Читать онлайн 1212. Или Художественно-историческое вольное повествование о детском франко-германском крестовом походе бесплатно
Книга повествует об одной из самых трагичных страниц истории средневековой Европы XIII века – детском крестовом походе. В этом шествии на Восток участвовали дети-крестоносцы и разнородный взрослый люд: от авантюристов и преступников до священнослужителей и представителей благородных семейств из Французского королевства и Германии. Об этой истории в «евросоюзной» цитадели демократии до сих пор стыдливо умалчивают и предают умышленному забвению.
Новгородцы – князь Мстислав Мстиславович Удатный, старый дружинник Евпатий и княжич Юрий Мстиславович – наполняют руским духом сюжетную линию художественного произведения, где смекалка и чувство врождённой справедливости русичей тождественны романтизированной рыцарской доблести.
В заключительной главе автор размышляет о природе детского крестового похода, называет тайных бенефициаров этого народного движения, даёт оценку историческим лицам и фактам. Вместе с тем он призывает к взаимному прощению людей различных культурно-исторических эпох, ибо каждый индивидуально ответит за свои деяния на грешной земле перед Творцом.
Книга исторически выдержанна и основывается на реальной подаче разрозненных фактов об этом событии средневековыми европейскими хронистами.
«На берег дурацкий ведёт ум ребятский»
Латинская эпиграмма XIII века
Глава 1.
Касьянов день Мстислава Мстиславовича Удатного
6720 год от сотворения мира по византийскому летоисчислению носил статус «високосного», а значит, сложности и неприятности ему были гарантированы провидением, ибо всего лишь одни лишние сутки искажают привычную реальность, порождают вольнодумие, вседозволенность и ненужное брожение в умах совсем не просвещённого простого люда, да и образованной знати тоже.
С незапамятных времён считалось, что високосный год несёт несчастья и страдания, а сам термин был введён ещё в Римской империи самим Юлием Цезарем. Он же подарил человечеству день 29 февраля. Римские астрономы совместно с александрийским учёным Созигеном заметили, что полный виток вокруг Солнца Земля совершает не за 365 дней, а за 365 дней 5 часов 48 минут 46 секунд. Чтобы упростить счёт дням, «лишние» часы, минуты и секунды учёные мужи того времени решили объединить в один дополнительный день, который будет появляться в календаре один раз в четыре года. Старый римский календарь состоял из 355 дней с дополнительным 22-дневным месяцем каждые два года. А с 1 января 45 года до н. э. Цезарь ввёл новый календарь, названный в его честь юлианским.
В XI веке, после утверждения христианства, на Руси была принята византийская эра счисления времени, ведущая свой счёт от 1 марта (пятницы) 5508 года до нашей эры. И это при том, что в самой Византии счёт лет вёлся от 1 сентября 5509 года до н. э. На Руси византийский календарь был известен под названием «Миротворного круга», или «Церковного круга», для записи номеров лет и чисел месяца использовалась кириллическая система счисления.
Прибавленный день 29 февраля получил на Руси название «Касьянова дня» – в честь святого, славившегося своим дурным характером. У латинян этот «лишний» день не имел де-факто юридического статуса: не заключались никакие сделки, не подписывались договоры, – хотя именно в этот день в некоторых европейских странах женщина могла сделать брачное предложение мужчине. И мужчина не мог отказать – иначе огромный штраф.
И вот в этот самый день, будь он неладен, задумал Мстислав Мстиславович Удатный отправить своего младшего сына Юрия в Неметчину на поучение, коего на Руской земле не сыскать вовеки – как известно, нет пророка в своём отечестве. Неметчиной, или страной «немых», на Руси называли всех иноземцев, ибо известно: кто по-руски не разумеет, тот «немец». Городок выбрал малый, но толковый – Ахен прозывается, к юго-западу от Кёльна – день пути крупной рысью. В старину Ахен служил резиденцией франкских королей, но своим великолепием и образованностью он обязан Карлу Великому, который сделал городок своей зимней резиденцией, а потом и столицей Франкского государства. Палатинская академия Карла Великого славилась в Европе высоким уровнем образования, занятия были ориентированы на семь свободных искусств, носили характер дружеских бесед, а также богословских диспутов. Главными предметами в альма-матер были грамматика, риторика, логика.
Юрий появился на свет смирным и послушным малым – в кого только. Мать его, Мария, половецкая княжна, дочь хана Котяна Сутоевича, представительница половецкой линии «тертеровцев», обладала твёрдым характером, а этот «ни рыба ни мясо», прости Господи, хоть и крепок телом. Юрий уродился в мать: рыжим, с голубыми глазами, слегка смуглым, тонколицым – вылитый дед Котян. Вот такие тогда были половцы – похожи на русичей, ибо относились к южноевропейским народам.
Досточтимый отец Юрия, Мстислав, был сыном Мстислава Ростиславовича Храброго, правнуком Мстислава Владимировича Великого, праправнуком Владимира Всеволодовича Мономаха, прапраправнуком Всеволода Ярославича, прапрапраправнуком Ярослава Владимировича Мудрого, единоличного правителя единой Киевской Руси. Внук Мстислава Мстиславовича Удатного от родной дочери, великой княгини Феодосии, станет культовой исторической личностью и затмит полководческим талантом деда. Имя ему – Александр Невский.
Лестное прозвище Мстислава – Удатный, «удалой», «удачливый» во всех смыслах – говорит о многом: во всех битвах, несмотря на молодость, принимал единственно верное решение и не имел ни одного поражения! Позже его нарекут «самым значимым князем домонгольской эпохи». Обладал князь добрым, великодушным характером и имел явный для того времени и осуждаемый окружением недостаток – верил людям на слово. Упаси, Господи, от такого неведения!
Мстислав Удатный являлся отцом одиннадцати детей от одной женщины, тогда как сам был единственным ребёнком своих родителей, этаким баловнем судьбы. Носил звание князя Трепольского, Торопецкого, Новгородского, Галицкого, Торчесского. Человек невиданной храбрости, удивительной рассудительности, среднего роста, плотного телосложения, с густой окладистой бородой, большими проницательными глазами навыкате, говорил быстро, ходил стремительно, взрывался эмоционально с пол-оборота, но в столь же короткий срок отходил и не был злопамятен. Детей любил, но не баловал, мысленно проживал их будущую жизнь и готовил отроков к ней по своему разумению. Мечу Мстислав предпочитал боевой топор на длинной ручке, лошадей любил серой масти. Известно доподлинно, что один из его боевых коней был сивым, почти белым. Другого звали Атказ, что по-половецки означает «конь-гусь».
Голова Удатного была занята в описываемый период подготовкой военного похода на чудь, «рекомую Торму» (чудское племя «торма» обитало к северу от города Юрьева). Как военный стратег и тактик, Мстислав набрасывал план предстоящего похода единолично, ни с кем не советовавшись, ибо считал, что воинское искусство «знает других поболее». Племя чудь в то славное время били все кому не лень – безбедные были, подлецы, откупались богатыми дарами и подношениями. К слову сказать, со временем чудские племена, жившие на южном побережье Финского залива, были завоёваны датскими и немецкими рыцарями, и их ополчения действовали в составе основных войск в качестве вспомогательных подразделений. Уже упомянутый внук Мстислава Мстиславовича, Александр Невский, в знаменитой битве на Чудском озере 5 апреля 1242 года нанёс сокрушительное поражение ливонцам и чуди за опустошение ими Новгородской земли.
Чтобы с чистой душой и лёгким сердцем отправиться в военный поход, надо решить накопившиеся семейные дела и вопросы, чтобы они ум не терзали и сон в такой важный период, перед боями, не бередили. Итак, главный вопрос на повестке у Удатного был об обучении в германских землях своего самого младшего и, как ни странно, не очень любимого сына Юрия. Отроку уже полных двенадцать лет, через три года женить можно, а он к военному ремеслу интереса не проявляет, да и в жизни робок и отстранён – сидит себе в палатах и читает новгородскую деревянную псалтырь целыми днями. Книгами Мстислав Мстиславович шибко не интересовался, да и поди купи их – за небольшой молитвенник надо отдать 8 гривен кун, тогда как за село с душами просили в среднем 50 гривен кун. Баловство одно, словом.
Про германский город Ахен вспомнил князь, и неспроста: при академии Юрий жить и учиться будет, глаз много за ним, не забалует. Да и родня там знатная, проследит в случае чего, а там и невесту королевского рода можно присмотреть, ниже нельзя, мы высоко на Руси летаем!
Неспроста Удатный про родню германскую вспомнил – связи Руси и Европы были тесно переплетены родственными узами дальновидной политикой киевских князей. Тут чуть поподробнее, для понимания описываемых событий.
