Читать онлайн Ретрит бесплатно

Глава 1. Разговор за кулисами

– Когда уже ты скажешь ей? – Услышала Мари капризный шепот за тяжелой портьерой, у самого выхода на сцену.

Переговаривались двое, судя по голосам – мужчина и женщина. Мари притормозила, не желая выдать себя. Она несла костюмы после примерки в свою клетушку и решила "срезать"путь, пробежав через сцену. Как оказалось, на свою голову.

– Скоро. Ну, потерпи, дорогая моя! Моя муза, моя прекрасная дама! – Шептал мужчина страстно. – Опять же, нужно съехать из центра в твои Кузьминки.

– Пока ты решишь этот вопрос, год пройдет. – Прошипела женщина за шторой.

Мари поморщилась, так это выглядело пошло, но спустя секунду до нее вдруг дошел весь ужас услышанного – девушка узнала обладателя баритона с чувственной хрипотцой. В сердце ее словно нож воткнули. Даже дышать стало больно и Маша замерла, осознавая, что за портьерой, в темноте сцены прятался Герман, да судя по всему не один. Почти сразу же пришла догадка, кого он так страстно называл музой.

В их театре была только одна муза. Прима, королева сцены. Все эти эпитеты принадлежали Полин Арно. Значит, слухи о том, что Герман ухлестывал за ней – правда. А она, Мари, все не верила, отбрасывая от себя даже мысль, что обожаемый ею до дрожи в коленях Герман Кор, он же Гена Картошин по паспорту и ведущий актёр театра по трудовой книжке, может путаться с актрисулькой Полиной, только-только переведённой из второго состава в основной по причине ухода ведущей актрисы в другой театр.

Поговаривали, что Поля действует по упрощённой схеме, прыгая из койки в койку покровителей, но именно в этом случае Арно перевели от безысходности. Несмотря на то, что служителей Мельпомены по столице как собак нерезаных, найти на самом деле достойную, талантливую актрису на роль ведущей – если и реально, то совершенно точно трудноисполнимо. Вот и взял их худрук ту, что вроде бы неплохо играла на заменах.

Маша так и стояла бы за кулисами с охапкой костюмов в руках, тормозя, если бы не зычный рев главрежа, который искал любимого ею Германа. Тот испуганно зашевелил тяжелой тканью, путаясь в ней и пытаясь выбраться на свет Божий.

– Иду, Иван Денисович, иду! – Холодно и надменно отозвался он и продефилировал со сцены в зрительный зал.

Машу, притаившуюся за кулисами, Герман не заметил. Полина ещё возилась за толстой, пыльной занавеской, пытаясь выйти незамеченной и Маша вдруг поняла, что одного откровения с неё хватит. Подобралась, крепче сжала в руках пышные, все в оборках и рюшках платья и шагнула в темноту коридора.

***

– Портьеры пыльные на сцене, стирать пора! – Бросила Арно, заглянув в комнату, которую Мари делила с гримером Натальей – рыжей, кудрявой, разбитной бабенкой.

Так и не дожила Мари до того момента, когда костюмеру выделяют отдельное помещение под мастерскую. А потому приходилось скитаться ей по углам, облачая актеров в метаниях между складом реквизита и гримерками.

– Пыльные, так возьми и постирай! – Фыркнула Наталья, откладывая чёрный, будто угольный карандаш для глаз, и посмотрела на соперницу Мари. Только что театральный костюмер поделилась с гримером своим «горем».

– Пфф, – фыркнула прима презрительно. – Ещё чего! У нас на это дело Машка есть.

И ведь, не обозвала даже, но почему же так обидно?

– Мари – костюмер, а не прачка. Ясно? – Отрезала Наталья, вступившись за подругу.

Гример – это вам не швея, которую в театре принято называть костюмером. Гример, если ему надерзить, может сделать такой макияж, что мало не покажется. А потому Полин промолчала, не желая связываться с Натальей. Ей ещё вечером на сцену выходить. Прима фыркнула, кинула на костюмершу презрительный взгляд и исчезла из комнаты, громко хлопнув старой, фанерной дверью.

Мари поежилась.

– Ну, зачем ты так, Наташ?

– Ха! Ещё спрашиваешь?! – Наталья прильнула к зеркалу и, прищурившись, принялась поправлять стрелки – чёрные, жирные, вразлет, но очень ей идущие. – Да потому, дорогая Мари, что раз не можешь ты сама защититься от всяких там прош…профурсеток, то должен же хоть кто-то поставить ее на место?

– Она – прима! – Обреченно сказала Маша, старательно распаривая рюши на платье к вечернему выступлению.

– Это не мешает ей быть, сама знаешь кем. – Наталья послюнявила карандаш и дорисовала стрелку. – А тебе давно пора научиться быть чуть смелее и отстаивать своё счастье. Зубами его выгрызать! Сейчас время такое, Мари, что за мужика надо бороться! А ты Геру отдаешь без боя.

Девушка лишь вздохнула тяжело, слушая эту отповедь.

– Хотя, если честно, – добавила гримерша и повернулась к Машке. – Гера – то ещё «счастье». И, может даже хорошо, что он наконец от тебя отстанет. А то так бы и ходила всю жизнь за ним тенью.

Маша чуть слышно всхлипнула. И чтобы хоть как-то замаскировать этот свой то ли вздох, то ли всхлип по утраченному женскому счастью, она нарочито громко громыхнула утюгом, обрушив его на тяжелую парчу, из которой было пошито платье.

– Ты не понимаешь, Наташ! Все гении, все великие люди творили, благодаря своим неприметным половинкам. Вспомни Софью Андреевну Толстую! Она же, как секретарь, переписывала рукописи Льва Николаевича по множеству раз. А Вера Николаевна Муромцева, жена Бунина? Все великие были обязаны своим половинкам тем, что могли отринуть быт и творить.

– Ну, ты замахнулась, подруга! Сравнила тоже! – Ошарашенно уставилась на Мари гримерша. – Где Толстой и где наш Герман?

В коридоре послышался визг, истеричный ор и Маша с Натальей высунулись из своих покоев разузнать, что же там происходит.

– Она специально, специально! – Вопила Полин, картинно рыдая.

В тусклом освещении было сложно понять, в чем дело. Маша, подталкиваемая Натальей, вывалилась в коридор.

– Что ты орешь, Полина? – Спросила гримерша.

– Вот, видишь, что Машка наделала? – Визжала новоявленная прима.

– Что? Здесь? Происходит? – Громогласно завопил режиссер Иван Денисович, возникнув внезапно в темном коридоре.

Он чертыхнулся, споткнувшись о швабру, небрежно брошенную уборщицей Клавой. Зазвенели, падая ведра, и Денисович, полетев на пол за ними вслед и матерясь не хуже портового грузчика, обложил четырёхэтажным всех служащих театра.

Любопытные зеваки попрятались за двери. Машка же, будучи сердобольной, бросилась к режиссёру, помогая тому встать.

