Читать онлайн Исчезнувшие монеты бесплатно

© Кузнецова Н., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Вступление

Характерно забулькал скайп, экран высветил задорную девчачью мордашку.

– Прошла?! – воскликнула Лёшка.

– А то!

– Поздравляю! И в фильме сниматься будешь?

– Угу. И может даже, что не в массовке, а в небольшой роли.

Лёшка если и не по сто раз на день общалась с лучшей подружкой Катькой, то очень и очень часто, а потому была вовлечена в каждую мелочь её повседневной жизни. А Катькино решение поступить в молодёжную театральную студию и её мечта сняться в фильме Лёшку волновали особенно. Впрочем, в том, что Катька пройдёт отбор, она не сомневалась нисколько – таланта её подруге хватало.

В комнате возник Ромка.

– Катька, привет! – с порога помахал он. – Ты что такая довольная?

Отозвалась Лёшка:

– Рома, Катя кастинг прошла! В студию поступила!

Брат поднял брови.

– В новую, что ли?

Катькина улыбка озарила экран.

– А в какую ж ещё?! Старой-то давно нет. А жаль! Помните наш театр «Триумф»? А тот прекрасный спектакль? Ах да, вы его ведь так и не посмотрели. Зато как здорово тогда было! Помните?

– Ещё бы не помнить!

– Ну, я всё вам сказала. А теперь убегаю. Времени нет.

Связь прервалась. Катька исчезла.

– А хорошо мы тогда съездили, правда? Сколько было всего! И всё благодаря Дарье Кирилловне, – отводя глаза от компьютера, сказала Лёшка.

Ромка кивнул.

– А помнишь, как мы к ней пришли пожаловаться на то, что нас лишают каникул, а она уговорила нас ехать?

– Как сейчас, – опять кивнул Ромка. – И спектакль тот помню. Не весь, конечно, но чуть-чуть-то я видел… А как я горшок унёс!

И оба принялись вспоминать, как приехали к Дарье Кирилловне, как прошли к ней на кухню…

Глава I. Старое письмо

– Вы собрались в Воронеж? Да неужели? – Дарья Кирилловна всплеснула руками. – Дорогие мои! Это просто чудесно! А знаете, я вам завидую!

– А чему завидовать-то? – хмуро отозвался Ромка. – Лично я не хочу никуда ехать, да мама нас заставляет. Так жалко тратить каникулы на какой-то Воронеж!

Брат с сестрой сидели на уютной московской кухне с цветочными коллажами над столом и прихлёбывали зелёный чай из больших тёмно-коричневых кружек. Это уже сделалось ритуалом: всякий раз у Дарьи Кирилловны Ромка с Лёшкой пили зелёный чай, хотя прежде терпеть его не могли. Но здесь всё было необыкновенно вкусно, будь то творожное печенье, которое Дарья Кирилловна пекла по особому, известному одной ей рецепту, или запечённое в духовке мясо с овощами, или тот же чай с баранками и хрустящими сушками.

Ромка с Лёшкой очень любили к ней приходить. Не так много было на свете взрослых, с кем бы они могли без утайки делиться своими секретами и встречать при этом полное понимание. Дарья Кирилловна была как раз из таких людей, ей можно было доверять на сто, да что на сто, на все двести процентов. И теперь, поведав о последних событиях в их такой бурной жизни, Ромка жаловался ей на маму, которая неизвестно зачем тащит их в какой-то Воронеж.

– Да мы в этом городишке с тоски умрём! – вздыхая, повторил он в который раз.

– Да какой же это городишко? С миллионным-то населением, – мягко возразила Дарья Кирилловна.

– Всё равно. Что там делать?

– Гулять. Веселиться. Я уверена, вам Воронеж понравится. Не может быть, чтобы вы ни с кем там не подружились.

– Вообще-то у маминой подруги, к которой мы едем, есть дочка тринадцати лет, как и Лёшке. Мало мне одной, теперь две таких будут, – досадливо поморщился Ромка.

– Вам вдвоём не скучно? А с этой девочкой может стать ещё веселее. Она непременно вас куда-нибудь сводит, покажет город.

– Чего там смотреть?

Дарья Кирилловна поближе придвинула к нему печенье.

– Зря ты так думаешь, – сказала она. – Это очень красивый старинный город, колыбель русского флота – Пётр Первый строил там свои корабли. А в войну в Воронеже стали выпускать первые «Катюши». Там родились замечательные поэты Кольцов и Никитин, работал Андрей Платонов, жил Иван Бунин. А поэт Мандельштам провёл в воронежской ссылке три года и написал свои лучшие стихи. Именно благодаря ему Воронеж известен всему миру, во всяком случае, тем, кого интересует настоящая поэзия. Вы ведь слышали об Осипе Эмильевиче Мандельштаме?

Лёшка кивнула:

– Угу. Его наша мама любит. И книжки у нас на полке стоят.

– Я тоже очень его люблю. А вы сможете увидеть связанные с ним места, побродить по старым улочкам, там, где когда-то бывал и он…

Ромка незаметно поморщил нос. Меньше всего ему хотелось без дела слоняться по каким-то замшелым улочкам. А Дарья Кирилловна продолжала:

– Хоть город и был почти полностью разрушен войной, некоторые дома сохранились ещё с петровских времён. Успенская церковь, например, которую прекрасно отреставрировали. Я могу рассказывать о Воронеже очень долго… – Она поймала удручённый Ромкин взгляд, и её воодушевление пропало. – Не буду, не волнуйтесь. Приедете и всё сами увидите.

– Так говорите, там сохранились старинные дома? – с показной заинтересованностью спросил Ромка, чтобы замаскировать свою бестактность.

– Ну да, я же сказала.

– А в них, если поискать, если хорошо поискать, то можно что-нибудь найти….

– Ага, клады. Они там только тебя дожидаются, – съехидничала Лёшка и подмигнула Дарье Кирилловне. Но та не поддержала её, а неожиданно серьёзно кивнула.

– И клады тоже. Если хотите, я вам всё-таки кое о чём расскажу. Одну давнюю и очень загадочную историю. Подождите. – Она встала. – Чтобы не быть голословной, я покажу вам одно письмо.

Дарья Кирилловна прошла в соседнюю комнату и через некоторое время вернулась со старым потёртым конвертом.

– Это письмо сразу после войны прислала моей маме наша воронежская родственница тетя Сима. А надо сказать, что время то трудное было, жить было не на что, мы с мамой очень нуждались. И вдруг, представьте себе, она находит на улице толстую пачку денег, завёрнутую в простую газету. Это выглядело каким-то чудом, будто нам её нарочно подбросили. Я уж не помню, сколько там их было, но довольно много. И поэтому часть из них мама отослала в Воронеж – семья тети Симы не меньше нашего бедствовала. А в этом своём письме она благодарит маму за денежный перевод. Но не только. Послушайте, что она пишет. Я вам только кусочек зачитаю.

Дарья Кирилловна кашлянула и, достав из конверта пожелтевший бумажный лист, пробежалась глазами по выцветшим строчкам.

– Вот, нашла. Слушайте. «Представляешь, Верочка, мы тоже чуть было не разбогатели, да не судьба, видно. А дело было так. Папа мой вскапывал грядку на огороде и вдруг, слышу, зовёт меня. Я бегом, смотрю, а у него в руках банка большая железная от конфет прозрачных с надписью «Монпансье». А в банке этой монет золотых немерено. Но не успели мы их как следует рассмотреть, посчитать и порадоваться, как, глядим, к нам в огород соседка бежит, тетка Арина. Я папе и говорю: «Спрячь, если она их увидит, вся округа будет о нашем кладе знать». А было это, Верочка, 22 июня 1941 года».

