Читать онлайн Цвет ночи бесплатно

Цвет ночи

© Алла Грин, 2024

ISBN 978-5-0062-7026-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.Прибежище цмоков

Мы приземлились вблизи реки, у рва, отделяющего нас от покрытого снегом возвышения, напоминающего холм. Из-за него выглядывало очертание строения, на светлых стенах которого отражалось сияние полной холодной луны, а в окнах мерцали огни теплого света, будто факелов.

Сменив драконий лик на человеческий, Ян продолжал держать меня на руках, и шел по направлению к холму, который наполовину закрывал собой здание, претворяясь одной из его прочных стен. Кажется, цмок был весь в собственных мыслях, отчего даже забыл поставить меня на землю. Обхватив его шею руками, я оглянулась назад, чтобы поискать во тьме Гая и Кинли. С облегчением я обнаружила, что они двигаются по нашим следам.

Никто из нас не говорил друг другу ни слова. Не находя нужных. Я же молчала еще и потому, что не имела сил: ни моральных, ни физических. Я даже не спрашивала, где мы очутились на этот раз, проявляя стойкое терпение.

Трепещущее пламя факелов постепенно открывало вид на каменный трехпролетный мост, пролегающий надо рвом, к которому мы приближались. У его окончания располагался вход, похожий на врата средневекового замка. Затормозив у подножия переправы, Ян наконец, опомнившись, мягко приземлил меня на ноги. Мельком пробежавшись взглядом по моему лицу, он нахмурился и тотчас отвернулся в сторону – мгновением ранее его аквамариновые радужки вспыхнули и быстро потухли, будто угасли от скорби, которая его остро терзала. Я знала: сейчас мое лицо и внешний вид напоминали ему о случившемся этим вечером. Сажа, пыль, раны на щеках и теле, где не видны под одеждой, но которые я ощущала жжением, ломотой и тупой болью – эти раны были частью моего образа и неутешительным напоминанием нашего проигрыша, а еще – смерти. Неумолимой и трагической. Точнее того, что хуже.

Синий, летящий в небо пепел, предшествующий расщеплению бессмертной души…

Ян тоже выглядел нехорошо: белая рубашка, в которой он попал в навь после дня моего рождения, с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, была разорвана в нескольких местах и перепачкана серой грязью; взлохмаченные волосы, по обыкновению аккуратно причесанные, выдавали его беспокойство, и он слегка пригладил их, прежде, чем сделать шаг к подножию моста.

Когда мы очутились у ворот, глаза невольно приковались к небольшой табличке между кирпичами – «CONDITVM ANNO DOMINI 1583». Сейчас я пребывала не в том состоянии, чтобы замечать детали, но эта отчего-то привлекла внимание. Мне показалось несколько странным увидеть в нави латынь, ведь более уместным был праславянский язык. К своему удивлению, эту надпись я даже перевела – в школе, из-за поступления на юридический пришлось посещать факультатив по латыни, и, вероятно, занятия не прошли даром, потому что значение фразы почти непроизвольно всплыло в мыслях.

«Возведено в 1583 году», – подумалось мне.

Поспешно оторвавшись от таблички, я ступила во тьму, скопившуюся в туннеле въездных ворот, в которых успел исчезнуть Ян. Меня подпирали шаги Гая и шелест крыльев взмывшего в воздух Кинельгана.

Луна озаряла ледяным сиянием обширную площадку из брусчатки, слегка припорошенную снегом. Нас окружали стены, точнее – постройки, двухэтажные, трехэтажные и нечто, похожее на ратушу, плотно прилегающие друг к другу, с арками и высокими окнами, с крышей, устланной коричнево-красной черепицей, образующие замкнутое пространство внутреннего двора. Впереди, увенчивая центр этих сооружений, располагалось самое высокое – из пяти ярусов. Я разглядывала старинные фонари, украшающие фасад, широкую террасу, мерцание свечей из окон пару минут и пыталась разобраться в очертаниях герба, расположенного у самой крыши, скрытого ночью. Изображение издалека напоминало дракона. Или же птицу… А само место походило на замок. На крепость. За его стенами я, еще не имея на то причин, почему-то ощутила себя защищенной. Камень, который окружал со всех сторон, создавал впечатление островка безопасности, ограждающего от враждебной нави, кишащей смертью, неведомыми духами, жестокостью, злом. Он отделял от места, где совсем недавно Ян и Роксолана сражались с волками в драконьем пламени. От места, где Роксолана исчезла навсегда… И в следующее мгновение, остановившись в центре открытого дворика, я внезапно услышала музыку – мягкие и чарующие переливы мелодии, задевающие нечто в душе, не просто израненной, а разорванной на куски. Однако, нахлынувшие эмоции покоя вдруг прервал взвизг, донесшийся от одного из бесчисленных оконец. В нем внезапно потух свет.

Распахнулись двери парадного входа – оттуда поползли тени. Быстрые и медленные, синие, черные, зеленые, с красными глазами и впалыми дырами вместо них – всевозможные существа нави. Зажмурившись, я вытянулась струной, стараясь более не двигаться – как будто это поможет остаться незамеченной, и они не тронут меня. Ведь для человека сражаться против них бессмысленно, а ринуться к Яну за помощью я не успею. Однако, когда по внутреннему двору покатились крики, стало ясно, что сущности неслись не на нас, а мимо, в спешке покидая замок, как при пожаре, если бы огонь мог их убить. Точнее – расщепить.

Осознав это, чуть приподняв веки, я увидела, что Ян остановился и запустил руки в карманы брюк, скучающе наблюдая за происходящим, и с подчеркнутым недовольством от промедления ожидал, когда все закончится. Мне вспомнился момент, когда мы вошли в таверну в деревне на рубеже – тогда навьи твари тоже пытались стремительно убежать, не помышляя причинить мне вред.

А еще Ян… мой Ян расщеплял их. В памяти снова всплыл синий, летящий в небо пепел…

Кажется, одно присутствие цмока ввергло жителей замка в панику. Цмоки мало кому нравились. И не ясно, беспокоит ли их присутствие Гая в той же мере. Скорее всего – нет. Ведь рыжеволосый молодой мужчина, сын самого Велеса, бог чего-то – я до сих пор не знала чего – чья сила была небольшой или внушительной, разрушительной или созидающей – более мягок, чем Ян. Более терпим. Более дружелюбен. Одним словом – Гай не являлся цмоком, которые по всем легендам крайне спесивы. Драконы считали себя особенными, другими, даже в чем-то лучше остальных. Соответственно этому к ним, видимо, и относились в ответ – избегали и боялись. Даже Кинли, который всегда сторонился Яна, был расположен к Гаю. Но лично меня Ян не пугал. Пока что – нет. Почти.

Вот только пепел, летящий в небо, не давал мне покоя. Пока что я умело отмахивалась от него.

– Дорогой, Ян! – раздался женский, звонкий, как звучание колокола голос. Он доносился из распахнутой двери, пролетая по опустевшему крыльцу, где скопился полумрак.

В следующую секунду из замка вышагнула фигура незнакомки.

Это была молодая женщина, даже скорее – девушка – с рыжими волосами, собранными в замысловатую высокую прическу из которой выбивались отдельные пряди, мелкими частыми кудрями ниспадая на лоб и щеки. Она была одета в яркое и помпезное платье с юбкой из пурпурного атласа и корсетом, отделанным того же цвета бисером; с открытым декольте и расшитыми золотыми нитями рукавами, расклешенными у локтей, оканчивающимися оборками и кружевами.

«Если этот замок был возведен в тысяча пятьсот каком-то там году, – подумала я, – то эта девушка была его королевой из того же столетия, вырванной из времени».

– Ты не мог прийти попозже? – громко, с возмущением воскликнула она. – Ты разогнал все веселье! Распугал всех моих драгоценных гостей.

Ян фыркнул, ответив ей нарочито оскорбленным тоном:

– Попозже? Меня не было несколько веков.

Его губы растянулись в неожиданной игривой усмешке.

Я долго и внимательно посмотрела на него. Мне открылась удивительная перемена в Яне, будто несколько долгих мгновений назад абсолютно ничего не произошло: Роксолана не канула в вечное забвение от рук жестокой богини луны, а сам он не сражался в опасной схватке. Он выглядел непринужденным и слабо улыбался одними уголками рта, но вполне искренне. И только слова цмока были наполнены оттенком язвительности.

– Ну, здравствуй, брат, – сладко протянула девушка.

«Брат?» – изумленно подумала я. И прокрутила предыдущие слова Яна в голове: «меня не было несколько веков». Несколько веков… Похоже, ровно столько времени он не посещал навь. А я по-прежнему не знала причин.

Значит, это его сестра. Судя по медному цвету волос, какой имел и Гай – у нее с Яном тоже общая мать, но разные отцы. И ее отец – Велес.

Теперь, видя в незнакомке сестру Яна, о существовании которой совершенно не догадывалась ранее, я еще пристальнее принялась наблюдать за ней, с неприкрытым интересом следя за каждым движением и изменением мимики, за каждым взмахом черных, необычайно длинных и пушистых ресниц.

– Моя сестра придерживается слишком свободных нравов, – сказал Ян, обращаясь ко мне, но продолжая глядеть на нее. – Общается со всеми навьими тварями без разбора.

– Ты против? – вопросила она с такой интонацией, что я поняла: ей будет приятен его утвердительный ответ.

– Помнится, я никогда не ограничивал тебя в общении с кем бы то ни было, – ровно произнес Ян. – Проводи время, с кем пожелаешь. Но лично меня они не привлекают, и здесь я предпочитаю их не лицезреть.

– Я тоже, – взмахнув длинными ресницами, неожиданно сказала она. – Просто они любят веселиться, так же сильно, как и я. Не то, что все вы, бросившие меня совсем одну.

Она явно укоряла Яна за его долгое отсутствие. С показным видом девушка поджала губы и состроила печальные глаза, артистично обыгрывая масштаб нанесенной ей обиды.

Я поймала себя на мысли, что она в некоторой степени очаровательна. Сестра Яна – я до сих пор не знала ее имени – вела себя как ребенок: капризный, милый, очень красивый и требовательный. Но меня не покидало ощущение, что сколько в ней было очарования – столько же и опасности. Неясной опасности, едва уловимой – это слегка пугающее ощущение рождалось на уровне подсознания и инстинктов. Ее пышные, чересчур длинные ресницы, словно были отвлекающим маневром – они прикрывали глаза: выразительные и блестящие; из-под них показывался взгляд, источающий жесткость и необъяснимую хищность.

Мы по-прежнему стояли возле крыльца, не двигаясь с места. Сестра Яна не приглашала нас в замок, а Ян не спешил туда войти. Необычное, ненавязчивое выяснение отношений после долгой разлуки, продолжалось прямо на улице. На холоде, который уже слабо ощущался мной, к которому мое ноющее уставшее тело ни то привыкло, ни то, стало безразличным, борясь с болью и ломотой.

Окинув коротким взглядом замок, вздохнув, чуть громче, чем следовало, Ян снова повернулся к сестре.

– Валентина, едва ли решаюсь спросить: а где все?

Валентина. Так ее звали. И кого он имел в виду под этим словом «все»?

Валентина с деланной невинностью пожала плечами.

– Улетели, кто куда. Им пришлись не по нраву мои гуляния.

– Ты это специально сделала? – укоризненно уточнил Ян.

В его тоне были слышны зачатки нарастающего негодования.

– Выгнала твоих друзей из нашего дома, чтобы разгневать тебя, когда ты вернешься? Возможно.

– Наших друзей, – с трудом сохраняя самообладание, поправил Ян.

Было видно, что она его специально злила, а Ян – шел на поводу. Что-то мне это напоминало. Мое общение с ним – дома мы тоже часто вступали с ним в похожие словесные перепалки.

Валентина продолжала, будто не слушала его реплик:

– Я не могла даже рассчитывать на твою столь щедрую благосклонность, братик – одарить меня своим возмущением. И не могла поверить в то, что ты когда-нибудь вообще нас навестишь.

Друзья… О каких друзьях они говорили?

Лицо Яна сделалось в конец серьезным.

– Давно ли ты, сестрица, слышала, как воют волки?

Его слова заставили ее легкость и беззаботность вмиг улетучиться. Красивое лицо нахмурилось и ожесточилось.

– Недавно слышала.

Ее глаза загорелись лиловым магическим огнем, подобно тому, как ранее ультрамариновым загорались глаза Яна. И взгляд Валентины сейчас запылал ненавистью.

– Поганые волколаки, – внезапно выругалась она.

Я подметила чрезмерную жесткость ее суждения. Подобная злость по отношению к ним была свойственна немногим. Вряд ли у Гая в душе она была столь яркой. Эмоции Валентины к волколакам казались личными. Как у любого цмока, согласно легендам. Всматриваясь в фиолетовые мерцающие крапинки ее радужек, я приходила к выводу, что ошиблась, и они с Яном находились в более близком родстве, чем мне подумалось ранее, а рыжий цвет ее прядей, совпадающий с оттенком волос Гая, лишь совпадение. Валентина не дочь Велеса. Она – цмок. А лиловые глаза… Я готова была поспорить, что цвет ее драконьего облика будет точно таким же. Интересно, они сами выбирали его? Значило ли это, что Константин – тот, кого люди называли Кощеем – сам выбрал красные глаза?

Встрепенувшись, Валентина помотала головой, потушила фиолетовое пламя внутри себя, и произнесла, совершенно спокойным тоном, видимо, наигравшись в капризную обиженную девчонку.

– Надеюсь, тебе есть, что рассказать по поводу волков, – глухо вымолвила она и зашагала вперед, спускаясь по ступеням. Подойдя к брату, потянулась к нему навстречу. Они обнялись быстро, но крепко. Таким же образом Валентина поприветствовала и Гая; было слышно, как она тихо шепнула ему на ухо, что к нему «никаких претензий нет». Гай весело рассмеялся. Видимо, с Гаем, который тоже жил в нави, они виделись чаще, и он все-таки ее навещал.

Отступив на шаг, она внезапно остановила взгляд на мне. Валентина впервые обратила на меня внимание, как будто я только что появилась здесь.

– А это кто? – звонко пролепетала она. – Мой извинительный подарок? Что мне с ней делать – играть, переодевать?

Я искренне не понимала, шутит она или говорит серьезно, но у нее был весьма воодушевленный вид, когда она изучала мое лицо и силуэт, кстати, грязный, измученный и потрепанный.

– Она человек, а не игрушка, – с интонацией строгости сказал Ян. – Ее зовут Ава, и она мой друг.

Когда речь зашла обо мне, он внезапно стал собранным, его слова сделались повелительными, и я уловила в нем возникшую тревогу – классические симптомы проявления обыкновенной чрезмерной опеки надо мной.

– Какая-то она совсем некрасивая, – нахмурившись, сморщив на секунду аккуратный маленький нос, бросила Валентина.

По моему телу мгновенно пробежал жар – меня сковала неловкость.

– Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась, – продолжил Ян. – Прямо сейчас. Найди, во что ей переодеться и отведи в ванную. И проследи, чтобы никто из твоих нечаянно затерявшихся в коридорах гостей, ее не съел. – Он упрямо и долго посмотрел сестре прямо в глаза, и добавил, вложив в сказанное всю власть, которая у него видимо все-таки имелась над Валентиной. – Ава очень важна для меня. Ты поняла?

Странно, но Валентина послушно кивнула. Не вставляя шуток, не вздумав язвить.

В их направленных друг на друга взглядах я видела нечто такое… Необъяснимое. Они поддевали друг друга все это время, но я понимала, что их братско-сестринская привязанность была более крепкой, чем могло представиться на первый взгляд. Они относились друг к другу с большей серьезностью, чем оба показывали. Возможно, у них были разногласия. Но они… между ними была сложная, однако прочная связь.

Неожиданно Валентина потянулась ко мне, и коснувшись меховой накидки, взяла под руку, легким напором сдвинув с места и принявшись подниматься вверх по крыльцу, уводя меня за собой.

– Кто-то уже пытался тебя съесть? – вопросила она, тихим и снова ставшим веселым голосом, провожая меня внутрь замка.

Я не успела ничего ответить, оборачиваясь назад, понимая, что Кинли остался рядом с Гаем. Мой маленький дракон был уставшим не меньше меня, и, наверняка, уже давно проголодался.

Гай кивнул мне на прощание, словно читая мысли. Затем повернулся обратно к Яну, и они продолжили разговор, которого я уже не слышала.

Спустя несколько мгновений я оказалась внутри холла. Когда полумрак в широком пространстве рассеялся пламенем настенных светильников-факелов, первой бросилась в глаза необыкновенная люстра в форме большой металлической птицы, с зажженными свечами на ней, и лестница, подножие которой наполовину скрывали плотные бархатные шторы, устланная красным ковром. Два камина стояли друг напротив друга, а рядом располагалось несколько запертых дверей. Я обратила внимание на подсвечники, расставленные повсюду в виде того же самого животного, изображенного на гербе у крыши замка. Теперь, вблизи, я различила, что существо – вовсе не дракон, а обычный черный орел, как ни странно.

– Дай подумаю, кто хотел тобой полакомиться, – продолжала лепетать Валентина, невзирая на то, что я не ответила ей ранее. – Дай подумать… Считай до трех, а я угадаю, о ком речь. Раз, два, три – это Константин, верно? Ты что, уже знакома с ним?

У нее была необычная манера общения. Кажется, ей вовсе не нужен собеседник. А лишь тот, кто будет ее слушать. И это довольно удобно сейчас для меня, потому что никакой энергии для разговоров не осталось. В лучшие дни, я бы с радостью сама заболтала кого-нибудь до смерти.

– Да, – только и выдавила в ответ я. – Познакомились.

Мы двигались по лестницам и коридорам, и я с трудом запоминала путь.

– Знаешь, он более безобидный, чем кажется. Депрессивный? Да. Мрачный? Вынужденно. Видок у него тот еще, конечно!

Я мимолетно задумалась о Константине и начала гадать, где же он. Не угодил ли в какую-то беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками? Хотя, он сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне, ведь он пытался меня обидеть, навредить. Хоть после он и спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у того болота, но ранее похитил и действительно собирался лишить жизни, и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный загадочными видениями и фантазиями о некой человеческой девушке.

– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в одну из комнат. – Баба-яга.

– О, – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.

Комната представляла собой просторный коридор; кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две большие картины, в нем больше ничего не располагалось.

Валентина направилась дальше, и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я, наконец, остановлюсь.

Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, уходящих в потолок, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с большим зеркалом, мягкие кресла у очередного камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему и комод, на котором горели свечи – небесно-голубого оттенка, прямо как в прошлом помещении.

Одним резким мановением руки в сторону очага, Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – больше не возникало.

Глаза уперлись в следующие двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами; рядом стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованные грифоны. Стрелки стояли на месте, не двигаясь.

Не давая здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я шагнула за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.

Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином; справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате стояла и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу. А еще я заметила две двери в какие-то дополнительные помещения и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.

Дракониха принялась быстро открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно из них, вернулась и положила на кровать, вероятно рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму всю грязную одежду и вымою перепачканное тело.

Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белой стойкой-воротником сзади, обрамляющей плечи. Длинна рукава едва доставала до локтя; рядом Валентина разместила второе одеяние – похожее на нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я мимолетно представила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.

– Я не уверена, – произнесла я нерешительно.

– Тебе не нравится? – вопросила она.

Мне не оставалось ничего, кроме как признаться.

– Это слишком.

– Это – мое лучшее платье. Надевай или я обижусь.

Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, она протянула без малейшего намека на доброжелательный тон:

– Со мной лучше дружить.

Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием напомнила лишний раз. А я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Ведь что-то было в ней противоречивое.

Возражать более я не собиралась, и молча позволила ей пропасть в соседнем помещении, кажется, в ванной.

Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая почти закипела – то, что как раз сейчас нужно.

Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго, и когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удивляя саму себя, схватила ее за руку, останавливая.

– Та девушка, – произнесла я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.

Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.

– Роксолана?

Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в ее доме.

– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила, обращаясь больше к самой себе: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно в ситуациях, которые для него важны.

Видно, что Валентина растревожилась. Эта взбалмошная, казалось, легкомысленная девушка оказалась более, чем уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона тоже для нее ценна? Либо беспокоилась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, словно в его душе царил покой, словно ничего не случилось.

Валентина знала собственного брата несравнимо дольше, чем я, но мне тоже хорошо известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь закрытой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, но были вещи, о которых он никогда и никому не собирается говорить. Или не решается слишком долго.

Он всегда без конца отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или воспитанием?

– Он любил ее, знаю, – шепнула я.

– Любил? Ян? – встрепенулась та, удивившись. Будто «любовь» – нечто звучащее не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна. Впрочем, как и для всех остальных. Полудракон была одной из нас.

Момент вынужденной близости закончился. Валентина тронулась с места, я отпустила её, и та ушла, закрыв двери, а я старалась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь помнила слова Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться. И все, что оставалось – это думать, что его слова не были произнесены всерьез. Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.

Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня сверху падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри небольшого помещения. Отметины тех ударов остались на теле – кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины; а некоторые места просто болели, и я знала, что завтра там появятся синяки. Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и лишь мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло дикого зверька или разваливающееся гнездо.

Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду и моя плоть, по-прежнему живая и почти невредимая, заныла от страдания вперемешку с блеклым удовольствием. Несмотря на все плохое, все же было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я больше ничего не хотела от жизни. Все, что мне было сейчас необходимо – я имела.

Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в исступлении. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам. Я бы так и лежала дальше, наверное, до самого утра, которое уже не наступит из-за поимки Хороса – бога солнца – его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва мое сознание напряглось, но почти сразу послышался голос Яна. Цмок тихо постучал в дверь, не заходя внутрь.

– Ты в порядке? – вопросил он.

Я ожила. Ответив ему утвердительно и сообщив, что скоро выйду, я вспомнила, что мне по-прежнему нужно помыться.

