Король, дама, валет

Бедный молодой человек Франц едет в столицу, в Берлин, надеясь на протекцию богатого родственника. Человек этот, коммерсант Курт Драйер, устраивает Франца приказчиком в свой магазин. А супруга Драйера, Марта, решает сделать Франца своим любовником. И далее описана обыденная жизнь участников этого любовного треугольника. Что примечательно, оценочных суждений героев в романе нет. Набоков просто показывает нам повседневность глазами каждого героя, хотя речь идет от лица автора. Это просто очаровательно, будто актер надеваешь личину то Франца, то Марты, то Драйера, и все, что с героями происходит, кажется естественным и оправданным. Марта и Франц мечтают избавится от опостылевшего Драйера, и почти решаются на это. Но развязка неожиданна и изящна (хоть и трагична), как будто решение шахматной задачки. Персонажи. Франц – валет. В романе есть повторяющаяся линия с манекенами. Манекены в магазине Драйера, а еще движущиеся манекены, которых придумал эксцентричный изобретатель, они косвенно в конечном итоге и спасли Драйеру жизнь. Франц, по сути, тоже манекен, события его жизни однообразны и повторяемы – служба, встречи с Мартой, обед у Драйера, сон, служба и так бесконечно. Даже 5 минут собственной воли у него нет. Рамки заданы Драйером и Мартой, а Франц лишь подчиняется, плывет по течению. Марта, дама. Любима своим мужем. Франц тоже вынужден любить Марту, выбора у него нет. Марта красивая, утонченная по внешности, хваткая по характеру. Дважды, будто случайно, Набоков применяет к ней эпитет «похожа на жабу», немного похожа, словно извиняется он, мимолетно, как только переменила позу, то опять стала нежной и красивой Мартой. Но это остается в памяти. Жаба, к деньгам, жадность. Ее жадность не позволяет ей убить Драйера. Драйер, король. С мечтами, устремлениями и фантазией. Он живой, но живых людей вокруг себя не видит, будто окружающие - манекены. Вот так получается. Оборотная сторона карт. Фантазер, Жаба, Манекен. И есть некий герой, странноватый фокусник, насмешник, шут, джокер, хозяин квартиры. Он упоминается эпизодически, однако в контексте, что он и выдумал всех этих людей, а может и весь мир. Но я, если честно, этот эзотерический пассаж не слишком оценила.А вот простая житейская история очень понравилась. Как будто искусно сделанная вещица.

История камерная, действуют в ней всего три персонажа, о чем, собственно, достаточно прозрачно намекает название. Курт Драйер и Марта женаты уже семь лет, но брак этот нельзя назвать особенно счастливым. Марта не любит мужа и лишь терпит его из каких-то только ей известных соображений. Повествование начинается с того, что в город приезжает Франц – племянник Курта, которого дядюшка устраивает в собственный магазин приказчиком. Марта давно подумывала о необходимости завести любовника, ведь так как будто положено, да всё не было подходящей кандидатуры. Не дождавшись активных действий со стороны молодого человека, она сама берет быка за рога и начинает крутить роман буквально под носом у мужа.
Фабула достаточно банальная: обманутый муж, холодная и расчетливая жена, молодой любовник. Сюжет простейший, но главное не в нем, а в том, как меняются со временем персонажи и через какие метафоры это показано. Это часто бывает у Набокова, важно не что, а как. Хотя периодически мне казалось, что автор перебарщивал со сравнениями и витиеватостью.Рыбьим блеском отливала стойка, озябшая от пивной пены.Солнце облепляло правильными искрами чешую зеленой черепичной крыши напротив. Где-то густо грохотал грузовик.Иногда такой стиль значительно утяжелял текст и казался нарочитым.
Однако интересно было наблюдать, как по мере повествования Драйер всё сильнее искрится жизнью, а Марта застывает. Франц так вообще как будто превращается в механический манекен, который совершает какие-то действия, сам не зная почему. Вероятно потому, что его создатель повернул ключик и толкнул в нужном направлении. Тот, кого хотят лишить жизни, словно в насмешку всё больше ей радуется, а те, кто хочет лишить жизни другого человека, сами словно мертвеют.
Все события романа намекают и подводят читателя к одному финалу, а случается совершенно другой, который как будто проглядывал с самого начала, но понимаешь эти тонкие подводки только дочитав до конца, задним числом. Можно сказать, финал в стиле классики русской литературы, того же Толстого. Женщина, совершившая прелюбодеяние должна за это заплатить. Только Анна Каренина всё сделала сама, а вот Марта вполне определенно была настроена довести свой план до конца, но рок, о котором так часто рассуждает Набоков, распорядился по-другому.

