Читать онлайн Похищенное мгновение бесплатно

Невысказанное

«Угадай мою любовь в моем безмолвии. Угадай ее в поступках и намеках, в улыбках и беспокойстве, и в неприкрытой, душащей ревности. Угадай ее, взглянув мне в глаза. Эта любовь в безумии бьётся во мне, даже когда я называю тебя своим другом, продолжая проводить черту между нами. Угадай ее там, где кажется ей нет места.

Разве не глуп тот, кто просит подобного? И разве не на это я надеялся? В моем нерешительном молчании я не заметил твоих надежд и твоего разбивающегося сердца.

Розы, наконец, зацвели в это тёплое, дождливое утро. Ты так хотела взглянуть на них. А я так хотел признаться тебе, неожиданно, словно нечаянно, когда ты будешь смотреть на них. Ведь ты была бы смущена, ты не смела бы взглянуть на меня. И твоё ожидание, кажущееся самой тебе наивным и отчаянным, наконец, оправдалось бы.

Но момент безвозвратно упущен. Невозможен. И уже случившуюся ссору не предотвратить. Но на этих руинах непонимания позволь мне всё объяснить».

Глава 1

С вечера лил дождь. Он то усиливался, то внезапно прекращался, но неизменно напоминал низкими темными тучами, что вновь начнется. Я никогда не любил серость и сырость, и потому, лишь успев проснуться, пребывал в скверном расположении духа. Знаешь, в то утро казалось, что весь мир настроен против меня. И с отчаяньем, свойственным человеку, который опаздывает, я искал зонт по углам комнаты – искренне недоумевая, куда он запропастился. Мне совсем не хотелось мокнуть. Но все же, накинув на голову капюшон, я вышел из дома.

Почему я так и не сказал тебе, что своим поступком ты сделала прекраснее то хмурое утро? Почему все важные слова, которые я желал тебе сказать, утопали где-то в моей груди, боясь возможной потери? Ты – мой друг. Но в то далекое утро ты только неосознанно спешила ворваться в мою жизнь.

Когда знаешь, что за пределами кровати ждет мир, полный маленьких и больших чудес, тяжело оставаться дома, даже если за окном непогода. Агнесса заплела в длинную косу свои волосы и, прошмыгнув мимо гостиной, где мирно спала ее бабушка Ида, помчалась навстречу с морем.

В последний летний день она хотела встретить рассвет на море. И дождь не смог стать помехой для осуществления задуманного.

Старый, покрытый ржавчиной велосипед нес ее по улочкам города: мимо спящих зданий и машин, детских площадок и ореховых деревьев. Безмятежная тишина свойственна и городу. Агнесса чувствовала легкую грусть от того, что пройдет несколько часов и эта идиллия нарушится – улицы наполнятся нервными звуками и запахами резких духов и табачного дыма.

Пряди светло-русых волос вырывались из заплетенной косы и от дождя прилипали ко лбу и шее. Агнесса мчалась вперед, вдыхая свежесть воздуха и радуясь романтичной возможности промокнуть. Отступил бушевавший на протяжении ночи ветер: от его былой мощи остались лишь ленивые дуновения. И Агнесса задавалась вопросом, спокойно или грозно море?

Она любила море после шторма и знала, что среди гальки, пропитанной соленой водой, найдет выброшенные на берег ракушки. Ее бабушка старалась бороться с явным стремлением внучки превратить их дом в естественнонаучный музей, но тщетно. Сегодня ей в который раз предстоит смириться с пополнением коллекции.

Море напевало печальную мелодию – в его редких белых волнах чувствовалась не угасшая за ночь злость, но и эта злость казалась все смиреннее. Агнесса присела на мокрые камни, чтобы послушать его. Йодированный запах, исходящий из выброшенных на берег водорослей, не смущал девушку, но лишний раз она старалась все же не вдыхать носом. Рядом с ней по камням ползали крабы, не обращающие внимания на тихого соседа. Бесшумная, не нарушающая покоя ни единым восхищенным словом, она упорно глядела на дорогое ее сердцу море.

Агнессу беспокоила ускользающая красота мира и часто ей чудилось, что стоит отвести взгляд – сотрется все, что она видела. Сотрутся волны и воды, камни и растения, сотрется все, что ее восхищало и что она любила, и вытиснится из ее хрупких воспоминаний. И потому порой она была слишком взволнованна и с небывалым упорством и нежностью пыталась запомнить каждую деталь увиденной, встретившейся красоты. А с морем Агнесса чувствовала особую связь и всегда желала продлить часы их свидания.

На горизонте молния стрелой ударила в синюю гладь и вслед за ней с жутким грохотом разнеслись раскаты грома. В это хмурое утро солнечные лучи пробились через грозные тучи лишь на короткий миг, но и его Агнессе было достаточно.

Мелкие камни под ногами девушки зашуршали и, испугавшись неожиданных движений, крабы поспешили скрыться. Именно проследив за их шустрыми движениями, взгляд Агнессы уловил желтый предмет, лежащий в отдалении. Им оказался длинный, как жердь, зонт. И если поначалу Агнесса просто хотела, чтобы берег был чуть чище, то открыв его над своей головой, она с удивлением заметила, насколько он хорош. Он не был выкинут на берег, кто-то определенно забыл его. О, бабушка определенно обрадуется ему больше, чем всем ее новым экземплярам ракушек!

Небо разрезала молния, и Агнесса, не понимая, чего в ней больше: страха или восхищения – поспешила в обратный путь. Она любила эту часть города, эти улочки и коттеджи у моря, изгороди, покрытые плющом и кустами ежевики, и обычно она наслаждалась хорошо знакомым видом, но не сегодня. Сверкало и громыхало. Усиливался дождь, и пусть он был до нежности теплым, Агнесса радовалась своей непромокаемой куртке и относительной сухости, в которой прибывала. Ее обуревало до странного приподнятое настроение и неприкрытая, искренняя радость озаряла ее загоревшее за лето лицо.

А по тротуару, в сторону остановки, спешил человек. Он ссутулился и прижимал к груди рюкзак, стараясь защитить его от неутомимого дождя. С сомнением Агнесса взглянула на подобранный зонт. И прежде чем погрузиться в размышления, взвешивая все за и против неожиданного решения, Агнесса оставила велосипед на тротуаре и раскрыла зонт.

– Пожалуйста, остановитесь! – и тут же Агнесса удивилась необдуманным, вылетевшим из уст словам.

