Читать онлайн Пути Деоруса бесплатно
Акт 1. Пролог и Глава 1 Первый столб
Пролог
Начинавшийся дождь наполнил воздух запахом мокрой пыли. Редкие крупные капли оставляли на ее слое глубокие кратеры, но были не в силах добраться до брусчатки. Все дороги, мосты и дома священного Арватоса были построены из одного и того же древнего красноватого камня. Узкие извилистые улицы будто бы высекли из цельной глыбы. Циклопическая башня, вокруг которой и возвели город, выделялась не только своими размерами, но и цветом. Походившая на ступенчатую пирамиду, она была сотворена из матового, темного материала, напоминавшего вулканические стекло. Впрочем сейчас – ночью и под густыми облаками – все казалось черным.
Ноги сами несли юношу к месту встречи, обе личности – своя и похищенная – прекрасно знали запутанный рисунок дорог. Встречный увидел бы белокожего мужчину средних лет с короткой бородкой и густыми бровями. Так выглядел слуга лорда Хестаса – главы заговорщиков. Но за иллюзией скрывался худой, смуглый юноша с серыми глазами. . По воле небожителей всем Деорусом правила династия Избранников. Ганнон же почти всю свою недолгую жизнь служил Коулу – их советнику. Советы его, как правило, касались личностей изменников.
Лже-слуга Хестаса добрался до условленного места, где его должен был ждать подручный еще одного заговорщика – главы дома Корб. Благородные семьи, Видевшие деяния богов, мечтали свергнуть династию их Избранников. Измена и богохульство. Долгие месяцы слежки за мятежниками вот-вот должны были принести плоды. Перед внутренним взором шпиона – словно наяву – возникли гербы предателей: зеркало и крылья Корбов, грифон хозяина…
«Хестаса, грифон Хестаса» – мысленно поправил себя Ганнон, сфокусировавшись на собственной личности.
Юноша ощутил тошноту и боль от кольца, что создавало его ложную личину. И это в тот самый момент, когда он представил себе гербы и девизы изменников.
«Неужели это происходит и со мной?!» – ужаснулся Ганнон, но времени на страх не было. – «Если и так, то тем важнее добиться успеха, чтобы у хозяина было меньше причин задавать вопросы.» – В этот раз сомнений в личности «хозяина» не было, речь шла о Коуле.
Юноша сжал кулак, борясь с болью, и усилием воли отогнал назойливое видение. Светлый пергамент с гербом семьи Корб растворился, а его место заняло бледное испуганное лицо слуги этого благородного дома. Его звали Фирх.
– Ты опоздал! – Прошептал шпион, сумев выдать свое напряжение за гнев.
– Да, прости, друг. – Закивал слуга. Настоящий его друг, чью личину носил Ганнон, сейчас лежал без чувств в доме неподалеку. – Но ты же сам понимаешь. Выскользнуть было непросто, мой господин не должен знать. – Тоже шепотом отвечал полный, круглолицый мужчина, что согласился выдать планы своего хозяина. Фирх тяжело дышал и стоял, сжав кулаки, то напрягая, то расслабляя их.
«Заговорщики злоумышляют против Избранников, Корб хочет ослушаться прочих заговорщиков, а этот слуга – выдать планы хозяина.» – юноша поморщился, пока обдумывал количество предательств.
– Лорд К…
– Без имен! – Мягко, но твердо произнес шпион, играя роль сообщника. – По крайней мере, без лишних. Кого хочет использовать твой господин? И для чего? Мы должны знать.
– Не использовать, а привлечь! – Горячо вступился за своего лорда Фирх, но тут же начал озираться, испугавшись собственного голоса.
– Не дай ему совершить ошибки, друг. – терпеливо проговорил Ганнон, важно было не дать слуге сорваться. Даже предавая хозяина, тот желал лишь защитить Корба.
– Д-да, да, спасибо тебе, что пришел. – Продолжал мужчина уже тише. Он разжал руку, во вспотевшей ладони лежал кусочек янтаря – талисман от нечистой силы. Суеверие более древнее, чем нависавшая над городом башня. – Наше дело правое, но, Ихарион милостивый, не такими же методами. – С ужасом в голосе проговорил слуга, – Я согласен совершить проступок и принять наказание ради блага другого, – оправдывался перед самим собой Фирх – ведь этому и учат… – он резко умолк и откашлялся с неумелым притворством.
Похищенная память подсказала, что Хестас и сам был не против "таких методов", но что это был за грех? «Если свергать Избранников богов – правое дело, то что же могло его так испугать? Слухи о связи заговорщиков с демонопоклонниками все меньше напоминают слухи…» – едва не вздрогнув, подумал шпион и сказал:
– Одно имя и мы сможем помочь. У нас мало времени, друг мой. – Осторожно надавил Ганнон. Второе даже было правдой. Юноша повернулся, будто бы озираясь, незаметно нащупав под плащом рукоять кинжала. Внутри боролись страх перед Коулом и отвращение к поступку. Это было первое задание, где ему разрешили оборвать чью-то жизнь. Разрешили…Будто это привилегия! Конкретных указаний не было, но взгляды советника были известны. Старик предпочитал действовать надежно.
– Нет, не сейчас! Не здесь! Мне еще нужно будет зайти в поместье. Убери деньги! – Фирх указал глазами на место плаща, под которым Ганнон сжимал оружие. «Не очень-то незаметно вышло!» – выругался про себя шпион, а испуганный мужчина продолжил лепетать – Только у самых ворот, завтра в полдень, когда будет готова семья. Сестра жены уже увела детей в безопасное место. Я расскажу все, что знаю, и мы сразу уйдем из города.
– Хорошо. – Медленно произнес Ганнон. Он разжал кулак, не собираясь пускать в ход нож ни сейчас, ни позже. Юноша не испытывал к предателю жалости, но оставлять сирот? Фрагменты памяти украденной личности подсказали, что Фирх был вдовцом. Кольцо вновь послало спазм боли, личина не продержится до полудня. – Деньги принесет мой человек, неардо.
– Неардо? – недоверчиво переспросил мужчина. Уроженцам той части страны, что лежала к югу от Двуцветных гор, не сильно доверяли на севере, особенно в Арватосе. Шпион никогда не бывал в Неардоре, но его истинная внешность походила на смуглых жителей того края во всем, кроме цвета глаз.
– Да, высокий и худой. Только глаза серые, а не голубые, как у большинства. – Описал себя Ганнон. – Верю ему, как себе.
– Хорошо. – Заключил Фирх, смирившись, выбора у него не оставалось.
Оба стояли молча. Ганнон опустил взгляд вниз и прикрыл глаза. В наступившей тишине он смог различить приглушенный лязг металла, донесшийся из…
– Ты привел за собой кого-то! – Прошипел шпион, Фирх только растерянно крутил головой по сторонам. – Беги, я уведу их! Никакого поместья! Договоренность в силе! – Тихо, но очень быстро проговорил Ганнон и толкнул слугу, тот бросился бежать.
Юноша накинул капюшон и встал к переулку, из которого донесся звук, боком. Подозрительность не стала излишней: через несколько мгновений оттуда показались двое гвардейцев, видимо, слуги Корба. Помедлив еще удар сердца, Ганнон дождался, пока его не заметят, и рванул со всех ног.
Стопы тут же наполнились болью, выпуклые камни брусчатки мстили за спешку, неподобающую для священного города. Мимо проносились каменные стены домов, они были едва различимы во мраке, но дорогу юноша знал отлично. Миновав несколько развилок, он увидел спасительный огонек: оставленная им свеча все еще горела, и ее отблеск был виден в узком окошке.
Погоня была близко, оставалось лишь несколько мгновений. Влетев в небольшой каменный дом, Ганнон, не сбавляя скорости просунул руку с кольцом в гору ветоши, под которой в оцепенении лежал настоящий слуга Хестаса, чью личину он похитил. Надежно прятать тело – первое чему учили. Шпион приложил кольцо к голове лежавшего и почувствовал, как человек вздрогнул. Глаза на мгновение ослепил зеленый свет, к счастью, его видел только юноша.
Ганнон развернулся так, чтобы его лицо озарила свеча, и вовремя: в комнатушку уже ворвались двое гвардейцев. Ростом лишь чуть ниже беглеца, оба были куда массивней. В руках они держали короткие, богато украшенные мечи. Герб своего хозяина они предусмотрительно не носили.
– Это не он! – Воскликнул первый, светловолосый воин с массивными надбровьями и рябой кожей. Он сильно раскраснелся от бега и был очень зол.
– Хедль! Молк его подери! – Отвечал второй, темноволосый. Кожа неардо и правда походила цветом на скорлупу ореха хедль. «Неардо» держал руки на виду и смиренно глядел в пол.
– Почтенные, – заговорил юноша, добавив в голос акцент. А назвал он их, как было принято у южан. – К чему такое внимание к честному торговцу?
– Какого Молка ты убегал, честный? —спросил темноволосый, не опуская меча.
– Подумал, вы не одобряете мою касуа. – пожал плечами смуглый юноша. Слово «торговля» на языке неардо тут знали все. Вот только на севере оно стало синонимом темных делишек. – Но не беда! Всегда можно договориться, позволите? – Ганнон медленно потянулся за пазуху.
– Нет времени. – прорычал темноволосый, кивнув на дверь.
– Да тот опарыш уже за три путевых столба отсюда. – Отвечал ему рябой – Давай, почтенный. – Гвардеец указал острием на предполагаемый кошелек.
Юноша достал мешок с монетами и протянул вперед. Когда толстые пальцы с разбитыми ногтями почти коснулись серебра, неардо проговорил:
– Рад заплатить, но могу и сказать, куда убежал второй, ну, за которым вы гнались сначала. Ох, сперва думал, вы все трое за мной… – Ганнон не был уверен, что его оставят в живых даже после взятки. А вот спешка погони давала больше шансов.
В комнате как будто потемнело, черноволосый гвардеец отодвинул товарища и схватил пройдоху за тунику.
– Говори!
– С удовольствием, почтенный. Если оставишь пару монет! – продолжал торговаться неардо. Деньги интересовали Ганнона в последнюю очередь, но роль нужно было отыграть до конца.
– Гнилой хедль, я тебе… – гвардеец уже было замахнулся для удара рукоятью, но его остановил рябой товарищ.
– Плохо ты знаешь их брата. Не родила еще земля Неардора сына столь недостойного, что не взял бы денег за подлость. – Неожиданно поэтично выразился светловолосый – Угрожать им в таком деле бесполезно. Да и не занимаются они касуа в одиночку. – Рябой воин оглядел комнату, в которой, помимо входной, была еще одна дверь. На гору тряпья он внимания не обратил. – Возьму не все, а сколько боги пожалуют.
Гвардеец запустил руку в кошель, который Ганнон сжал посередине, чтобы убавить щедрость небожителей. Рябой скривился, но спорить не стал. Юноша направил погоню в безопасную сторону и, выждав немного, перетащил все еще бесчувственного слугу Хестаса в соседний переулок, укрыв мусором. Когда мужчина очнется, у него будут смутные воспоминания о встрече с человеком Корба, отказавшемся выдать имя, и о погоне, от которой едва удалось уйти.
***
Прихрамывая, Ганнон брел по улицам Арватоса в сторону ворот, где его должен был ждать Фирх. Он уже порядком попетлял, чтобы убедиться в отсутствии слежки, и стопы не были благодарны. Азарт опасности ушел, и его место – как всегда – заняли тревожные размышления: все ли он правильно сделал, не слишком ли рисковал?
«Кольцо могло оглушить одного из них, но второй бы точно зарубил меня. А так они боялись сообщников пройдохи-неардо.» – Рассудил про себя юноша и бросил взгляд на громаду Башни, что все четче выделялась на фоне светлеющего неба. Вид опустевшего дома богов заставил вспомнить об их противниках: Заговорщики почти наверняка связались с культами демонопоклонников, по крайней мере лорд Корб.
«Только Второго Круга нам не хватало, что уж говорить о самих культистах.» – поежился слуга Коула. После воцарения Избранников Белые жрецы Большего Круга потеряли право судить даже за ересь. Но вот охотники на демонов из Второго всегда появлялись, почуяв запах добычи. И их не волновали даже пакты благородных домов, Видевших деяния богов. Пусть эти пакты и были приравнены к священным текстам.
«Впрочем, нас это тоже не интересует.» – усмехнулся про себя юноша. Что Корб, что Хестас – оба были Видевшими. Именно старая знать Деоруса была недовольна правлением династии Гамилькаров из Виадлиса. Или, как этот портовый город часто именовали здесь, Тиарпора. Старое название, бывшее в ходу до воцарения Избранников, будто бы возвращало «старые-добрые» времена.
Палец все еще пульсировал от боли. Поморщившись, Ганнон стянул с него кольцо и убрал за пазуху. Тревожные мысли вернулись, только теперь вместо врагов, шпиона беспокоили «друзья». Переплетения вассальных клятв Деоруса будто назло возникли перед глазами в виде пергаментов с гербами, совсем не мешая смотреть на дорогу.
К Избранникам – дому Гамилькаров – так или иначе сходились нити от всех остальных. Слышавшие присягали Видевшим…Картина расширялась, включая «выскочек» Откликнувшихся и «чужаков» неардо. Ноющая боль в руке тут же напомнила о себе, подкрепив подозрения и рассеяв видение.Ноющая боль в руке тут же напомнила о себе, подкрепив подозрения.
Медитативное состояние, в которое юноша иногда впадал при глубоких раздумьях, окончательно выбрало себе форму: геральдика всегда занимала слугу Коула. А теперь этот «дар» начал мешать использовать то, чему своих людей учил советник.
Пока юноша был на первой ступени из трех, он мог только лишать человека сознания при помощи кольца. В те времена таких проблем не возникало. На второй, научившись похищать и возвращать внешность и мысли, ученик Коула стал чувствовать, как что-то внутри него влияло на ритуал. – «Ох не добраться бы до третьей…».
Лишь однажды один из собратьев (как раз взошедший на верхнюю ступень посвящения) говорил о чем-то подобном. Радостный, он спешил поделиться с Ганноном «новыми путями». Они оба испытывали жажду знаний. Можно даже сказать, были друзьями. Бедняга думал, что Коул наградит его. А теперь не осталось даже имени, вспоминать «предателя» было запрещено.
«Тайна делает нас сильнее, мы беспомощны на свету» – несколько раз повторил про себя Ганнон, пытаясь унять муки совести, что корила его за смирение с судьбой друга. Непредсказуемые изменения могли быть опасны, ведь возможности слуг Коула следовало хранить в секрете. Они были ничтожны по сравнению с тем, что приписывали жрецам богов, но в нужный момент и в нужном месте могли оказаться судьбоносными. Духовенство же не делало из своей силы никакого секрета, да и не нуждалось в этом.
Речь шла, конечно, не об обычных смертных – «белых» – священниках. Эти лишь служили в храмах и боролись за власть и деньги, как все. А вот те, что обитали в Башне…Могущественные Черные жрецы, как их называли, редко снисходили до общения с прочими жителями Деоруса, будь то даже Избранники или охотники на демонов из Второго круга.
Так или иначе, впереди была встреча с Фирхом. И если все пройдет, как задумано, то Коул будет доволен и не станет задавать лишних вопросов.
«А сам я на рожон не полезу, умишка хватит!» – Рассудил Ганнон и продолжил путь уже чуть более спокойно.
***
Слуга Корба взвешивал в руке мешок монет. На его лице, освещенном первыми лучами солнца, читались разочарование и гнев, подавленные страхом. Но времени на споры у него не оставалось .
– Собрал долю, почтенный? – Все же решился съязвить Фирх. Большую часть недостающего, конечно, забрал рябой гвардеец, но и Ганнон взял несколько монет на дорогу.
«Если бы ты знал, какой судьбы избежал.» – раздраженно подумал юноша. Оставлять свидетеля в живых не предполагалось. А деньги, служившие приманкой, слуга Коула мог забрать себе. Советник не экономил на своих людях.
Ганнон бросил взгляд за спину собеседника, на телегу, запряженную волами. Оттуда глядели в ответ две пары больших, любопытных глаз. Дети ждали своего отца, спрятавшись за тканным пологом, но не могли удержаться и тайком изучали незнакомца-неардо. Злость на Фирха тут же исчезла.
Слуга Корба тем временем раздвинул пальцем серебряные монеты и удостоверился, что был в кошельке и курум. Этот зеленый металл добывали на Аторе и там же чеканили монету. По закону на него полагалось покупать лишь зерно, что привозили с островов-колоний в Виалдис, но курумовые таны и тарсы ходили наравне с серебряными ланами и медными вортами во всех землях близ этого портового города. А в сезон, когда прибывали корабли с зерном, курумовые монеты становились куда более желанными.
«Стало быть, собираешься уплывать, но в порт пойдешь не прямой дорогой.» – Ганнон мысленно похвалил слугу Корба за осторожность. Встречались они у ворот, что вели на север, а широкая дорога, соединявшая священный Арватос и торговый Виалдис, начиналась у восточных.
***
«Дом Вертол, Серебряная бухта» – юноша повторил про себя сообщение Фирха, пока шел к восточным вратам. Этот дом относился к Слышавшим, но был не менее влиятелен, чем многие Видевшие. – «Порт вне Виалдиса, значит, бунтовщикам нужно привезти что-то ценное с Атора или из колоний. Наверняка наймут морехода неардо…».
Ганнон усмехнулся собственной вере в махинации южан. Он использовал эти предубеждения, чтобы обмануть людей Корба, а, выходит, и сам в них верил. Слуга Коула никогда не был к югу от гор. Он пытался узнать больше о жителях той страны, чтобы лучше притворяться одним из них. Но то, что не пригождалось в работе, быстро забывалось: неардо никогда не приняли бы его за своего, а для прочих жителей Деоруса…хватало и глупых предрассудков. Благо на севере имелось достаточно осевших «предателей крови», в которых от южан была одна только внешность. Всегда можно было притвориться одним из двух.
Боль в руке напомнила о страхе, от которого ненадолго удалось отвлечься. Одни опасности оставались позади, но дома ждали новые. Впрочем, с заданием он справился, и хозяин должен быть доволен.
«Хорошо бы и правда оказаться там, за горами, подальше от Коула, подальше от всех…» – мечтательно подумал юноша, но тут же отмахнулся от наисвной надежды. Впереди лежала дорога в Виалдис, и было видно, как ее красноватый камень белеет, приближаясь к горизонту. Тут и там из земли торчали мельницы, жадно поглощавшие зерно из колоний.
Благородные Откликнувшиеся, что владели землей вдоль Тропы Легионера, должны были быть особенно бдительными: двор Избранника как раз возвращался в Виалдис после паломничества в Арватос и был сейчас в двух днях пешего хода отсюда. Ганнон предстояло обогнать медлительную процессию.
«А ведь еще нужно забрать подарок для друга.» – юноша вздохнул и отправился в путь.
Акт 1
Глава 1. Первый столб
Солнце клонилось к закату. Земли по обе стороны широкой, мощенной камнем дороги были изрезаны тропинками, вившимися между пастбищами, пашнями, садами и виноградниками. Тут и там, как грибы, торчали ветряные мельницы. Высокая трава колыхалась под порывами ветра, слышался низкий гул насекомых. Свежий бриз приободрил уставшего путника: он втянул тонким носом прохладный воздух, несший запах дома, запах моря, которого странник не видел уже много месяцев. Худой смуглый юноша остановился и прикрыл серые глаза. Он убрал черные кудри со вспотевшего лба и перевесил тяжелую сумку на другую сторону. Пришлось повозиться из-за шерстяного плаща с капюшоном, но плечо ныло уже почти так же невыносимо, как и стопы. Он чувствовал каждый камень сквозь тонкие сапоги и смог бы определить, что находится в одном дневном переходе от Белой столицы просто по цвету камней – ближе к городу они становились почти совсем белыми.
“Соберись, Ганнон: если будешь вот так стоять, то упадешь прямо здесь – надо идти”, – внушал сам себе странник. Но получалось не очень: силы были уже на исходе.
Взбодриться юноше помог гнус, поднявшийся из травы, как только путник остановился. Спасаясь от надоедливых насекомых, он прибавил шагу и вскоре нагнал обоз, запряженный двумя волами. На телеге, склонив голову в соломенной шляпе, дремал торговец, в то время как два огромных белых быка продолжали тянуть тяжело груженную повозку. Ганнон ускорился и обошел ее, благо дорога позволяла разъехаться трем таким. В повозке, помимо тканей и сундуков, были бочки с элем, амфоры с вином и даже несколько бутылей зеленого стекла из-за Двуцветных гор.
Начало темнеть, и на небе стали загораться первые звезды. Вуаль Молка сплошной непроницаемой завесой наползала на небосклон с востока, закрывая мелкие огоньки звезд, но не очертания двух лун. Селана ярко сияла голубым посреди черноты. Вторая луна, Валхра, еле выделялась бледным желтым пятном. Ганнон перевел взгляд с небесных светил вниз – на огоньки столбового постоялого двора, что маячили впереди. Сегодня был ровно год, как Валхра вспыхнула словно солнце, превратив ночь в день. Чего только не пророчили после этого невиданного зрелища: сошествие богов, вторжение демонов, исчезновение великого Шторма и то, что он расширится и поглотит острова-колонии. Но сменялись месяц за месяцем, ничего не происходило и тревожные разговоры становились все тише. Небосклон выглядел как ему и было должно в это время года.
Чтобы отвлечься от боли в стопах, Ганнон вспоминал уроки астрономии, которые старый брат Боннар давал ему в те вечера, когда звезды успевали выглянуть до того, как монах засыпал в обнимку с кружкой эля. Селана на вуали, Валхра в бледной фазе, значит, скоро из-за Завесы появится Путеводная Звезда, начнется сезон Приливного Ветра, и корабли с зерном будут прибывать из Колоний быстрее. Юноша перешел небольшой каменный мост, что пересекал бурный приток реки Голоки. Кроме шума воды отчетливо различался звук невидимого в темноте, но находящегося явно где-то неподалеку водяного колеса. Когда Ганнон покидал родной город несколько месяцев назад, этой мельницы еще не было.
Ганнон поправил одежду так, чтобы не было видно спрятанного под ней кинжала. Должность позволяла ему наравне с благородными проносить оружие на столбовые дворы, но без необходимости раскрывать себя не стоило. В сгущающихся сумерках он прошел мимо деревянного столба в два человеческих роста высотой, отмечавшего дневной переход посланника. След от удара меча – отметка о давнем походе легионеров, вырезанная высоко на столбе, – был заботливо покрыт дорогим монастырским лаком. Юноша был высок, но все же его рост не дотягивал до одного рубба. А ведь легионер рубил на уровне груди. Ганнон сошел с дороги и по пологому склону добрался наконец до двери постоялого двора. Как только он открыл дверь, его встретили вырвавшиеся наружу дым лучин, грохот посуды, смех и песни. Ноздри наполнили ароматы еды и питья, и в них Ганнон четко уловил запах брухта, от которого сводило челюсть, а рот наполнялся слюной.
Юноша вошел в зал, поискал глазами фигурку священной коровы Адиссы сбоку от входа и провел пальцами по ее медной голове, отполированной до блеска многочисленными посетителями. Затем прошел вдоль стены из толстых бревен, мимо сундука для оружия – тот был пуст – и присел за свободный стол так, чтобы видеть вход.
В центре на почетных местах за столом со свечами сидели четверо гонцов. Двое уставших, но довольных парней передавали другим сумки и наставления. Рассказывали, от какого путевого столба шли и что видели на постоялых дворах. Их собеседники мрачно слушали и кивали. Вокруг стола вилось сразу несколько служанок, желающих первыми успеть обслужить гонцов, как только те закончат передавать дела. Хозяин – худощавый, лысый мужчина с висящими седыми усами – неодобрительно наблюдал за этим. Обделенные вниманием гости попроще – но не менее голодные – начинали серчать. Увидев нового гостя, одна из служанок отделилась от стайки и поспешила к Ганнону. На мгновение ее товарки остановились, провожая расторопную девушку завистливыми взглядами, но вскоре продолжили осаждать верную добычу.
– Добро пожаловать в Первый Столб, господин! Изволите позвать вашего сменщика? – спросила девушка. Она была стройной, ее черные волосы были разделены прямым пробором и собраны в две длинные тонкие косы. Живые карие глаза служанки ярко выделялись на бледном лице и с профессиональным любопытством осматривали одежду и сумки гостя.
– Не нужно… Как твое имя? – спросил Ганнон.
– Данора, господин.
– Данора, я не посланник, и сменщика у меня нет. – Говоря это, юноша по одной выкладывал на стол три маленькие круглые зеленые монеты с отверстиями в центре, чтобы заинтересовать ими разочарованную девушку. – Принеси мне Походную похлебку, только без капусты! И кружку эля. Трех тарсов хватит?
– Есть бочонок прекрасного эля с Атора, я спрошу хозяина, открыли ли уже… – произнесла девушка и повернулась было в сторону общей залы.
– Данора! – Ганнон остановил ее и поманил к себе. – Не надо островного – ни к чему мне такая редкость. Принеси местного, берегового.
После этих слов взгляд девушки потеплел, и наигранно гостеприимный тон сменился по-настоящему радушным.
– Добро пожаловать домой, господин! Вы ведь будете ночевать? Узнать про комнату? – затараторила она.
– Нет, общей залы мне хватит, спасибо, – ответил Ганнон.
Девушка протянула ему третью монету обратно, но юноша только махнул рукой. Благодарная служанка убежала выполнять заказ, а тем временем Ганнон осмотрел залу, быстро скользя взглядом по лицам остальных постояльцев: гонцы, пара торговцев зерном, священник в потертой белой рясе с золотой окантовкой и батраки с окрестных ферм, принадлежащих легионерам, хотя здесь их чаще называли Откликнувшимися. Он вернулся, и пора было снова привыкать к землям Виалдиса, упаси боги назвать его Тиарпором!
Спустя пару минут девушка показалась вновь: с подносом в руках, она ловко продвигалась между посетителями, направляясь к Ганнону. Но, не дойдя одного стола, отдала заказ торговцу зерном из Арватоса. Страждущий резко потянулся навстречу вожделенному напитку и чуть ли не выхватил деревянную кружку из рук служанки. Тучный мужчина, зажмурившись, поднес эль прямо к красному носу и жадно втянул воздух. Его лицо побледнело, глаза распахнулись.
– Что за дрянь! Молк вас забери… – торговец прикрыл рот и нос рукавом, другой рукой отодвигая кружку. Ганнон с нескрываемым весельем помахал рукой служанке:
– Кажется, это мой! Неси скорее!
Девушка быстро переставила кружки между столом торговца и своим подносом, и, неразборчиво пробормотав извинения, поспешила прочь от недовольного толстяка. Секунда, и заказ был на столе Ганнона: парящая миска с похлебкой и та самая кружка зеленоватого эля. Юноша взял ее обеими руками и, глянув в сторону неудачливого торговца, поднес напиток к самому носу и глубоко вдохнул. Аромат брухта было сложно представить человеку, которому посчастливилось не быть с ним знакомым: чаще его описывали как смесь рыбьей чешуи и горькой коры пустых кленов с Атора. Звучало мерзко, но для тех, кто вырос на побережье, где брухт добавляли в любую стряпню, запах был так привычен, что становился почти незаметным. Стоило же им попробовать еду через два-три столба от Белого Города, как отсутствие этого аромата давало о себе знать: вся еда казалась жителям побережья безвкусной и сладковатой.
Перевалило за полночь, и зал потихоньку пустел. Посланники-сменщики ушли первыми, доставлять письма. Один за другим они гладили Адиссу и покидали гостеприимные стены. Их коллег развели по комнатам служанки. Ганнон выбрал лавку в углу: она хоть и стояла подальше от очага, но зато можно было сложить вещи к стене и не переживать за них. Сон, после долгого перехода, пришел быстро.
***
Ранним утром – едва только взошло солнце – Ганнона разбудило кряхтение хозяина, ходившего по залу и наводившего порядок. Юноша резким движением сел на твердой лежанке, потянулся и растер затекшую поясницу. Хозяин обернулся на звуки и коротко кивнул гостю:
– Доброе утро, господин.
– Доброе, один трудишься? – Ганнон зевнул. – А что помощницы твои?
– Да! – Хозяин только раздраженно махнул рукой – Не до того им, видишь ли… Выгнать бы в чем есть наружу, да посланников трогать не дозволено…
– Ну не вечно же им тут быть, пора и о будущем подумать. – Ганнон взял протянутую трактирщиком кружку воды и отхлебнул. – Хорошие мужья – посланники. Недалекие, деньги получают большие и не тратят, пока заняты. Не пьют, пока работают, а потом, как ноги уже не те, – на покой.
– Ха, не пьют, пока работают! – Мужчина глянул на бочонки, сложенные в дальнем углу. – Зато потом наверстывают! Некоторые за пару лет до смерти спиваются.
– Ну, так тоже неплохо, хозяин. – Юноша улыбнулся – Не все ж деньги пропить успеет, особенно если припрятать: писать-считать они не умеют.
– Хах, ну так-то, половина торговок, у которых я закупаюсь, – вдовы посланников. – Трактирщик провел рукой по усам, задумавшись. – Почтенные дамы они в Виалдисе…
– Ну вот и не обижай своих: повезет, так потом цены задирать не будут. – Ганнон закинул сумку на плечо, накренившись под ее тяжестью, но быстро восстановил равновесие. – Боги в помощь.
– Боги в помощь, – машинально ответил хозяин и, прислушавшись, добавил: – Но помощь не всегда бесплатная.
– Неужто ты усомнился в чистоте бело-золотых? – Ганнон сделал акцент на последнем слове.
– Хах, хм-м, боги в помощь тебе, господин, – повторил трактирщик, повернулся спиной и ушел вглубь зала, явно не желая продолжать разговор.
Юноша провел указательным и средним пальцами по спине Адиссы и начал открывать дверь, но помедлил, зажмурившись от света. С улицы донеслись крики.
Снаружи жрец в белом с золотой оторочкой одеянии служителя Ихариона яростно с кем-то спорил о цене Посвящения ребенка. Ганнон решил пока не показываться и, глянув на фигурку коровы, вздохнул и сделал один шажок за порог, уперевшись в дверь. Так он был не в доме, но все еще скрыт от наблюдателей, что стояли снаружи. О том, как это выглядело изнутри таверны, юноша предпочитал не думать.
Напротив жреца стоял рослый мужчина, седой, но с прямой спиной и широкими плечами. Он слушал, сложив руки на груди, легкая улыбка усиливала морщинки, белой сеткой покрывавшие смуглое от загара лицо. Позади него стояли двое: молодой мужчина и совсем еще паренек, едва отрастивший первые усы. Братья, не иначе: у обоих кудрявые светлые волосы и глаза серые, как у отца. Хотя нет, младший был голубоглазым.
Все трое были одеты в практичную темную одежду, а отец и старший сын еще и в плащи-пенулы: серо-зеленого морского цвета, закрывавшие грудь и скрепленные на левом плече застежками с гербом благородного дома – Откликнувшиеся Морского Легиона. Лицо старшего сына уже было тронуто ветрами, на поясе висел короткий широкий меч, у его отца – такой же, но с богато украшенным эфесом. Парням не удавалось хранить то же спокойствие, что и главе семейства: слушая самозабвенную речь жреца, они то и дело переглядывались, посмеивались и закатывали глаза.
– …в святом Арватосе и на всех Ступенях проводил я этот обряд, – священник едва заметно помедлил, – благородный господин, и пожертвование, установленное эдиктами Белого Совета, не подлежит обсуждению. Никто из благородных: ни Слышавшие, ни даже Видевшие не позволяли себе торговаться со слугой Ихариона, – он возвысил голос, – Отца Ангелов и Солнца. И чтобы Кл… – тут жрец осекся.
Младший сын легионера широко раскрыл глаза, от резкого выдоха расширились ноздри. Отец, не оборачиваясь, взял старшего за плечо и хорошенько сжал. Рука сына застыла, едва начав путь к рукояти меча.
– От-клик-нувшиеся, – медленно произнес старый моряк, – не уступают благородством остальным домам Деоруса, святой отец. – Лицо и голос его оставались спокойными, но в глазах появились холодные огоньки. – И мы не оспариваем цену в серебре – только в куруме.
– Один тан на один лан, какие тут вопросы?.. – проворчал священник, не отводя взгляда. Ганнон про себя отметил, что жрец не лишен мужества.
– Да, так написано в… – заговорил было младший сын, но отец резко прервал его пощечиной.
– Тихо! Не в кирасе еще, чтобы мне перечить! – прикрикнул отец, встряхивая ладонь. Бедняга-сын отошел на шаг, склонив голову и не смея притронуться к щеке, пока глава семьи не отвернулся. Старший брат сжал губы, но промолчал.
– Скажите, святой отец, а куда вы держите путь после нас? – как ни в чем не бывало спросил старый легионер.
– Хм, очевидно, что направляюсь я в Тиарпор… – Жрец почувствовал, что его завлекают в ловушку.
– В Виал’дис, кхм, то есть в Белый Город. – Мужчина на секунду перешел на береговой говор. – Отлично! – Он улыбнулся. – Знаете что, негоже нам спорить из-за цен, да тем более с Белым Советом. Мы заплатим серебром – столько, сколько написано, чтобы уж точно – пять ланов.
В ответ на это жрец только закрыл глаза и громко выдохнул: с эдиктами он спорить не мог.
–…ну или четыре тана, как я и предлагал. В Белом Городе еще ждут приливной ветер… – продолжил легионер.
– И у вас еще осталось серебро, не всё курум?
– Найдется, святой отец.
– Селана велит нам быть смиренными, – со все еще закрытыми глазами проговорил жрец, подставив ладонь.
– А Гартола – благодарными, – произнес старый моряк и положил в протянутую руку четыре крупных зеленых кругляша с квадратными отверстиями в центре.
Священник взял монеты, повернулся и пошел в сторону дороги. Трое Откликнувшихся смотрели ему вслед. Жрец направился к своей повозке. Проходя мимо столба, он сплюнул, почти замарав основание. В этот раз к мечу потянулась уже рука отца. Впрочем, он быстро подавил вспышку гнева.
– Отец, это уже слишком! – воскликнул старший сын, которому хватило ума подождать до конца разговора. От злости молодой легионер аж раскраснелся. – Вы же слышали: он хотел назвать нас Кликой!
– Ты уже в кирасе, но за Посвящение твоего сына платить нам с матерью, так что не учи меня, – яростно прошептал отец. – И не кричи: нас могут услышать.
Ганнон, не показывавшийся из-за приоткрытой двери, одобрительно кивнул. Легионер же продолжал наставлять своих отпрысков:
– Мы получили, что хотели, а связываться с церковником из Арватоса опасно, даже тут.
– Белый жрец – не Черный, кровь течет… – тут пощечина досталась и старшему сыну. Он отошел, держась за щеку.
– Не поминай их всуе, никогда, слышишь?! Одно дело поглумиться над алчностью Белого, но богохульства я не потерплю. – Воин впервые за все время разговора по-настоящему вышел из себя. – Это основы мира!
– Я и не… – начал было оправдываться молодой человек, но, встретив разъяренный взгляд отца, покорно умолк. Старик вздохнул и позволил себе немного ссутулить плечи.
– Понял я, о чем ты говорил. За предложение пустить кровь Белому тебе бы еще отвесить, но он и правда чуть не оплевал столб, так что ты отделался одной.
Ганнон раскачался на одной ноге так, чтобы со стороны казалось, что он выходит из глубины комнаты, а не с порога.
–…в помощь тебе, хозяин – громко проговорил он, обернувшись, как будто прощаясь с трактирщиком. Трое Откликнувшихся резко повернулись в его сторону. Юноша изобразил смущение и испуг от неожиданного внимания, почтительно склонил голову и опустил глаза.
– Доброго дня, почтенные, – сказал Ганнон, глядя в землю и немного картавя на манер жителя Неардора, благо смуглая кожа и темные волосы позволяли сойти за путешественника из-за Гор. – Далеко ли отсюда до Тиарпора? – Как и жрец, он использовал старое имя торговой столицы.
Легионеры, застигнутые его выходом врасплох, немного расслабились. Отец все же смерил чужака подозрительным взглядом. Старший сын немного поежился от звука «р» в названии города. Слово взял любопытный младший:
– Доброго дня, господин! Ой, то есть почтенный. До города совсем недалеко: один столбовой переход, но он самый короткий, потому что первый, он не равен дневному переходу по самой дороге от первого до второго столба… – зачастил паренек. Старший брат заулыбался, а отец прикрыл глаза, взявшись двумя пальцами за переносицу.
– Книгочей наш хочет сказать, что за полдня дойдешь, – прервал он младшего сына. – Скажи, почтенный, ты посланник?
«Не верит, что я чужеземец. Решил, что донесу за яму на его участке дороги», – подумал Ганнон, поправляя тяжелую сумку. Вместо ответа он сделал шаг вперед и, прищурившись, посмотрел на застежку плаща.
– Дом Лизарис, «Сквозь волны и шторма», – быстро прочитал он вслух мелкие буквы. И будто невзначай поинтересовался: – Ваши земли у Каменной Реки? – Так иногда называли великую дорогу между двумя крупнейшими городами.
Старый воин, избавленный от подозрений, ответил чуть более мягким голосом:
– Да, несколько лиг Тропы Легионера между первым и вторым столбом. Как твое путешествие?
– Благодарю, почтенный, спокойное и ровное.
От своей повозки к ним возвращался жрец. Он, наконец, откопал в большом ворохе вещей на телеге принадлежности, нужные для обряда. Ганнон увидел, что внимание мужчин переключилось на священника, но не хотел выдавать, что слышал их разговор. Он продолжил смотреть на своих собеседников, изобразив легкое недоумение. Первым на него снова обратил внимание младший:
– Господин… почтенный, вы должны нас простить: тут наш, ну, мой племянник, сын брата, – он махнул рукой в его сторону, – ждет Посвящения, а это – тот священник, которого ждем мы.
– Примите поздравления. – Ганнон приложил правую руку к груди и поклонился, все еще изображая иноземца. – Я пойду своей дорогой.
– Да, боги в помощь, – резко бросил отец, не отводя взгляда от переваливающегося священника. Его старший сын улыбнулся и кивнул в ответ на поздравления, а младший неловко повторил поклон за Ганноном.
Юноша повернулся и быстрым шагом направился к дороге. Через минуту он уже одолел подъем, и перед ним открылся вид на великий город. Широкая дорога под его ногами – мощенная камнем, выбеленным морским ветром, – уходила вдаль до огромных южных Зерновых врат. Мощные стены защищали со стороны земли город, раскинувшийся вдоль морского побережья. К западу от города – на холме – возвышался гигантский маяк, служивший домом Морскому Легиону. Рядом с ним швартовались боевые триремы. Отдельная небольшая бухта, оборудованная под причал всего лишь одного громадного корабля, сейчас пустовала.
На востоке, бросая вызов маяку, на скалистом берегу моря стоял родовой замок правителей Деоруса, который служил еще и твердыней для Откликнувшихся из Земного Легиона. У подножия замка протекала река Голока, разделяя город надвое. Устье реки как будто пробили в белых прибрежных скалах. Местные верили, что так оно и было во времена богов.
Обстановка у внешних стен города не внушала радости: возле Зерновых врат творилось настоящее столпотворение. А ведь сезон Прилива еще только приближался. Оценив ситуацию, Ганнон решил попытать счастья у западных врат – Рыбных, путь к которым лежал через пляж. Он проверил тонкий длинный кинжал под плащом, убедившись, что оружие не видно, но дотянуться до него легко. Кольцо было при нем, но юноша старался не надевать его без надобности. Он и так был изможден дорогой.
Так или иначе, идти предстояло через весь город с запада на восток: Через портовый район в гору, где располагались Внутренний рынок и Великий Храм, затем мимо кварталов знати вниз к реке и, наконец, на другой берег – к замку. Ганнон свернул с дороги налево, направившись вниз по склону по одной из многочисленных троп, ведущих к побережью.
Выбранная тропа петляла, и ее поверхность была не самой ровной, но этот путь выводил на пляж ближе всего к воротам. Вскоре каменистая почва сменилась песком. Слева вдоль пляжа ходили бедняки, собирая комья зеленых водорослей, которые выносил прибой, и складывали их в кучи чуть дальше от берега, словно стога сена. Дети перебирали водоросли, радостный мальчишка бежал к родителям, держа в руке маленький кусочек янтаря. Мокрые стога влажно блестели и почти не источали запаха. А вот те, что подсохли и потемнели от солнца, уже ощутимо пахли. «Брухт – дар Гароны», – пробормотал юноша и ускорил шаг. Все хорошо в меру, особенно запах «морской приправы». Мужчины, женщины и дети, одинаково чумазые, с руками, разъеденными солью, с любопытством разглядывали необычного странника серыми, как штормовое море, глазами.
Полоса песка становилась уже, и по правую руку начали появляться грубые хижины из плавника и плетня, обмазанного глиной. Сюда стаскивали янтарь, высушенные водоросли и моллюсков, жгли костры и готовили еду.
Впереди образовалось небольшое столпотворение: жрец и жрица Гирвара в одинаковых одеяниях цвета кости заканчивали раздавать залежавшееся зерно. Не пройти. Слуги уже сложили все прочие вещи и – с особым благоговением – убирали в сундук весы и гири, символ рождения и смерти. Береговой люд, перебивая друг друга, чуть не плача и размахивая маленькими детьми перед бесстрастными лицами жрецов, пытались выбить себе еще подачку. Но сундук неумолимо захлопнулся, и служители культа, синхронно развернувшись, направились в сторону ворот. Вслед за ними, взявшись за боковые ручки сундука, пыхтя от напряжения, поспешили слуги.
Как только благодетели отвернулись, наступила тишина. Детей опустили на песок, и те резво разбежались по своим делам. Страсти в толпе разгорелись вновь так же быстро, как и улеглись: начался дележ. Тут уже было не до слезливых историй – дело пахло массовой дракой.
Один из береговых, одетый в бриджи и жилетку на голое тело, невысокий жилистый мужчина с копной всклокоченных седых волос и огромным носом, похожим на грушу, вскинул вверх руку и закричал неожиданно звучным голосом.
– Всё! Ну-ка угомонились, демоны, Мархокар вас сожри! – Он быстрым шагом рассек толпу и растолкал в разные стороны самых яростных спорщиков. Народ притих. – Бахан! – мужчина подозвал к себе рослого парня. Высокий, широкоплечий, но очень сильно горбящийся, он подошел и молча поглядел на вожака. Тот продолжил: – Бери своих бесполезных братьев, и живо тащите все зерно под навес. Потом найди Валку, пусть начинает готовить: чую, эта куча двух дней не проживет. Нам хорошего не дают, а на Гирсосе ничего хорошего и не растет – диво, что еще в море не гниет, как рожа Баала.
Ганнон поежился от упоминания демонов, но удержал себя от того, чтобы сотворить охранный жест. Местных же внушительный список богохульств ничуть не смущал. Четверо парней принялись таскать зерно, а прочие береговые начали расходиться. Богохульник, явно довольный собой, похлопал себя ладонями по голому животу, упер руки в бока и осмотрел своих подопечных, все ли при деле. Затем он развернулся и направился уже было прочь, но его взгляд уперся в Ганнона.
– Ба, хедль! Здравствуй, как это у вас говорят, почтенный! Как там житье с той стороны гор?
Все воззрились на чужака. Ганнон отметил, что вожак не вооружен – в такой одежде ничего не спрятать, а из десятка береговых, вскрывавших раковины, у троих широкие ножи из хорошего железа. Только вот кучки моллюсков рядом с ними были сильно меньше, чем у их коллег с паршивым инструментом.
– Кони ходят, Молк их водит! – громко и с улыбкой ответил Ганнон и, широко раскрыв серые – такие же, как у местных – глаза, сделал шаг навстречу, показывая пустые руки. – Мне откуда знать, я там и не бывал никогда! – продолжил он, растягивая гласные, как и все прибрежные жители.
– Кони… Молк… – Вожак согнулся и захохотал, похлопывая себя по коленям. – Ух, это я запо-о-мню! – Он вытер слезинку. – Но, скажи-ка, согрешила мать твоя с неардо, не иначе? Больно рожа у тебя темная, чистый хедль!
Ганнон с облегчением улыбнулся. «В следующий раз можно и постоять у Зерновых», – пообещал он себе.
– Звать меня Аторец. – Вожак встал сбоку от Ганнона и положил локоть тому на плечо: мужчине пришлось постараться, ведь он был на голову ниже юноши. – Пойдем выпьем. А как тебя звать, земляк?
В голове роились имена, но, как назло не те, нужна была местная легенда. Ганнон слишком долго пробыл в Арватосе и «запылился», как бы сказали тут, в прибрежных землях. Пауза чуть затянулась.
– Наггон, – наконец начал он привычный спектакль.
– Ба, это что ж за имя такое? – Доверия в голосе банита не ощущалось, но так и было задумано.
– Папаша с Неардора наших имен не знал, но хотел назвать по-береговому. – Изображая застарелую злость, отвечал «полукровка». – Как он запомнил, так меня и записали в храме… А ты сам – с острова, что ли, с Атора? – поспешил сменить тему Ганнон, видя что береговой не то чтобы купился. А, возможно, бандиту было просто все равно, кого грабить.
– Не-е, ты что! Береговой краб, настоящий. Просто эль варю не хуже лесорубов этих, и такой же веселый! – Аторец улыбался во все десять зубов, явно довольный собой. – Что стоим-то – пойдем в дом!
Вместе они прошли по пляжу до жилища Аторца. «Дом» представлял собой навес, песок под которым устилала старая солома. По периметру были разложены мешки. Под тем краем навеса, что был ближе к морю, стоял деревянный ящик. К его поверхности была приклеена смолой скрученная из высохших водорослей фигурка, смутно напоминающая корову.
Сбоку от навеса выстроились целые и побитые глиняные амфоры, наполненные булькающей жижей, похожей на кашу. Некоторые сосуды находились в тени, другие были открыты солнцу. На песке тут и там отпечатались круглые следы от них. Аторец подошел к одной из амфор, наклонился и прислушался, потом засунул палец в жижу и облизал. После недолгого раздумья он перетащил сосуд в тень и накрыл тряпицей.
Далее Аторец направился к месту, где в песок были вбиты палки, образуя треноги. Наверху каждой были растянуты тряпицы, провисающие под весом влажного брухта. С нижней стороны ткани скапывала густая зеленая жидкость, собираясь в миске на песке. Береговой не стал пробовать ее на вкус, а лишь вдохнул, наклонившись над самой большой треногой. Он присел на корточки и аккуратно зачерпнул воду из ямки, выкопанной рядом с треногами. В руках у него осталось с дюжину крошечных – с ноготь – белых ракушек, которые мужчина добавил к брухту на треноге, хорошенько помяв получившуюся жижу. Все это время он как будто не замечал своего спутника, полностью погрузившись в процесс. Но, закончив дело, Аторец резко повернулся и громко провозгласил:
– Что Гирвару негоже, а Гартоле не жалко!
Ганнон вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил, о чем говорил береговой.
– Зерно от жрецов и брухт – дар моря, – проговорил он, и его собеседник одобрительно закивал. – Я смотрю, тут не один дар моря. – Юноша указал на ракушки.
– Секретный этот, как его… – Аторец заговорщически подмигнул, – для остроты.
Он взял одну из амфор и поднес поближе к своему жилищу. Не заходя под навес, выудил из ящика две глиняные кружки. Затем поставил их на грубые доски и щедро разлил густой – с комками – напиток. Аторец взял одну кружку, кивнул на вторую и с гордостью произнес:
– Лучшее, что есть. Не жалел ингр… ингри… ингре-диен-тов! – Последнее слово далось ему с трудом.
Ганнон, вспоминая торговца зерном из Первого Столба, который чуть не выпил его эль с брухтом, задумался о божественной справедливости. Запах пойла Аторца был не чета тонкому аромату напитка из трактира. Ганнон сделал шаг вперед и, наклонив голову, зашел под навес, после чего провел пальцами по фигурке коровы и взял кружку в руку. Хозяин, прищурившись, внимательно – словно заново – рассмотрел гостя. Он шагнул под навес и тоже тронул голову Адиссы. После непродолжительного замешательства Аторец поднял кружку повыше.
– Добро пожаловать, гость. Молк меня забери, в камень преврати, если не накормлю, не напою, спать не уложу, – произнес он скороговоркой и, залпом выпив эль, взглянул на Ганнона поверх кружки. Смотрели на него и ребята с ножами. Не похоже, чтобы их волновали законы гостеприимства. Жизнь юноши зависела от расположения главаря береговых бандитов.
Он собрал всю выдержку и разом выпил предложенный напиток. Склизкие комки зерна пришлось дожевывать, а морской запах заполнил рот и ноздри, на секунду оглушив все чувства и заставив юношу полностью погрузиться в себя. Этот напиток был одновременно и похож на тот, что Ганнон пил раньше, и нет. Ароматы, в обычном эле бывшие лишь легкими оттенками, превращались в солирующие партии и сами раскрывались уже новыми нотками, но через мгновение в дело вступил вкус, который и раньше был сильнейшим, а в пойле Аторца достигал чудовищной силы. Проглотив напиток, несчастный смог-таки вдохнуть: морской воздух огнем прошелся по раздраженному морской пряностью носу. Ганнон закашлялся и смутно услышал смех, а потом ощутил похлопывание по плечу. Слезящимися глазами он встретил одобрительный взгляд хозяина.
– Наш, береговой, видно! – Аторец присел напротив, скрестив ноги. – Чужак бы так не сдюжил. Ну, давай, расскажи, что видел? В Неардоре, говоришь, не был, ну а в Красном Городе был, в Арватосе-то? Башня там у Черных высоченная, как хрен у Барбатоса, или брешут?
– Да Барбатос сам про свой хрен брешет, у него ремесло такое, – подавляя отрыжку ответил Ганнон. Аторец оценил остроту и коротко хохотнул. Юноша почти оправился от напитка и снова вошел в роль собеседника богохульника. – Но Черная Башня и правда есть, почти до неба достает.
– Что ж, выше Крепости нашей? – почти обиженно спросил хозяин.
– Да.
– И выше маяка?!
Ганнон кивнул и грустно пожал плечами. Аторец, что-то бормоча и покачивая головой, потянулся к амфоре, чтобы налить еще.
– Хозяин, подожди! – окликнул его Ганнон, огляделся по сторонам и взял небольшую бутыль, первой попавшуюся под руку. – Попотчевал, и хватит, не могу же я весь лучший эль выпить. Давай другого, попроще.
– Этот… я бы тебе не советовал, – с сомнением сказал Аторец, поглядывая на стаканы, стоявшие на ящике возле фигурки.
Ганнон осторожно принюхался, ожидая худшего, но аромат оказался на удивление приятным: слабые нотки кислого зерна и брухта терялись на фоне сладковатого запаха, он никак не мог определить, чего именно… Как будто смешались все известные ему ароматы цветов и фруктов. Ганнон уверенной рукой протянул амфору хозяину. Тот, смерив глазами ящик, посмотрел на юношу и прищурился:
– Гость просит?
– Да. – Ганнон все еще держал сосуд на вытянутой руке.
– Тогда Адисса не велит отказывать. – Хозяин плеснул по небольшой порции в каждую кружку. Не успел он притронуться, как Ганнон уже осушил свою.
Юноша ощутил подъем, сердце забилось быстрее, пульс отдавался в висках, глазах и в пальцах, а потом наступило… Нет, не расслабление – ясность ума и спокойствие. Нужно было уходить, он слишком задержался. Скоро местные устанут ждать, пока их вожак играет с добычей.
– Хозяин, боги в помощь, – сказал Ганнон, поставив кружку обратно на ящик рядом со второй, нетронутой, и положил палец на голову фигурки. Аторец водрузил свою руку сверху, не давая юноше убрать его пальцы.
– Да что ты так торопишься? Не рассказал же еще ничего… А Ступени? А жрецов черных видал в Красном Городе?
– Хватит! Мне нужно в город! – твердо произнес Ганнон, и собственный голос гулко отозвался в его голове, а виски запульсировали болью. Аторец отпустил руку и секунд пять таращился на юношу стеклянными глазами. Потом он несколько раз моргнул и проговорил:
– Дай хоть провожу, чтобы сброд наш к тебе не пристал.
Остаток пути береговой провел молча, он шагал слева и немного впереди, то и дело потряхивая головой. Местные провожали пару подозрительными взглядами, но приближаться не рисковали. Когда они дошли до вырубленной в скале каменной лестницы, что вела к площадке перед воротами, Аторец немного пришел в себя. Он огляделся по сторонам и немного смущенно проговорил:
– Ну, так ты это… землякам-то поможешь? Вон сколько добра у тебя из путешествия, ты ж видишь, мы небогатые. Отсыпь чего у тебя там.
Юноша вздохнул и с усилием подвинул сумку, дав спутнику посмотреть. Аторец глянул, затем уставился на Ганнона ошалевшими глазами и приложил палец ко лбу, сотворив охранный жест от нечистой силы. Не произнеся больше ни слова, береговой бандит повернулся и почти что бегом отправился восвояси.
Акт 1. Глава 2 Камень и вино
Глава 2. Камень и вино
На середине подъема с небольшой площадки открывался прекрасный вид на морской простор. Там Ганнон остановился и всмотрелся вдаль, на север. Говорили, что в хорошую погоду можно было заметить Атор, как точку на горизонте. Остров разглядеть не удавалось, зато было отчетливо видно сиреневую кайму над горизонтом – Вечный Шторм. Юноша снял плащ и вывернул его наизнанку: на спине был пришит небольшой, похожий на курумовую монету, жетон с отверстием в центре. Ганнон разрезал нитки кинжалом, оделся и продолжил путь, держа черный блестящий знак в руке. Оставалось одолеть около пятидесяти ступеней.
Увидев запыхавшегося от подъема странника, стражник разбудил напарника. Тот стоял, опершись спиной о стену, держась за копье и прижавшись щетинистой щекой к древку. Он поправил шлем и проморгался, пытаясь получше разглядеть редкого у этих ворот гостя.
– Ты от Аторца или Венноны? – неуверенно спросил первый стражник, глядя на увесистую сумку Ганнона.
«Придется их разочаровать», – подумал юноша и молча протянул караульному жетон с королевским гербом, таким же, как на плащах стражи: с Крылатым Волком Избранников.
Часовые молча расступились. Первый с любопытством оглядывал асессора, а у его напарника сон явно выветрился – он вспотел и нервно теребил древко копья. Пройдя несколько шагов и скрывшись за воротами, Ганнон расслышал обрывки тихого, но яростного спора:
– Тих… ты… ссор… да плевать ему… дороги…
***
Ганнон свернул в проулок между невысокими деревянными домами, и голоса стражников окончательно затихли. Трущобы были зажаты западной крепостной стеной и громадами зерновых складов, что спускались к бухте, в которой находился порт. Тут и там встречались жители пляжа, что-то обсуждавшие с местными. При приближении незнакомца они замолкали и провожали путника не самыми добрыми взглядами. Знали бы эти береговые, кто его сопровождал до ворот. Асессор усмехнулся, припомнив, как глава этих головорезов – Аторец – таращился на его груз, и снова поправил тяжелую сумку на плече.
Юноша продолжал свой путь вдоль внешних стен складов из грубого серого камня, которые изгибались, повторяя очертания воды за ними. Справа были видны струйки дыма, а вскоре показались и дома ремесленников, чей квартал прилегал к Красному рынку. Дорога проходила мимо кузницы, где угрюмый мужчина в кожаном фартуке с мрачной решимостью бил молотом по наковальне. Несмотря на поздний час, он неутомимо продолжал работу, рядом с ним вертелся подмастерье, едва поспевавший за хозяином. Парень был похож на Ганнона: смуглая кожа и черные волосы, но глаза были ярко-голубые – настоящий неардо.
Плотник, уже успевший прибраться в рабочем дворике, молча смотрел в землю: шел тяжелый разговор. Стоявший напротив житель трущоб был одет настолько ярко и безвкусно, насколько мог быть способен лишь человек, который вырос в нищете и быстро разбогател. Разъеденным солью пальцем в золотом перстне с рубином он тыкал в грудь мастерового, придавая вес своим словам. Из окна дома за сценой украдкой наблюдала молодая девушка.
Вскоре справа открылось широкое пространство: Тропа Легионера, проходившая насквозь через Красный рынок, упиралась в склады. Протискиваясь мимо повозок и посмотрев направо, Ганнон увидел вдалеке Зерновые ворота и пестрые прилавки рынка.
В хранилища, что стояли по ту сторону Великой Дороги, загружали проданные на Красном рынке товары, которым предстояло отправиться в Колонии. Почувствовав зловоние, Ганнон ускорил шаг, чтобы быстрее миновать сливные люки канализации. Он никогда не понимал восхищения Боннара этими сточными канавами, но старый трудяга всегда был увлечен потоками и трубами. Больше, чем любым другим ремеслом, угодным Вортану.
Впереди замаячила высокая желтая шапка. Ганнону, оказавшемуся позади судьи и его свиты, пришлось замедлить шаг. Это раздражало, но делать было нечего. В своем громоздком желто-синем одеянии судья шел мучительно неспешно, важно уперев руки в бока. Головы его не было видно: из-за высокого воротника выглядывала только шапка.
Когда дорога стала достаточно широкой, Ганнон аккуратно обогнул процессию вельможи на почтительном расстоянии. Путь шел в гору на внутренний рынок, с которого открывался прекрасный вид на север: обе гавани были как на ладони.
Сам порт заслуженно считался величайшим современным творением в известных землях. Рукотворный мол защищал гавань от штормов и атак с моря. Используя несколько мелких скалистых островов для постройки башен и насыпи – для стен, удалось огородить огромный участок моря от волн. В этом прямоугольнике торговые корабли дожидались своей очереди на вход во внутренний порт, который представлял собой широкое кольцо: почти идеальный круг морской воды с искусственным островом в центре. Заплывая туда, корабли двигались против часовой стрелки, занимая первый свободный причал. На острове находились королевские писцы и преторы, взымавшие налоги и проверявшие грузы.
Высокие башни стерегли вход из моря во внешнюю гавань, такие же стояли между внутренней и внешней. Огромные цепи выходили из оснований башен и погружались под воду. Натянутые, они надежно блокировали морской вход в город. В это время года кораблей было пока что не так много, и внешняя гавань была пуста: всем хватало места во внутренней.
На рынке большинство торговцев уже покинули свои прилавки. Только двое спорили о цене за отрез полотна длиной в один рубб:
– Цена старая, что ты всполошился?! – ворчал невысокий толстый торговец: судя по его раскрасневшемуся лицу, спор был жарким и начался давно.
– Длина новая, – парировал его оппонент, стоявший со скрещенными руками на груди. Он явно не собирался сдаваться.
– Три шага – это три шага. Вот тебе и рубб! – гнул свою линию первый.
– Семь футов, – услужливо подсказал проходивший мимо высокий смуглый мужчина. Злые взгляды разгоряченных спорщиков быстро охладил вид топора-аизкора, что имели право носить с собой жители Неардора.
– Хедль молков, что у них там за футы? – сплюнул второй торговец, когда почтенный отошел достаточно далеко. – Не твоих же шагов! – продолжил он, смерив коротышку насмешливым взглядом. – Сходим в Первый Столб померить? Каков был Руббрум?
– А что сразу не в Арватос? – бедняга уже понял, что проиграл, но все еще отказывался признавать это.
– Там за его упоминание тебе сразу ноги выдернут! Больше не пошагаешь, – усмехнулся второй. – Может, прямо здесь спросим легионеров, не принизил ли ты их собрата?
– Ладно, Молк с тобой! Перемеряй!
Ганнон двигался дальше, мимо двоих припозднившихся купцов из Монастыря Селаны, одетых в голубое с серым. Они аккуратно собирали эликсиры и микстуры, оборачивая в толстую ткань, прежде чем уложить их в резной ларец из красного неардорского кедра. Как только последние зеваки сместились ближе к северной стороне рынка, где уже ставили жаровни и открывали вино, к монастырским торговцам подошел пожилой господин в богатых, расшитых золотом одеждах. Удивительно, но слуг при нем не было. Риль – курумовый восьмиугольник размером почти с ладонь – перешел из рук в руки, и из отдельного сундука купцы извлекли небольшую хрустальную виалу с золотистой жидкостью. Лорд тут же спрятал ее в одной из многочисленных складок одеяния и поспешил удалиться. Торговцы обменялись взглядами, перекинулись парой слов и, рассмеявшись, продолжили упаковывать товар.
Нос почти отошел от пляжного пойла, и Ганнон ощутил манящую симфонию ароматов: запах дыма от горящих дров и углей перемежался с запахами жарящихся мяса и рыбы, по-особому пахли пряные, отдающие сырой землей сосиски, которые в огромном количестве привозили с Ворнака. Был слышен смех и негромкие песни. Судя по раздавшемуся треску и последовавшему крику, кто-то пережарил орехи хедль с Ташмора и поплатился: горячая, черная скорлупа разлетелась во все стороны. Жарить их надо было до «цвета рожи неардо», это все знали. Тогда они получались сладкими и волокнистое нутро становилось мягким.
Юноша, позволивший себе на секунду прикрыть глаза и задуматься об ужине, тут же поплатился за это. Выскочившая из переулка толпа детей пронеслась мимо, врезаясь в неосторожного встречного и толкая его. Одному из ватаги, парнишке лет одиннадцати, повезло меньше других – он влетел плечом в сумку и плюхнулся на землю. Парень только отмахнулся той рукой, что не пострадала, когда Ганнон потянулся чтобы помочь ему. Бормоча проклятия, явно подслушанные у моряков, мальчик поднялся и начал растирать ушибленное плечо.
– Что прешь, как Мирток на Перемычку?! – прикрикнул на него Ганнон.
– В гавань, смотреть! – парень поглядел вслед своим приятелям, которые и не подумали вернуться за ним.
– На что? Неужто Двор Избранника не по Дороге прибудет, а по морю? Может, еще на Сцилле?
– Двор? Сцилла? Тьфу! – Парень снова махнул рукой. Ни правящая семья, ни флагман их флота его не впечатляли. – Говорят, цирк! Цирк приплывает!
– По морю? – недоверчиво спросил Ганнон.
Мальчик смерил недалекого собеседника презрительным взглядом.
– Настоящий цирк, с Атора! – пояснил он и припустил за товарищами.
Ганнон покачал головой: такие слухи появлялись в городе раз в пару месяцев. Он двинулся дальше на восток. Впереди на холме возвышался Великий Храм Ихариона: плоский позолоченный купол так блестел в лучах закатного солнца, что юноше пришлось прикрыть глаза рукой и какое-то время идти почти вслепую. Часть купола, обращенная к морю, слегка отливала синевой из-за патины. Вздымавшийся на добрые тридцать руббов, храм был весь покрыт белым как снег мрамором с Гирсоса. По всему периметру здание поддерживали исполинские колонны. Мозаики на стенах и сводах были набраны из янтаря, ташморского малахита, ворнакского агата, цветного стекла из Неардора, серебра, меди, золота и курума. Деорус, Неардор, Атор и три дарованных острова-колонии – этот храм вобрал в себя драгоценности из всех известных земель. На самих же мозаиках были изображены Ихарион и его ангелы, ниспровергающие демонов в преисподнюю. Фигурки прочих богов были куда меньше своего предводителя, меньше даже некоторых его ангелов.
Справа от холма можно было увидеть более скромные храмы этих божеств. Старому слову почтения оказывали и то больше: долунных духов вроде Молка поминали не реже, что уж говорить об Адиссе. Обветшавшие строения и отслаивающаяся краска на них резко контрастировали с великолепием громадины, под тенью которой они находились. В стенах были сделаны альковы с небольшими фигурками для подношений от простолюдинов. Вортан с молотом и наковальней был затянут паутиной, под которой виднелась пара медных монет. За алтарем Селаны не приглядывали вовсе. Воплощения Гирвара либо воспринимали как должное, либо побаивались. Рядом с мужской и женской фигурками было несколько горсток зерна, старая свеча расплылась и залила воском стену. Только Гартола, похоже, получала подобающее внимание: в чистом алькове стояла серебряная миска со свежей морской водой, близ которой лежали зеленые монеты и возвышалась резная фигурка корабля.
К востоку от храмов начинались сады Ихариона, во внешний круг которых милостиво допускали всех жителей города. Внутренняя же часть предназначалась для отдыха и размышлений жрецов. Дорожки, выложенные мелким белым камнем, петляли и извивались, образуя узор священного Круга. Они перемежались газонами с подстриженной травой, высаженными цветами и высокими деревьями, дающими тень и прохладу в жаркие дни.
Покинув сады, Ганнон оказался в районе, именуемом Перемычкой. В этом месте стык крепостных стен сильнее всего приближался к морскому берегу, как будто город перетянули бечевкой. Место глупой, как считали здесь, гибели Миртока.
Слева высокая кованая ограда отделяла приморский район благородных господ от остального города. Многие белые каменные дома, в подражание Храму, были увенчаны куполами-блюдцами. Купола эти были невысокими и почти плоскими. Сделаны они были, конечно, не из золота, а из меди. Патины на их северной части было больше, и цвет ее был ярко-голубым. Здесь селились богатейшие лорды, что активно вели дела в Колониях, которые сами они все еще называли Дарованными Землями.
Справа же, вдоль уходящей на юго-восток стены, простирался Речной город, что занимал почти весь левый берег Голоки. Дорога к замку, чьи башни уже были видны на востоке, лежала вдоль ограды квартала знати и через высокий каменный мост. Широкие ворота еще открыты, рядом стояла стража в блестящих доспехах, с эмблемами нескольких домов, что владели особняками у моря. Выправка у них была не в пример лучше, чем у ребят у внешних стен. Один из них, увидев Ганнона, сделал знак товарищам и пошел наперерез путнику.
– Стой, чужеземец! – звонкий голос окликнул Ганнона. Гвардеец стоял на пути, уперев руки в бока. Он надменно разглядывал потенциального возмутителя спокойствия прищуренными карими глазами. На гладко выбритом лице выделялся орлиный нос с горбинкой. – Ты, верно, заблудился, неардо?
– Почему же? – Ганнон собрал остатки терпения, чтобы достойно преодолеть новую преграду на пути к дому.
– Дорога, по которой ты идешь, опоясывает Верхний Квартал и через мост ведет к Замку. Ни там, ни тут таким, как ты, делать нечего, – заявил стражник и взмахнул рукой, указывая на одежду путника.
Ганнон невольно осмотрел себя: да, плащ в дороге запылился, сапоги тоже были на последнем издыхании. Показать монету асессора? Решит, что украл, если вообще знает, что это…
– Может, мне направо, в Речной город? – невозмутимо произнес Ганнон, разглядывая герб на доспехах часовых: бескрылый грифон, дом Хестол, Слышавшие. – Как вас зовут, господин?
– Лоссар, – отчеканил гвардеец и положил руку на эфес меча. – Без разрешения господ сюда нет входа даже жрецам, не то что простым горожанам. А я не думаю, что ты из Речного города, я не думаю, что ты вообще из этого города. И в нашем квартале тебе делать нечего.
– Ворота же вот, – Ганнон указал рукой, – а я иду себе дальше.
– Значит, ищешь место, чтобы перебраться через ограду?!
– Можешь идти за мной, если хочешь, – устало сказал Ганнон: вежливость иссякла, и он быстрым шагом направился в сторону моста. Опешивший стражник не нашелся, что сказать, когда наглец прошел мимо него. Но, судя по лязгу доспехов, Лоссар последовал за ним. Дойдя до угла ограды, уходившей на север к морю, Ганнон продолжил путь к замку, а лязг стал удаляться. Слава богам, район благородных господ в надежных руках. Защита твердыни Избранников верного гвардейца дома Хестол, видимо, не заботила.
Стража на мосту через реку, отделявшую замок и прилегающие строения от остальной части города, хорошо знала, что означает черный с золотыми надписями символ. Мост был достаточно высоким, чтобы под ним прошел корабль, но порядком проржавевшая решетка не пропускала речные корабли к садам у замка. С моста был виден Речной рынок на юге, а на севере – речные причалы квартала знати на левом берегу устья. Там скользила по воде изящная тонкая яхта, чьи борта отливали красным, а голубые паруса безвольно свисали с рей. Запыхавшийся юноша с каштановыми волосами переставлял парус, пытаясь поймать ветер. На корме сидел скучающий пожилой неардо, время от времени дававший короткие наставления своему благородному ученику.
На правом берегу Голоки – под сенью замка – перемешались новые роскошные поместья, не уступающие соседям на левом берегу, и старые дома наследных слуг, бывших поданными правящей династии еще до того, как она утвердилась в своем божественном праве. Тесные улочки петляли между домами, жавшимися друг к другу. Надстроенные верхние этажи старейших из них по обе стороны мощеной дороги почти смыкались, закрывая небо.
Возле увитой плющом стены из камня такого же древнего, как сам город, сидела женщина. Длинные темные волосы выбивались из-под белого платка, на руках она баюкала младенца, тихо напевая. Ганнон невольно остановился и долго не мог отвести от них свой взгляд. Женщина подняла зеленые глаза и вздрогнула, Ганнон моргнул, смущенно потупился и поспешил прочь. Мать же, продолжая глядеть в спину незваного гостя, приложила палец сначала к своему лбу, следом – ко лбу ребенка и скрылась в доме.
Ганнон посмотрел вперед на громаду замка и на стены, что скрывали длинное каменное строение к востоку, одно из многих окружавших крепость. Стража у ворот знала его в лицо, и он прошел знакомой дорогой во двор замка и, наконец, во внутреннюю твердыню. Плечо немело под лямкой тяжелой сумки. Юноша бросил взгляд направо в коридор, ведущий к восточному выходу в еще один двор, на другой стороне которого были комнаты прислуги. Пятнадцать минут, не больше – прикинул он в уме.
Асессор зажмурился и опустил голову. Стража знает его. Десять секунд раздумий. Нет, лучше не рисковать: может, старик только его и ждет. Вряд ли внушавший ужас и суеверия глава тайной службы Гамилькаров так уж срочно нуждался в докладе Ганнона, но все же мог отслеживать рвение своих людей. Лучше было не затягивать. Юноша быстро направился вглубь крепости. Кратчайший путь лежал через тронный зал, благо сейчас он пустовал. Ганнон вошел в просторное прямоугольное помещение, по периметру окруженное деревянным помостом на локоть выше красного каменного пола. Пройдя по доскам, он добрался до винтовой лестницы и поднялся на второй уровень – в галерею. Обведя помещение взглядом с высоты, юноша не удержался от того, чтобы остановиться и полюбоваться видом.
Пол представлял собой цельную глыбу скалы, привезенную из святого Арватоса: Гамилькар Первый умел править с размахом – ритуальные запреты и предписания не были ему преградой. С тех пор в стране было два Тронных зала. Видевшие стояли на священном камне Красных земель, а недостойные этого Слышавшие – на деревянном помосте. На этом же камне возвышался закрытый тканью трон с изображением крылатого волка над спинкой. Ближе к трону боковой помост как будто выпускал щупальца, продолжаясь в виде двух круглых трибун: синяя площадка для Морского Легиона и красная – для Земного. Таким образом Видевшие хоть и были ближе всего к трону, но оказывались зажаты между двумя Откликнувшимися. Злая шутка над высокомерием старых лордов.
Сейчас зал был пустым и не блистал, как в присутствии двора: не было оружия и роскошных драпировок, не было придворных и слуг. Но именно таким спокойным и пустым этот зал – да и весь замок – нравился Ганнону больше всего. Он прошел поверху на другую сторону и спустился сперва на первый уровень помоста, а затем, покинув зал и миновав узкий коридор, – еще ниже, в подземелья.
Узкая лестница нисходила все глубже, каменные стены освещали редкие факелы. Несколько поворотов, и юноша оказался у невысокой двери. Кованые петли переходили в массивные жиковины, их узор, изображавший морских змеев и корабли, пересекал поперек всю дверь, надежно скрепляя толстые отполированные доски.
Двое стражей в черных плащах с надетыми капюшонами безмолвно кивнули в то же мгновение, как Ганнон вышел из-за поворота. Они делали это каждый раз, как бы тихо юноша ни шел. «Интересно, они кивают, когда видят мое лицо? Или чуют меня загодя и просто ждут, когда я их увижу, чтобы поприветствовать?» – задумавшись, Ганнон остановился на пороге открытой двери. Правый страж еле заметно повернул капюшон в его сторону. Собираясь с духом, юноша раскачался на одной ноге и бесшумно ступил внутрь.
Помещение было довольно просторным для внутреннего замка, но низкие сводчатые потолки и огромное количество шкафов с книгами и свитками создавали впечатление тесноты. Как и обычно, было невыносимо жарко. Несмотря на то, что комната находилась под землей, в ней был камин, в котором горел огонь – всегда. Ганнон быстро маневрировал между шкафами, проходя своеобразный лабиринт, ведущий к столу рядом с очагом. На столе из черного дерева стояли чернила и потухшие свечи. В центре на одинаковом расстоянии друг от друга лежали несколько футляров со свитками, каждый размером не больше мизинца.
За столом в кожаном кресле крепко спал тощий старик. Капюшон из темно-бордовой ткани был надвинут на его глаза, оставляя открытыми нос и седую бороду. Голова лежала на правом плече. Морщины на щеках мужчины были настолько глубокими, что, казалось, разрезали его кожу. Из-за мнимой немощи от него не требовали сопровождать двор в Арватосе, но юноша знал, что хозяин был не так уж и слаб, просто не любил покидать столицу.
Ганнон, стараясь не дышать, вытащил из сапога футляр и очень медленно положил его на стол, дополняя ряд. Край тубуса коснулся кожаной обивки, после этого, держа другой конец двумя пальцами, юноша аккуратно опустил на стол и его. Поборов искушение чуть ровнее подвинуть футляр, он развернулся и направился к выходу. Внезапный звук удара заставил его замереть, внутри все похолодело при мысли: «Крысы! Молкова сумка задела стеллаж!» Несколько секунд Ганнон напряженно прислушивался, пока с облегчением не выдохнул. Слышно было только потрескивание дров.
В маленькой комнате для прислуги, которую занимал Ганнон, камина не было, зато имелось окно. Небольшое, но с настоящим стеклом. На подоконнике стояла старая выцветшая фигурка лошади на колесах, вырезанная из дерева. Узкая койка была накрыта меховым одеялом. Под окном стоял небольшой столик, а под ним находился сундук, служивший еще и сидением. Ганнон отворил дверь маленьким бронзовым ключом, провел пальцами по каменной фигурке коровы на столе. Сумка упала на пол с гулким звуком, а сам Ганнон так же рухнул на кровать, лицом в набитую соломой подушку. Не поднимая головы, он стянул левый сапог правой ногой – раздался глухой стук, затем другой ногой стащил оставшийся сапог. Юноша заснул, прежде чем тот успел коснуться пола.
***
Самая высокая, северо-западная, башня внутренней твердыни находилась ближе всего к изгибу берега, где тот из речного становился морским. Там находился зал Военного Совета и архивы. Башню и ее помещения несколько раз перестраивали со времен Марша Легиона, и чтобы попасть в сам зал, требовалось пройти по одной из крепостных стен, что выводили под его крышу, а затем уже спуститься внутрь самой башни.
Ганнон шел по северной крепостной стене внутренней цитадели. Внизу, на участке морского пляжа, между бараками и штабом Легиона на востоке и Зеленой стеной на западе, тренировались воины в красно-коричневых пенулах. Под громкие крики ветеранов Откликнувшиеся бегали, метали копья и фехтовали. Зеленая стена, в несколько раз ниже башни Совета, у основания которой она брала начало, шла на север до самого моря, отделяя легионеров от Внутреннего Сада под западными стенами цитадели.
Юноша вошел в башню, оказавшись под самой ее крышей: огромный круглый купол с несколькими переплетами и витражами, изображавшими узор лепестков орхидеи, из почти прозрачного, едва зеленоватого стекла освещал зал, находившийся восемью руббами ниже. Идя по спиральной лестнице вдоль стен, сквозь окна можно было хорошо разглядеть внутренний Сад, что занимал часть правого берега реки севернее моста. Там две девушки в разноцветных платьях пытались забраться на Зеленую стену, чтобы подглядеть за легионерами. Еще одна девушка переминалась с ноги на ногу у подножия и опасливо озиралась: возможно, она не могла решиться последовать за подругами, а может – стояла на страже. В саду трудились слуги, ухаживавшие за саженцами, привезенными с юга.
Продолжая спуск, Ганнон сверху оглядел огромный стол с рельефной картой Деоруса. Двуцветные горы, проходившие с северо-востока на юго-запад, отделяли Неардор на юго-востоке от основной территории страны. В центре северной части острова в отдалении от гор выделялась Черная Башня, вокруг которой раскинулся Красный город – Арватос. Опустевший дом богов. На карте присутствовало еще одно циклопическое сооружение, что не было сотворено людьми.
Модель Акведука, воспроизводившая мельчайшие его детали, соединяла Красный Город с протекавшей к востоку от него рекой Адиссой. Она брала начало в горах и впадала в море в Серебряной бухте на северо-востоке.
Адисса и два отделяющихся от нее рукава-теленка Вак и Голока на карте были выполнены из дымчатого голубого стекла. Старый Боннар видел в них такое же доказательство божественного присутствия, как в Башне и в Акведуке. Ведь все прочие реки никогда не разделялись.
К югу от Арватоса лежали четыре ступени, соединявшиеся в гигантскую лестницу, словно вырубленную в земле для титана, что поднимался с Тихих холмов к Черной башне. Море Гнева, словно рваная рана в плоти острова, разрывало горы на юго-западе.
Атора и трех дарованных островов-колоний на севере здесь не было, но четыре навигационные линии тянулись с севера, их с жадностью затягивал к себе порт Виалдиса. Северный край карты был выкрашен пурпуром, обозначавшим Шторм, а бесконечные непроходимые джунгли, что полностью захватили безымянный материк к югу от Деоруса, обозначили зеленым цветом.
Особенно подробно были воспроизведены Белый Город и Тропа Легионера. Тринадцать дневных переходов посланника – столько же столбовых постоялых дворов. Белый Столб у Виалдиса и Красный – у Арватоса. И оба трактира их хозяева гордо именовали «Первыми».
Камни на весах мироздания, как говаривал про две столицы Деоруса брат Боннар. Такая выразительность была редкостью для слуги бога-кузнеца, как и вкус к изящной выпивке: другие жрецы Вортана брали количеством. Так или иначе, два города – Виалдис и Арватос – и вправду находились в непростом равновесии. А сейчас и тем более. Как Ганнон писал в своем донесении, что доставил днем ранее, старая знать Красного города стала собираться чаще обычного и старается вовлекать в свой заговор новые благородные дома под предлогом обретения некоего Оружия. Ходили настойчивые слухи о демонопоклонниках в рядах мятежников. Чтобы добыть эту информацию, понадобились месяцы, а уместилась она в таком маленьком свитке. Больше всего времени ушло на отделение зерна от плевел: достоверные факты щедро перемежались суеверными кривотолками, порожденными вспышкой на Валхре. Юноша стряхнул с себя беспокойство: он свое дело сделал – сведения раздобыл, проверил и перепроверил. Теперь пусть хозяин вместе с Избранником решает, как поступать с заговорщиками. Сейчас у Ганнона был свой небольшой сговор.
Формальные обязанности асессора по надзору за дорогой не отнимут много времени, и пока можно было чуть-чуть отдохнуть. Конечно, ни один член Братства не мог позволить себе прохлаждаться: кто-то тренировался с оружием, кто-то с отмычкой, кто-то с кольцом… Ганнону же следовало говорить с людьми и укреплять сеть контактов. Он уже приметил новый у Первого столба, а значит, хватит времени и на свои дела. Сейчас у юноши был собственный небольшой сговор, и это было вполне сойдет на тренировку. Однако, он печенкой чувствовал, что скоро его снова отправят в Арватос, уж очень тревожная там царила атмосфера. От мыслей Ганнона отвлек кашель. «А! Вот и мой сообщник», – усмехнулся юноша.
В зале Военного совета, сбоку от стола, в тени притаилась фигура. «Не мог дождаться, наш ученый», – подумал асессор, продолжая спуск и глядя на своего ровесника, что служил в замке ключником. Ганнон как ни в чем не бывало прошел к столу и склонился над картой, осматривая дорогу, составленную из деревянных шестиугольных пластин. Отполированные и покрытые лаком, они меняли цвет на протяжении дороги, становясь светлее по мере приближения к морю. На каждом участке возвышалась пара вертикальных палочек, на которых были нанизаны шестиугольные медальоны – такие же, как те, что составляли саму дорогу, но с отверстием в центре.
– Ну что, ты принес? – раздался позади нетерпеливый голос ключника.
– Я тоже рад тебя видеть, Иннар, – не поворачиваясь, произнес Ганнон.
– Да, да, здравствуй. У меня не так много времени после обхода. Кастелянша ждет, – протараторил парень с каштановыми волосами, собранными в хвост, и худощавым лицом с острыми чертами. По своему обыкновению он нервно потирал руки. Карие глаза его беспокойно бегали.
– Не переживай, – коротко бросил ему Ганнон и начал надевать на палочки черные жетоны, которые он прихватил из сундука в своей комнате, – Здесь точно было несколько выбоин, а посланники говорят, что дорога идеальная, – пояснил асессор. Затем он оглядел левую жердь, почти доверху скрытую за светлыми жетонами, и опустил черный на правую. – Удивительно, дом Пекул самый богатый на среднем участке. На что только деньги тратят? – бормотал он, спиной чувствуя, как нервничает его друг. – А вот здесь… – Ганнон указал на темно-коричневый шестиугольник почти у самого Арватоса, – теперь большая яма, даже не знаю, что делать – вины хозяев в этом нет. – Он ловко покрутил черный жетон на костяшках пальцев.
– Аррх! – Иннар резко повернул к себе друга, схватил за плечи и потряс. – Удалось?
– Да, Молк тебя дери, отпусти! – Ганнон толкнул друга в грудь кулаком, но улыбку сдержать не смог. – Доставай теперь жетон из-под стола, иначе в море выброшу эту дрянь.
– Не дрянь. Старый, но не с самой глубины? – раздался голос распластавшегося под столом Иннара.
– Да.
– Большой?
– Не сомневайся, – ответил Ганнон, прикрыв глаза. – И тяжелый.
– Та-ак, отлично, – радостно протянул ключник. В его карих глазах бегали золотые искорки. – Ну и где он?
– В моей комнате, но еще нужно сходить на рынок, ты ведь не забыл уговор?
– Конечно, конечно. – Иннар закивал и вдруг замер. – А ты вчера не успел?
– Застрял на пляже.
– Нашел время плавать. – Ключник с улыбкой протянул жетон. Ганнон взял его и наградил друга многозначительным взглядом. Иннар сдался первым.
– Хорошо, хорошо! – сказал он, отходя и выставив перед собой руки, словно защищаясь. – К вечеру-то успеешь?
– Да. Но принеси только тогда, когда закончишь обход, с собой не таскай.
– Не учи ученого! – улыбнулся ключник. Он на мгновение задумался. – Так, надо успеть до полудня, а то опять получу от мегеры. – Иннар повернулся и быстро зашагал к лестнице.
– Да кто ж тебя сюда… – Ганнон посмотрел вслед удаляющейся фигуре и только покачал головой. Была в этом изрядная доля лицемерия: «Я осуждаю Иннара за нарушение правил, а сам прошу его… Это ведь еще и богохульство, если подумать», – размышлял он про себя.
Юноша повернулся к стене, которую целиком закрывали пергаменты с печатями и гербами благородных домов. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Стена осталась перед его внутренним взором, как будто Ганнон продолжал смотреть на нее. Пожелтевшие пергаменты рассказывали о переплетениях клятв верности и брачных союзах, о наследных землях и титулах, что связывали крылатые гербы Видевших и бескрылые – Слышавших, чьими символами были львы, тритоны, кони и прочие сказочные твари. Все они сходились к крылатому волку Избранников из дома Гамилькар, соседствовавшему на щите с длинношерстной коровой.
Пергамента для Братства, к которому принадлежал Ганнон, на стене не было, и герба для него не существовало. Хотя служило оно Избранникам вернее многих, чьи торжественные клятвы были записаны здесь и скреплены печатями с гербами времен богов. Так и должно было быть. Методы, которыми братья доставали измену на свет, не подходили для этого зала с его священными соглашениями Видевших. Юноша сжал и разжал кулак: кольцо Братства он оставил в своей комнате. В путешествии выбора не было, но дома он предпочитал не носить его с собой.
Крылатые гербы Видевших – и Успевших, и Изначальных – присягали Гамилькарам как Избранникам богов, а не как дому-сеньору, чтобы сохранить честь. Многие из этих лордов были в числе заговорщиков, но волновало их не благородство, а то, насколько богатыми оказались Дарованные земли, что были окончательно отобраны у них после Марша Легиона и Пересмотра Пакта, когда-то закреплявшего их права в Колониях. Сила и мощь легиона, что оберегал мир на островах, тогда потрясли весь Деорус. Избранники бросили клич, и легионеры откликнулись.
Запутанную схему древних вассальных клятв гладиусом разрезали белые пергаменты Откликнувшихся, что заслужили статус знати, поддержав правящую династию. Отобранные у мятежников после Великого Марша земли раздали служакам из Морского и Земного легионов. Но частью клятвы легионеров была обязанность продолжать защищать Колонии от их ужасающих прежних хозяев. Триремы, мечи и щиты встречались на большинстве гербов, созданных одновременно, уникальности же им придавали девизы, написанные на полосах ткани, срезанных с плащей-пенул.
К массиву домов северного Деоруса сбоку прильнул сад из хризантем: господа Неардора помещали свои гербы и регалии в затейливый геометрический узор цветка, а не на щит. Пять Почтенных домов были связаны напрямую с королевским и управляли остальными неардо, длинные пергаменты перечисляли привилегии и вольности южных земель. Изящные цветы скрывали в своих лепестках корабли, мед, вино и боевые топоры-аизкоры, много топоров.
Ганнон шевелил губами, повторяя давно выученные уроки. Сознание заполнялось именами и титулами, пока они не начинали проноситься сами собой, освобождая разум, позволяя мыслить и рассуждать, наблюдая за потоком сведений со стороны. Позади раздалось легкое покашливание. Юноша настолько глубоко погрузился в транс, что посторонний звук напугал и оглушил его, словно гром посреди ночи.
Он обернулся и замер, рассматривая женщину, которая в свою очередь с интересом осматривала его, склонив голову набок. Невысокая, немного полная бледная дама с волосами цвета красного дерева, собранными в толстую косу, держала в руке изящный золотой кубок с вином и была одета в серое платье, расшитое серебряными звездами, и зеленую накидку с застежкой-волком…
– Надеюсь, я не помешала? – спросила королева ровно в тот момент, когда увидела осознание на лице юноши. – Вы заняты, конечно же…
«Все знают, что Избранница не может никому помешать, поэтому интонация такого вопроса должна быть немного наигранной, иначе это прозвучало бы фальшиво и неискренне, – мысленно отметил Ганнон, восхищаясь точностью ее манер. – Но, если позволить себе чуть больше, надменности было бы не избежать».
– Ваше Величество, – юноша низко поклонился, – Ваше присутствие честь для меня. Позвольте мне предст…
– Ганнон, асессор, – прервала его королева, – воспитанник Дубильни.
То, что Избранница знала имя слуги, не могло не польстить, но этим отличались многие аристократы поумнее. А вот знание того, каким недобрым словом поминали монастырский приют его воспитанники, было на самом деле поразительно.
– Да, Ваше Величество…
– Зовите меня госпожа, – бросила королева, повернувшись спиной к Ганнону и взмахнув рукой. Она прошла вдоль стола, ведя кончиками пальцев по отполированному дереву карты, внимательно осматривая владения, пока изгиб острова не заставил ее снова посмотреть в сторону юноши.
– Благодарю Вас, госпожа. Как… как я уже сказал, Ваше присутствие честь для меня, и весьма неожиданная, но, безусловно, приятная, – произнес Ганнон, тяжело подбирая слова.
– Да, я люблю прибывать в город чуть раньше процессии, чтобы посмотреть, как идут дела на самом деле.
– Это… очень мудро, госпожа.
– Бывает любопытно наблюдать за приготовлениями, за тем, как второпях заканчивают работы. К слову, вы не желаете закончить свою? – неожиданно строго спросила Избранница, глянув на руку Ганнона. Он опустил глаза и увидел черный жетон, все еще зажатый между пальцев.
– Конечно, прошу прощения. – Асессор поспешил к карте и замер перед двумя столбиками. Обвинить посланников в клевете или Откликнувшихся в том, что на их землях появилась яма? Он вспомнил, как обходил королевскую процессию за лигу на третий день пути. Юноша шел уже с грузом для Иннара. Посланники его обгоняли. Ганнон медленно опустил жетон на левую жердь. Он услышал недовольный выдох. Сердце подскочило. Избранница стояла, поджав нижнюю губу.
– Эти паразиты-посланники наговаривают на Бдительных легионеров, но не стесняются брать деньги у Ближних, – гневно произнесла она.
– Госпожа? – Ганнону удалось выдать страх за непонимание.
– Простите. – Лицо королевы снова приняло благостное выражение, настолько обезоруживающее, что разум отказывался верить тому, что глаза видели мгновение назад. – Посланники находятся в трудных отношениях с домами Откликнувшихся, что владеют землей ближе к Арватосу и бдительно следят за ними. – Она взмахнула рукой, указывая на самые древние пергаменты. – А вот те легионеры, что ближе к нам, больше торгуют, чем стерегут смутьянов. Такие чаще дают посланникам приют и ведут с ними прочие дела, – она указала на средний участок, – но старый враг лучше нового. Всегда полезно знать, кто из вассалов нечист на руку и при этом на короткой ноге с теми, кто носит письма. Такому ведь вас учит Коул?
Ганнон оцепенел: подобного знать не следует даже ей. Коул подчинялся только Избраннику. Даже в том, что касалось лишь мирской части занятий их Братства. Юноша инстинктивно тронул большим пальцем средний, на котором при необходимости носил кольцо. Он медленно повернулся, лихорадочно соображая, в какой заговор его, возможно, только что втянули.
– Не переживайте так, – доброжелательно сказала Избранница. – Я присутствую не только когда мой супруг читает донесения вашего господина, но и на личных докладах Коула. Я нахожу вашу службу интересной. Вы позволите задать вопрос?
– Конечно, госпожа, – ответил Ганнон, с облегчением подумав: «Похоже, речь только о шпионаже».
– Где, по-вашему, в этой комнате изображены наши владения? Нет, скорее, сама наша страна?
Ганнон машинально посмотрел на карту, но затем перевел взгляд на стену и следом – на королеву.
– Я смотрел на нее, когда Вы вошли, госпожа.
Избранница, удовлетворенная ответом, милостиво кивнула и подошла к пергаментам вассальных клятв на стене. Затем, не поворачиваясь, проговорила:
– Вы правы, Ганнон. Я довольна нашей беседой и желаю ее повторения в будущем. Вы можете идти.
***
С мыслями удалось собраться только на Речном рынке. Ганнон надеялся, что сможет найти здесь нужный товар из Неардора, и ему не придется тащиться в другой конец города. Хотя мысль очутиться подальше от замка в данный момент не казалась столь уж ужасной. Он прошел сквозь ряды торговцев с товарами из земель вдоль берегов Голоки. Речной рынок был, бесспорно, скучноват по сравнению с остальными двумя. Товары из приморских земель на правом берегу реки и Междуречья на левом – как называли землю между Голокой и Тропой Легионера – не могли спорить с экзотическими дарами Колоний. На волнах покачивались суда, многие из которых походили на яхты неардо. Вот только северяне часто строили свои лодки, подражая изящным судам с юга. Ганнон не мог различить их, хотя любой неардо поднял бы его за это на смех, ну или смертельно оскорбился бы, конечно же.
Простые ткани, кожа, товары ремесленников и эль заполняли прилавки. Торговля была интенсивной, но не оживленной: сюда приходили купить необходимое, а не развлечься. Шумели только уличные торговцы едой, предлагавшие вино, хлеб, сосиски и орехи хедль. Ближе к реке виднелись зерновые склады, младшие братья морских титанов на западе города. Рядом с ними швартовались пресноводные баржи – широкие и плоские, они были похожи на плавучие амбары.
Среди прилавков, украшенных бело-голубыми тканями, Ганнон разглядел зеленое пятнышко. Удача! Теперь главное, чтобы там нашлось то, что нужно. На деревянных полках были расставлены стеклянные бутыли с вином: коричневые, зеленые и… да, серое, почти черное, стекло виноделен с подножия южной стороны гор.
В очереди к худощавому неардо за прилавком стояло трое горожан. Они отсчитывали зеленые монеты, а торговец быстро смахивал их в кошель и отдавал товар. Когда подошла очередь Ганнона, купец оживился, смахнул со лба темные волосы, выбившиеся из-под ремешка, и с улыбкой поприветствовал его:
– Виаторо вирхат!
– Прошу прощения, почтенный, я не говорю на неардо, – извиняющимся тоном ответил ему юноша.
– Что ж, не беда, господин! Чем я могу тебя порадовать? – Неардо обвел удивительно длинной рукой свои запасы.
– Благодарю, почтенный. Мне нужно вино…
– Ну а что же еще?
– Вон то, в темной бутыли.
– Уфф! – Неардо резко оглянулся на полки и, снова повернувшись к покупателю, добродушно продолжил: – Тебе этого не надо, я тебя научу: за те же деньги возьми виноград, который растет пониже, ближе к Озеру, есть две хорошие…
– Почтенный…
–…хорошие бутылки за прошлый год, да, выдержка недолгая, но какой это был год… – не унимался торговец.
– Господин! – прервал наконец его Ганнон, перейдя почти на крик. Купец раздраженно хмыкнул и замолчал, смерив нерадивого северянина суровым взглядом. – Прошу, Горный Край, – мягко закончил юноша. Продавец, недовольно ворча на своем языке, полез за нужной бутылкой. Он поставил ее на стол и хмуро озвучил цену: – Один тан.
– Немалая цена за вино, – протянул Ганнон, доставая кошель.
– За такое – тем более, – пробурчал неардо, отведя глаза в сторону и вверх и сложив руки на груди. Ганнон выложил серебряную монету на прилавок, ожидая, когда купец опустит взгляд. Лицо неардо потемнело еще сильнее. Он оперся на доски обеими руками, нависнув над прилавком.
– Ты меня совсем не жалеешь, господин? Я же сказал – тан.
– Есть только серебро, почтенный.
– Да что я с ним делать буду?! – вдруг вспылил виноторговец, вздымая руки вверх, сложив указательные и большие пальцы. – Мне надо зерно купить и отправить груз в плавание, а не лебезить перед преторами, чтобы выбить курум в это время года!
Ганнон молча стоял, ожидая, пока вспышка гнева купца утихнет. Зеваки потихоньку поглядывали на них, девушка с корзиной смеялась, прикрыв рот ладонью.
– Два лана, – неардо провел рукой слева направо, как будто очерчивал круг, и снова сложил руки на груди.
– Почтенный… – Ганнон хотел было возразить, но решил поступить иначе. – Это должен быть подарок и… этот человек очень хочет попробовать именно такое…
– У твоего друга в голове мердопе, – неардо был непреклонен, – скажи ему…
– Два лана и медь за это вино и за то, которое вы предлагали, почтенный, – прервал купца Ганнон, решив зайти со стороны уязвленной гордости мастера. – Пусть увидит разницу.
– Хмм, ну хорошо, убедил, лис. Ха! – Неардо хлопнул ладонью по прилавку: повеселел он так же быстро, как прогневался. – Вижу, кровь делает свое дело, почтенный, умеешь торговаться, не хуже наших! – Купец снова повернулся к прилавку, а Ганнон доложил недостающие монеты. Он потянулся было за товаром, но продавец остановил его.
– Спусти паруса, друг мой. Все-таки не курум отдаешь. – Неардо взял серебряные монеты, взвесил одну на руке, затем придирчиво осмотрел гурт и, наконец, попробовал на зуб. Ганнон подождал, пока он проделает то же самое со второй монетой, и спросил:
– Медь пробовать не будешь?
Неардо поднял взгляд с монет на юношу и с улыбкой ответил:
– Твою – нет, лис.
– Наггон, почтенный.
– Хиас’ор, – неардо тоже представился и, проведя ладонью сверху вниз вдоль лица, протянул ее Ганнону. Юноша пожал его руку, удивившись сильной хватке купца – он совсем не выглядел крепким. Торговец добавил. – Чудные у вас тут имена, Наггон – Произнес он медленно, смакуя произношение.
– И не говори, почтенный. Честь быть знакомым, – произнес Ганнон и перевел взгляд на бутыли, а затем на Хиас’ора. Тот кивнул, разрешая забрать товар.
***
Ганнон, сидя в своей комнате, штудировал «Историю Видевших: от созерцания Богов до наших дней». Монументальный труд неизвестного монаха в раскрытом виде занимал почти весь стол. Зеленая бутыль вина стояла рядом. Условный стук, знакомый со времен Дубильни, отвлек его от изысканий.
Иннар, оглянувшись по сторонам, зашел в комнату и провел пальцами по каменной фигурке Адиссы. Он стоял, осматривая стол, почти весь скрытый фолиантом. Взгляд скользнул по рекомендованному неардо напитку. Юноша удивленно поднял брови. Ганнон встал с сундука и откинул крышку. Ключник заглянул внутрь и взял завернутое в тряпицу вино, а затем аккуратно поставил черную бутыль на край стола рядом с зеленой.
– Зачем спрятал нужную и оставил на столе вторую? – с усмешкой спросил Иннар.
– Сперва спрятал обе, а потом решил выпить. Но увлекся чтением, вот она и осталась. – Асессор подвинул зеленую бутыль.
– Понимаю. Ну так что, где ценная вещь?
С глухим стуком Ганнон закрыл крышку сундука и водрузил на нее сумку. Иннар потер руки и быстро наклонился, чтобы осмотреть содержимое. Из-за воротника показалась ярко-белая, резко контрастирующая с остальной, кожа на спине.
– Подойдет для твоей коллекции? – спросил Ганнон.
– Это не коллекция, это материал для исследования, – не поднимая головы, ответил Иннар. – Не чета твоему бесполезному монстру. – Он махнул рукой в сторону книги.
– Ты же понимаешь, что это не только оскорбление истории, но и богохульство?
– Богохульство – это приписывать первым Видевшим силы Черных жрецов, – парировал ключник.
– Так ты все-таки читал? – Ганнон вздрогнул: именно эта часть легенд его и занимала.
– Да, самое начало, как ты понимаешь. Древние долунные времена. – Ученый, увлекшийся осмотром камня, похоже, не заметил реакции друга.
– Это не оскорбление жрецов, просто старые легенды, – заключил асессор.
– Может быть. Но вот что точно настоящее богохульство – так это не интересоваться творением богов, а ярчайшее его проявление – это Шторм. Его я и исследую, – изрек Иннар. Он поскреб валун ногтем и постучал по камню, приложив к нему ухо.
– Вам с Боннаром нужно бы поработать вместе, уверен вы…
– Нет, – твердо ответил Иннар, выпрямившись и посмотрев Ганнону в глаза. Кулаки ключника были сжаты, и костяшки его стали почти такими же белыми, как спина.
– Не спорю, он был строг в свое время… – Ганнон не вынес взгляда друга и умолк. Воспоминания о Дубильне были тяжелы для них обоих, но для Иннара особенно. Лучше было сменить тему: – Так как это поможет тебе понять Шторм?
– Не понять, а найти. – Иннар быстро оживился.
– Хахах, а тебе с башни не видно его? – поддел приятеля Ганнон. В ответ на это ключник лишь вздохнул.
– Боги отдали весь ум мне, силу и красоту Виннару, а тебе… – Иннар делано замялся.
– Обаяние, – мрачно прервал затянувшееся молчание Ганнон. – И собственное имя, – не удержался он от шпильки.
– Молковы крысы! – выругался ключник – это была его любимая мозоль. – Так и вижу, как этот толстый пьянчуга томился, придумывая имена, и просто убавил одну букву!
– Думаешь, стал бы ты таким же, как Виннар, если бы тебя назвали иначе? – усмехнулся юноша. – Да и не пил наш монах тогда. И не он вас называл, если уж на то пошло.
– Значит, другая крыса, все они одинаковые! – стоял на своем Иннар.
– Не имя красит человека, – вздохнул Ганнон. – Назвали б вас наоборот, жаловался бы, что тебе лишнюю букву дали. Так что со Штормом?
– Мда… конечно… В общем, я хочу найти его центр. Для этого мне нужно понять, как именно он обесцвечивает породу…
– Породу?
– Камни.
– Не закатывай глаза.
– Нашей ли с тобой породе не знать, как Шторм меняет цвет. – Ключник похлопал себя по шее, не сумев дотянуться до бледной спины. – Но камень подходит лучше.
– Как Двуцветные горы?
– Именно! Горжусь тобой. – Иннар проигнорировал гримасу, которую ему скорчил друг. – Но они старые, знаешь ли. А вот дорога – нет, и идет прямо от линии берега вглубь. Если понять, как обесцвечивание слабеет с расстоянием… – Он прикрыл глаза и увлеченно забормотал: – И нужно пару образцов с разных Колоний… Поправка на то, что они не прямые… Карты, расстояния, моряки… Считаем, что в самом центре белеет сразу…
– Иннар! – одернул друга Ганнон.
– Да! Прости, можно будет понять, где центр Шторма. – Исследователь просто сиял, но, не дождавшись реакции, приуныл.
– И зачем тебе это? – спросил Ганнон.
– Чтобы знать, где он, этот центр, – раздраженно ответил Иннар, которого коробило от необходимости пояснять столь очевидные вещи.
– Но ты же все равно туда не попадешь, так зачем?
Ключник только и мог, что таращиться на друга, а потом прикрыл глаза ладонью, скорбя о непонимающем его темном мире.
– Мог бы использовать рожи торговцев при виде серебра. Чем ближе к Виалдису, тем они кислее, – Ганнон попытался отшутиться.
– Это, скорее, мера времени года… – Иннар по-настоящему задумался.
– От моей книги хотя бы есть практическая польза для дела, – подвел итог Ганнон. Он указал Иннару на купленную на рынке бутыль. – Замени быстрее, пока не увидели: королева уже в замке, мало ли что.
– Откуда ей взяться? Не верь ты пересудам остальной прислуги. Они такое несут! Вот про хозяина твоего говорят, мол, он демон, и клянутся, что его видели в нескольких местах сразу.
– Они недалеки от истины, – улыбаясь, бросил в ответ Ганнон. Он не без удовольствия отметил, как рука его друга дернулась для охранного жеста. – Но вот королеву я видел сам, даже поговорил.
– Ух ты! – воскликнул Иннар. В его глазах читалась искренняя зависть.
– Я стараюсь держаться от сильных мира сего как можно дальше, так безопаснее. Да и ты тоже, как я помню.
– Да, но избранница Избранника – это сильно. Хозяева наших хозяев, должна же где-то быть справедливость…
– Все равно, лучше не связываться.
– Неподходящее у вас ремесло для этого, Ганнон. – Ключник явно намекал на третьего из их группы воспитанников, Виннара.
– Выбирать нам с ним не пришлось, – мрачно ответил асессор. Его беспокило, что Иннар знал о его службе, пусть и не в деталях, это был лишний риск.
– Знаю. Ну что ж, раз ты и правда ее видел, значит, старуха будет вдвое злее: надо поспешить! Спасибо тебе! – Иннар взвалил на плечо сумку с камнем, взял вино и устремился к выходу, едва тронув пальцами голову коровы.
Акт 1. Глава 3 Старые друзья
Глава 3. Старые друзья
Дождавшись вечера, Ганнон вышел во двор перед комнатами слуг. Он поднял взгляд на ясное ночное небо. Из-за края вуали начинали выглядывать звезды, составляющие созвездие… как же оно называлось? Раздумья юноши прервал звук тяжелого дыхания. Иннар приближался, неся в каждой руке что-то увесистое, завернутое в ткань. Подойдя к другу, он опустил груз на землю и согнулся, еле дыша.
– Что у тебя? – начал было Ганнон, но ключник поднял ладонь, не разгибаясь, прося дать ему отдышаться.
– Вино здесь, то самое. – Иннар выпрямился и указал на один из тюков. – Ты ведь собрался к Боннару? В дом жрецов?
– Да. – Ганнон нахмурился, догадываясь, к чему идет дело.
– Ты можешь заодно отнести книги…
– Твоя ненависть за давнишние обиды… – перебил асессор Иннара.
– Прелату, – закончил тот.
– Что я тебе говорил сегодня?!
– Просто передай книги, тебе не нужно с ним беседовать. Я не успеваю.
Ганнон отвернулся, сложив руки на груди. Сам виноват – влез в эту историю с подменой. Но старого монаха хотелось порадовать.
– Так ты?.. – ключник заглядывал сбоку, надеясь различить выражение лица друга.
– Иди, я все сделаю. – Ганнон махнул рукой, все еще не смотря на ключника.
– Спасибо! – Иннар похлопал приятеля по плечу. – Я побежал!
Ганнон шел вдоль каменных стен, над которыми на фоне ночного неба выделялась одна из малых башен, в ее окнах виднелся отблеск свечи. Покои Прелата находились дальше. Асессор направился в их сторону, перехватив тюки с книгами.
– Юноша! – Знакомый низкий голос заставил его обернуться и посмотреть наверх.
– Брат Боннар! – Ганнон по привычке слегка поклонился, как было принято в приюте. – Я скоро приду, но сперва мне нужно попасть к Прелату.
– Чушь! – продолжал вещать голос с башни. – Он еще суетится перед приездом двора. Ни Прелат, ни его прихвостни пока не вернулись из города и – верное дело – останутся там на ночь.
Обругав про себя Иннара, Ганнон кивнул и направился к дверям. Небольшую круглую комнату наверху башни освещало несколько оплывших свечей. В середине выделялся очаг из камня не такого древнего, как стены. Труба из свернутых металлических листьев, причудливо выгибаясь, выходила в окно. Было тепло, в печке слышалось тихое потрескивание дров. За столом сидел мужчина в потертом коричневом одеянии служителя Вортана. Темные кудрявые волосы обрамляли голову и сливались с бородой, которая отливала рыжиной. И без того ширококостный, он набрал вес в последние годы. На лице – в местах, не скрытых бородой, – виднелись красные пятна. Монах, корпевший над сложной системой держателей, прикрепленных к бронзовому штативу, обернулся на звук открывшейся двери и приветливо взмахнул рукой.
– Мой мальчик, – пробасил он, – рад, рад, что нашел время зайти.
– Не мог отказать себе в удовольствии. – Ганнон осмотрелся и указал на печь. – Это что-то новое.
– Да, решил размяться и вспомнить служение трудом, как велит нам Вортан.
– Скоро сюда без Адиссы и не зайдешь.
– Истинно, с той вспышки Валхры обретаюсь тут больше, чем дома.
– Говорят, что это была падающая звезда на фоне второй луны, – припомнил Ганнон один из частых пересудов.
– Глупости! И нечего тратить на них время, – отрезал Боннар и локтем сдвинул в сторону засаленные листы, после чего аккуратно сложил самодельные инструменты в кожаный футляр с нашитыми карманами, удивительно ловко орудуя толстыми пальцами. – Терять его непозволительно: не по пятьсот же лет живем, как предки до Дня Гнева.
– Дом тут или нет, но я с подарком, – сказал Ганнон, ставя на стол бутыль темного стекла, покрытую мелкой, вековой, надо думать, пылью. Боннар внимательно всмотрелся в сосуд и всплеснул руками.
– Это дело! Это совсем другое дело! – радостно воскликнул монах и полез в один из ящиков, но массивный живот не позволил ему согнуться. – Мальчик мой, достань чаши.
Ганнон открыл створки и потянулся к глиняным кружкам, стоящим на краю, но его осек строгий окрик:
– Стекло! Стекло, друг мой. Неардо не зря так его любят!
Ганнон полез глубже и нащупал гладкие стенки стаканов.
– Доставай все, их шесть штук, – скомандовал Боннар.
– Вы кого-то ждете?
– Нет, мой мальчик, просто слушай, что я говорю, – проворчал монах.
Ганнон расставил шесть стеклянных стаканов. Боннар к тому времени уже откупорил бутыль темного стекла, взятую Иннаром из замкового погреба. Монах вдохнул запах из горлышка, одобрительно пробурчал что-то себе под нос и разлил все вино по шести бокалам. После чего – к большому удивлению Ганнона – отвернулся от вина и, взяв один из инструментов, ловко провел лезвием вдоль дна бутылки и аккуратно ударил по нему ребром ладони. В его руке оказался ровный черный кругляш с остатками вина, которые монах собрал пальцем и отправил в рот. Боннар придирчиво осмотрел изделие и, кивнув, закрепил его на штативе.
– Если дело было только в стекле, то я мог бы просто купить черную бутыль, – сказал Ганнон и обошел штатив, разглядывая получившуюся линзу.
– Отнюдь, – возразил Боннар, затем махнул рукой и открыл ящик, в котором лежало несколько черных кругляшей. Он достал один и поместил перед свечой.– Смотри! – воскликнул служитель Вортана. Пламя просвечивало, но очертания были едва различимы из-за непрозрачных включений. – В наших благословенных краях стекло получается только таким. Нужно было что-то с Последней Флотилии. То, что неардо привезли с собой до Шторма. – Монах перенес свечу за новую линзу. – Черное стекло ослабляло свет, но было идеально прозрачным.
– Могли бы просто перелить или дождаться, пока хозяева дойдут до него, – Ганнон указал на наполненные бокалы.
– Чушь! Грех оставлять такое чудесное вино без того, кто оценит его. Избранники предпочитают напитки послаще. В этом погребе оно бы ждало своей участи дольше, чем прожили бы его хозяева.
Юноша поежился: за такие речи могло не поздоровиться. Как и за подмену бесценного вина на бутылку с рынка, если уж на то пошло. Он протянул один из бокалов монаху, а второй взял сам.
– Изучение звезд не очень вяжется с учением Вортана? – Ганнон поднял чашу.
– Глупость. Что может быть ближе к нему, чем смиренное любопытство к законам его творения? – Боннар взял бокал и отпил. – Простые инструменты и творения – для нас, а звезды и оси их движения – это такое же ремесло для него. Мы не можем ковать звезды, но можем попытаться понять его работу!
– А дано ли нам вообще понять такое? С Валхрой же не вышло.
– Чушь! Кто сумел построить систему канализации под нами, для тех нет невозможного вовсе! – Монах снова завел старую песню.
– Боги, должно быть, гневаются за такое сравнение, – рассмеялся Ганнон.
– Опять ты за свое! – прогремел Боннар. – Только глупцы отделяют приземленные аспекты творения от высокой воли творцов! Впрочем, нам – служителям Вортана – не привыкать, – пробормотал он уже тише и отпил вина. – Ты не представляешь себе сложности этой системы, идущей по всему городу и к морю.
– Ее выкопали. Чтобы сливать нечистоты, – констатировал Ганнон, поболтав вино в стакане: отпить не захотелось.
– Она выходит далеко в прибрежные пещеры и использует приливы и отливы для очищения. А это, юноша, уже законы богов! И часть их творения, – торжествующе закончил монах. – И какую красоту это создало! Сады на берегах реки разбили только после. Я, знаешь ли, читал, что из себя представляла Голока до того.
– Хорошо, сдаюсь. – Ганнон со смехом пригубил вина и решил вернуться к более возвышенной теме. – И какое созвездие вы изучаете сегодня? То, что начинает выходить из-за вуали Молка?
– Конь, юноша, это созвездие называется Конь, – нахмурился монах.
Ганнон кивнул и с досадой подумал: «Ну конечно же, «Молк их водит», как я мог забыть?!» Эта присказка свосем недавно помогла ему в разговоре с Аторцем.
– С Валхрой, может, и не вышло, но я наблюдал за звездами и ранее. И за день до ее вспышки видел нечто не менее любопытное. Сегодня, раз уж ты зашел, я намерен найти новое созвездие, – продолжал Боннар, – не без твоей помощи. – Он указал рукой на штатив.
– Как можно искать новые звезды, используя темное стекло? – озадаченно спросил Ганнон. Боннар фыркнул и протянул ему второй бокал.
– Прекрасный вопрос, юноша, прекрасный! – Монах и сам взял следующий бокал и продолжил: – Новое созвездие я назову Путеводным, думаю, в нем не меньше трех звезд. – Он отпил вина и всмотрелся в лицо собеседника, ожидая реакции.
– Надо же! – ответил Ганнон через несколько секунд, ушедших на раздумья. На небе была лишь одна «Путеводная» звезда, но светила она и правда в разы ярче остальных. – Вы считаете?
