Читать онлайн Психоанализ бесплатно

Используя данную информацию, читатель подтверждает, что является лицензированным профессионалом в области здравоохранения, принимающим на себя полную ответственность за знания, полученные здесь, и их применение; или, не будучи лицензированным профессионалом в области здравоохранения, читатель соглашается применять принципы, изложенные в этой книге, только под наблюдением квалифицированного профессионала в области здравоохранения.

Вся информация, изложенная в данном издании, предназначена только для образовательных целей, а не диагностики или лечения каких-либо заболеваний или состояний здоровья, и не заменяет консультацию компетентного практика в области здравоохранения.

Одиночество и пустота

Синоптики обещали, что снегопад будет идти еще два дня, и кажется, что никто на этот счет совсем не расстроился. Люди соскучились по белым пейзажам, по искрящимся улыбкам снега и по сугробам, которые затрудняли движение и были вескими причинами отказаться от важных дел. Такие природные аномалии отвлекали людей от повседневных забот, и напоминали им кто здесь настоящий хозяин. Этот шквальный снегопад с порывистым ветром загнал всех людей в дома, оставив лишь возможность любоваться им из окна. И действительно, что может сделать человек против могучей силы стихии, – только одеться потеплее, или спрятаться в теплом здании. Ему нравилось смотреть вдаль на белые помехи снега, которые казались в тот момент особенно загадочными. Снежинки так весело танцевали в ряд летя сверху, и так тоскливо скапливались внизу. Казалось, что их улыбки, искрящиеся во время полета, уже на земле медленно превращались в скорбящие лица. Наверное, лед бывает серого цвета, потому что он, как и наши мысли, которые слишком плотно прижаты друг другу, так же становится мрачным. И лишь мысли отдаленные на равное расстояние друг от друга как снежинки, могут искрятся миллионами улыбок в медленном танце.

Снегу всегда рады, потому нет ничего чище этих небесных салфеток. Ему нравилось наблюдать за тем, как белым дождем покрывалась липнувшая к ногам грязь. Пока он добежал до ближайшего кафе от остановки, его ноги уже замерзли, а спину сильно продуло. Щекотало от набившегося за пазуху снега как будто кто-то высыпал груду осколков туда, но поскольку к его спине давно никто не прикасался, его это веселило. Даже резкий холод кожи доставил ему скорее приятные ощущение, – как будто снежная королева залезла своей ледяной рукой ему под футболку. Ему хотелось горячего успокаивающего чая с облепихой и имбирем, который он крепко бы сжимал в обмерзших ладонях, не торопясь отпивая маленькими глотками, а в кафе как назло пахло только черным бодрящим кофе от последнего ушедшего посетителя. Этого посетителя уже не было в помещении, но небрежно брошенная на столе чашка с пролитыми каплями на столе и разбросанными салфетками, говорили о том, что напиток был выпит залпом и без всякого удовольствия.

И почему возраст принято считать в летах, а не в зимах. Ведь именно зимой чувство новизны переполняет нас до краев, именно зимой дышится глубже чем когда-либо, и именно зимой так часто хочется начать все с чистого листа. Только зимой каждый человек может почувствовать себя первооткрывателем, наступая в еще не тронутый никем сугроб, очерчивая своими следами путь, возможно по которому потом пойдут другие пешеходы. Возраст следовало бы отмерять количеством зим, то есть количеством начинаний, которые рождаются внутри нас. Пускай это не всегда какие-то великие дела, но это всегда грандиозные мысли и планы. Мы можем не хотеть ничего, но лишь увидев снегопад за окном, наши чувства тут же начинают крутиться как жернова старой мельницы. Хочешь – не хочешь, но раз природа – такая большая и сложная система обновляется, то и тебе крошечному телу пора тоже что- то менять в этой жизни.

Снова этот загадочный холод, подумал он, и снова грустная зима, и опять он остался один. Он смотрел в окно на белую скатерть снега, и думал, как же он сам сейчас похож на этот покорно лежащий снег, ждущий чтобы на него снова наступили. Да все могло быть по-другому, мы теперь этого не узнаем, наши желания сильно замело. Поставив стакан чая на стол, он почувствовал что пуст как эта чашка в его руке. Да он остыл, оттого что его больше никто не пьет. Выстрел теплого света ударил сначала по окну, а потом спустился по его задумавшемуся лицу. Вдруг он почувствовал как свет проник и внутрь него, в мгновение воздух стал нагреваться, и стало легче дышать. Телу больше не нужно было сжиматься от холода, и он почувствовал как расправляется позвоночник, будто почка на весеннем дереве. Зимой небо дымное и бурлящее, в это время оно редко открывает свои ладони, показывая замерзающему человечеству, свой вечно горящий глаз. Это всевидящее и уставшее око равнодушно превращает снег в дождь, красоту в пепел, а грязь в пыль. Его пристальный и ехидный взгляд сейчас усмехался над тщетными попытками все обелить.

В кофе по-прежнему было пусто. Вокруг него словно замершие стояли белые столы и стулья, храня прикосновения последних посетителей. Следы, оставшиеся на снегу – в этом вся суть одиночества, ветер их заметает, и мы снова забываем тех, кто когда-то был нам дорог. Его одиночество очень похоже на этот холод, что стоит за окном, оно так же сурово, и так же приветливо. Мы просто гости, которые пришли без приглашения и забыли постучать в дверь, но еще хуже мы не вытерли ноги перед входом, и наследили в этом мире своими грязными пятками. Да-да, мы нарушили одиночество этого мира. Чай внутри него уже остыл, и он снова почувствовал легкий озноб в конечностях, из-за чего ближе прижал к себе ноги и руки. Подумать только, но космос над нами еще более холоден, чем зима на нашей планете, а значит он еще более одинок. Интересно кто его там греет летом, кого он ждет, или он обречен крутиться пухом, напрасно ища опру на которую лечь. Где-то там высоко – вечная зима без снега, и он посмотрел наверх, откуда не спеша сыпалась пудра. И не нам жаловаться на одиночество, которое рано или поздно заканчивается, в то время когда там далеко над нами, вечная зима без праздников, горячего чая и рождественских песен. Небо смотрит на нас с грустью и завидует нашему одиночеству, ведь оно у нас пройдет, а у него никогда.

