Читать онлайн Удивительные ситуации. Рассказы бесплатно

Татьяна

Наша дружная семья обосновалась в новом многоэтажном доме, в центре города. Под окном был родной горный институт, рядом был парк Зеленая Роща, где нашей группой после лекций было выпито не одна сотня литров пива. С балкона, на котором я курил по вечерам после работы, открывалась панорама на пойму реки Исеть, где недавно был построен цирк, купол которого напоминал берлинский рейхстаг из военных фильмов. Чтобы узнать время, достаточно было выйти на балкон и посмотреть на часы, которые были на здании городской думы.

Половина жителей дома были геологи и геофизики, которых я хорошо знал по работе, и с некоторыми из них я работал в одном кабинете, жил в одной палатке во время полевого сезона. Поэтому все жили очень дружно и ходили, друг к другу в гости безо всяких приглашения в любое время суток.

Теща в те благословенные времена бывала в гостях довольно редко, и мы вели с женой самостоятельную жизнь, и воспитывали вместе Наталью, которая была довольно самостоятельным и общительным ребенком. Я не мог летом заниматься воспитанием дочери, так уезжал на все лето со своим отрядом в Челябинскую область, и приезжал в город раз в месяц с финансовым отчетом.

На работе было все отлично, после того, как мой отряд доказал свою эффективность в ходе наземной проверки аномалий, выявленных в ходе аэросъёмки. Выявил при этом массу геохимических аномалий почти всех элементов таблицы Менделеева. С начальником экспедиции мы после работы играли в волейбол в школе, она была в квартале от нашего дома, и наша экспедиция арендовала в ней спортзал.

Начальник нашей конторы и его заместители начали здороваться со мной за руку. К тому же некоторые из них устраивали своих детей летом рабочими в мой отряд, где была железная дисциплина, твердые установленные порядки и не было места алкоголю. Полевые сезоны проходили в Челябинской области, где была летом всегда хорошая погода, много дикой вишни и клубники. Места для палаточных лагерей я выбирал еще весной – на берегах рек, в которых было много рыбы, и подальше от населенных пунктов. Дети там были заняты простой физической работой на свежем воздухе, отдыхали и загорали, набирались сил перед школой, и при этом получали зарплату, как взрослые.

После одного такого полевого сезона жена сказала мне, что она залетела, у нас будет еще ребенок. Я был против. Напомнил ей о своей неизлечимой болезни, работе, которая требовала длительных командировок. Мне, в конце концов, стало обидно, что моего согласия на рождения ребенка не понадобилось. Но сделать что-то я уже не мог – если такая женщина, как моя жена, решила, то отговорить ее было практически невозможно. К этой теме мы с ней уже никогда не возвращались.

Весной я уехал в очередной полевой сезон на юг Челябинской области, довольно далеко – на самый ее юг, к границе Казахстана, и проработал там до сентября. Отряд был многочисленный, объектов аэросъемкой для нас выявлено очень много, и мы работали с очень плотным графиком. Я был единственным геологом, а геофизиков было несколько, и у меня было всегда очень много работы.

В конце лета приехал старший геолог нашей партии для проверки качества выполняемых работ. Он взял на себя часть геологической работы, и стал участвовать в проверке аномалий наряду со мной. Его не надо было ничему учить, всю жизнь он провел на таких работах, и очень мне помог. К тому же ему не хватало полевого стажа для досрочного выхода на пенсию.

Работа кипела и бурлила, времени у меня постоянно не хватало. Я спал по пять – шесть часов в сутки, чтобы все успеть. Однажды на мотоцикле приехали знакомые местные ребята из деревни, в которой мы покупали продукты, и я узнал о рождении дочери. Они привезли с собой пару бутылок вина, поздравили меня с замечательным событием. Мы с гостями отметили это событие, и наступило завтра, как две капли воды похожее на предыдущие дни. Мне некогда было думать о том, что там происходило с женой и новорожденной. Она была в городе, там были многочисленные родственники, теща, мои родители, наконец. Оставить свою работу даже на несколько дней я не мог.

