Читать онлайн Победа для Ники бесплатно

Глава 1

Они танцевали. Легко и непринужденно, то со смехом запрокидывая голову, то ловя взгляды друг друга и тут же смолкая. Я тонко улавливала ритм их движений, проникаясь романтической атмосферой тихой летней ночи. Начало августа, сияющие на темном небосклоне звезды, прохладный ветерок, дарящий долгожданную передышку от жары, и эта пара в окне соседней новостройки, скользящая в такт неведомой мне музыке…

Живут же люди! Наверняка вместе совсем недавно, еще не успели утратить трогательную нежность и лирический настрой. Я со вздохом покрутила колесико бинокля, оглядывая голые стены, мешки со стройматериалами в углу, большую коробку от пиццы на подоконнике и там же – бутылку из-под шампанского с двумя самыми обыкновенными гранеными стаканами. Ничего не скажешь, хороши: бокалами не обзавелись, шпаклевка толком не высохла, а туда же – амурничать! Повесили бы сначала шторы! Глупо и… завидно.

– Хрррр… – окончательно добивая навеянный сценой в окне поэтический флер, донеслось из глубины комнаты.

Я вмиг опомнилась: скоро начнет светать, утром прибудет такси, а чемодан еще толком не собран, да и без полноценного завтрака перед долгой дорогой Доре точно не обойтись… И как ей удается держать меня в тонусе даже сейчас, оглушительно храпя вот уже который час? Заявилась ко мне накануне без предупреждения, словно мы не могли встретиться уже на вокзале! Вечная история – все должно быть в полном соответствии с ее желаниями. Ох уж эта Дора, главный диктатор моей жизни…

В этой женщине удивительным образом сочетались благородная величавая стать, так подходящая ее редкому имени, и бешеная энергия. Дора гоняла на велосипеде по дачному поселку, обожала посиделки в ресторане, танцевала до упаду, кокетничала напропалую… И все бы ничего, если бы ей в этом году не стукнуло… а собственно, сколько? Она была лет на десять старше моей матери, но всегда казалась этакой дамой без возраста. А за неосторожно брошенное мною как-то в детстве обращение «тетя» одарила таким взглядом, что напрочь отбила желание прилюдно прояснять наши родственные связи.

Детей у Доры не было, и весь напор, которым природа наделила ее в избытке, устремлялся на заботы о моей скромной персоне. Ни одно мало-мальски важное событие не обходилось без властной тетиной руки. Начать хотя бы с того, что свое имя – Ника – я получила именно с подачи Доры, убежденной в судьбоносности слов и символов. «Девчушка вырастет победительницей! С таким-то именем она просто обречена на успех, – с жаром заверяла тетя семью, всякий раз прибегая к одному неоспоримому аргументу. – Возьмите меня… По-гречески „Дора“ означает „дар“, и… ну не будете же вы спорить?» Родным оставалось лишь вежливо кивать и разводить руками. Сущая правда: Дора была тем еще подарочком…

До сих пор не сомневаюсь, что мои детство, отрочество и юность прошли спокойно лишь благодаря тому, что в те годы тетя активно занималась устройством личной жизни. Ничего дельного в итоге не устроилось, зато Дора приобрела ценный опыт – вкупе с глубоким пониманием того, как следует жить младшему поколению. В моем лице.

Именно Дора, всегда грезившая сценическими подмостками и работавшая одно время редактором по репертуару в Доме культуры, убедила меня ступить на творческую стезю. Мне хватило здравомыслия даже не пытаться покорять артистический олимп, а сразу подать документы на сценарно-киноведческий факультет. Где я, мечтая осчастливить гениальными идеями какого-нибудь известного режиссера, увлеченно и обучалась последующие пять лет, чтобы однажды… обнаружить себя в заштатном агентстве развлечений за обдумыванием сюжета корпоратива для производителя холодильных установок. Тогда-то, между выбором пингвиньих костюмов и сочинительством нехитрых здравиц из серии «Наш бухгалтерский отдел в прибыли так преуспел», я пришла к неутешительному выводу: карьера не задалась.

Разумеется, сложила руки я не сразу. Поначалу сочиняла истории, отправляла сценарии на всевозможные конкурсы, участвовала с проектами в питчингах телекомпаний. И каждый раз с замиранием сердца ждала признания, которое в итоге… доставалось другим. Это лишь подстегивало мои честолюбивые устремления, и в какой-то момент желание одержать верх стало своего рода идеей фикс. Меня буквально колотило от потребности выиграть… не важно, что и где. Услышать наконец заветные слова: «…и наш победитель – Ника Соловьева!» Я почти наяву купалась в восторге публики, произносила благодарственные речи, потрясала над головой мифическим кубком – мечтала, мечтала, мечтала…

А потом все разом прекратилось. Не было никаких особых потрясений или моментов истины. Просто я устала, перегорела, смирилась… Не вышло из меня победительницы, увы. Верно сказано: не в свои сани не садись. Тихо обидевшись на весь белый свет, не оценивший моих талантов, я принялась исправно, хотя и без души, строчить сценарии свадеб и детских утренников.

Дора еще пыталась встряхнуть меня и от души потчевала мотивационными речами. Какое там! Новые пылкие воззвания лишь подбрасывали дровишек в разгоравшийся костер раздражения, невольно напоминая о том, кто, собственно, и втянул меня в это недоразумение с профессией. С другой стороны, а на что я надеялась? На моей памяти Дора бывала права крайне редко. Точнее, всего дважды. Не далее как вчера, когда затащила меня в салон красоты, чтобы устранить последствия неумелых экспериментов с внешностью и вернуть моей шевелюре пышность и естественный шоколадно-каштановый цвет. А еще десять лет назад, когда резко воспротивилась моему скоропалительному браку с бывшим сокурсником.

Не знаю, что на меня тогда нашло… Наверное, растерялась после окончания института, когда, как это принято говорить, не нашла своего места в жизни. Рядом крутился такой же разочарованный в профессии парень, который, казалось, понимал мои терзания, как никто. Не вписываться в действительность вдвоем оказалось легче. А еще числиться замужем было очень удобно – это сразу снимало часть вопросов не в меру любопытных окружающих.

«Ника, зачем тебе этот фарс?! – патетически восклицала Дора, в бессилии простирая руки к потолку. – Со скуки ведь помрешь с таким нытиком! Ах, непризнанный гений, скажите, пожалуйста! Посредственность каких много, поверь. Уж я-то умею отличить истинный талант… Неужели тебе не хочется эмоций, приключений, настоящей жизни? Ты же вся в меня…»

С последним доводом тетя, мягко говоря, перебарщивала. Если страсти и горели в моей душе, то где-то совсем глубоко, словно торф под снегом. И чем, скажите на милость, я, воплощенная сдержанность, была похожа на свою неугомонную тетку? Хотя справедливости ради стоит заметить, что относительно моего дражайшего супруга Дора попала в точку. Все полтора года брака он оставался для меня чужим, обитая в той же съемной квартирке, но словно в параллельном пространстве. А когда однажды собрал вещи и ушел, я даже не сразу это заметила. В какой-то момент стало жалко испорченного печатью о разводе паспорта да утраченного комфортного статуса замужней дамы. Но и только.

Впрочем, кого я обманывала? Не потому ли стояла сейчас на балконе, чуть ли не со слезами украдкой наблюдая мгновение чужого счастья, что отчаянно хотела всего этого – взаимности, романтики, любви… Может быть, Дора права и мне необходимо встряхнуться? Отправиться с ней к морю, отдохнуть, расслабиться, завести курортный роман… Ой, я ведь так и не собрала вещи!

Выскользнув с балкона и на цыпочках пробравшись через комнату с бессовестно храпящей Дорой, я оказалась на кухне. На стуле рядом с разложенным на полу чемоданом высилась стопка одежды, подобранной моей авторитарной теткой. И когда она успела похозяйничать в шкафах? Причем ни одного «спокойного» наряда из струящейся ткани приглушенных оттенков, которые я предпочитала обычно. Все сплошь яркое, смелое, летнее – то, что я носила когда-то, во времена беззаботного студенчества.

Вздохнув, я вытянула из стопки ярко-оранжевый расклешенный сарафан с причудливым орнаментом, привезенный подругой из путешествия по Мексике. Вышла в коридор к зеркалу, приложила к себе – и с недоумением воззрилась на собственное отражение. Все-таки за несколько лет я успела основательно отвыкнуть от цвета волос, которым наделила меня природа… Колорист из салона постаралась на славу, устранив последствия многолетних и не самых удачных попыток преобразиться. А парикмахер оживила пряди, сделав аккуратное пышное каре.

«Какое чудо, малышка, сколько в тебе хрупкости, нежности! Прическа – в полной гармонии с твоей точеной фигуркой! А эти бездонные глаза… ты похожа на вспугнутого олененка! И нечего было столько лет издеваться над своей внешностью, – квохтала потом Дора. – Глаз не отвести, вылитая Одри Хепбёрн! Вся в меня!»

Если тетя и напоминала красавицу-актрису, то килограммов этак тридцать назад. А Дорин напор вспугнул бы не то что олененка – целый заповедник. Но в общем и целом мне оставалось не без удовольствия согласиться: темный цвет волос подчеркивал вишневый оттенок моих карих глаз, а новая прическа смотрелась модно и женственно. Кстати, яркий сарафан мне тоже шел. Эх, была не была, новый имидж – новая жизнь!

Победоносно тряхнув кудрями, я одним движением руки смахнула всю стопку «веселенькой» одежды в чемодан. Решено: на ближайшие три недели никаких тягостных размышлений о смысле жизни, зависти к чужим отношениям, досады на собственную незадачливость. Мы едем на отдых! И кто знает, возможно, Дора, обещающая мне море увлекательных приключений, окажется права и на этот раз…

– Итак, за новое начало! – вдохновенно провозгласила тетя и с такой силой стукнула о мой бокал своим, что вино чуть не расплескалось. – Ты отправляешься – ни много ни мало – в путешествие к самой себе. Познакомишься с интересными людьми, проникнешься духом творчества, поймешь, чего хочешь от жизни… Пора положить конец одиночеству, унылому существованию, заниженной самооценке, хандре! Да, не заладилась работа, да, развелась – пустяки, какие твои годы…

Таким бесхитростным образом весь вагон-ресторан узнал о моих метаниях, профессиональных и личных. В число неоспоримых талантов Доры входило умение обращать на себя внимание. Вот и теперь тост прозвучал столь громогласно и пылко, что на нас стали оборачиваться сидящие за соседними столиками. Кажется, пора перевести разговор с моей пропащей жизни на нечто более увлекательное. Тетя все уши прожужжала грядущим отдыхом, мифической Пегасовой бухтой и местным контингентом – сплошь богемой да талантами…

– Кстати, по поводу интересных людей… Кажется, в этом твоем «сногсшибательном местечке» концентрация гениев на квадратный метр будет зашкаливать. Мы ведь попадаем на какое-то литературное сборище, не так ли? – Мой отвлекающий маневр удался, судя по тому, что нарумяненные щеки Доры зарделись еще ярче. – А что же твой живой классик, неужели сподобимся пообщаться с самим Лазуревским? Слабо верится, что он удостоит нас вниманием…

Из уст Доры вырвался прямо-таки кошачий «фыр», столь громкий и негодующий, что окружающие снова принялись бросать в нашу сторону всполошенные взгляды. И угораздило же нас отправиться к вожделенному морю на поезде! На самолете ведь гораздо быстрее и проще. Ах да, это ведь Дора, панически боявшаяся авиаперелетов, настояла на своем. В который раз…

– Не только удостоит вниманием, но и примет как родных. А заодно даст тебе пару профессиональных советов. Это я могу гарантировать, – многозначительно бросила Дора, поправив на запястье свой обожаемый и не по возрасту легкомысленный браслет из камешков бирюзы и лазурита. – Это ведь с его подачи организован литературный фестиваль, который ты небрежно именуешь сборищем. Раз в два года собираются писатели, драматурги, сценаристы – как маститые, так и начинающие. Мне уже звонили из оргкомитета, чтобы подтвердить наше участие. Программа обширная: встречи, презентации книг, конкурс… И все это – в роскошном уголке у самого синего моря. Мечта! В бухте прячется чудесный крошечный домик, в котором я однажды останавливалась. Увидишь своими глазами и поймешь, какие красоты подпитывают талант Стаса… то есть Станислава Лазуревского.

