Читать онлайн (Не)реальная любовь бесплатно
© Йорданка Величкова, 2023
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023
Глава 1
Как считаете, какова была реакция моих родственников, когда они узнали, что я, София Ивановна Миловидова, окончившая с отличием школу и почти на отлично кафедру прикладной лингвистики с французским и английским языком в МГУ, устроилась работать учителем французского языка? Всем было понятно, что мест для учителей французского не так много, если, конечно, это не языковая школа с углубленным изучением, но мне дали место в обычной средней школе. Вероятно, поэтому моя тетя Лина выглядела крайне изумленной.
– Миленькая, ты уверена, что не было других возможностей найти работу по специальности?
Я утвердительно кивнула и ясно отчеканила:
– Не было.
Видимо, догадываясь о невеселой судьбе учителей всех языков, кроме английского, тетя Лина, сидя в углу на кресле, продолжала жалобно всхлипывать, время от времени украдкой высмаркивая нос.
– Ну что можно сказать… Нет, не думай, Софья, что я недовольна твоим выбором профессии, но… – это «но» она постаралась произнести как можно более выразительно, – но… с твоим дипломом ты могла бы получить место куда лучше.
Я ничего не ответила. Считала, что каждый труд достоин уважения, тем более труд учителя. Слово «карьера», которое люди часто используют, когда говорят о своей профессии, мне было непросто понять.
– Сделать карьеру в школе – дело сложное, дорогая, – вот и моя родная тетя тоже не сдержалась, произнесла это «важное» слово. – Да и вообще, почему ты решила преподавать в школе?! Я абсолютно убеждена, что это не добавит тебе в жизни уверенности, скорее наоборот. Выбрала бы другую профессию, какую-то погламурнее…
– Например, парикмахером звезд кино и театра? – вошел дядя Мирослав, супруг моей тети, и его громкий бас расставил новые акценты в нашем разговоре.
– Не придирайся, Мирек! – тетя постаралась как можно отчетливее произнести его славянское по звучанию имя.
– Оставь ты девочку, Лина! – продолжил своим басовым тембром дядя. – Школа – это святое! И я поздравляю свою племянницу с тем, что решила взяться за реформу образования!
«Ну он дает, мой дядя-болгарин!» – я одарила дядю благодарным взглядом.
– Не пудри мне мозги, Мирек! Разве ты веришь, что наша Софья сможет стать министром образования?
Мой скромный дядя ничего не произнес, только улыбнулся нам своей душевной улыбкой.
Но тетя, видимо, сама сделала выводы:
– Я не ожидала от тебя такого. Ты же амбициозный до мозга костей! – тетя подмигнула дяде Мирославу, как девчонка.
– Ну я не знаю, что сказать, возможно, просто я объективный. Ведь ты сказала, что у нее диплом почти с отличием…
Мне показалось, что дядя вообще не думал о том, что его племянница станет министром образования, но сделал вид, что согласился, ведь тетя выглядела такой счастливой.
– Почти отличный, да, и это все из-за проклятой кексикологии!
– Лексикология, тетя! Ле-кси-ко-логия, – поправила я, еле сдерживая смех.
Ведь никто по этому предмету не заставлял нас делать кексики…
– Какая разница. Важно только, что из-за этой дурацкой кекси… ну ладно… ле-кси-ко-логии София не получила отличный диплом!
– Ты не беспокойся, Лина. Зато сейчас у нее все под контролем. Она уже взрослая! Она многому научилась, и я уверен, в конце концов воплотит твою мечту – станет какой-то значимой личностью!
Дядя сказал «воплотит твою мечту», то есть мечту моей тети, а не мою, но я совершенно не хотела препираться со своей любимой родней.
Наверное, у всех родителей и родственников похожие амбиции по отношению к детям-отличникам. Но в этом, кажется, есть и моя вина: я не хотела никого разочаровывать, и вот сейчас все ждут от меня, что я либо займу кресло секретарши крупной западной компании, либо кресло министра образования. А я, представьте себе, не хотела ни того, ни другого! Возможно, чтобы сделать им назло, а может, потому что, несмотря на свой почти отличный диплом, я постепенно с годами устала от учебы и превратилась в далеко не амбициозную особу женского пола.
А вдруг я в поиске своего призвания, любимой профессии, что будет мне по душе?
«Софья, вот мой тебе совет, – вспомнила я недавний разговор со своей двоюродной сестрой Настей. – Попытайся найти себе что-то по душе, а то ведь только ребенком занимаешься! Отыщи себе профессию по вкусу, и тогда твоя жизнь станет краше!»
«А разве быть учительницей было моей мечтой? – думала в этот момент я. – Нет… но я не против быть ею, так как роль учителя для современного поколения безоговорочно важна!»
«…И еще: это очень важно, – вновь реплики Насти хлынули в мое сознание. – Попытайся находить время для мужа».
«А вот теперь, с моей новой работой, непонятно, будет ли время для мужа», – задумалась я.
В последнее время наш сын, которому недавно исполнилось четыре с половиной года, стал чаще болеть. И где именно в этом беспрерывном хаосе детских недомоганий, хныканий и рыданий можно выкроить хоть полчаса для нормального общения с мужем, я не представляю.
Разве дети мешают нашим мечтам, взаимоотношениям, представлениям о карьере?
Мне кажется, нет, не мешают. Это скорее что-то вроде оправдания для матерей, которые искали работу только ради заработка и гламура. Вот таким мамам, а вместе с ними и их детям, не повезло. Такие матери всегда находятся в поиске «более престижной работы», а их дети, к сожалению, предоставлены сами себе, растут без должного внимания и понимания. В итоге вся семья несчастлива, что очень и очень грустно!
Но есть и другой вариант. Я верю – если человек успел осознать, какая профессия ему по-настоящему нравится, ему удастся развить себя в этой профессии. И маленькие дети не помеха. Найти профессию, к которой стремится душа, а не кошелек, должно быть искренним стремлением для каждого из нас. Тогда и вся семья – мама, дети и папа – будут счастливы, так как мама нашла свое настоящее место в обществе.
Но как отыскать эту профессию по душе, вот в чем вопрос. Перво-наперво надо обратиться к своей интуиции и быть готовым заглянуть глубоко-глубоко в себя, проанализировать свои отрицательные и положительные качества, сделать выводы, задать себе вопросы. С чем в профессии мы могли бы справиться без особых усилий, а с чем нет? Какие задачи сможем выполнить, только достаточно потрудившись?
Все же, как ни странно, зная все это теоретически и имея прекрасный диплом, я пока не знала, что ПО-НАСТОЯЩЕМУ мне удается. Я научилась хорошо учиться, вот и все!
А что, если мои академические знания никому, и даже мне самой, не нужны?!
Вот такой парадокс!
Глава 2
Я решила быть учительницей не из-за того, что это мое призвание, но мне становилось жутко обидно, когда я осознавала эгоистичную невнимательность к проблемам учителей и от государства, и от нас самих.