Славные князья Киевской Руси имели обширные родственные связи с королевскими домами практически всей Европы. Отбросим от нашего повествования 200 лет и увидим, что Ярослав Владимирович Мудрый был женат на Ингигерд, дочери шведского короля Олава. Старшая его дочь, Елизавета (Эллисив), стала женой норвежского конунга Харальда Сигурдарсона. Вторая дочь, Анна, была выдана за французского короля Генриха I. Третья дочь, Анастасия (Асмунда), была женой венгерского короля Андрея.
Сын Ярослава, Всеволод, был женат на греческой принцессе Анне, дочери императора Константина Мономаха. Он же принял решение отдать свою дочь Евпраксию за маркграфа Саксонии Генриха Штадена. Когда тот умер, на Евпраксию положил глаз сам император Священной Римской империи Генрих IV. В 1089 году по латинянскому летоисчислению Евпраксия-Адельхайда была коронована как императрица Священной Римской Империи.
Другой Ярославович, Изяслав, женился на сестре польского короля Казимира Гертруде. Сын Изяслава, Ярополк, женился на падчерице саксонского маркграфа Дедо Ирине.
Третий сын Ярослава, Святослав, был в родстве с настоятелем Трирского собора в Германии, по имени Бурхард. О жёнах остальных четырёх сыновей Ярослава подробно не известно, но имеются сведения, что они происходили из влиятельных княжеских домов Германии и Англии.
Прапрадед Мстислава Мстиславовича Удатного Владимир Мономах был женат на Гите, дочери Харальда Английского. После смерти Гиты в 1107 году он вторично женился на дочери венгерского короля Владислава Святого…
Можно долго продолжать перечислять родственные связи Руси с Европой, а надо ли, чтобы понять, что мир тесен и Святую Русь уважали и побаивались, иначе короли своих дочерей варварам не отдавали бы. Очевидно, что Русь была европейской по духу, несмотря на религиозные противоречия. Не скифы мы, не азиаты мы, с раскосыми и жадными очами!
Прекратились эти активные родственные контакты с Европой лишь после разорения Руси монголами. Но это уже другая historia.
Мстислав Мстиславович напрочь забыл про Касьянов день и его несчастливый жребий, вышел из палат каменных и пошёл прогуляться по Ярославову дворищу Великого Новгорода, в котором исстари князья новгородские жили, и направился к Никольской церкви, построенной Мстиславом Великим, сыном Владимира Мономаха, прадедом Удатного, в честь своего чудесного выздоровления. В церкви князь был недолго, поставил свечку Николаю, византийскому чудотворцу, размашисто перекрестился двумя перстами, попросил его мысленно оберегать в пути и учёбе сына своего, раба Божьего Юрия, и вышел на улицу.
– Коня мне! Быстро! Атказа запрягите, да Юрию кобылу белую! – крикнул князь челяди, а сам прошёл в небольшую палату, стоящую на краю городища. В этой родовитой палате жили дети Мстислава Мстиславовича.
Весть о приходе отца мигом распространилась среди княжеских отпрысков, прихорошиться времени не было, и они выходили из горниц, только слегка поправив одежду.
– Тятя пришёл. – Дочери и сыновья жались к отцу, опустив глаза.
– Ты совсем нас забыл, – говорили самые бойкие из них и целовали родителю руки.
– Эх, родимые, знамо, редко навещаю вас, да дел много, дружина славная внимания требует, да о походах кто, окромя меня, думать будет? Вы уж не гневайтесь, милые мои, вот на чудь схожу – любой подарок ваш. Что хотеть изволите, девицы красные-распрекрасные, дочери мои любезные?
– Ничего не надо нам, батюшка, – отвечали его дочери. – Вернись только живым и здоровым, первым в атаку не ходи, дружина на что?
– Так дружина на меня смотрит. Как я воевать буду, так и они подтянутся. Да и какой пример я подам детям своим? – Он бросил взгляд на сыновей. – А вам что привезти с похода, сыновья мои желанные? – И отец посмотрел на них с любовью и интересом.
– Мы мечи хотим посмотреть рыцарские, с нашими сравнить на прочность. О том и мечтаем, – сказал старший из сыновей, Василий.
Сёстры прыснули при его речах, но отец поднял широкую ладонь и молвил:
– Берегу вас, сыновья мои, от походов. Пока не вижу в вас крепости на поле бранное выйти, хоть на окраешек. Но всему своё время, ещё намашетесь мечами до звёзд в глазах. А просьбу вашу выполню – у чуди есть тевтонские мечи, верно знаем. А вам, дочери милые, бусы из янтаря привезу, уж дюже красивые, говорят! Юрий, пойдём с тобой проедемся по городу, разговор есть к тебе.
Юрий, самый младший из детей, внимательно посмотрел на отца и сказал:
– Я быстро, тятя, – и побежал в свою горницу переодеваться.
Дворовая челядь крестилась в своих покоях, чутко прислушиваясь к разговору Мстислава с княжичами. Появляться на глаза князю без его разрешения никак невозможно, а посему не буди лихо, пока оно тихо.
Конюший Тишило, добрый малый, одетый в просторную рубаху и штаны из льняного холста, подвёл к князю двух боевых коней, поклонился до земли и отдал длинные поводья в руки Мстислава Мстиславовича.
Удатный был одет в длинный кафтан, подпоясанный вышитым дивным орнаментом поясом, на плечи наброшен плащ-корзно алого цвета, костюм дополняли круглая расшитая бордовая шапка с меховым околышем из горностая и сафьяновые сапоги землистого цвета. Верный Атказ слегка опустился на левое колено и легонечко всхрапнул. Удатный аккуратно вставил носок сапога в стремя и стремительно взлетел в деревянное седло, обшитое толстой кожей. Конь заиграл под ним, чувствуя сильного седока, которого по-своему, по-лошадиному стал уже понимать и подстраиваться под его ездовую манеру всем своим мускулистым телом.
– Красота, княже, борзо вскочил! – Тишило не сдержал нахлынувших на него чувств и воздел обе руки к небу.
Отец посмотрел на сына с высоты конского роста и крикнул басовитым голосом:
– В стремя!
Юрий повторил отца до мелочей: вставил ногу в стремя и в мгновение ока оказался в малом седле, специально сделанном под него. Белая кобыла сначала повела влево, пританцовывая, но, осаженная натянутым поводом неслабой руки, вмиг стала послушной и кроткой.
– Молодца! – Тишило и здесь не удержался от лестной оценки и поднял правую руку вверх.
Мстислав с интересом посмотрел на сына, как будто что-то новое увидел в нём, и улыбнулся в бороду: не такой уж он и недотёпа. Вспомнил он постриг Юрия, древний ритуал, когда юного княжича сажали на седло, опоясывали мечом, а потом священник состригал ему прядь волос. Затем седло вместе с четырёхлетним наездником перемещали на боевого коня. Великий князь Владимирский Всеволод Большое Гнездо, с которым Мстислав и его родственники имели большую вражду, любил этот ритуал: восемь сыновей – восемь постригов, набил руку. А за сим зрелищем наблюдали четыре его дочери.
Юрий на коне смотрелся по-взрослому: одетый в серый кафтан с широкими рукавами, украшенный бляшками и камнями, покрывающими оплечье, с вышитыми орнаментами в виде сердцевидных фигур, на ногах сапоги, украшенные бусами, он производил впечатление опытного не по годам конника.
– Бусы с сапог сними, сынок, а то в недобрый час застрянут в стремени – сапогу ничто не должно мешать.
– Хорошо, тятя.
Они неспешно поехали по широкой новгородской улице, кивая головой приветствующим их жителям вольного города. Только в Великом Новгороде князь был нанятым населением военачальником, не справился – уходи прочь, свято место пусто не будет. А посему кланялись новгородцы неохотно, но с почтением, знали заслуги Мстислава Мстиславовича. Да и сын его, Юрий, крепко в седле сидит – чай, кровь-то его. Мстислав, поди, кроме Новгорода, и в других землях князь равноставленый. Всё понимали новгородцы.
Народа, идущего навстречу седокам, становилось всё больше и больше, вот и колокола на церкви забили к обедне. Мужчины были одеты в подобие камзолов красного и зелёного цветов с поперечными нашивками, льняные чёрные или зелёные штаны заправлены в высокие сапоги. Поверх наброшены охабни – меховые плащи с откидными рукавами и красными отложными воротниками. На голове шапки-четырёхклинки из меха волка или медведя. Женщины одеты были примерно так же, как мужчины, только платье, как атрибут женственности, доходило до пят и на голове тёплая шапка-столбунец.
Великий Новгород в то время был огромным городом. Для сравнения: площадь Парижа тогда была двадцать гектаров, а Новгорода – четыреста пятьдесят, двадцать два Парижа, одним словом. На его территории могли поместиться три Рима или два Киева; только Константинополь, столица Византии, душа православного мира, был равен вольному городу. Новгородская республика была самостоятельным северноруским государством, существовавшим с 1136 года и осуществляющим самостоятельную политику независимо от Киева.