Судя по хитрющим глазам Доры, оговорилась она не зря. Роман тети с известным поэтом, случившийся еще до моего рождения, давно стал в нашей семье притчей во языцех. Очная, если можно так выразиться, фаза их отношений оказалась до обидного короткой, сведясь к полному страстей, но мимолетному курортному роману. Уж и не знаю, почему, но любовная интрига не получила достойного продолжения, превратившись в невинную платоническую переписку, которая изрядно развлекала тетю два последующих десятилетия. Она периодически отправляла послания Лазуревскому, он же отвечал редко, хотя и с неизменной теплотой. А потом… тетя крайне неохотно и скупо упоминала о грянувшей однажды вселенской катастрофе, положившей конец этому общению. Кажется, тогда Дора получила пренеприятнейшее послание, в котором Лазуревский лаконично и формально извещал ее о прекращении общения. По какой причине – это осталось для меня тайной.

На память о поэте у Доры сохранились письма, фотографии и тот самый незатейливый браслет из синих камешков. А еще воспоминания, в которые она периодически ударялась, сыпля уменьшительно-ласкательными прозвищами, мельчайшими деталями обстановки, подробными описаниями одежды и природы – тем, что обычно в разговоре принято со спокойной душой опускать. Если, конечно, ты не желаешь особо подчеркнуть доверительный характер отношений.

Недостатка внимания тетя не испытывала никогда, но главным мужчиной в ее судьбе был провозглашен пресловутый Лазуревский. Который, насколько я знала, и Лазуревским-то не был – этот псевдоним писатель взял в начале своего творческого пути, когда однажды приехал к морю, да так там и остался… Видимо, обладал изрядной долей авантюризма, раз поддался очарованию лазурной водной глади, светлого рассыпчатого песка, графитово-серых шершавых скал – всего того, что потом с таким восторгом описывал в своих книгах, став известнейшим маринистом.

«Вот как нужно верить в мечту! Все бросил, в один миг, – всплыла в памяти одна из многочисленных нотаций Доры. – Стас ведь не учился литературному мастерству, он – технарь, после окончания института успел поработать инженером на заводе. Его вел талант, истинный талант! И конечно он не сомневался в своих силах. Учись, Ника! А ты даже надоевшую работу сменить не можешь…»

Мне действительно была неведома подобная храбрость. Да и стабильные 1970-е, ставшие для Лазуревского периодом радикальных решений, плохо вязались в моей голове с залихватской склонностью к риску. Похоже, писателя направляли не только путеводная творческая звезда и несгибаемая вера в себя, но и организаторская жилка. Иначе как объяснить тот факт, что он быстро устроился на новом месте, окружил себя единомышленниками и создал что-то вроде творческого сообщества. А в начале 1990-х на перемены в стране отреагировал по привычке категорично, отказавшись от любимых морских стихов в пользу остросоциальной прозы. И не прогадал, сумев заново, с иной стороны, раскрыться для преданных читателей. Дора, помнится, сетовала на потерю фирменного лирического стиля, но к тому моменту страсть ее поутихла, и поэт остался этакой мифической фигурой, пусть ярким, но все-таки прошлым…

– …а скала очертаниями напоминает коня, раскинувшего крылья над морем, – вторгся в мои мысли мечтательный голос Доры. – Стас говорил, этот пейзаж словно создан для того, чтобы дарить вдохновение! Домик утопает в зарослях дикого винограда, там можно с легкостью укрыться от палящего солнца и любопытных глаз. Вернемся в купе, напомни, покажу снимки, я прихватила свой фотоальбом. Да-да, тот самый! Ты обожала рассматривать его в детстве, но, наверное, с годами многое забылось… А ведь именно в том домике была написана лучшая – ранняя – лирика Стаса. Ты, конечно, помнишь эти произведения: «После шторма», «Парус на закате», «Солонее слез»…

Как же не помнить, если тетя забрасывала меня трудами Лазуревского и даже настояла на том, чтобы выпускное сочинение в школе я писала по его поэзии! Современное творчество, по моему скромному разумению, уступавшее былому в стилистике, но, несомненно, выигрывавшее в сюжетном плане, энтузиазма у тети не вызывало. Вот и сейчас, томно прикрыв глаза и вскинув длинные кисти рук, Дора принялась декламировать хорошо поставленным голосом «из раннего»:

О дива, чудо, дар желанный,
Которым я благословлен!
Едва увижу облик славный —
И вновь потерян, я влюблен…
В янтарных кудрях солнце плещет,
А смех твой – как журчанье волн…
Поэта сердце все трепещет,
У твоих ног он, покорен…

И так далее и тому подобное. Обычный набор романтической чепухи, которая вылилась из-под пера захлебывавшегося от восторга холерика. Не скажу, что нехитрые строчки молодого в ту пору литератора, якобы посвященные тете, трогали меня до глубины души. Зато по привычке пафосный Дорин перфоманс, похоже, оценили посетители вагона-ресторана. По крайней мере, по окончании «номера» мое плечо тронула сзади чья-то рука. Обернувшись, я увидела женщину неопределенного возраста в приметных очках с толстыми стеклами. Она сидела за соседним столиком со спутницей и, судя по всему, ловила каждое слово монолога моей не в меру артистичной родственницы.

– Простите, я невольно подслушала ваш разговор, – негромко подтвердила мои подозрения женщина и, перехватив взгляд Доры, заговорила уже громче: – Это ведь строчки Станислава Лазуревского, верно? Как приятно встретить единомышленниц! В наш суетный век совсем не осталось места творчеству, и эти стихи – словно глоток свежего воздуха. Вы не представляете, какое счастье для меня разговаривать с человеком, близко знавшим истинного творца…

Всё, более-менее спокойный ужин на этом закончился. Как и наше уединение. Вскоре Надя – так звали новую знакомую – перекочевала к нам за столик и включилась в оживленное обсуждение творчества Лазуревского. Ее подруга в какой-то момент испарилась, а мне оставалось лишь закатывать глаза и ждать, когда поток восторгов и воспоминаний иссякнет. Небо за окнами давно потемнело, вагон-ресторан опустел, а мы все никак не могли поставить точку в затянувшемся ужине.

Тему творчества логично сменило восхищение харизматичной личностью поэта. Надю интересовало буквально все: какими были Стас и его привычки в молодости, что ему нравилось, а что он ненавидел, когда принял решение перебраться к морю… Я украдкой разглядывала поклонницу «творца»: наверняка под пятьдесят, среднестатические рост и фигура, а еще бледное лицо, почти полностью скрытое под толстенными линзами очков, и на контрасте – жесткие, как щетка, крашеные волосы медного оттенка, небрежно стянутые в хвост. Все вместе создавало унылый образ синего чулка, этакой старой девы, живущей книжными страстями. Таким свойственно на расстоянии влюбляться в недосягаемых красивых статных суперменов и фантазировать до беспамятства, проживая невероятную бурную жизнь в своей же голове.

– Мы познакомились у моря, – лились потоком откровения Доры. – Я только-только приехала с подругой на юг, устроилась в частном секторе. Первое самостоятельное путешествие, столько впечатлений, надежд, никакого одергивания родителей… ну, вы понимаете, Наденька. Помню, сижу утром на камушке, пока подруга плавает, любуюсь набегающими волнами, слушаю крики чаек… И вдруг, будто шторм сзади налетает: «Наконец-то, вот вы и появились! Как же долго я ждал вас, о моя муза! Почему, почему же вы так медлили, почему не приехали раньше?» Я, признаться, опешила…

Еще бы не опешить, когда тебя вот так берет в оборот молодой, красивый, энергичный и при этом совершенно незнакомый парень! Статный, мускулистый, с блестящей от морских капель бронзовой кожей… Поначалу Дора решила, что местный Аполлон просто обознался. А он, не давая Доре опомниться, вывалил с десяток весьма лестных, изобилующих изысканными эпитетами комплиментов, потом на ходу сочинил несколько поэтических строк… К моменту, когда подруга закончила свой утренний заплыв, Стас уже успел добиться у Доры обещания встретиться на этом самом месте вечером. И понеслось: свидания, море, закаты, стихи…

Я слушала этот рассказ без особого внимания – как-никак, не в первый раз. Зато Надя внимала каждому слову, а в какой-то момент даже откинула голову, любуясь проносящимися перед мысленным взором картинами. Видимо, прошедшие годы и недосягаемость кумира сроднили его поклонниц, уничтожив малейший намек на ревность. И теперь Надя будто сама проживала счастливые моменты Доры, ухватившись за редкий шанс узнать чуть больше, чем значилось в скупых строчках интернет-энциклопедии.

– А каким он показался внешне? Говорят, в молодости это был редкий красавец. – Даже толстые линзы не могли скрыть жгучего любопытства, которым загорелись глаза Нади. – Конечно, все мы видели фотографии на обложках книг, в Сети… Но черно-белые снимки не дают полного представления. А новых фотографий до обидного мало…

Надя не без досады вздохнула, и мы с Дорой понимающе закивали. В 1990-х, словно знаменуя отказ от прошлого, Лазуревский бросил занятия спортом, которые так пропагандировал, и отпустил бороду. На публике он теперь появлялся крайне редко, затаившись в своей Пегасовой бухте и строча книгу за книгой. Читателям оставалось только отслеживать новинки да ждать редких интервью. В полноватом, заросшем литераторе едва угадывался тот прекрасный, словно греческий бог, лихой богемный парень с голубыми глазами и идеальными чертами. Что ж, новая жизнь – новый имидж…

– Он буквально ослепил меня, – живописала между тем Дора. – Атлетическая фигура, сильные руки, открытое лицо… Не удивляюсь, что многие приписывают ему прямо-таки огромный рост. Но нет, вполне среднестатический для мужчины, хотя, конечно, Стас – высокий. Наденька, вы наверняка помните тот известный портрет на обложке его раннего сборника: величественная фигура на фоне бушующего моря – прямо Колосс Родосский! В реальности он, естественно, был красавцем, но другим. Не таким неприступным, скорее наоборот – общительным, живым, остроумным…

– Ну… не знаю.