Оклад учителя французского был невелик, и, чтобы увеличить ставку, мне предложили быть еще и библиотекарем. Я была так рада! Литературу я обожала! Поэтому с большим желанием принялась наводить порядок в книгах – вместилище не только знаний, но и самых теплых воспоминаний моего детства. Многие книги я неоднократно перечитывала, над ними смеялась, плакала, впадала в раздумья, в них скрывалась от внешнего мира, кажущегося мне суровым. На страницах книг было все или почти все – мои переживания, мечты, только просыпающиеся подростковые порывы!
Я знала – когда появится свободное время, я вновь кинусь перечитывать мои любимые книги, как когда-то в школьные годы, и моя кожа снова покроется мурашками от впечатлений и нахлынувших чувств.
Но так как длительный отдых мне не светил в ближайшие три года, а скорее всего, и больше, я была весьма рада шансу погрузиться хоть на мгновение в невероятно интересный мир книг. Когда брала в руки бумажную книгу, я постепенно становилась частью напечатанного мира и чувствовала мельчайшие оттенки всей гаммы описанных там эмоций, устремлений героев, ароматов и прочих подробностей.
Нашему с Антоном ребенку было почти четыре с половиной года. Я читала, что дети в этом возрасте обычно часто болеют. Поэтому меня эта работа устраивала: я знала, что могу взять больничный, если ребенок заболеет, и никто, скорее всего, не будет особо придираться. Чего я не могла получить, работая в какой-то фирме секретарем, где и шефу, и персоналу постоянно будет необходимо присутствие секретаря на месте. А часто утруждать тетю Лину своим болеющим ребенком мне было неловко.
В моем воображении в моих ушах уже звучал раздосадованный голос тети Лины, жалующийся на то, как плохо устроен мир и что никого не интересует увеличение прироста населения.
«Дорогая, вы с Настей правильно сделали, что родили детей! – начала бы она с ярым энтузиазмом. – Вы думаете о будущем нации!» – как настоящий защитник прав женщин отчеканила бы тетя.
Не знаю, думала ли Настя о чем-то таком, когда хотела родить ребенка, но в моих мыслях точно ничего похожего не было.
Если честно, я ни о чем ТОГДА не думала, только о нас с Антоном, о наших жарких поцелуях, пылких прикосновениях и сногсшибательном сексе. Но даже в моем разбушевавшемся воображении я не посмела в этом признаться образу маминой сестры, драматически будоражащему мое сознание… Пожалуй, желание увеличить прирост населения только помешало бы нам с Антоном наслаждаться нашей любовью.
* * *
Наступил мой первый рабочий день.
Мне достались пятые, шестые и десятые классы. К сожалению, дети, которые учились там, были, мягко говоря, не подарок.
Но я была намерена сделать из них хороших людей, поэтому приготовилась нести доброе и светлое и бороться с их дурными наклонностями.
Я вошла в шестой класс. Директор говорила, что дети здесь более-менее дисциплинированные, но с первых же минут я ощутила, насколько серьезно нужно подойти к обучению в этом классе. Большинство детей были какими-то вялыми, равнодушными к уроку. Как бы я ни старалась объяснять особенности произношения, на их лицах читался неизменный вопрос: «Зачем вообще нужен этот французский, раз все или почти все уже давно связано только с английским?».
– Попробуем написать слово «масло» на французском языке, – подталкивала я своих подопечных. – Давайте, пожалуйста, поднимайте руки! Вы это изучали еще в пятом классе!
Никакого отклика. Их молчание стояло стеной – безмолвной и непробиваемой.
– Давайте, ребята, подумайте. Как будет по-французски масло? – не сдаваясь, настаивала я.
Кто-то пугливо поднял руку и ответил: «le beurre».
– Правильно! – хоть это и был элементарный вопрос, я просияла. – А сейчас попробуем вспомнить окончания для единственного и множественного числа.
Я написала на доске: «Le matin je prefere le toast avec de beurre et de saucisse[1]» и «Au dejeuner tu preferes le poisson[2]».
– В первом случае в первом лице единственного числа у нас нет окончания или грамматически у нас есть нулевое окончание, а во втором предложении окончание «s». А как будет в третьем лице единственного числа?
Меня по-прежнему обволакивала тишина. Я ждала, что хоть кто-нибудь попробует дать ответ, пусть и не самый исчерпывающий, но хоть какой-то. Но, к огромному моему сожалению, никто не осмеливался поднять руку.
Безмолвие угрожало обрушиться на меня скалой. С печалью я всмотрелась в школьников: «Неужели им ничего не преподавали, как надо?». Некоторые ребята не проявляли желания даже посмотреть на доску – они то пялились в окно, где ученики помладше играли в футбол, то рисовали непонятные рисунки в своих тетрадях.
И вдруг из дальней части класса донеслось:
– Можно?
Я увидела, как кто-то чуть ли не с яростью поднимает руку, и во мне загорелась искра надежды. Возможно, этот ребенок знал окончания по лицам?
– Да, я слушаю тебя, – располагающее улыбнулась я.
– А как будет по-французски «топор»?
– Топор?! – я не знала, что чувствуют люди, треснутые топором, но вдруг ощутила, как будто в меня и правда вонзили топор.
И только неуклюжее хихиканье где-то из середины классной комнаты помогло мне выйти из этой неприятной конфузной ситуации. Сначала помогло, а затем закинуло меня еще дальше в бездну неожиданных и безжалостных школьных проделок.
Несмотря на чувствительность моего характера, я решила не сообщать об этом директору. Она не несет ответственности за то, что дети лишены любознательности к окружающему миру, в том числе и к языкам. Родители – единственные, кто ответственен за утраченный или вообще не появившийся интерес к тому, что происходит вокруг нас.
Я почти уверена, что дети, которым родители не успели привить интерес к учебе еще до школы, в подростковом возрасте воспринимают каждую попытку впихнуть в них знания как навязчивость, неправомерность, чуть ли не как посягательство на их собственное эго, борющееся с этим «скучным миром».
Прежде чем вызвать интерес к определенному делу у ребенка, стоит вызвать его у самого себя!
Но все же я решила не сдаваться, а попробовать как-то вызвать интерес к моему предмету.
Глава 3
Первый рабочий день окончен. Мне хотелось как можно скорее зайти в квартиру, успокоиться и унять разочарование от школьников. Я дотронулась до ручки входной двери, но внезапно она передо мною широко распахнулась. Изнутри слышались возбужденные голоса.
– Входите, моя принцесса! – промолвил одетый в костюм Антон и подарил мне прекрасную кремовую розу. – Это тебе, дорогая, – он поцеловал мне руку.
Я была приятно удивлена. Когда мой муж был в настроении и хотел произвести впечатление, он не имел себе равных! Бархатные глаза искрятся озорными огоньками, черты лица сочетают в себе мужество и миловидность, тело наполнено силой и природной мощью… Все его существо пропитано жизнью. И это не оставило меня равнодушной.
– Ты, как всегда, удивляешь меня, – мои губы трепетно дотронулись до его приоткрытого рта. – Ты мой самый настоящий подарок в жизни! Я так много хочу тебе сказать… – а затем у самого его ушка договорила: – Спасибо за красивую розу! Я почувствовала себя аристократкой.
