Читать онлайн Дневник снов Симона бесплатно

Глава 1

Доброе утро, дневник. Сегодня я видел во сне руки, я так и не понял мои они, или я оказался в чужом теле. Сначала все было размыто, но потом я понял, что это из-за дыма. Я или другой я сжимал пальцами сигарету и затягивался. И, в очередной раз выпустив клубы дыма изо рта, я оказался или уже был в комнате с белыми стенами и белой мебелью. Точно не могу вспомнить, что там стояло, но это явно была не спальня. Я продолжил курить, я чувствовал запах табака. Он был совсем слабым, не таким, каким должен был быть. Сигарета в моей руке не уменьшалась, казалось, что она потухла. Я помню, что фильтр был коричневым, все остальное тоже.

Внезапно где-то за спиной прозвучал неприятный женский голос, я обернулся, прямо за мной оказалась дверь. Она, как и все остальное, тоже была белой. Она была открыта, было видно комнату, расположенную напротив. В ней было не так светло, как в той, в которой я находился. Голос доносился оттуда, женщина явно была зла, она продолжила что-то говорить, но я не мог разобрать ни слова. Не знаю зачем, но я сломал сигарету и поторопился захлопнуть дверь, после чего проснулся.

Я снова оказался в своей небольшой комнате в общежитии, сразу вставать не стал, просто посмотрел на часы, которые висели над столом. Их мне подарил друг, который учился на факультете культурологии, на их кривом циферблате в форме яичницы не было и шести. После чего я перевернулся на спину, понимая, что больше не смогу заснуть, да и смысла в этом не было. Я уставился на лопасти вентилятора люстры. Увидел пыль, давно надо было их протереть. Как и многое другое в этом небольшом помещении, которое мне предоставили после того, как я потерял последнего члена своей семьи и остался совсем один.

Комната моя была на третьем этаже старого кирпичного здания, а окно выходило на трамвайное депо, за которым располагался небольшой парк. А у окна стоял старый письменный стол с тремя ящиками, он был таким же старым, как и вся остальная мебель. Как шкаф, который стоял напротив кровати, сама кровать, а также тумба и полки, которых я не мог наблюдать лежа на кровати. У комнаты не было четырех углов, а для того, чтобы стало, надо было снести две небольшие стены, за которыми располагалась ванная.

Ванная, именно ее наличие порадовало меня в первую очередь, когда я оказался в этом помещении с зеленой краской на стенах и старым деревянным полом под ногами. Дверь в нее находилась рядом со столом, и мне нравилось, когда она была закрыта, ведь прямо за ней был унитаз. А чтобы увидеть ванную и раковину, надо было пройти дальше по черно-белой плитке, что я и сделал, когда мне надоело лежать.

Зеркала там изначально не было, не было даже полок, мне пришлось приобрести их самому в магазине, где все было по одной цене. Правда, зеркало висело на крайнем крючке вешалки рядом с полотенцем, а полка просто стояла на полу.

Я почистил зубы, умылся и посмотрел на свое мокрое лицо. Первое, что пришло мне в голову, когда я увидел себя, что стоило подстричься. Мои русые вьющиеся волосы были растрепаны, я немного провел по ним мокрыми руками и поторопился к шкафу, за которым висела вся моя одежда. Вешалок было всего пять, и их занимали в основном рубашки, а остальные вещи лежали на полках. Я натянул на себя джинсы и зеленую толстовку, в кармане которой обнаружил немного мелочи, и начал искать носки.

К тому моменту, как я нашел недырявую пару, на часах было ровно шесть, у меня оставалось немного времени на завтрак. Я был голоден, не ел со вчерашнего дня, а небольшой холодильник, что стоял недалеко от двери был почти пуст, да и толка от него почти не было. Он был старым, иногда издавал странные звуки, а от странного запаха внутри него невозможно было избавиться. Поэтому в нем можно было найти максимум небольшой запас из нескольких упаковок йогурта или сока.

Я все-таки зачем-то заглянул внутрь, лампочка загорелась, осветив две полки. На двери стояла раздутая упаковка чего-то, возможно, она осталась от прежнего владельца комнаты. У меня не было желания проверять, что это было. Но если бы это был йогурт, то внутри него было даже больше жизни, чем во всем общежитии. Целый мир из бактерий.

Дверца холодильника захлопнулась, он снова издал странный звук, который мне не надо было терпеть. Я накинул на себя куртку, что висела у входа, надел старые кроссовки и покинул свое скромное жилище, закрыв дверь. В коридоре за ней было тише, чем в комнате, жизнь в общежитии еще и не начинала кипеть. Возможно, я был первым, кто проснулся в этом здании. Я спустился по лестнице на первый этаж, слыша собственные шаги, и оказался на улице.

Было холодно, весна только началась, старые деревья скрипели от ветра, листвы на кронах было мало, ветви ударялись друг о друга. Я натянул на голову капюшон и пошел дальше по аллеи, которая привела меня прямо к остановке. Уже больше года почти каждое мое утро начиналось с этой остановки, с этой небольшой платформы под навесом, где обычно утром было малолюдно. Этим утром людей тоже было мало, что было хорошо. Не было лишних глаз, которые могли бы наблюдать за тем, как я ел бутерброд с сыром и пил самый дешевый кофе из автомата.

Еще два года назад я и представить не мог, что мне придется добираться до университета на трамвае, преодолевая почти полгорода. Я был единственным на платформе и единственным в фургоне, сел у окна и посмотрел на небо. Сквозь облака пробивался солнечный свет, а под ними только начал просыпаться город. Трамвай проехал четыре остановки, и пассажиров стало больше, некоторых этих людей я точно уже видел. Это были неприметные люди, которые каждый день отправлялись на работу, но среди этих серых личностей выделялась женщина лет пятидесяти.

У нее был крупный острый нос, а глаза скрывались за толстыми стеклами очков. Из-под берета было видно волосы, чей седой цвет был скрыт за яркими красками оттеночного шампуня. Я ее видел с фиолетовыми, розовыми и красными волосами, на этот раз они были синими, а одета она была в желтое пальто с капюшоном.

Внезапно прозвучал сигнал из моего кармана, пришло сообщение. Я достал свой старый телефон и уставился на небольшой экран, который треснул в правом верхнем углу.

– Политологии не будет, – высветились белые буквы на черном экране.

Я медленно выдохнул и положил телефон обратно. Это сообщение мне пристал староста, и если бы оно пришло хотя бы на десять минут раньше, я бы еще мог вернуться в общежитие. Я бы еще почитал или принял душ, а так мне оставалось только ехать дальше, и снова я уставился в окно, за которым показался мост. Те мгновения, что трамвай преодолевал его, были самыми лучшими моментами за весь путь.

Вид с моста был прекрасен, город у воды казался не тем серым городом, к которому привыкли мои глаза. Иногда мне даже хотелось, чтобы трамвай застрял на мосту, чтобы просто посидеть и посмотреть в окно. И к тому же где-то там, среди деревьев и деревянных заборов был дом, где прошла почти вся моя жизнь.

Но трамвай не остановился, и вскоре вагон был полон пассажиров. Люди заходили и покидали его, мне же надо было ехать дальше, пока впереди не показалось знакомое здание. Я вышел на остановке, еще не придумав, как потрачу почти два часа свободного времени, но ноги как-то сами отвели меня на нужную улицу, где жил мой друг.

– Что делаешь? – написал я ему, и ответа долго ждать не пришлось.

– Ничего.

– Если ты дома, можно к тебе?

– Без проблем.

Я был рад видеть эти слова на экране и поспешил в знакомый двор к знакомому подъезду. Квартира моего друга находилась на десятом этаже, который был последним, он жил в ней вместе со своей старшей сестрой. Когда я позвонил в дверь, то вспомнил про нее и надеялся, что Серафим дома был один. Ждать долго не пришлось, за дверью послышались торопливые шаги, а потом ручка повернулась.

– Привет, – сонным голосом произнес Серафим, открывая дверь.

– Привет, – сказал я.

– Заходи.

Я переступил порог и оказался в прихожей, там, как и почти во всей квартире, были белые стены и темный деревянный пол. Серафим лениво ступал по нему босиком, и на его немного пухлом теле были только свободные оранжевые трусы и татуировки на руках.

– Недавно проснулся? – спросил я, повесив свой фиолетовый рюкзак на вешалку.

– Нет, я вообще не спал, – ответил Серафим, следуя дальше в свою спальню, где так же располагалась мастерская.

Он был художником, рисовал с самого детства, и с начальной школы в его комнате стоял мольберт, а со временем появился и еще один, но и на двух он не остановился, поэтому на балконе, в прихожей и даже в ванной стояло по мольберту.

– Если хочешь есть, можешь заглянуть в холодильник, – продолжил Серафим, крича уже из своей комнаты.

– Хорошо, – откликнулся я и отправился на кухню.

Это было единственное неуютное место в этой квартире, даже темный угол в моей комнате, где стоял старый холодильник и небольшая тумба, на которой можно было максимум приготовить бутерброд, казался уютнее, чем это помещение, где кроме холодильника и стола вообще ничего не было.

Но были и свои плюсы. Во-первых, холодильнику было где-то лет пять, а не пятьдесят пять, он был выше меня, человека ростом немного выше ста восьмидесяти. И во-вторых, он был полон еды, которую, конечно, приобрел не Серафим, а его сестра – Флора. Строгая старшая сестра, которая недавно села на диету. И я убедился в этом, когда открыл дверцу.

Казалось, что она скупила всю зелень, что была в магазине, верхняя полка была ею завалена, а ниже стояли баночки с йогуртом и контейнеры с кашей. Я опустил взгляд еще ниже, нашел морковь, перец и немного сыра, сразу же отправил один ломтик в свой рот и добрался до двух контейнеров, которые стояли в самом низу. Там за кабачками была спрятана упаковка с пирожными.

– Она же не могла это купить? – подумал я, закрывая холодильник.

– А я хотел предложить заказать что-нибудь, – сказал Серафим, который незаметно оказался на кухне.

– Так, это твое или твоей сестры? – спросил я, заметив, как он сморел на пирожные. – Они были спрятаны за кабачками.

– От меня, видимо, она же худеет. А там, случайно, за каким-нибудь салатом ветчины не завалялось?

– Боюсь, только йогурт, – сказал я и положил упаковку на стол.

– Кофе будешь?

– Да.

Серафим подошел к подоконнику, на котором стояли кружки, банка кофе, стакан со столовыми приборами и электрический чайник, который он тут же включил. Пока вода нагревалась, он насыпал немного кофе в чашки и поставил их на стол.

– Рисовал всю ночь? – спросил я, заметив следы краски на его пальцах.

– Да, вспоминал, что такое натюрморт.

– Изобразил композицию из еды своей сестры? – продолжил я.

– Нет, ее кабачки меня не вдохновляют, – продолжил Серафим, поддержав мою шутку. – Хотя можно одолжить что-нибудь.

Чайник закипел, он налил кипяток в кружки, и мы отправились в его комнату, где я увидел то, над чем он работал. На мольберте, что стоял рядом с его кроватью, был холст, на котором были изображены шары. Они были похожи на планеты, имели характерный размытый узор. И когда я заметил кольца, опоясывающие один из крупных шаров на заднем плане, я в этом убедился.

– Земля на тарелке, – произнес я, уставившись на бело-голубой шар на переднем плане.

– Да, – подтвердил Серафим и прошел дальше на балкон.

– Вселенский натюрморт, – добавил я и отправился за ним.

– Вот только ты смог это понять, но идея не совсем в этом. Я приобрел новую краску, и когда она окончательно высохнет, появится необходимый мне эффект.

– Понятно.

Мы прошли мимо еще двух мольбертов и оказались на балконе, где была поставлена палатка, а напротив нее стояла скамья для пресса. Мы разместились на полу, я положил упаковку с пирожными на нее, и мы почти одновременно отхлебнули немного кофе.

– Ты спишь здесь? – спросил я, заметив одеяло и подушку внутри палатки.

– Да, матрасу же пришел конец, – ответил Серафим.

– Удобно?

– Не очень, но я всегда хотел поспать в палатке, а теперь хочу новую кровать.

– Удивлен, что не мольберт.

Мы немного посмеялись над этим, Серафим открыл коробку с пирожными, и мы начали есть. Под шоколадной глазурью оказался шоколадный бисквит, слои которого были промазаны шоколадным кремом. По одному нам оказалось мало, и мы сразу же приступили ко вторым, забыв про кофе, кружки которого как-то незаметно переместились на пол.

– Кстати, у тебя вроде должны быть занятия, – вспомнил Серафим, когда доел.

– Первое отменили, а я об этом узнал, когда уже сидел в трамвае.

– Понятно, а у меня сегодня вообще их нет. Меня к ним не допустят, пока я работу не сдам.

– Не думал, что у тебя на факультете все так серьезно, – продолжил я.

– У нас только студенты несерьезные, хотя есть и некоторые преподаватели.

– Обычно, это самые лучшие преподаватели. У меня такой как раз сегодня будет.

– Он, случайно, не основы фрейдизма преподает?

– Нет, всего лишь философию.

– У меня тоже есть философия, философия искусства.

Серафим взял свою кружку и немного отпил, а крошки шоколадного бисквита, что оказались в его бороде, пока он ел, упали куда-то на пол. Потом он уставился на дно кружки, словно там что-то было. Вероятнее всего разводы от кофейного осадка, от которых он не мог оторвать взгляд.

Мне часто приходилось видеть его таким, он словно отключался от реальности и погружался в свои мысли, в которых происходило нечто понятное только творческому человеку. Я учился только на первом курсе и еще мало знал об этом, но это состояние явно чем-то было похоже на сон.

Прекращалось оно так же внезапно, и через несколько минут серые глаза Серафима вновь наполнились осознанностью, он поднялся с пола и отправился в ванную, а я остался на балконе и решил узнать, сколько осталось до занятий. Я засунул руку в карман и понял, что телефон остался в куртке, которая висела в прихожей. Пришлось встать и отправиться туда, но как только я покинул балкон, мой взгляд наткнулся на мольберт. На нем был холст, картина явно была только начата, еле заметные штрихи переплетались, образуя нечто напоминающее орнамент. Что-то он мне напоминал, но я не мог вспомнить, что именно.

Пытаясь забыть об этих мыслях, я пошел дальше, мимо еще двух мольбертов, холсты на которых были чисты. Я прошел мимо ванной, дверь которой была открыта, свет горел, но Серафима там уже не было. Я обнаружил его на кухне, когда доставал телефон из своего кармана. Он стоял у холодильника и смотрел в окно.

– Я могу у тебя побыть еще полчаса? – спросил я, уставившись на экран телефона.

– Конечно, только разбуди, когда будешь уходить, – сказал он.

Даже кофе не смог помочь, ему надо было немного поспать, и Серафим решил разместиться в спальне своей сестры, куда ему вообще нельзя было заходить. Он открыл дверь, которая почти всегда была закрыта, когда я приходил. Серафим сделал еще несколько шагов и упал на кровать. Мне же стало интересно, как выглядит единственное не белое помещение в квартире. Я заметил, что стены внутри другие, как только Серафим открыл дверь.

– А здесь всегда было так? – спросил я у него, когда заглянул внутрь.

Казалось, что эта комната вообще никаким образом не относилась к этой квартире. Ее стены были оклеены светло-желтыми обоями, потолок почему-то казался ниже, и даже запах был другим.

– Сам не знаю, что изменилось в этой комнате, – пробормотал Серафим, лежа на животе.

На нем все еще были только оранжевые трусы, и он лежал в них на коричневом покрывале, которое до его падения на кровать явно было идеально расправлено. Я прошел внутрь, решив воспользоваться моментом, чтобы осмотреться. Во всей квартире не было столько мебели, сколько в этой комнате. Сложно было представить, как туда влезли все эти полки. Там был даже туалетный столик с выдвижными ящиками с обеих сторон.

– Ладно, пойду допью кофе, – тихо произнес я и отправился обратно на балкон.

Когда я оказался в спальне Серафима, я в первую очередь посмотрел на кровать, которая была небрежно застелена старым бежевым покрывалом. На нем я заметил пятна краски и зачем-то подошел ближе. Не знаю, стоило ли удивляться тому, что матраса на кровати вообще не оказалось, а покрывало стало картиной, на которой был изображен целый подводный мир. То, что мне сначала показалось пятнами, на самом деле было рыбами, а в центре композиции плыла подводная лодка, формой напоминающая кита. Я потянул покрывало за один край, складки немного расправились, и мне удалось увидеть больше, увидеть на горизонте за лодкой город.

– Что же стало с матрасом? – подумал я и отправился на балкон.

То, что осталось в моей кружке, успело остыть, и у меня еще была целая половина пирожного, которое я медленно доел, разместившись на полу. А потом встал и уставился в окно, за которым был двор.

Серафим в детстве часто рисовал деревья, которые стали выше, сейчас же он потерял к ним интерес, но не ко мне. Хоть я и успел измениться, Серафим все равно иногда просил меня попозировать, но не один мой портрет так и не был завершен, а узнавался на них только мой крупный нос и зеленые глаза. На остальное у него словно не хватало терпения.

Я снова посмотрел на экран телефона, чтобы проверить время, до занятий оставалось менее двадцати минут. Постоял еще немного у окна и пошел будить Серафима, который поднялся с кровати без труда, но словно продолжал спать, пока мы шли до входной двери.

– Еще увидимся, – сказал я, оказавшись за порогом.

– Еще увидимся, – произнес сонным голосом Серафим, захлопнув за мной дверь.

Он отправился обратно в комнату сестры, где продолжил спать, а мне предстояло немного пройтись. И когда я оказался на улице, сразу почувствовал, что стало теплее, но было также ветрено. Я повесил рюкзак на плечо и пошел дальше. Мой университет находился в двух кварталах, и больше всего мне хотелось, чтобы мне не пришло сообщение об отмене занятий, когда я окажусь на его пороге.

Город, пока я был у Серафима, успел окончательно проснуться, заработали кафе и магазины. Я прошел мимо очередного светофора и повернул к дороге, которая должна была привести меня туда, куда следовало. С одной стороны была футбольная площадка, с другой уже начиналось здание университета, под деревьями стояли старые деревянные скамейки, а рядом с ними бродили стаи голубей.