Незнакомец остановился, замер на миг и обернулся. Хмуровато-недоумевающе он взглянул на окрикнувшую его девушку. Задорность, с утра разгорячившая кровь Агнессы, исчезла, подмененная смущением. Смутила ее вовсе не его красота, а строгость голубых, как море в яркий солнечный день, глаз.

На долю секунды она хотела схватить велосипед и отправиться восвояси, буркнув извинение, но лишь на долю секунды. Добродушная улыбка вернулась на ее лицо. Агнесса с непреклонной уверенностью протянула незнакомцу зонт и сказала:

– Возьми.

Люди часто удивляются неожиданной, беспричинной доброте – опешил и парень. В изумлении он не мог вымолвить и слова, и зонт оказался в его руке. Он просто сжал его, видя, как девушка без сомнений разжимает свою ладонь.

– Подожди, – неуверенно шепнул он. Охваченный недоумением разум старался прийти в рассудительное равновесие. – Не стоит, – уже тверже произнес парень. «Желтый зонт, точь-в-точь как у меня». И вдруг, взглянув на рукоятку, он заметил знакомые ему инициалы, однажды вырезанные старым отцовским ножом. «Как он у нее оказался?»

– Я нашла его у маяка, – словно отвечая на его вопрос, шепнула Агнесса. – И сейчас он тебе явно нужнее. – Не давая незнакомцу шанса отказаться от зонта еще раз, Агнесса схватила велосипед. Ей казалось, она сбегает с места преступления, а не с места доброго поступка. – Хорошего дня!

«Какой же чудачкой я ему, должно быть, показалась» – решила она. Агнесса не смогла увидеть, с какой широкой улыбкой вослед ей взглянул парень. Странное совпадение – он умудрился забыть зонт у маяка вечером и вот, уже утром, зонт к нему сам благополучно вернулся. Незнакомец был благодарен и сожалел лишь о том, что не успел эту благодарность выразить.

Глава 2

Позволь мне пошутить, что это была судьба. Позволь признаться, что в тот вечер, когда я снова увидел тебя, я лишь подумал, какое это странное, поразительное совпадение.

Иногда Агнесса грустила, что совсем не помнит родителей. Для нее всегда существовала только бабушка, заменившая собой все части ее раздробленного мира. Агнесса боготворила ее и любила, любила от того сильнее, что Ида не изменяла себе и оставалась сумасбродной, взбалмошной женщиной. Она играла в маленьком и странном театре друга, выпивала вино с подругами, обсуждая новых кавалеров, и жила, позволяя и Агнессе жить так, как вздумается.

Но суббота для Агнессы и Иды являлась негласным семейным днем – и обе они с трепетом относились к маленькой устоявшейся традиции, лишь изредка нарушаемой идеями Иды. Они готовили пироги и читали друг другу стихи. А вечером, после просмотра фильма, Агнесса ложилась на колени бабушки и рассказывала обо всем, что могло взбрести в голову, пока Ида гладила ее волосы и, как в детстве, с незабытой нежностью, покрывала поцелуями лоб.

Этот день должен был стать таким же.

Уже на лестничной площадке Агнесса услышала мелодию баллады, которую любила слушать бабушка. Она тихонько прошмыгнула в дом, остававшись незамеченной.

От гостиной девушку отделял небольшой коридор. Но именно это пространство частенько позволяло Агнессе исподтишка наблюдать за танцующей под аркой бабушкой. У арки рядом с ней стояла статуя Аполлона, неподвижно созерцающая прекрасную танцовщицу. Бабушка уверяла, что это единственная стоящая вещь в доме, но никогда не говорила, как она у нее оказалась.

Ида приближалась к статуе, умоляюще протягивая руки и столь болезненно-резко их опускала, словно безучастие мрамора причиняло ей настоящую муку. Завороженная мелодией, она не слышала ничего вокруг. Но в тот момент, когда трагичная мелодия сменилась веселой и жизнерадостность вновь завладела Идой, она повернулась к двери, эффектно пощелкивая пальцами, и, наконец, заметила приход внучки.

– С добрым утром, дорогая, – приняв совершенно непринужденный вид, произнесла она.

– Утро и правда доброе, – подтвердила Агнесса, отряхивая вымокшие волосы.

– Чаю? – Ида юркнула на кухню.

– Без него я не смогу согреться. – Агнесса учуяла сладковатый запах меда с корицей. – А почему пахнет выпечкой? – обеспокоенно полюбопытствовала она.

– Потому что я решила испечь пирог до твоего прихода, – пожала плечами Ида, выглядывая из дверного проема кухни.

– Не говори мне этого, – в ужасе шепнула Агнесса. – Пожалуйста, не говори!

Мысленно она молила Вселенную, чтобы бабушка не огорошила ее новостью о внеочередной встрече. Ида и ее старый приятель из театра просто не могли спокойно жить. Они так любили устраивать то, что сами называли «смешным подобием бала». Они приглашали в театр друзей, играли им классическую музыку на пианино и скрипках, пока гости вечер напролет танцевали. Или, что случалось гораздо чаще, собирались у кого-нибудь дома и разворачивали многочасовые беседы на самые разные темы. Но как ни прелестны были эти вечера, Агнесса продолжала превыше всего ценить уединение и тишину.

– Да, у меня появилась идея, – загадочно произнесла бабушка, разбивая надежду внучки на спокойное времяпровождение.

– Нет-т! – трагичный возглас Агнессы лишь рассмешил Иду.

– Брось, будет всего лишь человек десять – даже не разгуляешься.

Полуулыбка блеснула на устах Иды: она получала особое удовольствие, подразнивая внучку – и в ее планы совсем не входило останавливаться.

Она поставила на стол три чашки с чаем и блюдца с нарезанным яблочным пирогом.

– Ты уже сейчас кого-то ждешь?

– Ты слышала о такой примете: если утром в окно постучится птица, значит надо ждать гостей? Так вот – птица постучалась!

– Это же просто смешно.

Но не успела Агнесса и надкусить пирог, как в дверь с настойчивостью постучали.

– В чем был подвох? – возмутилась она.

Бабушка победоносно улыбнулась. А через минуту к их чаепитию присоединилась Майре – подруга Агнессы. Ее кудрявые каштановые волосы струились по плечам, карие глаза сверкали нехорошим, беспокойно-счастливым огоньком, а нос с горбинкой комически поднимался в безуспешной попытке сдержать смех. Вид Агнессы, с вымокшими волосами, прилипшими к лицу и шее, позабавил ее и на мгновение заставил забыть о намечавшемся волнительном событии.

