Читать онлайн Жила-была девочка… бесплатно

Хочу рассказать историю о девочке, девушке, женщине. Многое происходило в её жизни. Жила она в Советском Союзе, и многие понятия и представления у неё оттуда. Хотелось немного напомнить ровесникам о той жизни, а молодым рассказать, как было в некоторых ситуациях, как жили, как дружили, что стояло приоритетом, к чему стремились.

Папа, мама – родители

Я родилась в семье, где царила любовь. Родители, прошедшие трудные годы войны, ценили каждый мирный прожитый день. Помню их тосты и пожелания за столом, когда собирались гости: «За мир!», «Лишь бы не было войны!», «За мирное небо над головой!», «Чтобы наши дети не знали, что такое война!» и множество других… Хочу рассказать о себе, о родителях, о друзьях в своих воспоминаниях, в коротких рассказах. Думаю, это нужно сделать для того, чтобы понять нашу советскую эпоху, эпоху добра и понимания…

СКОЛЬКО СЕБЯ ПОМНЮ, ПОМНЮ И СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ, ОНИ У НАС БЫЛИ КЛАССНЫЕ, КАК СЕЙЧАС ГОВОРЯТ.

Как и положено, я у папы была лапочка-дочка. Помню, уже училась в школе, прибегала домой и садилась к нему на колени. Он меня обожал.

Мы с братьями пытались вспомнить, чтобы он накричал на нас, не вспомнили. А бабушка говорила, что у мамы было сто женихов, а замуж она вышла за сто первого – за него. Познакомились родители на вечеринке, посвящённой 8 Марта, а поженились 1 апреля и прожили вместе шестьдесят один год. Мама выбрала папу, так как он отличался от всех.

– Белая кость! Таких, как он, в окружении вашей мамы не было, вот она и дала согласие выйти замуж!

– Бабушка, как это «белая кость?» – я спросила у неё.

– Аристократ, голубая кровь, понятно? – пыталась мне объяснить бабушка.

Я была маленькая, не понимала всех этих слов, но понимала, что он у нас особенный!

В те времена почти у всех были участки для посадки овощей, ягод и фруктов, назывались они так: «сад-огород». Для посадки привлекалась вся семья, мы весело занимались тем, что говорила мама, кто-то копал, кто-то делал грядки, мама сажала, кто-то поливал посаженное мамой. А потом с удовольствием садились за импровизированный столик на обед. Обед включал обязательно отваренные яйца, картошку, солёные огурцы и иногда отваренное мясо или колбасу, чай в термосе или какао с молоком. Естественно, одного термоса нам не хватало, поэтому у нас ещё был чай в пол-литровых бутылках, закрытых бумажной пробкой, конечно, он уже был остывший, но всё равно вкусный после работы. Мы не разводили в это время костры для чая, экономили время. И вот прополка картошки на участке доставалась часто нам с папой. Чтобы скоротать время – в то время не было переносных приёмников, магнитофонов, – мы с ним пересказывали прочитанные книги, просмотренные кинофильмы. Меня удивляли его познания о многих вещах. Он очень любил музыку. Татьяну Шмыгу[1] обжал! Помню, с каким упоением рассказывал про фильм «Серенада солнечной долины», об авторах фильма и особенно о музыке этого фильма и дирижёре, звали его Гленн Миллер. Советовал по возможности посмотреть этот фильм, только когда повзрослела, я смогла посмотреть этот фильм, действительно он произвёл на меня впечатление…

Иногда, очень редко, вечерами крутил колёсико репродуктора и слушал радио «Голос Америки», но так как был очень законопослушным, то обязательно была закрыта дверь, и меня просил, чтобы об этом никому не говорила. А теперь, надеюсь, можно.

– А почему? – спрашивала я.

– Так надо! – следовал лаконичный ответ.

Папа очень любил сладкое, поэтому в день своей зарплаты он приносил всегда пряники, это было роскошное лакомство по тем временам.

Вечера проходили у нас за чтением книг, читал их папа, мама в это время занималась рукоделием, я игралась и крутилась под ногами, но внимательно слушала. Вместе с ними смеялась, когда он читал «Золотого телёнка, «Двенадцать стульев»…[2]А вот когда он начал читать книгу «Угрюм-река» (автор Вячеслав Шишков), они меня каждый раз выпроваживали из комнаты. Только когда я подросла, прочитала и поняла, почему они мне не разрешали слушать, хотя по современным меркам там ничего запрещённого для детей я не нашла…

Родители жили очень дружно. Но однажды я услышала, как мама что-то очень громко говорила папе, я зашла и спросила:

– Вы ругаетесь?

– Нет, мы не ругаемся, иди погуляй! – мама и папа улыбались.

Я за порог, опять слышу мамин голос.

– Вы всё-таки ругаетесь! – Я зашла, и они оба замолчали, посмотрели на меня и засмеялись. Мне и сейчас очень плохо становится на душе, когда мои близкие люди ругаются.

– Я не разрешаю! – сказала своё заключительное слово, они не смогли меня выпроводить из комнаты. Поэтому у меня нет в памяти их ссор, особенно в детстве. Родители если и ругались, то, наверно, в моё отсутствие.

Но однажды была перепалка, когда я была уже школьницей младших классов. Мама настаивала на посадке картофеля 9 мая, а папа жёстко сказал:

– Это святой праздник! Я не буду сегодня сажать картошку, хочешь, иди, я не держу! Буду отдыхать, имею право! – сказал так твёрдо, повернулся и вышел из комнаты.

– Мама, ты ведь сама говорила, что это большой праздник! Значит, нам надо его праздновать! – я заступилась за папу.

Мама немного подумала, помолчала и сказала:

– А мы устроим праздник!

С тех пор этот праздник у нас был самым большим, значимым.

Мы собирались за большим столом всей семьёй, даже когда выросли и разъехались по городам, старались приехать к родителям в этот день. А когда не стало мамы, мы старались тем более, чтобы поддержать папу, и просили его рассказать уже внукам о прошедшей войне.

Он же у нас участник Великой Отечественной войны, орденоносец. Принимал участие в освобождении Невеля, Белоруссии, Литвы, штурмовал Кёнигсберг. Всего за период военных действий мой папа обслужил 488 боевых вылетов. Я горжусь нашим папой, его заслугами перед Отечеством.

А сейчас я хочу рассказать не о его боевых подвигах, а о нём как о папе.

26 августа 2018 года не стало папы… Меня многие успокаивали:

– Что ты плачешь? Смотри, молодые умирают, а он прожил столько! Радоваться надо, что он с вами столько времени был!

Не понимают те, кто это не пережил, что в любом случае нам его не хватает, так же как мамы. После того, как не стало моего мужа, папа был огромной поддержкой, каждое утро его звонок:

– Ну как ты, дочь?

Это много значило для меня. Чувствовала, что я не одна, у меня есть папа. Папа дал многое в жизни: это и любовь к музыке, и любовь к литературе, к хорошему кино. Он был романтиком, несмотря на тяжёлые послевоенные годы. Очень любил маму. И мне казалось, что все так живут, но по прошествии времени я поняла: это мне, нам, их детям, повезло, что у нас такие родители. Помню, в старших классах возникали вопросы по математике, боялась неправильно решить тригонометрическую функцию и что я, отличница по математике, опозорюсь. Папа решал вместе со мной то же задание, если у нас получался один и тот же ответ, значит, правильно, а если разные функции получались, искали ответ, ошибку, спорили, кто из нас прав.

