Читать онлайн Мертвый аул бесплатно

Мертвый аул

Глава 1

Известие о том, что наша с Ленкой мама внезапно пропала, мы получили 9 августа 2021 года.

В тот теплый августовский день мы ехали с Щучьего озера. Старый «пазик» был забит до отказа. С природы все едут немного ошалелые, расслабленные, некоторые под градусом, не желающие до конца отпускать солнечно-пьяное ощущение хорошего отдыха. Кто-то весело напевал, кто-то вел оживленную беседу, кто-то успокаивал неугомонных в активности детей. В пыльном салоне было шумно, жарко, расхлябанно.

Я сидела на переднем сидении рядом с водителем, смотрела на обгоняющие нас легковушки и с досадой мысленно посылала водителю сигналы: «Поднажми!» – как вдруг услышала Ленкин голос: она с кем-то говорила по телефону. Я прислушалась, стараясь сквозь шум, понять, о чем она говорит, но через минуту она сама прошла по салону и, не спрашивая водителя, перелезла через грязно-зеленого цвета бак, служивший перегородкой между водителем и пассажирами, и села прямо на него рядом со мной.

– Таня! Мне позвонили из деревни и сказали, что наша мама потерялась, – сказала она.

– В каком смысле потерялась?

– Ну, куда-то пропала. Со вчерашнего дня не могут найти!

Последнюю фразу Ленка выкрикнула нервно, едва сдерживая рыдания. В ее голосе явно скользнули зачатки быстро назревающей паники. Я тронула ее за руку.

– Успокойся! Как она может пропасть? Наверное, там какая-то ошибка, может, напутали что-то. Сейчас выйдем из автобуса, перезвоним и разберемся.

Я произносила эти простые, ни к чему не обязывающие фразы и удивлялась, как быстро менялось Ленкино лицо – щеки покраснели, губы начали мелко дрожать, на глазах выступили слезы.

– Ты чего паникуешь раньше времени? Успокойся! – уже строже сказала я.

Она проглотила слезы и начала водить пальцем по экрану телефона, сосредоточенно что-то там разглядывая.

Пальцы у сестры длинные и красивые. Вообще все в ней такое плавное, красивое. Лицо еще детское и белое, не припомню, чтоб оно когда-то загорало. Сейчас в раскосых темно–карих глазах набухли слезы, прямой нос слегка подрагивал. Одной рукой Ленка теребила перекинутую через плечо косу, пытаясь справится с обурившим ее волнением.

Мы вышли на первой остановке, с которой идет маршрутка до нашего дома. Я взяла у сестры телефон, позвонила в деревню тете Маше, отцовой сестре – она как раз и сообщила сестре о пропаже мамы. Тетя Маша со свойственной ей некоторой резкостью в голосе поведала, что, мол, да, ваша мать ушла из дома сутки назад и до сих пор не вернулась. На мой вопрос: – «Почему не позвонили нам сразу?», она ответила, что не хотели раньше времени наводить панику. Ну, да, теперь самое время наводить панику. «Заявили ли в полицию о пропаже?» Сказала, что да, заявили, но официально органы внутренних дел заявление пока не приняли. И уже с утра сельчане ведут самостоятельные поиски. На вопрос о том, почему отец нам не позвонил, тетка Маша ответила, что ему некогда, потому что он ищет нашу мать.

В деревне с населением в сто человек потеряться невозможно, а потому версия была одна: ушла в тайгу и заблудилась.

Мама любит собирать грибы. Год назад был самый урожайный сезон грибов на моей памяти. Мама вставала в пять утра и уходила в лес; часам к восьми, когда мы только–только просыпались, она уже возвращалась с ведром маслят или груздей. Сверху в ведре часто лежали сорванные листы смородины, заботливо прикрывающие от солнца собранный урожай – для аромата. Грибы вываливались в ванну с водой, отмачивались, и после завтрака мы с сестрами должны были их промыть, очистить маслята от слизи, срезать тонкие, почти прозрачные края у груздей и поставить все это на печь вариться.

