Читать онлайн «Везучий, подонок!..». Роман-квест бесплатно

При желании рассказ можно начать с середины и,

отважно двигаясь вперёд или назад, сбивать всех с толку.

Гюнтер Грасc

Что наша жизнь? Игра! Бездумная, весёлая круговерть. Найдётся в ней место и подвигам, и блужданиям, и надеждам. Одно огорчает: всё реже люди управляют событиями, всё чаще тащатся на коротком поводке у судьбы. Привыкли соглашаться на всё – от страха, лени и безразличия. Люди забыли, что плестись на поводу у Судьбы – отказ от заветов Божьих. Создатель оставил главный завет: свободу воли, возможность выбора жизненных судеб. И в тот момент, когда свободные души взлетели в первый земной полёт, ища тела посвободней, Господь вздохнул и добавил: берите, что нравится, но помните: за всё придётся платить. Чем платим? Тем, что имеем. В половине случаев, согласно теории вероятности, наш выбор будет ничтожен. Что остаётся, кроме обелиска? Я лично против любого памятника. Не так он должен был выглядеть, не крест и не камень… совершенно иначе. А репутация… что, если она окажется скверной? Плюньте на это, граждане: подмоченная репутация мужчины означает, что жизнь он прожил не так, как нравилось остальным. Криминал вывожу за скобки. Вариация для женщин: жила не с тем, кого сосватало общественное мнение. Стоит ли за это платить? Берите, что хотите, абсолютно бесплатно, но руки постарайтесь не пачкать. Память о прошлом – вот горькая расплата.

Глава 1-я. Полоса приключений

Среда, 23 марта 2008 г., 6.50 утра

Колбасы и копчености, разложенные на витрине, своей заветренной, слегка усталой молодцеватостью напоминали уличных девок. Жениться вам надо, барин, усмехнулся Субботин, тогда и блудницы мерещиться перестанут. Он бросил в сетку кусок сулугуни. Немного подумав, добавил тетрапак с молоком и десяток яиц. Мука осталась, немного дрожжей… на ужин будут хачапури, решил риэлтор и направился к кассе. Вечерний поезд, два часа назад пришедший с северо-востока, вернул Субботина в привычный, иссушающий Город. Неделю назад угасла его мать, до последних минут звавшая к себе старшего сына. Субботин к ней не приехал, не смог пересилить себя. Слава Богу, его младший брат остался на малой родине и, как умел, о матери позаботился. Похороны уплыли смиренно, не гасли в памяти провожавших безумные выходки пожилой женщины, бившей стёкла в подъезде. Отца мы потеряли, размышлял Субботин… двумя? Нет, кажется, тремя годами раньше…

– Все на пол! На пол, бар-раны… стреляю! – пронзительный выкрик показался жалким и вымученным. Надрывный голосок, истерический. Как милостыню просит, наркоша хренов, подумал Субботин, нервически зевая от духоты, и нехотя подчинился приказу. Ранних посетителей в круглосуточном магазинчике было немного, семь или восемь. Геройствовать незачем, денег перед зарплатой у всех почти не осталось, да и зарплата будет неизвестно когда. Раздался звон и хлопок, похожий на гулкий взрыв лампочки. Неизвестный ударом приклада странного по форме ружья – обрез? – разбил единственную в помещении телекамеру. Продавщица замычала, словно ей сапогом наступили на ногу. Тот же жалостный голос выкрикнул:

– Серый, кассу проверь! Не спи, шевелись, раззява…

Серые вы оба, портянки второго срока, хмыкнул Субботин. Неслышно перевёл дух и вздрогнул, ощутил, как ловкие пальцы словно струятся по закоулкам и карманам его одежды. Забавно, денег не взяли… что они ищут? Второй грабитель, названный Серым, с досадой захлопнул кассу: кругом по нулям, за окном лишь раннее утро. Вечерком к нам пожалуйте, усмехнулся Субботин. Народу будет погуще, огребёте по полной. Внутренний мир риэлтора, чураясь всего, что оставалось за бортом, был выстроен на логике поведения, не подчинявшейся праву сильного. С неожиданным грохотом слетела с полки пара банок с маринованными томатами, одна глухо брякнула и разбилась. Дверь скрипнула, стало тихо. Ушли, осознал Субботин.

Ключи… в кармане были ключи! Ко мне, никак, решили зайти, погрустнел риэлтор. Но там ни черта и нет! Как в сказке, отдашь грабителям то, о чём ты, странник, не ведаешь. Сто репьёв вам в глотку, уныло подумал Субботин. Что найдёте, всё ваше. Зачем я сюда зашёл? Ларёк подкупал не только причудами ассортимента, но и неожиданной гаммой запахов. От застарелой табачной вони до дешёвого лосьона после бритья. Впрочем… лосьон-то, кажется, оставили несуразные эти бандиты. Слегка качаясь, Субботин расплатился и вышел. Кассирша, гортанная дама с усами, опрятно ругалась матом. Знакомые слова переливались у неё во рту, как бусинки, обретая утреннюю свежесть звучания. Субботин только кивнул на вызов: сдачи нет! – и вышел на свежий воздух.

Звенели трамваи. Развевал случайные знамена промозглый ветерок от Невы. Дышать на Петроградке по-прежнему было нечем. Задыхаясь от ходьбы, Субботин подошёл к подъезду, толкнул опять не запертую дверь и тяжело зашагал на четвёртый этаж. В окнах тускло бродил рассвет, весёлый, как зарплата комедианта. Тревожил жёлтый свет фонарей, не зря большой, полузабытый писатель публично проклял мартовскую мимозу. Город скрипел и бился, бессильно ожидая всегдашнего брожения по венам своих беспорядочных обитателей. Объятый покоем, он бесконечно был близок к смерти, но его ничто уже не пугало. На зубах Субботина скрипела ломаная линия горизонта, вся в песчаных изломах и брызгах спутниковых антенн, заброшенных мансард, каминных труб и чердачных окон. Субботин позвонил, постучал в дверь ногой. Внутри лениво замялось, забилось об пол. Но дверь соседи по коммуналке не открывали.

– Открой, Михеич! Свои, – прохрипел Субботин. От отвращения к просительной интонации его аж перекосило. Дитё какое, ключ потерял. Загремел дверной крюк, похожий на те, какими браконьеры ловят сомов. Дверь распахнулась.

– Свои по ночам не шастают! – объявил, зевая, таксист Михеев, поклонник Конфуция и сосед по коммуналке. Михеев был высокий сухопарый мужчина лет сорока пяти, с испитым хрящеватым лицом, испещрённым мелкими шрамами и увенчанным длинным поломанным носом. Таксист профессионально разговорчив, философичен и насмешлив, как большинство таксистов, однако добропорядочен, как мало кто в среде работавших по извозу. Физиономия Василь-Егорыча вызывала в памяти распаханный осенний полигон для танковых поединков. Михеев, и в самом деле, был когда-то водителем танка. Острыми буравчиками глаз разглядывал он мир сквозь смотровую щель замысловатых восточных взглядов, но абсолютно без фанатизма. Ушел на пенсию досрочно, по не вполне понятным причинам, от которых по ночам издавал порой тоскливые стоны. Как бы то ни было, Егорыч на гражданке стал вполне исправным таксистом. Сейчас лицо его исказилось от любопытства:

– Вот вам нате… хрен в томате! Чего домой не заходишь?

– Ключи куда-то утратил, – сказал, задыхаясь, его ровесник, независимый риэлтор Вильям Субботин, которого, по ситуации, кликали то Субботиным, то Вилькой, то Падишахом, а то и просто Бароном-Субботой. Не будем и мы в чём-то себе отказывать. Означенный риэлтор швырнул в угол сумку с вещами, поставил на стол пакет из лабаза (никто к нам в гости не торопится? Ну и ладушки!). Со стоном облегчения разделся Вилька, лёг и моментально уснул. Сон, перетекавший обычным с усталости странным сюжетом, покачивал риэлтора мягкой лапой. Крайне юный Субботин безмятежно топал из школы. Во всём и всегда неизменная, текла по бокам его в городе Ч. скромнейшая улица Чкалова. По правую руку застывшими окнами пялились облупленные и жёлтые, как яйца, пятиэтажки. По левую в поисках дешёвых сенсаций бродили стайки местной шпаны. Близился полдень. Откуда известно? Спящему и очень юному Вильке очень хотелось есть. Обедать, впрочем, хотелось и взрослому Вильке, но шансов проснуться не было. Стоит ли? Ползти на кухню, резать-жарить, мыть посуду…. спящий презрительно хмыкнул, пришедший во сне Вилька-школьник покивал, соглашаясь. Мама Вильки, только что покинувшая юдоль скорбей, могла запороть простейшую яичницу с салом. Отец, безнадёжно махнув рукой, запивал кошмарные торговские пельмени молоком из пакета. Бабка с внуками, Вилькой и его младшим братом Риччи (в просторечии Ваней) беззастенчиво лопали что придется, ассортиментом никто не баловал. Придётся юному Вильке по дороге зайти в магаз.. Спящий вздохнул: другого сюжета не завалялось? Над Вилькиной макушкой (стриженый чубчик-«бокс»), томимой производственным долгом, беззвучно кружился ветер, пропитанный пылью, машинным маслом, окурками и бурой сажей из заводской преисподней.

Тем самым ароматом Отечества, который сладок и приятен, поскольку исторгается крупнейшим в Европе металлургическим комбинатом. Гигантом сталеплавильным Вилька гордится. Родители порой скандалят вполголоса, потому что заболеваемость раком в Ч. на треть выше средней по области. Мать Вильки работает в школе, она в перечне лучших преподов города Ч. по русскому языку и литературе. Отец Вильки и брата его окормлялся преподаванием физики в медицинском училище акушеров и гинекологов. В старших классах Вилька любил посещать эту буйную обитель будущих женских прелестей, наблюдая искоса за отцом Неподкупный и желчный Аркадий Викентьевич, прозванный соседями Додиком за откровенную неприспособленность к жизни, всячески уклонялся от перехода в должность инструктора горкома. Позднее Вилька, попав в ту же ситуацию, прекрасно понял отца. Сам, дуралей, негибким вырос. Юные акушерки, презрев загадки волновых колебаний и природу полей, беззастенчиво строили глазки Додику, красавцу-преподавателю, рослому, статному, в больших роговых очках, обладателю волнистой гривы иссиня-чёрных волос. Разбирательства похождений знойного Казановы во время сборов картошки были главной темой семейных скандалов. Баба Шура, мамина мама, растившая Вильку и Ванечку до поступления в школу, не раз намекала: у Кати с детства не всё в порядке. Свезут её однажды в Кувшиново! Что за Кувшиново и почему туда маму однажды свезут, мальчики не знали, но боялись спросить. Вряд ли кто-либо рискнул вслух назвать Катерину Георгиевну ненормальной. Прозрение оказалось поздним и было совершенно напрасным.

Шагая к дому, Вилька не озирался по сторонам: всё вокруг привычно, освоено, протоптано в сапогах и резиновых кедах. На обломках бетонных плит ржавыми дикобразами после битвы торчат пучки арматуры. Асфальт, проминавшийся от ходьбы, навевал мечту о ночной прохладе. Чугунные люки, гремевшие под ногами (заманчиво прыгнуть на них с разбега!), манили рухнуть в коммунальную бездну, обещая, что она ничем не уступит по занимательности Дантову аду. Желающих, однако, не находилось. Мигнул на пыльном стекле заблудший солнечный зайчик, и Вилька замер, свой лоб едва не раскроив. К одной из граней бетонного столба, освежившего в памяти взрослого Вильки забытое творение скульптора Мухиной, приклеено было частное объявление. Корявые буквы на клочке оберточной бумаги очень спешили, они наезжали друг на друга, сминались и вновь рассыпались веером. Кому и зачем? Это мне, понял Вилька. И, задыхаясь, прочёл: «За тобой следит призрак с видеокамерой. Через минуту он превратит тебя в глиняного болвана. Посадит рядом с другими и будет забавляться, кидая хлебные шарики». Объявление ввело Вильку в ступор, и кто-то буркнул над ухом:

– Уходим, покуда дятел в отключке… да тише ты! Соседи … (далее неразборчиво).

Дверь скрипнула и закрылась. Не помня себя, Субботин поднялся, выскочил в коридор и чуть не сбил с ног Михеева, степенно обряжавшегося перед зеркалом в потёртый офицерский плащ старого образца.

– Кто тут? К кому сейчас приходили? – задыхаясь, спросил Субботин.

– К тебе, спекулянт и лавочник! – отозвался Михеев. – Только что вышли. Ключи мои пока что верни! На всё про всё один боекомплект.

Субботин осознал: опять ничего не ясно. Вернулся к себе, потирая ноющие виски, окинул комнату взглядом и поплёлся на кухню. Сварил крепчайший кофе в старой армянской джезве, оставшейся от бывшей супруги при разводе как часть недвижимого имущества. Неуловимо быстрыми движениями риэлтор сварганил тесто, испёк румяные хачапури и с наслаждением угостил соседей. Это было частью ритуала, каждый жилец имел свою специализацию. Михеев курировал шашлыки и люля-кебабы, Субботин фантазировал с выпечкой, а третья соседка, колоратурное сопрано в отставке по имени Милица Львовна (Михеев упорно величал старушку Милицией, за что и огребал от неё с удовольствием), изящно варила супы с ранней или же поздней зеленью. Мужчины садились за стол, невольно втянув животы: осанка певицы (колоратура бывшей не бывает!) не оставляла шансов расслабиться. Гусары, они и лёжа – гусары.

