Читать онлайн Восьмирье. Ночная радуга. Книга 2 бесплатно

Глава 1

Открыв утром глаза, Вика сразу же увидела лежащую на подушке пушистую мечту – и улыбнулась; было просто невозможно не улыбаться, глядя на эту симпатичную кошачью мордашку с клювом вместо носа!

Ванилька потянулась, расправила крылья и взлетела, сделала круг под потолком, а потом уселась на подоконник и призывно чирлыкнула.

Вика подошла к мечте, погладила её по мерцающей шёрстке, а затем взглянула в окно и невольно вздохнула, увидев открывшуюся картину. Вчера утром было ясно и солнечно и море отливало ярко-голубым. Вечером, во время прилива, волны кишели сотнями маленьких сияющих зеленоватых крабов, и казалось, что светится сама вода. Сегодняшнее утро было пасмурным, и потому море из голубого превратилось в жемчужно-серое, но всё равно оставалось прекрасным.

Настроение у Вики было пасмурным, как небо. И вовсе не потому, что до заветных «лишних» дней сентября, а значит, и до возвращения домой оставался ещё почти целый месяц. Нет, Вика расстраивалась из-за Лукаса. В каком состоянии она застанет его сегодня?

Когда вчера утром Вика вошла в комнатушку, куда тётя Генриетта поселила Лукаса, тот уже проснулся. Он сидел на кровати, подтянув колени к груди и обхватив их руками, раскачивался взад-вперёд и смотрел прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом. Тумарье снова настигло его ночью, во сне, – и захватило в плен.

Вика приложила все усилия, чтобы привести Лукаса в себя, и после долгих стараний это наконец удалось. Неужели сегодня ей предстоит то же самое?

Решив не оттягивать неприятный момент, Вика вышла из своей комнаты. Если ночью Лукаса снова захватило Тумарье, то лучше узнать об этом скорее.

Тревожную мысль о том, получится ли у неё сегодня привести приятеля в чувство, Вика решительно отогнала. Если она уже дважды справилась, значит, и в третий раз как-нибудь сумеет.

Толкнув дверь в каморку, где ночевал Лукас, Вика с опаской заглянула внутрь – и грустно вздохнула. Её приятель сидел на кровати и смотрел прямо перед собой остекленевшими глазами. Точь-в-точь как вчера.

Ванилька подбежала к Лукасу, быстро его обнюхала, отлетела в сторонку и фыркнула – так, словно ей не понравился запах.

Вика медленно подошла к приятелю, вспоминая, что она делала вчера, чтобы привести его в сознание. Ох, да чего только она не делала! Теребила, тормошила, подводила к окну и показывала море, рассказывала об их путешествии и приключениях, снова и снова звала по имени.

Вчера это сработало, и Вика надеялась, что и сегодня получится.

– Лукас, – позвала она и потянула приятеля к окну с видом на море.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем взгляд Лукаса стал осмысленным. Вика обрадовалась, но ненадолго; она сразу подумала, что завтра, скорее всего, ей придётся начинать всё сначала.

Лукас, сообразив, что произошло с ним ночью, тоже очень расстроился:

– Неужели я теперь всегда буду так просыпаться? А вдруг однажды утром у тебя не получится меня разбудить?

Вика вздохнула: приятель словно озвучил её собственные страхи.

– Что же мне теперь – не спать, что ли, никогда? – продолжил Лукас. – Но ведь так не получится.

– Ну, не расстраивайся, может, со временем всё само собой пройдёт, – попыталась утешить его Вика.

– Само?

– Ну да, само. Как простуда.

– Угу… Только простуда не всегда сама проходит. Как-то раз у меня кашель целый месяц не утихал, пока мать настоем лукового сока на меду не напоила, – мрачно сказал Лукас и поморщился при воспоминании о гадком снадобье.

Вика не знала, что на это ответить, и потому просто предложила пойти позавтракать.

На кухне пахло выпечкой, рассветом, бодростью и цветущей вишней, а на столе возле окна стояла бутылка молока и лежало овсяное печенье в вазочке.

Из чулана, в котором, как уже знала Вика, находилась дверь в башню маяка, появилась тётя Генриетта.

– Как он сегодня? – командирским голосом спросила она.

– Так же, как и вчера, – вздохнула Вика.

– Хм-м… – Тётя Генриетта нахмурилась и задумчиво повертела дужку висевших на груди очков. – А вы чего стоите? Кушайте! – кивнула она на угощение на столе.

Дважды просить Вику с Лукасом не пришлось.

Доедая уже четвёртое печенье, Вика подумала, что, может, у майстера Нилса меню и было разнообразнее, но сейчас ей казалось, что такого вкусного овсяного печенья она в жизни не ела. У неё даже немного улучшилось настроение.

– Тётя, – начала Вика, допив молоко, – я ещё вчера хотела спросить, но забыла. А почему у вас маяки по-прежнему работают? Ведь море тоже разрезано на куски Тумарьем и по нему сейчас никто не плавает? Или у вас есть темноходы-мореходы?

– А при чём здесь мореходы? – удивилась тётя Генриетта.

– Ну как же? – растерялась Вика. – Маяки ведь нужны, чтобы ночью посылать сигналы кораблям в море. По ним моряки узнаю́т, куда плыть и где находится суша.

– Нет, деточка, – покачала головой тётя Генриетта, – у нас в Восьмирье маяки существуют совсем не для этого.

– А для чего?

– Наши маяки создают в небе ночную радугу. Она помогает людям возвращаться из снов.

– Как это? – нахмурилась Вика.

Странное дело: вроде бы все слова по отдельности понятны, но вот сложенные в одно предложение, они теряли всякий смысл.

– Смотри, – начала объяснять тётя, – у нас в Куидаме восемь маяков, так? По одному на каждый цвет радуги.

Вика хотела возразить, что в радуге вообще-то семь цветов, но потом вспомнила, что тётин маяк назывался Белым и что семь цветов радуги вместе дают как раз белый цвет, – и промолчала.

– Каждый из наших маяков горит своим цветом, – продолжала тем временем тётя Генриетта. – Соединённые все вместе, эти цвета образуют ночную радугу.

Тётя замолчала, решив, что дала исчерпывающее объяснение.

Вика покосилась на Лукаса: тот как ни в чём не бывало потянулся к вазочке ещё за одним печеньем и только приподнял брови в ответ на удивлённый взгляд девочки. Похоже, слова тёти Генриетты для него неожиданностью не стали.

– Я немножко не поняла: что вы сказали про возвращение из снов? – спросила Вика. – И при чём тут маяки?

