Читать онлайн Время придет бесплатно

Глава 1

– Мам-мам-мам!!! – слышу я сквозь сон и притворяюсь спящей. Ира, младшая дочка 3 лет от роду, отрывает от моего лица маску для сна и отпускает резинку. Тыдыщ! Маска шлепается на мои мешки под глазами и больно стреляет резинкой по носу.

– Мам, купи мне куклу! – говорит Ира.

Я делаю вид, что не слышу.

– Мам, я хочу играть! – подключается Маша, вторая дочка, которая старше Иры всего на 1,5 года.

Продолжаю театрально изображать смерть.

– Мам, пойдем гулять! – кричат они хором. Забыли, что сегодня мы идем в садик. Так бы наверняка еще спали и по закону подлости мне бы пришлось их вытаскивать из кровати.

Открываю глаза и рычу, что маме сначала надо сделать добрую маму, и, сонная, ползу на кухню. Спасибо моему мужу – он уже сварил кашу на всех, так что мне не придется готовить завтрак.

– Доброе утро? Как спалось? – спрашивает Данил, намекая на то, что я посреди ночи опять уползла к детям, когда те беспокойно спали, да так и осталась в детской до утра.

– Как-как… – бурчу я, не спавшая нормально уже 5 лет, начиная с беременности старшей. – Девочки то по очереди просыпались, то складывали на меня ноги, то пихали пятками и попами мне в лицо.

– Надо пораньше ложиться все же, а не сидеть в социальных сетях, – делает замечание муж, чмокает между делом и идет одеваться.

– Да я не… – хочу я было оправдаться, потому что как раз вчера я начала смотреть один классный турецкий сериал, который мне посоветовала подруга Лиза, а вовсе не короткие ролики в соцсетях… хотя какая разница, что я там смотрела, если опять легла за полночь и чувствую себя так, словно бы всю ночь разгружала вагоны. Но как объяснить мужу, что эти часы – единственное мое время? Нет, точнее так: МОЕ время. Когда я могу делать, что хочу, и вообще пожить для себя. Имею я на это права или нет?? Когда дети наконец-то угомонились, спят, дома тишина, я могу сидеть на кухне на диванчике, пить чай и отключаться от всех проблем. А короткие ролики я смотрю, потому что это еще и моя работа. Я их создаю и поэтому просто обязана быть в курсе трендов и того, что сейчас популярно. Неужели непонятно?

Но этот вчерашний сериал… Боже мой, это что-то невероятное! Раньше я вообще не была фанаткой сериалов, тем более на сто тысяч миллионов серий. Это все моя подруга Лизка меня подсадила. Она с ума сходит по турецким сериалам и начала мне рекламировать один за другим. Я начала смотреть и не смогла оторваться. Уже третий смотрю, у некоторых даже переводов нормальных нет, приходится с субтитрами. Это как запрещенное вещество: даешь себе слово, что сейчас ну вот только одну серию и спать. Или что вот этот досмотрю и больше не буду начинать. Ага-ага.

Ну что ж, как я говорю своим детям – за каждым действием всегда есть последствие. Так что сегодня мне придется снова провести день в маске зомби.

Я раскладываю кашу по тарелкам.

– Какая сегодня каша? – спрашивает старшая Маша.

– Манная, – отвечаю я.

– Фу, не люблю манную, – кривится она.

– Ура! Люлю! – радуется младшая фанатка манки Ира. Она готова есть ее с комочками и без на завтрак, обед и ужин. А день, когда в садике дают манную кашу, один из ее самых счастливых. Жаль, что это не сегодня, потому мне кажется, что она ходит в садик только из-за манной каши, а в другие дни у меня нет аргументов, чтобы убедить ее туда пойти. Я уже морально настраиваюсь на то, как через час дочек будут отрывать от меня, а те будут вопить и хвататься за меня. Обожаю садики.

Вообще любое утро с детьми – это, конечно, огонь. Вот Машка поняла, что мы идем в сад, и плачет, что не хочет в сад. Ира плачет, что хочет на ручки. А еще есть зубную пасту и кататься на самокате. Расстраивается, что не разрешаю.

Муж говорит:

– Тебе бы накраситься, а то совсем глаз не видно.

Он убегает на работу как раз в тот момент, когда Ирка висит на моей ноге, а Маша отдирает слайм из волос. И я прям чувствую, как он выдыхает за порогом: «Уф, ура! Работа наконец-то! Свобода!»

Я мельком смотрю в зеркало и понимаю, что там не видно не то что глаз, там вообще не видно меня. За годы декрета я превратилась в непонятное нечто с вечно растрепанной головой, мешками под глазами, какими-то прыщами и пятнами на лице, в растянутой футболке и лишним весом. Я не знаю этой девушки. Когда я выходила замуж, я была стройная и яркая, с кератином на волосах, маникюром на ногтях и депиляцией в нужных местах. Я стильно одевалась и со мной можно было поговорить о разных философских темах и даже духовной психологии. Сейчас в голове у меня «Виу-виу-виу» и «По полям, по долам…».

Так что да – в зеркале не было не только моих глаз, но и меня. Меня давно уже не было в моей собственной жизни.

А тут еще этот садик.

От садика я точно не становлюсь красивее. У меня одних только седых волос прибавилось за эту неделю на воооот столько. Потому что младшая ходит в один садик, а старшая в другой. И потому что обе ревут белугой, когда я их там оставляю. Плачут, когда отвожу, потом плачут, когда забираю.

Вот и в это утро. Одна натягивает колготки, вторая уже стоит потеет в комбезе. Я уже пожалела, что успела надеть на себя теплую кофту, потому что футболка под кофтой быстро стала мокрой. Начинаю надевать ботинки… ой, простите, челси. А у одного из них как на зло не застегивается молния.

– Ну что ты, мой хороший. Давай же, застегивайся уже! – начинаю я ласково. А потом меня понесло…

– Ах, вот как ты со мной?! Вот так, значит? Я тут тебе, понимаешь… А ты мне вот что, да?!

И дернула так, что у ботинка искры из глаз посыпались. Ну собачка и выскочила. А я разозлилась ещё сильнее, схватила любимый ботинок и швырнула его в сторону. От обиды, что он мог так меня предать в самый ответственный момент. Вот такой я ботиночный абьюзер.

Дети зато быстро успокоились и стоят смотрят на меня испуганными глазами. Я сажусь на скамейку чуть не плача, тяжело вздыхаю и достаю с полки какие-то старые утепленные резиновые сапоги, которые сюда ну вообще никаким местом. Выгляжу, наверное, как бомж. Надеюсь, все мои бывшие сейчас где-нибудь на луне – не хотелось бы кого-то встретить в таком виде.

В этот момент звонит телефон. Беру трубку.

– Здравствуйте, это Анна?

– Кажется, да, – соображаю я, пытаясь поймать Иру, которая убегает от меня в одних сапогах. Машка при этом, напоминаю, уже стоит в зимнем комбезе и шапке и приговаривает: «Ну когда же вы уже соберетесь?»

– Вас беспокоят булочки для бургеров. Вам сейчас удобно разговаривать?

Кто вообще звонит в такую рань? Но трубку положить нельзя – это по работе. Решила помочь другу с его профилем в одной известной социальной сети, договариваемся о рекламе с булочками.

– Да-да, конечно, удобно, – зачем-то вру я. Удобнее не придумаешь.

– Вы оставляли заявку на нашем сайте. Подскажите, пожалуйста, какой объем булочек вас интересует?

Ирка начинает визжать, и булочки в трубке смеются женским голосом. Я параллельно разговариваю по телефону, держа его одним ухом, а руками пытаюсь удерживать младшую дочку на коленках, чтобы натянуть на нее кофту и зимние штаны.

Когда уже мы все трое стоим одетые и пыхтим от жары, выйти мы должны были 10 минут назад, я прощаюсь с булочками и вижу взгляд Иры, который матери со стажем не спутают ни с чем. Я кривлюсь и хочу заткнуть уши, чтобы только не слышать коронное:

– Мам, я хочу какать…

После всех раздеваний и снова одеваний, мы наконец-то выбегаем и, разумеется, опаздываем так, что мне опять придется выслушивать от воспитателей. Потом девочки спорят, кто будет нажимать на кнопку в лифте. Кто будет ехать на самокате. Кто торжественно понесет ключи и откроет колясочную. Я пытаюсь все разрулить, но это все равно что одновременно кидать в воздух 30 тарелок. Поймать сможешь в лучшем случае две, остальные разобьются.

И вот я иду по этой дурацкой питерской каше, ветер со снегом бьют по лицу, Маша прячется ко мне под руку, потому что боится, что она сейчас улетит, как домик Элли, Ира просит закрыть капюшон коляски. Саму же коляску приходится буквально тащить на себе, потому что по снегу с сугробами она ехать не предназначена, а про санки я, конечно же, не подумала… Вместе с ней я тащу на себе еще и самокат. Иду и думаю: «Ну почему в жизни не может все быть хорошо? И все время надо какие-то проблемы решать?»

На прошлой неделе я целый месяц пыталась пришить Машкины рукавицы к резинке. Ну как в детстве, помните? Для трусов такие раньше были. И для игры в «резиночку».

Каждый вечер говорила себе, ну завтра так точно пришью. И все находились дела поважнее. Сериалы там всякие посмотреть, например.

Наконец, настал тот день, когда я решила: все, сегодня или никогда! Достала резинку, нитки, иголки, ножницы. Говорю Машке: «Неси!»

И она торжественно несёт… Куртку с одной варежкой.

Вторую мы успели потерять по дороге из садика. Сложно описать, что я испытала в тот момент. Я оделась и в ночи побежала искать её. Не нашла. Написала в чат потеряшек. Утром прочитала, что её видели рядом с ТЦ. Побежала туда, и снова её нет.

А все почему? Потому что все надо делать вовремя!

И вот постоянно что-то. То сопли, то температура. То матрёшку надо в садик раскрасить, то снежинки вырезать. То стишок выучить. То логопеда, то ортопеда. То уже время зубного подошло. То масленица и блины. То кофту испачкала. То на платье кружочек вырезали.

Теперь ещё ботинок-предатель. Ой, простите, челси.

А жить-то когда? Я не хочу, чтобы, когда я умру, и приду туда наверх, и меня спросят: «Как ты жила? Чего достигла?»

А я такая:

– Ну матрёшку вот хорошо раскрашивала. И снежинки наши первое место заняли в конкурсе, между прочим!

Мне скажут:

– Молодец, конечно. А что успела в жизни? Чего добилась? Помнится, ты мечтала получить Оскар за лучший сценарий? Была ли ты счастлива вообще?

Я промолчу. Он покачает головой неодобрительно.

А все почему? Потому что все надо делать вовремя!

Будь они неладны, эти челси.