Мариновала мама грибы всегда сама. Из маслят также делала икру с чесноком и растительным маслом. Помню, в ту раннюю осень, я сидела с ней в сенях избушки-летнего домика и рассказывала о своей работе в городе, о друзьях, о забавных случаях. Мама периодически вставляла в мою болтовню свои реплики, типа «помешай грибы», «посоли».

– И, вообще, – сказала, – пора тебе уже самой научиться банки закатывать.

Пока я рассказывала, помешивая ворочающиеся в кипящей воде маслята, мама в другой широкой кастрюле с кипятком пропаривала стеклянные банки.

Я тогда поморщилась и покачала головой:

– Мам, не–е-т. Прости, но банки закатывать – это совершенно «не мое». Вот на рыбалку сходить – пожалуйста, рыбу засолить, сало там – это можно… А банки вообще не люблю закатывать, ты же знаешь. Не люблю и не умею.

– Так ведь ничего сложного тут нету! – возражала она. – Сварила, посолила и закатала. Главное, банки пропарить хорошенько.

Я смотрела на нее и, улучив момент, вставила безотказный аргумент:

– Ну, у тебя все равно вкуснее получается!

– Ага, хитрые какие! Как банки закатывать – так никто не умеет, а как за стол – так все! – по–доброму проворчала она. Она всегда так говорит о нас во множественном числе, когда хочет поворчать на кого–то из своих детей.

– Ну, мам! Светка же умеет мариновать грибы.

Светка – это наша с Ленкой средняя сестра, которая на тот момент жила в деревне со своим гражданским мужем – Семой Гуржаповым.

– Ну, хоть Света у нас умеет, – согласилась мама.

– Зато она рыбалку не любит, а я люблю.

Светка и вправду, выросшая, как и все мы, рядом с лесом и речкой, абсолютно не вписывается в такое мероприятие, как рыбалка. Бывало, идем мы с отцом на зимнюю рыбалку и раз в год за нами увяжется Светка. Отец прорубит всем лунки, даст удочки, покажет, как измерять глубину, сам сядет рядом. Светка сядет у лунки на деревянный стульчик на коротких ножках и еще умудрится, сидя на нем, закинуть ногу на ногу. Удилище держит одними пальцами, – вот-вот выпадет из рук. Сидит, носом швыркает. Клюнет кто-нибудь у Светки – у нее глаза по пять рублей делаются. Взвизгнет, вскочит, стульчик на два метра отлетает. Светка ногой непременно банку червей зацепит – те по льду рассыпятся, часть в лунку вывалится. Выдернет рывком леску из лунки, благо, что глубина не большая. Смотрит на свою добычу, а там маленькая рыбка. Мы смеемся – рыбка сантиметров семь, а разрушений от нее сколько.

«Фу, – морщится Светка брезгливо, – какой страшный!» Отец хохочет: – «Так это же ерш, доча! Не бойся, не кусается».

«Сними его, папа». – Идет к отцу, по льду бедного ерша на леске волочет. Пока отец снимает рыбку с крючка и наживляет короеда, она червей обратно в банку собирает, стульчик, на два метра отлетевший, ставит у лунки, порядок в общем, наводит. Потом стоит, бросает взгляды на табор.

«Пойду я, – говорит. – погреюсь лучше. Что-то нету рыбы». И целый день у костра скучает, ждет, когда домой пойдем. Ленок пойдет, хариус, ей уже не интересно. Правда, отец рассказывал, что в последнюю рыбалку, когда я жила в Улан-Удэ, Светка неплохо так таскала налимов на Щеках. Видимо, приловчилась со временем.

А вот зато грибы, огурцы Светка солит и маринует играючи, как подобает любой деревенской особе женского пола…

Я вытерла пот со лба и посмотрела на пузырящееся коричневое варево в кастрюле.

– А долго еще их варить?

Мама вытерла руки кухонным полотенцем, бросила быстрый взгляд на кастрюлю:

– Пусть еще маленько покипят. Посиди.