– Ты где пропадала с раннего утра? – вместо приветствия Майре одарила подругу поцелуем в щеку. – Я позвонила бабушке и предупредила, что приду.

– Так значит, не птица нашептала про гостя, – разочарованно Агнесса проглотила кусок пирога.

– Что ты имеешь в виду? С тобой все в порядке?

– Суббота. Еще нет и десяти часов утра. Это все ли с тобой в порядке? Что ты делаешь у меня на кухне, а не в своей любимой кровати? – недоумевающе спросила Агнесса.

– О, случилось такое! – Майре было свойственно преувеличивать все на свете. И когда казалось, что она хочет огорошить поразительной новостью – от нее не стоило ждать ничего грандиозного. – Помнишь, я говорила тебе, что Лимон этим летом проводил много времени с магистрантами с нашего универа. Так вот: мы идем к одному из них на вечеринку!

Девушка терпеливо замолчала в ожидании реакции подруги. Отчаянных просьб «не идти никуда» не последовало. Лишь недовольно поджатые губы и хмурый взгляд были свидетельством нежелания Агнессы куда-либо выбираться из дома, но она молчала, понимая, что Майре не примет отказа.

Майре удовлетворенно ухмыльнулась и продолжила бы свою тираду, но Ида осторожно полюбопытствовала:

– А кто этот юноша со столь странным именем?

– Его полное имя слишком длинное, – фыркнула Майре. – Пантелеймон, – голос ее стал нежнее и мечтательное. – Но он предпочитает просто Лимон. Вы не представляете, насколько он милый!

Агнессе он милым не казался.

– Агнес не помешает проветриться, – ответила бабушка. И едва ли стоит корить ее за такое вмешательство. За двадцать один год жизни Агнесса обзавелась лишь одним другом и была иной раз настолько нелюдимой и робкой, что это не могло ни беспокоить Иду.

– Я уже с утра достаточно проветрилась, бабуль, – поспешила напомнить девушка.

– Эй, не смотри на этот вечер столь пессимистично! – с возмущением попросила Майре. – Знаешь, парень, к которому мы идем, друг Ярослава, кажется, его зовут Миша Гревцов, он магистрант с физмата, но важно другое – его дом находится близко к маяку. И ты сможешь любоваться маяком и морем, если они, конечно, видны из окон дома, пока я любуюсь Лимоном.

– Чудесное предложение, Майре, будь я моложе на лет пятьдесят, то согласилась бы без промедлений, – иронически-добродушно произнесла Ида.

– Да, предложение весьма неплохое, – подтвердила вдруг Агнесса, но руководствуясь иными соображениями: Пантелеймон не внушал ей доверия, и потому она хотела быть рядом с подругой.

– Раз все решено, – Майре широко зевнула, – я иду спать. Признаюсь честно, я думала, что уговаривать тебя придется до глубокого вечера.

Забравшись на заправленную кровать подруги, Майре с успокоенной душой вскоре погрузилась в сон. Она знала, что здесь, в этом доме, никто не нарушит тишины, пока она спит. Ни младших сестер, стягивающих одеяло и кричащих под ухо, что завтрак готов; ни родителей, утверждающих, что она заспалась – благодать.

– Ты неисправима! – Агнесса накинула плед на подругу и, с несвойственной ее рабочему процессу бесшумностью, принялась разбирать рюкзак с собранными ракушками.

***

– Мы всегда опаздываем, – прошептала Майре, подкрашивая губы блеском.

Девушки стояли у живой изгороди под тусклым светом фонаря. Пока Майре поправляла прическу и оценивала в последний раз свой вид, Агнесса разглядывала то ее, то темно-синее небо с проглядывающими на нем звездами. Об утреннем ливне напоминали только лужи на асфальте, в одну из которых Агнесса по случайности наступила. Она пыталась понять, от чего ей так дискомфортно: от сырых носков или того, что еще утром, совсем близко к этому дому, она вручила совершенно незнакомому человеку подобранный у берега моря зонт.

– Мы, правда, идем к незнакомым людям на посиделки? – нехорошее предчувствие завладело мыслями Агнессы. И почему тот парень не выходил из ее головы? Он не мог жить в этом доме, это было бы слишком невероятным совпадением. Как только она войдет в дом, еще посмеется над собственными нелепыми предположениями.

– Почему, как только дело доходит до новых знакомств, ты прячешься в своем панцире? – Майре обхватила плечи подруги. – Общество, которое ты так не любишь, взывает к тебе, дорогуша. Ты слишком погрузилась в собственный мир, но пора возвращаться к человечеству.

– Поняла, – обреченно ответила Агнесса.

– Уныло, конечно, но так держать, подруга! – заулыбалась Майре и, нравоучительно подняв указательный палец, произнесла: – И помни, мы должны покорить наших новых знакомых.

И без капли сомнений (сомнения Майре никогда не одолевали), она нажала на звонок.

Хлопнула дверь. В саду послышались торопливые шаги приближающегося человека. Агнесса затаила дыхание, словно предчувствовав, что все ее опасения вот-вот сбудутся. Ворота перед ними открылись.

– Добрый вечер! – воскликнули в лад девушки, широко и приветливо улыбаясь.

Но улыбка не задержалась на лице Агнессы, она предательски сменилась нескрываемым испугом и удивлением. Незнакомец. И все-таки он! Бодрее и опрятнее чем утром: в брюках и темно-зеленом свитере, в конце концов, даже в хорошем расположении духа. Но почему из всех возможных людей именно он?

Смущенная, застигнутая врасплох, девушка была готова провалиться сквозь землю, а, если земля все-таки выдержит вес ее смятения, трусливо бежать. Но неужто он не узнал ее?

– Рад познакомиться, меня зовут Миша, – молодой человек протянул Агнессе ладонь для рукопожатия. – И спасибо тебе за утро.

– Утро? – с недоумением Майре взглянула на покрасневшую, застывшую от растерянности подругу.

– Всегда пожалуйста, – Агнесса сжала ладони в кулаки и с вызовом взглянула на нового знакомого. Ответом ей послужил любопытный, но насмешливый взгляд. Миша счел Агнессу занимательной особой, и больше ничего. Он и не мог подумать о ней серьезнее и дольше – ведь в этот вечер все его мысли занимал предстоящий разговор с совсем другой девушкой.

Глава 3

Надежда самое жестокое из того, что паразитирует в моем сердце. Я говорю себе правду, я извожу себя правдой, но слова стираются, изглаживаются из памяти. И как сорная трава, надежда снова прорастает во мне.

