Читать онлайн Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема бесплатно

Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема
Рис.0 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Emilio Salgari

SANDOKAN ALLA RISCOSSA

LA RICONQUISTA DEL MOMPRACEM

Рис.1 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Иллюстрации

Дженнаро Д’Амато («Возмездие Сандокана»)

и Альберто делла Валле («Возвращение Момпрачема»)

© С. В. Резник, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука®

Возмездие Сандокана

Рис.2 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Глава 1

Нападение на деревню

Ослепительный сполох осветил на миг грозные тучи, гонимые штормовым ветром, и широкий залив Маруду – один из самых просторных на северном побережье Борнео, за каналом Бангги. Ударил гром, подобный залпу пушечной батареи; его раскаты раздавались в воздухе еще несколько секунд.

Высокие деревья помело, сахарные пальмы аренги, смертоносные анчары[1], бананы, хлопавшие широченными листьями, и перистые пальмы гнулись к самой земле под напором шквалистого ветра, что проникал даже в густые джунгли.

Ночь наступила уже давно. На безлунном небе не проглядывало ни звездочки, лишь изредка сверкали молнии. Казалось, вот-вот разразится тайфун, которого так страшатся жители Зондских островов. Однако люди, собравшиеся под деревьями на берегу глубокого залива, не обращали никакого внимания на яростный ветер, гром и брызги прибоя. Когда очередная молния разгоняла мрак, за кустами отчетливо виделись человеческие фигуры, при каждом всполохе упорно вглядывавшиеся в черноту. Гром стих, и в наступившей тишине кто-то спросил:

– Ничего?

– Ничего!

– Где же Самбильонг?

– Кто знает…

– А если его убили?

– Так легко они Самбильонга не возьмут. Куда им до старого пирата!

– Малайский Тигр не находит себе места от нетерпения.

– Брось, ему хорошо известно, что рано или поздно паршивый пес Насумбата будет схвачен. Не забудь, лесные даяки трусливее негрито[2].

– Молчать! – властно рявкнул чей-то громкий голос, оборвав болтовню. – Смотрите лучше, чтобы патроны не намокли.

Новая молния разорвала мрак, заискрилась на стволах многочисленных карабинов, на лезвиях парангов[3] и кампиланов[4], которые свисали с поясов людей, прятавшихся под сенью огромных крон. На джунгли налетел порыв ветра, пригнув ветви и гибкие стволы пальм, а в воздухе заплясали побеги ротанга и длинные стебли непентеса[5], растерявшие все свои изысканные цветы-кувшинчики.

Хлынул дождь. Вода градом забарабанила по листьям. Внезапно чей-то надтреснутый голос перекрыл шум бури:

– Сандокан, я вернулся!

Из кустов вышел старик-малаец с морщинистым, точно печеное яблоко, лицом, одетый в простой, плотно облегавший бедра саронг[6] красного хлопка. В руке он сжимал индийский карабин, с прикладом, инкрустированным серебром и перламутром.

– Самбильонг! Ну наконец-то!

Рис.3 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

– Молчать! – властно рявкнул чей-то громкий голос, оборвав болтовню. – Смотрите лучше, чтобы патроны не намокли.

Из зарослей дикого перца появился еще один человек. Типичный борнеец лет пятидесяти, довольно смуглый, с черными, еще полными огня глазами. Его длинные волосы и борода были слегка тронуты сединой.

Одет он был как раджа: в голубой шелковый кафтан, расшитый серебром, белую шелковую рубашку, широкие, на турецкий манер, шаровары, черный бархатный кушак с золотой бахромой, высокие сапоги красного сафьяна с приподнятыми носками. Вооружен – английским двуствольным карабином. За пояс были заткнуты два пистоля, в ножнах пряталась короткая сабля, на рукояти которой поблескивал бриллиант размером с лесной орех.

– Мы тебя уже заждались, Самбильонг, – сказал борнеец, поглубже нахлобучивая желтый тюрбан, чтобы тот не унесло ветром.

– Джунгли густы, Малайский Тигр, – ответил старик, – а двигаться нужно было осторожно. Сам понимаешь, вокруг даякских поселений часто встречаются рвы, утыканные стрелами, что смазаны соком анчара.

– И сколько таких тебе пришлось пройти?

– Три, господин.

– Часовых на ограде видел?

– Только двоих.

– Как думаешь, сколько там живет людей?

– Не больше двухсот.

– Пушки?

– Мериамы[7].

– Ну, эти бронзовые игрушки не стоят внимания, – заметил Малайский Тигр после небольшого раздумья. – Кому это знать, как не нам. Согласен, Самбильонг?

– Спингарды[8] и то лучше, – важно кивнул старик.

– Дождемся конца ненастья и в атаку. Если Насумбате удастся сбежать к радже Кинабалу, быть беде. Я хочу схватить его прежде, чем прибудут Янес и Тремаль-Наик.

– Когда ты их ждешь?

– С минуты на минуту. Возьми двадцать человек, и отправляйтесь к деревне, сядьте в засаду. Никто не должен ускользнуть в лес. Лови всех. Уверен, Насумбата первым даст деру.

– Когда ты пойдешь в атаку, господин?

– Скоро. Одно меня беспокоит…

– Мериамы?

– Нет. Рвы. Мои люди босы, если кто-то напорется на отравленную стрелу, ему не жить. Сок анчара – не шутка, а лесные даяки мажут им все без разбора.

– Прикажи соорудить мосты, господин.

Сандокан, или, как его называли борнейцы западного побережья, Малайский Тигр, только отмахнулся и сказал:

– Иди, иди, старина, сам знаю. Выбери двадцать человек, и не щадите никого, кроме женщин и детей. Мы же подождем, пока кончится ливень.

Он кивнул на прощание и отступил обратно в заросли, прячась от дождя под широкими и длинными листьями бананов.

Ураган и не думал стихать. Наоборот, только усиливался. Полыхали молнии, гремел гром, вода стояла стеной. То и дело на прибрежный лес обрушивался пришедший с залива шквал невероятной силы и поднимал в джунглях жуткий вой и свист. Ветер безжалостно ломал ветви и сучья, рвал в клочья сети ротанга и непентеса.

Малайцы оставались на месте, не обращая ни малейшего внимания на буйство небес. Их заботила лишь сохранность боеприпасов, спрятанных под свернутыми вдвое саронгами.

Так прошло полчаса. Молнии, гром и ветер, не унимаясь, переворачивали все вокруг вверх тормашками. Откуда ни возьмись, появился еще один человек и быстрым шагом направился туда, где прятался Малайский Тигр.

– Господин Сандокан, – сказал он, – меня прислал Самбильонг.

– Он добрался до места?

– Да, хозяин. Наши засели на задах деревни, мимо них даже мышь не проскочит.

– Совсем необязательно было мне об этом докладывать, – проворчал капитан малайских пиратов.

– Нет-нет, господин, я принес другую весть.

– Говори, Сапагар.

– Сквозь гром мы расслышали звук, похожий на пушечный выстрел.

– Откуда? Из деревни?

– Нет, хозяин, с моря.

– Неужто кто-то напал на наш пароход? В такую-то ночь?

– Непохоже. Стреляли издалека.

– Может быть, это прибыли Янес с Тремаль-Наиком и теперь подают нам знак?

– Не знаю, Малайский Тигр. – Сапагар развел руками.

Поразмыслив немного, Сандокан распорядился:

– Возьми двух человек, но не больше, людей у меня мало. Отправляйся на берег и бери лодку. Проа[9] не трогай, пусть стоят на якоре.

– Куда нам плыть?

– Обследуйте лагуну. Увидишь яхту – сразу дай мне знать. Скорее всего, к тому времени я уже буду в деревне. Иди, не медли.

Малаец бегом отправился выполнять приказ, а Сандокан выхватил саблю и крикнул:

– Вперед, Тигрята Момпрачема! Самбильонг ждет!

Из кустов мигом выскочили тридцать полуголых людей и построились в две колонны. Кроме карабинов, они были вооружены жуткими крисами[10] с волнистым лезвием в фут длиной, чей кончик нередко смазывают ядом, а также парангами – тяжелыми ножами, способными одним ударом отрубить голову быку.

– Карабины заряжены? – спросил Малайский Тигр.

– Да, капитан.

– Перекидные мосты готовы?

– Да, капитан.

– Тогда вперед! Только смотрите под ноги. Самбильонг предупредил, что подходы к деревне утыканы ядовитыми стрелами.

Отряд под предводительством Сандокана в полном молчании двинулся через заросли. Дождь унялся, но гром продолжал греметь. Сверкали молнии, порывы ветра то и дело с воем обрушивались на джунгли, ломая ветви, обрывая листву и плоды. Люди бесшумно скользили от одного толстого ствола к другому. Минут через десять раздалась команда:

– Стой! Деревня перед нами.

На полнеба полыхнула молния, осветив селение в двухстах шагах от них.

В отличие от малайцев и яванцев, даяки, живущие в лесах Борнео, даже не пытаются строить свои деревни как следует. Они постоянно воюют с соседними племенами или с негрито из центральных регионов, и заботит их лишь то, как бы расширить свою коллекцию человеческих черепов. Поэтому выбрав более-менее подходящую поляну, даяки на скорую руку сооружают хижины, после чего возводят вокруг крепкий частокол высотой футов десять, а то и выше.

Дабы затруднить врагам подход, даяки выкапывают под оградой два-три глубоких рва, на дно которых бросают колючие ветки, – почти непреодолимое препятствие для босоногих аборигенов. Кроме того, они нередко втыкают в землю стрелы со смазанными ядом наконечниками. Такие крепости, а подобные укрепления вполне заслуживают этого названия, весьма непросто штурмовать.

Однако те, кто сейчас шел в атаку, были прекрасно знакомы с борнейскими деревнями. По приказу Малайского Тигра они заранее изготовили легкие перекидные мостики, которые теперь несли на плечах. По ним можно без труда перебраться через опасные участки, не рискуя наступить на отравленную стрелу.

– Прежде чем спрыгивать с мостков, внимательно осматривайте землю, – велел Сандокан. – Бамбуковые лестницы не забыли?

– Нет, капитан.

– Вперед!

Мосты, длиной в пятнадцать футов и шириной в восемь, взяли с собой. Благодаря этой хитроумной уловке все тридцать малайцев должны были беспрепятственно миновать ловушки. Никто не произносил ни слова.

Ливень стих. В тропиках бури неистовы, но коротки. Воды́ за два с лишним часа проливается невообразимо много, что очень полезно для джунглей в этом жарком климате. Только ветер не желал сдаваться и шумел в зарослях, скрывая и без того тихие шаги малайцев.

Наконец показался первый ров. Очень глубокий, шириной в добрых десять футов, он был чуть ли не доверху заполнен шипастыми ветками. Горе тому, кто попытался бы сунуться в него босым и подобраться к частоколу, а ведь таких рвов было три.

– Перекидывайте мосты, – приказал Сандокан, не сводя глаз с ограды. – Только тихо.

В этот миг послышался резкий крик:

– К оружию!

Вероятно, кому-то из часовых удалось расслышать стук, с которым первый мостик опустился на другую сторону рва. Бдительный охранник призывал сородичей выходить на защиту деревни.

– Ложись! Быстро! – скомандовал Сандокан. – Замрите. Приготовьтесь открыть огонь.

Малайцы, привыкшие устраивать засады, немедленно исполнили приказ и залегли на мостках. Из-за ограды донеслись крики, замелькали отблески огней. Вскоре на частоколе появились мужчины с духовыми трубками, парангами и факелами.

– Где же враги? – спросил кто-то.

– Прячутся в лесу, – ответил стражник.

– А тебе не померещилось?

– Нет, я слышал, как что-то упало в ров.

– Может, бабирусса[11] или другой какой зверь?

– Или мавас…[12] – предположил иной голос.

– Я не видел их в окрестностях.

– Мериамы заряжены?

– Да.

– Дайте залп на всякий случай.

Несколько человек побежали к навесу, под которым, несомненно, прятались небольшие пушки.

– Пусть палят, не обращайте внимания, – шепнул Сандокан тем, кто лежал рядом с ним. – Передайте дальше.

Прошло несколько минут, и темноту разорвала вспышка, по лесу пронесся грохот. Это сказала свое слово пушка-мериам.

Выстрел сделали наугад. Пушкари рассчитывали скорее напугать непрошеных гостей, поскольку разглядеть что-то во мраке гигантских пальм было совершенно невозможно. За первым выстрелом последовало еще два. Ядра весом в три либры[13] прожужжали, пролетев по джунглям на различной высоте. На этом огонь прекратился: толку от него не было.

Поняв, что даяки экономят немногочисленные боеприпасы, Сандокан вполголоса приказал своим людям перебираться через первый ров и двигаться дальше. Дюжина пиратов пересекла препятствие, неся с собой еще четыре моста. Грянул четвертый выстрел, и ядро, увы, попало в цель: одного из малайцев, шедшего в арьергарде, разорвало пополам. С частокола заорали:

– Вон они! В атаку! Кампиланы наголо!

– Вперед! – рявкнул Сандокан. – Живо перекидывайте мосты! Задним открыть огонь!

Грянул слитный залп карабинов. Пока авангард перебрасывал мостки, остальные стреляли по вражеским артиллеристам, вынуждая тех бросить свои посты. Индийские карабины – отменно точное оружие, и даякским пушкарям изрядно досталось.

Однако за частоколом уже показалось немало защитников деревни. Они жутко улюлюкали и выпускали тучи дротиков из своих духовых трубок.

Сандокан стремительно переправил отряд через все три рва и метнулся к ограде.

– Запал готов?

– Да, капитан.

– Устанавливайте мину. Эти деревяшки мигом разлетятся в мелкие щепки.

Один из пиратов бросился к частоколу. Сандокан тем временем поднял карабин и, приметив двоих врагов с факелами, спустил оба курка, сразив даяков наповал. Бойцы арьергарда продолжали стрелять, отгоняя защитников с духовыми трубками. Сандокан перебежал обратно по мосткам, малайцы из авангарда – за ним. Никому не улыбалось взлететь на воздух вместе с частоколом.

Даяки отважно защищались, невзирая на град пуль. Вновь заухала пушка, временами слышался сухой треск аркебуз[14]. Дикари, живущие в лесах Борнео, – доблестные воины, презирающие смерть. Их не пугает артиллерия, и они замечательно ловко управляются с проа, на которых нередко стоят если не современные орудия, то по меньшей мере крупнокалиберные спингарды.

Сандокан и малайцы, перебравшись через рвы, залегли в густом лесу в ожидании взрыва. Даяки, решив, что таинственные враги удрали, устрашенные их отпором, опустили духовые трубки. Умолкла и пушка.

К Сандокану подполз свирепого вида малаец с тяжелым парангом в руке.

– Капитан, ты уверен, что частокол поддастся? Даяки строят их из тикового дерева, а оно крепкое, как железо.

– Мина разнесет и столбы, и перекладины, – ответил Малайский Тигр.

– Полагаешь, Насумбата прячется в этой деревне?

– Скоро он окажется у меня в руках, вот увидишь. Прикажи парням идти на штурм, как только прогремит взрыв. Надеюсь, Самбильонг не упустит тех, кто попытается скрыться под шумок. Кстати, у вас факелы остались?

– Да, капитан.

– Сухие?

– Надеюсь.

– Сразу же поджигайте хижины.

– Будет исполнено, капитан.

И тут раздался взрыв. Над частоколом вырос огненный гриб. Мина сработала, разворотив ограду. Несколько даяков взлетели на воздух.

– В атаку, Тигрята Момпрачема! – взревел Сандокан.

Малайцы бросились по мосткам и с разбегу повалили остатки частокола. Размахивая парангами и кампиланами, они кинулись вперед.

Две дюжины даяков тщетно попытались их сдержать, а из хижин уже высыпали женщины с плачущими детьми, надеясь скрыться в джунглях, вплотную подступавших к крохотной деревушке.

Даякские воины были высокими и статными, как на подбор. Их желтоватую кожу оттеняли многочисленные медные и бронзовые браслеты. В руках сверкали кампиланы из самородного железа, встречающегося только на Борнео. Для защиты даяки использовали щиты, обитые кожей буйвола или бабируссы.

Однако всего этого оказалось маловато, чтобы остановить Тигрят Момпрачема – самых отчаянных пиратов Зондских островов. Между защитниками и штурмующими завязался жестокий бой. Зазвенели, сшибаясь, паранги и кампиланы. Несколько малайцев уже поджигали опустевшие хижины. Сандокан, видя, что даяки не отступают, подозвал арьергард, замешкавшийся у мостков. Несколько выстрелов из карабина – и исход боя был решен.

Деревенская стража, несмотря на подмогу со стороны жителей, бежала со всех ног, скрывшись за пылающими домишками. Пираты не стали их преследовать, зная, что на краю леса беглецов ждет Самбильонг с Тигрятами.

– Обыскать уцелевшие хижины. – Сандокан осторожно двинулся вперед с карабином на изготовку. – Выкурим этого лиса Насумбату из норы. Если же он успел улизнуть, его сцапает Самбильонг.

Малайцы бросились врассыпную по деревенским улочкам, озаренным пожарами, и стали лихорадочно осматривать дома. Время от времени пиратам приходилось отстреливаться. Даяки, очевидно догадываясь, что в лесу их ждет засада, прятались за частоколом и осыпали врагов отравленными дротиками.

Внезапно послышался крик:

– Вон он бежит!

– Кто? Кто бежит?

– Насумбата!

– За ним! В погоню! Хватайте его!

– Взять живым! – прогремел голос Малайского Тигра.

Мужчина в простом хлопковом баджу[15], подпоясанном длинным, чуть не до пят, кушаком, выскочил из хижины. В одной руке он сжимал длинноствольный пистоль, в другой – крис. Он метнулся прочь от приближающихся малайцев, решив, судя по всему, добежать до ворот в частоколе и затеряться в джунглях.

– Всем стоять! – закричал Сандокан. – Он мой!

Малайский Тигр прицелился. Беглец несся к деревенской площади, петляя, точно заяц. Грянул выстрел. Человек упал, схватился за левую ногу. Капитан стрелял метко. Пираты хотели было накинуться на раненого, но Сандокан остановил их повелительным жестом:

– Займитесь лучше даяками. Они не покинули деревню и могут доставить нам немало хлопот. С Насумбатой я разберусь сам.

И действительно, защитники, обнаружив, что в лесу их поджидают враги, вернулись. Они собрались на помостах у западной стены и приготовились дать отчаянный отпор.

Сандокан приблизился к лежащему на земле человеку, держа карабин наготове, чтобы при малейшем намеке на сопротивление пристрелить врага.

– Бросай оружие, – велел он. – Ты попался, деваться тебе некуда.

Человек продолжал прижимать ладонь к перебитой ноге. В ответ на слова Сандокана он взревел, точно дикий зверь, и поднял пистоль.

– Бросай, говорю, если хочешь спасти шкуру, – повторил Сандокан.

– Врешь, ты все равно не пощадишь меня, – сквозь зубы процедил даяк.

– Зависит от того, какую песенку ты мне споешь.

Немного поколебавшись, раненый отшвырнул пистоль. Сандокан поднес ко рту золотой свисток и дунул, издав резкий, высокий звук. Трое или четверо пиратов, обыскивавших хижины, прибежали на зов капитана.

– Перевяжите ему рану и отнесите в хижину старосты.

Неторопливо перезарядив карабин, Сандокан направился туда, где угнездились защитники деревни. По ним палили пираты, решительно настроенные либо перебить упорных даяков, либо заставить их сдаться. Со стороны джунглей тоже послышались выстрелы: это вступил в бой Самбильонг.

– Сложите оружие, и я сохраню вам жизнь! – крикнул капитан пиратов. – Иначе мы сожжем деревню дотла, а вас перестреляем как собак! Это говорю я, Малайский Тигр!

Едва услышав имя, прекрасно известное всему Борнео и внушавшее недюжинный страх, даяки побросали кампиланы, крисы и духовые трубки.

– Всех связать! – приказал Сандокан. – Но смотрите, чтобы ни у одного с головы даже волос не упал. Женщин и детей не трогайте. Да, и позовите ко мне Самбильонга.

Закинув карабин за спину, он зашагал к хижине старосты, бормоча под нос:

– Пришло время поквитаться с тобой, Насумбата, сейчас ты у меня попляшешь.

Глава 2

Даякские пираты

Хижина старосты стояла отдельно, в центре деревенской площади, но в остальном не отличалась от прочих, разве что была чуть повыше и попросторнее. Как и все постройки дикарей, она представляла собой шалаш, небрежно сплетенный из ветвей и крытый пальмовыми листьями так, чтобы их наслоения не давали дождю просочиться внутрь.

Пол единственной круглой «комнаты» выстилали аляповато окрашенные циновки. Обстановка была скудной: несколько глиняных кувшинов, выделанные панцири морских черепах и две груды листьев, исполнявшие роль постелей.

Однако у дальней стены помещался стеллаж, плотно уставленный человеческими черепами, – своеобразный племенной музей.

Лесные даяки – заядлые охотники за головами. Молодой воин не имеет права жениться, если не преподнесет своей возлюбленной по меньшей мере два черепа. Кому они принадлежали, побежденному в честном бою мужчине, застигнутой в лесу женщине или ребенку – не важно. Главное – пополнить жуткую коллекцию. Каким образом раздобыт тот или иной трофей, никто не спросит.

Насумбата лежал на куче листьев под охраной четырех малайцев. Руки связаны за спиной, раненая нога перемотана лоскутом от чьего-то баджу. На вид пленнику было слегка за тридцать. Худощавый, но крепкий, желтокожий, с правильными и довольно красивыми чертами лица. Среди малайских островитян даяки, пожалуй, один из самых привлекательных народов.

Увидев вошедшего капитана, Насумбата вздрогнул. В его черных глазах промелькнул ужас.

– Вот мы и встретились, приятель. – Сандокан присел на свернутые рулоном циновки, поставил карабин между ног. – Ты, конечно, не ожидал увидеть меня так скоро, да? Скажи, почему ты дезертировал после того, как сам же явился ко мне в бухту Радости и умолял принять тебя на борт?

– Хотел вновь увидеть родные леса и свое племя, – глухо ответил раненый.

– Врешь! – рявкнул Сандокан. – Ты так быстро удрал, что забыл в своей хижине клочок пальмового листа, исчерченный знаками, которые даяк из моей команды сумел прочитать.

Насумбата вздрогнул, его лицо исказила гримаса.

– Лист… – пробормотал он, растерянно глядя на Сандокана.

– Так сколько озерный раджа пообещал тебе за слежку в надежде расстроить мои планы?

– Озерный раджа? – пролепетал пленник.

– Да, раджа с озера Кинабалу. Белый, который вот уже много лет неизменно занимает трон, принадлежавший моим предкам. Наверное, он решил, что я отказался от идеи отомстить за смерть отца, матери, всех моих братьев и сестер. Если бы не этот проходимец, сбежавший из английской тюрьмы, свергший с престола моего отца и с помощью каких-то дьявольских ухищрений поднявший против него озерных даяков, я бы не сделался самым знаменитым пиратом Момпрачема. Понимаешь, о чем я толкую, Насумбата?

– Почему ты ждал так долго? Я был мальчишкой, когда белый раджа истребил всю твою семью.

– Сил не хватало.

– Но ты же давно стал грозой малайских морей! Сам султан Варауни бледнеет при звуке твоего имени. Разве не ты одолел Джеймса Брука, могущественного правителя Саравака?

– Откуда тебе это известно?

– До нас время от времени доходили слухи о твоих похождениях.

– И приносили их, конечно, соглядатаи, разосланные озерным раджой по всему побережью, включая Лабуан? Знаю, он неотступно следил за мной. Наверняка и англичан на меня натравил, чтобы я потерял свой остров.

– Мне это неведомо, Малайский Тигр, – сказал Насумбата, однако его лицо помрачнело еще больше.

– Так сколько тебе заплатили за слежку?

– Господин, ты ошибаешься на мой счет.

– Отпираться бессмысленно. Тебя выдал тот забытый лист. На нем было записано, сколько у меня людей, сколько кораблей и даже имя моего друга Янеса. Судя по всему, ты подслушивал наши разговоры, а при первой же возможности дал деру, торопясь с донесением к хозяину.

– Никто не докажет, что знаки на листе вырезаны моей рукой.

– Ни морские даяки, ни малайцы такой письменностью не пользуются, а из сухопутных даяков ты был у меня один. Кроме того, Тигрята Момпрачема верны мне душой и сердцем, никто из них не совершил бы подобного предательства. Ты видел своими глазами, как они меня любят. Для них я – бог войны, а не простой человек.

Раненый вновь скривился, но тут же опомнился и твердо произнес:

– Повторяю, ты ошибаешься, господин. Я оставил бухту Радости лишь потому, что затосковал по родине. Море, увы, оказалось чужим даяку с суши. Я не могу жить без лесов и своей скромной хижины. А ту записку написал кто-то другой.

– Где находится твоя деревня?

– Далеко, очень далеко отсюда, в глубине бескрайних лесов, протянувшихся за большим озером.

– Выходит, тебе известна дорога на Кинабалу.

– Там нет дорог.

– Ну, это понятно. Однако же ты сумеешь отвести нас к озеру через джунгли?

Пленник взглянул на него с прищуром, помолчал, а затем произнес:

– Сумею, если оправлюсь от раны. Но туда возможно провести только небольшой отряд.

– Почему?

– В тамошних джунглях живет племя кадазан[16]. Они многочисленны и свирепы. На севере нет никого свирепее их. Если ты двинешься туда с большим отрядом, тебя сразу заметят и нападут, а ваши головы присоединятся к тем, что уже украшают их алтари.

– Это не твоя забота. Я в жизни не боялся охотников за головами.

– Честно говоря, я больше пекусь о сохранности моей.

– Ты хитер, как истинный житель лесов. Надеешься обвести меня вокруг пальца? Не выйдет, приятель. Ладно, позже еще поговорим. – Сандокан усмехнулся и повернулся к своим малайцам. – Наложите ему на ногу лубки, соорудите носилки и оттащите на берег.

Сандокан направился к выходу, и тут в хижину вошел Сапагар, которого капитан отправил обследовать залив Маруду и выяснить, кто палил из пушки.

– На нашу флотилию напали? – спросил Малайский Тигр.

– Нет, господин. И пароход, и проа в безопасности. Их команды бдительно наблюдают за побережьем.

– А кто же тогда стрелял?

– Мы услышали еще два выстрела. Похоже, они донеслись с открытого моря. Я велел гребцам проплыть около двух миль, несмотря на бурные волны, однако не заметил ни огонька.

– Надеюсь, стреляли с яхты Янеса, – задумчиво проговорил Сандокан. – Что ж, через час взойдет солнце, и мы увидим, что происходит в заливе. Передай Самбильонгу, чтобы оставался со своим отрядом караулить пленников. Всех остальных – созвать. Мы возвращаемся на берег. Мне не терпится туда попасть.

Сапагар отправился исполнять приказы, а четверо малайцев принялись делать для раненого носилки из скрещенных веток и бамбуковых стволов.

Сандокан извлек из-за широкого кушака трубку, изукрашенную жемчугом и мелкими изумрудами, набил ее и прикурил от головешки, которую подобрал у еще дымящейся соседней хижины. Не успел он сделать и пяти затяжек, как вновь появился Сапагар с двумя дюжинами пиратов.

– Мы готовы, капитан.

– Часовых выставили? Эта деревня может стать для нас бесценной.

– Часовые на своих местах.

– Окружите носилки да смотрите, чтобы раненый не сбежал. Этот подлец даже со сломанной ногой способен сыграть с нами дурную шутку.

Отряд покинул деревню через оставшийся от взрыва пролом в стене и углубился в сумрачный лес. Сандокан на ходу попыхивал трубкой. Четверо человек скользили между деревьями впереди, разведывая дорогу, чтобы не натолкнуться на засаду.

Отход был быстрым и прошел гладко. Им не встретилось ни души, лишь какой-то зверь, вспугнутый авангардом, метнулся в чащу. То ли тигр, то ли пантера, то ли безобидная бабирусса.

Заря едва занялась, когда Сандокан со своими людьми вышел к крохотной бухте у южной оконечности просторного залива Маруду. Там на якорях стояли четыре военных проа, ощетинившихся длинноствольными спингардами, а кроме того – паровой баркас, водоизмещением в пару сотен тонн. Вооружение корабля состояло из носового пулемета на шкворне[17], что позволяло вести огонь по всему горизонту, и двух крупнокалиберных пушек по бортам, неподалеку от рулевого румпеля[18].

Золотой свисток Сандокана издал протяжный звук. Малаец, дежуривший на борту, спрыгнул вниз и выбрался на берег.

– Ты слышал еще пушечные выстрелы?

– Четыре, капитан.

– Когда?

– Два часа назад.

– С тех пор все тихо?

– Да, капитан.

– Откуда доносилась пальба?