Она села на стул, а я – на порожек у двери, ведущей из сеней в избу.

Вот что дальше делала мама с теми грибами, не помню, хоть убей. Когда сняли их с печки, как–то все быстро она сделала, сейчас даже не могу вспомнить ни порядок действий, ни что было в качестве ингредиентов к грибам. Наверное, из–за того, что не люблю и не умею солить грибы, я особо и не обращала внимания на то, как они готовятся, потому и не запомнила. Ну, понятно, что соль там была, чеснок…

…Со странной и непонятной новостью нужно было что–то делать. Откликнуться на нее, начать что–то предпринимать. Однако после телефонного разговора я впала в некий ступор: с одной стороны, известие о пропаже матери почему–то показалось мне розыгрышем – ну, как она могла потеряться в деревне, в которой выросла и жила всю свою жизнь? Даже если она пошла за грибами на местную гору Цыганку и заблудилась, ну, так вся деревня туда ходит! Там невозможно заблудиться, поскольку гора находится совсем недалеко. Если стоять на вершине этой горы лицом к деревне, то справа будет глубокая река, а если идти налево, то обязательно выйдешь к дорогам лесозаготовщиков, которые тоже ведут в деревню. А дальше начинаются ягодные места, куда тоже испокон веков люди ходят за ягодой. Заблудиться там невозможно. А где еще она могла потеряться? Нет, это определенно какой-то розыгрыш. А если нет? Если, действительно, она исчезла, тогда что делать?

Ленка подавленно молчала и ждала от меня действий. Но я не знала, что нужно делать.

«Ладно, темнеет уже. Поехали домой» – Сказала я.

Совсем недавно, буквально неделю назад, мы с Ленкой переехали в новую съемную квартиру. Купили телевизор со встроенным интернетом, микроволновку, в которой можно даже готовить курицу гриль, и приготовились жить вдвоем спокойно и счастливо.

Я в Улан-Удэ жила двенадцатый год, мотаясь по съемным квартирам, и последние два года работала администратором в гостинице. А младшая сестра приехала ко мне год назад, когда решила поступать в училище на дизайнера одежды. В училище она поступила на заочное отделение и пошла работать нянечкой в детский сад. С детьми она ладить умеет. Деревня наша, Усть–Джилинда, где живут наши родители и средняя сестра Светлана, находится в семистах километрах от города в северной стороне республики. Территориально это в 90 километрах по правую сторону Читинского тракта и села Романовки. Проблема в том, что от Романовки до Усть-Джилинды не проложена автомобильная дорога. Путь к ней лежит через горы, реку Бутуй, бесконечные болотистые места и крутой перевал горы Бай-Цаган. Поездка на малую родину, несмотря на каких-то 90 километров, может превратиться в довольно тяжелое пятидневное путешествие, испытывающее тебя на прочность.

После телефонного разговора мы поехали домой, потому что прямо сейчас что-то сделать, чем-то помочь людям, которые уже начали поиски, мы не могли. Оставалось пока только ждать.

В маршрутке я набрала Свету. Насколько нам с Ленкой было известно, она своим парнем Семой должна была в то время уехать на гурт, куда–то за Витим. Честно говоря, я до сих пор не знаю, где находится этот гурт. Раньше, в советское время, на территории, относящейся к Усть–Джилинде, существовало по меньшей мере около десятка таких гуртов, образованных на местах древних стойбищ эвенков и принадлежащих совхозу. Там, на вольных таежных просторах люди занимались оленеводством и скотоводством. С закрытием совхозов, с упадком оленеводства большая часть гуртов опустела, а некоторые из них заняли сельчане, имеющие большое поголовье скота. На некоторых гуртах я жила в детстве с семьей тети Тони, родной сестрой мамы, и знаю, что все эти гурты находятся за рекой Витим в противоположной его стороне.