– Как при чём? Спящий человек не сможет найти обратный путь домой, если не будет указателя! – всплеснула руками тётя Генриетта. – Сны – это такой сложный мир, в нём и заплутать недолго! А ночная радуга видна отовсюду, как бы глубоко человек ни ушёл в сон. Стоит лишь ухватиться за радугу, и она всегда приведёт домой. Она – маяк для тех, кто плавает по сновидениям, понимаешь?

– Хорошо, – начала рассуждать Вика, так до конца и не уяснившая себе принцип работы здешних маяков, – вот у жителей Куидама есть маяки, чтобы вернуться из снов. Но как насчёт остальных, на других Осколках? Как они возвращаются? В Ово я никаких маяков не видела.

– Маяки Куидама работают на всё Восьмирье. – В голосе тёти Генриетты прозвучала неподдельная гордость. – Мы, маячники, отвечаем за безопасные сны всех жителей нашего мира.

– Даже сейчас, когда Восьмирье раскололось?

– Тумарье ночной радуге не помеха – она проходит сквозь него.

– Откуда вы знаете?

– Ты же совсем недавно была в Ово, вот и скажи: там все жители просыпались каждое утро, не так ли?

– Так, – согласилась Вика и подумала, что, вполне вероятно, жители Ово точно так же просыпались бы и без ночной радуги. Но обижать подобным замечанием тётю она не стала и выбрала более безопасный пример: – Но в моём мире тоже все просыпаются, и при этом никаких ночных радуг у нас нет…

– А ты уверена? – спросила тётя Генриетта.

Вика собиралась ответить «Да!», но потом задумалась: а мало ли? Сколько чудес и сколько тайн родного мира ей ещё неизвестно! Может, где-то на Земле тоже есть остров с маяками, которые каждую ночь создают в небе невидимую радугу, и только благодаря ей все обитатели её мира находят дорогу обратно даже из самого глубокого и запутанного сна?

«Эх, вот была бы ещё такая радуга между мирами! Чтобы можно было легко вернуться по ней домой! – размечталась Вика. – Надо хотя бы разок увидеть ночную радугу, пока я здесь, в Восьмирье. Интересно же! Сегодня лягу спать – и попробую», – решила она.

И тут Вику осенило.

– Послушайте, – снова заговорила она, – но если ночная радуга возвращает человека из любых сновидений и если Тумарье ей не помеха, то, может быть, именно с её помощью у Лукаса получится по утрам самому возвращаться из Тумарья обратно? И не только у Лукаса, но и вообще у всех, кто в нём заблудился?

Лукас вскинул голову, торопливо дожёвывая остатки печенья, и выжидательно уставился на тётю Генриетту. Но та только сказала:

– Ах, деточка, ночная радуга помогает найти дорогу в мире снов, а не в Тумарье. Это совсем разные вещи! Да даже если бы она и могла вывести из Тумарья, тем, кто уже давно оказался в его плену, всё равно не помочь, ведь они сошли с ума.

Лукас повесил голову. Он, конечно, догадывался, что проблема у него серьёзная и так просто её не решить, но всё равно расстроился. Умом ты прекрасно понимаешь, что чудес не бывает, но в глубине души живёт надежда на чудо…

Вика тоже расстроилась.

– Жаль. Было бы здорово, если бы Лукас мог сам сопротивляться этим приступам. Если он будет попадать в кошмары Тумарья каждую ночь, наверняка ничем хорошим это не кончится.

– Есть у меня одна идея. – Тётя Генриетта рассеянно погрызла кончик дужки очков. – Я знаю человека, которому иногда удавалось помочь тем, кто побывал в Тумарье.

– Дайте догадаюсь, – мрачно пробормотал Лукас, – он наверняка живёт на другом Осколке, а значит, получить от него помощь не удастся.

– Нет, – возразила тётя Генриетта. – Тут нам повезло: майстер Раулс живёт в Куидаме. Прямо сейчас схожу и позову его к нам в гости.

– Мы с вами! – подскочила Вика.

– Нет, вам с Лукасом лучше в городе не показываться. Вас обязательно заметят, и рано или поздно кто-то непременно поймёт, что вы не местные. И сообщит тайным констеблям. Или здешнему Городовому, а он тоже весьма неприятный тип.

– Да, конечно, вы правы, тётя, – согласилась Вика.

Честно признаться, ей очень хотелось погулять по разноцветному яркому городку, примостившемуся на высоких морских скалах, и рассмотреть его получше. Однако безопасность, разумеется, куда важнее.

– А на пляже нам можно погулять? – спросила Вика.

– Мы осторожно! – подхватил Лукас. – И если заметим кого-то на берегу, то будем держаться от них подальше.

– Можно, – разрешила тётя Генриетта и отправилась к майстеру Раулсу. А ребята, не теряя времени, побежали на пляж.

Вика уже видела море – пусть и не в этом мире. А вот Лукас – ни разу. Вика прекрасно знала, что её приятель давно грезил о том, чтобы побывать на других Осколках и увидеть новые места, и что мечта о море занимала в его сердце особое место, и потому предполагала, что море произведёт на Лукаса сильное впечатление. Но она даже не представляла себе, насколько сильное!

На берегу Лукас вёл себя так, будто сегодня последний день его жизни. В каком-то смысле так оно и было, ведь никто, в том числе и Вика, не мог гарантировать, что на следующее утро он сумеет вырваться из цепкой хватки Тумарья.

Спустившись на пляж, Лукас подошёл к самой кромке воды, раскинул руки в стороны, словно хотел обнять весь мир, и замер в восхищении. Несколько минут он простоял так, словно впитывая в себя каждую деталь: дыхание моря и порывы солёного ветра, гладкую мокрую гальку и силуэты рыбацких лодок на горизонте, – и выражение лица у него было самое что ни на есть восторженное. А потом Лукас засмеялся и побежал вдоль берега, шлёпая босыми ногами по волнам и поднимая тучи брызг.

Вика охотно к нему присоединилась. Набегавшись, друзья стали перепрыгивать через пенные гребешки накатывающих на берег волн, потом взялись строить песчаные замки, затем начали бросать плоские каменные блинчики, так чтобы те отскакивали от воды, ловили юрких крабиков, искали камешки с дырками и, к восторгу Лукаса, даже нашли один. А ещё – гуляли, гуляли, гуляли…

Береговая линия часто изгибалась, и за очередным поворотом Вика с Лукасом обнаружили удивительную бухту. Пляж здесь был покрыт яркой разноцветной галькой. Гладко обкатанные морем камешки походили на россыпь мозаики – белые и синие, с редкими, но яркими вкраплениями золотисто-янтарных. От такой красоты у Вики даже перехватило дыхание!