– С севера.

– Ты там ничего не разглядел?

– Ничего, капитан.

– Машина под пара́ми?

– Так точно.

– Все на борт! Скоро выясним, кто тут шумит.

Малайцы ласточками взлетели на палубу, где их встретила дюжина человек, торопливо выбравшихся из носового и кормового люков.

– Полный ход! – скомандовал Сандокан.

Резко свистнув, баркас снялся с якоря и пошел к северу, двигаясь со скоростью полтора десятка узлов в час. Из-за горизонта, озарив бескрайние джунгли на восточном берегу залива, показался край солнца. Проснулись морские птицы. Их стаи кружили над волнами, отблескивающими царственным пурпуром. В воде сновали крупные акулы, показывая то мощные хвосты, то жуткие зубастые пасти.

Сандокан облокотился о пулемет, расположенный на носу, и не сводил взгляда с северного горизонта, надеясь увидеть корабль, стрелявший ночью из пушки. Он раскурил свою великолепную трубку, однако, судя по яростным клубам дыма, от его обычного спокойствия не осталось и следа.

Рядом стоял Сапагар, первый помощник, жевал орех ареки[19] и время от времени сплевывал за борт длинную струйку красной слюны. Остальная команда выстроилась с карабинами наготове, словно ожидая нападения с минуты на минуту.

Примерно через четверть часа откуда-то с севера донесся новый пушечный выстрел, за которым последовал ружейный залп. Сандокан пристроил трубку на небольшую лебедку и спросил у Сапагара:

– Это та же самая пушка?

– Да, капитан.

– Как думаешь, сколько до того корабля?

– Миль шесть.

Сандокан послюнявил указательный палец правой руки и поднял его вверх.

– Ветер западный. Готов поставить свою саблю против ржавого криса, что сражение идет в заливе Кудат. Может, сухопутные даяки напали на морских, чтобы пополнить запас черепов? Что ж, я тоже приму участие в битве. Сапагар, вели зарядить каждую спингарду полулиброй гвоздей. Убить они никого не убьют, зато разгонят быстро. Эй, рулевой! Держи в наветренную сторону! Идем к заливу Кудат!

Вновь впереди ухнула пушка, затрещали ружья.

– Похоже, дело нешуточное. Это точно не сигналы. Там идет жаркий бой. Неужто напали на Янеса и Тремаль-Наика? Тысяча чертей! Если так, то мало врагам не покажется!

– Действительно, господин Янес уже должен быть здесь, – заметил Сапагар.

– Я тоже так считаю.

– С ассамцами?

– Разумеется. У нашего раджи тысячи воинов, я уверен, что он прибудет с доброй подмогой… Слышишь, опять пушка!

– И ружья.

– Машина, полный ход!

Этот приказ был лишним. Машинист и кочегары без устали подбрасывали уголь в топку. Баркас несся как на крыльях, пыхтя и перепрыгивая с волны на волну. Металлический корпус звонко вибрировал, за кормой бурлила и пенилась вода, перемалываемая лопастями гребного винта.

– Приготовиться к бою! – вскричал Сандокан под аккомпанемент очередной канонады.

Вскочив на лебедку, он начал всматриваться туда, где располагался залив Кудат.

– Что-нибудь видно, хозяин? – не выдержал Сапагар.

– По-моему, я вижу дым. Из-за мыса ничего толком не разглядеть.

– А лодки?

– Пока ни одной. Подай-ка мой карабин. Тоже сделаю парочку выстрелов.

Еще четверть часа пароход мчался на север, изрыгая из широких труб клубы черного дыма. Наконец Малайский Тигр скомандовал:

– Сбавить ход! Рулевой, смотри в оба, впереди рифы. Двое с лотом[20] на нос, быстро!

Пароход уже приблизился к мысу, прикрывавшему залив Кудат. За этой поросшей лесом каменистой грядой и шла перестрелка. До места боя было рукой подать.

– Сапагар, к пулемету! – рявкнул Сандокан. – Шесть человек к спингардам, шрапнели не жалеть!

Он взял карабин, приложил к плечу. Пушка грохотала не переставая, ей вторила ружейная пальба. Время от времени доносился сухой треск мощных спингард или мериамов.

– Похоже, там берут на абордаж какой-то корабль, налетевший на риф, – сказал Сандокан. – Современное оружие чередуется со старинным. Интересно, кто обороняется?

– Может, это схлестнулись две пиратские банды? – предположил Сапагар. – Сам знаешь, капитан, морские и сухопутные даяки частенько воюют между собой.

– Нет. – Сандокан покачал головой. – В деле индийское или европейской оружие. Мне не сложно отличить на слух спингарды от настоящей артиллерии, а выстрелы из ржавых аркебуз от грохота карабинов. Где же они засели, что их до сих пор не видать?

– Дым, хозяин!

– Где?

– Прямо над мысом.

В этот миг послышались громкие крики. Казалось, сотни воинов подбадривают друг друга, идя на абордаж.

– Это и правда даяки! – воскликнул Сандокан.

Пароход как раз огибал мыс – гористую косу, густо поросшую пальмами. В море там и сям торчали опаснейшие острые камни. Пушка теперь палила безостановочно, ружейная перестрелка сделалась яростной. Тигрята Момпрачема жадно принюхивались к запаху пороха и нетерпеливо подпрыгивали при звуках битвы. Их лица исказили жуткие гримасы. Это пробуждался свирепый инстинкт воинов, присущий всем малайцам.

Пришлось сбавить ход, чтобы ненароком не налететь на подводную скалу. Наконец они обогнули мыс и оказались перед узкой щелью к западу от Маруду. Там действительно развернулась нешуточная баталия.

У крохотного островка стояла великолепная яхта, судя по оснастке – шхуна водоизмещением в две сотни тонн, если не больше. С ее палубы три десятка человек вели огонь по дюжине с лишним юрких проа, окружавших корабль.

С лодок неслись жуткие вопли. Разъяренные полуголые люди, вооруженные парангами, кампиланами и древними мушкетами, решительно шли на абордаж. Однако и экипаж яхты самоотверженно отстреливался, умело чередуя артиллерийский огонь с залпами из карабинов.

На капитанском мостике стоял высокий европеец с густой седоватой бородой, одетый в полуевропейский, полуиндийский костюм. На голове его красовался внушительный тюрбан, а в зубах он сжимал погасшую папиросу. Человек невозмутимо палил из двух длинноствольных пистолей, а вид у него был такой, словно он находился на великосветском балу, а не в самом центре отчаянной схватки.

Едва увидев его, Сандокан заорал во всю глотку:

– Янес! Мой белый братец! В атаку, Тигрята Момпрачема, в атаку!

Но даяки и не подумали бежать. Их проа разделились, чтобы противостоять двум противникам. Несколько самых больших остались на месте: они осыпали яхту тучами стрел и пуль, а остальные развернули паруса и поплыли навстречу пароходу.

– Пулеметчик, огонь! – приказал Сандокан. – Спингардам приготовиться.

Затарахтел пулемет. В лодках пронзительно заверещали. Жуткий инструмент, сеявший уничтожение, заработал вовсю, накрыв свинцовым веером жалкие лодчонки и их экипажи. Тигрята Момпрачема добавили жару из карабинов.

Битва закипела с новой силой. Ни одна, ни другая сторона не собиралась отступать. Даяки, похоже, решили во что бы то ни стало взять яхту на абордаж. Им не без основания казалось, что стоит забраться на палубу, как численное преимущество обеспечит им победу.

Однако они опрометчиво напали на прославленных малайских пиратов, закаленных во множестве куда более кровавых сражений. Экипажи яхты и баркаса стойко защищались, не подпуская даяков к бортам. Трижды проа пытались подобраться к баркасу, невзирая на пули и шрапнель, и каждый раз вынуждены были повернуть обратно.

Улучив подходящий момент, Сандокан решил пойти в контратаку:

– Полный вперед! Напролом к яхте!

Баркас рванулся, разметав лодки, удиравшие от шквального огня пулемета и спингард. Впрочем, одна, самая крупная, с многочисленным экипажем, рискнула преградить пароходу путь.

– Поднажми! – взревел Сандокан.

Стальной корпус тяжелого баркаса налетел на дикарский парусник, пропоров тому правый борт. Даяки, не растерявшись, попробовали было перебраться на баркас и взять его на абордаж, но пулеметчик быстро охладил их пыл и расстрелял несколько человек почти в упор. Остальные, увидев малайцев, бегущих к ним с парангами наголо, предпочли спрыгнуть в море. Проа перевернулось килем вверх, его длинные мачты скрылись под водой.

Путь был свободен – по крайней мере, пока. Пароход стрелой несся дальше, паля во все стороны, и наконец оказался неподалеку от яхты, стоявшей у небольшой песчаной косы. Странно одетый европеец перегнулся через леер[21] капитанского мостика. Его примеру последовал второй человек, судя по одежде и смуглой желтоватой коже – индиец.

– Здравствуй, Сандокан! – дуэтом крикнули оба, пока их экипаж продолжал отстреливаться.

– Здравствуй, Янес! И ты, Тремаль-Наик! – ответил Малайский Тигр. – Вы стоите на якоре или сели на мель?

– Сели, Сандокан, сели, – усмехнулся Янес. – Но не беспокойся, прилив живо снимет нас с нее.

– Могу взять вас на буксир. Выслать подмогу тебе на борт?

– Нет, брат.

– В таком случае объединим силы и дадим отпор захватчикам. Проучим их так, чтобы надолго усвоили урок. Главное, не позволяйте им влезть на палубу.

Рассвирепевшие даяки, не обращая внимания на значительные потери и среди людей, и по части лодок, вновь ринулись в атаку, видимо решив пойти ва-банк.

В дело вступили пулемет, спингарды и две мелкокалиберные пушки, имевшиеся на квартердеке[22] яхты. Даяки, сообразив, что их огнестрельному оружию не по силам тягаться с вражеским, выстроили лодки в ряд, надеясь окружить два упрямых корабля и перебить их экипажи в ближнем бою.

– Янес! – позвал Сандокан, оставшийся на баркасе, хотя ему не терпелось обнять старых друзей. – Расчищайте путь по левому борту, а я займусь теми, кто пойдет на абордаж. Прислать тебе хорошего артиллериста? У меня имеются запасные.

– На пушках Каммамури. Между прочим, я поставил его руководить всей ассамской артиллерией.

– Ого! Ты и его привез?

– Разве он оставит Тремаль-Наика?

– Саккароа![23] Мы тут языками треплем, а враги-то не дремлют.

– И не говори, гогочут точно гуси.

– Так заставим же их замолчать!

– Каммамури, огонь! Двойными зарядами! Эй, ребята! Смочите стволы ваших карабинов, а то пальцы обожжете.

Янес с Тремаль-Наиком спокойно разглядывали проа, неумолимо зажимавшие их в кольцо. Артиллерия обоих кораблей возобновила свою адскую музыку, звучавшую со все нарастающим крещендо. Едва умолкали спингарды и пулемет, как начинались арии малайских и индийских карабинов, не давая даякам ни секунды передышки. Время от времени с грохотом рушилась мачта какого-нибудь проа, ломала фальшборты и калечила людей. Погребая под собой воинов, падали на палубы паруса и такелаж.

Яхту и баркас окутали такие плотные клубы дыма, что даже дышать стало трудно. В сером мареве сверкали вспышки и гремели выстрелы. Даяки не отступали. Не молчали и их спингарды. Врагам удалось подобраться к самому борту баркаса. Тот был ниже яхты и представлялся им более легкой добычей. И тут с моря послышались выстрелы.

Рис.4 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Стальной корпус тяжелого баркаса налетел на дикарский парусник, пропоров тому правый борт.

– Эй, Сандокан! – крикнул Янес, неустанно паливший из двуствольного карабина. – Похоже, кто-то идет нам на помощь.

– Не видишь кто? – спросил Малайский Тигр. – Ты стоишь выше, чем я.

– За дымом ничего не разглядеть.

– Сапагар!

– Да, хозяин.

– Прекратите огонь.

– Но даяки совсем близко.

– Пусть. Они ничего не добьются. Хотят проверить, остры ли наши паранги? Что ж, сейчас узнают – и на собственных шкурах.

– Прекратить огонь! – рявкнул Сапагар. – Сабли наголо!

Порыв ветра немного разогнал дым. Старший помощник запрыгнул на носовую лебедку и вскричал:

– Да это же наши проа! Они ударили в спину даякам!

– Отлично. Артиллерия, огонь! – приказал Янес. – Окропите этих каналий свинцом.

Пушки возобновили свою симфонию с еще большим пылом. Вражеское проа с двумя десятками готовых к абордажу воинов попыталось пристать к носу баркаса. Сандокан кинулся на них, точно настоящий тигр. За ним последовала дюжина матросов и преградила путь неприятелю. Несколько сабельных ударов и пистолетных пуль заставили даяков поспешно ретироваться. Еще через секунду две мачты их проа упали на палубу, перебитые метким выстрелом яхтенной пушки.

Это стало последней каплей. Изрядно потрепанные дикари разомкнули круг, резко поменяли галс[24] и, воспользовавшись легким северным бризом, уплыли на запад. Баркас для острастки дал им вслед залп, прозвучавший заключительным аккордом.

Глава 3

На берегу

Сражение, длившееся около часа, дорого обошлось обеим сторонам. Впрочем, даякам досталось куда больше, чем их противникам: два проа затонули, еще несколько были сильно повреждены. На волнах среди обломков виднелись тела, дожидавшиеся, пока на завтрак не пожалуют акулы, которыми кишмя кишат малазийские моря.

Пока Тигрята сбрасывали за борт трупы и перевязывали раненых, Сандокан торопливо перебрался на яхту, где его с нетерпением ждали Янес и Тремаль-Наик. Трое друзей, пережившие вместе множество захватывающих приключений, обнялись.

– Не думал увидеть вас так скоро, – сказал Малайский Тигр.

– А мы не ожидали встретить тебя здесь, – ответил Янес. – Ты явился на выстрелы?

– Мои люди еще в полночь сообщили, что с севера слышна пальба. Когда вас атаковали?

– Еще засветло. А ночью мы постреливали, чтобы отогнать отдельные проа. Сам знаешь, я немного знаком с обычаями прибрежных пиратов.

– Как поживает Сурама?

– Мирно правит Ассамом, любимая и народом, и вельможами. Очень огорчилась, когда ее принц-консорт собрался покинуть Индию. Но поскольку это ты помог ей завоевать корону, я не мог не откликнуться на твою просьбу о помощи. Со мной сорок ассамских воинов, лучшие из лучших, под стать твоим малайцам.

– За это в ответе я, военный министр и главнокомандующий, – засмеялся Тремаль-Наик.

– И я, главный ассамский артиллерист, – весело произнес чей-то голос.

– Ага, и ты тут, Каммамури! – Малайский Тигр крепко пожал руку верному маратхи[25]. – Где Тремаль-Наик, там и ты, не правда ли?

– Опасные странствия по Черным джунглям связали нас навеки, господин Сандокан.

– Кстати, Сандокан, объясни-ка мне кое-что. – Янес раскурил папиросу. – Ты ведь назначил встречу в бухте Радости. Почему же не дождался нашего прибытия? Слава богу, ты дальновидно оставил нам четкие указания.

– Потому, что внезапно изменились обстоятельства и поставили под вопрос возвращение мне трона предков. Потом расскажу. Теперь хорошо бы заняться яхтой. Покамест она и не думает трогаться с места. А как там поживают Дарма и сэр Морленд?

– Моя дочь с мужем сейчас в Колнибо, – ответил Тремаль-Наик. – Обещали навестить нас при ассамском дворе, да, Янес?

– Если этот день наступит, я сожгу собственный трон, – расхохотался португалец.

– Тебе так не нравится править? – поинтересовался Сандокан.

– Если бы я не любил Сураму, давно оставил бы Ассам со всеми его ассамцами, вместе взятыми. Мы с вами не те, кому пристало вести тихую жизнь. Мы возмужали под воинственные кличи малайцев и грохот пушек. Я тоскую по Момпрачему.

– Молчи, братец, молчи, – хрипло произнес Сандокан.

По его лицу пробежала тень, кулаки судорожно сжались.

– Момпрачем!.. – В голосе Малайского Тигра послышались слезы. – Не береди старую рану, друг, она и так кровоточит! Кто знает, когда-нибудь она, может, и затянется… Ладно, не будем о грустном. – Сандокан потер лоб, словно отгоняя далекие воспоминания, затем перегнулся через леер левого борта. – Эй, Сапагар! Машина под пара́ми?

– Так точно, капитан.

– Найди самый крепкий трос, да поскорее. Даяки могут вернуться с подмогой, а у нас боеприпасы на исходе.

– Слушаюсь, капитан.

– Янес, ты проверил глубину?

– Три фута. Увяз только нос, корма на плаву.

– Когда вы умудрились сесть на мель?

– Незадолго до полуночи.

– Балласт передвинули?

– Перетащили по меньшей мере три квинталя[26].

– Прилив начался.

– Уже два часа как.

– Вот и мне кажется, что яхта покачивается. Сейчас поглядим. Боюсь, треклятые даяки вновь выйдут в море. Эти негодяи мстительны и редко способны смириться с поражением. Ну, попробуем.

Сбежав по трапу, он перепрыгнул на баркас, трясущийся от мощного хода поршней и винта. С квартердека яхты перебросили толстый трос и закрепили его на корме баркаса. Машина натужно запыхтела, вытягивая судно, сначала медленно, затем все усиливая напор. Янес с Тремаль-Наиком и Каммамури наблюдали за работой с капитанского мостика.

Канат туго натянулся, но яхта не поддавалась, хотя ее матросы распустили гроты[27], чтобы уменьшить сопротивление. Вдруг на баркасе радостно завопили. Паровая машина победила песчаную косу. Слегка кренясь на правый борт, яхта наконец мягко скользнула в море. Остойчивость ее не пострадала, можно было поднимать паруса.

– Пробоин в носовой части нет? – спросил Сандокан.

– Ни единой, – ответил португалец. – Я проверил трюм еще до нападения даяков.

– Тогда прикажи поменять галс и следуй за нами. У берега уже собираются проа.

– Ну, теперь-то им нас не поймать. Моя яхта быстроходна, даякским лодкам с ней не тягаться.

Дул легкий северный ветерок, но его вполне хватало для парусника с высокими гротами и контр-бизанью[28]. Через несколько минут яхта повернула и уверенно пошла за баркасом в сопровождении малайских проа.

Сандокан и Сапагар внимательно вглядывались в береговую линию. В даякской деревне, наполовину скрытой густой растительностью, явно что-то затевалось. То в одной, то в другой хижине раздавались резкие крики, слышались выстрелы аркебуз, несомненно служившие сигналами. В глубокой прибрежной расщелине показались новые проа. Они плыли медленно, выполняя какие-то странные маневры. Это были определенно не те, что атаковали яхту, потому что приближались они не с запада.

– Здесь чувствуется рука ненавистного англичанина! – сказал Сандокан. – Нас, дружище Сапагар, предали, несмотря на все наши предосторожности. Готов биться об заклад, на Кинабалу уже известно о нашем приближении.

– Но мы же схватили Насумбату, капитан.

– Схватили, да поздно. Нелегким будет наш путь к озеру. Что ж, нас много, оружие и боеприпасы имеются. Сухопутным даякам мы противопоставим морских с архипелага Тига. Ну и наши малайцы с ассамцами Янеса не останутся в стороне. Еще поглядим, кто кого!

Сандокан примостился у спингарды левого борта, набил трубку и принялся безмятежно курить. Янес на яхте дымил папиросой, словно забыв о даяках, причинивших ему столько хлопот.

В полдень они бросили якорь на юге залива Маруду. Спустили шлюпки и переправились на берег, где находилась дюжина плетеных хижин, крытых банановыми листьями. Сандокан, Янес, Тремаль-Наик и Каммамури заняли самую просторную, охраняемую вооруженными до зубов малайцами. Внутри, на груде сухих листьев, лежал связанный Насумбата с аккуратно забинтованной ногой.

– Кто это? – поинтересовался Янес, разглядывая пленника.

– Предатель, из-за которого мне пришлось спешно покинуть Тигу, не дождавшись твоего прибытия, – объяснил Сандокан.

– Что я слышу? Среди твоих людей завелся предатель?

– Этот не из старых Тигрят.

– Вот и я его не припоминаю.

– Сперва позавтракаем. Негодяем займемся потом.

В центре хижины им постелили разноцветную циновку, искусно сплетенную из стеблей и листьев ротанга. Вокруг разложили красные шелковые подушки. Сандокан хлопнул в ладоши. Вошел Сапагар, а с ним – несколько малайцев, несших жаренную на костре рыбу, галеты и бутылки.

– Увы, это все, чем я могу вас попотчевать, – развел руками Малайский Тигр. – У нас мало припасов.

– У нас еще меньше, – сказал Тремаль-Наик. – Путешествие заняло больше времени, чем мы рассчитывали. От Индии до Борнео далековато.

– Вы поднялись на борт в Калькутте?

– Да, – кивнул Янес. – Море нам благоприятствовало, но времени все равно ушла прорва.

– Где ты купил яхту?

– В Рангуне, чтобы лишний раз не привлекать внимания англичан.

– Ладно, воздадим должное еде. Не дворцовые разносолы, конечно, зато ее много.

Расправившись с завтраком, они запили его спиртным с яхты, после чего раскурили кто трубки, кто папиросы. Вошел Самбильонг, один из старых Тигрят Момпрачема, и радостно поприветствовал Янеса, Тремаль-Наика и Каммамури.

– Что нового? – спросил Сандокан, мигом утратив спокойствие.

– Пока вас не было, произошло нечто, чему я не нахожу объяснения.

– А именно?

– В лесу за деревней трижды грохотало. Будь мы в Индии, я бы сказал, что там бьют в огромные гонги.

– И это все? – хмыкнул португалец. – Надо было отправить музыкантам бутылочку-другую пивка, чтобы подбодрить их.

– Не все, господин Янес.

– Неужто ты видел самого дьявола?

– Шутки в сторону, братец, – осадил его Сандокан. – Еще неизвестно, какой сюрприз приготовил нам английский пес, пятнадцать лет восседающий на престоле моих предков. Продолжай, Самбильонг.

– На рассвете, когда мои люди, выставив часовых на палисаде, собирались немного отдохнуть, по джунглям словно ураган пронесся. Треск стоял такой, будто рушатся вековые деревья, а в паутине ротангов и непентесов мелькали огни.

– Погода стояла ясная?

– Да, хозяин. Буря стихла, на небе – ни облачка.

– Ружейной пальбы ты не слыхал?

– Нет.

– Может быть, крики?

– Ни единого.

– Значит, это был какой-то новомодный концерт. – Янес раскурил очередную папиросу и наполнил стакан.

– А что пленники? – спросил Сандокан.

– Оставались спокойны. Я попробовал их допросить, но все как один утверждали, что ничего не слышат.

– Возьми-ка еще двадцать человек, снимите с проа пару спингард и идите в деревню, – распорядился Малайский Тигр. – Небольшая, но хорошо укрепленная позиция нам не помешает.

– Что делать с пленниками?

– Стерегите, чтобы никто не сбежал. Хотя, положа руку на сердце, я уверен, озерному радже уже все известно. Пришло время побеседовать с дорогим Насумбатой. Думаю, Каммамури, это задача для тебя. Ты умеешь развязывать языки самым упорным молчунам.

– А иначе какой бы я был маратха? – Каммамури оскалил зубы в свирепой усмешке.

– В Индии ты прекрасно продемонстрировал свои таланты, – кивнул Янес. – Похищенный ассамский министр тому свидетель.

Продолжая курить, они расположились вокруг Насумбаты. Несчастный помалкивал, хотя наверняка слышал каждое их слово. Разговор шел на малайском языке, который давно выучили даже Тремаль-Наик с Каммамури и, уж конечно, понимал даяк. Глаза пленника бегали туда-сюда, то и дело с тревогой останавливаясь на Сандокане.

– Ну, готов во всем признаться? – спросил тот. – Предупреждаю, среди нас есть человек, который знает, как сломить твое сопротивление и заставить заговорить.

– Я рассказал все, что знал, – ответил даяк. – Остров я покинул лишь потому, что затосковал по родным местам и племени.

– Да, ты именно так и выразился, но я не настолько глуп, чтобы верить подобным байкам. К тому же теперь мы хотим узнать нечто иное. Советую говорить правду, если не желаешь познакомиться с раскаленным железом или водой, от которой у тебя лопнет брюхо. Выбор за тобой.

– Наш Сандокан на редкость щедр, – насмешливо вставил Янес.

– Давай, птичка, пой, а то мы начинаем терять терпение.

– Я никогда не встречался с озерным раджой. Клянусь всеми лесными богами.

– Значит, встречался с кем-то из его гонцов.

– Никогда.

– Каммамури, этот человек упорствует. Передаю его в твои заботливые руки.

– Хозяин, – обратился маратха к Тремаль-Наику, – помнишь Манчади из Черных джунглей, которому мы развязали язык? Тот тоже не хотел говорить, зато как потом орал, когда огонь поджаривал ему пятки!

– Делай, как считаешь нужным, – сказал Тремаль-Наик.

Маратха схватил раненого под мышки, оттащил в угол хижины и засыпал его ступни сухой листвой.

– Что ты делаешь? – возопил несчастный, морщась от боли в ране.

– Собираюсь подпалить тебе ноги, – невозмутимо ответил маратха. – Так дырка от пули затянется быстрее.

Он чиркнул спичкой и уже поднес огонек к листьям, когда даяк заверещал:

– Нет! Ты искалечишь меня на всю жизнь!

– Будешь говорить? – спросил Сандокан.

– Да, да!

– Во всем признаешься?

– Во всем!

– Озерный раджа платил тебе за то, чтобы ты вынюхивал мои секреты?

– Платил.

– Каммамури, плесни ему джина, а то парень совсем ослаб.

Маратха погасил спичку и исполнил приказ. Подождав, пока Насумбата не опорожнит стакан, он помог пленнику опереться на стену. Остальные встали рядом, чтобы не упустить ни единого его слова.

Глава 4

Предатель-китмутгар[29]

Некоторое время Насумбата сидел с задумчивой физиономией, словно размышлял, каяться или все же попробовать выкрутиться. Затем, решив не испытывать судьбу в лице Каммамури, произнес:

– Что ж, я полностью в вашей власти. Обещаю честно ответить на вопросы, если мне сохранят жизнь.

– Не торопись, приятель, – сказал Малайский Тигр. – Ты получишь, что хочешь, но только когда мы окончательно убедимся в твоей откровенности. Давай выкладывай все начистоту.

– Я соврал, сказав, что никогда не встречался с озерным раджой, – начал Насумбата.

– Это и так понятно. Когда ты его видел?

– Месяцев пять назад.

– Где?

– На озере.

– Сильно он постарел?

– Борода вся седая, лоб в морщинах, но выглядит крепким.

– Это правда, что у него двое сыновей?

– Да, двое юношей, оба полукровки, высокие и сильные, точно буйволы. Их ему родила даякская принцесса из Лабука.

– Какое задание дал тебе раджа?

– Добраться до бухты Радости и присоединиться к твоим пиратам. Он узнал, что ты вернулся из долгого путешествия.

– Кто ему сообщил, что я с друзьями побывал в Индии?

– Этого я не знаю.

– Чего именно он опасается с моей стороны?

– Что однажды ты объявишься на озере со своими малайцами.

– Но почему? Я не беспокоил его долгие годы, хотя мысль вернуть трон и отомстить за родных никогда меня не оставляла.

– Однако ты здесь, господин. Значит, раджа не ошибался на твой счет. Сомневаюсь, что вы приплыли сюда в погоне за мной.

– Откуда тебе известны мои планы? Я мало с кем ими делюсь.

– Подслушал как-то ночью. Ты беседовал с Самбильонгом и Сапагаром.

– Вот крыса! – пробормотал Янес.

– Ты успел донести радже? – продолжил допрос Сандокан.

Насумбата замялся, но, поглядев в глаза Малайскому Тигру и завидев в них угрозу, поспешно сказал:

– Я послал гонца.

– К самому радже?

– Да, господин.

– Что ты ему передал?

– Что ты скоро высадишься в этих местах.

– Почему ты сам не отправился к озеру?

– Я должен был наблюдать за твоими перемещениями.

– Полагаешь, раджа уже принял меры, чтобы помешать мне пройти по джунглям?

– Разумеется. Не уверен, что тебе удастся увидеть берег Кинабалу.

– Это не твоего ума дело, – оборвал его Янес. – Мы обрушили не один трон, и уж конечно, не какому-то там самозванцу нас останавливать. Знаешь туда дорогу?

– Да, господин.

– Как думаешь, Сандокан, скоро он встанет на ноги?

– Ранение не тяжелое. А если потребуется, мы сможем его нести.

– Идите за мной, друзья, – сказал Янес. – Кое-какие вещи этому человеку знать не следует.