Приподнявшись, потянулась за бортик к маленькому близко приставленному столику – на нем покоились небольшие баночки с густой жижей разных цветов, напоминающей мыло.

Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, потому что знала: сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней, чтобы остаться в нем человеком, которым являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая. И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я уловила цветочный аромат. Пахло розой и персиком. Пару мгновений я подержала ее у носа, закрыв глаза, и медленно опустила обратно. Следующая баночка оказалась черной – меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В еще одной было запечатано благоухание меда и молока, в стоящей рядом – имбиря и лимона; эти букеты и сочетания напоминали мне дом. Явь. Благодаря им мне было за что зацепиться. Я вдыхала их в себя, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи. И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или это был кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Возможно, мне просто хотелось снова его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло, больше напоминающее на скраб, действительно имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы. В память о ней, я натерлась им полностью, и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.

Смыв с себя мыло и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в то, что оставила Валентина – белую ночную сорочку, мягкую и воздушную, длинной до пят, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок. Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.

Когда я вышла в спальню – Ян сидел на кровати. Он тоже успел сменить одежду и привести себя в порядок – сейчас на нем было черное: камзол с длинным рукавом, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и кожаные высокие сапоги. Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Знаю, ему нравилось быть более свободным – следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. Этот наряд был даже хуже, чем его прошлый – классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он также успел причесать, а с кожи исчезла пыль; кажется, моя комната была не единственным местом, где можно было принять ванну.

Мы вышли на балкон. Мне пришлось набросить плотный красный плащ с капюшоном, покрывший тонкую сорочку. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не беспокоили – Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и мне казалось, что прическа даже начала высыхать.

Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль – куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я подступила и прислонилась головой к широкой спине.

– Дракон, – шепнула я, – мне жаль.

Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что сам оказался в какой-то степени виноват. Возможно, думал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем. В конце концов, я знала и о другой его ужасной мысли – дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня. Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, которую в ночь восемнадцатилетия я передала ей. Но Ян не успел. Или хуже: он сознательно выбрал спасти меня – этого я уже не знала наверняка.

Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы, у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса. «Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»

«Не со мной, Роксолана, – подумала я, – может что-то случиться. С тобой. Уже случилось». О подобной трагедии в тот момент никто не мог помыслить.

Оторвавшись от дракона, я обошла его силуэт и коснулась лица, обняв напряженные скулы ладонями.

– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен это сделать.

Ян очнулся, как от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие слова.

– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно?

Сняв мои руки со своих щек, Ян теперь сам заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.

Мои глаза наполнились слезами, но я не дала проступить им наружу. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь в собственных мыслях. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, – а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о собственной судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами. Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и лишь раз ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в этот момент, как никогда. Я опять ощутила себя тем ребенком, о котором он заботился, когда я была маленькой. Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.

Мы так и застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. В какой-то момент мы все-таки разъединились, и когда Ян отстранялся, я видела вспыхнувшую в нем мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мяты и корицы. Наверное, было плохой идеей использовать то мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но точно призрачная память о ней. Хотя так было даже лучше: дать ему бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.

Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.

– Что теперь будет с Хоросом? – вопросила я, вспоминая о еще одной своей скорби. Очень жаль, что ничего не удалось сделать – мы никак не смогли помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.

– Дивия не причинит ему серьезного вреда. Все-таки он ее родной брат. А когда мы ее скуем, Хорос освободится.

Его слова немного утешали.

Затем Ян повернулся и, не меняя мягкости тона, произнес:

– Ты рассказала Валентине о Роксолане, видя ее впервые. Не стоит так просто доверять всем подряд.

Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:

– Всем подряд? Она твоя сестра.

И пока что не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, для чего было не время и не место, немного увела тему в сторону:

– Ее имя. Оно похоже на мое.

Валентина. И Алевтина. Я это сразу заметила, но не придала особого значения, потому как его могло и не быть в действительности.

– Совпадение?

– Может да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.

«Он любил ее, – удостоверилась я. – Любил сестру, и не важно, что именно говорил о ней и как себя вел».

Ян был к ней привязан, до этого лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к подобным слабостям. Впервые я обнаружила, что Ян действительно был к кому-то по-настоящему неравнодушен.

– Ты не рассказал бы Валентине сам, – ответила я на его реплику, которая в общем-то и не была вопросом. – Это должны были сделать либо я, либо Гай.

Я слишком хорошо его знала: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.

Как будто всегда должен быть в форме.

Ян согласно кивнул и замолчал, ни то благодаря меня, ни то просто соглашаясь.

Снова приблизившись ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее – свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать. Или от дракона всегда так пахло, а я просто не обращала внимания? Может, это следы того, не где он был, а кем был?

– Не хочешь поспать? – вопросил он.

– Как будто нет, – шепнула я.

– Тебе надо отдохнуть, – все равно велел он.

– Я уже не знаю, в какой я реальности. Я почти ничего не чувствую, – призналась я.

– Потому что ты устала.

Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула.

– Что если это все из-за меня, Ян?

Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, то у него хватило бы времени и возможностей учуять волков чуть раньше, успеть спасти Кристину, наследовавшую магию и меня саму. И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Родители остались бы живы.

– Или из-за меня? – спросил он.

«А он, – подумала я, – считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы весь наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки не сунулись бы на ферму».

Нам было больно. Обоим. Мы одновременно обнимали друг друга, обвив руками. Он склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться этой ночью. Что-то удерживало нас, невидимые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне, правда, не хотелось никуда его отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть сейчас, хотя и очень устала. Я была истощена.

Но, внезапно, Ян сам отрешился и отшагнул назад.

Я понимала, что это означает. Он являлся драконом. Цмоком. Мы были почти что родными, но бесконечно разными. В одно и то же время я была ему и своей, и чужой. Хотя он любил меня. Но место, где мы находились, ясно показывало, что мы – из разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих друг друга.

У меня уже не возникало сомнений, кто он на самом деле. Величественный древний дракон-цмок из легенд? Да, но это был не предел. Не полная картина. Дело в том, что не называя ни вслух, ни даже про себя того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, умалчивая об этом перед самой собой, я по-прежнему имела возможность воображать, что он прежний, кем являлся для меня восемнадцать лет. И что прежними являются и наши отношения.

Я уже знала, что он – нечто большее, чем мне представлялось все прошедшие годы. Просто я утаивала правду от себя. Возможно, поняла суть даже раньше, чем узрела пепел. Осознала, как только услышала, что Дивия – его тетя; как только та в первый раз назвала его племянником. Дальние они были или близкие родственники: разницы – никакой. Ян – потомок богов. И теперь я была без сомнений убеждена, что он тоже им являлся.

Мой Ян – бог. Такой же, как и Гай или Велес.

Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто черное, размером с человеческого ребенка, машущее крыльями.

Опешив, я не успела ни взвизгнуть, ни попятиться назад. Ян в свою очередь даже не шелохнулся. Из-под черного рваного балахона существа проглядывали белые кости, мерцающие бликами в свете полной луны.

Это была костомаха. Небольшая. Детеныш или точнее… мертвый примерно шестилетний малыш.

Константин что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?

Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида создания, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я все же догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.

Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха по-прежнему глядела на меня из пустых щелей черепа, несуществующими глазами. В руках она держала некий сверток – целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.

Направив взгляд вниз, я обнаружила, что внутренний двор заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще – на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен был выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожжёнными и сгнившими, я бы подумала, что он улыбается мне, направив взгляд в мою сторону.

Кажется, он не попал в неприятности в лесу и теперь отыскал нас. И, похоже, он даже вспомнил, что я человек, ведь передал с помощью ручной послушной костомахи самую настоящую еду для меня.

Я терялась в том, как реагировать на подобный жест от того, от кого меньше всего его ожидала.

2.Черная королева

Реальность вокруг была большой: комната, предметы мебели, – а я будто сжалась. Я находилась дома, в гостиной. И была совсем маленькой. Это одно из тех воспоминаний, о которых можно лишь догадываться, что помнишь их. Из тех, о которых если рассказать родителям – они удивятся и скажут, что ты была слишком мала, чтобы помнить.

Но я вижу это в своем собственном сне, своими глазами, а затем словно выбираюсь из тела и смотрю на себя со стороны. В кресле лицом ко мне сидит Ян и читает газету, однако, никак на меня не реагируя, будто в комнате больше никого нет. Слышно, как мама готовит на кухне и стучит приборами. Ребенок – а этот ребенок я сама – встает и делает несколько шагов, настолько неуверенных, словно только вчера научилась ходить. И вдруг маленькое тельце кренится вбок, к угловатой панели низкого журнального столика. Ребенок, то есть я, не успеваю испугаться, и в силу возраста осознать, что мне вообще что-то угрожает, как вдруг, не обращающий на меня совершенно никакого внимания, мужчина, которого я еще почти не знаю, резко тянется вперед и удерживает меня от удара кучерявой головкой о столешницу. Мы долго смотрим друг на друга. Он – будто впервые меня заметив, а я – с интересом, и отчего-то начинаю улыбаться ему. Однако, он не улыбается в ответ. Его лицо остается серьезным. В комнате появляется мама.

«Она тебе мешает, Ян?» – спрашивает она, на ходу вытирая руки клетчатым кухонным полотенцем.

«Нет. Совсем нет, – отстраненно отвечает он. – Когда она уже начнет говорить? Ей нужно выучить пару предложений».

Это теперь я знаю, о чем он говорит. О заклинании, которое буду впоследствии читать каждый месяц каждого года до своего совершеннолетия. Тогда я вряд ли могла в должной мере различать даже не смысл этих слов, а вообще любые слова.

«Она еще слишком мала. Имей терпение».

Я тянусь к нему, подпрыгивая на месте, прошу, как просят обычно дети взять их на руки. Но он этого не делает. Сейчас мне взрослой становится понятно, что это наше первое пусть и не знакомство, но контакт с ним. Настоящий. Затем гостиную настигает шум ветра, и на несколько мгновений меня ослепляет солнечный свет…

Ребенок – все та же кучерявая черноволосая девочка – оказывается в месте, где много воды. Однако, она уже чуть постарше. Передо мной расстилается озеро, и я ползу к переливам воды, сверкающим бликами от ярких солнечных лучей. Впереди словно рассыпаны блестки, и они меня манят. Я пытаюсь быстрее добраться туда на четвереньках, но неожиданно на пути вырастает преграда. Высокий неулыбчивый мужчина. Ян. Он склоняет голову на бок, с любопытством разглядывая меня.

«Что ты делаешь здесь одна?» – интересуется он.

Я пока не могу ничего ответить. Я по-прежнему слишком крошечная и неразумная. И на этот раз я начинаю плакать, потому что мужчина не дает мне сделать то, чего хочу. Добраться туда, куда хочу. Высокий силуэт закрывает мне все блестки. Не сдаваясь, я пытаюсь обогнуть его ноги и добраться до цели. Меня не пускают, но я не отступаю. Яну приходится наклониться и взять меня на руки. Бросив пустое ведро на песок, издали к нам несется мама. Она просто летит к нам. Со страхом в глазах. Вероятно, не найдя меня там, где оставила минуту назад. Мама протягивает руки, но Ян меня не отдает.

«Она была буквально в шаге от воды», – спокойно говорит он, в своей невозмутимой манере холодно обвинять.

Мама плачет. Я тоже начинаю. И Ян склоняет голову ко мне. Его глаза внезапно загораются синим светом – я впервые вижу это. На миг замолкаю, слезы перестают скапливаться в глазах, тихо стекая по розовым пухлым щекам, и я завороженно смотрю на яркий свет. Меня больше не интересуют блестки на воде. Меня увлекает необычайное ультрамариновое мерцание. Однако, оно слишком быстро потухает. В первую же секунду, когда понимаю, что оно исчезло – рыдание возобновляется. Мой крик оглушает, мужчина морщится, словно в раздражении, от которого радужки на короткий миг снова вспыхивают, будто разряд молнии. Мигание отвлекает меня, и я начинаю успокаиваться. Ян чуть нахмуривается, подмечая мою перемену в настроении, улавливая взаимосвязь. И повторяет мигание глаз до полного прекращения режущего слух рыдания.

А затем реальность вокруг тускнеет, озеро накрывает пеленой пустоты, как покрывалом, мама исчезает из поля зрения и остается лишь Ян. Ультрамариновый цвет вспыхивает в последний раз, и меня взрослую, наблюдающую со стороны, силой засасывает в собственное тело. Я зажмуриваюсь, ощущая головокружение, и резко распахиваю глаза…

Мир уже не такой огромный. А я больше не ребенок. Я высокая. Кажется, я взрослая. Пышная челка чуть застилает обзор, а кончики длинных волос достают почти что до талии. Значит, мне примерно четырнадцать лет, ведь я еще не успела сделать короткую стрижку. В моих руках ошейник Кинли. Я твердо знаю, что ищу своего питомца – хотела посадить проказника на поводок, потому что тот мал, а его голова полна безрассудства – он все еще бросается на цмока, свирепо размахивая крыльями, когда тот появляется на ферме, и однажды это может плохо закончиться. Но я его нигде не нахожу. Оставляя ошейник на шезлонге, спешу в дом. Влетая в кухню, уже вижу Яна. Рядом с ним стоят мама и папа; они болтают. Яна не было пару недель, он довольно часто уезжал. А я его ждала. Теперь меня переполняют радостные чувства.

«Ты мне что-нибудь привез?» – сходу выпаливаю я, не успев поздороваться, широко и весело улыбаясь.

Ян отвлекается от родителей, морщится и цедит, словно обращаясь вовсе не ко мне:

«Ее кто-то вообще воспитывает?»

«Ты», – говорит отец.

Ян вопросительно и с недовольством смотрит на папу. Тот невозмутимо пожимает плечами, и повторяет, не отказываясь от сказанного:

«В том числе ты, Ян».

Я вижу, что их всех беспокоит мое поведение. Я и сама замечаю, что чересчур поддалась эмоциям и повела себя некрасиво. Да, я привыкла к его постоянным подаркам и особенному вниманию. Привыкла настолько, что на этот раз почти потребовала его – непринужденно, беззастенчиво, как нечто само собой разумеющееся. Мне не стоило говорить ничего подобного.

Вмиг замираю. Мои губы больше не растянуты в улыбке – они ровная сплошная нить. Мне неловко и стыдно, и я стараюсь спрятать глаза.

Ян негодующе качает головой, но видя, что я расстроилась, смягчается и сам идет на сближение.

«Ну и что ты думаешь я тебе привез?»

«Ничего?» – поникшим голосом спрашиваю я.

Ян уже по-доброму усмехается, удовлетворенный тем, что небольшой урок на меня подействовал. Его радужки окрашиваются ультрамариновым пламенем.

«Чуть больше, чем ничего».

Настроение улучшается. На моем лице возникает ликование, словно как у той малышки из воспоминания ранее, и я шагаю к нему навстречу, но спотыкаюсь о нечто, резко возникшее под ногами. Меня уносит куда-то в пустоту, разверзшуюся посреди кухни, в прорехе воздуха и пространства, и последнее, что я вижу – как вспыхивают и потухают синие глаза, а затем я делаю кувырок через необъяснимую серость реальности и попадаю во мрак…

Там жарко и сухо. Делая поверхностный вдох, поднимаю веки, и передо мной все еще стоит Ян. Но его глаза – горят не синим, а… красным. Он одет в черную клубящуюся тень, за его спиной развевается длинный плащ, а вокруг почти нет света. К тому же я – больше не я. Понимаю это, замечая, как по моим плечам струятся длинные белые волосы. Осматривая руки, осознаю, что они мужские, и первое, что приходит на ум – Константин. Он единственный мужчина с длинными серебристыми волосами, которого я знаю. Я Константин? И почему-то нас с Яном разделяет решетка. Он снаружи, а я заперт. Где-то глубоко внутри меня присутствует убежденность в том, что именно Ян меня и заточил сюда.

Медленно поворачивая голову влево, я нахожу в соседней клетке Валентину. За спиной Яна еще двое пленников. Лицо одного из них не могу различить из-за тени, а другого – получается. Это молодая девушка, почти ничем не примечательная – русые, словно серые волосы, бесцветные глаза, узкое лицо с заостренными скулами. Фигура Яна приближается ко мне на шаг и перекрывает обзор. Алый цвет его радужек упирается в меня, рассеивая мое собственное зрение. Оно меня подводит: я вижу следующую галлюцинацию, мимолетный нечеткий обрывок…

Я снова у озера, и я больше не Константин. Я в стороне, вне его тела. И это озеро – не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала… в другом своем сне. Мягкая зеленая трава, синий, насыщенный оттенок неба и лазурный воздух. Я попала в свой прошлый – «синий сон». Рядом с Константином, который снова в облике человека, сидит девушка с золотистыми локонами. Некая загадочная Алена. Она что-то говорит ему, но я не слышу, что именно. Будто выключили звук. Протягивая руку, девушка показывает ему свою рану на ладони – резанную и глубокую. Рядом с ней лежит окровавленный серп. Константин что-то отвечает ей, тоже беззвучно. А я не могу оторваться от цвета застывших красных капель на коже. Цвет заполняет собой все и багровеет, превращаясь в черный. Я проваливаюсь в эту тьму и резко просыпаюсь от обманчивого ощущения падения с высоты.

Я уставилась в потолок и следила за узорами, которые на нем рисовал танцующий огонь зажженной свечи. Мысли витали где-то далеко, все еще в тех видениях, парили над кроватью, преодолевая пышную ткань балдахина, пробивая потолок и настигая верхних этажей замка, преодолевая крышу и смешиваясь с ночной тьмой, с ясным беззвездным небом. Мне понадобилось несколько минут, чтобы опомниться.

Не смотря на отсутствие сонливости, я тем не менее быстро уснула снова; моя нервная система была перегружена и почти в аварийном режиме выключила меня, как только голова приложилась обратно к подушке. Однако, сон не был настолько глубоким, как того хотелось. Навязчивые картинки повторяющихся сновидений то и дело всплывали в моей голове, не давая полноценно отдохнуть.

Когда я окончательно проснулась, то все еще обдумывала их, стараясь не зацикливаться. Впечатления, которые невольно настигали меня в нави, порождали фантазии о Яне, как о чем-то зловещем, чего я была убеждена, не могло происходить в действительности. Совсем недавно мне открылась другая его сущность, и, похоже, меня тревожило, что на самом деле он не тот, кем я считала его всю жизнь, и по сути мы были мало по-настоящему знакомы друг с другом, хотя он был рядом и был ближе, чем многие приличное количество лет.

А вот Константин и его Алена… Что ж, Константин здорово меня напугал при первой встрече, утащив в свое логово на болоте, желая добавить меня, как приправу, в свой грибной суп. Не знаю, что случилось с этой Аленой, но вероятно, он когда-то любил ее, но она куда-то пропала. Ее не стало? Как совсем недавно не стало Роксоланы. Почему-то, в бреду собственных иллюзий, от одинокого скитания по лесу в окружении костомах, он спутал меня с ней, и кажется теперь я попросту боялась, что он сделает это снова. Поэтому он мне и снился. Обличие белого дракона, в которого в прошлый раз он обратился в моем похожем видении, которое по словам Гая действительно было у него до костяного образа – что ж, этот цвет предсказуемо повторял цвет его волос. Наверное, именно так мое воображение это и сочинило.

А вот мгновения снов о доме… о семье… видеть было больно. К тому же, я задавалась вопросом: неужели те моменты о кучерявой крошечной девочке когда-то случились в действительности? Подсознание их придумало или все же вытащило наружу из глубин моей первобытной памяти? Пожалуй, только это и было довольно интересным. Мне даже захотелось спросить у Яна, помнит ли он эти фрагменты.

Когда ступила ногами на твердый пол, ощутила, что тело заныло от неясной всеохватывающей боли. Ныли мышцы, и ломило кости. Снимая ночную сорочку, я обнаружила несколько крупных проявившихся синяков. Зацепив щеку бантом на воротнике, нечаянно содрала образовавшуюся корочку, и рана засаднила. Нагишом я быстро юркнула в ванную – там имелась чистая холодная вода. Возвращаясь оттуда, на миг замерев у окна, я взглянула на луну – крупный ровный круг, источающий ледяной свет. На улице не было никакого намека на рассвет, отчего было невозможно понять, сколько прошло времени с того момента, как я легла в кровать. Часы с грифонами в соседней комнате не шли. К слову, я никогда не задавалась вопросом, было ли в нави такое же течение времени, как в яви. Скорее всего, да. Но никто здесь часами не пользовался. У Яна на руке их тоже не было, возможно, он их потерял в одной из схваток. И, кстати, он ни разу не доставал свой телефон, с которым в яви не расставался. Был ли он при нем?

Еще до того, как отправлялась спать, я разложила на стульях изумрудное платье, оставленное для меня Валентиной. И сейчас смотрела на него, собираясь надеть. Пусть оно и было слишком нарядным и точно из прошлых веков, но оно было чистым, ткань плотной. Так же рядом покоилось нижнее платье, что утеплит мой наряд. В дополнение дракониха подобрала идентичного зеленого оттенка туфли на небольшом каблуке, обтянутые атласом.

Мне повезло, что шнуровка корсета была спереди, и я почти без труда справилась в одиночку. Выйдя в смежную комнату, под пламя свечей и потрескивающего очага, а так же непривычного шуршания темно-зеленой тафты о паркет, тянущейся за мной сзади, я настигла зеркала. Мой внешний вид значительно портила алая царапина, рассекающая всю левую скулу. Из-за того, что я уснула с влажной головой, волосы выглядели более объемными, чем обычно, и струились легкой волной, что, как ни странно, довольно хорошо гармонировало с моим необычным нарядом. Платье, правда, было красивым – изумруд сочетался с темным шоколадом моих прядей, а белые длинные рукава, расклешенные от локтей, открывающие кисти спереди и почти касающиеся пола позади – придавали образу большую нежность. Просто я не привыкла носить подобное. Даже на выпускной я не надевала ничего такого. И теперь ощущала себя немного глупо. Но бесспорно здесь, в этом замке, оно было более, чем уместным.