Однако ещё больший сюрприз поджидал впереди: когда друзья наступили на гальку, та запела под их ногами! Не голосом, конечно, – камешки издавали приятный мелодичный звук. Вика не сразу поняла, что он ей напоминает, но потом сообразила: один раз она видела, как уличный музыкант виртуозно играл на хрустальных фужерах. Бело-синий пляж Куидама звучал очень похоже.

Вика с Лукасом долго гуляли по берегу, набирали камешки в руки и бросали их по одному или россыпью, проводили по ним ладонями и перекатывали в горсти – словом, извлекали из «поющего» пляжа удивительную, ни на что не похожую музыку.

Ванилька выбралась из Викиного рюкзака и тоже присоединилась к веселью. Вот только когда она бегала по пляжу, под её лапками галька не пела. И Вика в очередной раз задумалась: а вдруг её пушистая мечта – ненастоящая? Её многие не видят, а теперь вот ещё и камешки под её лапками молчат.

Но когда девочка подхватила Ванильку на руки и та довольно потёрлась клювом о её ладонь, Вика перестала волноваться. Может, для других её мечта и нереальна, но для Вики она – самая что ни на есть настоящая.

Наигравшись вдоволь, уставшие Вика с Лукасом устроились на огромных нагретых солнцем валунах. Они долго сидели и молча слушали умиротворяющий плеск моря и нежную песню разноцветной гальки, которую ласково шевелили набегающие на берег волны.

А когда друзья, пропитанные запахами моря, солнца и радости, вернулись обратно в дом тёти Генриетты, там их ждал незнакомец.

Глава 2

Вика застыла на пороге, испуганно глядя на высокого, бледного и очень худого молодого человека. Он весь был каким-то нескладным: короткие чёрные волосы торчали, словно у персонажа мультфильма, попавшего под удар током, под носом чернели редкие усики, в одном ухе сверкала крупная яркая серьга, а пиджак висел, словно на вешалке.

– Майстер Раулс? – насторожённо спросила Вика.

Из рюкзака высунула любопытную мордочку мечта, оглядела незнакомца, фыркнула и нырнула обратно. Похоже, Ванильке этот человек не понравился. Вике тоже.

– Нет, я Брунс, – ответил незнакомец. – А ты кто?

– Я? – Вика запаниковала. Что делать? – А Генриетта Карловна дома? – спросила она, надеясь, что сейчас тётя разрешит всё это недоразумение.

– Нет, – ответил Брунс.

– Тогда что вы делаете у неё в доме? – с хозяйским видом осведомился Лукас, и Вика очень обрадовалась его вмешательству.

Под неожиданным напором мальчишки Брунс немного смутился.

– Я… хм-м… вообще-то я её ученик.

– Ученик? – переспросил Лукас, воинственно упирая руки в бока. – И что же вы изучаете?

– Как быть маячником, конечно, – ответил Брунс, а потом спохватился, осознав, что почему-то отвечает на вопросы незнакомцев намного младше себя, и нахмурился. – Так кто вы такие? Что-то я не помню, чтобы хоть раз вас видел!

«Вот он, минус жизни в маленьком городке, – мрачно подумала Вика. – Все друг друга знают в лицо, никакой конспирации!»

– Брунс! – раздался в дверях голос тёти Генриетты, и Вика облегчённо выдохнула: вовремя она вернулась домой. – Ты сегодня рано.

Нескладный юноша только развёл руками, словно говоря: «Так уж вышло».

– Это Брунс, мой ученик, – сообщила тётя Генриетта. – Когда я решу отойти от дел – или если со мной что-то случится, – он станет маячником. Потому что, сами понимаете, оставлять маяк без присмотра никак нельзя: не будет гореть хоть один цвет – не будет всей ночной радуги.

Вика кивнула и поняла, что её невольная антипатия к Брунсу, которая возникла с первого взгляда, немного уменьшилась. Раз он действительно ученик тёти Генриетты, то не может быть плохим человеком.

– А это Вика и Лукас, мои гости, – пояснила тётя Генриетта.

Вика напряглась, ожидая продолжения: как тётя объяснит, кто они такие и откуда взялись? Но Генриетта Карловна и не думала продолжать, решив ограничиться одним только коротким представлением.

В глазах Брунса оставался вопрос, но задать его вслух он не решился, просто молча кивнул. А затем, что-то вспомнив, похлопал себя по карманам просторного пиджака и достал небольшую нарядно упакованную коробочку.

– Я встретил по пути унтер-полицмейстера Джерваса, он передал вам привет и… вот это. – Брунс протянул презент тёте Генриетте. – И просил сказать, что, если вы не против, он зайдёт к вам сегодня после обеда.

Тётя Генриетта закатила глаза, принимая подарок.

– Джервас – это наш Городовой, – пояснила она Вике. – Напыщенный, самодовольный индюк, – добавила она.

На бледном лице Брунса мелькнула усмешка – и тут же пропала.

– А зачем он к вам придёт? – забеспокоилась Вика.

Городовой – это же начальник полиции, а если где-то появляется полиция, значит, там дело нечисто. Неужели Городовой уже откуда-то узнал про неё с Лукасом?

– Этот самовлюблённый идиот решил, что ему нужна жена и что я идеально подхожу на эту роль. Пфф! – фыркнула тётя Генриетта. – Так что он теперь за мной ухаживает. И совершенно не умеет этого делать, – добавила она и потрясла коробочку. – Там мятные конфеты. Каждый раз – одни и те же мятные конфеты, а ведь я их терпеть не могу!

– А если бы это было печенье с изюмом и орехами? – слегка улыбнувшись, спросил Брунс. – Тогда бы вы отнеслись к полицмейстеру более благосклонно?

– Ни за что! Даже если бы это был сливочный зефир! – сурово отрезала тётя Генриетта. – И вообще, Джервасу нужна не жена, а большое зеркало – оно будет его отражать, позволять вволю собой любоваться и молча слушать его разглагольствования.

Вика тихо хихикнула.

Тётя Генриетта бросила коробку с мятными конфетами на стол и поманила Брунса за собой.

– Ой, а можно нам тоже посмотреть? – попросила Вика.

Тётя немного помедлила в нерешительности, и Вике это показалось странным: какие такие тайны могут быть на маяке? Но уже через мгновение тётя Генриетта кивнула.

За дверью, спрятанной в глубине кухонного чулана, оказалась небольшая и почти пустая круглая комната с белыми стенами, без окон и с одиноким столом в центре. На нём стоял массивный аппарат с микрофоном, который что-то Вике напоминал. Она не сразу сообразила, что прибор немного походил на старинные радиоприёмники – она видела такие в книгах и в интернете. Но это наверняка что-то другое, ведь в Восьмирье нет электричества. «Потом спрошу», – решила про себя Вика.

Лукаса загадочный прибор совсем не заинтересовал: он уже стоял у витой металлической лестницы позади стола, которая шла вверх, на второй этаж.

