Читать онлайн Дыхание сказочного леса бесплатно

Бабушкины сказки

Стёпа с Лизой приехали в деревню в гости к его бабушке с дедом, помочь по хозяйству да самим отдохнуть. Всё-таки баня, огород, свежий воздух, бабушкины пирожки опять же.

– Да, такого свидания у меня ещё никогда не было, – надевая высокие резиновые сапоги, усмехнулась Лиза.

– Нормальное свидание. С изюминкой.

Стёпа запихнул ножички в щели плетёных корзин.

– Мало поели-то, – забеспокоилась бабушка Зоя. – С собой тогда побольше возьмите.

– В лесу-то сразу есть хочется, эт точно, – поддакнул дед Коля.

Стёпа вздохнул, но всё же взял и варёные яйца, и свежие огурцы, и пирожки.

– Ба, мы же ненадолго, – сказал он. – Да и не обедать туда идём.

– А за грибами! – подняла вверх указательный палец Лиза и улыбнулась.

Уже на крыльце бабушка кинула им вслед:

– И не забудьте поклониться да помолиться! Дозволения спросите у лесных духов.

– Конечно, бабуль! – кивнул Стёпа.

Лиза только покачала головой.

***

Лес стоял почти сразу за деревней – через поле.

– Лиз, а ты хоть грибы знаешь? – Легонько задел её корзиной Стёпа. – А то наберёшь мухоморов да поганок.

– Ой-ёй-ёй, – она показала язык. – Не думай, что, если из города, так ничего не понимаю.

Стёпа лишь хмыкнул.

Они вышли рано, чтоб успеть до июльской жары. По полю с разнотравьем стелился призрачный туман и приятно холодил руки. А впереди тёмной стеной высился лес. Широколапые ели и стройные берёзки, дрожащие осины и гордые сосны приветливо шелестели листвой и звенели иголками.

– Ну, здравствуйте, духи лесные, – поклонился Стёпа. – Поделитесь с нами своими дарами.

Лиза фыркнула и закатила глаза:

– Ты что, веришь в эти бабушкины сказки? Ерунда какая-то. Двадцать первый век.

– Эх, Лизка, – только и ответил Стёпа.

Они шагали всё дальше и дальше по плотной, устеленной хвоей и мхом тропинке. Стёпа знал грибные места, где можно было найти и рыжие лисички, и стройные подберёзовики, а, если повезёт, то и важные белые!

Лиза в лесах редко бывала, так что часто останавливалась и прислушивалась. Ей нравилось, как шумели деревья, качаясь от ветра, как скрипели старые сосны. Вот в вышине, среди крон, раздалась «барабанная дробь» дятла. А с другой стороны донеслось глухое «ку-ку!»

– А говорят, что в лесу тихо, как же! – усмехнулась Лиза.

– Да он весь жизнью дышит. – Стёпа развёл руки в стороны и вдохнул полной грудью. – Хорошо-о-о.

А потом вдруг прищурился и, наклонившись, залез под «юбку» ели.

– Вот и первый улов! – Он выбрался оттуда с лисичками. – Смотри, где-то рядом ещё должны быть. Они всегда кучками растут.

И так потихоньку корзинки начали наполняться. Попадались и маслята, и подосиновики, и много лисичек. Белого гриба, к сожалению, найти так и не удалось.

Солнце уже поднялось и близилось к зениту. Становилось жарко, хоть лесная тень и дарила прохладу. Лиза со Стёпой сели на моховые кочки. Самое время перекусить.

Он достал еду и термос, в воздухе разлился ароматный мятный запах чая.

– Вот бы искупаться сейчас, – вздохнула Лиза и стянула косынку с головы, вытащила запутавшиеся в прядях веточки и паутину.

Волосы у шеи намокли от пота и неприятно липли к коже.

– Вернёмфя и фходим на рефку, – ответил Стёпа, уже успев запихать в рот половину пирожка. – Или ф баню.

Лиза кивнула и оглянулась. Ей показалось, что откуда-то долетел свежий ветер, будто бы рядом был водоём или река.

– Слушай, Стёп, – повернулась к нему. – А здесь нет озера?

Он утёр губы от крошек, глотнул чая.

– Бывало раньше, но, говорят, что заросло травой. Да и обходить его лучше.

– Почему?

– На всякий случай. Ты поела? Пойдём к дому? Или ещё пособираем?

Они сложили остатки еды, поднялись и вышли на тропинку. Но Лизу отчего-то тянуло назад, туда, откуда доносился этот травяной запах. И, незаметно для себя и Стёпы, она сошла с маршрута.

***

Здесь, и правда, был водоём, даже целое озеро! Ветер играл травой, шелестел листьями, но водная гладь оставалась неподвижной, ни одна волна по ней не скользнула. Маленькие корявые ели и сосны отражались, словно в зеркале.

– Какая красота… – выдохнула Лиза и подошла ближе, провела пальцами по болотно-зелёной тине, и на коже осталась грязная слизь.

Лиза опустила руки в воду, а та была тёплой, мягкой и плотной.

«Окунись в эту прохладу… Иди к нам…»

Лиза встрепенулась, стянула косынку.

«Мы тебя так ждали…»

Одежда осталась лежать на берегу, а Лиза, совершенно нагая, зашла в воду. Протяжно каркнула ворона, и зашумели сосны.

***

Лиза вынырнула из глубины и убрала волосы с лица. Холодно… Почему так холодно? Казалось, что внутри у неё не осталось ни капли тепла. Она шла к берегу по мягкому илистому дну, но вода будто не отпускала её, тянула к себе.

– Далеко ли собралась, сестрица? – послышался сзади чарующий голос.

Лиза обернулась и отпрянула. Незнакомка была нагой, но нисколько этого не стеснялась. Она скалилась и расчёсывала пальцами зелёные спутанные локоны, и с них стекала вода. Огромные глаза казались ещё темнее на белой коже.

Лиза коснулась своих волос – мокрые. Посмотрела на руки и охнула: пальцы были длинные и тонкие, мертвенно-бледные. Лиза завертелась на месте, беспокойно оглядываясь, и по воде пошла мелкая рябь.

– Что ты, как птица пуганая? – снова спросила незнакомка.

– Как я здесь оказалась? Кто я?.. – Лиза закрыла руками голую грудь, вцепилась пальцами в плечи.

– Русалка ты, – хмыкнула водная дева. – Как и я, и все мы. Забыла, что ль? А меня, Водяну, помнишь хоть?

Лиза скользнула взглядом по озёрной глади и заметила тут и там любопытные глаза. Русалки осмелели, вынырнули, в воздухе заискрился их заливистый смех.

– Но как… – проговорила Лиза.

– Всех нас сюда привела беда какая-то. – Водяна подплыла ближе, убрала с её лица налипшие волосы. – А ты изменилась. Раньше другой была.

Лиза зажмурилась, досчитала в уме до десяти и открыла глаза. Но озеро не исчезло, русалки тоже.