Внезапно сзади меня пролетел мяч, который спугнул нескольких птиц, они поспешили разлететься в разные стороны. Мне было слышно, как воздух сотрясался от взмахов крыльев, и через секунду прямо передо мной пролетел белый голубь, который не мог не привлечь мое внимание. Он был полностью белым, белоснежно-белым, я уставился сначала на его крылья, а потом внезапно пересекся взглядом с парнем, который направлялся в противоположную сторону.

Он был ниже меня с черными кудрявыми волосами и светлыми глазами. Я не смог понять, какого они были цвета. Кожа его тоже была светлой, на ее фоне выделялись аккуратные брови и небольшие губы. Мы прошли мимо друг друга, впереди показался вход в университет, и у меня возникло странное чувство. Мне показалось, что я его уже где-то встречал, и я обернулся, но его уже нигде не было видно.

Через несколько минут, когда началась философия, я уже забыл о нем, погрузившись в лекцию, посвященную Аристотелю. Я сидел у окна, положив голову на руки, а у доски стоял один из самых странных преподавателей нашей кафедры, профессор Бродерик Рикко. Ему было за пятьдесят, а одевался он в основном в джинсы и футболки. На этот раз он был полностью в черном. Его волосы раньше были огненно-рыжими, как и борода, в которой сохранились яркие участки.

Он нарисовал на доске четвертый круг, который обозначал цель в учении о четырех причинах.

– У всего есть своя частная цель, а высшей целью является благо, – продолжил он, поправляя свои очки.

Я заметил, что он постоянно смотрел на циферблат своих часов, словно кого-то ждал, словно кто-то должен был прийти. Потом я обратил внимание на сами часы, в которых не было ничего необычного, и на браслет, который иногда выглядывал из-под них. Он был похож на толстый красный шнурок, и на нем висели бусины. Я немного отвлекся, продолжая смотреть на его руку, и вспомнил подробности сна, который видел этой ночью. Я вспомнил то, как оказался в той комнате, как открыл глаза и увидел окно, за которым был туман, что был таким густым, что за ним почти ничего не было видно. Сигарета же уже была в моей руке и горела, от нее тонкой волной струился дым.

Я с нетерпением ждал, когда у меня начнется курс, посвященный Фрейду, чтобы попытаться понять суть своих сновидений. Многие из них были странными, некоторые я вообще не мог долгое время выкинуть из головы, но все равно записывал их в толстый черный блокнот, который хранился в нижнем ящике стола. Если бы кто-нибудь нашел его и прочитал хотя бы пару страниц, у него бы точно сложилось впечатление, что это были записи какого-то ненормального. Но я и был немного ненормальным, но не в том плане, который сразу приходил в голову.

С психикой у меня было все в порядке, правда, мозгоправа мне пару раз все-таки пришлось посетить, когда умер мой дед. Вот только толком он со мной не общался, просто попросил пройти несколько тестов, задал несколько вопросов и поставил подпись под тем, что я был вменяем. Я был вменяем, и у меня была легкая депрессия из-за потери родственника. И хорошо, что к тому моменту до моего совершеннолетия оставалось всего два месяца, это меня спасло от приюта, но не от бумажных проблем, которые начались потом и продолжались и по сей день.

Ничего и не смогло спасти от того, что лекцию по политологии перенесли на вечер, и от того, что погода испортилась. Начался дождь, ветер усилился, вода хлестала сплошным потоком, и до остановки я добрался, вымокнув до нитки. Потом еще почти всю дорогу в трамвае пришлось стоять с такими же промокшими неудачниками, которые не поинтересовались прогнозом погоды и не захватили зонт. У меня же зонта вообще не было, и я добрался до остановки, когда дождь все еще продолжался. Я постоял немного под навесом и неторопливо проследовал к общежитию, мне уже было все равно, что лило. Я был таким мокрым, что уже не было смысла прятаться, стараясь не попасть под дождь.

Когда я оказался в своем скромном жилище, то в первую очередь начал снимать с себя всю одежду, которая потом висела всюду и сохла. Следом я поставил телефон на зарядку и отправился в ванную. Там я открыл кран и убедился, что была горячая вода, и уже потом залез в ванную, чтобы принять горячий душ.

Было так хорошо – просто стоять под потоком теплых капель после долгого дня, который наконец-то подошел к концу. Мне удалось немного расслабиться, но было бы еще лучше, если бы я по дороге домой зашел в какой-нибудь магазин, чтобы купить немного еды. Я вылез из ванной, вытерся и накинул на себя халат, который висел рядом с полотенцем, после чего отправился в комнату, где упал на кровать и только через некоторое время залез под одеяло и окончательно погрузился в сон.

В странный сон, который только казался сном, но и явью это не было. Это скорее был мой личный внутренний мир, где я мог делать, все что хотел. И не только я, мой дед продолжал жить в этом мире. И каждый раз, когда я засыпал, я оказывался в доме своего деда, на кухне, где пахло деревом и специями.

– Привет, как прошел день? – спросил меня дед, сидя за старым дубовым столом с кружкой чая в руках.

– Неплохо, но могло быть и лучше, – ответил я, присаживаясь за стол.

– Чай будешь?

– Не откажусь.

Рядом со мной уже стояла белая кружка, а в центре стола находился чайник, который поднялся в воздух, подлетел к ней, наполнил и вернулся в окружение вазочек с конфетами, печеньями и другими сладостями. При жизни моему деду всего этого нельзя было, у него был диабет, поэтому в мире моего сна он поглощал их в немереных количествах.

– Я сегодня был у Серафима, – продолжил я. – Он нарисовал натюрморт из планет какой-то специальной краской, и еще он теперь спит в палатке на балконе.

– Потому что променял кровать на очередной мольберт? – произнес дед и отпил немного из своей кружки.

– Нет, кровать все еще на месте, а вот с матрасом что-то произошло.

– Изрисовал во всех смыслах этого слова.

– Ну, плед точно изрисовал, но получилось очень неплохо.

– В этом я не сомневаюсь. А пейзажи он все еще пишет?

– На холстах ничего такого не видел. Думаю, он сейчас в очередном творческом поиске, – предположил я и потянулся к овсяному печенью.

Послышались торопливые шаги, и моя нога почувствовала, как о нее потерся кот. Это был Апельсин, огромный рыжий кот дедушки, он предпочел умереть вместе с ним и тоже стал обитателем этого сна. Они оба однажды просто заснули и не проснулись, оставив меня совсем одного в реальном мире. Они и перестали стареть с тех пор, у деда перестало прибавляться седых волос, а Апельсин оставался весьма энергичным представителем кошачьих.

Впервые я обнаружил, что являюсь хозяином собственных снов, когда впервые лег спать в общежитии. Я думал, что вообще не смогу заснуть, но в итоге погрузился в сон, в котором внезапно оказался на кухне, где мы с дедом часто проводили время. Все казалось слишком реальным, но этого не могло быть, я помнил, что должен был лежать на старой скрипучей кровати, но почему-то находился дома. Сначала было темно, но потом зажегся свет, а мои ступни почувствовали лапы кота, который имел привычку становиться на ноги. Я опустил взгляд вниз, и я даже не был в шоке от того, что увидел Апельсина, я просто был счастлив. Я опустился на корточки, чтобы погладить его. Он, как и всегда, был ласков и мурчал, когда мои пальцы теребили его уши.

– Как я понимаю, у нас гости, – послышался знакомый голос.

Я поднял взгляд и увидел своего деда, он стоял у плиты, на которой был почти готов омлет.

– Привет, ты голоден? – спросил он у меня.

– Дед? – неуверенно произнес я, поднимаясь.

– Я должен тебе кое-что рассказать, Симон, кое-что очень важное, – продолжил он.

Он разделил омлет пополам, следом две его порции сами улеглись на тарелки, которые поднялись в воздух и поспешили на стол, за которым мы с дедом разместились. Он при жизни часто его готовил, но я и представить не мог, что он все еще будет готовить его после своей кончины. Я сидел за столом, передо мной стояла тарелка, а напротив сидел дед. И я знал, что это был он, хоть и помнил все, что произошло в реальности.

– Где мы? – спросил я, продолжая изучать обстановку, которая и так была мне до боли знакома.

– Это место только выглядит, как наша кухня, – начал дед.

– Но не может же быть еще одного такого дома, ты же сам его построил? – произнес я, начиная переживать.

– Может, здесь все может быть.

– Это же все реально? – перебил я.

– Нет, на самом деле ты сейчас спишь, а это твой сон, – продолжил дед.

– Но все так реально? Я даже чувствую запахи, – сказал я, уставившись на омлет.

– В реальности посуда тоже может летать? – спросил он у меня, когда перед нами приземлились две чашки. – В каком-то смысле мы сейчас в твоей голове, в твоем сознании.

– Мое сознание – наш дом? – удивился я.

– Это только часть его. И так вышло, что я остался в нем.

И мы оба замолкли на пару минут, не зная, как продолжить этот странный разговор. Я помнил, как обнаружил его мертвым в собственной пастели, дед тоже понимал, что мертв. Он выглядел точно так же, как и в последний день своей жизни. На нем была даже та же одежда – черные брюки и тонкий серый свитер. У него были такие же зеленые глаза, как и у меня, а если бы он не подстригся коротко, было бы заметно, что у него тоже вились волосы. Мы были похожи, особенно крупными носами.

Я снова уставился в тарелку, омлет никуда не исчез, от него шли струйки горячего пара. Мне не хватало только вилки, чтобы начать его есть, и внезапно вилка сама прилетела и приземлилась прямо у моей руки. Я взял ее, вообще не понимая, что испытываю, что вообще делаю. Я, ни о чем не думая, начал есть, и дед тоже.

– Он такой же, как и в реальности, – сказал я, почти прожевав первый кусок.

– Рад это слышать, – произнес дед.

Мы продолжили есть, а когда закончили, нам пришлось продолжить наш странный разговор. Тарелки и вилки сами улетели в раковину, кран открылся, и вода сама начала мыть посуду.

– Почему все так? – спросил я, наблюдая за этим.

– Тебе передалась моя способность, я тоже мог скитаться по снам, – объяснил дед.

– Так это все-таки сон?

– Не совсем, обычно люди не могут управлять своими снами, а мы можем. Точнее в данный момент можешь только ты.

– Но я все равно не понимаю, как это.

– В реальности ты – обычный человек, но здесь ты можешь все, – продолжил дед. – Ты ведь и раньше управлял снами, просто ты этого не осознавал.

И первое, что мне пришло в голову после этих слов, был мой детский сон, который часто повторялся. В нем я мог летать, я и летал среди звезд, а потом падал в озеро или море. Все было таким искаженным, что сложно было понять, что именно это было, но я точно не задыхался под водой. Я мог дышать и спокойно плавать, хотя до восьми лет вообще не умел.

– Но ведь мне и снится то, что я сразу забываю? – вспомнил я.

– Обычные сны ты тоже можешь видеть, они нужны таким, как мы, чтобы восполнять силы.

– То есть, я могу здесь устать?

– Можешь, но не физически. Это ощущение больше похоже на головную боль, но до нее лучше не доводить. И сейчас тебе лучше погрузиться в обычный сон.

– Но я не хочу.

– Мы с тобой еще увидимся, и я тебе все объясню подробнее.

– И как мне это сделать? – спросил я.

– Просто закрой глаза и начни про себя считать овец, – объяснил дед.

К тому моменту у меня уже начала кружиться голова, и мне пришлось послушаться. Я все также сидел за столом, но мои глаза были закрыты, и я считал про себя, пока не растворился, и мой дед с Апельсином не остались одни на кухне.

Следом сразу же начался другой сон, о котором я ничего не помнил на утро, но вкус того омлета я не мог забыть и деда с котом тоже. И когда я ночью лег спать, я снова оказался на кухне, как и в тот раз. Дед, как и обещал, объяснил мне все, и как оказалось, такая особенность была у всех мужчин в нашей семье.

Мы могли управлять всем тем, что происходило в наших осознанных снах. И не только, мы также могли посещать сны других людей, но нам нельзя было в них вмешиваться, мы могли только смотреть за происходящим. И еще нам нельзя было ничего из них забирать, хоть мы и могли трогать все то, что в них находилось.

Глава 2

Доброе утро, дневник. Несколько дней я не вел записей, потому что мне почти ничего не снилось, а если и снилось, я этого не запоминал. Но этот сон не только запомнился, еще он заставил меня проснуться, когда на улице только начинало светать. Пугающим он не был, скорее странным. В нем я шел по лесу, кажется, была весна. Было светло, тепло, не хватало только птичьего пения и других лесных звуков. Внезапно я понял, что иду не один, что кто-то шел рядом. Кто-то чуть ниже меня.

Рассмотреть его мешала пелена, которая часто появлялась в моих неосознанных снах. Она словно обволакивала людей, мебель и другие предметы, не давая рассмотреть их более детально. Но это точно был парень с черными волосами и бледной кожей. Я не смотрел на него, продолжая идти. Мне не было страшно, мне вообще было все равно, кто это был. А вот к тому, что со временем деревья стали казаться меньше, я не мог быть равнодушным. Я и мой плохо видимый спутник точно оставались прежнего размера, а лес, окружающий нас, словно стремительно рос в обратную сторону. Казалось, что время перематывалось назад, а мы продолжали идти куда-то дальше. Мой спутник молчал, я тоже. Я вообще редко говорил в таких снах, в основном только слышал.

– Ты должен рассказать ему обо всем, – внезапно прозвучал незнакомый голос.

Он заставил меня остановиться и осмотреться, чтобы отыскать его обладателя, а спутника я потерял из виду. И пока мой взгляд не наткнулся на мужчину лет пятидесяти, я заметил, что деревья перестали уменьшаться. Некоторые сосны были чуть выше меня, некоторые – чуть ниже, встречались и совсем маленькие, не достающие до моего колена.

– Он должен знать правду, – продолжил мужчина, когда мы встретились взглядами.

Он как-то неожиданно оказался в двух метрах от меня, и на нем была ковбойская шляпа, которую дополняла бежевая вельветовая рубашка и темные джинсы. Видел я его впервые, но он мне кого-то напоминал, что-то в нем было знакомое. Я просто стоял и смотрел на него, не зная, что сказать в ответ.

– Он должен знать правду, – повторил мужчина. – Ты должен рассказать ему.

Я услышал шелест в нескольких метрах, и через несколько секунд к незнакомцу в шляпе подбежал доберман. Собака явно принадлежала ему, он словно вышел выгулять ее. Но она не была мне интересна, хоть я и мог разглядеть даже ее черный ошейник на фоне темной шкуры.

А вот спутник, который шел со мной, как оказалось, никуда не исчез, он был рядом и все также был прикрыт пеленой. Он был в нескольких метрах от нас, стоял среди деревьев, я заметил его краем глаза.

– Ты должен рассказать ему, – настаивал мужчина.

А я все так же не отвечал, не понимая, о чем он говорил. Кому рассказать? Кто должен знать? Что должен знать? Какую правду?

После того, как я задумался над этим, мне показалось, что на меня кто-то пристально смотрел. И это чувство не подвело, на меня уставился мой спутник, с которого спала пелена, и я смог увидеть его лицо, его добрые крупные глаза, лицо, которое сохранило некоторые детские черты. Я его знал в реальной жизни, где-то мы определенно встречались, но я не мог вспомнить. Внезапно собака залаяла, и сон прекратился.

Через несколько секунд после пробуждения я приоткрыл глаза, в комнате было темно, но сквозь занавеску начал пробиваться солнечный свет. Я перевернулся на живот и надеялся, что смогу заснуть, но просто пролежал с закрытыми глазами какое-то время и все-таки встал. Лицо того парня осталось в моих мыслях и продолжало не давать мне покоя, пока я не отправился в ванную.

Там, стоя под душем, я начал вспоминать, правда, я не сразу понял, что именно, но фрагменты памяти навязчиво представали перед моими глазами. То, что я долгие годы хотел забыть, снова возвращалось кошмаром наяву. Это были воспоминания о смерти моих родителей, мне тогда было всего пять, я сидел у деда на руках.

Чтобы успокоиться, я сделал воду холоднее и еще немного постоял под напором, но еще больше меня отвлекли мысли об экзаменах, до которых оставалось менее двух недель. Надо было готовиться, и с полотенцем на шее я сел за стол, на котором лежали тетради. Всего их было восемь, восемь одинаковых тонких тетрадей, исписанных неразборчивым почерком, с непонятными рисунками на полях. Они были не подписаны, я взял первую попавшуюся и открыл.

– Значит, начну с политологии, – подумал я, прочитав название первой лекции.

Я вообще не понимал, зачем мне нужны все эти определения и понятия, но продолжал читать то, что было на страницах. Где-то абзацы прерывались, материала явно не хватало, что было ожидаемо. У меня просто не хватало терпения на эти лекции, мне не хватило терпения и дочитать три страницы до конца, я почти ничего не мог понять и взял другую тетрадь. В ней оказался лист, сложенный в три раза, в нем был перечень вопросов, которые должны быть на экзамене, и было их много. Я бегло пробежался по всему списку и положил тетрадь обратно, понимая, что у меня просто не хватит терпения приступить к подготовке.

Я просто не мог сидеть на месте, на меня словно давили стены, хотелось куда-нибудь убежать, что я и сделал. Я натянул на себя джинсы и толстовку и поспешил покинуть комнату. Я был немного голоден, но не чувствовал этого, было воскресенье, не было и семи, и магазины были еще закрыты. Я не сразу обнаружил, что телефон и деньги остались в других штанах. Но, главное, что у меня были ключи, и я просто продолжал идти, не замечая ничего, что происходило вокруг. А ничего и не происходило, людей было мало, было тихо, слишком тихо.

Прошло какое-то время, и я остановился у набережной, я и сам не понял, как оказался там, я не помнил, как я шел. Мои ноги просто принесли меня именно туда, где я когда-то гулял вместе с дедом. Мы с ним могли часами просто идти вдоль нее, наблюдая за чайками и рыбаками, иногда я брал с собой кусок булки, чтобы покормить уток.

А сразу после набережной начинался парк, где можно было немного покататься на качелях. И качели там все еще остались, когда я оказался у ворот, я их сразу же заметил. Это была примитивная конструкция из труб и цепей, которую перекрашивали множество раз. Они находились на детской площадке, которая уже казалась не такой красочной, как в те дни, когда я был еще ребенком.

Не знаю зачем, но я продолжил идти знакомым мне с детства путем, остановился и у качелей, из которых уже давно вырос. Заметил, что их ремонтировали, сиденье явно было другим, прежнее было деревянным, теперь же к двум цепям был прикреплен кусок черного пластика.