Допив бутылку, они закурили и вышли наружу. Двое малайцев остались сторожить Насумбату.

На берегу малайцы и ассамцы сообща выгружали из трюма яхты остатки провизии и сворачивали широкие паруса проа. Баркас оставался под пара́ми, готовый в любой момент выйти в море.

– Поднимемся на яхту, – предложил Янес. – Там нас никто не подслушает.

– Ты кого-то подозреваешь? – встревожился Сандокан.

– Э-э, друг, разве можно знать наверняка! С тех пор как я заделался принцем, подозреваю всех и вся.

Они сели в шлюпку и перебрались на борт яхты, стоявшей на якоре всего в двадцати локтях от берега: бухта в том месте была очень глубокой. Пройдя по палубе, они спустились в ют[30], где находилась элегантно обставленная кают-компания. Два широких иллюминатора выходили на корму, справа и слева от руля. Переборки были обиты голубым шелком, вдоль стен стояли диванчики синего бархата, а в центре – резной стол, инкрустированный слоновой костью и серебром. Над ним висела бронзовая люстра в индийском стиле, с подсвечниками, искусно отлитыми по форме переплетенных слоновьих хоботов.

В глубине салона стоял индиец, словно ожидая приказаний. Он был высок, смугл, худ, черноглаз и чернобород. Одет в просторное перкалевое дхоти[31], расшитое яркими цветами.

– Можешь идти, Сидар, – сказал Янес, махнув рукой. – Нам пока не требуются твои услуги.

– Кто это? – поинтересовался Сандокан, когда индиец вышел.

– Дворецкий, точнее – китмутгар.

– Надежный, надеюсь?

– Надежнее некуда.

– Хорошо. Так о чем ты хотел поговорить?

– У тебя достаточно сил, чтобы отвоевать трон?

– Сколько у нас было людей, когда мы победили кровожадного раджу Ассама? Вряд ли больше, чем сейчас у меня. Скорее, меньше. Однако наша отвага вернула Сураме корону.

– Итак, каков твой план?

– Как можно быстрее пересечь джунгли, добраться до озера и застать врасплох негодяя, за которым кровавый должок.

– И убить его! – рявкнул Тремаль-Наик.

– Пощады он от меня не дождется, – глухо произнес Сандокан.

– Я немного знаю твою историю, – добавил индиец. – Но хотел бы услышать подробности. Полагаю, сегодня мы не пустимся в дорогу?

– Сперва мне надо убедиться в том, что раджа Лабука держит нейтралитет, иначе наш флот не будет в безопасности. Когда-то я оказал этому пиратскому царьку одну услугу, надеюсь, он о ней не забыл. Мы выступим дня через три, не раньше. Кроме того, я должен получше узнать о намерениях моего врага. Уверен, он что-то обо мне пронюхал. Нападение даяков не могло быть случайностью.

– В таком случае ты успеешь поведать нам свою историю, – подытожил Тремаль-Наик. – Нередко какая-нибудь незначительная деталь может навести на важную мысль.

– И даже изменить планы, – кивнул Янес.

Сандокан поднялся на ноги. Его лицо стало мрачнее тучи, кулаки сжались, большие глаза метали молнии, на скулах заходили желваки.

– О, узнаю Малайского Тигра, каким он был пятнадцать лет назад! – воскликнул Янес. – Я словно наяву вижу, как с крохотного Момпрачема он бросает вызов английскому леопарду. Да-а, рев Малайского Тигра заставлял сотрясаться весь Лабуан.

Сандокан с размаху грохнул кулаком по столу и гаркнул:

– Прикажи подать мне рому, Янес! Мне нужно потушить огонь в крови!

Каммамури выглянул за дверь и крикнул:

– Сидар! Полдюжины бутылок и стаканы!

Индиец, сидевший на ступеньке трапа, сорвался с места и скоро вернулся в кают-компанию с подносом. Каммамури откупорил бутылку с янтарным напитком и наполнил четыре хрустальных бокала, расписанных золотом. Сандокан залпом выпил свой и начал:

– Двадцать лет минуло с того страшного дня, когда закончилась двухвековая история: ранее в Кинабалу правил род Сандоканов, из восточноборнейского племени воинов. Мои предки отвоевали себе обширное царство в сердце великого острова, объединив северных даяков, и поселились на Кинабалу – самом красивом озере, которое только можно сыскать. Мой отец, великий воин, расширил границы царства вплоть до берега моря. Кто знает, каким бы оно стало, если бы не появление белого человека, чья раса уже принесла малайцам немало горя и принесет еще столько же. Откуда он взялся? Не знаю наверняка, однако у меня есть веские основания подозревать, что это преступник, сбежавший из английской тюрьмы. Говорили, будто ненастной ночью он высадился в бухте Лабука, а местные даяки, вместо того чтобы украсить белой головой частокол своей деревни, пощадили чужака. Может быть, приняли его за морского духа из-за необычного цвета кожи? Как бы то ни было, но бандит – я не ведаю, каким точно ремеслом он промышлял на своей родине, – сумел расположить к себе племя, захотевшее независимости. В один страшный день они взбунтовались и двинулись к озеру. Моему отцу доложили, что во главе бунтовщиков стоит белый. Тогда он собрал лучших воинов и отправился в поход. Мы с братьями сопровождали его. Не раз и не два великие леса, берега рек и болот окропились кровью. Сражения были жаркими, а потери с той и другой стороны – огромными. Люди приметили, что белый человек обладает странной властью над даяками. Я думаю, причина крылась в английском золоте. Взбунтовавшиеся племена имели ружья, которых ранее никогда не держали в руках, тогда как наши воины сражались кампиланами и духовыми трубками-сумпитанами. Не проходило дня без того, чтобы тот или иной наш отряд не дезертировал и не перешел на сторону врага, очарованный речами белого негодяя или попросту подкупленный посулами дать им огнестрельное оружие или дорогие подарки. Начались поражения. Несмотря на все усилия моего отца, однажды вечером наша столица оказалась в осаде. Мы сопротивлялись четырнадцать дней, но частокол не устоял, и повстанцы ворвались в селение. Началась ужасная бойня. Отец с матерью, моими сестрами и братьями укрылись в крохотном форте вместе с небольшим отрядом бойцов, вооруженных древними аркебузами. Форт состоял из пяти хижин, одна из которых служила пороховым складом. Незадолго до восстания отцу удалось купить у раджи Лабука двадцать либр пороха. Мы приготовились обороняться до последнего. Потекли реки крови. Бунтовщики, подзуживаемые белым, убивали жителей, отрезали им головы, поджигали дома. Покончив со всеми, они переключились на нас, решив, что мы у них в руках: подумаешь, несколько человек, было бы о чем говорить! Однако эти несколько человек не собирались так просто расставаться с жизнью. Первая атака захлебнулась. Встреченные плотным огнем, даяки отхлынули и трусливо бежали, несмотря на вопли белого предводителя. На какое-то время нас оставили в покое. Присутствие моего отца, самого великого воина Кинабалу, охлаждало пыл врагов. Три недели мы упорно сопротивлялись. Даже моя мать и сестры участвовали в обороне, отважно стреляли по негодяям, рискнувшим приблизиться к палисаду. Обычно такие вылазки предпринимались ночью. Тогда белый человек, отчаявшись взять нас силой, прислал к отцу парламентера с предложением поделить царство. У нас заканчивались боеприпасы, еда и силы. Часть отряда уже пала под вражескими пулями. Было решено согласиться, хотя бы ради спасения женщин. Мы открыли ворота победителю, чтобы обсудить раздел земель. Проклятый англичанин устроил торжественный обед, во время которого перерезал всю мою семью. Пир подходил к концу, когда появились вооруженные крисами воины и точно бешеные кинулись на моих родичей. Я своими глазами видел, как пали отец и мать, а потом братья и сестры. Видел, как их окровавленные головы насадили на копья…

Тигриный рык вырвался из груди Сандокана, грозного пирата, долгие годы заставлявшего трепетать англичан с голландцами и бледнеть султана Варауни, могущественнейшего правителя на Борнео. Он весь напрягся, словно дикий зверь перед прыжком, вскинул руки. Его лицо исказила неописуемая ненависть, в глазах полыхало пламя. Казалось, он вот-вот кинется на кого-то, тенью вставшего перед его мысленным взором.

– Что ты, что ты, братец. – Янес быстро поднялся и положил руку на плечо товарищу.

Услыхав голос португальца, Сандокан очнулся и утер пот, обильно выступивший на лбу.

– Страшное видение… – хрипло проговорил он. – Я будто наяву видел его перед собой… Ничего, однажды я действительно взгляну ему в глаза, и тогда… Горе ему и его сыновьям! Как он был беспощаден к моим родителям, братьям и сестрам, так будет беспощаден к нему и Малайский Тигр. Янес, налей мне еще! Помнишь ночи в нашей хижине на Момпрачеме, в орлином гнезде, откуда мы повелевали всем морем, омывающим проклятый Лабуан? Помнишь, сколько я пил в те ночи? Меня тогда мучили воспоминания о гибели моей семьи. Годы шли, а я по-прежнему оставался глух к предсмертному крику отца, в чье горло по приказу английского разбойника вонзился крис. Время пришло! Я хочу отомстить за родных, прежде чем меня настигнет старческая немощь. И вот что я с ним сделаю!

Сандокан сорвал со стены индийский карабин, одним мощным ударом переломил через колено и в гневе отшвырнул обломки.

– Тихо, братец, тихо, успокойся, – ласково повторял Янес.

Малайский Тигр вырвал у него из руки стакан и залпом осушил его, словно пил родниковую воду. Тремаль-Наик и Каммамури молча смотрели на своего друга, до глубины души пораженные яростью, клокотавшей в сердце гордого пирата.

– Продолжай, – попросил Янес, когда Малайский Тигр несколько успокоился.

– Я был самым шустрым и воинственным из братьев, – заговорил Сандокан после долгой паузы. – Инстинктивно не доверяя врагам, я умолял отца быть настороже и не приводить на пир мать и сестер. Увидев даяков, с воплями бегущих к столу, я сразу понял, что сейчас произойдет. У меня с собой был кампилан и пара индийских пистолей. Едва мой отец пал, я выстрелил в убийц, потом кампиланом проложил себе путь, надеясь спасти мать и сестер и добраться до белого подлеца. Увы, было поздно. Передо мной выстроилась человеческая стена, ощетинившаяся оружием. До сих пор не понимаю, каким чудом мне удалось прорваться через строй врагов и убежать в джунгли. Но в покое меня не оставили, о нет! Англичанин во что бы то ни стало желал моей смерти, справедливо опасаясь мести. Я бежал на запад, к границам султаната Борнео – единственным, что остались открытыми для меня, ведь все земли к северу от озера уже были в руках узурпатора. Я жил в джунглях, словно орангутан: питался фруктами, корнями, не брезговал даже змеями, а чтобы сбить с толку неумолимых преследователей – передвигался по деревьям, прыгая с ветки на ветку. Меня гнали, точно я был не наследником престола, а диким зверем. Трижды я едва не попадал в лапы охотников. Наконец они отстали. Может, решили, что я умер от голода в лесной чаще. Но они ошиблись. Миновав султанат, я вышел к морю. Подружился с небольшой бандой малайцев, пиратствовавших в окрестных водах, и мы вместе перебрались на Момпрачем, пустовавший в те времена. Остальное вы знаете.

Рис.5 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

– Я жил в джунглях, словно орангутан: питался фруктами, корнями, не брезговал даже змеями, а чтобы сбить с толку неумолимых преследователей – передвигался по деревьям, прыгая с ветки на ветку.

Сандокан умолк. Мало-помалу огонь в его глазах потух, лишь изредка по телу пробегали судороги. Опрокинув очередной стакан, он повернулся к Янесу и добавил почти бесцветным голосом:

– Мой баркас готов в любой момент выйти в море. Как полагаешь, не ждут ли нас на выходе из залива давешние даяки?

– По-моему, мы их здорово потрепали. Чувствуй они свою силу, уже бы атаковали.

– Я тоже так думаю, – согласился Тремаль-Наик. – А такой баркас, дружище Сандокан, обгонит любую джонку или проа. Если даяки вновь решатся напасть, мы покажем им, почем фунт лиха. Одна твоя спингарда стоит двадцати даякских.

– Уже полдень, – произнес Сандокан, взглянув на часы, тикающие на позолоченной полке из эбенового дерева. – До заката мы будем в Лабуке. В путь. Баркас под пара́ми.

– А когда мы вернемся? – поинтересовался Янес.

– Завтра вечером.

– Нашим людям здесь ничего не угрожает? Ты говорил, вокруг полно лесных даяков.

– Пока Самбильонг удерживает деревню, я спокоен. Она отлично укреплена. Если ее будут защищать тридцать Тигрят Момпрачема, никому не войти внутрь, за это я ручаюсь.

Глава 5

Воскресший мертвец

Баркас снялся с якоря. Через несколько минут после его отплытия в кают-компанию вернулся китмутгар Янеса, которого тот отправил передать команде приказ сойти на берег и приступить к сооружению хижин. В глазах индийца тлел странный огонек, а на лице отражалась глубокая тревога.

Задержавшись в кают-компании, он допил остававшийся в бутылке ром, затем отпер дверь в соседнюю каюту и резко свистнул. Этот звук походил на свист разъяренной очковой кобры, жуткой твари, обитающей в индийских джунглях.

Ему ответили таким же свистом откуда-то из-под сланей[32].

– Не спит, – пробормотал Сидар. – Значит, все слышал. Вот и хорошо, объяснений не потребуется.

Взяв железный костыль, китмутгар вставил его в отверстие в полу и слегка поднажал. Одна из сланей сдвинулась, открыв люк размером в три квадратных фута.

– Можешь выходить, сагиб. Мы одни.

– Наконец-то, – ответили снизу. – Я уже еле терплю.

– Верю. Даже факир не вытерпел бы дольше.

– А я, знаешь ли, не факир.

Из люка появилась голова, а потом наружу, проявив чудеса ловкости, вылез человек.

Это не был индиец. Высокий европеец с очень белой кожей, чью белизну подчеркивала черная как смоль длинная борода. Правильные черты лица, орлиный нос, карие глаза, в которых сквозило нечто неуловимо суровое, даже жестокое.

Подобно прочим европейцам, живущим в жарких восточных странах, он был одет в белый фланелевый костюм. Однако на голове красовался не пробковый шлем, а красный колпак с синей шерстяной кисточкой, вроде тех, что носят греки или левантинцы[33].

Человек потянулся, разминая затекшие конечности, поморгал, привыкая к яркому свету, льющемуся через иллюминаторы, и сказал:

– Дорого же мне обходится эта месть. Двадцать три дня просидеть в полной темноте! Лишь истинному греку, такому как я, по плечу подобное испытание.

– Подать тебе что-нибудь, сагиб? – спросил Сидар, восторженно глядя на собеседника.

– Я с превеликим удовольствием выпил бы чашечку кофе, как его варят в Смирне или в Константинополе, но ты даже не знаешь, что это. Принеси мне чего-нибудь крепкого, чтобы вернуло к жизни. Полагаю, у твоего хозяина неплохая коллекция алкоголя. Раджа никогда не пустится в путь, не запасшись как следует всем, чем нужно.

– Джина?

– Тащи.

Китмутгар открыл небольшой шкафчик и подал европейцу стакан и почти полную бутылку.

– Куда они отправились?

– К султану Лабука, – ответил Сидар.

– Что еще за султан?

– Какой-то знакомый этого жуткого капитана малайских пиратов.

– Нас никто не побеспокоит?

– Нет. Экипаж сошел на берег, трап я поднял. Мы одни, сагиб.

– Они не заподозрили, что на борту яхты посторонний?

– С чего бы, сагиб? Когда я в Рангуне покупал эту яхту, то первым делом велел приготовить тайник; никто ничего не узнал. Ты спокойно мог бы прятаться на борту хоть несколько лет.

– Хорошее же наказание ты мне уготовил! – рявкнул грек. – Я тебе не корабельная крыса и не собираюсь жить в трюме. Значит, в Ассаме меня считают погибшим?

– О тебе все давно позабыли.

– Дурачье! Даже не попытались найти мое тело?

– Все равно бы ничего не нашли. Едва увидев, что ты упал, я, пользуясь суматохой во дворце, бросился к тебе и унес оттуда.

– Глупцы. Фаворита раджи не убить двумя-тремя жалкими пулями! У нас, греков, дубленая шкура, а шкура Теотокриса покрепче, чем у всех греков архипелага и Леванта. Ха! Поверили в мою смерть! Что ж, мой дорогой сеньор Янес, принц-консорт, ты скоро убедишься, что я живее всех живых! Скоро чертям в аду тошно станет! На удар отвечу ударом, отомщу за бедолагу Синдхию, который медленно угасает, воображая себя женихом Сурамы. Если уничтожить всех этих бандитов, сбросить Сураму с трона труда не составит. О, вы еще не знаете Теотокриса! Сидар, сигару мне. Я двадцать три дня без курева.

Китмутгар поднес ему лаковую шкатулку, полную папирос и сигар различных сортов. Грек выбрал рокок – тонкую, очень изысканную индонезийскую сигару, завернутую в лист нипы[34], после чего удобно устроился в бамбуковом шезлонге, закинув ногу на ногу, затянулся раз-другой и выдохнул облачко ароматного дыма.

– А теперь поговорим о делах.

– Я к твоим услугам, сагиб. Ты слышал рассказ Малайского Тигра?

– До единого словечка. Похоже, эти люди только и занимаются свержением царей.

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Что лучшей оказии для мести пиратам, а прежде всего Янесу, и пожелать нельзя. Ты узнал, кто их противник?

– У моего хозяина от меня нет тайн, а я все подмечаю. Они собрались в далекий поход, насколько я понял – к озеру Кинабалу. Никогда прежде не слыхивал о таком.

– Ты глупец, Сидар. Борнео – это тебе не Индия и даже не Ассам. Мне и то неизвестно, где находится озеро. Но если этого не знаем мы, знают аборигены. Достаточно обратиться к одному из них, завоевать его доверие подарками или деньгами и попросить проводить к белому радже, которого эти негодяи, заслуженно или нет, собираются свергнуть с престола, как свергли нашего бедного Синдхию.

– Не исключено, что у меня есть такой человек.

– У тебя?

– Да, сагиб. Я выяснил, что пираты взяли в плен даяка, нанятого озерным раджой, чтобы шпионить за Малайским Тигром.

– Ты уверен?

– Сандокан при мне рассказывал о нем моему хозяину.

– Ты видел пленника?

– Видел.

– Что он за человек?

– По-моему, проницателен и смекалист.

– Адское пекло! Неужели мне наконец-то повезло? Как мне встретиться с пленником?

– Проще простого. Пока мой хозяин в отлучке, всем заправляю я. Кто мне запретит велеть малайцам-стражникам перевезти даяка на яхту для пущей надежности?

– А что случится, когда Янес вернется?

– Меня тут уже не будет. Я уйду с тобой. Ты пообещал отомстить за Синдхию, который всегда был щедр к нам, отныне я душой и телом принадлежу тебе, хозяин.

– Кто охраняет пленника?

– Двое малайцев безвылазно торчат в хижине.

– Они наверняка тоже захотят подняться на борт.

– И?..

Сидар снял с уха крупную серьгу, прикоснулся к зазубринке, приоткрыв отверстие, и сказал:

– Этого хватит, чтобы усыпить десять человек.

– Постой, а на каком языке мы будем с ним говорить?

– Все люди Сандокана лопочут по-английски. Если я правильно понял, пленник был членом их пиратской банды. Полагаю, худо-бедно изъясняться он научился.

– Опасную игру ты мне предлагаешь, – хмыкнул грек. – Одна ошибка – и все пропало.

Он потянулся за вторым рококом, раскурил его и на какое-то время умолк, хмуря лоб и нервно покачивая ногой. Затем спросил у почтительно застывшего китмутгара:

– Когда возвращаются пираты?

– Завтра.

– Ты точно сумеешь привезти сюда даяка?

– Скажу, что таков приказ Малайского Тигра. Кто усомнится в моих словах?

– Ты хитрец под стать левантийцам.

– Не знаю таких.

– Не важно. Который теперь час?

– Три пополудни, сагиб.

– Иди, делай, как задумал.

– То есть ты согласен?

– Этот человек нам необходим. Без надежного проводника мы не доберемся до озерного раджи, а я во что бы то ни стало должен с ним встретиться. В тех гиблых краях узурпатор ассамского трона и получит по заслугам.

– Должен тебя предупредить, сагиб, у пленника сломана нога. Не знаю, сможет ли он стать проводником.

– Кто же ему так удружил?

– Малайский Тигр.

– Наймем людей, и пусть несут его, потом что-нибудь придумаем. Запри дверь на два оборота и отправляйся за даяком. Помести его в соседнюю каюту, об остальном позабочусь я. Да, оставь мне выпивку и курево. И возвращайся поскорее.

Сидар вышел и запер, как было велено, дверь. Грек опустил красные шелковые шторы, чтобы его случайно не заметили с берега, взял из шкатулки третью сигару и принялся расхаживать из угла в угол.

– Как же приятно размять ноги! – бормотал он себе под нос. – Двадцать три дня без движения, в полной темноте, будто крот! Да-а, нередко месть обходится дорого. Вы, сеньор Янес, вообразили, будто я убит и не доставлю вам больше никаких хлопот? Плохо же вы знаете греков с архипелага, так-то! Может быть, в Ассаме я проиграл и лишился всего, а вы получили корону, но мы попробуем переиграть все здесь, в Малайзии. Я стану безжалостным противником, притом вдвойне опасным, потому что вы не ожидаете нападения. Какая странная у меня судьба… Родиться ловцом губок и под конец жизни вращаться среди царей, пусть и варварских.

Грек с видимым удовольствием огладил длинную бороду, раскурил очередную сигару, уселся в шезлонг и прикрыл глаза, словно намереваясь подремать. Однако через полчаса сильный удар, сотрясший яхту, заставил его вскочить на ноги. Казалось, о борт стукнулось какое-то судно. Отбросив потухшую сигару, он на цыпочках подошел к иллюминатору, приподнял штору и выглянул наружу.

Действительно, какой-то вельбот[35] ткнулся носом в левый борт яхты, рядом со спущенным трапом. В нем сидели четверо: китмутгар, два малайца на веслах и бронзовокожий абориген; он лежал на носилках, поставленных на две средних банки.

– А Сидар ловчее и решительнее, чем я думал, – пробормотал Теотокрис. – Вот и пойми этих индусов! На вид – безмятежная каменная статуя, между тем в жилах кипит кровь погорячее левантийской. Что ж, он у меня в кулаке и будет делать все, как я скажу. Ну, подождем.

Он аккуратно опустил штору и неторопливо вернулся в шезлонг.

Заскрипели тали[36]. По палубе, а затем вниз по трапу, ведущему к каютам, прогремели шаги.

Голос Сидара сказал:

– Сюда, сюда, здесь надежнее, чем в лесу. Пленник слишком ценен для моего хозяина, он желает держать его под рукой. К тому же на яхте отличная артиллерия. Если дружки даяка надумают его отбить, им придется нелегко.

– Ишь, разливается, хитрюга, – усмехнулся грек. – Будь у Синдхии десяток таких, он бы не потерял ассамскую корону.

Хлопнула дверь, и в замке заскрежетал ключ.

– Это ты, Сидар? – вполголоса спросил грек.

– Да, сагиб.

– Входи быстрей.

Дверь бесшумно открылась, и вошел китмутгар со словами:

– Все сделано, хозяин.

– Никто ничего не заподозрил?

– Напротив. Были только рады.

– Ослы. Как раненый? Сильно ослаб?

– По-моему, он еще нас с вами переживет. Силы воли этим дикарям не занимать.

– Английский понимает?

– Прекрасно понимает.

Грек облегченно вздохнул, словно у него с души упал камень.

– Значит, я напрасно волновался. Теперь поглядим, кто кого, дорогой принц-консорт. Посмотрим, как ты найдешь дорогу к таинственному озеру. Сидар, чем заняты малайцы, приставленные сторожить пленника?

– Пьют. – Индиец выразительно прищурился.

– Смерть или сон?

– Сон.

– Один черт, – буркнул Теотокрис. – Когда они заснут?

– Не пройдет и получаса.

– Тогда налей мне еще стаканчик и подай сигару.

Грек осторожно подтащил шезлонг к иллюминатору по левому борту, уселся, раскурил поднесенный Сидаром рокок, приподнял штору и погрузился в раздумья, рассеянно глядя на бескрайнее, искрящееся на солнце море. Китмутгар встал за его спиной, ожидая приказаний. Было ясно, что он полностью подпал под власть грека.

Через полчаса последнего вырвал из забытья раздавшийся в соседней каюте глухой удар, похожий на падение человеческого тела.

Грек вскочил:

– Первый готов.

– Дождемся второго, сагиб.

– Тревогу поднять не успеет?

– Он даже рукой пошевелить не сможет. Зелье, которым я их угостил, лишает не только физических сил, но и голоса. Ага! Вот и второй свалился. Пойдем, сагиб, мы избавились от ненужных свидетелей.

Открыв дверь, Сидар взбежал на палубу проверить, не поднялся ли кто еще на борт, затем вернулся и вошел в соседнюю каюту. Грек последовал за ним, на всякий случай держа наготове длинный и очень острый кинжал.

На койке лежал крепко связанный Насумбата. Рядом на полу валялись два малайца, вцепившиеся в пустые бутылки. Судя по тому, как закостенели их тела, зелье Сидара было на редкость мощным.

– Не проснутся от наших разговоров? – спросил у него Теотокрис.

– Они проспят сутки, если не больше, сагиб. Можешь даже петь и плясать, колотя в барабан.

Грек перевел взгляд на Насумбату, выглядевшего донельзя встревоженным при виде неожиданного происшествия.

– По-английски понимаешь?

– Вполне, – ответил даяк.

– Мы знаем, кто ты.

Насумбата вытаращил глаза.

– Тебя привезли сюда, чтобы освободить, – продолжил Теотокрис. – Мы враги твоих врагов.

– Вы? – изумился даяк.

– Нам известно, что тебя наняли предупредить озерного раджу о планах Малайского Тигра, готовящего против него поход.

– Откуда ты обо всем знаешь, господин?

– Не твое дело. Знаю, и все. Хочешь получить свободу и отправиться к озеру?

– Конечно! Ты спасаешь мне жизнь, я уверен, что Малайский Тигр не простит мне измены.

– Однако у меня есть условия.

– Говори, господин.

– Ты хорошо знаешь раджу?

– Конечно, я его воин.

– Правда ли, что он белый?

– Англичанин.

– Сможешь проводить меня к нему?

– Густые джунгли – родной дом для Насумбаты.

– Если ты пообещаешь устроить мне встречу с раджой, этой же ночью будешь свободен.

– Клянусь Батарой![37]

– Кто это?

– Мой бог.

– Ну, Батарой так Батарой, – пожал плечами грек. – Однако ты ранен.

– Малайский Тигр меня подстрелил.

– Как же тебя тащить по зарослям?

Насумбата заулыбался:

– Меня знают все даяки побережья. Донесите только до деревни, которую я укажу. Там мои родичи живо снарядят караван.

– А воинов среди них нет?

– Каждый даяк – прирожденный воин, – гордо изрек Насумбата.

– То есть за плату я могу нанять отряд?

– Ты получишь столько людей, сколько захочешь, особенно с моим поручительством.

– Значит, зададим трепку врагам озерного раджи. Я прибыл сюда из далекой страны. Может быть, ты даже слышал о ней. В тех краях, в Индии, я известен как великий воин.

– Это видно с первого взгляда, – кивнул даяк. – Да и все белые отличные воины.

– Итак, ты принимаешь мое предложение?

– Кто на моем месте отказался бы спасти себе жизнь, господин?

– Долго идти до твоей деревни?

– Около двух часов.

– Сумеешь сам спуститься в шлюпку?

– Для этого мне хватит одних только рук.

– Дождемся заката. В темноте будет надежнее. Отдыхай пока.

– Благодарю тебя, господин. А малайцы не проснутся?

– Считай их мертвыми. Увидимся позже.

Грек вышел, а Сидар, так и не промолвивший ни слова, – за ним.

Вернувшись в каюту, Теотокрис первым делом посмотрел в иллюминатор на берег. Экипаж яхты и пираты Сандокана усердно сооружали хижины, не обращая внимания на лодки, слегка покачивавшиеся на якорях в сорока ярдах от берега.

– Все спокойно.

Некоторое время он с мрачным видом расхаживал по каюте, наконец резко остановился перед Сидаром:

– На яхте есть пороховой трюм?

– Есть, сагиб. А что?

– Где он находится? – вместо ответа продолжал допытываться грек.

– Под ютом.

– У кого ключ?

– У меня.

– Доставай.

– Зачем, господин?