В голосе Нади послышалось разочарование. Видимо, развенчание мифов о кумире пришлось ей не по душе. Мне даже показалось, будто по Надиному лицу пробежала тень ревности. Что ж, я ошиблась, когда решила, что пролетевшие годы сделали Лазуревского этаким общественным достоянием. Он устраивал поклонниц развеселым балагуром-холостяком и богемным оригиналом, но только не чужим возлюбленным. Пусть и бывшим.

– Столько времени прошло, наверняка многое с годами выветрилось у вас из памяти… Признаться, трудно поверить, что Лазуревский был таким уж обыкновенным.

Готово. Легкого оттенка недоверия в тоне вкупе с едва заметным намеком на солидный возраст хватило, чтобы Дора мгновенно сделала стойку. Ах, кто-то смеет сомневаться в подлинности воспоминаний «из первых уст»? Взвившись в долю секунды, тетя в последний момент все же успела взять себя в руки и с нажимом удава, нависшего над кроликом, выдала:

– Наденька, я никогда ничего не говорю просто так. Давайте пройдем к нам, покажу вам фотографии и письма Стаса. Пойдемте-пойдемте, к чему скромничать…

Надя виновато затопталась на месте, но пуговки ее глаз под очками зажглись азартом. Ох, и свалилась на мою голову эта провокаторша! Планируя поездку, мы с Дорой раскошелились на современный спальный вагон повышенной комфортности, и к этому моменту я, почти не сомкнувшая глаз накануне, рассчитывала уже мирно отдыхать. Сознание мутилось от усталости, ноги едва слушались, но я покорно побрела вслед за Дорой и Надей по узкому проходу.

Тетя поднесла электронную карточку к считывающему устройству, и дверь послушно открылась. Горя желанием доказать свою правоту, Дора бросилась внутрь, но тут же застыла как вкопанная. От неожиданности мы с Надей налетели на нее сзади. Постояв на месте с полсекунды, Дора всполошилась и кинулась к сумке с вещами.

Я в недоумении огляделась: два чемодана по-прежнему стояли на своих местах, по обе стороны от двери. А вот с лежавшей на диване сумкой явно было что-то не так. Да, точно, в полураскрытой молнии застрял яркий шейный платок, который Дора иногда надевала под ветровку. Так-так…

Наверное, каждая женщина способна по едва заметным признакам – вроде мельчайшего движения пыли или сдвинутой на миллиметр чашке – безошибочно определить, что в месте ее обитания похозяйничал посторонний. Вот и сейчас создавалось ощущение, будто кто-то впопыхах перерыл вещи и очень торопился закрыть молнию. Видимо, Дора пришла к тем же выводам, раз уже успела вывалить на диван все содержимое сумки.

– Это – на месте, это – тоже, – в волнении приговаривала тетя, суетливо перебирая вещи дрожащими пальцами. Тщательно просмотрев кучу косметических принадлежностей, Дора подняла удрученный взгляд. – Так и есть! Альбом… он исчез.

Не может быть! Кому понадобился небольшой старый фотоальбом, обтянутый синей тканью, уже основательно потертой от времени? Для Доры он, бесспорно, представлял особую ценность. Я давно не заглядывала внутрь, но помнила, что в альбоме хранились редкие письма Лазуревского, его же фотографии, а еще несколько вырезок из газет и журналов – заметки о творческих планах, новости о выходивших книгах, короткие интервью… Кому, скажите на милость, понадобилось это добро?

В недоумении застыв на месте, мы с Дорой обменялись долгими красноречивыми взглядами. Никто, ровным счетом никто не позарился бы на пожелтевшие от времени «сокровища» в виде неумелых снимков и почти истлевших листков бумаги. Никто – кроме синего чулка, фанатичной поклонницы, живущей грезами о несбыточном.

Придя к одинаковому выводу, мы с Дорой тут же встряхнулись. А Нади и след простыл… Хороша интеллигентная женщина, знаток современной литературы: стоило нам расслабиться, как взяла и умыкнула фотоальбом, а потом сбежала! Стоп, что-то здесь не сходится… Надя ведь неотлучно провела с нами весь вечер, да и карта-ключ от электронного замка была только у Доры. Кто же украл альбом из закрытого вагона? И главное, зачем…

Интригующие мысли вылетели у меня из головы, стоило услышать всхлипы Доры. Моя величавая всезнающая властная тетка вдруг бессильно уронила лицо в ладони и зарыдала – впервые на моей памяти.

Так и закончился этот странный вечер. Поезд бесшумной молнией несся на юг, пассажиры в соседних вагонах сладко спали. А Дора, этот вечный генератор кипучей энергии, горько оплакивала единственное напоминание о лучшем периоде ее жизни, и мое сердце разрывалось от жалости. Началось путешествие, ничего не скажешь…

Недоброе предчувствие шевельнулось в моей душе. Я не знала, ждет ли нас обещанное море приключений, но уже не сомневалась: море проблем нам гарантировано.

Глава 2

Шипящие волны с яростью бились о скалы, вываливаясь на берег, будто пена из пасти бешеной собаки. О, неплохое сравнение, как раз в духе Лазуревского… Прищурившись, я попыталась рассмотреть за пеленой дождя очертания раскинувшейся слева Пегасовой бухты. Какое там – все вокруг поглотила стихия… Хорошо же нас встречает вожделенное море! Еще раз окинув взглядом свинцовое небо и недобрую зеленоватую пучину, я поспешила уйти с балкона.

В номере гостиницы с поэтичным названием «Парящий Пегас» хозяйничала другая стихия – моя неугомонная тетушка. К журчанию воды в ванной добавлялись мерный гул телевизора и стук каблучков Доры, шнырявшей туда-сюда со скоростью, не свойственной людям ее возраста. Обе кровати были завалены вещами, раскрытые чемоданы занимали весь проход. Дора то появлялась, то исчезала в коридоре, разбрасывая гигиенические принадлежности и одежду по шкафам, полочкам, вешалочкам… Мне пришлось встать в сторонке и, силясь унять рябь в глазах, смиренно наблюдать разгул этого вездесущего шторма в женском обличье.

– Ника, подключайся, – на миг оторвавшись от метания косметики в тумбочку, подстегнула Дора. – Нужно успеть разложить вещи и привести себя в порядок до ужина. Давай-ка, живо! Что стоишь столбом?

– Пережидаю встречу с шаровой молнией. Все по инструкции: отдалилась на максимальное расстояние и стараюсь не попадаться на пути, – съехидничала я. – Какой смысл так суетиться? Почти все вещи разложены, быстро приму душ и переоденусь перед ужином, перекушу, а потом – спааааать…

– Как это «спааааать»? – несмотря на все мои усилия, «шаровая молния» все же взорвалась негодованием. – Нас ждет изысканный фуршет по случаю прибытия гостей литературного фестиваля. К ужину, насколько тебе известно, принято должным образом подготовиться: подобрать наряд, уложить волосы, сделать макияж. Ника, иногда нужно показать себя с лучшей стороны, предстать истинной леди. Сколько можно тебя учить?

Началось… Дору отличала редкая непоследовательность: не далее как вчера агитировала закрутить безрассудный курортный роман, а сегодня призывает превратиться в чинную-благородную княжну Мери! Поддерживать ненужную светскую беседу в нелепом вечернем платье, попивая шампанское из тонкого бокала и поклевывая микроскопическое канапе… Причем все это – с отвлеченным видом эфемерной рафинированной барышни, которая на самом деле не помышляет наброситься на огромную порцию курицы с жареной картошкой, а после ужина рухнуть в кровать и проспать как минимум часов десять. Признаться, меня уже шатало от усталости после двух бессонных ночей, последняя из которых выдалась крайне нервной…

Накануне вечером, в поезде, мне пришлось потратить немало душевных сил, чтобы успокоить Дору, рыдавшую над потерей драгоценного фотоальбома. К счастью, несгибаемый характер не позволил тете сокрушаться слишком долго: погоревав минут десять, она решительно смахнула слезы и зашагала прямиком к проводнику. Вскоре весь поезд был поднят по тревоге, а на ближайшей станции с нами даже пообщались полицейские.

Вопреки доводам разума, тетя не сомневалась: «кражу века» совершила наша новая знакомая, ценительница творчества Лазуревского. Но женщины в приметных очках среди пассажиров не оказалось, а внешность ее спутницы мы припомнить не смогли. Полицейские терпеливо выслушали сбивчивые объяснения Доры, все подробно записали и, пообещав связаться с нами в случае обнаружения пропажи, откланялись. Нам оставалось только отправиться в свой удобный вагон и постараться хотя бы немного поспать.

По закону подлости, едва утомленная голова коснулась подушки, как желание провалиться в сон тотчас испарилось. Я никак не могла отогнать от себя впечатления этого насыщенного вечера и будто воочию видела мечтательно откинутую голову, блестевшие любопытством глазки под очками, медные, неестественно жесткие проволочки волос… «Неестественно»? Ну конечно же, как я раньше не догадалась! Все это – и нарочитые вздохи восторга, и очки с толстыми линзами, и сухие, будто пережженные хной пряди, – один большой маскарад. И будь мы с Дорой не так сосредоточены на обсуждении персоны харизматичного поэта, наверняка поняли бы это сразу.

Но кому и зачем потребовалось менять внешность? Неужели на самом деле какая-то фанатка, годами грезившая о Лазуревском, решила присвоить фотоальбом? Но в таком случае она должна была заранее знать, что Дора связана с ее кумиром, что мы поедем именно в этом поезде, что тетушка прихватит с собой ценные снимки… Нет, что-то здесь не сходится. Кажется, Дора регистрировала нас в качестве участниц литературного фестиваля, указывала наши данные и дату прибытия, но и только. Хм… сплошные загадки.

Вопросы метались в моей голове и сейчас, но их постепенно подавляли мечты об аппетитном ужине. К сожалению, у Доры на мой счет были иные планы.

– Курица? Ника, да ты с ума сошла! Вместо того чтобы общаться с представителями творческих кругов, завязывать полезные связи, узнавать что-то новое…

– …Я хочу алчно поглощать курочку – ароматную, сочащуюся жиром, с порцией шквар-чащей в масле картошки, – со смехом подхватила я. – А уже потом – спааааать!

