Читать онлайн Воры в законе -2 бесплатно

Более тридцати лет

У Глеба был свой Новый год. Он начинался у него не с первого января, а весной когда он спускал на воду свой уже второй по счёту катер «Прогресс». (Казанка давно прогнила на стыках соединений и служила в саду для хранения навоза).

Итак, весна за весной незаметно прошли годы. Вначале брызнула седина в голову, которая со временем осыпалась полностью. Обмякло тело, и ушла сила из рук. Улыбка редко трогала его губы. Старело сердце, старел и дух. Прошло больше тридцати лет, после рождения Альбины. Она закончила финансово-экономический факультет института и работала в банке бухгалтером. Жила она со своей семьёй на площади Свободы в старой квартире, которую мать когда – то поменяла на рижскую квартиру.

Глебу с Натальей она подарила внука Максима. К этому времени ему было уже четыре годика. К сожалению, видели дед с бабкой внука, не так часто, а только по выходным дням. Всё – таки далековато и хлопотно было его возить в другой город через единственный мост, где постоянно в часы пик бывают автомобильные пробки. А по воде добираться можно только в навигационный период. Когда Максим болел, то бабка сама ехала к дочери и жила там, до тех пор, пока врачи не выписывали его в садик. Деда же оставляла на попечение семьи Корнея, зная, что без тёплого внимания его не оставят. Там Капа всегда проследит, чтобы сорочка каждый день была свежая, и туфли блестели. Дочка их Жанна, – медсестра по образованию, работающая в пансионате для престарелых людей, не ждала, когда её дед о чём – то попросит. Сама и кровяное давление замеряет, и по необходимости укол сделает или таблетку даст. Про своё имя Глеб давно забыл. Все его почтенно называли дед. Одна только Наталья называла его ласкательно Глебушка или дедушка. На носу у него постоянно сидели очки, а вторые очки он носил на груди, подвешенные за цепочку. Искусственную «ногу» Глеб одевал редко, хотя военкомат давно о нём позаботился и заказал ему усовершенствованный облегчённый протез. Он ему стал надоедать. (Старый, липовый протез хранился вместе с Пифагором в чулане, и о нём практически Глеб забыл).

…Времена изменились. Уже несколько лет кряду местные власти стали окутывать его своим вниманием, как фронтовика и кавалера двух орденов Славы. Ему было приятно, когда его портрет повесили на аллее героев, и он всегда был почётным гостем на трибуне во время парадов на площади Победы. Это был, один из моментов, когда он в обязательном порядке пристёгивал протез. Больше предпочитал передвигаться на манёвровой инвалидной коляске, которую ему подарили новое поколение воров. С некоторых пор он самостоятельно уже не выезжал навстречу волне. На рыбалку его теперь сопровождали или Корней или внуки Карпа, – неплохо управляющие его Прогрессом. На месте его мостков, стоял дебаркадер, окрашенный в голубую краску, к которому пришвартовывались маленькие суда. Глеб иногда брал удочку и кидал её с коляски около дебаркадера, чтобы наловить рыбы для сиамского кота Захара.

А вообще их зачастую хорошей рыбой всегда снабжал Корней и Карп Нильс, – хозяйничая на острове и сторожем и егерем вместе со своим младшим братом Иосифом.

Их отец Феликс внезапно скончался более десяти лет назад. Болезнь лёгких, про которую он давно забыл, неожиданно обострилась после перенесённого им гриппа. Мать их Зоя, которой было уже под восемьдесят лет, крепилась, но хозяйством уже не занималась. В тягость ей было ходить за скотиной, да и некогда. Она причастилась к церкви и посещала её каждый день вместе с соседскими старушками. Зоя пыталась и Наталью привлечь к богу, но та всегда отмахивалась и говорила, что ей не на кого Глеба оставить.

Наталья устала уже красить свои седые волосы и ходила белая, как лунь раздаривая всем свет. Несмотря, что Наталья подходила к восьмидесятилетнему рубежу, она по-прежнему имела милое и ухоженное лицо. И соседи её называли Белоснежкой или бабой Наташей.

Дом Чашкиных давно претерпел существенные изменения. Бревенчатые срубы были обложены красным кирпичом. Вместо русской печки на кухне стояла газовая плита и небольшой камин. В комнатах Глеба и Натальи на полу лежал паркет из бука. Только баня стояла, нетронутой, ей уже никто не пользовался. В ней кроме Насти никто раньше не мылся. Когда Руслан с семьёй уехалк матери, она переселилась жить в его сруб. Вела практически всё хозяйство в доме, – скотина, приусадебный участок и стирка были на её плечах. В 1970 году, Настя начнёт часто пропадать из дома, а через девять месяцев родит горластого мальчика. Кто отец сына? – она никому не признавалась? Даже Глебу, которого Настя всех больше уважала в доме. Она только мычала в ответ, храня немое молчание. Через два года Настя с сыном тайно покинет дом, не оставив никакой записки. Только через несколько лет домочадцы узнают, что Настю увезёт вор в законе Хан к своим родителям в город Торез на Украину. Сам же Хан позже будет осуждён и приговорён к восьми годам особого режима. Лично он пришлёт Глебу письмо из мест заключения и поделится своими откровениями.

Он признается Глебу, что его глухонемая родственница воспитывает его ребёнка. После этого письма прошло много лет, – затем многолетнее молчание.

СССР развалился вместе с коммунистической партией, и Украина стала ближним зарубежьем. Поэтому как сложилась судьба у Хана и Насти, Глеб и предположить не мог. Так – как вестей никаких больше не получали.

Дарья после гибели Цезаря так и осталась одна, занимаясь воспитанием трёх внуков. Мужчины ей больше не нужны были. Ту работу по дому, которую она не могла осилить, успешно выполнял Руслан и подрастающие внуки. Они не редко всей семьёй наведывались в свой родной город, где им всегда были рады.

Корней и Капа находились на пенсии, но продолжали работать. Их сын Алексей был офицером и жил в Забайкалье. Младшая дочь Жанна была ещё молода и замуж не спешила. У неё была цель, – во что бы то ни стало выучиться на врача невропатолога, а потом уже думать о свадьбе.

…Семья Каменских ещё до перестройки покинули Латвию и Советский Союз. Они переехали в Лейпциг родину Анны. Морис был учёным музееведом, теорию музейного дела знал в идеале. Соответственно и работал он по своему профилю. Анна была журналисткой часто с детьми летом приезжала в гости к бабке и деду в Россию, привозя от них в Германию целый воз здоровья и массу хороших впечатлений

Много воды утекло за это время. Резко поменялась не только жизнь, но менталитет народа. Никто и предположить не мог, что с перестройкой вскоре рухнет Советский Союз. А вместе с этой большой народной катастрофой возрастёт коррупция, и по городам распустит свои щупальца наглый рэкет. Преступность сильно помолодела и ожесточилась. В тюрьмах в основном сидела одна молодёжь. По России гулял беспредел. Многие воры в законе старой формации ушли на «вечный покой» или совсем отошли от дел. Утонул у себя в ванной патриарх уголовного мира Часовщик, – находясь в изрядном подпитии в один из неблагополучных дней.

От прободной язвы помрёт Барс.

Более тридцати лет назад, как только Наталья родила Глебу дочь Альбину, он передал кассу воров, созревшему для этого дела грамотному вору Зиме, но связей с ворами не терял. Они шли к нему за советами или просто так уважить его, – поддержать здоровье редкими медикаментами, оставить на кухне корзину с продуктами или помочь в чём – то по дому.

Глеб с сожалением вспоминал те золотые времена, когда его дом помогала строить вся улица, и когда соседи делились друг с другом последним куском хлеба. Сейчас почти все дома окружены высокими заборами, и друг к другу в гости уже не ходили. Мало того, каждый норовил оттяпать у соседа лишний кусок плодородной земли или умыкнуть незаметно ведро удобрений. Наступила эпоха не единения, а единоличия, каждый выживал, как мог. Люди, при сокращении штатов, готовы на предприятии друг другу горло перегрызть, устраивая разные каверзы и плетя интриги ближним. Но самое популярное изобретение это был чарующий лохотрон. Даже трезвомыслящие люди не могли устоять перед ним. Всем хотелось дармовых денег. Посулы, лживая реклама в СМИ, мутила людям голову. Мошенники были разнокалиберные, – от ловких изобретательных фокусников, манипулирующими шариками и напёрстками, до невероятности изощрённых строителей пирамид. Все хотели денег. По городам ходили люди с большими значками на груди, типа хочешь быть богатым! – спроси у меня, или хочешь похудеть! – спроси тоже у меня. Один из таких ловкачей был родственник бабы Наташи Кузьминой тридцатипятилетний Вадим Важенин, живший в Горьком ныне приобретя своё историческое название и переименованный в Нижний Новгород. Он всё реже и реже стал навещать дом на берегу Славки, где жили его единственные родственники.

Анна давно была уже мамой, и они с Морисом воспитывали дочку Сабрину. Их старший сын Август жил самостоятельно в Люксембурге, где недавно начал свою трудовую деятельность экономистом в одной из знаменитых винодельческих компаний Морис работал в это время в Лейпцигском музее литературы и искусства, но к тетрадям деда не прикасался, но некоторые разъяснения жене давал. Так, как она твёрдо решила хоть по кускам, хоть целой книгой опубликовать страшную исповедь советского генерала КГБ Березина. Анна не забывала иногда брать в руки Пифагора и держать с ним совет по книге, отлично понимая, что разговаривает с дублёром. Хоть это и была копия, но этот Пифагор, тоже её вдохновлял. После поездки в Дрезден ей подтвердят, что обладает она Действительно не подлинником Пифагора, а великолепно изготовленной подделкой, которой цена чуть больше двадцати марок. Об этом открытии она и без экспертов знала, но Морису ничего не говорила. Анна много материала собрала по фигурке, но все они разнились. Настоящий Пифагор был изготовлен неизвестным мастером. Некоторые эксперты из Дрезденского музея говорили, что был такой экспонат в музее, переданный на хранение Адольфом Гитлером и приписывали эту работу итальянскому мастеру шестнадцатого века Челлини Бенуто, другие же эксперты имели стойкое мнение, что это работа румынского скульптора Константина Бранкузи. Они утверждали, что хоть в фигурке и существует дух древнего мастерства, но выполнена она в двадцатом веке. Подобный конструктивизм было присущ именно Бранкузи и являлось его пожизненным логотипом. Они, без всякого сомнения, склонялись, что выполнен Пифагор в двадцатом веке румынским скульптором который был похоронен в Париже в 1957 году.

Заказ на дом

Была пятница. Автовокзал был переполнен пассажирами. Студенты и другой бывший пригородный и сельский люд, прочно обосновавшийся в городе имевшем статус областного центра. Все они отправлялись на выходные дни к себе на малую родину. Всем нужно было домой, – увидать родных и отдохнуть от суеты миллионного города. От касс тянулись зигзагообразные очереди. В середине кассового зала впритык к стене, где висела большая карта маршрута междугородних автобусов, стояла лавка с заманчивым названием «Здоровье». В эти дни, очередь в эту лавку была такая же, как и в кассах. В подарок своим родителям дети закупали оздоровительные чаи и биологические добавки, которые как объясняла хозяйка лавки, принимают постоянно космонавты.

Хозяйка статная женщина где – то на вид чуть за тридцать лет, приятной наружности, – чёрные прямые волосы, немного ниже плеч, утончённые черты лица, нос с обаятельной горбинкой. А главное зелёные глаза, – они странно блуждали по лицам всех покупателей мужского пола, будто выискивая себе подходящего партнера на танец обольщения. Опытный человек сразу мог распознать в этих глазах сексуальный голод и неудовлетворённость семейной жизнью.

У неё был медоносный голос и профессиональная хватка. Она так убедительно рекламировала свой товар, что ни один покупатель не уходил без покупки.

За её работой наблюдала другая женщина примерно такого же возраста. Но это лицо уже было не только приятное, а красивейшее!

Именно от таких дам, обладательниц воспламеняющего взгляда у мужчин закипала в жилах кровь, а у женщин немел язык от восхищения и зависти. Без всякого сомнения она являлась эталоном женской красоты и олицетворяла образ современной женщины. На неё без восторга нельзя было смотреть.

Её необыкновенные большие и умные глаза, не смиренно водили по сторонам. Эти глаза напористо брызгали таёжной голубикой включая при этом колдовское обаяние. Длинные шёлковые ресницы временами сдерживали этот напор, когда она кокетливо опускала веки. Смуглая без подтяжек кожа на лице, приятно блестела, отдавая шоколадным оттенком. И этот блеск был не косметический, это был щедрый дар матушки – природы, который можно было сравнить разве что со звёздной ночью, северным сиянием или восходом солнца. Любое из этих атмосферных явлений приносит человеку положительные эмоции, – так и она словно целебный родник била своей ослепительной красотой людям в глаза, принося им радость. Национальность в её облике было трудно угадать. В ней сочеталась одновременно горячая кровь дочери гор Кавказа и Кугитана.

Возможно, она была гордой осетинкой, а возможно покорной туркменкой? Угадать сложно, но в любом случае, в далёком прошлом её предки без всякого сомнения были участниками революционных этапов, когда разные религии вопреки природе нарушили национальные устои и удачно размешали разнородную кровь. От чего на свет появилось такое дивное создание!

Красивая и уверенная в себе, догадываясь, что вся змейка, образованная из живой очереди, включая и женский пол, наблюдают именно за ней, а не за продвижением покупателей. А если быть точнее, не наблюдают, а любуются ей, как произведением искусства. Она не крутила во все стороны головой и не торговала бесплатно своим неповторимым обликом. Она прекрасно знала себе цену и если тщательно приглядеться в её глаза, то в них можно найти сияние нежности и страстный темперамент, а также мудрость и хитрость. Это о таких женщинах писал Вадим Синявский

«О, женщина! Больше, чем тайна; больше, чем загадка… Ты – парадокс!