– В ночь, что предшествовала вспышке луны, Путеводная потускнела и я увидел… Есть только один путь проверить! Время как раз подходит! И твой приход с подарком именно сейчас – добрый знак! – Боннар отставил вино в сторону и перенес штатив к окну, из которого было видно поднимающуюся на севере звезду, ярко выделявшуюся среди прочих. Он настроил конструкцию и несколько секунд всматривался в стекло, меняя наклон и расстояние, пока, наконец, не вскочил и не отошел от стола. Тучный монах пару раз быстро измерил комнату шагами, после чего несколько раз коротко махнул рукой в сторону окна, приглашая Ганнона посмотреть.
Юноша, встав из-за стола, сразу ощутил, как ударило в голову вино. Выровнявшись, он подошел к штативу и всмотрелся в стекло. Четыре огонька, четко отделенные друг от друга. Ганнон отвел в сторону линзу, и они превратились в одно яркое пятно света – ошибки быть не могло.
«Но корабли все так же будут ходить по этим звездам», – хотел сказать Ганнон, но осекся, вспомнив разговор с Иннаром. Вместо этого он поднял бокал, воскликнув:
– За Путеводные звезды!
Бокалы пустели, в печке потрескивал огонь, наполняя комнату легким запахом дыма. Ганнон, сидя на табуретке, откинулся назад, опираясь спиной на нагретую очагом стену. Тепло от нее разливалось по позвоночнику, а от вина – по животу. Боннар тем временем поднялся и прошел к захламленному шкафу в надежде найти что-то из запасов. По дороге на глаза ему попались тюки с книгами, про которые Ганнон уже успел забыть.
– Так что же понадобилось нашему Прелату? – спросил раскрасневшийся от вина монах.
Ганнон приподнял голову и нехотя приоткрыл глаза.
– Книги, но их должен был нести Иннар.
– Парнишка всегда был несобран, – пробурчал Боннар, припомнив бытность инструктором в Дубильне, и потянулся к тюкам. – Позволишь взглянуть?
– Конечно. – Ганнон наконец смог целиком оторвать спину от стены и сел сложив руки на колени. Боннар распутал неумелые узлы и окинул взглядом книги. Громко выдохнув, он продолжил:
– Избранный советник, похоже, все никак не может ответить на последний запрос ее Величества, – он приподнял старый фолиант в красной обложке, – дошел до самых глубин.
– Такой сложный вопрос? – Ганнон посмотрел на многочисленные книги – их было больше, чем в библиотеках иных Слышавших.
– Нет, просто он не способен применять разум, дарованный богами, зато может прилежно читать, не понимая сути. – Монах так рассмеялся, что закашлялся, опершись одной рукой на стопку книг.
«Опять он за свое! – раздосадовано подумал Ганнон. Мысли его неохотно ворочались в голове. – Пожалуй, хватит на сегодня вина». Вслух же юноша сказал:
– Я слышал, он прекрасно ведет учет казны.
– Да уж, этого у бело-золотых не отнять! – согласился монах.
– Ха, в Виалдисе – они бело-зеленые, – не сдержался Ганнон, но тут же отругал себя под раскатистый смех Боннара. Надо было менять тему. – Посмотрел бы лучше на себя! – Он позволил себе фамильярность. – Когда последний раз вычитывал положенные утром молитвы? – продолжил асессор, проведя пальцами по подбородку.
– Твоя правда, юноша. – Боннар потрогал себя за бороду – Но, как видишь, не кривлю душой: не читаю – не бреюсь.
– Это нужно, чтобы окружающие видели твой позор, а не для того, чтобы запретить бороды.
– Ох, это необязательно для тех, кто не живет в обителях, – отмахнулся монах.
– Косу тоже не заплетаешь, хотя честь не обривать голову заслужил раньше многих.
– Ты пробовал это завязать, юноша? – Боннар собрал кудрявые сальные волосы на затылке, но они, непокорные, так и норовили вылезти из-под пальцев. – Что ты… Вообще, не дерзи! – начал он, но не смог удержать грозный тон и рассмеялся. – Давай-ка найдем еще вина…
Ганнон встал и потряс головой в знак протеста.
– Прошу прощения, но у меня сегодня еще есть дела… в городе.
– А-а-а, – монах одобрительно закивал, – понимаю, юноша. Гирвар требует зерна на обе чаши весов. – Хитрая ухмылка на бородатом лице объясняла смысл поговорки про бога рождения и смерти лучше всяких слов.
Ганнон присел возле тюков с книгами и задумчиво смотрел на края ткани.
– Оставь здесь! – раздался голос за его спиной. – Тебе ведь так и так нести их к нам завтра? – немного неуверенно спросил Боннар.
– Стоит ли? Все-таки не я за них в ответе, – засомневался Ганнон. Предложение было разумным, но его смущал тон старого монаха.
– Чушь! Здесь бываю только я. Дверь запирается на замок, сам его делал. – Боннар вытащил из-под одеяния ключ, висевший на шее.
– Хорошо, – после недолгих раздумий согласился Ганнон, – но они нужны мне завтра утром.
– Не переживай, юноша. Я не ранняя пташка, ты прав, но нужно описать открытие, так что здесь я и заночую. Так что утром буду тут, ты только стучи погромче.
***
Ганнон шел по ночному городу: на правом берегу реки в это время было тихо, а с левого доносились голоса, песни и смех. «Может, это тот самый цирк?» – подумал юноша. Голова немного прояснилась от прохладного воздуха. Мысли о предстоящей встрече заставляли сердце стучать быстрее, ноги откликнулись и ускорили шаг. Небольшой – немного покосившийся – домик показался из-за поворота, ставни были закрыты, но свет в щелях створок горел, несмотря на поздний час.
Он толкнул дверь, не глядя, провел пальцами по спине фигурки Адиссы и прошел внутрь, пригнув голову. Юноша свернул в комнату, в которой мерцал свет. Он на секунду замер: в комнате был не тот человек, которого Ганнон ожидал увидеть, – в нем все похолодело. Рука метнулась к кинжалу, но через мгновение он распознал незнакомца в тусклом свете лучины. Опасности не было, пока что. В тесной комнате за столом, на котором лежал короткий меч, лицом ко входу сидел широкоплечий парень с черными волосами, его серые глаза спокойно смотрели на вошедшего. Тени от света лучины выделяли массивную челюсть и ямочку на подбородке. В ладонях он сжимал толстый ржавый гвоздь, сгибая и вновь разгибая его от скуки.
– Виннар. – Ганнон медленно убрал руку от эфеса.
– Здравствуй. – Парень поднялся из-за стола. Ростом не ниже Ганнона и крепко сложенный, Виннар излучал дружелюбное превосходство. Харизма, которой товарищ по Дубильне отличался с детских лет, не позволяла злиться на него даже из зависти. Гвоздь в его пальцах наконец не выдержал – похоже, в нем было больше ржавчины, чем металла, – Виннар отбросил его, презрительно сморщившись.
– Зачем тебе меч? – спросил Ганнон, и, глянув за спину товарища, уточнил: – Два меча?
– Я же все-таки капитан стражи, – пожал тот плечами, зная, что это лишь отговорка. Они оба стояли на второй ступени Братства. – Затем, что мы не знали, что ты тут делаешь. Тебе прекрасно известно, что бывает с теми, у кого появляются свои дела…
– Свои дела? Так ты это называешь? Он же просто… – воспоминания о сгинувшем товарище были похоронены глубоко, слова товарища вскрыли застарелую рану.
– Тише! – Лицо Виннара омрачилось по-настоящему, такое бывало редко. – Не говори и не думай об этом. Считай, что он сгинул в Шторме или поселился в южных джунглях, да хоть на лунах! Но молчи и делай, что говорят нам всем.
– Тот, кто следовал по пути успешнее нас, тоже не всегда в порядке. – Асессор намекал на еще одного сгинувшего собрата. – Имен не называю, раз уж ты просишь. – Ганнон не мог припомнить ни одного члена Братства старше себя на десять лет. Даже из тех, кто проходил на третью ступень.
– И правильно. – Капитан кивнул, будто бы не заметив сарказма. Он прикрыл глаза и через секунду продолжил: – Я взял на себя труд удостовериться, что твои походы сюда не несут угрозы. До того, как доложить Коулу. – Он сделал акцент на последней фразе. «Ну конечно, три ступени и он, единственный старик», – подумал Ганнон, вслух же он лишь спросил:
– Ну и как, убедился?
– Да, – с улыбкой произнес Виннар. – Не могу сказать, что одобряю твой выбор, но о вкусах не спорят. – Он развел руками.
– Почему тогда меч до сих пор на столе?
– Ганнон, – покровительственно продолжил Виннар, – ты же и сам прекрасно понимаешь: даже если ты сам ни в чем не повинен, это не значит, что за тобой не могут следить, зная о твоих слабостях.
– Кто именно? – не переставал упираться юноша, понимая при этом, что его товарищ прав, прав во всем.
– Заговорщики, знать, священники, да хоть культисты-демонопоклонники! Дело же в предосторожности.
– Я смотрю, ты готов ко встрече со всеми сразу. – Ганнон перевел взгляд с длинного меча, стоявшего у стены, на левую руку друга. На среднем пальце Виннара было надето железное кольцо с гравировкой.
– Новые мечи! – радостно провозгласил капитан, взял длинный меч в ножнах и кинул его другу – юноша едва успел поймать. – Коул помог, посмотри.
Ганнон слегка выдвинул лезвие из ножен. Темный металл поблескивал и переливался. Кромка была идеально ровной.
– Откуда его привезли? Из-за гор? Или из монастыря Селаны? – Юноша решил задрать планку повыше, чтобы осадить хвастуна.
– Их. – Поправил Ганнона Виннар и положил ладонь на рукоять короткого меча, напоминавшего гладиус легионера. – Их привезли из владений дома Виссарин. Не Небесный металл, конечно, но лучшее, что можно достать без богов, – хмыкнул он.
– Ух ты! – Ганнон присвистнул: лучшего оружия и впрямь не делали нигде. – Неплохо для капитана стражи. – Даже дурная репутация земель у Моря Гнева, к югу от Тихих холмов, которые стерег этот дом, не снижала спрос на изделия их мастеров. Денег, которых стоило это оружие, хватило бы на снаряжение для пяти Откликнувшихся. – Где они? Те… кто живет здесь? – Юноша осмотрел опустевшую комнату.
– Те, кто здесь раньше жили, – Виннар поднял руку, успокаивая товарища, в чьих глазах сверкнула ярость, – теперь работают в замке. Я договорился с кастеляншей. Они были счастливы, их род давно мечтал об этом. И тебе не нужно рисковать и таскаться сюда по ночному городу.
– Очень предусмотрительно. – Ганнон тяжело выдохнул.
– Ты же не думал, что я могу навредить тем, кто потерял родителей? Хоть они были и постарше нас с тобой. – Виннар оценивающе осмотрел комнату и продолжил: – Осиротели бы они пораньше и попали бы в замок быстрее…
– Я не верю своим ушам! – Успокоившийся было Ганнон снова вспыхнул. – Как можно желать кому-то такой жизни?!
– А что, лучше жить здесь, в холодном домишке? Или в палатках на берегу? – парировал Виннар и покачал головой.
– Ты ведь совсем не понимаешь, как они живут, так ведь? Не в доме или в палатке, а в общине. Знают друг друга, веселятся вместе, доверяют, приходят на помощь. У них есть семья, – распалялся Ганнон.
– Семья! – Его товарищ по Дубильне только отмахнулся. – Любая семья с пляжа отдаст тебе ребенка за золотой хар или курумовый риль, а скорее даже за серебро. В замке ты такое можешь представить?
– Да, возможно, ты и прав, но лишь потому, что они никогда не увидят таких денег! Для них это больше, чем весь надел для Слышавших. А уж эти за кусок земли легко отдадут дочь старому жирному Видевшему!
– Хорошо! – Виннар сдался и поднял руки в примирительном жесте. – Что сделано, то сделано. Думаю, если бы за тобой следили, то уже вбежали бы на наши крики. – Он взял короткий гладиус со стола и убрал в ножны. Затем вопросительно посмотрел на Ганнона. Юноша осознал, что все еще держит длинный меч в руках, и протянул его другу. – Да, и захвати их Адиссу – я обещал вернуть после твоего визита.
***
В замок молодые люди шли молча. Всю дорогу Ганнона съедало чувство стыда. Нельзя было быть таким грубым. Виннар, как и всегда, только помогал ему и Иннару, им же доводилось платить ему тем же куда как реже.
– Виннар, я… – начал говорить он, – спасибо тебе.
– Не стоит, – проронил Виннар уставшим голосом. Он остановился и отстучал костяшками по рукояти меча так же, как стучал в дверь Иннар. – Я был рад помочь. – Пока Ганнон мечтал провалиться в пасть к Мархокару, его друг продолжил: – Да, и еще, чуть не забыл из-за нашей перепалки… – Он оглянулся по сторонам и понизил голос. – Коул собирается возвысить одного из Братства.
– Ты… уверен? Откуда тебе знать? – У Ганнона пересохло в горле.
– Приготовления всегда одинаковые. Переживаешь, что тебя не выберут? – с усмешкой спросил Виннар: он слишком хорошо знал друга, чтобы спрашивать такое всерьез. Не дождавшись ответа, парень продолжил: – Ганнон, это, – он согнул левую руку, показывая кольцо, – то, что отличает нас от них, в замке они или на пляже. Почему ты так боишься возможностей? – Капитан выразительно посмотрел на руку Ганнона, на которой кольца не было.
– Моя жизнь и так прекрасна, – с кислой улыбкой ответил Ганнон. – Зачем же рисковать всем, что удалось собрать?
Обратный путь оба завершили в тишине, не желая вновь начинать старый спор.
Акт 1. Глава 4 Вопрос Избранницы
Глава 4. Вопрос Избранницы
С рассветом Ганнон поспешил в сторону башни, в которой его дожидались книги. Иннар по утрам был на своем молковом обходе, и надежды разыскать его вовремя не было. Юноша приготовился стучать, что было сил, но дверь мягко открылась вовнутрь от первого же прикосновения. Книги стояли почти у самого входа, тюки аккуратно завязаны. Ганнон заглянул вглубь комнаты: Боннар спал, уткнувшись лицом в стопку листов, бутылок с выпивкой вокруг не наблюдалось.
Взяв книги, Ганнон быстро зашагал в сторону здания, в котором располагался советник короны по церковным делам. Тревога за Виннара потихоньку вытеснялась неприятным холодком от предстоящей встречи с власть имущим. Служка, стоявший рядом со входом, сообщил, что Прелат еще в покоях, но уже работает. Передать книги он отказался, но согласился провести посетителя внутрь.
Просторная комната с высоким потолком была хорошо освещена благодаря выходившему на восток окну в виде круга Ихариона. За столом из полированного дерева сидел худощавый мужчина чуть моложе сорока, с тонкими чертами лица и голубыми глазами. Несмотря на ранний час, он был одет в громоздкое бело-золотое одеяние, а его щеки были выскоблены до красноты. Светлые волосы собраны в хвост, а те, что еще не доходили до затылка, – тщательно смазаны маслом, чтобы прилегать к голове.
Ганнон поставил книги на пол, чем привлек внимание хозяина покоев. Осмотревшись по сторонам, асессор не нашел фигурки Адиссы и стоял, потирая пальцы. Это не ускользнуло от внимания Прелата, но обратился он к вернувшемуся служке.
– Наконец-то, ты принес недостающие письма? – Речь советника была лишена всякого намека на говор той или иной провинции – чистое произношение Део Арватоса, хотя по слухам Прелат начал свой путь очень далеко от Красного Города. Служка молча рванул в сторону хозяина, склонив лысую голову и чуть не врезавшись в Ганнона. Он встал сбоку от стола и приготовился читать письма. Ганнон прокашлялся, за что был награжден недоумевающим взглядом Прелата, который быстро сменился неодобрением.
– Тебе следует подождать, пока ждут своего завершения дела более важные. А поглаживание фигурки коровы, упомянутой в четвертом, пятнадцатом и двадцать седьмом стихах тома Хождения, – это суть поклонение Старому слову, хоть и не порицаемое. Может, еще и янтарь от нечистой силы носишь? – язвительно спросил советник.
Ганнон закрыл глаза и постарался убедить себя, что очередная ступень на службе Коулу все равно не возвысила бы его достаточно, чтобы расправляться с подобными людьми по желанию.
– Какого совета просят от нас сегодня? – обратился к служке жрец, снова забыв о присутствии Ганнона.
– Начать с Видевших? – робко спросил служка. Он заметно волновался, перебирая листы пергамента и рассматривая печати.
– Безусловно.
– Есть только письмо со Второй Ступени, – произнес служка. – В деревне Посвящение проводили, заменив молоко на эль, пишут, что он был мутный. – Служка прищурился. – Эль селянам продал заезжий жрец, когда узнал, что у них полегла скотина и молока нет. Мальчика стошнило на сапоги Видевшего, который посетил праздник.
Ганнон переводил взгляд с одного серьезного лица на другое, все силы уходили на то, чтобы сохранить самообладание и – боги упаси – не усмехнуться.
– Напиши – назначить штраф жрецу в стоимость сапог в пользу землевладельца и обычную епитимью в казну церкви за отклонение от канона. Дальше, – повелел советник.
– В деревне выше по Ступени мужчина после поимки грабителей пытался отравить их всех.
– А какой совет нужен от нас? – Прелат приподнял светлую бровь.
– Пишут, что он считал это милосердием и что хотел взять все грехи на одну, свою, душу. – Служка медленно водил пальцем по неровным строкам. – Грабителей должны были казнить в разных местах… – Он замешкался и медленно закончил словами: – Более одного палача. Все, больше ничего не написано.
– Ложные мученики… – Прелат побарабанил пальцами по столу. – Пусть отошлют к Видевшему и судят за ересь по прецеденту. И допросят односельчан. Еще что-то?
– Священник, то есть бывший священник Вортана, – поправился служка, – призывал к аскезе и служению трудом для всех.
Прелат встал и прошел к окну, с минуту он стоял молча, пока не вернулся обратно на свое место. Его пальцы потянулись к вискам, но он отдернул руки, будто из огня, и вместо этого помассировал ими лоб.
– Тяжело приговаривать брата, – Прелат вздохнул, – пусть даже бывшего. Это следует осудить как покушение на основы мироздания, прецедент – оскорбление Черного духовенства.
– Но, – служка сглотнул, – о них ведь он ничего не говорил.
– Ты будешь перечить, не понимая моих слов? – Под взглядом хозяина несчастный съежился. – Тот же прецедент по тяжести не означает той же сути обвинения! Иди и повтори молитву двадцать раз, закончим позже.
– К-которую, Ваше… – заблеял прислужник.
– Любопытство и дерзость составляют ересь. – Прелат ответил церковной максимой, полагая, что ответ исчерпывающий.
Служка пронесся мимо Ганнона, аж одеяние хлопало. Прелат выдержал паузу, записывая что-то на пергаменте прежде, чем заговорил:
– Что это? – Он кивнул на тюки.
– Книги… – начал говорить юноша.
– Я не могу понять, – перебил его Прелат, разминая пальцы, – почему то, что я прошу, не выполняется? Книги должен был принести другой слуга, и не сегодня, а вчера.
– Вчера вас и ваших слуг не было на месте…
– Я не слышу ответа. – Церковник громко дышал, зажмурив глаза. – Кто решил, что может отменять мои распоряжения и менять исполнителя?
Ганнон сжал челюсти, стараясь не выдать гнев. Хорошо подумав, он ответил:
– Иннар приносил книги вечером, но побоялся оставить их без присмотра. Сейчас же он, по приказу госпожи кастеляна, совершает обход, как и всегда. Он попросил меня принести книги, чтобы не ждать полудня.
– И это вы называете бояться за книги? – не моргнув, продолжил Прелат. – Таскаете их в каком-то тряпье. Они стоят дороже ваших жизней. – Ганнон стоял молча, пока вновь не услышал голос советника. – Что ты стоишь? Подними их на стол.
Помедлив секунду, юноша повиновался и, пронеся тюки через комнату, взгромоздил тяжесть наверх. Он развязал аккуратные узлы и уставился на столешницу, украшенную гравировкой в виде ветвей и листьев. Решив, что с Ганнона хватит, Прелат молча махнул ладонью, веля ему удалиться. Его внимание целиком поглотил один из принесенных томов.
По пути Ганнон заметил группу гвардейцев в зеленых цветах дома королевы. Обходя их по широкой дуге, он все же прислушался к разговору. Лидер группы раздавал указания раздраженным тоном: «Найти… Прибывает… Прелат… Боннар». Последние слова заставили Ганнона остановиться: похоже, воины собирали совет по приказу Избранницы. Вздохнув, юноша проводил взглядом гвардейца, уходившего в сторону покоев духовенства. «Придется будить беднягу, негоже ему опаздывать к самой Избраннице», – подумал Ганнон и направился к башне, в которой заночевал монах.
***
Королева, одетая в серую накидку, стояла возле входа в покои своей доверенной служанки, ожидая второго жреца. Рядом уже стоял Прелат, ярко выделяясь своим одеянием. Он говорил что-то о судах и потребности светского судейства в наставлениях. Из-за угла показался капитан гвардии – высокий седой мужчина со шрамом возле левого уха. Он и отвечал за поиски.
– Капитан, – приветливо улыбнулась Избранница, – вам удалось найти… ах да, вот и он, – закончила королева, оборвав только открывшего рот солдата, глянув ему за спину. Там, пыхтя, поспешал толстый служитель Вортана с неаккуратно собранными в пучок кудрявыми волосами. Вид у него был такой, словно его только разбудили. Приблизившись, монах поклонился и проговорил, тяжело дыша:
– Ваше Величество, прошу прощения…
– Не стоит. И говорите тише: я бы не хотела привлекать внимание к нашей встрече. – Избранница с грустью оглядела Прелата и капитана своей гвардии в их ярких одеждах. – Прошу за мной.
Королева распахнула дверь и вошла внутрь убранной драпировками комнаты, нежно погладив золотую фигурку Адиссы, которую сама когда-то подарила жившей здесь девушке. Прелат проскользнул следом, едва не столкнувшись с монахом. Советник провел пальцами по спине коровы и встал по правую руку от госпожи. Боннар же зашел последним, слегка потрепав фигурку за ухом. Капитан стражи остался за дверью.
– Господа! – Избранница отступила на шаг, чтобы видеть обоих собеседников. – Мне нужна ваша помощь. И прошу оставить этот разговор между нами. – Церковники кивнули в знак согласия, и она продолжила: – В замок сегодня привезли пленника, доставил его человек из Второго Круга Ихариона. – Мужчины удивленно переглянулись. – Я прошу вас рассказать все, что вы знаете о них обоих.
– Дела этого ордена закрыты даже от остальных слуг Ихариона, – первым слово взял слово Прелат, стараясь остаться невозмутимым. – Их судебные процессы не описаны в доступных мне источниках, но их пленник, безусловно, связан с поклонением демонам. – Жрец все же сглотнул.
– Вы желаете что-нибудь добавить? – спросила королева, обратившись к Боннару.
– Ахм… – Он откашлялся. – Насколько мне известно, в основном они следят за… порядком в землях западнее и южнее Тихих холмов.
– Это те земли, что разорил соседний дом? Как же он назывался? – Избранница прикрыла глаза, шевеля губами.
– Соседний дом зовется Виссарин, Ваше Величество. Имя же дома, что был уничтожен, стерто из всех записей, – сказал Боннар.
– Да, конечно же. Вы согласны с Прелатом касательно пленника?
– Безусловно, – монах кивнул. – Серые весьма преданны своему делу.
– Серые? – удивленно спросила королева, а Прелат недовольно вдохнул.
– Прошу прощения, Ваше Величество. – Боннар приложил рукав к вспотевшему лбу. – Так иногда называют братьев Второго Круга.
– Это совершенно не относится… – начал говорить Прелат, но Избранница остановила его взмахом руки.
– И почему же? – она вновь обратилась к Боннару.
– Они обладают некоторыми, хм, силами, которые Ихарион в милости своей дает им для борьбы с врагом. Но их не сравнить с тем, что могут жрецы, именуемые Черными.
– Ахах! – Королева улыбнулась. – Слабее Черных жрецов, но, все же, не Белые, так что ли? – Женщина кивнула в сторону Прелата, чье покрасневшее лицо контрастировало с белизной его одеяния. – Каковы их права и привилегии?
– Я полагаю, здесь почтенный Прелат услужит вам лучше меня, – ответил Боннар.
Избранница перевела взгляд на второго жреца. Тот откашлялся и начал объяснять:
– Со времен хартии о Разделении, благодаря которой лорды вновь стали сами судить на своих владениях, хотя и не без нашей помощи, примат церкви в судебных делах остался только у Второго Круга и только в тех землях, что упомянул брат Боннар.
– То есть у него нет здесь власти?
– Пленник остается его собственностью, но, думаю, вы можете участвовать в разбирательстве. Я подыщу прецедент, но это очень редкий случай.
– Вы сможете участвовать от нашего имени?
– К сожалению, нет, Ваше Величество. Брат Круга сам решает, кто представляет духовенство, и это он сам.
– Нам нужен кто-то компетентный, но при этом мирянин, я правильно вас поняла?
Прелат кивнул и пожал плечами, насколько позволяло одеяние.
– Есть один талантливый юноша, он сейчас в замке, – вновь вступил в разговор служитель Вортана. – Его имя Ганнон.
– Кто он такой? – спросила королева, резко повернув голову и устремив взгляд на Боннара.
– Асессор Вашего Величества, – ответил монах, немного напуганный тоном вопроса.
– Асессор, по-вашему, сгодится для такой работы? – Прелат сложил руки на груди и покачал головой.
– Он был воспитанником приюта, Ваше Величество, – продолжил Боннар, не глядя на Прелата. – Один из самых талантливых ребят.
– Что еще вы о нем знаете? – вопрос Избранницы прозвучал неожиданно резко.
– Он начитан и любознателен. – Монах немного помедлил. – Юноша хорошо справляется с тем, за что берется… если уж решился. Право же, больше ничего не могу прибавить, простите.
Прелат смотрел на толстого монаха с легким презрением. Королева же в два быстрых шага приблизилась к Боннару и тепло улыбнулась. Она взяла пухлые пальцы жреца в свои, отчего тот вздрогнул, и проговорила:
– Вы хорошо разбираетесь в людях, брат Боннар. Теперь я его вспомнила, и у меня сложилось такое же впечатление об этом молодом человеке. Решено.
Глаза Боннара удивленно округлились, но через пару мгновений он успокоился и кивнул. Глядя на него, Избранница позволила себе короткий смешок. Быстро повернувшись, она обратилась к Прелату:
– А как продвигается то дело, о котором мы говорили в последний раз?
– Я… Ваше Величество, – Прелат был застигнут врасплох, – я все еще ищу соответствующий стих или прецедент. Как раз вчера мне принесли новые книги, с тех пор я без устали трудился. – Королева слушала его и кивала с легкой улыбкой. – Богохульства и оскорбления знати – это частые грехи, но, учитывая высочайший уровень запроса, – он поклонился, – я хочу исключить любые сомнения…
Речь советника прервал Боннар, не сдержавший смешка. Прелат вспыхнул и уставился на монаха, взгляд Избранницы также осуждал непочтительность, но было в нем и любопытство.
– Вы желаете что-то добавить? – строго спросила она Боннара.
– Как можно добавить что-то, не зная сути дела? Высочайшие запросы рассматривают только… – попытался было вмешаться советник.
– Помилуйте, Прелат, вам нужно тщательнее подбирать слуг или решать такие запросы быстрее, – осмелился заметить Боннар. – Весь замок знает об этом деле, и, должно быть, ваши покои уже доверху набиты книгами.
– Прошу ученых мужей простить меня, – прервала мужчин королева – в ее мягком голосе стальной струной засквозила угроза, – но могу ли я получить ответ на свой вопрос?
– Мои извинения, Ваше Величество. – Боннар низко, насколько позволял живот, поклонился и стал объяснять:
– Молхар – это не демон, а старо-Арватосское имя Молка – духа из Старого Слова, которого до сих пор поминают всуе простолюдины.
– Его именем иногда называют Небесную Вуаль? – спросила королева. Ее лик просветлел, она с любопытством слушала монаха. Красное же лицо Прелата постепенно становилось белым.
– Да, да, истинно так! – радостно закивал Боннар. – Именно поэтому такого демона и нет в книгах. Это герой сказок, который наказывает нечестных и негостеприимных людей, обычно обращая их в камень. – Монах развеселился, его страх отступил.
Королева заливисто рассмеялась и, смахнув слезинку, обратилась к уже совсем бледному Прелату:
– Так вот в чем дело – другое имя? – Голос ее был веселым, но в нем были и нотки разочарования.
– Я, безусловно, знал, что Молхар это одно из имен Молка, – выдавил из себя советник, слишком поздно осознав, что только ухудшил свое положение.
– Так почему же вы искали его среди демонов? – воскликнула Избранница. Ее большие, все еще поблескивающие от слез глаза как будто прижали Прелата к стене – он не мог дышать.
– Ну а что? – Громкий голос монаха, в котором прорезались насмешливые нотки, заставил Избранницу отвернуться, и Прелат снова смог вздохнуть. – Чернь бранится именем демонов? Бранится. Чернь бранится именем Молка, ну или Молхара? Да. Значит он – демон, – закончил Боннар и хлопнул себя по животу.
Королева улыбнулась и снова взглянула на Прелата – в выражении его лица она безошибочно прочла, что старый монах попал в точку.
– Что ж, – Избранница всплеснула руками, – я благодарю вас, достопочтенные мужи. – Женщина вежливо кивнула Прелату и протянула руку с перстнями Боннару. Тот на мгновение растерялся, но все же сообразил приложиться к огромному сапфиру на среднем пальце. – Я могу рассчитывать, что вы известите этого юношу, брат Боннар?
– Да, безусловно, Ваше Величество, – ответил он, с кряхтением разогнувшись.
Акт 1. Глава 5 Тревожные вести
Глава 5. Тревожные вести
Ганнон быстро спускался по каменной винтовой лестнице, что вела вглубь подземелий замка, на чем свет стоит браня про себя Боннара. Юноша помог ему, а старый монах в благодарность втянул его боги знает во что.
«Хотя, если подумать, Коул бы все равно направил меня сюда» – продолжал размышлять Ганнон, немнго остыв – «Брат Второго Круга здесь неспроста, заговорщики связались с культами демонопоклонников, и вот появился охотник.»
Чтобы не споткнуться, асессор вел рукой вдоль стены: ладонь скользила по крупным серым камням с шероховатой поверхностью. Наконец, лестница вывела его в освещенный факелами коридор. Прищурившись, Ганнон смог различить женскую фигуру в сером плаще, стоявшую перед массивной дверью. Юноша подошел, не стараясь приглушить шаг, но прильнувшая к двери женщина не обращала на него никакого внимания. Он вежливо откашлялся и тихо произнес:
– Ваше Величество.
Застигнутая врасплох, королева резко выпрямилась, всколыхнулись волосы, скрытые капюшоном. Часто дыша, она повернулась и оглядела прибывшего. Через долю мгновения выражение испуга сменилось на ее лице на привычное покровительственное, с нотками очаровательной ложной скромности.
– Вы и вправду мастер своего дела, юноша, – сладким голосом сказала Избранница. – Что же меня выдало? Как вы узнали, что это была я? – спросила она, подняв руку и демонстрируя полы накидки из грубой серой ткани.
– Ваше Величество, вы, безусловно, одеты подобающе, но вам следовало бы начать с того, чтобы скрыть из виду сапфир, стоящий как добрая половина Речного города, – пояснил, поклонившись, Ганнон и указал на видневшиеся из-под длинных рукавов женщины драгоценности.
– Хах, скромность, необходимую для вашего ремесла, трудно проявить в моем положении: я, право, уже не замечаю эти побрякушки. Вы знаете, зачем мы здесь?
– Да, Ваше Величество.
– Еще один просчет с моей стороны? – В голосе королевы появились нотки уже настоящего разочарования. – Боннар вам все рассказал?
– Нет, он лишь передал, что вы желаете меня видеть, – солгал Ганнон, – но встреча с двумя священнослужителями и слухи о прибытии Серого говорят сами за себя. – Последнее уже было правдой.
– То есть о встрече вы все-таки знали? – она закусила губу.
– Гвардейцы довольно прямолинейны в методах поиска. – Ганнон позволил себе легкую улыбку.
– Вы могли бы дать мне еще какой-нибудь совет? Помимо колец, конечно же, – Избранница пошевелила пальцами, и свет факелов, отраженный и окрашенный самоцветами, заиграл на стенах.
– Вам следует заручиться поддержкой лично преданных придворных, – сказал Ганнон. – Ваши служанки…
– Женщины, к сожалению, могут не быть желанными гостями в некоторых местах, иногда же они слишком желанны, – прервала асессора Избранница, скривив рот.
– В таком случае, нужны придворные или слуги-мужчины. – Ганнон развел руками.
– Свод довольно древних и глупых законов запрещает мне это, – вздохнула королева. – А гвардейцы, ну вы сами видели…
– Вашему Величеству абсолютно не обязательно действовать в согласии с этими правилами. Возвысьте того, кого посчитаете нужным, и дайте ему понять, что это были вы. Пригрозите за измену, посулите еще больше за верность, и все – он ваш.
– Ганнон, сегодня вы преподали мне важный урок о вашем ремесле, благодарю вас. Возможно, вы сможете дать мне совет и касательно подходящей фигуры?
– Ваше Величество, первое, что я бы посоветовал, – это не делиться таким замыслом с посторонними, включая меня, – сказал Ганнон. Женщина картинно ударила себя пальцами по лбу и покачала головой с улыбкой. Такой шанс расширить сеть упускать нельзя, но разыграть его нужно было осторожно, и юноша продолжал: – Но раз уж вы считаете это допустимым, я знаю одного Откликнувшегося из дома Лизар…
Королева собиралась ответить, но шум с той стороны двери остановил ее. Ганнон ощутил пальцы, сжавшие его запястье, и тоже молчал. Но даже в наступившей тишине невозможно было разобрать, что происходит по ту сторону двери. Юноша услышал шепот Избранницы:
– Прекрасно, Ганнон. Вы опишете детали моей служанке. Пойдемте же скорее.
Толкнув дверь, Избранница прошествовала в комнату, мгновенно приняв царственный образ. Прелат и служка, стоявшие возле еще одной двери, прервались на полуслове, оглянувшись на вошедших, и поклонились. Хозяйка замка жестом велела им продолжать, и служка повиновался:
– Мне не удалось даже увидеть заключенного…
Прелат, гневно вскинув брови и сжав челюсти, оглядел присутствующих, медленно повернулся к парню и процедил:
– Брат Второго Круга, безусловно, в своем праве не допускать тебя. Я не понимаю, как можно было ошибиться со столь простым поручением, как позвать его на беседу? – Служка открыл рот, не издав ни звука, затем закрыл. Советник же продолжил: – Прочти тридцать молитв на коленях на грубом камне. – Прелат еще раз глянул на свою госпожу и добавил: – Тридцать пять.
Несчастный прислужник молча поклонился и вышел, в этот раз Ганнон постарался получше рассмотреть и запомнить его черты. Прелат заметил Ганнона, удивленно вгляделся в его лицо, затем перевел взгляд на королеву.
– Ваше Величество, я лишь хотел пригласить собрата для обсуждения дела… – начал он.
– Безусловно, – с улыбкой прервала его Избранница и кивнула в сторону юноши. – Позвольте представить: Ганнон, асессор.
– Надеюсь на его скорейший доклад, – проговорил Прелат, не удостоив слугу взглядом.
– Пойдемте же, – нараспев сказала королева, прикоснувшись к белому рукаву советника, – нас, к сожалению, ждут государственные дела.
Услышав, как за спиной закрылась дверь, Ганнон облегченно вздохнул. Он стоял в пустой комнате с каменными стенами. Ненадолго – прежде чем пройти в следующую дверь – юноша позволил себе ощутить теплое чувство покоя и защищенности. Он смог увидеть стену пергаментов из Зала Совета, но они колыхались, как будто от сквозняка, и парень никак не мог остановить их. По спине побежали мурашки, он поежился от холода. Воображаемый ветер не исчез и после того, как Ганнон открыл веки. Его порывы мешали приблизиться к двери, что вела к камерам, глаза начинали слезиться.
Ганнон медленно прошел мимо стола, где остались лежать записи охранников. Весь этаж был спешно освобожден для одного единственного пленника. Асессор открыл дверь и прошел вперед до развилки: влево и вправо уходили коридоры с пустующими камерами, впереди, посередине открытого пространства, он увидел двоих мужчин – надзирателя и священника. В клетке размером рубб на рубб, размещенной в центре допросной, на коленях стоял заключенный. Короткие цепи не давали ему подняться выше. Голый по пояс, с густой нечесаной бородой, он был покрыт синяками и свежими шрамами, скрывающими татуировки. Культист что-то бормотал на незнакомом Ганнону языке и раскачивался из стороны в сторону.
Надзиратель стоял прямо, сложив ладони на груди. На полу рядом с ним были грубо начертаны углем несколько символов. Ганнон попытался приблизиться, но ветер не давал ему сделать шаг. Он осознал, что отчетливо видит, как листы пергамента из его видения летают… летают у него за спиной. Голова закружилась, юноша почувствовал тошноту, но вот заключенный упал на пол и наваждение отступило.
Священник повернулся к вошедшему и смерил его оценивающим взглядом. Сам он был среднего роста, худощавый, одет как мирянин. Коротко стриженные черные волосы, смуглое, желтоватое лицо с несколькими тонкими шрамами и острыми скулами. По осунувшемуся виду мужчины было ясно, что он провел несколько бессонных ночей, но взгляд его бледных зеленых глаз был твердым и живым. Священник коротко кивнул Ганнону и указал на столик, где стояли перо и чернила.
– Раз уж я не могу отделаться от прихвостня Коула, то принесите пользу: запишите наш разговор, – проговорил он низким голосом.
«Прихвостень» оценил обстановку и решил, что спорить неразумно. Он быстро прошел к столу и взял перо.
– Меня зовут Ганнон, а кого записать как дознавателя?
– Тризар, брат Второго Круга, третьей ступени. И можете спрашивать прямо, что вас интересует, а не делать вид, что это нужно для соблюдения формальностей, – процедил сквозь зубы священник.
Пленник застонал и зашевелился, его сотряс утробный кашель.
– Имя нечестивца вас не интересует? – после небольшой паузы спросил Ганнона Тризар. – Не важно, оно нам неизвестно, пока что.
Ганнон, ощутивший ущерб профессиональной гордости, для виду поскрипел пером, записывая дату, ожидая, когда священник продолжит.
– Что ж, кажется, мы можем приступать. – Дознаватель снова повернулся к пленнику. – Именем Ихариона, Солнца и Отца ангелов… – нараспев начал он.
– Братоубийцы и предателя, – тихим, срывающимся голосом вторил ему культист, безуспешно пытаясь подняться.
– …именем Гирвара, хранителя весов жизни и смерти, – Тризар не сбился с ритма.
– Обманщика и вора душ, – эхом отозвался заключенный, который уже смог приподняться на локтях.
– Именем Селаны Луноликой утешающей девы…
– Именем шлюхи, начавшей падение…
– Именем Вортана, Кузнеца мира…
– Раба, сковавшего свои же цепи…
– Именем Гартолы, дарующей прилив…
– Оставившей в беде. – Пленник смог встать на колени.
Дознаватель перевел дыхание, Ганнон скрипел пером по пергаменту, когда он закончил, Тризар продолжил:
– Признаешь ли ты, что поклонялся Баалу-Мортари, полумертвому хозяину Бездны?
– Да, – голос культиста зазвучал громче. – Мерхарион, защитивший Дух Мира от врага, – мой господин.
Дознаватель сжал кулаки, но продолжил ровным тоном:
– Признаешь ли ты, что брал дары Барбатоса, Отца Лжи?
– Нет, я не брал их, но Дарующй Жизнь сбросит цепи Вортана, сметет Гирвара и освободит рабов его.
– Приносил ли ты жертвы Мархокару, Разверстой Пасти?
– Нет, но видел, как те, кто выше меня, кто готов на все ради правой цели, платили последнюю цену. – Культист выпрямился, насколько позволили цепи, и смотрел в глаза дознавателя, тяжело дыша от ярости и гордости. – Они не чета слепцам и трусам, что не видят правды или боятся ее. Око открылось над зеленой горой, ваш мир покроет пепел, и сам Ихарион падет с небес в потоках крови! – прокричал он и, закашлявшись, снова упал на колени.
Ганнон неровными строками записывал речи безумца, горячность которого отчасти передалась и ему – он с трудом выровнял дыхание. Успокоившись, юноша с удивлением посмотрел на пятно в конце текста: он расщепил перо, и чернила медленно расползались по пергаменту.
***
– Что ж, этого должно хватить на сожжение, если не на два, и похороны без отпевания, – заключил дознаватель, размяв шею. Они с Ганноном стояли в той самой комнате, что еще недавно казалась ему безопасной. – Можете передать эти листы кому сочтете нужным, но интересное только впереди.
– Что вы имеете в виду? – юноша разглядывал пальцы, испачканные чернилами.
– Культиста выдали нам его же собратья, – пояснил священник, который отстраненно смотрел мимо собеседника. – Расскажете Коулу, остальное – не для ваших глаз и ушей.
– Если вы знаете, кто такой Коул, то крайне неразумно… – начал было Ганнон.
– Я, – Тризар прервал юношу, наконец удостоив его взглядом, – убежден, что ваш хозяин и сам нечист. – По телу юноши пробежал холодок, искусство Братства хранили в тайне от всех, и не просто так. Священник меж тем продолжал: – Насколько мне известно, в прошлом, по его же собственному запросу, он был испытан моими братьями.
– Но вас это не убедило?
– Нисколько. – Дознаватель снова смотрел в стену.
– Тем не менее, я здесь по поручению…
– Дома, что лишь попутчик милости богов. Дома, что злоупотребил своим даром, – отчеканил церковник, от дерзости сказанного Ганнон опешил. Жрец же продолжил: – Когда боги милостиво наделили Шторм силой плодородия и отвратили его дальше от наших берегов, северные дома два века наслаждались благодатью Гирвара. Дар этот иссяк, но затем удалявшийся Шторм обнажил острова Дарованные. Теперь же северяне правят всем Деорусом и отобрали весы правосудия у церкви.
– Что еще вы желаете передать моему господину? – спросил Ганнон, постаравшись успокоиться и вернуть бесстрастный тон. – Почему культисты отдали вам своего собрата?
– Многих… из них посетили видения. – Тризар тряхнул головой. – Те, что наш гость так красочно описал. Полагаю, что не все его друзья согласны с их истинностью.
– Произошел раскол среди демонопоклонников?
– Это все, что вы услышите. Ступайте.
***
Дрова трещали в очаге. Как и всегда, в комнате Коула было нестерпимо жарко. На черном столе лежали открытые донесения. Старик изучал одно из них, держа в другой руке золотой кубок с темным – почти черным – вином. Обливаясь потом, Ганнон терпеливо ждал, пока хозяин закончит.
– Продолжай, Ганнон, – повелел асессору Коул. Его голос, тихий и хриплый, звучал так, как будто кто-то пытался докричаться изнутри легких, словно из пещеры.
– Больше, к сожалению, рассказывать не о чем, господин. Дознаватель настоял на моем уходе.
– Ясно. – Старик кивнул и поставил кубок на стол, жидкость колыхнулась, оставляя налет на стенках. – Твои выводы?
– Не могу судить, связано ли появление этого пленника со слухами о демонопоклонниках в рядах заговорщиков.
– Вполне возможно. Они ведут себя так, словно у них появилось нечто невиданное. Повторюсь, твои выводы? – Хозяин строго посмотрел на Ганнона, но все же дал подсказку: – Смотри не только на объект, но и по сторонам.
– Второй Круг знает о нас довольно много…
– Верно. – Коул поплотнее завернулся в плащ. – Но это вполне закономерно. В былые времена только церковь объединяла народы и дома, а Второй Круг во многом служил для нее тем же, чем мы – для Гамилькаров. – Старик откинулся в кресле и прикрыл глаза. – Где твое кольцо?
– В тайнике, в комнате. – Ганнон сжал левый кулак и опустил взгляд.
– Хорошо, хорошо, – тихо проговорил Коул, не открывая глаз. – Попроси своего друга поискать источники, в которых говорится про пепел, зеленую гору, ну и реки крови, конечно.
– Я сегодня же поручу Иннару просмотреть записи.
– Прекрасно. Брат-дознаватель хочет, чтобы мы тоже выискивали культистов, потому и рассказал нам, на что обращать внимание. Но теологические аспекты оставил своей привилегией. – Коул задумчиво постучал пальцами по столу. – Нет ничего необычного в том, чтобы использовать одних врагов против других. Что-то еще?
– Хм, да, у королевы скоро появится слуга. – Ганнон прикрыл глаза. – Отрок из дома Лизарис, Морской Легион, прямые вассалы Тхалассов, капитанов Сциллы. – Огоньки свечей, окружавших стол, вдруг колыхнулись. Коул поднял веки, протянул костлявую руку и провел пальцем по гладкому воску. – Лизарис, «Сквозь волны и шторма», – проговорил асессор вслух, пытаясь заглушить непрошенные мысли.
– Твое увлечение геральдикой похвально, но это все же лишняя деталь, – заметил Коул. – Он будет служить самой Избраннице, да? Неплохо. Молодец, что расширяешь нашу сеть. Подружись с этим молодым человеком. – Старик все еще с интересом осматривал свечу. – Что же касается еще одного твоего друга…
– Я… – Юноша часто задышал, вспомнив свой ночной поход в город, в горле пересохло. – Новые слуги в замке…
– Речь не о них, – резко осек Ганнона Коул. Старик повернулся к юноше и вперил в него свои черные, похожие на бездонные провалы, глаза. – Тут я доверяю Виннару. – Он положил старческую в венах ладонь на одно из донесений. – Речь о твоем будущем друге.
Акт 1. Глава 6 Священный город
Глава 6. Священный город
Ганнон шел по дороге из бурого камня и повторял про себя детали задания, полученного от Коула. За тринадцать переходов заученная речь стала протекать в голове сама собой. Недовольные Видевшие и Слышавшие стали собираться чаще обычного, и недавно они все же убедили явиться на встречу наследника дома Слышавших, что прежде всегда им отказывал.
Асессор припомнил свою последнюю миссию в Арватосе. Тогда он выяснил, что лорд Корб собирается привлечь новый дом на свою сторону в тайне от Хестаса – главы заговора. Наследника этого дома и предстояло сыграть Ганнону.
Нужно было встретить его в столбовом постоялом дворе, где ему посоветовали переночевать за день до встречи. Юноша сжал кулак: железное кольцо на пальце неприятно гудело, как зуб, что вот-вот собирается заболеть, но перстень нельзя было использовать, не надев заранее. Точнее, это не получалось у него.
На фоне красного предзакатного неба тут и там чернели силуэты мельниц, никогда не прекращавших молоть зерно из колоний. Миновав окруженную высоким частоколом усадьбу Откликнувшихся, юноша, наконец, увидел вдалеке столб и направился в сторону трактира. Заросший мхом внизу, путевой столб был испещрен вырезанными непотребными картинками. Кто-то грамотный даже сумел написать чуть пониже засечки все, что он думал о великане-легионере, который ее оставил. «Дом Руббрум, девиз “Услышь поступь”, герб высокий воин», – машинально проговорил про себя Ганнон. Кольцо сдавило палец, боль кольнула виски.
В трактире было людно, но не слишком шумно. Позолоченные рога Адиссы были украшены мелкими полевыми цветами. В сундуке при входе были аккуратно уложены несколько ножей. Недалеко от двери в алькове стояла фигурка воина, чьим именем в Виалдисе бранили за глупость, здесь же его почитали как святого: у ног Миртока лежали монеты, цветы и несколько синих ягод на ветке с иголками, рядом стояла серебряная чаша. Поодаль от остальных посетителей сидели посланники.
На длинном столе в центре зала были ворнакские сосиски, сероватый плотный хлеб из островного зерна, орехи хедль, овощи и кувшины с вином. Угрюмые посетители пели старинную застольную песню о войне двух домов Видевших. Одной из немногих книг, которые Ганнон не смог осилить, была эта самая баллада, повествовавшая о битве двухсот воинов: сотня против сотни. Каждый из них по очереди представлялся и называл свои титулы и подвиги, соперник отвечал тем же. Достойные пары сходились в поединке. Кульминацией же была битва главы дома завоевателя с молодым наследником соседних земель. Именно этот отрывок чаще всего пели в красных землях Арватоса.
Некогда бывший блондином, теперь уже почти совсем седой старик, сидевший во главе стола, тихо пропел зачин: «Ай летел глухарь над полем, аи прокричал», а затем и вправду оглушительно крикнул по-птичьи семь раз, заставив Ганнона вздрогнуть: клекот было не отличить от настоящего – чувствовался хороший навык. Все сидящие по сторонам стола забарабанили по нему пальцами и загудели, пока один из мужчин не выкрикнул: «Лорд Третьей Ступени, слуга Селаны леди!» Наступила тишина, старик кивнул, счастливый парень схватил чашу мужчины, сидевшего напротив, и махом осушил ее под одобрительный гул остальных. Победителю этого кона предстояло кричать по-птичьи следующим. По количеству криков нужно было первым вспомнить и пропеть стих из песни о титулах юного Принца. Всего их было тридцать.
Ганнон, севший подальше от входа, заказал еду, отказавшись от вина. Он приготовился ждать: молодой господин задерживался. С перерывами на то, чтобы отнести спать самых удачливых участников, игроки успели пропеть двадцать шесть строк. Большинство разошлось по домам, остался только старик и двое его товарищей, что были не сильно моложе. Вздохнув, он тихо обратился к единственной оставшейся в зале служанке. Девушка со светло-русыми косами и золотистой кожей подбежала к нему с другого конца зала, бросив посланников.
– Дочка, как твое имя?
– Вира, староста. – Девушка улыбнулась и похлопала его по руке. – Все никак не запомните?
– Ну уж прости старика. – Он развел руками. – Неси, Вира, можжевеловую. – Староста посмотрел на товарищей – те согласно закивали.
– А может, не стоит? Такой добрый был вечер… – Девушка склонила голову набок.
– Неси. – Староста махнул узловатой рукой. – Кому еще помнить, как не нам?
Высокая и узкая бутыль из красной глины была закрыта тряпицей, перевязанной на горлышке. Староста разлил синеватую настойку в три небольшие чарки и затянул другую песню. Начало ее походило на длинную древнюю балладу, что мужчины пели до этого, хотя написана она была гораздо позднее и была не в пример короче. Снова благородный воин, снова титулы, но заканчивалась песня совсем иначе и пелась с придыханием посередине каждой строки:
И спросил он пса из Клики… наверху стены:
Воин, слышал ты меня… молви же, кто ты?
Не услышал имени… доблестный Мирток,
Ведь ответом был ему… лишь копья бросок.
Старики разом выпили до дна, один из них, зажмурившись, смахнул слезу. Служанка слушала их, прижав руки к груди. Тяжело вздохнув, когда мужчины закончили, девушка продолжила прибираться.
Скрип двери заставил Ганнона отвлечься от заворожившей его сцены. В зал вошел человек в черном плаще: тревожно оглядываясь по сторонам, он чуть не забыл погладить фигурку Адиссы. Перстень звякнул о металл, Ганнон усмехнулся про себя, вспомнив королеву. Предосторожности и беспокойное поведение выдавали неопытного заговорщика с головой. Юноша был не единственным, кто раскусил благородного новоприбывшего. Служанка уже несла воздушный белый каравай и тарелку с сырами и ветчиной. Хозяин, давно подсевший к старосте и его товарищам, похвалил расторопную девушку, двое мужчин согласно кивали, третий спал, положив голову на руки.
Молодой лорд вздрогнул, когда служанка поставила еду на стол. Вежливо поблагодарив ее, он снова погрузился в раздумья.
– Что вы будете пить, господин? – учтиво повторила свой вопрос Вира. Гость, витавший в облаках, замешкался, но тут в разговор вклинился едва не столкнувшийся с девушкой наглый неардо, коим снова прикинулся Ганнон,.
– Принеси красное вино, не моложе двух лет, из-за гор, и стеклянные чаши, я прошу, – сказал он, избавив растерявшегося парня от мук выбора. – Виаторо вирхат! – Он приложил руку к груди и поклонился: чужак вызовет чуть меньше подозрений.
– Приветствую… почтенный, – осторожно проговорил Слышавший. Он явно не желал компании, но и отделаться от шумного неардо, не привлекая внимания, было бы трудно.
– Вы позволите присесть? – Ганнон коснулся левой рукой плеча молодого человека, кольцо слегка потеплело. Не дожидаясь ответа, он сел и продолжил: – Какой же я почтенный? Просто торгую от имени отца, по дороге и по воде, продаю вино, мед, зерно. Меня зовут Триас’ор. А кто тот святой, в стене? – Он махнул рукой в сторону алькова. – Гости на меня косо смотрели, когда спросил! – Чтобы не дать парню размышлять, Ганнон перевел разговор на тему, с пеленок знакомую любому жителю здешних земель, заодно избавив лорда от необходимости представляться в ответ.
– А, хм, это не святой, но человек почитаемый. Воин дома Киарвас, по имени Мирток. Он пал в битве под Тиарпором, когда Война за Дар уже закончилась.
– Была битва, значит, война не кончилась? – Ганнон склонил голову набок. Кольцо понемногу теплело, усилием воли он заставил себя не думать про пергаменты и имена домов.
– К тому времени новый Пакт, разрешивший Диспут, уже подписали, но гонец не успел к авангарду Миртока. Он начал штурм там, где стены близко прилегали к морю, чтобы отрезать замок от города… – Слышавший говорил с нарастающим увлечением. На стол поставили вино и две чаши из стекла. Ганнон кивнул девушке и разлил густую красную жидкость.
– За Миртока! – Ганнон поднял бокал, когда Слышавший закончил свой рассказ.
– Обычно за него пьют другой напиток, но почему нет… – промолвил лорд и отпил вина. Следующий тост подняли за богов, дошли и до родителей.
– Мой отец строгий! – рассказывал неардо. – Первый год, как он доверил мне вести торговлю одному, а уже многого от меня ждет.
– Да, мой тоже… – едва слышно произнес молодой Слышавший – его голова уже клонилась к столу. Кольцо на пальце Ганнона стало почти нестерпимо горячим, а потом в один миг охладело. После этого он быстро собрался и взвалил на плечо вяло сопротивлявшегося собутыльника. Комнату для почетных гостей было легко найти: в нее вела толстая деревянная дверь из светлого дерева, украшенная резьбой. Вира и разбуженная по случаю хозяйка уже стояли у входа, встречая благородного гостя. Ганнон приложил палец к губам и прошел вместе с грузом в комнату мимо матроны, та проводила безродного чужака разъяренным взглядом, но не решилась устраивать скандал.
Заперев дверь, юноша выждал несколько минут. Слышавший сидел на кровати, склонив голову, то засыпая, то просыпаясь. Ганнон аккуратно приложил кольцо к его лбу и закрыл глаза. Перед внутренним взором вспыхнул яркий зеленый свет. Слышавший – его имя было Родкар из дома Вертол – упал на перину в оцепенении. «Два дня пролежит: если поторопиться, то времени хватит с запасом», – подумал Ганнон.
Он вновь закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на кольце. Голоса нашептывали ему историю Родкара, его образ наползал поверх собственного лица Ганнона. Кольцо нестерпимо обжигало палец, перед взором непрошенными гостями появлялись разрозненные пергаменты из зала Совета: они тлели и дымились. Юноша вскрикнул и сорвал кольцо. Какое возвышение, когда у него не получается даже сменить личину так, как учили?! Несколько раз вдохнув и выдохнув, он подавил мысли о том, что бывает с теми, кто не справляется с ритуалами или пытается их изменить. Липкий страх отступил вместе с лицами сгинувших друзей, и Ганнон продолжил. В конце концов, старика волнует только результат, и он его получит.
Молодой человек снял и сжал кольцо в кулаке, снова закрыв глаза: в этот раз пергаменты были целы и на своих местах. Он пошел привычным путем, идя по Откликнувшимся к Избраннику и далее – к Видевшим домам. Пока внутренний взор приближался к Слышавшему дому Вертол, хризантемы Неардора превратились в пылающий круг. Ганнон усмирил пламя, обратив его в тлеющие угли. Наяву его кулак разжался, а кольцо плавно поднялось в воздух. После того, как свиток дома Вертол перелетел в светящееся кольцо домов неардо, Ганнон смог прочесть то, что было в нем написано.
Открыв глаза, юноша осмотрел комнату как будто заново. Он подошел к черным квадратам оконных стекол, выходивших в ночной двор. В комнате для благородного господина зажгли сразу несколько свечей, и можно было увидеть свое отражение. Вышло недурно: глянув на лежавшего Слышавшего, Ганнон сравнил одежду, осмотрел редкую светлую бороду, шрам на левой брови – все на месте.
Перстень могли потребовать снять, поэтому нужен был настоящий. Ганнон забрал его у Слышавшего: хорошо, что пальцы не были оцепеневшими, не у всех так получалось. Монету асессора и собственный кинжал он спрятал за изголовьем кровати. Брать ли кинжал Слышавшего? На самом собрании оружие недопустимо, но странно, если бы он проделал всю дорогу без него. Юноша решил не возиться с ремнями и просто переложил клинок с позолоченным перекрестьем и серебряными узорами на лезвии к себе в ножны.
Встав перед дверью, Ганнон прикрыл глаза и прислушался к ощущениям. Недавние воспоминания и манеры Слышавшего стали второй натурой юноши, вытеснив его собственные привычки. «Похоже, отец не многое мне… ему рассказал», – подумал Ганнон, закончив перебирать воспоминания Родкара.
***
Черная Башня возвышалась над горизонтом, соперничая с Двуцветными горами на юго-востоке. Четырехугольная, у основания она имела ширину в пятьсот шагов. Четыре сегмента, каждый уже следующего, стояли друг на друге, делая башню похожей на вытянувшуюся к небу ступенчатую пирамиду. Самый широкий нижний сегмент один был выше Великого Храма Ихариона в Тиарпоре.
На восток от города тянулся колоссальный многоуровневый акведук, идущий от самой реки Адиссы, высотой, как крепостные стены, и сложенный из того же камня. Торговая дорога, как ее называли в Красных землях, вела к Безымянным воротам на северо-западе города. Расширенные и перестроенные, они смотрелись чужеродным телом в древних стенах из огромных плит, опоясывающих город. Многочисленные повозки, груженные зерном, поднимая тучи пыли, исчезали в их голодной пасти.
Слышавший неторопливо шел по древним улицам: почтение, подобающее их истории, не допускало спешки. Вездесущая пыль ручейками струилась по дорогам и вдоль красноватых каменных стен под порывами ветра. Тут и там прыгали вороны, надеясь поживиться. Пожилая женщина, облаченная в темно-синюю накидку-паллу, шла к фонтану, бившему на перекрестке. Завидев ее насупленные брови, толпа детишек, плескавшихся в воде, с криками и смехом разбежались кто куда. Матрона только щелкнула языком и погрозила своей жилистой рукой с синими венами девочке, выглядывавшей из-за стены. Кряхтя, женщина опустилась на колени перед одним из каменных лиц, изо рта которого струилась вода. Пока наполнялась амфора, она шептала известный каждому заговор: «Адисса, ты поила богов своим молоком, теперь благодарю тебя за воду». Юноша припомнил, как то же бормотали слуги, набирая воду прямо из реки Адиссы, что впадала в море во владениях его семьи.
Оказавшись на рынке и вдохнув знакомые ароматы товаров со всего Деоруса, Ганнон инстинктивно попытался ускорить шаг, но кости как будто ударились об оболочку собственного тела – вторая натура – личина Родкара Вертола, накинутая поверх, не позволяла спешить. Видевшие и Слышавшие, окруженные свитой, со скучающим видом обходили прилавки с тканями и драгоценностями. Откормленный на зерне из Дара тучный скот, пригнанный со Ступеней, ждал своей незавидной участи, неардо продавали вино, мед и свечи. Рынок был одновременно оживленным и степенным, как сердцебиение исполинского животного.
Ганнон-Родкар прошел через рынок насквозь и оказался в южной части города. Запутанные улицы не позволяли пройти к нужному месту напрямую. Свернув налево, он очутился на дороге, что шла с юга на север от огромных (не уступающих расширенным Безымянным) Врат Ступеней к Черной Башне. По обе стороны от древнейшей дороги Деоруса были проложены еще две, по которым было позволено ходить простым смертным. На тракт посередине было запрещено ступать даже Видевшим. Над дорогой, словно над рекой, были возведены мосты – единственный способ пересечь ее. Ганнону не нужно было подниматься на мост, он свернул налево и направился в сторону Башни по прилегающей дороге.
Впереди замаячили белые робы, сразу три. В Серебряной Бухте, на родине Родкара, таких людей презрительно называли чайками, как птиц, надеявшихся поживиться, следуя за чем-то большим… Обе личности юноши – и Родкар, и Ганнон – замерли в благоговении. Да, все верно, на том «берегу» также суетились несколько жрецов Ихариона. Посреди главной дороги в сторону ворот плыла фигура в черном балахоне. Ни одного украшения, никаких узоров на одеянии. Лицо было почти скрыто под тяжелым капюшоном, виднелись только губы и подбородок жрицы. Ганнон глубоко дышал и не мог поверить своим глазам. Одна из массивных плит тракта была ниже остальных, и пока одеяние не касалось камней, он смог увидеть пальцы босых ног: жрица и вправду парила над землей!
Вспышка боли вывела Ганнона из оцепенения: служка, увешанный сумками и державший огромную распахнутую книгу, от всей души прошелся по его ногам. Послушник качнулся, чтобы сохранить равновесие, перед глазами промелькнули листы пергамента, на которых аккуратные строки текста сменялись размашистыми и едва читаемыми под сегодняшней датой. Двое жрецов друг за другом врезались в Ганнона и послушника, едва не расплескав чернила, которые нес один из них. Старший жрец приготовился было накинуться на неосторожного встречного, но, разглядев его получше, коротко кивнул и указал на уплывшую немного вперед жрицу. Слышавший понимающе поклонился и жестом пригласил Белых жрецов продолжить путь, посторонившись.
– Подай старые календари, доштормовые! – Донесся до Ганнона голос удалявшегося жреца, который обратился к служке. – И те паломничества, что идут раз в пять лет при смене Лун. – Лысый послушник на ходу вытаскивал свитки из сумки, поддерживая одной рукой прижатый к подбородку тяжеленный фолиант.
Родкар-Ганнон припомнил, как чайки степенно сопровождали те шествия Черных, о которых знали заранее, как будто являясь частью ритуала. Когда-то здесь, в Арватосе, глядя на процессию с одного из мостов среди других благородных господ, отец шептал ему, что паломничества совершались тут задолго до постройки внешней дороги.
***
Селана ярко светила в небе, набирая силу, Валхра стала почти прозрачной. Свернув на очередную извилистую улочку, Ганнон дошел до обветшалого дома, некогда бывшего роскошным особняком. Добротные деревянные балки, хоть и покрылись мхом и плесенью, все еще не давали строению покоситься. Каменное основание стен уже частично скрылось за нанесенным временем песком и грунтом. Двери и ставни сохранились хуже, они едва держались на ржавых петлях. Над входом висел сгнивший деревянный щит, на котором едва можно было различить герб дома, некогда владевшего зданием, в виде зеленого яблока. При приближении юноши с щита спорхнули несколько воронов.
«Дом Явли, Видевшие», – хором подумали обе личности в теле асессора. Вспомнив инструкции отца Вертола, юноша обошел дом сзади и вошел через черневший проем, двери в котором уже не было. Пройдя вглубь здания, в первой комнате, лишенной окон, он различил в полутьме стражника. Гость показал кольцо и представился, часовой принял его кинжал и отворил дверь, комната за которой была ярко освещена и полна людей. Не меньше пятидесяти свечей озаряли зал, и, если бы не открытые окна, выходившие во внутренний двор, присутствующие наверняка бы задохнулись.
Искусная скульптура Адиссы при входе, похоже, была отлита из чистого золота. Повсюду вдоль стен стояли люди, они были безоружны и одеты как простолюдины, но не могли скрыть гвардейской выправки. За роскошно накрытым столом сидели благородные господа из Видевших и Слышавших домов, некоторые стояли поодаль компаниями по двое-трое. В одном из таких кружков стоял лорд Корб, статный, широкоплечий Видевший, с длинными седыми волосами, без усов, но с аккуратно постриженной бородой. Увидев новоприбывшего, он лишь кивнул, но не смог сдержать радости, блеснувшей в его карих глазах. Он накрыл указательным пальцем правой руки костяшки левой, и память Родкара заставила Ганнона повторить жест. Корб отвернулся и продолжил разговор. Его собеседник, тощий и бледный, с черными волосами, собранными в хвост, и острой бородкой, окинул юношу подозрительным взглядом.
– Родкар! – Молодой голос заставил Ганнона обернуться. К нему шел ровесник – Видевший, бледный и светловолосый, одетый в синие одежды. Он приветственно улыбался. – Рад, что ты добрался до нас. – Парень обвел взглядом комнату. – Не виделись с самой свадьбы у Акведука!
– Приветствую! – с улыбкой проговорил Ганнон. Пока незнакомец тряс его руку, он отчаянно пытался нащупать воспоминание Родкара об этом человеке. Недавняя память была как на ладони, давние знания тоже. А вот посередине зиял провал. – Славное вышло собрание…
– Славный скандал! – Видевший рассмеялся и, наконец, отпустил руку. – Хотя Изначальным домам прощается многое, не то, что нам, щитоносцам, – вздохнул Видевший.
Перед глазами Ганнона пронеслись гербы на щитах – Успевших Видевших, затем Опоздавших и Искавших Слышавших… да это же все, кроме Изначальных. Личина противилась видению, подступила тошнота. Усилием воли удалось перевести поток мыслей на скандал: Акведук, Изначальный дом… Этого не могло не быть в донесениях… Да, есть!
– Не каждый день женятся на простолюдинках, – ответил Ганнон заждавшемуся собеседнику. Тот с тревогой осматривал Родкара.
– Ты здоров? Тебя аж пот прошиб, – с заботой спросил Видевший, склонив голову набок.
– Да все в порядке. – Ганнон махнул рукой. – Просто дорога была тяжелой, не удалось поспать. Так что там молодожены? Как лорд и леди Гиур?
– Да! – Собеседник снова оживился. – Как я слышал, прекрасно. Новую хозяйку пытался сжить со свету кто-то из дальней родни хозяина, но не удалось. Пару слуг повесили над воротами за попытку отравить девушку. Говорят, она лихо взяла в оборот хозяйство. Хотя что там брать: воля богов, вода бежит себе…
– Неудивительно, что возникли проблемы. Все-таки это неслыханно…
– Не то слово, – Видевший хмыкнул, – но старик честно перебрал все родословные, и все Изначальные так или иначе перемешались с грязными пришлыми, за столько-то веков. – Он с ухмылкой указал на себя. – И это я молчу про Почтенных из Неардора…
«Откликнувшихся, само собой, не считает, – подумал Ганнон. – В конце концов, именно Легион и подрезал крылья старым домам».
– … но ты видел невесту? – увлеченно продолжал лорд. – Как будто из сказок! Золотая кожа, каштановые волосы, карие с золотом глаза…
– Когда это ты успел заглянуть в глаза? – с ухмылкой спросил Ганнон. Видевший коротко хохотнул.
– Ну, это я додумал. – Он развел руками, улыбаясь. – Думаю, старик бы не выбрал другую. Раз уж было из кого. Крестьян-то достаточно. – В его голосе послышалось пренебрежение.
– Но он счел ее достойной…
– Благородство рода или изначальная кровь, это и правда интересно. – Видевший задумался. – Говорят, такие общины только и остались, что к востоку отсюда и до реки. Никогда не думал, что важно разбираться в племенах подданных.
– На Аторе Габха-Илларин тоже так делали и не раз. – Память Родкара из Серебряной Бухты подкинула Ганнону факт о правителях Атора, острова мятежников, что был морскими воротами к настоящим землям Дара.
– И они зовутся Слышавшими! – фыркнул юный лорд. – Благородная леди в том роду одна: та, что была отдана безродному мятежнику в наказание. А теперь там обосновалась Клика! Не говори мне про них, на ком бы там Габха ни женились, они просто мешают грязь с грязью.
Ганнон задумался над ответом, но его выручил собеседник:
– Смотри, гора зашевелилась! Скоро начнется. – Он указал в сторону стола.
Невероятно тучный седой Видевший, с красными от подагры суставами и по-детски пухлым лицом, жадно поглощал гусиную печень, заедая ее мягким белым хлебом. Зажмурившись от удовольствия, он несколько секунд смаковал деликатес, после чего открыл глаза и застучал вилкой по золотому кубку. Голоса постепенно затихли, и собравшиеся повернулись к столу.
– Как старейший из присутствующих здесь благородных господ, – он перевел дыхание, – я имею честь объявить о начале нашего собрания. Позвольте выразить благодарность лорду Хестасу, – невысокий мужчина в зеленых одеждах, с рыжими волосами и острой бородкой, учтиво поклонился, – за прекрасную кухню! – закончил толстяк с улыбкой, послышались смешки.
– Зерно для гусей везли с самого севера Гирсоса, пришлось нанять быструю яхту, – сказал рыжий Видевший и с наигранной скромностью потупил взгляд, наслаждаясь моментом. . Это был Хестас – глава мятежников. Его слугой притворялся Ганнон, когда был в Арватосе в прошлый раз.
– Это лучшее, что я когда-либо пробовал, боги мне свидетели. Ну и, без сомнения, Тиарпор должен быть разрушен! – громогласно закончил тучный лорд.
Ганнон вздрогнул, а вокруг него раздался хохот. Толстяк, подняв руки насколько смог, продолжил:
– Ну вы же сами жаловались, что я завершаю каждую свою речь этими словами. Вот и получайте! – Улыбаясь, он утер пот со лба и пробасил: – Я, конечно же, благодарю лорда Хестаса за приют нашего собрания, за его лидерство и направляющую руку, – прибавил он уже чуть более серьезным тоном.
Раздался одобрительный гул и звон бокалов. Лорд Хестас подошел к столу и встал во главе.
– Благодарю Вас, лорд Ялус, – произнес он и подал сигнал слуге, который протянул ему несколько листов пергамента. – Я предлагаю начать с разбора некоторых интереснейших строк пересмотренного Диспута, что были справедливо подвергнуты критике учеными мужами, которые милостиво согласились…
Лорд Корб устало прикрыл глаза, не скрывая страдания, но прервал говорящего другой человек. Блондин с длинными усами в оранжевой накидке поверх серой одежды нарочито громко прокашлялся, обратив на себя внимание присутствующих.
– Вы желаете что-то добавить лорд Хестол? – Хестас сложил руки на груди и посмотрел в глаза Слышавшего, бросившего ему вызов.
– Да, если позволите, – произнес блондин. – Мы обсуждаем этот проклятый всеми богами Диспут со времен броска Клики. У этих собак уже успело народиться несколько поколений потомства, и все они служат в Легионе. Какой прок нам принесет неточная формулировка в пересмотре Пакта, что был лишь поводом отнять у нас земли Дара и раздать своим вассалам?
– Позвольте заметить, кузен, – по лицу Хестаса расползалась улыбка, в то время как лорд Хестол сжал кулаки, – что договоры благородных домов, видевших деяния богов, имеют статус священного писания, это – основы мироздания. Если бы ваш грифон не лишился крыльев, – он постучал по узлу, скреплявшему накидку на плече там, где обычно красовалась застежка с гербом, – то вы бы понимали это без дополнительных пояснений.
По залу прокатилась волна перешептываний и вздохов, быстро сменившаяся полной тишиной. Рука Хестола безуспешно искала отсутствующее на поясе оружие. Напряжение нарастало, но после нескольких томительных секунд Слышавший все-таки опустил взгляд, признавая поражение. Корб покачал головой, обратив свой жест к Ялусу, толстяк лишь пожал плечами.
Обсуждение продолжилось, суть претензий к стихотворному тексту, написанному на высоком Део, быстро ускользнула даже от Родкара, не говоря уж о Ганноне. Кажется, наемники из земель старых лордов, что помогали завоевывать Дар, несколько раз были поименованы «воинами», что доказывало незаконность пересмотра Пакта, проведенного после войны за Дар и Марша Легионера.
– В землях Дара весьма ценная находка, – вновь взял слово лорд Хестас. Корб, за время обсуждения сместившийся поближе к Ганнону, стряхнул с себя скуку и внимательно вгляделся в лицо говорившего. Тот заметил взгляд и продолжил: – Она находится в наших руках и приносит нашему делу немалую пользу. Там она и останется под охраной моих людей. В целях безопасности я не в праве рассказать больше, – добавил он, пытаясь перекрыть хор вопросов и возражений. Ганнон услышал недовольный вздох – лорд Корб выглядел крайне разочарованным. «Значит, он может знать об Оружии больше», – отметил про себя юноша.
– К вопросу дорог… – продолжал Хестас. Послышались раздраженные голоса: «Опять?», «Сколько?», «Молковы отродья». – Я знаю, что это неприятно, но важность посланников и их услуг трудно переоценить. Нужно собрать совсем немного – сотню харов.
Пока Ганнон безуспешно пытался представить, на что можно потратить сотню золотых монет, раздались голоса из зала:
– Мы же и так платим им, если они не могут справиться с работой, это их вина!
– Вынужден не согласиться с вами, – отвечал Хестас, пытаясь рассмотреть собеседника, – общение посланников с нами нарушает их маршруты. Поэтому порою им приходится докладывать о состоянии дорог наугад и опаздывать, за это их выгоняют. Наш долг – обеспечить их.
– Или заставить молчать! – выкрикнул еще один голос. Ганнон обратил внимание на лица гвардейцев вдоль стен.
– В таком случае, – Хестас легко улыбнулся, – это моментально станет известно, и с нами больше не станут сотрудничать. Делиться информацией посланники умеют, как вы знаете. – Собравшиеся встретили это замечание смешками.
– А нам бы могли помочь асессоры? – вновь зазвучал первый голос.
– Эта мудрая мысль нас посещала, но пока нам не удалось не то, что купить, но даже вывести на разговор хоть одного, лорд Мерак. – Хестас, наконец, разглядел собеседника. – Если у вас завалялась парочка, дайте мне знать. – Отдельные смешки переросли в общий хохот, а лорд Мерак сконфуженно умолк.
Когда обсуждения завершились, собрание вновь стало похоже на пир. Ганнон ощутил прикосновение к руке.
– Родкар, мой мальчик! – Лорд Корб тепло улыбался, его темноволосый спутник, напротив, был угрюм. – Как же ты вырос! Ты не помнишь меня, но я навещал твоих родителей, когда ты только родился, мы с твоим отцом были очень близки.
– Конечно. – Ганнон поклонился. – Он много о вас рассказывал.
Личный слуга Леорика неуверенно подошел к троице, намереваясь что-то сказать хозяину, но тот раздраженно отмахнулся.
– Новый, еще не чувствует момент. – Пояснил Корб, извиняющимся тоном. Темноволосый мужчина недовольно выдохнул. Ганнон же понимающе кивал, припоминая, как передавал прежнему слуге Леорика деньги за предательство. – Позволь представить тебе моего соратника… – продолжал Видевший.
– Это преждевременно. – Высокий голос темноволосого прозвучал холодно и с пренебрежением. Мужчина плавной походкой отошел на несколько шагов и вступил в беседу другой компании.
– Он очень осторожен и прав в этом, – пояснил Корб, положив руку на плечо юноши и отводя его в сторону. – Но я верю, что он сможет помочь нам расшевелить это болото. – Говоря это, Видевший перешел на шепот. – Как поживают твои родители? – продолжил он уже громче.
– Боги милостивы, лорд Корб, они здоровы, – осторожно ответил Ганнон.
– Зови меня Леорик. – Мужчина снисходительно улыбнулся. – Как прошло твое путешествие?
– Спокойное, лорд… Леорик, но я видел Черную жрицу в городе. – Родкар не мог не поделиться таким событием, и Ганнон тоже не удержался.
– Молк меня возьми, ты уверен?! – Глаза Леорика заблестели, он стиснул руку юноши. – Им не время покидать Башню!
– Более чем. – Ганнон похлопал по руке Видевшего, и тот ослабил хватку. – Она летела над землей, а по обе стороны дороги за ней шли чайки, очень удивленные, надо сказать.
– Чайки? – Лорд усмехнулся и потрогал бороду. – Значит, и правда, что-то началось… Нам все-таки придется поговорить с Синдри. – Он указал рукой на своего черноволосого знакомого.
Поманив Родкара, Леорик подошел к своему подозрительному спутнику. Едва начав говорить, Видевший прервался из-за раздавшихся криков и громкого хлопка дверью – лорд Хестол покинул собрание раньше времени.
– Он все-таки не вынес оскорбления, – протянул Леорик, качая головой.
– Ему следовало сохранить лицо, как достойному Слышавшему, – ответил ему Родкар-Ганнон.
– Нам с тобой не дано понять его боли, – парировал лорд Корб, и юноша согласно кивнул. – Впрочем, может, это нам и на руку, – задумчиво закончил Леорик.
– Кхм, разве молодой человек не Слышавший, как и оскорбленный лорд? – после недолгой паузы подал голос Синдри, хотя поза его все еще говорила о настороженности – руки сложены чуть ниже груди, взгляд оценивающе скользил по собеседникам.
– Это, безусловно, верно, но мой дом относится к Искавшим, тем Слышавшим, чьи предки приплыли уже после исхода проповедников, – заметил Родкар-Ганнон, крайне удивленный неосведомленностью собеседника. – Дом же лорда Хестола, – он перешел на шепот, – Опоздавшие: Слышавшие, чьи предки не успели увидеть богов, хотя плыли одновременно с домами, что позже стали Видевшими. Некоторые даже были родней…
Синдри коротко кивнул и хмыкнул. Видимо, это была наибольшая похвала, на которую он был способен.
– Но мы, разумеется, рады всем благородным домам, – поспешил добавить лорд Корб. – Успевший дом Видевших управляет нашими делами, хотя есть здесь и дома Изначальные, которым не нужно было никуда плыть, чтобы увидеть. – Леорик поклонился, скромно улыбнувшись.
Шпион внутри личины не мог не шевельнуться от таких слов. Несмотря на усилия Ганнона, память прилежно записывала изменников, а перед глазами вставали гербы и пергаменты: дом Корб – зеркало и крылья, дом Ялус – три маленьких красных круга на большом белом и, конечно, крылья. Грифоны домов Хестас и Хестол на щитах, такие похожие, но лишь один из них может летать.
Синдри поежился, кивнул лорду Корбу и направился к выходу. На удивленный взгляд Ганнона, Леорик ответил успокаивающим жестом, отвел его подальше от прочих гостей и добавил:
– Таким, как он, позволено быть настороже. Переговорю с ним позже. Мне и самому неприятно иметь дела с человеком подобных… взглядов, но это необходимо, если мы хотим по-настоящему использовать оружие, а не ждать пока Шторм уляжется. – Видевший кивнул в сторону гостей, веселившихся за столом. – А ведь когда-то мы были ровней Черным жрецам! – припомнил лорд старую легенду, с тоской осмотрев выродившуюся аристократию.
– Оружие… – прошептал Ганнон, едва не выдав боль: кольцо наливалось тяжестью, слишком рано! – Вы говорите о находке лорда Хестаса?
– Да, хотя нашел ее Хестол, – Леорик говорил все быстрее и тише, – в землях Дара, мы не знаем, в каких, но с этим я разберусь. Мы все еще сильны в тех краях, несмотря на Пересмотр. Но нам в любом случае понадобятся корабли, мне нужна Серебряная бухта! Твой отец – благородный человек и воспитал достойного сына. Мы понимаем, какие жертвы может принести душа, ради правого дела!
– Ложные мученики… – тише, чем шепот, шелест сорвался с пересохших губ Ганнона. Увидев изумление на лице Леорика, он быстро собрался и добавил: – Так нас называют бело-золотые чайки. Хотя, по нынешним временам, они скорее – бело-зеленые. Наша Бухта, разумеется, будет надежнее Тиарпора.
– А вы мастера давать клички – бело-зеленые, курумовые их души! – На лице лорда Корба еще была видна тень подозрения, но ее смыл прилив энтузиазма, блеск религиозного фанатизма вернулся в глаза Видевшего.
– Моряки в наших владениях, вот они – мастера, – улыбнулся Ганнон. Кольцо было все тяжелее и сильнее сдавливало палец, нужно было спешить. – Что передать моему отцу? Что-нибудь о находке? Кто такой Синдри?
– Не бери на себя ненужной опасности, мой мальчик! – Леорик положил руки ему на плечи. – Пока мы не выяснили, где оружие, в этом нет смысла.
Ганнон хотел выторговать крупицы информации, сказав, что отец должен знать, ради чего рискует, но воспоминания Родкара воспротивились этому. Собственная интуиция говорила то же, слишком уж уверено Корб просит о помощи. Братство еретиков во враждебном мире должно было быть очень тесным. Надеясь, что внутренняя борьба и боль от кольца не отразились на его лице, юноша коротко кивнул и ответил:
– Вы правы, я должен отправляться немедленно.
– Немедленно? – Леорик подался назад, явно расстроенный. – Я бы с радостью послушал о том, как поживает твой отец, нам столько всего нужно обсудить…
Ганнон с трудом держал кисть расслабленной: ему хотелось сжать кулак, чтобы немного уменьшить тяжесть и боль, приносимые кольцом. Лихорадочно бегавшие мысли, наконец, собрались – вот оно!
– Обсудить? – шепотом спросил Ганнон. – Как они? – Юноша обвел комнату рукой: Хестас купался в лучах славы, с притворной скромностью отбиваясь от расспросов о своей находке, лорд Ялус расплылся на стуле и храпел, окруженный блюдами со всех концов страны, благородные господа спорили о деталях Пакта и холили древние обиды. Проследив за жестом Ганнона, лорд Корб понимающе кивнул.
– Ты прав. – Он прикрыл веки. – Неужели я становлюсь похожим на них? – Видевший замотал головой и посмотрел в глаза юному Слышавшему. – Ты достойный и благочестивый сын своего дома – твой отец может гордиться.
Пока Ганнон искал подобающие слова благодарности, Леорик подозвал слугу и взял из его рук сверток, который в свою очередь отдал юноше.
– Единственное, что я еще попрошу тебя передать твоему отцу. – Он похлопал по посылке. – Переводы и комментарии к некоторым старшим священным текстам, выполненные, – Корб понизил голос и заговорил с нарастающим волнением, – моей супругой. Ох! Она так тонко понимает суть наших верований, куда глубже меня, если бы вы только смогли увидеться! – быстро шептал он, голос стал еле слышен. – Какая ирония, но разве не в этом суть нашей веры?
– Безусловно, – прошептал Ганнон в ответ, не понимая до конца, о чем говорил еретик. – Прошу вас, нас могут услышать.
Лорд Корб отдышался, он смог взять себя в руки и нарочито вежливо поклонился. За ними и вправду наблюдали несколько удивленных господ, но скорее с любопытством, нежели с подозрением. Тепло попрощавшись с Леориком, Ганнон откланялся и направился к выходу.
Почти добравшись до двери, Ганнон чуть не столкнулся со светловолосым Видевшим, с которым Родкар встречался на свадьбе. Молодой лорд с кубком вина придирчиво осматривал поднос в руках слуги, но, увидев Родкара, он быстро схватил одну из закусок и отослал челядь прочь.
– Родкар, куда ты так спешишь? – произнес лорд с набитым ртом. – Ты все-таки выглядишь больным, это все же сухой воздух на вас, морских, так влияет. Я тут кое-что еще вспомнил про Гиура…
Кольцо, подгоняя Ганнона, снова выпустило волну боли, разошедшуюся по всему телу. Нужно было уходить.
– Знаешь, после такого вечера и таких слов, – Ганнон без всякого притворства тяжело дышал, – мне совершенно не хочется сплетничать о чистоте крови с Видевшим, щитоносцы мы или нет. Нужно было уйти вместе с Хестолом! – резко закончил он и скорым шагом вышел из зала. «Пусть решат, что Корб успокаивал меня и отговаривал уходить», – мысленно похвалил себя Ганнон. Одной фразой он смог обеспечить себе быстрый уход и сгладить возможные подозрения. Если сам расследуешь чьи-то грязные дела, не стоит привлекать к ним чужого внимания.
Акт 1. Глава 7 Первый столб
Глава 7. Первый столб
Приближаясь к первому от Арватоса постоялому двору, где его ждал «спящий» Родкар, юноша напрягал все свои силы, чтобы сохранить образ и воспоминания, полученные за прошедший день. Знания и повадки Слышавшего прочно и надежно сидели в кольце вместе с памятью о минувшем дне. Но его внешность, хоть и оставшись снаружи, как будто отслоилась от цельного образа и сжималась, стягивая с Ганнона кожу. Через разрыв утекали силы, ходьба и та давалась с трудом.
Со стороны трактира доносились обрывки яростного спора, заглушаемые собачьим лаем. Приблизившись, Ганнон разглядел во дворе две группы селян, державших в руках дубины и тяжелую утварь. Семеро мужчин с мрачной обреченностью стояли плечом к плечу, осаждаемые куда более многочисленной, но разрозненной толпой. С виду человек сорок, но едва ли дюжина из них была настроена на драку, остальные лишь подначивали и выкрикивали оскорбления, время от времени подогревая себя выпивкой. Вожаки яростно спорили на глазах у всех остальных.
– Да не было выбора, видят боги! – оправдывался бородач, представлявший меньшую группу. – Мы же, почитай, двадцать лет знакомы, думаешь, мне самому не тошно?! – Он смачно сплюнул на путевой столб.
– Смотри, осторожней, твои новые хозяева за такое вздернут! – прокричал в ответ второй мужчина, худой и высокий, с такими же каштановыми волосами, как и у противника. Люд отозвался одобрительным гулом. – Ну, где они?! – Толпа все сильнее расходилась, послышались выкрики:
– За частоколом сидят! Он им дерево и продал!
– А батраки его землю у Клики пахали!
– Я слышала, племянник его камень в Тиарпор возил, чтобы псам до нас легко ходилось!
Крестьяне кричали все громче и уже начали толкаться, – до драки оставалась самая малость. Кольцо Ганнона пульсировало, спазмы расходились по всему телу. Затягивать было нельзя, но идти напрямик было опасно. Вспомнив пляж, юноша выбрал из двух зол меньшее – пойти в обход. Это спасло ему жизнь.
Повернувшись, он едва успел заметить блик на серебристом лезвии кинжала и отшатнулся. Рука убийцы, метившего в шею, пролетела вниз и порезала ногу. Ганнон вскрикнул и, что было сил ударив нападавшего, рванул в сторону толпы, надеясь скрыться из виду в толкучке. Он пытался нащупать кинжал, но жгучая боль в ноге и тупая – в руке не давали сосредоточиться, перед глазами все плыло. Он не добежал совсем чуть-чуть. Контроль над мыслями ослаб, и Ганнон почувствовал, как что-то ушло, ему стало немного легче.
Мир перед глазами прояснился только для того, чтобы юноша смог отчетливо увидеть свою смерть: убийца стоял в трех шагах и смотрел прямо на него. Одетый в черное, худой, среднего роста, он озадаченно озирался. Ганнон, не веря своему счастью, решил, что разумнее попытаться скрыться: стиснув зубы, он сделал один шаг, затем другой, но боль взяла верх – раненая нога подогнулась, и юноша выдал себя.
Взгляд врага быстро метнулся на ногу Ганнона, кровь, на лицо, снова на ногу. С профессиональной быстротой головорез подавил удивление, оглядел толпу и пошел на жертву – ножа в его руках уже не было. Тем временем между несколькими людьми уже шла потасовка, кто-то, обессилев, валялся на земле, остальные наблюдали. «Никто не заметит одного пришибленного в драке, а зарезанный – другое дело», – похвалил сообразительность убийцы Ганнон и тут же поразился нелепости своих мыслей.
Кольцо не то что не помогало, а, напротив, не давало полностью использовать руку – до толпы не успеть, хоть и оставалось шагов тридцать. Звать на помощь нет смысла: никому нет дела до еще одной пары дерущихся, хотя нет, до пары чужаков. Озарение настигло юношу в тот момент, когда руки противника уже смыкались на его горле. Вцепившись в них что было силы, чтобы дать себе еще глоток воздуха, Ганнон что есть мочи прокричал:
– Я пру, как Мирток под Перемычку?! Ах ты собака!
Лицо убийцы оставалось бесстрастным, но по наступившей тишине вокруг Ганнон понял, что его отчаянная задумка сработала. Хватка врага ослабла – к ним приближались еще стоявшие на ногах бойцы с обеих сторон конфликта: впереди шли провинившиеся, полные решимости искупить грехи. А подвыпившие зеваки, которым не хватило смелости на честную драку, почуяли легкую добычу. Головорез переводил взгляд с одного угрюмого лица на другое, но не мог выдавить ни слова. «А вот этому тебя не учили!» – позлорадствовал про себя Ганнон, пока пятился. Темнота скрывала лицо, а говор Арватоса он изображал мастерски.
Наемник глубоко вдохнул и ринулся бежать, вслед ему полетели палки и деревянные кружки, одна достигла цели, и он упал лицом в грязь. Убийца попытался подняться, но на него уже со всех сторон сыпались удары: в ход пошли палки, кулаки и ноги, раскрасневшаяся дородная крестьянка мастерски орудовала колотушкой для мяса, какой-то ушлый парень уже успел сорвать с жертвы сапоги. Ганнон, убедившись, что никто не смотрит, быстро оторвал часть плаща и перевязал рану – слава богам, ничего серьезного. Затем он приблизился, желая получше рассмотреть неудачливого убийцу, чтобы узнать хоть что-то.
– Ба, да тут и нож имеется, да на столбовом дворе… – протянул высокий вожак обвинителей, рассматривая переданный ему кем-то обоюдоострый кинжал. – Так может ты, господин, из Слышавших? Да что-то герба не вижу…
– Да что уж там, из Видевших! – раздался ехидный женский голос, на что толпа отреагировала дружным раскатом смеха.
– Я… – убийца поднял голову и, задыхаясь, начал говорить. Покрытое кровоподтеками лицо было не рассмотреть. – Я требую отвести меня на суд владельца земель. – Он потерял несколько зубов и прокусил язык – даже говор не опознать!
– Это к Клике что ль? – вступил в разговор предводитель провинившихся, до этого оплевавший столб. – Наши предки, – он указал на своего недавнего противника, – тут землю пахали, когда и Успевших-то не было. Чай и сами справимся, – мрачно закончил мужчина. В его карих, казавшихся черными в темноте, глазах зловеще блеснули золотые искорки.
Горячка опасности спала, и Ганнон снова ощутил спазм в руке, не такой сильный, как до этого, но время было лучше не терять. Да и крестьянам сейчас правильнее на глаза не попадаться: за Слышавшего он уже не сойдет, а его право, как королевского слуги, носить оружие тут вряд ли оценили бы. К тому же монета осталась в комнате. Проходя мимо бочки с водой под факелом, юноша проверил свою догадку – прежняя внешность действительно вернулась, но память и личность Родкара все еще были при нем. Поразительно.
Поправив плащ, чтобы закрыть окровавленную штанину, Ганнон вошел в здание трактира и, погладив Адиссу, направился к лестнице. В зале никого не было, по ступеням удалось подняться тихо, провернуть ключ в замке – тоже, но вот дверь предательски заскрипела. Закрыв ее изнутри на засов, Ганнон прислонился к деревянной поверхности спиной. На кровати, не подвинувшись ни на йоту, лежал Слышавший. Приложив к его лбу кольцо, юноша зажмурился в надежде, что все сработает, как надо. Зеленая вспышка полыхнула перед глазами – Слышавший заворочался, теперь он просто спал, пусть и крепко. Скоро он отправится домой с воспоминаниями о встрече. От внезапно накатившего чувства освобождения Ганнон чуть не упал, рука наконец расслабилась. К эйфории освобождения добавилась и радость от того, что воспоминания все-таки удалось передать, несмотря на потерю внешней личины.
Еда, которую оставили для благородного гостя еще до заселения, уже подпортилась. А вот вино пригодилось, чтобы промыть рану. Кряхтя, Ганнон перевязал ногу как следует. Из-за двери донесся шум: кто-то переминался с ноги на ногу и недовольно вздыхал. Юноша осмотрел листы, которые ему отдал Леорик: обычные строки из Писания, но с числами на полях – разобрать шифр не было и надежды, скопировать времени тоже не было.
Вернув все вещи на свои места и забрав свои, Ганнон осмотрел кошелек Слышавшего и достал оттуда несколько серебряных и курумовых монет. Рука задержалась над золотым харом, но он переборол себя. Эти наверняка на счету. Поправив плащ, чтобы скрыть рану, юноша открыл дверь, намеренно чуть не ударив хозяйку, что пришла на скрип. Запершийся благородный гость, похоже, волновал ее больше потасовки снаружи. Раздосадованная, она только успела открыть рот, как в руку ей вложили двойную плату за комнату серебром.
– Простите, что не открывали. Лорд спит, вскоре он отправится домой. – Сказав это, Ганнон быстро, насколько позволяла рана, начал спускаться с лестницы. Позади он услышал приглушенные проклятия и плевок.
***
На дороге, несмотря на поздний час, было много обозов. Сезон Приливного Ветра наступил, и крупные купцы отправляли свои караваны на север. Выбрав телегу посвободнее, со сложенными пустыми мешками, Ганнон окликнул возницу:
– Возьми грузом! Плачу курумом!
– Курум хозяйский уже у преторов лежит, зерна дожидается. – Возница все прекрасно понимал, но набивал цену.
– А ты свой найдешь на что в Тиарпоре потратить, в прилив там и от серебра нос воротят, не то, что от меди. – Ганнон показал четыре тана, держа еще два за спиной, надеясь сторговаться на шесть.
– Пять, – буркнул мужчина, – останавливаться не буду.
– По рукам! – Ганнон с кряхтением забрался в движущуюся телегу и отсчитал три монеты, показав еще две. – Отдам, когда доедем, – заявил он.
Возница молча забрал деньги и не стал спорить. Устроившись поудобнее на мешках с символом купеческого дома, выжженным на грубой материи, юноша смотрел в темнеющее небо, где все ярче горели звезды. В плавно раскачивающейся телеге его быстро начал одолевать сон, но приближающиеся голоса спугнули дрему. Двое посланников быстро приближались и оживленно обсуждали сторонний заработок.
– До конца топаешь? – Первый голос был высоким и звучал суетливо.
– Ну, до конца. Честную дюжину. – ответил второй, который был пониже и говорил медленно и четко. Путь его лежал до самого моря, тринадцать переходов.
– Возьми весточку от хозяйки Красного столба. Обещал ей передать на все до третьего, но сам не дойду туда, сверну на шестом.
– На шестом свернешь и до третьего не сможешь передать?
– Первый от Белого.
– А хозяйке так же сказал? – В спокойный низкий голос закрались насмешливые нотки.
– Дураков нет, у ней дома первый столб ее. От Красного города. Говорила: «Скажи всем, кроме двух собачьих столбов у Тиарпора».
– Добрая женщина. Нечего Клику баловать. Что ж взялся, если не идешь дотуда?
– Главное схватить первым, дальше доторгуешься, – тараторил предприимчивый посланник. Ганнон не видел его, но представлял похожим на дрожащего суетливого зверька. – Три столба, тебе по дороге: пять, четыре, три – даю один лан.
– Два и по рукам, – пробасили в ответ. Этот мужчина по голосу казался толстым, но для посланника такое было бы немыслимо.
– Эээ, тут наших много и почти все сейчас в Виалдис идут, берешься или нет?
– В Тиарпор, – поправил его второй и сплюнул. – Хорошо, что за вести?
– Самые что ни на есть вкусные. Вкусы знати. – Самодовольное веселье в голосе первого посланника вызывало тошноту. – Дом Вертол, парень не представился, только перстень засветил, годков шестнадцать на вид, со светлой бородой. Подавать юношей посмуглее, лучше – неардо.
– Ух ты! – раздался в ответ второй голос. – Давненько такого не было.
– И в тот раз тоже был прилив, чтоб их. Но дом был Видевший.
– А почему неардо?
– Ну, тут дело понятное. Эти издавна в Серебряную Бухту… заплывали, – хохотнул предприимчивый курьер.
– Давай монету, до шестого ждать не буду.
Ганнон прикрыл лицо мешком, пока посланники обгоняли телегу. Стараясь не рассмеяться в голос, он вспоминал, как, хромая, выходил из комнаты юного Родкара из дома Вертол. Следующее путешествие по Тропе у парня будет веселым.
Акт 2. Глава 1 Отклик
Акт 2
Глава 1. Отклик
Возница оказался на редкость скучной компанией, и дорога тянулась необычайно долго. Но идти весь путь пешком с раной – пусть и не серьезной – было невозможно. Ганнон возблагодарил всех богов, когда, встав на телеге потянуться, наконец увидел Виалдис под вечерним небом. Издалека были видны облака пыли, от Зерновых Врат столпотворение тянулось чуть ли не до Первого столба. Вспомнив обещание, данное себе после пляжа, Ганнон достал знак асессора и, как только его телега пристроилась в хвост очереди на въезд, расплатился с возницей и продолжил свой идти пешком. За три недели в дороге рана успела зажить и почти не мешала.
Протискиваясь между телегами, задыхаясь от пыли и вони волов, юноша дошел почти до самых врат, пока не уперся в сплошную стену из повозок и животных. Стражники обливались потом и работали на износ, докричаться до них не было никаких шансов. Приметив возницу, взявшего на обучение подмастерье или сына лет семи, Ганнон направился к ним, приготовив остатки курума.
– Доброго вечера, долго ли стоите? – поздоровался Ганнон дружелюбно, но без лишней радости в голосе, зная, что путники устали и наверняка раздражены. Скучавший мальчик обрадовался, но не осмелился говорить без разрешения старшего.
– Доброго, путник. Почитай с утра от столба. Чего тебе? – Возница не был зол и даже смог улыбнуться, но было видно, что он смертельно устал.
– Сын твой? – Ганнон кивнул в сторону ребенка, что с любопытством его разглядывал.
– Да, вот взял его учиться.
Ганнон показал горсть курумовых тарсов на ладони и спросил:
– Пролезет малец под телегой? Нужно до стражника добраться.
Глаза мальчика загорелись, он начал тянуть отца за рукав, тот усмехнулся и кивнул. Ганнон отдал монеты мужчине, наклонился к мальчугану и с улыбкой спросил:
– Говорить-то ты умеешь?
– Да, дядя. – Худой, с копной соломенного цвета волос, он немного смущался.
– Повтори «а-се-ссор».
– Асе…ссор. – Взгляд мальчика блуждал, пока он несколько раз повторял чудное слово.
Ганнон протянул ему значок и велел показать стражникам. Мальчик лихо соскочил с облучка и помчался к воротам, протискиваясь между повозками и пролезая под ними. Стража поначалу раздраженно отмахивалась, но, увидев значок, посмотрела в нужную сторону. Ганнон приветливо замахал рукой. Сплюнув и выругавшись, стражник бесцеремонно взобрался на одну из повозок и – где поверху, где, расталкивая людей, – добрался до нужной телеги. Сын возницы легко обогнал его и вернул Ганнону черный с золотым жетон.
– Купи мальцу слив, они только в прилив хорошие, потом портятся, – сказал Ганнон мужчине, потрепав его сына по голове, отдал монеты и тепло попрощался с обоими. – Боги в помощь!
Угрюмый стражник провел его тем же путем, что и пришел. В этой очереди он – и Гирвар, и Ихарион. Проделай Ганнон такое один, получил бы от возниц по первое число, несмотря ни на какие чины. Отдав стражнику остаток тарсов и тан, немало его удивив, Ганнон вошел на Красный рынок.
Там творилась настоящая фантасмагория: горели огни и лилась нестройная музыка, всюду были торговцы и покупатели, гуляки и проститутки, лоточники предлагали еду и вино, а заодно – отвар штормовых ракушек. Но всеобщее внимание было приковано к циркачам в середине площади: факиры выдыхали огонь и жонглировали факелами, акробаты и силачи показывали чудеса, на которые способно тело, разодетые карлики сновали по толпе, собирая щедрые пожертвования, и зазывали народ на главное представление за городом, обещая чуть ли не коней и драконов. Похоже, «настоящий» цирк все-таки прибыл с Атора.
Растерявшие выправку гвардейцы из Верхнего квартала и легионеры с обветренными – только из Колоний – лицами яростно препирались у винного прилавка. Вся площадь утопала в выпивке на любой вкус и кошелек, спорщикам, видимо, просто не терпелось найти драку. Конфликт был быстро разрешен, когда показалась группа мрачных легионеров в черных пенулах с низкими воротами и в окрашенных черным же доспехах.
Странные Откликнувшиеся прошли сквозь толпу, расталкивая плечами всех, кто был достаточно неосторожен, чтобы попасться им на пути. Досталось и спорщикам, причем как гвардейцам, так и собратьям-легионерам. Что одни, что другие предпочли промолчать и побыстрее скрыться, пока глава группы в черном плаще без застежки-герба отсчитывал курум торговцу. Подбежавшего карлика-циркача он проигнорировал, но один из его людей – невысокий и светловолосый – не был столь добр: его удар повалил несчастного зазывалу на землю, зазвенели рассыпавшиеся монеты, медь заскакала по камням, несколько курумовых тарсов раскололись от удара. Ловко встав, карлик быстро подхватил то, что можно было собрать, не приближаясь к обидчику, и поспешил дальше. Ганнон проводил его сочувственным взглядом: похоже, бедняге было не привыкать. На странных Откликнувшихся пялиться было неразумно. В темноте в глаза бросалась только их бледность, превосходившая даже обычный «ветряной загар» людей из Дара.
Покинув рынок, Ганнон почувствовал себя так, будто вышел из натопленной забитой комнаты трактира в ночную прохладу. В пустом городе, словно вымершем вне рынка, было темно и тихо. Редкие прохожие, пошатываясь, шли в сторону своих домов. Тусклые огни подсвечивали небо там, где располагались два других рынка, но этот свет было не сравнить с заревом за спиной. Быстро преодолев пустые улицы, Ганнон увидел грустного стражника у ворот замка. Тот прищурился, пытаясь разглядеть редкого прохожего, а когда ему это удалось, он кивнул асессору, разрешая пройти. Ганнон медленно шел через ворота, пока стражник переминался с ноги на ногу, поглядывая на сторожку, где был его сменщик.
***
Несмотря на поздний час, Ганнон хотел расспросить Боннара о Ложных Мучениках прежде, чем писать донесение. Он прошел мимо астрономической башни монаха, надеясь застать его, но там не было ни света, ни дыма из трубы, значит, скорее всего, отсутствовал и брат Боннар. В окнах его покоев тоже было темно – заходить в здание, где жили церковники, юноша не рискнул. «Придется обойтись своими силами», – с этой мыслью Ганнон отправился к дому. Там перед комнатой его уже ждал один из привратников, что обычно стерег вход в покои Коула. Вместо привычного молчаливого кивка он заговорил:
– Хозяин ждет. – Голос собрата немного срывался, как у человека, который не успел прочистить горло.
– Знаю, – ответил Ганнон. – Я напишу свиток и отнесу без промедления.
– Нет, он велел идти сразу и доложить, – твердо сказал брат. Вместо пояснений он только пожал плечами: было видно, что привратник и сам удивлен не меньше.
Ганнон повторял про себя детали миссии, пока ноги сами несли его по привычному пути. Дверь в кабинет Коула была открыта – что-то было нет так. Вернее, чего-то не было… из двери не шел жар. Юноша ступил в прохладную комнату, удивившись, как быстро под землей исчезает тепло, даже копившееся годами. Продолжая череду сюрпризов, хозяин стоял напротив пустого очага, заложив руки за спину.
– Заходи скорее, к сожалению, у меня мало времени. – Голос старика звучал живее, чем обычно. На столе в хрустальном кубке была налита вода. Если бы в мире существовал кто-то, способный обыграть старика в его же игре, Ганнон бы заподозрил, что перед ним личина. Коул отпил из бокала, показав руку и серебряное кольцо с сапфиром, будто бы отвечая на подозрения.
Все время рассказа Ганнона Коул водил пальцами по каминной полке. При упоминании оружия и Синдри, он задумчиво потрогал бороду, но не произнес ни слова. К удивлению Ганнона, Черная жрица не заинтересовала старика. Сев, он побарабанил пальцами по столешнице и спросил:
– Этот человек, что может помочь с этим их Оружием в землях Дара… кто он, по-твоему?
– Тот, с кем даже еретику не по себе иметь дело, – Ганнон немного помедлил, – ереси могут порой расходиться между собой дальше, чем с истинным каноном. Но, думаю, это был демонопоклонник.
– Я тоже так полагал, и пока тебя не было, мы выяснили, что Корб действительно связывался с культистами, но позднее их контакт оборвался.
– Раскол, – констатировал Ганнон: он был уверен – все сходилось.
– О котором мы знаем от брата Второго Круга, – заметил Коул, сложив пальцы домиком. – Впрочем, в этом я ему верю. Откуда взялся убийца?
– Я думал, что это мог быть Корб, что он что-то заподозрил. Но зачем тогда он отдал мне сверток с записями?
– Хм, может быть, он решился после твоего ухода, когда собрался с мыслями, – предположил старик.
– Или его противники не такие трусливые простаки, как он думает. Культист тоже был настороже.
– Для него это нормально, в его глазах Родкар ничем не опаснее остальных. – Коул, зажмурившись, потер виски. – С тобой никто не пытался связаться? В Тиарпоре у нас был ценный человек, но контакт с ней очень непостоянен.
– Нет, милорд.
– Хорошо, хорошо, – приговаривал Коул, снова встав лицом к камину. В этом «хорошо» читалось: «плохо, но это не твоя вина», однако, Ганнона это вполне устраивало. – Можешь идти… Ты прекрасно справился, – добавил старик. Как и всегда, похвала была не то чтобы неискренней, просто Коул как будто не видел в ней необходимости. Но почему-то он каждый раз проговаривал положенные слова.
– Корб еще упоминал, что Видевшие некогда были ровней Черным жрецам. – Все же решился упомянуть Ганнон. Расспрашивать хозяина о природе таких сил было опасно. Но сейчас юноша формально выполнял долг, пересказывая чужие слова. Любопытство пересилило страх.
– Тщеславные бредни! – Отмахнулся старик. – Отдохни пока в Виалдисе, – продолжил он, – и поговори с Виннаром. Он уже начал работать с Откликнувшимся королевы, которого ты ей посоветовал.
***
На следующий день Ганнон должен был встретиться с Иннаром, Виннаром и младшим сыном дома Лизарис. Виннар сказал идти к сторожевой башне севернее Внутреннего рынка, той самой, что запирала проход между Внутренней гаванью и Внешней со стороны берега. Стражник, предупрежденный о встрече, позволил гостю пройти туда, куда не пускали никого из горожан. Нижние уровни башни наполовину состояли из прибрежной скалы и тянулись до самого моря: там было отверстие, из которого выходила и сразу погружалась в воду защитная цепь. Ганнон находился выше, на одном уровне с городскими домами, где башня была сложена из того же белого камня, что и небольшая площадка перед ней. Вид на гавань и море открывался потрясающий.
Взглянув вниз и налево, на западе можно было хорошо рассмотреть внутренний порт, пляж и маяк. Справа громада Храма заслоняла восточную часть города и замок на другом берегу Голоки. К порту плыли несколько кораблей, десяток трирем, казавшихся крошечными по сравнению с флагманом. Меньшие корабли отделились и направились на запад – к маяку, а громадина заложила плавный поворот на восток – в сторону замка.
На площадке стоял небольшой деревянный стол и жаровня. Все, кроме Ганнона, уже собрались. Иннар что-то увлеченно обсуждал с Откликнувшимся, Виннар сидел откинувшись. Увидев новоприбывшего, он привстал и радостно замахал рукой, двое других тоже повернулись в сторону Ганнона: ключник кивнул и начал возиться с бутылкой эля, а парнишка-легионер внимательно всмотрелся в новое лицо – его глаза расширились от изумления. Виннар откровенно веселился, наблюдая за этой сценой.
Заняв последний свободный стул, Ганнон заговорщицки подмигнул Лизарису, похлопал по плечу Иннара и обратился к Виннару:
– Не перестаешь удивлять, сложно было сюда пробраться?
– Нет, я давно договорился, было нетрудно. Рад, что ты успел. – Он вновь откинулся на спинку своего сидения и заложил руки за голову, как делал всегда, когда подвыпьет. – Сегодня приплывает Сцилла – думал посмотреть из башни в замке, но решил, что здесь лучше.
– Виннар, как всегда, мудр, – произнес Иннар, протягивая асессору береговой эль. Откликнувшемуся он предложил долить вина, но тот отрицательно замотал головой. – После прибытия двора замок безумнее, чем Красный рынок с цирком. – Ганнон согласно кивнул и втянул носом запах брухта – вот теперь он точно был дома.
Откликнувшийся молчал, и Иннар решил помочь ему, подумав, что тот смутился:
– Иссур, это наш друг, звать его Ганнон…
– Доброго дня, почтенный, – перебил его Лизарис и с ухмылкой поклонился, приложив правую руку к груди. Юноша без смущения повторил жест и ответил:
– Рад вновь познакомиться. Зовут меня и правда Ганнон, я – асессор. – Увидев замешательство на лице парня, он продолжил: – Твой отец боялся, что я могу рассказать о яме на его дороге, но я проверяю тех, кто проверяет дорогу, помимо прочих дел. Представляться на обходе мне не позволено.
Иссур с облегчением вздохнул и сбросил напускную суровость: было видно, что она ему не по нраву. Но и спуску Ганнону он давать не собирался, пока тот не объяснился – легион есть легион, хоть парень еще и не в кирасе.
Иннар удивленно смотрел по очереди на всех присутствующих, но затем пожал плечами и невозмутимо пошел к жаровне: он уже давно привык, что его друзья вечно были замешаны в странных делишках. Паренек долго возился с углями, пока терпение Виннара не лопнуло. Он подошел и быстро раздул первый уголек, дальше дело пошло уже легче. Немного выпив и обменявшись новостями со старыми друзьями, Ганнон вновь обратился к Откликнувшемуся:
– Как тебе в городе? Как новая служба?
– В Маяке очень интересно! Интереснее уж, чем в усадьбе. – Парень расслабился и снова стал говорить быстро и с неподдельным энтузиазмом. – Тренировки те же, дома даже строже гоняли, а работа другая: счета, книги, планирование, история. Мне нравится, но Лизарис расстроился, конечно.
– Лизарис? Ты имеешь в виду отца?
– Да… нет… ну то есть… – Иссур замешкался. – Он мой дядя, двоюродный, по матери. Взял меня на воспитание еще младенцем.
– Двоюродный дядя – не слишком близкая родня, – сказал Виннар, – очень благородно с его стороны.
– Ну мы же Откликнувшиеся. – Парень слегка ударил кулаком в грудь. – Не жрецам же в приют сдавать, – закончил он, смутившись, что приходится объяснять очевидное. Троица воспитанников переглянулась. Неловкую тишину прервал Иннар:
– Говоришь, приемный отец расстроился, а почему? В твердыне Легиона тебя ждет прекрасная карьера.
– Ну, мой брат, который уже в кирасе, он не то чтобы… в общем, дядя, то есть отец, он надеялся, что я покажу себя на кораблях перед его товарищами, что еще служат. Я из братьев один могу хорошенько метнуть копье… – он прервался, с удивлением глядя на собеседников. Ганнон еле сдерживался, Виннар сотрясался от смеха, зажав рот рукой. Иннар, точно выбрав момент, когда двое почти успокоились, громко опустил тарелку с сосисками на стол. Тут все трое расхохотались уже в голос, а Иссур покраснел: лицо его осталось бледным, но на щеках и скулах вспыхнули отдельные ярко-красные пятна.
– Сейчас я тебе объясню… – утирая слезы, заговорил Виннар.
– Нечего мне объяснять, – парень старался выдержать спокойный тон, но уши его уже тоже начинали краснеть, – батраки наши коров разводят…
Общий смех прервал его, но Ганнон решил проигнорировать утехи быков с коровами и ударить с неожиданной стороны:
– Ваши батраки? Простите нас, лорд, за скабрезные шуточки.
– Да, мы, знаете ли, не безродные! – Парень явно встал в оборону. Тон был неестественным, но Иссур старался придать ему шутливости, понимая, что его испытывают.
«Молодец», – подумал Ганнон и прочел то же в глазах Виннара. Уловив настроение, Откликнувшийся продолжил уже спокойно:
– Все говорят – Марш Легионера, забывая, что из Колоний-то они плыли, прежде чем пойти по дороге. Мой предок был на весле на том корабле, на котором плыл Руббрум, – многозначительно закончил он.