Первый сеанс – Эзотерика

«Единственный человек, которого мы в силах изменить – это мы сами»

Ошо

Он шел по дорожке, насвистывая про себя свои старые песни, в надежде, что этим вечером ему повезет. Вот и нужный дом, им оказался двухэтажный таунхаус, довольно скромный с улицы, но не без доли изыска. Он постучал в дверь, и стал ждать, – тишина. Постучал сильнее, костяшки заныли, снова тишина. Через минуту сверху зажегся свет в окне, он отошел от двери, чтобы показаться в полный рост. Силуэт в окне махнул рукой, подавая сигнал войти. Он подошел к двери и стал ждать хозяина, считая секунды, которые ему понадобились бы для того, чтобы спуститься вниз. Дверь открылась и он увидел человека среднего роста с высоким лбом и узким телом, которое не подходило ему по размеру. Он был в домашней одежде свободного покроя, и ни чуть не удивленный поздним посетителем.

– Прошу. Вот сюда в гостиную, а нет, давайте сразу в кабинет. Можете прилечь на кушетку, пока я закончу свои домашние дела и вернусь к вам. Не переживайте, я быстро.

Оставшись один, он стал разглядывать комнату: в глаза бросалось обилие книг, которые лежали и стопками на полу, и вставлены во все свободные места на полках. На стене висели огромные часы в виде чей-то ритуальной маски, и очень громко тикали. Окна все были плотно зашторены, лишь абажур делился тусклым светом. В углу стоял видимо его рабочий стол с креслом. Было по-домашнему тихо и уютно.

– Извините, что так долго. Сразу разъясню. Мои услуги платные, консультации провожу только по субботам в аудитории университета. Дома принимаю только на коммерческой основе. – Солист достал из кармана пачку несортированных купюр и единой массой кинул их на стол. Возникла пауза. Музыкант заговорил с полным безразличием снова, бросая между ними слова как рисунки Роршаха на стол:

– А вы извините что так поздно, у вас наверное уже закончился рабочий день. Я лидер известной рок-группы, но вы вряд ли интересуетесь такой музыкой. Мне дал ваш адрес мой хороший знакомый. У меня неотложная проблема, и без вас мне ее не решить, видимо. – Он развел руки в знак просьбы.

– Проблема? Ну что же проблемы – это моя работа. – Указал ладонью на кушетку, произнес доктор, предлагая таким образом занять место пациента. – Ну что ж, рассказывайте. Что вас беспокоит? – Вытянув свою большую голову с маленькими внимательными глазами вперед как стебелек на тонкой длинной шее.

– Я плохо сплю, и постоянно чувствую тяжесть в голове, ногах, спине… – Он дотронулся до каждого муста.

– Понятно, можете не продолжать. – Перебил его психолог и откинулся на спинку кресла, поднял глаза в потолок, словно считал арифметическую задачу, а затем не опуская головы, спокойно и словно под запись заговорил. – Это довольно распространенный случай в моей практике. Дело в том, что ученые убедили нас всех, что наши мысли рождаются и живут исключительно в голове, а именно в центре черепной коробки. При этом, чем сильнее мы думаем, тем сильнее начинаем концентрироваться в этом месте. Самый большой обман, в который мы безоговорочно верим: что все наши мысли рождаются только в голове. Мы никогда не подвергаем сомнению то, что мысли живут в голове, а чувства в сердце.

– Постойте, постойте! Но тогда где живут мысли? Откуда они вообще берутся? – заерзал пациент на месте. В его голосе было столько претензий и возмущений, что доктор поморщился. И почему каждый, кто приходит к нему с деньгами, начинает вести с ним как с шарлатаном, думал психолог про себя. Почему каждый это нервный пациент, губит свою психику на протяжении десятка лет, уничтожая в ней все живое и прекрасное, а потом когда теряет здоровый сон, приходит к нему и требует вылечить его за пару часов.

– Мысль – это реакция синапсов или нервных окончаний, которые находятся по всему телу. Напряжение возникает только в тех местах, где слишком много мыслей, из-за концентрации. Избыток мыслей в определенном месте создает там напряжение. Опорой для возникновения и накопления мыслей в определенном месте являются застывшие эмоции, но об этом мы поговорим немного позже. – Психолог подвинул немного стул ближе к столу и немного нахмурил брови, будто пытался узнать кого-то из прошлого. Пациент полулежал на кушетке, и смотрел не моргая в желтый от абажура потолок.

– Тогда другой вопрос? Можем ли мы контролировать свои мысли? Почему не так просто отключиться от тревожащих нас мыслей? Почему они липнут к нам снова и снова? – музыкант почесал затылок. Он не переставал возмущаться тем, что говорил ему доктор, будто ученик в школе издевался над учителем.

– Как я уже сказал ранее, мысль – это реакция нервных окончаний тела, и именно поэтому, значение мыслей определяется тем участком тела, который реагирует на внешнее раздражение, воспоминание или фантазию. Поскольку нервные реакции происходят линейно, как разряд молнии, то вполне возможно, что они и происходят по такому же принципу. Контролировать мы их не можем, но мы можем выбирать им фон, если можно так сказать, когда например, вместо правой руки мы переносим импульсы на левую.

– Вы хотите сказать, что можно думать любой частью тела? – Музыкант слегка приподнялся, вытянув шею к психологу, тот даже не пошевелился. – И от того, чем именно мы думаем, будет зависит наше отношение к этим мыслям?? – Он подтянул к нему шею еще ближе. – Но тогда чем же отличаются эмоции от мыслей?

Доктор чувствовал это неверующее давление на него, но единственное, что он обычно делал в таких ситуациях, это продолжал свой профессиональный долг, так будто ничего не слышал. В конце концов, излечение – это дело каждого из пациентов, если они не хотят этого, то он бессилен им чем-либо помочь.

– Главное отличие в том, что эмоции сжимают тело, а мысли его расширяют. Хотя грань между ними условная. Боль – это сжатые эмоции, и в основном этими эмоциями являются эгоистичные побуждения, вроде гордости, гнева, зависти, жадности, спешки, злонамеренности, мести, уныния и других. Чтобы их освободить, нужно представлять их в прозрачной форме. Все отрицательные эмоции сжимаются в одной точке, а все отрицательный разжимаются как прожектор. – Психолог постучал тупым концом карандаша по ручке кресла, вслушиваясь в этот глухой звук резинки о дерево. Он ему что-то напоминал.

– То есть тогда получается, я могу и радоваться и печалиться разными местами? – Улыбаясь и как все еще издеваюсь переспросил пациент, который развалился на кушетке уже как на шезлонге на пляже.