Белый двухэтажный коттедж был таким же обычным, как и все дома в округе. Единственным отличием выступал разве что уютный балкон с резными перилами. На балконе стояли плетеные кресла и небольшой столик, и Агнессе на мгновение представилось, как она сидит за ним, наслаждаясь чаем. Она не сомневалась, с балкона открывается прекрасный вид на море.

Но в небольшом саду, среди персиковых деревьев с поспевшими, нетронутыми плодами, они не задержались, Миша провел их в дом, современный и строгий. Среди белого холода комнат зеленый диван и пестрое собрание молодых людей стало спасением для глаз Агнессы.

Девушка с облегчением выдохнула. Они – не незнакомцы – особенно парень, восседающий по-турецки на полу и меланхолично бренчащий на гитаре.

– Чудится, – шепнула слегка разочарованно Майре, – добрая половина нашего биофака здесь.

Высмотрев среди ребят, увлеченных настольной игрой, объект своей влюбленности, она, виновато улыбнувшись на прощание, поспешила к нему.

Как хорошо, что Майре надевала розовые очки настолько же часто, насколько снимала их. И Агнессе не оставалось ничего, кроме как ждать, когда чары Пантелеймона развеются и подруга заметит все его недостатки.

– Не ожидал увидеть тебя, Агнесса, – проговорил Ярослав. Он с неодобрением посмотрел в сторону Майре и Пантелеймона, и Майре, поймав этот осуждающий взгляд, с радушием помахала ему рукой и, кажется, тут же забыла о его существовании.

В последнее время между Ярославом и Майре сложились странные отношения. Майре нередко любовалась им, его бледным аристократичным видом, светлыми волосами, собранными, по обыкновению, в пучок и карими глазами, но стоило им заговорить, она злословила и находила повод вступить в самый горячий спор, из которого выходила победительницей только потому, что Ярослав вовсе не желал с ней спорить.

Рядом с Ярославом молчаливо сидел паренек, Виктор. Агнесса познакомилась с ним на одном из бесчисленных мероприятий, устраиваемых университетом. Он был тихим и нерешительным. Не успев озвучить собственные мысли и соображения, он заключал, что они никому не интересны, и хранил гордое молчание. Лишь один его вид говорил о том, что ему всегда было что сказать.

– Нас встретил один парень – Миша, – Агнесса хотела непринужденно выудить информацию, но залилась румянцем, – никогда не видела его на нашем факультете.

– Он с физико-математического, – и пусть Агнесса уже слышала это от Майре, она с любопытством пододвинулась ближе к Ярославу, словно невольно намекала, чтобы он говорил тише. – Мы дружим с ним с детства. Да почти со всеми, кто здесь, дружим с детства. Впрочем, устраивая вечера в своем доме, мой дорогой друг руководствуется более прозаическими причинами, чем укрепление дружеских связей.

– Какими же? – удивился вдруг Виктор.

– Ты его двоюродный брат и постоянно заявляешься сюда, так почему же ты до сих пор ничего не заметил?

Виктор смутился и снова погрузился в тягостное молчание. Агнесса с удивлением рассматривала его. Она никогда бы не подумала, что они родственники, но теперь, когда узнала об этом, обнаружила, что их внешность довольна схожа. Такие же темные волосы, синие глаза с прямым, порой слишком строгим взглядом, только черты лица мягче и округлее.

Но недолго Агнесса думала о Викторе, ради утоления любопытства, она хотела сама понять, какие прозаические причины имел в виду Ярослав. И ей стоило быть наблюдательнее.

Слушая в пол уха бурчание Виктора и все более апатичные завывания гитары, Агнесса наблюдала за Мишей. Он отчужденно, но с явным нетерпением сидел в кресле у окна. Он изредка с кем-то заговаривал, порывисто, почти уныло, и снова возвращался к прежнему беспокойному состоянию. И вскоре Агнессе пришлось прийти к неутешительному выводу, что ей не стало понятнее, что из себя представляет этот молодой человек.

Ореол таинственного очарования стал рассеиваться. И ни темные локоны, элегантно спадающие на лоб, ни тонкие кисти рук не могли восхитить девушку. Ей нравилось наблюдать за чувствами людей, а на его лице отражались лишь глубочайшая скука. Единственным предметом его интереса выступали настенные часы, на которые он то и дело поглядывал.

– Привет всем! – воскликнула ворвавшаяся в зал девушка.

И на беду Агнессы от нее не скрылось, какой радостью озарилось лицо Миши при ее появлении. Причина прежней отрешенности была ясна. Ярослав трагично провел по струнам и убрал гитару в сторону.

Миша преобразился: исчезла строгость и скованность движений, от волнения легким румянцем покрылись щеки, словно в комнате стало душно от жара его не скрытых чувств. Агнессу ничуть не удивила такая явная привязанность. Вошедшая девушка привлекала внимание всем своим существом: непоколебимой, ясной уверенностью, которая легко угадывалась в ее изящных и спокойных действиях и словах; покоряла она и красотой – чего только стоили ее огненно-рыжие волосы и синие, как сапфиры, глаза. Агнесса едва смогла подавить легкий восхищенный вздох.

В бордовом платье на тонких бретельках, с длинными сережками, напоминающими японских карпов, девушка не казалась, она была воплощением искусства, и ее приход сопровождался горячими приветствиями и объятиями. Лишь Ярослав недовольно бурчал себе под нос и ограничился ленивым взмахом руки.

Так Агнесса и познакомилась с Инной, и эта встреча произвела на нее неизгладимое впечатление. Иная красота поражает настолько, что порождает и благоговение, и робость. Сердце Агнессы пропустило предательский удар, быть может, оно знало, догадывалось, какую боль принесет ему это знакомство.

Зал наполнился воодушевлением и общим смехом, и Агнесса, спасаясь от суматохи, незамеченной выбралась в сад. Музыка в доме стала громче, суетливее и задорнее звучали голоса: своим появлением Инна наполнила весь дом и гостей необъяснимой живостью. Агнесса же, а попыток в прошлом было немало, не могла стать ни то что душой компании, но очень часто и просто ее частью. Ее замкнутый, одинокий нрав расстраивал всех, кроме нее самой.

Разгоняя в сознании шум людских голосов, Агнесса прислушивалась к морю: прохладный ветер доносил до ее слуха недовольный рокот волн.

– Тебе здесь нравится?

Агнесса вздрогнула и обернулась на голос. На ступеньку крыльца, на которой сидела девушка, опустился Миша.