– Скажи-ка, Егорыч, кто меня навещал? – зевая, спросил Субботин.

– А я почём знаю? Какие-то двое. Держались уверенно. Я даже решил, что ты впустил их без звонка. Потом, правда, вспомнил про ключ, – Михеев пожал плечами в неискоренимой уверенности, что мир устроен как надо. Кому было надо, старался не уточнять. – Что-нибудь спёрли? Или наоборот, привнесли в твою сиротскую жизнь?

– Есть многое на свете, друг Горацио, что не вносили в нашу декларацию. Не проверял пока что. Чудеса отложим на будущее.

Субботин даже не подозревал, насколько он близок к истине. Михеев с удовольствием доел хачапури, стёр с тарелки остатки желтка и расплылся в улыбке:

– Ты только скажи, если что. Наваляем всем таксопарком.

– За что это вы мне наваляете?! За поддержание признаков жизни?

– Да не тебе, ушлёпок ты пошехонский.

– Сам дембель тронутый… ну, как там пассажиропотоки? Проистекают?

– Неторопливо… как дни до зарплаты. Перебиваемся с хлеба на водку.

И они вполголоса рассмеялись. Рабочий день политика, чиновника и риэлтора начинается с прогноза погоды, а заканчивается сводкой новостей. Люди, не связанные с оборотом материальных ценностей, постоянно ожидают от жизни новых угроз. Рабочему, перевозчику, штабелеру некогда думать о пустяках. Субботин, руководитель крохотной риэлтерской фирмы, не был исключением из общего числа «заполошных». С новостями знакомился отрывисто, но крайне внимательно. Чаще всего Вилька просматривал краткий обзор в электронной почте. Информатор ноута замигал, сообщая о приходе корреспонденции с пометкой «неотложное-важное-срочное». Показав кулак безропотному экрану, Субботин проверил записи в блокноте-ежедневнике (никаких пометок «сделать по возвращении», кроме как «выспаться!»), забил бельём стиральную машину и вновь вернулся к работе. Достал из тайничка милейший Лёлькин подарок, ноутбук модели Acer Aspire One. О Лёльке мы вам расскажем чуть позже. Отдельная тема, Лёлька. Субботин бегло просмотрел дежурную почту. Ему сулили златые горы (спасибо, я воздержусь), предлагали инвестировать в апартаменты (бульон от яиц, ваши инвестиции!), приглашали на практикум по новому строительству (доколе учиться будем?!).

Письмо с пометкой «молния» не давало покоя. Опять, небось, дежурная фигня, вздохнул Субботин и открыл неизвестный запрос. При рассмотрении в глаза бросились выделенные жирным шрифтом строки стандартного ответа: «В ответ на ваш запрос от…. в соответствии с директивой номер… высылаем данные, лист 12—44…» с множеством прикреплённых файлов и загадочным шифром вместо обратного адреса. Какой ещё ответ на запрос? Почему сюда, а не в офис? Очередное «наследство в Нигерии»? Не похоже. Закинуть в спам? Попытаться прочесть? Свеженький антивирус, подсаженный знакомым айтишником – одним из тех, кто запросто найдёт сетевой разъём ноутбука – был мамой назван невнятно, что-то типа Outpost Security Suite Pro 2008, но гасил любую инет-подляну ещё на подлёте.

Сегодня «морской охотник» молчал. Субботин, прикрыв глаза, вознёс молитву и углубился в письмо. С первых слов стало ясно, что адресатом он стал по ошибке. Либо по злому умыслу. Письмо с сюрпризом оказалось изящно упакованным досье на очень серьёзного человека. Когда-то состоял в субботинской картотеке «Чинуши и ВИП-персоны» блестящий доктор, гордость хирургического отделения. Потом, правда, вышел из списка… ну, как вышел? Входить перестал.

В глаза его звали Доктором, за глаза – Циклопом. Пятно странной формы с тёмным зрачком по центру красовалось у известного медика аккурат в переносице… а кстати, вот и оно. Бог шельму метит, в который раз подумал Субботин. Лицо Циклопа читалось едва ли не на каждой странице. Вот в лаун-теннис играет с президентом торговой палаты. На праздничной трибуне стоит… нахохлился, как гриф погребальный, и вперил чёрствый взгляд исподлобья. Вот снова Док, уставший, но несгибаемый, стоит в халате, усыпанном красными брызгами, и медсестра утирает его рыцарский лоб с неземной печатью голубоватым влажным тампоном. Вдоль стен понуро зависают интерны. Что с пациентом? Смерть по прибытии?

Вот Док в купальном халате, в шезлонге возле бассейна, повсюду девочки и коктейли, пейзаж абсолютно мирный. Официант с подносом, морда выбрита, глаза проныры. И дюжий азиат скосился в его сторону очень недобро. Я бы из этих рук есть тоже не стал, усмехнулся Субботин. Фоток мало? Пожалуйста, протокол наблюдений. Расписан Док под Хохлому, как то ещё пасхальное яичко: жёны, любовницы, картишки-банчишки и прочие страсти плюс ряд грехов посерьёзней. Сферы влияния, интересов, актуальных и будущих инвестиций. Структура и штат окружения. Бухгалтер у него, припомнил Субботин, это доо… вневременной пантеон журнала «Maxim» нервно курит в рукав. В доступной форме чередуются таблицы, расчёты, графики. Всё вышеизложенное в совокупности ни малейшего криминала не содержит, но кое-что предвещает. Ни много, ни мало, а рейдерский захват страховой конторы, имеющей… (Субботин на минуту задумался, даже прикрыл глаза) порядка трёхсот филиалов. Из тех, что… да, как раз вот из этих. Дочитав и поразмыслив, Вилька ощутил, что голова идёт кругом, а вся спина в холодном поту.

Интересно, чья это бомба и для кого? Адрес отправителя, на первый взгляд, смотрелся хаотично набранным шифром. «Так и выложат тебе весь расклад, – затосковал Субботин. – Держи карманчик шире… сделай умное лицо». Ответ написать: мол, ошиблись, гражданочка! По данному адресу нет – и отродясь не бывало! – никаких Перепендюкиных. Неправильно набран номер! А если правильно? Тогда… что же? Уничтожить письмо? Восстановят, затем, возможно, снова пришлют. Переслать его в страховую контору, ООО имярек? И кто у нас тогда идиот?! Охрана затискает: откуда в вашей почте секретные данные? Зачем и почему? А там и на проводе… ясно, кто. Отправить Циклопу? С пометкой «Борис Янович, у вас вся спина белая!». Лучше уж сразу вздёрнуться, самому. Циклоп без размышлений зароет почти любого. Подальше и поглубже. Или закатает в асфальт где-нибудь в тихом месте – к примеру, в окрестностях Агалатова. Потом уж примется выяснять, что к чему. У них, графьёв Великого Княжества Литовского, тот ещё деловой подход.

Потому-то Доктор и на свободе. Мы не графья, усмехнулся Субботин, по нужде на кухне помоемся. Свобода действий, по сути – те же коридоры ошибок. Умный не бродит в поисках истины, он чаще сидит в раздумьях. «Чего они хотели, грабители данные, козлята драные? – размышлял Вилька, пытаясь подавить, как тошноту, захлестнувшую панику. – Кому неймётся сбить меня под колесо? Властям? Конкурентам? Сикрет-сервису, службе охраны? А может, ткнули письмецом наугад, как палкой, желая расшевелить, как медведя в берлоге? И посмотреть, куда и как я плакаться начну. Не надо сгоряча звонить Циклопу. Того и гляди гляди, подкинут чего похуже. Ещё варианты? В „Проминвесте“ надо порыскать, зря, что ли, перетаскал я им туеву хучу ипотечных клиентов? У Циклопа в банке есть очень серьёзный пай. Стало быть, возможны варианты. Его хотят устранить, а пай переправить? Его переправить, а пай устранить?!».

Белиберда, да и только. Нынешние банки, к слову сказать, в начале 2000-х становились все более доступными к возможной потере контроля. Гримасы нормативной базы, необходимость проведения множества стремительных операций в связи с волатильностью в финансовом секторе то и дело заставляли топ-менеджеров принимать скоропалительные решения, которые могли сопровождаться ошибками в составлении документов, равно как и другими просчётами. Сие престранное обстоятельство, не мешкая, взяли на вооружение рейдерские структуры, в рядах которых замелькали лица, весьма заметные в Городе и крепко понимающие в банковском бизнесе. Циклоп (Доктор, если угодно) почуял, что время чистого рэкета истекло. Настали времена, когда топор рэкетира поник перед скальпелем подковерных решений. Разбой сместился с пустырей в кабинеты. Циклоп, при всём его своеобразии, в банковском деле был абсолютно чист, хоть икону пиши.

Но кто сказал, что весь наличный иконостас не мечтает сбросить Доктора с корабля современности? То-то и оно. Искать отправителей надо среди врагов – но не моих, а Циклопа, решил Субботин. Прервав размышления, зевнул с подвывом: до завтра ничего не буду решать. Ноутбук в чехол, документы в папку – я снова здесь, мои цыгане! Пора заняться перспективным жильём. Самым вкрадчивым темпом, на какой только был способен, Субботин подбирался к наиболее «вкусным» застройщикам Города. Они пока что были не на виду, потихоньку растащив на торгах самые перспективные пятна под жилую застройку. Будь ипотека по уму, а не по скорой наживе, даже на стадии свайного поля грядущие квартиры расхватали бы, как призовые очки. Жильё на глазах становилось великолепным товаром, даже инвест-проектом, захват коммерческих площадей манил к себе проливными ливнями высокой арендной платы. Занималось, как ранняя зорька, строительство коттеджных посёлков: вот тут и будет вам жильё плюс свежий воздух. Будни двадцать первого века… повсюду надо успеть.

Умело маневрируя, агент получал комиссионные и с покупателя, и с застройщика. Требовался опыт переговоров, ведомых, начиная с нуля, немалая квалификация в строительном бизнесе, азарт и навыки авантюриста. Настало время свежих партнеров, умелых манипуляторов. «Главное, быть нахрапистым, но крайне внимательным к мелочам, – размышлял Субботин, машинально заводя пружину старого будильника, – и лишнего Циклопу не наболтать». Завёл будильник на двенадцать, взглянул с изумлением: зачем это? Ах, да. Весь день впереди, а мозги взыскуют ясности. Придётся слегка вздремнуть. Резюмируем: ключи у нас спёрли, крайне странное деловое письмо прислали. Многоопытного риэлтора изумляла скорость, с которой нарастали проблемы. В любом безумии должна быть система… а как же! Ведь так и есть? В коридоре раздался телефонный звонок. Нехорошая квартира, подумал Субботин. Столько лет болтаюсь, одни неприятности.

Глава 2-я. Секрет беседы по телефону

Среда, 23 марта 2008 г., 9.05 утра

Грохнули осколки по паркету. Поразмыслив, в коридоре крикнул раздосадованный женский голос:

– Вилли, голубчик! Ответьте, если люди звонят!

Субботин, злой, как человек, которому в энный раз не дают возможности поспать, выскочил в коридор, заставив отшатнуться соседку Милицу Львовну. Поджав накрашенные губки (бровки дугами, рот фиолетовым бантиком – верна себе старушка, не без удовольствия отметил риэлтор), бывшая певичка, хрупкая, как осенняя хризантема, озирала подносик, на котором только что стояла севрская кофейная чашечка. Есть вещи, красивые даже при смерти.

– Круассан удалось спасти, – смущённо призналась певица. – Я его забыла на кухне. Ах, да… благоволите взять трубку. Вежливый мужской голос. Пригласите его на чай.

Цветы запоздалые, хмыкнул Субботин. Милица, истая светская львица, обожала вращаться в приличном мужском сообществе. Приличным сообщество считалось, если в нём отсутствовал дворник Баймурат, врачи «Скорой помощи» и ненавистный слесарь Давидик. Пародийность словосочетания «слесарь Давид Соломонович» не раз обыгрывал завистливый Михеев. Куда ему тягаться, имея быдловатое «Василь-Егорыч»! Любимая михеевская острота: и это пролетит, как жэковская зарплата. Стареющий библейский персонаж в ответ на выпады лишь коротко мекал. Но сидеть с газетой на пенсии было ещё тоскливей. Правда, имелась в жизни любого слесаря неучтёнка, но обе стороны, заказчик и исполнитель, об этом помалкивали. Весь дом Давидов состоял из узников концлагерей – литовских, немецких, польских. После войны никто из них не вернулся. Давидика, последыша военного поколения, спас слесарь-водопроводчик, поднявшись этажом выше узнать, откуда доносится детский рёв. В блокаду этот звук означал скорую гибель. Слесаря скоро убили грабители, Давидика же удалось эвакуировать. В память о спасителе, чьё имя так и не удалось узнать, Давид поклялся стать слесарем. Так о чём это мы? Ах, да… Субботин взял трубку, и лицо его вытянулось. Хорошо поставленный баритон изложил свою просьбу:

– Привет, Барон, на проводе Юрасик. Не вешай трубку, надо поговорить.

