Читать онлайн Платье для убийства бесплатно
© Борзенко А.С., 2022
© «Центрполиграф», 2022
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2022
Глава 1
Во всех живет мистер Хайд
Мир без психопатов? Он был бы ненормален.
Станислав Ежи Лец
Следователь Максим Глебович Разумовский неторопливо подошел к бизнес-центру. День обещал быть сложным. Максим Глебович не любил такие дни, много людей, вопросов, версий… Только зря потеряет сегодня время.
Люди срывались с катушек и творили страшные вещи, у всех нехорошо с мозгами, у всех свои заморочки, тараканы, фобии. Чем дальше общество идет по пути прогресса цивилизации, тем больше получает психозов и расковырянных душевных ран. Люди научились жить с внутренними демонами и жить комфортно, всюду нося их с собой, словно вторую кожу. Люди научились замечать мистеров хайдов и сосуществовать с ними. Одни сносно, другие нет… Последние и попадаются. Потому что осознают в себе зло и пытаются избавиться. Тем хуже для них, эта борьба приводит к последствиям и предается в руки правосудия.
Молодого мужчину убили на парковке. Убили зверским способом – проломили череп, воткнули в горло острый предмет и зашили степлером рот.
Острого орудия, которым проткнули шею, на месте преступления не нашли, но экспертиза однозначно указала на то, что шею проткнули длинным острым предметом. Степлер и карандаш. Офисный планктон научился изощряться.
По информации предварительной экспертизы также выяснилось, что мужчина умер, ударившись о выступ в стене. Однако другие травмы однозначно указывали на то, что напавший далеко «не в себе».
Что такого сделал молодой мужчина, что кому-то захотелось сшить губы металлическими скобами и проткнуть шею… Скорее, сказал. Не то сказал… Настолько неуместное и неприятное, что нападавший пытался заткнуть рот даже после того, как парень испустил последний вздох.
Следователь закурил, выдохнул дым длинной, тонкой сигареты и поморщился. Запрет на курение в помещении только мешает работе, никотин помогает думать четко и структурно, а без него дела начинают плестись, словно старушки с пропахшими древней пудрой и ванилином дряблыми тельцами на базар.
Прошло пару часов с тех пор, как он изучил место преступления, но четкого плана пока не было. Версия – как муза, надо только почувствовать вдохновение, а после успеть поймать за хвост, чтобы дальше разложить по полочкам. Единственное, что следователь уже знал, так это то, что парень наговорил того, чего говорить не следовало. Крайне опасному человеку. Убийца или осознает то зло, что в нем сидит, или нет. Лучше бы не осознавал и боролся с ним, тогда наделает ошибок и будет наказан по букве закона.
Двадцатиэтажный бизнес-центр, сотня компаний арендаторов, тысячи сотрудников… Задача предстояла сложная, но Максим Глебович любил головоломки.
Кого мог так разозлить маленький человек с ресепшен, молодой парень, приехавший из какого-то села шесть лет назад? Нормальных людей уже не осталось – масса исследований на тему «психопатия и любовь к кофе», «психопатия и веганство», «психопатия и цвет»… В любом человеке можно откопать психопата, если подобрать правильный тест. Все вокруг давно психопаты, скрытые или явные, больше скрытые. И вот один сорвался.
Каждый из работников бизнес-центра проходил мимо парня на ресепшен несколько раз в день, но лишь один накапливал гнев, словно снежный ком, который и привел к этому странному убийству. Дальше будет больше. Так всегда бывает, стоит выпустить Хайда на прогулку, Хайд будет желать испытать новые эмоции еще и еще…
Максим Глебович стряхнул пепел, шумно затянулся и закашлялся. Он старался докуривать до самого фильтра, это превратилось в ритуал. Чем отвратительнее было ощущение от выкуренной сигареты, тем меньше тянуло снова закурить. А эти новомодные штуки с приспособлениями для курения считал откровенным самообманом и самоистязанием. Как резиновая баба вместо настоящей. Скоро на них жениться разрешат, чертовы прогрессоры…
Окружающие считали Максима Глебовича красивым мужчиной. Он действительно хорош собой: высокий, подтянутый, с аккуратной прической и красивыми руками. Коллеги называли следователя за глаза «агентом», он находил это лестным, и собственный образ нравился ему еще больше. Если бы он мог себе позволить, то носил бы шляпу, но позволить себе этого Максим Глебович не мог по той причине, что не хотел становиться карикатурой на кинематографических сыщиков.
Так что к строгому серому костюму и начищенным до блеска ботинкам он подбирал темно-вишневый идеально отглаженный галстук, а виртуальную шляпу все могли домыслить сами.
В это утро на улице было неуютно – шквалистый ветер и острый неприятный дождь. Руки и лицо словно поклевала стая черных воронов. Небо, меняющее настроение каждую минуту от серой хмурости до рыжей игривости… Это неприятно отдавало ноющей болью в висках и приливами тошноты.
Заходить в бизнес-центр и приступать к работе Максим Глебович не спешил. Наблюдал за людьми, входящими и выходящими из здания. Цепко и жадно впиваясь взглядом в походку, движения и отсеивая «спящих». Тех, кто пришел работать, а не отрабатывать план сокрытия Хайда среди текущих рабочих дел.
Уже отметил нескольких человек, пока крошки пирога, но хоть что-то. Максим Глебович запомнил этих людей, не надо было тайком делать фото или записи с описанием деталей внешности и походки, чтобы потом узнать и допросить, мысли и выводы держал в голове. Позже поговорит с каждым из этой чертовой тысячи.
Действовать придется вслепую, потому что записей с камер за прошлый вечер не нашлось. Регистраторы автомобилей, находящихся на парковке в момент убийства, уже отработали – записей нет. Родственников у парня нет. Врагов нет, репутация отличная, по работе постоянные премии и уважение коллег. Но кто-то врет, кто-то всегда врет. И он узнает, кто.
Старший оперативник Людмила Васильева уже внедрена в работу под прикрытием. Пока будет отрабатывать версии снаружи, чтобы отыскать в толпе «нормальных» на вид людей так нужного мистера Хайда, будет глазами и ушами следствия среди обитателей центра.
Легенду придумали быстро, срочное устройство коллеги на место несчастного паренька труда не составило. Максим Глебович не сомневался, что парень стал жертвой отношений на работе. На виду, парень был всегда у всех на виду, ресепшен выступает начальной точкой отсчета.
Рука машинально потянулась за второй сигаретой, но мужчина вовремя остановился. Максим Глебович позволял себе такую роскошь, как вторая подряд сигарета, в редких ситуациях. Уверенно закрыл пачку, и тут на глаза попалась женщина, идущая к входу бизнес-центра. Она появилась так внезапно и произвела такое сильное впечатление, что на мгновение мужчина забыл, как дышать, и сильно закашлялся.
Женщина шла уверенной походкой по пешеходному переходу, как по натянутому канату. Прямая осанка. Невысокая, фигуристая, неприлично яркая в белом пальто посреди непогоды и людей в черных куртках.
Интересный экземпляр… Безупречные волосы, упругие икры оттенка сочного загара… Видимо, это чулки. Почему большая часть женщин ими пренебрегает? Это так женственно и выглядит натурально.
Максим Глебович облизал губы. Он просто постоит и прочувствует момент, пока эта идеальная женщина из своей идеальной жизни идет на идеальную работу, разбавляя отвратительное утро своими идеальными точеными ножками. Надо будет ее допросить, хоть получит эстетическое удовольствие. Скорее всего, эта барышня занимает руководящий пост, и ей нет никакого дела до паренька с ресепшен или бариста в холле, уборщиц в лифте и прочей «обслуги»…
Но он может себе это позволить – вызвать на допрос. Хоть это он может себе позволить по долгу службы. Другие давно бы использовали положение для формирования денежного парашюта, надутого на взятках и поборах, но… Он не такой. Большее, на что способен, так это использовать служебное положение, чтобы проводить время в обществе красивых женщин.
Что-то случилось с городом, что-то случилось с красивыми женщинами. Они перестали быть женщинами, украшая мир своим легким присутствием. Прячутся за стеклами дорогих автомобилей и стенами стеклянных офисов, и не полюбуешься… А тут выпало несколько секунд, но каких приятных!
Женщина пропала за массивной дверью и оставила его стоять среди серости грязной улицы и унылого неба. Максим Глебович вздохнул и обнаружил, что машинально мнет в пальцах невесть как вытащенную из пачки сигарету. Он убрал сигарету обратно. Правила есть правила, стоит от них отойти – все полетит к чертям. От правил отходить нельзя. Надо быть собранным, чтобы иметь преимущество. Оно всегда на стороне тех, кто не отходит от правил. Всего одна сигарета утром и никаких исключений. Даже ради неприлично красивых женщин. Иначе случится беда.
Глава 2
Анна. Он не знает, кто я
Никто не знает, что есть люди, прикладывающие колоссальные усилия, чтобы быть нормальными.
Альбер Камю
Девять шагов. Этот пешеходный переход такой короткий, всего девять шагов. Три раза по три или три в квадрате… Еще пятнадцать шагов – и вход в офис. Это три по пять, три раза по пять. Если бы была в мокасинах, шагов было бы меньше, но я на каблуках.
На каблуках делается больше шагов, чем в обуви на плоской подошве. Площадь, скорость и распределение нагрузки… Когда-то я ненавидела физику. Наш физик говорил так равнодушно и так неприятно, что хотелось застрелиться на уроке или застрелить его… Все никак не могла определиться, чего хочется больше.
У него была странная фамилия, и он странно себя вел. Выбирал детей для участия в конкурсах и олимпиадах. Бог долбаного школьного олимпа.
Скорость ветра, скорость света, кинетика, кибернетика…
Так ужасно произносил слова со слогом «не», в нос, словно был элегантным французом, а не жалким провинциалом из маленького затрапезного городишки, буква «н» становилась неприятной и чужой, даже хотелось сменить имя, потому что в моем имени ровно половина букв, половина букв в моем имени – это буквы «н». До сих пор не могу спокойно произносить «Анна» вслух, слышится гнусавое «кинетика» и «кибернетика»…
Когда я войду в здание, со мной поздоровается паренек на ресепшен, и сделает это без эмоций, без радости и без интереса. На лице будет улыбка, но такая улыбка, которая ничего не значит. Он не рад мне на самом деле, он не знает, кто я… ОН ДО СИХ ПОР НЕ ЗНАЕТ, КТО Я.
Шесть чертовых лет хожу мимо ресепшен каждое утро, а он не знает, кто я… Шевелит пухлыми губами и выдавливает «доброе утро», даже не всегда удосуживается поднимать глаза.
Наверное, ему не важно знать, кто те люди, что проходят мимо ресепшен в одно и то же время, но он научен правильному поведению и не может себе позволить не сказать этой дежурной фразы, даже если она совсем ничего не значит…
Я, как и всегда, поздороваюсь в ответ и пожелаю ему хорошего дня. Голоса в моей голове говорят, что не нужно, каждое утро они говорят мне это: «Не смотри на паренька и иди к лифту, не смотри, иди, просто иди». Но я хочу смотреть.