– Хочу оставить о себе добрую память принцу-консорту. Черт побери! Неужто ты полагал, что я удеру, точно неудачливый вор? Временами вы, индийцы, изрядные тугодумы, хотя считаете себя коварными. Вам не помешало бы взять пару-тройку уроков у нас, греков. Ну же, доставай ключ.

Сидар молча поклонился хозяину, затем вытащил из небольшого шкафчика ключ и знаком пригласил Теотокриса следовать за собой. Покинув каюту, они через люк спустились в кормовой трюм, освещенный лампой на случай внезапного возвращения враждебных даяков: чтобы экипаж мог быстро зарядить пушки.

– Склад там. – Сидар указал на низкую дверцу.

– Открывай, – велел грек, снимая с крюка лампу.

Сидар отпер дверь, и они вошли в темную каморку, заставленную обитыми железом бочонками и ящиками с боеприпасами.

– Здесь есть бикфордовы шнуры?

Китмутгар ткнул в один из ящиков. Грек выбрал самый длинный шнур, отставил подальше лампу, чтобы случайно не взлететь на воздух, затем простучал костяшками пальцев несколько бочонков.

– Этот, – наконец выбрал он. – Тут по меньшей мере тридцать либр пороха. Отлично бабахнет.

Теотокрис осторожно вытащил пробку. Из отверстия высыпалось около полулибры взрывчатки.

– Что ты делаешь, сагиб? – Сидар побледнел.

– Готовлю сюрприз. – Грек зарыл в кучку пороха конец бикфордова шнура. – Вот зрелище будет, тем более что любоваться им мы будем издалека.

– Корабль взорвется?

– Надеюсь.

– А как же те два малайца?

– Пусть дьявол утащит их в пекло. Мне недосуг о них думать.

Он измерил пальцами длину шнура и пробормотал:

– Минут пять или шесть… Когда рванет, нас уже здесь не будет. Это станет моим первым подарком негодяям, лишившим меня хлебного места у престола ассамского раджи.

Злорадно хихикая, Теотокрис покинул крюйт-камеру[38] и вернулся в каюту. Сидар тенью следовал за ним.

– Принеси-ка съестного. На мои припасы даже не смотри, они все испортились.

Индиец вышел и вскоре вернулся с корзинкой, где лежали галеты, солонина и бутылка вина. Усевшись за стол, Теотокрис не спеша принялся за еду. Он отреза́л толстые ломти мяса, клал их на галеты и запивал испанским вином.

Солнце закатилось за горизонт, над морем быстро сгустилась тьма.

– Желаешь еще чего-нибудь, сагиб?

– Подай мне рокок и иди готовь шлюпку.

– Уже готова.

– Прикрепи трос к крамболу[39] правого борта так, чтобы пленник смог спуститься.

– А потом?

– Сложи в шлюпку все оружие, какое найдешь.

– Оружейная тут богатая.

– Прихвати бочонок пороха и боеприпасы. В джунглях нам может понадобиться и то и другое.

– Будет исполнено.

Грек вяло махнул рукой, мол, иди, вытянулся в шезлонге и раскурил сигару.

Воздух дышал свежестью. На берегу веселились малайцы и индийцы, они что-то пели, и их голоса смешивались с шорохом прибоя. В море вспыхивали и гасли странные искры. Это мириады фосфоресцирующих медуз всплывали к поверхности, расцвечивая огнями густо-синее море. Грек курил, то и дело с наслаждением вдыхая ароматный ночной воздух.

Вдруг он вскочил. Небо над горизонтом медленно светлело: и вот, прочертив дорожку в воде, появился месяц.

– Сидар!

Вошел китмутгар, сидевший, должно быть, под дверью каюты.

– Все сделал?

– Да, сагиб.

– Идем за раненым.

– Следуй за мной.

Они вошли в соседнюю каюту. Насумбата не спал, ему тоже не терпелось отправиться в путь. Грек перерезал его веревки, подхватил даяка под мышки и легко, словно ребенка, вынес на палубу.

– Сначала ты, Сидар. Оружие не забыл?

– Ты ни в чем не будешь нуждаться.

– Приготовь три карабина. Могут понадобиться.

Он поднес даяка к лееру и сказал:

– Хватайся за трос и спускайся. Только тихо, не ори.

– Не заору, даже если упаду на раненую ногу.

– А ты, сагиб? – спросил Сидар.

– Я сейчас. Бикфордов шнур меня заждался.

– Осторожно, сам не взорвись.

– Я умею обращаться с порохом, – усмехнулся грек.

Сбежав по трапу в трюм, Теотокрис метнулся в крюйт-камеру и, прихватив по пути лампу, поджег запал. Убедившись, что искорка, потрескивая, бодро бежит вперед, он задул лампу и бегом выскочил наружу. Насумбата и Сидар уже сидели в шлюпке. Грек скользнул вниз по тросу.

– Греби, Сидар! Греби что есть мочи! Взрыв будет знатным.

Вельбот быстро двинулся в открытое море, держа курс на восток. На берегу малайцы и ассамцы безмятежно пели у костра. Они закончили ужинать и, вероятно, собирались пуститься в пляс.

Грек тоже взялся за весла. Они успели отплыть на двести ярдов, когда ночную темноту разорвала яркая вспышка, за которой последовал оглушительный грохот. К небу взметнулось облако дыма, тут же подхваченное порывом ветра.

Яхта Янеса взлетела на воздух.

Глава 6

Тайны девственных лесов

Вечером следующего дня Янес с друзьями и пятнадцатью малайцами вернулся на баркасе в залив Маруду.

Взрыв яхты вместе с пленником, китмутгаром и двумя охранниками на борту стал для всех настоящим ударом. К тому же никто точно не знал, что именно там произошло. Четверо товарищей расспросили малайцев и индийцев и теперь стояли на берегу, глядя на то место, где сутки назад находилась яхта.

– Ну, Янес, – встревоженно начал Сандокан, – что ты обо всем этом думаешь?

– Карамба! – воскликнул португалец, не меньше Малайского Тигра взбешенный этим неожиданным происшествием. – Я начинаю задаваться вопросом, не завелись ли среди твоих людей крысы.

– Опасался ли ты предательства, когда сам воевал бок о бок с Тигрятами?

– Ни разу, братец. Они считают тебя полубогом.

– Значит, если и есть предатель, он не малаец.

– Пожалуй.

– А что насчет твоего китмутгара?

– Уже и сам сомневаюсь. Индийцы так и норовят вонзить тебе нож в спину, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Вот и верь им…

– Поэтому я предпочитаю полагаться на малайцев и даяков.

– Однако один даяк таки натянул тебе нос.

– Это был неправильный даяк!

– Правильный или нет, а яхта взлетела на воздух, и твоего дражайшего Насумбату ищи-свищи.

– Он взорвался вместе с яхтой.

– Кто тебе сказал, Сандокан?

– То есть ты и в этом сомневаешься?

Янес положил руку на плечо Малайского Тигра, произнеся с улыбкой:

– Прежде ты не был столь доверчив, братец.

– На что ты намекаешь?

– Сидар и Насумбата обвели нас вокруг пальца.

– Зачем? Мне казалось, твой китмутгар тебя просто обожает.

– Мне тоже так казалось, – усмехнулся Янес. – «Казалось» – верное слово.

– Ты раньше в чем-нибудь его подозревал?

– Нет, но повторяю, душа индийца – потемки. Сколько я ни пытался их понять, общий язык нашел лишь с двумя: с Тремаль-Наиком и Каммамури.

Тремаль-Наик захохотал.

– Ты прав, – кивнул Сандокан. – Итак, каковы твои выводы?

– Со взрывом яхты дело нечисто.

– На мой взгляд, в заливе все кристально чисто: ее обломки лежат на дне.

– Вывод логичный, но с практической точки зрения бесполезный.

– Зато очевидный.

– Тут не поспоришь.

– Много у тебя там было денег?

– Не очень. Тысяч семь-восемь рупий.

– И все они перекочевали в карманы китмутгара.

– Вероятно.

– Ну и к чему мы пришли?

– Сначала говори ты.

– Раз твоя яхта затонула, защита лабукского султана нам не требуется. Проа и баркас могут подняться по реке. Так мы и путь сократим, и будем чувствовать себя в большей безопасности.

– Откуда течет река?

– Этого даже даяки не знают. Известно лишь, что она довольно длинна. На судах проще защищаться и избежать засад. Если раджу, как я подозреваю, уже оповестили о моем походе, он всеми силами попытается нас перехватить. Тебе известно, как опасны густые джунгли.

– Не люблю я сражаться в лесах, – вздохнул Янес. – Предпочитаю открытые места.

– Я тоже, хоть и сам сын джунглей, – поддержал его Тремаль-Наик.

– В путь, – решил Сандокан. – Не будем ждать, когда озерный раджа подготовит оборону.

– А как же деревня, которую вы взяли приступом?

– Теперь она нам ни к чему. Слишком далека от озера.

– Сдается мне, из нее получится неплохой форт, в случае если придется отступать. Полусотни вооруженных человек под нашим командованием вполне достаточно, чтобы разогнать армию узурпатора.

– Может, ты и прав. Хорошо, оставим здесь Самбильонга с двумя десятками воинов. Все, за дело.

Малайцам и ассамцам были розданы необходимые приказы. К Самбильонгу отправили гонца с наказом отослать на берег десять человек, а остальных оставить держать деревню до возвращения основных сил.

В полдень, плотно пообедав, они погрузились на баркас и с проа на буксире медленно двинулись в направлении устья Маруду – полноводной, еще не исследованной реки, о которой европейцам известно лишь то, что она ведет куда-то вглубь великого острова.

Сандокан, Янес и Тремаль-Наик находились на баркасе, где, в отличие от небольших парусников-проа, имелись каюты. Малайцы обычно довольствуются аттапом – навесом, сплетенным из листьев нипы и подвешенным между двумя мачтами. Этого им вполне хватает в жарком малайском климате, где ливни сильны, но коротки.

В два часа пополудни эскадра подошла к дельте реки, изрезанной косами, которые покрывала буйная растительность. Ничего подозрительного они не заметили, и баркас вошел в устье. Даякские пираты не показывались – вероятно, опасались потерпеть новое, еще более сокрушительное поражение. Впрочем, их отсутствие не успокаивало ни Сандокана, ни Янеса. Оба прекрасно знали мстительный нрав даяков и были убеждены, что вскоре их пути пересекутся.

– Если Насумбата не пошел ко дну вместе с яхтой, – сказал Сандокан, – он, несомненно, натравит на нас своих сородичей.

Они миновали песчаные отмели, не встретив ни души: северное побережье Малайзии малонаселенно из-за частых набегов пиратов. Флотилия двигалась по широкому, не менее двухсот ярдов, протоку. Густые джунгли на берегах казались двумя сплошными зелеными стенами.

Справа и слева высились аренги, вверх тянулись бананы, раскинув во все стороны огромные листья, топорщились низкорослые веерные пальмы, ветви помело гнулись под тяжестью плодов размером с голову младенца. Мангостины и гигантские цитроны перемежались с кустами упаса[40], прячущего под корой смертельно ядовитый сок, которым даяки смазывают наконечники стрел.

С ветки на ветку перепрыгивали красные лори, перелетали белоснежные какаду с желтыми хохолками, в воду ныряли зимородки с изумрудными спинками, золотистыми брюшками и голубыми хвостами. На вершинах деревьев оглушительно галдели еще какие-то разноцветные птицы.

– Да здесь настоящий рай для охотника! – заметил Янес, сидевший на носу баркаса и сам дымивший, как его труба. – Эх, жаль, времени нет.

– Еще успеешь отвести душу, – сказал ему Сандокан. – Река до озера не доходит, рано или поздно придется топать на своих двоих.

– А что будем делать с судами?

– Места тут дикие. Найдем укромную бухточку и спрячем. Помнишь, как мы поступили в Лабуане? Никто ни разу не обнаружил наши лодки.

– Если только за нами не следят…

– Кто, например?

– Да хоть тот же треклятый Насумбата. Он так и стоит у меня перед глазами.

– Мы даже не знаем, жив ли он.

– Во всяком случае, взрыв яхты меня не убедил. Не могла она взлететь на воздух сама.

– У Насумбаты нога сломана, Янес.

– Значит, нашлись сообщники.

– Разве что твой хваленый китмутгар.

– Знаешь, мне как-то трудно поверить, что он меня предал. Для чего? Сидар никогда не бывал на Борнео и незнаком с озерным раджой.

– Надеюсь, однажды мы разгадаем эту тайну. Предатель там точно был, в этом я не сомневаюсь. А Сидар или нет, поживем – увидим.

Вдруг с левого берега донесся пронзительный вопль, а следом рокот, похожий на бой огромных гонгов. Сандокан с Янесом так и подскочили, схватившись за карабины, что стояли у леера. Малайцы и даяки последовали их примеру. Стволы спингард мигом развернулись в направлении, откуда слышался шум.

– Что происходит? – спросил подбежавший Тремаль-Наик. – Это какой-то зверь?

– Ага, зверь, обученный игре на тамтаме, – хмыкнул Янес. – Много ты таких встречал в Черных джунглях?

– Не встречал, – проговорил индиец. – Выходит, это чей-то сигнал?

– Разумеется! – фыркнул Сандокан. – Готов поставить проа против гнилой рыбацкой лодчонки, что даяки высадились на суше прежде нас, а теперь следуют за нами по лесу.

– Я бы этому не удивился, – сказал Янес. – Однако нападать им придется вплавь.

– Они дождутся, когда мы высадимся на берег.

– Но нам же не нужно высаживаться.

– Ошибаешься, Янес.

– Почему?

– Запасов угля хватит на сорок восемь часов. Потом придется запасаться дровами.

– Гром и молния! Об угле-то я не подумал. Что ж, нас много, пусть мы и лишились яхты, в оружии недостатка нет.

– Тихо! – оборвал его Тремаль-Наик.

На берегу вновь пронзительно заверещали, и повторился странный звук: словно огромный молот ударил в бронзовую плиту.

– Теперь горланят на правом берегу, – заметил Янес. – Разбойники переговариваются.

– И идут за нами по пятам, – добавил Сандокан.

– Не собираются ли они напасть? – нахмурился Тремаль-Наик.

– Похоже, ночка нам предстоит веселая, – сказал Сандокан. – Мне кажется, нам решили дать бой, прежде чем мы углубимся во владения озерного раджи. По счастью, у даяков отвратительное огнестрельное оружие, а духовые трубки – плохая замена карабинам. Машина, полный ход! Угля не жалеть! В джунглях пропасть дров, и они не будут стоить нам ни медяка.

Баркас, хоть и с проа на буксире, двигался с приличной скоростью, держась посередине реки, подальше от опасных берегов. Машинист прибавил ход. Оба берега по-прежнему скрывала густая растительность. Стволы высоченных деревьев были сплошь опутаны ротангом и непентесом. Время от времени из листвы выглядывали сиаманги – самые уродливые обезьяны Малайских островов. Лоб у них низкий, глаза глубоко посаженные, нос широкий и плоский, пасть огромная, с острыми зубами. На шее – внушительных размеров мешок, раздувающийся, когда его обладатель начинает кричать. Разве только шерсть у них хороша: угольно-черная, блестящая, длинная, особенно на ногах. Как и прочие четверорукие наглецы, сиаманги любят корчить рожи и кидаться ветками и червивыми фруктами в проплывающие мимо лодки.

То и дело над рекой быстро пролетали птицы. В основном великолепные калао с огромным желтым клювом, увенчанным отростком в форме запятой. Они приветствовали путешественников столь пронзительными криками, что Тремаль-Наик и Каммамури всякий раз подпрыгивали.

Солнце уже почти утонуло в кронах деревьев на западе, когда в третий раз послышался грохот, так настороживший Сандокана и Янеса. Обезьяны и птицы разом исчезли в глубине леса.

– Карамба! – воскликнул Янес. – Неужто даяки вознамерились скрасить наше путешествие музыкой?

– Ага, военной музыкой. – Сандокан пристально вглядывался в проплывающие мимо джунгли. – Эти негодяи бегут за нами, словно бабируссы.

– Надеются напугать нас своим тарарамом? У нас тоже есть кое-какие музыкальные инструменты, при звуках которых они запоют от боли. А не сыграть ли нам на пулемете, братец? Дай очередь по обоим берегам.

– Чтобы даром крошить ротанги и непентесы? Нет, не хочу понапрасну тратить патроны.

– Их визги меня раздражают.

– Прежде ты был поспокойнее.

– Тогда я еще не был сиятельным махараджей, – засмеялся португалец.

– Получается, индийские принцы отличаются вспыльчивостью?

– Получается так. Полагаю, это действие окружающей среды.

– В таком случае вернись в шкуру Тигренка Момпрачема и… – Сандокан осекся, увидев, как его названый брат, точно пантера, вскакивает на фальшборт. – Что случилось?

Янес выплюнул окурок и поднял карабин.

– Наверное, хочет угостить нас обезьяньим жарким, – усмехнулся Тремаль-Наик.

Португалец не ответил. Ствол его карабина неотступно следовал за какой-то целью, передвигавшейся по правому берегу.

– Спрятался, поганец. – Янес опустил карабин. – Ну и ловкие же эти даяки, точь-в-точь обезьяны.

– Ты кого-то видел? – спросил Сандокан, торопливо заряжая свой карабин, в то время как четверо малайцев бросились к пулемету.

– Тень в зарослях лиан.

– Человеческую?

– Гром и молния! Сандокан, я же все-таки не филин! Солнце село, в джунглях темно хоть глаз выколи.

– Значит, ты мог увидеть маваса.

– Кто это? – поинтересовался Тремаль-Наик.

– Орангутан. Обезьяна ростом с человека, страшно опасная. В здешних лесах они должны водиться.

– А вот и новая ария, – буркнул Янес. – Не лес, а просто филармония какая-то. Все поет. Листва, стволы, плоды и даже цветы! Эти великолепные концерты начинают всерьез действовать мне на нервы.

– Мне тоже, – сказал Сандокан.

– Пока они довольствуются тем, что верещат и бьют в тамтамы, для нас они неопасны, – изрек Тремаль-Наик.

– А это тоже безопасно? – спросил Янес, когда на левом берегу грохнула аркебуза и у них над головами просвистела пуля.

– Стоп машина! Отдать якоря! Пулемет и спингарды к бою! – взревел Сандокан.

Баркас остановился, описав полукруг. Малайцы и ассамцы метнулись к бортам, защищенным плотно скатанными койками. Якоря были сброшены, и над застывшими посреди реки судами повисла тишина, лишь вода тихо журчала в прибрежных зарослях.

– Не нравится мне это безмолвие, – сказал Янес Сандокану.

– Ты прав, друг. За ним скрывается коварство.

– Однако я не вижу ни одной вражеской лодки.

– Выжидают.

– Проклятые борнейские реки! Ничего хорошего от них не жди. Помню, когда я плыл по Кабатуану на помощь Тремаль-Наику и Дарме, одна засада следовала за другой.

– Да, Малайзия – вероломная страна.

– Что будем делать?

– Ждать.

– Как это скучно, Сандокан…

– Я не собираюсь рисковать баркасом. В темноте легко сесть на мель.

– Тихо!

– Опять кричат?

– Нет. Прислушайся. По-моему, где-то лают собаки.

– А это что еще за звуки?

Выше по течению что-то затрещало, словно обрушилось гигантское дерево.

– Слышали? – спросил подошедший Тремаль-Наик.

– Да, но в джунглях деревья нередко падают сами по себе, – сказал Сандокан.

– Хм. – Янес покачал головой. – И прямо в реку?

Малайский Тигр хотел что-то возразить, однако опять раздался громкий всплеск.

– Весь лес сегодня решил искупаться в Маруду, – добавил Янес. – Странно все это.

– Сапагар! – окликнул первого помощника Сандокан.

– Я тут, капитан.

– Возьми двух человек с лотами, и проверяйте реку.

– То есть мы плывем дальше? – обрадовался португалец.

– Малым ходом. Мы не можем сидеть сложа руки, пока враги готовят нам западню. Я уверен, что эти деревья рубит даякский кампилан.

– Зачем? – удивился Тремаль-Наик.

– Например, чтобы соорудить запруду или плоты. Машинист, самый малый вперед! Остальным приготовиться открыть огонь.

– В таком случае надо покурить. – Янес присел на леер, поставив карабин между коленей. – Неизвестно, выдастся ли потом свободная минутка.

Баркас медленно двинулся вперед, таща за собой проа. Сапагар с двумя подручными промеряли глубину. В темноте громко звучал его голос:

– Семь футов… Девять футов… Рулевой, право руля… мель по левому борту… самый малый вперед…

Плеск падающих в воду деревьев приближался. Казалось, добрая сотня парангов яростно вгрызается в древесину по обоим берегам реки. Изредка наступала тишина, сменявшаяся затем очередным оглушительным всплеском.

– Хотелось бы мне знать, чем там занимаются эти негодяи. – Янес явно растерял свое привычное хладнокровие.

– Реку перегораживают? – предположил Тремаль-Наик.

– Русло чересчур широкое. Чтобы загородить путь пароходу, потребуется прорва деревьев. Мы все равно пройдем и покажем им…

Резкий крик Сапагара не дал Янесу договорить:

– Стоп машина!

Лопасти прекратили вращение, баркас резко вильнул вправо, едва не врезавшись в проа.

– Отдать якоря! – взревел Сандокан, в свою очередь заметивший опасность.

С носа сбросили якорь, тут же увязший в илистом дне.

– Кого ты там увидел, Сапагар? – спросил Янес, запрыгивая на форштевень. – Опять дьявола?

– Нет, бревна прямо по курсу, господин Янес, – ответил малаец.

– Отложите карабины и беритесь за багры и весла, – приказал Сандокан. – Только осторожнее!

Сложив карабины у бортов, члены команды разобрали багры с веслами и принялись отталкивать от судна стволы, которые сильное течение сносило на середину реки, грозя пробоинами баркасу и проа.

Огромное бревно возглавляло «флотилию» из двух десятков поменьше. Две дюжины малайцев бросились на нос баркаса, чтобы оттеснить эти опасные «подарки», и тут засвистели стрелы. Несколько раз грохнула аркебуза.

– Ах, подлецы! – вскричал вдруг Янес, торопливо ныряя под защиту фальшборта. – Не ожидал я от них такого!

Цепляясь за ветви плывущих деревьев, даяки, по пояс в воде, пытались добраться до проа и взять их на абордаж. Малайцы и ассамцы, опомнившись от неожиданности, вновь расхватали карабины. Застрочил пулемет, гашетку которого сжимала рука Сандокана. Отовсюду понеслись жуткие вопли: с реки, с берегов, из глубины джунглей. Человеческие голоса смешивались с выстрелами. Атака была организована по всем правилам воинского искусства.

– Поднять якоря! – Металл в голосе Сандокана перекрыл шум боя. – Машина, полный ход! Сапагар, продолжай промерять дно!

– Становится жарковато. – Янес в очередной раз перезарядил карабин. – Треклятые демоны!

Между тем бревен на реке не убавлялось. Это были целые деревья, огромные помело, аренги, мангостины и казуарины[41], в ветвях которых прятались готовые к абордажу нападающие.

Баркас продвигался вперед резкими зигзагами, кое-как избегая столкновения с лесными колоссами и засевшими на них даяками. Индийцы и малайцы безостановочно палили из карабинов, спингарды поливали врагов ливнем гвоздей. Пулемет не умолкал ни на минуту, напрочь срезая ветви вместе с прячущимися в них врагами. Бой завязался нешуточный. Уже немало воинов лежало в лужах крови на палубах.

К баркасу приближался огромный ствол. Вероятно, даяки специально направляли его. В какой-то момент он ткнулся в борт баркаса, сбил его с курса и преградил ему путь. Сразу же три десятка желтокожих дьяволов взобрались на бревно и попытались перелезть на борт.

– Сандокан! Тут богатая пожива для твоего пулемета! – заорал Янес.

Сам он без устали палил из карабина, и каждая его пуля летела точно в цель. Тремаль-Наик и Каммамури, также меткие стрелки, сражались с ним бок о бок. Слова португальца потонули в грозном крещендо. Пули, извергнутые страшным оружием, косили даяков в упор. Мертвые падали в реку, раненые сами прыгали обратно в воду.

И тут толстый ствол вновь с силой ударился о борт баркаса, стальная обшивка зловеще загудела. Нос судна просел, под палубой стал слышен угрожающий рев воды. Янес и Тремаль-Наик переглянулись, разом побледнев. Они поняли, что это значит: пробоина! Португалец подбежал к Сандокану, который поливал из пулемета даяков, а те в свою очередь осыпали баркас и проа тучами отравленных стрел.

– Мы идем ко дну!

– Почему? – удивленно спросил Малайский Тигр.

– У нас пробоина!

– Быть того не может.

Рис.6 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Цепляясь за ветви плывущих деревьев, даяки, по пояс в воде, пытались добраться до проа и взять их на абордаж.

– Вода в трюме!

– Машина заглохла! – Из люка вылез машинист с кочегарами и тоже бросился к Сандокану:

– Пробоина, капитан, огонь в топке погас!

– В трюме вода?

– Так точно.

– А эти лесные черви подползают к нам со всех сторон… Янес, садись к пулемету.

– Что ты задумал, братец?

– Нужно отходить, ничего иного не остается.

– Куда?

– К островку, который мы миновали полчаса тому назад. Передайте на проа, чтобы рубили канаты и спасались. Держитесь, Тигрята Момпрачема! – во всю глотку прокричал Сандокан. – Пусть не смолкают ваши карабины и спингарды! Это говорю вам я, Малайский Тигр! Сапагар, ко мне! И прихвати лотовых.

Он прыгнул в трюм, а его люди удвоили огонь, пытаясь не подпустить бревна к судну. Даяки, напротив, гребли изо всех сил, толкая свои диковинные плоты к парусникам и баркасу. Сандокан ловко пробрался по трюму, заставленному бочками и ящиками с боеприпасами и провизией. Сапагар и двое матросов с факелами следовали за ним.

– Да тут сильная течь!

Малайский Тигр решительно выхватил факел у одного из матросов. Наверху продолжалось сражение: баркас сотрясался от грохота карабинов, пулемета и спингард. Боевые крики звучали все неистовее.

Вода лилась через пробоину в левом борту, неподалеку от гребного колеса. Тяжелое бревно пробило стальную обшивку, трюм на глазах заполнялся водой. С минуты на минуту баркас мог пойти ко дну.

– Рана смертельная, – пробормотал под нос Сапагар, – а мы не в Лабуане, корабельного доктора не позовешь…

– Попробуем сами ее залатать, – ответил Сандокан. – В каютах есть матрасы, тащите их сюда.

– Долго они не выдержат, капитан.

– Ничего, мне хватит и четверти часа. Бегом, быстро!

Сапагар с двумя лотовыми со всех ног кинулись в каюты и вскоре вернулись с матрасами. Сандокан сам скрутил их в рулоны и один за другим засунул в пробоину, остальные помогали, подтаскивая бочонки и ящики.

– Ну что? – спросил Малайский Тигр.

– Похоже, течь уменьшилась, капитан, – ответил Сапагар. – Думаю, еще какое-то время мы продержимся на плаву.

– Тогда наверх, друзья. Теперь наше место там. Сражение еще не закончено.

Глава 7

Нападение крокодилов

Сражение не утихало, и чем дальше, тем призрачнее становились надежды Сандокана и Янеса на благополучный исход. Даяки с удесятеренной решимостью нападали на тех, от кого потерпели столь сокрушительное поражение в заливе Кудат, и закономерно рассчитывали во что бы то ни стало отомстить им.

Бревна плыли и плыли, ударяясь о борта баркаса и проа, флортимберсы могли треснуть в любой момент. Сотни людей пытались под покровом ночи пробить борта небольших парусников. Этим дело не ограничивалось: они также осыпа́ли защитников дротиками и стрелами, время от времени гремели выстрелы аркебуз.

Малайцы и индийцы, видя, что баркас в любой миг может затонуть, перерубили канаты. Ветра не было, и проа понесло течением, а люди на их палубах отчаянно оборонялись. Оглушительно грохотали спингарды, им вторили карабины. Немало врагов уже пошло ко дну.

Увы, бревен меньше не становилось. Казалось, тысяча лесорубов без устали машет топорами в джунглях и сбрасывает в реку деревья. О борта непрерывно что-то стукалось. Баркас с полузатопленными трюмами и потухшим паровым котлом плыл, подобно трупу кита. Лишь пулемет продолжал неистово тарахтеть. Ни Янес, ни Тремаль-Наик не утратили присутствия духа. Каждое приближающееся бревно они поливали дождем пуль и шрапнелью, а их враги тонули с нечеловеческими воплями.

Ярость даяков не поддавалась объяснению. Несмотря на страшные потери, они атаковали маленькую флотилию так, будто поклялись уничтожить ее прежде, чем она достигнет истоков Маруду.

