Читать онлайн НОД бесплатно

Глава 1

Конец эпохи

Старый герцог умирал. По воле Единого Творца не от руки неприятеля на поле брани, не от подсыпанного в кубок яда на дворцовом пиру. Великий Беорегард, грозный владыка Земли Нод, раскинувшейся на тысячи миль от Южного моря до Северных гор, умирал от старости в родовом замке семейства Валентайнов, в сиянии собственной славы и окружении десятков слуг.

Приближение скорой кончины великий герцог воспринимал спокойно и мужественно. Всем своим врагам он уже плюнул на могилы, раздвинул границы Земли Нод, преумножив свои владения втрое, подчинил народы Севера и Юга. Что ж, теперь спокойно можно перейти к Творцу. Смерти Беорегард не боялся. Но всё же тревожные мысли омрачали уход грозного правителя.

Что будет с плодами его трудов, когда его не станет, и стальной кулак разожмётся? Не развеется ли по ветру все то, что он собирал по крупицам с потом и кровью? Сыновья – вот теперь в ком его чаяния. На них надежда, на их единство и благоразумие.

Морщась от боли, причиняемый старой раной, Беорегард потянулся трясущейся рукой вверх. Дёрнул за шнурок. На звон колокольчика явился камердинер с серебряным подносом в руках. На подносе слуга нёс позолоченную пару для умывания – кувшин с ручкой в виде вставшего на задние лапы льва и таз, украшенный по бортику сценами сражений.

– Доброе утро, Ваше сиятельство. Как вам спалось сегодня?

Камердинер поставил поднос на столик рядом с кроватью и усадил господина на постели, бережно обложив его подушками.

– Дурно. Снилась битва за Кадре. Ты помнишь, Оллгар? Как они зажали нас у болота? И чуть не перерезали?

Герцог тяжело дышал, на лбу выступил пот. Каждое движение давалось ему с трудом.

– Как же, не помнить! Как сейчас! Я уже мысленно здоровался с Творцом, когда подоспела наша кавалерия. Ну и мы в долгу не остались. Отплатили, будь здоров! Три деревни до тла сожгли, а всех, кто там был, перебили. Кровищи же было!

Братья по оружию дружно расхохотались. В груди у герцога что-то заклокотало и он тяжело закашлялся. Оллгар подал хозяину стакан со столика.

– Вот ваша светлость. Лекарь велел принимать при приступах.

Беорегард маленькими глотками выпил микстуру.

– Что слышно от сыновей?

– Гонцы вернулись ночью. Оба ваших сына с почтением приняли ваш приказ явиться, и обещали прибыть сегодня к вечеру.

– Приготовь мне лучшее платье. Это будет мой последний семейный ужин.

– Конечно, ваша светлость.

– И вот ещё что, найди Лемюэля. Пусть как можно скорее придёт. Скажи дело очень важное.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Оллгар положил на колени герцогу подушки, сверху поставил таз и принялся умывать господина.

***

– Да шагай же, ты ! Упрямая тварь!

Невысокий, полный человечек отчаянно ткнул пятками в бока осла, на котором сидел верхом. Животное мотнуло головой отгоняя мух и проигнорировало требование наездника. – Ах, ты!

Путник сопя слез с ослика и замахнулся сделав вид, что хочет хлестнуть его прутом. Строптивая скотина только лишь помахивала хвостом и не двигалась с места. Ещё ни разу хозяин не воплотил свои угрозы в жизнь.

– Ну, пошли тогда!

Человек пошёл по пыльной дороге, ослик пошагал за ним, покачивая притороченным сундуком.

Бесформенная тёмно-синяя ряса, делающая фигуру хозяина осла почти шарообразной и висящий на груди знак в виде заключённого в окружность равностороннего треугольника, говорили о принадлежности его к церкви Единого Творца.

– Здравствуйте, отец Лемюэль! – Босоногая девушка, пасшая гусей в близи дороги, поклонилась наезднику-неудачнику.

– Здравствуй, дитя.

– Благословите, святой отец!

Лемюэль остановился. Вытер платком пот с покрасневшего лица, поправил капюшон спасающий плешивую голову от солнца и тяжело дыша проговорил:

– Подойди, дитя.

Девушка подбежала к нему и опустилась на колени.

– Матушка говорит уж если вы благословите, то уж точно счастье в жизни будет и хворь пройдёт, и муж хороший, и детишки здоровые… А уж если изволите слова магические произнести…

Лемюэль приложил палец к губам болтушки.

– Т-с! Как зовут тебя дитя?

– Сусанна.

Лемюэль положил ладонь правой руки на голову девушки и зашептал молитву, отнял ладонь, и очертил перед ней по часовой стрелке круг сложенными вместе указательным и средним пальцами. Остальные пальцы при этом были прижаты к ладони.

– Да ведёт тебя Единый Творец.

Девушка схватила руку священника и поцеловала её.

– Ступай, дитя.

Лемюэль отправился дальше. Осел, стоявший во время таинства на почтительном расстоянии, поплёлся следом.

По правую руку вплоть до стен крепости расстилались луга с сочной травой, на которой паслись овцы. По левую расположилось поселение, в котором жили воины, охраняющие замок снаружи, мастеровые с семьями. Добротные хижины были огорожены невысокими заборами из плетёных ветвей. Замковый люд, занимающийся повседневными делами, с почтением приветствовал Лемюэля.

Замок Волентайнов стоял на холме и идти становилось все труднее. Добравшись наконец до вала с плотным частоколом на гребне Лемюэль остановился чтобы отдышаться. Не успел он ещё заявить о себе как дозорный на галерее возвестил:

– Отец Лемюэль к его сиятельству!

С грохотом заработал механизм, опуская для священника мост, дающий проход через ров, расположенный за валом, к калитке. Большие крепостные ворота были закрыты. Их не открывали с тех самых пор как герцог занемог, и перестал выезжать сам, и принимать гостей.

Переходя через ров, Лемюэль в очередной раз ужаснулся его глубине и количеству заострённых кольев, вкопанных на дне.

Оказавшись внутри крепости святой отец с облегчением вздохнул – наконец тень закрывала его от палящего солнца. Он двинулся по узким, хаотично извивающимся, улочкам, минуя конюшни, храм Единого Творца, казармы, тюрьму и множество хозяйственных построек, на другой конец крепости к главной башне замка где в своих покоях его ждал герцог.

Войдя в покои, Лемюэль встал посреди комнаты и повернувшись четыре раза на девяносто градусов, очертил в воздухе круг двумя пальцами. Затем показал слуге место куда поставить привезённый с собой сундук.

– Приветствую вас, святой отец, – слабым голосом поздоровался герцог.

– Приветствую тебя, Беорегард.

– Моё почтение, святой отец.

Лемюэль обернулся и всмотрелся в тёмный угол.

– А, и ты здесь, старый висельник… – священник рассмотрел в полумраке долговязую фигуру.

Оллгар хищно ощерился, обнажая жёлтые зубы, и вышел на свет.

– Не очень – то ты вежлив для святоши…– Уймись, Оллгар! – Стальным голосом приказал герцог. – Добавь занга в котёл и подожди за дверью.

Присмирев под грозным взглядом господина, Оллгар подошёл к внушительных размеров медному баку возле кровати герцога. Бак до половины был заполнен водой. Рядом с баком стояли ящик и совок. Камердинер открыл ящик зачерпнул оттуда совком белого порошка. Затем открыл крышку на баке и всыпал порошок внутрь. Вода забурлила выталкивая на поверхность горячий газ. Оллгар быстро захлопнул крышку. Через считанные секунды бак раскалился до красна.

Нарочито почтительно поклонившись священнику, Оллгар вышел за дверь.

Лемюэль сел на стул у изголовья герцогского ложа.

– Я умираю, святой отец, – голос Беорегарда снова стал тихим и усталым. – Я умираю и хочу перед смертью объединиться с Единым Творцом.

– Желание похвальное, но Объединение подразумевает Сокрушение сердца. Испытываешь ли ты это чувство?

– Не могу сказать, что наши взгляды с Творцом во всем совпадают, но да, есть то, что меня мучает. Если я правильно понимаю суть вашего служения, то отказать умирающему, вы все равно не можете. Так что давайте приступать, пока я ещё могу говорить.

Лемюэль открыл привезённый с собой сундук и начал приготовления. На запястья Беорегарду он повязал белые ленты, ещё одну пошире повязал вокруг головы. Это символизировало чистоту помыслов и деяний человека после того, как таинство будет завершено. На шею герцогу он одел символ Единого Творца.

Вынул из сундука огромный древний фолиант, открыл его на нужной странице. Затем стал облачаться сам. Накинул поверх тёмно-синей рясы белоснежную мантию, на голову водрузил конусообразный колпак, тоже белый.

Наконец, достал из сундука занговый светильник – небольшую ёмкость на треножнике, и два камня. Подсыпал немного белого порошка и когда газ стал просачиваться сквозь маленькое отверстие на крышке, чиркнул одним камнем о другой. От искр загорелось синее пламя. Светильник Лемюэль разместил над головой герцога. Прочитав шёпотом из фолианта Лемюэль обвёл в воздухе круг и снова сел на стул рядом с кроватью.

– Да ведёт тебя Единый Творец. Слушаю тебя, сын мой.

Помолчав немного, Беорегард начал.

– Ни о чем, что сделал я как правитель земли Нод, я не сожалею. Кровь, пролитая мной, была пролита во благо. Это была кровь врагов, пролитая на войне. И только лишь потому, что так захотел Единый Творец умерли они, а не я. А коль это Его воля то моей вины нет. Зато теперь мой народ живёт в достатке, не боясь, что завтра будет голодать. И солдаты соседнего короля не будут хозяйничать на его земле.

Беорегард перевёл дыхание и продолжил:

– Первый раз я женился тридцать лет назад. Это был брак по необходимости. Враги угрожали мне сразу с двух сторон и чтобы Нод не был растерзан этой сворой, я заключил мир с северным графством и закрепил наши взаимные добрые намерения свадьбой с дочкой тогдашнего правителя Северных земель.

Вместе мы одолели южан и разделили добычу. Вскоре граф Северных земель умер. Не будем сейчас углубляться в причины его внезапной кончины. Но поскольку сыновей у него не было, всё унаследовала его дочь – моя супруга. Правда, среди его окружения нашлись отчаянные головы, которые пытались оспорить её право на наследство, но они переменили своё мнение, после того как Оллгар с отрядом рыцарей нанёс им визит.

Почти сразу после свадьбы супруга понесла и родила мне прекрасного сына. Может, я и не любил её, но всегда уважал и был благодарен за первенца. Мальчика мы назвали Лисандр.

Прошло шесть лет. Однажды по необходимости я отправился к наместнику Южных земель. За обедом он представил мне свою младшую дочь.

Вам, святой отец, как человеку, сторонящемуся всяческих страстей, не понять что я испытал тогда. Но, поверьте, это было сильнее удара молнии. Вернувшись домой, я не мог думать ни о чём. Я потерял аппетит и сон. Так долго продолжаться не могло.

Если бы не ваша церковь, то возможно было бы все иначе… Но, было как было. Тогдашний епископ запретил мне развестись с женой. У меня не оставалось выбора и Оллгар отвёз мою супругу в монастырь в горах. Там её заперли в подземной келье, было объявлено, что она решила посвятить себя Творцу. Не знаю, жива ли она.

На следующий же день я отправился на юг. Наместник не хотел по началу отдавать за меня дочь. Но мне удалось его убедить, и он нас благословил.

Девица оказалась столь же строптивой, сколь прекрасной. Рыдала всю дорогу до моего замка. Один раз даже пыталась отравиться. Я вынужден был приставить к ней няньку.