В норковой шубе и из такого же меха берете, она стояла сбоку лавки, рассматривая внимательно витрину, заставленную сверху до низу широким ассортиментом товаров.

Сжимая в руке дамские перчатки, она регулярно с витрины переводила взгляд на очередь, как бы дожидаясь, когда она полностью растает.

Очередь двигалась, вроде быстро, но периодически в её хвост пристраивались другие покупатели.

«Так конца не будет», – подумала женщина в шубе и, подойдя к застеклённой двери, два раза мягко постучала по ней.

Дверь отворилась.

– Простите! – сказала женщина в шубе, – я тут прочитала, что вы осуществляете доставку ваших товаров на дом.

Хозяйка при виде экзотической покупательницы изрядно смутилась, но сразу взяла себя в руки, сменив смущение на восхищение:

– Да такие услуги мы предоставляем покупателю, – улыбнувшись, ответила она.

– Я сейчас очень тороплюсь, и вас не хочу отвлекать от работы. Не могли бы вы сегодня к девятнадцати часам подвезти комплект чаёв «Зелёная поляна» и комплект биологических добавок для гипертоников. – Она достала из сумки визитку и протянула хозяйке.

– Будьте добры, по этому адресу осуществите доставку?

Хозяйка взяла у неё из рук визитку, показав женщине ухоженную руку с маникюром и массивным золотым перстнем с сапфиром. Она прищурила глаза и вслух прочитала:

– Жук Марта Осиповна, – президент ассоциации пенсионеров «Дамка», улица Горького. – Прочитав, она подняла голову. – Так это совсем, рядом от нашего дома. Хорошо, я пришлю к вам своего мужа, – согласилась она.

– Нет, пожалуйста, не утруждайте его? – замахала ручкой женщина. – Вы так прекрасно и очень понятно объясняете о полезности ваших чаёв. И мне бы хотелось именно от вас получить консультации по товару, который вы мне доставите О деньгах не переживайте? Для меня они значения не имеют.

– Ну, хорошо завезу вам я, – недоуменно пожала плечами хозяйка, – только мой муж более продвинут в этом деле. Я здесь лицо, можно сказать второе, объясняю поверхностно, а он официальный представитель генерального поставщика.

Тут толпа начала волноваться и все начали торопить хозяйку.

Женщина в шубе надела перчатки на руки, давая понять покупателям, что больше не намерена задерживать продавца. Она грациозно повернулась и, показав спину толпе, вышла с вокзала.

– Пантера! – раздалось ей в след.

Она улыбнулась, понимая, что это было не оскорбление, а настоящий комплимент её грациозной походке. И, пройдя привокзальную площадь, за углом села в тёмно – синий американский автомобиль марки «Линкольн», где её ожидал мужчина в бутафорских очках с роговой оправой.

– Состоялось свидание? – спросил мужчина за рулём.

– Безусловно, – ответила она, – тебе сегодня придётся побыть в одной из своих квартир. Или спустишься к Берте, – составишь ей компанию часов до десяти. А я займусь Ольгой Владимировной Панкратовой, – моей новой знакомой.

Как она покинет нашу квартиру, я тебе позвоню.

– Ты с ней уже познакомилась?

– На груди у неё бирка как транспарант висит, а близкое знакомство будет вечером, – потершись щекой о пушистый воротник шубы, сказала она.

Мужчина в бутафорских очках довёз её до дома, а сам развернулся и уехал в неизвестном направление, сказав ей, что будет ждать её звонка.

Женщину звали Марта.

Созерцательница Марта

Шёл 1990 год. Марта Жук в девичестве Кежай уроженка Мордовской автономной республики, приехала в миллионный город после окончания школы поступать на учёбу в Культурно просветительное училище на хоровое отделение. После успешного окончания училища была направлена работать в областной центр ДК «Железнодорожник», но не понравившиеся ей условия работы заставили её незамедлительно обратиться в профком ЖД к председателю Крапину, чтобы он отпустил её на все четыре стороны. В это время в кабинет зашёл экстравагантный мужчина средних лет приятной наружности, в костюме тройка и жёлтой рубашке с галстуком. В руках у него была стопка брошюр, которые он передал Крапину, и сел на стул, напротив Марты опершись локтями о стол. Ей в глаза сразу бросились рукава его костюма, на каждом из них было по одной пуговице, вместо обязательных четырёх.

«Ухаживать за ним некому. Не иначе один проживает?» – определила мысленно она и стала осторожно, не привлекая внимания изучать его:

«В лице угадывается настойчивость и упорство, хотя ведёт себя развязано при председателе профкома, явно показывает свою власть в присутствии обворожительной посетительницы. То, что рангом он ничуть не ниже профсоюзного лидера, мне это понятно. Ну, хорошо давай ещё глазками поиграем, посмотрим, кто победит? Я уверена или ты меня восвояси отпустишь с дипломом или предложишь руку и сердце! И я точно не откажусь! Ты мне тоже нравишься! А пуговицы к рукавам я тебе хоть сейчас присобачу».

Он тоже не отводил от неё своего испепеляющего взгляда. Правда губы и глаза его непроизвольно подёргивались в нервном тике. Одного его взгляда было достаточно, чтобы она своим аналитическим мышлением поняла, что он опьяняющим образом очарован ей. Такие мужчины уже попадались на её жизненном пути. Это были одарённые натуры, обладающие чувственным восприятием окружающего мира. Они высоко ценили её красоту и красоту интимных отношений. У неё тоже было ответное чувство к таким мужчинам, но, к сожалению ни с одним из них жизнь свою связать она не смогла, – так, как все они были женаты и с семьями своими из-за молодой экзотической красавицы, оставлять не решались.

Этот мужчина вполне устраивал её: – красив, не старый, при должности и наверняка обеспеченный. Сейчас он сидел перед ней и внутренне боролся со своим, откуда-то взявшим нервным недугом. Она не сводила с него глаз. Она чувствовала, что он прилагает невидимые усилия, чтобы укротить нервный тик, но ему это плохо удавалось. Тогда Марта встала, и смело, дотянувшись до графина и стакана, налила ему воды.

– Спасибо! – сказал он, выпив воду, и закашлял в кулак

– , Пожалуйста, – ответила она с улыбкой.

Он, прокашлявшись, всё же собрался с речью:

– Что же вы милейшая, ни одного дня не проработав, а уже мятеж поднимаете? Выйдите на работу познакомьтесь с коллективом, ну уж если не приживётесь, то будем смотреть, что с вами делать. Кстати в общежитие вы устроились? – спросил он.

– Не хочу я жить в бараке, и дворец культуры мне ваш не нравится. Отпустите меня домой?

Председатель профкома выдавил из себя:

– Так уж и барак? На мой взгляд, нормальные там условия, не люкс конечно, но жить можно.

От таких слов лицо Марты исказилось, но оставалось всё равно привлекательным. Незнакомый мужчина не сводил с неё глаз:

– Вас государство обучило бесплатно, – сказал он. – Как вы думаете, диплом свой отрабатывать? В далёкую неизвестность мы вас не можем отправить. Нас за это по головке не погладят. Сами понимаете, за нами тоже строгий контроль ведётся. И я должен заметить, что вам несказанно повезло, что вас направили работать в один из лучших городов СССР, а не в глухую деревню, где сельский клуб дранкой обшит, а крыша соломой покрыта.

…Марте интуиция подсказывала, что напротив её сидит не просто мужчина, а её спаситель. Такой взгляд может быть только у человека, как говорят в народе: – влюбился по уши с первого взгляда!

Она надула свои вишнёвые пухлые губы, и словно артистка пустила слезу. Затем, изобразив отчаяние, в слезах смело бросила:

– Подавитесь своим дипломом, всё равно я сегодня же умчусь домой.

Этот рискованный выпад как она и думала, сыграл ей на руку.

Домой никто ей уехать не дал. Мужчина увёл её к себе в кабинет, где на двери висела табличка.

Начальник юридического отдела В. А. Жук

Он тут – же сел за телефон и буквально за считанные минуты договорился, чтобы Марту оформили на непыльную работу в ДК «Железнодорожник». Ей предложили должность кассира, на что она с радостью согласилась. А через час она была обладательницей ключа от большого частного дома, принадлежавший юристу.

Через месяц они зарегистрируют свой брак, после которого он по согласованию сторон переведёт Марту кассиром в один из лучших театров города, с чего у неё и начнётся познание сладкой и в то же время нестабильной жизни.

Слава Жук, – бывший чиновник «ЖД», – уволенный за аморальный образ жизни после их свадьбы, пошёл в разнос. (Партком посчитал что он, пользуясь своим положением, склонил молодого специалиста к сожительству) Позже он будет осуждён, за содержание притона и торговлей огнестрельным оружием. Он вращался не только в кругу знати, но и в криминальной среде был уважаемым человеком. Имел свой голос везде и его нередко прислушивались. Но когда после освобождения на него пали подозрения, что он водит дружбу с ментами, отношение криминальных структур к нему резко изменилось. И тогда опасаясь за свою жизнь, он со всеми потрохами залез под крышу правоохранительных органов, проворачивая с ними выгодные операции. Свою жену Марту он обожествлял не только за яркую красоту, а так же за преданность. Находясь в заключении четыре с половиной года, Марта не забывала своего супруга и в каждый свой выходной садилась за руль его девятки.

Ехала к нему на зону, стараясь правдой и неправдой заслать ему за колючку деликатесную передачу. Надо сказать, что благодаря её внешности, препятствий для неё не было. С такой красоткой поговорить за праздник было не только мужчинам, но и женщинам. А уж оказать услугу, – совсем за счастье считали бравые офицеры системы исполнения наказаний. Они млели перед ней и с воодушевлением исполняли любую её прихоть, – водку или деньги передать, – нет вопросов. Продукты и сигареты, – с великой радостью.

Практически Жук на зоне жил, как в хорошем гастрономе. Когда он освободился, баловал её и золотом и шикарными тряпками. Выходил с ней в свет, возил не только в Сочи и Ялту, но и на международный горнолыжный курорт Хемседал в Норвегию. Этот курорт с его природной изумительной красотой называют скандинавскими Альпами. Там они и с горы Тоттен спускались не раз, и сноуборд осваивали в местном сноупарке. Далее была Флоренция с Неаполем и конечно Париж с Лувром и театром – кабаре «Мулен – Руж» и знаменитой Эйфелевой башней.

Это были прекрасные времена, и Марта с теплом вспоминала о них. Сколько было комплиментов в её адрес, – не счесть. Правда, отпускались они не лично ей, а мужу. Но ей было всё равно, так как эти комплименты бумерангом возвращались ей, непомерной щедростью мужа. После каждой такой поездки в её гардеробе висела или новая шуба, или на пальце появлялся изящный перстень с бриллиантом. Но это продолжалось чуть больше пяти лет. Его вновь арестовали. В этот раз, за сбыт крупной партии наркотиков и финансовую аферу. Второй срок существенно отличался от первого. Судья на этот раз не поскупился и приговорил его к одиннадцати годам с конфискацией имущества.

Марте достался четырёхкомнатный дом на Сортировке, в котором Жук родился и провёл большую часть жизни, а после превратил его в самый настоящий бордель, куда чаще заглядывали важные чины разных ведомств, да нужные люди, чтобы согнать «дурную кровь» на девочках. Помимо частного дома у них ещё была трёхкомнатная квартира в нижней части города, в которой они и жили. Дом был с виду убогий, дореволюционной постройки с маленьким балкончиком, где могли поместиться только два человека от силы. Зато в квартире была полная чаша изобилия. Итальянская эксклюзивная мебель фабрики Сappelletti, лучшая мировая сантехника и самая высшая японская радиоаппаратура.

После оглашения приговора все имущество было арестовано. Марте судебные приставы оставили только диван от гарнитура, стол, один стул, часть посуды и её личные вещи. Жука же обнаружили в камере одиночке повешенным. Свободолюбивый муж не мог сам залезть в петлю. И Марта в его добровольный уход из жизни не верила, обвиняя в его смерти работников правоохранительных органов, а именно бывшего важного чина из управления, – полковника Борщевика. Он помогал создавать Жуку агентство по утехам в частном доме на Сортировке, – то есть это был настоящий публичный дом и, обеспечивая ему, безопасность питался из рук Жука. Марта не лезла в их дела, но догадывалась, что секс услуги были ширмой. Главной целью для обогащения у них была торговля наркотиками. Она любила красиво жить и от лишних денег никогда не отказывалась, поэтому мужа никогда не предостерегала от пагубного занятия.

Марта по характеру была женщиной сильной и ума у неё было не занимать. Пережив утерю мужа, про горе быстро забыла, и стала размышлять, как ей жить дальше.

Продать недвижимость и уехать покорять Москву с дипломом хорового дирижёра, её не очень заманивала такая перспектива, да и не работала она ни одного дня по своей профессии. Прикинув свои возможности, она всё-же решила восстановить некоторые развалившие дела покойного мужа. Привыкшая к роскоши она без денег себя уже не мыслила. Торговать билетами в кассе театра её тоже не прельщало. Понимая, что материального веса и роста она на билетах не достигнет, выбрала схему Славы Жука и мало того модернизировала её. Кое – какой опыт, а именно как зарабатывать деньги, на сексуальных услугах привлекая к работе студенток из глубинки, она переняла от мужа. К тому же она была неплохим психологом, что ей, несомненно, пригодилось для набора кадрового состава. Схема была очень проста и надёжна.