– Война началась, – прошептала Лёшка.

– Не мешай слушать. – Затаив дыхание, Ромка жаждал скорее узнать, что было дальше.

А Дарья Кирилловна продолжала:

– «У нас в доме радио тогда не было, а тётка Арина его у себя прослушала. «Война»! – кричит. Я о монетах этих тут же забыла, не до них стало, сама понимаешь. А потом папа на фронт ушёл, печку только переложил, уж очень она дымила, да стены внутри покрасил. Надеялся, что скоро вернётся, и все мы поначалу думали, что война скоро кончится. А он погиб, и мамы нет больше, и Коля, муж мой, пропал без вести, и кто знает, вернётся ли? Верочка, я в таком отчаянии! Приезжай ко мне, если сможешь».

– И что, съездила к ней ваша мама? – с волнением спросил Ромка. Очень уж заинтересовала его история с кладом.

Но Дарья Кирилловна покачала головой:

– Нет. К сожалению, в Воронеж моя мама так и не выбралась. Она была намного старше тёти Симы и беспрерывно болела. А съездила к ней я, в семидесятых годах, после окончания института. Мне так хотелось ей хоть чем-то помочь – одна-одинёшенька ведь осталась. Так до сих пор в полном одиночестве и живёт. Раньше она хотя бы к нам приезжала, а теперь совсем старенькой стала и давно уже никуда не ездит.

– А клад тот нашёлся?

– Нет, он бесследно исчез.

– А вы, когда там были, не пытались его искать?

– Пыталась. Мы всё осмотрели, но… – Дарья Кирилловна развела руками.

Не усидев, Ромка вскочил со стула.

– А печку? Он же, скорее всего, в печке был. Раз папа вашей родственницы её перед уходом сложил.

– Заглянули и в печку. Во время войны в дом попал снаряд и наполовину его разрушил. Тётя Сима после эвакуации вернулась, – она, как и большинство воронежцев, от фашистов в Куйбышеве спасалась, в Самаре нынешней, – и увидела одни стенки без крыши и окон. Впрочем, я уже говорила, таким тогда весь город был. Она дом восстановила с трудом, а печь, к счастью, вся почти уцелела. Ведь чтобы её как надо сложить, особое умение нужно, иначе угореть можно. К тому времени тётя Сима уже и сама сомневалась, был ли вообще этот клад или его вовсе не было.

Ромка с досадой махнул рукой:

– Эх вы! Я бы там всё перерыл и его нашёл! Печка та стоит всё ещё?

– Насколько мне известно, теперь у неё отопление паровое. А про печку не знаю, может быть, и осталась. Да вы сами посмотрите, а заодно спросите, не находила ли она в ней чего. Хотя об этом тётя Сима мне бы сообщила. А если будет нетрудно, то заодно передайте ей кое-что.

Из кухонного шкафчика Дарья Кирилловна достала большую коробку шоколадных конфет, затем снова сходила в свою комнату и принесла ещё один конверт.

– Здесь деньги, ей пригодятся. И передайте ей от нас с Андрюшей большой привет. Да, и не забудьте сказать, чтобы переезжала в любой момент к нам, мы будем рады. Впрочем, письмо я ей сама отошлю.

– А где её там искать?

– Живет она недалеко от центра. На правом берегу под горой тянется длинная улица имени Сакко и Ванцетти. А пересекает её Смоленская. Пройдёте по ней почти до конца и свернёте в один из маленьких переулочков рядом с монастырем. Номер её дома шестнадцатый. Найдёте, это легко. В случае чего у прохожих спросите.

Ромка взял в руки пожелтевший листок.

– А письмо вы дадите? Хотя бы копию. Вдруг оно нам понадобится?

На кухне внезапно появился внук Дарьи Кирилловны Андрей. Он увидел у Ромки старое письмо и понимающе ему подмигнул.

– Что, клад собрался искать? Я в вашем возрасте тоже порывался съездить в Воронеж за золотишком, да так и не выбрался. А вам от всей души желаю удачи. Может, и впрямь повезёт?

– Очень может быть. – Щёки у Ромки раскраснелись, глаза разгорелись, он больше не считал предстоящие каникулы пропавшими. – Лучше клад искать, чем ничего не делать. Согласен?

– Вполне. Давай я тебе отсканирую письмо.

Андрей отправился к компьютеру, а Дарья Кирилловна, убрав со стола посуду, спросила с хитрецой в голосе:

– Ну как, тебе уже захотелось в Воронеж?

Ромка положил копию письма в сумку и степенно кивнул:

– Пожалуй, да.

– Скорей бы, – добавила Лёшка.

Дома Ромка несколько раз внимательно прочитал письмо и спрятал его в толстую книгу в чёрном переплёте с изречениями великих философов. Из нее он черпал умные мысли, заучивал наизусть и наряду с любимым «Законом Мёрфи» цитировал по всякому поводу.

Книгу он таскал с собой с лета и решил взять с собой, чтобы и в Воронеже постигать мировую мудрость.

А пока ему было не до философов. Дел перед отъездом было невпроворот.

Сначала они с Лёшкой составили памятку для отца, в которой подробно расписали, когда выгуливать Дика, кавказскую овчарку, и как готовить ему еду; сколько корма сыпать Ромкиному волнистому попугайчику и как часто менять ему воду. Эту памятку они прикрепили скотчем к стенке на кухне таким образом, чтобы Олег Викторович, садясь за стол, неизбежно натыкался на неё и не забывал выполнять возложенные на него обязанности. Затем Лёшка пошла гулять с Диком, а Ромка побежал во двор прощаться с друзьями, будто уезжал из Москвы не на какие-то там шесть дней, а, по крайней мере, на пару месяцев. А потом ещё обзвонил всех, с кем не сумел встретиться, и тоже сообщил о своём отъезде.

Вечером с работы пришла мама.

– Скоро едем? – обратилась к ней Лёшка.

– Послезавтра, я купила билеты на очень хороший поезд, утром выедем, а днём уже будем там.

– А почему не сегодня? Или хотя бы завтра? Ведь завтра суббота, ты не работаешь. Меняй билеты! – потребовал Ромка.

– У меня ещё много дел, – возразила Валерия Михайловна. Она занимала должность начальника рекламного отдела в одной из московских газет, и работы, понятно, у неё было по горло, а на домашние дела времени не хватало. – К тому же билеты через Интернет не поменять, надо на вокзал ехать.

– И что? Ну мам… – заканючил Ромка.

– Ну ладно, чтобы не терять половину дня, поедем завтра, ночным.

И на другой день Валерия Михайловна рано-ранёшенько подошла к дивану, на котором спала Лёшка, и принялась её будить:

– Вставай. Твой Дик тебя уж заждался.

Дик стоял рядом. Пёс со значением громко дышал и зевал, давая понять, что давно пора идти на прогулку.

– Ничего страшного, подождёт. – Лёшка отодвинула от себя лохматую собачью морду и повернулась на другой бок.

Но мама не уходила.

– Вставай-вставай, – повторила она. – Поменяем билеты, а потом будем укладывать вещи.

– А сама не можешь сходить? – приподнялась Лёшка. – Или с Ромкой.

– Могу, если ты не хочешь зайти в магазин и переодеться в дорогу. Или мне самой выбрать тебе одежду?