В первую брачную ночь мне пришлось взять её силой. Потом она смирилась.

Через год у меня появился второй сын. Его я назвал Вестлей. Супруга же моя при родах умерла.

Герцог замолк. По впалой морщинистой щеке потекла слеза.

– Это были тяжёлые годы. Постоянно то там, то тут вспыхивали восстания приходилось много времени проводить в походах. Лисандр всегда сопровождал меня. Ему я сказал, что его мать убили враги Нода. Характер и тело его закалились, как у мужчины, когда ему было только тринадцать.

Вестлея же я оставлял в замке, на попечении учителей и нянек.

И вот теперь, когда пришло время перейти к Единому Творцу, вина перед этими женщинами, которых я погубил, не даёт мне покоя. Когда я думаю об этом, то чувствую Сокрушение сердца.

Это всё святой отец.

С каменным лицом Лемюэль возложил ладонь правой руки на голову Беорегарду, прочёл из фолианта. Трижды прочертил по воздуху круг. И бесцветным голосом произнёс:

– Да ведёт тебя Единый Творец.

Люмюэль разоблачил герцога. Потом снял и убрал в ящик свой наряд для обряда. Погасил светильник и отправил его туда же.

– Если мы закончили, святой отец, то не окажете ли вы мне ещё любезность? Мне необходимо составить завещание. Впрочем, и в этом вы мне не можете оказать. Это же моя последняя воля.

Люмюэль кивнул.

– Конечно, Беорегард. Нам необходим свидетель.

Герцог дёрнул за шнурок. В тот же момент явился Оллгар.

2.Последняя воля

«Милостью Единого Творца, Великий герцог Земли Нод, Повелитель земель Южных и Северных, Беорегард сын Людовика из рода Валентайнов, находясь на смертном одре составил сие завещание.

Повелеваю:

Оллгару Ору, моему камердинеру, в пожизненное владение деревню Коментон и крестьян, проживающих на этой земле, с правом единолично получать доход с земли и налоги с крестьян, а также сто тысяч золотых донгов.

Родовой замок Валентайнов передаю старшему своему сыну графу Севера Лисандру.

Пять сундуков драгоценных камней и украшений Фракийского царя, привезённых мною из морского похода, передаю младшему своему сыну, графу Юга, Вестлею.

Землю Нод передаю во владение обоим моим сыновьям Лисандру и Вестлею на равных правах. Благословляю их на совместное правление и распоряжение землёй Нод, всеми её богатствами и народами, её населяющими.

Останки мои повелеваю захоронить в фамильном склепе у крепостной стены.

Тот же кто нарушит сию мою последнюю волю да будет осуждён Единым Творцом навеки, и сам он и всё потомство его.

Сие завещание заверено большой герцогской печатью.

Составлено восьмого дня месяца йоля одна тысяча сто восьмого года от сотворения мира.

Писал сие завещание клирик аббатства Единого Творца отец Лемюэль, присутствовал свидетель Оллгар Ор.

Подпись: Великий герцог Земли Нод Беорегард сын Людовика из рода Валентайнов.

Изумлённое молчание воцарилось над небольшим столом, за которым сидели Лемюэль, Лисандр и Вестлей. Поражённые услышанным братья смотрели то на священника, зачитавшего завещание их отца, то друг на друга.

– Вы позволите, святой отец?

Вестлей первым нарушил молчание. Лемюэль подал ему лист пергамента.

– Ну, что там?

– Всё так, как сказал святой отец. Подпись и печать отца – сомнений быть не может.

– Если позволено будет мне сказать, то я готов подтвердить под судом, что в завещании изложена последняя воля вашего покойного отца.

Подал голос, седевший в стороне у стены Оллгар.

– Дай!

Лисандр пробежал глазами по завещанию.

– Дьявол!

Старший брат ударил тяжёлым кулаком по столу.

– Проклятье! Он что, спятил, перед тем как перейти к Творцу?

– Сын мой, прошу вас проявлять уважение к покойному, к тому же он ваш отец.

– Конечно, конечно. Но как он мог так поступить со мной? Пренебречь законом Первородства. Где это видано?

Лисандр вскочил из-за стола.

– Вестлей, может быть ты знаешь больше чем я?

– Я поражён не меньше. – Растерянно ответил Вестлей. – Тем не менее это последняя его воля, придётся подчиниться.

– О-о! Проклятье!

Лисандр отшвырнул стул, стоящий у него на пути, и выбежал из комнаты.

– Что же, свои обязанности перед герцогом я исполнил. Мне пора возвращаться в аббатство.

– Я, с вашего позволения тоже пойду ваша светлость.

Оллгар поклонился и вышел вслед за Лемюэлем.

Вестлей ещё раз, сам не понимая зачем, перечитал завещание. Аккуратно свернул пергамент и убрал за отворот камзола.

***

Дочитав завещание старого Герцога, Ладонна поправила упавший на глаза смоляной завиток и склонив изящную головку задумчиво посмотрела на Вестлея.

– Друг мой, эта весьма странна.

– Согласен с тобой. Но что нам теперь делать, любимая?

– Взбалмошное рэшэние твоего отца огорчаеть меня, лубимый.

Ладонна подошла к окну, солнечные лучи, проникая сквозь тонкий шёлк халата, очертили её миниатюрную фигурку.

– Саюз Сэвера и Юга дэржался лишь на дэспотизме твоего отца. Мы, южане, дрэвний народ, первым появившийся на этой земле, потомки прэкрасной Ины и бога солнца.

Именно мы дали свету великих поэтов, строителей, учёных. Наша прэкрасная страна была цвэтущим садом, пока твой отэц, в союзе с сэверянами, не разрушили всё. Они убили моэго деда, а на место нашего правителя поставили своего намэстника.

Что же общего может быть у нас с этими дикарями, способными только убивать и разрушать?

– Ну, не такие мы и разные…

Вестлей обнял жену.

– Ты не такой как они, любимый! – Ладонна нежно погладила лицо Вестлея изящными пальцами. – В тебе течёт благородная кровь твоей матери южанки.

– Была война. Потом, согласись, любовь моя, принесли вам и хорошее. У вас появился занг и корабли чтобы плавать по вашему морю. В конце концов, на вас перестали нападать соседи, грабить ваши деревни и угонять людей в рабство.

– Эта нэважна! – Ладонна топнула ножкой. Когда она волновалась, акцент становился сильнее, маленькие кулачки сжимались, а на лице заострялись скулы. Вестлей невольно залюбовался ею сейчас.

– По доброй воле мы никогда не будем одним народом с северными варварами.

Вестлей прижал супругу к груди и нежно погладил кудрявую головку.

– Не переживай, звезда моя. Все будет хорошо. Вот похороним отца, уедем к себе, и всё будет как прежде.

– Нэт. Как прэжде уже не будет.

***

На внутреннем дворе замка, укрывшись от зноя под соломенным навесом, примостившимся между конюшней и казармой, Лисандр Валентайн заливал обиду крепким элем в компании верного друга.

На перевёрнутой кверху дном бочке стоял невероятных размеров кувшин, рядом была разложена нехитрая снедь – сыр, лепёшка и варёная баранина.

– Прошу вас граф, ваш кубок. – Белокурый детина наигранно хлопнул себя по лбу и вычурно склонился в почтительной позе. – Ах, простите, ваше сиятельство Великий Герцог Земли Нод-на половину, я ещё не привык.

– Клянусь, Осланд, хоть мы вместе сражались и ты мне как брат, и первый советник в государственных делах, но если ты ещё раз посмеешь так, пошутить я отрублю твою голову и выброшу собакам!

– Простите, ваша светлость, я не имел намерения вас оскорбить. Беру свои слова обратно

Развалившись в одной льняной нижней рубашке на пахнущем солнцем и полевым разнотравьем, свежескошенном сене Осланд отхлебнул из кубка.

– Однако скажи, Лисандр, а где завещание сейчас?

– Не знаю. Я бросил его в комнате отца. Наверное, Вестлей забрал. Зачем тебе? Оно подлинное, сомнений нет.

– Не сомневаюсь. Но, вот что я подумал, нет завещания – нет и сомнений кто теперь должен стать полноправным повелителем земли Нод.

– О чём ты говоришь?

Осланд сел и вкрадчивым голосом проговорил:

– С нами двадцать вооружённых рыцарей. Прикажи и ни один южанин, и ни один претендент на герцогство не покинет крепость живым.

Лисандр, отшвырнув кубок, кинулся на друга и уселся на него, придавив руки коленями. Левой рукой он давил ему на грудь, а правой ухватил за горло.

– Нет, всё же стоит отрубить твою баранью башку! Ты предлагаешь мне убить брата? В нас течёт одна кровь! Никогда я не совершу этого преступления, хоть бы даже за всё золото мира!

– Пусти… Задушишь…

Просипел Осланд, извиваясь в тщетных попытках увернуться от стальной кисти. Лисандр освободил его. Осланд жадно вдохнул и закашлялся. Придя в себя осторожно, тщательно взвешивая каждое слово вновь начал разговор.

– Клянусь, дружище, ты не так меня понял! Убить брата! Как такое возможно!

Осланд украдкой взглянул на вспыльчивого господина. Не почуяв опасности, продолжил.

– Мы много пережили вместе, и я беспокоюсь о тебе. Что это значит «распоряжаться всеми богатствами на равных правах»? Ты первенец и твои права священны. Отрицать закон Первородства это значит идти против Творца. Что выше завет Единого Творца или завещание? Решать конечно тебе. Однако я сейчас не узнаю своего предводителя, который вёл за собой полки в бой. Который никогда не уступал того, что принадлежит ему по праву.

– Что ты хочешь сказать?

Осланд подобрал кубки и налил эля. Подал Лисандру и присел рядом.

– Да ничего такого, что ты не знал бы сам. Отец сделал тебя наместником Севера, значит хотел чтобы ты был там хозяином. А что теперь? Разделить все с Вестлеем и его принцессой? Да тут же явное противоречие. Подумай сам! Здесь что-то не так.

Лисандр слушал, опустив голову.

– Что же, возможно, в твоих словах и есть истина. Однако сейчас мне не до того. Подумаю об этом после похорон отца.

***

Проводы правителя к Единому Творцу были не менее значимыми, чем его поступки во время правления. Беорегард умер хорошей смертью, объединившись перед уходом с Творцом. Теперь необходимо было сохранить у народа светлую память о великом герцоге.

Тело ушедшего должно было пролежать пять дней в гробу в фамильной часовне рода Валентайнов и не предаться тлению. Двери часовни всё это время не запирались и любой желающий независимо от сословия и происхождения мог свободно войти в неё и оценить степень сохранности августейшего тела.

Если по прошествии пяти дней тело оставалось нетронутым тленом, то это свидетельствовало о святости ушедшего правителя. Все его дела считались праведными и направленными на благо народа. По государственным праздникам простой люд приходил к его могиле и совершал ритуал поклонения.

Если же по истечении срока тело имело признаки разложения, то правитель считался неправедным, что ставило под сомнение его государственные дела и передачу власти его потомкам.

За «святость» Беорегарда отвечали Лемюэль и личный лекарь герцога Листок. Они работали быстро и сноровисто, стремясь поскорее освободиться от тяжкой обязанности.

Подальше от посторонних глаз, в подвале под зАмком, где в любое время было холодно, на леднике лежало тело герцога. Священник и лекарь разрезали тело от груди до половых органов. Достали все внутренности и присыпали все внутренние поверхности смесью из мирры, смолы, алое, специй и трав, чтобы предотвратить тлен. А также добавили внутрь смесь для уменьшения дурных запахов, состоящую из розы, фиалки, камфары, сандалового дерева и мускуса. Добавили соли и приятно пахнущих трав так, что бы в полости не осталось пустого места. Затем лекарь зашил разрез.