Ожидала большего, нудновата, слишком много описаний, эпитетов, мало действия, особо в напряжении не держит, но конец слегка непрпдсказуем

Набоков - прекрасен, язык шикарный, описания бесподобные, психология тонкая. Характеры прописаны изощренно пронзительно.Но сама история оставила меня равнодушной. Типичный любовный треугольник… И любовники замышляют что-то ужасное… Подчинение воли, манипуляция, ненависть и отвращение к мужу. Ух! Эти темные стороны души…Но слишком уж неспешно всё происходит, хотелось развития событий ярче, динамичней. Финал порадовал: и не понятно к чему всё придёт и логичный одновременно.

Рекомендую к прочтению. Книга на мой взгляд заслуживает особого внимания . Интересный сюжет , простой слог. Читается легко .

Новый виток моего традиционного развлечения, ибо чтение Набокова - мой вызов себе.Введём один абзац спойлеров. Преуспевающий коммерсант любит свою жену, а она любит его деньги, но терпеть не может его. Коммерсант помогает племяннику-провинциалу обосноваться в столице и устраивает его к себе на работу. Племянник влюбляется в жену коммерсанта, она (которая прежде была против бедного родственника, оценив чисто набоковскую игру судьбы: племянник встретил семейство в поезде, умом оценил даму в эротическом отношении, но знакомы они ещё не были, меняет своё отношение и теперь) тоже не против интрижки. С молодым любовником муж становится ей вовсе несносен и она решается его погубить, подбивая на это племянника-любовника. Последний сперва пылает к даме, потом охладевает к ней и тяготится её властью над собой, впадая даже в нечто вроде экзистенциального кризиса. День убийства откладывается по корыстным мотивам, жена заболевает и умирает. Муж в горе, освобождённый любовник смеётся и уже планирует начать заигрывать с более молодыми особами женского пола. Конец. Такие вот незатейливые Король, Дама и Валет. Как можно заметить, фабула, подходящая для рассказа, вновь (здравствуй, "Подвиг") растянулась на роман, пусть и короткий.Набокова очевидно не интересуют нравственные темы (говорю в свете некоторых современных ему критиков); взгляд его притягивают узоры судьбы, случайности, совпадения, "созвучия", переплетения, - прихотливая игра, оставляющая ощущение довлеющей над не-личностями - фигурками - божественной иронии (в набоковском мире без Бога). Отсюда в меру схематические игры, вроде коммерсанта, который, подразумевая окончание отпуска, произносит в назначенный для его убийства день: "Это мой последний день".Из этого нравственного пренебрежения и воистину энтомологического любования судьбой вытекает типичный набоковский троп - преступление. Довольно часто, без лишних моральных сложностей, без "Достоевского" и, кажется, без весомых даже причин, с лёгкостью необычайной его обыватели, как эгоистичные дети, впускают в сердце преступление: Гумберт, замышляющий убийство госпожи Гейз, но которая погибает не от руки мужа, а от несчастного случая в момент, когда узнаёт его извращённое пристрастие к дочери (вот вам и игра судьбы); герой романа "Отчаяние", Марта из "Король, дама, валет", этого, то есть, романа. Это что касается убийства, а есть ещё адюльтер, извращения разные и пр. Преступление тут - не причина душевных потрясений.Эта циничная естественность преступления, недостаток доброты, необязательность её в качестве пути, на котором человек обретает себя, пронзает золотисто-гуашевый мир Набокова, как игла, щекочет ноздри странным душком. Это особенно видно в "КДВ": когда следишь за героями, их отношениями, миром их нравственных представлений - что-то исподволь угнетает душу даже в тех сценах, где как будто не происходит ничего плохого. Нет-нет да и проступает в оброненном авторе слове, в душевном движении, в конце концов, в каком-то необязательном явлении (вроде сумасшедшего старика, сдающего герою квартиру, но не имеющего на сюжет никакого влияния) что-то гаденькое, неприятное. Я однажды спросил в отношении "Лолиты: почему у Набокова (как характерная деталь авторского почерка) продавец мороженного, который появится в одной строчке и исчезнет навсегда, должен быть непременно "прыщавым и засаленным"? Почему не уставшим, робким, неловким, юным, скучающим? Вот такого рода склонность к неприятному проступает сквозь мелочи набоковского рисунка.Прочитав очередной роман Н., я запутался: некоторая марионеточность его героев, этих заложников авторского замысла, - это типичное состояние всех его героев или только тема для исследования (в "КДВ" есть некая параллель с живыми манекенами, которых пытаются всучить коммерсанту, что приведёт его к разочарованию, и просто с манекенами).Франц машинально подошел к этому мертвецу в белой рубашке, в белых штанах, и стал осторожно развязывать ему галстук. При этом он старался не касаться холодной шеи. Стянув с него галстук, он расстегнул пуговку. Ворот распахнулся. Тело было бледное, в странных географических пятнах. Выражение молодого человека приобрело, благодаря открытому вороту, что-то наглое и нечистоплотное. Под глазом у него был белесый развод, в ноздри набилась черная пыль. Франц попробовал вспомнить, где он уже видел такое лицо. Да, конечно, давным-давно, в поезде. В поезде, кроме того, была дама в черной шапочке с бриллиантовой ласточкой. Холодная, душистая, прелестная дама. Он попытался воскресить в памяти ее черты, но это ему не удалось.