Мысли путались. Лиза пыталась вспомнить, что случилось. Лес, грибы, Стёпа… Стёпа! Она оглянулась, но берег был пуст.

Тут в голове появились и другие видения. Как надоедливые мухи, лезли они в разум. Чувствовала Лиза, будто она – другой человек, девица незнакомая, хрупкая, напуганная. Закружило её, и на подкосившихся ногах добралась она до земли да упала.

***

Сердце жгло от боли. Чернава размазывала слёзы по щекам и бежала куда глаза глядят. Подальше от деревни, подальше от нахальной морды Деяна. Сколько вечеров они вместе провели, сколько ночей звёздных да бесстыдных!

– Женюсь на тебе, Чернава, ох, женюсь! – обещал ей каждый раз.

И верила, верила же!

Да только вскоре появилась вскоре Милослава. Высокая да стройная, что лебедь, косы русые до самых пят, глаза сияющие лазурные. Влюбился в неё Деян без памяти, о Чернаве даже думать позабыл. Не виделись уже ему во снах её чёрные очи да волосы кудрявые тёмные, мечтал он лишь о Милославе.

– Нет в моём сердце для тебя места, – сказал он Чернаве.

Как же горько было ей, как больно. Рассыпалась девичья душа на осколки, не собрать-не склеить.

Как теперь мамке сказать, как в глаза ей смотреть? Кто замуж теперь возьмёт этакую порченую?

Убежала Чернава в лес, и встретило её тут озеро – светлое да спокойное, приняло, как свою, обняло крепко водами тягучими.

Пошла с тех пор слава нехорошая об этом месте, говорили, что русалка тут появилась и всех молодцев к себе тащит, на дно тёмное илистое. И нет оттуда больше ходу. Так и стали сторониться озера, и оно заросло склизкой тиной, скрылось в глухой чаще.

***

Очнулась Лиза. Всё то же озеро перед ней, всё такая же кожа бледная да ледяная.

– Ты здесь первой была. – Водяна села на мокрую землю рядом, снова принялась волосы расчёсывать. – После тебя озеро приютом безмолвным стало для всех, кто его искал.

– Но я не она. Не Чернава! – воскликнула Лиза.

– Заметила я, что другая ты… – пожала плечами Водяна. – Но мы тебя любой примем, – она улыбнулась, показав неровные острые зубы.

Лиза оглядывалась, будто искала спасительную соломинку, да только не знала, как выбраться отсюда. Повалилась на мягкую траву, глянула в белёсое небо. Не было здесь времени, жизнь тянулась однообразная, холодная. В ожидании, что однажды кто-то освободит их души…

Лиза закрыла глаза, и горячая слеза скользнула по щеке.

***

– Лиза-а-а! Лиза! Ты слышишь меня? – Голос доносился издалека, будто из-под земли.

Лиза кое-как вдохнула и тут же закашлялась. К горлу подкатил ком, и её вырвало. Чьи-то тёплые руки схватили лицо, повернули к себе. Взгляд с трудом стал ясным, и вырисовалась Стёпина голова.

– Стёп…ка, – еле-еле проговорила Лиза.

Он выдохнул, поцеловал её в губы и щёки, крепко прижал к себе.

– Дурында, зачем ты сюда полезла вообще?

Разум потихоньку начал проясняться. Они сидели на берегу мелкого, почти заросшего водоёма. Едва заметно колыхалась трава от ветра, шумели вдалеке ели. Никаких русалок.

Лиза посмотрела на руки: свои родные, чуть розоватые, тёплые. Удары сердца оглушали – бух-бух! Значит, живая…

Она тоже обняла Стёпу.

– Спасибо, что ты меня вытащил оттуда.

– Надо убираться, – сказал Стёпа и помог ей одеться.

***

Дом пропитался запахом жареных грибов с картошкой. Лиза лежала на диване, положив голову Стёпе на колени, а он гладил её по волосам. Скрипнула дверь, и дед вошёл в избу.

– Баня скоро готова будет. Это ж надо было так вымазаться в лесу, – усмехнулся он.

– Всяко бывает, дед, – ответил Стёпа.

Лиза поднялась и серьёзно посмотрела на него.

– Если ты разобьёшь мне сердце, как этот Деян Чернаве, я не знаю, что я с тобой сделаю…

– Понял-понял. – Стёпа поднял вверх руки, а потом крепко прижал её к себе. – Я тебя очень люблю.

Лиза вздохнула и закрыла глаза. Может, и не ерунда эти бабушкины сказки…

Варенье из морошки

Для Даши утро – всегда доброе, ведь его можно было любить хотя бы за вкусный завтрак. А уж в деревне у бабушки Зины, куда она приезжала каждое лето с самого детства, и подавно. Здесь Даша и в двадцать пять по-прежнему оставалась маленькой любимой внучкой.

На круглом столе сиял начищенным боком пузатый чайник, а в тарелке рядом росла стопка горячих блинчиков.

– С чем будешь, Даш? – спросила её бабушка. – Сметанка есть, клубничное варенье.

– Давай всё сразу! – воодушевилась Даша. – Худеть к лету уже не буду.

– Ой, да полно тебе! – Махнула рукой Зинаида Петровна. – Кожу да кости надо?

Даша только улыбнулась, стащила блинчик и подула на него.

– Как на работе? Начальник не ругает? – Бабушка ловко налила в сковороду тесто, и послышалось аппетитное шипение.

– Ба, ну ты что? Я же у тебя отличница! – слишком быстро ответила Даша.

Не говорить же бабушке, что работу в офисе она бросила и занялась фрилансом. Зинаида Петровна хмыкнула и перевернула блинчик.

– Вот бы морошкового варенья… – мечтательно протянула Даша.

– Морошка уже пошла на болоте. Сходи, пособирай? Мне бы твои годы, я бы тоже.

– Так я и мест тут не знаю…

– Вон Любка, соседка, собиралась завтра с утра. Давай и про тебя узнаю. Возьмут с собой.

– Дафай, – кивнула Даша, уже затолкав в рот блин. – Я шоглашна.

– Только аккуратно, одна не уходи никуда. На болоте тихо, да жить там лихо.

– Фто ты имееф в виду? – Она быстро прожевала, запила смородиновым чаем. – Какое лихо?

– Ну, как же? Болотник с болотницами, кикиморы, шишиги… Да мало ли?

– Ой, ба! – отмахнулась Даша. – Я думала, ты что-то серьёзное скажешь.

***

Утром, при полном параде Даша стояла у дома тёти Любы. Резиновые сапоги, штаны, футболка, куртка с длинными рукавами, платок – на болоте не до красоты. На что не пойдёшь ради вкуснейшей морошки?

– Доброе утро, Дашенька, – сказала тётя Люба. – Как настрой?

– Боевой! – бодро ответила Даша. – Очень хочется варенья.

– Я уж вижу, – улыбнулась тётя Люба. – Все ягоды собралась унести.