«Услышь поступь», – пронеслось в голове у Ганнона. Они с Виннаром уважительно закивали, Иннар же выглядел растерянно.
– Засечки на столбах, – пояснил ему Ганнон. Ключник задумался, припоминая истории о Марше, и тоже с почтением наклонил голову. Асессор же продолжил: – Раз речь зашла про Земных и Морских, я тут видел занятных ребят в черных плащах. – Он слышал о них раньше, но встречаться до этого года не доводилось. – Интересно, что расскажет легионер с девизом?
– Ах эти… Ну, формально они Земные и редко носят черный в Виалдисе, – стал объяснять Иссур. Он потер затылок: тема его явно не обрадовала. – Но держатся особняком, обычно их называют под-Земными.
– Вы с ними не ладите? – прищурившись спросил Виннар.
– Они ни с кем не ладят… Считают, что они одни сражаются в пещерах, где враги гнездятся, пока Земные их по Гирсосу гоняют, а мы с пиратами в догонялки играем. Так-то они и правда больше бьются, – будущий легионер вздохнул, – но при наших это лучше не поминать.
– Все те ребята в черных плащах были без гербов… Они все равно Откликнувшиеся? – спросил Ганнон.
– Да, их набирают из Земных, так что дом за каждым есть, но они уже не те…
– И еще кое-откуда, – еле слышно проговорил Виннар.
– Никогда не понимал, – встрял Иннар, – все легионеры – Откликнувшиеся? Или как это устроено?
– Тут непросто, – Иссур потер переносицу, – офицеры – да, с девизом, но начинают все равно снизу. Кто побогаче быстро это проходят, конечно. А большинство – это свободные арендаторы земли у старших родов, они тоже потомки Торговой Стражи, так что тоже Откликнувшиеся, но без девиза.
– Батраки ваши?
– Нет, они так же у нас работают, но батраком может кто угодно быть, и в Легион их не возьмут. А если обычный легионер выслужится, то может получить девиз, а землю прикупить на жалование… Уф, да, сложно это… – Парень сочувственно смотрел на озадаченные лица.
– Не так много поколений прошло со времен Марша, наделение землей служивых… – начал Ганнон, но Виннар хлопнул его по плечу и закричал:
– Вот она, вот! – Он привстал, одной рукой опершись на плечо Ганнона, второй – указывая на выплывающий из-за Храма корабль. – Перед замком уже покрасовались. Прости, братишка, – сказал он, увидев недовольную мину друга, – мы эту лекцию уже сто раз слышали, а Иссуру она ни к чему. Да не будь ты унылым, как Уналмас, светлая память его скучнейшему величеству! Смотри лучше, какая красота!
Зрелище было и вправду впечатляющее: втрое длиннее самой большой триремы и с семью рядами весел, Сцилла представляла собой настоящую плавучую крепость. На носу красовались огромные красные глаза, борта были украшены деревянными скульптурами, между ними тут и там виднелись баллисты и онагры.
– Сколько же там народу? – выдохнул Иннар.
– Около тысячи моряков, – ответил Виннар, не отводя взгляда от корабля.
– Полторы, – коротко бросил Иссур. Он внимательно рассматривал паруса и весла. – Наследник ведет, плохой поворот, слишком близко.
– Да нет же, до берега еще плыть и плыть, – возразил Виннар.
– Это не трирема, тут поворачивать надо загодя, – повезет, если на мель не сядет, – напряженно проговорил Иссур. Он стоял, отбивая частый ритм носком сандалии и опершись на стол сжатыми кулаками, отчего костяшки его побелели.
Через некоторое время корабль и вправду утратил плавность хода. Один борт стал грести медленнее, а другой – налег на весла, пытаясь скорректировать курс. Вода вспенилась вокруг весел, Сцилла по широкой дуге приближалась к берегу, пытаясь встать параллельно: насколько возможно близко к городу, но все же на безопасной глубине. Иссур протянул бокал Иннару, и тот с одобряющим выражением лица щедро налил вина.
– Ветер, бездарь, с севера, – бормотал Откликнувшийся.
Словно услышав его, на корабле начали спускать паруса на всех трех мачтах. Откликнувшийся схватился за голову и стал расхаживать взад-вперед.
– Ваш старший дом? – Ганнон решил отвлечь его.
– Да, хозяин морского надела и так стоит над всеми, как Говорящий от Морского Легиона, но мы еще и их вассалы по земельному праву.
– Морского надела? – Иннар хотел добавить еще что-то, но побоялся опростоволоситься.
– Капитан Сциллы не владеет землей, она и есть его надел, – пришел на помощь Ганнон.
– Да, и без земли – немаленький, – добавил Виннар.
На корме подняли небольшой парус и повернули рею так, чтобы ветер помогал маневру, толкая заднюю часть корабля. Иссур вскинул руки к небу, благодаря всех богов. Довольно долго ничего не происходило, и все, кроме него, перестали неотрывно смотреть за ходом корабля, вместо этого наблюдая за Иссуром. Спросить Откликнувшегося, все ли в порядке, никто не решался. Наконец, на его лице показалось облегчение, он плюхнулся на стул и уронил голову на руки. Иннар похлопал будущего легионера по плечу и, когда тот поднял голову, спросил:
– Ну что, справился ваш господин?
– Сынок его, да, со скрипом. – Иссур поднял кубок и выпил залпом.
– Курум успели потратить? – Иннар снова наливал, Иссур, немного придя в себя, прикрыл рукой свой кубок. – Сцилла в город, цены вверх. На все, кроме зерна, конечно.
– На биржу зерновую мы не ходим, да и нет денег – нет проблем, – грустно улыбнулся Ганнон. – Интересно, сколько зеленых монет на ней привезли?
– Да каждый год все больше, – проворчал Виннар, положив руку на кошель.
Сцилла тем временем плавно шла на веслах вдоль берега, нацелившись в небольшую бухту рядом с Маяком. Эта часть пути не заинтересовала Иссура: корабль двигался по сигналам, которые подавали с берега. На сторожевой же башне неспешная беседа продолжалась еще полчаса. Откликнувшийся откланялся первым, сославшись на ранний подъем в Штабе Легиона. Иннар, которому спать оставалось еще меньше, задержался подольше.
– Долго выбирал… – Он похлопал рукой по пузатой бутыли с элем, после того как освежил напиток в кружке Ганнона. – Как тебе?
– Выше всяких похвал. – Ганнон медленно вдыхал запах, не поднося напиток слишком близко к лицу. Пряные нотки щекотали нос. Переместив чашу чуть ближе, он начал ощущать морскую составляющую в аромате, слегка раздражавшую обоняние. Глоток, и она разлилась по рту, на секунду затмив все остальные. Когда же напиток окончательно провалился в желудок, остались только тепло и нотки специй в долгом послевкусии. – Совсем не то, чем на пляже угощали.
– На пляже? – Иннар рассмеялся. – Тебя Молк попутал там пить?
– Ситуация была… необычная, – ответил Ганнон. Виннар усмехнулся, но промолчал.
– Еще б ракушек там поел, – ключник покачал головой.
– Мне кажется, я что-то такое и попробовал, они их варят вместе.
– Их нельзя с выпивкой смешивать! – Иннар схватился за голову. – От такого напитка можно не то, что поговорить, встретиться с богами. Особенно, если в прилив или после бури собирать.
– А ты знаток, я смотрю, – вступил в разговор Виннар, подмигнув Ганнону.
– Я понемногу! – Смешался Иннар. – Яррон вот злоупотребляет иногда, он и угощает.
– Яррон? – Ганнон пытался вспомнить, кто это, но на ум никто не приходил.
– Личный слуга Прелата, – пояснил Виннар, который лучше ориентировался в замке.
– Только тихо! – Иннар приложил палец к губам. – Это большой грех. Но без этого бесконечные епитимьи не выстоишь. Бедняга чуть не каждую ночь бдит.
– С таким хозяином, не могу его осуждать, – заметил Ганнон, вспомнив свою встречу с Прелатом, и поежился.
– Ну, не так он и плох, – хмыкнул Иннар, подливая себе вина. – Самое страшное наказание – ничего не делать. Тоже мне. Кастелянша во сто раз хуже.
– Не соглашусь с тобой, – мрачно произнес Ганнон, поболтав остатки эля в чаше.
– Да я же не спорю, что он тоже из господ, – Иннар, перегнувшись через стол, долил ему эля, – но не хуже других. Просто ты столкнулся именно с ним. Вот что ты думаешь о кастелянше?
– Ничего не могу сказать, – ответил Ганнон и отпил глоток.
– Вот! – Иннар самодовольно сопровождал каждое слово взмахом указательного пальца. – Потому что не имеешь с ней дел. А с Прелатом – пришлось. Пришлось бы с кастеляншей – получил бы и от нее.
– Ты же получаешь от нее за дело! – воскликнул Ганнон, глядя на Виннара в поисках поддержки. Тот только пожал плечами, мол, не впутывай.
– Так же, как и ты получил от Прелата. – Иннар развел руками. – Господа – они такие. Всегда мы в чем-то виноваты… Основы мира, друг.
Иннар – явно довольный своими рассуждениями – допивал вино. Тем временем Ганнон изо всех сил сдерживался, чтобы не выбросить поганца в море. Перед глазами стояли тюки книг, которые он принес Ганнону в тот злополучный день.
– Ну что ж, раз уж помянули каргу, мне пора. Подъем ранний. – Закончив с напитком, Иннар с тоской посмотрел на восток.
– Ночью надо спать, друг, вот это – основы мира! – одобрил Виннар.
– Ты, как всегда, мудр, – ответил Иннар. Закусив напоследок, он отправился в сторону замка, слегка пошатываясь.
– Да только слушать меня не хочешь, – бросил Виннар ему вслед. Ключник только отмахнулся, не оборачиваясь. – Скоро придется отправляться в Колонии? – спросил капитан Ганнона, когда их друг скрылся из виду.
– Откуда ты знаешь? – асессор наклонил голову.
– Коул велел собрать информацию после твоего возвращения. Хестол имеет интересы и на Аторе, и на остальных трех островах. Пещерники, про которых ты спрашивал, в основном работают на Гирсосе, так что про житницу мы знаем больше. Там все тихо.
– Пещерники работают на нас?
– Да, и некоторые из них – из Дубильни. Самые буйные уходят туда, с добровольцами из Земного у них не очень.
– Веди себя как положено, не то увезут в Отлив… – пробормотал Ганнон старую угрозу братьев-инструкторов и поднял взгляд на Виннара, тот мягко кивал.
– Я был к этому близок в свое время, – усмехнулся он.
– И ты на связи с ними?
– Да.
– Все время?
– Конечно. Ганнон! Право слово, ты иногда ведешь себя так, как будто ты один работаешь! – Виннар беззлобно рассмеялся, сверкнув белоснежной улыбкой к вящей зависти асессора. – Впрочем, похоже, не ты один так думаешь. Старик хочет поднять одного со второй ступени, как ты помнишь. И первым он предложит тебе. Думаю, он сказал мне об этом, чтобы я прощупал почву.
– Я… не приму эту честь, ты же знаешь. – Ганнон замотал головой, представив себе, как рушится тот мир, что он выстраивал для себя долгие годы.
– Твой страх… – начал было Виннар. Он точно захмелел: дела Братства не стоило обсуждать в городе. К тому же они не единожды спорили об этом раньше, всякий раз оставаясь каждый при своем мнении.
– Вполне обоснован, – отрезал Ганнон. – Мы оба видели…
– Знаешь, некоторые говорят, что это лишь спектакль. Неудачников отправляют в Колонии с разумом деревенского дурачка.
– Некоторые? Из толпы? – усмехнулся Ганнон: посвященных было раз два и обчелся.
– Стражи покоев старика, – с улыбкой пояснил капитан, а в ответ на изумленный взгляд друга добавил: – Я тоже был в шоке. Но, да, они иногда говорят.
– Да, со мной тоже недавно говорили, жуть. Но все равно – чушь… – Ганнон помотал головой, сбрасывая морок. – Сказки, чтобы отогнать страх.
– Думаю, ты прав. Не все подводят хозяина при попытке возвыситься. Кто-то встречает более… типичную участь. – Погрустневший капитан поболтал вино на дне кубка и разом допил. – Просто так старик ничего не дарит…
Ганнон уже не слышал последних слов: его мысли занимала судьба тех, кто все же смог освоить искусство Братства. Лишь немногие доходят до второй ступени, но почти никто – до третьей. Он сжал пальцы левой руки, вспомнив о кольце, что лежало в сундуке под вторым дном. Его жест не ускользнул от внимания Виннара – тот положил правую руку на плечо друга и сказал:
– Ганнон, ты же знаешь: чего я не могу выносить, так это видеть, как просирают талант. Тебя выбрали, но это повод для радости, а не страха. И не думай, что я откажусь быть следующим, если ты сдрейфишь. Меня не остановит гордость. А еще один шанс тебе может и не выпасть.
– Пусть так и будет. – Ганнон мягко снял руку друга со своего плеча. – Для меня будет честью служить под твоим началом.
«Если ты пройдешь возвышение, – мрачно подумал юноша, глядя на сиреневую кайму над горизонтом. – Но отговаривать Виннара – занятие еще более безнадежное, чем плыть в Шторм».
Акт 2. Глава 2 Глубина греха
Глава 2. Глубина греха
Верх пера в руках Ганнона казался неподвижным, но острый кончик так и мелькал, с невероятной скоростью выводя аккуратные символы на небольшом пергаменте. Рядом лежал футляр, в котором предстояло отнести доклад Коулу: юноша сомневался, нужно ли это после разговора, но решил не рисковать. Разум без усилий переводил слова в знаки шифра – годы практики давали свое. А вот выводы давались с трудом: хотелось написать больше, показать, что он годится на что-то и без кольца. Возвышение всегда было добровольным, без желания его просто невозможно было провести. Но Ганнон слишком хорошо знал, как человеком можно манипулировать: через посулы, угрозы, стыд или чувство верности. Наверняка ключик есть и к нему.
На пергаменте оставалось место для последнего квадрата: символы шифра следовало записывать по спирали – снаружи вовнутрь. Поэтому весь «абзац» следовало продумывать заранее. Погрузившись глубоко в свои размышления, юноша в последний миг успел поймать каплю чернил, чуть не упавшую на лист. Вздохнув, он аккуратно отодвинул пергамент и убрал перо в чернильницу. Асессор пытался ухватить мысль и составить внятный текст, но раз за разом образ ускользал, оставляя за собой только ноющую пустоту в голове. Тонкие линии символов на пергаменте высыхали на глазах, дождавшись пока последние перестанут поблескивать в свете свечи, Ганнон свернул пергамент и убрал до поры в футляр. Ложные Мученики… природа их ереси могла бы дать подсказку.
В прошлый раз он приходил в Замковую Обитель к Прелату, рассчитывая как можно быстрее ее покинуть. Теперь же придется задержаться подольше. Без особой надежды Ганнон проверил покои Боннара: они все так же были заперты снаружи, на замке начинала скапливаться пыль. Строения обители, где за счет казны Гамилькаров жили и трудились жрецы всех богов, окружали небольшой сад с фонтаном в центре. Вспомнив рассказы монаха, Ганнон проследил за скрытыми под землей трубами вплоть до массивных внутренних стен, в которые был встроен резервуар для сбора дождевой воды, теперь питающий фонтан.
Обритые послушницы и послушники деловито сновали через сад от одного строения к другому: мелькали синие, зеленые, бурые и бледно-желтые одеяния. Попадались и служители Ихариона в белом, ведь только их Братству было дозволено изучать Старшие Книги. Впрочем, здесь их было не в пример меньше, чем в любом другом храме. Королевский род поддерживал жизнь в увядающих культах, создавая противовес Красному Городу, но не нарушал при этом ни единого слова писания.
«Благочестие и дерзость, – Ганнон вспомнил рассказы старого монаха о церковных максимах, – две опоры из трех, необходимых для ереси». Благочестие не могло составлять ересь, как одна из двух опор. Третьей и последней могло стать отклонение от догмы, но чистота исследований блюлась строго, и все они были доступны для проверки, что наверняка не могло не злить Больший Круг Ихариона.
Приблизившись к слугам Вортана, что возились с фонтаном, Ганнон поинтересовался, где находится брат Боннар. Вместо ответа они промямлили что-то неразборчивое и углубились в работу. Это повторилось несколько раз, вызывая все большую тревогу: кто-то пожимал плечами, другие молча уходили, кто-то шарахался от него, как от чумного. Юноша мрачно расхаживал по саду, наблюдая, как люди огибают его, едва завидев, словно косяки рыбы при появлении хищника. Вскоре его внимание привлекла фигура в белом с диковинной хромой походкой. Завидев Ганнона, идущего следом, служка узнал асессора и ускорил шаг. Хромающий на обе ноги помощник Прелата не мог далеко уйти, бесплодные попытки вызывали чувство сострадания, но дело было важнее.
– Яррон! – Служка вздрогнул то ли от громкого оклика, то ли от звука своего имени и замер. – Куда же ты так торопишься? – насмешливо спросил его Ганнон. – Морских гадов объелся?
Теперь бедняга побледнел под стать своему одеянию, он затравленно смотрел на асессора, боясь сдвинуться с места. Тем временем тот приблизился и, слегка наклонившись, произнес:
– Не переживай, живот от них крутит, но если не ел сырыми, то нечего бояться. – Было видно, как Яррон пытался сообразить, о чем Ганнон говорит: о еде с рынка или ракушках с пляжа. – Я ищу брата Боннара, ты не знаешь, где он?
– Кого? – переспросил служка.
– Брата Боннара, – ровным тоном и с улыбкой повторил Ганнон. – Служитель Вортана, тучный такой, с кудрявой бородой.
– Он странствует, – медленно произнес Яррон и облизнул пересохшие губы. – Да, наверное, уехал вместе с братом Второго Круга, – чуть увереннее закончил он.
«Странствует? Что за чушь! – Ганнон обдумал уверенную интонацию служки в конце. – Нашел кусочек правды, которая хорошо крепится к его лжи».
– Брат Тризар уехал? Вместе с пленником?
– Д-да, – служка помедлил, – но не насовсем, должен вернуться. Его слуги стерегут темницу.
– Спасибо! – Ганнон похлопал его по плечу, Яррон же облегченно вздохнул и быстро поковылял прочь.
Присев под небольшим деревцем, Ганнон обдумывал слова служки: «Куда мог поехать Боннар? Он же годами не покидал не то что город, а даже замок. И Тризар тоже… Как это связано?» Вопросов было больше, чем ответов. Завидев группу жрецов, асессор решился обратиться к ним. Выбор пал на слугу Гирвара, чье темное лицо неардо резко контрастировало со светлым одеянием. Гладко выбритый и с длинной тонкой косой, он шел к выходу из Обители. Юноша направился наперерез и, когда пути их пересеклись, глубоко поклонился и произнес:
– Она приносит нас вначале…
– Он же принимает в конце. – Жрец не мог не ответить на ритуальное приветствие, но насупленные брови выдавали недовольство. Он говорил с совсем легким акцентом, но точно пришел из-за Гор.
– Я прошу прощения, но мне поручили передать сообщение, – Ганнон притворно задумался, – брату Боннару. Я нигде не могу его найти.
– Он странствует. Когда вернется – пока неизвестно, – ответил жрец и продолжил свой путь, не сочтя нужным добавлять что-либо еще.
«В последнее время королева стала обращать внимание на разных придворных, может статься, она и ему нашла применение?» – подумал Ганнон. Пока он решался, можно ли обратиться к кому-либо из других жрецов, у дверей в покои Прелата началась какая-то суета. Решив не рисковать, юноша двинулся прочь из Обители, тем более что – кроме Боннара – он не был лично знаком с кем-либо из здешнего духовенства.
Направляясь обратно к цитадели, Ганнон вспомнил слова Яррона о брате Второго Круга. Его пленник, возможно, был связан с Леориком или хотя бы мог что-то знать о контактах еретиков и демонопоклонников. Допросить его? Не слишком ли это рискованно? Юноша прикрыл глаза и увидел всполохи пламени, пожирающие его руку, оголяющие плоть до самых костей. Увидел безмолвные фигуры в капюшонах, стоящие в круге из свечей. Сжав кулаки, он направился внутрь цитадели и дальше знакомой дорогой – вниз в темницу.
Завидев Ганнона, один из стражников – местных из замка – встал и преградил ему путь, не дав спуститься ниже.
– Стой! – прокричал полноватый мужчина в накидке с гербом поверх кольчуги, который охранял дверь, ведущую к камерам на первом этаже подземелья. – Сюда проходить не велено, приказ! – Он многозначительно указал пальцем наверх.
– Прошу прощения, – Ганнон с улыбкой поклонился, – но я направляюсь вниз. – Он кивнул в сторону лестницы, которую наполовину закрывал стражник. – Туда тоже нельзя?
– А-а-а… – протянул мужчина и посторонился. – Туда можно, но, смотри, там ребята пострашнее меня обитают! – усмехнулся он в бороду и вернулся к своему столу, потеряв к гостю всякий интерес.
– А у вас что за злодей такой сидит? – Ганнон постарался выдержать тон непринужденным, но страж только молча уставился в неровную столешницу, освещенную единственной оплывшей свечой.
Спустившись ниже, Ганнон увидел двух охранников. Опоясанные короткими мечами и в кожаных доспехах с нашитыми металлическими платинами, они стояли возле той самой двери, где королева пыталась подслушать разговор Прелата. Не дойдя четырех шагов, юноша представился:
– Ганнон, асессор его Величества, представитель Избранника в деле этого заключенного. – В ответ стражники не проронили ни слова, продолжая бесстрастно смотреть на незваного гостя. – Я бы хотел поговорить с ним, – закончил Ганнон.
Двое мужчин переглянулись, после нескольких секунд раздумий один их них приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Через минуту он вернулся в сопровождении еще одного стража. «Интересно, сколько их там?» – пронеслось в голове Ганнона. Осмотрев пришедшего, мужчина с седой косой и золотым кольцом на мизинце жестом пригласил войти.
Комната, что когда-то показалась Ганнону безопасной, теперь уже точно не была таковой. Двое стражей остались снаружи. Еще трое и вожак были внутри, дав гостю осмотреться и понять расстановку сил, старший, наконец, произнес:
– Мое имя Саур. Брат Тризар запретил кому-либо говорить с отродьем без него, и так оно и будет. – Он стоял, опершись руками на стол, его взгляд источал уверенность. Надо сказать, небеспочвенную – трое вооруженных подчиненных придавали словам вожака вес. Ганнон окинул глазами его, руки, золотое кольцо, стол, книгу на нем.
– Возможно, речь идет о тех, кто не говорил с… отродьем раньше, но я не из их числа, – сказал асессор и вежливо указал на книгу. Ему удалось смутить церковника: тот и вправду начал листать страницы. Ганнон же продолжал уверенным тоном: – Во-он там, где несколько клякс.
Саур гневно взглянул исподлобья в ответ на издевательскую подсказку, но все же дошел до нужного места и принялся читать, водя пальцем по строкам. Закончив, он ответил резко, однако в его голосе уже была слышна трещинка сомнения:
– Это ничего не меняет, пленник остается в нашей власти.
– Прошу вас, прочтите внимательней. Там записано и заверено вашим господином, что я – представляю здесь дом Видевших, – Ганнон решил, что этот статус для церковников важнее короны «попутчиков милости богов», – как полноправный участник процесса в их землях, на… а точнее под которыми, мы находимся, – произнес асессор. Стражник молчал, только громко вдыхал и выдыхал. Подручные Саура застыли и смотрели на него. Ганнон продолжил, воспользовавшись тишиной: – Допустим, я попытаюсь пройти. Вы желаете устроить резню и так встретить брата Тризара? При всем почтении ко Второму Кругу, мы все же в Виалдисе.
Несколько томительных секунд церковник колебался. Ганнон был почти уверен, что в худшем случае его просто вышвырнут, почти. Ответ на лице Саура юноша увидел на мгновение раньше, чем тот пробурчал:
– Напиши все, что ты мне сказал про Видевших, в книгу. – Он пододвинул ее к краю стола. – Пусть попробует разговорить! – сказал старший церковник уже громче, решив приободрить своих людей. – Если он даже брату Тризару пока слова не сказал, то куда уж этому! – Саур вызвал смешки. – Но это пока что, все они, в конце концов, говорят, – закончил он под одобрительное бормотание своих подчиненных.
Пока Ганнон скрипел пером по пергаменту и пытался припомнить хотя бы название документа, утверждавшего его права, подал голос один из младших церковников:
– Вы, кажется, сказали, что мы находимся не на, а под землями…
– Остороожнее, господин, – нараспев проговорил Ганнон, не отрываясь от письма, – а то придется отпустить всех лиходеев и еретиков, которых владетели земель держат в подземельях. – Общий смех немного разрядил обстановку к облегчению асессора.
Закончив и поставив точку, юноша выразительно взглянул на дверь. Старший стражник снял со стены факел и передал Ганнону, затем он потянулся к ключам, что висели на крюке, довольно высоко вбитом в стену. Рукав задрался и открыл татуировку на предплечье: два частично перекрывающихся круга, меньший и больший. Церковник отворил дверь и уже было шагнул вперед, но Ганнон вмешался:
– Мое право посещения исходит от Видевших, распоряжение же вашего господина остается в силе. Церковь не дозволяет вам говорить с пленником.
Кулак, в котором была связка ключей, сжался до хруста костей. Лицо Саура потемнело, он медленно проговорил:
– Дерзость и искажение буквы закона в угоду злу – это ересь, даже если не создали еще такой максимы.
– Как хорошо тогда, что за ересь в этих землях судят Видевшие. – Ганнон пожал плечами, прошел в дверь и закрыл ее за собой. Прислонившись спиной к деревянной поверхности, он закрыл глаза и минуту глубоко дышал, пока сердце, бешено колотившееся в груди, наконец не успокоилось.
***
Свет едва разгонял тьму, ярко отражаясь только от влажных выпуклых камней стены. Ганнон шел по коридору по памяти, придерживаясь рукой за стену. После очередного шага тьма, наполнявшая пустоту прямо перед ним, поглотила свет факела. Оглянувшись по сторонам, юноша увидел отблески на стенах уходящих вбок коридоров. Пройдя еще чуть дальше вперед, асессор смог различить очертания прутьев клети и человека, лежавшего в ней. Поднеся факел ближе, Ганнон рассмотрел следы пыток, покрывавших тело несчастного. Шрамы от кнута и синяки от ударов, разбитые ногти и ожоги.
– Вы не заставите меня есть! – огрызнулся культист. Он поплотнее свернулся на полу, голова и лицо его были закрыты руками и всклокоченными волосами, слипшимися от крови. Оглядевшись, Ганнон увидел несколько перевернутых мисок рядом с клетью. Вокруг нее был белой краской начерчен охранный круг с символами уже более аккуратными, чем первые – угольные.
– Мне неловко, но я не принес с собой еды, – мягким тоном произнес Ганнон, как бы извиняясь.
Реакция оказалось ровно такой, как он и рассчитывал: заключенный удивленно вздрогнул, из глубин волос блеснул открытый любопытный глаз.
– Писарь, ты служишь им! – Культист снова отвернулся.
Удивившись его хорошей памяти и зоркости в полумраке, Ганнон выложил свой козырь:
– Они и вправду так считают, но я здесь по поручению лорда Корба, – прошептал он.
Демонопоклонник остался неподвижным и проговорил очень тихо:
– Или это уловка, и ты здесь, чтобы разговорить меня. Рабы Братоубийцы могли схватить Леорика за то, что он не так молится их хозяину. – Послышался горький смешок.
«Леорик, – повторил про себя Ганнон. – Он знает имя. Это уже кое-что».
– Даже официально, я здесь представляю корону, а не церковь.
– Все вы рабы.
– Но с некоторыми вы все же согласны говорить. – Ганнон добавил в тон немного раздражения. – Связи с вами – не единственная опасность для моего господина. Как вам известно, ваша помощь ему была нужна для дел… которые лучше даже не упоминать в Тиарпоре. – Он использовал старое имя города, что было в ходу у бунтовщиков. – Не переоценивайте Второй Круг: если бы хозяева Клики что-то знали, вы бы уже давно были в их руках, – шептал Ганнон, вглядываясь в скрытое темнотой лицо, надеясь уловить реакцию.
– Друг ты или враг, я не желаю рисковать и говорить о делах Убежища.
– Ваши внутренние дела меня не интересуют, но нам все еще нужна ваша помощь, – говорил Ганнон, оглядываясь на коридор позади. «Убежище, так они себя называют?» – пронеслось у него в голове. – Почему прервалось сообщение? – Асессор не рискнул описывать общение более точно, ведь это могли быть как письма, так и личные встречи.
Пленник молчал. У Ганнона участился пульс, он подумал: «Синдри был при Леорике, но этот, похоже, не отрицает, что общение прервалось». Асессор решил рискнуть, спросив:
– Это связано с видениями, о которых вы говорили?
– Все Слушающие Землю получили откровение, но не все приняли его истинность, – раздался слабый голос. Лежавший на полу культист приподнялся и посмотрел Ганнону в глаза. – Многие братья и сестры были недоверчивы, это нормально, но потом… их как будто подменили… пропали несколько из тех, кого посещали пророческие видения, а потом и я оказался в ловушке… на одной из встреч. – В голосе его звучала неподдельная горечь, похоже, он отчаянно нуждался в том, чтобы поделиться ею хоть с кем-нибудь. Ганнон ощутил укол совести: он точно не был пленнику ни другом, ни помощником.
– То, что вы видели… – Ганнон вспомнил слова Корба, – это может навредить нашему оружию?
– Оружие? Вы все еще так думаете? – Культист опустил голову. – Тогда я и сам оружие, только меньшее. Видения не навредят никому, а "оружие" помогло бы нам лучше понять их. А потом, кто знает? Может и освободить этот мир. – Он снова свернулся на полу, давая понять, что разговор окончен.
Акт 2. Глава 3 Дубильня
Глава 3. Дубильня
Слуги Тризара легко поверили в то, что пленник остался безмолвным. Они не произнесли ни слова, но насмешливые взгляды, которыми стражники провожали Ганнона, говорили сами за себя. Похоже, их хозяин не делился с подчиненными подозрениями касательно Коула, иначе они не были бы так беспечны.
Вернувшись домой и поразмыслив еще немного, Ганнон понял, что именно для доклада информации не сильно-то и прибавилось. Он закончил запись, выразив свою уверенность в том, что Синдри – демонопоклонник. По-видимому, из фракции, противоборствующей той, к которой принадлежал пленник Второго Круга. Ганнон не смог узнать больше про Ложных Мучеников, но их ересь позволяла запятнать себя общением с ними ради высшей цели. Крошечные символы высохли быстро – можно было отправляться.
Снова открытая дверь, снова не было стражей. Жар не чувствовался. Ганнон подошел к двери, но в двух шагах от нее он замедлился, какая-то сила противодействовала ему: накатила тошнота, в глазах темнело, он едва удерживал себя в сознании.
Опершись рукой о стену, асессор слегка отступил назад – стало немного легче. Все еще не рискуя убрать ладонь с каменной кладки, он прикрыл глаза: свитки были тут как тут, но с ними творился сущий ад. Пергаменты летели к Ганнону, атакуя, словно стая птиц, они облепляли его лицо, не давая взглянуть дальше. Внутренний взор не нуждался в свете: юноша ясно видел наслаивающиеся девизы и гербы. Начав с Откликнувшихся, он восстановил подобие порядка – королевский дом занял свое место, остальных было расставить нетрудно. С усилием Ганнон все же смог открыть глаза, их тут же защипало от пота, стекавшего со лба. Сколько времени прошло? Внутри казалось, что часы. Он взглянул на факелы. Может, минуты, а может – всего пара секунд? От размышлений его отвлекли голоса, доносившиеся из-за двери.
– …прервать личное присутствие, – хрипло проговорил Коул. – Подозрений и так слишком много. Надеюсь, это не приносит неудобств.
– Я здесь бываю не часто, но язык не забыл. – Незнакомый голос звучал напористо, он чеканил каждое слово, рубя предложения на части. Такого выговора Ганнону раньше слышать не доводилось. – Остальные тоже разнюхивают. О моем появлении они не могут не знать.
– Нужно накормить их подозрения.
– Давно не было рекрутов, можно сделать вид, что хотим прибрать вне очереди, есть кто-то?
– Я думал о том же, на примете пара человек. К тому времени я снова буду здесь.
– Те же?
– Нет, к сожалению, пришлось отбирать заново. Удача, что вообще было из кого. Начал заранее, но все равно придется пропустить шаг, впрочем, это не страшно. К делу. Говоришь остальные в курсе произошедшего?
– Весь этот островок трясло. Даже аборигены в курсе, на небо-то они глядят. А видения: пепел и кровь, это лицо… – гость говорил будто сквозь зубы.
– Не думаю, что тут есть связь с твоим другом, – в голосе Коула скользнуло неподдельное сочувствие: вот такого от него Ганнону точно никогда не доводилось слышать.
– Но культисты из Тихих холмов… – Незнакомец глухо прорычал. – Тогда зачем мне помогать? Какой прок?
– Возможных нитей слишком много, некоторые оборвались. Без тебя оно точно попадет в чужие руки. Что бы это ни было…
– Так ты не знаешь?!
– Нет. – Коул вздохнул. – Но такая сила точно не будет лишней, если мы хотим найти Херс’урум. Иначе так и придется довольствоваться осколками.
– Осторожно выбирай слова.
– Не знаю, получится ли, но другого шанса я уже не вижу, – сказал Коул. Ганнон услышал скрип кресла. – Все останется, как есть, мы не найдем твой дом. Ты знаешь, мне это нужно не меньше твоего.
– Тогда решено! – слова незнакомца сопроводил звук удара кулака о ладонь. Послышались шаги.
С тихим хлопком, отозвавшимся громким гулом в голове Ганнона, из комнаты вырвался дрожащий горячий воздух. Юноша раскачался, чтобы притвориться, что он спустился секунду назад, и вовремя: из проема показался человек в плаще Откликнувшегося Земного легиона.
Черные волосы, перемежавшиеся седыми прядями, собраны в хвост. Лицо, особенно подбородок, были покрыты широкими шрамами, как от огня. Высокий и жилистый, он немного сутулился, будто шел по следу. Мужчина раздраженно отдернул вниз впившийся в шею перед плаща-пенулы, не терпевшего плохой осанки. Подняв пронзительные голубые глаза, он увидел Ганнона, завершающего шаг. Незнакомец осклабился и протянул руку. Выдержать такую хватку со спокойным лицом юноше удалось с трудом: боль разливалась по его руке, в глазах выступили слезы. Странный легионер внимательно осмотрел Ганнона и дружелюбно проговорил:
– Слышал о тебе! Заходи, не стесняйся, уже можно. – Он хлопнул асессора по плечу и быстрым шагом направился к лестнице, не дожидаясь ответа.
Юноша осторожно вошел в комнату, в которой царил привычный нестерпимый жар. Коул сидел в кресле, кубок и донесения были рядом – все как обычно. Старик поднял темные глаза на вошедшего и удивленно приподнял кустистые брови, прокашлялся и произнес:
– Ганнон? Зачем ты здесь?
– Я… знаю, что уже доложил о последнем путешествии, но – вот. – Вместо ответа он положил футляр со свитком на стол.
– Хм. – Старик позволили себе легкую улыбку. – Как всегда верен заведенному другими порядку.
– Виннар говорил со мной о… – начал Ганнон, но Коул прервал его, подняв ладонь.
– Я знаю. Передай ему мои поздравления. Жаль, что один хочет больше, чем может, а другой, – он качнул головой, указывая на собеседника, – наоборот. Можешь идти.
***
Слова Коула беспокоили Ганнона и не давали заснуть: «передай поздравления» – значит, они не говорили с тех пор, иначе Виннар бы уже знал. Откуда Коулу все известно? Иннар? Иссур? Или старик и вправду демон? Юноша вгляделся во мрак и едва смог различить очертания ящика, в котором лежало кольцо. Мысль о том, что каждое их слово слышат, витала в голове и не давала уснуть. Чушь, конечно, ведь во время застолья кольца не было ни на нем, ни даже на Виннаре.
Разговор старика с «легионером» волновал еще больше. Они спокойно говорили без стражей и при открытой двери. Похоже, барьер был непроницаем и незаметен для всех обитателей замка, кроме Ганнона. Он вспомнил борьбу Тризара с культистом, ощущения были похожими. И преодолеть такие преграды помогло то самое, что отличало юношу от прочих братьев… Молодые люди и один старик во главе, что умеет больше, чем слуга любой ступени. Делает ли это их ближе? Или превращает Ганнона в угрозу? Единственный старик в Братстве, где никто еще не дожил до тридцати… Или его гость бывший Брат? Есть ли у Коула еще слуги, о которых неизвестно остальным? Вполне возможно.
Он повернулся на спину и уставился в потолок: интересно, сколько времени уже прошло? Ганнон по привычке начал считать часы до звона колокола, возвещавшего подъем в Дубильне, убеждая себя заснуть. Он повернулся к стене и закрыл глаза. Нащупав рукой камень, юноша представил себе, что мира вокруг него не существует – только его безопасное убежище. Мира не существует… а значит, нет и всего того, что его тревожит. Если бы это и вправду было так, то часы до подъема были бы ровно такими же, как и сейчас. «Тогда к чему беспокоиться в эту секунду?» – закончил Ганнон привычную мысль, проваливаясь в сон.
***
Вторя беспокойным сновидениям, разбудил юношу тот самый знакомый колокол, но не привычные три удара, а настоящий набат. Ганнон застонал и, прищурившись, посмотрел на окошко: на улице только светало. Придя в себя, он услышал крики и звуки шагов снаружи – что-то стряслось. Быстро собравшись и выйдя на улицу, Ганнон увидел переполох, творившийся во дворе, – всюду носились солдаты, слуги и придворные. Звук колокола заставил посмотреть на башню часовни приюта. Опустив глаза, юноша отметил, что казавшийся хаотичным поток людей был направлен именно ко входу в приют.
Он представлял собой небольшую крепость: внешняя стена замка, стоявшая на скалистом морском берегу, ограничивала территорию Дубильни с севера. С остальных сторон приют был огорожен сомкнутыми строениями, образующими внешний периметр. Над ними маячила крыша общего зала, покрытая красной черепицей. Каким-то немыслимым образом камень, из которого были сложены здания, оставался серым – не белел от штормового ветра, как весь прочий камень и спины наказанных воспитанников. Шутили, что это нужно для того, чтобы дни здесь всегда были столь же серыми, что и стены.
Ворота в западной стене были распахнуты, вокруг было много инструкторов и гвардейцев. Во главе небольшой группы стоял Виннар с мечами и в форме капитана с крылатым волком на груди. Он коротко кивнул Ганнону, лицо его было мрачным. Один из солдат попытался преградить Ганнону дорогу, но Виннар окликнул его и велел пропустить.
– Хорошо, что пришел, – тихо произнес он, – я уже хотел послать за тобой.
– Что случилось? – Ганнон оглядывался кругом: тут и там проносились солдаты, жрецы и слуги.
– Сходи сам посмотри. – Виннар махнул рукой в сторону северной стены. – В самой Дубильне, где сушат.
Сердце защемило: неужели воспитанники?
– Иннар тут?
– Да. – Капитан выдавил горькую усмешку. – Представляешь, я не смог его сдержать – так сильно ему это в радость.
«Значит, не они…» – облегченно подумал Ганнон.
Пройдя в ворота, он оказался во внутреннем дворе приюта. Слева от него в длинной северной стене были устроены общие комнаты. Двери, как и положено, распахнуты настежь, внутри виднелись жесткие узкие койки, заполнявшие в остальном пустое помещение. Юноша повернул голову и осмотрел огород, тянущийся до самой общей залы на востоке: воспитанники молча работали под присмотром инструкторов, которые пытались сохранить дисциплину через привычный им распорядок дня. Чужак бы не заметил ничего необычного, но Ганнон сразу уловил тревогу и подавленность, витавшие в воздухе: осторожные машинальные движения сирот, мрачные любопытные взгляды их серых глаз.
Справа, в юго-западном углу, находилось квадратное здание библиотеки, напоминавшее крепостную башню. Там можно было найти отдых, если выполнить все поручения до темноты. В остальных строениях южной стены располагались братья-инструкторы, сейчас все они были снаружи: в серых монашеских одеяниях и с неизменными палками на поясе. Ганнону требовалось пройти через кухню, что находилась на стыке общих комнат воспитанников и обеденной залы, наискосок от библиотеки. Он прошел в свой прежний дом и на мгновение замер, держа пальцы на каменной фигурке Адиссы. Он так долго не был здесь, но ничего не изменилось. Холодный пол, кровати, глухая стена без окон – свет шел только из дверей. Ганнон подошел к своей старой кровати в самой середине зала и поскреб ногтем неструганые доски.
Из мира воспоминаний его вырвал шепот. Несколько крепко сложенных воспитанников, расположившихся на лучших – меньше соседних – койках в углу, обсуждали чужака. Остальные углы были пусты в этот час, но этот – возле кухни – занимали настоящие ночные короли Дубильни. Вдвое ниже Ганнона, они, тем не менее, заставляли его нервничать. И не только по старой памяти: такие могли напасть и на взрослого. «Инструктора называли этот угол подземным, мол, там прячутся от работы, – припомнил Ганнон. – Виннар же сказал, что их набирают… Молк, многое встает на свои места». Он внимательно вгляделся в злые серые глаза на таких юных, почти детских, лицах. Многим из них, похоже, предстоит стать пещерными головорезами в Колониях. Оставалось только пожалеть троглодитов, которым не повезет с ними столкнуться.
Ганнон направился в кухню, стараясь сохранить хладнокровное и уверенное выражение лица. Кинжал должно было быть видно, но ни в коем случае нельзя дать понять, что ты показываешь его специально, это сочли бы слабостью. Он смотрел прямо перед собой, но знал, что его провожают взгляды, в которых в равной степени смешаны агрессия и осторожность: тяжелая жизнь и вечный надзор воспитывали жесткость, но также и стремление действовать скрытно, не привлекая внимания.
Знакомый запах на кухне заставил подступить рвоту: огромный котел – едва ли не старше самой крепости – источал тошнотворно сладкий запах несвежей капусты и корнеплодов, сваренных до состояния однородной бурой жижи. Рядом на столе были разложены склизкие ошметки, что здесь сходили за мясо. Без брухта съесть это было решительно невозможно. Проигнорировав удивленного повара, Ганнон прошел через небольшую дверь вниз по узкой лестнице мимо запертых холодных кладовок с едой для инструкторов и вышел на небольшой балкон.
Прохладный морской воздух приятно освежал после зловония кухни, площадка выходила прямо из скалы ниже уровня стен. Направо вела небольшая лестница, а возле нее, опершись руками на каменный парапет, стоял Иннар: он с упоением смотрел на площадку ниже и пританцовывал. Услышав шаги, парень резко обернулся и встретил друга безумной улыбкой.
– Это великолепно! Блистательно! Смотри, смотри! – Растрепанный и одетый только в тунику без рукавов, он широко махнул Ганнону рукой, смуглой с внутренней стороны и бледной – снаружи. Присмотревшись получше, Ганнон тоже оперся на каменную ограду – у него подкосились ноги. Кандалы, вбитые в скалу, пустовали. Провинившихся воспитанников, повернутых голыми спинами к приливному ветру, которых ожидал увидеть Ганнон, здесь, к счастью, не оказалось. Зато были братья-инструктора и много крови.
– Глазам не верю, – пробормотал Ганнон и действительно протер их. – Как они там?..
– И правда! – коротко хохотнул Иннар. Его лицо дергалось больше обычного, он часто потирал руки. – Как-то держатся, Барбатос их побери! Странно, что птиц еще нет. Хотя ясно! Даже они брезгуют.
Стараясь не обращать внимания на безумное поведение друга, Ганнон медленно направился на площадку.
– Не поскользнись там! – прокричал Иннар ему вслед.
«Надо будет привести его в чувство», – зло подумал Ганнон, но совет был действительно толковый. Ограда, высотой по пояс обычному человеку, доходила ему до середины бедра. Юноша осторожно ступал по залитой густой темной кровью каменной поверхности, пока не подошел к самой скале. До головы первого инструктора он смог бы дотянуться, пусть и с большим трудом, – тот был прибит к скале вверх ногами, лицо обезображено, из глаза торчала его же палка. Ганнон внимательно присмотрелся: в грудь бедолаги по рукоять вогнали гладиус, а его ноги были прибиты к скале металлическим прутом. Второго брата постигла еще более страшная участь: разорванный на части, он был прибит к каменной поверхности такими же прутами слева и справа от первого.
Ганнон попятился до ступеней и тяжело опустился на одну из них. Он уронил голову на руки и наблюдал, как капля крови медленно капает с подошвы его сапога на еще чистый участок пола. «Кто мог сотворить такое? Кому бы хватило силы вбить металл в камень?» – ошеломленно размышлял Ганнон. Он осмотрел площадку в поисках инструментов: если они и были, то их унесли с собой или выбросили в море. Одна вещь все-таки привлекла внимание, что-то блестело: ключ, аккурат под рукой одного из убитых в одежде с длинным рукавом… Ганнон вновь подошел уже быстрым шагом. Из-за крови этого не было заметно, но, рассмотрев ткань тщательнее, он увидел орнамент, когда-то красный на сером. Значит, это был старший брат-инструктор: первый среди равных, его роль не сильно отличалась от остальных, но все же.
Взяв ключ, Ганнон направился обратно. Иннар нетерпеливо спросил:
– Ну что? Что ты там нашел? Кому мне ноги поцеловать?
Подавив желание отвесить другу пощечину, асессор спросил:
– Ты уже нашел записи, которые я просил?
– Какие? – Ключник часто заморгал.
– Пепел, зеленая гора, – Ганнон оглянулся через плечо, – реки крови… – С того дня, как Коул поручил это им, прошло уже немало времени.
– Это, это поможет? – Иннар явно был не в себе – лучше было занять его делом. Или хотя бы увести отсюда.
– Да, – уверенно солгал Ганнон. – Если найдешь к вечеру – принесу тебе сувенир.
Иннар кивнул и позволил повести себя наверх. На пороге спален воспитанников он замотал головой, и Ганнон свернул в общую залу, где уже собрались несколько инструкторов, Виннар со своими стражниками и кастелянша.
– Все, что происходит в этих стенах, меня касается! – процедила сухонькая старушка с волосами, собранными в тугой пучок. Она стояла напротив одного из стражников, сложив руки на груди. Женщина не доставала ему и до плеч, но ее глубоко посаженные глаза, едва видные в складках кожи, заставили рослого мужчину поникнуть – казалось, что он и вправду становился меньше.
– Мы доложим обо всем, что узнаем, – сказал Виннар, выступив вперед с улыбкой и тем дружелюбием, которому Ганнон так часто пытался подражать. Только обаяние капитана срабатывало всегда. Подействовало оно и сейчас – кастелянша и впрямь расслабилась. Ганнон же чаще раздражал собеседников.
– Хорошо. – Кастелянша взяла капитана за локоть и добавила немного смущенно: – Боги, не время и не место, конечно. Но я давно собиралась, да все было некогда… Благодарю вас за рекомендацию слуг: все трое прекрасно справляются.
– Я очень рад это слышать. А-а, вернулись! – Виннар указал в сторону вошедших.
Ганнон не успел открыть рот, как успокоившаяся было женщина вновь ощетинилась. Гнев ее был направлен не на него, но опасно близко:
– Иннар! Бесполезный ты кусок навоза! Что, Молк тебя забери, ты здесь забыл?!
– Прошу прощения, – вступился за друга Ганнон, который был уверен, что повторяет за Виннаром в точности, демонстрируя такое же дружелюбие. – Он не в себе. Видите ли, это наш прежний дом, и Иннар принял все слишком… близко к сердцу. – Ключник в это время почти висел на плече Ганнона и никак не реагировал на происходящее.
Не сработало. Кастелянша наградила асессора тем же уничижающим взглядом, что и стражника. Человек, знакомый с Коулом, мог выдержать и не такое, но надо было отдать старухе должное – было нелегко. Поняв, что сжечь наглеца на месте не удастся, она все же спросила:
– Ваш дом? А вы, собственно, кто?
– Ганнон, асессор, – машинально представился юноша и добавил: – Вырос в этих стенах.
– Асессор… А-а, из зерновых?.. Ясно, – сухо ответила старуха.
В разговор снова вступил Виннар:
– Он мой друг с детских лет. Я верю ему, как себе, а Иннар – действительно переволновался.
Услышав это, кастелянша немного смягчилась, еще раз поблагодарила Виннара и ушла восвояси. Ганнон наблюдал за этим, как за волшебством. Иннар потихоньку пришел в себя и смог стоять на своих двоих. Его отослали в библиотеку в сопровождении одного из стражников. Молодые люди переглянулись: никто толком не знал, что делать. Что вообще произошло?
– Парни в кандалах… Кто-то там был до… этого? – Ганнон первым нарушил молчание.
– Да, но от них мало толку, может, они уже и пришли в себя. Молк, признаться, я забыл про них, они так и остались заперты в библиотеке после разговора с Прелатом.
– Он был здесь?
– Да! Примчался растрепанный, угрожал и требовал ответов. После он перекинулся парой слов с мальчишками и убрался, слава Ихариону. – Виннар криво ухмыльнулся.
– Думаешь, тут есть парень, который ест лучше остальных?
– Обычное дело: может, и есть такой. – Капитан пожал плечами. – Со светлыми волосами… и синяками, если не делится едой.
– Неважно. Если ты не против, я все же переговорю с теми, кто был там.
– Да, конечно! – Виннар протянул ключ. – И скажи им, что могут идти.
– Спасибо. – Ганнон уже было повернулся, но вспомнил кое о чем. – Кастелянша назвала меня зерновым, что это значит?
– Ах, это? – Виннар усмехнулся. – Потомственные слуги так называют любую должность при дворе, появившуюся со времен Колоний. Ты разве не знал? – Он ухмыльнулся.
– Видимо, не в лицо, ну, кроме старухи, – пробормотал Ганнон.
Он прошел на кухню и на глазах у повара взял со стола еду инструкторов: вареные яйца, ветчину, овощи и фрукты. Тот не осмелился возражать. На секунду Ганнон ощутил то же чувство, что, должно быть, переполняло Иннара там, на балконе. Завернув еду в тряпицу, он дошел до библиотеки и отворил дверь. В полумраке там сидели двое мальчиков лет двенадцати. Один, светловолосый, сидел ссутулившись, другой же, с рыжими волосами, встретил пришельца уже привычным подозрительным взглядом. Ганнон положил сверток на стол у входа и обратился к рыжему:
– Как долго вас сушили?
– Господин, мы ничего не… – начал тот жалобным голосом, не имеющим ничего общего с дерзкими серыми глазами, но Ганнон быстро прервал его.
– Попались, значит виноваты! Если за чужое – то вдвойне. Во сколько пришли крысы?
Мальчишка сразу изменился: он сел более расслабленно, голос зазвучал спокойнее.
– Рано, этот, – он указал на светловолосого товарища, – расплакался. Я его успокаивал, но он ни в какую. Было темно, и я не мог повернуться как следует. Расскажи, кто там был! – Рыжеволосый ткнул второго мальчика пальцем.
– Л-л, – начал тот заикаясь, – легионер.
– Ты уверен? – Ганнон наклонился поближе. – Что ты видел?
– Только плащ, как у этих, которые по пляжу бегают.
– Какого цвета?
– Н-не знаю.
– Подумай!
– Черного…
– Ночью они все черные, – рыжий парень снова взял слово, – он спросил нас, что мы тут забыли. – Голос мальца становился все менее уверенным. – Но потом на плач пришли крысы, двое. Не заметили его. Меня ударили по спине. А потом… – Напускная бравада оставила его. – Он… Он… Мне не было видно.
– Ударил мечом наотмашь, инструктор закричал, я закрыл глаза, – всхлипнул светловолосый парнишка.
– Они кричали. – У рыжего тоже потекли слезы. Светловолосый, похоже, так и не отошел от шока. А вот второй успел собраться и успокоиться, зато теперь снова переживал события со всей остротой. – Они кричали… долго. – Он схватился за голову и закрыл глаза. – Я тоже зажмурился, ничего не видел. Потом нас отвели сюда, несколько раз допросили.
– Я договорюсь, чтобы вас не трогали пару дней, – произнес Ганнон после минуты тишины. – Вот, поешьте, – Он протянул им сверток с едой. – Повар видел, что это взял я, попытается свалить на вас – получит. Не забудьте только поделиться с кем надо из своих.
Ребята коротко кивнули и бегом отправились к себе. Поговорив с инструкторами, Ганнон вернулся к Виннару.
– Значит, кто-то из Откликнувшихся? – спросил асессора капитан.
– Похоже на то. Может, кто-то из твоих друзей? По старой памяти? – предположил Ганнон.
– Ты про Подземных? Я так не думаю…
– Ты уверен в каждом из них?
– Нет, – ответил Виннар, шумно выдохнув, и глубоко задумался. – Ты прав, их сейчас полно здесь, я потолкую с теми, кому доверяю. Займусь поисками в городе. Напишешь донесение Коулу? После встречаемся здесь.
– Да, отнесу свиток и тоже поговорю кое с кем. Может занять некоторое время. Если что, начинайте без меня.
***
Только отойдя подальше от кольца Виннара, Ганнон позволил себе задуматься о странном госте Коула. Паранойя начинала сводить его с ума – впору и вправду носить янтарь. Ночью все плащи черные… Или все-таки подземные решили поквитаться за старые обиды? Сколько из них работают с Виннаром? Сколько пришли из Дубильни? Да сколько их вообще?! Ганнон остановился и замотал головой: в висках пульсировала боль.
Оказавшись в комнате, он быстро набросал два квадрата текста и убрал в футляр. Двое стражей стояли перед закрытой дверью в покои Коула. Старика в кои-то веки нет на месте, но именно в этот раз Ганнон предпочел бы переговорить с ним. Вложив донесение в руку одного из братьев и обменявшись с ними короткими кивками, юноша направился дальше.
Лучшая одежда, что была у него, чаще пылилась, но сейчас требовалось произвести впечатление. Сапоги натирали и скрипели, черный плащ с серой меховой оторочкой, скрепленный на плече знаком слуги Избранников, сидел непривычно, из-за него чесалась шея. Кинжал болтался на перевязи у всех на виду – просто абсурд так привлекать к себе внимание. Стража уже суетилась на Речном рынке, солдаты осматривали товары и ругались с торговцами, кто-то не отказывал себе в удовольствии набить карманы. Несколько раз пытались остановить для допроса и Ганнона, но упоминание Виннара творило настоящие чудеса. Особенно громкие крики раздавались со стороны зеленых прилавков неардо, не привыкших к такому хамскому обращению.
Знакомый голос выдавал отборную ругань на двух языках сразу. Ганнон пошел на звуки и увидел Хиас’ора, торговца вином, в компании трех стражников. Неардо одновременно спорил с главой группы и жестами отваживал остальных от попыток «осмотреть» товар. «Так, наверное, будет даже быстрее, тем более один из этих солдат был сегодня в Дубильне – повезло», – подумал асессор.
– Именем его Избранного Величества Гамилькара, объясниться! – звучно выкрикнул Ганнон, вновь подражая Виннару, но уже другой стороне его нрава. Грозный голос, как оказалось, удавался ему лучше успокоительного. Кинжал при этом качнулся на перевязи и нелепо шлепнулся о бедро. «Надо бы обзавестись мечом для солидности», – промелькнуло в мыслях юноши. Стражники вздрогнули и обернулись, двое двинулись вперед с недобрым выражением на лицах, но третий остановил их и прошептал что-то.
– Отпустить! Продолжать поиски! – повелел стражникам Ганнон, не выходя из образа, ощущая душевный подъем: неужели его друг чувствует себя так постоянно? Неудивительно, что он такой довольный все время.
Стражники молча отправились по своим делам, мрачно перешептываясь. Неардо же, немало удивленный произошедшим, повернулся к своему спасителю и открыл было рот, как вдруг его лицо изменилось: он узнал пришельца.
– Доброго дня, господин! – Купец поклонился, прижав правую руку к сердцу, а затем сложил их на груди. – Как вино? Понравилось ли другу?
– Доброго, почтенный. – Ганнон с улыбкой повторил приветственный жест. – Не то слово. Стоит каждого тана.
– Ох, такой плащ! Такой мех, сапоги, а торговался как за последнюю медь! – Неардо вскинул руки, обводя ими собеседника сверху вниз, комментируя гардероб. «Кажется, умение сбивать цену, будучи богатым, – это для них добродетель», – внутренне усмехнулся асессор.
– А ты, почтенный, все в городе? Не закончился еще курум? – вслух поинтересовался Ганнон: ему не терпелось перейти к делу, но нужно было соблюсти этикет – это время окупится.
– Да, признаться, дела идут хорошо: вы, северяне, пьете дрянь, но кто я такой, чтобы осуждать? Пришлось везти еще этих твоих черных бутылок с гор…
– Почтенный…
– Но племянник мой всегда наготове, и по Голоке можно легко доплыть до…
– Хиас’ор!
– Да! – Неардо заморгал, но на окрик не обиделся, а лишь поклонился. – Конечно! Я должен отблагодарить: если бы не вы, то эти тсакуры… есть вино, серебро, да даже курум…
– У тебя ведь есть лодка? – вновь перебил торговца Ганнон. Неардо опасливо оглядел странного господина, что может разогнать королевскую стражу словом. Торговец пытался понять, не угодил ли он из пасти барракуды да прямо в акулью. Он медленно кивнул. – Меня нужно быстро довезти, тут недалеко, – с улыбкой закончил Ганнон.
Неардо просиял и всплеснул руками, воскликнув:
– Конечно, господин! Я и рад сейчас убраться отсюда, признаюсь честно.
– Лодка быстрая? – с усмешкой спросил юноша.
Неардо понадобилась вся благодарность, весь страх и вся сила воли, чтобы сохранить спокойствие.
– Да, господин, – коротко кивнул он, сказав все, что хотел, одним лишь взглядом голубых глаз. – Куда вам нужно? Против течения реки идти хорошо, пока есть ветер с моря, – лучше отправляться сейчас.
– Нам в другую сторону, к маяку.
– Ты все так же меня не жалеешь, господин… – вздохнул торговец, облокотившись на прилавок и покачав головой. – До Серебряной Бухты и обратно плыть или ты?.. – Неардо затих.
– Да. – Ганнон кивнул. – Будет что племяннику рассказать, почтенный.
***
Пока подручные собирали товар, Хиас’ор сноровисто подготовил яхту к плаванию. Борта отливали красным в лучах солнца, на зеленом парусе красовалась золотая хризантема.
– Сюда много вина не влезет, почтенный, – сказал Ганнон, сидя на корме. – На этой племянник и ходит?
– Нет, господин, на той, – неардо указал на корабль побольше, покачивающийся на волнах неподалеку. А затем, не без гордости, постучал по красному дереву. – А эта для меня, это мой… Молх, как это по-вашему? Надел? Наследство? Честь? В общем, хеавор, самое главное.
Со спущенным парусом яхта пошла по течению реки в сторону моря. Мост, по которому Ганнон переходил из Речного города в Замок, одновременно служил речными воротами: металлическая решетка охранялась и редко открывалась полностью. Она отделяла участок речных берегов Замка и квартала знати от рынка и городских районов на юге. Знакомые стражники моста по сигналу полностью открыли проход для яхты. Судно проплывало между Внутренним садом на восточном берегу и причалами поместий – на западном. Хиас’ор во все глаза смотрел на придворных, гуляющих среди деревьев. Слышалось беззаботное пение птиц. «Как будто и нет того ужаса в нескольких минутах ходьбы от этого райского уголка», – мрачно подумал Ганнон, глядя на Зеленую Стену, пока его спутник наслаждался видом.
Отплыв чуть дальше, они увидели еще одну яхту, тоже из красного кедра, но на парусах – цвета знатного дома. На палубе были молодой господин и его учитель, седой неардо. Наставник махнул рукой и отсалютовал проплывавшей мимо хризантеме на вымпеле. Хиас’ор ответил тем же, они обменялись несколькими короткими фразами на своем языке и рассмеялись. Разойдясь с соплеменником и выйдя в море, виноторговец уверенно поставил паруса и направился вдоль берега на запад – к маяку.
– Ну как поездка, почтенный? – прикрывая лицо от ветра, выкрикнул Ганнон.
– Не поездка, плавание! Великолепно! Думаю, я понравился той даме в голубом платье! – рассмеялся в ответ Хиас’ор.
– Не сомневаюсь в этом. О чем говорили с наставником юного лорда? – поинтересовался асессор. Яхта быстро летела на запад мимо храма и стен внешней гавани.
– Спросил, не скучно ли ему, он ответил, что золото хорошо лечит тоску! А он спросил про тебя, господин! – Неардо перекрикивал шум волн и ветра.
– А ты что?
– Сказал, как есть, что это цорра ботеро, как бы перевести? Вынужденная, но не бесплатная услуга почтенному? Власти? Как-то так. – В голосе торговца не было намека ни на обиду, ни на несправедливость. Ганнон только пожал плечами, «Понять неардо» – так на севере от гор говорили про заведомо безнадежное дело.
После гавани по левому борту стал виден пляж: и без того всегда многолюдный, сегодня он был полон горожан, что пришли посмотреть на цирк, раскинувшийся чуть дальше от берега. А местные уж точно не откажут себе в удовольствии что-нибудь продать или украсть в такой толпе.
Наконец стал виден Маяк. Его вершина, конечно, была заметна издалека, но вот показались и строения Морского Легиона у подножия. Проходя мимо бухты, где стояла на приколе Сцилла, Хиас’ор помрачнел и сплюнул за борт. Ганнон, удивленный таким пренебрежением, полюбопытствовал:
– Разве вы не любите корабли?
– Еще как любим. – Неардо с тоской взглянул на парус. – И Флотилию свою мы любили…
– Ох, прости, почтенный, я не подумал, – спохватился Ганнон. Он вспомнил стеклянный потолок башни Совета, ровесника морского разгрома, и часть последовавшей дани от Почтенных господ южных земель Деоруса, ставших Неардором.
– Да что уж теперь… Столько поколений прошло, а это ваше чудище все плавает… – Хиас’ор погрозил кулаком в сторону бухты.
Остаток пути до Маяка они проделали молча. Как только яхта пришвартовалась у пирса для небольших судов, в их сторону выступили двое легионеров в сине-зеленых морских плащах без гербов и при оружии. Их лица не выражали угрозы, скорее растерянность: они внимательно осматривали необычную лодку, выделявшуюся среди местных пузатых суденышек из светлого дерева, покачивающихся на волнах. Когда Ганнон спрыгнул на пирс, один из Откликнувшихся обратился к нему:
– Ви-Виархато, визрат! – Он сдвинул брови, с трудом припоминая приветствие, но быстро сдался. Хиса’ор закашлялся, сидя в лодке, он наверняка скрывал смех. – Почтенные, вы из посольства при дворе? – Легионер указал рукой на уже собранный парус, на котором он успел рассмотреть хризантему.
– Нет, но мы и правда из замка. Ганнон, асессор, – представился юноша и слегка поклонился. Откликнувшиеся отсалютовали в ответ. За прошедшие недели Ганнон произносил свою должность вслух больше, чем за последние пару лет. Это было ему не по душе. – Мне нужно увидеть Иссура Лизариса, что недавно стал служить при штабе.
– Мда, имеется такой, недавно появился. – В голосе служаки послышалась неприязнь.
– Вы могли бы показать мне дорогу?
– Да, конечно. – Легионер замялся и обратился к напарнику: – Присмотри тут, я быстро.
Тот коротко кивнул. Затем на мгновение задумался и спросил: – Это ведь не лодка из замка? Как бы записать? Или он уплывет?
– Выгонять не стоит, – протянул Ганнон. Он тоже недолго помедлил, размышляя, и продолжил: – Если уж на то пошло, проследите, чтобы не уплыл. Напишите мое имя и должность, хватит вам для отчета.
Откликнувшийся провел асессора через двор, где тренировались легионеры. Очень похоже на тренировки Земного, но еще тут стояли настоящие онагры и баллисты, Откликнувшиеся раз за разом заряжали и разряжали метательные орудия. Кожаные кирасы вместо металлических, мечи короче и шире. Бывать в Маяке Ганнону еще не доводилось, и он неосознанно собирал информацию – это было его второй натурой. Пройдя мимо многочисленных построек из белого камня, асессор и стражник направились к самому Маяку, который загораживал небо. Когда Ганнон задрал голову, чтобы разглядеть верхушку, сопровождавший его легионер самодовольно усмехнулся.
Пройдя сквозь портал в невероятно толстых стенах, они оказались в удивительно тесном пространстве: всюду были полки со свитками и стопками листов, деревянные лестницы – где-то винтовые, где-то с пролетами – соединяли комнаты и этажи. Ганнон изо всех сил старался запомнить извилистую дорогу, которой его вел спутник, но толку от этого не было никакого. Он пытался считать лестницы, пока поднимался, но несколько раз они шли и вниз, причем высота этажей каждый раз отличалась.
Наконец, мужчины вышли в просторный каменный коридор с высоким потолком, в конце которого даже были видны пробитые во внешней стене окна. Камень здесь был уже значительно тоньше, лучи света из многочисленных узких окон подсвечивали витающую в воздухе пыль. Коридор был настолько широк, что представлял собой, по сути, настоящую залу, так его и использовали: деревянные стеллажи служили перегородками, между ними сновали писцы и Откликнувшиеся. Сопровождавший указал Ганнону направление и отправился восвояси.
За одним из столов над свитками корпел Иссур. Увидев Ганнона, он немало удивился, но был рад отвлечься. Лизарис сдвинул пергаменты в сторону и указал пришедшему на свободный табурет. Юноша присел, огляделся по сторонам и заговорил:
– Доброго дня, Иссур. Как ты тут?
– Хорошо, спасибо. Тренировок все меньше, а свитков все больше – не думал, что буду скучать по береговой муштре! А что там у вас, что привело сюда?
– В замке произошло… кое-что. – Ганнон помедлил. – Рассказывать пока нельзя, но, думаю, ты скоро об этом услышишь.
– Ну, Виннар с этим разберется, он же стражник.
– Да, – Ганнон с улыбкой кивнул, – но нам нужна твоя помощь, кое-что из ваших записей.
– Хорошо. – Иссур задумался и насторожился. – А почему не обратиться к командованию? Почему ко мне?
– Дело требует тишины, тут нужны свои люди. Не просто же так королева хлопотала за тебя. Понимаешь?
Иссур резко выпрямился на стуле и хлопнул ладонями по столу, заставив собеседника отшатнуться.
– Так вот откуда эти перешептывания! – Откликнувшийся слегка покраснел, несколько розовых пятен появились на щеках и скулах. – Это из-за вас на меня тут косо смотрят?
– Разве… тебе не давали знать об этом? Служанка или даже она сама?
Иссур отрицательно помотал головой. «Странно, очень странно, – подумал Ганнон, – Может, не было времени?..» Вслух же он произнес:
– Так или иначе, не буду просить ни о чем, что поставило бы тебя в неловкое положение. Мне нужно понять, сколько подземных сейчас в городе и сколько из них прибыли в этот Прилив.
– Это… должно быть не сложно. – Иссур встал и потер пальцами виски. – Их всего несколько сотен в ротации, ротаций – три. – Откликнувшийся подозвал нескольких слуг в одеяниях цвета пергамента и отправил за нужными записями.
– И еще: ты не знаешь легионера в летах, немного сутулый, волосы черные с сединой, на подбородке шрамы, будто от ожогов? – Ганнон припомнил черты странного гостя Коула.
– Сутулый, тоже подземный?
– Нет, кажется, Земной… Но ты говорил, они носят в городе и старые плащи.
– Ахах. – Иссур рассмеялся и с сочувствием взглянул на собеседника. – Земных-то побольше будет. Герб?
– Нет. – Ганнон помрачнел, понимая нелепость своего запроса. Иссур только развел руками.
– Ну, у каждого Подземного и правда сохраняется и старый плащ, – добавил легионер без особой надежды. – Я поспрашиваю.
Ганнон благодарно кивнул и осмотрел стопки свитков и книг, громоздящихся на столах.
– Не ожидал увидеть здесь столько писарей. – Он обвел руками помещение. – Чем вы тут занимаетесь?
– О, на самом деле, это интересно! – Иссур оживился. – Оказывается, здесь собраны все записи об урожаях и грузах из Колоний со времен… да чуть ли не с самого начала. Надо смотреть, сколько и когда собираются везти, чтобы кораблей хватило и никто не остался без охраны…
– У вас тут записи об урожаях?
– Да, так сложилось. Раньше Торговая Стража работала на гильдии, которые возили грузы для благородных господ до Клича…
– Клича?
– Ну, мы же От-клик-нувшиеся. – Иссур усмехнулся и коротко отсалютовал. – Потом мы стали служить Избранникам и дела гильдий потихоньку слились именно с Морской Стражей, ну, с Легионом тогда уже… – Знакомое сочувственное выражение показалось на лице Откликнувшегося. Он вздохнул и продолжил уже медленнее: – Но сейчас я собираю кое-что для младшего Тхаласса.
– Того, что вел Сциллу?
– Ага, для него. Скоро ему идти на Трибуну с отцом, двор приехал, Сцилла приплыла. А вот и он, помянешь демона… – Иссур заметно напрягся: он аккуратней разложил несколько свитков и убрал кудри со вспотевшего лба.
По коридору шествовала настоящая процессия: множество слуг, несколько Откликнувшихся с гербами и с десяток – без. Во главе шел высокий молодой человек с темными волосами, перехваченными тонкой золотой лентой на лбу, застежка плаща – тоже из золота – изображала огромный корабль. «Дом Тхаласс, Бойся чудовищ, – машинально проговорил про себя Ганнон. – Значит, наследник, которому впервые доверили серьезное дело, скоро прибудет ко двору. С этим можно работать, заодно и Иссуру поможем», – продолжал размышлять асессор в ожидании процессии, смотря то на одного Откликнувшегося, то на другого.
Оказавшись возле стола Иссура, молодой капитан отвлекся от разговора со свитой и приготовился уже обратиться к нему, но тут заметил поднявшегося на ноги Ганнона. По лицу Тхаласса пробежало замешательство, которое он быстро постарался скрыть. Необычная одежда Ганнона точно выдавала персону достаточно важную, чтобы проявить уважение, но недостаточно – чтобы сразу понять, кто это, Молк возьми, такой. С осторожностью, понятной для человека, только что получившего большую ответственность, наследник коротко отсалютовал и вежливо представился:
– Виссор Тхаласс, Морской Легион, Сцилла. С кем имею честь?
– Ганнон, асессор его Величества. – Юноша поклонился и сразу перешел к делу: – Вы, разумеется, слышали о произошедшем и понимаете важность ситуации? – Он смотрел на Тхаласса серьезно, усмехнувшись про себя: «Пусть потренируется перед трибуной в Тронном зале».
– Мы, – Виссор оглянулся на приближенных и, не найдя поддержки, продолжил: – конечно. Наша верность и содействие на стороне его Величества.
– Превосходно. – Ганнон улыбнулся и присел, указывая на еще одно свободное сидение. Тхаласс смешался, припоминая этикет, но потом просто двинулся в сторону табурета, взбаламутив расступающуюся свиту, как песок в луже. Дождавшись, пока он сядет, Ганнон продолжил: – Этот талантливый юноша, – он указал на Иссура, который все еще стоял, поглядывая на остальных Откликнувшихся, – да садись же, – снисходительно поторопил его асессор, – их Величества лично просили о его участии и помощи. Капитан Виннар также одобряет кандидатуру.
Виссор вдумчиво посмотрел на Иссура, замершего, словно статуя, затем – на Ганнона.
– Юный Лизарис в вашем распоряжении, господин. Мы рады помочь Двору в разрешении этого неоспоримо важного дела, – медленно проговорил он, подбирая самые обтекаемые формулировки.
– Благодарю, – произнес юноша. Кровь бурлила от восторга. Перед ним стоял тот, кто в будущем станет одним из самых влиятельных людей Деоруса, но сейчас команды раздавал Ганнон. Он чувствовал себя акулой среди мальков: все же Коул умел ковать себе инструменты. – Мы как раз дожидались слуг с нужными свитками.
Виссор молча кивнул и собрался уходить, но все же решил оставить последнее слово за собой и бросил через плечо:
– Лизарис, я жду твоего доклада: сперва по новому делу, конечно, а затем – и по всему остальному.
Иссур безмолвно смотрел вслед удалявшейся колонне, а затем воззрился на Ганнона. Взгляд его выдавал то же изумление, с каким сам Ганнон наблюдал усмирение кастелянши Виннаром. «Глядишь, и я что-то умею», – подумал асессор, и эта приятная мысль и кураж игры ненадолго согрели его. Но тут же вернулись воспоминания об ужасе в Дубильне, и холодный, тяжелый ком снова занял свое обжитое место в районе желудка. Юноша сидел молча, постукивая пальцами по столу, пока его не вывел из отрешенных размышлений вернувшийся слуга. Иссур с тревогой смотрел на асессора: видимо, выражение лица его было мрачным.
– Хм, Ганнон, здесь списки вернувшихся в этот Прилив.
– Да, да, спасибо. Я могу взять их ненадолго?
– В принципе нет, но после разговора с Виссором, наверное, да, – протянул Иссур.
Ганнон пробежал глазами по списку: имена, возраст, отношение к Земному дому, ни одного с собственным девизом, все молодые, похоже, и вправду опасная служба.
Несколько слуг наследника откололись от свиты, развернулись и пробежали мимо, внимательно глядя на Ганнона.
– Бегут узнавать, кто, Мархокар его сожри, такой асессор, – усмехнулся Ганнон. – Должность невеликая, но в сочетании со слухами о твоем фаворитизме, – Иссур при этих словах скривился, – вопросов не возникнет, – хмыкнув, завершил юноша.
***
Вернуться на Речной рынок тем же путем было проще, чем высаживаться во Внутреннем саду замка, ведь доступ туда был далеко не у всех придворных, что уж говорить о слугах. Швартуясь, Хиас’ор спросил:
– Как прошло в Маяке? Ты, господин, такой уставший вышел, побоялся спросить.
– Да дольше выход искал, чем дело делал, – усмехнулся Ганнон.
– После такого дня не помешает выпить, – протянул неардо, – то вино, что купил: не дрянь с гор, а хорошее – осталась только пара…
– Прости, почтенный, до конца этого дела еще далеко, – мягко прервал его асессор.
Неардо развел руками и поклонился: ему тоже пора было возвращаться к своим заботам.
– Боги в помощь, Хиас’ор, – сказал Ганнон на прощание, а сам направился в сторону замка через рынок, кожей ощущая, как изменилось настроение среди прилавков. Было еще светло, но над городом как будто сгустились сумерки. Стражников уже не было видно. Мрачная тишина лишь иногда нарушалась приглушенными разговорами – люди не желали быть услышанными, но все же обрывки фраз можно было различить: «Клика», «священники мертвые!», «резня». Толстые стены замка не очень-то хорошо сдерживали слухи.
Акт 2. Глава 4 По следу
Глава 4. По следу
Атмосфера в Дубильне не изменилась: все старались вести себя тихо и не высовываться. Ганнон подошел к одному из братьев-инструкторов и спросил, где хранят старые записи. Как и ожидалось, монах указал на небольшую башенку, где живет – жил – старший инструктор. Она возвышалась в углу здания за обеденной залой, аккурат над скалой, где случилась бойня.
Поднявшись по ступеням, Ганнон вставил в замок ключ с засохшими пятнами крови. Механизм тихо провернулся, и юноша оказался в просторной келье: кровать с соломенным матрасом, стол, священные книги и свечи. Рядом с письменным столом стояли два кресла. В стене, напротив входа, была еще одна дверь с прорезями, из которых струился яркий свет. Убрав задвижку и распахнув ее, юноша зажмурился от света и порыва соленого ветра – проем выходил в сторону моря, двумя руббами ниже была та самая площадка. Внизу проема была металлическая решетка пол-рубба высотой, не дававшая упасть. Ганнон оперся на нее и высунулся наружу, чтобы посмотреть вниз: тел там уже не было, кровь тоже постарались отмыть от шершавого камня, но без толку. Похоже, следы останутся на годы. «Может, станут реже мучать ребят…» – вздохнув, подумал Ганнон.
Резкий скрежет прервал его размышления, и одновременно он ощутил, как лишается опоры. Решетка погнулась и провалилась вниз, оставшись болтаться на одном перекрученном пруте. Ганнон едва успел расставить руки в стороны и упереться в грубые каменные стены. Сердце подскочило, с усилием он смог втолкнуть себя обратно в комнату. Отдышавшись, юноша мелкими шагами подошел к проему и осмотрел остатки решетки: неудивительно, тут не хватало нескольких прутьев… Он снова вспомнил прибитые к скале тела.
Юноша закрыл внешнюю дверь на засов. Пока глаза не привыкли к полумраку, он видел лишь светлые ромбы из прорезей. Немудрено, что старший инструктор всегда первым приходил к наказанным, если те были достаточно слабыми, чтобы заплакать, или дерзкими – чтобы говорить. Ганнон поднял глаза и увидел максиму над дверью: «Власть карать и не наблюдать кару составляет жестокость». Жестокость не считалась злом, но могла быть его составляющей в другой максиме. Как ни старался, но юноша не смог вспомнить такой.
Он быстро нашел нужную ему книгу и положил на стол, рядом со списками Иссура. Свечей было в избытке, оставалось только зажечь: как всегда, огниво не поддавалось его усилиям. Искры, если и высекались, не могли поджечь трут. Намучавшись, он спустился на кухню со свечой и поджег фитиль от открытого огня. Повар предпочел отвернуться и сделать вид, что занят готовкой.
Списки имен пролетали перед глазами, Ганнон подсчитал примерный возраст буянов, исчезавших в Отлив, сравнил с тем, что было в списках из Маяка. Оставалось сличить с записями приюта. Понемногу чистый лист пергамента заполнялся, но работа была изнурительной. Когда раздался стук в дверь, юноша очнулся и поглядел на свечи, уже короткие, дневной свет в прорезях тоже почти иссяк. Звук повторился громче, со второго раза Ганнон понял, что это был условный стук, – Виннар вернулся.
Помотав головой, тяжелой от бесконечных имен и дат, Ганнон подошел к двери и отворил ее.
– Господин старший инструктор! – воскликнул Виннар, войдя с шутливым поклоном, но в кресло он опустился тяжело. Капитан глянул в сторону двери-окна и помрачнел, похоже, вспомнив, где был сейчас глава приюта. На обычно гладко выбритом лице Виннара проступила щетина, под глазами пролегли темные круги. Он жестом пригласил друга присесть на сидение напротив.
– Так здесь лучше громко не стучать. – Ганнон кивнул в сторону входа.
– Да, верно, но теперь можем себе позволить. – Улыбка вернулась на лицо Виннара, он устало потер виски.
– Ничего?
– Ничего. Перевернули весь город.
– Видел я твоих ребят, больше интересовались торговцами.
– Да знаю, я знаю… Но работаем с тем, что имеем, толковые тоже по городу прошлись. Есть тут выпить? – Капитан быстро пошарил под столом и действительно выудил из-под него наполовину пустую бутыль вина и чаши. Из-за приоткрытой двери послышались шаги – Виннар покачал головой, прикрыв глаза, но продолжал разливать.
– Капитан, я понимаю ситуацию, но это покои нашего… бывшего… я требую уважения… – сбивчиво говорил брат-инструктор в серой робе, вошедший следом за Виннаром. Мужчина явно запыхался и раздраженно смотрел на Ганнона, занявшего комнату почившего главы.
Тень, пробежавшая по лицу Виннара, была хорошо знакома Ганнону: он приготовился действовать, но его друг лишь встал со стула и резко развернулся, держа руки на рукоятях мечей.
– Ты покинешь эту комнату через минуту. Выбирай дверь, – жестко произнес Виннар и дернул головой в сторону внешней у себя за спиной.
– Как… как вы смеете? – Монах побледнел и сделал полшага назад.
– А что ты сделаешь? – ухмыльнувшись, Виннар взглянул на палку заткнутую за пояс инструктора и сжал руки в тонких кожаных перчатках на эфесах, послышался скрип. – Крыса, – отчеканил он и перевел на мужчину тяжелый выжидающий взгляд. Церковник колебался недолго – спустя миг Виннар уже довольно слушал поспешно удалявшиеся шаги инструктора.
Капитан снова сел за стол и протянул Ганнону чашу, затем отпил из своей, не дожидаясь друга. Встретив его встревоженный взгляд, Виннар пожал плечами:
– Что? Одному Иннару позволено иметь слабости?
– Нет, конечно, нет… Как он, кстати? И где?
– Уже в библиотеке, вроде оклемался. Ты нашел что-то?
– Да, посмотри список имен, ты всех знаешь?
– Хм, ты нашел многих. – Виннар одобрительно улыбнулся. – Не всех, но тут и незнакомые имена, стоит этим заняться… Мои люди…
Разговор прервал один из братьев по службе Коулу, бесшумно вошедший в келью. Он передал свиток Виннару, коротко кивнул обоим и удалился.
– Посмотрим… – протянул капитан, вглядываясь в записи. По мере прочтения на его лице росло волнение. Закончив, он поджег свиток от свечи и бросил догорать в широкий медный подсвечник. – Вот так новости! И от самого старика, представь! След ведет через пляж за Рыбными воротами, надо спешить! Большая часть моих ждет в трактире у северного выхода с Красного рынка, в подвале, там еще птица на вывеске…
– Понял, знаю это место, – ответил Ганнон. Его тревожило личное участие хозяина, как и поспешность Виннара – это было необычно, но другу он верил.
– Хорошо, поторопись туда! Я пойду другим путем, соберу еще нескольких.
***
Трактир находился в подвале одного из домов, верхние этажи здания служили гостиницей для торговцев с площади. И без того низкие потолки, под которыми клубился дым и пар от еды, поддерживали толстые деревянные балки. Ганнон пару раз приложился к ним головой, пока прокладывал путь между посетителями и столами.
Нужную компанию оказалось легко заметить: мужчины был одеты в черные плащи с низким воротом поверх кирас, на столе громоздились необычные для легионеров шлемы с забралами, на которых были нарисованы черепа. Короткие мечи, черненные углем, завершали образ, благодаря чему вокруг их стола была почтительная пустота даже в людном зале. Ганнон решил дождаться Виннара и понаблюдать – он узнал одного из подземных: это был тот блондин, что толкнул на рынке циркового карлика-зазывалу. Похоже, у легионера был зуб на лицедеев: он как раз поносил их последними словами:
– …кучка уродцев и проходимцев, не зря добрый король Уналмас сослал циркачей к Молку на Атор! Уродцы, карлики, да бородатые женщины! Вычистить бы их оттуда, вместе с остальными лесорубами!
Другой подземник, похоже командир, стукнул ладонью по столу и проговорил усталым голосом – чувствовалось, что повторяет он это далеко не в первый раз:
– Опять ты за свое! Не пырял тебя троглодит курумовым ножом! Ты хоть представляешь, где Атор, а где Гирсос?
– Я помню звук, с которым он раскололся, упав на камень, – продолжал упорствовать светловолосый подземник. – Хорошо запомнил вместе с болью в брюхе. – В подтверждение своих слов он приложил руку к животу. – Всех этих аторцев-побирушек надо заковать в кандалы и сослать без возврата в их же шахты…
– А островитяне тебе что сделали? Даже если кто и продал курум второй переплавки, зачем всех?
– Они бунтовщики, и всегда ими были, и еретики к тому же…
– Ну, это ты загнул, может еще и демонопоклонники?
– Не удивлюсь, вот не удивлюсь! – распалялся блондин. – Столько времени провести вдали от Деоруса…
– Ну, мы тогда тоже! – брякнул кто-то из компании – раздался общий смех.
– Уймись, Роннак! Смотри – вот идет Кавар, – пробасил вожак и указал на еще одного легионера, возвращавшегося к столу с выпивкой.
«Тоже высокий… И не тяжело им, таким, под землей?» – озадаченно подумал Ганнон, рассматривая верзилу, который быстро шел к своим товарищам, глядя прямо перед собой, при этом чудесным образом вовремя пригибался, чтобы не задевать головой балки. Ганнон заметил, что подземники были либо очень высокими, либо наоборот – коренастыми. Он готов был ставить деньги, что ребята повыше были из Дубильни, а низкорослые – из Земного Легиона.
Один из легионеров потянулся за кошельком, но вожак остановил его:
– Брось, Кавар платит сегодня. Он в этот сезон у мраморщиков работал.
– Как будто там меньше троглодитов, – мрачно проворчал легионер, – они с гор-то и лезут.
– Такой порядок, – командир пожал плечами, – или не хочешь больше туда?
Кавар молча отпил эль, признавая поражение. Вожак подземных усмехнулся и раздал кружки остальным. Похоже, даже такие вояки любят сторонний заработок. Торговля белым штормовым мрамором приносила огромные деньги, но охрана от Легиона – в отличие от фермеров – им не полагалась. «Не зря нас называют именно зерновыми», – Ганнон вспомнил слова кастелянши.
– Молчит, хочет жениться на хозяйской дочке! – заключил блондин, вызвав громкий смех товарищей.
Через несколько минут показался Виннар в сопровождении двух доверенных стражников, одетых как горожане. Сидевшие за столом дружно повернулись в его сторону, когда капитан подошел. Командир отсалютовал, не вставая с места, и начал собирать вещи.
– Закопались по привычке? – Виннар с усмешкой обвел рукой подвал и указал подбородком в сторону выхода. – Пойдем поговорим на воздухе. Ганнон! – Все взгляды устремились на него, недобрые взгляды. – Что стоишь неприкаянный?
Легионеры молча собирались и покидали заведение. Вожак, коренастый, с темной щетиной на бледной коже, задержался. Из его людей остался только Роннак. Он сильно ударил юношу плечом, проходя мимо, и не успел Ганнон отреагировать, как услышал голос предводителя.
– Подслушивал? – прошипел тот и, не оглядываясь, направился к выходу.
На улице легионеры собрались вокруг Виннара, он был одет в неприметную темную одежду, но при мечах. Подземники в темноте были едва видны, стоило только прищуриться, как их одежда и доспехи – все, кроме белых лиц – сливалось с окружением.
– На западном пляже есть контрабандист и вор, известный как Аторец, – начал Виннар. Подземники переглянулись, светловолосый ухмыльнулся. Вожак в ответ только развел руками. Капитан же продолжил: – Он может знать о местонахождении другого преступника, что опорочил честь Откликнувшихся, притворившись одним из вас. – Среди легионеров послышался недовольный ропот. – Поэтому Аторец нужен нам живым. Есть что добавить? – спросил Виннар, оглядев собравшихся.
– Да. – Ганнон шагнул вперед, кожей ощущая недоверие легионеров. – Часовые у ворот берут деньги у прибрежных. Нельзя дать им предупредить людей Аторца.
– Как они это сделают? До пляжа далековато, – спросил один из стражников.
– Как и всегда в темноте, – проворчал командир легионеров, – светом. Не пускать к факелам. Что-то еще? – Выражение его лица по-прежнему было недружелюбным, но он явно не собирался пренебрегать важной информацией.
– Он живет под навесом почти у выхода с пляжа: внимательно смотрите за теми, кто спит вокруг, – его могут охранять несколько головорезов с ножами, – предупредил всех Ганнон.
Виннар кивнул и скомандовал выдвигаться. Бойцы проверили оружие и, обменявшись короткими фразами, направились в сторону ворот. Капитан взял у одного из стражников меч в ножнах, что тот принес специально для Ганнона, и протянул ему со словами:
– Ты уверен? Мы можем и сами.
– Справлюсь. – Ганнон принял оружие из рук друга и повесил на пояс.
Стражники Виннара выглядели наименее приметно и потому пошли первыми. Когда через ворота друг за другом начали проходить Откликнувшиеся, солдаты на воротах действительно стали поглядывать на факелы, рядом с которыми уже стояли их сослуживцы из замка. Виннар выступил вперед с улыбкой, но слова его не были дружелюбными:
– Если я заподозрю, что нас ждали, окажетесь уже над воротами, ясно?
Караульные осмотрелись, старший сглотнул и молча кивнул. Деньги от отребья не были для него дороже жизни.
– Васар, оставь здесь одного из своих, – Виннар обратился к вожаку легионеров, и тот хлопнул по спине одного из них. Высокая фигура в черных доспехах и плаще, с закрытым забралом-черепом отделилась от группы и встала в караул. Судя по побелевшим лицам стражников, о них уже можно было не волноваться.
Спуск продолжался в полной тишине. Подземники шли парами, плечом к плечу, все движения были выверены и согласованы – колонна спускалась по лестнице, словно черная змея. Когда стал виден пляж, Ганнон догнал Васара, замыкавшего цепь, и указал тому направление к навесу Аторца. Тот повторил слова легионерам прямо перед собой, которые передали их дальше. «Змея» мягко свернула в нужном направлении.
– Ну ка, поплотнее, без щитов идете! – скомандовал предводитель, и легионеры сомкнули ряды еще сильнее.
Пройдя узкую тропу плотным строем, на пляже они рассредоточились, обходя цель со всех сторон. Ганнон не мог не восхититься тишиной и плавностью их движений. На участке берега, что был ближе к городу, а не к цирку, все уже спали. Пару дозорных, наблюдавших за сигналами от стражи ворот, скрутили быстро и без лишнего шума. Лица, выделявшиеся на фоне темноты, вдруг чернели, когда их хватали руки в черных перчатках, и исчезали во тьме – нейтрализованных береговых легионеры укладывали на песок. Все шло тихо и гладко, пока ночное безмолвие не разорвал пронзительный крик:
– Мо-олк, он пришел за мной! Прише-е-ел!
Ганнон узнал голос Аторца, тот выскочил из-под своего навеса, пытаясь зажечь огниво. Искры, которые он высекал трясущимися руками, подсвечивали его искаженное ужасом лицо. На мгновение береговой запутался в бахроме, которая появилась у навеса со времен последней их встречи с Ганноном. Люди стали просыпаться, зажглись огни. Аторец, увидев череполиких легионеров и Ганнона, плюхнулся на песок и стал отползать, бормоча что-то невнятное.
Его люди, к несчастью, не были столь же беспомощны: с десяток «ловцов моллюсков» с железными ножами были готовы дать отпор незваным гостям. Шансов у них было немного, но они этого еще не знали. Хоть в черных тенях, которыми казались легионеры в ночи, было трудно опознать опытных бойцов, они, безусловно, были таковыми. Двоих защитников зарубили сразу, и остальные стали отходить. Сзади раздался крик одного из стражников Виннара – того, что стерег Аторца: пленник, немного придя в себя, вцепился в его незащищенную руку зубами и, освободившись, бросился бежать.
Виннар, теснивший вместе с подземниками и вторым стражником береговых головорезов, отослал своего человека в погоню. Тот, прихватив покусанного товарища, умчался во тьму. Воспользовавшись моментом, береговые попробовали контратаковать. Все это время Ганнон стоял с мечом в стороне, вместе с двумя подземниками, прикрывая фланги. Он прекрасно понимал, что в гуще сражения может только помешать опытным бойцам. Но вот и ему представился шанс проявить себя. Потерявший шлем Васар сумел отделить от общей группы особенно сильного рубаку, до этого ранившего одного из его людей. Быстрыми и короткими взмахами меча легионер раз за разом наносил тому небольшие, но чувствительные раны. Увидев это, со стороны берегового люда с криком вырвалась женщина и побежала прямо на подземника.
Все произошло в один миг. Ганнон бросился наперерез бегущей. Он не желал причинить ей вреда – молков меч мешался – и схватил женщину левой рукой. Васар, хоть и получив порез от своего противника, сумел вонзить меч ему в грудь. Береговая взвыла и, извернувшись, сумела вырваться из хватки Ганнона, сильно оцарапав тому лицо. Васар повернулся, ощупывая рану, и тут же оказался под градом ударов обезумевшей женщины. Ганнон подбежал следом, пытаясь оттащить ее. Легионер же, недолго думая, махнул мечом, убив несчастную на месте. Та опрокинулась, упав Ганнону в руки и забрызгав его кровью. Он отшатнулся, и тело женщины с мягким звуком рухнуло на влажный песок.
Остальное запомнилось отрывками и в красном тумане: кровь на ладонях, девочка, рыдающая над телом матери, береговые, уносящие ее подальше от опасности. Ганнон запомнил боль в руках, раз за разом бесполезно бьющихся о кирасу, и удивление на лице Васара, быстро перешедшее в гнев. Удар, вспышка перед глазами – и вот юноша оказался на песке рядом с телом убитой, после чего еще несколько вспышек боли заполнили все его существование: ребра, живот, спина.
Где-то за пеленой тумана послышался знакомый голос и ответ легионера. Боль отступила, и Ганнон увидел, как Виннар оттолкнул Васара в сторону. Разъяренный подземник огляделся, понял, что людей Виннара тут нет, и достал воткнутый в песок меч, наступая на капитана. Вооруженных береговых, похоже, уже не осталось. Виннар, держа оба меча в руках, осмотрел остальных легионеров: они не собирались вмешиваться, лишь окружили противников, отделяя их от тех жителей пляжа, что еще не разбежались.
Васар атаковал. Быстро сорвавшись с места, он стал осыпать капитана частыми резкими ударами: черненый меч был еле заметен в темноте, локти легионера никогда не отходили далеко от туловища, как будто он сражался в тесном коридоре. Виннар едва успевал парировать и отходил, пока наконец не получил глубокий порез поперек щеки. Он сделал еще один широкий шаг назад и выставил перед собой длинный меч в правой руке. Кровь стекала по шее вниз, пропитывая ткань рубахи. Запыхавшийся подземник дал ему несколько секунд передышки, которыми капитан воспользовался для ответной атаки.
Он бросил короткий меч в песок и начал наступать, делая широкие размашистые выпады с боков, удерживая дистанцию. Васар парировал с большим трудом: руки по привычке норовили прижаться к телу. Сделав четыре шага вперед, Виннар сумел обезоружить неприятеля. Не прерывая движения, он перехватил свой меч, взявшись за незаточенное основание лезвия, и со всей инерцией ударил Васара крестовиной в лицо. Легионер упал навзничь, глубоко впечатавшись в песок. Виннар обвел мечом остальных, указав на каждого острием прежде, чем убрать его в ножны. Забрав короткий клинок, он помог Ганнону встать. Вся сцена заняла от силы минуты две-три, но в затуманенном сознании юноши время тянулось гораздо дольше. Убедившись, что друг может держаться на ногах, Виннар помог подземникам поднять их вожака и привести его в чувство. Пока Ганнон вытирал кровь с лица и искал свой меч, вернулся один из людей капитана.
– Он скрылся у циркачей! – запыхавшийся стражник с трудом говорил. – Нужно прочесать… быстрее.
– Значит, идем в цирк! – скомандовал Виннар и повернулся к потрепанным легионерам, держа руки на рукоятях мечей, со своей обычной улыбкой, как будто ничего и не произошло.
– Убрать оружие, шлемы снять, – обратился к своим Васар, утирая кровь. – И мой заодно найдите. – Он открыл рот и поводил челюстью туда-сюда.
– В цирке устраивать резню нельзя, – осмелился вмешаться Ганнон: он собрал все свои силы, чтобы голос звучал ровно. – Ты хочешь взять всех своих людей?
Старший легионер – к удивлению юноши – не стал огрызаться, а, коротко кивнув, произнес:
– Роннак, пойдешь в город за подкреплением, скажешь, что Виннару нужны люди в цирке.
Светловолосый ненавистник Атора, чье лицо все еще закрывало забрало шлема, медленно повернул голову в сторону Ганнона. Несколько секунд белый череп безмолвно таращился на юношу, но затем он все же кивнул и бегом направился к Рыбным воротам.
***
Согнувшись, Ганнон продолжал обшаривать пляж в поисках потерянного меча. Наконец он увидел отблеск – его оружие лежало под навесом Аторца. Юноша наполовину залез туда, чтобы подобрать оружие, и ощутил, как что-то прикоснулось к нему, скользнуло по лицу и шее. Он присмотрелся к бахроме, на деле оказавшейся множеством кусочков янтаря, болтающихся на тонких веревках. «Похоже, он и правда боялся прихода нечистой силы», – удивленно отметил асессор.
– Ну что там еще, почему топчемся? – Недовольный голос Виннара привлек внимание Ганнона к двум Откликнувшимся, что направили мечи на высокого парня – того горбатого, что носил зерно.
– Да это чудище никак не уймется! – ответил один из подземников. – Сейчас успокоим, капитан!
На лице несчастного малого застыла гримаса ужаса и непонимания. Он стоял, сжимая в руках огромный кусок дерева и что-то невнятно бормоча. Двое невысоких легионеров медленно подходили к нему. Парень пятился, хотя, даже ссутулившись, сильно превосходил ростом Ганнона, а Виннара – в ширине плеч. Подойдя ближе, Ганнон увидел отблески слез, что текли по лицу бедолаги. Бахан – кажется, так его звали – продолжал бормотать: «Кто вы такие? Кто вы такие?»
Оглядев залитый кровью пляж, юноша убрал меч в ножны и решительно направился в сторону горбуна. Он встал между Баханом и легионерами, подняв руки.
– Бахан! – Ганнон говорил медленно и громко. – Посмотри на меня!
– Кто вы такие? – Парень сделал шаг вперед. Ганнон услышал, как подземники, выругавшись, отступили назад, но сам не сдвинулся с места.
– Мы из замка, пришли только для того…
– Кто вы такие?! – повторил Бахан чуть громче, поднимая руки с дубиной, держа ее перед собой. Нужно было говорить откровенно, чтобы успокоить его.
– Меня зовут Ганнон, Бахан, мы с тобой виделись, когда раздавали зерно.
– Ты Молк! – Теперь уже парень сделал шаг назад, подняв над головой дубину, которая оказалась массивной опорой одного из навесов. – Аторец говорил!
– Как видишь, нет. – Ганнон с усмешкой провел рукой по разбитому носу и показал окровавленную руку.
– Что мне делать? – спросил Бахан, его руки с дубиной чуть опустились.
– Иди отсюда подальше…
– Зачем вы тут? Что мне делать?!
– Мы пришли за Аторцем, он… плохой.
– Что мне делать?! – Бахан замотал головой.
– Сейчас мы уйдем, но потом ты нам все расскажешь про Аторца, – миролюбивым тоном произнес Ганнон, сделал шаг навстречу здоровяку и положил руку на его дубину, опуская ее вниз.
– Хорошо… – ответил парень. Он немного успокоился и присел на песок, не выпуская, все же, столб из рук. Ганнон медленно отошел на два шага назад. Он ощутил похлопывание по плечу. Это был Виннар.
– Молодец, – похвалил он. – Но времени в обрез. Давайте уже выдвигаться!
Акт 2. Глава 5 Аторцы и Аторец
Глава 5. Аторцы и Аторец
Вблизи цирка скопился народ: даже в столь поздний час тут было не протолкнуться. Сцена напоминала Ганнону увиденную не так давно на Красном рынке: повсюду были толпы подвыпивших зевак, здесь щедро разбавленные полуголым береговым людом. Огни, еда и представления циркачей. Отдельные группки артистов со своими зазывалами и сборщиками денег собирали вокруг себя столько народу, сколько могли. Зазывалы не стеснялись переманивать чужих зрителей, не гнушаясь клеветой и грязными оскорблениями в адрес конкурентов. За перепалкой двух особо языкастых наблюдало публики больше, чем за представлениями, ради которых оба так старались.
– Быстрое зерно ты нам продаешь, паскудник! – кричал один из карликов-зазывал в красно-желтом костюме. – Сгниет за день, а вонять будет год, как портки твои драные!
Толпа встретила остроту одобрительным гулом и смехом. Второй зазывала – ростом не выше первого – по самую грудь натянул зеленые штаны: красуясь так перед публикой, он заработал не меньше аплодисментов. Да еще и подлил жару, с хохотом ответив оппоненту:
– Ты не бойся за мои портки: мать твоя мне их постирала, да заштопала! Рассказать, как порвались?!
Не стерпев такого оскорбления, красно-желтый бросился на второго зазывалу к вящему восторгу публики. Двое хватали друг друга за пеструю одежду и быстро оказались на земле, катаясь и осыпая друг дружку ударами. Скоро вся земля была покрыта медью и курумом: такое представление было зрителям больше по вкусу.
Времени на это сомнительное зрелище не было, и группа во главе с Виннаром продолжила проталкиваться сквозь толпу к сердцу цирка – кибиткам и повозкам, где жили сами артисты. Акробаты, факиры и силачи работали с разношерстной толпой, а в самом цирке давали спектакль для чуть более изысканной публики. Повозки и разноцветные шатры окружали сцену, вокруг которой собралась пара сотен горожан. Виннар приказал отряду остановиться, чтобы обсудить план.
– Нужно тихо осмотреть палатки и повозки. На той стороне от сцены безлюдно, обойдите, но держите ухо востро, если позову, – приказал капитан.
– А что с той палаткой? – Один из подземников указывал на самый большой шатер, примыкавший к сцене. Оттуда постоянно выносили реквизит, входили и выходили люди. Изнутри шатер был хорошо освещен, похоже, он служил домом для циркачей.
– Надо незаметно зайти, послушать, поговорить, – прошептал Васар. Он ухмыльнулся, глядя на Ганнона. Затем предводитель подземников подтолкнул его в сторону шатра. – Ну же, у тебя хорошо выйдет.
– Он прав. Театр это по твоей части, – сказал Виннар и развел руками. – Не волнуйся: я со своими постою снаружи, пока остальные обыскивают повозки, а если задержишься – придем сами. Подтянется подкрепление, – обратился он уже к легионерам, – отправляйте ко мне.
Воины разошлись в стороны, а Ганнон в сопровождении Виннара и его людей шел мимо сцены ко входу за кулисы. В Белом Городе, конечно же, ставили «Марш Легионера», куда без него. Повозка с намалеванными глазами изображала корабль, на носу которого стоял ряженый бородатый легионер: сдвинув брови, он смотрел вдаль. Когда «корабль», наконец, тряхнуло будто бы от столкновения о берег, циркач, сделав сальто, соскочил с него прямо на плечи подбежавшему товарищу. Толпа только успела начать аплодировать прыжку, как одеяние акробата развернулось, скрывая в своих недрах нижнего артиста. Раздались овации, смех и выкрики «Руббрум!».
«Услышь поступь» – тут же отозвалось эхо в голове у Ганнона. Высоченный «легионер» стал маршировать на месте, двигая руками, в одной из которых держал огромный бутафорский меч. Мимо него один за другим пробегали люди, державшие путевые столбы, изображая марш по торговой дороге, что на глазах превращалась в Тропу Легионера, а сам Руббрум награждал каждый столб ударом меча, раз за разом вызывая восторженные крики зрителей.
Двигаясь вместе с потоком цирковой обслуги, несущей массивные декорации крепостных стен, Ганнон легко проскользнул за сцену. Навстречу ему в нелепо тяжелых бутафорских доспехах с трудом пробирался актер, изображавший Миртока. Пройдя через несколько «комнат», разделенных полотнищами, Ганнон наконец остался один. Сквозь тканевые стены просвечивали огни, виднелись силуэты. Похоже, в этой комнате хранили реквизит, что не был нужен прямо сейчас. Он медленно прошел мимо сундуков и сваленных в кучу мешков. Приоткрыв крышку одного из сундуков, он увидел кривляющуюся маску, изображавшую плач. Ганнон вспомнил, как много лет назад прямо в такой маске актеру отрубили голову за неуважение к предку нынешних королей, прозванному Унылым.
Ненавистный на Аторе, он стал героем насмешливых легенд и спектаклей. В Белом городе такое, конечно, ставить не будут, но вот в землях ближе к Арватосу знать хорошо заплатит за зрелище, унижающее любого из Гамилькаров. Пусть сами лорды и считают аторцев «грязью». Ганнон прикрыл глаза и вновь припомнил имена и гербы мятежников, «мелочь» в сто золотых харов, оружие в землях Дара… Юноша вздрогнул, вырванный из раздумий громкими голосами. Слава богам, они раздавались из-за занавесок. «Опять я провалился в грезы! Молковы пергаменты, каждый раз!» – отругал себя Ганнон и прислушался: несколько человек сидели за столом в шаге от него.
– Есть еще вино? – спрашивал низкий мужской голос.
– Да, но только местное, – отвечал еще более глубокий голос.
– Молк, эта рыбья чешуя? Нет, положи на место! Я же сказал: вино! – уточнил циркач, и Ганнон действительно различил странное произношение этого слова.
– Свое продали за вечер, – вступил мягкий женский голос с легкой хрипотцой, – вышло прилично – нравится оно им.
– Всем оно нравится, а торговать почти не дают. Эти голодранцы со своим брухтом, со всего пляжа сбежались попить хмельного.
– Не вали на работяг, они тоже под ярмом, это все купцы…
– Аргх! Порезал руку! – воскликнул недовольный мужской голос. – Баал послал нам этот урум-дурум, сил моих уже нет!
– Это моих сил нет слушать твои причитания, купи уже здесь нож! – отвечала ему женщина. – Нам еще несколько месяцев кататься.
– И что потом? Выбросить железо? Это грех!
– Отдай, подари, продай… Боги, как с тобой сложно! Мучайся с дурумовым, если тебе так больше нравится, мне все равно!
– Ага. А я, значит, выбрось. Хотя Габха уже и…
– Тихо ты, дурень! – зашипела женщина. Послышалась возня и шаги.
С этими словами занавеска откинулась и в слабом свете показалось лицо с рыжей бородой, похоже, это был Руббрум. С удивленно распахнутыми глазами циркач попятился обратно вовнутрь, рука его протянулась вбок и скрылась за пологом тканной стены. Нож? Но нет, когда артист прошел вглубь освещенной комнаты, стало видно его руки, они были пустыми. Потом стало видно и все остальное: циркач оказался… циркачкой.
– Кто ты, Барбатос подери, такой? – воскликнула она. Сомнений не было – Руббрума изображала женщина. Обладательница мягкого голоса и рыжей бороды дошла до середины комнаты, по обе стороны от нее встали двое циркачей. Один из них, с перемотанной левой рукой, в правой держал нож зеленого цвета с голубыми прожилками. Второй – необъятных размеров силач – просто сложил руки на груди. Оружия у него не было, но оно ему и не требовалось.
Пригнув голову, Ганнон вошел следом, держа руки на виду. Сбоку от себя он увидел фигурку Адиссы все из того же зеленого с синим материала. «Дурум? Так они сказали?» – скользнуло в мыслях асессора. Он прикоснулся к голове коровы, что была изображена более шерстистой, чем обычно. Присутствующие немного расслабились, нож уже лежал на столе, но все же напряжение оставалось.
– Мне повторить? Кто ты такой, господин? – рычащий акцент девушки выдавал в ней островитянку. Все артисты враждебно осматривали незваного гостя, особое внимание уделяя мечу.
– Я разыскиваю здесь сбежавшего преступника, – сказал Ганнон. Лица актеров не выражали никаких эмоций, а вот силач еле шевельнул головой в сторону. Асессор продолжил: – Этот недостойный человек смеет именовать себя Аторцем, хотя он и не является выходцем с вашего благословенного острова. Я уверен, что вы не знаете ничего ни о нем, ни о его делишках, – циркачи замерли, стараясь не реагировать, – но мы с Откликнувшимися и капитаном стражи, – продолжил Ганнон громче, чем вызвал усмешки на лицах артистов, – просим вашей помощи в поисках.
Напряжение нарастало, аторцы поглядывали на актрису, что стояла, задумчиво постукивая ногтями по столу. Позади Ганнона раздался шорох ткани. «Спасение или конец?» – пронеслось в его голове: затылок гудел, ожидая удара.
– Ух ты, впервые вижу Откликнувшуюся! – произнес знакомый голос – от облегчения юноша чуть не подпрыгнул, но вместо это он лишь топнул ногой, вызвав удивленные взгляды.
– Полагаю, вам уже разъяснили суть дела? – спросил Виннар.
Вместе с ним в комнату зашли, потрепав голову Адиссы, двое стражей и Роннак. «Молк его дери, почему из всех легионеров именно этот умалишенный? С другой стороны, это значит, что подкрепление уже на подходе», – думал Ганнон. Виннар с удивлением, но без опаски осмотрел циркового силача и присвистнул, а затем невозмутимо обратился к островитянам:
– Ну так что? Поможете найти злодея?
Внимание женщины переключилось на Виннара, она сложила руки на груди, выступила вперед и твердым голосом произнесла:
– Капитан, мы протестуем против вторжения в наш дом! Мы не знаем, о ком вы говорите, но мы готовы обсуждать это со многими поклонниками наших… талантов, что живут в замке и квартале господ. Многих из них вы наверняка знаете по долгу службы.
Ганнон видел, как Виннар колеблется между насилием и уговорами: первого хотелось бы избежать, но последнее было бы равносильно отступлению.
– А комедию Уналмаса Унылого вы только в этом квартале ставите или в замке тоже? – невинным голосом спросил Ганнон. Он не смотрел на циркачей, вместо этого пристально разглядывая рисунки на полотнищах стен. Наступил его любимый вид тишины – он попал в цель. «Добить?» – на секунду задумался асессор.
– Уверен, за такое зрелище дают любой металл. – «Медь, серебро, золото… железо?» – додумал он то, что циркачи, несомненно, поняли. Пьеса не была запрещена официально, а вот железо на острове бунтовщиков – страшно даже подумать, какая кара была уготована за такое.
С минуту женщина молчала, сжав губы. Наконец, она присела и махнула рукой силачу, тот медленно пошел прочь. В наступившей неловкой тишине они провели минут пять. Циркачка нервно дергала бороду, развеяв последние сомнения Ганнона в ее подлинности, в то время как остальные старались не пялиться на артистку. Наконец, послышался шум. Пленник отчаянно извивался, но вырваться у него не было ни единого шанса: человек-гора нес его, как детскую игрушку. Силач грубо усадил берегового на стул – бедняга был бледен и озирался по сторонам. Увидев Ганнона, он перестал дергаться, но зато начал мелко дрожать. Женщина села напротив него и с трудом смогла заставить обратить на себя внимание.
– Прости, Аторец, – вздохнула она, когда это ей удалось, – но ты – не аторец. – Актриса повернулась к Ганнону. – Как ты сказал, господин? Ты уверен, что мы ничего не знаем о нем и его делишках?
– Безусловно. – Краем глаза Ганнон посматривал на Виннара, тот кивнул.
– Ну что ж… – протянул было капитан, но в этот момент Аторец бросился к Ганнону. Раздался звук обнажившихся мечей, но береговой упал на колени и заплакал:
– Молк, я ведь не нарушил законы гостеприимства, разорви меня Мархокар! Каюсь, хотел опоить и прирезать, но до того, как ты коснулся Адиссы! – затараторил он, схватившись руками за сапоги юноши и уткнувшись в них лицом. – А отвар ракушек ты сам попросил, уже гостем был! Поспал бы с цветными снами, да половины денег лишился, всего-то… Да и того не случилось, целый ушел! Каменюка твоя меня напугала, я выучил урок, Гирвар мне свидетель! Пощади, не обращай в камень!
Наступил совсем иной вид тишины. Циркачи с Атора, легионер-подземник, дворцовые стражники и даже лучший друг смотрели на Ганнона одинаково испуганными глазами. На мгновение он ощутил власть, власть и удовольствие от нее. Одни и те же суеверия крепко сидели в каждом жителе Деоруса, Дара и даже Атора. И в каждой истории Молк оказывался тем, от кого этого меньше всего ожидали. Ганнон увидел встревоженное лицо Виннара, и подъем сменился стыдом. Асессор оттолкнул Аторца сапогом и обратился к циркачам:
– От этого безумца, – он почувствовал, как напряжение спало, – толку немного. Позовите Веннону, – ее имя стражники в свое время упомянули наравне со вторым главарем, – о чьих делишках вы наверняка тоже ничего не знаете.
Подкрепляя его слова, в шатер начали один за одним протискиваться все новые стражники и легионеры.
***
В этот раз пришлось подождать подольше: спустя полчаса вернулся запыхавшийся циркач с замотанной рукой.
– Она согласна встретиться, но только с вами двумя, на дальнем пляже, – доложил артист.
– Что думаешь? – обратился Виннар к Ганнону, с тихим скрипом сжимая и разжимая пальцы на рукоятях мечей. – Ловушка?
– Да нет, с чего бы? Она уже знает о наших силах и резне, что учинили у ворот. Думаю, она боится нас, – высказался асессор.
– Хорошо. – Виннар повернулся к циркачу. – Передай, что придем.