Позвонила я по WhatsApp, поскольку мобильной связи в нашей деревни нет и никогда не было. Основное средство коммуникации – это интернет через домашний вай–фай, поэтому дозвонится удавалось в те периоды, когда человек находился дома. Интернет, конечно, очень слабо тянет, но, по крайней мере, связь, какую–никакую можно установить. Второе средство коммуникации – это стационарные телефоны, на их номера звонки совершаются почему-то как в другой регион. К примеру, как если бы вы звонили из Хабаровска в Москву на стационарный телефон в году, эдак, двухтысячном – дорого, да и связь часто с помехами.

У нас дома телефона не было, всегда общались с родителями через Свету по видеосвязи, либо мама периодически звонила от тетки.

Сестре мне дозвониться не удалось. Это означало, что их нет ни дома в деревне, ни на гурту. Тогда я снова позвонила тетке Маше в, так называемый, «штаб» и попросила ее, чтоб наш отец срочно позвонил нам. Она ответила, что он ищет Настю – нашу маму, – и пока не может позвонить. «А нам что делать?» – Спросила я.

«Не знаю, ждите пока» – Ответила она.

Пока мы доехали до дома, стемнело. Я включила свет в прихожей. Молча скинули тапки, сумки, я прошла на кухню и включила чайник. Нужно было что–то приготовить на ужин. Ленка ушла в комнату и зажгла там свет.

Я открыла холодильник, достала кусок колбасы, сыр и принялась делать бутерброды. Шумел чайник, муха билась в темное не зашторенное окно, кафель на полу обжигал холодом ноги. Первый этаж – в этой квартире летом приятная прохлада, но кафель на кухне слишком холодный. Слишком.

– Иди кушать, Лена.

По негласной обязанности старшей сестры я была за повара. Ленке всегда доставалась роль уборщицы.

Ели вяло. Кое–как одолев кусок хлеба, я запила его чаем и пошла в комнату, где легла на свой диван. Чуть позже пришла сестра и задала мне тяжелый вопрос:

– Как думаешь, куда она пропала?

Я не могла моментально ответить. Мне казалось, что от моего ответа сейчас зависит все, абсолютно все. Страшные мысли еще не сформировались, но их призраки уже маячили на горизонте. Мне казалось, что, если я буду отвечать ПРАВИЛЬНО, то они уйдут.

– Да я думаю, что заблудилась в лесу и обязательно скоро выйдет. Ведь и раньше были такие случаи. Помнишь, как ягодники также потерялись в лесу, ночевали, а потом вышли на дорогу. А помнишь девочку, которая, когда–то давно пропала? Так она три дня по лесу ходила… Зимой! Ничего, нашлась. Мама, наверное, тоже пошла по грибы и заблудилась. Все равно дорогу найдет. Тем более, сейчас тепло еще, не замерзнет уж точно…

Ленка кивала, соглашаясь, и повторяла: «Ну, да так–то…» Чем больше я говорила, рассуждала о том, что в лесу можно несколько дней прожить на ягодах и грибах, воды везде полно – тайга ведь, а мама у нас курящая, поэтому у нее есть спички, и она может разжечь костер – тем меньше становились призраки страшных, еще не сформировавшихся мыслей, пока практически полностью не исчезли, отпугнутые моим самовнушением.

Я смолкла, уставившись в потолок. Ленка лежала на соседнем диване и лазила в телефоне. Стало так тихо, что я услышала, как за стенкой бубнит соседский телевизор. Я посмотрела на черный и молчаливый экран нашего телевизора, подумала, что неплохо было бы включить его, чтоб не было так тихо, как вдруг в эту минуту Ленка внезапно разрыдалась и бросилась ко мне на диван.

«Таня! Мне страшно!»

В горло мне ударил дурной ком, но в ту же секунду внутри меня загорелся гнев – это почему же мы должны плакать?! Ведь еще ничего непоправимого не случилось! Однако я не стала ругать сестру, а просто начала ее успокаивать. Или, быть может, я разозлилась еще на то, что Ленка угадала призраки моих страшных мыслей и подтвердила их. Мне казалось, что, если мы не будем думать о плохом, то это плохое не сбудется, словно, если будешь себя вести спокойно и как ни в чем не бывало, то беда, если она где–то рядом, непременно отступит и пройдет мимо.

