Читать онлайн Сказки про Магов бесплатно
Как Маг Воды за оленем ходил
Было то не в стародавние времена, а давеча – в прошлый четверг. Стал Маг Воды к празднику Нового года готовиться. Предстояло ему дело нелёгкое: весь свет на санях облететь да подарки народу честному раздарить. Подарки эти у него завсегда в закромах имелись, сани можно было у мужиков соседских одолжить, а вот с оленями, которых в эти сани запрягать, беда вышла: ещё летом всех их вор лесной увёл. Где ж оленей взять? Сани без них не полетят. Стало быть, начал Маг в дорогу собираться, оленей искать. Взял с собой всего ничего да мешок пустой. В кафтан старый оделся, пеньковой верёвкой опоясался – нищим притворился, чтоб народ раньше праздников его не беспокоил. В дорогу отправился.
Долго ли, коротко ли, вышел Маг на город-базар под названием Магодур. Тут все улочки-закоулочки были уставлены прилавками со всевозможными товарами. Торговали здесь и яствами, и зверьём, здесь же плели на продажу корзины, ковали мечи и латы, дули стекло. Притом не было в Магодуре ни ратуши, ни дворца, ни домов жилых с огородами, на ночь все жители уходили в соседнее селение – Магомор. Вот только башня главного купца возвышалась над торговыми рядами. Каждый день взбирался он на эту башню, чтобы приглядывать за порядками рыночными.
Зашёл, значит, Маг на базар, все на него косятся, товар прикрывают:
– Ведь за душой, видать, ни гроша, а с пустым мешком ходит.
Битый час ходил Маг по рядам, всего повидал: и ухват волшебный, и птицу говорящую, и пирог-самохвал, только оленей нет нигде. Решил Маг передохнуть чуток, сел на скамью рядом с башней.
Сидит Маг, думку думает, бороду на палец накручивает. Глядь, идёт по базару мужик важный, все перед ним раскланиваются, воришки прячутся, зеваки рты разевают. Прямо к башне мужик идёт. Маг ни с места, не двигается, как к скамье прирос. Озадачился мужик:
– Что же ты, дед, шапку не снимаешь, не кланяешься? Не признал, что ли, сослепу самого купеческого среди купцов, самого хитрого из хитрецов – управителя магодурского базара?
Отвечал ему Маг так просто да ласково:
– Признал я тебя, главный купец Каралимодол, ибо я мудрец странствующий, потому и встречаю тебя здесь, у двери башни твоей. Ведь дело у меня к тебе есть, да не простое, а прибыльное. Скажи мне, о хитрейший из хитрых, много ли тебе золота твоего?
– Что ж, скажу, скрывать мне нечего. Весь рынок мне барыш платит, богаче меня среди купцов здешних и заезжих не видал пока. Ем как твой царь, сплю как принцесса. Но и жизнелюбием я не обделён: каждому новому золотому как младенец радуюсь!
– Тогда знай, Каралимодол, богатейший из богатейших, проделал я путь неблизкий не просто так, а с умыслом да под выручку, ибо знаю я, как доход твой приумножить. За мудрость прошу малый пустяк – оленя северного. Шестёрку запряжённую.
Насторожился Каралимодол. Один глаз прищурил, другим по сторонам водит – подвох выискивает.
– Ты, мудрец, с «заменом» обожди, – говорит. – Сначала поглядим, как ты моё богатство умножать будешь, коли платье себе без прогрызин мышиных не выискал.
– Добро, – говорит Маг, – поглядим. Вот башня твоя вся над рынком возвышается, а много ли она тебе доходу даёт?
– Так как же камень платить будет? Откуда золотишко-то несмышлёный возьмёт?
– Да оттуда же, из кармана купеческого, там эти золотые завсегда водятся. Что, если к тебе туда, в башню, все купцы попасть захотят, да так, что ещё спорить будут, кто первей?
– Да чего ж это они там не видывали? Зрелищ каких? Наших-то уж ничем не удивишь; вот на днях цирк приезжал. С медведями, акробатами. Так и те получили шиш да дулю масляную.
– Так в том-то вся и мудрость, что полезут они на башню твою не виды смотреть, а получить самое желанное для купеческой душонки – покупателя в лавку свою. Как заплатит купец да на башню поднимется, так сразу же с неё начнёт свой товар расхваливать. А вот теперь представь, идёт простак на рынок за опохмелом, а ему голос свыше: «Купи оглоблю у Кривого Игнатия. Да купи ж ты, дурень, скорее», – так он-то побежит да сразу и купит!
– Во дела! – воскликнул Каралимодол. – Ох и пройдоха ты! Ох и хитрец! Оленей я тебе, конечно, не дам, не будь я главным купцом магодурского базара, но так и быть, расскажу, где таких зверей достать можно. На севере за заливом есть замок – Разинрог, правит в нём король Гон. Слабость у него есть одна: уж очень трапезничать любит. И всё блюда новые выдумывает. Так он эту оленину и тушёную, и сушёную, и мочёную за обе щёки выкушивает!
Что ж поделать. Пришлось Магу идти в Разинрог. Три дня шёл, отдыха ногам не давал. Мимо Кронодола – города, стоящего посреди леса, красы невиданной, и Кронодора – крепости, хранящей несметные богатства короля своего. Лугами, берегами, горными тропами вышел Маг к верёвочному подвесному мосту. За ним на скалистом отроге возвышался замок Разинрог. Глянул Маг на замок и подумал: «Ну, купец меня обвёл, на то он и купец, а ты, король, от меня никуда не денешься. Сам тебя обхитрю!»
На том и порешив, пошёл Маг Воды в замок. Прямиком на приём к королю попросился. Не хотела его поначалу стража пускать:
– Кто же ты такой, чтобы король тебя видеть хотел?
А Маг и говорит:
– Я кулинарно-стряпного дела странствующий магистр, рецептов небывалых хранитель. С секретной гастрономической миссией я явился лично к Гону-королю.
На такие слова нечего было страже возразить. Пустили Мага в самые покои короля. Тот как раз полдничать заканчивал: заливного угря унесли, а пареную репу в меду да на вишнёвой подливе только подавали. Обрадовался Гон известию, что сведущий супчий его посетил:
– Ох, и как же рад я видеть в покоях своих образованного человека. Уж совсем мой рацион оскудел. Всё приелось. Вы, – говорит, – драконье мясо пробовали? На вертеле? Видеть его больше не могу! А рубленый баклажан, в цветах папоротника спечённый? Фу, не лезет больше!
– Я вас, Ваше Величество, наиточнейшим образом понимаю, – отвечал Маг, – сам я начал странствовать тридцать лет тому назад, зимой этой тридцать первый годок пойдёт. Был я богат и всевластен, но поисчерпались на моей кухне новые вкусы. Понял я тогда, что не милы мне власть и богатство, не милы без радости неизведанного пищепринятия. И в тот же день я отправился в путь на поиски нового вкуса. Побывал я в странах дальних, опробовал и пряности Однорыльска, и соли Папуасии. И где бы ни побывал, творил я действо одно тайное: брал все самые вкусные блюда и варил их в котле с вот этим мешком, отчего пропитался мешок этот самыми наиценнейшими, наиредчайшими ароматами и вкусами. Знай, Гон, этот мешок – самое ценное, что у меня есть и когда-либо было.
Король прям обомлел, в сторону мешка весь вытянулся, носом вертит. Приказал все кушанья убрать, чтоб чудотворность момента не нарушали.
– Как бы мне хоть один разочек понюхать твоего мешка! – говорит.
– Не променяю я его ни на что на свете, но и мучить тебя соблазном не буду. Слышал я, что на твоих землях водится олень северный.
– Да ещё какой! Особенно хорош с хреном.
– Нужно мне их шесть голов, для разводу. Взамен приготовлю тебе кушанье, которого ты сроду не кушивал, – похлёбку из мешка.
Король тотчас же распорядился шестерых оленей изловить и ко двору привести.
– Что ж, – говорит Маг Воды, – тогда я к таинству пищеприготовления приступаю. Нужны мне котёл, мешок крупы перловой да соль.
– А перец? Сельдерей? Лук? Морковки, что ль, чуток дать?
– Нет, ничегошеньки не надо, весь вкус от мешка пойдёт. Только раз блюдо такое изысканное, то к нему особым образом и едоку готовым быть нужно.
– Ну это мне самому известно, в парадный мундир облачусь, духовой оркестр велю привести, блюдо, в котором похлёбку подавать, сам выберу. Фарфоровую ладью иль хрустальную лебёдушку?
– Похлёбку эту из липовой лоханки кушать положено, ложкой струганою. Но не то главное. Тут важно вкуса деликатного не притупить. Варить её я буду три дня, так ты, Гон, в эти три дня крошки в рот брать не должен! А то всё насмарку пойдёт.
Охнул Гон, как представил три дня голодных, не случалось ему хоть раз трапезу пропустить, кушанья на семь десятков обедов вперёд выдуманы были. Заныло в животе у него, в горле пересохло. Но отважен был король Гон, согласился с волею Мага.
День прошёл – Маг варит, Гон живот потирает. Второй прошёл – Маг заправляет, Гон от голода пухнет, мысли про еду отогнать не может. На картины смотрит – облизывается, крошки по полу ищет. Дворцовые кошки от него по углам прячутся. Третий день прошёл: Гона в трапезную вносят.
– Где, где же она – похлёбка моей мечты?! – кричит.
Маг в большом котле ложкой водит в задумчивости. Вынул ложку, понюхал, отхлебнул.
– Кажись, не готова ещё…
У Гона в глазах потемнело.
– Не трави душу, кудесник! Спаси, подавай скорей!
– Ваше Величество, да сами попробуйте, вроде ещё чуть-чуть доварить нужно, – Маг ложку Гону протягивает. Гон ложку схватил махом, всю похлёбку из неё в себя втянул. Ложку дважды облизал, чуть не проглотил, слуги отобрать успели.
– Что, неужто хороша моя похлёбушка?
– Ничего лучше в жизни не пробовал, в лоханку лей всё!