Женщина, что владела дальней половиной пляжа, чем-то напоминала Ганнону кастеляншу… если бы та пила «эль» Аторца и таскала мешки с зерном лет десять. Толстая старуха с огромной грудью и выдающимся задом, которые переваливались, как будто независимо друг от друга, с пыхтением подошла к ящику, что притащил один из ее людей. Больше с ней не было никого. Она села сложив руки на трости из куска дерева, форму которому придало само море.
– Что, мальчики? – Веннона осмотрела обоих любопытным взглядом. – Слышала я, вы кого-то ищете? Пошумели знатно…
Виннар подался вперед, но Ганнон остановил его. Береговая тем временем подмечала каждый их жест.
– Да, так и есть. Похоже, что Аторец, – начал Ганнон, прозвище конкурента заставило женщину презрительно фыркнуть, – помог уйти из города не обычному… злодею, а из ряда вон выходящему.
– Из ряда вон, вот как?
– Приют, – процедил Виннар.
– Ох, вот как, твоя правда, мальчик. С таким лучше не связываться.
– Мы надеялись, что вы сможете нам помочь.
– А мне что с того? – Веннона усмехнулась, издав звук наподобие крика больной чайки.
– Вы же не хотите, чтобы наш шум дошел до вашей части пляжа? – вступил в разговор Виннар.
– Не первый раз нас будут мучать городские, – женщина начала нараспев, но закончила резко: – и не сто первый, да мы все живы. —. Она спокойно смотрела на Виннара. – Повернись-ка, красавчик, дай-ка сзади на тебя посмотреть.
Пока его друг боролся с яростью, Ганнон поспешил продолжить переговоры, чтобы погасить ее. Самоуверенной старухе было наплевать на своих людей, но ему уже хватило крови.
– Зато от нас зависит, вернется ли Аторец к делам или сгниет в подземелье.
– Ха! – Веннона с трудом привстала со своего сидения и шагнула им навстречу, колыхнув грудями, оба парня отшатнулись. – Хорошо! Но знаю я немного, слушай! Аторец никого не возил, не отвозил. А вот ко мне приходил один, в плаще, – Ганнон напрягся, – да не понравился он мне. Отправила на рынок, велела обратиться к ореховым чужакам, вроде тебя, – она провела пухлой кистью возле своего лица. – Говорю, запасись курумом, и проблем не будет!
– Этот в плаще, – Ганнон тяжело дышал от волнения, – как он выглядел?
– Да, Молк его разберет, еще затемно было. Но плащ этот я везде узнаю. Маяк близко, ходят тут из Клики, до девок береговых охочие. Но походка не та, не та…
Виннар и Ганнон переглянулись.
– Благодарим вас, боги в помощь.
– И вам, мальчики, и вам.
Акт 2. Глава 6 Господа и чернь
Глава 6. Господа и чернь
Оказавшись дома, Ганнон с трудом стянул с себя плащ. Все тело болело от усталости и полученных ударов. Там, на пляже, он даже не замечал этого, но расплата неотвратимо пришла, как только горячка погони ослабла. Пошатываясь, со свечой в руках он дошел до купальни слуг неподалеку от своей комнаты. Что-то промелькнуло в темноте: похоже, он спугнул кошку. «Кажется, у Виннара, как капитана, есть своя личная – с фонтаном и ванной» – подумал юноша, и эти завистливые мысли позабавили его. Виннар сейчас продолжал преследование, отослав Ганнона домой, после того как тот чуть не рухнул вскоре после встречи с Венноной.
В темноте каменное помещение производило гнетущее впечатление. Купальню для прислуги не топили, тем более ночью, было холодно. Рисунки на стенах не были видны, свеча выхватывала только отдельные фрагменты, искажая их и придавая им зловещий вид. В тишине звуки воды отзывались гулким эхом в каменных стенах.
Трясущимися руками Ганнон кое-как сумел умыться. Кровь расходилась в воде широкой каменной ванны для рук и лица, постепенно бледнея. Он осмотрел раны: кожа на костяшках была содрана – Ганнон опустил руки в холодную воду и держал, пока жжение не ослабло. Он замер, чтобы не чувствовать ноющей боли в спине и боках, по которым прошелся легионер. На секунду показалось, что боль исчезла вовсе. Юноша улыбнулся, но тут же почувствовал зудящие, обжигающие царапины на лице. Душевное страдание затмило телесное, женщина, кровь, ее дочь… Ноющие кости в руках решили побороться за его внимание – он открыл глаза и увидел сжатые под водой кулаки.
На этот раз раздумья не притупили восприятие, уловившее еле слышный шорох. Ганнон спиной ощутил, что кто-то не решается войти. Юноша вынул руки из-под воды, встряхнул их и резко развернулся. За дверью вновь послышался шорох, уже громче, Ганнон положил руку на рукоять меча, лежавшего на столике рядом с ванной. Снаружи показался свет, он пробивался сквозь щели закрытой двери. С легким скрипом она открылась вовнутрь, свеча подсветила стену и показавшееся лицо. Одна из приближенных служанок королевы. Она с опаской прошла внутрь – наверняка никогда не бывала здесь. Увидев голого по пояс окровавленного мужчину с мечом, девушка отшатнулась, схватившись рукой за стену, и выронила что-то, с глухим стуком ударившееся о каменный пол.
– Ганнон, вы! – Она отдышалась. – Простите, я не хотела мешать, но не ожидала… такого. – Служанка протянула освободившуюся руку и повращала раскрытой кистью, все еще глядя в пол.
– Простите, что расхаживаю по замку в столь поздний час, но моя служба этого требует, – сказал Ганнон и натянул рубаху.
– Служба асессора? – удивленно спросила девушка, но быстро стряхнула смущение и вспомнила о поручении. – Я приношу извинения за это вторжение, – дама собралась и вернула себе придворный тон, – но ее Величество строго-настрого наказала мне вручить вам послание, а я никак не могла вас найти.
– К сожалению, случилась беда, и я не мог оставаться в замке.
– Да, да, это так ужасно! Мне сказали, что в саду все были так опечалены, не находили себе места. Такое богохульство, подумать только… – она опустила голову. – Госпожа приказала мне не возвращаться в сад, пока не доставлю послание, но это было до этой беды. А после – когда не смогла вас найти – признаюсь честно, я уже боялась что-то спрашивать или даже показаться ей на глаза. Ох, послание!
Девушка отставила свечу, а затем быстро подняла и протянула Ганнону запечатанный деревянный футляр. Вложив его в ладонь юноши, она взяла асессора за плечо левой рукой, он почувствовал прикосновение мягкой кожи и вздрогнул.
– Вы совсем без сил, – проговорила служанка ласково, глядя ему в глаза, – вас нужно проводить.
– Не стоит. – Ганнон с раздражением отдернул плечо, заставив девушку отшатнуться. В ее глазах читалось непонимание, обида и… страх. «Королева учится новому, но не забывает и о старых методах. Надеюсь, девушке не влетит», – подумал юноша, горько усмехнувшись. Отвернувшись, он начал собирать остальные вещи, услышав, как служанка пару раз переступила с ноги на ногу, прежде чем удалиться.
***
Немного выждав, Ганнон вышел из купальни и доплелся до дома. Он закрыл за собой дверь, погладил фигурку коровы и аккуратно опустился на кровать. В руке юноша сжимал тубус: открывать или нет? Голова казалась легкой, хрупкой и пустой, но стоило повернуть ее, как внутри словно перекатывались свинцовые шары, прижимавшие затылок к подушке. Юноша был изможден, но сон не шел к нему. Картины сегодняшней ночи было невозможно выбросить из головы. Каждый раз, когда подступало забытье, образы начинали мелькать с немыслимой быстротой и вынуждали проснуться.
На третий или четвертый виток этой круговерти он почти уснул, но звук удара заставил его подскочить: тубус выпал из расслабившейся руки на пол – проклятье, еще одна причина для тревог. «Открывать или нет? Вряд ли там что-то такое, что заставит меня изменить следующие несколько часов до рассвета», – заканчивая мысль, призванную оправдать отход ко сну, Ганнон проснулся окончательно. Ругаясь себе под нос, он встал и попытался зажечь свечу – бесполезно, измученные руки не слушались, а с огнем у него и так никогда не ладилось. Раздраженный, он отбросил огниво и трут в сторону, открыл тайник и бросил тубус на дно.
Проворочавшись без толку еще минут десять, Ганнон вышел на улицу. Холод от камня поднимался по босым ногами: он поежился – было не по сезону прохладно. Перед глазами лежали строения замка и редкие огни факелов. Сколько здесь заговоров и событий, которые могут навредить ему? Может, прямо сейчас в одной из комнат решается его судьба. Сколько пленников в подземелье? Он вспомнил культиста, что, должно быть, все так же лежит в своей клетке. А сколько вообще людей в замке? А в городе? Сколько тел находят в трущобах? Сколько появляется сирот? Ганнон схватился за голову и приложился лбом к стене. Получилось сильнее, чем рассчитывал, но даже искры из глаз не помогли заглушить мысли и добиться тишины в голове. Он стоял так, пока замерзшие ступни не потребовали что-то предпринять.
Снова оказавшись в комнате, юноша на секунду ощутил безмятежность от разливающегося по телу тепла. Рука потянулась к глиняной бутыли, которую он прихватил из «дома» Аторца, когда искал меч, поверхность была шершавая, но сама бутыль удивительно ровная для такой грубой работы. Может быть потом: спать она точно не поможет. Ганнон отставил береговое пойло в сторону и лег, туго замотавшись в одеяло.
Повернувшись к стене и уткнувшись лбом в каменную кладку, он слегка ударялся об нее каждый раз, когда в голову лезли незваные мысли. Юноша представлял, что наконец освоил огниво, и весь мир сгорел, так что уже поздно что-то менять или спасать. Можно было только уснуть.
***
Новый день начался с тяжелой головы и продолжился чуть ослабшей за ночь болью по всему телу. Приют, Пляж, послание королевы: три каменные глыбы упали на Ганнона друг за другом, заставив забыть о телесных муках. Он резко согнулся, повернулся и спустил ноги на пол. Юноша осмотрел руки – они уже немного зажили. Братья-инструктора часто оправдывали свою жестокость тем, что на воспитанниках все заживало быстро, как на собаках. В этом была доля истины: Но от боли это, конечно, не спасало.
– Итак, все по порядку, – пробубнил юноша себе под нос и достал послание, раскатав листы на столе и прижав края бутылью и мечом – надо будет вернуть проклятую штуковину Виннару. Поморщившись, он отогнал непрошеные мысли и постарался сфокусироваться на послании. Оно гласило:
«Ганнон, как вы понимаете, это назначение…» Прочитав эти строки, юноша нахмурил лоб и перетасовал листы. На одном из них текст был написан куда аккуратнее. Ганнон с нарастающей тревогой водил глазами по посланию, начертанному высоким слогом от имени… Юноша обратил внимание на футляр, который он открыл не глядя: сломанная печать с крылатым волком. Назначение судьей… Вот так новости! «Значит, королева…» – от посетившей его догадки Ганнон сжал зубы, глубоко вздохнул и вернулся к листу, с которого начал. Теперь он слышал голос и интонации, словно наяву:
«Ганнон, как вы понимаете, это назначение не просто дань вашим бесспорным талантам, но и знак глубокого доверия не только моего супруга, но и моего лично…» Юноша запрокинул голову и рассмеялся: так вот почему к Иссуру никто не пришел! «Возвысьте его, – вспомнил Ганнон свой совет королеве, – дайте понять, что это вы». Интересно, чем она его самого припугнет и что посулит? До чего же талантливая ученица, а может, и не ученица вовсе? Может, она лишь притворилась, что только играет в плащи и кинжалы от скуки?
Что же дальше? «Я верю, что получение этого послания принесло вам радость», – читал Ганнон, мысленно комментируя каждую фразу: со служанкой Избранница явно просчиталась. «Деликатные поручения… беспрецедентные перспективы для человека вашего происхождения» – а вот и посулы, остались угрозы… Но нет: только прощания и последний абзац, написанный менее ровным почерком: «Прошу вас, Ганнон, после прочтения сожгите те листы, что вы держите, кроме формального письма о назначении».
«Слишком уж нарочито вы изображаете наивность и неумение играть, Ваше Величество», – с улыбкой заключил Ганнон, дочитывая послание. Мрачные мысли все еще клубились на задворках сознания. Их нужно было подавить действием. Собравшись, он вышел наружу и зажмурился, позволив себе насладиться яркими лучами солнца, мягко падавшими на лицо. Нужно было многое успеть: доложить Коулу о новой должности, но сперва – о вчерашнем походе. В носу засвербело от запаха брухта, будто бы напоминая Ганнону о пляже. Он принюхался – и вправду воняло. Открыв глаза и осмотревшись, юноша увидел гротескную фигуру, словно слившуюся со стеной: каким-то немыслимым образом детина был почти незаметен, пока не двигался.
Бахан стоял в тени за углом строения, в котором располагалась комната Ганнона, будто стог того самого брухта. Похоже, горбун давно подпирал стену, разве что плющом не оброс! Пораженный юноша медленно подошел к береговому и помахал рукой. Замерший как статуя парень шевельнулся и сделал несколько шагов навстречу.
– Я пришел, – коротко пояснил он.
– Я вижу. – Ганнон огляделся по сторонам. – Как ты сумел попасть в замок?
– Пришел.
– Я… – Ганнон растерял все слова и стоял с открытым ртом. Помотав головой, он лишь спросил: – А зачем?
– Ты сказал, что ты из замка, что надо рассказать про Аторца.
– И правда. – Ганнон пожал плечами. – Не могу с тобой поспорить. Проходи. – Он указал береговому на вход: нужно было поскорее спрятать его от посторонних глаз.
С опаской Бахан протиснулся в дверь. Вряд ли он когда-нибудь бывал в каменном здании, но корову погладить не забыл.
– Что же с тобой делать? – Юноша впервые хорошенько осмотрел берегового. На вид он был не слабее циркового силача, но все же не так равномерно сложен. Сутулый почти до горба, с толстыми надбровными дугами и копной волос, напоминающих кочку со мхом посреди болота. Он и вправду был похож на чудище, как его окрестили вчера двое подземников.
– И давно ты там стоял?
– Еще темно было.
– Ты что же, видел, как я пришел?!
– Нет, только как один раз выходил. – От безмятежности в глазах здоровяка по спине Ганнона пробежал холодок.
– И ты молча смотрел?!
– Ты был занят: бился головой в стену. – Пожал плечами Бахан, жест в его исполнении вышел внушительным. Ганнон второй раз лишился дара речи.
– А как узнал, где меня искать? – наконец спросил он.
– Спросил у людей, ты – Ганнон. Они знали.
Юноша представил себе, как этот монстр уточняет у обитателей замка, как пройти к его покоям посреди ночи. Надо будет поискать седого не по годам слугу или стражника. А потом удивляемся, откуда появляются слухи про связи Коула и его людей с нечистой силой.
– Что же с тобой делать? – повторил Ганнон, постукивая пальцами по столу. На нем все еще лежал пергамент, тот, что не велели сжигать. Насколько он уверен, что правильно оценил мотивы королевы? Абсолютно. Значит, можно начать и пораньше: сеть должна расти вместе с должностью. «Страх нового и неизвестного лечится приготовлениями к грядущему», – так всегда говорил Виннар. Ганнон потряс головой – нет же, не он. Другой их товарищ, что всегда стремился вверх. Он поморщился: об этом было лучше даже не вспоминать. Юноша достал пергамент и принадлежности для письма. Начав выводить непослушными руками первые строки, он ощутил себя так, будто комната сжалась. Ганнон оглянулся через плечо – Бахан навис над ним, заслонив потолок. Береговой широко раскрытыми глазами завороженно смотрел на движения пера, как на священный ритуал или колдовство.
Закончив письмо, адресованное Виссору Тхалассу, Ганнон написал еше одно – для Иссура Лизариса. Запечатав их, он вручил оба пергамента Бахану. Тот взял свитки с таким видом, словно Черный жрец передал ему слова самого Ихариона.
– Ты знаешь, где Маяк? – спросил Ганнон, скорее чтобы прервать тишину: разумеется, горбун знал – он молча кивнул. Асессор начал давать ему подробные указания. – Придешь на вход и скажешь легионерам, что у тебя послания для Иссура и Тхаласса из замка. – Бахан снова кивнул. – К Тхалассу тебя не пустят, но до Иссура проводят. Не захотят – скажи, что от меня, у них записано, что мы с ним уже говорили.
– Записано? – вместо кивка спросил Бахан, нахмурив брови. Ганнон постучал пальцами по пергаментам и изобразил свободной рукой движения пера.
– Давай-ка я тебя провожу, – вздохнув заключил асессор.
Ганнон шел к выходу чуть позади Бахана, ловя удивленные взгляды обитателей замка. Береговой прижимал к груди письма и шел с видом служки, которого впервые допустили к исполнению таинства. «Боги, как же он умудрился пробраться в замок? Что ж, посмотрим, как получится с маяком…» – с этой мыслью Ганнон проходил мимо очередной группы ошарашенных слуг, среди которых мелькнула фигурка со знакомыми черными волосами. Девушка с круглым лицом, немного курносая и с большими, глубокими карими глазами, внимательно осмотрела идущих навстречу и улыбнулась. Она прошептала что-то на ухо одной из своих спутниц, заставив ту рассмеяться.
«Молк, преврати меня в глыбу, как я мог забыть?» – Ганнон прошел мимо, глядя в землю. Виннар устроил ее с братьями в замок в день, когда не состоялась встреча, а он так и не зашел ни к кому из них. Еще одно дело в список.
– Это дама? – раздался голос Бахана.
– Что, прости? – юноша оторвался от раздумий.
– Это благородная дама? Такая красивая… – Береговой на минуту позабыл о письмах, и неудивительно.
– Да, благородная дама, – Ганнон вздохнул, – много чего Видевшая.
Акт 2. Глава 7 Улов
Глава 7. Улов
Прежде, чем писать донесение Коулу, нужно было узнать, чем закончилась история на пляже. Виннар, как капитан, занимал покои неподалеку от казарм своих подчиненных. Возле дверей на страже стояли двое солдат, но не тех, что были с ним вчера на пляже.
– Капитан спит, – довольно громко произнес один из стражей при приближении Ганнона. Тот нисколько не удивился такому ответу. «Сон после работы – основы мироздания» – это уже точно была цитата Виннара.
– Сколько часов назад он приказал себя разбудить? – спросил асессор. Напряженные лица часовых без всяких слов давали понять – немало.
Второй стражник нервно указал взглядом на дверь. Ганнон не понял жеста, но улыбнулся и, похлопав его по плечу, приготовился стучать. Солдату все же пришлось подать голос:
– Осторожнее, не порежьтесь.
Ганнон сместился немного вбок и разглядел острие лезвия, высунувшееся точно между досок двери. Значит, с той стороны в дверь был воткнут кинжал. Похоже, это был ответ Виннара на попытку подчиненных выполнить его же приказ, разбудив капитана в указанное им время. Благодарно кивнув стражнику, Ганнон все же рискнул. Угрозы и ругань встретили его первую попытку войти внутрь, но со второй Виннар все же опознал условный стук. Через полминуты сперва из двери исчезло лезвие, а затем отворился и засов на ней.
Виннар стоял на пороге в той же одежде, что был на пляже, сменив только рубаху, запачканную кровью. Он щурился от света, круги под глазами стали еще темнее. Скребя кинжалом щетину на щеке чуть ниже полученной накануне раны, уже почти затянувшейся, свободной рукой капитан пригласил Ганнона войти. Юноша прошел в покои, прикоснувшись к стальной с позолотой фигурке Адиссы. В просторной комнате, на удивление, было прибрано, порядок нарушали лишь валявшиеся в углу сапоги и несколько запекшихся на полу пятен крови. Камин уже потух, но было видно, что его недавно топили. Мечи стояли у изголовья кровати. Под столом находился ящик, такой же, как в комнатке Ганнона, но хозяин в качестве сидения его не использовал: для этого было кресло из темного дерева с резной спинкой и подлокотниками. Плюхнувшись в него, Виннар привычным движением толкнул ногой ящик, на котором разместился его друг.
– Удалось поспать? – спросил Ганнон, позволив себе улыбку. Ответом послужил ожидаемый тяжелый взгляд. – Как лицо?
– Заживает как на собаке, – хмыкнул Виннар, намекая на наказания в Дубильне. – Да и что нам будет от царапины? Милостью Селаны.
– Да, Боннар рассказывал, что во времена до Дара воин мог слечь от болезни после любой раны… – Ганнон вовремя опомнился и вернулся к насущным делам: – Как прошло?
– Да никак… Удалось растормошить лишь торговцев неардо. Того, о котором ты бормотал, пока не провалился к Молку… – Ганнон виновато развел руками, но Виннар доброжелательно усмехнулся: – Да ладно, в работе всякое бывает! В общем, его мы не нашли, да и, как оказалось, не надо было. Отыскались и другие: ты представляешь, угроза жизни для них – ничто, честь дороже. А вот за деньги эти люди все готовы рассказать, еще поди останови их!
– Понять неардо…. – Ганнон пожал плечами.
– Дело гиблое, ты прав. Кто-то из них действительно увез нашего… легионера на лодке,, пока мы веселились на пляже. Куда – не знают, ну или не говорят.
– Сколько заплатил?
– Два риля. – Виннар опустил взгляд, разглядывая ногти: казалось, он помрачнел еще больше. Ганнон хотел что-то сказать, но закашлялся, поперхнувшись собственными словами. Капитан поспешил оправдаться: – Да, знаю, многовато. Но их не заткнешь! Я сдался, когда неардо объяснял мне, почему его прадед не простил бы ему,, если бы он взял с меня только один риль.
Ганнон видел риль вблизи раза три за жизнь, и то в порту у купцов. Кажется, курумовая монета с ладонь означала годовой запас зерна на одного человека.
– Послали гонцов, но вряд ли они его обгонят, – угрюмо дополнил Виннар.
– И по реке, и по Тропе?
– Да, Ганнон. – Виннар резко выпрямился и раздраженно продолжил: – И по реке, и по Тропе, и по морю в обе стороны! Хотя кто поплывет на юго-запад? Через море Гнева не пройти, даже в земли Почтенных не попадешь. Но погоню все равно послали. – Он устало вздохнул.
– От подземных больше не было проблем?
– Больше? – Виннар усмехнулся. – Их вовсе не было, повторяю, всякое бывает. Если уж на то пошло – они тобой довольны. Особенно этот, белобрысый, как его?
– Роннак?
– Да, точно! – Виннар щелкнул пальцами. – Сначала, говорит, не понравился, но потом, в самом цирке, ты его покорил, когда запугал Руббрума.
– Да уж, такое не каждый день увидишь, – ухмыльнулся Ганнон, – как и чужаков в замке – ты бы дал взбучку своим лентяям.
– О чем ты? – Виннар мгновенно стал серьезен и уже по-настоящему мрачен.
– Бахан, тот горбатый береговой, подстерегал меня у дома!
– Боги! Он напал на тебя? Да нет, от тебя бы ничего не осталось! – хмыкнул Виннар и раскинул руки, изображая чудовище.
– Нет, я сказал, что надо поговорить – вот он и пришел. Молк, я не представляю, как он это провернул!
Оба рассмеялись. Виннар несколько раз расставлял руки, показывая рост детины, и снова начинал хохотать от мысли, что такой гигант прокрался никем незамеченным. Смех смехом, а вот стражникам не поздоровится: тан против тарса, что капитан с них шкуру спустит.
– Что ты в итоге сделал с этим верзилой? – поинтересовался Виннар.
– Отослал к Иссуру.
– К Иссуру? Почему?
– Думаю оставить их обоих при себе. Мне могут понадобиться люди в связи с новой должностью…
Дослушав рассказ Ганнона, Виннар радостно вскочил и несколько раз измерил шагами комнату. Он просветлел и даже темные круги под глазами как будто исчезли.
– Наконец, слава богам! Я всегда верил, что ты сможешь! – возбужденно воскликнул капитан. – Я был очень зол, когда ты решил отказать Коулу. Но так еще лучше! Теперь мы оба будем на высоте. Талант всегда пробьется. Ох, сдается мне, безродные сироты еще покомандуют в этом замке! Такое можно и отпраздновать!
– Тут ты прав, но точно не сейчас. У меня осталась бутылка вина, которое нахваливал тот торговец неардо.
– А ты разве не отдал ее Боннару?
– Нет, ему я отдал другое, в черном стекле… долго объяснять. – Ганнон нахмурился, вспомнив о пропаже монаха.
– Ну и Молк с ним! Главное, что есть хорошее. – Капитан несколько раз повернулся, осматривая комнату, затем остановился и продолжил: – Знаешь, что? Прибереги ее. Отметим вечером, когда и мне будет чем похвастаться.
– Уже? Так скоро? – заволновался Ганнон: тревога проявилась в нем с новой силой.
– Да, наконец-то! – довольно ответил Виннар. – Много надо сделать. Проспал, теперь буду как Иннар, весь день впопыхах, – он широко улыбнулся. – Но пока все в зале, время подготовиться есть.
– В зале? Это сегодня?
– Да, Ганнон, первое собрание Двора – сегодня. – Виннар укоризненно покачал головой. – Так что и ты Коулу до вечера не доложишь, можешь не торопиться.
– И хорошо: нужно зайти к… в общем, тем слугам, которых ты устроил к кастелянше, – пробормотал в ответ Ганнон.
– Твои дела, – капитан поднял согнутые в локтях руки, отстраняясь от темы, – я в них не лезу.
***
Ганнон все же смог выудить из Виннара, где работала та девушка, но про двух ее братьев капитан ничего не знал. Быть портнихой, конечно, не самое привычное ей ремесло, но все же в замке. Добравшись до нужного строения, юноша остановился немного поодаль, чтобы подождать, пока уляжется волнение. Смущение каждый раз брало над ним верх, не помогало даже представить пергаменты, вперед сразу лезли записи о брачных союзах.
Зайдя в комнату, освещенную большими окнами, Ганнон застал девушку за работой в компании еще нескольких служанок. Те обменялись с ней понимающими взглядами и без слов направились к выходу. Их смешки выводили Ганнона из равновесия сильнее, чем любое задание или опасность. «Какой абсурд», – подумал он, вздохнув. Что ж, у каждого свое поле. Сидевшая напротив него девушка вряд ли хорошо показала бы себя в заговорах, но сейчас видела юношу насквозь, явно забавляясь его смущением. А вот королева, похоже, даст ему фору и там, и там. Ну, на то она и Избранница…
– Опять задумался? – девушка смотрела на него с фальшивой укоризной, в больших темных глазах танцевали игривые огоньки.
– Виновен. – Ганнон склонил голову, приложив ладонь к груди. – Ваннора, прости, что так и не зашел…
– Да уж… – Она поставила локти на стол и подперла лицо пухлыми кулачками, видны были только скулы в веснушках. Запястья сжимали губы с двух сторон, поэтому голос звучал гнусаво и обиженно. – Все уже зашли. А ты – нет. Заходил стражник, капитан. – Она убрала руки от лица и мечтательно посмотрела куда-то вверх. – Такой красавец, как его зовут?
– Виннар. – Ганнон прикрыл глаза: ну конечно!
– И смешной малый спрашивал о тебе. Пялился. Суетливый такой.
– Иннар?
– Не знаю, лысенький весь, бедняжка.
– Хромой? – насторожился Ганнон. Его смущение мгновенно развеялось, но настроение от этого не улучшилось. Наоборот, внутри заскреблось подозрение. – В белом?
– Да, он самый! – Ваннора закивала. – Задавал много вопросов, очень переживал, что ничего не удалось узнать.
– Что за вопросы? Что ты ему сказала?
– Правду. – Девушка встретила гневный взгляд с улыбкой. – Что мы с тобой давние друзья.
– Хорошо, хорошо, – задумчиво пробормотал Ганнон.
– У братьев тоже все хорошо, – подчеркнула девушка: на этот раз укоризна была настоящей. – Дассор рубит дрова, а Миллтар работает на кухне. Кажется, скоро растолстеет. – Она с улыбкой смотрела на Ганнона, пока тот не ответил.
– Очень хорошо. Слышал, кастелянша вами довольна.
– Саринна? О, она просто золото, очень приятная дама.
– Рад слышать. – Ганнон снова чувствовал себя не в своей тарелке, не зная, как закончить разговор. – Боги в помощь, – наконец сказал он и сморщился. Как чопорно! – Прости, не хотел, чтобы тебе докучали из-за меня.
– Ганнон, – Ваннора вздохнула, слегка прикрыв глаза, и как будто сбросила маску: голос стал чуть серьезнее. – Поверь, пользы от тебя оказалось больше, чем от любого другого, а проблем всегда было меньше. Хотя себе ты их находишь. – Она провела пальцами вдоль лица, Ганнон неосознанно повторил за ней и сморщился, задев полосы царапин. Затем он несколько секунд смотрел на девушку, прежде чем кивнуть и молча направиться по своим делам.
– Пока, пока. – Ваннора помахала ему вслед одними пальцами и вернулась к работе.
Через десяток шагов тревожные мысли Ганнона снова вытеснили неловкость, и проходящих мимо подруг Ванноры он даже не заметил. «Молков прихвостень Прелата. Нужно найти Иннара, наверняка он сейчас там же, где и его хозяйка, – Ганнон усмехнулся, вспомнив жалобы ключника. – Приятная дама, золото! Что ж, у каждого свои основы мира».
***
Тронный зал был переполнен, деревянные помосты и галереи были заняты, Слышавшие занимали лучшие места, но даже им приходилось потесниться среди слуг, писцов и купцов. На красном камне пола стояли жрецы и представители Видевших домов, одетые в цветные ткани и меха, сверкало золото и самоцветы. Среди них – да и во всем остальном зале – было неспокойно. Трагедия в приюте всколыхнула город, жрецы перешептывались и то и дело поглядывали на спикеров Легионов. Видевшие давали поручения и послания слугам, дежурившим на помостах.
Говорящим от имени Откликнувшихся было просторнее остальных, но стоять вот так на всеобщем обозрении и без соратников? Ганнон им не завидовал. На синем помосте разместился наследник дома Тхаласс: молодой легионер немного нервничал, но держался достойно. На помосте красного цвета, находившемся напротив, пожилой Откликнувшийся был не в пример спокойнее. Седой коренастый мужчина с небольшим животом, подпиравшим кирасу, и шрамом на лбу, он неподвижно стоял, сложив руки на груди.
Видевшие, стоявшие ближе к трону, находились между трибунами легионов, что служило напоминанием о самом весомом источнике власти Избранников, сегодня это нервировало их больше, чем обычно. Официальное же обоснование власти монархов в наступившей после гулкого удара тишине начал нараспев произносить Прелат, служивший на церемонии своеобразным глашатаем. Он сошел со своего места, рядом с колоколом высотой в человеческий рост, справа от еще пустого трона и оказался лицом к лицу с первым рядом Видевших и жрецов.
– Его Величество, король второй династии Избранников. Как первая династия была помазана Ихарионом и спутниками Его, так вторую помазали Видевшие деяния Его и жрецы, Ведающие намерения Его. Гирвар Изначальная помазала его, даровав плодородие землям его. – После этих слов Прелата жрица в одеянии костяного цвета вышла вперед и положила к подножию трона колосок пшеницы.
– Селана Утешающая, Луноликая Дева помазала его, уняв мор и болезни, – продолжал служитель Ихариона. Жрица в голубом принесла хрустальную виалу, Прелат сглотнул, по его лбу катились капли пота. – Гартола помазала его, отвратив Шторм, открывая земли Дарованные. – Жрец в зеленом споткнулся, чуть не расплескав воду в серебряной чаше, чем заслужил гневный взгляд глашатая.
– Гирвар Окончательный помазал его, даровав власть судить. – При этих словах жрец-мужчина вынес золотые весы и поставил рядом с колоском.
Прелат набрал в грудь побольше воздуха для завершения речи и торжественно произнес:
– И здесь, на священной земле Арватоса, – он топнул по красному камню, – Ихарион, Отец ангелов, помазал Избранного короля присягой всех Видевших деяния Его и приказал Он Вортану сковать основы мира таковыми! – Трое жрецов в белом несли единственную реликвию, чья связь с богами не была символической: меч из Небесного металла на красном круглом щите. Жрец Вортана в бурой рясе ударил молотом в колокол, прежде чем добавить орудие к остальным регалиям. Когда звон утих, глашатай закончил ритуальной фразой: – И да пребудут основы мира таковыми вовеки!
– Вовеки! – отозвались хором все присутствующие. Прелат улыбнулся и вернулся на свое место.
После этого возгласа в зал степенно вошла священная чета. Избранник в массивном одеянии занял трон, а королева – место позади. Ганнон прищурился, пытаясь рассмотреть владыку Деоруса. Юноша стоял в другом конце зала на первом этаже помоста, перед ним толпились люди, но рост позволял ему смотреть поверх голов большинства из них. Монарха едва можно было разглядеть: его черты затмевали массивные золотые наплечники и корона, украшенные самоцветами, белое с пурпуром одеяние, скипетр. Не менее значимой регалией была стража из Ордена Солнца: кроме Избранника, эти воины охраняли лишь обители Черных Жрецов.
От самого монарха можно было различить только черную бороду, выделявшуюся на светлом лице. Королеву было видно лучше, но было понятно, что это лишь трюк, обман разума: все потому, что Ганнон видел ее раньше и знал, как она выглядит. Оторвав взгляд от избранной четы, он вернулся к делам бренного мира: юноша быстро нашел в толпе кастеляншу, шепотом пререкавшуюся с купцами и преторами. Иннар должен быть как можно дальше от нее, но при этом достаточно близко, чтобы в случае чего притвориться, что он не прятался, а просто отошел на минуту. Наметив вероятную область, Ганнон медленно двинулся сквозь толпу. Проходя мимо хозяйки ключника, он услышал отрывок препирательств:
– Нет, нет и нет! – шептала женщина, не скрывая раздражения. – Порядок нерушим: Видевшие, жрецы, Слышавшие, а потом все остальные. Пусть спикер Легиона огласит ваше послание. Он может говорить, когда захочет.
– Госпожа, – глава торгового дома, скорее похожий на бравого капитана, чем на купца, продолжал настаивать, – мы не можем передавать все наши послания через Откликнувшихся, у них есть и свои дела. А поставки зерна, – при этих словах купца кастелянша позволила себе усмешку, – поставки зерна, – твердо повторил торговец, – это важнейшая часть государственных дел.
– Тхаласс, – коротко бросила она в ответ.
– Младший, – мягко уточнил купец. – Если не решить некоторые вопросы, вашу же кладовую придется открывать для голытьбы.
– Молк, да даже если бы я и хотела, правила древнее меня, если поверите в такое! – воскликнула женщина. «Боги, она умеет шутить?» – удивленно подумал Ганнон.
– Избранник помазан Гирваром и Гартолой, зерно и море. Помогите убедить кого-то из жрецов дать нам слово.
– Хорошо, идите, я дам вам знать. Но церковники сегодня на взводе, я ничего не обещаю! К тому же спикер Земного собирается затеять спор с вашим братом, вижу по его хмурой физиономии. – Кастелянша сложила руки на груди и зажмурилась, размышляя.
Ганнон аккуратно прошел мимо женщины, пребывающей в глубоких раздумьях. Удачный момент, чтобы отвлечь ее подчиненного. Вскоре он обнаружился: Иннар был не так уж далеко от хозяйки, но скрыт за массивным деревянным столбом.
– Иннар, надо поговорить, есть минутка? – Ганнон окликнул друга, изрядно напугав его.
– Привет, – прошептал ключник в ответ, глядя мимо товарища на кастеляншу. – Ты в своем уме? Старуха же здесь, обязательно окажусь ей нужен, если отлучусь, это основы.
– Не бойся: у нее сейчас важное дело, тебя не пошлет.
– О! – Иннар сперва обрадовался, но затем скривился. – Очень смешно!
– Пошли. – Ганнон направился к выходу, аккуратно, но твердо держа ключника за плечо.
Оказавшись в соседней зале, они отошли подальше от стражи у дверей. Иннар молча развел руками и вопросительно уставился на друга.
– Служка Прелата, – начал Ганнон, – нужно с ним поболтать по душам.
– С Ярроном? А что такое?
– Он что-то разнюхивает обо мне…
– Ну так не сам же, наверняка хозяин заставил.
Ганнон опешил и всмотрелся в лицо друга – оно выражало только искреннюю озабоченность. По всей видимости, и за Ганнона, и за Яррона.
– Разумеется, он не сам это затеял, – наконец заговорил Ганнон, осторожно подбирая слова. – Этого я и боюсь. Ты не мог бы выяснить, что Прелату от меня нужно?
– К-конечно, но не думаю, что Яррон так просто все расскажет: он боится своего хозяина.
– Пусть поразмыслит, что его хозяин скажет о любви своего слуги к дарам моря, – произнося это, Ганнон увидел, как изменился в лице его друг. Ключник сжал челюсти, ноздри расширились, в глазах появилась непримиримость. Это был просчет.
– Мы не сдаем друзей господам. – Иннар медленно и четко выговаривал каждое слово. Это был редкий случай, когда на него было бесполезно давить.
– Просто узнай, что сможешь. Я боюсь этого жреца больше остальных, – продолжил Ганнон уже мягче. – С тех пор, как я принес ему те книги. Он разозлился, что это был не ты…
– Да какая ему разница?! – Иннар тут же начал оправдываться, будто перед ним была кастелянша. – Книги есть книги, а Прелата все равно вечером не было в замке!
– Он зол, что мы что-то решили сами. Таковы основы мира. – Эти слова Ганнона немного успокоили Иннара, и асессор продолжил его увещевать: – Пожалуйста, поговори с Ярроном. Скажи правду, что я зол и подозреваю о его пристрастиях.
– Я уже ответил тебе, – отчеканил Иннар, снова ощетинившись, и даже отошел на пару шагов.
– Неужели ты не понимаешь?! – Ганнон уже начинал злиться, но говорить приходилось яростным шепотом. – Что без этого я беззащитен перед Прелатом!
– Что нам до ваших распрей? – наконец процедил Иннар после секундного колебания.
– Что ты несешь, Баал тебя забери?!
– Еще не стал судьей, а уже думаешь, что можешь помыкать мелкими людишками?
– Откуда ты знаешь? Что?.. – Ганнон умолк, ошеломленный.
– Все указы готовит мегера, и про «зерновых», как она говорит, тоже. Нет в этом никакой тайны, – скривившись в усмешке, пояснил Иннар.
Все время разговора Ганнон стоял на месте, но дыхание его сбилось и пульс участился. Он немного подождал, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. Игнорируя насмешливый торжествующий взгляд друга, асессор проговорил:
– Прошу тебя, узнай, что сможешь. Как угодно.
– Рад, что вы с Виннаром целы, – вместо ответа буркнул Иннар и направился прочь.
***
Возвращаться пришлось через тронный зал. Ганнон старался не встречаться глазами с Иннаром, а тем временем тут шел жаркий спор спикера Земного Легиона с торговцами. Тот из них, что договаривался с кастеляншей, недовольно переминался с ноги на ногу, его очередь все не наступала.
– Я говорю от их имени, потому что они даже не допущены в этот зал! – прогремел мужчина и, поправив красный плащ, продолжил: – Откликнувшиеся всегда защищали и будут защищать земледельцев, но чем остальные подданные хуже? Вы также зависите от ремесленников, мастеровых и камнетесов!
– Основы мира, – со смиренным поклоном, но не скрывая улыбки отвечал ему пухлый представитель торгового дома. – Я, как человек из черни, не могу даже обсуждать договоры господ.
– Ну конечно же, вот здесь вы вспомнили о кротости! – Легионер хлопнул себя по бокам кирасы, лицо его цветом стало под стать плащу. – Запрещая нам брать деньги тех, кто может и хочет заплатить…
Раздался удар колокола, а затем – голос Прелата:
– Глава Гильдии прав: священные обязанности Откликнувшихся заверены домом Видевших и не подлежат обсуждению. К ним относится как защита земледельцев Дара, так и снаряжение себя для этой священной задачи. Это написано в пятнадцатой строке… – Прелат прервался и подошел к трону, повинуясь жесту Избранника. Королева что-то прошептала ему на ухо, и тот кивнул. Прокашлявшись, Прелат продолжил:
– Если же гильдии желают принести оружие в дар своим доблестным защитникам, то нет и не может быть договора, запрещающего это.
После этих слов улыбавшийся торговец вмиг приуныл.
– Что ж, это решит многие проблемы, но мастеровым все равно нужна защита. – Легионер задумчиво потирал подбородок.
– Вы отказываетесь? – Прелат, в лице которого сейчас говорили Гамилькары, надменно посмотрел на Откликнувшегося.
– Нет, конечно, нет. – Старый легионер поклонился трону, игнорируя жреца.
– Итак, решено. Откликнувшиеся продолжат защищать земледельцев от набегов троглодитов и, как следствие, – всех нас от голода. Защитой же прочих подданных, за подобающую подать, должно заниматься владетелям земли, на которой они…
Голос Прелата потонул в разразившихся криках и спорах. Пересмотр Пакта и права на земли в Даре – что может быть больнее для аристократов Деоруса? Слава богам, к этому моменту Ганнон уже сумел протиснуться к выходу и оставил начавшийся бедлам позади.
***
Письменный доклад Коулу был лаконичным и не требовал особых размышлений и выводов. Ганнону представилась редкая возможность отдохнуть, пока его хозяин был занят на собрании двора. Горькая ирония состояла в том, что сегодня он бы предпочел быстрее заняться новым поручением. Юноша расхаживал по двору замка, то и дело возвращаясь мыслями к Дубильне. А если и не к ней, то к Прелату. И еще Иннар. Молк бы его побрал, и Королеву вместе с ним! И не забыть про Боннара… Еще и Виннар с его возвышением.
Нужно было отвлечься. Усевшись дома перед книгой родословных, юноша задумался, что еще нужно прочитать, чтобы быть готовым к новой должности? Все равно до вечера не узнать, замок как будто вымер. Он попытался сфокусироваться на чтении, но раз за разом мысли улетали вдаль, пока другая часть сознания продолжала пропускать через себя текст. Слова проносились в голове только для того, чтобы быть забытыми, как только становилось ясно, что он вновь отвлекся. Глаза скользнули по зеленой бутыли – скорее бы ее можно было открыть.
В очередной раз стоя на улице, Ганнон убеждал себя, что после того, как подышит, работать будет легче. А что тогда мешает открыть дверь и впустить воздуху? Разозлившись на самого себя за разоблачение, он уже хотел вернуться, но ему помешал оклик:
– Господин? – Голос принадлежал девушке: судя по богато украшенному зеленому платью, это была очередная служанка ее Величества. Ганнон не смог толком рассмотреть ту, что приходила в купальню, но она была едва ли не одного с ним роста. Эта же была значительно ниже и довольно полная. Ганнона, как и всех людей Коула, учили взламывать замки. Такой способ презрительно именовали «методом подбора». Королева тоже подбирает к нему ключ?
– Да? – коротко откликнулся юноша и замолчал, ожидая, что будет дальше.
– Ее Величество желает немедленно видеть вас, – произнесла служанка. Ее голос был официальным, ни намека на заискивание. – Идемте же! – призвала девушка, раздраженная тем, что Ганнон замер в раздумьях. Похоже, эта помогает госпоже в серьезных делах.
***
Королева сидела за столом в небольшой обеденной комнате недалеко от тронного зала. Стены были украшены драпировками со сценами охоты, узкие высокие окна освещали стол, на котором стояла одна золотая тарелка с остатками трапезы и кубок. Избранница оторвалась от написания письма и убрала его со стола. Она приветливо кивнула вошедшему, служанка же скрылась за дверью.
– Ваше Величество. – Асессор низко поклонился.
– Ох, что с вами случилось, Ганнон? Вы разозлили мою служанку? И зовите меня госпожа, я же велела.
«Скорее бы эти отметины зажили», – подумал юноша и вежливо произнес:
– Последствия вчерашнего выхода на пляж. Это было связано…
– Да-да, трагедия, ваш господин уже докладывал. Этим занимается Виннар, верно?
– Да, госпожа.
– Надеюсь, моя Кветинн была с вами не слишком строга. Признаюсь, я сама немного ее боюсь. – Королева наклонила голову и подняла взгляд на Ганнона.
– У всех свои обязанности, госпожа. Но, откровенно говоря, я не ожидал такой встречи до конца собрания Двора.
– Вы правы, мне следует быть там. – Голос королевы полился медовой рекой с горькими нотками тоски. – Но это безмерно скучно. Мой супруг куда лучше управляется с деньгами и богатыми людишками, недовольными, что у них этих самых денег недостаточно. – Она наклонила голову и сдвинула брови. – А я все пишу письма своей дальней родственнице, а та, представьте себе, отвечает неохотно! – В доказательство Избранница взмахнула небольшимм пергаментом, на котором было лишь несколько синих строк. – Что только сильнее распаляет меня, ведь она так образована. Ну и в конце концов! – женщина топнула ножкой. – Должна же я иметь возможность поесть? – строго спросила она и, прежде чем юноша успел ответить, продолжила: – Ох, простите, Ганнон, я не подумала о вас.
– Что вы, это было бы… неуместно. – Все та же ее ложная скромность, а Ганнон опять мямлил. Оказывается, в медовой реке можно и утонуть, и хищники там имеются.
– Но судей кормят те же повара, что готовят для Двора. Вам понравится. – Королева позволила себе совершенно фривольно подмигнуть.
– Я… не имел возможности отблагодарить Ваше…
– Отблагодарите службой, – прервала юношу Избранница. – Я, конечно, не собираюсь перегружать вас обычной работой. Но ваш новый статус позволит лучше выполнять службу старую. Коул согласен со мной. Еще бы, в конечном итоге, больше денег и власти для его людей – подспорье в его службе.
«Так, может быть, я все же не на крючке? Просто их игры с Коулом?» – зародилась в голове Ганнона робкая надежда, но надо было проверить, и он уверенным тоном произнес:
– Могу ли я расспросить Ваше Величество о некоторых деталях этого назначения?
– Для этого мы и здесь, – улыбнулась королева.
– Я бы хотел выбрать себе помощников…
– Безусловно.
– Я думал об Откликнувшемся Лизарисе, его имя Иссур.
– Прекрасный выбор! – Избранница с улыбкой кивнула. Ганнон с трудом удержал спокойное выражение лица. «Отдает. Значит, это все-таки я, а не Иссур. Мои люди – ее люди», – мысленно заключил он, а вслух подчеркнул:
– Ему, как Откликнувшемуся, не помешало бы приглашение от кого-то, чьи приказы для него существенней моих.
– От кого-то, на чей зов его дом откликнулся, – добавила, улыбнувшись, королева. – Да, это разумно. Я распоряжусь. Кто-то еще на примете?
– Да, один береговой юноша, довольно сильный, может быть, пара Откликнувшихся подземников и еще кое-кто из слуг.
– Какая занятная компания для судьи! – рассмеялась Избранница. – Впрочем, я понимаю, что в вашем ремесле нужны разные люди. Что-то еще?
– Конечно же есть вопрос денег… – медленно проговорил Ганнон, внимательно следя за реакцией собеседницы.
– О, не беспокойтесь, – ее Величество только взмахнула рукой, унизанной перстнями, – можете обращаться напрямую, если не хватит того, что я передам для вас Коулу.
«На себе не экономит», – мрачно подумал Ганнон, но вежливо произнес:
– Благодарю вас. Постараюсь не злоупотреблять вашей щедростью.
– Чушь, я верю, что все пойдет в дело. О! Я, признаться, чуть не забыла. – Избранница постучала по стопке книг на соседнем стуле, что была скрыта за столешницей. – Вы, конечно, не будете судить день за днем, но для правдоподобности вам придется немного поучиться. Мне сказали, что это только самые основы, – закончила она, держа руку на внушительной кипе фолиантов.
– Благодарю вас, госпожа. Я как можно скорее начну.
– А мне пора возвращаться к ним. – Избранница печально вздохнула, но затем усмехнулась. – Хах, кажется, нам обоим предстоят тоскливые дела! Негоже королеве страдать одной. Но вы хотя бы сможете сперва поговорить с вашим господином. Я уже отпустила его.
Акт 2. Глава 8 Возвышение
Глава 8. Возвышение
Глядя на собратьев по службе Коулу, чертящих на полу круги и пентаграммы, Ганнон безуспешно пытался зажечь трут для свечи. Серый плащ с капюшоном мешал, но снимать его было нельзя. Братство всегда отличалось практичностью, но по такому поводу не отказывало себе в атмосфере загадочности и мистицизма. Помимо одеяния мешала тревога за друга, но с третьей попытки огонек все же занялся.
Вечерний свет уже слабел, обветшалое здание, находившееся в распоряжении их братства, располагалось в городе на правом берегу реки. Узкие извилистые улочки старого города часто оканчивались тупиками. В одном из них и находился дом, когда-то принадлежавший наследным слугам Гамилькаров. Зажигая свечи, Ганнон задумался, была ли их судьба благополучной? Или они просто сгинули в бедности и безвестности?
Шаркающей, но быстрой походкой Коул подошел сзади и поправил один из подсвечников. Хриплый голос обратился к юноше:
– Значит, Избранница возлагает на тебя еще большие надежды, чем я думал.
– Да, господин. Надеюсь, что она не слишком… вмешивается в нашу работу.
– Признаться, мне все равно, кто из четы Избранников отдает приказы. Они во многом зависят от наших предыдущих докладов. – Старик улыбнулся. – А дополнительные средства и полномочия нам не помешают.
– К сожалению, на пляже все прошло не очень гладко. – Ганнон вспомнил про футляр, который принес с собой. Но времени на письменный доклад не оказалось. Хозяин велел идти прямо сюда. Юноша не мешкал, но старик каким-то чудом очутился на месте быстрее.
– Да, да, я слышал, – Коул был удивительно спокоен. – Но сегодня вечером у нас более важное дело.
– Да, господин, – кратко ответил Ганнон. На душу тяжелым камнем давил страх. Суета последних дней вытеснила тревогу, но сейчас она вернулась с новой силой. – Виннар всегда хорошо управлялся с огнем. Получше меня.
– Тут ты прав. – Старик внимательно посмотрел на Ганнона. – Вижу, у тебя еще остались вопросы.
– Да, если позволите.
– Говори. – Коул нахмурился, но сдавать назад было уже поздно.
– Ваше первоначальное желание возвысить меня и… фаворитизм королевы, они как-то связаны?
Коул молча прошел по комнате и отвернулся от юноши, встав лицом к окну. Затем повернулся и медленно проговорил:
– Кто мы для Избранников?
– Шпионы, советники.
– Именно, и не единственные. Но лучшие. То, что делает нас лучше остальных, – он поднял руку с кольцом, – скрыто даже от тех, кому мы служим. Это тебе известно?
– Известно, что мне не дозволено выдать тайну. Но я не знаю, обсуждаете ли это с Избранниками вы сами. – «Как и пределы твоих сил», – подумал Ганнон, припомнив гостя Коула. Непрошенная мысль привела юношу в ужас, но он все же сумел сохранить лицо невозмутимым. Оставалось надеяться, что способность читать мысли была за пределами возможностей старика.
– Нет, Ганнон. Вот такой простой ответ. – Советник снова улыбнулся, что пугало не меньше, чем его раздражение. – Для того, кто не стремится идти по нашему пути, ты слишком много хочешь о нем знать. – Он говорил с улыбкой, но слова внушали тревогу: в них скользили сомнения в лояльности Ганнона, а ведь люди бесследно пропадали и за меньшее.
По окончанию приготовлений присутствующие позволили себе немного расслабиться, атмосфера оставалась сдержанно торжественной. Внезапная тишина послужила сигналом к началу. Нельзя сказать, что до того было шумно – фигуры в капюшонах говорили только шепотом, но наступившее безмолвие было абсолютным и всепоглощающим. Ганнон глубоко дышал и пытался услышать, как воздух проходит в его теле, но без толку. Кто-то еще шевелил губами, не успев замолчать, но слов уже было не уловить.
Все повернулись к центру зала, где сбоку от ритуального круга стоял Коул. Он разжал руку, и звуки вернулись. После предшествующей тишины даже самые тихие из них ворвались обратно с ошеломляющей мощью. Сердце стучало в висках, как барабан. Шорох ткани и звуки дыхания оглушали. Когда звон в ушах затих, Ганнон заметил единственную фигуру, выделяющуюся на фоне остальных. Виннар стоял в центре круга, одетый в алый плащ. Он скинул капюшон, на лице его были написаны радость, предвкушение и все же, да, волнение.
Один из братьев пошел по кругу, по очереди подходя к каждому. В руках он нес плоскую серебряную тарелку с затейливой гравировкой, на которой уже лежало его кольцо. Каждый, мимо кого он проходил, снимал свое и складывал на тарелку. Кому-то это удавалось легко, некоторые морщились, как от боли.
За секунду до того, как очередь дошла до Ганнона, он с усилием стянул с себя кольцо. Юноша протянул пальцы, сжимающие его, к тарелке и почувствовал сопротивление. Связь Ганнона с талисманом все еще существовала, пока он держал его, но была слаба. Юноше нужно было использовать силу самого кольца, чтобы сделать то, что лишит его этой самой силы – преодолеть защиту и отпустить украшение над тарелкой. Небольшое усилие, но работа тонкая. «Задача на баланс», как говорил Коул.
Когда все подтвердили свое право на присутствие, очередь дошла и до хозяина. Он положил свое кольцо в центр без видимых усилий. Многие братья потирали руки, лица их были встревожены. Ганнону же, напротив, было куда комфортнее без своего кольца.
– Все здесь – братья, – тихо проговорил Коул, обводя зал рукой, – но ты один сейчас владеешь силой. Готов ли ты овладеть еще большей?
– Готов! – сказал Виннар и вступил в центр круга, заставив колыхнуться огоньки свечей.
– Посвященный, я могу лишь отпустить мощь, скрытую в твоем кольце. Только ты можешь ее обуздать. Готов ли ты?
– Готов! – капитан поднял руку, показывая кисть с кольцом на пальце.
– Первая печать, власть погасить разум – уже твоя. – После этих слов Коула от кольца разошлась волна, словно ветер во все стороны сразу, погасив свечи.
Ганнон стоял в полной темноте, тяжело дыша, он почувствовал насыщенный запах дыма и воска. Несколько секунд юноша слышал только свое дыхание, пока голос хозяина не раздался вновь:
– Вторая печать, власть изобразить разум – уже твоя. – Свечи вспыхнули неестественными синими, идеально ровными огнями, придав комнате еще более зловещий вид. Хотя куда уж. В этом ярком, безжизненном свете было видно движение каждого мускула на лице Виннара. Он уже был немного напряжен и дышал учащенно, но азарт в глазах и легкая улыбка не покидали его. Ганнон затаил дыхание в ожидании. Сейчас, сейчас это будет…
– Готов ли ты подчинить третью печать? Получить высшую власть, доступную нам? Власть над огнем.
Ганнон сжал кулаки, не смея отвести взгляд, он бы не простил себе…
– Готов! – почти радостно, стараясь не выдать напряжения в голосе, провозгласил Виннар и махнул свободной рукой. Широкий рукав почти задел свечи, но их огни остались неподвижными.
В этот раз Коул промолчал, только повел кистью и отошел назад. Пламя свечей качнулось, когда кольцо на руке Виннара стало светиться. Сияние, начавшееся с граней, постепенно разрослось и покрыло всю поверхность. Виннар сморщился, его дыхание участилось, на лбу проступили капли пота. Свечение стало разрастаться, его щупальца начали выходить за границы кольца, превращаясь в языки пламени. Сперва как будто осторожно, но затем все дальше и сильнее. Вскоре руку Виннара покрывало пламя, уходящее вверх на три его ладони.
Посвященный смотрел на пламя, не отводя взгляда. Пот все обильней покрывал его лоб и стекал по раскрасневшемуся лицу. Он сжал губы и тяжело дышал, отчего раздувались щеки. Ганнон старался оставаться неподвижным, внутри все заледенело, он чувствовал, как по его спине катится холодный пот. Огоньки свечей колыхались, но все слабее, пока не остался лишь легкий трепет.
Робкая надежда начала теплиться в душе. А тем временем пламя на руке Виннара постепенно убавлялось, пока не стало похожим на перчатку, сотканную из огня. Ганнон почувствовал, как его крепко схватил за предплечье соседний серый плащ. Как же легко было забыть, что под этими одеяниями тоже живые люди. И друзья, если не ему, то уж Виннару – точно.
«Боги, всеблагие, благодарю», – пронеслось в голове Ганнона, пока его друг подчинял последние непокорные языки пламени. К радости юноши добавился стыд: как он мог сомневаться в Виннаре? Как же он сказал? «Безродные сироты еще поправят в этом замке»? Ганнон склонил голову, чтобы никто точно не заметил его улыбку. Он видел только полы красной робы и серый рукав позади. «Одних безродных будет мало, – подумал юноша, – но есть у нас и нужные друзья». «Лизарис, Сквозь волны и шторма» – эхом отозвался разум.
Ганнон увидел, как качнулся серый рукав, как дернулась красная ткань. Хватка на его предплечье стала сильнее. Поднимая взор, он уловил взглядом пляску огоньков свечей. И только после этого раздался крик.
Укрощенное пламя вновь расходилось по руке Виннара. Он пытался подавить его, но огонь бушевал с невиданной силой. Несчастный кричал все громче, не выдержав, он рухнул на одно колено. Кольцо превратилось в светящуюся – даже на фоне пламени – точку. Крик Виннара заполнил все существо Ганнона, для него во всем мироздании больше ничего не осталось. И когда казалось, что его разум готов вот-вот расколоться, звук стал еще громче, превратившись в нечеловеческий, звериный стон. Юноша, не отрываясь, смотрел на друга, на его лицо, искаженное болью. Рука Виннара продолжала гореть, но страдание в его глазах ослабло. Кожа стала бледнеть, а губы потемнели. Через мгновение начало убывать и пламя на его руке, будто угасал настоящий огонь, оставшийся без воздуха. Вмиг исхудавшее тело Виннара опустилось на пол удивительно тихо, как пустой мешок. Только кольцо звонко ударилось о камень.
***
Ганнон с трудом разлепил глаза и тут же зажмурился от света, пробивающегося в мутное окошко. Он еще не успел шевельнуть головой и мог думать, пока похмелье не вступило в свои права. Сколько дней прошло, два? Как он – бывало – считал часы до подъема, теперь счет шел на дни. Юноша горько усмехнулся, вспомнив «милость» хозяина. Три дня на траур. Убить бы его на месте за то, что он сделал, за его спокойное лицо. И все же разум Ганнона прилежно старался не опоздать. «Всегда верен заведенному другими порядку» – так сказал про него старик. Видимо, он прав.
Юноша медленно сел, поморщившись от головной боли, и мутным взором обвел комнату. Боги, сколько бутылок! Он и не помнил, где их достал. Но без них заснуть было невозможно. Забытье, хоть на пару часов, помогало не сойти с ума. Среди пустой тары стояла одна нетронутая – зеленое стекло, то самое, что они собирались… Ганнон скривился, отчаянно пытаясь отогнать страшные мысли и образы, и сосредоточился на комнате. Деревянный конь на полке. Меч, который он так и не вернул Виннару… Что ж, это было бы даже поэтично. Юноша вернулся к игрушке, что была с ним со времен его первых лет в Дубильне. Прятать ее было негде: кровать была посреди зала, стены далеко. Если бы не друзья, он лишился бы ее через месяц.
Жестоко отдавшись в висках, прозвучал стук в дверь. Ганнон откинулся и оперся лопатками и затылком о стену. Вдруг уйдет? Стук раздался снова, уже громче. Под стать звуку усилилась и боль в голове. С тяжелым вздохом юноша все же поднялся и отворил дверь.
На пороге стоял слуга из Легиона, Ганнон узнал одежды, такие же он видел в Маяке. Посыльный резко вдохнул и прикрыл нос рукавом: винные пары из комнаты чуть не отбросили его на шаг назад. Собравшись, он все же смог сохранить официальный тон:
– Срочное послание от Иссура Лизариса для асессора…
– Спасибо, давай сюда, – прервал его Ганнон, кивнул и закрыл дверь.
Он повертел запечатанное послание в руках и бросил его на стопку книг и пергаментов от королевы. Ах да, он же больше не асессор. Взгляд юноши снова скользнул по зеленой бутыли: «Отметим вечером, когда и мне будет чем похвастаться» – вспомнились слова Виннара. «На его месте мог быть я, Коул же выбрал меня», – горько подумал Ганнон, зажмурился и сел на кровать, схватившись за волосы. Он потянул с такой силой, что в глазах выступили слезы. Юноша посмотрел на послание. В тот вечер он подумал о пергаментах, прежде чем… чем все случилось. Мог ли он своими мыслями помешать ритуалу? Этого уже никогда не узнать.
«Неважно! – резко оборвал его внутренний голос. – Именно твоя трусость позволила этому начаться, вина все равно на тебе!» Взгляд снова остановился на мече, затем перешел на стопку книг. Королева, Коул – ловушка на каждой дороге, и никуда не сбежать. Не на что опереться. Иннара они отняли, но тут вина была и на самих друзьях. Боннар пропал: тут не обошлось без интриг жрецов, наверняка не обошлось. Виннар… «Я позволил своему другу прыгнуть в огонь. Рано или поздно он бы вызвался сам, ничто бы его не остановило, но здесь и сейчас он мог бы быть жив. А, может, успел бы набрать достаточно сил», – удрученно думал Ганнон.
Три опоры – столько было нужно для любого устойчивого понятия. В самых простых максимах – две. Ганнон попытался припомнить базовые, но не смог. Может быть «Неверие и упорство» или «Благонравие и слабость»? В голову почему-то приходили только обвинительные изречения. А, неважно. Он вновь посмотрел на вино и меч. Сначала нужно было поговорить с Иннаром, попросить прощения. Юноша вспомнил непримиримое выражение лица своего друга и поморщился от воспоминаний о разговоре. Надо передохнуть. Время еще есть, теперь-то уж можно позволить себе такую слабость.
Последние два дня Ганнон не мог заснуть без почти смертельного количества выпивки. Но сейчас, предчувствуя окончательное небытие, он легко провалился в глубокий сон. Юноша видел последние два дня своей жизни, посвященные трауру, но парил над ними, как бесстрастный наблюдатель. Тот, за кем он следил, впрочем, тоже был равнодушен к происходящему. Прежде боявшийся лишний раз попасться на глаза не тем людям и планировавший каждый свой шаг, теперь юноша шел через залы и сады напрямик, едва не сталкиваясь со встречными, будь то слуги или вельможи.
Наблюдавший за собой, Ганнон с легким удивлением заметил, как он прошел мимо Прелата, чуть не толкнув того плечом, как разрезал строй стражей, как подвинул с дороги зазевавшегося Откликнувшегося. Слухи о кончине капитана разнеслись быстро, хоть о причине никто и не знал. Несколько легенд, каждая еще более героическая, чем другая, боролись между собой в устах и ушах слуг и придворных. То, как много людей горевали по Виннару, совершенно не удивляло. «А будут ли так же вспоминать меня? Хоть вполовину?» – размышлял Ганнон.
Выходить приходилось нечасто, в основном, чтобы достать вина. Люди из отряда Виннара опустошили изрядную часть запасов, но никто не выразил даже намека на недовольство. Они знали Ганнона как друга их командира и без слов выдавали положенную долю лекарства. В алькове Ихариона, что был в каждой казарме, появилась новая фигурка, которой приносили отдельные дары, – «Почти что святой».
По дороге назад юноша видел мрачных девушек и женщин, что несли цветы и подношения к новому алтарю. Те, кто раньше готовы были рвать друг другу волосы, сплотились в общем горе. Юноша прошел и мимо них – одна тень посреди других.
***
Знакомый стук разбудил Ганнона, и еще не до конца проснувшийся разум позволил себе надежду. Может, все это был лишь ночной кошмар? Вместе с ясностью к юноше вернулось и отчаяние. Нет, не сон. Однако это был их стук, значит, Иннар решил показаться. Что ж, на ловца и зверь бежит.
Ганнон медленно поднялся и открыл дверь. Стоявший на пороге Иннар не удивился виду друга, но его плечи поникли. Ключник без приглашения прошел в комнату, еле коснувшись Адиссы. Оглядев бутылки, он поднял взгляд и спросил:
– Значит, правда?
– Боюсь, что так, – тихо ответил Ганнон. Он не конца понимал, как много знает их с Виннаром друг. Жестом юноша пригласил ключника присесть на ящик, а сам опустился на кровать.
– Он так ждал этого испытания. Много рассказывал о нем, – уставившись в стену скорбно произнес Иннар.
– Правда? Когда? – спросил Ганнон.
– Хах, Виннар говорил, что ты будто не замечаешь, – горько усмехнулся ключник. – Не знаешь, что вне твоего поля зрения тоже есть мир. – Иннар потер виски. – Мы-то в городе сидели, пока ты странствовал.
– Так что он рассказывал?
– Ну не про само испытание, конечно. Не о том, что это. Говорил о нем только, что оно будет. – Иннар обвел руками круг в воздухе. – Что он его ждет. Хоть оно и опасно…
– Иннар…
– Знаю! – Ключник махнул рукой. – Вам нельзя ничего говорить. Он лишнего и не говорил. Но вижу, что дело пошло скверно.
– Не то слово.
Минут пять они оба сидели молча, избегая встречаться взглядами. Первым тишину нарушил Иннар:
– Надо выпить за нашего друга. – Он поискал глазами невскрытую бутыль и остановился на единственной оставшейся – зеленой. «Что ж, почему бы и нет, два последних дела сразу», – подумал Ганнон и проговорил:
– Иннар, я хотел попросить прощения…
– Не стоит, – перебил его ключник, – я и сам повел себя, как завистливый скот. Злился и на тебя, и на него с этим повышением.
– На Яррона? – с недоумением спросил Ганнон.
– На Виннара, – понизив голос, ответил Иннар и поднял ладони. – Знаю, знаю, трудно в такое поверить. К тому же про Прелата и правда стоило разузнать, я потому и пришел.
Иннар снова потянулся к вину, но Ганнон выхватил его и отставил в сторону к удивлению друга.
– Что ты имеешь в виду?
– Боннар. – От этих слов друга у Ганнона все похолодело. А ведь казалось, что он уже мертв внутри. Иннар продолжил: – Он чем-то разозлил хозяина Яррона, и тот послал людей к нему, ну, обыскать-поразнюхать.
– Как и про меня?
– Нет, про тебя только поразнюхать. С тобой-то все в порядке, он за всеми шпионит.
– Какое облегчение, – мрачно ответил Ганнон. – Так а что с Боннаром?
– Ну так вот. Яррон стоял очередную епитимью за то… в общем, что-то хорошее сказал он про твоего Боннара, когда хозяин против него советовал. – Иннар выдохнул и прервался на мгновение, но Ганнон промолчал. – И он мне рассказал. Это был совет по приговору. Сначала нашли чушь какую-то про потерянный путь, но потом… потом почитали еще и нашли что-то страшное.
– Что почитали? Что страшное?! – Ганнон выпрямился, оживая от нарастающей злобы. – Говори!
– Не знаю, чуть ли не основы мира он шатать собирался!
– Бред! – Ганнон бросился к сводам законов и текущих дел, которые передала ему королева. Он смахнул письмо от Иссура, под ним лежал одинокий лист. Он находился на самом верху и не был связан с пачкой других. Глаза забегали по строкам. Темно. Два коротких быстрых движения, и вот трут зажег свечу. Так-то лучше.
«Гамилькары… по праву Видевшего дома земель… простительная ересь… Боннар» – Ганнон зажмурился и потер переносицу. Лист на самом верху – она хотела, чтобы он знал. Посулы были, а вот и угроза – «возвеличивание Вортана… благочестие и узость взгляда, ссылка или строгая епитимья на усмотрение Видевшего».
– Ну что? – Иннар пытался заглянуть через плечо. – Ты сможешь помочь, ты же… – ключник изобразил высокую шапку на голове.
– Это писали до того, как «нашли что-то страшное».
– Крысы! – выругался ключник. – Мне жаль…
– Ой ли? – Ганнон с горечью посмотрел в глаза друга. – Тебе его жаль? Жаль тебе было других инструкторов, раз уж помянул крыс?
– Я… – Иннар смешался. – Нет, но я переживаю за тебя. Он же дорог тебе, уж не знаю почему. Надеюсь, что-то можно сделать. Вы с Виннаром… ох… ты, ты всегда справлялся.
– Я… – Ганнон повторил за другом и слово, и смущение. – Спасибо тебе, спасибо, что все-таки поговорил с Ярроном. И спасибо, что решил помочь Боннару.
В ответ Иннар лишь коротко кивнул. Этого было достаточно. Он протянул руку к вину, но Ганнон снова остановил его:
– Не трогай, для этого еще рано.
– Молк, что?
– Неважно, слушай. – Ганнон лихорадочно думал, отстукивая ногой ритм. – Пожалуйста, узнай, что же там такого нашли. Это очень важно.
– Да, господин, – протянул Иннар. В устах воспитанника Дубильни это слово могло быть худшим оскорблением, но на лице его не было злобы, только грустная улыбка. – Что-то еще?
Ганнон встал и взял меч, который Виннар дал ему перед походом на пляж. Повернувшись, он протянул его Иннару:
– Еще верни эту молкову штуковину в арсенал стражи.
***
Размышлять получалось только на ходу. Два шага от стены до кровати. Сегодня задачи требовали чуть больше места. «Похоже, придется-таки перебраться в комнату побольше», – констатировал Ганнон, взглянув на кипу судейских документов и письмо от Иссура. Скорее всего, ничего срочного, но даже если так – лучше прочесть. Записи от королевы он уже проигнорировал, и зря – мог бы узнать о Боннаре раньше.
Мелкий почерк был аккуратным, несмотря на тон письма. «…Сначала это чудище, а потом еще и письмо лично от Избранницы? Детина тренируется с остальными, но в Легион его принять не получится. А вот по поводу письма, я бы хотел получить личные разъяснения…» – сообщал в своем послании Лизарис. Юноша усмехнулся: бедный Бахан, для всех-то он чудовище. В остальном – все, как и ожидалось. Нужно будет поговорить с Иссуром лично, не стоит оскорблять его гордость.
Отложив в сторону письмо, Ганнон взял и повертел в руках бутыль с вином – горькое напоминание. Что же с ним сделать? Выпить, разбить, отдать? Он подавил картину последних мгновений жизни Виннара, возникшую перед глазами. Боль никуда не делась, но вместе с необходимостью спасти другого для нее появился выход. Посмотрим, удастся ли занять себя достаточно, чтобы снова не утонуть в болоте скорби.
У него было три опоры. Казалось, что все они рухнули: ссора, пропажа, смерть. Но одна из них цела, а вторую можно спасти. Хотя бы попытаться. «Это еще в моих руках, пока я жив» – с этой мыслью юноша убрал вино в сундук. Не стоит постоянно на него смотреть, но пусть останется напоминанием, к чему может привести малодушие. Бездействие недопустимо, да, но что можно сделать? Он снова взглянул на стопку книг: мог ли помочь закон? Кажется, королева держала Боннара в своей личной власти, но теперь уже нет. Что же такого он написал, старый дурак? Что можно сделать, если спасти его не могут даже Избранники?
«То, что делает нас лучше остальных – скрыто даже от тех, кому мы служим» – слова Коула отозвались тягучим, липким страхом. Ганнон уже знал, что это единственный выход, но не хотел в это верить. Есть всего одна сила вне ведения самых могущественных Видевших. «Две, – поправился он и грустно усмехнулся, – но Черного жреца под рукой нет». Ганнон достал кольцо из тайника и взвесил на ладони. Согласится ли Коул помочь? Юноша вспомнил разговор хозяина со странным легионером: «два рекрута». Он не понимал, что это значит, но, если с Виннаром не вышло, значит, второму старик не откажет. Что все это было, кто тот Откликнувшийся? Ганнон потряс головой, отгоняя лишние мысли. Что бы там ни было, следующих действий это не поменяет. Он вздохнул и, поморщившись, надел кольцо. Пора к нему привыкать.
Через пятнадцать минут головокружение и тошнота почти утихли. Открыв дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха, Ганнон увидел Иннара, спешившего к нему своей нескладной походкой. Знал бы Боннар, как «не собранный» паренек ему помогает.
– Быстро ты, – похвалил Ганнон подошедшего ключника и, не удержавшись, добавил: – Вместо какого поручения Саринны ты здесь?
Иннар остановился как вкопанный, он медленно осмысливал услышанное, а когда дошло, вздрогнул всем телом – будто от отвращения – и проговорил:
– Боги, я не сразу понял о ком ты. Не переживай за мегеру. Разберусь. – Договорив, Иннар прошел мимо Ганнона внутрь комнаты и сел на ящик.
– Что удалось узнать?
– Немного. Повезло, что Боннар нашелся. И тогда, и сейчас не хотят выносить сор из дому, – ключник кивнул на фигурку коровы, – Яррон говорит, жрецы из Арватоса только и ждут возможности прицепиться к кому-то из местных. Так что наши заперли монаха и сказали, что он отправился в паломничество.
– Вот как…
– Да, потом прочитали его записи. Я, честно, не все понял. Но это покушение на основы мира. Да, так Яррон и сказал, я запомнил. Чуть ли не про демонов Боннар там пишет.
– Вздор!
– Говорю, что сам слышал, – развел руками Иннар. – Но пока не писали писем в Красный город. Это вот точно.
– Хорошо, хорошо. – Ганнон сморщился и тер виски. Ключник терпеливо наблюдал за размышлениями, но сказать ему было нечего. Ситуация ровно такая, какой и казалась. Но за помощь все равно нужно благодарить. Ганнон вспомнил пустые похвалы Коула и решил быть участливей с другом. – Как твои изыскания? Нашел уже Шторм?
– Ну… – Иннар немного удивился. Вопрос и вправду был не к месту. – В последнее время было как-то не до того. – Ганнон мрачно кивнул в ответ. – Но да, думаю, что так. Нужно только посмотреть кое-какие морские карты…
– Спроси у Иссура.
– Да я с ним уже договорился, – с легкой укоризной произнес ключник. – Додумался.
– Мир есть и вне моего поля зрения. – сказал Ганнон, склонив голову, признавая свой проступок. – Кстати, о расширении мира. Взгляни вот на это. – С этими словами он передал другу бутыль с пляжа, взятую на память об Аторце.
Ключник развязал тряпицу и вытащил неровную деревянную пробку. Осторожно принюхался и резко отпрянул. Половина его лица так сморщилась, что глаз почти закрылся.
– Боги, какая мерзость! – Ключник смахнул слезу и отодвинул сосуд еще дальше. – Но сделано знатно. Глоток за раз, не больше.
– Да о чем ты? Может, испортилось? – Ганнон принюхался, но ощутил все тот же приятный аромат, только немного ослабший. – Пахнет фруктами или цветами, Молк, не могу разобрать.
– Такое не портится. И цветами там точно не пахнет. Кто это сварил?
– Он уже в застенках.
– Жаль, настоящий мастер. Так сварить штормовые ракушки надо уметь.
***
Стучаться пришлось долго – хозяин спал. Когда же Ганнон оказался-таки в покоях старика, тот воззрился на него своими темными глазами, не выражавшими ни намека на эмоции. После того, как юноша закончил говорить, Коул меланхолично отстукивал по столешнице длинными кривыми ногтями. В свете очага они отбрасывали причудливые тени. Наконец советник откашлялся и произнес:
– Не думал, что ты когда-нибудь начнешь ставить условия.
– Сейчас я делаю это не ради себя.
– А, конечно же… Боннар.
– Я хочу быть полезен и вам, господин. А возвышение может быть только добровольным. Ради себя я бы не пошел на это.
– С чего ты взял, что если получится, то я выполню часть сделки?
– Именно потому, что вы только что это сказали, господин, – отвечал Ганнон. – Мы продумываем возможность обмана, используем ложь как инструмент. Но в самом ремесле между братьями я никогда не видел притворства. Правила были жесткие, но честные. Я вам верю. – Юноша старался сфокусироваться на прошлом и отсечь воспоминания и сомнения последних недель, чтобы слова звучали искренне.
Старик дернулся и издал звук умирающей от жажды вороны, видимо, это был смешок.
– Что ж, друг мой, в таком случае не будем терять времени. – Коул с кряхтением поднялся и поднес одну свечу поближе.
– Прямо… прямо сейчас, тут? – Ганнон с удивлением озирался. – А остальные? Ритуал?
– Не столько о них стоило бы волноваться. – Костлявая рука похлопала юношу по плечу. – А лучше о том, справлюсь ли сейчас я.
Не успев ответить, Ганнон почувствовал, как что-то распирает его руку изнутри. Боли не было, но давление все нарастало. Старик взял свечу в левую руку и поднял вторую: ладонь открыта, большой палец прижат к мизинцу. Палец соскользнул, с тихим шелестом пройдясь по остальным. Напряжение в руке Ганнона исчезло, и разошедшаяся волна погасила свечи.
Второй раз напряжение наросло гораздо быстрее. В темноте вновь послышался шелест сухих пальцев старика, и вот его лицо озарил синий свет единственной свечи. Каждая морщина и щербина чернела на подсвеченной ярко-голубым светом коже. Ганнон часто и глубоко дышал: он знал, что последует дальше.
Коул в третий раз повторил жест, и вместо давления юноша ощутил в руке холод. В последние мгновения – когда разум еще не был поглощен борьбой с болью – он успел удивиться этому чувству. Ганнон понимал – не чувствовал, но понимал – что его рука горит. Он знал, что кисть ощущает нестерпимый жар. Но это как будто происходило с другим человеком. Последнее, что юноша увидел глазами, – это яркую полоску кольца, выделяющуюся на фоне синего пламени.
Внутренний взор застилала абсолютная – гораздо глубже любой виденной им темноты – чернота. Это было тотальное отсутствие света. Он уже почти растворился во мгле, когда мимо него медленно проплыл мерцающий сгусток, будто пух на ветру. Ганнон сумел повернуть свой взор и увидеть границы между кольцом абсолютной тьмы и остальным пространством: тоже черным, но пустым, не поглощавшим свет. Кольцо окружало светящийся шар, похожий на маленькое солнце. Оно вытягивало энергию из светила. Юноша ощутил гнетущую тоску и грусть, глядя на это. Можно ли помочь? Нужна ли помощь? Успеет ли он, если начнет сейчас, или уже поздно и не стоит даже и пытаться?
Волна гнева на самого себя за испытанное отчаяние отозвалась вспышкой на звезде. Протуберанец вырвался с поверхности только для того, чтобы быть поглощенным разрастающейся чернотой. Одновременно Ганнон узнал, что его тело упало на одно колено, а ему самому стало холоднее. Боги! Он был не там, где находилось его восприятие! Он и был светилом! Ганнон направил свое внимание на звезду и стал приближаться, пока не слился с солнцем. Сияние в центре исчезло, он начал ощущать тепло. Тепло, уходящее из него в окружающую пустоту вместе со сгустками света.
Ганнон узнал окружающий мир, как во время транса в зале Совета, но гораздо глубже. Пергаменты появились в окружающем его пространстве. Нет, не появились, они были здесь с самого начала, но теперь стали видны. Листы метались, как отчаянные птицы, атакуя уходящие всполохи. Когда это удавалось, сгустки энергии рассыпались на мириады мелких искр, оставаясь в пустоте люминесцентным туманом.
Привычный приказ отозвался болью и потребовал больших усилий, но он был возможен. Пергаменты медленно потянулись к искре сознания, выстраиваясь в щит. На миг видимое воплощение этого странного мира задрожало и исчезло, оставив ничто: причиной этого было осознание. Ганнон понял, что листы можно соединить только следуя заученным связям, хотя в настоящем пространстве это не имело бы значения. Еще юноша понял, что ни он, ни пергаменты не имели размера: окружить себя защитой полностью можно было только сложив головоломку, а не выстроив кольцо или сферу. Его сознание не выдержало мерцающего ничто, и обычная пустота, а вместе с ней пространство, размеры и формы, снова возникла перед внутренним взором.
Привычные имена, гербы и девизы с приятной податливостью вставали на свои места, становясь барьером между тускнеющим светом и жадной тьмой. Ощущение утекающей жизни сменилось приливом сил. Оставалось вернуть на место еще добрую половину почтенных семей Неардора, но энергии терялось уже меньше, чем прибывало. Закончив работу, Ганнон решил облететь вокруг и осмотреть результаты со стороны.
С неожиданной скоростью его взор рванулся вперед, он с трудом смог остановиться и развернуться. Маленький огонек светился вдалеке, юноша всмотрелся внимательнее: «расстояние» не влияло на его видение, каждая буква была видна так же отчетливо, как и вблизи. Не было разницы между перемещением и сосредоточением внимания. Кольцо из пергаментов надежно укрывало его от зияющей черноты. С их внешней поверхности срывались лишь светящиеся пылинки, что медленно плыли в сторону внешней тьмы.
Сил стало достаточно, чтобы обратить внимание на тело, находящееся где-то далеко. Похоже, он все так же стоял на одном колене. Ганнон попытался заставить себя встать. Ощущение было такое, будто он впервые пробовал управлять цирковой марионеткой. Юноша неуклюже поднял тело на ноги, используя только самые большие мышцы. Боги, как это сложно! Он застыл, стараясь не упасть. Балансировать, используя сразу несколько десятков мускулов поменьше, было бы непосильной задачей. Пока Ганнон пытался осмотреть свое тело заново, как наблюдатель со стороны, привычка начала уверенно брать свое.
Вместе с обретением контроля и умения, он с сожалением терял знания о своем теле. Мускулы, связки и кости вновь становились с ним одним целым. Веки он поднял уже легко, не осознав отданной команды. Перед ним все так же была его кисть: кольцо еле светилось, можно было подумать, что это лишь блики света, отраженного от граней. Перчатка из огня напоминала скорее дрожащий горячий воздух.
Старик стоял не шелохнувшись, похоже, тут прошло не больше пяти секунд. Его рука все еще сложена в прежнем жесте: большой палец, приложенный к мизинцу. Ганнон успел уловить оттенок разочарования на лице хозяина, когда тот аккуратно развел пальцы и опустил руку.
– Хм, я полагал, что пламя будет повыше, – медленно проговорил Коул, оглядывая Ганнона. – Но в твоей способности к контролю я не сомневался.
– Это все? Получилось? – Глаза юноши слезились, мир вокруг кружился и все еще казался ненастоящим.
– Мне ведь не нужно напоминать про печати? – Коул попросту не обратил внимание на вопрос.
– Да, с шагом силы: вторая и первая печать. Оглушение и похищение личины. – Ганнон сделал долгий выдох через рот, пытаясь подавить тошноту. Мир понемногу приходил в норму.
– Славно, что помнишь про шаги, не придется долго объяснять. Теперь у тебя их три. Только руку направь от себя. – Губы старика тронула легкая улыбка – Используй как последнее средство. Ритуал ты прошел, но по краю. Приличный всполох заберет все силы. Но ты показал хороший контроль за своим разумом, так что давай обсудим новые обязанности – мирские, так сказать. Очень вероятно, что мне придется вскоре отлучиться из столицы, времени до этого момента мало. – Коул заметил, что Ганнон смотрит куда-то за его плечо. – Ты меня слышал? Что-то не так?
– Прошу прощения, господин. Но просто случилось то, чего я так боялся, – я справился.
– Объяснись. – Старик с трудом опустился в кресло и жадно отхлебнул от кубка.
– Теперь я точно знаю, что мой страх был неоправдан. – Ганнон закрыл ладонями лицо и протер глаза. – А значит, Виннар был бы жив, если бы я согласился сразу.
– Отнюдь. – Коул встретил внимательный взгляд юноши, морщинистое лицо старика не выражало никаких эмоций. – Та же неудержимость, что не дала ему преуспеть, все равно сподвигла бы его пройти испытание. И с еще большей охотой и меньшим контролем, если бы он пытался угнаться за тобой. – Коул отхлебнул еще темного вина. – Ты же сейчас – не ты тогда. – Старик откинулся на спинку кресла. – Было больше страха и меньше твердости, чем сейчас. – Ганнон молча обдумывал слова хозяина, и тот продолжил: – Итак, я могу отбыть, и на твои плечи ляжет разбор донесений. Надеюсь, Избранникам не взбредет ничего в головы за это время.
– А что делать с Боннаром, господин?
– С кем? – Коул поморщился и прикрыл глаза. – Ах да, с этим проблем не будет. Отошлем в земли Дара, он останется под нашим присмотром, а кто нужно – получит соответствующие воспоминания.
– Прелат? – Ганнон был удивлен и обрадован. Решение Коула было надежнее, чем шантаж церковника бастардом в Дубильне. Хорошо, что юноша не успел высказать эту идею. – Мы это можем?
– Белый жрец – не Черный, – Коул повторил известную пословицу и пожал плечами в глубине балахона. – И даже не Серый, – добавил он. – А жреца Вортана сможешь проводить на корабль сам.
– Я… – Ганнон был поражен. – Благодарю, господин. Это очень… благодарю. А куда именно он отправится? Кто из Братства будет за ним присматривать?
– Этого тебе знать не нужно. Служи верно, и с ним все будет в порядке. Понял?
– Да. – Ганнон кивнул, стиснув зубы: «Куда же без этого?»
– Отлично, – уголки губ старика приподнялись. – Я устал, Ганнон, так что, если позволишь, перейдем к насущным делам. Нам надо обсудить их, хоть они и скучны.
Акт 2. Глава 9 Новое место
Глава 9. Новое место
Высокие окна новых покоев давали много света: достаточно, чтобы днем читать бесчисленные пергаменты без свечей. Прошла неделя, а свитки все не кончались. Коул настоял на скорейшем переезде Ганнона – ему нужно было соответствовать новому положению. По большому счету старик был прав, ведь оттягивать неизбежное не имело смысла. Но Ганнона всегда тянуло спрятаться и переждать. «Больше никогда», – пообещал он себе.
Судья перевел взгляд на стопку листов и свитков, которые запланировал прочитать за сегодня. Кипа высилась на богато украшенной столешнице. Ганнон закрыл глаза и растирал их, пока не увидел огоньки. Стук заставил его неохотно прерваться.
– Войдите!
Подмастерье портного зашел, склонив голову. В руках он держал настоящего монстра. Короткий взгляд исподлобья успел выдать удивление, которое слуга поспешил скрыть. Ему явно показалась диковинной потертая практичная одежда, надетая на вельможе, в то время как богатое одеяние судьи лежало на кровати. Парень поставил чудовищное сооружение на стол и молча отошел на пару шагов назад.
– Выше Черной Башни, а? – судья попытался по-свойски пошутить с подмастерьем, но тот лишь встревоженно закивал.
– Вы довольны, господин? – после недолгого молчания решился спросить слуга.
– Да, работа прекрасная. – Ганнон осмотрел шляпу, не уступающую высотой стопке документов в его комнате. – Главное об потолки не поцарапать. – Он взглянул на растерянного паренька, пока тот не отмерил ему вежливый смешок. – Ты свободен, большое спасибо.
Слуга откланялся и быстрым шагом удалился. Ганнон закрыл лицо руками и запрокинул голову. Он ощущал себя круглым дураком. Слишком хорошо юноша понимал, как себя чувствовал и что думал подмастерье. Будет о чем посудачить со своими и над кем посмеяться. На Ганнона снова нахлынул страх: справится ли он? Обязанности асессора приходилось выполнять в полной мере, только осмотры были реже, чем у остальных. Официальная роль должна была быть достоверной, иначе под угрозой оказалась бы роль истинная. И все же его настоящая работа куда важней.
Он осмотрел серебряную застежку с мутным синим самоцветом, которую Коул вручил ему перед отбытием. В тот вечер старик выглядел еще хуже обычного, Ганнон даже забеспокоился, выдержит ли он дорогу. Но хозяин был твердо настроен отбыть. Хоть и еле ворочал языком, он все же смог объяснить, как обращаться с талисманом. Очередной секрет на новой ступени: способ дать знать Коулу, что он нужен в столице. Приложить к самоцвету кольцо и выполнить любой из ритуалов. Использовать разрешалось только, если на связь выйдет некая Силаи. Кто она такая, старик не посчитал нужным рассказать.
Ганнон покрутил большим пальцем кольцо на среднем. После открытия третьей печати его ношение перестало причинять неудобства. Комната Коула в подземелье была заперта. Искушение попытаться вскрыть дверь было сильным, но Ганнон боялся, что у старика имеется трюк другой для незваных гостей. И уж точно Коул узнает, что кто-то был у него. Да и вряд ли он достаточно глуп, чтобы оставить там что-то, что помогло бы найти Боннара. Не после того, как сам же оставил Ганнона за старшего, по сути пригрозив расправой с монахом. Отвезут на один из островов и передадут провожатому, а потом другим кораблем придет послание, куда его отправить дальше.
Очередной стук в дверь. Похоже, придется привыкать к такому. После приглашения в комнату вошел Иннар. «Почему он не стучал как обычно?» – успел подумать Ганнон, а после увидел бледную фигуру позади друга – Яррон. «А ему что тут нужно?» – недоумевал юноша.
– Господин, – Иннар отыгрывал роль перед своим приятелем, – вот записи, которые вы просили. – С этими словами он положил на стол несколько свитков. Может, удастся наконец разобраться с Пересмотром Пакта.
– Спасибо, Иннар. – Ганнон подыграл бескомпромиссному защитнику простого люда от власть имущих господ, будь они хоть бывшими друзьями. – Позже зайди и забери, – повелел судья. Ключник молча поклонился и направился к выходу. Ганнон же обратился к оставшемуся гостю: – Яррон, чем обязан?
– Мой господин, – начал служка Прелата, когда Иннар вышел, – желает видеть вас, чтобы дать наставления в деле законов. Он готов принять вас завтра ранним утром.
– Я сообщу позже, есть ли у меня время. – Ганнон знал, что разговоры с отвратительными личностями являются неотъемлемой частью того, что люди почему-то называли «успехом». Но пересилить себя не смог.
– Прелат настаивает на необходимости наставлений от жречества судьям, – нервное лицо Яррона исказила странная улыбка, – особенно в свете тех… неточностей, которые вы допустили в деле культиста.
Последние слова обожгли Ганнона. Он и вправду не знал, что писать, когда выбивал себе право поговорить с ним наедине. С братом Второго Круга еще предстоит тяжелый разговор, юноша не сомневался в этом. Глядя на довольное выражение слуги Прелата, Ганнон заскрежетал зубами. «Чувствует за своей спиной хозяина и рад этому. Зря я его жалел», – сердито подумал он.
– Передай, что приложу все усилия, чтобы быть вовремя, – поборов раздражение, с улыбкой проговорил Ганнон и отпустил посетителя.
Снова приступать к изучению законов не было сил. Судья прошел из рабочего кабинета в спальню и еще раз оглядел свои покои, подмечая признаки прошлой жизни, с которыми он не пожелал расставаться. Скромная фигурка Адиссы. Кровать, которую – к удивлению слуг – он оттолкал от середины стены в угол. Ящик, где все еще лежало вино, которое он хотел разделить с Виннаром. Деревянная фигурка сказочного зверя.
Он вернулся в кабинет. Донесений от братства не было: они выполняли долгие поручения, которые Коул раздал перед отбытием. Судейские документы смотрели немым укором. Очередной стук в дверь вместо раздражения заставил ощутить облегчение. Пришел точно вовремя. Ганнон направился к двери и открыл ее. На пороге стоял Откликнувшийся в кирасе и при оружии. Судья сощурился от яркого света и инстинктивно сделал шаг назад, чем легионер после заминки воспользовался как приглашением войти.
– Добрый день, Ганнон, эм, судья. – Иссур стоял держа руки за спиной – прямой, как и положено легионеру. Плащ, доспехи и оружие, все сидело как влитое. Выправка тоже была безупречной. Но в то же время его взгляд любознательно блуждал по комнате: шея не двигалась, но зрачки, стесненные неподвижностью тела, жадно изучали обстановку, пытаясь охватить побольше.
– Иссур, то есть, легионер Лизарис, – Ганнон указал на кирасу, – прошу, очень рад видеть.
Откликнувшийся кивнул – снова после короткой заминки – и прошел к столу. Когда Ганнон сел напротив, гость заговорил:
– Да, теперь легионер, но называть можно Иссур. – Его речь все так же радовала своей непосредственностью. Хотя она и стала чуть более медленной: было видно, что парень сдерживался. – Боги, много всего произошло.
– Это верно. – Ганнон расчистил стол, но предложить гостю было нечего. Две бутылки и обе не для питья. «Надо бы сходить на рынок или послать кого-то?» – подумал новоиспеченный судья. – Тебя можно поздравить? Прости, но нечем угостить гостя…
– Да, но ведь не под Адиссой – тут служба. – Легионер обвел рабочий кабинет рукой. – Так что простительно, да и ритуалы с ней это… – Он сморщился и прикрыл глаза, вспоминая.
– Старое слово, хоть и не порицаемое, – закончил за него Ганнон.
– Точно! – Иссур щелкнул пальцами, в глазах блеснул огонек. После краткой улыбки он снова стал чуть серьезнее и задумчиво продолжил: – Надо сказать, прием в Легион у меня оказался необычным. Вот пришел расспросить…
– Спрашивай. – Ганнон откинулся на спинку, готовясь к неприятному разговору, но Иссур заговорил без претензии, скорее с любопытством.
– К нам в Маяк пришла королева, – Легионер кивнул, соглашаясь с удивленным взглядом собеседника, – якобы расспросить про корабли, чтоб поймать, ну, того, из Приюта… Так и не узнал ничего, к сожалению. – Иссур сделал паузу, вздохнул и продолжил: – А потом битых полчаса говорила с Тхалассом обо мне… я рядом стоял.
– Ого! – Ганнон от души рассмеялся. – И как он это вынес?
– Как я это вынес! – Иссур скривился. – Красный был, как глиняный.
– Глиняный?
– Земной. – Иссур подергал синий плащ Морского Легиона. Ганнон кивнул. – А наследничек и рад услужить. Предложил зачислить тем же днем, представляешь?! – Рот легионера превратился в узкую полосу, на лице появились красные пятна.
– Так ведь нельзя? – воскликнул Ганнон – догадаться было несложно.
– Именно! – Откликнувшийся ударил кулаком по столешнице, после чего часто заморгал и, немного успокоившись, продолжил уже веселее: – Тхаласс чуть не сам на меня хотел кирасу надевать…
– Откуда? У него запасная что ли? – спросил Ганнон с улыбкой: тон Иссура оказался заразительным.
– Да это больше про принятие, чем прямо кираса. – Иссур положил локоть на стол и подставил ладонь под голову, согнувшись, насколько позволял доспех. – Но да, у нее, кхм, у ее Величества и мастеровые с собой были, мерки снять.
– А, ну да. Сперва же мерки.
– Вот, вот. А потом прислали, через день прислали! Все снаряжение в подарок! Значит, готово было, просто выбрали! – Легионер постучал по груди, где был вытиснен герб его дома. – Еще и вторая есть с золотым, – Иссур покачал головой, – но ее я надеть так и не решился, даже после Заплыва. Заплыв это… – он вдохнул, приготовившись объяснять.
– Да, знаю, – Ганнон с укоризной взглянул на Откликнувшегося, – не первый год живу на море.
– Сначала совсем без него хотели! – Иссур снова начинал злиться. – Настоял, чтобы испытание было, чтобы по всем правилам!
– И как прошло?
– Берег, гребля и баллиста. Все осилил. Поэтому дали и поплавать. Но корабль сразу взять почти никто не может, такому не натренируешься. – Иссур будто бы извинялся. – Трое из десяти сразу это испытание выносят. Кирасу дают и без него.
– Значит, все честь по чести?
– Наверное, но пахнет скверно. Чувствую, не удастся мне на корабль попасть, судя по такому вниманию.
– Отец расстроится? – Ганнон сохранил ровное выражение лица, но мысленно улыбнулся проницательности парня.
– Ооо, нет. Этот рад, как будто с Селаной в… – Иссур заозирался под смех Ганнона, испуганный собственным богохульством: компания солдат давала о себе знать. – Я теперь самый молодой в семье: так рано никто кирасу не надевал. Будет, чем похвастаться и без того, чтобы на весла отправлять. И денег не надо на меня тратить. Хорошо бы он на братьев с этим не наседал… – Лизарис унесся мыслями куда-то далеко.
– Ты хотел что-то спросить?
– Ох, да! – Иссур опомнился. – Избранница упоминала твое имя, да и сам ты приходил. Несложно догадаться. – Он вздохнул. – Я говорил с Иннаром, но он мало что знал, а стражника, Виннара, я не нашел… – Взгляд Ганнона дал ему все нужные ответы. Иссур подобрался и произнес ритуальную фразу: – Дар не только дарует.
– Но и забирает, – тихо закончил за Откликнувшимся Ганнон, – но это было не там.
– Да, но мы просто… всегда так говорим.
– Капитаны, асессоры, судьи – неважно, – юноша продолжил после недолгого молчания, – Избранники могут потребовать особой службы от любого. И выбор королевы пал на тебя.
– Стало быть, это все еще Отклик. – Иссур постукивал ногтями по кирасе, похоже, его такое объяснение устраивало. – Все та же клятва. А что надо делать?
– По большей части – все то же, что и раньше, – улыбнулся Ганнон, указав на стопки пергаментов – Но будут и поручения, что важнее остальных. Тогда обычная служба может и подождать.
– Да, спикер мне новых поручений совсем не давал. Даже время появилось.
– Ты ведь знаешь, где найти Иннара?
– Да, мы с ним сдружились. Очень интересный оказался, много знает.
– Передай ему это для кастелянши. – Ганнон протянул заготовленное письмо. – Пусть даст тебе ключи от библиотеки.
– О! – Иссур с любопытством осматривал скрепленное судейской печатью письмо. – Гартола дарующая, спасибо! – Ганнон с удовольствием отметил, что подарок попал в точку. – Судья, так вас тоже нужно поздравить! – В глазах Иссура появилась неподдельная вина, речь ускорилась. – Не знал, из кого их… судей, то есть вас, набирают, но поздравляю, это высокий пост!
– Спасибо. – Ганнон встал и шутливо поклонился, Иссур тоже вскочил следом. – Никак не решусь примерить это. – Судья указал на шляпу.
– Да, с наш Маяк, не ниже! – воскликнул Лизарис: после пренебрежения от слуги, веселье Иссура согревало Ганнону душу. – Всегда удивлялся, как они в этом ходят, – легионер перевел взгляд на Ганнона, – ну, то есть вы, вы ходите, – поправился он, но улыбаться не перестал.
После ухода Иссура судья погрузился в раздумья. А парнишка все никак не разочарует. Скромность и гордость, традиции и гибкость. Везде баланс. Смерть Виннара – тут Откликнувшийся и бровью не повел. Мимолетная злость на легионера прошла быстро. Сколько его родственников остались в Даре навсегда?.. А Виннар – стражник, тоже солдат. Каждый выполняет свой долг.
Ганнон подбрасывал и снова ловил увесистую судейскую печать. Королева, похоже, никак не может отказаться от помпезности, даже занимаясь тайным делом. Удивительно тяжелая печатка с силой ударила его по основанию большого пальца, но юноша все же успел ухватить ее. Быть может, нормальный для Избранницы фаворитизм так и выглядит, откуда ему знать? Лишняя скромность для спутницы Избранного подозрительна. Юноша вспомнил Родкара Вертола, как тот выдал себя с головой излишними попытками спрятаться. Ганнон же был новичком в нравах двора – может, и его клонило к излишней скрытности? Он осмотрел свою шляпу и громоздкое одеяние, после чего бережно поставил печать на стол.
***
Даже облачиться в наряд судьи уже было испытанием, что уж говорить о ходьбе в нем. Желтая с золотым отливом ткань была посвящена Гирвару, но напоминала и об Ихарионе. Широкий кушак из синей материи говорил о власти над морской торговлей. Высокий воротник ограничивал обзор, так что приходилось поворачивать все туловище целиком. Из-за тяжелых рукавов было удобнее упереть руки в бока. Голова чесалась под шапкой, Ганнон чувствовал, как она раскачивается на ходу. Юноша замедлил шаг еще сильнее, чтобы она – упаси боги – не слетела. Степенную походку судей не пришлось изображать, все получилось само собой.
Неспешное продвижение позволяло лучше рассмотреть окружение. Выход к реке всегда создавал ощущение простора после тесных улочек. Даже зерновые баржи, заполонившие Голоку, не нарушали этого впечатления. Запах пресной воды и тины был привычен Ганнону ничуть не меньше, чем морской. Его перебил принесенный ветром аромат еды, что продавали с лотков. Юноша прислушался к скрипу лодок, голосам торговцев и крикам голодных птиц. Было бы неплохо перекусить, но в таком наряде? Без сомнений испортишь одежду, да и неподобающе это…
Торговцы из Междуречья не интересовали Ганнона, он прошел мимо прилавков, украшенных белой и голубой тканью, на которых были разложены ткани, кожа и ремесленные изделия. Некоторые купцы кивали, иные нервничали при приближении судьи – такие, впрочем, тоже кивали и даже глубже. Одни и те же фигуры в сером чудились юноше по сторонам, но проклятый воротник не давал удостовериться. Не самый удобный наряд для работы, но что поделать. Да и излишняя скромность тоже вредна, вспомнил он. Не было еще случая, чтобы судью убили посреди города, успокоил себя новоиспеченный вельможа. Хотя он прочел еще далеко не все дела из истории.
Знакомые зеленые прилавки указали дорогу. Ганнон направился в сторону неардо, распугав нескольких молодых помощников купцов из-за гор. Оглядевшись по сторонам, насколько позволяла одежда, он не приметил Хиас’ора и двинулся к другому торговцу с внушительным ассортиментом. Этот неардо был коренастым и широкоплечим, короткие курчавые волосы уже поседели и ярко выделялись на темной коже. Широкий нос был будто бы из расплющенной глины. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели из-под нахмуренных бровей.
– Виаторо вирхат, хир’ки’Део, или уже забыл речь? – с насмешкой произнес торговец, который, похоже не питал симпатии к земляку, служащему у северян.
– Никогда не знал, почтенный, – с обычной улыбкой проговорил Ганнон. Кряжистый неардо немного расслабился, но дружелюбнее не стал. Паузу пришлось заполнить самому судье: – Не подскажете, что выбрать?
– Думаю, что это неплохо подойдет тому, кто может себе позволить. – Торговец все же сумел изобразить легкую улыбку. Он извлек из-под прилавка бутыль коричневого стекла с восковой печатью. – Три тана.
Торговаться в новом образе не хотелось, и уж тем более с этим типом. Ганнон достал из рукава кошель и отсчитал монеты. Неардо молча принял плату, поклонился и вернулся к своим делам. Вино он отдал одному из помощников, который отложил его и прошел мимо Ганнона. Торговец, заметив удивленный вид судьи, добавил:
– Доставим страже через час. Желаете быстрее? Или нужно не в замок? – купец приподнял бровь.
– Нет, благодарю, боги в помощь, – лаконично ответил судья. Он подобрал рукава и оправился дальше, постаравшись сохранить степенный образ. А в его сторону уже шел старый знакомый в компании одного из помощников. Завидев Ганнона, мужчина воскликнул:
– Ох, не успел до сделки, господин. Плохая примета перед отбытием! – Хиас’ор широко взмахнул левой рукой, правой он прижимал к туловищу небольшую книгу в кожаном переплете.
– Рад видеть. – Ганнон попытал приложить правую руку к груди для поклона, но не вышло. – Уже уезжаешь, почтенный?
– Уплываю, господин. Но вернусь. А ты, без сомнения, уже к тому времени золотое оплечье носить будешь. – Купец изобразил регалию Избранников. – Что ни встреча, так ты все лучше одет! В этот раз смог бы содрать с тебя побольше – эх, дома засмеют!
– Не переживай, честь вашего края не пострадала, взяли с меня немало. – Ганнон кивнул в сторону другого торговца, тут же ощутив движение шляпы.
– Этот мне хир’ки’Део, земляк, – перевел купец, – но не то, чтобы очень.. Каменный, в горах на Перевале живет, это видно. Вон какой широкий! – ухмельнулся виноторговец. Юноша рассмотрел долговязого Хиас’ора, его тонкий длинный нос и большие глаза. Двое неардо и вправду отличались разительно. – Дорогое вино взял? С печатью?
– Да, да, так и есть, – растерянно ответил Ганнон, удивленный резкой сменой темы.
– Смотри, чтоб не сломана была! Плюнет. Этот Харр’ или Нирей’ какой-нибудь, – Хиас’ор сделал ту же выразительную паузу, что была в его имени, но не закончил придуманные имена, – ваши соседи через горы, не любят вас. Плавать не умеет, зато аизкора… топор всегда с собой, точно говорю!
– Как-как их зовут? – Ганнон недоуменно сдвинул брови.
– Да я наугад. – Неардо только отмахнулся. – Придумал им почтенную часть имени по месту.
– Хиас’ – это дом, из земель которого ты родом, верно?
– Йакина, – кивнул виноторговец и повторил на Део: – Естественно.
– Вы мореходы, а они с гор?
– Все неардо – мореходы, и лучше вас, – насупился Хиас’ор. – Своя гильдия в порту есть у каждого почтенного дома. Но эти немного вросли в ту часть своей земли, что у гор. Тут ты прав, да. Поэтому до Хиас’ им далеко!
– Спасибо, почтенный. – Юноша хотел было попрощаться, но, вспомнил их первую встречу, спросил: – А то, вино в зеленом стекле. Осталось еще?
– Нет, господин. – Торговец расстроено покачал головой. – Предлагал ведь последнюю, когда плавали, не взял тогда. Урожай ушел весь. Такого больше нет и не будет.
Акт 2. Глава 10 Три жреца
Глава 10. Три жреца
Дорога к замку заняла немалое время. Усталость от наряда давала о себе знать. У входа, помимо стражи, было три фигуры в сером. Значит, не показалось. Подойдя ближе, юноша распознал брата Второго Круга, Тризара. Вторым оказался Саур – тот церковник, которого Ганнон не пустил с собой к культисту. Третий был судье незнаком.
Все трое направились навстречу юноше, обогнав стражника у ворот, успевшего вовремя остановиться со свертком в руках. Тризар был мрачнее обычного, а его первый помощник смотрел на Ганнона с нескрываемой ненавистью. Юноша заметил, что с его пальца исчезло золотое кольцо, красовавшееся теперь на руке незнакомого прислужника.
– Что вы сделали? – уперев взгляд в Ганнона, спросил Тризар. Его голос был тихим, но подрагивающие мускулы на лице выдавали ярость. Ганнон собрал все самообладание и постарался ответить спокойно:
– Я пытался поговорить с вашим пленником, но он ничего мне…
– Ты еще смеешь… – взорвался Саур, рванувшись в сторону юноши, но Тризар поднял руку, преградив ему путь.
– Прошу за мной, – все так же тихо проговорил дознаватель. Он повернулся, не опуская руки, как бы приглашая пройти.
Вчетвером они направились в замок мимо белого, как мел, стражника. Оказавшись близко к бедняге, Ганнон указал на сверток и прошептал:
– Доставь вино в новые покои. Надеюсь, мне оно еще понадобится.
***
Ганнон следовал за Тризаром, спиной чувствуя пристальные взгляды его людей. Похоже, дознаватель вел его в темницу к своему пленнику. Что ж, может он и не вспомнил верный закон, когда заполнял книгу, но право точно имел. Церковник был слишком серьезен. Что могло случиться? Спускаясь в темноту, на первом уровне подземелья юноша увидел пустой стол и запертую дверь, этот вид заставил его улыбнуться.
На уровне, занятом Серыми, мало что поменялось, кроме настроения присутствовавших там людей – оно стало еще мрачнее. Приход хозяина отозвался на лицах церковников стыдом, а его спутника – гневом. Тризар прошел вперед и скрылся за дверью, а Ганнону преградили путь двое людей дознавателя. Они молчали, лица были непроницаемы. Выждав с полминуты, мужчины расступились и пригласили юношу пройти вслед за их хозяином. С двумя конвойными за спиной Ганнон осторожно шел по коридору к клетке единственного на всем этаже пленника.
Вот только клетка эта оказалась открыта. Рядом с ней на деревянной койке лежало неподвижное скрюченное тело. Будто коряга на столе плотника, оно опиралось на поверхность кровати своими изгибами. Кожа культиста была молочно-белой, на ней ярко выделялись неестественно темные вены. Губы несчастного посинели, от них мелкой паутиной расходилась сеть сосудов того же цвета. Глаза… глаза были абсолютно черными, их можно было бы принять за пустые провалы, если бы не отвратительный влажный блеск на их поверхности. Темнота в них заворожила Ганнона, он наклонялся все ближе, скривив рот, пока не ощутил, как шапка начала соскальзывать со вспотевшей головы. Он едва успел поймать головной убор, после чего резко выпрямился и сделал пару шагов прочь от окоченевшего тела.
Из темноты сбоку выступил дознаватель. Он пристально изучал лицо Ганнона и, похоже, делал это из тени с самого начала. Тризар склонил голову набок и после нескольких секунд произнес:
– Это был не ты.
Ганнон лишь покачал головой. Он все продолжал осматривать изломанное тело демонопоклонника.
– И видишь ты такое впервые, – тихий голос дознавателя почти шептал.
– Он… он мертв? – наконец смог выдавить Ганнон.
– Не совсем, – протянул Тризар с ноткой мрачного веселья в голосе. – Я надеялся, что о его состоянии расскажешь ты. Но эта надежда не оправдалась. Он теплый, но пульса почти нет. Суставы неподвижны, дыхание заметить не удалось. – Церковник перечислял факты, будто ученый, предвкушающий грядущую работу с ними. – Может, твой хозяин знает больше?
– Он сейчас…
– Да, вот именно. И время совпадает. – Тризар тяжело опустился на табурет и жестом пригласил Ганнона последовать его примеру. – А ведь почти удалось… – Он закрыл ладонями лицо и опустил голову.
– Его сломали пытки?
– Пытки – нет, этим его оказалось не взять. Хоть мы и старались, – хмыкнул дознаватель. – Ключ был в его вере.
– Ее удалось поколебать? – Юноша с любопытством оглядывал церковника. Было трудно представить, как он смог вразумить этого фанатика.
– Нет, такое упорство в грехе трудно поколебать. Но можно направить против самого себя. Саморазрушение их максима. Он был готов поверить, что его собратья предали свою нечестивую церковь, что они вовсе не «добрые» слуги демонов. – От этих слов среди людей Тризара послышались перешептывания, но они быстро стихли. – Культист мог захотеть использовать нас против них.
– У вас остались записи того, что он говорил? – осторожно спросил Ганнон: запретное знание манило. Подкрепляя свою просьбу жестом, юноша протянул руку ладонью вверх. В темноте блеснуло кольцо.
– Что ж, почитай, раз уж имеешь право, – мрачно ответил дознаватель. В этот раз ему пришлось пресечь ропот своих людей взмахом руки. – Хотя о природе своих прав тебе следует разузнать получше, – заметил Тризар. Ганнон услышал громкий долгий выдох, проследив за звуком, он увидел вперившиеся в него глаза того, кто и заставил его писать о своих привилегиях в книге. – Но хочу рассказать тебе о своих, может, это придаст тебе смирения, посланник Видевшего дома. Тебе известно, когда и как возник наш Круг, Второй?
– Тихие холмы, – поежившись Ганнон назвал место великой битвы.
– Именно, – подтвердил Тризар. – Два Видевших дома охраняли остальную страну от ужаса на юге, у моря Гнева. Они владели силой, которую им даровали боги. Но что произошло потом?
– Война, – лаконично ответил судья. Эту историю, почти легенду, знали все. Но говорить о таком не любили.
– Да, обычные гордыня и ревность стали ключом к осквернению одного из домов. Второй дом – Виссарин – не без помощи остальных лордов, но сумел уничтожить врага. Однако это был последний бой, в котором они направляли силу Небесного Отца. Кто-то говорит, что дело в том, что прямая ветвь их дома тогда прервалась, но это не так.
– Что же случилось?
– Смертные доказали, что им нельзя давать силу по праву рождения, – продолжил Тризар. – Ее следует заслужить. Смирением и самоотречением. Тогда право судить окончательно передали жрецам. И тогда же в некоторых из нас стала просыпаться сила нашего Отца. Те, кто отправили тебя сюда, могут называть себя Избранниками, но это – лишь титул. И настойчивые расспросы королевы о наших ритуалах подтверждают, что они и сами это понимают, пусть старые легенды о силе и питают их гордыню. – Эти слова церковника едва не заставили юношу вздрогнуть. Он ведь и сам пытался найти в упомянутых преданиях ответы о природе силы: Коула и его собственной. Дознаватель же продолжал: – А вот твой хозяин… Помни, даже если в Преисподнюю тебя заведет он, это только твоя душа, и думать о ней – только твой долг.
– Даже если при этом я спасу других? – Ганнон вспомнил другой опустевший этаж, где до того держали Боннара.
