Читать онлайн Синхронизация. Повесть первая. Зефирантес бесплатно
Повесть первая. Зефирантес
Жарко. Много песка вокруг. Мелкие камни. Рядом один большой. Макушка чешется. Пить. Интересно, сколько мне отпущено? La cucaracha, la cucaracha ya no puede caminar, porque no tiene, porque le falta las dos patitas de andar1.
– Они были красивые, но бесполезные. Слишком нежные, не приспособились к жизни за двести миллионов лет, – голос звучал сверху.
– Раньше динозавров появились!
– Ну да, мягко говоря, сильно раньше.
Макушка сильнее зачесалась. Скоро.
Кто-то наверху зевнул:
– О ком вы говорите?
– Да о цветах, Чолла.
– А, да, они давно вымерли, – подтвердил зевнувший.
– А кто такие цветы? – спросил кто-то.
– Как тебе сказать… растения, у которых нет колючек – тоненькие стебельки, дохлые листочки, ну а наверху цветы. Красные, желтые, голубые, разных форм – их много всяких разных было.
Послышался гул, разговоры на несколько секунд стихли.
– Ммм… влажный воздух.
– Западный ветер прилетел.
Интересно, что там наверху и кто говорит? Надо вылезать, посмотреть. Макушка уже сильно зудела, зачатки цветоносов стали разрывать сочную белую чешую, потом и бурые сухие чешуйки. О, я продвигаюсь сквозь песок. Я изо всех сил старался помочь цветоносам и уперся донцем в спрессовавшиеся песчинки, зашевелил тонкими корешками и потянулся, как бы выталкивая наверх часть себя. Верхушкой почувствовал дуновение воздуха. Опа, кажется, получилось. В ту же секунду у меня перехватило дыхание. Я увидел чистейшего голубого цвета и бескрайнее небо, пушистую вату облаков, коричневую гору с тупыми вершинами, похожую на замок, – до нее была пара километров; позади нее, вправо, влево – серые островерхие горы. Везде – розовато-бежевый песок, сдобренный разномастными камнями, и зеленые, красивые, самых невероятных форм, как на выставке, пышущие здоровьем, в основном, гигантские, но и маленькие, как столбы, шарики и звездочки, кактусы. Добро пожаловать в мир!
– Какой кошмар! – я посмотрел налево, откуда звучал голос, и увидел огромный толстый зеленый столб. Казалось, он доставал до неба – метров двадцать в высоту, не меньше. Посередине от столба ветвились столбы поменьше, метров по пять, и тоже устремлялись вертикально в небо. Кактус смотрел на меня, и, если бы у него были глаза, они выглядели бы зловещими.
– Кто ты? – спросил я.
– Carnegiea gigantea.
– Это же цветок, какое уродство! – услышал я голос прямо перед собой. Он принадлежал нескольким круглым грязно-коричневым шарикам, обильно покрытым чем-то, похожим на волосы. Шарики лежали вместе, кучкой, и напоминали кучку, простите, какашек.
– А ты кто? – спросил я немного дрожащим голосом.
– Copiapoa marginata, – проскрипел ответ.
Кактусы заговорили между собой:
– Не понимаю, откуда он взялся. Мы здесь уже давно, и ничего подобного не было.
– Ты уверен, что это цветок?
– Конечно, посмотри, это проклюнулся цветонос. Не похоже на траву, это именно стебель, который вырастет и даст бутон, а потом и цветок.
– Ужас какой.
– Что это значит? Мы все погибнем? – заверещал чей-то малышковый голос. Детка Карнегии гигантской чуть покачивалась, пытаясь сбежать.
– Да брось ты, – ответил родитель, – негоже царям бояться. Он ничего не сможет нам сделать. Он бессилен. Вял, тонок, одинок. Как видишь, у него даже нет колючек.
– И они потом не вырастут? – уточнил ребенок гиганта.
– Нет, он обречен.
– Уф, – вздохнула маленькая Карнегия.
– Рабское отродье, – сказал кто-то другой. Я посмотрел направо – говорил кактус-звезда. Он был гладкий, вроде бы без колючек, видимо, эти пышные звездные лучи и были видоизмененными колючками. Из центра «звезды» выходил наверх гигантский толстый мохнатый стебель, он метра два-два с половиной
тянулся наверх, а потом, не выдержав собственной тяжести, перегибался и опускался вниз тоже метра на два. Стебель делился на три отрезка разных цветов: бежевый, желтый и зеленый. Экое чудо-юдо. Но я уже не стал спрашивать, как его зовут. – Клоун на потеху, – добавил он.