– Как обстановка? – спросил у Янеса Сандокан, вылезая из трюма.

– Карамба! Озерный раджа будто околдовал этих дикарей, не иначе. Я помню их свирепый нрав еще по Кабатуану, но нынче в них словно бесы вселились. Интересно, что им пообещал проклятый англичанин?

– Может, наши головы?

– Слава богу, пока они у нас на плечах.

– Надеюсь, и утром останутся там же.

– Мы разгромлены, Сандокан. Одно проа уже затонуло.

– Островок не видать?

– Нет.

– Он должен быть совсем рядом.

– Погоди-ка, надо покончить вот с этими негодяями, которые жаждут забраться на борт и сплясать, размахивая кампиланами у нас над головами. Вот вам, канальи! Сейчас я поумерю вашу жажду крови!

Пулемет возобновил свою адскую кантату под аккомпанемент спингард и карабинов. Даяки поспешно попрятались за бревна, которые река неумолимо тащила навстречу флотилии. Многие из нападающих нырнули, чтобы уже никогда не вынырнуть. Крокодилов ждало роскошное пиршество.

– Ага! Заверещали, точно красные мартышки! – вскричал Янес. – Пули жгутся, а зачастую и дырявят, дорогие мои, да и со шрапнелью лучше не водить близкого знакомства.

Атака захлебнулась потоком свинца. На мгновение показалось, будто даяки засомневались, стоит ли продолжать бой. Бревна, несшиеся прямо на флотилию, немного изменили курс. Но передышка была кратковременной. Сзади уже напирали новые стволы, и новые нападающие жаждали ввязаться в драку и испытать на прочность свои шкуры.

– Сандокан, дело принимает неприятный оборот, – произнес Янес. – Они хуже пиявок, не стряхнешь.

– Я еще не теряю надежды справиться с пресноводными пиратами, – ответил Малайский Тигр.

– Баркас тонет, дружище.

– Сейчас прикажу получше заделать пробоину.

– А проа между тем все дальше и дальше от нас. Они легче, вот и плывут быстрее.

– У них дальнобойные спингарды и карабины. Оставайся за пулеметом, я сбегаю в трюм и сам постараюсь заткнуть течь каким-нибудь тряпьем. Патронов не жалей. Этого добра у нас хватит на целую армию.

Даяки, сообразив, что добыча вот-вот ускользнет от них, усилили напор и собрали бревна на середине реки. Они стоически принимали смерть, немало не страшась потерь, ни прошлых, ни грядущих.

Ружейная пальба с баркаса и проа не умолкала ни на миг. Спингарды то и дело осыпали нападающих градом картечи. Увы, толку от пальбы было немного: хитрые даяки высовывались из воды только тогда, когда оказывались на расстоянии выстрела из духовой трубки. Стволы деревьев вновь начали биться о борта. И тут с одного из проа, уже наполовину заполнившегося водой, послышались вопли:

– Земля! Остров!

– Наконец-то! – Янес дал длинную очередь по атакующим. – Надеюсь, дотянем.

– Если баркас не выдержит, нам крышка, – заметил Тремаль-Наик, вместе с Каммамури помогавший португальцу у пулемета.

Вернулся Сандокан, с ним Сапагар и оба матроса. Они заменили пропитавшиеся водой матрасы на сухие.

– Остров? – спросил Малайский Тигр.

– Да, – кивнул Янес.

Он метнулся на корму и, не обращая внимания на свистящие вокруг стрелы, запрыгнул на фальшборт. В четырехстах ярдах действительно проступал островок – длинный язык земли в два кабельтовых[42] длиной и в половину шириной, поросший густой зеленью. Последнее обстоятельство было на руку обороняющимся.

Первое проа уже врезалось в одну из песчаных кос, которые преграждали подходы к острову, и тут же завалилось на бок, окончательно затонув. Экипаж, прихватив спингарды и ящики с боеприпасами, перебрался на сушу и возобновил огонь. Остальные лодки ожидала та же участь. Течение выносило их на мель, сталкивая одну с другой и круша корпуса.

– Полный разгром! – воскликнул Янес. – Одним резоном больше, чтобы завоевать местное царство. В Ассаме фортуна была к нам благосклоннее.

Сандокан бесстрастно наблюдал за гибелью своего флота. Главное для него было сохранить людей и оружие, особенно артиллерию, на которую он возлагал основные надежды в предстоящей битве с озерным раджой и его дикарским войском.

Пулемет удерживал даяков на расстоянии. Река тащила баркас к отмелям. Время от времени он принимался кружиться вокруг своей оси, так как вес его был слишком велик. Несмотря на все попытки задраить течь, вода неумолимо просачивалась в машинное отделение и полностью затопила уже потухший котел.

До косы оставалось рукой подать, когда баркас, сбившись с курса, угодил в водоворот. Сандокан охнул. Удача грозила повернуться к нему кормой.

– Прыгайте! – рявкнул он. – Скорее! Иначе река нас унесет!

Малайцы и даяки попрыгали за борт. Сандокан, Янес, Тремаль-Наик и Каммамури хотели последовать за ними, когда водоворот резко развернул баркас и потащил его к левому берегу.

– Прыгаем! Прыгаем! – заорал Тремаль-Наик, но Янес схватил друга за плечо.

– Куда?! Там крокодилы!

Действительно, из воды показались узкие челюсти, усаженные двумя рядами острых как бритва зубов, готовых вцепиться в любого, кто осмелится покинуть судно. Хищников было около двух дюжин.

Малайские гавиаловые крокодилы – родичи кайманов и гангских гавиалов. Длина этих необычайно прожорливых пресмыкающихся достигает двадцати футов. Реки крупных малайских островов кишат этими мерзкими тварями, и горе несчастному, угодившему в их стальные зубы.

Тремаль-Наика и Каммамури как ветром сдуло с борта.

– Только крокодилов нам не хватало, – проворчал охотник Черных джунглей.

– Наоборот, – возразил ему Сандокан. – Они – наши союзники.

– Союзники?

– Конечно. Накинутся на даяков и остановят их атаку.

– Но мы и сами вот-вот пойдем ко дну!

– Полагаю, полчаса это корыто еще продержится.

– Но где мы очутимся через полчаса…

– Прибьет к какому-нибудь берегу. Забудь про даяков. Давайте-ка пощекочем шкуры гавиалов. Надо отогнать их вверх по течению, где хищников ждет вкусный обед.

Пока они готовились стрелять, экипажи проа, едва добравшись до островка, тут же вступали в бой. Все спингарды перетащили на сушу. Укрывшись за толстыми стволами деревьев или кустами, воины открыли по нападающим плотный огонь.

Сапагар с малайцами и ассамцами с баркаса успел доплыть до острова и сразу приступил к организации обороны: он намеревался продержаться до возвращения капитана. Последнее, впрочем, с каждой минутой становилось все менее вероятным: баркас, под завязку заполненный водой, сносило течением. Время от времени казалось, что пароход затонет, но он, сделав оборот-другой, продолжал свой путь.

Поняв, что крокодилы отстали, Сандокан, Янес и двое их друзей прекратили пальбу. Они решили не тратить боеприпасы зря, хотя предусмотрительно вынесли на палубу ящик с патронами и поставили его на носовую лебедку.

Взобравшись на фальшборт, они внимательно прислушивались к треску выстрелов на острове, гадая, что предпримут даяки. Ведь тем предстояло оказаться между молотом и наковальней: с одной стороны – пули и шрапнель, с другой – крокодильи зубы.

– По-моему, стрельба стихает, – произнес Янес. – Не знаю уж, из-за расстояния ли, или даяки наконец насытились по горло.

– И спингарды почти замолчали, – добавил Сандокан.

– А вдруг все наши полегли? – с тревогой предположил Тремаль-Наик.

– Мои малайцы сделаны из лучшей в мире борнейской стали, – отрезал Сандокан. – Пока у них в руках карабин и паранг, их не одолеть и тысяче даяков.

– Мои ассамцы тоже все как на подбор, – сказал Янес. – Я набрал их из горцев.

– Даяки отступают, – заметил Каммамури. – Теперь слышны лишь редкие выстрелы.

– За своих я спокоен, – сказал Сандокан. – С островка их никто не сковырнет. А вот мы с вами, друзья мои, попали из огня да в полымя.

– Скорей уж в воду, – усмехнулся португалец. – У меня в сапогах хлюпает. Интересно, когда эта посудина остановится? Может, бросим якорь?

– Якоря давно оторвало.

– Значит, мы вернемся в залив.

– Сомневаюсь, что баркас столько продержится.

– Однако он плывет, хотя заполнен водой.

– Пустые бочки и запечатанные ящики держат его на плаву. Как только они разобьются, а это случится довольно скоро, мы очутимся в реке.

– И отправимся на корм гавиалам, – добавил Каммамури.

– Что-то я их не вижу. – Янес перегнулся через борт. – Они все сейчас обедают даякскими котлетами… Ого!

Баркас содрогнулся, корма задралась, и вода, покрывавшая палубу, потоком хлынула на нос. Течение толкало их к левому берегу, до которого оставалось ярдов двадцать.

– Мы сели на мель, – сказал Сандокан. – Приготовьтесь, придется добираться вплавь.

– Там камни! – крикнул Каммамури, ловко перебежав до юта по левому фальшборту.

– Прямо под водой? – спросил Янес.

– Да, господин.

Некоторое время баркас оставался на месте, ударяясь о глыбы то одним, то другим бортом, а затем, в очередной раз крутанувшись вокруг своей оси, вырвался из подводной ловушки.

– И тут нам отказали в стоянке! – воскликнул Янес, готовясь спрыгнуть до того, как судно затонет.

– Долго еще нас будет носить без руля и ветрил? – раздраженно пробурчал Сандокан. – Мы все дальше уплываем от острова и нашего отряда.

– Мне кажется, теперь до них миль семь, а то и восемь.

– И ни одного весла! Попробовать бы подгрести к берегу…

– Какие уж тут весла, если руль сломан? Держу пари, что и гребной винт сейчас вращается где-то на дне.

– Пугает гавиалов, – прибавил Каммамури.

– И направляет их прямо на нас! – крикнул Тремаль-Наик, поглядев за корму. – Вон там новая стая, и эти, боюсь, еще не почуяли даякское мясо.

– Осторожнее, не суйтесь в воду, – предупредил Сандокан.

– Даже от бортов лучше отойти, братец, – кивнул Янес. – Если твари начнут махать хвостами, мало нам не покажется.

Штук восемь крокодилов всплыли на поверхность и теперь описывали круги вокруг судна, ища способ забраться на палубу. Должно быть, хищники сильно проголодались, раз решились на подобную авантюру. Обычно они стараются держаться подальше от людей, если те сами их не беспокоят.

Подобно своим африканским сородичам, умом гавиаловые крокодилы не блещут. Стая уже дважды проплыла мимо пробоины, но так и не сообразила забраться внутрь. Вместо этого они продолжали наматывать круги, щелкая длинными челюстями и скребя по обшивке костяными пластинами своей чешуйчатой шкуры. Однако с минуты на минуту пресмыкающиеся могли обнаружить отверстие.

– Друзья, – сказал португалец, – пора спасаться, пока нас не слопали.

– Хочешь прыгнуть в воду? – изумился Сандокан. – Сразу предупреждаю, я еще в своем уме.

– Не собираюсь я никуда прыгать. Сам прекрасно знаю нрав этих зверюг.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Дураки мы с вами.

– Ну, спасибо на добром слове.

– У нас есть дымовая труба и воздухозаборники. Можно отлично пересидеть там атаку, а не ждать, пока удар хвоста отправит нас прямиком в пасть зверю.

– Янес, ты гений! – вскричал Тремаль-Наик.

– Сам знаю.

– Скорей туда! – скомандовал Сандокан.

Они бросились к дымовой трубе. Та была около десяти футов высотой и окружена четырьмя воздуховодами. Трубу поддерживали несколько туго натянутых стальных тросов. Миг – и все четверо оказались наверху, где крокодилам было их не достать.

И вовремя! Первый хищник наткнулся наконец на пробоину и, орудуя мощным хвостом, взобрался на палубу. За ним сразу же показалась голова следующего.

– Доброй ночи, господа! – Янес насмешливо приподнял свою соломенную шляпу. – Увы, ужин откладывается, ваша еда чересчур шустра.

Друзья поддержали его буффонаду взрывом хохота.

– Господин Янес, а вы пригласите их на завтрак, – предложил Каммамури.

– Ты никак спятил, маратха? Лично я собираюсь немедленно угостить тварей свинцовым карри, приправленным порохом.

Крокодилы уставились друг на друга, словно удивленные внезапной встречей на этой покачивающейся поверхности, где только что видели поживу. На палубу вскарабкалось еще штук шесть или семь рептилий, барабанивших хвостами по металлическому корпусу судна.

– По-моему, настроение у них неважное, – сказал Янес. – Любой людоед расстроится, увидев, как у него из-под самого носа исчезает обед. Ну, сейчас я вам покажу, почем фунт европейского мяса!

– Все шутишь, – проворчал Сандокан. – Вот затонет баркас, и мы очутимся у них в зубах.

– Он еще не затонул.

– А мы все удаляемся от наших людей…

– Их много, не нам о них беспокоиться. На суше, среди зарослей да со спингардами, они без особых потерь дадут отпор даякам. Когда наше комическое приключение закончится, мы вернемся и продолжим поход.

– Пешком через джунгли? – спросил Тремаль-Наик.

– Как по мне, лес куда безопаснее рек, – ответил португалец, сохранявший, несмотря ни на что, веселое расположение духа. – К тому же у нас в резерве Самбильонг с отрядом и фортом. Правда, Сандокан?

– За Самбильонга я не волнуюсь, – сказал Малайский Тигр. – Палисад крепкий, и там две дюжины воинов, доказавших свою отвагу в боях.

– В таком случае все будет хорошо, – заключил Янес. – Пора попотчевать животин. Вероятно, угощение окажется тяжеловатым для их желудка, но тем хуже для них.

Он поудобнее встал на воздуховод, прислонившись к дымовой трубе, снял с плеча двуствольный карабин, проверил патроны и прицелился в самого крупного крокодила.

– Если не уложу его наповал, клянусь, съем сырым, – объявил португалец.

– Тогда несварение желудка грозит тебе. – Тремаль-Наик тоже потянулся за карабином.

– Ну что ты! Откуда у сиятельного махараджи Ассама какое-то пошлое несварение? – самым серьезным тоном возразил Сандокан.

– Тогда и мой хозяин не может им страдать, – встрял Каммамури. – Ведь он – первый министр.

– Цыц, попугаи! – воскликнул Янес. – Вы меня смешите, прицелиться толком не даете.

– Целься в глаз, – посоветовал Сандокан. – Пуля войдет прямо в мозг.

– Нет. Хочу, чтобы тварь ее сожрала. Увидишь, как он сейчас подпрыгнет! Ишь, смотрит, прямо пожирает взглядом. Получай, каналья!

Чудовище в пятнадцать футов длиной, судя по размерам, вожак стаи и самый голодный из всех подполз к трубе, на которой расположился португалец.

– Ну и страшен же ты! – сказал Янес. – Таким уродцам и жить на свете не стоит.

Он опустил ствол карабина и прицелился в раззявленную пасть. Сухо прозвучал выстрел, за которым последовало громкое «ура!».

Крокодил, проглотив пулю, взвился в воздух и встал на хвост. Жуткие челюсти, усаженные кривыми зубами, очутились чуть ли не на одном уровне с раструбом воздухозаборника. Затем монстр рухнул, словно пораженный молнией. Однако отнюдь не издох. Все отвратительные твари, вроде крокодилов, кайманов или акул, почему-то обладают невероятной жизненной силой.

Минуту-другую он пролежал неподвижно, будто соображая, что за гадость попала ему в рот. Затем вновь встал на хвост и принялся скакать до того нелепо, что рассмешил бы самого мрачного в мире человека. Он то падал на палубу, то вставал вертикально, лязгая зубами и извиваясь по-змеиному. Потом опять валился и начинал биться в конвульсиях, точно укушенный тарантулом. В общем, помирать крокодил не собирался.

– Карамба! – сквозь хохот пробормотал Янес. – Бедолага не может переварить мое угощение. Клянусь, будь у меня сода, я бы ему дал, так жалко смотреть на страдальца. К сожалению, среди даяков совсем не встречаются аптекари.

– Давай-ка проверим пищеварение во-он у того, что лежит с мечтательным видом, – предложил Тремаль-Наик. – Вдруг у него желудок покрепче? Получится любопытный опыт.

– Вы оба тут веселитесь, а баркас вот-вот затонет, – проворчал Сандокан. – И тогда на зубок крокодилам попадем мы, а вовсе не ваш свинец.

Малайский Тигр один не смеялся, больше прочих озабоченный судьбой своих людей на острове.

– Пока твоя лоханка держится на плаву, беспокоиться не о чем, – отмахнулся португалец. – Чем ты опять недоволен, брюзга?

– Если ящики и бочонки в трюме разобьются, мы камнем пойдем ко дну, а река здесь глубокая.

– До сих пор же не разбились, братец. Твой выстрел, Тремаль-Наик. Потом попытает удачу Каммамури.

Рис.7 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Янес опустил ствол карабина и прицелился в раззявленную пасть. Сухо прозвучал выстрел, за которым последовало громкое «ура!».

Индиец неторопливо снял с плеча великолепный двуствольный пенджабский карабин, с прикладом, инкрустированным перламутром, и тщательно прицелился в выбранную рептилию. Крокодил озадаченно наблюдал за прыжками товарища. Вероятно, его крохотный мозг пытался найти причину столь странного поведения.

Прогремели два выстрела. Две пули вместе с горячими пыжами[43] влетели в открытую, будто в ожидании вкусного кусочка, пасть. Крокодил захлопнул рот и яростно замахал хвостом, после чего весь сжался и застыл.

– Отличный выстрел! – похвалил Сандокан. – Ты уложил его наповал.

– Мы с крокодилами давние знакомцы, – усмехнулся Тремаль-Наик. – В бытность охотником Черных джунглей я именно так с ними и обходился. Дуплетом в глотку – и кончен разговор.

– После такого замечательного выстрела мы просто обязаны присудить тебе высокое звание, – изрек португалец.

– Какое? Истребителя крокодилов? Знаешь, Янес, я, пожалуй, откажусь, – со смехом ответил Тремаль-Наик.

– Крокодилами пусть занимаются даяки, это их вотчина.

– Тогда что?

– Ты назначаешься главным охотником нашей экспедиции.

– Идет.

Баркас вновь содрогнулся и закрутился на месте.

– Ну что? Идем ко дну? – деловито спросил Янес.

– Непохоже, – покачал головой Тремаль-Наик.

– А пора бы, – сказал Сандокан. – Мы чересчур удалились от острова. Четыре часа прошло.

– Пробежимся по лесу и легко вернемся обратно, – попытался подбодрить друга Янес.

Судно продолжало кружиться и раскачиваться. Гавиаловые крокодилы вносили свою лепту, беспорядочно ползая по палубе. Треклятые твари будто взбесились. Они метались от левого борта к правому, нарушая и без того хрупкое равновесие.

– Поганцы определенно вознамерились нас утопить, – буркнул португалец. – Эй, Каммамури, стрельни-ка и ты.

– Слушаюсь, господин.

– Присоединяйся, Сандокан. Сейчас крокодилы для нас опаснее всех даяков Борнео – и морских, и лесных.

– Что ж, если тебе это доставит удовольствие, я готов.

– Удовольствие?! Речь о спасении наших драгоценных шкур, дружище. Стреляйте, пока баркас не развалился на кусочки и мы не отправились на корм чудовищам.

Судно, в очередной раз ударившись о какой-то подводный камень, неторопливо двинулось вниз по реке. Течение явно замедлилось из-за прилива, который в экваториальных широтах нередко ощущается даже за сотню миль от устья. Баркас угрожающе раскачивался: перепуганные крокодилы сновали по палубе, чувствуя себя в западне. Неразумные, как и их африканские и американские сородичи, они ползали вокруг трубы, не в силах найти пролом, приведший их на баркас.

Сандокан, Янес и их товарищи открыли ураганный огонь. Им не терпелось избавиться от опасных гостей, ведь в минуту кораблекрушения твари могли наброситься на них и сожрать. Однако пули по большей части лишь ранили пресмыкающихся, а то и просто рикошетили от костяных наростов на их толстых шкурах.

Лучше всех показал себя Тремаль-Наик, знаменитый охотник Черных джунглей. Дождавшись, когда та или иная бестия распахнет рот, он стрелял в пасть, убивая монстра наповал. Четверо крокодилов уже лежали дохлые, составив компанию первым двум. На борту оставалось еще трое, когда баркас, приблизившись вплотную к левому берегу, резко накренился на правый борт и застыл.

– Мы пропороли днище о камни! – крикнул Янес, едва успев ухватиться за край трубы.

– И тонем! – добавил Сандокан. – По счастью, тут, кажется, неглубоко.

– Если бы не крокодилы…

– А я на что? – сказал Тремаль-Наик. – Всего-навсего три рыла. Сколько у меня времени?

– Минута, не больше, – ответил португалец.

– Мне хватит.

Один из гавиалов попробовал взобраться на воздуховод, но его лапы беспомощно скользили по гладкому металлу. Тремаль-Наик дуплетом остановил хищника. Тот шлепнулся на палубу, перекувырнулся раз-другой и замер.

– Держи, хозяин! – Каммамури протянул Тремаль-Наику заряженный карабин.

Выстрел уложил второго крокодила, а Янес уже подавал другу свое оружие. Третий выстрел был таким же метким.

– Ну, дело сделано, – сказал Тремаль-Наик. – Можно спускаться.

– Ты воистину великий охотник, – произнес Янес. – С тобой мы точно не пропадем.

– Да прыгайте вы! – заорал Сандокан. – Баркас идет под воду!

Глава 8

Встреча с мавасом

Баркас медленно, но неумолимо тонул.

Он сильно накренился на правый борт, рядом с которым сбились оставшиеся крокодилы, перепуганные меткими выстрелами отважных искателей приключений. Янес первым спрыгнул на палубу, оказавшись чуть ли не по колено в воде, и схватил ящик с боеприпасами, стоявший на кабестане[44]. Остальные последовали его примеру.

– Смотрите-ка, – удивился португалец, – а наше корыто еще на плаву. Крепкий был баркас.

– И все же вода поднимается.

– Однако очень неспешно, – заметил Сандокан. – Наверное, бочки в трюме пока целы.

– Как бы то ни было, а через борт плещет вода, – возразил Каммамури.

– До берега всего ничего. Неужто бравый маратха испугался какого-то ручейка? – поддел товарища Янес.

– Вы бы так не сказали, будь мы на берегу, господин Янес.

– Ты, я вижу, забыл назвать меня раджой, негодник? Перед тобой принц-консорт Ассама!

Ответом был дружный хохот.

– Э-э, братец, да ты никак зазнался? – ехидно поинтересовался Сандокан.

– Карамба! Главный ассамский артиллерист не поименовал меня согласно уставу…

Сильный удар, сопровождаемый скрежетом металла, оборвал его, без сомнения, ироничную фразу.

– Его величество изволит тонуть! – заорал Каммамури. – Спасите раджу Ассама!

– Черт бы вас всех побрал, шуты гороховые, – проворчал Янес. – Тигренок Момпрачема не нуждается в помощи. Я еще не забыл, как быть пиратом старой закалки. Готовы? Тогда за борт, друзья!

– Погоди-ка, Янес, – придержал его за локоть Сандокан. – Дождемся, когда баркас ляжет на дно.

Судно задрало нос, закачалось, крутанулось, зловеще скрипя под тяжестью котла и двигателей, затем на палубу хлынула волна и смыла трупы крокодилов. Погружение продлилось недолго. В этом месте действительно было неглубоко, и баркас мягко опустился на песок. Фальшборта́ все еще торчали над поверхностью воды.

– Прямо идиллическое кораблекрушение, – подытожил португалец. – Если бы все корабли шли на дно таким манером, моряков можно было бы счесть везунчиками.

– В случае, если поблизости не ошиваются ни крокодилы, ни акулы, – сказал Сандокан.

– Значит, забираем боеприпасы и на берег. По правому борту – отмели.

– Отлично, – кивнул Тремаль-Наик. – Мы и так задержались на этой посудине.

– Да еще в столь неприятной компании, – добавил Янес. – До сих пор не верится, что нам не отгрызли ноги. О, реки Борнео! Ненавижу вас всей душой!

– Однако ж ты не раз выходил из них сухим, – усмехнулся Тремаль-Наик.

– Дружище, у Тигрят Момпрачема дубленые шкуры. Что нам зубы крокодилов, змей и акул.

– Трещите, словно калао, – хмыкнул Сандокан.

– Ошибаешься, братец. – Португалец хохотнул. – Калао не трещат, а скрипят, точно несмазанные колеса.

– Твоя правда. Скрипишь, как несмазанное колесо, и никуда не двигаешься.

– Моя флегматичность сродни характеру англичан, и тебе это известно.

– Ну, поглядим, сумеем ли добраться до берега, не намочив оружия и боеприпасов. Мне не терпится вернуться к моим малайцам.

– А мне – к моим дорогим подданным, – поддержал Янес. – Как они там без своего возлюбленного раджи?

Один за другим они перепрыгнули через борт, прямо на трупы крокодилов, и осмотрелись. Фортуна явно благоволила нашей четверке: от отмели к берегу тянулись узкие песчаные косы, едва прикрытые водой.

– Повезло, – резюмировал Каммамури. – Но не прячутся ли в тростнике гавиалы?

– Вряд ли, – ответил Сандокан. – Эти твари чуют кровь за несколько миль. Думаю, в округе ни одного не осталось, все перебрались вверх по течению.

Тремаль-Наик перезарядил карабин, и они осторожно двинулись к берегу. Плотный песок держал хорошо, ноги не вязли. Наконец, перепрыгивая с косы на косу, между которыми тихонько журчала вода, доблестные Тигры Момпрачема и оба индийца оказались на суше. За прибрежными тростниками стеной стояли джунгли: настоящая паутина из переплетенных между собой ветвей и гигантских листьев.

Занималась заря. Звезды стремительно блекли, лесные тени редели на глазах, небо расцветало всеми оттенками розового. Проснулись птицы, разноголосым хором приветствуя дневное светило. Меж ветвей замелькали голуби, чьи головки были увенчаны великолепными коронами из золотисто-голубых перышек. В банановой листве суетились стайки мелких попугайчиков. Крупные какаду с желтыми или малиновыми хохолками степенно совершали утренний туалет. В кронах дурианов щелкали диковинными клювами птицы-носороги, по-местному – калао, чьи немелодичные крики то и дело заставляли нервно вздрагивать обоих индийцев.

Янес и Сандокан задержались на опушке и прислушались.

– Кажется, все спокойно, – сказал первый, заряжая карабин. – Ты ведь опасался, что даяки погонятся за нами?

– Да. Тебе ли не знать их свирепый нрав. Особенно это касается лесных: ни перед чем не остановятся, лишь бы добавить новую голову на свой алтарь.

– Еще бы не знать.

– По-моему, нам следует осмотреться, прежде чем пускаться в путь.

– Поддерживаю, братец. А помнишь времена, когда ты рвался вперед, точно рассерженный бык, не разбирая дороги.

– Грехи молодости, – с улыбкой развел руками Сандокан.

– Господа, – сказал Каммамури, – раз уж вы решили устроить стоянку, неплохо бы позавтракать. Мясо у калао вкусное. Когда у моего хозяина была ферма на Кабатуане, мы им объедались.

– Никакой пальбы, приятель, – сказал ему Сандокан. – Иначе сюда сбегутся даяки со всего острова.

– Что ж, придется заморить червячка фруктами. Пойду соберу.

– Далеко не отходи, – предупредил его Янес. – Тут наверняка водятся тигры, пантеры и здоровенные змеюки.

– И с теми, и с другими мы давние знакомцы, – отмахнулся маратха.

Пока оба пирата и Тремаль-Наик сооружали небольшой навес из банановых листьев, Каммамури, держа карабин наготове, углубился в джунгли. Миновав заросли диких бананов, раскинувших свои густые кроны на двадцать футов, он обнаружил настоящий райский сад.

Мангкуты, или мангостины, были покрыты плодами, чья мякоть тает во рту, как мороженое, а в запахе словно слились ароматы тысячи цветов. Ветви дурианов гнулись под тяжестью фруктов размером с голову младенца, ощетинившихся твердыми шипами, раны от которых могут быть смертельными. Рядом росли помело, увешанные величественными плодами, похожими на гигантские апельсины. Поодаль теснились рамбутаны, усеянные желто-оранжевыми шариками с белой полупрозрачной кисло-сладкой мякотью и крупной косточкой.

Каммамури собрался было нарвать самых спелых фруктов, когда заметил мелькнувшую среди деревьев тень, что молниеносно растворилась в лианах черного перца.