Далее они обмотали тело пропитанной воском тканью. Лицо герцога лекарь обмазал смесью ромашки и розового масла, разбавленного скипидаром.

Затем настало время облачения. На ноги герцогу похоронщики натянули кольчужные шроссы и прикрепили их ремнями к поясу. Поверх шросс прикрепили золотые шпоры. Натянули кольчугу с капюшоном, закрывающим голову. Поверх кольчуги одели котту – тунику из шелка окрашенную в цвета дома Валентайнов – голубой и белый. На голову одели золотую корону украшенную драгоценными камнями.

Под конец опоясали правителя синим кожаным поясом с золотыми накладками, пряжка и хвостовик его украшены золотыми же пластинами с изображением всадника. Через голову одели перевязь, с прикреплённым к ней мечем. Перевязь белая с такими же золотыми пластинами как на поясе, ножны обтянуты синей, в цвет пояса, кожей.

Облачённое тело положили в гроб. В изголовье разместили шлем, украшенный золотыми пластинами и павлиньими перьями. С лева разместили щит, обтянутый синей кожей, с тиснением в виде герба Валентайнов – вставший на задние лапы, оскалившийся медведь. В правую руку вложили скипетр.

Четыре рыцаря в парадном облачении вынесли открытый гроб из подвала и степенно понесли его через площадь к часовне. Крепостной люд издали любопытно наблюдал за процессией, опасаясь подойти ближе. Только рыдающий Оллгар плёлся за гробом.

***

Над супружеской кроватью уже был опущен балдахин, когда раздался стук. Вестлей отодвинул засов и открыл дверь. В коридоре, в тусклом свете зангового светильника, стоял паж. Судя по его серебристому, с белым окаймлением плащу, он принадлежал двору дома Севера. Мальчик снял с головы бархатный берет украшенный пером и поклонился, отставив при этом левую ногу в сторону.

– Ваша светлость, ваш брат, его светлость граф Севера Лисандр просит вас о встрече. Его светлость ожидают вашу светлость в каминном зале.

Паж ещё раз поклонился и скрылся во мраке коридора.

– Дорогая, – начал было Вестлей, вернувшись в спальню.

Но Ладонна уже откинула полог и стояла босыми ногами на устланном камышом и полевыми травами полу.

– Я всё слышала, лубимый!

– Что ж, ложись спать без меня. Я постараюсь закончить поскорее.

Вестлей обул туфли с серебряными пряжками и надел камзол поверх льняной рубахи.

– Нэт! Нэ ходи. – Ладонна преградила супругу путь. – Они убьют тэбя! Твой брат хочэт быть единствэнным правителем Нода!

– Ты что, Ладонна! Этого просто не может быть, мы братья, мы росли вместе и в нас течёт одна кровь. Ты преувеличиваешь, дорогая.

Вестлей притянул супругу к себе за плечи и поцеловал в лоб. Ладонна, привстав на цыпочки, обхватила его за шею.

– Я боюсь. В твоём брате слишком много от вашего отца. Прошу тебя, не отдавай ему наш Юг. На дай ему вмешаться в нашу жизнь. То, что он родился раньше, не ставит его выше тебя!

Вестлей осторожно освободился от её объятий.

– Я скоро.

– Подожди!

Ладонна бросилась к одному из сундуков, стоящих у стены.

– Вот! Возьми, – протянула она супругу стилет, с рубином в перекрестье, – это оружие моего деда. Он заговорённый, им можно убить любого врага.

Она засунула клинок Вестлею за пояс и прикрыла полой камзола.

Вестлей ещё раз поцеловал её и вышел.

Когда за супругом закрылась дверь, Ладонна вынула из сундука статуэтку в виде расправившей крылья птицы с человеческим лицом. Поставила её на сундук рядом с занговым светильником. Опустилась на колени рядом . Горячо зашептала оберегающую молитву.

– О, прародительница Ина, храни его…

***

Спустившись по каменной винтовой лестнице с жилого этажа, Вестлей попал в каминный зал. Помещение было настолько большим, что хотя и освещалось множеством светильников, арочные своды из кирпича скрывались в полумраке.

Синее пламя камина выхватывало из темноты развешанные на стенах бело-голубые знамёна с изображением головы оскалившегося медведя, трофейное оружие, шкуры убитых на охоте животных. Над камином висел огромный портрет старого Герцога на вздыбленном скакуне.

Услышав стук каблуков по каменному полу, Лисандр поднялся с кресла и улыбаясь направился к брату. Вестлей, улыбаясь в ответ, нащупал рукоять стилета под полой камзола.

– Приветствую тебя, брат мой!

Лисандр крепко обнял Вестлея.

– И я приветствую тебя, Лисандр.

– Пойдем помянем добрым словом родителя и проводим его к Творцу.

Лисандр потянул брата к стоящему у камина столу. Там уже ждали наполненные вином кубки. Лисандр усадил Вестлея в кресло.

– Погоди-ка, я добавлю занга в камин.

Когда брат отвернулся, чтобы насыпать в котёл порошка, Вестлей поменял кубки местами.

– Ну, – Лисандр вернулся к столу, поднял кубок и указал им на портрет над камином, – да ведёт его Единый Творец!

Вестлей дождался пока брат проглотит вино, и тогда отпил из своего кубка.

– Ведёт его Единый Творец.

Над столом повисла неловкая тишина.

– Давно мы так не сиживали… Наверное, с тех самых пор, как я уехал наместником на Север в день своего восемнадцатилетия!

– Да… Но я тогда был слишком мал.

– Да…

Слышно было, как шипит газ в камине.

– Да…

– Послушай, Лисандр, давай оставим детские воспоминания…

– Да и в самом деле! Чего рассусоливать как бабы.

Лисандр наполнил кубки.

– Скажу прямо! Родитель наш не иначе лишился рассудка перед тем, как составить такое завещание.

– Сказать по правде, Я с тобой согласен брат. Но, что ж поделать? Такова его последняя воля. И она свято должна быть исполнена. Если он не начнёт тлеть.

Лисандр испуганно замахал руками.

– Если он начнёт тлеть, нас обоих не признают наследниками. Найдутся охотники хозяйничать в Ноде вместо нас. Но, зная искусность Листока и святого отца, этого случиться не должно.

– Что же тогда?

– Послушай, брат, что будем делать мы вдвоём на одном троне? Как делить казну? Мои доходы от продажи занга гораздо больше, чем вся казна Юга. А править как? Твоя южная принцесска меня не жалует, будет нашёптывать тебе…

Вестлей вспыхнул:

– Поосторожней, Лисандр! Она моя жена! Моя мать тоже была с Юга!

Он завёл руку за полу камзола. Лисандр заметил это, и усмехнувшись ответил:

– Прости, прости. Я не хотел сказать ничего плохого ни о твоей матери, ни о жене. Вот видишь, у нас уже размолвки!

– Так к чему же ты клонишь, в конце концов?

– Пусть всё останется так, как есть. – Лисандр подвинул своё кресло вплотную к Вестлею и перешёл на шёпот. – Мы перепишем завещание. Тебе останется Юг, мне – Север. У каждого своё герцогство со всеми землями, богатствами и людьми.

– И рудники тебе?

Вестлей тоже говорил шёпотом. Братья сидели в полумраке склонив друг к другу головы так, что соприкасались лбами.

– Да. Мне. Но тебе я буду отдавать столько занга, сколько будет тебе необходимо, ты ни в чём не будешь обижен. А ты мне позволишь беспрепятственно пользоваться своими портами.

– Ты, конечно, мой брат, и слову твоему я верю, но как мы все это закрепим?

– Да, я ж говорю! Мы поменяем завещание. Герцогская печать так и лежит в его покоях. А подписи никто почти не знает. Да и не будем же мы завещание показывать кому ни попадя. В новом завещании пропишем все, о чем договорились. И уже это будет его священной волей.

– Не боишься навлечь гнев Творца?

– Родитель наш был стар и болен. Не понимал, что творит. Восстановить справедливость, это благо в глазах Творца.

Вестлей замолчал в нерешительности.

– Решайся, брат. Завтра последний день, когда он будет лежать в часовне. Потом придётся огласить завещание. Времени нет.

– А как же свидетели – Оллгар и Лемюэль? Что с ними? Они ни за что не согласятся.

– Не думай об этом. Я все устрою. Завещание у тебя с собой?

– Нет.

– Решайся! Его надо уничтожить!

– Как только мы огласим наше, уничтожу тут же.

– Клянёшься?

– Клянусь.

Лисандр схватил лежащий на столе нож, полоснул себе по ладони. Сцедил кровь в кубок. Затем взял руку Вестлея, проделал тоже с его ладонью, разбавил братскую кровь вином.

– Клянёмся быть верными друг другу и клятве сегодня данной.

Лисандр отхлебнул из кубка и протянул его Вестлею. Младший брат тоже сделал глоток.

Вестлей поднялся с кресла.

– Что ж так и решим. Сейчас надо отдохнуть. Завтра важный день – прощание с герцогом.

Когда шаги Вестлея стихли наверху, из-за портьеры, которой была занавешена ниша в стене, вышел Осланд с арбалетом в руке. Размяв кисть, затёкшую на спусковом механизме, он аккуратно ослабил тетиву и вынул стрелу из ложа.

– Я правильно понимаю, что он согласился?

– Согласился. Теперь дело за нами. Спать сегодня не придётся. Со стариком всё устроим, а вот попасть в аббатство не так-то просто.

– У меня есть человек, способный на такое.

– Тогда не будем медлить. Ведёт нас Творец!

– Ведёт нас Творец!

***

Через полчаса после сговора братьев, из крепости выехали два всадника в чёрных плащах, лица их были скрыты капюшонами. Переехав через ров, они направились к поселению, растянувшемуся вдоль крепостной стены.

– Послушай, Бар, – произнёс один из наездников зевая, – как ты думаешь, на кой чёрт графу понадобилось прикончить этого старика? Да ещё так срочно. Темень такая, что того и гляди лошадь запнётся о какую ни будь колдобину или в яму угодит.

– Не знаю, Кир. Я не привык раздумывать, когда мне приказывают. Чего ты сам не поинтересовался у его светлости?

Кир усмехнулся.

– Поинтересовался бы, если бы не дорожил своей жизнью.

– Стой. Вон видишь хижина, с покосившимся крыльцом? Похоже, это то, что нам надо. Лошадей оставим здесь на всякий случай.

Убийцы спешились. Неуверенно ступая по слабоосвещенной лунным светом тропинке прокрались к хижине. Подойдя ближе заметили синий свет в окне.

– Чёрт! Неужто не спит. Возись теперь с ним!

Бар вместо ответа поднёс указательный палец к губам. Очень медленно, без единого шороха открыл калитку, и напарники вошли во двор. Бар вынул кинжал и остался у крыльца. Жестом указал Киру на окно. Тот пригнувшись прокрался вдоль стены и заглянул внутрь хижины. По его лицу Бар догадался, что он увидел не то, чего ожидал.

Также пригнувшись и абсолютно бесшумно Кир вернулся к крыльцу.

– Ну, что там?

– Чёрт знает что такое. Какая-то девица. Шарит по шкафам.

– Может не та хижина?

– Может. Хотя по тому, как нам её описали – она и есть.

Бар убрал кинжал обратно в ножны, откинул капюшон и не таясь, даже как будто нарочно топая, поднялся по крыльцу и постучал в дверь.

Свет внутри комнаты затрепетал и перемещаясь в сени.

– Кто там?

– Прошу прощения, сударыня. Мы с приятелем должно быть немного заплутали в темноте. Мы ищем дом Оллгара Ора.

– Зачем он вам?Да ещё и в такое позднее время.

