Читать онлайн Мои Белые Боги 2. Твой Холодный Умар бесплатно

Глава 1 Саша

Через распахнутое окно в офис «Поиска» ворвалось лето: казалось оно только и ждало момента, чтобы впорхнуть в захламленное помещение, ветерком смахнуть осевшую на шкафах пыль и перемешать застоявшиеся запахи. Саша засмотрелась на холмистую долину, глубоко вдохнула и растерла, уставшие после долгой дороги, шею и плечи. Уже слышались шаги Романа Собянина и Паша с Прохоровым искали в коробках камеру, как Саша вздрогнула от голоса Аорони:

– Саша, – позвал любимый голос. Шаги становились всё громче, и на несколько мгновений ей показалось – сладко, сладко показалось, что сейчас она увидит Аорони. Чудеса обязательно должны случаться! Это их непосредственная задача случаться хоть изредка. А за пять лет упорных поисков и попыток вернуться в Горыянцы это будет даже не чудо – заслуженная награда. На Сашином лице вспыхнул румянец и затрепетала улыбка.

Роман Собянин не ожидал такой реакции, поэтому немного смутился и громко сказал: – Здравствуйте. Саша, можно вас на минутку.

Паша с Прохоровым переглянулись и промолчали. Ясное дело выходит. Аренда за два месяца не оплачена. Собянин у Саши вызывает тайное восхищение: русский, не пьющий мужчина с осознанным взглядом и чистой речью в провинции явление редкое. Ко всему он внешне хорош, и молод, и богат, пусть и сделал своё состояние на корме для животных под названием «Кошкино счастье», где в крайнем административном здании «Поиск» два года назад снял под склад и собрание помещение.

– Роман Кириллович, – воодушевленно сказала она, выйдя в коридор, намереваясь отстоять интересы «Поиска».

– Саша, – с тем же энтузиазмом ответил Роман, давая понять, что отстаивать будет свои интересы.

– Деньги будут. Скоро.

– Нет, нет. Если б дело касалось только тебя, и арендосъемщиков найти в нашем поселке сложно, то это одно дело, я бы подождал, Роман оглянулся в сторону двери, – но сюда приходят много подозрительных людей, ищущих «тарелочки». А сейчас появилось еще множество якобы свидетелей случая в Чернушке. С моего скромного завода хватит. Три дня назад приезжали люди в погонах. Понимаешь? Военные. Я сдал всё, как есть.

– Понимаю, – шаркнула по вымытому полу Сумецкая.

– Зачем тебе всё это? Давай: мне бухгалтер нужен. Бросай «Поиск», оставайся.

– Я ищу одного человека, то есть не совсем человека. Мужчину, – сказала Саша и осеклась, поняв, что ее слова могут быть поняты совсем не правильно. И они были поняты именно так.

– Вот что Москва с людьми делает. Феминизм такой феминизм. У вас два часа на выселение, – намеренно жестко сказал Собянин, развернулся и всё! Спасать ситуацию поздно. Саша вздохнула и подумала, что бездарно провалила и без того сложные переговоры. Откуда появилась необходимость откровенничать об Аорони? Одно время светило психиатрии отбил это желание, а вот оно раз и вылезло. Может оттого, что Рома чем-то неуловимо похож на вестников: и дело не только в карих глазах, и чертах лица, и доброте, или Саша уже потихоньку выдает желаемое за действительное.

– Собираемся, – сказала она, зайдя в офис.

– Аванс пришел, – сказала Павел Ситечко, и многозначительно посмотрел на нее. Паша – ее правая рука, можно сказать личный секретарь, щупленький интеллигент, в круглых, как у Гарри Поттера очках, с невзрачной внешностью и умеющий создать совершенно умиротворяющую, настраивающую на такой хороший продуктивный лад атмосферу. Бухгалтер.

– Можем заплатить за два месяца вперед. С едой, правда, придется ужаться.

– И с выпивкой, – поддакнул Прохоров.

– Я не собираюсь оплачивать твою алкогольную зависимость.

– Какая зависимость? Раз в полгода, – возмутился Прохоров с позывными «Рубаха».

– Даже не начинай, – строго парировала Саша.

Виктор Прохоров называет себя пехотой «Поиска». Крепкая, рельефная фигура, выносливость. Несмотря на некоторую резкость вполне терпим. К тому же Саша с некоторых пор весьма благосклонна к рыжим, а этого, как из огня достали, сложно сказать красив ли он, эта такая мужская красота, которая либо очень нравится женщине, либо отталкивает. Из кожаной куртки его не вытащило даже жаркое лето. К достоинствам можно отнести его любовь к чтению: Шерлок Холмс, детективы и фантастика в целом.

– Роману Кирилловичу не нравится, что его «Кошкино счастье» будет связано с людьми, выслеживающим НЛО. Бесполезно. Надо съезжать: в этом нет никаких сомнений. Только куда?

– К Катерине, – предложил Витя.

– Это кто? Это куда?, – спросил Ситечко.

– Оооо, скоро узнаешь. Саша читала ей долгие лекции про женскую самодостаточность и гордость, но Катерина секис любит больше. Да?, – усмехнулся Прохоров, подхватил коробки и потащил к выходу, – заберем только самое ценное: камеры и измерительные приборы.

Саша подошла закрыть окно и увидела перед воротами Романа. Он подходил к своему новенькому дастеру, возле которого его ждала жена, недавно подарившая ему ребенка. Саша подробностей не знает, но пару месяцев назад у той был характерный для поздних сроков беременности живот. Они часто вместе появляются в «Кошкином счастье». Как вдруг подъехала оранжевая хэндай, из которого вышла эффектная блондинка и чмокнула Романа в щеку.

– Извращенец. Еще про тараканов рассказывает, – фыркнула Сумецкая и громко хлопнула окном.

Только когда надо переехать, приходит осознание, сколько много у тебя вещей, а тут находится техника и кое-какие личные вещи других членов «Поиска». За два часа съехать никак не получилось. Основную часть вещей с описью они перетаскали в подсобку, предупредили о переезде товарищей по «Поиску» и только часа через четыре сдали ключи. Наконец Ситечко хлопнул по аккуратно расставленным в багажнике коробкам, Прохоров докурил, а Саша резюмировала: – Да, удобное было место, – и скоро выжала сцепление своей синей Нивы – единственной ценной вещью, заработанной за пять лет после возвращения из Горыянцы. И это, в общем-то неплохо, ее удаленная работа приносит достаточно средств, если б не приходилось кормить двух-трех поисков, а также аренду жилья и офиса.

– Так что едем к Катерине, – сказала Саша.

– Ото всюду нас выгнали, пока не найдем новое жилье, поживем у нее. Хотя поживем – это громко сказано. Паха, ты готов к тяжелым бытовым условиям ради доказательства присутствия на Земле инопланетной жизни?, – спросил «пехота», ожидая бодрое «да». Ситечко задумался и сдержанно ответил: – На пару дней. Я займусь поиском жилья. А где это находится?

– Катерина живет в Куеде!, – весело сообщил Прохоров, – никак не могу привыкнуть. Тридцать пять километров. Сейчас намотаем туда-сюда.

–Там нормально. Просто неудобно ездить, – пояснила Саша нахмурившемуся Паше. Он стряхнул онемение и сообщил, глядя в ноутбук: – Фильм выслали. Послушаем?

– Валяй, – ответил с заднего сидения Прохоров, открыл окно и закурил.

«Пермское стояние. Четвертого июня две тысячи двадцать второго года над городами Чернушка и Пермь зависли семь и двадцать семь неопознанных летательных объектов соответственно. Над Чернушкой с четырнадцать часов двух минут до двадцати одного часа пятидесяти семи минут, над Пермью с четырнадцати ноль семи до двадцати трех пятнадцати минут по местному времени. Многочисленные свидетели предоставили показания, также многочисленные фото и видео свидетельства не оставляют сомнений в реальности данного события. С Пермского стояния прошел год, и ни на один вопрос нет ответа:

– Что это были за объекты?

– Какова цель появления?

– Связались ли официальные власти с визитерами?

В этой программе «Поиска» мы воссоздадим хронологию тех событий и попытаемся разобраться со всей появившейся после стояния информацией. Официальные власти, в свою очередь, признали стояние – голограммой, ссылаясь на то, что средства ПВО не обнаружили цели. Полковник в отставке Анатолий Сергеев сообщил, что несмотря на сложную международную обстановку, власти страны разрешили группе ученых с шестого по восьмое июня двадцать второго года осмотреть местность, провести замеры и опросить свидетелей. Выводы группы оглашены не были.

Через семь дней, одиннадцатого июня в небе над Пермью наблюдалось свечение с трех до пяти утра.

Температура воздуха над тем местом, где зависли НЛО, на протяжении двух дней была выше окружающей на два-три градуса.

