Читать онлайн Фантасмагория движения. Время до… бесплатно

1

Сегодня воскресенье. Самый бесполезный день, ну а если он зимний, то вообще – хуже некуда. По воскресеньям ничего не происходит ни в политике, ни в экономике. Выходные дни – тоска для журналиста. Жизнь замирает перед новым забегом в рабочую неделю с утра в понедельник.

Пьяницы прикончили последний стакан ещё в субботу вечером, бармены успешно поившие их с вечера пятницы, уже подсчитали выручку, дети в ожидании мучений в школе, уложены спать пораньше а их родители, стараясь насладится тишиной воруют у сна лишний час и даже таинственные мафиози заказывают "бабушку с косой" друг к другу почему – то по будням.

У меня не было работы в прямом смысле этого слова, моя работа это и есть моя жизнь. Я бывало проводил недели в офисах, забывая счет часам и путая дни недели когда закручивались события или кто то из моих многочисленных агентов сливал информацию, которая ещё не долетела до чужих ушей.

Но сегодня опять скучное воскресенье. В такие дни я закрываюсь в своём офисе один – это моё время ожидания и время спокойных мыслей.

Не теряя времени даром я разгребал свой архив. Архив… может где то архив это ровные стопки документов, стеллажи и ящички, упорядоченные по номерам или алфавиту. Мой архив это пустые коробки из под писчей бумаги в которые я сваливаю всё, что жалко выбросить и которые по мере заполнения задвигаются под диван и пыляться там кусочками остановленного или забытого времени.

Я сидел за своим любимым рабочим столом, за спиной стояли книги на полках и несколько из них были мои. Привычка накапливать документы, фотографии, клочки бумаги с записанными второпях мыслями, появилась уже давно, в те времена когда учеба, работа и жизнь были перемешаны в один прекрассный, постоянно куда то бегущий хаос.

Перебирая содержимое одной из коробок с вырезками из газет и старыми фотографиями не увидевшими свет, где то на самом её дне я увидел тот самый журнал, на обложке которого застыло моё, искаженное страхом смерти, помятое и заросшее щетиной лицо. Я конечно помнил, что он там и всякий раз натыкаясь на него среди бумажного хлама, снова переворачивал его названием вниз, стараясь запихнуть под слой бумаг, отгоняя от себя воспоминания. В этот раз я напротив, взял его обеими руками и повернув к себе обложку, снова отчетливо, до мелочей вспомнил как лезвие огромного ножа, казалось перечеркнувшего мою шею от уха до кадыка, остановилось в последний момент. Я снова, как в ту самую последнюю секунду и потом опять и опять, в моих липких от ужаса снах, явно ощутил холод клинка и решимость тех жилистых рук прикончить меня одним движением.

Держа журнал в руках, всматриваясь в глаза того самого меня, я вспоминал каждое мгновенье своего страха и надежду на спасение.

2

Густая жара, соленый от собственного пота песок на зубах и потрескавшихся от многодневной жажды губах. Одежда, побелевшая от сто раз высохшего, моего пота, полная потеря ощущения времени и инстинкт самосохранения, взрывающий весь мой адреналин из за любого шума за дверью провонявшейся камеры и страх, страх смерти, заставляющий забыть даже о голоде и жажде.

Казалось прошло всего несколько часов с тех пор как мы с оператором, сделав очередную пересадку из аэропорта Каира, вылетели в конечную точку нашей командировки. Сразу после приземления, мы с моим оператором нетерпеливо куря и постоянно оглядываясь по сторонам, ждали когда нас встретят сопровождающие, местные телевизионщики. Неожиданно, как из пыльного и горячего воздуха, подъехали люди на двух машинах, услышав наши имена мгновенно отобрав все вещи и аппаратуру, нас затолкали на задние сидения пыльных фургонов. Только когда мне связали руки за спиной и натянули на голову темную тряпку я понял что нас похищают. Звать на помощь, кричать и молить о пощаде было бесполезно. Дальнейшие неожиданные и ужастные события, как лавина, принесли с собой страх и боль.

Встретились мы через несколько часов, так и неуспев ничего сказать друг-другу. Оператора казнили на моих глазах, ему отрезали голову.

Эти нелюди снимали свое зверство на его камеру. Один из палачей сбил меня с ног, упер своё колено мне в спину, схватил в кулак мои волосы и задрал до хруста в шее мою голову так, что бы я видел казнь своими глазами.