.В степи начались сильные ветра, и хотя мы жили на берегу речки, которая промыла за миллионы лет очень глубокую долину, наши палатки то и дело срывало. Каждый день, когда приезжали с работы, мы вновь их ставили и укрепляли камнями. Единственной палаткой, которую не срывал ветер, была штабная палатка. В ней я жил, и работал по ночам при свете керосиновой лампы.

Особенно доставалось палатке, в которой находилась кухня. Ее постоянно рвало и срывало ветром, и, в конце концов, нам надоело ее зашивать. Чтобы не срывало, мы обложили ее камнями почти на полметра от земли, прижав стенки мелкими валунами и глыбами гранита. Каждый вечер, возвращаясь, домой мы, смотрели на свою кухню – жива ли она, или придётся ее снова ставить, чтобы поужинать в тепле, и отдохнуть от холодного ветра, который дул от казахстанских степей.

На базу мы приехали только в конце сентября, когда работа была закончена. Я приехал домой и впервые увидел дочь, которая родилась, когда меня не было дома. Долго выбирал имя. После долгих раздумий остановился на имени Татьяна. Это было самое подходящее для нее имя. К тому же оно подходило и к имени старшей дочери. И у меня стало две дочери – Наталья и Татьяна.

Жизнь продолжалась. Я уходил на работу, теща и жена растили вместе дочерей, ругались между собой на кухне, причем победителем всегда выходила теща. Она пару раз устраивала скандалы, которые мне очень не нравились. Татьяна незаметно росла, оставаясь при этом молчаливым и углубленным в свои мысли ребенком. Про таких людей в народе говорят – себе на уме. Наталья полностью отличалась от нее характером.

Потом, много позже, я понял, что Наталья была характером в меня, а Татьяна – в мать.

Самым любимым ее занятием было рисование. Можно было ей дать цветные карандаши, стопку бумаги, и смело оставить на несколько часов. Перед школой я привез ей письменный стол из своей экспедиции, и мне было интересно узнать, что и куда она в этот стол будет складывать. Но был разочарован до глубины души, когда однажды туда заглянул, и узнал, что всем занималась теща.

Для тещи она была любимым ребенком. Она даже устроилась няней в тот детский садик, куда мы с женой ее водили вместе с Натальей, и чересчур активно занималась ее воспитанием, отстраняя при этом не только меня, но и жену.

Как – раз я увидел о наборе детей в компьютерный класс в педагогическом институте и решил, что Татьяну надо обязательно туда пристроить. Она в то время посещала художественную школу, а этот компьютерный класс был рядом. Было очень удобно.

Теперь теща водила ее и в художественную школу, и в компьютерный класс. Мне не пришлось в этой жизни водить ее ни в художественную школу, ни на занятия по изучения компьютера. Зато это была моя идея, и я этим утешался. Потом, когда наступила эра домашних компьютеров, я купил для детей первый информационный комплекс. Мой брат подсоединил его к телевизору, при этом он поинтересовался у Татьяны, как она учиться в своем компьютерном классе. Она смело ответила, что она лучше всех в своем классе.

Этот поисково – информационный комплекс с играми на пятидюймовых дискетах до сих пор жив. Он лежит на чердаке дома, среди таких же старых электронных устройств, старых масок из дерева, фотоувеличителей, которых просто жалко выкидывать.

И теперь, когда рисование и компьютер с детства были ей знакомыми и любимыми занятиями, приятно было узнать, что и работу, связанную с рисованием и компьютером она нашла по душе. Я рад, потому что знаю по себе, что это здорово – заниматься любимым делом на работе и дома, на досуге.

Теллурид золота

Мы ездили с Игорем, который тоже был студентом, по старым золоторудным уральским месторождениям, у нас была летняя геологическая практика в полевом отряде академии наук.

Когда спустя месяц отряд закончил работу, нашим шефом стал геолог из другой геологической организации. Он не только давал нам работу, время от времени организовывал нам экскурсии – то на участок, где обрабатывали шлихи и мыли золото, то на драгу, то на медеплавильный завод.

А еще раньше экскурсия состоялась на действующую золотую шахту. Она была заложена еще в начале девятнадцатого века, но и сейчас работает, добывая золото с большой глубины. Я с одним молодым геологом из академии наук подошли к участковому геологу, и она разрешила нам спуститься в шахту.