Даша кивнула и убрала за спину большую плетёную корзину. Что поделать, других у бабушки не нашлось.

Любовь Ивановна поправила платок, сверила время.

– Сейчас ещё Пашка выйдет. И пойдём к магазину, там нас Коля на своём «уазике» довезёт.

– Пашка? – переспросила Даша. – А он здесь?

– Да, вчера уже к ночи приехал. На недельку.

Сердце Даши забилось быстрее. Пашка – её давний друг детства. Сколько они с ним троп исходили! И картошку печёную ели, и на звёзды смотрели, и мечтали о всяком. Даша в него влюбилась тогда по уши, но никогда этого не показывала, потому что они же друзья! Разве можно было потерять такого друга? А потом они выросли. Пашка почти перестал приезжать в деревню, и Даша гостила здесь одна. И связь потерялась. А теперь, спустя столько лет, снова встретиться, и в таком виде. Вот была бы она в красном платье до пят, с макияжем и причёской…

– Дашка! Ты, что ли? – Крепкие объятия вырвали её из круговорота мыслей. – Почти не изменилась! Я так рад тебя видеть!

– Привет, – только и сказала Даша, едва удержавшись на ногах. – Вот ты вымахал.

Паша был выше её на целую голову. Широкоплечий, могучий. Краси-и-ивый.

Даша спешно отвела взгляд от его золотистых глаз.

– Зря времени не терял, – улыбнулся он. – Да и ты подросла. Похорошела.

Даша ничего не ответила, но почувствовала, как щёки залило румянцем.

– Так, ребята, некогда тут шушукаться, – прервала их тётя Люба. – Потом поболтаете, а то так Колька без нас уедет.

Пашка усмехнулся и, как настоящий джентльмен, взял корзину у Даши. Она же шла рядышком налегке, довольная-довольная.

– Ну, как у тебя дела? – спросил он. – Столько лет не виделись.

– А надо было чаще приезжать! – Даша показала язык.

– Извини, замотался. – Паша развёл руками. – Как окончил универ, так меня сразу в экспедиции…

– А кем ты работаешь?

– Археологом. По мне, наверное, видно? – Он погладил бороду.

– Может, тебе просто бриться лень. А я… – она понизила голос, – фрилансер. Только бабушке не говори!

– Почему? – тоже шёпотом спросил Паша.

– Для неё это не настоящая работа.

Пашка многозначительно кивнул и провёл по губам пальцами, будто защёлкнул «молнию». Даша толкнула его в бок и рассмеялась.

У магазина их, и правда, уже ждал «уазик» – старенький, но вполне себе на ходу.

– Ещё Таисья поедет, заберём по пути. – Выглянул из кабины дядя Коля.

– Кого хочешь бери, – махнула тётя Люба. – Главное, нас довези. И туда, и обратно!

– Будет сделано!

Тётя Люба села на переднее сидение, Даша с Пашей устроились на задних креслах. Её почти прижало к окну широким плечом Паши, и она попыталась отвоевать чуть-чуть пространства.

– Извини, я тебя задавил? – спросил Паша. – Я бы пересел, да некуда.

– Нет-нет, – выдохнула Даша. – Сиди, нисколько не мешаешь.

Вскоре к ним присоединилась Таисья Алексеевна, тоже с большой корзиной, и с трудом уместилась сзади. Дашу почти расплющило между окном и Пашей. Ну, в тесноте да не в обиде. Дядя Коля включил дорожное радио, и машина весело поскакала по ухабистой дороге.

***

Деревня стояла недалеко от леса, так что добрались быстро. Дядя Коля остановился на опушке, вышел из машины, помог выбраться тёте Любе. Паша выскочил первым и подал руки Даше и тёте Тасе.

– Вот это приключение, – выдохнула Даша.

Её щёки побледнели, и в животе крутило.

– Лесной воздух тебя вылечит. – Паша поправил рюкзак, удобнее перехватил корзину.

– Ну, я вернусь часа через четыре, – сказал дядя Коля. – Сюда же выходите.

– Ладно, – кивнула тётя Люба. – Ох, и натряс же ты нас.

– А вам лимузины подавай? – хмыкнул дядя Коля. – Хорошего улова.

Он запрыгнул в машину и затарахтел к деревне.

Даша покрутила плечами, размяла шею.

– Ещё по лесу сколько топать, – заметил Паша. – Уверена, что справишься?

– Конечно, – фыркнула Даша, – мне уже лучше.

– Ну, смотри. А то придётся мне нести и тебя, и твою корзину, – усмехнулся Пашка.

Тётя Люба с тётей Тасей, как бывалые ягодники, пошли первыми, а Пашка с Дашей потянулись следом.

Даша вдохнула полной грудью свежий, чуть влажный воздух. Дышалось здесь легко и свободно, даже сама душа будто бы пела.

Накануне несколько дней лили дожди, и теперь в лесу пахло сырой травой и грибами. Хрустели под ногами веточки и опавшие иголки. Где-то куковала кукушка и стучал по стволу дятел, а сзади, как из другой жизни, доносилось шуршание автомобильных шин.

– Здравствуй, лес. – Паша склонил голову. – Поделись с нами своими дарами.

– Что это ты бубнишь? – удивилась Даша. – Заклинания, что ли?

– А ты разве не знаешь, что у леса есть хозяин? – серьёзно спросил Паша. – И к нему нужно относиться с уважением.

– Нет, ну про домовых я слышала всякие сказки… – Даша стянула с носа налипшую паутину. – А в лесу – Леший?

– Кого тут только нет. – Паша обвёл руками округу. – И берегини, и баба-яга, и лесовики.

– Чудной ты, Пашка, – усмехнулась Даша. – Это тебя в экспедициях так?

– Корзину сейчас на голове понесёшь, – пригрозил он.

– Ладно-ладно. – Она подняла руки. – Я почти верю.

Деревья становились всё меньше и меньше. Близилось болото. Сосны уже не высились величавыми громадами, здесь они были тощие и корявые. Зато и света больше, ведь пышные кроны его не забирали. Землю сплошь покрыло мягким мхом, но ноги ещё не проваливались, иногда только смачно чавкали. Даша мысленно поблагодарила тех людей, кто придумал резиновые сапоги.

Влажные стебельки сфагнума блестели на солнце, тёмные коробочки кукушкина льна дрожали на ветру, а на кочках зеленели морщинистые листья морошки. И то тут, то там мелькали яркие ягодки.

– Что ж, молодёжь, – сказала тётя Люба. – Солнце ещё высоко, но вы друг от друга не уходите. Далеко в болото не бродите, а то оно коварное.

Даша нервно сглотнула.

– Мы с Таисьей в ту сторону пойдём, вы – в эту. Встретимся тут же. Если что – кричите.

– Так точно, командир! – Паша вытянулся стрункой и приложил руку к голове. – Ой, к пустой же нельзя.