– Вот, это она, она все испортила! – Визжала Полин, тыча изящной ручкой в Мари. – Платье для второго акта мне порвала. Она последняя его трогала. Как теперь быть, Иван Денисович?

Режиссёр посмотрел на Машку снизу-вверх и, игнорируя её протянутую руку, поднялся с пола самостоятельно.

– Значит, имущество портишь?

Машка ошалело глядела на режиссера, на Полину, на застывшую в дверях Наталью и не понимала, что вообще сейчас творится? Разве можно действовать так топорно? Обвинять ее, Мари в порче того, что она сама же столько вечеров сначала рисовала, а потом кропотливо шила? Обвинить на пустом месте только ради того, чтобы соперницу убрать с дороги?

– А все потому, что мы с Германом любим друг друга. Ей это покоя не дает!

Все свидетели сей некрасивой сцены уставились разом на Машу, и она покраснела, как рак. Видимо, Полин решила не дожидаться, пока Герман решится рассказать теперь уже бывшей пассии правду.

Ну все, с неё хватит!

Глава 2. Увольнение, ставшее командировкой

– А я не подпишу, повторяю тебе еще раз! – Сказал худрук и устало прикрыл глаза.

Как ему все очертенело! Эти вечные разборки, скандалы и интриги между театральным людом. А ему, между прочим, ехать финансирование выбивать в департамент и ремонт надо было начинать еще вчера – штукатурка, вон, сыплется с потолка и так и норовит на голову зрителям упасть.

– Ну, пожалуйста, Пал Сергеич! – Почти прошептала, особо ни на что не надеясь, Мари.

– Нет! Нет и еще раз нет, Мария Карловна! Где я перед началом сезона костюмера найду?

Павел Сергеевич Громов, поджарый мужчина пятидесяти лет отроду с висками, посеребренными немилосердным временем, был непреклонен. И Мари бы радоваться, ведь, руководство ее ценит, да только как представляла она, что снова нужно будет работать бок о бок с Полин и Геной, ой, Германом, так дурно становилось. А ей ещё силы нужны, чтобы выставить изменника из квартиры.

– Я не смогу рядом с ними… – Всхлипнула Маша, признаваясь.

Характер она имела такой, что спорить и отстаивать свою точку зрения не умела. В мыслях представляла, конечно, мол, как скажет сейчас резко и четко – скажет, как отрежет. А в реальности выходило что-то несвязное и сопливое. Одним словом, тургеневская барышня, которая в этот жестокий век зачем-то народилась тридцать лет назад в самом центре Москвы.

Пал Сергеич поморщился раздраженно. Он не терпел женских слез.

– Давайте без воды, прошу Вас! Ну, что вы хотите от меня в конце концов? Давайте, я отправлю вас в отпуск, а? Развеетесь, успокоитесь. Костюмы у вас готовы, так что мы тут справимся пару недель.

Мари уставилась на худрука. Отпуск – это, конечно, хорошо. Отпуск – это мечта. В отпуске она не была года три. Да только как это решит её проблему? После отпуска все равно возвращаться в театр и опять лицезреть эту сладкую парочку. А это было невозможно!

Павел Сергеич жестом дал понять, что разговор окончен. Мари послушно встала. На лице ее читалась такая безысходность, что худрук на миг задумался.

– Хотя, знаете… У меня есть идея получше. – Павел Сергеевич постучал карандашом по поверхности стола и жестом пригласил Машу присесть обратно. – А давайте я вас, Машенька, отправлю в командировку?

У Мари брови поползли вверх. Куда? В командировку? За пять лет службы при театре никогда она не ездила ни в какие командировки. Гастроли в межсезонье – вот максимум. Но разве ж можно это называть командировкой? В нормальной командировке люди работают и успевают осмотреть город, отдохнуть, погулять, а тут, как взмыленная лошадь, носишься между спектаклями, на ходу подлатывая вечно рвущиеся костюмы, а осмотреть окрестности можно только в дороге между городами. Но полей и лесов в своей жизни она видела итак предостаточно.

– Послушайте, Мари! – Стал вдруг необыкновенно добр и словоохотлив Пал Сергеич. Глаза его загорелись каким-то новым, невиданным Маше доселе огнем – заблестели, будто только что и не сидел перед ней уставший человек. – Мой старый приятель занимается проведением дворянских балов в Петербурге. Он просил у меня консультацию по костюму. Но я отмахнулся. А вы-то у нас костюмер, Мари! Вот и поезжайте в Петербург, погуляйте по городу, подышите Балтикой, прочтите лекции увлеченным нарядами прошлого. У них там целый фестиваль намечается, насколько я помню. Вот и развейтесь, поучаствуйте в культурной жизни, как зритель. А я пока придумаю, что делать с Полиной. Совсем ей слава примы вскружила голову. Негоже так! Потом у нас гастроли, опять же, впереди. А осенью, дай Бог, что-то изменится!

Мари ничего не оставалось, как согласиться. Нет, она могла бы, наверное, поспорить, стукнуть каблуком, бросить заявление на стол, только, ведь, и работу свою она любила, и театр. И даже Пал Сергеича, тьфу на него! Он – отличный руководитель. Другой бы подмахнул, не глядя, ее бумажку, а он пытается войти в положение, найти выход. Ну, и как подвести такого человека? Мари неуверенно забрала свой листок и, сложив его в несколько раз, встала.

– Вот и ладно, вот и чудесно, Мария Карловна! Ступайте, милая! Командировочные и все документы в бухгалтерии заберете. – Отмахнулся худрук и вперился взглядом в компьютер, изучая смету предстоящего ремонта.

Маша кивнула и вышла. Нельзя сказать, чтобы она была полностью довольна исходом дела. Все-таки это – только отсрочка, а не решение. Но уж что есть. Гораздо больше Мари тревожил предстоящий вечер. После сцены в коридоре между ней и Полин, Герман бросил на Машу вполне красноречивый взгляд. И девушка поняла, что сегодня их ждет даже не концерт, нет, целое представление для одного лишь зрителя – для ее маменьки. И чем закончится этот вечер предугадать было совершенно невозможно.

Глава 3. И в кого ты такое недоразумение?

Мама лежала с давлением. Влажное махровое полотенце для рук, свернутое рулончиком, умостилось на её лбу, доказывая всю трагичность ситуации. Зачем прикладывать влажное полотенце, если у тебя давление, Мари не знала, но спрашивать не стала – себе дороже.

Герман только что ушел, хлопнув старой, обитой дерматином дверью, собрав свои пожитки в большой жёлтый чемодан. Его Мари купила прошлым летом к их отпуску, которого, к слову, так и не случилось. Точнее, у Германа-то отпуск был, а вот она, Маша, взяла подработку и шила для одного ансамбля концертные платья, оставив мечты о море. Герман же тогда, сложив в чемодан нехитрый скарб, умотал в Турцию греть косточки. «Он – звезда и без отдыха не сможет блистать», оправдывала эгоиста маменька. А с ней спорить было себе в ущерб. И поэтому Герман нежился на пляжах Антальи, а Маша, согнувшись в три погибели над машинкой, шила платья, в надежде восстановить хрупкий финансовый баланс после вероломного покушения на него Германа. Путевки в Турцию нынче не дешевы.