В дешёвых пирожковых или чебуречных находившихся вблизи высших учебных заведений выискивала девушку неброской наружности, поглощающую с голодными глазами полусырой беляш, – Марта подсаживалась к ней и без труда знакомилась. Угощала студентку слойкой и кофе с молоком. За кофейной церемонией в непринуждённой беседе она наблюдала за глазами молодой собеседницы и если они горели, восхищаясь её красотой, то понимала, что в девушке есть изюминка и желание быть похожей на неё. Это был один из её тестов на будущую профессиональную пригодность. Марта уже наперёд знала, что нарядный фантик из студентки с далёкой Ветлуги или Уреня она непременно сделает.

Марта неприхотливо разговаривала со своей избранницей на разные темы и незаметно беседу переводила в другое русло. Она объясняла, как важно для женщины быть красивой и современной, но секретов для достижения этой цели сразу не выдавала. А уж обронить как бы случайную фразу, что у неё имеется хоть и на окраине, но в черте города пустой дом, в который она за низкую плату готова заселить послушных девочек – студенток, ей было совсем просто. Достаточно было только заикнуться и девушка завороженная выгодным предложением незнамо откуда появившейся доброй феи, готова была зарыдать от свалившейся на неё удачи. В этот или на следующий день, новая знакомая Марты покидала своё дорогое жильё и переезжала жить в дом на Сортировке. Так она собрала первую бригаду из пяти человек. Провела с каждой не только персонально идеологическую обработку, но со вкусом подобрала им красивые наряды и сводила в парикмахерскую. Из провинциалок, все студентки до одной превратились в модных и интересных девушек. Так она подготавливала их к взрослой жизни, которая позволит им жить безбедно не только на время учёбы в университете, но и после. Клиентов же для девочек из её бригады, она подбирала не из рыбаков и бывших слесарей. Большинство из них относились к числу её знакомых. Это были пенсионеры, не редко посещающие театр. Раньше работая в кассе за невинные знаки внимания, она оставляла для них билеты на аншлаги.

Предварительно переговорив с каждым в отдельности, она зарегистрировала ассоциацию пенсионеров – любителей шашек «Дамка». Помимо этого она отобрала несколько человек с музыкальными данными, и получился певческий ансамбль из пенсионеров, где она была не только хоровым дирижёром, но и концертмейстером с аккордеоном. Всё было узаконено так, что к её развратной деятельности комар носа бы не подточил. Деды хоть и редко, но давали концерты для таких же пенсионеров, как они. В доме Марты «добро – почтенные дедушки» шашками увлекались и душу тешили с молодыми девицами. Древними стариками их нельзя было назвать, они хоть и держались порой за поясницу или грудь, но были безукоризненно словно лорды одеты и оценивающе блуждали своими бесцветными и масляными глазами по полуобнажённым девочкам.

И все они безмерно были добры к девочкам. Каждый считал себя филантропом, – всё до копейки из карманов вытащат, только бы получить наслаждение с девушкой, несмотря на то, что по возрасту могла быть ему внучкой. Они осознавали, что граница их былой сексуальной прыти осталась далеко позади. Наступил пик увядающего возраста. А в этом доме они хоть и на короткий срок, но обретали молодость и жизненную одухотворённость. Покидали они дом счастливые и уверенные, обещая при первой возможности нанести ещё визит в «Храм грёз», – такое название придумала Марта своему развратному детищу.

Постепенно её штат пополнялся всё новыми и новыми кадрами и достиг до двадцати пяти человек. Жильё для них пришлось снимать в черте города и самой ежемесячно вносить квартплату. Все девушки были не так глупы и понимали, что им уготовила хозяйка дома, и ни одна из них протест не заявила. Они верили в свою фею и, не пугались неизвестности. Каждая ждала своего первого рабочего дня и первого заработка. Так их подготовила Марта. Клиентура была у них разношёрстная. Они принимали мужчин и у себя дома и были девочками по вызову. Это было очень доходное место Марты, и поэтому она своих девочек никогда не оскорбляла и другим не позволяла этого делать.

Хочу быть мамой

На этот раз, имея уже обширный штат девушек, она решила затащить в свои сети Ольгу Панкратову, продавщицу товарами для здоровья с автовокзала. На самом деле ей, Ольга была нужна, как связующее звено, к её гражданскому мужу, который после смерти состоятельного деда унаследовал богатую коллекцию произведения искусств. Знающие коллекционеры ориентировочно оценили его обстановку квартиры на более трёх с половиной миллионов долларов, но беда была в том, что муж Ольги не собирался расторговывать своё имущество. Марта скрупулёзно за два месяца навела все справки о богатой чете и решила действовать. И первой помощницей в своём плане она решила выбрать именно Ольгу.

…Сейчас Марта находясь у себя дома в старой квартире, входила в образ гостеприимной и интеллигентной хозяйки. Приготовив лёгкие закуски и вишнёвый ликёр испанского разлива, она ждала в своих апартаментах гостью с заказом. Эта гостья была важна для неё, так – как Марта через неё планировала вытащить счастливый жизненный билет, который позволит ей жить в своё удовольствие до конца дней своей жизни. Марта облачилась в ярко-красный халат, идеально подчёркивающий её фигуру. В черноту волос воткнула кожаный ободок из синей кожи. На уши повесила золотые серьги с янтарём, на грудь кулон – звезду тоже из янтаря, тем самым, расширив цветовую гамму, которая была ей к лицу. На пальцах сверкали дорогие перстни с бриллиантами. Она не ставила перед собой цель, понравится гостье. Марта без этого знала, что первый этап уже прошёл успешно, если та охотно согласилась доставить ей заказ по адресу. А наряжаться она любила всегда дома, порой по несколько раз, меняя на себе гардероб и украшения. Передник надевала только на кухне, когда готовила обеды.

Стрелка часов только прыгнула за цифру семь, как раздался пронзительный звонок. Распахнув дверь, она увидала перед собой всю заснеженную Ольгу, с небольшой коробкой в руках.

Марта мило улыбнулась гостье:

– На улице снег идёт? – спросила она.

– Ладно бы один снег, – мороз усилился, – ответила Ольга, стряхивая с шапки уже растаявшие снежинки.

– Ну, проходи сейчас мы с тобой согреемся и посудачим заодно, – прощебетала Марта, будто это была её старая знакомая.

Ольгу не надо было долго уговаривать. Она смело переступила порог, вручила хозяйке коробку с заказом и скинула с себя дублёнку, продемонстрировав на себе тоже не бедное одеяние. На ней были шикарные брюки – галифе от Hertmes из крокодиловой кожи и чёрная узкая блузка, – выразительно подчёркивающая её совсем как у девочки острые груди и плоский крепкий животик.

«Несомненно, из бутика шмотки, а эти галифе бешеных денег стоят, – подумала Марта, – и ко мне она пришла именно устроить демонстрацию и доказать, что выглядит не хуже меня. Что ж мне это по душе. Посмотрим, что из этого выйдет?»

Гостья проследовала в зал, где внимательно осмотрела обстановку, не забыв дать свою оценку:

– Не очень богато, но мило без всяких излишеств. Мне нравится!

– Все излишества приставы описали из-за преступной деятельности моего покойного мужа, – обняв за плечи Ольгу, сказала Марта и усадила ту на диван. – Судя по твоим сверхмодным галифе и украшениям, ты вероятно в роскоши купаешься? – спросила она, – а вкус у тебя замечательный! Представляю, как у тебя красиво в квартире.

– ХА! ХА! ХА! – задорно рассмеялась Ольга. – В моей квартире обстановка до того красивая, что иногда думаешь, пропади пропадом всё. Там не прикасайся, – ходи не задевай, – тут не двигай, – здесь не переставляй. До того у нас богато, что мне иногда кажется, что живём мы с мужем в настоящем запаснике музея. Он меня постоянно одёргивает, чтобы я не поцарапала случайно антикварную мебель, когда навожу уборку. Чтобы не разбила фарфор с хрусталём. И с картин пыль убирала только автомобильным пылесосом. Короче свободно не вздохнёшь. Хоть бы распродал всё. Купили бы современную мебель и жили как люди, а не рабы. Уюта нет такого, как у тебя. В твоей квартире обстановка отдаёт теплом и гостеприимством. Мне нравится!

– Спасибо! – улыбнулась Марта и тут же изобразила удивление:

– И что такие ценные картины, что пройтись мягкой тряпкой нельзя?

– Если верить Вадику, то всю ценную галерею дед мужа отдал в дар государству, а нам оставил хоть и искусно написанную, но настоящую мазню. Я такие картины видела на Покровке, их местные художники пишут. Но Вадик говорит, что оценят их по-настоящему, когда мы внуков будем воспитывать. О каких он внуках говорит, ума не приложу?

Марта не перебивала гостью, запоминая каждое ей оброненное слово, а Ольга ещё раз бегло обвела убранство комнаты:

– Мужа похоронила, и ты сейчас одна кукуешь в этой квартире? – поинтересовалась Ольга.

– Как бы тебе сказать правильно? – задумавшись, она присела рядом с гостьей. – Муж есть, но мы с ним вольные люди, за исключением бизнеса. Это дело общее и является неотъемлемой частью нашей жизни. На том и живём!

– У вас, что шведская модель существует?

– Не совсем верный вопрос, – отрицательно качнула головкой Марта. – У нас с ним нет никакой претенциозности друг к другу. А всё дело в том, что мы хотим иметь ребёнка, но у нас ничего не получается. Вот иногда мне приходится отыскивать донора. Он не против такого зачатия и я в свою очередь не запрещаю ему повеселиться в обществе чистых женщин. У нас секретов между собой нет.

Марта своё хитро спланированное знакомство с хозяйкой пищевых добавок начала с откровенной импровизированной лжи. Зная, что её слова хлёстко ударяют по больному месту гостьи, она искусно вторгалась в мир своей новой знакомой.

– Ой! – вздрогнула Ольга, – надо же какое совпадение, у меня такая же проблема. Ужасно хочу быть матерью, и тоже ничего не получается. Где я только не была, каких светил медицины не посещала, всё безуспешно. Я уже руки опустила, от бессилия.

– И напрасно милочка, а я верю, что у меня получится! Вера всегда даёт силы человеку. Непременно я рожу! Так что надежды я возлагаю только на доноров. И поверь мне, – это не иллюзии, а реальность! Я многих мам знаю, которых осчастливили именно доноры.

…Марта обратила внимание, как заворожено её слушает гостья.

Пламенного пожара в её глазах не было, но лучик надежды светился.

«Значит, верит, – подумала она, вставая с дивана. – А лучик к концу беседы я всегда превращу в пожар четвёртой сложности».

– Я тебя заговорила совсем, – улыбнулась она Ольге. – Дорогую гостью ни чем не потчую.

– Нет спасибо, я ничего не хочу, – запротестовала Ольга, – я же из дома иду, а не с работы.

Марта её слушать не стала, ушла на кухню, откуда крикнула:

– Мы наше знакомство должны закрепить лёгким ужином и испанским ликёром, а там глядишь, и до дружбы дойдём.

На журнальном столике появилась бутылка ликёра, ваза с десертом и паровая сёмга с лимоном, базиликой и спаржевой пастой.

После нескольких рюмок ликёра они уже смеялись и обнимались как закадычные подруги, забыв про коробку с заказом.

– Мой Вадик инертный, – полупьяным голосом говорила Ольга, – вроде и не устаёт с работой, – бизнес у нас не напряжённый. А домой приходит, до часу ночи за компьютером сидит, а потом спать заваливается. Не до меня ему. Стыдно признаться, но я с ним ни разу не испытала оргазм. Я однажды и эротическое бельё на себя одела и свечи зажгла, наполнила воздух запахом манящего миндаля, надеялась совратить его в предстоящую ночь. А он зашёл в спальню и, задув свечи, сказал: «Пожар хочешь устроить?» На моё бельё естественно ноль внимания.

Марте, почему – то стало, немного жаль гостью, и она в сердцах закатила немую истерику, сопровождая её своим неординарным суждением:

– У некоторых мужчин, не проявление знаков внимания к жене считается формой оскорбления, – сказала Марта. – Хотя многие и не подозревают этого, а другие намеренно это делают, убивая этим женщину. От таких мужей надо бежать без оглядки. Сволочи они и самолюбие это их высший конёк. Была бы я императрицей Мартой, всех таких мужей кастрировала и отправила пожизненно повинность отбывать на ткацкие фабрики или на фермы коров доить и за скотом ухаживать.

Ольга учащённо захлопала ресницами:

– По существу он взрослый ребёнок, но духовный багаж у него богатый. И мне с ним уютно. Вадик очень мягкий, никогда не грубит, слушает меня во всём, не пьёт, не курит. Я ему даже разрешаю сходить на сторону, чтобы он осознал по-настоящему вкус постельной любви. Хотя я ему всё сама даю в полном объёме, но жаль очень редко.

– Скучная жизнь, равносильно яду, – с пафосом высказалась Марта. – Устраиваешь мужа своим присутствием, но убиваешь себя. Счастливой старости у тебя не будет с ним! Поверь мне! Кряхтеть от внутренних болей или совсем быть прикованной к постели, – вот твоя старость! И это в том случае если ты её встретишь. Уж я – то знаю таких особей, – их я называю половыми уродами. Ты посмотри на себя, – ты же вылитая Афродита! У тебя мягкая линия бёдер и круглые ягодицы. С такими данными киснуть в постели с половым уродом претит природе.

Ольга перечить ей не стала, но с любопытством посмотрела на собеседницу:

– Может ты и права в чём – то, но у меня остались обязательства перед его покойным дедом. Я у него секретарём немного работала после окончания курсов стенографисток. Потом его на пенсию отправили. В принципе дед его, меня и сосватал на своём внуке. Но по секрету он мне честно признался:

«Оленька у моего Вадика временами бывают обострения клептомании, я тебя не принуждаю прямо сейчас идти под венец. Поживи с ним пока без регистрации, если не будет у него взрывов болезни, то смело сочетайся с ним, – он парень у меня хороший! Ну, уж, а если споткнётся когда – то, решай сама?»