– Да, здесь чудесно, – Агнесса все еще испытывала неловкость.

– Я принес тебе плед, – и Миша положил зеленый пушистый плед на ее колени. – Я увидел, как ты, – он запнулся, подбирая подходящее слово, – сбежала, и решил, что ты хотя бы не должна мерзнуть.

– Мне редко бывает холодно, – ответила осторожно Агнесса. – Но все же спасибо.

– А я постоянно мерзну, – улыбнулся он.

Плед оставался на коленях девушки, сама того не замечая, она сжимала его пальцами. Агнесса не могла понять смятение собственных чувств, ей хотелось взглянуть на профиль Миши, хотелось встретиться с ним глазами, но, не повинуясь желаниям, она упорно отводила их.

– Какое яркое сегодня звездное небо, – шепнул вдруг Миша.

Агнесса перевела взор на небосклон.

– Когда я был маленьким, отец выносил в сад пледы и подушки и, закутавшись в них, мы с ним часами смотрели на звезды. Я так внимательно глядел в небо, что мир вокруг стирался, переставал существовать, как, казалось, и сам я: только небо и звезды. Небо и звезды. И каждый раз мне становилось страшно от того, насколько огромна наша Вселенная. – Он покачал головой, словно и сам не понимал, зачем рассказывает об этом. – А потом я крепко засыпал. Вселенная будто убаюкивала меня, говоря, что мне не стоит бояться.

Его тихий и безмятежный голос завораживал. Чарующим потоком воспоминания разливались по саду, такие яркие и живые, что Агнессе невольно почудилось, будто Миша не рядом с ней, а вместе с отцом слушает колыбельные звезд.

Наваждение прошло, как только смолк голос. Агнесса набралась смелости ответить, но внезапный порыв души, и хрупкая связь, установившаяся между ними, разрушились: на крыльце появился Ярослав.

– Куда вы пропали? – полюбопытствовал он. – Миша, с тебя игра на гитаре – не отлынивай от своих обязанностей. Я уже устал их развлекать.

– Ты такой ворчун, – фыркнул Миша в ответ, но последовал за другом.

Агнесса сетовала на то, что не успела ничего ответить, не подозревая, что Мише было достаточно ее заколдованного, нежного взгляда, чтобы понять – рядом с ним был благодарный слушатель.

Поведение Миши настораживало. Разгоряченное лицо, лихорадочно то счастливые, то опечаленные глаза. Доля внимания Инны и он расцветал; доля невнимания и, казалось, его сердце жестоко разбито. Он много и остроумно шутил, но в общем смехе замечал только ее реакцию. Он пытался быть ближе к ней, садился рядом и с вниманием слушал каждое сказанное ею слово. Он не безумно, но с всепоглощающим трепетом любил ее.

Ярослав не терял надежды образумить друга, и, когда это было возможно, пресекал восхищенные вздохи. Ситуация выходила и грустная, и смешная.

Но в хороший вечер нередко случается что-то плохое, идиллия нарушается – и от того даже малейшие неприятности могут показаться трагедией.

Для Агнессы общение с людьми, особенно с незнакомыми, всегда было особого рода пыткой. Но разве, впервые встретив, мог Миша понять ее? Не могла понять ее и Инна, которая не любила оставлять без внимания тех, кто ее окружал, и никогда не упускала возможности пошутить над ними. Заметив в ней эти качества, Агнесса, не боясь показаться неприветливой, сделала все, чтобы избежать ее общества. Она просто хотела оставаться наблюдателем, а не участником, и ее желание сыграло с ней злую шутку.

– Ты весь вечер бежишь от меня, как от огня, – заявила Инна, шутливо хмурясь. Большая часть гостей покинула зал и распивала чай на кухне.

– Это не так, – холодно ответила Агнесса. – Мне кажется, тут и без меня вполне хватает собеседников.

– И все же именно с тобой я хотела пообщаться.

– Быть может, в другой раз, – отрезала Агнесса. – Мне и Майре уже пора уходить.

Она с отчаяньем посмотрела на подругу, умоляя прийти на помощь, но было поздно.

Невозмутимая и жизнерадостная, Инна, и это было так не похоже на нее, с усилием улыбнулась и кивнула головой, словно говоря, что все понимает. Но ее настолько поразил бесстрастный, даже неприязненный тон Агнессы, что она не смогла скрыть досады.

Инна шагнула вперед, собираясь уйти, но остановилась перед сердитым, мрачным взором Миши. Она знала Мишу достаточно долго, чтобы понять, что этот взор не сулит ничего хорошего.

– Знаешь, – обратился он к Агнессе, – можно быть и поприветливее. Хоть иногда. – Агнесса не пыталась оправдаться, она взглянула на него прямо и гордо, но он уже не замечал ее.

Миша повернулся к Инне:

– Тебя звала Катерина. Она на втором этаже.

И он ушел. Он осудил Агнессу со всей строгостью, с какой иной раз любой может осудить малознакомого человека, не зная причин его поступков.

Агнесса обрушила на Мишу шквал недобрых слов, но только мысленно. Это мгновение злости уберегло ее от унизительных слез. Ей было больно и особенно больно от того, что он прав. Но Агнесса знала, как только злость совсем пропадет, на ее месте останется разъедающее разум самобичевание.

Скрыться. Уйти. Но запутавшаяся в чувствах Агнесса продолжала растерянно смотреть вперед.

– Не обижайся на него, – попросил Ярослав. – Он не такой плохой, каким мог показаться.

Майре отыскала их сумки и спешила, раздосадованная и злая, к Агнессе, чтобы увести ее и за одно сказать Ярославу, чтобы он приструнил своего друга. Но остановилась: Виктор преградил путь, заслонив собой ее подругу.

– Не расстраивайся, – прошептал он. Агнесса едва слушала его, утопая в омуте мыслей. – Всякое бывает. Знаешь, – нерешительная пауза. – Я понимаю тебя. Тоже чувствую себя неуютно в таких больших компаниях. Лучше уж прогулки вдвоем. – Он неловко потер шею. – Не хочешь как-нибудь, как-нибудь прогуляться? Думаю, у нас много общего.

И если он думал, что выбрал подходящий момент, то впервые в жизни не ошибся. Агнесса чувствовала себя настолько раздосадовано, что единственным ее желанием было прекратить его щебетание.

– Хорошо. – Но вдруг смысл собственных слов дошел до нее. Нет, он не так поймет, она совсем не готова с ним встретиться. – Виктор, я…

– Отлично, тогда я напишу тебе.