Этого Лёшка допустить не могла, а потому вскочила с постели и принялась одеваться. А Валерия Михайловна взялась за Ромку.

Времени на то, чтобы его поднять, понабилось куда больше, чем на Лёшку, и когда все трое пришли на Рижский вокзал – они жили неподалёку, – то у билетных касс увидели очередь. Постояв немного, заметили, что очередь эта не движется.

– Компьютер завис, – объяснила кассирша, а на вопросы людей, когда же он заработает, пожала плечами: – Кто ж его знает? Может, через двадцать минут, а может, и через час.

– Поедем на Павелецкий, – решила Валерия Михайловна. – Нам в любом случае желательно побывать в том районе. По дороге заодно Лёшке куртку купим.

На Павелецком вокзале народу тоже оказалось немало. Ромка тоскливо оглядел очередь, в конец которой пристроилась мама, вздохнул, отошёл к окну, присел на бордюр и, чтобы не тратить даром драгоценное время, извлёк из сумки книжку в чёрном переплёте и погрузился в мудрые мысли.

Отвлекли его весёлые возгласы. В зал вошла колоритная группа молодых весёлых людей. Ромка приподнял голову и, сам того не желая, загляделся на девушку в блестящей куртке и тёмной юбке. Она была само совершенство: стройная, гибкая, длинноногая, волнистые тёмно-каштановые волосы красиво обрамляли её лицо. Одна прядь упала на лоб, и мягким жестом она смахнула её назад.

«Прям кинозвезда», – подумал Ромка, не сводя с неё восхищённых глаз.

Лёшка тоже обратила внимание на вошедших. Кто они такие, несложно было догадаться.

– Это актёры, – подбежав к брату, пояснила она. – Потому что они говорят о гастролях и о каком-то спектакле. И, кажется, тоже в Воронеж едут. Курточка у неё классная, да? И сама красивая очень. – Лёшка указала на ту самую темноволосую девушку, которая приглянулась Ромке.

С ещё большим интересом он стал наблюдать за актрисой, теперь ему казалось, что очередь у кассы продвигается слишком быстро. А когда Валерия Михайловна подошла к ним с билетами, нехотя поднялся с бордюра, сунул, не глядя, философию в сумку и не заметил, как из неё выскользнула копия письма, которое почти шестьдесят лет назад прислала маме Дарьи Кирилловны её родственница из Воронежа. Они покинули зал, а листок плавно приземлился на пол и остался лежать…

Глава II. Происшествие в поезде

Подбежав к матери, Ромка дернул её за рукав.

– Ты курицу не забыла пожарить?

Свои вещи он уложил давно и теперь слонялся по квартире и мешал Лёшке и Валерии Михайловне собираться в дорогу. В его сумку, кроме неизменной философии и одежды, вошли еще бинокль, лупа и прочие столь же необходимые детективу предметы. Он потряс своей поклажей и прокомментировал: «Всё своё ношу с собой». Так говорил один из семи великих мудрецов, а звали его, к вашему сведению, Биант из Приены.

Лёшка аккуратно сложила в сумку только что приобретённый красивый светло-коричневый свитер и сморщила лоб.

– Рома, зачем тебе курица?

Ромка вытаращил глаза:

– А как без неё?! Все пассажиры всегда берут с собой в дорогу жареных кур.

– Ну, ты даёшь! Так делают люди невоспитанные и некультурные. Лично я никакую курицу в поезде есть не буду.

Ромка на это только пожал плечами:

– Ну и не ешь, мне больше достанется. Когда я был маленький, мы с бабушкой всегда в дорогу курицу брали. Мам, слышишь? – повернулся он к матери.

– Пожарю, только отстань, – отмахнулась Валерия Михайловна.

– Только это будет твоя персональная еда, – сказала Лёшка, снова склоняясь над сумкой. – А я сделаю вид, что тебя не знаю.

– Делай что хочешь, – удовлетворённо ответил Ромка и снова задёргал мать: – А эта Катька, к которой мы едем, – она какая? Хуже нашей Лёшки или получше?

Валерия Михайловна усмехнулась.

– Она замечательная. Раньше от компьютера не отходила, Саша, её мама, мне как-то жаловалась, что она из-за него уроки совсем забросила. Но это было в прошлом году, а теперь Катюша взялась за ум.

– Жаль. Ну ладно, поглядим, что там за Катька такая.

– Она вас в театр обязательно сводит.

– В театр? Мало нам театров в Москве… А хотя…. – Ромка внезапно вспомнил девушку с вокзала. – Ладно, пускай ведёт.

Каково же было Ромкино изумление, когда в своём купе он увидел ту самую девушку – она оказалась их попутчицей. Актриса сидела, положив ногу на ногу, немного склонив голову набок, и во всем её облике чувствовалась какая-то трогательная беззащитность. Так и хотелось сделать ей что-нибудь хорошее. Когда она с ними поздоровалась, Ромка отметил длинные пушистые ресницы, которые придавали её взгляду особую мягкость.

Перед тем как спрятать сумку под сиденье, Валерия Михайловна стала выгружать из неё вещи и продукты, которые могли понадобиться им в дороге. Когда настала очередь курицы, Ромка схватил её руку.

– Я есть не хочу, – торопливо проговорил он. – Ты, это, не доставай ничего.

– Как хочешь.

Мама оставила курицу в покое, а Ромка положил на стол свою толстую книгу и с умным видом принялся за чтение. А спустя короткое время обратился к сестре:

– Лёшка, а ты знаешь, как на самом деле звали древнегреческого философа Платона?

Девочка пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Его настоящее имя было Аристокл, – объявил Ромка и покосился на девушку. Она в ответ улыбнулась и стала ещё красивее.

Смутившись, Ромка снова уткнулся в книгу, но читать в вагоне было непросто, так как свет в купе ещё не включили и пока его освещали лишь перронные фонари.

– Поезд тронется, тогда и станет светло, – заметив устремлённый на потолок Ромкин взгляд, объяснила мама.

Открылась дверь, и к ним заглянула светловолосая девушка.

– Мариночка, вот ты где! Одна совсем. Как так вышло? Не волнуйся, сейчас я что-нибудь предприму.

«Значит, её зовут Марина», – отметил про себя Ромка, исподволь разглядывая соседку и судорожно думая, с чего бы начать разговор.

Но когда поезд тронулся, в купе вошёл пожилой дядька с толстым портфелем. Через его плечо выглядывала та самая светленькая девушка.

– Этот человек согласился с тобой поменяться, – радостно сообщила она подруге. – Идём скорее в наше купе.

Марина попросила Ромку приподнять нижнюю полку, достала из-под неё свою сумку, поблагодарила и его, и мужчину, сказала своим несостоявшимся попутчикам «до свидания» и ушла вслед за светловолосой девушкой.

– Мне какая разница, где спать. – Пожав плечами, дядька сунул свой портфель на место Марининой сумки, опустил полку и, шумно дыша, уселся.

Проводив Марину огорчённым взглядом, Ромка отодвинул от себя умную книгу и дёрнул за руку маму:

– Доставай курицу!

Лёшке есть не хотелось. Она тоже немного расстроилась из-за того, что вместо красивой девушки к ним подселили толстого дядьку. Вообще-то одну ночь всё равно с кем ехать, но с актрисой было бы интереснее.

