Читать онлайн Первым будет Январь бесплатно

Пролог

В холодных, как предрассветное небо после бурана, глазах Января я прочла свою неминуемую погибель. Если бы не одно обстоятельство, изменившее весь нас сумасшедший мир и мою жизнь, мне пришёл бы конец прямо в эту секунду.

Он медленно скомкал бумагу, в которой был написан приговор всем его мечтам и тайным желаниям.

– Я тебя ненавижу, – прошептал он так, что только я услышала его слова.

Подтаявший снег, пышной шапкой высившийся на крыше высокого крыльца, шумно вздохнул и ухнул вниз.

Стоявшие неподалёку люди из свиты Января вздрогнули и интуитивно попятились назад, испуганно втянув головы в плечи, точно стараясь стать меньше и незаметнее. Рында князя, Фёдор, обычно самоуверенный и ничего не боявшийся и тот отступил в сторону от своего господина, исподлобья глядя на меня.

– Ненавижу тебя!

Январь закричал так, что с маковки одной из башен с громким карканьем сорвалась стая ворон, а дворовый пёс Лютый, поджав хвост, затрусил в конюшню.

Я лишь твёрдо смотрела в серо-синие глаза князя, как никогда в жизни уверенная в том, что всё то, ради чего я терпела столь многое, закончилось.

– Ты никогда не станешь ею, – прорычал он мне в лицо так, что мою кожу обожгло горячим дыханием его лютой ненависти ко мне. – Я всё равно тебя уничтожу. Беги, пока не поздно. Спасайся в своей крепости, если успеешь.

Я нервно сглотнула, но взгляда не отвела. Крепче сжав кулаки, чтобы не выдать свою дрожь, улыбнулась, равнодушно, как мне казалось, и нахально.

– Тогда встречу тебя в своё доме, как желанного гостя, – произнесла я. – Теперь ты знаешь, где он.

Мне показалось, что он меня ударит. И судя по шумному вздоху толпы, все подумали также.

Но Январь лишь сорвал с моей головы пуховый платок, который мне подарила бабушка. Волосы взметнулись и заслонили от меня его ледяные глаза.

– Никогда больше не хочу тебя видеть, – прошептал он на одном выдохе.

И круто развернувшись, так, что пронзительно скрипнул под каблуками снег, широким шагом направился прочь, громким свистом зовя своего коня.

– Только не пожалей о своих словах, – тихо бросила я ему вслед, приглаживая руками непослушные волосы, которые ненавидела заплетать в принятую в этих краях косу с лентами.

Я видела, как он вскочил на Врана, выхватил из рук подбежавшего Фёдора знамя, что-то резко ему приказал, и пока рында торопливо бежал к псарне, Январь развернул гарцующего на месте коня и посмотрел на меня так, словно махнул косой, срезавшей нить моей жизни.

– Я начинаю охоту! – прокричал он, скалясь бешеной улыбкой. – Великую охоту!

Из псарни с ликующим лаем хлынула волна гончих псов.

– На тебя, Расея!

И он метнул знамя прямо в меня, громко и надрывно хохоча.

Я запоздало отскочила в сторону. И вовремя! Острие знамени вонзилось в подол моего платья, который я не успела подобрать. Древко зловеще загудело.

– Беги!

Он принял у Фёдора лук с тугой тетивой и стрелу с белоснежным оперением.

Я смотрела на него и не верила, что он решится выстрелить в меня. Ведь если он попадёт, его самого уничтожат! Разве так он хотел исполнить своё обещание?

И я ошиблась.

Стрела прогудела над моей головой, глубоко вонзившись в резной оконный изразец, да так, что щепки брызнули во все стороны.

Он был готов на всё!

Дёрнув платье с силой, какой во мне раньше не замечалось, разорвав крепкую ткань, я бросилась прочь со двора. Здесь я знала все лазы и закутки, как свои пять пальцев, не зря ведь он меня не выпускал никуда.

Вторая стрела угодила в деревянную опору дозорной вышки как раз после того, как я пробежала мимо неё, стремясь к спасительной щели в деревянном частоколе, отделявшем княжеский двор от остальной крепости.

Псы заливались громким лаем, недоумевая от того, что ворота всё ещё заперты. Бежать за мной им было не интересно, меня они знали. Но это лишь вопрос времени.

Нырнув в заветный лаз, оставив часть своего и без того разодранного подола, я услышала, как новая стрела просвистела и задрожала между брёвен, желая просочиться сквозь них и угодить мне в голову.

– Беги, Расея! – слышала я вдогонку.

И не могла поверить, что это всё и вправду происходит со мной.

А на что я надеялась? Что он встретит меня с распростёртыми объятиями и порадуется тому, что я обрела себя, нашла свой дом, который желал заполучить он? Или что он разделит со мной радость моего освобождения? Прав был Рюен, говоря, что ему не стоит верить. Но только в глубине меня сидело чувство, что кроме него мне некому больше доверять. Поди теперь объясни ему это всё и получи стрелу в лоб.

Может оно и к лучшему. Бабушка тоже могла ошибиться. Нечего теперь сожалеть. Мне оставалось только бежать быстрее ветра. Его свирепого ветра, с чьей силой не мог соперничать даже старший внук Февраля – Снежень Ветродуевич. Дороги назад не было. Будь что будет.

С поля поднимался буран, меняя местами землю и небо. Лютая стужа готова была содрать с меня кожу, обглодать мои кости, разбить на тысячи осколков моё леденеющее сердце. Только у меня не было выбора. Он не простит меня, не смирится с тем, что узнал. Теперь только бежать наперегонки со смертью, которой стал он сам.

«Ненавижу тебя… Больше не хочу тебя видеть… Беги, Расея…».

И я побежала навстречу своей гибели.

Глава 1. Сказка на ночь

Тот день я не забуду никогда, ведь именно он разделил всю мою жизнь на две половины, да и меня саму разорвал пополам, заставив страдать и в одночасье стать взрослее, расчётливее, мудрее.

Каждую неделю я, как обычно, ждала автобус, чтобы уехать на выходные к бабушке в деревню. Был конец декабря, город искрился в предновогодней пляске. И только у меня одной настроение было совершенно не праздничное. Я хмуро смотрела, как кружит снег в низком сером небе, стелится пуховым покрывалом под ноги торопящихся прохожих, несущих в руках упакованные в сетку ароматные ёлки, авоськи с мандаринами, пакеты с набором для оливье…

Весь год после окончания университета и успешной практики на фабрике по пошиву одежды специального назначения, я усердно трудилась на работе, о которой мечтала – дизайнер интерьера. И основным моим коньком были эклектика и кантри. Это то, что я любила всей душой. В середине августа у нас появился потрясающий проект загородного дома, которым руководить доверили мне. Мы с командой работали день и ночь, чтобы заказчик остался доволен, переделывали, творили, выезжали сотни раз на объект, обговаривали все детали, сотрудничали с кучей фирм, заводов и фабрик, даже уникальных мастеров нашли чёрт знает в каком небытие. И вот сегодня случилось это. Заказчик перестал выходить на связь, просрочил платёж по договору. Мне и моей команде не заплатили зарплату, чего уж говорить о какой-то там премии. В общем – я осталась ни с чем накануне Нового года. Из собственных накоплений отдала деньги ребятам, трудившимся не меньше меня, чтобы они хоть как-то могли отметить праздник со своими семьями и не проклинать меня так сильно, как могли бы.

И теперь ехала зализывать раны в деревню к бабушке, в сотый раз напоминая себе, что ни за что не расскажу ей о своих бедах и сделаю всё, чтобы она поверила в то, что я счастлива и радуюсь жизни.

Автобус забрал меня с остановки тогда, когда город погрузился в привычный декабрьский мрак, а я порядком продрогла и с трудом могла набрать сообщение подруге, что со мной всё в порядке и я в пути.

Любаша была единственной, кто знал меня как себя. Ей я доверяла, как сестре. Дружили мы с ней с самого детства, хотя часто и надолго разлучались – её семья несколько раз переезжала, пока наконец Люба не стала самостоятельной и не определилась с выбором, где ей жить. Обо всех моих несчастиях она знала и поддерживала, как могла. Но одного я ей так и не сказала, язык не повернулся, потому что и сама-то не до конца верила в случившееся. Две недели назад я застукала своего возлюбленного в нежных объятиях моей коллеги, моей бывшей однокурсницы, моей помощницы в нашем дизайнерском проекте. Я не устроила истеричного скандала, не метала гром и молнии, хотя очень хотелось, а только молча собрала вещи и вернулась в свою старую, горячо любимую квартирку рядом с Воробьёвской набережной, из окон которой хорошо были видны ночные огни МГУ. А на следующий день также молча убрала из основного состава команды свою бывшую однокурсницу, завалив её кучей невыполнимых задач из серии «пойди туда не зная куда», после которых она целый час рыдала в туалете. Видимо после этого она на меня какую-то порчу навела, которая отразилась на всей команде, победившей в номинации "Провал года". Ей я, кстати, ничего из своих сбережений не выделила, но она не в обиде – у неё и так теперь кусок побольше моего, боюсь, как бы не подавилась.

Прислонившись лбом к холодному, дребезжащему стеклу, я устало смотрела на меняющийся за окном пейзаж, не видя, собственно, ничего. Мысленно я очень жалела себя, злилась на весь мир и жаловалась кому-то невидимому на свою никчёмную жизнь.

Бабушка встретила меня с распростёртыми объятиями, с припудренной мукой щекой, выдавшей её хлопоты, хотя я просила не готовить ничего и не творить торты в форме замков с канделябрами. Но бабушка была просто бабушкой. Такой милой и любимой маленькой сухонькой старушечкой в клетчатом фартуке и цветастом платке, из-под которого выбились едва тронутые сединой тёмные волосы, схваченные на затылке деревянным гребешком.

– Ой, милая, дождалась я тебя, наконец! – радостно всплеснула руками она, крепко обнимая меня. – Темно-то как сегодня! И метёт! Уж думала, что и не приедешь.

– Я же обещала, ба, – напустила я на себя всю свою весёлость, стирая муку с её румяной щеки. – А ты опять хлопочешь?

– Да ну как же! – махнула рукой бабушка. – Праздник ведь завтра! Как же без пирогов?

– С яблоками? – прищурилась я.

– С яблоками, – гордо кивнула бабушка. – И с капустой.

Она пропустила меня в дом, такой родной и знакомый с детства.

Жаркая печка, на которой стояла большая кастрюля с наваристой пшеничной кашей к завтраку, явно дожидавшаяся меня, цветастые ситцевые занавески на окнах, круглый стол, накрытый в ожидании меня тарелками и чашками, которые бабушка доставала из полированного серванта по праздникам или особым дням. На трюмо стоял подаренный мною на прошлое Рождество белоснежный ангел, светившийся золотистым светом. Сомневаюсь, что бабушка включала его хоть раз за год, но явно хотела показать мне, что ценит мой подарок и бережёт батарейку, как будто она самая важная часть этого ангела. Рядом с трюмо на лавке, куда бабуля по весне ставила греться на солнышке рассаду, стояли два дореволюционных чемодана, при виде которых моё сердце и сейчас радостно затрепыхалось. В них жило волшебство: ёлочные шары и шишки, зайцы и совы на прищепках, сосульки и витиеватые звёзды, спутанные гирлянды в форме разноцветных домиков, сбившаяся в комки вата с остатками конфетти и блёсток от мишуры, бережно сложенный в папиросную бумагу блестящий дождик, заботливо уложенные в отдельные коробочки особенно любимые мною балерина, жёлуди, Серебряное копытце и деревянный Щелкунчик.

– Завтра Василь Палыч с утра ёлку принесёт, – улыбнулась бабушка, вынимая из пакета привезённые мною продукты. – Без тебя бы я всё равно не стала её наряжать.

После вкусного ужина с пирогами и ароматной картошкой, которую бабуля специально для меня сварила в горшке, нарезав к ней зелёного лука, что рос у неё прямо в стакане на окне, мы сели с ней поближе к печке, дарившей спасительное тепло. И только я знала, как сильно моей душе было нужно это спасение.

Конечно, у бабушки было газовое отопление, но она продолжала топить печь, заготавливать дрова и готовить на огне вкусные каши и супы. Это было то, чего мне порой так не хватало и что могло вернуть меня обратно в беззаботное детство.

Устроившись в ногах бабушки, я, как заворожённая смотрела в печное окошко, где весело трещали берёзовые поленья, а бабушкины руки заботливо и ласково расчёсывали деревянным гребнем мои непослушные волосы.

– Совсем от рук отбились, – усмехнулась бабушка, пытаясь заплести мне косу. – Не лежат как нужно, точно живые. С твоим характером.

– Отрезать их, что ли? – задумчиво протянула я, замирая в ожидании ответа, который и так знала.

– Попробуй только! – щёлкнула бабуля меня гребнем по лбу. – В твоих волосах вся твоя жизненная сила, а ты её буйным ветрам отдать хочешь? Вот дурёха!

Я звонко рассмеялась, обнимая бабушку за руку.

– Не отрежу, пошутила я.

– Шутница какая отыскалась, – бабушка отпустила мои волосы и они тут же непокорно растеклись по спине и плечам, точно никогда и не лежали в косе.

– Ба, а помнишь, ты в детстве рассказывала мне сказку про двенадцать месяцев? – вспомнила вдруг я, переводя взгляд на окно, за которым начинал подвывать ветер. – Но только не ту, что в книжках детских написана. Другую. Ты ещё что-то такое говорила, что только в нашей семье об этой сказке знают и никому другому её рассказывать нельзя. И ещё что-то такое… Не помню… Расскажи, а?

Бабушка замерла, а рука её вдруг дрогнула и из неё выпал гребень, угодив мне точно за воротник.

– Да это приснилось тебе, небось, – нарочито весёлым голосом отозвалась бабушка, чуть громче, чем обычно. – Не помню я такого. Про что там хоть было-то? Про мачеху с подснежниками?

– Да нет же, – оживилась я, ворочая непосильные слои памяти и пытаясь отыскать ещё что-то, что так настойчиво пыталось вырваться из самых глубоких недр моей памяти.

Я вытащила гребень, резко поворачиваясь к бабушке. В печке звонко треснуло полено.

– Не было там никаких подснежников, – привстала я на колени. – Да и мачехи никакой не было. Что-то о стране какой-то, как наша, только по другому всё. И цитадель там какая-то есть, в ней кто-то из наших предков жил что ли.

– Да не помню я сказок таких, – отмахнулась бабушка.

– Но это ведь ты мне рассказывала! – настаивала я. – Я точно это помню! Ты и про родителей моих говорила, что там они погибли, а не в авиакрушении. Февраль их что ли на погибель кому-то бросил.

– Экие выдумки! – бабушка всплеснула руками.

Но я видела, как губы у неё задрожали, словно она готова была заплакать.

– Ты сама это себе придумала, – вымучено улыбнулась она мне. – Время-то уже, погляди, позднее. Спишь на ходу.

Она хотела было встать, но я подскочила раньше и строго на неё посмотрела.

– Вот теперь я точно вижу, что ничего я не выдумала. Ты рассказывала мне эту сказку вот точно так же, накануне Нового года много лет назад, – сердце отчего-то бешено колотилось и жаждало услышать правду. – Ба, что случилось с моими родителями? Что это за сказка такая?

Я выжидающе смотрела на неё, не смея дышать.

Бабушка заохала, хватаясь за сердце.

– Горе ты моё луковое, – качала она головой, пока я терпеливо капала вонючие капли "Валосердина" в чашку. – И что ж тебя надоумило вспомнить? Жила бы себе спокойно и без этой сказки.

– Теперь уж не смогу, – покачала я головой. – Была ведь сказка, ба?

Повисло томительное молчание, в котором отчётливо слышались притихшие до этого звуки, точно и сами ожидавшие, что прошлое оживёт: громко тикали часы, гудел в печи огонь, трещали поленья, капала из крана вода, звенели под ударами ветра оконные стёкла.

– Была, – ответила бабушка наконец. – Рассказала тебе её сдуру, когда успокоить тебя не могла. А потом ты только её и слушала, ничем больше перед сном угомонить не могла.

– Я хочу послушать её снова, – и я уселась снова в ногах бабушки, обняв её за колени и положив голову. – Расскажи мне, ба.

– Только пообещай мне, что не станешь искать в этой сказке правды, – погрозила пальцем бабушка. – Это действительно всего лишь сказка, мне её твоя прабабка говорила в детстве. Сказочницей она славной была. Потому-то только в нашей семье живут несуществующие для других сказки. А родители твои… Знать, судьба у них такая вышла.

– Как я могу тебе что-то обещать? – удивилась я. – Говори уже, пожалуйста.

– Ну слушай тогда, не перебивай, – отмахнулась бабушка. – А то я что-то плохо её уже помню.

Давно это было, никто и не скажет в какие времена. В стране, такой же, как наша, только в некоем отражении, миром и временем правили двенадцать месяцев. Восемь могучих князей – Декабрь, Январь, Февраль, Март, Август, Сентябрь, Октябрь и Ноябрь. И четыре прекраснейших княжны – юная Апреля или же Леля, цветущая дивной красотой Майя, прелестная Юния и родная сестра её Ийюля. Огромная наша страна была поровну поделена меж ними – северные земли зимним месяцам, восточные – весенним, южные – летним, а западные – осенним. А там, где сходились границы их земель, стояла нерушимая крепость Смены Времён. И правила ею династия могущественного князя Руса, справедливого, щедрого, мудрого и сердцем доброго. Он следил за тем, чтобы времена года не враждовали между собой, а сменяли друг друга согласно древнему Колесу года. Так жили они в мире и согласии, изредка препираясь друг с другом, отчего здесь у нас порой случалась путаница с погодой. Но Руса все уважали и исполняли наказы его. Только случилась однажды беда. Пришёл в наш мир чародей из отражённого мира двенадцати месяцев. Откуда он взялся и куда исчез – никто и по сию пору не знает. Он сумел уговорить царя нашего сменить ход Колеса года. Много сил он приложил к этому, ведь оба наших мира не могут существовать друг без друга, отражая и правя друг другом. Сменил царь календарь наш, поменял точку отсчёта нового года, лето с зимой столкнул, воевали они. Да только куда ж лету против зимы, проиграли они, Январь себе эту дату забрал по царёвому приказу. А у Февраля и вовсе отняли несколько дней жизни, за что суровым он ещё больше стал, состарился прежде времени. Вскипела лютая обида у него, объявил он войну Марту и Январю, как бы князь Рус не старался утихомирить его. Жестокая война та была. Погибли в ней многие из родичей каждого месяца. Юный Март проиграл тогда двойную битву – не с него больше начиналось новолетие, уступил Январю, потерял мать, обрёл заклятого врага в лице Февраля, который так же ничего не смог себе вернуть – порядок был установлен за них. И в битве этой исчез князь Рус со своей женой и новорождённой дочерью. Не было их ни среди погибших, ни среди пленников, ни среди живых. А в нашем мире исчез и чародей тот, что царя на путь ложного Коловорота наставил. Уставшие от войны месяцы объявили перемирие. Но только до тех пор, пока не найдётся князь Рус, которому они все готовы объявить войну, если не вернёт всё, как было – новолетие прежнее. Только Январь обещал поддержать князя, ведь своё господство над остальными месяцами было для него настоящим подарком. Говорят, что он теперь не в ладах со всеми месяцами, сам по себе, как отшельник, но остальные князья боятся его, а потому не перечат. Ещё говорят, что Январь готов занять место в крепости Смены времён и покорить остальных. Другие же говорят, что желает он возвращения князя Руса и мирных переговоров со всеми месяцами, ведь ему есть, что сказать каждому из них. Поговаривают также, что у него есть какая-то общая тайна с Русом, да не ведает о том никто ни в одном из миров. Знаю лишь одно, что ключик заветный от двери между мирами раньше хранил Январь, да только нет его теперь у него – Русу на хранение отдал, когда Февраль на него войной пошёл. Коли двери миров наших откроются, то рухнет весь порядок – не будет очерёдности смены времён года, погода будет меняться так, что гибнуть будет всё живое, люди будут бороться против стихии, а она – губить их. Месяцы вырвутся из мира своего, каждый будет стремиться стать главным, забыв о своём месте в Колесе года. И только сам Рус или кто-то одной крови с ним будет способен исправить всё. Но то, что два этих мира не смогут существовать друг без друга – это и без Руса понятно. Порой, глядя на нашу погоду, можно подумать, что сказка и вправду не сказка, – улыбнулась бабушка, погладив меня по голове.

– А где же дверь эта между мирами? – спросила я, едва дыша. – Может быть, Рус воспользовался тем ключом и перебрался в наш мир?

– Такая большая, а в сказки веришь, – рассмеялась бабушка. – Кто ж его знает? В сказке про то не говорится.

– Так то в сказке, – усмехнулась я. – А в семье нашей что говорят?

– Что мир тот в незеркальном, но в подобном зеркалу отражении живёт, и дверь в него отворяется в момент смены времён именно тем ключом, – пожала плечами бабушка, широко зевая. – Спать уже пора, завтра дел полно. Хлеб ещё испечь надо, да по утру в магазин сходить за молоком и чаем, а то в праздники закрыто всё будет.

– Да чего в него ходить? Тут два шага, – я сладко потянулась. – Схожу я, не переживай.

Бабушка подбросила в печку несколько поленьев, поворошила кочергой огонь, что-то ворча себе под нос.

– Вместо сказок лучше бы о себе рассказала, – услышала я. – А то смурная из городу приехала, а слов не вытянешь и клещами.

– У меня всё хорошо, – отозвалась я, задёрнув за собой цветные занавески, отделявшие мою комнатку от основной. – Спи уже, ба, а то хлеб проспишь.

Сна не было ни в одном глазу, в голове вертелись всякие разные непрошеные мысли. Натянув на озябшее от нервной дрожи тело привезённую с собой фланелевую пижаму, я укуталась в одеяло и, убрав с подоконника бабушкины герань и алоэ, выглянула в окно.

Мир летел точно сквозь звёзды, к другим вселенным. Может быть даже к той, где свои последние часы правил Декабрь.

«Мир тот в незеркальном, но в подобном зеркалу отражении живёт, и дверь в него отворяется в момент смены времён именно тем ключом».

Я вытащила из-за пазухи цепочку с подвеской, которая была со мной сколько я себя помню – маленький ключ, у которого вместо обыкновенной головки было необычное изображение из разных сплавов – серебряная резная снежинка и золотое лучистое солнце. Лишь однажды я спросила у бабушки о нём. Но ответ был странным. «Эту цепь никто не в силах снять с тебя или сорвать, кроме тебя самой или человека, который полюбит тебя больше жизни. А ключ от дома твоего, того места, где ты обретёшь себя». После этого я не решилась задать ещё какой-то подобный вопрос, даже сегодня не смогла.

Посмотрев на коронку ключа, поднеся его ближе к глазам, я увидела очертания башен крепости.

– Такая большая, а в сказки верю, – вздохнула я и убрала ключ за пазуху. – Нет у меня места, где я бы себя обрела. Не факт, что после праздников у меня будет и работа. Просто неудачница, мечтающая добиться недосягаемых вершин. Сколько не загадывай желания в Новый год, ничего не сбывается. В этом даже пробовать не буду.

Прислонившись лбом к холодному стеклу, я устало смотрела на разбушевавшуюся метель. Ветер завывал в печной трубе так, что казалось, будто стая волков вышла на охоту.

– Идея с подснежниками и то реальнее, – усмехнулась я, наблюдая, как машут в саду ветками вишни.

Глава 2. Ледяная вода

Утром я проснулась как раз тогда, когда бабушка сажала хлеб в печку. В доме пахло уютом и детством.

– А Василь Палыча так и нету, – всплеснула руками бабуля, выглядывая в окно.

За ночь метель так и не утихомирилась, мело так же, как и накануне.

– Света белого не видно, – качала головой бабуля.

– Не переживай, – попыталась успокоить её я. – К обеду утихомирится всё. В любом случае без ёлки не останемся. А если и останемся, то ничего страшного.

– Да ну как же, – бабушка вздохнула. – Ты же так любишь её наряжать. Думаешь, не знаю, как тебе хочется чемоданы открыть с игрушками?

Я улыбнулась, садясь за стол, где бабушка уже поставила для меня тарелку с кашей и кусочком масла. Вообще я по утрам так плотно не завтракаю, максимум кофе и небольшой бутерброд. Но тут всё было по-другому.

– Соседка заходила, молока вот принесла, – бабушка кивнула на кастрюлю, из которой собиралось сбежать молоко. – Так что можешь не покупать, когда пойдёшь в магазин.

Я кивнула. К молоку я была равнодушна: есть – хорошо, нету – и не надо. Но с завтраком поторопилась, – бабушка сильно нервничала, то и дело бросая взгляды в окно и прислушиваясь к внешним звукам.

– Зайду по дороге к Василию Павловичу, – пообещала я ей, выходя из дома. – Узнаю, может он и не ходил ещё в лес.

– Заодно пирогов им отнесёшь и банку земляничного варенья, я давно обещала, – закивала головой бабушка.

К магазину идти было несколько минут, но за ночь намело по колено, дорогу ещё никто не чистил, приходилось пробиваться самостоятельно. И к тому времени, когда я дошла к порогу местного супермаркета, с меня сошло семь потов, а щеки пылали пожаром. Когда я вновь отправилась в путь к дому Василия Павловича, ноша моя заметно увеличилась, мешая мне торопиться, а метель стала только сильнее, залепляя глаза.

– Кто там?

Баба Люся выглянула из-за двери, когда я с силой постучала в калитку. Мохнатая чёрно-белая собачка Мушка залилась таким лаем, точно выносили хозяйское добро, бегая от ворот к дому и обратно.

– Это я, баб Люсь, – помахала я рукой. – С наступающим вас.

– Ой, милая! – обрадовалась хозяйка, узнав меня. – И тебя с наступающим. Что ж Арина тебя в такую-то метель прислала? Совсем не жалко внучку.

– Да ничего, – улыбнулась я. – Мне полезно. Я вам тут гостинцев от бабули принесла, надеюсь, ничего не раздавила.

– Ой, спасибо, – обрадовалась баба Люся, забирая у меня пакет с пирожками. – А Василий мой к вам не заходил? Что-то долго его нет. Ещё до рассвета в лес за ёлками уехал. Лесничий наш с ними, у них там заказов полсотни.

– Не было ещё, – отозвалась я. – Погода нелётная.

– Да погода-то им не страшна, а вот кое-что другое, – она хмуро посмотрела в сторону дороги, уходящей из деревни в лес. – Коли по пути Михалыча встретили, рыбака нашего, чтоб ему клёва не было, то всё, можно не ждать. У них же это дело без самогонки не обойдётся.

Я засмеялась.

– Ну так праздник же, можно, – успокоила я бабу Люсю. – Вернутся, куда они денутся.

– Пусть только вернутся, я им! – пригрозила та. – А ты погодь, я Арине-то свой гостинец передам.

И она резво заспешила обратно в дом, громко шаркая комнатными тапками по хрусткому снегу.

В общем к ноше моей добавилась ещё полуторалитровая банка маринованных грибов, фруктовый кекс и какие-то журналы, которым бабушка обрадовалась больше всего.

– Так и знала, что Палыча только за ёлкой и посылать, – бабуля моя с досадой махнула рукой. – Сейчас дела доделаем и сами пойдём.

– Да куда ты в такую погоду пойдёшь? – удивилась я. – Бог с ней с этой ёлкой. И без неё обойдёмся.

Но бабушка как-то так жалобно посмотрела на меня, словно я лишала её единственной радости в жизни. Мне даже совестно стало.

– Ну ладно, – сдалась я. – Только ты дома останешься. Я и сама справлюсь. А то ещё тащить тебя вместе с ёлкой.

– Да как же сама-то? – заохала бабушка. – А коли чего…

– Тогда без ёлки, прячь назад свои чемоданы, – скривилась я. – Не бывать волшебству в этом году, пусть спит себе дальше.

И бабушка сдалась. Как маленькая, честное слово. Видимо, ей действительно было крайне важно, чтобы в доме всё было так, как каждый год – ёлка, счастливая я, накрытый стол и ещё молодая она.

Признаться честно, я была тронута её рвением устроить нам обеим праздник. К тому же, во всей этой предпраздничной кутерьме я и думать перестала о своём разбитом сердце и неприятностях по поводу моего рухнувшего проекта мечты. Пожалеть себя у меня ещё будет время, когда вернусь обратно в город, а сейчас поддамся бабушкиному настроению и поверю в чудо.

С этими мыслями я и отправилась в лес, прихватив с собой старенькую пилу и позволив бабушке завязать на мне новый белый пуховый платок, который она связала мне к празднику.

– Ну, настоящая Снегурочка, – просияла бабушка, оглядев меня со всех сторон. – А то носишь не пойми что, едва уши прикрывает.

И наказав мне поторопиться до темноты, отпустила меня.

Эти места я прекрасно знала с раннего детства и мне здесь жутко нравилось. Вот крайний дом, в котором жила тетя Оля, работавшая на почте, её огромный яблоневый сад, тянувшийся до самой реки. Вон там пляж с мостками. А там дорога к соседней деревне. Если перейти речку не по подвесному мосту, по которому мы ходили летом, а напрямую, то лес был совсем близко, вон даже ещё следы от повозки деда Василия видно, не совсем их замело.

Идти было тяжело, зато ветер подгонял прямо в спину. Назад будет наоборот. Но чувствовала я себя легко, как никогда, словно с каждым шагом сбрасывала с себя куски налипшей грязи, становясь чище и свободнее.

Молодой подлесок встретил меня лохматыми ветками в снежных шапках, попробуй теперь рассмотри, какая ёлочка моя. Стряхивая снег в поисках «той самой», я и не заметила, как стала уходить всё дальше, к тому же ветер здесь был тише, лишь протяжно гудел в высоких соснах.

Стемнело быстро, раньше обычного, а ёлку я так и не выбрала – то слишком тонкая, то слишком мало веток, то чересчур высокая, то кривобокая. Ворча себе под нос, что лучше было бы вообще без неё, добрела я до того места, где река делала крутой поворот, становясь к лесу ближе, чем в любом другом месте. И именно тут я встретила её – ту самую ёлочку, которая набирала высший балл по всем требуемым критериям.

– Ну, наконец-то! – обрадовалась я и заторопилась к ней. – А то браконьер уже устал мотаться вдоль кромки леса.

Спилив ёлку, я впервые за всё время своего блуждания, огляделась.

Местность показалась совершенно незнакомой. К тому же в сумерках всё было непривычным и приходилось сильно напрягать глаза, чтобы высмотреть в метели ближайшие ориентиры. Кроме реки я не узнавала здесь ничего больше. Да и времни прошло неизвестно сколько!

– Нам с тобой, ёлка, вон туда, – кивнула я в сторону, откуда пришла. До моста дойдём и будем дома.

Так я и сделала. Желания идти вновь вдоль кромки леса у меня больше не было. Темнота пугала, особенно когда фантазия рисовала не пойми что.

Снег весело хрустел под ногами, метель смазывала все очертания, превращая мир в таинственное полотно.

– Что ж ты, Декабрь, уступать не хочешь? – заговорила я вслух. – Минутки твои тикают, сколько не гневайся. А вот от подснежников, я бы не отказалась, зря что ли в такую даль тащилась? Хотя … И за ёлку спасибо. А завтра наступил время Января и всё начнётся сначала.

Шла я долго, словно целую вечность, а моста всё не было. Спина взмокла, лицо пылало от жара, а боковой ветер всё никак не мог сорвать с меня пуховый платок, сколько не старался. Я стащила варежки и засунула их в карман – ладони горели. Пила страшно мешалась, и я зацепила её за пояс пуховика, – пусть болтается себе где-нибудь сбоку, а не мешает мне перехватывать ёлку из руки в руку.

– Надо было другую куртку надеть, – проворчала я. – От такого марш-броска и похудеть можно.

И тут до меня дошло.

Ветер!

Я остановилась. Сердце забилось чаще, но уже не от моей пешей прогулки.

– Вот блин! Это же тот самый приток, – простонала я. – Мне вообще теперь в другую сторону! И как можно было перепутать?

Река, вдоль которой я шла, была безымянным притоком нашей Чернобродки. Гуляя вдоль леса я и не заметила, как далеко ушла, а теперь мне предстояло вернуться обратно, чтобы перейти притоку и выйти к своим местам.

Лес остался за моей спиной, но, не смотря на это, мне сейчас больше всего хотелось, чтобы он был рядом и успокоил меня своею тишиной взамен разбушевавшейся в чистом поле стихии. Мои следы быстро заметало снегом, и кроме воя ветра я больше ничего не слышала.

– Только не останавливаться, – приказала я себе и затопала дальше, таща ёлку за собой.

Счёт времени я давно потеряла, и мне стало казаться, что я блуждаю здесь уже целую вечность. Но когда передо мной выросла высокая стена жёлто-бурого при дневном свете речного тростника, я совсем растерялась.

– И где я? – нахмурившись, огляделась я.

Достав из кармана телефон, который был в этой глуши бесполезной вещью, я включила фонарик, но и он оказался мне совсем не помощником, только «зайчиков» нагнал в мои привыкшие к темноте глаза. Зато как выяснилось, времени было уже почти восемь часов вечера.

– Бабушка меня убьёт, – простонала я, убирая телефон обратно в карман.

Решив, что разумнее будет перейти притоку, чтобы выйти к реке, которая, по идее, должна была находиться где-то впереди, я пошла обратно, выискивая место, где бы можно было выгоднее перебраться.

– Хорошая прогулка, ничего не скажешь, – покачала головой я. – Эту новогоднюю ночь я точно не забуду.

Наконец дремучие заросли поредели, и я двинулась прямиком по льду на другую сторону. Но там меня ждал сюрприз в виде новой стены непролазного тростника, через который ломиться, как медведь, у меня уже не было просто сил.

– Пойдём, ёлочка, куда-то туда, – вздохнула я.

Мне было уже не страшно, я жутко устала и волновалась за бабушку. Как она там без меня? С ума, наверное, сходит. Небось, в полицию уже позвонила или за участковым сбегала, а то и вовсе деда Василия на куски разорвала от негодования. Хотя, я была бы рада, если бы кто-то меня окликнул или фонариком поморгал.

Шла я ещё какое-то время, пока не увидела место, где можно было бы выйти на берег.

– Ты, оживляющий явленное,

не прекращай колеса вращать!

Ты, кто вёл нас стезёю правой

к битве и тризне великой!

Слова забытой, но откуда-то знакомой мне песни друг сами собой вырвались из меня скорее от бессилия, чем от желания петь. Я упала, запнувшись за собственные ноги.

– Не могу больше, – выдохнула я, утирая лицо снегом. – А идти ведь надо, иначе замёрзну здесь.

Спина давно остыла, и теперь лёгкий холодок выбивал из меня дрожь. Достав телефон, чтобы посмотреть нет ли заветных палочек сети или хотя бы просто узнать время, я с досадой увидела застывшее на экране тоже самое время – телефон от холода впал в кому.

– Так мне и надо, – усмехнулась я. – Команду подвела, себя подвела. Ничего-то я и не умею. Проекты у меня слабые, ляпов куча, недочёты во всём, договариваться с людьми не умею. Живу на работе, ничего другого больше не вижу. Личная жизнь ни к чёрту, даже пощёчину заехать не могу, позволила ноги об себя вытереть, а теперь потерялась на ровном месте! А ещё в каких-то облаках надумала витать, крепость ей, видите ли, взрослой тётке примерещилась! Вот дура!

И я заплакала. Сначала нехотя, всё ещё стараясь сдержать себя и весь взорвавшийся внутри меня вулкан. А потом зарыдала так, что вой метели был лёгким шёпотом в ночи. Завалившись на бок, я позволила себе наконец-то выплеснуть из себя всю накопившуюся боль и обиды, жалея себя, как если бы меня могла пожалеть мама. Чувствовала я себя по-настоящему раздавленной, но не тем, что не знала куда идти, а тем, что все мои мечты, цели и планы рухнули как раз тогда, когда все люди верили в чудеса.

Неожиданно лёд подо мной зловеще затрещал, отзываясь где-то вдали. Но мне было не до этого. Я снова и снова вспоминала прошедший год, свои идеи, которые казались мне лучшими, свою подружку, так волновавшуюся за меня, своих друзей, которых было не так много, но всё же мне с ними было интересно и легко, свою старую квартирку, в которую вложила душу, а потом задумалась о том, что пора её продать. Вспомнила то, что я никогда не видела своих родителей, у нас даже фотографий их не было, хотя бабушка уверяла меня, что красотой я в маму, а характером в отца – упрямая и просто невыносимая…

Лёд снова затрещал и в этот раз громче и пугающе, заставив меня замереть от ужаса и забыть о слезах.

– Это ещё что? – выдохнула я.

Смахнув ладонью снег, под которым темнело пугающее тёмное зеркало реки, я с замирающим сердцем увидела, как от того места, куда с моих ресниц сорвалась слеза, бежит паутина трещин. А затем лёд подо мною грохнул пушечным выстрелом, и я с головой ухнула в ледяную воду, не успев даже ойкнуть.

Глава 3. Быстрее ветра

В диком ужасе я вынырнула, стараясь ухватиться за край ломающегося острого льда. Намокшая одежда камнем тащила меня на дно, а всё тело сводило судорогой, грозящей утопить меня раньше остальных обстоятельств. Паника слепила, не давая трезво соображать. Я лишь беспомощно цеплялась, не в силах поднять своё тело. Но даже в этой безумной кутерьме, я услышала голоса, совсем рядом.

– Помогите, – выдохнула я, из последних сил стараясь не окунуться вновь с головой и не уйти под лёд.

Течение затягивало меня с такой силой, точно подо мной разверзлась бездна.

– Хватайся.

Рядом со мной прямо в воду шлёпнулась кожаная верёвка, за которую я ухватилась с такой силой, точно она была лестницей на небеса. Попробуй отними её у меня теперь!

Но забраться на ломающийся и острый, как бритва, лёд никак не получалось. Злосчастный пуховик топил меня не хуже тонны камней, мешая двигаться, а низ его и вовсе прилип к ногам не хуже столярного клея.

– Не отпускай!

Рядом со мной кто-то с шумом нырнул в полынью.

– Держись за меня, – услышала я уверенный голос, в котором не было ни страха, ни отчаяния. – Снимай эту шубу, пока она не утопила тебя.

Я ухватилась за голое плечо человека рядом со мной, мечтая только о том, чтобы всё скорее закончилось.

Чья-то рука пыталась сорвать с меня пуховик, явно в замешательстве не находя застёжку, лихорадочно развязывая пояс. А потом послышался неприятный треск рвущейся ткани – молния с ужасом расходилась от варварского нападения.

– Ну же, шевелись давай.

Но я перестала контролировать себя, – тело мне не подчинялось, сломанное страшной ледяной судорогой, а пальцы разжались на спасительном плече незнакомца, оставив тёмное пятно крови. Я вновь начала тонуть.

Человек выдернул меня из пуховика, ловко перехватив за талию, и тот тут же скрылся подо льдом.

– Теперь ползи.

И меня вытолкнули на лёд с такой силой, точно я была котёнком. Чьи-то руки тут же заграбастали меня за шиворот и потащили к берегу.