– Будь осторожен: вместе с высокомерием такой путь может привести в ересь. – С этими словами Тризар подошел к своему пленнику – или теперь уже подопечному – и продолжил осмотр. Он жестом показал, что разговор окончен.
На прощание Саур, потирая след от кольца на мизинце, шепотом проговорил Ганнону:
– Хозяин может и не увидел в тебе зла. Но я бы с удовольствием очистил мир. И пусть он или Отец наш покарает меня потом, но дело будет сделано.
Поднимаясь по темной лестнице, Ганнон размышлял о своих делах, спасении Боннара, о словах Тризара и его подручного. В какой момент Леорик, готовый на сделку с демонопоклонниками, перестал быть благонамеренным человеком? Заметил ли он свое падение? «Смогу ли я заметить свое?» – думал Ганнон, продолжая путь в громоздком судейском одеянии.
***
Встреча с другим слугой Ихариона разительно отличалась от первой. Одеяние Прелата своей массивностью не уступало судейскому. Он встретил и поприветствовал Ганнона без задержек и опозданий, но уже сидя. Пока Ганнон неуклюже пытался уместиться в тесное кресло, укладывая слои ткани, царила неловкая тишина. Было похоже, что Прелат наслаждался этой сценой. Наверняка заранее позаботился о таком узком сидении.
Усевшись наконец напротив, Ганнон вопросительно взглянул на собеседника. Приосанившись внутри своего наряда, жрец начал речь:
– Как вы, безусловно, знаете, судебная власть находится в руках Видевших домов, но было время, когда прерогатива эта принадлежала духовенству…
– После битвы у Тихих Холмов, – вклинился Ганнон, решив блеснуть знанием, но это было опрометчиво. Оскорбленный тем, что его перебили, жрец сжал губы и после паузы продолжил:
– Да, хотя были прецеденты и более ранние. Почитайте о Первом Совете Видевших. Кхм, тем не менее, опыт, накопленный нами, не имеет цены и все еще востребован в вашей работе…
Пока продолжалась речь, Ганнон не смог удержаться, и его мысли понеслись своим потоком. Гнев на того, кто из-за мелочной обиды чуть не погубил доброго человека, удавалось сдерживать мрачным торжеством. Боннар скоро будет в безопасности. Ганнон коснулся кольца большим пальцем, скрыв кисть в рукаве. Он знает больше, чем этот напыщенный тип, и видит мир куда шире. Как же хотелось рассказать ему всю правду, ткнуть носом.
Часть сознания все еще слушала наставления Прелата, вымывая крупицы золота из словесного потока. Углубившись в стихи и прецеденты, церковник изменился в лице, и даже тон его перестал быть надменным. Жрец хорошо разбирался в законах. Он принял волю Избранников как данность и теперь облегчал свою жизнь, пытаясь наставить нового судью.
– У вас есть еще вопросы? – осведомился Прелат, закончив рассказ о Пересмотре Пакта.
– Да, если позволите. – Ганнон указал на один из стихов. – Я знаю, что многие старые дома все еще владеют землями в Даре. Разве это не запрещено?
Лицо Прелата снова вернуло себе надменно выражение, он откинулся на широкую спинку своего кресла, сложив пальцы вместе.
– Я бы посоветовал вам быть внимательней, ведь я уже говорил об этом. Документ длиной в сотню-другую стихов, может, и кажется коротким, – насмешливо произнес Прелат, – но знать его нужно досконально. Иначе вы рискуете не справиться с задачей, возложенной на вас Избранником и богами. – Церковник выдержал паузу, а затем все же объяснил: – Отняты были завоевания, добытые некоторыми выходцами из земель названных домов, но не личные владения Видевших и Слышавших. Такого быть не может. Основы мира для всех одинаковы.
– Благодарю за пояснение. – Ганнон изо всех сил старался сохранять невозмутимость. – А часто ли приходится, кхм, – юноша все-таки не удержался, но постарался перейти к этой теме будто бы случайно, – иметь дело с настолько серьезными делами? Где затронуты основы мира?
– Мне, – Прелат горделиво поднял подбородок, – подобные запросы приходят со многих окрестных земель, но в случае одного города, пусть и такого большого… Не думаю, что это будет происходить слишком уж часто. В таких случаях, безусловно, следует обращаться ко мне за советом. Впрочем, чтобы угрожать основам мира, о них нужно что-то знать. Городской люд редко обладает таким умом. Все чаще виновники такого – сбившиеся с пути жрецы, слишком долго бывшие сами по себе. Единственный светоч посреди глуши может возгордиться, – закончил он строкой из Писания.
– Когда же было последнее разбирательство в пределах городских стен? – невозмутимо продолжил тему Ганнон: нужно было немного додавить. Нутро лихорадило от смеси гнева, торжества и желания мести. Хотелось удостовериться.
– Полагаю, вы все равно узнаете. Но это решено сохранить в тайне. – Прелат помрачнел. – Не только в городских, но в этих самых стенах. – Он выдержал драматическую паузу, Ганнон послушно изобразил изумление. – Брат Боннар очернил себя, в те времена, когда вы еще были на посылках. Его больше нет с нами.
– Ох, он казался таким добродушным! – воскликнул Ганнон с притворным изумлением. Внутри он остался спокойным, несмотря на оскробление. Труднее было сдержать радость от понимания того, что Прелат уверен в казни старого монаха. Еще тяжелее было не уколоть его, не намекнуть на правду. – Никогда бы не подумал.
– Истина в том, что еретики редко бывают злодеями с когтями, как демонопоклонники. Они по-своему считают себя правыми. Это и есть самое страшное. У них всегда будет убедительная история и, чаще всего, благочестивые намерения, с которыми они уходят с пути. Но все уже записано. – Прелат постучал по книге Ихариона на столе. – И незачем пересоздавать мир.
***
Вечером Ганнон с удовольствием шел в сторону морского порта в своей старой одежде. После дня, проведенного в образе – «в качестве» – поправил он себя, в качестве судьи, быть незаметным и нескованным было вдвойне приятно. Удача, что день отплытия Боннара совпал со встречей с Прелатом. Радостный вечер послужит противоядием.
Следуя инструкциям Коула, которые тот оставил перед отбытием, Ганнон увидел нужный ему корабль. Пузатое судно было пришвартовано во внутренней гавани, в него загружали последние бочки и мешки. Капитан, следивший за погрузкой, подчеркнуто не обращал внимания на мужчину неподалеку от него, сидевшего на ящике. Когда Ганнон подошел к ссутулившейся фигуре, капитан в синей рубахе и с несколькими золотыми перстнями предпочел отойти подальше.
Боннар радостно поднял взгляд на подошедшего воспитанника, но вовремя спохватился и не стал вскакивать, чтобы не привлекать ненужного внимания. Ганнон с ужасом разглядывал исхудавшую фигуру монаха. Боннар осунулся, глаза впали, под ними появились темные круги. Он сидел согнувшись так, как раньше ему бы не позволил внушительный живот. Только волосы и борода остались прежними. Пышная шевелюра, обрамлявшая голову на истончившейся шее, теперь походила на гриву.
– Ган… юноша, – громко начал Боннар, но перешел на шепот, – уж не надеялся, что успеешь.
– Не смог отказать себе в удовольствии. – Ганнон грустно улыбнулся. – А не лучше ли в трюме посидеть?
– Правда твоя: капитан тоже ворчал, но не могу я там, – монах затравленно огляделся, – похоже на темницу.
– Худоба тебе не к лицу. – Ганнон потянул себя за рубаху в районе живота. – Совсем скверно было?
– Еду давали, клеветать не буду, но поили только водой. Сам не мог заставить себя есть, было страшно.
– Допросы? – Ганнон уселся на соседний ящик.
– То была в своем роде радость: хуже всего часами быть одному. В четырех стенах. Трезвость и скука составляют мучение.
– Не успел выйти из застенка, а уже насмехаешься над максимами? – Ганнон горестно покачал головой. Жест был наигранным лишь отчасти.
– Да что мы обо мне? – увильнул от критики старый монах. – Мой провожатый мне кое-что рассказал. Благодарю тебя за спасение. Ты теперь большой человек, юноша. – Боннар слегка склонил голову. – Вижу гордость, уверенность. Смею надеяться, и мое учение пошло впрок.
– Без сомнения, – мягко сказал Ганнон, поправив застежку, слегка показавшуюся из-под складки плаща. Злиться на старика он не мог. – Расскажи, что же ты такого выписал из книг, которые я тебе доверил? Вортан – единый бог? – понизил голос юноша.
– Нет, нет! – Боннар замотал головой. – Не единый, но единственный, чьи творения постижимы. Поэтому наставления Ихариона и надо слушать беспрекословно, каким бы нелепым не казался ритуал. А над бренным миром должно думать. И придавать ему форму.
– Похоже на жизнь ремесленника-безбожника. – Ганнон задумчиво потер подбородок.
– Ух, если и твоя светлая голова так подумала, то что мне было пытаться увещевать остальных. Нет, всему свое время: и неведомому царству Гирвара, и великой борьбе Ихариона. Но здесь и сейчас мы на ладони Вортана. Не знаю, удалось ли выразить то, что знает моя душа…
– А что нового ты хотел узнать в тех книгах? Неужели там это записано?
– Нет, нет. Туда меня привело желание узнать подробнее устройство нашего мира. Нужен был лишь кусок о столпе, на котором в небытии балансирует наша мирская обитель. – Монах обвел рукой небо, причал и морскую воду. – Старый текст, скорее из Старого слова, чем то, что мне пытались приписать. Там всех называют одинаково: и богов, и… иных. – Боннар сглотнул и указал глазами вниз.
– И что же? Нашел что-то? – юноша немного подался вперед.
– Нет, только сказки. Молхар да Валана.
– Валана?
– Его дочь, иногда внучка. Эту редко поминают. Сбегает со смертным мужчиной, хитростью бережет его от гнева Молка. То старые легенды, с долунных времен. А Столп тот каменный… думал, как такой без Вортана взгромоздить? Но там только самого Молка хитростью и повергали.
– Тебя за это захотели казнить? За книгу? Поначалу ведь обвинения были легче?
– Ха, нет, мой мальчик, – в улыбке Боннара заблестела гордость, – не за это. Просто не сразу они поняли мои записи: видно, Прелат читал. – Он усмехнулся. – А потом дали кому поумней. Достаточно умному, чтобы увидеть там основы мира, но недостаточно – чтобы понять, что я их трогать не собирался.
– В землях Дара я бы об этом помалкивал. Думаю, там не больше ученых, чем здесь, – посоветовалон Боннару Ганнон: он беспокоился о монахе, ведь тот был упорен в своей… своих воззрениях.
– Буду чтить закон, не понимая его. – Боннар склонил голову с притворной покорностью, подпитав тем самым беспокойство юноши. – Но скажи, как ты смог помочь?
– Точно не по закону. – Мрачный тон юноши заставил монаха сбросить свою веселость.
– Куда же меня отправят?
– Неизвестно, но определенно не на первый остров, на котором окажешься. Жди второго плавания.
– А как вообще узнал? Стерегли меня строго. А бранили не столько за проступок, хоть и считали его страшным, сколько за позор, если кому в Арватосе известно станет.
– Иннар. – Ганнон внимательно смотрел в лицо монаха, на его удивление и промелькнувшее чувство вины. Бывший инструктор Дубильни не жаловал «несобранного» воспитанника и часто отправлял будущего ключника в колодки. – Подсуетился.
– Я, даже не знаю, юноша, – Боннар глубоко вздохнул, – воспитывал вас, как мог. Но, видать, мало я знаю. Прошу, передай ему что-то… подобающее. – Монах выглядел абсолютно потерянным.
– Он недавно отвел душу, с избытком, – заметил Ганнон, вспоминая реакцию товарища при виде растерзанных инструкторов.
– Горе. – Боннар совсем помрачнел. – Даже в каземате и тут, в бочке, – он указал рукой в сторону корабля, – я слышал о приюте. Такое святотатство, такой позор!
– Да. – Ганнон отвел взгляд в сторону, что не ускользнуло от внимания монаха.
– Неужто… – у Боннара аж перехватило дыхание. Не то от возмущения, не то от стыда. – Неужто такой кошмарной была жизнь там?
– На мой взгляд, нет, не всегда, – Ганнон мотнул головой, – а вот для Иннара все было иначе. Наверное, для него я недостаточно кровожаден – ужаснулся произошедшему. Но не стану скрывать, что часть меня тоже радовалась. Тут я, наверное, немного Иннар, хоть шкура и не облезла, как у него. – Юноша хлопнул себя по плечу, там, где у Иннара от штормового ветра побелела кожа.
– Спасибо тебе. – Боннар заговорил только после нескольких минут молчания. – Я отправлюсь в новую землю с новообретенными знаниями и смирением. Будет мне о чем поразмыслить. Я постараюсь заново понять законы этого мира. Благо он все еще удивляет меня.
***
Вечером, оставшись один в новых покоях, Ганнон раскладывал на столе листы, к которым долго не решался притронуться: с записями допроса демонопоклонника. На столе стояла бутыль, которую они так и не попробовали с Виннаром. Ганнон все не осмеливался что-то с ней сделать. Как там сказал Хиас’ор? «Таких больше нет и не будет». Вот уж точно. Вздохнув, юноша отодвинул вино, чтобы не мешало работать. Он поиграл пальцами над пергаментом, не решаясь начать, – кольцо сверкнуло в свете свечи. Смешно: о богах и демонах, о святейших Черных жрецах и мерзких культах демонопоклонников знал каждый. О Коуле и его людях – только они сами, те, кто был в услужении у старика. Ганнон – сам большая тайна, чем показания этого культиста. Но все же, несмотря на секретность, разница в силах была несопоставима. Подумать только – общаться с демонами, антиподом ангелов. Строки в докладе, записанные во время самого допроса, были ровными и аккуратными, меж тем более поздние заметки самого Тризара – размашистыми и немного небрежными:
«Обвиняемый: Мы были на месте встречи и готовились спросить совета. – Речь о призыве демона. – Слушающие землю – главы ковенов – выглядели настоящими, но…
Брат Тризар: С ними было что-то не так?
Обвиняемый: Да, они знали начало, – ритуала вызова, – но они не слышали, не слышали, хотя и знали, куда приложить уши. Золотые глаза – ??? – были слепы. Это были не они!
Брат Тризар: Они не знали, к какой сущности обратиться?
Обвиняемый: Они не знали, где мы сами.
Брат Тризар: Как они могли не знать этого?
Обвиняемый: *смеется* Ты так слеп, раб.
Брат Тризар: Стой, Саур! Стой, я сказал! – До сих пор болит рука. – Что ты имеешь в виду?
Обвиняемый: Ты не видишь, насколько прекрасен этот мир, как он един. – Бредит? – Дух Мира остался цел, хвала Мерхариону. – Баал, добавить к обвинению. – Он всеобъемлющ, понимаешь? Прошедший по нему может оказаться, где угодно, – сообщить братьям старшего круга, – но надо указать путь. (Плюет). А вы поминаете столп, как «основы мира», заменив их нелепыми максимами».
Дальше страницы были измазаны чернилами, ниже стоял короткий комментарий Тризара: «Чрезмерное рвение, стремится оправдаться. Завтра принять меры».
Акт 2. Глава 11 Власть и сила
Глава 11. Власть и сила
Стопка пергаментов захламляла добрую половину стола, а ведь это только за вчерашний день, да и большую часть труда брал на себя Кессад. Поставив подпись и печать на последнем листе, Ганнон передал стопку решений Иннару, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Сегодня снова судилище на рынке? – осведомился он.
– Да, слава богам, осталось всего два дня, – ответил Ганнон, держа в руках ставшую ненавистной шапку. – Нет желания помочь?
– Из огня да в полымя? Нет, благодарю. – Иннар весело поклонился. – Мне хватило одного дня. Пусть этот надменный тип работает. В замке все лучше, даже с каргой.
– Сказал ей, что все еще помогаешь мне до полудня?
– До обеда и вечером еще. – Ключник был явно доволен собой.
– Меньшего я и не ожидал. – Ганнон криво ухмыльнулся и водрузил на себя головной убор судьи. – Как твои исследования?
– Хорошо, даже очень! – Иннар сразу оживился. – Достал нужные карты, осталось только…
– Прости, друг. – Ганнон прервал его. – Я бы с удовольствием послушал, но пора на каторгу.
Путь на Внутренний рынок был мучительно долгим, хотя юноша уже успел немного приноровиться к ношению громоздкого наряда. Стражники, положенные ему по статусу, были отобраны из людей Виннара. Они знали, что Ганнон был его другом, а их верность своему командиру не подлежала сомнению. О том обожании, которое внушал свои людям капитан стражи, не шло и речи, но мрачная решимость почтить его память тоже сгодится. Юноша поморщился от тяжелых мыслей. Тоска по другу все чаще затмевала мышление с тех пор, как жизнь снова стала чуть спокойнее.
Кессад – темноволосый, высокий и худой помощник – уже ждал его. Судя по его строгому взгляду, Ганнон снова припозднился. Казалось, писарь состоит сплошь из острых углов: четко очерченные подбородок, скулы, прическа и даже складки на одежде – все было аккуратным и лаконичным. Рядом с ним уже выстроилась небольшая очередь.
С неподобающим статусу кряхтением Ганнон поднялся и занял положенное место на деревянном помосте. Кроме его стола там помещались еще три, полностью заваленные свитками, книгами и табличками. Навес над помостом защищал книги от возможного дождя, а заодно – слава богам – и судью от солнца. День еще не начался, а из-за молкова одеяния он уже задыхался от жары. Кессад же был свеж и бодр, а ведь он успел принести сюда все эти бесконечные своды законов.
Жестом Ганнон позволил помощнику начинать. Опытный писарь служил многим судьям и прекрасно знал ремесло. Оставалось только догадываться, какое презрение у него вызывал полуобученный судья, появившийся неизвестно откуда.
Под звон цепей стражники вели горного неардо. Эта порода уже успела примелькаться. Как там говорил Хиас’ор? Каменные? Широкоплечий и коренастый, преступник наградил Ганнона уже привычным пораженным – с примесью отвращения – взглядом: сородич судит от лица северян. Пленник нахмурил брови и уставился в землю. Разговор начинать было рано, помощник подал Ганнону записи.
– При покупке штормовых ракушек… – приступил к чтению дела судья.
– Это… – Кессад поспешил указать на строки, идущие ниже.
– Грех, но не преступление, я знаю. – Ганнон сдержал раздражение. – Я вижу, что слов еще много. Так-так, ох, убийство берегового… – Он положил пергамент на стол и посмотрел на обвиняемого. – Как же так вышло?
Неардо промолчал, а заговорил снова писарь:
– Убийство произошло в стенах города, хоть и зарублен был береговой, поэтому преступник у нас, а не у Легиона.
Ганнон молчал несколько секунд, после чего тряхнул головой, насколько позволяла шляпа.
– Я имел в виду, за что ты убил его? – проговорил судья уже громче. Боковым зрением он заметил удивленное лицо помощника. Но помог Ганнону стражник:
– Слышь, что тебя спросили его… – конвоир замялся с титулом, – судья их Величества! Отвечай! – Солдат подкрепил свои слова тычком в бок пленника.
– При судье не зовешь меня «хедль», – усмехнулся неардо, кивнув в сторону Ганнона, заставив стражника покраснеть от злобы. «Надеется хотя бы напоследок ему отомстить. Я ведь такого же цвета», – подумал Ганнон. – Он оскорбил меня, когда мы обсуждали цену. – Убийца вскинул голову и продолжил: – За такое тут судят?! Лот’сагаррия! – закончил он на своем языке и сплюнул.
– А к югу от гор за убийство не наказывают? – с любопытством спросил судья, жестом остановив стражника, что уже приготовился ударить строптивого пленника.
– Наказывают, и пострашнее, чем у вас! – тут же вступился за свой край неардо. Вокруг суда понемногу собирались зеваки. Обычно разбирательства их интересовали меньше, чем казни. – Но там бы поняли, что такое честь! – Обвиняемый попытался сложить руки на груди, забыв про цепи.
– Ты бы убил человека в земле почтенного дома Хиас и они бы поняли? – Ганнон чуть склонил голову, всматриваясь в разгневанное лицо подсудимого. – Или только у своих бы вышло? – Не дождавшись ответа, он обратился к стражнику: – Его топор?
Солдат молча развернул окровавленное полотно и прошел к столу судьи, держа оружие над головой за короткую рукоять. Собравшийся люд отреагировал недовольным ропотом. Ганнон слишком увлекся – не хватало еще довести до погрома. Но все же было сложно удержаться, ведь про эти секиры на юге ходили легенды. Неардо не слишком часто брали их с собой, особенно с тех пор, как прекратились набеги в землях Перевала. Оглядев толпу, Ганнон решил, что людей не мешает успокоить.
– Мне горько видеть, что аизкора, – он припомнил название двухлезвийной секиры, – обагрена кровью в пустяковой ссоре, это бесчестье. Это попрание договора о нерушимой дружбе!
В ответ преступник только пробормотал что-то о береговых предателях крови, что продали страну северянам, испугавшись Сциллы, пока каменные неардо держали Перевал. Разобрать смесь языков в речи обвиняемого получалось с трудом. Но собравшийся люд все же удалось немного успокоить.
– Продолжим? – Судья повернулся к своему помощнику, который явно не был доволен задержкой. – Хулители, хвалители?
– Обвиняемый таковых не нашел.
– От лица убитого? – спросил Ганнон после того, как убедился, что писарь не собирается продолжать.
– Береговые? – Кессад смутился. – Не искали, да и в город их дальше складов не пускают.
– Боги милосердные, – пробормотал юноша под нос и обратился к пленнику: – Желаешь что-то сказать?
– «Особое право почтенных южан на суд», – медленно выговорил неардо заученное название старого документа, – меня не должны судить вы, – закончил он, с презрением глядя на северян.
Сбоку засуетился Кессад, перебирая листы пергамента. Это заняло какое-то время: писарь читал что-то в книге, сдвинув брови, и не спешил передавать записи Ганнону. Пришлось вежливо откашляться.
– Не подойдет, – пробормотал Кессад, наконец протянув книгу судье.
Ганнон внимательно вчитывался в строки, написанные на архаичном языке. Кажется, неардо нельзя судить в землях на севере, не было «права на передачу осуждения», но это же бред какой-то. В точно выверенный момент помощник положил перед Ганноном свиток, где еще более древний слог рассказывал об этом самом праве. Последний кусок мозаики встал на свое место, оставалось объяснить это преступнику.
– Мы и впрямь не вправе были бы судить за преступление, совершенное в землях другого Видевшего. Своих подданных благородные дома севера могут перепоручать правосудию друг друга, ибо законы их пакта с богами едины. – Ганнон сам не заметил, как подхватил из записей высокий слог. Он помедлил и повторил: – В землях другого Видевшего, но преступление произошло здесь.
Заключенный поник. Ганнон ожидал от каменного неардо криков о несправедливости и проклятых аборигенах, поработивших его вольный народ. Но, утратив последнюю надежду, подсудимый лишился и последних сил. И ведь, наверное, отдал за название старого документа последние деньги какому-нибудь нечистому на руку грамотею.
– Со времен восстания в шахтах Атора мало кто отказывается, – зашептал на ухо судье Кессад, – но сразу отправить на каторгу нельзя. Нужно дать выбор. Формальность, конечно.
– Плаха или Дар? – Ганнон повысил голос, чтобы вырвать неардо из ступора. Тот пробормотал что-то неразборчивое. – Говори громче.
– Д-дар, – сумел выдавить из себя пленник, глядя в землю. В толпе послышалось движение. Несколько собратьев каменного, сплюнув, начали проталкиваться через собравшихся, направившись прочь. Ганнон прикоснулся к шапке и протянул руку вперед, подтверждая приговор.
– Топор нужно будет отправить обратно за горы, – снова принялся тараторить помощник, Ганнон остановил его взмахом руки: это он помнил.
Полуденное солнце начало припекать даже сквозь навес. Череда мелких склок и торговых споров поглотила неимоверное количество времени. Ганнон прикрыл глаза и прислушался к шуму рынка: шаги, гомон разговоров, грохот товаров, жужжание насекомых и лай собак. Юноша чуть было не провалился в сон.
– Сколько у нас еще? – обратился он со вздохом к писарю. Кессаду, похоже, все было нипочем. Но на лбу у него выступила легкая испарина. Все-таки он человек. Скорее всего.
– Очередь длинная, – констатировал помощник, но, заметив страдание на лице судьи, продолжил чуть мягче: – Однако обязательства суда на один день мы почти выполнили. Осталось одно дело. У нас есть разбор спора о наследстве и покупка зеленого пигмента у…
– Фальшивомонетчик, – не колеблясь выбрал Ганнон, представив себе балаган, который учинят друг другу жадные наследники. Быстрый ответ позабавил Кессада. Ганнон готов был поклясться, что тот почти улыбнулся.
Пойманный с поличным мошенник пытался покрасить специально отлитые медные монеты в зеленый цвет. Мешок подделок и руки подсудимого были заляпаны зеленью. Беднягу взяли с поличным по доносу торговца красками. Большую глупость было трудно себе представить.
Тощий обитатель трущоб со спутанными каштановыми волосами молча стоял, склонив голову. Сбоку все не начиналось привычное движение: Кессад тоже был неподвижен. Может, он наконец запамятовал, в которой груде нужно искать закон? «Хорошо бы свести их все вместе», – мечтательно подумал Ганнон, после чего обратился к писарю:
– Что там? Нужно знать, откуда он родом? В каком поколении живет здесь? Желает ли отправиться в Дар? – В наступившей тишине становилось неуютно. – Кхм, Кессад, ты не желаешь проверить?
– А-м, нет, господин. – Помощник с сочувствием посмотрел на Ганнона. – Тут наказание одно – смерть.
***
Солнце медленно опускалось к морской глади. Скоро оно должно было коснуться фиолетовой каймы Шторма. Ганнон присел на песке: всматриваясь в горизонт, он сжимал и разжимал пальцы руки с кольцом. Укромный участок пляжа, который юноша облюбовал для тренировок, был надежно скрыт скалами от посторонних глаз. На песке виднелся след от небольшой лодки. Время почти пришло, нужно было сосредоточиться, но Ганнон никак не мог выкинуть из мыслей сегодняшний суд. Он не хотел слушать перебранку, разбирать вранье хулителей и хвалителей. И этот Кессад… который улыбался как ни в чем не бывало, хотя и знал, что будет. Для него все это было рутиной. Ганнон прошелся по короткому песчаному берегу туда и сюда, остановился и со злостью пнул обгоревший сгусток песка, превратившийся в стекло во время его прошлой попытки, о чем немедленно пожалел.
Вскрикнув от боли, юноша запрыгал на одной ноге. Шок вывел его из тягостных раздумий. В конце концов, фальшивомонетчик заслужил наказание: все было по закону. Но сколько стоит увидеть еще один восход? Точно дороже, чем хорошее настроение судьи, уставшего после тяжелого дня. Ганнона ужасало то, как бытовая суета одного человека может повлиять на всю жизнь другого. Да что там повлиять… окончить ее.
Солнце окрасило море в желтый и багровый, а от касания небесного светила со Штормом то и дело появлялись яркие всполохи изумительных цветов. Юноша сжал кулак левой руки и сосредоточился на кольце. В прошлый раз он чуть не погиб, тогда осторожность в исследовании нового позволила спастись. Ганнон окинул взглядом опаленный бурый песок. В этот раз он делал все еще медленнее, но не отступал от цели. Он поклялся себе, что не встретит новые напасти безоружным. Опасностям все равно, что ты закрылся в своем мирке, они не станут менее смертоносными.
Юноша закрыл веки и выровнял дыхание. В глазах сверкнула белая вспышка, когда он подошел к третьему шагу. Пергаменты, защищавшие его от голодного кольца тьмы, неохотно подчинялись приказу открыть брешь. Свет потек в окружающую пустоту и дальше – в жадную черноту. Ноющая боль – как будто от раскачивающегося зуба – отмечала края бреши, которую пытался расширить поток силы, устремившийся наружу. Ганнон открыл глаза и увидел слабое голубое пламя на своей руке. Он вновь обратился к внутреннему взору и с удивлением обнаружил себя в Дубильне, в комнате старшего инструктора. В видении он не сумел вовремя ухватиться за края проема и выпал из окна вслед за вывороченной из стены металлической решеткой. Юноша стряхнул морок и вернулся к прежней картине. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего позволил энергии выйти наружу.
Треск и запах обожженного песка ворвались в его мир на секунду раньше, чем он снова разрешил себе смотреть глазами. Пламя, вырвавшееся из ладони, ударило на пять шагов вперед, расколов камни и превратив песок в стекло. В этот раз огонь оказался еще сильнее. Значит, времени было в обрез. Рука уже начала бледнеть, а перед внутренним взором метались разгневанные листы. Собрать их было тяжелой задачей, в прошлый раз справиться удалось лишь чудом. Фляга, которую Ганнон держал в правой руке, открылась с гулким звуком, и он жадно приложился, ощутив смесь амброзии и помоев. Теперь юноша понимал, что именно чувствует его тело, а что – только разум.
Ясность ума в материальном мире отражалась замедлением всего и вся – в духовном. Впрочем, не всего. Его собственные мысли были все так же быстры. В своем видении он играючи собрал порхающие верительные грамоты и вернул их на положенные места. Кольцо тьмы перестало вытягивать свет его жизни, ему вновь оставалось довольствоваться лишь пылинками, медленно плывшими в черной пустоте.
Ганнон упал на песок и расхохотался. Он несколько раз сжал и расслабил руку. Все-таки сработало! Куда бы ни завел юношу этот путь, теперь у него на одно оружие больше. И отвар ракушек от пленного Аторца позволит им пользоваться. Послышался плеск весел – прибыли стражи покоев Коула, чтобы забрать собрата. Ганнон велел бросить якорь неподалеку и прийти за ним самим, как только станет слышен звук пламени. Кажется, привратники были рады, что им нашлось дело в отсутствие хозяина. Или тому, что Ганнон не умер на своей тренировке. Хотя юноша никогда не мог понять, что было у них на уме.
***
– Говорю тебе! – Иннар надавил на закрытые глаза и растирал их, пока не показались искры. Этот заключенный из береговых уже изрядно утомил ключника. Но он терпеливо продолжал гнуть свою линию: – Я его знаю с детства. Он, может, и замешан в чем-то, но уж точно не водится с нечистью.
– Так-то оно так, – не прекращая чавкать, проговорил пленник, навестить которого Иннара попросил Ганнон. Переубедить Аторца было так же непросто, как проплыть в Шторм, но от угощения он не отказывался. – Но откуда тебе знать-то?
– Да заметил бы за столько лет, – рассмеялся Иннар, подлив эля береговому.
– Что за водичку вы тут, богатеи, пьете? – Аторец отпил и сморщился, но все же осушил кружку за второй глоток. – Вместо эля, – закончил он, подавив отрыжку. После чего вернулся к разговору о нечистой силе. – Знать-то ты можешь его с детства, но откуда знать тебе, что его не подменили… ну с месяц назад, а?
Ключник только развел руками. Трудно доказывать, что кто-то не Молк. Дух, который мог притворяться кем угодно. Аторец тем временем принялся грызть куриную ногу, заставив Иннара поморщиться.
– Молчишь? То-то же! – с набитым ртом довольно проговорил береговой, жестикулируя рукой с куриной костью. – Потому что он – Молк, сам Молк, разбери его Б… – Аторец замолчал и принялся мрачно дожевывать мясо.
– Боги, с тобой бесполезно говорить. – Иннар встал и приготовился уходить.
– Не хочешь – не слушай. – Аторец замахал руками. – Я же по-доброму. Нутром чую, что ты человек хороший, наш. Смотри, чтобы самому не пропасть!
Иннар вышел из комнаты, дверь в которую тут же заперли стражники. Голова с левой стороны болела от разговора с этим голодранцем. Ключник шмыгнул носом. «И как этот не мерзнет, полуголый?» – успел подумать он, прежде чем увидел Ганнона, показавшегося из-за угла. «Точно вовремя», – поежился Иннар.
– Привет! – Ганнон излучал несвойственную ему жизнерадостность. «Хотя разве стал бы притворщик делать что-то необычное? Только если бы хотел, чтобы так и подумали, лишь бы отвести подозрения», – подумал Иннар и тут же тряхнул головой, пытаясь выгнать из нее бредни берегового. Ганнон тем временем продолжил: – Ты в порядке? Бледный немного.
– Да… – Иннар смог улыбнуться. – Утомил меня твой Аторец.
– Буйный? Или молчит?
– Ни то, ни другое. Говорит, и охотно, просто чушь всякую.
– Богохульничает и бранится?
– Нет, кто-то отбил у него такое желание. Но иногда прорывается.
– А что тогда?
– Так и не объяснишь. – Иннар потер затылок. – Он спокоен, ест-пьет, будто в таверне сидит. Но уверен, что ты Молк. Молк, и все тут. – Ключник развел руками.
– Это мы знали, – протянул Ганнон, не совсем понимая, что так смутило его друга.
– Но как, как?! – Иннар сжал кулаки и заговорил быстрее. – Почему он так спокоен, если верит, что в плену у… боги знает кого!
– Береговые – народ практичный. Что есть, с тем и имеют дело. Вот тебе и новая тема для исследований, – ухмыльнулся Ганнон.
– Это… может быть интересно, – протянул ключник, в очередной раз всерьез задумавшийся над шуткой.
– Расскажи сперва, что еще удалось узнать, – одернул его Ганнон: надо было поспешить, пока мысли Иннара не улетели вдаль.
– Помимо чуши про Молка? Бесконечные истории о том, как надо варить эль. Про ракушки не скрывает, хвастается, наоборот.
– Еще что-нибудь необычное?
– Ничего, разве что как он остатками своих зубов ест что-то тверже каши… – Иннара передернуло от отвращения, а Ганнон рассмеялся.
– Хорошо. – Он положил руку на плечо ключника. – Спасибо, что поговорил. Будет полегче начать с ним беседу.
***
Несмотря на браваду, которая так поразила Иннара, при виде самого Ганнона Аторец все-таки вжался в стул. Судья не стал одевать внушительное одеяние. Вместо этого он выбрал неброскую одежду темных цветов и серую накидку. Юноша присел напротив пленника и молча смотрел на него, ожидая чтобы тот заговорил сам. В конце концов нервы Аторца не выдержали.
– Ну всякое же бывает! Народу много ходит, не все же, – он повращал кистью руки, указав на собеседника, пока подбирал слова, – как ты. Что ж теперь, не работать?
– Убить и обобрать гостя это, по-твоему, работа? – Ганнон постарался выдержать равнодушный тон.
– Убить, пока не был гостем! – Аторец поднял испачканный куриным жиром палец. – Гостя попросить о подарке… пока спит.
Ганнон откинулся на спинку сидения и вонзил укоризненный взгляд в пленника, но выиграть в гляделки не удалось. Береговой отошел от шока и снова начинал вести себя развязно.
– Если решил карать, то где твои черепа? – Аторец поводил скрюченной кистью перед лицом, изображая забрало подземников. – Вжик, и дело с концом.
– Думаешь, они понадобятся? – улыбнулся Ганнон.
– Хотел бы в камень обратить, уже стенку бы из меня клали. – Пленник заложил руки за голову, обводя комнату взглядом. – Хочешь чего от нас, несчастных?
«Им что боги, что Молк, что люд из замка – все одна напасть», – подумал Ганнон, но вместо этого спросил, указав на пустую кружку:
– Как тебе эль?
– Дрянь! – не моргнув глазом ответил береговой. – Блевота Мархо… – он споткнулся на имени демона, – блевота, в общем. Еще есть?
– Ты ведь лучше можешь? – вместо ответа снова спросил юноша.
– А то ж! – Пленник подбоченился. – Никого лучше нет.
– Договоримся, – заключил Ганнон.
***
Последний день судейства на рынке был милосердно прохладным. Тучи затянули небо, мелкий дождь то моросил, то переставал. Тем не менее на торговой площади было людно, как и всегда. Некоторые собрались послушать разбирательства. Ганнон узнал зевак, что вчера веселились, слушая его разговор с неардо. Они изрядно раздражали Кессада, как и мелкий дождь, из-за которого пришлось сложить все книги и свитки вместе, глубоко под навесом. Судья заметил, что его помощник любил раскладывать своды законов в очень затейливом порядке: значение имели и земли, и сословия, и эпоха. Наверху небольших стопок лежали самые ходовые законы, внизу покоились древние документы или те, что относились к иным землям.
Ганнон выслушивал надоедливых хвалителей с мрачной решимостью. В этом деле их было ужасно много. Но, памятуя о фальшивомонетчике, ему совершенно не хотелось торопить процесс ради собственного комфорта.
– Еще раз повторю, господин, она самая благочестивая и набожная девушка, что я видела, – тараторила полная женщина с рыжими волосами. Она быстро перевела дыхание и продолжила: – Почитает всех богов, вот, всем приносит дары, не забывает. – Соседка богатого торговца, приглашенная для похвалы, честно отрабатывала свой долг.
– Тот, кто покинул ее комнату через окно, мог быть только вором и никем иным? – строго спросил Ганнон.
– Ну а как же? – Женщина часто заморгала под смешки из толпы. Истец, пожилой мужчина с бородкой, злобно посматривал на зевак, цедя проклятия сквозь зубы. Рыжеволосая же несколько неуверенно пролепетала: – И говорил же этот… что видел.
– Я хочу еще раз поговорить со свидетелем. – Ганнон повернулся к Кессаду. Тот удивленно приподнял брови, но не стал возражать.
Горожанин в потертой одежде стоял, склонив голову. Одной рукой он прижимал другую к телу, словно не знал, куда их пристроить. То и дело он поворачивал голову с шапкой похожих на солому волос, чтобы посмотреть на истца.
– Подойди поближе, – потребовал судья. Свидетель смутился, но не смел ослушаться. – Еще, прямо сюда, – теперь мужчина уже замешкался, – ну же! – Ганнон поманил его рукой.
Свидетель оказался в шаге от кресла судьи – невиданное зрелище. Он снова попытался оглянуться, но Ганнон осек его:
– Смотри на меня! – Юноша притронулся к кольцу. Как легко было бы судить, если бы у него было несколько часов на каждое дело, чтобы украсть личину. И пара дней отдыха после. И еще если бы это таинство было разрешено использовать не только для нужд братства. Но тут и без кольца все ясно. Ганнон снова взглянул на молодого «вора» и обратился к свидетелю: – Ты видел его тем вечером? – Судья жестом указал на парня с черными кудрями, стоявшего под конвоем стражи.
– Да, господин, я же уже сказал все, – подтвердил свидетель, которому явно было не по себе.
– С какого этажа он вылез?
– Со второго.
– Солнце уже зашло? – Ганнон говорил все быстрее.
– Вот-вот должно было…
– Он был с напарником, так? – Ганнон еще ускорился.
– Один… – Мужчина недоуменно смотрел на судью, но успевал отвечать.
– Он был в маске?
– Нет…
– Платили курумом или медью?
– Серебром, – не задумавшись брякнул горожанин. Глаза его сохраняли все то же растерянное выражение, пока рот выговаривал признание. Через секунду в них появилась паника. Лжесвидетель наконец обернулся на разом побледневшего торговца – тот стоял открыв рот.
– Кессад, что полагается за ложь суду Видевших и получение взятки? – спросил судья.
К удовольствию Ганнона писарь стоял в том же молчаливом изумлении, что и зеваки. Однако собрался он все же быстрее остальных и, откашлявшись, проговорил:
– Кхм, как и тяжкое оскорбление богов. Для городского люда – от порки до казни. На усмотрение самого суда Видевших. – Кессад указал на Ганнона с легким поклоном.
– Спасибо. – Судья перевел самодовольный взгляд на замершего свидетеля. – Была ли у него в руках серебряная ваза? Я позабыл. Что ты сказал?
– Нет, господин, – сглотнув ответил несчастный, а по толпе пронесся вздох, сменившийся смешками и пересудами.
Двое легионеров, ожидавших разговора с судьей, недовольно переминались с ноги на ногу. Возня с горе-ловеласом и отцом девушки, подкупившим свидетеля, чтобы сберечь честь семьи, заняла немало времени. Дело Откликнувшихся шло следующим, было видно, что они не привыкли ждать. Кандалы сменили хозяина: не верящий в свое счастье парень поспешил убраться подальше от родни торговца. Эти точно главу семьи без боя не отдадут. Но на подготовку процесса уйдут недели. Слава богам, разбираться с ними будет уже другой судья.
Откликнувшийся откашлялся и сам обратился к суду, проигнорировав товарища, что попытался удержать его, схватив за плечо.
– Если суду угодно… – начал молодой легионер из Морского, игнорируя ворчание старшего товарища. Кессад был недоволен, но не решился что-либо сказать воинам. – Вопрос оплаты в колон… в Даре, – тут же поправился Откликнувшийся: суд требовал возвышенного стиля речи.
– Ах, это! – облегченно воскликнул писарь. Растерявшийся было помощник Ганнона снова обрел уверенность. Он прошел к записям и без дополнительных пояснений достал нужный свиток. – Прошу вас, излагайте. – Кессад все же решил дать им слово.
– Излагать тут нечего. – Рассерженный легионер все же отсалютовал, прежде чем обращаться прямо к судье. – Был в Даре три месяца, хотя договор был на два, за один не заплатили. – Он сложил руки на груди.
– Почему три, а не два? – Ганнон с раздражением посматривал на помощника, тот явно уже был в курсе дела, раз так быстро нашел нужный свиток, но не спешил делиться.
– Плохая погода – с Атора не уплыть было, – пояснил воин. Старший его товарищ позади молча качал головой. – Я закон знаю! Погода или не погода, пока в Даре – жалованье идет.
Ганнон посмотрел на легионера: плащ без герба, значит, ему платит дом Откликнувшегося. На него и хочет подать в суд. Лицо совсем не обветренное. Наверняка мелкое недопонимание. Ну конечно!
– А на Атор вы попали после двух месяцев службы?
– Да. – Воин с опаской наблюдал за помощником судьи, передавшим тому свиток.
– Атор – ленное владение дома Илларин-Габха, – Ганнон с трудом прочитал непривычное двойное имя. – Крепость Морского Легиона на малом Острове и вовсе – часть пожалованного Легиону. – Юноша указал рукой на запад, где высился Маяк.
– Ох. – Легионер выдохнул и немного ссутулился. Оттянув впившийся в шею ворот плаща, он снова встал, как положено.
– Говорил тебе, дурень: надо сперва своих спросить, капитаны не обидят! – проворчал уже седой воин с беленым ветром лицом, но также без герба, отсалютовал и увел товарища, продолжая бранить того на чем свет стоит.
Последним делом был спор двух богачей, почти одинаковые речи для которых написал один и тот же грамотей. Кессад сказал, что такого человека называют логограф. Ганнон решил, что он только что выдумал это слово, слишком уж диковинно оно звучало. Раздосадованные мужчины быстро примирились и отправились искать пройдоху.
Стражники терпеливо ждали, пока писарь методично собирал документы. Руки двигались с привычной точностью, но было похоже, что он раздумывает. На лице еле заметно отражалась внутренняя борьба. Несмотря на его высокомерие и снобизм, Ганнон был благодарен помощнику. Он брал на себя большую часть работы. В первый вечер судья предложил помочь собрать книги, чем оскорбил писаря. Похоже, Кессад воспринимал это дело как свой собственный священный ритуал.
– Хорошо бы собрать их все в одну книгу. – Юноша решил проявить немного дружелюбия, надеясь напоследок оставить о себе хорошее впечатление.
– Это давняя мечта, – вздохнул Кессад. – Но невыполнимая. – Он зажмурился и потер переносицу. – Разные законы, исходят от разных, как бы это сказать? Источников власти: вера, древние дома, Избранники. Часто они противоречат друг другу. В одной книге они не уживутся.
– Как же судят, когда есть такой конфликт?
– Вам повезло, что такой случай не попался. – Писарь сложил последний том в сундук и слегка улыбнулся. – Честно признаться, выбирают тот закон, от использования которого будет меньше шума. Если Прелат заинтересован делом – бери церковный. – Он захлопнул крышку. – Стоит рядом легионер – бери что посвежее, – со скрипом провернулся ключ, – но если вывести на чистую воду лжесвидетеля, то все законы сойдутся вместе.
Уважение, появившееся во взгляде Кессада, было приятнее любой другой похвалы. После этого обратный путь в громоздком наряде Ганнону показался легче, несмотря на усталость после тяжелого дня.
Акт 2. Глава 12 Бунт
Глава 12. Бунт
Даже обычная вещь, с которой человек был знаком более чем хорошо, могла внушать страх. Стоило только оказаться от нее с непривычной стороны. Юноша постучал пальцами по столу, собираясь с силами, чтобы открыть. Молчаливое противостояние с помещающимся в ладонь запечатанным футляром длилось уже минут десять. Срочные вести из Арватоса, предназначенные для Коула. Ганнону впервые нужно было вскрыть такое послание, а не запечатывать его.
Футляр открылся с еле слышным щелчком, но в душе этот звук вызвал настоящую бурю. Юноша оглянулся на камин, в котором потрескивали дрова, но все равно поежился. Богатые покои, огонь, громоздкое одеяние и кольцо. Как незаметно он стал другим человеком.
Разбор шифра требовал усилий, но это помогло отогнать тревожные мысли. Сам он очень легко превращал слова на Део в тайнопись, но сейчас впервые столкнулся с тем, как это делал другой человек. Правила были все те же, но, оказывается, многое зависело и от личного стиля. Ганнон с удовольствием отмечал его особенности, прикидывая, как бы он сам сформулировал ту или иную мысль. За формой он чуть было не потерял содержание – сдвинув брови, юноша еще раз пробежал глазами по квадратам шифра.
Он с ненавистью посмотрел на футляр, содержавший плохие новости. Юноша был бы рад, если бы они пришли уже после возвращения Коула. Ганнон взвесил в руке застежку с драгоценным камнем. Вызвать хозяина было позволено только после вестей от Силаи, кем бы она ни была. Послание же было от одного из своих агентов.
Ганнон раздумывал над новостью и горькой природой власти. Старик, казалось, всегда знал, что нужно делать после того или иного происшествия. Теперь на его месте был другой человек. Один на один с собственными мыслями и стенами комнаты. Хотелось зажмуриться и притвориться, что ничего не происходит, но это была иллюзия: бездействие тоже порождает изменения. А для сохранения положения вещей часто приходится трудиться.
***
Узнав о таких новостях, послушать их лично захотели оба Избранника. Ганнон смиренно стоял, склонив голову, вдыхая ароматы бесценных благовоний, которые в этих покоях курились просто для услаждения чувств. Гамилькар в белом одеянии с пурпурной накидкой на плечах сидел на кушетке, опершись локтем на изголовье и нахмурив брови. Ганнон успел отметить рано появившиеся на еще молодом лице морщинки. Черная борода, собранная в косы и украшенная золотом, была уложена до почти неестественно правильной формы. Карие глаза скользили по написанному Ганноном переводу донесения, чернила едва успели высохнуть. Королева расхаживала по комнате взад-вперед. В отличие от супруга, проблемы в Арватосе привели ее в приподнятое настроение.
– Это не только заговор, но и ересь? Хуже, чем ересь… – в печальном голосе повелителя Деоруса слышалась обреченность человека, который до последнего оттягивал неприятное решение.
– Не могу сказать, открылся ли лорд Корб сообщникам. Но после серии убийств и погромов он стоит во главе собрания заговорщиков в Арватосе. И он – Ложный Мученик, – докладывал Ганнон, стараясь держаться фактов.
– Леорик всегда был чудаковатым, но только в разговорах. Его воззрения раньше не заставляли его действовать, да еще так.
– Если он все еще не открылся сообщникам, это могло бы стать нашим преимуществом, – вступила в разговор Избранница, ее голос подрагивал от волнения, по лицу лихорадочно блуждала улыбка.
– Его воззрения – не единственный грех. – Юноша позволил себе нарушить наступившую тишину. – Не стоит забывать об их оружии и… сообщниках.
– А, загадочное «оружие»! – усмехнулся Избранник. – Признаться, я думал, что старый Хестас просто выдумывает, играя на любопытстве скучающих лордов и нелепых фантазиях Леорика.
– Из-за пустяка такое бы не учинили, – проговорила Избранница, на этот раз чуть спокойнее. – Хестас в плену или убит, Корб верховодит шайкой бунтовщиков вместе с… культистами, а Хестол… а что с ним? – Она выразительно посмотрела на Ганнона.
– Помогал в перевороте, но сбежал вскоре после него. Наш человек пишет, что лорд отправился прочь из Арватоса на несколько дней раньше, чем обо всем стало известно. Скорее всего, наш курьер не смог обогнать его.
– Обогнать на пути куда? – спросила королева.
– Он ушел по Тропе Легионера. – Ганнон встретил удивленные взгляды и осмелился высказать предположение: – Если он боится старой знати, то Виалдис – лучшее место, чтобы защитить себя.
– У него есть здесь дом, в прибрежном квартале, – сухо проговорил Гамилькар.
Его супруга чуть было не всплеснула ладонями, но встретив хмурый взгляд мужа, сама насупилась и уставилась на него в ответ. Не сумев разрешить старый спор многозначительным взглядом, королева была вынуждена прибегнуть к словам:
– Насилие в святом городе, заговорщики вне Деоруса, демонопоклонники. – Она сделала акцент на последнем слове. – Это уже может привлечь тех, кто находится вне нашей власти. Это не какая-то там ересь!
Король склонил голову, признавая ее правоту. Встав с кушетки, он обратился к Ганнону:
– Что вы предлагаете делать? – Тон Избранника стал требовательным и резким.
– Ваше Величество, – начал Ганнон: внутри все похолодело, он снова почувствовал себя одиноким и беззащитным, один на один с миром, ожидавшим его действий. – Нужно захватить лорда Хестола первыми. – Юноша сглотнул, все-таки речь шла о Слышавшем. – Он находится здесь тайно, мы хотим того же. Лучше, чтобы ваша стража не…
– Да я понял, – прервал его Гамилькар. Он был мрачен, но решение принял. – Действуйте! – Монарх отвернулся, сложив руки на груди.
– Удачи, Ганнон! – произнесла на прощание Избранница, уже не глядя на юношу. Ее полный обожания взгляд был сосредоточен на супруге.
***
Посланцы отправились к Иссуру и подземникам, неся знаки королевских полномочий. Ганнон надеялся, что удастся собрать всех разом. Если же они задержатся, нужно было обеспечить им беспрепятственный проход по городу и в нужный квартал. После недолгих колебаний Ганнон все же решил пойти сам: воспоминания о бойне на пляже вызывали стыд и страх, но он не мог переложить такую ответственность на других и спокойно ожидать результата. Такой силой – в отличие от Коула – он пока не обладал.
С тяжелым сердцем Ганнон взглянул на наследство, доставшееся его Братству. Мечи мастеров дома Виссарин, которые носил Виннар. Что ж, остается надеяться, что их не придется пускать в ход. Юноша вздохнул и подпоясался коротким клинком. Управляться со вторым оружием у него бы не хватило ни умения, ни силы. Что уж говорить про оба сразу.
В сопровождении стражи он направился в условленное место в Речном городе, чуть южнее входа в квартал знати. Там его встретил Иссур в полном обмундировании, стоявший на фоне… боги, что за зрелище! Позади него темной громадой возвышался Бахан. Даже самую большую кирасу, похоже, пришлось разделить: передняя и задняя половины закрывали только часть груди и спины берегового. Соединить их пришлось ремнями, оставляя бока открытыми. Иначе доспех попросту не налез бы. За спиной у него был огромный колчан с метательными копьями. В руках береговой держал палицу, сделанную из рукояти весла с тяжелым металлическим навершием.
– Хорошо, хоть без баллисты. – Ганнон заглянул за спину великана, из-за которой выглядывали метательные копья. – Или он сам баллиста?
– Нет, дротики – они для меня. – Иссур отсалютовал и продолжил: – Бахан много чего хорошо делает, но метает не очень. Тренировки у него странно выходят, другие легионеры смеялись, пока до борьбы не дошло.
– Могу представить, – усмехнулся Ганнон.
Следующими показались трое подземников во главе с Роннаком. Светловолосого ненавистника чужеземцев, видимо, не прельщали удовольствия большого города, раз быстрее всего найти удалось именно его. На этот раз он и его товарищи несли с собой и щиты. Ганнон смог сохранить дружелюбное выражение лица, когда повернулся от одного Откликнувшегося к другому и ответил на их салюты.
– Это все? – Он оглядел троих подземников.
– Есть и другие, но сказано было, что дело срочное, – ответил Роннак.
– Хорошо. – Ганнон положил руку на изголовье меча, ощутив болезненную ностальгию. – На этот раз действовать нужно деликатно. – После этих слов все подземники, не сговариваясь, удивленно оглядели Бахана. – Мы идем в чуть более почтенное место.
– Почтенное? К хедл… неардо, что ли? – скривился Роннак. Похоже, он относился с одинаковым недоверием ко всем, кроме… кого, интересно?
– Нет, мы пойдем в поместье Слышавшего, – объявил Ганнон, заметив, как при этом подземники переглянулись, а Иссур громко выдохнул. Личные стражники Виннара без гербов остались спокойны. Бахан только нахмурился. – Поэтому действовать надо аккуратно.
– У нас есть разрешение короны, так ведь? – осведомился один из легионеров.
– Да, но гвардия дома верна только хозяевам, – ответил юноша. – Будьте наготове.
Ганнон в сопровождении людей Виннара приблизился к кованым воротам, рядом с которыми обычно по очереди несли вахту гвардейцы многочисленных благородных домов. Несмотря на поздний час в свете факела никого не было. Недобрый знак.
– Подождем остальных? – раздался голос за спиной.
– Похоже, времени нет. – Ганнон сжал кулаки и скомандовал выступать.
Они молча продвигались по широким – мощенным мелким камнем – улицам мимо фонтанов и оград поместий. За воротами некоторых из них стояли гвардейцы, безмолвно провожавшие группу Ганнона внимательными взглядами. Похоже, охрана защищает собственные владения. Перед перекрестком, посреди которого красовалась статуя воина, один из дворцовых стражников поднял руку, приказав отряду остановиться. Ганнон доверил ему вести их в незнакомом квартале: люди Виннара гораздо лучше знали город.
– Дом Хестола через два поворота, – негромко проговорил стражник.
– Хорошо, – удовлетворенно произнес Роннак: он одобрял осторожность. – Стоит послать разведку, проверить.
Ганнон лишь кивнул. Двое подземников ушли вперед, быстро растворившись в темноте. Иссур нервно перебирал пальцами на эфесе меча, другой рукой трогая щетину, еще походившую на пух.
– Не думал, что попадешь в такую переделку? – прошептал Ганнон, надеясь приободрить парня и себя заодно.
– Откликнувшиеся служат Избранникам, так или иначе, – твердо ответил легионер. – Но да, волнуюсь.
Роннак шикнул на них и поднял палец, призывая прислушаться. Ночную тишину ничто не нарушало, но подземник прищурился и, покачав головой, устремился вперед. Остальные последовали за ним. Ганнон пустился следом, браня про себя непредсказуемого легионера, но уже на полпути отчетливо раздались крики и звон мечей.
Перед оградой поместья Хестола развернулось сражение. Стражей благородного дома, которых ожидал Ганнон, видно не было. Двое подземников находились в меньшинстве, на них наседали пятеро воинов, вооруженных короткими мечами и палицами. Знаков отличия и гербов не было видно: кожаные доспехи, металлические наручи и поножи. На некоторых были серые накидки поверх доспехов. Подземники и стражи быстро бросились на помощь своим, оттеснив противников.
– Хас! Хас! – От громкой команды на боевом языке Легионов у Ганнона чуть не заложило левое ухо – это был Иссур. Подземники повиновались с поразительной быстротой и слаженно отступили на два шага. Меньше, чем через удар сердца, один из врагов упал навзничь, в его груди торчал дротик. Юноша оглянулся через плечо и увидел, как Иссур, не глядя, принял следующее копье из рук Бахана. Юный легионер, сжав челюсти, высматривал следующую цель.
Однако противники не были дураками и вовсе не собирались оставаться легкой мишенью. Они поспешно отступили к воротам поместья, откуда уже подтягивались их товарищи, вооруженные самострелами. Использовать это редкое оружие считалось уделом трусов и чуть ли не грехом. Копье в груди Миртока и то до сих пор было символом позора и варварства, что уж говорить про это. Подземники и стражники, укрывшиеся позади их щитов, отступили еще больше под напором мечников, прикрываемых стрелками.
Тем временем вторая группа сумела приблизиться к Иссуру и Ганнону. Трое мечников, двое из которых уже возились с самострелами. Стрела ударила Иссура в нагрудник, раздался стон, но его быстро заглушил рев Бахана, что рванулся вперед, выронив дубину. Второй стрелок разрядил свое оружие, но это не спасло его: огромный береговой на всем ходу врезался в него плечом, отправив в полет. Несчастный ударился о каменную брусчатку головой, оставив кровавый след. Второго стрелка Бахан поднял над головой, как игрушку, и швырнул в арбалетчиков из основного отряда.
Рядом с береговым остался один мечник, нацелившийся в уязвимое место на боку Бахана. Его остановил Ганнон. Клинки скрестились с громким звоном, юноша ощутил, как темная сталь его меча медленно прорезает вражескую. Его противник со стоном сумел отбросить Ганнона прочь. Щека ощутила колебание воздуха – мимо пронесся Иссур. Юноша увидел, как легионер нанес по мечнику мощный рубящий удар сверху вниз, после чего со стоном упал на одно колено, опершись на руку, в которой только что был меч. Враг рухнул с разрубленной шеей, клинок застрял в его ключице. Глухой грохот раздался с другой стороны: Бахан упал на спину, в груди и плечах было по меньшей мере четыре древка. Стрелки, в которых он швырнул их товарища, все же успели спустить тетиву. Тем не менее, без их поддержки остальные бойцы оказались уязвимы, и люди Ганнона быстро расправились с ними.
Оглушенным стрелкам повезло еще меньше: Роннак и его люди добивали их, лежачих, своими щитами. Отточенность этих движений внушала ужас вперемешку с отвращением. Один из лежавших успел вскочить и рванул прочь, оттолкнув подземника.
– Живым! – крикнул Ганнон: возможно, это был последний из вражеского отряда.
Иссур кивнул и примерился: он вытянул левую руку вперед и склонил голову набок. Хорошенько размахнувшись правой рукой, Лизарис отправил копье в полет. Легионер застонал от боли, но закончил бросок чисто, попав точно в ногу бежавшему. Тот с криком повалился наземь. Роннак дважды ударил мечом о щит в знак восхищения точностью Иссура. Один из стражников побежал к пленнику, чтобы не дать тому умереть от потери крови, второй тем временем обратился к Ганнону:
– Господин, в доме мелькают огни. Похоже, этот был не последним.
– Иссур, помоги Бахану! В тесноте вам ведь привычней? – обернулся юноша к подземникам. В ответ те лишь ударили мечами в щиты и направились вперед. Ганнон и стражник замыкали отряд.
Двери были распахнуты настежь, факелы горели, но в доме было тихо. В главном зале было несколько трупов: напавшие головорезы, гвардейцы и слуги тоже. Ганнон скрипнул челюстями. Пока легионеры осторожно продвигались вперед, он успел выхватить взглядом странный знак на руке убитого – два кольца. Внутри все похолодело: Второй Круг, люди Тризара. Хестол – Корб, Корб – культисты, понятно, что привело церковников сюда.
В следующей комнате на коленях стоял один из храмовников. Почему он не сбежал, почему не помогал остальным? Ганнон узнал Саура, он склонился над мужчиной, лежавшим на полу без сознания. Рядом с ними были раскиданы кружки и разлита вода. У головы лежавшего человека растекалась густая темная жидкость, руки храмовника были абсолютно черными. Ганнон медленно обошел вокруг: мужчиной на полу оказался сам Хестол, его лицо ниже носа тоже было черным. Он перевел взгляд на пол перед камином, где растекалась лужа. Там лежали залитые водой угли.
Воин Второго Круга поднял затравленный взгляд на вошедших, похоже, его не сильно волновало их присутствие. Глаза слезились, он сел на пол, чуть отодвинувшись от тела.
– Это был мой последний шанс, – пробормотал он, – я должен был захватить его живым. – Саур поднял взгляд на Ганнона и горько усмехнулся. – Ну конечно, кого же еще могли послать нечистые, чтобы унизить меня? Или это знак? – прошептал церковник.
Он бросился вперед, с немыслимой быстротой оказавшись на ногах. В руках сверкнул кинжал, Ганнон видел, как его собственная рука непростительно медленно движется наперерез. С тошнотворным мягким звуком дерево столкнулось с плотью. Щит легионера ударил церковника в плечо, отправив того на пол. Откликнувшийся, Роннак, дважды стукнул по шлему, жест был понятен: глупо было лезть вперед без щита. Юноша вспомнил Васара – их командира – тот шел позади отряда, хоть и управлялся с мечом не в пример лучше. Стоило бы поучиться.
Запыхавшийся Иссур вошел в комнату, протягивая тубус. Другой рукой он все еще держался за место, куда ударила стрела.
– Он, тот, который бежал, в общем… умер. Но он пытался унести вот это. – Откликнувшийся потряс в воздухе футляром для писем. – И надо помочь Бахану, он живой, но много стрел в нем!
– Этот тоже пока дышит. – Роннак сидел на корточках рядом с Хестолом, люди подземника стерегли оглушенного храмовника.
Нужно было многое решить, и быстро. Ганнон оглядел тела на полу и своих людей. Доблесть Иссура и готовность биться насмерть особенно удивляла на фоне его юности и искренней, даже наивной, манеры речи. Но бой – это бой, а то, что предстояло сделать… паренька лучше отослать.
– Нужно скрытно доставить его в замок. – Ганнон указал на тело Хестола, обращаясь к стражнику. Тот лишь кивнул, на службе у Виннара им такое было не в новинку. – И Бахана тоже, Иссур возьми одного, – юноша склонил голову, – лучше двух человек в помощь, а то не дотащите. – Раздались смешки, придавшие Ганнону уверенности. – Найдите жрицу Селаны, пусть поможет им. – Он внимательно оглядел пол комнаты, надеясь… да, вот оно! Ганнон взял одну из пустых кружек и кончиком меча закатил в нее золотую виалу с открытой крышкой. – Отдадите жрице, осторожнее, там был яд!
Один из легионеров с полными страха глазами держал серебряную кружку на вытянутых руках, пока второй, стараясь не дышать, заворачивал ее в тряпицу. Они быстро показали друг другу несколько жестов, похоже, это была игра-жребий. Проигравший пробормотал под нос проклятье и приладил сверток себе на пояс.
«Нет ничего плохого, чтобы использовать друг против друга тех, кто тебе не нравится, – подумал Ганнон, оставшись наедине с Роннаком и Сауром. – Так ведь говорил Коул? Да и чья душа больше запачкается? Уже черная или еще чистая?» – это уже напоминало идеи Ложных Мучеников.
– Наших следов тут не осталось? – осведомился Ганнон после того, как ушел Иссур.
– Оружие при нас, раненных унесли. Копья… – протянул подземник. – Парнишка молодец, настоящий Откликнувшийся. Не люблю я тех, кто с девизом с пеленок, но этот… – он одобрительно закивал, а Ганнон зажмурился: «Ну, конечно, еще бы любил».
– Копья надо забрать, – сказал Ганнон, а в это время зашевелился церковник. – Полагаю, ты не расскажешь, зачем вас отправили сюда? – обратился к нему юноша.
– Нужно было убить тебя сразу, – вместо ответа хрипло проговорил Саур. – Боги наказывают меня за то, что я думал о себе, хотя знал, что должно сделать.
«Допрашивать такого бесполезно, да и тащить в замок, где находится Тризар… безумие», – мысленно заключил юноша и посмотрел на Роннака, который не оставлял поста рядом с последним живым врагом с тех пор, как ушли другие легионеры. Ганнон взглянул на подземника, тот был пугающе спокоен и ждал только слова. Собравшись с силами и тяжело вздохнув, юноша дал команду:
– Живых не оставлять
***
В замке Ганнон первым делом направился в святилище Селаны. Комнату наполнял терпкий запах целебных трав. Иссур сидел на скамье и левой рукой держал примочку чуть ниже правой ключицы. Темная гематома расходилась от места удара стрелы. Увидев Ганнона, Откликнувшийся улыбнулся и кивнул, заставив его ощутить облегчение.
– Как Бахан, в порядке?
– Ох, его забрала жрица, суровая, но дело знает. Меня, – он кивнул на свою рану, – отругала, что пришел с такой мелочью. Хах, и то правда, но болит зараза. А вот Бахан…
– Милостью Селаны будет жить, – раздался скрипучий голос, не выражавший никакой радости. Голос этот принадлежал женщине, что шла в сторону молодых людей, вытирая окровавленные руки тряпкой. Закончив, она швырнула ее в деревянную кадушку возле Ганнона, едва не попав в него. Он поежился: влажный звук, с которым упала тряпка, заставил его вспомнить о Сауре. Жрица была высокой и худой, с начинающими седеть волосами, собранными в традиционную для ее культа затейливую косу. Серые глаза без особого интереса осмотрели Ганнона. На бесстрастном лице женщины уже проступили морщинки, кончик длинного носа слегка дергался, когда его хозяйка говорила:
– Занятная у вас вышла ночь. Никогда раньше не видела таких ран, да и таких легионеров. – Она слегка скривила рот.
– Благодарю вас, леди… – Ганнон помедлил, ожидая, когда жрица представится.
– Исаин, – назвалась она, немного смягчившись. – Ему понадобится долгий уход, у меня может не оказаться времени.
– Служанка по имени Ваннора будет рада помочь, – проговорил Ганнон, вспомнив слова Бахана о ней.
– А ее хозяйка об этом уже знает? – жрица Селаны скривилась, предчувствуя непростой разговор с кастеляншей, но все же коротко кивнула и перевела взгляд на Иссура:
– Ты еще здесь? Давай скачи, герой! Нечего тут рассиживаться!
Когда Иссур ушел, Ганнон снова обратился к жрице:
– Как другой ваш… подопечный?
– Кто бы он ни был, – Исаин прищурилась, – говорить пока рано. Кое-какую помощь вы ему оказали, но этого может быть недостаточно. Хорошо, что принесли виалу. – Жрица зло усмехнулась. – Легионер аж весь трясся. Блик Шторма, дорогой выбор яда. Если не очнется через пару часов, то может хоть месяц пролежать.
– Месяц, а потом?
– На милость Селаны. Скорее умрет, но может и сдюжить. – Равнодушный тон женщины совсем не соответсвовал милосердной натуре богини, которой она служила.
***
Слуги при кухне были привычны к наградным пирушкам Виннара, поэтому Ганнон послал туда одного из его людей. Юноша все еще думал о них, как о чужих, хотя и вел их в бой сегодня. Сам он решил показаться немного позже, когда все уже успеют расслабиться. Его приход встретили радостным гулом, сменившимся смехом: один из подвыпивших легионеров жевал во время приветствия, и у него изо рта посыпалась свинина.
Закончив потешаться над ним, воины вернулись к еде и разговорам. Отношение с кухней у Виннара были налажены: даже в такой поздний час стол накрыли быстро и по-королевски. Жареный поросенок, обложенный хедлем, куропатки, много рыбы, сыры, хлеб и колбасы. Мясо осталось с вечера, но хлеб испекли специально для них. Эля и вина хватало с избытком: подземники ни в чем себя не ограничивали, а вот стражники пили умеренно. Иссур брал пример с последних, а не с других Откликнувшихся, оправдываясь ранением.
Легионеры из Дара налегали на белый хлеб из местного зерна. Иссур и стражники – больше на мясо. Морской легионер потянулся к хедлям, он с трудом открыл светлый орех и начал жевать. После минуты усилий парень сдался и, скривившись, выплюнул неповрежденную мякоть под смех товарищей. Ганнон забрал скорлупу и взял другой орех, потемнее. Он приложил оба к своему лицу: темный хедль был одного с ним цвета. Юноша бросил его Иссуру. Тот быстро открыл его, попробовал и одобрительно закивал головой.
Новобранец Морского Легиона был сегодня в центре внимания: и подземники, и стража нахваливали его мастерство. Ганнон усмехнулся, вспомнив слова Иссура: «Из моих братьев я один умею как следует метнуть копье». Не соврал парень.
– Морской-земной, неважно, – продолжал настаивать Роннак. – После первого боя надо выпить!
– Да, он же сказал… – начал один из стражей.
– Тихо! Откликнувшиеся сами разберутся, – бросил в ответ Роннак. Ганнон разозлился, но решил не вмешиваться. Они не в первый раз работают вместе, а вот сам юноша тут – чужак. С другой стороны, раньше здесь был Виннар, чтобы усмирять особо зарвавшихся. Ганнон внимательно всмотрелся в лицо стражника – непохоже было, чтобы тот сильно оскорбился. Юноша позволил себе немного расслабиться.
Ганнон осушил кружку эля и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза, пока тепло разливалось по телу. Впереди ждали тяжелые дела, но сейчас можно было отдохнуть. Юноша постарался, чтобы мысли о предстоящем не омрачали этот момент. Обычно он чувствовал себя неуютно на таких собраниях, но сейчас было хорошо. Помнится, Виннар давал ему советы, как можно уйти пораньше. Притвориться, что есть важное дело. Сейчас покидать кухню совершенно не хотелось, а вот важные дела действительно были. Минут десять Ганнон слушал полные бравады разговоры, съев за это время несколько кусков птицы и хлеба. С сожалением он встал из-за стола и стряхнул крошки с одежды.
– Уже? – в глазах Иссура читалось беспокойство. Похоже, он был тут не в своей тарелке.
– Есть кое-какие дела. – Ганнон многозначительно указал пальцем наверх. Лизарис тяжело вздохнул, остальные были к такому привычны. «Интересно, сколько раз они с Виннаром бывали в таких передрягах?» – подумал Ганнон. Еще раз оглядев Иссура, он решил помочь парню. – Помни, что сказала жрица! Много не пить, лежать, не кути тут всю ночь, понял?
– Не тирань парнишку, господин! – вступился Роннак. – Он заслужил сегодня!
Ганнон только с улыбкой погрозил пальцем. Обрадованный подземник увидел то, что хотел увидеть: напускную строгость человека, который – на самом деле – позволяет героям нарушить правило-другое. Но и Иссуру «приказ» пригодится: в конце концов, сумеет использовать это, чтобы уйти. Пусть учится.
Акт 2. Глава 13 Предел Хестола
Глава 13 Предел Хестола
Сидя в своих покоях, Ганнон внимательно вчитывался в пергамент, который пытался спасти один из церковников. Написанный неровным почерком, он не был окончен. Внизу были лишь смазанные рукавом чернила. Хестол писал покаянное письмо, просьбу о защите. Говорил о демонопоклонниках, помогающих Корбу и Хестасу. Леорик раскрыл ему эту тайну, когда сбросил Успевшего Видевшего, чтобы потребовать большего от их нечестивых союзников. «Важно для Тризара, ничего нового для нас», – заключил Ганнон. Остальное осталось недописанным.
Юноша направился обратно в святилище Селаны. На улице царила приятная прохлада, путь освещали луны, на фоне которых пробегали маленькие облака. Ноги и руки болели после сражения, но в этот раз вышло куда лучше, чем вылазка на пляж.
Жрица все еще не спала – сидела рядом с неподвижным Хестолом. При виде вошедшего она удивленно вскинула брови и насторожилась.
– Так и не очнулся? – Ганнон указал на Слышавшего. – Теперь ждем месяц?
– Как видите. – Исаин напряглась. – Вы пришли проверить?
– Отдохните немного, – тихо проговорил Ганнон, – я посижу с ним.
– Это святилище Лунной Госпожи, если вы думаете… – жрица встала и сжала кулаки, она глубоко и громко дышала. Страха в ней не было – только гнев.
– С ним все будет в порядке, клянусь. – Ганнон примирительно поднял руки. – Я бы не осмелился.
Когда служительница Селаны все же ушла, юноша присел рядом с Хестолом. Было время немного поразмыслить. Доклад Избраннику получится коротким. Ганнон притронулся большим пальцем к кольцу. Те, кто не мог пользоваться им правильно, быстро исчезали. Это очень опасный инструмент, любая ошибка стоила дорого, но Ганнон всегда умудрялся выйти сухим из воды, несмотря на свои нестандартные практики. Что ж, после возвышения проблем стало куда меньше, да и Коул сейчас далеко.
Их учили, что лучший способ забрать личность и воспоминания – быть рядом с человеком, пока тот настроен открыто и дружелюбно. Иначе риск был велик для обоих. Что ж, враждебным или подозрительным сейчас Хестола точно было не назвать. Ганнон достал из-за пазухи бутыль с остатками зелья из штормовых ракушек. Жидкость плескалась на самом дне – нужно будет навестить Аторца. Юноша надеялся, что это зелье не понадобится, но решил подстраховаться. Кольцо постепенно набирало тепло, но куда медленнее, чем в случае с Родкаром. Было время рассмотреть многочисленные снадобья в затейливых кувшинах и виалах. Рядом на столе были разложены инструменты, которым бы позавидовали и дознаватели Тризара. Юноша догадался, что их назначение – кормить человека, лишенного сознания.
Ганнон погрузился в медитацию. Перед внутренним взором теперь не было башни совета, он сразу переходил к светилу, защищенному от кольца внешней тьмы пергаментами благородных домов. Тьма вела себя необычно: на ее поверхности как будто что-то копошилось. Как черные черви на темной почве. Внутренний взор позволял рассмотреть их, не боясь быть поглощенным. Ганнон хорошо помнил, что он не точка обзора, а само светило.
Он знал, что в реальном мире его рука чувствовала, как нагрелось кольцо. «Осталось немного», – промелькнуло в голове. Подтвердив его мысли, кольцо остыло, а искажения на поверхности тьмы прекратились. Бутыль была наготове, юноша поднес кольцо к виску Хестола и глубоко вдохнул. Зеленая вспышка зародилась, но тут же была подавлена: что-то мешало, сопротивлялось. Он прикрыл глаза и повторил ритуал. Темное кольцо сжималось, но получало отпор от защиты, выстроенной вокруг разума. Снять ее означало выпустить свет. Ганнон попытался исследовать барьер: облетая вокруг, он внимательно изучал каждый пергамент. Один листок привлек его внимание.
«Ну конечно! Сам Хестол», – распознал очертания бескрылого грифона Ганнон. На поверхности листа ниже герба медленно извивались темные знаки. Каким-то образом они находились в двух местах одновременно: на пергаменте и во внешней черноте. Пространство не вмещало такой парадокс, и юноша поспешил отвернуть взор, пока его не выбросило в непостижимое ничто. Он вспомнил, как внешность Родкара отделилась тогда от его же воспоминаний. Внешнюю личину, снятую с Хестола, удалось отделить и отправить в окружающую тьму. Остались только воспоминания. Ганнон ослабил защиту на пергаменте Слышавшего и почувствовал, как охотно устремились через брешь накопленные знания. Их поток не давал энергии светила покидать защищенную область, а как только он иссяк, сразу же закрылась и сама брешь: пергамент Хестола перестал иметь родство с внешней тьмой.
Не успел довольный собой Ганнон оглядеть другие участки защиты, как из материального мира стали приходить тревожные сигналы: его тело довольно быстро падало на пол. Похоже, юношу откинуло со скамьи, отсюда казалось, что летит он очень медленно. Вернуться и взять контроль не получалось, поэтому, оставаясь в медитации, юноша отдал приказы рукам. Дерганые движения марионетки заставили пальцы сомкнуться на затылке. Ганнон завороженно наблюдал, как сухожилия, кости и мышцы деформируются при столкновении с полом, принимая на себя удар вместо его черепа.
В поле зрения юноши вплыла Исаин, двигаясь как будто сквозь воду, она склонилась над его телом. Женщина взяла один из пузырьков и поднесла его к носу юноши. Дверь обратно отворилась, и Ганнон смог вернуться. Он спокойно открыл глаза и перевел равнодушный взгляд на жрицу, заново привыкая к течению времени. Через несколько секунд он полностью вернулся в реальный мир: появились боль и отвратительный запах, жгущий нос. Это не замедлило отразиться на его лице, и Исаин стала немного спокойнее.
– Прилегли поспать? – спросила она.
– Сморило, ночь была тяжелой, – вроде бы и не соврав, ответил Ганнон и подумал: «А она была наготове».
– Вы ведь из Дубильни? – неожиданный вопрос озадачил Ганнона, однако он только кивнул в ответ. Это не было секретом.
Жрица стала осматривать Хестола, будто бы забыв про юношу. Ганнон потряс головой, вспомнив, что увидев его, она не удивилась и не закричала. Стало быть, сработало: внешность все еще его собственная. А память? Он сфокусировался и заметил закрытую область в своем сознании, она мешалась, как типун на языке. Воспользовавшись тем, что внимание жрицы было полностью поглощено ее подопечным, Ганнон забрал бутыль с зельем Аторца и откланялся. Исаин только махнула рукой на прощание.
***
Уже у себя в покоях Ганнон приготовился вскрыть воспоминания Хестола. Если что-то удалось достать из человека без сознания. В этот раз он устроился на кровати, на всякий случай. Дверь в покои охранял один из часовых Коула. Юноша прикрыл глаза и подступился к скрытым воспоминаниям. Они висели посреди темноты ясные, но недостижимые. Стоило приблизиться к ним, как сознание замирало, заражаясь забытием Хестола. Думать об иных вещах было так же легко, как обычно. Юноша нащупал бутыль и, поболтав жидкость на дне, разом прикончил остатки зелья из штормовых ракушек. Образы замельтешили перед глазами: его собственные мысли ускорились, а время снаружи шло мучительно медленно. Он чувствовал, как разгибаются его пальцы, казалось, это тянется целые часы.
Пока обычные мысли летели с немыслимой скоростью, ранее неподвижные глыбы воспоминаний Хестола стали медленно плыть в пустоте. Теперь к ним можно было приблизиться. Шок от соприкосновения заставил тело Ганнона изогнуться на кровати. Как только он узнавал что-либо, медленная мысль превращалась в его собственную – быструю. Это ощущалось как удар, бесконечно растянутый во времени. После нескольких секунд он выпрямился и сел на кровати, издав чудовищный – чуждый человеческому телу – стон. Здесь прошло совсем немного времени, но для него это было вовсе не так. Сумев снова сфокусировать взгляд, юноша увидел щель приоткрытой двери. То, что даже страж покоев Коула решил-таки заглянуть, говорило о многом.
– Все в порядке, – прохрипел Ганнон. Ответа не последовало, но дверь закрылась.
Юноша прикрыл глаза и начал разбирать полученные знания, делая заметки на пергаменте. Он боялся, что они могут испариться после ухода личины. К сожалению, информации из человека без сознания вытащить удалось немного. В темноте мелькали лишь чувства и образы: страх, настоящий ужас, не покидавший Хестола уже несколько дней. Отвращение к бывшему другу. Ощущение опасности: от своих, от Избранников, от Второго Круга…«Письма! Надо сжечь письма!» – всполошился Ганнон и метнулся к камину, но вовремя опомнился. Он увидел руки, принадлежавшие мужчине старше него: Хестол бросал лист за листом в огонь. Мелькали слова, дополняемые воспоминанием: «…я полностью разделяю ваше возмущение недостойным Видевшего поведением лорда… Вы правильно поступили, обратившись ко мне…», «…ужасные события в Тиарпоре могут помочь нам… действовать открыто…», «…заверяю вас, оружие может быть использовано, если вы доверитесь мне…», «…вы попытались сами наладить общение с С., молю вас, предоставьте это мне, не берите этот грех на себя… теперь, когда вам известно…»
Ганнон с трудом унял дрожь в руках: «Это чужой страх», – напомнил он себе и продолжил глубоко дышать, пока сердце не успокоилось. Юноша увидел лишь отрывки писем, но украденные воспоминания – это не только сами образы, но и знания о них, о событиях вокруг. Письма были от Леорика. Ганнон попытался вызвать образ загадочного оружия, но натолкнулся на сплошную стену ужаса, которую испытывал Хестол перед Синдри и другими культистами. Они прочно переплелись в его разуме с образом оружия, которое находилось на Аторе.
Ганнон вздрогнул: «На Аторе, не в Даре! – осенило его. – Почему же Хестас лгал? Глупый вопрос, ведь причин может быть тысяча, начиная с разумной осторожности». Формально Зеленый остров не относился к землям Дара, но плыть до него было почти так же долго.
***
– Значит, Атор. – Избранник был одет в зеленое одеяние, отороченное золотым орнаментом. Он стоял, сложив руки на груди. Когда он посмотрел на свою супругу, та с улыбкой прикрыла глаза. В довольном выражении лица читалось, что она оказалась права в их споре.
– Да, Ваше Величество. – Ганнон кивнул. Он стоял в трех шагах от Избранников. В этот раз волнение было не таким сильным, но юноша все равно ощущал легкий трепет в груди. Он украдкой посматривал на воина из Ордена Солнца, сопровождавшего Избранника даже в личных покоях. Тот стоял, держа руку на массивной глефе, абсолютно неподвижно: на плюмаже высокого шлема не двигался ни единый волос.
– Вы в этом уверены? – Гамилькар еще раз взглянул на юношу.
– Хестол сам сказал мне об этом до того, как… окончательно лишиться чувств.
– Как он, очнется ли? – вступила в разговор королева.
– Это в руках Селаны, – осторожно ответил Ганнон.
– Как поэтично, оказывается, можно сказать: «Я не знаю», – проворчал Избранник и присел на кушетку.
Юноша выбрал самую разумную стратегию поведения: молча стоять, склонив голову, выражая почтение и готовность повиноваться.
– Ганнон, не принимайте это на свой счет, прошу вас, – начала королева, положив руки на плечи мужа и нежно расправив складки ткани. Она, очевидно, наслаждалась происходящим. – Избранник просто никак не может поверить, что все было сделано у нас под носом, почти что в Зеленом саду.
– Я жду ваших распоряжений, – безропотно произнес Ганнон. Он искренне надеялся, что повелитель не мелочен, и быть свидетелем его поражения в споре с супругой не опасно.
– Было бы хорошо вернуть того, кто не просит распоряжений, а предлагает решения. – Правитель Деоруса был все так же мрачен. – Есть ли возможность связаться с Коулом?
– Нет, Ваше Величество, – быстро ответил Ганнон, пойманный в ловушку между страхом перед короной Избранника и кольцом Коула. Старик четко указал, в каких случаях его позволено вызвать. А вот Гамилькар не знал даже о самой этой возможности. Ответ юноши ожидаемо не обрадовал короля, зато его супруга просияла.
– В таком случае вам следует немедленно отправиться на Атор! – провозгласила она. Ганнон поднял взгляд на Избранников.
– Кхм, я повинуюсь, но переживаю за своих людей, сначала Коул, а теперь…
– Мы понимаем, – Избранник говорил, будто бы разделяя его опасения. – Но мы с вашим господином знакомы немало лет и знаем, кто из его людей для чего годится. И иных вариантов уже нет. – Эти слова вскрыли чуть зажившую рану Ганнона. Очевидно, раньше выбор безусловно пал бы на Виннара.
– А читать Избраннику приходящие письма, поджидая хозяина, это растрата таланта, – подхватила королева. – С этим и я справлюсь, с переводчиком из ваших людей, конечно. – Ее медовый голос не скрывал торжества.
«Похоже, она давно ждала шанса. И вот без старика мы остались беззащитны», – с тревогой подумал юноша, одновременно ощутив и облегчение. Он тут же отругал себя: уплывающий из рук контроль снимал ответственность, да, но не предотвращал последствий. И ударят они ничуть не слабее, плевать им, что ты «ничего не мог сделать».
– Ты помнишь уговор? – Гамилькар оглянулся на супругу. Та хоть и поджала губы, но ей хватило выдержки, чтобы не рисковать без нужды, когда победа и так уже в руках.
– Вы должны простить меня, Ганнон, – она склонила голову набок, – Избранник желает поговорить с вами наедине.
После ухода супруги Гамилькар некоторое время стоял молча, раздумывая. Ганнон почтительно ожидал в тишине.
– Вы пьете береговой эль, так? – осведомился Избранник. Надо отдать ему должное, вопрос застал юношу врасплох.
– Да, Ваше Величество.
– Я бы хотел предостеречь вас. – Король хлопнул в ладоши и слуги внесли несколько кубков и тарелку. Послышался отчетливый запах брухта. – Предостеречь от той ловушки, в которую попала моя супруга.
– Ваше Величество… – непонимающе произнес Ганнон: становилось интересно.
– Я, хоть и являюсь потомком Уналмаса, прозванного Унылым, но люблю немного театральности. – Бесстрастный голос Избранника противоречил сказанному, усиливая интригу. Гамилькар обвел рукой напитки и тарелку, в которой поблескивало что-то зеленое, – чистый брухт, занятно! – Пейте же. – Король указал на один из кубков, и Ганнон повиновался. – Что вы чувствуете?
– Обычный эль, Ваше Величество, – честно ответил Ганнон и тут же поспешил добавить: – Прекрасно сваренный. Мастерски приправлен. – «Не чета выбору Иннара, конечно, но терпимо», – мысленно продолжил юноша.
– Он сбалансирован. Мало кто обращает внимание на основу, ведь приправы и пряности куда ярче. Вот и моя избранница увлеклась вашим ремеслом, забыв о главном. Пейте. – Гамилькар указал Ганнону на второй кубок. Там оказался сладковатый напиток, пьянящий, но почти безвкусный. Жидкая каша. Не дожидаясь реакции, король продолжил: – Заговоры интересны, но подавляющее число домов держит слово. Некоторые церковники позволяют себе лишнее, но большинство – просто служат богам.
– Ваше Величество, в доме Хестола…
– Я знаю, что наших следов вы не оставили, но я хочу, чтобы вы поняли, каким оказался ущерб, пусть и наименьший из возможных. Я не терплю не только вражды, что направлена на меня, но и между моими подданными. Нет, конечно, есть мелкие склоки, и они полезны. Но настоящей войны церкви и благородных домов нам не нужно. Исполняйте свои обязанности. – Избранник опустил пальцы в брухт, принюхался и сморщился. – Но помните, что они лишь инструмент для блага «скучной» части нашей жизни. Тысячи и тысячи рилей зерна из Колоний кормят Деорус, а курум позволяет нам собирать положенный налог. На Аторе его добывают и там же чеканят знак. Как только эти земли не называют: остров-тюрьма, остров мятежников, но Атор уникален. Его богатства, история и положение. Боги! Можно сказать, что этот молков клочок суши – основа мира. Моего мира. Помните об этом, когда будете исполнять там свой долг. Разузнайте, что происходит и отправьте донесение, а кару я выберу сам.
– Повинуюсь воле Вашего Величества.
– Хм… – Избранник насупил брови. – Мне кажется, я что-то забыл. Ихарион милостивый, точно же что-то было. Хотел спросить… – грозный вид отступил, Гамилькар указал на свой «реквизит» и вопросительно посмотрел на юношу.
– Стал бы я есть чистый брухт или предпочел бы эль вовсе без него? – испытал удачу Ганнон.
– Точно! – Король щелкнул пальцами и впервые улыбнулся. – Вы умны. Что ж, это дает мне некоторую надежду.
***
Приготовления к отбытию должны были занять несколько дней. Иссур уже отправился искать следующий корабль, что собирался на Атор. В идеале нужно было поторопить судно, что и так туда направлялось, а не заставлять кого-то менять маршрут. А пока что у Ганнона было время собрать все необходимое. Первым делом он решил навестить того, кто именовал себя Аторцем, хоть и не был им. Камерой ему служила комната прислуги, где теперь пахло как в пивоварне. Присматривать за неспокойным береговым было поручено Иннару, помимо стражи, само собой.
Юноша зашел в комнату, в которой эти двое разгоряченно обсуждали нюансы приготовления эля с особыми ингредиентами.
– Записано у него! – возмущался береговой. – Я это варю дольше, чем ты, собака, живешь!
– Ты сам говорил, что их надо добавлять, только когда пузырьки все выйдут! – отвечал Иннар с усталым видом. – И это была третья попытка, а не вторая. – Он обвел руками несколько бутылей, расставленных на столе.
– А третья это какая? – нахмурил брови Аторец.
– Эта. – Иннар приподнял бутыль, на дне были нацарапаны три засечки. Аторец принял у него сосуд, прищурился, а затем и закрыл глаза. Он аккуратно, почти нежно, провел кончиками пальцев по глиняной поверхности и осторожно поставил обратно.
– Да, точно. – Береговой громко поскреб затылок. – Она.
– Как успехи? – осведомился Ганнон, спорщики и не заметили, как он вошел. Иннар приветственно улыбнулся. Береговой, как и всегда, отшатнулся.
– Одна есть, – ответил он и подвинул третью бутыль вперед.
– Всего одна? – Ганнон был удивлен: договаривались они о другом.
– Тут выходит одна из трех, был бы я на воздухе… – затянул Аторец старую песню.
– Был уже, – отрезал Ганнон. – Больше тебе веры нет. Замучались ловить. Ну, допустим, одна из трех, а почему не десять из тридцати?
– Ракушки, – коротко ответил Иннар. – До следующего шторма новых не будет, а запасы все скупили. Как сетью прошлись.
– Веннона это, точно говорю, если бы вы ее… – начал было Аторец, но его прервал Иннар.
– Да тебя послушать, море Гнева тоже она взбаламутила, – отмахнулся ключник. – Не своди счеты чужими руками.
Ганнон забрал бутыль, завернул в тряпицу и аккуратно убрал в сумку.
– Ну что, уговор выполнен? Судья? – Аторец обращался по титулу, но интонация его давала понять, что уж он-то видит нечисть насквозь.
– Да, в камень не обращу, – усмехнулся Ганнон. – Но погостишь пока у нас, Аторец.
– Вот так всегда у вас, с подвохом! – Береговой сложил руки на груди и плюхнулся на табурет. «Ничего, пусть подождет возвращения», – подумал Ганнон, ощутив тревогу: ему предстояло впервые покинуть Деорус.
Акт 3. Глава 1 На пороге
Акт 3
Глава 1. На пороге
Ганнон надеялся, что во время плавания у него будет возможность вдоволь начитаться об острове. Но качка и тусклый свет каюты не оставляли на это шансов. На палубе торгового судна было посветлее, однако брызги грозили повредить книги.
Так или иначе, юноше было не до того. Последние дни он не рисковал отходить далеко от края палубы, поскольку его обед с трудом удерживался в желудке. Это было первое длительное плавание Ганнона, и он понял, что море – не его стихия. Роннак и Иссур держались не в пример лучше, оно и не удивительно: подземник уже не раз посещал острова, а Лизарис плавал с детства, хоть и не так далеко.
Роннак вглядывался в горизонт, стоя на носу корабля. Такая компания не радовала, но Ганнон непременно хотел взять с собой кого-то из подземников: очень уж они впечатлили его в бою. Роннак вызвался первым, отказавшись от заслуженного отдыха на Деорусе, едва заслышав, что путь лежит на Атор. «Как пить дать надеется, что будет резня», – подумал Ганнон, вглядываясь в скользящую внизу воду и глубоко вдыхая носом свежий морской воздух. После недавнего шторма, который моряки насмешливо именовали «небольшими волнами», он каждый раз привязывал себя за ногу канатом, когда выходил на палубу, даже в хорошую погоду, несмотря на насмешки экипажа.
Судя по звукам за спиной, команда корабля оживилась. Юноша выпрямился и огляделся по сторонам: несколько матросов столпились на носу судна. Похоже, они оживленно спорили о чем-то, но попутный ветер уносил их слова в море. Разговоры быстро прекратились, когда появился капитан. Строгого окрика оказалось достаточно, чтобы вернуть людей к работе. Юноша был немного разочарован: все плавание моряки были серьезны и сосредоточены. А он-то надеялся пополнить запас ругательств и хвастливых баек, но, как оказалось, эта бравада у матросов была припасена только для берега.
Один из моряков собрал несколько монет со своих товарищей, прежде чем вернуться на пост. На носу корабля остался стоять только Роннак. Ганнон отвязался от мачты и направился к подземнику: любопытство оказалось сильнее неприязни к угрюмому легионеру.
– Что у них тут было? – Юноша всмотрелся в пурпурную линию горизонта. Он никогда не видел Шторм так близко. В Виалдисе кайма была еле заметной, здесь же она отчетливо возвышалась над морем.
– Один выиграл: первым увидел погань эту, Атор. – Роннак провел рукой по светлым волосам и указал вперед и чуть влево от курса.
– Не вижу… А, вот же он! – Ганнону пришлось прищуриться, чтобы различить черную точку на фоне Шторма. – А ты давно заметил?
– Да с час уже. – Подземник сплюнул за борт, до которого было не меньше четырех шагов.
– А деньги отдали матросу?
– Ну так я не в игре, могу тут сколько угодно стоять. – легионер развел руками.
– Ну да, – вздохнул Ганнон: разговор у них не клеился, как и всегда.
– Приплыли? – Раздавшийся за спиной звонкий голос Иссура изрядно обрадовал – парень умел найти общий язык и с Ганноном, и с Роннаком.
– Не радуйся, парниша, это проклятое место, – произнес подземник и приложил палец ко лбу. – Молк тут коней водит, говорю тебе.
– Неужто Морской Легион на проклятой земле крепость построил? – Ганнон попытался блеснуть знанием, по крайней мере тем немногим, что удалось прочитать за время пути.
– На Аторе Легиона нет, – проворчал Роннак, а Иссур согласно закивал, глядя на судью с легким сочувствием. На недоуменное выражение его лица подземник ответил: – Увидишь, куда приплывем.
– Когда? – переспросил юноша.
– Куда.
***
Вскоре, несмотря на сумерки, остров стал хорошо различим и для Ганнона. Издалека Атор казался одной невероятно высокой, но узкой горой, выросшей из моря. Сегодня две луны – Селана и Валхра – сошлись необычайно близко, встав по обе стороны от вершины . Вуаль же посторонилась, открывая Путеводные звезды. Оправдывая прозвище Зеленого острова, гора была покрыта густой растительностью почти до самой верхушки. Людям же оставалось лишь ее подножие, пока еще неразличимое. Моряки засуетились и начали переставлять паруса под отрывистые команды. Корабль стал брать влево от прежнего курса – на запад.
– Куда плывем? – Ганнон указал на оставшийся справа по борту остров.
– На малый Атор. – К облегчению судьи ответить ему решил Иссур. – Это отдельный островок, там крепость Легиона. Ну, была там и есть до сих пор… частично. Сначала положено туда.
– Так, а почему мы поворачиваем?
– Причал, он между малым Атором и самим, эм, Атором. Подплывать надо сбоку, а с востока нельзя, там скалы. Остатки суши. – Блеск в глазах новоиспеченного легионера выдавал нетерпение оказаться на месте как можно скорее.
– Ты ведь там не бывал? – спросил его Ганнон.
– Нет, но много слышал, мы же, ну Морские, всегда плывем через эту крепость служить. Да и Земные тоже. Долго ждал, когда доведется. – Лизарис довольно потер руки.
– Ну вот и довелось, да не так, как думалось, – сухо усмехнулся Роннак. Иссур задумчиво кивнул, соглашаясь с наблюдением старшего легионера.
Корабль заложил широкую дугу и стал приближаться к суше. Вскоре по левому борту – на севере – Атор заслонил горизонт. Чтобы увидеть вершину горы, пришлось бы высоко задрать голову. Справа по борту виднелся маленький остров, почти весь занятый крепостью Морского Легиона. Между берегами островов, как обломанные зубы, торчали скалы. То были остатки суши, некогда соединявшей единый Атор. В самом узком месте берега разделяло водное пространство едва ли в семьсот шагов.
– На Аторе тоже стоит крепость, – сказал Ганнон, указав на обвалившийся бастион прямо возле обрыва. Присмотревшись, он понял, что некоторые скалы на самом деле являлись массивными обломками стен. Часть крепости на Аторе больше походила на руины, в отличие от твердыни Легиона.
– Так и была одна крепость, еще до Дара, – пояснил Иссур.
– Когда знали, для чего этот остров, – добавил Роннак.
– Для чего же? – поинтересовался судья, заранее зная, чего ожидать от подземника.
– Тюрьма, ссылка для отребья, – пробурчал легионер.
– Ну да, тут была каторга, – подтвердил Иссур и потер затылок, – но с тех пор столько всего случилось, а потом тут стал квартироваться наш Легион, где ж еще-то, если подумать?
– Так что случилось с крепостью? – спросил Ганнон.
– Ох, да, крепость, еще до Дара и Легионов…
– Молк чихнул, – закончил за Иссура Роннак, решив не дожидаться, пока тот завершит свой рассказ.
– Землетрясение, да. – Морской легионер выразился точнее, пусть и не так образно.
Когда корабль оказался между островами, качка резко спала. Ганнон уже настолько привык противостоять ей, что в наступившем спокойствии его начало бросать туда-сюда. Он ухватился за край борта и прикрыл глаза, восстанавливая равновесие и стараясь не обращать внимания на смешки моряков. Придя в себя, юноша направился в каюту: следовало приодеться для первого появления.
В наряд судьи было трудно втиснуться и в лучших условиях, а тесная каюта совсем не добавляла удобства. Хотя – по меркам корабля – это помещение считалось очень просторным. Помянув всех небожителей, Молка и половину демонов, Ганнон все же смог облачиться сообразно должности. Ход судна замедлился, послышался плеск весел. Судья выбрался на палубу и осмотрелся – они уже почти причалили. Долго же он возился в каюте. В сумраке берег Атора было почти не разглядеть: отчетливо были видны лишь деревянные пирсы. Скученные огоньки окон и факелов поселения ютились под темной громадой горы, словно кусочек звездного неба посреди туч.
Малый Атор представлял собой причал и узкую полоску пляжа перед массивными стенами твердыни Легиона. Ближе к берегу еще сохранились каменные обломки старых укреплений, но было видно, что крепость перестраивали и содержали в порядке. В бойницах горели огни, легионеры с факелами то и дело мелькали между зубцами стен. Торговый кораблик едва сумел втиснуться между двумя массивными триремами. Капитан поспешил сойти с корабля и не зря: ему навстречу уже шли Откликнувшиеся. Ганнон аккуратно спустился на берег по трапу в компании Иссура, Роннак следил за матросами, которым было поручено выгрузить их вещи. Капитан как раз указывал в сторону судьи, объясняя свое незапланированное появление легионерам. Их разговор прервало появление еще одного Откликнувшегося, точнее трех: высокого ветерана в богато украшенных доспехах сопровождало двое охранников с факелами. При их появлении остальные легионеры молча отсалютовали, а торговец лишь тихо повторил последние слова и почтительно склонил голову.
Откликнувшийся высокий худой мужчина с собранными в хвост – на манер прически жрецов – седыми волосами внимательно смотрел на приближающегося судью. Светло-голубые глаза казались неживыми. Полные губы отливали синевой, что вместе с бледным отекшим лицом делало легионера похожим на утопленника.
– Вот и он, господин, – сказал торговый капитан, дождавшись судью. – Грамота-разрешение, все честь по чести. – Он протянул пергамент Откликнувшемуся, слегка коснувшись его руки. Легионер вздрогнул, его лицо исказилось от отвращения, но он быстро взял себя в руки и аккуратно передал разрешение одному из своих подручных.
– Мы рады приветствовать слугу Весов на нашем острове. – Бесцветный равнодушный голос мужчины совсем не сочетался с вычурными словами. Он отсалютовал и расправил плащ, украдкой проведя по нему ладонью, будто вытирая ее. – Меня зовут Хилоб Орека, я командующий этой крепостью.
– Ганнон, судья милостью Избранников, слуга Гирвара, как вы уже подметили, – представился юноша и улыбнулся, но, не дождавшись ответного дружелюбия, формально поклонился. Глядя вниз, он заметил, что командующий снова отряхивал руку: теперь уже о штанину. – Вы специально вышли встретить нас? Это большая честь.
– Нет, простите. Я просто люблю прогуливаться в сумерках. Ахон, – командующий обратился к одному из легионеров, – вели подготовить покои для королевского судьи, остальные… – Тут его внимание привлек подошедший Роннак и заодно Иссур. – А вы кто?
– Иссур Лизарис, Морской Легион, – отчеканил парень, отсалютовал и добавил: – Но здесь я не по долгу Откликнувшегося – сопровождаю судью.
– Лизарис, славный дом. – Хилоб говорил вежливые слова, но интерес из его голоса стал исчезать, как только он понял, что гости не имеют отношения к делам Легиона. Он отсалютовал обоим и даже не стал спрашивать имя подземника. – Ганнон, прошу вас зайти на чашу вина, и вы, должно быть, голодны с дороги?
***
Покои Хилоба определенно производили впечатление, но не совсем такое, какого ждешь от старого морского легионера. Подобного количества диковинок не держали у себя ни Боннар, ни Иннар с их исследованиями. Символы богов, книги, навигационное оборудование были расставлены по комнате, на первый взгляд, в хаотичном порядке. Кроме ценностей были здесь и совсем странные экспонаты: куски камня и угля, мелкие самородки металла. Все они были аккуратно разложены на полках, некоторые даже подписаны. В комнате царил легкий запах смолы от чадящих медных ламп, хотя основной свет давали все-таки свечи.
Фигурка Адиссы тоже была своеобразной: длиннорогая и с длинной шерстью. Золотая – с зелеными копытами и рогами – она была выполнена необычайно искусно, можно было различить чуть ли не каждую шерстинку. Командующий подвинул кресло для судьи и занял свое – массивное из темной древесины и украшенное резьбой. Ганнон еще не успел поудобнее устроиться, как перед ними уже оказался поднос с угощением и небольшим деревянным бочонком. Слуги здесь были вышколены строже, чем у иных Видевших.
– Давно вы здесь? – Юноша решил начать беседу первым.
– Пятнадцать лет. – Хилоб поставил бочонок вертикально и уверенным движением вытащил деревянную пробку, раздался скрип, а затем громкий хлопок. Послышался странный запах, будто в лавке у травника. – Многие говорят, что это та же ссылка, но я нахожу это место завораживающим.
Откликнувшийся разлил напиток в стеклянные бокалы. Ганнон ожидал увидеть вино, но, похоже, это был эль, только очень пенный и со странным запахом. Он не стал обижать хозяина и отпил. Вкус был абсолютно новым для юноши, он тщетно пытался вспомнить что-либо похожее: «Полынь, молков корень, селаноцвет… нет, все не то».
– Ох, вы говорили, что-то про чашу вина. – Ганнон отставил в сторону стакан, борясь с желанием чихнуть от покалывания в носу. – А это совсем молодой эль.
– Мои извинения, судья. – Хилоб выглядел смущенным, насколько вообще можно было судить по его флегматичному лицу. – Мне часто говорят, что я совсем отуземился, – он указал рукой на бочонок, – это не вино, а вино, – даже тонкое восприятие Ганнона едва смогло уловить нюанс в интонации, – то есть местная выпивка, тут часто делают такое различие. Проведете здесь немного времени, научитесь это слышать.
– А что за вино? – Юноша попытался изобразить местный говор, на что командующий покровительственно кивнул. Удивления в его глазах не было, значит, не вышло воспроизвести сразу. Теперь Ганнон вспомнил, что так говорили и циркачи. – Никогда не пробовал такого.
– Его почти не вывозят, и это большая потеря для Деоруса, – пояснил Откликнувшийся, подливая себе еще. – Но богам угодно, чтобы многое на этом острове было неповторимо. Это и правда эль, приправленный местной травой, что растет к северу от горы, на стороне, открытой Шторму. Но эль не молодой.
– Почему тогда он такой… игристый? – Ганнон сумел-таки подобрать слово, глядя на пузырьки в стеклянном бокале.
– Этот секрет аторцы не раскрывают чужим, даже мне, – улыбнулся Хилоб. – Сколько бы я ни жил здесь. – Он замер, глядя на свой напиток, будто совсем позабыл о госте.
– Первый раз вижу, чтобы эль подавали в стекле. – Судья нарушил неловкую тишину. – Мой наставник считал это обязательным только для вина.
– Наставник? Судья или почтенный по ту сторону гор?
– Служитель Вортана, я никогда не был в землях неардо, – решил уточнить Ганнон.
– О, интересно! – В глазах Откликнувшегося и вправду возникло искреннее любопытство. – Вы сведущи в священных текстах? Так вы пришли к весам Гирвара?
– Не настолько сведущ, как хотелось бы, – ответил юноша. Высокопарная речь легионера выводила его из равновесия. – Но старый жрец знал толк в напитках, и эль он считал отражением Гирвара, – с улыбкой произнес Ганнон, решив разрядить обстановку.
– Это почему же? – настороженно спросил Хилоб: судя по нервно дрогнувшим уголкам его губ, юмор гостя остался им непонят. А ведь сам Ганнон предостерегал Боннара от таких вот шуточек.
– Кхм, зерно, конечно, – судья смутился под взглядом бесстрастных, будто бы рыбьих глаз собеседника, – имеет к нему прямое отношение. Цвет пены походит на кость, – продолжил Ганнон, вздохнув: он уже жалел, что упомянул об этом. – И это единственный напиток, двухцветный от природы.
– А ведь и верно! – вдруг радостно воскликнул легионер, откинувшись на спинку кресла и разглядывая бокал. – И те самые цвета, и единственный двойственный бог! И в таком простом предмете! – В глазах Хилоба снова загорелся искренний интерес. – Слуги Вортана мудрее многих, и тем это великолепнее, что мудрость они черпают в простых вещах. Высокомерие, которое порождает этот остров… Благодарю вас за урок!
– Откуда же тут взяться высокомерию? – осторожно спросил Ганнон, которого начинал пугать не в меру просвещенный Откликнувшийся. – Это же не Арватос.
– Город богов, да, – подхватил командующий и принялся объяснять уже немного спокойнее: – Но этот остров примечателен тем, что стоит на границе изведанного мира. Вернее сказать – стоял, до Дара. Теперь же он хранит равновесие, располагаясь между старым миром и новым, – он указал на стойку весов, символ Гирвара, – своего рода опора.
– Не вы один так думаете, – тихо отметил Ганнон, вспомнив слова Избранника.
– Ваше прибытие именно в сумерки тоже о многом говорит, – воодушевленно продолжил Откликнувшийся, похоже, не услышав реплики Ганнона. – Нахождение здесь, особенно столь долгое, дает возможность взглянуть на мир по-новому. Я все ждал, бродил в сумерках и ждал чего-то, было тревожное чувство. Может быть, ваше появление что-то значит, а может, нет. Вы не первый такой гость здесь, признаться, в последнее время я ожидал от каждого прибывшего чего-то судьбоносного.
– Мои цели вполне земные, уверяю вас, – ровным голосом ответил юноша, поерзав на сидении. Он отхлебнул еще странного эля: тот нравился ему все больше, несмотря на горечь. Судья потянулся к бочонку одновременно с Хилобом, тот громко выдохнул и быстро убрал руки. Мгновение спустя легионер заставил себя улыбнуться и жестом пригласил Ганнона первым взять напиток. Юноша сделал вид, что заметил не его странную реакцию, а лишь искреннее гостеприимство. Налив себе еще, он продолжил: – Всего лишь проверяю монетный двор по воле Избранника. Ну и декрет о Покорности, само собой.
– Двор чеканки податного знака, – машинально проговорил Откликнувшийся, продолжая задумчиво смотреть на весы. – От души советую не называть там курумовый знак монетой. Это могут счесть оскорблением.
– Мне стоит бояться чеканщиков? – усмехнулся Ганнон.
– Там не очень любят, когда нарушают их уклад. – Командующий загадочно улыбнулся. – Что же касается аторцев и их покорности… – Он открыл шкатулку, достав мягкий желтоватый лист. – Без этого тут не пройдешь.
– Это такой пергамент? – удивился Ганнон, держа в руках легкий, гибкий лист, на котором было разрешение на свободное перемещение по всем владениям на островах.
– Все так ошибаются, – ответил Откликнувшийся, прикрыв глаза. – Это можно назвать и пергаментом, но для этого у них есть и отдельное слово. Называется «бумага».
***
Обещанные покои, в которые поселили судью и его свиту, представляли собой целый этаж одной из высоких башен. На нем было четыре комнаты: просторно, но оттого холодно, похоже, здесь давно никто не жил. По пути Ганнон проходил мимо казарм Откликнувшихся, где все было иначе: людно, душно и весело. На странно одетого гостя там смотрели с дружелюбным любопытством.
Иссур и Роннак сидели в комнате Ганнона у разожженного очага, рядом высилась целая гора дров. Подземник был мрачен и кутался в плащ, словно стремился отгородиться от ненавистного острова. Морской легионер тоже сидел молча, но по лицу его блуждала мечтательная улыбка. Запах от огня шел такой же, как и от ламп в покоях командующего. Хотя нет, не от очага: здесь Ганнон тоже увидел слегка чадящие металлические лампы.
– Свечи варвары не зажигают, – проследив за его взглядом, пробурчал подземник. – И нам не дали! Сказали, только лично в руки судье, хах! Понабрали слуг из местных.
– Здесь свечи – роскошь. Далеко везти, – пояснил Иссур, взял лампу и внимательно рассмотрел: небольшой огонек давал маленькое, но яркое оранжевое пламя. От него шла тонкая, еле различимая струйка черного дыма, пахнувшего смолой.
– У вас тоже есть, как их? Бумаги? – спросил Ганнон, указав на два листа, придавленных к столу мечом в ножнах.
– Да тут никуда не пройдешь, пока их не получишь, – пожал плечами Иссур. – Если плывешь дальше, в Колонии, то бумаги не нужны, а мы будем на Аторе, поэтому вот…
– Правильно, что все пишут. За этими нужен догляд, чтобы ничего лишнего не наделали, – сердито буркнул Роннак.
– Мне сказали, что ее получают из дерева, – произнес Ганнон, глядя на Иссура, – с помрачневшим Роннаком судье говорить не хотелось. Казалось, что невозможно быть еще более ворчливым, чем подземник был на корабле, но у него это все же получалось. Страшно подумать, что будет на самом острове.
– А что у них не из дерева? – язвительно прокомментировал подземник.
– Да, гора и та зеленая! – Иссур по очереди выжидательно посмотрел на обоих товарищей, но не заметив предполагаемой реакции, поспешил пояснить: – Так… у нас шутят про Атор, кхм. – Он смутился. – А дерева тут много растет, Шторм близко, дров вот тоже полно, и в лампах сок этих, как их… забыл.
– Доплывем до Атора – спросим, – с улыбкой проговорил Ганнон, и молодой легионер немного успокоился. – Я вот слышал, что брухт напоминает кору местного клена.
– Пустые клены, – закивал юный Лизарис, – но они довольно редкие, а так, в основном, ели тут растут. Очень быстро, их все время рубят. – Он изобразил руками движение топора.
Вскоре слуги – угрюмые ребята со взглядами в пол – принесли свечи, еду и выпивку. Стало светло, а огонь, наконец, согрел комнату. Ганнон открыл двери в соседние помещения, где не было очагов, благо дров хватало. Вся еда была из Колоний: сосиски и сыр с Ворнака были привычными на вкус, а вот серый хлеб из зерна с Гирсоса был гораздо приятнее, чем в Виалдисе, – время в дороге сильно портило зерно. Атмосфера была приятная, но спутникам Ганнона было не по себе: они то и дело переглядывались, еду брали смущенно и ели нехотя.
– Что-то не так? – спросил их юноша.
– Да, не по-людски это как-то, – хмыкнул подземник. Он обвел рукой стол и потер пальцы друг об друга.
– Это, конечно, не дом, но раз уж мы тут спим-едим, – согласился Иссур, – Адиссы не хватает.
– Понимаю. – Ганнон почесал затылок. – Мы все в гостях у командующего, это все один дом. В его комнате я коровы касался, а вы – моя свита. Приговор! – Он прикоснулся к месту над головой, где должна была быть судейская шапка, и протянул вперед, как делал на настоящих судах. Иссур усмехнулся, а Роннак лишь пожал плечами, но дальше дело все-таки пошло веселее. С благословения Адиссы легионеры потянулись к выпивке. В отличие от еды, она точно была местной: запах узнавался безошибочно. Бочонок принесли из запасов командующего с запиской от него же, Ганнон заметил ее только когда бочонок подняли.
– Что там пишут? – поинтересовался Роннак, не прекращая жевать.
– Надеется, что вам напиток тоже придется по вкусу. – Ганнон постучал по бочонку. – Желает приятного вечера.
– Ох, боги, ну, положим, этой их бумаги у них полно, но чернила им не жалко на такое? – Иссур повертел в руках небольшой желтоватый квадрат.
– Да, странное место, – подытожил Ганнон и вздохнул, краем глаза заметив, что Роннак одобрительно кивает. То, что их с подземником мысли наконец совпали, уверенности вовсе не внушало.