Поезд ускорил ход, за тёмным окном замелькали огни. Лёшка слышала, что в дороге человек первую половину времени думает о прошлом, а вторую – о будущем. И так как дорога только началась, она стала вспоминать лето, проведённое у Артёма на даче. Артём – Ромкин одноклассник и их с Ромкой общий, самый лучший друг, и не только друг, а самый лучший человек на свете, теперь жил и учился в Англии, а она ждала его возвращения, а пока переписывалась с ним по Интернету. И сейчас поезд напомнил ей электричку, на которой они без конца мотались в Москву. Вернуть бы то необыкновенное лето!

От приятных летних воспоминаний Лёшку отвлёк брат. Он о прошлом не помышлял, а с наслаждением ел курицу, запивал её чаем с лимоном и вполне был доволен жизнью.

– Лёшк, пойди выброси.

Ромка отодвинул от себя остатки курицы и вновь уткнулся в свою чёрную книгу.

Она взмахнула рукой:

– Потом. А если мешает – выбрасывай сам.

Тут дверь их купе распахнулась опять, и на пороге появился высокий светловолосый молодой человек. Он внимательно всех оглядел, задержал взгляд на Лёшке и сверкнул белозубой улыбкой.

– Здесь девушка должна была ехать. Такая… – Молодой человек сделал плавный жест. – Красивая. В куртке блестящей.

– Она поменялась. Перешла в другое купе, – буркнул Ромка.

– В пятое, – уточнил мужчина, занявший место актрисы.

Молодой человек благодарно ему кивнул и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Спустя некоторое время Валерия Михайловна застелила постели, брату с сестрой достались верхние места. Ромка тут же залез на свою полку и прильнул к окну. Лёшка осталась сидеть внизу. Валерия Михайловна взяла мыло и полотенце и отправилась в туалет. Вернувшись, она сняла с себя сапоги, собираясь лечь спать, и тут только заметила на столе пакет с остатками курицы.

– И как я забыла! Лёшка, ты же пойдёшь умываться? Тогда иди прямо сейчас, там уже никого нет. А в тамбуре напротив туалета приподнимешь крышку ящика и бросишь туда всё это.

Чуть помедлив, Лёшка взяла полотенце, прихватила пакет с объедками и вышла за дверь. Выбросив мусор в ящик, она умылась и, покачиваясь в такт движению поезда, пошла обратно, спокойно поглядывая в окна вагона.

Она уже подходила к купе, как вдруг из противоположного тамбура появился какой-то человек и пошёл ей навстречу. Лёшка бросила на него безмятежный взор и… замерла от ужаса. В неверном вагонном полумраке к ней приближался смертельно бледный, невообразимо страшный монстр. Из-под островерхого капюшона выбивались чёрные патлы, из кроваво-красного рта торчали длинные белые клыки. Он словно вышел из фильма ужасов. Кто это? Вампир!

Страшный вурдалак поднял костлявую руку с длинными когтями. На них была кровь!

Лёшка бы закричала, но жуткий спазм сковал её горло. Она попыталась бежать, но ноги словно приросли к полу. Оставалось зажмуриться, чтобы не видеть кошмарного лика. Сейчас как вопьётся он в неё своими ужасающими клыками! Сердце билось отчаянно, вот-вот выскочит из груди. Она нашла силы, подняла руки, чтобы оттолкнуть от себя вампира, но… схватила пальцами пустоту. Лёшка открыла глаза – монстр исчез. Как будто его и не было.

Переведя дух, она пошла к себе и вдруг услышала взрыв хохота. Он доносился из соседнего купе. Дверь в него была приоткрыта. Лёшка вернулась назад и заглянула в щёлочку. Там, как говорится, яблоку было негде упасть: похоже, вся театральная труппа поместилась в этом маленьком купе. Лёшка увидела Марину. Рядом с девушкой сидел тот самый молодой человек, который искал её в их купе. Он весело подмигнул Лёшке. А на столике лежали чёрный капюшон с накидкой, страшная белая маска и перчатки с красными пальцами.

«Могла бы догадаться, что это костюм. Здесь же актёры едут!» – Подосадовав на свою несообразительность, Лёшка ретировалась. Страх прошёл, но сердце продолжало бешено биться.

Она хотела тут же рассказать обо всём случившемся Ромке, но он уже крепко спал. Укачанная поездом, Лёшка вскоре успокоилась и тоже сладко заснула под стук колёс, а проснувшись, совсем забыла об этом незначительном происшествии.

Глава III. Встреча на вокзале

Незаметно настало утро. Миновав пригороды, искусственное водохранилище, поезд подкатил к перрону, и Валерия Михайловна помахала в окно своей давней подруге. Александра Юрьевна пришла на вокзал с дочкой. Катьку Лёшка видела, когда им обеим было лет по пять, и хотя сама выросла, Катька ей представлялась всё такой же маленькой и капризной. Однако кругленькая, пухлая девчушка превратилась в высокую, хорошо сложенную девочку с весело смотрящими на мир тёмно-карими большими глазами. Её украшали каштановые длинные волосы, аккуратный короткий носик и сияющая улыбка. Ромка всё это отметил тоже, и хотя Катькина внешность ему понравилась, виду он не подал, а лишь сказал «здрасьте» маме и дочке и снисходительно бросил:

– Посмотрим, что за город тут у вас.

Их матери обнялись. Взяв с них пример, Катька вдруг кинулась Ромке на шею. Он такого не ожидал и отстранился. Ничуть не смутившись, Катька вслед за ним порывисто обняла Лёшку и громко затараторила:

– Как я рада, что вы приехали. А тебя по-прежнему Лёшкой зовут? Или Олей?

– Лёшка она, – сказал Ромка.

Это имя он дал сестре сам. Когда она родилась, он был совсем ещё маленьким и, хотя говорить начал рано, выговорить «Олюшка» – так её называли взрослые – было ему не под силу, получалось короче: Лёшка. Так её все и стали звать.

– Вот и хорошо, мне имя Лёшка нравится больше, – закивала Катька. – Я вас давно жду, скучно вам здесь не будет, вот увидите. Мы можем сходить в Дом актёра и в театр, и в цирк, и на лошадях покататься.

– На лошадях? – вдохновился Ромка.

Катька не ответила. Глядя через его плечо, она замахала рукой и радостно закричала:

– Здравствуйте, Марина Владимировна!

Лёшка с Ромкой обернулись и увидели уже знакомую девушку. Следуя за другими актёрами, она шла по перрону. Заметив Катьку, Марина приветливо улыбнулась:

– Здравствуй, Катюша. Знакомых встречаешь?

– Ага. Вот их. – Катька указала на брата с сестрой. – Это мои гости. Они из Москвы приехали. А занятие у нас когда будет?

Марина снова улыбнулась, на сей раз брату с сестрой, и отвела назад свои волнистые волосы.

– Теперь не скоро. Мы опять уезжаем, и боюсь, что не смогу уделить вам до этого время: все дни расписаны по минутам, и репетиции, и спектакли, и выступления. Сегодня, кстати, вечер в Доме актёра. Придёте в каминный зал?

– Придём? – Катька вопросительно посмотрела на Ромку с Лёшкой и сама же за них ответила: – Конечно, придём!

– Вот и хорошо. – Марина взглянула на Ромку и снова улыбнулась, а он вдруг покраснел до самых ушей. На его счастье, девушка уже отвернулась, так как её снова кто-то окликнул.

Тоже сошедшая с поезда пожилая женщина шла прямо к ним. Марина шагнула ей навстречу:

– Доброе утро, Ирина Сергеевна.

– Доброе, доброе. Мариночка, надеюсь, вы об обещанной экскурсии не забыли?