– Да это чушь! Зачем вставлять про градусы. Нудятина!, – взорвался Витя и Саша внутренне напряглась, предвидя, что будет дальше.

– Не согласен. Это крайне важный, физический показатель, – парировал Паша и добавил, – к тому же доказанный. Есть документальные свидетельства.

– Ну и что!?

– Что ну и что?

– Что дает твоя температура?

– Она не моя.

– Ну и что она дает?

– В фильме мы старались обобщить все данные.

– А про рисунки на траве?

– Про примятую траву и спиралевидные круги будет дальше. Вот как-то извините: у меня нет интервью с зелеными человечками: куда-то вот делось.

Витя осуждающе выдохнул и заявил: – Если нет мышц, это не значит, что есть мозги. Это не так работает, это работает не так. С самого начала тягомотина: никто смотреть не будет.

– А ведь они не нравятся друг другу. Один считает другого занудой, тот в свою очередь одного – «топором», – подумала Саша и вслух сказала: – Температура – важный показатель, причина по которой она не выравнивалась с окружающей средой, по моему скромному жизненному опыту, может заключаться в том, что НЛО на определенном пространстве вокруг себя меняет физические показатели: плотность воздуха, давление, притяжение Земли. Некоторым созданиям легче изменить среду, чем создать двигатель, способный удержать довольно крупный объект неподвижно в одной точке. Это, кстати, объясняет размытость фото и видео. Но Витя прав: прозвучало как-то скучно. Подумай, как улучшить подачу материала, – сказала Саша и, так как фильм стоял на паузе, а дальше слушать настроя не было, включила радио, и они поехали молча.

Ровная дорога поделила пополам зеленую долину. День выдался теплым, с освежающим ветерком: один из тех прекрасных дней, которые на Урале ждут по полгода.

– Какие существа меняют пространство, вместо того, чтобы создать ТАКОЙ двигатель?, – хорошо обдумав вводные данные, спросил Ситечко, не найдя в памяти ни одного примера.

– Да хотя бы люди. Мы очень сильно изменили пространство вокруг себя. Регулируем температуру своих жилищ, попутно меняя температуру в городах, влажность, стремимся к чистоте, понимая ее по-своему. У этой планеты свой взгляд на чистоту.

– Ну это…, – замялся Паша.

– Тот же принцип: возможности разные. Мы знаем один тип эволюции, это не значит, что он в принципе один. Всё, что сейчас происходит с человечеством можно описать, как ментальную эволюцию: мы не можем полностью удовлетворить свои же потребности в ментальных способностях, поэтому создали свою тень – искусственный интеллект. Всегда ли создатель верен в своих расчетах и честен в ожиданиях? Наш старался избавиться от нас. Мы хотим перестать быть людьми: вот истинная река прогресса.

– Я боюсь тебя, – сказал Ситечко и улыбнулся.

– Думай над температурой, – хмуро вклинился Прохоров.

– Но ведь ты сама пишешь эти программы!, – подобрал нужный аргумент Паша.

– Увы, мой друг, увы, но клянусь это последний проект, потом начнем воровать еду, – пошутила Саша.

– «поиск» же подкидывает денег, – поинтересовался Витя.

– Прошел год, результатов нет. Спонсорский ручеек скоро иссякнет. Хорошо хоть техника есть.

– Вот именно: год прошел. Думаешь, прилетят отметить годовщину с тортом и винцом? Прииивет, земляне! Мы тут всё облазили и ничего не нашли, кроме двух полуумных старух с рассказами о чертях и конце света и дохлой собаке, над которой якобы проводили опыты. Мы для них насекомые: посмотрели и дальше по своим делам.

– Почему они не выходят на контакт?, – спросил Паша и они с девушкой обменялись долгим взглядом.

– То есть не приземлились, не вышли и не попытались заговорить? Ты это имеешь в виду. Я думаю, из-за разницы энергетиче5ских центров такой контакт может быть разрушительным для человека. Совсем иная комбинация, совсем иная комбинация. Понимаешь?, – Саша вздохнула, поймав ироничный взгляд Прохорова, но продолжила, – и для них это будет разрушительно. Наше человеческое тело более плотное, во время прямого контакта они будут также вынуждены «плотнеть». Мне они не нужны, мне нужно их оборудование. Они вернутся. Их открытое появление имеет веские причины. Они что-то нашли в этом районе, и думаю, вернутся. Лишь бы моей человеческой жизни хватило дождаться.

И Сашу понесло. Сказывались долгие рабочие дни молчания и раздумий. Не осмысленные теории, лишь догадки и сплошные предположения. Она говорила и говорила, то и дело, отрывая руки от руля и вскидывая их вверх к синему небу с белыми пушистыми облаками. Тогда Прохоров вскрикивал: – Руль!, – и чтобы рыжий товарищ не переживал, Ситечко уже был наготове и придерживал «баранку». Сумецкая раскраснелась, вывалила все свои гипотезы и то, как она собирается заставить НЛО открыть известные им проходы в другие миры по средствам энергетических сигналов, сходных миру Горыянцы через записанные саблиминалы. Хорошо бы подбить «тарелочку», но можно попробовать и посадить. Если исчезнет создаваемое НЛО вокруг себя поле, то они не удержатся в воздухе. Саша говорила и говорила и сама понимала, что несло ее к совершенно уж диким теориям. Она провела много времени, перебирая, переворачивая огромные объемы информации в поисках того, что поможет ей вернуться. У Прохорова от восхищения округлились глаза. Ситечко молча вглядывался в горизонт, не забывая боковым зрением следить за руками водителя, когда поток около научной фантастики с сомнительными теориями и методами иссяк, всем троим, захотелось перекусить.

– Вот такой план, – сказала Саша, поставив в монологе точку, про себя подумав, что других зацепок, позволяющих надеяться на возвращение в Горыянцы нет.

В этом поселке они с поисковиками уже останавливались, только Ситечко здесь впервые. Возле широкого, глубокого ручья с мостиком и сочными деревцами есть совершенно чудесный магазин, которому позавидуют и в столице: здесь готовят, кажется, всё: от оливье и шаурмы до вкуснейших пирожных и продукты большей частью свои, натуральные. Для поисковиков это стало настоящим спасением, потому что от доширака и магазинных булок начало сводить живот, чего не случалось даже от червей в Горыянцы. Черви в свое время плотно вошли в Сашино меню, и признаться, она порой вспоминает их вкус с желанием попробовать снова.

Но таких деликатесов в Куединском магазине не было, и троица ограничилась шаурмой и кофе и, подкрепившись в машине, поехали к Катерине, и что оказалось странным так это то, что дома ее не оказалось. Катерина моет пол по вечерам, сдает половину дома и обычно, да что там обычно – всегда дома. А тем временем это самое время шло: аванс начал проедаться, за НЛО никто не следил, фильм не редактировался. В поселке все друг друга знают. На странную троицу в машине оглядывались прохожие, мальчишки подбегали и задавали свои простенькие вопросы, на которые Ситечко ровным голосом отвечал: – Мальчик, иди домой, а то зеленые человечки ночью приснятся.

Это срабатывало. Открыв окна, все трое пытались работать в ноутбуках. Первым от неудобства свалился Ситечко и уснул, вторым, проверив, все сигналы с камер, на заднем сидении захрапела «пехота».

– Удивительно, как быстро засыпают мужчины. Бах, и его уже нет, в царстве Морфея новоприбывшие. Я вот, к сожалению, так не могу: думаю, вспоминаю, планирую, мечтаю, а тут прямо молниеносно, пропуская все эти этапы. Если только устану физически, – подумала Саша и ушла с головой в работу.

Катерина – молодая женщина, тридцати лет, с соломенными волосами и глазами синего льна, с фигурой, завораживающей мужские сердца. Широкие, упругие бедра, грудь четвертого размера. Но, несмотря на обилие ухажеров, семейная жизнь не складывается: она упорно выбирает тех, кто только пользуется всеми этими прелестями без обязательств, упрямо наступая на одни и те же грабли с маниакальной решимостью добиться, чтобы грабли хоть раз не сработали. Стоит ей сделать комплимент, и она уже в своих фантазиях выходит замуж.

Разругавшись с родными из-за наследства, она приехала в поселок семь лет назад и на имевшееся от бабули наследство, которым она отказалась делиться, купила дом и стала жить, как могла. Дом постройки девяностых из белого кирпича поделен на двух хозяев и окунает в деревенскую, расслабляющую атмосферу. У хозяйки все строения начищены, намыты, двор засажен цветами и утопает в яблоневом цвету. В последний раз они съехали из-за буйного кавалера Катерины: он заявился пьяным с причитаниями «проклятие сатаны, безбожники» отпинал коробку с хрупким оборудованием поисковиков. Увы! Оборудование пришло в негодность. Административное дело где-то до сих пор числится не раскрытым ввиду убытия местного жителя на заработки, восстанавливать пришлось за собственные средства. Между прочим двести тысяч улетело за пьяную выходку.