– Мы вместе сражались на Юге под предводительством герцога Беорегарда. Теперь едем проститься с ним. Вот и решили заехать к однополчанину, повидаться. Не скажете ли вы, сударыня, его ли это дом?

Скрипнули несмазанные петли. Дверь отворила юная девушка. В свете зангового светильника было заметно, что веки её припухли от слез.

Бар приветливо улыбнулся, а девушка всхлипнула и начала, рыдая причитать.

– Такое горе, такое горе…

– Оллгар дома? – Кир тоже поднялся по крыльцу.

Бар грубо дёрнул его сзади за плащ.

– Что же случилось, сударыня?

Как можно ласковее спросил он у девушки.

– Такое горе… Оллгар, как старый герцог умер, очень тосковал. Пил по – чёрному. Совсем уж рассудок потерял.

– Ну? !

Бар был вынужден опять одёрнуть Кира.

– Продолжайте, сударыня.

– С утра, как проснулся, так и давай элем заливаться. Упал в сточную канаву да, там и захлебнулся, а может и сердце не выдержало, вдобавок. Когда нашли, то уж и не дышал.

– А вы что же здесь делаете?

– Оллгар жил один. Вот я по – соседски готовлю всё к похоронам. Человек же. Надо проводить к Творцу как положено.

– Как вас зовут, сударыня?

– Сусанна.

– Вы очень добры, милая Сусанна. А где же Оллгар сейчас? Нам бы хотелось проститься.

Сусанна показала рукой на покосившуюся дверь ведущую в подвал.

– Идёмте, он в холоде, в подвале. Такая жара, а Оллгар – не герцог.

Убийцы отступили в сторону, уступая ей дорогу. Кир при этом проводил Сусанну сальным взглядом.

Осторожно ступая друг за другом они спустились в подвал. На грубо выделанных шкурах, на полу лежал Оллгар. Его долговязое тело вытянулось от двери до противоположной стены. Подвал был мал, так что визитёры не могли повернуться без того, чтобы не толкнуть соседа.

Лицо Оллгара слабо освещал стоящий в изголовье светильник. Руки вытянуты вдоль туловища, на груди лежал символ Единого Творца – заключённый в окружность равносторонний треугольник.

– Господа желают что-нибудь сказать на прощание?

Кир скривился, а Бар встал на колени.

– Хочу обнять старого друга.

Он приник к телу Оллгара и несколько секунд пролежал на его груди, пытаясь услышать дыхание и сердцебиение. Затем встал и кивнул напарнику.

Поднявшись на верх Кир и Бар распрощались с Сусанной и отправились к лошадям. Уже светало, солнце нового дня тихонько поднималось над крепостной стеной.

– Хороший денёк, не правда ли, Бар. Даже работать не пришлось, Творец всё сделал за нас, прибрав старика.

– Да. А не заехать ли нам по такому поводу в трактир?

– Хотел предложить то же самое! Признаться, накануне я крепко перебрал, голова теперь трещит. Кто ж знал, что графу приспичит гнать нас среди ночи по делам.

Напарники пришпорили коней и направились в сторону трактира.

***

Таверна «Кубок и роза» расположилась напротив прикрепостного поселения, между стеной и дорогой. Заведение состояло из двух построек стоящих параллельно друг другу и соединённых крытой галереей, образовывая таким образом просторный двор. С левой стороны расположилась гостиница, с правой – харчевня. Стену галереи, обращённую внутрь двора, заменяли столбы. Посреди двора имелась конюшня с примыкающей к ней кузницей.

Харчевня не закрывалась никогда. В любое время дня и ночи усталый путник или разгулявшийся мастеровой, из числа крепостного люда, мог найти тут тепло очага, кружку крепкого эля, ужин и ласку. Однако, не стоило забывать здесь и об осторожности. Неосмотрительный посетитель рисковал быть обыгранным в карты или кости местными шулерами, или очнуться с пустыми карманами после ночи продажной любви.

Искать справедливости в такой ситуации было тщетно. Хозяин таверны, старый ветеран Двэйн, в ответ на жалобы говорил всегда одно и то же: «Сам виноват», а крепостная стража предпочитала не влезать в его дела.

Осланд въехал на внутренний двор гостиницы, когда уже начало темнеть. Спешился у коновязи. Тут же подскочил услужливый мальчишка, и схватив лошадь под уздцы, привязал её к торчащему из стены, металлическому кольцу.

– Чего желает господин? Номер на ночь? Накормить лошадь? Ужин? Девицу? Эль?

– Найди хозяина. Скажи, приехал гость с Севера. Я буду ждать его в харчевне.

Мальчишка застыл на месте, вытянув вперёд ладошку.

Осланд кинул ему медную ливрку.

– Быстро!

– Все будет исполнено господин!

Через галерею Осланд вошёл в харчевню, заполненную до отказа разношёрстной публикой. Внутри царил обычный для этого времени суток бардак. Из-за едкого табачного дыма ничего не было видно дальше, чем на три шага, взмыленная прислуга носилась взад – вперёд с кружками и тарелками. Ругань, пьяный смех и звон металлической посуды сливались в единый гул.

Уверенной походкой Осланд прошёл к единственному свободному столу, стоящему в углу у камина и расположенному так, чтобы видеть всё, что происходит в зале. Как только Осланд расположился за ним, подскочил прислужник.

– Прошу меня извинить, но это место занимать нельзя. Это место хозяина, господина Двэйна. Если господин желает, можно присесть к тем двум …

– У меня встреча с твоим хозяином. Он меня ждёт.

Прислужник склонился, услужливо улыбаясь.

– Может быть, пока господин изволит эля?

Осланд скривил губы. Прислужник рассмотрел под плащом гостя украшенные драгоценными камнями рукоять меча и ножны и сам понял свою ошибку.

– Заморское, конечно, заморское! Одно мгновение и я вернусь, ваша сиятельная светлость!

Вдруг в харчевне стало тише, был слышен лишь шум из кухни. В дверь, обращённую на дорогу, вошёл чуть сгорбленный человек, одетый во всё чёрное. Осмотрел холодными, бесцветными глазами из-под нависших век харчевню. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, дряблый мясистый нос нависал над толстыми губами. Человек снял широкополую шляпу. На голове не было ни единого волоска. Постояв несколько мгновений на пороге Двэйн, а это был именно он. направился через весь зал к Осланду.

Завидя приближающегося хозяина таверны, Осланд поднялся ему навстречу. Они сели за стол, прислужник принёс вино. Отпив из кубка, Осланд произнёс:

– Дела, как я вижу, идут у тебя неплохо, Двэйн.

– Благодарность Творцу. Не жалуюсь. – Двэйн усмехнулся. – Конечно, не сравнить с твоими рудниками.

– Они не мои. Граф только доверил мне управлять ими.

– Само собой. Так что тебя привело сюда?

– Есть человек, за судьбу которого я переживаю. Хотел бы, чтобы ты позаботился о нем так, как только лишь ты умеешь.

– Вот оно что. И чьей же долей ты озабочен?

– В местном аббатстве есть такой клирик, отец Лемюэль. Может, слышал?

Двэйн удивлённо поднял брови, на лбу образовались глубокие морщины.

– Его в здешних местах каждый знает. Я не хотел бы принимать участие в его судьбе.

– Тогда твоей займётся стража и палач. Этот человек очень важен для меня. Втрое важнее, чем, обычно.

Осланд кинул на стол туго набитый бархатный кошель. Двэйн быстро накрыл его шляпой.

– Договорились?

Двэйн кивнул, презрительно скривив губы, и тихо, почти шёпотом произнёс:

– Не в моих правилах задавать лишние вопросы, но на кой чёрт тебе понадобился несчастный монах?

– Не стоит изменять своим правилам, друг мой.

Также тихо ответил Осланд. Похлопал Двэйна по плечу и допил содержимое кубка.

– Отличное вино! – Осланд поднялся. – И не затягивай с моей просьбой. О человеке надо позаботиться уже в ближайшие два дня.

Когда Осланд вышел, хозяин таверны зло выругался и плюнул ему вслед. Остаток вечера Двэйн просидел за своим столом, о чем-то размышляя с мрачным лицом. Потом ушёл к себе, достал какой-то старый пергамент, оскоблил его, и что-то сосредоточенно писал.

***

Аббатство Единого Творца было обнесено высоким частоколом, на сторожевых вышках и днём и ночью дежурили часовые. Монахи боялись нападения и были бдительны. Дважды восстановив обитель после набегов диких племён, все, кто выжил и не попал в рабство, научились защищаться. Напав на аббатство в третий раз, грабители получили достойный отпор. С тех пор нападения прекратились, однако попасть постороннему на территорию монастыря было практически невозможно.

В сторожевой будке, перед главными воротами аббатства, дремал тучный монах. Время его дежурства подходило к концу, и он уже представлял, как после вечерней трапезы и молитвы, отойдёт наконец-то ко сну. За то время, пока он был на посту, жара и насекомые измучили его, и теперь монах наслаждался вечерней прохладой.

– Мир тебе, брат, да ведёт тебя Единый Творец!

Монах в будке вздрогнул от неожиданности, положил руку на рукоять меча и принялся пристально рассматривать незнакомца, пытаясь понять не исходит ли от него опасность. Тёмно-синяя ряса и висящий на груди знак в виде заключённого в окружность равностороннего треугольника, свидетельствовали о том, что, по крайней мере, они принадлежат к одной вере, а посох, широкополая шляпа и перекинутая через плечо холщовая сумка выдавали в незнакомце паломника. Ряса его была вся в пыли и грязных пятнах, подол обтрёпан, на локтях пришиты заплаты, видно, он уже давно был в пути.

– И тебе мир. Ведёт тебя Творец.

Настороженно ответил на приветствие страж.

– Я брат Серхио, клирик аббатства Седос, что на южном побережье. Иду поклониться святой горе Саронай, дабы объединиться с Единым Творцом и заслужить его милость.

– Чего ж тебе угодно, брат Серхио?

– Брат, я две ночи ночевал под открытым небом, три дня не ел горячей пищи, очень устал, и сандалии мои требуют починки. Не распахнёт ли предо мною, милостью Творца, свои гостеприимные врата ваше аббатство и не приютит ли на ночь единоверца?

– Э, нет, брат! Никак не могу тебя пропустить. Приказ аббата никого не знакомого не пускать.

– Да, разве ты не видишь, что мы с тобой едины в Творце? Какое же зло может быть вам от меня?

– Ну, зло не зло, а лучше не рисковать. Эдак знаешь, любой пройдоха напялит на себя пыльное тряпьё, так и всё, прикажешь его за стол усаживать? Не-е-т! Может ты вор? Или наводчик? Откроешь ночью ворота грабителям. Приказ опять же. Иди, с милостью Творца, своей дорогой.

– Экий ты, брат, строгий! И не стыдно тебе брата своего обрекать на страдания? По всему Ноду я разнесу весть о том, какая неблагочестивая братия в здешнем аббатстве!

– Да откуда ж мне знать, что ты мне брат!

Путешественник чуть помедлил, будто решаясь на что-то, и наконец сунул руку в сумку.

– А вот! Что ты на это скажешь?

Паломник вынул из сумки затёртый пергамент и протянул стражу в окошко. Тот развернул свиток и прочёл вслух, шевеля губами:

«Сопроводительное письмо. Я, Авалос Альбре, милостью Единого Творца, аббат монастыря Седос, подтверждаю этим письмом, что его предъявитель является клириком аббатства Седос, по имени брат Серхио. Всех наших братьев по вере прошу, во имя Единого Творца, оказывать ему помощь и поддержку». Гляди-ка, и печать есть и подпись. Да только я не могу судить подлинные они или нет. Эдак, любой пройдоха понапишет себе, так что теперь…

– Так покажи тому, кто понимает!