– Послушай, Виктор…

– Поговорим побольше в следующий раз, – остановил ее он, – а сейчас мне пора домой. Уже поздно.

Агнесса взглянула на часы, на которые с такой тоской еще недавно глядел Миша, и только теперь заметила, как неожиданно время приблизилось к полуночи.

– До встречи, – улыбнулся Виктор.

– Пока, – почти безучастно шепнула Агнесса, осознавая, что это будет одна из тех историй, которые не заканчиваются хорошо.

– Он пригласил тебя на свидание? – пораженно фыркнула Майре, пытаясь определиться, кто из «этих двоих неотесанных болванов» разозлил ее больше.

– Думаю, тебе лучше стоит спросить: «Ты что согласилась?».

– Вот он хитрюга. Подловил же момент!

– Я просто ни о чем не хочу думать, – устало произнесла Агнесса.

– Идем домой. Выспишься и на утро поймешь, как лучше разрешить ситуацию.

Но Агнесса хотела, чтобы ситуацию за нее разрешил кто-нибудь другой. Она проклинала свою излишнюю застенчивость, ранимость и несобранность. Всё опять пошло наперекосяк.

– Да, – она выдавила улыбку. – Завтра я определенно буду смеяться над всем, что случилось сегодня.

Майре ей не поверила.

– Агнесса, если хочешь, я поговорю с Виктором, – предложил Ярослав. Она покачала головой. – Но я хотя бы обязан увезти вас домой, хорошо?

– Конечно, хорошо, – победоносно улыбнулась Майре. – Как будто у тебя был выбор.

Предположение Агнессы оказалось верно: Майре за вечер успела разочароваться в Пантелеймоне, ведь куда больше заинтересованности он проявил к Инне, а не к ней, и успела очароваться совсем другим человеком. И это хорошо знакомая влюбленная мина порадовала Агнессу. Мир, в конце концов, не разрушился от нескольких неприятных слов.

Глава 4

Как тонкая нить был оборван мой смех. Среди компаний и пар, болтающих и веселящихся, я увидел твою одинокую фигуру. Ничего вокруг не интересовало тебя: ни люди, ни любопытные собаки, ни золотые закатные волны – словно тяжесть мыслей унесла тебя на глубокое морское дно. Я не помню, как долго не мог отвести от тебя взгляд, пытаясь понять, стоит ли мне нарушить этот гнетущий покой.

Неосторожные слова с горечью осели в мыслях и тревожили сердце Агнессы. Внутренне она возражала им, защищалась и оправдывалась, а после клялась вычеркнуть их из памяти, но они преследовали ее уязвленный разум. Из-за этих слов она не отказалась от встречи: она хотела доказать самой себе, что она может быть приветливой, может быть общительной, и, в конце концов, интересной. Она искала подходящего объяснения всем недобрым чувствам, охватившим ее, но отгоняла прочь честные и искренние ответы. И только стоя у входа в парк, когда до встречи остались считанные минуты, Агнесса поняла, чего хотела на самом деле – внимания, толики внимания, от кого угодно, словно оно могло поднять ее раненую самооценку.

Чувство вины захлестнуло девушку. Она знала, Виктор не тот человек, кто мог бы ей понравиться, и ей оставалось только надеяться, что она тоже не понравится ему.

И вот появился он: неловкая торопливая походка, смущенное, раскрасневшееся лицо и букет цветов в руках. Умела ли Агнесса скрывать эмоции? Весьма скверно, но ее кавалер не отличался наблюдательностью и потому от него ускользнуло, как, сгорая от стыда, Агнесса приняла букет.

– Ты прекрасно выглядишь! – Довольный удачным, своевременным комплиментом, Виктор улыбнулся.

– Спасибо, – девушка опустила глаза.

Простые джинсы и футболка, она даже не старалась выглядеть хорошо. Она пошла на свидание, зная, что не даст человеку и шанса, хотя само свидание уже предполагало шанс. Агнесса чувствовала себя глупо с букетом в руках и беспрестанно думала, насколько неправильно поступила.

Твердо решив не портить вечер, она сосредоточилась на беседе, то вдруг затухающей, то нескладно возобновляющейся. Виктор нескромно заключил, что все складывается чудесно: каждому взгляду и слову девушки он придавал особое значение. Он и не догадывался, что пристальное внимание, уделяемое его речи, было всего лишь попыткой заглушить голос совести. Ни его приятный хриплый голос, ни симпатичное, но, в сущности, самое обыкновенное лицо, не привлекали ее.

Порой Агнесса мечтала о любви: она представляла, как встретит человека и как бесповоротно, безоговорочно полюбит его. Теперь воздушные, сладкие мечты с укором напомнили о своем существовании. Препарируя каждое из его достоинств с невольной, безжалостной жестокостью, она признавалась себе: он не соответствовал ее мечте. Нет, она не хотела намеренно причинить ему боль и обидеть. В конце концов, она была виновата лишь в том, что ей были не подвластны чувства собственного сердца.

Виктор не нравился Агнессе. Ей не нравились истории, которые он рассказывал. Непосредственность и острый ум пронизывали его размышления и увлечения, но не вызывали интереса. Виктор говорил почти без остановки, готовый поделиться и сокровенными мыслями, и воспоминаниями. Он не видел, что слова его льются навстречу совершенному безучастью. Он растворился, погряз в горделивом монологе, и воспринимал безмолвие собеседницы как проявление особого рода участия к его удивительной жизни. Он слишком отчаянно старался понравиться ей.

Заметившая, как пальцы Виктора тянутся к ее ладони, Агнесса прижала букет обеими руками в груди. Она нервно теребила яркие ленты, размышляя о том, насколько долго должна длиться встреча и когда позволительно намекнуть, что пора расходиться.

– Ты не хочешь выпить чего-нибудь? – поинтересовался вдруг Виктор.

– Прости. Думаю, мне пора домой: уже поздновато – а я обещала бабушке не задерживаться.

– О да, мы слегка заболтались, – подтвердил он. – Где ты живешь?

– Довольно запутано объяснять. В той стороне, – и Агнесса указала в противоположную сторону от своего дома. Ложь сорвалась невольно, и она с ужасом поняла, что не разрешает, а усугубляет ситуацию. Ничего бы не произошло, если бы она была честной с самой собой и Виктором. Но раз за разом она выбирала вместо честности ложь, не осознавая, насколько трудно и болезненно придется объясняться в скором будущем.

– Я провожу.