Вот и сейчас, сложив свой небольшой, но сплошь брендовый гардероб в жёлтый саквояж, Герман фыркнул и покинул их с матерью обитель в старинном, трехэтажном доме на улице Гиляровского.

Юлианне Борисовне ожидаемо сделалось дурно, подскочило давление. От скорой она при этом отказалась, а теперь лежала с полотенцем на голове, не забывая отчитывать бестолковую, по её мнению, дочь.

– И в кого ты такое недоразумение, Мари? Даже мужика удержать не можешь подле себя. – Горестно вздыхала Юлианна Борисовна. – Хотя я не удивлена, ты знаешь! Где ты и где Полин Арно! И я прекрасно понимаю Германа. Ему, гению, рядом с тобой душно и тоскливо. А я так надеялась, что ты станешь ему парой. Но, видимо, не в этой жизни…

От слов матери в глазах Маши предательски защипало. Она отвернулась от винтажного дивана, на котором возлежала родительница – особой маменькиной гордости, и посмотрела в окно сквозь кружевную занавеску. Там, внизу Герман парковал огромный, жёлтый чемодан в старенький Пежо Полин. Чемодан упирался, словно не хотел оставлять Машино гнездо, но совместными усилиями парочка впихнула-таки багаж на заднее сиденье и, запрыгнув в авто, укатила в ночь.

Сумерки уже спустились и повисли над Москвой, делая все вокруг таинственным и волшебным. Фонари бросали пятна света на тротуар, делая этот холодный и враждебный мир чуточку уютнее.

– Почему же мне так не повезло с дочерью? – Спросила мать трагически слабым голосом. – Даже выйти замуж не можешь за приличного человека. Доведешь меня до могилы своим поведением, так и знай!

Это было обидно, хоть и не ново. Любая размолвка заканчивалась этими словами, и Маше бы привыкнуть да не обращать внимания, но отчего-то каждый раз больно, как в первый.

– Я уезжаю завтра. Павел Сергеевич в командировку отправил. – Оповестила матушку Мари и отошла от окна. Нужно было успеть собраться.

– Правильно! – Прохрипела Юлианна Борисовна. – Бросай мать! Покатушки, ведь, важнее старого человека.

– Это еще проверить надо! Мужик из дома вон, а она по командировкам! Ах, сердце схватило вновь! Вернешься и найдешь хладный труп вместо матери.– Это – работа, мам! – Попыталась донести Мари, но ответом ей была глухая стена непонимания.

– Мам, ну, не начинай! Ольга Петровна из двенадцатой квартиры к тебе каждый час заходит.

– Вот в том и дело, Мари! Только Ольге Петровне я и нужна. Дождешься, завещаю квартиру ей, а не тебе. У Ольги трое внуков, те ещё хищники. – Пренебрежительно скривилась мать. – А ты будешь знать тогда!

Мари махнула рукой и ушла в свою комнату. В последние годы маман переигрывала. Машу уже тяготило совместное проживание с великовозрастной родственницей, но что-то поменять в своей жизни она не решалась. А потом в её жизни появился Герман, и мама не чаяла в нём души может быть даже больше, чем сама Мари. Герман всегда был вежлив и почтителен с Юлианной Борисовной, любил вести с ней неспешные разговоры за чаем в долгие, зимние вечера и Мари порой чувствовала себя лишней в их компании. Тогда она извинялась и уходила читать в свою комнату.

Как-то, глядя на поведение любимого, Мари нехорошо осенило, что он с ней ради удобства и квартиры, ведь, снять в самом центре приличную жилплощадь было делом дорогим и муторным, но Мари устыдилась своим мыслям, отгоняя озарение. Теперь же все встало на свои места. Но разве ж от этого легче? Если даже родная мать не пожалеет, не встанет на твою сторону. Еслилюбимому, как казалось Мари, мужчине нужна не ты, а твоя жилплощадь? Одна тоска, да и только. Хорошо, что Мари едет в Питер, может быть, хоть там получится на время забыть о том, что в ее жизни так мало радости и легкости? Может быть, хоть там с ней случатся какие-нибудь невероятные приключения? Девушка усмехнулась сама себе – «ну ты и фантазерка!» и пошла собираться в поездку.

Глава 4. Свежий ветер Северной столицы

Удивительно, думала Маша, волоча за собой старенький чемоданчик на Ленинградский вокзал следующим утром, но несмотря на обстоятельства, ей не было одиноко. Это раньше она страдала от выходок Геры, но за полтора года их отношений свыклась с истеричным поведением любимого. А сегодня, проснувшись утром и расцеловав все еще дующуюся маменьку в обе щеки, вдруг почувствовала такую легкость, такое облегчение, что почти не печалилась. А Герман – так что ж теперь? Отныне это – забота Полин Арно – ублажать капризную натуру актера.

Мари, и правда, натерпелась от Германа. И хоть ей еще было грустно, все-таки ее бросили, предпочли ей другую, более яркую и привлекательную, но то ли предстоящее путешествие в культурную столицу сыграло свою роль, то ли просто усталость от этих изматывающих, токсичных, как сказала бы гримерша Наталья, отношений сказалась, но, входя в здание вокзала, Мари уже была озабочена лишь тем, как бы не опоздать на остроносый и быстроходный Сапсан.

Мари поспешила пристроить саквояж в багажной зоне, занять свое место у окошка и раскрыть отпечатанный на толстой, глянцевой бумаге журнал РЖД. Осталось заказать кофе и можно просто сидеть, следить за пейзажами, мелькающими за окошком, предвкушая встречу с прекрасным Петербургом.

Поезд несся с огромной скоростью, остановок было всего две и те по одной-две минуте, так что даже выйти подышать не представлялось возможным. Но в том и смысл – только Сапсан ездит так быстро и именно поэтому время в пути меж двух столиц занимает меньше четырех часов времени.

Мари так расчувствовалась в предвкушении любимого Петербурга, что, выйдя на площадь перед Московским вокзалом и любуясь, дыша этим городом, не заметила, как впереди нее вдруг кто-то резко остановился, взмахом руки тормозя желтую пузатую машину такси. Девушка налетела на резко остановившегося человека, запнулась о большую спортивную сумку, больно ударилась об нее ногою и чуть не распласталась перед этим таинственном «некто».

– Куда ж вы все так спешите? – Возмутилась Мари, пытаясь удержаться на ногах.