– Ой, баловень, – усмехнулась тётя Люба. – Бородой оброс, а маленьким остался?

– Никак нет, товарищ командир.

– Вольно, – рассмеялась тётя Люба.

Разговоры тёти Любы и тёти Таси становились тише. Паша принялся собирать морошку, Даша же стояла на мягком мху. Под её весом он чуть-чуть продавился.

– Как будто по облакам хожу, – удивилась она.

– Ага, только далеко не заходи, а то упадёшь, – заметил Паша. – И совсем не на землю.

– Ну, где-то внизу она всё же есть…

– Не стоит проверять. Ты меня поняла? – Паша стал очень серьёзным. – Болото шуток не любит.

– Да поняла я, поняла… – Даша взяла корзину и пошла к желтевшим головкам ягод.

Морошки тут было видимо-невидимо! Вот уж бабушка наварит варенья, на весь год хватит! Даша одну ягодку в рот клала, вторую в корзину, третью примечала. Так и пробиралась по торфяному ковру всё дальше и дальше. Плетёное дно уже давно скрыло, да и руки начали уставать. Даша остановилась, села на пышную кочку, огляделась. Никого вокруг не было, только болото, куда ни посмотри. Только оно стало каким-то другим, неуютным, чужим. Вдали что-то протяжно хлюпнуло. Совсем рядом послышалось чавканье. Потемнело.

Даша глянула на небо и даже ахнула: его затянуло тучами, и ни один солнечный луч не мог пробраться сквозь них. Во рту у Даши пересохло. Бежать! Бежать отсюда надо! Но куда?

– Паша! – крикнула она.

Тишина.

– Паша-а-а-а! – крикнула ещё раз.

Тучи сгущались, и небо уже стало сизым, почти чёрным. Корявые сосенки еле проглядывались, натужно хрипели. Страх юркой змейкой скользнул по позвоночнику.

– Поела варенья… – проговорила Даша.

Она снова огляделась и вдруг заметила неясные огоньки. А вдруг это Пашка её с фонариком ищет?

Даша поднялась и осторожно, почти на ощупь, побрела к свету. Торфяной ковёр вдали сменялся блестящей водной гладью. Волшебные огоньки отражались тысячами осколков, посредине же парила, как в невесомости, огромная белая кувшинка, а в ней…

Даша даже потёрла глаза. Не может быть!

В цветке сидела девушка невероятной красоты. Она выглядела лёгкой и почти воздушной, но невероятно печальной. Огромные голубые глаза, будто омуты, кожа белая-белая, длинные чёрные волосы, изящно убранные осокой с незабудками…

– Милая девица, – заговорила незнакомка сладким тихим голосом. – Выведи меня отсюда.

Она замолчала и утёрла слёзы.

– Покажи мне красно солнышко, позволь мне теплом его насладиться… Помоги мне… – И потянула к ней руки, зазывая к себе.

Даша потрясла головой, но не могла остановиться: так и ступала по мягкой земле. Медленно, шаг за шагом…

– Иди же, милая, – манила незнакомка. – Не оставляй меня в беде.

Один шаг оставался до чарусы. Даша зажмурилась, как вдруг почувствовала чью-то руку на своей. Её тело дёрнулось, она открыла глаза.

– Стой! Стой же! – Послышался над ухом голос Паши.

Даша встрепенулась, словно скинула морок.

– Куда тебя понесло? Говорил же рядом быть.

Она ничего не могла понять, беспокойно оглядывалась.

– А ты прочь иди! Иди, откуда пришла! – крикнул Паша болотнице и выставил перед собой нож.

Нежить железа не любила, сразу ощерилась, зашипела. Плюхнулась с кувшинки в вязкую воду, и Даша заметила перепончатые гусиные лапы.

– Что за ерунда… – еле выдавила она и крепко прижалась к Паше.

Пока брели из леса, снова посветлело. Тучи рассеялись, и солнце приветливо освещало листву и иголки, скакало «зайчиками» по шершавым стволам. Тётя Люба с тётей Тасей остались довольны полными корзинами ягод. Они даже и не знали, что случилось на болоте, да и незачем. Пашка тащил свой рюкзак и Дашину добычу. Сама же Дашка плелась рядом, бледная и молчаливая.

Также, не обмолвившись и словом, добрались до опушки, залезли в машину. И только когда послышалось мерное тарахтение «уазика» и весёлая песня из динамиков, Даша пришла в себя.

– Ох, Пашка, спасибо. – Она легла на его плечо. – Я бы без тебя… Всё… – и шмыгнула носом.

– Да уж. – Он обнял её и погладил по голове. – С другой стороны, не каждому удаётся встретить болотницу. И выжить.

– Всё же жалко её…

– Все, кому жалко было, пропали на веки вечные в этом болоте. Кого болотница забрала, тот уже света не увидит.

Даша поёжилась.

– Зато ягод набрали, – она постаралась улыбнуться. – А ты придёшь к нам на блины? Бабуля варенье сварит. Морошковое.

– С удовольствием.

Даша обернулась и посмотрела в маленькое окошко на удалявшиеся берёзки и сосны. Махнула рукой на прощание.

«До свидания, лес».

Значит, и правда, он живой. И относиться к нему нужно с почтением.

Если матушка позволит

В деревне одной, Озерках, вторую неделю поливали дожди. Земля уже давно насытилась, а небо всё одно – синее-синее, в тяжёлых тучах. Люди по домам сидели – как работать в такую слякоть? Река того и гляди из берегов бы вышла, а озеро в море превратилось. Никто и понять не мог, в чём дело – ведь в соседней Грушовке не было дождей, да и в Прокшине, что севернее, тоже не заливало, а тут – потоп.

– То Водяной шалит, как пить дать! – шептались старухи. – Но кто ж ему дорожку перешёл?

Тихон же, местный пастух, ходил сам не свой: сгорбился, осунулся, побледнел. Как будто грызло его что-то, покоя не давало.

– Ты пошто, сынок, понурый? Из-за непогоди опечалился? – спросила его матушка. – Али коровы твои взбеленились?

– Да что мне коровы! – Махнул рукой Тихон. – На пастбище уйма травы…

– А что же тогда? – Марфа громко брякнула чугуном.

– Ох, матушка, из-за меня это всё.

– Шо это ты, Тишка? Совсем очумел? – не поняла его Марфа. – Божеством себя возомнил? С каких пор по твоему велению дожди идут?

Тихон голову опустил, пальцами вцепился в волосы.

– Обидел я Настасью, крепко обидел.

– Наську? Полно тебе! Хоть и не мозолит глаза. – Мать сложила руки на груди. – Ушла и ушла, что с неё взять – с вертихвостки.

– Не так просто она от нас ушла, да и с сердцем тяжёлым, – вздохнул Тихон. – Зачем сказал, что некрасивая она? И что любить её не буду. Ведь люба она мне на деле-то!