– Абсолютно любыми, но тут главное научиться управлять одновременно несколькими процессами. Радуйтесь не каким-то одним местом, а всем телом, и разочаровывайтесь не чем-то конкретным, а всем телом. Чувствуйте не сердцем, а всем телом, и ощущайте не пальцами, а всем телом. Ведь когда мы спим, мы же не спим отдельными частями, мы всегда спим всем телом, и точно так же мы должны выполнять и все прочие психо-эмоциональные действия – обширно и органически связано. – Доктор широко развел руками, изображая расходящиеся круги на воде. Пациент улыбнулся, и в его глазах так же разошлись круги. Он все еще не принимал сказанное всерьез, и пытался отшучиваться, но тон его стал серьезным.

– Таким образом, сжатию противостоит расжатие, так я должен понимать все это и удивленно кивать? А напряжение, как одно из проявлений сжатия, должно проходить с появлением расжатия. Так что ли?

Доктор уловил в голосе пациента нотки заинтересованности внутри сарказма, и попытался зацепиться за них доводами. Он не спеша выдохнул, и стал постепенно, как бы подходя к месту издалека, рассказывать.

– Как я установил ранее, важно не то, каким местом мы думаем, а то, как часто мы меняем эти места на противоположные. Стрессы и напряжения, повторюсь возникают из-за длительной концентрации на определенных местах. Я не призываю думать только левой рукой, ногой или только головой. Я лишь рекомендую менять эти места периодически на другие не похожие, и желательно симметричные в теле.

– Ваши советы похожи на мистификацию, на какие-то древние культы. У меня барабанщик в группе тащится от таких нестандартных штучек. Каждую неделю разные побрякушки на себя нацепляет, и радуется, радуется так, будто при этом новую руку или голову себе пришил. – С усмешкой сказал пациент.

– Видите он радуется.. и спит наверное при этом крепко. Меняя одежду, символы на теле, окружающую обстановку и прочее, он меняет и места, которыми думает, сам того не понимая. Судя по вашему облику… – Доктор медленно словно утюгом прошелся по всему облику музыканта, продолжил. – Видно, что в этой одежде вы ходите уже очень давно, вы с ней свыклись и так же как свыклись и с мыслями, которые вас тревожат. Так ведь, вы сами, боитесь или не хотите ничего менять в своем облике, внешнем и внутреннем.

– Вы что сбредили?! Это совсем новый костюм, я его купил позавчера на гастролях, еще пыль не успела сесть! – Сказал надломленным голосом приподнявшись пациент, и стал с непониманием оглядывать себя, отряхивая прилипшие нитки, надеясь на то, что в этом тусклом свете абажура, не будет видно его реальное трехлетнее состояние гардероба. Действительно он уже сросся с этим костюмом и ходит в нем постоянно, и если проследить точный срок, то наверное он будет равен его тревожным мыслям, которые вертясь повторяются друг за другом точно такой же период. От этой мысли я окатило потом, «неужели он прав?».

– Постоянство это хорошо, но постоянство вызывает напряжение, которое вызывает стресс и бессонницу. – Прервал внутренний диалог музыканта доктор своим утонченным педагогическим голосом. – Необходимо заменять везде, где это возможно свои мысли на чувства, а понятие мышления на понятие сердечности.

– Что? Что? – Поперхнулся пациент от новой порции знаний; ему показалось, что поперхнулись его мысли.

– Ну что тут непонятного? – Развел ладони в стороны доктор, и поднял тонкие брови над очками. – Например, если у вас болит печень, то представьте, что там теперь находится ваше сердце. Теперь вы всех любите не сердцем, а печенью. Понятно? – Доктор посмотрел на изумленное лицо музыканта, которое было погружено так глубоко в себя, что даже у доктора закружилась голова, когда он представил эту глубину. Тут уместно он вспомнил выражение про бездонную пустоту души некоторых людей. «Чем набит изнутри этот музыкант?». Может он вынужден зацикливаться на чем то одном, потому что сам по себе ограничен и не способен расширять свою границы. И судя по тому, как долго он усваивает рекомендации доктора, вероятнее всего это и есть правда. Представив сияющую пустоту музыканта, доктор аж зевнул. И только от этого звука пациент встрепенулся и уставился невидимыми глазами на свои колени.

– Продолжим. Если напряжен желудок, то нужно представить что теперь вместо него там находится так же ваше сердце. Или проще говоря, просто думайте сердцем отовсюду, где только это возможно.

– Подождите, а что значит думать сердцем? Не значит ли это просто начать чувствовать, когда влюбляешься? И ли умиляешься маленькому котенку на улице? – Невинными глазами спросил пациент.

– Все верно. Вижу терапия уже идет вам на пользу. Ваш взгляд немного спокойнее, мышцы лица заметно расслабились. Реакция нервной системы бывает разной по силе: мягкая реакция кажется нам чувствами, а твердая негативными мыслями. Можем ли мы смягчать эту реакцию, однозначно, запросто можем. – Тут психолог щелкнул пальцами правой руки, да так музыкально, что пациент услышал в голове мелодию.

– Значит мы можем менять свои мысли? Мы можем менять негативные мысли на позитивные? – С резиновой улыбкой объевшегося рыбой кота спросил музыкант, который больше не ерзал на кушетке. Психолог снял очки и стал крутить ими в руке, держа лишь за одну душку. Тень от них бегала на стене.

– Все наши мысли имеют точку опоры и центр тяжести, и могут опираться на любую точку нашего тела. Мы так привыкли думать и чувствовать головой, что проще просто транслировать саму голову в животе или груди. Все наши эмоции то же имеют точку опоры, испытывая радость, каждый ощущает ее в разных точках тела. Этот центр тяжести можно легко перемещать по телу, и от этого будет меняться взгляд на одни и те же вещи. Но самое главное не пускать свои переживания глубоко внутрь себя, оставляя их где-то на поверхности тела. – Доктор поднял ладонь над своей головой, показывая уровень их обитания.

– Вот-вот. Я слишком глубоко пропускаю все через себя. – Прошептал музыкант, словно поймал вредного кота, который давно ему гадил в тапки. Голова его невольно качалась взад вперед, как у игрушки.

– Держите мысли поближе к коже, а чувства подальше от кожи. В данной процедуре главное даже не столько понять что да как, а просто научиться менять свои мысли и чувства на противоположные, или заменять одно другим. Вам просто нужно научиться поменять свои точки опоры и концентрации, – и все. – Доктор со звуком положил свои очки с толстыми линзами на стол, и резко закачал ногой, которая висела на другой ноге. – В каком бы состоянии вы не находились, вам нужно научиться переворачиваться на другую.

Пациент сидел сосредоточенно, сложив пальцы рук друг с другом, и внимательно слушал каждое слово.