Глава 2

Дети в саду до сна, а это значит, что у меня есть всего лишь 3 часа на спокойную работу в тишине. Я со всех ног несусь домой, в 11 у меня созвон по сегодняшнему вечернему продающему вебинару, а до этого надо успеть смонтировать два ролика и размесить сторис для прогрева.

Я работаю удаленно, веду соцсети для моих клиентов и монтирую ролики для них же, чтобы не сойти с ума и чтобы мозг совсем не расплавился. Я профи в своем деле. И мне важно хотя бы немного чувствовать себя не только мамой, но еще и полезным обществу человеком. Да и немного своих денег вовсе не помешают. Бесит все время просить их у мужа и отчитываться, на что я их потратила.

Полтора года назад, когда я была без работы, и выглядела еще хуже, чем сейчас, чувствовала себя обслуживающим персоналом. Я постоянно срывалась на детей, и все, о чем я мечтала – это сбежать из этого кошмара. Единственным логичным решением мне казалось развестись. Однажды я так и сказала мужу, что уйду от него. На что он ответил:

– Да куда ж ты денешься?!

Это, что называется, был момент, который разделил мою жизнь на «До» и «После». Тогда я поняла, что он прав! Реально куда я могу деться, если у меня нет ни отложенных денег, ни работы, чтобы эти самые деньги получить, ни какой-то еще квартиры. Куда я пойду с двумя детьми и чем буду их кормить? Я ощутила себя словно в ловушке.

Я была в дичайшей депрессии, и врач тогда сказал мне, что надо начать высыпаться и отдыхать. Что я сделала после этого? Правильно, я вернулась к работе, взяв несколько проектов на ведение.

С одной стороны – мне стало легче, ведь я теперь не завишу от мужа так, как раньше. А с другой – я каждый день схожу с ума от огромного количества задач. Мне приходится одновременно заниматься детьми, работать, готовить, убираться и далее по списку. Иногда я не успеваю даже дышать.

При этом я по-прежнему не могу позволить себе нормальный уход, маникюр и педикюр, я стесняюсь просить у мужа на это деньги, а моих денег едва хватает на хотелки детей (на себя я не умею тратить от слова совсем). Стоит ли оно того? Сама не знаю. У меня нет времени об этом подумать. Когда я слишком устаю, то могу только тупо пялиться в экран, просматривая короткие видео или тот самый турецкий сериал, который посоветовала подруга. С ним я словно бы переношусь в другое измерение, туда, где хорошо, где тепло и солнце, где романтика и любовь, всякие жаркие объятья и красивые женщины и мужчины.

А сейчас меня ждет три часа интенсивной работы в режиме аврала «это нужно было сделать еще вчера».

Сейчас 12:20 и у меня до сих пор идет созвон, который начался в 11 и должен был длиться всего час. Все это время сосед сверлит дрелью, отчего я с трудом слышу, что мне говорят. Я еще не обедала, а мне уже надо бежать за детьми. Я выключаю камеру, чтобы переодеться, и переключаюсь на телефон. Бегу и по пути слушаю обсуждение. Неожиданно начальник спрашивает:

– Анна, а что вы думаете по этому поводу?

В этот момент я уже одеваю Иру в группе, параллельно слушаю воспитателя о том, как Ириша умничка, она сегодня утром быстро успокоилась и хорошо себя вела. Воспитатель передала мне бумажку от медсестры из их сада, где крупными буквами было написано «Глисты».

– Глисты?! – чуть ни кричу я.

– Простите? – переспрашивает начальник.

– Листы! – спохватываюсь я, вспоминая о том, что я все еще подключена к совещанию. – Я согласна, надо подготовить… эээ… листы!

– Это анализ на глисты, – поясняет воспитатель. – Обычная формальность. Палочкой пощекочут в попке, да, милая? – добавляет она, переключаясь на Иру.

– В попку-в попку! – кричит Ира прямо в мой микрофон.

– Да, я тоже хочу послать всю эту работу куда подальше, – смеется начальник, а вместе с ним – еще шестеро других начальников и коллег.

– Прошу прощения, – я краснею как рак. – Если можно, я подключусь попозже. У меня тут… эээ… непредвиденные обстоятельства.

– Листы, да, я понял, – снова смеется он. Боже, храни моего начальника и его чувство юмора. Клянусь, теперь у меня в команде точно будет прозвище «Глисты». – Увидимся вечером на вебинаре!

Мы с Ирой и направлением на анализы бежим в другой садик за Машей – он намного дальше от нашего дома и логичнее было бы сначала забирать Машу, а потом Иру, но Ира младше и их укладывают спать раньше. Если забрать сначала Машу, то Ира будет долго сидеть и ждать меня, и точно начнет плакать.

У Маши в группе, конечно, тоже все дети уже спят и она сидит на стульчике ждет меня. Но хотя бы не плачет – уже хорошо. Я уже изрядно вспотевшая да еще и голодная, вздыхаю облегченно. Мечтаю побыстрее дойти до дома, чтобы пообедать и доделать рабочие задачи перед вебинаром. Но девочки тянут в магазин. Это наша традиция такая – после садика заходить в магазин за чем-нибудь вкусным. Что-то вроде «принести дань двум богиням за то, что они соизволили расстаться со мной на несколько часов и подарили мне целых 3 часа работы в тишине».

Окей, решаю, что зайдем. Но дальше начинается какой-то триллер с хоррором и драмой одновременно.

Ира хочет куклу. Ничего необычного, она девочка, ребёнок, она может хотеть куклу. Ну и что, что таких кукол у нас три коробки на балконе, там, наверное, уже моя годовая зарплата. Я бы разбогатела, если бы продала эти коробки (если бы, конечно, эти куклы были с волосами и целыми ногами).

И вот она хочет одну. Такой у нас ещё нет. У старой платьюшко розовое в белый горошек, а у этой – белое в розовый. Там волосы заплетены в косички, а здесь хвост волнами. Разница очевидна же.

Пока я убеждаю её, что эта кукла нам не подходит, Ира натыкается на пони. Чтоб вы понимали, все остальное пространство балкона у нас завалено этими поняшками с пола до потолка. Иногда кажется, что они арендовали у нас квартиру.

А тут создатели взяли и выпустили обновленную версию пони. Видимо, родителям больше покупать нечего, им не нужно есть и одеваться, можно только собирать очередную коллекцию пони. Старые были недостаточно современными, видите ли.

И вот ситуация. Я смотрю на Иру, у меня все сжимается внутри. Я готова купить ей все на свете, потому что «в детстве у нас ничего этого не было, ну и что, что будет ещё одна коробка, рано или поздно мы их продадим и купим дом на Рублевке или квартиру оставим пони, а сами будем спать на коврике».

Но есть мааааленькая проблема…

Я забыла карточки дома и с собой у меня есть только 100 руб.

Это была такая ситуация, когда надвигается цунами, а ты не можешь залезть ни на какое дерево, потому что дерево – это ты сама.

Я хватаю леденцы у кассы, беру Машу и несусь с коляской к выходу так быстро, будто за мной галопом скачет табун пони. Ира соображает, что пони ей не светит, и включает сигнализацию. Я нервно озираюсь по сторонам, люди косятся на нас, кто-то недовольно цокает, а кто-то смотрит с сочувствием. Но меня не покидает ощущение, что выбор небольшой: либо меня сейчас сдадут опеке, думая, что я убиваю своих детей, либо меня сожрут пони.

Ирка вырывается из коляски, пытаясь упасть и ползти по направлению к цели. Настойчивости и целеустремлённости моей дочери позавидовал бы любой коуч. Я сажусь на корточки и пытаюсь поговорить с Ирой, называя ее эмоции, говоря, что она злится, что она очень хотела эту куклу и всякое такое, чему учат современные психологи. Ира кричит еще громче, демонстрируя всем своим видом, что она думает о современных психологах. Футболка холодит мне спину, шапка слезла набекрень, мне холодно и хочется есть. Я готова сесть прямо здесь посреди дороги в грязный снег и тоже начать плакать, но надо держаться. Я же дерево. Тьфу, то есть мама.

Кругом машины и люди, под ногами сугробы, я достаю бунтарку из коляски и, с трудом удерживая её, словно только что пойманную рыбу, тащу на руках в сторону дома. Маша везёт коляску, хотя она еле достаёт до ручки.

И вот мы таким табором почти 40 минут идём до дома. Дойдя до парадной, я отпускаю Иру в снег, потому что руки мои трясутся от напряжения. Дочка тут же мажется в грязи.

Маша держалась героем. Я видела, как она испугалась, но при этом ответственно везла коляску. Потом, намного позже, я её обниму и скажу, какая она молодец и как она мне помогла. Только вот приключения в этот день ещё не закончились, и самое «интересное» ждало меня дома.

***

После садика дети поспали ровно полчаса, за которые я успела съесть наспех поджаренную яичницу. Только я села за компьютер, чтобы доделать последние штрихи для вебинара, как Ира с Машей подскочили – у них словно бы открылось второе дыхание.

А делать дела с детьми – это все равно что плыть в лодке против течения. Без весел. Если вам надо, чтоб они немного поспали и вы назначили на это время какое-то супер-важное дело, то они, конечно, будут скакать и прыгать и ни за что не уснут. Если же нужно, наоборот, чтоб они не спали, потому что ты понятия не имеешь, как одновременно нести на руках двоих спящих детей из машины, то разумеется, они заснут. Ну то есть на всех опасных перекрестках, левых поворотах они будут истерить, а как только вы подъедете к дому – уснут.

Если вам нужно в магазин – они тянут на детскую площадку. Если хотите на площадку, то им, конечно же, надо в магазин.

Сейчас мне надо, чтобы они хотя бы немного посидели и спокойно поиграли, чтобы я могла сосредоточиться. А им надо стоять на голове и громко визжать.

Поэтому мне срочно нужен кофе. Кофе-кофе-кофе. Кофеюшко.

Пока я наливала кофе, Машка посадила Ирку в мешок для игрушек и пытается его закрыть. Ирка громка возмущается. Пытаюсь отвлечь их мороженкой.

Едва сажусь на стул, чтобы поработать:

– Мам, я хочу мороженку, как у Иры. Мама, я хочу пить. Хочу в туалет. Хочу на ручки. Завяжи мне бантик. Сними футболку. Надень футболку. Помыть ручки.

Размазали мороженое. Раскрошили печенье. Пролили компот. Поскользнулись на нем и упали. Поплакали, успокоила. Вытерла, умыла, собрала раскиданное.

Ира снова в мешке для игрушек.

Через два часа: «Блин, кофе!!!»

И вот так всегда. Странно, что мне психиатр так спокойно выдал разрешение на водительское удостоверение. Иногда я уже начинаю сомневаться в своей адекватности.

А теперь представьте. Уже вечер, у нас начался продающий вебинар. Я одновременно пытаюсь отвечать на сообщения в директе, делать скрины для сторис и следить, чтобы дети на разгромили квартиру и себя вместе с ней. Машка приходит с синим лицом и жалуется, что у нее болит живот. Я одной рукой глажу ей животик, не придавая этому большого значения. Но через полчаса становится очевидно, что дело плохо, потому что Маша кривится от боли и скулит.