Варил ли её Маг на мешке аль одну крупу всыпал, так того никто точно не знает, а вот что доподлинно известно, так то, что Маг домой на оленях возвращался.
Про Матрёну Репеевну
Жила-была одна баба. И раздалась она вширь, да так, что из избы выйти стало ей несподручно – проём дверной больно узок стал. Дело нешуточное – дома целыми днями сидеть да в оконце глядеть, но не того она складу была, чтобы из-за пустяка горевать. Нашла она себе дело, выхода из избы не требующее: стала шить и перекраивать платья да сюртуки. Сюртуков, правда, на селе ни у кого испокон веков не бывало, зато платья имелись в изобилии. Приходили к ней соседки, приносили старые тряпки на перекрой, а иногда и сукно новое, в уплату несли молоко, рыбу да яйца свежие. Баба же наша была работницей усердной и кропотливой, потому дело её спорилось, а платья у ней получались нарядные да добротные. Жила баба на селе Селёдкино, звали бабу Матрёна Репеевна.
Был у Матрёны кот, Котофей Иванович. Эх, да какой! Шерсть лоснится, ростом ни дать ни взять с телёнка. Мышей Котофей брезговал, всё больше на боку лежал. Дважды в день хозяйка его переворачивала, чтобы пролежни не образовывались.
Шёл как-то мимо села купец. Остановился воды испить, в избу крайнюю постучался, как раз к Матрёне Репеевне и попал. Та его пустила, воды дала да кулича кусок, за стол усадила. Да только приглянулся купцу Матрёнин кот. Купец и говорит:
– Продай мне, Матрёна, своего кота на шапку, больно шерсть у него хороша!
А Матрёна в ответ:
– Не дурочка я, не простушка, вот так кота продавать. А сослужишь мне службу, так и кот твой.
– А хитра ли служба? – купец спрашивает.
– Да не шибко. Сама б всё устроила, да только без твоей, купец, помощи мне никак не обойтись. Сижу я тут уже семнадцать годков, никуда не хожу, никого, кроме баб сельских, не вижу. Вся красавица, вся мастерица, да только одна. А ты, купец-шустрец, всюду ходишь, носом водишь, небось и в городах больших бываешь. Помоги сыскать жениха, да не абы какого, а богатого да знатного. Сыщешь, так и Котофей твоим будет.
Призадумался купец.
– Нету у меня женихов на примете, но мыслишка есть одна. Возьму я тебя, Матрёнушка, с собой в путь-дорогу. Еду я домой в Магомор, дорога предстоит неблизкая, авось по пути жених сам и сыщется.
На том и порешили.
Стали собираться. Дверь с петель сняли, косяк дверной топором стесали, всем селом да с купеческой помощью Матрёну на свет из избы вызымали. На телегу посадили: купец кучером, Матрёна, как барыня, позади, Котофея Ивановича не забыли, в ноги Матрёне устроили, да так в дорогу и отправились.
Едут день, едут второй и вот встречают Жуна – пасечника вольного. Стал купец его про женихов расспрашивать, а Жун и говорит:
– Как не знать, знаю, есть один жених на примете. И не какой там кустарь-золотарь, а сам король Кронодора – Брондоль – невесту себе ищет, сыскать не может. Да только не всякая девица пойдёт. Вкусы у него, видите ли, специфические. Даже указ специальный издал, что невеста, значит, трём условиям соответствовать должна. А условия таковые. Во-первых, быть раскрасавицей, красоты невиданной.
– Ну, что ж, – говорит Матрёна. – Вот я как раз и подхожу. Не зря же я всё дома сидела, красотой наливалася.
– Во-вторых, чтобы не шибко умна была. Ну чтоб в дела государственные не влазила.
Матрёна заулыбалась.
– Ещё батя мой говаривал, что во всём надо меру знать, особливо в уме, а бабе – так и подавно. Никак меня в королевы готовил?
– Третье же условие самое… необычное. Должно невесте платьице специальное в размер пойти. Ведь негоже королевне в простых одеяниях ходить, да только скуп Брондоль, и коль не пойдёт припасённый у него наряд невесте, так он раньше новую сыщет, чем платье другое портному закажет.
– Ну в платьях-то я толк знаю, коли надо – перешью да подгоню где следует.
– И то верно, – говорит купец. – Как средь нашего брата говаривают: «Коль два есть, так и три найдётся».
Так к Брондолю-королю и поехали.
Прибыли ко двору, так там невест целая толпа. Все нарядные, одна другой краше. Под королевским балконом стоят, ждут монаршего явления. Давка страшная! Те, что подальше, вперёд протиснуться пытаются, кто поближе – стараются других не пускать. Все бабы в нетерпении. На соседок смотрят с завистью да с озлоблением, так и норовят одна другой тумака дать. Кто кого ущипнёт, а кто тайком и укусит. Глянул купец, прикинул, к балкону пробираться не стал, да велел только Матрёне, как король явится, в телеге во весь рост встать. Тут затрубили в трубы, забили в барабаны, вышел на балкон сам король Брондоль в золотых латах да при короне. Ох, и что тут началось! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Невесты завизжали, загалдели, в обморок попадали, да только не увидал никого король Брондоль, окромя Матрёны Репеевны, так уж она была хороша. Велел немедля вести её во дворец – платье мерить.
Взглянула Матрёна на платье и охнула, такое оно было маломерное, Котофею и тому тесновато пришлось бы. Но делать нечего, встала Матрёна перед зеркалом, платье к себе приложила да говорит:
– Что ж это у вас, король, платья все такие немодные. На кого ни глянь, так всё не по фасону. А это платье, что вы мне предлагаете, так всех хужее, как сто лет назад сшито.
Стал король считать да складывать, весь ум напряг, да всё напрасно, упомнил только, что ещё бабка его это платье не любила за неновость. А Матрёна всё своё толкует:
– Негоже царственным особам в таких нарядах народу честному показываться – засмеют. Сдай-ка мне все дворцовые платья на ночь на перекрой, а наутро, на пиру, сам увидишь, как красоваться будем да охать, друг на друга глядучи.
Согласился король Брондоль, ведь без уплат лишних весь королевский гардероб обновить мог, авось и с заказом заплат можно будет повременить… А Матрёна Репеевна взяла все платья да в комнаты удалилась, за работу села. Сколько можно, от каждого дворцового наряда отпорола да к своему пришила, да только мало всё. И так пробовала, и сяк – не налазит платьице. И вырез побольше сделала, и юбку укоротила, всё на бока пустила, а ширины у платья так и не прибавилось. Тогда сняла Матрёна с окон занавески узорные, со стола скатерть расписную да салфетки тканые и тоже к платью приторочила. Как последний лоскут пришила, выдохнула что было мочи да платье на себя со всех сил потянула. Затрещали нитки, натянулись швы да выстояли в заслугу мастерству Матрёниному. Недаром та столько лет на селе своём платья работала.
Наутро на пиру все от стройности платьев изнемогают. Вздохнуть не могут, лишний кусок съесть боятся. Король аж покраснел от натуги.
– А что, – говорит Матрёна, – модницам да модникам всегда несладко приходилося. То каблук высокий выдумают, то корсет какой. Но вы, король, не горюйте больно, вот стану я королевой, так всем платья сошью по индивидуальному заказу. Вот слыхала я, идёт к нам мода из стран заморских, чтоб платья все носили размерные, да со складочками…
Женился король Брондоль на Матрёне Репеевне, и та сдержала обещание своё – отдала купцу Котофея Ивановича, да только не сделал купец из кота шапки. Почему? Так про то своя сказка будет.
Про не знаю что
– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был князь.
– Да не князь он никакой был, а портной. Да и не в царстве, на селе он жил.
– Ну и пусть на селе, зато красавец был писаный и умом блистал!
– Как твоя оглобля! Был он сам с аршин, а пузо такое, что спать мог, только на боку лёжа.
– Как-то отправился он судьбу свою искать. Вышел с утра из дому и пошёл куда глаза глядят.
– Ага, а как жена его проснулась да семеро дочерей его малых, глядь, а кормильца и след простыл.
– Солнышко только поднималось, ветерок мошкару отгонял, и настроение у него было пречудесное! Шёл он полем да лесом и вышел к речке Безымянной. Глядь, а на берегу русалка. В мечтах сидит, волосы расчёсывает да и не видит, что уж и не одна она. Спустился он, значит, на берег своё восхищение красавице речной высказать.
– Как выскочила из реки стража русалочья, с копьями да трезубцами. Ах ты наглец, говорят, мало тебе своих баб, бесхвостых, так и за нашими подглядываешь! Ух, убьём мы тебя!
– Да, убьём, говорят, да только если не выстоишь в испытании одном.
– Медведя лесного не одолеешь.
– Да токо шиш, драться вы не будете, а наперегонки побежите. Выбрали ель большую, черту провели, мохнатого привели. Как русалий старшина в рог морской дунул, так и начали.
– А Потапыч, на беду, шустрым оказался, средь медведей в лучших бегунах ходил. Припустил к ели, только пятки засверкали. Так первым и прибежал.
– Ещё б не первым, ведь наш герой с места не сходил. А как второй раз протрубили, ну, мол, конец, так сказал: «Вот я и одолел глупого мишку. Испытание какое было? Кто выстоит – тот и победитель. Так я и стоял, а Потапыч дёру дал!»
– Смотрят воины морские – до чего ж глупый мужик попался!
– Пожалели дурака и не стали убивать. Да взамен того пригласили на пир к речному королю!
– На потеху. Глупость людскую демонстрировать.
– Привели его на пир в подречное царство. Замок речного владыки в большом погибшем судне располагался. А там красотища! Столы от кушаний ломятся! Всё в жемчугах да самоцветах. И чем его только ни потчевали!
– И мотылём мочёным, и червём фаршированным, и катышками хлебными. А ты как думал, чем русалий брат пирует? Так и давился он кушаньями этими.