– Нет, не стоит, – шепнула она, взволнованно отмахиваясь. – Все в порядке.

– Мне тоже в ту сторону, не переживай.

Она ответила ему улыбкой, и досады в этой улыбке было больше, чем благодарности. Они минули два квартала, когда, указывая на впервые увиденный узкий переулок, девушка решительно произнесла:

– Мне туда.

– Я провожу до дома.

– Спасибо, не надо. – Выдумывая причину на ходу, Агнесса сообщила: – Я еще зайду в магазин, а выбираю я всё мучительно долго. Очень-очень долго.

Неуверенно Виктор посмотрел на нее и на переулок: в его взгляде проскользнула решимость, совсем не обрадовавшая девушку.

– Спасибо за вечер, Виктор.

Он чуть приподнял руки в ожидании прощальных объятий. О, повернуть бы время вспять. Не соглашаться на встречу, не принимать букет, быть громкой и раздражающей, а не молчаливой и кроткой. Агнесса не могла вынести вида этих рук, ждущих объятий.

Но без тени сомнения, Агнесса сделала шаг назад.

Знала бы она, что Виктор приписал ее поступок к крайней застенчивости, возможно вместе с заслуженными укорами и упреками к самой себе, она бы нашла время и посмеяться над поразительной способностью юноши не замечать очевидного.

– Тебе тоже спасибо, Агнесса. Вечер был удивительный! – он остался невозмутимым и довольным.

– Пока, – Агнесса взмахнула на прощание рукой и ринулась в переулок.

Первое свидание оставило странное послевкусие – холодным лезвием, скользящее по хрупким мыслям, презрение к себе. Агнесса нуждалась в совете и поддержке, но боялась встретить осуждение. Она верила, что справится сама, и никто не узнает об этой глупой истории.

Агнесса не торопилась вернуться домой, бесцельно она брела вперед по малознакомым переулкам и улицам, и ноги сами привели ее к верному другу – морю.

Она пыталась успокоиться и подавить угнетающий внутренний голос. Но с неумолимой, жестокой настойчивостью он продолжал винить ее за совершенное и за то, что она только намеривалась совершить. Собственные мысли стали ей наказанием. Честность – это тяжелый труд. Гораздо легче отправить сообщение, чем сказать вживую: не видишь расстроенных чувств и лишь ждешь ответа, и неважно, что содержит этот ответ, он не способен испугать так, как пугают живые слова, как пугает лицо, искаженное уязвленными, обманутыми надеждами.

Море не подарило желанного спокойствия. Как волны на берег, мысль за мыслью неслись на Агнессу, желая силой унести в глубины раскаяния.

– Агнесса? – девушка вздрогнула и обернулась на голос.

Перед ней стоял Миша – в мокроватой одежде, не успевший высохнуть после купания. Он присел рядом и с искренним недоумением взглянул на букет.

Почему именно он?

– Я думал, девушек способны осчастливить любые цветы.

– Только не эти.

– Почему? – Миша не собирался уходить. Он внимательно смотрел в ее растерянные, полные сомнений глаза.

– У меня было свидание, – призналась Агнесса. Слова, слетевшие с уст, показались ей неправильными и нелепыми, и она беспомощно уткнула лицо в колени. Она отдала сердце на суд и растерзание, отдала, боясь, что оно разобьется у нее внутри.

– И ты ему не понравилась? – осторожно спросил Миша.

– Он не понравился мне.

«И я чувствую себя виноватой» – но эти слова так и остались невысказанными.

– Что ж, надеюсь, ты не чувствуешь себя виноватой. Ведь это всего лишь одно свидание, и оно ни к чему тебя не обязывает. – Агнесса неожиданно строго взглянула на него, словно проверяла, не шутит ли он. – Ты явно не стоишь одного букета, хотя, – Миша дотронулся до бутона розы, – он не так уж плох.

– Спасибо, – шепнула она. – Правда, спасибо, но меня тяготит то, что у меня был шанс отказаться от этого свидания. Но я не отказалась, несмотря на то, что он мне не нравится. Я просто… – и девушка замолкла. Какое странное у них вышло знакомство, какие странные выдались встречи! И что он теперь думает о ней?

– Ты ничего не сказала ему? – спросил Миша.

– Пока что нет.

– Уверен, ты почувствуешь себя лучше, когда скажешь ему.

– Сомневаюсь, – прошептала Агнесса. – Чужие надежды…

– Всего лишь чужие. – Он говорил так искренне, словно вырвал эту истину из самой глубины души, из ее потаенных измученных уголков. – Признавайся, – Миша не хотел оставаться серьезным: – Насколько он плох.

– Это Виктор.

Не способный скрыть замешательства, Миша замер.

– Ох, я озадачен. Кого из вас двоих мне не приглашать на следующие посиделки? – Сделав вид, что серьезно задумался, Миша выждал трагичную, судьбоносную паузу и заявил: – Думаю, тебя: вдруг ты решишь вскружить голову еще одному моему родственнику или знакомому.

И он засмеялся, но в безудержном смехе от него не скрылся возмущенный огонь смотрящих на него глаз.

– Тебе это кажется удачной шуткой? – спросила Агнесса, приблизившись лицом к его лицу. Миша молчал. Он без стеснения оглядывал розоватые тени на веках и светлые локоны у ее щек. Она казалась ему странной и забавной, но, смотря на нее, он понимал, почему она понравилась Виктору.

– Вполне, – заявил вдруг Миша. – Ведь ты милая.

– Но неприветливая, – вспомнила она его слова. Вспомнила, потому что боялась, что щеки зальются взволнованным румянцем, если они продолжат этот разговор.

– А еще язвительная и злопамятная, – добавил он и отпрянул в сторону. Нахмуренная, виноватая растерянность, омрачившая лицо Миши, успокоила Агнессу: ей удалось смутить его до того, как он смутил ее.

– Тебе говорил кто-нибудь, что ты похож на очень хорошенького, но шкодливого котенка? – полюбопытствовала Агнесса.

– Про хорошенького – говорили.

Тихая и закрытая? Миша был готов забрать все прежние слова обратно. Стоило растравить ее, и она показала и другую: колкую и насмешливую – сторону характера. И это доверчивое преображение порадовало его: ведь теперь она не хандрила, а улыбалась. Она словно выбралась из панциря, скрывающего ее, выбралась ненадолго, проверяя, безопасно ли рядом с ним быть самой собой.

Ветер с моря заставил Агнессу поежиться. Не задавая вопросов, Миша снял ветровку и накинул ее на плечи девушки.

