно. От этой мысли ее бросало в холод.
«А вдруг надо было поговорить с Пончиком наедине, а не обвинять ее при всех?» – все чаще думала Чашка.
Однажды граненый стакан продекламировал: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!» Чашке так понравились эти слова, что она тут же переложила их на свою жизнь. «В принципе, – сказала она себе, – не столь уж важно, откуда пришло танго и на каком языке говорят в Аргентине. Если всем нравился спектакль, стоило ли мне лезть с разоблачениями?»
И вот Чашка решила: «Сегодня вечером я поговорю со всеми и предложу помириться. Тогда со мной снова будут общаться».
Но – увы! Этому плану не было суждено сбыться. Дверца шкафчика внезапно распахнулась, и чья-то рука, раздвинув широким жестом посуду, выхватила Чашку из ее дальнего темного угла.
«Вот этой вроде никто не пользуется, бери ее», – сказал женский голос.
Чашку положили в темный пакет и куда-то понесли…
***
Чашка была настолько напугана своим неожиданным путешествием, что никак не решалась взглянуть, где же она все-таки очутилась. Ее уже давным-давно вытащили из зловеще шебурщащего пакета и поставили на какое-то – кажется, светлое – место, но она все не могла заставить себя открыть глаза и осмотреться. Только чувствовала неторопливое шевеление воздуха вокруг себя и оттого зажмуривалась еще сильнее.
И все-таки, как бы усердно ни притворялась она спящей, или ушедшей в себя, или безразличной к внешнему миру, неизвестность страшила ее намного больше, чем встреча с новым окружением.
Чашка замерла и внутренне собралась, как будто перед окунанием под проточную воду. Мгновение, второе, третье – и вот она смело смотрит реальности в лицо.
Лицом реальности оказался огромный рыжий Кот, который безотрывно глядел на нее с непонятным выражением глаз. В них смешивались сразу любопытство, насмешка, снисхождение, понимание, удивление, гостеприимство, настороженность – в общем, весь тот набор чувств и эмоций, испытывать который одновременно и во всей полноте умеют только коты.