Я вспомнил, как когда-то упал с них, и прежнее деревянное сиденье ударило меня по голове. Деда в тот момент рядом не оказалось, он отошел к фонтану, у которого продавали мороженное. А когда он вернулся, обнаружил меня сидящего на земле и держащегося за то самое сиденье. Он не понял, что произошло. Все же было в порядке, ударился я не сильно, а когда увидел в его руках мороженное, вообще обо всем забыл.

Я еще немного постоял у площадки и пошел дальше, к фонтану, который еще не работал. Выглядел он совсем просто, как большой круглый каменный резервуар, а по его периметру внутри тянулась система из множества трубок. Я подошел ближе, чтобы посмотреть на нее. Не знаю почему, но это бессмысленное занятие меня успокаивало. И наконец-то мне удалось окончательно прийти в себя, беспокойства, которое вызвал сон, а потом только усилили воспоминания и учеба, больше не было. И я решил завершить знакомый мне путь, я отправился дальше, покинул парк и пошел по улице, которая привела меня к торговому центру.

Его построили лет пять назад, это было просто огромное прямоугольное здание с парковкой у входа, а раньше на его месте был стихийный рынок, барахолка, где было на что посмотреть. И касалось это не только художников, которые продавали там свои картины. Было много интересных старых вещей. Только немного повзрослев, я понял, что люди так зарабатывали на вещах, которые делали сами или которые им стали не нужны. Дед покупал там книги, старые толстые книги с пожелтевшими страницами, и все читал и перечитывал, и продолжил перечитывать, когда оказался в мире моего сна. А когда я учился в школе, мы не смогли пройти мимо коробки с единственным котенком, который потом поселился в нашем доме.

Мне не хватало этого уютного шумного места, для меня то, что его не стало, было шоком. Настоящим ударом, столько хороших воспоминаний оно мне подарило, и вдруг оно исчезло вместе с приличным куском моего детства.

Я полазил по карманам, надеясь найти хоть немного мелочи, но того, что в них оказалось, могло хватить только на пакет. Я посмотрел на три монеты, положил их обратно и отправился дальше. Я пошел к дому, в который не мог войти, в нем я жил вместе со своей семьей. После смерти деда это двухэтажное строение должно было достаться мне, но возникла какая-то проблема с бумагами, и теперь я мог только смотреть на деревянный забор, калитку и окна, за которыми продолжала пылиться старая мебель.

Когда дед построил его, меня еще и на этом свете не было, но мои родители уже точно были знакомы. Отец помогал, подключив к процессу своих университетских друзей, которым повезло больше чем ему и моей матери, которая погибла вместе с ним. Подробности я узнал, когда учился в школе, их самолет разбился. А где и при каких обстоятельствах я не стал спрашивать, мне и этого знать было достаточно.

Я подошел немного ближе и посмотрел на небольшой сад, который раскинулся рядом с домом. Когда-то под деревьями у дорожек росли цветы, за которыми ухаживала бабушка, дома растения тоже были, но после ее смерти мы с дедом не смогли сохранить ни один фикус. И в итоге у нас остались только горшки с землей, из которой торчали сухие ветки. Я иногда жалел, что бабушка не осталась, как дед, в мире, в который я погружался, засыпая каждую ночь. Хотя дед мне признался, что не был бы рад, если бы она узнала правду о том, на что он был способен.

Этот секрет предстояло хранить и мне, и я уже начинал понимать, что будет совсем не просто. Мне не с кем было поговорить об этом, кроме деда, что немного угнетало. Начал угнетать меня и голод, который внезапно напомнил о себе. И мне пришлось вернуться, проделав такой же долгий путь назад. Я на минуту зашел в свою комнату, взял кошелек и поторопился в ближайший магазин. Вернулся быстро с целым запасом еды.

Столько всего я себе покупал редко, пакет был тяжелым, и на самом верху лежала упаковка конфет. Я взял ее просто так, заметив, что там были разные начинки. Я не так сильно любил сладкое, как мой дед, поэтому ничего похожего в пакете больше не было. Зато были фрукты, овощи, большая бутылка обычной воды, сыр, йогурт, хлеб, сок и нож, который уже давно надо было приобрести. Я и купил, самый простой с деревянной рукояткой, он разместился на полке вместе с остальными приборами, когда я закончил с приготовлением бутербродов.

Их было три, на квадратных кусках хлеба лежали почти такого же размера ломтики сыра, а на них – кусочки огурцов. И это был мой самый приличный обед за последние несколько месяцев. В общежитии приготовить что-либо вообще было сложно, студентов обычно спасала столовая, но так вышло, что мой университет находился слишком далеко. Да и та еда мне не особо нравилась, в меню было слишком много картофеля.

Я рухнул на кровать вместе с тарелкой и съел два бутерброда, после чего снова приступил к лекциям. За столом сидеть мне не нравилось, и я разместился на полу у кровати. Первым экзаменом у меня стояла социология, но я читал все, что было в тетрадях. К тому моменту, когда в комнате стало слишком темно, оставалась последняя тетрадь по политологии. Я поднялся с пола, чтобы включить свет, потом съел последний бутерброд и лег на кровать. Голова моя гудела от всего того количества информации, что пришлось вспомнить, и почему-то хотелось спать. А тем временем за окном где-то на горизонте только начал краснеть закат.

– Что же со мной такое? – спросил я у себя, уставившись в потолок.

Мне было лень подниматься с кровати, я дотянулся до стула, чтобы положить на него стопку тетрадей и пустую тарелку. Потом я стянул с себя одежду, которая тут же упала на пол, и забрался под одеяло. Я так устал, хоть толком и ничего не делал, а просто сидел и читал. Я погрузился в сон даже несмотря на то, что свет был включен. Я почувствовал, что медленно куда-то падаю, всей кожей почувствовал прохладу ветра и очутился на кухне.

– Привет, Апельсин, – произнес я, заметив кота, спящего на стуле.

Его правое ухо немного дернулось, после чего он издал протяженный звук, отчасти похожий на мурчание. Было видно, как он выдохнул, как сжались его ребра. А я сел на соседний стул, продолжая смотреть на него, деда не было, но я знал, что он появится. Так и вышло.

– Привет, – сказал он, увидев меня.

– Привет, – произнес я, после того, как услышал его голос.

– Поражаюсь ему, он даже во сне спит, – продолжил дед, заметив, что я смотрел на Апельсина.

– Он же кот, хотя да, это все сон.

– Как дела в реальном мире?

– У меня скоро экзамены, и я уже вовсю готовлюсь.

– Понятно, – произнес дед, присаживаясь напротив.

Как только он приземлился на старый дубовый стул, за его спиной открылись верхние шкафчики. За их дверцами хранился безграничный запас сладостей, все было разложено по вазочкам, которые поднялись в воздух и через пару секунд приземлились на столе. И примерно в это же время включилась конфорка, на которой стоял чайник. Не успел он и закипеть, как рядом с плитой оказался небольшой заварочный чайник, крышка которого взлетела, и внутрь посыпались листья черного чая.

Мне приходилось наблюдать подобное почти каждый свой сон, и это никогда не надоедало. Вот только к сладкому я был достаточно холоден, но не в этот раз, моя рука сама потянулась к конфетам, в то время как крышка заварочного ящика продолжала парить в воздухе, ожидая, когда вода закипит.

– Что-то тебя на сладкое потянуло, – заметил дед.

– Сам не понимаю почему, – признался я, разворачивая конфету.

До моих ушей донесся звук кипящей воды, и я поднял взгляд как раз в тот момент, как огонь погас, и чайник поднялся в воздух. Заварник начал наполняться кипятком, запахло чаем. Крышка опустилась, прозвучал тихий звон, и открылись дверцы еще одного шкафчика. Из него вылетели две чашки, они приземлились на столе вместе с заварным чайником и двумя ложками.

– Кстати, – вспомнил я. – Мне тут кое-что покоя не дает.

– Что же?

– В общем, я у университета парня видел, и сегодня он мне приснился. Кажется, я его раньше уже встречал.

– Ты же мне сам говорил, что людям снятся только те, кого они видели?

– Да, но мне хотелось бы вспомнить, где я его раньше встречал, – объяснил я.

– А он, случайно, не один из друзей Серафима? – сказал дед, глядя, как его чашка наполнялась заваркой.

– Нет, его друзей я хорошо помню.

– Значит, друг друзей.

– У Серафима их мало.

– А может быть такое, что он просто учится с тобой под одной крышей, и вы пересекались несколько раз, но ты забыл? – предположил дед.

– А вот это уже звучит правдоподобно, – согласился я и потянулся за еще одной конфетой.

Моя чашка наполнилась чаем, я сразу же отхлебнул немного и отправил конфету в рот целиком, а фантик, который от нее остался, мгновенно рассыпался в мерцающую пыль золотистого цвета, каким он и был.

– Хорошо, что от всего этого здесь не может быть кариеса, – произнес я, глядя на стол.

– И не только кариеса, – добавил дед. – Я, когда понял, что могу спокойно есть все это, был более чем рад.

– И не надоело тебе сладкое есть?

– Нет, это мой персональный рай, и из еды здесь не только сладкое.

– А я буду скоро скучать по супу, – признался я.

– Если хочешь, могу приготовить, – предложил дед.

– Спасибо, не надо, я бы предпочел съесть его в реальности, где могу себе приготовить только бутерброды.

– А в реальности ты такой же? В смысле тощий.

– Да, я не отличаюсь от себя реального, даже одежда та же, и пятна на ней, – ответил я.

– Была бы здесь твоя бабушка, она бы уже все, что сейчас на тебе надето, отправила бы в стирку.

– И я бы сидел здесь в рубашке времен вашей молодости, – добавил я.

– И мы бы ни один раз услышали от нее то, как ты на меня похож.

– Жаль, что она не смогла так застрять в моей голове, как ты.

– А мне кажется, хорошо, что она вообще не знала обо всем этом.

– Думаешь, для нее это было бы ударом?

– Сложно сказать, но ей бы точно понравилось то, что порядок здесь наводится сам, – предположил дед.

– И еще здесь не надо поливать ее растения, – добавил я.

– К тому же они здесь целы и вечны, – сказал дед и уставился на подоконник, который находился за моей спиной.

Он был заставлен горшками с фиалками, которые постоянно цвели, а сбоку стояла небольшая голубая лейка.

– Возможно, часть ее здесь все же есть, – продолжил дед и отхлебнул немного чая.

Свою бабушку я помнил хорошо, она умерла, когда мне было тринадцать, и она была полной противоположностью моего деда. Она была миниатюрной старушкой с аккуратной прической, в которой переплетались черные и седые пряди. Ее звали Вита, и она была доктором филологических наук, который привил моему деду-инженеру любовь к чтению. Она была строгой и очень пунктуальной, словно жила по графику, расписанному по часам, который никак нельзя было нарушать, что мы с дедом часто делали, опаздывая к обеду или задерживаясь в магазине. Она, конечно, не злилась из-за этого, просто делала вид, что была недовольна.

– В каком же она была бы ужасе, если бы знала, что произошло со всеми ее растениями, – произнес я, заметив, куда смотрел дед.

– Или просто ее растения решили присоединиться к ней.

– Тоже может быть, – согласился я. – Апельсин же отправился за тобой.

– Кажется, ты сейчас проснешься? – произнес дед, заметив, что мое тело стало немного прозрачным.

Я и проснулся после того, как взглянул на свою руку, которая словно таяла или испарялась. На кухне перед дедом я и испарился, а в реальности просто открыл глаза. Не знаю, почему я проснулся, было тихо, да и других раздражителей не наблюдалось. И только свет продолжал гореть, хотя к нему мое зрение сразу же привыкло. За окном было темно, а на часах был почти час, я поспал совсем недолго.

Я продолжал чувствовать странную слабость, к тому же голова немного трещала. Я поднялся, чтобы выключить свет, хотел попробовать снова погрузиться в сон, но ничего не вышло. Я просто лежал, уставившись в одну точку, пока не надоело, и я снова поднялся, но на этот раз, чтобы немного прибраться. Я помыл посуду, оставленную после своего обеда и ужина, повесил одежду в шкаф и добрался до холодильника, куда положил продукты. Зачем-то положил туда даже хлеб и в темноте наткнулся на конфеты.

Пачка была закрыта, я не заметил засечки и просто разорвал край. Сразу же мой нос почувствовал приятный сладкий запах, и я достал одну конфету. Кажется, она была зеленой, я развернул ее и отправил в рот целиком. Под тонким слоем шоколадной глазури оказалась мягкая однородная начинка с кусочками орехов. До этого момента я не ел сладкого с того дня, как был у Серафима в гостях. Я решил достать еще одну, положил пачку на полку и отправился обратно в кровать.

Уже лежа под одеялом, я съел вторую, она оказалась просто шоколадной, а синий фантик от нее упал куда-то на пол. Я жевал медленно и даже не заметил, что голова больше не болела, но заснуть все так же не получалось. Я был полон сил и решил навести порядок в ванной.

Давно надо было это сделать, особенно грязной оказалась раковина, а в ее сливе задерживалась вода. Прочистить ее было нечем, и я решил отложить это на потом и принялся собирать грязные вещи в небольшой пластиковый контейнер, вместе с которым на следующее утро отправился в прачечную, которая находилась на первом этаже.

Ночью мне так и не удалось заснуть, и чувствовал я себя немного странно, и на обычную слабость или сонливость это похоже не было. Вообще я собирался сходить к Серафиму и занять его компьютер на несколько часов или заглянуть в библиотеку, но решил ограничиться стиркой, которую вообще не планировал.

Было еще совсем рано, в прачечной кроме меня никого не было. Я занял самую крайнюю машинку, закинул в нее вещи и разместился на скамейке. В барабане вместе с водой и пеной закрутились мои вещи, их было немного. Полотенце, брюки, две толстовки и несколько пар носков.

– Надо было захватить пару тетрадей, – подумал я, понимая, что мне придется просидеть в этом небольшом помещении около двух часов.

На скамейке даже сидеть было неудобно, это была просто доска с ножками, но я каким-то образом умудрился на ней уснуть, облокотившись о стену. Мои глаза просто закрылись после нескольких минут наблюдения за барабаном стиральной машинки. И я снова оказался на кухне, где на столе продолжали стоять вазочки и кружки с еще горячим чаем. А вот Апельсина на стуле больше не было.

– Дед, – крикнул я и проследовал в соседнюю комнату, где располагалась гостиная.

– И снова привет, – невозмутимо произнес он, сидя на огромном сером диване перед телевизором.

– Что смотришь? – спросил я, разместившись рядом.

– Просто щелкаю. Кстати, что тебя разбудило?

– Я и сам не понял, что именно, но сладкого мне захотелось и в реальности. А сейчас я сплю в прачечной.

– Затеял стирку?

– Да, небольшую, – ответил я, уставившись на экран.

Телевизор я смотрел редко, его у меня вообще не было, но в моем сне он был, как и в доме моего деда. Правда, найти что-нибудь интересное было сложно, шли в основном политические передачи, старые сериалы и повторы недавних игр. Дед переключил очередной канал, и на экране появилась карта мира, а следом ведущий.

– В твоем мире одни сплошные дожди, – заметил дед, глядя на изображения небольших серых туч и капель.

– Да, целую неделю, – произнес я, найдя город на карте. – Все-таки стоит зонт купить.

– А что с моим старым? Не можешь его забрать?

– Мне же нельзя заходить в дом, – напомнил я.

– Даже на пару секунд?

– Да, даже на пару секунд, – повторил я.

– До сих пор не могу понять, что пошло не так с теми бумагами, – признался дед.

– Могу показать тебе то, что мне дали в суде.

– Я все равно ничего не пойму в этих бумагах.

– Я тоже ничего не понял, кроме того, что в дом мне нельзя заходить до следующего слушания.

– А у Серафима случайно нет юриста среди друзей? – спросил дед, снова переключив.

– Нет, в основном творческие личности, – ответил я. – Хотя у него есть старшая сестра.

– И кто она?

– Не знаю, но она точно сейчас на диете. И она его полная противоположность.

– Злая старшая сестра?

– Да, – подтвердил я.

– Ты в ее сон, случайно, не проникал?

– Точно нет, но стоит попробовать.

– Но не сегодня.

– Да, как-нибудь на днях, если получиться, – согласился я.

Дед нашел какую-то странную передачу про выживание в дикой природе, ее мы смотрели около часа, пока я не проснулся в прачечной. Меня разбудил сигнал, сообщающий, что стирка завершена, и не только стирка, но и отжим. Я вытащил влажные вещи из барабана и отправился в свою комнату, где развесил их, где только мог.

Носки и полотенце повисли в ванной на крючках вешалки, а толстовки и брюки в комнате на распахнутых дверцах шкафа. В обстановке сразу появился какой-то хаос, несмотря на то, что ночью я везде убрался.

– Привет, не подскажешь, где работает твоя сестра? – отправил я сообщение Серафиму и заглянул в холодильник.

Я не завтракал и решил сделать себе немного поесть. Порезал немного овощей, сыра и хлеба и разложил на небольшой тарелке. По сути, получились все те же бутерброды, только в разобранном виде. И съев всего пару ломтиков сыра, я поставил тарелку в холодильник и отправился за кофе к ближайшему кафе. Телефон я забыл на тумбе, а когда вернулся, то обнаружил, что мне пришло сообщение от Серафима.

– Не знаю. А тебе это зачем? – писал он.

– Мне нужна консультация юриста, – ответил я.

Наши сообщения друг другу были похожи на какой-то бред, в котором только мы и могли разобраться. Сотни диалогов, не всегда связанных по смыслу, их было больше всего в моем телефоне. Остальные сообщения были от старосты группы, приходили они обычно внезапно, и стоило мне всего на метр отойти от телефона, как пришло очередное.

Я сначала подумал, что оно было от Серафима, пока не прочитал.

– Экзамен по политологии перенесли на среду, – было в нем, что означало, что у меня оставалось всего три дня, чтобы подготовиться.

– Еще и это, – недовольно произнес я и положил телефон обратно.

Я спокойно доел то, что было в тарелке, оставленной в холодильнике, запил все это крепким кофе и в очередной раз принялся перечитывать лекции. Материала не хватало, примерно половины не хватало. Я выписал вопросы и темы, по которым мне нужна была информация, и снова написал Серафиму.

