Читать онлайн Удивительные истории в стихах бесплатно
Сказка про слесаря Петрова
Однажды по делам командировки
Я в Новогорске на завод попал,
В тот цех, который после подготовки
Машины боевые собирал.
Там было тихо, чисто и прохладно.
Бригада грустно резалась в «козла».
Я понял сразу: «Что-то здесь не ладно».
И бригадир поведал про дела:
«Сидим, сам видишь, вовсе без работы.
Ни денег, ни заказов – ни хрена!
Как будто все военные заботы
Забыла на фиг мирная страна!
А нет работы – значит нет зарплаты.
А нет зарплаты – нечего жевать.
Родные жёны – даже те без мата
Про наш завод не могут вспоминать!
А вот Петров – наш лучший слесарь месмтный
По Новогорской фирме ВПК.
Недавно был в проделке интересной
И в ней свалял большого дурака.
И, если хочешь, он тебе расскажет,
как был украден, словно куль муки.
Тот случай – чисто клад газетке вашей,
Не то что слухи, ложь да пустяки.
Вот так я познакомился с Петровым.
Мы с ним потом встречались пару раз.
Теперь же я от слова и до слова
Вам точно передам его рассказ.
Рассказ слесаря Петрова о похищении
Иван вихор седеющий пригладил
Мозолистой рукой своей рабочей,
Но, вот о деле, видно, надоевшем,
Ни слова мне сказать пока не хочет.
Однако, разогревшись после третьей,
(А у меня, как раз, с собою было)
Он глянул в пол и нехотя заметил:
«Что говорить, блин,– было и уплыло».
Ну, а затем, – лиха беда начало,
Повёл про всё, что с ним тогда случилось.
Слов не жалел он – как трубу прорвало:
И кто, и как, и, что там получилось.
Ну, знаешь сам, когда пошла делёжка,
Весь наш завод на акции разбили,
Но работяги с прочей мелкой сошкой
Их через год продали и пропили.
А на хрена никчемные бумажки?
На нитх ни в жисьть, копейки не получишь!
Ваучера – дешевле промокашки,
Когда завод работает всё хуже.
Однако, наше ушлое начальство
Совсем иначе для себя решило.
Оно без шума, но с большим нахальством,
Всё производство на корню скупило.
Затем приняло мудрое решенье,
Покуда нет работы и заказов,
Устроить для рабочих сокращенье,
А для себя оставить только базу.
И стало продавать, что продаётся:
Металл, станки, проводку, инструмент…
Гребло подряд, что только наберётся.
И тут настал решительный момент.
А дело в том, что был у нас на складе
Один секретный чудо-аппарат.
За ним давно охотились те б-ди,
Ну, из страны, где счас патриархат.
Они своих агентов засылали
И не жалели всяческих затрат,
Сначала, чтоб чертёж им передали,
Потом, чтоб перегнали аппарат.
А он лежал по ящикам разбитый.
Про этот хлам почти никто не знал.
И наш хозяин тихо, шито-крыто,
В конце-концов туда его загнал.
Ну, за бугром, конечно, в две недели
спецов нагнали – некуда девать!
Коню понятно – сильно захотели
Свою покупку в деле испытать.
И вот спецы инструкции читают,
Не пропускают, вроде, ничего,
Согласно чертежу всё собирают
И получают – хрен поймёт чего:
Не трактор, не косилка, не мешалка,
Не луноход, не вшивый пулемёт!
На жопе винтик, на макушке палка –
Ну, чисто фантастический урод
Тогда спецов набрали из Европы.
У тех в работе тот же результат,
Но палка в этот раз у них на жопе,
А винтик на макушке, в аккурат.
Всё снова на детали разобрали,
По ящикам сложили всё опять
И целый месяц думали-гадали
Как аппарат им в дело запускать.
Тогда-то план созрел у них коварный:
Добыть того, кто делал образец.
Похитить, завернув как тюк товарный,
В машину, заграницу, и – п-ц!
И, что сказать, успели быстро гады!
Я топал вдоль забора своего.
«Петров!» – окликнул кто-то у ограды,
А больше я не помню ничего.
В полёте над пустыней я очнулся.
Никто не говорит мне ни хрена.
Ну, думаю: «Петров, твой шарик сдулся!
Прощай завод, ребята и жена.
Тут самолёт заходит на посадку
Машина к трапу, прямо как в кино.
Но я замечу сразу, для порядка,
Я понял, что дела у них – г-но.
Я понял – мой навар на их несчастье
Уж если привезли меня сюда,
То я как воздух нужен местной власти,
Иначе, на хрен эта вся ездв?
Привозят вскоре в небольшой посёлок:
Ангар, три дома и кругом пески,
К аэродрому глинистый просёлок,
Короче, вид – подохнешь от тоски.
Меня встречает самый главный дядя.
Со мной вполне по-русски говорит.
Сам в полосатом шёлковом халате,
При бороде, в глазах огонь горит:
«Мосье Петров, нам нужно извиняться
За факт, что вас доставили сюда.
Но вам на нас не нужно обижаться.
Сам этот факт пог русски – ерундв!
Зато вас ждёт хорошая работа.
Оплата после сдачи – миллион.
И без нужды, без горя и заботы
Вам жизнь в любой стране откроет он.
Хотите дом у моря с виногадом?
На острова с любовницей своей?
Тогда, за дело. Сделайте, как надо –
И вы богаты до последних дней».
Я говорю, мол, раз такое дело,
Я услужить, конечно, был бы рад,
Но я не знаю, что мне нужно делать?
Он говорит: «Наладить аппарат».