Иногда так хочется вернуться в то далёкое детство, но, увы, невозможно вернуться в прошлое, поэтому надо ценить настоящее, запоминать каждое приятное мгновение. НЕ НАДО ДЕЛАТЬ БОЛЬНО БЛИЗКИМ, И НЕ ТОЛЬКО ИМ, ПОТОМУ ЧТО НЕЛЬЗЯ ИСПРАВИТЬ СДЕЛАННОЕ ИЛИ СЛОВО ВЫЛЕТЕВШЕЕ НЕ ПОЙМАЕШЬ, ВЕДЬ СЛОВАМИ МОЖНО БОЛЬШЕ НАТВОРИТЬ, ЧЕМ ПРОСТО УДАРИВ, ХОТЯ УДАРЫ РАЗНЫЕ БЫВАЮТ, НО СЛОВОМ МОЖНО СЛОМАТЬ ЧЕЛОВЕКА И ПРИ ЭТОМ НЕ ДОГАДАТЬСЯ, ЧТО СДЕЛАЛ БОЛЬНО, ПОЭТОМУ НАДО ДУМАТЬ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ГОВОРИТЬ.

А мама, не имея специального образования, знала, как с кем разговаривать, как «разрулить» ту или иную ситуацию, чувствовала, за кого из сыновей надо заступиться, а кого отправить давать сдачи самому. А меня, после того как я натворю что-нибудь, она не ругала, а молча осуждала, что мне было больнее, чем если бы она накричала на меня!

Как-то мама стирала бельё на оренбургской машинке (круглая, без отжима) и параллельно с этим делала ещё что-то, не помню точно, и вот ей понадобился зажим для белья не для стирки. Она кивнула в его сторону, попросила, чтобы я подала. Слово «зажим» она не сказала. Я спросила её, как она догадалась использовать эту штуку, так как вообще не знаю, как «это» (этот самый зажим) называется. И мама ответила:

– Смекалку надо иметь!

Так вот у меня много лет этот зажим назывался «смекалкой», до тех пор, пока я не познакомилась со словом «смекалка».

Однажды наши родственники возвращались со свадьбы, тогда свадьбы проводились во дворах и домах жениха или невесты. Ставили столы во дворе, если это было лето, устанавливали навесы от солнца или дождя. И вот они шли по Форштадту (это на окраине города), по традиции тех времён им с собой дали выпивку, закуску, а посуду никакую не дали, забыли. Так вот, один из родственников стал приставать к своей жене:

– Могла бы побеспокоиться, когда всё давали. Спросила бы рюмку. Не с горла же пить…

Надо было пройти приличное расстояние, и он ныл всю дорогу. Нашей маме надоело это слушать, она разулась, ополоснула водкой свою туфлю, налила в область пятки спиртное, выпила, закусила и сказала:

– Не ной, туфлю сполоснула, она новая! – налила и подала ему.

– Какая молодец! Вот догадливая, смекалистая! – стали ей все говорить.

Вот такая она была: сообразительная, умная и очень весёлая.

– Хочешь жить, умей вертеться! – так часто говорила мама.

Моя мама была добрым и замечательным человеком, и это подтверждает тот факт, что, когда её не стало (а это было зимой), собрала она на свои похороны огромное количество людей. Несмотря на жуткий холод и ветер, пришли люди проститься с этим удивительным человеком. Обычно когда умирает человек в возрасте, не так уж много людей собирается проводить его, но не в случае с мамой…

Хорошо запомнила, когда я была очень маленькой девочкой, но уже читала, прочитала на её руке такую надпись: «Нет счастья в личной жизни». Ну и конечно, я спросила у неё:

– Мама, почему так у тебя написано?

На что она ответила:

– Подрастёшь, расскажу!

И вот я подросла и опять за своё:

– Почему?

– Дочка, жизнь, она такая была, потому и написала так… – уклончиво ответила мама.

– А что у тебя случилось? – не могла угомониться я.

– Во время войны это я написала, – глаза её стали влажными.

Она рассказала свою историю.

Мама работала на Орском мясокомбинате (в цехе медпрепаратов). Она отличилась на работе, так как она у нас была очень ответственная и трудоголиком… Её отправили на слёт стахановцев[3] в Москву в 1943 году, даже есть фотография, где мама такая молодая на ней.

После этого маму и ещё одну девушку направили на учёбу в город Миасс Челябинской области. И вот на вокзале бабушка встала на колени и попросила маму не уезжать…

– На кого ты нас оставишь, кормилица ты наша? – заплакала бабушка.

Дело в том, что мама, работая в цехе медпрепаратов, свой паёк, который ей полагался как работнику мясокомбината, в основном отдавала в семью, а сама, как все работники цеха, питалась тем, что они готовили из бракованной крови. По очереди выходили домой и разносили по домам продукты, которые смогли сэкономить. Они практически не выходили из цеха, постоянно там работали. А дома были ещё два младших брата, сестрёнка и приёмная сирота. Один из братишек, после наводнения в 1942 году, опух от голода, и здоровье его было сильно подорвано. Вот бабушка и пошла на такой шаг, уговорила маму не ехать. Дедушка и старший брат были на фронте. Тяжело было ей кормить семью…

Когда подошла мамина очередь выносить продукты, её остановили на охране и арестовали за хищение социалистического имущества… Так она пострадала за отказ ехать учиться.

– Но всё-таки есть справедливость, – сказала мама.

– Наш сменный мастер Павел Иванович (фамилию она говорила, я не запомнила) за меня заступился и смог доказать мою невиновность, – продолжила мама.

– Мама, а ведь в то время всё решалось по законам военного времени? Как он не побоялся? – спросила я.

– Не побоялся, он нас всех жалел и беспокоился за нас, о себе он никогда не думал, он просто такой был человек, таких много было, – ответила мама.

Маме пришлось отсидеть почти полгода, пока разбирались с её делом. После её выхода она была ещё и реабилитирована. Но пережитое отразилось на её восприятии жизни, может, из-за этого она была такой мудрой…

Мама была очень весёлой, и это тоже помогало ей переносить все трудности в жизни.

О ней можно рассказывать бесконечно. И сейчас мне очень не хватает моей умной и мудрой мамы.

Наводнение

Мне всего два с половиной годика. В Орске (небольшой провинциальный городок в Чкаловской области, ныне Оренбургской) началось жуткое наводнение. Нас эвакуировали в школу № 24, которую потом я окончила, на второй этаж. Над территорией затопления курсируют вертолёты. Я бегу по коридору и весело распеваю:

– Аталёт, аталёт! Ты возьми меня в полёт!

Удивительно, но я помню свой восторг, счастье, что можно бегать по такой большой территории, когда на улице грязь и вода.

Всплывает перед глазами ещё одна картина того момента.

Стою на подоконнике и вижу, как подплывает лодка, из неё выходят люди и лезут в окно. Одна женщина в возрасте, в тёмной одежде, никак не может встать на подоконник, её затаскивают. Мне так жалко её, ей тяжело, мне кажется, что если я ей улыбнусь, то тётеньке станет легче, и я улыбаюсь.

Дальше из воспоминаний мамы:

– Люди, глядя на тебя, начали улыбаться! Какой-то мужчина сказал: «Главное – мы живы! Жизнь продолжается», – и показал на тебя. И все заулыбались!

Мама говорила, что я была позитивным человечком в это особенное время и что я была одна такая весёлая из всех маленьких детей, которые были там. Да и взрослым людям было неудобно злиться на обстоятельства, ВСЕ СМИРЕННО ОТНОСИЛИСЬ К СЛОЖИВШЕЙСЯ СИТУАЦИИ И БЕРЕГЛИ ДРУГ ДРУГА, ВЕДЬ ИЗМЕНИТЬ ИЛИ ОТМЕНИТЬ НАВОДНЕНИЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО.

Летний дождь

Ещё одно воспоминание из детства. Точно не могу сказать, в каком возрасте я тогда была.

Лето, прошёл хороший тёплый дождь. Вся детвора высыпала на улицу. Конечно, и мне тоже захотелось. Мама сказала:

– Я стираю бельё, а платье у тебя чистое – единственное. Иди гуляй, только смотри – не пачкайся.

