Читать онлайн От лягушки до Кремля. Новые приключения Семена Петровича бесплатно

Часть 1. Бывает же такое…

Раздражающе громкий звонок мобильного попытался вырвать меня из объятий глубокого спокойного сна. Не открывая глаз нашарил это противное устройство, надавил на кнопку сброса, сунул телефон под подушку и моментально уснул. Телефон зазвонил еще раз, настойчиво гудя и вибрируя. На этот раз я не ограничился просто сбросом назойливого абонента, а удерживал красную клавишу до тех пор, пока телефон не издал прощальную мелодию Nokia и не отключился совсем. Плотно завернувшись в теплое одеяло, попытался опять уснуть, но в голове уже начали ворочаться тревожные мысли: какого лешего кому-то надо от меня? Совсем с ума посходили… Если это кто-то из своих, позвонили бы на домашний…

Электронный экран домашнего телефона показывал 03:30. Зима, глубокая ночь. Уже тысячу раз предупреждал клиентов: даю вам личный номер мобильного, но никаких звонков после 22:00. Я не единственный врач в Москве, есть круглосуточно работающие клиники, уж первую помощь они всегда окажут. Никакого уважения к личной жизни… Все… Спать, спать, спать…

И тут истошно заверещал домашний телефон. На определителе какой-то знакомый номер, но не могу вспомнить, кто это. Спросонья пытаюсь снять трубку и чуть не роняю аппарат на пол. Успеваю схватить телефон за провод и хрипло выдыхаю в трубку:

– Да… Да, это я… Кто это?

На том конце провода рыдает женщина:

– Семен, это Настя. Ну, Настя и Глеб, с дрессировочной площадки… Ротвейлер Брюс и такса Чарлик… Узнал?

– Да, Настя, узнал, конечно. Что случилось?

– Чарлик порезал лапу. Сильно. Мне кажется, он истекает кровью! Я хотела поехать в клинику, но мы его не довезем…

– Настя, Настя!!! Слушай меня очень внимательно! Пусть Глеб возьмет порезанную лапу и зажмет рукой… Что? Он упал в обморок от вида крови? Глеб??? Охренеть… Ладно… Настя, бери любую тряпку, полотенце, неважно. Обмотай вокруг лапы и зажми место пореза рукой. Зажми сильно и держи. Нет, не ВЫШЕ пореза, а прямо САМО место пореза. Тебе нужно заткнуть рану. Я выезжаю.

Вскакиваю с кровати и распахиваю шкаф с медикаментами. У меня весь инструмент и лекарства на работе, но дома что-то должно быть. Ага, вот оно. Шовный материал, иглодержатель, бинты, салфетки… Стоп. А наркоза-то нет! И это логично, зачем мне наркотики дома, они на работе в сейфе лежат… Ладно, будем оперировать «наживую». Как говорится, и снова здравствуй, военно-полевая хирургия. Хватаю пачку с новокаином, шприцы, ключи от машины и документы. Наспех одеваюсь и выбегаю на улицу.

От студеного воздуха перехватывает дыхание и неприятно колет в носу. Все покрыто инеем: деревья, провода, стекла и двери припаркованных автомобилей. Моя легкая синтетическая куртка начинает хрустеть при каждом движении – верный признак того, что мороз градусов под двадцать как минимум! Бегу к своей «девятке» (автомобиль ВАЗ-21093), с трудом открываю – даже, скорее, ОТРЫВАЮ примерзшую дверь, плюхаюсь на сиденье и онемевшими пальцами вставляю ключ в замок зажигания. Давай, милая, пожалуйста, заведись… Поворачиваю ключ, панель приборов вяло загорается, стартер издает какой-то жалобный звук, и воцаряется тишина. На «упражнения» со свечами и аккумулятором времени нет. Захлопываю дверь машины и бегу к ближайшей улице. Знаю, там рядом с автобусной остановкой иногда «дежурят» частники, чтобы развозить таких, как я, полуночников. Мне повезло. Недалеко стоит грязно-белая «шестерка» (автомобиль ВАЗ-2106) и громко урчит явно прогоревшим глушителем. Подбегаю к машине и распахиваю дверь.

– Командир, свободен?

«Командир» – это пожилой бородатый кавказец. Салон машины прокурен и ободран донельзя. В другой ситуации ни за что бы не поехал на этой колымаге, но у меня, как говорится, нет выбора.

– Пулковская улица, это рядом с Водным стадионом. Новые кирпичные башни. Поехали. Быстрее…

– Пагади быстрее… Денэг сколько?

– А сколько надо?

– Двэсти… – кавказец оценивающе смотрит на меня. – Трыста рублэй!

– Хорошо. Поехали. Быстрее, очень прошу. Быстро надо.

Машина медленно тащится по заснеженным ночным улицам. Кавказец едет, навалившись грудью на руль, и что-то там себе заунывно поет под нос. Мысленно вижу заплаканную Настю, которая изо всех сил зажимает лапу истекающей кровью таксы, и меня охватывает злоба.

– Слушай, уважаемый, мы поедем или нет? Я понимаю, ты – не торопишься, но я – очень тороплюсь. Мы должны быть на Пулковской через 15 минут. Даю две цены. Или останови на фиг машину, и я лучше пешком пойду.

Кавказец злобно выругался на своем языке и втопил педаль в пол. Двигатель взревел, машину затрясло, и мы понеслись. Ремней безопасности в этой «карете» не существовало, а резина, судя по всему, была лысая как коленка. Глядя на проносящиеся мимо нас фонарные столбы и чувствуя, как авто сносит на поворотах, отдаю себе отчет, что это ночная поездочка может оказаться для меня последней. Ладно. Чему быть – того не миновать…

Мы юзом вошли в поворот под мостом на Волоколамке и чуть не влепились в белый милицейский «Форд»… Он тут же включил мигалки, и два здоровых ДПСника с грозным видом направились к нам. Кавказец попытался спрятаться под приборной панелью, а я выскочил из машины навстречу подходящим сотрудникам. Рука одного из них резко дернулась к кобуре.

– Стоять! На месте стоять!

– Стою, стою, – я вытянул вперед зажатую между пальцами 20-долларовую бумажку. – Вот штраф за неосторожную езду. Берите!

– Ты че, под наркотой? Сейчас машину обыскивать будем! Стоять!

– Парни, у моей знакомой собака кровью истекает. Я врач. Если я не успею приехать – собака умрет. Вы собак любите?

– Да мы сами… как собаки… – Буркнул один из ДПСников. – Что за шахид у тебя за рулем?

– Не знаю. Таксует в Строгино. Уже несколько раз его там видел. Ребята, отпустите нас. Правда надо. Сколько я вам должен?

ДПСники внимательно посмотрели на меня, на грязно-белую «шестерку» с дымящим глушителем, потом переглянулись и пошли в свой «Форд».

Я озадаченно сунул в карман 20-долларовую купюру и вернулся в машину.

Кавказец смотрел на меня выпученными от удивления глазами.

– Слюшай, ты что им сказал, а?

– Сказал, что я врач. Собачий врач. Давай, поехали быстрей.

Мы подлетели к 16-этажной кирпичной башне на Ленинградке, и кавказец, пробив бампером сугроб, загнал машину прямо на тротуар.

– Приехалы. Я старался быстрэе.

– Спасибо, – я бросил на сиденье бумажку из кармана. – Так нормально? Всего хорошего.

И захлопнул дверь.

Я успел сделать всего пару шагов, как «шестерка» загудела сигналом, и кавказец выскочил из авто.

– Слюшай, э, ты зачэм мне 50 долларэв дал?

– Это что, мало???

– Нэт, эта слишком много. Это нэправильна так… Падажды.

Бывает же такое, что гаишники и таксисты от денег отказываются… Но времени на объяснения не было. Я лишь махнул рукой и побежал к дому.

Уже у входа в подъезд я увидел кровавые следы на снегу. Кровь не была размазана, а лежала крупными сгустками… У меня внутри все похолодело. Кровь качает какой-то крупный сосуд, Чарлик, наверное, артерию вскрыл. Бегу по лестнице на второй этаж. На каждой ступеньке кровь… Господи, только бы я не опоздал! Вижу знакомую дверь с дорогой светлой обивкой. Дверь открыта настежь. На паркете в прихожей тоже кровь, много крови…

– Настя… Глеб!!! Я здесь!