День разгорался. В начале третьего у Саши затекла шея и ноги. Проснулся Прохоров и стал жаловаться на некомфортно высокую температуру, на голод, отсутствие сигарет и женщин. Саша подумала, что с мужчинами постарше было работать приятней ,и дала ему карточку, чтоб он смог удовлетворить потребность в еде и пагубную привычку. Что касается последней потребности, то сказала, что ничем помочь не может. Рыжий лис согласился на предложенный компромисс и отправился прогуляться до магазина. Когда он ушел, накопившееся раздражение от бомжеватого образа жизни вылилось в констатацию факта: в таких условиях работать невозможно. Она вышла из машины, потянулась, размяла шею, с удовольствием ощущая расслабление, как занавеска на окнах Катериненого дома зашевелилась. Ага! Ага! Она вернулась в машину, настроила зеркала и скоро снова убедилась: в доме кто-то есть. И перевела Катерине семь тысяч. Надо сказать, вторая слабость Катерины – рассказы о ведьмах, барабашках и НЛО, на том они довольно близко и сошлись, так что какое-то время, точнее первую «эпоху» безденежья жили здесь бесплатно.

После перевода долго ждать не пришлось: в цветастой юбке, желтой блузке с шитьем и в розовых сланцах хозяйка дома вальяжно появилась на крыльце, отчего-то в платке и черных очках, хотя до этого в последних украшениях не появлялась.

– Саша, – сказала она, раскрыв объятия, – а я заспалась сегодня. Смотрю смска пришла, выглядываю: вы уже тут. А это что новенький?, – кивнула Катерина на Ситечко и шепнула, – заморыш какой. Раньше у тебя мужики лучше были.

– Это просто коллеги, – уточнила Саша и перешла к сути, – что с лицом?

– Вам жилье нужно?, – тоном хозяйки положения спросила хозяйка.

– Да! Но что с лицом?, – не боясь получить от ворот поворот настаивала Сумецкая.

С Катерины, после короткого раздумья, схлынула уверенность, и она сняла очки. Под левым глазом красавицы имелся синяк. Уже не свежий, пожелтевший.

– Надеюсь, ты сняла побои! Я категорически против физического насилия. Что это такое? На этот раз только уголовное дело. Это Митя твой постарался?

– Нет. Соседова жена. Он домом ошибся и ко мне зашел, – перешла на шепот Катерина и обернулась на дом соперницы, – а утром она его нашла у меня. А собаки нет, и двери забыли закрыть. Получается, неожиданно нашла у меня.

– Катерина!, – строго сказала Саша.

– Он сказал, что любит и разведется. Вот увидишь!, – с вызовом заявила молодая женщина и подумала: – хоть бы отстала.

– Человек пережил физическое насилие, адекватно думать не может, не стоит давить, – подумала Саша и с сочувствием посмотрела на синяк.

– Дом свободен?

– Айда заселяться. За деньги отдельное спасибо.

– Да, тебе теперь понадобятся: реабилитация, мази, очки, тоналка, – подколола Сумецкая.

Катерина в ответ только качнула бедрами и скоро открыла дверь в ухоженный, деревенский домик. Вход у каждой половины отдельный, между половинами невысокий, деревянный забор. В коридоре их встретили вечные сумерки, потому что всю левую сторону отгородили стеной ради полноценной ванной и туалета и это того стоит. Прямо – огромные сенки: двадцать – двадцать пять квадратом, а слева две ступеньки, ведущие к двум самостоятельным комнатам и кухне с беленой печкой. Саша вошла прямиком в сенки и поставила рабочий ноутбук на старый, круглый стол с обвязанной скатертью. Эта часть дома зимой не отапливается, летом же это целая жизнь с высушенными травами, ягодами и грибами. Совершенно волшебная, восстанавливающая атмосфера застекленных сенок и если б можно было, она бы таскала их за собой домиком на колесах.

– Нашли что-нибудь интересное?, – спросила Катерина, поправляя коврик.

– Аааа, нет. Разбуди Пашу, скажи, чтоб раскладывал вещи и садился за работу. Позже мы обязательно поболтаем, – сказала Саша и с головой ушла в работу всеми мыслями, «плюхнувшись» туда с разбега, следуя собственному плану. Что-то пробурчала Катерина, недовольная «приказом», что-то спрашивал Ситечко. Бесполезно. Сейчас от нее ничего не добиться. Саша, верно, видилась ежиком в тумане, хотя такой концентрации можно позавидовать.

– Саша, это куда ставить?

– Ага.

– Саша, я закончил новый текст.

– Ага.

Пребывая в рабочей концентрации, она сварила себе кофе. Под «Бетховена» связки бежали перед глазами и сами складывались по техническому заданию.

– Кто взял пирожки? Куда они делись? Только что вот на столе лежали?, – возмущенно закричал Прохоров. Сумецкая повесила на сенки табличку с просьбой не беспокоить и прожевала какую-то, невесть откуда взявшуюся обалденную местную выпечку и запила кофе, а дальше пугающий объем работы разбила на «вагончики» и методично их «переваривала».

Глава 2 Экспедиция

– Буря идет, – сказал Дасти Гоуф, как будто и без него не видно: грядет буря.

А ответить нечем! Сто пятьдесят сокровищ Вирога потеряли то, что привыкли считать естественным, став в мире силы полным никем. Это бессилие непривычно, раздражает и злит.

Экспедиция шла по картам хоженным маршрутом. Прекрасная каменная доска под управлением ведущего сокровища экспедиции повелителя Умара Дориана Агиба и двух штурманов по карте отсчитала третий проход справа из двадцати пяти остальных и, когда проход открылся, нырнула в него. Уже чуть позже, разбирая, что же случилось, Кодриан Фогэстини понял: в многоходовом проходе открылся еще один проход. Ситуация надо сказать редчайшая. Такая редкая, что можно сказать – судьба. Надо было повернуть назад, только поворачивать стало нечем. В остальном проход был совершенно обычным. Преодолев его, первым делом сокровища потеряли давление, полетели вниз, естественно, стараясь нажать на привычные «рычаги», только в механизме "скоровище"всё напрочь отказало. Если б здесь была агрессивная среда, их бы раздавило, если б Проход располагался высоко, они б разбились при падении, если б не было кислорода – задохнулись. Но всего этого ни случилось: температура – умеренно – прохладная, давление в норме, проход почти у самой поверхности песков, кислород есть. А сил сокровища нет!

Трое условных суток от прохода экспедиция шла по промерзшему, оранжево – желтому песку, потрескавшемуся, словно высохшая грязь. Свинцовые облака низко клубятся над поверхностью этого мира и пропускают света ровно на вечные сумерки. Вызывает сомнение: есть ли солнце за этими чертовыми облаками. Видна только одна-единственная белая, пульсирующая звезда. Когда экспедиция вышла из прохода, звезда была на горизонте по правую руку, там сейчас и остается. Других ориентиров в этом мире нет: ни карт, ни возможности осмотреться с высоты, ничего, чтобы помогло бы определить стороны света.

У сокровищ Умара есть только одно объяснение потере сил: они оказались на легендарной отрицательной планете, которая именно так влияет на их способности по той причине, что «пить» тут нечего. Этот мир – одна из редких энергетических аномалий. Как в живом мире встречаются аномалии, так и в энергетическом мире такие аномалии присутствуют. Естественно, у аномалии есть какая-то причина, но в виду крайней редкости – не изучена. Энергия здесь "стекается"в одну "емкость"по недоступным сокровищам каналам и параметрам, вероятность найти это энергетическое "озерцо"на засохшей планете песка чрезвычано низка. Ничтожно низка, поэтому на такую удачу никто не надеется. Так думал Кодриан Фогэстини – второе сокровище империи Умара, вглядываясь в идущую стеной песчаную бурю, которая закрывала собой серые облака, и звезду, и сумрачный свет.

Все трое условных суток, прошедших с момента прибытия, по приказу ведущего сокровища – Дориана Агиба, экспедиция держала курс на единственную, видимую звезду. Шли на легком беге. Из груза взяли провизию, которой, по подсчетам Кодриана хватит еще на пять условных суток. Потом начнется (лечебное) голодание. Палатки и аналоговые укрытия в таких экспедициях не положены: ведущее сокровище запретило принимать второе обличие, ввиду сложности контроля этого состояния. По условным ночам, когда наступает время сна, становится холодно. И хотя это не смертельно-опасный холод – было принято решение спать близко друг к другу, спиной к спине, вповалку.