Меня по-прежнему никто не навестил, и я оставалась в своих покоях одна, не решаясь выходить и брести в неизвестность по незнакомым залам в надежде наткнуться на Яна или Гая, и не попасть в поле зрения Валентины и тем более Константина. Еще раз выглянув в окно, я теперь смотрела не в небо, а на внутренний двор. Его уже не так густо заполняли костомахи, но они присутствовали там. Очень хотелось знать, где были остальные. Разбрелись по замку? Мне еще больше перехотелось выходить. А затем мой взгляд невольно зацепился за возвышающуюся над всеми постройками башенку – в свете холодной луны на ее верхушке блестел металлический значок орла. Я еще раз неспешно оглядела стены дворца, и как снег на голову – место показалось мне знакомым. Догадка поразила меня; я оторвалась от стекла и, обернувшись, дойдя до двери, трезво оценила апартаменты с этого угла обзора. Мне открылась гостиная и пролегающая дальше роскошная спальня в лазурно-голубых и бежевых оттенках.

Я была здесь ранее. Совершенно точно. В своей обычной жизни. Во внутреннем дворе и в этих стенах. И фраза на табличке у ворот с годом основания замка… Теперь мне даже показалось удивительным, что я не поняла этого еще на мостике у самого вдоха. Я ведь ходила по нему несколько лет назад. Но вчера, сокрушенная и разбитая, я почти не обратила никакого внимания на окружающую обстановку. Да и на улице была ночь и зима. Но… как подобное вообще возможно? Ян же не мог успеть вернуть меня в явь? Диану я не видела, Калинового моста тоже. Значит, мы не улетали обратно.

Тогда откуда в нави был Несвижский замок1?!

Нас возили сюда на экскурсию, когда мы учились в школе – классе в пятом. Потом мы ездили сюда семьей, уже с Яном. Вход в покои, в которых я сейчас находилась, был всегда закрыт, и ими можно было полюбоваться только с порога, и эта нежно-небесная отделка мебели магически завораживала туристов, в том числе и меня. А сегодня ночью – я ходила здесь, сколько хотела и спала на этой самой кровати. Что вообще происходило?!

Распахнув двери, я вышагнула в коридор. Но моя решимость быстро поутихла, потому что я не ошиблась – костомахи и правда разбрелись по замку. И они подстерегали меня.

Я вскрикнула, оступилась и, запутавшись в подоле, едва не рухнула. Меня охватила паника, но она же быстро и отхлынула, когда я сообразила, что слуги черного духа не преследуют меня. Подобно статуям, подобно стражникам в ночи, эти ходячие живые мертвецы, выжидали в метре от порога. На их белых костях играло пламя свечей. Оно беспокойно потрескивало; этот звук смешивался со скрежетанием зубов. Но они не трогали меня, не демонстрируя никакого намерения даже коснуться меня. Если бы они хотели напасть – они бы уже это сделали. Неужто они меня охраняли? Не приказ ли Константина это был?

Поглубже вдохнув, я расправила юбку и заодно выпрямилась, и смело покинула пределы своего убежища. Если я сейчас умру, то хорошая новость – я уже нахожусь в царстве мертвых. Далеко идти не придется. Надеюсь, костомахи оставят хотя бы частичку моей души, чтобы я сумела переродиться в новой человеческой жизни.

Но абсолютно ничего не произошло. Лишь непрекращающийся скрип зубов продолжал меня настораживать. Если не знать, кто они такие – можно было бы принять их за музейные экспонаты. Но я знала не понаслышке. Как и то, что одно их желание, одна их попытка непослушания хозяину – и меня не станет. Они выкачают из меня всю мою энергию, мои ноги перестанут меня держать, и бездыханное тело пластом рухнет на застеленный дорогими коврами пол.

Но мне подумалось, что показывать свой страх – самое безнадежное, что я могу сейчас делать. Мне подумалось, что если они его не заметят, то не нападут, подобно стае бродячих собак. Вряд ли это работало для потусторонних духов, но в глубине души я также верила и в то, что вряд ли вчера Константин решил меня покормить, потому что хотел сделать из меня свинью на убой для своих питомцев.

Черный дух – брат Яна. Черный дух не позволит им меня обидеть. Наверное.

Настигнув следующих дверей, я столкнулась с новой группой мрачных костяных стражников. Коридор был длинным, и подобно теням, они замерли вдоль стен, сужая возможности моего прохода.

Но я уже не останавливалась. Через пару пролетов, честное слово, мне начинало казаться, что я прекращаю обращать на них внимание.

Хоть я и была в замке всего два раза, по видимости точно в таком же, только в человеческом мире – все равно не помнила порядка залов и не ориентировалась в каком направлении иду. Не запомнила пути я и вчера, когда Валентина практически волокла меня сюда, держа под руку. И теперь каким-то образом я оказалась в оружейной.

Здесь было пусто, но как и везде – горели свечи. Естественно, драконы не жалели и не боялись огня, который случайно мог сжечь здесь все подчистую. Я двигалась дальше, и на пути мне встретилось помещение с кромешно-черными стенами и яркими красными гербами с черным орлом – символа герба рода Радзивиллов2, которым когда-то давно принадлежал замок. Видела я и охотничью комнату, полную трофеев, туш животных, оленьих рогов и разных расцветок шкур.

Я двигалась и по пустым прихожим, переступая ступеньки, блуждая, петляя, периодически возвращаясь назад, не слыша других звуков помимо глухого побрякивания костей и неуемного скрежета. Когда я вышла в белый зал, стены которого были покрыты золотыми объемными узорами, с невероятно высоким потолком, украшенным величественными люстрами, золотыми ангелами и гербом, я опустилась на отделанный алым бархатом пуфик и боролась с отчаянным желанием спросить дорогу у костомах. Затем я ощутила, что начинаю замерзать – это было довольно просторное помещение, почти без мебели, скорее всего, предназначенное для баллов, и пожалела, что не позаимствовала одну из шкур в охотничьей галерее. Но как вернуться туда – я уже не знала.

Вместо этого я поднялась на ноги и побрела к очагу; их здесь было два, стоящих друг напротив друга, размещенных на противоположных стенах. Над ними висело по длинному большому зеркалу. Подставив ладони огню, я еще раз взглянула на свое отражение в платье – мой облик был настолько непривычным, что сам притянул взгляд. А затем я быстро потеряла к нему интерес. И нахмурилась. Хоть и не помня карты дворца, вдруг поняла, в каком помещении оказалась.

Место, где видели Черную даму3. Место, откуда она появлялась. Всего на секунду у меня пробежали мурашки по коже. Но это было не страшнее, чем скрип голых костей.

Я с любопытством скользила глазами по зеркалу. Когда мы были здесь на экскурсии, нам, еще школьникам, рассказывали несколько легенд этого замка. Одна из них была наиболее романтичной, трагичной и жуткой. Если ей верить, душа Барбары Радзивилл4, ее неупокоенного духа – обитает в этих коридорах. Она была женой короля, любимой им безмерно. Но судьба печально распорядилась их браком – она умерла спустя несколько месяцев после свадьбы. Говорят, король сходил с ума от утраты, и когда приезжал с визитом в Несвижское имение, пригласил чернокнижников, чтобы вызвать ее дух. Призрак появился, а короля предупредили, что он ни в коем случае не должен к нему прикасаться. Тот не смог совладать с эмоциями, и с криками «Басенька» – так он ласково называл жену при жизни – бросился с объятиями. В итоге, королева уже не смогла вернуться в потусторонний мир, и теперь бестелесным привидением скитается по окрестностям. Видят ее достаточно редко – перед чьей-нибудь смертью или перед пожарами. А вот появляется она из этих зеркал. Я и сейчас видела эту дорожку – бесконечное пространство в отражениях, напоминающее длинный проход.

Зрелище, особенно в свете свечей, было действительно, завораживающее. В одном зеркале отражалось второе, висящее напротив, создавая эффект черного коридора вдали. Сейчас я смотрела в самую его глубь. В коридор попадало отражение огонька свечи – тот будто освещал путь. Было ли мне страшно? Немного. Мне даже показалось, что я начинаю слышать чьи-то шаги. А потом я прислушалась: я действительно слышала чьи-то шаги. Я обернулась. Костомахи позади меня не двигались. Эхо гуляло среди стен. Глухие удары каблуков приближались. Я металась взглядом от одной двери к другой, гадая, кто именно и откуда сейчас выйдет. Гай? Ян? Валентина?… Константин?

Но нет. Звук шел не оттуда. Он будто раздавался из камина. Или из… Я развернулась обратно. Медленно подняв взгляд, я содрогнулась так сильно, что ощутила физическую боль. В зеркале нечто мелькало, какое-то движение. Мерцающий огонек потух. Его заслонил собой белый увеличивающийся силуэт.

Как будто ошпаренная кипятком, я отскочила на несколько шагов прочь.

– Это шутка? – сказала я вслух в панике, не адресуя эти слова абсолютно никому. – Это шутка?…

Стук каблуков отбивался у меня в висках, заставляя бурлить кровь. Я забыла, как дышать, теперь уже немо глядя, как по черной извилистой дороге из недр отражения зеркал прямо ко мне довольно быстро идет кто-то.

Призрак.

Самой Барбары Радзивилл или кого бы то ни было еще, но это был дух и он не костомаха, подчиняющаяся Константину. Он явно подобен тем лесным навьим тварям и определенно нападет на меня. И он был уже близко.

Я сорвалась с места и побежала, куда глядят глаза, лишь бы подальше отсюда. Рванув за дверь, я врезалась в костомаху, зацепилась длинным рукавом за ее выступающую острую часть бедра, и едва ли смогла вырваться. Шаги звучали уже не в зеркале, а за моей спиной. Чья-то обувь, далеко не призрачная, а уже вполне осязаемая и настоящая соприкасалась с паркетом. И этот кто-то принялся преследовать меня.

Я бежала, вздымаясь по ступенькам, оглядывалась и видела голубоватое свечение и мелькающее двоение фигуры, очертания которой были размыты. Как и раньше, я все еще не знала, куда направляюсь, я понятия не имела, где все эти цмоки, куда они подевались, и злилась, что они оставили меня одну. И боялась. Какая глупость – всего одно привидение, даже когда полчище костомах не представляет для меня опасности – и меня может не стать. В конце концов, почему Константин, приказал им за мной надзирать, но не повелел защищать? То, что следовало за мной, было быстрым, оно перемещалось, как ветер, и когда я скользнула за очередной поворот, то мне померещилось, что оно коснулось моей спины. Я визжала, пытаясь привлечь хоть чье-нибудь внимание, надеясь быть услышанной и спасенной. От призрака меня отделял лишь мой тянущийся изумрудный подол.

Очередная арка над моей головой – и я перестаю что-либо видеть, предплечье сильно сжимают ледяные тонкие пальцы. Из моих легких вырывается громкий крик, полный ужаса, мое тело млеет и обмякает.

Но держащая рука вдруг встряхивает меня.

Зрение резко проясняется, привыкая к полумраку среди темно-коричневых стен – передо мной возникает лицо Константина: голый череп, чешуйчатые рога, серая кожа в гнойных волдырях, обнаженные зубы во рту, лишенном губ, кровавые глаза. Я пугаюсь с новой силой, отшатываясь от него, но он мертвой хваткой удерживает меня на месте.

Пронзая насквозь все мое существо, хриплый, замогильный голос тянется в мою сторону вместе с густым и вязким воздухом нави, вместе со жгучим дыханием:

– …Спокойно, это просто Бася.

– Бася?… – с нелепостью выдыхаю я, буквально не держась на ногах, подвешенная его рукой в воздухе.

Все мои мысли перемешались.

Я смотрю на него, на острые наросты его лба. Затем перевожу взгляд за плечо – на надвигающегося призрака, который был намного дальше, чем мне мерещилось. Мгновенно передо мной материализуется Ян. Не то, чтобы он подступает, просто проявляется из полумрака, сгустившегося из-за тусклых, колеблющихся язычков пламени в подсвечниках и насыщенного оттенка коричневого дерева, которым был отделан потолок и часть стен с мебелью – мне не сразу удалось адаптироваться к подобному освещению. Еще несколько долгих мгновений меня одолевает частое, прерывистое дыхание.

Ян стоял совсем близко, его рука была протянута ко мне, но, видимо, Константин успел перехватить меня первым. Безэмоциональный взгляд Яна упрямо сверлит меня. Константин до сих пор меня не отпустил, однако как только я зафиксировалась на полу, начав удерживать равновесие, его костлявые пальцы медленно начали разжиматься.

Из глубоких пучин отлива коричневого света выбираются фигуры Валентины и Гая, стоящих в метре от меня. Наверное, все они вчетвером стояли полукругом и нечто обсуждали, пока с жуткими криками сюда не ворвалась я.

Когда Константин, наконец, меня освободил из цепкой хватки, подступил Ян и одним движением отбросил растрепавшиеся волосы с моего лица назад и покровительственно, как мне показалось, даже демонстративно пригладил их. И взял меня за подбородок, приподняв мое лицо вверх, чтобы заглянуть в глаза.

– Это Барбара – королева польская и великая княгиня литовская, представительница великой династии Радзивилл. Она наш друг и не причинит тебе никакого вреда.

Выпустив мой подбородок, он повернулся к Константину и задержал недолгое недовольство на его силуэте. Мне подумалось, что Яну не понравился выпад брата, ведь Ян знал – как я его боюсь, и скорее всего, Ян даже просил Константина особо не приближаться ко мне, хотя бы первое время. Затем Ян взглянул на нашу потустороннюю гостью и с приветственным словом «королева», уважительно поклонился. То же самое сделали и остальные. С абсолютно серьезнейшими выражениями лиц. Никто здесь не шутил.

Я опешила и уставилась на привидение.

Оно находилось в нескольких шагах от меня, уже успевшее принять материальную форму. Это была молодая женщина, на вид не более тридцати лет. И эта женщина была – удивительной красоты. Золото и серебро смешались в ее внешности… Статная, стройная, со светло-каштановыми волосами, уходящими в рыжину и алебастровой сияющей кожей, с карими, ореховыми глазами, она была одета в бардовое бархатное платье. Ее пальцы украшали мерцающие драгоценными камнями кольца, а прическу покрывал наголовник, унизанный редкостными золотистыми жемчужинами. Она приветливо улыбалась собравшимся.

Барбара Радзивилл?! Серьезно?

«Я в царстве мертвых, – пронеслись рассуждения в моих мыслях. – Это – Черная дама Несвижа».

Барбара Радзивилл, та самая, из школьного учебника истории – передо мной.

Королева, которая умерла. Душа, которая застряла в нави, как и многие другие. Ничего необычного.

Все логично.

Я в здравом рассудке.

Пока что.

Я точно не знала, как делать реверанс, но была убеждена, что обязана сделать хоть какой-то жест почтения. И как умела, отступила назад и присела, склонив голову. И даже поймала на себе одобрительный взгляд Яна.

– Барбара, – начал Ян, – наше связующее звено с миром людей. Она дух места и может без труда перемещаться из этого замка в тот, минуя необходимость прохождения рубежей. Очень удобно. На данный момент она немного нам помогает, информируя об обстановке, за что мы ей очень благодарны.

Он еще раз посмотрел на нее с искренним уважением и улыбнулся.

Поэтому костомахи никак не реагировали, когда я убегала от нее? Потому что мне в сущности ничего и не угрожало?

– По этому коридору в зеркалах может пройти любой? – удивленно переспросила я.

Это ведь было так небезопасно.

– Лишь она. Я рассказывал тебе историю королевы, когда мы приезжали во дворец в яви, по понятным причинам опуская некоторые подробности. Только не говори, что ты ничего не помнишь.

– Помню.

Но мне все еще хотелось получить некоторые объяснения. Однако, видимо, не сейчас, потому что поразительно долго молчащая Валентина, наконец, взбодрилась и произнесла, обратившись ко мне:

– Надо же, а ты симпатичная, когда не чумазая.

Это было похоже на комплимент. Такой себе миленький, язвительный, но комплимент. За ним, неожиданно последовал еще один, поразивший не столько содержанием, столько тем, кто его произнес.

– Тебе… идет это платье, – раздался хриплый голос из преисподней. Голос Константина.

Я не знала, что ему ответить и должна ли его поблагодарить. Вместо этого, в данную секунду у меня получилось растеряться и промолчать.

Зато Ян одарил его придирчивым взглядом, исследовавшим брата с головы до пят.

– Константин, будь добр, прими уже нормальный вид. Здесь дамы.

Головой он кивнул в сторону королевы. Но имел в виду, скорее всего, и меня.

До сих пор Константин создавал впечатление кого-то загадочного, отрешенного и погруженного в себя. И этот образ не разрушился, даже когда он недовольно закатил глаза. Это было выражением не возмущения от почти что приказа, как могло показаться, а усталости и утомленности. Он быстро заморгал, глядя вверх, и радужки подернулись, став обычными, человеческими, сине-серыми, прямо как у Яна. А пока я завороженно смотрела на цвет, то упустила, каким образом его оголенные мышцы и жилы обтянуло кожей, и когда пропали волдыри. На плечах раскинулись белые длинные волосы. Рога тоже куда-то подевались. Теперь все, что напоминало в этом образе о черном духе – это рваное потрепанное одеяние, через дыры которого теперь проступали не куски плоти и оголенные ребра, а его мышцы, закованные в ржавые цепи.

У Валентины мало получалось устоять на месте, и она активно начала приглашать всех к столу. Она сама, Гай и Барбара тронулись с места, а я мельком осмотрела просторную комнату, в которой мы пребывали. В ней был низкий потолок, три камина, один из которых – самый большой, украшенный резьбой, располагался по центру. Возле очагов стояла мебель – кованные торшеры, кресла и стулья, на которых можно было удобно устроиться, отдохнуть и погреться – сделанные из дерева того же глубокого насыщенного оттенка. А под самым потолком, там, где деревянная облицовка заканчивалась, висело множество больших портретов. Из прошлого посещения имения я узнала, что там запечатлены лики князей и княгинь, когда-то живших здесь. Но вот что странно – теперь портреты были несколько иными. На них по-прежнему были хозяева замка, но на некоторых из них я могла разглядеть Валентину, Константина в облике человека и даже Яна. Поодиночке и вместе.

– Как дела с твоей армией? – отвлек меня голос Яна, обращенный к брату.

Мы втроем все еще оставались на месте, когда ни Гая, ни Барбары уже не было здесь.

– Слышал, ты уже долгое время скитаешься в одиночестве по лесам. Они тебя вспомнили? – продолжил он.

Константин медленно, лениво щелкнул пальцами, и пространство наполнилось десятком костомах. Я машинально вздрогнула – хоть мой разум и уяснил, что они ему подчиняются, но тело все еще выдавало естественную реакцию страха.

– Это хорошо, что они по-прежнему тебя слушаются. Останься с ними подольше, и посмотрим, что из этого выйдет.

Меня несколько удивлял требовательный, грубый голос Яна. Он никак иначе —поддевал брата. Между ними витало нечто неосязаемое. Какой-то конфликт. Или недосказанность. Может, Ян просто хотел привести его в чувство? Расшевелить? Ведь Константин был далеко не в порядке – еще пару дней назад он бредил, похитив меня. И даже когда на мне уже было заклинание Дивии, и меня отыскали в том осеннем лесу все три брата, Константину и тогда казалось, что я – его бывшая знакомая. И хоть я была в полусознании, я помню, как Ян рычал на него, убеждая в обратном.

– Они мне верны, – глухо ответил Константин, с долей легкого раздражения. – На годы, столетия, века.

Но Яну этого будто не было достаточно.

– Главное, чтобы ты сам был в этом абсолютно уверен. Однако, я не вижу остальных. Они понадобятся нам все и скоро.

– Я их призвал, – сказал тот уже громче, проявляя непривычные нотки враждебности. Он словно на секунду ожил, очнулся после долгого сна. Стал кем-то кроме потерянного черного духа. Но ненадолго. – Они прибудут.

Ян удовлетворенно кивнул. Он даже отчасти смягчился, ведь получил то, что хотел – более оживленную реакцию брата, который обычно пребывал в молчании и отстраненности.

В это же время нас окликнул недовольный голос Валентины, рассерженной из-за ожидания.

Мы оторвались от стены, у которой до сих пор вели беседу, и пошли вглубь замка по длинной дорожке ковра, переходя в соседний зал – вероятно, в столовую.

Константин выбился вперед, Ян шел за ним, а я отставала, но ненарочно. Просто меня заинтересовали картины. Двигаясь мимо них, я цеплялась взглядом почти за каждую, не зная, будет ли у меня время вернуться и рассмотреть их, ведь у нас на носу была война с волколаками.

Лики драконов в классических одеяниях, рядом со знатными князьями. И вдруг один из портретов обратил все мое внимание на себя.

Девушка, молодая, почти ничем не примечательная – русо-серые волосы, бесцветные глаза, узкое лицо с заостренными скулами… Она очень знакома мне!

Неожиданно приближается фигура Яна и перекрывает обзор. Ультрамариновый цвет его радужек упирается в меня, рассеивая мое собственное зрение. Оно меня подводит, я словно мысленно вижу галлюцинацию, мимолетный нечеткий обрывок, вспоминая…

Мой сон о запертом в клетке Константине. И об остальных.

Она – девушка из моего сна.

Из соседней клетки.

«Как она могла присниться мне, если я никогда ее не видела ранее?»

– Кто это? – вопрошаю я.

Мне отвечает Валентина, замершая в скуке у дверного косяка.

– Наша младшая сестра – Александра, – бросает она, и вздыхает, категорично, добавляя: – Столько бы еще ее не видела!

Я неотрывно смотрю на портрет. Меня пронзает озноб.

Неужели мои странные сны – правдивы?

– Ава, – зовет меня Ян.