***

Утром, около восьми часов, позвонила Света. Звонила она от тетки Маши, отцовой сестры.

– Але, Таня, привет!

– Ну, наконец–то! Привет! – воскликнула я. – Маму нашли?

– Нет еще. Мы только сейчас приехали. Сейчас с тобой поговорю – и с тетей Тоней пойдем в сторону Мертвого аула.

Тетя Тоня – это наша родная тетка, сестра-близнец нашей мамы.

– Вы вдвоем ее ищете? Больше никто?

– Нет, не вдвоем. Отец сейчас на Щеки ушел, Сема с мужиками поедет на бурульзайскую дорогу. Вчера отец в сторону Аяна ходил… – отчиталась Света о поисках.

Чем больше она говорила, тем больше холодело у меня внутри от медленного осознания реальности происходящего. Призраки страшных мыслей росли и черной стеной вставали перед глазами. Если вчера я еще где–то в глубине души надеялась, что вся эта история если и не розыгрыш, то хотя бы не такая серьезная. Что мама непременно вернется в любую минуту, что утром обязательно кто-нибудь – сестра или отец или тетя Маша -позвонят из деревни и радостно прокричат: «Нашлась!» Но сейчас до меня, наконец, дошло: это действительно случилось с нашей семьей, мама пропала.

Светка замолчала.

– Понятно. А полиция приехала?

– Приезжала, а что толку? Уже обратно уехали, – вздохнула она.

– Как это уехали? Почему?!

Она снова глубоко вздохнула и с обидой в голосе ответила:

– Сказали, что дело о пропаже человека, могут завести только на третьи сутки.

– Тогда зачем они вообще приезжали?! – закипая, воскликнула я.

– По другому делу. Помнишь, лет десять назад этот потерялся…Как его? Каюнчин, мужик. На Ципе нашли чьи-то останки и подозревают, что его. А в деревню за его сыном приезжали, чтобы взять генетический материал. Отец сказал, менты вчера к нам домой заехали. Устроили какой-то шмон, все кладовки посмотрели, в подполье заглянули, матрасы все перевернули.

– Зачем?! – воскликнула я.

– Ну, типа, первичная проверка. Следы крови искали, как папка сказал.

– Какой крови? Не понимаю.

– Ну думают, может он маму убил.

– О господи! Представляю, каково ему было.

Сестра горько усмехнулась:

– Ага. Типа, «стандартная процедура», как они сказали. По итогу, отец заявление написал, но официально меры будут принимать только на третьи сутки после пропажи. То есть, только завтра. В общем, Таня, что мы подумали: нам-то до завтра нельзя ждать. Надо спасателей самим как-то вызывать, я думаю. Все–таки у них техника, оборудование. Они на лодке могут по Витиму спуститься вплоть до самой Романовки. Может, кто знает, и вертолет выделят?..

– Ну да… – согласилась я.

– В Багдарин, в МЧС я звонила, там сказали, что нужно в Улан–Удэ в МЧС заявление написать. Нет, погоди… Не совсем МЧС, а поисково-спаса…

Тут в трубке что–то зашуршало и заскрипело. Дурацкая связь!

– Что? Я не поняла, поисковое – что?

– Поисково-спасательный отряд, – четко проговорила Света.

– А–а–а, хорошо. Ну, ладно я в интернете посмотрю адрес и съезжу.

– И еще… Может, к шаману сходишь?

К шаманам, гадалкам обращаются в народе только совсем в крайних случаях, и чаще всего первый вопрос, на который ждут ответ родственники пропавшего человека, это – жив ли он. Я поморщилась. И через силу выдавила из себя:

– Да, поищу какого-нибудь сильного шамана.

– Ну ладно… Как Ленка? Нормально?