– Семен, мы в гостиной!

Скидываю ботинки, бросаю на пол куртку и бегу вглубь квартиры…

Часть 2. Знакомство

1999 год. Первое воскресенье сентября. На учебно-дрессировочной площадке «Строгино» идет запись на общий курс дрессировки. Мы со старшим инструктором Сан Санычем с интересом наблюдаем за прибытием новобранцев – владельцев с собаками. Большинство приходит пешком – очевидно, это жители Строгино; но кто-то прибывает на автомобиле. Наша УДП (учебно-дрессировочная площадка) имеет хорошую репутацию, и к нам на занятия приезжают даже из Подмосковья.

Они приехали на старенькой красной «четверке» (ВАЗ-2104). Высокий молодой мужчина, худощавый, рыжеволосый, и, очевидно, его супруга – симпатичная женщина в очках. Распахнули багажник машины и осторожно выгрузили молодого крупного ротвейлера. Потом приоткрыли заднюю дверь, и из авто живо выскочила большая черная такса. Пока ротвейлер, переминаясь с ноги на ногу, смущенно озирался вокруг, такса, а вернее, такс деловито сделал «круг почета» вокруг автомобиля, пометил ближайшие кустики и неторопливой рысцой затрусил на площадку. Он распахнул носом калитку и решительно направился к нам, бесцеремонно растолкав сгрудившееся в центре площадки пестрое собачье сообщество. Мы с удивлением смотрели, как этот черный карликовый ледокол прокладывал себе путь через собак, превосходящих его размером минимум раза в четыре. Легко, но твердо ступая маленькими кривыми лапками, он толкнул плечом огромного сенбернара, рыкнул на добермана и зло цапнул за ногу немецкую овчарку, не успевшую вовремя убраться с его дороги. Подойдя вплотную, такс внимательно нас осмотрел и вильнул для приличия хвостом. Потом бесцеремонно выцарапал какую-то палочку прямо из-под ноги старшего инструктора и, видимо, исчерпав свой интерес, проследовал в дальний угол площадки, где виднелись свежие кротовые рытвины.

– Ну реально, наглость – второе счастье… – удивленно прокомментировал Саныч поведение собаки.

– Нет, просто это мужчина в самом расцвете сил, уверенный в себе и обладающий потрясающей харизмой! – к нам подошли улыбающиеся хозяева таксы, ведя на поводке ротвейлера.

– Здравствуйте, товарищи инструкторы! Меня зовут Глеб, это моя супруга Настя. Вот наш ротвейлер Брюс, ему 8 месяцев. Мы хотим научить его уму-разуму, всем собачьим премудростям. Ну и защитника из него вырастить, конечно. Мы недавно в Москву переехали. Я много работаю, – продолжал Глеб, – у нас ребенок маленький, жена дома одна целый день. Решили взять ротвейлера, чтобы охранял наш семейный очаг.

– А как же такса? На него какие обязанности возложены? – спросил я.

– Его зовут Чарлик, – улыбнулась женщина. – Он у нас суперпородистый, благородных кровей, настоящий лорд – независимый и высокомерный.

– Это мы уже заметили… – буркнул Сан Саныч.

– Он так со всеми себя ведет, – пояснила Настя. – Кстати, он хороший охотник. У нас куча дипломов по рабочим испытаниям: он на лису ходит и на енота. На выставках кучу призов взял. Мы с ним на вязки ездим…

– Да на него страждущих любви женщин, собак то есть, целая очередь стоит, – пошутил Глеб. – Мне кажется, он вообще у нас в семье самый главный, главнее меня…

– Нет, дорогой. Главнее тебя у нас в семье никого нет, – Настя улыбнулась. – Можешь не переживать.

– Хорошо, если так, – Глеб бережно притянул Настю к себе и чмокнул ее в щеку.

– Ну что же, – резюмировал я, – ситуация понятна. Хотите послушную собаку и настоящего защитника – готовьтесь к серьезной и долгой работе. Ротвейлер – собака непростая. Легко не будет.

– Саныч, – обратился я к старшему инструктору, – ну что, вроде все приехали, начинаем?

– Давай!

– Группа!!! – заорал я на всю площадку. – Собак разобрали, поводки пристегнули, намордники надели! Вдоль забора в одну шеренгу… становись!!!

Часть 3. Хорошая жизнь

Глеб занимался очень старательно. Неделю за неделей, месяц за месяцем. В дождь и снег, в жару и холод, не пропуская занятий и никогда не опаздывая. Иногда Глеб приезжал только с Брюсом, но чаще красная «четверка» привозила нам всю честную компанию, включая Чарлика и Настю. В теплое время года Настя брала с собой и маленького сынишку Антона. Через полгода Глеб вместе с Брюсом на отлично сдали общий курс дрессировки и начали осваивать защитные дисциплины. Неуклюжий молодой ротвейлер, чем-то похожий на смешного длинноногого теленка, постепенно трансформировался в серьезного пса с глубокой грудью, мощными лапами и тяжелой покатой головой. При жесткой контактной работе стальные челюсти Брюса сдавливали дрессировочный костюм с такой силой, что у меня оставались синяки и ссадины. Я скрипел зубами, втихую матерился и дополнительно бинтовал руки эластичными бинтами. Но на самом деле был доволен как слон. Собака работала мощно, яростно, оставаясь при этом контролируемой и управляемой.

На экзамен по защитно-караульной службе дружное семейство приехало на новой темно-синей «Шкоде». Очевидно, Глеб был упорен не только в обучении собаки – дела в бизнесе у него тоже шли неплохо.

Постепенно мы подружились.

Первый раз приехав к ним в гости, я низко наклонился, распутывая узел на шнурках кроссовок, и внезапно почувствовал около своей головы жаркое собачье дыхание. Застыв на месте от неожиданности, я осторожно скосил глаза вверх: Брюс возвышался надо мной всей своей огромной массой, внимательно разглядывая меня сверху вниз.

– Брюс, это кто к нам пришел? Это же твой любимый инструктор пришел! – в коридор вышла улыбающаяся Настя.

Серьезное выражение морды ротвейлера сменилось расслабленно-доброжелательным, потом уголки губ поползли вверх и пасть приоткрылась, продемонстрировав белые клыки впечатляющего размера. Огромный розовый язык вывалился изо рта и широко прошелся мне по лицу. Я попытался стереть липкую слюну, но тут Брюс боднул меня головой в грудь, и, не удержав равновесие, я повалился на коврик прихожей. Ротвейлер, видимо, решил, что это приглашение к веселой игре, и начал радостно тереться об меня, бешено виляя обрубком хвоста. Тут послышался быстрый цокот маленьких коготков, и откуда-то сбоку на меня обрушился Чарлик, радостно скуля и прыгая у меня по голове.

– Я еще ни разу не видел, чтобы наши собаки кого-то так бурно встречали, – услышал я веселый голос Глеба.

– А я еще ни разу ни у кого в прихожей на коврике не валялся, – только и нашелся я что ответить.

Насте и Глебу удалось создать потрясающую семью. Дом – полная чаша… Это выражение наиболее точно и полно характеризовало их быт, отношения и семейный уклад. Чистая аккуратная квартира; холодильник, под завязку забитый всякой вкуснятиной; добротная мебель, современная техника и новый автомобиль. Они жили в ногу со временем или даже опережали его, отыскивая и внедряя в свою жизнь все самое лучшее и современное, что становилось доступным в Москве. Именно от них я узнал, что можно купить огромный двухкамерный холодильник высотой под потолок и оптом закупаться продуктами в диковинном магазине «Метро» сразу на неделю. Что шведские брюки и куртки удивительно легкие, прочные и теплые. Что дома может быть кофемашина, а посуду может мыть автоматическая посудомойка. Что для комфортной поездки всей семьей за город можно взять напрокат огромный микроавтобус или даже дом на колесах. Что хорошая нянечка для ребенка – это не буржуазный пережиток и не блажь ленивых богатеев, а личный помощник, преподаватель по английскому, воспитательница и домработница в одном лице. А еще что медицинская помощь может быть качественной и платной, а шикарная квартира может быть съемной. Я не знал, сколько зарабатывает Глеб, хотя разумно предполагал, что комфортная жизнь такого уровня не может стоить дешево. Однако никогда не видел в их семье кричащей роскоши в обстановке, одежде или аксессуарах, так же как не видел в общении с ними ни капли хвастовства, высокомерия или чванства.