Тем не менее, в который раз замечаю: есть истории, в которых герои как будто живут более полной жизнью, чем ты; от бытия же набоковских героев разит скукой жизни, ощущением пустоты и бесцельности, которые нужно забить хоть чем-то, и, скорее всего, эстетическими переживаниями. Я в интересном сборнике "Классик без ретуши" прочёл, что Набокову свойственно пантеистическое любование жизнью. И я удивился. Когда-то я написал - и от своей мысли не отказываюсь, - что набовский мир скучен потому, что в нём нет витальности; за всеми этими преувеличенно эстетическими построениями, словно человек пытается искусственно взвинтить себя до определённых переживаний, проступает нигилистичность, скука, презрительность. Набоков словно пытается сымитировать полноту бытия и даже превзойти её, создав нечто лучшее. Но это не нужно, если человек живёт простой, здоровой и естественной жизнью.Некоторые люди посчитали, что "КДВ" - роман занимательный. Не заметил. Он довольно схематичный, - как слишком профессионально разыгранная партия, возможные исходы которой приближаются натренированной рукой игрока, с безупречной логикой и изяществом, но в которой именно поэтому не произойдёт ничего по-настоящему неожиданного, от чего хотелось бы воскликнуть: "Ну кто бы мог подумать". Нет, это типичный Набоков. Эти приёмы он использовал ранее, они же встретятся в будущих его сочинениях. Ну и простите, мне не кажется занимательным этот занудный эстетизированный вещизм (кстати, книгу я купил у букиниста; представляю себе реакцию её предыдущих владельцев, которым забыли сообщить, что автор - гений, роман - занимательный, то есть интересный, а язык - музыкальный):Он, в свою очередь, аккуратно натягивал снятый пиджак на деревянные плечи вешалки, предварительно вынув и положив на стол: перо, два карандаша, записную книжку, ключи, кошелек с тремя марками, письмо к матери, которое он забыл отправить. Затем он снял часы с кисти, положил их на ночной столик. Она всегда уходила ровно в четверть девятого. Оставалось двадцать пять минут.
— Милый, поторопись… — сквозь зубы проговорила Марта.
— Эх, какую я мозоль себе натер, — крякнул он, поставив босую ногу на край стула и разглядывая желтую шишку на пятом пальце. — А ведь это мой номер. Ноги, что ли, у меня выросли…
— Франц, иди же. Потом будешь осматривать.
После, действительно, он осмотрел мозоль основательно. Марта еще лежала с закрытыми глазами, неподвижно и блаженно. На ощупь мозоль была как камень. Он надавил на нее пальцем и покачал головой. Во всех его движениях была какая-то вялая серьезность. Надув губы, он почесал темя. Потом, с той же вялой основательностью, стал изучать другую ногу. Никак в голове не укладывалось, что, вот, номер — правильный, а все-таки башмаки оказались тесными. Вон они там стоят в углу, рядышком, желтые, крепкие. Он подозрительно на них посмотрел. Жалко, — такие красивые. Он медленно отцепил очки, дохнул на стекла, открыв рот по-рыбьи, и концом простыни стал их протирать. Потом так же медленно надел.
Марта, не открывая глаз, сладко вздохнула. Затем быстро приподнялась, посмотрела на часики. Да, надо одеваться, уходить.
— Ты сегодня непременно приходи ужинать, — сказала она, поспешно щелкая подвязками. — Еще когда гости, — то ничего, — а мне сидеть вдвоем с ним весь вечер… Это невозможно. Через полчаса, как всегда. И не надевай башмаков, если они жмут. А завтра пойдешь и потребуешь, чтобы их размяли. Конечно, бесплатно. И знаешь, Франц, нам нужно поторопиться. Каждый день дорог… Ох, как дорог…
Он сидел на постели, обняв колени, и смотрел, не мигая, на светлую точку в графине, стоявшем на умывальнике, он ей показался, — в этой раскрытой на груди рубашке, в этих слепых очках, — таким особенным, таким милым… Неподвижность гипноза была в его позе и взгляде. Она подумала, что одним лишь словом может его заставить, вот сейчас, встать и пойти за ней, — как есть, в одной рубашке, по лестнице, по улицам… Чувство счастья дошло в ней вдруг до такой степени яркости, так живо она представила себе всю их ясную, прямую жизнь после удаления Драйера, — что она побоялась хотя бы взглядом нарушить неподвижность Франца, неподвижность ей снившегося счастья; она быстро накинула пальто, взяла шляпу и, тихо смеясь, вышла из комнаты. В передней, у жалкого зеркала, она тщательно шляпу надела, поправила виски. Как хорошо горят щеки…Все это очень его развлекало. Оставив жену и племянника на террасе кафе, он ходил по лавкам, разглядывал открытки. Они были все те же. Больше всего доставалось человеческой тучности. Облую громаду в полосатом трико ущипнул краб, и обладательница громады млеет, полагая, что это рука соседа — щуплого щеголя в канотье. Плывет толстяк на спине, и куполом вздымается над водой пунцовое пузо. Накрахмаленный усач смотрит из-за скалы на гиперболу в купальном костюме. Та же гипербола в других положениях, поцелуй на закате, полушария, выдавленные в песке, «привет с моря»… Но особенно его забавляли и трогали открытки фотографические. Они были сняты Бог знает как давно. Тот же пляж, те же корзины; но дамы в плечистых блузах, в длинных юбках бутылкой, мужчины, как парикмахерские рекламы… Эти расфуфыренные ребятишки теперь купцы, инженеры, чиновники…Ну и под конец про "вкусный-волшебный-музыкальный". Действительно, мало кто из писателей написал бы, что "Дождевой раствор стал, пожалуй, крепче" или выдал такую крипоту: "Курт улыбнулся и подтолкнул синего мальчика, который остановился было, глядя на него круглым детским взглядом, а потом, дудя губами, запедалил дальше." Меня эти синие мальчики с круглым (так и вижу - птичьим) взглядом, которые, дудя, педалят в кошмарах преследовать будут. И кстати, для критика уменьшительно-ласкательных форм Набоков что-то слишком часто их использует: "И знал он в точности, как это все будет, — как Марта скажет пароль, как оба гребца встанут… лодка качается… разминуться трудненько… осторожно… еще шаг… близость… шаткость." Ужасненько.