Худший сюрприз даже невозможно представить, решил Субботин. Гнусаво пропел в ответ:

– Уважаемый абонент! Ваш звонок не очень важен для нас. Все операторы заняты. Пройдите на х…й, пожалуйста!

– Э-э… куда это я попал?

– Куда вы целились?

– В Барона… э-э, в квартиру! Оператор, дайте Субботина.

Бедный Йорик, подумал Субботин. Идиот в нетронутом целлофане. Может, стоило надавать тебе по башке? Впрочем, надо бы выслушать, придётся раскошелиться на пару минут:

– Излагай, только покороче. Я только что с поезда. У меня куча дел!

– Во всяком случае, не я её навалил… гу-гу-гу.

Нет, мудрость даже с возрастом стучится не в каждую дверь. Юрасик окончательно сбрендил, подумал Субботин. Сдержавшись, сказал вполголоса:

– Осталась ровно одна минута.

– Есть дело на десять тысяч.

– Обращайся к друзьям-карманникам! Некогда мне со стукачами босякам карманы обшаривать.

– Да стой ты! Тебя Вероника просит. Жёнин племянник, Генка Рогачёв, двадцать семь лет, на днях вернулся из Дартмута, просится на стажировку к кому-нибудь из общих знакомых.

– Я что, банкир? Или страховая компания «Берлингер и компаньоны»?!

– Ты больше чем банкир. Генка мечтает вырасти в специалиста по коммерческой недвижимости. Он вычислил тебя по объявлению в «Антидоте».

Субботин вздохнул: просил же девок, не давайте ничего в «Антидот». Ну, я вам устрою. Вернусь только. Закроются от плача ворота гарема! Но Вероника… ах, Вероника. Ей всё хотелось попробовать.

– О чём теперь мечтает твоя супруга? – спросил Субботин не без внутреннего ликования. Знал бы ты, майский жук Боря, какой может быть твоя скромница Ника. Тем временем Юрасик, не подозревая, какие гнусности терзают его собеседника, продолжал настаивать на своём:

– Возьми ребёнка в гарем. Пусть тоже денег подымет. В реальных кейсах. Я хорошо тебе заплачу!

– Поплачь на моих поминках, и будем в расчёте. Вдвоём с раввином.

– Понимаю, в карманах только семечки. А как насчёт заветной папки? Ты называл её «Резина в асфальте», пока не выпал из обоймы лет семь или восемь назад. Там новостей – под сраку! Пришлю тебе папку в «Антигуа»… тебя в туристы, кстати, не тянет? На пляж с вулканическим песочком? Ха-ха… заруливай вместе с Генкой. Но, разумеется, не навсегда. Отмучаешься, и падай недельки на две. Отправишь мне в личную почту техническое задание по разработке новых видов присадок, я усажу работать пару дипломниц. Практическая часть, графики упругости, таблицы состава смесей – всё перешлю тебе! Ну и выводы с обсуждением – бонусом! Статьи, если будут, в соавторстве, авторские свидетельства и ништяки всевозможные, вроде зарубежных патентов – фифти-фифти. Пойми, я многим рискую, если Генка окажется вне игры.

Это был сильный ход. Субботин даже трубку рукой прикрыл, чтобы собеседник не услышал, как сбилось его дыхание. На минуту папка с исследованиями применимости производных каучука во всесезонных дорожных покрытиях вытеснила происходящее. Учёный Виля толкал в бок риэлтора: это вам не коммуналками торговать! Там в верхнем левом углу не просто так пометочка: «Хранить вечно». Сам знаю, но столько не выпью, нервно сказал Субботин, не замечая, что говорит это вслух.

– Что ты знаешь?! Ни черта ты не знаешь! Мой тесть – один из членов комиссии, распределяющей институтские гранты. Чтобы выжить, мне надо перейти из фундаментального русла в практическое! – теряя остатки терпения, заорал Юрасик, он же доцент Юрий Константинович Дасик. Фамильное имя «Крынкин» каучуковый доцент сызмальства ненавидел за быдловатость и профнепригодность, отчего и взял фамилию первой жены. Впрочем, совместный путь их оказался недолог. Легкомысленная бабёнка, рассказывал несчастный муж, радость которого по этому поводу внушала некоторые подозрения, сбежала с поставщиком «собачьих консервов в огромных дозах». Доцент сразу же пустился во все тяжкие, посещая модные вернисажи, сомнительные оргии и бесконечные пьянки. Модель боди-арта Вероника Бортнянская стала поздней любовью доцента Дасика – и горячим субботинским приключением. Всё, что разумной женщине требуется для жизни, Вероника обрела по факту рождения. Прочее расчётливо игнорировала. Пусть мужики несут что попало, ты знай себе помалкивай, говаривала её покойная матушка. Она-то знала, как ножку подставить нужному жениху. Иных уж нет, а те далече… но всё-таки силён, бродяга, даже в модельке смог выкопать своекорыстие. Что Дасик, то Дасик, посмеивался когда-то его научный напарник Вилька Субботин.

– Воткнёшь в литобзоры инфу за последние десять лет, – невыразительно сказал Субботин. Начинался торг, пора было приглушить эмоции. – Учти, твой пасынок будет пахать как бобик, его должностная инструкция – прислуга за всё. Пыль, впрочем, вытирать не доверю… тряпку сломает.

– Ага, – усмехнулся Юрасик. – Дура ты проклятая! Не пасынок, а Никин племянник. На кухню ещё отправь, за пивом бегать и фиш-энд-чипсами. Ты что, звонарь, с дубу рухнул?!

– Пусть рыбу с чипсами готовят вам лаборантки. Может, усохнут в бёдрах, и ты перестанешь щипать их за…

– Типун тебе на язык! Колись, мне некогда: берёшь Геннадия в агентство?

– Испытательный срок – два месяца.

– Как это? Восемь недель без зарплаты?! – поразился доцент.

– Без денег, зато с надеждой на будущее! Первый же косяк – не важно, какой: дисциплина, гульки по девочкам или неумение прыгнуть с места – строгий выговор. Второй – увольнение. Иные меры в гареме не предусмотрены!

– Какой ещё гарем?! – ужаснулся Юрасик. – Ты что, ополоумел?

– Гарем, дурачина – это кодовое имя коллектива «Антигуа». Только для своих, но теперь и для Генки. У меня одни девочки. Согласно наследственной ориентации. Полезет твой крендель с нежностями, намеками на нетрудовые доходы – огребает хороший пендаль! Наряду с приказом об увольнении по статье.

– Понимаю, – хмыкнул собеседник. Перед глазами Субботина проплыла ухмылка старого эротомана. – Султан на минималках? Бордель закрытого типа?

– Избави боже! Я в вашем штате не состою.

– Да уж, – вздохнул Юрасик. – Бог миловал. Отдохну от тебя на старости лет.

До поры до времени, Юрочка. Ходи да оглядывайся, подумал разъярённый Субботин.

– Я дам ему твой телефон, – сказал ничего не подозревающий доцент. – И передам привет Веронике. Она тебе заранее благодарна.

– Свои телефоны сам и раздам, – отрезал риэлтор, вовремя проглотив нескромный обрывок фразы. – Пусть юнкер подъедет часам к пяти. Я с ним ещё побеседую.

Какого чёрта, уныло подумал Субботин, бросая трубку на сломанный и склеенный аппарат. Однажды Михеев в бешенстве грохнул им об пол, звонили какие-то странные пассажиры с угрозами. Вроде как высадил их не там. Неужели на похоронах меня кто-то сглазил, огорчился Вилька. Странноприимный дом какой-то, а не агентство! Не ровен час, щенков начнём подбирать… Вернулся на кухню, доел хачапури. Приготовил ещё одну джезву с кофе, поставил на газ, призадумался. Покрутил головой: да пусть его, жизнь наладится! Не помогло. Газ выключил, вернулся к телефону, набрал свой любимый номер:

– Алло, гарем? Ваш муж беспокоит… кто нынче у телефона?

– Любимая жена, мой повелитель! На связи Марина, диспетчер по приёму заявок. Чего желаете? Квартиру, кофе, побриться? Когда ожидать на службу?

– Не распыляйся по мелочам. После обеда. И не обедайте слишком поздно. Талии поплывут… у кого они ещё есть. Придёт такой Рогачёв, нахальный и юный, оформить его на должность стажёра.

– В чём отрок будет стажироваться? Надеюсь, не в обольщении?

– Тоже мне, старшеклассницы! Приеду, хвоста накручу. Зачем отправила рекламу в «Антидот»? Предупреждал, не связывайтесь с сетевыми отбросами! Как сучку-дворняжку, вас непременно к помоям тянет.

– Мой повелитель, за указание благодарствуйте, а вот за сучку я могу и приварить! И вообще, когда общаетесь с дамой, здороваться надо!

– Хорошо, не хворай. Ну, ладно… меняем сучку на этуаль. Чтоб не обидеть вашу маму, ушёл, надвинув белую панаму. Где остальные барышни, в окна смотрят? Не едут ли к нам гусары на лимузинах?

– При исполнении, Вильям Аркадьевич.

– Исполнении чего?! Цыганочки с выходом? Небось, в кофейне попессы плющат. Нине передай, как вернутся, приказ на Рогачёва пусть без зарплаты исполнит. Паёк по графику, размеры по труду. Выписки из ЕГРН получили?

– Э-э… они ещё не готовы.

– Брехня! Звонил час назад, сейчас же съездить и получить. Оставлю без пряников. За двери не выйти, повсюду сплошной ноктюрн!

– Мой повелитель, что есть ноктюрн? В вашей транскрипции.

– Вношу предельную ясность… ноктюрн в недвижимости – всё равно, что бордель на спичках. Чтоб к вечеру выписки были! Оставлю без сладкого. И без крепкого!

– Не губи, повелитель! Мы все так молоды…

– Поговори у меня! Отбой.

Субботин вернулся к столу, терзаемый противоречивыми мыслями. И кофе, разумеется, убёг, невежливо фыркнув. Субботин шёпотом пожелал ему лучшего будущего. В следующей жизни. Дела застопорились. Ещё бы капельку подремать. Нет, впрочем… он вновь вернулся в коридор и взялся за трубку:

– Миха, привет. Это я. Не успеваю соскучиться, дело есть. Пробей по базам Рогачёва Геннадия… э-э, отчество уточню. Двадцать семь лет. Чему-то учился в Дортмуте… быстрее отыщешь? Ну, я в тебя верю. Рогачёва берём стажёром по просьбе старого друга. Насколько старого? Откопал меня из могилы времени, рад по уши, вот и напряг по полной. Нет, данных на меня не имеется. Компромат… по компромату чуть позже.

– Ты виделся с Рогачёвым? – спросил неторопливый, с хрипотцой баритон.

– Изрядно повозились мы с его дядей. И тётей. Но оба в далёком прошлом.

– И что, его решили с перегрева тебе подкинуть? Зачем? – не унимался собеседник.

– А я знаю? Спасибо, грудью кормить не надо. Хорош базлать, акадэмик охранного предприятия. Мне справка по стажёру нужна к обеду. Когда обед? Считай, что я уже грею. Как Ваха, оклемался после «кавказского гостеприимства»? Гарем постоянно мне что-то о нём лепечет, ногтём по губам скребёт. Но я так пить не умею. А завидовать другим не могу!

– Не пей! Ваха такое вино привёз… кто будет настаивать?

– Это верно. Настаивают умные люди на перепонках грецких орехов. Жду справку. Курсив излишен! Печать не трэба.

– Сам дурак! – огрызнулся Миха и бросил трубку.

Но этот собеседник уже забыт. Допив громадным глотком ещё один утренний кофе, Субботин снова нырнул в кровать. Подумав, Миха новостями нисколько не огорчился. Он подмигнул самому себе в огромное зеркало, забытое в офисе, когда-то бывшим ателье, и набрал телефонный номер:

– Добрый день, товарищ Пятый, это я. Первый этап «Инвайта» только что стартовал. У Доходяги слямзили ключи. Всё обыскали, сейф на квартире так и не обнаружили. Ну, как-как… отлично замаскирован. Доцент сообщает, что Прыщ заступил на должность. Какая должность? Чуть ниже уборщицы, но это детали. Что? Дьявол в деталях? Настучим по рогам и дьяволу. Разве что Эскулап опередит нас, успеет что-то пронюхать…

– Вот это уж ваша забота! В кругу друзей ничем не щёлкай, – сказал энергичный голос, расцвеченный, как галифе, потёками в широких лампасах. – Усильте охрану. Нагнетайте тревогу. «Инвайт» не раздача студня… он должен сработать молниеносно! Нам нужен свежий барабан. Эскулапа выводим за скобки, много воли набрал.

– Скользкий гад, ухватиться не за что, – признался Миха.