– Нет, конечно. – Марина повернулась к ребятам. – Я буду показывать город Ирине Сергеевне, если хотите, можете к нам присоединиться. Встречаемся в двенадцать у Центрального телеграфа. Ну, пока?

– Пока, – громче всех сказал Ромка.

Девушка подошла к поджидавшим её актёрам и вместе с ними скрылась в здании вокзала. Ромка проводил её взглядом и пихнул в бок сестру.

– Ты не забыла, что мы должны сходить к родственнице Дарьи Кирилловны? И хорошо бы поскорее.

– А погулять с ними по городу ты разве не хочешь? – Лёшка указала подбородком на Марину и женщину.

Изобразив полное равнодушие, Ромка пожал плечами.

– Так и быть, уговорила.

– Тогда какие проблемы? Сходим к тёте Симе потом. Катя нам покажет, куда идти. Катюш, а ты Марину откуда знаешь?

– Марина Владимировна – мой преподаватель. Она не только на сцене играет, но и руководит театральной студией. И все мы к ней в театр ходим. Нас бесплатно на все спектакли пускают, – похвасталась Катька. – Очень жалко, что занятий больше не будет, а то б я с собой вас взяла. У нас в студии знаете как интересно!

– Ты, значит, хочешь актрисой стать?

– Посмотрим. Там видно будет.

– А куда они едут? Опять в Москву? – обрадовался Ромка.

– Нет, – разочаровала его Катька. – В Париж, на Мольеровский фестиваль. Везут туда «Полоумного Журдена» Булгакова.

Ромка нахмурил брови, боясь показать свою неосведомлённость.

– Это какого же Булгакова? Который «Мастера и Маргариту» написал, что ли?

– Ну да, он. Только Булгаков еще и драматургом был. У него знаешь сколько пьес? Четырнадцать! «Собачье сердце», «Дни Турбиных»… И фильмы такие есть. А один ты вообще хорошо знаешь.

– Я? – удивился Ромка.

– И ты, и все мы. «Иван Васильевич меняет профессию». Его же по мотивам его пьесы сняли. А в «Полоумном Журдене» он по-своему интерпретировал Мольера, взяв за основу его «Мещанина во дворянстве», – с видом знатока объясняла Катька. – Потому они и едут на Мольеровский фестиваль. Ясно? У них такой интересный спектакль получился! А в Москве разве «Журден» не идёт?

Ромка пожал плечами.

– Кажется, нет.

– Жаль. Но они, я уверена, поставили его лучше, чем где бы то ни было, иначе бы им первое место не дали и приз какой-то. Их театр второй год всего существует, прежде он был самодеятельным, а потом стал профессиональным, «Триумф» называется. Они теперь Дом культуры арендуют, самостоятельными стали. И своё название вполне оправдывают, недаром за границу уже второй раз едут. Полгода назад в Голландии побывали, на Чеховском фестивале, «Чайку» туда возили. Вы и «Чайку» в Москве не видели? И не читали?

С большим неудовольствием Ромка покачал головой. Он сам привык блистать эрудицией и хвастаться, что всё обо всём знает, а тут его какая-то соплячка уличает в невежестве.

– Нет, не видели, – вызывающе сказал он. – И вообще мы Чехова еще толком не проходили, разве что «Каштанку» и «Толстый и тонкий». И вообще… «Читать – значит думать чужой головой вместо своей собственной». Так Артур Шопенгауэр говорил.

По правде говоря, в этом вопросе Ромка был не совсем согласен со знаменитым немецким философом, но ему хотелось сразить Катьку своими познаниями. Однако Катька с полным равнодушием отнеслась к столь авторитетному мнению:

– Ты так считаешь? Зря. А «Журдена» вы должны посмотреть. Я могу сводить вас на репетицию. Вам понравится, вот увидите!

– Сходим, – сразу согласился Ромка и перевёл разговор на другую тему: – А вы далеко от вокзала живёте?

– Нет, почти рядом. Сейчас мы поедем на маршрутке, потому что вы с вещами, а могли бы и пешком дойти минут за двадцать. Мы, можно сказать, в самом центре живём.

Транспорта на вокзале было много, друзья не успели замёрзнуть на холодном осеннем ветру.

– А вот и наша маршрутка, – сказала Александра Юрьевна.

– Мама говорила, что у тебя компьютерных игр много. «Ведьмак» есть? – сев рядом с Катькой, спросил Ромка.

Катька утвердительно кивнула:

– Угу. Я его уже прошла.

– Я тоже, и очень быстро, – заявил Ромка и почувствовал невольное уважение к этой улыбчивой и, по-видимому, неглупой девчонке.

Он смотрел в окно на незнакомые дома, теряющие багряную листву деревья – в Москве они уже стали голыми – и радовался, что приехал. Начались каникулы классно. Интересно, что будет дальше?

Ехали они недолго, каких-то три остановки. А затем перешли на противоположную сторону красивой, очевидно, главной улицы города, спустились с крутой горы до перекрёстка, миновали небольшой продуктовый магазин и остановились у серого двухэтажного здания.

– У вас такой здоровенный дом? – удивился Ромка. Он знал, что дом у Катьки частный, и не предполагал, что такой большой.

Тут же выяснилось, что Катькиным родителям принадлежит только его шестая часть.

Александра Юрьевна открыла калитку во двор и подвела их к лесенке, ведущей на небольшое крыльцо второго этажа.

– Наш дом старинный, – говорила она по дороге. – В петровское время им владел всего один человек, по преданию, какой-то купец. Вон там у него за отсутствием холодильника был ледник, но потом его перестроили. – Она указала на небольшой одноэтажный домик в глубине двора. – А владельцев нашего дома сначала стало двое, затем четверо, а теперь и вовсе шестеро. Надеюсь, больше наш дом не будет делиться, а то развалится. А какой раньше у нас был сад! А теперь там одни гаражи да выхлопные газы.

Упоминание о петровских временах вызвало у Ромки желание поискать клад ещё и здесь.

– А от сада хоть что-то осталось? – с надеждой спросил он. – Или там всё перекопано?

– Да уж, копано-перекопано.

– Жалко. А подвал у вас есть?

– Подвала нет.

Ромка задрал голову кверху и оглядел покрытую шифером крышу.

– А чердак чей?

– Чердак общий. На него не претендует никто. Лишь бы крыша не протекала.

– Ясно. – От матери Ромка перешёл к дочери. – Катька, скажи, пожалуйста, а что у вас на чердаке есть?

– Там-то? Пыль да голуби дикие. Ещё воробьи.

– Заходите, – пригласила гостей Александра Юрьевна, распахивая перед ними дверь.

– Ты, Рома, теперь на каждом шагу будешь клады искать? – с ехидством спросила Лёшка, когда они оказались в просторной солнечной комнате с большими окнами, за одним из которых высилась раскидистая яблоня, – то, что осталось от огромного сада.

– Ну, один-то у нас намечается точно. – Ромка потёр руки и улыбнулся с довольным видом. Ему здесь всё больше и больше нравилось. Скорей бы оказаться в домике тёти Симы.

Глава IY. Экскурсия

– Это ваша главная улица? – спросила Лёшка у Катьки, когда они, позавтракав, поднялись по горе наверх и остановились у Центрального телеграфа – высокого красивого здания, огромное табло на котором поочёредно показывало время и температуру воздуха.

Подруга кивнула:

– Да. Когда-то она называлась Большой Дворянской, потом стала проспектом Революции, а теперь у неё и то, и это название. А мама моя говорит, что ещё его можно было бы назвать проспектом Бунина.

– Почему?

