Читать онлайн Арфеев бесплатно

Арфеев

Анастасии Мегель

Предисловие

Я люблю эту историю.

Мне нравится, как невинно она начинается и покрывается мраком с каждой следующей страницей, причём подступающая темнота порой совсем незаметна – она дрейфует меж строк и невидимыми пальцами ласкает вам плечи, пока вы читаете, читаете, читаете, думая, что это очередной роман про любовь. Мне нравится представлять, как какая-нибудь женщина лет сорока, прочитав первые десять страниц этой книги в магазине, покупает её и направляется домой с желанием скрасить досуг незамысловатой историей, полной вымышленной любви и иллюзий романтических отношений между главными героями, а потом, продвинувшись дальше, с ужасом замечает, что книга-то совсем не та. Она ещё борется с собой, читает дальше, но желание бросить книгу становится сильнее, ведь почему-то здесь говорится совсем о другом. И эта женщина закрывает книгу, кладя её в самый дальний уголок своей полки, жалея о своей покупке и требуя от себя в следующий раз читать аннотации.

А о чём эта книга?

Думаю, на этот вопрос вы ответите сами, дочитав до конца. Моей целью является лишь вооружить вас фонариком, потому что впереди вас ждёт длинная дорожка, состоящая из пятен света и тьмы. Кое-где прожектора будут выхватывать большие участки, по которым вы можете смело идти и иногда даже смеяться, если некоторые строки вам покажутся забавными. Но кое-где… кое-где мрак поглощает все фотоны и не оставляет вам ничего, кроме темноты. Кому-то она покажется пугающей, кому-то – нет, но в не зависимости от того, к какой категории людей вы принадлежите, я всё равно хочу вооружить вас фонариком.

Вот он. Берите.

Взяли? Отлично! Не знаю, поможет ли он вам в путешествии, в котором вы столкнётесь с пороками человека, с его тайными желаниями и ужасными демонами, стучащими по рёбрам в такт биению сердца. Но как бы то ни было, с фонариком спокойнее. Верно?

Сейчас вы увидите историю глазами одного человека. Услышите мир его ушами, вдохнёте ароматы этого мира его носом и задышите совсем по-другому, словно вы…

…словно вы…

…совсем другой человек.

Приятного чтения.

Часть 1

Самая длинная ночь

1

Луна…

Такая далёкая и манящая этой ночью. Её сияние покрывало собой весь мир, подчёркивая лучами контуры прекрасного. И мир этот был без изъянов в глазах влюблённого. В глазах того, чей рассудок опьянел, в чьих жилах мерно протекало вино, а сердце, казалось, стучало в унисон со вселенной, все яркие краски которой уместились в груди молодого парня. Небо будто очистилось для них двоих, и яркие звёзды, что пытались сравниться с искренне чистой луной, освещали силуэт пары, идущей вдоль Невы и наслаждающейся каждым приятным мгновением. Бесчисленный поток людей окружал эту пару, и под покровом ясной ночи сами они ничем не отличались от сотен других прохожих.

Разве что их сердца вскипали горячей любовью.

Они проходили под светом фонарей, лучи которых ложились на их счастливые улыбки, и не видели окружающего мира, а лишь смеющиеся, такие любимые и радостные глаза. Они всё шли и шли, не замечая посторонних звуков и внимая смеху друг друга – смеху того человека, что открыл для тебя своё сердце и с тёплыми объятиями впустил в нежно ласкающий свет. Их глаза горели ярким пламенем любви, и огонь этот освещал собой весь сегодняшней ночью – такой ясной и волшебной, что даже самое окаменелое, самое холодное сердце сумеет поверить в чудо под этими звёздами. Ветер ласкал волосы и лёгкой и лёгкой прохладой поглаживал пылающую кожу, пока Рома и Настя радовались тому, что вдыхают этот ночной воздух вместе.

– До сих пор волнуешься?

Она посмотрела на него, и он вновь удивился красоте её серо-голубых глаз, казавшихся всем самыми обычными, и лишь человек, в чьём сердце пылает любовь, был способен найти в них ту самую глубину, что заставляет подниматься уголки губ и расплываться в глупой мальчишеской улыбке.

Настя поправила волосы и тихо проговорила, смотря прямо в тёмные карие глаза:

– Да, немного волнуюсь. – Она крепче сжала его руку и остановилась.

Невидимые ручейки ветра пробегали по её молочно-шоколадным волосам. Свет уличных фонарей играл тенями в самых глубинах зрачков, и оттого её глаза казались ещё красивее. Радужки переливались слабыми волнами спокойного моря, небо над которым покрыли густые серые облака. Рома где-то слышал, что глаза являются зеркалом души человека, немного распахнутой дверью в его настоящую сущность или замочной скважиной в запертую комнату, сквозь которую можно увидеть то, что так тщательно скрывают язык и слова. Что ж, если это действительно правда, то тогда Рома мог поклясться, что душа у Насти сияла чистым светом и была прекрасна, ведь об этом говорили её глаза.

Такие волшебные, серо-голубые глаза.

Его рука легла на её талию, и вместе с приятным, слегка щекочущим тело возбуждением Настя почувствовала лёгкое дуновение ветерка, когда Рома, чуть наклонившись, прошептал ей на ухо:

– Всё будет хорошо, Рапунцель. Ты порвёшь их всех. Они даже пискнуть не успеют как поймут, что взяли именно тебя.

Этими словами он вызвал у неё лёгкую улыбку, но всё же не смог полностью прогнать повисшее в воздухе напряжение. Чувствуя, как начинает слабо трясись её тело, он обнял Настю и тут ощутил, как она поддалась, уткнулась головой ему в груди и сплела руки на его спине. Звёзды над их головами равнодушно глядели на них, пока здесь, внизу, в груди каждого из них разгорался настоящий пожар – пока ещё контролируемый, но уже обжигающий рёбра. Воздух проникал в лёгкие приятным ароматом ночного города и заставлял сердца биться чаще, прислушиваясь к ритму друг друга. Прохожие казались Роме и Насте еле видимыми призраками, что бросали на них взгляды и иногда фыркали в сторону обнимающейся пары. Все звуки, даже самые-самые громкие отошли на задний план, уступив место разгорячённому дыханию и стуку сердец, пытающихся из одной груди перепрыгнуть в другую.

Когда руки Ромы заключили Настю в объятия, та полностью утонула в них и на миг отделилась от тела, став чем-то целым с тем мужчиной, чьи ладони сейчас поглаживали её спину сквозь ткань футболки. Его движения были мягкими и нежными, но при этом не лишёнными своей твёрдости. Каждая секунда, проведённая в крепких объятиях Ромы, казалась Насте чуть ли не самой счастливой за всю жизнь. Слова, произнесённые им у самого уха, мягким покрывалом проходились по сознанию и успокаивали Настю, вселяя надежду, что всё и вправду будет хорошо.

Он чуть отпрянул от неё, и прорвавшийся меж ними ветер подхватил в воздухе нотки нежности, что окутала прочной оболочкой эту обнимающуюся на набережной пару.

– Мы уже почти на месте. Ты готовилась к этому два месяца, так что не вздумай сейчас сдрейфить, слышишь? Насть, ты меня слышишь?

Она слабо кивнула, после чего почувствовала, ка сухие губы прильнули к кончику её аккуратного носика, и тут она… чёрт, тут она растаяла. Прижалась к нему всем телом и не желала отпускать, даже если весь мир будет настаивать на этом. Это был ЕЁ мужчина. Её любимый мужчина. Только рядом с ним она по-настоящему ощущала себя женщиной – сексуальной, привлекательной и, чёрт побери, счастливой! Счастливой!

От его улыбки по её телу пробегала мелкая дрожь, а уверенный взгляд карих глаз притягивал к себе подобно магниту. Настя никогда не забудет, как Рома заступился за неё в кинотеатре, когда один из посетителей – этот сраный козёл с бородой – назвал её кудрявой шлюхой. Как же Рома тогда разъярился! И каким… ладно, стоит уже себе признаться… каким чертовски сексуальным он выглядел в тот момент! Несмотря на полученное оскорбление и мгновенный стыд, Настя еле смогла совладать с собой, чтобы не наброситься на своего парня прямо там, у выхода из зала.

Она помнила, как прорезались его скулы, и буквально ощутила болезненный укол, что сделали ему в спину этими словами. Как же тогда покраснело его лицо! В стрессовых ситуациях щёки Ромы всегда заливались краской, хоть сам он и был полностью уверен в себе. Насте это всегда казалось безумно милым, но тогда она была готова поклясться, что Рома ненавидел себя за такую особую черту организма.

И так мог подумать абсолютно каждый, пока не зацеплялся взглядом за карие, смотрящие прямо и неприкрыто глаза.

Тому козлу не поздоровалось, и он получил то, что по праву заслужил. После личного знакомства Рома поднялся с распростёртого на полу тела и приказал собравшейся толпе вызвать этому говнюку «скорую», потому что тот мог лишь стонать и жалобно поскуливать. Серый кафель покрыли крупные капли свежей крови, которая всё вытекала и вытекала из разбитого носа мужика. Она забрызгала собой воротник белой рубашки Ромы, его шею, но не посмела зайти на лицо, а только широкими ручьями обвила его правую кисть. Ею он накрыл ладонь Насти, легонько сжал её и повёл за собой.

И вот тогда она по-настоящему завелась.

Как только они вышли на улицу, Рому тут же почувствовал, как влажные губы накинулись на него, а упругие груди прижались к телу, заставив проскочить яркую искру в паху. Страсть кипела в серо-голубых глазах, и когда совсем рядышком лёгким шёпотом пролетело слово «Остановись», она выплеснулась наружу и залила всё вокруг. Не в силах дойти до дома, Рома с Настей в первую попавшуюся на глаза кафешку, спросили: «Где здесь туалет?», и уже через пару минут в одной из запертых кабинок раздавались сдавленные стоны и судорожные, такие сладостные вздохи.

Настя до сих пор слегка стыдилась этих воспоминаний, но отрицать то, что при них на её лице начинала играть озорная улыбка, было невозможно.

Прохладный ветер ночного Петербурга напомнил о реальности, пройдясь призрачными кончиками пальцев по всему телу. Крепкие объятия слегка растаяли, а после и вовсе исчезли, оставив теплоту лишь в сердцах влюблённых. Они стояли у самого заборчика набережной, глядя друг другу в глаза и сияя искренней, чуть придурковатой улыбкой. Луна заботливо очерчивала контуры их фигур своими лучами, будто пыталась выделить эту пару из общей толпы. Толпы, полной одинаковых несчастливых лиц. Каждое из них проносилось мимо с удручающей скоростью словно куда-то страшно опаздывая. Люди фантомными тенями пересекали улицы, дороги, переулки, проходя под таким красивым небом и вдыхая такой приятный воздух, но мало кто замечал это – головы многих жителей были забиты проблемами, и все они гнались поскорее и решить, забывая хоть чуточку пожить, по-настоящему насладиться тем, что живёшь здесь и сейчас. Вот так человек и подбегает к обрыву своей жизни, несясь туда сломя голову вместо того, чтобы не спеша прогуливаться по этим дивным пейзажам и брать всё, что захочется. А если не разрешают – схватить тряпку, запихать её в рот тому, кто подобное сказал, и взять то, что должно принадлежать тебе.

Так собиралась поступить Настя.

– У тебя всё тот же вкус помады?

Уголки её губ тут же приподнялись, образовав на щеках небольшие ямочки, что могли влюбить в себя любого.

– А ты проверь, – лёгкий смех ласковыми нотками влился в ночной воздух, заставив сердце отозваться теплом. Засмеялись и её серо-голубые глаза, и на миг Роме показалось, что серые облака чуть расступились, уступив место чистой синеве.

Уличный фонарь на секунду потух и сразу же вспыхнул вновь, когда у самого уха Настя услышала:

– Не тренируй меня, Рапунцель. Я срываюсь с цепи только так, ты же знаешь.

И прежде чем она успела ответить, их губы прильнули друг к другу в ненасытной страсти, перемешавшейся с ванильной, такой сладостной нежностью. Каждая клетка их тел вдыхала аромат любви – не ощутимый для прохожих, но кружащий голову тем, чьи души сплелись воедино, а внутренние голоса начали петь в один микрофон общую песню двух сумасшедших. Кончики их языков встретились, и как только это произошло искры похоти превратились в пожар, остановить который уже не представлялось возможным.

Рома с большим усилием прекратил поцелуй и, чувствуя, как тяжело поднимается грудь Насти, задал ей всего один вопрос:

– Сколько у нас ещё времени?

– Где-то около часа. – Лёгкая догадка проскочила в её голове, заставив засиять игривой улыбкой.

И сиянье это стало ещё ярче, когда голос любимого мужчины – такой приятный, бархатный – защекотал кожу на мочке уха.

– Видишь вон ту кафешку? – Он указал на освещаемую сотнями огней улицу, что казалась ещё более волшебной под ночным питерским небом чем обычно. И этот город, влюбляющий в свои красоты туристов со всего мира, также известен тем, что где бы ты ни был, в какую бы подворотню тебя не занесло, рядом всегда окажется хоть и не большая, но кафешка. И в каждой из них обязан быть туалет. Плевать на то, что персоналу не очень нравятся те, кто заглядывает к ним исключительно ради того, чтобы справить нужду.

Ну, или не только нужду.

– Вижу, – первый этаж одного из зданий покрывали разноцветные гирлянды, хоть все календари в один голос говорили, что на дворе лето и только-только начался июль. Но местные жители знали, что огоньки этих разноцветных светлячков висят здесь круглый год, создавая у прохожих новогоднее настроение даже в самые жаркие дни. Огромная гирлянда подобно мирно сидящей змее облепила собой стену жилого дома, аккуратно, чётким контуром обвив название заведения.

Облизнув и без того влажные губы, Настя произнесла его:

– «Дед Засос», – и сама засмеялась, как только услышала, что сказала. Смех вырвался из её груди мощным взрывом, и чтобы хоть как-то сдержать его, она прижалась к Роме, не в силах справиться с трясущим её весельем. – Господи, это ж надо было такое название придумать! Дед, мать его, засос! Это вам… – Она уткнулась Роме в грудь, чувствуя, как смеётся уже он сам. Что ж, её смех был чертовски заразительным. – Это вам не какой-нибудь Дед Мороз! Это… Ой, погоди, дай успокоюсь! Сейчас… – Её дыхание стало выравниваться, но чёрт бы побрал тебя, Рома! Как только их взгляды встретились, что-то толкнуло Настю и заставило засмеяться вновь – в весь голос, который так и подманивал прохожих отвлечься и повернуть головы в сторону искреннего женского смеха.