Весь город делился рекой Волховом на две стороны – Софийскую (где располагался кремль) и Торговую. Стороны, в свою очередь, делились на концы (районы), а те – на улицы. На каждой улице и в каждом конце собирались свои веча, избирались старосты. Общегородским органом власти было Вече Новгородское. Оно собиралось на площади у моста через Волхов. Когда над Новгородом раздавался гулкий звон большого вечевого колокола, сюда сходились зажиточные горожане, богатейшие бояре, простые «чёрные люди». С деревянного помоста к народу обращались правители, при обсуждении вопросов разгорались жаркие споры, случались и кровавые драки.
Недалеко от Ярославова дворища находился Готский двор с церковью святого Олава на берегу Волхова и Германский двор с церковью святого Петра, а также с пивоварней, мельницей, больничным помещением и небольшим кладбищем. Готских, германских (ганзейских), ливонских, прусских купцов в Новгороде было видимо-невидимо, лезли сюда как мухи на мёд – ни морских пиратов-ушкуйников, ни лесных лихих людей не боялись – барыш превыше всего, ничего личного-сердешного. В целом же германская община насчитывала до 800 человек. Купцы, приезжавшие на лето (Sommerfahrer), жили в Новгороде с апреля по октябрь. Прибывавшие им на смену «зимовщики» (Winterfahrer) оставались до весны. Зимняя «смена» считалась более выгодной, так как совпадала с сезоном заготовки пушнины.
Отец с сыном проследовали на одну из тихих улочек Новгорода, и Мстислав сказал:
– Сынок, темнить не буду, скажу как есть, хоть что-то холодное навалилось на душу, чур меня! Дома сидеть – ничего не высидеть. Хочу тебя в Неметчину отправить, на ихнее поученье. Язык другой узнаешь, знания, которых у нас не сыщешь, да и недалече совсем – три седмицы обозного хода. Может, бойчее станешь, тебе лямку княжью тянуть, я не вечен, ненароком стрела попадёт в чело – и о тебе думать некому будет. Мать твоя половецких кровей, крепкая как камень, но и она баба, а не бабе мужчину воспитывать. Давай так: год даю тебе на чужбине пожить, волком от тоски выть начнёшь – так и быть, заберу обратно. Но это срам на мою голову, посему стисни зубы и терпи ученье три полных года, потом женю. Народ учёных людей шибко уважает. Хотя многие подумают: «Почему не в Византию?» Но у меня свой интерес, не понять им, хоть и равен путь, но маеты поболее. И помни, ты – русич, себя в обиду не давай, и первая заповедь: в какой народ придёшь, таку шапку и оденешь. Ну как, по рукам?
– Боязно, батюшка, в чужедалье ехать, но, если надо, всё сдюжу, не беспокойся.
– Добро молвишь, не по годам зрело. Сейчас к матери поедем – и с Богом! Завтра купеческий обоз в Саксонию идёт, там родня столетняя, ещё от Всеволода Ярославовича, жила, а потом перебралась в Ахен, а это уже Лотарингия, это так ихние княжества обзываются. Так мне учёные люди объяснили. Я их и в глаза не помню, но кровью родственной мы повязаны, только дары от нас и любят принимать. Можно морем, конечно, но ветра ноне сильные, бережёного Бог бережёт. Жить будешь в доме Агнессы, моей троюродной тётки… Или постой – двоюродной?
Затем улыбнулся и заметил:
– Мы, князья, должны знать свою родословную, иначе как землю наследовать?
Потом весело посмотрел на Юрия:
– С подарками поедешь, не Христа ради, хорошо примут, ты не сумлевайся. Письмо просительное справим на хорошей хартии заморскими красками. Да и должок у них перед нашим предком – Мстиславом Владимировичем Великим, да ты не вникай, Юрий, это дело тёмное и тебе неведомое.
– Тять, а город как называется, где я учиться буду? И кто со мной поедет?
– Город прозывается Ахен, али ты пропустил? Город затейный, что ни шаг, то съестной да питейный. Шучу, конечно. Там учёная академия есть, говорят, даже медведя обучить могут. Пестун с тобой поедет, Евпатий, куда же без него. Он старый дружинник, силушку ещё не растерял, тридцать шесть годков всего, бездетный вдовец, тебя любит, но и строгостью я его своей наделю. Так что, Юрий, если врежет тебе Евпатий по макушке, за дело конечно, знай – моя это рука. Без строгости нельзя, а то выйдет размазня…
В первый весенний день 1212 года по юлианскому календарю из Великого города Новгорода в сторону Неметчины выдвинулся купеческий германский (вендский, вестфальский, саксонский, прусский, ливонский) обоз, гружённый пушниной (в основном белка, соболь, норка, куница), воском, мёдом, кожей, рыбой. Обратно планировали немецкие купцы – «летние гости» (Sommerfahrer), как их называли русичи – дойти до Новгорода морским путём через портовый Любек, везя в Русь западноевропейские ткани, свинец, цветные металлы, стеклянные изделия венецианского производства, соль, вино и слитки серебра. Купцы сильно рисковали – путь по суше был несравненно опаснее, чем по морю, да деваться некуда, товар скопился, не ждёт, обороты большие, одним морем не управишься. По территории Руси северо-западной князь Мстислав Удатный охранную грамоту дал, а по Европе у них такая же грамота от самого императора Священной Римской империи Оттона IV Брауншвейгского имеется. Да ещё князь Удатный три десятка верховых вооружённых богатырей одолжил, чтобы, значит, можно было от всякого мелкого отребного сброда отбиться. Княжич Мстислава с ними, до Ахена едет, на поученье, охрана обоза усилена, соответственно – ну и рисковый отец Удатный, однако! В дороге всё может случиться, несмотря на охранные грамоты, но у германцев Бог, у руских Бог – значит, не одни они, а с Богом!
Юрий Мстиславович ехал посреди обоза на своей белой кобыле, которая только сегодня обрела имя, подаренное ей пестуном Евпатием, – Тётка. Почему Тётка, а не иначе, Юрий не вдавался, поселилась неведомая ранее тревога в груди, думы печальные, лица разные мелькают перед глазами, особенно озабоченное лицо матери, которая при нём сказала отцу:
– Мстиславушка, что же не подождал ты весны поздней, а там морем на корчи поплыл бы сын наш сердешный в другие края. А ты через лес его дремучий направил с дружиной малою! Что купцы иноземные? Разве они защитники? Да и батюшка мой, Котян Сутоевич, не шибко рад этой затее, говорит: «Что ученье ваше – была бы голова на плечах».
И ответ отца:
– Да, рискую я, не спорю. Но ведь ходят же купеческие обозы посуху, товар весь целёхонький. Правда, не всегда… А морем, поди, не знаем, какие ветра будут, да и сноровку морскую иметь надобно, иначе тошнить будет с непривычки. А тут дружина малая, но славная, в боях проверенная. Да две грамоты охранных у них есть – у ольдермана, старосты по-нашему, Золлингера. Хитрый бестия, сам похож на разбойника, говорит, все его знают на торговых путях – и сброд, и род. А тесть гневается – так не в степи же Юрию учиться, у него в степи академий нет. Так что, мать, Бог не выдаст, свинья не съест! Благословляй!
Мать подошла к Юрию с иконой Николая Чудотворца, перекрестила ею и тихонько на ухо сказала:
– Через год весточку дай через германских купцов, что сыт по горло ученьем иноземным, хочу домой, мол, спасу нет! Я тебе и невесту присмотрела, ох и девка ладная, из княжьих, красоты невиданной. Но не скажу кто, это секрет. А наш отец всё воюет и воюет. Такой же дед твой Котян, судьба у них по жизни ратная. Ну, с Богом, сын. Помни: за морем веселье, да чужое, а у нас и горе, да своё…
– Не грусти, княжич, – послышался голос пестуна Евпатия, – мир поглядим да себя покажем, за нами дело не станет!
Юрий очнулся от воспоминаний, стало легче на душе, он огляделся вокруг: обоз шёл ровными рядами, с новгородскими дарами, дружина ехала с двух сторон, все были веселы, слышалась германская и руская речь, перемешанная со смехом, и он подумал: «Не один я в этом мире, пронесу свой крест сполна и вернусь домой к отцу и матери. Но другим».
Белая кобыла Тётка, пританцовывая, заржала протяжно, и Юрий, сын Мстислава Мстиславовича Удатного, погладив её по холке, крикнул высоким юношеским голосом:
– Вези, родимая!
Глава 2.
Прибытие купеческого обоза в Ахен. Странное известие
Четыре седмицы вместо трёх планируемых пришлось провести в пути купеческому обозу из Новгорода, ибо непредвиденных трудностей было на пути не счесть. Псков, латышские земли, княжество Литовское, пруссов с Божьей помощью прошли на удивление легко, даже грамоты охранные не понадобились; осталось Полонию пересечь, а там Священная Римская империя германцев. А в Полонии два нападения было на обоз, каждый раз под вечер, когда на очередную ночёвку стреножились. Отбились всем миром, у купцов германских и новгородских тоже мечи были, да и охрана Мстислава – лучники меткие: двенадцать супостатов на болотах лежать остались, дикому зверью от голода подмога.