***
Наступивший новый день был только рад подтвердить опасения Ганнона, чему способствовало лезвие глефы. Оно замерло настолько близко от его носа, что юноша уже чувствовал зуд там, где мог бы появиться порез, не замри он так вовремя на пороге. Он втянул воздух, пахло как после грозы.
Судья осторожно сделал шаг назад и заодно получше рассмотрел ворота, отделявшие монетный двор от остальной твердыни. Фактически он представлял собой крепость внутри крепости, и Ганнон только сейчас это понял. Он вспомнил, как прошел через ворота и дальше по длинной мощенной камнем дороге, что вела ко входу в дом чеканщиков. За весь этот неблизкий путь ему не попалось ни одного слуги или Откликнувшегося. «Что ж, это уже не крепость Легиона. Объяснили доходчиво, снова так точно не ошибусь», – подумал Ганнон и внимательнее осмотрел охранников, так резко прервавших его беспечное передвижение по территории крепости.
Через пару секунд судья понял, что стоит с открытым ртом. Ганнон видел такого стража в покоях Избранника, но впервые оказался лицом к лицу с воином Ордена Солнца. Он совершенно не ожидал увидеть кого-то из них так далеко от Деоруса, что уж говорить сразу о двух. Воин был высок, как Руббрум, роскошные, но практичные доспехи не показывали даже крошечного участка кожи. Глазницы высокого позолоченного шлема с плюмажем были забраны мелкой решеткой. Воин был настолько неподвижен, что его можно было принять за статую, если бы минуту назад он не направил на пришедшего свое оружие. Увидеть Небесный металл вблизи – было мечтой многих, на это было уж слишком близко.
– Доброго дня… – Ганнон попытался заговорить с угодливой вежливостью, которую он обычно применял в напряженных ситуациях, но нутро подсказало, что это бесполезно. Судья молча протянул стражу пергамент с королевской печатью. Второй часовой сделал шаг вперед и забрал документ. Его товарищ продолжал стоять в угрожающей позе. Второй воин резко ударил древком о каменный пол, после чего ворота приоткрылись и оттуда неторопливо вышел пожилой мужчина в светло-серых одеждах. Он щурился от солнечного света, отчего вокруг глаз собирались мелкие морщинки. Вместе с легкой улыбкой это придавало ему добродушный вид. Ниже Ганнона на полторы головы, на фоне стражей с их шлемами он казался совсем крошечным. Человечек забрал пергамент, кивнул воину и удалился, не сказав ни слова.
Ганнон огляделся, сцена была абсурдной: судья стоит посреди моста напротив стража, что наставил на него оружие. Второй воин держится при этом как ни в чем не бывало. Оба стражника абсолютно неподвижны, в отличие от двух Откликнувшихся позади судьи, на лицах которых изумление мешалось с ужасом с легкой примесью благоговения.
Тишину нарушал шум прибоя и странный частый стук, раздававшийся со стороны Атора, словно кто-то очень быстро орудовал молоточком. Ситуация становилась все более неловкой, Ганнон не знал, что делать: уходить было бы унизительно, а обращаться к стражам можно было с тем же успехом, что и к статуям. Спас его скрип двери, из которой вновь показался пожилой мужчина.
– Пергамент настоящий, – произнес он, голос был тихий и местами срывался на скрип, будто его хозяин был простужен. Повинуясь его словам, страж с громким стуком древка вернул оружие в прежнее положение. Ганнон двинулся было вперед, но маленькая сухая кисть поднялась, преграждая ему путь. – Мы еще не разбирали подтверждающие письма, придется подождать пару часов. – Он указал на спутников судьи. – И даже в вашем послании ничего не говорится о других людях, не берите их с собой. Пожалуйста.
– Вы, – Ганнон помедлил, в голове мешались изумление и гнев, – говорите, что это, – он указал на свиток, – воля Избранника, но этого недостаточно, чтобы пройти? Я правильно вас понял?
В ответ старик одарил Ганнона взглядом добрых, глубоко посаженных глаз. В нем читалось сразу множество противоречивых эмоций: сочувствие, усталость от неопытных чужаков, презрение, надежда на то, что гость все-таки может что-то понять. Серый человечек не сказал ни слова и направился восвояси. Похоже, ждать предстояло долго, и Ганнон тоже зашагал обратно в свои покои вместе с подручными. Проходя по мосту, он заметил, как в окне башни командующего промелькнул силуэт.
***
Молча поднявшись на свой этаж, судья и его свита расселись по креслам в комнате, настроение у всех было мрачным.
– Хорошенькое начало… – через некоторое время нарушил тишину Роннак. В ответ Иссур молча закивал, прикусив нижнюю губу.
– Иссур, раз уж так все обернулось, – заговорил Ганнон – Откликнувшийся повернулся к нему и приготовился слушать. – Сходи-ка к своим в Морской и познакомься. Наш мандат и на них распространяется.
– Но ведь мы к ним не собирались… – начал Иссур.
– А зачем терять время? Вас на монетный двор не пустят, а после встречи с этим… Хилобом, в общем, лишним не будет. Посмотри, как тут грузы возят, справишься?
– Да, конечно, в штабе в общем-то этим и занимался, может, найду и то, что там описывали на отправку.
«Хорошо бы отправить второго на Атор, но можно ли ему доверять? Вдруг сорвется от своей ненависти?» – размышлял юноша под вопросительным взглядом подземника.
– Роннак, разузнаешь пока про лодку до Атора? – наконец спросил его судья.
– Что узнавать? Нам любую дадут, – с обычным недовольством пробурчал тот.
– Хотелось бы быть чуть незаметнее. Наверняка они и так часто ходят, – Ганнон постарался сохранить невозмутимость в голосе.
– Пусть видят. Много чести, – хмыкнул подземник, сложив руки на груди.
– Если нас увидят, – Ганнон вздохнул, – спрячут все свое непотребство.
– Ха, и то верно! – согласился Роннак. Наконец-то юноше удалось до него достучаться. – Чтобы эти крысы аторские не попрятались – сделаю, Ганнон.
***
Вторая встреча с воинами Ордена Солнца прошла чуть более гладко: Ганнону хоть и пришлось подождать, но лезвие перед лицом не выставляли, уже неплохо. В этот раз двери открыл другой слуга, в такой же светло-серой робе, что у вчерашнего, но моложе его и с черными волосами. Он вернул судье королевский пергамент, нервно провел руками по волосам и жестом пригласил гостя внутрь. Ганнон осторожно прошел мимо неподвижных воинов в золотом и оказался в запретной крепости.
По бокам от идущих зияла пустота, хотя десять шагов назад – в крепости легиона – Ганнон был на одном уровне с землей. За воротами же каменная дорога превращалась в мост, уходивший вперед до самой противоположной стены твердыни. Посередине двора он пересекался с еще одним, шедшим поперек, между боковых стен. Мосты делили двор на четыре части – там, тремя руббами ниже, между печей и плавилен деловито сновали ремесленники и служащие в сером. Похоже, всю землю тут просто выкопали. Придержав шапку, Ганнон перегнулся через ограду, чтобы получше рассмотреть занятное зрелище.
– Пойдемте, прошу вас. Времени терять нельзя, – раздраженно поторопил Ганнона провожатый.
На середине двора он преградил юноше путь рукой и указал на процессию, что шествовала по второму мосту. Работники несли тяжелые сундуки, по четыре человека на каждый. Они медленно шли друг за другом, как небольшой караван. Черноволосый слуга нервно переминался с ноги на ногу.
– Немного времени все же потеряем? – спросил его Ганнон, улыбнувшись, но встретил непонимание и брезгливость в глазах своего спутника.
– Я теряю время, сопровождая вас, вместо этого я мог бы работать. Но это не значит, что ради вас можно было терять их время, – он указал на процессию. Ганнон был ошарашен такой прямотой, к тому же слуга явно был удивлен тем, что гость не понимал столь элементарных вещей. Слава богам, ждать пришлось недолго и вскоре они смогли продолжить путь в неловкой тишине.
Дойдя до конца моста, мужчины прошли в ворота, что вели во внутренние помещения. Миновав несколько залов и коридоров, они оказались на месте. Двери в просторную комнату были открыты настежь, но охранялись двумя солдатами. В этот раз не из Ордена, но двое дюжих гвардейцев с крылатым волком Гамилькаров выглядели лишь чуть менее внушительно, чем воины у главных ворот.
– Можно просто… – начал было Ганнон, но его провожатый уже испарился. Юноша огляделся по сторонам и перевел взгляд на солдата: тот улыбнулся и кивнул. Что ж, хоть кто-то тут проявлял дружелюбие. Судья поправил шапку и как можно более степенной походкой прошел внутрь. Там он обнаружил лишь невысокую худую женщину в скромном черном платье, украшенном серебряной брошью с изумрудом. Каштановые волосы были непокрыты и стрижены довольно коротко: они едва закрывали уши. На лбу уже успели проявиться морщины, по бокам рта залегли глубокие складки, подчеркивавшие и без того серьезное выражение лица. Женщина повернулась к Ганнону и коротко кивнула.
– Мне пришлось заставить ждать надежных людей, – сказала незнакомка. Ее голос был ровным и тихим, почти лишенным эмоций, но в нем чувствовалась осознание своей власти. Она не стала продолжать и молча смотрела на гостя. Судя по этому взгляду, Ганнону должно было стать понятно, как ему повезло и насколько он виноват.
– Сожалею, но приказ Избранника важнее Слышавших и даже других Видевших… – начал Ганнон, сделав шаг вперед, подняв руку с пергаментом, несшим печать Гамилькаров.
– Угольщики, меня ждут угольщики, – проговорила женщина, и ее ответ заставил судью замереть.
– Простите?
– Углежоги, ну знаете, делают уголь из дерева, он нам тут нужен, – невозмутимо пояснила собеседница. В ее тоне невозможно было различить насмешку, но в словах она точно была.
– Кхм. – Юноша, помедлив, решил свернуть с неудачной тропинки на привычную ему дорогу. – Я не представился…
– Ганнон, судья, по известно чьему поручению, – вновь прервала его женщина, подняв свой пергамент с такой же печатью. Текста на нем было побольше. И все же, даже ей было трудно сопротивляться общепринятому этикету. – Я тоже не представилась: леди Илларин, но зовите меня Элинор.
– Илларин, – повторил Ганнон: в этом было что-то знакомое. – Как Габха-Илларин?
– Абсолютно верно. – Элинор выдохнула лишь чуть громче, чем прежде, но для нее это был настоящий всплеск эмоций. – Мы побочная – а на самом деле истинная – ветвь дома, что был свергнут бунтовщиком Габхой. Дочь моего предка отдали победителю, чтобы заключить с ним мир, а заодно наказать моего много раз «пра-» деда за поражение. С тех самых пор мы тут. – Она провела руками вокруг, видимо, имея в виду Малый Атор. – Но у кого больше власти – это вопрос спорный.
– Да, это особенное место, – вежливо ответил юноша. – Избранник отдельно отметил это.
– Надо отдать должное, он соображает. – Элинор посмаковала появившееся на лице собеседника изумление ее дерзостью и продолжила: – Именно при нем к нам отправили часть охраны из Ордена.
– Такое чудо не часто увидишь, кроме как при самом Избраннике или у храмов Черных жрецов, – заметил судья.
– А мы в некотором смысле и есть такой храм, основы нового мира.
– Это… – Ганнон помедлил, оценивая степень ереси сказанного. – Очень интересный взгляд.
– Это истинный взгляд. – В голосе леди Илларин впервые послышался подъем. – Это понимание у нас с Гамилькаром общее, потому он и выбрал меня, а не кого-то другого из моих братьев и сестер. Дар был явлен богами и изменил жизнь Деоруса навсегда. Зерно дает жизнь, а мы же делаем то, что управляет этим потоком. То, что позволяет династии Избранников удерживать свою власть. Если это не основы мира, то я уж не знаю…
– Да, но ваши действия… – юноша искал подходящее слово, – земные, их мог бы выполнять любой смертный, уж простите.
– Я думаю, что ритуалы Черных для самих жрецов тайной не являются. Они понимают, что делают, потому и стоят выше нас. – Элинор немного задумалась. – Но мы не летаем, тут вы правы, ходим ножками. – Она слегка улыбнулась. – Вы, должно быть, удивлены, что я рассказываю подобные вещи судье, явившемуся проверять нашу работу: наш уголь, курум, налоговый знак?
– Да, не без этого. – Ганнон приготовился к чему-то важному. Вряд ли это опасная ситуация: леди Илларин явно на короткой ноге с Избранником, которому служит и он сам.
– В подтверждающем письме, – женщина вновь показала свой пергамент, – кстати, это тоже он придумал, – она постучала пальцем по печати с волком, – говорится, что вы здесь якобы для проверки, а в действительности – с важным поручением, и Гамилькар просит вам помочь. Надеюсь, что не с контрабандой. – Элинор сухо усмехнулась и сложила руки на груди, ожидая ответа.
– Да, так и есть. Но, несмотря на доверие, я все же не буду раскрывать подробности…
– Я и не желаю их знать, – отрезала женщина.
– Дела будут проходить на самом Аторе, – отметил Ганнон.
– Там я вряд ли чем-то помогу. Если только на дороге Железа и в шахтах. Сейчас дам вам бумаги. – Она достала желтоватый лист, добавила несколько строк и поставила печать. – Но вы можете рассчитывать здесь на убежище.
– И мои люди тоже?
– Пусть будет так, да. Я распоряжусь. – Леди Илларин поморщилась.
– Благодарю, но если я выберусь с Атора, то уже буду в безопасности на Малом острове.
– А я не только о зеленых говорю. – Элинор соединила кончики пальцев. – Какие бы махинации вы не расследовали, трудно обойтись без Легиона, который следит за порядком и его нарушениями.
– Вы могли бы рассказать подробнее?
– Я могу только догадываться, исходя из здравого смысла. Меня интересует лишь, что это не курум на отправку, с этим строго. Как и с железом, за которым следит Легион. Да и не навозишь много руды на этих ваших яхтах, почтенный. Остальное – мелочи, которые меня не заботят. Ну, кроме чернил с Ташмора, это вещь нужная.
– Неардо возят сюда контрабанду с позволения Легиона? – Забывшись, Ганнон склонил голову набок, но вовремя спохватился, когда почувствовал, как начала съезжать его шапка.
– А чем еще они промышляют? – с кривой усмешкой спросила леди Илларин, однако решила уточнить: – Те, кто не преуспел, как вы, конечно.
– Командующий Легиона не произвел на меня впечатления человека, заинтересованного простой наживой. – Ганнон решил продолжить интересующую его тему.
– Этот-то? – леди Илларин вскинула брови. – Витает в облаках, но любит интересные вещицы. Не обольщайтесь на его счет: он ведь знал, что вас не пустят сюда в первый раз, я ему говорила. Завидует – сам он тут не был.
– Не был, тогда как вы ему…
– Ну я-то могу выходить отсюда, – пожурила несообразительность гостя Элинор. – Тут не тюрьма, давно уже.
Ганнон отошел на пару шагов, пока размышлял. Он обвел взглядом комнату, отметив, что двери были закрыты. Юноша и не заметил, как стража это сделала. В комнате было расставлено множество занятных вещей: пустые зерновые амфоры, странные сундуки, как те, что несли люди на мосту, гири и весы. Он подошел к небольшому глиняному сосуду и провел рукой по шершавой поверхности.
– А это у вас?.. – спросил Ганнон, внимательно рассматривая амфору. Обсуждать дела они закончили, и юноша позволил себе немного любопытства.
– Это? Тарс, что ли? – К удовольствию юноши ему удалось смутить собеседницу. – Вы что же, собрались и вправду проверять нас?
– Нет, мне просто интересно, лично мне. Разве тарс это не, кхм, налоговый…
– Боги, называйте вы их монетами, если хотите, – махнула рукой Элинор. – Все равно они ходят по всему Виалдису и дальше. Изначально это была мера веса зерна, но теперь все думают, что вес пошел от налогового знака.
–А, понимаю. А правда ли, что переплавка…
– Ганнон! – леди Илларин прервала его резко, но на губах ее была легкая улыбка, впервые искренняя и теплая. – Мне льстит ваш интерес, но времени я потеряла уже непозволительно много. Экскурсию я вам проведу в следующий раз. А пока – до встречи.
***
На пути в свои покои Ганнон задержался на крепостной стене, с которой открывался прекрасный вид на другой берег. На пристани, прямо напротив кораблей Малого Атора, был выстроен небольшой форт с отдельным пирсом. Позади него раскинулся квартал, обнесенный каменной стеной. Наверняка там и располагались дома тех Видевших, что сумели сохранить часть своего влияния в Колониях. Остальные здания были деревянными срубами, и стены вокруг них не было.
У Шахтного леса, чуть выше других, стоял внушительный терем, детали разглядеть было трудно. Немного ниже виднелось несколько длинных домов, гораздо больше размером, но проще построенных. Они были похожи друг на друга как две капли воды: каждый из них состоял как будто из одной только выпуклой двускатной крыши, стены было едва видно. Остальное поселение представляло собой россыпь деревянных срубов поменьше. Только посередине место было расчищено вокруг огромного серого столба, увешанного флажками, на этой площади было несколько десятков человек – наверное, здесь был местный рынок.
Легкий ветерок дул со стороны большего острова, юноша отчетливо различал запахи дыма и смолы. Снова послышался чудной частный стук. Ганнон посмотрел на гору, окруженную лесом. Его граница была различима очень четко: он просто вздымался зеленой стеной, словно полосу прочертили. От городка в лес уходили две дороги: одна чуть западнее – из квартала, обнесенного стеной, этот путь вел к самой горе. От основного поселения начиналась другая, уходившая на восток. Обе они скрывались в лесу, где для них были вырублены просеки.
Прогулявшись еще немного, Ганнон возвратился в свои покои, где с облегчением снял тяжелый наряд и одел привычный. Его легионеры пока не вернулись, так что было время почитать припасенные книги. Сосредоточиться было трудно: юношу отвлекали мысли о командующем, да и хозяйка монетного двора тоже вызывала беспокойство. Он в третий раз перечитал краткую историю острова: от ссылки циркачей до мятежа на острове-тюрьме, но так и не смог понять, когда и как владениями здесь обзавелись дома Хестола и Хестаса. Автор весьма вольно обходился с хронологией и больше уделял внимания своим личным симпатиям при описании событий.
Юноша уже успел задремать, подставив ладони под щеки: перед глазами мельтешили курумовые монеты – тарсы, таны и рили. Во сне он чувствовал запах дыма от плавилен и жар, жар! «Крысы!» – выругался юноша уже наяву, обнаружив, что его рукав начал тлеть, съехав к свече. Похлопав по тлеющей ткани он потряс головой и закрыл книгу: нужно было размяться. Ганнон прошел вперед по комнате, за дверью слышались приглушенные голоса и шорох. Сонливость как рукой сняло – он медленно двинулся к двери и заглянул в открытую щель.
Зрелище было неожиданное: Иссур, одетый в полный доспех, раскачивался стоя на месте. Глаза были полуприкрыты, красные пятна ярко проступили на мальчишеском лице. Между ним и дверью стоял Роннак, поднявший руки, словно пытаясь остановить его.
– Надо доложить… – еле ворочая языком и склоняясь вперед, настаивал молодой Откликнувшийся.
– Проспись сначала, суд тоже уже на боковой! – Роннак оглянулся на дверь и скрипнул зубами – Ганнон уже открыл ее и стоял в проеме. – Поздно теперь уж. Докладывай, – процедил подземник.
Судья смотрел на это, склонив голову и не сдерживая веселья. Такого он от молодого Лизариса не ожидал. Иссур медленно моргнул, обдумывая происходящее, после чего быстро и четко отсалютовал с громким стуком кулака о нагрудник и… повалился навзничь. Роннак с Ганноном едва успели подхватить его, чтобы не дать расшибить голову об пол.
***
Утро радовало теплом и ярким солнцем. Роннак стоял возле окна-бойницы, подставив лицо свету и вдыхая свежий морской воздух. Ганнон еще не успел закончить завтрак, слуги принесли жареные яйца с местными овощами. Приправы были странными, но вкус ему нравился. Громкие крики чаек сменились шуршанием и тяжким вздохом из соседней комнаты – Иссур наконец проснулся.
Через некоторое время Откликнувшийся вошел в комнату и шаркающей походкой направился к столу. При этом он не отнимал руки от левой стороны головы, будто боялся, что часть черепа отвалится. Не замечая веселых взглядов Ганнона и Роннака, юный легионер молча занял место за столом и налил себе воды.
– Вижу, отношения установить удалось, – заключил Ганнон, глядя в тарелку, по которой возил кусочком хлеба. Судя по шороху и последовавшему стону, Иссур вскинул голову, но быстро пожалел об этом.
– Да-а… – голос Лизариса звучал непривычно медленно. – Все как положено при первом, – он повращал кистью свободной руки, – прибытии.
– Пир? – спросил судья.
– Нет, сперва погоняли, конечно.
– Как положено, – кивнул подземник.
– Они посмеялись, что Лизарисы метать не умеют. – Иссур сжал челюсти. – Посоревновался с местным наставником.
– Ахах! – Роннак сделал шаг от окна. – Легко перекидал? Морские, кроме тебя, вообще плохо метают.
– Ты в качку попробуй, – парировал Откликнувшийся из Морского. – Не сразу, но получилось. Он, легионер этот, сначала опешил от моих бросков, после братцев-то. Думал, что и я не смогу. Вышел я вперед. Он подсобрался в середине, молодец, но я додавил.
– Ну, после такого не выпить было сложно, – рассудил подземник, на что морской скорбно кивнул.
– Но пока отдыхали, я и записи тоже посмотрел. Ну, не сами записи, конечно, надо же знать, что смотреть, – виновато добавил Иссур. – Но где они лежат, вот.
– Молодец, – похвалил Ганнон, встав из-за стола: он тоже решил подышать у окна. – И мне бы заняться записями не мешало. Понять, где здесь что на острове, – пробормотал себе под нос юноша: сколько бы он ни прочитал, выходить на незнакомую территорию было тревожно.
– А что надо? – спросил Роннак.
– Кхм, да все. Где тут кто живет, что за дорога Железа, что за вторая…
– Так и сказал бы сразу, а то все книги какие-то… – хмыкнул подземник, уселся и набрал воздуха, приготовившись говорить дальше. – Дорога Железа – она идет к шахте, где его и курум копают, там эти верховодят, к которым ты ходил. И лес рубят нормальные ребята, а не погань местная. А вторая дорога, она ведет в Королевский лес. – Роннак издевательски, но искусно изобразил интонации островитян, которые Ганнону показал командующий крепости. – Там Габха и его аторцы копошатся, рубят лес, чтобы не закаменел, охотятся.
Ганнон и Иссур обменялись одинаково изумленными взглядами. Роннак, заметив это, решил нужным пояснить:
– Врага надо знать. – Подземник приложил руку к животу так же, как тогда, в трактире Виалдиса, когда он рассказывал своим товарищам о ранении курумовым лезвием.
– Здесь каменеет лес? – Ганнона заинтриговала эта деталь. Он думал, это фигура речи.
– Если долго не рубить, да. Проклятое место, и деревья тут как грибы растут, причем гигантские, – объяснил Роннак. – Увидишь на площади у них. Проще показать, чем рассказать. Человеку из добрых земель в такое не поверить.
Акт 3. Глава 2 Атор
Глава 2. Атор
Небольшая лодочка отчалила от пирса и заскользила по гладкой поверхности воды, разделявшей два Атора. Похожие суденышки, но с более округлыми боками, стояли на якоре тут и там, закинув сети. Для первого посещения Ганнон с Роннаком оделись скромно: никаких доспехов или вычурных судейских знаков. Но что касается оружия, тут подземник оказался неумолим: меч был рядом, хорошо хоть плотно завернутый в ткань. Юноша улыбнулся, сжав подшитый к изнанке плаща амулет Коула, кольцо тоже было при нем, как и кинжал. Все-таки он не менее осторожен, чем легионер, хоть и оставил меч Виннара в покоях.
Иссур – после недолгих споров – согласился остаться на Малом Аторе и заняться записями Легиона. Ему было поручено изучить то, как часто прибывали неардо и что они возили, по крайне мере – официально. На ответ пока рассчитывать не приходилось, но, быть может, после поездки удастся понять хотя бы каков вопрос.
Под умелым управлением старого аторца лодочка медленно подплыла к причалу и с едва ощутимым толчком ударилась о доски пирса. Помимо их судна здесь стояла на приколе небольшая баржа, напомнившая Ганнону плоские речные корабли с зерном, что он видел на рынке Виалдиса. От остальных мест швартовки их отделяла каменная стена, невысокая, но единственный путь наружу лежал через сторожку.
Ганнон бодро зашагал в сторону ворот, отчего стражники подобрались и посмотрели на него с тревогой. До этого момента эти двое стояли так же расслабленно, как обычные солдаты в Виалдисе, и уж точно они не были воинами Ордена, но на всякий случай юноша все же притормозил. Тут подоспел и Роннак, догнав и положив руку на плечо своего слишком торопливого спутника.
– Вы простите, он тут в первый раз, – сказал подземник часовым. Стража расслабилась и обменялась с легионером понимающими улыбками. – Говорил же тебе, хедль: дальше ты тут не пройдешь, пока не покажешь бумаги! – снисходительно бросил он Ганнону. Раздались смешки, а Роннак воспользовался искренним изумлением на лице своего спутника, чтобы продолжить задуманную сценку. – Бумаги, почтенный, пергамент такой у них, тебе выдали, помнишь? Сперва достань, потом иди.
Ганнон медленно вынул из сумки пропуск, полученный у командующего, и шагнул в сторону стражи. Один из них покровительственно хлопнул юношу по плечу, едва глянув на пропуск, и сделал знак проходить. Ганнон кивнул и прошел вперед – за ворота. Он оказался во внутреннем дворике сторожки, из которого было два выхода: в квартал, окруженный стеной, и в поселение аторцев. Юноша дождался Роннака, который задержался поболтать со стражей.
Наконец подземник объявился, он подошел и молча смотрел на Ганнона, ожидая указаний. Юноша постарался успокоиться и выгнать из головы мысли о том, как легионер обозвал его. Любви к чужакам в нем точно не было, но тут он, скорее всего, играл для стражников, и ему удалось показать им то, чего они ожидали.
– Я пойду в город местных. – Ганнон указал рукой в сторону ворот, ведших к деревянным домикам аторцев. – Ты посмотри, что творится у домов, принадлежащих знати, – дал он распоряжение подземнику. Тот кивнул в ответ и отправился в путь, вскоре скрывшись за вторыми воротами. Наверняка недоволен, но виду не показал.
Юноша помедлил: он концентрировался, чтобы выглядеть беззаботным, одновременно сохранив внимательность и настороженность. Раскачавшись на одной ноге, Ганнон направился вперед легкой походкой. Настоящий Атор встретил его зеленью и деревом: пирсы, примыкавшие к рыночной площади с севера, и дома вокруг, все были сделаны из толстых бревен. Даже небольшой храм и скульптура Вортана перед ним были из того же материала. Посреди самой площади тоже стояло массивное древо: без сомнения, Роннак говорил именно о нем.
И он был прав, зрелище было необычное: серое, как крепостная башня, и не уступающее ей размерами, громадное дерево было выше любых местных зданий, кроме руин крепости. Ствол пустого клена походил на огромную бочку, ветви появлялись только возле самой верхушки, что была столь же широкой, как и основание. Сходство с бочонком придавали и вертикальные полоски, напоминавшие доски. Как будто бы пень выкорчевали и поставили вверх ногами. Листвы на окаменевшем дереве не было, зато от ветвей к столбам вокруг площади были протянуты веревки с разноцветными флажками. Оставалось только гадать, как их там привязали.
Эти украшения, наподобие ярмарочных, были вполне уместны: на рынке не только шла торговля, но и практиковались циркачи. Зрелище вроде бы и походило на то, что Ганнон видел в Виалдисе, и в то же время – нет. Цирковой люд здесь был спокойнее, смех более искренним, трюки иногда не удавались, а карлики безмятежно расхаживали, не опасаясь ударов прохожих.
Местные не особо интересовались репетициями, обращая на них внимания не больше, чем на все остальное. Торговля занимала их куда сильнее. Разум юноши гудел от напряжения в новой среде. Нужно было смешаться с толпой незнакомых ему людей, одновременно выискивая что-то необычное. Это было сложной задачкой, если не знать, что здесь является нормой. Помимо циркачей тут и там мелькали суровые мужчины в затейливых кожаных куртках: их одежда была хаотично усеяна тонкими полосками кожи, на многих из них были привязаны небольшие мешочки. Фигуры в юбках привлекли внимание Ганнона: бородатым женщинам рядом с циркачами он бы не удивился, но это оказались не они – некоторые мужчины здесь носили юбки из клетчатой ткани. Юноша старался не пялиться на них, чтобы не выделяться, но столь непривычные вещи все же выбивали его из колеи. В землях Деоруса длинные одеяния носили жрецы, да и судейский наряд был таков, но все же скрывал ноги целиком, в отличие от аторского наряда. Даже легионеры, носившие на бедрах защитные юбки из кожанных полос, штанами не пренебрегали.
– Хосп! – хрипловатый возглас прямо за спиной заставил Ганнона вздрогнуть внутри, но он все же сохранил самообладание и через секунду разглядел того, к кому обращался голос. Навстречу шел один из бородачей – бороды тут были почти у всех – в странной кожаной куртке с завязками. Этот был черноволосым и нес в руках окровавленные тушки черных птиц, связанные за белые ноги. – Откуда путь? – спросил бородача все тот же сиплый голос откуда-то позади юноши.
– Хосп, – глядя поверх головы Ганнона, ответил мужчина: похоже, это было местное приветствие. – Из Шахтного Леса! Дурнина ты, – хмыкнул он, – с Королевского, конечно! Трескуны же! – Охотник приподнял свою добычу, тыча в нее пальцем, и рассмеялся. Ганнон отметил про себя особую интонацию: он впервые слышал ее от настоящего аторца. Королевский лес, стало быть, это тот, что принадлежит Габхе. Двое стали обсуждать охоту на птиц, а юноша поспешил дальше.
Небольшая толпа собралась вокруг местного жителя, читавшего старую балладу, из тех занудных песен, в которых воины вызывали друг друга на битву по одному, перечисляя заслуги. Аторцы завороженно слушали, как победивший воитель сам снарядил сына погибшего от его рук противника в поход, чтобы тот набрался опыта перед возмездием.
На прилавках торговали едой и напитками, кожей и тканями. Где-то были разложены инструменты и всевозможная утварь из странного курума с синими прожилками. Ганнон отметил, что все инструменты были сделаны из того же материала: им резали и хлеб с мясом, и отмеренную ткань. На площади пахло свежей выпечкой, тут и там стояли небольшие печи, на внутренних стенках которых румянились лепешки. Муку для них мололи здесь же на небольших ручных мельницах.
Он шел по рынку, осматривая внушительных размеров дома, которые приметил еще с моря. Большую часть каждого здания представляла собой крыша, нависающая над стенами, доходя почти до земли. Дома стояли немного поодаль от города, в нескольких сотнях шагов, но видно их было хорошо: даже на таком малом расстоянии земля уже начинала возвышаться при приближении к горе, доминирующей над остальным пейзажем. Отсюда можно было различить, что на каждом из домов была вывеска и резьба. Сами надписи и роспись издали было не разобрать, но предназначение этих строений прекрасно раскрывали люди, суетившиеся возле широких распахнутых врат: это были ремесленники. Где-то несли шкуры, где-то работали с деревом. Ганнон перевел взгляд на циркачей, практиковавшихся неподалеку от причала, и решил посмотреть на них поближе.
Факир спорил о чем-то с молодой коренастой девушкой. Она была одета как для похода в горы: штаны из кожи, добротные сапоги и куртка с меховым капюшоном. На поясе висел короткий нож, убранный в ножны. Девушка поправила густые, жесткие рыжие волосы и провела по ним руками сверху вниз так, чтобы они аккуратно обрамляли круглое лицо с обеих сторон.
– Не бойся, набирай в рот, что ты как трескун? – наставляла она факира. Аторчанка была зеленоглазой и курносой. У нее были полные красные губы, ярко выделявшиеся на бледном лице. Сейчас они сложились в насмешливую ухмылку, глядя на то, как далеко от себя циркач держал бутыль. В другой руке у него был горящий факел.
– Осторожный трескун летает себе по лесу, а не на кухне у нас жарится, – протянул долговязый факир, все еще не решаясь притронуться к содержимому бутыли. – И уж точно не дрищет три дня к ряду!
– Опять ты за свое! – Девушка закатила глаза. – Не будешь, не переживай. Я уже на себе проверила, слово травницы, – добавила она.
– Давно? – Факир все еще был насторожен. – В прошлый раз только спустя полдня прихватило.
– Да, кхм, с утра еще, – ответила рыжеволосая, но, судя по голосу, она то ли соврала, то ли начала опасаться, что ее вот-вот накроет. – Работай, у меня еще полно дел! Утренний отвар настоялся уже, надо дальше готовить. И смотри аккуратнее, не подпали мне волосы!
Циркач закрыл глаза, залпом набрал в рот жидкость и выплюнул вверх, подставив факел. Яркое желтое пламя разлетелось широким веером, оставив после себя сизый дым.
– Ух ты! – воскликнул факир: похоже, он был доволен.
– Вот-вот. Такой ведь цвет хотел? – спросила девушка, подбоченившись.
– Да, но надо будет еще ночью посмотреть…
От разговора циркачей Ганнона отвлек другой голос. Юношу похлопал по плечу коренастый неардо, обращавшийся к нему на своем языке с дружелюбной интонацией.
– Берайа зара? Зергато зауд хор? Лан эгитко горайа да, – проговорил незнакомец.
В ответ Ганнон успел только нахмурить брови, как вдруг к ним подскочил еще один неардо, постарше. Он отвесил оплеуху первому и обратился к юноше уже на део:
– Прости, почтенный, мой ученик обознался. Сам понимаешь. – Он приложил пальцы к щеке и, взяв своего подмастерья за локоть, повел его прочь, по дороге тихо, но яростно выговаривая тому за ошибку. Ганнон оглянулся по сторонам и увидел рядом только факира, девушка же торопливым шагом удалялась. Циркач смотрел ей вслед, держась за живот, на лице его читалась тревога.
***
Двое легионеров и Ганнон собрались вечером в его комнате. Первое время все молча ели, голодные после долгого дня. Запах смолы от ламп успел пропитать все вокруг, несмотря на то, что они горели лишь один вечер, после чего их заменили свечи.
– Ну что, как прошло? – Роннак первым нарушил молчание. Иссур уже было задремал, сидя в кресле. – Эй! Морской, ты-то что дрыхнешь, чай не стирал ноги, как мы!
– К-хм, да я бы лучше постирал, ну, ноги… Все ж веселее, чем пылью дышать. – Откликнувшийся насупился: он с самого начала не был доволен своей ролью, а теперь ему за нее же выговаривали. – После часа глаза слипаются, а я там день провел!
– Расскажи, что нашел, – попросил Ганнон, устало взглянув на посмеивающегося подземника.
– Нашел-то много, но рассказать особо нечего. Есть большие грузы, корабли с Колоний и обратно. И тьма тьмущая записей по яхтам, они, ну неардо, тут возят всякую мелочь. Все записывают, не перечесть.
– Их-то и надо посмотреть, – с сочувствием произнес Ганнон. Он ясно видел в глазах молодого легионера, как угасали еще остававшиеся в них жизнь и радость. Лизарис явно не был доволен своей ролью книжного червя. Леди Илларин намекала на участие неардо в контрабанде, двое из них на Аторе вели себя подозрительно. Да кто еще захочет связываться с нарушением местных законов? – Нужно проверить тех, что из почтенных домов на Перевале, – снова обратился юноша к Иссуру. Судья прикрыл глаза, но после возвышения ему стало сложнее вызывать образ вассальных пергаментов. Какие там имена своих «каменных» конкурентов называл Хиас’ор? – Харр’ или Нирей’, таких вот посмотри. – поручил он молодому легионеру.
Иссур кивнул и принялся есть дальше, искоса посматривая на Роннака, который заговорил, не дожидаясь приглашения:
– За каменной стеной скукотища. Все поместья стоят полупустые: Глаза и Уши в такую дыру не поедут. – Ганнон знал, что Видевших и Слышавших иногда называли так, но впервые услышал вне братства, как кто-то смеет произносить это. Ведь известно, что у Глаз и Ушей – повсюду глаза и уши. Роннак, тем временем, продолжал: – Парочка неардо отиралась там, да еще видел, как слуги диктовали местным какие-то баллады. Представляете, они это писали на свою бумагу! Дикари, а грамотные.
– Да, я видел, как они слушают эти истории, похоже, им нравится. А последить нужно будет за неардо. Посмотреть, не связаны ли они с Хестолом или Хестасом, – дал указания подземнику Ганнон.
– А я снова за бумаги, значит? – Голос Иссура выражал грусть, но и шальную веселость обреченного.
– Да, похоже, что так, – тоже с улыбкой ответил ему Ганнон. – Так что набирайся сил. У тебя работа – самая тяжелая.
Акт 3. Глава 3 Тревоги хозяев
Глава 3. Тревоги хозяев
На следующее утро Ганнон предпочел направиться в город один, Роннак отплыл чуть раньше. Так будет менее приметно, решили они. Стражу у ворот удалось пройти проще, бумаги уже были под рукой. За вчерашний день юноша успел проникнуться ритмом этого рынка, насмотрелся на местный люд и чувствовал себя на незнакомой земле теперь гораздо увереннее.
Как оказалось, уверенность была напрасной. Ганнон не заметил, как двое лесорубов превратились в явную угрозу до того самого момента, как они подошли к нему вплотную. Одетые в свои странные куртки с завязками, эти двое и на рынке были при топорах из зеленого металла, в отличие от других своих товарищей по ремеслу. Двое бородачей, один с каштановыми волосами, другой – с рыжими, преградили Ганнону путь. Рыжий мужчина с красным носом поднял усеянную мелкими шрамами руку и проговорил:
– Хосп, чужак, тебя хочет видеть король. – Помимо особой местной интонации в этом слове чувствовалось и огромное почтение к своему лидеру.
Юноша осмотрелся, вокруг как ни в чем не бывало ходили люди. Он надеялся на скрытность больше, чем на свое положение королевского посланника. Если уж его раскрыли, то поднимать лишний шум никакого смысла не было.
– Что ж, кто я такой чтобы отказывать королю, – промолвил юноша: у него не получилось воспроизвести местный говор. В сочетании с его улыбкой это разозлило второго лесоруба с каштановой бородой.
– Ерничаешь, шваль с део?! Говоришь, наш король – не король?! – прорычал он и рванулся вперед, но рыжий удержал товарища.
– Уймись, ничего он такого… Да остынь ты! – шикнул на товарища рыжебородый. – Сказано целым привести. У нас приказ! – Последнего слова хватило, чтобы успокоить буяна, что, однако, не помешало ему всю дорогу злобно зыркать на чужака из-под густых бровей.
Путь лежал к руинам крепости, где стоял деревянный терем. Размерами он уступал длинным домам ремесленников, но украшен был гораздо богаче и искуснее: ставни, наличники, колонны и сваи, все было покрыто тонкой резьбой. Возле конька стропила двускатной крыши пересекались и продолжали тянуться ввысь, превращаясь в изогнувшиеся головы чудовищ, скалившихся друг на друга. Под самим коньком был прибит старый щит. Он был разделен на две половины: истершаяся зеленая гора почти сливалась с фоном, на второй же – более ухоженной – был изображен молот. Надпись было не различить, но Ганнон и так знал, что там: Илларин-Габха.
Гербу вторил звук работы – прямо перед парадным входом в терем была оборудована кузница. Там трудился пожилой мужчина с шапкой взъерошенных седых – совсем белых – волос и такой же растрепанной бородой. Один его глаз закрывала кожаная повязка. Он был одет в рубаху и фартук мастерового. Ганнон приметил добротные сапоги и – впервые в этом городке – железо: наковальня, инструменты и мелкий скарб вокруг, все было сделано из него. Но были и слитки зеленого с синими прожилками курума рядом с формами для литья.
– Король внутри, – пробасил сопровождавший и указал на вход в дом, после чего лесорубы медленно отошли, но не слишком далеко.
Юноша подошел к колоде для дров и уселся на нее, ожидая, кому первым надоест этот спектакль. Железный молот в руках старика продолжал стучать по заготовке. Из-за повязки и волос нельзя было понять, посматривает ли он на чужака, но Ганнон был уверен, что да. Первым раздался не тот голос, который ожидал услышать юноша.
– Молк тебя закамени! – воскликнула подбежавшая к кузнице девушка. Ганнон узнал голос травницы с рынка. – Ты опять за свое?! – Она пронеслась мимо юноши, не обратив на гостя никакого внимания, и устремилась к старику. Тот уже закончил заготовку и отошел от наковальни.
– Все, все закончил. Не ругайся, – миролюбиво сказал старик. В его глазу играли веселые искорки. Он демонстративно опустил молот на стол. – Нужно было срочно.
– Некому? Ну, скажи? Не-ко-му?! – Рыжеволосая девушка не на шутку распалялась. – Братьев нет? У этих остолопов по два глаза на месте! Тебе мало было? – Она хотела добавить что-то еще, но прервалась на вдохе, наконец заметив чужака.
– Признаю, сокровище, признаю. – Старый кузнец поднял руки в примирительном жесте, но после хитро улыбнулся. – Того стоило, не зря ведь глаз отдал.
– Тише ты! – прошипела травница, похоже, не согласная с кузнецом. Она повернулась и стала молча рассматривать новоприбывшего. При этом нервно поправляя волосы, чтобы лежали по бокам.
– Ждете Слышавшего? – Старик обратился к гостю, прибрав железный инструмент и вытирая руки и лоб тряпицей.
– Уже дождался, лорд Илларин-Габха, – с улыбкой ответил юноша и учтиво поклонился. Его забавляла эта неуклюжая попытка обмана. Декрет покорности довлеет над всем островом, но кто же отберет железное оружие, ну или орудия, у Слышавшего? – Леди… – Он повернулся к девушке. Та отступила на шаг и уже собралась уходить, но отец помешал ей.
– Ятта, проводи нашего гостя в дом. Грохотать я перестал, значит, уже должны были накрыть на стол. Попроси добавить еще тарелку, – распорядился старик.
Девушка молча кивнула и жестом пригласила Ганнона пройти внутрь, сама держась позади. Он погладил шерстистую длиннорогую Адиссу, сделанную – конечно же – из курума с синими прожилками. Юноша раньше никогда не бывал в полностью деревянном доме, в котором жили не простолюдины. Массивные бревна и балки, украшенные резьбой, освещенные солнцем через широкие окна, создавали ощущение уюта и чистоты. В доме приятно пахло, запах смоляных ламп здесь был более чем уместен и не раздражал так, как в каменном замке. На столе уже стояла всевозможная курумовая посуда с едой: тушеные овощи с мясом, запеченные трескуны, эль, вездесущие сосиски и хлеб из Колоний источали аппетитные ароматы. Тарелки – еще пустые – были украшены местным орнаментом, по краю в них были сделаны сквозные отверстия в форме ромба, дополнявшие узор. Такие же украшения были и на другой утвари, в изобилии присутствовавшей в столовой.
Ганнон оглянулся, чтобы спросить у Ятты, куда ему сесть, но девушки уже и след простыл. Впрочем, не прошло и десяти минут, как появился сам Габха. Он сменил наряд, но одежда все так же была простой и практичной, разве что фартука не было, а волосы были собраны в хвост. Он добродушно указал гостю на стул и сел сам. Старик нахмурился и стал вертеть головой, осматривая стол. Его дочь вернулась и заняла свое место, после чего Габха удовлетворенно кивнул. Ганнон заметил, что она тоже собрала волосы в хвост. «Может, традиция?» – подумал юноша и машинально провел рукой по своей голове: ему в любом случае не хватило бы волос.
– Добро пожаловать, судья! – нарушил тишину хозяин.
– Благодарю за прием. Меня зовут Ганнон, – мягко представился юноша, хотя и подумал: «Раз уж ты знаешь и про должность, то имя и подавно». – Для меня честь быть приглашенным, господин.
– Вижу, мой спектакль вас не обманул? Немногие южане могут представить себе Слышавшего за работой.
– Но прозвище вашего предка хорошо известно. – Ганнон задумался над переводом. – Король… кузнец?
– Хах! – одобрительно хмыкнул Габха, но его дочь лишь поморщилась. Глядя на это, старик обратился к ней: – Не кривись, сокровище! Не «король-землепашец», и на том спасибо. На нашем языке это скорее мастеровой, любой, кто вообще работает. Для вас такой человек – это чаще всего крестьянин, знаем мы, как нас зовут в ваших краях, – пояснил мужчина Ганнону. – Но полно об этом! Не каждый день к нам прибывают такие гости. Ятта, где остальные? – Он нахмурился.
– У них еще дела, отец, – ответила девушка с видимым недовольством.
– Ну вот видишь – некому ковать. Уж простите, что заставил ждать. Когда начал, нужно доводить до конца, такая работа. А никого не оказалось. Ну хорошо хоть ты пришла! Думал уж, и ты не появишься, – сказал Габха дочери с легким укором.
– Нужно было отлучиться, – пробурчала Ятта, сжав губы и склонившись над столом.
– Ох, как же ты похожа на свою мать, – вздохнул старик. – Она была так красива. Не обижайтесь, Ганнон, что Ятта насупилась, просто стесняется, – продолжил хозяин уже веселее, а его дочь наклонилась еще ниже. Ее щеки и правда были красными от смущения. – Вам нравится на острове? – обратился Габха к гостю.
– Да, хотя я еще не успел увидеть все, что хотел, – ответил Ганнон, мысленно прокомментировав: «Уж слишком быстро взяли под руки». – Но многое меня уже удивило.
– Что, например? Наши циркачи?
– Нет, их я как раз уже видал. Признаюсь, самое необычное – мужчины в юбках.
– А-а-а, ну это понятно. – Габха рассмеялся. – Ответ тут такой же, как и на любой вопрос на нашем благословенном острове.
– И какой же?
– Дурум, – мрачно проговорила Ятта.
– Простите, я не расслышал. Курум? – недоуменно переспросил Ганнон, хотя и припомнил, как циркачи говорили «урум-дурум», но он думал, что артисты просто коверкают название.
– На Аторе нет курума, – Слова Ятты прозвучали, как заклинание. Девушка была все так же мрачна. – Только урум и дурум. Курум на Малом плавят.
– Дочь моя хочет сказать, – вмешался старик, в голосе которого слышался упрек ее грубости, – что зеленая руда зовется урумом. И из него делают курум для этих ваших монет.
– Ясно, а дурум?
– Почему эти монеты почти не подделывают? – вместо ответа спросил Габха.
– Потому что курум колется, а не мнется. Легко проверить, и края не отщипнуть, – сказал Ганнон.
– Да, но почему их не переплавляют? – Хитрый лис аккуратно подводил собеседника к верному ответу.
– Синева, – после недолгого раздумья припомнил юноша: наконец в его голове все сложилось. – После любой переплавки.
– Или если перегреть при первой, – довольно кивнул старик. – Перегрел и спи спокойно, отдавай местным излишки хоть повозками. Уже не подделаешь. Эта так называемая Илларин, – Ганнон заметил, как Ятта закатила глаза, – вам разве не объяснила? Ее же драгоценные монетки.
– Пока что времени не хватило.
– Ну да, птица занятая. Как этот, как же его? – Старик запамятовал и щелкал пальцами.
– Трескун? – попытал удачу Ганнон.
– Дятел, – подсказала Ятта. Глядя на смущенное лицо гостя, она немного смягчилась и добавила: – Слышали стук такой быстрый из леса? Вот это они деревья долбят, занятые ребята.
– Чудеса… – протянул Ганнон: он с трудом верил в существование такой птицы. – А голова у них не болит?
– Не знаю. – Девушка рассмеялась, ее лицо вмиг преобразилось, она была и вправду красива. – Может быть, не даром она у них красная.
– Так а что с юбками? – поинтерсовался юноша, вспомнив, о чем они до того говорили. – И дурумом?
– А ты пробовал сшить штаны без иголки? – спросила его Ятта. Похоже, отвечать вопросом у них семейное. Или аторское. – Вот-вот.
– Ну, иголки мы, положим, отливать из дурума научились, хоть это и молкова морока, – проворчал старик. – Как и бриться дурумом.
«А ты не бреешься, чтобы подданные любили? Хоть и при железе», – подумал Ганнон, глядя на белую бороду хозяина.
– Но не так уж и давно, – тем временем продолжала Ятта. – Штаны появились, но традиция с юбками осталась, – заключила она.
Наступила тишина, Ганнон ясно увидел в задумчивых лицах островитян застарелую, глубокую печаль, века унижений и обид. Нужно держать голову ясной: здесь у него нет друзей. Но и показывать это нельзя. Юноша отхлебнул местного эля и нарушил молчание:
– Одно могу сказать, этот напиток здесь удается на славу. – Он приподнял свою чашу.
– Да, только такое вино тут и делаем, – произнес Габха, стряхнув с себя тоскливый вид, но не до конца.
– Выпивку, отец, – поправила дочь. – Вином у них называют только то, что из винограда.
– Да, да. – Задумавшийся старик только кивнул. – Выпивка, эль.
– А что вы добавляете туда? – Ганнон решил проверить догадку. – Кору с кленов?
– Нет, с чего бы? – удивилась Ятта.
– Ох, просто, говорят, она похожа на брухт, который у нас добавляют в эль.
– Не знаю, какой на вкус этот ваш брухт, но пустой клен в эль не годится, – протянула девушка.
– Уж поверьте, она знает что по чем, – не без гордости добавил Габха. – Лучшей травницы на Аторе нет.
– Не сомневаюсь в этом, – вежливо ответил юноша. Однако, хватит уже любезностей, пора было переходить к сути. – Так зачем меня сюда приволокли? – Он с удовольствием отметил, что сумел застать хозяев врасплох.
– Я пойду, отец. – Ятта уже привстала, но старик поднял руку, останавливая ее.
– Нет уж, сиди учись, раз только ты и пришла из всех, – насупившись, сказал он дочери. А Ганнону ответил: – А затем, чтобы узнать, зачем вы сами приволокли себя на остров. – Взгляд единственного глаза стал жестким и пронзительным.
– Это вам и так известно, раз уж поминали мой разговор с леди Илларин, – невозмутимо сказал Ганнон и откинулся на спинку, переводя взгляд то на отца, то на дочь. – Проверка монетного двора.
– А что вам нужно у нас? – продолжал допытываться Слышавший.
– Местные красоты, эль, позже – поход по дороге Железа к шахтам.
– Для последнего вам в наш городок не нужно, а про эль и красоты – чушь, уж простите старика за прямоту!
– Кхм, чем бы я тут ни занимался, это мое дело, благословленное Избранником. Бумаги все при мне, – ровным голосом произнес Ганнон. «Он точно знает, что я здесь не просто так. Но конкретная цель ему, похоже, неизвестна», – мысленно заключил юноша.
– Что бы с вами тут ни случилось… – начал Габха, его дочь сидела неподвижно и слушала разговор, затаив дыхание.
– Вы мне угрожаете? – Ганнон не верил в это: Слышавший, скорее всего, блефовал.
– Что вы?! Наоборот! – воскликнул старик. Его взволнованный тон звучал искренне, это смутило юношу. – Дайте закончить. Так вот, что бы с вами тут ни приключилось, кто бы вам ни навредил, вина ляжет на нас. Аторцы всегда во всем виноваты! За нами придут… Но я не допущу этого. Если вы здесь, чтобы следить за нами, то уже провалились. Если за кем-то другим, то я хочу знать, что происходит на острове. Понимаете? На моем острове. Если кто-то задумал худое против Избранника, мне плевать, кто – старые дома, легион, почтенные или любой другой чужак, – этому слову аторская интонация придавала особенную неприязнь, – я хочу помочь избавиться от этого, иначе они придут, придут за нами! – Он закончил, часто и тяжело дыша, и резко отпил из своей чаши. Старик поперхнулся и стал кашлять, дочь тут же оказалась рядом, чтобы помочь. Когда Габха сумел отдышаться, он поднял вопросительный взгляд на гостя.
– Я понимаю вашу обеспокоенность… – начал Ганнон.
– Едва ли, – скептически буркнул старик.
– Я уверяю вас, что пришел не за вами.
– А за кем же?
– Это я бы предпочел оставить при себе.
– Так я и думал. – Старик хитро улыбнулся, в углу глаза блеснула слезинка, выступившая, пока он кашлял. – В таком случае для вашей безопасности…
– Изгнать меня вы не можете, – прервал Габху юноша, пытаясь сообразить, что задумал хозяин острова.
– …я выделю вам охрану.
«Вот оно что», – удивленно подумал Ганнон, мысленно поаплодировав старику: он оказался умен. Тем временем Габха продолжал:
– Высоких, видных парней. Голосистых, натренированных в лесах. Лесорубы друг друга за лигу слышат. Будут вашими глашатаями, чтобы все знали, кто идет!
Слышавший смотрел на юношу с улыбкой, но его дочь была серьезна: впитывала каждое слово их разговора, каждый жест. Ганнон поймал себя на том, что постукивает пальцами по столу. Отругав себя за утрату невозмутимости, он положил руки на колени и продолжил соображать: «Причал тут один, о прибывших ему сообщают. Если высаживаться далеко… Все равно дела здесь, да и рыбаки аторские повсюду… За каменной стеной он меня не достанет, но нужно и тут работать. Вряд ли он делится информацией с чужаками, похоже, говорит правду… Нужно только придумать, зачем я здесь… Так, чтобы поверил именно он».
– Хорошо, – медленно проговорил юноша, оттягивая время: идея в его голове все еще оформлялась. – Я скажу, зачем прибыл. Здесь беседовать безопасно?
– Да, конечно. Ятта, прикрой двери, – попросил дочь старик.
– Слушайте, – зашептал Ганнон, подойдя ближе к собеседникам после того, как девушка закрыла все входы, – я здесь, чтобы проверить, действительно ли на Аторе нет курума. Старые дома мечтают получить себе такие монеты. Для Избранников их налоговый знак – это основа мира, основа власти.
– Эти чужаки всегда приносили неприятности, – мрачно ответил Габха, но было не понятно, поверил ли он Ганнону. – С этими их древними правами, они глубоко вгрызлись в остров. Даже ваш король не выгнал их, хотя и хочет держать их подальше от Зеленой горы.
– За этим я и здесь. Так что же, обойдусь без охраны?
– Только если будете заходить к нам поесть, – вместо Габхи ответила Ятта. Возможно, она и была похожа на мать, но хитрая улыбка ей досталась от отца. Отца, что смотрел сейчас на своего ребенка с настоящей гордостью.
– Как же отказать себе в таком удовольствии, – с натянутой улыбкой произнес юноша. Тревога смешивалась в нем с уважением к достойным противникам. – Вы недолюбливаете старые дома? Как и прочих чужаков? – Аторцы обменялись удивленными взглядами: похоже, в этот раз интонация удалась юноше хорошо.
– Да, это верно, – ответил старик. – Вас это удивляет?
– Нет, скорее удивляют ваши люди. Они с большим удовольствием слушают истории об этих домах, старые баллады, песни.
– Люди, да, – вздохнул Габха. – Им нужно верить во что-то светлое. Светлое и прекрасное там, где сами они никогда не бывали. Поэтому они, развесив уши, и слушают истории про древних Видевших. Думают, что там – в старых землях у Арватоса – до сих пор все то же благолепие. И плевать, что это ложь. Они могли бы верить и в доброго Избранника – где-то там, далеко. Но так уж сложилось, что натерпелись мы именно от его семьи. Я же вижу истину, хоть и одноглазый: сказки нет нигде. Все чужаки одинаковые, и мы для всех для них – грязь.
***
«Вот уж «удачный» выход в город, – усмехнулся Ганнон. Стоя рядом с каменной сторожкой на пристани Атора, он обдумывал прошедший день. – Роннаку лучше не говорить, может выкинуть что-нибудь, а значит, и Иссуру рассказывать не стоит, чтобы ему не нужно было хранить секрет от товарища: Лизарису такое было бы не по душе».
Не успел он подумать о своих легионерах, как они показались, оба. Иссур, что-то увлеченно рассказывавший подземнику, увидел Ганнона и застыл на месте с широко раскрытыми глазами. Роннак сперва опешил от наступившей тишины, но после тоже заметил судью и подтолкнул молодого легионера в спину, мол, иди не бойся.
– Ганнон, я, то есть мы были в каменном городке, так тут зовут это место, – как всегда сбивчиво заговорил Иссур. На щеках парня проступили красные пятна. – Я знаю, что не должен был выходить, ты же велел…
– Молк закамени, да скажи ты ему по-человечески! – не выдержал Роннак. – Как мне говорил.
– Ну да, записи, что нам нужны… – начал было Лизарис.
– Тише, – прервал его Ганнон. – Не время и точно не место, да еще к тому же… – Он указал кивком в сторону внешних ворот.
Зрелище там было и вправду интересным. Лесорубы в кожаных куртках несли железные топоры. Они все прибывали и прибывали. Человек сорок зашли во двор сторожки, быстро заполонив его, и выстроились друг за другом. Эта толпа безнадежно отрезала Ганнона и его людей от прохода к пирсу. Двустворчатые двери в каменной стене распахнулись и навстречу аторцам неспеша вышел королевский писарь с охраной, следом шел его помощник с чернилами и большой книгой. Один из лесорубов подошел к ним, желая что-то сказать, но солдат высокомерно отмахнулся от него, как от докучливой мухи.
После сверки заказа на дерево для шахт, аторцы начали сдавать стражникам топоры, громко представляясь. Чиновник делал отметки в книге. Когда последний был отдан, он нахмурился и провел пальцем по списку.
– Где еще два? – Мужчина строго оглядел толпу перед собой. Вперед вышел тот, что пытался обратиться к писарю в самом начале.
– Говорю же, одному нашему ногу придавило…
– Его железо нам принесли еще в полдень, он отмечен. – Чиновник с презрением развернул книгу к лесорубу и постучал пальцем по строке.
– Это верно, – скрипнув зубами, но спокойно и медленно произнес аторец. Стражники – двое против сорока лесорубов – держались высокомерно и уверенно. Чувствуют за собой Морской Легион, конечно. Ганнон посмотрел на Иссура: интересно, по нраву ли ему такие законы? Лесоруб продолжал: – Те, которых не хватает, тащат того, которого придавило. С первым топором было кого послать, а того в лагере положили. Двое его на носилках тащат, да.
– Четверо остаются здесь, остальные идут искать. Время – до заката, – отчеканил человек Избранника, громко захлопнув книгу перед лицом аторца. Толпа начала медленно шевелиться, как густая похлебка на слабом огне. Казалось, что в толкучке, сгрудившейся у ворот, каждый только топчется на месте, но лесорубы понемногу выходили наружу. Говоривший и еще трое аторцев остались. Ганнон не видел, чтобы они тянули жребий или что-то обсуждали. Похоже, решили заранее.
Стража с подозрением взглянула на троих чужаков, что не ушли с остальными. Роннак в ответ помахал бумажным пропуском. Солдаты успокоились, но неприязни на их лицах не убавилось. Все же они нервничали из-за заложников, хоть и пытались не показывать виду. Группа судьи тем временем отправилась восвояси. Ганнон и Иссур были мрачны, говорить обоим совершенно не хотелось. Подземник был бодр, но помалкивал, видя настрой остальных.
***
Позже – уже в твердыне Легиона – именно Роннак первым заговорил об этой сцене. Он пристально вглядывался в окно-бойницу, подойдя почти вплотную. Подземник старался разглядеть, что же происходит в каменной сторожке.
– Как им вообще дают железо? Не пойму, – пробормотал он себе под нос.
– Засечная черта, – принялся объяснять Иссур, приняв вопрос за чистую монету. – За сколько-то лиг от города, ну, поселка, они должны вырубать все деревья, чтобы не закаменели. Ну и чтобы дрова были, да и в шахтах и плавильнях всегда не хватает. Некоторые деревья уже успевают такими стать, что только железом и срубишь.
– Все еще удивляюсь, что можно проморгать, как вырастет дерево, – ответил ему Ганнон.
– Сразу видно, по Виалдисам, да Арватосам путешествовал, – ухмыльнулся Роннак, не отвлекаясь от наблюдений. – Это ты еще не видал, как на Гирсосе зерно всходит. Вжух! – Подземник резко поднял руку.
– Какие же там тогда деревья? – удивился Ганнон, представив себе исполинов размером с маяк.
– Деревья там не растут, ну, вернее растут, но быстро цветут и чахнут. Потом новые. Заполонить могут легко, их тоже часто рубят там, – поспешил разьяснить Иссур.
– Вот, парень там не был, а знает, – назидательно произнес Роннак. С разочарованным видом он отошел от окна и уселся за стол. – Быстро растет, быстро помрет.
– Быстрое зерно, – пробормотал себе под нос Ганнон, вспоминая, как портится урожай из Колоний.
– Вот-вот. А этот подальше от Шторма, чем остальные острова. Есть и деревья, – пробубнил подземник.
– Хм, Иссур, так что там с записями? – Ганнон унял блуждающие мысли и вернулся к делам.
– Ах, да, я пошел с Роннаком в город, потому что нашел все записи, ну вернее не нашел… То есть, их нет на месте, но известно где они. Я посмотрел такие имена, как ты сказал, но надо мной посмеялись только… – смущенно проговорил юный легионер.
– Почему?
– Харр’ и Нирей’ это просто «скала» и «камень» на неардо. Надо было других почтенных смотреть, я узнал, какие у Перевала живут…
Ганнон потер виски – значит, «Хиас’ор» просто насмехался над горными, придумывал им клички. Нет таких почтенных домов. С возвышения пергаменты все время были сложены в нужном порядке. Стало так сложно вызывать отдельные перед внутренним взором, что юноша больше стал полагаться на воспоминания о таких вот разговорах. А ведь раньше он каждый раз собирал всех вассалов и господ по памяти.
– …вот там они и есть, – закончил морской.
– Прости, Иссур, я задумался… Повторишь? – обратился к парню Ганнон.
– Ах, да, конечно. Почти все такие записи забирает Хилоб, командующий, – добавил Откликнувшийся на всякий случай. Он с тревогой глядел на потерявшегося в своих мыслях судью.
– Вот так просто забирает? – удивился Ганнон. Юноша был поражен: слишком примитивно. Впрочем, не могут же все люди постоянно думать о том, как скрыть что-то от возможного шпиона. Хилоб тут уже больше десяти лет командует, думает, что может все.
– Именно, все знают, но привыкли. Одни считают его блаженным, другие думают, что неардо просто возят ему диковинки. Ну, вторые тоже считают его блаженным, но еще и про контрабанду думают, вот, – наконец завершил мысль Иссур.
– Да и это не все. – В разговор вступил подземник. – Мы сегодня и за нужными домами последить успели. – Он с укором посмотрел на излишне скромного напарника. – Слуги таскали оттуда что-то в небольшой сарай у пирсов.
– Из какого именно дома? – оживившись спросил Ганнон.
– Этот, как его, Молка? – запамятовал Роннак.
– Хестас, Видевший который, – поспешил помочь Лизарис.
– Удалось узнать, что именно оттуда выносили? – Юноша переводил взгляд с одного Откликнувшегося на другого.
– Нет, там было не подобраться даже близко. Позже они разошлись, и мы зашли уже в пустой…
– Там было стекло, ну осколки! – не удержавшись, перебил подземника Иссур.
– Да, – Роннак недовольно скривился, но продолжил: – похоже, они там часто коротают время. Меньше, чем железа на этом поганом острове только стекла.
– Наверное, привозят с собой вино, там и пятна были! – Иссур просто сиял. – И еще! Хвоя и листья!
– Пыль там была черная, а не хвоя и листья, – с упрямым выражением произнес Роннак. Было видно, что этот спор у них шел давно. – Может, трава.
– Нет, – упорствовал морской. – Точно это из лесов! Отвезли туда что-то и опустошили, потом волокли ящики обратно и набрали грязи. Потом приплыли и намусорили!
Подземник только пожал плечами, он еще не знал, что ему предстояло.
– Плыли они, конечно же, на запад? – спросил его Ганнон.
– А куда ж еще? На востоке не проплыть, чтобы морские не увидели, – хмыкнул Роннак.
– Значит, даже в лес Габхи им плыть вокруг острова, – высказал вслух свои умозаключения Ганнон.
– Все-таки думаешь про лес? – прищурился подземник.
– Больше им спрятаться негде. – Судья пожал плечами. – Не в западном лесу же, где шахты и дорога Железа?
– Да, там маленький лесок и солдаты Избранника, – подтвердил выводы Ганнона Роннак.
– Значит, кто бы ни злоумышлял против Избранников, он в сговоре с местными. Или по крайней мере прячется в лесах аторцев. – Юноша внимательно смотрел на лицо подземника. Тот явно был готов приговорить их всех. – Роннак, нужно сходить подальше в те земли – к северо-восточному берегу. Сможешь пробраться незаметно?
– Выведем их на чистую воду, – прорычал легионер: как и ожидалось, он встретил вторжение в земли Габхи с воодушевлением.
– Иссур, в этот раз ты с ним не пойдешь, – сказал судья. Морской легионер понимающе закивал головой. – Попроси для меня о встрече с Хилобом и будь наготове. Пройдемся по его записям.
***
Утром Ганнон заканчивал завтрак, ожидая возвращения Иссура. Подземник отчалил затемно, чтобы скрытно проникнуть в лес, который аторцы называли Королевским. Морской же вернулся раньше, чем должен был, на его лице было задумчиво-виноватое выражение – что-то явно пошло не по плану.
– Тут такое дело. – Откликнувшийся потер затылок. – Хилоб никого не принимает, совсем никого. Моряки говорят, засел в своих покоях и смотрит в окно… Судачат, что ему отказала женщина, вот и загрустил.
– В чем-то они правы, – сказал Ганнон, вспомнив, как командующий разглядывал монетный двор из окна своей башни. – Но сальные шутки… Без них не обошлось ведь? – Иссур закивал в ответ. – Шутки эти не к месту. Он питает чувства более возвышенные.
Судья достал пергамент из личных запасов и набросал несколько строк, после чего скрепил его печатью и передал легионеру со словами:
– Передай это леди Илларин и не уходи оттуда, пока не прочтет. Выгнать не должны, она обещала убежище, но смотреть будут косо.
***
– У вас очень настойчивый помощник, – с легкой усмешкой произнесла хозяйка монетного двора. Она сидела напротив судьи, одетого в громоздкое парадное облачение. – Такой вежливый, но в то же время упорный, просто чудо.
– Да, у него… особая манера. – Ганнон улыбнулся в ответ. Иссуру понадобилось три часа, но он все же добился своего. – Вы обещали мне экскурсию, как я помню.
– Вы за этим поставили на уши нашу обитель? – Леди Илларин помрачнела.
– Как поживает командующий? – судья ответил вопросом. В глазах Слышавшей забрезжила догадка.
– Недавно вновь просился сюда. Но получил отказ, конечно же.
– Почему?
– Потому что ему нечего тут делать… – констатировала очевидный факт Элинор. Ганнон ощутил укол от этих ее слов. Он тоже здесь был непрошеным гостем.
– Кажется, он так расстроился, что больше никого не принимает. Жаль, мне нужно с ним поговорить. А он только смотрит на ваш двор…
– Значит, стоит показать его вам, – вздохнула леди Илларин. Несмотря на раздражение от потери времени, женщина восприняла возможность разозлить Хилоба с энтузиазмом.
***
– В этой четверти, – леди Илларин указала рукой вниз, на одну из долей, на которые мосты делили двор, – и происходят чудеса.
– Совсем немного угля, – удивленно сказал Ганнон, всматриваясь в то, как люди работали с печами и двустворчатыми формами для литья.
– Да, и урумовой руды тоже. – Элинор указала на несколько сундуков. «Надо же!» – подумал Ганнон, хорошенько рассмотрев их.
– Первый раз вижу, чтобы породу хранили так надежно, – задумчиво произнес судья: сундуки с врезанными замками были окованы железом, такую работу одобрил бы и Боннар. – Хотя там ведь что-то, из чего можно сделать курум.
– Да, верно, – удовлетворенно подтвердила женщина. Юноша заслужил ее одобрительный взгляд. – Ценность знакам придает не вес металла. А его уникальность. Вы ведь помните меры веса?
– Да. Тарс, тан и риль. – Ганнон без запинки произнес названия монет, но смешался, когда попытался припомнить меры веса.
– Тарс – это просто амфора, – терпеливо начала объяснять Элинор. Она явно была настроена благостно. – Риль это триста шестьдесят тарсов. Считается, что человек столько ест в год. Тан… Я, право, не припомню, откуда он, но в риле их точно двенадцать.
– И вы просто придумали монеты, то есть знаки?
– В том и магия, – отвечала леди Илларин. Она лишь дернула уголком рта, но взгляд стал мечтательным. – Никто не помешал бы сделать риль размером с тан или отлить монету в десять рилей. Урума много, на Аторе это хорошо видно. Как мне рассказывали.
– А гравировки?
– Что, простите? – Илларин вырвалась из охвативших ее мыслей.
– Выпуклые знаки на монетах? Их гравируют?
– Нет, их отливают сразу. – Она указала на работников, что вставляли железные жерди вдоль формы в специальные отверстия. «Поэтому в монетах дырки в середине», – понял Ганнон.
– Тонкая же работа. Я имею в виду сделать такую форму, – пояснил Ганнон: внизу как раз заливали жидкий металл.
– Да, курум чудесен лишь тем, что уникален, но формы для его литья – это настоящее рукотворное чудо, – с гордостью сказала Элинор. На черный металл полилась вода, на несколько минут все скрыло поднявшееся облако пара. Когда оно рассеялось, форму распахнули, и Ганнон увидел литейщика, державшего в руках железную жердь, на которой были зеленые монеты, будто жареное мясо на палочке.
Тем временем другая смена, что уже отработала, столпилась у дверей в основании стены. Фигуры внизу начали раздеваться одна за одной, оставляя одежду в рабочем дворе.
– Это борьба с воровством? – с легким изумлением спросил судья. Леди, ничуть не смущенная зрелищем, кивнула в ответ. – Основательный подход, – усмехнулся юноша.
– Там, в комнате, с ними вещи еще поосновательнее проделают, – невозмутимо добавила Элинор. Ганнон решил не уточнять, какие именно вещи, хотя и догадывался. Он только порадовался, что на его темном лице румянец был почти незаметен. Вместо этого юноша пригляделся к форме, что недавно распахнули. Десять параллельных рядов, в каждом из которых были формы для пятидесяти монет, если не больше. Каналы разводили расплавленный металл по нужным камерам, в каждой из которых были выгравированы впалые рельефы нужной формы, что позже становились объемными символами на налоговых знаках.
– Это и вправду великая работа, – с искренним восхищением проговорил юноша.
– Да, это так. Странно, что она все еще нужна, – необычайно беззаботно произнесла хозяйка этого двора.
– Как так? – Ганнона покоробило то, с какой легкостью говорит об этом та самая женщина, что сравнивала свое ремесло со службой Черных жрецов.
– Казалось бы, сделай на один урожай, поменяй на золото, продай урожай, повтори… – Она пожала плечами.
– На курум много покупают в землях до третьего столба, если не дальше, там это, уж простите, настоящие монеты.
– Да, Виалдис вытягивает знак. Да и зерна все больше, как и людей. Но вы правы, потребность в знаке растет быстрее количества зерна. Сколько дают серебра за тан? – вопрос застал юношу врасплох, но он не замешкался с ответом.
– Один тан на один лан, – быстро произнес он заученную формулу, но добавил: – Зависит, конечно, от сезона. На четыре серебряных три зеленых сейчас не каждый поменяет.
– Вот оно как. – Элинор приподняла бровь. – Если когда-нибудь серебро даже в такой сезон будет дороже, сделайте милость, напишите мне письмо. Остановимся на время. – Она мечтательно улыбнулась, но было в ее грезах что-то темное. Ганнону стало не по себе. – Ну или амфоры нужны поменьше. – Леди Илларин очнулась от своих дум так же быстро, как и впала в них. – Как думаете, мы уже достаточно раззадорили командующего? – Она кивнула в сторону одинокой башни, виднеющейся над стенами ее обители.
– Да. – Ганнон кивнул. – Не смею вас задерживать и благодарю…
– Не стоит, сама не ожидала, но мне было приятно.
– Если позволите, я еще немного задержусь. Чтобы наверняка. Могу подождать в любой из комнат, главное – вместе зайти в те ворота, которые видны Хилобу.
– Лишняя минута лишнего человека – лишний риск. Но я же обещала вам убежище, – произнесла Элинор. Было видно, как нелегко ей стряхнуть с себя ставшие второй натурой обычаи этого места. – Вас проводят к вашему легионеру. Не обижайтесь, но там находится и мой человек, он же сопроводит вас, когда захотите уйти.
– Благодарю вас. Боги в помощь. – Ганнон поклонился, и они вместе направились ко входу во внутренние залы. Искушение оглянуться на окно Хилоба было почти нестерпимым.
***
Реакция командующего не заставила себя долго ждать. Ганнон с Иссуром не успели пройти и ста шагов за воротами монетного двора, как посланник Хилоба был уже тут как тут.
– Командующий приносит извинения за ошибку его слуг, – немного натянуто произнес подручный. – В его делах все же есть свободные часы для встречи, о которой вы просили. Он будет рад принять вас…
– Благодарю, – перебил его Ганнон. – Мы придем, как только закончим кое-какие дела, касающиеся налогового знака. – Юноше было совестно создавать слуге дополнительные проблемы, но он хотел подготовиться. По крайне мере, переодеться. От громоздкого наряда уже болело все тело.
***
Командующий сидел за столом, перебирая камни и кусочки руды с горьким выражением на лице. Увидев гостей, что по очереди тронули фигурку Адиссы, он не обрадовался. Хилоб был похож на человека, чье мучительное ожидание неизбежного, наконец, завершилось.
– Проходите, проходите, – лихорадочно проговорил командующий. В его голосе была веселость сумасшедшего. – Судья его Величества и молодой, простите, я позабыл…
– Лизарис, – напомнил Иссур, который не понимал причин странного поведения старшего легионера, но выдержку сохранял.
– Да, да, конечно.
– Мы пришли просить вас об услуге, – взял слово Ганнон. Он держался плана, но вид командующего предвещал проблемы.
– О какой же?
– Нам требуется доступ к некоторым записям, что хранятся у вас. Мелкие перевозки неардо. Просто, чтобы удостовериться…
– Нет, об этом не может быть и речи, – отрезал Хилоб. Он поднялся из-за стола и прошел к окну, встав спиной к гостям. – Сколько ты в кирасе, мальчик? – Вопрос застал молодого Откликнувшегося врасплох.
– Еще и месяца нет, – ответил Иссур. Парень сжал губы, на бледных щеках и скулах зарозовели пятна.
– Месяца, вот как! – усмехнулся командующий – И уже побывал там. – Он кивнул в сторону монетного двора. На его лице было видно все пятнадцать лет разочарования. – О чем же вы там говорили с несравненной леди Илларин? – повернувшись к судье, спросил его Хилоб.
– О том, как схожи ее обитель и храмы Черных жрецов. О Даре и роли Атора в обеспечении божественного порядка, – принялся рассказывать Ганнон, припомнив темы первого разговора с Элинор. Сейчас они подходили лучше. Юноша старался говорить как можно спокойнее и доброжелательнее. Он знал, что эта его манера, если не добавлять в нее хоть немного искренности, выводит людей из себя. Сейчас это и было его целью.
Использовать бы кольцо и дело с концом, но здесь Иссур. Ему незачем это видеть, да и напасть при нем на собрата по Легиону? Ганнон слишком дорожил лояльностью юного Лизариса. Еще и Адисса к тому же… Пусть хозяин нарушит правила первым. Юноша мысленно посмеялся над своим лицемерным почтением к ритуалу: «Кто меньше уважает законы гостеприимства? Тот, кто не сдержится и нарушит их? Или тот, кто замыслил спровоцировать первого? Кто хотел, чтобы они были нарушены, но формально без его вины». Юноша стряхнул не к месту накатившие мысли. Надо было работать. Благо Хилоб все это время молчал, громко вдыхая и выдыхая, испещренные капиллярами ноздри поднимались и опадали.
Ганнон двинулся в сторону командующего, но замер, когда тот неожиданно снова заговорил:
– Никто этого не понимает, никто! Но я буду защищать людей этого острова, пусть они и ненавидят меня! – Юноша немного опешил от этого бреда, но остался наготове. Хилоб же с горячностью продолжал: – Каждый из них стоит десятка таких, как вы, хоть они и не едины. Только я вижу все, но не могу дотянуться! Вершина их горы – курум, аторцев лишили его, но я могу снова связать все воедино, хоть сам пока так и не был там, у нее… Что бы они ни делали, я им помогу, уберегу, хотят они моей помощи или нет!
Судья сделал вид, что откашливается перед тем, как заговорить, при этом незаметно сплюнув в руку. Он потер ладони и двинулся вперед, вытянув их в примирительном жесте. Хилоб машинально повернулся к нему навстречу.
– Командующий, – начал говорить юноша с самым надменным тоном, на который был способен. – Какие бы бредни о местных вы не вбили себе в голову,, я уверен, что мы сможем договориться. – При этих словах его теплые, влажные пальцы будто бы случайно коснулись лица Хилоба, когда Ганнон сделал очередной шаг вперед с протянутой рукой. Притрагиваться к этой рыбьей физиономии было малоприятно, но эти чувства были несопоставимы с отвращением и гневом, исказившим лицо командующего. По сравнению с этим штормом, гримаса Хилоба на пирсе – когда к его руке случайно прикоснулся моряк – была легким ветерком.
С нечленораздельным шипением легионер бросился на судью, схватив его за горло. Ганнон лишь успел отвесить оплеуху в ответ, но этого было достаточно. Кольцо коснулось головы командующего, и Хилоб обмяк, от падения его спас только противник, вовремя подхвативший безвольное тело. Вроде все прошло тихо. Кряхтя с грузом на руках, Ганнон обернулся: в шаге от него стоял замерший от изумления Иссур, бросившийся было на помощь. Сейчас парень мог только хлопать глазами.
– Поищи бумаги, – прохрипел Ганнон, осторожно опуская неожиданно тяжелое тело Хилоба на пол. – Ты ведь знаешь, как они должны выглядеть?
– Д-да, сейчас. – Иссур бросился к столу командующего. – Если они, бумаги, здесь, конечно, – пробормотал парень и с волнением, но быстро и четко стал перебирать ящики и документы.
«Уж, надеюсь, они тут», – подумал Ганнон, глядя на бесчувственного легионера. На похищение воспоминаний нет времени, да и еще раз заглядывать в разум человека без сознания… Он поежился, вспомнив Хестола. А в дурную голову Хилоба ему хотелось лезть и того меньше.
– Есть! Нашел. – Откликнувшийся стоял с улыбкой на лице и стопкой бумаг, перевязанных бечевкой, в руках.
– Отлично! – Ганнон аккуратно опустил голову командующего на пол. – Думаю, нам пора уходить!
– А Хилоб? – немного смущенно спросил легионер.
– Будет в порядке.
– Он не пошлет за нами? Ну, когда очнется?
– Откликнувшихся? – усмехнулся Ганнон. – Чтобы вернуть доказательства не контрабанды, но своей измены? Вряд ли. Но может и выкинуть что-то, если есть пара особо верных слуг. Да, ты прав. Лучше бы нам обосноваться у Илларин.
– Роннак… – Иссур задумчиво поглаживал бумаги.
– У нее свой причал, отгороженный от остальных. – Ганнон зажмурился и потер переносицу. – Просигналишь ему оттуда. Хорошо?
– Д-да, – пробормотал парень: у него точно было что-то еще на уме.
– Ты все понял? Что-то еще? – В тоне судьи послышалась резкость.
– Да, просто… Лихо ты его уложил! – Иссур махнул рукой, подражая движению. – А Роннак… – Тут он потупился.
– Что? – Ганнон приподнял бровь.
– Ну, говорил, что в бою ты… не силен, в общем. Про пляж там что-то.
– Роннак много чего говорит, – проворчал юноша, отряхиваясь. – Слушай больше.
***
Было уже темно. Ганнон сидел при свечах в тесной комнате, что им предоставила Илларин, и пристально смотрел на листок бумаги. Габха даже поставил печать, но тон послания был далек от официального… и дружелюбного. Когда вошли легионеры, судья раскрыл было рот, но прервался на полуслове, увидев изможденное лицо Роннака.
Подземник был в грязи, но цел, хотя по его замогильному виду и не скажешь. Он несколько минут молча сидел за столом, сжимая и разжимая кулаки, после чего встал и коротко бросил:
– Надо умыться.
После того, как легионер скрылся за дверью, что охраняли местные гвардейцы, Ганнон вопросительно посмотрел на Иссура.
– Он думает, что сделал недостаточно, рано вернулся, хотя я говорил ему… – морской выглядел по-настоящему встревоженным. – А он говорит, что обещал разобраться с… – парень перешел на шепот, – аторской грязью. А сам, дескать, смалодушничал и вернулся.
– А что… – хотел было спросить Ганнон, который не понял ровным счетом ничего, но вновь замолчал при виде Роннака – тот вернулся быстрее, чем ожидал юноша. Подземник просто скинул плащ и сполоснул лицо, он все еще был покрыт грязью Атора.
– Я шел по этому их Королевскому лесу очень долго, – после тяжелого вздоха начал легионер, каждое слово давалось ему с трудом. – Лес, как лес, но клянусь, там водится какая-то молковщина. – Он помедлил, подбирая слова. – Люди то следили за мной, то растворялись в ничто.
– Ну тебе могло показаться в сумерках… – заговорил Иссур.
– Мальчик! – резко прервал его Роннак. – Я десять лет лазил по пещерам, где меня пытались зарезать измазанные черной грязью троглодиты! И это их дом, они там знают каждую молкову трещину для засады. – Следующие слова он произнес четко и по слогам. – Мне не ме-ре-щит-ся в тем-но-те!
– Так что удалось узнать? – вступил в разговор Ганнон.
– Недостаточно, – буркнул легионер. Голос его прозвучал зло, но этот гнев был направлен не на собеседника, а на себя самого. – Я… я подумал, что о таком уже стоит доложить. Много ли пользы делу, если я там сгину, – подземник старался убедить сам себя.
– Никакой. – Судья постарался вложить в эти слова уверенность, не примешав жалости.
– И еще. – Роннак встрепенулся. – Клянусь Ихарионом, там пахло гарью. Как от молковых углежогов. Помнишь, в каменном городе, когда ветер дул от шахт? – Последние слова были обращены к Иссуру.
– Да-да, было такое, – закивал морской.
– Точно тот же запах был, вот. – Подземник немного приободрился.
– Значит, завтра вечером посмотрим вместе, – заключил Ганнон.
– Доспехи нужны? – У Иссура загорелись глаза.
– Нужны. – Судья выдержал паузу. – Но ты останешься здесь. – Откликнувшийся поник, он хотел что-то сказать, но передумал, еще не открыв рта. – Именно здесь, а не у Легиона, – подчеркнул Ганнон. В ответ парень понимающе закивал.
– А у вас-то тут что случилось? – спросил Роннак. Видимо, он выложил морскому свой рассказ про лес, но не выслушал его историю.
– Иссур потом расскажет, – ухмыльнулся Ганнон, вспомнив нелестные слова подземника, пересказанные Лизарисом: «В бою не силен – повторил про себя юноша – Что ж может и так, потому и беру с собой кого посильнее», – заключил он и обратился к Роннаку: – Я завтра сплаваю в городок, а ты жди меня на пристани.
– Долго, – констатировал тот.
– Что?
– Долго плыть в обход острова, а если огибать Малый Атор с юга, чтобы сразу к восточному берегу… там я не проведу корабль.
– Так. – Ганнон строго смотрел на Иссура, тот разве что не светился на всю комнату. – Ты с нами только на море, выберемся сами, – судья постарался придать голосу как можно больше строгости. Морской согласно кивал, но веры ему не было. – Потом сразу сюда, понял?
– Да. – Лизарис улыбался до ушей.
– Поклянись, – потребовал Ганнон, изобразив самый суровый взгляд, на который был способен.
– Д-да. – Иссур смутился и не мог подобрать слова, но рука уже ударила в грудь и отсалютовала. – К-клянусь, на кирасе и предках! – закончил он уже увереннее.
– Отлично, решили. Не вернемся – плыви домой и доложи в замке, – давал парню очередные указания Ганнон. – Заставить поклясться? – После этих слов Откликнувшийся уже не улыбался, только помотал головой. В его глазах читалась тревога. – Что там с записями, удалось посмотреть?
– Да, там мало чего интересного, только… – морской потер затылок.
– Что?
– Не понятно что, но понятно, что много, вот… – закончил он виноватым тоном.
– Поясни, пожалуйста. – Ганнон уже прикидывал возможные варианты. «Все здесь сводится к железу, а не куруму», – думал судья.
– Корабли эти, лодки неардо, которые к себе забрал Хилоб. Там было мало груза всегда. Они все разные, но столько, сколько они по бумагам привозили, – это даже не полтрюма.
– Это могло быть железо? Что-то для кузни? – продолжал расспрос судья.
– Покорность у них! – прорычал Роннак. – Таким грузом могут быть и люди.
– Может быть, но точно не безделушки для богачей, да, – заключил Иссур.
***
Прогуливаясь по городку, мимо деревянных домов, Ганнон кожей ощущал враждебность. Люди вели себя как ни в чем не бывало и вряд ли знали, кто он. Но за ним как будто бы наблюдал сам остров. Стук дятлов заставлял вздрагивать, с каждой доски на него глядели сучки-глаза. Лес, занимавший возвышенность за городом, уже был темным, и предстоящее путешествие не внушало радости. Сегодняшняя встреча с Габхой будет тяжелой, он явно сильно зол. «Неужели заметил Роннака? Это были его люди? Чьи же еще…», – размышлял Ганнон. От мыслей юношу отвлекла тишина: в кузне было пусто, у дверей в терем тоже.
Судья осторожно приоткрыл дверь, было не заперто. Он провел пальцами по фигурке коровы, тихо ступая по деревянному полу. «Защитит ли меня Адисса, если никто не видел, как я коснулся ее?» – мелькнула странная мысль. Грязные следы из рыхлой земли и мелких листьев портили чистый пол из светлых струганных досок. Ганнону было по пути со следом, пока тот не обрывался возле одной из боковых дверей. За дверью слышались голоса, шпион не смог удержаться.
– Да ну, хватит, ну зачем? – недовольно, но не слишком уж настойчиво вопрошал низкий мужской голос
– Не шуми, дай осмотреть, – отвечал женский – голос Ятты Ганнон узнал сразу.
– Что все так носятся, через час уже прыгал!
– Тсс! Какие же вы громкие, Молк вас разбери. Дай сменю перевязку и промою. – Строгий голос травницы резко изменился: смягчился, сменившись томным шепотом. – Не здесь. – В этих словах слышались одновременно укор и радость. – Отец узнает, шкуру спустит, – продолжила она уже спокойнее. – Он сегодня зол, как демон, к тому же.
Впереди послышался шум и Ганнон поспешил дальше, посмеявшись над неумелой скрытностью парочки: грязь буквально вела к ним в убежище. Дверь в столовую приоткрылась, там горели лампы, пахнуло смолой. Кто-то из слуг проскочил мимо, постаравшись обойти незнакомца по стенке. Внутри стоял сам Габха, на его хмуром лице отражались мрачные раздумья, он раз за разом ударял кулаком в раскрытую ладонь, пока не увидел на пороге незваного гостя. Слышавший как будто обрадовался, но это был мрачный азарт от долгожданной встречи с противником.
– Хосп, что уж там, без приглашения в моем доме, но для вас это привычно, так ведь? – Старик с живым любопытством разглядывал лицо судьи, ожидая ответа.
– Что случилось? – будто не заметив издевки спросил Ганнон. Уселся он тоже без приглашения, не став играть в вежливость, чтобы немного сбить с короля-землепашца спесь и взять инициативу в разговоре. Тот смешался, но продолжил все так же напористо.
– Я же предлагал помощь! Просил сообщать мне о проблемах на острове…
– И я следовал этому договору, это всего лишь наша вторая встреча… – ответил юноша, успев подумать: «Неужели знает про Роннака?»
– Мои люди видели ваши шайки, что прячутся в лесу.
– Я уверяю вас, что это не так! – воскликнул Ганнон. Искренность судьи заставила Габху на секунду засомневаться. В замешательстве был и сам юноша, судорожно рассуждая: «Много людей, но не аторцы, не их ли видел Роннак? Или местных, следивших за пришлыми?»
– Как бы то ни было, – строго произнес хозяин острова, будто стряхнув сомнения: так или иначе, перед ним был опасный чужак, – вам больше не рады в моем доме. А если уж на острове завелись шайки разбойников, то без охраны я вас, конечно, не отпущу. До пристани они уж дойдут тихо. Но дальше станут глашатаями.
– Что ж, – невозмутимо сказал Ганнон – дело складывалось скверно, но спорить, похоже, не было смысла, – тогда мне пора. Благодарю вас за гостеприимство.
– Боги в помощь! – напоследок Габха насмешливо бросил прощание, принятое на Деорусе.
***
Ганнон шел вперед, чувствуя за спиной свой почетный караул. Забавное, должно быть, зрелище. Неардо, которого провожают двое дюжих лесорубов в своих кожанках и с дурумовым инструментом. Может быть, удастся сойти за контрабандиста, что попал в переплет. Местные смотрели, но не сказать, что с большим удивлением. На пирсе никто не горел желанием отплывать немедленно. Следующая лодка отправлялась только через полчаса. Двое провожатых встали в шаге друг от друга, почти одновременно сложив руки на груди.
– Будете тут со мной? – с усмешкой спросил юноша. Как и ожидалось, ему никто не ответил. – Велено молчать, понимаю. – Он присел на бочку и похлопал себя ладонями по коленям. – Вы и не двигаетесь совсем, ты посмотри. Я тут видел воинов Ордена, там, у Илларин, – юноша махнул рукой в сторону Малого Атора. От упоминания стражей Ихариона один из лесорубов все-таки шелохнулся, приятная мелочь. – Вы им не сильно уступаете, я скажу. Король может быть горд.
Вскоре показался хозяин лодки и погрузил последний ящик. Припасы предназначались Легиону, но отказать людям Габхи в том, чтобы сделать остановку на пирсе Илларин, лодочник не решился, хоть и сумел отстоять время отплытия.
Юноша зажмурился и напоследок вдохнул местный воздух. Кто знает, удастся ли вернуться. Дым и распиленная древесина, запахи моря и леса, почти не искаженные менее приятными ароматами, порождаемыми жизнью людей. Городок был невелик, скорее поселок. Хорошее место.
***
Во время короткого плавания на Малый Атор Ганнон неожиданно для себя ощутил тоску. Несмотря на враждебность местных, ему совершенно не хотелось покидать остров, он усмехнулся, поймав себя на том, что даже думает по-аторски. А Хилоб пробыл тут пятнадцать лет, наверное, его можно понять. Интересно, кто и когда последний раз бывал и у Габхи, и у Илларин? Да еще и у командующего крепости. Может быть, он, Ганнон, вообще единственный?
Лодка причалила, мягко толкнув пирс. Долго ждать, пока она снова отчалит, не пришлось. Никаких поручений от монетного двора для незапланированного судна не было. Легионеры подошли к судье: Роннак был в доспехах и при оружии, Иссур надел только перчатки и наручи, чтобы защитить руки в плавании. В них он держал сумку, которую передал Ганнону, как только оказался достаточно близко.
– Вот, тут все вещи, о которых ты говорил. Меч и эта бутыль со странной брагой. – Лизарис отступил на шаг, пока судья опоясывался. Меч и кинжал добавились к кольцу и броши Коула, с которыми Ганнон не расставался. Интересно, вернулся ли хозяин в Виалдис? Но доложить можно и королеве, только бы узнать, наконец, что именно здесь происходит.
– Ты готов вывести эту нечисть на свет? – Ганнон положил руку на плечо подземника, тот сжал зубы и решительно кивнул. Хорошо, что удалось его воодушевить. Если дело обернется скверно, именно от этого воина будет зависеть их жизнь, уж побольше, чем от Ганнона.
Акт 3. Глава 4 Край изведанного
Глава 4. Край изведанного
Иссур повел их маленькое судно на запад к открытому морю. Как только они покинули воды между двумя Аторами, началась ощутимая качка. Откликнувшийся был сосредоточен, остальные тоже молчали, не желая отвлекать его. Они шли на восток, огибая Малый Атор с юга, после чего свернули на север, чтобы попасть к восточному побережью Королевского леса. Ход стал более медленным и плавным, Роннаку пришлось сесть на весла, чтобы идти на север в сезон Прилива, сегодня ветер не помогал им.
– Повтори, что ты сделаешь, когда высадишь нас, – обратился Ганнон к Иссуру, решив, что теперь уже можно подокучать ему, чтобы не выкинул лишнего.
– Вернусь обратно, – послушно ответил парень. Он смотрел вперед по курсу.
– Куда именно?
– К Илларин.
– И что будешь делать?
– Ждать вас.
– А если не вернемся?
– Отправлю донесение. – Иссур вздохнул. – Но не просто так, а с печатью и через саму леди.
– А дальше? – не отставал от парня Ганнон. Они подходили к главному.
– Поплыву домой. – Лизарис понурил голову. – Не на том же корабле, что и донесение, даже если придется ждать, – припомнил он последнюю деталь.
– Точно, молодец. – Ганнон решил приободрить поникшего Откликнувшегося. – Поверь, остаться и делать то, что должно, вместо того, чтобы героически броситься вперед… Это дорогого стоит. Мы зависим от тебя и полагаемся на тебя больше, чем кажется.
– Смотри, парень! – с кряхтеньем вступил в разговор гребущий Роннак. – Если не справишься, – он прервался, пока делал очередное движение веслами, – из-под земли достану!
Ганнон хмыкнул, а Иссур, до этого рассеянно кивавший, тоже усмехнулся и на миг отвернулся: похоже, смахивал слезу.
***
Когда они причалили к месту, которое указал Роннак, времени на прощания уже не было. Юноша и подземник спрыгнули на отмель и помогли оттолкнуть с нее яхту. Морской только успел махнуть им рукой, через секунду все его внимание снова было поглощено морем. Густой лес подходил почти к самому берегу Атора, и двое непрошеных гостей смогли быстро скрыться от любопытных глаз.
Подземник был собран и шел вперед, слегка склонившись над землей. Ганнон не видел его таким со времен вылазки на пляж: каждое движение рассчитано, каждые десять шагов он озирался по всем сторонам и вверх. Легионер уверенно шел по лесу, в котором был лишь раз, хотя ориентир всегда было видно: в любом просвете гора зеленой громадой заслоняла небо, и они направлялись к ее восточной стороне.
Ганнон в который раз запнулся о какой-то корень и сдавленно выругался, где-то спорхнула птица. Роннак, хоть и справлялся лучше, тоже иногда спотыкался. Все-таки это были не пещеры. Ни один уровень леса не был лишен жизни. Мох и опавшие хвойные лапы под ногами. Высокая трава и папоротники до пояса, в которых копошились мелкие зверьки, раскидистые кусты в два человеческих роста и, конечно, деревья. Невообразимой высоты сосны и ели доминировали в этой части леса. Их стволы были покрыты мхом, походившим на вековечную пыль, и местами начинали каменеть, прямо как клен на площади городка. Похоже, сюда лесорубы доходят не часто, Роннак выбрал хорошее место. Когда они остановились немного передохнуть, тут же поднялся гнус и без жалости атаковал незащищенные лица.
– Пфф! – Подземник выплюнул мошкару и ободряюще произнес: – Скоро выйдем к ручью, там будет попроще. Но и заметнее. – Ганнон в ответ лишь кивнул. – Дальше пройдем еще немного до того места, где я… остановился в прошлый раз. – Последние слова дались легионеру с трудом.
Вскоре они действительно услышали шум воды. Бурный, хоть и немного обмелевший, ручей протекал посреди леса. Противоположный правый берег был усыпан галькой и хорошо просматривался. Левая же сторона, по которой шли путники, была густо покрыта растительностью. Деревья, цеплявшиеся за самый край берега, клонились к воде, некоторые и вовсе лежали в ней, упав в ручей под собственной тяжестью. Ганнон и Роннак шли по кромке, что создавали корни накренившихся деревьев. Очередной порыв ветра принес запах гари, совсем непохожий на знакомый Ганнону приятный запах горящих дров.
Они шли вверх, против течения ручья. Когда подъем стал слишком крутым, путники свернули на восток, углубившись в лес на несколько сот шагов. Роннак резко остановился и прошептал:
– Вот это место. По крайней мере, я так думаю. В этом проклятом лесу не разобрать.
Бор здесь был не таким древним, окаменевшие стволы уже не встречались, но растительность все равно была густой, в лесу становилось темнее. Стали попадаться лиственные деревья, еще выше и толще хвойных. Очередной порыв ветра снова принес странный запах.
– Предлагаю пройти дальше туда, откуда дует ветер, и осмотреться. Может быть, с одного из деревьев, – сказал Ганнон, заметив страх на лице своего спутника, что тот безуспешно пытался подавить. Кто бы ни лазил в этом лесу, они сумели напугать подземника, а это была задачка не из простых.
Возможно, дело было в слабеющем свете или в том, что лес снова становился гуще. А может, Ганнону передался настрой легионера, но ему действительно начинало казаться, что за ними наблюдают. Роннак стал озираться сначала каждые семь, а потом и каждые пять шагов. Тьма сгущалась, в любой тени мерещился соглядатай. Странный звук, будто резкий порыв ветра, сжавшийся в хлопок, заставил их замереть. Роннак оглянулся на Ганнона, в его взгляде читалось: «Вот, я же говорил, это правда!»
После еще десяти минут пути, полных страха и мерещащихся теней, Ганнон уже и сам мечтал убраться подальше из этого места. Выбраться по Королевской дороге, а там пусть провожают хоть с фанфарами и высылают. Только бы узнать хоть что-нибудь, о чем было бы нестыдно доложить Избранникам. Юноша вдруг с ужасом осознал, что до этого тени в лесу ему все-таки мерещились. Потому что теперь появились настоящие.
Роннак тоже заметил, но было поздно: их взяли в кольцо. Аторцы выходили из-за каждого дерева, зажигая факелы. Подземник уже стоял с мечом в руках, но Ганнон положил ладонь на его наручь и заставил опустить оружие: врагов было не меньше двадцати. Судья прикоснулся большим пальцем к кольцу и стал выискивать вожака.
– Попались, молковы отродья! – заговорил один из людей Габхи. – Два дня за вами гонялись, как сквозь землю вы проваливались, но от нас не уйдешь. Это лес! Мы тут хозяева!
– Странно, ведь мы тут только день, – сказал Ганнон, осматривая дровосеков, что стояли слишком рассредоточено, да еще и с разных сторон. У них был только дурум, некоторые несли деревянные рогатины. Изможденные и грязные, видимо, они и вправду были здесь давно. – Можете спросить короля, я тот чужак, с которым он вчера говорил.
Среди аторцев послышались перешептывания, вожак вытолкнул вперед светловолосого парня, что был чуть почище остальных. Тот, слегка припадая на одну ногу, подошел к пленникам с факелом и получше осмотрел их, в свете пламени его голубые глаза блеснули зеленым.
– Да, – помедлив произнес молодой лесоруб. Его низкий голос был похож, на тот, что доносился из комнаты Ятты. – Хедль и пещерник, те самые. С ними еще сопляк из Морского.
– Где третий? – грозно спросил Ганнона и Роннака вожак, рыжеволосый лесоруб постарше.
– Уплыл, – поспешил ответить судья, чтобы опередить подземника, пока тот не подписал им обоим приговор своей руганью. – На то он и морской. Не думаю, что король хочет нашей смерти. Лучше дать ему знать, а то может и шкуру спустить. – Юноша внимательно смотрел на молодого лесоруба. То, как он дрогнул от этих слов, выдало парня с головой. «Что ж, буду знать, как отомстить за «хедля» и «сопляка». Если выживу, конечно», – усмехнулся он про себя.
Оружие люди Габхи отбирать у Ганнона и Роннака не стали, велели им только сложить мечи у костра и сесть подальше. Аторцы, их было двадцать три, отправили двоих гонцов к своему хозяину, а сами расселись группками по двое-трое. Они окружали своих пленников со всех сторон, надежды убежать не было. Кольцо все еще было при судье, но это на самый крайний случай. Время тянулось мучительно долго, Ганнон стал беспокоиться за Роннака. За час подземник не проронил ни слова, лишь угрюмо смотрел в одну точку, по его лицу скатывались капли пота, хотя костер был далеко. Иногда он слегка шевелил губами, будто разговаривая про себя.
Спустя два часа ожидания аторцы зашевелились и повставали со своих мест. Увидев копну белых волос, Ганнон прищурился, не веря своим глазам. Ошибки быть не могло: это был сам Габха. Очень уж быстро он к ним добрался.
– Ух ты, теперь и сам решил погулять в лесу, – с усмешкой бросил юноше хозяин острова. Старик упер руки в бока, на поясе был стальной топор и кинжал.
– Хотел подышать свежим воздухом, – ответил судья, – но запах углежогов мешает.
– Где остальные твои люди? – пробасил Габха, не подав и виду, что понял намек Ганнона.
– У меня еще только один человек…
– Ложь.
– И он на Малом Аторе, ждет нас с собратьями-легионерами.
– Я правда не хочу тебя убивать, судья, – усталым голосом проговорил старик, проигнорировав угрозу. – Они ведь придут из-за этого. Хотя в лесу тебя могли и медведи задрать… Я снова прошу, скажи, что тебе нужно от нас?
– Выяснить, для чего вам лишний уголь, что не записан в бумаги Илларин, – невозмутимо ответил юноша. – Не для старых ли домов, чтобы они плавили курум на Аторе? – Ганнону уже и самому эта легенда казалась шаткой, но Габха только кивнул.
– Вот это дерево, повыше, – он указал на одно из крупных, – заберись туда и посмотри в сторону горы. Ребята, подсадите-ка его.
Лесорубы без всякого такта подтащили пленника к дереву и почти что закинули на нижние ветви. Делать было нечего, пришлось карабкаться вверх. Оказавшись выше крон прочих деревьев, Ганнон с удивлением осознал, что вне леса еще довольно светло. Он сощурился, его глаза слишком долго пробыли в лесном полумраке.
То, о чем говорил Габха, не заметить было очень трудно: широкое черное пятно посреди леса, наползавшего на гору. Огромные деревья обуглились целиком, не потеряв целостности, черные ветви лишились листьев, но все так же смотрели в небо. Аккуратно спустившись до места, куда его закинули, Ганнон с опаской посмотрел вниз: до земли было еще два человеческих роста. Аторцы внизу и не думали помогать. Выругавшись, он решил обхватить ствол и сползти вниз. У него почти получилось, но на пол-рубба от земли руки не выдержали, и Ганнон сорвался, упав на спину. Когда юноша сумел поднялся, старик уже стоял рядом с ним.
– Пытаемся убрать эту дрянь, уж не знаю, откуда она появилась, – устало проворчал король, с ненавистью взглянул на чужаков. – Чтобы такие, как вы, не думали лишнего. Не похоже ведь на работу углежогов, а? – обратился он к Ганнону. Тот лишь тряхнул головой. – Боги свидетели, только этого мне не хватало. Что за напасть… – Старик пнул подвернувшийся камень. – Пойдете посмотрите, что там на самом деле. А потом, клянусь, если не уберетесь…
Несколько мрачных аторцев двинулись навстречу своему лидеру. Спустя десять секунд яростного шепота конфликт был исчерпан, и они отошли с поклоном. Ганнон медленно подошел к своему оружию, Габха кивнул, после чего юноша опоясался мечом и кинжалом. Роннак молча сделал то же.
– Амхор, возьми еще троих и отведи чужаков к этой молковой роще. Пусть посмотрят, что хотят, а потом – на пристань их, – распорядился старик.
Светловолосый молодой лесоруб кивнул и вместе с тремя другими двинулся в сторону черной рощи. Ганнон с тревогой отметил, что их с подземником спутниками были те же, кто спорили с Габхой. Аторцы шли по лесной чаще уверенно, двое впереди и двое позади чужаков. Пара перед ними иногда отрывалась от Ганнона и Роннака, что в лесу были не такими быстрыми, как местные, тогда двое сзади окликали идущих впереди товарищей птичьим криком и группа снова собиралась вместе.
***
Спустя десять минут пути снова послышался странный хлопок. Идущие впереди дали знак остановиться и ждать. Один пошел на разведку, пока остальные пятеро – двое чужаков и трое аторцев – остались ждать. Пленники, именно так Ганнон думал о них с Роннаком, присели у дерева. Рядом с ними остался Амхор, еще двое караулили по сторонам. Разведчик все не возвращался, на секунду юноша забылся и расслабился. Он откинул голову назад и, не рассчитав расстояния, приложился затылком. Это вывело его из забытья, заставив собраться и сосредоточиться, но удар был очень мягким, да и звук странным. Юноша с подозрением оглядел светлый ствол. Он был бугристым, как будто состоял из отдельных деревьев поменьше, но кора покрывала их все. Заметив любопытство чужака, к нему обратился Амхор:
– Пустые клены, эти молодые, мягкие еще. Тут подводный ключ должен бить, им воды много надо. Иначе не росли бы так под горой.
Роннак пробурчал что-то себе под нос. Ганнон же только кивнул, он раз за разом оглядывал чащу и своих провожатых, чтобы почувствовать хоть какой-то контроль за ситуацией, хотя толку от этого было мало. Спустя еще десять минут поток мыслей вновь смыл сосредоточенность, судья поймал себя на том, что расковыривает ногтями ствол дерева – мягкая кора поддавалась на удивление легко. Юноша посмотрел на труху в своих пальцах и поразился тому, о какой же чуши он думает перед лицом опасности. «А может, наоборот, правильно? А то так и умру, не узнав», – усмехнулся он про себя и с этими мыслями отправил кору в рот, постаравшись ее прожевать. Горечь разлилась по рту, обволакивая язык, небо и даже щеки. Но хуже было другое: древесный порошок мгновенно высушил рот и схватил глотку так, будто Ганнон наелся песка.
Юноша яростно откашливался под изумленные взгляды всех присутствующих. Аторцы на страже стали оглядываться, опасались, что если это и не сигнал, то уж точно может привлечь ненужное внимание. Когда Ганнон, наконец, немного пришел в себя и утер проступившие слезы, к нему снова обратился светловолосый лесоруб:
– Ты чего творишь? – зашептал он. – Из ума выжил?
– Нет, кхм, просто говорят, что эта кора похожа… да неважно. – Юноша только махнул рукой: глотка все еще саднила, не было желания объяснять.
– Пфф, вы, чужаки, все и правда тронутые: тянете в рот всякую погань, – насмешливо проговорил Амхор.
– Слушай сюда, аторская ты погань, – прошипел Роннак сквозь зубы. К ужасу Ганнона, подземник вышел из ступора и теперь выплескивал накопившиеся злость и стыд. – Если судье Избранника угодно пробовать эту вашу… да Молк знает чего… как хочет, так делает! Понял, грязь?
Судя по взгляду застывших, словно лед, голубых глаз, аторец все понял. Он, не мигая, смотрел на подземника, тот отвечал тем же. «Молк, и оба при оружии», – стиснув зубы подумал Ганнон и приготовился броситься между ними, но от беды спас вернувшийся разведчик, он подал сигнал, что можно было идти дальше. Амхор молча поднялся и зашагал прочь, сжав кулаки.
Пройдя еще несколько сот шагов, группа вышла из-под зеленого покрова леса на небольшую поляну, на другой стороне которой уже стояли обугленные трупы деревьев. Сама прогалина была разделена на две половины: ближе к пришедшим трава еще была зеленой, но она постепенно желтела и превращалась в сажу около черной рощи.
– Хосп! – громко прокричал лидер их отряда и направился вперед.
– Хосп, хосп… – ответили ему из-за черных деревьев, говор был не аторский. – Поймали-таки этих молковых призраков? – Говоривший, наконец, показался вместе с еще двумя. Они были одеты почти так же, как и сопровождавшие Ганнона и Роннака аторцы, но что-то было не так… В сумерках уж не разобрать.
– Нет, но вы же просили приводить любых подозрительных, – ответил человек Габхи.
Ужаснувшись этим словам, спустя миг Ганнон увидел сталь, блеснувшую в руках незнакомцев. Он повернулся к Роннаку, что стоял по левую руку от него, но тот уже валился на землю: дурумовый нож вонзился точно в шею легионера, минуя доспехи. Звук… это был не вопль, это была задыхающаяся попытка издать его. Воздух покидал тело через рану, и несчастный мог только коротко попытаться вдохнуть, но безуспешно. Ганнон оказался лицом к лицу с Амхором, залитым темной кровью подземника: светлые глаза и безумный оскал аторца гротескно контрастировали с его обагренными лицом и бородой. Прежде чем юноша успел что-либо сделать, убийцу свалили на землю и стали избивать свои же. Люди со сталью тоже хотели добавить, но переговорщик-аторец не пропустил их.
Другой лесоруб воспользовался случаем, чтобы нейтрализовать второго пленника. Удар обухом заставил Ганнона повалиться на землю, но он сохранил достаточно сознания, чтобы понять, что его меч с кинжалом забирают, после чего послышались голоса:
– Этот все одно никчемный… не знает ничего! – вопил задыхающимся голосом Амхор, которого мордовали свои же. – Хедль главный, а подземник заслужил.
– Это не тебе решать, сопляк! – прокричал один из лесорубов, подкрепив слова ударом, после которого послышался звук падения.
– Он за это заплатит! – прошипел встретивший их воин. – Пленник мог знать…
– Заплатит, и еще как, – так же тихо, но спокойно ответил ему аторец, – но заплатит у нас.
– Пусть так, этого хедля оставляйте нам, а псину унесите. – Мужчина толкнул носком сапога тело Откликнувшегося, под которым растекалась лужа крови. – Он ваша проблема.
Акт 3. Глава 5 Плен ведьмы
Глава 5. Плен ведьмы
Ганнон с трудом приподнялся на локтях, оглядев себя, он понял, что забрали не только оружие, но и флягу. Видимо, аторцы захотели выпить после напряженного вечера. Сапог на спине юноши не дал ему подняться выше. Он видел только вторую ногу и слышал голос своего пленителя. А еще он заметил ножны длинного меча: бутероль на конце была сделана из стали и украшена позолоченной гравировкой… Значит, это была стража Видевших.
– Грязь ушла… А где ведьма? – шепотом спросил воин, по голосу которого было слышно, что он поежился.
– Рыжая? Так ее с ними не было… – озадаченно ответил один из подчиненных.
– Да не их. Ушли, значит, пора звать… – гвардеец осекся и сглотнул.
– Ваша ведьма здесь, – прозвучал ровный и тихий женский голос. В нем слышалась усталость от игры, что раньше забавляла.
Воин, наконец, убрал сапог со спины Ганнона и инстинктивно подошел поближе к своим людям. Похоже, за пленника он уже не переживал. Худая черноволосая девушка – на пару голов ниже гвардейцев – плавно шла мимо них с кошачьей грацией, подол абсолютно черного одеяния плыл за ней, словно не касаясь лесной подложки. Рослые воины пятились и тайком прикладывали руки ко лбу, отгоняя нечистую силу. Женщина оказалась между юношей и сбившимися в кучу воинами. Ганнон взглянул на кольцо и собрал все силы: «С зельем или без, сейчас!» – внутренне скомандовал сам себе судья. Он прошел две ступени из трех и уже рванулся вверх, направляя руку и готовясь выпустить пламя во врага. В глазах незнакомки блеснул страх, сменившийся гневом.
Ганнон вскрикнул от боли: невидимая сила перекрутила его руку, придав ей гротескные, неестественные изгибы. Затем он почувствовал, как эта неведомая мощь спеленала его, не давая дышать. Юноша стоял на земле на самых кончиках пальцев, но через мгновение ощутил, как приподнялись над землей и они. Не двигая ногами, ведьма за мгновение оказалась с ним лицом к лицу. Гвардейцы попятились еще дальше. Пронзительные зеленые глаза изучали Ганнона, пока его уголок рта нервно дергался. При этом женщина накручивала черный локон на палец с длинным острым ногтем. Наконец она прошипела:
– Ты умереть торопишься, недоумок?! Что ты тут затеял со своим колечком?! – Она влепила юноше пощечину, оцарапав лицо. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что с этими людишками вожусь я? – Ганнон не понимал. Ведьма же насмешливо продолжила: – Веди себя тихо и засунь свои бирюльки… Договорим потом.