Отчего-то она, всегда такая спокойная и порою даже флегматичная, вдруг разозлилась: прекрасное настроение, вызванное видами любимейшего города, стремительно портилось. И все из-за неуклюжего и невоспитанного пассажира желтой машины! Ну, как тут не психануть?! Незнакомец обернулся и, тут же среагировав, подхватил ее под руку, возвращая девушке равновесие.

– Простите, пожалуйста, я не нарочно. – Обезоруживающе улыбнулся он.

Мари насупила было брови, собираясь высказать мужчине все, что о нем думает, но встретила насмешливый и открытый взгляд, извиняющийся тон и растерялась. Что-то было в этом мужском взгляде – словно знакомое много-много лет и Мари залипла. Откуда он ей так знаком? Может, встречались в театре? Или мужчина – какой-нибудь старый-престарый ее знакомый? Но нет и это совершенно точно – Мари не знала молодого человека. На вид ему было чуть больше тридцати. Смотрел мужчина добродушно, а когда улыбался, на щеках появлялись очаровательные ямочки.

Таксист разразился тирадой на ломанном русском:

– Долго тут стоять будем, эй?! Время идет, я стоять, потом штраф прилетать, мне платить. – Ругался водитель желтой машины и молодые люди, застывшие на секунду у дверей автомобиля, вдруг отмерли:

– Снег башка попадет, совсем мертвый будешь. – Копируя тон таксиста, процитировал молодой человек фразу из старого фильма и Мари прыснула от смеха.

Слова эти сгладили неприятный момент. «Искусство объединяет» – промелькнула у Мари мысль. Промелькнула и унеслась. И вот уже девушка не хмурит брови, ругаясь на незадачливого пассажира, неизвестно откуда возникшего прямо перед ней на парковке у вокзала, а улыбается веселой шутке.

– Я – Дмитрий, будем знакомы, – представился молодой человек, на ходу усаживаясь в авто вместе со своей большой спортивной сумкой. – Прошу вас, извините меня! Может быть, еще свидимся!

– Может быть. – Сама того не желая, улыбнулась в ответ девушка.

Вот вроде бы незнакомый человек, чуть не сшиб ее, но извинился, пошутил и Мари уже не злилась, а провожала его, словно старого знакомого. Бывает же так, что случайный человек кажется тебе знакомым тысячу лет. И очаровательные ямочки на его щеках, и взгляд пронзительных голубых глаз, и светлые, чуть вьющиеся волосы, которые нещадно трепал ветер – все знакомое и как будто родное, что ли. «Да ну, чушь какая!» – решила девушка и накинула капюшон посильнее.

Мари вызвала такси, дождалась его под начавшимся дождем и поспешила поскорее сесть в нагретое нутро автомобиля. В машине пахло дешевым ароматизатором-елочкой и немного бензином. Таксист закладывал на поворотах и ругался на других водителей, и потому Маша довольно быстро забыла о случайной встрече на площади Восстания, мечтая только об одном – поскорее добраться до нужного адреса – старого особняка на Петроградской стороне, где обитал нужный ей кружок любителей дворянских балов.

Глава 5. Общество любителей дворянского быта

Михаил Иванович, директор или, как он сам себя называл, распорядитель общества любителей дворянского быта, который настойчиво просил называть его не иначе, как Мишель, походил на настоящего помещика. Он был круглолиц, гладко выбрит, чуть вьющиеся русые волосы и имел небольшой, солидный животик, что прятался под пиджаком сюртучного кроя.

Однако, несмотря на такой типаж, он удивительно проворно и живо двигался, и в целом являл собою активную и любознательную натуру.

– Вы по какому вопросы, барышня? – Маленькие глазки Михаила Ивановича с интересом уставились на Машу, только что постучавшую и вошедшую в кабинет распорядителя балов с разрешения секретаря – грудастой и большеротой блондинки.

– Здравствуйте. Я из Москвы, костюмер театра "Вдохновение". От Павла Сергеевича.

– Ох, дождались! Прелесть-то какая! Божечки! – Натурально захлопал Михаил Иванович в руки и, вскочив из-за стола, подбежал к смущенной Мари.

Он был похож в этот момент на ребенка: так искренне радовался и удивлялся.

– Что же вы стоите на пороге, Мария Карловна? Правильно ведь, так вас зовут? – Маша согласно кивнула в ответ. – Вы, верно, устали с дороги? Так присядьте, пожалуйста, в креслице, а я распоряжусь принести нам чаю.

Михаил Иванович захлопотал, закружился по кабинету, засуетился, раздавая указания – то по телефону, то выглядывая за дверь. Скоро секретарша Любочка вплыла в директорский кабинет с тяжёлым, будто мраморным подносом и расставила на столе дымящиеся чашки с чаем. Чашки эти, фарфоровые, тонкокостные, явно старинные, были расписаны тюльпанами. "Точно, будто помещик", – подумала Маша, а в голове уже возник образ – Михаил Иванович в беседке в саду, в вышитом шелковом шлафроке, у самовара пьет в тени кустов сирени чай. Где-то вдали, за прудом виднеется белый угол усадебного дома. У ног вьются две длинношерстые борзые, а рядом восседает хозяйка имения в Павлопосадском платке на круглых плечах. Кустодиев во плоти! Мари поморгала, прогоняя видение – у неё всегда было излишне живое воображение.

Михаил Иванович, казалось, даже не заметил, что Мари погрузилась в свои мысли. Он все суетился, раскладывал кусковой сахар по чашкам серебряными щипчиками и щебетал, щебетал без устали.

– А я давно просил его, – продолжил болтать директор. – Паша, милый мой друг, дай нам человека! Ну, негоже ведь дамам… – Михаил Иванович сделал театральную паузу, – …на балы являться в платье с Апраксина двора. Нет, оно безусловно красиво, но совершенно не соответствует эпохе. Ну и какая это реконструкция, Мария Карловна? Это же – лубок, бутафория! Нет, мне не надо такого бала! – Решительно сдвинул он брови к носу. – Но хвала небесам! Они в лице Павла Сергеевича послали мне вас!

Михаил Иванович опять вскочил и, сделав круг вокруг дубового стола, приземлился в своё директорское кресло:

– Прелесть! Прелесть!

Маша не поняла, то ли она – прелесть, то ли её появление в обществе любителей дворянского быта, но по сути это не имело никакого значения. Даже если она не отреагирует, директору хватит собственной радости.

– Вы пейте чай, милая, пейте! Замечательный рецепт отыскал в дневниках одной баронессы! – Уверил распорядитель. – Выпейте чаю и отправляйтесь на квартиру, отдохните сегодня. Квартира ваша нынешняя в самом настоящем особняке начала XIX века. А завтра ждем вас на репетицию и лекцию. Вы же успеете подготовиться?

Михаил Иванович вдруг заволновался, подскочил с места, с волнением вглядываясь в гостью. Мари взмахом руки дала понять, что беспокоиться не о чем.

– Да, да, не тревожьтесь. У меня есть конспекты. – Немного соврала она.