Прошло полдня, и мы в большом ангаре.
Врубают свет и, блин, передо мной
(Уж я-то разбираюсь в нашей таре)
Продукт завода нашего родной.
«Так вот что, суки, нужно вам наладить!»–
Подкмал я, но главному сказал:
«За эти бабки мы с тобой поладим,
А счас – поесть и в койку. Я устал.
Я соберу объект за две недели.
Рачну с утра. Работаю один.
Чтоб мне под руку ваши не пердели
С начала и до самых именин.
На время этой каторжной работы
Всерьёз прошу: не трогайте меня.
И будет нынче всей у вас заботы
Лишь ящик водки раз в четыре дня.
Ещё нужны, конечно, инструменты:
Напильник – мой напарничек родной.
И нужен для последнего момента
Мне ключ на «восемнадцать» разводной.
Пахал я честно ровно две недели.
Почти не спал, не жрал, а только пил.
В трудах недели быстро пролетели:
Лишь кончил сборку, там и час пробил.
Ангар, конечно, тут же отворили,
Пришёл хозяин с кодлою своей.
Я на пороге, в заграничном стиле,
Встречаю их, как дорогих гостей.
А кодла, как один, в ночных рубахах,
Точь в точь моя Мария перед сном,
Но бороды у них – умрёшь от страха.
Такие, если что – сотрут с г-ном.
И был один в костюмчике парадном.
Понятно – по машинам ихний ас.
Зову их, натурально, к аппарату.
Они, как загалдели все зараз!
А главный говорит ко мне учтиво:
«Мосье Петров, прошу вас рассказать
Об этом достижении красивом.
Теперь мы всё хотим о нём узнать».
Я отвечаю, я же не конструктор,
Чтоб складно всю машину описать.
Я слесарь-сборщик вам, а не инструктор,
Но что к чему сумею показать.
Я говорю, а он им переводит.
Ну, блин, умрёшь, – не лекция, а смех!
Но вижу, блин, до всех до них доходит,
Что русская наука выше всех!
мфибия – и самолёт и лодка.
Бесшумна и радарам не видна.
Идёт под кодом «Чёрная селёдка».
Сигает в космос, плавает до дна.
Летает, блин, быстрее, чем ракета,
Её ничем не сбить и не поймать.
За час семь раз обходит вокруг света.
Такие вещи надо уважать.
Галдёж тут постепенно прекратился.
Технарь же стал вопросы задавать:
Мол, он не понял, как я умудрился
Железный лом в изделие собрать.
Не смог ни он, не спецы из Европы,
А ведь народ трудился с головой!
А тут вопрос решился русской жопой
Такой необычайно деловой
Ну, слов его я не понял, конечно,
Но, слава Богу – мне не десять лет!
«Уж больно мне завидует, сердечный»,–
Подумал я, и дал прямой ответ:
Нормальный слесарь должен аккуратно
Инструкции и правила читать.
А в них стоит доступно и понятно:
«Напильником при сборке подогнать!»
А вы мечтали прямо, без подгонки
Собрать такой объект в один заход!
А хрен вам! Тут порядок очень тонкий
И без поллитры дело не идёт!
Они ещё немного погалдели,
Немного поостыли, а затем
Пытают снова: «А на самом деле,
Тот ключ на «восемнадцать» вам зачем?»
«Так он необходим при испытаньях.
В полёте под контролем каждый звук.
Ключом мы устраняем колебанья.
В полёте без ключа мы, как без рук.
И вот настало время испытанья.
Приказ: лететь до моря по прямой,
Нырнуть на дно, а под конец заданья –
Три круга над пустыней, и домой.
Со мной летит притихший и унылый
Тот самый – их механик и пилот.
Скрипя зубами, лезет как в могилу
Он в наш российский чудо-самолёт.
На нём скафандр (а сам полметра с кепкой)
И под рукой на взводе пистолет,
Но смотрит из-подлобья взглядом цепким,
Короче, очень страшный шпингалет!
А я, в чём был, сажусь за управленье.
Сам видишь, я не штурман, не пилот,
Но слесарь-сборщик может, без сомненья,
Разок сгонять евонный самолёт.
А дальше, блин, всё было очень просто:
Я разогнался, после тормознул
И инженера маленького роста
Ключом на «восемнадцать» саданул!
В мои дела он больше не мешался.
Лежал себе незрячий и немой.
А я, без спешки, с мыслями сбрался,
Автопилот поставил – и домой.
Я не гонял три круга над пустыней –
Свободный рейс я выиграл в борьбе.
Вот так я, блин, домой вернулся ныне,
Не к ним домой, конечно, а к себе.
Меня встречали (этого не скрою)
Одни с «Ура!», другие – так себе.
Официально – вроде, как героя.
А бусурмана сдали в ФСБ.
И вот теперь я, вроде не бездарность,
В «козла» гоняю, снова выходной.
За все дела имею благодарность
И ключ на «восемнадцать» разводной!
Меня в полёте мысли одолели:
А что же там, в родной Отчизне ждёт?
Ведь всё, что было мы давно проели
И нет надежды прежней на завод?
Прости-прощай заморский дом и дача,
Прости-прощай зелёный миллион.
Раз в жизни привалила мне удача.
Мигнула, блин, и сгинула, как сон!
Сам не пойму себя: какая сила
Меня неволит делать только так?
Неужто буду жить я до могилы,
Как честный, недоделанный дурак?
И почему в России так ведётся:
Народ её клянёт из века в век,
А с супостатом встретиться прийдёться,
В душе тотчас же что-то повернётся –
И патриотом станет человек!