Честно говоря, я не очень понимал, что происходит. Где цветы? Неужто это не шутка и они все вымерли? Но этого не может быть. Я видел их. Может, я впал в анабиоз в земле и все пропустил? Но как же двести пятьдесят тысяч видов цветов? Неужели они все не смогли приспособиться?
– Простите, – обратился я к главному. – Вы уверены, что ВСЕ цветы на Земле вымерли?
Гигантеа смерил меня презрительным взглядом:
– Кто ты такой, чтобы сомневаться в наших словах?
– Я цветок.
– Не зря вы вымерли, – съязвил Гигантеа. – Глупые и бесполезные. Вот мы – кактусы – лучшие на Земле.
– Ты недостоин жизни, – сказал кактус-какашка.
– Смотрите, он на глазах растет! – вскрикнул сын Карнегии гигантской.
Все посмотрели на меня и увидели, что за время разговора мой стебель немного подрос.
– Да ну его, не обращайте внимания. Сдохнет, как собака, когда придет его время, – сказал кто-то безымянный. Я уже не стал поворачивать голову в его сторону, а поник своим цветоносом и уставился взглядом в песок.
Давным-давно, когда я в первый раз жил, вокруг росло много красивых цветов. Они были добрее, не гнобили меня. Иногда мы ссорились, но в целом жили дружно. Потом – темнота. Не знаю, что случилось, но очнулся я здесь, в песке. Кактусы тоже красивые. Жаль, что злые. Что же мне делать теперь? Как дальше жить?
– … и вот, представляете, – когда сделал паузу в раздумьях, услышал, что кактусы рассказывают друг другу истории и, кажется, забыли про меня. Думаю, мне так лучше, – он до того иззавидовался, что ночью срезал плод у Дракона и насадил его на одну из своих колючек – типа это его собственный плод!
Кактусы хором засмеялись.
– Простите, – влез я, – разве кактусы умеют перемещаться, чтобы что-то у кого-то срезать? – эх, не надо было выскакивать, но больно уж любопытно. – И кто такой Дракон?
– Драконий фрукт, тупица! – ответил обычный кактус, ничем с виду не примечательный.
– Тсс! Не говори с ним, – оборвал Копьяпоа маргината. – Пусть почувствует, что он изгой.
Конечно, я не стал переспрашивать, хоть и очень хотелось. Как, все-таки, он мог переместиться?! Хотя, может, это просто местная байка – развлекаются так, пересказывая ее.
– Короче, Чолла, мы все тогда ржали над тобой, – заключил рассказчик.
– Вот потеха, – оценил малыш Гигантеа. – Я тогда еще не родился.
– Да ладно вам! – обиженно ответил какой-то кактус. – Я был юнцом-максималистом. Исправился же.
Герой рассказа – оказалось, он существовал – выглядел не очень примечательно, по форме напоминал куст коралла с множественными короткими ответвлениями, но не такой яркий и нежный на вид, а серо-коричневый, с особо острыми, кажется, иголками и невзрачными бледно-желтыми маленькими плодами-шишками.
– Ок, Чолла, мы знаем. Но смешно же, – сказал обычный кактус.
Со мной в этот день больше никто не заговаривал. Я тоже молчал.
***
Ночью я проснулся от того, что кто-то смотрит на меня. Маленькая веточка Чоллы стояла рядом со мной.
– Как ты?.. – начал было говорить я, но Чолла перебил тихим голосом:
– Тсс, не разбуди остальных.
Я посмотрел по сторонам – действительно, кажется, все кактусы спали. Даже слышалось сопение некоторых. Я ощутил холод, поежился. Посмотрел на небо и ахнул – какая же красота! – тысячи звезд мерцали белым светом, как волшебные рождественские гирлянды.
– Откуда в мире появилось столько звезд? – спросил я шепотом.
– В пустыне их всегда было много. Точнее, их просто лучше видно.
– Почему?
– Воздух очень сухой, а потому прозрачный. Когда воздух влажный, то капельки влаги замутняют обзор, – объяснил Чолла.
– Ого!
– А ты быстро растешь, – заметил Чолла, оглядев взглядом мой увеличившийся за день и полночи цветонос.