Хочу видеть его безучастный взгляд и натянутую улыбку… Хочу смотреть, как безукоризненно равнодушно он делает то, за что ему платят заработную плату. Как бездарно и безэмоционально он проживает свою жалкую жизнь на ресепшен. Его руки, жесты, рубашка и воротник…
Какое ужасное слово «воротник». Как «творог» или «картофель»… Эти слова надо запретить, как и «кинетика» и «кибернетика». Еще «полотенце» и «пользоваться». Самые неприятные в мире слова.
Голоса в конце концов затухают, потому что я считаю шаги. Повторяю про себя привычный сценарий – двери, белый чистый кафель и ставшее уже родным из пухлых губ равнодушного мальчика на ресепшен «доброе утро», а еще помогает правильная цикличность. Правильная цикличность «три».
Все вокруг можно превратить в цикличность – при желании. Главное – считать и находить закономерность. Главное – не переставать считать.
Двери. Открываются на шесть секунд. Два по три, или три по два. Они не тяжелые, но массивные для моего веса и роста, так что нужно шесть секунд, чтобы открыть их и оказаться в холле.
Мой рост метр шестьдесят пять сантиметров, мой вес пятьдесят семь килограммов, это хорошо, потому что, если я набираю лишнее, вместе с одеждой это должно составлять не менее девятисот граммов и кратно цикличности… Меня совсем не волнует лишний вес, если он кратен цикличности. Есть вещи куда хуже, чем второй подбородок или складки на талии. Третий, конечно, третий… Второй подбородок – это не к добру.
От двери до лифта восемнадцать шагов, после шестого шага я подниму глаза на ресепшен и услышу привычное «доброе утро», а потом остановлюсь, невзирая на голоса, улыбнусь, пожелаю доброго утра в ответ этому пареньку.
Пять шагов. Шесть… Два по три… Сейчас я услышу… И отвечу… Но… Почему-то я не слышу привычных слов. Я… Я не понимаю, почему не слышу фальшивого приветствия этого паренька. Паренька нет на месте. За стойкой ресепшен стоит женщина.
Женщине на вид около сорока… Скорее, точно – сорок два. Пышная прическа и пышная грудь, некрасивая родинка на левой щеке и неухоженные скудные брови. Господи, сейчас этих бровистов как псов нерезаных, неужели так сложно сделать себе приличные брови? Скуднобровая женщина – лицо ресепшен в одном из самых дорогих бизнес-центров города… Что за чертовски несуразное утро… Какой-то во всем это подвох. Пока не понимаю какой.
Пальцы такие полные, похожие на колбаски, наверное, она ест слишком много жирной пищи и пьет газировку, а может… Да, я не ошиблась, кофе с молоком. Все женщины, которые злоупотребляют кофе с молоком, имеют некрасивые отеки на скулах и под глазами. У них одутловатое лицо, у них всех одутловатое лицо и отекшие пальцы…
Убийственный кофе стоит на блестящей столешнице возле кипы бумаг в жалком сером стаканчике, и на нем написано «Латте для Ланы». Всего двенадцать букв, кратно трем…
Интересно, Лана – это производное от Светлана? Не вижу обручального кольца на пальце, но на левой руке невзрачный браслет с безвкусным камушком, наверное, это подарок, очень ценный подарок. Лана хочет, чтобы все на него обращали внимание, он так сильно натянут на запястье, что кожа собралась занемевшими розовыми складками.
Глупая. Будто всем есть дело до ее дешевого браслета. Да всем наплевать! Стоп. Нельзя… Нельзя выходить из себя, иначе голоса меня поймают. Это все равно что бежать без света из душа до гардеробной обнаженной либо во время сна вытянуть ноги над кроватью…
Дети знают, что нельзя вытягивать ноги над кроватью в темной-претемной комнате… Иначе страх подловит, словно браконьер, на замысловатую сеть и накроет с головой безнадежным ощущением, что бежать некуда. Это самое страшное, что может быть, – ощущение, что некуда бежать.
Серая блузка на правом рукаве Ланы подвернута меньше, чем на левом. На правом рукаве два отворота, на левом три… Три складки на шее, три пятна на подбородке… Три пуговицы на горловине серого джемпера. Копается в бумагах и не смотрит вокруг. Детей у нее нет, потому что не обращает внимания на шум в холле.
Эта женщина копается в бумагах своими пухлыми пальчиками, как робот, и не слышит стука каблуков, ей плевать на людей… Она социопатка. Такое ощущение, что все ресепшионисты настоящие социопаты… Или рекрутеры, принимающие их на работу. Наш главный менеджер из департамента HR точно социопат…
Социопатов тянет работать с людьми, они летят на них как мухи на мед, это я давно заметила. HR – это не Human resources (примечание: управление персоналом (англ.), это Human repulsion (примечание: отвращение от людей). Чертовы кадровики… Чертовы социопаты. Они повсюду! Почему никто ничего с этим не делает? Скоро этих рекрутеров и Лан заменят роботы, не успеем заметить, как все вокруг станет вконец искусственным… Уже есть рекрутеры-роботы. Наверное, они намеренно нанимают на работу вот таких вот социопатичных Лан…
Женщина на ресепшен не особо меня разволновала, но ее огромная родинка так некрасиво сидит на щеке, что хочется ее схватить и отодрать… Со скоростью света. Но нельзя… Забавный каламбур – оторвать родинку у Светы со скоростью света. Скорость света примерно 300 000 метров в секунду, это кратно трем, цикличность верная…
Паренька нет, наверное, уволился, наверное, нашел себе другое место. Получше, чем сидеть весь день в огромном холле и всем подряд показывать дежурную улыбку… Мне нравилось останавливаться и здороваться с ним, нравилось обыгрывать голоса.
Голоса… Я живу с ними много лет, если не сказать, что всю жизнь. Дело не во мне, все слышат голоса, которые указывают, что делать и как жить дальше: «купи это», «съешь то», «спроси совета», «поцелуй», «работай», «отдыхай», «поешь», «ложись спать»… Но лишь немногие отчетливо осознают, что это голоса, а не решения, основанные на выборе.
Никакого выбора нет. И никакого сознания и подсознания нет. Есть только голоса… Все зависит от решений, только от последствий наших чертовых решений. Голоса могут быть добрыми, злыми, робкими и тихими либо громкими и несносными. Зависит от того, слушаем мы их или нет.
Если слушаем и принимаем решения в угоду голосам, они даруют спокойную жизнь, полную так необходимых человеку благ: любимой работы, хорошей зарплаты, семейного счастья. Радости воспитывать детей, блаженства любить и быть любимыми. Если нет, превращают жизнь в самый настоящий ад…
В последнем случае мужчины и женщины приходят на прием к психотерапевту и говорят: «Я слышу голоса в своей голове». Но это скользкий путь. Потому что подобное решение перечеркивает жизнь за порогом кабинета человека с медицинской степенью в белом халате, ведь этот порог не выступает мостом между «до» и «потом», это мост, который утопит в тумане то, что было «до»…
Никто не хочет добровольно получить ярлык «психопата» или «шизофреника», этот ярлык потом не отклеить. Несчастные люди, которым пришлось прицепить ярлык, были просто не в силах жить с голосами дальше, слушать каждый божий день, потому что то, что они слышали, было далеко от невинного «купи платье» или «сходи погуляй»…
За каждой пережитой депрессией и случившейся панической атакой скрывается увлекательная история жизни. Люди с нервными тиками и рубцами на запястьях не нашли в себе сил посмотреть страху в глаза, они надели его, как платье, невзрачное платье без молний и пуговиц. Которое стесняло и сковывало всю жизнь, пока голоса не стали слишком громкими с навязчивым «сделай это»…
Голоса вовлекли в игру по самую макушку, но игра закончилась «вничью», а в качестве бонусов выступили имипрамин, кломипрамин, тразодон…
Бонусы иммунитета от голосов. Быстро, эффективно на первых порах, но потом все равно паршиво от понимания того, что теперь придется всю жизнь жить с этими белыми и серыми «друзьями», которые на время, словно пуговицы с идеально расчерченными ребрами, расстегивают тесное платье отчаяния и всепоглощающего страха и затыкают голоса.
Если прислушаться, голоса слышно каждую секунду. Каждую секунду они говорят, как быть, куда идти, что делать…
Если услышишь, шагнешь и сделаешь, получишь шанс, если нет – потеряешь время. Время жизни. Безвозвратно. И никто его не компенсирует. А если четко дашь голосам понять, что не согласен, услышишь в конечном итоге то, что сначала тебя сильно напугает, а потом кому-то очень навредит…
Я знаю, как управляться с голосами и не становиться их жалкой марионеткой, научилась с ними управляться без этих чертовых таблеток. Я смотрю на свой страх, я вижу свой гнев. Тяжело было с самого начала, теперь не тяжело. Неудобно, но… Не тяжело.
Последние девять лет я занимаю позицию операционного директора в фармацевтической компании, цифры отвлекают и помогают соблюдать верную цикличность. Нравится, что голоса не мешают, а платья помогают чувствовать настроение голосов…
У меня есть платье плохого самочувствия, платье неприятного дня, платье успешных переговоров, у меня несколько сотен платьев. Я все время покупаю новые платья… Покупать платья определенно лучше, чем таблетки, так странно, что психотерапевты до сих пор не прописывают платья в качестве терапии. Они сами ни черта в ней не разбираются и не умеют управляться с голосами без таблеток и инъекций. Самая бесполезная и самая высокооплачиваемая в мире профессия – психотерапевт…
Голоса все время твердили мне, чтобы я что-то сделала с пареньком. Сначала это было «не смотри и проходи мимо», потом «заставь его увидеть тебя», но я смотрю на свой гнев. Я научилась это делать, так что они заткнулись, и эта игра каждое утро поддерживала и помогала не терять тонус, помогала не поддаваться голосам.
Теперь же… Теперь придется все делать с самого начала, придется заново считать шаги, придется придумать новый сценарий, придется придумать новый план для этих чертовых голосов… Придется менять цикличность. Я только привыкла, что цикличность «три». У меня появилось какое-то дурное предчувствие…
А что, если эта женщина не скажет дежурное «доброе утро»? Как я смогу просчитать привычку и применить к ней цикличность? Все в жизни можно рассчитать…
Если я заставлю Лану здороваться на шестом или девятом шаге, если удастся сохранить цикличность, все будет хорошо, но…
Черт. Я заметила эту Лану на седьмом шаге, почему на седьмом, не на третьем, дважды на третьем или трижды на третьем? Правильная цикличность «три»… Акцент на «семь»? Голоса что-то задумали… Мне как-то нехорошо и неспокойно. Это голоса устроили… Это из-за них паренька нет. Почему «семь»?! Что значит это семь…
– Анна, доброе утро.
Глава 3
Больше горячего кофе
Было так хорошо, что во всем мне видится любовь. Даже в глазах шизофреника.