Воду потеряли сразу же после потери давления: запасы пресной воды объемом с малое озеро грохнулись об песок, разбив и размыв верхние слои песка, и полностью впитались. В любом случае – тащить запасы воды при полных, личных флягах и запасах паракена, не целесообразно и не в чем. Из всего груза взяли еще десять полных комплектов формы, столько же одеял, холодное оружие на каждого члена экспедиции – кинжал, меч и нож, три бинокля, все имеющиеся пять аптечных ящиков и веревку, хотя как верно подметил сотник Лорк Сурба: – Даже повеситься здесь не на чем.

Оглядев этот запас, любой опытный ходок задал бы логичный вопрос: – Зачем в мирах бинокль? Что он там забыл? И получил бы в ответ молчание, потому что не надо задавать глупых вопросов. Еще и насмешливый взгляд повелителя: – Откуда на доске взялись бинокли?

И вся экспедиция вопросительно посмотрела почему-то на Кодриана Фогэстини, потому что если кто и мог знать, так это он. Но не в этот раз. Сколько ни говори, ни пиши инструкций, обязательно кто-нибудь притащит на доску что-то постороннее.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво крутил мысли в голове Кодриан, – может шутки ради притащили эти бинокли, а они вдруг взяли и пригодились.

При переходе через проход большая часть груза была потеряна. На Умаре всерьез груз не воровали: особенно ходоки не любят таких шуток, а новье что-нибудь да умыкнет, чтобы скоро с усмешкой спросить: – Не ты ли потерял? На Норбе бывало сокровища подворовывали друг у друга: ждали экспедицию и после прохождения прохода быстро перемещали чужой груз в другую точку. Понятное дело, что легче всего красть в тот момент, когда экспедиция пересекает проход и всё внимание сокровищ приковано к проходу. Ведь что может означать потеря груза? Только то, что его украли здешние сокровища. А их нет. Здесь вообще никого и ничего нет.

Повелитель стоял ближе всех к буре, рассматривая ее через бинокль, с которым не расставался трое условных суток. Зная не разговорчивость Дориана Агиба, Кодриан держал вопросы в дальнем кармане, который всё больше и больше давил. Прослужив повелитель много человеческих жизней, Кодриан научился понимать его с полувзгляда, а вот теперь не понимал. Но, понимая, что упускает что-то важное, на стоянках начал прислушиваться к болтовне золотых – больше сотни голов лучше, чем одна, но и тут его ждало разочарование. Коллективный разум не предоставил ни одной дельной версии. Почему повелитель повел экспедицию по этой звезде? Что рассматривает в этих однообразных песках? И почему бы не попробовать обойти бурю по флангам во втором обличии?

Кодриан брал бинокль и по примеру повелителя смотрел на пески, надеясь увидеть там то, что так привлекло внимание Дориана Агиба. Правый глаз Кодриана с Норбы восстановился полностью, и теперь у него полный комплект глаз: как и полагается, их два. Только вот после "горячих купаний"зрение не стало прежним: ясность глаз пострадала навсегда – обычно это легко решалось с помощью зрения силы или купленных в человеческом Умар-Уоте линз. Сначала купленных, а потом специально сделанных по образцу – Кодриану подходила и появившаяся ясность, и возможность поддерживать постоянный серый цвет глаз, отчего к нему прилипло "звание"Железяки. Хорошее прозвище: учитывая количество завистников, врагов, соперников и как красиво пришлось подвинуться первой Лоргии, когда вторым сокровищем империи Умара неожиданно оказалось сокровище, которому сила досталась случайно, вполне нормальное прозвище.

Зависть не изрубить мечем, ни вывести кислотой. Бессмертна. У смерти Кодриана будет одно из трех имен: Герольд, небыть или зависть. Ему подсылают женщин, отправляли и регулярно отправляют яд с требованием выпить, многажды пытались подставить и опорочить перед повелителем. Если давно не случались покушения, он начинает волноваться, ожидая, что грядет что-то грандиозное и отлично спланированное. Его ненавидят лютой завистью, и с этой ношей справится не каждый потомок. Никого не интересует его преданность Вирогу, Умару, его страдания и лишения. Зависть хочет только одного: что б он сдох, а потом можно было сокойно "пинать"беспомощное имя некогда второго сокровища Умара. Кодриан давно не пытается что-то изменить: зависть стала общим фоном его жизни. Пусть всё останется, как есть: пусть останется милая, сисястая Мони – некогда развратная потаскуха, зато своя и понятная, без всяких там разных сюрпризов. И главное – возможность быть подле повелителя и строить его империю без рабства!

А буря с тихим гулом приближалась всё ближе. Сумерки превратились в ночь. Странно то, что гул слишком тихий для таких размеров бури и вокруг экспедиции полное безветрие.

– Во время бури прикрыть дыхание! Доставайте, ищите всё подходящее, – скомандовал Кодриан и подуставшие, и морально подунывшие золотые Умара начали рыться в вещевых мешках. В целом моральный дух личного состава экспедиции положительный: из-за неопределенности и не прописанной в инструкции ситуации треть свежепринятых золотых показывали медлительность при выполнении команд, еще можно было "прочитать"знакомое чувство страха перед смертью и уныние, но паника отсутвует, приказы исполняются, десятники поддерживают друг друга. Когда все кончится и если они вернутся на Умар, этот опыт поможет им влиться в золотую службу Умара. Сам Кодриан смерти не боится от слова "совсем". Так, может, предчувствие короткой, острой боли, как на охоте получил травму, и тебя доставляют в медицинский сектор, чтобы разрезать, прочистить, заштопать. Новички еще не знают: есть кое-что пострашнее смерти. После того, как на Умар не вернется эта экспедиция, лиркапитаны отправят поисковые экспедиции, которые в лучшем для них случае завершатся ничем. Далее по инструкции лиркапитаны будут имитировать присутствие повелителя Дориана Агиба: размещать информацию в анализаторе о его передвижениях и встречах в совете рас. Эта мера даст совсем немного времени, потому что присутствующие на Умаре Агибы скоро поймут: империя осталась без хозяина и как представители правящей династии решат этот вопрос по-своему и, зная каждого Агиба с золотыми нашивками лично, он бы ни за что не стал делать ставки: кто и на что решится. Семейство то еще!

У Дориана Агиба есть сын. Кодриан знает об этом факте ровно столько, сколько знает вся остальная империя. Агибы умеет аккуратно вырезать ненужное из памяти, не оставляя следов, шрамов и последствий. Ну если Кодриан из-за любопытства узнал лишнее или же это произошло случайно: так ему и надо, так лучше. Нет никакого желания хранить тайны помешанного на скрытности семейства Агибов. И, так как неизвестно, сильное он сокровище или нет, неизвестны его другие способности, которые могли бы дать ему преимущества в борьбе за огненный трон империи, то Кодриан счел должным просто сбросить сына повелителя Умара со счетов. У сильных сокровищ Герольда было много потомков – и почти никто близко не был также хорош, как папаши.

Существует большая вероятность, что возня с дележкой чужой власти дойдет до Герольда. Остается надеяться на чувство самосохранения умаровских Агибов, и они оттянут этот момент. А в лучшем случае – Кодриану бы очень хотелось верить – вообще сумеют скрыть. Тогда вся погибшая экспедиция вернется в прежний Умар. Кто вел себя хорошо – наградим, кто плохо – накажем. Вот тут Кодриан сделает ставку: вероятность такого развития событий – четыре к десяти. Если же до Герольда дойдут слухи – экспедиция вернется в незнакомый мир. Реиливация – возвращение после смерти в прежнее тело, происходит через тот проход, возле которого потомок провел больше всего времени за последнюю человеческую жизнь. Собственно так и стало известно о существовании отрицательных миров – от прошедших реиливацию сокровищ. Процесс возвращения не такой простой, как думают люди Умар-Уота. Нужно время на восстановление памяти. В таком состоянии сразиться с Герольдом нет ни физической, ни моральной возможности. Экспедиция полным составом попадет в плен, в то время как Умар превратится в худшую версию Норбы и все главные труды его жизни будут перечеркнуты. Вот от этой мысли Кода пробирает холодком до самых почек. Это крах! Его личный и многих, многих потомков и людей.

Золотые тем временем не нашли ничего лучшего для защиты дыхания, как запасная форма и повязки с медицинских ящиков. "Выглядят, как сброд!", – проскребла вторая натура железяки, не терпящего отговорок вроде "всего не предусмотреть"и мимоходом решила на будущее добавить в комплект дополнительного обмундирования балаклавы.

С этой мыслью Кодриан развернулся и направился к повелителю, отложившему бинокль. Момент удобный. Гул приближающей бури усилился, ветра так и не было. Возможно, близость бури – оптический обман и у экспедиции в запасе есть время на маневр.