Мои плечи вздрагивают. Я всматриваюсь в него, впервые – с замешательством, с некой неясной опаской. Пытаюсь разглядеть, не загорятся ли его глаза сейчас красным, вместо привычного синего. И нет ли у него за спиной длинного черного плаща. Я прямо таки ожидала этого.

– Все хорошо? – спрашивает он.

– Да, – вру я.

Он протягивает мне открытую ладонь.

– Пойдем.

«Это Ян, – мысленно говорю я себе. – Мой Ян. В нем ничего не поменялось. Он не тот Ян из моего сна, окутанный черным туманом, который запер своих братьев и сестер в тюрьме. А я сама – человек. Я не могу видеть ни вещих снов, ни снов о чужом прошлом».

Делаю глубокий вдох. Вероятно, мне привиделось. Просто Александра, кем бы она ни была – очень похожа на незнакомку из моих видений, и непримечательные черты ее лица очень похожи на тысячи других. Позже, я вернусь сюда, чтобы убедиться, что девушки отличаются. Или лучше не буду – потому что совершенно точно заблуждаюсь. Только что я испытала большой стресс от неудачной встречи с Барбарой – он сказывается на мне.

Потянувшись к Яну, я двинулась бок о бок с ним, попытавшись выбросить все лишнее из головы. Проскользнув между границами сумрака, очерченными старинными балками дверного проема – мы очутились в следующем зале. Остальные уже были здесь и поджидали нас, стоя у прохода.

3.Война драконов и волков

Подсвечники стояли посередине длинного банкетного стола, рассчитанного на двенадцать человек, не меньше. Пляшущее мерцание свечей озаряло кувшины и вазы, столовые приборы, многочисленные готовые блюда и даже живые цветы – чайные розы и лилии. Костомахи – тихие фигуры, склонившие головы, покрытые черными капюшонами – продолжали его сервировать, как незаметные замковые слуги.

На одном из стульев уже восседал мужчина, средних лет, с длинными, волнистыми, каштаново-рыжими волосами, в шубе, небрежно наброшенной на плечи, распахнутой на груди; его одеяние было продиктовано не холодом, ведь помещение было нагрето теплом очага, а необходимостью не оставаться голым, как по-видимому, он привык бороздить навь, подобно многим ее обитателям. Из-под подола его одеяния выглядывали покрытые каштановыми волосами игры ног и ступни, на которых не наблюдалось ни сапог, ни другой обуви. На левом плече у мужчины сидел мой Кинельган – его урчание смешивалось с треском поленьев в печи; он с жадным удовольствием жевал и проглатывал кусочки пищи, которые Велес протягивал ему со стола.

Да, Велес. Мы виделись совсем недавно – он переправлял нас с Яном в ирий по млечной туманной реке, но казалось, что минула вечность. Я не ожидала увидеть его здесь, и была рада, что мое маленькое животное в безопасности рядом с ним.

Гай тоже находился поблизости – его ноги были так же босы, он ступал по узорчатому паркету, направляясь к отцу, и опустился рядом на стул.

Между только что поглощенным и новым куском сырого мяса, зажатого между пальцами Велеса, которое Кинли самолично собирался поджарить, питомец, наконец, заметил меня и мгновенно спорхнул с плеча своего благодетеля, шумно взмахивая крыльями и пища, ударяясь телом в мои ребра.

Прижав его к себе, я целую его в мордочку, он ластится о мой подбородок. С облегчением осознаю, что мой Кинли больше не злится; он окончательно простил меня, и мы снова друзья.

Слышу поблизости чужое шипение. Чуть поворачиваю голову в поисках источника странного звука, который быстро сменяется фырканьем.

– Хутам не место за столом, – произносит Валентина. – Я уже молчу о нашем доме и нави в принципе.

С недоброжелательностью и в то же время с опаской смотрю на нее, еще сильнее прижимая к себе дракона. Я до сих пор не могла разобраться, как отношусь к сестре Яна, ведь она была довольно противоречивым человеком. Точнее – не человеком, а цмоком. И она обижала моего Кинли – я не могла так легко ей этого простить.

– Дорогая сестра, – произносит Ян, – ты сделала из нашего дома приют для скучающих навок всех возможных видов и мастей. Один хут уже не сыграет роли своим присутствием в окончательном осквернении этого места.

Мои брови задумчиво сводятся на переносице. Я не знала, благодарить его за защиту либо расценить неоднозначную фразу, как оскорбление своего питомца. Однако, ничего из своих размышлений я не высказала вслух – не успела. Звучным голосом и доброй улыбкой Велес поприветствовал меня и широким жестом позвал всех рассаживаться. Ни то обед, ни то ужин дымился на подносах и тарелках. Запах еды пробуждал во мне голод. Это было напоминанием о моей человечности, смертности и о моем бесконечном отличии от всех собравшихся. Валентина нечто бросила Яну в ответ на его реплику, но из-за нарастающего звука шагов я уже не слышала, что именно.

Чуть помедлив, я проследила, куда двинулась Валентина и, не желая оказаться рядом с ней, подступила с другой стороны стола, опустилась на свободное место, расположившись лицом к Велесу и Гаю. Рядом с Гаем она и устроилась.

По правую руку от меня мелькнула бардовая краска – цвет бархатного платья Барбары. Костомаха отодвигала ей стул возле меня, и пока Черная дама усаживалась совсем вплотную, мое нутро сжималось от осознания опасной близости, и в то же время благоговения к ее персоне. Я была и рада, и не рада, что она выбрала это место, и спокойствия мне придавала лишь мысль, что по левую руку окажется Ян. И хоть мне ничего не угрожает, ведь королева пусть и является навкой, но вряд ли начнет прямо у всех на глазах высасывать из меня энергию – все равно соседство Яна облегчит мою тревогу и надуманные переживания.

Однако в самый последний момент я замечаю, как внезапно Константин переходит ему дорогу, и теперь его мрачная фигура возвышается надо мной. Скрежет ножек о паркет неприятно режет слух, и я с озадаченностью осознаю, что сейчас окажусь зажатой между Черной дамой – призраком почившей королевы, гнавшей меня в эту столовую через пустые коридоры, и черным духом – Кощеем Бессмертным, сковавшим меня в цепи, похитившим, пробовавшим на вкус мою кровь и желавшим употребить меня в пищу.

Меня охватила мелкая дрожь, которую не получалось унять, невидимые иголки пронзали тело. От призрака (хоть она и приняла телесную форму) веяло холодом, а от Константина – теплом, как от настоящего дракона. И я была готова даже придвинуться к нему ближе, если бы он не был тем, кем являлся.

Не знаю, понимал ли он, что пугает меня до чертиков, имел ли мотив специально оказаться возле меня, но недовольный скрип зубов Яна, говорил о том, что ответ на мои рассуждения – утвердительный.

Плотно сжав челюсть, играя желваками, с недобрым блеском в глазах, Ян обходит стол и садится прямо напротив меня, а я все еще думаю: зачем Константину так поступать? Затем, вспоминая повелительный, поддевающий тон Яна, каким он говорил с братом, зарождающиеся нотки раздражения и злости в голосе Константина, догадываюсь: должно быть, Ян сейчас не рад, что раззадорил его. Должно быть, Константин включился в предлагаемую игру.

Ян улыбнулся мне подбадривающе, и я уцепилась за эту улыбку, как за якорь, не позволяющий мне кануть в страхе от нахождения между двумя темными сверхъестественными созданиями. Приподнимаясь с моих колен, к столу льнет Кинли, но не рискует на него забраться – ему тоже не по душе соседство потусторонних духов. Тянусь за кусочком порезанной груши и скармливаю ее питомцу.

– Есть какие-то новости, Барбара? – спрашивает Ян деловым, но окрашенным доброжелательностью тоном.

Барбара тонкими пальцами, унизанными мерцающими кольцами, держит столовое серебро и намеревается начать есть, словно еда имеет для призрака хоть какое-то значение.

– Там по-прежнему царит ночь, как и здесь, – произносит Барбара плавным голосом, почти лишенным эмоций. – В этот раз я видела несколько железных птиц в небе и огромных мух, жужжащих невыносимо громко. Люди прячутся в темноте. А голоса в маленьких странных светящихся кирпичах сообщают им, что волки пока что больше не показываются.

Ян и Валентина одновременно усмехаются, переглядываясь, словно у них самые теплые в мире отношения.

– Они ждут нас, – произносит Валентина с восклицанием и неким весельем, – они знают, что мы придем.

– И собирают армию, рассчитывая позиции, – добавляет Ян уже не с таким восторгом.

«А наша армия? – подумала я. – Мы сидели здесь, в уютном прекрасном замке, за богатым столом. И просто собирались есть, ничего не делая. Что именно мы собираемся предпринять в ответ?»

– Пока что люди в безопасности, – продолжает Барбара.

Значит, волки напали, но теперь затаились. Сперва они хотели напугать людей. Очереди из душ на рубеже, о которых предупреждал Велес – мы их пока что больше не увидим?

Драконы и медведи, духи, призраки и кощеи – стали разом браться за вилки и ножи. А мне странно, что мы собираемся трапезничать и ничего не делать после услышанного.

– Вы уже поговорили с Трояном, пока я спала? – спрашиваю я, игнорируя голод.

Перед тем, как Дивия вторглась в усыпальницу, где мы беседовали с ее братом – богом солнечного диска – Хоросом, он успел рассказать нам о том, что Троян сперва очаровал властительницу луны, а затем отверг ее чувства, из-за чего она воспользовалась его уязвимым местом, а именно наложенным на него проклятием – и убила. И теперь, подобно смертному, он заточен в аду.

– Еще нет, – коротко отвечает Ян.

– Когда вы туда пойдете? – интересуюсь я.

Он снова не слишком вдается в подробности:

– Попозже.

Видимо, я сейчас ничего не добьюсь своими расспросами. То ли Ян находился сейчас не в духе из-за их невидимой, едва осязаемой стычки с Константином, ни то просто не желал меня посвящать в стратегические дела.

Удивительно, но я даже злилась из-за этого. Ничего не могла с собой поделать, но неприятные ощущения гнева не покидали меня. Перебирая их внутри себя, я принялась за еду, в сущности, не обращая внимания, что попадается мне под руку. Естественно, все блюда были несолеными, но я заметила не сразу. Рядом с моей тарелкой стояла наполненная солонка, предусмотрительно оставленная здесь костомахами.

Я не знала, почему вместо того, чтобы спасать Хороса и идти за Трояном, мы проводим время здесь, праздно обедая. Но никто об этом не заикался, а я не могла лезть в… словно не в свое дело. Бессмертным существам было явно виднее. Все, что мне оставалось – это вслушиваться в разговор на отвлеченные темы Валентины и Барбары, которые по-видимому являлись подругами, ведь много лет фактически жили в одном доме. Остальные молчали. Через несколько минут, немного наполнив желудок горячим, я даже ощутила себя более расслабленной, и мне кое-что пришло на ум – несоленая приготовленная еда.

Откуда она могла здесь быть? Из яви? Без сомнения, костомахи притащили ее сюда, как и мой ужин вчера. Далеко ли было отсюда до рубежей? И кто в яви для них готовил несоленую пищу? Готовил ли? Или они ее где-то украли? Но если украли, то при готовке люди обычно приправляют собственную еду сразу…

Голоса Барбары и Валентины заполняли собой все пространство; к ним вскоре присоединился Велес, принявшись время от времени шутить. Обращаясь к Барбаре, он мерил ее далеко не лишенным интереса взглядом. Да, она была удивительно красива. Возможно, была самой красивой женщиной, которую я встречала за все свои восемнадцать лет, и я сама не смогла бы оторваться от нее, если бы не страшилась вообще смотреть в ее сторону.

Вместо этого, не нарушая их беседы, я тихо спросила у Яна:

– Где вы взяли столько несоленой еды?

Мне ответили с такой же тихой, непринужденной интонацией:

– Одна щепотка магии решает эту проблему.

Сказанные слова не принадлежали Яну. И в этот раз в наше взаимодействие успел вклиниться Константин. Было проще забыть, делать вид, что он не сидит рядом со мной. Однако, он умело напомнил о своем присутствии.

И снова в глазах Яна промелькнуло нечто более темное, чем привычный ультрамариновый цвет.

Я нервничала каждый раз, когда Константин вторгался в мое пространство, говоря со мной или прикасаясь ко мне. И теперь не знала, как реагировать на очередное проявление его внимания. Правильнее всего было бы сделать вид, что я воспринимаю все спокойно, и тем самым разрядить обстановку, сделав лучше самой себе.

Я снова обратилась к Яну:

– То есть, ты отправлял меня заново готовить яичницу каждый раз, когда я по забывчивости ее солила, вместо того, чтобы воспользоваться крохой магии?

Ян поддержал мою попытку влиться в атмосферу происходящего, в его семью, давая мне почувствовать себя в непринужденной обстановке. Однако, не самой желанной реакцией, хотя и привычной мне – настоящей, цмоковской. Словно мы опять были на ферме, дома, на моей кухне.

Он фыркнул, будто я спросила у него нечто невообразимо глупое. Возмутительное.

– С какой стати я должен был это делать? – произнес с глубочайшим удивлением он.

Будто оскорбившись.

Они переглянулись с Константином, как ни в чем ни бывало, и Валентина, которая успела вслушаться в наш разговор, тоже перехватила их взгляды, давая понять, что видит ситуацию так же, как и Ян.

Я изломала бровь и неожиданно поймала на себе иные глаза. Велеса.

– Человеческие легенды гласят, – произнес он низким басом, включаясь в нашу беседу, – что цмоки доброжелательны к людям, что они любят их. Не так ли, девочка?

Я кивнула, не до конца понимая, к чему он клонит.

– Так люди – ваши друзья или нет? – спросил он у Яна с неким задорным, язвительным подтекстом, бросая едва уловимый вызов.

– Друзья, – согласился Ян, и добавил: – но нужно понимать и принимать, что цмоки…

– … лучше всех, – дерзко перебив, закончил за него Велес.

Этот древний бог явно пытался поддеть Яна, и, возможно, не только его. Что это: давняя претензия или дружеский игривый укол? Либо желание повеселиться за счет красноречивого гнева, вспыхнувшего на лице Яна?

– Не обращай внимания, девочка. Сжалься – не рушь их иллюзии собственной значимости, – обратился Велес снова ко мне.

Ян несколько весело ухмыльнулся и закатил глаза. Затем, шумно выдохнув, сказал абсолютно непоколебимым тоном:

– Велес, ты же знаешь, что цмоки не равны людям, не равны волкам. Не равны навкам, – сказав это, он на миг прервался, и кивнув королеве, ни то извинившись, потому что она тоже была навкой, ни то еще раз отдав знак уважения и почтения, продолжил: – Мы все разные. И очень отличаемся.

Глаза Велеса еще раз столкнулись с моими; по ним я буквально читала: дурацкие спесивые цмоки. Считают себя лучше других.

Отлично. Хоть кто-то меня здесь понимал.

Древний бог отметил:

– Вместо твоих слов, я слышу слова вашего отца, когда ты говоришь подобное.

Ухмылка резко пропала с лица Яна. Нет, он не был зол. Он погрузился в молчаливую тихую ярость. Валентина и Константин одновременно повернулись к Велесу, молниеносно переняв настроение брата. Теперь, когда они почти что сплотились против Велеса, я впервые по-настоящему ощутила, что они – семья. Довольно странная, но семья. И почему их так задели слова об их отце – оставалось загадкой в бесконечной череде других.

Велес поднял руки, подобно человеку, сдаваясь. Мне показалось довольно любопытным, что ему знаком этот жест. Хотя, согласно поверьям, Велес как раз проводил достаточно времени среди людей.

– Цмоки и люди просто не могут быть равными. Это очевидно, как и то, что мы не равны хутам. Или как то, что этот мир создала Тьма, – подытожила Валентина.

«Отлично, – подумала я, – теперь она сравнивала меня с домашними драконами».

– Ава, ты особенный человек, – обратился ко мне Ян. – Не подумай ничего плохого, мы с тобой равны.

Велес расхохотался.

– Однако, ты все равно повелеваешь ей заново готовить тебе яичницу.

Закипая, Ян крепко стиснул челюсть в попытке скрыть свой гнев.

Я тоже ощущала раздражение. Мне не нравилось, что Велес в какой-то степени был прав, и нравилось одновременно. Ян действительно вел себя высокомерно. Вот прямо сейчас. Были и другие моменты в наших жизнях, когда это проявлялось. Но, порой, чаще всего я не воспринимала данное его качество чрезмерно всерьез. Это было игрой, частью нашего поддразнивания. Дружеского. Однако, мы сталкивались и с ситуациями, когда цмок перегибал палку, и думаю, искренне не осознавал, что делает что-то предосудительное, подстегиваемый цмоковским самомнением. Этого было у него не отнять.

Да, он имел недостатки. Точно имел. Хотела бы я, чтобы он менялся? Вообще-то нет. В этом был весь Ян. Он нравится мне таким. Он не повелевал мной. Я не была в его власти. Он никогда не проникал в мой разум, чтобы заставить что-либо сделать – я не могла знать наверняка, но верила, что он никогда так не поступал. У него была честь, была совесть. Я всегда могла ему возразить и защититься. По крайней мере, словесно. Возможно, характер Яна был недостатком, но я любила его с ним. Мне это не мешало. Я любила Яна с этим изъяном. У него как минимум имелись правила, хоть и свои собственные, подчиненные его личной морали, позволяющие ему порой делать что-то неправильное, но с его точки зрения – оправдываемое.

Я поглядела на Велеса снова. Он тоже на меня смотрел.

«Не рушь их иллюзии значимости.»

Довольно дельный совет.

Велес широко и довольно улыбался; он не соблюдал приличий в разговоре, как и в одежде, поднимал темы, которые были неудобны, и как я рассудила теперь – ему было все равно, обидятся на него, разозлятся или что подумают. Он был прямолинеен, и тоже очень уверен в себе. Достаточно смел, чтобы поучать самых высокомерных созданий в мире, точнее во всех мирах, о которых мне было ведомо. Это качество казалось притягательным.

– И как вы вообще переносите в своем обществе полудраконов? Допускаете их в свой избранный круг? – сказал он, и вдруг улыбка на его лице померкла. – Кто-нибудь вообще произнесет, наконец, имя погибшей и почтет ее память? Или она не имела для вас, избранных, никакого значения?

Только за этого его можно было невольно начать уважать прямо сейчас.

Легкость непринужденной беседы вдруг разбилась о скалы реальности. Выражение моего лица стало хмурым, как у Яна и у всех остальных.

Но это было лучше, чем продолжать замалчивать произошедшее с Роксоланой. Велес начинал мне нравиться все больше и больше.

Я еще не притрагивалась к собственному наполненному бокалу. Гай, не поджидая, пока костомахи начнут прислуживать, сам разлил вино.

Мы выпили, не чекаясь, как это сделали бы люди на поминках – все присутствующие здесь были знакомы с традициями. Валентина и Константин, скорее всего когда-то бывали в мире людей согласно легендам о древних цмоках, помогавших людям. Ян жил там сейчас. А душа Барбары застряла в облике смертной королевы, которой она была очень давно. Велес же являлся богом, покровительствующим людям, и у его сына, думаю, был схожий вид деятельности.

Мрачное молчание затянулось. Его разбил древний бог. Нужно отдать ему должное: сегодня он изрядно взбодрил цмоков. И, похоже, останавливаться не собирался.

– Скажу неприятную вещь, Ава. В первобытном обществе нави все еще процветает расизм.

Ян прыснул.

– Что такое расизм? – вопросила Барбара. В веке, в котором она жила, еще не существовало такого понятия.

Вопрос застыл и на лице Валентины, а также Константина.

Интересно, когда именно они в последний раз были в яви? Наверное, очень и очень давно.

Ян громко выдохнул и, видимо, решил закрыть тему, говоря как можно более учтиво и спокойно.

– Велес, мы не считаем, что другие виды хуже нас. Это вопрос не превосходства, а отношений власти и подчинения. И ты прекрасно знаешь, почему.

«Подчинение и власть», – повторила про себя я. Да, это про них. Что до того почему это относилось конкретно к ним… Цмоки, по словам того же Велеса, произнесенным в лодке на млечной реке, выполняли функции, которые держали в равновесии этот мир. Он говорил, что один из них – предводитель цмоков правил в аду. Чернобог. Дракон. Владыка пекла. Возможно, им нужно было, чтобы их боялись. Возможно, авторитет выступал необходимостью. А Ян… Он выслеживал существ нави в мире людей и отправлял их обратно. Не будь у него власти над ними, вряд ли он смог бы вершить подобное.

Раз уж мы об этом заговорили, я рискнула снова поднять самую волнующую меня сейчас тему.

– Когда мы, наконец, пойдем в ад, чтобы найти Трояна и поговорить с ним?

– Мы? – поднял брови Ян.

– Вы, – исправилась я, сама впервые осознавая, что мы действительно обсуждаем ад, тот самый ад – одно из жутчайших мест на земле и во всей вселенной, которое только можно представить. И я не желала там появляться. Честное слово не желала. Надеюсь, что и не придется.

– Троян – пленник властелина пекла. Мы не можем просто так взять и отправиться туда. В настоящий момент мы ждем того, кто нас проведет.

– Но там правит ваш предводитель. Дракон, – высказала я свое непонимание.

Было видно, что Ян тщательно подбирает выражения.

– Взаимодействие с ним – не самое простое занятие. В общем, лучше подождать проводника.

– И пока мы ждем, у нас есть куча свободного времени, – подытожил Велес. – Может, спросишь о чем-нибудь тебя интересующем, девочка?

Яну не понравилось его предложение.

– Нам придется как-то скоротать эти часы, – стал объяснять Велес. – Если я продолжу пить вино и беседовать с очаровательной Барбарой, то все-таки сделаю ей предложение, после которого ты, вероятно, вызовешь меня на дуэль, чтобы защитить честь своей старейшей дорогой подруги. И дело пойдет по кривой дорожке. А поскольку юная Ава следующий самый приятный собеседник здесь, а с сыном я и так общался уже больше одного раза в этом году, то я выбираю ее. Чего ты боишься? – спросил он у цмока.