– Держись, князь.

Я обернулась, затуманенным взглядом стараясь рассмотреть происходящее за спиной.

Из чёрной полыньи, подтянувшись на руках, вынырнула полуобнажённая фигура мужчины, того, кто только что спас меня.

– Князь? – онемевшими губами пролепетала я, но меня никто не услышал.

Второй человек усадил меня на безопасном пятачке осоки, торчавшей из-под снега рядом с парой гнедых коней, и бросился к тому, кого назвал князем.

– Всё в порядке, что мне будет, – усмехнулся мой спаситель. – Вода отличная, но глубоко, дна так и не достал.

– Надо было мне…

– Да перестань, – отмахнулся мужчина, забирая у него свою одежду. – Плескался бы там как, конская лепёшка.

И они громко захохотали.

Мне стало не по себе.

– И кто тут у нас?

Мужчина, набросив на мокрое тело белую косоворотку (я такую только в музее видела), присел рядом со мной, убирая со лба прилипшие чёрные волосы, с которых вода стекала прямо в аккуратную бороду.

Отбивая зубами морзянку и не в силах пошевелиться от лютого холода, я посмотрела на него. И тут же пожалела об этом.

Даже в темноте я видела лёд в его глазах. Нет, не так. От него самого веяло таким холодом, что рядом с ним стало так страшно, точно он приговорил меня на смертную казнь. Но от чего это со мной такое? Совсем здравый рассудок потеряла после всего случившегося.

– Спасибо, – прошептала я.

Он усмехнулся, протянул ко мне руку и снял с моей головы мокрый, покрывшийся тонкой коркой льда, бабушкин пуховый платок, походивший на ветхую мочалку.

– Раздевайся, иначе околеешь.

Но я и не пошевелилась. И не потому что была против этого, хотя знала, что он, безусловно, прав, а потому что просто не могла.

– Страшно? – засмеялся он снова, подмигнув своему товарищу. – Ну замерзай тогда. Пошли, Фёдор.

И он, выпрямившись, шагнул к своему коню, нетерпеливо перебиравшего ногами.

– Стой, – я всё же умудрилась ухватить его за руку.

И лучше бы я этого не делала.

Его прохладные пальцы обожгли, да так, что у меня сердце закололо, заставив отпустить и закрыть глаза от боли. Но легче не стало. Внутри всё перевернулось, и непрошеные мысли напомнили мне о моей постоянной борьбе за выживание. Захотелось жить, даже если для этого мне придётся пройти через унижение.

– Помоги мне, – прошептала я, подписывая себе приговор.

Но его полную силу я и представить себе не могла.

Мужчина снова присел рядом со мной, молча сверля меня взглядом.

– Фёдор, пойди погуляй, – бросил он своему товарищу.

Тот пожал плечами и лихо вскочил на своего коня, явно гордясь умением красиво держаться в седле.

Едва Фёдор отъехал, мужчина стащил с меня мокрый свитер и впившуюся, точно пиявка, футболку с надписью на английском.

– Что за одежда такая? – удивился он.

И тут его взгляд замер на моей груди.

– Откуда это у тебя? – он протянул ко мне руку.

– Эй! – я ударила его по ладони раньше, чем он успел ко мне прикоснуться. – Не трогай меня!

Но он всё же оказался быстрее и сильнее меня. Схватил обеими руками и притянул к себе так, что я лишь успела слабо пискнуть. Он осторожно подхватил примёрзший к груди мой заветный ключик.

– Откуда он у тебя? – выдохнул он мне прямо в лицо, подтягивая меня вверх за цепочку, что даже пришлось встать на носочки.

– А тебе-то какая разница? – я уперлась руками в его плечо, пытаясь оттолкнуть.

– Как твоё имя? – он выпустил из пальцев ключик и взял меня за подбородок.

– Я же не спрашиваю, как зовут тебя, – мотнула я головой.

– Отвечай! – рявкнул он.

И вот теперь мне стало страшно, по-настоящему страшно. Внутри этого человека, спасшего меня лишь просто ради забавы и потехи собственного самолюбия, был кто-то невероятно властный и не знающий пощады.

Но я упорно молчала, закрыв глаза, и лишь подставляла лицо его разгорячённому дыханию, от которого мне становилось чуточку теплее.

– Как тебя зовут? – медленно повторил он свой вопрос.

– Расея, – прошептала я своё имя, которое всем выдавала за вымышленное, чтобы избежать неприятных расспросов по поводу того, какой дурак мне его дал.

И он меня отпустил. Отшатнулся так, точно я была прокажённая. А затем молча содрал с меня околевшие джинсы.

– Как ты в полынье очутилась? – строго спросил он, набрасывая на меня свою шубу, доходившую мне ниже колен, а после оторвал от своей косоворотки край.

– Самой интересно знать, почему лёд подо мной провалился, – проворчала я в полголоса, опускаясь на снег. – Бабушка меня убьёт, если узнает. А она точно узнает. Ещё и телефон утонул. И ёлка моя исчезла. Наверное, тоже утонула. И варежку я потеряла.

Мужчина присел рядом и с непониманием посмотрел, но не сказал ничего, лишь перевязал мою разрезанную льдом ладонь.

– Спасибо, – снова пролепетала я, глядя на него снизу вверх.

– Ты тут собираешься всю ночь просидеть? – спросил он.

– Сейчас отдохну и домой пойду, – кивнула я, подтягивая босые ноги и закапываясь глубже в тёплую шубу, наполняющую меня ласковым теплом. – Только одну минуточку посижу.

Мужчина хмыкнул, явно забавляясь надо мной. А затем подхватил на руки и боком усадил на коня.

– Где ты только взялась на мою голову? – спросил он, вскакивая в седло и натягивая повод. – Расея.

Послышался громкий топот и из темноты вынырнул Фёдор.

– Князь, у нас гости, – взволнованно сообщил он.

– Декабрь? Вот неймётся ему, – прорычал всадник за моей спиной. – Один или с сыном?

– С войском, князь, – хмуро оповестил Фёдор. – А ты на его территории. До границы рукой подать, но надо торопиться.

– Успеем, – и князь легонько дёрнул повод. – Так и знал, что неспроста он в гости меня звал, знал, что не успею убраться восвояси. Ну, ничего, мы ему всё равно не по зубам. А с войском его у меня нет желания драться, а то вдруг кого без бороды оставлю, смотри потом, как белки ими гнёзда утепляют. Отвратительное зрелище.

Фёдор засмеялся, и я поняла, что князь не шутит – он ничего и никого не боялся. Их странный разговор заставил меня насторожиться и прогнать дрёму, навеянную теплом.

– Декабрь? – с удивлением спросила я. – С войском?

– Представь себе, – фыркнул мужчина за моей спиной. – Собственной персоной.

– Подождите, – я напряглась. – Это мне снится, да? Или вы из какого-то сообщества? А может я уже утонула?

– Князь, а у неё мозги не отморозились? – осторожно спросил Фёдор.

– Да вот не знаю. Лопочет ересь какую-то.

– Да ничего не ересь, – я повернула к нему голову. – Если там Декабрь с войском, то ты… Ты… Ты – Январь? – воскликнула я с ужасом и удивлением.

– Князь Январь Сеченевич, – поправил меня Фёдор не без нотки обиды в голосе за своего господина. – Так что понимай, что не с простолюдином в одном седле едешь, сумасшедшая, и знай своё место. Сам князь тебя спас, хоть ты на княжну и не похожа. А так бы стыть тебе в полынье до весны.

– Фёдор, угомонись, – одёрнул его Январь. – Девушка и так страху натерпелась.

– А может её Декабрь подослал? – не унимался Фёдор. – А ты, князь, её спас. Странная она какая-то.

– Сам ты странный, – не вытерпела я. – Думаешь, если в седле отлично держишься, то что-то из себя представляешь? Да ты просто подхалим! Кто из нас ещё сумасшедший?

– Вот видишь, князь, – Фёдор с обидой взмахнул нагайкой.

– Хватит, – прорычал Январь. – Утром всё выясним. А сейчас подумайте лучше, как в седле удержаться.

Я, недолго думая, обернулась к нему и обняла, мозжечком чувствуя, что сейчас он пустит коня в сумасшедший галоп.

– Уже подумала, – отозвалась я и закрыла глаза. – Гони, князь, или как там тебя.

Январь напрягся, но отталкивать не стал, явно занятый другими мыслями. Но моё поведение ему страшно не нравилось. Если бы не обстоятельства, лететь бы мне в сугроб дальше, чем глаза видят.

– Давай туда, князь, – негромко сказал Фёдор и направил свою лошадь в ближайший подлесок, который тёмной стеной стоял перед нами.

Январь с силой пришпорил коня. Тот только этого и ждал – рванул так, что снег тучей поднимался под копытами.

В моей голове была лишь одна здравая мысль – вытерпеть весь холод и убраться куда подальше до того, как Январь припомнит мне мои «великокняжеские» выходки. А ещё я больше всего на свете хотела проснуться и оказаться дома, с бабушкой, чтобы не было всего этого.

Конь лихо перемахивал через заросли, а стена их снега становилась всё выше. И тут я поняла происходящее.

В руке Января была почти такая же нагайка, как и у Фёдора. Опустив её как можно ниже к земле и прижимаясь всем телом к холке коня, при этом давя меня, он управлял ветром. А тот превращался в дикую необузданную стихию, направленную против нагонявшего нас врага.

Но Декабрь не хотел отступать, устрашившись бурана. Над нашими головами засвистел град стрел.

– Держись крепче, – прорычал Январь, а конь стал петлять, точно заяц от лисы.

Сердце замирало от страха, как будто я была на самых диких американских горках, с которых при всём желании не могла сойти. А за спиной нарастал грохот конских копыт, чьи-то зычные возгласы и дикий рёв:

– Не уйдёшь! Не уйдёшь! Догнать! Догнать!

– Послушай князь! – крикнул Фёдор, пригнувшись низко к конской шее. – Давай я его отвлеку!

– Не отставай! – прокричал Январь ему в ответ.

И в этот самый момент ледяная стрела ударила прямо под задние копыта коня. Он взвился на дыбы, круто разворачиваясь на всём скаку, а я поняла, что лечу в бездну. Запоздалая рука Января лишь сорвала с меня мою единственную уцелевшую варежку.

Испугалась я уже тогда когда рухнула всей массой в огромный сугроб. Шуба Января была слишком тяжёлая, и вскочить сразу я не смогла. Но я не собиралась сдаваться! На расстоянии вытянутой руки я видела тёмную громаду спасительного леса, у кромки которой мелькнула фигура всадника, возвращавшегося ко мне.

Но ему не суждено было успеть.

Кто-то с победным криком схватил меня за ворот и поволок совершенно другую сторону.

– Январь! Январь! – отчаянно закричала я, пытаясь развязать мёртвый узел на талии, чтобы успеть выскочить из тёплой шубы.

– Не дёргайся.

Косматый воин перехватил мою руку, с силой дёрнул, что я едва не упала. Он презрительно смеялся, странно хрюкая от едва сдерживаемого ликования.

И через мгновенье я предстала перед остановившимся у невидимой границы войском Декабря.

– Смотри, князь, кого я тебе привёл, – и меня толкнули с такой силой, что я всё же не устояла на ногах и рухнула на колени.

Господи Боже! За всю свою жизнь у меня не было такого унижения, какое я испытывала сейчас, валяясь на земле перед толпой хохочущих мужей.

– Январская девица?

Передо мной остановились обутые в тёплые меха ноги.

Я подняла глаза.

В том, что это был Декабрь, я ни капельки не сомневалась. Среднего роста, коренастый, ещё не старик, но далеко не молодой, мужчина, в косматой шубе мехом наружу и роскошной лапатообразной бородой, в которой при слабом свете смолянистых факелов блестели вплетённые самоцветы. Под хмуро сдвинутыми бровями сверкали грозные тёмные глазами, полыхая закатным пожаром. Декабрь слегка сутулился и в поединке на мечах явно бы уступил статному Январю, но весь его облик внушал первородный страх, отчего я волей-неволей втянула голову в плечи.

– Вот это добыча, – лениво протянул Декабрь.

Его огромная рука ухватила меня за ворот и подняла на ноги.

– Кто такая будешь?

Я промолчала.

– Язык проглотила? – недовольно прикрикнул Декабрь. – Или ты немая?

Затуманенным взглядом я смотрела на его отороченные мехом куницы сапоги, которые топтали хрусткий снег.

– И как это Январь потерял такую девчонку? Да ещё и полуголую, – усмехнулся он, глядя на мои босые ноги. – Что ты делаешь в моём лесу, дитя?

Я продолжала упорно молчать. Говорить не было ни сил, ни желания. Да и вообще, – он мне не нравился и я его боялась. Боялась и в тоже время презирала.

Тут вернулись всадники Декабря, тщетно пытавшиеся догнать двоих всадников.

– Они ушли, князь, – сказал тот кто, был за старшего.

– Неужто Январь струсил? Это на него не похоже. Хотя… Без войска ему против меня не тягаться. Зато гляньте-ка! Поглядите, какая у нас знатная добыча! – и Декабрь развернул меня к своим воинам.

– Да ещё и в шубе княжеской!

– Хорошую девчонку отхватил Январь, – сказал кто-то сбоку. – И лицом, и фигурой хороша.

– А что у неё на груди за амулет такой? – неожиданно произнёс молодой воин, стоящий подле князя.

Я приготовилась к худшему, потому что знала – если этот человек захочет сорвать мой ключик, ему вряд ли понравится его сила, с которой он держится на моей шее. И к тому же, я была больше, чем уверена, что именно из-за этого ключа я попала в страну двенадцати месяцев. Вряд ли Декабрь не узнает его.

Князь вновь протянул ко мне свою громадную ладонь и хотел, было, отвернуть воротник шубы, но я ухватила его за руку раньше и грозно сквозь зубы прошипела:

– Не смей меня трогать.

– Эко ты наглая какая!

Декабрь с силой ухватил меня за воротник, отдёрнул руку и уже почти схватил амулет, который в темноте плохо видел, как вдруг из лесной чащи в самую гущу войска выскочили два всадника.

– Убери от неё руки.

Это был голос Января.

У меня по спине побежали муравьи. Я и обрадовалась и одновременно жутко испугалась того, что будет дальше.

– Потерял девчонку и решил за ней вернуться? – спросил Декабрь, неохотно убирая от меня свою громадную лапу.

– Да нет, просто решил посмотреть, какого чёрта ты делаешь в моём лесу? – спросил Январь. – Забыл, за каким кустом граница?

Декабрь гнусаво захохотал, отступая от меня.

– Я-то как раз прекрасно помню, – презрительно ответил он. – Хотел меня надурить? Да только ничего у тебя не получится. Я на своей территории и с твоей девчонкой, за которой ты вернулся. Не похоже на тебя. Или она какая-то особенная?

– Можешь оставить её себе, – равнодушно ответил Январь. – Забирай девчонку и уходи. Твоё время вышло, можешь не стараться.

– А я вижу тут другое.

Декабрь повернул голову ко мою сторону. Мне совсем стало нехорошо от этого тяжёлого оценивающего взгляда.

– Уходи по-хорошему, – с угрозой в голосе повторил Январь.

– Хорошо, – всплеснул вдруг Декабрь руками, давая какой-то знак своим воинам. – Девчонку забираю себе, раз она тебе не нужна.

Нет! Пожалуйста, только не это!

Я с ужасом смотрела в непроницаемое лицо Января. Неужели он и вправду меня оставит здесь? После того, как спас, после того, как узнал моё имя он оставит меня с Декабрём? Если да, то почему тогда в лице изменился, когда услышал, как меня зовут? Ведь я была почти уверена, что моё имя о чём-то ему говорило. Может быть, он даже догадался, что я пришла из другого мира, и в его грозном мире мне было сейчас совершенно небезопасно. Особенно рядом с Декабрём, который почему-то тоже ненавидел меня, как и я его.

– Не нужна девчонка? Тогда зачем просишь не трогать её? – хмыкнул Декабрь, презрительно глядя в хмурое лицо Января.

– На ней моя шуба. Твой подарок, между прочим, – пожал плечами Январь. – Я не хочу, чтобы ты её изгадил своими грязными декабрьскими руками.

Декабрь хохотнул, сначала со злостью, а потом рассмеялся, хватаясь за живот. Этот отвратительный смех подхватили все его воины. Кажется, даже деревья, подслушивавшие разговор, заскрипели от смеха по ту сторону границы.

– Нужна мне твоя шуба вместе с твоей девчонкой! – сквозь слёзы выдавил Декабрь, завывая от хохота. – Забирай эту плюгавку и убирайся. Всё равно ещё несколько дней я буду охотиться вдоль границы. Это я тебя предупредил.

– Я твоё предупреждение услышал, – кивнул Январь. – А теперь убирайся прочь с моей территории. Не забудь про приглашение. А войско своё побереги, а то не посмотрю, что мы с тобой договорились.

– Ты сейчас почти безоружен, – Декабрь подошёл к своему коню. – Или голыми руками будешь княжью шубку портить?

– А ты боишься без бороды остаться? – усмехнулся Январь. – Смотри, как бы рассвет тебя в моём лесу не застал. Тогда сечи не избежать.

– Увидимся на пиру, – и Декабрь, вскочив на коня, зычным криком приказал своим всадникам разворачиваться.

Ещё мгновенье, – и вместо них по земле лишь стелилась позёмка, завиваясь и исчезая в темноте меж стволов притихших деревьев.

– И как ты его терпишь, князь? – выдохнул Фёдор, утирая вспотевший лоб шапкой.

– Ты просто слишком молод, чтобы понять, – Январь развернул коня. – Возвращаемся, – и, повернув ко мне голову, резко бросил: – Ты так и будешь столбом стоять?

Я чуть не задохнулась от такого отношения ко мне. А потом, нахохлившись, как воробей, нетвёрдой походкой зашагала к нему, мысленно напоминая себе, что здесь я никто.

Хотя, кого я обманываю! Я и в своём мире была никем, барахтаясь, как лягушка в молоке, чтобы добиться всех своих желаний и целей. И многое мне удалась? Ничего! Вот только я не хотела сдаваться, даже если всё кругом меня было вдвойне враждебно и чуждо, я хотела быть человеком – с душой и своим мнением.

Сильная и независимая? Ага, как же. План провалился сразу же, как я подошла к коню. Эта громадина была размером с Эльбрус! Табуреточку бы!

Подняв с мольбой глаза на Января, я услышала его тяжёлый вздох.

– Фёдор, помоги ей, ради бороды Борея, – сквозь зубы процедил он и дал шенкеля.

Мне осталось лишь наблюдать его исчезающий тёмный силуэт.

– Залезай, – Фёдор усмехнулся.

– Я не умею! – закричала я, давая волю эмоциям, которые теперь душили меня.

И зло махнув рукой зашагала по следу уехавшего Января – больше никакой дороги я не знала и знать не хотела.

– Не дури, – Фёдор спрыгнул рядом со мной, когда я хотела, было, уже разреветься. – Ставь ногу сюда. Сложного тут ничего нет. Нечего тебе по лесу бродить. Ещё Декабрь вернётся.

И усмехнулся. Вот негодяй! Понял, чего я больше всего испугалась. Пришлось забираться в это чёртово седло под его рвущийся наружу смех – нелепее зрелища и быть не могло.

– Заткнись, – ударила я его локтем в живот, когда он прижался ко мне сзади и дёрнул повод.

– До чего ж ты странная девка, – фыркнул он.

– Не наваливайся на меня, – огрызнулась я. – Бесишь.

Но Фёдор, усмехаясь и явно рисуясь позади меня, дал коню волю и тот стремглав полетел догонять первого всадника.

И странное дело – с Фёдором было жутко холодно, не спасала даже шуба. Мороз кусал за голые пятки, хватал за щёки, забирался за шиворот. Вся крепость ночной стужи грозила превратить меня в сосульку. С Январём было теплее.

– Скоро будем дома, – сообщил мне Фёдор, точно прочитав мои мысли. – Потерпи, коли хочешь князю понравиться.

Понравиться?

– В каком смысле? – удивилась я.

– Выдержишь холод – вольной будешь, – отозвался Фёдор. – А то уж больно ты строптивая, он таких не жалует в княжестве. Сошлёт тебя на самый край, а там не выжить – холод зверский.

И крикнув коню, заставил меня наклониться вперёд и терпеть бешеную скачку наперегонки с ледяным ветром.

Вот значит как. Строптивых не любит.

Я скрипнула зубами. Это мы ещё посмотрим, кто кого куда сошлёт. Я ему не рабыня, и подчиняться не намерена! Я свободный человек!

Ага, как же! Свободнее всех свободных в каком-то затерянном мире!

Здравый смысл недовольно фыркнул, чтоб его!

Прижавшись сильнее к Фёдору, я закрыла глаза. Уж я-то вытерплю. Никто здесь не дождётся, чтоб я сдалась. Мне ещё домой попасть надо. Меня там бабушка ждёт.

Глава 4. Январь Сеченевич

– Жива? – спросил меня Фёдор, когда впереди показались слабые огни крепости.

– Жива, – проворчала я, умудрившись засунуть ноги в его меховые сапоги, чтобы совсем пальцы не отморозить.

К счастью, он не стал корить меня за неудобство. И я была ему благодарна. Кажется, не такой уж он и заносчивый.

В темноте крепость походила на трёхярусный торт с кучей разных башенок. Она громоздилась на высоком валу, обнесённом острыми кольями, торчащими так, что с ходу не возьмёшь. А за спиной у крепости я увидела горы, – неприступные, покрытые льдами, занесённые снегами и величественные в своём безмолвном дозоре.

– Где это мы? – удивилась я.

– Во владениях Января Сеченевича, – отозвался Фёдор. – Думал, ты здешняя. Это дом его, коли ты не знаешь.

– Дом? – повторила я.

– Крепость Просинь, – уточнил Фёдор. – Днём увидишь её во всей красе. Для меня это лучшее место. Ни одно войско не одолеет её, только зря поляжет. Князь сам строил.

В голосе Фёдора я слышала неподдельную гордость и почитание.

– А ты как подле князя оказался? – спросила я.

– Случайно, – усмехнулся Фёдор. – Почти как ты. Моя матушка жуть как дочку хотела, а всё сыновей рожала. Я был девятым. Когда родился, она втайне от отца снесла меня в лес, под ёлкой оставила. А Январь в то время у власти Коловорота был, владения свои объезжал. Подобрал меня, в крепость привёз. Так я с ним и остался.

– Ничего себе история! – ужаснулась я. – Как ты теперь с этим живёшь?

– Да не виню я мать, – отмахнулся Фёдор. – Может оно и к лучшему. Не поступи она так, я бы сейчас у Декабря был, в его землях ведь родился. А там людям тяжко приходится.

– А как ты про семью свою узнал тогда?

– Январь рассказал, – отозвался Фёдор. – Хотел в глаза моей матери посмотреть и спросить что ж она за человек такой, что дитя своё на верную смерть оставила. Отыскал её, да отцу моему сказал, чтобы не горевал обо мне.

Я молча наблюдала, как приближаются стены крепости. В моей голове было множество вопросов, которые я хотела задать Фёдору. Но что-то мне настойчиво подсказывало, что пока не стоит, иначе придётся самой отвечать на вопросы о том, откуда я такая несведущая взялась. А ну как выяснится, что я из другого мира к ним заявилась! Да меня же на костре сожгут, как ведьму! Или не сожгут? Что тут вообще за наказание бывает за такие выкрутасы?

– Так куда ты, говоришь, шла? – Фёдор решил подбросить дров в мой нарисованный в воображении костёр.

– Да за ёлкой я ходила, заблудилась, из деревни я, – сжавшись в комок, я ждала очередного вопроса. – Там, за рекой живу.

– На кой тебе ёлка сдалась ночью? – удивился Фёдор.

– А вы что, ёлку не наряжаете? – решилась я задать вопрос, не зная, как дальше врать, чтоб было правдоподобно.

– А зачем её наряжать? – Фёдор засмеялся. – Она же дерево.

– Сам ты дерево, – шёпотом проворчала я. – Обычай такой – ёлку в ночь смены времён игрушками украшать.

– Никогда о таком не слышал, – задумчиво протянул Фёдор прямо у меня над ухом. – В твоей семья явно князя почитают, хоть и обычая такого у нас нет. Надо князю сказать, ему понравится. А игрушками какими?

– Стеклянными шарами, лошадками деревянными, сосульками, шишками, – я прикинула, в какое русло заведёт меня эта тема, осторожно подбирая слова. – А на макушке – красная звезда.

Фёдор присвистнул от удивления, я чуть не оглохла.

– Князю расскажи такое – не поверит!

– Тогда и не говори, – закатила я глаза.

– Так интересно же, – Фёдор, кажется, по достоинству оценил тему с новогодней ёлкой.

– А что за пир у князя с Декабрём? – спросила я, вспомнил недавний разговор.

– Так обычай такой, – удивился Фёдор моему вопросу. – Все князья устраивают пир, вступая в свои права. Январь в этот раз не хотел Декабря приглашать, да только никуда от этого обычая не деться. Придётся вновь его терпеть. Опять поссорится с кем-нибудь из гостей, посуду перебьёт, а дружина его напьётся вусмерть, драку учинит. Малашка, бедная, опять плакать будет.

Я поняла, что сморозила глупость, задав неосторожный вопрос, но Фёдор был так зол на Декабря, что не стал вдаваться в подробности моего неведения. Прикусив язык, я задушила в себе очередной вопрос.

Января мы догнали у стен крепости, когда открывали ворота проездной башни, украшенной оленьими рогами.

– Князь вернулся! – разнеслось по сторожевым постам.

Вскоре мы въехали в княжеский двор, через который уже бежал сонный конюший.

– К обеду пусть Гаврила вычистит и оседлает, – бросил Январь, спрыгивая на плотно утоптанный снег. – Ещё до дальней сторожки проедемся с Фёдором.

– Боязно, князь, – тихо проговорил конюший. – Не спокойное там место. Вы бы одни туда не ехали.

– Ничего, – похлопал тот его по плечу. – Вран быстрее стрел. Конюхам передай, чтобы сено для пахотных коней на Щучьем лугу завтра забрали, а то его лоси доедят.

Фёдор помог мне слезть со своего коня, и я была несказанно счастлива, что верховая прогулка закончилась. Тела своего я не чувствовала, но памятуя о словах касательно крайних земль, делала вид, что мне вполне себе нормально живётся и босиком в лютый мороз, а мозги без шапки так и вовсе работают отлично.

– Отведи её к Малашке, – не глядя на меня, бросил Январь Фёдору. – Выспись, к обеду ты мне будешь нужен. Поедем к сторожке.

– Доброй ночи, князь, – кивнул Фёдор.

– И шубу мою верни, – бросил князь, широким шагом направившись к высокому крыльцу своих спаленных хором.

Я лишь как заворожённая во все глаза смотрела на княжеский дом, словно сошедший с картинки и высившийся теперь надо мной во всём своём величии.

– Идём, – Фёдор подтолкнул меня в спину. – Днём посмотришь, когда князя дома не будет. А так на глаза ему лучше не попадайся. Он сам с тобой заговорит, если захочет, или позовёт.

– А Малашка это кто? – спросила я, едва поспевая за ним.

– Вдова старого ключника князя, – ответил Фёдор. – Князь любит старушку, вот она и живёт здесь, присматривает за кое-каким хозяйством, да иногда отрокам сказки всякие рассказывает по вечерам, когда метель неистовствует. Она тебе понравится.

Я лишь кивнула головой. Больше всего на свете хотелось согреться. Сил терпеть холод у меня больше не было. Не заболеть бы теперь!

– А что это за сторожка такая, куда князь завтра собирается ехать? – старалась не отставать я.

– Дурное место, – Фёдор нахмурился. – Там вечно кто-то пытается прорвать засечную черту в дни смены времён года. А сотник Мирошка, что сейчас на заставе, хороший друг нашего князя. Вот Январь и переживает за него.

Я обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд.

На гульбище, опершись на перила, стоял Январь.

Я бы и не заметила его в темноте, но показавшийся из-за снеговых туч серпик месяца на короткое мгновение посеребрил тёмную фигуру, тут же отступившую в тень.

Разбуженная в столь поздний час Малашка, сначала удивилась тому, кого с собой привёл Фёдор, а затем заохала-заахала, увидев в каком виде я к ней заявилась.

– Заморозил девку, негодник! – замахнулась она на Фёдора. – Погляди, какая она!

– Я не виноват! – ловко увернулся Фёдор от разгорячившейся седовласой старушки. – Она сама в полынью провалилась. Князю и так из-за неё нырять пришлось.

– Да ему-то от этого ничего, – бабушка Малашка усадила меня на лавку. – Неси, давай, горячую воду.

– Мне князь спать велел! – запротестовал Фёдор.

– Выспишься, негодник, ничего с тобой не случится! Неси воду, кому велела!

Фёдор скрылся за дверью.

– Вот ведь беда какая! И как же тебя, милая, так угораздило! Хорошо, что не замёрзла совсем! У нас в такую стужу девицы не выживают и в тёплых одеждах, а ты босая приехала! Откуда ж князь тебя привёз?

Она помогла мне выбраться из тяжёлой шубы, достала из сундука одну из своих льняных рубашек.

– Ох и любит он испытания такие! Грубиян эдакий! И что ж ему эта забава в голову въелась? Уж и так всех сильных воинов вокруг себя собрал, невест всех отвадил, а всё ему неймётся. И приструнить некому. Был бы Рус, он бы ему растолковал, что негоже гостей полумёртвыми привозить.

Она ещё что-то негодующе говорила, хлопоча вокруг меня, но я её уже слабо слышала. Меня начало клонить в сон от усталости и равнодушия ко всему происходящему, тело моё было странно тяжёлым.

С ведром горячей воды появился Фёдор.

– Что так долго? – вновь накинулась на него старушка. – Лицо ей растирай давай.

Она окунула мои ноги в воду, что-то туда высыпав из берестяной коробочки. Я чуть не умерла от того, как больно мне от жара стало, точно в печку сунули!

– Бабушка! – запыхтел Фёдор от возмущения. – Мне с князем ещё днём ехать к сторожке! Я спать хочу!

– Я тебе посплю! – и Малашка хватила его мокрой ладонью пониже спины.

Фёдор засопел, как ёж, с неохотой растирая тёплыми ладонями мои щёки.

– Где ты только взялась на нашу голову? – беззлобно ворчал он. – Нос отморозила, дурёха.

– Отвали от меня, – я попыталась оттолкнуть его, чтобы не слышать его ворчания. – У тебя руки кониной воняют.

– Сиди уже, – закатил он глаза. – А то мне от князя влетит, что не довёз тебя.

– Ты же сказал, что ему всё равно.

– Знаешь, я с тобой полночи сражаюсь, так что мне уже не всё равно, – Фёдор щёлкнул меня по носу. – Беру свои слова обратно. Понравилась ты мне, хоть и лопочешь не пойми что. Есть в тебе что-то…, – он замолчал. – Что-то сильное и упрямое. Это вредность, наверное, как у князя нашего.

– Скажи ещё, что я прикольная, – простонала я.

– Какая? Прикольная? – брови Фёдора уползли под густые каштановые кудри, выбившиеся из-под шапки. – Вот именно такая ты есть. С языка слово сняла, так тебя теперь и буду называть, – и он засмеялся. – Прикольная.

Не сдержавшись, я пихнула его локтём в бок, от чего он засмеялся ещё громче, чем вызвал страшное негодование бабушки Малашки.

Выпроводив Фёдора за дверь и уложив меня под шерстяные одеяла, старушка ещё долго охала.

– И как князю не совестно? А такой славный отрок был, сговорчивый да ласковый. И в кого только вырос таким нелюдимым? Такую девку чуть не загубил! Ты, милая, спи, утро-то оно вечера мудренее. Будешь гостьей нашей дорогой, а на Января не серчай, он только борьбой и живёт, забывая иной раз о человечности. Коли холод приручишь, так никакой тебе край не страшен будет.

Я не поняла её слов, но накрепко запомнила – они явно что-то значили. Мне теперь стоило быть внимательнее и думать дважды прежде, чем сказать или сделать что-то.

Проснулась я рано утром от громких голосов, долетавших до моего слуха. Открывать глаза не хотелось – всё тело отяжелело от налившего его тепла. Пахло душистым чаем, как у бабушки.

У бабушки…

Меня окружали чужие стены, а сквозь мутное заледенелое стекло, разрисованное дивными узорами, пробивалось неясное серое утро.

– Жалко, что это не сон, – простонала я, опуская ноги на холодный пол.

Бабушки Малашки нигде не было видно, и я совсем приуныла. Но не успела я придумать, что делать, старушка моя вернулась. Да не с пустыми руками.

– Проснулась уже? – удивилась она. – А я тут ещё за одеялом для тебя ходила, всю ночь зубами от холода стучала, уж думала горячка у тебя, – она потрогала тёплой рукой мой лоб. – Князь тебе подобрал одеяние, да покои твои велел показать, как поднимешься.

– Он приходил? – удивилась я.

– Фёдора прислал, – Малашка прищурила подслеповатые глаза, кивнула на груду тёплой одежды. – Вон и вода ещё не остыла. Умоешься, отведу тебя туда да своими делами займусь.

– Они уехали? – спросила я, прислушиваясь к голосам.

– Собираются. И ты собирайся.

И она помогла мне надеть дивный наряд, какого я бы в жизни не примерила на себя в своём привычном мире. Уж больно дорогим он выглядел и непривычным – шёлковая длинная сорочка, тёплый небесно-синий кафтан с широкими рукавами, расшитый хрустальными бусинами и серебром, меховые сапожки, словно сшитые специально для меня. И шуба из чёрного мягкого меха, тёплая и ласковая.

– Раньше мать Января, Миланка Синесветовна, носила эти наряды, – улыбнулась Малашка грустно. – Он и пояс её тебе передал. Она сама расшивала его, дивная рукодельница была.

– А что с ней случилось? – осторожно спросила я.

– Князь Сечень отправил её с малолетним Январём в зимнюю Сурью, крепость самая дальняя в нашем княжестве, чтобы уберечь от развязавшейся бойни между ним и старым Лютом, отцом Февраля. Да только кто ж знал, что дружина Ветродуя Лютовича бросится в погоню за княжной. Сын Люта силой хотел её в жёны себе взять, а Января убить. Да только Миланка не только красавицей была, но и сильной духом воительницей. Когда Ветродуй догнал их и на Января с мечом кинулся, она его собой закрыла. И не просто закрыла, но и Ветродуя с собой забрала в небытие. Потому люди и говорят, что коли небо предзакатное зимой малиновым или красным светом горит – быть сильному ветру, ведь то наша Миланка Синесветовна с Ветродуем борется, чтоб дитя её никто не обидел больше.

С замирающим сердцем я провела рукой по расшитому поясу, тяжёлому и величественному. Слишком дорогой был подарок для меня, недостойной и никчёмной попаданки. Мне лучше всё это вернуть, ни к чему мне такие одежды. Пусть найдёт мне какую-нибудь простую, неприметную и безо всякой истории, а то я в такой шубе далеко не уйду. Гостить я здесь не собиралась – чужая я тут, лишняя.

Мы вышли в хозяйские сени, и, петляя мудрёными переходами, добрались до моих покоев, которые были совсем недалеко от Малашкиных, но я так нервничала, что совсем ничего не запомнила и страшно испугалась, когда она хотела оставить меня одну. После моего недолгого протеста, бабушка всё же согласилась взять меня с собой.

– Князь просил подарки для княжон выбрать. Кружева от кружевниц, мех для полушубков, наручья самоцветные, – рассказала она мне о своих делах.

– Для Лели, Майи, Юни и Ийюли? – спросила я, припоминая бабушкину сказку.

– Для них самых, – закивала головой старушка. – Уж больно они капризные и самолюбивые. Я стала не любить эти пиры в последние годы. Ждут звёзд с небес, а сами нашего князя самым последним к себе приглашают. Про подарки и вовсе молчу.

Она ещё какое-то время ворчала себе под нос о том, что было бы неплохо, если бы никаких лицемерных традиций не было вовсе, на которых каждый за спиной держит нож. А я подумала, что каково это сидеть за одним столом с теми, кто прямо или косвенно связан со смертью твоей семьи. Внутри шевельнулось что-то неприятное.

Мы вышли во двор, чтобы скоротать путь к горенке в княжьей избе, куда принесли разные вещи на выбор. Было страшно холодно, но мне отчего-то это было приятным – дышалось легко. Видимо, мои городские лёгкие были в таком шоке, что с жадностью пожирали чистый воздух.

Января я увидела в компании Фёдора и вчерашнего конюшего. Ещё рядом стоял огромного роста и размера муж, в мохнатой одежде, делавшей его похожим на медведя, вставшего на задние лапы. Он громко что-то говорил князю, точно втолковывая каждое слово, которое тот не хотел воспринимать.

– Да пойми ты, князь! Разве оно того стоит? – услышала я. – Хотя бы семь человек! Семь!

– Так будет сложно, – Январь покачал головой.

– Зато спина будет прикрыта!

– Князь, ну послушай ты нас! – взмолился конюший. – Не просто ж так вести эти приходят.

Январь сурово посмотрел на окружавших его людей, а потом приметил меня. И без того хмурое лицо его стало ещё жёстче. Я даже поёжилась от этого пронзительно холодного взгляда, точно была главным источником всех его бед.

– Ладно, – прорычал он. – Будь по-вашему. Зови Басмана, Плишку и Рябого с Молчаном. Остальные пусть поедут к Горелому камню, да поглядят, что там вчера за огни дозорные видели. И поторопитесь, ждать не стану. Выводи Врана.

Конюший тут же побежал в сторону стойла, что-то приказывая на ходу младшим конюхам.

– Это Бус, – шепнула мне бабушка, кивнув в сторону могучего воя. – Старший гридень у князя. Он ему за место отца первое время был. Небось, у него спорить так научился, что не переспоришь, – и она недовольно хмыкнула.

Тут нас увидел Фёдор. Лицо его как-то странно переменилось, и он что-то быстро-быстро стал рассказывать князю.

– Расея!

Мы с Малашкой дошли почти до княжеской избы, когда меня окликнули.

Повернувшись, я увидела несущегося к нам на всех парах Фёдора с самодовольной улыбкой, придерживавшего одной рукой меховую шапку.

– Чего тебе? – удивилась я.

– Я тут князю про твою ёлку рассказал, – заулыбался он белозубой мосфильмовской улыбкой.

– Ну и что? – пожала я плечами.

– Я попросил его разрешить тебе нарядить для нас такую ёлку, чтобы всем гостям на пиру завидно стало! – Фёдор сиял от своей воображаемой затеи. – Будет нам праздник, как у твоей семьи. Ты согласна?

Я с удивлением перевела взгляд на Января.

Тот делал вид, что не слышит громких слов Фёдора, хотя сам замер посреди двора, так и не дойдя до ворот конюшни.

– Можешь просить всех кого хочешь, чтобы помогли тебе с игрушками, – тараторил скороговоркой Фёдор.

– А князь за детское баловство твою идею не примет? – громко спросила я. – А то как бы в твоих покоях эта ёлка не оказалась.

Фёдор повернулся к Январю.