– Там отражательная установка, – пояснила тётя Генриетта. – Если любопытно, можете подняться и посмотреть. Только ничего не трогать! – строго предупредила она.

Лестница привела в круглую комнату с огромными окнами со всех сторон. В центре на постаменте возвышалась сложная, немного похожая на большой часовой механизм конструкция из зубчатых колёс, шестерёнок и нескольких крупных прозрачных кристаллов разной огранки.

– Жаль, что светло и не видно, как маяк работает, – с сожалением сказал Лукас.

– А может, он сейчас не работает?

– Да нет, маяк должен работать постоянно, ведь люди днём тоже спят.

– Наверное, это потому, что тётин маяк – Белый, – предположила Вика. – Белый цвет просто сливается с дневным светом.

Полюбовавшись ещё некоторое время на сложный механизм отражателя, на причудливую огранку кристаллов и на морские виды из окон, ребята вернулись обратно в кухню. Вскоре там появились и Генриетта Карловна с Брунсом. Последний суетливо распрощался и торопливо ушёл.

– Какой-то он странный, – заметила Вика, глядя из окна вслед удаляющемуся юноше.

Брунс даже шагал нескладно, немного припадая на одну ногу и сильно размахивая длинными тонкими руками. Но под «странным» Вика имела в виду вовсе не его торчащие волосы, яркую серьгу в ухе или качающуюся походку; было в нём что-то другое, что казалось ей неправильным, только она не могла понять что.

– Есть немного, – усмехнулась тётя Генриетта. – Но далеко не всякому дано стать маячником, так что приходится выбирать из того, что есть.

– Разве это так трудно – научиться управлять маяком? – удивилась Вика. – Запомнил последовательность действий – и всё. Что там надо делать? На кнопочки нажимать, рычажки поднимать, механизм заводить и следить, чтобы он не останавливался?..

– Всё несколько сложнее, – туманно отозвалась тётя. – Для того чтобы стать маячником, нужны, скажем так, особые способности и свойства характера, а они есть не у всех…

Вика хотела спросить, что это за способности и свойства, но тут в дверь постучали.

– Прячьтесь скорее на кухне, – приказала тётя Генриетта, – это может быть Городовой!

Ребята тут же убежали, затаились в чулане и прикрыли за собой дверь. И немедленно приникли ухом к щёлке: слушать, что происходит.

Послышался скрип входной двери, приглушённые голоса, шарканье ног, а затем и голос тёти Генриетты совсем рядом:

– Вика, Лукас, выходите! Пришёл майстер Раулс!

Ребята выбрались из чулана и увидели на кухне пожилого длинноносого мужчину, на взгляд Вики очень необычно одетого: на нём была широкополая шляпа, из которой в разные стороны торчали два длинных пера, круглые очки, узкие полосатые брюки и белая рубашка с пышными манжетами и широким разноцветным отворотом.

– Рад знакомству, – приветливо сказал майстер Раулс.

– Здравствуйте, – дружно отозвались Вика с Лукасом.

На плечо девочке вскарабкалась Ванилька, по-птичьи склонила голову, глядя на гостя, и что-то негромко одобрительно чирлыкнула. Вика немного расслабилась: похоже, её мечте майстер Раулс понравился, а раз так, значит, от него не стоит ждать неприятностей.

– Вы и правда можете помочь Лукасу? – сразу задала Вика самый важный для неё вопрос.

– Прежде мне надо его осмотреть, – сдержанно ответил майстер Раулс, повернулся к Лукасу и приподнял седые брови.

Мальчишка решительно сделал шаг вперёд.

– Я готов!

Майстер Раулс улыбнулся, и у него в руках откуда-то появился небольшой кожаный чемоданчик, внутри которого обнаружился целый склад холщовых мешочков, бумажных пакетиков и хрупких на вид скляночек. Некоторые из них слабо светились, некоторые слегка дрожали, некоторые похрустывали и позвякивали. В одних стеклянных пузырьках были порошки, в других – разноцветные жидкости, в третьих – гранулы, в четвёртых – что-то очень похожее на снег.

А запахи! Вике показалось, что она зашла в парфюмерный магазин, где открыли всю продукцию разом! Только пахло не одеколонами и духами, а сосновой смолой и днём рождения, весенним звездопадом, первой сиренью и луговой травой, полётом на качелях и неожиданной удачей, утром выходного дня и первым снегом – и многим, многим другим.

Из внутреннего кармана чемоданчика майстер Раулс извлёк что-то похожее на массивную линзу. Та была вставлена в такую сложную оправу, что сразу напомнила Вике секстант, который она видела на картинке в морской энциклопедии. И прямо как моряк, измеряющий высоту Солнца и Луны, чтобы вычислить свои координаты, майстер Раулс начал что-то подкручивать и настраивать, а линза загадочного механизма при этом постоянно меняла цвет.

Когда прибор был готов к работе, майстер Раулс жестом предложил Лукасу подойти поближе, поднёс прибор к правому глазу, прищурил левый и принялся внимательно разглядывать мальчика.

Рассматривал Лукаса майстер Раулс долго, качал головой, хмурился, цокал языком и шумно вздыхал.

– Что ж, – сказал наконец он и отложил свой сложный прибор, – случай очень непростой, очагов поражения Тумарьем много. Признаться, я крайне удивлён, что у тебя вообще получилось сегодня утром прийти в себя; ничего подобного мне прежде не встречалось. Просто уникальный случай!

– Это всё Вика, – честно заявил Лукас. – Это она привела меня в чувство.

– Любопытно, любопытно, – задумчиво протянул майстер Раулс и скользнул цепким взглядом по девочке.

– Так что, вы сможете ему помочь? – с замиранием сердца спросила Вика.

Майстер Раулс снял очки и начал тщательно протирать линзы платочком. И Вике сразу стало понятно, что он просто оттягивает момент, когда ему придётся сообщить плохие новости.

– С учётом того, какие большие у Лукаса очаги Тумарья внутри, я бы сказал, что моё лекарство вряд ли ему поможет.

– Раулс, ты говорил, что недавно придумал новое средство, – вмешалась тут тётя Генриетта, – может, попробовать его?

– Ты про сонмикстуру? Но она не поможет, – покачал головой майстер Раулс, отчего два пера у него на шляпе мелко задрожали.

– А вдруг поможет? – спросила Вика. – Что за сонмикстура? Что она делает?

– От двух капель этой микстуры человек засыпает на два часа, и во сне его организм сам себя лечит. Но сонмикстура помогает, скажем, от простуды или болей в сердце. Она не очищает организм человека от осевшего в нём Тумарья.