– Оценил любезность гостя Владыка Морской, коли тот, чтоб хозяина не обидеть, блюда чуждые, чужеземные уплёл. Решил в благодарность выдать за него дочь свою, русалку – красавицу, как раз ту, которая волосы у реки чесала. Утром на берегу праздничная процессия. Воины в ряд стоят, серебряные кольчуги на солнце блистают. Русальи музыканты со свирелями по кустам сидят, волшебные мелодии наигрывают. Сердце так и замирает от восхищения и благости. Всё вокруг в цветах да ракушках разноцветных.
– Тут-то и разыскала его жена с детями. С младых пор любила она дикого зверя по следу травить. Семь дней шла она по лесу, пока не набрела на Потапыча-горемыку. Тот ей и рассказал о людском коварстве да неверности да на берег и указал. Как явилась жена, так мигом разогнала весь аквариум да возвернула муженька восвояси. С тех пор вёл он себя хорошо и никуда из дому носу не показывал.
Про Эдуарда Кошкоеда
Жил-был под горой Эдуард Кошкоед. Прозвали его так за то, что очень любил он кошатинку откушивать. Бывало, наберёт по деревням целый мешок мурзиков и к себе в нору тащит. Придя домой, он плотно заваливал вход выдолбленной дубовой крышею и развязывал мешок. Не мог ни один котун из берлоги Кошкоедовой выбраться да евойной глотки избежать. Знал Эдуард слова волшебные, и, как только наступала на душе у него некоторая тоска, садился он за стол опротив мешка и говорил:
– Коточек-коток, покатися в мой роток.
И стоило ему этак высказать, как мурзик, оказавшийся ближе всех, сворачивался клубком и вкатывался прямиком Кошкоеду в рот.
Прослышали мужики в сёлах соседних, что Кошкоед у них завёлся, и, хоть никто никогда его не видывал, каждый приписывал ему облик наидиковинный:
– С тремя пятаками он!
– Да нет же, у него и головы-то нет вовсе!
Поначалу бабы тревожились, всё гадали, как бы этак нового соседа изжить, да, только подумав, делать ничего не стали. Чего судьбу испытывать? Всё равно котуны у всех в изобилии, и убытка большого от кошкоеда нету. Так и жил Эдуард, котиков покушивая да горюшка не зная.
Шёл как-то в той местности-окрестности купец. Шёл налегке, весь товар в Разинроге продал. На вырученные деньги отремонтировал себе телегу, обзавёлся сапогами новыми да сюртуком, а окромя того, сослужил по обратной дорожке кота – Котофея Ивановича.
Застала купца ночка в пути, и решил он переночевать под горой, как раз под той, где и жил Кошкоед. Учуял хозяин горы гостей незваных, особливо Котофейку, стал выжидать, пока сон путёвых не одолеет. Купец же тем временем по обычаю дорожному устроил себе постель прямо в телеге, Котофея Ивановича в ноги положил для тепла да руку под голову сунул. Ночка обещала быть сухой да безветренной, и купец с Котофеем сразу же уснули, уморённые долгой дорогою.
И как только под горой зазвучал храп купеческий, выполз из своей норы Эдуард, стал котика кликать, да не просто так, а по-особому. Не было ему в этом деле равных, и ни один кот не мог перед Эдуардовым зовом устоять.
– Кис-кис, кис-кис-кис, – сладостно разнеслось под горой.
Но, к величайшему изумлению Кошкоеда, не явился Котофей на зов. Удивлялся Эдуард и вопреки обыкновению своему стал ближе к людям подбираться, так до самой телеги и дошёл. Глядь, а Котофей и не спит вовсе, встать силится, а не может.
Ведь до того уж был он закормленный да взлелеянный, что почти и ходить разучился. Охотой на грызунов его испокон веков не обременяли да, если надо, переносили его с места на место.
Никогда ещё Эдуарду не приводилось видать столь сочного котика. Взял тогда он Котофея Ивановича в охапку и понёс к себе в логово самолично. Дверь привалил, кота на стол положил, сам опротив него сел.
– Ох, и полакомлюсь я сейчас, – подумал Эдуард Кошкоед.
– Коточек-коток, покатися в мой роток!
И в тот же миг Котофей Иванович свернулся клубком и покатился прямиком в пасть Кошкоеда.
Наутро проснулся купец в телеге. Глядь, а кота и нету!
– Да быть того не может, чтобы такое котовище куда-нибудь само ушло.
Стал по округе рыскать и логово Кошкоеда нашёл. Зашёл купец внутрь и видит – сидит Эдуард еле живой, весь побелел аж. Руками машет, знаками показывает, мол, поперёк горла его что-то застряло, а изо рта хвост кошачий торчит да недовольно так из стороны в сторону повиливает. Не растерялся купец, хватил табуретом дубовым по эдуардовой спинушке. Да как хватил, так вылетел из глотки Кошкоеда Котофей Иванович, а вслед за ним и кошки, коты и котята всех мастей, ранее съеденные.
Стал Эдуард купца благодарить:
– Не жить бы мне без тебя, молодец, не видать света белого, котунов не кушивать. Отныне я слуга твой навеки, всё что хочешь проси – для тебя сделаю.
Смекнул купец, ухмыльнулся в ус да сказал:
– Добро, есть у меня идейка одна, возьму я тебя с собой. И свет повидаешь, и без котиков не останешься. Только для начала надо всех этих мурзиков изловить, они нам ещё пригодятся.
Собрали всех в мешок, только Котофея Ивановича нигде не нашли, пришлось без него в путь отправиться.
С тех пор, в Магодуре кто бывал, мог посетить представление новое под названием «Эдуард и его весёлые котики». Будучи у купца на службе, каждое утро выходил Эдуард на сцену да садился там за стол. Купец же доставал по очереди котиков из мешка и сажал опротив него. Эдуард зычным голосом произносил заклинание:
– Коточек-коток, покатися в мой роток!
И в тот же миг на глазах у всех пушистый клубок исчезал в пасти Кошкоеда. По окончании представления купец доставал специально запасённый дубовый табурет и охаживал им Эдуарда по спинушке, отчего вылетали котики обратно на стол прямиком из чрева Кошкоедова.
Очнулся Котофей Иванович в брошенном Кошкоедовом логове, глядь по сторонам – нет никого. День прошёл, другой прошёл, а никто так и не явился за ним, поесть не принёс. Собрался тогда Котофей с силушками да на лапы поднялся, аж сам подивился. По норе взад-вперёд прошёлся, крошки пособирал, хотел мяукнуть, да только не получилось ничего, разучился совсем.
Случился в тот год на селе неурожай, стали бабы шептаться:
– Никак нашего Кошкоедушку чем обидели, чем не угодили родимому.
Стали мужиков подговаривать с угощениями-подношениями к норе сходить. Явились мужики с пирогами да котами к норе, стали кликать Кошкоеда. Услыхал Котофей зов, стал наружу протискиваться. Да только как увидали мужики такого котищу, представили, как он их котунов ест, так испугалися, побросали все свои подношения да и убежали восвояси. Так пришлось сделаться Котофею диким котом. Занял он нору Эдуардову да стал себя звать не иначе как Кошкоед Котофей Иванович.
Как Лорк, Жун да Маг Огня за полночь чаёвничали
Глава 1. Про Цингорье и его окрестности
Град Магодур, как известно, на острове стоит, в излучине реки Безымянной, там, где в отток река Быстрая сходит.
Магодур этот – место знатное, по всему миру известное, хоть нету там ни дворца, ни монумента какого. Дрянной халупки и той не найти, один сплошной базар. Но какой! Не сыскать ему равных. Со всех окраин свозят туда купцы свой товар. Самые наидиковинные вещицы увидать можно, меж рядов прогуливаясь.
Живут лавочники магодурские в городе Магоморе, рядышком, на том же острове. Тут у них и скотина, и амбары добром разным набиты стоят. Чужаков в Магоморе не любят. Заявится кто, так могут и поколотить, и собак спустить. Более всего стерегут местные жители яблоневый сад на берегу. Почему? Дак то в строжайшем секрете держится.
Через речку Быструю, на восток от Магодура, мост наведён. Широченный, да всё на нём толкотня! То купцы в Кронодор едут, то телеги, специями гружённые, с Однорыльска идут, а того боле зеваки шастают. На запад аж два моста имеется. Да только не ходят по ним телеги, и путник редок. Испокон веков так повелось: не селются люди за рекой Безымянной. И неспроста. Живут на той земле Маги: Маг Воды, Маг Земли, Маг Огня и Некромант. Каждый Маг себе территорию столбит да в неволю люд, а то хуже, и нелюд уводит. Есть, правда, и там два людских городишка… – дак и с теми не всё ладно.
Цингорье – Лорково поместье с башнею, сразу за мостом от Магодура, да далеко на северо-восток у самого Северного моря – Гро, город под тучею. Последний, на беду, соседит с Некромантовой землёю, оттого со стародавних времён подневольны жители его. Поначалу противиться силились, да только всё внапрасну, того хуже сделали: наслал на них Маг беду-непогоду. С тех пор круглый год над полями ихними солнышка не видать.
* * *
Про Цингорье слухи разные ходят, да только окромя их ничего доподлинно не известно. Стоит себе башня с плоской крышею, глухой стеной обнесена. Ни гербов, ни щитов, ни знамени. Одним мхом да лишаём камни украшены. С одной стороны горы нависают, с другой море подпирает, в третью ворота обращены. Эти тоже в обычное время закрытыми держатся. Словом, подозрительное местечко.
Хозяина в Цингорье Лорком звать. Дважды в месяц от него телега идёт, мужики всё неразговорчивые, подозрительные. Снеди всякой купят да чего ещё и сразу назад.
Говорят, этот Лорк – прохвост да жучила, с Магами на сделку пошёл, да, видать, своё отстоял, не прогнулся, оттого жить ему на их земле, хоть на краю, хоть и в задках, да дозволили. Башню отдали. Старики говаривают, она всегда там была, на берегу. Уж потом её стеной обнесли, как Лорк объявился.