Егор бросился меня с разбега обнимать, и мне не удалось ничего больше произнести.
– Мамочка, ты велнулась!
– Егор! Будь осторожен. Не видишь, мама устала.
– Ой, да. Извини, мамочка, дологая.
– Ничего страшного, мой милый. Ты еще маленький. Не понимаешь в таких вещах… Как в садике?
– Неплохо. Только один мальчик меня лазозлил, но я лешил его не бить.
– Решил не бить? – мы с Антоном взволнованно всмотрелись в наше чадо. – Разве в садике сегодня было так плохо?!
– Я узе ответил: там не было так плохо… Только этого Колю так хотелось побить! Он отнял у меня глузовичок, – быстро объяснял Егор, пока наши укоряющие взгляды не заставили его остановиться. – Но Малия Ивановна заплетила мне бить Колю, – продолжил разъяснять наш герой. Вот таким облазом, – Егор артистично вытянул указательный палец, стараясь как можно лучше показать, как делала это воспитательница. – Она глозила пальчиком плямо пелед моим лицом. Видите, как она это делала?
Мы с Антоном не сдержались и расхохотались.
– Не смешно! – произнес ребенок обижено.
– Ты такой сладкий! – вымолвила я. – Иди ко мне!
– Нет! – отрезал сын, вновь грозя указательным пальчиком.
– Мы ни за что не желали тебя обидеть, дорогой.
– Неплавда.
– Правда. Мама и папа просто хотели тебя обнять, – мы гладили его с любовью.
И глядя на нас, ребенок не сдержался:
– Нухолошо.
Малыш подошел к нам, наши с Антоном руки переплелись, и мы стали его обнимать. Сильнее, как можно сильнее.
– Я наю, ваши луки не сдавят меня.
– Конечно, не сдавят, – смеясь, успокоили мы сынка.
Через час мы уложили Егора спать.
– Ты так и не рассказала. Как прошел первый рабочий день? – спросил муж с энтузиазмом.
– Мне больше нравится заниматься книгами в школьной библиотеке, а вот быть учителем – непростое дело, – грустно сказала я.
– Да, могу себе представить…
– Нет, не можешь! – порывисто ответила я. – Могут себе представить только те, кто преподавал в обычной школе хоть одну неделю. Детям нужны знания, но чтобы дать им их, ученики должны быть хотя бы воспитанными, а этого сильно не хватает.
– Все невоспитанные? Надо же! Я понимаю, это не элитная школа, но все-таки…
– Может, я немного преувеличиваю, но… Мои ожидания прям сильно не оправдались. Дети в предподростковом возрасте, поэтому, видимо, с ними так сложно.
– От возраста многое зависит, но мне кажется, должно быть и другое…
– Другое – это то, что, к сожалению, у большинства, а может, и у всех этих детей, не выработано терпение к учебе.
– Думаю, любознательность поможет выработать им терпение, – предположил Антон.
– Возможно, ты прав, – я подняла свои серо-зеленые глаза, которые сейчас излучали грусть и разочарование. – Но мне кажется, в двенадцать лет очень сложно стать любознательным, если ты до этого воспринимал новую информацию как обузу.
– Обычно у мальчиков в двенадцать лет больше всего любознательности по отношению к противоположному полу, – подмигнул мне Антон.
– Да, но что делать? Не буду же я вести себя, как школьница, чтобы хоть кто-то решил обратить внимание на французский язык?
– Ну… было бы неплохо… – игриво произнес мой возлюбленный.
Мне сразу захотелось удавить мужа, и я посмотрела на него испепеляющим взглядом.
– Ты не считаешь, что мало кому в современном мире удается иметь любимую профессию? – вдруг произнесла я, решив не углубляться в свои дальнейшие «уничтожительные» действия.
– Тогда, – улыбнулся муж, – мне крупно повезло: и с тобой, и с профессией.
– А почему у большинства людей не получается иметь любимую профессию? – спросила я почти возмущенно. – Это же не те послевоенные голодные годы, когда, если у тебя есть хоть какой-нибудь ежемесячный заработок, ты доволен, не придавая особого значения тому, чем занимаешься?! Сейчас вроде бы другая ситуация, тебе предоставляется больше свободы при выборе профессии. Но…
– Хочешь сказать, что результат тот же самый?
– Да! Я не говорю о профессии учителя, я говорю в общем: хоть сейчас и не голодные годы, но все же у людей как будто нет возможности выбирать дело, которое им нравится по-настоящему. Почему так?!
– А потому – вот, например, ты взял кредит, чтобы купить себе квартиру и машину, и нужно все это оплачивать, поэтому и выбираешь профессию не по желания, а исходя из денег, которые получаешь.
– Разве все мы так привязаны к материальному? – я выразительно посмотрела на мужа.
– Ну, в этом нет ничего такого ужасного. Ведь имея семью, мы хотим, чтобы было уютно и комфортно и чтобы семья не страдала от того, что мы «не хотим привязываться к материальному».
– Да, возможно, ты прав! – ответила я. – Но еще, наверное, мы опускаем ту основу, то зерно, без которого невозможно понять, что нам по-настоящему удается. То, чем мы захотим заниматься в будущем, несмотря ни на что.
– Милая, а может, до большинства из нас так и не дошло, чем на протяжении всей оставшейся жизни мы хотим заниматься? Или, наоборот, отдаем себе отчет в том, что нам по-настоящему удается, но для этого нужно много усилий или затрат (или и того и другого], и нам проще плыть по течению. И намного легче, когда кто-то – родители или спрос – выберут нашу будущую профессию.
– Но так ведь постепенно все душевное теряется! И мы не хотим ничего развивать без помощи родителей или каких-то стереотипов, – с неприкрытой печалью сообщила я. – Потому что профессия – это не только зарабатывание денег и оплачивание кредитов, от нее, возможно, зависит и наше положение в обществе, и развитие самой глубинной человеческой сути.
– Ты не просто умная, но и творческая женщина. У тебя особые способности, – карие глаза Антона засветились сердечной теплотой.
– А какие они, мои способности, мой рыцарь?
– Идите ко мне, и вам быстро станет понятно, моя принцесса!
– Эй, у тебя на уме только это!
– Нееет, не только это.
– Нет-нет, только это и твоя любимая физика!
– Не стоит меня дразнить, – Антон изобразил на лице недовольство и демонстративно насупил губы.
Глава 4
Мы оба решили не продолжать нашу словесную баталию, и я согласилась не дразнить больше Антона. Разговор о современной школе может подождать, наша совместная жизнь – это ведь не только работа.
Через полчаса у меня появилось дерзкое желание предстать перед мужем одетой во что-то вроде школьного прикида. На мне была красивая блузка цвета экрю с рукавами-буфами и темная юбка немного выше колена…
– М-да… – посмотрел на меня с восторгом Антон. – Даже косу успела заплести, как я люблю. Здорово! – он стал приближаться ко мне, чтобы поцеловать.