– Тогда, может, вы дадите Лукасу то лекарство, которое изначально планировали? – продолжала настаивать Вика. – Худшее, что случится, – оно ему не поможет. Но попробовать-то надо!

– Ну-у… – протянул майстер Раулс, – раз вы говорите, что Лукас вот уже второе утро приходит в себя, может, и стоит попробовать.

– Конечно, стоит! – воскликнула Вика. – Надо хвататься за любую соломинку!

– Но прежде я бы ещё хотел осмотреть тебя, девочка.

– Зачем? – Вика невольно отступила назад.

– Как зачем? Ты ведь тоже побывала в Тумарье.

– Я в полном порядке, мне помощь не нужна.

– Тебе это сейчас так кажется, но кто знает, не осталось ли в тебе частички Тумарья и не даст ли она когда-то о себе знать.

Вика бросила нерешительный взгляд на тётю. Та ободряюще кивнула в ответ, и девочке показалось, что на самом деле тётушка взволнована, хоть и тщательно это скрывает. И почувствовала, как тепло стало на душе: тётя Генриетта, наверно, переживает, не поражена ли племянница Тумарьем. Как же всё-таки приятно, когда о тебе беспокоятся! Даже если, как сейчас, для этого нет никакого повода: Вика была уверена, что Тумарье ей не повредило.

– Ладно, – согласилась девочка и подошла к майстеру Раулсу.

Тот снова взялся за свою линзу, что-то подкрутил и настроил в оправе и приступил к осмотру.

Стоило только ему взглянуть на Вику через свой прибор, как он сразу же громко вскрикнул, зажмурился, словно ему в глаза ударил яркий свет, и уронил линзу.

Вика удивлённо уставилась на майстера Раулса – что произошло? Тот отчаянно моргал, руки у него дрожали.

– Я в порядке, я в порядке, – отмахнулся майстер Раулс, когда тётя Генриетта сунула ему стакан воды. – Простите. Это я просто от неожиданности…

– Что случилось? – не утерпев, воскликнула Вика. Она почти ощущала исходящий от майстера Раулса запах шока и начинала беспокоиться. Выходит, она тоже поражена Тумарьем? Но ведь она ничего такого не чувствует!

– Ты… просто ты выглядишь совсем не так, как остальные! – наконец сумел ответить майстер Раулс.

– Что значит не так? – испугалась Вика. Неужели он понял, что она родом не из Восьмирья?

– Это сложно объяснить. Через свой прибор я могу видеть внутри человека очаги поражения Тумарьем. Они всегда выглядят как тёмные пятна. У Лукаса, например, очень большое скопление около сердца и в голове. А у тебя… Девочка, у тебя совсем другая картина, я никогда ничего подобного не видел! Давай-ка я ещё раз тебя осмотрю!

Майстер Раулс снова взялся за прибор и продолжил осмотр. Дольше всего он задержался, разглядывая, как показалось Вике, кулон из осколка у неё на шее; кусочек голубого стекла даже немного нагрелся от такого внимания.

– Крайне любопытно, – наконец заключил майстер Раулс и многозначительно посмотрел на тётю Генриетту. Та едва заметно качнула головой.

– Что такое? – испугалась Вика. – Что со мной не так?

– Как я уже сказал, у людей, побывавших внутри Тумарья, очаги поражения похожи на большие тёмные пятна, – пояснил майстер Раулс. – И они тем больше, чем дольше человек пробыл в Тумарье и чем сильнее оно на него подействовало. А у тебя ничего подобного нет. Тумарье рассеяно у тебя повсюду множеством мелких тёмных точек. Словно рассыпанный чёрный песок. Что особенно любопытно – песчинки постоянно перемещаются, в зависимости от твоего настроения. Выглядит так, будто частица Тумарья, которая в тебя проникла, тебя слушается.

– С чего бы ей меня слушаться? – удивилась Вика.

– Возможно, всё дело в твоём ку… – начал было майстер Раулс, но тут тётя Генриетта зашлась в громком кашле.

Вика окинула обоих подозрительным взглядом. Что-то они от неё скрывают! Девочка собиралась прямо спросить об этом, но тут майстер Раулс бодро потёр руки и совсем другим тоном заявил:

– Итак, примемся за лекарство!

Из чемоданчика, словно по мановению волшебной палочки, на свет появились целые горы мешочков, скляночек и бумажных пакетиков, а также фарфоровая мисочка и пестик, и майстер Раулс приступил к делу: начал смешивать ингредиенты. Видимо, работа это была непростая, требующая ювелирной точности, потому что действовал майстер Раулс очень осторожно, и на лбу у него от напряжения даже выступил пот.

Гранулы, падая на дно, взрывались, словно маленькие бомбы. Порошки майстер Раулс не насыпал, а осторожно сдувал с пальцев, и когда они опускались в миску, та тихонько позвякивала. Неведомые жидкости добавлялись по капле, мерцали и слабо светились.

– А что это всё такое? – не выдержала Вика.

– Всего понемногу, – уклончиво отозвался майстер Раулс. – Тинктура хорошего настроения. – Он показал на скляночку с золотистой жидкостью. – Микстура из смеха. – Он ткнул пальцем в крохотную бутылочку, наполненную чем-то похожим на газированный напиток, в котором бурлят пузырьки. – И много всего другого: вытяжка из сладких снов, порошок рассудка, гранулы самых разных приятных воспоминаний…

Наконец, всё было готово, и майстер Раулс перелил зеленовато-синее, немного похожее на незастывшее желе лекарство в бутылочку.

– Принимать по пол чайной ложки два раза в день, утром и вечером, – распорядился он.

– А почему только по пол-ложечки? – спросил Лукас, с некоторой насторожённостью глядя на лекарство. – Может, лучше сразу полбутылки?

– От слишком большого количества хороших эмоций может стать плохо, – покачал головой майстер Раулс.

Вика удивлённо приподняла брови. Разве это возможно?

Словно услышав незаданный вопрос, майстер Раулс пояснил:

– Любые сильные эмоции, даже хорошие, в больших количествах могут быть вредны. Вспомните, бывало ли у вас такое, когда вы так много и так сильно смеялись, что потом становилось плохо? Или, скажем, у вас был такой хороший, полный чудесных событий день, что вечером вы даже чувствовали себя немного больными?

Вика подумала – и ей пришлось кивнуть. Да, у неё такое бывало. Как-то она почти два часа хохотала над очень смешной комедией в кинотеатре, и к вечеру у неё разболелась голова. А прошлым летом она неделю провела в лагере. Это было невероятно весело и здорово, произошло столько всего интересного, она встретила так много замечательных ребят, получила столько прекрасных впечатлений! Но когда вернулась домой, довольная и счастливая, то ещё несколько дней чувствовала себя усталой и разбитой, а по вечерам у неё даже поднималась температура.