– Мне нужен твой компьютер на пару часов. Могу приехать после обеда? – набрали мои пальцы.

Оставалось дождаться ответа, я старался не нервничать, порезал себе еще немного сыра и овощей и принялся изучать вопросы к экзамену по социологии. Потом я полистал тетрадь, где были лекции по ней, и понял, что без труда смогу ее сдать.

Внезапно прозвучал сигнал, пришло сообщение от Серафима.

– Приезжай, – было в нем.

Я собрался менее чем за минуту и отправился на остановку, откуда мне предстояло в очередной раз ехать в другую часть города. Но путь оказался весьма приятным, на протяжении всей поездки людей в вагоне было мало, мне удалось занять место у окна и около получаса смотреть на город.

– Буду через пару минут, – набрал я Серафиму, когда вышел из трамвая.

В ответ ничего не пришло, и через пару минут я уже звонил в дверь.

– Привет, – произнес Серафим, распахнув дверь.

– Привет, – сказал я и вошел.

– Я тут рисую. Если не будешь мешать, пока я не закончу, можешь хоть неделю за компьютером сидеть.

– Хорошо. Только успокой меня, скажи, что это всего лишь краска.

Серафим засмеялся, повернувшись ко мне спиной. Он предпочитал рисовать практически голым, чтобы одежда не пострадала от красок, и на этот раз на нем снова были оранжевые трусы. Мне же хотелось надеяться, что они были чистыми, и, что это не те, в которых он был, когда мы виделись в последний раз.

Что касалось пятен на них, которые сразу бросились мне в глаза, я видел, что они от красок, и просто не мог не пошутить. И разноцветные кляксы были не только спереди, сзади вид был еще шикарнее.

– Я приземлился на палитру, – сказал Серафим.

– Бедная палитра.

Мы снова засмеялись и прошли дальше в его комнату, где компьютер был мастерски спрятан за двумя мольбертами. На них как раз были натянуты чистые холсты.

– Что-то они заметно чище твоих трусов, – не мог я не заметить.

– Сам попытайся ни во что не вляпаться, – предупредил Серафим.

После этих слов я посмотрел на стул, на котором местами были видны старые пятна краски, их уже не было смысла бояться. Я приземлился на него, положил рюкзак на пол и включил компьютер, на котором тоже можно было найти яркие следы. Серафим за ним сидел редко, большую часть жизни проводя за холстом.

– Кстати, твоя сестра им тоже пользуется? – спросил я, доставая из рюкзака тетради.

– Нет, у нее ноутбук, – ответил Серафим.

– Понятно.

– А зачем тебе юрист?

– Потому что мне приходится жить в общежитии почти на краю города вместо дома с видом на реку, который принадлежал моему деду, – ответил я, уставившись на экран.

– Черт, как я скучаю по этому дому.

– А я как?

– Ладно, попробую узнать у сестры, есть ли у нее какой-нибудь такой серьезный знакомый, – произнес Серафим, взяв один из карандашей.

Я начал искать информацию в интернете, а он начал что-то рисовать на мольберте за моей спиной. Начал что-то набрасывать на белой поверхности холста, мне было слышно, как грифель карандаша соприкасался с ним. Но вскоре этот шорох прекратился, и в воздухе повис запах какой-то краски, он был немного сладким и чем-то напоминал жвачку. Время пролетело незаметно, на улице успело немного стемнеть, мне оставалось найти информацию к двум вопросам, но моя голова трещала и жаждала хоть небольшого отдыха.

– Я закажу пиццу, – внезапно сообщил Серафим. – Будешь?

– Конечно, не откажусь, – ответил я. – А твоя сестра все так же на диете?

– Да, еще держится, – ответил Серафим и вышел из комнаты.

Пиццу привезли через полчаса, Серафим заказал целых четыре коробки, и незаметно рядом со мной заботливо оказалась тарелка с двумя кусками разных видов. Сырной и Маргаритой. К тому моменту я приступил к подготовке к другому экзамену, но мне было тяжело сосредоточиться после всех этих непонятных терминов.

– Спасибо, – произнес я, решив немного отдохнуть и посмотреть пару роликов с котами.

Я откинулся на спинку стула, запустив один из найденных, и откусил немного от сырной. Она была еще горячей и очень жирной, мои пальцы это почувствовали.

– Я отойду на пару минут в магазин, – предупредил Серафим, натягивая на себя клетчатую рубашку.

– Я бы на твоем месте, прежде чем надеть штаны, поменял бы сначала трусы, – сказал я, жуя.

– Как ты вовремя это сказал.

– Что? Уже надел? – спросил я, повернувшись.

– Еще нет, – произнес Серафим и подошел к своему шкафу.

Он открыл дверцу, за которой оказался весьма скромный набор одежды. Там внизу в картонной коробке хранился его запас нижнего белья, и как только он достал такие же оранжевые трусы, какие были на нем, я повернулся обратно к экрану. И чутье меня не подвело, он не собирался выходить из комнаты, чтобы переодеть их.

– Ладно, не скучай тут без меня, – сказал Серафим, закрывая шкаф.

– Как непривычно видеть тебя в одежде, – произнес я, снова обернувшись.

– Если бы я чаще был одет, возможно, Флора бы с радостью возвращалась домой, – произнес Серафим, злобно улыбаясь.

– Я так и знал, что ты не из-за красок по дому так ходишь.

– Ладно, я пошел.

Я не стал спрашивать, что ему нужно было в магазине. Я мог только предположить, что это могла быть новая кисть или очередная палитра. Но я и представить не мог, что он вернется через десять минут с шестью бутылками пива.

– Я надеюсь, ты уже закончил? – спросил он, поставив рядом с опустевшей тарелкой открытую бутылку темного пива.

– Да, я закончил, – подтвердил я, оторвав взгляд от очередного ролика с котами. – Спасибо, только мне уже скоро надо будет ехать в общежитие.

– Оставайся на ночь. У тебя же не завтра экзамен? Тем более Флора сегодня ночует у подруги, – продолжил Серафим, стягивая с себя штаны.

– Да без проблем, – согласился я и наклонился к своему рюкзаку, чтобы положить в него тетради. – Вот черт!

– Все-таки вляпался? – произнес Серафим и отхлебнул немного пива.

– Не я, а вот рюкзаку не повезло, – сказал я, застегивая молнию.

– Хочешь посмотреть, что у меня вышло?

– Конечно, – произнес я, встал, взял бутылку и подошел к холсту. – Шутишь?

– Нет, – протянул Серафим.

Как оказалось, все это время он рисовал меня, сидящего за компьютером. В центре холста был мой затылок с вьющейся копной волос, мои плечи и шея. Я смотрел на монитор, а рядом со мной лежали тетради и листы.

– А на втором ты будешь смотреть видео с котами и есть пиццу, – сообщил Серафим.

И я посмотрел на второй холст, на котором он уже успел набросать карандашом похожий эскиз. Только я уже сидел немного дальше от экрана и держал тарелку с пиццей в руках.

– Модели же должны платить за такое, – напомнил я.

– А я тебя буду звать ночевать, когда сестры не будет дома.

– Тогда рисуй, сколько хочешь.

Мы еще немного посмотрели на его творения и перебрались в гостиную вместе с пиццей и пивом. Там мы устроились на полу у журнального столика и включили телевизор, Серафим пощелкал по каналам и нашел старый фильм про потерявшихся домашних животных. Кажется, я его видел в детстве, и Серафим тоже, в нем были две собаки и одна сиамская кошка, а их владельцами были братья и сестра.

– У твоего деда же был кот? – вспомнил Серафим.

– Да, Апельсин, – подтвердил я. – Он умер с ним в один день.

– Вспомнил, рыжим был.

– Да.

Мы продолжили пить пиво и есть пиццу, и вскоре все шесть бутылок опустело, а пицца в нас уже не лезла. Мы еще были в здравом уме, но под каким-то предлогом я тоже оказался в одних трусах. И, кажется, я позировал, после чего мы еще что-то выпили. И еще через какое-то время я заснул и снова оказался на кухне.

– Дед, я вернулся, – произнес я.

– И снова привет, – послышалось из гостиной.

– Угадай, где я заснул на этот раз, – произнес я, следуя на его голос.

– Ну, удиви.

– В общем, я сейчас у Серафима, и мы по ходу напились.

– Неплохо ты так к экзаменам готовишься, а угадай, что я смотрел, – продолжил дед, сидя у телевизора.

– Только не говори, что тот старый фильм, который я пересматривал сотни раз? – сказал я, присаживаясь рядом.

– Да, про двух собак и надменную кошку, – подтвердил дед.

– Мы тоже его смотрели.

– Ты хочешь сказать, что два студента пили и смотрели старый детский фильм?

– И ели пиццу, – добавил я.

– Жаль, что ее нельзя сюда заказать.

– Точно нельзя?

– Ну, попробуй, это все-таки твой мир, – сказал дед и выключил телевизор.

– Хорошо, – произнес я и расслабился.

И через несколько секунда в дверь позвонили.

– Надо было раньше так попробовать, – произнес я, поднимаясь с дивана.

Мой мир не ограничивался только самим домом, из него можно было выйти, погулять по саду или сходить куда-нибудь в город. Я поспешил открыть дверь, за которой находилось крыльцо. Курьера не было, в воздухе просто висели две коробки пиццы, чей запах я сразу же почувствовал.

– Получилось, – крикнул я деду.

– Тогда неси ее сюда, – послышалось в ответ.

Я взял обе коробки и поспешил назад, чувствуя через картон, что они еще были очень горячими. В верхнюю я заглянул, когда еще шел по коридору, она оказалась сырной. А когда я положил обе коробки на журнальный столик у дивана, почувствовал, что кто-то совсем рядом видел сон, и в моей руке появилась красная нить.

– Давно ты в чужом сне не был, – напомнил дед.

– Может, сходить? Хотя я, кажется, догадываюсь, кому он принадлежит.

– В какой именно? – спросил дед, заметив, что в моей руке появились еще три нити.

– Хочешь со мной?

– Нет, я хочу пиццу, – сказал дед и открыл коробку. – Сырная, прекрасно. Определенно я все больше рад, что остался в твоем сне.

– Ладно, тогда я пошел, – произнес я, наугад вытянув одну из нитей. И больше всего мне хотелось, чтобы этот сон не принадлежал Серафиму.

– Только не забывай, что можно только смотреть, – напомнил дед перед тем, как я порвал выбранную нить.

Остальные нити тут же исчезли, а та, что была разорвана, оставалась в моих руках, пока я не оказался среди стеллажей в супермаркете. Впервые я был во сне человека, которому снился магазин. Огромный почти пустой магазин.

– Кому же может такое сниться? – произнес я.

Я прошел дальше и оказался в отделе со всякими ручками и тетрадями, мимо меня прошел человек. Он, как и многие люди во снах, был размыт, но это точно был мужчина. Что-то мне подсказывало, что надо идти туда, где было больше людей, чтобы найти владельца сна. И не только скопление размытых людей помогло мне найти хозяина, в том отделе, где находилась светловолосая девушка, свет горел ярче, чем в остальных отделах.

Можно было догадаться, что владельцем сна была именно девушка, ведь я оказался не только в магазине, а еще и в отделе декора для дома. Она была среднего роста с волосами чуть выше плеч, а когда она обернулась, я смог разглядеть ее лицо и не мог не заметить грудь четвертого размера. Ее обтягивала розовая майка, а на плечи была накинута бежевая кофта. Я подошел еще ближе и смог рассмотреть то, что глаза у нее были зелеными, и смотрели они на полку с непонятными для меня вещами. На альбомы, шкатулки, вазы и прочие разноцветные и блестящие вещи.

Но выбрала она черную доску, прямоугольную черную доску, на которой можно было рисовать мелом. Она выбрала именно ее и отправилась куда-то, я пошел за ней, стараясь не подходить близко. И вскоре оказалось, что она шла к кассам, за которыми сидели абсолютно одинаковые женщины лет пятидесяти.

– И все? Ей нужна только эта штука? – подумал я, заметив, что она положила доску на ленту.

Она покинула магазин, и свет в отделах начал гаснуть, сон начал менять декорации и перенесся в какой-то коридор, вернее он вел владельца сна по коридору к другому месту, которым оказался какой-то странный зал. Чем-то он напоминал фудкорт в торговом центре, только стол там стоял всего один, и девушка положила на него свои вещи. Я заметил, что она наклонилась над чем-то, и подошел ближе.

– Часы? – удивился я.

Она ремонтировала старые часы, старый будильник, внутри которого были крупные шестерни и пружины. В руках же она держала небольшую отвертку и еще один странный инструмент, похожий на пинцет.

– Привет, – внезапно прозвучал незнакомый женский голос.

– Привет, – произнесла девушка, подняв взгляд на особу примерно того же возраста.

Только та была с длинными русыми волосами, крупными карими глазами, а было на ней что-то клетчатое. Я не мог разобрать, что именно это было из-за тумана. Но если лицо было хорошо видно, это означало, что они были знакомы в реальности, или, по крайней мере, владелица сна ее знала. И дальше проследовал чисто женский разговор ни о чем, я не стал вникать в детали и начал жалеть, что вообще решил понаблюдать за чужим сном.

В прошлый раз я оказался в космосе, тот сон был странным, но интересным, а здесь мне пришлось наблюдать за походом в магазин и разговором подруг. Хотя винить владельца сна в том, что его сон был весьма скучным, смысла не было. Девушка же сама не хотела его видеть, таким он вышел из-за ее переживаний или фрагментов памяти. И покинуть его я мог в любой момент, мне надо было всего лишь развязать или порвать красную нить, которая каждый раз появлялась на моем запястье.

Это я и хотел сделать, не желая больше находиться рядом с ними, но потом внезапно рядом со столом появились дети. Три парня в спортивной форме лет десяти, один из них повалил вещи владелицы сна на пол и с интересом стал наблюдать за ее реакцией.

– И что? – спросила она, заметив, что произошло.

– А вот это уже интересно, – подумал я и решил обойти стол.

Дети засмеялись, а глаза владелица сна, казалось, налились кровью и загорелись от ненависти. Ее темноволосая подруга сразу же исчезла, а сама владелица схватила ребенка, который стоял к ней ближе всего, и швырнула его с такой силой, что его в прямом смысле размазало по стене, и остальных не заставила ждать такая же участь.

Я был в шоке, до меня словно еще не дошло, что происходило, пока девушка не закричала, глядя на то, что сделала с детьми. Сложно было понять, был ли это ужас от того, что она натворила, или вовсе наоборот. Но внезапно нить на моей руке сначала туго затянулась, что я почувствовал, и следом исчезла.

– Что-то ты быстро вернулся, – произнес дед.

Я снова оказался в гостиной, из которой перенесся, когда порвалась нить. Дед сидел на диване, а в коробке оставалось больше половины пиццы.

– Что такое? Побывал в весьма непристойном сне? – продолжил дед.

– Нет, не ожидал, что такое может сниться девушкам, – ответил я, присаживаясь рядом.

– Все-таки что-то непристойное.

– Нет, сначала она купила какую-то штуку в магазине, потом починила будильник и избила трех детей, – сказал я и потянулся за куском пиццы.

– Жестоко избила? – удивился дед.

– Да, и под конец еще и закричала. Сначала было так скучно, но чувствую, я это надолго запомню.

– А что она купила?

– Какую-то штуку, по которой можно мелом рисовать, типа доски.

– Декоративная непонятная хрень?

– Да, она самая, – подтвердил я и откусил.

Глава 3

Привет, дневник. На этот раз это будет запись, не описывающая то, что я видел во сне. После того, когда мы с Серафимом напились, я заснул, и мне ничего не приснилось, а утром меня ждала головная боль и жажда. И не только меня.

Я проснулся на диване в гостиной в одних трусах и не сразу понял, где находился, пока не заметил следы краски на своих руках. Следом я посмотрел на часы, которые висели на стене, было ровно одиннадцать. Я приподнялся и понял, как хорошо мы вчера отдохнули, заметив на журнальном столике пустую бутылку коньяка.

– Надеюсь, пиво еще есть, – тихо произнес я, вставая с дивана.

Мне хотелось умыться и оттереть руки от краски, и я отправился в ванную. Она находилась рядом с комнатой Флоры, дверь в нее была открыта. Краем глаза мне удалось заметить Серафима, который спал в кровати своей сестры, и потом я зашел в ванную. Когда свет включился, меня немного ослепило, раковину я нашел на ощупь, и она вся была в разводах от красок. И хорошо, что это были всего лишь краски.

Я включил воду, выдавил немного мыла себе на ладонь и принялся отмывать пятна со своих рук. Как они появились, я не помнил, и мне даже не было интересно. Краска оказалась весьма стойкой, полностью кожу отчистить не удалось, остались еле заметные следы. Я смыл пену с ладоней, потом сделал воду холоднее и умылся. Голова у меня все еще болела, и когда я выпрямился, боль усилилась. Несколько секунд я не мог ни о чем думать, пока не повернул голову и не увидел холст, который был закреплен на мольберте. На нем акварелью был набросан космический мотив.

– Как же эта квартира похожа на сон, – подумал я и отправился на кухню.

Там на столе были две коробки с пиццей, но мне есть не хотелось, я надеялся найти в холодильнике пиво или хотя бы что-нибудь прохладное, чем можно было утолить жуткую жажду. И когда я открыл дверцу, я сразу же понял, что сестра Серафима все еще сидела на диете. Холодильник был полон зелени и овощей.

– Это же просто запасы вегана, – подумал я, не найдя ничего мясного, но пиво все-таки нашлось, две бутылки стояли на дверце. – А чем открыть? Чем мы вчера открывали?

Я взял одну бутылку с этой мыслью и уставился на крышку, которую не было смысла даже пробовать открутить рукой. Я подумал, что открывашка осталась где-то в гостиной, и решил туда вернуться, но кроме пустых бутылок там ничего не нашел и отправился обратно на кухню.

– Мы пили еще и в его комнате, – вспомнил я, взял бутылку и снова покинул кухню.

Я прошел мимо комнаты Флоры, заглянув в нее краем глаза, Серафим все еще спал, лежа под одеялом. Я решил его не будить, надеясь, что он совсем скоро проснется сам, и через пару мгновений оказался в его комнате.

– Вот черт! – тихо произнес я, когда увидел то, что было изображено на втором холсте, где несколько часов назад был только непонятный набросок карандашом.