– Князь, ты ж вправду не против?

– Не против, – недовольно отозвался Январь и широко зашагал прочь, как будто не он секунду назад подслушивал разговор.

– До вечера, Расея, – ещё шире улыбнулся Фёдор и побежал его догонять.

– Берегите себя, – крикнула я вдогонку.

Не знаю, что на меня тогда нашло. Но я бы пожалела, если бы не сказала этих слов.

Дрогнувшая спина Января и его сбившийся шаг сказали мне о том, что он услышал. А на душе у меня стало совсем неспокойно.

Фёдор лишь помахал через плечо шапкой, ухватил вынесенное ему кем-то из отроков знамя – парящий сокол на небесно-голубом поле – и вскочил на выведенного коня, так лихо, что Малашка заохала и закачала головой.

– Ох, душегуб! Совсем не жалеет старушку! И когда только успел так вымахать? Ну, идём же, Расея, нечего мёрзнуть на ветру.

Я взглядом проводила удаляющихся всадников до княжьих ворот и, наконец, одолела ступени, добравшись до сеней, в которых уже скрылась моя Малашка.

Глава 5. Хозяйка вместо князя

Очутившись в гриднице, первое, что я увидела, был княжеский престол – резной трон, украшенный в навершие самоцветами. Позади на стене кроме знамён висело оружие: топоры, мечи, булава и несколько щитов. Растянутые шкуры и рога придавали этому месту суровый воинственный вид.

– Это тут я должна ёлку нарядить? Топориками и ножичками?

Когда подарки были выбраны и разложены по ларцам, Малашка недовольно оглядела оставшиеся припасы, и также недовольно всплеснув руками, собрала оставшиеся кружева и аккуратно завернула в сукно.

– Не напасёшься на этих голубушек, – проворчала она. – И почто князь их так балует?

И оставив меня одну, ушла куда-то в сени.

В дверь с улицы просунулась голова в заиндевелой шапке.

– Госпожа?

Я обернулась.

В гридницу вошёл долговязый юноша, краснощёкий, курносый, с выбившимися из-под шапки рыжими вихрами. Судя по одежде, он был отроком младшей дружины князя.

– Меня Фёдор прислал, – сообщил он мне. – Говорил, тебе помощь наша нужна. Что велишь делать, госпожа?

Я перемялась с ноги на ногу. Вот те раз! Не пошутил значит! Переведя взгляд на княжий престол, я тяжело вздохнула. Делать нечего, придётся что-нибудь придумать, хотя идея была так себе – чего доброго Январь ещё и на Фёдора разозлится, что тот со мной связался.

– Нужна красивая пушистая ёлочка, ровненькая, хорошенькая, – неуверенно произнесла я. – Чтоб в том углу поместилась.

– Ёлка? – переспросил отрок немного с удивлением. – Так я мигом. Лес недалеко, на санях быстро привезу. А что ещё?

– А что у вас есть? – я перевела на него взгляд. – Шишки, деревянные спилы, игрушки какие-то, лоскутки?

– Это недолго выяснить, – засиял отрок. – Скажу Палию, он уж найдёт, что нужно. Он у нас мастер с деревом обращаться.

– Ну тогда пусть несут сюда что есть, разберёмся, – кивнула я, озарённая вдруг сумасшедшей идеей. – А стекла или крошки самоцветной лишней не найдётся? Мне бы нескольких рукодельниц ещё. И яиц десятка два.

– Жди, госпожа, я мигом. Меня, кстати, Ярилкой зовут, – улыбнулся он и скрылся за дверью.

– Ага, – только и кивнула я, лихорадочно размышляя над тем, как бы гармонично украсить всё это суровое мужское пространство своими нелепыми игрушками.

Оставшись наедине с самой собой, я вновь обвела гридницу взглядом. Грозное оружие, мохнатые пугающие шкуры и дубовые столы… Такого в моей практике ещё не было. Пусть будет смешно и нелепо, зато с частичкой моего мира. Велит всё убрать – уберу.

– Что за жизнь такая? – хмыкнула я. – Бабушкины два чемодана так и ждут меня дома. А мне теперь голову ломай, чем ёлку для князя нарядить. Это чтобы меня в моих проблемах совсем с головой утопить? Ладно, сама виновата, за язык никто не тянул. Будет вам ёлка на зависть остальным месяцам. Может оно и к лучшему, заодно узнаю, кто из себя что представляет.

Когда стали вносить корзины со всякой всячиной и пришли восемь женщин-рукодельниц, я ринулась в бой, уверенная в том, что справлюсь. В меня вновь вселился дух предводителя стаи мастериц, словоохотливых и исполнительных, не то, что мой предыдущий коллектив.

Из разноцветных лоскутов мы сделали пёструю гирлянду, шишки и жёлуди обмазали яичным белком и посыпали самоцветной крошкой, оставшейся у мастеров по камню и приклеившейся намертво, спилы деревьев расписали красной краской. Пока Ярилко с другими отроками мастерили крестовину для ёлки, Малашка сшила красную звезду, набила её соломой и приделала рукавчик, чтобы можно было надеть на макушку. Кто-то из гридней принёс деревянного расписного коника, которого поставили под украшенную ёлку.

– Как красиво, – с восторгом протянула одна из мастериц, бойкая и розовощёкая Весея. – Попрошу Рознега и у себя дома такую ёлочку поставить. Бабушка Малашка, тебе нравится?

Дремавшая на лавке старушка встрепенулась, отложила шитьё и подошла поближе посмотреть на украшенную ёлку.

– Красиво, и точно вот именно этого всем нам не хватало, – задумчиво протянула она, любуясь нашим творением. – Вот как будто когда-то давным-давно я видела такой сон, может в детстве моём далёком. Мать свою отчего-то вспомнила, помню, она мне всё сказки по вечерам рассказывала, да песни пела. А за окнами вьюга выла. Но мне так хорошо и тепло было, вот прям как сейчас. Понравится твой обычай князю нашему, Расеюшка, не может не понравится.

– Я не расстроюсь, если не понравится, – вздохнула я, вешая на ёлку последнюю игрушку. – У него своё представление о красоте может быть.

– Он хоть и суровый, но труд ценит, а вы тут столько всего сделали, что совесть не позволит выбросить, – погладила меня по голове Малашка.

Когда все разошлись, я осталась доделать последнюю свою задумку – не хотелось, чтобы оставшиеся веточки и ягодки даром пропали. Вооружившись прочной шерстяной ниткой, я плела гирлянду, которой хотела украсить стол князя. В голове толпились самые разные мысли, да и чувствовала я себя страшно одинокой в чужом мире. Всё было непривычным и непонятным. А тут ещё и голова кружилась от того, что кроме утренней каши во рту и крошки хлеба не было – когда все разбежались отобедать, я упорно старалась закончить всё к возвращению Января и преспокойно смыться в свою клетушку, чтобы не попадаться ему на глаза. Так что не до еды мне было.

За окном быстро стемнело. Пламя в очаге устрашающе загудело – поднималась метель. Вой ветра нарастал, баюкал, шептал страшные зимние сказки. Помню, бабушка рассказывала, что в январе такие метели заканчиваются гибелью заплутавшего путника, которого на свою сторону хотели переманить неутомимые ветра Декабря и Февраля, чтобы люди во всем Января обвинили.

От очередного порыва ветра, потухли ближайшие к входу свечи, и дымные едкие струйки поплыли по гриднице.

Я обернулась.

На пороге никого не было, но в вое ветра и безлюдной тишине мне чудилось чужое присутствие.

– Расея..

Тихий шёпот коснулся моего слуха, нагнав волну мурашек.

– Помоги…

Я уронила клубок с нитками. Глухо отскочив от пола, он покатился прямо к двери.

– Январь? – тихо позвала я.

Но ответом мне был дикий вой ветра, такой грозный, точно сотни монстров рвали друг друга на части, окрашивая снег своей кровью.

Новая волна страха поднялась внутри меня и перехватила горло. Хотелось спрятаться с головой под одеяло, включить музыку, которая бы заглушила тот творящийся ужас за окном, от которого бесновалось пламя в очаге и дребезжали промёрзшие окна. Хотелось держаться за сильную руку рядом. За руку, которая бы остановила весь мой страх одним лишь ласковым прикосновением к волосам.

Но вместо всего этого я лишь выбежала из сеней, на ходу завязывая шнурок плаща, сбежала вниз по ступеням и остановилась.

Вокруг было совершенно безлюдно, темно и тихо. Куда все подевались? Гудевший днём двор точно замер в ожидании чего-то страшного. Завывавший ветер заставлял моё сердце колотиться так быстро, что в груди нестерпимо жгло от боли.

Добежав до сторожевой башни, высившейся в дальнем конце двора, я услышала весёлые голоса отроков, собравшихся вместе за игрой в таврели.

– Сюда ходи! – воодушевлённо кричал один из них. – Бей его! Бей!

Но заметив меня, все вдруг замерли.

– Ярилко здесь? – обвела я взглядом собравшихся.

– Не-а, – покачал головой черноволосый отрок, сидевший ближе всех к двери. – С гриднем Щербаткой ушёл на стену.

Я выбежала обратно во двор.

Снег залеплял глаза, а ветер хлестал так, что невозможно было рассмотреть хоть что-нибудь. Мне казалось, что я попала в бушующее море, где нет ни берега, ни спасительного корабля.

Ярилку и, оставшегося за старшего, гридня Щербатку я встретила у ворот, налетев сослепу на них.

– Расея, ты что ли? – удивился Ярилко, приставив ладонь к лицу, чтобы защитить глаза от колкого снега. – Куда ты собралась в такую погоду, госпожа?

– Почему князь до сих пор не вернулся? – спросила я у Щербатки. – Они обещали приехать вечером.

– Значит, на то воля князя, – нахмурился гридень, поправляя шапку, залепленную снегом. – Не твоё это дело, девонька.

– Как они доберутся до крепости в такую метель? – не унималась я. – На стене не горит ни одна сторожевая башня. Может, они в лесу заплутали.

– Князь не может заплутать, – Щербатка начинал злиться на моё непристойное и назойливое поведение.

– А если на него напали? Если Декабрь выгнал войско и напал на него? Он ещё вчера ему пригрозил.

– Наши дозорные уже знали бы об этом, – гридень был непоколебим в своей уверенности. – Князь дал бы сигнал в любом случае.

– А если он не успел дать вам этот сигнал? – я перестала его бояться. – Если с ним что-то случилось такое, что не позволило ему предупредить вас, не позволило попросить о помощи?

Щербатка недовольно смотрел на меня сверху вниз. Только тот факт, что я была гостьей в доме Января, не позволял ему послать меня по добру по здорову.

– Не тревожься, госпожа, – выдавил из себя Щербатка. – Уверен, с нашим князем всё хорошо и он просто ждёт, когда утихнет метель. Поверь, ему это не впервой.

– Расея…

В вое ветра я вновь услышала своё имя. Тихий голос звал меня.

– Зажгите огни, – прорычала я сквозь зубы, испытывая нечеловеческий страх от того, что ничего не могу сделать. – Пошлите отряд на границу с Декабрём.

– Не вижу в этом надобности, – и Щербатка шагнул мимо меня.

Ярилко перемялся с ноги на ногу, не зная, что ему делать. Его лицо выражало непонятную смесь самых разных чувств.

– Тогда я сама это сделаю, – тихо проговорила я. – Ваше безразличие может стоить князю жизни. Где ваше мужество? Где ваша преданность? Вы не видите надобности в самом простом, что можете сделать? Разве зажечь огонь вам стоит денег или чести?

Щербатка остановился.

Даже стоя к нему спиной, я видела, как переменилось его лицо. Скрипнул снег под тяжёлыми сапогами. Захрустели костяшки сжатых кулаков.

– Куда именно мне отправить отряд, госпожа? – сквозь зубы выдавил гридень.

– На Щучий луг, где забирали сено для пахотных лошадей, – я повернулась к нему. – За рекой начинаются владения Декабря. И там же он вчера сделал своё предупреждение князю.

– Там как раз проходит путь к дальней сторожке, – как бы между прочим вставил Ярилко.

Щебратка недовольно посмотрел на него.

– Ладно, – прорычал наконец гридень. – Беги к сторожевым, пусть зажгут огни, может кто из наших увидит их. А ты, госпожа, возвращайся в избу, не гоже тебе мёрзнуть и решать дела мужей.

– Пока мужи сдвинутся с места, умереть можно, – сказала я раньше, чем подумала.

Щербатка строго на меня посмотрел, а потом весело усмехнулся.

– Дожидайся нас, не волнуйся за князя, – уже более ласково произнёс он. – Я сам поеду с отрядом на Щучий луг. Но если твои волнения будут напрасными…

– Прокричу три раза петухом, – закатила я глаза.

– Ох, ты ж и девка! – рассмеялся он. – И где только такая взялась?

И он отправился в сторожевую башню, по пути отдав конюхам поручение седлать коней.

Всё время, пока они собирались, я металась по гульбищу, время от времени посматривая в сторону едва мерцающих в снежной кутерьме огоньков на сторожевых башне первого вала. Из псарни долетали голоса взволнованных псов, навевавших совсем дурные мысли. А когда всадников поглотила тьма, сердце моё совсем сорвалось с ритма, принося мне самую настоящую боль.

– Что же так долго? – повторяла я, до боли в глазах вглядываясь в беспросветную снежную пляску пурги, после чего возвращалась в гридницу князя и там металась из угла в угол, как загнанная в клетку волчица.

Впервые в жизни я ощутила на себе то самое выражение «ждать целую вечность». Мне казалось, что время действительно остановилось, и вся крепость просто летит куда-то с оглушительным воем ветра. Будет ли конец этому полёту или нет, я не знала, но только хотела, чтобы хоть кто-нибудь прервал это безумство.

– Наши едут!

Долетевший голос дозорного вырвал меня из оцепенения, в котором я пребывала то ли несколько часов, то ли несколько дней. Выскочив на гульбище, я увидела движущиеся к крепости огни.

Кто-то из отроков побежал к стене, где-то послышались голоса засуетившихся людей, торопившихся встретить князя.

А я просто стояла, сжимая до боли обледенелую перекладину, молясь о том, чтобы всё было хорошо.

Огней становилось всё больше, и вот уже всадники проехали проездные ворота и скрылись за стеной. До моего слуха стал долетать цокот копыт и громкие, нарастающие голоса.

Я сразу поняла, что случилась беда. Нет, не по крикам гридней, не по храпу загнанных коней, не по стонам раненых. А по гаснущему взгляду всадника, свалившегося с седла прямо на руки Фёдора.

– Держись, – подгонял рында, придерживая князя.

Вдвоём с Бусом они подхватили Января и так быстро, как только могли, понесли его в хоромы, оставляя на белоснежном снегу кровавый след.

– Знахаря зови, быстрее, – подтолкнул Щербатка Ярилку и тот побежал, что есть мочи прочь со двора.

Я и потом не могла вспомнить, как оторвалась от перил и бросилась открывать дверь в сени, как вместе с Фёдором и Бусом оказалась в покоях, как зажгла все свечи, пока они срезали с князя пропитанную кровью шубу, как велела прибежавшим отрокам нести горячую воду и чистые ткани. Я лишь видела побледневшее от боли лицо Января, чей гаснущий взгляд блуждал по лицам собравшихся, пока не замер на моём.

– Расея, – прошептал он. – Уходи.

Фёдор, у которого была разбита голова, а всё лицо залито запёкшейся кровью, тут же вытолкал меня прочь.

– Не нужно тебе этого видеть, – сказал он мне, сверкая в полумраке взволнованными глазами. – Не девичье это. Не надо.

Вымученно улыбнувшись, рында провёл тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Не реви, всё хорошо будет, – и он скрылся за дверью.

А я осталась одна, совершенно одна в чужом мире, где не было места женским слабостям и слезам. Мне было так горько и больно, как никогда в жизни! Я чувствовала себя виноватой в случившемся, чувствовала себя страшно одинокой и потерянной! Мне хотелось проснуться и никогда больше не видеть этот кошмарный сон! Вот только…

Из-за закрытой двери я услышала его крик, сдавленный, несдержанный, беспомощный…

Бросившись бежать прочь, я больше не видела перед собой ничего, кроме ледяной бездны.

Глава 6. Кровавая сеча

Сбежав по ступеням во двор, я остановилась, не имея никакого представления, куда мне спрятаться. Слёзы застили глаза, а весь мир летел с каждым новым порывом ветра в пропасть. Я слышала голоса взволнованных отроков, суетившихся подле гридней, столпившихся возле конюшни и мало-помалу реальность стала доходить до меня.

– Они ждали нас, – говорил Бус Щербатке. – Точно подсказал кто, что мы будем идти обратно той же дорогой, что и днём. Воинов пятьдесят не меньше. Сначала метель поднялась, по ней князь западню учуял. А потом они выскочили. Окружили нас. Когда к нам подоспел отряд, что к Горелому камню ходил, пришли ещё всадники Декабря. Они напали на нас всем скопом. Князя спасло только то, что он опытный воин, а иначе бы…, – Бус покачал головой. – Они на него сразу втроём, как волки, накинулись, и один из них князя нашего мечом прямо наотмашь… Я его уже потом нашёл, когда вы подъехали, без чувств был, в луже крови. Не знаю, чем бы всё закончилось… Только если бы не вы, мы бы князя живым не довезли.

– Расею благодарить надо, – Щербатка стащил с головы шапку и утёр ею лицо. – Она тут нас всех на уши подняла, поругались мы с ней. Да только мне уступить ей пришлось. Разозлился на неё я крепко. А теперь вот совесть покоя не даёт.

– Спасибо, что зажгли огни, без них мы совсем сбились с пути. Теперь главное, чтобы князь выжил, – Бус тяжело вздохнул. – А Декабрю мы отомстим. Мир сорван. Теперь не знаю чего и ждать от него.

– В последний раз мы потеряли полсотни лучших наших воинов, – Щербатка покачал головой. – Тяжёлый год был тогда.

– Боюсь, что в этот раз нам стоит ждать чего-то ещё хуже, – Бус обернулся. – Твердыня Смены времён года давно влечёт взор месяцев. А коль Декабрь решился добраться до неё, то он ничем не побрезгует. А за ним и остальные последуют. Февраль и Март уж точно будут среди первых.

Гридни посмотрели на княжеский терем, а потом заметили меня.

– Расея? – позвал меня Щербатка. – Поди, дочка, сюда, – голос был ласковым и точно виноватым.

Я сделала шаг к ним, чувствуя себя как-то иначе, чем несколько мгновений назад. Пальцы рук онемели от страшного холода, а обострившийся слух улавливал чужеродные звуки. То ли скрип ремней на сёдлах, то ли звяканье оружия. Метель вдруг стала смирнее, но лишь вокруг гридней, точно подслушивая их разговор.

– Войско Декабря ушло? – осторожно спросила я у Щербатки.

– Как только мы налетели на них их и след простыл, – кивнул он.

Я с недоверием посмотрела на запертые ворота.

– Вам не показалось это странным? – спросила я вновь.

Бус с тревогой посмотрел на меня, точно я была больна. Но в его взгляде я прочитала мелькнувшую тревогу.

– А что если они ушли лишь потому, что решили, что князь мёртв? – задала я ему вопрос. – Что если они рассказали об этом Декабрю и он решил предпринять что-то новое?

– Вряд ли он решится напасть на крепость сейчас, – покачал головой Бус. – Её ещё никому не удалось одолеть.

– Потому что её обороной руководил Январь?

– Расея, ты думаешь, что Декабрь пойдёт на Просинь лишь потому что считает князя мёртвым? – воскликнул Щербатка.

– А вы абсолютно уверены, что он не нападёт? – ответила я вопросом на вопрос.

– Девице не пристало рассуждать о заботах мужей, – напомнил мне вновь Щербатка.

– Тогда пусть мужи не расслабляются и не занимаются всякой ерундой в виде игр или чего другого, – хмуро возразила я. – Потому что я не уверена, что Декабрь просто по доброте душевной отпустил вас с Щучьего луга.

Гридни переглянулись.

– Я слышала, как он говорил с Январём, видела его глаза, – пояснила я. – В них было столько злости и ненависти, что только слепой не понял бы, что он готов на всё.

– Он всегда таким был, – вздохнул Бус. – И князя нашего он ненавидит так люто, что от такой злобы всем становится не по себе.

Из гридницы выбежал кто-то из отроков.

Мы обернулись.

– Рында вас зовёт, – выпалил отрок гридням и побежал обратно.

Бус и Щербатка тут же поспешили следом, а я осталась в полном неведении, охваченная новой волной паники.

Жив ли? Только бы был жив!

Метель вновь ожила, засыпая колючим снегом, от которого рябило в глазах и немело всё тело. Я видела, как снежные смерчи выпрыгивают из-под ворот, кружатся по княжескому двору, а потом замирают у сугробов до нового порыва ветра. Было в этом что-то по-настоящему колдовское и пугающее.

Подхватив полы своего платья, я, что есть духу, побежала обратно в гридницу, чувствуя, как вслед за мной несётся новый снежный вихрь. Как же мне в этот момент хотелось спрятаться!

В гриднице собралось много воинов из дружины. Кто-то ел, кто-то расхаживал взад-вперёд, дожидаясь новостей из покоев. Здесь были и те, кто сопровождал князя до дальней сторожки и те, что был на службе в основной дружине.

– Где Фёдор? – пролепетала я, бросаясь к покоям князя. – Мне нужен Фёдор.

Ярилко поймал меня за руку, когда я бежала через сени.

– Стой, госпожа! – воскликнул он. – Тебе туда нельзя! Рында велел не пускать тебя и близко к покоям князя.

– Позови мне его! Слышишь! Позови Фёдора сюда! – закричала я, не в силах подавить нарастающую панику.

– Не могу, – покачал головой Ярилко. – Князю стало хуже.

– Как хуже? – ухватила я отрока за воротник. – Только не сейчас! Позови мне Фёдора!

Но Ярилко с силой вывел меня из сеней к переходу между моими покоями и покоями князя.

– Не до тебя ему сейчас, госпожа, – повторял он. – Утром поговорите.

– Но это важно! Утром может быть поздно! – воскликнула я, вновь чувствуя невообразимый ужас, от прикосновений ледяного ветра, просачивавшегося из-под дверей. – Фёдор!

Я закричала так громко, как только могла. Мой голос гулким эхом отразился от всех стен и замер где-то в глубине княжеских хором.

– Фёдор! Он здесь! Он пришёл! Фёдор! Защити князя!

И вторя моему голосу, во дворе раздался страшный вой ветра, срывавший с крыш тонкий слой свежего снега.

– Да ты в своём уме, госпожа! – воскликнул Ярилко. – Уходи в свои покои! Мне сейчас из-за тебя влетит!

Но Фёдор услышал меня. Я увидела его как раз в тот момент, когда новый порыв ветра качнул пламя свечей и погасил несколько из них.

– Фёдор! – вскрикнула я, отталкивая от себя Ярилку. – Он здесь!

– Кто здесь, Расея? – Фёдор с негодованием смотрел на меня.

– Декабрь! – крикнула я, указывая пальцем в окно.

Во дворе послышался лай собак, чьи-то крики и лязг оружия.

Фёдор бросился к двери и выскочил за порог.

Снежные вихри прямо на глазах становились хорошо вооружёнными воинами, хладнокровными и беспощадными.

На сторожевой башне грохнул колокол, которому тут же вторил другой.

– Вот ёшки-матрёшки! – с ужасом воскликнул Фёдор. – Дружина! В бой!

Я видела, как он лихо перемахнул через перила гульбища и приземлился прямо в самую гущу завязавшегося ближнего боя. Отовсюду хлынули дружинные Января, весь двор наполнился криками, звоном стали и воем ветра. Точно одно безумное стихийное бедствие заполнило обезумевший мир, стремясь поглотить как можно больше жизней. И в этом водовороте не было пощады.

Я видела, как падали сбитые с ног юные отроки, для которых этот бой оказался первым. Видела, как сражаются без брони бесстрашные гридни, как крушат своими мечами врага лучшие воины князя. Видела, как снег становится чёрным от крови и как светлеет на востоке небо.

Опомнилась я тогда, когда прямо перед нижней ступенькой взвился косматый вихрь и тонкой позёмкой потянулся к тому месту, где стояла я. В этот момент меня точно кто-то стегнул по спине. Я бросилась к покоям Января. Только бы мне просто всё это примерещилось. Но, увы. В сенях позади себя я услышала тяжёлые шаги.

В покоях князя не оказалось никого, кто мог бы его защитить, даже малодушный знахарь и тот куда-то запропастился. В ужасе я поняла, что загнала саму себя в смертельную ловушку. Лучше бы я утонула в полынье!

Подперев дверь дубовым стулом, я попыталась сдвинуть с места тяжёлый сундук, чтобы хоть как-то задержать врага. Но не тут-то было! Он и с места не сдвинулся!

Тяжёлые шаги замерли на мгновенье перед дверью, после чего стул с протяжным скрежетом отъехал в сторону.

Я в диком ужасе метнулась к постели Января, схватив с подставки коптящийся факел.

На пороге стоял огромный воин, тот самый, что тащил меня за ворот шубы к ногам Декабря.

– Какая встреча, – лениво протянул он, узнав меня.

– Не подходи! – закричала я.

– Ой, боюсь, боюсь, – с издёвкой засмеялся он, делая шаг в мою сторону.

За его спиной появился ещё один декабрьский воин.

– Уйди в сторону, январская девчонка, – прорычал он, с ненавистью глядя на меня.

– Пошли прочь!

Я никогда в жизни не дралась, даже в школе никого из девчонок за волосы не оттаскала в шутливых девчачьих перепалках. Да что там говорить! Я даже своему бывшему благоверному не удосужилась заехать по щеке. А теперь передо мной стояли не просто воины, а машины для убийства, жившие только войной, а не розовыми соплями из сериалов про отважных супергероев. Они оба смотрели на меня с презрением, словно на надоедливую муху.

– Мама.

От тихого шёпота позади меня всё моё тело пробила новая дрожь. Я обернулась на Января.

На суровом жёстком лице отражалась боль. Новая незаслуженная боль.

– Пошли прочь!

Я отчаянно метнула факел в ближайшего воина. Но он лишь отклонился в сторону.

– Хотел отвести тебя к Декабрю, да что-то мне расхотелось, – процедил он сквозь зубы. – Возни с тобой больше.

И он уверенно зашагал ко мне, в то время как второй двинулся к ложу князя с другой стороны.

Я понимала, что конец близок, но впервые в жизни не хотела сдаваться так просто. Не хотела быть загнанной в угол мышкой, способной только на то, чтобы закрыть глаза и ждать, когда прихлопнут. Схватив с сундука нагайку князя, я махнула ею с такой силой, какой не ожидала от самой себя.

– Прочь!

Конец нагайки дотянулся до лица воина и рассёк ему бровь.

– Ах ты…

И одним прыжком он повалил меня прямо на сундук, где стояли приготовленные для Января лекарские снадобья.

Я закричала от острой боли, когда осколки каких-то склянок впились в мою спину, а лицо обожгло чужое смрадящее дыхание. Но это был ещё не конец моей гибели. Мою смерть точно оттягивали за уши чьи-то сильные руки.

Грубые и беспощадные руки декабрьского монстра я чувствовала везде. Он давил меня всем своим телом, задирая край моей рубахи, под хохот второго воя, забывшего на мгновенье зачем пришёл в покои князя.

– Ты сама виновата, – прорычал мне прямо в лицо мой противник.

Моя рука нашарила осколок разбитой от моего падения тарелки, и я, зажмурившись от месива жутких чувств, полоснула воина по лицу. Сейчас я хотела спасти себя. Его кровь опалила мне щёку.

Он страшно закричал, отпуская меня и хватаясь руками за лицо.

Черта была пересечена. И я ударила его нагайкой, которую, не смотря на падение, не выронила, ударила так сильно, как только могла. В голове пулисировало лишт одно желание – жить.

– Пошли прочь! Прочь! – мой истеричный вопль зазвенел в ушах.

Запрыгнув на ложе Января, я ударила второго воя как раз тогда, когда он хотел поразить князя мечом, чтобы поскорее закончить дело, ради которого они пришли сюда, чтобы поспешить на помощь своему товарищу и сразить меня. Но мне было не страшно. Внутри меня поднималась такая паника, от которой я слепла и не могла контролировать себя. Наверное, это было отчаяние. Я просто хотела жить. А ещё – защитить себя и его. Его, который снова в бреду позвал меня как свою мать, Миланку Синесветовну, отдавшую за него жизнь.

Я хлестала нагайкой воздух вокруг себя как безумная, зная, что они всё равно нападут на меня. Взмахивала и вертелась на месте, как волчок до тех пор, пока рука второго из воинов Декабря не ухватила конец нагайки, и он не швырнул меня на пол.

– Дрянь, – услышала я у себя надо головой.

И тут он как-то странно покачнулся, глаза полезли из орбит, и вой стал падать прямо на меня. Взвизгнув, я откатилась в сторону.

Позади него с окровавленным мечом едва стоял Январь, без кровинки на белом лице.

В покои князя ворвались Бус и Фёдор. Оба распалённые боем, яростные и отчаянные.

– Князь! – воскликнул рында, увидев, как Январь покачнулся.

Но я уже бросилась к нему, не дав упасть от слабости.

Бус скрутил раненного декабрьского воина и поволок прочь из покоев.

Фёдор помог мне уложить князя обратно на ложе.

– Всё хорошо, – приговаривала я, как заведённая.

– Расея, – прошептал Январь, вновь проваливаясь в забытье.

– Где ты был? – набросилась я на Фёдора, ударив его кулаком в грудь. – Где ты был? Ты бросил его одного!

– Расея, – Фёдор поймал мой кулак. – Прости.

И я заплакала, так громко и несдержанно, словно во мне открыла все двери истерзанная страхом и отчаянием моя душа.

Фёдор прижал меня к себе, гладя по голове.

– Прости, – повторял он снова и снова. – И ты, князь, прости. Я не должен был…

Но мне уже было плевать на его слова. В голове пульсировало лишь одно слово. «Живой».

Глава 7. Неудавшийся побег

В то утро я так и не смогла уснуть. Всё пережитое будоражило моё сознания. Стоило мне закрыть глаза, как перед взором вновь возникали злобные лица декабрьских воинов. Я снова и снова вскакивала с постели и бежала к окну, чтобы посмотреть не вернулись ли враги, не звенит ли оружие. А когда тихо отворилась дверь и в мои покои просунулась перемотанная голова Фёдора, я вскрикнула и запустила в него подвернувшейся под руку берестяной шкатулкой.

– Расея! – юркнул он обратно за дверь. – Это я.

– Ты с ума сошёл так пугать! – всплеснула руками я. – Я подумала…

– Всё хорошо, – Фёдор осторожно приоткрыл дверь. – Они не вернутся. Я пришёл проверить как ты. Очень надеялся, что ты всё-таки уснула.

Он с тревогой посмотрел на меня.

– Как твоя голова? – спросила я его.

Фёдор пощупал свою повязку, а потом широко улыбнулся.

– Знахарь сказал, что мозги на месте.

– Это обнадёживает, – кивнула я.

И Фёдор рассмеялся, входя окончательно в покои.

– Я хотел спросить у тебя, – перемялся он с ноги на ногу, нерешительно заглядывая мне в глаза. – Правда, я надеялся, что ты спишь и разговор не состоится.

– Спрашивай, раз начал, – пожала я плечами.

– Как ты поняла, что воины Декабря здесь? Никто из стражников так и не приметил их, – затараторил Фёдор. – И ушли они также незаметно, как и появились. Князь бы мне пояснил, но он сейчас не лучший собеседник.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Когда я была во дворе, то увидела, что снег необычно завихряется, а потом замирает. Мне показалось это неправильным. Вьюга точно следила за нами. Мои чувства подсказали мне, что рядом опасность. А потом ты всё видел сам.

– Ты тоже, как князь, умеешь управлять стихиями и погодой? – подозрительно посмотрел на меня Фёдор.

Я отрицательно покачала головой.

– Нет, конечно! Просто я очень наблюдательный человек, – пояснила я свой ответ. – Природа – мой главный источник вдохновения. И чтобы видеть то, что другие не замечают, нужно просто наблюдать. Я люблю наблюдать. Раньше часами могла сидеть и смотреть, как идёт дождь, или плывут облака, или как идёт снег.

Фёдор внимательно слушал меня, не перебивал.

– А как же ты тогда нагайку князя сумела в руки взять? – вновь спросил он, присматриваясь ко мне, словно желая увидеть ответы на моём лице раньше, чем я заговорю.

– В смысле? – я удивилась его вопросу.

– Его нагайка вызывает ветра, с помощью неё он управляет ими, – Фёдор подошёл ближе, чтобы лучше видеть моё лицо. – Никто не может её взять в руки, потому что для того, кто попытается это сделать, она просто окажется непомерно тяжёлой. А я видел, как ты стегала ею декабрьских наёмников.

Я была поражена.

– Ты всё выдумываешь, – недоверчиво отозвалась я.

– С чего бы мне? – Фёдор покачал головой. – А вот ты, кажется, чего-то недоговариваешь. И мне бы хотелось понять, что именно.

– Я говорю правду! И мне непонятны твои сомнения. Или ты считаешь меня засланным шпионом?

– Шпионом? – нахмурился Фёдор. – Не знаю. Я просто хочу тебя понять. Мне бы не хотелось разочароваться в своих чувствах к тебе.

– Фёдор, – я выставила перед собой руку, чтобы не дать ему сделать ещё шаг в мою сторону. – Мне незачем обманывать тебя и князя. Я не работаю ни на кого из месяцев. Я сама себе хозяйка. У меня и в мыслях не было навредить вам всем. А всё остальное, что происходит со мной или из-за меня удивляет меня саму не меньше тебя! Ты думаешь, я понимаю, что происходит? Мне бы самой хотелось получить ответ на все те вопросы, что ты задал. Но я клянусь тебе – я не враг ни тебе, ни князю. Сказать по правде, здесь у меня появился всего лишь один единственный друг. Это ты. И я хочу, чтобы ты поверил мне, поверил и не спрашивал, почему я такая странная. Потому что я не могу тебе дать ответа. У меня его попросту нет. Я не знаю кто я, не знаю, как оказалась во владениях Января, у меня нет семьи, нет дома. У меня есть лишь моё имя и моё слово – я вам не враг.

Фёдор хмуро выслушал, не перебивая и не отводя взгляда. Голубые глаза сверлили насквозь. Мне даже нехорошо стало от этого. И куда подевался смешливый рында, потешавшийся надо мной? Теперь мне стало понятно, почему именно он стал телохранителем и другом князя. Умеет расположить к себе и добить, не моргая, если надо.

– Я верю, что ты не враг, – произнёс он, наконец, свалив камень с моей души. – Ты защищала князя ценой собственной жизни, пока мы так безответственно пренебрегли противником. Защищала, зная, что проиграешь. Чем ты только думала в этот момент?

– У меня не было времени думать, – покачала я головой. – Вы бы все поступили также.

– Щербатка рассказал мне о твоём поступке в наше отсутствие, – прищурил глаза рында.

– Ты сказал, что вернётесь к вечеру, – я решила, что могу перейти в нападение, чтобы прекратить объяснять ему то, чего просто не могла объяснить. – У тебя понятие вечера слишком растяжимое. Ты не ориентируешься когда день, а когда ночь? Мне из-за тебя не удалось даже поужинать! Пришлось работать сверхурочно, чтобы закончить украшать ёлку!

Фёдор отступил от меня. Взгляд снова стал привычным, без суровой подозрительности. Мне даже дышать легче стало.

– Ты говоришь, что у тебя нет дома, но при первой встрече заявила, что пришла из деревни, а в твоей семье существует обычай наряжать дерево в ночь смены времён, – вспомнил он мне мои слова.

– Это правда, – вздохнула я. – Я говорила правду. Из семьи у меня была только бабушка. Родителей я никогда не видела и не знаю их. В ту ночь я правда пошла в лес и заблудилась. Провалилась под лёд, и ты сам знаешь, что было дальше. Как и где оказалась, – я понятия не имею. Только знаю, что нет здесь ни моей бабушки, ни моей деревни с домом. Я вообще не знаю где я.

– Но ты же узнала Января? – Фёдор не сдавался.

– Поняла по вашему разговору, – я пыталась вспомнить тот злосчастный вечер. – Бабушка мне рассказывала о двенадцати месяцах, о крепости Смены времён года, о Русе и о чародее, нарушившем ход времён, с самого детства, слышала о том, что есть способ попасть в зеркальный мир простых людей и обратно.

– То есть, ты хочешь сказать, что пришла из другого мира? – воскликнул Фёдор.

– Я не знаю! – закричала я на него. – Не знаю я ничего! Может, я просто сплю и вижу этот кошмар! Если я и вправду не в своём мире, то я просто хочу домой! Мне не место здесь, ты сам это видишь. Лучше бы я утонула!

И отвернувшись к окну, я вновь почувствовала подступившие к горлу слёзы. Я хотела домой, к бабушке. В свой нормальный мир, без супергероев и мечей. Может быть, мне просто нужно снова добежать до того места, где я провалилась и попытаться найти мост через Чернобродку, чтобы вернуться в деревню? Может, никуда я и не попала, а просто завернула в гости в чёртову Просинь, чтоб ей пусто было! Нужно сбежать отсюда и добраться домой. Здесь ведь недалеко, я просто ушла не в ту сторону. Мне вон на северо-запад нужно, всего-то делов!

– Я не расскажу о нашем разговоре никому, – подал голос Фёдор. – Пусть ты и странная, но мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось. У нас у всех ненормальная судьба. Что у тебя, что у меня кроме этой крепости ничего нет. Может по этой причине ты мне так понравилась и не важно из какого ты мира. И буду рад, если ты останешься в крепости.

– А я надеюсь, что ты и впредь будешь моим другом, – отозвалась я. – Во всяком случае, я бы не хотела иметь такого врага, как ты.

Фёдор усмехнулся.

– Такой страшный?

– Очень, – кивнула я, поворачиваясь к нему без тени веселья. – У тебя от улыбки до оскала одна высеченная искра. А ладони больше, чем моя голова.

– Так лестно обо мне ещё никто не отзывался, – Фёдор зацокал языком. – Говоришь, прямо как князь.

Я улыбнулась.

– Друзья? – и протянула ему руку.

– А коль жениться надумаю? – ещё шире улыбнулся рында.

– Умереть раньше времени хочешь? – закатила я глаза. – И не смотри, что я слабее тебя.

– Ладно, потом поговорим на эту тему, – он пожал мою руку. – Друже.

– Друже, – повторила я такое знакомое, но забытое временем и моим миром слово.

Когда он ушёл, заверив, что опасности нет, я забралась под одеяло и, наконец, провалилась в сон, сражённая ужасной усталостью и всеми пережитыми эмоциями. Разговор с Фёдором окончательно пошатнул мою нервную систему. Но он рано или поздно всё равно бы состоялся. Радовало меня только то, что Фёдор мне поверил. Поверил и пообещал быть на моей стороне. А большего мне сейчас и не надо. Постараюсь просто выжить и проверить теорию с нырянием в проруби.