______________________________
Мы выпили с Иваном на дорогу.
Потом ещё встречались пару раз,
Но больше эту тему я не трогал,
А он не повторял мне свой рассказ…
Сказка о том, как человек предполагает, а Бог располагает
Мы все грешны в подлунном мире,
Однако, следует сказать,
что раза в три, а то – в четыре
Нам интересней узнавать,
Что нагрешил аристократ –
Судья, профессор, депутат,
А беспристрастный прокурор
Вдруг, предстаёт, как плут и вор,
Артист, вознесенный судьбой,
Вдруг, оказался «голубой»;
Сенатор – злостный хулиган,
А председатель – клептоман!
У всех людей одна природа –
У работяг, у слуг народа,
Но слуги наши, всё видней,
Народа грешного грешней!
* * *
Однажды вечером, не поздно,
Усталый, нервный депутат,
Весь день значительный и грозный,
Оставив распри и Сенат,
Решил немного отдохнуть.
Намёк, кивок, звонок – и в путь!
Помощник своего кумира
Тайком доставил на квартиру,
Где две красотки молодых
Умели радовать седых,
Больных и перезрелых,
Где в их руках умелых
Забыв доходы и жену,
Законы и свою страну,
Он с жизнью распростится
И вновь на свет родится!
Укромна тайная квартира.
Её замки, двойная дверь
Вельможу от большого мира
Надёжно защитят теперь.
Его встречают две улыбки.
О! Здесь не может быть ошибки!
Сейчас он власть свою и страсть
На той тахте потешит всласть!
И, не предвидя вероломства,
Блондинку шлёпнув для знакомства,
Из рук брюнетки жгучей взял
Вином наполненный бокал.
И вскоре радостный вельможа
С двумя красотками на ложе
Предался лучшей из утех,
Что в чистом виде – страшный грех.
Но радость так недолговечна:
Поэма тел и губ и рук
Не может длиться бесконечно.
А тут ещё какой-то звук
Тревожит вовсе непонятный,
Чуть слышимый, но неприятный.
«Что может тихо так шуршать?
Потом хотелось бы узнать! » –
Подумал босс устало.
Трудился он немало.
Ему бы впору отдохнуть,
Покушать, и в обратный путь,
Но, вдруг, со сташной силой
Беднягу осенило:
«Тот шорох значил лишь одно –
Какой-то хрен снимал кино! »
Вскочил он с ложа наслажденья –
Большой, упитанный Адам.
Забыв про страсть и воджделенье,
Стал голым рыскать по углам,
Чтоб обезвредить эту штуку,
Найти и раздавить гадюку!
И сквозь его могучий мат,
Сквозило слово «компромат! »
А молодые проститутки,
Как две ощипанные утки
Метались в страхе по тахте
В немой, тоскливой суете.
Пытались юбки натянуть
И быстро к двери проскользнуть.
Но тут раздался дикий рык –
Клиент их к дырочке приник:
Там над картиной, против ложа
Была просверлена дыра.
В дыру прекрасно видеть можно
На фоне пёстрого ковра
Все пируэты и моменты,
Что вытворяют здесь клиенты.
Оттуда, видно, был отснят
И шалунишка-депутат.
«Ну всё, мне крышка, я попался.
Вот, блин, до отдыха дорвался! » –
Шипит он сам себе в усы,
Бессильно теребя трусы.
Разборка долго продолжалась,
Но без свидетелей скончалась.
От злых предчувствий чуть живой,
Вельможа укатил домой.
Но дома нет ему покоя.
Ему тревога сердце рвёт:
«Теперь я имидж не отмою,
Развратный, старый идиот!
О, Боже, Боже! Что мне делать?»
«А ничего – пердеть да бегать» –
Таков единственный совет,
Что Бог бы мог мне дать в ответ!
Бороться можно лишь с врагами,
Которых чувствуем мы сами.
А тут – внезапный компромат,
Показ, где надо – шах и мат!
Прощай карьера депутата,
Москва, машина и зарплата,
И положение в стране –
Всё враз исчезнет, как во сне!
И не простят жена и дети!
Наперекор своей мечте,
Один, как перст на белом свете,
Теперь погрязну в нищете! »
И он отчаянно молился,
Стонал и даже прослезился.
Всю ночь он мерил кабинет
И понял: «Всё. Спасенья нет!»
И, чтоб унять свою тревогу,
Вельможа обратился к Богу:
«Помилуй, Боже, и спаси!
Беду-злодейку пронеси,
Организуй хитро и тонко,
Чтоб засветилась киноплёнка!
Уж не останусь я в долгу –
Я тоже кое-что могу!
Ведь ты же знаешь, депутаты
Решают важные дела.
Не зря торчать в своих палатах
Нас мать – Россия позвала!
Финансы, армия, заводы,
Защита Мира и Природы –
Неполный список наших дел –
Обременительный удел!
Устал, как чёрт и оступился.
Ну что ж, теперь мне утопиться? !
Я извиненья приношу
И об одном тебя прошу:
Поставь на этом деле точку.
Не можешь точку – дай отсрочку
Четыре года – срок рабочий
До истеченья полномочий! »
И тут во мраке предрассветном
Вдруг, посветлели небеса.
Во всём пространстве кабинетном
Вдруг, зазвучали голоса.
Потом всё стихло. Низкий бас
Промолвил: «Что ж, на этот раз
Я подарю тебе свободу,
Как просишь, на четыре года.
Потом должок ты мне вернёшь,
И лично сам ко мне прийдёшь! »
И снова ночи покрывало,
А голосов – как не бывало!