Потом меня долго избивали, ставили на колени рядом с его телом, заставляли смотреть на его голову и лицо с незакрытыми глазами, приставляя нож к горлу, имитировали казнь.

Держали меня в совершенно захламленной комнате, где была только дверь, запертая снаружи и гора старой, вонючей одежды служившей подстилкой. В углу стояло пластиковое ведро из под какой то химии с потрескавшейся крышкой. Я голодал и мучился жаждой, и организму нечего было перерабатывать, так что нужды в туалете практически небыло.

Небыло ни дней ни ночей, в закрытой камере свет горел постоянно. Время остановилось в ожидании страшной смерти и от этого можно было сойти с ума. Только жажда и голод говорили моему организму что прошло уже около недели. Находясь в одиночестве, я иногда соскальзывал в забытьи или же это был сон, но пробуждение каждый раз становилось кошмаром наяву. В тот миг когда я просыпался, мозг ещё не осознавал происходящее, но тут же всё вспоминалось и явь угнетала меня ещё больше. Эта мгновенная перемена состояния заставляла меня корчится и стонать как от боли, на своей жалкой подстилке..

Я не позволял угаснуть надежде выжить и старался находить себе занятие.. Мой мозг постоянно должен был думать о чем то кроме страха, голода и жажды. Я писал в своей голове заметки о каждом воображаемом дне проведенном в заточении, постоянно повторял и забывал написанное, снова восстанавливал в памяти и так с момента очередного пробуждения до бредового состояния перед отключкой. Когда я начинал бредить и наверное стонал в забытьи слишком громко, за дверью раздавались шаги и замок открывался. Из темноты чьи то руки ставили на пол пластиковую миску с теплой водой, один или два раза вместе с водой на пол кидали одеревеневшую хлебную лепешку. Я размачивал этот сухарь в воде и съедал без остатка.

Второе своё занятие я ненавидел! Это было сожаление о собственном безрассудстве и жалость к себе. Снова и снова, как сломанный фаил я прокручивал в голове одну и ту же мысль, так и не доходя до ответа – почему я не слышал ни свой внутренний голос, не раз говоривший мне – стоп, остановись! Ни голос моего старшего друга, по сути открывшего мне мир профессиональной журналистики. Тогда, мой друг и наставник, пытался отговорить нас от этой поездки. Он старался убедить меня в том, что люди, которые обещали нам информацию и интервью с теми, в чьих руках была судьба этой страны, клянущиеся в безопасности и всяческих прочих гарантиях, тут же забудут об этом случись что. Молодость, жажда приключений и славы сыграли с нами в русскую рулетку. Мы проиграли.

Я не знал сколько прошло времени моего заточения, но они пришли с той же камерой и листком бумаги, где был написан текст с просьбой о выкупе. Этот текст я, с приставленным к горлу ножом, зачитал перед объективом. Кадр из той видеозаписи и был на обложке журнала, который теперь хранится на дне коробки с забытыми бумагами.

Уже потом, когда всё закончилось, узнав дату своего спасения и немного отойдя от пережитого, я обнаружил, что провел в заточении ровно два месяца. Воспоминания об ужасе ожидания смерти в те бесконечные дни и ночи, когда в каждом шорохе чудились шаги и казалось, что палачи идут за мной, уже многие годы порой срывали меня с кровати по ночам и холодное лезвие с еще не засохшей кровью оператора, казалось не останавливается под кадыком, а продолжает резать моё горло. Это напоминание о моём жизненном и профессиональном опыте не покидало меня годами.

Врачи тогда опасались за моё здоровье. После такой "диеты" организм мог дать сбой. Я провел несколько недель в госпитале. Первые дни больничная палата казалась мне самым безопасным местом на земле. Разглядывая своё тело в зеркале, я напоминал себе экспонат из музея мертвецов Хагенса, по прозвищу Доктор Смерть. Своё лицо в зеркале я узнал только после того как сбрил отросшую свалявшуюся бороду.

Глянув ещё раз в глаза парня на обложке, я сунул журнал на полку с книгами и налил себе виски что бы с помощью алкоголя хотя бы ненадолго отстранится от воспоминаний.

3

Журналистика казалось выбрала меня сама , спасибо родителям вовремя открывшим мне мир книг и моим учителям. Ночные кошмары с воспоминаниями о некоторых из них до сих пор стекали холодным потом с моего лба. Еще раз посмотрев в сторону шкафа, где между книг спрятался затертый журнал я снова отпил из своего стакана стоявшего на столе заваленном архивными бумагам.