Мне снились кошмары, в которых я снова и снова защищалась. Я бежала по тёмным коридорам без окон и дверей, и всё никак не могла добежать до конца, а позади меня слышались нагоняющие тяжёлые шаги. Шаги становились всё ближе, а чужое дыхание обжигало мне затылок. Я никак не могла добежать до заветной двери, которую видела впереди, видела, как из-под неё просачивается свет, но каждый мой шаг был слишком тяжёлым. Мне было холодно. Очень холодно. Отчаяние вырывалось из груди пронзительным криком. А потом я увидела ЕГО.

В неживых глазах полыхал огонь. Узкие бледные губы растянулись в отвратительную усмешку.

– Иди ко мне, Расея.

Шёпот, точно холодный порыв ветра, ударил мне в лицо.

И удивительное дело – я не могла остановиться! Теперь мой бег превратился в полёт навстречу чудовищу впереди, как бы я не силилась повернуть назад. Лучше попасть в руки воина позади меня, чем к НЕМУ!

– Нет! – вскрикнула я, когда пылающие глаза стали совсем близко, а мерзкая костлявая рука потянулась к моей шее.

Ключ на груди вцепился в мою кожу, точно и сам не хотел, чтобы к нему прикоснулся кто-то другой. Мне стало нечем дышать.

– Нет! Нет!

– Никто тебя не услышит, – вновь прошелестел голос.

Коридор стал стремительно сужаться, а ЕГО рука почти коснулась меня, опалив таким холодом, словно меня коснулась смерть.

– Январь! – закричала я, чувствуя, что больше не могу сопротивляться. – Спаси меня!

От собственного крика зазвенело в ушах, а ледяная рука дотронулась до моей щеки, забирая все оставшиеся силы.

– Обернись.

И мой разум подчинился только одному этому слову, прозвучавшему так далеко от меня, будто на другом краю вселенной.

Я открыла глаза. Губы страшно пересохли, а глаза были полны непролитых слёз.

Рядом со мной толпилась куча народу. Бабушка Малашка причитала так громко и надрывно, что я подумала, что уже умерла. Воняло какими-то курившимися травами, а знахарь что-то торопливо объяснял Ярилке, стоя у окна моих покоев. Весея и ещё одна рукодельница из тех, кто помогали мне наряжать ёлку, тихонько глотали слёзы, подшивая какую-то рубаху. Небось, в ней собрались меня хоронить. Повернув голову, я увидела стоявшего ко мне спиной Фёдора, а с ним – бледный и осунувшийся Январь.

Он первым увидел, что я пришла в себя. Сурово посмотрел, точно облил ведром ледяной воды, кивнул рынде и, держась за раненый бок, скрылся за дверью.

– Ой! – громко воскликнула Малашка. – Очнулась! Ой, милая!

И она зарыдала ещё громче, чем до этого, а Весея и её подружка подхватили причитания, побросав своё шитьё.

– Не дождётесь, – процедила я сквозь зубы, с трудом шевеля губами.

Знахарь ухватил меня за руку под пристальными взглядами тут же подскочивших к моей постели Фёдора и Ярилки. Но я выдернула руку и села. Голова закружилась, а желудок точно прилип к позвоночнику.

– Как ты, Расея? – взволнованно спросил Фёдор.

– Есть хочу, – отозвалась я, отмахиваясь от его протянутой к моему лбу ладони. – И что вы так рыдаете? Я всего лишь уснула.

– Уснула? – брови Фёдора взлетели под самые кудри. – Да ты сутки в себя не приходила! Кричала так, что на сторожевой башне у дозорных в ушах звенело!

Я недоверчиво обвела собравшихся взглядом. Малашка всё поправляла моё одеяло, прижимая край платка к дрожащим губам.

– Зато князь поднялся, – пробормотала я.

– Да ты ж и мёртвого поднимешь, – закатил глаза Фёдор. – Напугала нас всех. Прикольная просто до жути.

Когда они ушли, оставив меня на попечение всё ещё причитающей бабушки Малашки, я попыталась её успокоить. Но не тут-то было! Старушка всё кидалась мне на руки, приглаживала волосы, гладила лицо, заглядывая в глаза, ну совсем как моя бабушка!

– Ох, милая, – приговаривала она. – Не жалеешь ты меня! Я уж думала, не свидимся с тобой. Что с тобой только было! И кричала, и плакала, и металась, бедная! То в жар тебя бросало, то в холод. Знахарь князю запретил вставать, да только твои крики и до него долетели. Уж он тут звал тебя, звал, да только ты и слышать никого не хотела. Мы уж думали не сдюжаешь ты. Послала за Весеей и Нельгой. Не знали, что и думать!

И она снова рухнула на мою постель с рыданиями. Ох и намучалась я успокаивать её и заверять, что всё со мной хорошо. Даже когда Ярилко принёс мне поесть, она всё с ложки пыталась меня накормить. Её забота страшно тронула меня. Прав был Фёдор, когда сказал, что мы с ней поладим.

– Как князь себя чувствует? – спросила я, когда осилила полчашки каши.

– Слаб ещё, – вздохнула бабушка. – Рана была страшная. Только не мог он так просто сдаться. Он у нас сильный. Не будет князя – не будет больше ни Просини, ни начала Коловорота, ничего не будет. Один он у людей. Нельзя ему сдаваться и оставлять нас на растерзание остальным месяцам.

Я лишь кивнула головой. Права Малашка, ох как права! Да только у Декабря явно другие мысли были, раз так подло напал на крепость.

– И тебе он жизнью теперь за своё спасение обязан, – улыбнулась бабушка. – Вся крепость о твоём поступке только и говорит. Повезло князю, что тебя встретил.

Я промолчала. А если бы не встретил? Напал бы Декабрь? Или не случилось бы той стычки из-за меня на Щучьем лугу? Как бы было, если бы меня здесь не было?

– Ты на князя не серчай, – продолжила бабушка. – Он словами благодарить не умеет, так что не жди от него многословных речей. Но он не забудет того, что ты сделала для него.

– Вы бы тоже так поступили, – пожала я плечами. – Да и он меня спас. Не поднимись он с постели – убил бы меня воин Декабря. Мы с ним ничего друг другу не должны.

Бабушка Малашка снова заохала, взывая то к Миланке Синесветовне, то к покойному князю Сеченю. Признаться честно, я больше всего хотела, чтобы меня оставили одну.

– А когда гости приедут, бабушка? – вспомнила я.

– Да уж скоро их нелёгкая принесёт! – всплеснула Малашка, забыв, наконец, о своих причитаниях. – Яств на них не хватит, окаянных! Март, небось, как всегда первее всех первых заявится! А уж после того, что случилось с князем, так и вовсе явится, не запылится, чтоб первому узнать, не привалило ли ему коловоротство по счастливой случайности.

И она горячо принялась прохаживаться по всем месяцам, а когда пошла на второй круг, я взмолилась, что хочу побыть одна. Заверив Малашку, что уходить в мир иной не собираюсь без её ведома, я отпустила мою сердечную бабулю по другим, более важным делам.

Радости моей, когда наступила тишина, не было предела.

День стоял ясный. Солнечные лучи пробивались сквозь расписанное дивными узорами стекло, создавая ощущение тепла и радости.

«Интересно, – подумала я. – Мне обязательно идти к тому самому месту, где провалилась, или подойдёт любой другой водоём? Сомневаюсь, что найду точное моё подлёдное плавание, но может всё от речки зависит? Не зря же она Чернобродка».

Одевшись и укутавшись в меховой плащ, я вышла на гульбище.

Внизу кипела работа. Отроки таскали дрова, носили корзины, чистили крышу конюшни от снега. Даже и не верилось, что совсем недавно здесь под ногами плавился от крови снег. Лишь за валом, на высоком выступе скалы темнело кострище, где свой покой обрели дружинные князя. Так странно это всё было. Крепость мирно гудела в своих дневных заботах, словно и не было потерь. А они были.

Я спустилась вниз и направилась к воротам. Никто не обратил на меня внимание. Признаться, я была этому рада. А затеряться в городской толпе было делом плёвым.

Дорогу через лес я помнила, да и найти её не составило труда – санный путь, присыпанный сеном, которое перевозили с луга, уверенно вёл куда мне было нужно. Жалко только, что Малашка расстроится, когда не найдёт меня в покоях. Но у меня не было другого способа вернуться домой. А здесь от меня только одни неприятности.

Лес встретил меня звонким пением ветра в высоких макушках елей. Обыкновенный ветер, принадлежащий самому себе.

Идти было легко по утоптанному снегу, и вся моя затея казалась простой прогулкой в безоблачный зимний день. Вот только когда я вышла на Щучий луг, солнце осталось за моей спиной. Меня встретил неприветливый тихий сумрак наступающего вечера. Санный путь исчез, точно его никогда и не было под моими ногами, тут и там на снегу темнели бурые пятна крови.

Если бы не моё желание добраться до дома, я бы повернула обратно.

– Только ничего не бояться, – повторяла я себе, шаг за шагом приближаясь к высокой стене речного тростника. – Мне нужно домой, здесь и без меня справятся. Никто даже не вспомнит обо мне. И все будут жить долго и счастливо.

Когда я добралась до реки, над моей головой сияли тихим неясным светом далёкие звёзды. Незнакомые созвездия сплетались в дивные небесные узоры, точно давая мне понять, что за рекой нет моей родной деревни, а бабушка моя осталась где-то далеко-далеко. Я действительно была в мире двенадцати месяцев. И сейчас этим миром правил Январь. Миром, который висел на волоске от жестокой войны, развязанной не одним Декабрям, а тем НЕЧТО, что так звало меня во сне.

Я обернулась.

Лес точно звал меня вернуться назад и не делать ничего опрометчивого.

– Мне здесь не место, – напомнила я снова себе. – Это не мой мир.

Ветви елей тянулись ко мне, протяжно умоляли не идти к реке.

«А где твой мир?», – прозвучал в голове насмешливый голос, мой собственный.

Я остановилась. Но не от того, что прислушалась к внутреннему голосу, а от того, что до моего слуха долетели голоса.

Затрещал камыш на реке. Кто-то громко выругался. Лошади недовольно затрясли головами, отчего сбруя звонко зазвенела. Снег скрипел так громко, точно хотел быть услышанным в самой Просини.

Я повернула назад, и кинулась в молодой подлесок, ругаясь на собственную дурость. Теперь бы только успеть добежать!

Едва передо мной выросли спасительные заросли, как кто-то ухватил меня за руку и закрыл ладонью рот, чтобы я не закричала.

– Что ты здесь делаешь, я выясню потом, – прошептал мне прямо в ухо Январь. – А сейчас, будь добра, не дыши.

Мне конец! Уж лучше встретиться на реке с войском Декабря, чем с ним! В его голосе было столько злости и презрения ко мне, что лучше бы мне провалиться сквозь землю прямо сейчас.

– Вран, тише, – предупредил он своего коня.

И тот замер, точно у него где-то была кнопка отключения, даже не моргал. А может это Январь его заморозил? И зачем я только на свет родилась!

Кавалькада всадников приближалась, и уже можно было понять, что на добрых пахарей из Просини они совсем не похожи. Это были хорошо снаряжённые воины, которые помимо дополнительных лошадей, вели с собой рабов. Я была больше, чем уверена, что двигались они в сторону дальней сторожки. Только что им там нужно? Да ещё и не на своей территории?

– Они хотят попасть за засечную черту? – осмелилась я спросить, когда всадники скрылись из виду.

– Кто ж их знает, – отозвался князь. – Они мне не докладывали. А вот куда ты собралась, это вопрос поинтереснее.

Он отпустил мою руку.

– Так не терпелось умереть, что решила снова в полынье очутиться? – гневно спросил он. – Думаешь, что обратно вернёшься?

Я промолчала.

– Ничего у тебя не выйдет, можешь даже не пытаться, – сказал, как отрезал, Январь. – Смена Колеса года прошла, миры больше не встретятся.

– Значит, я могу попробовать через год? – вырвалось у меня раньше, чем я подумала.

Лучше бы я ослепла, лишь бы не видеть этого тяжёлого надменно взгляда, каким он смерил меня.

– Ты, правда, этого хочешь? – спросил он как будто бы безразлично.

Я медленно кивнула.

– Тогда не стану тебя держать, – и он повернулся к Врану.

– Ты же сам видишь, что мне не место в этом мире, – заговорила я, зная, что он слушает меня. – Ведь ты сразу понял, откуда я. Даже Фёдор об этом догадался. А если остальные узнают? Они же растерзают меня, чтобы узнать, как выбраться в мир простых людей. Из-за меня всё будет только хуже. Я и так принесла столько бед всего за несколько дней! Из-за меня на крепость напали! Из-за меня погибли люди! Из-за меня тебя ранили! Разве я могу остаться здесь после всего, что натворила?

– Из-за тебя только хлопоты у Малашки, которым она крайне рада, – не поворачиваясь, ответил Январь. – Из-за тебя в крепости уцелело больше людей. Из-за тебя я остался жив. А всё остальное и так бы произошло.

– Ну да, – фыркнула я. – Если бы я не свалилась с коня, Декабрь не стал бы угрожать.

– Ты ничего не знаешь, – усмехнулся Январь. – Он бы в любом случае напал, с твоим или без твоего участия. Так что прекрати нести очередную чушь, потому что жалеть я тебя всё равно не стану и убеждать в обратном – тоже. Но то, что мне пришлось вместо тёплой постели тащиться за тобой в лес, так просто не сойдёт тебе с рук.

– Лучше бы ты просто прогнал меня, – тихо прошептала я.

– Так понравилась прогулка, что тебе плевать, что я ранен? – обернулся ко мне Январь.

Я зажмурилась. Ну почему это всё происходит со мной? Он вынуждает меня отступить от своей задумки и пожалеть его!

– А как же те, кто отправился к сторожке? – я махнула в сторону ушедших всадников.

– Если поторопимся, то успеем выслать отряд, – Январь неуклюже забрался в седло. – Иначе снова останешься одна. А Фёдора, заметь, здесь нет.

Бедный Вран! Он вытерпел мою мучительную попытку более-менее достойно сесть позади Января.

Неожиданно князь протянул мне вязаные варежки.

– Возьми, – сказал он равнодушно. – Вран летит быстрее ветра, руки могут замёрзнуть.

Я удивилась, но варежки взяла, ведь одна моя рукавичка точно была родная.

А Январь, поманив к себе едва заметную глазу снежинку, что-то шепнул, и она исчезла в вышине, устремившись куда-то к звёздам.

– Держись крепче, – только и сказал он, прежде чем дать шенкелей коню.

Я вздохнула. Побег не удался. Пробовать вернуться домой нет теперь смысла. Остаётся только дожить до Нового года. Доживу ли? А остальные доживут ли?

Глава 8. Ранний гость

Вран летел подобно выпущенной стреле, повинуясь, казалось, самой мысли своего хозяина. Мне оставалось лишь крепче держаться, чтобы не соскользнуть на крутых поворотах. Ладони в варежках горели от жара, как будто они были связаны из каких-то огненных нитей.

– Что ты делаешь?

Неожиданно Январь на полном скаку остановил коня и расцепил мои руки у себя на поясе.

Я удивилась.

Недоумение в его взгляде мне было видно даже сквозь затылок.

Он спрыгнул с Врана и торопливо сбросил шубу, как если бы она полыхала огнём.

Я осторожно сползла следом. Мало ли, вдруг придётся ноги уносить от него.

– Что случилось? – не понимала я. – Я тебя чем-то обидела? Но я ничего не делала!

Январь осторожно приподнял рубаху и ощупал раненый бок.

– Тебе больно? – заволновалась я, чувствуя, как нехорошо мне становится от одной мысли, что из-за меня ему пришлось встать с постели, не смотря на смертельную рану.

– Нет, – резко ответил Январь и, одёрнув рубаху, посмотрел на меня, точно видел впервые.

Я перемялась с ноги на ногу под его пристыльным взглядом, не зная, как себя вести и что думать. Что опять, блин, происходит? Руки предательски задрожали от волнения и отчаяния. Непонимание было главной причиной всех моих расстройств. А его молчание и вовсе заставляло меня чувствовать себя страшно виноватой и лишней.

– Впереди поедешь, – беспристрастно бросил он мне, надевая шубу обратно.

И не успела я понять его намерения, усадил в седло.

– Что ты делаешь! – воскликнула я. – Твоя рана может…

– Всё в порядке, – нетерпеливо перебил он меня и, легко взлетев на Врана, тронул поводья. – Попрошу Ярилку научить тебя ездить верхом. Выберешь себе лошадь, какая понравится.

С удивлением я обернулась к нему.

– Сиди смирно, – фыркнул он. – Вран не любит беспечного к себе отношения.

Отвернувшись, я в недоумении уставилась на холку коня, пытаясь проследить мысли князя. С чего вдруг всё это? Зато у меня появится хоть какое-то развлечение в крепости. А навык верховой езды мне очень даже пригодится в этом мире, иначе далеко я на своих двоих не уйду. Но эти мысли быстро выветрились, так как больше всего меня беспокоило поведение Января. Что такого случилось, отчего он даже коня остановил, чтобы проверить свою рану? Видимо, я слишком сильно за него держалась, и так боялась свалиться, что не заметила, как потревожила раненый бок.

Лес начал редеть, а Вран вдруг замедлился.

– Не прошло и года, – прошептал Январь.

Из темноты вынырнул дружинный отряд во главе с Фёдором.

– Что-то вы долго, – сурово бросил им Январь, когда всадники окружили нас.

– Прости, князь, – рында виновато посмотрел из-под шапки. – Я всю крепость перевернул, не знал где тебя искать.

– Ворон меньше ловить нужно, – Январь был непреклонен. – На то ты и рында, чтобы знать, где я.

Фёдор опустил голову.

– Ладно, – князь усмехнулся. – На то воля моя была, чтоб ты не знал где я. В этот раз прощаю.

Вот ведь бессердечный! У Фёдора чуть инфаркт не случился из-за того, что второй раз прохлопал князя, а у него видите ли «его воля была»! Что он о себе только думает?

Мне казалось, что я даже услышала, как Фёдор облегчённо выдохнул.

– Что за срочность такая, княже? – спросил Бус, всё ещё пытаясь понять, почему и я опять не там где должна быть.

– У нас гости, и совсем не в том смысле, в каком вы думаете, – сверкнул глазами Январь. – К дальней сторожке направляется отряд Декабря. У них пленники из простого люда. Надо бы проследить. Коль за засечную черту пойдут в обход – снять всю заставу и не дать им и шагу ступить. Дурные дела творятся. Уж не знаю кто всем этим руководит, но коли Декабрь на свою сторону позовёт кого не надо из дальних земель… Тут даже и объяснять не нужно.

Бус и Щербатка переглянулись. Оба были хмурыми и встревоженными. Явно знали больше, чем я услышала.

– Если он затеял ворожбу, то явно из ума выжил, – мрачно проговорил Бус.

Январь закивал головой, вглядываясь в гущу леса.

– И это накануне пира, где соберутся все месяцы, – тяжело вздохнул он. – Кто ж ему это всё нашептал? Видимо думает, что я при смерти. Иначе бы так быстро не рискнул.

– Твоя смерть, князь, ему выгодна больше, чем чья либо, – напомнил Фёдор. – Ты один в январских землях. Уж извини за прямоту. Даже у Марта родня осталась.

– Да знаю я, – махнул рукой князь. – Только это не даёт Декабрю права призывать в наш мир иную силу. Это подло даже для него. По таким правилам он никогда раньше не играл. Лучше бы войско собрал, ударил открыто.

– Он всегда был отвратительным, – с презрением заметил Фёдор. – С ним даже никто из месяцев объединяться не хочет, потому что в любом случае будет нож в спину хоть Марту, хоть Сентябрю.

– Мы с Щербаткой проследим, куда отряд ушёл, – Бус уверенно выпрямился в седле.

– Плишка и Молчан пойдут с вами. А мы с дружиной – следом, – согласился Январь. – В бой не вступать без моего согласия и без надобности. Ярилко, где ты там? За гостью нашу отвечаешь головой.

– Но ты же ещё не поправился, князь! – недовольно воскликнул Фёдор.

– Не до ран сейчас, – отмахнулся тот.

Ярилко выехал вперёд.

– Ступай с ним, – велел мне князь. – Басман, остаёшься за старшего в крепости. Если что-то случится – я дам знать, – скомандовал он гридню.

И уже через несколько минут дружина растворилась в тёмной лесной чащобе, поглотившей все звуки, которые бы могли выдать их присутствие.

– Вот невезуха, – вздохнул Басман. – Все там, а я жди тут и ничего не делай. Ярилко, ну вот скажи, за что князь меня так не любит?

– Да отчего же? – искренне удивился отрок. – Наоборот. Он тебе крепость доверил заместо себя.

– Да что с ней случится в его отсутствие? – проворчал Басман, погладив бороду. – Всё веселье опять достанется Рябому. Тьфу ты!

Для меня снова началось томительное ожидание в неизвестности. Страх вновь вернулся и прочно засел на своём почётном месте, явно желая, как и я, дождаться хозяина Просини, чтобы уйти.

Ярилко хоть и был неподалёку, но, всё же, далеко ему было до Фёдора, с которым я успела научиться чувствовать себя менее уязвимой.

Когда наступило утро, крепость встретила непривычной тишиной.

– Март едет! – крикнул дозорный с вышки.

Ещё лучше!

Малашка заохала, недовольно подгоняя сонных отроков.

– Хозяин из дому – этот тут как тут! – бранилась она на торопившегося гостя. – Терпи его теперь больше сроку!

Когда во двор въехала бледно-голубая карета в сопровождении целой дружины и несколько повозок с «бесполезными подарками», как выразилась Малашка, псы подняли такой лай, словно их выгнали на охоту.

Из окна своих покоев я видела, как засуетились конюхи, принимая лошадей «желанного» гостя, как отроки Января постелили дорогой, цветастый ковёр перед дверцей кареты. И, наконец, я увидела самого Марта.

Красивый. Никакое другое слово к нему больше не клеилось. Красивый златокудрый юноша в нежно-голубых одеждах, зелёном тёплом плаще, с самодовольной улыбкой на приятном лице. Он обвёл взглядом, лишённым каких-либо чувств, княжеские хоромы Января. Затем поморщился, точно от неприятного запаха или воспоминания, и бодрой походкой зашагал к встречавшему его вместо князя Басману. Даже из своего окна я видела эту бесподобную белозубую улыбку, явно переигранную. Отдать должное гридню – держался он естественно, и вскоре улыбка Марта потухла сама собой.

Они что-то обсудили, и Басман пригласил гостя пройти в отведённые для него покои, на что душка-месяц согласился, не забыв пожаловаться на долгую и утомительную дорогу. За ним тут же побежали его отроки с лютнями и какими-то ещё музыкальными инструментами для успокоения души господина. А Басман не преминул презрительно сплюнуть за спиной гостя, едва не угодив на роскошный плащ, под громкий и несдержанный гогот отроков Января.

Я видела, как в гридницу стали вносить корзины с цветами и душистыми травами. Вот они те самые «бесполезные» подарки – подснежники средь зимы. А там ещё моя ёлка разнарядная! Ну и кто кого удивит?

Январь с дружиной вернулся к вечеру. Мрачный и нелюдимый, как и все его воины. С собой они привезли тех самых пленников, которых вели декабрьские наёмники. Полуживые и напуганные, они горячо благодарили князя, то и дело кидаясь ему в ноги. Я видела, как старик, дрожа всем телом от холода в драном кафтане, ухватил Января за руку, целуя и рыдая. Князь не отдёрнул руки, не разгневался от подобного поведения, а лишь поднял его с колен, обнял за плечи, как родного, и что-то долго ему объяснял, пока не подоспел знахарь.

Январь нисколько не удивился приезду Марта и даже не отреагировал, когда весенний месяц появился во дворе, пока он отдавал последние поручения.

Морща нос, то и дела прижимая белоснежный кружевной платок к лицу, Март неторопливой походкой подошёл к хозяину крепости, явно стремясь заявить о своём появлении. Но и тут Январь не отреагировал, лишь сухо кивнул и направился к крыльцу.

– Встретимся утром, – долетели до моего слуха его равнодушные слова, брошенные Марту так, как если бы он был собакой из псарни. – Позови Расею, – услышала я поручение отданное Ярилке.

Зачем это я ему понадобилась? Сердце зачастило от неизвестности. Что я сделала не так?

Но всё оказалось не таким страшным, как я предполагала.

– Если хочешь, можешь забрать это, – Январь указал пальцем на три больших корзины с цветами, едва я появилась на пороге. – Они не отравлены, так что с тобой не должно ничего случиться.

– Могу я взять только одну? – спросила я. – А две других корзины подарить Весее и Нельге?

Январь великодушно махнул рукой, стоя спиной ко мне у новогодней ёлки, рассматривая развешенные игрушки, мерцавшие в слабых отсветах огня.

– Март любит хвастать тем, что научился выращивать их средь зимы, – пожал плечами он. – Но они всё равно хороши лишь в своё время, когда пахнут талым снегом и пробуждающейся землёй. А сейчас время ёлок с добрыми игрушками, навевающими мысли о детстве и чудесах.

Я улыбнулась. Понравилась, значит, ему моя затея. Интересно, о чём он думал, глядя на расписные деревянные шары?

Мне хотелось спросить о том, что случилось у дальней сторожки, но я не отважилась. Знала ведь, что он не ответит. Да и не моё это дело, не женское.

– Пока в крепости будут гостить другие месяцы, старайся не оставаться где-либо одна, – тихо, но отчётливо произнёс Январь. – Пусть Весея и Нельга будут с тобой всё время, если пожелаешь. Я не запрещаю тебе общаться с гостями, но ты и сама понимаешь, что любое твоё неосторожное слово вызовет массу подозрений к тебе. Но и пока ты здесь – тебе ничего не грозит.

– Я знаю, – кивнула я. – Я буду осторожной.

– После решим, как быть с тем, что с тобой случилось, – и он повернулся ко мне. – А пока что сделай так, чтобы кроме меня и Фёдора больше никто не догадался, каким ветром тебя занесло в этот мир.

– Могу я просто где-нибудь спрятаться, чтобы не попадаться никому на глаза?

Январь отрицательно покачал головой.

– Не все месяцы враждебны между собой. Отроки неплохо ладят на таких пирах, особенно когда собираются за одним столом. О тебе в любом случае заговорят, не преминув рассказать о твоих заслугах. Их интрес вынудит меня показать им тебя. Декабрь тебя узнает. Твоё дело запомнить, что ты дочь знатного боярина из моих краёв, и гостишь ты в моей крепости в качестве залога – твой отец мне должен. Тебя это избавит от чрезмерного любопытства, а меня – от некоторых других проблем. Так что считай это нашим уговором.

Вот так удивил! Мне стало нехорошо, совсем нехорошо.

– Что ещё я должна запомнить? – с трудом выговорила я.

– Твой ключ…

Январь указал пальцем на мою шею. В глазах вновь мелькнуло что-то неподдающееся объяснению – грусть, сдерживаемая строгость, интерес…

– Не показывай его никому. Никому и ни под каким предлогом. Не допусти ни единой случайности, чтобы его кто-то заметил. Ври что хочешь, но никто о нём не должен знать.

– Могу я узнать – почему? – я уже говорила шёпотом.

– Я не готов сейчас дать тебе все те ответы, которых ты ждёшь, – покачал головой Январь. – Всё слишком сложно. Ты не готова принять и понять этого. Пока что. Но будь уверена, я расскажу тебе. А пока что постарайся не усложнять происходящее. Иначе твой ключ тебя погубит, и даже я буду бессилен. Со временем ты всё поймёшь.

И отвернулся к ёлке.

Я поняла, что разговор окончен и спрашивать его ещё о чём-то – не имеет смысла. Мне никогда его не понять. Словно два человека живёт в нём. И одного из них я боюсь до трусливой заячьей дрожи.

*

Следующим вечером огромный зал для пиров был готов к встрече весеннего гостя, раннего и совсем нежданного. Смех Марта раздавался повсюду, беспечный и заражающий беспричинным весельем.

Проводившие со мной время Весея и Нельга мечтательно ждали, когда будет разрешено и им войти в зал вместе со мной. Когда Ярутка доставил из корзины с цветами и поручение от Января, они несказанно обрадовались. И в тот же вечер им выделили покои рядом со мной.

– Вот бы поближе на Марта поглядеть, – протянула Весея, глупо улыбаясь собственным мыслям. – Говорят, он самый красивый из месяцев, не считая Рюена.

– Интересно, а он тоже приедет? – с надеждой спросила Нельга.

И обе посмотрели на меня. Я не поняла, о ком они говорят и лишь пожала плечами.

– Март тот ещё ценитель всего прекрасного, – продолжила Весея. – Я слышала, что его княжеские хоромы похожи на дивный сад. Кругом цветущие деревья, звонкие водопады, а престол из чистого малахита в обрамлении самого прозрачного хрусталя. Ещё слышала, что у него есть огромный терем, где зимой цветут первоцветы. В его покоях поют птицы и порхают бабочки. А ложе усыпано лепестками цветов. Никакая зима ему не страшна в таком дивном месте!

Я хоть и делала вид, что мне всё равно, но всё же с горячим интересом слушала их болтовню, стараясь узнать как можно больше о мире, в который меня действительно занесло каким-то ветром.

– А слышала, что пару месяцев назад он объявил о желании жениться на той, кто окажется самой красивой из всех девушек двенадцати княжеств, даже если она будет нищенкой или сиротой, – оживилась Нельга. – И за всё это время к нему на смотрины приезжали красавицы из разных краёв. Но он ни одной не выразил даже своего почтения, лишь смотрел на девушек через полупрозрачную ткань, сквозь которую его самого не было видно. Поговаривают ещё, что когда он вступит в Коловорот, то сам поедет искать ту самую красавицу, что покорит его сердце. Вот ведь кому-то повезёт!

– Жалко, что не нам с тобой, Нельга, – мечтательно вздохнула Весея. – Даже боюсь представить, какой должна быть та красавица, которую он выберет. Волей-неволей можно себя страхолюдиной почувствовать рядом с таким князем. Страшусь даже посмотреть на него теперь. Вдруг он с презрением глянет на меня?

– Да никого он не выберет, – не удержалась я. – Кроме себя. Может ему лучше на своём отражении жениться?

Обе девушки так и прыснули от смеха.

– Вот шутишь ты, Расея, а он возьмёт и на тебя засмотрится, – весело зацокала языком Весея. – Что тогда говорить станешь?

– Да уж нашли красавицу! – фыркнула я. – Он скорее на нашу Малашку засмотрится, чем на меня.

И они рассмеялись ещё громче. Я лишь отмахнулась от них – пришло время собираться на пир.

Из тех нарядов, которые Январь прислал мне, я с трудом могла выбрать что-то менее заметное и простое. Уж слишком дорогие меха и вышивки были на кафтанах и рубахах. Я была вовсе не против того, что раньше это была одежда его матери, которую он так бережно сохранил, что даже время её не тронуло. Но я была против того, что он дал её мне, человеку совершенно недостойному таких нарядов. Я бы чувствовала себя гораздо лучше в таких же безликих и неброских одеждах, какие были на Весее и Нельге. Тогда бы на меня не обращали внимание. А то даже некоторые отроки начинали мне кланяться, точно я суперзвезда какая-то! Ужасное чувство! И за что он так со мной? Сослал бы меня в деревню какую-нибудь или просто дал потеряться там, где я никогда не найдусь!

– Пора, – Весея отошла от окна, в который раз расправляя складки на рукавах.

– Ярилко за нами придёт, – успокоила я её. – Пусть остальные гости займутся беседой, чтобы мы незаметно заняли своё место.

И точно услышав мои слова из-за двери послышался голос отрока.

– Князь ждёт, – сообщил Ярилко, когда Весея открыла ему. – Вам будет с кем побеседовать – он пригласил дочерей наших гридней с матерями, да другой роднёй.

У меня отлегло от сердца. Хоть не одни мы будем на этом мужском банкете. А то неизвестно куда глаза девать, если кто пялиться начнёт.

Март сидел по правую руку от Января за украшенным цветами столом. Выглядел он счастливым и приветливым мальчишкой, глядя на которого хотелось улыбаться и любоваться его прелестной цветущей красотой.

Но и Январь оказался не промах – перенёс украшение с престола, которое я для него сделала, на свой княжеский стол, и выглядел довольным и радушным хозяином, приветствующим гостей из собственных земель. Оказывается, он и улыбаться умеет и шутки шутить получше тех, что я слышала, когда он меня из реки доставал. Пойми его, поди!

Мы с Весеей и Нельгой заняли отведенный специально для женской половины стол напротив князей, но достаточно далеко, чтобы рассмотреть океан чувств в глазах Января, проводившего нас пристальным взглядом.

Март был занят какой-то крайне увлекательной беседой с купцом, которого Январь посадил между собой и гостем. Совсем молодой и румяный, купец охотно отвечал на вопросы златокудрого юноши, не уставая превозносить своего князя. Явно всё это было неспроста! Два болтуна за одним столом, кичившихся своим достатком и любовью к драгоценным камням. До меня стали долетать громогласные обещания весеннего князя приехать в гости к купцу и поглядеть на его хоромы. Но когда Март услышал, как кто-то из его дружиных спросил Января о ярмарке, то тут же и думать забыл о данном обещании, клянясь в том, что обязательно побывает на ней. Честно – мне в тот момент захотелось расхохотаться во всё горло. Детский сад!

– Какой же он красивый, – Весея неотрывно наблюдала за молодым князем, не пропуская ни одного его жеста.

– Ага, – хмыкнула я.

Так в фильмах по-моему мнению, выглядят ангелы. Вот только характер у Марта – черти в аду и те плакали бы от его ветреного непостоянства. Не представляю каково живётся его дружине и всяким мамкам-нянькам, которые и так дежурили неподалёку, точно цепные пудельки.

Я чувствовала себя более-менее спокойно, уверовав в то, что на меня никто не обращает внимания. До того момента, как музыканты Марта не заиграли плясовую. Чёрт бы побрал этого Фёдора! Откуда только взялся!

– Пойдём, научу танцевать, – подмигнул он мне, нарисовавшись перед нашим столом, протягивая руку и не забывая при этом ослепительно улыбаться.

– Нет.

Я сказала это резче, чем хотела. Рында был уязвлён. Но лишь сотую секунды.

– Да ладно тебе, – широко ухмыльнулся он.

Весея больно толкнула меня локтем в бок.

– Кто ж такому, как Фёдор, отказывает? – удивилась она.

– Я…

Но Фёдор, смеясь и явно забавляясь тем, что я покраснела от слов Весеи, взял меня за руку и увлёк за собой в ряды плясунов.

Это было незабываемо! Вот такого в моей жизни ещё не было! Это были не танцы в моём привычном понимании, это была сумасшедшая пляска ног и акробатические номера лихачей! Провалиться бы мне в тот момент!

– Просто представь, что ты – лебёдушка, – подначивал рында, заставляя меня кружиться и думать о том, как бы не запутаться в собственных ногах.

– А ты тогда самодовольная обезьяна, – проворчала я себе под нос, изловчившись высвободить руку из его цепкой хватки.

Март пошёл плясать тоже. Это я поняла по шумному вздоху очутившихся возле меня Весеи и Нельги. И пока я искала путь к отступлению, весенний месяц возник в поле моего зрения.

Золотые кудри сияли, точно подсвеченные. Улыбка была счастливая, будто солнце вышло из-за облаков. Можно даже было сосчитать веснушки на его прелестном лице. Двигался он задорно и умело, наслаждаясь музыкой, чувствуя её, понимая. Взгляд голубых глаз блуждал, ни на ком надолго не останавливаясь.

Краем глаза я видела, как Весея, поплыла лебёдушкой в его сторону, явно стремясь быть замеченной месяцем.

И уж как это случилось, я и сама не поняла. Точно время в этот момент сначала замерло, а потом прыгнуло испуганным зайцем вперёд, прихватив и нас с собой.

Весея, сама того не желая, зацепила рукой, которой она так красиво взмахнула, мою косу, концом спрятанную под кафтаном. Вылетая из-под одежды, коса потащила вслед за собой мой заветный ключик. Он, точно вспышка, поймал несколько бликов, прежде чем шлёпнуться мне где-то около плеча.

Я поймала его быстро, тут же, среагировав на всё, словно молния. И испуганно огляделась.

Мой взгляд упёрся в ясные голубые глаза Марта, смотревшие на меня совершенно иначе, чем до этого на остальных гостей. В них я прочла изумление, потрясение и точно некое пробуждение от равнодушного сна.

Не уже ли он увидел? Не уже ли рассмотрел? Не уже ли узнал?

Январь убьёт меня!

Господи! Ну почему это происходит именно со мной!

И не успела я метнуться в просвет между гостями, как Март шагнул ко мне.

А позади него показалась суровая фигура Января.

Кажется, я пропала!

.

Глава 9. Рюен

Я выскочила из зала, точно ошпаренная. Мне было всё равно, что кто-то окликнул меня, что Март бросился следом за мной. Я лишь неслась в свои покои, точно на пожар, только бы спрятаться от этого взгляда, преследовавшего меня повсюду. Сердце готово было вот-вот выпрыгнуть, а рука до немоты сжимала спрятанный под одеждой ключ.

– Ну за что мне всё это! – взвыла я, едва дверь за мной спасительно захлопнулась. – Почему? Почему!

Я замерла. В покоях было явно что-то не так. И это было…странно.

Оглядевшись по сторонам, я прислушалась, стараясь понять, почему тишина звучит по-другому, не так, как все дни до этого. А потом моё сердце замерло. Удивлению моему не было конца. Все проблемы тут же выветрились из головы, точно их никогда и не было.

– Что это?

Присев рядом с корзиной подснежников, я в детском восторге рассматривала необыкновенные цветы. В жизни ничего прекраснее не видела! Цветы тихо звенели, и дивная, едва уловимая мелодия навевала радость, беззаботность и трепет от увиденного мною чуда. Хотелось кружиться в танце на лесной поляне, обнимать берёзы, плести косы, любуясь отражением в искрящейся талой воде, целовать лепестки распускающихся вишен. Всё тело стало лёгким, а недавние волнения показались сущими пустяками. Хотелось слушать эту мелодию вечность, ни о чём не думать. И лететь, лететь, лететь…

Стараясь напевать музыку подснежников, я кружила по покоям, чувствуя небывалую лёгкость, представляя рядом с собой…

В дверь громко постучали.

Так весело мне было, что хотелось смеяться. Я летела, охваченная полным восторгом. Во мне звенели тысячами голосов подснежники.

– Ля-ля ля-ля-ля! – напевала я им в такт, счастливо улыбаясь.

Дверь открылась.

– Январь! – радостно воскликнула я.

И лёгким пёрышком подлетела к нему, ухватила за руки, увлекая в свой головокружительный танец, полный эйфории и беззаботности.

– Ты слышишь эту дивную музыку? – спросила я у него, и рассмеялась.

– Расея, что…

Он прервался на полуслове. В глазах мелькнула тревога. Но мне было всё равно. Так чудесно было кружиться вместе с ним, не ведая ни страха, ни печали. И почему я раньше так боялась его? Смешно даже думать об этом!

– Как будто ангелы поют, – сияла я. – Мы с тобой можем лететь по облакам! Как это чудесно, Январь! Только послушай!