– Хватит на меня так смотреть! Ты меня смешишь!

– Я просто смотрю на тебя как на сумасшедшую.

– Сам ты сумасш… – Её глаза резко закрылись, подбородок взмыл в небеса, голова откинулась назад, а рот и вовсе раскрылся чуть ли не на максимум. Настя сделала пару шагов назад, но упёрлась попой в заборчик и остановилась. Ладони взметнулись к лицу со скоростью света и всё же опоздали.

Рома увидел то, что не пожелаешь увидеть ни одному молодому человеку на протяжении всей жизни – лицо своей девушки во время чиха. О Боги… Лучше б на ужастик сходил. Сотни морщин прорезали лицо жёсткими линиями, а нос испуганно съёжился, притворившись пятачком милой свинюшки. Глаза оставались закрытыми, позволяя Роме одному лицезреть сей приятный процесс. Самый его апогей наступил тогда, когда губы Насти плюхнулись друг на друга, а в ноздрях взорвалась мощная водяная бомба, выбросив все сопли наружу. Одна из них – безумно гигантская и летящая со скоростью пули – прилипла на рубашку Ромы, прямо под мышцами левой груди.

И как только он почувствовал что-то холодное на своей коже сквозь ткань рубашки, он посмотрел вниз, наткнувшись на огромную ухмыляющуюся соплю.

– Нифига себе! Это за что меня так? – Настя до сих пор приходила в себя, вытирая с уголков рта вылетевшие слюни. – Тебя аж саму шандарахнуло. Охренеть ты пушка конечно!

Только сейчас она взглянула на него и еле смогла подавить в себе смех, но всё же краткая раздула её щёчки, а глаза выпучились на краснеющем от стыда лице. Они смотрели на ошалевшее лицо молодого юноши и соплюху-гиганта, которая, судя по всему, была чертовски довольна тем, где находится.

– Ой, – чувство вины и безудержанное веселье перемешались в сумасшедшем миксе, так что Настя не знала что делать: смеяться или просить прощения.

Поэтому она сделала и то, и другое.

– Прости, – её грудь, обтянутая футболкой, всё время поднималась и опускалась, выпуская из лёгких тёплый воздух вперемешку со смехом. – Прости, пожалуйста. Я не хотела, честно. Просто…

– Просто кто-то решил обрызгать меня соплями, ага! – Настя засмеялась ещё сильнее и уже собралась прижаться к Роме, чтобы утопить свой смех в его аромате мужского парфюма, но тут же вспомнила про подарок, который она любезно оставила на его рубашке.

Шальная улыбка смогла вырваться на свободу и засиять на её лице. Лёгкое дуновение стыда заставило губы чуть напрячься, но уголки рта всё так же были подняты вверх, образовывая на щёчках такие милые, чертовски привлекательные ямочки.

Настя вплотную приблизилась к Роме, и как только сотрясающие живот смешинки стали растворяться в воздухе, она поднесла палец к своему творению и дотронулась до него. Поджала губы и резко отдёрнула руку, будто только что обожглась об горячую сталь. Её улыбка продолжала сиять под смеющимися глазами, и даже в свете уличных фонарей Рома заметил, как мягенькие щёчки залились краской, а взгляд опустился вниз, уставившись на землю.

– Я не могу её убрать. Она…противная.

– Ну нифига себе! То есть ты выстрелила в меня дробью, а теперь ещё говоришь, что не можешь поднять собственный заряд? Охренеть конечно… – Он достал платок из кармана джинсов и, расправив его, упоминал с рубашки напоминание Насти о том, что она безумно любит своего мужчину, после чего выкинул платок в ближайшую урну и вновь посмотрел в залитые стыдом серо-голубые глаза.

– Теперь на свидания с тобой я буду надевать бронированный костюм, а то так ты мне и голову снесёшь! – Уголки её губ снова потянулись вверх, не в силах сопротивляться безумно заразной улыбке Ромы. – Я ей, значит, подарочки тут, цветочки ношу, а она в меня соплями кидается! Вот это женщина так женщина! Слушай, а ты раньше миномётчиком не работала? Если работала, то тогда мне жаль твоих врагов. Они ж, бедные, захлебнулись поди. Божечки! – Его глаза широко раскрылись. – У тебя ж нет лицензии на оружие! Ты понимаешь, что если тебя поймают с твоим носом, то сразу же в обезьяник запрут, и будешь обрызгивать всех уже там, а не здесь.

– Прекрати! – Настя не могла заставить себя перестать смеяться, и даже поднесённые к лицу руки не сдерживали тот хохот, что сотрясал всё её тело. – Перестань, Ром!

– «Перестань, Ром!» Да фиг я теперь перестану, мне ещё в себя нужно прийти после такого! Кажись, у меня… – Он резко взялся за сердце и мгновенно застыл, тупо уставившись на смеющуюся Настю. – Кажись у меня сейчас будет инфаркт. Я перебздел от страха и не заметил этого от шока. Мне срочно нужен врач. Врач! – Рома зашагал вдоль заборчика, хромая на одну ногу и всё время держась за свою левую грудь. – Врача мне! Здесь есть врач?!

Настя рванула с места и в два счёта догнала Рому, но к тому моменту, когда её схватила воротник его рубашки, за них всё же успели зацепиться несколько тревожных, даже слегка настороженных взглядов.

– Ты что делаешь? – Маска серьёзности спрятала под собой смеющиеся в зрачках искорки, но даже так лёгкая тень улыбки проглядывала на губах.

– Умираю, как видишь. Я получил смертельное пулевое ранение прямо в сердце, но всё ещё надеюсь, что меня смогут спасти. – Они оба остановились, глядя друг на друга и на то, как красиво ложились тени на их лица. Ветер щекотал кожу и мягким веером проходился по шее, будто учился призрачному, почти незаметному массажу. И когда Рома, такой притягательный под сияньем этих звёзд, чуть приблизился к Насте – так близко, что она почувствовала губами его горячее дыхание, – она будто заново влюбилась в него, увидев всё прекрасное, что может быть в человеке, в одной паре глаз.

В одной паре этих чёртовых карих глаз.

– Передай моим детям, что я всегда любил их и буду любить. Если они спросят: «Где папа?», то скажи, что он лежит в больнице с пулевым ранением прямо под сердцем. Хирурги неистово пытаются вытащить из меня остатки сопли, пока сам я в ужасе вспоминаю тот момент, когда моя возлюбленная чихнула на меня.

– Господи, какой же ты ещё ребёнок. Тебе двадцать один год, Ром! Пора уже стать хоть немного серьёзнее.

Несколько секунд он молча смотрел на неё, и только когда её терпение подходило к концу, слабый ветерок подхватил голос Ромы, донесся его до самого сознания Насти.

– Обязательно. Прямо непременно. Я стану самым серьёзным человеком на планете, как только меня спасут врачи и вылечат.

– Ром, не хочу тебя огорчать, но это не леч…

Но он уже продвигался вдоль улицы, всё ещё прихрамывая на одну ногу и держась за своё бедное сердечко. Он всё также кричал, что ему срочно нужен врач, иначе он замертво упадёт прямо здесь, у самой Невы, и что его преследует какая-то девушка, которая, судя по всему, хочет его убить.

О да, чёрт побери.

Не просто убить, а прикончить.

Настя догнала Рому и, не обратив внимание на крики прохожих, которых она пихнула, опять ухватилась за воротник рубашки и с силой дёрнула его на себя. Бледный призрак злости разгорался лёгким пламенем где-то глубоко внутри, и дым от этого огня превращался в яркий румянец на её щеках. Улыбка тут же спала с лица, сделав его невероятно красивым и чертовски привлекательным – особенно с этими злыми, смотрящими чуть ли не из-под лобья глазами.

– Ты когда злишься, становишься ещё красивее.

– Ты что, блин, творишь?! – Голос её был полон серьёзности, а нотки его пропитались той тональностью, что сейчас же требовала незамедлительного ответа. – Ты совсем больной?! Люди смотрят на тебя как на придурка!

– И пусть смотрят. Господи, Насть, я же шучу, а ты воспринимаешь всё всерьёз. Наверное, когда ты родилась, врачи посмотрели на тебя и такие: «Божечки! Да у неё же нет чувства юмора! Сестра, несите фотоаппарат! Мы вытащим Мисс-Серьёзность!»

– Ага, а ты когда родился, у акушера тут же кровь из ушей прыснула от твоих невероятно остроумных, а самое главное – познавательных шуток.

– Нет, похоже, ты не Мисс-Серьёзность. Теперь я буду называть тебя Мисс-Сарказм. – Улыбка вновь расплылась на его лице, пока её глаза продолжали смотреть с плохо подделанной серьёзностью – Нет, даже не так. Мисс-Ужасный-Сарказм! Вот так лучше, да?

– Лучше будет, когда ты наконец заткнёшься и…

Настя краем глаза заметила, как к ним, сквозь идущую толпу прохожих, быстро приближается силуэт. Женский силуэт. Как абсолютно любая девушка, в чьих руках мерно стучит сердце возлюбленного, она тут же учуяла ту особу, которая собиралась подойти к её парню. Ощущала приближающуюся самку, что могла составить конкуренцию. Какие бы достижения в науке не становились покорны людям, какие бы огромные города и безумно высокие небоскрёбы они не строили, и как бы сильно они не старались отделить себя от животных, человек всегда остаётся предан природе и своим первобытным привычкам. Он может считать себя верхом эволюции и восьмым чудом света, но как бы то ни было, в первую очередь он – животное. Меняются времена, меняются ландшафты, и даже это чёртово мировоззрение тоже меняется! Но одно остаётся неизменным на протяжении многих и многих веков – инстинкты. Мужчина всегда хотел женщину, а женщина всегда хотела мужчину. Самцы борются за самку, а те, в свою очередь, уходят с победителем – более сильным защитником её потомства. Но существует и обратная сторона медали, дамы и господа. Имя ей – женщины. Безумно прекрасные, но чертовски опасные по отношению друг к другу. Хоть в современном мире людей всё так же царствуют основные природные устои – самцы сражаются за право обладать самкой, и только самые упорные из них добиваются своего, – но всё же появилось и кое-что новенькое, чего прежде не было в мире животных. Женщины не желают отдавать своих мужчин. Господи, да они готовы перегрызть глотку любой сучке, что только попытается соблазнить будущего или уже настоящего кормильца семьи! Но делать они это будут предельно аккуратно, без лишнего шума. В каждой, в абсолютно каждой женщине сидит дьявол, и если ему только дать повод выйти наружу… ох, бедные девочки и мальчики, берегитесь. Сам сатана в ужасе от разгневанной женщины.

Так что когда Настя заметила, как к ним приближается другая девушка, она, сама того не до конца понимая, чуть напряглась и повернула голову.

– Простите, это вы кричали?

Из-за спины широкого мужчины показалась худенькая девочка лет семнадцати, озабоченность которой так и читалась на юном личике. Её тёмные волосы спадали небрежными прядями вниз, а маленькая грудь тяжело поднималась и опускалась из-за сбитого дыхания. Яркие зелёные глаза посмотрели сначала на Настю, после чего переметнулись на Рому и на нём же остановились.

– Вам плохо?

– Да, очень. Девушка, вы не поверите, но меня только что пытались застрелить и чуть не сделали это. Если бы не мой ангел-хранитель…

Настя увидела, как широко раскрылись зелёные глаза и тут же дёрнула Рому за рукав, сердито поджав губы.

– Вы не слушайте его, он просто дурачок. Он не понимает что говорит, вот и всё. С ним всё в порядке, не волнуйтесь, никто его не пытался застрелить. Он немного выпил и поэтому несёт сейчас всякий бред.

– Ну после морса твоей мамы я вообще радуюсь, что ещё жив!

Смех мощным потоком вырвался из его груди, и выглядел Рома здоровее всех здоровых. Девушка, всё ещё пытающаяся справиться с отдышкой, растерянно стояла прямо перед ними, не зная что делать и, судя по всему, чувствуя себя очень неловко. Она переминалась с ноги на ногу, и то желание провалиться сквозь землю в её глазах заставило Настю взять инициативу на себя и выступить вперёд:

– Простите меня, пожалуйста, за его поведение. Это мой брат, и он слегка болен.

– Я болен?

– Да, ты болен!

На миг все прохожие замерли от такого крика и уставились на Настю – раскрасневшуюся донельзя и глядящую на Рому с неприкрытым упрёком. Она вновь повернулась к девушке и, чуть успокоившись, спросила:

– Вас как зовут?

До неё долетел тихий, нерешительный голосок:

– Вика. – И уже более смело: – Я учусь на медсестру и услышала, что здесь кто-то зовёт на помощь, а я как раз умею оказывать ПМП. Ну, я прибежала как могла быстро и надеялась помочь, но…

– Но помогать оказалось некому. Меня зовут Настя, и я тоже умею оказывать ПМП. – Она протянула руку и после того, как её пожали, продолжила: – Нас этому учили в школе, прямо перед самым выпуском. Послушайте, Вика, в качестве извинения я бы дала вам конфеты, но…

– Да не стоит.

–…у меня с собой ничего нет, так что я просто ещё раз попрошу у вас прощения. – Услышав, как Рома делает вдох, чтобы заговорить, Настя жестом приказала ему заткнуться, но сделала это очень и очень искусно – этот кулачок за спиной увидел только он. – Простите меня и моего брата. Я оценила ваш поступок и доброту, но нам правда не нужна ваша помощь. Знаете, вы большая умничка, что так отреагировали. Из вас, наверное, выйдет отличная медсестра.

Улыбка смущения заиграла на лице девушки, мгновенно сделав её ещё красивее.

– Спасибо большое. Это… понимаете, это моя мечта – пойти в медицину. После колледжа я планирую поступить в университет, получить там высшее образование и начать работать в…

– Так я твой брат?!

На несколько секунд повисла тишина, и лишь цоканье Насти смогло разбавить её. Она стыдливо закатила глаза, будто прячась от этой бедной девочки. Которая всего лишь хотела помочь, но напоролась на одного сумасшедшего и его подругу. Настя вновь почувствовала, как к щекам приливает кровь, и возненавидела Рому всей душой. Взяв себя в руки, она посмотрела будущей медсестре прямо в глаза и произнесла всего одно слово:

– Простите.

После чего развернулась и направилась к Роме.

– Слушай, так если ты моя сестра, а я твой брат, то это же вообще классно получ…

Настя кинулась на него, мгновенно прильнув к губам. Для этого ей пришлось привстать на цыпочки и обхватить лицо Ромы руками, чтобы не дать ему вырваться. Поцелуй выдался топорным, очень уж натянутым и никому удовольствия не принёс. Но зато позволил Насте утащить Рому как можно дальше от наблюдающей за ними помощницы Вики и прижать его к заборчику, так и желая вонзить ногти ему в шею.