И еще, в их семье я видел не только взаимное уважение и бережное отношение друг к другу, я видел любовь. Она чувствовалась не только в букетах свежих цветов в спальной комнате или в забытых на кухонном столе оплавленных свечах и пустых бокалах из-под вина. Она чувствовалась в их взглядах, улыбках, случайных-неслучайных прикосновениях друг к другу. Да, в этом доме были уют, тепло и любовь.

Помню, мы сидели вечером за столиком на просторной кухне. Глеб рассказывал мне о будущем, а Настя слушала его, улыбаясь, прикрыв глаза и склонив голову ему на плечо.

– Знаешь, Семен, я хочу стать очень, очень богатым, – рассказывал Глеб. – Москва – это город удивительных возможностей, здесь возможно все. Я думаю, я верю, что у меня все получится. Когда я стану по-настоящему богатым, мы с Настей купим самолет!

– Глеб, да ладно, уймись, – смеялся я, – ты перебарщиваешь. Зачем тебе самолет? А сколько он стоит?! Это же безумные деньги…

– Сема, неправда. Все реально. Я уже смотрел частные самолеты в Шереметьево, это очень удобно. Представь себе, прошло пять лет… Нет, за пять лет я не успею. Пусть пройдет десять лет. И мы все вместе полетим отдыхать куда-нибудь на замечательный океанский пляж, на диковинный остров. У нас с Настей уже будет к этому времени двое детей… или даже трое, правда, Настя?

Настя смущенно улыбнулась и нежно погладила Глеба по щеке…

– Вот, – продолжал Глеб. – Мы возьмем детей, собак и полетим… Ты, Семен, кстати, к этому времени тоже должен успеть жениться и завести как минимум одного. На наш самолет мы возьмем только семейных, учти.

И мы все захохотали.

Я смотрел на Настю, на Глеба, на спящего в углу дивана Чарлика и валяющегося у нас в ногах Брюса. А может, правда? Правда все это будет? Если Глеб действительно сможет купить самолет, может, и я не подкачаю…

Часть 4. Чарлик, держись…

Как только я пересек порог гостиной и увидел на полу бледную зареванную Настю, сжимающую дрожащими пальцами окровавленную лапу Чарлика, привычное время для меня остановилось. Все лишнее и постороннее вдруг исчезло в туманной зыбкой пелене. В моей голове прозвучал гонг и включился внутренний таймер – таймер битвы, битвы за жизнь Чарлика.

Падаю на колени. Левой рукой хватаю заднюю лапу Чарлика выше скакательного сустава и плотно сдавливаю ее кольцом пальцев. Правой рукой осторожно разматываю пропитанное кровью кухонное полотенце. Мысленно считаю: кровопотеря на улице и лестнице – около 50 мл сразу; прихожая, коридор, пол гостиной густо заляпаны кровью – еще как минимум миллилитров 70–80. Полотенце насквозь мокрое от крови, кровь пропитала Настины брюки – значит, еще не менее 100 мл. Итого, кровопотеря больше 200 мл, а может, все 250. Чарлик весит 10 кг, даже если у него 1 литр крови, общая кровопотеря почти 25 %. Это ОЧЕНЬ много, это почти предел…

Во рту становится сухо, в висках пульсирует… Нет, мы не сдадимся, ни за что не сдадимся! Бросаю взгляд на Чарлика: он лежит на боку, глаза закрыты, дышит часто, но пока ровно. Трогаю его морду – кожа холодная, губы холодные, хотя в комнате тепло, даже жарко.

– Настя! Быстро неси большое полотенце и стели под Чарлика на пол. Я не буду его поднимать. Будем оперировать на полу. Бери туалетную бумагу, вытирай кровь вокруг. Грелка есть? Наполни горячей водой, оберни полотенцем и положи ему под спину. Давай быстро. Если есть дома бинты – тащи все сюда.

Я осторожно снял полотенце с лапы. Подушка разрезана ровно посередине и на всю глубину. Пальцы левой руки, эффективно выполняющие роль жгута, уже начали неметь, но мне это без разницы. Главное, кровь не течет. В правой руке держу наготове большой тампон и начинаю ослаблять хватку левой руки. Сейчас как ливанет! Затаив дыхание, полностью отпускаю хват вокруг лапы Чарлика… Ну что же, кровь не потекла. Значит… эффект жгута от моих пальцев плюс общее падение артериального давления из-за кровопотери, плюс сдавливание порезанной подушки намотанным полотенцем позволили сгустку заткнуть порезанные сосуды. Сколько их там порезано? Точно должна быть одна крупная артерия, ну, еще парная вена или несколько вен…

Опять фиксирую лапу левой рукой, а правой начинаю медленно и осторожно раскрывать порезанную подушку. Края раны разошлись неожиданно легко. Подушка просто развалилась пополам, как переваренная картофелина. Лишь на мгновение я успел увидеть белеющую в глубине раны обнаженную кость, как прямо из-под нее вырвался тонкий фонтан алой крови, чиркнул мне по лицу и ударил в потолок. Я услышал, как охнула Настя, что-то шлепнулось на пол, но мне было не до того. Я что есть силы стиснул пальцы вокруг лапы, а другой рукой вдавил в рану тампон. Кровь остановилась.

«Доктор, думай, дорогой! – говорю себе. – Порезана крупная артерия. Кровь бьет с такой силой, что еще пара попыток посмотреть, где находится этот проклятый сосуд, и ты останешься без собаки… Думай головой, соображай, и желательно побыстрее.»

Сосуд отрезан коротко, идет перпендикулярно ране, бьет из самой глубины, из-под кости. Даже если успею бросить на него гемостатический зажим, то надежно перевязать все равно не смогу. Ткани порезанной подушки рыхлые, зацепиться не за что. Значит, наложение лигатуры – не вариант… Значит, будем сдавливать культю сосуда собственными тканями порезанной лапы. А потом туго забинтуем. А что – может сработать… Но если не сработает, второй попытки все равно уже не будет. Как говорится, или пан, или…

У меня заняты обе руки. Я изо всех сил сдавливаю рану и практически навалился на собаку, поэтому не могу обернуться, чтобы посмотреть, что там упало.

– Настя! Ты там жива?

– Жива, Семен… Все плохо, скажи честно?

– Да ничего подобного! Просто помоги мне, и мы сейчас все сделаем. Во-первых, вытри мне лицо от крови, она мне смотреть мешает… Спасибо… Теперь доставай из пакета инструменты, блистеры с шовным материалом, шприцы и препараты и клади рядом со мной на чистое полотенце. Я тебе сейчас объясню, что делать. Будешь моей операционной сестрой. Итак…

Через пять минут у нас все готово. Погнали.

– Настя, двумя руками перехватывай лапу Чарлика выше моих пальцев и сдавливай как жгутом, изо всех сил. Давай!

Беру шприц с новокаином и антибиотиком и тщательно обкалываю разрезанную подушку на всю глубину. При этом пальцы левой руки продолжают зажимать края раны, не позволяя порезанным сосудам кровить. Затем беру иглодержатель с «заряженной» ниткой на толстой круглой игле и начинаю прошивать подушку насквозь. Стараюсь проводить иглу как можно ближе к месту расположения порезанного сосуда. Один шов, второй, третий. Туго затягиваю узлы. Отступаю чуть выше и накладываю следующий этаж швов. И затем более тонкой ниткой плотно сшиваю поврежденную кожу.

Настя держит лапу из последних сил. Вижу ее лицо серого цвета и трясущиеся губы.