– Ладно. Ты стой здесь, а я пойду, пошлю кого-нибудь показать твоё письмо аббату. Он-то уж должен знать.

С этими словами монах нехотя поднялся и скрылся за калиткой, расположенной рядом с воротами.

Вернувшись страж широко улыбался и даже обвёл в воздухе круг со словами «Да ведёт тебя Единый Творец». Радушно распахнул он перед странником двери:

– Что же ты сразу не сказал, что такой уважаемый человек за тебя поручается! Авалос Альбре старый друг нашего настоятеля. Он его печать и подпись сразу признал. Проходи, брат, и будь как дома! Сейчас время позднее, а завтра, после утреннего обряда, настоятель ждёт тебя у себя. Расскажешь ему последние новости.

Войдя на территорию монастыря, паломник попал на просторный двор, окружённый крытой галереей. В центре стояла ротонда, в ней располагались умывальни с проточной водой, бившей из родника . От неё под прямыми углами расходились четыре дорожки вымощенные камнем, всё остальное пространство двора было занято аккуратно подстриженными кустами.

Одна из дорожек вела прямо и упиралась в ворота собора. Налево расположилась трапезная, направо – спальни монахов. Вблизи ворот монахи обустроили гостиницу для паломников и пилигримов.

– Приветствую тебя, брат. – Внутри путника встретил другой монах, совсем молодой с пушком над верхней губой. Дружелюбно улыбаясь он поприветствовал гостя, обведя двумя пальцами в воздухе круг по часовой стрелке. – Меня зовут Клод. Пойдём, я провожу тебя.

После того как гость умылся в ротонде, Клод отвёл его на кухню и угостил похлёбкой, хлебом и вином.

– Надолго к нам?

– Нет. Только переночевать. Я иду в Соронай. Завтра, как только повидаюсь с вашим настоятелем, отправлюсь дальше.

– О! Какое угодное Творцу дело! Я тоже собираюсь объединится там с Творцом, но настоятель не даёт благословения. Говорит рано. А как рано, если я уже почти месяц, хожу в послушании! Слушай, брат, вот возьми с собой в дорогу!

Клод достал с полки каравай и протянул новому знакомому.

– Благодарю тебя, брат. А вот скажи, правда, что у вас в аббатстве живёт знаменитый Лемюэль? Тот, что в одиночку переписал за год Завет Творца.

– У нас, – с гордостью кивнул Клод, – и уж что это за фолиант вышел! Такого переписчика, как наш Лемюэль не найдёшь.

– А могу ли я с ним повидаться?

– Никак не возможно. Брат Лемюэль взялся за новую книгу. Очень занят, до поздней ночи всё пишет. Как только у него спина выдерживает, и зрение до сих пор не пропало. Вот и сейчас видишь, свет в его келье горит.

Парень указал на светящееся окно в противоположной стороне двора.

– Ну, что поделать. Милостью Творца повидаюсь утром или на обратном пути.

– Пойдём, я покажу, где переночевать. Повезло тебе, гостиница пустая, спать будешь как король. А мне ещё искать кота аббата. Негодяй постоянно куда-то убегает. Его святейшество переживает, а достаётся братии.

Клод привёл путешественника в гостиницу, представляющую собой сколоченное из дерева сооружение. Внутри, по обе стороны от прохода настилы из досок покрытые соломой. В дальнем конце два стола и два стула.

***

«Хорошо, что стоит такая жара. Окно в келье наверняка будет открыто. Третье слева. Так показал Клод. Жаль, конечно, наградную грамоту от аббата Альбре. Как он был благодарен что мы защитили его монастырь от дикарей! Да, хорошее было время. Могли легко понять что чернила свежие. До последнего не хотел показывать, но проклятый толстяк у ворот! »

Двэйн ждал когда окончательно стемнеет. Прислушался. С улицы не доносилось ни единого звука. Братия давно отошла ко сну. Страже на вышках двор был виден плохо, их строили чтобы наблюдать за внешними угрозами. Двэйн вышел на двор. В нужном окне всё ещё горел свет.

Опустившись на колени, так чтобы кусты полностью скрывали его, Двэйн пополз через двор. Добравшись до противоположного конца, он заглянул в келью. На чурбаке, заменяющем стул, лицом к окну, сидел монах. В свете лампы он напряжённо выводил строки на листе пергамента. Из мебели в келье была ещё лишь кровать, стоящая справа. В изголовье висела икона, и горел светильник. В ногах на вбитом в стену гвозде висела ряса.

Монах насторожился, выпрямился и посмотрел в окно. Долго не раздумывая, Двэйн вынул из-под рясы метаемый нож. Отточенным движением кинул. Лезвие угодило точно в артерию.

Монах вздрогнул и, не издав ни единого звука, повалился на стол. Кровь смешалась с невысохшими чернилами. Двэйн протянул руку в келью и прикрыл ставень.

«Теперь найдут только завтра, после утреннего обряда».

Двэйн отпрянул от окна и сделал шаг в направлении кустов. Нога встала на что-то мягкое. Тут же раздался мерзкий кошачий визг.

«Что за чёрт!»

– А, так вот ты где, мерзавец! А ну, иди сюда.

Из-за угла появился Клод со светильником. Увидев Двэйна, парень удивлённо вытаращил глаза.

– А ты что…

«Не повезло тебе, парень»

Договорить Клод не успел. Лезвие вошло точно в сердце. Двэйн подхватил обмякшее тело, и вместе с ним скрылся в кустах.

Протащив несчастного через двор, Двэйн занёс его в гостиницу. Здесь будут искать в последнюю очередь. Положил на настил. В отчаянии покачал головой. Закрыл покойному глаза.

«Прости. Иначе я не мог. Видно уж такая твоя судьба»

Двэйн обвел круг над телом и прочел отходную молитву, как он делал не раз, прощаясь с друзьями павшими на поле боя. Затем завалил покойника сеном. Выходить через ворота ночью значит привлекать к себе не нужное внимание. Двэйн прилёг на настил прикрыл лицо шляпой и стал ждать утра.

С первыми лучами солнца наёмник покинул аббатство, любезно попрощавшись с несущим вахту монахом.

Глава 2

Главная площадь столицы Юга кипела. В торговых рядах было не протолкнуться.

Невысокий, смуглый человек, с крючковатым носом прохаживался, положив маленькие ладони на выступающий животик, вдоль нескольких прилавков. Там, обложенная льдом, красовалась свежевыловленная морская живность. Над прилавками огромными золочёными буквами была сделана надпись : “Дары Моря от Ройса и Сына” Время от времени человек промакивал лысину платком и давал указания, стоящим за лотками торговцам. За хозяином – Брэдфордом Ройсом – плёлся полноватый юноша лет пятнадцати. По схожести черт легко можно было сделать вывод, что это тот самый сын, упомянутый на вывеске.

– 

Аксель, сынок, который час?

– 

Полдень, отец.

– 

Пора узнать, что нового в нашем славном городе.

В тот же миг над головами горожан прокатился звон колокола. Это помощник герольда извещал о том, что сейчас будут зачитаны последние городские новости.

В центре площади моментально собралась толпа. Протиснувшись сквозь плотный строй горожан, отец с сыном встали в первом ряду. В центре стоял на специальном возвышении графский герольд в парадном облачении – камзол и пулены из бархата, на голове шляпа с огромным павлиньим пером, падающие на трубу солнечные лучи отражаясь слепили глаза, к нижней части инструмента был прикреплён красно-синий с жёлтым солнцем в середине графский флаг. Очевидно новость была крайне важной, а не обычным объявлением цен на рыбу и вино в трактире на набережной, или оглашением имён осуждённых с указанием их вины.

Прекратив трубить, герольд развернул свиток пергамента и торжественно начал читать:

– Слушайте, слушайте, слушайте, жители славного города Седос! Скорбь пришла в наши сердца! Великий герцог Земли Нод Беорегард сын Людовика из рода Валентайнов, по воле Единого Творца перешёл к нему вчера, в своем фамильном замке. Да ведёт его Великий Творец!

По последней воле Великого герцога Земли Нод Беорегарда сына Людовика из рода Валентайнов, изложенном в его завещании, отныне герцогство Нод разделяется между сыновьями Великого герцога Лисандром и Вестлеем. Отныне Лисандр провозглашается Великим герцогом Северного Нода, Вестлей – Великим герцогом Южного Нода. Граница между герцогствами отныне будет проходить по реке Караш. Жители городов и деревень южнее реки Караш считаются отныне южанами и должны подчиняться Великому герцогу Вестлею, и соблюдать законы Южного Нода, за отказ подчиниться последует суровое наказание.

Да ведёт нас Великий Творец!

С этими словами герольд спустился с трибуны и передал пергамент подручному. Тот аккуратно приколотил документ к столбу, вкопанному здесь специально для размещения важных распоряжений.

Зловещая тишина повисла над площадью после того как утих стук молотка. Горожане удивлённо переглядывались, не торопясь расходиться.

Первым пришёл в себя Брэдфорд. Схватив за плечо стоявшего рядом Акселя, он затряс его и с восторгом зашептал:

– Свобода! Наконец-то, сынок! Свобода!

Парень недоуменно промолчал. Стоявший на противоположной стороне горожанин, судя по платью из знатных, а по акценту – из северян, произнёс удивлённо, обращаясь как бы ко всем собравшимся:

– Что это значит? Что теперь будет, не пойму?

– Скоро поймёшь. Когда мы вас обратно за Караш переправим. – Брэдфорд недобро ухмыльнулся глядя на северянина.

Городской страж, стоявший рядом с торговцем, грубо одёрнул его за рукав:

– А ну, прикуси язык, отрыжка пёсья!

Увидев перед собой двух солдат в красно-синих сюрко герцогских гвардейцев Брэдфорд присмирел.

– Пойдём, Аксель, – позвал он сына и они стали проталкиваться через толпу.

Выбравшись на площадь, Брэдфорд, постепенно прибавляя шаг, свернул с набережной, и почти бегом припустил вверх по узкой улочке, вымощенной булыжниками. Перепрыгивая через зловонные ручьи, он почти бежал, на смуглом лице проступала улыбка.

– Не отставай!

Время от времени кричал он сыну, поворачивая голову назад.

Раскрасневшийся Аксель едва поспевал.

– А как же лавка, отец?

– Брось!

Добежав до ворот своего дома Брэфорд ворвался во двор и кинулся ко входу в погреб. На шум из дома вышла хозяйка.

– Что случилось, Аксель?

– Не знаю, матушка, – Аксель оперся на забор и держась за бок,старался выровнять дыхание. – В отца будто бес вселился, лавку бросил…

Из – за двери в погреб показалась голова Брэдфорда.

– Марта, где она?

– Что? – Испуганно спросила жена. По лицу было видно, что она прекрасно понимает о чем речь, но нарочно тянет время.

– Сама знаешь. МОЙ сундук, где он?

– Да, я уж сто лет его не видала! Не знаю даже, где б ему и быть?

Брэдфорд угрожающе прорычал.

– Да на что он тебе! Неприятностей опять не оберешься.

– Марта! Давно вожжей не пробовала, женщина?

Брэдфорд схватил висевшую на коновязи уздечку и замахнулся на жену. Марта взвизгнула и скрылась в доме. Через минуту вернулась неся перед собой сундук обернутый холщиной. Заплакала и поставила перед мужем на крыльце.

– На! Сына бы хоть пожалел!

– Уймись ты, баба. Аксель! Тащи лестницу.