– Неужто даяк? – Маратха сдернул с плеча карабин. – Прав был капитан, решив сперва осмотреться.

Он сделал шаг-другой и услыхал свист. Инстинктивно пригнувшись, Каммамури метнулся за толстый ствол бруссонетии[45], решив, что в него выстрелили из духовой трубки. Немного подождал. Все было тихо. Оглядевшись вокруг, он пробормотал:

– Вроде никого… Однако, клянусь Шивой, дротик пролетел прямо у меня над ухом.

Он внимательно осмотрел соседние деревья, но ничего не обнаружил.

– Странно. Ладно, вернусь и предупрежу остальных.

Маратха попятился, не сводя глаз с зарослей и ожидая, что оттуда в любой миг появится шайка охотников за головами. Так, шаг за шагом, он добрался до края леса. Сандокан, Янес и Тремаль-Наик сидели под навесом, мирно куря и беседуя.

– Ну что? – спросил его Янес. – Нашел еду?

– Я не принес даже переспелого банана.

– Однако в этом лесу фруктов должно быть много.

– Много-то много, да только даяки не дают их собирать, господин Янес.

– Даяки? – Сандокан вскочил на ноги. – Где?

– Я заприметил человека шагах в пятидесяти и тут же услышал свист стрелы, пущенной, скорее всего, в меня.

– Где именно?

– Там, в зарослях.

– Карамба! – Португалец тоже поднялся. – Вдруг это разведчик из племени, которое напало на нас? Он не должен уйти.

– Далеко отсюда ты его встретил, Каммамури? – спросил Сандокан.

– И пятисот ярдов не будет.

– Прихвати ящик с боеприпасами и показывай дорогу. Если негодяй поднимет тревогу, к вечеру мы окажемся лицом к лицу с сотнями врагов.

Они быстро разломали навес, чтобы не оставлять следов, и углубились в джунгли, то и дело прижимаясь к стволам деревьев и прислушиваясь.

Из-под земли выступали толстые корни. Они расползались во все стороны, точно змеи, плотно переплетаясь с лианами и затрудняя путникам продвижение. В зелени искрами вспыхивали летучие дракончики – красивые длиннохвостые крылатые ящерки величиной с ладонь, кои наводняют леса Борнео. По бокам у них имеются мембраны: своего рода парашют, позволяющий им планировать во время прыжка, преодолевая расстояние в двадцать пять – тридцать ярдов.

Сандокан двигался во главе крохотного отряда, внимательно наблюдая за летучими драконами, попугаями и аргусами – великолепными фазанами с невероятно длинными хвостовыми перьями. Малайского Тигра смущало спокойствие лесной живности.

– Будь в джунглях засада, они бы тут не чирикали, – бурчал пират себе под нос. – Кого же встретил наш Каммамури?

С великими предосторожностями они добрались до кустов черного перца, в которых исчез таинственный незнакомец.

Дикий перец ничуть не уступает по качеству культурному. Лоза, похожая на виноградную, дает собранные в гроздья красные плоды размером с горошину и переплетается с себе подобными так, что сквозь их заросли почти невозможно продраться.

– Здесь? – спросил Сандокан у Каммамури.

– Да, капитан.

– Окружим эти кусты и попробуем выкурить врага. Янес с Тремаль-Наиком – налево, мы с Каммамури – направо. Если попытается бежать, пристрелите его.

– Я бы предпочел взять языка, – возразил Янес. – Заставим его заговорить и узнаем, не собирается ли озерный раджа бросить против нас всех этих бешеных демонов. Идем, Тремаль-Наик. И смотри в оба. С ядом анчара шутки плохи: ничто не спасет человека, раненного отравленной стрелой. Пять минут агонии – и ты на небесах.

Четверка разделилась, направившись в разные стороны.

Заросли перца занимали около сотни квадратных ярдов, посреди высилось несколько древних дурианов с тяжеленными колючими плодами, весьма опасными для тех, у кого на голове лишь соломенная шляпа. Пройдя три дюжины шагов, Янес попытался пролезть сквозь паутину лиан и вдруг отскочил назад. Тремаль-Наик, шедший за ним с карабином на изготовку, спросил:

– Что случилось?

– Там кто-то есть, Каммамури не ошибся. – Португалец сдернул карабин с плеча.

– Уверен?

– Лозы рядом с дурианами качаются.

– Думаешь, он пытается скрыться?

– Сандокан и Каммамури его не упустят. Отсалютуют шпиону парочкой выстрелов.

– Но это точно человек?

– Сложно сказать.

– Что будем делать?

– Лезем дальше, – решительно ответил Янес. – Найдем его и схватим.

– Да как мы туда протиснемся? Даже индийские джунгли не столь густы.

– Терпение и труд все перетрут, дружище. Лесные сражения не назовешь легкой прогулкой, но в целом это все та же война, верно? Борнео – страна засад и подвохов. Кстати, смотри, куда ставишь ногу, здесь наверняка полно змей.

– Мы со змеями одной крови, – засмеялся индиец.

Янес поднырнул под хитросплетение лиан, прикрыв ладонью спусковой крючок, чтобы его случайно не задела ветка, и начал осторожно продвигаться вперед. Тремаль-Наик держался в двух шагах позади, бросая быстрые взгляды налево-направо и надеясь, что успеет засечь стрелка с духовой трубкой.

Португалец время от времени замирал и прислушивался, затем они возобновляли движение, стараясь не шуметь. Янес настолько свыкся с борнейскими джунглями, которые не раз пересекал с Сандоканом и Тигрятами Момпрачема, что мог бы дать фору лесным даякам. Через пять сотен ярдов он резко остановился, едва сдержав возглас разочарования, потом прошептал себе под нос:

– М-да, и на старуху бывает проруха.

– О чем ты? – удивился Тремаль-Наик.

– Каммамури все-таки обознался.

– То есть?

– Мы охотимся не за даяком, а за лесным человеком.

– Не понимаю тебя.

– Он повстречал маваса.

– Орангутана?

– Да, Тремаль-Наик.

– Действительно, их легко спутать с людьми.

– Твоя правда.

– Значит, ты его видел?

– Прячется где-то за дурианами.

– Возвращаемся. Надо предупредить Сандокана и Каммамури. Незачем терять время попусту и лезть на рожон.

– Согласен. Пусть с мавасом даяки разбираются.

Сражаться с громадной обезьяной действительно смысла не было. Они уже собирались повернуть, когда до них донеслось:

– Капитан, помогите!

– Каммамури! – в один голос вскричали португалец с Тремаль-Наиком.

Грянул выстрел из карабина, за ним второй, и наступила тишина.

Оба рванулись в самую гущу лиан, но вынуждены были поумерить пыл: перечные лозы, сплетшиеся с побегами ротанга, не поддавались их напору. Приходилось искать просветы и лазейки. Можно было бы и дальше идти вперед таким образом, если бы не одно но: время поджимало.

Наконец, преодолев все препятствия, они добрались до деревьев, и их взглядам открылось ужасающее зрелище. На нижнем суку векового дуриана, размахивая кривым тальваром[46], сидел Каммамури, а перед ним – жуткая обезьяна ростом около пяти футов.

У орангутанов плоская морда, широкая грудная клетка, короткая шея с морщинистым горловым мешком, который раздувается, стоит им закричать. Глазки маленькие, челюсти мощные, тело покрывает редкая красновато-бурая шерсть.

Маратха, обвив ногами сук, тыкал в маваса тальваром, крича:

– Вот тебе, зверюга! Я тебя прикончу!

В ответ орангутан пронзительно свистел и верещал голосом, похожим на стенания раненого теленка. Он тянул волосатые лапы к индийцу, намереваясь вцепиться ему в лицо. Горе Каммамури, если бы мавасу это удалось! Орангутаны, подобно африканским гориллам, обладают недюжинной силой. Они способны противостоять двум десяткам людей или одним махом разорвать пасть своему заклятому врагу – крокодилу.

– Держись, Каммамури! – крикнул Янес, бросаясь к дереву.

Он уже вскинул карабин, когда совсем рядом грохнули два выстрела. Мавас подскочил, как ужаленный осой. По джунглям разнесся его душераздирающий вопль. Животное обхватило лапами ствол и стремительно исчезло в густой кроне.

– Сандокан! – воскликнул Янес.

– Я тут. – Из зарослей вышел Малайский Тигр с еще дымящимся карабином. – Вот так даяк! Честно говоря, я бы предпочел настоящих даяков. Эй, Каммамури! Спускайся.

Маратха скользнул вниз по лианам непентеса. Лицо его посерело.

– Ой, хозяин, какая же страшная тварь этот мавас! – сказал он. – Не счесть, сколько раз я сражался с тиграми, крокодилами и питонами в Черных джунглях, но даже гадюки-рудирамандали не нагоняли на меня такого страху!

– А ведь я тебе говорил, не отходи далеко, – попенял ему Сандокан. – Я сразу заподозрил, что ты повстречал маваса. Их немало в здешних лесах.

– Это орангутан затащил тебя на дерево? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, хозяин. Схватил, будто куренка, и сунул под мышку. И он был не один.

– Что?! Их тут двое? – спросил Янес.

– Именно так. Я выстрелил, но, кажется, промахнулся. Один схватил ящик с боеприпасами, второй – меня. Карабин я выронил, пришлось доставать тальвар. Почувствовав на своей шкуре остроту стали, чудовище разжало лапы, и я сумел высвободиться.

– А где тот, что стащил боеприпасы? – спросил Сандокан.

– Залез на дерево, и больше я его не видел.

– Может, это самка? – Янес взглянул на Сандокана.

– Кто знает.

– Без боеприпасов нам не жить. Сейчас патроны на вес золота.

– Так и есть.

– Надо отобрать у зверя ящик.

– Отберем, Янес. Нас четверо. Считай, восемь выстрелов. Каммамури, разыщи свой карабин.

– Сейчас, капитан. Он где-то здесь.

– Только осторожнее.

– Со мной мой верный тальвар.

Пока маратха искал оружие, Сандокан рассматривал крону дуриана, на который влезли орангутаны после его выстрелов. Это было очень высокое дерево с прямым, гладким стволом. Внизу торчало всего несколько ветвей, хотя ближе к вершине их было довольно много. Формой крона напоминала раскрытый зонтик.

Дурианы часто встречаются на Борнео и, как мы уже упоминали, приносят продолговатые плоды, величиной с детскую голову. И да, их желтовато-зеленая шероховатая кожура усеяна твердыми, точно сталь, колючками. Раны от них если не смертельны, то чрезвычайно болезненны. Зрелый плод легко лопается, распадаясь на пять долек. Белая мякоть, покрытая тонкой пленкой, обволакивает крупные косточки.

Мякоть съедобна, хотя европейцы, впервые пробующие это лакомство, испытывают невыносимое отвращение: оно источает аромат, одновременно напоминающий вонь чеснока и плесневелого сыра. Но если вы задержите дыхание, вас ждет вкус лучшего в мире мороженого. Есть и еще одна странность: собаки и многие другие животные обожают дурианы.

– Я был уверен, что не ошибся. – Сандокан обошел дерево. – У мавасов там гнездо.

– Гнездо? – переспросил Тремаль-Наик.

– Только оно очень высоко.

– Где? Я не вижу.

– Отойди-ка чуток. Во-он там, футах в шестидесяти над землей.

– Сможем ли мы до него добраться? – задумался Янес.

– Я не собираюсь дарить мавасам патроны, – отрезал Сандокан.

Показался Каммамури.

– Отыскал свой карабин? – поинтересовался Тремаль-Наик.

– Да, хозяин! Вот он! – Индиец поднял оружие.

– Не сломан?

Маратха собирался что-то ответить, когда Янес шарахнулся в сторону с воплем:

– Отходите! Если они в нас попадут – нам крышка!

Глава 9

Ночная погоня

С вершины дерева доносились устрашающие вопли. Трещали ветки, на землю сыпался настоящий град гигантских плодов. Рассерженные орангутаны, самец и самка, в ярости трясли дерево, надеясь прибить непрошеных гостей дуриановой «бомбардировкой».

Янес, Сандокан и их товарищи поспешили убраться подобру-поздорову и укрылись в зарослях перца.

– Взбесились они, что ли? – воскликнул Каммамури, до сих пор не пришедший в себя после недавнего похищения.

– Да-а, не пожелал бы я тебе оказаться сейчас в их лапах, – сказал Янес. – Если мавасов не тревожить, они стараются обходить людей стороной. Однако в минуту опасности в них словно бес вселяется. Смотри не попадись им во второй раз, иначе тебя ничто не спасет.

– Давайте попробуем пристрелить этих тварей, – предложил Сандокан, поднимая карабин. – Если бы не листва, один из них уже бы вывалился из гнезда с пулей в башке.

– Из гнезда? – переспросил Тремаль-Наик. – Обезьяны не птицы.

– Нет, конечно. Ни обычные обезьяны, ни орангутан. Но это не мешает мавасам строить на деревьях настоящие гнезда, крепкие настилы из веток и сучьев. Такие, что пулей не пробьешь.

– По-моему, я засек одну обезьяну. – Янес вскинул карабин.

– Стреляй! – крикнул Сандокан.

– Не торопись, дружище. Промахиваться тут нельзя. Сам знаешь, раненные, они совсем дуреют. Тогда нам с ними не совладать.

– Ты ее еще видишь?

– Нет. Мелькнула и пропала. Ишь, разошлись! Плоды так и сыпятся! Нас ждет отменный завтрак. Эй, вы! Спятили там, что ли?

– Может, самец приревновал свою возлюбленную к нашему ящику? – засмеялся Тремаль-Наик.

– Тогда бы он просто швырнул его вниз, и вся недолга, – улыбнулся Сандокан.

Животные действительно разбушевались не на шутку. Они трясли ветви, скакали по своей платформе, словно хотели ее разломать, и оглушительно визжали. Их голоса странным эхом разносились по бескрайним джунглям.

Четверо искателей приключений, ничуть не устрашенные этим буйством, кругами ходили у дерева, дожидаясь подходящего момента для выстрела. К стволу не приближались, чтобы шальной «снаряд» не проломил им голову: мавасы, не ограничившись тряской ветвей, то и дело кидались во врагов дурианами. Впрочем, заросли перца были столь густы, что колючие фрукты пружинили на лианах, отскакивали и падали в траву, лопаясь и разбрасывая во все стороны семена.

– Эй, Сандокан! – позвал Янес, завершив очередной круг. – Этот цирк у меня уже в печенках сидит. Нельзя ли как-нибудь выманить их из гнезда?

– Ты же у нас гений, вот и придумай, – усмехнулся Малайский Тигр.

– Придумал!

– Я почему-то даже не сомневался.

– Раз они не хотят спускаться, я сам отправлюсь к ним в гости.

– Хочешь забраться на дерево?

– Еще чего! Мне моя голова еще дорога.

– Тогда как?

Вместо ответа Янес направился к джекфруту, росшему ярдах в тридцати от дурианов. Джекфрут – близкий родственник хлебного дерева[47], но его плоды так крупны, что человек не в силах поднять их в одиночку: приходится подвешивать на бамбуковые шесты и нести вдвоем.

– Давай со мной, Тремаль-Наик. Ветки обвиты лианами, залезем повыше и утихомирим треклятых мавасов, не желающих вернуть украденное. Ты меткий стрелок и быстро отправишь воришек к праотцам.

– А мы покараулим внизу, на случай если они спустятся, – добавил Сандокан. – Согласен, Каммамури?

– Конечно. Четыре точных выстрела остановят и слона.

Португалец и Тремаль-Наик, цепляясь за свисающие побеги ротанга, с ловкостью бывалых моряков начали подниматься наверх. Сандокан и Каммамури спрятались за толстым стволом с карабинами на изготовку.

Мавасы продолжали буянить. Они визжали во все горло и били себя кулаками в грудь, точно в деревянные барабаны. Плоды градом сыпались вниз. Время от времени обезьяны швыряли дурианами в людей, но Янес с Тремаль-Наиком предусмотрительно не высовывались.

Добравшись до толстого сука, росшего почти горизонтально, португалец посмотрел на дуриан. Здесь, на высоте тридцати ярдов, он прекрасно видел, как орангутаны, свистя и улюлюкая, беснуются в своем гнезде. Они то и дело принимались трясти ветви с немногими оставшимися на них плодами. Рыжеватая шерсть стояла дыбом, маленькие глазки злобно поблескивали, зобы раздувались.

– Какие же они безобразные! – воскликнул индиец, присоединяясь к Янесу.

– И очень опасные, – добавил тот.

– Хватит ли им пули из карабина?

– Сложно сказать.

– Они что, в панцирь закованы?

– Нет, конечно, но орангутаны могут выдержать не одну пулю. Помнится, от меня удрал мавас, в которого я выстрелил десять раз с очень близкого расстояния.

– Ну и ну! Ладно, поглядим.

Самец, отличавшийся более мощным телосложением, отламывал ветки и бросал их в людей. Бестия душераздирающе верещала, раздувая горловой мешок, отчего звуки становились еще громче.

Расположившись поудобнее, Тремаль-Наик пристроил карабин на развилку и прицелился. Слитно грянули два выстрела. Мавас грозно, точно лев, взревел, высоко подпрыгнул и принялся быстро-быстро спускаться по стволу, перебирая всеми четырьмя конечностями.

– Сандокан! Осторожно! – заорали Янес и Тремаль-Наик.

– Мы его ждем! – ответил Малайский Тигр.

– Вниз! – скомандовал португалец.

Они соскользнули по гирляндам ротанга и очутились на земле почти одновременно с орангутаном. Тот являл собой жуткое зрелище: вся грудь в крови, шерсть дыбом, глаза горят, будто два уголька.

Издав воинственный клич, мавас поднял руки и бросился на людей, стоявших с карабинами на изготовку. Первым у него на пути оказался Тремаль-Наик, не успевший, как назло, перезарядить карабин. Орангутан словно догадался, что боль ему причинил именно этот человек, и попытался добраться до него.

Сандокан метнулся наперерез зверю и выстрелил в упор. Раненное во второй раз животное завертелось юлой, и Каммамури промахнулся. Увидев в трех шагах от себя Янеса, орангутан кинулся на него, но тут, что называется, нашла коса на камень.

Ни португалец, ни Малайский Тигр отнюдь не были новичками в подобной охоте. Янес мигом скрылся за стволом дуриана, избежав лап маваса. Последний, взбесившись от боли, попробовал его догнать, однако встретился с нацеленным в упор карабином. Орангутан разинул пасть, и зубы сомкнулись на стальном дуле. Вероятно, он полагал, что сумеет разгрызть стволы, как сахарный тростник.

Грохнули выстрелы. Башка осатаневшего маваса лопнула, словно тыква. Несколько секунд он еще стоял, таращась на своего убийцу и продолжая сжимать зубами оружие, затем обмяк и осел на землю. Пули пробили мозг и раздробили шейные позвонки.

– Ловко! – похвалил Сандокан. – Хладнокровия тебе не занимать, братец.

Рис.8 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

Несколько секунд мавас еще стоял, таращась на своего убийцу и продолжая сжимать зубами оружие, затем обмяк и осел на землю.

Он спешно перезарядил свой карабин. Каммамури и Тремаль-Наик последовали его примеру.

– Речь о спасении лица ассамского раджи, дружище. Если бы мавас до меня добрался, я бы остался без носа и глаз, а то и без ушей.

– Уходит! – вдруг крикнул Каммамури.

– Кто? – хором спросили остальные.

– Другой мавас с нашим ящиком!

– Карамба!

– Саккароа!

– О Шива!

Действительно, самка орангутана, воспользовавшись тем, что на нее никто не обращает внимания, тихо сползла по стволу и теперь продиралась сквозь заросли. И если бы она просто сбежала! По какой-то нелепой прихоти орангутаниха прихватила ящик с боеприпасами, который так хотел вернуть Сандокан. И с его стороны это не было пустым капризом.

– За ней!

Вся четверка бросилась вдогонку. Кто-то попробовал выстрелить, но лишь напрасно потратил патрон, а самка припустила во все лопатки.

– Уйдет! – орал Янес, сражаясь с настырными лианами, преграждавшими путь.

– Не теряйте ее из виду! – вторил ему Сандокан. – Без боеприпасов нам не жить!

– Каммамури, бери тальвар и прорубай проход, – приказал Тремаль-Наик.

Маратха принялся за дело. Он наносил удары направо и налево, пытаясь проделать хотя бы узкую лазейку в паутине ротанга и черного перца, оплетавшей ветви кустов, но толку от его усилий было чуть. Чтобы проложить дорогу сквозь упругую зеленую стену, потребовался бы топор, как у великана.

Орангутаниха тем временем неслась дальше вместе с драгоценным ящиком. Словно гуттаперчевый мячик, она перепрыгивала с дерева на дерево, птицей перелетала через завесы лиан и все сильнее отрывалась от преследователей. Ни одна пуля еще не ранила животное, двигавшееся с такой прытью, что промахнулся бы любой.

– Стой, проклятая тварь! – кричал португалец.

– Верни ящик, воровка! – в отчаянии вопил Каммамури.

Какое там! Орангутаниха поддавала жару, и не думая бросать свою добычу. Выбравшись из перечных зарослей, она залезла на дерево и растворилась в листве.

– Ага, попалась! – прохрипел запыхавшийся Каммамури.

– С чего ты взял? – пропыхтел Сандокан, яростно рубивший саблей лианы.

– Я приметил дерево.

– И надеешься, что она на нем сидит? Да тут тысячи деревьев! Зверюга небось скачет с одного на другое, орангутаны это делают не хуже прочих обезьян. Ищи ее теперь, свищи.

– То есть ты позволишь воровке смыться вместе с награбленным?

– Посмотрим.

В свою очередь вырвавшись из кустов, они остановились под высоким помело с густой темно-зеленой кроной, в которой скрылась обезьяна. Сандокан обошел дерево кругом, задрав голову, но никого не увидел.

– Так я и думал, – вздохнул он.

Они стояли на краю джунглей. Орангутаниха наверняка сразу же перепрыгнула на соседнее дерево и бесследно пропала.

– М-да, угораздило же нас, – проворчал Янес. – Что будем делать, Сандокан?

– Сколько у тебя патронов?

– Полдюжины.

– А у тебя, Тремаль-Наик?

– Два.

– Как и у меня, – сказал Каммамури.

– Мои тоже на исходе. Глупо с десятком патронов лезть в джунгли, кишащие хищниками и даяками. Нам позарез нужен этот проклятый ящик, друзья.

– У наших людей боеприпасов в достатке, – заметил Тремаль-Наик.

– Да, но они в двадцати милях отсюда, так просто до них не доберешься. Ты плохо знаешь здешние леса.

– Ловушка на ловушке, – кивнул Янес.

– Сможем выследить ворюгу? – спросил Каммамури.

– Надеюсь, – ответил Сандокан. – Я рассчитываю, что к вечеру она вернется в свое гнездо.

– А мы потеряем часов десять, если не двенадцать, – нахмурился Тремаль-Наик.

– Об отряде не беспокойся. Пока мы не вернемся, они не двинутся с острова.

– Их много, даже спингарды с проа забрали, – поддержал друга Янес.

– А командует ими мой верный Сапагар, который вполне стоит Самбильонга. Ладно, идемте. Иначе обезьяна никогда не вернется.

– Давайте пойдем на берег, – предложил португалец. – Глядишь, поесть чего раздобудем.

Они немного повременили, прислушиваясь, затем развернулись и в обход зарослей перца направились к реке.

Солнце палило вовсю, стоял полный штиль. Казалось, сама земля дышит жаром. Птицы попрятались. Лишь поскрипывали где-то в зелени маленькие ящерки, получившие за свои «песни» имя гекконы. В лужах нежились сонные водяные вараны. Эти рептилии достигают в длину шести футов, но совершенно безобидны, несмотря на внушительный размер.

Через четверть часа показалась река и полузатонувший баркас.

– Никого? – спросил Сандокан у шедшего немного впереди Янеса.

– Вроде все тихо.

– Похоже, даяки не стали нас преследовать.

– Наверное, остались у островка. Надо бы поискать еды…

– Прямо с языка сняли, господин Янес, – сказал Каммамури.

Завтрак, увы, оставлял желать лучшего. Пришлось довольствоваться помело, дурианами и местными манго, сильно отдающими смолой, а запивать все это речной водой. Поев, они возвели новый навес и заснули под охраной Каммамури, заявившего, что он не хочет спать и с удовольствием покараулит, слушая стрекот гекконов, которых вокруг была целая пропасть.

Путников никто не побеспокоил, и они проспали до заката. Пока товарищи отдыхали, маратха не терял времени даром и приготовил великолепный и совершенно неожиданный ужин: запек черепаху, пойманную в реке.

Когда черепаха была съедена подчистую, Янес произнес:

– Пора и за дело. Обезьяна наверняка уже в гнезде.

– Только не шуметь, – предупредил Сандокан. – Если она опять удерет, не видать нам ящика как своих ушей.

Разломав навес и побросав ветви в реку, они покинули берег. Солнце скрылось за деревьями, под пологом леса быстро сгущалась тьма. Сандокан настороженно шел во главе отряда. В листве мелькали крупные светлячки, которых местные женщины держат в стеклянных бутылях, используя в качестве ламп.

В джунглях стояла тишина, изредка нарушаемая хриплыми криками шерстокрылов, или галеопитеков, – сравнительно крупных зверьков с перепонками между передними и задними лапками, что позволяет им перелетать на две дюжины ярдов. Время хищников еще не настало, эти звери должны были выйти на охоту ближе к полуночи.

И вот маленький отряд добрался до знакомых перечных зарослей.

– Думаешь, она в гнезде? – вполголоса спросил Тремаль-Наик.

– Должна быть там, – ответил Сандокан.

– И как мы в этом убедимся?

– Дождемся восхода луны.

– Полезем на соседнее дерево? – уточнил Янес.

– Да, оттуда стрелять сподручнее.

– Господа, – сказал Каммамури, – позвольте мне слазить наверх и посмотреть, на месте ли зверюга. Мавасы во сне храпят?

– Еще как!

– На ветках множество лиан, я легко по ним заберусь.

– А тебе хватит смелости?

– Я же к ней в гнездо не полезу.

– А если орангутаниха тебя заметит и швырнет дурианом?

– Они их все стрясли, господин Сандокан.

– Что ж, давай. Мы будем готовы открыть огонь.

Каммамури отдал свой карабин, взял в зубы тальвар и ухватился за побеги ротанга, свисавшие с высоких ветвей дуриана.

Ротанг чрезвычайно распространен на Борнео и других островах Малайзии. Хотя он и принадлежит к семейству пальм, по сути, это лиана диаметром в пару дюймов, длина которой может достигать девяти сотен футов. Крепки они настолько, что выдерживают вес нескольких человек.

Каммамури, как все индийцы, отлично лазил по деревьям и мог дать фору лучшим малайским матросам. Он быстро взобрался на сук, откуда свисали стебли ротанга, двигаясь тихо, чтобы не встревожить опасного врага.

Гнездо было тридцатью футами выше – своеобразный помост в пятнадцать квадратных футов, искусно сооруженный из крепких веток. Маратха прислушался и, не услышав ничего подозрительного, ухватился за очередной побег и полез дальше. У подножия дерева, ни на секунду не опуская оружия, ждали Сандокан, Янес и Тремаль-Наик.

Поднявшись еще немного повыше, маратха понял, что цель достигнута. До него отчетливо донеслось глухое похрапывание. «Вот она, негодница, – пробормотал он себе под нос. – Что ж, пора спускаться». Узнав то, что было нужно, он уже готовился слезть обратно, когда услышал поскрипывание настила. Он припал к стволу, боясь пошевелиться. Орангутаниха могла в любой миг обнаружить незваного гостя и одним махом сбросить его с дерева.

Настил продолжал скрипеть: бестия ворочалась с боку на бок и глухо ворчала. Похоже, самка учуяла запах человека и забеспокоилась. Каммамури, затаив дыхание, не сводил широко распахнутых глаз с темной массы ветвей. В какой-то момент ему почудилось, будто из-за края выглянула огромная голова, но тут же пропала. Наконец все стихло.

– Я уж думал, пришел мой последний час, – прошептал маратха. – Никакой тальвар не помог бы.

Он осторожно скользнул вниз, стараясь не шуметь, и благополучно добрался до нижних побегов ротанга. Спасительная земля была совсем близко. Минута – и его подхватили руки товарищей.

– Она там? – нетерпеливо спросил Сандокан.

– Да, господин.

– Я знал, что самка не бросит гнездо. Не удивлюсь, если она и мертвого самца туда затащила. Попробуем-ка ее пугнуть.

– То есть на соседнее дерево не полезем? – уточнил Янес.

– Может, еще и придется. А пока… Каммамури, отдаю тебе честь сделать первый выстрел, раз уж именно ты оказался таким смельчаком. Настил видишь?

– Нет, но знаю, где он, господин. Нужно просто стрелять вдоль ствола.