Евпатий тоже в боях участвовал, кулаком убил наповал одного из разбойников, потом сокрушался перед Юрием, что руку зашиб, хотя можно было топором ударить безболезненно. Княжич слушал пестуна, да не слышал, ибо натерпелся страху, нечего сказать, на бой глядючи, очи не закрывая, и холодок в душе гулял как в горнице при раскрытой зимой двери.
Дошли-таки до города Ахена купцы с дружиною, нашли дом барона Гуттенберга, расположенного возле Главных ворот и зала судебных заседаний. Германские купцы толмачами сейчас работали и гидами, без них тяжко пришлось бы в городе ориентироваться да с местной верховой охраной договариваться. Грамота от самого императора Священной Римской империи Оттона IV Брауншвейгского магическую силу имела, чем и пользовался ольдерман-староста Золлингер и все остальные путники, соответственно. Старался староста германский не зря – оценит, когда время придёт, его потуги усердные Мстислав Удатный, позволит ещё один гостиный двор в Новгороде построить, будущее надо из настоящего вершить.
Агнесса, женщина сорока четырёх лет от роду, родственница князя Мстислава, жена барона Теодора Гуттенберга, радушно Юрия встретила, письмо от Мстислава взяла, бегло прочитала, покосилась на медвежеподобного Евпатия и показала, где они жить будут: Юрий – на первом этаже огромного дома барона, в угловой задней его части, а пестун – в комнатке среди подсобных помещений. С обоза отцепили две подводы: одну – с вещами княжича и его пестуна, вторую – с подарками германским родственникам. Барон, когда увидел содержимое подарочной подводы, запрыгал на месте, хлопая в ладоши:
– О, майн готт! Русский медведь прислал даже мёд. А это что? Это слиток настоящего серебра с мой кулак! Да тут их несколько, и они с клеймом нашим, баварским! А это что? Мех? Горы меха!
Барон обхватил с восторгом длинными руками охапку соболиных и других выделанных шкурок и закричал по-германски:
– Весь руский лес теперь у меня дома живёт!
Агнесса подошла к Юрию и на сносном руском сказала:
– Пойдём, Юрий, я покажу вам ваши апартаменты. Потом поговорим об учёбе. Но начинать надо немедленно с изучения языков. Язык – это пропуск в жизнь. С этого дня я говорю с тобой только на германском, иначе ты не выучишь язык.
Барон уединился со старостой Золлингером в гостином зале, расспросил его с усердием и великим интересом о жизни на Руси, торговле, новостях последних. Затем распорядился накормить всех людей обозных и дружинных обедом сытным и спросил старосту о руских дружинниках.
Тот ответил:
– Хохгеборен (высокородный) господин Теодор, разговор с ними я имел. Хотели они тем же путём обратно идти, но убедил я их не делать этого: дорога по земле опасная, редко ведь так ходим. Князь Мстислав им советовал поступать по обстановке, главное – княжича до места доставить. Мы доставили. Как подарки новгородские, граф? Да, широка душа русича! Там всё большое: и леса, и озёра, и люди… Так вот, доведу их до Любека – есть там наши торговые подворья, в них до морской навигации и пробудут. Серебра у них нашего много, за себя заплатить есть чем. Купцы руские могут подолгу жить и беспошлинно торговать во многих северогерманских городах. Сам достопочтимый император Фридрих Барбаросса в специальной грамоте когда-то утвердил это право. В конце maius (мая) от Любека отчалим на наших судах до Новгорода с товаром, охрана у нас получается бесплатная.
Они засмеялись и чокнулись фужерами с ипокрасом (Hypocras) – вином, смешанным с сахаром и настоянным на пряностях. Барон, выпив хмельной напиток, сказал:
– Вы очень хитрый купец, Золлингер, в том ваша сила и барыш. И вы бесконечно смелый, я бы никогда не сделал и десятой части того, что делаете вы на чужбине, живя, по сути, у диких, варварских народов. Налейте мне ещё…
На другой день облегчённый купеческий обоз с дружинниками, оставив в тёплых иноземных яслях внутреннего хозяйского двора кобылу Тётку и две пустые подводы-дроги, которые привели в порядок после долгой дороги, поклонился за хлеб и соль барону с баронессой, руская его часть обнялась с княжичем и пестуном, и, ведомый неугомонным старостой Золлингером, обоз пошёл на север, в город Любек, будущую столицу Ганзейского торгового союза.
Германская империя, выстроенная под лидерством Карла Великого, стала одним из самых мощных государств в Средние века. Немецкое название страны – Deutschland – происходит от германского корня, который в переводе означает «народ», или «люди». Однако уже к XIII веку Германия распалась на множество независимых княжеств и государств, что привело к длительным войнам и конфликтам. Формально страна называлась Священной Римской империей, в состав которой входили собственно Германия, значительная часть Италии, Чехия и королевство Бургундия.
Путники уходящего обоза с интересом смотрели на европейский город Ахен, бывший когда-то столицей империи Карла Великого. Здесь он возвёл величественный храм, в котором собрал великие христианские святыни из Византии, Иерусалима и Рима: одеяние Божией Матери (риза Пресвятой Богородицы Девы Марии), которое было на Ней в ночь Рождества в Вифлееме, пелёнки Богомладенца Иисуса Христа, окровавленная повязка с чресл Иисуса Христа, бывшая на Нём во время крестных страданий, платок, в который была завёрнута глава святого Иоанна Крестителя, и другие реликвии.
Палатинская академия, в которую поступил учиться Юрий Мстиславович, располагалась в капелле, построенной Карлом Великим в 786—798 годах и освящённой в 805 году. Здание церкви центрическое, имело октагональную (восемь граней) форму. Выбор формы неслучаен, идейно октагон транслирует программу соединения «материального» и «духовного». Как это понять? Существует интерпретация – напрягитесь, это важно и интересно. Абстрактно октагон вбирает в себя формы круга и квадрата. Квадрат – знак материального мира, соответствует числу 4. Круг – символ Троицы, ему соответствует число 3. Сумма этих чисел равна числу 7, что символизирует полноту материальной и духовной жизни. Произведение даёт число 12, что означает христианскую церковь, знание о которой несут двенадцать апостолов по четырём частям света. В свою очередь, и цифра 8, что соответствует количеству углов октагона, – знак бесконечности, символизирующий бесконечную жизнь и гармонию плоти и духа. Красивейшее здание всей Северной Европы, наполненное мистическим и христианским смыслами!
В академии готовились кадры для управления государством. Для преподавания приглашались образованнейшие люди со всей Европы: из Италии, Испании, Англии и даже Ирландии. Чтобы удержать их, им предлагались высшие государственные и церковные должности. В свободное время, на пирах, в беседах, обсуждались богословские, философские, научные вопросы, читались произведения античных авторов, сочинялись научные трактаты, хроники, биографии и стихи, которые здесь же и обсуждались. Учили латынь, европейские языки, грамматику, риторику, логику. Занятия (лекции, что означает «чтения») проходили приблизительно в такой форме: на профессорской кафедре, которую поддерживал треугольный пюпитр, лежала огромная книга, профессор читал книгу, иногда прерывая чтение пояснениями. Содержание этой книги студентам приходилось воспринимать на слух, усваивать на память. Дело в том, что книги в те времена были рукописные и стоили очень дорого. И не каждому было по карману купить их.
Юрий ходил в академию вместе с Евпатием, который поджидал его в нижнем холле. Княжич сначала так оробел от увиденного, что хотел бежать от иноземного учения уже на второй день пребывания. От этого шага его спасли показанный ему кулак Евпатия и визит тётушки Агнессы к ректору, после которого Юрия перевели на индивидуальное обучение с преимущественным изучением латыни и германского языка. Друзей в академии Юрий не завёл, да и однокурсники смотрели на него как на белую ворону.
Через три месяца гостевания новгородского княжича Юрия Мстиславовича у своей досточтимой германской родственницы баронессы Агнессы Гуттенберг, в которые он упорно грыз гранит науки, произошло событие, круто поменявшее неспешный ход событий в нашем повествовании. В гости к чете Гуттенбергов приехала из Франции дочь родной сестры Агнессы – десятилетняя Ангелина.
Само название «Франция» впервые стало официально употребляться лишь приблизительно с 1190 года, когда в королевской канцелярии при Филиппе Августе вошёл в употребление термин rex Franciæ («король Франции») вместо существовавшего до этого rex Francorum («король франков») с целью обозначения монарха; само это слово уже широко употреблялось для обозначения королевства в целом, как это видно при чтении «Песни о Роланде», написанной веком ранее. Название France (Франция) появилось вслед за названием Francie, которое, в свою очередь, образовалось в IX веке и обозначало королевство франков. Начиная с июня 1205 эта территория во всех официальных документах именуется как regnum Franciæ, то есть «королевство Франция». Но в народной речи ещё длительное время упоминалось первоначальное название народа – «франки».