Не зная, к счастью или нет,
В конце туннеля видит свет
Взволнованный вельможа.
И чувствует он кожей:
Всё, что здесь сказано – не шутка.
Четыре года могут быть
Спокойным, славным промежутком,
В котором жить и не тужить.
А что потом, что дальше будет?
Пусть будет так, как Бог рассудит.
И побежали дни, недели,
За ними годы полетели,
И вот настал последний срок –
Регламент полностью истёк.
Вельможа смотрит осторожно,
Не видит признаков тревожных,
Проходит круг врачей своих
И экстрасенсов дорогих,
Но в организме всё в порядке.
Он крепок, как морковь на грядке.
«Ага!– вельможа рассуждает,–
Должно быть добрый русский Бог
На этот раз меня прощает.
Он не простить меня не мог!
Я столько сделал для народа
За эти три последних года!
Я столько раз спасал страну!
Налоги, водку и войну
Я тасовал у нас в палатах
Среди упрямых депутатов.
Моя заслуга, что народ
Ещё хоть как-нибудь живёт!
И нынче, для поддержки сил,
Я краткий отпуск заслужил».
Но вот, в предотпускном угаре,
Его сомнение берёт:
Рвануть он хочет на Канары,
Но этот чёртов самолёт…
Они, ведь часто так бывает,
В Бермудах где-то пропадают,
И прерывают свой полёт
Над полосой, идя на взлёт…
«Да ну их, жаркие Канары!
Лететь туда с женой напару –
Умрёшь скорее от тоски,
Чем от карающей руки!
На этот раз, не зная горя,
Отправлюсь в крымский санаторий» –
Вельможа трезво рассудил,
И в Крым лечиться укатил.
В Крыму отличная природа,
Сияет море под горой,
Стоит прекрасная погода.
Игрив и весел наш герой.
Забыты ужасы, сомненья,
Угроза, страх разоблаченья.
Забыт, как школьником урок,
Расплаты наступивший срок…
В разгаре летний отпуск сладкий.
В порту во всю идёт посадка.
Восходит радостный народ
На старый, добрый теплоход.
Но посторонним хода нету:
Здесь персональные билеты.
Вручали их недавно
По офисам державным.
Бликует море, солнцем дышит.
В открытом море теплоход
На нежных волнах чуть колышет.
Он словно замер, сбросив ход.
Команда грузится на шлюпки.
На светлых палубах – ни юбки,
Одни сплошные мужики
И не простой, видать, руки:
В глазах гордыня и нахальство –
Одно высокое начальство!
За горизонтом шлюпки скрылись.
Тут пассажиры возмутились:
«Пора продолжить наш поход! »
Но дрогнул старый параход,
Осел кормою на волну,
И, как топор, пошёл ко дну!
И в этот миг прозрел вельможа:
«Пришла расплата. Всё. Кранты! »
И крикнул в небо: «Боже, Боже!
Со мной невинных губишь ты! »
Ему, конечно, наплевать
На всех, кто должен погибать,
Но, может, Боже их простит
И этот ужас прекратит?
И тут возник над морем глас
(То был уже знакомый бас):
«Невинных нет на корабле!
Четыре года на Земле
На этот маленький аврал
Таких, как ты я подбирал! »
* * *
Однажды вымолив прощенье,
На грех не ставьте точку.
Согласно Высшему решенью
Возможна лишь отсрочка!
Сказка про бедного инженера и мошенников
Однажды осенью, под вечер
по людной улице столиченой
Шагал, слегка ссутулив плечи,
На первый взгляд, вполне обычный,
На третий взгляд, весьма приличны
(Одежда, облик и размер)
Простой российский инженер.
По городу гуляла осень.
Грустили мокрые рябины.
Седые тучи съели просинь,
И морось лёгкой паутиной
Заткала окна и витрины.
И лета с нами больше нет.
Мелькнуло – вжих! Пропал и след.
Прохожий брёл домой неспешно.
Ломило спину от работы.
Дела закончил он успешно,
Однако, новые заботы –
Где отыскать ещё хоть что-то –
Халтурку новую найти,
Его замучили в пути.
В его НИИ уже полгода
В глаза кассира не видали.
Платить учёному народу
Однако, честно обещали
И обещанья подтверждали,
И выдавали… иногда.
Но, чтобы ждать нужна еда!
И золотые инженеры –
Оплот науки и прогресса,
Под ярким флагом новой эры
Объяты постоянным стресом,
Вились ,вертелись мелким бесом,
Чтоб заработать, не пропасть,
Чтоб ниже низкого не пасть.
Но что бы там не говорили,
Интеллигенты не сдаются:
Живут,как могут, в новом стиле –
Творят, пытаясь не согнуться,
За дело всякое берутся.
И занимают их всерьёз
Ремонты, рынок да извоз.
Наш инженер, идя с халтуры,
Согретый тысячей рублей,
Что оторвал за процедуру
Окраски окон и дверей,
Мечтает получить скорей
Ещё какой-нибудь заказ,
Не хуже, чем на этот раз.
Тогда бы смог он безусловно
Бюджет семейный стронуть с мели.
Его жене полтинник ровно
Наступит через две недели.
(Как ветер годы пролетели!)
И он в подарок купит ей
Набор немыслимых вещей:
Французских фирм духи и кремы,
Энциклопедии два тома
На исторические темы,
Предметы разные для дома дома,
Как у богатеньких знакомых.
Такую мысль неся в себе,
Он шёл вперёд к своей судьбе.