– Как ты оказался возле меня? – спросил я.
Чолла чуть качнулся – видимо, от улыбки:
– Меня называют сумасшедшим кактусом. Или прыгающей Чоллой. Редко кто отваживается взять мои плоды, – я слушал с замиранием. – Я умею отделяться сам от себя. И пользуюсь этим, когда человек пытается завладеть моим плодом. Как только он слегка прикоснется ко мне, я тут же набрасываюсь на него.
– Мама! – громко сказал я.
– Тсс! – повторил Чолла.
– Так значит, ТАК ты срезал плод Драконьего фрукта?
– Ага, – довольно ответила маленькая колючка.
– Зачем ты пришел ко мне?
– А ты не будешь кричать?
– Нет, – удивился я.
– Хочу убить тебя.
Я чуть не закричал.
– Почему?
– Чтобы тебе было легче, – ответил Чолла и чуть придвинулся ко мне.
– Чтооо? – спросил я и попытался отодвинуться, правда, в отличие от убийцы, у меня это не получилось.
Чолла вздохнул:
– Эх, цветок, как тебя там?
– Зефирантес.
– Зефирантес, пойми, ты не сможешь жить среди наших. Ну сможешь физически, только трудно будет очень, невыносимо. Они никогда тебя не примут. Всегда будут гнобить. Все цветы давно вымерли, и, по правде говоря, кактусы очень этому рады. Мы сами произошли от цветов, но превзошли вас, потому что сумели приспособиться к неплодородной земле и засухе. Вот мы и чувствуем превосходство. А чувствующий превосходство никогда не будет дружить с менее значимым видом.
Я посмотрел вокруг – темные волны песков, спящие тени кактусов, величественные фигуры гор, наверх – милые звездочки и полнокровная луна, и ответил:
– А ты? Ты тоже не можешь со мной дружить?
Чолла замялся.
– Я… я бы даже если захотел, не смог – меня не поддержат товарищи, – Чолла подпрыгнул и лег горизонтально, так, что я с трудом различал его на темной поверхности. – Но я могу тебе оказать дружескую услугу – убить тебя. Ведь ты сам не сможешь… себя.
– Но я не хочу умирать! – ответил я и всхлипнул.
Чолла пристально смотрел на меня. Прошла минута молчания.
– Подумай, – серьезно напутствовал колючка.
Прошла еще минута. Я смотрел на небо. Не хочу с ним расставаться. А вдруг я когда-нибудь встречу своего сородича? Такого же, как я, после анабиоза?
– Нет, – решительно заключил я. – Спасибо, Чолла, ты настоящий друг, но я не хочу.
Чолла молча покивал и запрыгал прочь от меня. Еще чуть-чуть – и я его уже не видел. Заснуть в эту ночь я больше не смог. Интересно, что лучше – мертвым среди своих или живым среди чужих?
***
– Ого, как он быстро растет! – кактусы разглядывали меня с недоумением.
Я знал, что сами они, хоть и живут сотни лет, растут очень медленно. А мой цветонос, и правда, за сутки вырос на добрых сантиметров десять.
– Зато вы очень долго живете! – с почитанием ответил я. За ночь раздумий я избрал тактику: подлизываться.
– Что ты хочешь этим сказать? Ты хочешь сказать, что быстрый рост – твое преимущество?
– Нет-нет, что вы! Я просто имел в виду: здорово, что медленно растете, основательно все обдумывая, набирая вес и силу, а потом так долго живете!
– Это да… – ответил гладкоствольный кактус, состоящий из нескольких небольших в диаметре, но длинных, до метра, прямостоячих стеблей.
– Как тебя зовут? – осмелел я.
– Echinopsis pachanoi, или просто: Сан-Педро, так меня называют в народе.
– Но при чем тут Святой Петр? – спросил я.
Сан-Педро засмеялся:
– Ух, какой умный цветок! Да, в честь Петра меня назвали. Потому что я обладаю священным даром проводить в другой мир.
Вокруг послышалось недовольное бормотание кактусов.
– Как это? – уточнил я.
– Тебе рано это знать… Скажем так: меня использовали шаманы, и не только, чтобы открыть истину.
Я задумался. Не понял, что это значит, но решил не навязываться, раз мне сообщили, что не моего ума дело.