На нем снова был я, мотив был похожий, это снова был мой затылок, только на этот раз я не готовился к экзаменам, а смотрел видео с котами. Одежды на мне не было, зато в одной руке я держал пиццу, а в другой – бутылку пива. Я знал, что Серафим мог рисовать и в пьяном состоянии, но и представить не мог, что я ему буду позировать в таком нетрезвом виде и забуду об этом.

– Вот черт! – повторил я и опустил взгляд. – Вот черт!

Как оказалось, моему рюкзаку тоже досталось. Он висел на спинке стула, на котором я сидел, и он был изрисован. И изрисован точно не кистями, а пальцами, моими собственными пальцами. Я и предположить не мог, что хотел изобразить, но было это больше похоже на то, что было на трусах Серафима. Такие же разводы, не несущие никакого смысла.

– С лекциями же все в порядке? – подумал я, расстегивая молнию.

Сначала я немного занервничал, когда увидел пятна на обложках, но пострадали только они. И немного подкладка сумки, сквозь которую прошли цветные пятна, что успели высохнуть. Я немного полистал тетради, положил их обратно и снова посмотрел на свой рюкзак. Он был у меня со школы, и еще в него помещался весь мой гардероб. Темно-фиолетовая ткань немного выцвела, и теперь на ней были зеленые, белые и красные разводы. Я провел по ним рукой, чтобы убедиться, что краска окончательно высохла, и повесил обратно на стул. Теперь оставалось надеяться, что с одеждой было все в порядке.

Брюки и толстовку я обнаружил на подоконнике, и пятен краски на них не было. Я тут же натянул их на себя и там же на подоконнике нашел то, чем Серафим открывал пиво. Небольшое приспособление с деревянной ручкой, оно лежало прямо под моей одеждой.

С его помощью я открыл бутылку и сделал несколько больших глотков, которые тут же немного привели меня в чувства. Голове сразу же стало легче, но слабость во всем теле все еще ощущалась.

– Еще десять минут, и я его разбужу, – подумал я, глядя на часы.

И так и вышло, через десять минут мне пришлось зайти в комнату Флоры, чтобы разбудить Серафима, но сначала я отправился на кухню, где взял второе пиво.

– Скоро обед, – не очень громко произнес я, прижав бутылку ко лбу Серафима.

– Что? – тихо произнес он, пытаясь открыть глаза.

Его веки с трудом поднялись, и он уставился на бутылку, которую я держал над его головой.

– Спасибо, ты настоящий друг, – продолжил Серафим уже менее сонным голосом.

Бутылку я успел открыть по дороге из кухни, и он сразу же сделал несколько больших глотков, а я приземлился на пол и решил допить то, что оставалось в моей бутылке.

– А когда Флора придет? – спросил я перед тем, как немного отхлебнуть.

– А сколько сейчас?

– Почти двенадцать, – ответил я.

– Вот черт, – спокойно произнес Серафим и приподнялся. – А мы вчера хорошо посидели.

– Ты нарисовал еще один мой затылок.

– Мы же вчера квартиру не разнесли?

– Вроде нет, я вообще плохо помню, что вчера произошло, – признался я и отхлебнул еще немного.

– Я тоже.

Серафим сделал еще несколько глотков и вылез из-под одеяла, на нем были оранжевые трусы с пятнами краски, которых заметно стало больше. Ему было интересно, что он нарисовал ночью, и он отправился в свою комнату. Мне тоже больше не было смысла оставаться в комнате его сестры. Я поднялся с пола и заметил, что на подушке и простыне появились пятна краски, и они были очень похожи на те, что были на моем рюкзаке.

– Сестра его убьет, – подумал я и поспешил в соседнюю комнату.

– Ты умудрился наследить на кровати сестры, – сообщил я Серафиму, когда вошел.

В ответ ничего не проследовало, Серафим стоял у своей картины с задумчивым лицом. Мне и раньше приходилось видеть его таким, он обычно в таком состоянии ничего не слышал, просто стоял и смотрел, изучая мазки на холсте.

– Вообще не помню, как я это нарисовал, – признался он. – Но получилось неплохо.

– На мой рюкзак посмотри, – сказал я.

– Серьезно? – удивился Серафим и решил рассмотреть его поближе.

– Кажется, это я сделал, – продолжил я, оказавшись у окна.

– Даже не знаю, стоит ли тебе советовать, чтобы ты со мной больше не пил.

– Я тоже не знаю, но в следующий раз надо от нас спрятать краски.

– Кстати, какие планы на сегодня? – спросил Серафим.

– Мне бы для начала в себя прийти, – ответил я. – А так мне вообще-то готовиться надо.

– А мы всю пиццу съели вчера?

– Нет.

Конечно, сразу после пробуждения Серафима мне не было смысла уходить, чтобы снова садиться за лекции. Я был не в том состоянии, голова еще немного болела, и я решил еще немного побыть с ним, чтобы прийти в себя и позавтракать холодной пиццей. Хотя скорее это был уже обед, мы устроились на балконе рядом с палаткой. Окно было открыто, чувствовался прохладный воздух, который смешался с запахом крепкого кофе.

– А когда у тебя закончатся экзамены? – спросил Серафим.

– Если ничего не изменится, то через две недели.

– Много учить?

– Очень, – ответил я.

– Боюсь заглянуть в историю браузера после тебя.

– Возникновение и становление политологии как науки…

– Ой, заткнись, – перебил меня Серафим. – Зачем тебе вообще это надо?

– Не знаю, но учить приходится.

– А когда у тебя Фрейд начнется?

– Не знаю, но уже хочу почитать Толкование сновидений, – признался я.

– Почему именно это? У Фрейда же есть более интересные темы? Хотя сны тоже весьма занятны, мне во сне многое привиделось, правда, многое я и забывал, когда просыпался.

– Это потому что они лишены логики, которая свойственна нашему мышлению. Они как бы куски переживаний и памяти, наложенные друг на друга.

– А я в них много идей для картин видел, – продолжил Серафим.

– Так, натюрморт с планетами тебе приснился?

– Да, хотя скорее приснились просто планеты, а потом идея возникла сама по себе.

– Я отхлебнул немного кофе и услышал, что в прихожей открылась дверь.

– Серафим, я дома, – прозвучал немного грубый женский голос.

– Вот она и вернулась, – недовольно произнес Серафим.

– Как я понимаю, у нас гости, – продолжила Флора, видимо заметив мою куртку.

– Да, у нас Симон, – крикнул в ответ Серафим.

– Понятно.

Шаги в прихожей зазвучали громче, потом послышались в комнате, и через несколько секунд Флора уже стояла у одного из мольбертов.

– Привет, – сказала она, глядя на меня.

– Привет, – сказал в ответ я.

Серафим, который сидел рядом со мной на полу, тоже промямлил нечто похожее, откусив немного от куска пиццы. А Флора уставилась на него и отправилась в свою комнату.

– Черт, не успел заправить ее кровать, – тихо произнес он, когда дожевал.

– Серафим! – в следующую секунду прозвучало из соседней комнаты. – Ты что спал в моей кровати?

– Извини, – протянул в ответ Серафим.

– А что с бельем? Тут же все в краске, – продолжила Флора. – Я же его только поменяла.

– Она не отстирается? – тихо спросил я, не сдержав улыбки.

– Конечно, нет, – подтвердил Серафим, немного выпучив глаза.

– Она тебя убьет, – продолжил я.

– Придется купить ей комплект белья, – тихо произнес Серафим и отправил в свой рот оставшийся кусок пиццы.

– Кажется, она пошла в ванную? – сказал я, услышав, как дверь захлопнулась.

– Бежим отсюда, – произнес Серафим, поднимаясь с пола.

– Прямо как ребенок, – подумал я, наблюдая за тем, как он подбежал к шкафу и в спешке начал натягивать на себя первые попавшиеся вещи.

Но выбора не было, не мог же я оставаться в квартире вместе с его сестрой. Я схватил свой рюкзак и поспешил вслед за Серафимом в прихожую, где натянул на себя куртку. И как только Серафим открыл входную дверь, из ванной вышла Флора.

– Ты куда? – раздраженно произнесла она.

– В магазин, – ответил Серафим, когда мы уже стояли за порогом.

Как только он это сказал, дверь захлопнулась, и мы почти одновременно выдохнули.

– В магазин? – спросил я у него.

– Да, за бельем, – подтвердил Серафим, спускаясь по лестнице.

– Может, ты себе еще и кровать купишь?

– Нет, лучше куплю еще пару холстов.

– Или гамак, – добавил я.

– Кстати, неплохая идея.

Мы преодолели еще один пролет, и мимо нас прошла знакомая мне персона, это была та самая владелица сна. Та самая девушка, которая избила во сне детей. Я сразу узнал ее по четвертому размеру груди, который облегала розовая футболка.

– Ты ее знаешь? – спросил я у Серафима, когда мы спустились на первый этаж.

– Да, она живет этажом ниже. А что? Понравилась? – сказал Серафим, обернувшись.

– Не знаю, я лица не заметил, – сказал я в шутку.

Серафим рассмеялся, и мы вышли наружу, где погода успела немного испортиться. Мы преодолели еще несколько десятков метров, и наши дороги разошлись. Мне надо было вернуться в общежитие, а Серафим отправился в ближайший магазин. А через две недели мы снова встретились. Прямо в тот день, когда у меня был последний экзамен, который я сдал без проблем, даже толком не подготовившись, и был очень рад тому, что все это закончилось, и впереди было целых два спокойных теплых месяца.

– Какой ты счастливый, – заметил Серафим, когда мы шли по улице в сторону его дома.

– А у тебя как дела? – спросил я.

– Похудел.

– Это я заметил.

– Пришлось из-за сестры, она до сих пор злится.

– Из-за того, что ты в ее кровати спал?

– Да, – подтвердил Серафим. – И тот комплект, что я ей купил, ей не понравился.

– Что может не понравиться в наволочках и простыне? – удивился я.

– Ткань и цвет, а точнее рисунок.

– Ты над ней так пошутить решил? Купил нечто неординарное для скучного человека?

– Да, и не совсем. Я на распродаже наткнулся на детский комплект с ракетами и инопланетянами.

Я не мог над этим не посмеяться, представляя лицо его сестры, когда он вручил ей тот комплект.

– Да, он видимо идеально вписался бы в ее интерьер, – не мог я не сказать.

– Какая вообще разница? Его же под покрывалом не было бы видно, – продолжил Серафим, когда мы были уже у его дома.

– Это твоя картина? – удивился я, заметив холст, застрявший на дереве.

– Да, неделю уже вот так висит. Хорошо, что дождя нет.

– Зла же на тебя она была. Хорошо, что у меня нет старшей сестры.

– Это уже за другое, – признался Серафим.

– И за что же?

– Короче, мне пришлось ее поддержать и сесть на диету.

– Тогда все понятно, но почему разозлилась так? – перебил я.

– Потому что похудел, а она – нет.

И тут я не смог сдержать смех, уставившись на картину, которую раньше видел в его ванной.

– А ей было совсем не смешно, – продолжил Серафим, злобно улыбаясь.

– А весы у вас, случайно, не в ванной стоят? – спросил я.

– Да, а как ты это понял? – произнес Серафим, задумался и засмеялся. – Я понял, мы как раз взвесились тем утром.

– Я больше не могу, у меня голова уже от смеха болит, – выдавил я из себя через смех.

– Ладно, может, на днях еще увидимся, – сказал Серафим и отправился к подъезду.

– Ладно, пока, – произнес я и пошел в сторону ближайшей остановки.

Вот только до остановки я так и не добрался, ехать обратно в общежитие не было смысла, и я зашел в ближайшее кафе, где заказал тарелку грибного супа, спагетти и латте.

– Я в кафе. Жаль, что у меня камера разбита, – отправил я сообщение Серафиму, ожидая, когда принесут мой заказ.

– Изверг, – быстро пришло мне в ответ.

Первым мне принесли суп, порция которого показалась мне весьма небольшой. Но это был самый вкусный суп, который мне приходилось есть за последние три года. Спагетти тоже были неплохими, они были обильно посыпаны сыром, который расплавился и тянулся, наматываясь на вилку. А чашка латте оказалась больше тарелки супа, и я решил заказать себе еще и небольшой десерт, вместе с которым его выпил.

И когда я оплатил счет, я понял, что давно не был так сыт. Мои ребра немного распирал наполненный желудок, чувствовалась небольшая тяжесть в животе. И с этого момента я окончательно осознал, что был свободен. Что мне больше не надо было рано вставать, ехать почти через весь город, сидеть на занятиях и вообще учиться. Было около двух часов дня, и я решил погулять, решил добраться до общежития пешком.

И это оказалось прекрасной идеей, было тепло и немного облачно, людей было мало, а когда я оказался на мосту, увидел, что трамвай, который по нему ехал, сломался.

– А когда-то мне хотелось оказаться на их месте, – вспомнил я, глядя на озадаченных людей, которые сидели в вагоне.

Я посмотрел немного на воду, на дома и пошел дальше. Когда я преодолел мост, мне снова захотелось есть, и я зашел в первый попавшийся магазин. А еще через несколько минут я оказался в своей комнате с тяжелым пакетом, на дне которого лежало шесть банок пива.

Правда, тем вечером я ни одну из них не открыл, зная, что будет, когда я засну. Мы с дедом еще после моего первого экзамена договорились отметить окончание всего этого ужаса, и когда я отключился, меня на столе уже ждал небольшой запас алкоголя, пицца и еще какие-то закуски.

– Надеюсь, ты сдал, – произнес дед, который стоял у окна в тот момент, когда я оказался на кухне.

– Конечно.

– Ну, тогда поздравляю.

Мы, конечно, могли каждый мой сон проводить так, но все-таки нам нужен был повод, чтобы выпить. Коньяк и вино воспроизвелись по моей памяти, при жизни мой дед их хранил в подвале в ящике, который специально для этого туда поставил. Совершеннолетним я стал уже после его смерти, но он все равно разрешал мне немного пробовать то, что было в его скромной коллекции. Если, конечно, три десятка бутылок можно было назвать скромной коллекцией.

Весь тот алкоголь все так же находился в доме и в каком-то смысле был частью моего наследства, и то, что стояло на столе, было только малой частью того, что было на самом деле. А передо мной стояло только то, что я пробовал, и чей вкус смог запомнить, а именно французский коньяк, розовое и красное вино и шампанское, которое я не сразу заметил.

– Почему на некоторых этикетках нет текста? – заметил я.

– Наверное, потому что ты не помнишь даже названий, – предположил дед и взял бутылку шампанского, которая стояла ближе всего к нему.

– Да, не помню.

И внезапно я заметил, что на этикетке начал появляться текст, чему был очень удивлен.

– А вот я прекрасно помню, – сказал дед и начал открывать бутылку.

Он снял аккуратно фольгу, затем мюзле, потом крепко взялся за пробку и принялся вращать бутылку так, что пробка начала медленно выходить наружу. Меня всякий раз завораживало это зрелище, особенно мне нравился хлопок, который звучал, когда бутылка открывалась, и следом из нее начинал струиться белый дым. На этот раз его было много, неправдоподобно много.

– Это ты творишь? – спросил дед, наливая шампанское в бокал.

– Конечно.

– Хорошее же у тебя настроение.

– Ну, да, – произнес я, продолжая наблюдать за белой пеленой, что струилась из бутылки, обволакивая бокалы.

– За то, что ты это пережил, – сказал дед, подняв свой бокал.

– За то, что это кончилось, – сказал я.

Мы выпили до дна то, что было в наших бокалах, и сели за стол, не заметив кота, который сидел на одном из свободных стульев.

– Так тебе удалось найти какого-нибудь юриста? – спросил дед, снова наполняя бокалы.

– Нет, а Серафим умудрился еще раз поссориться с сестрой.

– Из-за чего же на этот раз?

– В общем, она продолжает худеть, и он решил ее поддержать, – начал я.

– Уже интересно, – произнес дед и отхлебнул немного из своего бокала.

– Он похудел, а она – нет. И одна из его картин улетела в окно. Мы как раз сегодня проходили вместе с ним мимо нее, висящей на дереве.

Дед засмеялся, я отхлебнул немного из своего бокала и тоже не смог сдержать смех.

– Представляю, как ей обидно, – сказал дед.

В моем мире сна алкоголь действовал на меня, как и в реальной жизни. И я ощутил это, выпив второй бокал и почувствовав приятную слабость, из-за которой мне почему-то хотелось запрокинуть голову назад или побегать. И это желание становилось все сильнее с третьим и четвертым бокалом, а бутылка тем временем все также была полна, словно дед ее только открыл.

– Твоя бабушка была бы в шоке, если бы видела нас сейчас, – сказал дед, в чьих руках как-то незаметно оказалась бутылка красного вина.

Чтобы открыть ее уже потребовался штопор, который вылетел из одного из ящиков и через пару мгновений оказался в его руке.

– Она же знала о том ящике? – спросил я, подвинув к себе тарелку с сыром.

– Да, знала и еще очень любила абрикосовый ликер.

– Он разве там был?

– Ты не помнишь, потому что он закончился, – произнес дед, вытащив пробку.

– А у меня в холодильнике есть пиво, – вспомнил я.

– Не думаю, что утром оно тебе пригодится, – сказал дед, наполняя свой бокал вином.

И он был прав. Когда я проснулся, у меня не было ни головной боли, ни похмелья, ни даже ужасной жажды, из-за которой я мог пить воду прямо из-под крана. Я чувствовал себя прекрасно, я выспался и собирался еще какое-то время провести в своей кровати.

– Все-таки надо решить проблему с домом, – подумал я, уставившись на люстру.

Пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы найти телефон. Он оказался в джинсах, которые висели на стуле. Он полностью разрядился, и мне пришлось поставить его на зарядку, которая почти полностью была обмотана скотчем. И пока телефон заряжался, я залез в холодильник и достал из него небольшую упаковку йогурта. Как оказалось, я по ошибке купил клубничный, он, наверное, был единственным йогуртом, который мне не нравился. Но я был голоден, и мне пришлось съесть его, после чего я снова заглянул в холодильник.

Из того, что я приобрел недавно, удалось сделать салат, который скорее был просто нарезанными овощами и сыром, разложенными по тарелке.

– Интересно, где здесь ближайшая пиццерия? – задумался я, глядя на то, что у меня получилось.