– Спровоцируйте вылазку, только без шума. Доходягу запугать, запутать и вынудить к действию. Не мытьём, так катаньем. Девку его заприте куда-нибудь!

– Дочку? Но мы же, типа, охрана… такие фортели…

– Ты мне не умничай, Чайльд-Гарольд! Забыли, чем кормитесь? Лицензия ручки жжёт?! Привязана верёвочка, вот и дёргайте за неё. Мораль такова: либо Эскулап Доходягу завалит, либо Доходяга Эскулапа заложит. Я за любую движуху, кроме голодовки! Как тот беспризорник. В обоих случаях быть наготове. «Инвайт» переходит в «цугцванг», если в шахматы балуетесь.

– Красиво излагаете, товарищ… э-э, Пятый. Не балуюсь я в шахматы, а играю. Надо подумать.

– Взбодритесь уже! Действовать по обстановке. Докладывать ежесуточно.

– До связи. Вас понял.

Оставим их, интриганов-службистов. Вернёмся назад к Субботину. Из дальней комнаты к нему на цыпочках прокрался Михеев, прислушался к ровному храпу. Набрал телефон агентства:

– Мариночка? Добрый день. Субботин с утра безмолвствует, просил не тревожить. Как дни вашей жизни? По-прежнему хмуро? Сейчас подсветим салютом. Зову вас замуж, газель сераля. Кто сырая?! Кольцо на палец? Хей, дэвушка! Могу предложить чеку от гранаты. На сердце ношу, как память. Не в нос же её продеть! Гранату? В углу пока что. Она учебная.

– Свистун ты, Михеев, какой из тебя супруг?! Боже, боже! Гранаты в карманах, комплименты вразнос. Хей-хей, твистугей! Два дня за рулём, трое суток в беспамятстве, – смеялась газель. Оставим их. Слова любви, слова, слова… как вы легки и бессердечны.

Глава 3-я. Разновидности коммуналок

Среда, 23 марта 2008 г., 11.10 утра

Герои спят, сюжет не дремлет. В громадной питерской квартире, как пишут классики, воцарилась гнетущая тишина. Воспользуемся данным обстоятельством, чтобы расставить точки над «ю». Субботин пришёл в недвижимость прямиком из науки. Опустим эпопею жизненного промежутка, она здесь мало что даст. Когда-то двое младших научных сотрудников, Субботин и Крынкин (Дасик-Юрасик, если его забыли), рука об руку шествовали по тернистой стезе исканий. Проще говоря, отвлекались от экспериментов, только чтобы пива попить. Идея была проста и доступна. Будучи студентом, Субботин обожал теорию затухающих колебаний, она напоминала ему о блюзе. Однажды ему пришло в голову, что было бы неплохо для всех – дороги, машин, страны – если бы автотрассы не надо было чинить. Сплошные откаты, распилы и казнокрадство.

Что, если закатать в асфальт кучу мелких резиновых шариков? Они не замёрзнут, есть резины морозоустойчивые. Их не раздавят колёсами, они ведь прочные и упругие. В большом количестве такие шарики дадут эффект амортизации, смазки, будут гасить вибрацию полотна и его растрескивание. Такому покрытию погодные прыжки тоже ведь нипочём? Короче, надо проверить. Но инициативу быстро прикрыли, формула «дорожной резины» была непростой и быстрым решениям не поддавалась. Компоненты асфальта и каучука вести себя по-соседски отнюдь не планировали. Мороз и воду смесь не держала, асфальт растрескивался мгновенно. В экспериментах последовала длинная пауза, затем пришла перестройка, афера Субботина, предательство Крынкина и окончательный разрыв отношений. Доносились слухи, что в Забугорье полным ходом ведутся поиски в этом же направлении.

Проклятые пиндосы между тем придумали красить асфальт специальным составом, дабы оный не трескался. Тягучая смесь кварцевого песка, силиконов (родственных субботинским каучукам, но всё-таки не тождественных), а также краска, битум и прочая ботва призвана была, по мнению авторов публикаций, защитить дорожное покрытие от трещин, заморозков и потеплений, ураганов и градов, от солнечных лучей, паров и капель бензина и масла. Рецепт обещал хранить полотно, как дитя в колыбели. Обработка смесью, помимо главной своей задачи – защиты – ускоряла таяние снега и льда, способствовала отводу талых вод в ливневую канализацию. «Конечно, за Лужей теперь мой патент не купят, – размышлял Субботин, вертясь в кровати, как уж. – Продать голимую идею не только жаль, но и очень дёшево. Так что же в папке? Вот реприманд неожиданный!».

В отличие от Крынкина-Дасика, доцента ВНИИ Каучука, Вильям Субботин многие годы тому назад трудился в Академии наук, в подразделении, где занимались сложными методами фундаментального исследования микропримесей, и подобраться к теме даже не пробовал. Ни тебе доступа к полигону, ни входа в лабораторию. Статейку не тиснуть, прежде чем идею не застолбишь. А денег где взять на заявку?! Теряя надежду, Субботин перерыл кучу статей, составил примерный перечень требований ко всем, даже самым незначительным компонентам инновационного покрытия, но все предсказания были без толку. Из-за житейских мелочей упали в бездну идеи и посерьёзней. Впрочем, данную тему мало кто мог оценить по достоинству. Кроме двух мэнээсов, один из которых едва не сел, второй прикрылся от тюрьмы стажировкой на Западе.

Затем триумфально вернулся. Жениться надо уметь, вот что я вам скажу. Плюс, надо вовремя развестись. Случались у риэлтора и прочие мозговые забавы. К примеру, применение эффекта ультразвукового диспергирования (что означало мелко-мелко брызгаться пенной жидкостью с электролитом) в промышленном производстве синтетических моющих средств. Скорость процесса должна возрастать колоссально, а с ней наукоёмкость, сверхприбыль, снижение себестоимости и прочее. Для постановочных экспериментов требовался поиск оптимальной среды. Проще говоря, полиэтиленовая ванна с ультрадисперсным генератором. Когда все инженерные затеи вышли в тираж и на работу сорокалетнего Субботина брать никуда не хотели, на первый план выдвинулась недвижимость. Преуспеть в ней было делом нелёгким.

Выручали Вильку природная ловкость ума, отточенная логика, умение вести переговоры и быстро схватывать ситуацию. Выбранное Субботиным название агентства «Антигуа» (три бабы и слесарь-газопроводчик, как представлял Субботин творческий коллектив) не очень громко звучало в городской среде обитания, но у клиентов было на хорошем счету. Переговоры с заказчиками, любые разногласия, споры, конфликты склонял к разрешению сам отец-основатель – и был довольно удачлив. Девочки трудились в бухгалтерии, на телефоне, в компьютерном поиске, стояли в очередях и парились на кухне. Их обязанности Вилька определял формулой «работай, и цыц!», не баловал сластями и не мучил страстями.

Разумеется, главный бухгалтер Нина, как жена Цезаря, оставалась вне подозрений и подработок. Постоим у дверей. Нет, кажется, риэлтор всё-таки захрапел. Надо же, про Дока даже не вспомнил, а там любопытнейший был камуфлет! Субботин в пору знакомства с Доктором едва ступил на тропу войны за интересы в недвижимости. Подыскивал клиентов побогаче, намучавшись с беднотой и цепочками жилищных разменов. Однажды растущему гению сосватали перспективного, весьма преуспевающего хирурга. Кудесник пилы и скальпеля давно мечтал открыть в Городе собственный клинический центр. Ознакомившись с ситуацией и подписав довольно щедрый договор, Субботин от избытка рвения встал даже не на задние лапы, а сразу на хвост. Нищета ведёт к нищете, достаток любит усердие и проворство.

Ситуация, как ни парадоксально, весьма осложнялась тем, что доктор сам выбрал себе вариант. Это как конфетка в огромной стеклянной вазе: вкусна не потому, что вкусна, а потому, что сам её выбирал! С окончанием капитального ремонта в одном из особняков, расположенных на берегу живописнейшего городского канала, поступил в продажу трёхсотметровый бельэтаж с огромными витринами на воду. Цена была, как водится, задрана, но собственник вовремя подсунул рассрочку. На льготных условиях, всего-то восемь процентов годовых… ха-ха. У нас инфляция в два раза выше. Субботин выслушал заказчика со вниманием, провёл компьютерный поиск и предложил-таки свои варианты. Однако Доктор, в миру – Нетцигер Борис Янович, сын прибалтийских дойчей, опьянённый интуицией и нежданными перспективами, продолжал навязывать собственный вариант. Мало кто задумывается о том, что сыр, дешёвый только в мышеловке, может оказаться губительным.

Повинуясь воле заказчика, но крайне недовольный собой, Субботин составил предварительный договор, собрал документы, провёл экспертизу проекта. Тем временем Доктор, весьма довольный собственным поиском, определился с датой проведения нотариата и даже позаботился о банкете. «Как хочется порой, когда всё есть, ещё и выглядеть неотразимым, – с горечью думал Субботин, предвкушая неладное. – Медсёстры тащатся от хирургов, хирурги от медсестёр… а санитарки тащат утки на вынос!». Как пелось в старом мультфильме, предчувствия его не обманули. Хозяин лакомых апартаментов при ближайшем рассмотрении оказался абсолютно левой фигурой с поддельными документами. Реальных, но хорошо законспирированных владельцев недвижимости оказалось двое. Один из них прочно сидел в тюрьме. Другой, так же прочно, досиживал в дурке. Что мешало Доку покопаться в архивах? Выходило, что сделку признают ничтожной, а покупателя лишат права собственности на только что приобретенные квадратные метры… картина Репина «Достали»! Деньги пройдохи-медика кристально честными тоже не назовёшь, но сделка есть сделка. Не надо забывать, на чьей ты стороне. В дебрях негоциации других ориентиров нет. И лучше туда не лезть.

Корреспонденты местных изданий, привлечённые свежим скандалом, вознамерились дать статью, но громить уже было некого. Незадачливый продавец, по слухам, уехал на Корсику, хотя Субботин полагал, что проследовал гнусный змий после короткого напутствия не далее, чем в Агалатово, в один из земных – точнее, подземных – приютов для душ корыстных, лукавых и невезучих. Зато риэлтор после огласки собственного триумфа стал популярным среди городских толстосумов. Сам Доктор, к чести его, признал в Субботине толкового бизнесмена и, видимо, счёл нужным подружиться. Идею с покупкой хирург забросил: по совету Вильки Нетцигер вошёл в число сопредседателей одной из некоммерческих ассоциаций собственников жилья с широко заявленным профилем деятельности.

Подобный шаг избавил Доктора, как он и мечтал, от придирок руководства, от громоздкой бухгалтерии и пристального внимания власть имущих – но главное, дал возможность застолбить и освоить громадный кус общей площади. Сумма комиссионных, вырученных Субботиным, оказалась настолько значительной, что и он смог открыть своё дело, ставшее со временем уже известным нам агентством «Антигуа». Почему Антигуа? По алфавиту. Обзванивать начинают по списку, а список ведётся по алфавиту. Но и звучало, в целом, неплохо. Навевало что-то тропическое.

Субботин отверг все попытки Доктора привлечь везунчика-риэлтора в число своих прихлебателей. Поэтому они остались… ну, не друзьями (какую дружбу комар предложит слону?), но крепкими деловыми партнерами. И вот вам здрасьте, пришло по почте грязное бельё… я что вам, прачечная, не просыпаясь, яростно протелеграфировал Субботин. Под боком завозились, риэлтор вздрогнул, но тут же услышал мурлыканье. К нему под бок забрался Общий Кот. Он как-то изначально облюбовал себе кухню для бодрствования и комнату Вильки для отдыха.

Я про Кота ещё расскажу. Чаще всего огромный зверь ложился на сильно продранный коврик с оленями и пристально глазел в нутро камина, словно ожидая, что в нём вот-вот появятся дрова, затлеет дымок и в комнату потянет теплом. Камин и вправду был необычен. Игривый восточный орнамент украшал чётко подогнанные, термоустойчивые бело-зелёно-оранжевые изразцы. Вся металлическая рухлядь – дверцы, заслонки, защитный лист на полу – выглядела так, словно выставлена на продажу.

Субботин, вселившись в подаренную Доктором комнату (да-да, такие презенты случаются!), ожидал, что у столь изысканного камина непременно должна быть легенда. И впрямь, таковая нашлась. Забавный век, загадочные судьбы. Перед войной, рассказывала Милица, жил в субботинской комнате учёный- экономист Эфраим Сколарж – цыганисто смуглый, сухой, высокий, с серьгою в ухе и карими глазами навыкате, как у барана, готового драться за будущую невесту. Как все воспитанные люди, читал Сколарж университетский курс политэкономии чернооким девам и стройным юношам с восточного факультета, имевшим внешность столь выразительную, что посади их на лошадь – готовые басмачи. Вёл семинар, как говорили, изумительный по красоте изложения, печатал спорные статьи в иностранных журналах и даже выезжал на международные конференции. Цитируя современников: Эфраим всегда найдёт, что сказать!