Я звоню маме – она сто лет проработала медсестрой в больнице и к тому же живет рядом. Спрашиваю, может ли она прибежать осмотреть Машу? Но мама уехала за город с подругами, и вообще, оказывается, медсестры диагнозов не ставят, а только врачи. Она задает мне кучу вопросов и в итоге, распереживавшись, кричит мне в трубку: «Вызывай скорую! Это может быть все, что угодно! Счет может идти на минуты!» Спасибо, дорогая мамочка, успокоила.

Я трясущимися руками вызываю скорую. Пишу начальнику, что у меня форс-мажор, но все равно не могу отключиться от работы, потому что мне продолжают писать и я вынуждена висеть на телефоне.

Ира скачет по квартире и просит то мультик, то игрушку, то чего-нибудь сладенького. Машка бледная лежит на кровати. Я красная пытаюсь не сойти с ума от всего происходящего. Уровень тревоги космический, у меня начинается какая-то сыпь от нервов и путаются слова.

К тому моменту, как приезжает скорая, я уже едва дышу, прокрутив в голове самые страшные варианты. У меня почти собрана сумка со всем нужным для больницы, я готова плакать от того, что не знаю, как помочь своему ребенку, при этом по инерции продолжаю отвечать на сообщения по работе.

Аппендицит не подтвердился. И вообще врач сказал, что она просто что-то не то съела. Когда скорая уехала, я легла, глядя в потолок и пытаясь переварить случившееся. Что-то я явно делаю не так. Почему, когда моему ребенку плохо, я отвечаю на сообщения по работе? К черту такую работу.

Данил заходит домой, когда дети наконец-то вырубились, в квартире бардак, везде разбросаны детские игрушки, на кухне гора грязной посуды. Он уже знает, что с Машей все хорошо, потому что я сразу же ему написала.

Слышу, как он раздевается, моет руки и идет на кухню, по пути матерясь, что дома не убрано и как же ему надоел этот бардак. Потом заходит ко мне в комнату, держа в руках кухонное полотенце, и говорит:

– Сколько раз можно тебе говорить? Вот это полотенце должно висеть на ручке духовке, а не валяться на столе. Неужели это так сложно запомнить?

«К черту всё», – думаю я и начинаю тихо плакать.

Глава 3

Иногда я сижу во всем этом хаосе из детей, игрушек, рабочих задач и грязной посуды и пытаюсь вспомнить: как я здесь оказалась? У меня нет сил даже шевелить языком. Пожалуй, все, что я могу делать, это тыкать пальцами по кнопкам смартфона или клавиатуре. Сейчас у меня такое состояние, что я даже не могу ругаться на детей или пытаться их построить. Батарейка внутри меня на минусовом заряде, но я понятия не имею, как ее зарядить. Полночи я проплакала от несправедливости, злости и отчаяния. Я благодарила Бога за то, что с Машей все хорошо. Но мечтала только об одном – уехать куда-нибудь одной в отпуск.

На работе на следующий день я взяла выходной. Но зато решила убраться. Да, все мои поступки очень логичны. Когда я устаю так, что не могу пошевелиться, я беру побольше работы либо устраиваю уборку. Видимо, чтоб доказать себе, что вот вчера все было еще очень даже ничего. Ну или чтобы добить себя окончательно и чтоб все наконец-то от меня отстали. Особенно Данил с его вечными ворчаниями по поводу бардака.

С утра я убиралась три часа. Не могу сказать, что у нас дом 200 квадратов и семья из 10 человек (хотя, может, в каком-то измерении это так и есть, потому что ну что можно убирать три часа?). И это я не мыла холодильник, окна, не разбирала шкаф и балкон.

На время после обеда я оставила детскую. В ней 11 кв.м. и ещё два часа уборки. Там, наверное, есть чёрная дыра, из которой вылетает пыль, игрушки, подушки и пони. Эта чёрная дыра выглядит примерно так. Ты раскладываешь ровной стопочкой книжки на стеллаже, отвлекаешься на пять минут, чтобы сполоснуть тряпку, а книжки уже разбросаны по полу. Снова поднимаешь, снова расставляешь, снова… Ну вы поняли. Эта песня хороша – начинай сначала.

– Мам, давай мы тебе поможем! – кричит Маша и выхватывает швабру. «Ура!» – думаю я и иду раскладывать посуду. Дети в это время носятся со шваброй по всей квартире. А что, хорошая идея была родить двух дочек. Не только пол помоют, но и стены, и двери – жалко, что ручка у швабры короткая, так бы ещё и потолок помыли.

Вытираю пыль с полок. Старшая снова вызывается помочь. Натирает до блеска стеллаж. Потом подоконник. Комод. Кровать. Резиновый мяч. Кукол. Велосипед. Все блестит.

Меняю постельное. Дочки запрыгивают на кровать и забираются под простынь, которую я ещё не успела расстелить, смеются и дурачатся. Я тоже хочу запрыгнуть на кровать, но чтобы отдохнуть, конечно. Немного ворчу, потому что сил уже нет. Когда наконец-то удаётся их согнать и застелить постельное, я оборачиваюсь и вижу…

Знаете, как в кино. Звучит нагнетающая музыка, а камера крупным планом показывает. Книжки снова на полу. Коробка с конструктором разбросана. Белый только что отмытый стол разрисован фломастером. А рядом стоит довольная Ира. И руки её тоже до локтей измазаны фломастером. А на ее ногах Маша как раз дорисовывает полосочки, как у тигра.

А воду полчаса назад отключили.

Но как вы помните, у меня нет сил ругаться. Поэтому я просто машу рукой и ухожу в свою комнату. Раз нет воды, тогда попробую разобраться со стопками старых тетрадей, дневников, блокнотов. Давно пора было их разобрать.

Так получилось, что я веду дневники с 7 класса, стихи пишу с 9 лет, а истории придумываю лет с 14. Можете представить себе, сколько у меня накопилось макулатуры за более чем 20 лет.

Я достаю первую попавшуюся папку, в ней пожелтевшие вырезки из газет. Где-то здесь написано про меня. Вот я выиграла олимпиаду по русскому языку, вот меня отправили на всероссийскую конференцию по литературе. А здесь у меня берут интервью, потому что я стала лауреатом всероссийского конкурса поэтов. Гордость родителей, школы, города… Как многого от меня ждали. Как много от себя ждала я сама.

Я мечтала стать известным сценаристом и получить Оскара. Но поступать почему-то решила на журфак. Мол, чтобы быть сценаристом, нужен жизненный опыт, а писать я и так умею. Сейчас это выглядит так смешно.

А вот другая папка – с моими опубликованными рассказами и статьями. Нахожу одну историю и вспоминаю, как одна одноклассница мне сказала:

– Аня, как ты могла его убить? Я плакала и не могла остановиться!

Примерно то же самое мне говорили и другие девчонки, и даже взрослые женщины. И просили воскресить главного героя. Мне тогда было 14 лет и мой первый рассказ разместили в местной газете. Я и подумать не могла, что вся женская половина нашего небольшого городка, откуда я родом, будет плакать по главному герою. С тех пор я мечтала стать сценаристом, чтобы убивать людей (шучу).

Героя я, кстати, воскресила, продолжение написала, а потом было еще много рассказов, статей, стихов, текстов, публикаций в сборниках. Но все это было ровно до того момента, как я переехала жить в Питер. С тех пор ни одна моя история, ни один рассказ или книга, сценарий или что-то творческое так и не увидело свет. Все эти годы я работала только как копирайтер, журналист и редактор и много писала статей для интернет-ресурсов и журналов, а сейчас веду социальные сети. Но вот на мое творчество явно кто-то наложил проклятье или порчу, не знаю.

И вот я сижу над всеми этими вырезками и дневниками и вспоминаю отчаянно ту себя, которой была и которую где-то потеряла. Вспоминаю все свои мечты, которые не сбылись. И думаю: что я могу сказать той маленькой девочке или той 14-летней юной девушке, чей рассказ только что опубликовали в местной газете и которая так сильно верила, что у нее все получится и что она сможет все, что угодно, стоит только захотеть?

– Прости меня, я не смогла… Я тут детей рожала, матрешки раскрашиваю вот. Снежинки вырезаю…

Да она меня убьет. Она же умеет убивать людей.

И тогда я тоже начинаю плакать и не могу остановиться. По той героине, которую где-то когда-то убили, а преступление так и осталось не раскрытым.

Я встаю перед зеркалом и начинаю изучать себя. Смотрю на свои опухшие от слез глаза, на мешки, куда я долгие годы складывала свои мечты. И не могу понять. Почему только сейчас я вижу, что у меня пятна и прыщи на лице? Я все эти годы после родов была слепая или лежала в коме?

А вот этот живот… Почему никто не сказал мне, что последние три года я жду двойню? Хотя вроде Данил что-то говорил, но, кажется, я ещё и глухая была…

И вот я стою у зеркала, на меня снизошло чудо святое, я наконец-то прозрела и вижу все так отчётливо, будто на меня светит рампа, а каждую складочку мне показывают под микроскопом. В моей-то голове я выгляжу совсем по-другому! А я ещё думаю, почему я себе перестала нравиться на фотках…

Достаю весы. Они показывают плюс 10кг, я снимаю батарейку и прячу их в шкаф. Но если вы думаете, что с горя я иду есть чипсы и заедать их тортиком, то вы меня плохо знаете. Я, какая есть – с мешками, прыщами, пятнами и складочками – достаю гантели, стряхиваю с них пыль и выбираю самую убойную тренировку в инете, врубаю песню «Недетское время» группы «Дискотека Авария», чтоб треня была ещё ударнее, и начинаю скакать… Да, с утра я не могла даже шевелить языком, но теперь скачу с гантелями под одну из самых энергичных песен в моей жизни. Все логично.

Когда проходит полчаса и руки уже дрожат (напомню, что вчера эти же руки тащили 40 минут вырывающуюся любительницу пони), а ноги едва шевелятся, я смотрю на часы и вижу, что прошло всего лишь пять минут. Каждые 10 секунд я смотрю на часы, мне кажется, что они остановились, а я сейчас умру под тяжестью этих гантель.

Тем временем в песне поется: «Время придееееооооот, время придееооооот»

От бессилия я падаю на коврик. Но песня продолжает меня добивать.

Нам хочется дела

Мы б тоже хотели

Танцевать до рассвета

Крутые коктейли

Отдыхать в Куршавеле

Клеить моделей

Летать на ракете

Решать все проблемы

Мы всё бы сумели, придёт наше время

В этот момент я понимаю, что никогда не танцевала до рассвета, не отдыхала в Куршавеле, не летала на ракете и вообще я ничего не добилась в этой жизни. Все, что я смогла – это закончить вуз и родить двоих детей. Я не сделала крутого открытия, не получила Нобелевскую премию, не спасла мир от рака. Мои сценарии никто не хочет экранизировать, мой блог никто не хочет читать. Я даже ни разу не заработала ни одного миллиона.