– Завтра – пожалуйста, все курочки мира будут к твоим услугам. А сегодня ты просто обязана присутствовать на фуршете! И точка. – В голосе Доры послышались резкие нотки капризного ребенка. – Может быть, Стас и превратился в затворника, но к гостям наверняка выйдет. Я так мечтаю его увидеть! И ты должна меня сопровождать. После всего, что произошло в поезде…

Тетя демонстративно всхлипнула, напоминая о том, каких нервозатрат стоила ей история с фотоальбомом. Вот манипуляторша! Ничего не оставалось, как покорно кивнуть. Только не подумайте, что меня так легко подцепили на крючок. Дора явно преувеличила масштабы «трагедии», но что-то в ее категоричных «обязана» и «должна» меня насторожило. Я слишком хорошо знала родную тетку: она готовится выкинуть какой-то крупномасштабный фортель. Или, что страшно, уже его выкинула…

Оживленный гул голосов сопровождала лившаяся из динамиков приятная джазовая мелодия. Остановившись на вершине лестницы, мы с Дорой разглядывали пеструю толпу, заполонившую зал приемов гостиницы. Давненько мне не доводилось видеть столь разномастную публику: девушки в кричаще неуместных мини обхаживали богемных бородачей в вытянутых свитерах, дамы бальзаковского возраста в классических нарядах стайками перепархивали от одного столика с десертами к другому, а солидные мужчины в деловых костюмах, разбившись на группы, с серьезным видом вели разговоры. Лазуревского среди гостей мы не заметили – видимо, на правах «гвоздя программы» он рассчитывал появиться позже.

– Смотри-смотри, это его жена, я видела фото в Интернете, – на эмоциях ткнув меня в бок локтем, зашипела Дора. – На редкость безвкусная бабенка.

Сколько же ревности и досады прозвучало в этой короткой фразе! Проследив за тетиным кивком, я увидела в центре зала эффектную блондинку. Изумрудно-зеленое платье обтягивало ее стройную фигуру, платиновые пряди были уложены в безупречный боб, а напомаженные губы растягивались в формальной улыбке. Величаво вскинув голову, дама с хозяйским видом оглядывала гостей фуршета и периодически отвечала на их приветствия. Ничего особенно безвкусного в ее облике я не узрела – ярковато, но не более…

Дора, которую вот уже полчаса трясло от предвкушения долгожданной встречи с мастером пера, подхватила меня под локоть и потянула вниз. Тетя всем существом рвалась в зал, однако ступать старалась медленно, с достоинством. Момент нашего появления был рассчитан до минут: мы нарочно немного опоздали, пережидая, пока гости утолят голод – физиологический и коммуникативный. Только теперь, по разумению Доры, они (а главным образом, естественно, Лазуревский) были должным образом подготовлены к восприятию истинной красоты во плоти, которую мы с ней и являли.

Не то чтобы я разделяла столь нескромную точку зрения, но после выхода из номера, мельком бросив взгляд в большое зеркало на стене холла, неожиданно согласилась: смотрелись мы как минимум броско. Два ярких пятна, будто сошедших с картины конструктивиста. Темно-красное – моя статная, полная тетушка, облаченная в украшенный стразами костюм с длинной расклешенной юбкой. И ослепительно-белое – ваша покорная слуга в платье-тунике до колена.

Дора, знавшая содержимое моего чемодана гораздо лучше меня, безошибочно вытянула нужный наряд. Я посопротивлялась из вредности, особо упирая на то, что белая ткань сводит на нет близкие контакты с большинством кулинарных блюд. Но быстро сдалась: в сочетании с золотистыми балетками и высоким пучком, который мы с тетей, основательно поругавшись, сотворили из моих не самых длинных волос, это платье свободного кроя и без рукавов смотрелось выигрышно.

– Ни дать ни взять – богиня! – отойдя на метр, с восторгом всплеснула руками Дора. – Как нежно струится ткань… полная иллюзия движения! Сочетание стройности и внутренней силы! Прямо Ника Самофракийская, еще голову убрать бы – ну вылитая…

Что ж, комплимент вполне в духе моей тетушки. Сравнение со знаменитой статуей заставило меня поежиться, но чувство справедливости все-таки взяло верх. Отражение в зеркале казалось безупречным и – чего греха таить – дарило робкую надежду на пресловутый курортный роман, призванный встряхнуть мою унылую жизнь. И теперь мы с Дорой, сгорая от нетерпения каждая по своей причине, шествовали по лестнице в ожидании бури восторгов. Которая, вне всякого сомнения, не заставила бы себя ждать, но…

– Добрый вечер, дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на торжественном вечере, посвященном грядущему литературному фестивалю «Под крылом Пегаса», – огласил зал приятный баритон, едва мы ступили с лестницы на паркет. – Как вам известно, официальное открытие состоится через два дня. Кто-то отдыхает в наших краях давно, кто-то приехал только сегодня. Мы решили предоставить вам возможность познакомиться друг с другом, пообщаться и, разумеется, послушать хорошие песни…

Последние слова потонули в восторженном визге, и нас тут же подхватило нахлынувшей невесть откуда яркой волной женщин разных возрастов, внешности и комплекции. Видимо, обладатель баритона уже снискал у отдыхающих бешеную популярность. Под первые аккорды неизвестной мне музыки дамская стихия вынесла нас вперед, к широкому выступу вдоль стены, являвшему собой подобие сцены.

За спинами зрительниц я не могла видеть исполнителя, но это было и не нужно – чарующий бархатистый голос вмиг увлек меня в неведомые дали: туда, где ровную морскую гладь пронзают диковинные рыбы, а по берегу бродит девушка, ждущая возвращения любимого из путешествия за семь морей… Странно, как это раньше лирические стихи Лазуревского казались мне скучными? Знакомые с детства строчки, положенные на музыку и исполняемые с глубоким чувством, сейчас раскрывались для меня иначе. И немалая заслуга в этом принадлежала голосу – не самому мощному, но проникновенному и приятному. Ах, заткнуть бы еще этих неистовых поклонниц, встречающих каждый куплет поросячьим визгом! Нашли себе Элвиса…

– Ника, какой мальчик! – Пользуясь преимуществом высокого роста, Дора первой рассмотрела обладателя баритона. Пустив в ход свою хваленую бесцеремонность, она оттеснила локтями окружающих и вытолкнула меня вперед. А потом жарко зашептала на ухо: – Помнишь, ты как-то спрашивала, что я нашла в Стасе? Такую же харизму! Красота, фигура, голос – все меркнет перед лицом подобного обаяния. Присмотрись к парню, по-моему, отличный вариант для твоего курортного романа!

Я с любопытством подняла глаза и… чуть не застонала от разочарования. Нет-нет, кумир местной публики не отличался заурядной наружностью, отнюдь. Высокий рост, приятные правильные черты, тронутая загаром кожа и русые, будто выгоревшие на солнце, волосы, безупречно подстриженные в стиле полубокс, – все было при нем. Но накинутый с элегантной небрежностью пиджак, открывавшая обзор на безупречный торс распахнутая на шее рубашка и, главное, дерзкая ухмылка мартовского кота создавали ощущение самого обыкновенного ловеласа. Понятно: незадачливый гастролер, перебивающийся нехитрым конферансом и выступлениями на корпоративах. Из тех, что обычно воплощают в жизнь мои нехитрые сценарии для свадеб и утренников… Выступает наверняка за комнатушку в гостинице и нехитрый обед, а развлекается романами с заезжими курортницами.

Мгновенно потеряв интерес к парню, я огляделась в поисках закусок. К счастью, «альфонс» обладал несомненным талантом ведения торжественных вечеров: песни и воспоминания о фестивалях прежних лет перемежались паузами, дававшими гостям время отдохнуть и подкрепиться. Под жужжание Доры, вдохновленной созерцанием красавца и скорой встречей с живым классиком, я успела забросить в урчащий желудок пару-тройку бутербродов.

– Итак, дамы и господа, – снова оживился баритон, пока я, стараясь не выходить из образа трепетной княжны Мери, украдкой расправлялась с куском восхитительной буженины, – как вы знаете, наш фестиваль не сводится к отдыху и общению. Основная его часть – это творческий конкурс. В нем примут участие самые смелые и креативные литераторы, подавшие заявки до начала фестиваля. Согласитесь, нужна изрядная доля храбрости и веры в себя, чтобы принять вызов на подобных условиях: в ограниченные сроки создать полноценное произведение и представить его взыскательной публике. Стихотворение, рассказ, песня – мы не ограничиваем средства самовыражения и полет вашей фантазии. Только два условия: произведение должно быть новым, ранее нигде не публиковавшимся, а сюжет – связанным с морем. Работы будут представлены в течение фестивального периода, а церемония награждения победителей пройдет…

Буженина ничуть не уступала в мягкости и свежести воображаемой курочке, владевшей моими мыслями последние несколько часов. Определенно, будь я участницей конкурса, сочинила бы оду местной кухне! Руки сами собой потянулись за новой порцией… Дора между тем ловила каждое слово парня на сцене, наверняка вспоминая своего харизматика. И очень кстати, иначе не обойтись мне без новых нотаций о необходимости быть истинной леди.

– Позвольте же мне зачитать список участников конкурса, – продолжил ведущий и обвел собравшихся ободряющим взором. – Давайте от души поприветствуем каждого смельчака…

Ага, и искупаем его в аплодисментах, отдавая должное безрассудству и самонадеянности. Знаем, плавали. За моими плечами было немало творческих конкурсов, и к каждому заданию я приступала с одинаковым предвкушением успеха. Надеялась, что уж теперь-то мои способности непременно оценят, воздадут должное стилю и креативности, признают наличие у меня пресловутого таланта. Всякий раз Дора старательно пестовала эту самоуверенность, и вскоре я проникалась чувством, будто на самом деле создала нечто гениальное. Последние сомнения испарялись, а на горизонте начинала маячить вполне себе осязаемая победа… Увы, я обманывалась. Снова, и снова, и снова… Как же это больно! Нет, увольте, больше не хочу! Оставлю эти игры другим – например, тем, чьи имена потоком лились в этот момент со сцены.

Я с жадностью впилась зубами в очередной бутерброд, и тут…

– …наш следующий участник, точнее, участница – Ника Соловьева!

Это что еще за новости? Я поперхнулась – скорее от возмущения, чем от неожиданности. Еще одна Ника Соловьева? Не может быть…

Как всякая обладательница красивого и не самого распространенного имени, я ревностно оберегала привилегию числиться единственной Никой среди ближайшего окружения. Так было всегда – в школе, в институте, на работе. И вдруг – скажите на милость, моя тезка, да еще и полная, фамилии совпадают! Ну-ну, пусть покажется, посмотрим…

Я застыла в ожидании вместе с другими гостями вечера. Но наглая девица, к которой я уже испытывала острую антипатию, и не думала объявляться.

– Поприветствуем Нику Соловьеву! – сделал еще одну попытку ведущий. – С таким красноречивым именем ее непременно ждет признание…

Дора рядом заметно притихла – видимо, тоже переваривала информацию о бесстыдной самозванке.

– …ну же, Ника, к чему скрываться? – подбодрил красавчик со сцены. – Явитесь же нам, таинственная незнакомка…

Ответом ему была тишина. Казалось, весь зал замер в ожидании, даже мужчины в деловых костюмах прервали разговоры.

– Друзья, а давайте попробуем позвать участницу все вместе, – предложил неугомонный конферансье и принялся размеренно хлопать в ладоши в такт слогам. – Ни-ка, Ни-ка, Ни-ка…

Поклонницы тут же подхватили, и скоро добрая часть зала скандировала имя, по праву принадлежавшее мне.