– Слушай, он к тебе подлизывается, – проскрипел кактус-какашка. – А не потому ли ты с ним разговариваешь, что сам быстро растешь?
– Да что ты, – хмуро ответил Сан-Педро, – он и рядом со мной не стоит. Да, я расту побыстрей некоторых, но не имею никакого отношения к цветам.
Я услышал, как рассекается воздух, посмотрел наверх и увидел орла: он приземлился прямо на Гигантеа. В том месте, где Карнегия разветвлялась и образовывалась чашечка из стен-столбов, птица свила гнездо. Орел был так прекрасен, что я залюбовался им и даже не успел испугаться.
– Уважаемая Карнегия гигантеа, – снова стал лебезить я. – Вы так величественны, что даже орлы с вами роднятся.
– Кто только со мной не роднится, – ответил он. – Меня любит живность.
Кактус замолчал, думая про себя, а я разглядывал его: глубокие борозды и ребра, болотный цвет, хотя нет – если приглядеться, сам кактус светло-зеленый, а колючки на гребешках ребер светло-коричневые, в целом и кажется болотный. Май гад! Дупло! Я бы не заметил его, если бы в этот момент из него не выпрыгнула голова дятла. Неужели дятел продолбил дупло в кактусе? Как необычно…
– Что ты так пристально смотришь? – спросил гигант.
– Восхищаюсь вами, – ответил я, и самому стало противно.
– Черт, он точно подлизывается! – с жаром сказал кактус-звезда с пятиметровым разноцветным стеблем, перегибающимся от собственной тяжести. Я наблюдал его вчера, но не решился спросить имя.
– Простите, как вас зовут?
– Да пошел ты! – ответил он и качнул своим внушительным стеблем, так что я даже испугался, что эта штуковина достанет меня и прихлопнет.
– Да-да, – тоненьким голоском поддержал кактус, которого я раньше не замечал: овальные плоские стебли, больше напоминающие толстые листья, вырастали друг из друга, как руки, ноги и голова из человеческого тела. Листья, то есть стебли, были похожи на ракетки для настольного тенниса. Человек-ракетка, то есть кактус-ракетка, то есть кактус-ракетка-человек.
– Не волнуйся, Опунция, мы сами с ним разберемся, – сказал безымянный звездный кактус, а Опунция чуть вздернула голову-ракетку с бигудями-плодами и взмахнула редкими колючими ресницами. Женщина.
***
Льется музыка. Прекрасная музыка. Пальцы сливаются с клавишами. Закрываю глаза, покачиваю головой. Отрываюсь от земли и лечу. Знание, абсолютное знание. Уверенность, мудрость и дрожь. Щемящая правда. Принятие. Бальзам поливает душу и объясняет ей: так надо, это жизнь. А ты веришь, что достигнешь света. Придешь к нему, хотя будет трудно. Ты не видишь ничего вокруг, взлетаешь над оболочкой. Проникаешь насквозь, видишь суть. Постигаешь умиротворение. Это то, что я хотел сказать, мой подарок миру. Мир, держи. А я пойду, сколько смогу еще.
Это было отражение лунного света в озере Люцерн. Маленькое озеро в Швейцарии, окруженное скалами, днем переливается бирюзой, зеленью и белизной, а ночью, темно-синее, манит загадочной лунной дорожкой. Так сказал тезка Рельштаб, критик, через пять лет после моей смерти. А я-то назвал по-простому: «В духе фантазии», № 14. Его название осталось на века – что ж, ведь он мастер слова, пусть называет.
– Ножесо, – прохожий пнул меня ногой, я упал на булыжник.
Он быстрым шагом удалился. Наверное, он сказал «ничтожество». За то, что я не расслышал его вопрос. Наверное, он хотел спросить, как пройти куда-то. Или денег. Глупышка. Завтра с ним случится что-то, но он не будет называть себя ничтожеством…
Моя соната. «Лунная соната». Какое счастье, что я написал ее, несмотря на слух. Ради этого стоило грести в поломанной лодке. Где мой бокал? Ах, да, мне уже не выпить вина. Я путаюсь, путаюсь… Людвиг ван Бетховен… Я… Он… Что это?
Я ощутил свою луковицу, стебель и стал возвращаться из мира грез. Мне снился сон, будто я человек?! Я не мог поверить в это, раньше такого не было. Где же я слышал эту историю?.. Люди рассказывали в моей прошлой жизни. Поразительно.