Пауло Коэльо
В холле бизнес-центра «Александровский» этим утром было тревожно. Люди больше походили на манекенов: ходили, сидели, стояли в полной тишине, но паника нависла, словно натяжной потолок, готовый в любой момент прорваться струей всеобщей истерии. То, что случилось ночью на парковке, ни у кого не укладывалось в голове. Время как будто замерло, и тишина вокруг так сильно давила на мозги, что хотелось кричать. Но никто не кричал. Все ждали. Хорошей новости, которая бы позволила забыть это утро, как ночной кошмар.
Мужчина в синем костюме судорожно глотал кофе, обжигая себе рот, но никак не мог заставить себя пить не торопясь. Ему не терпелось с кем-то обсудить то, что он только что узнал. Серые глаза с редкими ресницами даже покраснели от внутреннего нервного напряжения, тонкие губы с аккуратными, ровными усиками нервно вздрагивали от боли, причиняемой губам горячим кофе, но мужчина пытался выглядеть достойно и не показывать виду.
Глеб Полянский считал себя человеком состоявшимся и в определенных кругах значимым. К сорока годам ему удалось обрасти нужными связями и занять хороший пост в хорошей компании. Он ездил на хорошем автомобиле, носил хорошие костюмы, обедал в хороших ресторанах и арендовал хороший дом – о чем еще можно мечтать в его возрасте? Разве что о хорошей женщине, но все эти хорошие материальные блага позволяли Глебу Полянскому довольно легко переносить свое вынужденное одиночество – из-за вечной занятости на работе.
Он даже испытывал гордость от того, что уже владеет информацией, которая для большинства окружающих людей останется закрытой и после расследования, – рано утром ему отзвонились и начальник стоянки, и заведующий хозяйственным отделением центра со страшными новостями и поделились своими версиями произошедшего.
Глеб умел заводить нужные знакомства и именно по этой причине начал курить, он прекрасно понимал главное правило бизнеса: все самое важное обсуждается в курилке, главное – захватить с собой пачку дорогого «угощения». Но сейчас в курилку нельзя, чтобы никому не сболтнуть того, чего не следует.
Оставалось пить кофе и ждать. Полянский пил второй стаканчик, пытаясь собрать мысли в кучу и успокоиться. Он кивал в знак приветствия всем мимо проходящим, но никак не мог решиться заговорить с кем-нибудь. В какой-то момент ему начало казаться, что голова взорвется от переполнявших мозг мыслей… Но нельзя. Нельзя ни с кем разговаривать.
Любой может оказаться психом, который такое сотворил с бедным пареньком с ресепшен. В центре завелся маньяк, это точно не кто-то с улицы, случайно оказавшийся на парковке. У завхоза уже возникла своя версия на этот счет, правда, его доводы показались сырыми. Вряд ли это рекрутер, который занимается подбором обслуживающего персонала для центра.
Конечно, странно, что тело еще не успело остыть, а на место паренька уже поставили нового сотрудника, ничем не примечательную женщину… Можно было, конечно, поверить в его версию, что эта новая женщина состоит с рекрутером в интимной связи и они провернули такое, чтобы ее трудоустроить, но вряд ли место ресепшиониста такое «сладкое». Если, конечно, не происходит незаконного оборота наркотиков или отмывания денег. Тогда все логично складывается, ресепшен для этого – идеальное место… Бред. Он бы знал.
Начальник парковки тоже высказал свою точку зрения, указав на сервисного инженера, который решил переустановить систему безопасности именно вчера. Только эту версию они отмели сразу, потому что сервисный инженер попал в больницу с обострением язвы, не успев доделать свою работу. Правда, он может быть в сговоре с рекрутером… Он мог оказаться братом этой женщины. Или ее отцом, которого она искала всю жизнь.
Глеб сделал еще несколько глотков, с унынием отметив, что напиток остыл и больше нет этого ощущения, которое помогало приглушить панику. Одновременно и боли, и удовольствия. Надо заказать еще один кофе, горячий. Все равно уже все нёбо себе обжег.
Он устало огляделся по сторонам; если сейчас он ни с кем не поговорит, то взорвется. Он уже собирался выйти на улицу и за сигареткой поговорить хоть с кем-нибудь, как заметил Анну Прозоровскую. Она вошла в фойе в красивом белоснежном пальто и твердой походкой шла к лифту.
На лбу у мужчины выступила холодная испарина, он боялся Анны до чертиков, восхищался, преклонялся и ненавидел одновременно. Она была как неприступная гора – все время в работе и совершенно не замечала те редкие моменты проявления искренних чувств, которые он решался демонстрировать.
Анна Сергеевна появилась в «Фарма. Профит» девять лет назад, пришла на должность операционного директора и сразу начала устанавливать собственные порядки. Нужно отдать ей должное, она оказалась профессионалом высокого класса. Очень красивая и очень умная женщина. Мечта, а не женщина. Глеб сразу воспылал к ней нежными чувствами, пытаясь сократить дистанцию, иногда пренебрегая субординацией. О чем ему непременно напоминала сама Анна Сергеевна. Так что тернистый путь к покорению сердца был долгим и сложным. Но сейчас, увидев Анну, Глеб забыл о собственных страхах и сомнениях и неожиданно для себя громко ее окликнул:
– Анна, доброе утро!
Когда он понял, что сделал, рука непроизвольно так сильно сжала стаканчик, что остатки кофе почти долетели до лица, и сильно заболело во рту. Только в этот момент Глеб почувствовал, что сотворил со своей глоткой горячим кофе. Стало сложно дышать, и возникло желание, чтобы она его не расслышала и прошла дальше. К своему сожалению, Глеб отметил, что Анна остановилась и обернулась. Расстегнула пуговицы пальто, и стало видно красивое изумрудное платье. У Анны каждый день новое платье, он давно обратил внимание.
Зачем он ее окликнул, что сейчас ей сказать, как начать разговор?
– Анна, доброе утро!
Непонятно зачем повторил Глеб, ноги сами понесли его ближе к Анне. Вот и настал тот самый час икс, на фоне новостей она точно его выслушает и покажет слабость. Все женщины боятся маньяков, все хотят, чтобы их защитили сильные мужчины.
Он готов. Оказать помощь во всем. Но сначала расскажет о том, что случилось. А потом выпьет кофе. Ему нужно сегодня много горячего кофе.
– Вы в порядке, Анна? – Это первое, что пришло в голову.
Женщина внимательно на него посмотрела и улыбнулась. Она еще не знает о том, что произошло. Что же с ней будет, когда узнает?
– Доброе утро, Глеб, спасибо. – И как ни в чем не бывало продолжила свой путь.
Надо, чтобы она узнала от него, а не от кого-то другого. Нет, так не пойдет, сегодня свой шанс упустить нельзя. Глеб решил не сдаваться и потуже затянул галстук. Как хорошо, что выбрал серый, а не черный, к синему костюму хорошо – серый. И с ее платьем отлично гармонирует.
– Анна, уже слышали?
– О чем?
– Паренек с ресепшен… Такой приятный, его все знали, он со всеми здоровался? Такой ужас, его ночью нашли на парковке и… Я тут с семи утра…
Глеб почувствовал облегчение, когда она застыла от его слов. Значит, он верно все предусмотрел, она еще не знает, как только узнает подробности – испугается, и ее надо будет защитить. Самое время сказать что-то воодушевляющее.
– Не переживайте, охрану усилят и найдут его.
– Кого найдут?
– Того, кто это сделал.
– Грабителей обычно не находят, Глеб.
– Анна, это был не грабитель, и я… Я не буду рассказывать, что сделали с пареньком, расскажу за кофе. – Глеб был очень доволен собой, его план удался: главное – выпить вместе кофе, это всегда первый шаг к сближению. Правда, рот горит так, что хочется залить его бепантеном или мороженым… Хоть чем-то, что успокоит адскую боль. Но сейчас тот самый момент, и ему нельзя все испортить. Мужчина сделал глубокий вдох и решился наконец сказать то, что хотел сказать все девять лет:
– Хотите кофе?
Правда, решил, что фраза не полная, и зачем-то пояснил:
– Я расскажу вам про расследование…
После этих слов Анна странно на него посмотрела, от Глеба не ускользнуло, что в какой-то момент ей стало жутко. Мягко махнула рукой и решила идти дальше. Нет, если он ей позволит это сделать – момент будет упущен безвозвратно. Надо что-то сказать, и Глеб усилием воли выдавил ее имя:
– Анна!
Она уже не скрывала паники, видимо, он ее больше напугал, чем успокоил. Надо дать ей время.
– Прекрасное платье! – Это единственное, что пришло в голову. Женщины любят, когда им делают комплименты. Когда мужчины внимательны к новой прическе, туфлям или цвету помады. Надо было сделать более тонкий комплимент, платье – это слишком очевидно… Надо было продолжить тему с кофе. Тогда бы спустя всего несколько минут они бы стояли у окна и говорили или сидели в ее кабинете…
– Спасибо. Вчера купила новое. Хорошего дня, Глеб, – сказала, как отрезала. Она в ужасе от новостей.
– Да, и вам.
Анна уходила, а Глеб стоял, смотрел на ее тонкие, высокие каблуки и думал, как все-таки сложны взаимоотношения между мужчинами и женщинами… Только в кино все просто. Надо идти в курилку и поговорить хоть с кем-нибудь. Не важно с кем и не важно о чем. Этот мимолетный, но содержательный разговор с Анной за все время их знакомства произошел впервые и подействовал как глоток свежего воздуха. Такого свежего, что стало трудно дышать. Она знает, как его зовут, это самое важное. Если бы он был ей совсем безразличен, она бы не назвала его по имени.
С такими позитивными мыслями Глеб Полянский направился за очередной порцией кофе с явным намерением продолжить это уже не столь драматичное утро в курилке.
Глава 4
Анна. Платье плохих новостей
Кошмар шизофрении заключается в том, что человек не понимает, что реально. Представляете, что вы вдруг узнаете, что люди, и места, и самые важные моменты в вашей жизни не ушли в прошлое, не умерли. А хуже того, их просто никогда не было.
Игры разума
– Анна, доброе утро!
Голос прозвучал так неожиданно, что нечем дышать. Я смотрю на свой страх. Увидел меня и несется с выпученными глазами, словно хочет сообщить что-то важное. Очень жарко.
Он всегда странно разговаривает, говорит «Анна, доброе утро», а не «Доброе утро, Анна», либо «Анна, помогите с данными», а не «помогите с данными, Анна». Смотрит так неприятно, как будто хочет съесть.
Работает в отделе статистики, только вечно чем-то занят все рабочее время. Раньше я думала, что статистика – самое скучное и самое комнатное в мире занятие, нужно часами сидеть у монитора и копаться в цифрах, но…
Не могу вспомнить, как его зовут… Я совсем не могу вспомнить, как его зовут. И голоса молчат, когда они нужны, они молчат… Чтобы я боялась, и паника захватила мозг, но я не стану кормить свой страх, я пойму, я пойму, как его имя, я догадаюсь, я вычислю. Как-то просто, наверное… Но не слишком.