Но я не позволила ему продолжить, выставив вперед указательный палец.
– Ну ладно. Я подожду, – не роптал он.
– Что ты от меня хочешь, я еще школьница!
– Хорошо, хорошо, успокойся, моя школьница, не хочу тебя разозлить.
Моя героиня обняла себя за плечи.
– Представь себе, что мы оба из одной школы. Ты в десятом классе учишься, а я в одиннадцатом, – предложил Антон.
– Вообще-то, у нас разница три года, а не один! Почему не как в жизни?! Ты хочешь сделать меня старше на целых два года?! – запротестовала я.
– Подумай: как мы будем заниматься любовью, если тебе четырнадцать лет? По закону это возможно только с разрешения взрослых.
– Так вот какие у тебя намерения, старшеклассник! – наигранно разгорячилась я. – Твоя цель, чтобы ты не говорил, затащить в постель несовершеннолетнюю девчонку!
– Ну… ну… – в голосе Антона послышалось наигранное напряжение. – Чтобы обойти закон, у меня и появилось предложение: чтобы ты училась в десятом классе.
– Ну ладно, я согласна. Хотя мне так хотелось, чтобы все было как в жизни…
Мне ничего больше не нужно было говорить, когда перед лицом суженного распахнулась моя блузка, а из-под нее показался бюстгальтер из прозрачного светлого тюля с вышитыми цветами.
– Ну ты даешь, моя школьница!
Руки Антона только на минуту задержались на моей груди, а затем нетерпеливо заскользили вдоль бедер под темной юбкой. Он на нескольких мгновений остановился, его взгляд ошеломленно поглощал меня, словно видел в первый раз.
– Ты так оделась… я вообще такого не ожидал!
– А что ожидал?
– Ну… наверное, только прозрачного белья… – он улыбнулся. – Иди ко мне, моя школьница, – Антон вновь притянул меня к себе. Его руки нежно обвивали мою талию: – У тебя такая тонкая талия! Ведь действительно, как у школьницы! – возбужденно произнес он, легонько, еле уловимо поцеловав мои губы, а я приоткрыла рот, наслаждалась этим невероятным блаженством.
Когда людям хочется заниматься любовью, обычно они почему-то спешат. Наверное, потому что на подсознательном уровне боятся, что весь неконтролируемый неслыханный накал эмоций постепенно ускользнет, исчезнет и никогда больше не вернется таким ярким и воодушевленным.
А мне кажется, нелепо не менять темп своих порывов – они могут быть то восторженными и быстрыми, то медленными и неспешными, но в них не должно теряться то изначальное, исконное зернышко, от которого зависит счастье наших душ. Потому что оно – счастье – хоть и абстрактное понятие, но зачастую крепко связано с анализом нашего восприятия.
– Ты… как всегда, такая сексуальная… – до меня доносился приятный тембр Антона.
Он приподнял мою юбку школьницы, и его умелые руки подкрались к моему белью, он вновь и вновь, почти безостановочно сминал пальцами прозрачную ткань, а потом, словно не желая унять свое нетерпение, его руки зашарили, слегка возбужденно надавив на мою промежность. Возбуждение непреодолимо нарастало, мне так хотелось схватить мужа за брюки, но он не давал.
– Я старше тебя, не забывай об этом! – одновременно ласково и твердо напомнил он.
– Но! А… я… думала, что все будет более предсказуемо, мой старшеклассник.
Ничего не ответив, Антон поцелуями заставил меня замолчать, но в этот раз они были не нежными, еле ощутимыми, как тонкие крылья бабочки, а буйными, дикими, порывистыми, как средиземный необузданный вихрь. Его руки вновь безотрывно зашарили под моей юбкой, а затем его взор быстро скользнул и, заметив молнию, он расстегнул ее одним движением, и юбка упала на пол, словно подстреленная птица.
Сейчас глаза Антона созерцали мои стройные ноги.
– Они так прекрасны, – промолвил мой любимый и, немного задержав на мне взор, поднял одну ногу и начал ее целовать, поднимаясь вверх от ступни.
Он вновь поменял темп и вернул первоначальную нежность и неспешность. Его рука держала мою ногу, и он не спеша, как будто пытался вобрать в себя весь этот момент, целовал и целовал – мягко, еле ощутимо, как дуновенье ветерка.
– Не надо, прошу тебя.
– Почему, моя школьница? – непонимающе спросил мой старшеклассник и продолжил делать то же самое с другой ногой.
– Потому что тебя посадят, – вырвалось вдруг из меня, и я захихикала.
– Кто меня посадит?
– Директор школы расскажет полиции, – проговорила я, будто в игре.
– Мне все равно.
– Даже если выгонят? – спросила я, нетерпеливо ожидая ответа. – И тогда ты никогда не сможешь закончить школу с золотой медалью и МГУ с любимой физикой тебе никогда не засветит, – захихикала я.
– Я же сказал, мне все равно.
– Не могу поверить! Даже на физику тебе все равно?! – продолжала я веселиться.
– Достаточно, – чуть ли не резко произнес он. – Какая красивая школьная блузка с рюшами! – он увидел валяющуюся на полу блузку. – Надень ее снова!
И как послушная школьница, я это сделала.
– А сейчас иди ко мне, – Антон нетерпеливо вновь притянул меня к себе.
И его руки стали расстегивать пуговицы моей школьной блузки. При расстегивании каждой пуговицы он слегка приоткрывал мои плечи и самоотверженно целовал их – то еле дотрагиваясь, то буйно, с невероятным пылом. На протяжении нескольких минут его губы как будто безмолвно говорили с моим телом.
А затем…
Наша страсть переросла в то, что не всегда подвластно описать словами: трепет и нежность, дикость и необузданность сливались, переплетались, становились одним целым. На несколько мгновений один порыв как будто выигрывал у другого и начинал слегка доминировать, но это было ненадолго…
А потом мы вдруг, как нежданная гроза, меняли нежный настрой, к которому, казалось, наши души прилепились навеки, они внезапно вспыхивали, на минуту даже исчезали, а на их месте появлялись другие, в которых была только дикость и неконтролируемость. Словно наши обнаженные тела боролись с условностями, старались доказать, что самое главное в мире – это страсть: ошеломляющая, бесподобная, сногсшибательная страсть!
«Без этого нам невозможно жить. Разве это не любовь? – невольно спрашивала я себя. – А может, нет? Как же люди живут без головокружительных, не поддающихся обузданию порывов?»
– Я так люблю тебя, моя дорогая, – произнес Антон.
– И я тоже, – нежно ответила я.
Я так жаждала остаться в этом моменте!
Навсегда!
Глава 5
Ha следующий день после работы я решила попробовать как-то вытряхнуть недовольство из себя, еще не привыкшей к неприрученным школьникам.
Антон уехал на несколько дней на конференцию в Воронеж, а я осталась с ребенком. Когда забирала Егора из детского сада, появилась мысль: почему бы, вместо того чтобы идти домой и заниматься скучной хозяйственной работой, не зайти к моим любимым тете Лине и дяде Мирославу? Их подъезд в карамельно-белых оттенках только предстал перед моим воображением, и вот я уже счастлива! Нас отделяли несколько кварталов от их дома, час пик уже прошел, и моя машина уверенно помчалась по проспекту.