Он лужи обходил степенно,
Смотрел на разные товары,
И проникался постепенно
Тем покупательским угаром,
Что молодым присущ и старым.
Но он-то был ещё не стар.
А улица вошла в базар.
Фруктово-овощные будки,
Киоски, тенты и прилавки
На тротуар без промежутков
Влепились в тесноте и давке.
Весь Юг сошёлся в этих лавках!
Бананы,киви,абрикос –
Их аромат щекочет нос!
Там апельсины, здесь арбузы,
Развалы яблок,винограда!
А вот ещё подвозят грузы
Всего, что надо и не надо
С баштана, огорода, сада!
За всем следит орлиный глаз –
К Москве приписанный Кавказ!
Вдруг, инженер наш замечает,
Что впереди, почти-что рядом,
Прохожий на асфальт роняет
Пакет обвязанный шпагатом.
И в том пакете каждый атом
Кричит,что он из денег весь,
Что в нём зелёных сотен шесть!
А тот прохожий – это ж видно,
Торговец рыночный с Кавказа.
Такие деньги, аж обидно,
Таскает запросто,зараза!
Ему в кабак сходить два раза!
А нашим с раннего утра
Работать года полтора!
Но не успели мысли эти
Призвать хозяина к движенью,
Как перед ним в вечернем свете
Возникло новое явленье:
Без колебаний и сомненья,
Какой-то русый паренёк
Мгновенный совершил хапок!
Пакет в карман убрал спокойно,
И двинулся своей дорогой
Неторопливо и пристойно.
Как будто денег и не трогал,
А почесал по ходу ногу.
Подобной наглости пример
Уже не вынес инженер.
Он в три шага догнал нахала –
Видать всерьёз его задело,
И белобрысому сказал он:
«Что дальше будешь с ними делать?»
И тот, потупившись несмело,
Промямлил: «Делим пополам.
Их Бог на бедность выдал нам!»
«Ну, это что-то не похоже, –
Подумал инженер тревожно, –
На знак добра и милость Божью
Здесь очень ошибиться можно,
и нужно очень осторожно
Делить, чтоб кто не увидал,
Чтоб не нарваться на скандал».
Затем, как молния мелькнула
Мыслишка: «Это ведь не честно!»
И тут же, булькнув, потонула
В других идеях интересных,
Вполне понятных и известных:
«Впервые повезло мне вдруг!
Теперь жену свожу на Юг!
А этот тип, торговец частный,
Как хочет наших обдирает,
И не такой уж он несчастный –
За день потерю наверстает,
Обвесит или обсчитает!
И, вообще, как говорят:
Что с воза – не вернуть назад!»
Тем временем напарник резвый,
Считая, что пора настала,
Сказал внушительно и трезво:
«Пойдём за дом. Деньжат не мало.
Там их поделим без скандала.
Нам нужно с улицы уйти,
Чтоб нас никто не смог найти».
И вот они за корпусами,
В заброшенном осеннем сквере,
Залёгшем в лужах меж домами,
Пакет готовятся проверить.
Наедине, по крайней мере,
Конечно, если не считать
Ворон, персон, примерно, пять.
Но кто там резво вслед за ними
Бежит от улицы торговой,
Тревожа криками своими
И птиц и жёлтый лист кленовый?
Не тот ли самый бестолковый
Фруктово-ягодный богач
По скверу к ним несётся вскачь?
Ну да, конечно – этот самый,
Хозяин чёртова пакета,
Летит сюда по лужам прямо
Со скоростью дневного света,
И машет кепкой им при этом.
Такого инженер не ждал.
И он предчувствует скандал.
Тот подбегает спотыкаясь,
Трясясь, с дрожащими губами.
Он говорит им заикаясь:
«Один сказал,..что вас,..что вами…
Прошу,как брат,отдайте сами!»
Потом, слезу смахнувши с глаз,
Добавил: «Деньги же у вас?!»
И тут надменно и сурово
Подельник нашего героя
Сказал решительное слово,
На слух,конечно, я не скрою,
Оно довольно непростое:
«Ты чё, уколотый мужик?
Какого х ты тут возник?»
Торгаш от этого напора
Умолк и резко отшатнулся,
Но тут же к теме разговора
Опять решительно вернулся.
Он к инженеру повернулся:
«Вы подобрали мой пакет.
Не говорите только нет!
Там люди это всё видали,
Ведь вы же шли за мной к базару?
Я потерял – вы подобрали.
Скажите правду, вы же старый!
И этот с вами – вам не пара!
Вас эти деньги не спасут,
А мне за них башку снесут!»
Он умолял и унижался,
Стонал, повеситься грозился…
Потом ослаб и разрыдался,
Видать с надеждами простился,
Но обыскать их запросился.
«Ищи где хочешь,чёрт с тобой!» –
Сказал кавказцу молодой.
Торгаш, не медля ни минуты,
Взялся за обыск молодого.
И тот обиженый, надутый,
Терпел, ни говоря ни слова.
Минута…три – и всё готово:
Досмотр окончен – денег нет,
Не обнаружен даже след!
А, между тем, они в кармане.
Ведь инженер об этом знает.
Как можно не нащупать «мани»,
Он в этот миг не понимает
И про себя соображает:
«Сейчас наступит мой черёд.
Теперь он денег не найдёт!»
И соискатель чудо-клада
К нему тем часом подступает,
И рейд по внутренним карманам
Без промедленья начинает,
Как будто тонко дело знает.
Но сам имеет бледный вид:
Бормочет что-то и дрожит.
Наш инженер вполне спокоен.
«Пусть ищет,– мыслит,– сколько хочет!