Надо признаться, подмигивала Милица, учёный ни в чём себе не отказывал. Не то, что нынешнее племя… богатыри Невы, громогласно соглашался Субботин. Старушка недоумённо смолкала, однако история не стояла на месте и упорно ждала продолжения. Казалось бы, благоденствуй! Раскладывай по полочкам теорию прибавочной стоимости… куда там. Беспокойный потомок езида и литовской княжны всерьёз разрабатывал теорию надклассового общества. Люди, проповедовал за чаем Эфраим, распугивая широкими жестами стайки кухонных тараканов, должны жить в раю, построенном своими руками. Противоборство классов – это борьба экономических интересов, в которой царит пустота. Чем кончилось?

Вокруг учёного сформировалась фракция левых эсеров! Субботин захохотал, но Милица оскорбилась, даже замахала руками. Понятно, что подобное безобразие не могло длиться сколько угодно. В ночь перед арестом Сколарж, предупреждённый одним из бывших учеников, до рассвета топил камин черновиками, страницами рефератами и протоколами собраний ячейки. Затем, переодевшись в чернорабочего и став похожим на ассирийца, чистильщика обуви, он попытался бежать, однако был схвачен неподалёку от финской границы и «угнан за Можай». Хотя, раздумчиво добавила старушка, может быть, и не выслан, а расстрелян, как польский шпион. У нас через одного тут были шпионы! Камин с тех пор и не топили, а дымоход забили сажей и мусором. Вернувшись в комнату, риэлтор не спеша провёл рукой по изразцам с растительным орнаментом, ощутив чужое биение пульса. Вот Общий Кот, тот не казался чужим. В дверь комнаты Субботина постучали, но это были свои, кот даже не шелохнулся. Пришлось шелохнуться Субботину.

– Вилечка, не спите ли часом? Попробуйте свежего пирожка! – зазывно окликнула Милица. Старушке невмоготу было пить чай в одиночестве.

– Боже, какими мы были наивными, – прохрипел Субботин, – ни перед чем не могли устоять. Вышло тускло, в манере захолустного тенора, но дива восторженно хмыкнула и умчалась. Субботин тщательно облачился в новую пару белья, сменил носки и сорочку. Умылся, оставив брызг больше, чем вылил воды на себя. По коридору бродил Общий Кот, стараясь оставлять на мокром полу как можно больше следов. Не иначе, готовился к вернисажу дворовых самцов. Кота, молодого и чёрного, как антрацит, с аристократическим белым галстуком и столь же белыми кончиками лап, принесли какие-то мимолётные дети. Вышло случайно, и хорошенько наигравшись, пушистую мелочь, как водится, забыли забрать. Рос Общий Кот отверженным, как Жан Вальжан, игнорируя человеческую потребность в общении. В зрелом возрасте сделался он ещё и безнравственным. Жилище Общего Кота (известно, что именно кошки предоставляют людям возможность жить рядом, хорошо кормить их и ублажать) посетил однажды с упрёками эротического характера хозяин белобрысой левретки, рыжий, лысоватый и вредный – как пить дать, будущий управдом, веселился Субботин. Напрасно убеждал Михеев, что котопёс – это призрак телеэфира, животное из будущего. Левретку признали пострадавшей и оплатили ей визит к ветеринару. Кот равнодушно глянул на неё с подоконника в кухне, зевнул притворно и отвернулся. В общем, вёл себя вполне по-мужски.

Впрочем, рамки приличия негодник всё-таки признавал. Например, не ел с соседями из общей кастрюли. Гигиена, знаете ли, великая сила. Не гадил Кот и в общие тапки. На большую дорогу жизни, как известно, по малой нужде не ходят. После серьёзных распрей и прений Кот смирился с отхожим местом, сооружённым Михеичем из старого противня и книжного переплёта, засыпанным янтарным песочком, похищенным тем же автором в ящике под пожарным щитом. Кота с неделю дразнили Огнетушителем, но он лишь презрительно фыркал. Потакая неумолимым соблазнам, Общий Кот воровал нарезку по графе товароведа «мясные/рыбные деликатесы, салаты и холодные закуски», но рыбу целиком, сардельки, мясо и колбасу не утаскивал. Забудешься, наваляют, подсказывал кошачий инстинкт. От диетического корма из магазина аристократ помойки с презрением отворачивался. Соседи повздыхали, скрывая нежданную радость, и на прочие причуды Общего Кота махнули рукой: пусть живёт.

На десерт бродяга-кот благорасположен был слопать порцию свежего творога со сметаной. А осетрину второй свежести, граждане, говорил Общий Кот, выразительно покручивая хвостом, верните товароведам! Между прочим, я бы повесил этот лозунг прямо на кассе, думал Субботин. Манную кашу на молоке Общий Кот признавал лишь изредка, как некий компромисс с житейскими тяготами, но в строгом исполнении, без комочков. Однажды Милица прозевала убавить газ под ковшиком с манкой, зависнув на телефоне, и каша чуточку пригорела. Старушка была подвергнута кошачьему остракизму – он так смотрел на меня! Я до сих пор жёстко фраппирована, всхлипывала старушка. На полном серьёзе певица уверяла соседей, что Кот шипел и ругался матом, плевал комочками каши и клялся, что он при ней на кухню ни ногой. Михеев верил, Субботин только посмеивался: болтай, кошара, что хочешь – куда деваться с подводной лодки? Когда Общий Кот оставался без надзора, мог поиграть лениво с растрёпанным рыжим бантом, забытым внучкой одной из подружек оперной дивы. В момент кошачьей игры старушки, толкаясь локтями, толпились за дверью на кухню, хихикали в кулачок и подглядывали, как гимназистки в банкетный зал. В период отопления Кот грелся на подоконнике. Игнорируя возгласы типа «невозможно кухню проветрить!», он провожал городских прохожих задумчивым взглядом лодыря. Шерсть у Кота была расцветки «безумный калейдоскоп». Шалава мамочка, дружище. Родила вас в лужу с разноцветными чернилами, язвил несносный Михеев. Не шалава, а мать всех грехов, вступала в дискуссию Милица Львовна. Субботин соглашался с обоими: почему бы, собственно, шалаве не стать матерью всех грехов? Припоминаете, как очень скорбная по части социальной ответственности девушка Мария из Магдалы стала христианской святой? Что, безнравственно смотрится? Пусть тот, кто сам без греха, начистит мне кастрюлю картошки, резюмировал Вилька, лишая соседей дискуссионной инициативы. Общий Кот, как и положено венценосной особе, имел в квартире целых три прозвища. Милица звала его Обормотом, это было весьма близко к тексту. Субботин призывал Бартоломью: кот жмурил рыжие веки, но шёл на зов – похоже, из любопытства. Михеев кликал котика Мамыкой. Общий Кот, накормленный и обласканный, любил поплакаться в жилетку Михеичу, начиная монолог решительным «мам-мы». Егорыч уверял, что Мамыка, тёртый калач, в часы раздумий выкрикивал: «Хам-мы!» и виртуозно матерился, подобно маляру, случайно опрокинувшему на себя ведёрко с белилами. Субботин задумался… и даже хрипло мяукнул.

– Что это вы? Ешьте, ешьте! Пирожки с капустой, на сливочном масле, – приговаривала Милица Львовна. – Печь некогда, Виля, а домашнего хочется.

– Очень хочется! – вздохнул Субботин. – По полустанкам пропала молодость моя. Я вот сегодня хачапури еле умял…

И осёкся под угрюмым кошачьим взглядом. Совсем обедать разучились, сказал выразительный взгляд. Любую гадость сожрёте без зазрения совести, лишь бы ни с кем не делиться.

– Милица Львовна, простите великодушно, – озвучил Вилька немую просьбу, поступившую от представителя животного мира. – Не найдётся ли кусочка колбаски? Лучше варёной. Без жира. Кот одобрительно кивнул – хороший выбор! – и выжидающе уставился на старушку. Оперная дива на секунду задумалась, потом улыбнулась:

– Сейчас посмотрю. Как не быть… несу!

Обед удался. Соседи по коммуналке сообща отпраздновали приход нового дня. Блаженно улыбаясь, Милица раскуривала чёрную пахитоску. Вилька давно не курил и уж тем более не позволял никому из гостей. Было и без этого неуютно. Коммуналки, как известно, бывают двух типов: плохие либо очень плохие. Здешняя была до изжоги скверной, держась на природном оптимизме её обитателей. В пространстве пахло мочой, войной с тараканами и неизменным вчерашним супом, пролитым на плиту. Меблировка субботинской комнаты, вымощенной классическим дубовым паркетом, выполнена была незатейливо, в стиле военного коммунизма:

– красивый камин в углу, о нём мы уже рассказывали, два разномастных стула, давно не модный стол-книжка, плоский телевизор, висевший на стенке с облупленными обоями, плюс исцарапанный котом книжный шкаф из карельской берёзы, вызывавший в памяти, по странной аналогии, трагические судьбы русской интеллигенции;

– прикроватная тумбочка, поверхность которой завалена сточенными карандашами, пустыми шариковыми ручками, механическим будильником, звонившим порой некстати, подвирающим калькулятором, старыми кроссвордами, разрозненными записями и парочкой растрёпанных детективов в мягких обложках;

– мягчайшая софа без спинок, старое кожаное кресло коньячного цвета в стиле «липовый чиппендейл», брошенное при переезде и ставшее лёгкой добычей.

– книжный шкаф из карельской берёзы, изодранный Общим Котом – вероятно, из ненависти к чтению – служил заодно сервантом, храня бокалы и безделушки. Но вот чего не знали соседи, да и никто другой: в нижней полке шкафа был оборудован тайник, где хранились скромные накопления, важные документы, а также Лялькин злополучный компьютер. Вздохнув, Субботин выключил ноутбук и вновь убрал его со стола. Пора было возвращаться в офис.

Глава 4-я. Вылазка

Среда, 23 марта 2008 г., 14.40.

Ни новостей, ни предчувствий. Вновь обретя душевное спокойствие, риэлтор собирался уйти на службу, когда из соседней комнаты донёсся стук молотка.

– Михеич! – воззвал Субботин. – Ты дома? Чего не на смене?

– Почти уехал, – ответил голос за стенкой.

– Зайди сегодня на ужин. У меня от поездки заначка осталась. Будем пить хорошую водку. И закусывать её блинами с икрой. Вот, кстати: есть у тебя икра? Возьми с собой… тогда ты сможешь зайти без стука. Даже без сопровождающей!

– Икры, как дерьма за баней. Кабачковой, правда. Со знаками качества и количества. Хорош трепаться, Билли, я на тропе войны.

– Мемуары опять строчишь? Броня крепка, а башня вся помята?

– Лампу чиню. Абажур надо сменить, – отозвался Михеев.

– Машина на ходу? Тормоза не клинит? – не унимался Вилька, хлопая себя по карманам. Нет, всё же ключики придётся заказывать. Ах, дьяволы… вот они! На буфете. Не иначе, сами пришли… тут из-за стенки донёсся скупой ответ:

– Всё в ажуре, в абажуре… вот только сменщик подводит.

– Какие проблемы?! Нашли на него ремзону!

– Кого ты учишь? Пошёл ты… знаешь, куда?

– Знаю-знаю. Уже иду.

Субботин ожидал прихода стажёра не раньше пяти, но тот себя пригласил к половине третьего. Презрев условности, Геннадий Рогачёв до приезда будущего шефа вовсю обживался в агентстве «Антигуа». Нагрянув внезапно, как коршун в курятник, Гена, опытный столичный сердцеед, моментально завладел вниманием обитательниц субботинского сераля. Нина, Марина и Катя, разновозрастные, но обаятельные, тормошили юношу, наперебой расспрашивали и хохотали. Он озирался по сторонам и хмыкал, знакомясь с настенной россыпью, типа: «Хочешь умереть молодым? Спроси, хочу ли я похудеть!», «Не говори мне, чем заняться, и не услышишь, куда пойти!». Устав от общения, Рогачёв попросил глоток кофе. Ему принесли огромную чашку, украшенную затейливым вензелем: «Я тоже работаю в этом цирке».

Стажёр, прочитав по кругу, не выдержал и откровенно расхохотался. Генка Рогачёв был невысок, но хорош собой, как певец Губин, имел открытое лицо и широкий лоб с белокурой прядью, как поэт Есенин. Миндалевидные карие глазки, словно взятые у девушки напрокат, не портили ни приплюснутый нос, ни широкий рот с мелкими и крепкими зубками, которые, казалось, не столько сопровождали улыбку, сколько предупреждали: нам пальца в рот не клади! Внезапно беседа смолкла, в дверях появилась Даша, приёмная дочь Субботина.

– Вы кто, санитарный врач? Чего притихли? – недоуменно спросил стажёр.

– А вы у нас кто, массовик-затейник? Ржёте так, что на лестнице пыль столбом, – сказала Даша. – Субботин здесь? Телефон постоянно занят.

– Присядь, ребёнок! И не рыпайся. Султан скоро явится, – сказала Катя, тряхнув изящно заготовленными дредами, и громко захохотала, закидывая голову. Катя была симпатичной толстушкой лет тридцати, деловой и сметливой. Прикрыв глаза, миниатюрная Марина, накрашенная и броская, насмешливо хмыкнула, и только главбух, которого все в агентстве «Антигуа», от Вильки до уборщицы, звали Нинулей, и глазом не повела. Подойдя к Даше, Нинуля дружески обняла её в знак приветствия.