Когда же их губы разъединились, а рты вновь обрели способность говорить (в особенности – Ромы), Настя даже не дала ему шанса сказать хоть слово.

– Ты придурок, а? Ты понимаешь, что мне становится стыдно ходить рядом с тобой? Мне, блин, хочется провалиться сквозь землю, когда ты выдаёшь очередные фокусы! Повзрослей, Ром! Повзрослей, мать твою!

Её речь прервало тяжёлое дыхание, отдававшееся жарким пылом на лице Ромы. Обтянутые футболкой груди находились в постоянном движении, а на тоненькой напрягшейся шее выступила вена. Всё тело Насти напоминало готовую сорваться с места пружину. Но когда крепкая ладонь легла ей на бедро, она чуть успокоилась, хоть и не сбавила пламени в глазах.

– Ты меня любишь?

Вопрос был простым, поэтому ответ последовал сразу же.

– Конечно, Насть. Зачем ты это спрашиваешь?

– Затем, Ром. Давай поступим так: если ты меня любишь, то и вести себя будешь нормально. Не будешь выставлять меня дурой и…

– Я не выставлял тебя дурой.

– Да ладно! – С её губ сорвался фальшивый смешок. – А это сейчас что было? Я извивалась перед этой бедной девочкой как только могла, чтоб тебя окончательно не посчитали придурком! И у меня получилось бы, если б не твоё «А я твой брат?» Ты меня, конечно, прости, но если бы у меня был такой брат, я повесилась бы на первый же день.

– А вот это обидно.

– Заткнись, – Настя взяла его руки в свои и взглянула в карие, такие манящие, но полные юношеской глупости глаза. – Ром, если мы хотим здоровых отношений, то мы прислушиваться друг к другу. Ты, например, бесишь меня. Но только когда заставляешь краснеть перед людьми и чувствовать себя полной дурой. Не делай так, ладно? Относись к этому посерьёзнее.

– Хорошо.

– Нет, так не пойдёт. – Она снова привстала на цыпочки и шепнула у самого уха: – Пообещай мне.

– Пообещать что?

– Что не будешь таким дурачком. И что будешь более серьёзно подходить к нашим отношениям. И ещё… – Слова застряли в горле мёртвым комом, так Насте пришлось прочистить его прежде чем сказать то, что нужно было сказать. – И ещё кое что. Ром, пообещай мне, что никогда не променяешь меня ни на кого другого. Ты знаешь, как для меня это важно, потому что я уже сталкивалась с этим. И не хочу столкнуться ещё раз. Очень не хочу.

Сияние голубой луны яркими бликами отражалось от её блестящих глаз, как солнечные лучи отражаются от поверхности чистого моря. Губы слегка задрожали, и именно их еле сдерживаемое подёргивание так проняло Рому. Ночной ветер прошёлся по его волосам, когда он положил руки на талию Насти и, убрав дурацкую улыбку с лица, мягко произнёс:

– Я обещаю, что буду серьёзно относиться к нашим отношениям. Обещаю, что никогда в жизни не променяю тебя ни на кого другого. А если я вдруг так и поступлю, то можешь смело отрезать мне член.

Из-под прядей тёмных волос настороженно блеснули серо-голубые глаза.

– Ладно, ладно, шучу. Я вообще так не поступлю, обещаю. Я помню, как ты рыдала, когда Денис трахнул твою подругу.

– Не произноси его имя.

– Хорошо. Я всегда буду рядом, Насть, даже если нас… – Он осёкся, увидев, как по щеке любимой девушки тонким ручейком скатывается слеза. Скулы, не так сильно выраженные до этого момента, теперь прорезались, и от этой боли в глубинах её зрачков сердце Ромы резко сжалось и мощным ударом накатило на рёбра, заставив их вспыхнуть огнём. – Эй, ты чего? Иди сюда. – Настя сдерживала всхлип до последнего и выпустила его Роме в грудь, ощутив, как её спину заключили в объятия крепкие руки. Сама она обняла своего мужчину в ответ, забыв про весь остальной мир. – Всё хорошо. Ты сейчас со мной, Рапунцель, а не с ним. Я тебя не ударю и не обижу, слышишь? И вообще… – Он взглянул на часы поверх макушки Насти. – Чёрт!

– Что такое?

– Так, посмотри на меня. – Рома чуть отпрянул и накрыл ладонями её плечи. – Через сорок минут у тебя прослушивание, помнишь?

– Помню, – ещё одна слезинка сорвалась с кончиков ресниц.

– Этот мудень остался в прошлом, так что не давай ему пролезть в твоё настоящее и тем более будущее. Выброси его на хрен из головы! Ты со мной, Насть. Здесь и сейчас. И совсем скоро у тебя прослушивание, к которому ты так усердно готовилась. Поэтому не позволяй какому-то огрызку прошлого испоганить твоё светлое будущее. Вытри слёзы и соберись! Ты всё-таки Анастасия Перова, а не какая-нибудь обычная девчонка. А если кто-то скажет обратное, то мы с тобой просто…

Но он не договорил, потому что губы его попали в сладостный плен поцелуя. Ладони Насти накрыли его скулы, и сама она всем телом потянулась к нему, желая того, чтобы он взял её. Лёгкий ток возбуждения прошёлся по венам обоих, отдавшись мощными взрывами глубоко в голове. Их губы наслаждались вкусом друг друга и жадно впитывали его, будто эта минута была последней. Воздух вокруг насытился ванилью, так что казалось, что лёгкие благоговейно трепещут при каждом вдохе.

Сколько они так простояли, Рома не помнил. Но зато в его памяти чёткой картинкой запечатлелся момент, когда Настя закончила поцелуй, медленно открыла глаза, и под ними сразу же расплылась тёплая, полная усталости улыбка.

– Я люблю тебя, Ром.

Он убрал упавшие ей на лоб пряди волос и проговорил:

– Я тоже тебя люблю, Рапунцель. Только не раскисай, прошу тебя. Не сейчас. Ты же ночами репетировала всякие там роли не для того, чтобы незадолго до прослушиваний разрыдаться и испортить себе весь настрой. Вспомни, как я хлопал, когда ты показывала Мэрилин Монро! – Этим он вызвал у неё краткий смешок и заставил уголки губ подняться ещё выше, что, безусловно, порадовало его самого. – Ты была такой счастливой той ночью, Насть.

– Это была вчера, дурачок.

– Да хоть позавчера. Послушай, я более чем уверен, что тебя возьмут, если ты будешь выступать перед ними так, как всегда выступала передо мной.

– Да, но перед тобой я выступала голая и сразу после секса, когда ты уже почти спал.

– Ну, голой тебе идти туда не надо, а вот насчёт второго… – Их взгляды сплелись друг с другом. – Я могу это устроить.

– Не думаю, что сейчас это хорошая ид…

Слова застряли на перепутье меж обнимающихся губ, так и не сорвавшись с их конца. Настя хотела прервать поцелуй и продолжить разговор, но как только Рома провёл ладонью под её футболкой, пройдясь пальцами по плоскому животу, она резко передумала и будто бы вспыхнула, нет – зажглась ярким огнём.

Только сейчас она поняла, что ей действительно не помешает хороший секс.

– У тебя с собой?

– Резинка? – Рому сунул руку в карман джинсов, нащупал два волшебных пакетика и, чувствуя разрастающийся пожар в паху, ответил: – Да, с собой. Остаётся только дотерпеть до «Деда Засоса».

Но она не могла терпеть. Настя испугалась, потому что влага появилась ТАК быстро, и боялась, что не сможет сдержать себя от броска на Рому здесь и сейчас, сняв с него эту чёртову рубашку. Она боялась, что не сможет дойти до кафе, сохранив здравый рассудок или хоть на секунду забыв о той похоти, что внезапно начала пожирать её изнутри.

Но всё же они дошли до кафе. Правда, как именно, Настя уже не помнила.

2

– Мы пришли. Наша остановка, мадемуазель.

Она взглянула на ведущую к крыльцу лестницу, и от её вида стало как-то не по себе. Железные перила злобно смотрели на Настю невидимыми, но такими ощутимыми глазами, а ночной воздух вдруг резко стал обжигающим, будто хотел прожечь собой лёгкие. Весь мир, казалось, упал ей на плечи тяжким грузом и давил на позвоночник, желая сломать его и услышать, как хрустнут хрупкие кости.

Настя сделала один вдох, другой, и только после того, как колени слегка подогнулись, она взяла Рому за руку и с силой сжала его ладонь.

– Слушай, не думаю, что это хорошая идея. Когда я впервые заговорила об этом, я была пьяна, помнишь? Плохая идея, Ром. Пойдём отсюда.

Между ними повисла тишина, оглушив обоих на пару секунд. Слова Насти эхом отозвались в голове Ромы, да так, что когда он услышал последние слова, невольно поморщился и отвернулся.

– Ты серьёзно? – Его взгляд вновь вцепился в её глаза и поймал их на том самом моменте, когда они собирались сбежать. – Ты это всё сейчас серьёзно сказала? То есть ты хочешь сейчас, перед самым прослушиванием, взять и струсить, я правильно понимаю? – Настя уставилась на носки своих кроссовок, и по всему её виду было понятно, что слёзы вот-вот потекут по щекам.

Увидев это, Рома продолжил говорить чуть мягче:

– Посмотри на меня, Рапунцель. – Это слово подействовало (оно всегда на неё так действовало) и заставило подняться серо-голубые глаза. Они слегка поблёскивали в свете уличных фонарей подобно двум кусочкам янтаря под солнечными лучами. – Что ты мне сказала тогда на крыше, когда мы провожали закат? Я запомнил эти слова навечно. Как и то, с какой решительностью ты их произнесла.

– Какие слова? – Её брови сдвинулись домиком, что всегда вызвало у Ромы улыбку, но сейчас он оставался серьёзным и не позволял себе отвлекаться.

– Ты это сказала, когда надевала бюстгальтер и смотрела на солнце. Сразу после секса. Мы ещё тогда не взяли с собой ни полотенца, ни салфеток и вернулись ко мне домой липкие, после чего сразу погнали в ванную. Ты забыла уже?

– А, точно! – Настю прорвало на смех, и он был настолько искренним и лёгким, что просто не мог не заразить. – Я тогда чуть не поскользнулась. Ты еле успел меня поймать. – Смешинки потихоньку истощали себя и полностью исчезли, когда с лица Ромы пропала улыбка, а его прямой взгляд потребовал ответа.

– Так что ты тогда сказала?

– Я… Я помню, что мы болтали о нашем будущем, о наших мечтах, но… – На мгновение она запнулась, но уже через пару секунд вновь заговорила: – Я поняла, какие слова ты имеешь в виду. И вообще то тогда я надевала рубашку, а бюстгальтер мне надевал ты.

– Не суть.

– Да, не суть. Я тогда сказала: «Я обязательно стану актрисой, Ром. И не просто актрисой, а голливудской актрисой. Я буду сниматься в очень крупных проектах, а ты будешь заниматься своим бизнесом, и всё у нас будет хорошо».

– Ты сказала ещё кое-что.

Настя тяжело вздохнула и поправила волосы.

– Иногда я проклинаю твою память. «Я никогда не сдамся и ни перед чем не остановлюсь», – вот что я сказала.

Кончик её носа нежно поцеловали сухие губы, на секунду замерев при самом соприкосновении.

– Умничка. Ты всегда была такой. Я влюбился в тебя, потому что увидел в тебе верную, сильную женщину. Когда я пошёл учиться на архитектора, одна ты меня поддержала. Когда у меня совсем не было денег, мой бизнес называли хреновым стартапом, а моя мини-компания из трёх человек медленно и уверенно становилась банкротом, ты никуда не ушла, Насть. Ты всегда была рядом. Всегда. Ты переживала за моё будущее, наверное, больше чем я. Созванивалась с агентами, назначала встречи, пока я отсыпался, выбивала лучшую цену и никогда не опускала руки. Послушай, – он взял её ладони в свои. – Я ещё никому в жизни такого не говорил да и вряд ли скажу. Моё сокровище – это ты, Настя. И не уводи взгляд, чтобы при этих словах ты смотрела на меня.

Она так и поступила, хоть губы её дрожали, а слёзы были готовы сорваться с блестящих глаз. Но это были слёзы благодарности, и подтверждением тому служила невероятно искренняя улыбка, что тронула бы за душу любого мужчину.

– Ты делала для меня и моего будущего всё. Ты невероятно сильна для женщины, особенно такой молодой. И я не сомневаюсь, что тебя ждёт успех. Но если ты сейчас позволишь страху взять верх, – Рома выдержал небольшую паузу, – можешь забыть о себе как о личности. Ты зачастую решала мои проблемы, хоть я этого и не просил, но тем не менее ты справлялась с этим. Знаешь почему? Потому что это были мои проблемы. А вот свои решать всегда гораздо страшнее. Целеустремлённости и подготовки тебе хоть отбавляй. Тогда в чём проблема, Насть? Почему мы должны уйти?

Уличный ветер закрался ей под футболку, тут же заставив съёжится. Он поднял её волосы цвета молочного шоколада и секунду играл с ними, пока они ему не надоели. Проник в её лёгкие и наполнил каждую альвеолу запахом ночного Петербурга, красота которого не сравнится ни с одним европейским городом. Настя смотрела в эти карие глаза, и только сейчас до неё дошло понимание того, почему она влюбилась и до сих пор любит Рому.

Рядом с ним она могла быть слабой.

Могла спрятать свою гордость и хоть какое-то время не заботиться ни о чём, а просто жить и наслаждаться моментом. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности и была полна уверенности, что всё будет хорошо. Какой бы сильной ни была женщина, каким бы жёстким ни был её характер, в глубине души, даже под слоем самообмана, она понимает, что нуждается в мужчине, который сильнее её. Феминистки скажут, что это бред, другие скажут, что это природа, и правы будут именно вторые. Жизнь обжигает абсолютно каждого. Некоторые сгорают, некоторые становятся жёстче подобно стали. Но всем нам порой необходимы ласка и нежность. А истинное её проявление показывается только тогда, когда мы полностью открыты друг перед другом, с выставленными напоказ слабостями.

И если какой-то человек оберегает ваши слабости, позволяет вам быть слабым или слабой рядом с ним, при этом не принижая вашу гордость, тогда он определённо заслуживает любви, ведь этот человек – тот огонь, рядышком с которым вы можете снять броню и погреться абсолютно нагим.

Рома был таким огнём для Насти, пусть иногда обжигающим. Лучше уж слишком сильное пламя, чем безразличный холод.