– Давай.

Маратха поднял карабин и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела еще не отгремел, когда наверху пронзительно завизжали. Что-то огромное полетело вниз, с треском ломая ветви.

– Назад! – крикнул Янес.

Едва они отпрыгнули, как тяжелое тело рухнуло к подножию дерева.

– Издохла! – восторженно вскричал Каммамури.

– Не глупи, – осадил его Сандокан. – Она наверху. Слышишь, ревет?

– А что же тогда свалилось? – изумился Тремаль-Наик.

– Труп самца, – ответил Янес. – Осторожно, она сейчас спустится! Будьте начеку, зверюга наверняка в бешенстве.

Раздался жуткий вой, и на краю платформы появилась черная тень.

– Погодите! – рявкнул Сандокан, увидев, что Тремаль-Наик и Каммамури поднимают карабины. – Стрелять надо в упор!

Орангутаниха, разглядев в лунном свете врагов, начала спуск. Спрыгнув на нижнюю ветку, она схватилась за лианы. Животное двигалось с поразительной скоростью.

– И ящик с собой прихватила! – обрадовался Каммамури.

– Дождемся, пока она спустится, – велел Малайский Тигр. – Нельзя, чтобы она уронила наши боеприпасы, иначе половины не досчитаемся. Подойдите ко мне поближе.

Самка спускалась, взревывая и повизгивая. Когда до земли оставалось около тридцати футов, она прыгнула, приземлившись на ноги, и подняла ящик над головой, намереваясь швырнуть его во врагов. Однако ее планам не суждено было сбыться.

Грянули четыре выстрела, затем еще три, и все чуть ли не в упор.

Несчастная орангутаниха, нашпигованная пулями, рухнула на колени, схватилась за голову. Потом попыталась подняться, но силы оставили ее, и она повалилась замертво рядом с телом самца.

Каммамури бросился к драгоценному ящику.

– Вот это приключение так приключение, – произнес Тремаль-Наик. – Даже на тигров охотиться легче.

– Так и есть, – согласился Янес. – «Лесные люди» будут похлеще носорогов. Во время наших странствий по султанату Варауни мы с Сандоканом не раз сталкивались с орангутанами, и, признаюсь, мои пальцы нередко дрожали, нажимая на спусковой крючок.

– Друзья, – сказал Малайский Тигр, – патроны мы вернули, давайте подумаем, как поскорее добраться до нашего отряда. Ночь лунная, дорога будет нетрудной.

– Если только хищники нас пропустят, – хмыкнул Каммамури. – По-моему, их должно быть немало в здешних джунглях.

– У нас четыре сотни патронов, – отмахнулся Сандокан. – Хватит и на слонов, и на носорогов, и на тигров с пантерами. Открывай ящик.

Маратха тальваром разрубил доски. Набив карманы патронами, отважная четверка решительно двинулась к реке, оставив позади негостеприимные заросли дикого перца.

Глава 10

Дикие буйволы

Ночь была просто волшебной.

Взошедшая луна изливала на бескрайние джунгли потоки голубоватого света, собиравшиеся на полянах в целые искрящиеся озерца. Прохладный бриз шелестел широкими листьями банановых и кокосовых пальм.

В этом море лунного сияния носились, точно ослепленные сказочным великолепием, крупные летучие мыши с лисьими мордочками и мохнатым тельцем. В отдалении мрачно шумела Маруду, ее волны глухо бились о берега и замирали в тростниках бесчисленных островков.

Сандокан, сызмальства привычный к лесным переходам, быстро сориентировался и уверенно повел товарищей на восток. Вскоре они вышли к реке тремя милями выше того места, где затонул баркас. Река переливалась всеми оттенками расплавленной бронзы. Порой ее сияние местами затмевали темные пятна: это всплывали на поверхность стаи голодных крокодилов.

– Вроде все спокойно, – произнес Сандокан. – Пойдем пока вдоль реки.

Они немного перевели дух, а затем двинулись дальше, держась края джунглей. Там уже речи не было о тишине! Из логовищ вышли хищники – и отправились на охоту. Время от времени в глубине леса раздавался зловещий рык, сопровождаемый другими, весьма настораживающими звуками. То резкие, краткие посвисты, то отрывистое тявканье, словно по джунглям носилась стая собак. Иногда трубный рев возвещал о том, что где-то бродит стадо толстокожих гигантов.

Янес с Сандоканом, привычные к малайской действительности, были спокойны. Тогда как Тремаль-Наик и Каммамури не могли скрыть тревоги, пусть и прожили на Кабатуане несколько лет. Индийцы не выпускали из рук карабинов, опасаясь нападения.

– Да оставьте вы в покое оружие, – не выдержал португалец. – Пока зверюги визжат и лают, бояться нечего. Уверяю, будь тут тигр или пантера, они бы не стали объявлять о своем присутствии.

Через несколько миль Сандокан, все так же шедший во главе отряда, вдруг остановился и сдернул с плеча карабин. Совсем рядом кто-то крупный завизжал и забился, шумно плескаясь в воде.

– Эй, Янес, – окликнул португальца Тремаль-Наик. – Этого зверя тоже не надо бояться?

– Лопни моя селезенка! Сандокан, по-моему, там носорог!

– Не исключено. Идемте, только тихо. Рассерженный носорог – опаснейший противник.

– Мне ли не знать, – вздохнул Янес. – Один такой чуть не выпотрошил меня в Ассаме.

Кошмарные звуки не стихали. Визг делался все пронзительнее, ему вторило чье-то пыхтение и хрюканье. Судя по всему, на берегу реки разворачивалась настоящая драма. Сандокан умерил шаг. Теперь путники держались ближе к лесу, чтобы в случае чего укрыться за деревьями. Малайский Тигр был прекрасно знаком со свирепым нравом носорогов и принимал все меры предосторожности. Пройдя еще шагов пятьдесят, капитан пиратов вновь остановился под раскидистым дурианом, простершим ветви до самого берега.

– А вот и он, – прошептал Сандокан. – И кажется, он порядочно влип…

– Кто там? – спросил Янес.

– Носорог.

– То есть я не ошибся?

– Увы.

В тростнике на илистом мелководье огромный приземистый носорог, весь измазанный грязью, отчаянно сражался с десятком гавиаловых крокодилов. Те хватали его за ноги, глубоко увязшие в иле.

– Застрял, бедолага! – воскликнул Каммамури.

– Болото, – сказал Сандокан. – Живым он оттуда не выберется. Медленно, но верно уйдет на дно.

– И мы позволим зверю страдать? – спросил маратха.

– Ну, попробуй его вытащить! – хохотнул Тремаль-Наик. – Тут понадобится парочка слонов.

– Можно, по крайней мере, подарить ему легкую смерть.

– Каммамури, нам нельзя попусту расходовать патроны, – урезонил маратху Янес. – Они сейчас бесценны. Да и пальбу устраивать не стоит.

Несчастный носорог действительно угодил в болото, и крокодилы пытались урвать немного мяса, прежде чем оно исчезнет в трясине. Прожорливые твари так и вгрызались в окровавленные бока великана, заглатывали толстенные обрывки шкуры, ничуть не беспокоясь о длинном роге, которым бедняга норовил их достать. Напротив, атаки гавиалов становились все яростнее. Огромного носорога пожирали живьем, кусок за куском, отвоевывая добычу у болота.

– Дьявольщина! – буркнул португалец. – Ну, нечего тут стоять и таращиться. В конце концов, носороги ничуть не лучше тигров и пантер.

– Сам как-нибудь справится, если сумеет, – поддержал Сандокан. – Я тоже не большой поклонник этих бестий. Вперед, друзья, но будьте начеку. Даяки где-то поблизости.

Предоставив носорога его судьбе, они продолжили путь по берегу. Одни деревья сменялись другими, джунгли постепенно густели, заставляя отряд искать обходные пути и тем самым удаляться от Маруду. Лес полнился криками. Казалось, сотни хищников вышли на охоту и теперь яростно дерутся между собой. Оглушительный свист перемежался с трубным ревом, чей-то зловещий вой разносился под зелеными сводами, что-то шипело и булькало. Изрядную часть партий в этой малайской опере исполняли насекомые.

Пройдя очередные несколько миль вдоль кромки джунглей, Сандокан вновь застыл точно вкопанный.

– Что опять? – поинтересовался Тремаль-Наик. – Еще один тонущий носорог?

Вместо ответа Малайский Тигр лег и прижался ухом к земле. Затем спросил:

– Янес, ты ничего не слышишь?

Португалец сказал:

– Похоже на грохот водопада.

– А мы по пути сюда никаких водопадов не видели.

– Не видели, – подтвердил Каммамури.

– Тогда что это шумит?

– Знаешь, – сказал Янес, – никакой это не водопад. Это топот большого стада.

– Слоны?

– Пока сложно понять.

Тремаль-Наик и Каммамури тоже внимательно прислушивались, о чем-то перешептываясь.

– Что скажете, индийцы? – обратился к ним Янес. – Посмотрим, вдруг вы сообразительнее нас.

– Это какие-то животные бегут по лесу, – сказал Тремаль-Наик.

– Да, но какие именно?

– Только не слоны. Поступь легковата.

– Значит, обезьяны, – хохотнул португалец.

– Шутки в сторону, друг, – произнес Тремаль-Наик. – Мы в опасности. Может быть, смертельной. На нас несутся две дюжины зверей.

– Вот и славно, завтрак сам бежит к нам в руки.

– Черт ты морской, а не человек! Только и знаешь, что балагурить.

– А над чем мне плакать с отличным карабином в руках?

– Найдем-ка подходящее дерево, – сказал Сандокан. – Раз мы не знаем, какие звери сюда бегут, разумнее вести себя осторожно. Сомневаюсь, что это летучие мыши.

Как назло, поблизости не обнаружилось ни одного крепкого дерева, лишь урцеолы – каучуконосные лианы, сплетавшиеся между собой, образуя огромные сетчатые подушки.

– Если на нас несутся не слоны, то и лианы сгодятся, – решил Сандокан. – Да и не верю я что-то в слонов. Ну, друзья, наверх!

Грохот стремительно приближался. Похоже, Янес был прав и по джунглям действительно бежало стадо животных. Время от времени до людей доносился рокот, напоминающий шум морского прибоя.

– Итак, Янес? – Малайский Тигр встревоженно взглянул на португальца.

– Это стадо, без сомнения. Но не слоны, хотя толстокожих на Борнео хватает.

– Мне тут пришла в голову однажды мысль…

– Говори.

– Однажды я наблюдал переселение буйволов.

– Местные такие же злонравные, как индийские? – поинтересовался Тремаль-Наик.

– Если не хуже, – ответил Сандокан. – Борнейские буйволы не боятся никого, даже отряда воинов.

– Да-да, – кивнул Янес. – Видали мы их в лесах Лабуана.

– Хватит болтать. Наверх! – приказал Сандокан.

Цепляясь за стебли, они забрались как можно выше, пока не почувствовали себя в относительной безопасности. Заросли урцеолы занимали больше сотни квадратных ярдов, их окружали вездесущие ротанги и непентес, качающий разноцветными кувшинчиками, в которых скапливается дождевая вода: не очень свежая, но пить ее можно. К сожалению, тенета лиан – неважная защита от крупных животных.

– Надеюсь, они нас не заметят, – сказал Янес. – Если там все-таки слоны, нам не поздоровится.

– Иначе говоря, ты это допускаешь? – спросил Тремаль-Наик.

– Когда увидим их, отвечу наверняка, – ухмыльнулся португалец. – Лучше приготовься стрелять.

– Патроны лучше поберечь.

– Тише! – шикнул Сандокан. – Они совсем рядом, продираются сквозь чащу.

Шум нарастал. Под мощными ударами трещали кусты и ветви. Внезапно Янес вскричал:

– Они!

– Кто? – спросил Сандокан.

– Мычат!

– Мычат?

– Вот именно. Ага, опять. Это дикие буйволы.

– Плохая новость. Если они нас заметят, то мигом разметают все лианы. Не стрелять! Это вопрос жизни и смерти.

– Значит, малайские буйволы хуже индийских? – вновь спросил Тремаль-Наик.

– Да уж не лучше. Даяки страшатся их больше носорогов.

– И буйволы мигрируют?

– Время от времени. Соберутся в огромное стадо, и горе тому, кто окажется на его пути. Растопчут в коровью лепешку.

– Вот и они! – сказал Сандокан. – Держитесь, иначе свалитесь и окажетесь под копытами.

В стаде было около пяти десятков огромных буйволов, широколобых и короткомордых, с загнутыми назад рогами. Животные прокладывали себе дорогу мощными ударами тяжелых голов. Должно быть, перед путниками предстал авангард, поскольку где-то позади раздавалось мычание и трещали поваленные деревья.

– Ну и здоровые же! – воскликнул Тремаль-Наик. – Наши помельче будут.

Передовой отряд рогатых тяжеловесов на миг остановился перед зарослями, высматривая проход, и, ничего не найдя, попятился, чтобы взять разбег.

– Держитесь! – напомнил Сандокан. – Если свалитесь, вам не жить.

– Эх, только буйволов нам не хватало, – проворчал Янес. – Когда мы наконец доберемся до острова и направимся к озеру?

Вдруг буйволы, пригнув голову к самой земле, ринулись вперед. Казалось, на заросли лиан обрушился настоящий ураган! Словно ядра, пущенные из гигантских катапульт, животные ударили в преграду, пропахав в зелени широкий туннель. Урцеолы, ротанги и непентесы лопались, не выдерживая натиска, и падали, извиваясь, как огромные змеи. Стадо направлялось именно туда, где нашли убежище четверо искателей приключений.

В какой-то непередаваемо жуткий момент люди, изо всех сил цеплявшиеся за лианы, почувствовали, что их подбросило вверх, точно под ними взорвалась пороховая бочка. Янес, Сандокан и Тремаль-Наик успели вновь схватиться за пружинящую паутину побегов. Несчастный же Каммамури кубарем полетел вниз и упал прямо на спину крупному черному быку.

– Хозяин! На помощь! – только и донеслось сквозь топот и мычание.

– Маратха упал! – крикнул Янес.

– Где, где он?

– Вон, смотрите!

– Помогите! Хозяин… – едва слышно прозвучал голос бедолаги, отчаянно вцепившегося в длинные бычьи рога.

– Каммамури! Каммамури!

Ответить тот не успел. Буйвол, почувствовав на спине непонятно откуда взявшийся груз, вообразил, что на него напал тигр, и рванулся вперед. Остальное стадо устремилось за ним. Миг – и буйволы, миновав заросли лиан, исчезли в глубине джунглей.

– Ему конец! – в ужасе воскликнул Янес. – Спускаемся!

Сандокан схватил его за руку:

– Без глупостей, братец! Ты про остальное стадо не забыл? Хочешь, чтобы тебя растоптали?

– Но ведь Каммамури…

– Пусть пока скачет. Каммамури не дурак, сумеет и без нас справиться. Мы же ничем ему не поможем, только сами попадем в беду. Согласен, Тремаль-Наик?

– В нем я не сомневаюсь, – спокойно ответил тот. – Уверен, он не позволит далеко себя завезти.

– Если только сородичи проклятого буйвола не поднимут нашего товарища на рога, – со вздохом проворчал Янес.

– Думаю, бык намного их опередил. Он скакал так, словно у него под брюхом горел костер, – возразил Сандокан. – Дождемся, пока не пробежит все стадо, затем отправимся на выручку Каммамури.

Наконец из леса выбежали две сотни буйволиц с полусотней телят. Заметив проложенную тропу, они направились к ней. Великолепные животные, черные с белыми пятнами и с внушительными рогами, совершенно дикие. Коровы были мельче быков, хотя все равно крупнее европейских. Небольшими группками они приближались к туннелю в хитросплетении лиан, пощипывали на ходу траву, а затем скрывались в зелени, оглашая окрестности протяжным мычанием.

– Похоже, все, – произнес Сандокан, прислушавшись. – Спускаемся и идем искать Каммамури.

– Где теперь его искать-то… – протянул Янес.

– Двинемся по следам стада и не ошибемся.

– Но тот бык мог удрать другой дорогой.

– Рано или поздно он вернется к своим. Они не хуже нас знают, как неосмотрительно в одиночку бродить по джунглям, кишащим хищниками. Вперед, друзья. Опасность миновала.

Покинув убежище, троица зашагала по широкой буйволиной тропе, уводившей их в сторону от реки. Путь был завален поломанными деревцами, ветками, пальмовыми листьями и обрывками ползучих лиан, однако вполне проходим. Время от времени они останавливались и прислушивались, не возвращается ли стадо, затем шли дальше, ускоряя и ускоряя шаг. Так пролетело около получаса, пока тишину не разорвал один выстрел, за ним – другой.

– Карабин Каммамури! – вскричал Тремаль-Наик, застывая на месте.

– Он самый, – кивнул Янес. – Стрелял наш маратха.

– Прикончил небось буйвола. Не захотел уезжать бог знает куда, – добавил Сандокан.

– Надо дать ему знать, что мы близко, – сказал Тремаль-Наик. – Далеко он от нас, как полагаете?

– С полмили, – прикинул Янес. – Стреляй!

Индиец вскинул карабин и дважды спустил курок. К их немалому изумлению, в ответ донеслись пять выстрелов подряд, причем куда тише первых.

– Пять! – удивился Сандокан. – Что это? Кто стрелял?

– А стреляли-то из пистолета, – заметил португалец.

– У Каммамури не было пистолетов, – отрезал Тремаль-Наик.

– Пальни-ка и ты, Янес, – предложил Сандокан. – Посмотрим, что будет. Тремаль-Наик, перезаряди карабин. Не нравится мне все это…

Рис.9 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

– Помогите! Хозяин… – едва слышно прозвучал голос бедолаги, отчаянно вцепившегося в длинные бычьи рога.

Португалец послушно выстрелил в воздух, однако ответа не последовало.

– Что же там происходит? – занервничал Тремаль-Наик. – Неужто даяки взяли Каммамури в плен?

– У лесных нет пистолетов, – возразил Сандокан. – Они предпочитают духовые трубки со стрелами, смазанными ядом упаса.

– Гадать бессмысленно, – сказал Янес. – Мы примерно знаем, где именно стреляли, поспешим туда.

– Незачем лететь сломя голову, братец, – осадил его Малайский Тигр. – Наткнемся на даякскую западню, и нам конец. Смотрите в оба и не шумите.

– Сандокан прав, – поддержал пирата Тремаль-Наик. – Эти джунгли просто созданы для засад и ловушек.

Они продолжили путь. Сходить с буйволиной тропы не пришлось, она вела в нужном направлении. Сандокан по-прежнему шел первым, Янес и Тремаль-Наик не спускали глаз с теснившихся слева и справа джунглей. Вновь повисла тишина, лишь изредка вдалеке звучал звериный вой.

Они двигались так спешно, как только могли, держась настороже и не снимая пальцев со спусковых крючков. В любой миг перед ними могла появиться шайка кровожадных охотников за головами. На душе у отважных героев было неспокойно.

Кто все-таки стрелял из пистолета? Вряд ли даяки. Лесной народ, подобно их соседям с Явы и Суматры, если и пользовался огнестрельным оружием, то лишь старинными пушками: спингардами, мериамами и лилами[48], установленными на проа. Может быть, в джунгли забрел какой-то европеец и, увидев Каммамури, пришел ему на помощь?

Сандокан, нутром чуя ловушку, сбавил шаг и придержал Янеса.

– Погоди, братец. Что думаешь насчет наших знаменитых обезьяньих налетов, приводивших в замешательство лабуанских англичан? Может, тряхнем стариной и вновь предпримем такой маневр? Полагаю, Тремаль-Наик не посрамит честь охотника из Сундарбана и последует за нами.

– Собираетесь перебираться по лианам? – уточнил индиец.

– И тайком пересечь лес, не привлекая внимания врагов.

– Я немолод, но считаю, подобное мне по плечу.

– Отлично. Только не торопись. И тихо!

– Буду повторять за вами каждое движение.

– Тогда наверх. Это единственный способ избежать ловушек. Надеюсь, Янес, ты не забыл Лабуан?

– Еще чего!

Джунгли здесь состояли из каучуконосов, до такой степени опутанных растениями-паразитами, что получался своего рода гамак, доставивший бы массу удовольствия ватаге ребятни. Сандокан, а за ним и остальные в полной тишине полезли вверх. Каждый раз, прежде чем перепрыгнуть с ветки на ветку, они раз-другой дергали за лиану, проверяя ее на прочность. Из глубины джунглей донеслось мычание: буйволы были близко.

– Неужто бык, увезший Каммамури, до сих пор в стаде? – подумал вслух Сандокан. – Тогда наша задача усложняется.

– Если буйволы остановились, значит наткнулись на даяков, – предположил Янес.

– А кто тогда из пистолета стрелял? Мавас?

– Да, этот пистолет и мне не дает покоя.

– Ладно, двигаемся дальше. По-моему, будь поблизости даяки, подозрительные буйволы удрали бы со всех ног.

– Согласен, – поддержал Сандокана Тремаль-Наик.

Малайский Тигр схватился за очередную лиану и продолжил путь, неслышно скользя над землей. Однако ярдов через сто у него из груди вырвался крик:

– Вот он!

– Кто?!

– Бык.

– Где?

– Прямо подо мной.

– Не может быть!

– Я же не слепой. Взгляните сами, если не верите.

Янес и Тремаль-Наик, приблизившись к Сандокану, аккуратно раздвинули лианы. Действительно, у подножия дерева темнела крупная туша.

– А это точно тот, что увез маратху? – усомнился португалец.

– Тот, тот.

– Выходит, Каммамури его пристрелил?

– Сейчас проверим. Раны от пуль из карабина легко отличить от пистолетных, нам ли этого не знать.

– Спускаемся? – поинтересовался Тремаль-Наик.

Сандокан хотел ответить, но вдруг схватил индийца за руку и прошептал:

– Не двигайся…

– Кто там? – вполголоса спросил Янес.

– Они идут. Хорошо, что мы решили передвигаться по веткам.

– О ком ты?

– О даякских разведчиках. Не шевелитесь и не открывайте огонь без моего приказа.

Внизу, пригибаясь к самой земле и обходя змеящиеся корни, двигались две тени, в которых несложно было опознать сыновей джунглей, охочих до человеческих голов. Оба полуголые, вооружены длинными бамбуковыми сумпитанами, стреляющими ядовитыми дротиками. С одного конца к трубкам приделывают наконечник, так что их можно использовать и как копья.

Даяки перемещались с крайней осторожностью, то и дело застывая на месте и прижимаясь ухом к земле, чтобы расслышать малейший шорох. Наконец они ступили под полог лиан, на котором висели трое наших героев.

– И тут никого! – Один из даяков в раздражении вонзил свой сумпитан в землю.

– Может, мимо проскочили? – предположил второй. – Сколько их? Трое?

– Да. Одного ведь мы поймали.

– Наверное, за буйволами побежали.

– Зачем?

– Раздобыть еды.

– Тогда мы бы услышали еще выстрелы.

– Давай свернем к реке. В любом случае они направятся к островку, где засели их люди. Выследим их и пристрелим.

– Помни, белого не убивать!

– Помню, помню. Пошли, хватит болтать.

Оглядевшись, даяки растворились в кустах, свернув с буйволиной тропы.

– Поймали! – сдавленно проговорил Тремаль-Наик, когда наступила тишина. – Мой бедный Каммамури!

– Чего я и опасался, – вздохнул Янес.

– Что же нам теперь делать?

– Что делать? – изумился Сандокан. – Ты еще сомневаешься?

– Раз наши люди до сих пор на острове, мы отправимся спасать твоего верного слугу, Тремаль-Наик, – сказал португалец. – Не принято у нас оставлять друзей в беде.

– Как же его найти?

– Пойдем по следам даяков и посмотрим, откуда они пришли. Спускаемся. Заодно проверим, от чего издох бык. Я бы хотел разгадать тайну пистолетных выстрелов.

– Я тоже, – кивнул Сандокан.

Они прислушались и убедились, что вокруг тихо, потом спустились по лианам на землю. Буйвол лежал на правом боку, уткнувшись мордой в кусты. Изо рта натекла целая лужа крови.

– Похоже, тот самый, – заметил Янес. – Черный с белым пятном на спине.

– Посмотрите на его раны. – Сандокан склонился над тушей. – Два, три, четыре, пять… Пять отверстий. Кучно стреляли и явно из пистолета. Кто же его убил? Загадка.

– От карабина ран нет? – спросил Тремаль-Наик.

– Не вижу.

– Тогда в кого стрелял Каммамури?

– Вероятно, в даяков, бравших его в плен.

– И где трупы?

– Своих мертвых товарищей туземцы забирают с собой, дабы похоронить в родной деревне, – объяснил Янес.

– Вдруг они уже отрубили несчастному маратхе голову?

– Сомневаюсь, – задумчиво сказал Сандокан. – Знаете, друзья, какая мысль меня посетила?

– Какая?

– Среди этих даяков есть белый.

– Невероятно! – возразил Янес.

– Почему, братец? У озерного раджи двое сыновей. Один вполне мог отправиться в путь с отрядом, чтобы перехватить нас по дороге. Что ж, пойдем по следам тех двух шпионов и поглядим, куда они приведут. Не отступим, пока не узнаем о судьбе нашего друга.

– А как же твой отряд? – спросил Тремаль-Наик.

– До нашего возвращения они не покинут остров, – ответил Малайский Тигр. – Оружия и боеприпасов у них вдосталь, сумеют себя защитить. В путь!

Глава 11

Грек выходит на сцену

Как мы помним, Каммамури не повезло. Во время набега буйволов он не успел схватиться за лианы. Рухнув вниз, бедняга пролетел футов двадцать и приземлился прямехонько на спину пробегавшего мимо быка. Однако маратха не утратил хладнокровия и сразу же понял, что, если спрыгнет со своего «скакуна», его неминуемо растопчут. Поэтому он изо всех сил вцепился в длинные буйволиные рога.

Животное, вообразив, будто напал какой-то хищник, с диким мычанием помчалось вперед, а за ним – все стадо. Его безумие стало спасением для индийца, во всяком случае пока. У него сохранился карабин и патроны. Каммамури прижался к бугристой спине буйвола, отдавшись на волю рока.

Бык несся со всех ног, не разбирая дороги, листья и обрывки лиан так и летели в стороны. Маратху безжалостно хлестали ветви, но смельчак только крепче держался за рога, чтобы не упасть и не размозжить голову о какое-нибудь дерево. О том, чтобы предпринять что-либо иное, к примеру спрыгнуть, нечего было и думать.

– Устанешь же ты в конце концов или нет, – бормотал себе под нос Каммамури. – Не паровой же котел у тебя в груди!

Стадо понемногу отстало – вероятно, двинулось другой дорогой, бросив сородича на произвол судьбы. Каммамури больше не слышал ни их мычания, ни стука копыт, лишь треск молодого подлеска, растоптанного в труху взбесившимся животным.

Диковинная скачка длилась уже больше получаса, и останавливаться бык не собирался. Перепуганному Каммамури оставалось только гадать, куда она его занесет и как он будет возвращаться к своим. Вдруг буйвол на полном скаку влетел в воду, подняв тучу брызг. Это оказалась заболоченная речка, судя по всему один из притоков Маруду.

– Куда ты меня завез, скотина ты эдакая?! – в ярости воскликнул индиец. – Пора с тобой кончать, иначе я себе шею сверну.

Он потянулся к карабину, когда заметил, что буйвол плывет.

– Ага, здесь глубоко… Придется подождать до берега.

Буйвол быстро плыл вперед. Похоже, купание его освежило, но непонятный груз на спине по-прежнему беспокоил, пусть даже в шкуру не вонзались клыки и когти. Бык то и дело встряхивался, затем совсем перестал перебирать ногами и тоскливо, протяжно заревел.

– Неужто он пошел ко дну?..

Маратха тревожно осмотрелся. У него мелькнула мысль, что в протоке живут крокодилы, с которыми он уже имел счастье познакомиться в водах Маруду. Подозрение было более чем основательным. Гавиаловые крокодилы, как и их африканские сородичи, вполне могут селиться не только в реках, но и в мутных болотах. Впрочем, индиец сразу успокоился, не увидев на поверхности ни одной узкой зубастой морды.

– Что же почуял буйвол? – вслух подумал Каммамури. – Довез бы меня до берега, а там пусть убирается на все четыре стороны, Шива его побери.

Между тем бык явно занервничал. Он то плыл, высоко задрав голову, чтобы не наглотаться болотной воды, то застывал на месте, судорожно дергая ногами и хрипло мыча. И тут Каммамури заметил темные струйки, стекавшие с боков животного.

– Теперь ясно. – Маратха торопливо подтянул ноги. – Тут полно пиявок. Ну же, Черныш! Я ничем не могу тебе помочь. Давай спасайся, а заодно и меня довези до суши.