Я неудачница.

А знаете, что самое страшное?

Если раньше ты все время думаешь, что «Ну ничего, вся жизнь впереди! Ты ещё успеешь…». То теперь это чувство, что «мир удивительный ждёт впереди» – прошло. Его больше нет.

Мне почти 40 и моё время уже не придёт никогда.

Глава 4

Остаток дня я проплакала, лежа в кровати. Дети иногда подходили ко мне и спрашивали: «Мамочка, почему ты плачешь?» Я обнимала их и говорила, что мамы тоже иногда плачут и сейчас мне очень грустно. Но я взрослая и со всем справлюсь. А они мои маленькие девочки и я их очень люблю.

Дочки чувствовали, что меня не надо трогать. И то мирно играли, то потом я включила им мультики. Заснули они обе аж в семь вечера. Я уползла в нашу с Даней комнату и включила свой любимый турецкий сериал. Только от него мне начало становиться еще хуже. Я смотрела на то, как главный герой ухаживает за героиней, как он на нее смотрит, держит за руку, и у меня все внутри переворачивалось. У меня такое было один раз в жизни – и кстати, с американцем турецкого происхождения. Его звали Омер, он приехал на полгода на стажировку по маркетингу в Питер, и чтобы завести новые знакомства, начал ходить танцевать сальсу. Там-то мы и познакомились. А дальше было полгода романтики, счастья, острой влюбленности, которая бывает, только когда тебе 22, обещаний и клятв, общих мечтаний и прогулок по белым ночам. Расстались мы глупо и нелепо, у меня потом были и другие отношения, но Омера я до сих пор иногда вспоминала.

Данил был полной его противоположностью.

С ним мы встретились на улице, я выронила книгу, а он ее поднял. Так завязался разговор, мы обменялись телефонами. Мне он понравился с первого взгляда, очень симпатичный, смуглый, высокий, широкоплечий с обаятельной улыбкой и сияющими глазами.

Я ждала три дня его звонка или сообщения, ведь если мужчина не написал через три дня, значит, ты ему не очень-то интересна.

Он написал на пятый день и в этот же вечер позвал меня попить кофе. Я никогда не соглашалась на свидание в тот же день, это было против моих принципов. Если мужчина считает, что может выхватить меня в любой момент – такой кавалер мне не нужен. Я отказалась, сказав, что уже занята. И намекнула, что смогу на следующей неделе.

Я не страдала от недостатка мужского внимания, со мной все время кто-то хотел познакомиться, кто-то звал пить кофе или играть в боулинг, один из ухажеров постоянно заваливал меня восторженными комплиментами в смс. Дальше общения дело не шло, потому что никто меня особо не цеплял.

Но вот Данил… Мне кажется, я влюбилась в него с первого взгляда и уже мысленно выбирала цвет штор в нашу квартиру и имена будущих детей, когда он только взял мой номер. Только вот он-то не торопился меня очаровать.

Когда дело наконец-то дошло до первого свидания, мы пришли на дискотеку, где он почти весь вечер протанцевал с другой девушкой. Вот тут-то мне надо было бежать, сверкая каблуками, и я почти так и сделала – не писала ему целую неделю, демонстрируя, что обижена и он должен извиниться. Но он снова ничего не понял.

Я не выдержала и написала ему сама. Он пригласил меня встретиться на следующий день и я согласилась. Решила, что к черту все эти правила и принципы, и нужно дать ему еще один шанс. К тому моменту я выбрала уже не только шторы, но и двуспальную кровать, гарнитур и цвет кухни в нашем будущем доме. На следующий день он повел меня покупать ему ботинки. Я влюбилась еще больше, хотя головой понимала, что это какой-то бред.

Данил недавно переехал в Питер и устроился на работу, вся его жизнь крутилась вокруг работы, он там почти жил и спал и, конечно, отвечать на мои сообщения у него не было времени. Примерно через две недели таких свиданий и невнятного общения по скайпу он сообщил мне, что ничего не может мне предложить, что у него нет ни машины, ни квартиры, ни особых накоплений, он не готов сейчас создавать семью. Как думаете, что я сделала? Послала его куда подальше? Как бы не так.

Сначала я, конечно, поплакала. Но потом решила, что завоюю его во что бы то ни стало. Что он еще поймет, какая я замечательная, и не захочет терять. И я предложила ему… встречаться просто так, без обязательств!

Вообще сейчас, вспоминая все это, я думаю: боже, где была моя гордость? Почему из всех поющих мне серенады в смс и заваливающих подарками ухажеров я выбрала этого сухого, рационального, скупого человека? Ему не нужно было меня добиваться – с первой встречи я знала, что готова уехать с ним хоть на край света. Я говорила себе, что романтика, цветы и все эти ухаживания – полная ерунда, пережитки прошлого. Что главное – человек хороший.

Он боялся потратить лишнюю копейку и всегда возмущался, какой дорогой чай в кафе. Он не подарил мне цветы даже на рождение детей, а на 8-е марта его самым запоминающимся подарком была машинка для стрижки катышек. Стоит ли говорить, что у нас не было свадьбы, а медовый месяц мы провели в Ленобласти в одном из отелей. Целых три дня по акции. А предложение он сделал мне просто на кухне за ужином между делом.

Говорят, любовь зла. Возможно, да. Но он был единственным мужчиной, который смог подарить мне ощущение безопасности и надежности. Он никогда не обещал, если не мог выполнить. Он был человеком дела. Он не пудрил мозги и всегда с ним была ясность, хоть часто не очень приятная для меня. Он был верным и честным, с ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Но блин…

Вот сидела я смотрела эти турецкие истории и рыдала белугой от ощущения, что я разменяла себя. Что я предала все свои принципы, согласилась на меньшее, и теперь не знала, как все это исправить.

Данил пришел с работы часов в девять и нашел меня плачущую и завернутую в одеяло, как гусеницу.

– Все хорошо? – спросил он, переодеваясь.

Я молча всхлипнула.

– Я же вижу, что что-то не так. Ты уже не первый день такая, – Данил сел рядом на кровать. – Ну говори уже, что случилось.

Я обернулась, не зная, что сказать. Как вообще описать все, что я чувствовала?

– Говори мне чаще приятные слова… – только и смогла я выдавить из себя.

– Что? – Данил поморщился, будто я ему предложила не говорить приятные слова, а съесть конский навоз. – Какие еще слова?

Я почувствовала, как он начал закипать:

– Я не пойму – я что, мало для тебя делаю? Квартира, машина, все есть, в отпуск летаем, не голодаем. Что тебе не так-то?

Я вспыхнула:

– Я не чувствую, что ты в полной мере понимаешь меня и ценишь. Головой я понимаю, что ты надежный, что ты многое делаешь – я это очень ценю. Но ты видишь меня обычной женщиной, ты не видишь масштаб моей личности!

(Боже, что я несу. Просто рука-лицо).

– Ты серьезно?! Да у тебя все есть!!! Миллионы женщин мечтают о той жизни, которая у тебя, а ты сидишь и с жиру бесишься! Ты вообще не ценишь это!

– Ценю! – почти закричала я, но вовремя спохватилась – не хватало еще разбудить детей. – В том-то и дело, что я 5 лет я живу этой мыслью, с благодарностью повторяя, что у меня есть многое. Поверь мне, я это осознаю. Эта разумная часть, земная, рациональная. Но все эти годы я словно бы отвергаю ту эмоциональную и творческую, которая умеет мечтать, того внутреннего ребенка внутри себя.

– Какого еще внутреннего ребенка? – он снова скривился. Мы словно бы разговаривали на разных языках.

– Я не такой человек, как ты. Все, что у меня есть, сначала было создано в моих мечтах! И потом уже в реальности.

– Все, что у тебя есть, было заработано мною!

– Ты знаешь, что это неправда, – меня начало трясти от возмущения. В этой квартире половина была моих денег – и мне стало не по себе, что он пытается обесценить мои заслуги.

– Ну когда-то ты зарабатывала да, но уже давно ты не вносишь никакого вклада в нашу жизнь, ты только берешь, берешь и берешь. Ты посмотри на себя, в кого ты превратилась.

– Я устала! – слезы жгли мне глаза, в горле застрял ком. Я не могла поверить, что слышу все это.

– Да от чего ты устала? Что ты вообще делаешь? – он всплеснул руками.

– Не высыпаюсь, потом час мне надо, чтоб развести детей по садам, потом у меня всего 3 часа на работу, потом детей забрать, накормить, приготовить, помыть, – начала оправдываться я. – Понимаю, что сама снова и снова попадаю в этот замкнутый круг, но не знаю, как из него выбраться.

– Начни уже просто отдыхать в эти 3 часа, а не работать.

– Я не хочу зависеть от тебя в плане денег, хочу, чтоб хоть какие-то деньги у меня были. Помнишь, как ты сказал мне, что мол, куда ты денешься? Было чувство, будто я крепостная какая-то. Мне надо было доказать тебе и себе, что я не такая, поэтому я пошла работать.

– Сколько тебе надо денег на твои хотелки? Я тебе дам. И сиди себе дома с детьми, занимайся собой.

Мне хотелось закричать, что не нужны мне твои деньги. Дело вообще не в деньгах. Все разговоры снова сводятся к финансам и материальному, но деньги были лишь следствием. Я не знала, как донести, насколько глобально я все чувствую, толком не могла объяснить, в чем причина.

Данил тяжело вздохнул и подошел к окну, скрестив руки на груди.

– Вообще я не верю во всех этих психиатров или как их там, – сказал он. – Но мне кажется, это уже ненормально то, что происходит. И тебе бы надо обратиться к специалисту.

– Сдашь меня в психушку, потому что я не такая, как ты?

Возникла пауза. Я продолжила.

– Ты знаешь, что я всегда хотела стать известным сценаристом. Реализация для меня так же важна, как и материнство. Я не могу быть просто мамой. Я с детства мечтала, что пройдусь по красной ковровой дорожке, для меня это важно, пойми! Мечтаю, что мои фильмы увидят миллионы людей, что эти истории помогут им стать лучше, спасут от депрессии…

– Да себя сначала спаси! – гаркнул Данил, я вздрогнула. Он снова вздохнул и сел на кровать. – Мне не нравится, что ты летаешь в облаках. И твои желания – это какое-то тщеславие. Красная ковровая дорожка? Ты серьезно?

Вот в этом он был весь – обесценить все, что он не понимает. Ему было бы намного проще, если бы я сказала, что хочу купить дачу и построить баню. Для этого только нужно купить участок, доски, нанять бригаду. А тут какая-то ковровая дорожка.