Надо заметить, что такие визиты в то славное время ещё были возможны, так как отношения Франции и Священной Римской империи складывались в рамках ещё миролюбивой дипломатии. Это потом, в более позднее время, военное партнёрство и династические браки регулярно сменялись кровавыми пограничными сражениями.
Маленькая баронесса Ангелина, дальняя родственница княжича Юрия, на чистом германском поведала с восторгом и трепетом о том, что во Франции в Париже появился двенадцатилетний мальчик-пастух Этьен. Он всем объявил, что послан самим Богом возглавить поход детей против сарацин в Святую землю. Этот маленький мальчик пошёл по городам и деревням, говоря об этом на площадях, перекрёстках дорог, в людных местах. Он очень пламенно говорит, буквально со слезами на глазах, завораживает слушателей, никто не может остаться равнодушным после его слов. Люди замирают, начинают плакать и смотрят на него влюблёнными глазами. Он говорит: «Только безгрешные дети могут отвоевать Гроб Господень у сарацин. Надо собираться в поход всем детям Франции, ибо они чисты, как ангелы. Взрослые крестоносцы – дурные люди, корыстолюбивые и жадные грешники. Сколько они ни воюют за Иерусалим, ничего у них не выходит, всемогущий Господь не желает им даровать победу. Пойдёмте со мной в Священный город, освободим его от власти султана. По велению Божьему море расступится перед нами, и мы перейдём его по сухому дну, подобно библейскому пророку Моисею, и отобьём у неверных Святой Гроб».
Барон Теодор Гуттенберг, выслушав жаркие речи малолетней родственницы, посмотрел на жену и сказал:
– Этого нельзя допустить! Это безумие!
Юрий, активно изучающий языки в академии по индивидуальной программе, понял её меньше чем наполовину. Баронесса после его активных просьб объяснила вторую половину повествования Ангелины уже на руском и внимательно посмотрела на него. Княжич призадумался и ушёл в себя.
Глава 3.
Судьбоносный визит пастушка Этьена в аббатство святого Дионисия
В середине мая 1212 года в дверь аббатства святого Дионисия в Париже постучал двенадцатилетний мальчик Этьен. Его не хотели пускать, но то, что он начал рассказывать, повергло монахов в шок и смятение, они срочно провели его к аббату Вейкару, многозначительно глядя друг на друга.
Этьен оказался в большом зале со сводчатым потолком, на котором цветной росписью были изображены многочисленные библейские сюжеты. Через узкие конусообразные оконца лился дневной свет, отражаясь от серого гранитного пола. В середине зала стояли подобие трона и две маленькие деревянные скамейки.
Необходимо сделать пояснение и рассказать вкратце об этом удивительном маленьком человеке. В 1200 году на севере Франции, неподалёку от города Вандома, в деревушке Клуа, родился крестьянский мальчик по имени Этьен. Как все крестьянские дети, Этьен с малых лет помогал родителям – он пас скот. От сверстников отличался только чуть большей набожностью: чаще других бывал в церкви, горше других плакал от переполнявших его чувств во время литургий и крестных ходов. Этьен был обычным французским мальчиком, мечтательным и впечатлительным, крестные ходы, мессы и литургии повергали его в священный трепет. Сызмала его потрясал апрельский «ход чёрных крестов» – торжественная процессия в День святого Марка, участники которой несли обвитые чёрной холстиной кресты. В этот день возносили молитвы за воинов, полёгших в Святой земле, за мучимых в мусульманском рабстве. И мальчик воспламенялся вместе с толпой, яростно клявшей неверных. Его речами заслушивались, и толпа обожала его с неистовой страстью. Возможно, именно благодаря своей шальной голове он как раз и обладал тем жарким красноречием, которое буквально завораживало людей.
Дома в своих фантазиях он неоднократно представлял себя Главным Крестоносцем, творящим христианскую справедливость и изгоняющим неверных из святых мест. Живущие с ним родственники, да и соседи, отмечали, что Этьен не от мира сего: часто разговаривал с кем-то, обращаясь к небу, безутешно при этом плача, в то же время был безмолвен в течение длительного времени, не реагируя ни на какие контакты и раздражители. Эти странные особенности в рамках возможного сильнейшего психического расстройства личности резко отличали его от множества других деревенских детей. «Что возьмёшь с юродивого?» – говорили о нём близкие люди, снисходительно улыбаясь. Но скоро улыбки исчезнут с их простоватых лиц, ибо не ведают они, кто перед ними.
В один из тёплых первых майских дней 1212 года Этьен повстречался с монахом-пилигримом, идущим из Палестины и попросившим подаяния. Монах стал рассказывать о заморских чудесах и подвигах. Этьен зачарованно слушал. Вдруг монах прервал свой рассказ, а потом неожиданно сказал, что он Иисус Христос! Всё дальнейшее было как во сне (или же сном мальчика была эта встреча). Монах-Христос велел мальчику стать во главе небывалого крестового похода – детского, ибо «от уст младенцев исходит сила на врага». Нет нужды ни в мечах, ни в доспехах – для покорения мусульман будет достаточно безгрешности детей и Божьего слова в их устах. Затем онемевший Этьен принял из рук монаха свиток – письмо к королю Франции. После чего монах быстро ушёл прочь или вознёсся на небо.
Этьен не мог более оставаться деревенским пастухом. Всевышний призвал его на невиданный подвиг. Запыхавшись, мальчик примчался домой и десятки раз пересказывал случившееся с ним родителям и соседям, которые тщетно вглядывались (ибо были неграмотными) в слова загадочного свитка. Ни насмешки, ни подзатыльники не охладили рвения Этьена.
На другой день он собрал котомку, взял посох и направился в Сен-Дени – в аббатство святого Дионисия, патрона Франции. Мальчик верно рассудил, что собирать добровольцев для детского похода надо в месте наибольшего стечения паломников. Ранним утром щуплый мальчик шёл с котомкой и посохом по пустынной дороге и отчаянно думал о своих дальнейших действиях. Мысль, которая озарила его, – посоветоваться со святыми отцами аббатства святого Дионисия. «Снежный ком» покатился. Мальчика ещё можно остановить, удержать, связать и бросить «остыть» в подвал. Но ведь никто не предвидел трагического будущего, да и кто бы это сделал? Один из хронистов свидетельствует «по совести и по истине», что Этьен был «рано возмужавшим негодяем и гнездилищем всех пороков». Но данное свидетельство нельзя признать объективным: эта фраза была им написана спустя тридцать лет после описываемых событий, а ведь как легко давать оценки и быть беспристрастным по истечении времени!
И вот в углу открылась небольшая, неприметная дверь, и в зал вошёл сам аббат Вейкар в одеянии странствующего монаха, с большим капюшоном. Тогда считалось, что в облачении именно странствующего монаха заключена невероятно священная сила. Человек, поцеловавший полу рясы, обретал отпущение грехов на пять лет вперёд, чего иначе можно было добиться только неукоснительно соблюдая сорокадневные посты, каждый последующий день которых отличался от другого повышающейся степенью строгости.
– Подойди ко мне, сын мой, – сказал аббат и сложил молитвенно руки.
Этьен подошёл к духовному лицу, припал на два колена и поцеловал нижний край его рясы, а затем заплакал, содрогаясь всем телом.
– Как зовут тебя, пастушок? Расскажи мне, что привело тебя в святое аббатство, ничего не утаивай, мне важны подробности.
Аббат сел на трон и показал рукой на скамейку, на которую пригласил сесть малолетнего гостя.
– Я Этьен, живу в деревушке Клуа в пригороде Вандома, – уже спокойным голосом, утирая слёзы, сказал пастушок. – Вчера я пас, как обычно, коз и коров и увидел идущего ко мне монаха, одетого в белые одежды, в руках у него был свёрток. Он поздоровался со мной, сказал, что он пилигрим, идёт из Палестины и что он наконец нашёл меня. И ещё он сказал, что я избранный Богом, поскольку он является самим Иисусом Христом! Перед этой встречей у меня были знаки с небес, поданные мне Господом. Например, стадо забрело в пшеницу, и, когда я погнался за ними с хворостиною, коровы пали ниц передо мной на колени!
При этих словах маленький Этьен снова заплакал, а потом испуганно посмотрел на аббата.
– Продолжай, – нетерпеливо сказал аббат Вейкар, – побереги свои слёзы для других бесед.