Он вытащил тальвар и легонько кольнул быка в шею. Тот замотал башкой, взревел, забил ногами. Не прошло и пяти минут, как они выбрались на противоположный берег. Буйвол сразу рванулся вперед. С его окровавленных боков посыпались целые гроздья пиявок. Шлепнувшись в траву, кровососы тут же прятались там в ожидании новой добычи. Борнейские пиявки способны жить не только в воде, но и во влажных лесах.

Обрадованный буйвол галопом поскакал дальше. Казалось, кровопускание пошло ему на пользу. В джунглях обнаружилась тропа, проложенная то ли носорогами, то ли слонами, и бык летел по ней словно на крыльях. Минут через двадцать Каммамури вновь взялся за карабин, собираясь пристрелить неутомимого скакуна, когда услышал, как кто-то крикнул на чистейшем хинди:

– Стой!

Обернувшись, он увидел выходящих из кустов людей, вооруженных кампиланами, духовыми трубками и парангами.

– Даяки! – воскликнул маратха.

Он вскинул карабин и, не целясь, выстрелил в дикарей, бежавших к нему с воплями. Кто-то заверещал, потом один за другим прогремели пять выстрелов. Буйвол, начиненный свинцом, встал на дыбы и рухнул как подкошенный, стукнувшись головой о толстый ствол. Каммамури кубарем полетел на землю и потерял сознание.

Очнувшись, маратха обнаружил себя в совершенно ином положении. Буйвола рядом не было. Несколько даяков тащили его на носилках из веток. Он был связан по рукам и ногам сплетенными из травы веревками, вдобавок все тело плотно опутывала сеть из колючих кокосовых волокон, что не позволяло ему даже пошевелиться.

Позади шествовало человек тридцать в голубых набедренных повязках и с огромными медными серьгами в ушах. Даяки были вооружены духовыми трубками и тяжелыми парангами, расширяющимися к острию. За время их с Тремаль-Наиком пребывания на кабатуанской ферме, разоренной в итоге этими дикарями, Каммамури неплохо освоил их язык. Приподняв голову, он спросил:

– Куда вы меня несете?

Один из носильщиков осклабился, покачал головой, но ничего не ответил.

– Глухие вы, что ли? – сердито продолжил Каммамури. – Я спрашиваю, куда меня несут?

– Об этом поинтересуйся у нашего орангкайи[49], – только и сказал даяк.

– А кто ваш господин?

– Белый человек.

– Озерный раджа?

– Нет. Раджа слишком стар, чтобы бегать по джунглям.

– И где он, ваш орангкайя?

– Идет позади.

– Позови его.

– Некогда.

– И сколько вы продержите меня связанным?

– Не знаю.

– Ты болван.

– Скажи это орангкайе.

– Может, лучше орангутану? Ваши вожди сильно напоминают мавасов.

Даяк пожал плечами.

На самом деле в Каммамури говорила злость. Даяки – один из самых красивых народов Малайского архипелага. Высокие, мускулистые, светлокожие, с правильными чертами лица, они очень выделяются на фоне малайцев, бугисов, макасаров, негрито или аэта.

Отряд ускорил шаг, все дальше углубляясь в великие джунгли. Каммамури показалось, что они стараются держаться подальше от реки.

На заре отряд добрался до небольшого, но хорошо укрепленного поселения с высоким палисадом и глубокими рвами, полными колючих веток, – почти непреодолимой преградой для тех, кто имеет скверную привычку разгуливать босиком.

Пройдя через перекидной мост, они миновали ворота и остановились перед просторной хижиной на широкой площади, окруженной халупами поменьше. С маратхи сорвали сеть, развязали ноги и пинками загнали в хижину, вопя прямо на ухо:

– Пошевеливайся, негодяй! Мы тебя как раджу несли всю дорогу! Ничего, скоро твоя башка украсит наш алтарь.

– Чтоб вас ханту[50] и баджанги[51] в преисподнюю утащили! – огрызнулся Каммамури.

Внутри было пусто, лишь на полу валялись яркие циновки да стояли два-три горшка. Пленник, не без внутреннего содрогания, увидел своеобразный стеллаж с несколькими дюжинами мастерски высушенных человеческих голов.

– Уютное местечко, – пробормотал он, созерцая эту жуткую коллекцию. – Интересно, меня хотят напугать или моей голове вскоре придется составить компанию вот этим экспонатам? Полагаю, голова индийца произведет настоящий фурор и вызовет зависть у соседних племен.

Внезапно кто-то у него за спиной произнес на чистом ассамском:

– Что ж, настало время платить по счетам, господин секретарь ассамского генералиссимуса. Полагаю, вы несколько удивлены нашей встречей?

Каммамури так и подскочил. Он узнал этот голос.

– О Шива! – вскричал он, серея. – Фаворит бывшего раджи!

– Да. Теотокрис, к вашим услугам. – Грек издевательски поклонился.

От изумления маратха утратил дар речи. Теотокрис с явным удовольствием наблюдал за искаженным ужасом лицом пленника, не снимая рук с двуствольных, отделанных перламутром пистолей, заткнутых за алый кушак.

– Вы?! – наконец воскликнул Каммамури.

– Не ожидали встретить меня на Борнео?

– Но как же вы тут очутились?

– Пусть это останется моим маленьким секретом.

– Может, вы мне мерещитесь?

– Нет-нет, перед вами действительно я, Теотокрис, фаворит бывшего раджи Ассама.

– Наверное, это дурной сон…

– Сейчас разберемся.

– О чем вы?

Пройдя в угол хижины, грек перевернул лежавший там панцирь огромной черепахи, уселся на него и произнес:

– Теперь можно и поговорить, господин секретарь. Присесть не желаете?

– Не желаю.

– Где вы оставили своего хозяина?

– У устья реки.

– Лгать нехорошо, господин секретарь, – насмешливо попенял ему грек. – Да, ваш баркас ушел от моих даяков, и его унесло течением, но не думаю, что до самого устья. Иначе я бы не встретил вас здесь, в лесу.

Каммамури покосился на улыбающуюся физиономию Теотокриса и буркнул:

– Вижу, вы большой любитель шутить.

– Иначе я не стал бы фаворитом несчастного Синдхии. Ему нравились веселые люди. Однако не пытайтесь сменить тему. Я спросил, где вы оставили своего господина.

– Зачем он вам? – рявкнул Каммамури, теряя терпение.

– Он мне даром не нужен. В отличие от второго…

– Какого еще второго?

– Нового раджи Ассама, прохвоста и португальского авантюриста, бросившего мне вызов. Он еще не знает, с кем связался. Мы, греки с архипелага, не прощаем обид и оставляем по себе страшные воспоминания, пусть даже ценой собственной жизни.

– Мне послышалось или вы назвали кого-то прохвостом? – холодно спросил Каммамури, мало-помалу овладевая собой. – Вы ничего не знаете о силе этого человека, о том, сколько сражений он выиграл вместе с названым братом в Индии и в Малайзии?

– Господин секретарь говорит о человеке, гордо именующем себя Малайским Тигром? Не сомневайтесь, я расквитаюсь и с ним.

– Будь они оба здесь, вы бы не посмели отзываться о них подобным образом.

Рис.10 Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема

– Мы, греки с архипелага, не прощаем обид и оставляем по себе страшные воспоминания, пусть даже ценой собственной жизни.

– Я не боюсь этих проходимцев.

– Однажды вы уже пропустили удар. И получили от господина Янеса немного стали в грудь, – ехидно заметил Каммамури. – Неужто позабыли?

В глазах мстительного сына Эллады вспыхнул зловещий огонек, лицо его перекосилось. Он быстро расстегнул куртку и рванул за ворот рубаху, демонстрируя белесый шрам, резко выделявшийся на смугловатой от природы коже бывшего ловца губок.

– Вот эта отметина! – произнес он сдавленным от гнева голосом. – Она исчезнет лишь после моей смерти, и я готов умереть, но забрать с собой в могилу того, кто мне ее оставил.

– Трудновато же вам придется, – покачал головой Каммамури. – Сеньор Янес и Малайский Тигр могут весь мир вверх тормашками перевернуть.

Грек расхохотался:

– Вы уверены, господин секретарь великого генералиссимуса?

– Зовите меня просто Каммамури, – сказал маратха, изрядно утомленный насмешками грека. – Выкать и величать меня господином тоже излишне. Я не раджа и не правлю ни Ассамом, ни Бенгалом, ни уж тем более малайскими островами.

– Ты прав. Кстати, и беседа пойдет побыстрее. Церемонии порой стесняют общение.

Теотокрис извлек из кармана великолепный портсигар, наверняка подарок Синдхии. По золоту бриллиантами и изумрудами выложены были какие-то цифры. Он неторопливо достал папиросу, раскурил ее, выпустил облачко ароматного дыма и сказал:

– Итак, продолжим разговор.

– Мы треплем языками уже полчаса, господин Теотокрис, а толку чуть.

– Сам виноват. С другой стороны, я ведь никуда не спешу.

– Что вам от меня нужно?

– Сведения о местонахождении махараджи, а также о том, почему он оставил свое царство и что забыл в здешних лесах.

– Я вам уже ответил. Он где-то в джунглях.

– Видишь ли, этого недостаточно. Требуются указания поточнее. Мне известно, что их всего трое.

– Зато стоят они трех сотен.

– Да хоть трех тысяч! Достаточно мне щелкнуть пальцами, и в бой пойдут десять тысяч даяков.

– Кто же вам даст такое войско? – усмехнулся Каммамури.

– Белый раджа Кинабалу.

– Он назначил вас своим главнокомандующим?

– Может быть. Не твоего ума дело. Нынче я сильнее, и точка.

– Э-э-э, господин, не переоценивайте себя. У махараджи Ассама, Малайского Тигра и моего хозяина тоже найдутся воины. Плевать им на ваших даяков.

– Пусть ваши воины сперва попробуют выбраться с острова. Ничего, рано или поздно голод заставит их переправиться на берег, где они и найдут свою смерть.

– Не забегайте так далеко вперед, господин Теотокрис. В реке полно крокодилов и черепах, с голоду никто не помрет, уверяю. Эти люди способны питаться даже листвой.

– Кто же вы такие, черт вас побери?! – заорал разъяренный грек.

– Мужчины, способные на все.

– Дьявол тебя побери! Хорошо, поглядим, долго ли ты сам протянешь на одних листьях, сидя в «вороньем гнезде»[52].

– Попробую, хотя и не понимаю, о чем речь, господин бывший фаворит бывшего раджи Ассама.

– Тысяча чертей! Теперь, кажется, это ты взялся шутить и издеваться?

– Я? Ну что вы! Перед вами скромный слуга, не имеющий привычки подтрунивать над сильными мира сего.

– Тогда заканчивай со своей клоунадой.

– Вы о чем?

– О твоих попытках уйти от вопроса.

– Я совсем запутался, ума не приложу, что вы имеете в виду.

– Отвечай, бесовское отродье, где прячется махараджа!

– Расспросите застреленного буйвола. Откуда мне знать, куда он меня завез? Я упал с дерева прямо на спину рогатой скотины, несшейся по лесу не разбирая дороги, и вот очутился тут.

– А твои товарищи?

– Им повезло больше, они удержались на дереве. Видимо, половчее меня будут. Вот вам чистейшая правда.

– Да, на правду похоже. Во всяком случае, мы с Насумбатой собственноручно пристрелили того буйвола. Он рухнул под пулями, что твоя спелая груша. Жаль, не удалось притащить его сюда, пропадет гора мяса. Теперь буйволятиной полакомится кое-кто другой, но он же угодит в ловушку.

– Кто?

– Полегче, приятель. Греки не болтают о своих планах с первыми встречными. Значит, ты не знаешь, где сейчас махараджа с товарищами?

– Нет.

Теотокрис отбросил окурок, раскурил новую папиросу и, помолчав, продолжил:

– Считаешь себя двужильным, но это не так. Увидимся через несколько дней, приятель. Боюсь, листья бананов и аренги, покрывающие хижину, окажутся тебе не по зубам.

Он хлопнул в ладоши. Как из-под земли появилось четверо даяков, ожидавших приказа. Все были вооружены парангами из самородного железа, сверкавшими, точно осколки зеркал. Грек лениво махнул рукой, даяки потащили Каммамури наружу, угрожающе рыча.

– Повежливее! – возмутился тот. – Набросились, точно марабу!

Индиец попытался вырваться, но его вновь швырнули на носилки, опутали сетью и понесли за ворота деревни под визг женщин и смех детей, высыпавших из хижин крохотного форта.

«Что, если грек велел им отрубить мне голову? – мелькнула у него мысль. – Надеюсь, он не столь жестокосерден к человеку, единственная вина которого – служение собственному хозяину».

Носилки тащили четыре даяка, следом шло еще двое с длинными шипастыми рогатинами на плечах. Это было не что иное, как санггамара, – жуткие орудия, которыми местные прижимают к земле шеи пленников или безумцев, обездвиживая их.

Дело в том, что на всех крупных островах Малайзии живет великое множество сумасшедших, спятивших от употребления опия. Со временем они впадают в настоящий раж, по-малайски именуемый «амок». Чтобы привести в чувство потерявших рассудок, аборигены и придумали эти необычные рогатины.

Процессия обогнула палисад и остановилась у странного сооружения. Его можно было назвать наблюдательным постом или «вороньим гнездом». Из земли торчали три ряда бамбуковых шестов высотой около пятидесяти футов, скрещенных и связанных между собой ротангами. Сверху размещался крохотный домик из циновок, крытый длинными банановыми листьями. На палках, тонкими лианами привязанных к углам хижины, тараторили хохлатые какаду.

Один из даяков снял с Каммамури сеть, развязал ему руки и ноги и велел:

– Полезай.

– Куда? – изумился маратха.

– Наверх.

– В эту клетку?

– Таков приказ.

– Я же не обезьяна!

– Мне все равно. Приказ есть приказ.

– И чем я там должен заниматься?

– Не знаю.

– Приручать какаду?

– Это меня не касается.

– Значит, говоришь, лезть?..

– И пошевеливайся, иначе твоя шея познакомится с нашими санггамара.

– Скажи хотя бы, где лестница. Я что-то ее не вижу.

Даяк ткнул пальцем в толстенный ствол бамбука с глубокими насечками, нанесенными в двух пядях одна от другой.

– Понятно, – проворчал Каммамури. – Местные обожают орангутанью гимнастику. Ладно, посмотрим, что там наверху. Виды оттуда, должно быть, изумительные.

Маратха начал карабкаться по стволу. Воины взглядом следили за ним, размахивая парангами и колючими рогатинами. Их физиономии не предвещали ничего хорошего. Наверное, даяки огорчились, что им не позволили отрезать пленнику голову. Цвет ее кожи заметно отличался от бледно-желтого окраса аборигенов, и она, несомненно, стала бы жемчужиной их коллекции.

Минуты через две Каммамури выбрался на хлипкий бамбуковый настил непосредственно под хижиной, подтянулся и оказался на своеобразной веранде, окружавшей причудливое сооружение.

– Что за дурацкая тюрьма? – спросил сам себя маратха. – Мы с хозяином два года прожили на Кабатуане, но я ни разу не встречал подобных клеток, подвешенных между небом и землей. В таких только павлинов выращивать.

Обойдя хижину, он обнаружил маленькую дверцу, в которую и протиснулся не без опаски. Пол внутри был завален грудами сухой листвы. Ни стола, ни кровати… Не было даже глиняного кувшина с водой.

– Судя по обстановке, подлый грек решил уморить меня голодом и жаждой. – Маратха поежился.

Он шагнул вперед, и тут из-под листвы навстречу ему поднялась черная человеческая фигурка и спросила по-даякски с акцентом:

– Туань-эропа?

Этим словом, обозначающим европейских господ, малайцы называют всех людей иных рас. Каммамури ничего не ответил. Он пристально смотрел на незнакомца. Казалось, тот только что очнулся от глубокого забытья и пытается сообразить, кто еще объявился в хижине.

Он не был даяком. Низенький, едва ли пяти футов ростом, с очень темной, почти черной кожей. Крупная голова, перевязанная окровавленной тряпкой, из-под которой во все стороны торчали курчавые волосы. Нос короткий, с широкими ноздрями. Почти безгубый лягушачий рот, узкий лоб, большие, отнюдь не раскосые глаза, тело сухощавое, плечи покатые. Не нужно быть антропологом, чтобы опознать в этом человечке представителя дикого племени, негрито или аэта, из самой глубины малайских джунглей.

Во внешности и в жизненном укладе у них нет ничего общего ни с суматранскими батаками, ни с филиппинскими тагалами, не говоря уже о борнейских даяках и малайцах. Тем не менее народ этот весьма многочислен. Они встречаются в Южной и Центральной Африке и на Андаманских островах, расположенных неподалеку от Индии. Как эти пигмеи, столь отличные от других рас, распространились по миру? Загадка. Никто из ученых по сию пору не смог объяснить, каким ветром их занесло и на Черный континент, и на далекие малайские острова.

Каммамури, тоже не ожидавший встретить в тесной клетушке соседа, да еще столь диковинного, молчал.

– Не туань-эропа? – спросил незнакомец, видя, что пришелец не решается открыть рот.

– Не эропа, – ответил наконец маратха. – Что ты здесь делаешь?

– Жду исцеления, – сказал человечек.

По-даякски он изъяснялся довольно бойко.

– А потом? Уйдешь?

Негрито скорчил злую гримасу. Медные браслеты на его руках-спичках зазвенели.

– Мне раскроили голову парангом. Теперь она не годится для алтаря вождя. Когда рана затянется, меня убьют.

– Кто убьет?

– Даяки.

– Вот подлецы! – воскликнул Каммамури. – Не думал, что люди способны пасть так низко! Где тебя поймали?

– В лесу. Я охотился на тапира.

– Когда?

Растопырив пальцы, дикарь сосредоточенно принялся считать их и пересчитывать. Затем помотал головой, словно отказываясь от столь сложной арифметической задачи, и изрек:

– Не знаю.

– У вас всех определенно нелады со временем, – вздохнул Каммамури.

– К чему мне оно?

Маратха обошел хижину и вернулся к негрито, не сводившего с него глаз.

– Тебе дают есть?

– Нет.

– А пить?

– Тоже нет.

– И ты еще жив?!

Негрито развел руками.

– Теперь я понимаю, – произнес Каммамури. – Грек вовсе не шутил, говоря, что мне придется пожирать листву с крыши. О Шива, Брахма и Вишну!.. На столбах я заметил какаду, значит на первое время еда найдется. Хотел бы я знать, как там поживают мой хозяин, сеньор Янес и Малайский Тигр? Что они думают обо мне? Кали сожри проклятого грека! Я не собираюсь подыхать от голода в этом курятнике, а мой товарищ по несчастью, кажется, неглуп. Мы с ним в одной лодке, надеюсь, договоримся. Всего-то и надо выждать, пока охранники уснут, и спуститься вниз. Надеюсь, они хоть иногда спят.

Негрито принялся отщипывать и жевать жесткие кокосовые волокна, из которых были сплетены циновки, а маратха вышел наружу.

По узким улочкам деревушки сновали мужчины, женщины и детвора. Меньше чем в полумиле поблескивал изгиб реки с лесистыми островками. Прямо под «вороньим гнездом» вокруг очага с огромным котлом сидело четверо воинов.

– М-да, а сторожат-то неплохо, – пробормотал Каммамури. – Неужели даяки даже похлеще тугов[53] Сундарбана? Ну, это мы поглядим! Пока надо озаботиться пропитанием. У меня часов десять крошки во рту не было, а сколько дней голодает негрито, и представить страшно.

Вновь обойдя хижину, он приметил ствол бамбука, возвышающийся над крышей, и полез по нему. На насестах восседали восемь белых какаду с нежно-розовыми и желтыми хохолками. Птицы были привязаны тонкими побегами ротанга.

«Может, это местные божества? – задумался маратха. – Что ж, придется даякам обойтись без них. В наших желудках птичкам будет уютнее. Не собираюсь я грызть сухую листву, чертов ты грек! Зажарить попугаев не получится, но первое время, к твоему неудовольствию, от голода я не умру».

Глава 12

Чудесное спасение

Хоть и с риском свалиться, маратха выбрался на крышу и, хватаясь за стропила и пучки высушенных банановых листьев, сумел подобраться к попугаям.

– Дорогие мои, – проникновенно обратился он к птицам, – мне очень жаль, но голод не тетка. Кроме того, боги создали вас для набивания наших животов.

Какаду суматошно захлопали крыльями, заорали и защелкали клювами, но Каммамури был не из тех, кого можно напугать подобными пустяками. Сцапав самую крупную птицу, он свернул ей шею.

«На сегодня хватит, – решил он, осторожно ретируясь. – Неразумно в один присест уничтожать все запасы. А что до моего товарища по клетке, ему придется удовольствоваться потрохами, ведь не он рисковал сверзиться и переломать себе ноги».

Каммамури ловко спрыгнул с крыши на веранду, сжимая под мышкой злосчастного какаду, и уже собирался войти в хижину, когда снизу послышались громкие удары, чьи звуки лишь усиливались полыми бамбуковыми трубами. Перегнувшись через низкую оградку, он увидел, как четверо даяков рубят парангами шесты с насечками.

– Мы остались без лестницы. – Маратха поморщился. – Похоже, грек собрался держать меня здесь до тех пор, пока я не помру от голода и не отправлюсь прямиком на Кайлас[54]. Вот ведь болваны! Спуститься можно и по опорам, где – соскользнуть, где – перепрыгнуть. Маневр, конечно, опасный, но, улучив момент, я проверну его без колебаний. Мне обязательно надо вернуться к товарищам и предупредить их о проклятом греке.

Он вошел в хижину. К его величайшему изумлению, негрито выковыривал из дырок в стволах бамбука каких-то белых насекомых и с завидным аппетитом уплетал их.

– Ты что делаешь?

– Завтракаю. – Дикарь расплылся в улыбке.

– Чем?

– Личинками термитов.

– Выходит, ты питаешься муравьями? – Каммамури не сдержался и хохотнул.

– В бамбуке их полным-полно.

– Интересно, как термиты умудрились отложить яйца в стволах?

– Думаешь, это сделали термиты?

– А кто же, по-твоему?

– Даяки сами сюда их напустили.

– Зачем? Чтобы обеспечить тебя едой?

– Нет. Личинки растут быстро и, когда вырастают, могут живьем съесть человека или зверя. Даяки натолкали термитов в полости бамбука, надеясь, что насекомые объедят мясо с моих костей, а им достанется чистый череп – и никаких хлопот.

– Изверги!

– Однако я не позволяю личинкам вырасти. – За разговором негрито не забывал отправлять в рот пригоршню за пригоршней. – Раз уж они здесь, не пропадать же добру. Угощайся, оранг.

– Спасибо большое. – Каммамури скривился от отвращения. – Предпочитаю птицу.

– А я – личинок.

Личинки термитов – настоящее лакомство для народов Малайзии. Местные поедают их сырыми в огромных количествах, словно живой рис, изредка приправляя соленым порошком из сушеных креветок.

Пока негрито щепкой выковыривал личинок на подставленный лист, Каммамури принялся ощипывать какаду, оказавшегося весьма упитанным. Не хватало только очага, чтобы приготовить отменное блюдо! Увы, у Каммамури не было с собой ни спичек, ни огнива. Впрочем, он и не решился бы разводить огонь: одна искра – и хижина из сухих ветвей и листьев вспыхнула бы и стала ему погребальным костром.

1 Анчар – ядовитое вечнозеленое растение-кустарник, распространенное на островах Малайского архипелага. – Здесь и далее примеч. перев.
2 Даяки – группа народов, коренное население острова Борнео. Негрито – темнокожие малорослые народы, проживающие в тропических лесах Южной и Юго-Восточной Азии, среди них – аэта, тапиро, семанги, андаманты и другие.
3 Паранг – традиционный для народов Малайзии и Индонезии длинный широкий нож, аналог мачете; в длину не превышает 30 см.
4 Кампилан – длинный меч, традиционное оружие некоторых народов Филиппин; его длина – 90–100 см.
5 Непентес (кувшиночник) – род хищных растений; его тонкие длинные стебли похожи на траву и взбираются по стволам крупных деревьев на многие десятки метров, чтобы соцветия получали больше солнечного света.
6 Саронг – традиционная одежда народов Юго-Восточной Азии и Океании: полоса цветной хлопчатобумажной ткани, которую обертывают вокруг талии или середины груди.
7 Мериам – миниатюрная пушка, распространенная на индонезийском архипелаге, – до 60 см в длину.
8 Спингарда – артиллерийское орудие, стреляющее ядрами.
9 Проа – узкое длинное судно с парусом, имеющее на одном из бортов балансир в виде бревна.
10 Крис – кинжал с волнообразно изогнутым лезвием; появился на острове Ява, затем распространился по всей Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии.
11 Бабирусса – дикая свинья, обитающая в Малайзии.
12 Этим словом местные обозначают орангутанов.
13 Либра – мера веса, равная 327,45 г.
14 Аркебуза – гладкоствольное фитильное ружье весом 2,5–3,5 кг, известно с XV в.
15 Баджу – мужская и женская прямая кофта с длинными рукавами у народов Юго-Восточной Азии.
16 Кадазан – народность, проживающая в Малайзии и Индонезии.
17 Шкворень – станок или лафет, то есть опора для пушки.
18 Румпель – рычаг для управления рулем на парусном судне.
19 Арека – род пальмы, имеет орехообразные плоды, из которых добывается вяжущее вещество, используемое для остановки кровотечения; также употребляется в красильном деле, так как имеет яркий красный цвет; из них же делается бетель – популярная жевательная смесь с возбуждающим эффектом.
20 Лот – прибор для измерения глубины с борта судна.
21 Леер – туго натянутая вдоль палубы веревка; во время качки используется для опоры и перемещения команды по палубе.
22 Квартердек – приподнятая кормовая часть верхней палубы.
23 Саккароа – ругательство малайского пирата, не имеет перевода и является выдумкой Э. Сальгари.
24 Галс – курс судна относительно ветра.
25 Маратхи – воинственное племя, населяющее Западную Индию.
26 Квинталь – старинная французская мера веса, то же, что и центнер.
27 Грот – большой прямой парус на нижней рее главной мачты.
28 Контр-бизань – косой нижний парус на бизань-мачте (то есть кормовой).
29 Китмутгар – в Британской Индии и Южной Азии – дворецкий, придворный.
30 Ют – кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы; в нем располагаются грузовые и служебные помещения, а также каюты для экипажа.
31 Дхоти – традиционная мужская одежда народов Южной и Юго-Восточной Азии: прямая полоса ткани длиной 2–5 м, которой драпируют ноги и бедра, пропуская один из концов между ног.
32 Слани – деревянные настилы на слабом грунте, положенные на насыпь.
33 Левантийцы – термин, которым в прошлом обозначалось население средневековых государств Ближнего Востока, а позже – Османской империи.
34 Нипа – кустистая пальма.
35 Вельбот – быстроходная узкая шлюпка.
36 Таль – подвесное грузоподъемное устройство с ручным или механическим приводом.
37 Батара – одно из главных божеств в индуистской мифологии народов Западной Индонезии и Малайзии, отождествлялся с Шивой.
38 Крюйт-камера – место хранения пороха и других горючих и воспламеняющихся веществ на корабле.
39 Крамбол – толстый короткий брус в виде консоли, выходящий за борт; использовался для поднятия якорей к борту.
40 Упас – другое название анчара.
41 Казуарина – род деревьев и кустарников, внешне похожих на хвощи.
42 Кабельтов – мера длины для небольших расстояний на море, равная 0,1 морской мили или 608 футам (185,2 м).
43 Пыж – комок шерсти или пеньки, которым забивали заряд в огнестрельном оружии.
44 Кабестан – лебедки с вертикальным барабаном для поднятия грузов.
45 Бруссонетия – род деревьев высотой 5–16 м, некоторые из них используются для производства бумаги.
46 Тальвар – индийская сабля.
47 Хлебное дерево – крупное дерево до 20–26 м в высоту, напоминает дуб с серой гладкой корой; диаметр плода может достигать 30 см, масса – до 3–4 кг.
48 Лила – разновидность латунной пушки.
49 Орангкайи (оранг) – так местные народы называли сословие богатых, но незнатных купцов, посредников и ростовщиков. Очевидно, Сальгари употребил его в значении «вождь».
50 Ханту – призраки, духи, потусторонние сущности в малайском фольклоре.
51 Баджанги – злобный дух, схожий с джинном и отчасти с вампиром, воплощение мертворожденного ребенка, изображается в виде куницы.
52 «Вороньим гнездом» обычно называют наблюдательный пост на мачте корабля в виде открытой бочки.
53 Туги – индийские бандиты или разбойники, служившие богине смерти и разрушения Кали.
54 Кайлас – гора на юге Тибетского нагорья, самая высокая в своем регионе. Индуисты считают, что на ее вершине располагается обитель Шивы.
Продолжить чтение