Слыхал я, правда, и другое. Выдумывают, будто Лорку несколько сот лет, а чтобы годы свои продлить, зелье он специальное пьёт. Будто спал он в башне той, как вампир в гробу аль сундуке даже, пока не разбудила его прекрасная княжна… Ну то на вымысел больше смахивает.
Никто почти в лицо Лорка и не видал, но, по слухам, внешность у него специфическая. Молод он, худощав, роста невысокого, тем, конечно, никого не удивишь, да только, говорят, причёска его таким манером, что только Вольному Шуту в пору. Всё дыбом стоит. Мненьице одно имеется, что напасть эта от нечистого. Мол, Лорк этот колдовать учился, да, видать, чего-то там напутал…
Много всякого про него в народе болтают, да то больше по зависти да неграмотности. Ну а коли по правде сказать, так Лорк этот в науках голова. И молва тому не претит. Говаривают, сам император Однорыльска – Корлеон ему чертежи машин осадных заказывал. Может, и навирают лишнего, да только видывали, как через Магодур телега, тяжело гружённая, в Цингорье шла. Еле катилась, аж дуги прогибались. Никак, золотишком набита!
Ну то присказка была, а сказка вот только сейчас начинается.
Глава 2. Как Маг Огня от беды спасался
Случилось как-то Магу Огня осреди лесной чащи проснуться. Тело ломит, хоть волком вой, весь в пыли да листве пожухшей. Долго ли спал, много ли пил? Ничегошеньки не помнит. На ноги поднялся, чуть было обратно не повалился. Стал отряхиваться, обстукиваться. Как есть весь пустой, ни меча, ни забрала, один кафтан подпоясанный. Постоял, подумал маленько да и пошёл, на ноги понадеявшись: авось куда-нибудь да приведут.
Шёл-шёл да и вышел Маг на опушку леса, глядь – мужики во всеоружии у огонька сидят, грибочки варят, прибаутки рассказывают. Только Маг их, значит, окликнул, как бросились они к нему, улюлюкать принялись, булавами махать.
Ну Маг не дурак был, смекнул да дёру дал. Бежал он по опушке, через поле, за кусток – да в лесок. Избёнку приметил, в неё шасть, а там старушка в косынке за столом сидит, медовичок откушивать собралась. Ну та удивилась весьма, да не то чтобы. За стол гостя незваного усадила, чаю налила. Маг всё отнекиваться:
– Не до чаю мне, бабуля! Хорониться надобно! Мужики гонются!
Дак та непроста была. Всё с мажьими увереньями соглашалась, да уж и пирога кусок отломила.
– Да, – говорит, – беда-беда, и глядишь, с утра крошки во рту не было…
Уговорился Маг, выпил чаю с мятою, медовичком заел. А как заел, так и рассказал старушке той про свою беду: так, мол, и так, проснулся с больной башкой, ни рожна ни помнит, да тут и мужики припустили… Бабуля в ответ:
– Говоришь, милок, в железяки с ног до головы закованы? Дак это солдаты с Гранилода. Тут в округе всем от них спасу нет. Нововыскочившему императору Минуэлю службу несут. Устроился он тёпленько, и не где-нибудь, а на землях самого Мага Огня, прямо в его дворце свои покои устроил!
Маг так и охнул. А старушка продолжила, как и не приметила ничего:
– Как это так получилось, не ведаю, да только удаль Минуэля многим по нраву пришлась, много людей со стародавних времён на Магов зуб заимело, вот они к нему во служение и пошли. Стал Минуэль тогда ещё соседние города-княжества подбивать Магов с их земель исконных согнать да новый порядок установить. Мол, разыщем, со света сживём, будет всем счастьица – полны щёки. Может, и не подговорил пока никого, да только всё одно: ходют его молодчики всюду, ветер носом ловят, Магов высматривают.
Закручинился Маг, по дому затосковал. Да и ведь как упустить-то всё умудрился? Да только больно горевать ему не дали, в дверь ломиться начали сапогами да перчатками железными:
– Отворяй, – говорят, – а то вышибем, вытопчем да избу сожжём!
Бабка тогда, это, из-под лавки старую метёлку достала да Магу в руки дала.
– Метёлка эта не проста, волшебна. Летащая она!
Мага в дымоход запихнула, ухватом попритиснула, тот в трубу и усвистел, только его и видали.
Гонются за ним солдатишки по земле, догнать не могут. Маг летит да посмеивается, на головы им поплёвывает. Под ним горы да поля проплывают. Вот и Гро показался, весь тучами грозовыми покрыт. Молнии вниз так и лупят, а по дороге от него в сторону Магодура телега, сеном гружённая, катит. Решил Маг кучера удивить, шапку у него на ходу стащить. Пониже метёлку повёл, от только с правлением не справился да и свалился опромя в стог. Приметила ли то погоня аль нет, Маг не видал, да на случай всякий в сено зарываться принялся, так чтоб поглубже.
Лезет Маг в сено, точно барсук в нору, глядь, а там копья схоронены. Штук двадцать пять, не меньше.
«Ну, – думает, – из огня да в полымя попал! – да сам себя на слове и поймал. – А гоже ли мне, Магу Огня, полымя бояться?» На том и решил: больно не думать, под сеном схоронился да и прикорнул.
Спал Маг сном молодецким, палец посасывал, сны удалецкие посматривал. Во снах тех рубил он злодеев направо и налево, драконом правил, огнём волшебным округу жёг, землю свою во владение возвращал. Но всего более любил Маг сны про Мира закрытие, ибо был он по большей части настроений антиутопических. Да только не приснился ему в этот раз света конец, и не заметил Маг, как телега, не доехав до Магодурова моста, в Цингорье свернула.
Глава 3. Как Лорк гостей принимал
Грузят мужики сено, глядь, а под сеном Маг Огня спит! Ну они сразу за Лорком и послали. Пришёл Лорк, смотрит – правда Маг Огня посреди телеги почивает. Будить стали. Тот сначала ни в какую. Отбрыкивался, отпинывался, на другой бок воротился, слова невнятные бранного выражения бормотал. Растолкали наконец, уж и ведро с колодца принесли, в дело пустить готовились.
Отворил Маг очи, а пред ним парень незнакомый стоит. Молод на вид, да в глазах какая-то стародавняя тайна читается. Через плечо перевязь кожаная с петлёю завязана, в петле склянка хитро устроена. Вокруг мужики попроще, на этого поглядывают, видать, хозяин.
Стал Маг Огня выспрашивать, куда это его завезли да кто этот парень сам есть. Ну тот в ответ:
– Я, – говорит, – Лорк, вольный учёный, и для меня большая честь вас, Маг Огня, у себя в поместье принимать. Не изволите ли чаю в башне отпить самоварчик?
Маг от таких речей малость в недоумение впал, спросонок про всё на свете позабыл, да от чая не отказался. С телеги снялся, метёлку как бы невзначай прихватил, в башню за хозяином пошёл.
Ведёт Лорк проходами-переходами да винтовой лестницей. Сам засовы снимает, слуг в башне нет. Люк отворотил, в просторную светлицу ввёл. Величал Лорк ту светлицу кабинетом. Были в нём стол да шкаф с рукописями, к столу сундук бельевой приставлен был да скамья. Ещё комод был назначения неведанного. Неведанного, да я скажу, что хранились в том комоде подушки пуховые да перины на холода. Опротив стола оконце устроено было с подоконничком. Из оконца того наглядно видать, что за стеной перед воротами делается. Глянул Маг и охнул: давешние молодчики тут как тут. В выжидании стоят, да их уж с полдюжины набралось, никак, за дружками в подмогу сбегали.
Тем временем Лорк сам самовар с полки снял, на подоконник поставил, из ушата водой колодезной наполнил да щепы понатолкал. Стал кремнём искру выбивать, а всё никак.
– А не могли бы вы, – поинтересовался Лорк, – умение продемонстрировать да самоварчик нам магией своей затопить? Вы ж, никак, с огнём пуще всех ладите.
– Дак с радостью бы, – отвечал Маг, – да только не с пустого места эта магия делается. Нужны для ней предметы волшебные, а я, как видите, налегке. Сумы да котомки прогулку портят, видом любоваться мешают, больно уж обременительны.
Подивился Лорк утончённости натуры Мага столь грозного, настаивать не стал, сам самовар разжёг. За стол сел да вперёд себя гостю предложил. Пристроил Маг метёлку в углу да на лавке расположился аккурат так, чтоб оконце получше видать было.
Пыхтит самовар пузатый, на медных завитушках солнышко поблёскивает, из трубы дым валит. Лорк самовар время от времени сапогом поддувает, жар нагоняет да беседу с Магом ведёт всё в том же направлении.
– А как, – говорит, – предметами этими волшебными пользоваться? Ну чтоб волшебство ихнее наружу вышло? Есть ли какой рычаг аль кнопка потайная?
– Нет, – отвечал Маг, – ни кнопки нет, ни рычага. Вот имеется у меня в оружейных меч, что огнём пышет. Так коли полон он силы магической, так махни ты им, и вырвется наружу такое волшебство, что мало не покажется.
– Да неужто! Слыхал я про корабельные машины, что за борт горящим маслом льют, а только, видать, тут устройство потоньше… А откуда же огонь в мече берётся? Как внутрь попадает? Да и как пополнить его, коль весь иссякнет?
Насторожила Мага любознательность Лоркова. Кабы ещё просто болтуном был, обо всём подряд молол, так только о магии и толкует! Маг виду не подал да от ответа ушёл.
– Таинство сиё, – говорит, – лежит за пределом умов смертных. Даже коль встретятся мудрейшие из них.
Ну тут и Лорк спохватился, стал больше о погоде да урожаях распространяться. Там и самовар закипел.
Стоят солдаты у стен Цингорья, Мага стерегут, к воротам подойти не решаются. Больно слухов много, опасное местечко. Глядь, мужичонко идёт в халатике драненьком. К воротам Цингорья подошёл, постучался, пару словечек в щёлку сказал, так ворота ему и приоткрыли. Мужичонко как к себе домой туда шасть, только его и видали.