– Так, Настя, давай чуть расслабься. Держи уже не так плотно, а то, чувствую, ты сейчас сама в обморок хлопнешься. Осталось немножко.

Промываю лапу антисептиком, сушу тампонами и туго и плотно бинтую от самых кончиков пальцев до скакательного сустава. Повязка испачкана красным, но свежей крови нет. Все-таки одним из швов где-то в глубине раны я пережал этот треклятый сосуд.

– Все, Настя. Мы с тобой сделали эту операцию. Выдыхай. Чарлик живой. Давай приводить все в порядок.

Часть 5. Приятная неожиданность

Чарлик лежит на боку, глаза закрыты, дыхание редкое. Слушаю сердце и щупаю пульс на бедренной артерии. Пульс слабоватый, еще бы – такая кровопотеря, но сердце качает ровно и ритмично. В общем, нормально, пока сойдет и так. Глажу собаку по голове, трогаю нос, уши – рефлексы слабые, наш пациент пока без сознания. Можно поставить капельницу, но боюсь резко повысить давление, вдруг опять начнет кровить. Организм в целом справился, значит, с внутривенным введением растворов пока подождем. Сейчас главное тепло.

Заворачиваем Чарлика в одеяло, под спину и лапы подкладываем грелки. Я подкожно ввожу ему глюкозу, осторожно делаю легкий массаж. Такса дышит ровнее, слизистые немного порозовели. Прекрасно.

– Значит, так. Я думаю, он проспит еще минут 30–40. Он стабилен, специально будить его не будем. Как только он проснется, его нужно покормить. Хотя бы чуть-чуть, чем-нибудь вкусным, легкоусвояемым и питательным. Настя, что у вас в холодильнике из мяса есть?

– Да все что угодно. Пойдем, сам выберешь.

Я с трудом поднимаюсь с пола, и мы идем на кухню. Только сейчас понимаю, что безумно устал. Колени болят от жесткого паркета, шея затекла, поясницу ломит невыносимо. Мимоходом бросаю взгляд в зеркало: под глазами синие круги, на лбу и волосах засохли капли крови – красавец, одним словом… Настя выглядит не лучше: лицо бледное, заплаканное, глаза опухшие и красные, вся ее одежда перепачкана кровью Чарлика.

– Насть, а Насть! А мы ведь с тобой похожи на двух начинающих вампиров-неудачников…

– Семен, если ты шутишь, значит, все будет нормально? Правда? Честно?

– Да правда, правда. Ну-с, что у вас из мясного меню?

– Так, смотри. Говядина, свинина, кролик есть… Вот индейка свежая, Глеб сегодня купил, пойдет?

– Да, отлично. Давай сейчас быстро индейку сварим, сделаем фарш и размешаем с бульоном, чтобы было как мясное пюре.

– Хорошо. Сейчас достану ее, – Настя лезет руками вглубь морозилки. – Чарлик, уйди, не суй нос под руки… Чарлик? ЧАРЛИК!!!

Поджимая забинтованную заднюю лапу, Чарлик целенаправленно лез вглубь холодильника. Его немного пошатывало, но выражение морды было решительным и однозначным: «Сказали индейка – давайте мне индейку!»

– Семен… Настя… Вы здесь? – в коридоре послышались неуверенные шаги, и на кухню вошел Глеб. На лбу у него красовался огромный синяк. Он окинул мутным взглядом меня, открытый холодильник с валяющимися вокруг пакетами мороженого мяса и сидящую на полу Настю. Настя прижимала к себе Чарлика и покрывала поцелуями его голову, шею, спину, забинтованную лапу, смеясь и плача одновременно. Чарлик возмущенно вырывался и пытался добраться до куска замороженной индейки.

Глеб тяжело опустился на пол рядом с холодильником.

– Семен, мне так стыдно… Я увидел кровь… Бр-р-р-р-р, никогда в жизни столько крови не видел и, короче, упал в обморок. В падении, наверное, ударился головой о журнальный столик и совсем отключился…

– Слушай, Глеб, теперь уже поздно каяться, – я с трудом попытался улыбнуться. – Сделай мне кофе, а то сейчас сам свалюсь рядом с вашим холодильником. И… чего-нибудь перекусить.

Когда я вышел на улицу, было еще темно. Небо на востоке уже начинало светлеть, но тусклое зимнее утро только-только разминалось. Кофе с бутербродами немного прибавили сил, однако от усталости, стресса и недосыпа голова гудела, а ноги были ватные. Туманным взглядом окинув Ленинградское шоссе, неожиданно увидел… грязно-белую «шестерку», дымящую глушителем рядом с обочиной. Тупо уставившись на нее, я уже решил, что мое сознание помутилось от переутомления, но тут «шестерка» загудела сигналом, и из нее радостно выскочил бородатый кавказец.

– Вах, как я тэбя просчитал! Скажи, я красавчег, да? Ты если собаку лэчить ехал, значит, обратно тоже будэшь ехал, да? Арслан нэ любит бить должным… Тэбя сюда отвез – 20 баксов, тэбя обратно отвез – 20 баксов. Значэт, ми с табой в расчетэ, да?

Я открыл дверь, устало опустился на сиденье и блаженно закрыл глаза. Тут во мне заворочался противный червячок и решил подколоть благородного таксиста.

– Слушай, Арслан. Я дал тебе 50 баксов, так? 20 баксов сюда, 20 баксов обратно, получается 40… Ты мне еще 10 баксов должен…

Арслан обернулся ко мне, и его глаза задорно блеснули:

– Вах! А как же ажидание пассажира? Как раз 10 баксов, так что все ровно, дарагой!

– Да ладно, Арслан, шучу. Спасибо тебе. Я подремлю, ты не против?

– Спи, дарагой, я патихоньку паеду…

– Ай, наны-наны-наны, – полушепотом напевает Арслан, в такт своей музыке легонько барабаня пальцами по рулю.

– Ай, наны-наны-наны, – вполголоса подпеваю ему сквозь дремоту…

– Ай, наны-наны-наны, – тихонько поем мы вместе.

Как же хорошо…

Часть 6. Благодарность

Послеоперационный период шел непросто. Лапа у Чарлика кровила и сильно болела. Чтобы не допустить расхождения швов и повторного раскрытия раны, первые пять дней нужно было накладывать компрессионные повязки. Техника наложения такой повязки непростая: забинтовал слабо – плохо, забинтовал слишком сильно и перетянул лапу – еще хуже. Поэтому я ездил к Чарлику каждый день и делал это сам.

Он встречал меня у самого порога, вилял хвостом как сумасшедший, приносил мне игрушки и тапочки и старался мужественно опираться на забинтованную конечность. Он делал все, чтобы показать мне, что его больная задняя лапа уже совсем-совсем зажила. Дрожа всем своим маленьким тельцем, он прижимался к моей ноге и умоляюще глядел грустными карими глазами, трогательно прося не бинтовать, не мять эту несчастную лапу, не делать ему больно!

У меня сердце обливалось кровью… Я бережно гладил Чарлика и говорил ужасную фразу:

– Это нужно сделать, Чарлик. Пойдем в комнату…

Понурив голову, опустив хвост, еле перебирая кривыми лапками, испуганный маленький пес мужественно шел в комнату и сам запрыгивал на диван. Там он ложился на спину, закрывал глаза и замирал. Во время болезненных обработок он не издавал ни звука, лишь иногда вздрагивал и еще сильнее сжимал веки.

Мне помогала только Настя. Глеб не мог переносить подобных процедур. При виде бинтов, мазей, шприцев и растворов он бледнел, болезненно морщился и прятался в другой комнате.

Закончив перевязку, я бережно гладил забинтованную лапу и говорил: «Все хорошо, Чарлик, все закончилось. Успокойся…»

Чарлик мгновенно вскакивал, кидался ко мне, как можно глубже прятал голову мне под руки и замирал, дрожа как осиновый лист. Я осторожно массировал и поглаживал ему шею, спину, лапы… Его постепенно «отпускало», и он превращался в обычного жизнерадостного домашнего такса.