– Это ты брось! – нахмурилась Марфа. – Эка невидаль, как будто девок в деревне других нет? Да и на правду разве обижаются? Не пара она тебе и точка. Верно сделал, что отвадил.

– Ох, мамка… – Тихон утёр нос. – Почто я тебя послушал? Будто мальчишка маленький, неразумный.

Он вышел из избы, только дверь протяжно скрипнула. Марфа покачала головой да снова за дела принялась – мало разве их у неё? Думать ещё о какой-то Настасье – ни рожи ни кожи. Глаза огромные, нос с горбинкой, волосы жёсткие кудрявые. Кто на такую поглядит? А она ещё в её Тишку вцепилась, замуж хотела. Да ни в жизнь!

***

Тихон встал на дороге, вдохнул влажный воздух. Сильного дождя уж не было, так – морось, и казалось, будто всё вокруг подёрнуло невесомой паутиной. С крыш, по стокам, мелодично стекала вода, булькала в ушатах и мисках; в лужах отражалось белёсое небо, и словно стирались грани меж мирами. А вот листва на деревьях и травы такими сочными стали, чистыми! От зелени иногда даже зажмуриться хотелось. Но если и дальше дожди пойдут, не видать урожая, зальёт все поля да пашни.

Тихон закрыл глаза, и всплыли в голове воспоминания с праздника на Ивана Травника. Вся деревенская молодёжь тогда допоздна гуляла, через костры прыгали, венки плели. И ему Настасья тогда тоже маленький веночек на голову надела. Стояли они чуть поодаль от остальных, меж светлых берёз, держались за руки и смеялись. Рассказывали друг другу всякие глупости.

– А мне недавно снилось, будто деревню нашу водой залило… – сказал Тихон.

– Река из берегов вышла? – испугалась Настасья.

– Нет, дожди зарядили, не переставая. Избы так и скрыло, будто в море.

Настасьины глаза от страха округлились, а Тихон улыбнулся:

– Сон это всего лишь. Не бывать такому.

Настасья выдохнула, прислонилась к берёзке и хитро посмотрела на Тихона.

– А мне тоже странное снилось. – Она взялась за локон и накрутила его на палец. – Будто могла я в воде жить, как на суше. И русалочий язык понимала.

– Русалки красивые, это я слыхал, – проговорил Тихон. – А какие песни поют…

– Ах, русалки тебе милее, значит? – Настасья легонько толкнула его в грудь и отпрыгнула в сторону. – Вот с ними и милуйся тогда!

И побежала от него, весело смеясь, а Тихон – следом…

Но ярче всех помнилась ему ночь – светлая, лунная. С берега всё ещё доносился шум: гуляли молодые парни с девками, кружились вокруг костра. А Тихон с Настасьей вернулись в деревню, он проводил её до калитки, да никак не мог отпустить. Никогда прежде они не были так близко: чуть ли не нос к носу. Жадно смотрели в глаза, крепко за руки держались.

– Так мне хорошо с тобой, Тишка, – горячо прошептала Настасья. – Давай всегда вместе будем?

Он только кивнул и поцеловал её в лоб. Потом осыпал поцелуями щёки и нос с горбинкой и только хотел коснуться манивших губ, как услышал грозный материн оклик.

– Тишка! Ты там, что ли?

Скрипнула соседняя калитка, и Марфа подошла ближе.

– Ещё и не один. Кто к тебе тут прицепился? А, Наська? С каждым, поди, шляешься? Своей семьи нет, так к чужой прибиться хочешь?

Щёки Настасьи стали пунцовыми, она выдернула руки из его ладоней и побежала к крыльцу, хлопнула дверью.

– Да что тебе, матушка, в избе не сидится? По чужим дворам меня ищешь!

– Как ты с матерью говоришь?! А ну, живо домой!

***

Тихон вздрогнул, от этих мыслей защемило сердце… Что теперь делать? Как помочь Настасье? И решил он пойти к старосте, тот на свете уже давно жил, много знал.

Староста оказался дома, во дворе косу чинил. Увидал Тихона, махнул ему.

– Будь здоров, Тишка! Что смурной такой?

– Думы тяжёлые радоваться не дают, дядь Ратмир, – вздохнул Тихон. – Сдаётся мне, знаю я, почто дожди такие. Есть и моя вина в этом…

Староста почесал седую бороду, задумался.

– Загадочно ты говоришь, Тишка, не понимаю пока тебя.

– Обидел я Настасью нашу. Убежала она в слезах прочь, а после и пропала вовсе.

– И правда, не один день уж её нет, я у кого только ни спрашивал – никто не видал. И чем же обидел?

– Сердце разбил, любовь её не принял. Матушке она сильно не нравилась, вот я и натворил глупостей.

Староста покачал головой.

– К старшим завсегда прислушиваться надо, это верно. Но и своим умом тоже не забывай пользоваться. – Он постучал пальцем по его макушке. – Ну, говори, что хотел.

Тихон вздохнул и начал рассказывать.

***

Огромные тёмные глаза Настасьи налились слезами, подбородок задрожал.

– Не люба, значит, тебе вдруг стала? – с вызовом спросила она Тихона.

Он стоял, опустив голову, даже не смотрел на девицу.

– Жена моя красивой должна быть, – пробубнил себе под нос.

– Ах, красивую тебе подавай! Ладно! – Настасья вздёрнула нос, скользнула по парню острым взглядом. – Будет тебе красивая.

И убежала прочь. Тихон хотел рвануть за ней, остановить, обнять крепко-крепко, но всплыл перед ним маменькин грозный взгляд да хмурые брови. Так и встал Тихон, только тяжело вздохнул и поплёлся на пастбище – коров собирать.

А ночью луна опять была яркая, как начищенная монетка блестела. Свет её лился в окошко, не давал уснуть. Да и без неё Тихон мучился, вертелся с боку на бок, и думы тяжёлыми камнями в голове ворочались. Почто сказал так? Ведь на сердце-то у него совсем другое было, чувствовал-то он иначе! А послушал матушку, побоялся её гнева… Кулаки так и сжались сами собой.

И вдруг он услышал пение. Голос был такой сладкий, манящий, никогда он раньше не слыхивал похожих песен. Тут же с кровати поднялся, надел рубаху и выскользнул из избы.

Ночной воздух остудил лицо свежестью, Тихон от холода поёжился да шагу прибавил, быстро вышел к озерку, что расстелилось сразу за деревней. Раньше оно было маленьким, а теперь – словно море настоящее! Разлилось так, что вода нижние ветви кустов лизала.

Тихон подобрался к кромке, присел на корточки. В камышах кто-то зашуршал, раздался плеск, и снова послышались песни. Он поднялся, оглянулся: не видать никого на суше. Снова на озеро посмотрел, да так и отпрянул! Появились вдруг над водой девушки – молодые да пригожие. Кожа белая, даже будто светилась, глаза огромные зелёные, губы мягкие. Краси-и-ивые, что и не представить! Медленно приближались они к Тихону, а он и места сдвинуться не мог, словно прирос.