Светка переживает за нашу младшую.

– Да, ничего, держится молодцом. Как отец?

– Да почернел весь… Я сегодня хоть поспала пару часов, а он, говорит, вообще не спал… Ладно, мы пойдем…

– Хорошо, звони только обязательно, как что будет известно, ладно?

– Конечно.

Папа наш, Дмитрий, уже пожилой человек. По натуре спокойный и флегматичный, он души не чает в нашей маме Анастасии. Если разговор касается мамы, он всегда ласково о ней отзывается не иначе как: «Наша мамуля». Помню, перед днем рождения мамы, он у нее летом, отец уходил на рыбалку или на охоту. Мама переживает: – «Что же он перед самым моим днем ушел, специально что ли?». Мы ее успокаиваем: – «Да нет, мама. Он точно в твой день рождения придет». Так всегда и выходило. Мама гоношится на кухне, салаты рубит, мы ей помогаем. Солнце в самом зените, мама изредка бросает взгляды на калитку – ждет. И вот скрипнет калитка и заходит во двор отец в полинялом защитном костюме и кирзовых сапогах. На загоревшем лице осела дорожная пыль. Под усами прячется улыбка, а в руке у него букет ярко-оранжевых саранок – сибирских лилий, для мамы. Мама захохочет от радости, смутится. И, смотришь и понимаешь, ничего красивее и желанней для нее в этот момент нету, чем этот огненный букет саранок в мозолистой загорелой руке вернувшегося из лесу мужа…

***

Часы показывали 8:15. Августовское солнце лезло под шторы и ползло по синему ковру. Ленка заворочалась под одеялом, вчера она так и уснула со мной. В это время она обычно встает на работу, чтобы к девяти быть в детском саду.

– Это Света звонила?

– Ага.

– Что она сказала?

Я пересказала ей разговор, умолчав про полицейских, искавших следы крови на матрасах, это ей знать ни к чему. Хотя бы пока. Ленка приподнялась на постели, потянулась.

– Ты сегодня поедешь заявление писать?

– Ага.

– Мне с тобой поехать?

– Нет, я сама съезжу. Потом шамана надо будет найти. А ты на работу езжай…

Ленка нахмурилась:

– Ты уверена, что мне надо на работу?

Мне хотелось, чтобы Ленка хоть немного отвлеклась от тягучих мыслей о том, куда пропала мама, хотелось каким–то образом оградить ее от этого состояния ожидания – лучше всего она могла отвлечься с маленькими детьми.

– Уверена. Собирайся…

Наметился порядок действий: сначала нужно будет подать заявление в поисково-спасательный отряд, затем найти шамана – это все я могу сделать самостоятельно.

Ленка снова тяжело вздохнула, встала и направилась в ванную. Я тоже поднялась, пошла на кухню и включила чайник.

Где искать сильного шамана? Я никогда не обращалась к шаманам и ламам, и вообще эта тема мне не особо нравится – люди, хоть раз посетившие шаманов, становятся зависимыми от их мнения, теряют способность критически мыслить. Кто-то идет к шаману, чтобы тот «покамлал» на удачную сдачу экзамены в институт. Или женщина, у которой начались мелкие проблемы с мужчиной, идет на прием к ламе, а там вдруг выясняется, что у супругов несовместимость по годам рождения; конечно же, женщина расстраивается, понимая, откуда все проблемы, и эта «несовместимость» становится клеймом, которое рано или поздно разрушит семейную пару. А могло и не разрушить, если бы у человека было простое понимание, что все люди разные, и «притирки» в семейной жизни, особенно в первые годы, неизбежны, и что это нормальный процесс во взаимоотношениях между двумя взрослыми людьми.

Часто обращаются к шаманам и тогда, когда стоит вопрос о поиске пропавшего человека. Жив ли человек или мертв, в какой стороне нужно искать.