Конечно, малый непристоен,
Прокурен, дик, чернее ночи,
Но, ведь, из-за своих хлопочет.
Так велика его печаль,
Что мне его, пожалуй, жаль!»
А тот бумажник инженера
Трясёт и деньги вынимает.
«Эй, друг, постой, во всём есть мера!»
А тот не слышит и считает,
Затем купюры собирает,
Кладёт на место портмоне,
И говорит им, как во сне:
«Ну всё, конец, теперь мне точка!
А деньги спрятать вы сумели.
Но есть свидетель – мать и дочка.
Они с цветами там сидели.
Они заметить всё успели.
Берёте вы на душу грех –
Хотите быть умнее всех!»
Такими горькими словами
Он тронул сердце инженера.
Нередко жалость движет нами,
В добро и честь рождает веру,
Жестокости снижая меру.
И заставляет нас хитро
Творить нежданное добро.
И совесть, застонав, проснулась
В душе у нашего героя.
Интеллигентно шевельнулась.
Ему напомнив об устоях,
Решенье подала простое.
И он сказал: «Ну всё,кончай,
Пакет хозяину отдай!»
И кто б такое мог подумать?!
Осталась в людях совесть, братцы!
Подельник посмотрев угрюмо,
Не стал ни спорить, ни ругаться –
Совсем не стал сопротивляться.
Рта не раскрыв – ни да, ни нет,
Вернул хозяину пакет.
И вскоре под вечерним небом,
Под шум проспекта отдалённый
Возились над горбушкой хлеба
В безлюдном сквере полусонном
Одни лишь чёрные вороны.
А инженер шагал домой,
Приятно гордый сам собой.
«Конечно, было б интересно
Добавить сотни три «зелёных»
К российской тысяче чудесной,
Что заработал я законно!» –
Так мыслил он вполне резонно, –
«Но в жизни денег без труда
Не получал я никогда
В кругу семьи он с упоеньем
Поведал всё о пережитом.
О том, как в этом приключенье
Мечтал об улучшенье быта,
Но чести не терял и вида.
Семья сказала, что отец
Интеллигент и молодец.
Он портмоне раскрыл картинно –
Мол, я и так добыл не мало!
И отшатнулся с жуткой миной,
И сердце биться перестало:
Российских «рэ», как не бывало!
Таким ударом поражён,
Всю правду тотчас понял он.
Его отчаянье зажало
В тиски бессилия и горя.
Но тут же ярость разорвала
Плотину горя, хлынув морем,
Что рвёт и мечет на просторе.
Затем волна ушла в пески
Следами грязи и тоски.
Потом, внезапно, хохот дикий
На инженера навалился,
Затем, от горести великой
Впервые в жизни он напился
И пьяный над вопросом бился:
«Ну как же мог я залететь,
Как лох, в расставленную сеть?!»
* * *
А всё так просто и понятно!
Ведь он хотел, как не считай,
На чьём-то горе ехать в рай!
И получил за это внятный,
Вполне заслуженный урок:
Чужой урон, не станет впрок!
Галина
(поэма)
« О жизнь! Заглянул я недавно в глаза твои, и мне показалось, что погружаюсь я в непостижимую глубь…»
Фридрих Ницше
Часть первая
Ах, не простые были дамы
В моей Одессе в те года,
Когда мы были «хоть куда»! –
Горды, свободны и упрямы.
Конечно, гордость и свобода,
Как вольнодумство, например,
В те, нашей молодости годы,
Условны были в эСэСэР.
Гордись могуществом Отчизны,
Хоть…в Магадан свободно мчись,
Иди дорогой коммунизма,
В пути как можешь, так вертись.
Но в отношеньях с женским полом
Мы были робки и мягки,
От вольнодумства далеки
И чтили кодекс комсомола.
Подруг любили, как умели.
По их желанью к ним летели,
Как мотыльки на яркий свет.
И было нам по «надцать» лет…
Однако, речь не о мужчинах.
Я не о них тут хлопочу.
Я познакомить вас хочу
С одной красавицей – Галиной.
Давным-давно пришла пора
Вам рассказать об этой самой
Соседке с нашего двора,
С её судьбой, любовью, драмой.
С тех пор прошло немало лет,
Но, как вчера передо мною
Галинин солнечный портрет
Сияет юной красотою.
Ну, до чего же хороша
Была девчонка из Одессы
Под ликом сказочной принцессы
Простая чистая душа.
Смуглянка, а на щёчках розы
В жару и слякоть, и в морозы,
А изумрудные глаза –
Одесских юношей гроза!
В движеньях грация кошачья,
А кожа – бархат и атлас!
И восхищали нас не раз
Проделки Галины ребячьи:
Проникнуть «зайцем» в кинозал,
Весной, в хорошую погоду,
Зайти случайно на вокзал
И, вместо школы, – на природу!
Подать надежду пареньку
И довести до объясненья,
Но тут же розыграть тоску,
И гнев святой, и удивленье…
Живой характер у Галины.
И нынче, сколько не потей,
Не перечислить всех затей
Дворов приморских сеньорины.
Она с подругами была
Всегда открыта и мила.
И делал жизнь её простой
Её характер золотой.
Учёба ей далась легко.
Она не слишком и старалась,
Но от подруг не отличалась.
Могла пойти бы далеко,
Когда бы видела в ученье
Большого смысла яркий свет
И изучала с увлеченьем
Хотя б какой-нибудь предмет.
Её влекло в себе искусство.
И был особенный предмет:
Я помню пламенное чувство
В ней вызывал тогда балет!
Нет, не сбылась мечта Галины.