Мы уже десятый год живём вместе, и ничего подобного с ним ни разу не происходило. А наш брак так и остался незарегистрированным и до сей поры висит в воздухе.

– Это напрасно, – покачала головой Марта, – мало ли что может случиться в жизни и выставит он тебя за дверь с небольшой корзиночкой косметики и узлом ночных рубашек. Обязательно войди в права полноправной хозяйки квартиры. Вперёд надо смотреть. Сколько женщин опущенных ходит по вокзалам и городу, с протянутой рукой. Вот он результат их недальновидности! Нет законности в браке, то поверь мне, замену тебе он всегда найдёт. Таков удел женщины, которая пренебрегает своими правами. Окольцуй его и как можно скорее?

– Я не думаю, что он способен на такую подлость, – возразила Марта, – он без меня просто не выживет. Я хожу за ним, как за маленьким сыном.

Ты ему хоть раз изменяла? – неожиданно спросила Марта.

Ольга на секунду задумалась и, посмотрев в глаза Марте, покачала головой:

– Только в мыслях и во снах и даже неоднократно. Там я ему изменяла с настоящими мужчинами, в которых кипела неуёмная энергия и бразильская страсть. Я проводила с ними разнообразные эксперименты и визжала от удовольствия. – Она ещё раз взглянула на Марту и поправилась, – не громко конечно, а тоже мысленно. И получала от этого удовольствие! Иногда мне приходит навязчивая идея – я хотела бы заняться любовью под гипнозом, чтобы меня ввели в транс, и после я ничего бы не помнила. На подсознательном уровне, я не считаю это изменой, а как тебе кажутся мои фантазии?

– Буйная она у тебя и это не плохо, – взяла Марта её руку в свои ладони. – Жить темпераментной женщине с половым инфантом, – значит медленно убивать себя. Последствия от застоя могут быть необратимы. Мир может потемнеть для тебя так быстро, что ты и пожалеть не успеешь, что так легкомысленно относилась к своей плоти. Не следует давать вызов природе! Она не терпит невежд! Женщина создана для любви, а не только для кухни. И я бы посоветовала прислушаться к своим фантазиям и как можно скорее воплощать их в жизнь. Тебе нужны мужчины, которые своей спиной могут заслонить весь мир. В таких мужчинах гормоны самые плодотворные, я бы сказала жизненно важные для женщин. Сама пойми, – у тебя пришло время для стабилизации твоего внутреннего мира. Ты хочешь заняться сексом с чужим мужчиной, но как бы по принуждению, не по своей воле. То есть, другими словами, ты боишься себе признаться в этом желании. А в подобной ситуации любое чувство трудно контролировать, так – как очень сложно бороться с мистером Икс. Признайся себе в желании разнообразить сексуальную жизнь и начинай действовать. И я тебе могу помочь в этом. Пора тебе прекращать обкрадывать себя! Даже в животном мире звери изменяют друг другу. Особенно этим грешат обезьяны. Измена была нормой жизни и в первобытном обществе. Ведь целью наших предков было, во что бы то ни стало выжить. Поэтому у них был только один выход, плодиться и плодиться! А для этого одной женщины было явно маловато. Кстати у многих совремённых индейских племён, такая процедура размножения сохранилась до наших дней. В иных странах, тоже применяются подобные методы размножения, но делается всё это скрыто и цивилизованно. Пробирки и другие медицинские новшества для продолжения рода человечества, я тоже отношу к косвенной измене. И, в сущности, получается, что мы и современная медицина унаследовали от наших предков форму выживания.

Ольга прерывисто задышала, её щёки моментально вспыхнули. В глазах был испуг:

– Прости Марта, ты кто по профессии, не медик случайно?

– Близко, но не точно, – я биолог, – быстро нашлась Марта, не сказав ей правды. – Ты посмотри на меня, как меня обласкала природа?! – Она освободила из своих ладоней руку Ольги и, встав перед ней начала плавно крутиться, демонстрируя ей свой стан. – Ну, чем не произведение искусства? И это всё знаешь почему? – присела она перед Ольгой на колени.

– Почему?

– Да потому что я не нарушаю процессов природы. Звездопад – моё покрывало! Луна – мой путеводитель! Солнце – моя энергетика! Нравственность моя девочка не всегда хороша для здоровья. Если ты не опомнишься сейчас, то она как ржа будет, тебя точить изнутри. Ты уже обидела природу, что сошлась с легковесным инертным мужчиной. Теперь тебе свою ошибку надо немедленно исправлять! Либо искать достойного мужа, либо свой гормональный процесс восстанавливать на стороне.

– Хочу быть мамой! – словно завороженная прошептала Ольга, – мне твоя жизненная позиция нравится, она действительно может изменить мою судьбу!

– Вот и славно! Ты очень милая, я бы даже сказала красивая! Ты достойна лучшей судьбы! Не век же тебе сидеть около своего «взрослого ребёнка», пора и малюткой обзавестись. Считай меня теперь не только своей подругой, но и первым доверенным лицом в достижении своей цели. Вадику своему только не рассказывай ни обо мне, ни о наших планах, тогда быть тебе мамой непременно! А сейчас ты мне всё – таки изложи подробно о своих чаях и биологических добавках. Хочу маме отправить посылочку на родину.

– Далеко у тебя мама живёт? – спросила Ольга.

– В Мордовии, в одном небольшом городишке, – не очень старая женщина, а болячки налипли на неё незнамо откуда. Это она так говорит, но я молчу. Я – то знаю, что вся эта напасть, от необоснованных и глупых воздержаний. Она живёт без мужчины более тридцати лет. Папа у меня помер, когда мне семь лет было.

– У меня тоже папы нет, только мама и бабушка, – сказала Ольга, выкладывая свои товары для здоровья на диван.

Она вдохновлено со знанием дела отдельно рассказывала о каждом препарате, думая, что Марта слушает её. Но Марта думала о своём коварном плане и мысленно хвалила себя, как она умело запудрила мозги этой вполне симпатичной и не совсем глупой женщине. Оставалось только закрепить их отношения, и она уже запланировала встретиться с ней обязательно на следующий день.

Покидала Ольга гостеприимную хозяйку с хорошим настроением, и будто прочитав мысли Марты, пообещала на следующий день заглянуть к ней:

– Непременно приходи? – ласково ответила Марта, – в это же время. Я буду ждать тебя!

Обняв Марту на прощание, Ольга на ухо ей шепнула:

– Ты во многом права! Ослепла я от его богатой квартиры, вот и не хотела себе признаться раньше, что такое богатство никогда не сможет заменить внутреннюю радость души. Поговорив с тобой, я поняла, что наши отношения с Вадиком давно изжиты. Хватит на него своё здоровье тратить, пора и о себе подумать! Мне весьма приятно, что я обрела такую мудрую и красивую подругу как ты! В ответ Марта поцеловала её в щёку. Она была довольна собой. Ей льстило, что не только молодые студентки попадали в её сети, но и вполне зрелые и интересные женщины. Она любила себя, как внешне, так и внутренне. На самом – же деле, чем затягивала Марта девушек, лично для неё было чуждо. Любому красавцу – мужчине она могла подарить только безнадёжную улыбку, не больше. За свой аморальный бизнес, она себя не корила, так – как в штате у неё были только совершеннолетние девушки добровольно желающие постигать взрослую жизнь.

Признание Фаины

Вадим не стал последователем деда. Не унаследовав от деда чекисткой жилки, он выбрал себе другую стезю. Дед попробовал его приобщить к спорту, отведя его в секцию фехтования, но его хватило только на три месяца. Человек без соответствующей агрессии, не мог найти постоянную прописку в этом виде спорта, и вообще спорт никогда не был его призванием. Он после школы поступил в университет, на факультет журналистики, который закончил с красным дипломом. Помимо этого он изучил в совершенстве немецкий и румынский языки. Но применять где – то знание иностранных языков он и не думал. После университета он проработал несколько лет в одной серенькой областной газете и потом ушёл в кооперативное движение. Вначале у него были блистательные успехи в предпринимательской деятельности, но дефолт срезал все его усилия. Тогда Вадим пошёл по стопам своей непутёвой матери Фаины, которая во время перестройки начала не только торговать водкой, но и сама частенько заглядывала в рюмку. К шестидесяти годам, она выглядела, как старуха и за сто граммов водки могла всё продать из квартиры. Хотя продавать уже было нечего. Кухонный стол, в котором хранилась гора немытой посуды и рваный матрас на полу. Скорее это был тюфяк, на котором она спала, зачастую не снимая с себя обуви, – такова, была ценность её имущества в квартире.

У её сына Вадима была своя квартира, доставшая ему после смерти его деда генерала Важенина. В отношении матери он не выпивал, но продавал всё, где чувствовал, что навар гарантирован. На мать он практически рукой махнул и ждал, её кончины, чтобы быть полновластным хозяином большой квартиры. Он мечтал быстрее продать её и поправить своё финансовое положение. Вадим был занят вместе со своей женой Ольгой продажей биологических добавок и разных целебных чаёв. Он уже вздохнул с облегчением, когда узнал, что мать увезли с инсультом в больницу. Но этот инсульт только прикуёт её на некоторое время к кровати, а умирать она не спешила. Узнав о недуге Фаины, баба Наташа, её двоюродная сестра, приедет навестить её в больнице. Там она и признается бабе Наташе, что много лет назад во время свадьбы совершила из дома Глеба кражу фигурки Пифагора, на которую она глаз положила, когда ещё маленькой гостила не раз вместе с отцом у них в Риге. Через много лет, увидав фигурку на телевизоре в доме Чашкиных, рука сама потянулась к ней. Куда она после её спрятала, не помнит. Провалы в памяти у неё стали происходить, когда она увлеклась спиртным.

Фаина еле шевелила губами, но баба Наташа её поняла.

– Ты Фая ошибаешься, – сказала баба Наташа, – Пифагор сейчас в Германии проживает в доме моего сына. Глеб давно подарил его невестке Анне, – намеренно солгала она сестре, чтобы та не зациклилась на Пифагоре.

– Нет! – пошевелила пальцами Фаина, – он у меня дома где – то спрятан, но где? Убей, не помню!

Где находится оригинал, бабе Наташе было лучше знать, но она не догадывалась, что копии фигурок Пифагора были изготовлены в двух экземплярах, считая, что единственной копией обладает её сноха Анна. Она подумала, что у Фаины на почве болезненного состояния появились бредовые мысли.

– Забудь Фая про Пифагора, ты взяла не оригинал, а липу. Настоящий же Пифагор надёжно спрятан, да и не нужен он никому. Слава богу, что он дал нам с Глебом прожить счастливо жизнь и достойно встретить старость! Мне кажется, что он и дочку нам помог произвести, – в такие – то годы. А в принципе, от него только сплошные беды происходят.

Фаина ни на толику ей не поверила и обиженно одной рукой натянула на лицо одеяло, давая понять, что ей тяжело дальше продолжать беседу. Баба Наташа вышла из палаты, осторожно закрыв за собой дверь. Она не предала значения поведению больной сестры, потому что знала бессмысленно доказывать что – то практически полуживому человеку. К тому же она говорила правду. Пифагор давно покоился в первом уже рассохшемся протезе Глеба, который пылился в чулане. О нём знали только она и сам Глеб. Совсем недавно по весне, муж Альбины Василий Иванович, – преподаватель архитектурно – строительного института с четырёхлетним сыном Максимом наводили порядок в чулане и наткнулись на протез. Посмотрев на покоробленную культю, Василий сунул её сыну в руки, чтобы тот бросил её в костёр, разведённый дедом в саду. Во время дед обратил внимание на свежие дрова и вытащил из костра уже охватившую огнём искусственную ногу. Он сунул её в бочку с водой и, притушив огонь, протянул протез Альбине:

– Отнеси назад его дочка?

– Пап да ты что? – улыбаясь, захлопала она глазами, – зачем тебе то, что уже не потребуется никогда?

– Память дочка! Память! – она дорога для меня.

Дед не показал Пифагора дочери и зятю в этот день, хотя Наталья настаивала на этом:

– Зачем бабуля? – сказал он, – ни к чему им такое наследство. Я же тебе говорил, что этому Пифагору есть хозяин. Своих слов и обещаний я не меняю. Вадим на радость нам спас нашу Альбину от обильного разлива Волги – матушки. Вот после моей смерти и передашь ему Пифагора. Пускай владеет. Хоть он и барыгой стал, и к нам в последнее время носа не показывает, но это не меняет моих решений. Всё – таки считай, он нам тоже, как внук приходится. А Альбине у тебя есть что наследовать. Брошью Дашковой я думаю, она будет довольна.

До несчастного случая с Альбиной он планировал возвратить при случае Пифагора Морису, но после передумал и сказал Наталье, что намерен подарить фигурку Вадиму. Морис же с 1980 года жил в Лейпциге. Он был учёным музееведом и теорию музейного дела знал в идеале. Этой фигуркой Глеб мог устроить безбедную жизнь для Анны и Мориса.

Глеб давно уже переменил мнение о Пифагоре, считая, что этот костяной грек принёс им с Натальей, не только счастье, но и долгую жизнь. Глеб думал, чем дольше он будет осознавать, что фигурка принадлежит ему, тем дольше продлится жизнь. А дети жили пока не совсем бедно. Особенно хорошо жил Морис. Работая в Германском музее книги и письменности, он помимо этого имел на международной ярмарке свой лоток, где выставлял на продажу картины и экспонаты художественного ремесла, а также редкие книги. Этим летом Морис обещал приехать всей семьёй, в Нижний Новгород и прислал письмо, чтобы их ждали. Под вопросом оставался только приезд старшего сына Августа, жившего в другом государстве. Письмо Мориса мать воткнула в створку застеклённой дверки кухонного мебельного гарнитура. Память у неё была уже не та, как раньше и она боялась, что письмо затеряется, и Глеб не прочитает радостное известие.