Болезненные переживания Чарлика, его эмоции, трогательное доверие и мужественность буквально переворачивали мне душу при каждой процедуре. Я был искренне рад, когда отпала необходимость в компрессионных повязках. Дальнейшее лечение Глеб с Настей проводили самостоятельно. Через три недели они заехали ко мне в клинику, и мы сняли швы. Рана зажила прекрасно, опорная функция поврежденной конечности восстанавливалась нормально. Чарлик еще немного прихрамывал, но это должно было пройти через несколько недель.

Где-то месяца через два поздним вечером раздался телефонный звонок.

– Семен, привет, это Настя! Ты еще не спишь?

– Нет, не сплю. Что случилось?

– Семен, нам опять нужна твоя помощь! – Настя едва сдерживала смех. – Мы с Глебом заедем за тобой. Минут через 10 спускайся к подъезду, хорошо?

– Хорошо. Одеваюсь.

Выйдя на улицу, оглядываюсь в поисках знакомой синей «Шкоды», но такой машины не наблюдаю. Из-за угла дома медленно выплывает огромный черный «Кадиллак» и солидно катится вдоль тротуара. Машина тормозит около меня, водительское стекло опускается, и на меня, широко улыбаясь, смотрит Глеб.

– Ну что, Семен! Это, конечно, еще не самолет, но мы двигаемся в правильном направлении. Прыгай на заднее сиденье.

Я ныряю в огромный темный салон.

С переднего пассажирского сиденья ко мне оборачивается смеющаяся Настя:

– Смотри, Семен, какая у нас проблема. Глебу подарили трехлитровую банку черной икры. Мы уже купили белый хлеб, масло, сыр, вино и апельсиновый сок. Нужно отметить выздоровление Чарлика. Будем всю ночь пить и объедаться. Ты готов нам помочь? Тогда едем к нам!

– Всегда готов. Поехали.

Таща огромные пакеты со всякой вкуснятиной, мы втроем шумно ввалились в квартиру. Навстречу нам выскочил Брюс, а следом за ним вылетел Чарлик. Такс увидел меня и буквально застыл на месте. Потом его начала бить дрожь, он взглянул на меня с невероятной тоской в глазах, уныло повесил голову и… медленно побрел в комнату.

Я скинул ботинки и бросился вслед за ним.

Чарлик лежал на диване на спине. Неподвижно, как каменный. Его глаза были плотно закрыты. Травмированную заднюю лапу он вытянул почти вертикально вверх.

К горлу подкатил комок, в носу противно защипало… Я медленно опустился на диван. Потом бережно взял в руки многострадальную маленькую лапку и начал ее осторожно поглаживать.

– Чарлик, маленький, ну что ты… Все давно прошло. Лапка зажила. Я больше не сделаю тебе больно, обещаю. Успокойся…

Чарлик медленно открыл глаза и недоверчиво посмотрел на меня. Потом перевернулся, вскочил и уткнулся головой мне в колени. Я нежно погладил его по голове. Он завилял хвостом и тихонько вздохнул.

С трудом приходя в себя, я поднял голову и посмотрел вокруг. Настя и Глеб стояли, обнявшись, на пороге комнаты, смотрели на нас, улыбались, плакали и вытирали друг другу слезы.

Часть 7. Две встречи

Жизнь вдруг поскакала, полетела, заторопилась, с бешеной скоростью прокручивая дни, недели и месяцы. Я только успевал разгрести запланированные дела, как по самую макушку оказывался заваленным новыми. Пара телефонных звонков от Насти, СМС с поздравлением к Новому году, и еще как-то созванивался с Глебом по поводу аренды помещений… В общем, незаметно пролетел год, а мы так ни разу и не пересеклись. Но периодически проносясь в потоке машин по Ленинградскому шоссе, я всегда искал взглядом светло-желтую кирпичную башню. Проезжая мимо нее поздним вечером, видел теплый свет в знакомых окнах второго этажа и чувствовал себя спокойнее и увереннее. И в какой-то момент понял, что настолько соскучился по всей этой дружной компании, что просто не могу больше. Все дела побоку – и я звоню Глебу. Долго слушаю протяжные гудки, сбрасываю номер и набираю Насте. Опять долгие гудки, но вот наконец, слава богу, телефон ответил.

– Настя, привет!

Пауза.

– Да, привет, Семен!

Голос очень тусклый, но нет, наверное, мне показалось.

– Слушай, вы дома? Я заеду? Минут через двадцать? Так давно вас не видел…

Опять пауза. Очень длинная.

– Настя, алло? Ты меня слышишь?

Длинный тяжелый вздох.

– Заезжай, Семен…

Что-то вдруг засвербило, зацарапало внутри, сразу вспотели ладони, и ручка коробки передач стала скользкой. Да нет, все хорошо. Может, у Насти голова болит, устала, день тяжелый… Но я почему-то еду очень медленно. Паркую машину. Иду к подъезду. Поднимаюсь на второй этаж. Нажимаю на кнопку звонка.

Настя открывает дверь, и я сразу упираюсь взглядом в ее большой живот. Месяц пятый-шестой уже… Так вот оно что! Ну теперь все понятно. Беременность не всегда балует хорошим самочувствием. Настя переживает или что-то побаливает, потягивает. А я-то уже испугался…

– Настена! Я вас искренне поздравляю. Молодцы! А где…

Тихонько открывается дверь, и в коридор очень медленно выходит ротвейлер Брюс. Он еле плетется, обнюхивает мои ботинки, утыкается в ноги огромной лобастой головой и ложится на пол. Мне становится как-то нехорошо.

– Настя, где Чарлик?!

Настя медленно поднимает руки к лицу, снимает очки и начинает плакать. Мы знакомы уже столько лет, но я ни разу не видел ее без очков. «А без очков Настя совсем другая», – приходит в голову рассеянная мысль… Слезы текут у нее по лицу рекой, сплошным потоком. Она даже не вытирает их. Слезы капают на пол, на ее большой живот, на очки, которые она держит в опущенной руке. Она плачет тихо, беззвучно, только трясутся плечи и дрожит безвольно висящая рука с очками.

Я медленно сажусь на корточки, вцепляюсь себе руками в волосы и закрываю глаза.

Мы молчим долго.

– Как это произошло? – наконец нахожу в себе силы спросить.

– Я не знаю… Меня не было дома. Глеб сказал, что они пошли гулять. Чарлик увидел на другой стороне Ленинградки кошку. Ты же знаешь, он охотник и ненавидит кошек… Чарлик побежал через дорогу. Прямо под грузовик. Я пришла домой, а он…

Настя зарыдала в голос.

– Все, Настя, я понял. Не надо дальше… – попросил я.

– Сема, Глеб был пьян! Он пошел гулять с собаками пьяный!!! Я не знаю, что там было, но я уверена, что если бы он был трезв – этого никогда бы не произошло!!!

Последние слова Настя почти прокричала.

– Глеб? Пьяный? С чего вдруг? Да когда это было?

– Это было неделю назад. Я хотела тебе позвонить, но не смогла. А Глеб… Глеб теперь пьет регулярно. Вернее сказать, иногда он не пьет…

Мы сидим на кухне и пьем кофе. Черный, горький, без сахара.

– Настя, прости ради бога, это не мое дело, но… Ребенок… Ты решила завести ребенка, чтобы Глеб одумался и бросил пить? Прости, если я что не так сказал…

Настя категорично замотала головой.

– Нет, Сема. Все нормально. С ребенком получилось случайно. Понимаешь, когда Глеб трезвый, он ведь мой обычный Глеб, такой родной, такой… Такой любимый. Я забеременела. Сначала не хотела говорить. Потом сказала. Глеб обещал, что теперь все будет хорошо. У него просто напряженная работа и стресс. Потом он начал пить сильнее. Я даже хотела сделать аборт. Господи, сама не верю, что такое говорю! Но врачи сказали, что уже поздно. Так что теперь у нас будет Софья, Сонечка…

Настя слабо улыбнулась и погладила ладонями живот.

Раздался звонок в дверь.

Настя вздрогнула, как от удара током. Лицо ее напряглось. Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в ледяную воду, медленно встала со стула и пошла в коридор. Я вышел вместе с ней.