Входная дверь была незаперта, и я решила не звонить, пусть это будет наш с Егором маленький сюрприз!
Я слегка приоткрыла дверь и быстро проскользнула внутрь, но неожиданно ноги Егора запутались в каком-то непонятно почему валяющемся кабеле. Впрочем, я хорошо знала о хозяйственных привычках дяди и тети, и это меня ничуть не удивило.
– Мирек, быстро, в доме кто-то есть! Я сказала, быстро! Зря я, что ли, за болгарина замуж выходила? – до меня доносился напряженный голос тети. – Куда делся твой южный темперамент, паренек?! Быстрее, быстрее!
– Не беспокойся, дорогая! – дядин голос звучал более чем спокойно. – Все будет отлично! Уже запускаю!
Бедные мы с Егором, несчастные. Последнее, что мы увидели, была какая-то прочная сеть, развернувшаяся прямо из потолка и упавшая у входа на нас, ничего не подозревающих.
– А-а-а! На помощь, мамочка! – до меня доносились нечленораздельные вопли моего напуганного до смерти ребенка.
Но так как я сама застряла в чем-то вроде индейской ловушки, мое сознание все никак не могло поверить в то, что с нами случилось. Все произошло с молниеносной скоростью, и это мешало мне адекватно среагировать… А я так надеялась, что смогу немного отдохнуть у тети и дяди после напряженного дня с чужими непослушными детьми!
– А-а-а! А-а-а! – ужасающие крики ребенка доносились до меня, и мое сердце разрывалось от беспомощной злости от того, что я сейчас не способна ничем ему помочь.
Ведь я сама поймана, как маленькая рыбка в сетку!
– Лина, это же наши! – послышался откуда-то растерянный бас дяди Мирослава. – Не надо запускать вторую сеть!
Но, к сожалению, было уже поздно!
И вторая сеть, еще страшнее, чем предыдущая, свалилась на наши как будто смирившиеся со своей судьбою тела.
– А-а-а-а! У-у-у-у! О-о-о-о! – ребенок неистово орал, рыдал и выл одновременно, и его неудержимые безутешные вопли переплелись с моим яростным голосом.
– Тетя, дядя!!! Что у вас с головой? Это же я, ваша племянница София!
Вытаращив изумленные глаза, тетя сразу прибежала на помощь.
А дядя Мирослав бросился к ней и прожужжал ей в ухо:
– Я тебя предупреждал! Я тебя предупреждал! Ты меня не слушала!!!
– Дорогие, простите нас! – с раскаянием и умилением тетя стала обнимать меня и ребенка.
– Ладно, – пожав плечами ответила я.
Но Егор был непреклонен.
– Я вас не площу! – продолжал рыдать он. – У меня все болит! Когда папа велнется, я все ему ласкажу!
– Дорогой, пожалуйста, не надо! – голоса тети и дяди звучали жалобно и умоляющее. – У дяди Мирослава новое изобретение!
– У болгал всегда новые изоблетения… но они лед-ко удачно подходят для жизни.
Услышав уличающие слова, прозвучавшие как будто из уст взрослого человека, а не маленького ребенка, тетя на несколько минут потемнела лицом. Но затем она вспомнила об этикете и о том, что их семья нечаянно сделала с несчастной своей племянницей и ее неокрепшим ребенком, и доброе расположение снова вернулось на ее физиономию.
– Не надо так считать, дорогой, ты еще маленький и поэтому не знаешь, что изобретатель болгарского происхождения создал персональный компьютер. Вы ничего не слышали про Джона Атанасова?
Мы с сыном только заморгали.
– И кстати, у дяди Мирека в этот раз заказ от немецкого концерна, производящего антибраконьерное оборудование, – продолжала объяснять тетя. – Охранные системы для домов не подходят для заповедников, где живут редкие животные. А оказывается, есть много людей, которые любят браконьерствовать.
– Я многие твои слова не понял, бабушка… Но я очень селдитый! – искренне сообщил мой мальчик. – А голова так болит! Ай, ай, ай! Мам, там шишка, да?!
– Прости, прости меня, мой сладкий! – голос тети звучал еще настойчивее.
Насупив губки, Егор выдал приговор:
– Я подумаю. Вот и все!
Почти с ужасом я всмотрелась в набухшую шишку на голове сына. Если бы это было возможно, я бы тщательно рассмотрела и свою голову. Но сделать это без помощи зеркала можно было, только если бы я умела показывать фокусы, а мне, к сожалению, пока не удалось пообщаться с Дэвидом Копперфильдом, лишь только заочно с Джоном Атанасовым познакомилась благодаря своему дяде.
– Итак, дорогая, как дела в школе? – все более-менее утихомирилось, и тетя Лина поспешила поменять тему разговора. – Детки в каких классах?
– Я преподаю в пятом, шестом и десятом.
– М-да, м-да… Не знаю, что сказала бы твоя мама, наверное, стоит ей сегодня позвонить, но я сначала хотела проконсультироваться с тобой, – тетя коварно мне подмигнула. – Ты такая… как сказать… особенная. Попробуй лучше другую профессию.
– Чем я особенная?! Тем, что у меня почти отличный диплом?!
– Нет, дорогая, ты разочаруешься, но нет! Есть много других с такими же почти отличными дипломами, как у тебя, – тетя усмехнулась. – Ты отличаешься другим. Всмотрись глубоко в свое сердце и хорошо подумай: за исключением обычных дел, доставляющих радость женщинам, что тебе больше всего нравится делать?
– Да… я не знаю.
На несколько минут мое сознание заметалось, забилось в странной пустоте, беспрерывно спрашивая, что имела в виду моя любимая тетя, которая сегодня успела меня удивить не только разбросанными по квартире сетями, но и своими умозаключениями.
– Раскрой свою душу и найди то, к чему твоя душа больше всего тянется!
Никогда раньше мои глаза не изучали родную тетю так долго. Что вдруг стряслось, что тете Лине приспичило так анализировать меня?! Вообще-то я терпеть не могла, когда кто-то кроме Антона занимался изучением загадочности моей души…
«А вдруг эти школьники и само учительство не для меня?»
– Лина, Лина, быстро! Мне звонят из Германии, из концерна! А ты знаешь – мой немецкий ни к черту! – взволнованно прервал наш разговор дядя.
– Извини, дорогая. Мы поговорим о твоей работе в другой раз!
Я закрыла глаза.
В этот раз я была довольна, что так случилось. Я пока что сама была не в состоянии разобраться с моими внутренними ощущениями, эмоциями и стремлениями, которые качались как маятник – ту в одну, ту в противоположную сторону.
Но уже в этот момент мне удалось осознать: нам – семейным женщинам – карьера не всегда была нужна. Больше необходимости в создании семейного уюта, где все члены семьи – дети, муж и я сама – чувствовали бы себя счастливыми.