– Иисус Христос сказал мне, чтобы я собирал новый крестовый поход, но только из детей, чтобы без оружия, с именем Божьим на устах освободить Иерусалим. Он говорил, точно помню: «Только непорочные юные души, чистые сердцем, смогут идти рядом с тобой, мальчик, оружие им не нужно. Ведь главное оружие, как утверждает Библия, – это Слово. Слово было в начале, Слово будет и в конце. Слово было „Бог“, и Слово было у Бога. Слово Божье, иконы и священное распятие – с их помощью вы, дети, изгоните из Иерусалима неверных. Иисус даст детям еду и силы, а попадёт войско в Святую землю по дну моря, которое разверзнется перед ними, как перед Моисеем». А затем взял меня за руку и говорит: чтобы мне люди поверили, у меня будет дар Божий исцелять больных, совершать удивительные чудеса. Потом отдал мне свиток и сказал, чтобы я передал его французскому королю лично в руки. После этого возникло сияние, и он растворился в воздухе.
– Свиток с тобой, мальчик? – Лицо аббата стало нетерпеливым и тревожным.
– Со мной, падре. – И Этьен вынул из старой пастушьей сумки свиток пергамента, опоясанный золотой нитью.
– Дай мне его на сохранение и ознакомление. Хорошо?
– Но, падре, Иисус сказал, чтобы я отдал его лично…
– Довольно! – перебил его рассерженный аббат. – Свиток, быстро! – И он протянул морщинистую руку.
Этьен подал аббату Вейкару свиток и глубоко вздохнул.
Вейкар медленно развязал золотистую нить, расправил пергамент и стал его читать.
Время как будто остановилось, аббат, читая послание, медленно шевелил губами, временами закатывая глаза. Свиток был написан на высокопарной классической латыни, текст местами повторялся, и падре понял, что писал его не Иисус, а простой смертный грешник, и, вероятно, с начинающимся умственным безумством. Мальчишка, безусловно, уснул и рассказывает свой сон, пастушья братия страдает этим грехом, но кто ему дал это послание французскому королю? Этот Этьен явно со странностями, но ему хочется верить, так в речах убедителен! Этот талант надо немедленно закреплять.
Прочитав свиток, аббат закрыл глаза, поставил ладонь левой руки на лоб и стал думать. Через полчаса мучительных раздумий он оторвал руку ото лба, как будто вновь увидел маленького грязного пастушка, и сказал ему:
– С этого дня ты будешь жить при аббатстве. Родителям мы сообщим. Не пытайся сбежать, кара будет суровой. Сейчас скинешь эти лохмотья и переоденешься в новую одежду. Тебя покормят и покажут твоё жилище. Пока будешь читать псалтырь. Я думаю, тебя ждёт великолепное будущее… Анри, – позвал он помощника-монаха и вручил ему малолетнее достояние Франции.
Вечером того же дня конная повозка, запряжённая двумя статными жеребцами и сопровождаемая двумя верховыми стражниками, отправилась в сторону города Рима, в Ватиканский дворец, в коем проживал и благодетельствовал папа римский Иннокентий III. В окне повозки угадывался орлиный профиль аббата Вейкара, в руках он крепко сжимал свиток дорогого пергамента, перевязанный золотой нитью.
Через одиннадцать дней пути, проследовав секретной дорогой римских легионеров, обходящей Альпы, повозка пересекла центральный парк, прилегающий к папской резиденции, и остановилась у центральных ворот. Аббат Вейкар грузно сошёл на землю, осенил себя католическим знамением и увидел, что к нему приближается один из папских викариев. Они поприветствовали друг друга, аббат показал викарию свёрнутый пергамент, что-то активно стал говорить ему на ухо, затем они проследовали в зал ожидания папской резиденции.
Папа Иннокентий III – пожалуй, самый знаменитый папа всех времён. Человек невероятно преуспевший и неизмеримо высоко поднявшийся. Он многого достиг в утверждении того, что сегодня называют папской теократией. По его мысли, римский папа – непосредственный наместник Бога на земле, и только через него осуществляется Божья воля. Но Иннокентий III был не только теолог, но и политик, удивительно гибкий, умевший управлять всеми, в том числе и первыми монархами Европы. Его система воззрений была совершенна в своём понимании. Он говорил: «Римская Церковь – мать и госпожа всех прочих церквей Вселенной»; «Мы поставлены Господом над народами и царствами»; «Мы занимаем на земле место Христа, и по его примеру мы обязаны и хотим установить мир на Земле».
Папа имел сложные отношения с монархами Европы, так как постоянно вмешивался в их взаимоотношения друг с другом. В качестве показательного примера можно привести запрет папы вести Франции войну против Англии, на что французский король Филипп II Август с раздражением заявил: «Папе нет дела до того, что происходит между королями».
В описываемое нами время в папской резиденции проходила Священная коллегия кардиналов, на которой рассматривались два вопроса: голод в Европе, вызванный неурожаями последних лет вследствие необычайной засухи, и перенаселение городов.
По словам одного из выступающих кардиналов: «Голод доходил до того в отдельных областях, что матери поедали своих детей».
А города в Европе росли как грибы. В одной только Германии появилось более трёхсот новых городов, в которых без дела шастали тысячи молодых людей. Этому способствовал и так называемый «майорат» – порядок наследования имущества, при котором старший сын получал всё нажитое его отцом наследство, тогда как младшие сыновья, ничего не получив, отправлялись странствовать или поступали на военную службу. «Младшенькие» были обозлены на судьбу, ведь всем хотелось сытно поесть и знатно развлечься. Создавалась критическая масса молодых людей, способных к бунту против властей.
После долгих дебатов по этой проблеме Священная коллегия кардиналов не пришла к единому решению и постановила отложить этот вопрос «до Божественного Провидения».
И вот в это самое время в Риме появляется старый аббат из Франции с известием папе Иннокентию III о чудесном явлении бедному мальчику-пастушку из бедного пригорода Сен-Дени. Из вещественных доказательств этого странного события в руке аббата Вейкара был крепко зажат свиток – послание, предназначенное королю Франции Филиппу II Августу. Священная коллегия кардиналов продолжила свою работу, уже в экстренном режиме, под председательством самого папы Иннокентия III.
Доклад аббата Вейкара из аббатства святого Дионисия во Франции о бедном пастушке Этьене и его видении, с предъявлением свитка, перевязанного золотой нитью, взорвал коллегию возрастных кардиналов в Папской курии.
Спустя два дня внутренних папских консультаций выступил верховный суверенный понтифик Иннокентий III. Представим требовательному читателю только начало его речи, так как никто доподлинно не знает тонкостей всей картины описываемых событий:
– Мир вам, служители Бога нашего, Иисуса Христа. Вы все прекрасно знаете, как Святая римская католическая церковь выступала за освобождение Святой земли от неверных и борьбу с еретиками. У нас была сила, которой мы объединяли тысячи людей разных сословий и народов в воинство, сплочённое высокой целью. Четвёртый крестовый поход, благословлённый мною, без моего согласия пролился на голову христианского Константинополя – столицы Византии. Крестоносцы вместо того, чтобы биться за Гроб Господень, уклонились с пути (истинные слова папы) и нашли себе более лёгкую добычу. Ворвавшись в город, они стали грабить и разрушать дворцы и храмы, дома и склады. Свершилось самое непотребное: был разграблен храм Святой Софии.
– Вы видели это чудное творение рук человеческих? – спросил папа кардиналов и, увидев опустившиеся к полу лица святых отцов, продолжил:
– Пришедшие с ними священнослужители повели себя не лучшим образом: вывезли оттуда множество старинных книг, утвари, произведений искусства и других реликвий. Где это всё? И что мы имеем теперь? Какое наследие дали Святой католической церкви этот варварский поход и обозначенные вами проблемы? Вы знаете, я отлучил всех участников похода от церкви. Итак, говорить буду предельно откровенно.
Первое. Идея крестовых походов, которая более ста лет объединяла Европу, не находит поддержки у жителей разных сословий, более того, она вызывает насмешки и пренебрежение в католическом сообществе.
Второе. Всё большую ценность для людей приобретают деньги. Жажда денег становится болезнью, отодвигает на задний план духовные ценности. До меня доходят сведения, что многие священники зарабатывают на идее крестовых походов. Сначала пламенной речью разжигают у людей религиозные чувства и призывают их отправиться в Святую землю. Затем охладевшим намекают, что обет можно не выполнять, выплатив некоторую сумму якобы на крестоносные нужды.
Третье. Города наши, пережившие бурный рост в последние годы, перенаселены праздными молодыми людьми. Из деревень люди бросились в города, готовые работать где угодно, но только не на земле. Это чревато голодом, срамными болезнями, неповиновением гражданским властям и Святому Престолу. Растёт пропасть между богатыми и бедными, а это пропасть, в которую может рухнуть подвластный Святому Престолу грешный человеческий мир.
Четвёртое. Многие монархи Европы дерзки со Святым Престолом, постоянно оттягивают время крестовых походов, ведут себя как язычники. Отлучение от Святой церкви будет им наказанием.