Помню, года три назад летом в районе потерялся маленькая девочка. Ее несколько дней искали родители, соседи, добровольческие отряды, а также несколько лам и шаманов по своим экстрасенсорным каналам. Все с уверенностью говорили, что ребенок живой. Версии были разные, основную предложил один из шаманов. Ему открылось видение, что ребенка похитили недоброжелатели отца и держат его взаперти. Более того, шаман «увидел», как выглядит дом похитителя, ограда и где, предположительно, находится ребенок. Несколько смельчаков решились сразу проверить эту версию и вечером пошли искать дом похитителя. И дом, похожий под описания шамана, нашелся довольно быстро. Естественно, люди, пораженные тем, насколько точен был шаман в своих описаниях дома и двора предполагаемого похитителя, еще больше уверовали в то, что ребенок находится именно там. Осмелевшие, они бесцеремонно вошли в чужой двор, попросили хозяев впустить их в дом, чтобы те показали комнаты, подпол, на что встретили яростное сопротивление. Дело почти дошло до стычки, пока кто-то не образумил людей и не увел со двора.

Тело ребенка нашли на третий день после пропажи в пятнадцати километрах вниз по реке от поселка. Оказалось, что девочка в тот день, когда потерялась, увязалась за детьми постарше и упала в реку, сильное течение быстро подхватило ее и унесло, а дети боялись признаться…

Поэтому, мое отношение к шаманам весьма осторожное…

…Яичница шипела и шкворчала. Я выключила плиту, положила завтрак Ленке в тарелку, сделала две кружки кофе. Сестра тем временем вышла из ванной, умывшаяся и посвежевшая, и села за стол. Мне есть не хотелось.

Я встала и открыла балконную дверь. Теплый свежий воздух обнял тело, на кухню ворвались звуки проснувшегося города: вдалеке шумели машины, где–то за домом слышались мужские голоса – о чем–то оживленно беседовали; на деревьях щебетали невидимые птички; сверху, скорее всего, с крыши, доносилось неторопливое воркование голубей. Я ступила на прогретый пол на балконе.

Ох, уж эти голуби, странные птицы… Раньше и не замечала их. Есть они, да есть – вездесущие, постоянно голодные, нагловатые на драмтеатре – прикормленные городскими жителями; трусливые в деревне – пацаны бьют из рогаток – в общем, не обращала на них внимания. А тут пришлось.

Было это в апреле, в тот период, про который часто говорят – «зима с весной борются». Мокрый снег шел уже третьи сутки. Ложился на землю, таял, превращаясь в черную грязь. На улице было по–весеннему тепло и по–осеннему серо из–за плотно нависших над городом туч.

Я возвращалась с работы, вышла из автобуса и пошла домой. В то время мы с сестрой и подругой снимали квартиру в спальном районе Улан–Удэ. Дом располагался на возвышении, путь к нему шел в гору. По скользкой жиже из глины и снега я осторожно поднялась наверх, чудом ни разу не поскользнувшись, прошла вдоль ржавых гаражей и ступила на мокрый блестящий тротуар около дома.

Придя к себе домой, разделась, прошла на кухню, по привычке поставила чайник и пошла на балкон. Квартира располагалась на четвертом этаже, балкон был не остеклен, а забран редкой железной решеткой. Там хранилась старая, советских времен, тумба с отвалившейся дверцей, она занимала почти половину балконной площади. От перил с балкона отходили две палки, вероятно, служившие приспособлениями для сушки белья, иначе я не знаю, зачем они были нужны. Впрочем, и почему была решетка на четвертом-то этаже – для меня тоже непонятно.

Выхожу я на балкон и вижу, что на одной из этих палок сидит сизый голубь. Я закурила, смотрю на голубя, думаю: – «улетит». Но тот внимательно смотрит на меня своими черными бусинками и не думает улетать. Я курю, он смотрит. Тушу окурок в пепельнице – наблюдает. Я захожу в квартиру, закрываю балконную дверь и еще некоторое время наблюдаю за своим пернатым гостем через окно. Он все так же сидит на палке, не шелохнется, словно каменный истукан.

Продолжить чтение