Застенчивому по натуре главбуху нелегко было выражать эмоции, как человеку, привыкшему к сдержанной манере общения. К моменту нашего повествования Нине было около сорока. Субботин весьма ценил свой маленький коллектив, где все дополняли друг друга, и прозвище «гарем», брошенное кем-то из посторонних, прочно прилипло к маленькому коллективу «Антигуа». Но Нину Вилька выделял особо, профессиональный главбух – это сердце и кровь предприятия. В застенчивой Нине легко уживались отзывчивость, жёсткость к несправедливости и готовность к инициативе, что, если подумать, не столь уж разные вещи. Она умела ловко накрыть на стол, мгновенно поднять отчёты и разобраться с налоговой инспекцией. Простое, милое лицо; неяркий, точно рассчитанный макияж; дорогое и опрятное платье – такой была Нина-главбух.

– Бабушка у нас умерла, – погрустнела Даша. – Отец должен был вернуться, но я его найти не могу. И телефон в коммуналке занят… что у них, Дом Советов? Надо будет полы помыть, сейчас папина очередь, а он не умеет. Он в чём-то очень безрукий. Милица папу обожает, но после каждой уборки взгреть может по-царски, как царь Иван Грозный Андрея Курбского. Не отвлекайтесь, это я так. Не отошла ещё от древней Руси. Порадуйте чем-нибудь. Хотя бы этой вот… говорящей обновкой (Даша качнула гладко причёсанной русой головкой в сторону Рогачёва). Может быть, на что-то сгодится?

– Могу сварить солянку с грибами, – предложил Рогачёв. – Салат с авокадо сделать, натереть морковку с чесноком. Способен выразить себя в танце. Меня два года учили.

– Морковка-то за два года смогла отрасти? – спросила Марина. Добродушная и язвительная, проницательная, но внешне наивная, она единственная в «гареме» успела к двадцати семи годам выйти замуж и развестись. – Натирать ничего не советую. У нас тут натирщиком особо не разгуляешься. Ни натирщиком, ни натурщиком.

– На натуру пока не жаловались. Да и салат половозрелый, глотается с пол-оборота, – в тон ей ответил Рогачёв.

– Хватит вам языком молоть. Приедет шеф, покажет половозрелость. Кому морковку натрёт, кому и пистон пропишет, – вздохнула Нина.

– У меня к пистонам иммунитет, – сказала Катя, – с утра на телефоне сижу, как проклятая! Назначена любимой женой. Вот пусть Марина за всё ответит! Вчера две заявки от клиентов профукала.

– И ничего не профукала! – оскорбилась Марина. – Старушка номером ошиблась, зятя попросила найти. Мне бы кто… Михеев, правда, звал на свидание. Вот думаю теперь, что надеть.

– Надень ему ручные браслеты, – посоветовала Катюша. – Остальное не подойдёт. Настоящий таксист на ощупь всё должен пробовать.

– Ты-то откуда знаешь?!

– А ну, прикрыли птичий базар! – негромко, но отчётливо сказала Нина, и все притихли. Даже птицы за окнами, во дворе и на ветке.

– И у меня иммунитет, – признался Генка. – В том смысле, что новичка не накажут, а там… Бог любит пехоту! Даша, Даша, не будьте столь мрачной. Бабушку жаль, это да. Вот у меня её сроду не было. Старики умирают, а то молодые бы не рождались.

– Умора, Капитан Очевидность! Похоже, ты сработан вручную, – прыснула Катя. – Молодые умирают иной раз раньше, чем старики. Вот у меня в Кургане…

– Делом займитесь, кому сказала! – оборвала Нина. – Звонок для учителя. Перерыв не резиновый, денег никому не прибавит. Говорю как главный экономист. Брысь по углам!

Кивнув обитательницам гарема, Даша вышла в соседнюю комнату и позвонила в аптеку. Ей требовалось успокоительное, сердце всю ночь болело. История Даши – отдельная драма, но об этом чуть позже. Когда сбиваешься с ритма, трудно вернуться даже к тарелке супа. Услышанной резкостью стажёр был несколько ошарашен, но виду не подавал. Он встал и вышел следом за девушкой:

– Здравствуйте, Даша. Позвольте представиться…

– Тут вам не парад-алле, можно без презентаций. Вы новичок? Рогачёв, кажется. Отец только что звонил, скоро приедет. Ему и кланяйся. Он любит субординацию.

– Да полно, Дашенька! Гена – новый стажёр, – зайдя следом, Нина принялась рыться на полках с папками. Она ещё не свыклась с новой должностью, словосочетание «главный экономист» казалось ей чем-то навязанным. Штат бухгалтерии по-прежнему состоял из одного человека, но статус-то всё же вырос!

– Старайтесь, Гена. Работайте с ветерком, но не в голове, – вздохнула Даша. – У шефа нет монополии на юмор, зато есть дубинка для болтунов. У нас традиция: работай вволю и помни о дисциплине. Не принесёшь червячков, из гнезда кукушонком вылетишь.

Рогачёв испуганно сглотнул. Манера изъясняться у милой и хрупкой Даши – такой, казалось бы, с виду Машеньки из сказки «Морозко» – приводила в полный раздрай. Придвинув стул к Катиному столу, он примостился с торцевой стороны и вытащил свой блокнот. Что-то ещё нашлось в громадной кожаной сумке, напоминающей по форме полевую, военного образца… пошарив, Генка извлёк, помял и повертел в руках синюю папку. Ах, да – это велено передать.

В офисе было тихо. Полонянки гарема смолкли и вернулись к работе. Даша тихо заговорила с Ниной, и они вместе вышли из кабинета. Осмотревшись, Генка от скуки пощёлкал блестящим «паркером» с вечным пером. Вернулся в диспетчерскую, покосился на Катю – не отвлекаясь от монитора, она недоумённо приподняла чётко очерченные острые бровки и отвернулась. Примирившись с надменностью, Рогачёв раскрыл привезённую папку и стал просматривать страницу за страницей. Глаза у него расширились. Фигня какая-то… да этого просто не может быть!

– Скажите, где я могу позвонить? Совсем забыл! Надо маму с новосельем поздравить, – обратился к Нине стажёр, угадав в ней «старшую по тарелочкам». Вдобавок юноша полагал, что щепетильная Нина не станет его подслушивать – ни за какие коврижки. А позвонить было крайне важно:

– Алло! Алё, дядя Юра! Какой ещё «новобранец»?! Удивляюсь я! Вот на хрена ты отправил синюю папку Субботину, а не запер поглубже в сейф? – прорычал Гена, едва заслышав в трубке голос своего дяди Дасика. – Здесь можно кое-что отыграть! Секреты добавок, это не фунт изюма. Да по сравнению с этим… любые игры с коммерцией – детские шалости! Нет, долго здесь не пробуду. Я разработчик систем компьютерной безопасности, если ты не забыл! Здесь всё похоже на китайскую грамоту.

– Да тише ты! Не плюйся в трубку, человеческий детёныш, – услышал в ответ Рогачёв. – Отдай ему папку. Сейчас это канистра с каплей воды на дне. Уверен, Бароша не устоит, досыплет тему свежими идеями. Клиент на грани открытия! Откуда знаю? Почувствовал нижним бюстом! И это открытие, Геночка, должно обеспечить спокойную старость трех поколений нашей большой семьи. Как «Кока-Кола»! Как автомат Калашникова! Выгреби из шефа всё, что сумеешь. Комнатёнку его обшарь, ключики не проблема. Записи, почту, флешки… чему-то ведь вас учили? Не сможешь проникнуть, придумай повод в гости зайти. Угости Субботина клофелином… передоз устроишь, спишем на боевые потери.

Пейзаж заиграл свежими гранями. Вернувшись в комнату менеджеров, Генка вытер вспотевший лоб. Уже внимательней перелистал тетрадную россыпь таблиц, отчётов и графиков. Нашёл летучие пометки Субботина. Глаза стажёра заискрились, лицо покраснело от возбуждения. Казалось, Гена, похожий в эти минуты на эстрадного певца Губина, готовится к премьере песни. Закрыв тетрадь, сложив отчёты в стопочку, Рогачёв осознал: это же бомба! Достаточно было прочесть несколько фраз в докладной записке из папки с грифом «Строго секретно. Для служебного пользования», как становилось вполне очевидным: на кону проблема государственной важности. Если не планетарной. Молодёжь весьма неохотно суёт нос в чужие дела. Простая предосторожность. Но и таким затворникам, как Рогачёв, далёким от житейских реалий, была доступна фраза про дураков и дороги. Дураков у нас лечат, хотя и попусту, а вот дороги… донёсся неясный шум. Меня же могут застать врасплох, встрепенулся Генка. Стажёр стянул на папке верёвочные завязки, затем, оглядевшись по сторонам, сунул её за батарею центрального отопления. Навру, что дома забыл. А там… будет видно.

Быстрота принятия решений способна изменить ход событий. Профукал на старте, можешь всего лишиться. А он, Рогачёв, на старте. Стажёр лихорадочно размышлял, ожидая и боясь, что Субботин вот-вот появится, а плана для внедрения нет. Миллионы в валюте! Такое мимо рта не пропустишь. Патент не смогу продать, водопадом летели мысли, пресс-службам секрет открою. Как быть с Юрасиком? Да никак. Сам внедрил, сам пускай и расхлёбывает. «Иной раз посторонний ближе, чем ближний родственник-дурак, – уговаривал себя юный стажёр, заглушая упрёки совести. – Людей сближают дороги, которые мы выбираем. Разлучают случайности, досадные мелочи и отсутствие взаимности. Мир переменчив, он устроен так, чтобы не возгордились нищие духом, не слишком уверовали в себя… на что надеяться тварям божьим? В потёмках бредущим к пропасти… на себя?! Да ладно, какого хрена?!» Шум в комнате нарастал. Ещё мгновение, и тишина была в клочья растерзана.

Дверь зала для совещаний, облепленная лоскутами памятных записей, распахнулась, грохнула ручкой в стену, и в комнату ворвались трое мужчин, смуглую внешность которых никто в дальнейшем не смог припомнить. Китайцы, они ведь тоже все на одно лицо… а кавказцы? Пришельцы в синих комбинезонах и чёрных масках, размалёванных белым оскалом, вели себя резковато, но сдержанно.

Не встретив отпора, пришельцы воинственно рыкнули, подобно неандертальцам, поймавшим кроманьонцев, и замерли, помахивая дубинками, кастетами и цепями. Марина и Катя, придя в себя, разноголосо взвизгнули и затихли. Нина, пятясь, выбралась за дверь, и только Даша, забыв обо всём, смотрела на Рогачёва. Признаться, было на что взглянуть. Стажёр, как снежная лавина, от внешнего шума очнулся и ожил.

Зарычав, он прянул из-за стола, как барс, пнул стул ногой и встал в боевую стойку. Троица, переглянувшись, шажками взяла Рогачёва в клещи. Первому из гостей Генка провёл подсечку, которой наверняка поаплодировал бы тренер-самбист. Второй успел схлопотать локтевой удар в челюсть, но третий отменно врезал стажёру чем-то увесистым, дубинкой или кастетом. Глаза юноши закатились, он покачнулся и рухнул на пол. Стажёра подняли, бесцеремонно вырвали сумку из рук и потащили к дверям.

– На кой вам чёрт Рогачёв?! Он же первый день в офисе! Оставьте человека в покое! – кричала Даша. Лицо её побелело, на лбу и в подглазьях проступили красные пятна

Кто ожидал бы встретить сопротивление в столь хрупком создании? Но храбрость здесь ничего не решала. Женщины в план захвата, похоже, не были включены. Сбежав по офисной лестнице с узкими, казённого цвета перилами, интервенты втолкнули пленника в огромный джип, напоминавший опрокинутый набок мебельный шифоньер, запрыгнули сами и резко рванули с места. В тенистом переулке, заросшем акациями, жасмином и шиповником, пыль улеглась и всё стихло.

– И Даша туда же влезла?! Какого лешего?! Вернут вам Генку, не плачьте… скажите, какое золото партии! Он с нами не при делах. Любых «не при делах»! Кто они? Кто бы ни был! Ещё появятся, я им ад на земле устрою! – орал Субботин, крутясь на каблуках и даже не пытаясь себя обуздывать. – Папку искать не стоит, сам управлюсь. Ищите денег в общую кассу! И мамочек не тревожьте. Зовите охрану… кодовое слово «Бамбино». Позвоните в участок, попросите к телефону майора Нечаева. Доложите о происшествии. Никому из офиса не выходить! Пить кофе с булочкой, в форточки не выглядывать, на помощь не звать и с глупостями к прохожим не приставать. Все по местам!

Глава 5-я. Тускнеющий взгляд на вещи

Среда, 23 марта 2008 г., 18.40.