Преодолевая свое внутреннее оцепенение, я все же повернулась к Барбаре – она мягко и смущенно улыбалась. Когда она опустила глаза, ее длинные ресницы коснулись алебастровой бархатной кожи щек. Я едва ли сдержалась, чтобы не охнуть от вида такого зрелища.

«Интересно, – думала я, завороженно на нее глядя, — любила ли она до сих пор своего короля, который тоже дорожил ею когда-то безмерно? И где он был сейчас, точнее его душа? Ведь он уже давно умер… Жалела ли она, что не отправилась дальше, нырнув во тьму, чтобы когда-то иметь шанс воссоединиться с ним в вырае?»

Я так сильно хотела это узнать, но ни за что не решилась бы спросить.

– Хочу сохранить ей более-менее здоровую психику, – честно признался Ян.

– Думаю, ты уже опоздал с этим, – послышалось от Велеса, и никто не смог бы ему возразить.

Я уже увидела то, что не должна была. Оно уже повлияло на меня.

У Яна горели искры в глазах. Злые. Злился он на себя или на саму ситуацию – не могу представить. Но превозмогая эти низменные чувства, он усилием воли подавил ультрамариновое мерцание. И посмотрел на меня.

– А ты что молчишь? Есть время получить поддержку у других.

Я сидела между тем, кого называли Кощеем Бессмертным и призраком королевы из легенд, которую называли предвестником смерти и несчастий. Позади застыли нерушимые зловещие тени костомах. Я была растерянна. И пыталась убедить себя, что потерялась совсем немного. Только немного.

– Я доверяю тебе, – сообщила я Яну, давая понять, что приму его совет в этом вопросе.

– Очень мило, – произнесла звеняще Валентина. – Какое хорошее послушное человеческое создание. Поразительно. Совсем как ты любишь, Ян.

В его руках находился хрустальный бокал. Он плавно покачивал его, держа за тонкую ножку, и даже ухмыльнулся уголком рта.

– Вы плохо ее знаете, – осек он. – Ава просто стесняется. К тому же, расстроена и напугана. За всего каких-то восемнадцать лет она успела изрядно потрепать мне нервы.

Я тоже усмехнулась, но про себя. Все было не так, как он описал. Точнее – так происходило только в моем подростковом возрасте. Далеко ли я от него сейчас ушла? Вопрос спорный. Но в целом, он вс-таки не обманывал. Сейчас я находилась не в том месте, не в том времени, не в той ситуации. И я не находила плохим или неправильным свой порыв следовать за Яном и за его советами или даже указаниями, пока пребываю здесь. Таков мой полностью сознательный выбор.

– Нет в ней ни капли послушания, – заключил он.

– Да, тиранам всегда мало послушания и покорности, – съязвила Валентина, увлеченно расправляясь столовым серебром с сочным куском запеченного мяса.

– Неужто это намек, сестра? Я так часто тираню тебя? – уточнил он, будто ради приличия.

– Перерыв был, к сожалению, лишь из-за твоего отсутствия.

– Обещаю, что буду кошмарить тебя чаще, если ты скучала.

Странно, но они смеются. А я вспоминаю свои недобрые сны о подземелье и клетках, в которых все они сидели, где Ян действительно выглядел подобно тирану. Выглядел, как бездушное чудовище с красными глазами.

– Ладно, обсудим, – сказал Ян. – Велес, можешь ответить на… некоторые ее вопросы.

Произнесено так, что становится ясно: он оборвет нас обоих, как только мы выйдем за пределы призрачных, очерченных им самим и, вероятно, опасных для меня границ.

Я нахмурилась и не знала с чего начать. Вообще-то, я долго ждала, чтобы Ян впустил меня хотя бы на порог своей жизни здесь, иной жизни, чтобы позволил посмотреть на нее хотя бы через маленькую тонкую щель. Кое-что мне уже поведал Гай, хотя Ян и не давал на это дозволения. И вот теперь, когда у меня была самая что ни на есть легальная возможность открыть для себя тайны нави – я растерялась. И решила начать с первого, что пришло на ум.

– Троян… Почему Хорос назвал его богом конца света?

– Что ж, вероятно потому, что Троян – верховный древнейший бог, который помогал Тьме творить разделение миров, – ответил мне хриплый голос Велеса. – В свою очередь, он же может их и разрушить, то есть устроить апокалипсис. У него есть другое имя – Триглав. Что буквально означает три головы, три границы вселенной. До заточения в ад он исправно надзирал за ними.

Явь, навь и пекло. Значит, Триглав создавал их рука об руку с Тьмой.

– Значит, он может влиять на Тьму? Он повелевает ею?

– Никто не влияет на Тьму, девочка. Никто.

Я притронулась к бокалу и сделала небольшой глоток.

– Получается, долгое время вы не знали, что Троян в аду?

– Судя по словам Хороса, в то время, как он туда попал, была война с волколаками, – пояснил мне Ян. – Заканчивалась. А после нее… Нет, мы уже не общались. Велес по обыкновению виделся с ним еще реже, поэтому у нас даже подозрений не возникло, что Троян бесследно исчез.

– Но кто проклял его?

Мне было интересно, кто вообще мог наложить на такое могущественное создание проклятие, сделавшее его смертным. Проклятие смертности, которым воспользовалась Дивия, чтобы ему отомстить, из-за которого он оказался в аду.

Велес сообщил, что скорее всего это и сделала сама Тьма, потому что ею он был наделен слишком большой властью, и у него должно было быть уязвимое место. Тьма создала его с этим изъяном не чтобы защититься самой, а чтобы защитить других. Выдержать баланс, ведь никто не должен обладать столь безграничным могуществом.

– И теперь, когда он смертен, что с ним? Что с его силой?

– Думаю, – сказал рыжеволосый бог, – ее больше нет. Не в той мере, в какой имелась раньше. Полагаю, он сейчас наименее связан с Тьмой.

Получается, Троян был одним из величайших богов ирия, но оказался заперт в чертогах ада и лишен былого величия. Довольно необычная ситуация.

– Почему ты участвуешь во всем этом? – спросила я у Велеса следующее, что пришло в голову. – Ты не дракон. Я не рассчитывала увидеть тебя снова в месте, где мы… собираемся бороться с волколаками.

– Ты знаешь, кто я?

– Да, – сорвалось протяжное с моих губ утверждение. Принявшись есть, я продолжала отвечать. – Ты говорил, что тебя волнуют прибывающие в навь души. Души, которые раньше положенного времени и в больших количествах сюда отправят волки.

– Нет, ты не знаешь. Точнее – не все. Как по-твоему души младенцев попадают в порубежный мир?

Боясь ошибиться, я могла лишь предположить:

– Твоими силами?

– Мой отец, – вклинился в наш разговор Гай, – бог, направляющий души младенцев в явь. Иногда говорят, что он ближе к людям, чем к богам. Велес был создан очень давно, из света, тьмы и первозданной силы, символизирующей саму сущность созидания и разрушения. Он одновременно следит за навью, за потерянными здесь навками и помогает людям. Но главная его работа – направлять души в явь, в тела младенцев.

Валентина осушила бокал и подозвала к себе одну из костомах – наших незримых тихих слуг. Прошептав ей что-то на ухо, во тьму капюшона, она быстро и самостоятельно пополнила свой бокал, не дав шанса даже Яну за собой поухаживать.

– Именно, – кивнул Велес. – И если душ здесь будет слишком много, а там не будет рождаться достаточное количество людей – куда я буду их девать? Все должно идти непрерывным потоком. Нельзя нарушать данный процесс и баланс. Поэтому сейчас я и нахожусь за этим столом.

У Велеса действительно была важная функция в равновесии всего сущего. И его миссия очень благородна. В столовой вдруг заиграла музыка. Мелодичные звуки рояля доносились из приоткрытой костомахой двери. Видимо, об этом Валентина попросила ее. Но, кто там играл?

– И за что тебя умудрились выгнать из рая… – пробубнила я себе под нос в искреннем недоумении, задумавшись. Я вовсе не собиралась произносить этого вслух.

Однако, Велес услышал и решил ответить собственным раскатистым смехом.

Определенность внес уже голос Яна, отчеканивший с надменностью и долей осуждения:

– Велес вел себя неподобающе. Скажем так: он провел слишком много времени с возлюбленной одного из ирийских богов.

– Одного? – с наигранным удивлением произнесла Валентина. – Давай будем прямолинейными: у него есть губительная привычка соблазнять чужих жен. И он не кается.

Да, цмоки ценили узы брака. Я помнила, что цмоки покровительствуют крепким парам, семьям. Уважают их. А вот молодых девушек, которые не стремились к замужеству, они наоборот могли наказывать или даже, судя по байкам, утопить. Этим нередко, в шутку мне угрожал Ян, когда я говорила, что не стремлюсь к раннему обретению семьи. Существовало поверье: цмоки не одобряли и наказывали за три греха: пьянство, разврат и жажду легкой наживы.

Велес бросил быстрый и как мне померещилось даже несколько смущенный взгляд на Барбару, затем перевел его на Яна и произнес совсем неискренне улыбаясь:

– И это будет говорить мне дракон? Один из тех, которым люди еще несколько веков назад жертвовали молодых девиц в качестве подношений? Давай не будем о морали. Вы говорите о ней, когда вам удобно. Как же меня раздражает ваша спесь!

– От этого она не испарится, – непринужденно пожал плечами Ян.

Они оба блеснули глазами.

– Ла-а-дно, – протянул Велес, – откинувшись на мягкую спинку стула; его шуба всколыхнулась, сильнее распахнувшись на груди. – Да, я увел чужую невесту. Но мне воздалось. Через много лет от меня самого ушла ваша мать. Ушла прямо из-под носа к этому Смогу.

«Смог», – отметила я мысленно.

Никогда прежде не слышала этого имени. Значит, так звали их отца? Не знаю, собирался ли Велес произнести имя слух или попросту сейчас проговорился, но трое драконов одновременно переглянулись с мрачными выражениями лиц. Словно сие имя нельзя было произносить. Словно оно запрещено.

– Такой неотразимый, как все цмоки, загадочный и сложный, – продолжал Велес. – Осталась бы со мной, не узнала бы той поганой жизни, которой он вынудил ее жить.

Эти слова были пронизаны некой озлобленностью, даже сожалением.

– Но тогда ты не узнал бы своих чудесных пасынков и падчериц. Ну или как там правильно нас называть… – протянула Валентина, губы которой растягивались в улыбке.

– Ага, но почему-то именно я сейчас сижу с вами и разгребаю это все, а не ваш отец. И не ваша матушка. Хотел бы я с ней, наконец, встретиться хотя бы по этому поводу.

Валентина закатила глаза и ухмыльнулась.

– Все, что он делал в вырае, – обратилась она ко мне, – это соблазнял женщин и чужих жен. Однажды, он покусился на невесту Перуна5– великого громовержца. Они схлестнулись в противостоянии, гремел гром и сверкали молнии, земля сотрясалась – они чуть не разрушили всю вселенную в тот день. Таким образом стало ясно, что в ирии для них двоих слишком мало места, и Велес ушел в навь. Здесь он и встретил нашу мать, но судьба его наказала впоследствии.

– Не судьба, а ваш папочка, – процедил Велес.

Он больше не смотрел на Барбару и ни на кого из нас. Как будто произошедшее много лет назад, а может и столетий, все еще его задевало.

– Ты был ей неверен, напомню, – укоризненно добавила Валентина.

Велес ожил, кривая ухмылка снова промелькнула на губах.

– Было дело. Не всегда получается держать себя в руках. Зато сижу сейчас здесь, с ее детьми, слежу, чтобы они не наделали глупостей. Чем не искупление?

– Но ты не особо то и помогаешь, – заметила она.

Изгнанный бог помолчал. Он позволил музыке наполнить зал, неторопливая мелодия коснулась наших душ и мыслей, но Велес оборвал эту идиллию.

– Правда? Ты так считаешь? Знаешь, а я ведь мог и не водить этих двоих в ирий, – напомнил он.

Валентина осеклась.

Велес помогал нам, действительно помогал, как мог. Возможно, он и не хотел по-настоящему втягивать себя в чужую войну, личную войну волков и драконов, но его помощь все равно была бесценной. Мы не попали бы в ирий без него; ни Гай, ни Константин не нашли бы нас с Яном во время первого нападения на нас Дивии в навьем доме цмока. Это Велес сообщил Константину и своему сыну, что Ян прибыл в навь, и Константин двинулся на его поиски, наткнувшись в лесу на меня. Пусть наше дальнейшее взаимодействие с черным духом и не было самым приятным, но я все-таки осталась жива.

Назревал незримый конфликт, и я попробовала увести наш разговор в другую сторону.

– Как получилось, что волколаки и цмоки вообще начали враждовать?

– Ну… – протянул Ян, давая понять, что это не слишком простая история.

Велес перехватил его речь:

– Так легко и не ответишь. Тут лучше начать с самого начала.

– С момента создания Тьмой вселенной? – уточнила Валентина, у которой брови подпрыгнули на лоб.

– Почти да. Что появилось раньше – Тьма или вселенная? – усмехнулся Велес, пародируя человеческую поговорку о курице и яйце6.

– Я полагал, что мне, наконец-то, ответит кто-то из вас, древнейших, – проговорил Ян, – это мучает меня уже… – Осекшись, он посмотрел на меня, не желая сообщать свой возраст. – Довольно давно.

Неужели он думает, что я испугаюсь, узнав, сколько ему на самом деле лет?

– Ладно, ладно, – послышалось от Велеса. – Ответа я не знаю. Но могу поведать то, что было чуть позже, девочка.

Он устроился на стуле поудобнее, облокотившись на спинку. Но прежде, чем начал рассказывать, тоскливо вздохнула Валентина, и пролепетала:

– Этого наискучнейшего рассказа я не выдержу. – И обратилась к королеве: – Барбара, не хочешь ли услышать историю о том, как один из твоих далеких родственничков разбил мне сердце несколько сотен лет назад?

Ее вопрос не требовал ответа. Они обе поднялись из-за стола и собрались удалиться.

– Помнится, ты горевала ровно неделю, Валентина, – бросил им вслед Ян. – Даже по человеческим меркам это слишком мало, так что не пытайся сделать вид, что сердце у тебя имеется.

Велес провожал взглядом их удаляющиеся силуэты, когда Гай тоже поднялся и, обвив пальцами горлышко одной из начатых бутылок вина и захватив ее с собой, покинул нас со словами:

– Это и для меня будет новая история, сестрица.

Когда и куда испарился Константин – я не поняла и очень удивилась обнаружив, что стул рядом со мной пуст. Столовый зал был наполнен приглушенной музыкой рояля и едва слышным шепотом собравшейся у выхода на террасу компании. Кинли, наевшись, свернулся клубком на моих коленях и спал, пока я мягко гладила рукой его белоснежную чешую. За столом остались лишь трое – я, Ян и Велес.

Наполнив бокал и сделав небольшой глоток, цмок плотно сжал губы и пристально смотрел на Велеса, ожидая его слов, собравшись внимательно следить за ходом нашей беседы. Словно Ян был готов в любой момент осечь его и заставить сменить неугодную ему тему.

– Тьма, – произнес древний бог, потянувшись к блюду с запеченной курицей, – нам доподлинно известно, что Тьма – это первозданный и главнейший регулятор всего. Считается, что Тьма не сознательная. Она скорее механизм, рождающий и сортирующий души. Она создала этот мир, точнее наши миры такими, какие они сейчас есть – ирий, явь и навь. Но ранее, в начале существования, мир был только один и весь он назывался ирием. Он представлял собой всю… как вы это называете – планету.

Расправившись с парой куриных ножек он, совсем как человек, по-простому, без смущения облизал пальцы.

И продолжил говорить:

– Первые души рождались в ирии и жили там. Первые души, которые сейчас считаются первыми древнейшими ирийскими богами. Но не все души рождались добрыми. Как и сейчас, тогда тоже была алчность, лень, похоть, корысть, злоба, ненависть, жажда власти. И вышло так, что одни боги стали мешать жить в райском месте другим. Это стало толчком для сотворения Тьмой нави. Она должна была стать новым домом тем, кому не было места в сказочно-прекрасном дружелюбном ирии. Часть древнейших богов была изгнана туда своими же собратьями, чтобы те смогли одуматься, исправиться и вернуться. Однако, вернулись не все. Одни – не захотели, других – ирийские боги не приняли обратно.

Новые же души, образующиеся из черной материи вселенной, теперь не материализовались сразу в раю, кроме тех, которых зачинали своей любовью друг к другу ирийские боги. Дети богов темной нави в свою очередь рождались в темной нави. А вот совсем новые души, чтобы избежать прошлых ошибок, тьма стала отправлять в третье место – в порубежный мир. Новый мир яви. Мир, который был бы своеобразной подготовкой, проверкой перед жизнью в раю. Мир, в котором души должны доказать, что способны жить в ирии. Что способны стать богами. Мир, где будут учиться жить в согласии. Там душа, облаченная в смертное слабое тело, если чиста, будет делать хорошее. Если плохая – плохое. После этого она попадет в навь и пройдет через Тьму, и станет ясен ее дальнейший путь.

Самые чистые души стали сразу отправляться в рай – к светлым и добрым божествам и приравнивались к ним. Некоторые не проходили своеобразный отбор, и Тьма возвращала их обратно в порубежный мир, получать дальнейший опыт в яви, который мог взрастить их добродетель испытаниями с одной стороны – боли физической и душевной, и страданиями, а с другой стороны – любви и счастья. А так же испытаниями страха смерти, прохождения через нее и осознания самой ужасной потери – лишения жизни, бытия. Так запустился цикл множества рождений. Однако, скоро выяснилось, что были и очень темные души, настолько черные и ужасные, что Тьме пришлось создать особое место в нави – пекло, где их ждали столь немыслимые наказания, которых не могло существовать в яви. Не могло существовать нигде. Предполагалось, что там душа либо сгинет навсегда либо от безысходности изберет путь исправления.

Драконы и волколаки рождались в ирии, вместе с птицами и быками, медведями и рогатыми оленями и другими сущностями, впоследствии назваными божествами. Одни рождались раньше, другие позже. Одни стали древнейшими ирийскими богами, другие – более молодыми божествами. Но все они появились, когда еще не было порубежного мира. Некоторые из них, как я уже говорил, стали вести себя неподобающе – вот их и отправили в сотворенную для целей изгнания навь. Высланные быки стали чертями, для твоего народа – туросиками. Изгнанные драконы – явились в навь высокомерными цмоками. Волков тоже изгоняли. И медведей, и птиц, которые переставали быть подобными ангелам с белыми крыльями – птицы приобретали черные и жилистые крылья, как у летучих мышей. Однако, шло время и стало ясно, что некоторые древнейшие ирийские боги, которые созерцали сотворение нави и своими руками прогоняли туда нерадивых собратьев, сами тоже стали проявлять не самые лучшие качества. Их сущность не закалялась порубежным миром, страданиями и болью, любовью и счастьем, и они не знали, что такое смерть, что значит существовать в страхе потери самого ценного – жизни. Некоторые из них, совсем немногие, спустя века, тоже раскрывали свою истинную нелицеприятную натуру. И больше в ирии им не находилось места, а в цикл рождений им было не попасть, ведь он был создан уже после их появления на свет. Они спускались в темный мир нави, где их пребывание стало бы более уместным. Таким образом там очутился, например, я. Других же, мне подобных иногда было некому изгнать, либо они еще не выдали испорченную сторону своей натуры. И подобно Дивии, древнейшей ириской богине с не очень доброй, обозленной душой, продолжали и продолжают жить там. А некоторые – спускались в навь сами. Подобно Чернобогу, который вызвался в пекло, чтобы править там, чтобы служить самой вселенной, первозданной Тьме. Чтобы с высоты своего горделивого благородства чинить порядок и помогать душам. За ним, как за своим предводителем отправились в навь многие драконы.

Первоначально волколаки родились в ирии. Как и цмоки. Но большинство из них были темными душами – алчными и корыстными. Жажда власти была определяющей силой их стремлений. Они были сотканы из самых темных частиц вселенной. Это предопределило их сущность. Благородные боги прави вскоре вышвырнули их. Таким образом, драконы и волки были вынуждены делить холодные, мглистые земли нави.

Известно, что драконы были спесивы. И считали себя лучше остальных. Волков, которые жаждали утвердить себя как хозяев нави, раз уж им не удалось закрепиться в ирии, это злило, и те пытались показать свою силу. Долгие столетия два древнейших вида пытались выяснить, кто могущественнее и обернулись ярыми врагами друг для друга. Множество битв разворачивалось на сумрачных полях сражений. Результатом долгой войны стало то, что драконы прокляли волколаков – заковав в человеческие облики, их отправили в наказание в явь, проживать вечность там, в беспомощности и поражении. Именно так и отплатили им цмоки, а точнее – могущественный… Чернобог.

Долгое время был покой. Но магия в волколаках осталась. Они начали использовать свет полной луны для обращения. Для того, чтобы преодолевать заклинание драконов. Чтобы становиться собой хотя бы ненадолго, на пару ночей в лунном месяце. Этого они хотели больше всего и постепенно придумали ритуал с ножами, через которые нужно было перебрасываться кувырком и читали заклинание. Они совершали обряд при свете полной луны – высшего источника магических сил в порубежном мире, смогли принимать свою звериную сущность, превращались в самих себя. Так они стали колдунами. Так они стали оборотнями. И обретя силу, хоть и намного меньшую, чем у них была ранее, начали устанавливать свою власть в мире людей, где теперь жили, но так же прорывались и обратно в навь, жаждая отмщения.

В царстве теней они стали убивать цмоков. Драконы разозлились на волков и пришли истреблять их в мир людей – впервые массово ступили в его границы. Происходили большие сражения на людской территории, и люди в те времена были на стороне драконов. За это волки сочли людей тоже своими заклятыми врагами.