Я тебя не понимаю

Морис милый, мы оба с тобой учёные люди. Неужели ты не позволишь опубликовать эту книгу и продать Пифагора? Покупатель на него есть и готов отдать за него бешеные деньги. Ты только подумай, сколько денег будем мы иметь, и какую правду мы принесём мировой общественности? Мало того, мы гонорар, полученный за книгу, положим в любой Швейцарский банк для нашей дочки Сабрины. Нет давно СССР, и разнесли Берлинскую стену. Или ты думаешь, что вернётся всё назад? Дудки! – Ваш пьяный Ельцин, как и государь Пётр тоже по Европейскому окну неплохо рубанул.

Морис сидел у только что нового купленного компьютера и печатал статью в журнал. Он приподнял очки на лоб и не без возмущения произнёс:

– Ты Анна хлопала в ладоши раньше нашему президенту, а сейчас от рыгаешь на него всяческой скверной. – Да может он и пьянь хроническая, но феерию он нам создал почти сказочную. Мы с тобой без труда стали жителями Германии. Ты общаешься со своими родственниками каждый день. Я вдохновляюсь демократией. Мы с тобой имеем любимую работу, которая даёт нам неплохие доходы. Неужели не ясно, что наша дочка никогда ни в чём нужды знать не будет? Чего тебе ещё надо?

– Ничего мне не надо, – обидевшись, сказала Анна. – Но ты не забывай, что в Германию мы приехали ещё при Брежневе и поэтому спать я тебя к себе сегодня не пущу. Мне надоели твои коммунистические суждения.

Морис раздражённо сбросил свои очки со лба и, потерев виски рукой, сказал:

– Я образно насчёт Ельцина выразился, но дядя Глеб никогда бы у нас в гостях не при Брежневе, ни при Андропове не побывал, а при Ельцине каждый год нас с мамой навещает. Помимо этого – не останавливаясь, продолжил Морис. – У нас есть с тобой сын, зарабатывающий себе самостоятельно на жизнь и совсем взрослая дочь. У них у обоих прослойка советская, а не немецкая, как у их коллег. Допускаю, что Август живёт в другом государстве, а Сабрина того и гляди выйдет замуж. Как ты не можешь понять что, опубликовав эту книгу, вся Германия будет знать, что палач по фамилии Березин является прямым родственником наших родных детей Августа и Сабрины Каменских. Мне надоели косые взгляды в Риге из-за деда. Только поэтому я не желаю подобного отношения к нашей семье в Лейпциге. С меня хватит! Я хочу спокойствия! А с Пифагором делай что хочешь. В конце концов, его тебе подарили, а не мне, – негодовал он. И не сдержавшись от нервного порыва ударил ладонью по клавиатуре, продолжил высказывать свои обиды жене:

– Я, кажется, начинаю понимать, что ты любила не меня, а русскую историю. И ты многого добилась на этом поприще. Мне бестолковому надо было сжечь все рукописи деда и уйти в забвение. Но я выдал тебе семейную тайну, и всё из-за того, что ты меня обезоружила своим неординарным мышлением. Я глуп, – ты умна! Нашла себе тему, которая принесёт тебе славу, но опозорит меня и всю мою родню. А ей в настоящее время и так не сладко живётся. Или ты забыла, как нам с тобой помогала моя мама и дядя Глеб? Если ты меня хочешь морально убить, – убивай! Я переживу, но запомни, наша дочь тебе тоже не простит это издание.

Анна женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не вскипела от его необдуманной речи. Она встала с кресла и проведя руками по своим бёдрам, ответила мужу:

– Дорогой, ты же знаешь, что я люблю только тебя и ты не должен пылить даже сегодня? Неужели ты не понял, что сегодня день не для наших утех? У меня кризис наступил, – а у тебя воздержание. Глупыш, – нажала она пальцем на его нос. – И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня была возможность эти рукописи опубликовать в журнале Огонёк, но я не сделала этого. У меня совсем нет желания причинять боль нашей семье и тем паче дяде Глебу, – святому человеку, который, не только помогал нам материально, но и всю свою жизнь мне по листочку рассказал. Он во весь свой рост для меня является ярко художественным фолиантом. Но очень жалко, что жанр его воровской жизни не мой. Я издам художественное произведение, и ни одной фамилии знакомой ты не найдёшь, но дяди Глеба тоже коснусь. В этой книге никакой гиперболы не будет. Там будут только реальные факты.

После её слов Морис учащённо заморгал:

– Прости Анна? – промолвил виновато Морис, – у меня, наверное, дурная энергетика, если не понял самого близкого и родного мне человека. А дядя Глеб действительно святой человек, хотя в бога он не верит.

Морис встал с кресла и заходил по комнате с задумчивым видом. Затем встал перед женой и, положив ей свои руки на плечи, произнёс:

– Странное у меня иногда ощущение возникает в отношении его. Мне почему – то иногда приходит в голову, что он был до моего рождения знаком с моей мамой и именно он мой отец, а не Каменский Лев Григорьевич. Я это чувствую! И мне кажется, что мама скрывала от меня эту тайну. Она хотела остаться благочестивой в моих глазах. Сама посуди, Каменский был алкоголик и существовал только за счёт усилий моей мамы. Дядя Глеб выпивает, но по нему не скажешь, что он пьяный. Если ты возражаешь, то прими к сведению, что твой муж Морис обладает такими же качествами, как дядя Глеб, а не Каменский. А самое удивительное в моих догадках, что моя мама сблизилась с Глебом Афанасьевичем при первой встрече. Я его привёл тогда к нам в гости. У него был деревянный протез, похожий на огромную выдолбленную рюмку. Так мама до небес взлетела, когда увидала его. Ты бы видела, как она его встретила. Коньяк и её фирменные блюда, которые она готовила только по великим праздникам, – появились на столе, как на скатерти самобранке. У неё день рождения в этот день был, но она его никогда раньше не отмечала. Я ей цветы в тот день принёс, а она волновалась и ждала его, когда он исчез на неопределённое время из квартиры. Я для неё в этот день отошёл на второй план. Вечером я его с мамой отвёз на вокзал. И она попросила меня, чтобы генеральскую форму деда я незаметно подложил ему в купе. А через четыре месяца она вышла за него замуж.

– Ты Морис Глеба Афанасьевича знаешь меньше чем я, – выслушав мужа, сказала Анна. – У меня на диктофоне записаны все его откровения. Я бы гордилась, если бы мой муж был сыном такого мужественного человека, как Глеб Афанасьевич. Но, к сожалению, ты не его сын! А то, что ты не подвержен к алкоголизму, то поклонись своей маме за это. Это она тебя наградила своими поразительными генами. А ужас в глазах и слёзы от укуса пчелы ты унаследовал ото Льва Григорьевича. В тебе нет, ничего от Глеба Афанасьевича. Он обладает баритоном, а ты альтом, – этот мужчина, может и не апостол, но генеральская форма ему идёт.

– Может быть? – бросил Морис, – но я его ни разу не видел в ней.

– А я видела и даже сопровождала его, в обитель Горьковского кремля. Мы в то время ещё в Риге жили. Ты тогда не смог поехать со мной в Горький. Мы с Августом и Сабриной отдыхали там всё лето. Он меня лично попросил быть его референтом и сделать вылазку к первому секретарю обкома партии. Это была авантюра чистейшей воды. Но она меня так захлестнула и я была очень рада, что принимала участие в ней. Он заказал не такси, а частника с новой Волгой. Мы въехали без препятствий на территорию кремля. Ему все отдавали честь. Прихрамывающий генерал со звездой героя Советского Союза, обладающий волшебным голосом и молодая референт впечатляла попадающую на пути милицию. Они, к моему удивлению, даже ни разу документы его не проверили. Мы с ним поднялись по ковровым дорожкам на второй этаж в приёмную, но, к сожалению первого секретаря не было. Как сейчас, помню, фамилия второго секретаря была Стельмах. Этот Стельмах с одутловатыми щеками и очками в золотой оправе, был немного напуган. Впечатление у меня тогда создалось такое, что не он нас великодушно принимал. А на самом деле мы нанесли угрожающий официальный визит в коммунистическую цитадель.

Глеб Афанасьевич, представился генералом Березиным, и бросил ему чёрную папку на стол.

«Что это такое?» – спросил Стельмах.

«Это сплошная грязь на Советского разведчика, который за свои подвиги неоднократно отмечен правительственными наградами. И состряпана эта грязь нечестным милиционером. Я в вашем городе проездом оказался, поэтому прошу, чтобы этого негодяя, – хозяина папки, немедленно уволили из органов за подтасовку фактов».

Тон у Глеба Афанасьевича был металлический и грозный. Ни одна нервная струна не лопнула, когда он разговаривал со Стельмахом. Зато у второго секретаря потёк пот по щекам. А через два дня какого – то Иванова – Фаню уволили из милиции.

– Так ты участницей была мошеннических действий, прикрываясь с дядей Глебом фамилией моего родного деда? – шутливо погрозил ей пальцем Морис.

– Не совсем так, – сказала Анна, – я помогла Глебу Афанасьевичу избавиться от человека, который мешал ему жить. И всего-то! И скажу тебе больше, что твоя мама знала о нашем походе. И готова была при провале нашего визита подключить своего важного родственника, – деда Вадима Важенина. Но это не понадобилось. Колоритная фигура и властный голос Глеба Афанасьевича сделали такой штопор, что Стельмаху переодетый в хромого генерала дядя будет являться долго в своих снах. Такие вещи не забываются! Одно мне жалко, что Пифагор, который мне подарил дядя Глеб, оказался подделкой. А так бы мы с тобой могли за него хорошие деньги взять. Он изготовлен из дерева и покрашен финской металлической краской, а не оригинал, – вырезанный из кости кашалота. Но известный коллекционер Гюнтер Фойт знает, что это подделка и всё равно готов за него выложить крупную сумму в долларах.

– Странно, – прикрыл глаза Морис, – дед мой подделок не держал в доме и мне кажется Пифагор у нас именно тот, который я взял у деда?

– Нет, мой дорогой, – возразила Анна, – философ этот не тот и в следующую поездку в Россию я с дядей Глебом обязательно поговорю на эту тему.

Да простят меня боги

Ольга пришла на следующий день, как и обещала, предварительно известив Марту по телефону о своём визите. Всё в тех же галифе из крокодиловой кожи, заправленные в сапожки, в полумягком бирюзового цвета джемпере из-под которого выглядывал воротник красной блузки, она смело проследовала в зал. Они обнялись как закадычные подруги и сели за журнальный расписанный под хохлому столик, где стояла бутылка Краснодарского вина, фрукты и заливное из телячьего языка.

Марта неприхотливо вела с ней разговор, словно водя её по лабиринту, где выхода от сексуальных утех нет. Основной акцент она, конечно, ставила на обязательном зачатии.

На Марте была накинута шотландская клетчатая накидка, чем – то напоминающая плед. При разговоре она нервно теребила её пальцами, будто хочет её скинуть с себя. Марта периодически подливала ей в бокал вино и всматривалась в лицо Ольги. Она пыталась понять, готова гостья к соитию со здоровым донором или пока скромно ещё стоит у порога нравственности, не решаясь его переступить. Вела Ольга себя смело, но как только Марта делала ей намёк на контакт с мужчиной, уклонялась от продолжения разговора:

«Либо она не слушает меня, либо боится первого греха?» – подумала Марта, и её пальцы вновь коснулись накидки.

– Да сбрось ты её с себя? – заметила Ольга её нервозность. – В квартире у тебя не холодно, а твои уроки я ещё вчера одобрила. В общем, я созрела к неверности, – засмеялась она, чем обрадовала Марту.

– Мужчину – донора надо выбирать по упругим ягодицам, потому что они обеспечивают большую выносливость при половом акте и позволяют осуществлять сильный прямой выпад, что увеличивает шансы на оплодотворение! – наставляла Марта Ольгу.

– Что же мне зимой в бассейн идти знакомится с такими донорами? – расстроено протянула Ольга. – Я и плавать к своему стыду не могу.

Марта сняла с себя накидку и бросила её на диван.

Затем встала с кресла и достала из дамской сумочки четыре фотографии:

– Выбирай любого, на свой вкус? – протянула она Ольге фото. – Это настоящие жеребцы! И чем они удобны? Не мы им платим золотом, а они нам! А почему спрашивается? – да потому что ты не должна их посвящать в свою святую цель быть мамой. Понятно в чём прелесть от таких доноров?

– Да, да, – жадно вглядывалась Ольга в фотографии, – я всё понимаю. Она вдруг задержала своё внимание на молодом мужчине с кудрявыми волосами.

– А вот этого я знаю, – передала она снимок Марте, – это прыгун с трамплина. Он почти каждый день, ходит с лыжами под нашими окнами. И надо сказать в моих грешных мечах он тоже присутствовал.

– Что ж, выбор достойный, – произнесла Марта, – это Илья Замиров, ему двадцать шесть лет из положительной семьи. Имеет свой бизнес, торгуя постельным бельём, не смотря, что по профессии радиоэлектроник. Женщин любит, но пока сковывать свою независимость не собирается. С незнакомыми женщинами предельно застенчив. Не удивляйся если он в постели к тебе на «Вы» будет обращаться. Это воспитание бабушки, – бывшей солистки оперного театра. Хотя он умеет быстро перевоплощается из культурного мальчика в прыткого скакуна. Смотри не влюбись?

– Когда и где я с ним увижусь? – нетерпеливо спросила Ольга.