– Это как? Я не совсем понимаю? Я вроде так и делаю? – ответил музыкант, поняв, что пришла его очередь говорить. Ему хотелось бы узнать какой-нибудь секрет или психологическую тайну, которой пользуются профессионалы своего дела, или которую скрывают секретные агенты, когда выполняют задания. Что-нибудь такое простое и в то же время эффективное, чтобы раз и я сразу бы уснул крепким сном.

– Не думаю, что вы так делаете. – Продолжил психолог, положив одну костлявую ногу на другую. – Скорее всего, когда вы думаете, или чувствуете или испытываете эмоции, то опираетесь на одну из точек в своем теле. Стройтесь превращать эти точки в области пространства. – Под доктором заскрипело кресло.

– Какие еще пространства? Космические что ли? – Усмехнулся музыкант, подняв вверх свой татуированный палец. На кистях его загремели потертые браслеты и цепочки. – Не понимаю? О чем вы?

– Смотрите на мир не глазами, а всей телом сразу, слушайте не ушами, а всем телом, чувствовать не пальцами, а всей кожей. Дышите не легкими, а кожей, думайте не головой, а кожей. В покое нужно дышать внутренними органами, а в движении кожей. – Доктор испытующе посмотрел на пациента из под очков. Глаза этого профессионала, смотрели на музыканта, не как на пациента, как на опытный образец, каждая деталь на котором крайне важна для понимания всего целого. Сопротивление было очевидно слабым.

– Пожалуй, вы правы, когда я пытаюсь сейчас дышать всем телом, наступает некое расслабление. – Более умиротворенным голосом уже произнес музыкант, наблюдая сам за своей телесной податливостью внутренним взглядом. Потряс сначала одной рукой, потом другой и обреченно без сил выдохнул.

– Поймите, иногда не хватает не смелости, а воздуха в легких для этой смелости. Есть выражение «нищие духом», и тут имеется в виду не слабость души, а скорее всего слабость легких. Мечты неразрывно связаны с системой дыхания, ведь именно мечты задают темп дыханию, и лишь потом дыхание создает наше самочувствие. То есть наше воображение лепит наше дыхание, так что следите за своими образами.

– То есть вы хотите сказать, что наши фантазии и мечты задают темп нашему дыханию? – музыкант почесал у виска, да так больно, что там остались красные разводы. Он заморгал чаще, пытаясь понять сказанное, будто понимание его происходило через взгляд, который был так же пуст, как и в начале беседы.

– Давайте зайдем издалека. – Почесав нижнее века, сказал глядя в пол доктор. – Когда я говорю, что за нашим окном стоит дракон, то что вы при этом представляете? Какие образы вы видите при этом? – Доктор подбадривая музыканта стал как бы подзывать его рукой, как собачку, готовую покормить с руки.

– Ну.. Какое-то чудище? Все липкое, и блестящее. В зеленой чешуе. Глаза у него злые и желтые. – Выдавливал слово за словом пациент, вцепившись пальцами в кушетку, боясь упасть с нее как с дерева.

– Ну вот видите. Кто вам диктует такие образы? С чего вы взяли, что именно так выглядит дракон? Вы его когда-нибудь сами видели? – Усмехаясь, стал выворачивать психолог. – Почему с желтыми глазами?

– Не знаю, просто таким образы всплыли первыми. – В нерешительности стал оправдываться музыкант.

– Теперь понимаете, что всю свою жизнь мы воспринимаем как этого дракона, то слишком страшно, то слишком радостно, хотя завтрашний день никому из нас не дано предсказать. Мы сами придумываем себе страхи, и радости кстати тоже. – Закончив говорить, доктор взял ручку со стола и обратной стороной стал ею тихо постукивать по столу. – Таким образом, мы пугаемся дважды: первый, когда предвосхищаем событие; и второй раз, когда реально сталкиваемся с ним, так как оно не соответствует нашим ожиданиям.

– То есть мы сами придумываем себе драконов? Но это же не правильно. Зачем мы так делаем? – Поникшим голосом пробормотал музыкант, понимая что точно так же он делает каждый день.

– На это нет однозначного ответа, но во многом это зависит от нашего дыхания, которое в свою очередь зависит от нашего воображения. Они влияют друг на друга, оставляя нас связанными в заложниках у себя.

– Когда мне страшно, я чаще начинаю дышать! Но значит ли это… Нет это невозможно.. я пробовал дышать спокойнее, когда было тревожно, но у меня ничего не получалось… – Хлопнул ладонью музыкант.

– Нервные проблемы у человека возникают, когда он начинает подстраивать свое дыхание к тому, что видит и переживает в голове, когда мысли начинают дирижировать его вдохами и выдохами, это первый признак дисбаланса в организме. – Доктор поджал губы, и стал думать над следующим тезисом.

– Вы хотите, сказать, что страхи возникают из-за того что просто сбивается дыхание. – Пациент стал водить указательным пальцем, очерчивая круг на кушетке. Брови его не разжимались, глаза округлились от пустоты. – Но как контролировать свою дыхание? – Не отводя глаз от условных кругов, спросил он.

– Необходимо осознать раз и навсегда, что дыхание это абсолютно независимая от мыслительных процессов система, она должна работать сама по себе, в независимости от происходящих событий извне или внутри головы. Наше дыхание это всегда безопасный изолированный мир, который никогда не должен пересекаться с опасным внешним миром. – Доктор развел руками в стороны, подчеркивая на сколько важно то, что он только что сказал. – Ни один шорох, ни один звук не должен нарушать водную гладь вашего дыхания. В этом и есть секрет сохранения непоколебимого спокойствия в неожиданных ситуациях.

– Мне всегда казалось, что дыхание следует за сигналами тела, но не ума. – Музыкант погладил свой висок.

– Цикл выглядит так: ум толкает дыхание, дыхание толкает тело, тело толкает ум, и так по кругу. Слабым звеном тут являются только наши мысли. Сохранить спокойствие ума вы сможете только, если вам удастся не перемешивать его с дыханием. Впредь думайте отдельно и дышите всегда отдельно, эти системы никогда не должны пересекаться, и влиять друг на друга. – Доктор снова развел свои руки в стороны.

– А вот чего никогда не мог понять, как же правильно дышать все таки, и какая в этом связь с телом?

– Мышцы питаются телесным удовольствием, которое возникает при каждом выдохе. Мы так привыкли думать, напрягая мышцы лица и тела, что нам кажется, что по-другому невозможно. Посмотрите, как думают дети, ни один мускул на их лице не дрогнет, а все сухожилия согнуты. Когда мы пытаемся снять стресс, то все мы пытаемся расслабить физические мышцы, именно поэтому нам никогда этого не удается. Чувствуйте улыбку при каждом своем движении. Чувствуйте улыбку при каждом своем выдохе.