В раздевалке нам дали спасатели, и мы отправились на горизонт, где велась добыча золотой руды. Часть спуска была в подъемнике, а потом мы еще лезли вниз по крутым лестницам. Спустились на горизонт, где работали шахтеры. Они как раз взорвали часть золотоносной жилы, и курили на куче породы. Один из них сказал, что мол, вот и геологи явились. Я как раз оказался впереди нашей компании, и он протянул мне штуф породы.

Штуф оказался большим куском белого, как снег кварца. На одном его конце красовался самородок золота желтого цвета размером три сантиметра. Это был очень красивый образец.

Пока я на него любовался, подошел Валера – геолог, и попросил посмотреть. Забрал его у меня, и, как оказалось, навсегда. А мне сказал сесть и упаковывать образцы в небольшие мешочки для проб.

Я сел на кучу отбитой рабочими породы, и принялся за дело. Валера передавал мне образцы, этикетки с номерами, и я засовывал их в мешочки, а потом завязывал. Трудился недолго. У рабочих закончился перекур, и они сказали, что им надо работать. Это был намек на то, что нам надо уходить. Я сложил все мешочки в рюкзак, потом набрал из кучи камней покрупнее, и с полными карманами пошел вслед за Валерой.

Поднялись наверх, отдали спасатели в раздевалке, умылись и вышли на улицу, где нас ждала машина. Пока ждали водителя, я достал из карманов образцы, которые прихватил, и стал их разглядывать, надеясь, что в них будет самородное золото. Увы, золота в них не оказалось. Но в большом куске кварца было большое скопление какого-то минерала, темно – серого цвета, похожего на галенит (это сульфид свинца). Но спайности, как у галенита, у него не было.

Пока я его изучал и гадал, что это может быть, подошел Валера, и, когда увидел этот минерал, попросил дать ему посмотреть. Но у меня уже не было никакого доверия к нему, после того, как он забрал у меня самородок золота. И я отказался, сказав, что это моя добыча, только моя.

Потом в ходе напряженного разговора и настойчивых просьб, я узнал, что у меня в кварце скопление теллурида золота – довольно редкого минерала. Золото встречается в природе главным образом в виде самородного металла, и редко образует минералы с другими элементами. Валера оказался специалистом по минералам золота, и собирался защищать диссертацию как раз по этой теме. Но я не собирался делиться ни с кем своей добычей, но предложил обменять эти теллуриды на тот самый кусок кварца с самородком золота.

Валера тоже отказался. Торги вокруг этого образца продолжились и в машине, и в лагере до самого вечера. В конце концов, я так достал этим образцом будущего кандидата наук, что он пообещал мне потом, в городе, подарить мне образец с видимым золотом. Я согласился и образец отдал. За торгами наблюдал весь отряд до самого вечера.

Полевой сезон прошел, мы с Игорем уволились, началась снова учеба. Я с Игорем часто бывал в здании, где размещалась академия наук, и не раз видели этого Валеру. Но до стих пор я жалею, что отдал ему этот образец, потому что он так и не отдал за него обещанный образец с видимым золотом.

Спустя годы, когда я уже работал геологом в частной компании, мне довелось побывать снова на этой шахте. Но спускаться в нее у меня не было необходимости. У геофизика, который со мною ехал, был прибор, который, по его мнению, был способен обнаруживать золотые самородки. И лучшего места для испытаний этого прибора я не знал.

Участковый геолог, к которому я обратился, разрешил нам испытать прибор на руде, которая лежала около шахты, но предупредил при этом, что руда стала бедная, и видимое золото практически не встречается.

Геофизик достал из машины прибор, уселся с ним на куче руды и стал колдовать с прибором. Но как он не шаманил и не призывал духов, гномов, хозяйку Медной горы, и даже черта, найти золотой самородок ему не удалось.

И мы уехали домой, бедные, как и были.

Техника безопасности

В жизни часто мне приходилось оказываться в экстремальных ситуациях. Удивительно, что я остался жив после многочисленных приключений, в которые то и дело попадал. Промолчу про довольно непредсказуемые походы, и геологическую жизнь, в которой было очень много, чего и не снилось нормальному человеку. Работа в медвежьих углах, вдалеке от жилья в морозные зимы, и спуск в разрушенные шахты и карьеры. Много на свете опасных профессий, одна из них геолог. Но я до сих пор остаюсь жив, и вспоминая те ситуации, в которые порой попадал, понимаю, что меня спасала лишь удача, да вера в свои силы. И мой ангел – хранитель прилагал свои усилия. Выживаемость была на грани инстинкта.