– Насть, ты здесь? – Она пару раз моргнула и снова встретилась взглядом с этими карими глазами. Мгновение её сознание застилал сплошной туман, но как только сквозь него выглянул вопрос Ромы, он тут же рассеялся и исчез.

Облизнув губы, Настя заговорила:

– Я боюсь… боюсь, что им не понравится. Да, я знаю, мне должно быть насрать на мнение других, да я и сама об этом постоянно говорю, но… я не знаю… это тяжело объяснить, Ром. Да блин, меня всю просто так трясёт! Чувствую себя девчонкой перед первым свиданием! О Господи… – Настя закрыла лицо руками и, простояв так несколько секунд, опустила их. – Ты прав. Свои проблемы решать гораздо страшнее.

– Просто напомни себе, для чего ты всё это делаешь. И сделай это! Назло родителям, которые в тебя не верят, назло всему грёбанному миру, но самое главное – для достижения своей мечты. Если ты сдашься сейчас, лучше не станет. Когда я только-только окунулся в бизнес, я понял одну вещь – удача любит лишь смелых. И в подтверждение этому слова Дуэйна Джонсона: «Когда стоишь перед дверью, за которой тебя ждут большие возможности, не стучи. Вышиби её на хрен, а потом улыбнись и представься». Видишь вон ту дверь? – Рома указал на возвышающееся крыльцо и вновь посмотрел на Настю. – Так давай вышибем её на хрен, улыбнёмся и представимся. Может быть, сейчас один из ключевых моментов твоей жизни, Рапунцель. Ты подобралась так близко к своей мечте, что не простишь себя до конца жизни, если сейчас струсишь. – Он взял её ладони в свои и почувствовал, какие они холодные. – Настало время строить будущее. Ты мечтала стать актрисой, так действуй и станешь ею! Зайди к ним и покори своим обаянием! Я знаю, ты можешь это сделать, и знаю, что ты сделаешь это. Так что соберись и пойдём уже, а то мы опаздываем.

Но Настя осталась стоять на месте, медленно вдыхая свежий воздух ночного города. Её кожа покрылась мурашками от окружающего холода, но внутри разгорался самый настоящий огонь. Рома высек искру в её душе, и теперь она начала разрастаться в пожар, усиливаясь с каждым словом, произнесённым любимым мужчиной. Их руки до сих пор продолжали держать друг друга и не расцепились даже тогда, когда мощный порыв ветра пробежал между ними.

Чувствуя, как успокаивается сердце, Настя спросила:

– Ты будешь рядом?

Её ладони с силой сжались, но тут же расслабились, когда она услышала ответ:

– Конечно буду. Я ещё зааплодирую тебе громче всех, так что не переживай. Мне же хочется посмотреть, как ты их всех порвёшь.

И она улыбнулась. Расплылась в благодарной улыбке, которую невозможно подделать. На щёчках снова образовались милые ямочки, а глаза засияли искренней теплотой. Вся она, казалось, будто светилась изнутри, и лучи этого света с молниеносной скоростью проходили по венам и всему телу в целом. Лёгкие перестали сжиматься и начали принимать воздух с благоговейным трепетом, наслаждаясь каждым вдохом. Мир теперь не был таким острым и колючим, так что можно было не переживать о том, что осуждающий взгляд жюри поранит сердце. Она покорит их, как сказал Рома. Покорит и заставит взять её на роль.

– Я люблю тебя, милый. – Настя обняла его и тут же зажмурилась, чувствуя, как из краешка глаза вытекает слеза. – Как же мне с тобой повезло, Ром, ты даже не представляешь.

– Так, всё, всё, всё, успокойся. Не надо нюни распускать, – он освободился из-под объятий и легонько сжал её плечи. – Возьми себя в руки. Вытри слёзы и соберись. Мы пришли сюда не для того, чтобы проиграть. Мы пришли сюда за победой, и ты её вырвешь зубами. Главное веди себя уверенно. Психологически доминируй. – Рома взглянул на часы и слегка поджал губы. – Так, времени вообще нет. Вот-вот случится то, чего ты так долго ждала, и я буду рядом, так что не волнуйся. Готова?

– Готова. – Настя вытерла слёзы и убрала упавшие на лицо волосы. – Вышибем на хрен эту дверь!

Рома улыбнулся и поцеловал её в кончик носа.

– Точно, точно. Улыбнёмся и представимся. – И, повернувшись к лестнице, он крикнул: – Встречайте новую звезду Голливуда!

3

– А ты говорил, мы опаздываем.

Они сидели в небольшом коридоре, освещённые флуоресцентными лампами. Голубые стены равнодушно взирали на них, но тем не менее этот мягкий тон успокаивал и расслаблял. Рома отметил это и проникся уважением к тем, кто принимал здесь желающих стать артистами. Они понимали, что в этом коридоре сердца у юношей и дам бьются сильнее, поэтому и выбрали мягкую голубизну стен, что ментально говорила тебе: «Эй! Всё будет хорошо! Не переживай, дружище!» Психология цвета работала здесь как нельзя отлично, и даже самые нервные чувствовали себя здесь спокойнее, чем перед той проклятой дверью.

Перед той дверью, которую Настя вышибла ногой и стыдливо засмеялась.

– Ты будешь импровизировать, так ведь? – Все стулья были пусты, и только на двух из них сидели Рома и Настя, ждущие, когда же из кабинета выйдет та молоденькая блондинка – либо в слезах, либо с сияющей на лице улыбкой. По-другому с актёрских прослушиваний не уходят.

– Я не знаю, буду ли я импровизировать или опять отыграю Мэрилин Монро. Они же командуют парадом, не я. Что скажут, то и сделаю. – Белые зубы показались из-под широкой улыбки, расплывшейся на её лице. Но сделаю это так феерично, что у них отвиснет челюсть.

– Ты всегда была такой чертовкой. Даже в школе. Я поначалу вообще тебя боялся.

– Да ладно?

– Серьёзно, честное слово. Когда мы встречались между этажами, я несколько раз перекрещивался, чтобы пройти мимо тебя. Там такие слухи о тебе ходили, ух! Можно было бы детей ночью пугать.

– Правда? И какие же это были слухи?

– Ну, что ты периодически избиваешь мальчиков и вообще психопатка, у которой не всё в порядке с головой. Ещё ты любишь разбивать парнишкам яйца, и удар у тебя не хуже, чем у Майка Тайсона. Многие думали, что ты лесбиянка. Любительница поиграться с чужими сисечками.

– Господи, ну и придурки! – Её глаза широко раскрылись, но уже через секунду удивление в них сменилось на озорное веселье. – Это из-за того, что я вдарила между ног одному негодяю? А не хрен было меня за задницу лапать! Я её не для него качала и не для его постоянно жирных скользких рук! Ну а по поводу лесбиянки… Пару раз я целовалась со своей подругой, и то в детстве. Мы были совсем девочками и только познавали…ну, знаешь, возможности своего тела.

– А ты…

– Нет, секса с девушкой у меня не было. Максимум – поцелуи в губы. Мне кажется, все девчонки в таком возрасте пробуют это со своими подругами. Из чистого любопытства и чтобы потом не опозориться перед парнем.

– Не знаю, мы в садике только письками мерились. – Настя взорвалась смехом, резко выпустив его наружу. Он разнёсся по всему коридору и отразился от голубых стен – такой приятный, греющий душу настоящим теплом. – У меня, кстати, была самая большая.

– Да знаю я, что ты мне рассказываешь? – Её грудь всю сотрясало от смеха, а ладони прикрывали слишком широко раскрытый рот. Многие мужчины привыкли к тому, что девушки должны смеяться эстетично, чуть похихикивать и игриво улыбаться, но никак не ржать подобно самим мужчинам, когда те сидят в кругу своих. Увы, но суровые реалии другие: Если тебя разбирает настоящий смех, ты именно ржёшь, и абсолютно плевать на выражение своего лица. Потому что так смеяться мы можем только рядом с теми, перед кем мы не боимся быть настоящими. И красота для этих людей заключается вовсе не в аккуратной улыбке во время смеха, а в его искренности и чистоте. – Божечки, ну ты и сказал! Письками мерились! Я, похоже, сейчас помр…

Слева от них распахнулась дверь, и из-за неё вылетела та самая блондинка – вся в слезах и с гримасой истинной ненависти на лице. Она промчалась мимо, не обратив никакого внимания ни на Рому, ни на Настю. Стук шпилек удалялся по коридору и полностью исчез, как только хлопнула входная дверь.

– Ром, ты видел её глаза? – Из голоса Насти пропало всё веселье, и теперь с лёгкостью могло показаться, что он чуть подрагивает.

– Видел, но тебе не надо об этом думать. Вставай, – он подал ей руку, и они вместе поднялись, после чего медленно пошли к распахнутой двери. – Давай, Рапунцель. Я в тебя верю.

– Ты будешь рядом?

– Буду.

– Хорошо. – Настя расправила плечи и, улыбнувшись, зашла в кабинет.

4

Он был совсем небольшим. Можно даже сказать – маленьким. Не больше обычной кладовой, только здесь из мебели стояли лишь чёрный стол и два стула, один из которых в гордом одиночестве грустил в углу. Роме не понравилось, что комната для прослушиваний была такой маленькой. Если стены нежного голубого цвета и вызвали в нём какое-то уважение, то эта клетка сразу же вернула всё на свои места. Да, именно клетка. Люди заходили в неё показать своё талант в надежде, что их возьмут на роль, и если они чертовски волновались, то тогда замечали, как вдруг начинают сдвигаться стены. Эта комната давила и, казалось, играла с нервами выступающих, заставляя их всё чаще заикаться и заливаться краской.

Рома чуть напрягся, но на его лице продолжала играть счастливая, ни капли не фальшивая улыбка. После того, как при входе поздоровалась Настя, поздоровался и он, закрыв за собой дверь.

Она податливо щёлкнула, отгородив клетку от остального мира.

За столом сидела женщина лет пятидесяти, которой явно не помешало бы сбросить пару десятков килограммов. Слегка небрежное каре доходило лишь до того места, где должны были быть скулы. Цвет волос никак не мог определиться с собой и остановился на чём-то, отдалённо напоминающим блонд, хоть кое-где и просматривались полосы тёмного каштана. На лице застыло выражений как-же-я-хочу-домой, а в глазах читалось полное безразличие ко всему происходящему. Даже толстые линзы очков не смогли скрыть этого равнодушия. Укоризненный взгляд переметнулся на Рому с Настей, когда те вошли, пока пухлые руки гоняли туда-сюда, судя по виду, тяжёлую и дорогую ручку.

Женщина вскинула подбородок, и маленькие глазки за оправой очков стали внимательно изучать вошедших гостей.

– Кто пришёл пробоваться на роль?

– Я, – Настя подняла руку, чуть выйдя вперёд.

– Отлично. Просто прекрасно. Тогда молодой человек может подождать вас в коридоре.

– Нет, – Рома подошёл к столу, прошёл мимо и вернулся уже со стулом, после чего поставил его у самого стола, рядом с той женщиной, в чьих руках сейчас могла быть судьба Насти. Он аккуратно присел и положил одну руку на поверхность чёрного лакированного стола. – С вашего позволения я останусь здесь. Знаете ли, я с детства очень боюсь коридоров, особенно с голубыми стенами. Одному мне там будет страшно, поэтому я посижу с вами.

Он смотрел на неё, выдерживая взгляд мутно-зелёных глаз. Спустя пару секунд молчания она протянула руку и сказала:

– Эльвира Рафаэльевна.

Рома пожал её и, удивившись столь крепкой хватке, ответил:

– Роман Андреевич, но для вам могу быть просто Ромой. А эту красавицу зов…

– Не надо. – Эльвира пресекла его речь жестом, после чего продолжила: – Пусть сама себя представит.

Настя слегка замялась, но как только встретилась взглядом с карими глазами, обрела в себе уверенность и заговорила:

– Меня зовут Анастасия, я пришла покорять этот мир девятнадцать лет назад и собираюсь сделать это прямо сейчас. – Левый уголок губ Эльвиры еле заметно потянулся вверх. – Я увидела в интернете, что вы ищите актрису на главную роль в новом фильме. Меня это заинтересовало, но также смутило три вещи.

– И какие же, дорогая?

Настя выдержала двухсекундную паузу, продолжая смотреть в мутно-зелёные глаза, пока те, в свою очередь, вглядывались в её серо-голубые.

– Во-первых, там не было указано ни названия фильма, ни имя режиссёра, ни характеристики подходящего актёра и вообще толком ничего про сам проект. Признаться честно, я слегка насторожилась.

– Но вы всё-таки пришли, Анастасия.

– Да, но я пришла не одна, а со своим мужчиной. – Она посмотрела на Рому, и он тут же улыбнулся ей. И от этой улыбки – от этой чертовски приятной улыбки! – Насте чуть полегчало. Она вновь перевела взгляд на Эльвиру Рафаэльевну и когда заговорила, в её голосе не было и намёка на дрожь. – Перед тем как показать свои способности, я хочу знать, на что претендую. Расскажите мне о фильме.

О да… В игру вступила чертовка. Наконец-то.

Рома расслабился и начал просто наслаждаться тем, как его девушка потихоньку разгорается, чтобы вспыхнуть ярким пламенем и доказать всему миру, что пламя это должен увидеть каждый во всех кинотеатрах этой огромной планеты.

После слов Насти в кабинете (в безумно маленьком кабинете) повисла тишина, но не тягучая, а наоборот – выжидающая, будто была этаким затишьем перед бурей. Прерывал её только мерный стук ногтей по металлической ручке, которая у Эльвиры, похоже, была самой любимой. Это постукивание со временем начало успокаивать и даже слегка убаюкивать Рому, так что его веки вдруг показались тяжелее обычного, а подруга-усталость массировала плечи, предлагая немножечко поспать.

Спустя несколько секунд молчания Эльвира заговорила:

– Вы хотите знать о филь…

– Дайте мне пощёчину. – Рома чуть наклонился к ней, смотря прямо в глаза.

– Что?

– Дайте мне пощёчину. Пожалуйста. – Впервые с её лица спала маска безразличия, и теперь на нём читалось искреннее замешательство. Флуоресцентные лампы просвечивали в глазах удивление и лёгкую потерянность, которая просто не могла быть у такой серьёзной, всегда знающей, что делать, женщины.

Но она была.

– Эльвира Рафаэльевна, просто влепите мне оплеуху, чтоб мозги ударились об череп и я перестал хотеть спать. А то вы так убаюкивающе стучали по этой ручке. – Он дотронулся до неё и ощутил тепло настоящей стали.

Маленькие глазки цвета забытого всеми болота внимательно изучали его лицо, но в них всё так же проглядывал тот самый испуг, возникающий, когда тебя поймали за чем-то постыдным, за чем-то очень и очень личным.