– А потому, что в начале стоит его дом-музей. – Она взглянула на часы. – Уже двенадцать. А вот и Марина Владимировна.

Катькины губы сами собой расплылись в улыбке, она подняла руку и помахала своей наставнице.

Актриса шла по проспекту с двумя пожилыми женщинами, одну из них друзья сегодня утром видели на вокзале.

– Ирина Сергеевна и Антонина Борисовна – учёные из Петербурга, приехали сюда на Мандельштамовские чтения, а сейчас хотят пройти по местам, связанным с его именем, – объяснила Марина цель прогулки.

– Дарью Кирилловну бы сюда, – шепнул Ромка Лёшке. – Как в воду глядела, что мы увидим эти места.

– Я не экскурсовод, – продолжала Марина, – да официально такой экскурсии и не существует, но когда я познакомилась с творчеством этого замечательного поэта, меня взволновали его трагическая судьба и роль нашего города в его жизни. И я постаралась как можно больше узнать о времени его пребывания здесь. А потом стала делиться своими знаниями с другими людьми. Есть же Москва булгаковская и цветаевская, Петербург Достоевского, я и подумала, что должен быть мандельштамовский Воронеж. И выяснилось, что, несмотря на новостройки и огромные изменения, он существует.

– Знаете, как здорово она читает его стихи, – прошептала Катька.

Ромка терпеть не мог ни стихов, ни экскурсий, к тому же ему не терпелось поскорее попасть к родственнице Дарьи Кирилловны и поискать в её доме клад. Однако он, сам толком не понимая почему, не смог отказаться от общества Марины и пошёл за ней как приклеенный.

Она перевела их через узкую дорогу и остановилась.

– Время у нас ограниченно, поэтому начнём прямо отсюда, не станем соблюдать хронологию. Вы, наверное, знаете, что Мандельштам написал здесь книгу стихов под названием «Воронежские тетради»?

Профессорши, конечно же, были об этом прекрасно осведомлены, но девушка апеллировала к своим младшим спутникам, и Лёшка вспомнила, как что-то подобное им говорила Дарья Кирилловна, а перед отъездом она полистала мамин томик его стихов, почитала предисловие к нему и со знанием дела кивнула.

– А за что его сюда сослали-то? – шёпотом спросил Ромка у Катьки, постеснявшись обратиться к Марине. Катька закатила глаза.

– Как, ты разве не знаешь? В те времена все боготворили Сталина, а он написал про него та-акое стихотворение. Памфлет, короче. Про его тараканьи усищи. А начинался он так: «Мы живем, под собою не чуя страны…», в смысле, не имея ни на что никаких прав. Вот его и сослали сначала в Чердынь, на Урал, а потом разрешили поселиться в Воронеже.

– Сталин приказал «изолировать, но сохранить», – услышав Катьку, продолжала Марина. – Три из них пришлись на наш город. И, несмотря на вынужденную ссылку, поэт полюбил наш город. Жизнь тут стала для него своего рода передышкой перед более страшными испытаниями. И как раз вот здесь было одно из его временных пристанищ, – девушка указала на здание, следующее через дорогу за телеграфом. – До войны здесь стоял двухэтажный дом, одна из квартир которого принадлежала сотруднику НКВД, чекисту-«мышегубцу». Так его называла Надежда Яковлевна, жена Мандельштама. Он и следил за ними, и издевался. Например, ловил мышей и на их глазах поджигал.

– Бр-р, – поёжилась Лёшка, – противно-то как.

– А место это историческое. Именно здесь в 1936 году их обоих посетила Анна Андреевна Ахматова, а после написала:

– Это строки из её стихотворения «Воронеж». А останавливалась Ахматова не здесь, а у другого своего друга, он жил в конце моей улицы, она тогда называлась Поднабережной. – Катька опять хвасталась своей эрудицией.

– А где мемориальная доска? – спросила одна из женщин.

Профессорши завертели головами, брат с сестрой тоже. Когда Лёшка оглянулась, то увидела человека в клетчатой кепке, который от неё отвернулся и чересчур поспешно нырнул в подворотню. Испугался, что она увидит его? Или просто спешил?

Размышлять над этим у Лёшки времени не было, так как Марина устремилась в обратную сторону. Она свернула к горе, по которой они поднялись на проспект Революции, и подвела всех к большому неохватному дереву.

– До войны здесь рос тополь, похожий на этот. А рядом с ним, на бывшей улице 27-го Февраля – теперь она называется Пятницкой, вот здесь, – Марина указала на большое, огороженное забором здание, – стоял маленький домик театральной портнихи, до крыши которого можно было достать рукой. «И нет ко мне гонца, и дом мой без крыльца…» Это было последнее пристанище поэта. «В роскошной бедности, в могучей нищете» жили они с женой Надеждой Яковлевной у наконец-то доброжелательной хозяйки. А напротив был телеграф, правда, не тот, что сегодня, и они звонили оттуда в Москву. Недалеко отсюда и драматический театр, в котором Осип Эмильевич какое-то время служил литконсультантом, и бывший радиокомитет, где он готовил радиопередачи, и филармония, которую он любил посещать…

– Катюша, а ты обо всем этом тоже раньше знала? – шёпотом спросила Лёшка.

– Угу. Марина Владимировна рассказывала и мама тоже. И теперь, когда я бываю в этих местах, всегда думаю о том, что здесь жил или прогуливался сам Мандельштам. А на нашей улице стояла водокачка, о которой он писал в одном из своих стихотворений: «Куда мне деться в этом январе?» Вот и получается, что мы с ним соседи, пусть не во времени, но по пространству, – высокопарно сказала Катька. – Но это ещё не всё, идёмте дальше.

Следуя за Мариной, все перешли на другую сторону проспекта и дважды свернули вправо.

– Улица Фридриха Энгельса, – объявила девушка. – Этот дом под номером тринадцать сохранился с прежних времён. Здесь в тридцать девятой квартире также обитали поэт и его жена. И здесь его мемориальная доска. Вот она.

Лёшка подошла ближе и увидела на выступе доски, под барельефом поэта, несколько завядших гвоздик. Ирина Сергеевна их оттуда сняла и положила белые астры.

– Цветы здесь лежат всегда, – заметила Катька.

– А почему улица не переименована? Разве не про неё он писал: «Это какая улица? Улица Мандельштама…» – неожиданно спросил доселе молчавший Ромка. Он тоже вслед за Лёшкой успел полистать мамин сборник, запомнил из него несколько строк и поспешил блеснуть своей эрудицией.

– Рома, – удивлённо спросила Катька. – А ты откуда про это знаешь?

– А я всё знаю, – не сводя глаз с Марины, ответил ей Ромка.

Марина же улыбнулась ему с особенной нежностью. Знать бы, что так будет, он бы все стихи Мандельштама выучил наизусть.

Неподалёку от дома с мемориальной доской располагался детский парк «Орлёнок», а в нём – памятник Мандельштаму. Поэт стоял с откинутой назад головой – таким его отобразил скульптор.

– Не всем этот памятник нравится, – сказала Марина, – но хорошо уже то, что он есть.

У Ирины Сергеевны ещё оставались астры, и она добавила их к уже лежавшим цветам.

– А сейчас мы пойдём как раз на ту улицу, о которой поэт написал те стихи. Это не близко, но погода хорошая, думаю, можно немножко пройтись? – спросила Марина.

Все согласились, а Лёшка оглянулась и вдруг опять заметила парня в клетчатой кепке. И снова он заскочил за угол, словно не хотел, чтобы она его увидела. Или это не тот, а совсем другой человек? Кому нужно следить за ними?