Он с силой остановил меня, не дав завершить круг.

– Ну, Январь! – надула губы я. – Ну давай потанцуем ещё! Разве тебе не весело?

– А ну-ка, пойдём, потанцуем на свежем воздухе.

– Как здорово! – ликовала я, вновь теребя его за руки и принуждая продолжить танец. – Какая же прекрасная мелодия! Ты слышишь её?

– Слышу, слышу.

Он позволил мне докружиться до сеней, открыл дверь, и не в силах сопротивляться моей безумной радости, продолжил танцевать со мной по гульбищу.

– Я так счастлива! – кричала я, кружась под его рукой.

Музыка вокруг нас становилась тише, эйфория медленно гасла. Каждый шаг становился уже не таким лёгким и парящим, а собственное тело вновь приобрело вес. Сделав ещё несколько кругов по гульбищу, я вдруг с ужасом поняла, что творю. Ведро ледяной воды тут же пролилось на мою несчастную голову.

Уткнувшись взглядом в насмешливые глаза Января, я отшатнулась от него, готовая провалиться под землю.

– Ну как? – спросил он, безуспешно пытаясь подавить смех. – Всё ещё готова парить над облаками под хор ангелов?

– Я… Прости.

Мама! Что я натворила! Едрит его через коромысло! И что это вообще было?

– Я не хотела, – голосом умирающего лебедя простонала я, отступая от него, чтобы дать дёру. – Прости. Сделай вид, что ничего не было, ладно? А мне… Я… Это… Мне надо…

Я развернулась так резко, что в глазах потемнело, и бросилась обратно в сени.

Но куда мне против самого быстрого зимнего месяца! Издевательски хохоча над моим глупым видом, Январь поймал меня за руки и не дал войти.

– Ты сегодня там не останешься.

Я обернулась к нему.

– Почему? Я хочу к себе! И времени-то уже ого-го!

– Я ошибся, – Январь поморщился. – И моя ошибка едва не стоила тебе жизни. Хотя… Признаться честно – это было забавно. Счастливая Расея – когда ещё такое увидишь?

Я зажмурилась. Что я там ему успела наболтать, пока была не в себе? Щёки горели от стыда, а от его руки запястье огнём полыхало.

– Но это веселье предназначалось мне.

– Подснежники были отравлены? – тихо спросила я.

– Нет, – Январь покачал головой. – Март вывел новый сорт. Тонкая и удивительная ворожба. Только смертельная.

– Как же ты понял? – удивилась я.

– Услышал, как ты поёшь, – Январь вновь стал привычно хмурым и строгим. – Странное поведение девушки, только что сбежавшей с пира, точно где-то звонили в колокола. А когда Весея поблагодарила Марта за цветы, он странно переменился в лице, что глупо было бы не понять, что всё и вправду не в порядке.

– А остальные корзины? – испуганно вскрикнула я. – Они…

– Я уже отправил дружинных уничтожить их и перевести семьи Весеи и Нельги в гостевые покои, пока в их жилищах и духа от цветов не останется. Не надо было мне предлагать их тебе.

– Ты не виноват, князь, – робко утешила его я. – Ты не мог знать наперёд. Просто остерегайся тех, кто уже предавал.

На гульбище с корзиной подснежников вылетел Фёдор, а по пятам за ним – Малашка и Щербатка.

– Что ж ты за варвар такой? – гневалась старушка. – Князь их для Расеюшки оставил.

– Да нехорошие они, бабушка! – возмущался Фёдор. – Погубят они Расею. Мне князь велел!

Все трое замерли, увидев нас.

Пальцы Января, наконец, отпустили мою руку.

– Князь! Ну скажи ты ей! – взмолился Фёдор.

– Верни цветы, негодник!

– Бабушка, – подскочила я к Малашке, чувствуя на себя тяжёлый взгляд Щербатки, от которого даже уши заполыхали, чего уж про лицо-то говорить – как варёный рак, ей богу. – Всё хорошо. Пусть забирает. В цветах злая ворожба. Они меня чуть с ума не свели!

И взяв старушку за руку, я улыбнулась на её вопросительный взгляд.

– Март хотел князя извести? – Малашка посмотрела на Января.

Князь кивнул.

– Ах он! Да что ж творится-то! А ты их привечаешь, добродушный какой! Хлеб с ними делишь! Кров! А они тебя… Гони ты их прочь! На кой они тут сдались?

– Таков обычай, – Январь пожал плечами, переводя взгляд на спящую за княжеским валом Просинь. – Я не могу нарушать вековых заветов. Возможно, однажды, я переступлю через это, но не в этот раз.

Ночевать в ту ночь я собралась у бабушки Малашки, хотя мне предлагали выбрать любые другие покои. Только я чувствовала себя уязвимой в этот вечер. Январь явно понял это и не стал настаивать, лишь наказал старушке присматривать за мартовскими отроками.

– Тот, кто защищает – никогда не предаст, – услышала я тихие слова Щербатки, когда мы с Малашкой пересекали двор. – А она тебя защищает. Да и ты её, я погляжу, тоже.

– Она моя гостья, – отозвался Январь. – И ты её защищай.

– Будь спокоен, князь, – кивнул Щербатка. – С ней тут точно всё ожило. Кто бы ещё нас так отчитывал, кабы не Расея.

Январь усмехнулся.

– Утром осенние приедут, – вдыхая морозный воздух, сообщил он. – Интересно, кто из месяцев последним будет?

– Думаешь, удивит кто-то в этом году? – хмыкнул Щербатка.

– Сомневаюсь, – махнул рукой Январь. – Один уже удивил. Где он, кстати? Угомонился?

– Его Панок болтовнёй своей развлекает, – весело ответил гридень. – Да только Март что-то заметно скис.

– Знаю я эту причину, – нахмурился князь. – Как бы он чего не натворил теперь посерьёзнее.

И Январь вновь мрачно обвёл взглядом свою крепость, точно желая убедиться, что этой ночью все будут спать спокойно.

Наутро двор вновь ожил. Беспокойные голоса сменились весёлым смехом, кудахтаньем кур, конским ржанием, скрипом сменяющих друг друга повозок, приятной суетой и грохотом тяжёлых коробов.

Осенние месяцы приехали все вместе. Они хлопотали наравне со своими дружинными и отроками, сновали между купцов и иных своих спутников.

Январь приветствовал их куда радушнее, чем до этого Марта. Князь выглядел приветливым хозяином, внимательным и дружелюбным.

И вот они стали подниматься по ступеням в гридницу. Князь, с гордо расправленными плечами и ясным взглядом, в котором никто бы не усомнился, что именно он здесь хозяин. Следом за ним – русоволосый, в соболиной шубе, с расшитым золотом поясом – Сентябрь Вересович с полнотелой, белоликой женой Румяной Багряновной, чья коса была богато украшена лентами и нитями рубинов и янтаря. Не отставая ни на шаг, шли их юные сыновья. Старший – высокий темноволосый Хмурень в тёмно-сером дорожном плаще с чёрным подбоем, средний – Златоцвет, которому было не больше двенадцать лет, румяный и улыбчивый мальчишка в лисьей шапке, а с ним, держа брата за руку, шёл самый младший – болезненного вида рыжеволосый Дождезвон, с печальными глазами и россыпью ярких веснушек на курносом носу.

На шаг позади за ними поднимался кудрявый, с ясной улыбкой князь Октябрь Листопадович, его прекрасная жена – нежная и вечно юная Ляна Подзимовна, а с ними – их единственный сын Рюен. Ох и красив был он! Не врала Весея. Густые каштановые кудри, как у отца, выбивались из-под меховой бобровой шапки, придавая его виду лёгкую дерзость. Правильные черты лица, точно вылепленные из самой нежной белой глины самими богами. Статью он был весь в мать, сразу видно – истинный княжич. Гордо вздёрнутый подбородок придавал его образу ещё большее великолепие, из-за которого так тяжко вздыхали Весея и Нельга, наблюдавшие украдкой издалека.

Самым последним по ступеням поднимался князь Ноябрь Груденивич. Вот уж кто на князя был мало похож! Широкоплечий, что с трудом прошёл в дверь, в мохнатой беличьей шубе, с круглым, как блин, лицом, пышными рыжими усами, всё время топорщившимися в разные стороны из-за довольной улыбки, а нос – картошка-лепёшка! Но это нисколько не портило его облик, а наоборот – он казался самым добродушным верзилой из всех, какие только могут быть в двенадцати княжествах. Такой и по пояс в землю кулаком вобьёт, и сказку на ночь про мышат расскажет, и щи сварит, и зубы пересчитает железной кочергой. Позади него шла ничуть не уступающая ему в пышности княжна – грузная, полногрудая Параскева Студёновна, краснощекая, в пуховом платке, под которым виднелась богато расшитая пёстрыми самоцветами кика, в соболином полушубке, подвязанная десятком цветастых платков. Она что-то весело говорила сыну – рыжему, коренастому, с крепкими руками в толстых рукавицах Леденю. Тот смеялся так громко и разнузданно, что семенившая позади него сестра Рябинка, такая же рыжая, с тоненькими косицами до пояса, в шубке из чернобурой лисы, в расписных валенках, высокая и полноватая, поморщилась. Она явно старалась до конца быть княжной, которой подобает держать себя сдержанно. Но добравшись до верхней ступеньки, княжна всё же не сдержалась, громко засмеялась маменькиной шутке, чем привлекла удивлённые взгляды половины двора. Вторая половина явно к этому поведению давно привыкла, и отроки лишь покачали головами, усмехаясь про себя.

Когда все гости скрылись в хоромах, Весея и Нельга заторопились ко мне. Обе раскраснелись от мороза и от того, что удалось увидеть сына князя Октября так близко.

– Расея! – глаза Нельги блестели, как у сумасшедшей. – Не знаю, как и благодарить тебя за все те почести, что ты оказала нам с Весеей. Не будь ты в гостях у нашего князю и не позови нас помочь с украшением гридницы, ничего бы этого в нашей жизни не случилось! Я так счастлива, что ты выбрала нас, Расея! Какое это счастье – увидеть княжича!

– И князя Марта! – подхватила Весея. – Он вчера заговорил со мной! Представляешь, госпожа, он со мной заговорил!

На пороге гридницы показался Фёдор. Сонный и чем-то недовольный. Следом за ним нёсся Ярилко, торопливо пересказывая что-то очень важное.

– Сегодня снова будет праздник! – щебетала Нельга. – Ты ведь пойдёшь, госпожа? Тебе нельзя не идти.

– Я даже не буду расстраиваться из-за подснежников, – мечтательно протянула Весея. – В любом случае, они были прекрасны, как и их создатель.

Фёдор отмахнулся от Ярилки.

– Иди, скажи им, пусть готовят псов к охоте, – бросил он ему. – К утру всё должно быть готово.

А потом рында увидел нас. Лицо его как-то странно переменилось. Сон точно рукой сняло.

– Ярилко, погоди, – позвал он отрока. – Ещё поручение будет.

И они вдвоём направились в нашу сторону.

– Ну, девицы-красавицы, хорошо спалось вам этой ночью? – вопрос был больше адресован мне.

Весея и Нельга горячо поблагодарили Фёдора за историю с подснежниками. Я лишь кивнула головой. Он что, на меня злится? За что? За то, что плясать с ним не пошла?

– Князь велел лошадь тебе помочь выбрать, – сообщил мне Фёдор. – Хочешь сейчас посмотрим?

Я кивнула. Отпустив Нельгу и Весею хлопотать над выбором нарядов к вечернему пиру, я пошла вслед за Фёдором и Ярилкой в конюшню.

– Князь беспокоится, – тихо заговорил со мной Фёдор, когда нас никто не мог слышать из посторонних. – История с подснежниками и странное поведение Марта вынуждает просить тебя быть с ним осторожной.

– Не лучше ли мне уехать? – задала я тот же вопрос, что и Январю.

– Князь против, – покачал головой Фёдор. – Тут ты под присмотром. А если уедешь куда-то сейчас, то о тебе начнут говорить наши дружинные и все остальные. Это лишнее. Не будь я княжеским рындой, я бы попросился к тебе в охрану, но Ярилке ты можешь доверять. Он парень шустрый, справный и внимательный. Присмотрит пока за тобой. Да и верховой научит лучше меня.

Он усмехнулся каким-то своим мыслям. Я лишь стукнула его варежкой по плечу.

– Друг ещё называется, – проворчала я. – Держи свои дурацкие мысли при себе.

– Обещаю не смеяться над твоим умением держаться в седле самостоятельно, – пообещал он. – Присмотрись к Хладе. Она умная девочка. Кажется мне, вы с ней поладите.

И он подвёл меня к белоснежной кобыле, такой ладной и мирной, что мой страх сам собой куда-то улетучился.

– А не боишься, что сбегу? – спросила я вдруг Фёдора.

– Попробуй только, – пригрозил он пальцем. – С одной стороны Декабрь, а с другой – Февраль. Через чьи земли отправишься в путь?

– По прямой, – фыркнула я, отворачиваясь.

– В крайние земли или в крепость Смены времён? – решился уточнить Фёдор.

– Расскажи мне о ней. О крепости.

Вопрос возник сам собой. Во мне вспыхнуло страстное желание узнать об этой крепости. Что это за место, кто там сейчас находится и что будет с ней в будущем.

– Да что о ней рассказывать, – отмахнулся рында. – Такое же княжество, куда сходятся все дороги двенадцати земель. Говорят, что дорога заканчивается воротами, открыть которые можно особым ключом.

– Каким ключом? – я, не отрываясь, смотрела на Фёдора, боясь пропустить хоть слово.

– Этот ключ князь Рус изготовил сам, – рында пожал плечами. – И он передавался каждым месяцем в день окончания его правления следующему месяцу, чтобы вступивший в Коловорот мог открыть эти ворота в крепость Смены времён и поклониться князю Русу. Так сохранялся мир между всеми князьями, все жили в дружбе и единстве. До того момента, пока не появился колдун и не рассорил князей. Перед тем, как князь Рус исчез, Январь был у власти Коловорота. Ключ был у него. И чтобы спасти наш мир от настоящей гибели, он отдал его Русу, и тот запер все ворота, а сам пропал. Если бы ключ остался у Января, все месяцы бы встали со своими войсками у нашей крепости. Но он поступил мудро. Месяцы хоть и враждуют между собой, но никто из них не стал хозяином крепости Смены времён. Ты ведь понимаешь, что будет, если кто-то из них взойдёт на престол?

Я кивнула.

– Один вечный месяц, который приведёт к гибели людей из отражённого мира, – тихо произнесла я. – Да и здесь не будет больше никакого мира, даже худо-бедного.

Фёдор погладил Хладу, расчёсывая пальцами ей гриву.

– Если Рус исчез навсегда, то пусть лучше ключ никогда не отыщется, – тихо проговорил он. – А если придёт его наследник, то пусть ему хватит ума и мужества восстановить мир, который был прежде. Князь всегда был верен Русу. Хотелось бы, чтобы и тот наследник принял руку нашего князя, чтобы вместе принесли лад в наш мир. Из остальных князей только Октябрь возьмёт сторону Января. Чего нельзя сказать об остальных месяцах. Они лучше принесут в жертву свои народы, чем уступят в этой борьбе. Потому-то князь и не верит никому, кроме самого себя. И я полностью на его стороне. Для него нет ничего дороже жизни. Он умеет её ценить, не просто ж он зимний месяц. Не будь его, никто бы и не задумался о ценности тепла, дома, семьи, помощи ближнему, труда, благодаря которому у человека есть пища. Князь хоть и выглядит суровым, но ведь никто не заглядывал к нему в душу. Я немного выучился его понимать за эти годы. И могу с уверенностью заявить, что никогда не предам его и доверю свою жизнь без раздумий, даже если его решение будет похожим на безумие.

Фёдор улыбнулся. А я лишь кивнула, не зная, что и спросить после всего услышанного. Теперь-то решение князя не высылать меня из крепости стало для меня понятным. Нельзя мне никуда. Тут буду. Он ещё обещал мне многое рассказать, подтвердить или опровергнуть мои догадки о том, как я сюда попала на самом деле.

И когда мы с Ярилкой выехали со двора, чтобы дать Хладе и мне привыкнуть друг к другу, я приняла окончательное решение не предпринимать никаких глупых попыток сбежать. Если мои мысли и слова Фёдора имели что-то общее, то мне ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы Январь из-за меня пострадал.

Мы ехали вдоль вала, Ярилко с радостью пересказывал мне обо всём, что успел услышать от осенних гостей, начиная с привезённых кур и гусей, заканчивая квашеной капустой. Меня порядком забавляла его болтовня, потому что благодаря ей я сумела избавиться от тягостных размышлений обо всём и вся, от которых начинала болеть голова и уровень тревожности зашкаливал за все допустимые отметки.

– Кто это там? – спросил вдруг Ярилко, когда мы ехали вдоль красивого озера, не замерзавшего даже в самые сильные январские морозы.

Я оторвала взгляд от тёмной водной глади среди снежного покрова, где плавала пара лебедей, и посмотрела туда, куда указал отрок.

В сторону молодого подлеска двигалась группа всадников.

– Это знамя Марта, – присвистнул Ярилко. – Что им понадобилось в нашем лесу?

– Понятия не имею, – покачала я головой. – Но лично мне это кажется очень подозрительным.

– Мне тоже, госпожа, – хмурился Ярилко, щурясь от колкого морозного воздуха, от которого слезились глаза, не давая рассмотреть удаляющихся всадников.

– Проследить бы, – вырвалось у меня.

Отрок удивлённо повернул ко мне голову. Кусая губы от разрывавших его сомнений, он, наконец, ответил:

– Нет, госпожа. Я обещал князю. Но если вернёмся в крепость…

– То упустим их из виду, – перебила его я. – Если поедешь за ними сейчас, то успеешь догнать, а я останусь здесь. Смотри, здесь лебеди. Я пока полюбуюсь ими. Ничего со мной не случится. Дозорному на башне хорошо меня видно.

Ярилко колебался несколько мгновений.

Оставить меня – значит нарушить приказ князя. Отправиться за всадниками Марта – значит узнать то, что они затевают. А вдруг это навредит князю?

– Ладно, – сдался Ярилко. – Если через полчаса не вернусь, возвращайся в крепость и расскажи всё Щербатке. Он меня не так сильно будет ругать, как Бус. Сама же пока будь здесь и ничего такого не делай, что подвергнет мою голову встрече с топором.

– Обещаю, – заверила я отрока. – Будь осторожен.

И он пустил своего коня в галоп, оставив меня наедине со своими мыслями и переживаниями.

Признаться честно, что оставшись без Ярилки, мне стало ещё более тревожно, чем до этого. А что если с ним что-то случится? Как тогда объяснить всё Январю?

– Ничего, Хладочка, – погладила я лошадь по шее. – Всё будет хорошо. Подождём немного.

Я слезла с Хлады и повела её к озеру. Ноги предательски дрожали. Вот ведь опять всё через пень-колоду!

Лебеди мирно рассекали чёрную гладь озера, внимательно наблюдая за мной. К людям, которые заботливо сделали для них кормушки и тёплый домик на берегу, они явно привыкли и меня не боялись. Я пожалела лишь о том, что ничего не взяла с собой, чтобы покормить их.

– Принесу вам самую вкусную булку завтра, – пообещала я, наблюдая за тем, как они проплывают мимо, точно загипнотизированная их красотой.

Интересно, это Январь позаботился о том, чтобы озеро не замерзало? Если это и вправду он, то понятия о красоте у него заслуживают отдельного восхищения. Потому что для меня это было тем прекрасным, что заставляло сердце замирать. Надо будет не забыть спросить об этом Ярилку или Фёдора.

Ярилко не появился ни через десять минут, ни через полчаса. Да и моя прогулка явно затянулась. Холод стал давать о себе знать, как бы я себя не убеждала в обратном.

Неожиданно позади раздался перестук копыт. Я обернулась в надежде, что это Фёдор или кто-то из отроков. Но ожидания не оправдались.

На вороном коне ехал тот, кого я никак не ожидала здесь увидеть.

Рюен.

Вот блин! Мне только его не хватало! Сейчас ещё говорить придётся, беседу беседовать на свободную тему. Забраться на Хладу также быстро, как это делал Ярилко, я не то, что не успела бы, а попросту не смогла бы с первого раза. А позориться перед княжичем не очень хотелось. Оставалось надеяться, что он проедет мимо или попросту не заговорит со мной.

Но и тут всё пошло не по-моему сценарию.

Рюен остановился неподалёку, лихо спрыгнул с коня и отпустил повод. Обернувшись на меня, он широко улыбнулся, небрежно перекидывая плащ на одно плечо. А после уверенно зашагал к лебедям. Гордые птицы явно узнали его, иначе зачем бы они так скоро двинулись к нему. Рюен присел у кромки льда и стал бросать им кусочки хлеба, что-то ласково приговаривая. Лебеди, съев всё до последней крошки, стали ластиться к нему, точно домашние кошки, обвивая своими шеями его, давая себя погладить по белому оперению, дружелюбно пощипывая за руки. Княжич счастливо смеялся, наслаждаясь этой встречей. А я стояла, как заворожённая, глядя на них, и не смела отвести взгляда.

– Удивительные птицы, – обратился вдруг он ко мне. – Я знаю их с того момента, как они появились на этом озере. У лебёдушки было сломано крыло. Теперь она не может далеко летать. Ты знала об этом?

– Нет, – покачала я головой.

– Князь Январь сделал это озеро специально для них, – Рюен выпрямился, позволив лебедям пощекотать его за щёки, точно это означало поцелуи. – Верность, длиною в лебединую жизнь. Они остались с ним, а он – дал им шанс жить вместе, не расставаясь, не губя себя из-за смерти другого. Я был так поражён, что попросил у Января разрешения навещать их. И они тоже меня полюбили. Как друга. Но князя они любят гораздо сильнее, – и он рассмеялся. – Ты видела, как он плавает вместе с ними, а они волнуются, когда князь надолго задерживается под водой? Ныряют следом и тащат его наверх. Удивительные птицы. Никогда не перестану этому удивляться.

Он подошёл поближе ко мне, и мы вместе стояли в молчании, наблюдая за лебедями.

– Давай вместе вернёмся в крепость, милая девица? – предложил вдруг Рюен. – Ты озябла. Мне бы не хотелось, чтобы ты заболела.

Я с тревогой посмотрела в сторону леса, всё ещё надеясь дождаться Ярилку. Но Рюен прав – лучше вернуться в крепость и сообщить кому-нибудь из гридней, чтобы поехали за ним. Да и замёрзла я до костей.

– Не стоит обо мне беспокоиться, – уверенно произнесла я. – Но в крепость я не против вернуться.

Рюен вновь улыбнулся своей обворожительной улыбкой, делавшей его лицо ещё более прекрасным.

– Могу я спросить твоё имя, красавица? – он придержал Хладу и я даже более-менее сносно забралась в седло.

– Меня зовут Расея, – ответила я, глядя на него сверху вниз. – А твоё имя, княжич, мне известно. Поэтому, надеюсь, ты не расстроишься, если я не задам тебе ответный вопрос?

Он мягко рассмеялся, отпуская Хладу.

– Рад знакомству, Расея, – кивнул Рюен.

И он, вскочив в седло, поехал рядом со мной.

– Сегодня я первый раз сама еду верхом, – призналась я. – Поэтому чувствую себя немного неловко. Пусть тебя не удивляет моё умение держаться в седле.

– Я не откажусь составить тебе компанию в утренней прогулке завтра, – Рюен произнёс это так уверенно, что я смутилась.

– Завтра будет охота, – отозвалась я.

– Тогда вечером, после охоты, – предложил он. – Ты приглашена на пир? Если нет, то могу я пригласить тебя сегодня? Знаю, что в княжестве Января не могу так поступать, но думаю, он не откажет мне в моей просьбе. Пусть знает, какие красавицы живут в его княжестве.

– Я приглашена, – вырвалось у меня. – Князь пригласил меня.

– Тогда мы сможем снова увидеться на празднике, – просиял Рюен. – Ты любишь стихи? Я немного сочиняю и мог бы рассказать тебе несколько своих любимых. Не сочти это за слабость, просто кроме иных увлечений, я ценю силу слова.

Я с любопытством посмотрела на него.

– Хочешь сказать, что любую проблему можно решить без драки? – ой, ну кто меня за язык тянул, что я несу!

– Уверен в этом, – твёрдо и без тени насмешки ответил Рюен. – Я знаю, что некоторые князья предпочитают выставить войско против своего соседа, даже если дело касается упавшего на чужую территорию дерева. Обо всём можно поговорить и мирно решить проблему. Все распри возникают от того, что одни не хотят слышать, а другие не хотят говорить.

Я согласно кивнула. Дипломат ещё тот! Надеюсь, он не рисуется передо мной? Хотя – было бы перед кем!

– Жизнь каждого человека – бесценная, – продолжил Рюен. – А жить в мире гораздо приятнее и радостнее, чем находить причины для ссор и жить в вечной злобе. Моя семья ценит поездки к другим месяцам, ведь это прекрасный способ наладить отношения, поделиться тем, что есть, привезти подарки, поблагодарить…

До самых проездных ворот Рюен охотно рассказывал мне о своём княжестве, о том, как стремится видеть радость в простых ежедневных мелочах и несовершенствах. С ним было просто.

– А если кто-то из князей нападёт на ваше княжество и никакие переговоры не помогут? – отважилась спросить я.

– Мы поступим так, как подобает воину, – Рюен посмотрел на меня своим пронзительным взглядом карих глаз. – Воин против воина. Мирные люди не должны пострадать в этой распре. Я за честный бой против врага. Не может вой с мечом нападать на беззащитных женщин или детей. Тогда он не воин – он трус и варвар и должен умереть.

Я даже поёжилась от его звенящих сталью слов. Но глубоко внутри я разделяла его мнение.

– Твой князь считает также, и этим он мне нравится, – добавил Рюен. – Отец считает его достойным князем. Хотя иногда я не согласен с некоторыми его действиями.

– Какими например?

– Он не хочет договориться с Декабрём и Фёвралём о некоторых вещах, – поморщился Рюен. – Думаю, если бы он прислушался к моим советам, то они бы прекратили враждовать и нападать друг на друга.

Я прикусила губу, чтобы промолчать и не возразить ему. Хотя хотела резко ответить ему, что я бы тоже с Декабрём и Февралём ни за что не стала бы договариваться, а лучше бы наваляла им по первое число, чтоб ещё год помнили. Но Рюену незачем этого знать, пусть думает, что я не имею никакого отношения ко всей той истории, что произошла, едва я сюда попала.

У ворот я остановила Хладу и обернулась, точно кто-то меня позвал. И от сердца отлегло.

Ярилко нёсся прямо в сторону крепости, заметив меня ещё раньше. Ему явно не терпелось всё рассказать. Но заметив рядом со мной Рюена, он лишь покачал головой, давая мне знать, что не станет при княжиче говорить о том, что узнал.

– День добрый, – кивнул он Рюену, останавливая коня рядом со мной. – С прибытием в Просинь, княжич. Никак на озеро ездили?

– Не мог дождаться, когда снова увижу лебедей, – просиял Рюен. – И вот познакомился с прекрасной Расеей.

– Спасибо, что присмотрели за госпожой в моё отсутствие, – кивнул Ярилко.

Его ответ немного удивил Рюена.

– Поторопимся, – Ярилко взял Хладу за повод. – Госпожа продрогла из-за моего отсутствия. Боюсь, как бы от князя не влетело за это.

– Да, пожалуй ты прав, – кивнула я, сгорая от любопытства. – Поторопимся.

Рюену не оставалось ничего иного, как поспешить следом за нами, так и не получив ответа на тот не заданный вопрос, что я за госпожа такая, что сам князь обо мне беспокоится.

– Сам Март сзади, – только и шепнул мне Ярилко.

Я лишь метнула на него недоумевающий взгляд. Но отрок лишь покачал головой и возвёл глаза к небу. С ума с ним сойти можно от недомолвок!

И чего это Марта понесло в лес? Задумал чего перед охотой? Или ещё чего повеселее? Но лучше бы я не знала ответа на этот вопрос!

Глава 10. Весенние страдания

Как бы мы не торопились, Март всё же нагнал нас именно в тот момент, когда мы спешились. Ярилко метнул спасительный взгляд на ничего не понимающего Рюена. Княжич передал своего коня подбежавшему конюшему и терпеливо ждал, чтобы задать мне какой-то вопрос.

– Ты гостишь у князя Января? – спросил он меня, едва мои ноги коснулись снега, а Ярилко подхватил Хладу, чтобы увести в стойло.

Но я не успела ответить.

Во двор въехала группа всадников во главе с Мартом. Весенний месяц был чем-то крайне взволнован, под глазами залегли тёмные тени, да и вообще выглядел он каким-то измождённым.

А ко мне уже бежали Весея и Нельга. Вот это шанс! Два писаных красавца в одном месте в одно время!

Март увидел меня раньше, чем мне того хотелось бы. Какое-то дурное предчувствие настигло меня, едва мы встретились с ним взглядами. Мне хотелось уйти прочь и не привлекать ничьих больше взглядом, ни с кем не говорить.

– Милая красавица! – воскликнул Март, спрыгивая с коня так, что плащ взметнулся высоко над его головой. – Постой!

Рюен хмуро перевёл взгляд на князя, а потом посмотрел на меня. Видимо княжич заметил мои бегающие глаза в поисках спасительного пути к отступлению. Что-то в его лицо изменилось в то мгновенье.

А за моей спиной уже тяжело дышали запыхавшиеся Весея и Нельга. Да пропадите вы все пропадом!

Я сделала шаг назад, делая вид, что не слышу и не вижу Марта.

– Постой же!

В один прыжок Март поймал меня за руку.

Вот блин!

На гульбище вышел улыбающийся Январь в сопровождении Октября, его жены и Фёдора.

– Милая красавица, – голос Марта дрожал, точно робкий весенний ручеёк. – Позволь мне извиниться за вчерашнее недоразумение.

Я повернула к нему голову, мечтая, чтобы он отпустил мою руку.

Рюен хмуро смотрел на происходящее, точно это всё задевало его самолюбие.

– Не понимаю о чём вы, князь, – я попыталась высвободить руку, но Март, точно сошёл с ума в это мгновение – бухнулся на колени передо мной при всём дворе. – Нет никаких недоразумений между нами.

– Я был ослеплён твоей красотой, прекрасная незнакомка, – лепетал Март. – Те цветы… Прошу, не думай обо мне плохого! Вот, возьми, – он протянул мне корзину белоснежных подснежников. – Они настоящие, живые. Пусть это будет слабой попыткой принести свои извинения за…, – он замолчал, кусая губы, явно не желая говорить вслух, что именно не так было со вчерашними цветами.

Я посмотрела на гульбище, моля о том, чтобы кто-нибудь убрал с моей дороги этого ненормального весеннего князя. Но и там явно ждали моего решения. Фёдор весь аж раскраснелся от сдерживаемого негодования. Только Январь был равнодушно отстранённым, глядя на эту сцену без каких-либо эмоций. Вот дьявол!

– Дорогой князь, – на выручку мне пришёл Рюен. – Ты ввёл девушку в страшное смятение своим поведением.

Он забрал у него корзину с подснежниками и избавил меня от дальнейшего принятия решений.

– Я помогу донести, – пояснил Рюен свой поступок.

– Ты простишь меня? – на одном дыхании прошептал Март, не отводя от меня взгляда.

– Лучше попросите прощения у Января, князь, – ответила я.

Вышло дерзко и со всем на меня не похоже.

Но на Марта это подействовало. Он вскочил с колен, фыркнул, точно рассерженный кот, метнул быстрый взгляд на Января.

– Вот ещё! – капризно отозвался он. – Никто не просил его раздаривать мои подарки.

– Тогда нам не о чем больше говорить, – я высвободила руку и повернулась к гульбищу. – Всего наилучшего.

И я направилась к высокому крыльцу, намереваясь спастись в своих покоях.

– Январь! – заорал за моей спиной Март так, что в псарне подняли лай псы. – Прости за новый сорт моих весёлых подснежников! Я год над ними трудился! Надеюсь, ты оценил мой труд?

Январь усмехнулся. А я в ужасе обернулась. Что это с Мартом?

– Во истину твоё лучшее творение, – отозвался Январь. – Я повеселился на славу. В жизни не чувствовал себя таким счастливым. Благодарю тебя!

Вот же бессовестный! Это он над Мартом издевается или надо мной? Я зло посмотрела на Января, но его улыбка вводила меня в недоумение – поди, разбери, что у него на уме. Во всяком случае моё внутренне равновесие было утеряно – руки от негодования и какой-то обиды задрожали.

Март забрал у Рюена корзину и вновь возник передо мной.

– Возьми цветы, красавица, – протянул он её вновь мне. – Январь простил меня. Пусть эти подснежника напоминают тебе обо мне и моих лучших намерениях. От всего сердца, прими.

Я была слишком зла на Января, чтобы соблюдать какие-то там правила поведения и этикета. Выхватив корзину из протянутых рук Марта, я небрежно вручила её семенящей сбоку Весее и заторопилась убраться прочь.

– Жду тебя на пиру, Расея.

Рюен! Да чтоб тебе пусто было! И ты туда же!

Вихрем, не глядя ни на кого, я промчалась в свои покои. Это уже слишком! Мы не договаривались о таком переизбытке внимания!

– Убери их отсюда, – набросилась я на Весею, летящую позади с корзиной цветов и сияющую, точно солнечный зайчик.

Девушка нисколько не обиделась на меня, лишь крепче прижала подарок к себе и исчезла за дверью.

– Принесли новый кафтан для тебя, госпожа, – Нельга не знала, как заговорить со мной. – Посмотри, какая чудесная вышивка.

Я закатила глаза.

– Кто принёс? – уже не знаю, на кого и грешить!

– Князь, – прошептала Нельга, боясь разозлить меня ещё сильнее.

Князь! С чего это он таким щедрым сделался? И так девать некуда эти наряды!

– Воротник просто чудо, как хорош! – продолжила Нельга. – Только чересчур закрыт, что и шею, небось, не повернёшь. А пуговицы-то какие красивые!

Я усмехнулась. Знала б ты, милая, отчего этот ворот такой закрытый. Январь постарался, чтоб шея моя была под надёжным замком от глаз всех званых гостей.

Посмотрев на нежно-голубой кафтан, расшитый серебром и хрустальными цветами, я в который раз поразилась той изящной красоте, с которой были изготовлены все наряды. В моём мире такого нет. Каждый завиток узора был точно песней, льющейся по ткани, говоря со мной на неизвестном языке нитей и чьих-то бессонных ночей.

– Кто из мастериц и вышивальщиц делал это? – спросила я.

– Я слышала, что есть у князя только одна мастерица, – наморщила лоб Нельга. – Говорят, она ещё при княжне Миланке Синесветовне была, шила для неё, обучала вышивке. Я никогда не видела её, но могу узнать её имя.

Я лишь кивнула. Вот значит как. Велика честь для такой, как я, одеваться у той, что одевала княжну.

Нехотя собираясь на пир, я размышляла над тем, удастся ли сохранить самообладание, если вновь в поле моего зрения возникнет Март. Выставит меня настоящим посмешищем перед собравшимися гостями, что стыда потом не оберёшься. Что обо мне подумают все гости? Девица, ищущая внимания князей? Легкомысленная особа, на которую обратил внимание такой же легкомысленный князь? Набивающая себе цену безродная девица?

Когда вернулась Весея, довольная и витающая где-то в облаках, я решила за счёт неё попытаться избавиться от лишнего внимания со стороны весеннего князя. Уж коль он ей так в душу запал, пусть попытает счастья в моём наряде. Предложив девушке одно из лучших платьев, я не удивилась тому, что она охотно согласилась на моё предложение.

– Не может Март не заметить такую красавицу, как ты, – просияла я, любуясь Весеей, довольно кружившейся в новой, расшитой бледно-розовым кварцем, рубахе. – И веночек примерь.

– Ох, ну до чего ж хороша! – восхитилась Нельга, хлопая в ладоши. – Ну просто княжна какая!

Весея звонко засмеялась, довольная тем, что и ей представился шанс побыть красавицей на княжеском пиру.

– А ты-то чего сидишь? – наигранно накинулась я на Нельгу. – Выбирай скорее наряд! Пусть и тебя Рюен заметит.

Нельга порозовела от смущения, расчёсывая длинную тёмную косу деревянным гребнем, куда собиралась вплести яркую ленту.

– Да что ты, госпожа, – робко проговорила она. – Он на меня-то и не посмотрит. Видела я, как он с тобой говорил. Так просто, так легко. Умеешь ты поддержать любую беседу и не растеряться. Я и двух слов не смогу ему сказать, тут же оробею.

– А ты не робей. Ишь, робкая какая нашлась! Лучше у Весеи поучись, – фыркнула я, застёгивая последнюю пуговицу на своём вороте, от которого голова с трудом наклонялась – экая я теперь надменная буду! – Да только вы бы лучше к январским присмотрелись. Уж они-то точно вас в обиду не дадут. На кой вам сдались эти капризные князья и самоуверенные княжичи?

Весея и Нельга переглянулись.

– Сердцу ведь не прикажешь, – ответила за обеих Весея.

– Слезами вам отольётся это всё, – строго посмотрела я на обеих красавиц. – Не те они, кто любить вас всей душой будут. Только горе с ними вас ждёт, красавицы мои. Вы уж прислушайтесь к моим словам и не ищите лиха на свои головушки. Чем вам Ярилко не красавец? Или Басман? А Плишка с Мочаном? Ох и красавцы какие! И надёжные, и серьёзные, и у князя в почёте! С такими и горя бы не знали!

Весея и Нельга вновь переглянулись, явно решив, что нарочно это всё говорю. Да только мне и вправду стало жалко их, весь недавний пыл мигом слетел, когда представила, какими они несчастными будут с теми, по ком сохнут зазря.

В зале было так шумно, что я едва могла слышать собственный голос.

Гости чувствовали себя как дома, непринуждённо болтая обо всём на свете. Особенно шумно и весело было там, где заседало семейство Ноября Груденивича. Параскева Студёновна громко что-то рассказывала Ляне Подзимовне, хохоча так, что княжна морщилась.

Ледень и Рябинка тем временем беззаботно беседовали с Рюеном и Хмуренем. Рыжеволосая княжна разрумянилась от приятного соседства с сыном Октября, который ей явно нравился. Она держалась со всем подобающим её статусу достоинством, чего нельзя было сказать о её брате – Ледень был сущим безобразником, подтрунивавшим над гостями, отпуская колкие шутки в адрес приглашённой женской половины.

– А это что за павушка такая? – долетело до моего слуха. – С такой лучше не связываться, сразу видно – мнит себя княжной, а на деле дура дурой, – и Ледень заржал, точно конь. – Небось, папенька привёл, чтоб жениха получше отхватить. Я б на такой не женился, будь у неё приданое в полкняжества. Хоть она и личиком получше Рябинки будет.

По тому, как выдохнули и зашипели мои спутницы, я поняла, что сын Ноября говорит обо мне.