Рома сдерживал этот взгляд, пока его не ударили.

Голова тут же откинулась вправо, а левую щеку обдало жаром. На миг перед глазами взорвалась армия чёрных точек, рассыпавшихся по всему миру. И уже через секунду контуры реальности стали чётче, будто бы вгрызались в глаза и наполнялись более яркими цветами.

– Так сойдёт?

– Сойдёт, – Рома приложил к щеке ладонь и почувствовал, как горяча кожа. – Ещё как сойдёт. Спасибо большое, теперь я точно не засну дня два.

Эльвира перевела своё внимание на всё ещё стоящую Настю, скулы которой слегка тронула кровь. Она вновь начала постукивать ногтями по ручке, но почти сразу же перестала и отложила её, сцепив ладони в замок. Подбородок вновь вскинулся, а в глаза вернулась уверенность, что всё идёт под полнейшим контролем.

– Я хочу знать про два других аспекта, которые смутили вас, Анастасия.

– Но вы не рассказали мне о филь…

– Милочка, – Эльвира подалась вперёд, не переставая сверлить взглядом юную красавицу, внезапно решившую, что она может быть актрисой, – вы сейчас не в том положении, чтобы ставить мне условия. Вопросы здесь задаю только я, так что не думайте…

– У вас вкусные духи, – Рома придвинулся к Эльвире чуть ближе и с шумом втянул воздух над её плечом. – Охренеть какие вкусные духи! Это что? Лаванда? Или аромат индийского мёда? Я слышал, он очень вкусный. Вы когда-нибудь пробовали индийский мёд?

– Нет, ни разу. – Пальцы в замке слегка напряглись, казалось, сам замок стал прочнее.

Рома взял недавно отложенную ручку и зажал её меж указательным и средним пальцами.

– Знаете, в школе я увлекался тем, что писал рассказы. Зачастую неплохие. Многие девочки плакали, когда читали их, и как же мне при этом было приятно! Но, – конец ручки стукнулся о стол, – жизнь сложилась так, что я не стал тем, кем хотел стать – писателем. Грёбанным писателем, представляете? – Рома засмеялся, украдкой бросив взгляд на Настю. Та стояла на месте – ничего не понимающая и краснеющая всё больше и больше.

Проигнорировав это, он продолжил:

– В итоге я стал бизнесменом. У меня есть своя небольшая компания, даже конторка, но тем не менее она приносит мне приличную прибыль. Также у меня есть куча связей, особенно в компаниях-застройщиках, так что живу я неплохо. Можно даже сказать – шикарно! Но временами – обычно это происходит глубокой ночью – мне хочется писать. Плевать что, главное – писать. Я наслаждаюсь самим процессом, понимаете? Вам знакомо это чувство?

Мутно-зелёные глаза непонимающе смотрели на него, и яркий свет ламп только подчёркивал то замешательство, что сквозило в этих зрачках.

– Я не зна…

– Конечно не знакомо. Все эти надувающиеся как индюки критики разносят всё в пух и прах: картины, книги, фильмы, игры, хотя сами ни черта не могут создать! И порой некоторым из них тяжело понять, каково это – сидеть, сгрызая ногти, в коридоре и ждать своей очереди на прослушивание, пусть вокруг и голубые стены. Но да ладно, я отвлёкся. – Рома положил руку обратно на стол и откинулся на спинку стула, продолжая говорить: – Я пишу иногда и сейчас. Когда я делаю это, ко мне приходит моя муза, которая постоянно посещала меня в подростковые годы. Её имя – Мэрилин Монро. Знакомо? Уверен, что да, вы обязаны знать про таких личностей. Будучи четырнадцатилетним парнишкой, я влюбился в неё, точнее – в её образ, хоть на тот момент она уже как более сорока лет была мертва. В интернете я прочитал все её высказывания, которые только смог найти. Даже сейчас я помню многие из них.

Рома поближе наклонился к Эльвире и сделал свой голос мягким и бархатным, который так заводил Настю при массаже.

– Хотите, я расскажу вам одну? Звучит она так: «Нет женщин, не любящих духи, есть женщины, не нашедшие свой запах». Я соврал вам, когда сказал, что ваши духи вкусно пахнут. Мужчинам такие не нравятся, они их отталкивают. Эльвира Рафаэльевна, посмотрите на мои часы. – Он вытянул левую руку и слегка приподнял рукав рубашки. – Что вы видите?

– Что сейчас почти час ночи.

– Почти час ночи… – Рома медленно повторил эти слова. – Почти час ночи, а вы сидите здесь. Женщина, у которой есть мужчина, была бы уже давно дома. Не всем из нас везёт по любви да и вообще по жизни, но это вовсе не повод не давать шанса хорошо сложиться жизни другого человека, даже незнакомого вам.

– Вы что, собираетесь обсуждать мою личную жизнь?

Рома долго смотрел на неё, наслаждаясь окутавшей их тишиной. Он слышал, как дышит Настя, но не позволял себе сводить взгляда с этих маленьких глаз, спрятанных за линзами очков. Он видел, как под этими самыми глазами сузились губы, побледнев и превратившись в тонкую, почти незаметную линию. И только когда Эльвира, отвернувшись, схватила ручку, Рома заговорил:

– У Мэрилин Монро есть ещё одно высказывание. Я его процитирую: «Каждый является звездой и заслуживает право на сияние». И я считаю, что это чертовски верно. Так что давайте мы вместе с вами не будем задавать Насте лишних вопросов, тем самым ещё больше нервируя её. Мы просто дадим ей сиять. От вас, Эльвира, требуется только сказать, что сделать, и всё.

Она глубоко вдохнула, после чего поправила очки. Отложила ручку. Ещё раз поправила очки. Рома наблюдал за ней, расплывшись в лёгкой улыбке, что не могла не притягивать к себе. Он закинул ногу на ногу, а руку положил на стул Эльвиры, всё так же не сводя глаз. Наконец она посмотрела на Настю и, прочистив горло, произнесла:

– Хорошо. – И уже чуть громче: – Вы спрашивали про фильм, Анастасия. Вдаваться в подробности не буду, скажу лишь, что нам нужна молодая девушка на роль юной красавицы – застенчивой в обществе, но открытой с друзьями. На протяжении фильма она будет идти к своей цели – петь на сцене Большого театра. Соответственно, режиссёр хочет показать её рост в психологическом плане. Это называется развитием персонажа.

– Я знаю, как это называется. – Голос Насти был полон уверенности, и от этого по телу Ромы прокатилось тепло.

– Прекрасно, я рада за вас. – Ручка отлетела в сторону и со стуком ударилась об органайзер, где и остановилась. Руки Эльвиры вновь сплелись в замок и с грохотом опустились на стол. – Что ж, приступим к самому главному. Вы сказали, что пришли сюда покорять мир. Прошу, он весь ваш.

Брови Насти выстроились небольшим домиком, и когда в глубинах её зрачков промелькнуло замешательство, Рома заметил, как резко дёрнулся краешек губ, будто пытался спародировать какую-то улыбку. Пальцы на руках сжались в фалангах, а к лицу обильным потоком начала приливать кровь, чертовски сильно выделяя потерянные, ищущие поддержки глаза.

Они вцепились в Рому как за спасательный круг, и он буквально почувствовал, как её взгляд закричал у него в голове.

– Давай, Рапунцель. – Последнее слово подобно лёгкому перу, подхваченному ветром, долетело до неё и прошлось по всему телу, заставив чуток расслабиться. – Не волнуйся, я рядом. Ты же хочешь быть любимой мной?

Невидимая искра пробежала между ними, наэлектризовав вокруг воздух. Казалось, его становилось всё меньше и меньше, так что лёгкие еле-еле насыщались. Только сейчас Рома заметил, что в кабинете нет окна и даже хоть какой-нибудь вентиляции. Чёрт! Это была не просто клетка! Это была самая настоящая камера пыток, и всё, что здесь происходило, становилось ещё ужаснее в жаждущем кислорода сознании. Тело уже начало нагреваться, поэтому пришлось расстегнуть две верхние пуговицы рубашки, чтобы дать ему возможность хотя бы как-нибудь остыть. Горло успело пересохнуть в диалоге (скорее, монологе) с Эльвирой, и теперь к нынешним потребностям организма добавилась ещё и жажда. Если продолжим в таком же духе, совсем скоро со всех сторон задвигаются стены в надежде раздавить всех, кто поимел смелость заглянуть в это Адово место.

Рома расстегнул ещё одну пуговицу и встал со стула. Проигнорировал взгляд Эльвиры и направился к двери, уже не в силах выносить такую духоту. По пути он слегка замедлился и, наклонившись над плечом Насти, прошептал:

– Пойдём со мной, – после чего двинулся дальше.

Перед тем как коснуться ручки, он повернулся и посмотрел на Эльвиру. В её мутно-зелёные глаза, которые то ли проклинали его, то ли боготворили.

– Мы выйдем на минуту, просто здесь очень душно. Вам следовало бы купить и установить здесь вентилятор, если не хотите, чтоб парни и девушки играли на этом полу трупов. Ещё парочка минут, и я превратился бы в одного из них.

Затем он вышел, не обратив внимания на те слова, что доносились до его спины из-за чёрного лакированного стола. Дверь закрыла уже Настя, и теперь их обоих встретили не только голубые стены (эти проклятые голубые стены), но и молодой мужчина, в одиночестве стоящий по центру коридора. Щетина, судя по всему, не покидала его несколько дней, а уставшие глаза молили о сне, дефицит которого заставила их покраснеть.

Рома взял Настю за руку и, оглядевшись по сторонам, поймал взглядом табличку с надписью ТУАЛЕТ и белой стрелочкой, указывающей налево. Они быстрым шагом преодолели большую часть коридора, свернули, нашли дверь с иконкой WC и зашли внутрь, даже не посмотрев, женский это туалет или мужской.

По отсутствию писсуаров Рома догадался, какой именно.

– Что ты д…

– Послушай, – его руки легли на её хрупкие плечи и легонько сжали, но всё же достаточно крепко, чтобы удержать на месте, – ты видела, как она себя ведёт. Это одинокая, разменивающая уже шестой десяток женщина, а ты знаешь, что нет на свете ничего хуже, чем одинокая старая баба.

Свет в туалете был не намного бледнее, чем в коридоре, но даже так сияющие лампы играли бликами на блестящих глазах Насти. Краска ещё не успела сойти с её лица, а наоборот – ещё больше разукрасила нежно-красным, где-то даже розовым цветами проступившие скулы. Рома чувствовал исходящий от неё жар, видел тёмные, пока не очень большие пятна под мышками и ощущал всем своим телом, как бешено бьётся сердце его девушки.

Он опустил голову, закрыл глаза. В сознании возникло два мутных огонька, отдававшихся слабой-слабой зеленью. За ними – толстые линзы, за ними – горячий воздух. Секунды одна за другой пробегали мимо, утопая в напряжённой тишине, компанию которой составляло лишь жужжание ламп. Это проклятое жужжание ламп… С закрытыми глазами оно казалось армией летающих насекомых, что вдруг решили…

– Ром! – Он открыл глаза и встретился с другими – серо-голубыми. – Время идёт, а дела и так пошли хреново. Что ты хотел мне сказать?

Он молча смотрел на неё, думая, что делать. Проклятие мужчин (настоящих мужчин) заключается в том, что принятие важных решений ложится именно на их плечи, и ответственность за последствия, соответственно, тоже несут они. Порой жизнь ставит человека перед выбором, кажущимся незначительным, но имеющим колоссальное воздействие на светлое, а может и не совсем светлое будущее. И сильный, грамотный человек (а именно таким должен быть мужчина в семье) обязан распознавать подобные выборы. Иногда решения даются с трудом. Иногда – с невероятно большим трудом. Но одно остаётся неизменным: если уж взял ответственность на себя, не разыгрывай драму и по возможности не заставляй своих близких волноваться, ведь ситуацию под контроль берёшь именно ты, поэтому и оставайся внешне спокойным.

Зачастую людей больше всего выбешивает именно спокойствие. Умело орудуя им, сохраняя холодный рассудок в самых горячих ситуациях, можно выйти победителем из любой схватки.

Рома ощутил, как одна крупная капля пота на загривке медленно скатилась по шее и врезалась в воротник рубашки. Почувствовал, что воздух вокруг вновь становится горячим, проникает в лёгкие и обжигает их, пока жужжание сотни насекомых пыталось свести его с ума. Но нет, он должен оставаться спокойным, если и вправду хочет, чтобы мечта Насти исполнилась. Сейчас им обоим удалось схватить её за хвост, но если рука кого-то хоть чуточку дрогнет, то сразу окажется пуста.

Поэтому хватка обязана быть крепкой, сильной и пропитанной спокойствием.

Спокойствием…

– Ром? – Её голос слегка подрагивал, и даже глухой мог уловить в нём намёк на скорые слёзы. – С тобой всё хорошо? Ты выглядишь больным, мне это не нравится. Мы можем уйти отсюда – так будет лучш…

– Сними футболку. – Она замолчала, непонимающе уставившись на него. В ответ на это он убрал руки с её плеч и повторил. – Сними свою футболку. Сейчас же.

– Зач…

– Ладно, я сделаю это сам. – Он ухватился пальцами за самый низ футболки и мягко, чуть ли не трепетно попросил: – Подними руки вверх.

Настя молча сделала то, что он ей сказал, не проронив слова. Когда по её упругим грудям проходила ткань, сама она ощутила себя маленьким ребёночком, которого раздевают родители после детского сада. И в какой-то степени она хотела, хотя бы на одно мгновение, стать легкомысленным, беззаботным детёнышем, не волнующимся о вопросах взрослого мира. И это чувство – желание стать меньше пылинки на этом полу – не прошло и тогда, когда на неё посмотрел Рома, уже со снятой футболкой в правой руке.

Он бросил её в корзину для мусора, краем глаза заметив, как при этом дёрнулись руки Насти. По шее пробежала ещё одна капля пота, оставив после себя прохладный ручеёк.

– Зачем ты её выкинул?

– Я куплю тебе новую, не волнуйся. – Его глаза излучали умиротворённость, а взгляд сквозил уверенностью, так что когда Рома подошёл ближе, эта уверенность частично передалась Насте. – Послушай меня сейчас очень внимательно, Рапунцель. Этот крейсер под названием я-ненавижу-весь-мир будет бомбить тебя по всем фронтам и не успокоится, пока не увидит, что ты тонешь. Твоя задача – покорить её и не показать слабину. Будь упёртой и настойчивой, слышишь? Я запудриваю ей мозги, но всё равно, ты же понимаешь, что многое зависит не от меня, а именно от тебя. От тебя, Насть. Ты волнуешься, я вижу, но…

– Ты тоже, – она дотронулась до его лба и чуть не обожглась. На кончиках её пальцев заблестел пот, отражаясь бликами от нависших над головой ламп. – Господи, Ром, у тебя жар!