А потом волколаки исчезли. Перестали обращаться. Драконы решили, что они сбежали, сдались, попрятались. И их не было много лет. Столетий. Драконы считали себя одержавшими победу и начали забывать о врагах. Цмокам понравилось бывать в мире людей, и они стали чаще наведываться туда. Цмоки просили людей почитать их, как божеств. А постепенно начинали требовать этого. Иначе угрожали сжечь их дома дотла. Им нравилось забавляться с человеческими женщинами. Драконы открыли для себя удовольствия от вкусной человеческой пищи и созерцания великолепных рукотворных вещей, а также от обладания ими. Они хотели иметь все, что имели люди в том несовершенном, но прекрасном мире. Драконы поставили себя выше людей, обосновавшись в их мире, и требовали подчинения. Шло время, и они начали творить произвол. Люди не могли в полной мере сражаться с драконами – смертные не могут их убить, а человеческим колдунам и ведьмам было лишь под силу накладывать на них различные проклятия. И такое положение вещей длилось, пока не вмешался Чернобог. Главный дракон решил забрать своих подопечных из мира людей обратно домой. Ведь Чернобог был стражем баланса, и остановил произвол сородичей. Только изредка он посылал туда своих помощников, чтобы те следили за порядком в порубежном мире. Чтобы там не было так много зла, о котором он узнавал от пропащих, самых скверных душ в аду. Чтобы дать людям шанс никогда не появиться в пекле – это тоже было своеобразным регулятором, превентивной мерой, помогающей исполнять волю первозданной Тьмы. После минула тысяча лет и волколаки нагрянули на землю твоего дома и растерзали твою семью, вернувшись столь же неожиданно, как и пропали во время войны. И стало ясно, что все время у них не было возможности обратиться из-за лишенной сил богини лунного диска Дивии, сдерживаемой древним заклинанием твоих предков. А дальше – ты сидишь в нави за этим столом рядом с драконом и со мной и пытаешься снова их сковать.

Я вернулась в настоящий момент, очнувшись как от глубокого сна. Благодаря Велесу я получила достаточно информации, чтобы обдумывать ее неделю. Но роскошью в виде подобного количества времени в запасе я не обладала.

Оторвав свой неподвижный взгляд от стола, я взглянула на Яна – он уже держал дымящуюся чашку вместо бокала и следил за мной. По его расслабленному виду и по тому, что цмок ни разу не прервал речь Велеса, я понимала, что он удовлетворен манерой изложения и содержанием рассказа. Столовый зал наполнялся насыщенным ароматом кофе.

– Значит, Чернобог не просто главный в пекле, но еще и руководит всеми драконами, – повторила я, утрамбовывая в голове полученные сведения.

– Да, он объединяет все наши кланы, – ответил Ян.

Мы давно закончили есть. Многие блюда уже были унесены костомахами – скатерть была уставлена фруктами, десертами и горячими напитками. Коснувшись фарфоровой чашки, я поднесла ее к губам и ощутила мягкий травяной запах, напоминающий мяту и листья смородины.

– Почему он не может сделать это снова – опять остановить волков? – мягко поинтересовалась я.

Музыка играла негромко. Покинувшая нас компания, включающая Валентину, Барбару и Гая, возвращалась за стол.

– На них до сих пор его заклятие, – сказал Ян. – Они преодолевают его с помощью энергии луны, как было тысячу лет назад, до вмешательства твоих предков. Но даже Чернобог на большее не способен.

От сладкого запаха еды, проснулся Кинли и теперь снова потянулся к столу. Рядом со мной на своем прежнем месте появился Константин, возникая также незаметно и бесшумно, как и исчезая, словно выбирался из некой невидимой прорехи в пространстве плотного воздуха нави и скопившегося полумрака свечей.

Он чуть повернул голову в мою сторону, и я ощутила будто дуновение легкого ветерка – его дыхание на своей щеке. И задержала свое. Краешком глаза я заметила, что за нами пристально наблюдает Ян.

– Но разве Чернобог не может наложить другое заклятие, посильнее? – продолжала я, пытаясь понять, как именно работали магические силы. – Как он сделал это в первый раз?

– В первый раз он оказался достаточно разгневан и вступил в схватку с их предводителем, одолев его. Как именно после он отравил проклятием все их племя – никто не знает до сих пор. Но таковой в тот момент оказалась по величине его сила.

– Чернобог ведь в курсе, что волки вернулись?

Ян отчего-то помедлил. Они с Константином одновременно посмотрели друг на друга. Их долгие взгляды при гнетущем молчании говорили о многом, а меня только запутывали.

– Да, полагаю, Чернобог более, чем в курсе. Предвосхищая твой следующий вопрос, скажу: обратиться за помощью к нему мы сейчас не можем. Именно этого он и ждет, поэтому придется действовать по-другому. К сожалению, Чернобог уже не так дружелюбно относится к миру людей, как раньше. Многое поменялось. От его благородных порывов защищать человечество – мало что осталось спустя столько лет.

Вдыхая пар с запахом мяты и черной смородины, я пыталась понять, что могли значить слова Яна. Они справедливо наталкивали меня на мысль, что у клана цмоков, с представителями которого я сейчас столь праздно проводила время, были какие-то разногласия с правителем ада.

Сделав очередной глоток сладковатого насыщенного напитка и чуть поморщившись от вязкого вкуса, я тихо сказала:

– Значит, когда прибудет проводник, вы все тайком отправитесь в пекло.

– Не все, – поправила Валентина. – Пойду я, Ян и Алексей – это еще один наш брат. Если, конечно, он соизволит явиться сюда.

– Он приедет позже. Если захочет, – ровным тоном произнес Ян. – Он уже в курсе происходящего.

– Как обычно, – вдруг фыркнула Валентина, и спародировала слова Яна его же интонацией: – «Если захочет». – И ее голос внезапно пропитался словно ядом и грубостью: – Приедет, когда его эгоистичному величеству захочется нам, наконец, помочь. Когда превозмогая себя и откладывая все свои важные дела в сторону, он решит посетить столь нежелательное общество нашей семьи, которая, как будто, его не касается.

Все за столом молчали. Лицо Константина было непроницаемо и безэмоционально. Велес и Гай непринужденно взялись за дымящиеся чашки. А Ян, задумчиво сощурив глаза, встрепенулся:

– Так ты, значит, говорила и обо мне, когда я ушел?

– Ты знаешь, о чем я, – возразила дракониха. – О том, что Алексей всегда ставил нас на последнее место и когда требовалось его участие делал вид, как сейчас, что преподносит величайшее одолжение, а мы – чокнутые неблагополучные родственники – отвлекаем его от счастливой жизни.

Ян вздохнул. Теперь молчал и не возражал ей. Остальные словно не вслушивались в их разговор. И цмок лишь повторил, завершая на нейтральной ноте небольшую перепалку:

– Если захочет – то приедет.

«Алексей», – отметила про себя я. Еще одно новое имя, еще один загадочный и неоднозначный член семьи. А затем, сообразила…

Отвечая на мой вопрос о походе в ад, Валентина назвала не всех. Машинально повернувшись к Константину, я почти спросила его вслух о том, не останется ли он здесь? Он и все его костамахи? Разве он никуда не пойдет?

– Между прочим, меня единственного во всех мирах не могут расщепить, – произнес он после того, как молчал весь вечер, поднимая этот вопрос.

Его лицо выглядело суровым, а интонация – требовательной.

– Да, – согласился Ян, а затем бескомпромиссно добавил: – Именно поэтому ты и останешься. Ведь ты сам можешь убить там кого-нибудь, кого убивать не нужно. Не стоит создавать лишних… неудобств.

Константин напряженно раздумывал.

Не знаю, откуда я взяла смелость, но еще раз повернувшись к нему, спросила:

– Если тебя не могут расщепить, значит, ты обладаешь неограниченной силой?

Удивленные глаза Константина вперились в меня. Кажется, он тоже не ожидал, что я когда-нибудь заговорю с ним первой.

– Нет, – коротко ответил он, и пояснил: – В бою меня не смогут одолеть, но я успею победить не столь многих, как хотелось бы, пока мои силы не иссякнут. Тогда я стану бесполезен на какое-то время.

В таком случае, кого именно имел в виду Ян, говоря, что Константин может «кого-то» расщепить? Он имел в виду кого-то конкретного?

Этого я уже не спросила. Разговоры о войнах, богах, создании Вселенной и всего сущего, о Тьме и проклятиях утомили меня. По ощущениям, застолье длилось уже не один час, и хоть я, наконец, была сыта и согрета, я тем не менее ощущала себя не хорошо: ни то густой воздух нави, вязкий и влажный, в котором казалось было слишком мало кислорода так действовал на меня, ни то я слишком мало поспала ночью.

Валентина быстро сменила тему, начав расспрашивать Яна о том, чем он занимался все это время в порубежном мире, пока отсутствовал, и он принялся ей рассказывать все в красках и деталях, описывая мой мир и нашу жизнь. Однако, чаще, чем нужно, украдкой он все же поглядывал на меня, беспокоясь.

Спустя полчаса, он все же начал закругляться, отчетливо распознавая на моем лице усталость, а в позе слабость. Когда Ян предложил отвести меня обратно в комнату, чтобы я прилегла – я не раздумывая, согласилась. Напоследок Ян попросил Барбару вскоре снова наведаться в явь на разведку.

4.Алая река

Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, мы просто шли в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся лишь скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев и дыханиями: моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.

Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съежилась, твердо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. Да и на страх у меня не осталось сил.

Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном. От физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум пришло, что скорее всего, мне удалось поспать лишь несколько часов и потому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, так быстро иссякла.

Внезапно почувствовался толчок – пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение. На несколько секунд у меня закружилась голова. Я ни то запуталась в полах платья, ни то споткнулась о ковер и чуть подалась вперед всем телом – рука Яна резко подхватила меня, поддерживая и помогая восстановить равновесие.

– Чем дольше ты пребываешь в нави, – сказал он, – тем сильнее тебе будет становиться хуже. Это место не для людей – оно поглощает резервы твоего организма.

Он коснулся моей ладони и уже не отпускал ее, и теперь наши плечи дотрагивались друг до друга, а пальцы переплетались. Подобная близость с ним стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от его кожи, окутывало меня, словно невидимое облако. Чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.

Вскоре мы очутились в месте, похожем на рабочий кабинет. В нем была приоткрыта дверь в соседнее помещение, напоминающее бывшие покои князя. Ян медленно подвел меня к темно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел присесть на старинную кожаную мебель, а сам замер напротив, стоя впритык, возвышаясь скалой, упершись взглядом в мое лицо.

Мы по-прежнему молчали. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Точно не знала, зачем он меня сюда привел и не понимала, что выражают его глаза. Замечала только то, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспаленной нитью по всей левой скуле. Иногда я забывала о ее наличии, иногда вспоминала, когда та начинала пульсировать, как сейчас. Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула от волны новой несильной боли.

Сощурив глаза, он нахмурился; его вид был немного сердитым.

Позади его спины вдруг послышался скрежет – Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, видимо, намереваясь, сбросить на пол.

Когда я снова перевела взгляд на Яна, то заметила, что он рассматривал мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи повел им словно по дорожке вниз, к подбородку. Затем его прикосновение принялось спускаться на шею и плавно скользнуло под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там, похоже, проявился еще один из синяков. Вероятно его очертания выходили за пределы шеи, потому что Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его. Я ощутила холод на оголенном месте, где только что была одежда.

Кабинет наполнился внезапным грохотом – одна из книг, не без помощи Кинли, рухнула со стола.

– Я должен был позаботиться об этом раньше, – вымолвил он. – Я все время упускаю из внимания, какая ты хрупкая.

В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там моим питомцем в небрежности книги и свитки, он что-то поискал в ящиках стола и вернулся ко мне, принеся с собой две стеклянные баночки с прозрачной жидкостью внутри.

Я продолжала все так же сидеть на диване; величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе небольшие емкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, затем другую, делая всего по глотку содержимого, напоминающего обычную воду.

Затем Ян окунул в нее кончики пальцев и окропил ею мою кожу над корсетом и едва слышимым шепотом нечто произнес, несколько непонятных мне фраз на праславянском, и в его глазах мелькнуло свечение ультрамариновой драконьей магии. Это напомнило мне кое-что: момент, когда у быстро бегущего ручья он похожим образом снимал с меня заклятие Дивии и приводил в чувство с помощью живой и мертвой воды. Теперь боль исчезла, и я закрыла глаза, внимая облегчению. Я знала, что когда в следующий раз посмотрюсь в зеркало, то больше не найду в отражении ни царапин, ни синяков с ссадинами.

Не возвращая полупустые мензурки на место, Ян спрятал их в подобие кармана на камзоле и сделал характерный жест, призывающий меня подняться. Преодолевая двери, ведущие вглубь покоев, уставленных старинной мебелью, мы скоро очутились в узком коридоре, берущем начало прямо из спальни. Зажав в зубах один из свитков, перевязанный лентой, Кинли двигался за нами.

Зажигая будто одним усилием мысли драконий огонь в факелах, закрепленных на стенах, Ян освещал нам путь. В свою очередь Кинельган, выбросив добычу, проглатывал огонь позади нас, как только мы продвигались на пару шагов вперед.

В коридоре не было ни окон, ни других дверей. Обычный проход, длинный, ничем не примечательный и ничем не обставленный, кроме как странными статуями, стоящими в ряд вдоль правой стены – они были высотой в человеческий рост, отделанные золотом и украшенные переливающимися камнями, как мне думалось – драгоценными. Я насчитала более, чем с десяток изваяний, но сбилась в тот момент, когда у двери, располагающейся впереди, увидела пару костомах, лики которых проявились из полутьмы. Подобно стражникам они преграждали нам дальнейший путь.

Голые черепа, лишенные плоти, глубже закутывались в капюшоны по мере приближения Яна к ним. Посмотрев на них на пару секунд дольше, чем требовалось, я перевела взгляд на одну из статуй, с которой поравнялась. И неожиданно остановилась. Статуя заворожила меня, притянула мое внимание, подобно магниту, и я долго и внимательно разглядывала ее, пока не опомнилась. Кинли сел к ней на плечо и лизнул языком огня синие и зеленые драгоценные камни на отлитом золоте, напоминающие изумруды и сапфиры. Мое боковое зрение уловило проблеск света – в полумраке, за спинами костомах нечто рассеивало кромешную черноту. Там, сквозь приоткрытый дверной проем проглядывал нежно-лазурный цвет стен. К моему удивлению, мы подходили к моей спальне. Просто неким другим путем. Коридор был ничем иным, как потаенным проходом, скрытым в стенах замка, соединяющим две спальни.

Кинли шипел и скалил зубы, когда мы настигли мрачные фигуры костомах; я даже взяла его на руки, чтобы успокоить и быстрее провести мимо них. После того, как мы оказались в хорошо знакомой мне спальне, Ян плотно закрыл за нами дверь, а я мимолетно задумалась о том, присутствовали ли за ней костомахи и ранее, когда я спала здесь в прошлый раз. Неужели они все это время были так близко? Я просто надеялась, что Константин действительно контролировал их, и что они ни в коем случае не ослушаются его, поддавшись соблазну полакомиться человеческой энергией, которая была для них столь желанна и привлекательна, и не ворвутся в эту комнату, когда я останусь в ней одна.

По приходу я пересаживаю Кинли на кровать и он, переминаясь с лапы на лапу и взмахивая крыльями, начинает исследовать ее, подыскивая себе удобное место. Сама я присаживаюсь на край и оглядываюсь. Ян стоит у окна, его руки скрещены на груди, но поза расслаблена – он прислоняется спиной о косяк стены. Очертания повернутого ко мне силуэта подсвечиваются лунным светом, бьющим через стекло; ослепляющие ледяные лучи пробиваются сквозь волосы дракона, серебря их, придавая им неестественный цвет.

– Неважно выглядишь, – констатирует он.

Я не обижаюсь. Я знаю, что под моими глазами, скорее всего, сереют синяки. И взгляд не такой живой, как раньше; как и моя душа, он был в половину лишен былого свечения, если не полностью.

– Мне снятся кошмары, – отвечаю я.

Точнее не кошмары. А странные сумбурные видения, похожие на истину, которые порой страшили меня.

– Если ты плохо спишь, я могу подарить тебе немного хороших снов. Просто дай разрешение.

Помню, как он проник в мой разум в прошлый раз, когда мы очутились в его городской квартире. Помню, как он шагнул в чертоги моего разума и пропустил мои воспоминания сквозь фильтр по моей просьбе забрав то, от чего я хотела избавиться: от ужасающих картин гибели моей семьи. И я знала, что он может прямо сейчас раз и навсегда лишить меня кошмаров. Но в какой-то степени, я не хотела, чтобы он видел их. Ведь в них был он сам, пугающий и чужой. Там же были и мои тревоги и сомнения по поводу увиденного, хоть оно и не было правдой. Там же накапливались мои страхи относительно того, что теперь было очевидным: Ян некто другой – не тот, кого я знала ранее. И я не хотела поднимать эту тему. Не хотела переступать границы, вернуться обратно за которые уже не получится.

Я отрицательно качаю головой. Выдыхая громче и тяжелее, чем обычно, я с таким же трудом втягиваю в себя вязкий воздух и думаю о том, что мне лучше не концентрироваться на дыхании, иначе начну ощущать удушье. Развязывая тесемки шнуровки на корсете, я ослабляю его, намереваясь высвободиться от верхнего нарядного платья перед сном.

– Могу позвать Гая, если ты не хочешь, чтобы я был в твоей голове, – добавляет он, угадывая мои мысли.

Этим Ян невольно наталкивает меня на следующие не самые радужные воспоминания об усыпальнице вблизи кладбища, о Хоросе, превратившемся в неконтролируемый солнечный сгусток энергии, и о том, как два брата – Ян и Гай —проникают в глубины его мыслей, успокаивая пульсирующие прожекторы-лучи, заполонившие все вокруг, извергающиеся как вулкан. А затем появляется Дивия с волками, и Хороса забирают…

Снова мотая головой, поднимаясь на ноги, я продолжаю избавляться от сковывающего меня наряда. Слишком поздно я замечаю, как брови дракона слегка удивленно подпрыгивают вверх, и он отворачивается лицом к окну. Раскладывая помпезную юбку на близстоящих стульях, остаюсь в легких одеждах из непрозрачной ткани: белой, мягкой как облако. В таком виде возвращаюсь к кровати и ныряю под теплые покрывала. Задремавший Кинли распахивает бусинки-глаза и приподнимает голову.

– Усну сама, – обещаю я.

Дракон снова поворачивается ко мне, отрывается от стены и подступает к кровати.

– Могу побыть с тобой, а могу уйти, – говорит он, подразумевая вопрос.

Я прошу его ненадолго остаться. Когда он присаживается на кровать, протягиваю руку, и он моментально сжимает мою ладонь в своей.

– Ян, это что, исчезнувшие апостолы Радзивиллов? – тихо интересуюсь я. – Там, в коридоре…

Меня уже ничто не могло поразить. Перед глазами все еще стоял образ изваяния, затуманивший мой разум своим великолепием. Но легенда о них больше не казалась для меня чем-то необычайным.

– Да, – легко бросил он, словно его утвердительный ответ ничего особенного не значил.

– Но откуда? – проговорила я, зевнув. – Это вы их похитили?

Ян слабо усмехнулся.

– По всем преданиям драконы – хранители золота и драгоценных камней, ты же знаешь, – пояснил как ни в чем не бывало цмок. – Апостолы7 изначально были нашим подарком княжескому роду много лет назад. Лишившись своих владений, потомки династии попросили сберечь их собственность. Мы спрятали апостолов в укромном месте – здесь до них вряд ли кто-нибудь доберется.

Его усмешка превратилась в мягкую улыбку.

– В ближайшее время я собирался их вернуть, просто были причины оттягивать появление в нави.

После этих слов я нахмурилась. Признаюсь, тут я немного удивилась.

– Потомки княжеского рода? – повторила я. – Ты с ними знаком?

– Ну да, – пожал плечами он. – Много лет назад их предки были моими хорошими друзьями.

Интерес, который вызывал его рассказ, все равно не перебивал сонливость, утяжеляющую мои веки.

«Ян часто уезжал», – думала я. Я знала, что у него было много знакомых, много тех, с кем он проводил время. Он мог гостить у них, когда не говорил, где бывал.

«Много лет назад их предки были моими хорошими друзьями.»

«Много лет назад их предки…»

Сколько же веков прошло? Сколько поколений Ян застал? Рожден ли он задолго до появления самой династии и строительства замка? Нет, я не хотела знать, сколько ему лет. Не хотела. Это бы все изменило. Я не желала ничего менять, когда изменилось уже так много. Настолько много, что моей прежней жизни не существовало.

Интересно, сколько еще времени я смогу отрицать перемену в Яне? Точнее его истинную сущность, о которой случайно узнала?

– Но зачем вы воссоздали здесь их замок? Он вам дорог?

– Ну как тебе сказать. – Ян медленно перебирал мои пальцы. – Правильнее будет упомянуть, что замок в каком-то смысле им достался тоже от нас.

– Что? – протянула я.– Как?

– Вначале мы бывали в яви лишь изредка, и Валентина хотела иметь здесь, в нави нечто напоминающее ей человеческий мир. Так появилось это место. Когда мы уже стали появляться в яви чаще, нам хотелось, чтобы и там у нас было нечто похожее на наш дом. Мы как раз познакомились с князьями, они собиралась возводить поместье. Поскольку мы сдружились, я любезно показал им нашу крепость через свои мысли. И они построили такую же.

Натянув покрывало на подбородок, я мечтательно представила, какой была их встреча, как они ужинали за одним столом, какие из средневековых блюд стояли на столе, над какими шутками смеялись, бывал ли Ян на их балах, в каких платьях Валентина посещала их владения. Я мысленно переносилась в сказку, которая была соткана из древних преданий, которые для меня существовали лишь в виде сказаний и записей на страницах учебников и пыльных рукописей библиотек, а для Яна – были частью прошлого.