Я, конечно, понимал, что рано или поздно придется готовить для себя, но я и предположить не мог, что у меня не будет ни микроволновки, ни даже чайника. Я съел все, что у меня было на тарелке, и взял свой телефон, который успел совсем немного зарядиться.

– Можно ненадолго воспользоваться твоим компьютером? – написал я Серафиму, положил телефон обратно на стол и отправился в ванную, чтобы помыть тарелку.

Когда я включил воду, начал вспоминать то, что мне снилось этой ночью после наших посиделок с дедом. А приснилась школа, точнее, мои одноклассники. Мы все сидели в странном помещении, похожем на ангар или теплицу, за старыми партами. Учебников не было, на стене висела доска, но и учителя не было.

Внезапно все встали и начали расходиться, хотя звонка не было. В тот момент до меня дошло, что я сидел за первой партой вместе со своей одноклассницей. Я бы никогда не смог забыть эту девушку, Нику, эту ну очень умную блондинку с густой челкой и маленьким носом. Очки с него часто падали, а без них она почти ничего не видела.

– Это тебе, – сказала она, засунув мне что-то в карман, и покинула помещение.

Я же еще был в шоке от того, что мне снилось, и надеялся, что все, что меня окружало, исчезнет вместе с моими одноклассниками, с которыми я после выпускного так ни разу и не виделся. Но это странное помещение не испарилось, я остался в нем один и засунул руку в карман, чтобы проверить, что она мне такое туда засунула.

Сначала мне показалось, что это была записка, когда я почувствовал небольшой кусок бумаги. Но когда я его вытащил, то понял, что в него что-то было завернуто. И я развернул, после чего должен был проснуться, но не проснулся, ведь его содержимое сложно было назвать чем-то безобидным. Это была таблетка, небольшая круглая белая таблетка с бороздой посередине.

– Что это? – подумал я.

Мне было немного не по себе и одновременно интересно, каким будет эффект, если я проглочу ее. Но делать этого я не стал, завернул ее, положил обратно в карман и поспешил покинуть помещение.

Когда я вышел за порог, меня ослепил солнечный свет. Тем помещением все-таки была огромная теплица, а снаружи меня ожидало кукурузное поле. Побеги были высокими, даже выше меня, около трех метров, может, больше. Или у меня самого рост в этом сне был меньше моего реального. Я осмотрелся, потом услышал знакомые голоса, смех. Они принадлежали тем, с кем я учился, они были где-то недалеко.

И я пошел куда-то сквозь кукурузу, преодолел несколько метров и оказался у такой же огромной теплицы. Или это была она же. Я зашел внутрь и увидел там парты, за которыми сидел весь мой класс, было свободно только мое место в первом ряду, хотя в реальности я всегда сидел на последнем из-за роста. Преподавателя не было, я чувствовал на себе взгляд Ники и уставился на нее.

– Проглотил? – спросила она у меня.

Я ничего не ответил, чувствуя угрозу, просто сел рядом и понял, что только ее я вижу четко. Остальные одноклассники были скрыты даже не пеленой, а чем-то похожим на цензуру. Ника же была такой, какой я ее запомнил в школьные дни. Невысокой, немного полной с большой грудью, которую она всячески пыталась подчеркнуть. Но больше всего мне запомнился ее голос, он был даже не детским, а как у персонажа из мультика. Раздражающим и пищащим.

Жаль, что в этом сне я не мог покинуть это странное место. Хотя, возможно, мне бы в нем даже понравилось, если бы я там находился совсем один. В школьные дни я, конечно, не был изгоем, надо мной не издевались, но друзей среди одноклассников у меня не было, я был одиночкой.

Внезапно снаружи прозвучали хлопки, и в теплице стало непривычно тихо. Все замолкли и поспешили покинуть помещение, я пошел вместе с остальными и внезапно понял, что карман, в котором лежала таблетка, стал тяжелее. Я засунул в него руку, и в следующий момент мой сон прервался. Мне так и не удалось узнать, что в нем появилось.

На продолжение этого сна не было смысла рассчитывать, как и всех остальных снов, которые заканчивались подобным образом на самом интригующем месте. Я вышел из ванной, поставил тарелку на полку и проверил телефон, надеясь, что Серафим написал мне что-то в ответ. Но ничего не пришло, а через несколько минут он мне позвонил, и еще через пару часов мы с ним встретились у трамвайного депо.

Он впервые был в этой части города, все ему казалось новым, все так отличалось от того, к чему он привык. Мне же было непривычно видеть его с большим рюкзаком за спиной. И он явно был новым – на бегунке молнии висела пластиковая петля от этикетки.

– Не думал, что она тебя из дома выгонит, – произнес я, когда мы шли рядом с рельсами.

– Я тоже не думал, но теперь тебе придется меня потерпеть пару дней, – сказал Серафим, глядя куда-то вниз.

Послышался стук колес, и через считанные секунды мимо нас проехал трамвай, вагон которого привлек его внимание.

– Мне кажется, ты слишком долго сидел дома, – сказал я, наблюдая за его реакцией.

– Возможно, – не стал спорить Серафим.

Мы погуляли немного по парку, потом купили немного еды и отправились в мою комнату.

– Заходи, – сказал я, открывая дверь.

– И ты здесь живешь? – удивился Серафим, изучая обстановку.

– Я вообще-то надеялся немного посидеть в интернете, чтобы разобраться с кое-какими вопросами, касающимися моего наследства.

– Так ты из-за этого спрашивал?

– Но экзамены же у меня закончились. Я хотел бы решить эту проблему до того, как начнутся занятия.

– Понятно, – произнес Серафим и подошел к окну. – Какой вид.

– Да, вид неплохой, лучше чем вся эта обстановка, – согласился я.

Серафим снял рюкзак, открыл его и достал альбом.

– А я думал, ты взял с собой палатку, – продолжил я, заметив то, что внутри было много художественных принадлежностей.

– Флора ее изрезала.

– Ты снова похудел?

– Да, немного, – ответил Серафим, листая альбом.

– И она этого не вынесла, – добавил я.

– И еще того, что я заказал пиццу в тот же день, когда мы взвесились, – сказал Серафим, роясь в рюкзаке.

– Ты же кроме карандашей что-нибудь взял?

– Конечно, не беспокойся.

– Звучит как-то неубедительно, – сказал я и начал разбираться с тем, что было в пакете.

Впервые полки старого холодильники были почти полностью заняты едой, а странный запах внутри перестал чувствоваться.

– Я в душ, – предупредил я Серафима и заперся в ванной.

– Угу, – прозвучало в ответ.

Когда я вышел из ванной, он также сидел у окна, рисуя что-то в альбоме. Я подошел к нему незаметно, чтобы посмотреть на то, что было на листе неравномерного светло-коричневого оттенка, и был весьма удивлен тому, что увидел.

– Депо? – тихо произнес я.

– Депо, – повторил Серафим, уставившись на здание за окном.

Почему он решил изобразить именно это, я спрашивать не стал, продолжая рассматривать рельсы и крышу. С такого ракурса я видел депо почти каждый день, но на бумаге оно выглядело иначе. Оно, конечно, было похоже, не упрощено, не искажено, Серафим набивал руку, перенося его изображение в максимальной точности. И я снова посмотрел в окно, чтобы убедиться в этом.

На горизонте краснел закат, рельсы из-за этого казались оранжевыми, белые стены здания тоже приобретали этот теплый оттенок. Не знаю, зачем я продолжал смотреть на все это, но внезапно шуршание карандаша стихло, и я краем глаза заметил, как Серафим закрыл альбом.

– Ты неисправим, – сказал ему я и подошел к холодильнику.

– Сестра мне это тоже говорит, только совсем другим тоном.

– Она, когда тебя из дома выгоняла, случайно, не сказала это в очередной раз?

– Она тогда много чего сказала, – продолжил Серафим.

– Кстати, у меня есть пиво, и я еще толком не отметил сдачу экзаменов.

– Умеешь же ты делать тонкие намеки.

– Только предупреждаю, сильно шуметь здесь нельзя.

Если честно, по правилам общежития мне вообще нельзя было приводить кого-либо, но Серафим сидел в моей комнате и пил со мной пиво. И за вечер мы выпили все, что я купил, и легли спать. Серафим расстелил матрас между кроватью и шкафом и устроился на нем, мне пришлось одолжить ему подушку, поэтому под моей головой лежало два свернутых полотенца. От них пахло мылом и еще чем-то странным, я уснул, так и не вспомнив, что это был за запах.

– Дед, – произнес я, оказавшись на кухне.

– Я на втором этаже, – послышалось сверху.

Голос деда доносился из его комнаты, там я его и обнаружил мертвым. Я поднялся наверх и оказался в спальне, которая была просторнее моих апартаментов в общежитии. Дед сидел за столом, который стоял у окна, за которым светили звезды.

– Привет, – сказал я и подошел ближе.

– Привет, – сказал дед, листая одну из своих любимых книг.

– А у меня сейчас ночует Серафим, – продолжил я, присаживаясь на кровать, которая стояла напротив шкафа.

– Сестра его все-таки выгнала?

– Да, и кажется, теперь мне придется договариваться с ней, чтобы пару часов посидеть за компьютером.

– Ну, ты же ей простыни краской не пачкал, – в шутку произнес дед.

– Если честно, я до сих пор не могу вспомнить, что мы тогда делали, – признался я, уставившись на книги, которыми были заставлены все полки в шкафу.

Правда, были там не только они, среди корешков можно было встретить также старые альбомы с плотными картонными страницами. Стояли они в основном в самом верху вместе со словарями и энциклопедиями, я много раз смотрел на фотографии, которые были в них. На них была вся моя семья.

– О чем задумался? – спросил дед.

– Ни о чем, просто вспомнил кое-что, – ответил я, поднимаясь с кровати.

– Подробности веселья в квартире Серафима?

– Нет, то, как отец мне показывал фотографии.

– Ты же говорил, что почти не помнишь родителей?

– Да, не помню, но немного помню, как мы проводили вместе время, – ответил я, потянувшись к одному из альбомов. – В моей памяти они словно люди во снах, которые размыты пеленой.

Я взял один из альбомов и снова разместился на кровати, чтобы посмотреть на фотографии, которые были сделаны еще до моего рождения. На них были мои родители и прародители, дед на них был немного старше меня, и наше сходство было заметно не вооруженным взглядом.

Его волосы тоже были немного волнистыми, и особенно это было заметно, когда они прилично отрастали. Я просмотрел еще несколько страниц, и среди родственников заметил несколько незнакомых лиц, но больше всего мое внимание привлек мужчина с черными кудрявыми волосами и круглыми детскими глазами. Он мне показался знакомым, я хотел спросить о нем у деда, но внезапно заметил три нити в своей ладони.

– У меня целых три сна, – сообщил я деду, уставившись на нити.

Глава 4

Привет, дневник, на это раз я расскажу про сон, в который вторгся. Как только я порвал одну из тех трех нитей, я оказался в странном помещении с розовыми стенами. Окон не было, как и одной из стен, я это заметил, когда туман вокруг меня немного рассеялся. А когда он и вовсе исчез, я понял, что находился в кукольном домике.

Я сидел в пластиковом кресле, а рядом на диване расположилась фигурка пуделя. Она была немного потрепана, на ее шее была завязана голубая лента.

– Как хорошо, что она не живая, – подумал я, сразу вспомнив то, как вторгся в сон любителя собак и пробыл там всего несколько секунд.

Нельзя было сказать, что я ненавидел собак, просто после того, как меня немного покусали в детстве, я их немного боялся. Боялся даже в чужом сне, где на меня все происходящее никак не могло повлиять. А тем временем обстановка продолжала меняться, добавилось несколько элементов в виде кукол и других игрушек, появилась и дверь в соседнее помещение. А вот стены так и не было, ее заменил туман, который явно скрывал то, что находилось за ним.

– Это определенно снится ребенку, – сначала подумал я, глядя на куклу с желтыми спутанными волосами.

– А вот здесь будет стоять кровать, – внезапно послышался знакомый голос.

Сквозь дверной проем я увидел то, как детские руки поставили что-то, поднялся с кресла и подошел ближе. Я сначала думал, что кому-то из моих соседей по общежитию снится что-то из детства, но потом заметил мольберт, который детская рука хотела куда-то передвинуть. И как только пальцы схватились за его конструкцию, в него вцепился Серафим. Он выглядел, как и в реальной жизни, и на нем были только оранжевые трусы.

– Так это Флора? – удивился я, пытаясь рассмотреть ребенка, скрытого за туманом.

Я знал Серафима и его сестру более десяти лет, но впервые попал в его сон. И он был самым детализированным, где мне приходилось бывать, скрыта была только его сестра, а все то, что было в домике, было продумано до мелочей. Даже сколы на мебели были видны, а из-за теней и бликов все казалось нереально реальным для сна.

– Отдай! – кричал Серафим, пытаясь отнять мольберт.

Но его сестра оказалась сильнее, и он в прямом смысле был выкинут из кукольного домика вместе с мольбертом. И как только это случилось, туман сгустился так, что мне через него ничего не было видно несколько секунд. А когда он рассеялся, в первую очередь я заметил огромный ковер, который лежал у меня под ногами. И судя по размеру его ворса, я все еще был ростом с куклу, и Серафим тоже. Он поднялся на ноги, поднял свой мольберт и куда-то отправился.

Я пошел за ним, немного спотыкаясь о поверхность ковра. Сложно было сказать, куда он направлялся, но мы явно находились в комнате. Сквозь туман было видно не просто очертания, но и огромную мебель, которая в ней стояла. Кровать, шкаф, стол и стул, все они были совсем немного размыты, а рисунок ковра был идеально проработан сознанием Серафима, который зачем-то залез под шкаф.

– И что ты собираешься делать, – задумался я, наблюдая за тем, как он доставал из коробки, которая словно вросла в стену, альбом.

Он смог в одиночку поднять его и открыть, не смотря на игрушечные размеры. Я подошел ближе, чтобы увидеть то, что было на первой странице, которая, как оказалось, была пуста. Альбом был новым, Серафим достал из коробки простой карандаш и принялся рисовать. Сложно было сказать, что он хотел изобразить, но как только грифель касался бумаги, рисунок на ней вырастал, словно проявлялся как фотография. Линии и штрихи расплывались на белой поверхности, а потом начали приобретать цвета. Появилась трава, земля, асфальт и доски, это был вид сверху, остановка, которая через секунды стала объемной.

Она в прямом смысле выросла из плоскости листа, и Серафима это совсем не удивило. Он взял мольберт, встал под навес на получившуюся площадку, словно ждал, когда придет автобус. Я подошел к нему, понимая, что совсем скоро что-то должно было поменяться. И когда я встал рядом, заметил, что прямо на ковре появились рельсы. Не успел я понять, откуда и куда они шли, как приехал трамвай. Полностью оранжевый вагон остановился, Серафим вошел через заднюю дверь вместе с мольбертом, я же проследовал внутрь через среднюю.

Кроме нас пассажиров больше не было, я присел у окна и продолжил наблюдать за Серафимом, который стоял в самом конце вагона. Он смотрел в окно, за которым проносился размытый вид огромной комнаты, а мольберт стоял рядом.

– Трамвай цвета его трусов, – заметил я.

Прошло несколько секунд, трамвай остановился и Серафим покинул вагон, не забыв захватить с собой мольберт. И я поспешил за ним, в туман, который был снаружи, но через пару мгновений рассеялся. Мы оказались у реки или у моря, Серафим поставил мольберт на берегу и уставился на закат. Противоположного берега не было видно, красное солнце словно погружалось в воду и отражалось на ее мерцающей поверхности. Был только закат, вода и берег, на котором мы стояли. А за нашими спинами располагалась безграничная стена тумана, сквозь который ничего не было видно.

Это самый яркий сон, что мне приходилось когда-либо видеть. Обычно краски были приглушены, словно разбавлены белым или серым, но этот закат был таким ярким, что казался нереальным. Но сон и не совсем был реальностью, особенно сон такого творческого человека как Серафим. Он даже в нем был задумчивым, особенно это было видно по глазам, которые внимательно смотрели вперед. И как только Серафим уставился на мольберт, на нем тут же появился холст.

– Сейчас нарисует солнце, – сначала подумал я, забыв про то, что ни красок, ни даже обыкновенного карандаша у него не было.

Серафим провел по белой поверхности пальцем, который оставил после себя еле заметные линии. Все они никак не складывались в то, что я видел впереди. Круг солнца был искажен и походил больше на овал, линии горизонта вообще не было. Но потом, когда линий стало больше, я понял, что это был не пейзаж вовсе, а портрет. Лицо, которое приобретало с каждым прикосновением Серафима, новые черты.

Появилась линия рта, глаза и нос, и это точно был не я, правда, когда Серафим приступил к волосам, я понял, что они точно будут вьющимися. И я продолжил наблюдать за тем, как он рисовал, за тем, как лицо на холсте приобретало тени и блики. Я не задумывался над тем, кого он изображал, но потом это лицо мне стало казаться знакомым. Я немного занервничал, пытаясь понять, кем мог бы быть этот человек. И это точно был парень.

Внезапно Серафим остановился и немного попятился назад, сохраняя невозмутимость. Я же только сильнее начал переживать, когда понял, что это тот самый парень, которого я когда-то увидел по пути в университет. У него были кудрявые черные волосы и светлые серые глаза.

– Он все-таки один из его знакомых, – подумал я.

И эта мысль в тот момент казалась правдоподобной, вот только, что это был за парень, я никак не мог понять. И тут я вспомнил фотографии в альбоме, который я смотрел совсем недавно. Там тоже был человек с похожими чертами.

– Ладно, спрошу его, когда проснемся, – подумал я. – Вот только как спросить о таком? Тем более он может и не запомнить этот сон.

Серафим продолжал смотреть на портрет, и через какое-то время закат и все остальное пространство стал заполнять туман. Я думал, что его сон продолжится, просто в очередной раз сменит обстановку, но мы проснулись в моей комнате.

– Эй, ты еще спишь? – тихо спросил Серафим.

– Нет, вот только проснулся.

– Я тоже.

– Какие планы на сегодня? – спросил я.

– Ну, для начала позавтракать.

– А потом?

– Не знаю.

– Тебе надо как-то помириться сестрой, у меня долго оставаться нельзя, – продолжил я.

– Знаю и надеюсь, что сегодня буду ночевать в своей палатке.

– Вот только я не думаю, что Флора успела по тебе соскучиться.

– Я больше переживаю за мольберты.