Образование, интерес к жизни и желание, огромное желание не просто видеть и фиксировать события но и рассказывать о них! Перерабатывать их в своей голове, посвящать в эти события других людей, много других людей. И что особенно хотелось, так это видеть как меняется общественное мнение, как и по каким правилам появляются у людей свои выводы из моих статей или книг, как они меняют, принимают или же вовсе отвергают те или иные факты и события. Наверное это и называется третья власть. Грубо, грубо и неприлично , но это правда, правда профессии. Без стремления к этому не будет журналистики.Влиять, привлекать и разочаровывать, вот и весь смысл !

Успех и признание коллег пришло конечно не сразу. Я начинал простым корреспондентом, облазил всю страну с заданиями разных редакций где довелось служить. Потом, уже будучи свободным журналистом, становился свидетелем разных событий, государственных переворотов, грандиозных скандалов, важнейших встреч или наоборот, печальных прощаний с сильными мира сего. Я работал на трёх войнах беря интервью у обеих воюющих сторон с интервалом в часы, я попадался в руки отморозков с автоматами и ножами похожими скорее на гладиаторские мечи, за меня платили выкуп людям называвшими себя служителями Бога. Несколько раз, я со своей группой попадал под обстрелы и под бомбёжки.

У меня была своя програма на телевидении, лучшее время, сумашедшие цены за рекламу. Меня даже коснулись лучи славы. В профессиональных рейтингах, перечисляющих мои литературные заслуги и оценивающих популярность тв шоу, моё имя числилось в десятке лучших журналистов страны. Казалось давно пора бы остыть, имея свою редакцию с приличным штатом замечательных профессионалов, но какая то сила всё равно не давала успокоится. И главное, это возможность! возможность заниматься своим делом! Наверное это в крови! Гены бродяжничества и тщеславие, вот что ведёт людей вроде меня.

Я проклинал ставшие частью жизни компьютеры. Синтетика, безмозглость и ненадежность машины, постоянной занозой саднила мозги. Не доверяя синтетическому разуму машины я делал свои записи в многочисленных блокнота и записывал свои мысли на диктофон. Работал я на старинной пишушей машинке, она всегда была на моем столе, накрытая родным, состарившемся вместе с ней чехлом, истертым и потрескавшимся от времени и несметного количества снятий и водружений снова на своё место.

4

Время от времени вспоминая про свой виски, я неторопясь разбирал скопившиеся бумаги и по привычке проглядывал новостные ленты, когда звякнул телефон. Автоматически взял трубку и по обыкновению спросил

– Кто?

На том конце спокойный, молодой голос удостоверившись, что разговаривает именно со мной, без приветствий, не торопясь назвал имя и сказал мне в ухо, что со мной сейчас будет говорить обладатель этого имени.

Я невольно встал со своего кресла – это имя знал весь мир!

Имя этого человека стояло в ряду президентов, причем президенты приходили и уходили один за другим а человек носивший это имя оставался. Не многие видели вживую этого человека, да и его фотографий, как мне казалось, было всего несколько. Их иногда печатали в газетах под статьями о нем или краткими новостями о встречах или переговорах на самых верхних этажах власти. Статьи выходили редко, никто толком не знал о нем ничего, всё только слухи и сплетни переписаные по нескольку раз. Лично я, не то что не видел его сам, но даже не встречал людей которые его видели что называется в живую и тем более общались с ним напрямую, а встречался я со многими! Человека носившего это имя, в истории политики и бизнеса связанного с ним, казалось можно увидеть на фотографиях в архивных газетах прошлого столетия, где сидящий на стуле из дорогого черного дерева с резной высокой спинкой джентельмен, в цилиндре и с тростью, небрежно раскуривая сигару, вызывающе смотрел в объектив огромного, доисторического фотоаппарата на деревянной треноге и в глаза всех тех людей, в руки которых попадала эта газета. Династия, эти люди создавали правила бизнеса и политики со времён освоения мира. Вполне возможно именно они и придумали банковскую систему и само понятие капиталл.

Я снова сел в кресло, успев подумать что всё же воскресение перестаёт быть унылым и в этот момент услышал его голос, очень отчетливо в своем телефоне.

Мы говорили всего пару минут. Если быть точнее, говорил он. Я выслушал всё молча и только в конце, на его вопрос

– Вы найдёте время для встречи?

Ответил простым – Да.