Лолита была лучше, но и она не впечатлилаПока не изучил автора, чтобы сказать, что это типично Набоковская история про измену и любовь, но уже вторая книга у него - про это Читал так же Лолиту у автора и она не впечатлялаПлюсы книги:+эпоха: время происхождения антуражное и впечатляет+стиль письма: Набоков приятно излагает и текст, будто масло, стекает прямо тебе в руки +концовка: интересная, но не впечатлила

Франц, скромный юноша, всю жизнь живший в провинции, отправляется в столицу: там живет его дядя, которого Франц никогда не видел, но на помощь которого он надеется. Дядя, человек-праздник, с радостью принимает племянника, однако жене дС Набоковым у меня сложные отношения: то люблю, то ненавижу. Ох уж эти писатели, которые могут быть такими разными! К счастью, этот роман, как и любимая Камера обскура, подтвердил мою любовь. Тот момент, когда герои яркие, многогранные, к которым не испытываешь симпатии, но, смотря на них с разных ракурсов, понимаешь, что они не могли стать другими, что условия жизни, их характеры сделали их теми, кем они стали. Даже второстепенные персонажи запоминаются, так как их тоже Набоков описал просто превосходно. От книги было буквально не оторваться, ибо история захватывает с первого до последнего слова, не до конца понимаешь, к чему автор ведет. Роман небольшой по объему, но здесь всё настолько прекрасно, что понимаешь: всё большее было бы лишним. Могу смело рекомендовать это произведение для знакомства с автором.

Уже не первая книга Набокова для меня. Возможно, сказывается общий читательский опыт, но сюжет не особенно захватывает, после середины книги приходилось себя заставлять сесть за книгу. Единственной мотивацией продолжать было, пожалуй, уважение к Набокову и его мастерству в написании текстов. Ажурный слог срабатывает и в плюс(хочется смаковать и вчитываться), и в минус(порой тягомотно)