– А я готов рискнуть! – заявил Лукас. – Лучше пусть меня истощат слишком сильные хорошие эмоции, чем вся эта гадость из Тумарья.

– Нет, – строго отрезал майстер Раулс. – Если хочешь, чтобы лекарство помогло, принимай его как положено!

– И как быстро оно должно подействовать?

– Этого я, к сожалению, сказать не могу. Пей, пока не закончится, и будем надеяться, что появится результат.

Лукас тут же налил в ложку лекарства и, зажмурившись, выпил.

– Ну как? – спросила Вика.

– Пока никак, – отозвался приятель.

Майстер Раулс тем временем засобирался домой. Вика слышала, как уже в прихожей тётя Генриетта предложила ему остаться на обед, но он тихо ответил:

– Нет, такие новости ждать не могут!

И у Вики непонятно откуда появилась уверенность, что майстер Раулс говорил про её кулон.

Подняв голубой осколок к свету, девочка внимательно в него вгляделась. Это ведь даже и не драгоценность какая-нибудь, не алмаз или сапфир. Стекло как стекло, только гладко, до матовости, обкатанное водой. Ну, и из её мира, конечно. Что же в нём такого особенного?

Глава 3

– Тётя! – Вика не стала откладывать беседу в долгий ящик и подступила к тёте Генриетте сразу же, как только та вернулась, проводив майстера Раулса. – Что не так с моим кулоном?

– А что с ним? – очень натурально изобразила недоумение тётя Генриетта. Она прошла в кухню, открыла дверь в кладовку и загремела банками и жестянками, делая вид, что очень занята.

Возможно, Вика бы ей и поверила, если бы не слабый запах беспокойства. Так пахнут сушёные яблоки и горящие осенние листья.

– Тётя, – серьёзно сказала девочка, подходя ближе, – я уже взрослая. Я попала в другой мир, я прошла через Тумарье. Я должна знать правду. Расскажите мне.

Несколько долгих мгновений тётя Генриетта смотрела на племянницу, а потом вздохнула, сдаваясь.

– У нашего мира, Вика, есть Сердце. Точнее, было. Но однажды оно разбилось. Именно после этого и произошёл Раскол. Сердце разбилось, и осколки разлетелись по всему Восьмирью. Но многие верят, что если собрать все осколки Сердца вместе, то Восьмирье снова соединится…

У Вики перехватило дыхание, и она непроизвольно стиснула кулон в ладони.

– Вы хотите сказать… – взволнованно начала она, – вы думаете, что мой кулон – из осколка этого самого Сердца?

Незаметно подошедший к ним Лукас тихо охнул, круглыми от ужаса и восторга глазами глядя на Викино самодельное украшение.

– Когда я впервые его увидела, то сразу это заподозрила, – призналась тётя Генриетта. – Но наверняка сказать не могла. А майстер Раулс сегодня это подтвердил.

– А он откуда знает?

– Тот прибор, которым он вас осматривал, – это его собственное изобретение, он позволяет видеть истинную сущность вещей. Он-то ему и показал, что на самом деле представляет собой твой кулон.

На кухне воцарилась глубокая тишина.

«Что ж, теперь понятно, почему мама хранила осколок в шкатулке с украшениями и драгоценностями», – размышляла Вика. Это и впрямь была огромная ценность! Подумать только, а она едва его не потеряла, когда вредный Колька толкнул её на траву и разорил секретик!

– Но как осколок Сердца Восьмирья оказался у мамы? – наконец спросила Вика.

Тётя Генриетта нахмурилась, словно её посетили неприятные воспоминания, и Вика поняла, что сейчас она узнает какую-то тайну, которая ей не понравится.

– Сердце Восьмирья разбилось не само, – ответила тётя Генриетта. – Его разбили. И так вышло, что твоя мама случайно поймала один из осколков. Она подумала, что он не должен попасть в руки раскольников – так мы называем тех, кто разбил Сердце, – и спрятала его у себя.

Вика кивнула: да, это в духе её мамы, она всегда была готова выступить на стороне правого дела.

– Но раскольники быстро вычислили, что один из осколков оказался у твоей мамы, и бросились за ней в погоню. А потом всё усложнилось ещё больше… – Тётя Генриетта нахмурилась. – Тайные констебли решили, что твоя мама – заодно с раскольниками, что она – одна из них.

– Как же так? – возмутилась Вика, и ей стало очень обидно за маму. Это так неприятно, когда ты искренне хочешь сделать что-то полезное, а тебя обвиняют в дурном умысле. Уж Вика-то знала! Как-то раз мальчишки перевернули в классе ведро с грязной водой, а Вика, увидев лужу, стала её вытирать. Но учительница не поверила, когда Вика рассказала, что воду разлила не она. Учительница решила, что вытирать пол Вика стала, чтобы скрыть следы «преступления», и отругала её за опрокинутое ведро.

– Да, несправедливо, – вздохнула тётя Генриетта. – Но так уж вышло. Когда разбилось Сердце, поднялась такая паника и неразбериха! Кто-то увидел, как побежали раскольники и как побежала твоя мама, – и решил, что они действовали вместе. И не важно, что бежали они в разные стороны, – никто тогда особенно не разбирался. В итоге твою маму начали искать и раскольники, и констебли. И ей пришлось бежать ещё дальше.

– В наш мир, – поняла Вика.

Тётя Генриетта кивнула.

– Но как же она туда попала? Ведь вы говорили, что, кроме «лишних» дней, человеку нужно иметь какую-то вещь из другого мира.

– А у неё кое-что и было… – начала тётя, но тут Вику осенила догадка, и она перебила, не дослушав ответа:

– Так вот как я попала к вам: из-за кулона! А я-то ломала голову, какой же предмет из Восьмирья у меня был с собой и откуда он вообще мог взяться в нашем мире!

– Да, я тоже думаю, что ты попала к нам именно из-за кулона.

– А тайные констебли, значит, ищут меня тоже из-за него, да?

– Скорее всего, ты права, – кивнула тётя Генриетта. – Я уверена, что у них есть способ отслеживать появление осколков Сердца в нашем мире.

– А для чего они их собирают? Будут склеивать, чтобы снова соединить Восьмирье?

– Не знаю, Вика. Вообще, за осколками Сердца у нас охотятся многие. Раскольники – раз. Но они склеивать их точно не будут! И другим не дадут это сделать. Сопротивление – два. И вот эти, наоборот, очень хотят собрать осколки Сердца в одно целое, в надежде, что это воссоединит Восьмирье.

– Так у вас ещё и Сопротивление есть?