– Здравствуй, Тихон. – Послышался знакомый голос, и чья-то холодная ладонь коснулась его руки.

Он тряхнул головой, будто пытался отогнать наваждение, да ничего не менялось. Стояла перед ним Настасья! Только совсем иначе выглядела, как из сказки какой: волосы гладкие, зеленоватые, кожа бледная, а глаза, словно морская пучина! В них и утонуть несложно, забыть обо всём на свете.

– Ну, люба я тебе теперь? – ласково спросила она, погладив другой рукой шею. – Такую бы взял в жёны? Матушка бы разрешила?

А Тихон так и застыл на месте, боялся пошевелиться. Веяло от её красоты могильным холодком, не по себе было парню.

– Как ты тут оказалась, Настасья? – едва выдавил он из себя.

– Из-за тебя, милый, – шепнула ему на ухо, и от леденящего голоса волоски встали дыбом.

– Зачем же ты с собой так?.. – только и спросил Тихон.

И тут послышался с озера шум да плеск, полезли из воды другие русалки, зашипели, словно змеи.

– Ш-ш-шла она к нам за помощью, – едко заговорила одна из них. – Хотела, чтоб кто-то из сестриц тебе явился да припугнул. – Она ухмыльнулась, оголив неровные зубы. – Да только сама и утопла.

– Коварное тут дно, один неверный шаг и всё… – добавила вторая.

Третья стала подбираться всё ближе и ближе, а Тихон попятился, споткнулся и шлёпнулся на землю. Настасья улыбнулась и повернулась к ним.

– Это мой суженый. Только я могу его трогать.

Русалки ощетинились, но отступили, устроились на кочках да начали волосы расчёсывать и песни петь.

А Тихон глядел на Настасью и бледнел всё сильнее, ведь спины-то у неё вовсе не было… Платье висело грязными лохмотьями, оголяя зеленоватые лёгкие и остановившееся сердце. Кем же стала его Настасья?..

– Чур меня, чур! – забормотал он, поднялся да побежал, что было мочи.

– Куда же ты, ясный мой? – закричала ему вслед Настасья, но он даже не обернулся. – Ах ты негодяй!..

Сильно тогда мавка рассердилась, заревела, словно раненый зверь, зарыдала. Даже сам батюшка Водяной со дна поднялся, разузнать, кто его девоньку обидел, да успокоить.

***

– С тех пор и начались нескончаемые дожди у нас… – закончил Тихон.

– Да, дела… – покачал головой староста, сел на лавку, шумно выдохнул. – Похоже, связалась Настасья с силами древними, могучими.

Тихон промолчал.

– Поглотила её Навь.

– Можно ли теперь спасти её? Вернуть в мир Яви? – спросил Тихон.

Ратмир задумался, морщина на переносице стала глубже.

– Я о таком не слыхал. Разве что пойти к Водяному да попросить его… Однако очень он нынче сердитый. – Староста снова покачал головой. – Не стоит.

Ратмир поднялся, прошёл взад-вперёд, раздумывая.

– Вот что. Знаю я, что за лесом да полями в горах живёт колдун. Зовут его Креслав. Много чего он ведает! Сильный. Иди к нему, разузнай.

Тихон быстро закивал, обрадовался даже будто, выскочил из избы и встал столбом, поскрёб по затылку: что делать-то теперь?

Как добраться до гор? Что сказать? Как матушке признаться, что уйдёт из дому? Вот это-то, казалось, для него самым сложным и было.

***

– Что ты сказал, Тишка? – громко повторила Марфа. – Ещё раз скажи, а то не расслышала. – Она прогрохотала вёдрами.

Тихон стоял на пороге, облизнул высохшие губы. Молчал.

– Я слушаю, – требовала матушка. – Уйти решил? Оставишь меня тут с малыми? Чтоб я одна всех тянула? Как батька твой сгинул в болотах, так и ты?

– Матушка, ничего такого я не хотел, – воспротивился Тихон.

Из-за угла показались белобрысые головы его братьев да сестёр. Смотрели на него огромными глазами, вот-вот разревутся. От их взглядов сердце Тихона ещё сильнее сжалось.

– А чего ты хотел? Думаешь, мамка у тебя сильная, сама справится? Я тебя на ноги подняла, растила-поила, а ты мне вот так отплатить решил?!

– Матушка, ну послушай ты меня. – Он подошёл ближе и хотел дотронуться до её плеч, но Марфа дёрнулась. – Я не навсегда же. Вернусь.

– Когда? – Подбородок Марфы задрожал. – Когда от меня уже косточки только останутся? Над могилкой материной постоять? Да? Так ты хочешь?

Она отвернулась, сложила руки на груди.

– Никакой благодарности от сына. А малым как в глаза смотреть будешь? Ты им-то сказал?

Тут они к нему подбежали, будто плотину прорвало. Кинулись на него, повисли, зарыдали.

– Вот! Полюбуйся, что ты наделал, – кивнула на них Марфа. – Мать не жалко, так хоть их бы пожалел.

Тихон молчал, только гладил ребят по головам. Они шмыгали носами, одной рукой слёзы размазывали по щекам, а другой крепко держались за штанины.

– Я же быстро назад обернусь, что вы расквасились. – Тихон присел и сгрёб их всех в охапку, крепко обнял и зажмурился.

Были порывы у Тихона отказаться от своей затеи, остаться в доме, только, чтоб матушка не расстраивалась, не кричала на него. Червь вины глодал изнутри. Может, зря он задумал это?.. Но вспомнились ему Настасьины глаза, когда услышала она о его нелюбви. Сколько в них горечи плескалось, сколько боли! А всё почему? Потому что матушку слушался, не мог ей перечить. Дурак.

Кое-как Тихон ребятню от себя отлепил, поднялся. Взял мешок со скамьи, положил краюху хлеба да туесок с водой. Избе поклонился, мысленно попросил домового следить за хозяйством, не оставлять без присмотра. Хотел и к матушке подойти, обнять на прощание, но по её сердитому взгляду всё итак было ясно.

Вздохнул Тихон, натянул шапку, да и вышел прочь.

***

Три дня и три ночи в дороге был Тихон. Сколько деревень и сёл он прошёл – не счесть! Сколько полей да лесов увидал, не уставал дивиться, что мир-то на самом деле такой большой. Его скудные припасы давно закончились, а попадавшиеся в пути зайцы да прочие звери такими испуганными глазами на него глядели, что губить было жалко. Всё же живые души. Так что ел коренья да травки, воду из ручьев пил. Спал мало, урывками, чтоб время на это не тратить да быстрее дойти.

Наконец, на исходе третьего дня добрался он до горы. У подножия её, обессилев, упал на мягкий клевер, закрыл глаза. Теперь надо подняться на самый верх, только чуть дух перевести бы.

Повернулся Тихон набок, попытался на локтях приподняться и увидал рядом с собой ворона, да такого огромного, будто и не птица вовсе. Он глядел пристально, и казалось, в чёрных блестящих глазах отражалась вся вечность.