– Я так понимаю, система дыхания имеет огромное значение в вашей теории восстановления.

– Конечно. Все стрессы и страхи приходят к нам на вдохе, поэтому вся восстановительная терапия должна основываться на более длительных выдохах. Надо так сказать, выдыхать свои страхи и стрессы из мест напряжения, а если они не хотят вылезать, дробить их на мелкие части, и выгонять уже по частям.

– Вы так интересно рассказываете, что я уже начинаю засыпать. – Улыбка музыканта расплылась по всему телу, как чайная ложка сливок по всему стакану бежевого кофе. Его тело заметно обмякло на кушетке.

– Дышите всегда спокойно, в независимости от своего или чужого мышления, и думайте всегда независимо от того как дышите. Умение восстанавливаться во многом зависит от умения понимать себя: за что мы любим себя, и за что не любим себя; что пугает нас в себе, и что делает нас смелее в себе; что беспокоит нас в себе и что успокаивает нас в себе. Эти довольно простые вопросы, могут привести нас на путь изначального самочувствия. – Психолог поднял палец вверх, акцентируя внимание на сказанном.

– Больше всего меня интересует, как мне вернуть детское состояние покоя. – Музыкант закивал головой. – Можете мне подсказать в этом направлении что-нибудь конкретное. – Его глаза стали по детски наивными.

– Попытайтесь поймать и понять каждую спонтанную мысль, которая призывает вас к суете, дискомфорту, дерганью. Медитируйте, познавая каждое дуновение ветра внутри и каждый шелест листьев от него. Своими словами мы можем ранить других, а своими мыслями себя. Вспоминайте мысли, которые вызывали в вас сомнения и стыд, неуверенность и желание сдаться. Вероятно они, и есть причина вашей сегодняшней суеты, от которой можно избавиться только пережив их снова по нескольку раз.

– Что вы имеете в виду пережить их снова? Зачем мне этот стресс переживать снова? Я думал, вы мне поможете его забыть, навсегда? Разве не за это я вам плачу деньги? – Глаза пациента округлились.

Послышался скрип ламината у них над головой, оба подняли головы и тут же забыли, о чем только что говорили. Послышалось падение чего-то тяжелого и твердого на пол, но на этот раз никто не поднял даже головы. Психолог старался незаметно задуматься о том, что же там могло происходить на втором этаже, это видно было по коридорам в его глазах, по которым бродило его сознание. Потом продолжил издалека:

– Поймите меня правильно, я желаю только скорейшего выздоровления своим пациентам. – После этих слов он медленно облокотился на спинку своего кресла, которое заскрипело под ним. – Сознание и тело должны работать синхронно, а не параллельно. Когда они разделены, то возникает напряжение и там и там.

– Интересное предположение, и как нам тогда их объединить? – Музыкант склонил голову от удивления.

– Для балансировки сознания и тела необходимо для каждой приходящей в голову мысли искать ассоциацию из шести форм: зрения, слух, вкус, запах, прикосновение, дыхание. Например, на что похожа наша мысль, чем пахнет, как звучит, какая на вкус и на ощупь, или как она дышит. Соединение ментального и физического приведет к снятию стресса. Старайтесь не разъединять сознание и ощущения, и чтобы они всегда проецировались не в каком-то отдельном месте тела, а по всей его полости одновременно.

– Это то, о чем вы говорили ранее: – слушать не ушами, а всем телом сразу? – нахмурив брови, спросил музыкант, пытаясь вспомнить, о чем говорил доктор пять минут назад, словно откатывая чугунный люк.

– Да. Подсознание и сознание едины, но с возрастом каждый из нас начинает их разграничивать. То о чем мы думаем, и то, что мы воображаем – является двумя сторонами одной медали. Концентрация без ассоциаций приведет к нарушению и того и другого. Каждую ночь, засыпая, человек почему-то входит в разные двери подсознания с новыми образами, когда на самом деле туда ведет лишь одна единственная потертая дверь. Нужно создавать не новый сценарий во сне, а продолжать старый, бесконечный сериал.

– Как это благоразумно, продолжать старый сон. Ах! Как бы я хотел продолжать свои детские сны.

– Вспоминайте. Засыпая каждую ночь, продолжайте вчерашний сон, вспоминая какие образы были в нем. Это можно представить как лабиринт закрытых дверей, когда открывая каждую из них, мы попадаем в помещение одного и того же цвета. – Доктор стал крутить рукой, словно проворачивал педаль велосипеда.

– Неужели эти ваши рекомендации помогают кому-то исцелиться от бессонницы? – Почесав свой длинный мягкий нос своим длинным шершавым от гитарных аккордов пальцем, спросил музыкант.

– Я и не утверждаю, что это помогает всем без исключения. К тому же нужно учитывать, что это нетрадиционные, а соответственно не доказанные пока еще официальной наукой техники. – Просто попробуйте. Пока я ни у кого ни разу не замечал от этого никаких побочных явлений. Не ищите новое. Нужно всегда искать что-то единое между тем, что было минуту назад, и тем что происходит сейчас, как между вчерашним сном и сегодняшним. Только тогда нам удастся стереть грань между сном и бодрствованием, успокоится и восстановить утраченный в детстве сон. – И часы на стене затикали громче.

– Звучит любопытно, и даже многообещающе. – Музыкант улыбнулся глазами, от которых потянулись морщинки, словно от кресла, на которое только что сели. Он успокоился и закрыв глаза слегка отключился.