– Повелитель, разрешите предложить, – начал Кодриан, выдержав небольшую паузу, – может, обойдем бурю справа?

Дориан Агиб ответил не сразу. А когда развернулся к своему второму сокровищу, выглядел неприятно удивленным. Брови слегка подняты, вгзляд: вот как смотрят на последнего болвана, не понимающего совершенно элементарные вещи. Ну что ж, пусть будет так.

– Это бессмысленно, – наконец ответил повелитель, что внесло определенную "ясность".

После испытаний на Норбе, Код заслужил резерв доверия повелителя Умара, и все последующие человеческие жизни верной службы только увеличивал размер этого резерва, многократно убедившись в его наличии. Настал момент выпотрошить копилку. Код слегка мотнул головой и потупил взгляд, давая понять, что ничего не понимает и хочет знать.

– Глаза притупились? Услышал про отрицательную планету и думал только так. Ход твоих мыслей убил всю экспедицию и упустил песок. Ты – труп, иди, жди бурю.

– Я не понимаю, повелитель?, – чувствуя всё распирающее любопытство, сказал Кодриан, словно долго искал решение сложной загадки и теперь готов сдаться и просто услышать ответ.

И тут Агиб поцокал языком. Это самое яркое выражение иронии или недовольства, или всё вместе. Если Дориан Агиб зацокал языком, значит, резерв доверия точно откупорен.

– Посмотри на эту бурю? Она не кажется тебе странной: ветра нет, гул нарастает не естественно, медленно, похоже на работающий, механический двигатель.

– Это атака, – не уверенно высказал Кодриан, первое пришедшее на ум предположение.

– За нами следят. Слева и справа и впереди по ходу следования – следы.Держи,– сказал повелитель и бросил Кодриану бинокль, – постарайся сохранить и найти след от сапога.

Вопреки репутации говоруна, Кодриан оторопел и промолчал. Оправдываться не имело смысла, да и не хотелось выглядеть жалко, а именно так он будет выглядеть, пытаясь оправдать собственный провал. Если б Дориана Агиба здесь не было, под руководством Кодриана экспедиция погибла или еще хуже – попала в плен и голова заработала уже в другом направлении. Найти можно только то, что ищешь. Если ты этого не ищешь, то никогда и не найдешь. Код вцепился в бинокль и оглядел местность по правую и левую руку от экспедиции. Ни тьма, ни плохое зрение теперь не помешали найти нужное. Следов сапог он, правда, не увидел, но доказательства присутствия разумной жизни имелись. За трое условных суток местность в целом была однообразной: ярко-желтый, промерзший, с мелкими трещинами песок, один бархан высотой с трех уровневый умарский домишко, да множество насыпей высотой, варьирующейся от роста одно-двух потомков. Эти насыпи не мешали передвижению экспедиции – обходить их не составляло труда. Только теперь Кодриан подметил, что находясь на небольшом расстоянии друг от друга, насыпи рассыпались по всей пустыне и могут представлять собой не что иное, как пункты наблюдения. Если одеть разведчиков в камуфляжные одежды в цвет песка, как бы он и поступил на месте сокровищ этого мира, заметить их, при плохой видимости, крайне трудно. Возле одной насыпи по левую руку хорошо виден след живота – крупного такого пуза – кто-то долго лежал возле насыпи. Вот рядом углубления от локтей и ног. Передвигались больше части ползком, не высовывались, а если посмотреть назад – у Кода уже были такие мысли, которым он не придал значимости, то получалось, что от Прохода всё это время экспедиция шла по плавной наклонной вверх. Таким образом, по отношению к чужой разведке сокровища Вирога всегда находились чуть ниже, что делало наблюдение более удобным.

Если Дориан Агиб видел следы сапог, то это тоже о многом говорит. Сапоги сами по себе показатель развития цивилизации. Ведь надо добыть кожу или аналог, нитки или другой соединяющий материал, организовать производство, наработать опыт, составить последовательность. На горенианцах, например, не было сапог, когда их снимали с деревьев, "вытаскивали"из дикого обличия, чтобы привести в человеческий вид и спасти. Разведка также организована на высоком уровне, что может указывать на разделение труда и присутствия в обществе военной прослойки. Да не просто военной, а специализирующейся на силе, и как показывает приближающаяся буря, имеющая эту силу.

– Превосходная, – подытожил гоподин Железяка, – превосходная защита Проходов. Этот песочек да рассыпать на Умаре: поможет от небыти или нет, большой вопрос, а от нежданных гостей обязательно поможет. Упустить песок нельзя, надо только выбраться из-под из его давления и разобраться с "гостеприимными"хозяевами этого мира.

– Присмотри за новеньким. Понял?!, – неожиданно резко сказал повелитель.

– Будет исполнено, – ответил Код.

Повелитель оглядел экспедицию и направился в сторону бури. С каждым шагом прибавляя скорости. Код знал, что сейчас будет и потому считал каждый шаг. В экспедиции, да что там, в экспедиции: на всем Умаре Дориан Агиб один способен управлять огнем Вирога и пораждаемыми огнем тенями. Еще четыре лиркапитана расы потомков могут остановливать тени. Кодриану тоже доводилось отдавать приказы и останавливать разгулявшихся в лютости теней: приказы не исполняют, останавливаться – останавливаются. Скоты. Понимая всю необходимость и полезность этих сущностей, Кодриан в душе ненавидит их, потому что не понимает и не может принять процесс, которым не способен управлять. Это не любимая часть любимой работы. В конечном итоге – это злость на себя, но на себя злиться странно и долго не получается, поэтому он терпит тени, как неизбежное зло. На Норбе огнем Вирога владел исключительно Герольд и, проявляя в этом ревнивость – другим сокровищам силы было не дождаться полезных уроков и советов, так что Дориан доходил до всего сам. На Умаре же потомок не получит нашивки лиркапитана не пройдя через это пекло: волею судьбы так сложилось, что Кодриан стал вторым сокровищем не пройдя это испытание. Он прибыл на Умар без глаза, обваренный после пыток. Кое-где можно было увидеть мыщцы и кости. На ходячий скелет Дориан Агиб выдувать искру не стал, а потом не посчитал это нужным. Зависть шепчет: как так? Случайное сокровище, да еще и тенью не был, а вон как высоко забрался?! Именно шепчет: потому что никто не осмелится что-то прямо говорить повелителю об огне Вирога.

Как разжигается огонь Вирога, Кодриану приходилось видеть действительно редко и ничего кроме трепета и восхищения этот процесс вызвать не может. Золотые экспедиции тоже притихли, замерли и уставились на то, что может, увидят всего раз в жизни.

Десять. На десятом шаге загорелся оставшийся на песке след, горели и следующие следы, огонь вспыхнул от ступ и быстро начал подниматься вверх по ногам повелителя, а он уже раскрыл ладони, встречая огонь, как родного сына. Огонь прошел сквозь ладони, и повелитель весь вспыхнул пламенем, вокруг его горящей фигуры появилось синее сияние. Кто в огне родился, тот огнем живет. Никакое пламя не причинит вреда сокровищу Вирогу, способному зажечь его огонь. Этот дар проявляется уже в детстве, когда от природы шустрый ребенок дотронется до горячего, и все будут ждать ожогов. Да хоть чан кипятка на себя выльется – ничего не будет. Такого можно спокойно отправлять на прогулку до извергающегося вулкана. Повелитель обернулся во второе обличие, сразу задал быстрый темп и, оттолкнувшись лапами от песка, ворвался в бурю. И тут Кода накрыло. Он почувствовал, как расширились и сжались сосуды в голове, и огнем по всему телу прокатилось до боли горячее удовольствие. Еще неизвестно, что сложнее: справится с болью или с удовольствием. А голова нужна ясная: Код отхлебнул из фляги паракен. И тут его освежило, но не от паракена: Дасти Гоуф прошел рядом и направлялся следом за повелителем – прямиком в бурю.

– Стоять!, – крикнул Кодриан.

– Я нужен ему, – не оборачиваясь, ответил Дасти.

Эти новички все как один совершают одну и ту же ошибку: считают, что мир силы без них рухнет.