– Куда путь дер-р-ржишь? – спросил вдруг ворон человеческим голосом.

Тихон тут же поднялся, потряс головой, часто заморгал. Верно, почудилось! Ведь не могло такого быть на самом деле.

Посмотрел он по сторонам, но никого больше не увидел.

– Это я с тобой р-р-разговар-р-риваю, – снова повторил ворон. – Кто ты такой? Откуда пр-р-ришёл?

– Тихон я, – ответил парень. – Пастух из Озерков.

– Зачем пр-р-ришёл?

– Нужно мне колдуна Креслава увидеть. – Тихон отряхнул штаны, пригладил волосы.

– И зачем он тебе понадобился? – Ворон обошёл по кругу, внимательно оглядывая гостя.

– Только с ним могу я обсуждать это, извини уж меня, мудрая птица, – развёл руками Тихон.

Ворон протяжно каркнул и поднялся в воздух.

– Что ж, иди тогда за мной. Колдун тебя ждёт.

Вздохнул Тихон, посмотрел на гору: такая она высокая была, что вершиной в облака упиралась! Но надо идти, ведь стоя на месте, к своей цели не ближе не станешь.

Долго забирался Тихон. Иногда ноги соскальзывали, и камни ухали вниз, гулко отзываясь эхом в скалах, однако он упорно лез к вершине. И когда казалось, что сил уже и нет совсем, забрался он на уступ, лёг и выдохнул. Голову повернул набок и увидел прижавшуюся к скале небольшую избушку, с земли вовсе и не приметную, а около неё на коренастом деревце – того самого ворона.

– Много в тебе силы таится, – сказал он. – Может, и сговор-р-римся с тобой.

– О чём ты, птица? – не понял его Тихон.

И тут ворон расправил крылья, протяжно каркнул да как взмыл к небу. Закружились воронкой перья, пыль вверх поднялась! А когда этот туман рассеялся, увидел Тихон перед собой человека – высокого, жилистого, в белом одеянии, подпоясанного красным кушаком. В руках у него был витиеватый посох, а за ухом – чёрное воронье перо.

– Здрав будь, – промолвил старец и погладил длинную седую бороду. – Вижу я твои помыслы, но хочу, чтоб и сам ты о них рассказал.

– Ты… Ты – Креслав? – Тихон поднялся сначала на колени, а потом и во весь рост. – Неужели?

– Креславом меня звать, это ты верно подметил.

Колдун подошёл к нему ближе, снял с пояса одну из баночек, откупорил: над ней взвился неясный светлый дымок. Сквозь него он смотрел на гостя.

– Помощь мне твоя нужна! Ох, как сильно! – Тихон шагнул к нему, да остановился, будто встретившись с невидимой стеной.

– Натворил я дел по глупости. – Он опустил голову, вздохнул. – Погубил девичью душу, разбил сердце. Мается теперь Настасья в ином мире, света белого не видит, тепла солнца не чует!.. Я бы всё сделал, чтоб помочь ей… – Голос его дрогнул.

Колдун кивнул, провёл ладонью над баночкой, и дымок тут же рассеялся.

– Настасья твоя и правда не по своей воле в услужение Водяному пошла, – сказал Креслав. – Почему ж не люба она тебе была?

– Нравилась она мне, Креслав! – горячо возразил Тихон. – Очень нравилась! Да я матушки своей боялся. Ей не люба была Настасья!

– Бывает и так, – согласился колдун. – Однако же, чтобы что-то получить, нужно что-то отдать… А здесь лишь душу на душу обменять можно.

Вздрогнул Тихон.

– Согласен? – Креслав обошёл вокруг, и полы длинного плаща почти задевали его ноги.

Тихон посмотрел на себя, и почудилось, что пальцы стали бесцветными, растворились в воздухе. Провёл перед собой – ан нет! Настоящая рука, твёрдая. А вот мир словно дымкой затянуло.

– Отдаст Настасью Водяной, но взамен тебе у него нужно отслужить срок в три года. И ещё год после – у меня, в уплату за мою помощь.

– Как это? Я же и не умею ничего… – растерялся Тихон.

– Научат, – усмехнулся Креслав.

– А разве есть у меня выбор?

– Запомни, Тихон, выбор есть всегда. Вся жизнь – это выбор.

– А ежели откажусь?

– Все поступки имеют свои последствия. Так и твой – тоже, – прищурился колдун. – И хоть погубил ты девичью душу не из злых побуждений, а из страха, и есть в тебе свет, но всё ж из-за тебя так случилось.

– Слишком сложно ты говоришь, Креслав, – покачал головой Тихон. – Не понимаю.

– Выбирай, что тебе ближе: отслужить положенный срок и обрести свободу, или жить, как и жил, зная, что гибнет из-за тебя чья-то душа, и вечно убегать от вины. Да только от неё не убежишь, – хмыкнул колдун. – Ну, так что?

– Согласен, – выдохнул Тихон.

Креслав тут же схватил его руку и резко проткнул палец чем-то острым. Тёмная капля крови тяжело бухнулась на дно бутылочки.

***

Вновь оказался Тихон на берегу озера. Встал у самой воды, расправил плечи, вдохнул прохладный вечерний воздух. Так же он стоял тут недавно, да только теперь всё по-другому. Ему показывались все потусторонние сущности, были видны как на ладони. И слух так обострился, что теперь Тихон замечал, какой шумной оказалась жизнь в ином мире.

Тут и русалки плескались, смеялись да пели. Этими сладкими песнями при случае заманивали к себе молодых парней, просили любви да ласки. Водяной, хозяин его нынешний, булькал, хлопал хвостом по воде, запутывал рыбацкие сети, или просто оглядывал владения.

В лесу шуршали да шептались Кикиморы, пугали заплутавших путников. Леший бродил средь деревьев, следил за порядком. Если люди к лесу без уважения относились, обязательно платили за это. Всякую цену.

Ох, а сколько их ещё было – не перечесть… Полевики, банники, домовые, овинники, болотники… Обычный человек их и не видел, только если те сами не захотели показаться. Бывало, только слышались шорохи да странные вздохи. Люди чаще отмахивались, мол, привиделось-причудилось, сказки всё это бабкины. А для Тихона на все годы службы это стало реальностью.

Он присел, зачерпнул рукой воды – свежей, приятной, – приложился к ней губами. Только не нужна теперь ни вода, ни еда: он перешёл в тот мир, где все эти земные наслаждения ни к чему.

Вдруг почувствовал Тихон на плече чью-то руку, обернулся, поднялся. Стояла перед ним Настасья – такая же, какой он её раньше помнил. Чёрные кудрявые волосы разлились волнами по спине, большие тёмные глаза блестели то ли от слёз, то ли от солнечных бликов. Одета она была в красное платье до самых пят, вышитое диковинными узорами.