Много приключений было в детстве, когда наша компания из четырех человек – мы жили рядом, на одном переулке, развлекалась играми на товарняках, которые проносились мимо, плаванием в старых карьерах, носились на лыжах по обрывам карьеров, которых было много рядом с домом, лазили по высоченным елям и пересекали болота ради нескольких рыбешек. Сейчас из этой компании остался в живых я один.

Я благополучно пересек тот рубеж, когда был просто шпаной, и не сел, не попал в тюрьму или зону, а поступил в институт на профессию, которую выбрал еще в седьмом классе. Удивительно, но факт, ка выразился наш президент.

Мы в институте любили искать и собирать уральские камни. Почти все из нашей группы ходили за ними регулярно, в различных составах, и в разные места наших Уральских гор.

Местоположения удачных мест, где можно было найти хороший образец, передавались студентами между собой. И как-то я выяснил, не помню от кого, что в кварцевой жиле под Нижним Тагилом можно без труда наколотить друзы горного хрусталя, а копаясь в институтской библиотеке, нашел описание Адуйских копей и их расположение. Карту, где они находятся, я аккуратно скопировал на кальку.

Посмотреть на эти копи отправился туда с другом Володей. Зимой, на лыжах, на несколько дней. Мы с ним служили в армии в одно время. Имели даже одинаковую специальность – были военными регулировщиками. Он был в десанте, я во внутренних войсках.

Как водиться, собрались быстро, взяли по спальному мешку, еды и несколько бутылок вина. По дороге случайно нашли заброшенную копь. Начали обследовать найденные глубокие ямы, и нашли несколько морионов. Пока я копался в отвалах, Володя нашел, какую-то дыру на дне ямы и начал туда протискиваться. Я подобрался к нему поближе и стал переживать за него.

Когда он залез в какую-то полость внутри этой копи полностью, то вскоре оттуда начали появляться разные предметы – лопаты, кайло, палатка. Палатки у нас как раз не было, поэтому мы ее с удовольствием присвоили, а инструмент покидали обратно, и продолжили наш путь. К вечеру мы добрались до места – там были очень старые горные выработки: старые шурфы и неглубокие шахты, пройденные в очень крепких гранитах.

Спуск мы отложили до утра, а остаток вечера провели за обустройством нашего лагеря. Натянули палатку, развели костер, сварили еды и начали праздновать. Вино оказалось крепким, а ужин вкусным. Мы просидели за ними полночи, а потом отправились спать. В тайге стояли морозы, около двадцати градусов, но мы отлично выспались. Напившись крепкого вкусного чаю, мы нашли вход в старую шахту.

С помощью стволов деревьев, которые опускали в устье одно за другим, мы туда и забрались. На глубине десяти метров начинался с небольшим уклоном штрек. По этому штреку мы и поползли, по дороге осматривая небольшие друзы хрусталя на стенках. Ползли около десяти метров, пока не уперлись в стенку. Штрек закончился, и, по-видимому, мы находились над стволом шахты.

Я подполз к самому краю и стал глядеть вниз, пытаясь рассмотреть, что там внизу. Потом заметил, что лед, по которому мы ползли последние метры, у стены оттаял, и тотчас засунул туда свой палец, желая узнать толщину льда. Каково же было мое изумление, когда это узнал. Лед был полтора сантиметра толщиной. Я повернулся к Володе и показал ему пальцами толщину льда. Мы были довольно тяжелыми парнями – я весил около восьмидесяти килограмм, Володя примерно столько же.

Аккуратно, не делая резких движений, мы поползли обратно ногами вперед, как раки, назад, к выходу из штрека. И выдохнули тогда, когда лед закончился. Вылезли из шахты по стволам сосен, достали оставшееся после ночной попойки вино, и выпили за наше здоровье, и за благополучное возращение из шахты.