Еще двое людей в черных робах вышли на поляну, окончательно распугав гвардейцев. Ведьма разжала незримую хватку, и Ганнон рухнул на землю. Женщина плавно спустилась на выжженную траву и подошла к своим собратьям уже пешком. Они обменялись несколькими короткими фразами на незнакомом языке, после чего повернулись и направились к обугленным деревьям. Двое гвардейцев подошли к пленнику и подхватили его за руки. Юноша услышал шепот у своего уха:
– Ты уж прости, брат, убить-то ладно. Но отдавать человека этим… прости… – здоровенный гвардеец всхлипнул. – Ихарион тебе в помощь.
Ганнона протащили сквозь рощу черных деревьев: мрачные великаны были лишены не только листьев, но и любых неровностей и шероховатостей. Мох, наслоения старой коры – все истлело и было унесено ветром. Поверхность была как будто полированной, что придавало местности еще более зловещий вид. Гора, к которой стражники вместе с пленником направлялись, издалека казалась почти вертикальной, но здесь – у основания – было видно, что у самой земли склоны были пологими. В отличие от черного леса у них за спинами тут растительность была в порядке. Мужчины дошли до входа в пещеру, замаскированного тканью, ветками и мхом.
Ганнон и его пленители прошли под каменным сводом мимо сталактитов и сталагмитов и углубились в грубый, вырезанный в скале коридор, освещенный факелами. Вскоре они вышли к винтовой лестнице, что вела вниз, изгиб за изгибом. Все еще не оправившийся от удара юноша быстро сбился со счета. Но вот что было абсолютно точно: с каждым витком становилось все жарче.
Когда группа дошла до конца лестницы, юношу поразило огромное пространство, открывшееся перед ним: и без того колоссальная естественная пещера, вдобавок расширенная и укрепленная людьми. Дальний конец зала был едва различим, он виделся мутным пятном красного света. Оказавшись здесь, Ганнон ощутил настоящий жар. Его провели лишь до середины этого помещения, и с каждым шагом зной нарастал, делаясь нестерпимым. Тюремщики, обливаясь потом, ускорили шаг. Они направлялись к широкому проему в левой стене пещеры.
Несмотря на жару, проход охраняли двое гвардейцев. Один из них зачерпнул воды из бочки и вылил черпак себе на голову. Второй стоял чуть внутри проема, где было немного полегче. Плавной, но быстрой походкой их обогнала женщина, которую гвардейцы называли ведьмой. На ней не было ни капли пота, она огибала и уворачивалась от сновавших тут и там рабочих, те как будто вовсе не замечали ее.
Голый по пояс бородатый мужчина – по виду мастеровой – направился навстречу конвою и тоже оказался у прохода. Стражник тут же выступил из глубины, обнажив меч и направив его на подошедшего аторца.
– Потом отдашь, не видишь, что ли? Не до того сейчас, – бросил один из сопровождавших Ганнона неосторожному работяге, что пятился назад, подняв перед собой ладони.
Перед тем, как стражники и пленник свернули в боковой проход, Ганнон успел хорошенько рассмотреть дальний конец пещеры. Подойдя ближе, юноша понял, что это был за источник света: там, посреди кузнечных механизмов, текла лава. Поток светящейся, неестественно густой жидкости выходил на поверхность там, где пещеру расширил человек. Лава ползла поперек помещения и снова уходила в глубину. «Значит, мы под рощей, – морщась от боли в затылке, решил Ганнон. – Да, уголь им тут и правда не нужен». Металлические трубы тянулись с потолка к рабочим местам. Время от времени кто-то из трудящихся там людей открывал поток и исчезал в клубах пара.
Заключенного ничто не роднило с его тюремщиками, но, проскользнув в боковой проход, все трое вздохнули с облегчением. Портал был в левой стене пещеры, и свернули они тоже налево. Значит, они идут вглубь горы. Дорога оказалась вдвое длиннее, чем путь по пещере, и вновь лестница… Смешно было об этом думать, но после лесного путешествия ноги уже порядком устали. «Вот бы сейчас оказаться на столбовом дворе», – грустно усмехнулся про себя Ганнон, ставя ногу на очередную ступень.
Эта лестница шла вверх и оказалась куда протяженнее первой. Ноги болели немилосердно, но зато становилось прохладнее. Судя по всему Ганнон и его конвоиры поднялись выше уровня земли и были в тверди горы. Они вошли в просторный – хоть его и было не сравнить с пещерой внизу – круглый зал, из которого вело множество дверей. Здесь все было рукотворным: вырубленные в камне стены были неестественно гладкими, да и само помещение тоже было идеально ровным. Зал был хорошо освещен, хоть Ганнон и не мог определить источник. От отвратительного запаха, царившего здесь, подкатила рвота, он был странно знакомым, но не получалось вспомнить откуда.
Гвардейцы с пленником остановились, когда к ним навстречу вышли двое в темных одеждах: уже знакомая ведьма и молодой мужчина. Он протянул вперед тонкую руку, покрытую бугристыми шрамами, и проговорил:
– Он устал. Этого человека придется пропустить.
– Этого?.. – гвардеец сперва не понял, о чем речь, но быстро сориентировался. – Приказ лорда Корба ясен. Всех подозрительных – проверять.
Пока двое сверлили друг друга взглядами, Ганнон подумал: «Говорит имя вожака, значит, не думает, что я буду жить… Вся надежда на ведьму». В конце концов молодой культист все же сдался, и солдаты ушли в сторону одной из дверей. Ведьма тронула руку своего собрата и тихо произнесла:
– Иди с ним в святилище и подтверди нашим. – Она говорила на Део, культист в ответ только нахмурился. – Иначе не отдадут, будет, как тогда… Я присмотрю. И проверю его заодно.
Нехотя мужчина выполнил ее просьбу и отправился следом за людьми Леорика. Он нагнал гвардейцев у одной из дверей. Это был единственный проход, который стерегли не другие солдаты, а фигуры в черных робах. Женщина оглянулась по сторонам и подошла к пленнику вплотную.
– Не хотел оставлять меня одну, даже он уже не доверяет мне, – прошептала ведьма Ганнону, кивком указывая на скрывшегося за дверями собрата. – Хотя сейчас им не до того… Но нет худа без добра, именно поэтому меня отправили возиться с людишками, а так бы ты был мертв. – Ганнон только приоткрыл рот, но она не дала ему вставить слово. – Здесь нас уже много, так что забудь пока про побрякушки Коула. Их я как будто проверила. Перед тем, как тебя поведут в камеру, ударь меня хорошенько по лицу, понял?
Ошарашенный юноша едва дернул подбородком, подтверждая, что да, он понял. И вовремя: к ним уже возвращались культист и стражники. Последние вели под руки сгорбившегося молодого человека. Чуть ниже Ганнона, он был еще более худым. Кожа была не просто бледной, а молочно-белой, при этом на ней не было видно ни одной вены. Волосы длиной с палец стояли торчком и казались золотыми из-за игры света, а вот глаза… Тут свет был уже ни при чем: зрачки были цвета настоящего золота, будто два хара.
– Этот, в двух тюрьмах, меня утомил, он не знает, где находится… Можно мне поспать? – слабым голосом произнес бледный парень и тут же и правда зевнул, с надеждой оглядев присутствующих, включая пленника. Молодой человек, похоже, не совсем понимал, что происходит. От него шел стойкий запах морских гадов – тот самый, что Ганнон ощутил, когда его только привели. Теперь он понял: пахло пойлом из штормовых ракушек.
– Конечно можно, – проворковал культист: от его ласкового голоса у Ганнона внутри все перевернулось. – Только сначала посмотришь на нашего нового друга.
– Но я устал! – Бледный топнул ногой, будто капризный ребенок. – А можно потом посмотреть на звезды, те четыре?
– Он про одну – Путеводную, – пояснил один из гвардейцев.
– Можно, Хелиос, – мягко провогорила ведьма, подойдя к этому диковинному человеку и погладив его руку.
– Хорошо, – буркнул он и взял Ганнона за запястье. С минуту Хелиос раскачивался молча, после чего выгнулся дугой, завалившись назад, его едва успели подхватить. Изменившимся до неузнаваемости голосом он провозгласил: – Он возьмет тебя на светило! Но они захотят бросить тебя во мрак! – Парень несколько раз дернулся, каждый раз все слабее. Гвардейцы бережно держали его, не давая поранить себя. В конце концов, он затих у них на руках, и стражники аккуратно понесли его прочь. Один из солдат беззвучно шевелил губами, запоминая. Юноша тем временем часто моргал – в глазах плясали белые искры. Смысл слов доходил тяжело, его сильно тошнило.
– Еще запутаннее, чем обычно, – проворчал гвардеец.
– Нам главное доложить, – рассудил его товарищ. – Но иногда он и дело говорит. И пещеру он отыскал.
– Думает, мы возьмем его с собой? – прошептал культист на ухо ведьме, пока гвардейцы возились с провидцем. – Но мрак ему точно обеспечен, – мужчина усмехнулся и хищно посмотрел на пленника. Он говорил на Део с трудом, значит, хотел, чтобы юноша понял его слова. Кажется, скоро Ганнона поведут в камеру. Женщина двинулась мимо судьи, будто бы к своему собрату, и обратилась к нему:
– В любом случае, пока что нам… – ее реплику прервал звук хрустнувшего носа. Ганнон выполнил задание ведьмы на совесть, хорошенько впечатав в ее лицо локоть. Мимолетное удовлетворение юноши сменилось страданием, когда женщина с вполне искренним яростным воплем вновь скрутила его тело, как тогда, на опушке. Хотя нет – хуже, чем тогда: хруст суставов и связок по костям достигал слуха Ганнона. Он едва удерживался, чтобы не потерять сознание.
– Помоги им, а я сама его допрошу! – крикнула ведьма культисту и в ярости направилась прочь из зала, а по воздуху перед ней плыл изогнувшийся стонущий пленник.
Хватка разжалась только когда они оба оказались в камере: Ганнон упал на твердый камень лицом, но это все равно было облегчением.
– Ох, Учителя и Первые… Почему в нос?! – раздосадовано воскликнула девушка, подвигав хрящ туда-сюда, и несколько раз шмыгнула. Махнув рукой, она заставила дверь захлопнуться, послышался щелчок замка и хлопок воздуха. Ганнон осторожно, проверяя каждый сустав, рискнул подняться на ноги. – Зачем?! – прошипела ведьма, не дав ему опомниться. – Если вы и без меня узнали, где они его держат, почему ты притащился один? Где Коул?
– Без тебя? Тебя зовут… – Ганнон уже догадывался, кто перед ним, но все же прервался: он хотел услышать от нее, чтобы точно удостовериться..
– Силаи, – назвала ведьма то самое имя, вестей от обладательницы которого так ждал Коул. – Да, а ты… – Она наморщила лоб. – Я спрошу так: ты когда-нибудь покидал Деорус?
– Я сейчас на Аторе… – осторожно ответил Ганнон, после чего девушка часто заморгала.
– Значит, ты из местных его слуг. Но ты странно обращаешься с кольцом… Ладно, мне сейчас не до политики твоих хозяев… Потому я и не распознала тебя тогда, хоть и почуяла что-то, – скривившись сказала Силаи. В ответ на вопросительный взгляд юноши, она закатила глаза и театрально щелкнула пальцами над головой. Перед Ганноном вместо ведьмы стоял Синдри – тот культист, что сопровождал Корба. Еще один щелчок, и личина спала – на юношу вновь смотрела зеленоглазая девушка. – Ты мне показался подозрительным из-за этого, потому и послала за тобой парня с ножом. – Она кокетливо пожала плечами.
– Тот убийца… – Ганнон с ужасом вспомнил ночь у Красного столбового двора, когда он едва не лишился жизни.
– Ну ты же в порядке, а он был ценный слуга, так что кто еще тут виноват, – усмехнулась Силаи. – Барьер на твоей двери открывается моим именем. Скоро сюда придут культисты за своим другом «в двух тюрьмах», ты услышишь, – повторила она слова Хелиоса. – Он в святилище, которое стерегут наши, а не люди Видевших. Тогда и ты выскользнешь, только не умри. Всем будет не до тебя, к тому же я выбрала для тебя самую дальнюю камеру, не благодари. Просто постарайся никому не попасться на глаза.
– Придут другие культисты? Ваши враги? – Голова юноши шла кругом.
– Мы не… Хотя люди Корба и думают так, но мы не демонопоклонники, просто перехватили у них ценность. Но это их волнует во вторую очередь.
– Так кто же вы? – не отступал с расспросами Ганнон. Он никак не мог найти вариант, что был возможен хотя бы с натяжкой.
– Как твои хозяева, но другие. И пострашнее. Это сейчас неважно, сосредоточься на Хелиосе.
– Хелиос… Культисты идут за ним?
– Нет, не только. Их друг у нас в плену: несколько недель назад мы призвали демона и связали его с другим святилищем, что на Ташморе. Так мы можем переместить Хелиоса, чтобы твои хозяева не узнали.. Но культистам такое бого… демоно-хульство, – она задумчиво проговорила слово, будто пробуя его на вкус, – не понравилось. И они идут сюда, даже Образы будут впервые лет за сорок, наверное.
– Я могу дать знать Коулу, – сказал Ганнон. Шокирующих открытий становилось слишком много, но юноша не имел представления о тех силах, что, похоже, были обычным делом для Силаи и старика. Ему хотелось отдать вожжи хозяину. Ганнон уже не думал о риске и готов был довериться ведьме. Он показал ей брошь.
– Хм, не очень-то старик тебя ценит, – поджав губы, заметила ведьма, осмотрев талисман. – Впрочем, ты прав, но позвать его надо только после того, как доберешься до Ташмора. Даже если такой талисман и сработает рядом с этой горой… мы просто уйдем из-под носа Коула. А если не успеем, то используем силу демона для боя. Вам этого не нужно, поверь. А после перемещения демон будет слабее. На Ташморе пещера в лиге к востоку от, – она задумалась, вспоминая, – пика Белый Клюв.
– Нужно плыть на Ташмор…
– Да, и обогнать демонопоклонников. Они поплывут в погоню… смешные, у них такая сила, а прыгают на несколько сот метров… Метр – это чуть меньше пол-рубба по-вашему. Боятся дальше. Берегут своих друзей. Аторцы смогут помочь их обогнать, но надо как-то убедить Габху помочь…
– Еще добраться бы до него. Мы, кажется, больше не друзья. – Ганнон усмехнулся. Старый аторец намеренно послал его на смерть.
– Они прибегут на бой, тут недалеко их лагерь, где они хранят сделанное оружие и тренируются. Но что им сказать? – Силаи снова помяла нос, начавший припухать.
– Что здесь будет к тому времени? – спросил юноша.
– Уфф, руины, тела. Остатки ритуала, пара трупов одержимых, если повезет.
– Они видели вас, аторцы?
– Нет, они думают, что имеют дело с этими вашими Видевшими. Сам заметил, как вход стерегут в кузне. А гвардейцы не видели нашего пленника, того, за кем идут культисты.
– Ты ведь не местная? – с улыбкой спросил Ганнон, он вновь почувствовал почву под ногами, пусть и шаткую.
– Мягко говоря. – Девушка сложила руки на груди.
– Я найду, что сказать аторцам, – заключил Ганнон.
– Хорошо. – Силаи пожала плечами. – Отметь, что нужно на Ташмор «по низу», понял? Нет? Аторцы поймут, ты запомни только. Обгонишь культистов, плыть к Шторму твоих хозяев наверху в этот сезон тяжело.
Ганнон обдумывал «Шторм его хозяев». Коул, конечно, непрост, но точно не из числа богов. Что-то мельтешило у юноши перед глазами, он сморгнул и понял, что это рука Силаи.
– Эй, серые глазки, ты меня слушаешь?
– Прости, я задумался.
– На Ташморе скажи Коулу, что меня подозревали свои, поэтому молчала с самого Арватоса. И напомни про уговор, он поймет. – Когда Ганнон кивнул, она направилась к выходу, продолжив бормотать себе под нос: – Лидер на меня косо смотрит, скорее бы напали… тогда им станет не до меня… а то просветят…
– Ты сказала, твои хозяева пострашнее… А мои сдюжат? – остановил девушку вопросом Ганнон. Она повернулась, лицо ее помрачнело.
– Это не то же, что сильнее… – Ведьма стряхнула оцепенение. – Наши хозяева дают силу ужасной ценой, мы для них расходный материал. Твоим я верю больше.
– Охох! – Юноша не удержался от смешка, а затем вздрогнул от воспоминаний о Возвышении Виннара. – Видимо, плохо ты знакома с моими хозяевами…
– Уж получше, чем ты! – парировала девушка. «Спору нет, Коул точно раскрыл ей больше», – мелькнуло в мыслях Ганнона. – А вот ты моих точно не знаешь. Иначе ценил бы свои глаза! – зловеще закончила она, юноша сглотнул. Силаи несколько секунд была неподвижна, только ее губы безмолвно шевелились. – Не забудь: дверь, мое имя, – тихо сказала она, прежде чем развернуться и вновь направиться к выходу.
Подойдя к проему, девушка и вправду прошептала что-то, послышался хлопок и скрежет замка, дверь распахнулась. Силаи вышла из камеры, снова скрежет и хлопок, дверь вновь оказалась закрыта. Ганнон осмотрелся по сторонам: камера представляла собой голый каменный мешок, не было даже ведра, не то что лежанки или сидения. «Видимо, пленники тут не задерживаются», – подумал юноша, поежившись. В комнате без окон царил все тот же холодный свет, да и воздух тут не был спертым.
Он примостился на каменном полу, стараясь помягче обойтись с больными местами. Это было той еще задачкой: сейчас на теле их было большинство. Сумев наконец опуститься на твердую поверхность, Ганнон выдохнул и протянул вперед ноги. Разговор с Силаи получился скомканным и создал больше вопросов, чем дал ответов. Юноша не успел спросить ее о Хелиосе: ни о нем самом, ни о его словах. «Светило, тьма… Интересно… Тьма – это смерть или подземелье? – размышлял судья. – Подземелье и смерть… Крысы!» – он вспомнил Роннака. С момента их поимки аторцами произошло столько, что Ганнон успел забыть, забыть такое. Он недолюбливал легионера, теперь же ему было стыдно за свою неприязнь к нему. Все же подземник поплатился именно за то, что эту неприязнь и вызывало: ненависть ко всему чуждому.
Кольцо и брошь Коула все еще были при юноше, хоть рядом с ним и были другие… «Другие кто? Культисты? Другие хозяева? Значит, они чувствуют только использование кольца, но не его присутствие, – рассуждал Ганнон, анализируя последние события. – Нужен был обыск, и они поверили Силаи. А сама она знала, что это должно быть именно кольцо. Надо будет задать ей еще пару-другую вопросов, если ее не… как она сказала? Просветят?» Юноша вспомнил Виннара и его «возвышение». Давняя рана от потери друга причиняла боли не меньше, чем свежая – от гибели Роннака. «Да и кто такие эти «хозяева»? – продолжил размышлять пленник. – Подозрения насчет сил Коула оказались преуменьшением, способности одной только Силаи превосходили все то, что он когда-либо показывал, а ведьма говорила о старике со страхом…»
***
Мечтавшей о скором нападении, ведьме определенно повезло: пленник не провел на полу камеры и двадцати минут, как снаружи послышались гулкие удары, с дрожью расходившиеся по камню. Ганнон собрался и со стоном встал с пола. Он слушал все более частые и мощные толчки, от которых сотрясалась порода, при этом повторяя шепотом: «Силаи, Силаи, Силаи» – как будто он мог забыть заветное слово. Когда момент настал, пароль юноше уже не понадобился: после оглушительного взрыва стену его камеры снесло начисто, он оказался завален обломками кладки.
Выбравшись из-под груды камней и выплюнув пыль, Ганнон вскочил на ноги, игнорируя боль. Боковые стены были на месте, снесло переднюю, что выходила в круглый зал. А вот дверь стояла на месте, как ни в чем не бывало. Он использовал ее как укрытие, чтобы осмотреться: разрушения прокатились по всему помещению, уничтожив стену и вокруг той двери, что стерегли собратья Силаи. В помещении за ней голубым светом мерцал купол, за которым они укрылись. Несколько фигур в черных одеждах стояли, подняв руки, их ладони светились, лиц было не разглядеть, но ведьма наверняка была среди них. Позади фигур в черном к каменному трону было приковано похожее на человека существо, оно горело желтым пламенем, ревело и, похоже, пыталось вырваться. Вокруг него суетились те, кто не поддерживал светящийся барьер.
Лже-культисты оставили гвардейцев Видевших вне своего защитного круга: участь, на которую их обрекли бывшие сообщники, была кошмарной. Солдаты оказались между молотом атакующих и наковальней барьера. Культисты – теперь уже настоящие – не казались такими уж грозными, они выглядели истощенными и носили разномастные одежды и доспехи, собранные из трофеев. Но с ними были и те, кому мощи хватало с лихвой. Наверное, это были те самые Образы, о которых говорила ведьма… Чудовищные, искаженные создания с раздувшимися мускулами и покрытые костяными наростами с шипами. Они хватали гвардейцев, казавшихся игрушками в их лапах, и швыряли в барьер. Видимого эффекта это не приносило, но несчастные отлетали от преграды и больше не поднимались. Защитная стена ломала и разрывала их на части, сама оставаясь невредимой.
Обезумев от ярости, твари стали бросаться на светящуюся стену сами, они с трудом поднимались и вновь таранили барьер. Больше трех раз не выдержало ни одно из чудищ. За преградой два человека упали замертво, но их место тут же заняли другие. Безумие, бушевавшее с такой неодолимой яростью, прекратилось в один миг. Силаи и ее люди исчезли во вспышке желтого света, разошедшейся от трона, вместе с ними испарился и барьер. Ганнон зажмурился от вспышки, а когда открыл глаза, оказался в темноте. Больше не было ни всполохов, порожденных ритуалом, ни синевы барьера. Ровный свет, что царил здесь раньше, почти исчез после ухода хозяев. Но слух дал юноше знать, что культисты тоже уходят: послышались хлопки, такие же, как тогда, в лесу.
Ганнон стоял перед чудом уцелевшей дверью и всматривался в рисунок дерева: кажется, зрение вернулось полностью, хотя и было почти совсем темно. Каменная кладка, в которую были вбиты петли, тоже осталась целой. Юноша толкнул, но дверь не поддалась. Тогда он прислонился к ней лбом и произнес: «Силаи». Ганнон почувствовал дуновение ветра, а замок ответил щелчком. Юноша раскачался на одной ноге, как он любил делать, и прошел сквозь арку, что сиротливо стояла посреди обломков, на этот раз дверь послушно отворилась.
Он осмотрел лестницу, что вела вниз, и с ужасом осознал, что она обвалилась. Было бы нелепо умереть тут от жажды, проще уж броситься вниз. Ганнон медленно шел впотьмах, пока не оказался в середине зала, и заглянул в святилище, где раньше был прикован демон: глухие стены, оттуда явно не предполагалось уходить старомодными методами. Два трупа в черных одеждах остались лежать там, как и все тела культистов и гвардейцев. Демонопоклонники бросили даже останки отвратительных Образов. Три туши с разбитыми черепами лежали там, где раньше стоял барьер, и еще одно тело виднелось под камнями чуть подальше. Стоя над черным провалом лестницы, юноша размышлял, что же делать дальше, ощущая, как воздух холодит пот на его лбу. Ветер!
Ганнон посмотрел вверх и, прищурившись, различил серое на черном пятно. Ночное небо виднелось в проломе – культисты сумели пробить саму гору! Комната, конечно, была близко к краю, но все равно это было рубб или полтора сплошного камня. Места, чтобы пролезть, хватит с лихвой, стену пробили внутрь и очень точно: пролом был на высоте чуть выше человеческого роста над полом. Обломки внизу помогут забраться, только надо аккуратно…
Рык за спиной заставил юношу взлететь на груду камней за один удар сердца. Одна из тварей оказалась жива и увидела добычу. Ганнон выбежал в проем и понял, что оказался гораздо выше обычного входа. Зато внизу была хорошо видна россыпь огоньков – факелы! Оставалось только спуститься… Отсюда склон горы не казался таким уж пологим. Но времени на страх не было – Образ уже рванул в погоню на всех четырех лапах.
Воздав молитву Ихариону и всем прочим, юноша припустил вниз, что было сил. Похоже, что боги его все-таки услышали: сбегая в темноте по склону, он умудрился не упасть и не сломать себе ноги. Уже у самого подножия, набрав приличную скорость, Ганнон кубарем прокатился несколько шагов, но тут же вскочил и продолжил бежать туда, где до того видел факелы, утирая со лба то ли пот, то ли кровь.
Тяжелое дыхание слышалось за спиной – чудовище не отставало, но впереди уже были видны отблески огней. Ганнон чуть было не оступился и взял немного в сторону: на месте черной рощи земля сильно просела. Аторцы с топорами и факелами в руках изучали провал в земле, похоронивший их сородичей в подземной кузне.
– К бою! К бою! – во все легкие заорал Ганнон, приближаясь к ним. Люди вскинули топоры и мечи, приготовившись встретить незнакомца оружием, но тут же на их лицах отразился ужас: они заметили Образ. Оглянувшись, беглец увидел чудище уже в полете, он упал на землю, но враг метил не в него. Тварь привлекли огни – прыгнув к ним она погребла под собой одного из аторцев. Выпрямившись во весь рост – выше любого человека – чудовище развело в стороны лапы и заревело.
Огни факелов выхватывали детали жуткой твари. Демоническое создание было покрыто шипастыми костными наростами: они начинались на плечах и, скрывая шею, смыкались с деформированным черепом. Широкий, покрытый хаотично расположенными рогами, он был треугольным и напоминал гротескную птичью голову. Задние лапы монстра были выгнуты назад, как у кошки, а то, что некогда было руками, разрослось и тоже покрылось шипастой костью, конечно же, с длинными острыми когтями.
Аторцы было дрогнули, но лицом к лицу с тварью оказался сам Габха. Бросился ли он вперед из-за вспышки отваги или же ему просто не повезло быть там, однако сейчас старик стоял перед невиданным врагом, парализованный ужасом, как и все остальные. Почти все. Один из воинов заслонил собой короля, когда тварь направила на него удар своей лапищи. Самоотверженный защитник отлетел прочь, как тряпичная кукла, сбив с ног хозяина острова. Эта сцена воодушевила остальных: несколько человек вонзили в плоть чудовища рогатины, пока другие пытались перерубить ему ноги. Оскверненная плоть поддавалась неохотно, но первая кровь все же пролилась.
С ревом тварь разбросала окружавших ее людей и прыгнула вперед, задавив одного из аторцев и растерзав бедняге горло. Несколько топоров вонзились в спину монстра, но это доставило ему только легкое неудобство. Вновь отбросив атакующих, чудовище устремило взгляд черных глазниц на Ганнона. Подволакивая ногу, Образ медленно приближался к нему на четвереньках, готовя силы для рывка.
Лицо смерти еще никогда не было таким уродливым: пятясь, юноша поневоле рассматривал неестественные изгибы и наросты кости, защищавшие нечестивое создание как панцирь. Из всего, что Ганнон видел ранее, только барьер Силаи мог навредить этим тварям. Его взгляд зацепился на лбу костяной маски: да, там была трещина от самоубийственного тарана! Огонь блеснул совсем рядом с лицом юноши, опалив волосы: аторцы пытались отогнать чудище, будто простого зверя. К несчастью для них, никакого впечатления на Образ это не произвело, но Ганнон успел заметить влажный отблеск в глубине трещины.
Создание отвлеклось на докучливых людей с огнем и успело убить двоих, прежде чем подоспело еще больше аторцев: похоже, как и говорила Силаи, в лесу находился лагерь Габхи, вернее сказать, была расквартирована небольшая армия. Проверенная тактика с рогатинами позволила снова прижать чудовище к земле, но ценой еще трех жизней. Двоих монстр разорвал когтями, а третьего, которому не повезло оказаться прямо перед ним, клюнул сверху вниз, впечатав череп бедняги в грудную клетку. Люди вновь навалились, атакуя незащищенные участки плоти. У них были считанные секунды, прежде чем враг снова соберется с силами.
В сторону побоища, держась за бок, спешил Габха. В свободной руке, свисавшей вдоль туловища, он держал меч. Очень знакомый Ганнону меч из черной стали.
– Трещина! – Юноша бежал к старику и старался перекрыть шум, кряхтящих от напряжения и бранящихся воинов. – В черепе трещина!
Слышавший бросил на чужака короткий взгляд и кивнул. Схватив короткий меч двумя руками, он что было сил всадил лезвие в уязвимое место. Тварь взвыла и начала извиваться, с дружным стоном мужчины рогатинами все же сумели удержать ее. Красные лица аторцев были покрыты потом и искажены гримасами от невероятных усилий, из открытых ртов вырывался пар, в обезумевших глазах остались только страх и ярость.
Такое же лицо было и у Габхи, что, навалившись всем весом, проталкивал клинок вглубь черепа чудовища. Подоспевший Ганнон встал слева и добавил свои усилия. Место справа занял еще один аторец, втроем они изо всех сил налегли на рукоять, и меч, наконец, проскользнул внутрь головы монстра на добрую ладонь. Образ несколько раз дернулся в конвульсиях и затих. Все трое упали вперед, увлекаемые мечом, застрявшим в черепе. Они отползли прочь от тела, которое аторцы все еще прижимали к земле. Воины так и стояли, боясь отпустить рогатины, еще десять минут после последнего предсмертного рывка безобразной твари.
Акт 3. Глава 6 Спектакль
Глава 6. Спектакль
– Брат Тризар был прав! – провозгласил Ганнон, вставая и ощупывая свои ребра. – Хестол, Хестас, Корб – все они поклонились Баалу-Мортари, Атор – остров демонов! Ваши гости привели нечистых сюда! А значит, и вы сами. – Юноша обвел грозным взглядом окружающих островитян: начиналась отчаянная игра, нужно было использовать их шок и надеяться, что аторцы тоже – божьи люди.
– Их-харион милостивый, это не так, мы не знали! – ошеломленно проговорил Габха, который определенно был в ужасе.
«Хорошо, значит, не знал и про Силаи и ее людей. И верит в богов. Как там сказал Гамилькар? „Интриги интригами, но главная часть жизни – обыденность“», – подумал юноша: за точность цитаты он не ручался, но смысл точно был такой. Впрочем, эти люди уж точно были замешаны в заговоре, но не на всю его ужасающую глубину.
– Я брат Второго Круга Ихариона! – Ганнон старался не терять напор. Присвоенный им статус демоноборца позволял как получить защиту, так и объяснить местным всю случившуюся молковщину. Не рассказывать же им про настоящих «хозяев» Ганнона и Силаи. – И мне нужно пройти на Ташмор путем нижним, – припомнил он совет ведьмы. – Нечестивцы ушли туда, и если я не настигну их – твой остров, Габха, сгорит!
Третий аторец, что помогал убить чудище, подхватил падающего без сил хозяина: лже-церковник Ганнон с удивлением узнал в этом воине Ятту. Она только успела усадить отца на землю, как к ней тут же поднесли другого раненого. Того самого, что спас короля от первого удара. Ганнон разглядел его нагрудник: аторская дурумовая тарелка была пришнурована к куртке лесоруба. Зеленый металл промялся, но не раскололся. Остальные были защищены так же, блестели наручи и наколенники. Картина становилась все более ясной.
– Неважно, что они обещали тебе, неважно, о чем лгали… Это, – Ганнон указал на бездыханного Образа и провал в земле, – только начало. Если слуги Ихариона не преуспеют, нечестивцы придут за всеми! – продолжать стращать юноша. Пусть и в шоке, хозяин Атора все же мог решить, что лучшая защита – это спрятать концы в воду и сделать вид, что он ни о чем не знал. Нельзя было этого допустить.
– Как он? – Старик игнорировал слова Ганнона и смотрел на своего защитника. – Ятта! Что ты тут делаешь, дочь?! – Он только сейчас понял, кто был рядом с ним.
– То же, что и ты, старик! – огрызнулась девушка. – Лезу вперед без надобности. А он будет жить, но ему сейчас больно, – со страданием произнесла она, погладив щеку храбреца, чей стон подтвердил ее слова.
– В сторону! – прикрикнул на Ятту Ганнон. Роль помогала ему наполнить голос властностью. Юноша встал на одно колено рядом с воином и постарался изобразить молитвенный жест, надеясь, что выглядит он достоверно. Судья поднял руку с кольцом ввысь, прошептал невнятные слова и положил ладонь на лоб раненого. Одна ступень – ненадолго лишить сознания: аторец затих, слышалось только его ровное дыхание. Окружающие расступились в суеверном почтении, даже Ятта выглядела изумленной. – Он принял раны в бою с демоном и заслужил милость Отца, – протянул Ганнон: пафосная речь ему противила, но это работало – изможденному аторцу полегчало, а его собраться с благоговением воззрились на юношу.
– Как ты это… делаешь?.. – опешил Габха. Он привстал и подошел к новоиспеченному церковнику поближе. Тут же старик немного пришел в себя, и в его глазах снова забрезжила подозрительность.
– Только мы и мерзость, с которой мы боремся, владеем подобными силами, – пояснил Ганнон и добавил: – Ну и Черные Жрецы, конечно, но им не до нас, к сожалению. —Полностью войдя в образ, он горько усмехнулся, словно от застарелой обиды. – На твое счастье, Слышавший, только эта мерзость меня и интересует. Мерзость и капище, что вы дали им возвести!
– Почему… Почему ты не рассказал сразу?
– Как я мог быть уверен, что вы не заодно? – грозно спросил Ганнон, скрестив руки на груди. – Мой долг – подозревать всякого.
– Мы не знали! – вновь разгорячился Габха. – Они, лорды Арватоса, лишь обещали нам… – он прервался, не желая сознаваться в измене.
– Мне известно, что они вам обещали. – Ганнон подошел вплотную к старику и склонился к его лицу, проигнорировав других аторцев, что подняли на него оружие. Габха попытался промямлить оправдания, но юноша грубо прервал его. Для самого важного, переломного момента он собрал всю свою ненависть, благо недостатка в ней сейчас не было. Лже-церковник выплевывал каждое слово, наполняя его ядом. – Да мне насрать на ваши дрязги, мерзкую возню презренных королей, Видевших и Слышавших!
От такого даже ненавидящий Гамилькаров аторец чуть не потерял дар речи, сумев лишь пролепетать:
– Избранники…
– Лишь попутчики милости богов, – перебив Габху, строго продолжил Ганнон, припомнив слова Тризара, – что получили ее более остальных и использовали лишь для себя, для власти и чтобы отобрать у церкви весы правосудия. Позор. Позор. – Он скорбно покачал головой. Настало время добить последние остатки сомнений Габхи. И юноша чуть мягче произнес: – Пойдем со мной, Слышавший, я покажу тебе, что на самом деле важно. – Он протянул руку, на которую тут же легли несколько лезвий, отливавших в свете факелов зеленью и синевой. Ганнон не обращал на них внимания так же, как и на острия, что кололи его шею с момента, как он вплотную подошел к королю. Сейчас юноша был фанатиком, и внешне мечи аторцев совсем не волновали его. А вот сердце Ганнона настоящего колотилось в груди от страха, как бешеное.
– Покажи мне, – изможденным голосом произнес хозяин острова, взяв руку Ганнона и жестом приказав своим людям убрать оружие. Юноша подавил вспышку ликования, дело почти сделано, но оставалось еще немного. Нельзя было расслабляться.
Они шли в сторону горы в сопровождении Ятты и десяти вооруженных людей. Вспоминая Образ, Ганнон был рад их присутствию, хоть и понимал, что аторцы убьют его по первому приказу Габхи.
– Вы были здесь с грамотой от Гамилькаров, – вспомнил Габха. Похоже, подозрительность аторцев к чужакам было не вытравить даже встречей с одержимым. Века подспудной вражды против краткого шока.
– Да, когда мы притащили труп подобной твари к Избранникам в замок, даже эти люди вспомнили о кротости и обещали помочь. – Лже-церковник усмехнулся со всем возможным злорадством. – На совете решили, что так будет надежнее.
– И люди, которых мы видели в лесу, все-таки это были ваши?
– Могли быть и те, и другие, – рассудил Ганнон. – Прости, что лгал, Слышавший, но это было на благо Его работы. Наши братья были в черных одеждах.
– Мы их так и не рассмотрели. Слуги Ихариона в черном?
– В любом цвете, если так можно незаметно подобраться к мерзости. Такой же покров, как и моя ложь тебе.
Они начали карабкаться вверх, и расспросы поневоле пришлось прекратить. Одолев подъем и осмотрев его, Ганнон еще раз уверился в благосклонности небожителей: ему очень повезло не свернуть шею на пути вниз, когда он спасался от Образа. В свете факелов на гладких стенах плясали причудливые, зловещие огни. Аторцы сбились плотнее и перешептывались между собой. Им было известно о пещере с кузницей, но не об этом помещении.
Проходя мимо тел трех чудищ, что погибли, атакуя барьер, воины обнажили оружие. Ганнону тоже было не по себе, хотя он и был уверен в смерти монстров: головы их были разбиты на части.
– Мы выбили их из капища, – лже-церковник указал на комнату, где был защитный барьер и трон, – и сумели поставить защиту. – Юноша обвел рукой обугленную окружность на полу. – Смертные воины Видевших обезумели от голоса своих нечестивых хозяев и бросались на стену Ихариона, будто бешеные звери. – У следа от барьера лежали изломанные тела знакомых аторцам воинов. – Тогда их хозяева-культисты воззвали к демонам и обратились в монстров. – Лже-церковник вздрогнул, но постарался сохранить ровный голос. Аторцы косились на бездыханные тела чудовищ. – Это обрушило пещеру, наших воинов завалило или они были поглощены нечистью. Враги прорвались к капищу и сумели свершить свой ритуал, чтобы сбежать. Мои наставники, – Ганнон присел рядом с двумя мужчинами в черных одеждах и сложил их руки на груди, – схватились с чудовищами, оставшимися добить нас, и дали мне время уйти. Я… я не смог, я еще так мало знаю… – Он затих и сделал вид, что вовсе позабыл об аторцах.
Юноша почувствовал руку, что легла ему на плечо, взгляд Габхи был сочувственным. Ятта вытерла слезу со щеки и начала нервно поправлять волосы. Обратный путь они проделали в почтительной тишине. Аторцы несли тела погибших «церковников», а Ганнон размышлял, попадет ли он в царство демонов за такую чудовищную богохульную ложь. С одной стороны, демоны казались ему более реальными, чем когда-либо. С другой – он взглянул на мертвых товарищей Силаи – мир явно был устроен чуть сложнее.
В лагере тела аторцев уже сложили на носилки, опечаленные люди отдавали последнюю дань уважения павшим соратникам. К ним добавили и двух «наставников». Ганнон огляделся и спросил:
– Где тело Роннака, того, что раньше был в Легионе? – В наступившей тишине чувствовались напряжение и вина. Вскоре подземника тоже принесли к остальным. Юноша склонился над легионером, сложил ему руки на груди и вздохнул. Он осмотрел пустые ножны и поднял взгляд на окружавших его аторцев. После яростного шепота Ганнону все же отдали меч Откликнувшегося, который юноша вложил ему в руки. Поднявшись, он отдал распоряжения: – Дом состоящих в круге там, где их долг. Похороните их здесь. Миряне же, что нашли мужество помогать нам, должны вернуться домой. – Юноша указал на тело Роннака – легионер точно не захотел бы покоиться на Аторе, в этом Ганнон был уверен.
– Если вы хотите пройти на Ташмор низом, то надо спешить, – вымолвила Ятта, стоявшая рядом. У нее был виноватый вид: ей было неловко прерывать прощание.
– Ты права, – уверенно ответил юноша, хотя до сих пор понятия не имел, что это значит.
– Я соберу ваши вещи и найду проводников. – Сказав это, девушка скрылась в темноте.
Не прошло и пяти минут, как она вернулась вместе с отцом и свертком, в котором были кинжал и портупея. Ятта передала все это Ганнону, он с поклоном принял свои вещи обратно.
– Наши хотели это выпить, да чуть не померли. – Девушка усмехнулась и протянула ему флягу. – Отдали мне…
– Лучшей травнице Атора, – с улыбкой сказал юноша, заставив Ятту улыбнуться в ответ.
– Да, не знаю, что это… Но если так пахнет ваш брухт, то для эля…
– Нет. Это нечто другое, Вам лучше не знать.
– Охотно верю. – Девушка похлопала по фляге в его руках и огляделась по сторонам.
– Кажется, все, – раздался голос старого Габхи.
– Отец! – Его дочь произнесла это даже не с упреком, хуже – с разочарованием.
– Ну прости-прости, не мог не попытаться. – Старик снял ножны с клинком Виннара и протянул Ганнону. – Я все же кузнец, а это просто чудо. Где его ковали? В Виалдисе или у тебя на родине, за Двуцветными горами?
– Нет. – Ганнон принял меч и пристроил на поясе. – Это работа мастеров дома Виссарин. – Габха присвистнул, а довольный произведенным впечатлением юноша продолжил: – Их дом утратил Его силу, но верен цели и все еще помогает нам.
***
Проводников оказалось аж трое, и их вид вызвал у Ганнона гнев. Юноша не думал, что людей Габхи так много, чтобы убить его, нет. Они и так были в глуши, а вокруг него полно аторцев. Дело было в одном конкретном человеке – Амхоре, том самом, что не стерпел оскорбления от Роннака и подло поквитался с ним. Когда Габха подошел проститься вместе с дочерью и охранниками, лже-церковник сложил руки на груди и обратился к королю:
– Только не с ним. Я не отправлюсь в путь с грешником!
– С грешником? – Старик не понял его и стал оглядывать всех троих.
– Да. С тем, что убил слугу Ихариона… вероломно, со спины, – горько сказал юноша. Судя по лицу Габхи, это было для него новостью. Но Амхор совсем не выглядел напуганным. Видимо, местные считали, что с дурумом на сталь можно идти как угодно. Ганнон решил выложить на стол последнюю карту. – Этот человек – убийца, да еще и замаранный прелюбодеянием со Слышавшей!
Несмотря на меньшую тяжесть проступка, эффект оказался куда серьезней. Волна вздохов и перешептываний прокатилась по лесу. Даже в свете факелов было видно, что Габха стал красным, а Амхор – бледным. А вот остальные лица выражали целый спектр эмоций: от белой зависти до черной ревности. Двое сопровождавших, что не были запятнаны никакими проступками, отвели чужака в сторону от греха подальше. Ятты рядом не было, Ганнон надеялся, что не сильно ей навредил. Впрочем, он сомневался, что вину возложат на Слышавшую, а не на простолюдина, пусть даже и тут, на Аторе. Как бы то ни было, оно того стоило. Не совсем та месть, что виделась ему, но лучше, чем ничего.
– Что уж теперь, жди другого третьего. Как бы нам до завтра не трещать в лесу, если опоздаем, – проворчал один из оставшихся с Ганноном аторцев. Словно насмехаясь над ним, с деревьев раздался глухой клекот трескуна.
Третий сопровождавший показался быстрее, чем думали двое других, – это было видно по их удивленным лицам. Впрочем, поразились они не только скорости, с которой нашлась замена. У богов сегодня было мрачное чувство юмора: скорым шагом к мужчинам приближалась Ятта Илларин-Габха. Ганнон приготовился к выволочке, но девушка только махнула рукой, проходя мимо. Можно было выдвигаться.
Путь лежал вокруг горы дальше на север. С каждой сотней шагов деревья становились все более громадными, но и более редкими. Хвойный лес окончательно сменился лиственными исполинами. Когда группа оказалась в части острова, которая не была защищена от Шторма горой, растения и сама земля начали меняться.
Пустые клены, которые не смогли бы обхватить и пятеро человек, довольно скоро примелькались. Но на каждые десять таких приходился исполин в несколько раз больше, что уже начинал превращаться в камень. Ятта шла молча и на своих коротких ногах давала фору остальным спутникам. Время от времени она убирала пряди пропитавшихся потом волос со лба и шумно выдыхала. Девушка ловко маневрировала между камнями и бурлящими ключами, что тут и там вырывались из глинистой земли.
Начало светать, и в бледном свете стало видно, как от источников и из дыр в земле поднимается пар. Когда послышался урчащий шум, аторцы немного отклонились от пути, Ганнон уже собрался последовать их примеру, но опоздал. Из отверстия в земле в шаге от юноши вверх вырвался поток воды, оглушив и заставив отпрыгнуть. Глядя на стоящего на одной ноге чужака, мужчины рассмеялись, Ятта лишь с улыбкой покачала головой. Юноша быстро собрался и постарался придать себе прежний уверенный вид. О таком он не слышал и не читал.
– Еще летают стервы, успеешь, – сказал Ганнону один из проводников и указал вперед и вверх. Там вдалеке виднелись мельтешащие в небе белые точки. Этих птиц уроженец Виалдиса знал прекрасно, только вот что чайки делали посреди леса? Подойдя ближе, юноша увидел, что птицы конусом кружили над одним из пустых кленов. Знакомый запах зажег воспоминания о доме, со стороны дерева ощутимо пахнуло рыбой. Когда они подошли к нему, юноша заметил источник этого запаха: маленькие – не больше мизинца – рыбешки без глаз густо устилали землю у подножия клена. Ганнон присел на корточки, чтобы рассмотреть их. Они были белыми, почти что прозрачными, с единственной пурпурной жилкой. Юноша нагнулся поближе и тут же отпрянул, плюхнувшись назад: чайка, что не смогла добыть еду там же, где остальные, решила поживиться остатками с земли.
Юноша поднялся и отряхнулся, оглядываясь по сторонам. Ну, хоть этого его конфуза аторцы не увидели: все трое возились с… лодкой. Вот уж и правда особенный остров. Раскопав замаскированное судно, двое сопровождавших стали распутывать длинные веревки, что были спрятаны в нем же, а Ятта направилась к Ганнону. Он приготовился к тяжелому разговору.
– Насчет нашего проводника, – начала девушка, – того, который с вами не пошел… – и точно, речь была об Амхоре.
– Я действовал согласно Его закону, – спокойно проговорил Ганнон, решив, что лучше дать личине церковника принять на себя удар. – Но как человек, я не желал причинить вам вред.
– Я бы хотела поблагодарить вас, – тихо сказала Ятта. Вот такого юноша точно не ожидал.
– За что же?
– За то, что помогли мне понять. За то, что испытали его. Как он начал… – ее передернуло от отвращения, – как он начал плести небылицы моему отцу, обвинять меня чуть ли не в привороте…
– Лучшую травницу, не ведьму…
– Да… – Ятта улыбнулась. – Вы увидели в нем грех по своим причинам, но он проявился и в такой форме.
– Я ищу его во всех и всегда, и особенно яростно – в себе. – Ганнон мягко убрал со своей груди ее ладонь, интонацией дав понять, что это искушение было побеждено, но с трудом.
– Боги, да что это я! – Ятта побледнела, похоже, она забыла, что перед ней был церковник.
– К тому же есть на нем грех и пострашнее, – заметил самозванный брат Второго Круга.
– Селана милосердная, это ведь именно Амхор…
– Это в прошлом, сейчас у нас одна цель, – остановил ее юноша. Говорить о Роннаке ему не хотелось. С момента его смерти шок сменялся шоком, не давая задуматься, но с каждым прошедшим часом, проведенным в относительной безопасности, скорбь по ворчливому легионеру усиливалась.
К ним с Яттой подошли двое других проводников, в руках они несли тонкие канаты с камнями, привязанными на концах. Хорошенько раскрутив их, мужчины пытались перебросить веревки через ветви, что торчали вбок из плоской верхушки исполинского клена. Для этого одному из них пришлось забраться на соседнее дерево пониже, пока второй подавал ему нужные вещи с земли.
После очередной неудачной попытки камень грохнулся в опасной близости, оставив на земле приличную вмятину. Ганнон с Яттой отошли подальше, но это оказалось излишним. Несколько забористых ругательств помогли делу, и оба следующих броска попали в цель: канаты были перекинуты, а камни протащили их до земли. Аторец спустился и со своим товарищем начал расправлять веревки.
– Прощайте, удачи вам! – сказала Ганнону Ятта. Слышавшая застенчиво потупилась и выровняла рукой прядь. – Если встретит женщина, скажете, что от меня. Если нет, то лучше не стоит.
– Боги в помощь, – ответил юноша. Он был растерян, но времени на расспросы не было. Один из проводников обвязал его пояс коротким куском веревки, что крепился к длинному канату. Аторец молча вложил чужаку в руки свободный конец.
– Держись, церковник, крепко. Потом по ветке к центру, – буркнул другой проводник, решивший все же дать юноше короткие инструкции.
Ноги Ганнона оторвались от земли и удалялись все дальше по мере того, как трое внизу тянули другой конец каната. Судья перебирал ступнями по стволу, чтобы не оцарапаться и помочь им. Руки, сжимающие канат, уже сводило судорогой, а смотреть вниз становилось все страшнее. «Молков Атор, да за что мне все это?» – мысленно сокрушался Ганнон. Верхушка была совсем близко, юноша уже приготовился закинуть на ветку ноги и забраться, но аторцы продолжили тянуть, прокатив его по грубой коре. Лицо и руки обтерлись и оцарапались, но он сидел верхом на ветке. Вид перед ним внушал благоговение и ужас: высота была не меньше пятнадцати руббов, лес был как на ладони, а люди внизу казались совсем маленькими. Кровь стыла в жилах: Ганнону раньше приходилось бывать и повыше, но то были стены и башни над морем, а сейчас он балансировал на ветке, открытый всем ветрам.
– …или нет?! Отвязывайся! – Снизу кричали, он едва различал слова из-за ветра и птичьего клекота. Юноша потянулся к веревке и стал возиться с узлом. Никак не удавалось подцепить… и слава богам! Боль от удара обожгла голову, и он отправился в полет. Прямо в ухо ему влетела чайка – то ли не справилась с полетом, то ли хотела напасть на зазевавшегося человека. Веревка впилась в спину, боль пронзила позвоночник, когда люди на земле перехватили канат и потянули.
– …кто же на ветке… – донеслось до него кряхтение снизу, – к центру сначала отползи, чужак!
Ганнон последовал совету и, дрожа, прополз по ветке к центру дерева. Сердцевина и правда оказалась пустой, хоть толщина древесины и была не меньше пяти шагов – он спокойно улегся на ней. В центре дерева был настоящий пруд, пять руббов от края до края. Так и не сумев справиться с узлом, юноша выругался и отрезал веревку кинжалом. Чудо, что ничего не выпало, пока его вытягивали обратно. «И это у них называется «низом»? Все у аторцев наоборот!» – подумал он, а рука его тем временем нащупала что-то странное: в выдолбленном в коре углублении лежала длинная ровная палка с дурумовым крюком на конце. Рукоятка была гладко отшлифована и, судя по виду, клюка лежала тут уже давно. Юноша взял ее, чтобы как следует рассмотреть: с одного конца оружие было запачкано кровью, видимо, он далеко не первый на кого тут нападали птицы.
Чайки ныряли в воду и выныривали с добычей, мелкая рыбешка в изобилии плескалась у самой поверхности. Похоже, остальным птицам было не до человека, но крюк Ганнон на всякий случай из рук не выпускал. Послышался шипящий звук трения, теперь уже оба каната, перекинутые через ветку, двигались медленно и с усилием. Ганнон подполз к краю и увидел, что к нему приближается лодка. Натужные стоны аторцев, поднимающих эту тяжесть, были слышны и наверху. Посудина была закреплена с двух концов и висела параллельно ветви. Когда она дошла до верха, дерево ударилось о дерево: перетянуть ее как Ганнона было невозможно.
Стараясь действовать как можно быстрее, чтобы аторцы не надорвались, юноша протянул крюк к носу лодки. Он тянул сидя, помогая себе ногами, секунда – и лодка стояла рядом с ним. Канаты юноша резать уже не стал и, честно повозившись с узлами, отправил их вниз. Он глянул своим провожатым вслед, аторцы быстро спрятали все свои вещи и направились прочь. Оглядываться никто не стал.
Ганнон положил крюк на место, столкнул лодку на воду и впрыгнул в нее. Раскачавшись, он едва не перевернулся. Суденышко оказалось небольшим и довольно легким, если не поднимать его на дерево, конечно. Внутрь заботливо положили огниво и несколько факелов. В отдельном свертке лежало с дюжину дурумовых ножей. Что ж, у него была лодка, она была на воде… на высоте молковой Черной Башни, а идти полагалось низом. Юноша взял в руки один из ножей, ему вспомнился Роннак и его раны. Нет, не та в шее, что стала для него последней, а рассказ о ране в боку, полученной под землей. Ему не верили даже свои, но подземник оказался прав, на удивление, во многом… И в то же время он дурно распорядился своей правотой.
Небольшое опоздание сыграло путешественнику на руку, ждать пришлось недолго. Чайки еще не успели осмелеть и снова проявить к нему интерес, как раздалось глухое урчание, которое юноша прочувствовал всеми костями. Птицы тут же метнулись прочь, роняя добычу, и полетели на восток – к морю. Со звуком, похожим на бурления в переполненном животе гиганта, вода в клене начала убывать, увлекая лодку вниз, внутрь ствола.
Акт 3. Глава 7 Невиданное
Глава 7. Невиданное
Влажные стены из древесины скользили вверх, а кружок света над головой медленно уменьшался. «Боннар бы точно захотел на такое посмотреть», – подумал Ганнон, оглядывая блестящую внутреннюю поверхность ствола. Он взял огниво и решил попрактиковаться, пока еще было светло. Искры высекались на удивление легко, можно было поберечь факелы до низа, где бы он ни был. «Так или иначе где-то он должен был быть», – подбодрил юноша себя. Дерево сменилось камнем, на влажной поверхности которого все еще отражался дневной свет, но через несколько десятков руббов последние блики исчезли. Ганнон нащупал факел и положил так, чтобы просмоленный конец выглядывал за борт. После нескольких попыток искры подожгли тряпицу и на стенах заплясали причудливые алые огни, отраженные от водной глади.
Юноша настолько привык к плавному движению, что, когда оно прекратилось, Ганнон дернулся и схватился рукой за борт, раскачав лодку. Свет факела создавал блики на сглаженных водой каменных сводах, будто сделанных из перламутра. Пещера была не выше двух руббов в высоту, но очень широкой. Освещения хватало, чтобы отчетливо разглядеть несколько темнеющих проходов справа, но все, что лежало дальше, скрадывала тьма. Ганнон задумался, какую же очевидную цель он сейчас представляет, – одинокий огонек посреди темноты, абсолютно дезориентированный и беспомощный. Оставалось только довериться отношениям аторцев с троглодитами, которые выглядели хорошо налаженными. Убить чужака можно было и проще.
***
Юноша смотрел на догорающий факел, гадая, долго ли придется ждать. Коротая время, он глядел то на пламя, то в окружающую тьму, после чего внимательно рассматривал световое пятно, что оставалось перед его взором и медленно рассасывалось, словно его поглощала чернота. Он успел повторить это трижды, но на четвертый раз огонек отказался сгинуть. Ганнон прищурился и заморгал, но ничего не поменялось: пятнышко света становилось все больше.
Вскоре внутри света проявились и контуры человека: бледный – совсем белый – долговязый мужчина держал в руке бутыль с жидкостью, светящейся холодным зеленым светом. Зеленые и оранжевые отблески играли на потолке, отвоевывая и снова отдавая территорию и отражаясь в абсолютно черных – будто лишенных белков – глазах троглодита. На его светлом лбу темнел уродливый, выпирающий шрам, похожий на раковину улитки. Черная борода и шапка волос оставляли видимыми только часть лба, скулы и острый, крючковатый нос. Он был одет в бриджи и жилетку, совсем как Аторец с пляжа, по виду они были сделаны на поверхности.
– Я от Габхи, – тихо сказал Ганнон: вспомнив наставления Ятты, он не стал упоминать ее имя.
– Хосп. От кого ж еще, – пробурчал мужчина. Он не шептал, но голос его был лишен всякой звонкости. – Раньше ты не видел. – Он, видимо, хотел сказать «тебя не видел»: на Део троглодит говорил не очень складно, но, впрочем, вполне понятно. – Дурум, – твердо произнес он.
– Вот он. – Юноша передал троглодиту сверток. Тот взвесил его в руках и вздохнул.
– Один человек, много дурум. Далеко путь?
– Ташмор.
– Ташмор… – задумчиво повторил собеседник.
– Это через море, молк, вы же, наверное, и не видели моря…
– Это ты не видел моря! – неожиданно вскинулся троглодит, глаза его сверкнули, как осколки обсидиана, он поджал губы и гневно смотрел на гостя, тяжело дыша.
– Так… вы знаете, куда мне надо.
– Знаете. Я знаю, мы идем, но ход еще с вода. Придется идти через… – он замешкался, вспоминая слово, – Там, где живут. Поселение.
– Это плохо?
– Они… злые, хоть и слабые.
– Меня там будут не рады видеть?
– Да, таких, как тебя, не любят, таких, как меня, – тоже, – коряво, однако довольно понятно ответил троглодит и прикрыл глаза, уговаривая себя начать тяжелое, но необходимое дело. – Много дурум – хорошо, мой раскололся. – С глаголами он совсем не ошибался. – Возьми вещи. Потом дам сокровище. Скажу – спрячь. – Он протянул Ганнону свою сумку и показал бутыль. – Те, кто сверху, говорят, что это делают люди как ты, скрытный. – Мужчина потер лицо рукой, видимо, намекая на темный цвет кожи пришельца с поверхности.
Ганнон осмотрел стеклянный фонарь: очень светлое стекло, лишь слегка мутное. И правда работа неардо, низ был бережно замотан чем-то мягким, ручка сделана на совесть. Сумка оказалась неожиданно тяжелой, но спорить с проводником сейчас было бы глупо. Факел как раз догорел, и пляшущий рыжий свет сменился более тусклым, но ровным сиянием странной жидкости. Проводник бодро пошел вперед, ловко преодолевая неровности и обходя ямы. Гость с поверхности старался идти за ним след в след и поплатился: глядя на ноги своего спутника, он приложился головой о сталактит, в глазах сверкнули искры. Оглянувшись на звук, троглодит вжал голову в плечи. Следуя этому немому совету, Ганнон пригнулся совсем как подземники из отряда Роннака.
Забравшись в узкий лаз, что был на высоте человеческого роста, они проползли несколько десятков шагов. Зеленые отсветы на стенах создавали впечатление движения через мистический портал. Поверхность была неровной, и юноша несколько раз сильно ударил колени. Тоннель постепенно сужался, Ганнон все чаще цеплял его стены плечами, но, слава богам, вскоре показался выход. Добравшись до конца прохода, проводник оставил лампу и спрыгнул, а Ганнон подполз к краю и посмотрел вниз: выход оказался еще выше, чем вход. Его длинной руки едва хватило, чтобы протянуть троглодиту фонарь, после чего юноша аккуратно сполз на животе как можно ниже и спрыгнул на каменную поверхность.
– Идем через лес, – скомандовал подземный житель и указал рукой на поле, усеянное сталагмитами, каждый толщиной не меньше руки и высотой с двух человек. Ганнон сомневался, что его спутник когда-либо видел лес, но решил не спрашивать. Некоторые «деревья» разделяло несколько шагов, другие – лишь толщина ладони. Троглодит петлял между ними, иногда пропуская широкий проход и ведя их извилистым маршрутом, где приходилось с трудом протискиваться между камнями. Дойдя до пары особенно внушительных каменных столпов, проводник остановился и поднял руку. – Мы пришли близко, спрячь сокровище в сумка.
– Нам еще далеко идти? – не удержался от вопроса Ганнон, тщетно всматриваясь в большую каверну, – ничего не было видно.
– Нет, до свет. – Троглодит указал пальцем чуть вверх и, вглядевшись, Ганнон различил синие точки впереди, слабо поблескивавшие, как звезды над горизонтом. – Не до оранжевый, то есть не далеко.
Поверхность пещеры уходила вниз, представляя собой широкую – почти плоскую – чашу. Спустившись ниже, Ганнон услышал под ногами плеск воды. Глубины едва хватало, чтобы погрузить носки сапог, но его проводник вновь начал петлять на пути к поселению, что лежало перед ними. Отсюда стало возможным различить, что только часть синих огоньков светила со свода пещеры, остальные сновали по земле.
Слева послышался шум весел: едва различимая в слабом голубом свечении лодка заторопилась домой. Троглодит не зря вел их долгим путем, раз где-то глубины хватало и для плавания. Лодочка скользила в сторону широкого сухого участка, где темнели жилища и сновали бледные жители с голубыми огоньками в руках.
– Теперь не обойти. – Подземный житель проводил лодку взглядом. – Можем идти прямо поселение. Одинаково, – сказал он, но продолжил время от времени резко сворачивать и менять направление. Для незнакомого со здешними тропами человека было бы совершенно незаметно, что подземный сменил маршрут. Когда они вышли на прямую дорогу, он добавил: – Не отдавай мне сумка. Не бойся, тебе и твои вещи трогать нельзя.
– А тебя можно? – спросил Ганнон, опасаясь, что останется здесь один.
– Меня тоже нельзя. Но мне можно брать твой вещи, а они можно – вещи у меня.
Юноша только кивнул, отметив про себя: «Занятная у троглодитов традиция торговли с людьми с поверхности… Похоже, он из особого сословия». Как только они ступили на территорию поселения, отличия проводника от прочих подземных жителей стали очевидными. Первыми их встретила ватага детишек лет трех-пяти: бледные и черноглазые, они все же были невероятно похожи на любых других малышей. Ганнон легко мог представить себе взрослых троглодитов: чуждых и странных, несущих отпечаток их жизни. Но дети, не считая бледности и цвета глаз, были во всем похожи на обычных, кроме одной детали. Детали, что отличала их и от пришельца, и от его проводника. Никто здесь не носил огоньки в руках, вместо этого на лбу каждого светилась голубым татуировка, в том самом месте, где у спутника юноши был шрам.
Дети носились вокруг и выкрикивали что-то на незнакомом Ганнону языке. Проводник держался стоически, но потом все же не выдержал и распугал их: он наклонился и сделал вид, что бежит прямо на мальцов, будто хотел забодать их. Малыши с криками бросились врассыпную, прикладывая руки к татуировкам на лбу: очень похоже на знак-оберег, что творили на поверхности.
Разбежались все, кроме одной девочки. Она дождалась, пока уйдут остальные, и боязливо подошла к паре пришельцев, прижимая к себе детеныша животного, похожего на дикобраза. Еще мягкие белесые иголки гнулись от соприкосновения с кожей малышки, не причиняя ей никакого вреда. Она подошла ближе, опасливо поглядывая на человека с поверхности, но обратилась к его проводнику. Девочка сказала пару фраз, приподняла своего питомца и быстро убежала. Троглодит тихо проговорил что-то ей вслед. Ганнон не понял ни слова, но было слышно, что его лишенный светящейся марки спутник отвечал с комом в горле, в черных глазах блеснули слезы.
Не успев ни обдумать, ни спросить о произошедшем, Ганнон увидел приближавшихся к ним взрослых троглодитов. Юноша без всяких слов понял, что настроены они были не дружелюбно. Несколько мужчин шли к ним, пока матери растаскивали детей прочь, творя все тот же знак от нечистой силы. Юноша заметил, что у взрослых татуировки были не только на лбу. Вставший напротив них рослый троглодит сложил на груди руки, покрытые несколькими широкими полосами, которые соединялись между собой тонкими изящными узорами. Несколько товарищей за его спиной тоже были богато изукрашены. Кроме самых необходимых мест их одежда закрывала лишь ступни и плечи, и сделана она была точно не на поверхности. Ничего похожего на грубый волокнистый материал, из которого были сотканы обмотки на ногах и накидки мужчин, Ганнону раньше видеть не приходилось.
Они остановились в двух шагах от пришельцев, на лицах было написано отвращение. Лидер начал говорить с проводником короткими отрывистыми фразами, на человека с поверхности он даже не смотрел. Пока шел разговор, в котором удивительным образом сочетался эмоциональный накал и отсутствие звонких звуков, троглодиты за спиной своего лидера перетаптывались и озирались. Один из них украдкой поглядывал на Ганнона, не в силах перебороть любопытство. На лице другого был написан страх, он нервно сжимал ручку костяного ножа. Неожиданно прозвучал родной язык:
– Дай один дурум нож, —.сказал юноше его спутник. – Не показывай остальной и свет.
Следуя приказу, Ганнон отвернулся и запустил руку в сумку, достав одно лезвие. Проводник принял клинок из его ладоней, на что остальные подземные жители отреагировали плевками и сотворением охранных знаков. Игнорируя их, неприкасаемый положил нож на камень, сделав шаг вперед. Троглодиты отпрянули от него, но, как только спутник Ганнона вернулся на прежнее место, быстро вернулись и подняли дурум. Бросив напоследок несколько наверняка оскорбительных слов, они развернулись и направились к остальным жителям, оглашая свое решение.
– Мы идем. Ничто не трогай, – проговорил проводник и быстро двинулся вперед. Поспешив за ним, пришелец с поверхности с любопытством осматривал поселение, его глаза как раз успели привыкнуть к тусклому освещению. Вся «деревня» умещалась на неровном участке сырого камня в несколько сотен шагов в поперечнике. Укрытий тут не было за ненадобностью, вместо этого троглодиты выкладывали на земле что-то вроде гнезд из того же странного материала, что использовали для одежды. Терпкий горьковатый запах щекотал нос, он усилился, когда с одной из лодок стали сгружать грибы, каждый размером с небольшое деревце. Сами лодки были кожаными на костяном каркасе, но было и несколько деревянных.
Ганнон с трудом уворачивался от шипастых животных, которые по-хозяйски расхаживали по поселению. Взрослые особи были размером с небольшую свинью, а иглы были вдвое длиннее тела. За некоторыми по пятам ходили дети, подбирая выпавшие шипы. Проводник и пришелец с поверхности шли сквозь стоянку, образуя перед собой пустое пространство: занимавшиеся делами люди стремились как можно быстрее убраться с их пути, матери с грудничками отворачивались, чтобы закрыть детей от неприкасаемых. Ганнон заметил, что у младенцев светящих знаков не было, самым младшим детям с татуировками было около трех лет. Когда они с проводником покинули поселение, юноша спросил:
– Знаки на лбу и на руках, это оттуда? – Он указал вверх на светящийся мох, что рос на сводах и стенах пещеры.
– Да, – угрюмо ответил его провожатый. Ожидаемо тема была для него неприятной. – Не спрашивай об это, больше не расскажу.
– Потому что ты… – юноша замялся, но его спутник все понял.
– Нет, потому что ты! – ответил троглодит, сделав ударение на последнем слове, и указал пальцем вверх. – Это не для вас.
– Но ведь и не для тебя тоже! – все же вырвалось у Ганнона, хоть он и сразу пожалел о неосторожных словах.
– Я может быть и нусс, – несмотря на опасения юноши, троглодит отреагировал спокойно, – но я здесь, а ты не из здесь. – Он обвел рукой пещеры.
– Ты говорил, они слабые. – Ганнон решил сменить тему и вспомнил еще один свой вопрос.
– Да.
– Но дурум пришлось отдать.
– Я захотел. Жалко их.
– Почему же?
– Добрый сверху, почти нет охота. Не обмазываются грязь. – Он вздохнул и указал на проход, куда им было нужно свернуть. – Не хочу говорить. Подожди, дойдем, есть кто любит. Отдай сокровище. – Нусс, как он себя назвал, взял фонарь и ускорил шаг. После еще одной широкой каверны они вышли на берег подземного озера, ближе к нему стали видны огни: зеленые и синие вперемешку, в этот раз это были фонари в руках других неприкасаемых. Но еще раньше, чем увидеть их, Ганнон услышал странный гул, разносившийся в пещере.
***
Эта стоянка больше напоминала кочевой лагерь, и тут было полно вещей с поверхности. Забавно, как там, наверху, многое казалось само собой разумеющимся, но здесь, наоборот, выделялось: дерево лодок, ткань одежды, стекло фонарей. Юноша увидел источник странного звука, который сначала назвал гулом. Это оказался плач. Ребенок, сидевший на берегу, рыдал навзрыд, рядом с ним было трое нуссов: двое детей постарше обнимали малыша за плечи, а женщина что-то ласково говорила. Красное лицо ребенка в тусклом свете казалось темным на фоне бледного тела, по щекам катились крупные слезы. Удивительно, но даже такой искренний плач у ребенка-троглодита был глухим, несмотря на накал эмоций, потому и показался похожим на гул.
Когда Ганнон и его проводник дошли до лагеря, несколько нуссов бросились им навстречу и по очереди обняли собрата, долго и крепко. Всего на стоянке было около двадцати человек, и каждый повторил этот ритуал. Глядя на это, несчастный ребенок смог немного успокоиться и тоже подошел для приветствия. Ему было как раз года три, а на лбу распухла и кровоточила свежая рана, в которой еще поблескивали синие огоньки. В лодке, что стояла рядом с тем местом, где он сидел до того, Ганнон заметил труп колючего животного, грубо разделанный ножом.
Спутник Ганнона забрал свою сумку и подошел к пяти старшим троглодитам. Те собрались в тесный кружок и стали изучать вещи, которые принес проводник. При виде десятка дурумовых лезвий они одобрительно закивали, а от группы отделилась и направилась к гостю женщина, та самая, что утешала новоприбывшего ребенка.
– Хосп, или как там говорят в ваших землях? Визаро что-то там… – проговорила она. Ее Део был куда чище, чем у проводника Ганнона, – почти без акцента и ошибок. Лицо неприкасаемой было бледным и осунувшимся, как и у всех подземных жителей, но его определенно можно было назвать красивым. Темные густые волосы и брови оттеняли миндалевидные черные глаза. Все ее черты были правильными и симметричными. Их композицию нарушал лишь шрам на лбу, еще более выпуклый и неровный, чем у остальных.
– Приветствую. – Ганнон слегка поклонился, впервые за долгое время ощутив себя хоть немного уверенно. – Мой проводник рассказал, куда мне нужно?
– До оранжевые света, – хмыкнула женщина, – и немного дальше. На Ташмор. Путь далекий, но тебе везет: я туда плыву. Не придется ждать сборы.
– Значит, скоро отправляемся?
– Да, только погадаем, а ты пока ешь. – Женщина порылась в сумке и протянула гостю жесткие бурые полосы, которые когда-то давно были мясом…он надеялся.
Ганнон устроился на предложенном булыжнике и начал вгрызаться в угощение. Оно было грубым и отдавало грибами, но он был так голоден, что уплетал полоску за полоской. Когда ему принесли воды, дело пошло еще веселее.
– Давай поглядим… – начала троглодитка. Она закачалась, сидя на полу, и достала из мешочка костяшку с грубым изображением, юноша не смог понять даже, человек это был или зверь. – Молхан непротив: ты не вредишь миру. Да, такое всегда, мало кто может. – Собравшиеся вокруг нуссы зашептались, тем временем на пол легла следующая костяшка. И ведунья продолжила: – Валанха перевернута: не верь тому, как ты увидишь женщина. – Кто-то из троглодитов-мужчин фыркнул и отпустил остроту на своем языке, за что тут же получил тычок в ребра от соседа. – Да прав он, прав, – усмехнулась гадалка. – Может, это вообще про меня? – Она подбоченилась и вызвала всеобщий смех, после чего выбросила еще две пластинки из мешка, поставила его на пол и закрыла, в нем оставалось еще с полдюжины гадальных костей. Глядя на две костяшки, нуссы перешептывались и спорили. Женщина же, нахмурившись, проговорила: – Мда, занятно. Мехаон с Ихаоном – много что значит. И братья, и враги. Кто они тут больше, брат или враг – не скажу, но не стой между. А если это про тебя, то будь настороже со старыми друзьями: руки в крови своих же.
– Постараюсь, – серьезным голосом ответил Ганнон. Ихаон походил на Ихариона, а Мехаон… Юноша вспомнил, что Мерхарионом называл Баала культист, которого допрашивал Тризар. Молхан и Валанха были похожи на имена из преданий, за чтение которых в свое время поплатился Боннар. Как он говорил? «Там всех называют одинаково: и богов, и иных».
***
Длинная деревянная лодка, на которой они отправились в путь, была размером с небольшую яхту, но все же на ней были весла. Молковы весла, работать приходилось по очереди, ни о каких парусах тут не шло и речи. На открытых пространствах греб Ганнон, а в сложных местах, где проход сужался, за управление бралась нусска.
– Как же мне обращаться к тебе? – очередной раз спросил Ганнон: называть свое имя неприкасаемая отказалась наотрез.
– Как хочешь, авхар, – усмехнулась женщина. Юноша понял, что авхарами ее сородичи, видимо, окрестили пришельцев с поверхности.
– Ятта тоже не знает, как тебя зовут? – спросил он в перерывах между движениями весел.
– Нет, я и она не виделись даже, только переписка про торговля, – ответила нусска, которая и вправду выводила что-то острой костью на глиняной табличке. Лодка была ей и транспортом, и домом. На небольшой палубе умещались спальное место, запасы еды и груз на продажу.
– И ни с кем другим из аторцев ты тоже не встречалась?
– Почему же? Нет, они бывают часто, когда много товар. Откуда, по-твоему, научилась так говорить, если бы только переписывалась с Ятта?
– И правда. Да и далеко не все авхары умеют писать и читать.
– Авхары? – Женщина подняла взгляд и нахмурилась. В свете синего фонаря морщинки ярко зачернели на ее бледной коже. – А, ты про зухары. Про всех их. Не с поверхности, а на поверхность. Авхар ты стал, когда… – Она провела рукой вниз, будто ее кисть ныряла.
– Спустился?
– Точно. Мы писать тоже не все умеем, но нуссы умеют. Зухары, что говорят «хосп», любят запись, а спус-каться, – она помедлила, подбирая правильную форму глагола, – не все любят. Потому не видела Ятта.
– А вам подниматься нельзя? – продолжал расспросы Ганнон. В ответ неприкасаемая лишь потрясла головой.
– Нам незачем. Поднимаются только воины. Но они в грязь, значит, под земля. И только когда темно, – пояснила она.
– Так вы никогда не видели света?
– Это ты не видел света! – отрезала женщина. Она отреагировала так же яростно, как и первый проводник, с которым Ганнон начал свой путь. Видимо, дело было не только в его скверном характере, но и в их культуре. Впрочем, гадалка быстро смягчилась. – Отдай весла, тут сложно плыть, зато увидишь.
Они прошли между извилистыми берегами подземной реки, которые так и норовили зацепить борт. Ганнон уже сбился со счета поворотов, которые пришлось сделать, иногда отталкиваясь веслом от камня. Лодка совершила не меньше дюжины таких маневров и выплыла на широкое подземное озеро: свод пещеры уходил вверх и на высоте пяти руббов терялся в темноте. Впереди был проход, напоминавший арку. На ее своде играли огоньки, свет был теплым.
– Там огонь? Другие авхары? – забеспокоился Ганнон.
– Нет, но мы почти на месте, – ответила нусска. Они плыли многие часы или даже целый день. Под землей чувство времени быстро искажалось, но лодка уж точно не могла так быстро доплыть с Атора до Колоний. – Закрой глаза, я скажу, когда открывать, – неожиданно предложила женщина.
– Зачем? – снова встревожился Ганнон: ситуация становилась все более странной.
– Тебе же не так красиво. – Нусска пожала плечами и направила лодку в проход.
Когда суденышко вышло из-под сводов коридора, юноша разжал пальцы, сомкнутые на эфесе, и смог только изумленно выдохнуть.
– Ну, и кто тут не видел света? – насмешливо спросила троглодитка. Спорить с ней было невозможно: Ганнон будто бы оказался в обсерватории самих богов. Своды этой пещеры уходили ввысь на сотню руббов – куда выше, чем в предыдущей – но их было прекрасно видно. Источавшие яркий оранжевый свет заросли лишайника создавали иллюзию звездного неба, оставляя настоящее далеко позади.
Некоторые сгустки, казавшиеся большими даже на таком расстоянии, должны были быть с десятки шагов шириной. Эти светила соединяли ветвящиеся тропки света, что петляли по бугристой поверхности, находя себе место для жизни. Но это великолепие не ограничивалось лишь верхней полусферой мироздания: вокруг них, насколько хватало глаз, простиралась черная, зеркально-ровная гладь подземного моря, в котором невероятно ясно отражались «звезды», и их лодка мягко скользила по ней словно по просторам космоса.
Когда юноша сдался под напором боли в затекшей шее и вновь посмотрел на свою спутницу, та лишь склонила голову набок.
– Да. – Она протянула руку и закрыла рот Ганнона. Ошеломленный, он просто-напросто забыл поднять челюсть. А нусска довольно повторила: – Это ты не видел света!
Акт 3. Глава 8 Совет господ
Глава 8. Совет господ
В кабинете Коула стало просторнее, но атмосфера царила тяжелая. Трое человек сидели за круглым столом, а полки и книги, заполнявшие комнату, исчезли. В камине не было огня, и каменные стены источали холод, несмотря на все то тепло, что впитывали за прошлые месяцы. Коул писал что-то на пергаменте, в то время как легионер, которого бы легко узнал Ганнон, то и дело поправлял плащ, поглядывая на хозяина комнаты.
В отличие от легионера, раздраженная женщина, что сидела на третьем стуле, не старалась походить на местную: ее расшитый золотыми нитями красный наряд был бы в диковинку любому жителю Деоруса. Украшенные самоцветами перстни на ее пальцах заставили бы позавидовать и Избранницу. У женщины были выдающиеся скулы и острый нос. Выглядела она так, будто вот-вот должна была начать стареть, но ни одна морщинка еще не осмелилась появиться на ее лице. Возраст и жизненный опыт выдавал уверенный, чуть насмешливый взгляд, а не кожа. Ее внешность излучала царственность, и ждать кого-то было ниже ее достоинства.
– Что бы ты там не писал, это может подождать, – с ноткой мрачного веселья в голосе проговорила женщина, нарушив наконец тишину, к большому удовольствию воина.
– Я уже закончил, Ватра, – ответил Коул нарочито спокойным голосом и отложил перо.
– Здесь безопасно говорить? – Осведомилась она.
– Да, все известные мне меры приняты, – устало проговорил хозяин и потер виски.
– А неизвестные? – усмехнулся легионер.
– Если подобные проявятся, то у нас будут проблемы и разговоры посерьезней, чем сейчас, – нахмурившись, заметил Коул, не желая подхватить веселье, что, однако, вовсе не смутило его собеседника. Женщина же одобрительно кивнула словам хозяина комнаты.
– А эта штука? – не унимался воин, указав на груду тряпья, что была навалена в еще одном кресле возле камина.
– Защищена. Подчиняется только мне.
– Всегда хотел… – Легионер прищурился и наклонился вперед, но тут же дернулся и схватился за голову, как от громкого звука. – Арргхх!
– К ней тоже приняты все известные мне меры. – Коул улыбнулся, глядя, как воин затряс головой.
– Легче? – Женщина приложила пальцы ко лбу легионера, и тот с облегчением выдохнул.
– Да, но что-то зудит, на краю сознания. Не могу… – Он поскреб висок.
– Не чеши! Это с тобой надолго. Если, конечно, не найдешь «неизвестные Коулу меры», – протянула Ватра, взглянув на хозяина. Тот наблюдал за сценой с плохо скрываемым нетерпением. Проигнорировав его гримасу, женщина спросила: – Почему здесь так холодно? Я думала, что для них это вредно.
– Обычно нет, но я не выношу жары, – развел руками Коул.
– А мне вот не по себе, ты позволишь?
– Конечно.
После щелчка изящных пальцев дрова занялись сами собой, но пламя оставалось слабым и не разгоралось, хоть топлива в камине лежало с избытком.
– Итак… – Коул сложил пальцы домиком.
– Итак, – улыбнулась его гостья. – Вы уже порядком нашумели здесь. И Совет обеспокоен.
– Еще бы, – хмыкнул легионер.
– Но они послали тебя, – добавил Коул, многозначительно взглянув на Ватру. – Это либо очень хорошо, либо очень плохо.
– Правильное наблюдение, – вновь улыбнулась женщина. – Я здесь с вашим наказанием и без соглядатаев. Но я знаю, что остальные четверо уже встречаются за моей спиной.
– Четыре и три, а не пять и два? – торжествующим голосом спросил Архасс, разминая пальцы.
– С каким наказанием? – Коул поморщился, проигнорировав воина.
– Зависит от мнимого проступка, который вы сможете им продать. На ум приходят рекруты…
– И я ему говорил! – вмешался воин: он был доволен собой.
– Тогда обойдемся лишением Ключей и сменой воплощения, – закончила женщина.
– С этим могут быть проблемы… с рекрутами, я имею в виду, – неохотно проговорил Коул, глядя в сторону.
– А что с основным делом? – Ватра проигнорировала его замечание.
– То есть она знала, а мне рассказал, только когда помощь понадобилась?! – возмущенно посмотрел на старика легионер. Мужчина встал и прошелся по комнате взад-вперед.
– Архасс, милый, ну конечно Коул не мог делать все в одиночку, – пояснила женщина и улыбнулась. – А ты бы растрепал все раньше времени.
– Твоя правда! – Воин беззлобно рассмеялся и сел на место.
– Я все перепробовал, чтобы найти Силаи. В Арватосе ее уже нет, – мрачно произнес Коул.
– Надо продолжать. Мир трясся от Преисподней до лун и солнца. В ночном небе стояло зарево, тут точно не обошлось без Лиги. Это не может не проявиться еще раз, – уверенно сказала Ватра.
– Согласен, – буркнул старик, кивнув одновременно с женщиной.
– А что с рекрутами? – после небольшой паузы вспомнила Ватра. – Что за проблемы?
– Да, один не сдюжил, а второй, в общем… я не могу его найти… – Коул поник.
– Неужели ты утратил мастерство?! – воскликнула его собеседница. В ее голосе читалась уверенность, что этого не могло случиться. Но Архасс все же рассмеялся, ничуть не смутившись от яростного взгляда Коула.
– Я дал ему не самый сложный талисман. Признаться, парень разочаровал меня, – вздохнул старик.
– Из этих твоих, сероглазых? – уточнила Ватра и указала на один из перстней на своих пальцах.
– Да. Избранники… – начал объяснять Коул, заметив, как женщина фыркнула, услышав этот титул. – Избранники отправили его на Атор. Может быть, он и вправду утонул по дороге. Ну или я все же утратил мастерство… – Старик сложил руки на груди.
– Атор, да… – Ватра потерла подбородок. – Ох, Учителя и Первые! Ты столько лет наблюдаешь за этими клочками земли и ни разу ничего не замечал?
– Я посещал тот остров, ничего особенного, люди… – Голос Коула звучал растеряно.
– Люди, – прервала его женщина, – это твоя епархия, без сомнения. Хорошо, что тут есть алхимик.
– Повторюсь, я бывал там…
– Ты-то бывал. И для тебя это не помеха, а вот второсортный амулет для разочаровавшего тебя штормового дитя – это совсем другое дело, – заметила Ватра.
– Урум? – спросил Архасс.
– Точно. Что ж, по крайне мере одну пропажу мы сможем найти. Я попрошу проверить резонанс и передам тебе поправки. А в остальном – главное быть бдительными и не упустить момент, чтобы погань из Лиги не утерла нам нос дважды! Надеюсь, твоя перебежчица еще жива, – заключила женщина.
Акт 3. Глава 9 К свету
Глава 9. К свету
– Детей отдают в Дубильню не потому, что они сероглазые, а когда нет родителей. – Ганнон продолжил объяснять, как только затихло журчание. Нусску веселила стеснительность чужака, для нее же справлять нужду за борт, не прерывая разговора, было в порядке вещей. Впрочем, по-другому тут было никак. – Просто так часто бывает, – сказал юноша, все еще не решаясь повернуть голову в сторону женщины.
– Тогда не понимаю, не похоже на мы, – пожав плечами, проговорила ведунья. Она уже устроилась поудобнее и вертела в руке свой стилус для письма на глиняных табличках.
– Я просто хотел сказать, что это хорошо, что их есть кому принять.
– Не кто-то другой принимает их. Они нуссы, и мы тоже. Мы и принимаем, – пояснила обычаи своих соплеменников женщина. И тут она была права, да и относились взрослые изгои к новоприбывшим совсем не так, как братья-инструктора из приюта – к своим подопечным. – Так зачем Ташмор? Зачем плыть по здесь?
– Нет, мы так не договаривались, сейчас мой вопрос, – добродушно рассмеялся Ганнон. С тех пор как нусска вывела лодку на течение, тянувшее их в сторону нужных пещер под Ташмором, свободного времени стало даже слишком много – можно было и поговорить. До этого Ганнон боялся, что придется грести всю дорогу. Когда он рассказал об этом своей спутнице, та минут пять смеялась своим глухим, каркающим смехом.
– Спрашивай, но имя не назову.
– Да понял я, понял. Расскажи лучше, что это за значки на твоих табличках? – Юноша указал на записи, где после цифр множество раз повторялся один и тот же овальный символ.
– Ха, это я придумала. Для счет товары. Называется нусс, как мы.
– И сколько это?
– Нусс? Нисколько.
– Зачем же вам цифра для ничего? – нахмурился Ганнон.
– Чтобы запоминать меньше ваш цифра. Смотри, это один сотня. – Нусска указала на два кружка рядом с единицей. – Десять нусс, единица нусс, но сотня есть.
– А тысяча?
– Добавь еще нусс к сотня.
– Так они же все время будут становиться длиннее и длиннее.
– Зато не надо новый символ на каждый большой число. – Она пожала плечами.
– Нусс это ведь и название вашего шрама? – Ганнон начал догадываться, как у нее возникла эта идея.
– Много вопросы. Моя очередь. Зачем Ташмор?
– Я уже и не знаю. – Ганнон вздохнул, откинувшись назад. Он закрыл глаза и потер веки. Его постоянно бросало из огня да в полымя, и только в этом плавании у него появилась возможность подумать, впервые за долгое время. – Там будет опасно.
– Зачем плыть тогда? Человек должен жить. Даже если тяжело.
– Долго объяснять…
– Время много! – фыркнула нусска.
Ганнон открыл глаза и смотрел на проплывавшие над ним огни. Неприкасаемая периодически измеряла их пальцами, вытянув руку, словно настоящие звезды. «У меня есть приказ, – рассуждал юноша. – Приказ, который я должен выполнить, потому что служу Гамилькарам. Служу им потому, что служу Коулу, который может… Да ведь Коул вообще не тот, кем я его считал! – Ганнон встрепенулся: вся система рушилась, или же наоборот, все становилось куда отчетливей. – Коул еще сильнее и опаснее, чем я думал, а Боннар в его руках, да и Иннар тоже».
– Я защищаю тех, кто мне как семья, – наконец подобрал слова юноша.
– Есть у тебя? – Женщина удивилась и почесала ногтем шрам.
– А что тут такого? – огрызнулся Ганнон.
– Ничего, просто у вас нет свое племя для изгой, ты сказал. Не как тут.
– И все же они у меня есть.
– Тогда делай. Ради них делай.
– Делай что?
– Все что угодно. – Голос троглодитки прозвучал зловеще, впервые под стать ее пугающей внешности. Абсолютно черные глаза выражали стойкость, которую могла выковать только самая тяжелая, полная лишений и презрения, жизнь. – Если есть свои люди, которые хоть не кровь, но свои, делай все.
Прежде чем Ганнон успел ответить, их лодка качнулась, заставив его желудок перевернуться. В подземном море не было волн, и качка застала юношу врасплох. Он поднял взгляд на нусску, та замерла, держась одной рукой за борт, а палец второй руки прижимая к губам. Вода по обе стороны от судна посветлела: оранжевый свет позволял различить бледную плоть, скользившую под ними. Лодку повело вбок следом за левиафаном, неприкасаемая развернула ее и начала работать веслами против возникшего течения. Размеры чудовища поражали воображение: нусска уже успела вспотеть от гребли, а тело исполина все не кончалось.
Когда под судном промелькнул хвост, проводница не прекратила движения, напротив, она ускорилась, стремясь очутиться как можно дальше. Минуту спустя Ганнон понял, зачем нусска это делала: абсолютно белый – здесь казавшийся оранжевым – кит вынырнул из-под воды. Пока неприкасаемая разворачивала лодку, чтобы оказаться к чудищу носом, юноша завороженно рассматривал подземного титана: на массивной голове с костяным наростом было не видно глаз, зато от нее отходили тонкие широкие полосы усов-вибрисс, доходивших до трети длины исполина. На месте, где должна была располагаться шея, налился округлый, тяжеловесный зоб. Он темнел на светлом теле, но раз в несколько секунд пульсировал зловещим пурпурным светом.
На прощание кит окатил их струей воды, вместе с которой полетели ракушки и мелкая рыбешка. Рыбки бились о дно лодки, моллюски были искрошены: клейкие нити плоти соединяли осколки раковин. Запах напомнил юноше напиток Аторца, что он вез с собой. Грохот упавшего в воду тела несколько раз вернулся к ним эхом, отразившись от каменных сводов. Порожденная падением волна тряхнула лодку, но неприкасаемая уверенно провела судно навстречу и сквозь нее.
– Слишком большой, чтобы трогать мы. Не заметит. Нужно только убираться с путь, – сказала женщина после того, как снова вернула лодку в нужное течение.
– Да уж… – выдохнул Ганнон.
– А вот кто меньше он, но больше мы – идут за ним. Смотри в оба, если что – бей весло в нос, – весело закончила неприкасаемая.
***
По счастью, тварей, питающихся объедками кита, Ганнону и его проводнице не попалось, и остаток пути был благословенно скучным. Подплыв к стенам, они направились к арке, что отделяла циклопическую оранжевую пещеру подземного моря от примыкающих к ней меньших.
– На стенах оранжевый свет не растет, – заметил Ганнон. Здесь было хорошо видно, что светящийся гриб не подходил к воде ближе двадцати руббов.
– Да, поэтому так говорят: «до оранжевый свет», когда очень далеко или когда что-то хрен достанешь! – хохотнула нусска.
Они пришвартовались в месте, которое, судя по всему, было облюбовано нуссами-перевозчиками. Удобный закуток между сталагмитами позволял пришвартоваться и спрятать лодку. Соскочив на каменный пол, неприкасаемая отодвинула в сторону тяжелый плоский камень, под которым оказалась яма, служившая тайником. Посветив фонарем и скептически осмотрев содержимое, она положила туда несколько вещей из своей сумки и вернула камень на место. Отряхнув руки и недовольно проворчав что-то себе под нос, троглодитка махнула рукой своему спутнику, дав знак выдвигаться.
– Осторожно, здесь совсем другой земля, – предупредила она перед тем, как взобраться на уступ и проскользнуть в проход.
Они пробирались по пещерам, то и дело карабкаясь вверх, и с каждым подъемом Ганнон замечал, что порода вокруг них меняется. Гладкий и твердый камень превращался в сухой и шероховатый, земля действительно становилась другой. По мере того, как они продвигались, на стенах стали попадаться рисунки. Времени рассмотреть их не было, да и свет фонаря был довольно тусклым, но там явно было изображено кровопролитие. В конце этой своеобразной галереи чернело круглое отверстие, выходившее в соседнюю пещеру, будто круглое окошко.
Внезапно наступившая темнота ошарашила Ганнона не хуже яркой вспышки. Он ощупью пробрался вперед, ориентируясь на еле видное голубое свечение, что пробивалось через швы сумки, куда нусска спрятала светильник. Юноша аккуратно выглянул в отверстие – они находились над длинной вытянутой пещерой, настоящей подземной дорогой. Мутные зеленые огоньки быстро скользили по ней, рассмотреть их не получалось, но обострившийся слух четко распознавал приглушенные шаги многочисленных ног.
– Они ходят по три группа, – протянула нусска. Голос неприкасаемой и раньше был не то, чтобы звонким, но сейчас ее старый говор казался песней. Слова будто бы впитывались в камень без всякого эха. – Считай. Они в грязь, идут воевать с вы. Увидят меня вместе с ты, будет плохо для нуссы.
Затаив дыхание, Ганнон смотрел на бегущие отряды сверху-вниз, стараясь не показываться. Первая группа быстро скрылась вдали, вторая вскоре последовала за ней, а вот третьей все не было видно. В каждой группе было где-то двадцать троглодитов. «Может, мы пропустили первую и в начале увидели вторую?» – подумал Ганнон, но нусска все еще была тут и не собиралась двигаться с места. Юноша решил довериться подземной жительнице и не зря: через минуту показался третий отряд, бежавший чуть медленнее других. Замыкавший их группу, воин подгонял своего товарища. Пробегая мимо, тот споткнулся и, получив очередной тычок в спину, выругался и ускорил шаг.
Подождав еще немного, неприкасаемая полезла вниз, Ганнон последовал за ней. Пещера, в которой они оказались, и правда была настоящим подземным трактом, не уступавшим Тропе Легионера. Стены по обе ее стороны были усеяны небольшими окнами-проходами, из одного из которых и спустились сюда юноша и нусска. Это окружение придавало сходство с тесными улочками правобережного Виалдиса, где древние дома наследных слуг теснились друг к другу, смыкаясь над дорогой.
Пересекая тракт поперек, спутники шли к противоположной стене, им предстояло вскарабкаться наверх и пролезть в одно из «окон». Посередине пути Ганнон чуть было не подвернул ногу: что-то проскользило у него под стопой. Опустив руку, он нащупал грубое лезвие. «Она уронила дурумовый нож?» – мелькнула мысль. Но нет, юноша бы это услышал. Да и на ощупь материал был другим. Приглушенные сумкой огоньки, по которым Ганнон отслеживал нусску, резко двинулись вверх, как только он зашумел. Спустя мгновение юноша уже лез наверх, вслепую хватаясь за камни, стараясь следовать за своей проводницей. На середине пути он отчетливо услышал вдали одинокие шаги: троглодит, видимо, возвращался за своим оружием. Стук сердца гулко отдавался в ушах, пока Ганнон старался вскарабкаться, не создавая лишнего шума.
Шаги становились все ближе, юноше казалось, что он уже видит отблески зеленого света. Руки, ободранные до крови, безуспешно шарили по камню в попытке ухватиться. Он сумел нащупать небольшой выступ и с усилием подтянулся, но пальцы не выдержали. Ганнон с ужасом ощутил легкость падения: отпустив руку, он отклонился назад, его нога соскальзывала с опоры. Юноша дернулся вперед, стараясь удержать равновесие, но безуспешно. Готовясь упасть, он почувствовал боль в запястье: крепкая хватка жилистой руки потянула его вверх, затаскивая в пещеру над «трактом».
Оказавшись внутри, Ганнон сел спиной к стене ниже «окна», в которое его втащили, и старался отдышаться, зажав рот рукой. Открыв глаза, юноша с нарастающим страхом понял, что картина перед глазами не изменилась: он был в кромешной тьме, один. Ганнон надеялся, что нусска просто спрятала сумку, чтобы ее свечением не выдать их. Он прополз всю пещеру по кругу, ведя рукой по стене. Юноша оказался в совсем небольшом помещении, из которого вело три выхода… и ни в одном из них не было даже отблеска света.
Ганнон сел и постарался побороть страх и собраться с мыслями. «Неприкасаемая боялась, что нас увидят вместе, стала бы она бросать меня ради безопасности своих? Конечно стала бы, без сомнений. Но ведь все обошлось, не так ли? – рассуждал юноша. – Или это мне только так кажется? А для любого троглодита я нашумел так, что скоро здесь будет не протолкнуться? Факел еще при мне, но я не знаю дороги, а огонь только привлечет внимание…» От невеселых размышлений Ганнона отвлек тусклый зеленый свет в окне, выходившем на «тракт». Звук шагов, доносившийся снизу, усилился: похоже, троглодит только добрался до места, где потерял свое оружие. Аккуратно выглянув, юноша увидел, что тот был один. Спускаться и шуметь там было опасно. «Завидный ли я трофей для провинившегося?» – с этой мыслью Ганнон беззвучно вытащил меч, отошел на шаг и легонько ударил им о металлическое навершие кинжала.
В то же мгновение, когда раздался звук, на него налетел противник. Тот сумел взобраться наверх и атаковать с немыслимой для человека быстротой. Меч отлетел в сторону, двое катались по полу, сцепившись в борьбе. В пещере становилось все светлее по мере того, как с подземного слезал маскирующий покров грязи. Ганнон был значительно больше и тяжелее, но его противник с лихвой компенсировал это яростью. В конце концов юноше все же удалось прижать руку троглодита, державшую костяной нож, коленом к полу. Ганнон обнажил свой кинжал и, приставив острие к горлу врага, прошипел:
– Зу-хар, зу-хар! – Это означало «кто-то на поверхности», он надеялся, что троглодит поймет его. Для верности Ганнон указал кинжалом наверх, тут же вернув его на место.
Понять мысли поверженного по его черным глазам было невозможно. Тот смотрел на авхара, не мигая, и тяжело дышал, скаля зубы. После десяти секунд в таком положении они оба вздрогнули, услышав скрежет металла о камень – кто-то подобрал меч. Пленник заглянул Ганнону за спину и хищно ухмыльнулся. Юноша медленно отвел нож от троглодита и положил его на камень. Поднявшись, Ганнон обернулся и увидел свою проводницу, та стояла с мечом в руке, сумка лежала позади. Троглодит, освещавший пещеру своими татуировками, встал и жадно осматривал новый кинжал, что попал к нему в руки. Нусска что-то сказала воину, на что тот лишь грубо бросил в ответ пару коротких слов. Неприкасаемая кивнула, сделала шаг в сторону авхара и, развернувшись, всадила меч троглодиту в живот.
Подземный только успел охнуть и схватить нусску за плечи. Троглодит с ужасом посмотрел на свои руки и последним в жизни движением оттолкнулся от неприкасаемой, соскользнув с лезвия и упав навзничь. Ганнон принялся подбирать кинжалы, пока его спутница вытягивала свою сумку из-под мертвого тела. Закончив с этим, она сразу же схватила авхара за руку и пустилась бежать. Юноша несся вслепую и, несмотря на опущенную голову, все же несколько раз ударился лбом. На пути прочь они миновали несколько проходов и поворотов, после чего нусска наконец позволила себе встать и отдышаться. Как только звуки стихли, Ганнон ощутил на своем лице ее руку, та довольно бесцеремонно похлопала его по лбу и щекам.
– Ты здесь, хорошо. – Неприкасаемая с облегчением выдохнула.
– Где же мне быть? – раздраженно спросил Ганнон.
– Не знаю, авхар, ты же не пошел за мной сразу, как втащила верх. Успела дальше, чем здесь пробежать, пока поняла, что ты нету.
– Долго же тебя не было.
– Я была близко. Потом ты шумел, шуметь нельзя. Я затихла и ждала, так правильно. Не зря ждала.
– Я специально ударил мечом, хотел привлечь того воина. – Ганнон избегал слова «троглодит», он так и не спросил у неприкасаемой, как называл себя народ, отвергнувший нуссов.
– Ха, ты шумел до того, когда достал меч. Воин услышал и полез, – отметила женщина. Это объясняло скорость подъема. – А зачем он тебе? Почему не убил?
– Думал, ты ушла, и хотел заставить его показать дорогу.
– Хаха, не вышло бы. Но это правильно попробовать. Если я ушла, по-другому никак.
– Если бы не получилось, думал отрезать ему что-то для света.
– Охохо, тоже хорошая идея для авхар, но в мертвом теле свет затухает. Тот уже не светит. Хорошо, что ударила твой меч. Не подумают на нуссы. – Она вернула оружие хозяину. – А когда пришла, зачем положил нож?
– Я не знал, кто это был. А почему ты выбрала его? Почему убила? Он ведь тебе ближе, чем авхар.
– Почему так думаешь?
– Он число. – Ганнон вспомнил свою догадку. – Ты нусс: ничего, но тоже число. А авхаров на табличке с числами вообще нет.
– Это ради нуссы, а не ты. Торговля с Ятта, хорошо для нас. Она платит, надо сберечь.
Хоть в этом и было здравое зерно, но в тусклом свете все же было видно, как женщина нахмурилась. Осознав это почти одновременно, двое стали оглядываться: Ганнон в поисках врагов, а нусска с ужасом смотрела вниз. Свет шел не издали, сияние расходилось от лужицы, растекавшейся по камню из сумки. Неприкасаемая упала на колени, открыла ее и стала возиться с содержимым, что-то жалобно бормоча. Похоже, упавшее тело троглодита повредило ее сокровище, что-то пробило в нем небольшую брешь.
В затухающем свете было видно, как по лицу нусски текут слезы, падавшие в тускнеющую жидкость. Вскоре сияние на полу иссякло, и стали слышны только всхлипы женщины. Выждав, пока они затихли, Ганнон рискнул сказать:
– У меня есть факел и огниво. – Он уже почти забыл о закрепленных за спиной припасах. Аторцы дали ему два, первый догорел, пока юноша ждал проводника, но второй все еще был при нем.
– Его увидят, это смерть. Такой свет смерть. Я не понесу его к нуссы. Иначе они придут, – сокрушалась нусска. Ее слова причудливо повторяли страхи аторцев. И боялась она тоже своих – других троглодитов.
– Мы не сможем пройти к ним без света? Или это сокровище священное?
– Да! – ответила неприкасаемая. – Оба. Но нуссы дали бы новый свет. Но мы не пройдем, темнота.
– А идти далеко? – Ганнон вздохнул и ощупал флягу. По счастью, его сосуд с зельем остался цел.
– Не очень, но теперь без разницы, там нужно видеть… – Ее голос звучал почти жалобно.
– Бледный синий свет, – протянул Ганнон, поправил кольцо и сосредоточился на внутреннем взоре, где пергаменты охраняли светило от голодной черноты. Ему давно не приходилось бывать там и, признаться, он был рад, что удавалось обходиться без этого. Но другого выхода не было. Ганнон стал пытаться воспроизвести то, что делал при своем возвышении: открыть путь силе, сохранив контроль. Задача была похожей, но разница была в том, что тогда Коул отворил двери настежь, а он пытался обуздать силу и запереть их. Сейчас же нужно было лишь приоткрыть выход, что был запечатан им самим, не дав всей силе прорваться наружу. Одно неверное движение, и бушующее пламя поджарит их обоих.
Он пытался сфокусироваться на одном пергаменте, но они ускользали от него, смешиваясь и подменяя друг друга. Ганнону нужна была зацепка, что-то из реального мира. Он решил не усложнять: его приказ исходил от Гамилькаров, дома, который было найти легче всех прочих. Крылатый волк услужливо показался перед внутренним взором, и юноша понемногу сдвигал его, образуя брешь. Труднее всего было вовремя остановиться, он не столько открывал выход, сколько сдерживал вырывающийся поток. Несколько раз сила почти ускользала из-под его контроля, но сфокусировавшись на мыслях о тех, кого он защищает, выполняя миссию Гамилькаров, юноша смог обуздать ее.
Ганнон открыл глаза одновременно с тем, как закрыл флягу, что на всякий случай держал наготове. Слава богам, она не понадобилась. Его кисть была покрыта тусклым синим пламенем, нусска смотрела на нее своими черными глазами, медленно приоткрывая рот. Искушение было велико, но юноша не стал ничего делать и дождался, пока она сама вспомнит, что нужно подобрать челюсть.
***
Ганнон боялся, что если поддерживать свечение долго, то даже слабое пламя со временем истощит его самого. Однако, оказалось, что гораздо тяжелее было постоянно держать руку на весу: плечо страшно затекло, боль становилась невыносимой. Карабкаться с одной рукой тоже было сложно, но неприкасаемая каждый раз спешила помочь ему, хоть в остальное время и держала почтительную дистанцию.
Они вышли из очередной пещеры – юноша уже сбился со счета – и увидели внизу огоньки стоянки. Это был большой круглый зал со множеством выходов. Воды здесь не было, каменный серпантин спускался вдоль стен вниз – туда, где расположились неприкасаемые. Вся пещера напоминала огромный амфитеатр, где сценой была круглая площадка на ее дне. Ганнон закрыл глаза и вернул пергамент Избранников на место. Огонек на его кисти погас, и юноша с облегчением встряхнул рукой и опустил ее.
– Не рассказывай своим об этом, – сказал Ганнон, разминая плечо. Он не сильно надеялся на то, что нусска будет держать язык за зубами, но в нем все еще тлели остатки почтения к правилам Братства. К правилам, самое главное из которых он только что грубо нарушил. Впрочем, Ганнон был уверен, что при следующем разговоре с Коулом он уже не будет скован какими-либо догмами. Да и кто поверит троглодитам.
– Не расскажу, – кивнула неприкасаемая. – Тебе не надо идти туда, нам вверх. – Она указала на один из проходов рядом с ними, уходивший в бок. – Я только спущусь за свет.
Уставший юноша с удовольствием примостился на камень и наблюдал, как его проводница спускается по каменному серпантину. Она торопилась как могла, но обойтись без приветственных объятий со всеми остальными нуссами было, конечно же, немыслимо. Это не вызывало в юноше раздражения, наоборот, Ганнон ощутил внутри тепло, наблюдая за этой сценой.
С новым фонарем – поменьше прошлого – нусска провела его дальше. Дорога начала забирать вверх, все круче и круче. Юноша с нарастающей радостью чувствовал, как воздух становился свежее с каждым десятком шагов. Посреди одного из проходов неприкасаемая остановилась как вкопанная, и Ганнон, пройдя по инерции еще несколько шагов, оказался впереди. Он оглянулся, его проводница подняла руку, прощаясь:
– Удачи тебе, зухар. – Значит, они уже были на поверхности. – Удачи в твое дело!
– Спасибо тебе, боги в помощь.
– Боги… – Нусска смутилась, но потом поняла, что он имел виду. – Ихаон и Мехаон, да. – Она помедлила, переминаясь с ноги на ногу, раздумывая перед тем, как все же сказать: – Гипатиа, так мое имя.
– Ганнон. – Юноша поклонился, искренне тронутый ее жестом.
– Если живой, приходи еще. – Гипатиа помедлила. – Приноси свет, который я раньше не видела.
Финал. Глава 1 Старые игры
Финал.
Глава 1. Старые игры
Сидя у самого выхода на поверхность, Ганнон долго не решался покинуть пещеру. Снаружи было совсем рано, но первые минуты даже тусклый предрассветный мир безжалостно жег отвыкшие от света глаза. Понятно, почему троглодиты предпочитали выходить только ночью. «А ведь я провел под землей не больше нескольких дней», – отметил юноша, жадно втягивая носом воздух, наполненный ароматом растений. Он сам не осознавал, как многого ему не хватало, пока снова не оказался под небом.
Он с опаской посмотрел через плечо на черноту подземелья, но быстро успокоился. Троглодиты не станут выходить утром. Те отряды, что он видел, похоже, направлялись к другому выходу. «Где-то будет налет, но не здесь», – рассудил Ганнон. И раз о них можно было не беспокоиться, то он решил подождать на месте. Подземные не покажутся, а вот излишне осторожный легионер из Земного может сперва метнуть копье и только потом рассмотреть свою цель. Лучше было подождать, пока станет светлее.
С подножия скалы было хорошо видно лежащую перед ним долину. Склоны заросли низким лиственным лесом, в котором доминировали тонкие деревья со светлыми – почти белыми – стволами и рыжеватыми листьями. Ганнон понятия не имел, где он, и очень мало знал о Ташморе. Само собой, Гипатиа никаких напутствий дать не могла и, наверное, удивилась, если бы узнала, что зухар не знает куда идти на поверхности. Но все же внизу виднелся небольшой лагерь, различимый благодаря поднимавшемуся дыму. Размявшись, юноша убедился, что у него болели абсолютно все кости и суставы, и направился в путь.
Как он и думал, встретили его куда раньше ворот лагеря. Откликнувшиеся в красных плащах окружили Ганнона на небольшой поляне в пятистах шагах от своего форта. Увидев неардо, они опустили мечи, но все еще были настроены подозрительно. Подойдя ближе, один из легионеров осмотрел пришельца получше, в его глазах зародилась тревога.
– Кровь, этот хедль весь в крови! – вскрикнул он.
– Не моя. – Ганнон медленно достал и протянул вперед трофейный нож. – Они схватили меня, но я сбежал.
– Как же ты?.. – начал спрашивать Откликнувшийся, но Ганнон был слишком слаб, чтобы выдумывать правдоподобную историю.
– Они идут, следующей ночью, предупредите… – он выговаривал каждое следующее слово все более слабым голосом и затем – не без удовольствия – позволил ногам подкоситься.
Легионер подхватил его, едва не поранившись костяным ножом, который держал в руке. Вскоре подскочил второй, и вместе они потащили пришельца в сторону ворот. Как Ганнон и рассчитывал, его приняли радушно и отвели в приличную, хоть и тесную, комнату. Несмотря на гостеприимство, караульного все же выставили. Юноша умылся, после чего ему принесли еду. Оружие было под охраной, но все прочие вещи остались при нем. Прежде, чем кто-либо решил бы начать допрос, он лег на узкую кровать, укрылся шерстяным покрывалом и разрешил себе заснуть.
Юноша снова оказался под землей. Казалось бы, это должно было вызвать тревогу, но Ганнон чувствовал лишь покой. На земле были опасности и заботы, но здесь ничто не могло достать его, ничто не могло навредить. Гипатиа вела его по извилистым коридорам, юноша не знал дороги, но полагался на свою проводницу.
Безмятежность длилась недолго: послышался шорох и звук приближающихся врагов. Нусска ускорила шаг, и Ганнон перестал поспевать за ней. Незнакомые ему пещеры были коварны, он то и дело спотыкался о камни. Юноша все еще гнался за женщиной, что выглядела, как Гипатиа, но его разум знал, что это Силаи. Дело было не в личине, просто сон играл с его разумом. Силуэт раз за разом скрывался за поворотом, становясь все более призрачным. Когда юноша все же сумел протянуть руку, навстречу ему выступил Коул. Нужно было достать кольцо, но его не оказалось на пальце. Старик зловеще надвигался, засучивая рукава…
***
В ужасе раскрыв глаза, Ганнон вздрогнул: он был в полной темноте. Юноша знал, что проснулся, но на мгновение ему показалось, что он все еще был в пещерах – один, без света и проводника. Все же соломенный тюфяк, который пальцы сдавили до хруста, вряд ли мог оказаться во владении даже самого богатого троглодита. Юноша медленно ощупал лежанку и попытался понять, пора ли вставать, или же он просто проснулся посреди ночи от дурного сна. Посреди ночи… а засыпал он ранним утром!
Ганнон подскочил на месте, поняв, что проспал с восхода и до темноты. Грохот, звон и боль в голове заставили его пожалеть о резком движении. В небольшой комнате было тесно, и полка висела прямо над кроватью. При его росте вставать следовало аккуратнее. Юноша осторожно выпрямился и ощупью разыскал дверь, она была добротной и… запертой. Послышались шаркающие шаги, в щели под дверью заиграли тусклые огни. Ганнон пошарил рукой и обнаружил небольшой столик, вещи были на месте, в том числе и оружие, кто-то вернул его, пока хозяин спал. Ганнон немного расслабился, но положил кинжал и меч так, чтобы дотянуться до них было легко.
Вежливый стук окончательно развеял его тревогу, и он разрешил гостю войти. Дверь приоткрылась до тех пор, пока путь ей не преградила кровать. В тусклом свете лучины в руках пришедшего комната казалась еще более крошечной. Старый легионер из Земного был чисто выбрит, несмотря на шрамы, и держал спину прямо, хоть и прихрамывал на одну ногу.
– Проснулся, неардо! Думал, так и останешься тут дрыхнуть, – вместо приветствия бодро проговорил старый воин. Он глянул на полку, и за этим сразу же послышалась скрипучая усмешка. – Говорил им, своротишь тут все, длинный такой, а они… – Он только махнул рукой. – Зато дверь, говорят, хороша.
– Да уж, запирается надежно. – Ганнон сложил руки на груди.
– Не серчай, больно ты занятный гость. – Откликнувшийся нахмурился, а затем заморгал, будто вспомнил что-то. – Харн Неитар, – представился он и четко отсалютовал свободной рукой.
– Хиас’ор, – назвался Ганнон, решив, что выдавать себя пока что ни к чему. Грамоты о проверке дел Атора вызвали бы много лишних вопросов, да и все они остались у Иссура. «Интересно, где он сейчас? Надеюсь, уже подплывает к Виалдису», – подумал юноша.
– Ну, виаторо вирхат тебе, почтенный. Заперли тебя до поры потому, что ты один такой, кто от троглодитов спасся. За одно это тебя некоторые готовы на руках носить…
– Так зачем же запирать?
– А затем, что другие хотят тебя упечь в допросную.
– За что? Ах, дай угадаю, за то же самое? – Юноша испытующе посмотрел на старика.
– Занятно, да?
– Не то слово. – Ганнон горько усмехнулся.
– А мне каково? Следить тут за тобой, пока все ушли на передовые посты.
– Ушли?
– Ну да, ты же предупредил, что идут они, дескать. Если не здесь, то мы знаем, где еще могут вылезти. Ну теперь-то уже ясно все с тобой. – Старый воин хитро прищурился.