Брэдфорд медленно развернул ткань, трясущимися руками, снял с шеи ключ висящий на шнурке и открыл сундук. Вынул бархатный свёрток, торжественно развернул его. Внутри оказалась статуэтка в виде расправившей крылья птицы с человеческим лицом. Гордо подняв голову вверх, женщина – птица будто устремилась к солнцу. Недавно отполированная матовая поверхность блестела на солнце.

Статуэтка была полметра в высоту, вырезанная из кости заморского животного.

– Аксель, тащи лестницу за ворота.

Марта рыдала в голос.

Выйдя на улицу Брэдфорд подал фигуру сыну, поднялся к нише расположенной под витиеватой надписью «Дом Брэдфорда Ройса Купца высшей гильдии». Аккуратно убрал из ниши сухие листья и паутину, поблескивающую на солнце. Протер рукавом пыль.

– Давай.

Аксель не понимающий, что вообще происходит, послушно протянул отцу статуэтку. Пазы на основании статуэтки и на дне ниши совпали идеально и фигура встала точно на своё место.

С торжествующим лицом Брэдфорд спустился вниз и вернулся во двор. Аксель, волоча лестницу по земле, отправился за ним.

С противоположной стороны улицы за происходящим наблюдали два городских стражника. Хранители покоя горожан застыли в нерешительности.

– Да это же крамола! – возмутился тот, что помоложе.

– Против кого? – ответил второй, соблюдая спокойствие.

– Как? Против герцога конечно!

– Какого? Великий Беорегард перешёл к Творцу. А новый герцог никаких законов на этот счёт не издавал.

– Все равно надо вмешаться!

– Вмешаемся! Обязательно! Повесим его, собаку, не его же воротах. Когда прикажут. А пока нам с тобой не известно, разрешено это или нет. Как бы самим не впасть в немилость. Так что, пойдём. На Речной улице опять кого – то ограбили.

***

Таким Аксель не видел отца никогда. Сегодня он был величественен. Они стояли в коридоре с низкими каменными сводами у входа в просторный зал. Из зала доносился возбуждённый гул, десятка два мужчин в зелёных мантиях с капюшонами обсуждали последние новости. На отце и на Акселе были такие же мантии. Голову Брэдфорда венчал золотой обруч с раскинувшей крылья птицей над переносицей. Взяв сына за плечи отец напутствовал сына:

– Аксель, сын мой, ты уже повзрослел и пришла пора тебе получить от меня главное напутствие, как я получил его в своё время от своего отца. Аксель – ты Ройс, а Ройсы славнейший род, принадлежащий к коренному народу Юга – Ивримейсам. Древняя легенда гласит, что Ивримейсы пришли на Юг из Толедии и предки нашего древнего народа потомки прародительницы Ины и бога солнца.

Род Ройсов когда-то блистал в лучах почестей, богатства и власти. Но было это давно. Так давно, что я застал эти благословенные времена ещё ребёнком. Однако я был достаточно взрослым для того, что бы на всю жизнь запомнить, как огнём и мечем устанавливал свою власть над Югом великий Беорегард.

После победы на поле боя, в решающем сражении на реке Караш, армия Северян вошла в Седос. О, Седос! Сияющая жемчужина на побережье, город красоте которого завидовали все соседние государства, застонал под стальной подошвой завоевателей.

Все кто отказался присягнуть на верность Беорегарду были казнены. Багровые от крови ручьи стекались в море со всего города в те дни. Я прекрасно помню как погибли в боях мои дед и дядя – старший брат отца. Отец, твой дед, став главой семьи принял решение присягнуть на верность Северянам и сохранить жизнь себе и семье. Он вынужден был начать торговать рыбой, что бы как то прокормить семью.

Северяне ввели свои законы, запретили говорить на коренном языке и велели поклоняться Единому Творцу вместо Прародительницы Ины. За непослушание следовала казнь.

На всегда я запомнил напутствие отца, данное им когда мы прятали снятую с ворот фигуру Прародительницы Ины в сундук. Теперь я передаю его тебе. Отец сказал мне тогда:

«Запомни Брэдфорд, и передай своим потомкам – мы имеем особое происхождение и никогда не будут северные дикари нам ровней. Их власть не навсегда, рано или поздно мы своё вернём. А пока терпи, лги, притворяйся их другом и делай все чтобы их власть поскорее закончилась. Придёт время и ты вернёшь нашу прародительницу на место».

Только в особенных случаях, в подвале, подальше от посторонних глаз, я решался достать прародительницу из сундука и в свете зангового светильника сотворить молитву. Жена Марта, твоя мать, впадала в ужас когда я решался на такое. У неё тоже есть свои воспоминания. Её отец, настоятель церкви Прародительницы, был повешан на воротах храма. Она спряталась от дикарей за алтарём.

Теперь всё закончится и твои дети, Аксель, будут расти свободными!

Пойдём, я представлю тебя братьям.

Они вошли в зал. Первым шёл Брэдфорд, увидев его участники собрания замолкли и выстроились вокруг круглого стола, стоящего посредине зала.

Брэдфрорд поднял правую руку в знак приветствия.

– Мир вам, братья!

– Приветствуем тебя, великий магистр! – хором ответили Бэдфорду собравшиеся.

– Обратимся к прародительнице, братья, прежде чем начать наше собрание.

Присутствующие взялись за руки, образуя круг, опустили взгляд вниз, и, вторя магистру, заговорили пониженными голосами:

Пусть крепче стоит наш дом

Пусть отступит враг от нашего порога

Пусть злые духи покинут нас

Пусть не будет конца нашим дням

Пусть крепнет с каждым часом наш народ

Да будут счастливы наши потомки и не осудят нас наши предки.

Да будет так!

Когда закончили Брэдфорд знаком показал, что можно садиться. Остались стоять только они с Акселем.

– Братья, сегодня для меня очень радостный и ответственный день! Сегодня я поставил к нашему столу ещё одно кресло. Прошу вас принять в наш союз, как ученика, моего сына Акселя. Ручаюсь за него.

Со всех сторон раздались одобрительные возгласы. Аксель стоял смущённый, и в то же время гордость переполняла его, ещё никогда он не чувствовал такой близости с отцом.

Ошеломлённо разглядывал он присутствующих. Перед ним были люди, большинство из которых Аксель знал с детства. Вон хозяин трактира, что на их улице, а этот служит капитаном в графской страже, вот певчий из хама Великого Творца, мясник, цирюльник… Он знал их всех! Постоянно встречал на улице, здоровался, передавал от них приветствия отцу, но никогда даже в голову ему не приходила мысль, что у этих, обычных с виду, людей есть вторая жизнь, которую они так тщательно скрывают. Скрывают, но не отказываются от неё, даже под страхом быть повешанными на воротах собственного дома. Аксель ощутил себя частью чего-то большого, значительного.

– Кто за то, что бы Аксель Ройс был принят учеником в Священное Общество Свободы Юга, пусть кинет белый камень в чашу, кто против – чёрный.

Поочерёдно присутствующие подходили к золотой чаше с выбитым на борту силуэтом расправившей крылья птицы. Чаша стояла на постаменте, в стороне от стола, в углу так, чтобы остальные не видели, какой камень опускает голосующий. Когда Брэдфорд принёс чашу и высыпал содержимое на стол, в ней не оказалось ни одного чёрного камня.

– Благодарю вас, братья.

Брэдфорд низко поклонился собранию.

– Начнём наш совет. Вы все наверняка слышали радостную новость, но я хочу произнести это ещё раз. Беорегард сдох! Юг свободен!

Восторженные крики заглушили его последние слова. Собравшиеся вскочили со своих мест обнимались и поздравляли друг друга. У пожилого портного, что жил по соседству с Ройсами выступили слезы на глазах.

– Спокойно, братья, спокойно! Давайте продолжим. Нам есть ещё что обсудить.

Когда все наконец-то расселись по местам Брэдфорд продолжил.

– Весть, конечно, прекрасная, но это ещё полдела. Нами по-прежнему правят северяне. Пора прекратить терпеть этот позор. И именно сейчас настал момент во весь голос заявить о себе. Показать народу, что они не всемогущи.

– Верно!

– Смерть северянам!

– Гнать их за Караш!

Перекрикивая друг друга завопили заговорщики.

– Что конкретно ты предлагаешь, Брэдфорд? – спокойно спросил седой мужчина со шрамом через все лицо. Все вокруг притихли, когда он заговорил.

– Всегда ценил твою прямоту воина, Эльен. – С почтением ответил ему Брэдфорд. – Скоро День Преображения.

– Ещё одно позорное пятно.

– Ты прав, Эльен. Поэтому именно в этот день, мы должны показать на что способны. Мы взорвём колонну!

В зале стало тихо. Такого поворота не ожидал никто из собравшихся.

– И как ты хочешь это сделать?

– В ночь накануне Дня Преображения, ты, Эльен, сделаешь так чтобы тебя назначили охранять площадь. Отвлечёшь стражу, и в удобный момент мы заложим заряд в основание стрелы. На следующий день, во время празднества, мы взорвём колонну!

– Заложить заряд несложно. Самое опасное поджечь бомбу и уйти с площади живым. На праздновании будет полно стражи. Если смельчак попадётся, то лишится жизни. Кто отважится на такое?

Эльен обвёл глазами присутствующих. Все молчали.

– Я сделаю!

Брэдфорд при этих словах дёрнулся, как от неожиданного удара, лицо стало бледным.

– Верно, – воскликнул один из присутствующих, Брэдфорд не понял кто, – пусть ученик докажет свою преданность Священному Обществу!

– Верно! Верно!

Посыпалось со всех сторон.

Отступать было некуда. Брэдфорд встал с кресла и произнёс, выталкивая из себя слова:

– Да будет так! На сегодня закончим, братья. Расходитесь аккуратно.

Мятежники потянулись к выходу. По пути они ободряюще хлопали Акселя по плечу, жали руку. «Молодец», «Герой», «Смельчак!». Аксель гордо улыбался.

Последним зал покидал Эльен.

– Удачи тебе сынок, – и обращаясь к Брэдфорду, – не переживай, я присмотрю за ним. Я знаю Акселя с детства и не позволю чтобы с ним что-то случилось. Я буду там и выведу его с площади. Когда случится взрыв, все кинутся в разные стороны по набережной, а мы с Акселем скроемся в казармы стражи. Через чёрный ход он попадёт во внутренний двор и переулками уйдёт в город.

Брэдфорд благодарно кивнул в ответ.

– Спасибо, брат. Но выводить тебе придётся нас обоих. Я не пущу его одного.

По пути домой Брэдфорд молчал, шёл, заложив руки за спину, опустив взгляд на мостовую. Аксель долго не решался начать разговор, но один вопрос не давал ему покоя.

– Отец, – осторожно позвал он.

– Что?

– Скажи отец, по поводу нашего дела…

– Ну?

– Когда мы взорвём столб на площади будет много народу. На День Преображения на площади яблоку негде упасть.

– Ну?

– Когда столб будет падать обязательно придавит кого-нибудь.

– Ну?

– Но ведь эти люди не виноваты. Они же наши. Южане.

Брэдфорд остановился. Посмотрел сыну прямо в глаза, и твёрдо чеканя каждое слово, произнёс:

– Запомни, сынок, настоящий южанин, тот что любит свой край, не пойдёт на площадь пить дармовой эль, который наливают ему северяне, и отплясывать под их дудки в честь Дня Преображения. Эти, которые там собираются, не настоящие южане. Нечего о них думать.

– Ты поэтому никогда не ходишь на площадь в этот день и нас с матерью не пускаешь?

– Мать и сама не пойдёт. Сейчас помолчи, мне надо серьёзно подумать.

Остаток пути они проделали в тишине, размышляя каждый о своём.