– Коллективное помешательство, не иначе, – хмыкнула я, повернувшись к Доре: – Такой шум подняли! Интересно посмотреть на эту вторую Нику…

Что-то во взоре тети заставило меня осечься. Видимо, это мелькнувшая в глазах растерянность, не свойственная обычно напористой родственнице, мгновенно привела меня в состояние боевой готовности. Что-то подозрительно Дора затаилась… Мнется в сторонке, взгляд отводит, голову наклонила. Ох, не к добру все это…

– Милая, тут такое дело… – От вкрадчивого тона тети у меня оборвалось все внутри. – Как бы тебе объяснить… словом, чтобы попасть на фестиваль, нужно было зарегистрироваться через специальную форму в Интернете. Это ты знаешь…

– Ясно, – железным тоном отрезала я, уже не ожидая ничего хорошего. – Дальше.

– И… Никуша, я так тебя люблю, так ценю твой талант, – затараторила Дора. – Горько смотреть, как ты растрачиваешь его попусту в этой низкосортной конторе…

– Ближе к делу, пожалуйста.

– Только не сердись… При регистрации требовалось указать статус гостя конференции – обычный слушатель или участник конкурса. М-м-м… пойми, милая, тебе нужно встряхнуться, в том числе профессионально…

– Короче. – Мороз пробрал по коже от потрясения. Кажется, фортель – на подходе, приготовься, Ника!

– Я записала тебя в участники, – выпалила тетя и, довольная, что сняла груз с души, просияла улыбкой. – У тебя – блестящие шансы, уж я-то знаю! Стас – председатель жюри, а он не пройдет мимо настоящего таланта, гарантирую!

Только этого не хватало… Я и так находилась на перепутье, не зная, стоит ли продолжать творческие потуги. В конце концов, мои работы отвергли уже на нескольких конкурсах, и я всерьез подумывала сменить род деятельности, пойти снова учиться. В этот непростой момент мне был жизненно важен совет истинного профессионала – признанного, опытного, самобытного. Такого, каким и был Лазуревский. Положа руку на сердце, я отправилась к морю не только из желания развеяться и отдохнуть. В глубине души я надеялась поговорить с бывшим тетиным кавалером, показать ему несколько своих сценариев, узнать мнение настоящего писателя. А в итоге все сведется к банальному блату…

– Только не думай, что я собираюсь просить за тебя. – Тетя верно уловила мой настрой. – Стас всегда был бескомпромиссным и справедливым, это составляло часть его легендарной харизмы. Так что не сомневайся: получишь, что заслужила. Могу пообещать, что он внимательно прочтет твою работу. Ты ведь хотела узнать авторитетное мнение? Если проиграешь – наконец-то перестанешь метаться и поймешь, где твое место в жизни.

Что-о-о? Пережить еще одну неудачу? Вместо того чтобы отдыхать на всю катушку, купаться, загорать, крутить романы, мне предлагается ломать голову над конкурсным заданием? Надеяться, разочаровываться… в который раз. Нет уж, дудки!

Я замялась, не зная, как объявить об отказе, но Дора поспешила схватить меня за запястье. Миг – и моя рука жестом выигравшего бой боксера метнулась вверх.

– Она – здесь! Вот Ника Соловьева!

Толпа вокруг расступилась, и десятки гостей вечера воззрились на меня с неподдельным интересом. Обожавшая внимание Дора еще пару раз победно тряхнула моей кистью, я же застыла на месте, разинув в недоумении рот и отрицательно качая головой.

– О, это она! Прекрасная девушка с именем и обликом древнегреческой богини, которая умеет интригующе держать паузу, – галантно прокомментировал обворожительный ведущий. – Поприветствуем же Нику и сопровождающую ее… м-м-м… сестру!

Лесть вышла слишком нарочитой, но Дора зашлась в восторге и чуть не запрыгала на месте. Я же энергичнее затрясла головой, давая понять, что не собираюсь участвовать в конкурсе. Но с губ слетело лишь неловкое блеяние:

– Погодите-ка, я не буду…

Какое там! Мое мнение не интересовало ровным счетом никого. Окружающие уже переключились на приветствие новых участников, а тетя, довольная фальшивым комплиментом, сияла как медный пятак. Вот так всегда: эта агрессорша все решала за меня! Доколе? Хватит, надоело! Я – не пустое место, и сейчас это докажу!

– Дора, – не без труда перехватила я ее вдохновенный взор, перед которым, кажется, уже проплывала картина моей сладостной победы. – Сейчас ты найдешь организаторов и снимешь меня с конкурса, под любым предлогом. Не желаю участвовать. НЕ ЖЕ-ЛА-Ю. Услышь меня, наконец. И научись считаться с другими – хотя бы в том, что касается чужой жизни. Сама заварила эту кашу, сама и расхлебывай! А с меня довольно.

Фыркнув, я вырвала у Доры руку и повернулась, чтобы раствориться среди поклонниц смазливого ведущего. Он между тем дочитал список участников, и вскоре со сцены зазвучал энергичный рок-н-ролл. В иное время я с удовольствием присоединилась бы к гостям вечера, пустившимся в пляс, но владевшая мной ярость развлечениям не способствовала. Сейчас мне требовалось побыть в одиночестве и «переварить» события этого вечера.

Не успела я выбраться из толпы, как меня догнала Дора.

– Никуша, деточка, не ругайся, – с кротостью волка, натянувшего овечью шкуру, запела она. – Глупо выбрасывать такой шанс! Я тебе помогу! Напишешь, например, пьесу, я в ней сыграю – как-никак, десять лет в Доме культуры оттрубила! А пока давай отдохнем, потанцу…

Тетя вдруг осеклась, побледнела и остановила округлившиеся глаза на какой-то точке за моей спиной.

– Что? – подскочила я на месте, лихорадочно вспоминая, где Дора держала свои лекарства. – Тебе плохо? Давление?

Тетя пошла красными пятнами. Потеряв дар речи, она несколько раз беззвучно открыла рот, а потом с усилием вскинула дрожащую руку.

Я проследила за направлением движения пальцев: с противоположной стороны зала к сцене медленно направлялся приметный всклоченный мужчина. Рост выше среднего, полноватая фигура, тронутые сединой отросшие пряди, косматая борода, отсутствующий взгляд и неизменная ярко-синяя, в тон любимому морю, рубашка. Да это же Лазуревский собственной персоной!

Мастер пера буквально увязал в толпе гостей, а ведущий на сцене уже надрывался в восторге от созерцания «идейного вдохновителя фестиваля». Толпа вовсю приветствовала писателя аплодисментами, а он, неловко согнувшись, с нескрываемым раздражением пережидал приступ народной любви.

– Станислав Николаевич, скажите пару слов своим преданным поклонникам. – Ведущий спорхнул со сцены и беспардонно подпихнул Лазуревскому микрофон. – Все эти люди оказались здесь исключительно благодаря вам и вашему таланту!

– Ну… э-э-э… – замычал классик, собираясь с мыслями. – Я, разумеется, рад приветствовать гостей…

– Ника, скорее. – Выйдя из оцепенения, Дора снова схватила меня за руку и решительно потащила к сцене. – Мы должны с ним поговорить!

Короткой сбивчивой речи Лазуревского как раз хватило на то, чтобы мы, бесцеремонно расталкивая зрителей, выбились в первый ряд. Оказавшись в метре от главного мужчины своей жизни, тетя дернулась вперед. Классик как раз спустился со сцены…

– Стас! – перекрывая шум аплодисментов, срывающимся голосом окликнула Дора. – Сколько же лет прошло? Ну, здравствуй, наконец-то мы встретились!

– Здравствуй… те. – Лазуревский натянул на утомленное лицо вежливую улыбку. – Рад вас видеть. Надеюсь, на фестивале вам понравится…

– Фестиваль – дело десятое. Главное – я вижу тебя! После всех этих лет… что-то невероятное… – как из пулемета затрещала тетя, тщетно пытаясь скрыть волнение. – А я здесь – с племянницей, Никой, вот она!

– Добрый вечер, – машинально кивнул мне писатель, и в его взоре мелькнуло подобие недоумения. Лазуревского явно смущали восторженные прыжки Доры, привлекавшие к нему еще больше нежеланного внимания. – Очень приятно.

– Да какое «приятно», это же счастье, что мы увиделись! – продолжала суетливо кудахтать Дора. – Помнишь Пегасовую бухту? А стихотворные вечера? А наш праздник Владыки морского? Мы тогда еще сделали трезубец из лопаты, а бороду – из мочалки…

– Что-то припоминаю, – натянуто кивнул Лазуревский. Кажется, он с трудом сохранял подобие вежливости и желал поскорее отделаться от назойливой Доры. – Простите, мне пора…

Писатель коротко кивнул и повернулся по направлению к распахнутым дверям. Растерявшись, я не успела удержать Дору от стремительного прыжка в сторону классика. Миг – и она оказалась рядом с Лазуревским, панибратски схватив его за плечо.

– Стас, подожди… Неужели я так изменилась? – Похоже, тетя начинала проникаться осознанием того, что бывший возлюбленный не желает с ней общаться. – Это же я, Дора! Вспомни: муза, янтарные кудри…

– День Нептуна и трезубец из лопаты. Что там еще – борода из мочалки? – уже не скрывая раздражения, закивал Лазуревский. – Понятно. Позвольте пройти…

В этот момент к писателю протиснулась дама в изумрудном. Властным жестом попросив собравшихся вокруг гостей отступить, она по-хозяйски сжала Лазуревского за предплечье наманикюренными коготками и повела его прочь. Через мгновение и след их простыл.

Я повернулась к Доре. Та замерла, будто изваяние, а распахнутые глаза налились слезами.

– Ничего не понимаю, – побелевшими губами прошептала тетя, и по ее щекам покатились слезы горькой обиды. – За что… за что он так со мной…

Ох уж эта неугомонная Дора! Явно преувеличила градус того давнего «сногсшибательного» южного приключения, возведя обычную курортную интрижку в ранг романа всей жизни – своей и Лазуревского. Для тетушки с ее гипертрофированной самонадеянностью и неуемными фантазиями такое поведение было вполне в порядке вещей. Взять хотя бы то, как она авторитарно, недрогнувшей рукой вписала меня в участники конкурса…

Что ж, бесцеремонность и излишняя самоуверенность были в полной мере посрамлены – самым унизительным образом, на глазах у почтенной публики. Мне, наверное, впору было напомнить сокрушенной Доре о необходимости быть истинной леди, только злорадствовать в эту минуту совсем не хотелось…

Глава 3

Передо мной простиралась безупречная водная гладь – не яркая, лазурная, а небесно-голубого оттенка, почти белая на горизонте. Лишь влажный песок под ногами напоминал о бушевавшем вчера шторме. Бросив полотенце на широкий валун, занимавший добрую часть вершины холма, я удобно уселась и принялась созерцать красоты умывшейся дождем природы.