Я обулась в свои резиновые сапожки и пошла…

Разумеется, как и все дети, я любила мерить лужи. И надо сказать – не просто лужи, а именно самые глубокие, и это, как правило, автомобильная колея. Асфальтированных дорог в нашем Форштадте вообще не было. Раньше как-то всё проходило нормально, а на сей раз дождь был обильный и воды было много, колея глубокая. Соседский мальчик Наиль мне сказал:

– Там глубоко! Не ходи туда!

Но по натуре я трудностей и в детстве не боялась, поэтому с лёгкостью залезла в колею, а мои сапоги начали заливаться водой, и я решила выйти оттуда. Но не тут-то было! Я поскользнулась и… оказалась полностью в луже! Не пострадали только глаза! Мама увидела эту картину из окна, выскочила, схватила меня за шиворот и потащила, приговаривая, что буду сидеть дома и не видать мне улицы! Я поняла, что мне не избежать наказания, и поэтому молчала…

Мама меня отмыла, переодела во всё домашнее и больше не ругалась, что было пострашнее, чем ругань. Я это знала и поэтому молчала…

Через некоторое время одежда высохла, и мама занесла всё домой, в том числе и мои платья. Но я не просилась на улицу, существовал такой закон в семье: как мама сказала, так и будет!

И только через много лет мама рассказала, что она хотела выпустить меня на улицу, если бы я её попросила об этом, но я молчала. И тогда она сделала вывод, ЧТО Я ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕБЁНОК И ПОНИМАЮ, ЧТО РАЗ ПРОВИНИЛАСЬ, ЗНАЧИТ, ПОЛНОСТЬЮ «ОТРАБОТАЮ» НАКАЗАНИЕ.

Синие глаза

Так вот, мой дядя был обладателем таких глаз и жутким шутником, а я, ещё маленькая, не совсем отличала шутки от реальности.

Однажды они с тётей были у нас в гостях, и вот какой диалог произошёл у меня с ним:

– Моя маленькая красавица (он так меня называл), почему ты так смотришь на меня?

– Мне нравятся твои глаза, такие интересные (я ещё немного картавила).

– А почему ты не моешь свои глаза? Они тоже такими станут!

– Почему? Я мою!

– Видишь, я мою глаза, и они вот какие! – сказал дядя и улыбнулся мне.

На следующий день вся наша семья проснулась от моего ора… Я встала раньше всех и пошла мыть глаза с мылом!

Мама начала меня ругать:

– Зачем ты это сделала?!

Я ей рассказала. И мама убедительно мне ответила:

– Он пошутил, сделал это от зависти, так как глаза у тебя совсем не обыкновенные! Посмотри: красивые чёрные пуговки, красивые реснички и ты самая красивая!

Ответом я осталась довольна. ВО МНЕ УЖЕ ТОГДА СИДЕЛА ЖЕНЩИНА, ЭТО МЕНЯ УСПОКОИЛО, С ЭТИМ ЖИВУ.

Звездопад

Ночь. Я, маленькая девочка, сижу на подоконнике и смотрю в небо. Очень часто смотрела на небо и днём, так как оно голубое, любимый цвет… Поэтому мне нравится смотреть на небо и видеть разные сочетания этих цветов. А сегодня сижу на этом месте из-за того, что услышала от взрослых о звездопаде. Это меня очень расстроило, и подумала, что если будет много таких, как я, и все будут просить звёздочки не падать, то и не будет звездопада.

– Миленькие, на падайте, вы такие красивые и живые! Как же нам без вас? Пожалуйста, умоляю! – соединив ладошки, просила, глядя на небо.

Незаметно для себя я задремала и услышала, как звёздочки возмущались:

– Да и зачем я должна падать?

– По какому это закону?

– Я не хочу!

– Почему?

– И зачем он заставляет так делать?

Я открыла глаза и увидела, что звёздочки все на месте, довольная и счастливая, снова уснула. На рассвете сон крепкий, и невозможно устоять, особенно когда ты маленький… Так спала на подоконнике, склонив голову на плечо и уперевшись ногами в оконную раму, пока не зашла моя мама. Обняв маму, когда она взяла меня на руки, я прошептала:

– Они не упали…

Мама ничего не поняла из моих слов, подумала, что мне что-то приснилось…

Винегрет

Недавно ко мне в гости приезжали брат с женой. Мне очень хотелось угостить их чем-нибудь вкусненьким и заодно напоминающим наше детство. В один из дней я приготовила винегрет. Всё было по правилам: отварные свёкла, морковь, картофель, квашеная капуста, солёные огурцы, лук, зелёный горошек. Всё это я заправила подсолнечным деревенским маслом. И ждала хвалебные оды, особенно за то, что масло деревенское (брат его обожает), что свёкла очень вкусная (сама вырастила), что капуста хорошая (мне многие говорят, что вкусно квашу, имеется небольшой секрет). Но вместо похвалы брат спросил:

– А ты помнишь, как мама заправляла винегрет?

Да, конечно, бывало, я и сама так делала, но в последнее время перестала.

Эта заправка готовится в таком соотношении: одна чайная ложка готовой горчицы, две столовые ложки яблочного уксуса (за неимением его можно взять девятипроцентный) и две столовые ложки подсолнечного масла.

Когда они уехали, я решила сделать винегрет и заправить его соусом, приготовленным по маминому рецепту. Поверьте, это было гораздо вкуснее, так как цвет тоже влияет на вкусовые качества, они стали интенсивнее, а вкус, соответственно, – более выразительным.

Теперь я буду готовить винегрет только так.

Супчик

Однажды тётя Тоня, живущая по соседству, попросила маму присмотреть за сыночком Сашей. Ей надо было на смену на работу, а бабушка, которая жила с ними, отсутствовала, по какой причине, я не помню. Саша не возражал и с удовольствием играл, общался с нами. Он был младше всех нас, и в своей семье он был один, поэтому ему было интересно находиться в коллективе, и он слушался. Он ни разу даже не вспомнил ни о маме, ни о бабушке. Мы рисовали, лепили из пластилина машинки.

И вот наступил обед. Мама сварила суп и пригласила нас к столу. Сказала, что тот, кто не помоет руки, не будет обедать. Пока мы смеялись и брызгались, за что получили от мамы, она накрыла стол. Подала суп сначала Саше и сказала, что он у нас гость. Потом пошло по старшинству: старшему брату, младшему и мне. Мы с удовольствием приступили к трапезе. Но Саша громко завопил:

– Я это не буду есть!

Мы все недоумённо посмотрели на него. Нам всегда нравилось, как готовила наша мама, ничего не понимали.

– А почему? – спросила мама.

– Да потому, что хочу мясо в обед, а так как его здесь нет, не буду!

Мама не растерялась, наклонилась к нему и что-то начала шептать, я никак не могла услышать. Тот сидел улыбаясь, поглядывая на меня, потом взял ложку и начал есть. А мама подмигнула ему, когда он попросил добавки. Братья мои сидели улыбались, они поняли что-то, а я нет, и я обиделась, подумала, что они все в сговоре против меня.

После обеда я успокоилась, забыла об этом, так как никогда не любила сердиться долго.

На следующий день пришла тётя Тоня и чуть не плакала:

– Тасенька, скажи, каким супом ты потчевала моего Сашку? Не хочет мой, просит твой! Сказал, что вкуснее он ничего не ел! Я его спросила, он сказал что-то невнятное. Он сказал, что стал выше и сильнее твоей дочери прямо на глазах, когда поел этот суп!

Тётя Тоня сказала, что он у них плохо ест, вот они его убедили, что надо есть мясо, от него особенно мальчики быстро растут и становятся сильнее. Иногда приходится экономить, сварив мясо, она отрезает кусочек, чтобы на следующий день положить в его тарелку, даже если суп будет постным.

Мама засмеялась. Потом объяснила, что она сказала ему то же самое, а так как я, её дочь, небольшая любительница мяса, поэтому такая худенькая и маленькая.

– Просто, Тонечка, хочу сказать, там мяса вовсе нет! Это суп на поджарке, с галушками. Я ему сказала, что это голубиное мясо!