– Князья знали, что вы драконы?

– Да. И очень ценили нашу дружбу много веков. Благодаря одному из представителей их рода Валентина и обрела настолько сильную любовь к гуляниям. Впрочем, и мне он, был, довольно близким другом.

– А Барбара Радзивилл как оказалась здесь? В смысле, как вообще стала призраком…

Мой голос походил на шепот. Ян смерил меня пристальным взглядом, будто оценивая, насколько сильно меня клонило в сон и не отключусь ли я прямо посреди его рассказа. Я же постаралась распахнуть глаза как можно шире, желая услышать от него пару лишних слов, прежде, чем он оставит меня и вернется к своей семье в далекие отсюда залы.

– Нехорошая история, – произнес он, покачав головой. – Когда Барбара умерла столь молодой и красивой, король сходил с ума от горя. Он спрашивал меня, что можно сделать, просил перенести его в загробный мир. Конечно, я не поддался на уговоры. Об этом не могло идти и речи. Потом до меня дошли слухи от придворных, что он собирается вызвать ее дух и уже обратился к чернокнижнику.

Машинально вдохнув поглубже, словно желая проглотить слова, что он произнес, я вдруг ощутила и тот самый запах, хвои и дыма, исходивший от него и прежде, когда мы стояли в обнимку на балконе.

– Значит, легенда правдива?

– Да. Я предупредил короля, что подобные действия опасны. Проводил с ним бессчетное количество времени, убеждая отступить. Я не готов был загипнотизировать его, влезть в его разум, но он догадывался, что я ему помешаю каким-нибудь другим способом и притворился, что успокоился. Ему удалось усыпить мою бдительность. Конечно, у него ничего не вышло бы, если бы Барбара к этому времени уже отбыла в ирий или на новый круг рождения. Но она так и не прыгнула во тьму, сбежала и даже нашла озерницу, которая отвела ее сюда, в замок, аналогичный тому, что стоял в яви: она прекрасно знала о его существовании благодаря нам. Когда король вызывал ее дух – Барбара стала не просто призраком места, для нее создался беспрепятственный проход между мирами. Ситуация уникальнейшая. После этого случая мы перестали распространяться среди людей о том, что навь вообще существует. Да и о том, что мы цмоки тоже. Одна душа уже была загублена. Этого мы посчитали достаточным.

Печально выдохнув, я подтянула ноги к груди, почти свернувшись калачиком, подобно Кинли, который сопел рядом с подушкой, укрывшись перепончатыми крыльями. А я плотнее укуталась в одеяло.

– Но ведь Барбара все еще может нырнуть во тьму и переродиться?

– Да. Но она не хочет.

– И вы никак не можете ее заставить поступить так?

Ян наклонил голову вбок, на лице отразилось легкое недоумение.

– Решить за нее? Нет. Никогда. Точно не уверен, боится ли она, что прожила не слишком благую жизнь и что тьма отправит ее в пекло или она просто не хочет двигаться дальше – но я не тот, кто стал бы кого-то принуждать против воли. Никто из нас не таков. Ни я, ни Валентина, ни Константин.

На счет Валентины я была не уверена, ведь она уже пыталась командовать мной, но не хотелось говорить об этом Яну.

– Но Ян, табличка на входе и весь интерьер… Замок – почти точная копия того, что стоит в моем мире. Я имею в виду, что его ведь перестраивали и меняли обстановку, по-моему, не раз…

– Когда Валентине, можно сказать, запретили бывать в яви, сестра не ослушалась. Праздно живя в человеческом мире, она научилась веселиться и решила продолжить здесь. И перекроила это место по прообразу, чтобы оно напоминало ей об утерянном для нее. Я сам уже редко бывал здесь после этого. Слишком скоро я переселился в явь, порой думая, что навсегда.

Было больно слышать подобное. Я понимала, что он печалится от того, что не мог вернуться. Словно его лишили возможности. И он был своеобразным изгнанником из нави, как Велес из ирия. Для меня все еще оставалось загадкой из-за чего Ян сбежал отсюда. Но кое-какие подозрения у меня уже имелись.

– Кто запретил ей? Ваш отец? Смог?… – вопросила я.

Ян кивнул. Я не ждала, что он расскажет о причине, и он этого не сделал. Тогда я задала несколько иной вопрос мягким, ненавязчивым тоном, не зная, хочу ли получить ответ на самом деле.

– Кто твои родители, Ян? Какие они?

– Мы не общаемся, Ава, – коротко бросил он.

– Из-за них ты ушел из нави?

– Да. – Вдруг высвободив мою руку, чуть отстранившись и выпрямившись, он добавил: – Они мало что хорошего сделали за свою долгую бессмертную жизнь. Мать, конечно, помогла Константину получить истинное бессмертие, коего не было ни у одного другого существа во всех возможных мирах, но это тоже было не актом благородной доброй воли. Она просто искупала собственную вину, пусть и не за свой поступок, но за свое преступное бездействие.

Против моей воли, сонливость все-таки одолевала меня. Ни Ян, ни я сама не были готовы к продолжению столь драматичной темы. И чтобы освободить его от необходимости уклоняться от подробностей, я сознательно сменила ее на другую, зная, что с минуты на минуту грезы захватят меня.

– Значит, когда-то вы все вместе жили в яви? Валентина, Константин…

– Да, и такое случалось. Тогда мы были более дружны.

«Они и сейчас были дружны, – подумала я, — просто чересчур много поддевали друг друга. Между ними были довольна необычные братско-сестринские отношения. Что-то граничащее между любовью и ненавистью. Но любви было больше».

– Но почему вы так любите порубежный мир? Зачем вообще стали ходить туда?

Ян пожал плечами.

– Это неплохой мир, где никто ничего не знает о твоем прошлом. Где все можно начать с чистого листа.

«Вот и он пытался, – подумала я. — Пытался начать жизнь заново».

Зевнув еще раз, я ощутила, как моя голова почти утопает в подушке. Закрыв глаза, больше не видела Яна, но слышала, как зашуршала постель – на меня хлынула волна тепла от приближения дракона, и жаркие губы мягко коснулись моего лба. На прощание он тихо шепнул, чтобы я как следует отдохнула и подоткнул кончик покрывала к моей шее. Затем отстранился, встал с кровати, и его шаги начали удаляться.

Я знала, что коридоры, расположенные за стенами покоев, были наводнены костомахами, жаждущими в пучинах своих черных душ в тайне полакомиться моей энергией. Но к этой секунде я была лишена возможности бояться. И быстро погружалась в грезы. Слишком быстро для человека, который должен быть напуганным.

***

Сновидения были несуществующей реальностью. Рваные куски моих собственных воспоминаний, перемешанных с фантазиями. Разум воспроизводил то, что я слышала от Велеса сегодня за ужином, и додумывал нечто свое. Все это выстраивалось по обыкновению в странную картину, не способную принять логичную последовательность.

Я видела всех, все и сразу…

Я видела войну и сражения. Видела, как волки разрывают на части людей. Мою семью на ферме у драконьих вольеров. И убивают иных – на полях, среди луговых трав, полевых цветов, среди фиолетового вереска, орошенного алой кровью под ночным небом, под светом огромной полной луны. Видела, как Дивия впервые встречает Трояна, лицо которого скрыто, и мое сердце бьется в такт с ее, влюбленным…

…Вот, я в длинном черном платье, смотрю на битву, развернувшуюся на руинах усыпальницы возле пустого кладбища. Расщепляют Роксолану у меня на глазах. И кобальтовый дракон идет на встречу ко мне. Я знаю, что он бог, я знаю, что он кто-то другой. Знаю так же, что рядом со мной должен стоять Гай, но вместо него – здесь семья Яна: Валентина и Константин, и еще женщина. У нее темные волосы цвета вороного крыла и белая как мел кожа. Она высокая и красивая, черты ее лица напоминают лицо Константина. По левое плечо от нее замер силуэт мужчины, скрытый завесой тьмы. Кто это, их отец и мать?… Или брат Алексей?… Громкие голоса отвлекают меня от размышлений. Они спорят, проговаривают слова на повышенных тонах, но я не слышу их содержания. Белые пустые глаза незнакомого мужчины как прожекторы рассеивают черную штору ночного тумана. Женщина боится. И я вижу, как белый дракон появляется на месте Константина, а другой – черный и слишком большой – на месте окутанного во мрак незнакомца. Гигантская тень цмока цвета кромешной ночи теперь отделяет меня от мира. И когда зрение проясняется, и я оглядываюсь по сторонам, то обнаруживаю, что вновь переместилась на поле боя, и теперь стою на берегу быстробегущей реки…

Вокруг вспышки молний, грохот хлопков и подобие взрывов, пылающие огни и дымящийся вдалеке лес, снопы искр и голубого пепла, медленно вздымающегося ввысь – волколаки воюют с цмоками. Чешуя одного из них сине-кобальтовая, с голубыми линиями по контурам крыльев. В нем я молниеносно узнаю Яна. И глаза его звериной сущности почему-то алые. Меня окропляют брызги крови, орошающие на волосы, лоб и скулы, заливающие мою одежду, и окутывает ледяной свет полной луны. Сердце бьется часто и тело пробивает озноб. Ян окружен, и мне кажется, ему не победить. Повсюду трупы – обездвиженные разорванные тела цмоков, и волколаков. В глубине мыслей, я осознаю, что видимое мной лишь сон. Это помогает успокоиться. Однако, когда на меня несется разъяренно рычащий зверь, я все равно отступаю, несусь прочь, что есть мочи, кричу во все горло и с разбега лечу с обрыва вниз, падая в реку, погружаясь в воду с головой. Однако, не просыпаюсь…

…Выныриваю и оказываюсь под ярким дневным солнцем. Оно висит над моей головой в зените. Разуму все еще нужны несколько секунд, чтобы адаптироваться, но не проекции моего тела, в которое я попадаю. Вижу Яна вдалеке у пристани. Возле дома. Мы оба на ферме, на Драконьем камне, и я плаваю в Червоном озере.

Как только замечаю его, начинаю подплывать к берегу, и когда выхожу, следуя воле прошлой версии себя, бегу к Яну. Мокрая, мчусь к нему и обнимаю, весело смеясь. Не контролируя свои движения, просто подчиняясь им, оказываясь пленницей отрывка из собственного прошлого. Прижимаюсь к одежде Яна мокрым купальником, и помню, что несколько лет назад сделала это специально, чтобы немного его позлить. Хотя из головы не выходит поле боя, кровавое и задымленное. Ян злится. И я знаю, что он мне отомстит за этот поступок.

Дракон снимает пиджак и бросает его мне, повелевая просушить и погладить. Ткань в полете на секунду застилает мне взор, и когда снова вижу свет – мы находимся уже на городской набережной.

Понимаю, что меня снова перебросило, и пытаюсь сообразить, что происходит – в каком отрезке собственной жизни я оказалась. Мое сердце бьется чуть чаще, чем нужно. Мы с Яном двигаемся вдоль кованых перил и смотрим на синюю реку и едим мороженное. Встречаем рассвет. Вспоминаю, что перед этим утром я гуляла в городе, и Ян приехал меня забрать. Иду в откровенном наряде, как считает дракон: в платье, которое короче, чем ему следовало быть. Совсем недавно брошенный Яном пиджак – теперь на мне. Смотрю на эту черную ткань, покрывающую мой живот и бедра, и на секунду наряд кажется мне похожим на черное платье, которое мне одолжила Роксолана, и в этот момент реальность начинает рябить сумрачными волнами…

…Я в темном помещении. Но что-то загорается впереди – яркий свет софитов, вдруг озаривших сцену. Вот, мы сидим в театре. Я, Ян, мама и папа. Смотрю на заполненный зал, потом поворачиваюсь к дракону. Хочу задержаться здесь. Это был чудесный день, который мы все провели вместе. Мне удалось затеряться среди собственной памяти, постоять на кромке далекого радужного прошлого лишь на миг, и я снова начинаю понимать, что происходящее – сон. Вспоминаю, что родители мертвы, вдребезги разбивая момент счастья, запечатленный в этом дне. Только здесь, только сейчас могу побыть с ними. В это мгновение мы рядом, но оно скоро разрушится. Слезы наворачиваются на глаза, и лицо становится мокрым от моего плача…

…Я настоящая и я прошлая слились воедино и рыдаем. Зажмуриваюсь, и не сопротивляюсь, когда неведомая сила выдергивает меня с мягкого сиденья театра и уносит дальше.

Теперь мы с Яном находимся в его машине. Только он и я. Автомобиль стоит на обочине в нескольких километрах от города, на фоне усеянного пшеницей поля; колосья качаются от порывов ночного ветра. Я выхожу на улицу, понимая, что внутри не могу дышать, и присаживаюсь на капот. Смеюсь и плачу. Одновременно. Чувствую себя плохо, потому что мне только недавно исполнилось семнадцать, и я выпила лишнего, чего вообще мне было делать нельзя.

«Ава, – говорит Ян, – мое терпение в отношении твоего трудного возраста заканчивается. Все это мне очень, очень не нравится».

Знаю, что он не испепелил меня драконьим огнем только потому, что когда-то обещал: если я буду не в порядке, он приедет и ничего не расскажет родителям, если я его позову. А я обещала, что обязательно попрошу о помощи.

Соображаю сейчас плохо, но что-то мне подсказывает, что такими темпами он скоро заберет свое обещание обратно, если я не перестану злоупотреблять его понимающим и всепрощающим отношением ко мне. От этих мыслей я и плачу, а вот смеюсь от собственной глупости.

«Зачаруешь их, чтобы они не поняли, что я не трезвая?» — спрашиваю я, имея ввиду своих родителей.

На самом деле они сейчас спят. Спокойно спят, думая, что я в гостях у Вероники, и ждут меня лишь к утру.

«Скорее я зачарую тебя. Как следует встряхну разок твой разум, чтобы все в нем, наконец, встало на свои места. Или хотя бы выясню, что с тобой происходит».

Начинаю плакать еще больше. Ян закатывает глаза, вздыхает, но все равно помогает мне. Вытирает мои слезы и дает попить воды. Потом держит волосы, пока меня тошнит. Закрываю глаза, ощущая теплую широкую ладонь на спине. А когда открываю – вдруг оказываюсь у водоема. И это озеро не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала в других своих снах. И рука на моей спине – больше не рука Яна, а Константина…

Мягкая зеленая трава, синий насыщенный оттенок неба и лазурный воздух, окружающий нас – я попала в прошлые видения, в которых всегда присутствовал этот синий цвет, кажущийся полупрозрачной пеленой. Константин и Алена… Сейчас я была ею. Снова.

По моим плечам струились золотистые локоны. Я показываю Константину зияющую рану на ладони – резанную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп. Константин что-то отвечает мне, и на этот раз я слышу, что именно.

«Ты такая хрупкая… Люди такие хрупкие».

Вот, что он говорил Алене в прошлый раз, чего я не смогла расслышать. Он произнес, что она человек.

Он хотел вымолвить нечто еще, но сон оборвался громким криком. Отделившись от тела Алены, я теперь видела ее стонущей от боли. Вокруг нее была разлита большая лужа крови. Вижу ее в подземелье, в знакомой тюрьме, среди клеток. И последнее, на чем могу сфокусироваться – это ее светлые кудри, пропитанные красным цветом. Рядом журчит вода – река алого оттенка.

5.Ночные гости

Просыпаюсь от собственного шепота. Говорю вслух, пугая саму себя:

– Человек… Человек… Алена человек…

Только спустя полминуты осознаю, что голос – мой собственный.

Подрываясь, сажусь на кровать, невольно задевая Кинли. Он поднимает голову и тихо скулит, видя, что я взволнованна, пытаясь понять, что происходит и не грозит ли нам опасность.

«Человек? Значит, Алена была человеком?» – спрашиваю себя я.

Мои пальцы касаются волос, запутываясь в них. Продолжаю держаться за голову. Навязчивые сны, которые буквально преследовали, утомляли, страшили, запутывали. Вклинивались в разум, нарушая его целостность.

– Умерла подобно человеку? – снова сказала я вслух, задавая вопрос стенам. – И куда она пошла дальше? В другую жизнь или в ирий?

Константин лишился ее, зная, что ее душа все еще где-то есть. Может поэтому он и набросился на меня в навьем лесу, заточил в пещере у болота. Он учуял человека и подумал, что я это и есть она. Он решил, что я Алена.

У меня в голове что-то начало проясняться.

Может поэтому тот, кого люди прозвали Кощеем, бросался на всех девушек и уводил их в явь? Похищал всех, но ему была нужна лишь одна. Он искал ее. Искал среди множества других человеческих женщин.

А затем в мыслях все прояснилось настолько, что я сказала:

– Возможно, мой сон – вымысел. Скорее всего, так и есть.

Хватит. Я могла видеть собственное прошлое, но не чужое. На этом мои диалоги с собственным мозгом прекратились.

Отдышавшись, я встала с кровати, оглядываясь в пустой комнате. На пол за мной спрыгнул Кинельган и зацарапал когтями по паркету. Кроме нас здесь больше никого не было.

Минуя брошенное изумрудное платье, разложенное на стульях, я направилась в соседнюю комнату, распахнув двери в которую, к счастью, не увидела там костомах. Они по-прежнему не заходили на мою территорию. Расправив на себе воздушное нижнее платье в котором была, я обнаружила, что оно почти не помялось и пошла к зеркалу, посмотреть, в каком виде после кошмарного сна волосы и лицо. Не то, чтобы мне было важно узнать, что я хорошо выгляжу. Нет. Мне нужно было подтверждение, что оно вообще мое. Мне хотелось увидеть там себя, а не другую человеческую девушку с золотистыми длинными кудрями.

Я посмотрела на свое отражение и с облегчением выдохнула. Мои ореховые глаза, мой прямой нос и острый подбородок, мои шоколадного цвета волосы. Моя маленькая, едва заметная родинка на правой щеке. Однако, впервые у меня закрался вопрос, который я не спешила себе задавать все эти дни. А думала ли я, кем была сама? На самом деле? Моя жизнь, которая у меня сейчас есть – что она в себе таила? Что включала в себя моя душа? Сколько раз я попадала во тьму, перерождаясь? Сколько раз мою душу нес на руках Велес или его слуги? Сколько раз я уже была в нави? Сколько я вообще жила и кем была до этого? А ведь все это совершенно точно происходило со мной. Я сама себя не знала. Не была знакома со своей личностью. Я была будто человеком с амнезией. У меня отобрали память. Я заперта в собственном теле, точнее – не собственном. Я настоящая заперта в этом теле и мне не вырваться. Не до тех пор, как я погибну. Снова, так? В который раз?

От этих мыслей начинала кружиться голова, и мне пришлось опереться руками на комод.

Если Алена действительно была человеком, то где-то прямо сейчас была уже в другом теле, и Константин не знал – в чьем. Самая ужасная пытка, не так ли? На его месте я бы тоже сошла с ума. Он еще неплохо выглядел на самом-то деле. И неужели он будет искать ее множество столетий, пока девушка не настигнет ирия? Или не попадет в ад. Ну, например. Будучи в ирии, вспомнив саму себя, захочет ли тогда она его найти? Ведь она знала его лишь в одной крупице своего существования. Всего каких-то несколько лет в океане бессмертия. Ее душа – нечто большее. Это не она была лишь мгновением в его бесконечной долгой жизни, а он – в ее жизни. Пролетел рядом и упорхнул, как мотылек. Придаст ли она вообще значение той связи, что у них была? Сможет ли ее душа, соединившись в единое целое, любить Константина или малой части той любви уже не будет достаточно? А если она прежде любила кого-то другого в иных воплощениях?

Дальше я осеклась. Но мысли все же вырвались наружу. Я не смогла с ними совладать и начинала паниковать. Какая-то граница, которую никогда не должен переступать человек, была насильно разрушена моим перемещением в навь, и теперь меня атаковали рассуждения, которые могли открыть для меня либо саму истину бытия, либо напрочь свести меня с ума.

Почему я видела все это?

Почему Алена была в каждом моем сне?

Почему Константину показалось, что я – это она?

Почему Константин проявлял ко мне внимание сейчас?

Кто именно показывает мне эти сны? Он сам? Зачем? Какой смысл ему проникать в мой разум, подобно Яну, и показывать это? Только если…

А что если Алена – это я?…

Судорожно вдохнув плотный воздух, я оторвалась от комода и, покачнувшись, опустилась на пол, потеряв равновесие.

Что если я помню их – Алену и Константина на берегу, как помню отрывки из детства, которые не может воспроизвести моя сознательная память?

Что если я помню эту девушку на каком-то другом уровне?

Что если я – это она?

Стоп.

Такого не может быть.

Но все же: откуда я знаю вещи, которые не могу знать? Откуда видела, что Константин белый дракон? А лицо Александры, их младшей сестры? Потому что Алена когда-то была с ней знакома. Почудилось ли мне, что лик Александры явился ко мне во снах?

Значит ли это, что все остальное, что я видела правда? А Ян с красными глазами? Он держал своих братьев и сестер в плену? Это точно было не правдой. Нет.

Я придумала себе все подчистую.

Но что если…

Мой внутренний диалог не заканчивался.

Константин… Он волновал меня не меньше, чем я его. Меня он волновал даже больше. Я испытывала странные эмоции страха с перемешанным интересом, когда находилась рядом с ним. И не могла найти этому объяснение.

Как я должна кого-либо спросить об этом, чтобы не показаться сумасшедшей?

Хорошо, что рядом со мной находился Кинли. Когда его горячий нос коснулся моей оголенной лодыжки, я встрепенулась и отвлеклась всего на секунду. Однако, когда он ни с того ни с сего, прыгнул на мои ноги и начал карабкаться по мне вверх как по дереву, забираясь не просто на плечи, а на голову – этого хватило, чтобы выдернуть мое сознание из моря безумия, в котором я тонула. Он принялся дурачиться, ластиться, прося его пожалеть, и требовательно привлекал в себе внимание. И я позволила ему себя занять.