Тем временем Лорк с Магом сидят, чай пьют. Тут в люк лестничный стучатся, мужичонку вводят:
– Говорит, мол, назначено ему…
– Ох, дак и правда, – спохватился Лорк. – Прошу присаживаться, не угодно ли чаю отпить? Совсем-совсем забыл, что у нас сговорено. Виноват.
Затем к Магу обратился:
– Знакомьтесь, – говорит, – Жун, вольный волшебник. Давеча мы о встрече сговорились, больно мне любопытно на его чудеса собственными глазами поглядеть. Весь Магодур нынче только о нём и толкует. Вы, Жун, видно, Мага Огня признали?
Как гость любезный, Жун сразу с Магом беседу завёл.
– Я, – говорит, – раньше в вольных пасечниках ходил, да только больно дело это хлопотное – за пчёлками следить. Всё им дай да подай, колоду выдолби, а то и улей отстрой. А что? И без дымаря не суйся. За нахалками этими глаз да глаз, отвернёшься – так и укусить могут! Так и решил я в Маги податься. Ну в смысле дело попроще себе найти. Выучил заклинаньице одно, вот теперь всем его демонстрирую. Одно, правда, пока лишь освоил, да то верно говорят, что лиха беда начало…
Маг аж побелел от нахальства такого.
– Демонстрируй, – говорит, – немедля! Что ты там выучил, колдун ты вольный! Маг медоносный!
А Жун, как ни в чём не бывало, в ответ:
– Ну, так это всегда запросто, только во двор выйти спотребно, больно магия хитра.
С башни все втроём спустились. Жун просит Бурёнку из хлева во двор свести. Говорит:
– Овладел я искусством потаённым превращения коровы в свинью.
У Мага Огня так из ноздрей пар и повалил. Как прохвост смеет над величайшим таинством измываться! Жун даже бровью не повёл.
Стали Маг с Лорком во все глаза глядеть, каждое движение его улавливать. Тот же, как корову свели, словечко в кулак шепнул, пальцами щёлкнул, языком цокнул, дак и пропала Бурёнка в воздухе, как в мареве, да на месте её Хавронья появилась!
Лорк с Магом так с открытыми ртами и замерли. Магу в рот стрекоза залетела, тот чуть её не проглотил, сплюнул – опомнился.
– Ну и кудесник! Ну и чародей! – Лорк заохал. – В чём же представления секрет?
– Да и нет его вовсе, магия одна, – Жун руками развёл, – ну а коль секрета нет, так можно и в назад пойти, чаи пить.
Маг ни с места, как корни пустил:
– А свинью в корову превратить? Обратно чтобы?
Жун в затылке почесал:
– Дак это, тут больно хлопотать ни к чему. Славная ведь Хавронья вышла, дородная! Видать, в хозяйстве-то пуще прежнего сгодится!
Ну свинья-то, конечно, в хозяйстве не пропадёт, отвели её мужики в хлев заместо коровы. Вот так и остался Лорк без молочка утреннего.
В башню все втроём вернулись, к чаепитию приступили. Чаёк крепок, с мятою да ромашкою заварен. Лорк на полке книги да склянки свои раздвинул – варенье клубничное достал и сушки.
– Получается, не только великие Маги могут волшебство творить, да и артефакт не всегда нужен? – Лорк снова о своём.
Маг Огня, чтоб в дураках не остаться, стал ответ держать:
– Самая сильная магия предметом магическим делается. Есть же заклинания, что в книгах магических написаны, они попроще. Тут только произнести надобно слова правильные, да с чувством, с интонацией, тогда тайный смысл их и выкажется.
Молвил да призадумался:
– Больно много я о мироустройстве толкую, надо бы и честь знать.
Вот и солнышко над горизонтом склонилось – стал Маг в дорогу собираться. Мол, как в гостях ни хорошо, дома всё равно лучше. В окошко глянул да так и обмер. Преследователи евойные под башней только пуще обустроились. Уж и костерок развели, вертел устроили. Что-то там коптят, да ещё, как назло, аромат чудесный такой в окошко ветер заносит.
– А выпью-ка я ещё чайку с вареньицем…
– Да и то верно, торопиться нам некуда, – начал было Жун. – Лучше вот расскажу я вам одну занимательную историю. Про сортир.
– Нет уж, увольте! – запротивился Маг. – И без того больно день тяжек выдался.
И, не найдя в том ничего предосудительного, рассказал он об утренних своих злоключениях, да и о метёлке не скрыл. Лорк сразу ту метёлку схватил, рассматривать принялся. Маг уж и не противился. Смотрит Лорк да о истории услышанной толкует:
– А что до преследователей ваших, так с ними история известная. Старые порядки Минуэлю, видите ли, надоели. Маги, мол, прошлого пережиток… не ровён час, парламент учредит…
– Ровён не ровён, – затосковал Маг, – да только покамест стоят его солдатишки у тебя, Лорк, под оконцем, меня стерегут.
Глянули, а те уж и шатры разбили, мандолину достали, песню завели. Слова в песне весёлые, да только ничего не разобрать.
– Да вы, Маг, больно не кручиньтесь, – сказал Лорк, – тут зверь такой ночью из леса выходит… Утром и забот никаких не будет.
Стали дальше чай пить, Маг уж с судьбой своей смирился – в башне ночевать, принялся скамью рассматривать: как бы так на ней удобнее расположиться да ночью с неё не ухнуться. Лорк распорядился, чтоб пироги пекли. Уж и стемнело. А Жун и говорит:
– А старушку, что тебе, Маг, метёлку дала, я лично знаю. Мы с ней друзья стародавние. Звать её Веселушка – за нрав покладистый. Стоит её изба как раз в лесочке у ущелья, что к Некромантовой башне ведёт. Кстати, есть у Некроманта одна деревенька, там подневольные людишки живут. У меня там знакомый есть. Так вот, рассказал он мне на днях одну удивительную историю. Про сортир.
– Ах, оставьте! – взмолил Лорк. – Доводилось мне бывать в тех краях тёмных, наслышан я и о деревеньке той…
– Ну общество культурное, слова выбираем…
Тут Маг заинтересовался:
– А ты, Лорк, видать, много где побывал и разузнал небось немало… Вот скажи, не открыл ли ты способа Мир закрыть? Признаться, это дело у меня интерес наибольший вызывает.
– Ну и интересы у тебя, Маг! – подивился Жун. – Слыхал я про одного пекаря, что мечтал, чтобы булки ему сами в рот залетали да сами же молоком запивались. Но чтобы Мир закрыть, в первый раз слышу!
Лорк же сказал:
– Кое-что об этом известно мне. Слыхал я про один артефакт, к концу света, по всей видимости, причастный. Некромантовой кладовой сокровище. Зовётся он амулет Судного дня. Есть для него ещё и камень специальный, в пару выточен. Коли же соединить их вместе, то, видать, и наступит всему конец.
– Да быть того не может! Да ещё у Некроманта, и чтоб он ни разу туда этот камушек сгоряча не всадил!
– Я, признаюсь, и сам имею сомнения некоторые, правда, больше в счёт воздействия разрушительного… Да и в само существование этого амулета вряд ли бы поверил, коли бы не привелось мне увидать воочию тот самый камешек, что потайные шестерёнки его в движение приводят. А случилось это так…
И рассказал тогда Лорк им историю о своём плавании на остров Вольного Коллекционера. Сейчас уж поздно очень, спать пора. Я вам её в другой раз расскажу. Будут в ней и пираты, и ладья с загадочным именем, даже фрукты заморские и те будут. Но потом.
А тем временем в Цингорье настала ночь. Долго ещё просидели за чаем Лорк, Жун и Маг Огня. На улице давно стемнело, и на небе стали видны маленькие звёздочки. Лорк зажёг два настольных светильника, и башенное оконце озарилось тёплым светом. Жун сидел на сундуке, в ухе пальцем ковырял и о чём-то таком своём думал. Маг спросил у Лорка одеял да принялся скамью ко сну убирать.
Только предложил Лорк перед сном ещё самоварчик затопить, Жун как раз вспомнил какую-то байку, а там и пироги подоспели.
Про камень преткновения
Как известно, рядом с избой Алхимика артефакт магический закопан. Не до конца. Чем особое внимание к себе и привлекает. Артефакт этот – камень с рунами, что там написано, никому не известно.
Шёл как-то Некромант мимо камня того. Закорючки вырубцованные приметил да и заинтересовался. Подумал: «Надо бы в избёнке пошуровать на предмет чего, да на засов заперта. А ведь небось у Алхимика добра навалом, раз не всё под замок полезло».
Про камень же так уразумел: «Коль на улицу выставлено, так хозяину и не надобно».
Ну заступа да мотыги у Некроманта с собою не было, да он и не окручинился. Огляделся на предмет, не смотрит ли кто, да и давай камень подкапывать. Копает Маг, землю пальцами отбрасывает, червяков да личинок в суму для нужд своих колдовских складывает-припасает. Кажись, уж с четверть часа трудился, да только результата и нет совсем. То ли почва тверда, то ли закопан глубоко, да только всё впустую. Стал тогда Маг что есть мочи камень толкать, цеплять-подковыривать, да опять просчёт. Ногти пообломал, спину поднадорвал, а камень, чтоб ему пусто было, на прежнем месте стоит. Присел на него передохнуть да так и повалился. Взбесился Некромант, раззадорился, слово бранное сплюнул, камень пнул, только палец на ноге и расшиб. Во что бы то ни стало порешил Маг тот артефакт для себя извлечь да за подмогою в башню к себе отправился.
Шёл Алхимик домой, глядь – камень. Всю жизнь в избе той прожил, а этого молодца первый раз приметил. Да и немудрено. Ходил Алхимик по большей части в мечтах да раздумьях. Секрет камня философского постичь силился, природу его, свойства да манер полученья. Оттого-то и померещилось ему в том артефакте с рунами решенье дум его. Может, это и есть камень философский? Ну то навряд ли, больно велик. Да коли и нет, так наверняка в письменах-закорючках этих вожделенный секрет кроется. В древних языках Алхимик ни рожна не смыслил, только новому обучен был. Срисовал он тогда те ероглифы загадочные на пергамента листок да порешил в избе своей запереться, покамест секрет ихний не разгадает. Так и поступил. Над книгами-рукописями, что о прежних языках толкуют, засел, так до ночи и сидел, во двор не показывался.