Тетя Лина разговаривала с немецким консультантом, но дядя Мирек не спешил возвращаться к ней, а забормотал себе под нос:
– Деточка, запомни…
– Я особенная? – предположила я со смехом.
Он посмотрел на меня настолько строго, насколько это было возможно для его доброй души.
Дядя, видимо, не поддерживал мнение своей жены, то есть моей тети, о нестандартности и особенности своей племянницы и, совершенно не обратив внимания на мой комментарий, непреклонно выдал:
– Надо заманить этих школьников чем-то интригующим, например… Не знаю… Вспомни, почему ты сама решила изучать французский?
– Хочешь сказать, надо найти какую-то интересную зацепку и хоть немного вернуть им желание учиться? – я задумалась. – Знаешь, что-то похожее несколько дней назад Антон мне тоже говорил.
Я по-настоящему напрягла мозги в поиске правильного решения.
«А вдруг это поможет?»
Сейчас мысли о моих вероятных, но пока нераскрытых способностях улетели в розовую даль, но, как ни странно, я не ощущала ни разочарования, ни недовольства.
Глава 6
Муж вернулся из Воронежа, но уехал на работу совсем рано утром, чтобы отчитаться о командировке. Мне нужно было отвести ребенка в детский садик.
Егору не хотелось вставать рано, и в течение несколько минут он выражал недовольство не только своими насупленными губками и раздосадованным взором, но и нытьем, продолжающимся несколько, как мне казалось, бесконечных минут. Мне самой было очень жалко его! Так жалко, что я думала, что этими неизменными утренними подъемами я чуточку калечу его детство, делая его менее счастливым. Чтобы ребенок чувствовал себя счастливым в будущем, неимоверно важно, каково его детство! Но в этот раз я сильно растрясла голову, словно стараясь забросить разбуженные тревожностью мысли далеко-далеко и таким способом запретить себе поддаваться им.
Я знала: когда Антона нет дома, сыну еще сложнее подниматься в садик. Может, потому что он интуитивно ощущал, что мне самой почти невыносимо вставать рано утром, делать обоим завтрак, умывать, одевать и обувать себя и его. И в конце концов, спешно заводя машину, направляться к садику…
– Мам, я не буду сегодня в садик, лано?
– Нет, не ладно. Ты будешь. У мамы работа.
– Какая лабота?
– Ты не понял, что я уже начала работать? Я учу детей французскому языку в школе недалеко от твоего садика.
– У-у-у! У-у-у! – ребенок заскулил, как маленький звереныш. – Я не очу, чтобы ты шла на лаботу!
– А чего же ты хочешь?!
– Я очу… я очу…
– Ты и так ясли почти не посещал, из-за того что маме было жалко тебя!
– И плавильно, я не посеал.
– Правильно, неправильно, но не посещал… Тебе уже четыре с половиной года, и нельзя обходиться без садика.
– Почему? – спрашивали не только глаза моего сынка, но и все его существо. – Почему ланьше я не одил туда?
– Ты много болел, вот и все. Но сейчас ты уже постарше и не будешь болеть так много.
– А я очу болеть! Очу! Очу! Я не очу ставать лано каждое утло!!! – ребенок зарыдал еще сильнее.
– Егор, пожалуйста, успокойся, иначе я сойду с ума! Ты же не хочешь, чтобы я все рассказала папе, когда он вечером вернется домой? И новую игрушку он тебе не подарит, ведь ты не слушаешься меня…
В ответ – непрекращающиеся вопли и сопли.
– Так что… – начала я и, чтобы у ребенка не было времени прикончить мою душу пронизывающими все мое существо рыданиями, поспешила скомандовать: – Одеваемся быстро, затем кушаем быстро и идем в машину!
* * *
Оставалось две минуты до первого звонка, когда я вошла в школу, вымотанная походом в садик с нежелающим туда идти маленьким ребенком, я еле смогла улыбнуться вахтерше.
У меня было по два урока в пятом и шестом классах, а затем начиналась моя любимая часть работы. Как было здорово, что существовала работа в библиотеке!
Если бы ее не было, у меня, скорее всего, случился бы нервный срыв еще на первой неделе работы из-за школьников-подростков.
В библиотеке я занималась не только учетом книг в картотеке, но и, когда не была сильно ограничена во времени, вновь перечитывала понравившиеся в детстве произведения. И так полная эмоций, я возвращалась в воспоминания о своих школьных годах.
Но сегодня, видимо, был не мой день…
Быстро вошла директор школы и сообщила, что сегодня у меня открытый урок.
– А почему заранее не предупредили? – возмущенно спросила я.
– Успокойтесь, инспектору известно, что вы пришли в школу две недели тому назад.
– Но несмотря на это, он решил проверить, как я веду урок? – пробормотала я.
– Не стоить сдаваться, еще не начав работать, – строго сказала директор. – Ведь у вас прекрасный диплом. Ну тогда докажите, что не зря его получили!
«Прям надо обязательно доказывать, что я заслужила свой почти отличный диплом…» – мысленно заскулила я.
Когда я остановилась у кабинета пятого класса, меня облило волной спонтанной тревожности и с трудом контролируемого беспокойства. Но оказалось, что инспектор появится не к этому уроку, а к следующему, и я чуть-чуть успокоилась. Хоть будет немного времени, как говорится, подготовить почву, то есть моих подопечных.
Я решила объяснить детям, что на следующий урок французского языка к нам придет важный гость. Однако школьники это мне не позволили: урок еще не начался, и одни валялись на полу, пытаясь ударить друг друга и своих более спокойных одноклассников, другие носились, как стая бешенных животных.
– Софья Ивановна, мы играем в «Звездный десант». А вы смотрели этот фильм? Он, может, и древний, но зато суперский!
– Какой фильм?! Вы головы свои, видимо, потеряли?! К нам на следующий урок инспектор придет, а вы, вы…
Я чуть не разрыдалась, но успела различить чьи-то дикие вопли:
– Какой ты злющий!!!
Мое и так раздавленное существо пронизало невероятно громкими децибелами.
– Ну я тебе покажу!!!
Прямо перед моими глазами разразился непонятно чем спровоцированный бой.
«Да, к сожалению, у каждого есть тараканы в голове, и мои вот-вот прижмут меня к стенке!» Я с ужасом осмотрела класс. И поняла: мне сейчас так же сложно, как и герою Майкла Айронсайда в «Звездном десанте», на чьих плечах лежала вся судьба человечества! Но все же я не предполагала, что дальше будет еще сложнее.
Не дающие мне покоя детские крики, вопли и визги нарастали как снежный ком, делались громче и постепенно забрались в каждый уголок класса. Меня пронзило ощущение, что я никчемный мотылек, замотанный в сети гигантского паука, чем для меня, видимо, и являлся пятый класс.
«Надо сосредоточиться и успокоиться! Что ж, дети – не звери. Меня учили правильно с ними общаться».
И когда я окончательно и безоговорочно была готова с этим согласиться, кто-то из мальчишек громко закричал:
– София Ивановна, берегитесь! Вы для нас как старшая сестра!