– Ну надо же! Ты меня выручила! Кстати, как ты это готовишь?

– Да просто! Сначала приготовь бульон на поджарке с овощами, а тесто на галушки готовлю так. В миску разбиваю одно яйцо, щепотку соли, добавляю две столовые ложки сметаны или простоквашу, что есть у тебя, перемешаю и потом муки три-четыре столовые ложки, тесто должно быть достаточно густым. Как овощи будут готовы, чайной ложечкой делаем галушки, чтобы они хорошо отходили от ложки, опускаем её в горячий бульон. И много в ложку набирать не стоит, так как они увеличиваются в объёме, я набираю примерно четверть чайной ложки.

– Только ты меня не выдавай! А то больше мне не поверит! – попросила мама.

Вот такая история была в моём детстве. Потом, когда ели такой суп, всё время вспоминали Сашу и голубиное мясо…

Мамино воспитание

Однажды бабушка попросила маму съездить к своей младшей дочери. Мамина сестрёнка жила в другой части города. В те времена машин было мало, перемещались в основном автобусом. Когда я узнала, что мама собирается к тёте, попросила её взять меня с собой, но она возразила и сказала, что ей некогда меня ждать, она спешит, иначе она опоздает. Мне шёл пятый год, и я этих вещей не понимала, просто очень хотела поехать. Быстро надела своё любимое платье, оно было единственное в тот момент такое красивое! Рукава-фонарики, на кокетке, широкий подол и всё в рюшечках, но главное достоинство для меня – это вышитые синие голуби по подолу и на кокетке, а ткань платья была белоснежная, просто искрилась от белизны, и поэтому мой любимый синий цвет голубей выделялся на белом. Скинула панамку, надела туфли и побежала за мамой, умоляя взять меня с собой. Я так спешила, что поскользнулась, там была небольшая лужица после дождя. Мама обернулась и увидела неописуемую картину. На её лице застыла улыбка с расстройством и негодованием. Я выглядела потрясающе, начиная с головы: после снятой панамки волосы растрёпанные, непричёсанные, красивое платье в пыли и грязи в районе подола, туфли, надетые наоборот, а лицо в слезах и пыли, поэтому чумазое.

Мама сказала:

– Тебе было сказано, что не поедешь! Иди домой, приведи себя в порядок и жди, скоро приеду!

И мама поспешила на остановку.

К приезду мамы я отмылась, расчесалась, полы даже протёрла как могла и, самое главное, постаралась постирать платье, но поняла, что не могу очистить пятно на подоле, положила его в чистую воду.

В НАШЕЙ МАМЕ СОВМЕЩАЛОСЬ ВСЁ: И СТРОГОСТЬ, И ДОБРОТА, И СПРАВЕДЛИВОСТЬ, И ПОНЯТЛИВОСТЬ. Она не стала меня ругать. Постирала платье, оно опять засверкало. И я была счастлива, что у меня такая мама.

Яблочки

На нашей улице, через три дома от нас, жили наши соседи-дедушка и бабушка. Деда звали Колей. У них во дворе росли мелкие ранетки. И вот однажды мои друзья мальчишки предложили набрать этих яблочек, они такие кислющие, можно сказать – вырви глаз, но они были за забором, в закрытом доступе, а потому и притягательные, особенно для мальчиков, ну и нам, девочкам, они тоже нравились – дети любят такие яблочки.

Так как я росла в семье со старшими братьями и в моём окружении тоже были в основном мальчики, то я даже не понимала, что чем-то отличаюсь от них. Мои друзья по одному перелезли через забор. Я, конечно, полезла тоже и наверху повернулась спиной, чтобы спуститься… и тут меня подхватили тёплые добрые руки дедушки Коли, а мальчики сиганули обратно. Я оказалась одна в его руках. Он поставил меня на землю и, улыбаясь в усы, сказал:

– Дочка, идём, я покажу калитку, она всегда открыта! Приходи и набирай яблочек, сколько хочешь! Негоже девочке лазить по заборам. Это, во-первых, опасно, вдруг упадёшь, ну и ещё это допустимо для мальчиков, они наши защитники и должны тренировать свою силу. Конечно, надо это делать по разрешению, ну что с ними поделаешь?! Они мальчики! Мы с бабушкой каждый день наблюдаем, как они перелезают через забор, но они молодцы – собирают яблочки с земли, а тебе я разрешаю собирать их с дерева! Так что приходи с ведёрком!

Я стояла ни жива ни мертва, боялась, что он расскажет маме. ОНА У НАС ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ – ЧУЖОГО НЕ ТРОНЬ! Но всё обошлось, он ей ничего не рассказал, но выводы я сделала сама и тогда же стала задумываться, что я девочка. НАЧАЛА ПРИМЕЧАТЬ ОТЛИЧИЯ ОТ МАЛЬЧИКОВ: они были сильнее меня, более неряшливые и не обращали внимания на раны, они этим гордились. И я тоже старалась не плакать, даже когда сильно ушибалась и шла кровь.

Вот такой урок я получила от своего соседа дедушки Коли.

Моё рукоделие

Вспоминаю одну ситуацию и всё думаю, как бы я поступила на месте мамы. Просто поражает её мудрость. Денег не хватало, нас, детей, всё-таки было трое, папа работал на двух работах, а мама занималась подработкой: отбеливала, крахмалила, а потом натягивала на пяльцы тюль для окон (тюль был из ткани, которая очень мялась и после стирки была бесформенная, поэтому его надо было обязательно натягивать на специальные пяльцы, которые сделал папа). Пяльцы были сделаны для тюля разных размеров, мы их с мамой переставляли для разных моделей. Ещё были тюлевые покрывала для кроватей (тогда это было модно), маме принесли для приведения в порядок такое покрывало, привезённое из Германии. И вот в один из вечеров моя бабушка попросила меня принести лезвие от безопасной бритвы, она не боялась, что я порежусь. Тогда так не принято было переживать, что ребёнок может себя поранить, а если это и произойдёт, то считалось, что это урок, который пригодится в будущем.

А я в то время была натуральным источником энергии, и чем бы ни занималась, у меня в ушах постоянно звучала музыка, и потому всегда и везде танцевала, дирижировала, просто скакала и делала различные пируэты. Через некоторое время мама решила посмотреть, не высох ли тюль. И вдруг слышу её грозное:

– Ну-ка иди сюда!

Это ничего хорошего не сулило, её любимое коронное выражение. Я зашла и увидела бледную маму. Оказывается, я лезвием «продирижировала» по натянутому тюлю, сама того не замечая, безо всякого злого умысла порезала его. Просто у меня было хорошее настроение. И я налево и направо размахивала этим лезвием. Мама взяла нитки, иголку, крючок и стала исправлять положение. А мне она сказала:

– Пока не закончу, отсюда не уйдёшь!

Всё это ремонтировалось несколько часов. Я стояла рядом, а мама то сидя, то стоя, то лёжа работала. Мне было её жалко и потому очень стыдно за свою проделку. Она, как обычно, на меня не кричала, всё делала молча и так аккуратно, что в результате её стараний даже не было видно моего «рукоделия». После этого мама не отказывала этой женщине, постоянно принимала её покрывало для приведения в порядок, хотя этим уже не занималась. Каждый раз она зашивала, завязывала, прятала петли, которые убежали на тюле.

И буквально через несколько дней после этого случая мама обнаружила, что я испортила шикарное шерстяное одеяло (это была редкость в то время, так как хороших вещей было мало, в основном у всех были байковые одеяла). В углу (хорошо ещё, что не посередине) я вырезала грузовик! Для чего? Не знаю. Наверное, очень хотелось. Хотя сделала я это давно, открылась проделка только сейчас, после моего «творчества» с тюлевым покрывалом. В это время у нас жила тётя Надя, дальняя родственница, вот она-то и прятала «моё творчество» от глаз мамы. Она заправляла постель и вставляла одеяло в пододеяльник. Получилось так, что тётя Надя уехала домой в отпуск и мама сама поменяла постель. Между делом хочу сказать о постельном белье. Оно было обязательно белоснежное, накрахмаленное и поглаженное! Когда я повзрослела, мама учила меня, как крахмалить и особенно гладить его: чтобы утюг не приклеивался в ткани, в крахмал надо было добавить немного соли.