***

За друзами горного хрусталя мы поехали вдвоем – я и Володя, тоже студент из нашей группы. Кварцевая жила находилась недалеко от линии электропередач, и мы ее довольно быстро нашли. На поверхности она была изрыта многочисленными ямами, шурфами, и неглубокими канавами. Была и шахта, в которой уже трудилась небольшая компания студентов нашего института.

Мы с Володей начали осматривать отвалы, в которых искатели горного хрусталя оставили нам кристаллы. Потом я заинтересовался одним шурфом, который встретил жилу с хрусталем на глубине четыре метра. Там, на дне шурфа лежали мелкие глыбы с хрусталем. Я туда спустился, нашел, где колотить и принялся за работу.

Прошло минут десять. Я уже выколотил несколько приличные друз. Работать было неудобно – я стоял на коленях, и, глядя вниз на кварц, глину, выбирал, куда вставить клин и выколотить молотком кусок кварца с кристаллами. И вдруг услышал шипение и автоматически встал на ноги, и сделал шаг назад. Это меня и спасло.

Одна из стенок с шорохом и шипением сползла вниз. Меня тут же засыпало глиной по самую шею, а под такой тяжестью мои ноги подкосились, и одно колено попало как раз на кварцевый валун. Примерно около полтонны глины обрушилось, я это прикинул уже позже, наверху. Володя сидел на краю шурфа и когда, понял, что я остался жив, стал смеяться. Я сказал, чтобы перестал, и начал меня откапывать.

Когда он меня откопал, я вылез из шурфа, который чуть-чуть не стал мне могилой, и уселся на краю. И тут меня стало трясти крупной дрожью. Тут подошли ребята с шахты и налили мне стакан водки. Я этот стакан выпил, и мандраж стал стихать. Это была реакция моего организма на опасность, которую я пережил.

Какая тут работа, после пережитого. У меня разболелось и опухло колено, я с трудом мог идти. Поэтому мы поели, собрались в дорогу и двинулись на автобус. Надо было идти около шести километров. Я с трудом добрался до остановки.

Потом с этим коленом хромал всю зиму. А недавно был в тех краях и зашел проведать эту кварцевую жилу. Но найти ее не смог. Потом оказалось, что местные геологи одним махом закопали все шурфы и канавы бульдозером. Чтобы спасти жизни молодых и старых любителей хрусталя.

Ну, после такого рода приключений, любой бы человек на моем месте сто раз подумал, стоит ли лезть в место, где его не ждет ничего хорошего. Я и не лез.

Но однажды поехал прокатиться на лыжах. И дорога мне была знакомая. По ней, этой просеке я не раз ходил за клюквой, морошкой и голубикой. Сейчас на ней красовалась доска, на которой была надпись «Копь имени Вертушкова Г. Н.». Я много раз видел этого профессора минералогии в горном институте. Минералогию он в нашей группе не вел – это делал Якшин, тоже профессор.

Надпись меня заинтересовала. По едва угадываемой под снегом тропинке я свернул с просеки и направился вглубь леса. Идти было недалеко. Вскоре на небольшой полянке я увидел следы горных работ – небольшие отвалы и столик.

Я снял лыжи и побрел через полянку к отвалам. Успел пройти метра четыре и полетел вниз. Приземлился на небольшую осыпь, большую часть которой составлял биотит – слюда черного цвета. Не ушибся. Глубина этой копи была около пяти метров, она вскрыла жилу биотита мощностью до тридцати сантиметров. Тут же лежала лопата и клин из титана. Я отколотил этим клином кусок биотита, сунул его в карман, и стал выбираться из ямы. Вылез, и стал разглядывать устройство этой ловушки.

Наверное, чтобы не закапывать труды своей работы, любители камня просто наложили на устье этой ямы жердей, которые под моим весом раздвинулись. В отличие от таких любителей геологи всегда закапывают свои шурфы. По крайней мере, этого требуется при проведении горных работ. Хорошо еще, что на дне не было заостренных кольев, как в голливудских фильмах про скаутов и зеленых беретов.

Я, наконец, понял, что как бы не старайся, от своей судьбы трудно уйти. Надо просто быть всегда к этому готовым, тогда если и свалишься в какой-нибудь шурф, или шахту, то останешься жив.