Раньше я бы промолчала, но тут меня понесло…

– А что в этом такого?! Почему нельзя мечтать о большем? Дело не в славе, пойми! Это все следствие. И известность сама по себе мне не нужна – известным и популярным можно стать из-за какой-то фигни в тик токе. Это не то, к чему я стремлюсь. Да и слава сама по себе тяготит, все эти папарацци сумасшедшие… Я хочу сделать то, что останется в сердцах миллионов людей. То, что будет их вдохновлять, вернет им смысл в жизни. Может, это будет книга или фильм по моему сценарию. Что-то, где будет много доброты и любви.

Он молчал. А потом спросил:

– Но быть мамой – это тоже может быть предназначением. Ты об этом не думала? Да, здесь нет ковровых дорожек и софитов, тут никто тебе не поет дифирамбы и не аплодирует. Но у тебя есть два человека, которые полностью от тебя зависят. И которых ты тоже можешь вдохновлять и давать им смысл в жизни. М?

Я не знала, что ответить. Для меня быть мамой – это самая сложная работа в мире, однако никогда бы в жизни я не отказалась от нее, как бы тяжело мне не было. Но и отказаться от своих мечтаний и целей я тоже не могла. Это значило бы, что я просто предала себя.

В тот момент я поняла, что больше не могу находиться здесь. Если бы сегодня был последний день моей жизни, то я бы не хотела провести его так.

Я молча встала, взяла небольшую сумку, покидала туда первые попавшиеся вещи и зубную щетку, телефон, зарядку и начала натягивать джинсы и футболку.

– Ты это куда собралась на ночь глядя? – удивился Данил.

– Переночую у Лизки, – бросила я, стараясь не плакать.

– В смысле у Лизки? А ты меня спросила? А дети? – он ходил за мной из комнаты в ванную и обратно, пока я кидала вещи в сумку. – Ань, ты что, разозлилась? Ну прости меня. Я что-то не так сказал?

– В прямом смысле у Лизки. Дети с тобой будут, у тебя же завтра выходной, ведь так?

– Ну выходной. Но как ты себе представляешь я отдохну с детьми? А обед-то хотя бы есть? – крикнул он мне, когда я уже закрывала входную дверь. Я торопилась, чтобы не передумать.

– Вообще-то быть отцом – это тоже может быть предназначением, ты об этом не думал, м? – бросила я ему напоследок и ушла.

Глава 5

На улице была метель. В свете фонарей я видела, как мелькают снежинки. Ветер сносил с ног, я стояла одна на улице, словно посреди урагана, а вьюга разносила все мои мечты. Где-то недалеко лаяла собака. Шапка быстро стала мокрой от снега.

Господи, что я творю? Куда я пойду? Что мне теперь делать?

Я взяла телефон и позвонила Лизе.

– Лиз… я… привет… я ушла из дома… как бы… ненадолго, – выдавила я.

– Ты серьезно?! – по голосу показалось, что она обрадовалась. – Насколько ненадолго? – уточнила она.

– Ну как бы… на ночь, наверное, я не знаю, – я с трудом держалась, чтобы опять не расплакаться.

– Так, слушай, сейчас же приезжай ко мне, поняла? Только не садись за руль, потому что я прям слышу, что тебе нужна винная подружкотерапия. Ты поняла меня? Вызывай такси, хорошо?

С Лизой мы дружили уже лет 20, со времен общаги в универе. Она училась на менеджера, всегда была яркой фигуристой блондинкой с длинными волосами, позитивной, при этом доброй и умной. Именно Лиза уже тысячу раз спасала меня из разных переделок. Однажды она привезла мешок картошки, когда я жила в съемной квартире и мне нечего было есть. А в другой раз оплатила месяц моей ипотеки, когда я попала в больницу с воспалением легких и не могла работать. Я же заботилась о ней, когда она развелась с мужем и днями лежала в депрессии. А до этого – я была первой, кому она рассказала, что потеряла ребенка.

В общем, это тот человек, с которым мы прошли Афганскую войну. Она была мне как сестра.

Поэтому я не могла позвонить кому-то еще, кроме Лизы.

Села в такси. Ехать на другой конец города.

Только села и сразу меня накрыло. Блин, я оставила своих детей! Ну на одну ночь, конечно, не навсегда, но начала плакать так, будто сдала их в детский дом. Что ж я за мать такая? Если бы рядом была Лиза, она бы точно сказала:

– Дааа, что же ты за мать такая, на целую ночь оставила детей с родным отцом, подумать только! Да по тебе опека плачет.

Но Лизы пока не было рядом. Рядом был только пожилой таксист с густой шевелюрой седых волос и красивыми карими глазами. Он то и дело смотрел на меня через зеркало заднего вида. Присматривался внимательно – так, будто сверял моё лицо с фотороботом из объявления «Разыскивается…» И, наконец, не выдержал:

– Такая красивая девушка. Почему плачешь, а? Не расстраивайся. Вернется он к тебе.

От этого я даже как-то сразу успокоилась и перестала реветь.

– Вернётся? – переспросила я.

– Конэчно! Вот увидишь. С букетом прибежит. Точно не упустит. Такую дэвушку потерял!

– Это я… Ушла, – вытирая сопли, призналась я.

– Значит, причина была! Изменил, значит?

– Нет.

– Пьёт?

Я помотала головой.

– Бьёт разве? – он даже обернулся ко мне всем корпусом. – Или на шее сидит… Есть такие мужики, которые лежат на диване, а жэнщина на трех работах детей поднимает.

Я вздохнула неопределённо, потому что не знала, что ответить. Думала, что он сейчас все про меня понял. Что это я изменила, бью мужа и вообще пью, не просыхая, и что меня выгнали из дома. Потому что как можно уйти от красивого, надежного, того, кто обеспечивает и готовит кашу по утрам. Пусть даже не навсегда, а на одну ночь.

А таксист покачал головой и сказал:

– Женщина всегда права! Всегда! Если мужчина заставил женщину плакать, то грош цена такому мужчине. Он поймёт, прибежит, но знаешь что?

– Что?

– Тэбе уже будет все равно.

***

Лиза встретила меня с бутылкой шампанского в руках.

– Мы что-то празднуем? – спросила я, ставя сумку на пол и садясь на скамейку в прихожей.

– Конечно! Первую за 5 лет ночёвку у подруги! – продекламировала Лиза. – Не знаю, как ты, а я намерена хорошо повеселиться. Кто знает, может, следующий раз придётся ждать ещё пять лет.

– Я бросила детей… – проговорила я грустно, стаскивая ботинки. Все ещё не челси.

– Ой, ну прям бросила! – Лиза всплеснула руками. – На целую ночь оставила с родным отцом, подумать только! Да по тебе опека плачет!

Я впервые за вечер улыбнулась.

– Давай уже, раздевайся и пошли кутить.

– Только я даже к столу ничего не привезла… – спохватилась я, увидев, что Лиза накрыла целый банкетный зал.

– Разве это проблема, подруга? Разве здесь всего мало? Располагайся и не думай ни о чем! Гость в дом – Бог в дом!

– Здоровья твоим рукам! – ответила я, как обычно говорили в турецких сериалах.

И мы начали кутить. Не делала я этого давненько, потому что две беременности подряд, потом грудное вскармливание… Ну вы понимаете.

Сначала мы выпили бутылку шампанского. На первых трех бокалах я все ещё ревела и плакалась Лизе, как я так могла себя потерять и отказаться от мечт. Потом подруга достала морошковый ликёр и мы начали петь друг другу дифирамбы.

– Ты такая красивая, Лиз. Я когда тебя первый раз увидела, сразу заметила, как ты стильно одеваешься и вообще вся такая ухоженная. Блин, 20 лет прошло, а ты ещё круче стала.

– Да Бог с тобой, ты на себя посмотри! У тебя зато есть талия!

– Да какая талия! Я поправилась уже килограммов на 10. На всех фото я выгляжу так, будто мне через месяц рожать третьего ребёнка.

– Ну и что. Зато ноги красивые!

– А у тебя грудь!

– А у тебя попа!

– Данил так не считает… Уже даже не намекает, а прямым текстом говорит, что мне надо бы поменьше есть.

– Знаешь что, дорогая, – сказала то ли Лиза, то ли морошковый ликёр в ней. – Если ты хочешь быть счастливой, то можешь есть все, что захочешь, поняла? А если кто-то запрещает тебе есть, то съешь и его тоже.

Я рассмеялась так, что у меня начал болеть живот. До слез из глаз и икоты. Впервые за 5 лет.

Потом Лиза достала бутылку вина и мы решили запечь курицу, хотя еды и так было столько, что ею можно было накормить весь отель по системе «Всё включено». Но что только не придёт в голову двумя пьяным женщинам. Пока мы смазывали курицу приправами и запихивали в неё лимон и яблоки, бутылка вина закончилась. Мы бросили курицу в духовку и за 15 минут до закрытия алкогольного отдела побежали за виски с колой. Ох, как же это было зря. Но нас уже было не остановить.

– Вот твой Данил, ну вот пусть он знает, что нельзя ничего запрещать женщинам. Хочет платьюшко – купи ей платьюшко. Хочет красную ковровую дорожку – купи ей красную ковровую дорожку, так ведь? – спросила через час виски с колой в Лизе.

– Так, – кивнула я. – Я как рабыня у него. Обслу.. Ллулужи… вающий персонал у него и детей, – проговорила я уже заплетающимся языком. – В магазин сходи? Сходи. Поесть приготовь? Приготовь! Накорми? Накорми. Потом кухню убери? Убери. Посуду помой, борщ с пола вытри, крошки подмети, белье постирай, развесь, детям зубы почисти, попы помой… А жить-то когда, Лиз? Жить-то когдаааа?

Лиза на каждое моё изречение выразительно кивала.

– Вот, например, на днях, – продолжала я. – Решила позаниматься с детьми развивашками, как путняя мать. И что ты думаешь? Пока я отвлеклась на борщ, дети уже изрисовали себя синей пальчиковой краской с головы до пят, словно два аватара. Потом разнесли по квартире кинетический песок и замочили в ванной всех кукол. А потом понесли их сушиться в мою кровать.

– Ну а что, мать, ты же хотела на море? – смеется Лиза.

– И тогда мне не хочется никого приласкать. А только хочется всех замочить. Или вот в другой раз. Села сценарий писать. Как сяду – каждые 5 минут: «мам-мам-мам». Я когда из дома выхожу, они рыдают. Когда в садике оставляю – рыдают. Да что там из дома – я в туалете не могу нормально посидеть, они сидят под дверью, Лиз.

– И Даня тоже сидит? – спросила Лиза и начала икать.

– Да Даня на работе с утра до ночи, – махнула я рукой так, что пролила бокал с виски. Кинулась вытирать.

– Сидеть! – остановила меня Лиза и пошла, шатаясь, в ванную за тряпкой.