– Прикусил бы ты язык, острослов, – жёстко ответил Рюен. – Ты не имеешь никакого права оскорблять гостей. Захотелось тебе позлословить, так чего ж о себе ничего такого не скажешь? Или ты думаешь, что твои шутки делают тебя интересным? Шут из тебя получился бы чудесным.

– Ты что-то зарываешься, Рюен, – недовольно огрызнулся Ледень. – Ты шутить никогда не умел, так что не завидуй тем, у кого есть эта способность.

– Твои шутки оскорбляют других, – покачал головой Рюен. – Только не удивляйся потом, что от тебя отвернутся даже близкие. Сестру ты уже обидел.

И вправду. Рябинка демонстративно отвернулась от брата, который так оскорбительно сравнил меня и её.

– С таким характером, как у тебя на тебе никто не женится, даже не смотря на то, что ты княжич, – добавил Хмурень. – Если бы у меня была сестра, то я бы сделал всё, чтобы она осталась одна, чем её отдали бы за такого шута.

И Хмурень, поднявшись со своего места, позвал Рябинку танцевать. Та, показав брату язык, охотно пошла за ним, краснея ещё больше.

Рюен тоже не стал ждать, когда Ледень отстегнёт очередную неуместную шутку, и направился в нашу сторону. Нельга аж дышать перестала, заметив это.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Расея, – слегка склонил он голову в приветствии.

– Благодарю, князь, – кивнула я. – Позволь представить тебе Нельгу и Весею, – указала я на девушек. – Они с удовольствием послушают твои стихи, которые ты обещал прочесть.

– Я очень рад, что ты не забыла об этом, – просиял Рюен.

Ага, забудешь тут. Надо же о чём-то говорить. Хотя я бы лучше с удовольствием прогулялась пешком до озера.

Январь был непривычно весел, улыбаясь и поднимая кубок с вином в знак приветствия всем тем, кто пришёл к нему на поклон, провозглашая князем Колеса года. Вот только глаза его совсем не улыбались. Он был внимателен и чутко присматривался к собравшимся, стараясь понять чувства и мысли каждого. Сидевший рядом с ним князь Октябрь что-то без устали ему рассказывал, на что Январь время от времени кивал головой. Потом его взгляд встретился с моим. Приветливо подняв кубок, он улыбнулся.

Я лишь провела рукой по вороту кафтана и подняла вверх большой палец, на что он лишь самодовольно хмыкнул.

Рюен самозабвенно читал очередное своё стихотворение, собрав вокруг себя не только восторженных Нельгу и Весею, но и других заинтересовавшихся поэзией слушателей. Вдруг музыка смолкла. Сначала никто не предал этому значения, продолжая слушать княжича. А потом до моего слуха долетел звонкий страдающий голос, временами срывающийся до фальцета. Лютня плакала, вторя голосу барда. Я нахмурилась. Уж больно голос был знаком.

– Позволь мне видеть улыбку твою.

Позволь мне о чувствах своих рассказать.

О, бедное сердце моё, о ней я пою!

О, как же мне чувства свои передать?

Март вынырнул из толпы, собравшейся вокруг Рюена. Княжич замолчал на полуслове, бесцеремонно прерванный певцом. Теперь пришла очередь Весеи вздыхать справа от меня.

Затянувшаяся серенада действовала мне на нервы, потому что все смотрели то на Марта, то на меня.

– Почему не играют музыканты? – громко спросил Рюен. – Плясовую! Играйте плясовую!

И он подхватился со своего места, хватая Нельгу и меня за руки, пускаясь в пляс. Тут же сбоку появились Хмурень и Рябинка, которым явно не хотелось слушать пение Марта вечно. Музыканты грянули плясовую. Господи Боже, да почему это происходит? Хоть бы Фёдор на помощь пришёл! Где его чёрт носит, когда я готова до упаду плясать с ним, а не с Рюеном?

Весёлый ручеёк заполнил весь зал, не давая мне ни единого шанса выбраться из этого потока. Вынырнув из-под рук танцующих, Рюен хотел было отпустить Нельгу и встать в пару со мной, но его опередили. Моя рука надёжно легла в тёплую ладонь Января.

– Спасибо, – выдохнула я, подавив внутри очередной приступ подкатившей паники – в поле зрения вновь возник Март.

– Удивлена? – усмехнулся он.

– Нет, – покачала я головой. – Благодарна.

И он повёл меня в просвет между выстроившихся в ручеёк плясунов.

«Только не отпускай!» – мысленно взмолилась я, зная, что не выдержу больше ни стихов, ни песен.

Январь не отпустил.

– Ярилко рассказал мне о том, что произошло на вашей с ним прогулке верхом, – заговорил князь. – Что думаешь по этому поводу?

– Подснежники всего лишь были предлогом, чтобы придумать ещё какую-нибудь гадость, – пожала я плечами.

Январь довольно улыбнулся, посмотрев на меня сверху вниз точно видел впервые.

– И как только Ледень мог недооценить твои умственные способности? – спросил он.

– Он просто заносчивый придурок, которому стоит врезать, – вырвалось у меня. – Маменькин сынок.

– Тише, Расея, – засмеялся Январь. – Вдруг маменька услышит. Боюсь, тут даже я буду бессилен.

Я метнула на него гневный взгляд. Смешно ему. А меня, между прочим, дурой обозвали, незаслуженно, надо признать.

– Могу ему пинка дать на охоте, – шепнул Январь мне на ухо.

– От всей души только, пожалуйста, – кивнула я.

Когда в очередной раз мы вынырнули из ручейка, то нос к носу налетели на недовольного Марта.

Я машинально встала за спину Января.

– Веселишься, князь? – гневно спросил Март.

– А ты, я погляжу, не оценил плясовую, – ответил Январь.

– Мне совсем не весело, – тяжело вздохнул весенний князь. – Гостья позади тебя точно издевается над моими чувствами! А у меня сердце болит от этого!

– Ну, извини, – пожал плечами Январь. – Позвать тебе знахаря?

– Нет! Прикажи ей танцевать со мной, раз она твоя гостья! – голос Марта сорвался до визга. – Иначе за эти унижения я поквитаюсь с тобой!

Январь недовольно зацокал языком.

– В моём доме я не приказываю, – холодно проговорил он. – А твои сердечные страдания – очередной порыв легкомыслия.

– Ты ошибаешься! – завопил Март. – Со мной ещё никогда такого не было! Я не могу больше ни о чём думать! Ну же, Расея, выходи! Поговори со мной!

Рука Января дрогнула и я подумала, что он меня отпустит. Попробуй только! Не хочу я говорить с тем, кто желал смерти всего лишь день назад! Я лишь сильнее сжала ладонь князя и вышла из-за его спины.

– Расея! – Март сделал шаг ко мне навстречу. – Почему ты избегаешь меня? Я настолько неприятен тебе, что ты не хочешь даже поговорить со мной? Я ведь попросил у Января прощения! Если причина не в этом, то что я могу ещё сделать, чтобы получить твоё внимание?

Вот это повтор! Да он просто Ромео!

– Прости, князь, – выдавила я из себя. – Я не люблю чрезмерного внимания к себе. А ты и так заставил меня быть замеченной всеми собравшимися. Поэтому, думаю, ты получил не только моё внимание, но и всеобщее.

Январь усмехнулся.

– Ты позаботился только о своих чувствах, – пожала я плечами. – Это нечестно.

– Да как ты так можешь с князем говорить, простолюдинка!

Это выкрикнул Ледень. Вот индюк малолетний! Врезать ему самой что ли? С какой руки лучше – правой или левой?

– Тогда давай поговорим в другом месте! Обещаю, я больше не буду привлекать лишнего внимания к тебе! – Март ухватил меня за плечи. – Только дай мне уладить это недопонимание, которое я вызвал у тебя!

Я поморщилась.

– Март, уйди, – Январь оторвал его руки от меня. – Ты уже получил достаточно внимания.

– Ты не понимаешь, – зашипел тот. – Я впервые в жизни думаю не только о себе.

– Я понял, – отозвался Январь. – Но ты делаешь это так, что от тебя хочется сбежать даже мне.

Март отпустил меня.

– Я веду себя глупо, да, Январь? – поник он.

– В общем-то да.

Март вздохнул, посмотрел на меня печальными глазами.

– Мы ведь увидимся завтра, Расея?

Я лишь кивнула. Мне просто хотелось, чтобы на нас прекратили смотреть. И чтобы Ледень заткнулся, понося меня такими высказываниями, что хотелось его придушить, плевав на то, что я в своей жизни и мухи не обидела.

Рюен, видимо, подумал о чём-то подобном. Он что-то шепнул Рябинке. А та, недолго думая, заехала брату по щеке со всей дурной силы, что в ней была. Ноябрь Груденевич и Параскева Студёновна кинулись разнимать дерущихся брата и сестру, так и не увидевших понурого Марта, покидающего зал.

– Вот это вы тут устроили!

Фёдор появился за моей спиной так неожиданно, что я вздрогнула.

– Я хочу, чтобы мне стёрли память! – прошептала я, борясь с желанием расплакаться. – Из-за меня одни проблемы! Отпустите меня, пожалуйста! Я хочу исчезнуть!

– Разбежались, – фыркнул рында. – Да, князь?

Январь кивнул, строго глядя на меня.

– Тебе придётся пройти через всё это, – тихо проговорил он. – Иначе так и не поймёшь кто друг, а кто враг. Посмотри на них – они не презирают тебя. Им просто любопытно. Но этого мало, чтобы узнать их всех. Не опускай головы, если хочешь, чтобы они склонили свои перед тобой.

Я попыталась высвободить руку и убежать. Но не тут-то было!

– Играйте! – громко сказал Январь музыкантам. – Честной народ желает веселиться! Виночерпии! Больше вина и мёда гостям!

Вновь зазвучала музыка, вновь загомонили гости, вновь раздался смех, вновь заплясали.

Январь повёл меня за собой прочь из зала. Я видела краем глаза, как разочарованный Рюен проводил нас тяжёлым взглядом, но следом не пошёл. Он двинулся было к Нельге, но девушка неожиданно повернулась к стоявшему позади неё Басману. А молодой гридень уж сообразил позвать девушку плясать.

Мы молча поднялись на дозорную вышку, где нёс караул Бус, отпустивший всю молодую половину караула на пир.

– Видишь вон те огни? – спросил меня Январь, указав куда-то в сторону леса.

Я молча кивнула.

– Днём там побывал Март со своей дружиной, – Бус широко зевнул. – Пытался через свою ворожбу перетянуть сюда ещё воинов. Зря старался. Жалко подснежники на той поляне ещё год расти не будут.

– Хоть Ярилко и ослушался, оставив тебя одну, всё же из вашей с ним затеи вышло верное решение, – продолжил Январь. – В тебе живёт природное чутьё, которое позволяет избежать новых проблем.

– Ага, – вырвалось у меня.

– Ты зря так думаешь, – покачал головой Январь. – Я не издеваюсь над тобой, если тебе так показалось. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что то, что с тобой происходит – не просто так. Рано или поздно нынешние события приведут к одному единственному итогу. Но только прежде, чем это случится, ты должна научиться видеть тех, кто тебя окружает, чтобы не быть обманутой. Сейчас ты доверяешь чувствам. Ты не просто избегаешь Марта, потому, что он тебе не нравится, а потому что чувствуешь, что он сделает тебе больно. Ты ненавидишь Декабря с самой первой встречи, даже ещё не зная его, только потому, что твои чувства говорят с тобой. И ты права, что веришь себе, веришь тому, что чувствуешь. И сейчас я хочу тебя попросить, чтобы ты продолжила доверять себе, какими бы лестными словами не распылялись вокруг тебя те, кто хочет твоего внимания. А внимание будет, потому что они тоже чувствуют, что ты другая. Ты не Весея, ни Нельга. Внутри тебя живёт маленький воин, которому не безразлична судьба нашего мира. Пусть с моей стороны это будет наглостью и жестокостью, но да, я хочу, чтобы ты прошла через всё это. Только тогда ты сможешь всё понять, и мои нынешние слова тоже. Я не прошу тебя доверять мне. Я прошу тебя научиться доверять и верить в себя.

Я пристально посмотрела на него. Уж чего-чего, а этих слов я не ожидала от него услышать. Многое в них мне было непонятно, но… Я верила ему! Просто слепо верила в то, что он прав! Наверное, от Фёдора заразилась.

– Я попробую, – отозвалась я. – Только если неприятностей у тебя от этого станет больше, не списывай их на меня.

Январь улыбнулся. И впервые за всё время это была настоящая улыбка, мягкая, как луч рассветного солнца морозным утром.

– Они не за горами, – отозвался он. – Но не потому, что ты пришла. А потому что настало время всему случиться. Жаль, что тебе придётся это увидеть. Но такова, видимо, судьба, если ты в неё веришь.

– Будет война? – спросила я, зная и так ответ.

– Будет, дочка, – ответил за князя Бус. – Мы уж заждались её. Неизвестно только, кто же первым развяжет бойню. А желающих много.

– Я могу помочь не дать этому случиться? – с надеждой спросила я у Января.

– Когда определишься с выбором, кому ты можешь доверять, я буду верить, что ты задашь мне этот вопрос снова, – тихо ответил он. – Только тогда ты уже будешь знать, что именно можно будет сделать.

– Но ты ведь знаешь это решение, – удивилась я.

– Я хочу, чтобы ты это решение приняла сама, – вновь улыбнулся Январь.

В его глазах в этот момент было столько разных чувств, что у меня даже закружилась голова.

– Тогда научи меня всему, что сможешь дать, – с вызовом ответила я. – Научи, чтобы я поняла тебя.

Бус довольно закряхтел, переминаясь с ноги на ногу.

– Завтра охота, Расея, – распрямил плечи Январь. – Я научу тебя стрелять из лука.

– Чего-чего? – я отшатнулась от него. – Стрелять? Из лука? Я не это имела в виду!

Бус рассмеялся.

– Мишень будет деревянная, – успокоил меня Январь.

– Тогда ладно, – неуверенно отозвалась я. – А это обязательно?

Князь кивнул.

Ладно. Я готова пройти все испытания, которые мне уготовила судьба. Возможно, только после этого я смогу вернуться домой. А если нет, то хотя бы смогу постоять за себя, когда мир рухнет.

– Не бойся, дочка, – подбодрил меня Бус. – Князь тебя в обиду не даст.

Январь лишь покосился на своего гридня.

– А если что, можешь мне пожаловаться, – добавил тот.

– Хорошо, – рассмеялась я. – Вы уж с ним тогда построже.

– Даю слово, – подмигнул мне Бус.

Может быть, однажды я пойму всё то, что случилось со мной в этот вечер и смогу принять верное решение. А пока что я хотела верить, что в Просини мне ничего не грозит. Даже тот дурной сон казался не таким страшным, когда рядом были люди, поддерживавшие меня просто потому, что я была для них хорошим человеком. Они верили мне. Как теперь я могла предать их или подвергнуть опасности? Они делили со мной кров, хлеб, тепло… Всё то, что было бесценным даром человечности. И именно с этого начинается любовь. Да, за это короткое время я полюбила Просинь, полюбила всех тех, кто окружал меня. Случилось бы со мной это чувство, попади я в другое княжество? Сейчас я не была в этом уверена. Убедить меня в обратном могло бы только чудо. Но здесь не бывает чудес. Вернее, они бывают, но не в том смысле. В Просини я действительно была госпожой, и не потому, что меня привёз князь и поселил в своих хоромах. А потому что они увидели во мне ту, которой они не безразличны, хоть я и была гостьей. После тех событий, что случились перед приездом Марта, они признали меня своей. Своей госпожой, готовой встать на защиту княжества вместе с ними. А я? Я просто жила собственными чувствами. И Январь понял это. Меня впервые в жизни поняли. Могло ли со мной такое случиться в моём мире? Вряд ли. Могла бы я найти таких друзей, какие были у меня здесь? Очень сомневаюсь. Я впервые в жизни перестала быть пустым местом! Может быть я зря думаю, что я здесь чужая? А ещё – улыбался ли Январь кому-нибудь так искренне, как мне сегодня? Если нет, то я не просто так прожила эти дни в его мире.

– Завтра будет трудный день, – сказал он Бусу. – Охота всегда повод проверить друг друга на прочность. Пусть дружинные не горячатся, да за Мартом присмотрят. А сокольничему передай, чтоб не выпускал Бурана, даже если Рюен на колени встанет. Тревожно мне за сокола.

– Вечером приедут княжны и Август? – кивал Бус головой в такт словам князя.

– Если метель их не застанет в пути, – Январь зорко вглядывался в темноту. – Но то моя воля. Пусть не забывают, что моё время сейчас. Чем больше снега, тем крепче колос.

Мне лишь в который раз осталось подивиться его мудрости, заставляющей ценить то многое, чему раньше не придавалось значения. И я улыбнулась, украдкой глядя ему в глаза, серые и холодные, точно зимнее небо, где за облаками скрывается яркое, тёплое солнце.

Глава 11. Княжеская охота

Спаслось мне в ту ночь плохо. Из головы никак не хотел идти ни разговор с Январём, ни выходки Марта, ни слова Леденя, будь он неладен. В тишине мне мерещились какие-то странные звуки, доносившиеся из сеней, соединявших гостевые покои с гридницей. Точно кто-то из приехавших шастал туда-сюда. Уж не Март ли? От греха подальше я подперла дверь сундуком, да только после этого сон окончательно ушёл. Сейчас бы чашечку кофе. Да только где его здесь взять? Тут только травяные отвары подавали, да взвар из сухофруктов.

Подышав на окно, чтобы растаял морозный рисунок, я выглянула во двор. Никого. Только на дозорной вышке мелькала фигура караульного. Неожиданно окно вновь стало узорным, закрыв мне весь обзор. Я нахмурилась. Вот это мороз там! Вновь подышала, чтобы лёд растаял. Но ничего не вышло – стекло вновь покрылось красивым узором.

– Ну, Январь! – простонала я, догадываясь, чьи это проделки. – Не спрячешься от тебя нигде!

Рядом с моими покоями послышались чьи-то шаги. Я так и замерла возле окна с поднятой рукой, которой хотела протереть окошко. Шаги замерли у моей двери. Кого там принесло в такую рань?

Лёгкая возня, и шаги стали быстро удаляться.

Сердце тут же зачастило. Меня разрывало от желания выглянуть за дверь и противоречащего ему здравому смыслу. И всё же любопытство победило.

Выглянув за дверь, я обнаружила на полу скреплённый сургучной печатью свиток тонкой бумаги и прикрепленный к нему дубовый лист. Не подснежники, уже радует. Осторожно подняв послание, я ждала подвоха. Но ничего не произошло.

Подойдя обратно к окну, я взглянула на печать. Витиеватая «Р» в обрамлении дубовых листьев и желудей.

– Рюен, – усмехнулась я. – И почему я не удивлена?

Сломав печать, я развернула письмо.

Летящие буквы с завитками складывались в слова, заставившие меня удивиться.

«Почитая тебя, как госпожу мою, шлю добрый привет и желаю здравия тебе, прекрасная Расея.

Торопится новый день, и душа моя ликует от близящейся встречи с тобой. С покорностью готов служить тебе, госпожа моя Расея. Но терзают сомнения и тревоги прошедшего вечера. Хочу от всего сердца верить, что в душе твоей нету обиды на слабость, проявленную мною перед лицом князя Марта. Даю тебе слово, милая Расея, что впредь и всегда остаюсь на твоей стороне, вручая сердце своё тебе, служу твоей милости вопреки всем трудностям.

Пусть солнце коснётся твоих рук, как если бы это мог сделать я. Тороплюсь, дабы не потревожить твой нежный сон. С нетерпением жду наших будущих бесед и крепкой дружбы между нами.

Покорно твой,

Рюен».

Хорошо, что никто не видел меня в этот момент! Жар ударил в голову, а из груди рвался безумный хохот.

Прислонившись лбом к спасительно холодному стеклу, я пыталась собрать разбежавшиеся мысли воедино. Как всё это понимать? Вот это я удачно за ёлкой сходила! Вот это я дала жару этому миру!

– Видишь, Январь, что творится? – дохнула я на стекло. – А ты из лука собрался меня учить стрелять! Лучше бы ты научил меня держать удар по моим нервам! Легко тебе с непроницаемым лицом ходить! Мне-то как этому научиться?

В ответ на мои слова морозный узор разбежался в разные стороны, пропуская первый луч утреннего солнца, который заставил меня зажмуриться. И я улыбнулась.

– Я справлюсь, – сказала я себе. – Я со всем этим справлюсь. Крепкая дружба? Ну посмотрим, каков ты будешь друг.

Запрятав письмо подальше в сундук, я вновь подумала о чашке кофе, а после стала собираться – во дворе уже загомонили конюхи, готовя лошадей для княжеской охоты.

Под звук охотничьего рога и лай псов, предвкушавших веселье, я покинула Просинь вместе с князем и Фёдором, возглавлявших процессию. Мне было неуютно от неизвестности. Но они были спокойными и говорили на обычные темы, которые не имели никакого отношения ни к охоте, ни к гостям.

– Бурмот прикатил бочку солёных грибов, – вещал Фёдор. – Уж прости, князь, я не успел и слова им сказать, чтоб придержали. Умяли в два счёта!

Январь усмехнулся, зорко поглядывая в сторону вырвавшихся вперёд всадников, среди которых был Март и его рында.

– А что хоть за грибы были? – спросил он.

– Так грузди, – вздохнул Фёдор. – Малашкиного посола.

– Тогда и ногами на тебя можно потопать, – покачал головой Январь, а потом, подумав, спросил: – Не видел, кто утром бродил по переходам?

– А то ты сам не знаешь, князь, – Фёдор многозначно посмотрел в сторону Марта. – Полночи бренчал на своей лютне, все собаки выли в псарне. Я опять не выспался.

Я покосилась на Фёдора. Выглядел он и вправду сонным и жутко уставшим, точно не только эту ночь не спал. А потом, подумав, вспомнила, что на пиру вчера его, считай, и не было. Засветиться-то он засветился, а куда потом делся – неизвестно. Вряд ли он добровольно отказался от веселья. Может, князь его по каким-то делам направил? Интересно, каким.

Въехав в лес, я ощутила новую волну тревоги. Что ж такое-то со мной творится в последнее время?

По сигналу Января пустили собак, залившихся счастливым лаем. Охота на зайца началась.

Как объяснил мне потом Ярилко, что в этой забаве участвовали все – и женщины, и младшие княжичи, и старшие из князей. Но потом оставались только сильные и умелые охотники, среди которых обычно были Январь с Фёдором, Молчан, Басман и Щербатка, Рюен с одним из гридней отца, Март со своим рындой, Сентябрь с двумя своими дружинными, и ещё не приехавшие Декабрь и Август со своими лучшими охотниками. Вот тогда начиналась самая настоящая и опасная охота на тура, дикого кабана или лося, требовавшая отваги и ловкости, выдержки и силы.

– Кто-нибудь погибал на такой охоте? – осторожно спросила я, наблюдая, как заливаются смехом Златоцвет и Дождезвон, когда одна из гончих принесла им пойманного зайца.

– На моей памяти нет, – нахмурил лоб Ярилко. – Но старшие говорят, что последним, кто погиб на княжеской охоте на тура был рында Октября. Теперь-то он сам не охотится, и даже Рюена отговаривает каждый раз. Но княжич неплохой охотник, так что, если судьба будет к нему благосклонна, то ничего с ним не случится.

– А князь? – спросила я вновь. – Недавняя рана не помешает ему? Может быть ему лучше в этот раз отказаться?

– Даже если бы он хотел, то не смог бы, – Ярилко перевёл взгляд на князя. – Ты ведь и сама понимаешь, что это дело чести.

– Понимаю, – кивнула я. – Да только боязно за него. Недавно ведь еле уберегли.

– Не тревожься, госпожа, – ободрил меня отрок. – Он землю зубами грызть будет, но слабости своей не покажет.

Январь повернул голову к нам, точно услышал наш разговор. В глазах – небесная хмарь, так ясно отражавшая мою тревогу.

А мне и вправду было тревожно, точно я ждала чего-то, что вот-вот должно было случиться.

На большой поляне развели костры, на которых стряпчие готовили разную снедь для охотников. Раскрасневшиеся от мороза Ляна Подзимовна и Румяна Багряновна заливались звонким смехом, слушая байки неугомонной Параскевы Студёновны, точно барыни на базаре.

Часть охотников, оставшаяся на поляне, предпочла гонке за зайцем по лесу стрельбу из лука по привезённым с собой мишеням – четыре деревянных щита и несколько соломенных чучел разного размера. Вторая же половина вскоре унеслась в лесную чащобу стяжать себе славу лучшего охотника.

Мы с Ярилкой, проехавшись по безопасному маршруту, вскоре вернулись на поляну, чтобы согреться и дождаться окончания охоты.

– Рябинка та ещё охотница, – услышала я голос Параскевы. – Уж какая бы партия князю была. И ловкая, и сильная, и дитя родить сможет здоровым.

И все три княжны посмотрели в мою сторону.

– Миланка, будь она жива, и сама бы с невестушкой на охоту выехала, – продолжила Параскева. – Из лука бить умела. Как моя Рябинушка-голубушка. А как она вчера с Хмуренем плясала! Ой! Я, право слово, не могла налюбоваться! А уж когда Рюен её пригласил, так счастью моему не было конца!

Я взяла у Ярилки кружку с горячим взваром.

– Рюену давно пора жениться, – заговорила Румяна. – Уж Март и тот надумал невесту себе сыскать. Со всех княжеств красавиц к себе пригласил. Да только ни одной даже слова не сказал. А тут… Даже на колени упал! Кто бы мог подумать!

– Да что в ней особенного? – голосила Параскева. – Будь она умнее, не вела бы себя с Марточком так.

Я повернула к ним голову. Вот ведь бабы базарные!

Параскева уминала жирный блин, громко прихлёбывая из кружки, неприлично рассматривая меня с самым презрительным выражением лица, на какое была способна. Румяна была беспристрастна, точно уверенная, что ни один из её сыновей не посмотрит на меня. А вот Ляна, выглядевшая одного со мной возраста в силу той природы, что одарила её вечной юностью, выглядела слегка взволнованной – слышала, небось, как Рюен вступился за меня, да стихи читал.

Заметив, что я смотрю на неё, она улыбнулась и двинулась в мою сторону.

– Дивный сегодня день, не правда ли, Расея? – мягко спросила она.

– Сегодня очень тепло, – ответила я ей, снимая с руки варежку, чтобы погреться о кружку.

– У тебя чудесный наряд, – добавила она, рассматривая воротник моего кафтана.

– Благодарю, ты тоже выглядишь прекрасно, княжна, – кивнула я.

Господи! Как бы не наговорить чего лишнего и не напутать со словами, чтобы не выдать себя с головой! А то я могу!

– Узнаю работу лучшей вышивальщицы в княжестве Января, – Ляна указала пальцев на мой ворот. – У меня есть только одни наручи, подарок Миланки на княжение Октября. До сих пор храню и надеваю по особым случаям. Тонкая работа.

– Мне тоже нравится, – согласилась я. – Точно дивная песня.

– Как хорошо ты сказала, – просияла Ляна. – Я бы лучше и не вымолвила. Точно дивная песня. Ведь и вправду. Я вот когда прошу свою вышивальщицу сделать для меня что-то, то она всегда подробно уточняет, куда и для какого повода я буду надевать наряд. А я потом удивляюсь, как точно она всё сделала. Вот, смотри, этот кафтан она мне сшила именно для охоты. А ведь я раньше и не задумывалась, почему здесь птицы, да заячьи следы изображены.

Она показала мне рукав своего кафтана, что-то вдохновлёно болтая о вышивке. Хвала небу, хоть тут я могла поддержать беседу, не зря корпела над конспектами по росписи в универе! Ляна была удивлена тому, как многое я прочла по узору на её кафтане. Вряд ли она не знала этого раньше, зато меня ей было не одурачить – не такая уж я и дура, как орал перед всеми Ледень. В итоге княжна сделала какой-то свой вывод и охотно поведала мне о том, как они добрались до Просини. За этой приятной болтовнёй нас и застали вернувшиеся Январь и чуть отставший от него Рюен с другими княжичами.

Март приехал последним. Выглядел он весёлым и довольным собой, рассказывая о том, как ловко подстрелил нескольких зайцев, а потом его взгляд замер на мне. Князь тронул повод и двинулся в нашу сторону. В руках у него был венок из берёзовых ветвей, распускавших свои листья прямо на глазах.

– Это тебе, Расея, – протянул он мне зелёный венок, от которого пахло весной. – Как белое деревце расцветает от тёплого солнца, так и я от твоей улыбки.

Что ты будешь делать? Пришлось взять, а то ещё опять на колени упадёт, тогда Параскева ещё громче голосить будет.

Жена Ноября действительно всеми силами зазывала к себе Рюена, который выехал из леса вместе с Рябинкой, Хмуренем и Леденем.

– Ой, соколик! – взывала она к княжичу. – Да какой же ты славный охотник! И Рябинушку мою одну в лесу не оставил! Она ж, погляди, робкая какая!

Все головы повернулись к Рябинке. Княжна, одетая в мужской наряд, лихо спрыгнула с лошади и кинула под ноги одного из стряпчих связку набитых зайцев, после чего звонко высморкалась, не замечая прикованных к ней взглядов.

Ляна нервно сглотнула и отвернулась, прикрыв глаза рукавом.

– А ты видела лебедей, Расея? – спросила она у меня чуть высоким голосом, точно пытаясь перекрыть зазывания Параскевы.

– Я как раз тоже собиралась задать этот вопрос.

Неспешной походкой, спрятав руки в меховых рукавах, к нам подошла Румяна. Видимо, судачества Параскевы ей порядком надоели.

– Рюен, скорее всего, уже успел навестить своих любимцев, – улыбнулась Румяна. – Я и сама люблю на них посмотреть. У нас дома много лебедей. Но эти особенные. А венок-то хорош, – кивком указала она на мартовский подарок. – Не удивлюсь, если таким зелёным и останется.

Стали ставить шатры, в которых можно было согреться, пообедать и обсудить охоту за зайцем. Тут же всем предстояло дожидаться окончания главного события – охоты на тура. И к тому времени, как были накрыты столы, вернулись верховые с гончими, разведавшими местоположение стада грозных исполинов. Вот тут-то мне действительно стало не по себе. Я видела туров только на картинках, но едва моё воображение рисовало громадину с огромными рогами и смертоносными копытами, дышать мне становилось тяжело. А тут ещё и воротник, застёгнутый до последней пуговицы, лишал меня кислорода.

Подойдя к Хладе, я погладила её по шёлковой морде, стараясь унять дрожь во всём теле. Лошадь стала щипать листья берёзового венка, пока от него не остались одни ветки.

– И зачем ты его съела? – испугалась я, когда опомнилась. – Ещё отравишься!

Но Хлада лишь дёргала меня за рукав своими мягкими губами, выпрашивая ещё.

Посмотрев на венок, я даже не удивилась, когда оказалось, что все листья были на месте. Но Хладе больше не позволила их есть, страшась последствий, а лишь накинула венок на луку седла и собралась вернуться обратно в шатёр.

– Твоей лошади понравился мой подарок.

Март стоял неподалёку, наблюдая за мной, прислонившись спиной к дереву. Золотые кудри развевались на морозном ветру, а румяные щёки придавали ему ещё большей схожести с ангелом.

Я не ответила. Просто не знала о чём говорить.

– Пожелай мне доброй охоты, Расея, – Март с надеждой смотрел мне в глаза. – Вдруг я погибну, так и не услышав твоего голоса. Осчастливь меня добрым словом.

– Доброй охоты, князь, – кивнула я и заторопилась в шатёр. – Постарайся погибнуть не сегодня.

Март широко улыбнулся, расцвёт, точно майская роза. Не будь он таким самовлюблённым эгоистом, я бы нашла его очень милым. Но вот только его желание быть первым отталкивало меня от всех подобных мыслей. Да и не люблю я блондинов.

– Я готов умереть прямо сейчас, – возвёл Март глаза к небу. – Сейчас я чувствую себя счастливым от того, что ты со мной заговорила. Я слышу, как в моей душе звучит песня жаворонка, и звенят степные колокольчики.

– Это не колокольчики, а лошадиная сбруя, – пробормотала я себе под нос, глядя, как конь Рябинки трясёт головой, пытаясь стряхнуть с себя упавший с ветки снег.

Нырнув в тепло шатра, я первым делом поискала взглядом Января и Фёдора. Ярилко вертелся рядом с ними, ожидая каких-то поручений.

– Расея, – позвала меня Ляна. – Садись рядом со мной.

Я заметила, как она покосилась в сторону Параскевы, рассекавшей толпу, точно ледокол в поисках затерявшейся за столом Рябинки.

Юная княжна тем временем взахлеб рассказывала младшим княжичам Дождезвону и Златоцвету о том, как сама вытащила угодившую в болотце свою лошадь. Мальчишки слушали её, открыв рты, позабыв обо всём на свете. Рябинка явно возвысилась в их глазах, чего трудно было сказать о слышавшей всё это Ляне Подзимовне. Зато Хмурень с одобрением кивал в такт словам княжны.

– А ну, девица, подвинься.

И Параскева втиснулась между мной и Ляной на лавку, положив локти на стол так, что жена Октября едва удержалась на краю.

– Дорогая, – обратилась она к ней. – Нельзя ли как-то полегче?

Но Параскева её точно не услышала.

– Ты что ль, Расея? – обратилась ко мне она, прихлёбывая из кружки.

– Рада, что моё имя вам известно, – весело отозвалась я. – А то все спрашивают, да спрашивают. А тут и представляться не надо. Столько времени можно сэкономить. Или потратить на более интересную беседу.

– Ну-ну, – Параскева смерила меня оценивающим взглядом. – Эко ты экономная какая, раз наговорила больше букв, чем в твоём имени.

– Так я ведь его и не говорила, – улыбнулась я. – Вы сами его произнесли.

Параскева глупо захлопала глазами, соображая, оскорбила я её, пошутила и просто выдала порцию несусветной чуши. А потом захохотала так, что у меня уши заложило.

– Чудная ты, девка, – хлопнула она меня по спине, едва не переломив пополам. – Люблю таких. Сама такая – палец в рот не клади.

– Лучше блинчик, – и я пододвинула к ней блюдо с блинами, пытаясь восстановить дыхание.

На что она вновь захохотала, притянув к себе взгляды всех собравшихся.

Фёдор вопросительно посмотрел на меня, в недоумении качая головой. Я лишь махнула рукой – жива я, жива, не прибил ещё никто.

Когда обеденное веселье было в полном разгаре, ко мне незаметно подошёл Ярилко и позвал с собой из шатра.

Возле мишеней, где собралась небольшая группа охотников, разминающихся перед важным делом, меня уже ждали. Январь с лёгкостью выпускал стрелу за стрелой, разя каждый раз сердцевину деревянного щита. А Фёдор лениво калечил соломенное чучело, метая обоюдоострые ножи. Оно теперь походило на рассерженного ежа.

– Расея, давай с нами, – пригласил он, вынимая ножи из истерзанной фигуры.

Я неуверенно посмотрела на князя.

– Уговор есть уговор, – и он лукаво выгнул бровь, жестом приглашая меня занять место рядом с ним.

Ярилко шустро прикатил себе деревянный чурбак от костра и приготовился наблюдать.

– Ладно, – выдохнула я. – Так уж и быть.

Январь протянул мне боевой лук, от тяжести которого у меня дрогнули руки.

Возможно, я бы запомнила из этого урока многое, но сосредоточиться мне мешало то, что князь был слишком близко, вкладывая в мою руку стрелу, помогая натянуть тетиву, такую тугую, что живот порвать можно от напряжения. Зря в спортзал не ходила, упражнения с дополнительным весом мне бы сейчас очень пригодились. Но рука князя была сильной и уверенной.

– Смотри точно в цель и представляй, что стрела уже там, – вещал над моей головой голос Января. – Подумай, что может помешать тебе вовремя отпустить её. Мысленно проследи полёт. Замри. И на выдохе – отпускай.

Стрела с резким тихим свистом ударила в деревянный щит. Щепки брызнули в разные стороны, Фёдор даже присвистнул.

– Неплохо, – похвалил он.

– Теперь сама, – Январь сделал шаг назад. – Лук только кажется тяжёлым. Пока ты не сделаешь его продолжением себя.

Легко ему говорить! Я с трудом выпрямила спину. Руки дрожали от напряжения и непомерной тяжести. Стрела слетела слишком рано с недотянутой тетивы.

– Не торопись, маленький воин, – тихо, чтобы слышала только я, проговорил Январь. – Сейчас ты сражаешься только с собой. Учись для себя, для крепости своего духа. Тогда и тело подчинится.

Я повернула к нему голову.

Он вовсе не смеялся надо мной, как я того ожидала. Всем своим видом он говорил мне, что я должна стать сильнее. И сильнее не только физически.

– Не выезжай на охоту, – прошептала я.

Январь лишь покачал головой, сощурив глаза точно дикая рысь.

Когда протрубил рог, все высыпали из шатров, чтобы проводить отважных охотников и пожелать славной охоты.

Я видела, как смотрели на меня Март и Рюен, полные надежды, что я помашу им рукой или улыбнусь. Но мой взгляд был прикован к удаляющимся спинам январских всадников. Князь, Фёдор, Басман, Щербатка, Молчан. Все пятеро в серебристых плащах, делавших их совсем незаметными на фоне укрытых снегом гор. Все пятеро ехали в самое опасное место, в котором будут дожидаться, когда остальные выгонят из стада самого молодого, самого сильного, самого свирепого тура, чтобы сразить его, доказав всем собравшимся гостям, что именно они хозяева этих лесов, хозяева пребывающего на земле времени года. И от мыслей, что завершающим аккордом охоты будет удар князя, сердце моё сорвалось с ритма и всё пыталось догнать удаляющихся всадников в серых плащах.

– До встречи, Расея! – не выдержав, крикнул Март.

Но я лишь повернулась к Ярилке, который, как и я, с волнением провожал охотников.

Мне было неприятно теперь всё – громкие разнузданные голоса вернувшихся в шатры, визг играющих в догонялки Златоцвета и Дождезвона, смех Параскевы, запах жареного мяса, стук ножей по мишеням, грохот собственного сердца.

– Проедемся до реки? – предложил Ярилко, внимательно наблюдая за мной. – Не к Щучьему лугу, а к месту, где Звонкая сливается с Чернобродкой. Там есть незамерзающие пороги. Вода там вкуснее любой другой.

Я с благодарностью согласилась. Чтобы я делала без него? Металась бы как загнанный зверь по ставшей клеткой поляне.

Какое-то время мы ехали по следам уехавших охотников, но вскоре лес стал забирать влево, оставляя горы где-то далеко в стороне.

– Скажи, Ярилко, а есть у стряпчих сушёный корень цикория? – с надеждой спросила я, стараясь думать о чём-то другом, кроме волнения.

– Есть, конечно, – отрок нисколько не удивился моему вопросу. – Да только он кисловат больше, чем напиток из косточек калины. Мне, лично, не особо нравится.

– Из косточек калины? – удивилась я.

– Не знала? – просиял Ярилко. – Бабушка Малашка рецептом поделилась. Калины-то у нас всегда много родится. Не выбрасывать же косточки. Вот мы их сушим, обжариваем и варим калиновый взвар. Вернёмся в Просинь, я попрошу Бурмота сварить тебе кружечку.