Пятое. Четвёртый крестовый поход в Константинополь отдалил от нас Русь, вечного союзника Византии. Схизматики никогда не дадут нам обученное войско для участия в крестовых походах, хотя их необходимо задействовать – воевать они умеют. Святым Престолом ведутся работы в этом направлении.
Папа о чём-то задумался, тяжело вздохнул и продолжил:
– Надо признать, что четверть века назад Салах ад-Дин нанёс нам сокрушительное поражение, и мы вынуждены были отдать ему Иерусалим. Лучшие рыцари пытались вернуть утраченную святыню: на пути к Святому граду погиб Фридрих Барбаросса, не добился победы и Ричард Львиное Сердце. Оказалось, легче взять православный Константинополь, чем мусульманский Иерусалим. Есть и другая беда, на которую мы не можем закрывать глаза, – распространение еретических сект. Вся южная Франция охвачена ересями. Люди бросают свои дома, расстаются с богатством и, движимые бесовским духом, спешат проповедовать. Катары отвергают Ветхий Завет и создают свою церковь. Вальденсы не признают молитвы и иконы, отказываются платить налоги, нести военную службу. Их богопротивные учения распространяются по всей Европе. Для очищения Святым огнём всевозможных ересей в конце прошлого столетия нами утверждена Святая инквизиция. В 1210 году я позволил Франциску Ассизскому создать Святой орден францисканцев. Он, конечно, безумец и отъявленный скандалист, надо признать. Он требует от своих сторонников бедности, целомудрия, послушания и хочет, чтобы всю жизнь они оставались неприкаянными бродягами, ненавидящими законы и оружие. Всё это так, но этот орден нам крайне важен, как незыблемая опора нашей власти, как бескорыстные воины Святой церкви.
А теперь главное: чтобы решить все наши накопившиеся за эти годы проблемы, нам нужен мальчик по имени Этьен. И, возможно, другие мальчики. Францисканцы нам в этом помогут. Я недавно устно утвердил первоначальный устав общества наших «меньших братьев». А Святому Престолу нужно продумать детали…
Глава 4.
Католическое заболевание детей Франции 1212 года. Начало крестового похода из города Вандома
В конце июля 1212 года на площади города Вандома, расположенного к северу от реки Луары, собралось много различного пёстрого народа, который съехался со всей Франции. Любой крупный европейский населённый пункт начинался с ворот, которые открывались с восходом солнца и закрывались с его заходом. Сегодня нескончаемый людской поток лился в узкое горлышко городских ворот, но никто не роптал из-за тесноты. Стены мешали городу расти вширь, поэтому улицы проектировались крайне узкими, и верхние этажи домов нередко выдавались в виде выступов над нижними, а их крыши, расположенные на противоположных сторонах улицы, чуть ли не соприкасались друг с другом. Узкие и кривые улочки были часто полутёмными, на некоторые из них никогда не проникали солнечные лучи. Словом, типичный средневековый город: уличного освещения не существовало, про канализацию и общественные бани отродясь не слыхивали. Козы, овцы и свиньи нередко паслись прямо в городской черте и находили на улицах обильную пищу, так как мусор, остатки еды и нечистоты выбрасывались прямо на улицу. Вследствие антисанитарного состояния часто вспыхивали эпидемии, смертность от которых была ужасающей. Пожары были неминуемым бедствием города, так как значительная часть зданий были деревянными и дома примыкали друг другу.
На красивой повозке, запряжённой двумя прекрасными белоснежными конями, с тканевым балдахином из вишнёвого цвета парчи, стоял двенадцатилетний мальчик Этьен, одетый в вошедший тогда в моду верхний кафтан «котарди» белого цвета с широкими рукавами, в руках он держал полутораметровый деревянный крест. Рядом – его помощники, два крепких монаха-францисканца, у одного из них в руках орифламма, стяг святого Дионисия, пропитанный, как считалось, кровью обезглавленного римлянами святого. Мэтью Пэрис, английский монах-бенедиктинец, хронист XIII века, сделал такое замечание об Этьене: «Стоило сверстникам увидеть его или услышать, как они в бесчисленном множестве следовали за ним, оказавшись в сетях дьявольских козней и распевая в подражание своему наставнику; они оставляли отцов и матерей, кормилиц и всех друзей своих, и, что самое удивительное, их не могли остановить ни засовы, ни уговоры родителей».
Возле повозки море разливанное из людей разных возрастов и социальных ступеней. Преобладали дети десяти-двенадцати лет, были и семи-восьмилетние. Все они были одеты в короткие штаны и простые холщовые рубахи, на груди которых самым примитивным образом были нашиты красные, зелёные или чёрные кресты, в качестве головного убора – берет. Девочки-подростки оделись как мальчики, чтобы никто не догадался. Богатые отпрыски почтенных семейств были с телохранителями и слугами, монахи-францисканцы не давали волнам людей опрокинуть друг друга, они же распространяли детские гимны на хорошем пергаменте. В толпе шныряли граждане разбойничьего вида и женщины с пониженной социальной ответственностью. Их объединяло одно: они внимали новому святому, видевшему самого Иисуса Христа! И было их тридцать тысяч человеческих душ!
Этьен – уже опытный оратор, в словах не путается и не противоречит сам себе, страстный проповедник – целый месяц он выбивает слезу из соотечественников, вводит их в религиозный экстаз и исступление. Дети тянут к нему руки, вырываясь из цепких объятий родителей, идут за ним, повторяя его имя всё громче и громче: «Этьен! Этьен! Этьен!» Религиозные, но не настолько, родители запирали любимых чад в чуланах, привязывали их верёвками в сараях, но послушные прежде дети, аки волки зубастые, перегрызали путы кожаные и, перемахнув забор высокий, убегали всё же из дома, смешавшись с такими же детьми-непослушниками в колоннах, идущих на зов своего кумира.
В своей проповедческой деятельности Этьен объехал почти всю Францию, вызывая восторги толпы и религиозный экстаз. В руках у юного пророка посох, одет в монашескую одежду покаяния, на ногах крепкие не деревянные, а кожаные башмаки, невдалеке монахи-францисканцы на лошадях зорко оценивают текущую обстановку. Возле «родного» аббатства святого Дионисия он произнёс такие слова:
– Мощи святого Дионисия хранятся среди злата и драгоценных камней, чтимые всеми паломниками-христианами.
А затем вопрошал:
– Такова ли судьба Гроба самого Господа, вседневно и всенощно оскверняемого неверными?
Дрожа всем телом, выхватывал свиток из-за пазухи и с горящими глазами и срывающимся от эмоций голосом-фальцетом восклицал:
– Вот оно, веление самого Христа королю! Король, преклони колени перед священным свитком и исполни волю Бога нашего!
После яркого театрализованного представления одного актёра, превратившись в саму кротость, шептал онемевшей от нахлынувших чувств разноликой толпе:
– В руках моих сила Иисусова, подходите, страждущие!
Из ниоткуда, как из воздуха, образовывалась очередь из юродивых, слепых, еле идущих и стонущих от боли людей. Этьен прикасался крестным знамением к каждому из них, и – о чудо! – слепые прозревали, хромые танцевали, бесноватые успокаивались и устыжались своего буйства.
– Чудо чудное! – кричали люди, видя эти исцеления, и падали ниц перед новым пророком.
Вернёмся в Вандом, на рыночную площадь, где экзальтированная толпа в своём большинстве юных мальчиков и девочек, держа в руках шпаргалки, скандирует:
– Этьен! Этьен! Этьен! Веди наши чистые души в Палестину! Хотим! Хотим! Хотим!
Этьен, вжившись в роль новоявленного пророка, поднял над головой маленькую ладонь.
– Я сказал королю: «Рыцарям и взрослым не удалось освободить Иерусалим, поскольку они шли туда с грязными помыслами. Мы – дети, и мы – чисты. Бог отступился от погрязших в грехах взрослых людей, зато раздвинет морские воды по пути к Святой земле перед чистыми душой детьми!» И ещё я сказал ему…
Этьен сделал паузу, обвёл мокрыми глазами море смотревших на него людей и сильным, срывающимся голосом произнёс:
– Мы, дети-крестоносцы, не нуждаемся в щитах, мечах и копьях, ибо наши души безгрешны и с нами сила любви Иисуса! Нам помогут ангелы с огненными мечами!
Толпа ответила ему одобрительным гулом. Затем на повозку забрался огромный монах-францисканец.
– Вот отрывок из буллы папы римского Иннокентия III, наместника Бога нашего на Земле: «Эти дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают за Святую землю».
Гул толпы становится оглушительным, детские голоса перекрывают «взрослый» шум, и разносится:
– Поход! Поход! Поход!
Где-то вдалеке появляется группа всадников, одежда которых выдаёт в них важных сановников. Они пробираются через малолетнюю в своём большинстве толпу и кричат:
– Берегись! Дорогу королевскому глашатаю!