/// Музыка вливалась в него журчащим ручьем, и он ловил эти ягоды ртом. Музыка словно играла на его внутренней арфе, струны его звенели и расслабляли вибрацией. Раздался не сочетающийся звук, снова он, – стучали в дверь, он открыл глаза, и понял, что опять уснул в наушниках. «Открой быстро!» – это кричала мать, барабаня кулаком, дверь дребезжала стеклом. «Ну что еще?» – протянул он, глядя на нее сонными глазами. «Ты чего опять? свою музыку слушаешь? Целыми днями одну музыку слушаешь! Ты почему опять в комнате не убрался?». Он оглянулся и вспомнил, что обещал убрать раскиданные вещи со стульев и шкафов. «Ну что молчишь! Получишь у меня!», сказала она, чуть не скрипя зубами, он закрыл глаза, понимая, что нужно лишь немного подождать, и она успокоится. А она все не успокаивалась, «я нашла тебе работу!», дергая коленкой, продолжила она, «будешь сторожить склад», я молчал, «ты меня понял!», тряхнув взглядом меня еще раз, повторила мать. Из другой комнаты донесся грубый отцовский голос: «Да давно пора его к жизни приучать! Целыми днями эту музыку только слушает! Дармоед! Бездельник! Я в его годы уже вагоны разгружал и родителям помогал!». Воздух стал тяжелеть. «Зажали со всех сторон, видимо сговорились заранее» – подумал он, надо только удержать себя в руках и не отвечать, и все скоро закончится. Внутри него арфа сменилась электрогитарой, но мелодия осталась прежней. Воздух стал темнеть. «Чтобы через полчаса убрался в своей комнате!» – повторила мать, глядя на него осуждающе, «а через час чтобы был на собеседовании! вот адрес! тебя там ждут ровно в 12 часов! Ты понял?». Она словно трясла его своим взглядом как руками, но сон его никак не отпускал, в голове продолжала звучать эта завораживающая мелодия. Похоже, она уже прилипла, и теперь будут крутиться в голове весь день. ///

Музыкант лениво открывал тяжелые веки, и все вокруг него расплывалось, сон не отпускал его. Но как только он услышал знакомый скрип кресла, он тут же широко открыл глаза, и почувствовал легкий стыд. Доктор, глядя на приснувшего пациента, слегка покряхтел в кулак и разгоняющимся голосом заговорил:

– На самом деле в здоровом состоянии мы спим и днем и ночью, видя бессознательные образы днем, а не только во сне. Однако большинство взрослых, гонят от себя подсознательные образы днем, чем и нарушают ночной сон, поскольку он рвет единую нить работы сознания-подсознания. Мало того, можно даже сказать, что сон и явь это суть одного целого. Стресс – это четкое разграничение сна и реальности, когда мы точно воспринимает что-то не как сон. Соответственно всякое расслабление должно стать соединением суровой реальности с прозрачными снами. – Доктор облокотился с удовольствием на спинку стула, видно было что спина его устала, да и весь он сам изрядно выкладывался, когда вел терапию.

– Любопытно, вы хотите сказать, что вся наша жизнь это продолжение сна, а сон это продолжение жизни. – Музыкант еще до конца не отойдя от образов сна слегка зевнул, и положил ногу на ногу, прищурился.

– По другому никак. Не стоит разграничивать образы сна и образы действительности, необходимо складывать их в одну коробку. То есть, бодрствуя, не стоит забывать свои сны, а спя не забывать увиденное наяву. – Он поправил спавшие к кончику носа очки, подтянув их к самой переносице и продолжил. – Мало того, можно даже сказать, что сон и явь это суть одного целого. Стресс – это четкое разграничение сна и реальности, когда мы точно воспринимает что-то не как сон. Соответственно всякое расслабление должно быть соединением суровой реальности с прозрачными снами. Не стоит разграничивать образы сна и образы действительности, необходимо складывать их в одну коробку. То есть, бодрствуя не стоит забывать свои сны, а спя не забывать увиденное наяву. Нужно продолжать плыть и ни в коем случае не выходить на берег. Так как именно этот берег, заставляет нас останавливать воображение и вызывает вопросы.

– Доктор, а если сны настолько ужасны, что не хочется продолжать их наяву, что тогда делать?

– Сны нельзя понимать буквально. Не так важна картинка в снах, как те эмоции, которые он вызывает. К тому же, если накладывать сон на напряжение, эмоции под ним быстрее начинают выявляться. Подсознание так устроено, что оно накладывает любые картинки на те эмоции, которые остаются у нас в течении дня. Это многих и сбивает с толку, особенно тех, кто пытается толковать сны по увиденным в них картинкам и сценам. Запоминать нужно только эмоции сна, и продолжать их наяву, тогда они будут разжаты, и каждый новый сон будет все мягче и мягче. Но сделать это не так просто, как кажется.

Доктор сложил ладони в треугольник, и опустил в них свое лицо. Видно было что он переживал собственный опыт, а не вспоминал уже чей-то чужой. Сны сложная тема для любого психолога.

– В соединении подсознания с сознанием организм обретает гармонию и способность к самовосстановлению. С другой стороны, все наше воображение это не цепь спонтанных и хаотичных образов, а единое море воображения. Необходимо соединять вчерашнее, сегодняшнее и завтрашнее воображение в одно общее восприятие. – Психолог сжал и разжал руки, будто сыграл на аккордеоне.

– Под воображением я так понимаю, вы подразумеваете, всплывающие спонтанные эмоции? – Нахмурив брови спросил музыкант, и по его виду было ясно, что он впитывал теперь каждое слово, и аккуратно складывал в ровную стенку, которую с тщательностью растущего ребенка собирал в песочнице.

– Да все верно, спасибо что поправили. Извините за путаницу. Воображение лишь маска, под которой скрываются эмоции. Вся терапия только и заключается в поиске и обезвреживании своих же эмоций. – Снова послышались громкие стуки сверху, и доктор взволновано встал, затем как бы отряхиваясь то ли от пыли, то ли от терапевтического сеанса сказал. – Мне нужно отлучится снова на минутку. Подождите.

Музыкант только и успел кивнуть, как хозяин дома вышел из кабинета на глузо захлопнув за собой дверь. Теперь тиканье часов стало гораздо ощутимее, слышен был даже легкий свист ветра за окном. Пациент от усталости уставился в одну точку на стене, и постепенно узоры обоев стали расходится ритмично под отщелкивание настенных часов, он чувствовал, но ничего не мог поделать, так как его тело его не слушалось. Пришлось лишь покорно наблюдал за тем, как его засыпал песком то один, то другой бархан.