Отцепив его от своих волос и сняв с головы, погладив несколько минут, я заметила, что пол уже кажется устойчивым, что спина выпрямилась, и повлажневшие от страха ресницы – высохли. Поднявшись на ноги, держа Кинли на руках, я продолжила чесать его чешую под шеей и более не смотря в зеркало, вернулась к постели. Бросив мимолетный взгляд в окно, притормозила. Мои брови сошлись на переносице, ведь внутренний двор больше не выглядел так, как когда я отправилась спать.

На улице до сих пор стояла глубокая ночь, длящаяся по моим предположениям больше суток и не имеющая намерений отступать. Каменная кладка стен и булыжники с брусчаткой были подсвечены серебром луны и припорошены блестящим снегом. А на этом снегу, окруженные стенами, томились другие существа, некто кроме костомах. Там были цмоки. Четыре чужих мне дракона. Их чешуя была незнакомых цветов – бордово-красного, серого с медными крыльями, золотого и кремово-желтого. Золотой стоял у входа в крепость. Остальные лежали во дворе, растянув тела на брусчатке.

Сдвинув брови на переносице, я проследила за ними с минуту, за которую убедилась, что они, вроде бы не враждебны. В любом случае – цмоки не пытались напасть на замок или даже просто сдвинуться со своих мест. Не причиняли вреда они и костомахам, снующим между тенями, отбрасываемыми постройками, а костомахи – не трогали их. Не желая более возвращаться в свои ночные кошмары и приняв решение, что мой отдых можно считать законченным, я собралась вернуться к Яну и остальным, и узнать новости о том, кто еще пожаловал в наше убежище. Обернувшись, я посмотрела на изумрудное платье и нахмурилась. И оторвавшись от окна, прошла мимо него.

Если я и боялась угрозы Валентины, которая приказывала мне облачиться в самое пышное и помпезное платье этого дворца, то именно поэтому я и собиралась ее ослушаться. На этот раз я жаждала поступить так, как хочу я. Отразив ее попытки меня напугать, я, возможно, и правда стану смелее, находясь в чужом враждебном мире. Пусть даже выбор платья – это и мелочь. Но она была мне необходима. Бросив вызов страху, который внушала в меня сестра Яна, я верну себе часть внутренней силы, которая у меня была. И вряд ли Валентина убьет меня на глазах у брата. И даже не отведет в темный угол, чтобы это совершить. Ведь я была нужна ей, чтобы победить ненавистных им волков. Может, убьет меня потом. Если успеет прежде остальных монстров.

Приблизившись к шкафу, я распахнула дверцы и быстро просмотрела содержимое. Абсолютно все наряды были из ряда вон выходящими. Не то, чтобы они не нравились мне – платья действительно были великолепными, и я знала, что буду в них очень красивой, хоть это и волновало меня сейчас меньше всего – просто они были далеки от моего мира и моей жизни. Желание ощутить опору, обращаясь к своему прошлому, привело меня сюда, и я не собиралась отступать. Под руки мне попался черный замшевый корсет. Внимательно его рассмотрев, я окинула оценивающим взглядом свое длинное воздушное белое платье, в котором была, и умозаключила, что лучшего решения не найду.

Затянув шнуровку, я расправила прямую юбку, поправила свободные рукава, задняя часть которых была удлинена и почти касалась пола, и дополнила образ кожаными сапогами на небольшом каблуке, которые в средневековье, скорее всего использовали для верховой езды или охоты. Быстро пройдясь расческой по волосам, которые по-прежнему неестественно волнились из-за отсутствия фена для волос и из-за странного вязкого воздуха, я взяла Кинли на руки и вышла в коридор.

На этот раз мне удалось довольно быстро найти верный путь. Я уже начинала немного ориентироваться в замке. И когда настигла зала с зеркалами и золотой лепниной на стенах и потолке, Барбару я там уже не застала, что сочла хорошим знаком. Однако, когда вышла в каминный, где висели портреты – там тоже никого не было. Не упуская случая, я все же подошла к картинам, хотя дала себе слово этого не делать. Найдя глазами изображение Александры, сестры Яна, я долго вглядывалась в ее невзрачное лицо, в серые волосы цвета хмурых туч, в глаза похожие на две льдинки, и пыталась понять, ее ли видела в своих грезах. И, к сожалению, не могла найти ответа. Ее образ в моей памяти уже смазался, его перебили другие многочисленные видения, свалившиеся на мой уставший разум.

Оставив в покое Александру, я двинулась дальше, в столовую, но и там никого не оказалось. Зато меня настигли звуки музыки. Играл рояль. И в мягкой переливающейся мелодии растворялись приглушенные голоса. Двигаясь на мелодию и шепот, я миновала порог открытых дверей и оказалась в помещении, где еще не была. Цианового цвета зал. Внутри него была густая толпа.

Оступившись, я замерла. Зал был полон незнакомых силуэтов, похожих на людей, хотя это совершенно точно были не они, а так же рассеянного тумана: белого и голубоватого – и невидимыми витающими вокруг благовониями. Меня окутывали ароматы трав, цветов и леса.

Люди, а точнее, не совсем люди, были разодеты в наряды, подобные средневековому камзолу Яна, подобные платьям Валентины, а некоторые носили плащи и простые, плохо определяемые черные одеяния, словно сотканные из плотных теней. И эти «не совсем люди» плавно двигались под перезвон клавиш, кружась в танцах, классических и торжественных, словно здесь был настоящий бал.

Я замерла в пороге. Взгляды близстоящих направились в мою сторону и задержались на моем лице не больше пары секунд; чуть дольше они почему-то разглядывали мой наряд. Меня прожгло удивление и атаковало беспокойство. Где я очутилась? В еще одном своем сне?

Неожиданно Кинли зарычал у меня на руках, а затем стал выкручиваться, и сколь бы сильно я не старалась удержать его, он вырвался при помощи аргумента немой угрозы обжечь меня, дохнув горячим паром из ноздрей. Вспорхнув, умчался куда-то вперед, полетев над самым потолком.

Теряя ощущение реальности, ущипнув себя и ощутив боль, мне все равно не удалось убедить себя в достоверности происходящего, и тронувшись с места, я устремилась в ту сторону, куда с минуту назад отправился Кинельган, принявшись брести меж медленно качающихся пар, голубоватого тумана, смешанного с тенями, отделяющимися от сверхъестественных плащей. Спустя несколько долгих мгновений, среди силуэтов, я стала различать свет пламени, томящегося в камине за высокими мраморными колоннами – там, вдалеке, по моему предположению зал заканчивался, точнее таким образом танцевальная часть отделялась от другой. Минуя фигуры, загораживающие мне обзор, я двигалась на раскаленный оранжевый свет и пыталась разглядеть бледную мебель, расположенную за колоннами: мягкие стулья и обшитые кремовой обивкой скамьи и тех, кто сидел на них. Я почти что настигла этого места, как проход мне внезапно перегородили, заслонив обзор.

– Ты и правда собралась ходить голой среди всех гостей и уже знакомых цмоков? – раздался низкий строгий голос.

Я подняла ошарашенные глаза на Яна и на пару секунд потеряла дар речи.

– Очень красивое платье, – послышался другой голос за моей спиной, шепчущий и потусторонний. Голос черного духа.

Теперь я вздрогнула, еще не привыкнув к его звучанию и тем более не ожидая услышать от Константина ничего подобного.

– Ты в нижнем белье, – процедил Ян сквозь зубы. Он сделал шаг ко мне навстречу и несколько угрожающе навис надо мной. – Переоденься.

Я осеклась, желая возразить Яну от непонимания его претензии. Да, я предполагала, что он имел ввиду мое нижнее платье, которое когда-то давно, возможно, и было чем-то интимным и откровенным. Но какое это имело значение сейчас? Боковым зрением я уловила очертания фигуры Константина и услышала звон цепей, обматывающих его ребра, а точнее торс, ведь сейчас он был в безобидном человеческом обличии.

– Ты говоришь мне это в двадцать первом веке, когда девушки свободно ходят в открытых купальниках? – удивленно переспросила я, обращаясь к Яну.

Его глаза сердито пронзали меня синим светом, и если бы вселенная хотела смилостивиться надо мной, то она не подослала бы к нам прямо сейчас Валентину. Но копна рыжих волос драконихи, уложенная уже в новую замысловатую высокую прическу, выглянула из-за плеча Яна. Валентина направлялась к нам.

Она внимательно осмотрела меня с ног до головы, плотно сжимая губы и ревностно оценивая, что я сделала с элементами ее одежды и на что променяла чудесное изумрудное платье, благородно пожертвованное мне насильно.

Громко выдохнув, она с флером задумчивости наклонила голову вбок и хмыкнула, бросив:

– Очень… необычно, девочка.

Мне показалось или я действительно услышала в ее голосе одобрение?

Деловито сложив руки на груди, она спросила:

– Мода порубежного мира? Кажется, я слишком давно не была там. – И требовательно добавила: – Ты должна рассказать мне, что еще вы сейчас носите.

Ее мгновенно перебил Ян.

– В данный момент Ава носит на людях нижнее белье.

Я не могла поверить, что он говорит серьезно. Он выглядел в самом деле негодующим. В замешательстве хлопая ресницами, я повторила:

– Ты видел меня в купальнике. Очень много раз.

Он ответил, цедя:

– Это другое.

Пока звуки рояля разливались в полутьме освещенного свечами зала, пока в вальсе кружились гости, кем бы они ни были, наслаждаясь балом, мы стояли полукругом за мраморными белыми колоннами, уходящими в потолок, и Ян подцепив лихорадку драконьей спесивости, донимал меня, а остальные за этим наблюдали.

– Другое? – Я фыркнула. – Ты невыносим, Ян.

Уголки его рта поплыли вверх, но эта внезапная мягкая улыбка не касалась его холодных глаз. Ни разу неискренняя улыбка выглядела довольно напряженной при том, что я понимала: если он так улыбается, значит изо всех сил пытается на меня не злиться. Не выдержав его взгляда, я опустила свой в пол.

– Потрудись выбирать выражения, Алевтина, – с расстановкой произнес он.

Алевтина? Я резко подняла голову. Алевтина?! Он действительно так сказал? Назвал меня полным именем? Это прозвучало как отчитывание меня.

– Хорошо, дракон! – ответила я с такой же расстановкой, без капли сожаления и с долей удовольствия. – Если это поднимет тебе настроение, дракон.

Он вспыхнул. Он ненавидел, когда я называла его так, а не по имени. Точно не знаю, почему, но предполагаю, что подобное обращение всегда казалось ему недостаточно уважительным, даже оскорбляющим его цмоковскую гордость.

Я заметила, что за нами с интересом, с легкой задорной улыбкой наблюдает Валентина. Внимание Константина тоже было приковано к нам, однако он стоял, нахмурив брови и сощурив глаза. Но мне уже было все равно.

– То есть Велесу можно ходить голым, а мне нет? – добавила я.

То, что в руках Яна был наполненный хрустальный бокал, я заметила уже посреди нашей перепалки, когда он со звоном опустил его на стоящую рядом высокую мраморную тумбу. Хмурым взглядом он попытался испепелить меня заживо, но я не поддалась. Не отвела глаз, не уступила.

Валентина расхохоталась, глядя на нас. На ее смех наслоился голос, звучный и раскатистый:

– Таким способом я обольщаю женщин, девочка. Это же работает, да?

Повернувшись на него, я обнаружила Велеса, восседающего на стульях у камина рядом с Гаем. На плече у изгнанного бога, переминаясь с одной лапы на другую, пытался уместиться Кинли. Вот, куда он упорхнул с моих рук. Хоть бы как-нибудь предупредил что ли…

– А мне нравится эта человеческая девчонка! – все еще смеясь, сказала Валентина. – Ян, можно я буду с ней дружить? Никогда не видела прежде, чтобы тебя кто-нибудь так умело донимал, кроме меня.

Ян плотно сжал челюсть, на его лице заиграли желваки. На меня он больше не смотрел, направив взгляд на сестру, а его пылающие глаза потухли.

– Ава не игрушка, – ровно произнес Ян. – Спрашивай у нее, Тина.

«Тина», – отметила я. Как мягко и красиво он ее назвал. Так называл меня отец, когда все остальные сокращали мое имя по-другому. У нас с Валентиной были почти что одинаковые имена.

– Не моя игрушка, – игриво произнесла она, – но твоя?

– И не моя тоже, – отозвался Ян, добавив: – не игрушка.

Он очень быстро сменил тон и даже вдруг попытался сгладить острые углы.

– Я очень рад, Ава, что ты чувствуешь себя настолько отдохнувшей и освоившейся, что можешь снова мне дерзить, – только и сказал он.

Возможно, он не язвил, и моя попытка ему противостоять и правда была хорошим знаком. Но на этом мои испытания не закончились.

Семья драконов не давала мне возможности осмотреться по сторонам. Не давала прояснить, кто все эти собравшиеся, не давала передышки. Сперва на меня обрушился Ян со всем своим негодованием, а теперь ко мне неожиданно подступил до этих пор молчавший Константин.

На какое-то время я даже успела забыть, что он тоже стоит здесь – намеренно или нет, но он умел оставаться незамеченным. И теперь, кажется, поразилась не только я, но и Ян, потому что удивленно поднял брови вверх, когда Константин, склоняясь над моим ухом, обжигая кожу щеки дыханием дремлющего в нем дракона, тихо сказал:

– Позволь пригласить тебя на танец.

Все мысли в голове перемешались: страх, изумление, желание бежать, надежда, что его инициатива лишь неуместная шутка… Не помню, как вложила свою ладонь в его руку, не помню, посмотрела ли на Яна, когда уходила с Константином, минуя колонны. Не понимаю, как получилось, что я не отказала ему.

Мелодия рояля сменилась с минуту назад, и сейчас снова играл вальс. Можно сказать повезло, потому что он был единственным классическим танцем, который я знала. Хотя меня не очень то и волновало, насколько умелой танцоршей я буду выглядеть перед Константином. И откуда вообще он сам умел танцевать? Разве он не бродил по навьему лесу денно и нощно в обществе полусгнивших костомах, нагоняя ужас на человеческий род, веками добиваясь того, чтобы его прозвали Кощеем?

Когда его левая рука коснулась моей ладони и сжала мои пальцы – я еще держалась из последних сил, но когда правая легла на мою талию, и сквозь корсет и тонкую ткань нижнего платья я ощутила тепло его обжигающего прикосновения – я мысленно воззвала к Яну. Я была готова просить у него прощение за то, что не надела дурацкое изумрудное плотное платье, я была готова признать свое поражение и его правоту. Ян был бы удивлен и польщен, но я бы сейчас многое отдала, чтобы снова оказаться в платье Валентины в эту же секунду. Конечно, по испуганному и растерянному выражению моего лица Ян мог бы об этом догадаться сам, но я уже не оборачивалась, не искала его, неуверенно подняв взгляд на своего похитителя. Точнее – на этот раз я пошла за ним сама.

– Наша первая встреча, – шепотом сказал он, когда мы начали кружиться в танце, – желаю за нее извиниться.

Это, как и многое другое, я не ожидала от него услышать.

– Я уже забыла о ней, – зачем-то вру после недолгой паузы. Вероятно, не вижу смысла отвечать что-либо другое. Претензии и обвинения предъявлять не стану, потому что, естественно, боюсь ответной реакции, которая может оказаться абсолютно любой.

Я совсем не знала его, не могла предвосхищать его поступки, хотя после моих снов, честное слово, он в некоторой степени стал мне близок. Точнее не он, а вот тот Константин из грез – добрый, улыбающийся, открыто и искренне любящий кого-то. «Некую девушку, которая не является мной», – твердо сказала себе я.

Тем не менее, я не знала, что ему еще сказать. У нас не было и не могло быть общих тем. И единственное, что вертелось на языке, пока мы двигались в безмолвном танце – это кем была для него Алена и что с ней случилось. Но вместо этого я сказала, совсем не планируя:

– Мне жаль, что нечто нехорошее, произошедшее давным-давно в твоей жизни, заставило тебя поступить со мной подобным образом.

Я просто надеялась, что это не звучало грубо. Я правда была искренней. Но так же и не понимала: я что, пытаюсь проявить к нему сочувствие? Но ведь он виноват. Виноват передо мной. Ничто не оправдает похищение. Я ведь не заражусь, в конце концов, этим синдромом жертвы, странным интересом к своему похитителю, Стокгольмским синдромом8 или как его там.

Константин будто отшатнулся на миг и посмотрел на меня испуганно. Это была лишь секунда, а затем он стал обычным.

– Хочешь знать, что произошло? – глухо вопросил он.

Не я это произнесла, а он сам. Сам предложил признаться. Интересно, если Ян никогда не позволял себе проникать в мои мысли, чтобы читать их, то был ли подобный кодекс чести у Константина? От размышлений о том, что он прямо сейчас был в моей голове, мне стало не по себе – жгучий беспричинный стыд перемешивался с гневом, но как только я сообразила, что знай он о том, что я действительно о нем думаю, то отшатнулся бы от меня сейчас гораздо дальше. Эти рассуждения подтолкнули к уверенности в том, что он не касался моего разума своим.

– Только если тебе будет удобно рассказать, – довольно холодно шепнула я.

Рука Константина чуть дрогнула, на миг крепче сжав мои пальцы и так же быстро ослабив хватку, однако успев выпустить на волю полчище мурашек, которые как схлестнувшиеся лед и пламя понеслись по моей крови от места нашего касания по всему телу. Не знаю, что это было, но похоже, Константин вызывал во мне целый спектр эмоций, включающих в себя как минимум ледяной ужас и обжигающее недовольство от вынужденной близости – только так я могла это объяснить.

– Несколько лет… несколько сотен лет назад, в одной из схваток меня расщепили. Но у меня получилось уцелеть. Однако, стать прежним я уже не смог. Пытался, но не смог. Последствия ты видишь сама.

Дрожь не отступала, но теперь она пробирала мое тело по другим причинам. «Его должно было стереть с канвы вселенной, – подумала я, — но он здесь – безгранично бессмертное и опасное существо».

– Как у тебя получилось уцелеть? – спросила я, хотя Ян уже успел немного рассказать мне об этом.

– Моя мать спасла меня. Можно сказать – совершила невозможное, – только и ответил он, ограничившись тем же самым, что поведал мне его брат ранее.

Я не имела смелости настаивать на большем. Мы помолчали. Я сделала несколько бесшумных, но глубоких вдохов, словно холостых, как обычно не получая нужного количества кислорода, пока сама того не замечая разглядывала его лицо. Оно было ровным счетом таким же, как в моих снах: светлая кожа, кажущаяся в искусственном освещении слегка бледной, ровный нос, серо-синие глаза слишком напоминающие глаза Яна, четкий контур чувственных губ – я впервые обратила на них внимание, и они не были похожи на те, что имел черный дух. Точнее у черного духа вовсе не было никаких губ. Константин тоже смотрел на меня. В какой-то момент я осознала, что мы уже продолжительное время прикованы к глазам друг друга.

– Я не стану больше показывать тебе тот… второй свой облик, – произнес он потусторонним, веющим ледяной неестественностью голосом. – Я знаю, что пугаю тебя.

И он должен был оказаться прав, но…

– Нет, – сказала я, сама не ведая, что творю, – я не боюсь.

«Больше не боюсь? Или хочу не бояться?» Ответа для самой себя у меня не было.

– Будь собой, – неожиданно произнесла я.

Константин помедлил. На его лице вспыхнула яркая неуверенность, которая никак не вязалась с его сущностью, смертельно опасной и ужасающей. Затем я кивнула, и получив подобие разрешения, он, наконец, решился показаться мне.

Прямо сейчас по своей воле я смотрела в глаза своим страхам. Глядела в знакомые вспыхнувшие рубины вместо его радужек. Как завороженная, не моргая, созерцала облупленную кожу, блестящий в свете лучин гной в рубцах, ткани оголенных мышц шеи, безгубый рот с темными расколотыми зубами и острые, словно покрытые серым камнем рога. А еще ощущала соприкосновение с костлявой рукой: пальцы скелета держали мои пальцы. И я почему-то не сбежала.

1 Дворцово-замковый комплекс, памятник архитектуры, находящийся в г. Несвиже Минской области Беларуси. Основан князем Н.Х.Радзивиллом Сироткой и на протяжении XVI – XX вв. являлся резиденцией рода Радзивиллов.
2 Магнатский знатный род Великого Княжества Литовского (восточноевропейское государство, существовавшее в XIII – XVIII вв. на территориях современных Литвы, Беларуси, Украины, а так же частях России, Польши, Латвии, Эстонии и Молдовы), представители которого занимали важнейшие государственные, административные и военные должности.
3 По легендам «Черная дама» или «Черная панна» – призрак Несвижского замка.
4 Представительница рода Радзивилл, вторая жена великого князя литовского и короля польского Сигизмунда II Августа.
5 В славянской мифологии – бог войны и воинской доблести. По многим легендам – главный антагонист бога Велеса.
6 Проблема курицы и яйца – логический парадокс, который звучит следующим образом: «Что было раньше – курица или яйцо?». С одной стороны – появлению курицы должно предшествовать яйцо, а с другой – для появления яйца необходима курица.
7 Двенадцать статуй высотой в человеческий рост, изготовленные из золота и серебра и украшенные драгоценными камнями. Доподлинно неизвестно, существовали ли они в действительности. По легендам – пропали из Несвижского имения во время войны с Наполеоном; их местонахождение по сей день не установлено.
8 Психологический термин, дающий определение травматической симпатии, возникающей между жертвой и агрессором в ходе похищения, угрозы жизни, захвата в заложники. Под воздействием сильного эмоционального переживания жертвы в ряде случаев начинают сочувствовать своему похитителю и всячески оправдывать его действия.
Продолжить чтение