– Он в 7 утра уходит и раньше 8 никогда не возвращается, – продолжала я. – Это, скорее я, как верная собачонка, жду его каждый день, чтоб отдать ему детей и пойти хоть полчаса подышать в тишине. А у меня ведь степень магистра, Лиз…

– Ты себя не на помойке нашла, – подтвердила Лиза, бросив тряпку на пол.

– Не на помойке! – согласилась я.

– Ну, за нас! – подняла бокал подруга и тут же залила в себя.

– Вот мы когда с Мишей поженились, – стала вспоминать Лиза своего бывшего, – он сразу мне такой: «Женщина, твоё место на кухне!» А я такая: «Камон! Моё место на Мальдивах».

– Да как так вообще выходит? – поддерживала я её. – Пока встречаетесь – все круто, как поженились – прощайте каблуки и здравствуй, фартук и прихватки? Разве я на такое подписывалась?

– Не подписывалась, – согласилась Лиза.

– Разве в загсе я давала обещание, что отныне забуду про себя, свои мечты и засуну их куда-нибудь… – я посмотрела вокруг себя, пытаясь подобрать нужное слово, -… куда-нибудь в курицу!

Лизка снова засмеялась.

– А я вот знаешь, о чем мечтаю? – вдруг проговорила Лиза и посмотрела так, будто что-то задумала. Я боюсь этот её взгляд, потому что последний раз, когда я его видела, мы оказались с ней в Индии в каком-то полуразвалившемся бунгало, где не было даже туалета.

– Мечтаю поехать в Турцию и прижать к себе Беркера Йылдырыма так, чтобы у него перехватило дыхание, – она прижала воображаемого Беркера к своей пышной груди и я поняла, что тому некуда будет деваться, если на его пути встретится Лиза. Дыхание перехватило даже у меня.

– Беркер – это же этот актёр из турецкого сериала? – уточнила я. Лиза знала все эти сериалы и имена актёров и их биографии наизусть.

– Да, который я тебе советовала. Ты же смотришь его? Скажи же красавчик? Боже, а какие у него руки!

Я напряглась, вспоминая руки Беркера. В голове плавали шампанское, морошковый ликёр, вино и виски с колой. Не знала, как сказать Лизе, что Беркер меня вообще не привлекает. Мне же ещё у неё ночевать.

Беркер был накаченный статный мужчина, темноволосый и вообще. Но не мой типаж. Первые часы сериала все героини восторгались, какой же он красивый и завидный жених. А я сидела и не могла понять: что в нем такого?

– Ещё и свободный… – мечтательно добавила Лиза. – И богатый… Ты знаешь, что он учился в Голливуде? И что у него свой продюсерский центр… АНЬКА!

Лиза вдруг вскрикнула так, что у меня снова перехватило дыхание.

– Как же я сразу не подумала! – Лиза шлепнула рукой по столу. – Это же гениальная идея!

Я сидела, не шевелясь. Заговорческий взгляд и гениальная идея точно не сулят ничего хорошего. Кажется, бунгалом без туалета в Индии мы в этот раз не отделаемся.

– Он же проводит сейчас международный конкурс этих ваших пуншей… то есть как их там?

– Питчингов? – робко предположила я.

– Точно, подруга! А что, если это твой шанс, а, подруга?

– Да я даже не знаю турецкого! – попыталась оправдаться я.

– Алло, ты столько сериалов посмотрела на турецком с субтитрами! Конечно, ты знаешь турецкий! К тому же конкурс международный, а значит, по-любому на английском. Английский же ты знаешь?

– Ну английские сериалы с субтитрами я не смотрела… – попыталась я пошутить. Но Лиза была настроена решительно.

– Так, сейчас посмотрю, подожди, – она схватила смартфон и начала тыкать пальцами по экрану, то и дело матерясь, что промахивается. – Вот! – она показала мне экран, там Беркер Йылдырым улыбался, как бы зазывая всех начинающих и не только сценаристов попробовать свои силы в их питчинге. Лучшие из лучших получат работу в его продюсерском центре, а по их сценарию снимут фильм.

– Да ненавижу я эти питчинги, – махнула я рукой и пролила второй стакан с виски. Снова бросилась за тряпкой, но Лиза жестом «Сиди» меня остановила и начала вытирать сама. – Я из-за них и не могу ни одного сценария продать. Двух слов не свяжу. Тем более на английском. Это я только в своей голове такая остроумная, перед зеркалом обязательно придумаю пламенную речь и найду, что сказать тому высокомерному типу в очереди. А в жизни я… – снова посмотрела вокруг, подбирая слово. – Тряпка, вот!

– Любая тряпка когда-то была красивым платьем, – глубокомысленно заметила Лиза и расправила свою тряпку. – Или мужскими семейными трусами от бывшего мужа, – заржала она и села на стул. Затем снова схватила телефон, – Так, времени у нас мало. Сегодня последний день подачи заявки, надо срочно заполнить анкету.

– Лиза, ты с ума сошла!

– Так, – Лиза снова шлепнула рукой по столу. – Хватит ломаться, как девочка! Только представь: ты будешь работать с одним из лучших актеров мира!

– Лиза, очнись! У меня двое детей, я все равно не смогу работать ни с каким актером, даже с Леонардо Ди Каприо и Бредом Питтом. Я разве что смогу работать в России – и то меня тут что-то никто не ждет с распростёртыми объятьями. Да кому я там нужна в этой Турции?

– Мне нужна! И вообще, может, это мой последний шанс в жизни познакомиться с Беркером и влюбить его в себя. Последний шанс наладить личную жизнь. Ты что, бросишь меня в этот решающий момент?

Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня внимательно, насколько это было возможно после стольких бутылок алкоголя. Тут она должна была добавить что-то вроде «Ты меня уважаешь?». Разговор принимал неожиданный поворот.

– Или ты сейчас заполняешь анкету, или… или… – попыталась угрожать Лиза.

Спорить с Лизой, а тем более с вином, виски и морошковым ликером было невозможно. Я плохо помню, как мы заполняли эту заявку, что там вообще писали, я была уверена, что никто не позовет меня ни на какой питчинг, а вот лишиться подруги мне точно не хотелось.

Кто бы знал, что из этого выйдет. Да даже Лиза, нажимая кнопку «Отправить», и подумать не могла, на что мы подписались.

Бунгало без туалета где-то в Индии, говорите? Боже мой. Да вы просто не знаете, на что мы способны.

Глава 6

Когда дети орут, капризничают и не слушаются, Данил иногда ходит и бубнит себе под нос мантру: «Маленький мозг, маленький мозг». Это мы вычитали однажды в интернетах, что нет смысла орать на детей или думать, что они вами манипулируют, потому что их мозг в прямом смысле маленький и всякие доли там дозревают как-то не сразу одновременно.

Когда я проснулась утром у Лизы, я сразу почувствовала, что у меня тоже маленький мозг.

Во-первых, так напиться в почти 39 лет, чтобы не помнить половины ночи – это надо точно иметь маленький мозг. Голова раскалывалась, будто меня всю ночь били по ней мешком. Нет, тысячью мешками. А внутри у них были кирпичи.

Я попробовала пошевелиться и хотя бы сесть, но оказалось, что били меня не только по голове. Ноги отказывались слушаться, мышцы болели, руки тряслись. Тут я вспомнила про вчерашнюю тренировку клуба «пыльные гантельки» и поняла, что никто меня не бил и надо мной не издевался, кроме меня самой.

Вдруг у меня закралось какое-то смутное подозрение и я стала вспоминать, не наделала вчера чего-то такого, о чем потом пожалею. Например, не написала ли вчера какому-нибудь бывшему…

Схватила телефон. Смс была только одна. От мужа. К счастью, пока не бывшего.

– Когда вернёшься? – спрашивал он в 6:15 утра. Сейчас на часах было уже 13:10.

И тогда я вспомнила, что бывших у меня уже давно нет, но зато есть дети. И стало так почему-то стыдно, что я тут развлекалась всю ночь, бросила семью, а они там встали в 6 и наверняка ждут меня. Представила их одиноких и плачущих, с немытыми попами и невырезанными снежинками, голодных и обездоленных. Все сжалось внутри от грусти и тоски, и я решила, что надо срочно всех спасать и собираться домой.

– Ооооо....аааа…– простонала Лиза в соседней комнате. Ну хоть после такой ночи мы оказались дома каждая в своей кровати одна – уже хорошо. Или нехорошо. Это смотря с какой стороны посмотреть. Может, Лиза предпочла бы проснуться вдвоём. Не со мной, конечно.

– Лиз, ты одна? – на всякий случай уточнила я.

– Нет… – неожиданно ответила она. – Нас двое. Я и мой отходняк.

Я улыбнулась. Если Лиза шутит, значит, не все потеряно. Возможно даже, что мозг у нас не такой уж и маленький.

Руками я передвинула ноги, чтобы встать, и тоже застонала.

– Ты, кажется, тоже не одна… – засмеялась Лиза.

– Да, только я ещё встать не могу после вчерашней тренировки. Это ж надо было так нажра… натренироваться!

Наконец-то я доползла до комнаты Лизы и встала в проёме.

– Кажется, мы хорошо повеселились? – спросила я.

– Кажется, да. Только я ничего не помню.

– И я.

– Уверена, что это было круто.

– Как в старые добрые времена. Лиз, я тебе уже говорила, что ты лучшая в мире подруга?

– Возможно. Говорю же, я ничего не помню. Ну чего ты стоишь? Иди уже ко мне обнимемся.

– Говорю же, не могу. Мне кажется, я разучилась ходить. Лиз… – я театрально вздохнула. – Мне надо ехать к детям. Маша с Ирой уже, наверное, там с ума сходят. И Данил… Будет злиться.

– Да и пусть он злится! Это и его дети тоже! Подумать только – злится он будет! И ты позлись. Поиграйте в игру, кто на кого перезлится.

Я хмыкнула.

– А что? – продолжала Лиза. – Ты не имеешь права злиться? Уставать? Отдыхать? Ты должна быть 24 часа в день и 7 дней в неделю идеальной женой и мамой? Ты подписывала такое соглашение? Если да, дай мне эту бумажку, я её разорву. А лучше подотри ею попу детям.

Я засмеялась. Лиза сползла с кровати и, приобняв меня за талию, повела на кухню.

– Вот увидишь, никто не умрёт от того, что мы с тобой сейчас ещё выпьем кофе. Или пива. Или… – она задумалась, глядя в холодильник. – Или просроченного молока, – Лиза достала пакет с простоквашей. – Зато у нас есть… Курица?! – удивленно воскликнула подруга.

Увидев курицу, я снова почувствовала что-то такое, похожее на ощущение, будто ты вчера позвонил всем своим бывшим и признался им в любви, но не помнишь этого. Что-то тут было не так, но вот что…

– Лиз, такое странное чувство, будто я вчера что-то натворила и теперь мама придёт ругаться, а я даже не знаю, за что мне попадёт. Ты случайно не помнишь, мы ничего такого вчера не делали?