Вскоре всплыло ещё одно моё «творчество»! Мои братья вышили картинку, которую я отчётливо помню: это была девочка в шляпе, а в руках у неё – корзинка с грибочками. Так вот, они собирались поместить эту работу в рамочку, но не тут-то было: я обрезала края этой вышивки до самого рисунка. Все были просто в шоке, и мама в сердцах тогда сказала:

– Ты девочка, а доставляешь хлопот больше, чем наши мальчики!

Я не помню, что мною руководило тогда, но знаю, что я не хотела никому вредить. Скорее всего, это была, как сейчас говорят, банальная гиперактивность.

Когда я немного подросла, пошла и записалась в танцевальный кружок в Доме пионеров имени В. Дубинина. Мне очень хотелось научиться танцевать, но мама, памятуя моё пристрастие к «рукоделию», сказала:

– Иди лучше в вязальный кружок, ногами дрыгать и так умеешь!

Вот так жёстко она решила. Поэтому танцевать я училась сама. Да и вязать тоже, я не пошла в вязальный кружок, мне там было не интересно.

Пальто и фартук

Мама подарила мне фартук, да не простой был этот фартук. Он мне предназначался для сбора картофеля, который моя мама перекапывала на совхозном поле после того, как урожай был собран. Мы на мамином велосипеде доезжали до места сбора картофеля, а оттуда мы шли пешком, перекинув два мешка с картофелем на велосипед, и это был хороший «улов», маме было тяжело, но я ей помочь не могла, слишком мала была. Но было по-разному: то густо, то пусто, зависело от урожая и недобросовестных уборщиков. Иногда мы могли собрать только полмешка картошки, но мама не отчаивалась и говорила:

– Завтра будет лучше!

Вот мама и сшила мне фартук серого цвета, с большими карманами, чтобы удобнее было собирать. Не представляете, как я БЫЛА БЕЗУМНО РАДА ЭТОМУ ПОДАРКУ! Сбором этой картошки мы пополняли бюджет семьи, лишнюю картошку реализовывали.

Я была в гостях у своей тёти, у старшей маминой сестры, у которой было три сыночка и не было дочек, поэтому она очень любила своих племянниц. Я, конечно, помогала ей по возможности: то посуду помою, то сепаратор (у них была корова). Меня дядя приучил к парному молоку, говорил, что это полезно. И чтобы они не сердились на меня, я начала пить это молоко, а потом и самой понравилось. Вообще мне нравилось у них гостить. И когда приехали мои родители, я испугалась, что они за мной, спряталась под большую лавку. Когда взрослые вошли в дом, меня не сразу смогли найти.

– Да здесь она была только что, – сказала моя тётя.

– Доченька, ты где? – мама позвала, а я молчала.

Потом, видно, они догадались, в чём дело, и обе заглянули под стол и увидели меня под лавкой.

– Зачем спряталась? – строго спросила мама. Не успела я ей ничего пролепетать, а она сказала, что они с папой привезли примерить пальто, которое мне купили.

– Это ты заработала! – гордо сказала она.

– И всё? – выдохнула я.

– Да, а что ещё? – мама спросила в недоумении.

– Ты меня не заберёшь? – с испугом спросила я. Очень не хотелось уезжать, мне было хорошо у них, дядя постоянно подшучивал надо мной, а тётя с любовью улыбалась, глядя на меня.

– Да нет, – сказала мне мама, – отдыхай, только не бездельничай, помогай тёте, хоть посуду мой!

– Конечно, она помогает, – в голосе тёти почувствовалась радость, что меня мама оставляет ещё погостить.

Я примерила пальто, оно было великовато, но это оказалось кстати: на следующий год я вымахала, подросла для этого пальто.

– В самый раз! – сказала тётя, начала угощать гостей.

Это было то самое пальто, которое я с успехом обкатывала на горке у дома Каплиных, об этом я расскажу, когда буду рассказывать о школе.

Музыка

Сколько себя помню, у меня в ушах всегда звучала музыка: классическая, народная, эстрадная и прочая (это звуки из природы, треск поленниц в печке, шум воды, пение птиц и так далее).

В те минуты, когда очень тоскливо и печально, грустно, обидно, – спасает классическая музыка, иногда просто лирическая, чувственная, без слов. Иногда мне нужны слова, тексты песен, а хорошая мелодия обязательно, они вдохновляют и дают силу жить или расслабляют, чтобы выплеснуть боль из души, поплакать. А при хорошем настроении или когда просто нельзя расслабляться, надо собраться, мне помогает ритмичная музыка, очень люблю двигаться в такт музыке, что-то вроде танцев, импровизация.

Вспоминаю себя маленькой девочкой, когда я пела песню про журавлёнка, который торопился улететь из своей родины. Тогда эта песня звучала из всех проигрывателей страны, исполняла эту песню моя любимая исполнительница Майя Кристалинская. В это время меня услышал мой старший брат, который мне сказал, что фальшивлю, и с тех пор я замолчала, очень редко пою, стараюсь, чтобы никто не слышал, так как теперь сама слышу, как я фальшиво пою, это меня раздражает.

Пристрастие к музыке – это у меня из семьи, папа ещё ребёнком ходил в дом пионеров и занимался там, играл на контрабасе в оркестре, освоил пианино. Я рассказывала, что папа работал в двух местах. После основной работы, где был мастером на строительной площадке, он шёл в школу, там он был электриком. И вот однажды задержался, и мама стала волноваться. Мама отправила младшего брата в школу узнать: не там ли он. Брат рассказывал потом, что, когда он зашёл в здание, услышал плясовую музыку из актового зала. Он очень удивился, когда увидел за пианино нашего папу, который играл «Цыганочку», а уборщицы отплясывали! А наша мама любила петь, у неё были любимые песни, к сожалению, я не запомнила названия этих песен, а без названия сложно найти их. Раз в месяц по радио была передача «Встреча с песней», вёл её неизменно Виктор Татарский, мы с родителями с удовольствием слушали эту передачу, а мама часто подпевала песни, которые там звучали. Мой старший брат имеет уникальный слух и музыкальную память. Однажды он прибежал домой, ни с кем не разговаривая, взял аккордеон (он у нас самоучка) и наиграл мелодию. Я притихла и стала слушать, она мне очень понравилась. Это была песня, которую исполняла певица Людмила Сенчина: «Золушка». Он услышал эту песню и побежал домой, чтобы её воспроизвести. «Хоть поверьте, хоть проверьте…» Так и звучала она у нас… С тех пор, когда слышу эту песню, вспоминаю этот день и брата.

А когда слышу радиостанцию «Маяк», вспоминаю ещё одну ситуацию.

Я сижу на полу, передо мной подушка от дивана и палочка. Играет радио, каждый день после обеда был час классической музыки, я её слушала и представляла себя Дударовой[4]. Играет музыка, я дирижирую огромным оркестром, чувствую, что кто-то смотрит на меня, поворачиваюсь и вижу в дверях маму и младшего брата, они улыбаются. Я смутилась, взяла подушку, поставила на место и выбежала из комнаты. После этого я была очень осторожна, если и хотела дирижировать, то только в отсутствие всех и при закрытых дверях, а потом и вовсе перестала это делать.

Сейчас есть интернет, и это спасение моё, слушаю музыку, которую хочу слушать. И всё это зависит от моего настроения и состояния. ХОРОШО, ЧТО ЕСТЬ МУЗЫКА, НАВЕРНОЕ, ЭТО БЫЛО ЗАДУМАНО ПРИ СОТВОРЕНИИ МИРА. Просто психика человека не выдержала бы ритма жизни без неё.