– В этом я и не сомневался, – произнес я, поднимаясь с кровати.

Мне надо было как-то расспросить его о том парне, которого он нарисовал во сне. Об этом я и размышлял, направляясь в ванную, где немного постоял под душем, а когда вышел, обнаружил, что Серафим продолжал лежать на матрасе. Хотя, возможно, он и вставал, чтобы взять альбом, в котором что-то рисовал.

– Только не говори, что смена обстановки тебя так вдохновляет, – сказал я, заметив карандаш в его руках.

– Да, есть немного. Если честно, я думал, что не смогу уснуть, – признался Серафим.

– Но пиво помогло, – добавил я.

– Да, пиво помогло. И вообще я давно так крепко не спал, мне даже трамвай приснился.

– Только трамвай?

– Нет, не только. Еще я рисовал.

– Надо же, ты даже во сне рисуешь, – сказал я, сделав немного удивленный вид. – И что же ты рисовал?

– Какого-то парня и еще что-то, не могу вспомнить.

– Какого-то парня, – повторил я, вытирая волосы полотенцем.

– Да, стоял на берегу, наслаждался закатом, но рисовал почему-то совсем другое, – продолжил Серафим.

– А сейчас что рисуешь?

– Того парня.

– Ты его запомнил?

– Да, – сказал Серафим и показал мне, что уже успел набросать в альбоме.

Он развернул альбом так, что мне стало видно то, что было на странице. И это был тот самый парень, которого я когда-то видел. Серафим явно пытался повторить то, что было нарисовано им же в его сне, и у него это прекрасно получилось. Портрет, конечно, не был закончен, но и по овалу лица и по другим чертам, которые он передал, было все понятно.

– Обычно нам снятся те, кого мы видели в реальной жизни, – сказал я.

– Правда? – удивился Серафим. – Я с ним точно не знаком, я бы запомнил человека с такими глазами.

– Значит, ты его просто где-то видел.

Я не знал, стоит ли верить в такое совпадение, точнее я хотел верить именно в это. Другого логичного объяснения не было и не могло быть, и уже ближе к обеду я и вовсе забыл о том парне. Меня больше волновал Серафим и его сестра. Я знал, что лез не в свое дело, но мне надо было, чтобы они помирились. Вот только когда мы с Серафимом пришли в их квартиру, Флоры там не оказалось, она была на работе.

– Телефон выключен, – произнес Серафим, в очередной раз пытаясь до нее дозвониться.

– Ладно, может, она тебе перезвонит, – предположил я, сидя за компьютером.

За то время, что мы находились в квартире, я успел найти кое-какую информацию, касающуюся моей проблемы. Правда, я почти ничего не понял из того, что прочитал. И после очередной статьи я стал искать агентства, которые занимались юридическими консультациями. Их оказалось много, и самое близкое оказалось в офисе, который находился на соседней улице.

– Может, сходить туда? – подумал я и наткнулся на прайс. – Кажется, я не на того учусь.

На такие деньги можно было ни в чем себе не отказывать недели две, и таких денег у меня в данный момент не было. Так что пришлось медленно и обреченно выдохнуть и продолжить самостоятельно изучать бесплатную информацию на просторах интернета.

– Что? Все совсем плохо? – спросил Серафим, который успел раздеться и снова стоял у одного из мольбертов.

– Да, дорого, – ответил я, вставая со стула.

– Понятно.

Серафим снова пребывал в своем привычном состоянии, он стоял у холста в одних трусах и что-то рисовал. Я же отправился в ванную, где обнаружил, что Флора сделала с мольбертом, который там стоял. Точнее теперь это была сушилка для ее нижнего белья и полотенец.

– Он точно сюда еще не заходил, – подумал я, уставившись на желтый лифчик.

А когда я вернулся в комнату, Серафим уже закончил с наброском карандашом и приступил к краскам. Он рисовал закат, который увидел во сне, он был таким же нереально ярким.

– Интересно, как часто ему подобное снится? – подумал я, присаживаясь за стол.

Я провел за экраном еще какое-то время и понял, что был голоден.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложил я Серафиму, но в ответ ничего не проследовало. – Серафим?

Он стоял в паре метров от меня и был так увлечен, что ничего не слышал. Я тяжело вздохнул и продолжил искать информацию в интернете. И в итоге я так увлекся, что не заметил, что Серафим покинул комнату.

– Что за черт? – прозвучало внезапно в соседнем помещении.

– Вот и зашел, – подумал я и немного отвлекся.

Я все равно почти ничего не смог понять из того, что читал. Политология далась мне легче, чем несколько почти одинаковых статей.

– Видел бы ты, что она сделала с моим мольбертом, – недовольно произнес Серафим, когда вернулся в комнату.

– Я уже видел. И кстати, ты уже закончил?

– Совсем чуть-чуть осталось, – сказал Серафим, подойдя к холсту.

– Сходим куда-нибудь? – спросил я, пока он был в состоянии слушать.

– Да, – ответил Серафим и снова погрузился в мир кистей и красок.

Он рисовал еще минут двадцать, а потом оделся, и мы отправились в ближайшее кафе. Мы спустились по лестнице и наткнулись на Флору, которая явно не ожидала нас увидеть.

– Привет, – сказал Серафим, уставившись на нее.

На каблуках Флора казалась немного выше его, а так они были примерно одного роста. Если честно, когда я впервые встретил их, я не сразу понял, что они были родственниками. И мои глаза каждый раз отказывались в это верить, когда я ее видел. Они были совсем не похожи, одинаковым у них был только цвет волос. Лицо Флоры казалось немного плоским, а верхняя губа была заметно больше нижней, что сразу бросалось в глаза.

– Привет, – произнесла она, нахмурив брови.

– Привет, – сказал я, немного растерявшись.

Еще утром я прокручивал пару вариантов того, что буду говорить, чтобы помирить их, но в тот момент у меня все вылетело из головы.

– Зачем пришел? – спросила Флора у брата.

– Это как бы и моя квартира тоже, – сказал он.

– Может, вместе поедим? – все-таки вмешался я.

– Так вы в кафе собрались? – произнесла Флора, переведя взгляд на меня.

– Да, – подтвердил Серафим.

– А в квартире что делали? Хотя один из вас точно рисовал.

– А второй просто сидел в интернете, – добавил я.

– Ладно, присоединюсь к вам, – согласилась Флора.

Мне было сложно поверить в то, что происходило дальше, но это происходило. Мы втроем отправились в кафе, где заняли стол у окна. Флора заказала себе салат и кофе, а мы – спагетти и сок.

– Все еще худеешь? – спросил Серафим у сестры.

– Как видишь, – сказала она в ответ. – А я, как понимаю, ты ночевал у своего друга.

– Да, – коротко подтвердил Серафим.

– Вот только он не может постоянно оставаться у меня, – сказал я, понимая, что другого момента, чтобы это сказать, могло не быть.

– Ясно, произнесла Флора, накалывая вилкой листья салата.

– Он меня вчера в общежитие тайком провел, – добавил Серафим.

– И как тебе в общежитии? – спросила у него Флора.

– Не так плохо, как я себе представлял.

– А он точно не может еще пару ночей у тебя провести? – спросила у меня Флора.

– Точно, – ответил я.

– А я думала, ты уже не в общежитии живешь, – продолжила Флора.

– Я как раз решил заняться этим вопросом.

– Да, два часа искал информацию в интернете, – добавил Серафим.

– Так в чем дело? Какие-то проблемы с документами? – спросила Флора.

– Если честно, я и сам не понимаю, в чем там дело, – признался я. – Я совсем не разбираюсь в этих юридических тонкостях.

– Ты же единственный наследник? – спросила Флора.

– Да, он единственный наследник, – ответил за меня Серафим, в то время как я жевал спагетти.

Флора задумалась, приступив к своему салату, Серафим тоже взял вилку в руку. Не знаю почему, но я был рад тому, что мой вечер проходил именно так. Впервые за долгое время я ел вместе с кем-то за одним столом, и едой в моей тарелке были не просто нарезанные овощи и сыр.

– Ладно, можешь возвращаться домой, – сказала Флора брату. – Если честно, я думала, что твой друг уже съехал из общежития.

– Кстати, не могла ли бы ты больше ничего не сушить на моих мольбертах, – обратился к ней Серафим.

– Я в первый раз на него что-то повесила.

– Что-то, – возникло в моих мыслях, и я вспомнил тот желтый лифчик.

В каком-то смысле я понимал Серафима, если бы его сестра развесила на мольберте носки, он был бы не так зол.

– Зато я нашла полезное применение этим конструкциям, – продолжила Флора.

– Этим конструкциям нежелательно мокнуть, – сказал Серафим.

– Тогда почему одна из них стоит в ванной?

– Хорошо, я его уберу, – не стал спорить Серафим.

Сложно было сказать, хотел ли он угодить сестре или просто не хотел, чтобы она на нем продолжила сушить свое нижнее белье. Не думал я и о том, что все так просто разрешится, хотя надеяться на то, что они продолжат мирно жить под одной крышей, не было смысла.

– Кстати, я тут немного полазила в твоем компьютере и была весьма удивлена, – продолжила Флора. – Не думала, что тебя заинтересует политология.

– Так ты лазила в историю браузера? – озадаченно произнес Серафим.

– Да, немного полазила.

– Это я политологию учил, – признался я, наматывая последние спагетти на вилку.

– А на кого ты учишься? – спросила она у меня.

– На психолога, я на первом курсе, точнее у меня сейчас каникулы.

– Может, ты лучше поживешь у нас, а его отправим в твое общежитие? – предложила Флора.

– Не думаю, что он на это согласится.

– Я тоже так не думаю, я бы побыл у тебя только из-за вида из окна, – сказал Серафим.

– И в каком это общежитии хороший вид из окна? – удивилась Флора.

– В том, что рядом с депо, – ответил Серафим.

– Так ты там живешь? – еще более удивленно произнесла Флора.

– Да, – подтвердил я и отправил оставшиеся спагетти в свой рот.

– Какой ужас, оно же так далеко, почти на краю города.

– Мне сначала вообще показалось, что я попал в другой город, – сказал Серафим.

– Тебе просто надо чаще выходить из дома, – сказала Флора.

– Ну, я же не пейзажи рисую, – возразил Серафим.

– Пейзажи хотя бы не выносят мозг как твои картины.

– Просто над смыслом того, что я рисую, надо думать, – немного раздраженно произнес Серафим.

– И какой же смысл у планеты на тарелке? – спросила у него Флора.

– В том, что люди воспринимают мир неправильно.

– Что? – Флора явно не ожидала такого ответа.

– А я думал, что посыл больше в том, что скоро человечество сможет спокойно посещать и другие планеты, – признался я, подвинув ближе к себе стакан с морковным соком.

– Не думаю, что у человечества появится право на такие экскурсии, – сказал Серафим.

– Вообще-то, если большая часть человечество одобрит введение подобного закона, такое будет возможно, – сказала Флора.

– Хочешь сказать, люди могут просто проголосовать за такое? – продолжил Серафим.

– Вообще-то, да, – произнес я.

– А ты откуда это знаешь?

– Ну, меры же не сами себя выбирают? – сказал я.

– Кстати, зачем психологу политология? – спросила у меня Флора.

– Сам не знаю, она просто есть в программе.

– А у меня была психология менеджмента, – вспомнила Флора.

– На кого ты отучилась? – спросил я.

– На экономиста, правда, так вышло, что работаю помощником адвоката.

– Серьезно? – удивился Серафим. – А тут кое-кому как раз нужна юридическая помощь.

– Серьезно? Ты не знал, кем работает твоя сестра? – произнес я.

– Ну, я знал, что она работает в офисе.

– Да, ну ты и идиот, – сказала Флора брату.

– Ну, я просто не лез в твою жизнь, – сказал Серафим.

– Хорошо так не лез, – добавил я.

– А мой брат случайно не псих? Или тебя еще не научили распознавать подобные отклонения?

– Я сам был удивлен, но абсолютно нормальных людей вообще не бывает.

– Интересно, – сказал Серафим и обратился к сестре. – Так ты можешь быть еще больнее меня.

– Значит, сам признаешь, что с тобой что-то не так, – продолжила Флора.

– Ну, ты же слышала, что нормальных вообще нет?

– Да, жаль, что я тебя не могу променять на него, – сказала Флора, кивнув в мою сторону. – Психолог нашей семье не помешал бы.

– Только этика не позволяет лечить своих родственников, – добавил я.

– Правда? С адвокатами и врачами также, хотя ты уже немного врач, – продолжила Флора.

– Мне еще четыре года до врача.

– Долго же, – сказал Серафим.

– Ну, это тебе не институт искусств, – сказала Флора и вздохнула. – Знаешь, Симон, думаю, я смогу тебе немного помочь.

Даже не знаю, чему я был удивлен больше. Тому, что Флора знала, как меня зовут, или тому, что сама предложила мне помощь. Пару секунд после ее слов я не знал, что сказать, до меня словно еще и не дошел смысл того, что было сказано. Но из того, как продолжился наш разговор, я понял, что дом должен был перейти моей бабушке, которая умерла раньше деда. И, возможно, суд это не учел, так как я не предоставил свидетельство ее смерти.

Из кафе я отправился на остановку, а они – домой. Уже темнело, и ехал я обратно, наслаждаясь закатом. Мне хотелось поскорее уснуть, чтобы сообщить деду о том, что произошло, но я был так рад, что не мог даже закрыть глаза.

– Нужен только один документ, – в очередной раз подумал я.

Вот только я не знал, где был тот документ, и как только я задумался над этим, стал переживать. Много подобных бумаг хранилось дома, куда я не мог заходить, и где именно они лежали, мне тоже было неизвестно. Надо было спросить у деда, надо было как-то уснуть, чтобы это сделать, и я выпил оставшуюся в холодильнике банку пива.

Алкоголь меня немного расслабил, но заснуть получилось только за полночь. И когда я оказался на кухне, сразу понял, что что-то было не так. Все вокруг было словно в пыли, словно уже давно никто не убирался в доме. Я обернулся и посмотрел в окно, за которым ничего не было видно, но больше меня заставил нервничать тот факт, что все растения в горшках засохли.

– Дед! – закричал я. – Что происходит?

– Я не знаю, но это началось со вчерашнего дня, – ответил дед, войдя на кухню. – Ты же ничего не трогал в том сне?

– Нет, точно ничего, только смотрел.

– Тогда я не знаю, как еще можно это объяснить.

– Тот сон принадлежал Серафиму, и он в нем рисовал, – продолжил я.

– Твой друг даже во сне рисует, – недовольно произнес дед, открыв один из верхних шкафчиков.

Я тоже взглянул на полки, где должны были стоять вазочки со сладостями. Вазочки там и стояли, только в них почти ничего не было, да и то, что в них осталось было больше похоже на обертки от конфет, подгоревшее печенье, а кексы, которые лежали без упаковки, приобрели зеленую окраску с черными плесневыми пятнами.

– Ничего не понимаю, я же точно ничего не трогал. Я только следовал за ним и наблюдал, – сказал я.

– Может, ты просто этого не помнишь? – предположил дед.

– Нет, такой сон сложно забыть, он был очень ярким, – продолжил я и задумался.

– Все-таки вспомнил что-то? – спросил дед.

– Да, но я ничего не трогал, странное было в другом.

– И в чем же? – спросил дед и озадаченно уставился на меня.

– Он нарисовал парня, которого я видел. Того, о котором я тебе рассказывал.

– Как это произошло?

– Почти в самом конце сна он оказался с мольбертом на берегу, солнце садилось. Я думал, он будет рисовать закат, но он нарисовал портрет. И утром он снова нарисовал его, сказал, что видел во сне, как нарисовал его, и решил нарисовать в альбоме.

– Бред какой-то, – произнес дед, нахмурив брови.

– Я думал, что он просто тоже его мог видеть, – предположил я.

– Это, конечно, логично, но тогда бы с твоим сном ничего бы не случилось.

– Знаю, но что теперь делать?

– Для начала надо привести тут все в порядок, только ты с этим справишься.

– Хорошо, – согласился я и опустил взгляд. – Что это?

– Ты о чем? О, нет.

Я посмотрел на свои ботинки, подошва которых была в чем-то испачкана, и из-за этого на полу появились зелено-серые следы. Потом я поднял ногу и убедился в этом окончательно.

– Это краска, – сказал я. – Он нарисовал остановку, которая потом словно выросла из альбомного листа. Я встал на нее, а потом мы поехали на трамвае к тому берегу.

– Возможно, он не видел того парня. Так могли проявиться твои воспоминания в его сне.

– Хочешь сказать, я поделился с ним своими воспоминаниями? – удивился я.

– Я точно не знаю, как это работает, но ты можешь влиять на человека через сон. Ты можешь делиться знаниями, рассказывать что-то или просто как-либо изменять сон.

– Вот только этого делать нельзя.

– Да, нельзя, – подтвердил дед и посмотрел в окно.

– Что там? – спросил я, тоже присмотревшись к тому, что было за стеклом.

– Серафим.

– Серафим? Но как?

– Считай, что он пришел за краской, которую ты случайно забрал из его сна, – сказал дед.

– Так, что теперь это не только мой персональный сон? – спросил я, растерявшись, и внезапно вспомнил про альбом, который рассматривал перед тем, как попасть в сон Серафима.

– Миры вашего сна объединились, вот только ты можешь контролировать все, что здесь происходит, а он нет, – продолжил дед.

– Он снаружи? – спросил я.

– Да, я смог скрыть от него дом. Я не знаю, что может случиться, если вы встретитесь.

– Значит, нельзя, чтобы мы встречались. И как долго ты сможешь скрывать от него дом?

– Пока у тебя не начнется нормальный сон, – ответил дед и заметил нити в моей руке.

– Думаю, не стоит сегодня проникать в чужой сон, – сказал я и разжал руку.

Нити вывалились из моей ладони и полетели на пол, вот только приземлиться им было не суждено. Они растаяли в воздухе, медленно опускаясь вниз.

– Я тут вспомнил про альбом, в котором видел похожего на того парня, – сказал я.

– В одном из моих старых альбомов? – удивился дед. – Можешь показать?

– Конечно. С книгами же все в порядке?

– Надеюсь, – сказал дед, направляясь к лестнице.

– Кстати, я сегодня ужинал с Серафимом и его сестрой. И как оказалось, он не знал, что она работает в адвокатской канторе.