/// Закинув все свои вещи за диван, он заметил, как в комнате сразу стало чище и опрятнее, «только и всего!» – подумал он. «Надо просто убрать с глаз лишнее!». Дверь распахнулась от удара ногой, в комнату вошел отец, и стал разглядывать все углы. «У меня пропали часы», в никуда сказал он, «ты не видел?», – при этих словах он пристально посмотрел на сына. Тот не знал, куда прятать глаза, но не от того, что он их взял, а от того, что отец мог вообще подумать, что он мог взять его вещь без спросу. Само обвинение его сильно задело. Как ему самому не стыдно подозревать своего сына в такой подлой краже, как будто у него друзей мало, которые почему-то каждую неделю меняются. «Чего молчишь? Глаза прячешь? Говори! Ты взял?», уже не унимался отец, почуяв слабость сына. У того во рту все слиплось от обиды и такого обвинительного тона. «Ну, говори!», закричал отец и врезал наотмашь ему по щеке, от чего тот отскочил на кровать. Лицо его покраснело, то ли от удара, то ли от стыда. Желчь стала наполнять его до тех пор, пока он не закричал: «Ты сам их потерял! Когда на прошлой недели напился! Забыл алкаш!». Ему было больно это говорить, но он должен был это сказать в отместку, и не предполагая как вариант, а уже утверждая это как факт. «Твои дружки алкаши и обчистили тебя!», ему было больно очень это говорить, внутри него что-то сжалось. Но он должен был это сказать, так как ему никто бы этого никогда этого не сказал, а сам он такую версию рассматривал бы в самую последнюю очередь. «Заткнись! Как ты смеешь!» – заорал отец. «Ты мне не отец!» – резко выбросил в воздух он и так же резко сам выбежал из комнаты, надел грязные кроссовки и выбежал из дому. «Куда ты, умник! Я с тобой еще не закончил! Получишь у меня, когда вернешься!» – раздавалось у него за спиной, как раскаты грома, от которого он удалялся все дальше и дальше. Так началось его обычное утро. Он сидел на холодных ступеньках, глотал свои слезы, и в очередной раз думал: «Сто процентов я не их сын! Ничего общего у меня с ними нет! Вообще ничего! Меня усыновили!». Он решил, что теперь начнет новую жизнь, но без их помощи, сам, а для этого ему надо найти работу. Он достал из кармана смятый листок с адресом склада, на котором его ждали в 12 часов, и снова его смял. ///

Его сознание стало всплывать на поверхность стремительно, оставляя позади это черное дно. Воздух и свет, теперь он четко чувствовал, что проснулся. Доктор сидел за столом, изучая какую-то книгу, но как только услышал шорох на кушетке, тут же ее захлопнул, оттолкнулся ногами в кресле и подкатился поближе к своему пациенту. Доктор изучал состояние проснувшегося, по глубине его глаз, и как только увидел в них удовольствие от пробуждения, оттолкнулся от него. Моргая глазами, музыкант в очередной раз проснулся, слух его был пока слаб, но тут же уловил слова доктора, как сигнальные маячки на море:

– Вижу вам лучше. Принимаете лекарство прямо в аптеке. Хвалю, в нашем возрасте сну уже нужно предаваться там и тогда, где он приходит, а не выбирать место самому. Воображение должно быть не минутным или часовым, а недельным или месячным, оно должно переносится через дни и ночи без искажений, только так можно поймать прячущиеся за ним эмоции, погасить их и восстановить сон. Помимо воображения необходимо соединять вчерашние, сегодняшние и завтрашние слова в единую конструкцию, так же объединять чувства и поступки. Неосознанные реакции в виде слов, движений, дерганий, страхов, раздражений могут явно говорить о каких-то эмоциях. – Голос доктора с просонья бил ему по голове, как большие градинки во время града, и он жмурился от нестерпимой боли.

Музыкант ясно вспомнил свои детские эмоции, которые характеризовали его отношения с родителями, и сейчас лежа на кушетке, отчетливо чувствовал, как его мышцы внутри расслаблялись одна за другой, а от внимания доктора не ускользнуло произвольное подергивание кистей рук и колен пациента. Мышечное расслабление приносило облегчение и в сознание музыканта, он даже услышал какие-то новые ноты.

– Гениально, мне уже легче. Об этом я напишу свою новую песню? Скинуть вам демо-версию потом?

– Думаю не надо, ведь вы мне не за это платите деньги. – Застенчиво ответил доктор.

– Я думаю, на сегодня вы их отработали полностью. – Пациент широко улыбнулся, и в этой улыбке было все: и благодарность, и признание, и крепкое рукопожатие, и наверное даже дружеское объятие.

Музыкант стал медленно вставать с кушетки, будто после трехчасового контактного массажа всего тела. Такую легкость в себе он и в самом деле давно не испытывал. Будто он только что приземлился на землю после долго полета на парашюте. Тело знобило холодом и приятной дрожью. Слабость тянула ко сну. Заплетающимися языком он попрощался и заплетающимися шагами доплелся до дома и мигом уснул. Над его домом горела ярко оранжевая луна, точно такая же когда он впервые убежал из родительского дома.

Второй сеанс – Медитация

Будьте осторожны с мыслями – они начало ваших поступков.

Лао Цзы

Проснувшись, музыкант почувствовал будто помолодел на лет десять не меньше. Вот что значит терапия с профессионалом, хотя причем здесь доктор, ведь ему самому пришлось вспоминать весь этот детский ужас. Однако в этом и заключается работа психолога, ввести нас в такое состояние, чтобы было возможно это вспомнить. Надо бы еще раз сходить на прием к нему, ведь он не обидеться, если он заявиться к нему сегодня в тоже самое время, без предупреждения. По крайне мере в прошлый раз он даже не возмутился.

Пока он шел по уже знакомой тропинке, сзади раздался оглушительный выстрел, что он невольно пригнулся, а внутри застучали кровью все органы отдельно, задыхаясь, не успев во время убежать из тела. Оказалось это был хлопок проезжающего мимо грузовика, но такой сильный, будто вся машина взорвалась. А может быть и не сильный, может ему просто так показалось, потому что он был слишком расслаблен этим вечером на этой пустой освещенной луной улице. Ничего не предполагала на ней шума. Музыкант заметил, что звуки происходящие за спиной всегда пугают, даже если это знакомые и приятные звуки.

Внутренний стук пульсирующей крови прекратился, только когда он уже подошел к дому психолога. На этот раз свет горел во всех окнах, хотя время было прежним, вероятно он его ждал на повторный сеанс. Как только дверь открылась, музыкант услышал приветливый голос доктора: «Заходите, я вас как раз ожидал!». Он был в кухонном фартуке, и румяным лицом, видимо от нагретой печки. На этот раз он был без очков, и временами щурился, например, когда брал одежду из рук музыканта, или показывал куда ее повесить.

– Как ваше самочувствие сегодня? Как вчера спалось? Запомнили свои эмоции? – Доктор почесал глаз своим кривым указательным пальцем, с видом будто он устал повторять эти фразы пациентам.

– Спалось замечательно, просто великолепно… – оглушительный взрыв на втором этаже над ними прервал слова музыканта, от которого они вместе с доктором внезапно упали на пол и прикрыли голову руками. Тишина стала приобретать характерные запахи пыли и пота испуганного рядом человека. Пульс под языком, и больше ничего не происходило, только стал стелиться легкий запах гари перед носом. Органы музыканта уже не стучали так громко как недавно на улице, а вот доктор был явно в шоке, ведь его маленькие бегающие глазки говорили о том, что он совсем не ожидал такого оглушительного звука и был напуган. Стены гремели от того, как стучали их эмоции, взволнованные неожиданным шумом издалека.