Вот он и настал, этот желанный миг, так долго пестуемый в мечтах! Пришло время отрешиться от суеты, выкинуть из головы все проблемы и наконец-то просто наслаждаться жизнью. Наверное, именно так много лет назад и сидела на камушке моя трепетная тетушка. Подобные мгновения будто созданы для того, чтобы начать все с чистого листа, преисполниться надеждами, отпустить на волю самые бурные фантазии…

Увы, владевшая мной тревога построению воздушных замков не способствовала. Перед мысленным взором то и дело возникала вчерашняя картина: застывшая на месте глубоко уязвленная, недоумевающая Дора и стремительно удаляющаяся спина утомленного вниманием поклонников литератора. Мне никак не удавалось отделаться от гаденького ощущения неловкости, да и нынешнее состояние тети внушало серьезные опасения. Вопреки ожиданиям, по возвращении в номер она не разразилась сокрушенными рыданиями, а… смолкла.

Ни одна из моих дипломатичных попыток вызвать Дору на разговор не сработала. Пусть бы уже плакала, сокрушалась, ругалась, билась в истерике – только бы не молчала, будто окаменев и разом утратив все чувства. Машинально, не выходя из тягостных раздумий, Дора подготовилась ко сну, нырнула в кровать и тут же отвернулась к стенке. Я поспешила погасить свет и привычно натянула одеяло на ухо. В номере повисла гнетущая тишина, и в эту ночь я отдала бы что угодно, лишь бы услышать заветное «Хрррр…»

Пробудилась я неожиданно рано. Измученная переживаниями, тетушка крепко спала, до завтрака оставалось два с половиной часа, но струившийся из окна яркий солнечный свет отбил у меня охоту снова забираться в мягкую норку одеяла. Нет, гулять, и немедленно! К морю!

Быстро натянув купальник и сарафан, я схватила полотенце и выскользнула из номера. Как на крыльях долетела до манящего покоем моря, на ходу сорвала с себя яркую мексиканскую хламиду и с размаху бросилась в голубую гладь. Вот она – долгожданная свобода! Только я, наедине с приветливой стихией, только приятная прохлада, веселые чайки над головой, раскинувшиеся рядом каменистые крылья Пегаса! Легкость, безмятежность, вдохновение… Еще не прогревшаяся на солнце вода взбодрила меня, и тягостные сомнения вдруг разрешились. В самом деле, ну что я так завелась с этим конкурсом? Напишу что-нибудь короткое и милое, порадую Дору. И не стану повторять прежних ошибок, заранее настроюсь на то, что победа мне не светит. В кои-то веки получу удовольствие от творческого процесса и участия в состязании.

Этого благостного настроя хватило на то, чтобы немного поплавать и прогуляться вдоль берега. Завидев в стороне от пляжа тропинку, уводившую наверх, я решила оглядеть местные красоты с высоты поросшего травой холма. Но по мере отдаления от моря безмятежность рассеивалась, уступая место тревоге. Присев на прогретый солнцем камень, я погрузилась в раздумья. Как поддержать Дору, заставить ее забыть о пережитом унижении и, главное, об этом самовлюбленном Лазуревском? Подумать только, я еще хотела показать ему свои сценарии! Кому – высокомерному, напыщенному индюку, напрочь лишенному великодушия и…

– Какая встреча! Не то чтобы я не надеялся, конечно, – раздался за моей спиной мягкий баритон, и, обернувшись, я узрела перед собой вчерашнего красавца-ведущего. На сей раз он был облачен в одни шорты, а на плече держал влажное полотенце. – Доброе утро. Жаль, не увидел вас раньше, поплавали бы вместе…

Я растерянно кивнула в ответ на приветствие, не в силах отвести взгляд от чарующей картины: капельки воды на бронзовой коже, подтянутая фигура, запутавшееся в русых волосах солнце… Осторожно, Ника, смотри не повтори ошибок своей ненаглядной тетушки! Не хватало еще пополнить ряды визжащих от восторга поклонниц. Пара шуток, ненавязчивое общение, легкий флирт – не более.

– Как настроение после вчерашнего банкета? – не замечая моего смятения, продолжил болтать местный Аполлон. – Надеюсь, ваша бабушка не расстроилась?

– Кто? – бестолково вытаращила глаза я. Едва осознав, о ком идет речь, взвилась от негодования. – Вы же сами вчера называли ее моей сестрой!

– Ваша спутница и правда выглядит замечательно… для своего возраста, – и ухом не повел хлыщ. – Если можно сделать человеку приятное, зачем отказываться от такого шанса? Согласны?

– Наверное… – Возразить было нечего, и с досады я подпустила шпильку. – Судя по всему, вам такие шансы подворачиваются буквально на каждом шагу. На юге много скучающих женщин, и нужно успеть «охватить» каждую.

Вопреки моим ожиданиям, кумир отпускниц не обиделся.

– Именно, – расплылся в улыбке он. – Моя работа – развлекать публику, превращать отдых в нечто запоминающееся. Не вижу в этом ничего постыдного. Прозвучит банально, но мне приятно видеть, как люди постепенно сбрасывают груз проблем, начинают расслабляться… Глаз уже наметан, и я мгновенно вижу тех, кому не помешает моя помощь. Вот вы и ваша родственница…

– …Тетя, – поспешила уточнить я, хотя еще минуту назад не питала ни малейшего желания вступать в разговор. Этот аниматор, похоже, на самом деле мог расшевелить кого угодно. Заинтриговать – уж точно. – Так чем же мы с тетей Дорой привлекли ваше внимание?

– По-моему, все очевидно. – Он картинно поставил ногу на камушек и, прикрыв глаза от солнечных лучей ладонью, обвел взглядом пляж с начавшими высыпать отдыхающими. – Уж простите, я оказался рядом и стал невольным свидетелем не самой красивой сцены. Кажется, наш великий литератор не проявил к вашей тете должного почтения?

Хм, это еще мягко сказано! Да просто оскорбил, уничтожил, растоптал ее чувства! Осознав, что снова завожусь, я помедлила. Вдох-выдох, вдох-выдох – надо успокоиться.

– Проигнорировал старую добрую дружбу, если выражаться точнее, – уклончиво заметила я. – Знаете, бывают такие люди: добьются успеха, воспарят до небес – и перестают узнавать окружающих. А ведь когда-то целые оды Доре посвящал… Может, он и гениальный писатель, но человек – так себе.

Все-таки я вышла из себя, надо бы поумерить пыл. В конце концов, моя эксцентричная тетушка любого доведет до белого каления! С таким пылом бросилась к Лазуревскому, а рядом крутилась его яркая, горделивая жена…

– Не делайте скоропалительных выводов и не огорчайтесь, – дружелюбно посоветовал аниматор. – Талантливому человеку можно простить некоторую рассеянность. Весь в своих замыслах, держится отстраненно. К тому же, как я понял, он знал вашу тетю давным-давно… Простите, но то, что кажется ей ярким и важным, для него могло быть… м-м-м… обычным случаем из прошлого, не более.

Минут пять назад я и сама пришла к подобному выводу, но обида за Дору пересилила доводы разума.

– Обычным? Ну уж нет! – энергично тряхнула я головой. – Они же переписывались, и долго. Он присылал новые книги, а когда решил жениться, озаботился тем, чтобы направить Доре извещение о прекращении переписки. Подробностей не знаю – тетя предпочла оставить их при себе, – но, согласитесь, не каждый проявит такое внимание. Мог бы исчезнуть, перестать отвечать… Не такой это человек. Был. Когда-то. Признаться, я разочарована: вместо истинного лидера, души местного литературного сообщества, талантливого писателя перед нами предстал бирюк, который не в состоянии двух слов связать! Сильно сомневаюсь, что он вообще способен что-нибудь организовать. Видимо, всем заправляет его жена, а Лазуревский – просто бледная тень…

– Вы так считаете? Очень интересно, – задумчиво пробормотал красавчик. Кажется, он разрывался между желанием посплетничать и необходимостью деликатно относиться к людям, милостью которых и работал сейчас у моря, в высокий сезон. Второе явно победило, раз аниматор решил сменить тему. – А как же конкурс? У меня создалось ощущение, будто вы с самого начала не хотели участвовать. Если бы инцидент с Лазуревским произошел до оглашения списка заявленных, все выглядело бы логично. А так… непонятно.

– Знай вы мою тетушку, никаких вопросов не возникло бы, – невесело хмыкнула я. – Дора сама, не сказав ни слова, записала меня на конкурс. Ее замысел открылся только вчера, на ваших глазах. И теперь вместо беззаботного отдыха мне придется ломать голову над заданием…

– Отнюдь, – мягко возразил парень. – По-моему, после неприятной ситуации с Лазуревским вы с полным правом можете отказаться от участия.

– Нет-нет! Именно из-за этого происшествия путь назад отрезан. – Я сама удивилась тому, с каким жаром это прозвучало. Добродушный тон и искренняя заинтересованность собеседника подстегнули мою откровенность. – Дора сейчас не в своей тарелке. Боюсь, еще немного таких переживаний, и ее хватит удар. Или накроет депрессия. Тетю нужно спасать. Я просто обязана ее отвлечь! Придумать что-то, выполнить задание этого окаянного конкурса… Как же я их ненавижу, эти конкурсы! Надеешься, тратишь силы – и крах за крахом…

Стоп, Ника, хватит. Как ты решила: «ненавязчивое общение, легкий флирт»? Не стоит открывать душу первому встречному, да еще такому – легкомысленному, уверенному в своей привлекательности пижону. Который, впрочем, пока вел себя вполне по-джентльменски. По крайней мере, в ответ на мое неосторожное признание он лишь мило улыбнулся:

– Былые неудачи? Ничего, случается… Не переживайте, это ведь сущие пустяки! Пусть конкурс станет отпускным приключением, не более. А я с удовольствием помогу вам. Вместе мы таких дел натворим, вот увидите! За моими плечами – впечатляющий опыт…

– …Разудалых дискотек для дам бальзаковского возраста, – ехидно подхватила я, раздосадованная тем, что невольно выболтала больше, чем собиралась. – Благодарю за предложение, но я уже все придумала. Напишу небольшое эссе или короткую пьесу, Дора прочитает перед почтенной публикой. И все будут довольны. Победы мне все равно не видать, как своих ушей…

– И это говорит девушка с таким «говорящим» именем? – усмехнулся чересчур усердный аниматор. – Ника, не стоит сдаваться заранее. И вы не поняли. Я – не какой-то там заштатный…

Да, конечно. Знаем, плавали: по работе я частенько сталкиваюсь с такими вот непризнанными, гениальными, незаштатными… Ведут корпоративы по моим сценариям, играют зайчиков и котиков на детских представлениях. И у каждого, кого ни возьми, за плечами – впечатляющий опыт… Такие же неудачники, как и я.

– Поберегите свой дар убеждения для других, – от огорчения бесцеремонно брякнула я и тут же, спохватившись, смягчилась. – Ценю ваше желание вдохнуть в меня азарт, но, право, не стоит. Я приехала сюда отдохнуть, развеяться. А заодно и подумать о смене профессии, ведь литературное творчество мне, судя по опыту прошлых конкурсов, противопоказано. Нынешнее задание – последнее. Если хотите, это моя жертва. Ради спокойствия тети.