Точно не Иван и не Василий, точно не Роман, и точно не Алексей… Не похож на Дмитрия или Олега. Виталий? Нет… Слишком мужественный для Виталика. Жарко. В этом холле сегодня очень жарко. Надо развязать пояс пальто, но сначала перекинуть сумку с одной руки в другую. На счет три… Раз, два, три… Сумка в правильной руке… Ключи!
Чуть сердце не остановилось, я было подумала, что оставила их в замке зажигания. Нет, они в кармане. В правом кармане пальто, вместе с ключами от квартиры…
На брелоке четыре ключа: от парадной, от входной двери, от почтового ящика. Четыре. Я запираю платья в гардеробной, последний ключ от гардеробной. Надо дышать. И еще два бутафорских ключа, чтобы общее число было кратно верной цикличности. Всего ключей шесть. Два бутафорских и четыре настоящих. Голоса не знают, что не все ключи настоящие, голосам важно знать, что их шесть…
Нельзя позволять страху овладевать, нельзя… Голоса включились и нашептывают мне, что я потеряла ключи. Я им не верю, я нашла ключи. Я смотрю на свой страх. «Бумажник, бумажник, ты забыла бумажник» – голоса не унимаются…
Бумажник в заднем отделении сумки, с ним должны лежать ключи от машины, а папка с отчетами… Черт! Нет папки с отчетами… Дышать… На три счета вдох, на три счета резкий выдох. Сегодня я была без папки, я точно помню, что была без папки, когда выходила из дома. Я. Помню. Что. Была. Без папки.
И я вспомню, как зовут этого мужчину…
– Вы в порядке, Анна? – бродит по моему декольте серыми глазами и важно поправляет галстук, а я вижу похотливого пухлого хорька в дорогом костюме. Мужчины всегда тянут руки к галстуку, когда манеры и обстановка не позволяют взять в руки член.
Снова эта его странная постановка фразы, я бы спросила: «Анна, ты в порядке?» Протягивает руки и выхватывает сумку и перчатки, чтобы помочь мне снять пальто.
– Доброе утро, Глеб, спасибо. – Стало легче дышать. Глеб. Точно, его зовут Глеб… А если нет?! А если по-другому? Как неловко будет, если он Иван…
– Анна, уже слышали?
– О чем?
– Паренек с ресепшен… – закатывает глаза слишком сильно, белки видны почти целиком, такие они неприятные, но в то же время такие странные…
Вязкие, тягучие и упругие одновременно. Эти белки мне не нравятся и нравятся одновременно. Нельзя запоминать вещи и слова. Голоса тоже их запоминают… Нельзя смотреть на его глаза.
Кружится голова. Как это ужасно – слышать такие новости до первой чашки кофе. Мне придется заново рассчитать шаги, паренек больше не вернется на ресепшен, эта Лана со своей родинкой, этот Глеб с семи утра… Почему семь, а не три?! Почему снова цифра «семь»?
Пальто снято с плеч, но осталась эта злополучная пуговица на груди… Если сосчитать, пуговиц семь, но еще по одной на карманах – станет девять. Я бы никогда не купила неправильное пальто. Все хорошо. Надо дышать. Семь – неверная цикличность, правильная – три.
У Ланы три пуговицы, на потертом сером джемпере три пуговицы. Наверное, бутафорские, зачем на джемпере три бутафорские пуговицы…
Дизайнеры одежды тоже социопаты, намеренно создают такие паршивые дизайны. Все, кто работает прямо или косвенно с людьми, – социопаты. Все, кто работает с людьми, ненавидят людей. Вот ведь парадокс жизни… Пора заменить людей роботами.
Пуговица поддалась, без пальто легче, я чувствую свой парфюм, потому что сильно пропотела, духи перебивают нотки парфюма Глеба и перебивают запах пота… Я чувствую запах собственного пота. Значит, и Глеб тоже чувствует? Как это неудобно… Подмышки – это не рот, который можно закрыть, боже мой, он точно чувствует этот неприятный, навязчивый запах… Я хочу уйти отсюда немедленно. Только я уйду, а запах пота в воспоминаниях Глеба – нет… Это невыносимо – остаться такой в воспоминаниях. Даже такого, как этот Глеб.
Он смотрит так, словно ждет чего-то. Наверное, все же не чувствует, как неприятно я пахну. Точно не чувствует, иначе я бы это заметила. Если человека раздражают запахи, это видно по носогубным складкам… У Глеба они в спокойном положении, его не волнует мой запах.
– Не переживайте, охрану усилят и найдут. – Так тяжело дышит, словно только что совершил пробежку в тяжелых кроссовках на своих маленьких упругих ножках. Задница у него тоже упругая. Задница у Глеба что надо… Чертова «задница» – слово из семи букв… У меня кружится голова. Все вокруг кружится…
«Кого найдут? Кого найдут? Кого найдут?» – Голоса звучат в голове барабанной дробью и хотят, чтобы я вторила им и задала этот вопрос Глебу.
– Кого найдут? – повторяю за ними, но не потому, что я в их власти, а потому, что просто должна задать встречный вопрос. Не потому, что голоса это приказали, а потому, что у этого Глеба все еще в руках моя сумка и мои перчатки. Только по этой причине. Мне нужны назад мои вещи.
– Того, кто это сделал. – Глеб отвечает с таким выражением лица, словно я говорю с ним на другом языке. Но носогубные складки все еще спокойны, значит, он правда ничего не почувствовал. У меня хорошие духи.
«Укуси его за щеку, укуси его за щеку, укуси его за щеку» – мысли в голове крутятся холодным вихрем. Все разваливается, как карточный домик, сегодня все разваливается, мне надо как-то отвлечься, иначе я точно его укушу, в то самое место, на котором у Ланы родинка…
Никак не могу перестать думать о ее уродской родинке. Надо что-то сказать, что-то нейтральное… Родинка, Лана, глаза… Черт, все смешалось, как в дешевой столовской солянке. Горячей и такой жирной, что тошно от одного только взгляда… Солянка. Надо вспомнить рецепт. Надо приготовить солянку, пригласить друзей и подать ее в том белом сервизе с супницей…
Какая чушь в голове, у меня нет друзей, и я ненавижу готовить. Надо взять себя в руки и ответить что-то нейтральное. Такое, чтобы голоса поняли, что я их не слышу, и отстали от меня.
– Грабителей обычно не находят, Глеб.
Да, так. Именно так. Голоса умолкли, они не ожидали. Они думали, что сегодня я полностью в их власти. Я смотрю на свой страх, я не позволю им взять надо мной верх.
– Анна, это был не грабитель, и я… – снова закатывает глаза, и меня снова начинает трясти от вида белков, они похожи на личи…
Глеб так дышит, словно сейчас взорвется от волнения. Если это произойдет, он запачкает мне платье своей кровью и кусочками кожи. Какая отвратительная будет картина. Я впервые сегодня надела это платье, его нельзя пачкать кусочками кожи, в прачечной нет прейскуранта, связанного с кусочками кожи… или есть? Может, я отстала от жизни, такое точно есть, всякое же может произойти?
– Хотите кофе? Я расскажу вам про расследование…
Зачем он произнес это слово? ЗАЧЕМ?! У голосов получилось, паника охватывает тело холодными острыми мурашками. Он сказал слово «РАССЛЕДОВАНИЕ».
Обследование, потом Преследование, потом Расследование, все сходится, на третий счет. Нет слов на буквы алфавита перед «о» с основой «следование»… Три… Правильная цикличность три.
Моя система работает. Я использую ее давно, она помогает не слышать голоса. Надо взять слово и придумать его производные от основы, главное – определить, какое слово будет по счету следующим, главное, чтобы цикличность сохранялась.
Не хочу больше говорить с Глебом, остался неприятный осадок от того, что он сказал: «мальчик, который всем улыбался»… Я не думала так про паренька. Я думала, что он равнодушный и бесчувственный, и ему не было ни до кого дела. Мне стыдно. Мне очень стыдно, что я так о нем думала…
Хочется плакать… Словно виновата перед пареньком, в чем-то сильно и безвозвратно виновата. Меня беспокоит чувство вины… Я могла или не могла что-то сделать с этим пареньком?
Глупый вопрос, конечно, и неуместный, но… Каждый раз, собираясь за границу, я проверяю паспорт в сильнейшей панике, потому что мне кажется, что мое имя или фамилия написаны неверно… Схожие чувства испытываю в данную секунду. Словно мое имя написано через одну «н», а не через две «н»… Снова в голове образ этого ужасного физика и его «кибернетика»… Почему меня так это беспокоит? Я знаю, чем была занята вчера.
Надо найти чек. Чек за новое платье, потому что вчера я купила новое платье, я была занята шопингом, а не пареньком с ресепшен. Мне нужно успокоить голоса и дать им что-то логичное. Тогда они отстанут от меня и перестанут изводить мыслями, что это я что-то сделала с бедным пареньком. Я не могла с пареньком ничего сделать, потому что была занята. Я. ПОКУПАЛА. ПЛАТЬЕ.
– Анна!
«Что? Что? Что?» – Голоса узнали, что цикличность три… Почему они прошептали мне слово «что» три раза? Или это не просто слово, а местоимение? Я была занята шопингом, а не пареньком с ресепшен, надо дать задание Варе уточнить.
Глеб… Подошел слишком близко. Я вижу, как его мягкий жирный язык свернулся в трубочку… Какой же он неприятный, как только женщины занимаются с ним сексом? Меня тошнит от одной мысли, что этот язык бродит по моим зубам, касается десен, и…
– Анна, прекрасное платье! – Глеб хочет как лучше, но это не помогает.
– Спасибо. Вчера купила новое. – Трудно говорить, меня тошнит. Не могу оторвать взгляда от мокрого рта, мерзко и жутко, но хочется смотреть на этот рот и дальше. Надо уходить, иначе я поцелую Глеба… Чтобы ощутить в полной мере все то, что я представляю и предчувствую.
Ничего не говорить, просто идти. Пусть стоит и смотрит вслед, он всегда так делает, мерзкий лизун. Ноги идут, я чувствую, как мои ступни напрягаются на каждом шаге, но я иду. Иду подальше от этого Глеба.
Лифт. Кнопка. Войти. Нажать кнопку. Два этажа – и наш офис. На третьем. Три пуговицы, три пятна, три складки, три этажа… Цикличность три. Что будет, если наш офис переедет на четвертый этаж? Я уволюсь. Без вариантов. Я не смогу изменить цикличность на четыре…
Что я делала вчера? Я была в торговом центре. Я покупала платье. Это не мои голоса сделали что-то с пареньком на парковке. Но… Тогда чьи? Надо найти чек. Надо найти этот чертов чек…
Временами что-то происходит в жизни, что-то такое, о чем позже я не в силах вспомнить, потому что была цель, по типу «купи платье», идешь выполнять эту цель, а про все остальное забываешь.