– Как ты, Настасья? – спросил он.

– Лучше, чем раньше.

– А меня каким теперь видишь?

– Таким же, как и прежде, – с вызовом ответила девушка. – Маменькиным сынком.

– Прости меня, дурака непутёвого. – Он постучал себя кулаком по макушке. – Дубина я стоеросовая. Почему матушку слушал, ума не приложу.

Настасья пожала плечами и сложила руки на груди.

– Что было, то прошло. Ты меня тоже прости. Из-за меня придётся тебе у Водяного дно чистить… – Она немного помолчала и добавила: – Служба у него непростая.

– Ничего, справлюсь. – Он мельком глянул на озёрную гладь. – Три года тут да год у колдуна – это не вся жизнь.

– И то верно. – Настасья отвела взгляд.

Тихон горько усмехнулся.

– А ведь сбылись наши сны с тобой, помнишь?

– Вещие, видимо, были… – Она отошла на пару шагов. – Ну… Прощай, что ли?

– Прощай, – кивнул ей Тихон. – Ты обратно в Озерки?

– Нет, мне твоя матушка там жизни не даст. – Настасья колко глянула в его глаза. – Пойду к югу, найдётся и для меня место.

– Вольная жизнь, – протянул парень. – Что ж, пусть дни твои будут радостны.

Настасья слабо улыбнулась.

– Береги себя, – проговорила она и, развернувшись, спешно побежала прочь.

– А ты долго тут стоять будеш-ш-шь? – послышался голос, и в его ногу вцепилась тощая рука русалки. – Водяной ждать не любит.

– Да иду я! – бросил он в ответ, а сам ещё раз вокруг посмотрел.

Так хотелось запомнить, и как солнце листву раскрашивало тёплыми цветами, и как травинки от ветра к земле клонились, и как пушистые облака по бесконечному небу проплывали…

***

Настасья перед уходом из деревни в дом Тихона заглянула. Сначала с малышнёй о чём-то пошепталась, а потом в избу зашла.

– Чего надо? – рявкнула на неё Марфа. – Тишки здесь нет. Да и потом ты его не получишь.

– И никто не получит, – спокойно ответила Настасья. – Утоп он в озере.

Марфа так ведро и выронила, зазвенело оно, покатилось по полу.

А Настасья исчезла, и с тех пор никто её не видел.

Марфа собрала мужиков, погнала их к озеру, да только так и не нашли Тихона. Долго она проклинала Настасью, рыдала, заламывала руки, казалось, что и жизни уж без него не мыслила, да всё же успокоилась, смирилась. А ребятня потом часто сюда тайком приходили, лежали на траве, булькались в воде, разговаривали с братом, хоть и не видели его.

– Нам Настасья сказала, что ты через три лета вернёшься…

– Мы тебя ждём.

– Возвращайся.

А Тихон глядел на них снизу, с озёрного дна, и его холодное сердце сжималось от тоски.

Время тут тянулось слишком долго…

За дверью

Лера в деревне гостила с самого раннего детства каждое лето. Могло показаться, что и делать там нечего – домов здесь мало, людей тоже, но девочка всегда с удовольствием приезжала. Ведь занятий находилось выше крыши! И по огороду нужно побегать, поискать поспевшую клубнику, сорвать стручки зелёного горошка, забраться на яблоню за дичками. И помочь бабушке с прополкой надо, и полить вечером огород – тоже. Поля проведать, что за их домом раскинулись – большие, почти бескрайние! Колосилась там рожь с пшеницей, а на тех, что поближе – картофель. Иногда бегала Лера по ниве и представляла себя кораблём, что рассекал огромные волны. А колоски вокруг неё шелестели и покачивались, будто соглашаясь играть в эту игру.

А бывало, и в лес её брали бабушка с дедом, а там ещё интереснее! Дятлы по деревьям стучали, вдалеке кукушка куковала, ветки над головами шумели. А уж грибов тут сколько да ягод всяких! Особенно хотелось морошку найти. Разве ж было большее удовольствие, чем съесть спелую, мягкую ягодку с оранжевыми боками? А какое из неё получалось варенье – ум отъесть можно!

В доме тоже почти всё Лерочка изучила: и двор с поросятами, и повить, и веранду с сухими травками по углам. Только одно место оставалось ей недоступно.

– В чулан не заходи! – твердила ей бабушка каждый раз. – Нечего там делать. Только пыль собирать. Давно хочу прибраться, чистоту навести, да всё руки не доходят. Ты поняла меня, милая?

И Лера, конечно, кивала в ответ, а сама так и косилась на этот чулан. Ведь всегда жутко хочется именно то, что нельзя.

Сегодня, наскоро позавтракав, Лера убежала гулять. Выскочила в сени, юркнула во двор. Воздух пах тёплым навозом и травой, слышалось довольное поросячье хрюканье – бабушка совсем недавно их покормила.

Нет, не интересно.

Тогда Лерочка забралась по ступенькам наверх – на повить. Здесь всегда вкусно пахло сеном. Девочка разбежалась и плюхнулась на спину, руки в стороны раскинула, улыбнулась, сдула рыжие волосы с глаз. Под потолком темнели пятна ласточкиных гнёзд. Ласточки давно бабушкин сеновал облюбовали, каждый год птенцов тут высиживали. Острые крылья то и дело мелькали в вышине: птицы залетали внутрь, да выскальзывали на улицу сквозь маленькое окошко. А уж гомону от них сколько было!

Но и здесь уже не интересно девочке.

Она поднялась, вытащила из волос сухие травинки, поправила цветастое платьишко. Куда бы пойти? Чем бы заняться? Может, чёрного кота Сёмку подразнить?

Думала девочка, думала, да и сама не заметила, как остановилась у дверей чулана. Того самого чулана.

Сердечко забилось быстро-быстро. Маленькой ручкой дотронулась она до старых досок, легонько постучала. Никто с той стороны не ответил.

Лера прислушалась: бабуля как всегда гремела посудой за стенкой, а дед смотрел телевизор – голоса дикторов было слышно даже сюда. Значит, никто и не заметит, что она в чулан заглянет. Одним глазком! Ведь та-а-ак интересно.

Лера осторожно щёлкнула шпингалетом и потянула дверь на себя. В носу защекотало. Тут было ещё темнее, чем в сенях. Из небольшого оконца сочился призрачный свет, и виднелось, как в воздухе витала пыль, почти совсем как снежинки под фонарём. Совсем и не страшно.

Лера осмелела и шагнула за порог. На стенах висели куртки и тулупы, какая-то рабочая одежда. Слева вытянулся старый диван, ткань у него уже была выцветшая и слабая – во многих местах порвалась. Да и сам он провалился посередине. У входа приютился столик. Лера его узнала – когда-то на нём стоял телевизор в комнате, но потом купили новый, а этот разжаловали. На столешнице выстроились рядами пыльные банки и пустые вымытые коробки из-под соков. В них бабуля весной сажала рассаду.