Травма

Перед глазами был грязный бетонный пол с лестницей. Я поднял голову, и оглядел помещение, где находился. Это был подъезд с дверью, которая вела на улицу. Как я сюда попал, и почему, – эти вопросы возникли у меня в голове, и я стал вспоминать. В голове шумело, мысли путались, старались убежать подальше, но я все равно вспомнил, как пытался утром или вечером, перелезть через груду грязного снега, который лежал на обочине дороги, по которой проносились одним за другим грузовики, автобусы и легковые автомобили. Ни один не остановился, когда я упал и ползком перебрался на тротуар. Здесь было безопасней, чем на проезжей части, но так же холодно и сыро. Был конец зимы, весна только забегала в город на несколько часов, чтобы предупредить зиму, о том, чтобы она готовилась покинуть городские улицы.

Вдалеке виднелось несколько двухэтажных домов. Я с трудом встал, ковыляя на непослушных ногах, качаясь из стороны в сторону, отправился по заснеженному узкому тротуару к жилью. Зашел в первый попавшийся подъезд и рухнул, как подкошенный на бетонный пол, затем отключился, и пришел в сознание через несколько часов.

Наверное, было все-таки утро. Я вышел на улицу, и зажмурился от серого света и от снега, который мне швырял в глаза холодный, сырой ветер. Засунув в карманы руки, чтобы они не мерзли, медленно пошел по тротуару к дороге, по которой иногда проезжал троллейбус, доверху набитый пассажирами. Голова мерзла, уши тоже, я шел на автопилоте, как робот, подчиненный только одной цели – дойти до дороги и сесть в какой-нибудь троллейбус. Через полчаса, или несколько часов я все-таки добрался до дороги, заметил несколько человек на обочине, решил, что там находиться остановка, до которой я просто обязан был добраться.

Подошел к ней как раз вовремя – очередной троллейбус остановился, открыл передо мной задние двери и я с большим трудом забрался в салон. В нем было много народа, и я застыл на нижней ступеньке, не в силах подняться на следующую ступеньку. Затем привалился к двери и посмотрел на свой костюм. Он был мокрый, в грязном снегу, и я стал его приглаживать своими замерзшими руками, удаляя снег и грязь, прилипшую к лацканам пиджака. Постепенно стал согреваться и слушать остановки, которые объявлял водитель троллейбуса. Когда он объявил знакомую остановку, я вспомнил, что недалеко живет моя подруга, и вышел из теплого троллейбуса на мороз и сырость.

Дом был недалеко. Я перешел дорогу и вскоре уже подходил к знакомому подъезду. Теперь осталось подняться на последний, пятый этаж по лестнице. Не торопясь, держась за перила, я передвигал одну за другой свои непослушные ноги на следующую ступеньку и наконец, добрался до последней. Нажал на кнопку звонка, и когда дверь открылась, в ней показалось испуганное лицо моей подруги. В передней я снял свои насквозь промокшие ботинки, пиджак и отправился в ванную. В ванне, которая быстро наполнялась горячей водой, было хорошо после холодной и сырой улицы, и я начал засыпать. Подруга меня стала тормошить, чтобы не спал, и я, в конце концов, ей подчинился – вылез с трудом из ванны, обтерся полотенцем и позволил себя отвезти на софу, где было мягко, тепло и можно было уснуть – навсегда.

В обед я проснулся. Тело ломило, правая рука совсем не слушалась, все плавало перед глазами. Но надо было вставать и ехать домой, так как я всегда приходил домой, чего мне это не стоило. Там было хорошо, и меня там всегда ждала мама и отец. Дома я всегда выздоравливал или шел на поправку. Так было со мной всегда.

Я встал, с трудом оделся и обулся. Моя подруга решила ехать со мной. Мы сели на трамвай и поехали, а по дороге она все уговаривала меня зайти в травмпункт, и я, в конце концов, сдался. На одной остановки мы вышли и направились к врачам. В кабинете меня долго осматривал врач и потом решил отправить меня в больницу. Мне это не нравилось, и я должен был сначала подумать над этим предложением. Вышел из кабинета на небольшой балкончик и стал размышлять. Долго мне думать не дали – приехала скорая, меня положили на носилки и на этом месте я отключился – навсегда, в этой первой жизни.