Их нехотя пропускают, но смотрят во все глаза на одного из них, вынимающего из дорожной сумки свёрнутый пергамент. Глашатай, кинув беглый взгляд на детское войско, улыбнулся, затем нахмурился и стал читать:
– Эдикт (приказ) короля Франции Филиппа II Августа (rex Franciae) обязателен к исполнению с момента его оглашения.
«Властью, данной королю Франции над его народом, повелеваю:
– Незамедлительно прекратить собрания, шествия, выступления по поводу выдвижения в Священный город Иерусалим вследствие отсутствия монаршей воли в этом начинании.
– Родителям несмышлёных детей и отроков проявить родительское усердие и разобрать оных по домам, определив родительское наказание в виде десяти розог.
– Гражданской администрации городов (прево) принять меры воздействия на толпу в случае неповиновения эдикту короля Франции. Наиболее сопротивляющихся граждан заключить под стражу в городские тюрьмы без еды и питья сроком на двое суток.
– Католическим священникам, монахам орденов и прочим людям Святого Престола воздерживаться от общения с людьми, идущими в колоннах, и не подстрекать оных к противоправным действиям.
– Прево города Вандома после выдворения сторонников похода закрыть ворота города до восхода солнца утра следующего дня.
Король Франции Филипп II Август (rex Franciae), 24 июля 1212 года от Рождества Христова».
После оглашения эдикта толпа неодобрительно загудела и тонким детским голосом запищала:
– Не смейте нас трогать! Не идите против воли Христовой! Не будьте вместе с сарацинами!
Королевские всадники после оглашения приказа короля Франции Филиппа II с силой натянули поводья, кони, сделав резкое вращение, повинуясь воле человека, поскакали в сторону городских ворот. Люди короля не привели с собой усмиряющее толпу войско, король колебался применить жёсткие действия к малолетним участникам похода, да и папа Иннокентий III благоволил к ним. К тому же популярность Этьена уже была такова, что король не посмел препятствовать этому, опасаясь бунта. Посему Филипп II ограничился лишь своеобразным протоколом о намерениях, сделал то, что должен быть сделать, не более того. Король, как человек своего времени, тоже был склонен верить во всевозможные знамения и Божьи чудеса. Но Филипп был королём не захолустного маленького государства, он был прожжённым прагматиком, его здравый смысл противился участию в этой более чем сомнительной затее. Он хорошо знал о власти денег и мощи профессиональных армий, но сила того, что нельзя осязать и пощупать… Всерьёз рассчитывать на то, что неоднократно разбивавшие рыцарские армии Европы сарацины вдруг капитулируют перед безоружными детьми, было, мягко говоря, наивно. В итоге он обратился за советом в Парижский университет. Профессора этого учебного заведения проявили редкостное по тем временам благоразумие, постановив: детей нужно отправить по домам, ибо весь этот поход не Божья затея.
В толпе много раз прозвучало слово «сарацины», давайте кратко всё же расскажем об этом понятии, не в этимологическом смысле этого пугающего обывателя слова, а в историческом контексте. Происхождение слова остаётся неясным, но ещё римляне называли так жителей Аравийского полуострова, а затем оно стало означать всех мусульман. Крестоносцам было удобно употреблять общее название, поскольку они имели смутное представление о различиях в верованиях и происхождении многих народов Ближнего Востока. Многие светлые умы отождествляли сарацин со скифами: «То были скифы на северной стороне реки Нил, где потом Арабия Каменистая и Пустая, которые потом срацынь (сарацины) назывались». Помимо скифов сарацинами называли в то время и хазар – полукочевой тюркский народ, который ещё в середине VII века создал Хазарский каганат, Хазарию, первоначально возникшую в Нижнем Поволжье и восточной части Северного Кавказа. Дети-крестоносцы выкрикивали слово «сарацины», не имея ни малейшего представления, как и взрослые крестоносцы, об этих людях, для них это было слово, тождественное слову «враг».
Этьен, стоя на своей повозке, горящим взглядом обвёл обожествляющую его разноцветную, в крестовых нашивках, разноликую толпу и скомандовал:
– Дети мои, вперёд, на Иерусалим! Иисус дал мне знак! Пора!
Многотысячная толпа одобрительным гулом подтвердила своё согласие, послышался шум многочисленных повозок, все разом заговорили, и эта неуклюжая армия почитателей простого французского пастушка, с его нестабильной психикой и странным блеском безумных глаз, многотысячным потоком устремилась к выходу из города Вандома.
Впереди, на повозке с балдахином, как полагается, живой святой, взваливший на себя миссию римского папы, сам Этьен, в окружении двух огромных монахов-францисканцев. Этьен с торжественным лицом поднял деревянный крест перед собой, и все его последователи в разных по богатству убранства похожих повозках – обеспеченные дети с прислугой, видимо-невидимое количество пеших паломников-простолюдинов десяти-двенадцати лет, около двух тысяч детей семи-восьми лет, различный уголовный сброд – многоголосо шумели. Дети читали специальные гимны, написанные на пергаменте, которые роздали им монахи-францисканцы, и пели псалмы. Тридцатитысячное войско Христово, изогнувшись в своём численном величии, медленно покидало славный город Вандом, устремляясь навстречу невероятным рыцарским приключениям, благородным поступкам, а главное – благородной христианской миссии – освободить Гроб Господень от неверных сарацин! Воинствующие пилигримы были без оружия, даже примитивного, без продовольственного и питьевого запаса, в летней одежде и плохой обуви. Никто не думал об этом, ведь люди узнают об их духовном подвиге и дадут всё что нужно – мир не без добрых людей!
Конец колонны, как хвост громадной змеи, медленно выползал из города, последние повозки знатных пилигримов скрипели на мощённых булыжником ещё городских улицах, и несколько десятков совсем маленьких, семилетних детей запоздало догоняли торжественную процессию. За ними устремились их матери, которые, догнав-таки своих любимых чад, взвалили их на одно колено, спустили пониже потрёпанные штаны и широкой мозолистой ладонью, не по-женски стали шлёпать своих отпрысков. Хлопки о тощие ягодицы малолетних детей резонировали под сводами городских арок, и возмущённый плач, смешанный с невероятной обидой, огласил округу…
Иногда правильно и своевременно применённое насилие может круто поменять человеческую судьбу в лучшую сторону.
Глава 5.
Католическое заболевание детей Германии 1212 года. Начало крестового похода из города Кёльна
Слухи о крестовом походе чистых душой детей и подростков Франции достигли берегов величавого Рейна и зажгли в сердцах юных германцев ответный праведный огонь, освещающий путь в священную Палестину. Этот огонь имел различную духовную основу в этих двух соседних странах: во Франции призывали освободить Гроб Господень от сарацин, а в Германии взывали к мести за погибших в предыдущих походах крестоносцев. Идейным проповедником германской идеологии организации крестового похода являлся, по сути, двойник пастушка Этьена, десятилетний мальчуган из города Трира по имени Никлас. Он выиграл в своём проповедничестве у десятков таких детей и подростков, копировавших французского пастушка Этьена, благодаря своей уникальной способности говорить просто о сложном и возвышенном, находить слова, от которых у слушателей наворачивались праведные слёзы мщения за предыдущие неудачные крестовые походы.
Никлас был сыном сапожника и более всего на свете боялся своего родителя, который учил отпрыска тычками и тумаками и вконец испортил его неустойчивую детскую психику. Никлас часто плакал от бессилия и злобы на своего родителя, да и на мать тоже, которая была к его судьбе безучастна в силу своей слабохарактерности и божественного смирения перед тяжёлой женской судьбой. Никлас часто говорил сам с собой, не замечая никого вокруг, мог посадить шкодливую кошку на колени и рассказывать ей о прожитом дне, своих мыслях, давал характеристики соседским мальчишкам, часто поколачивавшим его, при этом мог безутешно плакать или громким голосом обещать им кары небесные. Его отец, пройдоха, случайно услышал разговор сына с кошкой и поразился тому, как складно говорит его сын. И откуда в нём столько ума только, не от его кулаков же, право. Мальчишка умел расставить в разговоре акценты, мог говорить жалобным голосом, делал многозначительные паузы, затем с жаром обрисовывал то или иное событие. При прослушивании тайных вечерних бесед сына с различными собеседниками – от кошки до тени на стене, его отец, назовём его Шойзаль, понял своим примитивным умишком, что всё, что говорит Никлас, он отчётливо представляет до мельчайших подробностей, аж до дрожи в коленях. Прямо наваждение какое-то. «Может, в учёбу его отдать? Большим человеком станет, если, конечно, умом не тронется», – думал Шойзаль и не мог ничего толкового придумать. Он имел связи с криминальным миром города, соседи его побаивались, молва приписывала ему связи, прости Господи, со сбытчиками краденого. А иначе откуда в доме простого сапожника корова и три свиньи?