– Я знаю, но это не от волнения. Это другое, скоро пройдёт. Сейчас тебе важно думать о самой себе, а не обо мне.

– Что ты несёшь?! Как я могу…

– Вот так! – Она замерла, когда его крик разнёсся по всему туалету. Впервые за всё время Рома повысил на неё голос. И как только он увидел настоящий, неподдельный испуг в её глазах, как резко она дёрнулась и сделала шаг назад, тогда до него дошло, что сорвалось с его губ.

Отвернувшись от Насти, Рома спрятал лицо в ладонях, вытер ими пот и, расстегнув ещё одну пуговицу рубашки, вновь повернулся.

– Прости, я… Я не знаю, у меня, похоже, приступ клаустрофобии. – Увидев, как широко раскрылись её глаза, он тут же поспешил её успокоить. – Всё нормально, это у меня с детства, я тебе просто не рассказывал. Не хотел, прости.

Рома взглянул на Настю – такую прекрасную и молодую. Волосы свободно падали на плечи и ластились дальше, к грудям. На их поверхности игриво переливались мелки капли пота, поднимаясь и опускаясь вместе с самой грудью. Она была обтянута простым чёрным бюстгальтером, замочки которого Рома выучил назубок. Прямо под ним дышал плоский живот, несомненно, такой же горячий, как и щёки Насти. Вся она, казалось, пылала и готова была сгореть прямо здесь, в этом проклятом туалете. В этом безумно маленьком туалете!

Рома видел серьёзную озабоченность в серо-голубых глазах и возненавидел себя за то, что вызвал её. Где-то глубоко внутри разрастался сумасшедшей силы огонь, а окружавшие их стены (слишком огромные стены) только усиливали набирающие обороты панику. Но он должен быть спокойным, должен. Он не позволит своему пожару устроить такой же в душе Насти. Не допустит того, чтобы его детские бзики решали судьбу той девушки, что сейчас, вся покрасневшая, в джинсах и бюстгальтере, стояла напротив него самого. Нет, он не допустит этого. Он смог открыть свой бизнес, пусть и не многомиллиардный, смог пробиться в жизни и доказать миру, что многого стоит, поэтому сможет заставить эти грёбанные стены перестать двигаться и остановиться!

Он сможет.

Сможет.

– Насть, – горло ужасно пересохло, и теперь стенки его казались ребристой поверхностью, которую царапала слюна при каждом глотке. – Со мной всё хорошо, это скоро пройдёт. Мне просто нужно умыться холодной водой. Мне будет намного хуже, если сейчас мой внешний вид покоробит тебя и испортит всё прослушивание.

– Ты весь красный, Ром! Тебе нужно…

– Футболку я снял с тебя не просто так. – Он посмотрел на дальнюю стену и убедился, что та стоит на месте. Земля под ногами всё ещё была твёрдой, но затуманенный рассудок нашёптывал, что скоро она уйдёт из-под ног. – Твоё тело прибавит тебе очков, я в этом уверен. Самое главное – следи за тем, чтобы движения твои были смелыми, раскрепощёнными и незамкнутыми.

– Ром, у тебя глаза красн…

– Отыграй перед ней Монро. Можешь представить, что за тем столом сидит мистер президент, и поздравь его с днём рождения. Будь смелой, Насть. Покажи той суке, на что ты способна. А я знаю, на что ты способна. И я буду рядом.

– Тебе на улицу надо, дурак. – Она накрыла его щёки ладонями, чувствуя ими пылающий под кожей жар. – Я волнуюсь за тебя. Если это и вправду клаустрофобия и всё так серьёзно…

– Знаешь, что серьёзно, Рапунцель? То, что ты сейчас получишь то, о чём так долго мечтала – вот что серьёзно, а не мои красные глаза! Так что не вздумай сейчас оплошать, слышишь? Мне станет лучше, но роль потом ты уже не получишь, понимаешь прикол судьбы? – Несколько капель пота разом прокатились по шее, после чего впитались в белую ткань рубашки. – Пойди и возьми своё, а я продержусь. Не помру, это уж точно.

– Ты сумасшедший. Так и знала, что это была плохая ид…

Дверь в туалет распахнулась, из-за неё вышла Эльвира Рафаэльевна, аккуратно поправляющая очки. Как только её глазки зацепились за Рому с Настей, она замерла, остановившись в дверном проёме. Казалось, только чудо помогло пролезть сквозь него её широким бёдрам. Сама Эльвира – не сидящая за столом, а вытянувшаяся во весь рост – оказалась совсем маленькой и больше походила на злобного гномика, чем на серьёзную, безумно серьёзную женщину. Её рука так и замерла возле очков, не в силах двинуться куда-либо дальше. Казалось, всё вокруг перестало двигаться, и даже проклятые стены послушно стояли на месте, не смея приближаться.

Первой тишину нарушила Эльвира. Слабая хрипота слышалась в её голосе, когда она начала говорить:

– Вы что себе позволяете? Вы… – слова застряли где-то в горле, так что ей пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Вы вышли в туалет за этим?!

Искреннее изумление кричало в её глазах, которым непонятно как удавалось не выпадать из орбит. Рот широко раскрылся, а челюсть напрочь отвисла, и картина эта могла показаться комичной, если бы её не омрачил сотрясающий тело жар. Рома почувствовал, как начали неметь пальцы, но тут же приказал себе не обращать на это внимания и сохранять спокойствие. Сейчас судьба играла с будущим Насти в опасные игры, и если Рома сумеет сохранить невозмутимость, то вытащит тот козырь, что принесёт им победу.

Победу, после которой можно отдохнуть.

Хоть его щёки и залил яркий багрянец, а кожа на лице блестела от пота, всё же взгляд карих глаз оставался уверенным, с убивающим спокойствием оценивающим ситуацию. И когда он сцепился с мутно-зелёными, Рома улыбнулся:

– Эльвира Рафаэльевна! Неужто вы успели соскучиться по нам? Мы просто решили взять небольшую паузу и перевести дух, пока…

– Не держите меня за дуру, Роман. Терпеть этого не могу. – Злость ясно слышалась в её голосе, и на мгновение – на одно короткое мгновение – верхняя губа поднялась в чём-то, отдалённо напоминающем оскал. – Думаете, по вам не видно, чем вы тут занимались?

Рома взглянул на зеркало, стоящее прямо перед ними и занимавшее площадь чуть ли не всей стены над раковинами. В отражении он увидел обнажённую спину Насти, лишь слегка прикрываемую чёрными лямками бюстгальтера. Увидел свои ключицы и почти полностью расстёгнутую рубашку, открывающую вид на рельефные, блестящие от пота мышцы. Зеркало показало ему собственное раскрасневшееся лицо и тяжело дышащую грудь, что медленно поднималась вверх и опускалась вниз. Вдобавок ко всему присоединилась расстёгнутая ширинка, застегнуть которую Рома забыл ещё после посещения «Деда Засоса».

Он закрыл глаза, выдохнул нагревшийся в лёгких воздух и вернулся в реальность. Стены молча стояли и взирали на него, тихо перешёптываясь меж собой и неслышно хихикая. Весь мир, вся вселенная сузилась до этого туалета, уместившись в чистых белых плитах.

– Да, мы перепихнулись. – Его голос казался незнакомым ему, но всё же это был голос уверенного в себе человека, знающего, что делает. И именно то, с какой неспешностью слова выстраивались в предложения и срывались с губ, успокаивало и заставляло продолжать. – У всех актёров да и вообще творческих натур есть свои прибабахи в голосе, сами же знаете.

– Да, – Эльвира взирала на Рому снизу вверх, внимательно изучая каждую его морщинку. – Да, я знаю. У вас аж целых несколько прибабахов, я погляжу.

Смех вырвался из-под мигом появившейся улыбки, и хоть он был довольно натянутым, Роме удалось им слегка разбавить обстановку. Он продолжал смотреть Эльвире – этой женщине-ужас, сидящей за чёрным лакированным столом как за троном – в глаза и с удовольствием отметил, что в ответ на его улыбку (на его коронную улыбку) уголки её губ слегка дрогнули и волей-неволей, да потянулись вверх.

Что бы ни происходило с организмом, энергетика уверенности вокруг него скрывала внешние признаки и обезоруживала тех, кто всматривался в две бездонные ямы в обрамлении тёмно-карих радужек.

– Это наша антистрессовая терапия, ничего более. – Он начала застёгивать пуговицы на рубашке. По одной, двигаясь от нижних к верхним. – Знаете, при оргазме в мозг поступает бешенное количество эндорфинов, то есть гормонов счастья. А мы хотим, чтобы вы видели сейчас только счастливых людей, так что можете не благодарить нас, Эльвира. Мы заряжены позитивом и готовы поделиться им с вами. – Не застёгнутой осталась лишь самая первая пуговица, где слегка выглядывала часть выпирающих ключиц. Сама рубашка плотно прилегла к телу и облепила собой грудные мышцы Ромы, заставив их выглядеть более объёмными и рельефными. Торс его приковывал к себе взгляд подобно магниту – крепкому и не отпускающему. Рома еле видно усмехнулся, когда увидел, как маленькие глазки за оправой очков скользят по его телу, пока их владелица не отдаёт себе отчёт в том, что делает.

Когда их взгляды снова встретились, лёгкий намёк на краску проступил на щеках Эльвиры.

– Простите, если поставили вас в неудобное положение. Сами понимаете – юность, гормоны, любовь. Но я надеюсь, данный инцидент никак не повлияет на наше прослушивание? То есть, мы продолжим в том же духе?

– В каком это духе? – Маленький подбородок грозно возвысился вверх. – В каком это духе? Вы о чём говорите? Пришли, значит, посреди ночи на пробы и решили заодно перепихнуться, да? Вы за кого меня принимаете?! – Её голос набирал силу, а окружавшие их стены лишь помогали ей в этом, усиливая крик отражением от плит. – Сначала вы, молодой человек, нахамили мне, но я стерпела. Я стерпела и то, что вы всё время отвлекали меня, хотя вас вообще не должно было быть в кабинете! Но вот это… – Она указала пальцем на Настю, стоящую в двух шагах от неё – в джинсах, кроссовках и чёрном бюстгальтере, сдерживающем тяжело поднимающуюся грудь. – Вот это я уже терпеть не буду. Вы слишком обнаглели, голубки. Это вам не стрип-клуб, а серьёзное мероприятие, на которое вы, девушка, даже не удосужились надеть платье! – Мутная зелень вцепилась в серую голубизну и не желала отпускать. – Конечно, вам ещё, небось, вся жизнь кажется сказкой. Кажется, что вы бессмертны и вам можно всё, ведь весь мир у ваших ног! – Странная улыбка расплылась на её лице. Рома заметил в ней нотки печали, но так же и слабого удовлетворения, граничащего с меланхолией.

Эльвира сняла очки и опустила взгляд вниз, начав вертеть их в руках.

– Я была такой же. Когда-то давно, я уже и не помню когда. И тоже считала, что мне всё можно и дозволено. Но послушайте меня сейчас оба. Вы пришли не на детский утренник, а на актёрские пробы, которые принимаю я. Вам ясно, Роман? Я, – и никто другой. – Она надела очки и взглянула на него, сцепив ладони перед собой в замок. – И если вы так хотели бы лучшего для своей дамы, вы вели бы себя более благоразумно, а не так, как это было. И я, может быть, простила бы вам этот проступок, который вы называете «антистрессовой терапией», но я этого делать не буду. – Эльвира подошла ближе, и теперь они с Ромой стояли чуть ли не вплотную друг к другу. – Не следовало заводить разговор о моей личной жизни. Вас не касается, где я должна быть в это время и с кем.

Последнее слово породило тишину, что еле смогла втиснуться меж ними. Рубашка обволакивала тело Ромы, а воротник встречал всё новые капли пота. Воздух начал тяжелеть и проваливаться в лёгкие подобно грузу, разжигая при этом каждое ребро. Но то, что происходило снаружи, никак не затрагивало того, кто сидел внутри. Он знал, что кончики пальцев немеют, а глаза видят, как стены становятся больше, но не замечал этого. Знал, что что-то с бешенной силой колотится в груди и стук этого механизма отдаётся даже в горле, но всё равно предпочитал не замечать этого. Единственным, что пробивалось в сознании, было беспокойное дыхание Насти, и именно её вздохи заставляли стены стоять на месте, а комнату – не уменьшаться. Именно её вздохи помогали ему держать спину прямо и оставаться при силах. Тело желало подвести его? Что ж, пусть пытается. Его разум и душа дадут отпор.

Рома отвернулся от Эльвиры и подошёл к одному из умывальников. В полной тишине он повернул кранчики, и поток воды стал омывать его руки.

– Вас задело то, что я заговорил о вашей личной жизни, да?

– А вы догадливый.

Он лишь усмехнулся и, добавив на ладони жидкого мыла, продолжил:

– Эльвира, можете мне ответить на один вопрос?

– Сначала задайте его, уже потом я подумаю.

– А вы осторожная, – вновь наступила тишина. Она была настолько молчаливой, что сквозь неё можно было услышать, как потолок перешёптывается с полом. Рома направился к раздатчику бумажных полотенец и, взяв одно, начали вытирать им руки. – Скажите, вы считаете себя профессионалом?

– К чему вопрос?

– Вижу, что считаете. Это у вас на лице написано. А теперь давайте подумаем, чего никогда не смеют делать профессионалы. – Увидев, как открылся её рот, он резко поднял палец вверх и даже не оставил её шанса сказать хоть слово. – Можете не отвечать, я сделаю это за вас. Профессионалы никогда не позволяют себе смешивать личную жизнь и работу. Никогда, понимаете? То, что у них происходит на любовном фронте, никак не должно влиять на рабочий процесс. – Бумажное полотенце отправилось в мусорку. – Так что я предлагаю…

– Пошёл вон. – Эльвир указала пальцем на дверь, и в голосе её слышалась твёрдость, когда эти слова пробились сквозь стиснутые зубы. – Оба. Пошли вон отсюда.

Она взирала на них с нескрываемой ненавистью и в особенности – на него. Краешки глаз заполнило множество маленьких сосудов, напоминающих крохотные красные молнии. Губы Эльвиры прижались друг к другу с такой силой, что аж побледнели и чуть не пропали с лица. Её дыхание старалось быть спокойным, не показывать намёк на волнение, но всё портили непослушные ноздри – всё время расширяющие и сужающиеся. И прилившая к щекам кровь предательски заиграла на её лице.