– Уф! – с ужасом выдохнула я.
«Чуть не пришибли! Дикари!» Непроизвольно обратив взор к небу и слегка сгорбившись, я с ужасом ждала, что на меня сейчас свалится несметное множество военных гранат в виде школьных рюкзаков.
– Вы что?! – набрав в грудь воздуха, закричала я, мои глаза метали молнии. – Вы находитесь в школе, а не на съемочной площадке блокбастера!!!
– Было бы здорово оказаться на съемках «Звездного десанта», правда, ребята? – спросил самый артистичный мой ученик.
– Да, да! Супер было бы! – прозвучал с раздирающими по силе децибелами ответ.
– Леонов, тихо! Все тихо! – скомандовала я. – У нас будет гость на втором уроке! Надо вести себя подобающим образом! А сейчас мы вспомним спряжения глаголов etre и avoir на французском! Быстро!
– Уф, уф, уф! – стали стонать дети. – И зачем нам этот французский?
Я не успела утихомирить своих разбуянившихся школьников, когда с громом и молнией появилась директор и начала кричать во все горло:
– Что это за небывалый шум!? Как вам не стыдно!!! Вам не понятно, что мы ожидаем инспектора?! София Ивановна, нельзя было позволять им!
«Да слава Богу, что в разгар сражения я осталась в живых». Мне повезло, что за последние минуты «бомб» больше не упало. Не сказав больше ничего, директор просто покинула классную комнату.
– Тихо уже!!! – мой голос все-таки смог возвыситься надо всем шумом. – Будем делать упражнения для спряжений глаголов etre и avoir под тихую музыку. Надеюсь, это поможет вам как-то успокоиться!
И вдруг, вспомнив совет дяди Мирека, что мне нужно приманить детей чем-то приятным, что, несмотря на разницу вкусов поколений, могло бы помочь, я решила включить мюзикл «Нотр-Дам де Пари». Он есть на русском языке, но в оригинале, на французском, звучит бесподобно, как магия.
Вот каким необычным образом начался мой урок.
– Это французский?! – кто-то из девочек живо заинтересовался, наслаждаясь музыкой из мюзикла.
На меня снизошло умиротворение.
– Не верится, что французский такой красивый язык! – до меня донесся другой заинтригованный голос.
Мне даже на ум не приходило, что эта бешенная стая может так внезапно утихомириться и из ужасающих и угрожающих монстров дети превратятся в покладистых кобрят. И как кобры успокаиваются, когда слышат манящие звуки дудочки, так и мой пятый класс стал вдруг невиданно и неслыханно послушным и пушистым (хотя в природе и нет пушистых кобр].
«Мы же все-таки дети, София Ивановна. Пожалуйста, простите нас!» – как будто говорили спокойные и невинные лица детей.
Вот так, благодаря музыке, мои ученики узнали, насколько прекрасно может звучать французский язык! И наконец начали делать упражнения.
Конечно, было много ошибок, которые я потом объясняла в процессе урока. Затем моих подопечных ожидало еще немало грамматических упражнений. И хотя большинство раньше не желало даже слышать о них, сейчас они почему-то решили не перечить. Вероятно, ощущали, что если инспектору не понравится моя работа, то «их старшая сестра» уже не будет работать в этой школе. А я все так же продолжала удивляться бесподобному влиянию музыки на учебный процесс. В этот раз даже результат у некоторых школьников был лучше.
Конечно, ключ к сердцам детей – это любовь, как ключ и к каждому человеку, между прочим!
Но то, что я читала в теории, на практике сделать сложнее. Наверное, потому что в общении всегда есть две стороны. Если мы стараемся наладить отношения с кем-нибудь, а этому человеку все равно и его не интересует взаимопонимание, тогда ничего не получится. То же самое и со школьниками. Если они не дают учителям обратную связь – не открывают свои сердца, не наполняют их добром, – то ни о каких плодотворных взаимоотношениях не может быть и речи.
Наверное, только посредством любви та частица божественного, которая находится внутри каждого из нас, сможет проявить себя в обычной человеческой жизни! И не только у детей должно быть чистое сердце, но и у учителей тоже!
Однако это не так просто. У ребенка искренность возникает спонтанно, а вот учителям понадобится время, чтобы их сердца наполнились неподдельной добротой. Качество, присущее детям, иногда с возрастом постепенно притупляется и в конце концов может утратиться навсегда.
Но, кажется, дядя был прав: все дети одинаковые по своей сущности! Они носят в себе добро! И, если, конечно, не было никаких катаклизмов в семье, которые неокрепшая психика ребенка не смогла вынести, это добро время от времени просачивается, прорывается в чистых душах современных детей! Иногда еле заметно, еле ощутимо, а иногда сильно и безудержно!
И, вероятно, по-настоящему счастлив тот, кто смог сохранить искренние и добрые намерения на всю жизнь.
Глава 7
Мне никогда не пришло бы в голову, что «важный гость», которого руководство школы чуть ли не боялось, будет выглядеть, как Тони Старк из «Железного человека». «Вот это да!» – подумала я про себя, когда он вошел в классную комнату. Те же мужественные черты лица – темные глубокие глаза, правильный нос, со вкусом оформленная борода и широкие плечи. К тому же с татуировкой на руке!
– Здравствуйте, ребята, – начала я. – Сегодня на нашем уроке гость. Его зовут Виталий Леонидович.
Мужчина улыбнулся – открыто, не просто из учтивости. В его улыбке, как мне показалась, читалась искренность, и для меня это был хороший знак.
«Но мои подопечные? Успеет ли большинство из них справиться с упражнениями хотя бы на четыре?»
Посмотрев еще раз в спокойное лицо инспектора, я начала урок.
– Ребята, на доске я написала несколько глаголов со спряжениями, перепишите их, пожалуйста, с доски, а затем подумайте, где есть ошибки.
Дети стали прилежно писать с доски, даже те, кто до этого совсем не интересовался учебой. Видимо, директор их здорово напугала, сказав, что если они не будут вести себя как положено, то или их, или меня выгонят из школы и никакого прощения уже не будет.
Упражнение было несложное, и я надеялась, что у хорошистов не возникнет проблем. Но все же я волновалась о том, как справятся мои подопечные, пока я не проверю задание.
Я наблюдала за своими пятиклашками – детские мордашки были совершенно разными. В глазах у некоторых плясали чертики, и видно было, что они совершенно не намерены смиряться со школьными правилами. Вот от этих детей вряд ли можно что-то ожидать. Достаточно, если они просто сделают вид, что пишут в тетрадях. У других ребят, наоборот, на лицах почти не было никаких эмоций. Они были зажатыми, более медлительными по своему темпераменту, их подростковая суть еще не вполне проснулась и не начала бестолковое противоборство со школьным укладом. Вот некоторые из этих спокойных детей и были хорошистами.
Прошло десять минут, я время от времени поглядывала на инспектора. Лицо его так и осталось непроницаемым, но… читалась почти незаметная, еле ощутимая, располагающая к себе улыбка.