***

Городская площадь Седоса ограничивалась со стороны города двумя зданиями, придававшими ей полукруглую форму, а со стороны моря – набережной. В зданиях располагались различные учреждения и ведомства, необходимые для функционирования порта и города, такие например, как городская управа, биржа, таможенное управление, торговая палата, гильдия купцов и ремесленников, постоялый двор и казарма для стражей круглосуточно несущих дежурство на площади.

Между двумя зданиями уходила вверх главная улица Седоса – улица Валентайнов. Своими торцами административные корпуса упирались в Набережную улицу – любимое место для прогулок горожан. Отсюда, с возвышенности, в ясную погоду открывался прекрасный вид на гавань.

От набережной спускалась к пристани широкая лестница.

Между лестницей и Набережной улицей и была установленна памятная колонна, которую решено было взорвать.

Часы над городской администрацией пробили полночь. Эльен с тремя стражниками собирался на обход и смену караула, которые он проводил раз в два часа. Настроение у всех было приподнятое. Ещё бы! Капитан расщедрился, чего с ним раньше никогда не бывало, и в честь покупки нового коня налил солдатам по кружке эля, пока они ждали своей смены. Стражники были удивлены предложением, но в конце концов списали всё на то, что капитан стареет и становится мягче.

Две сторожевые будки стояли на Набережной по разные стороны площади, ещё одна на улице Валентайнов между корпусами.

Обойдя круг по площади Эльен сменил стражей и вернулся в казарму.

Через десять минут он вышел на площадь и трижды махнул над головой занговым светильником.

В тот же миг из-за деревьев, растущих вдоль Набережной улицы выскочили пятеро. Двое тащили широкую лестницу, двое огромный бур, у оставшегося на плече висела холщевая сумка а в руках – занговый светильник.

Добежав до постамента высотой в два человеческих роста, члены Общества Свободы бесшумно прислонили лестницу. Человек с сумкой взобрался на неё, вынул зубило и молоток, и начал долбить углубление. Продолбив на достаточную глубину, спустился. Его место заняли двое с кремниевым буром. Упёрли остриё в выдолбленное углубление, навалились, и, держась за ручки, принялись вращать. Когда закончили они, следующий кто поднялся по лестнице, засунул в отверстие заряд.

Закончив на одной стороне вся группа переместилась на противоположную сторону и повторила процедуру.

– Заканчивайте. Время. Скоро очередной обход.

Скомандовал снизу человек со светильником.

– Сейчас, только закреплю шнур. – Откликнулся тот, кто закладывал заряд.

У края площади трижды качнулся синий огонёк.

– Всё! Уходим! Эльен уже подал сигнал.

– Ещё чуть-чуть.

– Слезай, всех погубишь!

Наконец, последний спустился вниз, и заговорщики также бесшумно, как появились, исчезли в зарослях.

Эльен застал стражников на всех трёх постах спящими, стоило труда растолкать их. Снадобье, подсыпанное в эль, оказалось действительно сильным.

***

Красное солнце взошло над городской площадью, озарив своими лучами фигуру Великого Беорегарда, отлитую из бронзы. Грозный владыка Земли Нод, сидя на вздыбленном коне, простирал руку с мечом в сторону моря. Двадцатиметровая гранитная колонна была установлена по приказу повелителя, дабы увековечить память о победе Северян в войне.

День когда пало последнее сопротивление Южан, вписан в историю графства как День Преображения и объявлен государственным праздником. Был издан герцогский указ устанавливающий, что в этот день, благодаря Великому Герцогу, порабощённый народ Юга получил независимость от тиранов, властвующих над ним, и от соседних государств, посягающих на его земли. В этот день всем горожанам положено быть счастливыми, и прославлять Великого Герцога за его милость.

Ежегодно по случаю Дня Преображения устраивались грандиозные пиршества, на которые собирались не только горожане, но съезжались и жители окрестных поселений. Благо всё, что можно было съесть и выпить в этот день на площади оплачивалось за счёт герцогской казны.

Празднество, щедрое на угощение, также щедро и на развлечения. На площади демонстрировали своё искусство менестрели, разыгрывались театральные постановки – драматические с участием живых людей и комедийные, в которых действовали куклы. Жонглёры, фокусники, гадалки, кого здесь только не было.

Главным событием праздника, ожидаемым горожанами, был карнавал. Ежегодно в шутовской форме воспроизводилось одно и то же действо. Войско Великого Творца штурмовало крепость, в которой оборонялись служители бога Солнца. Воины творца наряжались в белые балахоны со знаками в виде заключённого в окружность равностороннего треугольника на спине, а их противники представали с голым торсом, в набедренных повязках и масках в виде собачьих голов. Сценическая крепость представляла собой накануне сколоченный частокол, в центре потешного укрепления размещали соломенное чучело бога Солнца.

Войска обстреливали друг друга из хлопушек, неистово лупцевали врагов деревянными мечами. Воины картинно умирали. Апофеозом штурма был расстрел из пушки соломенного чучела. Фигура вспыхивала и выбрасывала в опускающиеся сумерки скрытые в ней фейерверки. Зеваки впадали в экстаз, наблюдая за красочным зрелищем.

Именно в момент расстрела чучела члены Священного Общества собирались взорвать заряд в основании колонны.

В сопровождении двух стражников, с блестящими на солнце алебардами на плечах, Эльен прохаживался по площади, наблюдая за порядком. Ни на секунду он не выпускал из виду колонну.

Вот на площадь, улюлюкая и размахивая деревянным оружием, на двух повозках въехало «войско» Творца. Спешившись перед крепостью солдаты принялись заряжать пушку – набивали её конфетти и разноцветными лентами.

Эльен заметил в толпе Акселя и Брэдфорда. Как ни в чем не бывало они вместе со всеми глазели на инсценированный штурм. Однако Эльен отметил, что напряжённое лицо Акселя и слишком частые его оглядки в сторону колонны могут вызвать подозрение: «Мальчишка!» – подосадовал он про себя.

Раздался залп и над толпой взвилось разноцветное облако. Публика захлопала в ладоши.

– Вперёд! На штурм!

Отряд Творца путаясь в белых балахонах, то и дело спотыкаясь и падая ринулся к воротам крепости. Защитники отстреливались из хлопушек и поливали нападающих водой.

Под натиском крепостные ворота с треском рухнули. Сражённые игрушечными мечами жрецы бога Солнца, пафосно корчась в конвульсиях перешли в иной мир. Победители обрушили хлипкую крепостную стену, чтобы толпе было лучше видно действо. Во двор укрепления вкатили пушку и принялись забивать в неё настоящий занговый заряд.

Отец и сын потихоньку стали пробираться сквозь толпу к колонне.

В то же время Эльен обратился к солдатам:

– Идите, проверьте вон тот вардо. Что-то не нравятся мне эти кочевники, – приказал Эльен стражникам, указав на пёстрый, ярко раскрашенный фургон, размером со скромную крестьянскую хижину, стоявший на противоположной стороне площади.

Проводив подчинённых взглядом, капитан тоже двинулся к колонне.

Расчёт потешных артиллеристов закончил заряжать и стрелок приготовил пальник, чтобы активировать заряд.

Брэдфорд и Аксель подошли к пьедесталу и остановились, озираясь по сторонам. Подоспевший Эльен встал так, чтобы максимально загородить их от взглядов из толпы, и было трудно разглядеть, что они делают.

– Залп! – предводитель войска Творца резко рубанул рукой сверху вниз.

– Давайте! – вполголоса скомандовал Эльен.

Брэдфорд подставил ладони, Аксель встал на опору, и оказался по плечи над пьедесталом. Быстро отыскал запрятанный в стык кончик фитиля, дрожащими руками чиркнул одним камнем о другой, шнур загорелся. Отец опустил сына, и все трое они бросились в сторону казарм, расталкивая зевак.

Два взрыва прогремели одновременно. Зеваки завизжали от восторга, когда полыхнуло соломенное чучело и из него полетели разноцветные петарды.

Каменная крошка брызнула с высоты, поливая толпу как картечь из пушки. Вой боли, издаваемый ранеными людьми, перекрыл грохот разрывов петард. Острые осколки рвали плоть, выбивали глаза. Взрывная волна повалила людей на мостовую, подняться многим уже не было суждено – толпа в панике ринулась прочь с площади топча тех кто оказался на земле. В разноцветных всполохах люди давили друг друга, втаптывали соседа в грязь в стремлении спастись самому.

Выбравшись из толпы, заговорщики оглянулись.

– Проклятье! Она стоит! – Завопил Брэдфорд, вцепившись себе в волосы.

На стволе колонны, у основания, зияла глубокая выщербина, от неё вверх шла трещина. Но колонна стояла! Брэдфорду показалось, что бронзовый Беорегард надменно улыбнулся ему в этот момент.

– Второй заряд не сработал! Мы должны вернуться!

Эльен едва успел остановить его, схватив за плечи. Встряхнул товарища и прокричал ему в лицо:

– Возьми себя в руки! Надо бежать. Сейчас здесь будет вся стража города. Аксель, за мной!

Тут Эльен заметил как какой-то горожанин в окровавленном камзоле тычет в них пальцем и кричит стражникам:

– Они взорвали, хватайте! Я видел!

Подчинённые Эльена бросились к заговорщикам с алебардами наперевес.

– Капитан, держите их! Это они!

Эльен вынул меч из ножен. Ещё трое стражников бежали к ним с другого края площади. Из казармы послышался звон колокола, извещавший о тревоге.

– Проклятье, поздно. Бегите! Они вас не знают. Я задержу их.

– Но куда бежать? В казарме тревога.

– Бегите вверх, по улице Валентайнов. Попробуйте смешаться с толпой.

– Спасибо брат. Когда-нибудь мы назовём эту улицу в твою честь.

Брэдфорд с Акселем побежали вверх.

Эльен развернулся к приближающимся стражникам и беззвучно зашевелил губами, проговаривая про себя:

Пусть крепче стоит наш дом

Пусть отступит враг от нашего порога

– Капитан, зачем вы их отпустили? Это они взор…

Несчастный не успел договорить, Эльен завёл меч за правое плечо, слегка присел, отклоняя туловище назад, затем перенёс вес вперёд и чуть повернув стопы, резко выбросил клинок, ведя его параллельно земле. Лезвие полоснуло по горлу солдата. Он выронил алебарду, схватился руками за рану, захрипел, опустился на колени и, наконец, ткнулся лицом в мостовую.

Пусть злые духи покинут нас,

Пусть не будет конца нашим дням

– Измена! Измена! – не своим голосом завопил второй стражник.

Прямо с ходу он попытался пронзить Эльена остриём алебарды, просунув его между пластинами доспехов. Эльен, закончив удар, завёл меч за спину и держал его теперь двумя руками. С проворностью юноши капитан ушёл с линии удара. Противник провалился вперёд, и в тот же момент получил сокрушающий удар по голове. Струйка крови потекла из-под шлема на лицо, стражник сделал ещё шаг и завалился на бок.

Пусть крепнет с каждым часом наш народ,

Да будут счастливы наши потомки, и не осудят нас наши предки.

Эльен бросил взгляд на удаляющиеся фигуры друзей. Тот самый человек в окровавленном камзоле, что привлёк внимание стражи, спотыкаясь, бежал за ними и кричал, тыча в них пальцем.

Капитан отвлёкся, потерял концентрацию. Раздался хруст перерубаемых позвонков, это сзади на шею Эльена с размаху опустилось лезвие алебарды. Эльен, разворачиваясь, рубанул мечом воздух. Голова повисла, упав на грудь. Капитан постоял так ещё несколько секунд, перед тем как рухнуть.

Да будет так!

Глава 3

Река Караш протекала через всю территорию Нода, естественным образом разделяя герцогство на две части. Зарождаясь слабыми ручьями в заснеженных горах на севере, она спускалась в залитые солнцем долины Нода и причудливо извиваясь несла свои воды на юг, где бурным потоком впадала в Южное море.