– А как же! – усмехнулась тётя Генриетта. – Если нет Сопротивления, значит, все всем довольны, а так не бывает. Но ребята из Сопротивления такие наивные и неумелые! Идеалисты, одним словом. С таким подходом, как у них, ничего не выйдет. Ну и наконец, есть и три – тайные констебли. Но если с раскольниками и Сопротивлением более или менее понятно, то насчёт констеблей никто точно не знает, для чего именно они ищут осколки. По идее, власти должны быть заинтересованы в воссоединении Восьмирья. Но тогда почему они не работают вместе с Сопротивлением? Ведь цель-то у них одна. А ещё ходят слухи, что Сердце Восьмирья даёт своему владельцу невероятное могущество. И это порождает другие слухи: будто констебли собирают осколки, чтобы склеить Сердце мира и отдать его правителям, а те оставят его себе, вместо того чтобы вернуть Восьмирью.

– Ну дела… – протянула Вика. – И кому же мне тогда отдать осколок? Точно не раскольникам. И наверное, не Сопротивлению, раз вы говорите, что на них полагаться нельзя. Остаются только констебли, но…

Вика вздохнула. Она с детства привыкла, что в случае серьёзных неприятностей нужно всегда просить о помощи полицию. А констебли – они здесь как раз вроде полицейских. Только уж очень ей не понравилось, как они действовали в Ово. Да и то, что они записали её маму в преступницы, тоже выставляло их не в лучшем свете. Наконец, если слухи о правителях правдивы и те собираются использовать Сердце Восьмирья в своих собственных целях, то отдавать осколок констеблям точно не стоит.

Ах, как бы Вике хотелось сейчас посоветоваться с мамой! Что же делать? Кому отдать осколок Сердца? А вдруг Вика не знает ещё чего-то очень важного? Вдруг мама хранила осколок не только потому, что пришлось бежать? Что, если у неё были ещё какие-то важные причины?

– Тётя! А может быть, вы возьмёте кулон себе? – осенило тут Вику.

Девочка почти мгновенно пожалела о своём предложении. Пусть это и был осколок Сердца Восьмирья, но для неё в первую очередь это мамина вещь, тоненькая ниточка, которая даже через миры словно связывала их. И сейчас, когда Вика застряла в чужом мире и очень тосковала по маме, эта связь стала особенно важна. Словом, расставаться с кулоном Вике на самом деле очень не хотелось, пусть даже обладание им и грозило серьёзными неприятностями.

Глаза тёти Генриетты загорелись, она дотронулась кончиками пальцев до кулона – и тут же отдёрнула руку, словно обожглась.

– Не думаю, что он меня примет, – покачала она головой.

– А что, он должен принимать того, кто его носит? – удивилась Вика.

– Не знаю. Но, судя по его реакции, похоже, ему не всё равно, кто его хранитель. И я ему, видно, не понравилась, – с сухим смешком подытожила тётя Генриетта.

– А мне можно попробовать? – встрял Лукас.

Тётя Генриетта наградила его таким взглядом, который должен был заставить любого нашкодившего мальчишку вытянуться по струнке, но на Лукаса это никак не подействовало.

– Ну попробуй, – согласилась Вика.

Лукас осторожно прикоснулся к кулону – и тоже отдёрнул руку.

– Жжётся! – пожаловался он и подул на пальцы.

– Да? А я ничего подобного не чувствую, – растерянно пробормотала Вика.

– Вот именно поэтому пусть кулон и останется пока у тебя, – решительно заявила тётя Генриетта.

Вика облегчённо выдохнула – и вернулась к расспросам:

– А что делало Сердце Восьмирья? Ну, кроме того, что скрепляло ваш мир и не впускало Тумарье?

– Как ни странно, никто и не знал, что у Сердца есть такая сила, пока оно не разбилось, – грустно усмехнулась тётя Генриетта. – То есть не то чтобы не знал – старинные легенды о Сердце мира были известны всем, но кто же верит в древние сказки? И потом, когда всё работает исправно и без перебоев, никто не задумывается, как именно это получается. Было Сердце и было, лежало себе в столице, в центральной Ратуше, на почётном месте, и всё шло хорошо. И лишь когда Сердце разбили, и случился Раскол, и откуда ни возьмись появилось Тумарье – только тогда все и поняли, что на самом деле старые легенды о Сердце были правдой. Но увы, это понимание пришло к нам слишком поздно.

Вика повертела в руках самодельный кулон. На вид он по-прежнему казался просто красивым стеклянным осколком, ничего особенного. Даже не верилось, что в нём заключена важная частица целого мира!

– Тётя, а что такое Тумарье? И откуда оно взялось?

Тётя Генриетта уселась за стол и как-то тяжело опёрлась подбородком на руку.

– Откуда оно взялось, никто наверняка не знает. Хотя версий существует великое множество.

– А вы в какую версию верите?

– Я считаю, что Тумарье породили мы сами, – совершенно неожиданно выдала тётя Генриетта.

– Что значит «мы сами»? – возмутился тут Лукас. – Хотите сказать, Тумарье появилось, потому что мы так захотели? Да быть этого не может!

– Лукас, скажи: куда вы выбрасывали из дома все свои обиды и огорчения?

– В мусор, конечно!

– И что потом случалось с мусором?

– Ну, раньше его забирали мусорщики. А теперь… – Голос Лукаса стих.

– А теперь? – повторила тётя Генриетта.

– А теперь его выбрасывают в Тумарье, – едва слышно отозвался Лукас и отвёл глаза; похоже, он понял, к чему ведёт тётя Генриетта.

– Вот именно, – многозначительно кивнула та. – Тумарье состоит из наших собственных обид и разочарований, подозрений и обвинений, недоверчивости, злобы и зависти. И мы изо дня в день пополняем его всё новыми и новыми плохими эмоциями. Делаем его всё гуще, всё плотнее. Того и гляди оно скоро вообще нас затопит!

– В Ово Тумарье уже несколько раз выходило из берегов, – сказал Лукас.

– Но где же Тумарье было до Раскола? – нахмурилась Вика. – Или оно только после него появилось?

– Думаю, оно всегда в некотором роде находилось в Восьмирье, – ответила тётя Генриетта. – Раньше у нас были мусорщики, а у мусорщиков – специальные свалки, куда они выкидывали все наши плохие эмоции. Точно не знаю, но ходили слухи, будто они бурили в земле шахты и сбрасывали весь мусор туда. Там, глубоко в земле, вдалеке от людей, все эти плохие эмоции забывались и со временем исчезали.

– Наверное, когда случился Раскол, Восьмирье треснуло как раз там, где проходили эти шахты, – предположил Лукас. – И всё, что в них накопилось, вылилось наружу.