Забываешь понаблюдать, какая была погода, какие были люди вокруг, даже не можешь вспомнить, чистил ли утром зубы и что надел, чтобы выйти на улицу… Помнишь только про то, что решил купить себе платье…
Иногда я не могу вспомнить, какое нижнее белье на мне надето, и тогда приходится находить уединенное место, чтобы задрать юбку, посмотреть и вспомнить… Это всегда успокаивает.
Стараюсь не забывать о нижнем белье и чистке зубов, утреннем душе с гелем и мылом, кофе, зарядке. Но меня пугает, что не помню вчерашний вечер, поэтому мне так жарко и так страшно сегодня.
Я хорошо помню голоса, когда они сказали мне про паренька, они сказали мне сделать с ним что-то очень плохое. Я шла вчера вечером мимо ресепшен на парковку, и они сказали мне воткнуть ручку в его чертово горло и залепить степлером его равнодушную улыбку, они сказали мне это вчера. И позавчера, и говорили всю прошлую неделю… Они говорили мне это последний месяц. Или год…
Я видела, как пульсирует вена на его худенькой шее, она словно шептала мне мелодию с прекрасным ритмом, ритмом, который стучал на «три», эта вена изводила голоса, а голоса изводили меня… У паренька была вена, каждое утро на его шее выступала вена, а у Ланы – родинка…
Руки трясутся, это нехорошо… Пальто упало на грязный пол лифта. Почему пол такой грязный… Эти уборщицы не могут вымыть его до блеска, потому что тоже ненавидят людей. Они назло всем оставляют эти ужасные разводы. Все, кто работает среди людей, ненавидят людей. Мне неприятно смотреть на пол, неприятно касаться туфлями этого страшного пола. Мои туфли не созданы для грязного лифта…
Я не слышала звона от ключей, когда упало пальто. Почему они не звенят? Я же положила ключи от машины в карман пальто, они должны были зазвенеть при падении… Они… «Потеряла ключи, потеряла ключи, потеряла ключи…» Кружится. Все кружится.
Дышать. Я помню, что ключи в сумке, я их переложила. Все этот Глеб отвлек. Или нет, та женщина на ресепшен… Чек, где… Где же он… Вот, в бумажнике. Чек. Чек, на котором стоит число и время. Я была в торговом центре, и я купила платье. Я была там. Слава богу, я была там. Успокоиться. Надо успокоиться. Слава богу, мой этаж.
Варя стоит у лифта с чашкой кофе, уже ждет меня. Самый дисциплинированный ассистент в мире. У нее пальцы в чернилах… А на манжете торчит нитка, и еще глаза припухшие. У Вари аллергия на новую тушь, и, видимо, она об этом знает, потому что вчера и позавчера было то же самое. Видимо, она слишком дорогая, чтобы выбрасывать ее, а таких подруг, кому Варя могла бы тушь передарить, у Вари нет. Она с этой тушью третий день. Третий…
– Вас ждут в конференц-зале.
«Куда, куда, куда?» Чертовы голоса… Они издеваются. Голоса знают, что цикличность три.
– Успею? – Я не собираюсь потакать голосам, я не буду им вторить, как глупая марионетка. Мне сложно остановиться. Хочется добавить еще дважды «успею… успею…». Я собранна. Я осознаю все, что говорю и делаю.
– Совещание, вы же сами перенесли его на восемь?
Уже восемь, без трех минут на больших часах в главном коридоре. Слава богу, без трех минут, не без трех и… Черт, на мобильнике 7:57. Сердце страшно колет. Игра, какая-то сегодня игра, мои голоса что-то задумали…
На часах два раза повторяется цифра «семь», надо сделать вид, что теперь цикличность семь. Надо сделать так, чтобы голоса мне поверили. Лана… Я увидела Лану на седьмом шаге, вот для чего цифра семь! И пуговиц на пальто семь, если не считать те, что на карманах… Я могу переиграть голоса. Это была подсказка. Чья подсказка?
Я больше не думаю про три… 7:57… Мне надо как-то скрыть число 7… СКРЫТЬ. Вскрыть, Закрыть, Открыть, Перекрыть, Прикрыть, Раскрыть, Скрыть… Скрыть на 7. Сходится. Все хорошо, сейчас все хорошо, я смотрю на свой страх, я вижу свой гнев, новая цикличность – семь. Голоса поверят, они должны поверить.
Вечером я куплю себе новое платье, это больше никуда не годится, и его нельзя носить, это платье плохих новостей.
– Варя, забери сумку и пальто.
– Хорошо, Анна, чек я положила вам на стол.
– Спасибо.
Я смотрю, как Варя уходит, но у меня все холодеет внутри, словно кто-то прошелся кисточкой с мороженым по внутренней поверхности желудка. Она сказала «чек»… Она сказала «Чек»!
– Чек?
Варя поворачивается с такой искренней улыбкой…
– Ну да, чек! Кстати, платье очень красивое, я так не умею покупать, без примерки. А жаль…
Я не понимаю… Я правда не понимаю. Надо достать чек из сумки, я же видела его собственными глазами. Вот он. Вчерашнее число и дата, все сходится. Время… Почему на чеке время ланча?.. Что же тогда я делала весь вечер? Я помню, как шла мимо ресепшен на парковку после рабочего дня, помню эти мысли про степлер и карандаш, помню, как смотрела на паренька… А потом ничего не помню.
Что на мне сейчас? Что надето под платьем? Зеленое кружевное белье или красное? Мне хочется прямо сейчас задрать подол и проверить, какого цвета на мне трусики. Если они вообще есть… Я не уверена. Я не помню, надевала ли нижнее белье.
Варя застыла, наверное, она думает, что со мной что-то не так, сейчас что-то скажет.
– Вы же сами попросили меня заехать и купить еще одно платье, которое вам понравилось, но у вас не было времени… Вам понравилось еще черное, и вы позвонили…
Черное… Точно, черный комплект. Я вспомнила, что у меня под платьем, бесшовное белье, мое любимое. Я смотрю на свой страх. Утром я надела этот комплект и любовалась отражением в зеркале. Я купила платье. У меня есть чек. И ко мне никто не придет. Тот мальчик больше меня не волнует, теперь есть Лана. И есть Глеб…
И еще куча сотрудников в нашем большом офисе. Я операционный директор, и я буду исполнять свои обязанности, никто не подумает на меня. Никто не догадается, что я хотела сделать это с пареньком…
То, что я хотела с ним это сделать, вовсе не значит, что я с ним это сделала, и я до сих пор не знаю, что именно произошло. Откуда взялось это паршивое чувство вины?
Я не слушаю голоса, я не делаю с людьми страшные вещи, не кусаю их за щеки и не отдираю их ужасные родинки. Я покупаю платья. Выкупаю, Закупаю, Покупаю. Правильная цикличность три. К черту семь. К черту Лану, и к черту голоса. И к черту этого паренька с ресепшен. Надо работать. А еще к черту Глеба. И его красивые липкие глаза…
Глава 5
Игры в белом халате
Боязнь проигрыша и потери, боязнь совершения ошибок удерживает людей позади. Поэтому я создал настольную игру, где вы играете на бумажные деньги. …Они достигнут непревзойденного результата, для этого также целесообразно применять основы тех знаний, которые вы получаете в игре «Денежный поток»…
Роберт Кийосаки
Психотерапевт Станислав Сергеевич Свишский неторопливо шел в офис, будто прогуливаясь по уютной осенней улице с маленькими кофейнями, продуктовыми магазинчиками и людьми, торопливо снующими туда-сюда.
Он внимательно разглядывал мощеную мостовую, словно эти аккуратные кирпичики могли помочь мыслям выстроиться в четкие структуры логичных и правильных выводов, растекаясь нежным потоком по шероховатым отросткам тревожности и апатии в области сердца…
Последнее время что-то происходило. Даже прохладный воздух, смешанный с ароматом ближайшей кондитерской, не мог успокоить мысли. Раздражало все.
В душе снова появилось ощущение, что прием не пройдет гладко. Он даже поймал себя на мысли, что не хочет идти в офис. Его работа, любимое дело всей жизни стало пугать и вызывать отвращение от бессилия…
Кирпичики под ногами выглядели какими-то невзрачными и неубедительными, они расслаивались, словно мозаика в калейдоскопе. Мужчина остановился и набрал воздуха, чтобы успокоиться. Панических атак только не хватало…
Люди словно с цепи сорвались и говорили странные вещи. Солидные, умные люди приходили на прием и рассказывали одинаковые вещи. Все же современный мир перенасыщен доступной информацией. Вот все и срываются…
Люди больше не понимают своей роли среди гаджетов и роботов, они больше не знают, как можно просто развлекаться. Мозг перенасыщен и дает сбой. Мозг загоняет мысли в ловушку, словно паук ловит глупых мух в свою липкую паутину и крепко держит в тисках тотального, вымученного, вынужденного одиночества.
Станислав Сергеевич остановился. Его внимание привлекла молодая женщина, стоящая у входа в офис. Она ковыряла носком сапожка клумбу, словно пыталась что-то найти в черной земле.
– Это вы. – Девушка улыбнулась и посмотрела на него в упор.
На секунду он застыл от ясных зеленых глаз, в них читалась усмешка с оттенком издевки. Снова стало неуютно и не хватало воздуха. Алиса открыла дверь, не стала дожидаться. Как вовремя оставила его одного… Может быть, он все это затеял совершенно зря?
– Это я… – прошептал в пустоту с улыбкой Станислав Сергеевич, оглянулся и обреченно оглядел площадь у здания. Все прежнее… Деревья, люди, запахи… Кофейни и продуктовые магазинчики. Кирпичики под ногами снова четкие и структурированные. Паническая атака отступила. Надо работать. Все привычно и хорошо.
– Доброе утро, Станислав Сергеевич!
Лина привычно поприветствовала Станислава Сергеевича своим мягким голосом и подошла, чтобы взять пальто. Она похудела… Щеки совсем впали, и эти мешки под глазами, странно… Вчера он этого не заметил. Такое не появляется за одну ночь. Надо быть внимательнее к Лине. Сколько лет она уже с ним? Восемь или все девять?
– У вас сегодня четыре записи, потом обед с…
– Крисановым, я помню. – Станислав Сергеевич тяжело вздохнул. Придется врать, что доклад готов, этот чертов доклад, к которому он даже не прикасался. Ему необходимо будет выступить на форуме, он не может отказаться. Ввиду статуса и профессионального опыта. И… Кого он пытается обмануть? Это принесет новых клиентов, люди придут после этого форума и попросят его копаться в своих головах, чтобы навести порядок. Уборщик… Вот его амплуа – профессиональный уборщик мыслей с большим гонораром. И без рекламы никак. Реклама нужна ему, она нужна Крисанову, она нужна всем. Двигатель чертова прогресса.