– Взять его!, – приказал Кодриан, но случилось еще одно «освежающее» событие. Буря неожиданно набрала скорость, и остались считанные мгновения, как накроет экспедицию. Боковым зрением Кодриан заметил, как золотые спешили исполнить приказ и понял, что поздно. До новичка им не добраться, тогда он сам рванул вперед и перед тем, как стена песка сбила его с ног, успел вцепиться Дасти Гоуфу в плечи. Хозяева этого мира были щедры с гостями. Не пожалели ни песка, ни силы. Их отшвырнуло назад. Новичок Дасти Гоуф то ли ошалел от своей самоуверенности, то ли забыл, что остался без сил: попытался встать и продолжить поиски повелителя, но после того, как их словно невесомую пушинку замотало из стороны в сторону, а потом и вовсе занесло песком, эти попытки оставил. Несмотря на отличное физическое состояние, у Кодриана заныла каждая мыщца, а руки сводило, так крепко он держал новичка за шиворот формы. Песок вездесущий забился в глаза, в нос, уши, под форму, застрял в волосах, что вообще сложно сделать, из-за их малой длины, забился в обувь и в рот, откуда добрался до самых кишок. И в заднице тоже скрипело от песка. Вот конкретно за это неприятное чувство Кодриан был очень, очень зол и чья-то голова за это обязана треснуть. Когда они кое-как откопались из песка: Код работал только одной рукой, а другой держал Дасти Гоуфа, чертов вихрь снова подхватил их, и тут же зажгло глаза. Кое-кто добавил к песочку ядреную начинку. Жгло так, что Код решил, что снова лишится глаз. Он еще кое-что видел – песок, песок, песок, затылок Дасти, только это не имело смысла, да и с закрытыми глазами было терпимее. Прошло совсем немного времени, как дикое завывание словно стало затихать. Не веря ничему, Код не ослаблял хватки. Бороться со стихией вообще дело трудное, а уж с той, что вызвана силой и направлена против тебя, крайне трудно. Он не ослабил хватки, это чья-то сила выдрала Дасти из его рук. Перекатываясь по песку, Код размахивал руками по сторонам, пытаясь зацепить упущенного подопечного. Предстать перед повелителем без этого сокровища, означало новый провал. Наличие силы в этом мире не распознал, следы присутствия и слежку не заметил, доверенного новичка – потерял. Ему не приходилось так сильно "проваливаться", а в то, что повелитель вытащит своих сокровищ, сомнений нет. И как предстать перед ним? Что это за второе сокровище империи, допустившее столько промахов?

Глава 3 Кая

Меня зовут Кая Архара Форст.

«Архара» на риспийском языке означает «стык времен». День моего рождения ознаменовал конец седьмой эпохи и начало восьмой эпохи в мире Альмахатери Риспа. В этот день погибли трое моих единокровных братьев и тысячи драгети-вестников. В этот день погибла младшая вестница Никелла Уэарз . Отравленный ядом небыти отец жестоко расправился с дочерью, а когда рассудок вернулся к нему, не вынес тяжести вины и повесился на том же дереве. В этот страшный день моего появления на свет из чрева матери, на Риспу пришла небыть, а следом преследовавшие ее потомки монукени. Так себя называет раса светлокожих, светлоглазых хилами.

Монукени в их языке означает «боги». Потомки богов спасли Риспу и риспийцев, до которых не успел дойти яд небыти. Они преследовали небыть в мирах и случайно открыли жилой разумной жизнью мир. Горячо оплакивая потерю сыновей и бесславно павших братьев, Ральф Форст волею судеб стал драгети гроско – главным драгети на Риспе.

Мирное содружество Умара и Риспы пошатнулось после смерти моего отца в центральных секторах Умара двадцать два года назад по летоисчеслению Риспы. Совершив попытку покушения на повелителя Умара Дориана Агиба, Ральф Форст был заколот охраной повелителя.

Ральф Форст был кем угодно, но никогда глупцом. Разжигать войну между, обескровленной после прихода небыти, Риспой и куда более сильным противником чистейшее безумие. Даже если бы покушение закончилось удачно, долго бы он не прожил: на Умаре есть и другие сильные драгети. Длительная ложь превращается в правду. И даже я поверила в безумие отца, поскольку гибель трех сыновей и поражение перед небытью стало серьезным ударом для Ральфа Форста.

По соглашению двух империй, Риспа обязана продавать Умару дары своего мира по такой цене в золоте, что можно назвать это грабежом. Я погладила серебряную коробочку. В ней доказательства, которые очистят имя моего отца от клейма безумия и положат конец содружеству.

Сектор прибытия представлял собой сравнительно небольшое помещение с закругленными углами, куполообразным светлым потолком и светлыми стенами. Слева от нашего корабля-рейки располагался закрытый шлюз, соединяющий сектор с внешним пространством, а справа – выход в главный порт Умара. Помещение неуютное, холодное, вызывающее желание поскорее уйти отсюда туда, где нет этих холодных стен и обилия искусственного света. И пока сопровождающие меня служанки и немые покидали корабль-рейки, я спросила у Молис:

– Это человек?,– и кивнула на мужчину, одиноко стоящего у выхода из сектора прибытия. На нем брюки и строгий пиджак из плотной синей ткани, которая по всей видимости должна была спасти от холода и, судя по бледному цвету кожных покровов, с задачей не справилась. Дверь отъехала, спрятавшись в стене сектора, и на площадке прибытия появились потомки монукени, но я не могла оторвать глаз от первого увиденного мной человека. Событие невероятное, удивительное!

Мне хотелось запомнить каждую мелочь, каждую морщинку и впадинку на его лице. По возвращению на Риспе я буду рассказывать о человеке, и обитатели отцовского имения и гости с соседних имений будут внимательно слушать, боясь пропустить важную деталь, а человек точь-в-точь как риспиец, только синий и в синем костюме.

– Да, ясная. Человек. Люди непредсказуемы, – поджала она губы, и будто испугавшись своих слов, добавила: – и у них только одна жизнь.

А тем временем человек заметил внимание новоприбывших и направился к нам уверенным шагом, я тоже медленно, медленно пошла навстречу. «Добыча» совсем близко, я разгляжу его поближе. Трое риспийских суток назад этот человек что-то делал: может, стоял в этом самом месте или отдыхал – неважно – между нами лежали невозможно огромные расстояния и вот теперь мы встретились.

Человек очень похож на риспийца: у него есть руки, и ноги, и голова. И пять пальцев на руке! Единственное – цвет кожи более светлый, если не считать того, что сейчас почти синий, но клянусь, попади он на Риспу, никто бы сразу и не догадался, что это – человек. Такие же черно-коричневые глаза и темные волосы. Вот была бы потом шумиха: проглядели человека.

Он остановился за два шага от меня, чуть склонился и на общем языке с нотками услужливости спросил:

– Госпоже нужна помощь?

Слухи не врали: человек умеет говорить. В наше почти бессловесное общение неожиданно вмешался другой человек со словами:

– Госпожа укажите на вашу поклажу, и я доставлю ее туда, куда нужно и во сколько нужно.

Этот человек оказался крупнее первого, румянее и ставлю все золото Риспы – наглее. Он плечом закрыл первого, завел руку за спину, сжал пальцы в кулак, а потом резко вытянул вниз указательный палец и перенес руку вперед. Скоро нашлось объяснение этому движению: повторяя движение руки, появилась тележка для багажа. Никаких колесиков, ни других элементов, связывающих данный предмет с поверхностью, не было: она парит в воздухе. Совершенно напрасно второй человек ожидал, что парящая над полом тележка удивит меня – в экспедициях мне подобные встречались. Как и все грузовые тележки она была красного цвета с черными полосками наискосок, чтобы выделяться во внутренней нежно-невнятной окраске умаровских кораблей. Сколько я не пыталась на нее наступить – не выходило, доска увиливает, столкнуться с ней невозможно: она быстро уходит в сторону. К сожалению, и прокатиться на ней не получится: если твердо сказать «Стой! Я сяду на тебя» и подкрепить слова жестами, доска позволит на себя загрузиться, чтобы тут же запищать: «Перевозка живого груза запрещена». Будет повторять, пока не слезешь. Если любишь кататься, надо хорошенько запомнить важное правило – кататься можно только на серых тележках.

Второй человек развел руки в стороны – тележка увеличилась вширь, поднял руку вверх – тележка последовала за ней вверх:

– Некоторые госпожи находят это забавным и развлечения ради просят научить управлять ею. Это, конечно, отнимает рабочее время, но очень трудно отказать прекрасным госпожам, – во все зубы улыбнулся румяный.

– Это всего лишь тележка для багажа, – холодно ответила я и взмахом руки, велела ему отойти.

– Можно потрогать тебя, – сказала я первому.

В глазах человека вспыхнули огоньки радости, на губах заиграла победная улыбка. Замершее лицо преобразилось в нагловатую физиономию. Но он быстро себя одернул, вернулся в образ и, потрепав пуговицу на пиджаке, ответил: – Какая часть тела интересует госпожу?

– Рука и лицо. Сколько?

– О, ну что вы? Какие деньги…, – недоговорил он и сильно закашлялся.

Кашель был самый настоящий. Прокашлявшись, он загнул рукав пиджака и протянул правую конечность ко мне. Неожиданно мой интерес отпугнул его, он резко одернул руку и с недоверием спросил: – Вы случайно не из тех?