– Здесь, и прямо сейчас, только этажом ниже, там тоже моя квартира. Временно сдаю её студентке из Уреня. В данный момент она уехала домой. Поэтому квартира пустая. Вам там мешать никто не будет. – Марта посмотрела на часы. – Сейчас я позвоню Илье, и он через двадцать минут будет здесь.

Смелость Ольги сразу исчезла и спряталась где – то на задворках её души. Её моментально охватил озноб, и она затряслась словно осиновый лист.

– П. – П. – прямо сейчас? – отбивали её зубы мелкую дробь.

Марта приблизилась к Ольге и, положив свои руки на её голову, начала ласково поглаживать волосы.

– У тебя такой вид, будто ты девственница, у которой хотят отобрать честь, а ты боишься и собираешься кричать караул, – с металлическим оттенком засмеялась Марта. – Да милочка, прямо сейчас. Ну, чего ты напугалась? Зачем откладывать на завтра, если решение вчера ещё было принято. Мы, итак, на день запоздали с тобой. Выпей ещё вина и бери себя в руки, а я пойду звонить, – уже властно произнесла она.

Марта дозвонилась до Ильи и сразу повела Ольгу вниз в квартиру этажом ниже. Ольга шла по неосвещённым ступеням на второй этаж и неожиданно два раза икнула:

– Боже мой! А это откуда взялось? – прикрыла она рот ладонью.

– В первый раз, такой казус случается, – полушёпотом объяснила Марта, – сейчас придёшь, воды выпьешь.

Они зашли в тёмную комнату, где Марта включила свет и посадила Ольгу на диван:

– Дожидайся, он сейчас будет, и сними свой джемпер. Не скрывай свои аппетитные груди, – Марта взглянула ещё раз на часы. – А я пойду, включу телевизор. Как управитесь со своими делами, я зайду за тобой.

Илья первым делом поднялся к Марте. Без головного убора в куртке спортивного покроя и обмотанным вкруг шеи толстым шарфом он принёс ей не только холод с улицы, но и двести долларов.

– Такса не поднялась? – спросил он, – а то инфляция давит. Не знаю, куда ломиться от неё.

– Ольга женщина сказка! – улыбнулась Марта.

– Неужели лучше тебя? – облизнулся он.

– До меня у тебя ещё нос не дорос, – вскинула она на него свои брови. – Постарайся ей подарить море ласки и не вставай с ней в ступор. Она пионерка ещё в этом деле, поэтому инициатива должна исходить от тебя. Сделаешь, как я прошу, – тебя инфляция никогда не коснётся у меня. Кстати она тебя знает визуально, но ты не развлекай её разговорами. Не затем она здесь, да и тебе выгодней отрабатывать свои часы за более приятным занятием! Или я не права?

– Понял! Ты всегда права! – сказал он и бесшумно покинул квартиру.

Марта включила в это время монитор, за которым удобно устроилась в офисном кресле. В квартире этажом ниже была установлена скрытая киносъёмка и всё, что происходило на любовном ложе, чётко отражалось на мониторе:

– Здравствуйте, – произнесла Ольга без тени смущения.

Она так долго наблюдала за ним из окна. И представляла его своим бразильским мачо. Он неожиданно ей показался старым близким добрым другом, возвратившимся из дальних странствий. Прижимая к груди свой джемпер, она улыбнулась ему и сделала шаг навстречу.

«Молодец Ольга! – приблизила к монитору своё лицо Марта, – выкинь джемпер и приближайся к нему смелее. Он сам обалдел от тебя, неужели не видишь, язык от счастья проглотил».

Ольга будто услышав её, бросила джемпер на спинку дивана и приблизилась к нему ещё на шаг, обдавая его жаром охватившим его тело. Огромные её глаза, которые смотрели на него в упор, вспыхивали зелёным пламенем. Она протянула руки к его шарфу и решительно сдёрнула с его шеи. Только после этого он пришёл в себя:

– Здравствуйте! – с большим опозданием ответил он на её приветствие. Одновременно он прикоснулся руками к её острым грудям. И блуждая глазами по её лицу и телу, промолвил:

– Вы божественны!

Он преодолел своё оцепенение и, закинув свои руки ей на шею, впился в её губы.

«Браво Илюша! Браво! – затаив дыхание, шептала Марта, начинай раздевать её. Медленно и со вкусом!»

Но её преждевременная радость омрачилась темнотой на мониторе. А это значит, что Илья, бывая в этой квартире не первый раз, знал, что выключатель расположен за дверью комнаты. Ей осталось наслаждаться только Ольгиными стонами и скрипом дивана.

Через два часа она по скрипучей лестнице спустилась вниз. Ильи уже след простыл, а Ольга лежала с закрытыми глазами счастливая и одухотворённая, прикрыв нижнюю часть тела своим джемпером. Марта, не без восхищения наблюдала, как прекрасно сложена Ольга, как в приятной истоме дышит её гладкая без изъянов кожа. Почувствовав присутствие Марты, Ольга открыла глаза:

– Да простят меня все боги на земле? Я сегодня ощутила матушку природу в прямом смысле слова! Мне так хорошо с Ильёй было, тебе не передать! Ему не надо объяснять, как и где нужно целовать и ласкать. Сладкий и сочный парень, доставил мне океан удовольствий! Хочу ещё его завтра?

– Я очень рада за тебя, – гладила её по голове Марта, – но завтра у нас будет другой донор. В том и изюминка, что ты не должна знать от кого родишь. Донор не должен вызывать никаких отеческих чувств у тебя, иначе мы распугаем их всех. Работать не с кем будет. – Марта вложила Ольге в ладонь сто долларов. – Получать за своё удовольствие деньги вдвойне приятно! – улыбнулась она разомлевшей Ольге.

– Мне весьма приятно, что я обрела такую мудрую и красивую подругу как ты! – сжала Ольга доллары в кулаке.

Марта поцеловала Ольгу в щёку, и промолвила:

– Я польщена, что наше знакомство пришлось тебе по сердцу. Буду рада сохранять такие тёплые отношения и впредь. Ты понимаешь, о чём я говорю?

В ответ она увидала на Ольге только слёзы счастья, которые переросли в рыдания. Это было раскаяния за своё ранее кощунственное отношение к своему телу. И ненавистная обида на мужа, неспособного за прожитые долгие годы открыть в ней женщину с непомерным темпераментом.

Марта быстро успокоила её и назад домой не пустила. Оставив ей спать переполненной приятными впечатлениями на старом диване.

С этого дня они не только будут встречаться, но и по – настоящему будут близкими людьми, поддерживая ежедневно дружеские отношения. Тем самым Ольга не заметно въедет в постоянный штат Марты, и будет не только популярной и самой востребованной женщиной по вызову, но и начнёт делиться своим богатым опытом с молодыми девочками. За что Марта будет ей платить повышенную зарплату.

Внук чекиста

Вадим привёз мать из больницы в её квартиру, где был, выкинут практически весь хлам. Он достал ей старую раскладушку и застелил её старыми застиранными простынями. За небольшую плату он нанял ей сиделку и стал готовиться к похоронам. Но мать удачно сопротивлялась со смертью и через месяц отошла от инсульта. К ней вернулась внятная речь, и она самостоятельно стала ходить в туалет и бросать на сына ехидную улыбку, когда Вадим приходил её проведывать.

Он не ждал такого поворота, хотя в душе был немного рад, что мать победила смерть. Его всех больше пугало, что она может быть серьёзной обузой для его немногочисленной семьи. Он жил вдвоём с женой Ольгой в элитном доме, на одной из центральных площадей города в большой из пяти комнат жилой площади.

Это было не простое жильё, а в прямом смысле самая настоящая обитель дореволюционной редкой мебели. Начиная с прихожей, до просторной ванны она была обставлена старинной вычурной мебелью. Не раз любители антиквариата осаждали его просьбами продать тот или иной предмет. Но Вадим не думал продавать ничего из вещей и мебели, оставленные ему генералом. Он воспитывался и вырос при этой обстановке и ко всему прочему ему была дорога память родных людей. Дед проработал на своей генеральской должности до восьмидесяти лет и достаточно прожил после выхода на пенсию. Но так он только думал, после смерти генерала Важенина. По сути дела внуку было оставлено барское наследство. Только об одном жалел внук генерала, что все произведения искусства, ранее украшающие стены и без этого богатой квартиры, дед передал в дар государству. Справедливости ради, стоит сказать, что Вадим не просто довольствовался наследством, а безумно был рад неожиданно доставшей ему ретро – квартире. Но позже, когда у него наступали чёрные дни, он всячески проклинал генерала за недальновидность и неоправданную скупость в отношении себя. И свое мнение о родном дедушке он не скрывал ни от кого, ни от родственников, ни от обожателей старины. Вот под такое настроение нового хозяина антиквариата вновь насаждали покупатели, пытаясь приобрести что-нибудь изысканное и красивое из мебели, посуды, или декоративных настенных тарелок.

Но Вадиму дед всегда говорил, что подобный интерьер выглядит престижно и эстетично и что любая вещь прошлого века, будет с годами только баснословно расти в цене, но никак не дешеветь.

Вадим сам был большим ценителем прекрасного и считал что, лишившись любого предмета, он обокрадёт не только себя, но и лишится иллюзий, без которых он жить уже не мог. Дело в том, что он, находясь в таком изобилии дорогих экспонатов один, частенько любил помечтать, но особо не увлекался этим занятием, понимая, что деньги одной мечтой не заработаешь, считая своё невинное увлечение толчком к действию. Он надевал длиннополый халат с мохнатыми кисточками на поясе, ставил рядом клетку с канарейками, брал в рот длинную курительную трубку, хотя он и не курил и садился в кресло качалку девятнадцатого века и улетал на крыльях фантазии в далёкое неизвестное прошлое.

В прошлой, придуманной им жизнью, он был и знатным барином с окружающими его крепостными молодухами. Или грозным статс-секретарём, наводящим ужас на крамольных декабристов, стучавших друг на друга, пугаясь его гнева.

…Отключившись от других повседневных мыслей, так он мог сидеть часами. Эту полезную для себя процедуру он не считал напрасным времяпровождением. Для него это был, что ни наесть мощнейший психологический аутотренинг, который очень сильно влиял на его формирование личности. После этого он на некоторое время становился важным и степенным, что необходимо было в его бизнесе. По крайней мере, так считал он, но, приходя к больной матери, важность у него исчезала, и он громко отчитывал её, не прибегая при этом к ненормативной лексике. Таким мать его в последнее время стала часто видеть. Вообще – то по складу характера Вадим был мягким и рассудительным человеком. У него не было ни близких друзей, ни компаньонов. Он был убеждён, что в это нестабильное время, – заиметь таковых, – значит получить лишнюю головную боль, а это не входило в его планы. И ещё у него был большой недостаток, – он совсем не разбирался в людях. Он мог, не подумавши в спешке похвалить человека, а на следующий день разочароваться в нём. Только поэтому, он на очевидное сближение не шёл ни с кем, полагаясь во всём на свою гражданскую жену Ольгу. Она была у него и матерью и советчиком и конечно служанкой. Она его вела по жизни, хотя хорошо знала, что её благоверный муж имеет много слабостей и пороков. Но Ольга закрывала на всё глаза, – сама частенько пропадая в последнее время из дома. Муж за порог и она тоже. Чем она занимается в свободное время и почему приходит домой под утро, ему было не ведомо, хотя излишними вопросами ей не докучал, доверяя ей во всём. Как жена она его вполне устраивала. Вадим был всегда трезвым человеком, никогда не повышал на неё голос, а главное умел зарабатывать деньги.

«Почти идеал! – однажды сказала она ему, – а твоя нездоровая тяга к антиквариату может сыграть с тобою злую шутку. Лучше займись неизведанными женщинами. Может они превратят тебя пускай не в мачо, но хотя бы в настоящего русского барина, у которого в каждой деревне от крепостных баб имеется по дюжине своих детей…»

Вадим тогда не смутили её слова. Он в душе улыбнулся и отметил мудрость своей Ольги, понимая, что с этой женщиной, если она не свихнётся, придётся прожить долгую жизнь. На данный момент его беспокоила только мать. Она хоть и окрепла после болезни, но до сих пор оставалась для него большой проблемой, связывающей ему руки. Он опасался, что своей недвижимостью она надолго отключит его от активной работы. Он решил включить свои методы в её оздоровление. В первую очередь убрал сиделку от неё и над раскладушкой прикрепил перекладину, чтобы она могла как – то работать над собой, в то – же время, навещая её с женой два раз в день. Не забыл он ей поставить в её комнату и маленький телевизор. Она же по своему оценила заботу сына и невестки об её здоровье и стала просто-напросто хулиганить. Каждый день она вытворяла такое, что Ольге или Вадиму приходилось убираться в квартире, надевая на лицо противогаз. После её безобразий дышать в квартире было нечем. Они устали от её хулиганских выходок и каждый мысленно ждал конечного исхода, но не признавались друг другу в этом.

Совсем случайно от соседей, дети узнали, что оставаясь одна в квартире, мать стучала тапочкою в соседскую стену. Таким образом она приглашала к себе в гости соседа, который не прочь был за чужой счёт пропустить несколько граммов хмельного напитка. Звали соседа Иван Петрович Абрамов, в прошлом известный настройщик музыкальных инструментов. Ему было за семьдесят лет и он как мать был одинок. На зов Фаины охотно откликался и бежал к ней с великой радостью. Больная женщина вначале просила очистить ей варёное яйцо, а потом доставала из-под подушки портмоне с пенсионными деньгами и засылала Абрамова в магазин за водкой. Как ни странно, но это известие детей не огорчило, а натолкнуло на грешную мысль. Они каждый день начал давать матери по сто рублей на расходы, изначально зная, что все эти деньги уйдут на спиртное, надеясь, что эта щедрость ускорить её кончину. Но они не знали, что старушка выпивала ежедневно по семьдесят пять граммов водки, всё остальное глушил Акунин.