– Кофе? – Лина так внимательно на него смотрела, что Станислав Сергеевич вздрогнул. Мешки и разводы под глазами куда-то делись, у нее снова привычное чистое и гладкое личико, словно и не было этих восьми с лишним лет… Нет, кофе сейчас будет нехорошо.
– Травяной чай с сахаром.
Лина кивнула и прошла в кабинет, чтобы предложить чай или кофе девушке, и вернулась через пару секунд с веселой улыбкой.
– Она сегодня просит джин, представляете?
Станислав Сергеевич улыбнулся. Да, джин неплохо. В 10 утра самое то…
– Да, пожалуй, и мне тоже.
– Но…
– Кофе, – улыбнулся Станислав Сергеевич, – принеси свой прекрасный кофе с кардамоном, будь добра.
Лина послушно кивнула, она все еще удивлялась некоторым странностям, но уже не так остро, как раньше. Работа ассистентом одного из лучших психотерапевтов города научила ее многому и самому важному: «Все, что происходит, происходит по какой-то причине. А раз есть причина, значит, это нормально…» – это была любимая фраза Станислава Сергеевича. Лина даже напечатала ее на листе бумаги и повесила у двери, заказала дорогую деревянную рамку, чтобы выглядело солидно и статусно.
Станислав Сергеевич поправил галстук перед зеркалом и старался не смотреть себе в глаза. Эта паническая атака как испорченный двигатель… Если не заглушить, так и будет таскать с ревом вперед-назад… Главное – не смотреть себе в глаза и дышать. Пора работать, работа всегда помогает.
Алиса ждала его в кабинете, скромно сидела на кушетке, скрестив руки и ноги. «Она сегодня зажата, это нехорошо», – успел подумать Станислав Сергеевич.
– Все началось с этой идиотской игры, – произнесла девушка, как только он сел в кресло. Приятное прикосновение холодной кожи к плечам и шее расслабило. Наконец хоть что-то радостное в ощущениях…
– Хорошо. Алиса, давай попробуем без…
– Ярлыков? Но эта игра «Денежный поток» правда идиотская. В смысле люди учатся обращаться со своими денежными потоками, но как дворник может стать миллионером или полицейский миллиардером… Законным способом, имею в виду? Она идиотская. Я не буду менять определение.
Станислав Сергеевич едва заметно вздохнул, он хотел сказать «без спешки», но хорошо – пусть будет, как сказала она.
– К тому же они отказались заменить мне карточку.
Алиса устало протерла глаза. Снова это ощущение… Словно мужчина напротив сидит в своем игрушечном кресле в своем игрушечном, безупречно обставленном кабинетике и монотонно семенит своими игрушечными ручками, делая пометки…
Наверное, надо быть умнее, чтобы не закопать саму себя перед этим доморощенным психотерапевтом. Не надо было устраивать драку на той злополучной игре.
– Ты в порядке?
– Да. Постойте, я… Заменю определение. Совсем уберу. Пусть будет просто игра.
Станислав Сергеевич на секунду застыл, но затем одобрительно кивнул и сделал еще одну пометку в блокноте.
– Я рад, что ты так гибко относишься к выводам, Алиса, это хорошо. Давай вернемся к тому вечеру, когда ты пришла на игру. Расскажи все, что помнишь о своих эмоциях с того момента, как оказалась за столом с остальными игроками.
Началось… Вот оно. Сейчас он будет особенно придирчив к ее психосоматическим реакциям, надо быть осторожнее… Ей совсем здесь не место. А если хочется выйти, придется играть… По правилам, по которым играет этот доктор. По правилам, которые он не осознает, так что у нее преимущество. Она осознает, а он нет…
– У тебя болит голова? Ты все время трешь виски.
– Да, болит.
– Хорошо.
– Хорошо, что болит, или хорошо, что голова?
Доктор не ответил. Усмехнулся и снова что-то записал. Наконец отложил блокнот и занес ногу на ногу, приготовился слушать.
– Ты села за стол с остальными игроками, и тебе не понравилась карточка, которая тебе досталась.
– А вам бы понравилась?
– Карточка не имеет значения, я играл в эту игру несколько раз, если откровенно.
– И выигрывали?
– Нет, но… Это же просто игра!
– Зачем играть, если вы не выигрываете?
– В каком смысле?
– Если вы играли несколько раз и ни разу не выиграли, это какой-то мазохизм, не находите?..
Доктор прищурился, снял очки, внимательно смотрит… Сейчас скажет что-то очень умное. На его взгляд… На его взгляд умное, и весь парадокс в том, что ему решать, что звучит в этих стенах умно, а что нет… Эта шутка еще в голове, что «психиатр тот, кто успел надеть белый халат». Раньше она находила эту шутку смешной.
Станислав Сергеевич, правда, не совсем психиатр, он психотерапевт, но есть риск того, что он легко определит ее к другому врачу, к такому, от которого просто так не уйдешь и который налепит на нестираемый ярлык какого-нибудь диагноза… Этого допустить никак нельзя, иначе вся жизнь пойдет наперекосяк. Ей никак нельзя к человеку в белом халате.
– А давай пойдем в торговый центр и выпьем кофе? – вдруг произнес доктор. Произнес так просто, словно они сидели на лавочке в парке. Словно они были давними друзьями… Словно она для него что-то значила.
Алиса вздрогнула от неожиданности.
– Мы немного поговорим в окружении людей о погоде за вкусным кофе, и я попрошу тебя сделать одно упражнение. Оно не сложное, но очень эффективное.
– Ну… Можно, – вяло и неуверенно сказала девушка.
– Чудесно, пошли.
Доктор вскочил и решительно направился к выходу.
Мужчина в зрелом возрасте, он был хорош собой, привлекал внимание женщин. Его манера держаться была простой и спокойной. Алиса послушно последовала за ним из кабинета, правда, в рассеянных мыслях. Что за терапия такая странная – пить кофе с пациентами и говорить о погоде?
Конечно, ничего большего она от него не ожидала, потому что отец знает его еще со студенческих лет, Станислав Сергеевич был одним из лучших студентов, и знакомство со временем переросло в крепкую дружбу. Отец часто приезжал читать лекции по психиатрии на кафедру, его сразу заинтересовал юноша с горящими глазами, готовый жадно впитывать знания.
Но все равно это очень странно. Или он думает, что в процессе упражнения она забудет обо всем на свете и вывалит всю «правду»? Наивный доктор. Еще эти навязчивые мысли о его внешности – высокий, подтянутый, с очень приятным тенором. Интересно, он поет? Наверное, поет, когда принимает душ. Наверное, ему очень идет быть голым… Интересно, какого размера…
– Лина, отмени все встречи на сегодня, – попросил Станислав Сергеевич, натягивая пальто.
– Но…
– Крисанов переживет. И всем остальным полезно.
– А как же Александра Жемчугова? Она очень просила, встреча с читателями…
– Да, я сам ей позвоню. Спасибо, Лина.
– Жемчугова – это которая писательница? – Алиса усмехнулась.
– Да, у Станислава Сергеевича много известных клиентов. Публичных личностей. Очень важных клиентов.
– Кто бы сомневался…
– Лина, сейчас у меня очень важная клиентка, – с улыбкой сказал Станислав Сергеевич и аккуратно дотронулся до плеча Алисы.
Лина улыбнулась, но так неестественно, что сама это почувствовала. Она сконфузилась и поспешила покинуть коридор.
– Лина просто немного устала, не обращай внимания. – Он мягко погладил по плечу Алису.
– Давайте сразу проясним, Станислав Сергеевич, у меня парень есть, – подмигнула ему в ответ девушка и аккуратно высвободилась из-под его руки.
Мужчина остановился и почувствовал, как по телу пробежала теплая волна удовольствия. Она стала более расслабленная, это хорошо. Хорошо, что начала шутить.
– Ну, так и с парнем твоим познакомимся.
– Правда? Он работает консьержем. А давайте перед кофе к нему и зайдем?
– А давай так и сделаем.
Алиса потрясла головой от удовольствия. Папа оказался прав, он очень хороший доктор и понятный, как открытая книга. Судя по всему, о ней он такого же мнения, он тоже думает, что она – открытая книга. Только этот забавный доктор с высоты своего крутого практического опыта в психиатрии не нашел нужным убедиться, что его новая книга не перевернута вверх ногами. Поэтому с ним будет очень интересно играть.
Глава 6
Алиса. День веселья
Разве в самом нормальном человеке не сидит с десяток личностей? И не в том ли разница только и состоит, что здоровый в себе их подавляет, а больной выпускает на свободу? И кого в данном случае считать больным?
Эрих Мария Ремарк. Черный обелиск
Сначала я думала, что все люди – игрушки и у каждой игрушки свой личный домик, город, страна. Другие люди вокруг нас – не настоящие, просто фоновые второстепенные персонажи, которых можно менять. Ну, например, живет в своем красивом домике кукла Барби, у нее есть соседи, друзья, родственники, коллеги. И вот к Барби приходит в гости на игрушечный чай страшная плюшевая кукла, а в следующий раз – пластмассовый полицейский, потом – резиновый зайчик… Чай и домик – это константа, Барби – константа, все остальное – переменные, но эти переменные живут по общему закону, я называю это «законом спирали».
У всех в прошлом были друзья неразлейвода, которые потом стали такими чужими, что не понимаешь, как ел с ними из одной тарелки или спал в одной кровати. Я образно, конечно, но суть такая, что обычно лучшие друзья куда-то деваются. Вместо них появляются новые, и, если подумать, эти новые чем-то похожи на старых, только с улучшенными настройками.
Мы просто не обращаем на все это внимания, но, если начнем обращать, станет очень страшно! Учителя в школе, потом люди, которых мы встречаем в разных ситуациях по жизни, случайные прохожие в метро, парках, на улице… Новые люди всегда отдаленно напоминают тех, с кем мы давно не общались и не виделись. В кино одни и те же персонажи, в метро одни и те же рожи…
Со мной это осознание случилось внезапно. Я смотрела кино и постепенно начала злиться: я никак не могла понять, кто в этом фильме главная героиня – режиссер словно специально выбрал всех женских персонажей одного типажа. Сначала я злилась, зачем он так поступил со своими зрителями? А потом поняла…
Режиссер никого не подбирал, это у меня слетел фильтр, и я увидела все так, как есть на самом деле. «Закон спирали» работает. Схожие события, схожие люди и разные решения преследуют нас все время, каждую минуту нашей жизни. Если мы принимаем верные решения, спираль заканчивается. Если нет, остаемся на прежнем витке, пока что-то важное не поймем и все не исправим, иначе со спирали нас никто не выпустит.
Самое главное – слезть со спирали. Чем больше спиралей пройдешь, тем больше начнешь все понимать… А когда начнешь все понимать… Главное – не подавать виду. Иначе тебя выключат.
Когда я пью таблетки, я все понимаю яснее, но парадокс в том, что в нашей игрушечной реальности таблеток просто так не достанешь, поэтому приходится импровизировать и делать вид, что я не знаю про «закон спирали», я притворяюсь зрителем, это правда помогает.