Шёл в ту пору мимо избы, где Алхимик заперся, Цыган. Как раз в той местности за холмами да полями табор его стоял. Глядь – предмет хитрого мастерства плохо лежит, ну он и не пропустил. Покамест не ведая, что лежит-то он плохо, да прикопан на совесть. Стал Цыган хитростью да уловками камень тот вызволять. Только что бы ни пытался – всё вобратно шло.
«Ух, – думает, – хитёр камень, да только не хитрей цыгана». Сбегал, не поленился, в табор да ишака привёл.
Был тот зверь средь цыганского народа известен хорошо, всяк знал характер его упрямый. Что ему ни скажешь, так тот наоборот делает. Говоришь, чтоб сел – он стоит, чтоб капусту с огорода не ел – ест, говоришь, чтоб просыпался, так он, скотина, спит. Поставил тогда Цыган осла мордою к камню, уздечкой привязал да и сказал:
– Но, ушастое отродье, свали камень стоклятый! Упрям-то ты, как и я сам, зато силушки тебе не занимать.
Ну ишак, согласно традиции своей, всё опротив и сделал: вместо того чтоб вперёд идти, камень бодать, пятиться стал да камень за собой и утянул. Так до самого цыганского табора и допятился.
На следующий день, утречком, спозаранку, вышел Некромант до дома Алхимика. Вышел, да не один. Повёл он за собой каменотёсов, землерабочих да прочих мастеров разных. Мулов повёл, телеги с инструментом покатил. Глядь, а камня и след простыл. Ох и закручинился он, аж побагровел.
«Ну, – думает, – разнесу я твою избёнку, Алхимаг, на щепы! Заживо испепелю пройдоху!»
Уже и собрался дело своё страшное вершить, только разглядел бураву, что камень волочёный оставил. Смекнул Некромант, что не в том направлении злобу свою направил, да по следу и пошёл.
Хвастался Цыган давеча вечером обновкою, аж с завистниками подрался да синяк под глаз приполучил. Рядом с шатром своим сувенир поставил, жену дожидаться с вольной работёнки стал. Ох, думает, удивлю-покрасуюся.
Едет жена на кобылице старой. Кобылица по проторенной дорожке к шатру шлёпает, под копыта и не смотрит даже, да, ясно дело, и оступилась на камне. Улетела жёнушка – аж диву далась как. Шатёр повалила, одно благо – соседский. Поднялась еле, ведь грузна собою была, да давай муженька бранить, тот от ней по табору бегать принялся, а она за ним. Всё выхваливает добытчика, слова да тумака не жалеет.
Утром Цыган, весь больной, глаза разлепил – да и на тебе! Некромант с войском каменотёсов спожаловал. Ярый, как вепрь на гону, всё крушит, никого не щадит, камень взад требует. Ну цыганский народ так просто не взять. Костры задымили, заговоры заговорили да укрылись-спрятались от неприятеля.
Идёт Некромант, вроде звуки да запашки табора в воздухе летают, ан никого не видать, как сквозь землю провалились. Ходил, искал, да только кошку одну облезлу нашёл. Так ни с чем в обратный путь и отправился.
Токо Некромант домой своих воинов повёл, как Цыган, от жёнушкиных тумаков изнемогая, уж камень назад волочит. На место возвернул, вправил да и скорее обратно в табор.
Сутки без снеди да воды просидевши, с больной башкою от науки переизбытка, Алхимик на свет ясный вылазит. Тело всё скрючило, в горле как в пустыне в полдень. Словом, и жизнь-то ему не в радость стала, так ещё и волос седой на макушке разыскал. Вышел он, значит, на крылечко, на обидчика скосился:
– Ах ты, каменюка, не нужна мне твоя мудрость потаённая, ибо, видать, нету её вовсе, один навоз ишачий.
Сплюнул Алхимик да твёрдо-натвердо порешил о камне том не думать и рукописи мудрые более чем о два часа на день не читать.
Морское путешествие Лорка
Сидели как-то за чаем Лорк, Жун и Маг Огня. Сушки ели да байки наперебой травили. Слово за слово, начал Лорк историю рассказывать о своих похождениях. Про камень Судного дня да про Марона – Коллекционера Вольного. Честная компания чаёк потягивает да слушает, Лорк повествование ведёт:
– Как-то осенним вечером случилось мне засидеться дотемна в башне этой. В ту пору был я очень увлечён научными изысканиями: пытался вывести новый сорт сладостной репы, да чтоб ещё вдвое больше обычной вырастала. На улице намечалась гроза, и выходить во двор мне нисколечко не хотелось. Море было неспокойное, дул северо-западный ветер, по всем приметам скоро должен был начаться шторм. Тут слышу, меня со двора Епифан зовёт, это конюх наш. Я, конечно, от дел своих оторвался и вниз к нему. Там уж дождик накрапывал. Епифан подбежал ко мне, настороженный такой. Говорит, лодку с берега видали, в Цингорье идёт.
Я сразу и не поверил, сам на пристань смотреть пошёл. Гости-то к нам нечасто заходят, а водой – так особенно, что же до наших, то никому и в голову бы не пришло в такую погоду на море соваться. По дороге в сарай зашёл, там у меня труба есть – звёзды рассматривать.
На пристани уж бабы собрались, руками в море кажут. Глянул я в трубу, да поначалу ничего не разглядел, а как пригляделся получше, так и вправду лодку отыскал и двух гребцов в ней. И что бы вы думали? Это были пираты. Да-да, самые настоящие пираты, и на тот момент я не имел ни малейшей догадки о том, какие небывалые обстоятельства заставили их попасть в такую западню.
Как и подобает представителям Морского братства, шли они не таясь, не сняв ярких перевязей и не спрятав клинки. Их отвага вызвала у меня уважение, ну и, конечно же, мне было очень любопытно пообщаться с настоящими пиратами. Словом, я распорядился принять гостей. Каково же было их удивление, когда вместо расправы на берегу их встретили натопленная передняя и сытный ужин.
Оказалось, эти двое были пригнаны в залив небывалым штормом, разыгравшимся в море. Они чудом не разбились о скалы: лишь приметив светлое пятнышко окна башни Цингорья, смогли уцелеть. Весь остаток дня мы провели с ними за беседой и трапезой. Это был очень познавательный вечер.
Поведали они, что далеко в Северном море стоит огромный пиратский корабль, закованный во льдах. Много лет назад он закончил свой путь, но не перестал быть домом морских разбойников. Пираты живут в нём и по сей день целыми семьями: ловят рыбу, уходят на разбой в залив, если возникает в чём-то нужда. Когда же подходят к концу запасы пресной воды – шлют лодку на остров к коллекционеру Марону.
До меня это был единственный человек с суши, согласившийся иметь с ними дело, за что он и поплатился. Как про то окрестные правители прознали, так закрыли и для него гавани всех прибрежных городов. Только старому отшельнику до того дела не было. Тридцать лет жил он на своём острове и печали не знал. Если заплывал кто, помогал водой, указывал направление, предупреждал о льдах и мелях. Но было у него дело и поважнее, чем путникам советы давать. Имел он коллекцию, да такую небывалую, какой на всём белом свете не сыскать. Собирал он предметы, тем или иным образом к магии отношение имеющие. И надо сказать, накопилось у него их спорядочно, весь дом ими обставил. Как удалось разыскать артефактов столько, мне до конца не ясно. Выменивал он их, конечно, охотно, у тех же пиратов подчас, но и продавал не скупясь. И надо сказать, очень меня Марон этот заинтересовал. Гости мои, правда, к магии особого интереса не испытывали, так что узнал я от них только, что кладовая Маронова полна-полнёхонька, а вот что там в ней за предметы имеются и какого свойства да строения, они толком и не знали.
Пираты погостили у меня три дня, пока плотники чинили да пересмаливали им лодку. Вскоре на море выдался погожий день, все приготовления были сделаны, и мы распрощались на том же пирсе, где и повстречались. Они пригласили меня посетить Утопленника – так назывался их город-корабль, отметив его расположение у меня на карте. Разумеется, я попросил их отметить ещё и Маронов остров.
Можно ли было предположить, что появится у меня страсть к водным путешествиям? Однако мысль о несметном богатстве, сокрытом в коллекции Марона, тянула меня в море. Я, конечно, имею в виду богатство научных открытий. Так, уже на следующий день после описанных событий я распорядился изготовить парусную ладью. Кораблей в Цингорье никогда не строили. Разработав специальный чертёж, я заказал лучшую корабельную сосну и выписал мастера из Рыбогорска. К середине зимы ладья была готова. Я дал ей имя «Необычайность тунца». Как только стало достаточно тепло, мы пустились в путь к острову Марона.
Путешествие было нетрудным, течение само вынесло нас к намеченной цели – плоскому коралловому рифу, скорее всего атоллу, с одинокой хижиной. Ни причала, ни лодки на берегу – казалось, люди давно покинули это место, но нет. В доме нас ждал хозяин Марон, весёлый и бодрый, совершенно не походивший на дикаря-изгнанника. Пираты не обманули, его коллекция и правда была поразительна, в ней-то я и нашёл кристалл Судного дня. Марон рассказал мне о его свойствах и о самом амулете, для которого тот предназначался. Признаюсь, у меня оставались сомнения насчёт подлинности всех представленных предметов, да только позже я не раз слышал историю о том, как один Маг силой пытался завладеть Мароновой коллекцией и ничегошеньки у него не вышло. Не так-то прост Марон этот оказался, и борода у него не как у всех…
Кстати, на обратном пути я заглянул-таки на Утопленника: он и вправду существует, только скорее стоит на мели, нежели скован льдом.