– Это чего, например?

– Не знаю… Ну чего-то неприличного. Или безумного. Или за что грозит уголовная ответственность.

Лиза как раз собиралась поставить вариться кофе да так и зависла с кофейником в руках.

– Телефон проверяла? – спросила она.

– Проверяла. Никаких улик.

– В моем тоже ничего. Давай почту проверим.

Пока Лиза шла прямо с кофейником в комнату к компьютеру, мой телефон неприятно запиликал, а предчувствие необратимых последствий возросло ещё сильнее.

Дальше было как в кино.

Я прочитала новое смс ровно в тот момент, когда Лиза включила комп и увидела на нем результаты прошедшей ночи. И мы одновременно хором выкрикнули:

– Твою ж мать!!!

Мало того, что мы подали мою заявку на международный конкурс питчингов на турецком языке, так ещё какого-то хрена купили невозвратные билеты в Стамбул и Анталью на две недели. За сто тысяч миллионов рублей, конечно же. С вылетом завтра утром.

Ещё и отели забронировали, умнички такие. Точно маленький мозг.

– Ну хоть уголовки за это нет, – пошутила Лиза.

– Теперь меня точно выгонят из дома, – я сползла на пол, одновременно страдая от боли во всех местах, и вдобавок ещё даже сердце закололо.

– Ну на ближайшие две недели тебе есть где жить, а там разберёмся.

– Ты с ума сошла? Я никуда не поеду. Да и вообще – откуда у нас столько денег? Может, мы ещё ограбили банк этой ночью?

– Накопления, кредитка… Какая разница? Все равно эти деньги нам не вернутся. А если ты выиграешь в конкурсе, то получишь во много раз больше. Не глупи, Ань. Две недели без детей да ещё и в Турции! Зажжем, а? Когда ты последний раз вообще куда-то ездила без детей?

– Я вообще никуда без них не ездила.

– Вот именно!

– Если после одной ночи такое замутили, то боюсь представить, что будет через две недели…

– Ты вернёшься другим человеком, вот что будет! Счастливой и загоревшей!

– Нет, это не обсуждается! – замотала я головой и хотела было решительно уйти, чтоб собирать вещи, но не смогла даже подняться с пола. – Помоги, а? – протянула я Лизе руку и посмотрела жалобно, как кот из «Шрека».

– Не помогу, если ты не поедешь со мной в Турцию, – Лиза притворно обиженно отвернулась.

– У меня дети, пойми! Куда я их дену?

– Данил? Твоя мама? Садик? Данил умеет ходить? Вот и дойдёт до садика. Ну или маме оставь, она вроде обожает твоих дочек и живет к тому же рядом.

Я закатила глаза и тяжело вздохнула. Мою подругу не мог переспорить даже чемпион мира по спорам.

– Хорошо, давай я схожу в душ, выпью кофе, приду в себя от шока, начну соображать и тогда приму решение, ок? – предложила я. – Это слишком сложно, пока я сижу на полу голодная и с похмельем.

– Ладно, ты права, – согласилась Лиза. – Пойдём сварю кофе.

Она помогла мне подняться и мы пошли на кухню.

– Я ведь даже бывшему не написала, прикинь! Прям горжусь собой, какая я молодец. Вот прям молодец, – тараторила подруга.

А мне стало грустно, что вот в такие моменты, когда ты напился и срочно любишь всех, мне даже некому писать. Только тоска по детям стала нестерпимой, мне срочно захотелось их обнять, поэтому мы выпили кофе, я вызвала такси и поехала к тем, кому я пока не могу написать, но кого люблю больше жизни.

Глава 7

Честно говоря, я была удивлена, что Данил мне прислал всего одну смс за сутки. Обычно, если я отпрашивалась встретиться с подругой и начинала задерживаться минут на 10, он начинал атаковать меня вопросами: «Ты где? Когда будешь? Ты должна была приехать ещё 10 минут назад»

Если я отвечала, что уже в пути, он продолжал: «Ты далеко? Тебе долго осталось? А сейчас? А теперь?» Создавалось впечатление, будто дети взяли его в плен и требовали выкуп, и если не привезу сто миллионов долларов через 10 минут, то ему крышка.

Однажды я разозлилась и объяснила мужу, что он три раза в неделю после работы ходит на тренировку, и ещё раз в неделю у них поход в баню с друзьями. А я хожу только в садик и на детскую площадку. Имею я право задержаться?

Не подумайте, Данил вовсе не тиран какой-то и не держит меня взаперти и не привязывает к батарее. Он давно предлагал мне тоже пойти в зал. Но днем я работаю, а вечером могу пойти в фитнес-клуб только часов в 21, когда муж возвращается с работы. И в это время у меня нет сил не то чтобы качаться в зале, но даже почистить зубы.

Поскольку не сплю я уже лет 5, а встаю часов в 6, то в 21ч я меньше всего похожа на фитнес-няшку, но зато обладаю суперспособностью спать с открытыми глазами.

Один раз я пошла на вечернюю тренировку по зумбе. Зумба – это очень энергичная тренировка с элементами из танца живота, сальсы и реггетона. Заводная, зажигательная и весёлая. Это такая вечеринка в фитнес-клубе, с которой все выходят мокрые, но очень счастливые. Там нет ни секунды, когда ты можешь расслабиться и отдышаться или законно поспать, как на йоге.

Тем не менее, даже на этой тренировке я умудрилась почти уснуть. Трясла попой, скакала, повторяла за тренером, но реально спала. Такой суперсилой обладают, наверное, только мамы. Годы тренировок с плачущим в ночи ребенком (а то и не одним) на руках – и вот ты уже королева зумбы.

В общем, когда я подъезжала к дому, то думала о том, что лучше бы я сходила ещё раз на зумбу. Очень плохой знак, что Данил прислал мне только одну смс.

Морально я уже готовилась к самому страшному, хотя сама не могла до конца сформулировать, что же это должно быть. Ну там дети будут не причесаны и не помыты – это я переживу. Голодными они не должны были остаться – Даня умеет варить кашу плюс там есть наггетсы в холодильнике, да и доставку еды никто не отменял. Если муж начнёт со мной холодно общаться и отчитывать – пусть, мне не привыкать. Решит развестись? Да я сама каждый день об этом думаю. Если дети разгромили квартиру, то и фиг с ней, мы и так живём в постоянном хаосе. По правде говоря, если бы реально случилось что-то плохое, то Даня бы мне уже давно позвонил.

Что же могло пойти не так?

Через 15 минут топтаний у парадной я наконец-то поднялась. Когда я открыла дверь, то сначала решила, что ошиблась квартирой. В прихожей был идеальный порядок. Нет, ну я, конечно, вчера убиралась, но не так!

Все курточки аккуратно развешены, обувь расставлена ровными рядами на подставке, не было ни одной игрушки на полу. Я сняла обувь, прошла дальше и ослепла от чистоты. Ванная была натерта до блеска. В детской (!) все лежало на своих местах, как в каталоге с товарами для дома.

В кухне ни одной крошки, ни одной грязной тарелки, все вымыто и расставлено так же идеально, как сапожки в прихожей. Тут точно живут люди? Точнее нет, не так. Тут точно живут мои дети?! Или я попала в шоурум застройщика?

Более того (вы не поверите!) На плите стоял свежеприготовленный. Ароматный. Борщ. Не муляж там какой-нибудь, а самый настоящий борщ. Вот вам крест, не вру. Сама не могла поверить глазам.

Мысли проносились с космической скоростью. У Данила появилась любовница? Или нет… Вроде любовницы не варят борщи и не убирают дома, разве что она прям сильно хотела спалить мужа передо мной… Или он пригласил клининг? Нанял домработницу? Точно, это 100% помощница по дому! Ай да Данил, ай да сукин сын. Вот умеет же порадовать жену, когда захочет. Так это что, получается, мне теперь даже не придется убираться и готовить? Буду жить, как королева зумбы?

От этой мысли мне вдруг стало так хорошо, будто я уже съела борщ. И даже перестало все болеть после пыльных гантелек.

Входная дверь отворилась и я услышала детские визги.

– Мама!!! – закричали дети, увидев меня, и как были – в испачканных в грязи и песке комбезах – бросились мне на шею. – Почему ты так долго? А ты нам купила что-нибудь вкусненькое? Ой, мам, а тебя что – оса укусила?

Я мельком глянула в зеркало в прихожей и обомлела: видок был так себе. После ночи слез и нескольких бутылок шампанского-ликера-вина-виски мое лицо отекло, а глаз не было видно. Вот ведь Лизка, не могла сказать, что я похожа на алкаша со стажем? Хорошо хоть детей не испугала.

– Так, дети, сначала разденьтесь, не нужно тащить песок в квартиру, – сказал Данил вместо приветствия.

И Маша с Ирой как по команде начали сами (!) раздеваться. Потом сами пошли мыть руки.

– Что ты с ними сделал? – проводила я дочек удивленным взглядом. Может, я все-таки еще сплю?

– Детям не хватает строгости, постоянно тебе про это говорю. Их надо держать в узде и тогда они становятся, как шелковые. И не знаю, что ты все время страдаешь, что ничего не успеваешь. Мы вон и убрались, и поесть приготовили, и погулять сходили.

– Так это вы убрались? – Мисс Кролик упала в обморок.

– Ну да. А кто по-твоему? Волшебник в голубом вертолёте? Чтобы было чисто, нужно взять тряпочку и все помыть. И детей приучать убирать за собой. Тогда и будет порядок.

Я не стала спорить. Не знала, как объяснить, что если ты все это делаешь каждый день и при этом совмещаешь с работой, то поддерживать такой порядок невозможно. Как говорится, если в доме с детьми идеальный порядок, значит, в приоритет поставили пыль.

Я немного расстроилась, что у меня до сих пор нет домработницы, но была слишком счастлива обнять детей и не хотела портить себе настроение. Поэтому мы сели есть борщ все вместе, потом играли в куклы и пони, потом Данил ушел по делам, а мы с девочками устроили концерт. Переодевались в разных сказочных героев, пели песни и танцевали.

Через два часа Лиза прислала смс: «Ну что, ты выпила кофе, сходила в душ, пришла в себя? Не знаю, как ты, а уже собираю чемоданы».

Я посмотрела на моих малышек и тяжело вздохнула. Ну как я их оставлю? Мама, конечно, очень энергичная пенсионерка, к тому же живет рядом и всегда рада внучкам, души в них не чает, но на две недели отдать ее на растерзание моим детям… это слишком. Да и сама не готова.

Как я вообще поеду на этот питчинг, что там буду делать? Позориться только. Я в российских-то питчингах участвовала всего пару раз, а мои синопсисы и сценарные заявки остаются без ответа. Точнее, один раз ответ был. Как-то раз мне сказали, что я придумываю слишком сложные истории и что они мне не очень-то даются. И что таланта у меня нет, хотя упорства много.