– Мне тоже так кажется, – согласилась тётя Генриетта. – Пока в нашем мире было Сердце, мы держались все вместе, одним целым, но как только оно разбилось, нас тут же разделили обиды и обвинения, которые мы годами копили. И вместо того, чтобы с ними разделаться раз и навсегда и забыть, мы только пополняем их всё новыми и новыми. И потому Тумарье растёт и ширится, разделяя нас всё больше и больше…

Вика вздохнула и вспомнила тётю Катю, их с мамой соседку из квартиры напротив. Тётя Катя много лет не разговаривала с сестрой, потому что, когда они были ещё детьми, родители развелись и одна дочка стала жить с мамой, а другая – с папой. Мама не простила ту дочку, которая решила остаться с папой, папа не простил ту дочку, которая захотела быть с мамой, и они оба настраивали каждый «свою» дочь против другого родителя и сестры. Так обиды, которые когда-то разделили маму с папой, проложили настоящую пропасть между девочками, и с годами эта пропасть только росла и ширилась. И хотя обе сестры жили в Кристаллинске, с тем же успехом они могли бы находиться на Северном и Южном полюсах – или на разных Осколках Восьмирья, ведь друг с другом они вообще не разговаривали.

«Может, у нас дома нет настоящего Тумарья, но взаимные обиды и подозрения разделяют нас ничуть не меньше», – подумала Вика.

Глава 4

После обеда тётя Генриетта сама выпроводила ребят вон.

– Идите, погуляйте. Скоро ко мне явится полицмейстер, будь он неладен, и вам точно не стоит попадаться ему на глаза.

Вика с Лукасом послушно отправились на берег моря, но вместо того, чтобы идти прочь от города, к бело-синему поющему пляжу, Вика повернула в сторону цеплявшихся за скалы разноцветных домиков Куидама – и в сторону стены Тумарья.

– Ты зачем туда идёшь? – не понял Лукас.

– Хочу кое-что проверить, – с таинственным видом заявила Вика. Но долго хранить тайну не смогла и почти сразу же пояснила: – Ты слышал, как майстер Раулс сказал, что ему кажется, будто Тумарье меня слушается?

– Слушается оно тебя, как же! – скептически фыркнул Лукас.

– Да погоди ты! Тётя Генриетта говорила, что Тумарье появилось после Раскола Сердца. Значит, именно Сердце удерживало его за пределами Восьмирья, логично?

– Логично.

– Вот я и подумала: Сердце не позволяло Тумарью затопить ваш мир. Майстеру Раулсу кажется, что Тумарье меня слушается. Так может, оно меня слушается потому, что у меня есть осколок Сердца Восьмирья? Надо проверить!

– Но как?

– Я зайду в Тумарье и попробую ему что-нибудь приказать.

– Что-то я сомневаюсь, что это сработает, – с сомнением протянул Лукас.

– А я всё равно хочу попробовать! Чем мы рискуем?

– Ну, например, тем, что ты застрянешь в Тумарье: темнохода-то с нами нет.

– Я всё продумала, – ответила Вика. – Далеко заходить я не стану, пройду лишь несколько шагов. И ещё я возьму какую-нибудь верёвку или ремень, а ты будешь держать другой конец. И если что, просто выдернешь меня наружу.

– Хм-м… – хмыкнул Лукас, глядя на вздымавшуюся впереди чёрную стену тумана.

Вика тоже на неё посмотрела. На её глазах шальная чайка, громко горланя, влетела в густую пелену – и пропала.

«Интересно, на какой высоте кончается Тумарье? – задумалась Вика. – В атмосфере или над ней? Вот бы самолёт сюда! Можно было бы подняться над Тумарьем, перелететь через него и спокойно добраться до нужного Осколка. Но что, если Тумарье разделяет на Осколки вообще весь здешний мир, включая даже космос? Хотя не факт, что в этом мире есть космос. Или так не бывает – мир без космоса?..»

Вика встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и поправила на плечах лямки рюкзака, в котором, как обычно, удобно устроилась Ванилька.

– Так что, ты со мной? – спросила она.

– Тебя же не переубедить, – ответил Лукас. – Пойдём уж…

Вика тихонько вздохнула с облегчением. Она была рада, что Лукас согласился, хотя не осудила бы его, если бы он отказался даже близко подойти к Тумарью. В конце концов, Лукас имел все основания сказать: «Нет уж, в этом я не участвую».

Чем ближе друзья подходили к высокой, мрачной стене клубящегося тумана, тем острее становились запахи плесени, горечи, сырости и подозрительности – и тем муторнее было на душе; вид Тумарья угнетал и портил настроение больше, чем даже самый пасмурный, самый дождливый осенний день.

Лукас по мере приближения к стене чёрного тумана всё больше бледнел. Вика даже решила, что в самый последний момент он, наверное, передумает. И сразу же сама себе возразила: нет, он так не сделает. Во-первых, Лукас дал слово и теперь от него не отступит, а во-вторых, верность другу, которому нужна помощь, конечно, перевесит его страх перед Тумарьем.

И действительно, когда до клубящейся стены тумана осталось всего несколько шагов, Лукас как-то незаметно изменился. Не сжался и не съёжился, как можно было ожидать. Наоборот – подбородок выдвинулся вперёд, плечи расправились, в голубых глазах засверкала решимость, кулаки сжались. Лукас выглядел так, словно собирался броситься в драку и хорошенько поквитаться за своё последнее поражение. Только вот в качестве противника вместо другого мальчишки у Лукаса было Тумарье…

– Готов? – спросила Вика, когда они почти вплотную подошли к стене клубящегося тумана.

– Готов! – кивнул Лукас. – А верёвка у тебя есть?

– Ой, – растерялась Вика. – Я не взяла.

– Бери мой ремень, – предложил Лукас, вытаскивая его из штанов. Он стиснул пряжку в руке, а другой конец протянул девочке.

Вика крепко сжала ремень, глубоко вдохнула – и тут же пожалела об этом: запахи плесени и злости в такой близости с Тумарьем были почти невыносимы.

Готовясь сделать шаг вперёд, прямо в клубящуюся темноту, Вика подумала, что в прошлый раз ей было совсем не так страшно. Во-первых, хоть ей и рассказывали про Тумарье, она всё равно не знала, какое оно на самом деле. Во-вторых, тогда за Викой гнались констебли, и времени на то, чтобы остановиться, подумать и оценить все риски, у неё не было. И выбора – тоже: или Тумарье, или констебли.

«Так вот в чём дело!» – поняла Вика. Не нужно размышлять и анализировать! Это как прыжок в воду с обрыва: раз – и готово! Ведь стоит только остановиться и позволить себе обдумать то, что собираешься делать, и тебя нагонят сомнения и страх. Прыжок становится всё ужаснее в твоём воображении, и в итоге, что ты вообще никогда не прыгнешь.