Она нагнала остальных и пошла по осеннему городу, любуясь раскрасом опавших листьев. Сказать Ромке или нет? А он глазел по сторонам и отмечал местные достопримечательности.

– Ух ты, какая башня! Отовсюду торчит, я её сразу заметил. Что это за домина такой?

– Управление Юго-восточной железной дороги А напротив – Петровский сквер, – сказала Марина. – Видите памятник Петру Первому?

– Так написала Ахматова. Но она видела другой памятник. Фашисты в сорок втором году его переплавили, а новый был установлен лишь в пятьдесят шестом. Однако пушки и якоря остались те же, один из них, по преданию, самим Петром выкован.

Ромка подбежал к пушке, потрогал якорь, посмотрел на часы, украшавшие железнодорожную башню, оглянулся и кинулся к сестре:

– Лёшка, кажется, за нами следят.

– Ты тоже заметил? Я тебе об этом сама хотела сказать, – прошептала сестра. – Но кто? И почему?

Ромка пожал плечами:

– В этом-то и вопрос. Будь теперь повнимательней.

– Хорошо, постараюсь.

Широкая улица, которую они пересекли по подземному переходу, спускалась к мосту, перетекающему в дамбу. Дамба соединяла правый берег города с левым. В начале спуска Ромка заметил антикварный магазин. Интересно, здесь принимают найденные клады? Нет, их ведь сдают государству. А если государству – то куда и кому? И кому всё же понадобилось за ними следить? Вроде бы только приехали, их здесь ещё не знает никто. Во дела! Или Марине угрожает опасность? Или профессоршам? Ромка скосил глаза на пожилых женщин. Это вряд ли. Что с них взять?

А Марина вела их всё дальше и дальше. Впереди показался виадук. «Если тот человек действительно за нами следит, то перебежать его незамеченным он не сможет, только глядеть надо в оба», – подумал Ромка.

Для пущей надёжности он о том же попросил Лёшку:

– Просеки, кто за нами пойдёт.

Однако людей по виадуку прошло немного, а подозрительных парней вовсе не было. Один автобус проехал мимо и остановился впереди, но из него вышла только старая бабка с кошёлкой.

– Никого нет, – нагнав Ромку, сообщила Лёшка.

– Неужели нам показалось?

– Устали? – взглянув на них, спросила Марина. – Не волнуйтесь, мы почти пришли. Вот здесь раньше пролегала Троицкая слобода. Сейчас это почти центр, а когда-то была городская окраина.

– Да нет, мы не устали, – покачал головой Ромка и, подумав, добавил: – А ведь это нескромно – самому называть улицу своим именем.

– А ты потерпи немножко, и тогда сам ответишь на свой вопрос, – ответила девушка.

Они зашли за большой серый дом с проходной, – очевидно, фабрику, прошли по очень прямой улице. Она так и называлась: Первая Линейная.

Затем на их пути оказался маленький мостик. Марина сказала, что точно такой же был здесь и тогда, до войны. После мостика они обошли жилой жёлтый дом и подошли к оврагу, на дне которого ютились три неказистых домишки.

– Бывшая Вторая Линейная, ныне переулок Швейников – это и есть «улица Мандельштама», – указав рукой вниз, объявила Марина.

– Где? – не понял Ромка.

– Да вот же! – Марина говорила о домиках. – Один из них, под номером 4Б – он сейчас слегка перестроен, – и был ещё одним пристанищем поэта. Теперь понимаешь его иронию? «Мало в нём было лилейного, нрава он был не линейного. И потому эта улица, или, верней, эта яма, так и зовётся по имени этого Мандельштама». – Девушка грустно усмехнулась и обернулась к профессоршам. – У меня здесь возникает ассоциация с другой ямой, безымянной могилой зеков в спецпропускнике СВИТЛага, – страшном пересыльном лагере во Владивостоке, куда с биркой на ноге было сброшено его тело. Сталин не простил своего обидчика, и больной поэт лагерную зиму не пережил.

Ромка задумчиво смотрел на улицу-яму. Давняя, далёкая-предалёкая история вдруг придвинулась совсем близко и обрела реальные черты. Вот, оказывается, зачем люди ходят на такие экскурсии.

Тихо-тихо, без особого выражения, Марина прочла:

Ромка явственно представил себе огромнейшую, бесконечную массу коротко стриженных людей, исчезающую в безвозвратной чёрной мгле. Ему сделалось пронзительно грустно, и он подошёл поближе к Марине, чтобы разделить с ней овладевшее им чувство.

Разгадав Ромкины мысли, девушка ласково обняла его за плечи. Его грусть смешалась с неземным блаженством и непонятным волнением. А Марина тряхнула головой и предложила:

– Спустимся вниз? Хотите увидеть «улиц перекошенных чуланы», где ходил Мандельштам?

– В другой раз. Мы с Ириной Сергеевной, пожалуй, вернёмся в гостиницу, – сказала Антонина Борисовна. – Спасибо вам большое, Мариночка, за экскурсию. До вечера.

– До вечера. – Марина убрала руку с Ромкиных плеч и взглянула на часы.

– А далеко отсюда до Смоленской? Которая Сакко и Ванцетти пересекает? – вернувшись к реальности, спросил Ромка.

– В трёх минутах ходьбы. А зачем она вам?

– Нам поручили зайти к одной женщине, – пояснила Лёшка. – Передать ей конфеты и деньги.

– Могу вас проводить, тем более что мне нужно зайти там в аптеку.

Когда, распрощавшись с женщинами, они спускались по крутой лестнице вниз, их догнал симпатичный светловолосый молодой человек. Лёшка сразу его узнала: это он заглядывал вчера в их купе, желая найти Марину.

– Добрый день. Как вы здесь оказались?

Молодой человек обращался к Марине, но за неё ответила Катька:

– У нас экскурсия была по мандельштамовским местам.

– Я так и подумал.

– А ты откуда здесь взялся? – удивилась Марина.

– К Денису заходил. Он у института живёт. – Молодой человек качнул головой влево. – И вас увидел издалека.

У Ромки вмиг испортилось настроение. С недовольством он дёрнул Катьку за руку:

– Кто это такой?

– Актёр, вместе с Мариной в театре играет. Виталий Георгиевич.

Молодой человек её услышал и весело улыбнулся:

– Можно просто Виталий. И на «ты». А вы далеко направляетесь?

– Зайдём на минутку в один дом, им надо, – девушка обвела рукой троицу, – затем в аптеку – и в театр. А вечером в Доме актёра концерт. Ты не забыл?

– Не забыл. Но время ещё есть, я вас провожу. Можно?

– Ну конечно, – тут же согласилась Марина, и Ромка почувствовал себя лишним и маленьким. К счастью, ему было чем отвлечься – мыслями о кладе.

Глава Y. Фотография на стене

Зелёный домишко, в котором жила родственница Дарьи Кирилловны, был низким и маленьким, с небольшими подслеповатыми окошками и облупленной коричневой деревянной дверью. Над крышей домика возвышались печная труба и старая телевизионная антенна.

Серафима Ивановна оказалась невысокой, худенькой, древней-древней старушкой. Только глаза у неё были тёмными и живыми, совсем как у Дарьи Кирилловны. Запахнув байковый бордовый халат, она удивлённо встретила большую компанию.

– Вы ко мне?

Ромка шагнул вперёд:

– Вы – Серафима Ивановна? Мы из Москвы. Нас Дарья Кирилловна к вам прислала, она вам привет передала и ещё кое-что. Я – Рома. А это – моя сестра и наша подруга, к которой мы приехали.