На прощание он сказал, что хочет заняться своими мемуарами и надеется, что разговор останется между нами. Я просил его несомневаться и он положил трубку.Я не заметил когда снова встал с кресла, но в тот момент, осознал себя стоящим со стаканом и прерывисто гудящей отбой, телефонной трубкой в руках.

– Господи! Началось! Закрыв лицо руками заорал я глядя куда то дальше своего потолка! В моей жизни было много всякого, но это интервью может стать самым главным в моей карьере журналиста! Внутри меня всё пришло в движение, мозг уже начал рисовать яркие картинки моего будущего успеха, строить планы и готовить пафосные слова в ответ на завистливые тосты коллег. Воображение принялось рисовать перспективы, я уже начал составлять план беседы и подбирать вопросы. Вопросы к его первому публичном интервью и эти вопросы буду задавать я! Сколько их было в моей голове! Я ощутил себя избранным, посланником и поводырём человечества одновременно. Это была даже не удача, это был новый смысл моей жизни!

5

Вертолет приземлился на площадке, мне открыли дверцу и сквозь поток снежного ветра от винтов, я вышел. Было утро, ясное, зимнее, северное утро. Его поместье находилось в огромном лесном массиве, на берегу красивейшего озера в одном из безлюдных районов на западе Канады. Машина уже ждала и мы поехали лесной дорогой к дому.

Я ожидал увидеть современный особняк с огромными окнами и футуристической архитектурой, но это был хоть и большой но обычный с виду дом. Из огромных брёвен. Зайдя внутрь я убедился, что конечно дом был необычный, внутренняя отделка не соответствовала внешнему виду. Пожалуй только гостиная, где он встретил меня сам, была стилизована под охотничий дом и украшена огромным камином из дикого камня, коллекцией рогов и охотничьего оружия на стене над ним. На противоположной стене размещалась набольшая коллекция живописи. Среди работ я выхватил взглядом одну, достаточно большого размера. Необычный стиль мастера и ощущение света идущего как будто изнутри достаточно темных тонов, показались мне знакомыми. Я как гость хотел отметить вкус коллекционера, но хозяин дома и не думал задерживаться для каких то обычных формальных фраз в начале знакомства. Поздоровавшись за руку, он предложил снять пальто и оставить портфель прямо в гостинной.

Обычный с виду, несколько в годах но в отличном физическом состоянии человек, в отглаженных брюках и в теплом красивом свитере. Он совершенно по домашнему , жестом пригласил пройти из гостинной в дом и сам, не дожидаясь меня, направился прямо по коридору. Он как то сразу без распросов, начал рассказывать о своём проекте , который, как он говорил пару дней назад по телефону – перевернет страницу истории цивилизованного мира и изменит его до неузнаваемости!

Я был несколько удивлен обыденностью встречи, отсутствием каких то формальных слов, как мне казалось уместных при первом контакте.. но сумма обговорённая по телефону и ожидание настоящего дела, заставляли быть покладистым даже меня. К тому же ощущение давнего знакомства появилось сразу после первых его слов и крепкого рукопожатия. Он же, остановившись в конце коридора, вскользь рассматривая меня, нажал кнопку на стене, открылись двери лифта.

Лифт в двухэтажном доме меня удивил и позабавил одновременно. Вспомнились рассказы о чудачествах богачей. Заходя в лифт он продолжал неторопясь рассказывать мне о своём детище. Не пытаясь меня убеждать, он просто говорил о неизученных человечеством возможностях, о неизвестных явлениях происходящих в недрах нашей планеты. То и дело переходя на научную терминологию рассказывал о только что открытых физических явлениях и уже давно существующих законах физики, которые будут пересмотрены в научном мире в связи с его открытием. Мы достаточно долго сидели в закрывшемся лифте за небольшим столиком, казалось он специально не открывает двери что-бы еще раз убедиться в правильности своего выбора, словно окончательное решение о том, стоит ли довести до меня необходимую информацию ещё не принято окончательно, и вот именно в эти минуты ожидания, не переходя из помещения в помещение и не отвлекаясь, он и сделает свой выбор. Слушая его, я старался найти для себя линию поведения и понять, пора ли мне принять участие в разговоре, задавая приготовленные накануне вопросы. Но то, что он говорил сидя напротив меня, никоим образом не соответствовало моему представлению о его интересах и кругах его общения в этом мире. Все мои так тщательно заготовленные вопросы нисколько не пересекались с тем, что я слушал сейчас! Они никуда не годились. Ни о каком интервью не было даже намека.