– Нет, конечно, – ответила я, ожидая, что он не поверит, развернется и уйдет, поэтому отстегнула от пояса мешочек с золотыми. Человек снова протянул мне руку. Я погладила его по ладони и улыбнулась, давая понять, что всё в порядке. Человеческая кожа на ощупь более жесткая и чуть более тонкая. Пальцы такие же, как у риспийцев. Дело дошло до лица: человек чисто выбрит, волосы на голове короткие. Я развернула его голову вбок, чтобы разглядеть уши. Шея у человека оказалась слабая, послышался хруст, и он громко проглотил слюну.

– Да госпожа, – отозвался человек и нервно пошутил, – чистые уши: только прошу не проверяйте.

Как вдруг подбежала Молис, впилась руками в подаренный кошелек и закричала: – Что это такое происходит?! Вестница только прилетела на Умар, как ее уже ограбили! Я сдам тебя властям мелкий жулик! Позовите охрану!

– Напомните мне кто-нибудь, почему я ее терплю, – предостерегающе сказала я.

Немой оттолкнул ни в чем не повинного человека, и я подняла руку вверх, призывая всех замолчать.

– Добро пожаловать на Умар, – на общем языке поприветствовала женщина расы потомков монукени в мужской военной, традиционно серой форме и грубо обратилась к человеку, – что ты опять наделал?!

– Ничего. Я подарила ему золото. Идемте, – сказала я и вышла из сектора прибытия и даже не взглянула что там с человеком, потому что потеряла интерес. Молис испортила всю прелесть момента. В этом она мастер.

Обратившаяся ко мне женщина расы потомков, пошла следом за нами. Она красивая. Многие представители этой расы имеют правильные черты лица, светлые волосы и глаза…глаза от светло-серого до насыщенно зеленого. Это один цвет глаз: когда они испытывают неприятные эмоции цвет глаз становится светло-серым, когда приятные – бархатно-зеленым. Сами потомки считают такую особенность слабостью, и большим достижением считается всегда «ровный» цвет глаз.

– Если вы хотите чего-то особенного, – зачем-то заговорила со мной женщина-потомок, – нужно подтверждение. Мориспен часто просят людей, в качестве их права на традиционную кухню. Им отказывают.

– Людей?, – удивилась я, – нет!

– Согласна. Люди суетливы, крикливы и хитры. Чтобы отбить запах тела выливают на себя ароматы. Фу. Просто вы должны знать…

– Я знаю инструкции, – оборвала я, и пристально посмотрев на нее, как можно более неприятно, взглядом попросила отстать. Женщина приложила правую руку к груди – жест извинения, и осталась позади.

Сектор ожидания огорожен от прохода свободным пространством и прозрачной стеной, и увиденное за этой прозрачной стеной производило сильное впечатление. Каждый ищет богов, как может. Потомки сделали упор на разум и развитие технологий, мой родной мир осознанно ограничил «развитие» самым необходимым, желая сохранить миры первозданными как можно дольше. Потомки – скитальцы в мирах, вестники не отходят далеко от миров Альмахатери, за исключением Тарса, но там совсем иная история.

Бесконечные стены упирались в сводчатый куполообразный потолок, выложенный маленькими глянцевыми треугольниками красного, желтого, коричневого, синего и зеленого цветов, под ним идет полоса белого цвета, которая плавно переходит на стены. Наполовину утопленные в стену колонны выложены такими же разноцветными треугольниками. На зеленом полу прямоугольные вставки повторяют орнамент потолка и колонн. Цвета перетекают из одного в другой, перетекают и дополняют. Это место еще лучше, еще интересней, чем мне рассказывали. Здесь особая атмосфера величия перекрестков миров. Смешались языки; в наполненном, живом, гудящем секторе риспийцы, потомки и люди проходят рядом друг с другом и не обращают внимания на столь удивительное соседство. Неподалеку за стеклом три сэвильи с Риспы смеялись над шуткой носильщика, за несколькими установленными в секторе круглыми стойками, в которых плавали риспийские рыбки отправляющиеся в полет потомки забирали браслеты-билеты и бирки и отвечали на вопросы говорливых риспийцев. Воздух пропитан незнакомым, тонким запахом, который отчего напоминал о роскоши. По правую руку, вдали видны пункты приема пищи, так на Умаре называется любое место, где можно поесть – ППП – огорожены прозрачными стенами, чтобы запах еды не портил общий аромат сектора. Потомки жутко носасты: их раздражают резкие ароматы. Прелестная цветочная риспийская поляна способна довести представителя этой расы до приступа удушья.

Издалека женский голос закричал: – Смотрите, смотрите, тут вода бьет прямо…оттуда. Как красиво! Ох, там что-то плавает…

– Ее, наверное, на Риспе слышно, – недовольно заметила Молис, поморщилась и первая вышла за стеклянную стену. Там Молис принялась живо крутить головой из стороны в сторону в поисках вестников, как будто создаваемые вихри могли как-то ускорить процесс их появления.

– Если госпожа желает, можно покинуть порт отдельным входом. Вас никто не увидит, – предложил потомок с черными нашивками.

Меня ожидание не утомляло: наоборот. Врага надо знать со всех сторон, поэтому я скупо сказала: – Подождем.

– Смотри, смотри, – кричала в секторе все та же риспийка и толпа так удачно расступилась, что можно было увидеть и риспийку и вызвавший восторг фонтан. Вода бьет из чаши и разливается в ограниченной стенками емкости. Большой емкости с низкими стенками-ограждениями из серого-розового камня. По кругу установлены прозрачные фигуры рыбок, от которых тонкими струйками льется вода, и весь этот поток множества струек создает узор паутинкой. Вода из фонтана стекает под пол и пол в том месте прозрачный, так что под ногами видны разноцветные, уже живые, рыбки, кораллы и водоросли. Несколько потомков, проходя мимо, недовольно глянули на шумную риспийку.

– О, кто появился!, – эмоционально выпалила Молис, с досадой на свою эмоциональность, огляделась и желая оправдаться сказала: – опоздал. Значит, всё по плану.

Разрезая пеструю толпу, спешил исправить оплошность драгэти Рон Уэарз – один из моих любимых братьев. Так как все вестники – потомки по крови Альмахатери, когда у нее было живое тело, то все вестники – мои братья пусть и далекие по родству. С собой Рон взял десяток других вестников, теряющихся на фоне его большого, улыбающегося лица в веснушках. Рон любитель поесть, не сказать, что он толстый, поскольку много двигается, но его любовь к вкусной и сытной еде заметна. Рон без меры активен, когда в последний раз он гостил в моем имении, несмотря на множество других гостей, уставала я только от него: он мог задумать массу разных дел и каким-то неведомым образом успевал все их сделать: не всегда удачно правда.

– Прости меня, ясная!, – закричал он издалека и раскрыл руки, как для объятий, чем привлек внимание половины сектора, – вы должны были прибыть в другой отсек, – и подойдя ближе поцеловал поданную правую руку и приложил ко лбу.

– Прощаю, – милостиво сказала я, – Алиохаро. Вы все в здравии.

– Ты опоздал, – прошипела няня.

– А…. дорогая Молис, – кисло сказал Рон и снова «вернулся» ко мне, – Ясная, я так рад тебя видеть! Как тебе порт?

– Нормально, – ответила я, ступая вперед: туда, откуда пришли вестники, уводя за собой всю свою свиту.

– Как полёт?

– Нормально.

– Хорошо. Твое жилье готово.

– Вот это хорошо, – с улыбкой ответила я.

– На всякий случай. На всякий! Я нашел дом. Большая территория, есть место для нас, нет соседей. Самый безопасный окружной сектор.

– Тебе не надо думать милый братец – надо делать, что я прикажу, – подумала я, – меня окружили таким плотным кольцом родственной заботы, что она напоминает удавку. Или я преувеличиваю, потому что хочу сделать кое-что не очень …правильное?

Рон понял по-своему и заискивающе сказал: – Ну квартира, так квартира. Центральный сектор. Там еще человеческая женщина. Я нанял, она знает, что где достать, следит за жильем и прочее.

– Ты не нанимал. Она там была, – сказал один из вестников.

– Ты что мне врешь?, – от удивления я даже остановилась.

– Боги да сохранят, ясная. Я не вру, просто забыл. И да – если хочешь, то рассчитаю ее. В том плане: позволил остаться, считай, принял на работу. Что вы мне тут опять начинаете? А?! Не слушай их, слушай меня.

– Про таких на Риспе говорят: из любого пекла сырым вылезет, – подумала я.

Пройдя фонтан и прозрачный пол с рыбками, мы остановились возле полупрозрачных дверей, за которыми в золотистом сиянии плавали белые шары. Двери распахнулись. Первым в шар прошел Рон, показывая, что это безопасно, потом я, и следом все остальные. Шар увеличился под количество пассажиров. Появились покатые сидения.