Кончилась моя беззаботная счастливая первая жизнь. Началась вторая, жестокая и трудная.

Тревога в скворечнике

Я занимался своими делами – их было много этой весной, они были разными, но все надо было рано или поздно их переделать. После долгой суровой уральской зимы огород представлял жалкое зрелище: повсюду был беспорядок, привычного в нем зеленого цвета не было и в помине – в нем преобладали оттенки серого и бурого цвета: пыльные бурые кустики клубники и пожухлая трава между грядок. Даже сорняки только собирались с силами, что бы потом устроить мне нескончаемые хлопоты. На маленьком хозяйственном дворике под яблонями, где я зимой пилил и колол дрова, была масса опилок и везде валялись сухие щепки, которые постепенно вытаивали из почвы.

Мне предстояло там несколько раз подмести, чтобы потом заняться приготовлением к лету двух ванн для дождевой воды. Их тоже надо было помыть, покрасить, убедиться, что они не протекают. Кроме того, надо было еще собрать весь мусор, отпилить сухие ветки у яблонь и груши, пройтись по многочисленным грядкам клубники с граблями – так я боролся с многочисленными усами, которыми она размножалась все лето.

Осенью, когда я изо всех сил боролся с урожаем, на это не хватало времени. Садить редиску, морковь, лук, укроп и петрушку было еще рано – сначала надо было вскопать и подготовить грядки, а земля была еще сырой, и топтать землю было неразумным – копать потом утоптанную собой землю было трудно.

Окинув будущий фронт весенних работ, я посмотрел на голубые небеса с кучками белых облаков и на воробьиную шайку, которая только и ждала, когда я покину огород, чтобы без помех заняться любимым делом – клевать крупу, которая падала в сухие прошлогодние листья клубники с зимних воробьиных кормушек. Воробьев набивалось на этот обеденный стол зимой очень много, все они были голодными и устраивали драки за обедом. В результате обед падал в клубнику, и часть воробьев обедала в кормушке, а те, кому не хватал место, искали крошки внизу, в высохнувших кустиках.

Некоторые воробьи уже женились и обживали скворечники – таскали туда всякие травинки и перья. Это были будущие мои помощники – они уничтожали в огороде гусениц, жуков и червяков. В результате их деятельности на яблонях и груше стало мало червивых плодов, и меня это устраивало. Один скворечник заняла шустрая синица, которая зимой питалась салом, которое я прибивал гвоздями к окну мастерской, или привязывал железной проволокой на ветку яблони, чтобы его не стащили сороки.

Любителем сала оказался и дятел, который прилетал на обед в огород всю зиму. Вместо того чтобы искать червяков в стволах сосен и осин, он старательно долбил замерзшее сало и улетал лишь тогда, когда наедался. Кроме воробьев, синиц, дятла и снегирей зимой несколько раз прилетал из леса на охоту какой-то небольшой пернатый хищник. Ему были нужны спокойные, ничего не замечающие за обедом воробьи, и охота всегда у этого пернатого убийцы была успешной – после нее я утром сметал метелкой пух и перья беспечного воробья.

Оставив пока огородный скучный пейзаж, я отправился в мастерскую – там тоже надо было навести порядок, сложить на место молотки, гвозди и подобную мелочь. Взяв в руки метлу, я решил разогреться и подмести сначала двор. Работа была в полном разгаре, когда из огорода раздался возмущенный, испуганный треск. Такого звука я раньше не слышал, и, сгорая от любопытства, немного приоткрыл дверь и высунул в огород свою голову.

На одном скворечнике сидела сорока, прямо на жердочке, перед входом, и заглядывала внутрь деревянного домика. Синица, которая там жила, звала кого-нибудь изо всех сил на помощь, и именно она так громко трещала, на всю округу. Сорока на это совсем не обращала внимания, и разглядывала синицу в круглое отверстие, служившее для маленьких птиц входом. Внутрь сорока попасть не могла – она была чересчур крупной, и даже не могла просунуть туда свою голову. Это был откровенный терроризм с ее стороны, и надо было его срочно прекратить.

Я приоткрыл дверь и громко шикнул на сороку. Она замахала крыльями и кубарем слетела с маленького птичьего домика. В огороде воцарилась тишина и покой.

Трудное задание