– Надеюсь, вы хорошо поужинали, – сказал дед, когда мы преодолели половину ступенек.

– Да, неплохо, и поэтому сегодня он ночует дома. И Флора помогла мне немного с наследством, и поэтому мне нужно бабушкино свидетельство о смерти.

– Оно-то им зачем?

– Как оказалось, если бы бабушка была жива, дом достался бы не мне, а ей.

– Понятно, – произнес дед. – Оно в нижнем ящике моего стола.

И когда мы зашли в его комнату, он сразу же решил это проверить. Подошел к столу и достал из нижнего ящика толстую папку с документами. Я же искал тот самый альбом, что оказался на своем прежнем месте. Я взял его и начал листать.

– Нашел, вот оно, – внезапно произнес дед, достав из папки светло-оранжевый лист с водяными знаками. – Кажется, тебе придется проникнуть в дом, чтобы его забрать. Хотя, лучше забери все документы.

– Хорошо, – сказал я, продолжая искать того человека на фотографиях.

Вот только из-за того, что Серафим находился в моем сне, мне быстро стало плохо. У меня закружилась голова, и я присел на кровать.

– Кажется, я сейчас уйду, – произнес я, понимая, что мне не хватало сил сконцентрироваться на лицах.

– Только не сейчас, – сказал дед, вставая из-за стола.

Не успел он сделать и двух шагов, как я исчез, а альбом остался лежать на кровати. Серафим покинул мой мир вместе со мной, мы отправились в свои бессознательные сны.

Глава 5

Доброе утро, дневник. После того, как я внезапно покинул комнату деда, я перенесся в парикмахерскую. И я не просто в нее зашел, я уже сидел в кресле перед зеркалом. Мне и в реальной жизни стоило посетить это место, и видимо я даже во сне напоминал себе об этом. Только в зеркале я себя увидел с длинными светлыми и прямыми волосами, они были как у кукол из сна Серафима. Я провел по голове и понял, что это был не парик. Эти желтые пряди принадлежали мне, и мне очень хотелось от них избавиться.

И когда ко мне подошел парикмахер, я сообщил ему об этом. Правда, того, о чем мы говорили, не было слышно, но смысл каким-то образом до меня доходил. И после нашего диалога этот невысокий парень со стрижкой под горшок надел на меня накидку. Она была коричневого кофейного цвета с непонятным оранжевым рисунком, который я не смог запомнить.

Когда парикмахер приступил к работе, все вокруг затянуло пеленой, и мне ничего не было видно кроме размытых образов людей и какого-то помещения. Было слышно чьи-то незнакомые голоса, но о чем они говорили, я не понимал. Потом внезапно стало тихо, и я оказался уже в совсем другом месте. Я оказался в школе, в которой учился в начальных классах, и я оставался взрослым. Я словно пришел посмотреть, что изменилось с того момента, как я ее закончил.

– Азаис, – внезапно прозвучало за моей спиной.

Я обернулся и увидел свою учительницу по литературе, она была такой же, какой я ее запомнил во время учебы в старших классах. Ее бардовые волосы и челка были залиты лаком, а одета она была в строгий белый брючный костюм. Она подошла ближе, и от стука ее каблуков мне стало немного не по себе.

– Азаис, иди со мной, – продолжила она, и я послушался.

А пошли мы в один из кабинетов начальной школы, в котором за низкими партами сидели дети. Я еще не понимал, что происходило, изучая окружающую обстановку. И ничего странного в ней не было, это был обычный кабинет. На стенах висели плакаты, на которых были наглядно объяснены примеры прибавления и вычитания и другие манипуляции с цифрами и буквами. В конце кабинета располагались шкафчики и какие-то макеты.

– Здравствуйте, дети, – обратилась к классу моя учительница. – Сегодня урок труда у вас будет вести Симон.

Больше она ничего не сказала ни мне, ни ученикам, просто покинула кабинет, оставив меня наедине с тремя десятками детей. И не знаю, что такое со мной произошло потом, в реальности я бы ни за что не согласился на подобное. Я бы покинул кабинет, я бы любыми способами попытался избежать общения с большим количеством детей, но я этого не сделал. Я послушался преподавателя, от чьего голоса у меня вставали волосы дыбом.

На столах у детей лежали наборы цветной бумаги и картона, а также клей, ножницы и другие штуки. И на столе учителя тоже лежало нечто подобное, я подошел ближе, и убедился в этом окончательно. После чего мы с классом начали делать открытки, идея которых словно уже была в моей голове. И для начала я сложил картонный лист пополам, и дети повторили за мной. Следом я вырезал круг из лицевой части получившейся заготовки, получилось отверстие, а внутрь был вклеен круг немного большего размера. И у меня он был желтым, и я приклеил вокруг него такие же желтые треугольники, сделав из него солнышко. Оно смотрело прямо в отверстие, вокруг которого я наклеил разноцветные овалы. Таким образом, снаружи это выглядело как цветок, но внутри этот желтый круг был солнцем.

Я посмотрел на то, что вышло у меня, а потом поднял взгляд на детей, которые продолжали повторять за мной. Они послушно подчинялись, никто не шумел, все вели себя хорошо. Было слышно только то, как ножницы резали бумагу, и другие незначительные шорохи. И внезапно один из мальчиков показал мне то, что у него вышло. Он ничего не сказал, просто поднял открытку, на которой был цветок, и остальные дети тоже стали показывать мне получившееся.

В каком-то смысле урок закончился в тот момент, как последний ученик поднял свою открытку. И все тридцать цветов и солнц были обращены на меня. Я их даже зачем-то пересчитал, а потом понял, что не могу оторвать от них глаз. Мой взгляд метался от одного желтого круга к другому, пока эти солнца не начали шевелиться.

Я присмотрелся внимательнее к одному из них и увидел, что это уже было не плоское изображение. Из всех листов картона выпирали полусферы, на которых посередине образовались горизонтальные полосы. Круги еще немного пошевелились, и следом их словно разорвало на две части. А точнее получившиеся веки открылись, и теперь на меня уставилось пятнадцать пар глаз.

И внезапно я снова оказался в парикмахерской, не было ни пелены, ни расплывающихся передо мной объектов. Я просто снова сидел напротив зеркала, и теперь у меня были совсем другие волосы. Они были, как и у меня реального, только немного короче. Я присмотрелся к себе, чтобы лучше рассмотреть, что получилось, и внезапно заметил, что у меня были полностью черные глаза. И, несмотря на то, что я уже давно привык к некоторым странностям в моих снах, это немного напугало меня, после чего я проснулся.

– Сон внутри сна, – сразу пришло мне в голову.

Такое со мной было впервые, и это запомнилось так, словно это произошло в реальности. И после того, как я открыл глаза, я поспешил в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Меня интересовали мои глаза и волосы, с которыми оказалось все в порядке, когда я увидел свое отражение на немного грязной поверхности зеркала.

– И почему меня это так задело? – спросил я сам у себя.

Когда я вернулся в комнату, я в первую очередь начал искать свой телефон. Мне надо было позвонить Флоре, чтобы задать ей несколько вопросов. Внезапно я заметил, что на часах уже был почти полдень.

– Долго же я спал, – тихо произнес я, доставая телефон из кармана своих брюк.

Он оказался полностью разряжен, и даже экран не загорелся, когда я нажал на кнопку. Надо было уже давно сменить аккумулятор или вообще купить новый телефон, тем более этот телефон изначально принадлежал деду и был таким старым, что его уже нельзя было отремонтировать ни в одном знакомом мне сервисе.

Весь экран и корпус были в царапинах, цифры уже давно стерлись с кнопок, но почему-то я продолжал его использовать и в очередной раз поставил его на зарядку. Штекер вошел в разъем, но на экране ничего не появилось, он даже не загорелся.

– Серьезно? – озадаченно произнес я, вытащил штекер от зарядки и снова засунул в разъем.

И снова ничего не произошло, экран не загорелся, и я попробовал снова и снова. Но все мои попытки были бесполезны, нужен был новый телефон, за которым я отправился сразу после позднего завтрака, который состоялся почти в обед. Я поехал на трамвае и вышел на остановке, которая была сразу после моста. Было жарко даже у воды, когда я шел по набережной.

Людей было много, была суббота. После того, что я видел во сне, мое внимание особо начали привлекать дети. Почему-то все детские лица мне стали казаться знакомыми, что немного напрягало. А когда я уже в парке проходил мимо детской площадки, вспомнил себя в детстве.

Я уже в детском саду немного отличался от своих сверстников, я был заметно выше остальных, и на моей крупной голове торчком стояли вьющиеся волосы. И внезапно мои глаза наткнулись на похожего ребенка, который сидел в песочнице.

Разглядывать я его не стал, отвернулся и пошел дальше, к воротам, за которыми начинался уютный квартал. Ноги сами несли меня в сторону торгового центра, а мыслями я снова ушел куда-то в прошлое. Я вернулся в свои дошкольные годы, которые почти не помнил.

Передо мной предстали образы моих родителей, их лица были размыты, как и лица людей, мимо которых я шел. Казалось, что сон перешел в реальность, что немного испугало меня и заставило остановиться в нескольких метрах от торгового центра. Я присмотрелся к людям, чтобы убедиться в том, что мне это только привиделось. Некоторые проходящие мимо, конечно, косо посмотрели на меня, но мне было все равно. Я убедился в том, что с лицами людей было все в порядке, и пошел дальше.

– Симон, – внезапно прозвучал голос Серафима, когда я оказался в холле.

Я обернулся и увидел его вместе с сестрой.

– Привет, – сказала Флора.

– Я тебе утром писал, но ты не ответил, – продолжил Серафим, подойдя ближе.

– Привет, а я за новым телефоном сюда пришел, – ответил я.

– А мы за новой кроватью, – сказала Флора.

– Точнее я за кроватью, а она – просто по магазинам погулять, – добавил Серафим.

– Понятно.

– Нашел тот документ? – спросила Флора.

– Как бы да, но он не у меня, а в доме, в который я в данный момент не могу зайти. И я как раз хотел позвонить, чтобы спросить, что делать, – продолжил я.

– Что надо делать, – повторила Флора, задумавшись. – Надо подать прошение на обыск, в этом случае дом осмотрят, но если документ в сейфе, его не смогут вскрыть. И к тому же ответ придется долго ждать.

– Как я понимаю, быстро разобраться с этим не выйдет? – произнес Серафим.

– Да, это очередной неоправданно долгий процесс, – подтвердила Флора.

– Ладно, для начала куплю новый телефон, – обреченно произнес я.

– Мне сходить с тобой? – спросил у меня Серафим.

– Если хочешь, конечно.

– А я пошла вон туда, но, думаю, еще встретимся, – сказала Флора и отправилась в сторону ближайшего магазина одежды.

– Хорошо, – сказал Серафим, и мы вместе с ним пошли в отдел, где продавались телефоны.

Денег у меня на новый телефон было немного, и в первую очередь я смотрел на цены.

– Ты хоть с моделью определился? – спросил Серафим, тоже изучая то, что было в витрине.

– Нет, но мне определенно нужно что-нибудь крепкое, – ответил я.

– А у Флоры примерно вот такой и неделю не продержался, – продолжил Серафим, глядя на модель, которая со стороны была толщиной с две тетради сорока восьми листов.

Я тоже его заметил, его невозможно было не заметить из-за красного корпуса, но такой телефон мне точно был не нужен. И я немного наклонился, чтобы посмотреть на то, что было на двух последних рядах. Те модели оказались самыми дешевыми, некоторые из них имели клавиатуры больше экранов, которые к тому же были черно-белыми.

– Почти как телефон моего деда, – подумал я, не заметив табличку с надписью «для слабовидящих».

Правда, его телефон даже с исцарапанным корпусом выглядел почему-то приличнее. И подумав об этом, я переместил взгляд на полку, которая находилась немного выше. Пока я рассматривал то, что на ней было, Серафим переместился к стеллажу с чехлами, где его явно что-то заинтересовало.

– Вам подсказать что-нибудь? – спросил продавец, – который незаметно подошел ко мне.

– Спасибо, но нет, – сказал я. – Я позову, когда определюсь.

– Хорошо, – сказал невысокий парень со светлыми волосами и отправился в сторону кассы.

Мне же, чтобы сделать выбор, хватило минут трех, и пал он на модель с крупным экраном и стальным корпусом, который мне показался надежным. Стоя у стойки на кассе, я переставил в него СИМ карту и включил.

– А теперь пошли в мебельный, – сказал Серафим, наблюдая за мной.

– И как только Флора заставила тебя согласиться на новую кровать? – спросил я.

– Она и не заставляла. И, кстати, надо посмотреть еще и кухню.

И после этих слов мы отправились на четвертый этаж, где располагался крупный мебельный магазин. Людей там было немного, и мы сразу ощутили на себе внимание всех консультантов. К нам сразу же подошла женщина в белой рубашке.

– Добрый день, – прозвучал ее приятный голос.

– Добрый день, – выдавили из себя мы почти одновременно.

– Кровати там, – сразу же заметил я.

– Пошли, – тихо произнес Серафим.

Мы прошли мимо шкафов и стенок и оказались в отделе спален. Там кроме кроватей также были туалетные столики комоды и тумбы, а кровати стояли в несколько рядов. И такой вид не мог не вдохновить, вот и Серафим немного ушел в себя, уставившись на все это.

– Так тебе нужна и кровать и матрас? – спросил я. – Я думал, нужен только матрас.

– Я тоже так думал, вот только, как оказалось, основание немного треснуло, и его не починить, – сказал Серафим, продолжая смотреть куда-то вперед.

Не думал, что кровать ему будет так сложно выбрать. Сложно было и сказать, сколько мы ходили по отделу, глазея на десятки моделей. Мне даже самому захотелось приобрести хотя бы матрас, но потом я понял, что если в моей комнате станет уютнее, у меня уже не будет такого стимула, чтобы разобраться с наследством.

– Все не то, – тихо произнес Серафим.

– Точно ничего не нравится? – спросил я.

– Точно, вообще ничего, но все кровати вместе смотрятся очень круто.

– А диван не хочешь?

– Ну, давай посмотрим, – согласился Серафим.

Но среди диванов ему тоже ничего не понравилось, и мы отправились в отдел кухонь, где он сделал несколько снимков того, что, по его мнению, должно было понравиться Флоре.

– Надеюсь, тебя сестра домой сегодня пустит, – сказал я, когда он снимал очередной гарнитур.

– Это же не единственный мебельный магазин в городе, поеду в другой, – сказал Серафим и уставился на шкафчики с фигурными ручками.

– А если я тебе помогу выбрать и собрать, я смогу в любое время пользоваться твоим компьютером?

– Конечно.

– Все-таки долго я еще буду разбираться с домом, – подумал я.

Серафим позвонил Флоре, которая все еще продолжала гулять по магазинам, они договорились встретиться в кафе. И после этого мы тоже решили посетить пару интересных отделов, которые располагались этажом ниже. И на нем же примерно через час мы встретились с Флорой.

– Неплохо оторвалась, как я вижу, – сказал Серафим, глядя на пакеты.

– Сейчас же везде распродажи, – сказала она, присаживаясь на диван.

– Что-то в мебельном мы этого не заметили, – сказал я, расположившись напротив.

– Кровать, я надеюсь, ты себе купил? – обратилась Флора к брату.

– Да, купил, – ответил Серафим, копаясь в телефоне, который передал сестре. – И выбрал несколько кухонь

– Хорошо, – произнесла Флора.

– Добрый день, – сказал официант, который подошел к нашему столику. – Вот ваше меню. Обращайтесь, когда определитесь с заказом.

– Хорошо, – произнес Серафим, забирая у него меню.

– Я буду Цезарь с курицей и томатный сок, – сказала Флора, продолжая изучать снимки.

Я открыл меню и убедился в том, что там был этот салат, он был на первом же развороте вместе с остальными холодными блюдами. И что-то мне подсказывало, что Серафим тоже заметил его изображение. Правда, заказали мы по порции картошки с жареной курицей. Флора вернула Серафиму телефон и залезла в один из пакетов, откуда достала небольшую красную коробку.

– Телефон купила? – спросил Серафим.

– Да, – подтвердила она, открывая коробку.

Серафим посмотрел на то, что было внутри, а я заметил его взгляд, который говорил сам за себя. Потом Серафим посмотрел на меня, словно почувствовав, что я смотрел на него, и мы оба почти одновременно вздохнули. А внутри красной коробки был тот самый красный телефон, который мы видели. Флора достала его и включила.

– Номер, я надеюсь, остался прежним? – спросил я.

– Сейчас, только карту переставлю, – сказала Флора и достала из кармана похожий телефон.

Только он был золотого цвета с трещиной во весь экран.

– И как долго этот продержится? – спросил Серафим, глядя на то, как она доставала из него карту.

– Надеюсь дольше, чем этот.

– А в ремонт сдать не догадалась? – продолжил Серафим.

– Хотела, но мне понравился этот, – сказала Флора, закрывая крышку.

И после этой фразы наши с Серафимом взгляды снова стали практически одинаковыми, и хорошо, что Флора этого не заметила. Она положила свой старый телефон в коробку, молча встала и ушла.

– А я-то думал, какой идиот купит этот телефон, – произнес Серафим, когда она отошла достаточно далеко.

– Не только ты об этом подумал, – сказал я.

Заказ нам принесли до того, как Флора вернулась, и мы начали есть без нее. Мы почти доели, когда она села напротив.

– Не тот Цезарь? – спросил Серафим, заметив то, как она смотрела в свою тарелку.

– Нет, кажется, порции стали немного больше, – сказала она.

– Главное, что цены прежние, – произнес Серафим и продолжил есть.

Чтобы проверить время, я засунул руку в карман и по ошибке достал старый телефон деда. Я попытался включить его, а потом немного занервничал. Мне показалось, что я где-то забыл новый, а он оказался в другом кармане.

– Думаю, я поеду домой, через два часа должны кровать привезти, – сказал Серафим.

– Хорошо, тогда захвати мои пакеты, – сказала Флора.

– Можно мне с тобой? – спросил я у Серафима.

– Конечно, заодно поможешь со сборкой.

– Снова будешь разбираться с вопросом наследства? – спросила у меня Флора.

– Так, ты снова лазила в историю браузера? – вмешался Серафим.

– Да, немного, – не стала отрицать сестра. – У тебя же все равно там ничего интересного?

– Может, ты скажешь ему, как подать эту штуку на обыск? – продолжил Серафим.