Белый хлеб

По жизни я всегда рано встаю, короче жаворонок. Так вот, в связи с этим мама меня отправляла занимать очередь за белым хлебом в магазин. До школы я была очень маленькая ростом, когда пошла в первый класс, стояла по росту предпоследняя. Вот можете представить, какая я была маленькая за год до школы. Это были времена Хрущёва Никиты Сергеевича, перекосы были то в одну сторону, то в другую.

Повсеместно выращивали кукурузу, посевы пшеницы были значительно уменьшены, и поэтому просто очень сложно было купить пшеничной муки и, конечно, белого хлеба. Мама наша очень вкусно пекла пироги, но не было, из чего печь… А когда доставалась манка (в то время слова «купить» практически не было, было слово «достать», поэтому я говорю «доставалась»), мама замешивала своё замечательное тесто из неё и пекла пирожки, рулеты и знаменитые на всю округу пироги. И вот я, маленькая девочка, занимаю очередь в магазине, который находился за три квартала от нашего дома, кварталы были маленькие, частный сектор…

– Кто крайний? – спрашиваю я, как учила меня мама.

– Я, – ответила очень высокая полная женщина, посмотрела на меня свысока и произнесла: – Совести у мамаши нет, отправила такую малышку.

– Я сама пошла, – сказала я в защиту своей мамы.

– Что, больше некому? – продолжила она.

– У неё их трое, кушать все хочут, а старшие мальчишки в первую смену в школу ходуть, – сказала бабушка божий одуванчик.

– Могла бы найти время! – грубо сказала высокая женщина.

– Ладно уж, помолчала бы, совести совсем нет, – заступилась за маму и меня ещё одна женщина, – вы вдвоём с мужем и тоже хотите белого хлебушка, ты не работаешь, можешь здесь постоять, вот и стой, не приставай к девочке!

– Я её не трогаю! – громогласно ответила высокая тётенька. Подошла мама, поздоровалась со всеми и стала со мной рядом.

– Явилась, не запылилась! – продолжала зудеть эта тётя.

Мама посмотрела на меня, на высокую женщину и на ту, которая встала за мной. У этой женщины, что стала за мной, было очень доброе лицо, и она сказала тихонько:

– Не обращайте внимания, это у неё от непонимания!

Потом открыли дверь магазина, я хорошо запомнила, это была старинная железная дверь с округлостями, в виде полусферы. Когда не было продавцов, с улицы висел огромный амбарный замок. И вообще магазин в моей памяти был как старинный амбар, были ли окна в нём, я не помню. Запомнилось только то, что было внутри. Были деревянные стеллажи, и с левой стороны стояли буханки белого хлеба по 16 копеек, дальше был хлеб, который называли почему-то «серый», по 13 копеек, а на стеллаже прямо стоял чёрный хлеб, цену его я не помню, его можно было купить в любое время, когда был открыт магазин. Каждому стоящему в очереди человеку полагалось купить по одной буханке белого, поэтому нам с мамой полагались две буханки. Купив хлеб, мы пошли домой. Дома пили чай с мамой, нам было очень хорошо, особенно мне. Я была маленькая, и проблемы у меня были маленькие, самое главное, со мной РЯДОМ БЫЛА МАМА.

Сахар и другое…

(В дополнение времён Хрущёва)

В старой части Орска нумерация улиц в народе была по номерам: первая, вторая, третья и так далее, так и оставалось в те времена, которые я помню, а как сейчас, не знаю… Так вот, на седьмой улице, ныне Орджоникидзе, я была со своими подружками, ходили к одной из них покататься на качелях, зашли в магазин и увидели, что продаётся: «Сахар-песок 78 копеек за кг», и не написано, что по талонам. В это время была очередная напряжёнка с сахаром, сахар был не в свободной продаже, а продавался по талонам предприятий, и обычно в ценниках писали, что по талонам, а здесь такой приписки не было. И вот мы пулей помчались по домам оповестить своих мам о сахаре без талонов. Я очень рано начала читать и поэтому не помню, училась ли я в школе на тот момент или нет…

Мама быстро собралась и побежала в магазин, но там её ждало разочарование. Продавец сказала:

– Сахар по талонам Горпищекомбината!

– Почему не указано, что по талонам? – возмущённо сказала мама.

– Не положено писать! – резко ответила продавец.

– А как нам теперь детям объяснять, что сахар только для избранных?! – подключилась к разговору тётя Аня, мама моей подружки.

– А я здесь при чём? – невозмутимо ответила продавец.

– Дети увидели, что без талонов, и ждут сахар! Ну нельзя же так делать! – возмущалась ещё одна мама, я забыла, чья это мама и как её зовут, но помню, как она выглядела: невысокая ростом, с зачёсанными назад волосами и светлой косыночкой, прикрывающей небольшую гульку волос, она даже не сняла фартук, прибежала в нём…

Домой вернулись без сахара, но дома он у нас был комковой сахар, мама очень экономно нам его выдавала. Родители раскалывали комковой сахар специальными щипчиками на маленькие кусочки. Сахар, как главное лакомство, выставляли гостям, а мы, дети, всегда хотели пить чай, когда кто-нибудь приходил в гости или по делу. Независимо от причины прихода, приглашали к столу на чай, так было принято.

Я помню, мы усаживались с гостями за стол и преданно смотрели маме в глаза: если она моргнёт, значит, можно взять кусочек сахара, если она хмурила брови, то нельзя, значит, лимит на сегодня закончился.

Потом исчезли талоны на сахар, можно было его есть без норматива, но всё равно мы к нему трепетно относились, понимали его ценность.

* * *

Ещё хочется описать случай из моего детства, это была другая эпоха, другие нравы и нормы жизни.

…Во времена правления Хрущёва существовали запреты на содержание скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и посёлках. 20 августа 1958 года было принято постановление Бюро ЦК по РСФСР «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках». Можно было иметь только одну корову, одну свинью (козу или барашка) и десять кур. Сиюминутный результат – насильственное изъятие скота и передача его государству – привёл к тому, что скот шёл под нож. В колхозах и совхозах попросту не было ни помещений, ни кормов, чтобы сохранить его на будущее. То поголовье скота, которое постепенно увеличивалось в личных хозяйствах в пятидесятые годы, было уничтожено практически в течение нескольких месяцев.

– Надо покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности, – заявил на пленуме Хрущёв.

Всё это я узнала, только когда подросла, а тогда на моих глазах бабушка-соседка пришла к нам, привела свою козу на поводке и попросила привязать её у нас, так как сообщили, что в этот день по дворам пойдут обходчики, это те люди, которые должны были провести пересчёт количества скота на душу населения, чтобы не нарушать постановление Бюро ЦК по РСФСР. Пока они ходили и потом ещё некоторое время коза стояла у нас в сарае, для неё мама с соседкой организовали место, будто она там живёт.

У нас не было никакой живности, кроме кур в том количестве, о котором говорилось в постановлении. Мой папа был очень законопослушным и не разрешал делать ничего непозволительного ни себе, ни маме. Длительное время на предприятии, где работал папа, он же возглавлял комиссию, которая называлась «Народный контроль». Папа был очень принципиальным и честным. Такие были времена, такие нравы, такое воспитание советского человека…

Детские забавы

Наше детство было прекрасным, и это совсем не зависело от уровня достатка в семьях. Вот некоторые зарисовки.

Я вышла на улицу с куском хлеба, смоченного водой и посыпанного солью. Навстречу мне – мой сосед Наиль, смотрит на меня, а я ему говорю:

– Что молчишь? Скажи «сорок восемь, половину просим»! – Я слышала, что так говорили старшие ребята.