Но мой новый знакомый униматься не желал. Подпрыгнув на месте, он энергично замахал руками:

– Ника, вы не правы, и сейчас я убедительно докажу это. Во-первых, вас явно терзают сомнения. Это показатель ответственного отношения к работе и к себе. А еще того, что литература вам небезразлична. Вам нужно мнение со стороны, и конкурс – отличный повод узнать, чего вы стоите как профессионал. Во-вторых, вам требуется отвлечь тетю. Ну а в-третьих, мы с вами способны образовать превосходный творческий альянс. Вы пишете пьесу, я ее ставлю, ваша тетя исполняет главную роль. Идет? Шикарный план! Кстати, будете смеяться, но меня зовут Виктор. Почему смеяться? Ну как же, «Виктор» ведь означает «победитель»! Союз двух победителей обречен на успех…

Не знаю, сколько еще загоревшийся идеей красавчик с энтузиазмом гарцевал бы передо мной, но тут наше уединение нарушили кокетливые женские голоса:

– ВиктоQр, мы заждались! Группа готова к началу занятия. Мы сгораем от нетерпения…

– Да, ВиктоQр, сегодня вы обещали нам комплекс упражнений для талии…

Оглянувшись, я увидела двух пышных и немолодых, но вполне себе бодрых дам. Обе были одеты по-спортивному, что не исключало яркого макияжа и обилия золотых украшений. Одна из них помахивала ленточным массажером для спины, другую опоясывал надувной плавательный круг в виде смешного фламинго. Понятно: представители фан-клуба явились за своим кумиром. Который, заболтавшись со мной, забыл об утренней гимнастике на пляже для всех желающих.

– Простите, уже лечу! Поддержим ударной порцией упражнений ваше природное изящество. – Одной обольстительной улыбки супермена хватило, чтобы дамы растаяли на глазах. – Пять минут, только переоденусь, и я – весь ваш.

– Ловим на слове, ВиктоQр, – игриво выдохнули дамы и обратились ко мне: – А вы, милочка, не присоединитесь? У нас сложилась такая чудесная компания! Вместе занимаемся гимнастикой, танцами, скандинавской ходьбой…

– Спасибо, в другой раз. Постараюсь привести к вам свою тетушку, – вежливо отказалась я и отвернулась к морю, надеясь наконец-то остаться в одиночестве.

– Ника! – окликнул меня приятный баритон. Оглянувшись через плечо, я встретилась с сияющими голубыми глазами античного бога во плоти. – И все-таки не спешите отказываться от моей помощи в конкурсе. Понимаю, вы все решили, но… Зачастую люди оказываются совсем не такими, какими представляются. Жизнь нередко преподносит сюрпризы. Подумайте над этим.

И он растворился среди каменистого пейзажа.

– Дора, сногсшибательная новость! – с нарочитым энтузиазмом выкрикнула я, резвой ланью вбежав в номер. – Как ты относишься к скандинавской ходьбе? Я нашла для тебя чудесную компанию! А палки возьмем напрокат…

Разогнавшись, я не сразу поняла, что в номере никого нет. А осознав это, бросила поддерживать по-дурацки бодрую улыбку, от которой уже сводило рот. И что это я так разволновалась? Дора – взрослый, самостоятельный человек, второй ключ нам выдали при заселении, и нет ничего удивительного в том, что она решила пройтись. О чем и свидетельствовала лаконичная записка на столике у окна: «Ника, я гуляю. Не беспокойся и не забудь позавтракать».

Вскоре я уже вяло ковырялась вилкой в восхитительно пышном сырнике, а в голове так и крутилось: «Жизнь нередко преподносит сюрпризы». Чистая правда! Собираясь на юг, я не без опаски рисовала себе картину отдыха под руководством властной тетушки и готовилась бунтовать против ее вечного диктата. Но реальность оказалась иной: мне предоставили полную свободу действий, и теперь я терялась, не зная, как с этим неожиданным подарком обойтись. Пожалуй, сейчас пришлось бы весьма кстати общество энергичного дамского угодника, да вот незадача – в настоящий момент он источал комплименты пыхтящим на пляже любительницам спорта. Ничего не оставалось, как окунуться в спокойный тихий отдых.

Я снова отправилась к морю, от души наплавалась, потом спряталась в шезлонге под большим зонтом и открыла купленный на вокзале роман. Аннотация, обещавшая «увлекательное повествование, приправленное острым юмором и небанальными поворотами сюжета», не обманула: от увлекательного небанального сна, который навеяли на меня первые же строчки, я очнулась спустя пару часов…

Солнце сместилось выше, и от его жарящих послеполуденных лучей не спасал даже плотный зонт. Вокруг плескались отдыхающие, малышня с визгом носилась по пляжу, а на соседних шезлонгах рассредоточилась «группа здоровья» в полном составе – отдыхая от гимнастики, дамы играли в карты. Я сонно взглянула на экран телефона и мгновенно подскочила, забыв о сладкой дремоте. 13.15 – близится время обеда, а моя дражайшая тетушка так и не появилась! По мобильному Дора не ответила, и, наслушавшись длинных гудков, я снова заволновалась: солидный возраст, гипертония, переживания…

В номере тети не обнаружилось, и мне оставалось лишь отправиться на ее поиски. Переодевшись на скорую руку, я обегала гостиничный холл и пляж, поднялась по тропинке на уже знакомый холм. Дора как сквозь землю провалилась. И где ее носит, спрашивается? Глаза вдруг остановились на высившемся слева каменном Пегасе. А что, если тетя направилась к бухте? Туда, где прячется среди скал домик, с которым связано столько романтических воспоминаний…

Часы в телефоне показывали уже 13.47, когда я, с трудом переводя дух после интенсивной ходьбы, заметила между деревьев и каменистых наростов подобие тропинки. Еще полторы минуты нелегкого подъема, и передо мной предстали очертания добротного деревянного забора, за которым виднелся двухэтажный кубик. Домик и сейчас утопал в зарослях дикого винограда, а дополнительную защиту от посторонних глаз давали подступавшие к забору крепкие стволы кипарисов, за одним из которых, метрах в двадцати от себя, я и узрела собственную тетку с мобильным в руке. Ничего себе: я с ума схожу, представляя сценарии один страшнее другого, а она преспокойненько фотографирует местные красоты…

– Дора! – с негодованием окликнула я, но тетя даже не пошевелилась. – Ну где ты ходишь, я тебя потеряла! И уже оборвала телефон…

Вместо ответа, тетушка повернулась, сделала грозное лицо и махнула рукой: мол, ступай, откуда пришла. Хорошенькое дельце! Кажется, я проявила достаточно деликатности, дала оскорбленной пожилой женщине время побыть в одиночестве. Но все хорошо в меру.

– Дора, заканчивай валять дурака! – потеряв терпение, что есть мочи завопила я. – Скоро обед, нам пора в гостиницу!

Ожесточенная гримаса, исказившая крупные черты Доры, не обещала ничего хорошего. А вскинутый к губам палец приказывал мне заткнуться. Не успела я истолковать смысл причудливой мимики, как кто-то решительно сжал сзади мое плечо. Взвизгнув от неожиданности, я повернулась и узрела перед собой платиновые волосы, напомаженные губы и горящие негодованием глаза. В душе всколыхнулось знакомое неприятное ощущение – ах, снова эта окаянная неловкость, которую я обречена испытывать от каждой проделки своей неугомонной родственницы!

– Шпионите? – бесстрастным тоном тюремного надзирателя отчеканила Лазуревская. – Если не ошибаюсь, не далее как вчера мой муж дал понять вам и вашей спутнице, что не желает разговаривать. Зачем нарушать его уединение?

– Ну… м-м-м… мы просто гуляли. – Я поежилась под уничтожающим взором, который не уступал в приветливости акульему. – Видите ли, в юности эта бухта много значила для моей тети, и она решила заглянуть сюда, освежить воспоминания…

– …А заодно сделать пару кадров известного писателя и его дома. Просто на память, в приступе ностальгии, – недобро ухмыльнулась блондинка.

Я проследила за ее насмешливыми глазами: судя по лежавшим на экране мобильного растянутым пальцам, Дора и правда снимала дом в максимально близком приближении. Ох, как неудобно вышло… И зачем только я недавно научила ее обращаться с камерой!

– Прошу… нет, настоятельно требую покинуть частную территорию. И впредь уважать право моего супруга самостоятельно выбирать для себя круг общения. Он не желает с вами знаться. И точка.

Мегера с фырканьем повернулась на каблуках и затопала в сторону дома, не удостоив Дору и каплей внимания. Вскоре до нас донесся лязг запираемого на калитке засова.

Что ж, все справедливо: мы беспардонно вторглись в чужие владения, за что и получили возмущенную отповедь. Праведный гнев хозяйки дома пал на мою невинную голову, Дора же снова вкусила горький плод пренебрежения. Ох, боюсь, стольких переживаний даже моей взбалмошной тетке не вынести…

Встряхнувшись, я полетела к Доре. Сейчас начнется: рыдания, заламывание рук, причитания, истерики или, чего хуже, новая игра в молчанку. Робко подняв взгляд, я замерла в ожидании катастрофы… Тетя сияла странной радостью.

Я потеряла дар речи.

– ???

Дора с досадой всплеснула руками.

– Ах, как некстати ты тут оказалась! Я ведь специально выключила звук телефона, хотела осмотреться… сделать несколько кадров. Жаль, что мне помешали… А, пустяки, – вдруг великодушно отмахнулась она и расплылась в многозначительной улыбке. – Знаешь, я совсем не напрасно провела здесь время…

На меня в упор таращилось чудовище. Темные глазищи лихорадочно блестели среди угольно-черных ресниц, крупный алый рот недобро скалился, а ярко очерченные скулы дополняли хищное впечатление. Крик ужаса застыл у меня в горле, стоило осознать, что я… смотрю в зеркало.

Зато Дора была довольна.

– Потерпи совсем немножко, милая. – Она ободряюще пощекотала мой нос кисточкой для макияжа. – Главное, чтобы Лазуревский и эта гарпия, его жена, тебя сразу не узнали. Меня-то они теперь и на пушечный выстрел к себе не подпустят, а тебе, с твоей точеной фигуркой, изменить внешность – раз плюнуть. Помнишь задачу? Вечером Стас будет подписывать свою новую книгу. Встаешь в очередь с поклонниками, просишь дарственную надпись – только не пару жалких слов, а что-нибудь подлиннее. Потом благодаришь и уходишь. Все.

Я коротко кивнула. На словах тетина затея выглядела просто, но я по-прежнему не могла понять, для чего Доре сдался этот автограф. В ответ на мое недоумение она всхлипнула, напомнив об утраченном в путешествии к югу альбоме с фотографиями и письмами. Я понимала тетино желание хотя бы немного компенсировать потерю «сокровищ», но одновременно улавливала висевшую в воздухе интригу. Неспроста, ох, неспроста возникла эта затея…

Несколькими часами ранее, не без труда уведя Дору от домика в Пегасовой бухте, я попыталась узнать, что же так воодушевило новоиспеченную шпионку. Но ничего вразумительного добиться не смогла.

По словам тети, утром, проснувшись разбитой после короткого сна и не обнаружив меня в номере, она растерялась. Переживания накрыли ее с головой, глаза налились слезами горькой обиды, а руки сами собой потянулись собирать чемодан… Но яркие солнечные лучи, вдруг выстрелившие из окна, одернули Дору, буквально вернув к жизни. К чему сидеть в беспомощности, по-мазохистски смакуя унижение? Нет, надо действовать, да поскорее! Прежде всего выяснить, что стряслось с обожаемым Стасом, почему испарились его хваленая харизма и, главное, память.