– Я – Оля, она – Катя, – сказала Лёшка.

– А мы – сопровождающие их лица, – засмеялась Марина.

Ромка протянул Серафиме Ивановне конфеты и конверт с деньгами.

– Вот, возьмите.

Слегка ошеломлённая неожиданным визитом стольких людей, старушка заглянула в конверт и смутилась:

– Ой, да зачем мне столько! Неудобно-то как! Да вы проходите, пожалуйста, чего ж на пороге стоять?

Марина покачала было головой, но Ромка не дал ей возможности отказаться и тут же ринулся в домик.

В комнатке, куда он попал, у одной стены блестела железная кровать с круглыми шишечками, застеленная синим покрывалом с белыми нитяными узорами. Подушку на ней украшала старинная кружевная накидка. К окну притулился стол, а на другой стене над старым комодом в рамочках навевали мысли о прошлом выцветшие чёрно-белые фотокарточки. Там были женщина, и мужчина с маленькой девочкой на руках, и эта же девочка, ставшая девушкой, в белом платье, с парнем в тёмном мешковатом костюме. Взявшись за руки, оба радостно улыбались в объектив фотоаппарата.

Повертев головой, Ромка с ходу спросил:

– А печку вы топите?

Хозяйка отрицательно покачала головой.

– Тогда зачем у вас на крыше труба?

– И труба, и печка остались с прежних времён. Печку я уже лет двадцать как не топлю. У меня теперь газовый нагреватель.

– А почему вы её не разобрали? – не отставал Ромка.

– Сначала боязно было, – терпеливо отвечала старушка. – Думала: «А что, если газа не будет?» А теперь кому её разбирать? Хотя ни угля, ни дров у меня давно нет, если что, так и так замерзну.

– А это вы и ваши родители? – спросила Марина, вглядевшись в первую фотографию на стене.

– Да, – кротко ответила Серафима Ивановна. – А на другой я с мужем моим, Колей, во время войны.

– А где он сейчас?

Серафима Ивановна вздохнула.

– В сорок четвертом после того, как нам исполнилось по восемнадцать лет и мы расписались, он сразу ушёл на фронт.

– И погиб?

– Папа погиб, а Коля пропал без вести. Куда я только ни писала, где его ни искала! И Дашенька, огромное ей спасибо, мне помогала в этом, справки наводила в Москве, ходила по инстанциям разным, но и у неё ничего не вышло.

Марина более внимательно вгляделась в фотокарточку молодожёнов и наморщила лоб.

– Как же мне знакомо это лицо! – Она осторожно сняла снимок со стены и пошла с ним к окну, чтобы получше его разглядеть. – А фамилия вашего мужа не Строев?

Серафима Ивановна удивлённо посмотрела на девушку:

– Строев. Николай. Николай Егорович.

– Николай. Коля. – Маринины глаза заблестели. – Значит, это он, я почти уверена. Знаете, мой дед мне часто рассказывал, как ему Коля Строев на фронте жизнь спас. И фотографии часто показывал. Они у меня остались. Там мой дедушка и ваш муж сидят на лесной поляне.

– Деточка! – ахнула старушка. – Родная моя! Если тебе не трудно, принеси мне, пожалуйста, эти карточки. Мне бы посмотреть на него ещё хоть разочек! А как твоего деда звали?

– Васильев Владимир Гаврилович.

– Володя, значит. По-моему, Коля о нём писал. – Серафима Ивановна подошла к маленькой тумбочке возле кровати, выдвинула ящик, достала несколько потрёпанных, жёлтых от времени писем, свернутых в треугольники. Такие письма Лёшка видела только в кино. – Здесь всё моё богатство. Два года я их ждала и изредка получала, а потом только ждала и ждала… А где же он сам-то, Володя? Жив?

– Дедушки давно нет.

Погрустнев, Марина задумалась. Старушка, сжав письма, молча ждала, что она ей скажет ещё. И девушке пришла в голову новая мысль.

– Я знаю, кому можно позвонить. Другой дедушкин однополчанин, Фёдор Иванович, всё ещё жив, и можно у него спросить, не известна ли ему судьба вашего мужа. А потом проследить путь их воинской части. Важно знать её номер. Их, дедушка рассказывал, расформировывали несколько раз.

– Разве этим будет сейчас кто-нибудь заниматься? – с горечью сказала Серафима Ивановна. – Теперь новых проблем полно. Кому я нужна, старая?

– Не говорите так, теперь о фронтовиках и их жёнах заботятся. Главное – знать, с чего начинать. Архивы-то целы.

– Ох, деточка, тебя мне сам бог послал, – прошептала старушка, и глаза её повлажнели.

Пока они разговаривали, Ромка не терял времени даром. Он вышел в кухоньку и потихоньку открыл печную заслонку. Опасаясь сажи, с осторожностью сунул внутрь руку. Но заслонка оказалась чистой.

Вслед за ним вышел Виталий.

– Бывают же такие совпадения, – качая головой, сказал он. – Бедная старушка. Если бы Маринин дед при жизни знал её адрес, то помог бы ей найти следы мужа. Скорее всего, он в плен попал, а оттуда мало кто возвращался.

В мгновение ока Ромка отскочил от ненужной печки.

– Совпадения и не такие ещё бывают, – бросил он и отправился назад в комнату, чтобы прикинуть, где ещё можно поискать клад. Но вся компания уже собралась уходить.

Подойдя к двери, Марина обернулась:

– Серафима Ивановна, сегодня вечером я занята. А завтра днём постараюсь к вам забежать с фотографиями.

– Спасибо тебе большое, – проникновенно сказала старушка. – Приходи, когда сможешь, я всегда дома.

– До свидания! – хором воскликнули остальные.

Взглянув на часы, Марина с Виталием заторопились в театр.

Все вскочили в подошедший автобус, и тут только Марина вспомнила, что забыла зайти в нужную ей аптеку.

– Зайдёшь завтра, – сказал Виталий и взял её за руку. – Ты действительно решила помочь старушке узнать, что случилось с её мужем?

– Конечно.

– Я тебе помогу.

– Спасибо. – Марина улыбнулась Виталию так же нежно, как и Ромке, когда они говорили о Мандельштаме. Ромка с досадой отвернулся и, прижавшись носом к грязному автобусному окну, принялся разглядывать город.

До проспекта было ехать всего ничего, и вскоре друзья распрощались с актёрами.

– Рома, а почему ты не разузнал у бабушки Симы о старинных монетах? – глядя им вслед, прошептала Лёшка.

Ромка покрутил пальцем у виска и прошипел:

– Ты что, спятила? Там же столько народу было! Разве можно посвящать всех в эту историю? Я вообще не хотел, чтобы с нами туда посторонние шли. Кроме Марины, конечно. Но тут этот тип прицепился, откуда он только взялся! Лучше я сам к бабульке потом схожу. Надо будет копию того письма с собой взять, чтобы ей обо всём напомнить.

– О чем вы всё время шепчетесь? – заинтересовалась Катька.

– Да так, ни о чём, – отозвался Ромка.

– А в Дом актёра пойдёте вечером?

– Я пойду, – откликнулась Лёшка.

А Ромка промолчал. Он представил себе держащуюся за руки парочку и не захотел никуда идти. Что там ему делать? И вообще он сюда приехал не по концертам ходить, а заниматься делом. К тому же стихов он сегодня и так наслушался вволю, хватит с него расстройств.