Сосед умер от разрыва печени через два месяца, со дня благотворительных взносов детей Фаины.

К удивлению всех она на похоронах Абрамова и во время поминок была самым активным представителем от соседей. На могиле усопшего произнесла поминальную речь, которое со слезами на глазах одобряли все присутствующие соседи и близкие покойного.

Тогда Вадим понял, что мама проживёт, как и её отец, долгую жизнь.

Это его вдохновляло, он тоже мечтал дожить до глубокой старости и при полном разуме. Он прекратил её снабжать деньгами и заботу к ней стал проявлять совсем по-иному.

Он по мере надобности покупал ей дорогостоящие лекарства. Приобрёл холодильник, который они ежедневно пополняли с Ольгой свежими продуктами и фруктами. Но его порой бесило, что родственница бабка Кузьмина, привезла матери свои обноски и кое – какую кухонную утварь. И когда в доме была установлена сносная газовая плита и розовый абажур в зале, терпение сына лопнуло. Он закричал на мать не своим голосом:

– Зачем ты убила человека? Ведь Иван Петрович на протяжении многих лет был добропорядочным соседом! Благодаря твоим усилиям он оказался на кладбище. Сейчас свою сестру обираешь. Неужели я тебе всё это не купил бы? Думаешь, бабе Наталье легко живётся? У неё и деда Глеба пенсии мизерные, да и Альбина не миллионы получает.

Вадим распалился так, что ударил кулаком по трухлявому подоконнику. Одна его половина отделилась и упала на пол. Перед его глазами предстало углубление. Он заглянул внутрь и извлёк оттуда старый лаковый ридикюль. Открыв, его он всё содержимое высыпал на стол. Зазвенели старинные монеты, и вылетел плюшевый свёрток. Он развернул его и, увидав Пифагора затаённо посмотрев на мать, спросил:

– Откуда это у тебя?

– Не помню, я давно забыла про эту заначку. Но хорошо знаю, что я прятала сюда всё, что не должны видать другие люди. А это значит, всё, что лежит перед тобой краденое.

– Так ты значит ещё воровка? – осуждающе посмотрел Вадим на мать.

У матери навернулись на глазах слёзы обиды:

– Был раньше такой грех, как и у тебя. Об этом знали только мои родители. И боясь, что я опозорю всю семью, они отвезли меня лечиться в Киев, к знаменитому гипнотизёру.

Она пододеяльником утёрла глаза и с сожалением посмотрела на сына:

– Ты тогда уже в школе учился и занимался фехтованием на стадионе «Динамо». Я бы могла своим мелким воровством и тебе причинить боль, не зная, что ты тоже болен таким же недугом.

– Я действительно болел, а ты осознанно это делала, – в отчаянии крикнул он. – Сколько раз я в своих карманах не досчитывался денег. Теперь мне ясно кто прикарманивал их. То, что ты больна «нечестной болезнью» мне ни дед, ни бабка никогда не рассказывали. Я знаю, только то, что ты вела много лет праздный образ жизни, спихнув меня своим старикам. Я даже не знаю, кто мой отец?

– Не смей так никогда говорить, ни обо мне, ни о моих родителях, – возмутилась мать, – я искала счастья и для себя и для тебя. Но счастье не всем в руки идёт, а только умным и удачливым, кто крепко держит в своих руках птицу счастья. Я, к сожалению ни к той, ни к другой категории не относилась. Так, что не перебивай меня, а дай мне высказаться до конца, пока память моя в норме.

– Продолжай, я тебя слушаю, – безразлично ответил сын. – Отца говоришь, ты своего не знаешь? Ну и не знай! Он тебе в жизни ничего не дал. Бывший стиляга, – сыночек одного из высокопоставленных партийцев. Такой – же неудачник, как и я. Даже мне больше повезло. Его давно в живых нет, почивает на Высоковском кладбище. А я хоть и хворая, но пока небо копчу, – погладила она себя по голове.

Вадим усмехнулся её самоудовлетворению и навязчиво напомнил ей:

– Не отвлекайся? Давай про гипнотизёра рассказывай?

А то опять уйдёшь с трассы.

– Что ты заволновался так сынок? Рассудок мой в норме. Бог даст, ещё детишек твоих буду нянчить. Если ты, конечно, сподобишься на такое счастье. – Она укоризненно взглянула на сына. – Комолая твоя Ольга. Баба хоть и красивая, но пустая изнутри.

По этому вопросу он не стал с ней вступать в полемику. Знал, что этот вопрос пока он живёт с Ольгой, будет закрыт пожизненно. А расставаться с ней, он и не помышлял.

Ольгу он любил по – своему, пускай эта любовь была не плотская, но себя без неё он уже не мыслил. Её ум и красота вдохновляли его каждое утро. Она продуманно и взвешенно наставляла его, как нужно правильно работать и это ему с некоторых пор стало нравиться. Он даже в мыслях не носил, что с ним рядом может быть другая женщина. Но в данный момент его интересовал только гипнотизёр из Киева, так – как в последнее время он часто стал находить у себя в доме вещи, не принадлежащие ему, что его пугало. Это были или новые запонки, или Паркер с золотым пером. А недавно у него из кармана джинсов при Ольге высыпалась целая горсть презервативов, которыми он никогда не пользовался.

– Никак ты спецовки себе купил? – издевательским тоном спросила она.

– Ничего я не покупал и откуда у меня эта гигиена, знать не знаю.

– Может тебе к врачу обратиться? – посоветовала она, – у тебя много уже набралось товару о происхождении, которого ты понятия не имеешь. Вдруг твоё заболевание обострилось?

Он бессильно опустился на пуфик:

– Даже не знаю, что и делать? К врачам я боюсь идти, – овладел он собой. – Запрут на полгода за решётку, и глотай горькие пилюли, от которых голова совсем, набекрень съедет. Лучше найти хорошего гипнотизёра. От него больше проку будет!

Этот разговор с Ольгой пронёсся у него в голове, и он вновь своё внимание обратил к матери:

– Прошу тебя ничего не говори плохого о моей жене. Эту тему я обсуждаю только сам с собой! Давай о гипнотизёре расскажи? – напомнил он свою просьбу вторично. – Возможно, я прибегну тоже к его помощи?

– Так вот этот гипнотизёр вылечил меня и стёр из памяти все грехи. Но во время инсульта я многое что вспомнила. Кстати монеты мне кажется не ворованные, ты их смело можешь забрать и делать, что душе угодно. В детстве я помню, ходила во Дворец пионеров в кружок нумизматов, и мне помогал собирать коллекцию твой дед. Помню, он однажды принёс сразу пятнадцать старинных монет царской чеканки. Надо заметить, дерьма мне он никогда не носил. А гипнотизёра этого из Киева давно в живых, наверное, нет. Ему тогда уже было семьдесят пять лет.

Вадим одновременно слушал мать и заворожено смотрел на Пифагора, который полностью поглотил его:

– Я знаю, где ты похитила Пифагора? – не отрываясь от фигурки, проговорил он, – если мне память не изменяет, то я его видал у бабы Наташи в серванте, но значения ему никакого не придавал. И однажды мой вырванный зуб Альбина положила в него. А утром мы его закопали в палисаднике под сиренью вместе с этой фигуркой. Выходит его откопали? Ну конечно! – От радости он хлопнул себя ладошкой по голове, – цветы сажали и выкопали. У них каждое лето в палисаднике цветы растут!

– Может, и видел, только не его, а настоящего Пифагора, – сказала мать, – а это подделка. Мне так Наталья сказала недавно. Она мне тут несколько дней назад освежила память. Я вспомнила, что появился у меня Пифагор, когда тебе года четыре было. Выходит, вы с Алей закопали ПифагораNo1, а это подделка.

– Таких подделок не бывает, – не переставал любоваться Пифагором Вадим, – такая тонкая работа с руки только великим старым мастерам, таким как Леонардо Да Винчи или Сансовино Андреа. Надо будет к бабе Наташе съездить разнюхать у неё подробно про эту великолепную фигурку.

Мать больше не стала разговаривать с сыном, а легла в кровать и, окутавшись одеялом, сказала:

– Если время не жалко, то съезди, только пустой к ней не появляйся. Купи ей фруктов и конфет. Она не забывает меня, хоть и старая, а через Волгу мотается через день, проявляя ко мне человеческую заботу!

…Вадим быстро собрал с подоконника все монеты, а их насчитывалось ровно тридцать штук, и удовлетворённый положил себе в карман. Возбуждённый дорогой находкой, он покинул мать.

На следующий день он не будет заниматься своей прямой работой, а пойдёт к знакомому коллекционеру – нумизмату, и все монеты продаст за большие деньги, которых вполне хватало, чтобы удачно заменить свой старый автомобиль. С отличным настроением он направится к бабе Наташе, не забыв ей купить бананов и апельсинов. Он ехал в своём стареньком Мерседесе и прикидывал, сколько денег сможет выручить за фигурку и что он приобретёт на них. Ему казалось, что он обладатель древнего и бесценного экспоната.

«Заменю тачку, и открою магазин „Здоровье“, – думал он, – надоело самому впаривать товар народу в тесной лавчонке. Найму продавцов и будем отдыхать с Ольгой. Но в первую очередь обязательно нужно в гости к родственнику Морису съездить в Лейпциг. Он по искусству дока. Помочь должен. Там заодно и машину себе свежую возьму. Славу богу, нужную сумму с лихвой набрал, да Ольга обещала четыре тысячи зелёных дать. Интересно откуда у неё такие деньги? Неужели выручку утаивала от меня, чтобы сюрприз мне сделать. Тогда она просто молодец! С такими бабками контакты попробую завести в Германии с фирмами производящие товары для здоровья…»

Он так замечтался, что чуть не въехал в шлагбаум. Нажав до отказа педаль тормоза, Вадим сразу ощутил, как испариной покрылось его лицо, и мелкая дрожь пошла по всему телу. Переждав минут десять, он вновь тронулся с места. Силуэт бабы Наташи увидал через открытое окно, когда подъехал к дому. Взяв из багажника пакет с фруктами, прошёл в дом:

– Давненько я не был в ваших краях. – Вместо приветствия сказал он и, поставив на стол пакет, начал выкладывать содержимое:

– Да ты не только нас забыл, а и мать родную, не особо вниманием жалуешь, – попрекнула его баба Наташа. – Несмотря, что живёшь от неё в двух шагах ходьбы.

Вадим сел на стул и обиженно возразил:

– Вы напрасно так баба Наташа говорите? Я матери и сиделку нанимал и сейчас вместе с Ольгой забочусь о ней. Она можно сказать уже выздоровела. А, что с ней сделаешь, если она жить ко мне не хочет переходить. Если – бы, жила у меня может и не пила бы так? Вам конечно, спасибо и от нас с Ольгой и от мамы за проявленную чуткость!

– Раньше Вадик о матери надо было уделять внимания, – не ответила баба Наташа на его выраженную благодарность. – А сейчас я не удивлюсь, если её ещё один инсульт посетит. Всё – таки спиртным она сильно своё здоровье подорвала. А ведь какая красивая женщина была, и какая стала? А она младше меня намного, но выглядит значительно старше.

Вадим понуро сидел за столом, с неохотой выслушивая нотации бабы Наташи:

– Мне с ней очень трудно разговаривать, – оправдывался Вадим, – как упрётся, её уже ни чем не сдвинешь. Принёс ей биологические добавки и дорогие таблетки от инсульта, так она их ни одной не приняла. Говорит, что я отравить её хочу, а сама каждый день соседа за водкой посылала. За два месяца она довела Ивана Петровича до смерти, а ей хоть бы что. Она неисправима, хотя пить меньше сейчас стала.

– Вот в это время и постарайся её к себе забрать? – посоветовала баба Наташа, – может совсем у вас бросит пить? Ты посмотри, как я со своим дедом счастливо живу? А ведь он у меня почти каждый день употребляет горькую. Стопку перед обедом, стопку перед ужином и я нередко поддерживаю в этом. И ничего не спились.

– Баба Наташ, но что вы себя равняете с ней, – подошёл к окну Вадим и понюхал распустившийся красный цветок, высаженный в горшке. – У вас с дедом образ жизни совершенно иной был. А у моей мамы одни пышные банкеты были на уме, да рестораны. Была бы замужем, возможно не скатилась до такого состояния? Кстати, а где дед? – опомнился он.

– Дед в санатории отдыхает. Послезавтра Корней поедет за ним. Глебу сейчас каждый год дают бесплатную путёвку, да и меня не забывают. Помнят ещё нас фронтовиков. Раньше такого заботливого внимания к нам мне кажется, не было? Губернатор сам лично приезжал к нам домой перед днём Победы. Подарил телевизор большой, новую газовую плиту и огромный букет цветов. Как приятно ощущать, что тебя ещё помнят!

– Мало вас осталось, вот и не забывают, – сделал вывод Вадим. – А я вот думаю съездить в Германию, приобрести там себе новую машину. Не совсем конечно новым автомобилем, – поправился он, – но чтобы свежее, чем мой был. Моему Мерседесу уже семнадцать лет. Получится, к Морису заеду, я его давно уже не видел. Думаю, дай вас навещу, да адресок возьму его. Анна то часто приезжала с Сабриной, а он не особо скучает по родине и маме.

– Морис человек занятой. У него наука, а ещё твёрдый бизнес. Ему некогда разъезжать. Зато мы с дедом у него почти каждый год в Германии были, и Альбина нас не забывает. Альбина говорит и вас с Ольгой не обходит вниманием, частенько в гости к вам заходит со своим Васей.