Точнее приукрасила. Конспектов не было, но было множество знаний, записей, заметок, были материалы в интернете. Был опыт в конце концов. Да и ничего не мешает ей сегодняшний вечер посвятить подготовке к завтрашнему занятию.

– Я вас уверяю, после наших лекций ваши дамы смогут добавить в современное бальное платье некоторые детали, которые будут соответствовать той или иной эпохе. И их наряды заиграют новыми красками, создадут ощущение нужной эпохи.

Михаил облегченно выдохнул и опустился обратно в кресло.

– Ну, и чудненько! А я с одним ателье договорился почти. Отправитесь с нашими дамами туда и покажете им на практике, что нужно сделать. Думаю, мастерицы за оплату разрешат вам несколько часов попрактиковаться. Ну что же, тогда до завтра?

Мари поняла, что аудиенция закончена и встала с кресла.

– Ох, вот же ваш ключ от квартиры и адрес, где находится дом! – Спохватился директор и протянул Мари потемневший от времени длинный ключ с завитком на носике и бумажку, выдранную из блокнота.

***

Особняк, в котором расположилось общество, можно было бы даже назвать небольшим дворцом в классическом стиле. Парадное крыльцо обрамляли мраморные ступени, которые плавно, чтобы удобно было спускаться в длинном дамском наряде, спускались к вымощенной дорожке, ведущий сквозь небольшой садик-сквер к проезжей части улицы. Садик был огорожен черной кованой оградой с такой же милой, небольшой калиткой по центру. Мари оглянулась на особнячок, удивляюсь тому, как он хорош. А палисад перед входом, поражал ещё больше. Ведь, всем известно, большинство домов в историческом центре – доходные, в шесть, а то и семь этажей и так тесно приставлены друг к другу, что порой физически ощущаешь, как плотно они стоят рядышком. А тут – отдельный особняк, пусть и небольшой, всего в два этажа, с отдельным подъездом, собственным садиком, огороженной территорией. Видимо, человек, построивший этот дворец был очень богат – в столице Империи, в самом центре, на престижной Петроградской стороне отстроить такой просторный дом.

– Потрясающее место! – В восхищении произнесла Мари вслух.

– Для балов в самый раз! – Вдруг услышала девушка отчего-то знакомый голос за спиной, дернулась от неожиданности, повернулась и практически уткнулась носом в широкую мужскую грудь, облаченную в красивое и дорогое, черное пальто – точно такое же, известного бренда было у Германа. Прямо перед её взглядом болталась латунная пуговица и Мари зацепилась за нее взглядом. Шею мужчины скрывал привычный Питеру шарф.

– Ба! Это снова вы? – Мари, наконец, оторвала взгляд от пуговицы на пальто и ошарашенно уставилась на напугавшего её мужчину. Это был утренний незнакомец, из-за которого она чуть не свалилась под колеса такси.

– А это снова вы, Дмитрий, пугаете меня? – Само собой имя мужчины всплыло в ее голове.

Мари не знала, что удивило ее больше – то, что она запомнила, как зовут улыбчивого молодого человека, или тот факт, что случайным образом они снова встретились в многомиллионном городе, хотя вероятность того стремилась к нулю.

– Видимо, это – судьба! – Дмитрий улыбнулся и знакомые ямочки вновь появились на его щеках. – И вот представляете, судьба, а я до сих пор не знаю вашего имени.

Он так пронзительно посмотрел на неё, так просто, в глаза, что Мари почувствовала, как краснеет. Вроде бы просто слова, открытый взгляд, но отчего-то девушку бросило в краску. Чтобы справиться с волнением Мари кашлянула и отвела взгляд, отстранилась.

– Мария Карловна. – Заявила она и вздернула носик. Это получилось даже как-то высокомерно что ли.

Молодой человек рассмеялся:

– Даже так? Тогда и я должен соответствовать Вам. Дмитрий Васильевич, к вашим услугам. – Поклонился молодой человек.

Банальное знакомство превратилось в какой-то сюр. И зачем только она представилась по имени и отчеству? Но отступать было некуда.

– Очень приятно, Дмитрий Васильевич.

– Как вы смотрите на то, чтобы выпить со мной кофе? Конечно же, исключительно в качестве извинения за утренний инцидент? – Вдруг предложил Дмитрий и Мари совсем стушевалась – это приглашение на свидание? Или просто жест вежливости? Ну вот и зачем ей все это? А вдруг, он – маньяк какой? Мама бы точно не одобрила, решила Маша и сама скривилась, ну, причем тут Юлианна Борисовна?

– Я бы с радостью, но, увы, спешу. – Торопливо отказалась.

– Сейчас я тоже занят, у меня встреча с директором, но запишем это, как отложенное согласие. Идет? – Уточнил Дмитрий.

Кто он такой? И как смог отрицательный ответ вывернуть в свою пользу? Мари неопределенно пожала плечами и обойдя нового знакомого слегка поклонилась.

– Может быть. До свидания, Дмитрий Васильевич!

– Вы не сказали – «прощайте» и это вселяет надежду. – Дмитрий подмигнул. – Я позвоню вам, Мария Карловна.

Маша торопливо кивнула и поспешила прочь. Так скоро она давно не улепетывала от мужчины. Какое-то беспокойство вызывает в ней этот человек. Щемящее, странное, волнительное беспокойство. И в то же время, предвкушение. Мари так разволновалась, что даже не подумала о том, что, не смотря на приглашение на кофе, Дмитрий не спросил ее номера телефона.

Глава 6. Коммуналка во дворце и одно сообщение

Такси подвезло Мари к старому доходному дому на нечетной стороне Мойки.

– Приехали. – Завершил поездку водитель и принялся ждать, пока Мари выберется из агрегата.

– Деньги спишутся с карты, – заверила таксиста Маша и вытащила на тротуар свой чемоданчик.

Колесико его стукнулось о поребрик, и девушка отругала себя: не хватало еще, чтобы колесо отвалилось.

Перед Машей был восторг – великолепные дубовые двери довольно свежей реставрации, выполненные в стиле ампир. Замерев в восхищении, костюмер добрые пять минут разглядывала парадное – величественные линии, колонны по бокам и портик над дверью. И умели же делать!

На самом деле она давно мечтала пожить именно в старинном доме, но каково было удивление, когда Михаил, отдавая ей ключ, заверил, что это – самый, что ни на есть, старинный особняк самого начала XIX века. И принадлежал он какой-то то ли немецкой, то ли прусской фамилии, кому именно Мари не запомнила. Теперь в доме, а точнее во дворце была коммуналка, но разве это может помешать насладиться атмосферой старого Петербурга?

В парадном было темно и пахло специфически, как пахнет обычно в коммуналках и подъездах, но даже это не поубавило пыла восторженности Мари. Она не заметила ни затхлого запаха, ни обшарпанной обстановки. Она видела только великолепную лепнину под высоченными потолками и мраморные ступени на лестнице с коваными перилами.