– Ты ведь говорил, что всегда мерзнешь, – обеспокоенно шепнула она.

– Сделаю исключение для сегодняшнего вечера, – но, противореча своему бравому заявлению, он следом за Агнессой невольно поежился от прохладных дуновений ветра. – Идем, – Миша подхватил ладонь девушки и помог ей подняться. – Обещаю, что на этот раз не испорчу твой вечер.

Встревоженная предложением, девушка затараторила:

– Нет-нет, мне бы в тихое, очень тихое место, желательно домой. Я не готова куда-либо идти.

– Но это тихое, – и пародируя ее, он важно добавил: – очень тихое место.

– И где же оно? – полюбопытствовала Агнесса, сощуривая в недоверии глаза.

– Недалеко. – Миша не понимал, что смешит его больше: выразительная мимика ее лица или внезапно вернувшаяся нелюдимость. – Ты ведь не боишься высоты?

Она боялась высоты, но не призналась в этом – любопытство оказалось сильнее страха.

***

– Мы жили здесь с семьей, когда я был маленьким, – объяснил Миша, пока они этаж за этажом преодолевали бесконечные ступеньки лестничной площадки. Мужчина, впустивший их в подъезд, недовольно что-то буркнул и скрылся за одной из дверей третьего этажа. – Чердак постоянно становился пристанищем для моих детских игр. – Он с довольным видом показал на открытый люк: – Я прихожу сюда время от времени

Пыль на чердаке мерцала в лучах закатного солнца. Агнесса следовала за Мишей неторопливо, сомневаясь в правильности принятого решения. Сомнения перестали одолевать ее лишь тогда, когда Миша выбрался через старое окно и присел на маленький участок крыши, огороженный металлическим ржавым заборчиком. Она осторожно присела рядом.

Перед ней раскинулась длинная, шумная улица: кричали пролетающие чайки, хлопались двери, проносились машины, говорили и смеялись люди, играли на саксофонах уличные музыканты. Но, наполненный неисчисляемым количеством звуков и движения, мир оставался спокойным и безмятежным: старые уютные многоэтажки утопали в розовато-персиковых тонах заката.

– Бывают дни, когда ко мне закрадывается убеждение, что я знаю этот город от и до, – шепнула Агнесса. – Но каждый раз оказывается, что это не так, и город снова поражает меня своей красотой и величием.

– В октябре вид станет еще волшебнее. Всё вокруг пожелтеет, и листья будут кружить от каждого дуновения ветра. Дома вдруг сменят настроение, став меланхолично-мрачными, а небо будет постоянно хмурым. Таинственная картина. Мне всегда нравилась осень.

Ему нравилась осень, потому что она навивала воспоминания о старой дружбе с Инной. Как часто они искали красно-желтые листья и сравнивали их с цветом ее волос. Как часто они выбирались гулять в дождливые мрачные дни в одинаковых неказистых пальто, однажды купленных ими без спроса родителей, и пили слишком сладкий горячий шоколад, чтобы согреться. Как часто! Нет, он любил Инну, и именно Инне нравилась осень и красно-желтые листья, старое пальто и горячий шоколад, и серая таинственность мира.

Было что-то неправильное в том, что он так и не смог привести Инну в это место, но привел почти незнакомую девушку. Инна бы восхитилась видом, но вскоре бы совершенно перестала его замечать, начиная, по своей излюбленной привычке, рассуждать над какой-нибудь животрепещущей темой. А он бы забыл про вид, слушая ее и любуясь ей.

Но разве мог он упускать жизнь в ожидании ее благосклонности?

Миша украдкой взглянул на Агнессу. Она затихла, пытаясь запомнить каждую частичку увиденного: арки над окнами, колонны на балконах, золотые купала церкви и мерцание вывесок. Казалось, она не нарушила молчаливого созерцания ни единым вздохом. Но и ее радость омрачилась внезапной мыслью. Она вынула из кармана телефон и написала короткое, но необходимое сообщение, понимая, какой тяжелой будет следующая встреча в университете. Но и это пройдет, как проходит все на свете. Он ответил скоро, слишком скоро, словно ждал сообщения, он все понимал и не требовал объяснений.

– Взбодрись, – Миша слегка толкнул Агнессу в плечо.

– Такое странное ощущение, словно я растоптала чувства другого человека.

– Скорее немного расстроила. Конечно, ты испортила ему вечер и заставила сомневаться в себе. Он, почти наверняка, зол и раздосадован. Но ты была честна с ним. И думаю, этого достаточно.

– Ты говоришь так, будто тебе знакомы подобные чувства.

– Верно, знакомы, – не стал отрицать Миша. – Но, несмотря на злость, боль и непонимание, которые поначалу захлестнули меня, я не разлюбил эту девушку. Впрочем, надеюсь, Виктор будет благоразумен и не поступит также.

– Неразделенная любовь не так привлекательна, как ее описывают?

– Совсем не привлекательна, – ответил Миша. – Одни разбитые надежды и пустые мечты.

– Могу я кое-что сказать? – осторожно шепнула Агнесса. Он кивнул. – Такую девушку, как Инна, тяжело не любить.

Миша вздрогнул и замешкался. Он вдруг взъерошил волосы, а после слегка прикоснулся к губам. Спокойствие, которое еще недавно наполняло все его существо, покинуло его так стремительно, что он не мог прийти в себя.

– Неужто это настолько заметно? – наконец, спросил он. Он не был уязвлен. Чувства его, искренние и глубокие, пусть и не нашли взаимности у сердца, к которому взывали, но не смущали его. Он имел право любить, она имела право отвергнуть его любовь. Он принял как данность ее безразличие, но собственные чувства изменить так и не смог. Он продолжал радоваться встречам, продолжал ждать и тихо надеяться, несмотря на ее отказ. Но даже сильная любовь нуждается в легком, редком поощрении – в отсутствии его не ровен час – она обидчиво всполохнёт и исчезнет. – Безответная любовь печальна, – не дождавшись ответа, произнес Миша. – Поначалу ты эгоистично поражен глубиной и чистотой своих чувств и готов ничего не требовать от того, кто тебе нравится. С болезненной радостью готов перенести и стеснение сердца и бабочек, ураганом выбивающих воздух из твоей груди, забивающихся где-то в глотке, что становится невозможно дышать. Но потом они исчезают, и болезненная радость заменяется молчаливой ревностью и печалью. Сердце порой, как клетка, к которой нет ключа, из него тяжело что-то выпустить.