Вадим вспомнил, как перед первым маем, он в сосисочной встретился с Альбиной. Он зашёл перекусить и столкнулся с ней на выходе. Они оба были несказанно рады встрече, так – как не видались больше месяца, хотя не редко созванивались по телефону. Когда – то Альбина помогла получить Вадиму небольшой кредит для бизнеса и после этого их родственные отношения заметно укрепились. На семейные знаменательные даты они стали ходить друг к другу в гости и нередко посещать компанией театры и концерты.

– Альбину я последний раз видел перед первомайскими праздниками, – сказал Вадим, – писаная красавица она у вас. Вылитая вы в лучшие и счастливые времена! Не была бы мне родственницей, – вряд ли Ольга захомутала меня. Точно на Альбине женился.

– Полно Вадик несуразицу нести, – как девочка смутилась баба Наташа и подошла к стеклянному шкафу. – Подумать только! Нашёл что сказать! С тех пор как я встретила Глеба, у меня не было плохих времён!

Она достала из-под стекла конверт, присланный Морисом и, вытащив оттуда письмо, протянула пустой конверт Вадиму.

– Вот его адрес, – сказала баба Наташа, – да смотри, поедешь, не забудь перед отъездом к нам заглянуть? Я им небольшую посылочку соберу. К Альбине не заходи, – в Сочи они уехали отдыхать всей семьёй. Сам – то Морис пишет, что возможно через месяц приедут всем семейством к нам. Не знаю когда уж, и дождёмся их. Неужели я Сабрину увижу и Августа? – скрестила баба Наташа руки на груди, – большие стали внуки наши!

Она резко вдруг поднялась и пошла к холодильнику:

– Я тебя совсем заговорила, – ни чем не угощаю, – достала она из холодильника деликатесы.

– Мне машина нужна срочно, – заявил Вадим, – столько времени я ждать его не могу. Через неделю думаю быть уже в Германии. А перед отъездом я непременно загляну к вам, – сказал он и, отказавшись от угощения, покинул дом.

Баба Наташа из окна проводила своего родственника и когда машина скрылась из виду, она услышала громкий разговор около реки трёх ветеранов войны, которые всегда были близки с Глебом. На траве у них стоял бидончик с пивом, и они поочерёдно через край постоянно прикладывались к нему и отчётливо разговаривали про рыбалку. Она открыла свою очередную тетрадь для стихов, написала.

"На переправе сбор солдатский ведёт под пиво разговор".

Поставив точку, закрыла тетрадь и, положив её на окно, продолжала наблюдать за ветеранами.

Вадик кажется заморочился

Глеба привёз на машине Корней. Довольный и свежий после отдыха, он вышел из машины и сразу в дом к Наталье. Обнял свою бабушку, и поцеловав её в щёку сел в коляску: – Окрошки хочу? – сказал он и направил свою коляску к излюбленному месту, откуда хорошо наблюдалась и река и остров.

– Я всё знаю, и приготовила тебе и окрошку и салаты и про бутылочку не забыла, – радостно щебетала она вокруг мужа.

– Я же знал, что ты у меня молодец, – сказал дед. – Я смотрю, ты и о фруктах экзотических позаботилась, – показал он на хрустальную вазу, стоявшую на столе наполненную бананами и апельсинами.

– Вот это как раз не я купила, – сказала она. – Вадик Фаины был вчера, – привёз целый пакет.

– Как это он сподобился? – удивился дед, – давненько его не было, а тут приехал, да не пустой, а с гостинцем. Говори, что ему надо было? Догадываюсь, что затевает он что – то хитрющее, выгодное для себя. Этот пряник продуманный, но ладно хоть не подлым вырос. Должное надо отдать деду генералу, – благодаря, его качественному воспитанию Вадим по нынешний день табак не курит и спиртное не употребляет. Да и мы с тобой не мало усилий приложили к его воспитанию. Но помню в студенческие годы, гнильцой нафарширован был с излишком. Свою выгоду во всём искал.

В кухню вошёл Корней и, услышав последнюю фразу Деда, сказал:

– Ты прав дед. И я не удивлюсь, если он сейчас зачастит к нам. Возраст у вас с бабулей преклонный, – не исключаю, если он будет навязывать вам своё опекунство? Такой богатый дом на берегу реки сейчас больших денег стоит.

Бабу Наташу его слова немного напугали и она, махнув в его сторону полотенцем, которое держала в руках, чуточку обидевшись, ответила:

– Ты что Корней говоришь такое? Мы, что с дедом такие уж немощные, что нам опекунство надо? Мы пока спим с ним ещё на одной кровати. А если надо будет, мы с дедушкой весь город обойдём, без чьей – либо помощи, если конечно он ногу свою новую приладит. А дом Корней твоей семье отойдёт и Альбине, тебе уже дедушка давно сказал. Только дайте нам богу душу отдать спокойно. Так что побойся бога говорить про Вадима всякую чушь. Не чужой он нам человечек, а один из близких родственников. И рос он примерным мальчиком.

– Простите, баба Наташа? – виновато произнёс Корней, – я не хотел вас огорчить. Просто я этого хлюста Вадима, знаю лучше вас. Я понимаю, он вам прямым родственником является. Но я время с ним больше провёл, чем вы. Вот и сейчас мать бросил на самостоятельное выживание. Разве это дело?

– Да ни чему ему от нас не надо? – возмутилась баба Наташа, – в Германию он едет за машиной, вот и пришёл за адресом Мориса. И ещё заедет, я ему посылочку передам. А то, что он на мать свою плюнул, для меня это не новость. Что может быть хуже для матери, чем холод и равнодушие от родного сына? Хотя она сама виновата во многом. Мальчишка рос без материнской ласки. Он только у нас, её и получал. Сами знаете, как строг был с ним дядя Саша.

– Кстати, а как Фаина оклемалась хоть немного? – спросил дед, крутя в пальцах изящную зажигалку, и в то же время смотрел через окно в сторону острова.

На острове прямо за рекой догорал костёр, от которого вился сизый дымок и постепенно исчезал в синеве горячего воздуха. Солнце словно уткнувшись в образовавшиеся отмели, своими лучами безжалостно поджаривало их. Чуть в стороне он увидал резиновую лодку с двумя мальцами. Их он узнал без очков, – это были внуки Карпа, Мишка и Феликс – продолжатели рода Нильсов. Ему вдруг нестерпимо самому захотелось покидать удочку рядом с ними.

Отъехав от своего наблюдательного пункта, он посмотрел с хитрецой на Корнея:

– Погожий денёк сегодня, – может рыбки Захару съездить половить?

– У твоего Захара рыбой полный холодильник забит, – отдыхай сегодня, – пробурчала баба Наташа. – Нечего Корнея от дел отвлекать. В выходной на зорьке и я с вами половлю. Всё равно с первыми петухами встаю.

– Ну, как там Фаина? – переспросил он, мысленно отказавшись от идеи покидать удочку.

– Фаина уже ходит. Я ей немного помогла. Плиту газовую нашу старую ей отвезла с Иосифом на его газели. Одежонку, которую не ношу, тоже отдала. Но выпивать не бросила. Определила себе ежедневную норму по семьдесят пять граммов в день. Говорит, если резко бросит пить, значит разгневать человеческую физиологию. Возможно, она и права? Ведь я считала она не поправиться, – совсем плохая была. Я вначале думала у неё помимо инсульта ещё белая горячка? А нет, голова у неё в порядке. Даже память частично восстановилась. Может, она наполовину симулировала свою болезнь?

– С неё станется, артистка ещё та! – сказал Корней.

– Да, конечно, она вытянет! – не задумываясь, ответил дед. – Симулянты самый крепкий и артистичный народ, они не во вред своему здоровью умеют нужный кусочек от пирога отрезать. И я их не осуждаю. Это относится и к Фаине. А что ей? – она тётка не изломанная. Трудовая жизнь скудная, – всю жизнь пела и плясала. А неистощимое желание к водочке я думаю, у неё пройдёт. Должна же она когда – то сказать себе «Стоп!» Должны же гены её отца и матери побороть её распущенность!

Баба Наташа села перед дедом и взяв его руку в свои ладони, сказала:

– Ты представляешь, она мне такую ахинею несла, как на предсмертном одре. Я думала, точно баба чокнулась.

– И чем же она тебя удивила? – спросил дед.

– Фаина мне призналась, что украла у нас Пифагора. Но где он у неё спрятан, этого она не помнит. Я ей говорю, что тебе это приснилось. Объясняю ей, что если и взяла Пифагора, то ненастоящего, а липу. Бредила она Глеб. Я то точно знаю, что ты эту копию Анне подарил. А Фаина утверждает, что похитила Пифагора во время нашей с тобой свадьбы. А это 1967 год. Подумала, совсем баба ум от водки потеряла.

Дед отвёл взгляд от бабушки и, услышав рёв быстроходного скутера, вновь приблизился к окну. Посмотрев назад убегающему скутеру, он задумался. О том пропавшем Пифагоре он давно забыл.

– Ты, что задумался дедушка? – услышал Глеб голос супруги или плаваешь всё в своём санатории. Бабушкой там случайно молодой, не обзавёлся? – пошутила она.

Дед одарил её доброй улыбкой, обнял, поцеловал в поседевшие волосы, и сказал:

– У Фаины с головой всё в порядке. Фёдор тогда изготовил мне две копии. Я хотел окончательно снять вопрос у милиции и подарить ту чернильницу Бублику. Но она таинственно исчезла из дома. Теперь мне ясно кто глаз на неё положил. Я, впрочем, быстро про неё забыл. У меня в запасе ещё одна чернильница была.

– Всё равно нехорошо красть чужие вещи, тем более у родственников, – осуждающе покачал головой Корней.

– Это понятно, – щёлкнул зажигалкой дед, – но Фаину винить нельзя за это. Она и Вадим больны клептоманией, об этом мне по секрету поведывал Александр Дмитриевич, когда мы были на рыбалке. Мало того я возил Вадима в Ярославль на гипноз в клинику. После чего я не замечал за ним рецидивов клептомании и генерал при жизни ни, словом не заикался. Не знаю, вылечился он окончательно или нет, но не надо было тебе давать Вадиму адрес Мориса. Я думаю, что Вадим по-серьёзному над чем то заморочился. Едет за машиной, а обращается к тебе, а не ко мне. Машину из Германии не так просто вывезти без бандитского налога. Я Карпу лично зелёный свет делал в прошлом году, чтобы он безболезненно проехал из Германии до дома. А Вадим хорошо знает о моих возможностях, и словом не обмолвился об этом со мной. Или у него денег много или едут большой группой? – поднял вверх указательный палец руки дед. – Но любая группа всё равно отстёгивает бабки за проезд, если конечно нет «проездного билета» от влиятельного лица.

Наталья внимательно и ласково посмотрела на мужа и тихо промолвила:

– Вдвоём они едут.

– Значит, он точно морокой обзавёлся! – определил дед.

– Я согласен с тобой, – поддержал его Корней. – Сколько я его помню, он всегда гнилым был. Ему на пару с Карпом ничего не стоило для хохмы закатать в банку куриный помёт и продать его вместо гусиного паштета. И продавал его в магазинных очередях, где они бескрайние были при СССР. После чего он быстро нарезал ноги, а мне после хвалился, какой он ловко объегорил простолюдина. Я Карпу тогда втык сделал, чтобы молодого парня с пути не сбивал, а этот толстяк, у которого сын ровесник Вадику, мне про приколы начал толковать. Вроде бы они это делали для прикола, но каково обладателю такой «ароматной покупки».

– Бог с ним Корней, – махнул рукой дед, – зови Капу к столу. Будем, окрошку бабушкину есть. Но на Вадима рукой нельзя махать, всё – таки родственник и человек он я бы не сказал что потерянный. Просто предприимчивость у него какая-то нездоровая, граничащая с аферой.

Купи – продай, я таких бизнесменов называю. Мало ему аптеки, так он к комиссионкам пристрастился. Скупает там приличные вещи по дешёвке у населения, – не в магазине заметьте, а у входа. Потом с этими вещами выходит на рынок. Это мне Альбина по секрету сказала. А вообще – то она о нём неплохо отзывается. Знаю свою дочь, она не стала бы с конченым человеком поддерживать какие – то отношения, а она дружна с его семьёй! И с моей точки зрения, он с малых лет был смышленым и грамотным парнем. Разговор как у знатного дворянина, да и манеры не как у пастуха. Может себя в обществе преподнести.

– Ты уж совсем захвалил его дед, – сказала баба Наташа, – обыкновенный он, как и мы все. Разве, что идёт в ногу со временем. А что ему? В земле не ковыряется, за скотиной не ходит. Как модно сейчас говорить? – задумалась она и приложила палец к голове. – Тусит он, – вспомнила баба Наташа.

– Нигде он не тусуется, – сказал дед, – не любит он этого. У него в голове одна коммерция, да книгу какую – то умную философскую строчит. Альбина жизнь его досконально знает вот мне и докладывает о каждом его шаге. Я же Дмитриевичу перед смертью обещал контроль над ним вести. Ездить мне до Вадима сейчас не в дугу, так я все новости от дочки узнаю. Могу точно сказать о нём, что двадцатого апреля каждого года он не празднует, как это делает некоторая безнравственная нынешняя молодёжь.

– Что это за праздник такой? – открыл рот Карп.

– День рождения Гитлеру, – мрачно ответил дед.

Возникший интерес

– Вот тебе мои позывные, – записал дед маркером Вадиму в блокнот свой номер мобильного телефона. – Если на дороге кто из плохих мальчиков вас прихватит, ссылайся на меня. Скажи, что едешь мне за колёсами. Молодёжь обо мне, конечно, не знает ничего, но все они работают под крышей серьёзных и деловых людей. А я сейчас Захару звякну, – дам ему ориентировку на вашу машину. Он то и устроит вам льготный и беспрепятственный проезд. Его каждая собака знает, даже в тех краях.