Психотерапевт – новая переменная моей игрушечной реальности. Отец предупредил, чтобы я к нему не лезла, и взял обещание, что буду следовать инструкциям и предписаниям. Конечно, я пообещала, но вот чего я не обещала, так это не веселиться. Я люблю, когда мне весело. Это единственное, что мне остается как зрителю, так я еще больше запутываю тех, кто постоянно следит за «спиралями»… Я не знаю точно, кто это, и не трачу время на поиски. Если вас взял на мушку снайпер, совершенно не имеет значения, как он выглядит, есть ли у него усы или стрелки на глазах, одет он в куртку или в костюм, какого он пола, возраста, цвета кожи, вероисповедания… Важно только то, что вы у него на мушке. Важно понять, как от него сбежать.
На той идиотской игре «Денежный поток» я веселилась. Правда, что-то пошло не так. Вокруг были очень странные игрушечные люди, и женщина, которая проводила игру, была самая игрушечная…
Она учила всех быть богатыми, учила правильно играть и говорила воодушевляющие вещи своим неприятным голосом робота. Так по-идиотски и с такой равнодушной интонацией… «Внимание, внимание! Говорит Германия!..»
Я видела, как у людей, которые смотрели на нее во все глаза, краснели участки кожи на лице, как они теребили своими маленькими ручками кусочки одежды, потирали ладошки. Так делают, когда ожидают сорвать жирный куш.
Наивные люди, они пришли сорвать жирный куш, они пришли за знаниями и были готовы глодать их до последнего слова этой женщины, словно нищие, которым вынесли щедрый поднос с румяными свиными ребрышками.
Я видела их намерения, их надежды в каждом жесте… Обреченные. Такие они все были обреченные. А потом пришло время вытягивать карточки игроков, и та карточка, что досталась мне, стала последней каплей в переполненном стакане… Я сорвалась.
Не помню, что точно случилось, но я просто хотела им всем сказать, что они убогие в своих надеждах, что никакого светлого будущего не будет, что все уже давно решено и что я не смогу стать миллионершей с этой идиотской карточкой «учительница», что у меня богатый папа, и только это предрешило мое будущее. Вся эта игра – совершенно тупая затея! Они все глупые переменные… Игра – константа, которая заставляет людей сидеть на спирали и играть по ее правилам.
Я не стала всего этого рассказывать сегодня на сеансе Станиславу Сергеевичу, потому что он все равно не поймет. Он такая же переменная в моей реальности, как и все остальные…
Правда, ему удалось меня удивить, вместо нудного сеанса тащит в торговый центр пить кофе… Думает, что разговорит, наверное. Странно то, что я не могу понять, на кого из прошлого он похож. Если он переменная, значит, кто-то в прошлом, похожий на него, точно есть, просто надо вспомнить, кто именно… Иначе все не очень хорошо.
Спросил меня, скажу ли я своему парню, что он мой психотерапевт. У него мягкий и приятный голос. Не фальшивый, правда приятный, люди, которые годами практикуют НЛП, умеют обращаться с голосом и внешними манерами. Как им кажется… Главное – в него не влюбиться.
Он так на меня смотрит, словно пытается через зрачки просочиться в мозги и понять, как они устроены. У него очень красивые глаза и очень красивое пальто. А еще шарф, который просто висит на шее, я обратила внимание, что богатые, самодостаточные мужчины не завязывают шарфов. Так солиднее. Мне очень хочется его поцеловать… Какие у него красивые полные губы… Интересно, а он хорошо целуется?
Я не извращенка, вовсе нет. Анна Ахматова всегда и со всеми об этом думала. Вот уж у кого и были проблемы с мозгами, так у нее… «И часто, сидя в первый раз с человеком, посреди равнодушного разговора, безумная мысль: „А что, если я его сейчас поцелую?“» Депрессивная недотрога, она точно была недотрога, писала свои заунывные стихи, которые теперь заставляют читать бедных детей в школах, как будто у них своих проблем нет. Классический случай. Все депрессивные жуткие недотроги. И все депрессивные хотят трахаться. А еще целоваться с незнакомцами.
Берет меня все время за локоть, словно Чеширский кот, так мягко и бережно, мне становится все интереснее и веселее. Не могу сказать, что в восторге, но он все еще не выписал мне таблетки. А без них я от него не уйду. И что за кретины придумали продавать таблетки строго по рецептам? Наверное, слишком много людей стали понимать «закон спирали»… То, что вокруг полно наркоманов и зависимых – полная чушь. Наши мозги в самом деле ничего не могут, если их не стимулировать специальными препаратами. Наши мозги такие жалкие и ограниченные сами по себе…
Интересно, какие женщины нравятся Станиславу Сергеевичу? Уж точно не такие, как его дурная ассистентка Лина. Влюблена по уши уже много лет, а он все не замечает.
Ладно, к черту его, мы пришли. Мне нужно в это здание вовсе не из-за моего парня, как я сказала доктору, мне нужно кое-кого увидеть… Именно сегодня. Надеюсь, все получится, потому что, если этого не случится, я проиграю, а мне никак нельзя проиграть.
Глава 7
Виноват, хотя не виноват
Настоящего актера и шизофреника разделяет лишь тонкая грань.
Николас Кейдж
Следователь устало смотрел на мужчину, который подошел к нему с расспросами о произошедшем и, не дожидаясь ответа, стал озвучивать свои версии. Максим Глебович не любил таких людей – слишком много говорят. Когда много болтовни, всегда мало толку.
Это неизбежно, такие люди всегда и всюду находятся, им надо быть в курсе новостей и надо говорить. Без разговоров они как без воздуха. Мужчина представился Глебом Полянским.
Он курил одну сигарету за другой, чем страшно нервировал Максима Глебовича. Он не любил отсутствие четких правил. Если у человека нет правил, он проживает сумбурную и беспорядочную жизнь. Самодисциплина – это то, что помогает не срываться, поэтому так важны правила. Максим Глебович не вникал в суть слов, которые лились на него потоком, просто продолжал рассматривать людей, которые выходили и выходили, воспринимая Глеба Полянского как фон. Секундами в мыслях мелькала та женщина в белоснежном пальто, приятно грея в области сердца своими мимолетными образами.
А может быть, этот болтливый Глеб Полянский в чем-то замешан? Он что-то знает и пытается ему что-то сказать? Такую версию тоже нельзя исключать.
– Где вы были вчера после того, как ушли из офиса?
Вопрос следователя прозвучал так неожиданно, что Глеб Полянский случайно выронил окурок. Он напрягся, потому что в голове успела пролететь мысль, что теперь следователь начнет что-то подозревать. Еще страшнее стало от мысли, что подозревать его не в чем, но какое-то странное ощущение ледяной паутиной уже сковало руки, и они начали трястись. От цепкого взгляда следователя это, естественно, не укрылось. Полянский пытался изо всех сил вести себя естественно, но начала кружиться голова, и так сильно, что он едва мог стоять на ногах. Это выглядело совсем уж нехорошо.
– Глеб Викторович, вам надо взять себя в руки. – Следователь подхватил его за плечи и аккуратно прислонил к стене. Заботливо ослабил шарф на шее. И все это время внимательно смотрел прямо в глаза. – Дышите, просто дышите. Так бывает.
«Когда человек в чем-то виноват. Так бывает, когда виноват», – острым буравчиком кольнуло в голове у Глеба продолжение фразы следователя, и дышать стало еще трудней. Наверное, слишком много кофе на голодный желудок. Теперь этот следователь точно заподозрит его в убийстве. Ему нельзя в тюрьму, ему нельзя… Он там просто не выживет. Где найти хорошего адвоката? Они все выкачивают деньги, еще никто не смог доказать, что человек невиновен, потому что есть система… У него есть много знакомых с такими историями, и во всех хороших фильмах хорошие люди попадают в тюрьму за то, чего не делали.
– Вам требуется помощь? – прозвучал мужской голос.
– Да, человеку поплохело, вы доктор? – Максим Глебович с облегчением вздохнул и решил использовать возникшую ситуацию, чтобы наконец сменить место дислокации. Этот Полянский напрочь вынес ему мозги своим словесным фонтаном. Как хорошо, что появился неравнодушный гражданин.
– Да, доктор. Правда, я… по другой части.
– Самое главное, что правда доктор. Окажите человеку помощь, будьте добры.
– А он следак? – Алиса смотрела вслед Максиму Глебовичу с таким жадным любопытством, что Станислав Сергеевич позволил себе улыбнуться.
Какая-то она сегодня наглая, дерзкая. Обычно мало кто лезет на рожон, все жуют сопли, испытывая вину, которую сами себе придумали.
– Ну, так мы идем или что? – Она без интереса посмотрела на бледного мужчину, который едва мог устоять у стены. Никогда не любила подобных хлюпиков – только энергию высасывают. «Игрушка-липучка» – так она их называла. Вечно кто-то лезет под руку или под ноги с какими-то совершенно ненужными словами и реакциями. Только тормозят весь процесс.
– Да, дай мне минуту, пожалуйста, – озабоченно разглядывая Глеба Полянского, сказал психотерапевт.
Он поговорил пару минут с неожиданным пациентом, с лица которого постепенно сошла бледность, и тот уже выглядел вполне сносно.
Глеб Полянский и правда почувствовал себя лучше после беседы, а может, оттого, что следователь решил покинуть их компанию и перестал задавать дурацкие вопросы, на которые он сам его и спровоцировал. Дышать стало легко и приятно.
– Да, спасибо, наверное, с кофе переборщил.
– С борщом в обед не перекофийте. – Девушка рассмеялась в голос и открыла двери.
– Кто это сказал? – удивился Глеб.
– Не обращайте внимания, моя… спутница, – улыбнулся Станислав Сергеевич.
– Глеб Полянский, руководитель департамента статистики «Фарма. Профит». – Глеб протянул руку.
– Очень приятно, Станислав Сергеевич Свишский, – представился психотерапевт.
Мужчины крепко пожали друг другу руки.
– Вот моя визитная карточка, если хотите, запишитесь на прием. Поговорим о ваших панических атаках.
– Да, очень своевременно мы с вами познакомились! – Глеб взял карточку и подумал, что в самом деле ему, видимо, стоит обратиться к профессионалу. Это получше, чем нанимать адвоката.
Станислав Сергеевич на прощание дружески похлопал Глеба по плечу и вошел в здание. Отчего-то внутри возникло неясное ощущение тревоги, как утром. Ему самому бы провести пару сеансов с самим собой… Надо привести себя в норму. Отменить все встречи, выделить день и прийти в норму.
Алиса с удовольствием кружилась в холле. На лице сияла такая радостная улыбка, что Станислав Сергеевич тоже улыбнулся.
– Так, и где твой парень?
Девушка оглянулась и пожала плечами, махнув в сторону ресепшен, за которым стояла женщина.
– Может, взял отгул, не знаю.
– Вы поссорились?
– Нет, с чего нам ссориться. Мы же не муж и жена. Хотите, я ему позвоню?