На втором этаже особняка, по-видимому сто раз перестроенном, но до сих пор сохранившем высоченные потолки – то ли пять, то ли шесть метров, Мари отыскала нужную комнату. «И как еще не догадались надстраивать галереи», – подумала с грустью она, рассматривая старую дерматиновую дверь с латунной цифрой «7», прибитой на уровне глаз. Достала потертый ключ и, отворив двери, вошла в покои, в которых ей предстояло провести следующие две недели.

Квартира встретила ее тишиной и полумраком. Перед Мари был узкий и темноватый коридор, который убегал вглубь квартиры. Прямо перед ней был вход в комнату – в дверном проеме она успела увидеть два высоченный окна с видами на проезжую часть. Прелесть какая! Наспех разувшись девушка проскользнула в жилую часть и прильнула к окну. На улице кипела жизнь – ездили машины, люди спешили по своим делам, за крышами виднелись словно игрушечные, расписные купола «Спаса на Крови». Недалеко отсюда была квартира Пушкина и Михайловский замок, Летний сад. Просто чудо какое-то! Как же здорово, что она согласилась на предложение Павла Сергеевича. Пусть две недели только, но в каком месте!

Восторг, в какой уже раз за сегодняшний день, охватил ее. Что ж, надо сбегать в душ, а потом идти гулять и зайти, наконец, в кафе, чтобы поесть – с утра и маковой росинки во рту не было. Вспомнился Дмитрий Васильевич с предложением выпить кофе, но Мари усилием воли отмела от себя мысли о нем. Ясно же, что, если человек не взял номер телефона – все его слова – лишь для вежливости. Почему-то стало грустно.

Маша намерено бодро вернулась в прихожую за вещами. И только теперь заметила в ней великолепное зеркало в деревянной раме, которое занимало добрую часть коридора. Зеркало было причудливой формы, во весь рост и явно старинное или даже антикварное, потемневшее от времени, даже чуть мутноватое.

– Какая красота! – Маша нежно погладила драгоценную резную раму рукой и ощутила тепло.

Нет, она – определенно молодец, что приняла предложение Павла Сергеевича. О таком отпуске она и не мечтала. О последней их поездке в Питер с Германом даже вспоминать не хотелось – всю неделю он носился по театральным тусовкам, фотосессиям, встречам и магазинам. Куда ж без них? А костюмерам среди богемы, как известно, делать нечего. И Мари или гуляла по городу сама, или сидела в отеле в ожидании любимого, если с погодой совсем не везло. Мари поморщилась болезненно от воспоминаний. Все-таки она любила Германа, хотя и понимала теперь – то были зависимые отношения.

Вдохнув, девушка отправилась в душ. А когда вернулась увидела, что пока она грелась под горячими струями, на ее телефон пришло сообщение, которое само собой вызвало улыбку. Номер отправителя был не известен, но Маша сразу же догадалось, от кого оно. Послание гласило: «Приглашение на кофе все еще в силе. Заеду за Вами, Мария Карловна, в 19 часов».

Глава 7. Свидание

Надо ли говорить, что оставшееся до семи часов вечера время пролетели для Мари, как один миг. Она то металась по своей временной квартире, то рылась в скудном багаже, пытаясь отыскать достойный наряд для вечернего кофепития, то вдруг бросала все и, сдвинув брови, решительно вышагивала по комнате, рассуждая о том, что не должна никуда идти.

Что она знает об этом Дмитрии? Ровным счетом ничего. Да, он обаятелен и не вызывает подозрений, но известный факт – маньяки почти всегда создают впечатление хорошего человека. Потом Мари уверяла себя, что страхи напрасны и вновь принималась разглядывать гардероб. Но все ей казалось не тем – в конце концов, собираясь в поездку, она меньше всего предполагала, что придется идти на свидание. Да и свидание ли это? Может быть, просто элементарная вежливость. Не стоило строить призрачных надежд – мужчина тоже, похоже, в командировке или в поездке, а такие встречи могут закончиться разве что сексом на один раз. А оно ей надо? В этот момент Мари вдруг осознала, что её унесло в дебри. Банальный кофе превратился в ее воображении невесть во что. От мыслей разболелась голова и Мари, злясь уже на самое себя, решила идти в джинсах и обыкновенной льняной блузе, правда, украшенной шитьём. Все свои скромные наряды она старалась как-то украсить. И вот уже простой крой рубашки оживлялся будто старинной вышивкой, а на строгом платье появлялась интересная брошь. Вещи ультрамодные, трендовые она никогда не любила, а популярный уже пару сезонов оверсайз тем более презирала, искренне не понимая, как вещь с эффектом «с чужого плеча» может быть женственной и интересной. А может, это просто профдеформация?

«Вот так в самый раз», подумала Мари, поправляя вышитый воротник блузы. Пусть не думает там себе, что она только и делала, что ждала с ним свидания, наряжаясь. Хотя именно этим она и занималась остаток дня, позабыв обо всем на свете. Нельзя сказать, что Мари без памяти влюбилась прямо с первого взгляда, но что-то необычное с ней определенно происходило. А она, ведь, уже успела позабыть, как это волнительно – собираться на встречу с мужчиной, пусть это всего лишь банальный кофе.

В 19.00 Дмитрий Васильевич стоял у парадной. Маша заметила его, украдкой выглянув в окно. Выждав положенные приличиям десять минут, она не спеша облачилась в пальто, мельком взглянула в старинное зеркало и, заправив непослушную прядь каштановых, чуть вьющихся волос за ухо, вышла из дома.

– Ну, здравствуйте, Мария Карловна! – Насмешливо поздоровался кавалер и поклонился учтиво.

– Добрый вечер! – Ответила девушка.

Он снова был в своём дорогущем пальто, на голове красовалось аккуратное кепи в стиле Шерлока Холмса, а в руках мужчина держал зонт-трость на случай дождя. Настоящий джентльмен, даже если и не из XIX столетия, подумала Мари, но порода в нём все равно определенно чувствовалась.

Маша почувствовала себя неловко и, хотя маменька неоднократно твердила о том, что они сами происходят из старинного немецкого рода, Маше в это верилось с трудом.

Да и знала она страшный секрет Юлианны Борисовны, который однажды так опрометчиво выболтала дальняя родственница – тетушка Клара. Мол, нагуляла Юлька дочку от заезжего командировочного, принесла в подоле. А откуда он был, из Ухты какой-нибудь или из Эрфурта, кто ж теперь разберет? Мать же твердила, что родственница попросту нагло врет, потому что завидует. На этом моменте Юлианна Борисовна замолкала и сурово поджимала губы. Чему можно было завидовать, также не пояснялось. Вскоре Маша и сама перестала приставать к матушке с расспросами. Все одно, толку ноль! Да и какая разница? В современном мире происхождение не играет ровным счетом никакой роли. Или все-таки порода чувствуется за версту? Из раздумий о бренности бытия Мари вырвал вопрос.