Итак, ребята, как дела? Давайте проверим. Виктор, иди к доске, пожалуйста!
– Je achete du beurre[3], – сказал мальчик.
– Правильно, Виктор. Теперь Милена, иди к доске.
– Tu achtetes des fraises[4].
– Правильно! В конце s. Хорошо! Мария, как будет в третьем лице единственного числа?
– Il/Elle achete le pain[5].
– Правильно! И объясни по-русски.
– У нас есть accent grave[6] в глаголе acheter[7]
– И?
– И окончания нет.
– Правильно! – улыбнулась я. – А сейчас сделайте, пожалуйста, во множественном числе с другими придуманными вами глаголами.
Я проверила задания школьников, которые сделали остальные предложения, и огласила свой «приговор» классу.
– Я очень, очень довольна вами! – я сделала выразительную паузу. – Благодарю вас всех. А сейчас открываем страницу сорок пять и… – я подождала, пока все откроют учебники, а затем громко произнесла: – Maintenant, nous ouvrions nos manuels de francais et je vais lire en francais plus laintement, – и, пока не началось недовольство среди моих подопечных, я поспешила перевести на русский: – Теперь, когда вы открыли учебники, я медленно прочту по-французски. Итак, ученики, слушайте внимательно: – Je'en pris ecoutez attentivement, – сказала я по-французски. – Le titre est: заголовок «Mon plat prefere». В переводе – «Мое любимое блюдо», – и я начала читать.
Очень медленно, чтобы каждый ученик, даже те, что воспринимали школу как досадное недоразумение, смог услышать правильное произношение, если, конечно, сочтут за необходимое настроиться на слушание.
– Chacun aime la bonne chere. Je ne suis pas une exception. Mon plat prefere est des pommes de terre avec de la viande et du fromage cuites au four[8].
Я подняла голову и с удивлением увидела, что многие из моих подопечных внимательно слушают: видимо, предыдущий урок, где я показала им, насколько прекрасен французский язык, оказал огромное влияние на учеников. И я довольно улыбнулась.
– La recette de се plat est tres frugale et meme un profane peut le faire. Pour la preparation il faut pres de 1–1,5 kg de pommes de terre, un petit morceau de viande (vous pouvez prendre du pore ou du boeuf], 2–3 oignons, 300 grammes de fromage, un poivrier, 200 grammes de champignons, 1–2 cuilleres a soupe d’huile (de tournesol) et de la mayonnaise[9].
В глазах моих маленьких эстетов ясно читалось: «Как красив этот язык…».
– On pent remplacer le poivrier par le paprika et 1'huile de tournesol par 1’huile d’olive. Vous pouvez preparer la mayonnaise vous-memes ou 1'acheter au magasin…[10] – я читала и вновь ловила восторг на мордашках моих подопечных.
Они выглядели, как пушистые тигрята или… кобрята, и вовсе не были безразличными к музыкальному звучанию французского языка.
– Итак, теперь попробуем прочитать этот небольшой отрывок. Анастасия, пожалуйста, с самого начала.
И девочка стала громко читать. Иногда делала ошибки, что было нормально, и я ее тактично поправляла, не задевая ее самолюбие.
Когда начался новый абзац, я пригласила другого ученика:
– Иван, je t’en pris. Иван, пожалуйста, продолжи, – сказала я.
Мой хорошист принялся за чтение.
До конца урока успели почитать еще несколько детей. Каждый раз я записывала незнакомые слова на доске, произнося их по несколько раз, затем школьники повторяли их вслух и записывали слова в тетрадях. Я искренне надеялась, что это делали почти все.
Мне не верилось, что урок прошел так чудесно. «Значит, когда нужно, у вас все получается, деточки мои».
А затем случилось самое неожиданное. Инспектор, который одновременно был похож на Роберта Дауни-младшего благодаря своим мужественным чертам лица и на Ноя Хэтэуэя из-за множества татуировок, выглядывающих из-под его рубашки с короткими рукавами, чуть ли не вприпрыжку подбежал ко мне.
– Я вас поздравляю!!! Как вам это удалось?! – на его лице светилась не просто еле заметная улыбка, он сейчас весь сиял восторгом.
Не ожидая такой реакции, я не знала, что делать. Передо мной как будто и вправду стояли мои голливудские кумиры. Только у Ноя Хэтэуэя[11] на этот раз было меньше татуировок (что и лучше), а Роберт Дауни-младший был слегка курносый (что дважды лучше).
– Хм, хм… – я не знала, куда деться, и начала почти заикаться.
Но сильная рука инспектора стиснула мою ладошку в искреннем рукопожатии, словно еще раз убеждая меня, что я прекрасный учитель.
– Превосходно, превосходно! – продолжал Железный человек, а я ошарашенно улыбалась и очень надеялась, что мои знания по французскому больше не будут проверять.
Но он вдруг меня попросил:
– А можете показать мне кабинет учителя по физике, пожалуйста?
Он попросил так искренне, как я могла ему не помочь!
– Да, конечно.
«По физике?!» Я так и знала: за этой внешностью, помесью Роберта и Ноя, прячется какой-то подвох.
– А вы, вы… хорошо разбираетесь в физике? – осмелилась спросить я, как будто спешила узнать – а вдруг передо мной и правда настоящий Роберт Дауни-младший, а не его татуированный гибрид.
Мужчина всмотрелся в меня:
– Я должен разбираться во всех предметах учебного плана.
– Простите, инспектор, – я опустила взгляд.
«Предположения, взятые из моих знаний о фильмах и актерах, не подтвердились».
– Мне физика, а скорее инженерия, нужна только для того, чтобы чинить свой мотоцикл, – татуированный и обожающий мотоциклы Ной Хэтэуэй вдруг подмигнул мне.
И все вновь стало на свои места.
«Два актера в одном лице», – удивилась я.
Глава 8
Как здорово, что на следующий день была суббота, и мы могли поехать прогуляться за городом! Я была в таком восторге, оттого что наконец начала справляться с работой…
Затерянные в суете жизни, мы словно забыли, как прелестна и необыкновенна Москва на выходных. Обычно в конце недели мы гуляем по торговому центру недалеко от нашего дома. Но в этот раз решили поменять место досуга, и через несколько часов езды на машине мы были в Национальном парке «Лосиный остров».
После долгой езды ребенку не терпелось выйти из машины и мчаться играть в лес, а когда наконец мы оказались на месте, он закричал от радости. Наверное, это и есть неподдельное искреннее счастье? В нем всегда ощущается воодушевление, восторг, некая лихорадка! Точно как у маленьких детей!
Сейчас был конец октября. Перед нашими глазами развернулся исключительной красоты пейзаж. Деревья покрылись кружевной вуалью инея и выглядели так, словно они заморожены или из стекла. На каждой ветви и на стеблях виднелись маленькие белые снежинки, расположенные группами и похожие на пушистые нежные тонкие пирамидки. Пестрые краски осени еще сохранились, но были укрыты необычным покрывалом невероятно тонкого прозрачного льда.