Он уже знал, как поступит. Отправит за Генкой Миху и Ваху, хватит им прохлаждаться. Затем увидится с Доктором: скинет письмо на флешку, копию в сейф, и досконально так побеседует. От ментов толку не будет. Вместо розыска начнут копаться в бумагах. Охрана пусть поскачет, бандиты почешутся. «Идиотская ситуация. Ну, взяли бы меня в подворотне, на кой им сдался стажёр? – терзал себя вопросами Вилька. – Ключи, письмо и папка Юрасика… навязали, затем украли стажёра – и что это, звенья одной цепи? В один день свалилось, за неделю не разгребёшь». Всю прожитую часть миллениума независимый риэлтор Субботин работал не столько для денег, сколько на репутацию, и кое-чего достиг. Пора и репутации немножко потрудиться!

В офисе воцарилось унылое отчаяние, словно в раздевалке футболистов, упустивших выход в финал. Девочки, шурша между собой, без дела мыкались по углам. Сидевшая с прямой спиной строгая Даша, подняв глаза, спросила почти беззвучно:

– Папа, зачем горцы взяли Рогалика?

– Кого?! – изумился Субботин. Он был взъерошен, бледен и зол.

– Генку. Ты что, был кому-то должен?

– Всем, кому я должен, прощаю… расскажи-ка лучше, как съездила?

– Курган-Тюбе – тоскливое место. Но покопаться там стоило.

– Тюбетейку Тамерлана хочу. Привезла?

– В киоске купила, сейчас отдам.

«Неинтересно с тобой, ребёнок. Все закидоны мои пропускаешь мимо ушей, словно закладки в книжке», – подумал Субботин, немного, впрочем, растроганный. Но тюбетейку мерять не стал – так, сбоку полюбовался, признательно чмокнул Дашу, целясь в ресницы, и спрятал подарок в стол. Девушка вполголоса попрощалась, сославшись на срочную встречу, и обещала ужином накормить. После её ухода Субботин мгновенно сдал, стал выглядеть старше лет на десять. Но расслабляться было не время. В дверь коротко постучали: тук, тук-тук, тук-тук-тук. И снова тук.

Не дожидаясь отклика, вовнутрь добавилась пара плечистых парней, сразу же стало тесно. Нина, слегка покраснев, приветливо кивнула и ушла ставить кофе. Катя с Мариной вопросительно глянули на Субботина:

– Купить вам на вечер что-нибудь?

Бутылку водки, едва не вырвалось у Субботина. Но он пересилил себя, протянул девочкам пару крупных купюр:

– Сходите в «Сладкие пальчики». Возьмите мармеладу на всех. Ещё? Два пакета «арабики» в зёрнах. Создайте мне атмосферу! Зря, что ли, кофемолку купили?! На сдачу всем мороженого. Чур, мне фисташкового! Иначе дверь по возвращении не открою.

Владелицы сераля улыбнулись гостям, махнули ручкой султану и мигом исчезли. Миха и Ваха, охрана и крыша агентства «Антигуа», пожали Субботину руки, уселись в гостевые кресла и молча глянули на него, ожидая, пока он начнёт. Пришлось начать с беседы по телефону, прилежно опуская детали. В деталях постоянно возникала масса неясностей. Субботин молча злился на себя, а гости недоумённо переглядывались. Поразмыслив над услышанным, Миха спросил:

– Суббота, где накосячил? Дорогу кому перешёл? Сейчас решай, не тяни. Ты ж человек серьёзный. По мелочам не портачишь.

Скривившись, Вилька замычал, как от острой боли. Отрицательно мотнул головой:

– Если и накосячил, мне об этом неведомо.

– Сама невинность, мамой клянусь! Сдэлай, ара, томный вид, чтобы мы сразу отстали, э! – подкинул идею Ваха.

И смешал в дискуссии карты. Субботин замолчал, собираясь с мыслями. Искоса взглянул на окружающих – нет, про письмо и ключи рассказывать пока что без надобности. Потери могут оказаться важнее находок. Миха, по данным анкеты – Пташук Михаил Абрамович, моложавый, крепенький, как юный боровичок, на вид ему тридцать семь. Идёт по жизни, недоверчиво покачивая полысевшей макушкой, но вполне уверенно переставляет кривые и плотные ножки. Опасен, как тихая мина-растяжка. Нетороплив, спокоен и вдумчив, словно снайпер из голливудского боевика. Симпатизирует, не без взаимности, субботинской Нине, новому главбуху гарема. Субботин считал, что Миха лишь числится главой охранного предприятия. Все нити управления – в руках шаловливого и застенчивого Вахи, Вахтанга Мисаиловича Сванидзе, горбоносого, хищного, смуглолицего. На вид Вахтангу лет сорок. Просветы седины делают его похожим на Баниониса, известного актёра из Прибалтики.

В горбоносом и гортанном исполнении. Если Миха всегда одет, как партизан на военных сборах: футболка-камуфляж, кожаный жилет с бесчисленным запасом карманов, фирменные чёрные джинсы с потёртыми берцами, то Ваха – сама элегантность! Как денди лондонский одет, фасонистый горец, невзирая на возраст, разгуливал в кроссовках Балансиага, как на пружинах. Туфли из крокодиловой кожи, бежевые брюки из тонкой верблюжьей шерсти… неотразим был Ваха, жгучий и острый, как халапеньо. Субботин не сомневался: в зависимости от обстоятельств Ваха мог выглядеть кем угодно, от мафиози до Джеймса Бонда.

Двое из ларца, не похожие с лица… но до чего же они причудливы, эти пути Господни. Жил в Одессе славный паренёк, ездил он в Херсон за голубями… если бы! Разъезжал двухметровый Боря Валинога, по прозвищу Малыш Бобо, всё больше по жарким странам да по горячим точкам. Однажды скромному гиганту довелось вынести из боя, транспортная колонна, отправленная почти без прикрытия, попала в засаду – чего там, дело житейское! – раненого сержанта, уже знакомого читателям Миху, восседавшего сейчас в субботинском кресле. Сам шеф то и дело ёрзал, сидя на подоконнике.

Вахтанг, или Ваха, позывной «Батоно» (уважительная форма кавказского обращения к старшему), в ту пору командир взвода разведки, сумел прикрыть колонне отход, отчего у личного состава, оставшегося на ногах, появился реальный шанс выжить. Повалявшись с неделю после ранения, Миха выздоровел и был по ранению комиссован. Малыша, однако, Миха не бросил, что для нормальных пацанов было вполне естественно. Мишаня после дембеля вытащил Бобо в Город, что было в 80-х совсем не просто. Поставил на харчи в своём кооперативе, одел-обул-накормил. Одно нехорошо: нет у Бориса личной жизни. И койка в общежитии мало чем смогла бы помочь. Когда ещё зажиточная вдовушка позарится на рослого одессита!

Им подавай фраеров позажиточней, а эти штымпы… ну да ладно. Тут Михе подвернулся Субботин, и сразу повезло всей компании. Если, конечно, рассматривать везение как случай, вовремя схваченный за вихор. Субботин, конечно, не вдовушка, но жильё в коммуналке устроил, а через годы помог с ипотекой, которую на покупку комнаты банки долго не давали. Прониклись Бобо, Миха и Ваха Вилькиными благодеяниями, оттого и взяли «Антигуа» под крыло. Не бесплатно, разумеется, в порядке трудового обмена. Самым трудным оказалось здесь, знаете, что? Не сталкивать охрану с Циклопом… и вот оно, горестно думал Вилька. Чего там Миха талдычит… ага! Усилием воли Вилька вклинился в общий диспут. Оказалось, охранцы на свой лад пытались его спасти… его?!

– Работая с кем-то нужным, бродяга, ты влез во что-то ненужное! – пробасил Миха, сутулясь и следя за отблеском лампы в лакированных паркетных половицах. Насмешливые молнии угольно-чёрных глаз Вахи то и дело летят в Вилькину сторону… скажите, какая проницательность!

Чтобы дотумкать, что Вилька сам во всём виноват, достаточно вчерашние газеты прочесть, раздражённо подумал Субботин. Сводку погоды глянуть. Но надо выжидать, и Вилька помалкивал: сержант в отставке, это не только мускулы.

– Предъява теперь поступит, – тянул Миха. – Ты мог бы сразу позвонить, но решил отмолчаться! И теперь вас слегка поприжали. Самую малость. Пока что.

Почему же Вилька отмалчивался? Не протестуя, не огрызаясь. Его терзало странное предчувствие: в истории с Рогачёвым он просто пешка в чужой игре. И весь базар – наигранная пьеса. Дешёвка для идиотов. Что ж, бросим масла в огонь. Быть может, на сцене станет светлее? Субботин жестом остановил перекличку охранников и кратко рассказал о странном письме. Миха замер в растерянности, оглянулся на Ваху.

– Судя по инциденту с Генкой, инфа имеет отношение не только к Циклопу. Кто-то вбросил этот мячик в игру, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, – сказал Вахтанг, серьёзный и надменный. – Будущее вполне очевидно. Не найдешь автора, всё агентство положат. Вместе с тобой, девчонками и бухгалтерией (на слове «бухгалтерия» Миха вздрогнул, а Вилька откровенно вздохнул: и чего в нём Нина нашла?). Может, Генка сам его написал? Под чью-то диктовку?

– Письмо подсунули с левого адреса, – твердил Вилька. В конце концов, пусть сами землю роют. Субботина мучало ощущение, что от него что-то отчаянно ускользает. – Конкретно, там выложен Доктор а-ля натюрель, как польский судак под соусом. Плюс, краткий разбор досье по рейдерскому захвату. Не жизнь, а хлопоты Васьки на фикусе!

Охранники выпучили глаза от неожиданности. Играй истерику по полной, подумал Субботин. Оставь возможную спарку Рогачёв-Циклоп-Миха на вечер, на подумать:

– Стажёр, похоже, попал под раздачу. Его даже в штат не успели оформить! Перед тем, как приехать в офис, я хотел снять копию досье, сейф закодировать, сигнализацию включить. А тут звонок от Нины и весь тарарам. Рогалика… э-э, Рогачёва могли по незнанию принять за кого угодно. От доставщика пиццы до прислуги за всё. Очень уж борзый. Может, решили разговорить? Для меня могилку роют?

Интересная мысль! Но откровенно безумная, пришельцам глава агентства был прекрасно известен. Стало быть, и не нужен… или уже отработан? Он, может, и пешка, вот только пешка с сюрпризом. Сделав над собой усилие, риэлтор вознамерился закончить дискуссию. Он видел, что гости устали разыгрывать изумление и озабоченность… во что же они играют? Внезапно Миха зарычал, аки пёс цепной:

– Герой хренов! Рогаль, Мильтон и Паниковский. Где же его искать? На кой он сдался этим горцам? В чём их реальный интерес?!

Вот и мне непонятно, подумал Субботин. Почту ни один вор не взломает, ноутбук не отыщет, пусть даже всю квартиру перевернёт… а Рогачёв и вовсе – пустая затея! Лишь бы не прикончили по запарке. Как говорится, попал малец под горячую руку. Нет, не хватает пока информации, подытожил размышления Вилька. Молчание. Задумчивый свист.

– Как говорили древние, был ли мальчик? – грустно сказал Вахтанг. – Ведь Рогачёв, возможно, с самого начала был в курсе, что происходит. И водная феерия с фейерверком организована только для виду. Для наших и твоих разинутых ртов.

Субботин так и вскинулся: вот она, точка сборки! Гена, определённо, засланный казачок. Не Дасиком засланный – похоже, Дасик такая же пешка, как Вилька, да ещё и с просверленным мозгом. Идём дальше. Одна линия: Доктора хотят прижать, и мне уготована роль триггера. Вторая линия: Рогачёв что-то в папке пронюхал. И вызвал покупателя на дом? А проще нельзя обставиться?! Без папки с изобретением Генка в глазах Субботина мало что стоил. Девчонки видели, что Рогачёв перелистывал какие-то материалы, но после его пропажи папка тоже исчезла.

– Разберутся и мальчонке влепят по полной! – закончил Миха. – Скорей всего, его исполнят по выяснении. Возможно, Гена не такой уж олух, как ты расписываешь, и что-то важное утаил. Письмо – определённо, утечка! То есть, серьёзная провокация. Что, в принципе, то же самое. Ты должен был встать на задние лапки и броситься к прокурору.

– Может, потому и сунулись к тебе с компроматом, что хранить его без огласки не можешь? – поддакнул Ваха. Охранники подмигнули друг другу. Субботин оскорбился: зачем он их вызвал? Прогнать подобную ботву можно было, просто сидя на кухне. Попытка скорчить по-настоящему обиженную рожу риэлтору не удалась, и собеседники рассмеялись.

– Сначала письмо, а следом явится отправитель? Наутро что, «циклопы» будут вас колдырить ссаными тряпками? – упрямо долдонил Миха. Чем дальше, тем меньше Субботин понимал, к чему же клонит представитель охранной структуры. Но это оказалось проблемой Субботина, а не Михи. – И вот вам результат: нет больше поросят! Господи, чего ж они тебя-то с собой не взяли?! Гора сразу с плеч!

– Какая гора? Всего-то восемь пудов. Грузоподъёмность, похоже, не позволяла, – рассеянно ответил Субботин. Теперь он сомневался во всём мироздании… а эти за кого здесь воюют?!

– Чья грузоподъёмность? Твоя или их? – съязвил Миха.