– Не легко ли вы одеты, дорогая Мари? – Заботливо спросил Дмитрий Васильевич, поцеловал ей ручку. – Нам предстоит длительная прогулка.

– Вы же пригласили меня на кофе, насколько я помню. – Усмехнулась Маша.

Она все еще чувствовала себя неловко. Это было так ново и необычно, видеть рядом с собой чужого, незнакомого мужчину. Пусть это – всего лишь безобидный кофе.

– Конечно! – Подмигнул ей Дмитрий. – Но разве Вы откажете мне в столь чудесный вечер в прогулке по чудесному Петербургу?

Маша поняла, что он опять шутит, и картинно закатила глаза. Что-то происходило с ней в обществе этого молодого человека. Всегда сдержанная при общении с Германом, сейчас она чувствовала себя удивительно свободно. И лишь лёгкое смущение, все-таки человек был мало знаком ей, все еще охватывало, когда Дмитрий шутил или просто смотрел на неё.

Мари оперлась на его руку и, не торопясь, пошла рядом. Как необычно все это было, как странно! А еще постоянное чувство преследовало Мари рядом с новым знакомым: будто все это уже когда-то было, случалось с нею. Дежавю!

Они шли в сторону Невского проспекта по набережной реки Мойки неспешным шагом. К вечеру распогодилось и вот уже солнце садилось за горизонт не в тяжёлых свинцовых тучах, а на фоне синего, по-осеннему прозрачного неба.

– Вы в Петербурге по работе? – Спросил Дмитрий, нарушая тишину.

– Можно и, так сказать. – Пояснила она. – Я служу при театре, и худрук отправил меня в командировку – читать лекции по костюму в обществе любителей дворянского быта. А вот что вы там делали, любезный Дмитрий Васильевич?

– Если в двух словах, то наша деятельность похожа. Я, конечно, не костюмер, как вы, но с обществом любителей дворянского быта меня тоже связывает просьба одного старинного товарища.

– Да? – Брови Мари взлетели вверх. – И что же это за просьба?

Она, ведь, не говорила своему нынешнему спутнику, что работает костюмером и что Пал Сергич по дружбе обещался распорядителю дать лекции по костюму. Значит, Михаил Иванович проболтался, догадалась девушка, и Дмитрий в курсе, кто она и зачем приехала. Знал, но все равно спросил.

– О, все просто. Я, как и вы – связующее звено. – Рассмеялся Дмитрий. – Известный Вам Михаил Иванович слезно просил меня об услуге – найти для бала кавалеров для дам. Обычно в подобных обществах их всегда не хватает. А так как у меня много знакомых в сфере военного образования, пришлось обращаться к моему приятелю – руководителю одного военного училища.

– Теперь понятно. Значит, тоже командировка. – Подытожила Мари.

– Своего рода. Получается, сами вы танцевать на балу не будете?

– О, нет! Где я и где бал! – Рассмеялась Мари. Неужели он сам планировал в нем участвовать?

– Вы любите Петербург? – Вдруг спросил Дмитрий.

– Разве можно его не любить? Знаете, – вдруг разоткровенничалась Маша, – в Петербурге у меня всегда возникает ощущение, что я уже жила здесь, например, в прошлой жизни. В вы верите в переселение душ?

– Чего только не бывает в жизни. – Как-то серьезно сказал ее собеседник и отвел взгляд, любуясь водой.

Мари показалось даже, что там, под маской беспечной легкости и веселья, в глазах его промелькнула странная искорка – то ли грусти, то ли разочарования, чего-то такого личного, о чем он вряд ли бы хотел сказать почти незнакомому человеку.

Мари не знала, что ответить. Она готова была к отрицанию, даже к тому, что он высмеет ее вопрос. Но нет. И мало того, этот размытый ответ оставил лишь больше вопросов.

Странное это было свидание. Если оно было свиданием, конечно.

Повисло молчание. Не спеша дошли до кофейни, одной из самых известных, обширной сети, и недорогих.

Мари поежилась. У воды всегда холоднее, тем более осенью, тем более в Петербурге.

– Если вы хотели угостить меня кофе, то мы пришли. – Мари сглотнула.

Черт его знает, почему, но захотелось выпить уже горячего. То ли озябла, то ли ответ Дмитрия так подействовал.

– Здесь всегда шумно, много народу. Я знаю место получше. – Вновь уверенно ответил Дмитрий и вдруг, взяв её за руку повёл чуть дальше, за угол ближайшей улицы. – Пойдемте.

Мари торопливо засеменила следом.

– Вы не любите людей? – Спросила, сама не зная зачем.

– О, нет, – рассмеялся её спутник с прежней веселостью, будто и не было этой непонятной неловкости. – Просто там всегда шумно. Даже поговорить не получится в нормальной обстановке. А людей я люблю и изучаю их натуры, пороки и особенности. За людьми интересно наблюдать. А некоторыми еще и любоваться.

С этими словами Дмитрий Васильевич вдруг остановился, обернулся и подтянул её к себе настолько близко, что девушка задохнулась от неожиданности. Так, что знакомая Мари латунная пуговица оказалась прямо перед носом. Что он себе и позволяет?

Смесь чувств закружила ее, увлекла. Смешанные это были чувства – от осторожности и недоверия, которые с детства вселяла маменька к незнакомым мужчинам, до любопытства и восхищения. Легкость его манила, увлекая в омут. Неужели все в этом мире так просто? Вчера она только рассталась с любимым, как ей казалось, мужчиной, а сегодня гуляет под руку, пьет кофе с чужим мужчиной и теряет голову от одного лишь его взгляда. А может, это и есть ее судьба? Та любовь, о которой она всегда мечтала? Или эта встреча – лишь лекарство от расставания с Герой?

Почему-то ей захотелось, чтобы дальше последовало какое-то продолжение, но мужчина лишь поправил ее шарф и, улыбаясь своей чудесной улыбкой, указал на входную дверь, у которой они стояли.

– Вот здесь гораздо тише. И кофе подают ничуть не хуже, чем у Казанского.

Мари разочарованно обвела взглядом дверь и только потом до неё дошло вдруг, что сейчас она спалилась по полной программе. Её растерянный вид выдал все мысли Мари с потрохами.

Ну что, за подстава? Мари вздернула подбородок и прошествовала в тепло кофейни. И прямо затылком почувствовала, как он улыбался.

Какое все-таки странное знакомство! Что оно сулит? Но, даже если и не случится между ними ничего больше, чем этот кофе в уютной кофейне, один плюс от свидания все-таки был: о Германе Мари почти не вспоминала. Все мысли ее отныне были заняты блондином с лучистым взглядом голубых глаз.

Глава 8. Старое зеркало

Вернулась домой Мари в смятенных чувствах. Зашла в прихожую, отомкнув тяжелые дубовые двери старинным ключом, разулась прямо у двери, ступая на скрипучий паркет. В квартире царил полумрак и лишь свет фонаря с улицы падал тусклым лучом в окошко. Он тянулся по паркету, но все равно едва доставал до входа в комнату и потому в коридоре было хоть глаз выколи.