Рома подошёл ближе, ступая по плиткам аккуратно, чувствуя напряжённость всей ситуации. Сейчас он разгуливал по лезвию ножа, и что было самым страшным – он тянул за собой Настю. От каждого его следующего шага зависела судьба той девушки, что сейчас молча стояла у него за спиной, без своей футболки. Его женщины, что доверилась ему, а теперь краснела и со стыда была готова провалиться сквозь землю.

Посмотрев Эльвире в глаза, Рома заговорил:

– Мы не можем выйти отсюда, даже не попытавшись…

– Тогда я вызову охрану. – Говорила она серьёзно и угрожающе, так что в её слова пришлось поверить. Шёпот потолка и пола становился громче, и только сейчас Рома заметил, как начинает болеть голова. – Если вы не выйдите отсюда через минуту и не окажетесь на улице, я вызову охрану, обещаю. Думаю, Роман, вам будет неприятно смотреть на то, как чужие мужские руки будут проходиться по телу вашей возлюбленной. Я права?

Она выжидающе смотрела на него, но через некоторое время отвела взгляд, а карие глаза продолжали рассматривать её лицо. И хоть больше всего на свете Роме хотелось прямо сейчас выбежать из этого проклятого места, он оставался здесь, не смея поддаться желаниям.

Минуту все трое пробыли в тишине, затем другую. За это время Эльвира успела два раза снять очки и протереть их, делая это крайне медленно и с таким видом, будто обезвреживала бомбу. Рома не сводил с неё взгляда лишь по одной простой причине – он боялся увидеть, как на него движутся стены и опускается потолок. Когда наконец наступил тот момент, где Эльвира не выдержала тишину и открыла рот, чтобы заговорить, за неё это сделал Рома:

– Я вас услышал, Эльвира Рафаэльевна. Мы уйдём, раз вы того хотите. Прямо сейчас – он повернулся, подошёл к Насте, взял её за руку и направился к выходу. У самой двери остановился и произнёс последние слова, которые Эльвира услышит от него. – Если я как-то обидел вас, прошу прощения. Я говорил лишь правду и ничего более.

После чего опустил ручку и вышел из туалета.

5

Он не помнил, как прошёл по коридору.

Помнил лишь то, что ужасно испугался, когда голубые стены начали сужаться и тянулись друг к другу, становясь невероятно огромными. Помнил, как сильно сжимал ладонь Насти и тащил её за собой, пока сам с каждой секундой ускорял шаг, а в конце и вовсе бежал к той проклятой двери.

Он вышиб её плечом и ворвался в тихую ночь, воздух которой был невероятно свеж. Никогда прежде Роме не казалось, что воздух может быть НАСТОЛЬКО вкусным. Лёгкие трепетали от каждого вдоха, а прохладный ночной ветер заботливо охлаждал кожу и заставлял на теле появляться мурашки. Рубашка ещё сильнее облепила торс, подчёркивая рельеф мышц. И только когда слабые иглы холода кольнули Рому в грудь, он вспомнил, что Настя стоит в одном бюстгальтере, под тем же самым ветром.

Он взглянул на неё – съёжившуюся, втянувшую голову в плечи и постоянно стучащую зубами. Свет уличных фонарей играл бликами на её лице и мягко переливался на каплях пота. Ещё один порыв ветра заставил Рому начать снимать свою рубашку, но как только Настя увидела это, тот тут же пресекла:

– Не надо, оставь себе. – Она разжала пальцы и высвободилась из-под его хватки. Тёмные волосы ластились по ключицам и спине, стараясь скрыть от ветра обнажённую кожу. Но даже несмотря на царствующий вокруг холод, Настя непоколебимо стояла на улице, плюя на жадные взгляды проходящих мужчин. Её глаза вцепились в Рому, и взгляд, сквозивший в них, был взглядом разъярённой женщины, что сейчас же требовала ответа. – Я задам тебе только один вопрос, Ром. Один грёбанный вопрос. – Он услышал, как что-то щёлкнуло в её горле. – Что это было?

Вдали раздался автомобильный гудок и какой-то мужчина признался всему миру, как хорошо проводил время с мамой недоноска-мотоциклиста. Потом шум города вновь поглотил все посторонние звуки, оставив только гудение машин и бесконечный гомон идущих мимо людей. Но даже они поблекли на фоне заданного Настей вопроса, который эхом отозвался в сознании Ромы.

– Слушай, я не знаю, что это было. – После этих слов она пропустила краткий смешок и молча кивнула, как бы соглашаясь со сказанным. Её губы напряглись в фальшивой улыбке, будто бы говорящей: «Ну давай, продолжай, вешай мне лапшу на уши». Глаза внимательно следили за каждым его движением, пока их поверхность поблёскивала в лучах фонарей. – Сначала всё вроде шло нормально, а потом эти стены…и в общем…мне стало жарко…

– У тебя клаустрофобия, так ведь?

– Похоже, что да.

– И ты знал об этом?

– Я знал, но не думал, что приступ будет сейчас. Это не проявлялось уже несколько лет и…

– Если ты знал, какого чёрта ты полез вместе со мной? Кто просил тебя развязывать свой язык и заставлять меня краснеть перед той женщиной? Это… – Она запнулась, пытаясь подобрать нужные слова, но каждое из них выскальзывало под гнётом гнева. – Это не твои сраные переговоры, Ром. Не надо здесь изображать из себя крутого, понимаешь? Не надо! Просто дал бы мне выступить! Но нет же, нам надо повыпендриваться и показать всем своё красноречие! Да, Ром? Ты же привык делать именно так? Ты е бизнесмен! Постоянно идёшь по чужим головам! Но вот только по моей идти не надо. Если ты, конечно, хочешь семью. А если не хочешь, то пожалуйста…

Настя замолчала, тупо уставившись в глаза Ромы. Какое-то время она так и простояла, пока не тряхнула головой и не закрыла лицо ладонями.

– Чёрт, нет, нет, нет, нет… Мне следует думать, что говорить. – Руки опустились вниз и свободно повисли по бокам. – Я пойду домой, мне нужно всё обдумать.

– Давай поедем ко мн…

– Нет, – её голос был резким и не требующим возражений. – Никуда я с тобой не поеду. Видеть тебя не могу.

А вот это было обидно.

Рома аккуратно положил руки ей на плечи и заговорил максимально спокойным голосом:

– Давай зайдём в какую-нибудь кафешку, я куплю тебе мороженку…

– Руки от меня убери! – Настя мигом отшатнулась, и из-за упавших на лицо волос грозно блеснули два серо-голубых огонька. – Не смей трогать меня, иначе я за себя не отвечаю!

Мимо них прошло три смеющихся девушки, и все они смотрели на Настю, стоящую к ним спиной. Её чуть ли не обнажённый торс приковывал к себе взгляды прохожих, которые не были с головой утянуты в телефоны. Десятки пар глаз пробегали по её телу, и это взбесило Рому даже больше, чем резкое толчок Насти от его рук.

Сделав шаг вперёд, Рома мягко произнёс:

– прости, Рапунцель, если я что-то сделал не так.

– Что-то сделал не так? – Она залилась громким смехом, обратив на себя внимание абсолютно каждого – Да ты всё сделал не так! Всё! Я не твоя долбанная секретарша, с которой ты можешь вести себя как хочешь! Я твоя девушка! Девушка, мать твою! – С краешка правого глаза сорвалась одна слезинка и покатилась по пылающей щеке. – И я тоже могу сказать пару слов, а не просто молча стоять и чувствовать себя полной дурой! Хватит уже всё решать за меня! Ты не в бизнесе, а в отношениях!

Настя тяжело дышала, прорезая взглядом тёмно-карие, покрасневшие глаза её мужчины. Грудь судорожно поднималась и опускалась, обдуваемая ночным ветром. Воздух вокруг наэлектризовался и был полон напряжения, максимум которого мог взорвать всё окружение. Рома перестал замечать любопытные взгляды в их сторону и полностью отделился от мира, игнорируя его. Он смотрел только на Настю и с каждой секундой всё больше осознавал одну простую вещь: это не ЕГО человек. Это лишь женщина, что была рядом с ним самой собой и доверяла ему, изливала душу и любила, но никто не был вправе насильно сдерживать её. В любой момент она могла свободно уйти, потому что никому не принадлежала, а лишь дарила любовь и была любимой. И уход её зависел только от отношения к ней того мужчины, которому она позволяла наслаждаться своим телом.

И когда Рома понял это, он по-настоящему испугался, что может потерять Настю.

– Тебе вызвать такси?

– Не надо, я на автобусе доберусь.

– В таком виде?

– Да, в таком виде! – Недалеко от них собралась небольшая толпа людей, головы которых были повёрнуты в их сторону. Оттуда доносилось слабое перешёптывание, разбавляемое редким смехом. Пара окон открылась, и из них выглянули сонные лица, желавшие узнать, что это за крики разносятся по улице. Казалось, вся она стала одной большой декорацией, а прохожие – дешёвой массовкой, на фоне которой Рома чувствовал себя каким-то чужим.

И что самое ужасное, смотря на Настю, он также чувствовал себя чужим.

А она продолжала смотреть на него, уже не сдерживая дрожь в губах.

– Не хочешь, чтобы на меня пялились? Но это же прибавит мне очков, правда ведь, Ром? – Из её груди вновь вырвался смешок, и на этот раз лицо осветила ещё более фальшивая улыбка. – Ты же всегда всё решаешь за меня! «Я знаю лучше, мне виднее…

– Настя, успокойся! – Он сжал её кисть и приблизился так близко, что ощутил на лице разгорячённое дыхание. – На нас смотрят.

Она оглянулась по сторонам и наткнулась на взгляды наблюдающих за ними людей. Один парень лет четырнадцати, стоявший всего в нескольких шагах от неё, достал телефон и начал снимать всё на камеру, конечно же, ехидно улыбаясь. Заметив это, Настя тут же сказал ему:

– Если ты сейчас же, говнюк, не уберёшь камеру, я подойду и сама засуну её тебе в задницу, понял?

Паренёк закивал и спрятал телефон в кармане, после чего вовсе скрылся за толпой. Серо-голубые глаза снова вцепились в Рому, и теперь слёзы текли по щекам ручьями.

– Я не хочу устраивать при всех цирк. Хотя ты это сделал. Но я не буду, я просто пойду домой. И… и хватит уже сжимать моё запястье!

Она дёрнула руку и отстранилась от него, сделав пару шагов назад. Вдалеке послышалось протяжное «Оу-у-у-у», но как только Настя посмотрела в ту сторону, все разом заткнулись и перестали издавать какие-либо звуки. Её взгляд снова сместился на Рому, и вместе с этим она произнесла:

– Иди ты к чёрту! – И уже тише: – Бизнесмен хренов. Отношения – это не бизнес. Здесь важна не прибыль или выгода, а отдача. Отдача, Ром. Научись отдавать, а не только брать и пользоваться.

С этими словами она ушла от него, всё с таким же обнажённым (не считая бюстгальтера) торсом, джинсах и кроссовках. Собравшиеся мужчины провожали её взглядом, а один даже громко присвистнул. Именно ему Настя показала средний палец и, подойдя ближе, что-то сказала, после чего все вокруг рассмеялись, а этот самый мужчина в мгновение ока залился краской. Сама Настя через пару секунд скрылась за углом дома, оставив Рому стоять в одиночестве. Незваные зрители взирали теперь на него и только на него. Среди них он увидел тех трёх смеющихся девушек, что прошли мимо, а потом наблюдали за происходящим.

– Интересно? – Все трое отрицательно покачали головой. – Ну тогда проваливайте отсюда! – И обращаясь уже ко всем: – Представление закончено, расходитесь по домам! Спектакль отыгран.

6

Он дышал под водой.

Втягивал её в свои лёгкие и наслаждался каждым вдохом, пока всё глубже опускался на дно. Солнечные лучи начинали утопать во мгле и полностью теряться – уже в самом низу, оставаясь где-то позади. Давление вокруг всё увеличивалось, но это было вовсе незаметно, так что погружение казалось приятным и расслабляющим. Мимо проплыла небольшая рыба с фонариком на голове, за ней – дельфин, а за ним – огромная стая жёлтых бабочек, крылья которых каждую секунду бились друг об друга.

Одна из них села на нос и, взглянув в карие глаза, по-дружески помахала лапкой, после чего улетела к стае.

Рома почувствовал накатывающие на тело вибрации и обернулся, задрав голову вверх. Прямо над ним, закрывая собой последние солнечные лучи, проплывал огромный кит, почти невидимый в темноте.

Но Рома его видел.

Он видел всё. Видел продолговатые шрамы на гигантском белом брюхе, непроглядную мглу в открытой пасти и свободно дрейфующий по воде хвост. Тень кита покрыла собой весь мир и нависла над ним, окунув всё вокруг в густеющий мрак. Каждую секунду по телу Ромы проходились небольшие волны, вызванные любым движением кита. Он не спеша продвигался сквозь воду, и в какой-то момент, когда солнечные лучи показались из-за краешка хвоста, сумасшедших размеров пасть открылась ещё больше, и из глубин её раздался низкий, невероятно громкий крик.

От этого крика хотелось тут же закрыть уши и спрятаться где-нибудь в другом месте, в котором бы царствовала тишина. Рома начал судорожно плыть прочь от кита, ещё глубже на дно. Его тело встретила мгла и приняла в свои объятия, но безумный крик отчаяния всё ещё трезвонил в ушах. Рома поплыл быстрее и уже ничего не видел – просто чувствовал, что идёт ко дну. И сердце его забилось спокойнее только тогда, когда вопль наверху стал утихать.

Он почувствовал, как по коже прошлись мурашки от близкого тепла, и обернулся.

Недалеко от него, сияя, плавала медуза.

Она была прекрасна. Вода вокруг неё отливала мягким голубым цветом, так сильно выделяющимся на фоне глубокого мрака. Её строение напоминало широко раскрытый зонтик, понадобившийся какой-то мадам, чтобы укрыться от дождя. И чем ближе Рома подплывал к медузе, тем яснее он видел, как что-то пульсирует внутри неё. Что-то там билось в определённом ритме, затухало и зажигалось вновь, обдавая всё своим сиянием. Неугомонный огонёк трепетал в медузе, подзывая к себе нежными лучами. И он в самом деле манил. Притягивал Рому подобно жалкой скрепке под действием магнита, но тот даже не сопротивлялся, просто плыла навстречу. Тоненькие щупальца медузы тоже пришли в движение и одним слабым рывком направились к протянутым рукам.