В самом узком месте Караша с незапамятных времён люди пытались выстроить мост. Но бурное течение и разногласия живущих на разных берегах участников строительства не позволяли воплотить задуманное.

Лишь после того, как Беорегард объединил в одно государство Север и Юг переправа была построена. Мост состоял из трёх арочных пролётов, по обоим его концам выстроили башни с воротами. Широкий настолько, что на нем легко могли разъехаться две повозки, поднятый мощными, каменными опорами на такую высоту, чтобы не быть затопленным в половодье, Большой  герцогский мост вышел настоящим шедевром и увековечил имя Беорегарда для потомков.

Из северных ворот на переправу вышел обоз из десяти, запряжённых волами, повозок управляемых возницами. Конвой двигался посередине моста, слева от повозок. Пятеро конных рыцарей растянулись по всей длине каравана. Впереди ехал воин с флагом. Полотнище, разделённое на четверти, окрашено в белый и серый – герцогские цвета северного Нода.

Возница головной повозки, флегматичный, как его волы, дядька лет шестидесяти, приближаясь к южным воротам приветливо махнул рукой стражнику.

– Здорово, Олаф!

Стражник откликнулся:

– Доброго денёчка, Курт!

– Как жена? Поправилась с прошлого раза?

– Хвала Творцу, все хорошо.

Курт вдруг застыл на месте с таким лицом, будто перед ним разверзлась земля.

– Что за ерунда, Олаф!? Ты накой ворота закрыл?

Олаф виновато взглянул на приятеля и развёл руки в стороны:

– Такие дела, брат… Новая власть… теперь с севера никого не велено пропускать без сопроводительной грамоты. А обозы так и вообще только за деньги.

– Да ты с ума сошёл, что ли? Я здесь езжу уже восьмой год, сам знаешь, и никогда этих ворот не видал закрытыми, а уж что б платить…

– Так это при старом герцоге, а теперь не велено.

От последней повозки к месту остановки подъехал командир конвоя.

– Почему стоим? – обратился он к Курту.

– Так вот, господин капрал, не пускает, – возмущенно ответил Курт, указывая одной рукой на Олафа, а другой на ворота.

Капрал бросил на стражника гневный взгляд.

– Эй, ты, немедленно открой ворота.

– Не могу. Приказано не пускать без платы. Пять ливр за повозку.

– Что-о-о!? – Глаза капрала налились кровью. Он выхватил из ножен меч и направил коня на Олафа. – Скотина, ты с кем разговариваешь? Перед тобой капрал Северного герцогства! Немедленно открывай ворота, свинья, пока я не изрубил тебя на куски.

Несчастный Олаф попятился, выставив перед собой алебарду, и испуганно закричал:

– На помощь, помогите!

Стоящий рядом в упряжке вол начал бить себя хвостом по бокам.

На крик сторожевого из башни вышел офицер в сопровождении троих солдат, одним из которых был Вард.

На офицере было сюрко гвардейца Толедии, широкополая шляпа, украшенная перьями заморских птиц, расшитый замысловатыми узорами камзол. Ножны и рукоять меча обсыпаны драгоценными камнями. Горделивая осанка и чуть презрительный взгляд, который он бросил на капрала, не оставляли надежды на бескровное разрешение конфликта.

– В чем дело?

– Я скажу тебе, в чем дело! – Взревел капрал, – дело в том, что твой стражник или ослеп, или лишился последнего рассудка и теперь требует с нас плату за проезд через эти вот ворота!

Офицер посмотрел сквозь капрала и канцелярским тоном проговорил:

– По распоряжению правительства свободной Южной республики, на территорию Южного Нода запрещено въезжать на повозке без оплаты. При отказе от оплаты груз конфискуется в пользу республики.

Капрал побагровел, поднял меч, призывая к себе остальных конвойных.

Толедиец перевёл взгляд на Курта:

– Что везёте?

Курт откинул водонепроницаемый полог, демонстрируя мешки.

– Занг, господин офицер, нас уже ждут в порту, чтобы загрузить его на борт.

– Занг – десять ливр за повозку.

Тем временем конвой в полном составе собрался вокруг командира. Капрал, трясясь от негодования, прошипел:

– Слушай ты, псина Толедийская, ты с меня не получишь ничего. Открывай ворота или, клянусь Творцом, завтра здесь будет вся армия Северного Нода и твоя башня будет снесена. Но только ты, свинья, этого не увидишь, потому что я тебя нарублю мелкими кусочками и скормлю рыбе в Караше.

Ни один мускул не дрогнул на лице у Толедийца. С чувством своего полного превосходства он снял с пояса позолоченный рог, блеснувший на солнце, и подал сигнал. В тот же миг на крыше башни появились лучники и встали на боевые позиции. Каждый воткнул перед собой сноп из двенадцати стрел. По второму сигналу стрелки натянули тетиву.

Вол в передней повозке со свистом выпустил воздух через ноздри, опустил голову и принялся рыть копытом.

– Груз конфискуется в пользу свободного Юга. Эй, ты! – офицер ткнул пальцем в Варда. – Заводи повозку в башню.

Капрал и собравшиеся вокруг него рыцари, завидя лучников, застыли в нерешительности. Их было пять, лучников десять. По две стрелы на каждого. Не то что груз отстоять, выжить вряд ли удастся.

Вард приблизился к повозке и потянулся к ярму. В этот момент вол взбесился. Поддев Варда рогами, он подбросил его в воздух как сноп и дёрнулся, пытаясь побежать. Тяжёлый груз не позволил ему этого сделать, тогда бешеное животное, дико мыча, стало метаться из стороны в сторону, топча несчастного, попавшего ему под копыта.

Эдгар, видя с крыши башни происходящее, не смог сдержаться.

– Вард! – не в силах видеть страдания друга закричал он, и, не дожидаясь команды, спустил тетиву. Стрела угодила точно в глаз вола. Животное потопталось ещё немного и завалилось, голова с торчащей из глаза стрелой, повисла на упряжи.

Возможно, остальные лучники поддались панике, возможно, в крике Эдгара им послышалась команда офицера, но в следующий момент рой стрел полетел со стены вниз.

Все рыцари северного Нода, поражённые меткими выстрелами, скончались на месте. В знаменосца попало сразу две стрелы, в живот и в голову, он упал с коня, но нога застряла в стремени. Конь заржал и понёс тело домой – обратно к северным воротам. В руке рыцарь сжимал знамя Северного Нода.

Досталось и Курту. Стрела пробила ему грудь. Он ещё жил несколько минут, лежал привалившись к своему волу и удивлённо причитал: «Как же так? Как так?». Ещё двое возниц, из любопытства подошедших поближе к воротам, лежали тут же в лужах крови. Оставшиеся в живых погонщики, не помня себя от страха, бежали к северным воротам.

– Почему без приказа!? Кто разрешил!?

Вопил толедиец мечась между трупами, и размахивая мечом.

Эдгар, отбросив лук, кинулся к винтовой лестнице, метнулся вниз, едва не упав. Оказавшись за воротами, кинулся к другу. Вард был жив, ещё дышал. Но видно было, что каждый вздох даётся ему с трудом. На губах образовалась кровавая пена.

– Ты как, друг?

– Эдгар, дружище! Я в порядке. Тупая скотина потопталась по мне, но ты его здорово прикончил.

Вард попытался изобразить улыбку.

Тем временем офицер сумел взять себя в руки. Осмотревшись вокруг приказал:

– Бросайте трупы в реку. Повозки в башню.

Отдал он приказ солдатам.

– Этот тоже не жилец. – Обратился толедиец к Эдгару.

– Он ещё жив и к тому же пострадал на службе. Как солдат он достоин уважительного отношения.

– Ладно. Тащите в казарму.

Эдгар и Олаф положили стонущего Варда на плащ и унесли с моста.

Тут офицер заметил, что к краю моста подтащили тело капрала. Он приказал положить его. Подошёл, склонился над трупом и проговорил с презрением:

– Ну что, помог тебе твой Творец? То-то.

Затем плюнул трупу в лицо и ногой спихнул тело вниз.

Через полчаса мост был полностью очищен от следов трагедии.

***

Ночь тянулась бесконечно. Гарнизонный лекарь осмотрел Варда и лишь беспомощно развёл руками. Вол растоптал несчастному грудную клетку и оставалось только ждать конца. Лекарь протянул Эдгару пузырёк с коричневой жидкостью: «Вот. Это облегчит ему переход к Творцу. Давай по половине ложки каждый час. Это всё, чем я могу ему помочь».

Капли оказались действенными. Вард забылся и даже перестал стонать во сне.  Эдгар сидел при свете лампы у пастели друга и тяжёлые мысли одолевали его.

Прежде всего ему было нестерпимо стыдно. Там, на мосту, когда он пытался помочь другу, он узнал ещё одного убитого. Парень, возница,  стрела пробила ему шею и он умер на месте. Это был младший брат Сюзанны. Занятый Вардом Эдгар не сразу узнал его и не успел вмешаться, не позволить сбросить тело с моста. Конечно вряд ли командир стал бы его слушать, и разрешил бы поступить с трупом как-то иначе.

«Но я ведь даже и не попытался! – корил себя Эдгар. – Что я скажу когда увижу Сусанну, как объяснить почему погиб её любимый брат. Ради чего? Какие слова смогут утешить мать? Проклятье!»

Эдгар вскочил и зашагал по комнате.

«Моей вины в его смерти нет! Конечно, нет. Я был на службе и вообще не стрелял в людей» – убеждал себя Эдгар, но успокоить совесть всё же не получалось.

Вард шевельнулся. Эдгар подскочил к койке и склонился над другом.

«Спит, – он сел рядом. –  Да. Сегодня не стрелял. Что будет завтра? О, нас ждёт большая война! У северян не тот нрав, чтоб снести подобное. Только такой недоумок, как наш командир – толедиец, может этого не понимать. Хотя, может быть, это было так и задумано заранее. Да я и сам наполовину северянин! Отец служил у Беорегарда,  встречался и с Лисандром и, судя по тому, что он о них рассказывал, сегодня спокойные времена для Нода закончились».

Наступал рассвет. Первый луч солнца проник в казарму и упал на лицо Варда. Он улыбался. Эдгар вновь склонился над другом и прислушался. Дыхания не было, сердце остановилось. Эдгар впился зубами в кулак чтобы не закричать, из глаз брызнули слёзы.

«Прощай, брат».

Не дожидаясь побудки и разрешения начальства, Эдгар запряг гарнизонного осла в повозку. Застелил плащом дно. Положил на него тело друга, его меч, щит и шлем, увёз подальше от башни, и  похоронил в уединённом месте.

Эдгар успел вернуться к построению, и по сигналу встал в шеренгу на внутреннем дворе. Сегодня командир выглядел особенно торжественно. Встав перед строем, он торжественно объявил:

– От лица правительства свободной Южной республики я уполномочен сегодня наградить всех тех, кто вчера участвовал в героической обороне границ Южного Нода от нападения Северных дикарей. Народ юга благодарит вас!

Толедиец с важным видом зашагал вдоль строя. За ним на подносе денщик нёс награды – позолоченные медали с изображением солнца прикреплённые к красно-синим лентам. Подойдя к каждому из десяти лучников, офицер повесил на шею медаль со словами: «Народ юга благодарит и надеется на тебя».

День прошёл как обычно, будто и не было вчерашнего побоища. Гарнизон занимался своими обыденными делами.

Когда стемнело, Эдгар незаметно пробрался на конюшню. Запряг коня, кинул в навоз полученную утром медаль. Спустился к реке, ведя коня в поводу, и переплыл на северную сторону Караша.