Наскоро одевшись и перекусив, Дора отправилась по крупицам собирать информацию. Из разговоров с сотрудниками гостиницы и фотографий на стенде в холле стало понятно, что писатель, как правило, не появляется на людях без сопровождения родных. Обычно компанию Лазуревскому составляет супруга, иногда к ним присоединяется и ее сын от первого брака, шустрый парень, не обделенный организаторскими способностями. «Взяли в оборот» – такую фразу Дора раз за разом слышала из уст официантки, горничной, администратора…

– Видишь ли, милая, это скорее мое ощущение, не подкрепленное фактами, – с несвойственной ей осторожностью протянула тетя. – Словом… Стас занимал в моей жизни важное место. Кому, как не тебе, это знать… Я прекрасно помню впечатление, которое он оставлял при «живом» общении. Для этого не нужны фотографии и письма, хотя, конечно, мне безмерно жаль, что они пропали. Но, поверь на слово, это был самодостаточный, уверенный в себе, общительный человек. В чем-то – даже пижон. Любил порисоваться, но без высокомерия, скорее, стремился обогреть всех и каждого несгибаемым оптимизмом. И при всей своей доброте он никогда не позволил бы управлять собой. Мужик до мозга костей! А что я вижу теперь? Эх… Эта семья подавила его волю, саму жажду жизни!

Дора горестно всплеснула руками. Я же из не самых связных ее речей постаралась вычленить главное. После разговора с гостиничным персоналом ноги сами собой увели тетю в сторону Пегасовой бухты. Там она довольно быстро нашла домик, так часто являвшийся ей в романтических грезах. Теперь вокруг него вырос забор, но это не остановило Дору от желания немедленно увидеть литератора. В ответ на ее стуки и крики из домика показалась голова Лазуревского, которая почти тут же исчезла, уступив место рослой фигуре мужчины лет тридцати.

Так Дора познакомилась с тем самым шустрым пасынком своего Стаса. Хотя знакомством в чистом виде это не было: здоровяк вмиг долетел до калитки и грозным голосом повелел незваной гостье убираться на все четыре стороны.

– Я пустила в ход всю свою дипломатию. – На этом месте я с трудом удержалась от недоверчивого фырканья, а тетя невозмутимо продолжила: – Но он почему-то не пожелал меня слушать. В грубой форме заявил, что в следующий раз вызовет полицию, а заодно и психиатров. Тогда я сделала вид, что оскорбилась и ухожу. Отошла в сторонку, переждала минут десять и вернулась наблюдать…

На сей раз я фыркнула уже в голос. Представляю себе эту картину! Сначала Дора попыталась взять домик штурмом, а когда прорваться к Лазуревскому не удалось, осталась играть в частного детектива. Наверняка пасынок писателя ее заметил и тут же вызвал мать разбираться со свихнувшейся фанаткой.

– Я просидела в засаде минут сорок, – повествовала между тем Дора. – Сначала пофотографировала дом в разных ракурсах – на всякий случай… А потом увидела Стаса. Он вышел на крыльцо, сел и закурил. Ты представляешь – закурил! Ника, ну что тут непонятного, это ведь из ряда вон… Лазуревский, заядлый спортсмен, который и дыма-то табачного не переносил, – КУРИТ! Ты только вдумайся! Это как нужно было довести человека… С ним что-то сделали, это же очевидно! Почему он стал сам не свой? Болен? Попал под чужое влияние? Расплачивается за что-то? Это нам и предстоит выяснить! Нет, не так – мы просто обязаны это выяснить!

Азарт, вспыхнувший в глазах тетушки, не обещал мне ровным счетом ничего хорошего. Но о том, чтобы отступить, не было и речи. Шторм по имени «Дора» закружил меня в яростном круговороте событий, и я уронила размалеванное лицо в ладони, ожидая нового сокрушительного прилива проблем.

Глава 4

– Кому подписать книгу? – укололи меня острые ледышки глаз. Холод, исходивший от застывшей в ожидании фигуры, был столь явственным, что я зябко потерла плечи. Почему же супермен во плоти, оптимист и харизматик превратился в угрюмого нелюдима? И как такому скучному, неприветливому человеку удаются лихие сюжетные повороты? Аннотация романа, который я только что раскрыла перед автором, обещала немало увлекательных приключений. Впрочем, кто знает, насколько способны измениться люди под влиянием обстоятельств… Только каких именно обстоятельств? Вот бы выяснить! Ого, а мне, похоже, передался исследовательский азарт Доры…

– Ну же, девушка, – резанул по ушам капризный голос. – Как вас зовут?

– М-м-м… – помедлила я, заметив неподалеку от Лазуревского настороженно вскинувшуюся платиновую голову. Нехитрая «маскировка» вряд ли могла обмануть эту хищницу, супругу писателя, а приметное имя наверняка раскрыло бы мое размалеванное инкогнито раньше времени. – Ну…

– Напишите: «Самой очаровательной поклоннице с пожеланием удачи в конкурсе», – тут же пришел на помощь раздавшийся сверху приятный баритон.

Подняв глаза, я заметила на сцене, прямо за столом с писателем, красавчика-ведущего. Галантно склоняясь ко мне, он расплывался в улыбке, на сто процентов уверенный в собственной неотразимости.

Уголки моих губ невольно поползли вверх в ответной любезности, но нынешний боевой раскрас к флирту не располагал. Да и напоминание о конкурсе недвусмысленно намекало на истинную суть комплимента, так что мне оставалось лишь кивнуть, сдержанно выразив благодарность.

– Лучше так… – спиной ощущая горящий взгляд прятавшейся где-то в толпе книголюбов тетушки, выпалила я: – «Благодарной преданной поклоннице от любимого писателя, автора этого увлекательного текста, с наилучшими пожеланиями счастья, благополучия и неустанного вдохновения».

Уфф, достаточно длинное послание, Дора будет довольна. Но Лазуревский, судя по утомленно-раздраженному выражению лица, моего энтузиазма не разделял. Наспех начертав пару слов, он захлопнул книгу и обратился к следующему почитателю.

Едва выбравшись из алчущей автографов толпы, я наткнулась на Дору, которую уже трясло от нетерпения. Вырвав у меня из рук книгу, она жадно пробежала глазами строчки и произнесла вслух, взвешивая каждое слово: «Преданной поклоннице от автора этого текста». Я замерла в ожидании строгого выговора за лаконичность послания, но тетушка довольно просияла:

– Отлично, милая! Маловато, конечно, но и этого хватит. Да-да, определенно хватит с лихвой. «Текста» – это же гениально!

Мне оставалось лишь развести руками. Никогда не понимала, что творится у Доры в голове…

Продолжая азартно тараторить что-то про пищу для размышлений, тетя обернулась, и я заметила за ее рослой фигурой стройную моложавую женщину лет шестидесяти. Маленькая, в светлых брючках и белой аккуратной кофточке, с короткими волосами приятного льняного цвета, она напоминала заграничную пенсионерку времен моего детства. Лишь страстно горевшие глаза диссонировали со спокойным обликом интеллигентной курортницы.

– Знаешь, Ника, не одной мне кажутся странными метаморфозы Стаса. Случайно разговорились – и нашли много общего. Прошу любить и жаловать, – Дора махнула рукой, представляя новую знакомую, – Верочка. Большая поклонница творчества нашего писателя.

– Вера Шторм, – выйдя вперед, с большим достоинством произнесла женщина. – Поэтесса, автор и исполнительница романсов. Если интересуетесь настоящей «качественной» литературой, наверняка читали мои произведения на портале…

Из вежливости я неопределенно мотнула головой. Весомый псевдоним явно не вязался с этой крошечной, будто птичка колибри, дамой, а на упомянутом ею портале регулярно отмечались графоманы всех мастей. Разумеется, это не исключало наличия у Веры литературного таланта, но короткий обмен репликами лишь подтвердил мои подозрения: одинокая библиотекарша, выйдя на пенсию, нашла отдушину в виде творчества и общения с редкими единомышленниками.

– Что ж, Верочка, нам есть что обсудить. – Дора решительно подхватила поэтессу под локоть и потянула за собой к выходу из зала. – А ты, Никуша, развлекайся, весь вечер впереди!

Тетушка многозначительно кивнула в сторону сцены, туда, где уже вовсю красовался и сверкал остроумием молодой любимец местной публики. Я перевела взгляд на него – и едва устояла под прицельно ударившим потоком обаяния, словно Виктор старался ради меня одной. Не удивлюсь, если каждая женщина в зале чувствовала то же самое. Досадливо вздохнув, я поспешила к дверям.

Музыка и шум голосов наконец-то стихли, превратившись в едва заметный фон. Забредя в небольшой уютный холл, я с наслаждением скинула высоченные шпильки и коснулась босыми ногами ковролина. Угловой диванчик услужливо предлагал присесть, но еще больше манили яркие лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь плотные занавески. Заглянув за портьеру, я обнаружила приоткрытую дверцу на балкон и вышла на свежий воздух.

Передо мной предстала грозная, но восхитительная картина: бесконечная багряная морская гладь, редкие темные фигурки на пляже, перечеркнутое острой тучей солнце… Красный свет заливал все вокруг, и на мгновение мне стало не по себе от зловещего пейзажа, словно созданного для декорации преступления. Неприятное предчувствие, казалось, висело в самом знойном тяжелом воздухе.

Впрочем, о чем это я – совсем неподалеку, в зале приемов, рисовался на сцене обаятельный ведущий, лихо отплясывали его поклонницы, а у столиков с закусками вели неспешные беседы литераторы… Стряхнув с себя оцепенение, я огляделась: балкон опоясывал добрую половину здания, давая возможность полюбоваться закатом с разных точек. И я решила немного побыть в одиночестве – все лучше, чем ковылять перед почтенной публикой в неудобных туфлях и неприлично узком черном мини, да еще и с разукрашенной физиономией! Ох уж эта Дора и ее окаянный диктат…

Я провожала взглядом заходящее солнце, а мысли путались, лишая шанса ухватить причину терзавшей сердце смутной тревоги. Наверное, мне не давал покоя излишний энтузиазм тетушки. Или, быть может, винить стоило обольстительную улыбку ВиктоQра, которой он одаривал всех подряд… Хорошо начался отдых, ничего не скажешь!

Не знаю, сколько я простояла вот так, силясь разобраться в своих чувствах. Но вот перед глазами замелькали загоравшиеся вдоль пляжа фонарики, а босые ноги ощутили холод остывших плит пола. Я занесла ногу над порожком балкона, чтобы вернуться в холл, и тут…

– Нет, это невозможно, решительно невозможно! – огласил пространство срывающийся голос. Сумерки и тяжелая занавеска скрывали от меня очертания ворвавшегося в холл мужчины, но натиск его негодования был столь явственным, что я вздрогнула. – Как же они меня достали! Ходят по пятам, канючат… Надоело!

Продолжить чтение