– Что именно? – Ганнон сглотнул.
– Чья возьмет. Из тех, кто про тебя спорил. – Легионер, похоже, наслаждался тревогой своего собеседника. – Отправили, значит, вечером людей на посты. А через четыре часа на них зажгли огни сигнальные. Нашим, зуб даю, от силы минут десять топать оставалось. То-то там удивятся, как мы скоро! Да и троглодиты тоже!– Откликнувшийся от души рассмеялся. – Эх, жаль стар стал… – Он вытер уголок глаза.
– Значит, будут на руках носить, – заключил Ганнон.
– Смотри, чтобы до смерти не упоили, тут народ горячий, чай не Деорус. – Старый легионер похлопал его по плечу. – Пошли за мной, почтенный, ты ж небось голодный, как Мархокар!
Они прошли в длинную пустую комнату, что могла вместить несколько дюжин легионеров, и сели за стол. Вся мебель здесь была плетеной: самые крупные из местных чахлых деревьев пускали на каркас, а из остальных плели сетку.
– Это местный хлеб? – Ганнон жевал серую сладковатую мякоть, здесь она была еще лучше, чем на Аторе. Он всерьез опасался, что больше не сможет есть то, что добиралось до Виалдиса.
– Нет, какое там. Тут палку в землю воткни – прорастет. Но зерно, один Молк, дешевле с Гирсоса возить. Овощи тут кой-какие есть, вино. – Харн приподнял глиняную чашу и отпил. Юноша последовал его примеру, вино было почти нестерпимо сладким и довольно крепким. – Сосиски и те с Ворнака…
– Эти я знаю, – произнес Ганнон: любой житель столицы чуял их за лигу. Их вкус оказался неизменным, что в Виалдисе, что здесь.
– Соль туда, еду сюда. – Легионер опер подбородок на руку. – Кроме соли и краски с тканями, отсюда и не везут ничего, но все лучше, чем на Ворнаке в навозе возиться. Так как ты у троглодитов оказался? А как сбежал? Расскажи мне первому? По дружбе, а? – Старый Откликнувшийся подался вперед.
– Все довольно… мутно. Нужно вспоминать. – Юноша не горел желанием делиться историей, которую еще не до конца придумал.
– Ох, ну ясно. – Харн обиженно откинулся на спинку стула, та протестующе заскрипела. – На рассвете тебе в город, знакомиться с важными людьми. Ты смотри, череполикие, – он сделал паузу, чтобы неардо как следует испугался легионеров-подземников, – и полюбопытней меня будут, и понастойчивей.
***
Ганнон с трудом представлял себе географию острова и то, как здесь принято передавать новости, но к его приходу о нем в городе, похоже, знали уже все. Неудавшийся набег троглодитов отмечали во всем Ликене, главном городе этой Колонии. Обнесенный белоснежной стеной, городок стоял на побережье огромного идеально круглого озера, что располагалось посреди Ташмора, занимая приличную часть его площади.
С почетным эскортом из двух Откликнувшихся юношу провели через улицы празднующего поселения. По расцветке дома напоминали местные деревья – белые с оранжевыми черепичными крышами, между ними слонялись уже порядком хмельные гуляки. Большинство перемещалось между ткаными навесами, что были почти у каждого здания. В отсутствие больших деревьев, только так можно было спрятаться от палящего солнца. Судя по состоянию празднующих, новости здесь распространялись еще быстрее, чем думал Ганнон, ну или ли вино было гораздо крепче. Глядя на малиновые носы прохожих, он склонялся ко второму варианту.
Местные жители отличались курчавыми волосами и были одновременно загорелыми от солнца и бледными от штормового ветра, как будто кто-то потер рыжий камень, оставив на его поверхности белесые царапины. Большинство не обращало на юношу внимания, но до некоторых доходило, что это – тот самый неардо. К тому времени, как они успевали сообразить и оглянуться, легионеры с Ганноном уже удалялись к разочарованию неповоротливых от вина зевак.
Главная площадь Ликена расположилась на берегу, сливаясь с озерными причалами, и имела форму узкого полумесяца. Таверна была самым большим зданием с фасадом, выходившим к воде. Длинное вытянутое строение было двухэтажным, и в его стиле доминировали строгие прямоугольные формы. Несмотря на такую скромность, углы, карнизы и узкие оконные проемы украшали искусная резьба и лепнина. Верхний уровень нависал над нижним, опираясь на тонкие, витые колонны, что создавало крытую галерею, где люди могли найти тень.
Двери на нижнем уровне были распахнуты настежь, и посетители свободно переходили из таверны на террасу и обратно.
– Каждый третий остался лежать! – стоя на столе, театрально восклицал молодой ташморец в цветастых одеждах, размахивая рукой, в которой держал кубок с вином. Он совершенно не походил ни на участника, ни даже на свидетеля тех событий, о которых так ярко рассказывал. – Наши были тут как тут! – Балабол пролил на себя несколько капель густого малинового напитка, сделав одежду еще более пестрой.
– И что? Их теперь сюда везут? – раздался голос одного из собравшихся островитян.
– Нет, тела они с собой утащили. В Легионе дураков нет, за трупы эти чудища стервенеют, как демоны. Пусть убираются, а дальше Черепа с ними разбираться будут!
Наступило затишье, рассказчик оглядел собравшихся, ожидая реакции, но увидел лишь любопытные взгляды, устремленные на вход. Горожане осматривали неардо, что вошел в таверну в сопровождении Откликнувшихся. Охрана, изможденный вид незнакомца, на и без того темном лбу которого выделялись синяки, – все внимание переключилось на героя дня.
Ташморцы молча смотрели на пришельца в ожидании. Ганнон медленно коснулся статуэтки Адиссы, и тут толпа сорвалась с цепи. Юноша пытался ухватиться за легионеров, но это было бесполезно – его как будто уносило штормом. Почетного гостя протащили к единственному столу, что был сделан из цельной древесины, и тут же стали наперебой потчевать всем, что было запасено. Хозяин – коренастый толстый мужчина с большим носом и кудрявыми волосами, обрамлявшими блестящую лысину, – выхватил из рук слуги кубок вина, которое тот собирался подать почетному гостю.
– Убери, это сладкое! – пробасил он. – Почтенному принеси из погреба! Ну, ты знаешь где… – Слуга умчался и вскоре вернулся со стеклянной бутылкой, крепко сжимая ее в руках. Хозяин дал вину подышать и сам налил его гостю в серебряный кубок.
Всеобщая шумиха и хор голосов, старавшихся перекричать друг друга, позволяли толком не отвечать на вопросы – к радости Ганнона. Впрочем, его беспокоила отнюдь не толпа подпитых зевак, а предстоящая встреча с Черепами, подземниками из Легиона. С ними не удастся увильнуть или придумать небылиц о пещерах: они знают тот мир не понаслышке. И даже если бы легионеры не убили его на месте за якшанье с троглодитами, юноше совершенно не хотелось открывать им ничего, что могло бы навредить нуссам.
Он был в шаге от цели: оставалось только добраться до места и дать знать Коулу, а там будь что будет. Ганнон раз за разом обводил взглядом трактир, пока размышлял о том, как бы поскорее избавиться от нежданного и нежеланного внимания и убраться отсюда подальше. Его глаза наконец смогли зацепиться за ту деталь, что беспокоила его, как мушка на периферии зрения: одно серьезное, нахмурившееся лицо посреди радостной толпы. Весельчак, что стоял на столе, когда вошел герой дня, явно был недоволен происходящим. Поболтав вино на дне кружки и залпом допив его, балагур плеснул себе еще и покачиваясь направился к новому центру внимания публики.
Парень в цветастом наряде не выглядел слишком угрожающе, но люди в таверне замерли в ожидании. Судя по лицам – в ожидании зрелища. Ганнон тоже замер, но от тревоги, вспомнив байку Виннара о том, куда отправляют непрошедших возвышение. Масла в огонь подливало гадание нусски: «старые друзья, руки в крови своих же». Незнакомец тем временем сел напротив, громко поставив кубок на стол из светлого дерева. Вино заплескалось в его чаше, краем глаза юноша успел заметить, как сжались кулаки у хозяина таверны. Местный поднял на пришельца тяжелый взгляд и, дождавшись, пока напряжение зазвенит в воздухе, спросил:
– Ну скажи уже нам, почтенный. Правда, что троглодитки все голые ходят? – Его голос потонул в раздавшемся хохоте, и парень тряхнул головой, отмечая свой триумф. Та серьезность, что он напустил на себя перед вопросом, заставила понервничать даже Ганнона. Его бы на Атор – в актеры. Точно не деревенский дурачок. Паяц встал и начал картинно раскланиваться, купаясь в отвоеванном внимании. Отходя назад, он натолкнулся на богато одетого господина. Снова настала тишина, и в этот раз – чуть более тревожная, для местных уж точно.
– Уже пьешь, Мокхал? – с легкой усмешкой спросил его высокий лорд. Он был худым и куда белее окружающих. Абсолютно лысая, идеально круглая голова поблескивала от пота. Мужчина был одет в длинное серое одеяние до пола с нашитым гербом. Ганнон не разглядел, но это точно был щит. – А кто собирался утереть нос всем ныряльщикам? Или ты уже?
– Сдрейфил! – раздался ехидный голос. – Все знают, у Таш-Моря дна нету. – В ответ на это лорд благосклонно кивнул.
– Еще будет он моим! – подбоченился Мокхал и указал на диковинного вида огромный бронзовый меч, покрытый толстым слоем патины, что висел на стене. – Достану к нему ножны со дна. Только вода уйдет…
– Так сегодня как раз низкая, – поддел его хозяин и незаметно увел кубок из-под носа хвастуна. После чего он расчистил место и предложил стул знатному господину.
– Спасибо, Лекур. – Тот слегка кивнул трактирщику, который уже протягивал воду с долькой странного желтого фрукта в ней.
– Сегодня уже праздник, уже никак, – развел руками Мокхал, после чего стал недоуменно оглядываться в поисках вина. Встретив мягкий, но настойчивый взгляд лорда, парень отряхнул наряд и все-таки встал из-за стола. Остальные ташморцы отошли на минуту раньше. Ганнон наконец смог разглядеть герб лорда: рыба и янтарь на щите, дом Гаймис, Слышавшие. Один из прибрежных вассалов Гамилькаров, чьи младшие дети получили земли в Даре за завоевания. А потом еще больше – после Пересмотра Пакта.
– Вас ведь зовут Хиас’ор? – спросил господин юношу, в ответ тот кивнул. – Я лорд Давин Гаймис.
– На пути волн… – произнес Ганнон, вспомнив слова девиза. Заметив приподнятую бровь Слышавшего, юноша понял, что случайно произнес их вслух. – Простите, господин, я немного не в себе. Учу вашу геральдику, хорошо для торговли.
– Это похвально. – Давин допил воду и встал из-за стола. – Свежий воздух поможет вам прийти в себя. Пойдемте. – Его спокойная уверенность не допускала возражений.
***
Они шли вдоль озера с двумя стражниками, державшимися на почтенном удалении. Противоположный берег едва можно было разглядеть. Таш-Море, как его тут называли, не походило ни на какие другие озера. Берег здесь не снижался постепенно, вместо этого скалистая земля в один миг обрывалась и сразу же уходила на глубину. Вся вода была одинакового глубокого синего цвета, изредка поблескивая зеленью. Сейчас озеро и правда обмелело, судя по тому, что рыбакам приходилось подниматься с пяток руббов по лестницам, выдолбленным в отвесной каменной скале. Верхние пролеты уже подсохли, а вот нижние еще поблескивали от воды.
Ганнон встретился глазами с одним из мужчин, и тот поспешил отвести взгляд. Рыбак был как две капли воды похож на Фирха – слугу Корба, что когда-то предал своего хозяина. Покидая Арватос с семьей, он видел истинное лицо юноши. Рассмотреть рыбака не удалось – тот уже успел спуститься ближе к воде.
Тем временем один из трудягдин из трудяг взгромоздил последнее ведро с уловом наверх и выбрался сам. Вытирая пот со лба, он заметил Слышавшего. Присевший было рыбак поспешил встать, но Гаймис жестом остановил его.
– Неплохой улов, Сипри. – Лорд указал на мелкую рыбешку, которую Ганнон тут же узнал. – Есть нечего? Одни чернила?
– Все так, господин. – Рыбак не удержался от легкого поклона, хоть и сидел. – Для низкой воды это диковинно, но жаловаться не стану. – Он улыбнулся, показав желтоватые зубы.
– Деньги хорошие, спору нет. – Слышавший кивнул и вместе с Ганноном продолжил путь. Когда они отошли чуть подальше, лорд, наконец, обратился к юноше: – Вы впервые на Ташморе, почтенный?
– Да, господин. Прекрасный остров, – машинально ответил он.
– Вы слишком добры, особенно учитывая, через что вам пришлось пройти… – Проницательный взгляд Слышавшего скользил по собеседнику, отчего становилось неуютно.
– Троглодиты есть на всех островах Колоний.
– Прошу вас. Дар, не Колонии, – поправил Ганнона лорд Гаймис. – Позвольте мне оставить в себе частицу Слышавшего, чтобы окончательно не превратиться в торгового голову, что следит за Легионом. К слову, вы бывали на других островах?
– Да, но только на Аторе, а это не Дар.
– Верно. Получается, мы первые. И как вам новые земли?
– Здесь много… необычного. Главный город не на море, это странно для Дара, как я понимаю.
– Да, но местные, и в их числе я, – лорд подбоченился, – с вами бы поспорили. – Он усмехнулся. – Бездонное озеро без питающих рек, а рыба в нем все не кончается. Лучше любого моря. Хотя в порту у меня есть небольшая крепость, и официально она считается столицей, да. Но вся жизнь проходит здесь.
– Вы очень снисходительны к подданным, – заметил Ганнон. – И при этом они не теряют почтения.
– Тут вам не Деорус, – пожал плечами Слышавший. – Все полагаются друг на друга. И на Легион, само собой. – Давин сделал выразительную паузу. – Они очень хотят с вами поговорить, но сначала намерены дождаться тех, кто сейчас под землей. До тех пор вы можете расположиться в гостинице за счет города.
– Благодарю вас. – Ганнон и не сомневался, что выход за стены ему заказан.
– Черепа интересуют только ваши приключения в их пещерной вотчине, а не, кхм, торговые дела, которые привели вас туда. На главной дороге и в порту набегов не было лет пятьдесят. Я тоже могу закрыть на это глаза.
– Понимаю. – Юноша вздохнул, как неардо его все принимали за контрабандиста, но смысл в словах Слышавшего был таков: угодить в плен можно было только в диких местах. Пусть так. Не рассказывать же ему про подземное плавание.
– И еще. С вами захотел поговорить один странный священник, что поселился тут недавно. – Ганнон почувствовал, что правитель острова дошел до того момента, ради которого и затеял весь разговор. – Он беспокоит меня, ведет себя странно и… надменно. А при его появлении мне дали понять, что присутствие этого человека придется терпеть. Давно не видел местных жрецов такими напуганными. – Гаймис остановился и повернулся к собеседнику, при этом он сжал губы и недовольно выдохнул.
– А что вы хотите от меня? – Юноше стало тревожно, но не от простеньких махинаций местного правителя, а от надежды. – Что с этим жрецом? – Ганнон едва удержался, чтобы не произнести имя.
– Вы первый, с кем он изъявил желание поговорить. После своего появления он только и делал, что слонялся по острову, а в последнее время стал много пить. Мне ничего неизвестно о нем. Потому, что бы вы ни узнали, расскажите мне. Этого будет достаточно.
– Если я это сделаю, вы умерите пыл подземников?
– Это единственное, чего я не могу обещать, – усмехнулся Слышавший. – Но я сделаю все, что в моих силах, даю слово.
***
Сидевшие друг напротив друга жрец и Ганнон пришли сюда с одинаковым тревожным ожиданием, но разрешилось оно для них совершенно по-разному. Священник не верил в свое предчувствие, но все же оно оправдалось. А шпион Братства, напротив, был почти уверен, однако его надежды пошли прахом. Юноша с удивлением оглядывал изменившееся лицо церковника: осунувшиеся щеки, короткая щетина, круги под глазами. Похоже, он и правда много пил, неделю, если не больше. Надменный жрец, что загадочно появился. Люди, что могут указать Слышавшему на его место… Выпивка, в конце концов. Все указывало на него, но, тем не менее, Ганнон ошибся. Такой вот «старый друг»? Юноша разозлился на себя, с досадой подумав: «Никто не обещал точности! И с чего я вообще верю в гадания троглодитки по Старому слову?!»
– Кого же еще могла выплюнуть пасть Мархокара в минуту моего отчаяния?.. – с мрачным весельем поприветствовал его Тризар. – Когда мне описали пришельца, я понял…но не смог поверить.
– Брат-дознаватель… – юноша был порядком удивлен и не то чтобы рад встрече. Было неясно, известно ли церковнику о его роли в резне, что случилась в доме Хестола.
– Я даже не буду спрашивать, как и зачем ты оказался здесь. Нет времени слушать твою ложь.
– А я вот спрошу. Кто про меня рассказал? Фирх? – Поинтересовался Ганнон. Это не имело большого значения, но любопытство взяло верх. Слуга бежал, когда узнал, что его хозяин связался с культистами. Как тут не стать осведомителем Второго Круга?
– Он и вправду был бледнее обычного…– Протянул жрец. – Но брат Фирх ничего не говорил. Впрочем, твое появление и так было достаточно громким. Ваши пути пересекались?
– Я…пощадил его, это было давно. – Юноша склонил голову. Значит, он все же не обознался. Слуга Корба отплатил молчанием за милосердие…хотя нет. Фирх не подозревал, что не должен был остаться в живых. В любом случае, Ганнон был рад, что поступил именно так.
– Достойный поступок. – Сухо заключил церковник. – Редкость для таких как ты.– Местный лорд хочет, чтобы я шпионил за тобой. – Бросил юноша, переняв грубую манеру Тризара, это было приятно.
– Соврешь ему, что захочешь. Скажи-ка лучше, ты веришь, что боги и демоны достаточно мелочны, чтобы лично снизойти до меня? Подбросить тебя в час моего унижения?
Ганнон откинулся на спинку стула. Ему становилось не по себе, они были одни в комнате трактира, которую «герою» пожаловал Гаймис. Люди Слышавшего наверняка были неподалеку, но могли и не успеть. Тризар сейчас напоминал своего слугу Саура: тот тоже считал, что боги послали прихвостня Коула ему в унижение. Кончилось все скверно, и этот церковник выглядел так, будто тоже утратил часть своего здравомыслия. Но жрец не мог быть здесь, именно здесь, на этом острове, ни по какой иной причине… Судя по времени, он отплыл сюда еще раньше, чем Ганнон отправился на Атор.
– Демон был на Аторе, но сейчас он здесь. – Юноша постарался произнести это буднично, чтобы выбить жреца из колеи. И, судя по его взгляду, это удалось и еще как. – Так что это не поражение. Тебе повезло, он ослаб после перехода.
– Ты… – брат Второго Круга медленно и глубоко дышал. – Как ты…
– У нас одна цель. Расскажу по дороге. – Ганнон хотел как можно быстрее покинуть город. После этих слов церковник вздрогнул, что-то задело его. – Если ты можешь помочь покинуть стены.
– Ты знаешь, куда идти? – медленно проговорил Тризар.
– Да. А ты сможешь вывести?
Церковник закрыл лицо ладонями и склонился к коленям. В его голове наверняка роились мысли о ереси Ложных Мучеников. Принимать ли помощь нечестивца, чтобы достичь высшей цели? Второе Братство имело одну цель. Цель очень ясную, единственную, и она была превыше всего. Сомнений было мало, и все же юноша боялся. Тризар медленно выпрямился и посмотрел на юношу.
– Будь, что будет, – обреченно сказал он. В зеленых глазах церковника причудливо смешались ненависть и надежда.
***
Ощущая себя на краю пропасти, Ганнон вновь и вновь объяснял себе, как он здесь оказался. Это все, что ему сейчас оставалось. Уходить договорились ночью, и ожидание тянулось мучительно долго. Юноша и правда был уверен, что увидит Боннара, и тогда… А что тогда? Оставались еще Иннар, Иссур… Да и где он бы смог скрыться, даже если бы собрал всех, кого хотел?
Деорус, Дар, Атор… Такой маленький мир, зажатый между Штормом и гиблыми джунглями южноземелья, откуда никто и никогда не возвращался. Были еще пираты, что ютились на неизвестных мелких островах, но им позволяли жить лишь потому, что вреда от них было меньше, чем стоило бы их окончательно извести. Наверное, даже Гамилькар смог бы выкупить у них того, в ком был особо заинтересован, а Коул тем более… Старый Коул, которого знал Ганнон, что уж говорить о новом.
Мягкий звук удара камня о плетеные ставни заставил вздрогнуть. Ганнон ожидал его, но все равно ощутил тревогу, когда момент наконец настал. Он погасил отдающий рыбой масляный светильник и открыл окно. Юноша почти перестал замечать запах рыбьего жира, но, как только в комнату ворвался свежий воздух, он вздохнул с облегчением.
– Идем быстрее. – Встретивший Ганнона жрец был одет в серый плащ, такой же, как у его людей в Виалдисе. У ног Тризара лежало двое стражников с гербом дома Гаймис, их длинные мечи валялись рядом. – Они ни в чем не повинны, старался не навредить, – сказал церковник. В руках он держал диковинное оружие: два ровных металлических прута, каждый длиной в пол-рубба. – Так что идем скорее, они вот-вот очнутся.
***
– Это были самые доверенные его люди, но на северных воротах – сочувствующие мне, – шепотом пояснил Тризар, пока они с Ганноном перебегали от одного здания к другому, стараясь держаться под навесами. Ночь была облачной, в воздухе чувствовался запах грозы. Но все же на фоне белого камня их могли заметить.
– Думаю, им тоже дали наказ не выпускать, – ответил Ганнон в ожидании, пока случайный прохожий скроется из виду.
– Он сможет отрицать, ворот много. – Церковник использовал те же приемы, что и люди Коула. Была в этом какая-то ирония, интересно, замечал ли он ее сам? – Стражи нет, пошли!
Они добрались до небольшой площади возле северных ворот. Никаких навесов, только белый камень, которым здесь мостили улицы.
– Хорошо, что подземники все в черном, – пробормотал юноша.
– Что? – церковник отвлекся от наблюдения.
– Я бы больше опасался их, чем стражи. Они наверняка начеку.
– Ты же слуга Гамилькаров, как и Клика.
– Это запутанная история.
– Боги, есть кто-то на этой земле, кто не хочет тебя убить? – После паузы Тризар добавил: – Ну?
– Я думаю…
– Потом расскажешь, идем!
Фонарь в руках привратника начал мигать. Страж ворот несколько раз накрыл его тряпицей и убрал ее. Ганнону стало не по себе, он вспомнил вылазку на пляж. Его рука схватила Тризара за плащ, игнорируя гнев жреца, он молча мотал головой. Ярость во взгляде церковника потухла, когда вдалеке послышались шаги. Двое беглецов залегли среди груды корзин у стены, что служила им укрытием.
Подземник подошел к стражнику и стал толковать с ним, слишком часто тыкая пальцем в грудь, чтобы разговор можно было счесть миролюбивым. Охранник держался достойно и несколько раз демонстрировал легионеру лампу и тряпицу, в ответ на это слышалась неразборчивая ругань. В конце концов, Череп все же ушел, и стражник тут же скрылся, перед этим поправив тускло горевший факел.
Ганнон и церковник не покидали своего укрытия, оба не сомневались, что подземник еще понаблюдает за этими воротами. Но все же ворот было много, а люди не бесконечны. Большинство подземников еще не вернулись. Когда факел, наконец, догорел, наступила тьма и послышался скрип двери.
Стараясь успокоить колотящееся сердце, юноша вместе с Тризаром пересекал площадь, надеясь, что в облаках не появится просвета. Добравшись, он стал ощупью искать вход, но нашел только руки стражника, тот без лишних слов затолкал их обоих за дверь. Оказавшись в сторожке, они с минуту молча сидели в полутьме, пока солдат был снаружи и менял догоревший факел. Вскоре показалась узкая полоса света, которую тут же загородила фигура. Игра света и тени не позволяла разглядеть детали, но на поясе блеснули заклепки и бутероль на ножнах – короткий меч Легиона!
Рванувшегося вперед Ганнона со спины схватили крепкие руки и сжали так, что тот едва смог вдохнуть. Его попытка атаковать пришлась ровно на то же время, когда в тусклом свете лампы юноша все же сумел разглядеть стражника, тот был порядком напуган. Ганнон хлопнул по державшей его руке, и Тризар разжал хватку.
– Боги, я думал, умру со страху, когда на меня Череп наседал! – Пухлый мужчина склонился, держась за сердце. – А тут еще и это… Ты чего это, почтенный?
– Короткий меч, – пояснил юноша, тоже пытаясь отдышаться. – Как у Легиона.
– У всех такие! – Стражник смотрел на чужака со смесью недоумения и злости. – Что куют, то и есть. Тут не Деорус. У тебя самого вон такой же! – Он указал на короткий меч, унаследованный юношей от Виннара.
– Тех двоих, с длинными мечами, Слышавший вооружал лично, – добавил Тризар. На лице привратника дернулся мускул и отразилась брезгливость. Видимо, он знал, о ком шла речь. – Спасибо, брат. – Церковник пожал стражнику руку.
– Во имя Его, – тихо произнесли они в унисон.
Финал. Глава 2 Почти у целей
Глава 2. Почти у целей
– Белый Клюв… – задумчиво повторил Тризар, пока они с Ганноном пробирались через заросли невысоких деревьев, едва доходивших до плеч. – Совсем близко. – Церковник зажмурился и тряхнул головой от досады.
– Почему ты так долго отирался в городе? И как узнал, что плыть нужно было сюда? – спросил его юноша: эти вопросы его давно беспокоили.
– Теперь уж можно рассказать, – вздохнул жрец. – После тех видений, что посетили культистов и… многих из Второго Круга. – Он сглотнул и все же признался: – Меня, только меня. Я искал что-то, что может объяснить их. И вот, когда я уже почти отчаялся, я увидел, как зажглись два столпа нечестивого света, будто маяк на горизонте. Я один их видел… Эти столпы… Один воссиял здесь, и еще один на Аторе, как ты знаешь.
– А почему же ты поплыл именно на Ташмор? – Юноша проигнорировал последнюю ремарку.
– Много донесений от слуг Видевших и Слышавших домов. Из Красного Двора в Арватосе.
– Красный Двор? Шайка Хестаса?
– Да, но теперь уже Корба, – кивнул Тризар. Как же приятно было говорить без обиняков с другим осведомленным человеком. – Все только и толковали о Даре, вот я и отчалил сюда. Не стал даже дожидаться вестей от Саура. – При этих словах Ганнон ощутил облегчение, смешанное со стыдом: Тризар явно не знал о судьбе, что постигла его слугу. – Единомышленников в Круге я не нашел. Пришлось навестить Реликварий в Белом Городе, чтобы взять их. – Он указал на свое диковинное оружие. – Таким мне владеть не по чину, но иначе с демоном не сладить. – Церковник усмехнулся. – Хранитель был против. Еще один грех.
– Он? – Ганнон произнес это достаточно выразительно. Неужели Тризар зашел так далеко, пока забирал свое оружие? А вот и «кровь своих на руках»: нусска со своими гадальными костями все же попала в точку.
– Нет, конечно, нет. Но пришлось применить силу.
– Так почему ты не видел нужного места? Зачем тратил время?
– У богов есть чувство юмора. – Голос Тризара был лишен и намека на веселье. – По той же причине, что я смог увидеть скверну издалека, я не могу увидеть ее здесь. Столп огромен, и я внутри него, как будто метка на карте – это клякса, закрывающая весь остров.
Ганнон узнал нужное место без подсказки: вытянутый одинокий пик чернел на фоне предрассветного неба. Острый, он выходил из приплюснутого основания, действительно напоминая птичий клюв. От него отходила горная гряда. Нужно было пройти вдоль нее еще лигу и не пропустить пещеру. Вскоре они достигли входа, на белом камне различить его было проще, чем в заросшей лесом горе на Аторе.
– Остановись. – Ганнон положил руку на плечо своего спутника.
– А я все ждал, когда же будет подвох, – хмыкнул Тризар. – Как же иначе с вашим «братством»?
– Я хотел сказать, что тут уже наверняка есть часовые и нельзя просто подходить. – Юноша вздохнул. – И да, нужно обсудить кое-что.
– Ну выкладывай.
– Там тебя ждет не то, что ты думаешь… – Ганнон отчаянно пытался подобрать слова.
– Там демон, ты сам сказал.
– Да, но…
– Значит, там то, что мне нужно.
– Его призвали не культисты, не те, кого ты пленил.
– Был раскол, я знаю.
– Нет, это и не они тоже! Там кто-то вроде моего хозяина, но они другие. – Ганнон повторил слова Силаи – звучало не особо убедительно.
– То есть твой хозяин тоже водится с демонами, как и эти другие? – мрачно спросил церковник: ну конечно, он видел все в одном свете.
– Нет. – Юноша замялся. – Насколько я знаю… – все же решил добавить он.
– Если они служат или якшаются с демонами, то мой долг остановить их.
– Ты не понимаешь, это вне обычных догм…
– Нет, это ты не понимаешь! – Тризар чуть было не закричал, но вовремя спохватился и понизил голос. – Цель, сама суть Второго Круга – это бороться с одним единственным, главным злом, несмотря ни на что. Неважно, что творится вокруг и кто замешан. Если твари прорываются в наш мир, они должны быть изгнаны. И мы вмешиваемся и делаем это без оглядки на что-либо.
– Водопад, – произнес Ганнон, достаточно удивив церковника, чтобы тот продолжил слушать. – Огромный грохочущий водопад, что переломает кости обычному человеку. Кто-то поклоняется ему, как культисты. Кто-то ненавидит, но все равно признает в нем силу. Это мы. – Юноша по очереди указал на себя, жреца и обвел руками вокруг. – Там тебя встретят люди, которые тоже могут быть изломаны этим водопадом. Но им чужды пути Деоруса! Они осторожно подходят к нему и строят молкову мельницу! И это ревущее божество служит им! Такие там люди, а скоро будет и мой хозяин, чтобы свести с ними счеты. Тебе там не место.
– Ты думаешь запугать меня? – спокойно спросил Тризар. Тени скрывали его лицо, но Ганнон был готов поклясться, что тот улыбался.
– Я даю тебе шанс уйти, – медленно проговорил юноша. – Ты был нужен мне, чтобы найти место и выбраться из города. Теперь ты можешь уходить, это не твоя битва.
– Даже если бы я тебе поверил… – начал Тризар: теперь он точно улыбался. – Зло многолико, но у него одна суть. Ты сказал, что там люди, позволяющие демону быть в этом мире. Значит, они – мое дело. Это и впрямь так просто! – рассмеялся Тризар, не дав уже открывшему рот Ганнону возразить. – Пусть все, что ты сказал – правда, до последнего слова. Тогда мой долг сразиться с ними, пленить и допросить. А потом записать все, что я узнал про этих твоих невиданных новых призывателей демонов, в толстый фолиант, что будет пылиться в библиотеке Круга.
Юноша поднял палец, но помедлил и опустил его. Удивительно, но в словах Тризара был здравый смысл.
– Думаю, пугать тебя превосходящими силами бесполезно, – только и сказал он.
– Мы смертные, борющиеся с культами и демонами, как ты думаешь?
– Образов вы не били на твоем веку. – Ганнон вспомнил еще одни слова Силаи. – А когда были демоны?
– Тебе предстоит ответить на много вопросов, если мы выживем. – Тризар покачал головой и усмехнулся как человек, повидавший слишком много страшного и диковинного, чтобы удивляться еще одной безделице. Но все же Ганнон поверил ему, в голосе церковника проскочили и угрожающие нотки.
– Будь что будет. – Юноша пожал плечами и исполнил ритуал. Он уже давно нащупал брошь и пропустил через нее энергию кольца, будто пытаясь оглушить ее.
***
– И? Ты все еще ждешь чего-то или можно начать разведку? – сердито спросил Тризар, уставший прятаться в зарослях, и юноша прекрасно понимал его. Он и сам не знал, что именно должно случиться. Но что-то же должно было.
– Еще минуту, – вновь попросил Ганнон, оглядываясь по сторонам и судорожно думая: «Не может быть, что он просто…» Его мысли прервал знакомый звук, заставивший испытать ужас. Хлопок воздуха точь в точь как те, с которыми демонопоклонники перемещались на Аторе, вынудил юношу и церковника схватиться за оружие. Но в этот раз показался некто иной…
– Ганнон. – властно произнес Коул. Старик был одет в просторный серый балахон и нес трость, не опираясь на нее.
– Я знаю этот нечестивый ритуал, – процедил Тризар, направив один из своих коротких боевых шестов на прибывшего. – Это сила демонов.
– Культисты так далеко не перемещаются, – пробормотал юноша, он пытался оценить силу, которой должен был владеть хозяин, чтобы попасть сюда из Деоруса. А людям Силаи для перемещения по островам нужен был порабощенный демон…
– Спасибо, что пояснил это своему другу. А теперь расскажи мне, что происходит, – повелел старик. Голос его был бодр и не хрипел. Коул прошел мимо церковника почти вплотную, отодвинув пальцами его оружие.
– Силаи внутри пещеры с другими подобными ей, – сказал юноша, внимательно вглядываясь в лицо Коула. Если тот и был удивлен осведомленностью слуги, то ничем не выдал себя. – У них демон, так они…
– Перемещались вне нашего взора, – закончил Коул, прищурившись, его лицо стало задумчивым, он слегка кивал своим мыслям. – Балансировать на Столпе… смело для них, смело… Хорошо, значит, оно и правда ценное.
– Я видел, что они могут, господин. Нам нужна подмога, мощь, – проговорил Ганнон.
– Нам? – Коул с улыбкой оглядел обоих. – Что ж, возможно, и нам. Не переживай, Ганнон, за мощью дело не станет, – устало произнес он, затем прикрыл глаза и хлопок повторился. Из зарослей вышел тот самый мужчина, что навещал Коула, притворяясь легионером. В этот раз он был одет в кольчугу, поверх которой была накинута кожаная жилетка с мехом на плечах, седые волосы были собраны в хвост кожаным шнурком. На поясе висел топор с орнаментом и угловатыми символами. Мужчина шел к Коулу, сощурив правый глаз и растирая висок: похоже, от прыжка у него болела голова.
– Интересная компания! – пробасил воин, осмотрев Ганнона с Тризаром и задержав взгляд на последнем.
Коул задал ему вопрос на незнакомом языке, но призванный стариком человек прервал его, и обратился к Тризару на Део:
– Кто ты, жрец, и зачем пришел?
– Выполнить долг. – священник Второго Круга не отвел взгляд.
– Ты знаешь, что тебя там ждет?
– Могу догадаться, – кивнул церковник.
– Ты не надеешься выйти победителем, – лже-легионер хищно ухмыльнулся, показав неестественно длинные клыки, – ты пришел убивать, верно? – Приняв молчание Тризара за согласие, воин хлопнул его по плечу и все же ответил Коулу: – Да, взял с собой, ты же сказал, будет непростая битва. Еще и с поганью из Лиги. – После этих слов клыкастый сжал кулак, и в нем возникли цепи. С тремя гулкими ударами на землю упали стальные черепа, прикованные к ним.
– Не думал, что ты возьмешь это. – Коул тоже перешел на Део, в его голосе слышалось отвращение. – Прости, что я не уточнил, но сегодня я не собираюсь обрушивать горы.
– Они будут себя хорошо вести, – ответил воин и, взмахнув рукой, накрутил цепи на локоть. Через мгновение они вновь исчезли. – Она ответила? Так быстро? Неужели алхимики научились бегать? – Лже-легионер коротко хохотнул.
– Это не понадобилось. Нас привел сюда Ганнон. Прямо к цели. – Коул указал на юношу.
– Хах, а ты говорил, что парнишка не оправдал надежд! – Клыкастый не заметил, как юноша вздрогнул от его слов. – А я сразу увидел, что толковый, хоть и надеется больше на разговоры. Выходит, не оборванная оказалась нить. И говори уж так, чтобы твои слова были понятны тем, с кем нам вместе идти в бой!
– Да, зря перевернул вверх дном весь Арватос и половину Ступеней. – Коул щелкнул пальцами и его с клыкастым окружил полупрозрачный барьер. Ганнон сразу узнал ощущение: все было как в тот раз, когда он случайно подслушал разговор Коула с этим воином в Виалдисе. – Раз уж ты настаиваешь говорить на Део, пусть так, – усмехнулся старик, глядя на своего соратника.
– А ты все опасаешься людей, и все такой же пройдоха: Говорить буду на Део, но от деорусцев спрячусь. И как будто и сдержал слово! – ухмыльнулся в ответ лже-легионер.
Тризар с осторожностьюобходил вокруг кокона, то поднося, то убирая руку. Похоже, он совсем не слышал, о чем говорили внутри. В отличие от Ганнона, с жадностью ловившего каждый доносящийся оттуда звук.
– Нам повезло с церковником. – Приглушенный голос Коула был вполне различим. – Но он уже знает слишком много. И не он один. – От этих слов Ганнон внутренне содрогнулся, слова упали свинцовым грузом.
– Ну, церковник этот хочет умереть с честью, но если сдюжит… Ты же мастер в этом. – Мутный силуэт воина изобразил жест возле головы.
– Хорошо, но девка из Лиги нужна живой. Сойдет за рекрута, и она ценный агент.
– Парнишка тоже нужен? Все-таки привел сюда.
– Да, конечно. – Интонация Коула читалась плохо, но Ганнону стало совсем уж не по себе. Впрочем, Силаи точно была более значимой фигурой. Эта Лига была куда сильнее их так называемого Братства, даже сравнивать было невозможно. Старик тем временем вновь обратился к клыкастому: – Хочешь сам его проверить? В любом случае, сможешь выдать за рекрута, что не сумел покинуть дом.
– Один лучше, чем два, – со вздохом ответил воин. – Я верю в него, но, сам знаешь, надо взять в бой, чтобы удостовериться. Поберечь его?
– В этом мастер ты. Решай. – ответил Коул. После этих слов барьер рассеялся, заставив Тризара попятиться. Клыкастый подошел к деорусцам.
– Меня зовут Архасс, держитесь позади. Ты, – он указал на жреца, – сам поймешь, когда пришло твое время. Ты, – палец воина уперся в Ганнона, – худоват! – Лже-легионер рассмеялся, вновь обнажив клыки, и снял с пояса амулет. – Надень, чтобы сразу не сгореть. Не бойся, он внешний. Пойдет поверх его колечка. – Он кивнул в сторону Коула. Затем снова обратился к Ганнону: – Не лезь на рожон, одного-двух трупов будет достаточно.
Тризар промолчал, он, похоже, смирился с творящейся фантасмагорией и сфокусировался на своей цели. Жрец опустился на колени и начертил круг, после чего погрузился в молитву. Воин внимательно следил за ритуалом. Ганнон аккуратно затянул бечевку у себя на запястье. Он видел Архасса второй раз в жизни, но тот уже вызывал у него больше доверия, чем Коул, с которым юноша был знаком почти десять лет. С годами старик внушал лишь все больший страх и вызывал отчуждение.
Амулет на секунду потяжелел, потянув руку вниз, но ощущение груза тут же исчезло. Ганнон почти не чувствовал его присутствия, разве что давление, когда он сгибал руку, будто бы его локоть сжимал что-то мягкое.
Двое пришельцев дождались, пока брат Второго Круга закончит приготовления, и двинулись вперед, оставалось только идти следом. Ганнон поборол желание развернуться и бежать без оглядки. Отчасти этому помогла мысль о Боннаре и Иннаре, но в основном – к его стыду – железная уверенность, что толку от этого не будет: не выйдет ни убежать, ни спрятаться.
К огромному удивлению юноши, проход в пещеру был свободен. Более того, их встретили двое мужчин в черных балахонах, почтительно пригласив войти. Коул с Архассом приняли это как ни в чем не бывало. Лига, так этих людей назвал Архасс. Оказавшись под сводами пещеры, Ганнон мгновенно ощутил неприятное дежавю: вырубленные в скале залы ничем не отличались от тех, что он поневоле посетил на Аторе. Тот же рассеянный свет, тот же запах. Он быстро нашел глазами то место, где должен был находиться демон. В какой из камер члены Лиги держали Хелиоса, сказать было невозможно.
Юноша осмотрелся по сторонам: он увидел Силаи – она стояла рядом с группой людей в черных плащах возле тех самых ворот, за которыми находился их демон-портал. Тризар замер в двух шагах от юноши, его глаза вдруг расширились, церковника передернуло от отвращения. Ганнон проследил за его взглядом, но, к собственной гордости, сумел сдержать эмоции, хотя далось ему это с трудом.
В их сторону двигалась… фигура. Она плыла по воздуху, словно один из Черных Жрецов, но только этим на них и походила. Абсолютно лысый мужчина, голый по пояс, был намеренно изувечен: на месте глаз зияли багровые провалы, уши были срезаны, а рот зашит. Туловище, руки и голова были покрыты татуировками, изображавшими звезды и круглые печати. Вдоль каждой линии струились символы настолько мелкие, что их едва можно было бы разглядеть.
Ганнон снова обратил взгляд на Силаи, его внимание привлекла возня. Ведьма тянула за рукав одну из фигур в балахонах, но та не двигалась с места. Выругавшись, девушка отделилась от группы и прошла вдоль стен ближе ко входу, в сторону пришельцев.
Изувеченного человека сопровождали двое подобных ему. Мужчина и женщина, тоже слепые, но идти им приходилось по земле. Звякнули цепи, Ганнон увидел, что они следуют за парившим хозяином на привязи. Фигура, с которой спорила Силаи, сбросила капюшон: молодой мужчина завороженно глядел вслед удаляющейся троице, поглаживая бритую голову.
– Оно за воротами, возле которых сгрудились лигийцы, – шепнул юноша Коулу, припомнив, как их назвал Архасс. Ганнон постарался, чтобы его голос был едва слышен в царившей напряженной тишине. Он вспомнил вопли одержимого демоном, прикованного к каменному трону, и на мгновение усомнился в своих словах. Но на Аторе демона тоже до поры слышно не было.
– Что из двух? – Старик спросил чуть громче, не поворачивая головы.
– Демон, – облизнув губы, все же решился ответить Ганнон.
– А второе? Их ценность.
– В одной из камер. Если там кто-то есть, то стены защищает…
– Ясно. Тише! – шикнул Коул: чудовище почти достигло их.
– Верный знак! Высокая честь внимания, – произнес изуродованный посол. Он не шевелил губами, но архаичный Део звучал отчетливо, голос был ровным и мелодичным, что ярко контрастировало с отвратительной внешностью говорящего. – Неприкосновенность земель ясна, но снисхождение невообразимо проступку. Прольете свет?
Пока шла речь, Ганнон на секунду прикрыл уши – голос стал тише, значит, звучал не в голове юноши. Этот жест не ускользнул от посланника, и его сшитые губы изобразили жуткое подобие усмешки. Ганнону казалось, что пустые глазницы уставились на него, хоть посол и не поворачивал головы. С каждой секундой нарастало ощущение ужаса, смешанного с отвращением. Ганнона спас Архасс, неожиданно вклинившийся в беседу.
– Говори яснее, лигиец, не все здесь с долунных времен! – прогремел воин, сделав шаг вперед и держа руку на топорище.
– Тот самый Зверь! – воскликнул посланник на чистом Део. Язык его тут же стал понятен. – Не думал, что доведется увидеть . Большая честь.
Ганнон не понимал, что вообще за существа сейчас были перед ним, но вот не чувствовать нутром, что его соратникам заговаривали зубы, не мог. Он увидел, как люди в балахонах выстраиваются возле ворот. Силаи отчаянно подавала Коулу и его сподвижникам сигналы одними глазами, надеясь, что они, наконец-то, обратят внимание.
– Барьер! – одновременно произнесли старик и его ученик.
Финал. Глава 3. Без масок
Глава 3. Без масок
Скорость Архасса была нечеловеческой, Ганнон едва успел увидеть мелькнувшее пятно, когда тот рванул вперед. К этому моменту топор «легионера» уже красовался в голове безглазого посла, чье тело еще только летело к земле. Несмотря на это, слуги в черных балахонах успели стать у воина на пути. Топор сам рванулся из раскроенного черепа и вернулся в руку хозяина как раз вовремя для удара. Архасс обрушил свое оружие на окруживших его – несколько слуг погибли сразу, остальных разбросало по залу. Но все же их жертва не была напрасной: уцелевшие лигийцы установили барьер.
Все это время двое слепых спутников убитого переговорщика сохраняли удивительную безмятежность. Даже когда их хозяин упал, они не шелохнулись. По цепям, что тянулись к их ошейникам, пробежали вспышки света. Эти всплески шли от бездыханного тела посла с раной на полголовы. Двое тут же сбросили с себя оцепенение и направились в сторону Коула. Ганнон почувствовал, как его подошвы скользят по полу: они с Тризаром помимо собственной воли проехали по каменным плитам в разные стороны, оказавшись в пятидесяти шагах от старика. Тот взмахнул тростью, создав несколько концентрических кругов синего пламени вокруг себя. Внешний круг оказался на расстоянии ладони от юноши и церковника, что стоял на другой его стороне.
Синий огонь опалил двоих изуродованных противников Коула, они извивались и кричали, радужные всполохи сияли там, где пламя добиралось до плоти. Круги огня начали искажаться, будто кто-то положил свинцовый груз на воздушную перину. Несколько контуров слились в один, приближаясь к Коулу. Это происходило там, где лежала фигура мертвеца. Раньше лежала. Неудавшийся переговорщик поднимался: похоже, рана не слишком его беспокоила. Он вновь поднялся над землей и протянул руки вперед. Между ним и Коулом замерцали символы и хитросплетения полупрозрачных нитей, похожих на постоянно изменяющуюся стеклянную паутину.
Тризар держался на благоразумном удалении, Силаи видно не было. Архасс, перестав колотить барьер топором и кулаками, в один прыжок преодолел сорок шагов, разделявшие его со стариком, Ганноном и Тризаром.
– Не подпускай никого к Коулу! Этих двоих я займу! – крикнул легионер Ганнону. Не дождавшись ответа, он рванул в сторону ближайшего противника и ударил того коленом в живот. Этот нехитрый прием заставил тело врага согнуться, что позволило Архассу оттолкнуть его и ударить топором по спине. Вторая фигура – кажется, женская – взметнулась вверх, подобно своему хозяину, и закричала. Высокий вопль разрывал перепонки, а из рта слепой твари вырвался ослепительный поток белого, чуть розоватого пламени.
Архасс полностью скрылся в бушующем огне, выжигавшем глаза даже тому, кто просто смотрел на него. Но хуже всего был звук, раскалывавший разум. Крещендо вопля длилось нестерпимо долго, грозя убить или свести с ума, пока его не смыло встречной волной холода, которая смогла противостоять выжигающему все жару. Вой, что заполонил зал, был низким, но становился выше с каждой секундой. Ганнон ощутил себя так, будто попал из пекла в ледяную воду. Он замерзнет в ней насмерть, если останется надолго, но пока что – сразу после огня – ему было легче.
Звук не прекращался и воздействовал не только на тело, но и на разум. Юноша почти видел ледяные плато и снег, что на Деорусе встречали разве что в горах. Вой расщеплялся и преображался, преподнося Ганнону разные аспекты и нюансы видения. Вопль был пейзажем, он был погодой. Он был ледяным ветром и сливался с песней волков… Нет, не волков – тварей куда больше, чьи шкуры покрылись инеем, что превращало свалявшуюся шерсть в ледяные иглы.
Когда Ганнон уже был готов умереть от чудовищного холода, морок спал. Слава богам, исчез и жуткий огненный крик. Изможденная фигура, балансировавшая в воздухе, качнулась и начала падать, хлопая одеянием. Архасс уже несся вперед, его движения напоминали стремительные рывки хищного зверя из видения юноши. Воин прыгнул вперед на врага, перехватив его в воздухе на высоте человеческого роста. Проследив за ними, Ганнон увидел одного из слуг Лиги, что боязливо подбирался к Коулу сбоку. Обнажив меч, юноша пошел наперерез. Глядя на его оружие, лигиец ухмыльнулся: он предчувствовал легкую победу. Не дожидаясь, пока противник подойдет, прислужник направил сложенную в замысловатый жест кисть на врага и ударил. Полупрозрачные фиолетовые лучи ударили прямо в грудь юноши, но тот ощутил боль лишь в запястье, где был амулет Архасса.
Глаза лигийца расширились, когда он понял, что его противник даже не сбавил хода. Меч Ганнона ударил в незащищенную грудь врага. То, что произошло дальше, удивило их обоих, но этот сюрприз оказался неприятным уже для Ганнона. Меч соскользнул с груди лигийца, на кромке его лезвия запрыгали искры: ноздри обжег резкий запах, как от огнива, но в сто раз сильнее. Оружие вырвалось из руки юноши и отлетело в сторону, послышался женский крик. Лигиец удивленно осмотрел себя, не веря в спасение, однако второй раз чуда уже не произошло. В шею неприятеля по самую рукоять вошел кинжал, что Ганнон успел достать из-за пояса: светлая сталь из Виалдиса не подвела.
– Ты посмотри… – протянул Архасс, спокойно наблюдавший за этой сценой. – А я думал, приличной стали, кроме Мактабы, тут не делают. – Его взгляд метнулся в сторону. – Коул, конечно, подлый пройдоха, но что творит, а? – Легионер по-свойски толкнул юношу локтем, будто тот понимал, о чем шла речь.
Сам Коул в это время все так же стоял напротив раненого безглазого лигийца с раскроеной головой, между ними мелькали прозрачные нити и символы. Архасс завороженно наблюдал за серебряным маревом, в которое слились таинственные знаки. Его зрачки подрагивали, следя за мельчайшими деталями. В конце концов изуродованный посол Лиги просто упал. Старик же остался стоять, едва переменив позу.
Поверженный лигиец попытался приподняться на тощих, атрофировавшихся руках, это удалось ему, но с огромным трудом. Он оперся на локоть, другой рукой с мясом вырвав нити, что запечатывали его губы. Человек распахнул рот, послышался сипящий вдох и влажный кашель. В последней отчаянной попытке он выбросил вверх руку и попытался поразить Коула тем же фиолетовым светом, что до того слуга Лиги использовал против Ганнона. Старик только крутанул запястьем, выпрямив указательный палец, и пурпурный огонь превратился в ничто, еще не покинув руки посла. Архасс несколько раз похлопал по плечу юноши, призывая разделить восторг от мастерства Коула. Лигиец умер с выражением шока на безглазом лице, уставившись пустыми глазницами на собственную ладонь.
– Чего-то ждешь? – окликнул задумавшегося «легионера» Коул, в голосе которого все-таки слышалась легкая одышка. Он указывал на светящийся барьер. – Как всегда? – с упреком спросил он.
– Сам же знаешь… – виновато улыбнулся Архасс. – Ну? Замок или стена? Ключ или таран?
– Стена. Круши, раз уж притащил эту дрянь. Но не переусердствуй, – без особой надежды проворчал Коул.
– Нет! – Вопль Силаи заставил всех посмотреть на нее. – Он держит барьер… Он умрет, я пыталась… Он не слушал. Хотел стать таким, как эти… – Девушка с отвращением указала порезанной рукой на трупы в ошейниках. – Ты дал слово! – Ее полный гнева взгляд был устремлен на Коула.
– Время! – прорычал Архасс. Речь лигийки его, похоже, совсем не тронула.
– Я обещал забрать вас с братом, если ты приведешь меня сюда, верно? – нахмурившись, воззрился на девушку старик. В его голосе зазвучало пренебрежение. – Он свой выбор сделал, а ты провалилась. – Силаи попятилась. – Меня привел сюда деорусец, – Коул указал на Ганнона, – о чем это говорит, а? Но я готов забрать тебя одну, – строго заключил он. В глазах лигийки стояли слезы.
– Господин, Силаи… – попытался вмешаться Ганнон. Но взгляд старика пригвоздил его к полу – юноша замолчал.
– Ну, что ж. Позвольте. – Архасс прошел мимо них и взмахнул рукой, в ней снова появились цепи. Он раскручивал их над головой, и с каждым оборотом они становились все длиннее. Оглушительный свист и ветер заставили всех, кроме Коула, упасть на пол и прикрыть головы руками. На камне заиграли отблески от белого пламени, что вырывалось из глазниц черепов на цепи. Глазниц и ртов, что они распахнули. Беззвучный крик троих Мудрых Владык разрывал голову Ганнона изнутри – он не мог не знать, кто они, это знание само продавливало себе путь в его разум.
Раздались три удара, освобождавшие путь в святилище-темницу одержимого. За каждым из них следовал оглушительный взрыв тишины – это замолкал очередной череп.
***
Ганнон и ведьма лежали без сознания. Тризар сумел подняться: милость Отца защитила его лучше, чем темные ритуалы – этих нечестивцев. Другие двое… Церковник затруднялся подобрать слово для Коула и Архасса, но в конце концов остановился на «чужаках». Чужаки эти, конечно же, были невредимы. Чего нельзя было сказать про «лигийцев»: разрушение барьера уничтожило и их. Церковник Второго Круга осмотрел одержимого, что все так же бесновался, прикованный к каменному трону. Непохоже, чтобы тварь заметила хоть что-то из произошедшего вокруг.
«Строят мельницу. Так сказал Ганнон?» – вспомнил Тризар слова юноши – кажется, он был недалек от истины. Сегодня церковник увидел много знакомого. Части ритуалов, подвластных ему лично, и тех, что творил Враг. Но использовались обряды совсем по-другому. Деорусцы будто бы раз за разом рисовали одни и те же изображения: ангелов или демонов. А эти… чужаки брали те же краски и делали с ними все, что хотели, не скованные догмами и максимами. Эти долунные легенды всегда считали ложью, воплощенным тщеславием некоторых сгинувших Видевших, но реальность была перед Тризаром – жестокая и неумолимая. Пришельцы отражали ее наиболее ярко, обсуждая что-то на незнакомом брату Второго Круга языке.
– Это невероятно! – Коул бормотал себе поднос, обходя корчащуюся фигуру, прикованную к трону. – Такое изящество! И прямо у нас под носом…
– Жестоко для носителя, – буркнул Архасс. Старик в ответ только рассеянно кивнул.
Человек, скованный искаженным подобием ритуалов, знакомых брату Второго Круга, закричал, подтверждая слова воина. Голый мужчина пульсировал внутренним светом, его кости были отчетливо видны сквозь плоть. Цепи толщиной с руку опутывали его изукрашенное черной краской тело. Когда он рвался в попытках освободиться, камень, в который были вбиты крепления, натужно стонал.
– Добычу мы тоже нашли, – хмыкнул Архасс. Эти слова наконец-то заставили Коула отвлечься. Они оба смотрели на каменную коробку, чудом уцелевшую после удара по барьеру. Она сиротливо стояла посреди зала, словно маленький домик на пустыре. – Это уж точно открывается ключом, а не тараном, – заметил «легионер».
– Да, ломиться выйдет дороже, – кивнул старик. – И внутри останется каша. Позже я ее открою. – Он выругался так, что его товарищ уважительно присвистнул. – Ты все-таки наломал дров, Архасс! – Коул перешел на Део, обратившись к брату Второго Круга: – Церковник! Пришло твое время!
– Демон внутри этого человека? – спросил Тризар, выступив вперед.
– Тюрьма в тюрьме, – кивнул Коул. – Демон прикован к телу, а на тело воздействуют ритуалы. Если ослабить тюрьму-тело, то ритуалы перестанут воздействовать на самого демона, и он покинет носителя. Но если слишком усилить темницу или ритуалы, то не получишь силы. Демон должен был все время балансировать на грани прорыва.
– Значит, надо просто отпустить его? Ослабить связь с первой темницей? – мрачно произнес Тризар. Ему претила мысль помогать демону, но сохранять тварь в этом мире, даже мучая, было абсолютным грехом.
– Это можно было бы сделать. – Коул сложил руки на груди. – Если бы не грубый прорыв барьера. – Старик с упреком посмотрел на Архасса: стоявший сбоку воин виновато развел ладони. – Теперь это невозможно, тварь скоро вырвется, – заключил Коул.
– Сковать заново и изгнать, – уверенно произнес Брат Второго Круга. Двое пришельцев кивнули.
– Проверенные пути. – Архасс хлопнул церковника по плечу. – Делай свое дело, а мы поможем.
– Так, так, так. – Тризар ощутил холод, ему казалось, что он знает все, что нужно. Церковник всю жизнь готовился к этой минуте, но вот она настала, а он был растерян. Начать с простого. Металлические жезлы щелкнули, освободив лезвия, спрятанные в навершиях. В руках у него оказалось два крюка, еще один щелчок – и отделились нижние части. Они упали на каменный пол, оставшись соединенными с крюками при помощи цепей. Тризар растерянно оглянулся – нужных креплений тут не было. – Их надо зафиксировать, – пробормотал он.
– Позволь. – Воин улыбнулся, обнажив клыки, и взял с пола два штыря, каждый длиной с ладонь. Воздух возле рук Архасса задрожал как от жара, после чего он играючи вогнал металл в камень так, что торчать остались только цепи.
– Скажи, когда будешь готов. И я выпущу демона, – произнес Коул. Он был отвратительно спокоен. Это подпитывало веру Тризара в слова Ганнона о мельницах и пестовало неуверенность в устройстве мироздания, что казалось таким ясным.
– Давай! – Тризар сжал крюки во вспотевших ладонях так, что захрустели пальцы.
Знаки на теле одержимого тут же поплыли, слившись воедино, торжествующий рев заглушил даже звуки лопающихся цепей. Тварь рванулась вперед, но свобода длилась лишь миг: крюки впились в спину, одержимый припал к земле, словно на плечах оказалась неимоверная тяжесть. Демон несколько раз натягивал звенья, пытаясь освободиться, но они были намертво вбиты в камень. Каждый следующий рывок был слабее предыдущего. Несдерживаемая, тварь могла бы легко разорвать их так же, как свои прежние цепи, или расколоть камень, но сейчас она боролась с частицей силы самого Ихариона. Отец помогал, но дальше все зависело от воли того, кто владел Его милостью.
Тризар закрыл глаза и взглянул в самую суть чудовища. Боль, страх, голод, ненависть… всепоглощающая, черная ненависть, порожденная чувством несправедливости. Где-то очень глубоко были похоронены ее источники, но они давно уступили место слепой ярости. Священник собрал всю волю и знания и начал вторую ступень ритуала: скованного демона нужно было усмирить внутри. Тризар раз за разом пытался тушить бушующее пламя, но оно возвращалось. По лбу градом катился пот, церковник открыл глаза и в панике завращал зрачками. Перебирая в памяти давно заученные строки и максимы, он с ужасом осознал, что не допустил никакой ошибки, просто не хватало сил.
– Нужна… помощь… пожалуйста, – выдавил брат Второго Круга.
– Мы можем заменить его? – спросил Коула Архасс.
– Нет, его разум уже связан, он – острие меча в ране. Но мы можем толкнуть. Если будем контролировать. – Коул протянул руку к Тризару, но воин остановил старика и сделал шаг вперед.
– Тризар, ты веришь мне? – «Легионер» внимательно посмотрел на церковника. После секундного молчания, Архасс добавил: – Веришь, что я помогу убить, изгнать? – На это жрец еле заметно кивнул, уронив с подбородка капли пота. – Тогда не мешай мне, я подставлю плечо.
Ход ритуала нарушился, но Тризар заставил себя не противиться этому. Вскоре он ощутил, как гора на его плечах стала чуть легче, пламя продолжало накатывать волнами, но они убывали, и священник сумел подняться. Одержимый же, напротив, склонился перед ними, церковник едва сдержал торжествующий возглас.
– Молодец! – Голос воина прогремел посреди тишины.
– Носитель еще жив. – Коул скривил рот. – Значит, ритуал не закончен.
По спине Тризара пробежал холодок: как бы церковник ни относился к этому нечестивцу, он был прав.
– Что дальше? – Архасс поднял топор и сверлил взглядом неподвижное тело одержимого.
– Я не знаю, – пробормотал Тризар, его поглощал страх. – Ритуал описан… Этого должно было хватить…
– Это не младший Образ, которого пускают вперед с ручейком заимствованной силы! – Коул ударил тростью о каменный пол. – И даже не старший, которому дали Подобие и миссию! Демон здесь, стоит в этом мире обеими ногами!
– Но путь еще открыт, зачем ему… – Тризар прервался, с опаской взглянув на шевельнувшееся тело на полу.
– Потому что через него они получали силу! Думай, должно быть что-то еще! – призвал церковника Коул.
– Есть ритуалы и книги, которые хранят Старшие Братья… – священник судорожно пытался что-то вспомнить.
– Скорее! – прорычал воин: демон поднялся на локтях.
– Братья, что прячут от мира и стерегут… нечестивые реликвии Культа… – все быстрее говорил церковник. Их с одержимым разумы все еще были связаны, и Тризар увидел брешь в броне демона, последний кусочек мозаики встал на место. – Нужно что-то со следами нечисти, что угодно, любая мелочь.
– Этого добра тут хватает! Все провоняло! – Архасс глубоко вдохнул, поморщился и сплюнул. – Погань лигийская даже слуг от этого защитила, чтобы не сгнили раньше времени.
– Нет, – остановил легионера брат Второго Круга. Что-то не сходилось. – Любой другой. Но не тот же самый. – Тризар трясся: пробуждавшийся демон сдавливал его разум тисками.
– Подожди-ка. – Клыкастый обвел зал глазами, продолжая принюхиваться. В его руку со свистом прилетел темный меч Ганнона. – Держи!
Тризар осмотрел опаленное лезвие. Фигура перед ним уже поднялась на ноги. Когда меч оказался в груди одержимого, тот лишь опустил взгляд, не выказав никакой боли. Рана вспыхнула, и вместе с этим лицо несчастного в последний раз исказилось яростью. Все трое – Тризар, Архасс и Коул – качнулись на месте, мир как будто тряхнуло у них под ногами. Одержимый же демоном стал безмятежен, Тризар видел бронзовую дорогу, столп, что пробивал брешь в этом мире, по которому исчадью предстояло отправиться обратно в бездну. Но оно все еще стояло, балансируя на грани: дорога была не такой, как всегда, она поддерживала демона, глядя на мир вокруг его глазами.
– Ударь его! Изо всех сил, бей! Молк его раздери! – в отчаянии кричал церковник Архассу. Тот встряхнул руки и оскалился. Снова завыли ледяные ветра и волки. Облик «легионера» исказился: клыки выросли еще больше, черты лица заострились, зрачки налились яркой синевой, он стал выше и шире в плечах. Когда преобразившийся воин оказался лицом к лицу с демоном, тот склонил голову и внимательно взглянул на него изменившимися, ставшими бронзовыми, глазами.
– Дайсон? – В удивительно спокойном голосе, донесшемся из одержимого, слышались удивление и надежда.
Если эти слова и смутили Архасса, то точно не смогли задержать его атаку. Кулак воина с грохотом впечатался в бесстрастное лицо носителя, отбросив его до стены, отчего в ней остались трещины. Тризар почувствовал это движение, но то был уже не полет тела несчастного. Брат Второго Круга с облегчением ощутил, как демон проваливался обратно в Преисподнюю, прежде чем сам церковник упал в блаженное забытье.
***
– Почему ты расспрашивал церковника про ритуал? – с любопытством спросил воин, аккуратно укладывая тело Тризара на землю.
– Потому что хотел получить ответы, зачем же еще, – сварливо ответил Коул.
– Ты знал больше, чем он, по крайней мере, так казалось.
– Нет, я увидел, что делала Лига. Что-то додумал сам, пользуясь знаниями о мире. Но хранилища текстов Второго Круга – это одно из немногих мест, куда мы не можем попасть вот так. – Он щелкнул пальцами. – Но теперь я знаю больше. – Губы старика сложились в усмешку.
– А я думал, ты знаешь все, – хмыкнул Архасс, разведя руками.
– Потому и знаю, что собираю по крупице, – вздохнул Коул. – К слову, что значит Дайсон?
– Не имею понятия.
– Ладно… Как там наши помощники?
– Все трое лежат, но живы! – ухмыльнулся Архасс. Ганнон разлепил глаза от возгласа воина, тот осматривал лежащего церковника. – Смотри-ка, эти зашевелились. Проспали, пока жрец работал! – хохотнул «легионер».
– Удача. С ними проще разбираться по очереди, – бросил Коул.
Пытаясь унять звон в ушах, оставшийся после криков тех жутких черепов, которыми размахивал спутник Коула, юноша поднялся и побрел вперед, не разбирая дороги. Через пять шагов он натолкнулся на препятствие, что-то ударило его в грудь. Ганнон попытался сделать еще шаг, но словно уперся в каменную стену. Только после этого он опустил глаза и увидел руку Архасса, что преграждала ему дорогу.
– Забирай, пришлось позаимствовать, пока ты отдыхал, – сказал воин, протягивая юноше меч Виннара, с которого небрежно стерли свежую кровь. Ганнон принял оружие и стал рассеянно шарить другой рукой в поисках кинжала. Воин протянул ему и второй клинок со словами: – Молодец, одного и сам забрал.
– Помогло? – Ганнон пытался сфокусироваться на мече Виннара, но в глазах двоилось.
– Да, на этом клинке след демона, где ты с ним побывал, парень? – поинтересовался Архасс.
– Да, да. Им пронзили Образ на Аторе. – Ганнон отвечал будто во сне, но сознание понемногу прояснялось.
– Плоть Образа не должна была так сработать, – пробормотал Коул, потирая подбородок.
Из ступора юношу вывел отчаянный крик, полный боли: Силаи стояла над телом своего брата, тот лежал перед ней бездыханный, убитый прорывом барьера. Лицо девушки исказилось от рыданий, но горе быстро сменилось гневом. Глаза сузились и устремили полный ненависти взгляд на Коула. К удивлению Ганнона, Архасс, нанесший удар по защитной стене, ведьму не интересовал.
– Ты дал слово! Я же все сделала! – горько произнесла Силаи. Старик развернулся и молча встретил ее взор. Изящные кисти девушки молниеносно поднялись – Ганнон узнал жесты, которыми она сковала его и чуть не переломала все кости. Коул же будто и не заметил атаки: он лишь встряхнул запястьем, не поднимая руки, на лице его была только брезгливость. Ведьма упала на колени, но не отвела глаз. Было слышно, как скрежещут ее зубы, старик сжал кулак, и Силаи упала рядом с телом брата, чьи раскрытые глаза смотрели в пустоту.
Коул обменялся парой фраз с Архассом, тот поморщился, но посторонился. Глаза Ганнона расширились от ужаса: от руки старика отделилось тонкое щупальце, будто одна из вен на его запястье ожила. Так он и направился в сторону лигийки. Юноша перевел взгляд на тело того, кого Силаи так хотела защитить, ради кого предавала и убивала. Миг, и он увидел Иннара, лежащего на месте брата девушки, а затем и Боннара. Рука с кольцом поднялась сама собой, пергаменты разлетелись в стороны, открывая дорогу силе.
Пламя, сравнимое с тем, что лигийцы обрушивали на Архасса, вырвалось из руки Ганнона и ударило прямо в Коула. Юноша успел заметить удивление на лице воина, старика же поглотил огонь. Силы Ганнона утекали через брешь, которую он уже и не надеялся залатать… Хорошо, больше огня для подлеца.
Незащищенное порядком пергаментов внутреннее светило отдало всю мощь кольцу внешней тьмы и потускнело. Одновременно чернота начала заволакивать и физическое зрение. Ганнон различил фигуру Коула… невредимую. Его туннельный взор с поразительной четкостью выхватил отдельные детали: широко раскрытые глаза старика и тонкие струйки дыма, поднимавшиеся от нескольких опаленных волосков его бровей.
Бывший хозяин встряхнул головой и продолжил идти к Силаи как ни в чем не бывало. Ганнон с трудом сделал шаг вперед и встал между ними, обнажив меч. Старик покачал головой и занес руку, но это не испугало юношу: он был по горло сыт договоренностями и попытками сохранить свою шкуру. Сейчас или никогда.
Коул больше не пугал его: страшнее была жизнь с вечным ожиданием, что старик использует, соврет, предаст. Коул не пугал его, а вот рычание за спиной заставило тело проснуться и ощутить первобытный, животный ужас. Ганнон уже почти полностью потерял чувствительность, и ощущение холода, пронзившего его позвоночник, показалось наслаждением для угасающего разума. Но брешь, возникшая после удара кольцом, брала свое, силы были на исходе. Перед тем как упасть, Ганнон увидел, что Коул отступил на шаг, глядя куда-то поверх его головы. На земле в сужающемся черном круге света юноша увидел флягу и протянул к ней руку. Видимый мир затянуло темнотой до того, как он сумел взять ее. Ганнон слышал голоса, язык был незнакомым, и доносились они как будто из-под воды.
Ему казалось, что он тонет. «Вот такая она, смерть?» – горько подумал юноша. Чувства играли с ним. Ноздри наполнились запахом гнилой рыбы, а рот – жидкостью. Нет, это была не смерть, это был шанс! Ганнон из последних сил сделал глоток. Его разум прояснился, и юноша смог осмотреться, не открывая глаз. Коул стоял с выражением гнева и непонимания на лице, в то время как Архасс поил безвольного Ганнона из фляги. Юноша сфокусировался на свитках, они находились в полнейшем хаосе, но задача была посильной – напитка клыкастый не пожалел. Голоса из материального мира становились все слабее.
***
– И ты готов потратить осколок Хес’урум на это?! Оставь его! – Коул стряхивал искры с балахона. Архасс стоял в своем чудовищном обличии, охраняя деорусца. – Он слаб, чтобы быть рекрутом, умирает после одного удара, – разочарованно констатировал старик.
– Это ты копишь, не желая тратить. И называешь это жизнью! – Зверь склонился над телом. На изменившемся лице очень по-человечески от удивления поднялись брови. – Выброс все еще идет, – заметил Архасс. Воин говорил на Део из уважения, хоть парень и не мог его слышать. – В нем брешь от твоего кольца. Но, кажется, он знает, как ее прикрыть. Не зря тянулся к этому пойлу.
– Невозможно! Слабый умер бы от такого еще при инициации, а силы он не показал. Да и любой истлел бы за пару дней, а он носит кольцо месяцы! – с воскликнул Коул.
– Он был огражден до этого момента.
– Лига? Наши? Я бы заметил такое вмешательство.
– Он оградился. – Архасс говорил медленно и отчетливо. – Сам. – Тишина была громче любых слов. Воин хлопнул себя по ногам. – Хах, твой… ан нет, ты же отдал! Мой рекрут оказался не просто сильнее, чем ты думал. Куда сильнее!
– Чей бы он ни был, это только до поры. Дай мне прочитать его, иначе позже нам же и придется расхлебывать! – Вена вновь зашевелилась на запястье старика.
– Прочь, падальщик! – Рычащий голос Архасса заставил пыль осыпаться с потолка, воин расправил плечи, раздавшись вширь, на узловатых пальцах удлинились когти.
– Глупец! – Коул покачал головой, больше с горечью, чем в гневе. – Каждый умеет то, что умеет, и вместе с навыками мы неизбежно обретаем и изъяны… – пробормотал он. – Впрочем, я тоже кое-что могу.
После этих слов старик стремительно указал на камеру Хелиоса, за мгновение разобрав ее по камешкам. Пленник уже летел к нему, не успев опомниться. Архасс сделал шаг вперед, и тогда из навершия трости Коула вырвались желтые молнии, с грохотом столкнувшиеся со сводами каменного зала. Уже бросившийся в атаку, Зверь поднял руки и со стоном остановил падающие сверху глыбы в воздухе, не давая им раздавить людей, лежавших без сознания. Этого времени хватило, чтобы золотоволосый парень долетел до Коула. Как только это произошло, учитель Ганнона испарился вместе с Хелиосом, на прощание еще раз ударив по сводам, запечатывая зал.
***
Ганнон с неохотой вернулся в реальный мир: смотреть глазами с их ограниченным обзором было непривычно и изнурительно. Он плавал в пучинах собственного сознания дольше, чем когда-либо. Архасс позаботился об этом, влив ему в рот чуть ли не всю флягу берегового зелья. Тело, вновь бравшее контроль над чувствами юноши, не преминуло об этом напомнить: во рту как будто сгнил весь дневной улов Виалдиса, но это была наименьшая из бед. Голова кружилась, а содержимое потрохов грозило выбраться наружу с обоих концов. Пальцы плохо слушались, юноша осмотрел руку с кольцом и несколько раз сжал и разжал кисть. На вид кожа была совершенно целой, но он чувствовал притупленную боль.
– Не снимай, – буркнул воин. Он сидел на огромном каменном обломке и придирчиво рассматривал кромку топора, рядом с ним в воздухе витал светящийся шар. – Потом починим совсем.
– Что с ними? – Ганнон указал на тела Силаи и Тризара.
– Жить будут. – Архасс оторвался от своего занятия, поднял взгляд на юношу и улыбнулся.
– Что случилось, где Коул?
– Ушел вместе с этим чудным парнем, что сидел у них в каменном мешке.
– Хелиос. Ушел?
– Да, вышло скверно. – Клыкастый пристроил оружие на пояс и встал, чтобы размять спину. – Но что есть, то есть. Ты не грусти, что не вышло старика подпалить. Третью ступень отбора рекрутов делал не Коул, а Ватра, но чтобы старый пройдоха не изучил и загодя не защитился… Нет, не таков наш дозорный.
– Дозорный, рекруты, – проговорил Ганнон, разглядывая опаленное кольцо у себя на пальце. – Отбор рекрутов куда, для кого?
– Для таких, как я и твой хозяин. Ты же видел Лигу и что они могут. А мы им не уступаем ни умением, ни численностью. И скоро прибавится и того, и другого. – Воин тоже выразительно посмотрел на кольцо юноши. – Ты ударил так, как учили, но есть у тебя и собственные трюки, верно? – спросил клыкастый, подмигнув слуге Коула.
– Д-да, – впервые в жизни сознался Ганнон, отпираться не было решительно никакого смысла. На периферии зрения услужливо показались пергаменты вассальных клятв. – Я думал, это – мой изъян, пытался читать про древних Видевших, чтобы понять…
– Видевших, да не понявших! – с усмешкой перебил Архасс и продолжил: – Хотя, нельзя сказать, что ты совсем уж неправ. – Воин поскреб щетину ногтем. – Те, кто не только увидел, но и понял, стали служить богам в других местах. Так и закончились долунные времена.
– Да что же это за место?! Где вы все обретаетесь? В Черной башне? – юноша упомянул обитель единственных известных ему людей, чьи силы хотя бы по слухами могли быть сопоставимы с тем, что он увидел.
– Нет, мы – не там. – с усмешкой отвечал «легионер». – У нас есть Ключи… ну, точнее у Коула они есть, но это ненадолго: титул дозорного у него отберут. Потому он и мог так легко перемещаться. – Воин пару раз щелкнул пальцами и продолжил: – Но лишний раз на Деорус ступать не рекоммендуется даже нам, чтобы не мешать этим твоим Черным жрецам. Лиге сюда вообще путь заказан… Должен был быть, по крайней мере. – Архасс мотнул головой в сторону трона одержимого. – Обычно они не идут на такие ухищрения и платят положенную дань. Похоже, этот странный паренек действительно важен.
– Дань? – Переспросил Ганнон, поежившись. – Лига приводит вам людей?
– Отдают часть своих. Эта клятва была дана еще до лун. – Архасс размял шею. – Раньше они пытались тайком пробираться на Деорус и отправлять находки к себе. Но с тех пор, как появился Шторм, Лиге стало сложнее. Так мне рассказывали. А у нас руки всегда были развязаны. – Заключил воин и второй раз посмотрел на кольцо.
– Это был лишь способ набрать людей? – Бывший слуга Коула пристально смотрел на реликвию Братства, на своей руке. Перед глазами стояло лицо Виннара, что отдал жизнь за шанс возвыситься. Отказался бы он, узнав правду? Или напротив удвоил рвение?
– Не всегда, – Архасс прервал раздумья юноши. – Ну, набор был всегда. Но кольца придумал твой бывший хозяин.
– Так то же, служба Избранникам, поиски их врагов…это лишь ширма? – Бесцветным голосом спросил Ганнон. Его жизнь, стремительно теряла смысл. Иногда он ненавидел ее, но сейчас ощущал гнетущую пустоту.
– Всегда полезно знать, что здесь творится. – Отвечал воин. – Но до всяких там Избранников и их интриг мало кому есть дело. Важнее сама земля. Башню не зря сотворили именно здесь: отсюда можно легко попасть в иные места, если знать как.
– Так откуда и куда? Где ваш дом? – Ганнон все еще настаивал на ответе, несмотря на обрушившийся на него поток откровений.
– Дом, ахаха – на лице Зверя отразилась тоска. – Мой дом – не их дом. Но обретаемся мы там, куда нам сейчас хорошо бы попасть.
– И что будем делать дальше? – Манера воина говорить загадками раздражала, но юноша не рискнул бы вызвать его гнев и продолжил спокойно: – Ждем, пока они очнутся, – Ганнон указал на Силаи и Тризара, – и тоже уйдем?
– Об этом… – Архасс смущенно потер затылок, его виноватое лицо испугало Ганнона больше, чем весь остальной день. – Имеется проблема.
– Да?
– Есть вещи, для которых я слишком ленив и вспыльчив… Обычно их брал на себя Коул или кто другой.. И Ключи пока что у него, как я сказал. А без них есть только одно место, куда я могу перенести нас, но… Я не помню кое-чего, что нужно и для этого прыжка.
– То есть мы тут застряли? – Юноша не верил своим ушам. После всего, что произошло, это было бы слишком нелепо.
– Ну, вы – да, застряли… – Воин виновато развел руками. В ответ на взгляд собеседника он пояснил: – Я не собираюсь бросать вас. Но пока я вспомню или подберу нужное место опоры, вы умрете тут от жажды. Ну или я попытаюсь пробить дорогу, и пещера окончательно рухнет. – Архасс опасливо осмотрел своды.
– Вот как. – Ганнон опустился на глыбу, известия окончательно лишили его сил.
– Ну, этот умрет счастливым. – Архасс указал на Тризара. – Демона мы выпроводили. А ей, похоже, уже плевать. – Воин кивнул на оцепеневшую Силаи, которая лежала рядом с погибшим братом.
Юноша осмотрел своих странных товарищей и увидел еще одно тело.
– Лигиец или просто какой-то бедняга. – Воин сложил бывшему одержимому руки на груди. – Был сосудом.
Ганнон проследил за цепями, что тянулись от крюков, вонзившихся в тело несчастного. Цепи змеились по каменному полу, пока не заканчивались вбитыми… Перед глазами юноши возникли тела братьев-инструкторов из Дубильни, окровавленные и прибитые к скалам.
– Это был ты? Там, в Приюте?
– Да. – Архасс спокойно кивнул, не моргнув и глазом, но через секунду вскинулся. – Подлые твари! Бить тех, кто слабее, да еще связанных! – Он сжал кулаки. – Я видел глаза тех мальчишек, не будь веревок – эти палки оказались бы у подлецов в Тухар’Нес’Га! Ха! Я загнал туда прутья, если ты не видел. До того, как украсить ими стены!
– Я не видел, как их сняли… – Ганнон не разделял мрачного торжества.
– Ты один из них? Был? Или твои друзья?! – Воин надвигался на Ганнона, оскалив зубы.
– Я был мальчишкой, воспитанником! – Юноша поднял руки, похолодевшая кровь отказывалась ходить по телу.
– Аа, ну да, ты же Коуловский. – Оскал быстро обратился в улыбку. Архасс слегка ударил Ганнона в грудь, заставив еще попятиться.
С потолка осыпалась каменная крошка. Юноша осмотрелся, насколько позволял свет от сферы. Хотелось расспросить этого странного человека обо всем этом безумии, но был ли смысл? Узнать ответы на все загадки и умереть мудрецом? Словно сон, который забылся утром. Успеется, нужно было попытаться.
– А что знает Коул?
– Хм? – Архасс выглядел озадаченным.
– Что-то, без чего нам не уйти, – по возможности вежливо пояснил Ганнон.
– Сейчас. – Воин прикрыл глаза и зашевелил губами. – Астрономическая точка стабильной опоры перехода, – проговорил он как заклинание. Увидев остекленевшие глаза деорусца, пришелец виновато пожал плечами. – Я могу искать ее… Но эта часть света не моя сильная сторона. Без прикидки это сложновато, займет месяцы.
– Силаи! Силаи может знать это?
– Может, – протянул Архасс. – Точнее могла. По ней Коул прошелся, хорошо если мозги не запеклись. Здесь мы ее не разбудим.
«Похоже, мы с ней оба были правы насчет своих хозяев: трудно сказать, чьи оказались страшнее», – решил юноша, глядя на пугающе безмятежное лицо девушки.
– Что же это за точка? Очередная мельница?! – Ганнон злился, но гнев понемногу переходил в отчаяние.
– Мельница? – Клыкастый с опаской смотрел на юношу, тот только отмахнулся. – По-человечески это центр нашей преграды, где-то на севере.
– Шторм твоих хозяев, – пробормотал Ганнон, все еще глядя на Силаи. – Это Шторм?!
Архасс кивнул, а деорусец расхохотался. «Похоже, все-таки тронулся умом от отчаяния, а казался крепче», – подумал воин. Он прикинул ценность юноши и решил не даровать тому милосердие быстрым ударом в затылок… пока.
– А я знаю кое-кого, кто мог бы помочь. – Ганнон утирал слезы. – И был бы рад еще и ноги твои расцеловать, сам говорил.
– Ты здоров, парень? – Архасс размял правую руку.
– Да, мой друг, тоже из Приюта, как раз высчитывал, где находится центр Шторма. Но он далеко, в Виалдисе.
– Виалдисе? Тиарпор, что ли?
– Да, там, где живет Коул. Столица. – Ганнон вздохнул. Теперь настала очередь Архасса расхохотаться к испугу собеседника.
– Значит, навестим твоего приятеля, друг мой! Надеюсь, он не из пугливых. Давно хотелось, а тут ты! – Воин поскреб ногтем висок, расчесав подзажившую ранку. В его глазах заиграли искры, но усмешка не внушала ничего хорошего.
***
Темнота была абсолютной, но об этом Ганнон был предупрежден. До места его довел Архасс, дальше нужно было идти туда, где сопротивление было максимальным, а потом… Когда юноша начал описывать свой ритуал с пергаментами, которые приходилось упорядочивать, воин заткнул уши и велел молчать. Его совет на будущее был прямолинеен и звучал зловеще: «Если кто попытается вызнать то, от чего я сейчас отказался, парень, убей. Не сможешь – запомни, обмани и убей потом».
Давление нарастало, и тьма начинала обретать формы. В этот раз Ганнон увидел резной шкаф с небольшими отсеками, на некоторых из них были вырезаны гербы. Казалось, рельефные изображения можно было пощупать. Это было удивительно, Ганнон никогда не видел ничего подобного наяву. Впервые внутренний взор показал ему незнакомый образ из реального мира. Порядок оказалось навести сложно, ячеек было меньше, чем символов, некоторые отсутствовали или были искажены.
Три маленьких круга в зеркале… Юноша поместил свитки Корба и Ялуса вместе, их вассалы были рядом, как раз пустая ячейка. Здесь у него не было лба, но он был готов поклясться, что чувствует капли пота. Замысловатая змейка, соединявшая отсеки, начала обретать смысл, дверь открылась, и за ней был холод. Ганнон почувствовал себя так, будто упал на дно желудка, проглоченный ледяным великаном. Вся воля уходила на то, чтобы просто сохранить рассудок, расслаивающийся между далекими землями.
Финал. Глава 4. Один день
Глава 4. Один день
Грохот кулака по двери его каморки заставил Иннара разлепить глаза. «Вот и еще один день, вернее ночь», – подумал он, спуская ноги на холодный каменный пол. Маневрируя между стопками пергаментов и камнями со всех концов известного мира, ключник дошел до двери и приоткрыл ее.
– Второй раз будить не буду, – буркнул усталый стражник, завершавший вахту.
– Не придется. – Ключник передал знакомому пару тарсов и потер припухшие глаза. – Боги в помощь.
Иннар стянул с себя пропотевшую за ночь рубаху и почесал спину, что была покрыта белыми пятнами, как у коровы. С усмешкой глянув на фигурку Адиссы, он переоделся и двинулся в путь.
Дорога по темному – еще спящему – городу шла быстро. Ключник ненавидел ранние подъемы всей душой, но только так можно было все успеть и вернуться, чтобы мегера не заметила. Морской порт в этот сезон не пустел никогда, но все же молодому человеку удалось пройти к писцам без того, чтобы лезть под телегами. Иннар оглядел здание, где работали при свечах. Свет из окон был ровным и лишь слегка мерцал. «Что ж подождем…» – решил парень. Через десять минут свет начал дрожать и колыхаться, отлично! Он вошел в зал, где писцы ходили туда-сюда, шутили и обмахивались веерами. Покрывшийся испариной – словно росой перед рассветом – тучный чиновник поднял глубоко посаженные маленькие глаза и улыбнулся.
– Претор вот только что отошел прилечь! У тебя на них чуйка что ли? – с неподддельным изумлением спросил Иннара мужчина. Писарь все никак не мог разгадать тайну того, как ключник из замка каждый раз входил точно вовремя.
– Она самая. Поживи с мое в замке – научишься, – отшутился парень.
– Судей не прибывало, – сказал чиновник. В ответ на эти слова Иннар вложил курумовый тан в протянутую пухлую ладонь. – Из твоего списка капитанов тоже никого. Много, очень много кораблей, но не твои.
– Устал? – спросил ключник толстяка. Тот брал меньше денег, чем другие, но любил поболтать, Иннара это вполне устраивало.
– Да уж, конечно. – Писарь усмехнулся – К слову! – Он приподнял монету, не спеша убирать ее в карман. – Могу не брать, да еще и сверху накинуть, если есть товар.
– Не захватил, ты же знаешь, вечером монеты – утром вино. Надо?
– Как-нибудь потом тогда. – Толстяк убрал тан и похлопал ладонью по столу. – Был один любопытный корабль, хоть и не из твоих.
– Да?
– С Атора.
– Уфф, кто там плавает-то, кроме Легиона? – Иннар не хотел подавать виду, что новость его заинтересовала, чтобы не пришлось доплачивать.
– Легион там и был, но на полупустом судне. Капитан жаловался, что один молокосос – хоть и в кирасе – поставил на уши весь островок.
– Боги, боги… – пробормотал Иннар, скрывая волнение. – И давно?
– Да с полчаса назад. Чуть ворота гавани не проломили – Откликнувшийся не стал ждать, из Внешней плыл на шлюпке.
– Занятно, что ж. Боги в помощь!
– И тебе.
Позабыв об остальных делах, Иннар поспешил обратно в замок. Только бы нагнать его, легионер – если это и правда был Иссур – на хорошем счету у Королевы. Значит, пойдет на доклад, Молк его потом достанешь. Ключник несколько раз пытался перейти с быстрого шага на бег, но махина Виалдиса уже неумолимо приходила в движение вместе с первыми лучами солнца. Между портовыми складами и Красным рынком было не протолкнуться: телеги с зерном стояли чуть ли не друг на дружке. Несколько знакомых береговых коротко кивнули ключнику, ребята с браслетами из ракушек, нашитых на полосу ткани, начинали работать в самую рань, лишь бы был спрос на их товар. В последнее время стало попадаться все больше береговых с зелеными повязками – это были люди Венноны. «Надо бы не забыть проведать Аторца, бедняга хандрит под крышей», – подумал Иннар.
Дорога в гору – на внутренний рынок – была заполнена, но там по крайней мере не было телег. Путь от порта до площади, что нависала над ним, был слишком крут для скота, и в дело шли носильщики с плетеными корзинами. На рынке было людно, но каждый человек двигался, и ключник мог, пусть и не прямой дорогой, но продвигаться в нужном ему направлении.
На помосте горделиво стоял судья в желто-синих одеждах – еще одно напоминание Иннару о друге, который совсем недавно ходил в таком же громоздком одеянии. Чиновник разъяснял приговор горожанину, что стоял с распахнутыми от удивления глазами. На его рубашке темнели пятна запекшейся крови, но сам обвиняемый был невредим. Услышав приговор, мужчина не мог поверить своим ушам и яростно спорил:
– Эта грязь держала в руках железо, же-ле-зо, господин! – пояснил он и осмотрелся вокруг, ища поддержки у толпы. – Эти факиры аторские не могут… не дозволено!
– Только увозить. – Помощник судьи уже держал в руках свиток. – Здесь покупать, а тем более уж пользоваться – разрешено.
– Покупать?! Они же увезут с собой!
– Их досматривают. И казнят, если попытаются увезти. – Невозмутимость знакомого голоса заставила Иннара поежиться, пока он обходил толпу. Кажется, это был тот же самый надменный тип, что помогал Ганнону.
– Кто проверяет? Всех, что ли? – продолжал возмущаться обвиняемый.
– Аторцы почти не путешествуют, на самом деле только циркачи… – начал было объяснять судейский писарь.
– Довольно! – судья оборвал помощника, заставив того недовольно поджать губы. – Приговор вынесен. – Он коснулся шапки. – Следующий.
***
Проходя район храмов – мимо громады слева и меньших справа – Иннар машинально прочитал короткую молитву. Следы погромов уже почти исчезли, но знающий мог заметить свежие сколы на каменных стенах и бледные остатки пятен крови. Две новости пронеслись друг за другом, и слухи распространились моментально, несмотря на все старания власть имущих.
Жрецы посмели посягнуть на Слышавших! Скоро во всех трактирах обсуждали уже и Видевших, и самого Избранника. Бело-золотым хорошенько досталось. То, что замешан оказался именно Второй Круг, стало известно уже потом. Возле Дома Ихариона было непривычно тихо, а вот заброшенный ранее алтарь Селаны едва виднелся за многочисленными дарами. Люди молили о милосердии и прощении в тяжелом похмелье после насилия и жестокости.
Ограда вокруг квартала знати отталкивала Иннара куда сильнее любых ужасов бедных районов. Здесь физически собралось все, что вызывало в нем отвращение и страх. Но помпезных гвардейцев больше не было: вместо них возле ворот стояли воины в цветах Гамилькаров. Обычно знакомые стражники внушали ключнику ощущение безопасности, с ними можно было договориться. Этих Иннар тоже знал… И именно поэтому решил обойти стороной. Ростом не меньше молкова Руббрума, приближенные Избранника по виду мало чем уступали воинам из Ордена Солнца, но были куда менее разборчивы в поручениях. Крадущийся человек не ускользнул от их внимания, и один из них кивнул ключнику, Иннар не посмел проигнорировать приветствие. Слава богам, беседы от него никто не ждал, и парень поскорее направился дальше.
Второе событие и было причиной того, что тут стояли эти истуканы. Корб вскрыл нарыв мятежа, мирно гнившего годы, если не десятилетия. Теперь уже знать покушалась на Избранников, а жрецы противостояли им. Вот тут все и припомнили, кто напал на Хестола – Второй Круг. Бунтовщики оказались не то что еретиками… Иннар потряс головой, об этих он боялся даже думать.
В Речном городе ключник опомнился уже тогда, когда ноги сами принесли его к привычному заведению: «Крысы! Это ж какой крюк!» – досадовал Иннар. Трактирщик, судя по красным глазам, давно не спавший, прибирался снаружи. Редкое зрелище, но и мусора сегодня было куда больше обычного. Мужчина узнал подошедшего и приветливо улыбнулся, несмотря на усталость. «Снова потеря времени… Ох, ну не грубить же», – вздохнув подумал парень, приближаясь к хозяину харчевни.
– Иннар! Рад видеть, ты рановато. – Трактирщик оперся на метлу.
– Фольк, а ты сам-то рано или поздно? Что тут было? – Ключник обвел руками остатки попойки. Улица выглядела как после фестиваля. – Лорды гуляли, что ли?
– Среди нашего люда – да, самые настоящие! – усмехнулся трактирщик. – Хозяин Первого Столба женился.
– Почти придворный! – подыграл Иннар. – А что ж не у себя?
– Жена настояла, дескать, только в Виалдисе. А жених все поминал какого-то хедля, да требовал неардского вина. Слуги мои весь Речной рынок прочесали, да южане уже почти все уплыли, а новых нет еще. Эх! – мужчина с досадой вздохнул, сожалея об упущенных барышах, но быстро повеселел вновь – Гуляли сильно, топтали громко! Спорю, было слышно и у Ба… под землей, в общем. – Хозяин замялся и опустил глаза. В последние недели богохульствовать в городе стали поменьше.
– Ничего себе, молодая! Из такого богача веревки крутит.
– Молодая, ха! Вдова торговца, годков сорок, поди. И не беднее мужа!
– Вдова? А что за торговец был?
– Торговец – одно название. – Мужчина презрительно сплюнул. – Она всегда и была головой, вела дела.
– Жена посланника?! – Иннар отшатнулся, а Фольк согласно кивнул. Настоящая гильдия, хоть и без пергамента. Эти вдовели рано, люд их боялся, считал чуть ли не ведьмами. А тут свадьба!
– Вот такие странные дела… – Хозяин только развел руками, чуть не выронив метлу. – Чарочку?
– Нет, спасибо, друг, спешу. Боги в помощь!
– Вот уж все страннее дела. И тебе, Иннар.
***
В замке он оказался вовремя, несмотря на задержку. Иннар шел быстрее обычного, обводя глазами каждую залу в поисках легионера. Несколько раз ключник пересекся с хозяйкой: мегера даже дар речи потеряла, глядя на его прыть. В саду он на секунду опешил, увидев, как девушка вела чудище, что нависало над ней как утес. Протерев глаза, Иннар понял, что это все же был человек. Тот самый береговой – Бахан, «трофей» с пляжа.
Зрелище все равно было впечатляющим: служанка шла под плечом хромающего гиганта, словно поддерживала его, хотя он погреб бы ее под собой, если бы лишился равновесия. Ладошка девушки лежала в руке великана, что была больше ее раза в три. Береговой смотрел на свою спутницу с благоговением, а второй рукой накрыл ее пальцы с такой нежностью, словно боялся навредить крошечной птичке в своих ладонях.
Долго пялиться было невежливо (и не безопасно), и ключник направился дальше. Через минуту он понял, что и служанка была ему знакома. Иннар не мог вспомнить имя, но это была подруга Ганнона… Или подруга его подружки, или ее сестра. Молк с ним! Сейчас было не до того. Белое пятно, сверкнувшее на горизонте, заставило замереть. Яррон предупредил, что Прелат позже пошлет его за ключом, но сейчас служка шел вместе со своим хозяином.
– Не Тризар! Мы не можем объявить отступника, разграбившего Реликварий, спасителем, – гневно говорил еще один жрец. На его лице заживали раны и синяки. Он сопровождал Прелата. Тоже слуга Ихариона, но одет мужчина был куда проще и практичнее.
– Тогда дайте подобающее имя. – Советник Избранников устало потер переносицу. – Мы же не знаем людей вашего ордена. Яррон, что с записями, о которых я просил?
– Господин… – служка виновато оглядывался. Бедняга, его просили принести их лишь этим вечером. Но спросят строго, будто бы забыл.
– Прошу простить, я скоро принесу тот ключ, что просил ваш слуга, – пришел Яррону на выручку Иннар, взяв мнимую вину на себя. Парень склонился настолько низко, насколько мог, чтобы скрыть лицо.
– Это место сведет меня с ума. – Прелат выдохнул, и ключник только лишь по звуку понял, что это усталость, а не гнев. – Радуйся, что мне сейчас не до тебя! С глаз моих, оба!
***
Небольшой перерыв позволил обыскать еще несколько мест. Проходя мимо Дубильни, Иннар зажмурился и затаил дыхание, прислушиваясь. Сегодня не было слышно плача и стонов провинившихся, как и вчера, как и за все прошедшие дни. Ключник с улыбкой поднял ладони, благодаря неведомую силу за правосудие. Внутри разливалось теплое ощущение счастья, он проходил здесь каждый день с тех самых пор, и это чувство все еще не притупилось. Последними Иннар отважился проверить тронный зал и обеденный – рядом с ним. Первый пустовал, там не было даже свиты Избранников.
Потеряв осторожность, Иннар быстро перешел в следующий зал и замер. Рядом со столом стоял молодой лорд с каким-то кораблем на гербе и вел беседу с придворным.
– …заложник. Называй уж вещи своими именами, Орсар. – Еще моложе Ганнона и Иннара, Слышавший был явно не в духе.
– Родкар. – Собеседник пытался его успокоить. – Учитывая обстоятельства, ведь твой дом, хм, участвовал в…
– Дом Вертол ни в чем не участвовал! – гневно воскликнул Слышавший. Он только больше ощетинился. – Эй ты! – Палец лорда указал прямо в грудь Иннара, почти остановив его сердце. – Тебя послали за вином вечность назад!
– Родкар… – Орсар положил руку на плечо Слышавшего.
– Нет, не Родкар! Если я и заложник, то пусть хоть обращаются со мной…
– Родкар! – Придворный улыбался и показывал в обратную сторону. Там замер другой слуга с бутылью в руках. – Это был не он.
От вида напитка почти остановившееся сердце ключника замерло окончательно. Иннар сам натирал черное стекло мелким песком, чтобы состарить, и хорошо запомнил бутыль. По его расчетам, до этого вина должны были дойти только дети Избранника, нынешние властители его не жаловали. Парень как завороженный смотрел на темно-рубиновую жидкость, что разливалась по бокалам.
– Если дом твой чист, то почему же ты оказался в Арватосе? – Орсар начисто игнорировал двух слуг.
– Отец настоял и мать. – Родкар поболтал напиток и принюхался. Ключник знал, что вину на него не возложат… По крайней мере, не сразу. Но все равно оцепенел. Лорд, тем временем, продолжал: – Спрятать до ответа Избранника. Ответа на обращение, – он выделял каждое слово, – которое дом Вертол подал Гамилькарам до известных событий.
– Да уж, когда открылась правда о ереси…
– Демнопоклонники! – резко прервал собеседника Родкар. – Корб снюхался с ними. Речь не о ереси.
– Это вино послали лично Избранники. – Побледневший слуга подал тонкий голос. Слушать разговоры господ ему стало страшнее, чем прервать их. – Простите. Велели особо сказать, это с Флотилии. – Парнишка опустил глаза и поспешил скрыться, как только его отпустили жестом.
– Вот видишь! Это знак благоволения, такого напитка уже не делают и не сделают никогда, – заметил Орсар. Эти слова немного приободрили молодого лорда. – Как твой путь, он лежал по тропе Легионера?
– Ох, даже не хочу вспоминать. – Родкар покачал головой, слегка вздрогнув.
– Привык на корабле?
– Да не в этом дело… До третьего столба совсем было худо. Потом спокойнее.
– Снова услышал запах моря и полегчало?
– Мда, вроде того. – Юный Слышавший отпил вина, его собеседник повторил за ним. Иннар почти не дышал. – Ты знал, что кожурой хедля можно затемнить кожу?
– Что? – Вельможа совсем растерялся.
– Не важно. Как тебе вино? – Вертол поспешил сменить тему.
– Лучшее, что я пробовал. Я, знаешь ли, разбираюсь. И такое доводится выпить раз в жизни даже Видевшим.
– Согласен. – Родкар хмыкнул. – Повезло тебе дружить с настолько ценным заложником. – Под конец он все же съязвил, но уже с улыбкой. Лорд отвлекся, когда услышал громкий выдох еще одного слуги. Иннар стоял, как статуя, с каплями пота на лбу.
– Ох, напугал ты беднягу! – От смеха Орсар аж поперхнулся.
– Думаю, дурно обращаться со слугами моих любезных тюремщиков было бы неподобающе, – весело ответил Слышавший, даже не глядя на ключника. – Иди, парень. Не бойся, я не сержусь.
***
После дня бесплодных поисков Иннар ужинал в своей комнате. Еда была холодной, но невероятно вкусной: остатки трапезы Прелата – благодарность от Яррона. Несколько свечей позволяли спокойно читать. Стоило дорого, но работать можно было только вечером. Ответ задачи не изменился, но ключник хотел перепроверить по каждому из островов. Последние подсчеты тоже сошлись. Вместо удовлетворения Иннар ощутил странную пустоту внутри. Что делать дальше?
Снаружи раздался звук накрапывающего дождя. Ключник потянулся к покрывалу, но его рука замерла, когда среди стука капель он отчетливо различил удары в хорошо знакомой последовательности. Пальцы отстучали по дереву двери медленно, но правильно. Должно быть, Иссуру рассказали об условном знаке, и он аккуратно воспроизвел его! Ключник подскочил к двери и распахнул ее, но после в ужасе попятился внутрь.
Из всех людей, которых он боялся – а это был немалый список – никто не внушал Иннару большего ужаса. Он говорил Ганнону, что не верит слухам, но это была лишь бравада. И никогда этот человек не соответствовал суеверным кривотолкам больше, чем сейчас. Промокшее одеяние висело на тощей фигуре, как тряпка на пугале. И двигался он так, будто этим пугалом неумело управляли словно марионеткой. Руки и ноги перемещались резкими, редкими движениями и лишь по одной за раз. Как только тело остановилось, голова на худой шее стала оглядывать комнату: зрелище напоминало движения стервятника. Хоть это и далось ему с трудом, нежданный гость сделал еще одно движение и похлопал по спине Адиссу, вырезанную из двуцветного красно-белого камня.
На губах и бороде Коула застыла черная жидкость, он с трудом сфокусировал взгляд на хозяине комнаты и проговорил:
– Иннар, не бойся.
– Г-г-господин… – Иннар боялся.
– Это я, Ганнон. – Каждое слово давалось старику с трудом. – Нужно сесть, – еле слышно выдавил он и устремился вглубь комнаты. Ключник только проводил сумасшедшего взглядом. – Ты мне веришь? – На секунду взгляд Коула затуманился еще больше, он начал говорить куда-то вдаль. – Дай мне сделать по-своему.
– Как так вышло? Что происходит? – ошарашено спросил Иннар.
– Коула видели в разных местах, – проговорил Коул. – Вот поэтому. А теперь я влез в это. – Руки дергано прошлись вдоль искусственного тела.. – Боги, как же в нем холодно!
– Такая у вас служба? И Виннар так умел?
– Да и нет. Все умели что-то. Но я больше… и не то, – старик перевел дыхание, – не то же, что все остальные. Поэтому смог взять контроль. Иннар, мне очень тяжело. Черная жижа, которую он пьет, помогает, но это все равно пытка. Что мне рассказать, чтобы ты поверил? Тайники в Дубильне? Ворованное вино? Аторец с ракушками?
– По правде говоря, – ключник говорил медленно и осторожно, но немного собрался с мыслями, – Коул – это тот самый человек, от которого я бы и ожидал, что он может это вызнать. Допросив Ганнона под пытками. Или потому, что он демон. – Судя по последней ремарке, Иннар все же верил, что перед ним был не старик. – С другой стороны, если бы именно он вломился ко мне с расспросами, то ему бы я все выложил. Прости уж, Ганнон. Так что… какая разница?
– Хорошо. – Губы старика дернулись, но так и не смогли сложиться в улыбку. – Мне нужно знать, где центр Шторма.
– Центр Шторма? – Ключник опешил.
– Да, как далеко?
– Сейчас, сейчас. – Иннар порылся в записях и извлек пергамент. – Вот. Это последнее. Перепроверил.
– Это от Деоруса?
– Да. Откуда же еще? Считал от Башни.
– Можешь пересчитать от Ташмора?
– Конечно, это несложно. – В своих расчетах он не раз это использовал. – Треугольники, треугольники… – Иннар бормотал под нос, высчитывая угол. – Вот! – Он повернул лист пергамента и поднес к глазам Коула. Тот секунду помедлил и кивнул.
– Так. – Фигура замерла и минуту лишь покачивалась. – Да, он нашел! Молодец, спасибо тебе!
– Р-рад был помочь, госп… Ганнон.
– Архасс говорит, что ты нашел самый край глаза Шторма. На сотню лиг дальше или ближе. Непонятно, какой это край.
– Сп-пасибо. – Иннара впервые в жизни не волновали расчеты. – Как ты…?
– Со мной все в порядке, но придется отправиться в другое место.
– Куда?
– Хотел бы я знать.
– Подожди есть еще… – Иннар заговорил, но его гость уже как будто не слышал.
– Открой дверь, я выведу это тело. Не хочу доставлять тебе проблем, – еле выговорил старик. Речь его становилась все более сбивчивой.
– …пепел и реки крови, – тихо закончил ключник, оглянувшись на несколько особенно ветхих пергаментов, что уже давно ждали своего часа в его комнате. Реакции не последовало. Он молча выполнил команду. Коул-Ганнон вышел под дождь и проковылял несколько десятков шагов, прежде чем рухнуть. Балахон сложился, как мешок с палками.
***
Иннар сидел на кровати, обхватив голову руками и подтянув колени к груди. Он был в ужасе, толком не понимая от чего. Нет, причин было хоть отбавляй, но трудно было выбрать какую-то одну. Дрожащий свет пробился к его сознанию, и ключник скосил глаза на его источник – свечи почти догорели. «Крысы! Сколько же я так просидел? Сколько денег сгорело зря!» – не успел он посмеяться над своей прижимистостью, как снова раздался стук. Фантазия нарисовала разом стражей Гамилькаров и дознавателей Второго Круга. Дверь была завалена хламом, заперта на два засова и подперта стулом. Иннар совсем не помнил, как делал все это. Стук повторился, слишком вежливый для разгневанных воинов, которых он себе представлял.
Для того, чтобы освободить дверь, пришлось немного повозиться. Рука на секунду замерла на засове, но он бы не остановил никого из тех, кого Иннар боялся. В этот раз у ключника вырвался вздох облегчения.
– Прости, что поздно, сам только смог выдохнуть. Знаю, ты ждешь вестей. Но сегодня докладывал всем подряд. Ну, то есть не кому попало, наоборот, Избранники, королева сразу меня приняла, она ведь теперь… Эй, ты чего? – Иссур замер, когда Иннар вместо приветствия крепко обнял легионера. Откликнувшийся неловко похлопал ключника по плечу, и через некоторое время тот разжал хватку. Он, похоже, был не в себе: взгляд блуждал, волосы взъерошены, в комнате был бардак. – Я не вовремя?
– Что? Нет! Нет, заходи. – Ключник немного пришел в себя.
– Занятная. – Иссур погладил фигурку Адиссы с красными и белыми пятнами, хозяин только хмыкнул в ответ. – Ты прости, но сразу скажу, толком вестей у меня нет. Вообще есть и много, но я имею в виду, которые тебе надо. Был с ним на Аторе, но дальше… Рассказать толком нечего.
– Зато мне есть что, ты не беспокойся, – пробормотал Иннар себе под нос и продолжил уже громче: – Боги всемогущие, Иссур, пожалуйста, скажи, что ты пришел с выпивкой!
Эпилог. Пешка у края.
Поверхность под пальцами напоминала гладкое стекло. Черное стекло неардо – старое с Флотилии – оно было темным, но прозрачным. Отличие состояло в толщине: плита, на которой лежал Ганнон, казалась черной, через нее нельзя было посмотреть насквозь. Золотые линии, пролегавшие внутри нее и складывающиеся в геометрические узоры, терялись на глубине ладони.
– А тебя даже не стошнило! – Жизнерадостный голос Архасса и радовал, и приводил в ярость. – Для первого раза это редкость, парень. Да и я сплоховал, не часто правлю переходом. Еще бы чуть и размазало бы нас, ну… тебя.
– Где? Что мы… – Юноша заткнул рот рукой, он был на волосок от того, чтобы опровергнуть похвалу воина.
– Здесь живут такие, как твой бывший хозяин. Я тоже, хоть и не отсюда. Лига – нет, не здесь. У них похожее место, но свое. Отсюда не попасть.
– Не Деорус? – попытался съязвить Ганнон.
– От него мы далековато, прости. – Клыкастый с усмешкой помог деорусцу подняться. Их площадку окружал то ли туман, то ли дым, в котором маячили силуэты людских фигур. Проследив за его взглядом, Архасс добавил: – Не переживай, этих псов я отгоню сам.
Фигуры обрели форму солдат, закованных в массивные доспехи. Слишком тяжелые для любого воина. Несмотря на это они двигались быстро и грациозно. Архасс прокричал им что-то на непонятном языке и встал, широко разведя руки в стороны. После минутного молчания воины сдались и отступили обратно в туман.
– Так-то! Пусть зовут главную, что с ними разговаривать? – ухмыльнулся Зверь.
Один из силуэтов задержался, и юноша смог рассмотреть его получше: не такой массивный как остальные, на нем не было доспеха. Человек осмелился сделать шаг вперед, и его черты стали почти различимы. Ганнон не мог поверить своим глазам! Он рванул вперед, но рука Архасса не дала сдвинуться с места. Раздался рык, и призрак из прошлого отступил вслед за остальными.
– С этим будь поосторожней, – проговорил воин, было слышно, что его клыки удлинились. – Он служил Коулу.
– Вот именно! – Все еще с трудом ворочая языком, ответил юноша и снова подался вперед. Бесполезно, хватка была каменной. – Как и я когда-то.
– Разница в том, что этот служил и здесь, годами. С большим удовольствием. – Брезгливо отвечал Зверь.
– Мои друзья, что с ними будет? – спросил Ганнон. Догнать прошлое пока не получалось, нужно было подумать о настоящем.
– Лигийка и храмовник? Их тоже заберут.
– Нет, мои друзья. Настоящие.
– Друзья? – Архасс нахмурился. – Из Тиарпора, что ли?
– Да.
– Разберемся с твоим прибытием, а дальше делай с ними что хочешь. Никого это не волнует.
– Коул… – Ганнону все еще тяжело было говорить. Лучше, чем в мясной кукле, но все же.
– Коула, – воин медленно выбирал слова, – ты тут не встретишь. За свои делишки он будет изгнан.
– Он остался… Или будет там?! Что если он…
– Парень, не бойся! – Архасс положил ему руку на плечо. – Ты был в тени старика, но теперь ты фигура на одной с ним доске. Не буду врать, фигура меньшая. Но если он и придет к тебе теперь, то с миром, со сладкой ложью или сделкой. На смертных ему плевать, а злить тебя и остальных ему пока не надо. Кроме того, – воин доверительно понизил голос, – он не такой, как мы с тобой. Ему и в голову не придет, что кто-то, оказавшись здесь, может переживать за людей там, внизу. – Он указал на бледное белое светило, что висело в абсолютно черных небесах среди звезд. Вуаль Молка тоже на месте, как и Путеводные Звезды. – Так что не тронет он твоих.
– Так все же где мы? – Юноша не мог оторвать взгляд от небес.
– Хм, чуть не забыл. Что последнее ты помнишь? Это важно спросить, пока не выветрилось. Тебя осмотрят, это твой первый прыжок все-таки. Надо будет сказать.
– Я помню… – Ганнон прикрыл глаза, разгоняя пелену шока. Когда память прояснилась, его передернуло. – Помню, как я летел прямо в луну, а ветер сдирал мне кожу с черепа. Это луна? – Он зажмурился и припомнил ее цвет. – Селана?
– Ну, – Архасс взмахнул рукой, разогнав туман. Их платформа была одной из многих, что парили в воздухе. С нее открывался вид на невозможный город, будто бы выгравированный на шарике стекла, подвешенном в бесконечной темноте. Здания, витые башни и переходы между ними бросали вызов законам мироздания и рассудка. – Строго говоря – нет. Но нельзя сказать, что ты совсем уж неправ. – Он усмехнулся. – Есть у меня один друг, он это хорошо умеет объяснять.
– Там? – Ганнон все еще завороженно смотрел на город. Ему привиделся суровый лик Избранника и его напутствие. Никаких интриг, что правят миром? Торжество обыденной серости? Вот уж дал маху хозяин Деоруса, а впрочем, хозяин ли? Юноша ощутил равнодушие, граничащее с презрением: сейчас он был выше любого земного владыки.
Эйфория облегчения, что захватила Ганнона на мгновение, сменилась тревогой. Наконец возвысившись над старой жизнью, он оказался на самой нижней ступени жизни новой. Как устроен этот мир? Какие опасности таит? Быть может, рано списывать совет Гамилькара и прежний опыт? Избранник не ведал об этой части мира, но люди в сути своей похожи… ходят они или парят по воздуху. Новые опасности уже таились впереди и не собирались давать новичку никакой форы. Предстояло многое выучить и о правилах, и о том, как их здесь нарушают.
– Эй, ты уснул? – Архасс щелкнул пальцами перед лицом юноши. – Да, говорю, там. Пора в путь.
– Да, пойдем. – Словно повинуясь словам Ганнона, платформа мягко качнулась и медленно поплыла вперед.