– Я сейчас! – бросил он, не глядя на гостя, и побежал, спотыкаясь по лестнице на второй этаж. Послышался звон металлической посуды, громыхание фарфора, и усиливающийся запах сгоревшей еды. Музыкант прошел без спроса в кабинет психолога, и прилег на знакомую ему кушетку, которая тут же обняла его спину, приласкав его бока и шею. На мгновение он потерял сознание и утонул в нахлынувших чувствах. Знакомая обстановка располагала к знакомым эмоциям, которые он испытал на этой же самой кушетке.

/// И почему с родителями всегда так сложно, неужели родные люди могут настолько не понимать друг друга. Почему они просто не могут поговорить с ним спокойно, ведь иногда он мог бы с ними согласиться, но их резкий тон, отбивает всякое желание идти на компромисс. Понятное дело, что они взрослые не должны считаться с каким-то там мальчуганом, который в своей жизни и рубля не заработал, и проблем не видел. Между тем ему приходится кричать на одного, и сдерживать свой крик с другим, при том что и то и другое вызывало в нем неотвратимую горечь и жжение внутри, так как это было противоестественно его природе. Но как он мог поступить иначе, ведь они его не понимали, они просто не оставляли ему выбора. Больше всего н мечтал от них по скорее съехать, не важно чтобы ему пришлось для этого делать и на каких рудниках работать, только бы не слышать их голоса, вызывающие в нем одну тошноту. Сам голос отца отдавал у него внутри ржавой пилой по живому, а голос матери – острым ножом по мягкому и тягучему. Почему голоса единственных ему близких людей вызывали в нем такую непримиримую реакцию. В чем его вина, его ли, их ли, но он не мог найти ответа. Он мог бы им это сказать по-простому, по человеческому, но он стеснялся, ведь он мальчуган, который жизни еще не видел и рубля не заработал, будет рассказывать им – взрослым людям, как надо правильно вести себя. За это было ему стыдно, а должно было им, так он считал. Это они должны были ему рассказывать как ценны семейные узы, как родители и дети должны быть неразлучны и понимать друг друга с полуслова, но они ни разу и доброго слова ему не сказали, только сплошная критика, беспочвенные обвинения, и примитивные оскорбления. Почему с родителями всегда так сложно. Он заметил, что те дети, у которых нормальные отношения с родителями, выглядят более радостными и счастливыми, но почему ему так не повезло, ведь он не хуже их, они тоже еще не работают, и точно так же как и он слушают целыми днями музыку. Внутри него все переворачивалось и рвалось на части, ведь каждый из родителей это частичка его самого, и по другому он не мог к ним относиться, каждой их недовольство он пропускал через каждую пору себя, он не мог их игнорировать, как бы не пытался это показывать и не старался делать. Они часть него, и это не давало ему покоя, каждый раз когда они поднимали голос на него или ругались друг с другом. Каждый раз ему казалось, что одна его часть кричит на другую, будто внутри него происходил конфликт, которому он и не мог сопротивляться. Он так сильно задумался, что не заметил, как отец отвесил ему оплеуху сзади и музыкант тотчас проснулся. ///

Когда музыкант открыл глаза, психолог сидел уже напротив него за столом, и делал какие-то записи в тетрадь, время от времени почесывая длинным карандашом свое лицо. Как только он заметил направленный взгляд пациента на себя, то тут же отложил в сторону тетрадь. Интересно, что он писал.

– Доктор, вы наверняка знаете, почему мы вообще боимся чего-либо? Откуда эти страхи у нас? – Спросил музыкант хрипловатым голосом, который бывает у людей, которые только что проснулись после долгого сна. После этого сна его переполняло необъяснимое облегчение, он с трудом мог даже пошевелиться.

– Чем больше событий происходит извне, тем они кажутся нам враждебнее и страшнее. Страшно все то, что не внутри нас; страшно все далекое. Все, что происходит внутри нас – кажется нам безопасным и теплым, а все что происходит во внешнем мире – холодным и страшным. – Начал издалека доктор переходя на шепот.

– Вы хотите сказать, что нас пугает только все внешнее? Но куда мы можем деться от внешнего? – Музыкант заерзал на кушетке, как собака ища поудобнее место. Он почувствовал себя некомфортно.

– Собирайте в себе свою вселенную, представляя: все, что происходит в мире – происходит не где-то там, а внутри вас. Иными словами, мы должны стать больше, чем наши страхи и стрессы. – Доктор отодвинулся от стола, чтобы его лучше было видно и постучал тем же кривым указательным пальцем себя в грудь. – Проблема стресса заключается в одном общем свойстве – сужении сознания до одной единственной мысли: печаль, обида, гнев, ненависть, зависть и т.д.. Эта единственная мысль, возведенная до уровня огромного. Она настолько большая (важная), что ей тесно (больно) в нашем сознании. Так появляется и протекает любая депрессия. Нужно следить за своими мыслями, они должны расширять сознание, а не сужать его.

– Вы снова правы. Меня постоянно мучают по кругу одни и те же мысли. И они кажутся огромными, как слоны в ванной. Они громыхают, ерзают, не могут найти себе места, и постоянно напоминают о себе.

Доктор сидел молча, ища следящую мысль, которая бы объясняла его предыдущую и одновременно давала ответ на заданный пациентом вопрос. Часы на стене мерно отсчитывали это неловкое ожидание.

– Чем меньше нам кажется, осталось времени, тем меньше нам кажется пространство для противодействий. Ощущение времени меняет ощущение пространства одновременно и бесповоротно. – За окном раздался в отдаление грохот от выхлопной трубы, видимо грузовик подъехал забрать уличный мусор. Доктор сделал вид, что ничего не слышал. – Не торопитесь действовать в ограниченном пространстве, найдите лучше дополнительное время. Не стоит беспокоить раздраженную мысль, достаточно только ее разбавить другими мыслями. Попытайтесь расширить сознание и впустить в него посторонние мысли, это лучшее лекарство и самое быстродействующие. Причины стресса в узости пространственного мышления; старайтесь перенести все, что вас раздражает на шкалу времени: когда? как долго? Чем шире и свободнее пространство, тем прозрачнее нам кажется наше тело, ведь так легко расслабиться на природе и так сложно в тесной квартире.