А он всё равно стоит и молчит. Отламываю половину и даю ему, он заулыбался и взял. Он ещё плохо разговаривал, да и вообще, очень молчаливый был, но участвовал во всех моих проказах и слушал мои команды. Это я собирала ему яблоки и угощала его, это с ним мы находили монеты и меняли на яблоки. А вот его младший братишка Данилка был не таким – если не угостишь его, он спокойно мог попросить, когда хотел.

Ещё была поговорка: «Сорок один – ем один!» Так говорили, когда самому было мало или если не хотелось делиться с кем-то.

Или вот такое воспоминание. Мы любили играть в прятки. И чтобы тот, кто мается (ищет спрятавшихся), не мог быстро найти тебя, ты стараешься найти местечко получше. Я забралась на дерево и когда спрыгнула с него, то попала прямиком в срезанный пенёк с торчащими краями, которые впились мне в ногу. Брызнула кровь, я попыталась бежать домой, но при этом никак не могла допустить, чтобы мальчишки увидели, что мне больно. Дома, конечно, мама поругала, наложила жгут, остановила кровь и перебинтовала ногу. Я решила, что всё равно пойду на улицу – так мы называли наши прогулки и игры. У калитки я увидела Наиля, он смотрел на меня глазами, полными сострадания. Я сказала:

– Мне не больно! Я сейчас сниму повязку!

– Не надо, давай не пойдём туда… – И мне было так хорошо от этих его слов и от того, что есть такой заботливый друг.

Также мы любили играть в «Клёк!». Не знаю, что это обозначает, но точно одно: что это старинная русская игра. В разных регионах у неё были свои правила, но общим для всех всегда оставался азарт. Игра проводилась обязательно на улице, на чистой площадке. Для этого надо было подмести территорию и нарисовать линии. У каждого были соответствующие палки – необходимой длины. Родителей устраивала наша игра, так как каждый норовил вычистить свою площадку и поэтому улицы очищались с весны…

Зимой катались на таратайках, и это была не повозка, а металлическая труба, изогнутая под нужным углом. Сколько восторга вызывало катание на ней! Санки были не у всех, и таратайки восполняли наши потребности. Сейчас продают коньки с ботинками, как мы называем, но наши дети и внуки воспринимают их как просто коньки, а в нашем детстве коньки были отдельно, обувь – отдельно. Наши коньки-снегурки привязывались к валенкам верёвкой. Их хватало на много лет, ведь ноги у детей росли, обувь менялась, а «снегурки» всё продолжали служить хозяину.

Можно бесконечно рассказывать о наших играх, таких как Штандер-стоп, лапта, цепи-цепи кованые, вышибалы, жмурки и, конечно, классики. А набегавшись, мы усаживались в рядочек и играли в колечко, испорченный телефон, съедобное-несъедобное и ещё в большое количество игр, С ПОМОЩЬЮ КОТОРЫХ МЫ РАЗВИВАЛИСЬ И ФИЗИЧЕСКИ, И УМСТВЕННО И КОТОРЫЕ УЧИЛИ НАС БЕСПОКОИТЬСЯ О БЛИЗКИХ, СОЧУВСТВОВАТЬ И СОПЕРЕЖИВАТЬ ДРУЗЬЯМ. ТАКИМ БЫЛО МОЁ ДЕТСТВО, С ЖИВЫМ ОБЩЕНИЕМ И С ДЕТСКИМИ ИГРАМИ, ХАРАКТЕРНЫМИ ДЛЯ ТОГО, СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА.

Жить надо по совести!

Хочу рассказать о мамином старшем брате. Он участник двух войн. Сначала он участвовал в Советско-финляндской войне 1939–1940 годов, также известной как Зимняя война – война между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года. В 1941 году он стал капитаном Красной армии. Ему и всем солдатам Великой Отечественной войны пришлось испытать и унижение при отступлении, но они были крепки духом. Знали, за ними в тылу близкие, и надо было думать только о победе. Так вот, дядя, заботясь о своих солдатах, при отступлении оставил орудия, но спас людей. За это его по законам военного времени отправили в штрафбат, лишив звания, наград. Но он не пожалел, что так поступил. По окончании Отечественной войны он опять стал капитаном, но серьёзное ранение в лёгкое (остались осколки от снаряда) не позволило продолжить службу, временами они у него «двигались», так он мне говорил. Успокаивал меня, что скоро они остановятся и опять ему будет хорошо. Так как у меня не было дедушек, их не стало до моего появления на свет, дядю своего я воспринимала как дедушку. Он всегда в моём представлении остаётся таким: чисто выбритым, у него были абсолютно белые (седые) волосы, чёрные брови, офицерская осанка и в руках газета. Когда я приходила к нему в больницу, мы с ним разговаривали на различные темы, но только не о войне. Он старался обходить эту тему. Однажды он мне сказал: «Дочка, ЗНАЙ, НАДО ЖИТЬ ПО СОВЕСТИ!» Этому человеку пришлось очень много пережить, не только войну, но и личную трагедию. У него умерли жена и дочка от туберкулёза, пока он был на фронте. Второй брак был неудачным, расстались из-за того, что не понимали друг друга, но он не унывал. Моя младшая двоюродная сестрёнка называла его: «Дулюля», она ещё не разговаривала, а его окликала так. Все смеялись, и он тоже, тем самым разрешил нам всем, его племянникам, так его называть. Нашему дяде повезло на закате жизни встретить женщину, которая о нём заботилась. Это была тётя Шура, которая работала санитаркой в больнице, где он часто лежал. Я любила приходить к ним домой. Всё время спрашивала, что, может, надо чем-то им помочь. А они смеялись, глядя на меня. Говорили, что Я ПРИШЛА И ЭТО УЖЕ ПОМОЩЬ, ЗНАЧИТ, КОМУ-ТО НУЖНЫ! Как я это сейчас понимаю. У них дворик всегда был убран, и дома чистота. Получалось, я приходила к ним пить чай! В памяти сохранились их добрые лица, улыбки, а его слова, что надо жить по совести, остались во мне на всю жизнь.

Улыбка – это хорошо

Очень часто вспоминаю женщину – тётю Шуру, которая жила на соседней улице Войкова. Она всегда была очень приветливой и улыбчивой. Когда мы с ней встречались, она только с улыбкой отвечала на мои приветствия, и не важно, какое у неё было настроение, – улыбка всегда была на её лице.

Помню такую картинку: я иду в школу, навстречу – тётя Шура со своим мужем, и они ругаются. Это видно по тому, как они разговаривают. У меня упало настроение, потому что понятно же – ей ни до кого сейчас не может быть дела. Приближаемся друг к другу, а она, увидев меня, улыбнулась и поздоровалась. Я ответила ей тем же и пошла дальше с уверенностью в том, что день у меня задастся. Так и было!

Так вот, эта тётя Шура, сама того не подозревая, подвигла меня на некоторые перемены. Я решила искоренять в себе то плохое, что в этот момент было у меня, по меркам того времени. Поняла, что мне нужно бороться с моим плохим настроением и окружающие не должны страдать из-за него.

Я взяла за правило каждый день, ложась спать, вспоминать, что я сделала хорошего и что плохого. Если плохое можно было исправить, то на следующий день я пыталась изменить ситуацию, хотя понимали меня лишь немногие. Это я, глупая девочка, думала, что можно быть хорошей для всех!

Братья, как положено подрастающим мужчинам, откровенно смеялись надо мной и называли подлизой. Они вообще не понимали меня. Но я на них особо не обижалась, видела, что мы разные: они – мальчики, а я – девочка. Они меня любили, и этого мне было достаточно.

Так вот, возвращаясь к тому, о чём я размышляла по ночам. Наверное, эти раздумья выработали во мне некоторые качества, которые я несу по жизни. И моё увлечение стихами привело к тому, что я столкнулась с творчеством уральской поэтессы Людмилы Татьяничевой, и в одном из её стихотворений мне встретилось такие слова:

«ДЕЛАТЬ ЛЮДЯМ ХОРОШЕЕ – ХОРОШЕТЬ САМОМУ!»