Меня там тепло встретили; кто бы мог подумать, что пираты – радушные хозяева. Мне даже удалось переговорить с их капитаном. Он оказался весёлым малым, напоил меня квасом и дал в дорогу ящик сладчайших фруктов. Сок из них получается отменный! Я так пристрастился, что вынужден теперь по меньшей мере раз в месяц отправлять за ними гонцов на Утопленника. Самый свежий отжим всегда у меня с собой вот в этой склянке. Сейчас, конечно, вкус чайного отвара перебивать не стоит, но завтра мы с вами обязательно его попробуем.
Как Некромант хвоста лишался
У короля Брондоля брат Френдоль есть, близнец. Да только не признать родства ихнего, хоть ты расшибись. Отрос, на беду, у Френдоля зад лошадиный. Вот как такое приключилося.
Было у братьев два града знатных, каждый в своём в королях ходил. У Брондоля – Кронодор, у Френдоля – Кронодол.
Нагнали Маги в стародавние времена страху на людей простых. И вот невесть откуда обзавёлся Френдоль средством, всякой магии препятствующим. Стали над Кронодолом огоньки разноцветные летать день и ночь напролёт. Глянешь на них, так сразу и ясно – нечисто дело. А так оно и было. Стоило какое волшебство в пределах Кронодола сотворить, так ничего хорошего из волшебства того не выходило. Только самому волшебнику какая пакость.
Поначалу радовались жители защите такой, восхваляли короля своего Френдоля. Да то сперва. А во второй черёд, ну со временем, беда пошла. Может, год прошёл, а то и все пять, как начало всякое дурное в Кронодоле происходить. Кто не заездом был, а местный, приметил в себе перемены странные: у кого голова с человечьей в бычью обратилась, у кого пятак объявился, а у короля Френдоля – вот зад лошадиный. Видать, огоньки те с подвохом каким были…
Случилось Некроманту в Кронодол по большой нужде заглянуть. С королём евойным поближе познакомиться хотел, да, может, и выгоду какую поиметь. Да только больно холодно Мага приняли. Осерчал Некромант, проучить захотел Френдоля – в жабу обратить. Грянул посохом о пол каменный, будет теперь вежливости учён, думает. А вот шиш. Защитили короля огоньки, да мало того, подарком Мага наградили. Отрос у Некроманта хвост коровий. Ох и рассвирепел Маг, да только впустую – выпроводили буяна взашей мужики быкоголовые, да ещё на дорожку под зад сапогом пнули. «Ну, – думает Маг, – не прощу я вам обращенья такого непочтительного. Отомщу люто, но потом. Покамест от подарка коровьего избавиться надобно, а то как-то неприлично получается».
В Магодур направился лечения себе от недуга там искать. По дороге в деревеньке одной рубаху простую с верёвки прихватил, чтоб его за Мага не признали. А то ведь цены задерут, прохвосты!
Входит Маг в Магодур, а там чего только нет: и товары на продажу диковинные, заморские, и представления, публику тешить, невиданные. В ряд врачевателей пошёл. К мужику подходит, так мол и так, одарил один волшебник новым приспособлением, да мне-то ни к чему, не поможет ли кто.
Ну мужик дело почуял да в ответ:
– Есть тут мастер, Спиридонка Косой. Человеков правит. Ты, – говорит, – к нему иди, вон его палатка под красной рогожею.
Ну Маг к нему. Спиридонка хвост осмотрел, хмыкнул так, мол, работёнка непроста предстоит, да сказал:
– Помочь беде твоей можно, да только дело хитро выходит и оттого недёшево. Десять золотых монет с тебя пойдёт.
– Десять золотых! – изумился Маг. Хоть и были кладовые его золотом дополна набиты, да лишнего не имелось.
– Так то полбеды. Хвост накрепко сел. Тут пила специальная нужна, нет у меня такой при себе, только к вечеру раздобыть смогу, так что если и начнём лечение, то только поутру, на голову трезвую. И денежки вперёд, разумеется.
– Ты что ж, нелюдь, пилить меня собрался?! Я ж боли очень боюсь, да и вида крови своей не выношу!
– Ну глаза и завязать можно… а вот лечение больное, твоя правда. Обещать ничего не могу, но думаю, что переживёшь.
Ойкнуло сердце Некромантово, поблагодарил он Спиридонку, время на раздумье взял да скорей из ряда того наутёк.
«Ну, – думает, – неужто другого способа нет, чтоб хвоста лишиться? Вырос-то не больно совсем, так что б ему так же не пропасть!» Стал по Магодуру ходить, авось чего само найдётся.
Ходил-ходил Некромант и вышел на волшебников ряд. Ясное дело, шарлатаны, да там уж не до предрассудков было. Отчаянное положеньице, вот Маг к ним и подался. К первому подходит, хвост показывает:
– Ну что, есть ли у тебя какое волшебство на хвост коровий?
– Есть, – говорит, – да только не то чтобы на хвост один… но попробовать можно.
Не верил Некромант, что волшебство окромя Магов ещё кому-то подвластно, оттого и решился.
Ну вылез тот колдун самоназванный, языком цокнул, ногой топнул да слово какое-то себе под нос прихмыкнул. Затянуло Некроманта маревом, он уж и поверил, что вот-вот от хвоста избавится. За зад себя хвать, а там и того хуже: был хвост коровий, да в свиной превратился!
Смеётся публика – народ честной, а Маг весь от ярости кипит, как только земля под ногами его в тлен не обращается. Хотел шарлатану крикнуть, чтоб деньги назад вернул, да опомнился, что и не платил ничего.
Понял тогда Некромант, что не найти ему в Магодуре от хвоста спасения. Помчался он скорей в башню свою, с глаз людских прочь. Через мосток у Цингорья перебрался да полями-огородами в лесок. Шёл-прятался да на опушку вышел. Там уж и ущелье родимое показалося, у которого старушка Веселушка живёт. Избёнку её стороной обошёл, чтоб не увидала, да скорей домой.
К башне подходит, а у порога ведьма Мора, бабка его, стоит, мухоморы на просушку вывешивает. Хотел Маг срам скрыть, бочком в башню протискиваться стал, да умна Мора была, уловку заподозрила. С заду на внучка глянула, а там хвост свиной.
– Ну, – говорит, – за мной в подвал пошли, есть у меня средство одно, от которого всякий копыта отбросит, а коль у тебя копыт не имеется, хоть хвост сгинет. Средство то – настойка. На комарах да на пятках мертвецов. Действует безотказно.
Ложку столовую налила. Некромант противился, больно мерзка настойка. Тогда добавила туда Мора варенья сливового, за ложку посильнее ухватилася да в рот ему и впихнула. Мага передёрнуло, чуть наизнанку не вывернуло. Да только хвост первым не выдержал. Как есть, взял и с тела мажьего на пол стукнулся.
Поблагодарил Маг бабку свою за мудрость да упорство, скорей пошёл вкус оставшийся изо рта изводить, а Мора хвост тот подняла да припрятала, а как случай представился – выгодно продала одному искателю.
Был бы на том и сказке конец, да только ничему не научила Некроманта история та. Снова ходил он в Кронодол да колдовать пробовал. И снова отрос хвост у него, да на сей раз крокодилий.
Как-то Маг Огня на плоту по большой воде сплавлялся, да подхватило его течение и вынесло на островок. Была на том островке хижина одна, а окромя ней ничего и не было, так уж мал остров был.
Жил в той хижине Марон – Вольный Коллекционер. Более всего любил собирать Марон предметы значенья магического да потом выгодно сбывать самим Магам, ну или кому ещё. Правда, были в той коллекции артефакты по большей части липовые, но и средь хламья порой преинтереснейшие экспонаты попадались. Вот Маг Огня в хижину ту и направился.
Зашёл, поздоровался почтительно с хозяином да давай по коллекции евойной шастать. Маг предметы перебирает, а хозяин каждый из них нахваливает. Мол, это редкость неведанная, а это драгоценность наидрагоценная. Смотрит Марон – не приглянулось Магу ничего. Вытащил он тогда из-под скамьи свёрток да и сказал:
– Есть у меня предмет один, так сказать, коллекции всей украшение – хвост Некромантий.
Подивился Маг Огня нелепости такой, глянул да так со смеху и покатился:
– То ж свиной, поросячий! Ну ты и умора!
Встал тогда Марон в позу, для повествования подобающую, палец кверху поднял да начал:
– Это ещё что, есть у меня в коллекции и другой Некромантов хвост. Не веришь, так слушай. Было то с месяц тому назад…
Как Маг Камня Жункерштейна обхитрил
Как-то в Магодуре, в пивной, мужик один божился, что Лорка воочию видал. Да и не просто видал, а медовушку пивал. И не просто пивал, а давеча с ним того дела принял, Лорк захмелел порядочно, а как захмелел – так и рассказал небылицу. Небылицу-то в лицах да выражениях красочных, о том, как на миру в стародавние времена жилось и как в пору ту Лорк бессмертным стал.
Так уж повелось, что у Некроманта завсегда немало народу в подчинении имелося. Прямь целое царство-государство.
Коль на карту глядеть, так уже глаза разбегаются. На западе у моря самого графство стоит – хоромы знатные, не для простых людей: испокон веков вампиры в нём селются, Граф вампирий над ними главный. Под самой башней Некромантовой – деревня подневольная, там главы, правда, и вовсе нет, ну так и деревни тоже, так, два дома в три ряда стоят. К ущелью ближе кладбище со склепом располагается. Под землёй Лорд Кронштейн мертвецами правит. Опротив кладбища пещера. Да не какой-нить там лаз меж камней – огроменный череп над скалой нависает. В пещере той Мэр хозяйство ведёт – тварей невиданных как скотину разводит. Только не на молочко да сальце. Чудовищных созданий выращивает для армий Некромантовых.
Ну так оно сейчас устроено, а в стародавние времена иначе было. Был у Некроманта в подчинении один народ. Тыщи две голов. Окромя их ещё графство вампирье завсегда имелось, ну да речь не о нём пойдёт.
Был над тем народом мужик поставлен за порядками следить да ополчение собирать на случай войн, которых в те времена бывало предостаточно. И всегда у Некроманта отряды в срок – всё тот мужик старается. Звали его Жункерштейн.