– Машины.

Суета сует, но слушать, как его бранят, Вильке было забавно. Временами движение Михиного монолога перекликалось с внутренним субботинским голосом. «Звучим классическим дуэтом, что-то струнное из Дебюсси. Пора резюмировать и выгнать их вон, – решил Субботин. – Нина кофе разливает по третьему разу».

– Я должен знать, кто это сделал и почему, – сказал риэлтор. – Не так уж много подозреваемых. Верните Генку! И непременно живым. Не то вам полный парфенон.

Закруглиться надо на Рогалике, а не на чреватой боком теме Циклопа, решил Субботин. Пускай Циклоп останется на десерт.

– Денёк удался! – засмеялся Ваха, потирая ладони. – А то не знали бы, чем заняться. Самое время выпить ещё по чашечке кофе.

Перед тем, как сесть, Ваха неизменно разворачивал кресло спиной к стене – так, чтобы окна и дверь были как на ладони. Сын вольных гор, что тут добавить, всякий раз усмехался Суботин. Обжигаясь и причмокивая, сын Грузии смаковал кофе, приправленный молотыми чипотлями, в хрупкой чашечке костяного фарфора. Китай – сын древней в хрупкой чашечке костяного фарфора культуры изящества. На интерьеры офиса и прочие аксессуары Субботин денег не жалел. Встречают всегда по одёжке. Чтобы стать популярным – без разницы, певцом, массажистом или риэлтором – надо уметь нравиться женщинам. И Вилька это понимал, как никто. Подобных правил несколько, и вы их сами можете устанавливать. К примеру: стремясь одолеть других, учись побеждать себя. Допив чашку в три глотка, Ваха кинул в рот солёную печенюшку. Повернулся к риэлтору и, сузив бархатные глаза исповедника, уставился недвижным змеиным взглядом в переносицу.

Субботин поёжился:

– Чего уставился? День выдался несуразный, как обед в санатории. Отметь его чёрным камешком. Как сегодня со временем?

– Не очень. Предлагаешь сверхурочные? – поинтересовался Ваза.

– Надо бы найти следы внештатного проникновения в квартиру.

Бойцы неведомого фронта обменялись взглядами, и Ваха ответил:

– Обещать не могу. Учти, у нас здесь свой интерес.

– Генку верните. Тогда и за интерес поторгуемся, – отрезал Вилька.

– Ищите и обрящете, – веско произнёс потомок древнего кавказского рода, пожимая плечами.

– Мы ушли! – подытожил Миха.

Всегдашний наш тип общения, подумал Субботин. Задачи поставлены, цели ясны – за работу, товарищи! Охрана терпит беседы личного плана лишь в очень узком кругу. И он, риэлтор, не вхож в этот узкий круг. Между Вилькой и охранным сервисом – не зарастающая межа взаимного недоверия. Напористость вольных стрелков задевала Субботина, подобно тому, как барские замашки раздражают молодого лакея. Но Вилька вынужден был терпеть, иначе затопчут собратья по умыслу-промыслу. Лояльных коллег в этом бизнесе не бывает. Кто дружит в ущерб себе? «Смирись, ушлёпок, – поведал внутренний голос. – Не время права качать. Не дай бог, это беспричинные шалости Доктора… будет серьёзный бенц. В любом случае, письмо придётся сохранить. Хороший повод для возможной торговли! За свою или Генкину жизнь. Письмо упало в почту со смыслом, но вот с каким? Допустим, проверяют на предмет „стучать три раза по телефону“. Так добровольных дятлов в этом городе и так завались! Да и повода к глубокой проверке я не давал. А Миха и Ваха держались странно – тоже не просто так? Чем они заняты? Жаль, не умею я читать по глазам».

Зайдя в тупик, Субботин сразу же успокоился. Появилась возможность переключиться на новую тему: «Что с Генкой? Бить его, вероятно, незачем. Допросят с пристрастием. Размеры пристрастия? Больно, но без последствий. Если это Док, то Док и не такое умеет. Этот мир придуман не нами, оттого и полон идиотизма. Подобные приключения по своей предсказуемости похожи на камнепад в Голодной степи». Если исключить цепочку случайностей, а они бывают тогда, когда ты сел в троллейбус, не взяв билета, и вот, нагрянуло… в итоге имеем не очень удачный умысел. Субботин невольно улыбнулся: он ехал как-то, будучи с изрядного бодуна, в Главное здание университета на сдачу зачёта по физике. Кондиции: ни петь, ни рисовать. Мани ни пенни, пешком до Главного здания не дойдёшь: на октябрьской Неве очень ветрено.

Сдует в воду, и вся любовь. Течение – не выбраться, к тому же мокро и холодно. Ладно, поехали. Но по закону подлости в салон моментально влез контролёр и первым делом обратился к Субботину: «Ваш билет!» Подрёмывая, Вилька держался за поручень на задней стенке троллейбуса.

Не успев осознать размеры грядущих бедствий, студент бодро выпалил: «А я учусь в троллейбусном техникуме».

«Где удостоверение?» – спросил контролёр, слегка потерянный.

«Какое удостоверение?! Я физику еду сдавать!» – отрезал студент. И проверяющий растерянно сник. Зачёт по физике сдан был в наглую, по принципу «первому отвечающему – полбалла за смелость». Вот так и зарабатывается зачётный трояк. Не с тех ли пор расцвело субботинское недоверие к людям, которых, как ни старайся, никогда не видно насквозь? Интересно, легче было бы жить, понимай мы людей «с полтыка»? Куда бы делись все эти толкователи живописи, с её намёками и полутонами? Впали бы в ничтожество, не иначе. Что-то в Михе-Вахе – может быть, постоянные недомолвки – заставляло заподозрить в них «людей государевых». А государевы люди, подумалось Вильке, во многом сродни бандитам: признают лишь собственные интересы, манипулируют попутчиками и сливают приспешников, когда это становится выгодным. Да что там, сбросят за борт любого при первой необходимости! Каста суровых законов гор. Куда нам за ними угнаться… Что-что, а падать за борт, впрочем, Вильке было не привыкать. Жизнь научила не прятаться от ударов, а принимать их. И отвечать, и вновь подниматься на ноги, или зачем всё это? «Дам девушкам разгонную и выеду к Доктору. Пусть Нинка на досуге „силиконовую папку“ крепко поищет!» – решил Субботин, кладя конец своим размышлениям и поглядывая, как Миха теребит кисть золотистой шторы в узком вестибюле, вполголоса беседуя с субботинским главбухом. Глаза у Нины блестели, как после сдачи годового отчёта, но голосок был ровен, без всхлипов и срывов, причёска волосок к волоску. Держись, Нинка! Бухгалтер – это кремень. Ваха подмигнул Субботину и двинулся на кухню, поискать чего-то съестного. На этот раз ему повезло, и девочкам пришлось освобождать холодильник с боем.

Прощаясь, Ваха тронул Субботина за рукав:

– Не грусти, Барон-Суббота, что с другой наедине! Ничего не знает твой Рогалик, ничего и не скажет. А труп, ара – это на крайний случай. Очень крайний! Возни с телами не оберёшься. В кино всё просто… а в жизни одна морока.

– Спасибо, утешил – поморщился Субботин, краем глаза заметив, как вздрогнула Нина, только что проводившая Миху.

В общении сладкой парочки не было даже следов интима. Они не без оснований опасались всевозможных попрёков со стороны неуступчивого Субботина. Охранник и бухгалтерша были опытными заговорщиками, но всё же взрослыми, живыми людьми… скрываться каждому однажды надоест. Стремительно спустилась ночь, и фонари включили свою обычную иллюминацию, скучную, как полицейская сирена. В кабинет ввалились девочки из «гарема», размахивая громадным пакетом со сладостями. Ваха со смехом помял их в широких медвежьих объятиях, понадкусывал всё, до чего успел дотянуться. Вернулась с улицы Даша и сразу же метнулась к Субботину, они пошептались, затем дочка чмокнула папеньку в небритую щёку и направилась к выходу.

– Вечерком забегай! – заторопился Вилька. – Медовик купим, Милицу позовём. Сегодня чай с иван-чаем!

Даша, оглянувшись, махнула рукой. На её губах потихоньку гасла улыбка, но глаза оставались грустными. Недлинный путь красавицы, любившей медовик и пирожное «наполеон», был вымощен, как мостовая булыжником, сплошными тревогами и утратами. Фортуна непредсказуема, и по заслугам огребают не все. Расскажем об этом позже.

Сейчас Даше больше всего хотелось прилечь, чертовски устала, и всё-таки было надо вначале прибраться в папиной комнате. До чего там грустно… а Вилька очень ценит уют. Милице Львовне, обожавшей Дашу, как все, кто регулярно общался с девушкой, тоже приготовлен подарок: старушка обожает киндер-сюрпризы. А медовик никому, кроме Даши и старой шансонетки, не достанется, вот вам! Субботин, конечно, падок на сладкое, но куда ему, диабетику? Перетерпит, перегорит. Что бы такое на ужин сварганить… может, шашлычки из куриных бёдер? Папа их обожает. Решено, подумала Даша. Так и поступим.

Ощущая тяжесть в висках, Субботин легко простился и вышел. Поздний лёд хрустел под ногами, вызывая внезапную жажду. Люди отворачивали лица, словно боясь неприятных взглядов, и спешили к себе в укрытия. Джип охранников стоял на перекрёстке, в кабине о чём-то яростно спорили. Вернувшись в офис, Ваха стал заваривать вечерний кофе, а Миха сел к телефону:

– День добрый, это я. Доходяга подтвердил получение вброса. Он в полной растерянности, активно ищет выход из положения. Запущенный в Гарем Робокоп был срочно вывезен в неизвестном направлении – похоже, теми, кто всерьёз охотится за вбросом, то есть гвардией медика. Эскулап всерьёз озабочен появлением компромата в свободном доступе. Хотелось нам как лучше, а получилось… да-да. Рыбка клюнула не на ту приманку. За Доходягой, его берлогой и офисом установлено круглосуточное наблюдение. Приступаю ко второму этапу «Инсайда». Приём.

Строгий голос отозвался без промедления:

– Резвитесь как угодно, но не пускайте ситуацию на самотек. Ты помнишь взводного в учебке? Мой первый выкормыш. Преодолевая полосу препятствий, он всякий раз любил повторять: чего нельзя добиться по убеждениям, нужно добиться страхом. Доходяга должен броситься в ловушку либо в наши объятия, иначе мы не завалим даже мышку-норушку. даже больше, чем надо. Я сам предупрежу их службу безопасности. Пускай весь офис Доходяги месяц трясётся от страха. Не прозевайте главного: куда теперь отправится Доходяга? Про папку доложу руководству. Возможно, это новая цель. Следующая цель, пока на мелочи не разменивайтесь. Докладывать по графику. Конец связи.

Миха опустил трубку на рычаг и поднёс руку к пустой голове, отдавая честь невидимому начальству. Какая досада, что щёлкнуть каблуками уже не удастся… поздновато лезть в военную форму.

Глава 6-я. Ничего личного!..

Среда, 23 марта 2008 г., 19.55.

То дождь, то снег, то снова непогода. Деревья набухли почками, напоминая, что лето не за горами, а ничего ещё не закончено. Дозвониться к Доку не удалось, телефон постоянно был занят нескончаемым потоком жаждущих и страждущих. Что ж, личный транспорт нас пока что не подводит, привычно пропел риэлтор и через пару шагов вышел на остановку. Троллейбус тормозил на каждом шагу, хоть пассажиров по дороге подбирай. Стайка молодёжи, стоявшая неподалёку, взорвалась брызгами смеха, и Вилька поневоле прислушался:

– В интернете нашла, послушайте: «Отвечая на звонок, произносить «Чё?», «Да!» и «Какого хрена!» становится старомодным. Интеллигентный человек всегда отыщет форму для обращения: «Внемлю». В качестве ответа на вопросы нежелательного характера, где так и хочется сказать: «А это тебя е… ёт?», предложена современная версия: «А вам-то, сударь, что за печаль?» Ряд идиоматических выражений, типа: «Ё… твою мать!» или «Ну ни х…я себе!», заменяется фразой «Мне больно это слышать», произносимой с невыразимым трагизмом. Вульгарную идиому «Иди ты нах…!» воспитанный человек легко заменит крылатой фразой: «Я вижу, вы далеко пойдёте».

Молодёжь разразилось взрывом хохота, и даже Вилька, занятый серьёзными мыслями, чуточку улыбнулся. Он никогда не готовился к серьёзному разговору, полагая, что мозги отмобилизуются, как только время наступит. Он торопился войти в нужное эмоциональное состояние.

Скромный с виду особняк, скрывавший сердце Дока «Паннония-Центр», убежище Циклопа и его штаб-квартиру, не воспрепятствовал Субботину на входе. Однако миловидная секретарша, привычно пряча ножки под стол во избежание дежурного комплимента, сказала, что Доктор уехал на таможенный склад. Ожидалась партия важного импортного препарата. Вздохнув, Субботин присел на стул, от души жалея, что важная встреча, назначенная на три часа, сорвётся. На этом сюрпризы не кончились.