Как хорошее масло ложится на бутерброд, так это высказывание поселилось во мне. Можно сказать, что оно стало моим жизненным кредо!

Первый класс

Я очень хотела учиться и уже в шесть лет готова была идти в школу. Но меня, рождённую в конце октября, не взяли, сказали, что классы переполнены, и предложили прийти на следующий год или обратиться в другую школу. Родители другую школу даже не рассматривали. В этой учились старшие братья и папа подрабатывал по совместительству электриком. Поэтому мне пришлось ждать ещё целый год.

За это время мои знания увеличились. У меня была хорошая память, и благодаря двум старшим братьям я узнавала много нового. Маму доставала вопросами: «Почему?», «Отчего?», «Зачем?», на что она говорила: «Ты можешь помолчать и закрыть свою “почемучку”?» Она очень переживала, что я могу «перегореть» и буду плохо учиться, оттого что пропадёт интерес, – так она говорила папе.

Наконец наступило 1 сентября следующего года. Вспоминается такая картинка: дети сидят за партами, в том числе и я, родители толпятся возле двери и с умилением смотрят на нас, учительница Анна Михайловна начинает знакомиться с нами. И тут вдруг врывается моя мама, подходит ко мне, берёт за руку, извиняется, и мы вместе выходим из класса. Я уже собралась плакать, так как подумала, что опять не буду учиться, но не успела, потому что мы зашли в соседний класс, где за партами тоже сидели дети, а родители стояли около двери. И мама сказала учительнице:

– Она будет учиться у вас!

Ко мне подошла очень приветливая молодая учительница, спросила, как меня зовут, и посадила за свободную парту.

Я успокоилась. Учительница, Ася Михайловна, мне очень понравилась. Она повернулась к классу и спросила:

– Дети, кто что умеет делать?

Первоклашки начали отвечать:

– Я умею рисовать.

– Я умею клеить…

И тому подобное.

Я промолчала, всё это мне показалось несерьёзным. Мама стала «суфлировать» знаками, чтобы я встала и что-нибудь сказала.

Ася Михайловна продолжила:

– Дети! А буквы кто-нибудь знает? Поднимите руки, как я вас уже научила!

В те годы дети шли в школу совершенно неподготовленными, все знания они получали в школе.

Я думаю: какой глупый вопрос, и молчу, не поднимаю руку. Мама вся извелась, показывая, как поднять руку. А я старалась не смотреть в её сторону.

– Кто какие буквы знает, подойдите к доске, напишите их, – предложила Ася Михайловна.

Поднялись несколько человек, и она сказала:

– Давайте по одному!

Дети писали такие буквы, как А, О, У и какие-то согласные. И всё. Тут учительница увидела мамины жесты и подняла меня. Я пошла к доске, написала последние буквы алфавита, и она похвалила меня:

– Молодец, какие буквы ты знаешь!

Дома, после уроков, брат спросил:

– Как прошёл день? Что узнала? С кем познакомилась?

Я ему рассказала про буквы, а он воскликнул:

– Дурочка, надо было весь алфавит написать! Наверняка после тебя никто не вышел и ничего не писал!

– Да! – ответила я.

– А почему не написала? – доставал он меня.

– Я другим оставила более простые буквы, а они не стали их писать!

– Да это потому, что они их не знают! – ответил он.

Начались будни, мне было скучно учить буквы, ведь я их уже знала, и поэтому вертелась и мешала другим. Когда стали читать маленькие тексты, я начала устраивать мелкие «диверсии», отвлекала Алёшу Байгелова, который сидел со мной. Ученикам надо было следить за текстом (у всех были такие маленькие самодельные деревянные указки, которыми мы водили по буквам, когда читали). Ася Михайловна в любой момент прерывала читающего ученика и говорила следующему:

– Продолжай!

Так вот, когда я отвлекала соседа в очередной раз, она мне сказала:

– Продолжай!

Я продолжила. Она на полуслове прервала меня и сказала соседу:

– Продолжай!

А Алёша не нашёл, где мы читаем. И тогда Ася Михайловна обратилась ко мне со словами:

– Вот видишь, ты знаешь, где надо читать, а он не знает, ты отвлекаешь… Сиди спокойно!

В течение всего учебного года я продолжала подрывать дисциплину, за что меня ставили в угол перед всем классом. За отличные оценки в тетрадях нам давали цветные корочки, обложки из цветной бумаги с красивыми цветами. У меня они были постоянно, ими я тоже отвлекала одноклассников – демонстрировала количество корочек и показывала, какие они красивые.

В общем, первый класс для меня был мучительным, но жажда знаний во мне не погасла. Единственное, чему я не научилась в первом классе, это спокойно сидеть на уроке и внимательно слушать учительницу. За то, что невнимательно слушала, меня периодически выпроваживали из класса. Только через какое-то время я стала вести себя «правильно», так как было стыдно за то, что родителям постоянно выговаривали за меня, они расстраивались и повторяли, что не ожидали такого от своей дочки! А МНЕ ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБЫ ИМ НЕ БЫЛО СТЫДНО ЗА МЕНЯ, И Я ИСПРАВЛЯЛАСЬ.

Учительница первая моя

Я немного уже рассказала о ней, о своей первой учительнице Асе Михайловне Киримбаевой. Как я уже говорила, школа, в которой я училась, находится в городе Орске, школа № 24. Вот и работала там Ася Михайловна до ухода на пенсию и после. Она и сейчас живёт в городе Орске.

Ася Михайловна оставила удивительный след в нашей жизни. То, что оставила, подтверждается моим недавним разговором с ней по телефону после празднования дня учителя:

– Не представляешь! Просто был какой-то бум, аж мой телефон разрядился! Сколько было звонков!

– А как же! Вас все помнят и любят!

– Я каждый раз думаю об этом, особенно в праздники, мне приятно, что вы вспоминаете меня, – сказала она как-то тихо.

– Вы оставили след в душе и сердце. Вы нас учили быть честными и справедливыми, никогда не смеяться над человеческими пороками, быть ответственными за свои поступки, иметь сострадание к проблемам и приходить на помощь в любое время. Вот и живу с этим, спасибо вам!

– Даже не знаю, как это я делала? – засмеялась она, голос у неё до сих пор звонкий, особенно когда она смеётся.

– Вы не делали ничего, просто вы были такой, а мы примеряли на себя, вот и кто сколько взял, с этим и живём!

– Интересно, я об этом и не задумывалась… – размышляя, сказала она.

Я вспомнила одну ситуацию в первом классе. Так как в школу я пришла хорошо подготовленной, на меня обращалось мало внимания: умела читать и писать, хорошо считала… А мне хотелось, чтобы на меня обратили внимание! Поэтому я плохо себя вела и меня поставила Ася Михайловна в угол перед классом, а там, как я и говорила, продолжала делать мелкие «диверсии»: подсказывала отвечающим около доски, корчила мордочки… но одно я не учла, что обо всём этом расскажут родителям. Но мои родители не ругали меня, а просто спросили:

– Что ты хотела этим поведением показать? Или доказать?

Оказывается, Ася Михайловна поговорила с моими родителями об этом и попросила не ругать меня, а выяснить, из-за чего я веду себя так. Она предложила, что необходимо усмирить мою активность и направить в какое-то русло. И выход был найден! Я увлеклась чтением, с чьей подачи, не помню, но я стала постоянной читательницей школьной библиотеки. Брала читать книги для старшеклассников, а библиотекарь всегда проверяла, прочитала ли я книгу.

Я благодарна судьбе, что моей первой учительницей была Ася Михайловна. Спасибо ей и низкий поклон! У неё 16 ноября день рождения, и, наверное, опять будет бум и телефон разрядится! Надеюсь, она услышит все наши добрые пожелания и наши признания. ХОРОШО, КОГДА ЕСТЬ ТАКИЕ ЛЮДИ!