Чтоб классной балериной стать,
Ей раньше нужно бы начать.
Мечта сбылась наполовину!
Наполовину? В чём секрет?
Всё просто: после школьных лет
Пединститут – спортфакультет –
И спорт её – почти балет!
Гимнастика – её предмет.
Спортзал, художницы-девчонки
Гибки, стремительны и тонки,
Созданья милых, юных лет.
Недели, месяцы работы,
Соревнований суета.
И нескончаемой заботой
Вся жизнь Галины занята.
И это всё? Вопрос законный.
И на него простой ответ:
В Одессе жил в неё влюблённый
Моряк, романтик и поэт.
Ещё со школы безуспешно
Олег ходил за ней, вздыхал,
Как тень с уроков провожал.
Её капризам безутешно
Он молчаливо потакал,
Стихи её нежные слагал.
Затем исчез на пару лет.
Вернулся – штурман и поэт.
Он к ней явился в институт.
Его подруги увидали,
И дружно Гале наказали:
«Держи покрепче – уведут!»
Да и сама теперь Галина
Глядит и видит: перед ней
Серьёзный молодой мужчина,
Товарищ светлых детских дней.
Её волнует эта встреча:
«Олег, мой Бог, каким ты стал!»
Потом свиданье, первый вечер
И молодых страстей накал.
По воле силы неизвестной
Олег и друг и старший брат!
Всего лишь пару лет назад
Мальчишка малоинтересный
Сегодня, в круговерти дней,
И ближе стал её и милей.
И в сердце Галином весна –
Она, наверно, влюблена!
Весна, весна! Пора любви,
Пора цветенья и расцвета,
Пора надежд на зрелость лета,
Пора волнения в крови.
Открылись почки на каштанах
И робко парк зазеленел.
Бликует море на Фонтанах,
Скворец на солнышке запел.
Сияет небо невозможно
И лёгкий бриз издалека
Несёт над морем осторожно
Лебяжьи перья – облака.
Манят приморские просторы,
Солёный ласков ветерок.
И мнится лучшей из дорог
Тропа, бегущая над морем.
В сияньи первых вешних дней
И сам я хаживал по ней,
Весенним морем опьянён.
А был и я тогда влюблён…
Увы, весна не долго длится.
Она, как юность хороша
И свет её, её душа
Навечно в памяти хранится…
Олег любил Галину нежно
И страсть ключом кипела в нём
Но терпеливо и безгрешно
Он жил лишь тем грядущим днём,
Когда красавицу Галину
Он назовёт своей женой,
Когда её, как «половину»
Он увезёт к себе домой.
А Галя вовсе не спешила
Оформить этот милый брак.
Она бы жить хотела так,
Пока бы крепче полюбила.
И пару лет хотелось её
Отдать гимнастике своей –
Почти несбыточной мечте
О неприступной высоте.
А у Олега назначенье.
Теперь он штурман-китобой.
Полгода будет длиться бой –
Китов невинных истребленье.
В Одессе шум, глаза горят,
Народ приветствует героев:
Во льды, за тёплые моря
Идёт армада китобоев.
Весь порт охвачен кутерьмой.
Олега Галя обнимает,
И, лишь вернётся он домой,
С ним обручиться обещает.
За горизонтом исчезают
В морских просторах корабли –
Посланцы матери-земли,
В поход их чайки провожают.
Всё стихло. Полчаса спустя,
Народ расходится грустя.
Детишки, жёны – по дворам.
Жить дальше, ждать радиограмм.
И Галя с головой ушла
В свою работу: тренировка,
Подбор программы, подготовка,
Другие важные дела.
В её команде шесть спортсменок,
Шесть легконогих мастериц.
Свой шарм у каждой и оттенок,
Как в стайке разноцветных птиц.
Скакалка, обруч, мяч, булавы
И ореол блестящих лент
Для каждой путь к спортивной славе,
Необходимый элемент.
Но лишь одна в команде Гали,
Как воплощённая мечта:
Полётность, гибкость, красота
В её движениях сияли.
То и лирична и нежна
Сольётся с музыкой она,
То, вдруг, стремительна, смела
Летит, как чёрная стрела!
Малышку Розу уважали
И понимали, что она
Природой сверходарена,
И, как могли, её помогали.
А чернокожая девчонка –
Дочь африканца-моряка,
Отца не ведала с пелёнок,
Была смешлива и легка.
Со всею школою дружила.
И приходила, как на бал,
(Она так мило говорила)
Работать в старенький спортзал.
И впереди союзный сбор.
Успешно пройдены этапы.
В Одессе скажут: «Дело в шляпе!»
Она должна пройти отбор!
Но список шлёт Центросовет,
И Розы в этом списке нет.
На шквал запросов и звонков
Ответ из Киева таков:
«Чтоб выступать за честь страны,
Должны мы строго отбирать
Тех лиц, что будем оформлять.
И тут все факторы важны.
Претензий не имея личных,
Её не можем выставлять,
Поскольку внешность не типична,
Чтоб Украину представлять».
Сильнее шторм на Чёрном море
Ударить девушек не мог!
Рыдают, не скрывая горя,
Грустит бесправный педагаг.
Приходит утро с вестью грозной,
Что Розу чудом лишь спасли,
По счастью вынув из петли.
Ещё чуть-чуть – и было б поздно!
В Галине всё окаменело.
Осквернено родное дело.
И спорт, невинный лишь на вид,
«Большой политикой» разит!
Она в спортзал теперь ходила
И посещала институт,
Не зная радостных минут,
Из чувства долга, через силу.
Ничто не радует Галину.