Глеб стоял на пороге, пьяный. Он еще держался на ногах, но назвать это просто «легким подпитием» было уже нельзя…

– Сема, дорогой! Как я рад тебя видеть… Дай я тебя обниму…

Я непроизвольно сделал два шага назад.

– Слушай, Сема, а ведь у меня дела идут в гору! Настена не сказала? А мы скоро переедем в Куркино. Я купил квартиру… Вот так! Знаешь, скоко метров, а? Не знаешь…

Язык у Глеба начал заплетаться, он стал валиться вперед, но ухватился рукой за дверной косяк.

– И я тоже не знаю… Представляешь, не помню, скоко метров. Метров 150 или 200… Забыл, прикинь…

И Глеб как-то глупо захихикал.

– Глеб, иди спать! – резко сказала Настя. – Ты на ногах не стоишь, как ты за рулем ехал? Тебя же прав лишат, если поймают! Господи, хоть бы тебя в самом деле прав лишили, может, это тебя притормозит…

– Настена, счастье мое, – вяло бубнил Глеб. – Ну как они могут лишить меня прав, если я всех их кормлю? Да я их всех в кулаке держу! Всех этих гаишников, чиновников местных, да я всю управу вот здесь держу…

Глеб попытался продемонстрировать нам поднятый кулак, отпустил дверной косяк и почти повалился вперед, на Настю.

– Стой на ногах! – резко крикнула Настя. – Сказала, спать иди!!!

Я быстро оделся и вышел на лестничную площадку. Настя вышла со мной и прикрыла входную дверь.

– Он часто такой приходит? – только и нашелся я что спросить.

– Почти каждый вечер…

Я смотрел на Настю, на ее большой живот, на красное лицо, опухшее от слез, на трясущиеся руки. И Чарлика больше нет…

Меня переполняло ощущение какой-то дикой собачьей тоски, боли, жалости и… бессилия. Хотелось заорать, завыть, топнуть ногами, выключить этот мир и переключить его назад. На тепло и добро, на семью и любовь, на Чарлика, на дурацкий Глебов самолет, будь он трижды проклят…

Но я не мог. Очень хотел, но не мог.

– Настя. Понимаю, как тебе тяжело. Пожалуйста. Если у тебя будут проблемы, если просто будет плохо – звони сразу. Я не так много могу сделать, но постараюсь тебе помочь. Хорошо?

– Хорошо, Сема. Я позвоню, если что. Иди. Спасибо тебе.

Я был уверен, что она позвонит. Меня наполняло тяжелое ощущение неотвратимо надвигающейся беды. Оно отвратительно, но неумолимо. Ты понимаешь, что это произойдет. Ты уверен в этом на сто процентов, ты только не знаешь когда…

– Сема, это Настя. Ты можешь приехать?

– Да, я уже еду.

Я бросил взгляд на часы: половина первого ночи… Беда часто случается ночью, не замечали? «Возможно, темные дела любят темное время», – мелькнула у меня мысль, и я выбежал из квартиры, захлопнув дверь.

Сказать, что я летел на машине как ненормальный, – это не сказать ничего. Еще на подъезде к знакомой башне я увидел Настю. Она стояла на самом краю тротуара. Злой ветер терзал ее волосы и крутил вокруг ног водовороты снежной пыли. Она была без шапки, в длинном сером пальто, которое не могло скрыть ее огромный живот.

Я выскочил из машины.

– Настя, что случилось? У тебя начались роды? Глеб пьян, тебя надо везти в роддом?

– Нет, я надеюсь, не сейчас… Мне рожать через две недели. Так врачи говорят. Глеб пропал… Он должен был приехать домой около девяти вечера. Я звонила ему в 22 часа, в 23, он не брал трубку. Полчаса назад отключился телефон. Я позвонила всем его друзьям, партнерам, знакомым – никто ничего не знает. Он уехал с работы около восьми вечера…

– Что ты хочешь делать?

– Поехали на стоянку, куда он ставит машину. Он купил новый «Мерседес». Часто забывал там вещи по пьяни. Около дома ему ночью разбили стекло. Теперь он ставит машину на охраняемую парковку.

– Поехали. Это далеко?

– Минут десять пешком, но я не дойду, сам понимаешь… Извини, что дернула тебя.

– Настя, перестань, пожалуйста.

Мы подъехали к стоянке. Долго жали кнопку звонка на воротах. Наконец откуда-то выполз заспанный дед в меховой шапке, старой фуфайке и надетом поверх нее светоотражающем жилете.

– Че трезвоните-то? Свободных мест нету, занято все.

– «Мерседес», серый, купе… Приехал, нет?

Сторож сдвинул на затылок шапку и задумчиво потер варежкой лоб.

– Да, приехал. Точно. Он на 29-м месте стоит.

– Кто там был? Куда он пошел? Где он?! – закричала Настя срывающимся голосом.

– Тише, тише, дамочка. Молодой человек, успокойте свою жену. Нешто не видите, в каком она положении? Того и гляди родит сейчас…

– Все нормально, отец. Скажите, куда водитель пошел?

– Да никуда он не пошел. Сидел в машине. Потом подъехало такси, он сел в него и уехал. Куда, не знаю. Извините, спрашивать не обязан…

– Во сколько это было? Примерно хотя бы…

– Где-то часов в девять вечера…

– Поняли, спасибо. Доброй ночи.

Мы сели в машину. Настя с трудом умещалась на переднем сиденье, ее огромный живот почти упирался в пластик торпеды. Мокрые от снега волосы разметались по лицу, очки запотели. Она безучастно смотрела перед собой и молчала.

– Куда теперь, Настя?

– Отвези меня домой, Семен. Наверное, Глеб поехал бухать. Раньше двух ночи не вернется.

Я осторожно вел машину, объезжая лужи и стараясь не попадать в ямы.

– Ты боишься, что машину тряхнет и я здесь начну рожать? – попыталась пошутить Настя.

– Знаешь, если честно, это был бы не самый плохой вариант. Отвез бы тебя в ближайший роддом, и все бы на этом закончилось. И тебе было бы спокойнее, и мне, наверное…

– Да нет. Я еще похожу недельку. Одно счастье, хоть беременность проходит нормально. Врачи говорят, я молодец.

– Ты действительно молодец, Настя. Все. Вроде приехали. Давай я тебя провожу?

– Нет, Семен. Не надо, спасибо. Я уж дойду.

– Позвони мне, как события будут развиваться. Мало ли что…

– Хорошо.

Я приехал домой, сел в кресло, включил телевизор и стал тупо прощелкивать каналы. Настроение было хуже некуда. Спать не хотелось. В два часа ночи пропиликала СМС-ка: «Глеб дома. Пьяный. Все ОК. Спасибо. Настя».

Часть 8. Серый «Мерседес»

Прошли две недели томительного ожидания. Я был внутренне готов прибыть на помощь Насте в любой день и час. Шансов, что в последний момент Глеб возьмется за ум и бросит пить, практически не было. Телефон постоянно был рядом со мной, но он не звонил… Минуло три недели, потом четыре. Телефон молчал. Значит, все прошло хорошо… или плохо? Позвонить и спросить? Что? Как дела, ты родила?.. Я мысленно обругал себя «тупым злобным идиотом», но это не сильно помогло. А если трубку возьмет не Настя и не Глеб, а какой-то другой человек? А если трубку вообще не возьмут? Короче, время шло, а я так и не нашел в себе смелости набрать знакомый номер.

Пролетело три месяца. Робкое майское солнце согревало нежные зеленые листочки на деревьях. Прогремела первая гроза. Соловьи уже вовсю оттачивали свой вокал по вечерам, а я так ничего и не узнал…

Внезапно в голову пришла мысль. Если у Глеба все хорошо, значит, и у Насти все хорошо. Глеб – известный бизнесмен, значит, чтобы узнать, как у него дела, можно… просто залезть в интернет. И если у тебя, Семен, не хватает храбрости нажать пальцами на телефонные кнопки, то уж по клавиатуре постучать решимости хватит? Я кинулся к компьютеру.