– Вот ты удивил меня, так удивил! – поразилась я. – А мокрой псиной вонять не будет взвар-то?

– Обижаешь, – рассмеялся Ярилко. – И близко калинова запаха нет.

– Ты уж не забудь, – приободрилась я. – С радостью попробую, а то всё…

Я не договорила.

Среди заснеженных молодых елей мне почудился силуэт всадника, точно замерший в ожидании.

– Ты чего? – Ярилко остановил своего коня. – Мы ещё не приехали.

Я внимательно вглядывалась в мохнатую, ослепительно-белую стену спящих зимним сном деревьев. Причудливые лица под снежными шапками были всего лишь причудами природы.

– Показалось, видимо, – ответила я. – Едем.

Тронув Хладу, я двинулась вслед за своим провожатым.

Но с каждым шагом тревога только нарастала. Дышать мне было не то что сложно, а страшно больно.

В отдалении послышался призыв охотничьего рога. А за ним – свирепый и отчаянный рёв тура.

– Началось! – выдохнул Ярилко.

Господи! Как же больно! Колючка в груди становилась больше.

А потом я увидела их.

Как от резкого порыва ветра заколыхались мохнатые лапы елей, роняя тяжелые белые шапки. Поднялся снежный вихрь. Один, второй, третий…

Охотники выгнали тура из стада и гнали его теперь в сторону пятерых воинов в серых плащах.

– Ох, – я прижала кулак в груди, глядя на то, как вихри, меняя облик, становятся всадниками Декабря. – Ярилко, беда!

Отрок посмотрел на меня в недоумении.

– Что случилось, госпожа?

– Декабрь здесь.

Я видела, как ненавистный мною князь мчит в сторону стада туров, желая развернуть чудовищных животных в сторону охотников, чтобы прижать их к вырастающим за их спиной скалам. Пока Январь будет занят одним-единственным исполином, остальные ударят ему в спину, ослеплённые яростью и страхом. На удачу не стоило и надеяться – все охотники оказались точно между молотом и наковальней, не видя летящего удара в спину. Когда они заметят, будет слишком поздно – в азартной гонке никто и не думал оборачиваться.

Ярилко ойкнул, заметив, наконец, то, что увидела я. Белые всадники, сливающиеся со снегом, искрящиеся на солнце так, что больно глядеть – лучшая маскировка из всех, что можно себе представить.

– Ой, лихо! – в ужасе простонал отрок. – Да как же их предупредить? Мы ж не успеем ни к ним, ни к сигнальному рогу!

Турье стадо описало дугу и стало разворачиваться.

Мне казалось, что у меня сейчас от ужаса лопнут глаза. Мимо моего застывшего взгляда медленно кружась, пролетела резная снежинка. Опустившись на зелёный берёзовый лист, точно желая быть замеченной, она всколыхнула в моей памяти ту ночь, когда я хотела сбежать.

Осторожно, чтобы не повредить и не позволить растаять, я подхватила её кончиком пальца.

– Лети к нему, – прошептала я. – Предупреди его! Не дай ему погибнуть!

И она сорвалась, подхваченная сильным порывом ветра, вырвавшегося из лесной чащи.

– Если подъедем с той стороны, то можно попробовать достать стрелой, – зачастил Ярилко, отчаянно кусая губы.

– Так чего мы ждём! – и я стегнула Хладу поводом, точно спуская стрелу с тетивы.

Ярилко снялся с места за мной, подгоняя коня так, что становилось страшно.

Вот теперь моя боль сменилась отчаянием – мы летели в спину декабрьских всадников, в спину турьего стада, пытаясь обогнать время.

«Только долети, снежинка, к нему. Только успей. Ну же, князь, обернись. Услышь меня, Январь!».

«Иди ко мне, Расея!».

Моей спины коснулся лютый холод, который не мог сравниться ни с одной зимней стужей. Тот самый холод, что обжигал меня во сне. И голос был ЕГО!

– Давай, Хлада! Ну же, милая! – кричала я, ослеплённая первородным страхом.

– Дальше нельзя! – Ярилко направил своего коня в мою сторону, чтобы остановить.

– Тогда стреляй, – я обернулась к нему.

Отчаянный отрок выхватил стрелу.

– Я чувствую, что они там, – зло прошипел он. – Но ничего не вижу! Выходи, Декабрь!

Ох, зря он так.

Стрела сорвалась с тетивы и улетела в белое безмолвие.

– Ты видишь их, госпожа? – процедил он сквозь зубы.

Кружившая в голом поле позёмка, срывалась с места на место, точно издеваясь над нами.

– Вижу, – хрипло ответила я, замечая каждое движение ветра. – И они нас видят.

По земле прошла сильная дрожь. Рассвирепевшее стадо нагоняло охотников, отрезая им последний путь к спасению. Мы видели с Ярилкой, как те, кто был загонщиками, развернули своих коней, стремясь клином войти в турье стадо, оставляя позади себя Января и его спутников.

– Если они его убьют, то кровь ещё сильнее разъярит стадо! – ахнул Ярилко. – Да только у князя нет выбора. Что теперь делать-то?

С оглушающим рёвом тур был поражён, а загонщики во главе с Мартом ворвались в дикое чёрное море безумных животных.

Мы в ужасе застыли, пригвождённые к месту не только кровавым зрелищем, но и тем, что снежные вихри стали зримыми. В этот миг смешалось всё – охота, гнев, безумие, честь и отчаяние.

– Ярилко, – я опомнилась первой. – Стреляй!

Теперь отрок видел куда бить. Но и расстояние между нами и декабрьскими стало меньше. В дикой пляске ветра я увидела того, кто желал моей смерти больше всех из-за проявленной дерзости, благодаря которой враг был обнаружен.

Ко мне мчался воин в лохматой шубе мехом наружу. С безумным блеском в глазах, с кривой ухмылкой на далеко немолодом лице.

– Декабрь, – выдохнула я, разворачивая Хладу.

Стрела Ярилки пролетела мимо, угодив в коня под другим всадником.

Бежать было поздно – нас окружили.

– Ну, здравствуй, январская девица, – хрипло прорычал князь. – Вот мы и встретились. Теперь хоть погляжу на тебя. А ты гляди, хорошо гляди, на своего князя, которого так желала защитить.

Он махнул в сторону, где были охотники.

Даже отсюда мы с Ярилкой видели распустившееся на снегу маковое поле и удаляющееся стадо туров, спешившее затеряться в горах.

– Любуйся! – с ликованием прогремел Декабрь. – Коль ты глазастая такая, узри же не только ворожбу мою, но и силу! Ибо ты будешь последней, кто видел обе мои ипостаси!

И он громко засмеялся. Его смех подхватили все его воины.

Я метнула быстрый взгляд на Ярилку, прочтя на его лице тот же ужас, что застыл в моих глазах. Сбылся мой самый страшный кошмар. И отрока в эту бездну за собой потащила, дура!

– Это мы ещё посмотрим, – выпалила я, не понимая, собственно, что собираюсь делать.

Пока они гоготали, как ненормальные, я лихорадочно распустила венок Марта, делая всё точно по наваждению какому-то, которому и после не могла дать объяснения. В моих руках оказалась длинная и хлёсткая плеть. А управляться я с нею ещё в детстве научилась, когда помогала летом Василь Палычу коров пасти. Ну, не подведи теперь, берёзка!

Стегнув по морде ближайшего коня, я врезала пяткой Ярилкиного Рыжика. И пока взвившийся на дыбы декабрьский скакун разворачивался на задних копытах, внося смуту в ряды сомкнувшихся вокруг нас врагов, умный Рыжик снялся с места в галоп, унося своего хозяина. Хлестая коней по мордам, я ринулась за ним.

Ярилко не растерялся. Мимо меня засвистели стрелы.

Да только и в спину нам ударили сразу.

Мною двигало отчаяние. Ни один мудрый воин не поступил бы так, как я. Подставив Ярилку под смертельный удар, я лишь оттянула момент нашей гибели на несколько мгновений. Мой маленький воин, которого увидел во мне Январь, был просто трусливым зайцем, желавшем спасти свою шкурку.

Стрела вышибла меня из седла, и я кубарем полетела в снег. Беги теперь, Расея, спасай свой трусливый заячий хвост!

От боли потемнело в глазах, и я потеряла все ориентиры на те несколько секунд, которые стали роковыми.

Копыта коня замерли рядом со мной.

– И где же твой Январь, девчонка? – прогремел насмешливый голос над моей головой.

Мой взгляд поймал медленно опускающуюся на мою руку снежинку, немного розовую в лучах вечернего солнца. Я перевела взгляд на небо.

«То наша Миланка Синесветовна с Ветродуем борется, чтоб дитя её никто не обидел больше». Эх, бабушка, далеко мне до княжны!

– Позади тебя, – прорычала я в ответ, переводя взгляд на Декабря.

И он обернулся.

А я, ослеплённая отчаянием и непокорностью, выдернула из плеча стрелу и вонзила её ему в ногу! Помирать, так с песней!

Крик Декабря взорвал барабанные перепонки. И точно вторя ему – затрубил охотничий рог. Так близко и так обнадёживающе.

– Охота не закончилась, – прошептала я. – Ты на чужой территории.

Глава 12. Двенадцатый гость

И не успела я опомниться, как кто-то подхватил меня под руки, а вокруг замельтешили всадники. Крик Декабря перешёл в чёрную брань. Зазвенела сталь, пронзительно заскрипел снег.

– В порядке, дочка?

На меня с беспокойством смотрело обветренное лицо Буса с заиндевелой бородой.

– Что с остальными? – я заглянула ему в глаза, чтобы прочесть ответ раньше, чем он ответит.

– Ярилко ранило, но выживет, – он перевёл взгляд на моё плечо. – Потерпи теперь, Расеюшка.

– А князь? Что с князем? – я не понимала, почему Бус ничего не говорит о своём государе.

– Плишка поехал к ним с дружинными, – тяжело вздохнул Бус. – Не знаю. У меня другая задача была. Да поможет им всем небо. Сама ведь видела, какая там была бойня. Страшусь даже думать. Туры ужасные животные. Декабрь рассчитывал на их свирепость.

Я почувствовала, как покачнулся мир перед глазами.

Мне было всё равно, что там голосил Декабрь, которого окружили дружинные из Просини, лишив возможности убраться восвояси. Да и то, что происходило вокруг – не волновало вовсе. Мой взгляд был прикован к страшному алеющему полю, к которому двигалась вереница всадников.

– Январь предупредил нас, что во время охоты можно будет ждать чего угодно и от кого угодно, – Бус разорвал свою рубаху, пытаясь остановить мне кровь, от которой уже намок рукав. – Он послал нас патрулировать границу ещё вчера. Фёдор с отрядом даже скрутил нескольких. Но Декабрь не прост. Мы прочёсывали лес, а потом, когда увидели, как вы с Ярилкой несётесь невесть куда, всё поняли и поехали следом. И поверь мне, дочка, будь моя воля, я бы уже летел к князю, а не стерёг этого, – и Бус с презрением кивнул в сторону Декабря.

Где-то протяжно затрубил рог. Ему вторил другой. И лицо гридня помрачнело, точно в этих звуках он слышал все дурные вести, которых нельзя было говорить вслух.

– Едем в крепость, – скомандовал он дружинным.

– Почему в крепость? – воскликнула я. – Мы должны ехать к ним!

– Я не могу нарушить приказ, Расея, – покачал головой гридень. – Я должен доставить Декабря в крепость. Там решать будут князья. Хоть и так понятно, что ему всё с рук сойдёт.

– А как же…

– Здесь мы ничем не поможем, – перебил меня Бус. – Да и тебе к знахарю надо. Не заставляй меня силой тебя везти. Я за тебя перед князем своей головой отвечаю.

И я, покорно опустив голову, позволила Бусу помочь мне сесть в седло. Тихая боль медленно растекалась по телу, притупляя другие чувства. Время, казалось, остановилось.

Лошадей гнали так, что взвивающийся из-под копыт снег колол глаза, смазывая очертания крепости впереди.

Почти у самых ворот я увидела одинокого Врана. Смоляной бок коня лоснился и сверкал на солнце от застывшей на нём крови.

– Вран! – взревел Бус, соскакивая на снег и устремляясь к нему.

Но конь не дался. Лишь взвился на дыбы, пронзительно заржав, и ускакал в сторону гор, оставляя после себя белёсое марево.

Декабрь победно захохотал, заставив меня вздрогнуть. Его жестокое лицо сияло торжеством, отчего кровь в жилах стыла от подкатывающего ужаса.

Что же там случилось? Почему никто не трубит в рог, не торопится сообщить, что всё хорошо?

Мой мир плыл и раскалывался от отчаяния и нестерпимой боли. Чувствуя, что земля вот-вот примет меня в свои объятия, я успела лишь бросить взгляд туда, где остался Январь.

– Расея!

Голос Буса приплыл ко мне точно издалека. А потом перед моими глазами замелькали сначала проездные ворота с оленьими рогами, затем расступающиеся толпы жителей Просини, княжеское знамя во дворе, знакомые лица, различить которые я не могла. Чей-то настойчивый голос звал меня, ему вторил другой, третий. Но мои мысли были заняты лишь тем, что я корила себя за то, что не успела предупредить князя, не успела ничего сделать, чтобы изменить ход времени.

– Не нужно, – оттолкнула я от себя знахаря, который попытался дать мне какое-то вонючее варево, отрезвившее моё сознание.

– Да ну как же ненужно? – возмутился он, пытаясь прислонить к моим губам чашку. – Крови много потеряла, силы надо восстановить.

– Есть новости? – с надеждой спросила я.

Но знахарь не успел ответить.

Со двора донёсся страшный гомон. 12. Двенадцатый гость

И не успела я опомниться, как кто-то подхватил меня под руки, а вокруг замельтешили всадники. Крик Декабря перешёл в чёрную брань. Зазвенела сталь, пронзительно заскрипел снег.

– В порядке, дочка?

На меня с беспокойством смотрело обветренное лицо Буса с заиндевелой бородой.

– Что с остальными? – я заглянула ему в глаза, чтобы прочесть ответ раньше, чем он ответит.

– Ярилко ранило, но выживет, – он перевёл взгляд на моё плечо. – Потерпи теперь, Расеюшка.

– А князь? Что с князем? – я не понимала, почему Бус ничего не говорит о своём государе.

– Плишка поехал к ним с дружинными, – тяжело вздохнул Бус. – Не знаю. У меня другая задача была. Да поможет им всем небо. Сама ведь видела, какая там была бойня. Страшусь даже думать. Туры ужасные животные. Декабрь рассчитывал на их свирепость.

Я почувствовала, как покачнулся мир перед глазами.

Мне было всё равно, что там голосил Декабрь, которого окружили дружинные из Просини, лишив возможности убраться восвояси. Да и то, что происходило вокруг – не волновало вовсе. Мой взгляд был прикован к страшному алеющему полю, к которому двигалась вереница всадников.

– Январь предупредил нас, что во время охоты можно будет ждать чего угодно и от кого угодно, – Бус разорвал свою рубаху, пытаясь остановить мне кровь, от которой уже намок рукав. – Он послал нас патрулировать границу ещё вчера. Фёдор с отрядом даже скрутил нескольких. Но Декабрь не прост. Мы прочёсывали лес, а потом, когда увидели, как вы с Ярилкой несётесь невесть куда, всё поняли и поехали следом. И поверь мне, дочка, будь моя воля, я бы уже летел к князю, а не стерёг этого, – и Бус с презрением кивнул в сторону Декабря.

Где-то протяжно затрубил рог. Ему вторил другой. И лицо гридня помрачнело, точно в этих звуках он слышал все дурные вести, которых нельзя было говорить вслух.

– Едем в крепость, – скомандовал он дружинным.

– Почему в крепость? – воскликнула я. – Мы должны ехать к ним!

– Я не могу нарушить приказ, Расея, – покачал головой гридень. – Я должен доставить Декабря в крепость. Там решать будут князья. Хоть и так понятно, что ему всё с рук сойдёт.

– А как же…

– Здесь мы ничем не поможем, – перебил меня Бус. – Да и тебе к знахарю надо. Не заставляй меня силой тебя везти. Я за тебя перед князем своей головой отвечаю.

И я, покорно опустив голову, позволила Бусу помочь мне сесть в седло. Тихая боль медленно растекалась по телу, притупляя другие чувства. Время, казалось, остановилось.

Лошадей гнали так, что взвивающийся из-под копыт снег колол глаза, смазывая очертания крепости впереди.

Почти у самых ворот я увидела одинокого Врана. Смоляной бок коня лоснился и сверкал на солнце от застывшей на нём крови.

– Вран! – взревел Бус, соскакивая на снег и устремляясь к нему.

Но конь не дался. Лишь взвился на дыбы, пронзительно заржав, и ускакал в сторону гор, оставляя после себя белёсое марево.

Декабрь победно захохотал, заставив меня вздрогнуть. Его жестокое лицо сияло торжеством, отчего кровь в жилах стыла от подкатывающего ужаса.

Что же там случилось? Почему никто не трубит в рог, не торопится сообщить, что всё хорошо?

Мой мир плыл и раскалывался от отчаяния и нестерпимой боли. Чувствуя, что земля вот-вот примет меня в свои объятия, я успела лишь бросить взгляд туда, где остался Январь.

– Расея!

Голос Буса приплыл ко мне точно издалека. А потом перед моими глазами замелькали сначала проездные ворота с оленьими рогами, затем расступающиеся толпы жителей Просини, княжеское знамя во дворе, знакомые лица, различить которые я не могла. Чей-то настойчивый голос звал меня, ему вторил другой, третий. Но мои мысли были заняты лишь тем, что я корила себя за то, что не успела предупредить князя, не успела ничего сделать, чтобы изменить ход времени.

– Не нужно, – оттолкнула я от себя знахаря, который попытался дать мне какое-то вонючее варево, отрезвившее моё сознание.

– Да ну как же не нужно? – возмутился он, пытаясь прислонить к моим губам чашку. – Крови много потеряла, силы надо восстановить.

– Есть новости? – с надеждой спросила я.

Но знахарь не успел ответить.

Со двора донёсся страшный гомон. Какофония голосов, конского ржания, скрипа полозьев саней – всё смешалось в один тревожный мотив неизвестности.

Шатаясь, точно стебель на ветру, на нетвёрдых ногах и с плывущими перед глазами стенами, я бросилась на гульбище, где уже было полно народу.

Осенние князья Октябрь и Ноябрь громко раздавали какие-то поручения суетившимся повсюду отрокам. Ляна, бледная, как луч убывающей луны, тихо плакала в окружении притихшей Параскевы и мрачной Румяны, по щекам которой струились слёзы. Стоявшая рядом с ними Рябинка голосила во всё горло, точно раненая выпь. Поодаль, будто чёрная ворона, темнела фигура Хмуреня, взгляд княжича был прикован к воротам, через которые въезжали какие-то всадники.

Замерев на верхней ступеньке, я вглядывалась в лица мужей, пытаясь отыскать знакомые глаза.

– Басман!

Стоявшая внизу Нельга вскрикнула так громко, что у всех вздрогнули спины.

Гридень, всегда уверенный и с гордо вскинутым подбородком, с трудом сполз со спины своего коня, подхваченный дружинными. Нетвёрдой походкой он направился в гридницу, ухватившись за протянутую к нему руку Нельги.

Все собравшиеся на гульбище ринулись к нему. Но он лишь кивнул в сторону ворот, тяжело поднимаясь по ступеням, которые явно плыли перед его глазами.

Во двор въехали охотники, при виде которых княжны заголосили ещё громче.

Сначала Сентябрь со своими дружинными, злой, точно голодный волк. За ним – гридень Октября и Рюен в разодранном плаще и перемотанным какой-то тряпкой коленом. Следом ехал Март, вся одежда которого была залита кровью, но судя по выражению лица – не его.

– Расея! – громко воскликнул он, приметив меня. – Какое счастье, что я могу вновь тебя видеть!

Он спрыгнул с коня и, прихрамывая, заторопился к крыльцу, по которому сбегали княжны и все, кто был на гульбище. Его улыбка вышла болезненной, хоть он и старался казаться непобедимым героем.

Но я ничего этого не видела. Мой взгляд замер на лицах тех, кто последними въехали во двор.

Щербатка и Плишка с дружиной, раненый Молчан, с трудом сидевший верхом. И Фёдор. Лицо и одежда рынды были залиты почерневшей от мороза кровью, точно он с головой нырнул в неё, а ноги выглядели так, как если бы их пустили через мясорубку вместе с одеждой. Бешеный взгляд, в котором ещё не угасли после охоты чувства, рыскал по лицам собравшихся, ища кого-то.

А позади него сидел Январь.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – только сила духа не давала ему лишиться чувств. Он был ранен, хотя в глазах, ставших настоящей ртутью, полыхал такой огонь, что одной искры хватило бы сжечь всё дотла. Он был измождённым и злым, непокорённым и не имеющим права сейчас показать свою слабость, свою боль и усталость.

– Всё хорошо, Расея, – донёсся до моего слуха голос Марта. – Все живы.

Живы. Мне большего и не нужно было знать.

Покачнувшись от страшной слабости, я ухватилась за перила. Взгляд Января коснулся меня, помрачнел, и в нём всколыхнулась новая боль. А я? Я чувствовала, как по щекам бегут слёзы, обгоняя друг друга. Все чувства, превратившие душу в натянутую тетиву, сорвались, превращаясь в безмолвные рыдания. Но мне не суждено было расплакаться подобно Ляне или Рябинке. Я закрыла глаза, и полетела в бездну нервного срыва, подхваченная руками Марта.

– Расея!

Голос Фёдора был последним, что я услышала, прежде чем сознание окончательно погасло, давая мне возможность отдохнуть от пережитых волнений и страха.

«Иди ко мне, Расея!».

Мой полёт стал быстрее, как если бы кто-то проткнул воздушный шар. Цепляясь за какие-то размазанные, точно кисель по стене, образы, я силилась прекратить падение. Мной вновь овладел страх. Страх увидеть глаза чудовища, чьё дыхание становилось всё ближе.

«Не хочу!» – крикнула я в пустоту.

В ответ раздался безжалостно холодный смех.

«Ты всё равно придёшь ко мне. Ты сама пожелаешь этого».

«Не слушай, Расея. Возвращайся. Давай руку. Сражайся, маленький воин».

Была глубокая ночь. Сначала мне показалось, что я ослепла. Но потом темнота стала видимой. Свет догоравшей свечи заставлял тени на стенах устало качаться.

Я попробовала поднять руку, но ощутила такую тяжесть, что едва ли смогла пошевелить пальцем.

– Ты очнулась?

И источник моей тяжести оторвал свою буйную голову от моей руки.

Март!

Да чтоб его леший задрал! Что он здесь забыл?! Уж кого-кого, но точно не его я здесь ожидала увидеть! Убью Весею с Нельгой! Это они должны были сидеть у моей постели и шить чёртову погребальную рубаху, да причитать над моим бездыханным телом, а не этот сумасшедший сумасброд! И зачем я рукой пошевелила? Прикинулась бы спящей до самого его отъезда!

– Что ты здесь делаешь, князь? – воскликнула я.

– Я не мог оставить тебя одну в таком состоянии, – затараторил он скороговоркой, точно от скорости его говорения зависело то, лопнет моё терпение или нет. – Ты была ранена, потеряла много крови. Кто-то должен был за тобой присмотреть, пока ты была без чувств. Ах, Расея! Это всё моя вина! Если бы я был немного расторопнее, чем Январь, то охота закончилась бы гораздо быстрее, и никто бы не пострадал. Но, увы, я тоже ранен. Но эта рана ничто по сравнению с моим страдающим сердцем! Шрамы украшают воина, я с гордостью буду носить этот шрам, как напоминание о том, что твоё пожелание удачной охоты позволило мне выйти из смертельного боя с туром гораздо более успешным, чем Январь.

– Постой, князь, – я подняла ладонь, в надежде, что он замолчит.

– Я слишком утомил тебя своей болтовнёй? – но Март продолжил. – Но я был слишком взволнован и не мог ждать утра, чтобы навестить тебя. Не буду скрывать, я был счастлив провести это время с тобой. Даже когда твои глаза закрыты, ты выглядишь настолько прекрасной, что я теряю дар речи.

– Сейчас мои глаза открыты, но дар речи не потерян тобою, князь, – проворчала я.

– Я никогда не встречал красавицы, подобной тебе, – Марта точно прорвало. – Я ослеплён твоим очарованием! Впервые в жизни я испытываю чувства, которые окрыляют меня.

Ну почему? Почему это происходит? Где там кто-нибудь! Мне срочно нужна помощь!

– Я хочу, чтобы ты была желанной гостьей в моём княжестве, едва закончатся дни Февраля. Осчастливь меня своей улыбкой, милая Расея. И я скажу тебе ещё множество прекрасных слов.

– Достаточно, – взмолилась я. – Князь, прошу, давай поговорим в другой раз. Я устала и хочу тишины. У меня кружится голова и нет сил ответить что-то здравомыслящее.

– Знахарь оставил снадобье для тебя, – Март вскочил на ноги и метнулся к сундуку, где стояла кружка с тем самым дурно пахнущим отваром трав. – Вот, выпей, чтобы тебе стало лучше.

Я протестующе выставила перед собой руки.

– Не нужно, я не буду это пить!

Март в недоумении посмотрел на меня, точно я его обидела. Но лицо тут же смягчилось, и он убрал кружку.

– Хорошо, – сдался он. – Только пообещай, что с тобой всё будет хорошо.

– Мне просто нужно отдохнуть, – примирительно пояснила я. – Это был очень трудный день для всех нас.

Март кивнул, не сводя с меня глаз, точно изучая моё лицо.

Я лишь нервно прижала руку к груди, желая убедиться, что ключ надёжно спрятан под одеждой.

– Охота выдалась непростой, – согласился князь. – Но мы не должны проявлять свою слабость. Когда прозвучит боевой рог, каждый вспомнит, чему научился, гоняя тура или зайца на охоте. Этому учил меня отец. И я не забыл его слов.

Лицо Марта стало непривычно жёстким, а в глубине глаз вспыхнул иной огонёк, чуждый тому, что я видела ранее. Где-то внутри меня всколыхнулось неприятное чувство, как если бы я вдохнула горький запах полыни.

– Ступай, князь, – как можно мягче сказала я ему. – Ты устал. Отдохни. И спасибо за твою заботу.

Март счастливо улыбнулся, вновь становясь привычным мальчишкой.

– Отдыхай, Расея, – он поцеловал мою руку. – Увидимся утром. Буду надеяться, что ты скоро поправишься. И будь уверена – твой шрам не испортит твоей красоты.

И ещё немного помедлив, он вышел, тихо притворив за собой дверь.

Выдохнув с облегчением, я прикрыла глаза. Вот ведь репей приставучий! Попрошу завтра Ярилку навесить на дверь крючок, чтобы запираться изнутри, а то я так скоро сердечный удар от испуга получу.

Прислушавшись к тишине, я осторожно сползла с постели. Плечо саднила тупая боль, пульсируя и наливая руку тяжестью. Но сейчас я не хотела этого замечать. Ждать утра было слишком долго, а тревоги мои только возрастали.

Выскользнув в сени, я босиком зашлёпала по холодному полу, чувствуя, что никакой лёд меня не остановит от намеченной цели.

Дверь в покои Января была слегка приоткрыта, точно знахарь, карауливший князя где-то неподалёку, боялся не услышать, если его позовут. Затаив дыхание, я прислушалась – не скрипнет ли где половица, не звякнет ли где склянка со снадобьем, не окликнет ли кто. Но терем спал глубоким сном после всех дневных тревог и забот.

Я неслышной тенью скользнула в княжеские покои. Мне бы только узнать, что с ним всё хорошо.

Мрачные тени плясали свою тревожную пляску на лице князя, делая каждую черту острее, глубже, выразительнее. Он выглядел таким уставшим и измождённым, а сошедшиеся на переносице брови впервые выражали не суровость, а мольбу. Точно он вновь взывал к своей матери, ища спасения в ней от всех своих бед, точно она одна могла защитить его истерзанную душу сквозь время и пространство, уберечь ото всех несчастий, обрушившихся на него с её уходом и уходом отца.

Я медленно приблизилась к нему, боясь потревожить.

Вместо рубахи его грудь стягивала тугая повязка, скрывавшая полученную рану, а к кисти правой руки и вовсе была привязана деревянная дощечка.

– Расея, – тихо позвал он.

Я испуганно вздрогнула, душа в самом прямом смысле ушла в пятки, решив, что меня рассекретили. Но князь был в забытье и видел меня глубоко в своих мыслях.

– Вернись, – вновь произнёс он. – Вернись, Расея.

В носу неприятно защипало от подступивших почему-то слёз.

– Прости меня, князь, – прошептала я, присев на колени рядом с ним. – Я не успела. Не успела предупредить тебя, не успела дать тебе знать, что Декабрь близко. Я слишком слабая для воина. Во мне нет того мужества, которое могло бы защитить людей, бывших с тобой на охоте. Я подвела тебя. Ты вновь пострадал из-за меня. Другим тоже пришлось несладко. Твои воины могли погибнуть только потому, что глупая Расея всё видела и ничего не сделала. Тебе вновь больно из-за меня.

Я всхлипнула, кусая губы, чтобы подавить рвущиеся рыдания.

– Мне жаль, что моё появление в этом мире приносит страдания многим людям, – выдавила я из себя сквозь слёзы. – Это несправедливо. Если ты знаешь способ вернуть меня раньше в мой мир, то позволь мне уйти и не причинять новых страданий.

Коснувшись его руки, я с болью заглянула в его лицо. Как я могла ничего не сделать, когда видела всё случившееся? Даже Вран сделал всевозможное, чтобы вынести своего хозяина из смертельной схватки с обезумевшим стадом туров. Фёдор и другие были готовы пожертвовать собой, чтобы вывести остальных из-под удара, слепо доверяя своему чутью. А я? Я всё видела и ничего не сделала. Что теперь будет с Басманом, получившим такой сильный удар по голове, что в покои его затаскивали четверо отроков. А Фёдор? Будет ли он ходить после той мясорубки?

– Что с тобой теперь будет, Январь? – шёпотом спросила я князя. – Ты должен встать и не позволить остальным даже мысли о том, что твой дух сломлен. Иначе я всю жизнь буду винить себя за это и думать, что всё и вправду происходит только из-за одной меня.

Рука Января была такой горячей, что я даже испугалась – не жар ли у него. Но каково же было моё удивление, когда от моей ладони по его венам скользил едва заметный глазу свет, исчезая под повязкой на груди.

Я испуганно отдёрнула руку. Что это ещё такое? Холодок пробежал по спине, заставив меня с ужасом посмотреть на собственные ладони.

– Расея, – вновь позвал Январь.

Его ресницы задрожали. А я вскочила на ноги и с колотящимся сердцем бросилась к двери.

Несясь к своим покоям, я мечтала лишь о том, чтобы то, что произошло, оказалось плодом моей больной фантазии.

Скрипнувшая позади меня половица заставила меня подпрыгнуть и прижаться к стене. Я обернулась.

В темноте перехода мелькнул знакомый силуэт. Свет единственной свечи в покоях Января, сочившийся сквозь щель, на одно единственное мгновение осветил кудрявую голову, тут же скрывшуюся в тени.

Рюен.

Моё сердце оборвалось. Видел ли он меня? Слышал ли те слова, что я шептала князю?

Сжав зубы так, что боль ударила в виски, я добралась до своей постели и без сил рухнула на подушку. Что теперь будет?

*

Спала я долго, лишь время от времени выныривая из тёплых объятий одеяла, чтобы вновь провалиться в сон. Меня никто не тревожил, лишь изредка до меня доносились голоса Весеи и Нельга, которые заглядывали, чтобы убедиться в моём здравии. А когда я проснулась, было позднее утро, стремительно приближавшееся к обеду.

Из-за двери до моего слуха долетел обрывок разговора знахаря с Малашкой.

– … ума не приложу. Уж не ведаю, какие такие силы поучаствовали во всём этом. После такого месяц не встал бы даже самый крепкий вой. А тут…

– Так хорошо ведь, – весело отозвалась Малашка. – Ему сейчас не время слабость свою показывать.

– Знаю, знаю. Но удивительное всё-таки дело, – знахарь был озадачен.

– Не болтай никому о том, – пригрозила Малашка. – И ступай давай. Некогда мне с тобой. Расеюшку сейчас проведаю и к Прасковье пойду за новой рубахой.

Из разговора со старушкой я узнала, что вечером будет суд над Декабрём, на котором соберутся все месяцы, включая Января. Князь, на удивление всем, утром поднялся с постели и чувствовал себя, по заверениям знахаря, сносно. Вот только снимать повязку, чтобы заменить на новую, отказался наотрез и настоял на том, чтобы все заботы, касательно его выздоровления, были прекращены. Я не переставала хмуриться в этот момент, но виду не подавала.

– Княжны и Август приедут к вечеру, – рассказывала Малашка. – Во дворе и так полно народу, от которого не знаешь чего и ждать. Никому и дела нет, что на охоте чуть не попрощался с жизнью не только наш князь. Рябинка вон до сих пор рыдает от потрясения. А тут ещё и эти заявятся.

– А Фёдор с Басманом как? – спросила я.

– Басманка в беспамятстве, – тяжело вздохнула старушка. – Октябрь своего знахаря к нему послал. А Фёдора ещё не видела сегодня. Но ходить будет, легко отделался из-за того, что Вран князя скинул и на дыбы встал перед этими монстрами рогатыми. А то бы туры их в мокрое место превратили – как раз к скале в тот момент прижали.

На душе у меня всё равно было гадко, не утешали даже слова Малашки о здравии охотников. И причина была в том, что мне вновь предстоит встретиться со своим врагом прямо здесь, в крепости. И я знала, что Декабрь будет всё также самодовольно улыбаться, глядя князю в глаза, точно ничего и не было, воспринимая содеянное как что-то вполне себе допустимое и оставаясь при этом безнаказанным. И именно то, что ему всё сойдёт с рук и выводило меня из равновесия. Я приходила в бешенство от одной мысли, что после всех предстоящих разборок все месяцы вновь сядут за один стол и будут пить вино и мёд, славить Января и его княжение в Колесе года. А ведь только совсем недавно погибли невинные люди из-за Декабря! Как месяцы могли терпеть такое? Хотя… Они ведь все были такими. Интересно, Февраль такой же мерзкий, как и Декабрь, или ещё хуже? О его приезде говорили шёпотом, сдерживая презрение и лютую ненависть, ещё большую, чем когда речь заходила о Декабре.

После того, как Малашка ушла, я закопалась обратно в одеяла – не хотелось даже шевелиться. Плечо страшно ныло тупой болью, наполняя меня слабостью даже не смотря на то, что в остальном я чувствовала себя хорошо. Мысли скакали, точно разрезвившиеся зайцы, не давая заострить внимание на чём-то одном. Из мрачного оцепенения меня вырвал тихий стук в дверь. Я сначала даже и не заметила этого, но стук был крайне настойчивым.

На пороге, после моего одобрения, возник князь.

Я страшно удивилась и испугалась одновременно, инстинктивно натянув шерстяное одеяло до подбородка. Что заставило его снизойти до такого поступка? Наверное, ругать меня будет за всё случившееся. А если он слышал всё, что я ему ночью наговорила?

А потом мой взгляд замер на деревянном подносе с глиняной чашкой, над которой вился ароматный пар. Что это такое? Хотя да, отравить меня самое оно! Но когда аромат достиг моих ноздрей, брови сами собой взлетели под самое темячко!

– Малашка сказала, что ты проснулась, – Январь тихо притворил за собой дверь.

– Как себя чувствуешь, князь? – осторожно спросила я, немигающим взглядом наблюдая за тем, как он ставит поднос рядом со мной, стараясь не пролить ароматный напиток и не обронить кусочки свежеиспечённого хлеба.

– Ярилко рассказал мне о твоём желании, – Январь указал на чашку. – Это малое, что я могу тебе дать за твой поступок. В твоём мире это видимо то, что тебе нравится. У нас его никто особо не любит.

– Это кофе? – с удивлением и недоверием спросила я.

– Кофе? – настал черёд Январю удивляться. – Не знаю. Калиновые косточки.

– Средней обжарки, – я принюхалась, сглотнув скопившийся ком слюны. – Не отравлено? А то…

Я прикусила язык.

Январь нахмурился, явно недоумевая почему я так недоверчиво себя веду. Но лишь молча сделал глоток калинового кофе и передал чашку мне.

Боже! Это было так похоже и в тоже время – совершенно другое. Пусть не кофе, а лишь что-то отдалённо его напоминающее, но всё же – это было так вкусно, словно я на миг вернулась обратно домой. Губы предательски задрожали, а в носу неприятно защипало.

– Ну как? – спросил Январь.

– Вкусно, – ответила я. – Почти как дома.

– Могу попросить готовить для тебя каждый день, если пожелаешь, – и он улыбнулся. – Вся дружина готова носить тебе по утрам твой кофе или всё, что захочешь.

– Но я ничего не сделала! – воскликнула я. – Наоборот! Я видела всё и ничего не сделала!

Мне стало горько от того, что это было правдой.

– Ничего не сделала? – насмешливо переспросил Январь. – Ты нарушила все законы гостеприимства, отхлестав дружинных Декабря и ранив его самого. Ты предупредила меня тогда, когда горячка охоты затмила осторожность и внимательность по отношении к происходящему вокруг. Твоё отчаяние и нелогичные действия спасли всем жизнь. После этого ты хочешь убедить меня, что ты ничего не сделала?

Я подняла на него глаза полные слёз.

– Так значит, та снежинка долетела к тебе? – шёпотом спросила я.

Январь кивнул.

– Ты была наблюдательна во время предыдущей прогулки по лесу, – усмехнулся он. – Снежинка долетела. Она изменила ход всей охоты.

– Я… – мне стало очень трудно дышать от подкативших слёз. – Прости меня, Январь. В этот раз я не послушалась и не выполнила того, что ты мне сказал.

– Чего же ты не сделала? – удивился князь, не понимая, почему я готова зареветь.

– Я не поверила в себя, – прошептала я и поспешно отхлебнула из чашки, чтобы задавить тем самым рыдания.

– В следующий раз не допускай подобной мысли, – он погрозил мне пальцем, хотя глаза смеялись, точно я была провинившимся ребёнком. – Ты сделала очень многое. И я тебе благодарен. У тебя не только горячее сердце, но и руки.

Я испуганно глянула на него, чувствуя, как внутри поднимается паника.

– Я знаю, что это была ты. И я благодарен тебе, маленький воин.

– Не понимаю, почему и как это происходит, – пробормотала я. – Только я боюсь теперь что-либо предпринимать.

Неожиданно Январь взял меня за руку.

– Видишь, ничего не происходит, – усмехнулся он. – Потому что я здоров. Было бы неплохо, если бы это работало в обратном направлении, тогда бы твоё плечо было в порядке.

Я кивнула. Смешно ему так говорить, а у меня до сих пор паника от того, что могла только навредить.

– Вы будете судить Декабря? – осмелилась я задать вопрос.