– Да. Набери, пожалуйста.
Станислав Сергеевич внимательно смотрел на девушку. Крайне важно, что она сейчас будет делать. Это крайне важно… Алиса на мгновение замерла с телефоном в руке.
– Нет, не хочу ему звонить. Так неинтересно.
Свишский улыбнулся и одобрительно кивнул. Значит, еще не время. Это неплохо. Но и не хорошо.
– Как скажешь.
Стало душно. Мужчина огляделся, чувство тревоги лишь усиливалось. Много людей в форме, вокруг так много людей в форме. Здесь что-то произошло… Может, какое-то внутреннее расследование? Он ощутил нездоровую атмосферу, которая царила внутри – все вокруг были напряжены. Совершенно все. Такое ощущение, что попал в какую-то другую реальность, сколько вокруг стресса… Всех этих людей надо срочно к нему на беседы.
Анна? В мгновение все внутри похолодело. Это точно была Анна. Она стояла у лифта и смотрела так, что его пробрало до костей. Как давно он не видел этого ее взгляда… Цепкого, прямого. Холодного. Как давно они не говорили… Так давно, словно в прошлой жизни…
– Вот! – Резкий хлопок по плечу напугал мужчину.
– Простите, напугал? – Глеб Полянский выглядел лучше, он протягивал свою визитную карточку. – Вот, пожалуйста, возьмите и мою визитную карточку. Вдруг чем понадоблюсь. Я сразу и не сообразил.
– Хорошо, спасибо… – вяло пролепетал Станислав Сергеевич. Ему становилось хуже, появилась дрожь в ногах, и заболела голова. Он не ожидал увидеть Анну. Только не так… Куда она делась, ведь только что была там?
– Может, пойдем уже отсюда? Все равно ловить нечего, парня моего нет. – Алиса появилась еще более внезапно, чем Глеб. Взяла за руку, как ребенок, крепко прижалась и не отпускала.
– Я просто, мне показалось… – Станислав Сергеевич смотрел в сторону лифта и думал, была ли Анна плодом его фантазии, или он видел ее в самом деле пару минут назад на том самом месте.
– Когда кажется, креститься надо!
– Да, ты права, надо.
Алиса прижималась все сильнее.
– Я была в туалете, но я все видела. Как вы смотрели на нее.
– Что? – Станислав Сергеевич решил, что ослышался.
– Вы бледный. Все из-за нее? Той, у лифта?
– Нет, я…
– Нет, вы – что?
– Алиса, давай с парнем твоим в следующий раз. Пойдем. Не надо было сюда сегодня приходить.
Станислав Сергеевич торопливо направился к выходу, словно играя в догонялки с очередной панической атакой, бормоча под нос невнятные слова, что забавляло Алису все сильнее.
Уже на улице девушка спросила:
– Откуда вы ее знаете, Станислав Сергеевич?
– А ты ее откуда знаешь?
– Я ее не знаю.
– Ты сказала мне, что я…
– Вы себя видели? Словно аршин проглотили или как там говорят? Почему она вас так напугала?
Алиса заметила, как на лбу мужчины выступили крупные капли пота. Станислав Сергеевич понял, что она заметила его реакцию, и решил сменить тему.
– Была моей пациенткой, – ответил спокойно, на секунду задумавшись.
– А разве вы можете разглашать такую информацию? – В глазах Алисы заиграли чертики, она развеселилась.
Станислав Сергеевич поправил шарф и поднял воротник. Посмотрел девушке прямо в глаза и с улыбкой прошептал:
– А что ты сделаешь, расскажешь папе?
Алисе понравилось, как он это сказал.
– Хотите, расскажу?
– Хочу. Съела?
Слишком он простой и понятный, а оттого и непонятный.
– Как ее зовут?
– А вот это уже конфиденциальная информация.
– Ну, хотя бы скажите, что с ней было?
– А что с тобой?
Алиса понимающе кивнула. Он больше ничего не скажет. И так уже много сказал.
– Ладно, идем пить кофе? – Станислав Сергеевич внимательно посмотрел Алисе в глаза и поправил волосы ей на макушке. – Наше с тобой задание никто не отменял.
– Да, идем. Те.
– Кстати, Алиса… – Станислав Сергеевич задумался, словно пытался что-то вспомнить. – Ладно, ничего.
– Хотите поговорить о ней?
Он не ответил, занятый своими мыслями, вспоминая все в деталях. Взгляд Анны. Как она смотрела на него… Он не видел Анну столько лет. Никак не мог понять, рад или не рад. Еще и Алиса обратила внимание, как сильно на него повлияла эта внезапная встреча. Почему прошлое просто нельзя взять и стереть, как записи, которые стирают обычным ластиком?
Глава 8
Алиса. Хотела бы я быть такой
Путь от шизофрении к гениальности изобилует ямами, а потому преодолевается скачками.
Авессолом Подводный
Это и есть страсть, одержимость человеком: когда ты создаешь в воображении его образ, мало соотносящийся с действительностью.
Пауло Коэльо
Мне нравится это здание, нравится ресепшен. И сам парень нравился. Папа считает, что могла бы найти себе кого получше, но мне с ним всегда было очень весело и хорошо, а именно это и нужно каждой женщине в мужчине.
В этом здании очень красивый каменный пол, всегда блестит и всегда отдает чем-то таким богемным, что хочется надеть красивые туфли на высоком каблуке. Как у той женщины.
Я часто видела здесь эту женщину, она все время была ко мне спиной, и я никак не могла разглядеть ее получше. Ни в отражении окон, ни в отражении зеркал лифта. Она выделяется, словно ее прилепили в это игрушечное пространство, словно она совсем не отсюда… Не похожа на переменную, она – константа. Кукла из чужого игрушечного домика, украденная у лучшей подружки, пока та пошла пописать… Но. Кто ее украл и почему она в моем пространстве? Вернее, для чего? Эта задачка не дает мне покоя. Я давно за ней наблюдаю, словно ее тень…
Женщина всегда в окружении мужчин в дорогих костюмах, что-то им говорит. Они слушают и кивают, но уверена, думают совсем не о работе. Она очень красивая… Даже не видя ее лица, я думаю, что она очень красивая.
Хотела бы я быть такой. На ней всегда новое платье… Сегодня изумрудное, мягкими волнами сползающее по фигуре к гладким икрам. Зеленый выгодно оттеняет цвет волос. Она – брюнетка, но холодный отлив придает образу некоторую «снежность», я прозвала ее «Снежной королевой». Интересно, она замужем? Интересно, что чувствует ее муж, когда раздевает ее?
Встречи с моим парнем всегда проходили одинаково… Он всегда кричал уже до боли приевшееся слово «любимая!» и бежал ко мне, забыв про важные дела. Я очень любила, когда он так кричал, чувствовала себя важной гостьей, все сразу оборачивались.
Наверное, люди в холле думали, как посмел какой-то паренек в таком месте обнимать кого-то, словно он хозяин этого холла. Но я чувствовала, что он и впрямь хозяин этого холла, а я его женщина. Это приятно, очень приятно. Как викодин… Чертов викодин, который мне ни за что не достать без этого доктора. Я пыталась подделывать рецепты, и ничем хорошим это не закончилось. У папы везде друзья… Станислав Сергеевич стоит рядом такой красивый в своем строгом пальто и шарфе… Мне хочется целовать, не отрываясь… Нежно и медленно. Почему я все время об этом думаю?
Голова кружится. Как-то неуютно, как-то не по себе, так чувствуешь себя, когда кто-то смотрит из укрытия. Не можешь быть уверен, что этот кто-то существует, но чувствуешь его взгляд на себе, словно прицел оптической винтовки на затылке. Я кожей чувствую, что кто-то на меня смотрит… Словно меня поймали, и больше некуда бежать.
Она! Эта женщина, которая не знает, что я ее тень, смотрит на меня. В ее глазах что-то жуткое, что-то неприятное. Толпа мужчин вокруг разошлась, и сейчас она стоит в лифте совсем одна… Двери так долго не закрываются, я вижу ее лицо.
Я ощущаю, как ее духи разливаются по пространству и захватывают воздух… Они очень тяжелые, но в то же время очень легкие и элегантные. Едва слышимый шелест юбки словно обвивает мою шею холодной упругой плетью…
Я впервые вижу ее так близко. Впервые могу потрогать волосы… Мои глаза словно прилипли к ее лицу, очень красивые скулы, брови… Полноватые четкие губы и такие живые глаза.
Она едва заметно сжимает губы и поворачивает голову, когда проходит мимо Станислава Сергеевича. А он напрягается. Я вижу, как он напрягается и скрипит зубами, делает это всего на пару мгновений, но улыбка все такая же мягкая. Они знакомы. Черт возьми, они точно знакомы! Но почему-то не поздоровались и сделали вид, что не знают друг друга. Почему? Я хочу, чтобы она остановилась, и хочу понять, что между ними. Я хочу разглядывать ее снова и снова.
А она смотрит на меня так, словно меня нет… Она смотрит на меня, как на свое отражение в зеркале. Если бы я была дурой, я бы заплакала, наверное, от обиды и бессилия. Но я не дура.
– Как вы познакомились? – Я хочу знать, я хочу услышать это от него, как они познакомились.
Но Станиславу Сергеевичу не хватает воздуха, я слышу его судорожные вдохи. Произносит невнятное «нам пора», пришлось взять за руку, чтобы успокоить. Дыхание стало учащенным, а носогубные складки порозовели, он нервничает и хочет поскорее уйти отсюда, он хочет уйти подальше от этой женщины.
Не могу повернуть голову вслед за телом, не могу оторвать взгляда от этой женщины. Как больно Станислав Сергеевич меня толкает!
Мы на улице… От свежего воздуха стало легче дышать, словно я вынырнула из тесной темной проруби. Жаль, что скоро я перестану чувствовать нотки ее тяжелых элегантных духов. Говорят, что в столице чистого воздуха нет, но это неправда, он повсюду. Главное – не смотреть на него, а чувствовать. Этот поганый воздух стирает послевкусие присутствия Снежной королевы рядом… Надо узнать, какими духами она пользуется, иначе я не усну. Надо купить себе эти духи, пока я помню их аромат.
– Откуда вы ее знаете, Станислав Сергеевич? – Вопрос вылетает помимо воли.
Станислав Сергеевич смотрит так сосредоточенно, словно пытается подобрать верные слова, но почему-то решает мне не врать. Я понимаю это по выражению его лица, он поправляет шарф, у него трясутся руки.
Он жмет плечами и трясет головой, а в его глазах много веселых искорок, словно сейчас в мозгу рождается прекрасная эротическая фантазия относительно ее.
– А что ты сделаешь, расскажешь папе?
– Хотите, расскажу?
Так странно улыбается, что мне не по себе.
– Хочу. Съела?
Что ж, он тоже любит веселиться. Повеселимся вместе, но немного попозже. Сейчас надо выпить с ним кофе в торговом центре и сделать идиотское упражнение, о котором он говорил.