Мари сняла пальто, шарф, повесила свое добро на вешалку у входной двери и пошла на кухню, пробираясь практически на ощупь. Выключатель в коридоре находился у самой кухни и это было крайне неудобно – шлепать в темноте до единственного источника света. На кухне, и тут заленившись искать клавишу выключателя, она прошествовала до раковины и налила себе воды прямо из-под крана. Ели бы мама увидела, разразилась бы целой лекцией о вреде нефильтрованной воды, глупо хихикнула Мари про себя. Интересно, а как к этому вопросу относится Дмитрий? Мысли о Юлианне Борисовне улетучились тут же, как Мари подумала о нем. И, хотя вечер продолжился вполне себе чинно-благородно и без неожиданных прикосновений, все ее чувствами теперь владел один человек. Дмитрий заверил, что они обязательно еще встретятся и поцеловал ей руку. На том и разошлись.

Воспоминания о том, как его теплые губы касались ее холодных пальцев, будоражили. Щеки Мари пылали. Зачарованно, со стаканом воды в руке Мари осторожно ступала в полутьме коридора. Ей оставалось пройти только зеркало и свернуть в проем жилой комнаты. Сама, не зная почему, девушка остановилась на миг и посмотрела в отражение. Из-за сумрака и небольшой врожденной близорукости, она толком не смогла ничего рассмотреть. Шагнула ближе, готовая увидеть знакомый образ, но в ужасе застыла. В зеркале, будто бы на экране телевизора, Мари увидела образ юной, стройной девушки в летящем светлом платье. Девушка разглядывала себя в зеркало, держа в руках свечу. Щеки ее пылали румянцем, и мечтательная улыбка поселилась в уголках губ.

У Мари от ужаса зашевелились волосы на голове. Она закричала не своим голосом и отпрянула от зеркала. Из рук вывалился стеклянный стакан и со звоном полетел на паркет, рассыпаясь на сотню осколков. Вода растеклась лужицей у ног девушки. Мари на ослабевших, будто ватных ногах сползла по стене коридора прямо на пол, все еще визжа. Но напрасно – никто бы не смог ей помочь, ибо в старой, петербургской квартире она была одна.

Подхватив свою сумку и сдернув пальто с крючка, прямо босиком по осколкам, ошалелая Маша вылетела прочь из квартиры. Тяжеленая дверь захлопнулась следом с оглушающим грохотом.

В чувство девушку привел только ледяной пол парадной. Стоять на давно не мытой, местами выщербленной метлахской плитке, правда, конца позапрошлого века босыми ногами – то еще удовольствие. Маша больше не кричала. Но ее все еще трясло, словно в лихорадке. Что это сейчас было? Что за привидение она увидела в зеркале? Ну, не показалось же ей в самом деле? А может, кофе и десерт, которым угощал ее Дмитрий Васильевич в кофейне галлюциногенный? Ну как? Как такое могло быть, чтобы взрослый и адекватный человек, совершенно здоровый психически, вдруг увидел в зеркале не самое себя, а чужой образ?

Маша все стояла на площадке перед входом в квартиру и не знала, что ей делать. Голые ноги нещадно мерзли, но зайти внутрь казалось немыслимым. А вдруг этот призрак бродит где-то рядом? Вдруг он выбрался из зеркала и ищет теперь Мари, чтобы окончательно ее испугать и утащить в зазеркалье? Маша сама на себя разозлилась. Что за чушь она опять надумывает? Но ведь, видение было. Было же! Или ей показалось?

Совершенно уже ничего не понимая, Мари топталась по пятачку у дверей. Чтобы было теплее, она встала ногами на побитый жизнью придверный коврик, но толку от этого было ноль. Собравшись с духом, убедив себя, что она просто заберет обувь из коридора, не входя в квартиру, просто заберет и исчезнет из странной квартиры, Мари дотронулась до двери. Несколько долгих секунд преодолевала свой страх, но все же решилась зайти внутрь. Она просто возьмет чертовы ботинки и уйдет прочь отсюда. Когда, наконец, она решилась дернуть за ручку, оказалось, что дверь захлопнулась. Это простое осознание прогремело в голове набатом. Она, босая, с одной лишь сумкой в руках и пальтишке на худеньких плечиках без ключа, который так и остался висеть на гвоздике в коридоре. В том самом злосчастном коридоре, в зеркале которого она увидела нечто.

Мари выдохнула шумно, обдумывая свое положение. Что делать? Как вскрыть замок, не имея даже шпилек в арсенале? Может быть, пилкой? Порывшись в сумке и на силу отыскав в ее недрах заветный инструмент, Маша принялась ковырять замочную скважину прибором. Но безуспешно. Спустя пять минут, она поняла это окончательно и бесповоротно. Причину своей неудачи она видела в том, что, во-первых, в парадной было темно. Да так, что она не то, что скважину замочную разглядеть не могла, но и собственные замерзшие ступни видно было с трудом. А во-вторых, у костюмерши, которая отлично владела иглой и утюгом, отсутствовала нужная сноровка. Наталью бы сюда, с горечью подумала Мари, делая очередную попытку отомкнуть противную, имперскую еще защелку. Она бы точно смогла разобраться с замком на раз-два. Но Натали была далеко, тьма все сгущалась, ног Мари уже не чувствовала. От безысходности, накатившей волной, девушка чуть не разревелась.

Сунула пилку в сумку и вдруг поняла, что мобильник-то как раз с ней, в ридикюле. Вернувшись со встречи с Дмитрием Васильевичем, она была так занята мыслями об их свидании, что забыла вынуть аппарат. Отчаяние сменилось ликованием. Ну конечно же! Раз сотовый телефон при ней, значит, сейчас она позвонит и попросит помощи. Только вот кому? Мари озадаченно нахмурила брови. Ключ ей дал Михаил Иванович, телефон которого она, растяпа, даже не удосужилась спросить. Квартирных хозяев Мари не знала. Она могла, конечно, позвонить Громову, своему худруку, а Павел Сергеевич уж смог бы раздобыть для нее телефон распорядителя. Но, прикинула девушка, пока суть да дело, она окочурится тут, ожидаючи. Конечно, можно просто позвонить в 112. И это даже, наверное, было бы логичнее всего, но Мари не собственник и на каком основании спасатели должны открыть дверь чужому человеку? И как назло, в Питере нет у нее знакомых, чтобы позвонить и просить о помощи. Хотя… Один такой знакомый прямо сейчас удалялся от старого доходного дома прочь после свидания с нею. Телефон данного господина был аккуратно занесен в телефонную книжку еще накануне днем и, прямо по какому-то роковому стечению обстоятельств, позвонить она могла только ему – Дмитрию Васильевичу.

Скрепя сердце и с невероятным трепетом где-то в груди, Мари разблокирова