– Этот суд ничего не даст, – князь хмуро перевёл взгляд на поднос. – Очередное порицание плохих поступков, но не более, – он протянул мне кусок хлеба, ароматного и страшно аппетитного. – Каждый из тех, кто будет в зале, способен поступить также. Сегодня Декабрь напал на меня, а завтра Февраль нападёт на Марта или Сентябрь на Августа. Разницы никакой. Только в любом случае при вооружённом конфликте они выберут сторону Декабря или Февраля, только бы не с меня начиналось Колесо. Кто угодно, только не я.

– Но почему так? Почему они так ненавидят именно тебя?

– Потому что я на них не нападаю первым, – усмехнулся Январь. – Они думают, что я слабый. Презирают любые переговоры, правила, законы, обещания. Ведь силой проще чего-то добиться, как им кажется. Они думают, что тот, кто проявит силу, тот и прав. Но так не бывает. Держа свои народы в страхе и унижении, они слабеют. У людей тоже есть свой предел, свои правила, своя правда и обещания, и, достигнув этого предела, народ восстанет. Я не признаю этого, потому что вижу силу в сплочённости, в понимании, во взаимопомощи и доверии. Другие же считают это слабостью. Пусть будет так, я не стану никому доказывать, что в этом моя сила. Они сами узреют её, когда постучат с топором и мечом в мои ворота. Тогда и посмотрим, кто прав.

– Ты доверяешь Октябрю? – спросила я вновь.

– Я доверяю только себе, – Январь пристально посмотрел на меня, явно желая понять, почему я задала такой вопрос.

– Он, видимо, тоже предавал тебя? – догадалась я.

– Было дело, – кивнул князь. – Очень давно. И он думает, что если я был ребёнком, то не помню этого. Но пусть продолжает так думать и дальше. Через два дня будет последний пир, на котором положено присутствовать всем. Будь, пожалуйста, внимательна.

Я нахмурилась. Сердце от волнения перешло в галоп.

– Могу я не пойти?

– Не лишай себя веселья, – покачал головой Январь. – К тому же, тебе не о чем волноваться.

– Крючок на мою дверь навесь, – указала я на вход.

– Зачем это? – удивился Январь.

– Мне так спокойнее, – парировала я вопрос, ну не говорить же, что Март и Рюен шастают по ночам и пугают меня.

Неожиданно в дверь постучали.

Князь вскочил, как ужаленный, напустив на себя самый суровый вид. Умеет он пугать!

В дверь просунулась голова Молчана.

– У нас гости, князь, – мрачно сообщил черноволосый гридень, перенявший явно половину январских привычек вечно быть угрюмым и нелюдимым.

Кивнув мне на прощание, Январь стремительно вышел, оставив после себя пустоту, как от лопнувшего мыльного пузыря. А покои сделались холодными и неуютными, точно резко стемнело.

Со двора донеслось бряцание оружия, перестук копыт и трижды грохнул сигнальный колокол.

– Что там случилось? – спросила я запыхавшуюся Нельгу, едва она влетела в покои, будто за ней кто-то гнался.

– Там… Февраль приехал, – выдохнула она. – Говорят, с войском… А с ним… Август и княжны… пленённые.

Я охнула, прижав ладонь к губам.

Как такое могло случиться? Зачем Февралю брать в плен других месяцев и вставать с ними перед воротами Января?

– Помоги мне подняться на вышку, – попросила я Нельгу.

Слабость ещё не отступила, заставляя тело дрожать предательской дрожью. С трудом втиснувшись в одежду, чтобы не сместить повязку, я заторопилась к караульной вышке. Нельга конечно протестовала, но моё упорство вскоре заставило её замолчать.

Возле оружейной столпились отроки, которым что-то втолковывал Плишка. Тут же ждали распоряжений дружинные Марта и осенние, чьи князя направились к воротам вместе с Январём.

– Куда ты?

Возле входа в караульную я налетела на Фёдора. Рында опирался на какую-то клюку, явно не собираясь оставаться в стороне. Левая нога у него плохо гнулась, отчего он сильно хромал, но в целом выглядел он хорошо, разве что красивое лицо было в страшных кровоподтёках.

– Фёдор! – обрадовалась я ему, хватая за руку. – Зачем же ты встал? Тебе же положен постельный режим.

– Тебе тоже, – ухмыльнулся он, явно рисуясь своей героической физиономией. – На Февраля собралась поглядеть?

– Так это правда? – я тряхнула его за руку.

– Небось, на выручку пришёл, – с отвращением процедил сквозь зубы рында. – Давно они с Декабрём этот план затевали. Ну ничего. Мы готовы к чему угодно.

Где-то затрубил боевой рог. Ударил колокол.

Во дворе началась суета, все страшно торопились занять свои места, каждый знал, что ему следовало делать.

– Вернитесь в свои покои, – бросил мне на прощание Фёдор. – И ничего не бойся, Расея.

Но мы с Нельгой всё равно поднялись на вышку. Неведение и перспектива сидеть в покоях, точно зверь в клетке, меня совсем не радовала, как бы Нельга не отговаривала.

В нескольких сотнях метров от стены стояло настоящее войско. На боевых конях, чья сбруя серебром блестела в лучах послеполуденного зимнего солнца, одетые в броню воины ждали команды воина с чёрным знаменем. Это был Февраль. Рядом с ним светлыми пятнышками выделялись пятеро месяцев – четыре княжны и Август. Их сопровождение было взято в кольцо и оттеснено прочь от предполагаемого поля боя.

– Не уж то нападёт? – Нельга дрожала, как несорванный осенний лист под ударами рьяного ветра. – Что же будет! Что же теперь будет? Февраль беспощаден, он никого в живых не оставит. Мне так страшно, Расея. Что с нами теперь будет?

Я видела, как мрачная фигура Февраля, словно грозная ворона, замаячила за спинами пленников, когда от ворот Просини двинулся всадник со знаменем Января. Даже отсюда я узнала Рюена.

Внутри меня дрогнула и оборвалась какая-то явно перетянутая струна. На что он надеялся? Глупый мальчишка! Ну зачем его понесло на эти опасные переговоры? Не уж то так он хотел доказать свою веру в то, что словами можно всё решить? Ведь самому последнему невежде понятно, что Февраль понимает только силу оружия и не станет слушать октябрьского отпрыска, дерзнувшего с чужим знаменем поехать договариваться о мире.

Время будто замерло, заледенело, натянулось тетивой, чтобы выстрелить чудовищным прыжком в неизбежность. Ждать. Оставалось только ждать.

Глава 13. Чёрная стрела

Мне показалось, что Рюен ехал слишком долго, точно какая-то неведомая сила не хотела того, чтобы он приближался к ненавидящему всех собравшихся Февралю. Хотелось крикнуть, чтобы княжич остановился, развернул коня, чтобы кто-нибудь встал перед ним со щитом. Но морозный воздух замер, а горло мне точно перетянули тетивой. Ни вздохнуть, ни крикнуть я не могла.

И вот расстояние между Рюеном и Февралём сократилось до десяти шагов. Конь княжича замер.

Нельга тихо всхлипывала, кусая костяшки крепко сжатого кулака. Она была страшно бледной и напуганной, волнуясь не только за себя, но и за меня. Да и судьбы остальных ей были не безразличны. К тому же, где-то в покоях оставался Басман, до сих пор не пришедший в себя. Ясно же, как белый день, что славный гридень в одночасье стал для неё крайне важен.

Я лишь жалела о том, что не могу слышать того, о чём говорили собравшиеся у крепостной стены, ожидающие, как и я, того, о чём договорится Рюен с гневливым князем. И, не успели мы с Нельгой как следует рассмотреть происходящее далеко за стенами крепости, как Февраль резко вскинул лук, и выпущенная стрела пролетела прямо над непокрытой головой княжича, угодив ровно между собравшимися. Непокорный ветер всколыхнул чёрную ленту, повязанную на оперении, извившуюся ядовитой змеёй, как предвестницу неминуемой гибели хрупкого мира двенадцати княжеств.

Рюен хлестнул своего коня, и тот опрометью бросился обратно к Просини. Снег вился под копытами, поднимаясь непроглядным облаком, прикрывающим спину княжичу.

Сердце в груди вновь неприятно заныло, зачастило, переворачивая всё с ног на голову. Каким далёким теперь казалось мирное утро, когда в мои покои вошёл Январь, такой непривычно разговорчивый и дружелюбный. Теперь же, стоя на дозорной вышке, я видела, как он последним въехал в ворота, которые тут же заперли.

Мы с Нельгой заторопились спуститься вниз. Торопыга из меня был так себе. Каждый шаг отдавался тупой болью во всём теле, которое не иначе как восстало против меня. А может, мне просто было очень страшно. Я не хотела верить в то, что выпущенная Февралём стрела – зловещий знак для Просини.

Въехавшие вскоре во двор всадники были мрачными, как если бы непоправимая трагедия уже случилась. Даже Март и тот был чернее грозовой тучи, что уж тут говорить про Января. Молча, не глядя на столпившихся дружинных, все проследовали в гридницу, где собирались держать совет.

– Пойдём, госпожа, – потянула меня за рукав Нельга. – Нам лучше переждать всё в покоях. Нечего мёрзнуть. Как знать, может нам и вовсе вскоре придётся разлучиться с тёплым очагом.

У меня не было сил возразить ей и я лишь слабо кивнула, собираясь проследовать через сени мимо гридницы. Но не успели мы и шагу сделать, как раздался тревожный рёв боевого рога, предупреждающий о каких-то действиях за стеной.

Февраль не собирался ничего ждать.

Проходя мимо гридницы, мы с Нельгой услышали громкие разгневанные голоса державших совет мужей.

– Он не станет ждать, – гневно говорил князь Октябрь. – Это всего лишь пустая трата времени! Княжон с детьми стоит отослать как можно скорее, пока не началась осада. У меня лишь малая дружина, но все они пойдут за мной. Я останусь с тобой, Январь.

– Ты не обязан, – угрюмо отозвался князь. – Горы я и так для вас открою. Пройдёте через ущелье. Там безопасно.

– Я тоже остаюсь, – рьяно заявил Рюен чуть громче, чем обычно. – Переговоров, на которые я надеялся, не случилось, как ты и говорил мне, князь. Моя гордость задета. Я останусь с отцом, останусь воином до конца. Иначе его войско доберётся и до наших земель. Вопрос лишь времени, все это понимают.

– И я останусь!

Откуда-то донёсся голос Рябинки, явно незаметно проскользнувшей в гридницу до того, как закрылась дверь.

– Я буду сражаться с вами! – горячо заявила она собравшимся мужам.

– Княжна! – гневный рокот Ноября заставил подпрыгнуть всех собравшихся. – Я запрещаю тебе! Девице не место…

– Я уже решила! – звонко перебила его Рябинка. – Я не буду вышивать и прясть, как вы того хотите, князь! Моё место не в девичьей светёлке! И вы прекрасно это знаете!

– Ах ты негодница!

Протяжный скрежет отодвигаемого стула заставил моё сердце сжаться – кажется, князь Ноябрь вышел из себя. Ох, что теперь будет! До нашего с Нельгой слуха долетели тяжёлые шаги и чей-то примирительный оклик.

– Я дам тебе столько воинов, сколько смогу собрать, – звонко воскликнул Март, да так громко, что не трудно было догадаться – стоял он у самых дверей. – Они будут здесь ещё до того, как Февраль что-либо предпримет. Но и ты должен понять меня, что не за тебя я собираюсь сражаться.

– Мне что-то нужно возразить тебе? – глухо отозвался Январь.

– Ты отпустишь меня вместе с Декабрём, я незаметно уйду из крепости, чтобы провести обряд до того, как солнце сядет, пока зимние будут радоваться тому, что вынудили тебя пойти на их условие, – заявил Март. – А после – я заберу то, ради чего готов пожертвовать всем. Не забудь открыть мне ворота, когда я вернусь.

Взгляд Нельги пронзил меня так, как если бы она воткнула в меня иголку. Ухватив меня за руку, девушка силой потащила меня прочь из сеней, не дав услышать ответа Января. Она видимо не хотела знать что ещё решат князья.

Март же не обо мне? Правда ведь, не обо мне?

Но думать было некогда.

Во дворе грохнул колокол, раз, второй, а потом зашёлся так, как если бы кто стегал его хворостиной по спине.

– Ох, мамочки! – вскрикнула от страха Нельга, зажимая уши. – Что же теперь будет?

Возможно, если бы я с рождения жила в мире двенадцати месяцев, я бы тоже, как Нельга, дрожала от страха и мечтала только о том, чтобы забиться в какой-нибудь дальний угол и никогда оттуда не высовываться. Но я была из другого мира, мира в котором я не застала ни осады городов, ни голода, ни борьбы за престол. Я была другим человеком и видела всё происходящее точно со стороны. Во мне жил иной страх. Наверное, будь я среди крепостных жителей, я бы уже хватала детишек и стариков, гнала бы скот и другую домашнюю живность подальше от первых валов, на которых разворачивали свою деятельность лучники. Всё происходящее было слажено, точно это не первая осада, не первая бойня у стены. Я всего лишь подивилась тому, как верно и спокойно действовали жители Просини, помогая друг другу, как подбадривали они воев, торопившихся к стене, как готовились защищать свою крепость сами.

Просинь в одночасье перешла в боевое положение. Воздух пропитался гарью костров, на которых плавили смолу, кипятили воду, готовили снадобья для раненых, варили похлёбку. Каждый знал своё место, знал то, что ему нужно делать, был нужен и важен для своего государя.

Вот только я не знала, что мне делать. И это был тот страх, который я презирала и не могла подавить. Я боялась быть лишней, боялась, что никому и ничем не смогу помочь, а буду лишь попусту болтаться под ногами. Я не хотела, чтобы меня защищали лишь потому, что я была слабой девушкой. Я хотела быть нужной, быть сильнее, чем я о себе думала. Я хотела быть, а не казаться. Этот мир требовал от меня совсем иного, чем прежний. Оставалось лишь прекратить себя жалеть, потому что здесь я была единственным человеком, который понятия не имел, что такое штурм крепости, осада города, а оттого ничего это не боялась. Глупо, наверное, и по-детски самоуверенно.

Отпустив Нельгу к своей семье, где она могла помочь позаботиться матери о младшем брате, а потом успеть навестить Басмана, я хотела было найти Малашку, чтобы узнать, какая и где нужна помощь, как дверь в мои покои открылась с такой силой, что едва не слетела с петель.

Как мрачная туча на пороге стоял Фёдор. Таким рассерженным я его ещё ни разу не видела с момента нашего знакомства. Не иначе как убивать меня пришёл за какие-то неизвестные мне грехи.

– Иди, – кивнул он головой в сторону сеней. – Князь тебя зовёт.

Я испуганно смотрела на него, не двигаясь с места. Его ненавидящий взгляд говорил так много, что любой бы понял – случилось что-то непредвиденное.

– Расея, ты оглохла? – прорычал Фёдор, ошалело глядя на меня.

Я лишь попятилась назад.

– Январь? – спросила я отчего-то.

– Март! – рявкнул рында мне в ответ. – Если не пойдёшь, мне придётся силой тебя привести. Не вынуждай. Он там устроил настоящее зрелище! Его дурацкое поведение может стоить жизни тем, кто сейчас на стене! Иди давай! Успокой этого прикольного! А то он без тебя дышать не может!

– Фёдор! – я в отчаянии смотрела на рынду, который уже шагнул в мою сторону. – Я не поеду с ним! Я никуда не уеду из Просини! Не заставляйте меня делать этого! Я не хочу!

– Это уж как ты скажешь, – лицо Фёдора смягчилось, как только он понял, как сильно меня напугал – теперь надо зеркало для таких случаях при себе держать, чтобы он видел своё лицо, которое и так из-за кровоподтёков было устрашающее. – Он и слушать никого не хочет. Упрямый, как горный козёл. Нам не нужны сейчас неприятности в его лице прямо в крепости. Скажи ему что-нибудь, чтобы он просто заткнулся. Потом решим, как с ним быть.

И он протянул мне руку, вновь становясь привычным рындой.

Не без колебаний, я всё же ответила ему, взявшись за горячие пальцы, готовая в любое мгновенье передумать.

– Извини, – поморщился Фёдор, догадавшись о чём я думаю. – Я что-то не в себе от мартовских речей, которые до сих пор вызывают желание врезать ему.

Я промолчала. Эти государственные дела мне уже поперёк горла стояли.

Март ждал, стоя у ёлки, рядом с Январём, который, как и несколько дней назад, молчаливо рассматривал развешенные игрушки. Так странно. Март как будто знал, что теперь это было его любимое пространство, и всячески стремился нарушить его своим несносным ветреным поведением.

Остальные сидели за столами, негромко что-то обсуждая.

Едва я появилась в гриднице, как несносный Март ринулся ко мне. Он был бледен и взволнован, как если бы на этом совете решалась его судьба. Но Фёдор сделал шаг вперёд, не дав князю даже шанса ухватить меня за руку.

– Расея, – тихо произнёс он моё имя.

В гриднице повисло молчание, нарушаемое лишь потрескиванием дров в очаге, да стуком моего собственного сердца. Март нервно кусал губы, не сводя с меня отчаянного взгляда.

Я поклонилась всем собравшимся князьям, постаравшись до конца соблюсти правила поведения. А на деле же просто выясняла, зачем меня позвали на совет эти воинственные мужи, не способные угомонить одного князя. Всем ведь было понятно, что я совершенно ничего не смыслила в военном деле, а не совладать с Мартом из-за его сердечным дел – было смешно даже мне.

Но собравшиеся молчали, лишь сверлили меня взглядами, не выражающими ровным счётом ничего, что дало бы мне хоть какую-то зацепку.

– Князь Март готов оказать военную помощь, если Февраль и Декабрь вместе нападут на Просинь, – Рюен, заложив руки за спину, неторопливо подошёл к ёлке. Он был мрачен и не смотрел ни на кого, точно все в один миг ему опротивели. – Никто из собравшихся не отрицает, что войско Марта хорошо подготовлено, и никто не хотел бы сейчас с ним враждовать, когда наши отношения только-только наладились. Но взамен этой дружбы он просит твоего расположения, госпожа.

– Хотите сказать, что нынешнего моего расположения к князю недостаточно? – я поморщилась, словно проглотила горькое снадобье знахаря.

– Князь Март утверждает, что ты его избегаешь, – Рюен повернул ко мне голову, по-прежнему не глядя в глаза.

– Тогда пусть князь Март знает, что я уважаю честных людей, готовых бескорыстно оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, людей, которые свои чувства выражают поступками, а не пустыми словами, – я вздёрнула подбородок, не в силах сдержать гневные чувства. Их надменные лица вынуждали меня отбрыкиваться от всего грозящего моей репутации всеми силами. Кролик внутри меня не хотел, чтобы эти степные волки его загрызли своими условиями. – Если князь Март желает моего расположения, то пусть сначала научится быть серьёзным и рациональным человеком, а не заставлять всех присутствующих терпеть его чувства ко мне, которые мешают быть рассудительным. И я не сделала ничего, что можно расценить как избеганием. Я всего лишь хочу, чтобы со мной и моими чувствами тоже считались. Сейчас решается судьба многих людей и все сердечные дела не имеют никакого к этому оношения. Это смешно и несерьёзно в нынешней ситуации. Не об этом стоит думать и обсуждать на военном совете. Если князь намерен воевать на стороне Декабря и Февраля, то пусть знает заранее, что стрелять из лука я теперь тоже умею, поэтому не могу гарантировать ему безопасность в бою.

Лицо Марта побледнело ещё сильнее, руки безвольно обвисли вдоль тела, а Ноябрь выглядел так, как если бы кто-то стоял сзади и тянул его брови за ниточки на затылок. Подобного хамства не ожидал никто. А чего они от меня хотели? Не могут сами угомонить сопливого подростка, так пусть теперь выслушивают! Военный совет, тоже мне!

– Если же князь считает себя воином, способным в первую очередь защитить свой народ, которого не пощадят те, кто стоит за стеной Просини, то я только могу сказать, что это умное решение, – продолжила я свою дерзкую речь. – Не думаю, что князь Март захочет, чтобы те, кого он решится поддержать, заняли его престол, превратили в раба и вечного должника, потому что именно такая участь грозит любому, кто поддержит Декабря или Февраля.

Тут пришла очередь Рюена удивляться тому, как во мне ожил некий дипломат, о существовании которого я до этого и не подозревала.

Остальные князья переглянулись между собой, косясь на Января.

– Вы все прекрасно знаете, что отсидеться в своих крепостях не получится, – я обвела взглядом сидящих. – Они думают, что вы никогда не объединитесь, поэтому вас можно просто и быстро одолеть. Но только вы не правы. Попробуйте сломать одну стрелу. Легко? Очень. А попробуйте одновременно сломать весь колчан. Ни одна не сломается. Не слабость протянуть руку тому, кто вам не нравится лишь потому, что так сложилось столетия назад. Слабость не хотеть защитить свои дома лелея собственную гордыню.

Январь повернулся ко мне.

Плотно сжатые губы побелели, а глаза метали гром и молнии. Он явно пожалел в этот момент, что поделился ранее своими мыслями, потому что теперь я сказала то, что он никогда бы не произнёс.

– Расея, – Март протянул ко мне руки. – Не презирай мою слабость и мою гордыню. Я таким родился. Но я не хочу, чтобы ты думала, что я всем сердцем желаю объединиться с убийцей своего отца! Я лишь… – он замолчал, нервно кусая губы. – Я лишь хочу, чтобы Январь не зарывался, думая, что он сильнее всех нас!

И Март круто повернулся к стоящему позади князю.

– Да, ты самый мудрый из нас, признаю, – голос Марта зазвенел от негодования. – Ты самый сильный и ловкий в бою! Но ты никогда не даёшь другим даже шанса превзойти тебя! Я гонюсь за тобой, пытаясь первым добраться до вершины, но ты всегда оказываешься лучше! Я хочу быть похожим на тебя, хочу превзойти тебя, но ты…! Ты не даешь мне шанса хотя бы на миг стать первым!

Все согласно загомонили. Приступ зависти накрыл собравшихся князей. Они наперебой выказывали всё то, что носили, как камень за пазухой, открывая свои истинные лица.

Январь гневно смотрел на меня, как будто говоря: «Смотри, что ты наделала! Довольна своей выходкой?».

– Вам не нужно ничего доказывать, – поторопилась перебить их я, когда Март вновь обратился ко мне. – Вы разве до сих пор не поняли?

Все замолчали, ожидая от меня пояснения.

– Вам не нужно соперничать с князем и друг с другом, вы всё равно не будете лучше него или кого-то другого. Пока вы думаете, что соревнуетесь с князем Январём, теряя себя самих, он просто идёт к своим собственным целям, потому что он и есть та самая недосягаемая вершина, – сказала я, твёрдо глядя Январю в глаза, веря во всё то, что говорю. – Что мешает вам быть такой же вершиной для своего народа?

Поднявшийся гомон нарастал, как приближающаяся буря.

А Январь лишь усмехнулся, отворачиваясь обратно к ёлке. То ли остался доволен моей речью, то ли разгневался ещё сильнее – кто ж его поймёт!

– Пусть Декабрь катится прочь из моей крепости, – бросил он князьям. – Я не стану просить ничьей поддержки, если это будет обязывать меня быть чьим-то должником. Но с благодарностью приму оказанную помощь во спасение наших общих народов.

– Я с тобой, князь, – Рюен уверенно протянул ему руку, не глядя на отца. – Для меня важна наша дружба, как и прежде. Я многому у тебя научился, не хочу обесценивать это завистью или чем-то иным.

И пока остальные князья принимали решения, Фёдор толкнул меня локтем в бок и подмигнул подбитым глазом.

– Такого наговорила, я и за год переварить не смогу, – шепнул он.

Март судорожно втянул носом воздух, перемялся с ноги на ногу, рассматривая моё невозмутимое лицо, за которым скрывались дрожащие от страха заячьи уши, и повернулся к Январю.

– Учти, князь, в день моего вступления в Колесо года, ты просто обязан привезти Расею в мои хоромы, – заявил он. – А я пока что буду учиться быть вершиной, соревнуясь с самим собой.

– Я за неё не решаю, – глухо отозвался Январь. – Она сама себе хозяйка, пора бы тебе это уже уяснить, коль надумал жениться. А вот твоё решение стать лучше и независимее – мне нравится. Отец бы мог тобой гордиться.

Ах ты…! Вот значит как!

– И женюсь! – с вызовом ответил Март. – Буду добиваться тебя, Расея, чего бы мне это ни стоило! Ты ещё увидишь, что я не бросаю слов на ветер и могу быть достойным тебя. А за слова об отце – спасибо!

– Без зубов останешься, князь, – хмыкнул Фёдор. – Никто не прикажет ей послушаться тебя, каким бы раскрасавцем ты ни был. Сердце-то, оно одно у человека, оно чужим желаниям не подчиняется.

Ох, Фёдор! Обняла бы тебя за эти слова! Да только в этот миг посмотрела на князя, который, как оказалось, в упор смотрел на меня, и от кипящей ртути в его глазах всё внутри перевернулось.

Грянул колокол, возвещая о том, что время, отведённое Февралём на раздумья, вышло.

– К воротам, – уверенно отдал приказ Январь, вновь становясь суровым и яростным воином, не ведающим страха.

– К воротам, – повторил Март, кивнув своим воинам.

И посмотрев на меня со смесью самых разных чувств, среди которых читалось смирение, устремился вслед за Январём.

– Оставайся в своих покоях, госпожа, – Рюен незаметно коснулся моей руки, вкладывая свёрнутое письмо. – Сейчас ничего страшного не будет. Всё закончится быстро. Но что будет потом – никто не может знать. Просто постарайся сберечь себя, пока рядом не будет дружинных.

– Береги и ты себя, княжич, – улыбнулась я ему какой-то болезненно-вымученной улыбкой.

– Скоро свидимся, – ответил он на эту улыбку. – Помолись за нас вечному небу.

Я кивнула, и он отпустил мою руку, торопливо покидая гридницу следом за остальными.

Колокол гудел без остановки, отсчитывая шаги торопивящихся к воротам воинам. Рядом с Январём ехал Декабрь, самодовольно ухмыляясь и нагло разглядывая жителей Просини, хмуро провожающих взглядом процессию. На немых лицах застыло общее пожелание смерти ненавистному князю, загубившему не одну жизнь. Но каждый житель знал, что с тем, кто стоит за воротами, шутить не стоит. Февраль был ещё ужаснее, чем двенадцатый месяц. Все знали, что Январь не станет рисковать жизнью Августа и княжон ради того, чтобы показать своё превосходство над пойманным Декабрём. И теперь все надеялись на честный обмен. А дальше… Уж они-то все знали, как держать оружие в руках и защищать свои дома, не зря ведь почитали своего князя и готовы были идти за ним даже в крайние земли.

Безвольно опустившись перед очагом, я развернула письмо Рюена, надеясь найти в нём утешение. Сломав дубовую печать с заветной буквой «Р», я опустила глаза на летящие торопливые строчки, явно написанные впопыхах, точно княжич боялся не успеть передать свои мысли бумаге.

«Почтенная моя госпожа, отрада сердца моего и души моей.

Как тает воск свечи или упавшая на ладонь снежинка, так тает время, что я могу видеть тебя. Спешу заверить тебя, почтенная госпожа, что дружбу мою к тебе не страшит ни время, ни события, ни расстояния. Остаюсь верен тебе, чтобы ни случилось. Заверяю тебя, госпожа, что вопреки разным убеждениям отца моего, командующих княжеским войском и иных лиц, не уверенных в будущих решениях, я до конца остаюсь верен своему слову и своим убеждениям – моей дружбе с князем Январём не помешает ничьё мнение, ничьё решение или злое слово. Ведь я того желаю, ибо чту нашу дружбу, как дарованный небом неоценимый никем больше подарок, ведь полностью согласен с тем, что в единстве – сила наших народов, а наше будущее зависит только от того, как крепок будет наш союз. И я радуюсь тому, что среди всего этого моря разных лиц и судеб я встретил именно тебя, моя госпожа. Дружба с тобой для меня, как глоток пьянящего напитка, как прогулка по цветущему яблоневому саду, наполненному дивным ароматом и музыкой, заставляющей моё сердце радоваться. И, не смея надеяться на то, что желание моё исполнится, прошу тебя о встрече, едва все распри утихнут и угроза минует.

Буду ждать тебя у лебединого озера в любой утренний или послеполуденный час до самого конца пребывания в Просини.

Пусть солнечный луч или свет звёзд коснётся твоих рук вместо меня, пусть небо защитит тебя, пока меня не будет рядом с тобой, госпожа, и не одна пугающая тень не омрачит твоего сердца.

Покорно твой,

Рюен».

Ох, Рюен! Как много добрых признательных слов в одном письме, заставивших моё сердце разбиться на осколки от того, что сказаны они были так, как если бы это была просьба о самой последней встрече, возможно или нет, но всецело зависящей от исхода событий за стеной крепости. Мне стало горько от того, что скрываясь от Марта, я не успела насладиться беседой с ним, спокойно гуляя вдоль озера и чувствуя себя спокойно в его компании. Ведь именно эти чувства – уверенность, спокойствие, отсутствие бурных эмоций, которыми меня обеспечивал Март, я испытала в самую первую встречу с княжичем и чувствовала до сих пор. А ещё я чувствовала, что нуждаюсь в друге, который хорошо знает мир двенадцати месяцев и может беседовать со мной, не намереваясь проявлять каких-то иных чувств, которые бы оттолкнули меня – мне и так было непросто.

Затолкав письмо глубоко под одежду, я заторопилась на дозорную вышку, не в силах сидеть в неведении, как того все хотели от меня.

Январь ехал первым. На ходу подхватив лёгким взмахом своей нагайки торчащую в снегу стрелу, не сгибая при этом спины, он сломал её пополам, и взявшийся из ниоткуда снежный вихрь понёсся рядом с князем, как предупреждение. Позади него ехал Декабрь в сопровождении всех своих освобождённых воинов.

Расстояние быстро сокращалось, и вот уже Вран замер в нескольких шагах от Февраля.

Я впилась пальцами в перила вышки так, точно вросла в них всем телом, немигающим взглядом пожирая спину князя, и молясь только о том, чтобы всё закончилось благополучно.

Но противники неподвижно стояли друг напротив друга, не предпринимая ничего.

Потом мой взгляд уловил какое-то движение, и я посмотрела в сторону подлеска. От края большой поляны двинулась вереница повозок летних и весенних месяцев. Погонщики торопили тяжеловозов так, как никогда в жизни, мечтая лишь о том, чтобы быстрее пересечь черту Просини. Вихрь, что был подле князя, теперь кружил между повозок, будто наблюдая и проверяя – нет ли среди мирных сопровождающих февральских врагов, жаждущих проникнуть в крепость под прикрытием.

Лёгкий порыв ветра сорвал с крыши вышки снег, и несколько снежинок попали мне в глаза, заставив пару раз моргнуть.

Княжны и Август оседлали подведённых им коней и устремились к Просини. Январь, который так и не сдвинулся с места, явно желал убедиться, что они благополучно доберутся в безопасное место. А я ждала момента, когда он тоже будет за стеной!

И вот ворота Просини в очередной раз распахнулись, пропуская вереницу повозок и всадников. Только тогда князь развернул своего коня и неторопливо, будто ждал, что Февраль или Декабрь окликнут его, направился туда, где его ждали.

Моё сердце грохотало так, что шумело в ушах, как от нарастающего шторма.

С поля между горами и лесом поднимался буран, а из ворот вырвался одинокий всадник, уходя куда-то в сторону, чтобы никоим образом не встретиться с собравшимся войском Февраля. Он был едва заметен на белом коне и светлом плаще, я бы даже и не обратила на него внимания, если бы не отвлеклась от пристального созерцания напряжённой картины, будто кто нарочно повернул мою голову.

– Торопись, князь, – взмолилась я, глядя, как медленно сокращается расстояние между Январём и его противниками.

Зимние князья, своенравные, гордые и несгибаемые, явно испытывали друг друга на прочность. И то ли Январь знал, каким будет дальнейший ход врага, то ли Февраль был настолько безжалостным и безумным, но я увидела, как он вскинул лук.

– Январь!

Я закричала так, что голос сорвался до отчаянного вопля, заставив перебегающих в этот момент по двору отроков присесть от неожиданности и испуга, оглядываясь по сторонам, пока не заметили меня, едва балансировавшую на краю перил вышки.

Стрела с чёрным оперением летела в спину князю.

Я видела всё так, как если бы смотрела фильм, в котором мне показали картинку крупным кадром на экране кинотеатра. Перед моими глазами застыло острое, чёрное жало, грозное и смертельное.

Не знаю, как это случилось, да и анализировать потом свои действия не хотела, но я отчаянно протянула руку к нему, словно хотела заслонить собой, оттолкнуть от смерти, очутиться рядом, встав между ним и Февралём.

Вран, вопреки воле своего хозяина, вильнул в сторону, будто его чуткий слух уловил мой далёкий пронзительный вопль.

Стрела просвистела мимо Января, угодив прямо в деревянную створу закрывшихся за Августом ворот.

Не оглядываясь, князь стегнул воздух нагайкой, пуская Врана в галоп.

И подобно фонтанам, из земли ударили высоко в воздух снежные столбы, сотканные изо льда и холода, закрывая собой князя, а вместе с ним – Просинь.

– Январь, – прошептала я сквозь слёзы, выжигабщие своей солью глаза, которыми я хотела убедиться, что он в безопасности. – Январь.

Град стрел обрушился со стены на ринувшихся сквозь снежный заслон всадников. Прикрываясь щитами, февральские вои пошли на первый приступ, как разъярённый рой диких пчёл. Мне казалось, что даже отсюда я вижу их свирепые лица, вмиг утратившие человеческие черты, сделавшись похожими на грубо вырезанные звериные идолы. Да и о какой человечности можно было говорить, когда сам предводитель этой голодной стаи перешагнул черту воинской доблести, воспитывавшейся веками, и выстрелил в спину безоружному? Февраль не боялся ничего и готов был на любую подлость, только бы Просинь пала, тем более, когда почти все месяцы собрались в одном месте. Этот план он явно вынашивал очень давно. Да и не он один. Смех Декабря до сих пор звучал в моих ушах.

Снежный заслон вскоре был преодолён, и теперь лучники Февраля, заняв позиции вдоль стены, не скупились на ответный удар. Только в их арсенале помимо стрел оказались шестигранные, острые, как бритва, резные звёздочки, которые с устрашающе тихим свистом рассекали воздух и вонзались в намеченную цель, кроша дерево, будто капусту. Было страшно представить, что грозит воину, не успевшему заслониться щитом или нырнуть за забрало.

Стена Просини и её подножие были сплошь чёрными от стрел, как если бы это была гарь от пожара.

Снежный буран накрыл войско Февраля, желая смести прочь с лица земли. Но что может сделать снег и холод месяцу, который и сам правил этой стихией? В лесу затрещали от лютого мороза и ветра деревья, застонали высокие кедры, будто прощаясь со всеми, с кем хотели разделить будущую радость весеннего пробуждения, которой не суждено было состояться. Лёд желал покорить снежную бурю, насланную Январём, сделать снежинки непомерно тяжёлыми и осадить их на землю. Всё вокруг замерло в ожидании развязки двух стихий, сражающихся между стеной крепости и отступившими лучниками Февраля.

К тому времени во двор въехали княжны. Август явно остался со своей дружиной у стены, желая отомстить тем, что силой удерживал его, заставляя терпеть холод и страх.

До меня донесли разгневанные, недовольные голоса княжон, явно жаловавшихся друг другу на такую тёплую встречу и достойный приём. Они все мечтали тут же развернуть своих коней и убраться восвояси, не выразив никакого почтению правящему месяцу. Но за стенами Просини были Февраль и Декабрь, желавшие им смерти. А здесь – пустая трата времени на оказание уважения князю Январю, из-за которого они все оказали в невыгодном положении. Приходилось выбирать меньшую из зол и терпеть.

К моему удивлению встречать княжон вышла только Параскева Студёновна, да и та была сильно не в духе – Рябинка, не спросив ничьего дозволения, сбежала на стену вместе с мужами, в то время как Ледень отсиживался в маменькиных покоях, дрожа от страха при каждом ударе колокола и любом неосторожном шорохе.

Непокорный буран Января подхватил валявшиеся на земле стрелы с чёрным оперением, закружил их в самой дикой на свете пляске, выстраивая остриями против тех, в чьи колчаны они были вложены прежде, чем сорвались с тетивы. Некоторые стрелы от страшного мороза просто рассыпались на кристаллы, а иные же стремились к цели. И только когда буря улеглась, оборонявшимся удалось увидеть, что эти цели во многом были достигнуты – на поле то там, то здесь были разбросаны поражённые воины Февраля.

Сам же ненавистный и ненавидящий всех и вся князь отступил вглубь леса, затаился, как готовящийся к прыжку лютый зверь, дожидающийся, когда дневное светило угаснет и скроет его коварную личину, наделив преимуществом в виде полного ночного мрака.

Колокол умолк, затихли все непривычные мирной жизни звуки. Даже ветер перестал дышать. Мир замер в ожидании чего-то жуткого, а я рухнула на пол, истощённая до последней капли переживаниями и первородным страхом, накрывшим меня в тот момент, когда Февраль пустил стрелу тому, за кого я была готова отдать свою собственную жизнь.

Когда я кое-как совладала с собой и той нестерпимой болью, что сотнями игл колола сердце, прошло много времени и до моего слуха донеслись чьи-то торопливые шаги, поднимающиеся по деревянной лестнице. Знакомые голоса обсуждали случившееся и размышляли о дальнейшем повороте событий.

– Расея?

Голос Января был подобен глотку живой воды, которую мне хотелось испить до последней капли и попросить ещё.

Его взгляд замер на моих руках, и в нём читался то ли ужас, то ли изумление, то ли всё это вместе. Он шагнул ко мне и тут же тяжело упал на колени рядом со мной.

Я опустила глаза, не понимая, почему он так себя ведёт. Разум мой по-прежнему был далеко.

В левом кулаке мёртвой хваткой была зажата стрела с чёрным оперением, с той самой чёрной лентой, принадлежавшей Февралю и голодной змеёй обвившей моё запястье.

– Расея? – Январь выдохнул моё имя так, как если бы впервые произнёс его после необычайно долгой разлуки.

А я лишь ухватила его за рукав и прислонилась лбом к плечу, устало закрывая глаза, чтобы не видеть застывших позади князя Буса и Фёдора, явно недоумевающих не меньше князя. На их лицах читалось непонимание, словно они увидели необычную зверюшку и не знали, что с ней делать.

– Твоя мать погибла не для того, чтобы ты подставлял врагу свою спину, – медленно выговорила я князю, не чувствуя больше ничего кроме горечи. – Купи себе бронежилет, ради бороды Борея!

Он взял меня за руку и разжал побелевшие от холода пальцы. Стрела тяжело упала на пол, возвещая всех о своём поражении. А я лишь шумно выдохнула, избавившись от груза отчаяния, придавившего меня точно ледяной глыбой. Слёз не было. Но лишь до того момента, как я подняла глаза на Января.