Один поисковый запрос… Другой… Третий… Ничего… Получается, что нет такого человека – «бизнесмен Глеб К.» Вернее, человек как бы есть. И имя, и фамилия Глеба были настоящие. Я знал это абсолютно точно. Но в интернете информации о нем не было никакой. Очень странно. Он же не разведчик, не шпион… Тогда почему?

Иссушив себе мозг безрезультатным переформулированием запросов в Яндексе, я тупо смотрел в монитор… Потом что-то щелкнуло у меня в голове, повеяло неприятным холодом, и по спине побежали мурашки. Нажимая на клавиши так осторожно, как будто они были заминированы и клавиатура могла взорваться от прикосновения, я медленно вбил в поисковую строчку два словосочетания: «серый «Мерседес» и «пьяный бизнесмен». Судорожно сглотнул и нажал Enter.

На экран сразу вывалилась куча криминальной грязи вперемешку с рекламой автосалонов и покрасочных мастерских. Я второпях открывал одну ссылку за другой и… ничего там не находил. Постепенно успокаиваясь, я щелкнул последнюю строчку внизу страницы. Газета «Криминальные новости Северо-Запада» от 20 февраля писала:

«В половине шестого утра в районе площади Курчатова сотрудники ДПС попытались остановить серый спортивный «Мерседес», двигавшийся со значительным превышением скорости. Водитель машины требования сотрудников проигнорировал и попытался скрыться. Началась погоня. Пользуясь преимуществом в скорости, водитель «Мерседеса» сумел оторваться от следовавшего за ним патрульного автомобиля. Брошенную машину позже нашли во дворе одного из домов. Кто был за рулем, пока не установлено…»

«Если это Глеб, то он просто конченый дебил!» – сказал я вслух неожиданно громко и продолжил чтение.

«В багажнике машины был найден труп абсолютно голого мужчины со следами жестоких пыток и с полиэтиленовым пакетом на голове. В салоне и багажнике автомобиля было найдено большое количество журналов порнографического содержания и секс-игрушек…»

«Не может быть, не может быть… – повторял я как заведенный. – Глеб не мог убить человека, я видел его пьяным, он дурак, конечно, но он не мог…» И с чего я вообще решил, что это Глеб? Что, мало серых «Мерседесов» в Москве?

«Скрывшийся водитель объявлен в розыск. По информации из неофициальных источников, роскошный автомобиль принадлежал известному в Москве бизнесмену Г.»

Глеб, ты просто даун, тебя же найдут, придурок…

«Также по неофициальной информации, мертвый мужчина в багажнике как раз и являлся владельцем серого «Мерседеса».

Я резко отбросил клавиатуру и со всей силы ударил ладонью о стол. Это что за хрень такую они написали? Эти газеты вообще хоть кто-то проверяет? Как у них с логикой и русским языком? Неучи, двоечники! Водитель «Мерседеса» был за рулем! Как он может лежать мертвым в багажнике? Если он владелец машины, значит…

Я пробежал строчки взглядом еще раз, потом еще… И потом леденящий душу ужас пронизал все мое тело до пальцев ног… Газета все написала точно. Я просто не мог, не хотел, не был готов принять правду. Владелец «Мерседеса» не ехал за рулем. Он лежал в багажнике собственной машины. Голый, изуродованный и с целлофановым мешком на голове…

Я схватил телефон и дрожащими пальцами набрал знакомый номер.

– Алло! Настя… Это Семен!

– Да, Семен, – немного уставший, но спокойный голос Насти на мгновение заставил меня поверить, что это просто чудовищное совпадение.

– Настя, я не знаю, как сказать. Я прочитал в газете, вернее, в интернете, короче, что Глеб… Вернее, серый «Мерседес»… Он…

– Это правда, Семен.

– ЧТО???

– Это был Глеб.

– …..!!!!!!!

– Но это не вся правда. Если хочешь, приезжай. Мы переехали в Куркино. Запиши адрес.

Я медленно поднимаюсь на лифте на четвертый этаж. Лифт шикарный. Дом шикарный. Район шикарный. На лестничной клетке всего две квартиры. Жму на кнопку звонка и слышу, как щелкает открываемый замок.

– Привет, Настя!

– Привет, Семен.

Я был готов к любой реакции: истерике, плачу, скорби, депрессии. Был готов даже увидеть Настю пьяной или «под таблетками». Но нет.

Темно-синие джинсы, вязаная серая кофта, тонкая золотая цепочка на шее. Красивые очки в модной оправе. Похудевшая, стройная, подтянутая.

– Ты отлично выглядишь, Настя. Правда.

– Спасибо, Семен. Я сбросила почти 20 кг за эти месяцы. Возрождаюсь из пепла, как феникс… – и Настя горько улыбнулась.

Эта была та же Настя, что и раньше, но при этом – совсем другая. После улыбки губы сжимались в жесткую прямую линию. Большие серые глаза смотрели пристально и строго. Никакой косметики. Очень короткая прическа. На безымянном пальце кольца нет. Вообще нет никаких колец.

– Никогда не видел тебя с такой короткой стрижкой.

– Много седых волос появилось… Так легче закрашивать. Как тебе наша квартира?

Бросаю взгляд на уходящий куда-то вдаль широченный коридор…

– Большая…

– Потихоньку делаю ремонт. Успела пока отремонтировать только детскую, кухню и комнату для Брюса. Теперь даже у него есть своя комната…

– Где он? Чего не встречает?

– Знаешь, он очень изменился. После… – она запнулась, – гибели Глеба у него испортился характер. Брюс, если на улице видит высокого мужчину, бежит к нему со всех ног. Наверное, думает, что это Глеб… Люди боятся, кричат, руками машут. Он начинает рычать… Теперь гуляем только в наморднике и на поводке.

– Настя, расскажи мне. Если можешь. И пойдем на улицу, как-то мне здесь… неуютно. Не обижайся.

– Да мне самой тут было неуютно поначалу. Огромная пустая квартира, все завалено стройматериалами. Антошку и Сонечку родители на время забрали. Мы с Брюсом вместе в одной комнате ночевали, на полу…

Мы вышли на улицу, прошли по бульвару, сели на скамейку. Солнце ласково пригревало, свежий ветер сдувал тяжелые мысли.

– Я только выписалась из роддома с Сонечкой. Чуть больше недели прошло. Глеб не приехал вечером домой, но я уже привыкла. В семь часов утра приехала милиция. Целая толпа. Оперативники из МУРа, участковый, еще кто-то… Чуть дверь мне не сломали. Забрали меня и допрашивали десять часов подряд. Представляешь? Я была в домашнем халате, сверху едва успела накинуть пальто – так меня и увезли. Дома остались Сонечка, Брюс, Антошка… Еле упросила следователя моим родителям позвонить, чтобы за детьми приехали…

Настя рассказывала спокойно, неторопливо, вообще без эмоций. Как будто речь шла о другом человеке. Только брови чуть сдвинулись, и складка в уголках рта стала жестче. Я слушал, не дыша, чувствуя, как мой лоб покрывается испариной…

– Знаешь, Семен, оказывается, Глеб стал очень богатым человеком. Я даже не могла представить, что у него было столько денег. Он был посредником в осуществлении крупных коммерческих сделок между чиновниками и бизнесом. Продажа и покупка недвижимости, огромные торговые комплексы, земля под строительство, под гаражи, под рынки… На сотни тысяч долларов, может, на миллионы, я не знаю. Он вел коммерческие дела всех крупных чиновников и администрации округа, может быть, даже и выше… Он знал всех, и его все знали. Его никто не мог тронуть, ему все были обязаны, он был неприкасаемым. Поэтому, когда его нашли жестоко убитым, представляешь, какую единственную версию выдвинул следователь?

Я с трудом сглотнул и отрицательно покачал головой.

– Следователь решил, что это я наняла киллера, чтобы убить моего мужа. Вот так, ни больше, ни меньше…

– ЗАЧЕМ???