И только когда Рома вплотную приблизился к медузе, он увидел, что сияние её не просто голубое. Он светилось серо-голубым.

Ловкие щупальца мгновенно обвились вокруг шеи и с силой сжали её, натянув себя подобно жёстким струнам. Внезапно вода стала водой и тут же залилась в нос и в открытый рот, но дальше не пробралась. Рома попытался ухватить медузу за что-нибудь, но руки его онемели и перестали слушаться, решив висеть бесполезными кусками мяса. Ноги вдруг потяжелели и прибавили в весе пару тонн, так что теперь они с огромной скоростью тянули тело вниз. А проворливые щупальца продолжали пережимать шею, заставляя кожу рваться и пуская в воду льющуюся кровь. Рома закричал, но не смог произнести ни звука, потому что рот его был забит сотнями червей, что копошились внутри и начинали грызть ещё свежую плоть. И после того, как он ещё раз в ужасе взглянул на медузу, она вогнала в его глаза острия щупалец и услышала, как те лопнули и брызнули на неё, стекая теперь склизкой жижей.

Но Рома всё ещё чувствовал мёртвую хватку на своей шее и проклинал этот мир за то, что он не дал ему умереть.

Медуза в мгновение ока прижалась к лицо и запустила…

– Мужчина! Молодой человек! – Кто-то тряс его за плечо. – Просыпайтесь, конечная!

Веки кое-как поднялись вверх и тут же прогнали мерзкую медузу, кинув Рому в реальный мир. Перед ним стояла пожилая женщина, на лице которой беглой строкой читалась озабоченность. Прямо над головой, подобно нимбу, сияли лампы, и из-за этого чересчур яркого света Рома зажмурил глаза, тихо простонав.

– Мужчина, выходим! Иначе вы уедете в депо. Всё, давайте, выходим, выходим!

Он машинально встал и поплёлся к выходу из вагона, всё ещё потирая глаза. Мир иногда покрывался чёрными точками и начинал уплывать, но после пары пощёчин вновь обрёл свои контуры. Голова была совершенно пуста, и это не могло не радовать. Никаких мыслей, никаких проблем и никаких забот. Только идущие к эскалатору люди и плиты под ногами – больше ничего. Сознание ушло на покой, решившись отдохнуть после небольшого, но крепкого сна.

Сна…

Рома коснулся ленты поручня и ощутил, как маленький червяк укусил его с внутренней стороны щеки. Он невольно сморщился и высунул язык наружу, заставляя исчезнуть фантомные ощущения. Перед глазами мелькало серо-голубое пятно, но и оно уже растворялось в свете настоящих, вполне реальных ламп метрополитена. Мимо по лестнице промчалась куда-то спешащая девушка. Рома инстинктивно засмотрелся на её виляющие, обтянутые лосинами бёдра…

…и вспомнил Настю.

Воспоминания нахлынули на него подобно мощному потоку воды. В память врезался фрагмент, на котором оба они смеются, сидя в небольшом коридоре и отшучиваясь перед прослушиванием. Он помнил, какой красивой была Настя, когда злилась на него из-за выходки с соплёй. Подумав об этом, Рома расплылся в горькой, но тем не менее тёплой улыбке.

Внезапно лента поручня эскалатора превратилась в перекладину невысокого заборчика у самой Невы, а сам он придерживал за талию ту, что смогла покорить его сердце. Она смеялась. Смеялась искренне и непринуждённо, и смех её временами пропадал в сладостных поцелуях. Она улыбалась. Улыбкой своей она грела душу и будто бы обещала, что всё будет хорошо. Ямочки на её щёчках хотелось целовать вечность, а чувствовать тепло дыхания на своём лице – и того дольше.

Рома вспомнил их первый секс, случившийся на даче её мамы. Вспомнил, как долго мучился с застёжками бюстгальтера, уже еле сдерживая бушующую внутри страсть. Вспомнил, каким счастливым себя чувствовал, засыпая рядом с ней и прижимая к себе. Той ночью он поклялся, что никогда не отпустит Настю. Неважно куда и с кем – просто не отпустит.

А что сегодня? Он позволил ей уйти одной. Одной в чёртовом городе, когда половина её груди была выставлена всем на обзор! Да это находка для маньяков! Подойди и возьми, бесплатная акция! Товар сам идёт к тебе без сопровождения мужчины! Всё в исправном состоянии, ещё не поступало ни одной жалобы.

– Твою мать, – Рома сошёл с эскалатора и уже через несколько секунд оказался на улице, задержавшись лишь для того, чтобы подержать дверь еле идущей старушке.

Вдохнув ночной воздух и полностью отойдя от сна, он достал телефон, сразу же нашёл номер Насти в недавно набранных и позвонил.

Поднёс телефон к уху и стал ждать.

Мир вокруг заполнили гудки, будто бы назло так долго тянущиеся. Прошла почти минута, и когда Рома решил сбросить звонок, на другом конце трубки ответили.

– Чего хотел? – Голос был резким и даже слегка пренебрежительным.

– С тобой всё в порядке? Ты дома вообще?

– Я почти у дома. Уже вижу свою парадную. А что?

– Я волнуюсь. Ты всё так же без футболки?

– Ну а как ты хотел? Не надо было её выкидывать. Не понимаю, как ты вообще до этого додумался?

Рома подошёл к пешеходному переходу и, отойдя в сторону, совсем тихо спросил:

– Ты не обижаешься?

Ответом ему послужила тишина – настолько долгая, что создалось впечатление, будто звонок сбросили, но нет, абонент был на связи. Светофор успел поменять мигающий красный на жёлтый, а затем – на зелёный. И только на другой стороне дороги в динамиках телефона раздался ответ.

– Иди в жопу, – после чего связь оборвалась.

Рома приложил все усилия, чтобы сдержаться и не разбить телефон об асфальт. Он сжимал его в руке с такой силой, что мог бы кому-нибудь сломать кисть подобной хваткой. Но прохладный ночной ветер остудил его пыл и прояснил разум, заставив успокоиться.

– Я тоже тебя люблю, зай. – Телефон скрылся в кармане джинсов, и вместе с тем потух внезапно возникший в груди пожар.

Рома зашагал дальше по улице, опустив взгляд вниз и полностью окунувшись в собственные мысли. Пару раз он плечом пихнул нескольких мужчин и молча продолжал идти, когда позади раздавались крики недовольства и фальшивые угрозы. Машины проносились мимо одна за другой. Одна за другой над головой пролетали птицы, обсуждая свои птичьи дела. Хоть в Петербурге и была ночь, а часовая стрелка на циферблате подкрадывалась к двум, всё же город не спал и шумел, но делал это эстетично, даже слегка гармонично.

Бывает, с каждым из нас случается невероятное открытие в сознании во время обычной прогулки, пока мы предоставлены только сами себе. Такие вещи шокируют и запоминаются больше всего именно тем, что к их понятию мы приходим сами, без навязывания кем-либо. И когда это происходит, в наших головах яркой вспышкой что-то взрывается, проливая свет на непонятные до этого вопросы. Конечно же, свет этот просачивается и вперёд – освещает нам полную препятствий дорогу жизни.

Рома остановился у входа в одну из кафешек и осмотрел улицу, по которой шёл. Под звёздным небом, отливающим тёмно-синим в самом верху и голубоватым на горизонте, куда-то вдаль выстроились чудеса Петербургской архитектуры, именуемые жилыми домами. Меж них простиралась широкая автомобильная дорога, освящаемая сиянием уличных фонарей. Воздух сотрясали бесконечные разговоры прохожих, сливаясь в один нескончаемый поток речи. Жизнь здесь била ключом и вовсю бурлила. Каждый был чем-то занят, чем-то обеспокоен, куда-то спешил. Никто не обращал внимания на одиноко стоящего Рому, наблюдающего за всем этим. В его глазах появилось понимание одной простой вещи, додуматься до которой было невероятно сложно. И заключалась одна в одной непоколебимой истине: если он сейчас умрёт, мир продолжит жить своей жизнью. Его гибель повлияет лишь на судьбы нескольких людей, но уличный фонари всё так же будут сиять как и сияли, официанты будут разносить заказы ждущим клиентам как и разносили, а планета не прекратит вращаться по орбите и даже не замедлиться. Пейзаж ночного города, на который сейчас взирал Рома, ничем не будет отличаться после его смерти. Проще говоря, миру плевать на смерть какого-то Романа Арфеева. Поэтому и стоило жить своей жизнью, наслаждаясь ею и не заботясь ни о чём другом.

Сказал бы он так, не будь собой.

С детства Рома был мечтателем и мечтателем рьяным. Всю жизнь он верил и верит до сих пор, что предназначен для нечто большего, что ему отведена отдельная роль в истории мира. В школе над ним смеялись, мать элегантно улыбалась, когда слушала его полные амбиций речи, но тем не менее Рома продолжал верить. Верить в то, что мир узнает, кто такой Роман Арфеев, и запомнит его имя надолго. Он много говорил о бизнесе и о своих грандиозных планах, только потом поняв, что о них стоит молчать. Но он всегда старался подтверждать слова действиями, чем занимается уже последние три года. Первые четыре стартапа, которые и стартапами назвать сложно, с треском провалились, и произошло это за один год. За один, мать его, год. Все деньги Ромы умещались в одном кармане джинсов, и свободного места там оставалось ещё очень много. Друзья продолжали насмехаться, но Рома не прекращал работать, сидя бессонными ночами за ноутбуком, копя на бизнес-курсы и проходя их в интернете, записывая всё самое важное огрызком карандаша на страницы блокнота.

Единственной, кто поддерживал его, была Настя. Она успокаивала его в минуты гнева, проводя по плечам своими ладонями. Она заставляла его подниматься, когда очередная идея проваливалась, а все внесённые деньги исчезали со светов. Только она не позволяла ему расслабляться, хоть руки так и опускались после стольких неудач. Настя была чудесной девушкой. Золотой. Сначала Рома влюбился в её тело, но потом полюбил душу, зная, что подобной не сыщешь и на всей Земле. Настя была не только шикарной любовницей, но и отличным другом, на которого можно смело положиться. Она являлась самым дорогим Роме человеком наравне с матерью. Но то, что в отличие от матери она верила в него, в его идеи и в его бизнес с самого начала, значительно прибавляло очков в её пользу.

Рома хотел изменить мир и оставить свой след в истории. Но он прекрасно понимал, что за каждым великим мужчиной стоит не менее великая женщина, руки которой постоянно поднимают любимого воина. И он не хотел, чтобы Настя ушла. Не мог позволить ей это сделать, потому что боялся потерять такое сокровище и больше не найти. Он искренне верил, что сможет обеспечить семье хорошее будущее, но только если рядом будет ОНА. И хоть Рома отказывался себе в этом признаваться, но где-то очень глубоко он осознавал, что, будучи совсем один, не сможет подняться после сокрушительного удара жизни. Но расклад игры сразу же поменяется, когда его горячие плечи накроют руки Насти – солнца всей его грёбанной жизни.

Совсем рядом открылась дверь кафешки, откуда вышла молодая пара, смеясь и улыбаясь друг другу в лицо. Парень мельком взглянул на Рому и вернулся к любимой, продолжая рассказывать, судя по всему, очень смешную историю. Они спустились по лестнице и слились с сотнями подобных им прохожих, которым почему-то не спалось этой ночью. Из-за открытой двери доносилось постоянное постукивание ложек и вилок о посуду, но тут же смолкло, как только дверь закрылась.

Рома достал телефон и, введя пароль с третьего раза, открыл контакты. Нашёл того, кто ему нужен, облокотился на перила милого заборчика на крыльце кафешки и набрал этот номер.

Ждать пришлось недолго. Два длинных гудка, и в динамиках послышался голос юноши:

– Здравствуйте, босс.

– Привет, Жень.

– А… – на конце города на несколько секунд повисла тишина. – Зачем вы так поздно звоните?

– Я обещал тебе перезвонить, помнишь? Был слегка занят, но вот сейчас освободился.

– И выбрали для этого лучшее время. Босс, сейчас… сейчас половина третьего! Вам совсем не спится?

Рома искренне рассмеялся, по-настоящему радуясь тому, что Женя ответил. Это был один из его немногочисленных сотрудников, друг, которому он мог хоть чуть-чуть довериться. И конечно, вечный оптимизм и упорство Жени напоминали Роме его самого в самом начале пути, хоть между ними и была разница в жалких три года.

– Да, Жень, я умею выбирать время. Слушай, у тебя ноутбук под рукой?

– Конечно! Я чуть ли не сплю с ним в обнимку, вы бы видели! Думаю, если бы Аня узнала про это, то жутко приревновала бы меня к ноутбуку, честное слово!

– Глянь, что там по собеседованиям, пожалуйста.

– Как скажете, босс.

Рома продолжал наблюдать за такими забавными прохожими, каждый из которых куда-то спешил. Но, например, та девушка – наверное, ещё даже не поступившая в университет – не спеша прогуливалась по улице, слушая музыку в белых проводных наушниках. Был бы Рома её возраста, то, скорее всего, не упустил бы возможности пофлиртовать, ведь девушка казалась довольно симпатичной. Но в нынешних суровых реалиях его сердце уже занято одной особой, имя которой – Анастасия.

Рома горько усмехнулся, после чего глубоко вдохнул ночной воздух. После продолжительной тишины телефон заговорил:

– У вас как дела-то? Нормально?

– Нормально, Жень, не переживай. У меня всегда дела идут хорошо.

– Это неправда, босс. – Обычное обращение «босс» льстило Роме, но сейчас оно начала его раздражать. – Вы же тоже человек, а у всех людей есть проблемы.

– Да, но вот только кто-то их решает, а кто-то вечно ноет. Я отношусь к категории первых.

– Я в курсе. Большинство проблем же у нас общее! Вот, стойте! Ноутбук загрузился! Вы спрашивали о встречах, да?

– Именно о них.

Следующие пятнадцать минут они говорили только о бизнесе, о завтрашнем (то есть, сегодняшнем) дне и перенесении некоторых встреч. Пару раз оба они смеялись над Жениными шутками, и Рома смеялся бы громче, если б не знал, какой на самом деле Женя несчастный человек и какая у него семья. Но силе воли и оптимизму парня можно было только позавидовать, что, несомненно, вызывало огромное уважение. Хоть порою Женя и подбешивал своим искромётным юмором, Рома знал, что в случае чего на него можно будет положиться, поэтому и держал под своим крылом. Он желал стать неким учителем для этого вечно улыбающегося юноши со светлыми волосами, потому что видел в его глазах то, что нередко замечал в своих: донимающее чувство одиночества, грызущие душу сомнения и вопрос, ответ на который так сложно было найти: «А правильно ли ля всё делаю?»

Продолжить чтение