Не каких-нибудь крестьян с вилами да лопатами отсылал Жункерштейн хозяину в службу. Давал воинов обученных и вооружённых соответственно. Для целей сиих истребовал Жункерштейн разрешение выписать из городов дальних кузнецов, плотников да воевод бывалых.
И таков уж был этот Жункерштейн, что при любой возможности сам всему учиться старался. Приедет мастер какой, а он к нему первым в ученики пишется. Так овладел Жункерштейн делом кузнечным, боем рукопашным. Через месяц-другой – ты ж глядь! – отряды строит, тактику марширует, а через годок – так уже политические беседы сам ведёт! Аж Некромант стал к его советам прислушиваться. Да только всё Жункерштейну мало было.
Как всему, чему мог, обучился, во всём первым стал, так удумал он самого себя перещеголять – Магом сделаться. Того, конечно, он никак не мог, да попытаться решил. Более всего привлекало его бессмертие, видел он в нём самую соль мажьего величия. Пошёл тогда Жункерштейн на сделку с Магом Камня.
Это теперь о Маге Камня ни слуху ни духу, а в стародавние времена знали его как величайшего мастера материеведения, познавшего сущность жидкости и твёрдого тела всякого. Позже, увидав во сне секрет истины абсолютной, оставил он земные раздоры и удалился невесть куда в умиротворении, ну так а до того каждый ведал, что Маг Камня по характеру строг да горделив и что с Некромантом они враги заклятые. Враги, да не совсем. Оба они представляли, так сказать, магию тёмную, людишкам от ихних дел никогда радости не было. А меж собой хоть войн они и не водили, да только каждый другому, как мог, насолить старался.
Так вот, обратился Жункерштейн к Магу Камня с просьбою немалою: сварить ему бессмертия эликсир. А тот возьми да согласись. Взамен же Маг потребовал вещицу одну из Некромантовой сокровищницы.
Любил Маг Камня на досуге пофантазировать о возможностях разных, ну чтоб Некроманта позлить. Особенно привлекала его мысль о краже.
Более всего на свете дорожил Некромант своими артефактами магическими: мечами там всякими, посохами да колечками. Хранил он их в специальной комнате в башне у себя. Средь прочего имелся там амулет Судного дня, вещь мастерства тонкого. Мог он, как в преданье сказано, мертвецов из своих могил поднять да в пляс пустить. Что ж тут сказать, волшебство коварное, их же, жмуриков-то, обратно поди загони. Эт те не гуси, хворостину не послушают. Вот и выдумал Некромант такое, чтоб с горячей головы глупостей не натворить. В дни праздные, коли страшно-зло вершить не намеревался, вынимал он из сердцевины амулета того камень, от чего терял тот всякую свою силу и становился безобиден, как веник банный. Этот-то самоцвет и затребовал Маг Камня у Жункерштейна за склянку эликсира.
С недавних пор как раз Жункерштейн в башню Некромантову вхож стал. Вот он правдами или неправдами тот камень из кладовой и свистнул. Маг Камня, в свою очередь, змей наварил, лягушек нацедил да ещё чего по секрету добавил – зелье состряпал.
Всё б ничего, и жить бы Жункерштейну на свете до самого Закрытия Мира, коли не обстоятельство одно. Не желал Маг даром сим с кем бы то ни было делиться. Только и обманывать хорошего человека приличия не позволяли. Пошёл он тогда на хитрость.
Тёмной ночкой в сговорённом месте Маг с Жункерштейном встречаются. Жункерштейн на стол камень кладёт, Маг графин с зельем из-за пазухи вытаскивает.
Поставил, значит, Маг графин на стол да сказал:
– Не может смертный бессмертным стать, такое волшебство даже мне, величайшему из Магов, не под силу. Однако жизнь твою продлить мне сподручно. Вот зелье чудодейственное. Один его глоток десять лет жизни наверх даёт.
Обрадовался Жункерштейн: в графине-то лет на пятьсот налито было. До последнего не верил он, что сдержит Маг слово данное, даже камушек на подложный на всякий случай заменил.
Только сделку совершённой засчитали, как Маг вдобавок говорит:
– Зелье это как жизнь сама. Пить его непросто. На вкус похуже помоев будет. Но коль готов ты к нелёгкому, то уж принимай понемногу, иначе желудок запротивится и ничего хорошего из того не выйдет.
Тут-то и схитрил Маг. Давеча подмешал он в зелье микстуру от болей желудочных, что пищу дрянную обратно выводит. Знал он, что ни один человек, бессмертия жаждущий, терпеньем да выдержкой не наделён.
Пришёл Жункерштейн домой, стол узорчатой скатертью накрыл, самое вкусное, что вкушал, представил, да не удержался и полграфина разом втянул, так ему уж этого бессмертия хотелось. Тут-то и почувствовал он жизни вкус. Как его скрутило, как вывернуло…
Ах да, я ж про Лорка толкую. Лорк в ту пору молод был, у Жункерштейна в учениках ходил: на стол накрывал, платья стирал, лошадь сеном кормил и всяко знал, что его хозяин затевает. Глядит он – с хозяином конфуз вышел, ну он тряпкой всё притёр да в ведёрко тайком и отжал. В хлеву припрятал, за поросёй, что на днях приплоду дала, рыл восемь, не меньше.
Опомнился Жункерштейн:
– Где лужа? – спрашивает.
А Лорк в ответ:
– Прибрано всё, уж не возвернуть.
Ох и осерчал Жункерштейн на Лорка! Как бранил, как отхваливал! Так, утра не дождавшись, взашей и выгнал.
Лорк же припрятанное зелье сберёг, соком апельсиновым впятеро разбавил да по полглотка и пил. Поначалу противился желудок, ядрёна микстура назад шла, но со временем воспитал он в себе к тому делу привычку. Вот теперь что осталось – в склянке всегда при себе носит, тому весь мир свидетель.
Пробовали мужи учёные у него в Цингорье состав разгадать, да только без толку всё. Верно говорят, такого ума, как Маг Камня, по части веществ не бывало, да и нет.
Дневник Лорка
Запись первая. Начало времени
Старец
Для точности исчисления примем данный день за день первый года первого. По примеру старца-летописца, что занимает верхний этаж этой башни, начну я ведение записей о событиях малых и больших, а также о состоянии мира в целом.
Третьего дня как пожитки нашего ордена свезли в поместье на берегу Берестяного залива, что ныне именуется Рыбогорским. Видимо, магодурские землеторговцы лукавили, утверждая, что в стенах этой башни некогда было пристанище вампирского князя. А жаль. Приспособления стеклодувного характера, подвальные печи и перегонные кубы указывают на то, что прежний хозяин был искушён более наукой, нежели кровавыми пирами и перевоплощениями. Справедливости ради следует отметить, что от такого обстоятельства я также не остался в накладе.
Старец, вместе с которым эти добрые господа продали мне башню, нисколько не помог мне пролить свет на историю сего места. С утра до вечера сидит он в своём кабинете, погружённый в записи, кроме которых, кажется, ничего его не интересует. Он никогда не покидает своего убежища, не принимает гостей. Лишь два раза в день испрашивает себе ломоть свиного окорока, четверть ржаного хлеба и кувшин вина. Не отказывается и от свежих яблок. Как же он жил здесь до нашего приезда?
Запись вторая
Год третий. 14 марта
Вольный Шут
Наводя порядок на книжной полке сегодня после обеда, я обнаружил эту книгу, чем был весьма заинтересован. Всё-таки идея ведения ежедневных записей мне и по сей день представляется стоящей. Такой труд доставит немало удовольствия, а то и пользы читателю, лет, скажем, через десять. Что ж, имеет смысл попробовать ещё раз.
Ветер сегодня северо-западный, но в Цингорье почти не ощущается благодаря естественной горной защите. Облачность отсутствует, что облегчает таяние снега и позволяет в ночное время беспрепятственно наблюдать звёздное небо. Всю неделю мы находимся в видимости прекрасной кометы. Хвост её слегка изогнут на самом кончике. Я назвал её Перчина, так как для её обозначения в астрариуме использовал плод сладкого перца, насаженный на медную проволоку.
По вечерам полюбоваться на комету ко мне заходит Вольный Шут. Его личность поистине интригует, быть может, оттого-то я и проникся к нему симпатией. Правду говорят, что с головой своей он не в ладах, да только, по моему мнению, было так не всегда. Возможно даже, что напротив, прежде был он человеком большого ума. В пользу такой догадки могут свидетельствовать и хитро построенные речи его, и взгляд: как посмотрит, так кажется, что всё-то ему про тебя известно. Что с ним приключилось, отчего он так переменился – загадка. Хотя… Думается мне, в мире есть знания, обресть которые простому смертному не под силу. Может быть, открылся ему один из таких секретов. Возможно, и я в своих поисках однажды найду непосильную истину и буду вынужден скитаться, потеряв всякую возможность быть понятым. Вольный Шут обычно приходит под вечер. Мы пьём чай в башне и беседуем, пока совсем не стемнеет. Меня занимают его весёлые прибаутки и небылицы, да и сам облик гостя таит в себе немало загадок. Взять хотя бы символ, вышитый на спине его куртки. Ни в старом, ни в новом языке, ни в камнетёсных знаках такого я не нашёл. Или его книга. Носит он её в специальной сумке, только для того и приспособленной. Ни разу не видел, чтобы он её открывал, да только всегда она при нём. После чаепития обычно мы ходим во двор наблюдать комету. Перчина вызывает интерес не только мужей учёных. Свинопасы, кузнецы, конюхи – все собираются посмотреть на неё в трубу. Особенно всем нравится её хвост. Вдоволь насмотревшись, все расходятся. Вольный Шут тоже уходит, хотя я не раз ему предлагал остаться на ночлег. И уходит он, оставаясь верным своей чудаковатости, не по дороге, а прямо в лес, тем самым принуждая меня немало тревожиться, ведь известно, какие опасные твари облюбовали эти рощи.