– Возможно, вы возьмете упорством, – предположил этот человек, профи в киносценарном деле. – У упорного больше шансов победить, чем у таланта, которому не хватает усердия.

Вот так прям и сказал. Это была такая трагедия для меня, я потом не могла вообще ничего писать почти полгода. Думала: раз нет таланта, то тогда зачем это все? Может, это вовсе и не мое призвание? Может, я создана для чего-то другого? Но тогда для чего?

Я жила мечтой о сценариях с детства, для меня не было вопросов, чем заниматься и куда идти, все было очевидно как дважды два. Когда другие выпускники поступали туда, куда советовали родители, или выбирали профессию, которая может прокормить (а не по душе), я целенаправленно пошла на журналиста, потому что мечтала, что наберусь писательского и жизненного опыта и смогу создавать киноистории, которые покорят весь мир. Другие взрослые шутили «Мне 25 (или 33/41), а я до сих пор не знаю, кем стану, когда вырасту», я же с 14 лет точно знала, что хочу быть сценаристом.

И тут в один момент все рухнуло. Пришел человек и стер меня с лица земли вместе с моими мечтами и надеждами. Оказывается, у меня нет таланта, только упорство. Тогда впервые в почти 30 лет я не знала, кем мне стать, когда вырасту. Хотя у меня была работа редактора и копирайтера, но это другое, понимаете?

Полгода я носила в себе эту боль, каждый раз плача над своими разбитыми мечтами. Потом немного успокоилась. Но с тех пор участие в питчингах стало для меня пыткой. Каждый раз я чувствовала, что провалюсь и обязательно проваливалась. И в конце концов я вообще перестала отправлять свои идеи, заявки и синопсисы куда бы то ни было.

В столе у меня лежало уже 4 готовых сценария. На конкурс в Турцию я отправила новую идею, которую уже давно вынашивала. Как я умудрилась ее оформить, будучи пьяной, ума не приложу. Видимо, упорства мне все-таки было не занимать, а мозг был не таким уж и маленьким. Именно в тот момент, когда Лиза пошла открывать компьютер, чтобы посмотреть, что мы натворили прошедшей ночью, я получила смс от организаторов, что моя заявка принята. В письме они были счастливы пригласить меня на первый этап, который пройдет в Стамбуле через неделю. Я прям представила Беркера Йылдырыма, сияющего от счастья от того, что я посещу сие событие.

Казалось бы, билеты уже есть, отель оплачен, Беркер счастлив меня пригласить, а я тут ломаюсь, как российский автопром. Чего тебе еще надо, детка? Но я реально не представляла, что скажет Данил, когда я сообщу ему эту радостную новость. Еще я боялась, что дети без меня сойдут с ума от плача. Да и я сойду с ума от тоски по ним. Я боялась, что такое долгое отсутствие точно станет для них психологической травмой, что они начнут болеть и мне потом разгребать это до конца своих дней. Да и вообще может случиться что угодно, Бог меня обязательно накажет. Если сейчас произойдет что-то хорошее, то потом нужно будет как следует пострадать, чтобы искупить вину за счастливые две недели. А у меня уже нет сил на это.

Да и что делать с работой? Продажи мы закрыли, и спонтанно уехать я, конечно, могла бы – к тому же, больше проектов у меня сейчас не было, а в отпуск я еще не уходила ни разу. Но все же – не выглядело бы это странно? Не подведу ли я команду?

Пришла моя мама погулять вечером с детьми, а я все еще не могла принять решение и до сих пор никому не сказала, что утром у меня самолет в Турцию. Я ходила по комнате из стороны в сторону, выкручивала себе руки, ковыряла кутикулу и ничего не могла решить. Смотрела на чемодан и отворачивалась от него.

– Хватит так на меня пялиться! – говорила я ему. – Не надо соблазнять меня. Знаю я твои эти приемчики.

До замужества и рождения детей я постоянно путешествовала. Удаленная работа позволяла работать где угодно, поэтому я могла всегда сорваться в любую точку мира. Доллар по 30 и евро по 40 и билеты в Европу за 2000 рублей тоже весьма этому способствовали. И вот родились дети, и за эти годы мы ни разу не съездили никуда все вместе, если не считать дачу моей мамы. Ни на море, ни в отпуск.

Отчасти потому, что Данил не любил путешествовать и к тому же считал каждую копейку, а отпуск вчетвером стоил космических денег (хотя, как выяснилось, отпуск для меня одной на две недели в Турции может стоить еще дороже). А отчасти потому, что я тупо боялась ехать куда-то с детьми. Как их там развлекать? Чем кормить? А смогу ли я вообще отдохнуть с ними или это будет то же самое, что и дома, только декорации поменяются? А вдруг заболеют? Куда бежать, как лечить? Нет уж, не нужны мне никакие отпуска, нас и здесь неплохо кормят.

Мысль поехать одной или с подругой почему-то вообще не приходила мне в голову. Так я и сходила с ума дома в четырех стенах. Работа дома, дети дома, даже тренироваться я пыталась тоже дома. Хотя никогда в жизни я не была домоседкой. И этот чемодан тому подтверждение.

И вот появилась возможность поехать, и одна моя часть кричит: «Дура! Поезжай!!», а другая: «Дура! Быстро собирай чемодан и вали отсюда!» Шучу. Вторая, конечно, шепчет, как я их всех оставлю, а стоит ли оно того.

И знаете что? В любом сценарии есть этот момент, когда герой должен принять решение и попасть во второй акт. Я столько раз прописывала эту сцену метания и размышления, что герой думает и почему он сомневается. И знала, как подвести его к этому решению. Мне же надо его как-то переместить в этот второй акт.

А тут – я словно бы знаю все уловки наперед и пытаюсь сопротивляться. И знаю, что будущее неотвратимо, мне надо поехать, мне хочется поехать, все внутри меня ликует и словно бы проснулась та девочка-мечтательница и она уже мысленно давно пакует чемоданы и пьет турецкий кофе на одной из улочек Стамбула. Но моя взрослая мамская часть никак не могла решиться.

Глава 8

Моя мама всегда была для меня доброй феей. Не помню, чтобы она сильно ругалась на нас или что-то такое. Иногда одного ее взгляда было достаточно, чтобы понять, что мы сотворили глупость.

Однажды в больнице, где она работала, женщина оставила ребенка, потому что ей нечем было его кормить. И мама тут же подсуетилась, собрала документы и взяла его под опеку. Так у меня появился брат на два года младше меня. Папа тогда очень сильно злился, что, мол, другие приносят в дом котенка, а мама чужого ребенка. Но формально ее решение поддержал.

Когда они развелись, были какие-то суды, но нас с братом все же оставили маме. Мне было года 4, я плохо понимала, что происходит. Меня все время спрашивали незнакомые люди, с кем я хочу остаться, а я не могла понять, как вообще можно выбрать? Хотя, конечно, я говорила, что хочу быть с мамой. Но и папу очень любила. С тех пор развод для меня – это что-то за гранью. Когда появляются мысли о том, чтобы разойтись с Данилом, я очень сильно мучаюсь, потому что не хочу причинить боль моим детям.

Мама осталась одна с двумя маленькими детьми, папа первое время появлялся, вроде как-то участвовал, потом завел вторую семью. Не представляю, как она вытащила все это: голодные 90-е, зарплаты задерживали, мы у нее на шее двое. У брата был довольно взрывной характер, он то и дело ввязывался в какие-то драки, маме приходилось его постоянно отовсюду спасать. Но тем не менее, вырастила сама, подняла на ноги, потом мы в Питер оба поступили учиться – переехали из маленького города. А потом брат погиб…

На маму тогда страшно было смотреть – я боялась, что она уйдет вслед за сыном. Поэтому перевезла ее поближе. Она, конечно, сопротивлялась поначалу, говорила, что ненавидит этот город, потому что он забрал ее сына, но все же оставаться одной в старой квартире было невыносимо.

Теперь я была счастлива, что мама рядом. Когда я вышла замуж и родила девочек, она словно бы заново ожила, очень нам помогала всегда, души не чаяла во внучках. Они ее тоже обожали. И если Данил считал, что дети из меня веревки вьют, то из моей мамы они свили уже целое гнездо.

Когда мама вернулась с детьми с прогулки, я уже была сама не своя от переживаний.

Мы покормили девочек, и те снова уснули в семь вечера.

– Они у тебя так рано ложатся спать? – удивилась мама, когда я вышла из детской.

– Второй день подряд не можем их уложить днем, – пожала я плечами. – Вот и вырубаются.

– Ну тогда пойдем хоть чай попьем, – мама приобняла меня. – А то на тебе лица нет.

Я хмыкнула. От мамы ничего не скроешь. У нас связь с ней была телепатическая. Я еще только подумала, а мама уже знала, что я сделаю. Однажды я заболела на острове Бали лихорадкой денге и всю ночь промучилась от температуры 40. На утро мама позвонила мне, потому что ей всю ночь снилось, как она приносит мне ведра холодной воды…

Мама никогда не сказала мне ни слова упрека, не лезла в мою жизнь, всегда помогала и поддерживала все мои решения. Если бы кто-то и мог, помимо Лизы, благословить меня на поездку в Турцию, то это была точно мама. Но в то же время дети для нее были всем. У нас в семье вообще был культ детей, все самое вкусное и лучшее отдавалось самым младшим, если кто-то плакал, то все взрослые тут же неслись к малышу. Мама бы никогда не смогла понять, как можно оставить детей на две недели ради карьеры.

Мы сидели с ней на кухне, я разлила чай по чашкам, достала кекс. И не дожидаясь вопросов, выложила все как на духу. Про идею Лизы, про то, как давно я мечтала стать сценаристом и у меня не получалось (хотя это она и так, конечно, знала), что Даня считает это все ерундой, про билеты в Турцию и конкурс питчинга. И что я не знаю, что делать, как быть с детьми, они же будут скучать по мне.

Мама выслушала меня молча, не перебивая. Я ждала, что она скажет что-то про материнский долг, что если ты стала матерью, то ты теперь в ответе за других и не можешь совершать безрассудные поступки.

Но она спросила:

– Если бы это был последний день твоей жизни, ты бы провела его так, как сегодня?

Я не колебалась ни секунды:

– Конечно, я провела бы его с детьми, танцуя и играя в пони. И разговаривая с тобой вот так, за чашечкой чая.

Мама улыбнулась.

– А если бы это был последний месяц твоей жизни, ты бы поехала на конкурс?

Я замялась.

– Когда ты была маленькая, – продолжала она, – ты очень любила сказку про призрака Лео. Помнишь, он бродил по городу и приставал к прохожим, чтобы те собрали его урожай?

– Да, конечно, помню, – я улыбнулась. Не спрашивайте, почему мне в детстве читали такие странные сказки. – Он не успел собрать тыквы и волновался, что они сгниют. А люди пугались его и убегали, и только маленькая девочка согласилась собрать его тыквы.