Ни спорт любимый, ни весна –
Сердечный друг её покинул,
А жизнь сурова и мрачна
Прошла весна. В разгаре лето –
Свобода жарких, летних дней,
Но в лучезарном мире этом
Ничто не греет душу ей.
И там, за далью океанов
Её вздыхатель и поэт,
В душе её оставив след,
Как будто в бездну моря канул:
Нет ни привета, ни вестей,
За исключеньем новостей,
Что иногда в урочный час
Доносит радио до нас.
А, между тем, подруги Гали
В последний месяц уж не раз
Её с собою, как сейчас,
Повеселиться приглашали.
Сегодня праздник – день рожденья
Соседки Нины подошёл.
Веселье, танцы, угощенье.
Из рейса Нинин брат пришёл.
Купили в складчину подарок,
Принарядились и – вперёд!
Беспечно весел, звонок, ярок
Девичий праздничный народ!
Переживанья позади,
И рок-н-ролл гремит басами,
А ноги так и пляшут сами
И сердце плавится в груди.
В нём для печали места нет!
Уж таково в расцвете лет
Девичье сердце. И оно
Природой так защищено!
По небу тучи гонит ветер,
Как стаи скучных, серых бед.
Ни света, ни просвета нет.
И так тоскливо жить на свете!
Но дождь серебряный прольётся
И тучи в море унесёт,
И солнце людям улыбнётся,
И зелень свежестью пахнёт,
И снова вечная Природа
Не экономя, не тая,
Пришлёт хорошую погоду
И с нею радость бытия.
Изменчивость её основа,
Животворящей силы часть.
И обрекает эта власть
Сердца к потерям и обновам.
И то, что мучило вчера,
Сегодня – пепел от костра.
И вновь трава росой умыта,
И вновь душа любви открыта.
А день рождения в разгаре.
В кругу девиц лихой моряк –
Танцор, затейник и остряк –
Володя, Нинин брат в ударе!
Рассказ ли, новый анекдот
Восторг девичий вызывают.
На свой шикарный пароход
Он всех назавтра приглашает.
В свои неполных тридцать лет
Он повидал морей немало.
Он был на параходе «дед»,
Из молодых уже бывалый.
С командой ладить он умел.
Пройдя морские институты,
Любил он твёрдую валюту
И знал свой в выпивке предел.
Короче, парень – не простак,
А «перспективный» холостяк.
И той, что с ним к венцу пойдёт,
Бесспорно в жизни повезёт.
Однако, до сих пор Володя,
Отличный парень, Нинин брат,
Был почему-то не женат,
Хоть был готов жениться, вроде.
Невесты были, но одних
Влекли моряцкие доходы,
Встречал Владимир и иных
Весёлой, ветренной породы.
С такой не выжить ни за что:
Увязнешь с ней в житейских весях.
Встречал он «явное не то!»,
Как говорят у нас в Одессе.
И, вдруг, Галина! Хороша,
Скромна и развита прекрасно
В её глазах сияют ясно
И ум и чистая душа.
Владимир ею увлечён.
Для Гали так резвится он,
Стараясь не обидеть, вдруг,
Гостей сестры – её подруг.
Не станем уточнять конкретно,
Какие меры и подход
К Галине принял мореход
Но он добился худо-бедно,
Её согласия пойти
В музей искусств смотреть картины.
И вот они вдвоём в пути.
Он счастлив в обществе Галины.
Но по секрету вам скажу:
Володин вкус не без изъяна –
И больше склонен к кутежу
В уютном зале ресторана.
Он за Галиною ходил
По залам красочным и светлым,
Но, вскоре, по полам паркетным
Тащился из последних сил.
В конце-концов, большой музей
Изрядно утомил друзей.
И впечатленьями полны,
Они за столиком «Волны».
Был ресторан такой в Одессе.
Его любил портовый люд.
И выбор вкусных, местных блюд
Был многим очень интересен.
Поев, попробовав вина,
Слегка Галина разомлела.
И засиделись до поздна.
И незаметно прилетела
Пора вечерних фонарей.
Сердца для радости открыты.
Толпа штормует у дверей,
Стремится в зал. Но всё забито.
Гремит оркестр, и саксофон
Выводит медленно «Голубку»,
И, вдруг, взметнув задорно юбки,
Толпу на рок бросает он.
Танцуют все! Пожар, бедлам,
Привоза шум и тарарам –
Ничто в сравненьи с рестораном
От вин, еды и танцев пьяным.
Пора домой. Но собираясь,
Галина видит: через зал
К ним пьяный топает амбал,
Сквозь шум застолья продираясь.
Он, как тяжёлый ледокол,
Прямует, курса не меняя,
И мужиков и слабый пол
Легко локтями раздвигая.
Навис над ней, слегка качнувшись:
«Вас разрешите пригласить».
Затем поправился, икнувши:
«Прошу, конечно, извинить!»
И тут же меры принимает:
Он потной лапою своей
Сжимает крепко руку ей,
И с места Галю поднимает.
А что Владимир? – Разъярён,
Но хулиганство терпит он:
«Галина так оскорблена!
Нахал ответит мне сполна!»
И тихим голосом, сквозь зубы,
Верзиле говорит он так:
«Откуда взялся ты, дурак?
Катись обратно, боров грубый.
Не трогай девушку, балбес!
Не видишь, что она со мною?
Ты рвёшся, пьяный, словно бес
Потанцевать с моей женою?
Я подарю тебе сейчас
Такой шикарный танец «Липси»,
Что вспомнишь ты его не раз
В большой палате, в белом гипсе!»