– Из мести. Оказывается, у него были любовницы. Не знаю, сколько, может быть, много. Он покупал им квартиры, машины, представляешь? Еще тратил кучу денег на проституток. Наверное, любовниц ему было мало… Оказывается, я была женой богатого, крайне любвеобильного мачо… Ну так вот, по мнению следователя, я узнала о его похождениях и заказала его убийство. А поскольку Глеб вел темные дела сильных мира сего, все сразу испугались, что их делишки каким-то боком могут выплыть наружу… Поэтому меня жестко взяли в оборот. Следователь говорил о каких-то бумагах, расписках, договорах, которые я украла, чтобы кого-то скомпрометировать. Я должна была отдать эти документы, назвать имя киллера… Знаешь, Сема, я бы все им отдала, но у меня ничего не было… Я даже не догадывалась об этом. Короче, я уже начала сходить с ума, думала, что умру…

– И-и-и-и?

– Человек, который убил Глеба, сам пришел в милицию и сдался… Меня отпустили.

– КТО ОН?

– Представляешь, это оказался его близкий друг. Они вместе поехали к проститутке, – Настя брезгливо поморщилась. – Напились там, потом еще накурились или нанюхались наркотиков. Потом они не поделили проститутку и поругались. Голые… У этого товарища снесло крышу напрочь… Он избил Глеба до полусмерти, потом привязал к стулу и начал пытать его утюгом. Сжег ему почти всю кожу и пробил голову. Когда до него дошло, что он убил человека, он замотал тело Глеба в полиэтиленовую пленку, заклеил скотчем и бросил в багажник машины. Остальное ты, вероятно, прочитал в газете…

Я молча кивнул.

– Но в газете не написали еще кое-что…

– …???

– Во-первых, в машине были не только порножурналы и фаллоимитаторы – она была просто завалена деньгами и наркотиками. Об этом запретили писать, чтобы не подогревать интерес к «коммерческой деятельности» Глеба и его клиентов. А во-вторых… Глеб был еще жив, когда его изуродованное тело бросили в багажник. Он умер не от травм, хотя они были чудовищными, он умер от удушья. Задохнулся в полиэтилене. Теоретически, если бы «Мерседес» смогли остановить раньше, Глеб мог бы выжить…

Я опустил голову к коленям и сжал виски руками. Потом с трудом взглянул на Настю. В ее глазах не было ни слезинки. Она смотрела прямо и жестко. Лицо бледное. Губы плотно сжаты, на скулах играют желваки.

– Я сообщила его родителям и друзьям, что он разбился в ДТП. Организовала похороны. По просьбе следствия вся информация из интернета о нем была полностью удалена. Я не знаю, как ты смог откопать эту статью в газете… Сильные мира сего очень хотели остаться чистенькими. Но мне все равно. После похорон я ни разу не была у него на могиле. Я НЕ простила его. И никогда не прощу… Он разрушил мой мир. Наш мир. Такое не прощается.

– Как ты теперь?

– Потихоньку… Наняла адвоката, пытаюсь вернуть хотя бы мизерную часть тех денег, которые Глеб вкладывал в свои бизнес-проекты. В основном это были нелегальные, «серые» сделки, никаких официальных документов нет. Бывшие деловые партнеры Глеба откровенно смеются мне в лицо. Говорят, что я ничего не докажу… Посмотрим… Дети пока у моих родителей, нянечка помогает. Антошке сказала, что папа уехал в другую страну. Ну а Сонечка… – Настя улыбнулась, – она еще маленькая… Знаешь, я тут как-то подумала, Глеб давно уже мог бы купить самолет, возможно, даже два. Мы могли бы летать на прекрасные острова… Но он тратил деньги на другие вещи. Жаль…

Я сидел раздавленный и опустошенный.

– Настя, я не знаю, что сказать…

– Ничего не говори, Семен. Ты много для нас сделал. Я очень благодарна тебе.

Настя замолчала. Потом подняла руки к лицу и сняла очки.

– Сема! Так жаль, что Чарлика нет! Как его не хватает… Знаешь, мне кажется, он так тебя любил…

Мы посмотрели друг на друга. Глаза Насти были полны слез. Я почувствовал, что сейчас разревусь как корова, и резко встал со скамейки.

– Настя, я поеду. Прости, не могу больше. Звони, если что…

– Удачи тебе, Семен.

Как говорил герой одного из моих любимых фильмов: «В жизни есть два несчастья – не получить то, что хочешь, и… получить то, что хочешь…».

Глеб хотел стать очень-очень богатым. Он получил то, что хотел.

Часть 9. Последняя встреча

– Семен, здравствуйте! Мы можем приехать к вам в субботу на вакцинацию? У нас ротвейлер, Брюс.

– Да, приезжайте, конечно. Часам к трем-четырем.

– Спасибо, доктор. До свидания.

Незнакомый номер, а голос вроде знакомый… Ротвейлер Брюс был только у Насти, но это не она. Точно не она. Обращение на вы, «спасибо, доктор»… Настя так никогда не разговаривала. Кто это был? Ладно, увидим в субботу.

Все-таки это была Настя… В кабинет вошла элегантно одетая взрослая женщина в сопровождении высокого мужчины в дорогой кожаной куртке. Лицо женщины излучало спокойствие и уверенность. Так выглядят люди, у которых все в жизни встало на свое место, причем на хорошее место. Движения, мимика, голос, одежда, косметика, украшения однозначно говорили: у меня все прекрасно, и это – не случайность. Если бы не очки – модные, чуть затонированные, в тонкой золотой оправе, я бы вообще ее не узнал.

Мужчина, высокий, жилистый, с широкой спиной и красным обветренным лицом, транслировал окружающим силу, уверенность и, может быть, чуть-чуть надменности. На поводке он держал большого черного ротвейлера. Это был Брюс, и он меня узнал. Пес завилял хвостом и, приоткрыв в улыбке огромную зубастую пасть, потянулся ко мне. Мужчина легонько натянул поводок и бросил на пса строгий взгляд. Брюс вздохнул, чуть опустил голову, и хвост перестал вилять. Ротвейлер попятился назад и сел рядом с ногой своего нового хозяина.

– Семен, здравствуйте. Знакомьтесь, это Дмитрий. Он профессиональный лыжник. Вы ведь тоже раньше лыжами занимались, верно?

– Да… Было когда-то. В далеком детстве… Скажите, как Брюс себя чувствует, проблем со здоровьем нет?

– Нет, все хорошо.

Я измерил собаке температуру, сделал прививку и заполнил ветеринарный паспорт.

– Ну, в принципе, все. Проходите к администратору, она вас рассчитает.

Мужчина с ротвейлером вышли из кабинета и направились по коридору в сторону ресепшена. Настя чуть задержалась у выхода, глядя им вслед.

– Знаешь, Семен, Брюс стал вести себя намного лучше… Перестал кидаться на людей, стал управляемым, дружелюбным…

– Это очень хорошо, Настя, – «все-таки она перешла со мной на ты», – мелькнула мысль. – Собаки быстро перестраиваются…

– Да. Он перестроился. Мне кажется, с Дмитрием он стал намного счастливее…

«А ты?..» – чуть не вырвалось у меня. Но я успел прикусить губу…

Больше я их никогда не видел.

Я завершил эту историю и искренне рад этому. Она далась мне неожиданно тяжело. Оказывается, целый кусок жизни прятался во мне тихо и глубоко. Я попытался осторожно вытащить его на свет и, видно, порвал что-то внутри. Теперь забытые эмоции, чувства и мысли бьют наружу фонтаном, как артериальная кровь из рассеченного сосуда. Светлые воспоминания вместе с горечью и болью туманят мне мозг. Начинаю шмыгать носом, и четкие буковки на экране компьютера почему-то предательски расплываются перед глазами. Я закрываю глаза… и вижу…

Свежий осенний ветер рвет и разбрасывает по небу ватные кусочки облаков. Старенькая красная «четверка» остановилась на грунтовой дороге рядом с нашей дрессировочной площадкой. Неуклюжий молодой ротвейлер пытается поднять с земли большое березовое полено. Глеб щурится от яркого солнца и обнимает за талию Настю. Она смеется и приветственно машет мне рукой. И Чарлик, милый маленький Чарлик, подпрыгивая, несется ко мне по тропинке. И его длинные уши смешно взлетают над верхушками сухой травы… И все хорошо. И мне 22. И вся жизнь впереди…