– Нижний уровень. Приятного полета, – раздался женский голос, и шар плавно полетел вниз.

Мелькали уровни. Пассажиры в шарах виделись призрачными силуэтами. Внизу и вверху огромного пространства, в котором плыли шары, клубились белые облака. Меня начало подташнивать: насколько это красиво, столь же пугающе. Шары-кабинки летели вверх-вниз, на одном уровне, по кругу – если кто не успевал попасть на рейки, это здорово сокращало путь до нужного сектора, некоторые кабинки летели вверх и наискосок, вниз и тоже наискосок и как-то всё это тошнотворное благолепие не сталкивалось.

Я достала из-за пояса масло, вылила каплю на руку и растерла, а потом вдохнула, приложив руки к лицу. И если вестники приняли это действие спокойно, то Молис с удовольствием вылила на меня порцию ненужной заботы: – Не бойся. Тут нечего бояться. Я много раз летала и всегда всё отлично. Можно закрыть глаза и думать о чем-нибудь приятном и так спуск пройдет незаметно.

Спуск занял немного времени, уже скоро он «впился» в мерцающую стену и открыл нам дорогу в нижний сектор, в котором было еще более шумно. Тут угадывалась и спешка некоторых пассажиров, и раздраженные шумными риспийцами потомки, и ждущие возможность подзаработать люди, и пункты питания, закрытые прозрачными стенами. Звенели колокольчики. Плыли тележки с багажом. Возле стены сидела риспийка и плакала. Тихо смахивала слезы и с отчаянием смотрела на движущиеся шары, будто не надеясь, что кто-то ей поможет.

Рон тоже ее заметил. Мы переглянулись и я сказала: – Узнайте, что у нее случилось, и приведите сюда.

Мы остановились возле стекающего со стен потока голубой воды. Рон подошел и заговорил с ней, а сэвилья кивала и пожимала плечиками, как мое внимание привлек высокий мужчина в длинном умаровском плаще и зеленом бархатном костюме. У него высохшее лицо, кожа темная, оливковая, нос длинный и с горбинкой. И пальцы такие тонкие, будто его с рождения не кормили.

– Это же Оки, – выдохнула я.

– Да. Красавец, – подтвердила мою догадку Молис.

–Смотри, какое платье на той госпоже. Надо тебе тоже похожее подобрать, с рисунком.

– Ты так и будешь с папкой ходить. Отдай сэвильям, – не отрываясь от Оки, сказала я.

Оки – третья раса совета. Самая немногочисленная на Умаре, они не любят покидать родную Заоссию. Они выше потомков на голову, очень худые, и говорят, терпеть не могут несправедливость. Их называют совестью совета рас. Когда Умар в своих скитаниях открыл Заоссию, Оки приняли предложение о контакте двух рас, прямо скажем, прохладно. Сложность состояла еще и в том, что Оки не могут говорить на той частоте, на которой говорят люди и остальные расы хилами. Уже позже было разработано специальное устройство, преобразующее их голос в понятный для потомков. Отец очень хорошо отзывался об Оки, он столько хороших слов даже в адрес братьев-вестников не говорил. Незнакомый и таинственный Оки уходил всё дальше, как передо остановился потомок в коричневом кожаном жилете и непривычном, для выглаженного Умара, помятом костюме. Вероятно, он в нем спал. У потомков не растет борода. У этого же фальшивая, накладная борода рыжего цвета и совершенно лысый череп, на котором отражается свет. А глаза! Помню, как долго привыкала к потомкам: сложно смотреть в разумные глаза, в которых отражается какой-то другой, совсем не твой разум. А этих глазах этот разум еще и недоразвит, дик и излучает опасность.

– Эй, что вам надо?! – сказал вестник.

А сзади появились еще трое в коричневых, кожаных жилетах и фальшивой бородой.

– Трад уранга дрома, – прогремел голос того, что стоял передо мной, и, поняв, что его не понимают, выдавил знакомые слова на общем языке: – Кто главный?

– Я, – сказала я. Некоторые приписывают вестникам матриархат, в то время, как все остальные расы таким похвастаться не могут. Я читала, что такое патриархат и матриархат, и не смогла определить к чему относится вестничество, потому что в разное время в разных ситуациях важные решения принимали как драгэти, так и вестницы в Гружно. Мой ответ повеселил здоровяка. Глаза стали зелеными-зелеными. И тут подскочил Рон и заявил: – Я. Что надо?

Незнакомец указал на меня и на мою служанку, снял с ремня кошелек и протянул.

– Что? Ничего не надо. Мы уходим, – твердо сказал Рон.

Но незнакомец что-то протараторил на незнакомом языке, и из всей речи знакомым было только слово «аналэносы». Аналэносы – это камень, на котором построен Умар. Крайне ценный и очень редкий, при расщеплении этого камня выделяется много энергии. Он открыл кошелек и достал три мелких, прозрачных камня, а кошелек вручил растерявшемуся Рону.

– Да, аналэносы, – подтвердил драгэти и протянул кошелек обратно незнакомцу, но тот вместо того, чтобы забрать свои вещи вложил в раскрытую ладонь аналэносы и резко схватил меня за руку. И моя служанка вскрикнула, потому что другой потомок тоже схватил ее за руку. За мою недолгую жизнь никто не хватал меня за руку, и хотя в голове уже сложилось один плюс один, я еще думала, что скандал может помешать моему делу и всё это лучше замять. А Рон так не думал. Он бросил кошелек в лицо незнакомца-работорговца. На Умаре запрещено продавать и покупать рабов, здесь нет рабства, но некоторые гости из других миров потомков, вроде Норбы, считают, что вопрос в цене.

– Урраса, тактомэ иджова, – прорычал «покупатель», больно сжал моё запястье и даже попытался его выкрутить. Моя рука тянулась к кинжалам на поясе, как мелькнула сталь. В нос ударил запах крови. Рука незнакомца все еще сжимала меня за запястье, как шлепнулась вниз, на пол. Рон отрубил ему руку ниже локтя. Служанки закричали, Молис завизжала. Я же так не люблю крики, что разозлилась и приказала: – Убейте их.

Как легко это происходит. Красота момента. Я не успела сделать вдох, как мой кинжал легко вошел в череп, лишившегося руки «покупателя», окончив его страдания. Пассажиры останавливались, кричали, не верили своим глазам, шепотом надеясь, что мы проиграем. Рабство развращает и раба, и хозяина. Потомки приняли правила своего повелителя Дориана Агиба о том, что Умар свободен, но не забыли и пока живы, не забудут. Они полны высокомерия во взгляде, намеке, слове и молчании.

Работорговцы привыкли иметь дело с беспомощными рабами и кнутом, и хотя вестники на фоне громил кажутся физически слабее, это не так. Воспитанные в постоянных тренировках и суровой жизни в скитаниях, они мастерски владеют оружием и своим телом. Ломались кости, лилась кровь. Я не обернулась. Расправа была быстрой, и вестники окружили меня кругом.

По сектору разнесся голос силы. Этот голос ни с чем не перепутать, он разносится волной и невозможно определить его источник.

– Разойдитесь! Немедленно разойдитесь! Следуйте по своим делам! Золотая служба Умара разберется в происшествии.

А значит, в дело вмешались драгэти потомков монукени, которых здесь называют сокровища.

Глава 4 Саша

На часах показывало начало десятого, когда Саша вышла из рабочего «режима». Немного потянувшись и размявшись, она вышла подышать воздухом, хотя тут везде «воздух». Чувство удовлетворения от хорошо проделанной работы подмывало пойти и проветриться, а еще лучше развлечься и здесь начинался единственный серьезный минус деревень – пойти особо некуда. Наконец сменив джинсы на домашний костюм, она зашла проведать своих «подчиненных». Прохоров с Пашей разместились в зале, сдвинули столы, распаковали и расставили технику так, что это походили на секретный наблюдательный пункт с множеством мониторов.На пяти ноутбуках выведены камеры с сотни установленных вокруг Чернушки и Перми камер, а также слышны переговоры поисковиков по общей связи. Сбор по связи проводится дважды в сутки. Лёва что-то бормотал про очевидцев, но это такой занудный тип, что его никто особо не слушал. Сашкина команда включила по одному из ноутбуков канал «наука» какой-то фильм про тайны Библии.

– Нет, нет, – строго сказала Саша, и они оба обернулись и Ситечко поставил видео на паузу.

По общей связи вещал Лева: – Женщина, семьдесят пять лет, Жигунова Мария Федоровна уверена, что во время стояния НЛО видела своего свекра в синем сиянии, как живого, поедающего яйца в сарае. Взгляд у него был дьявольским …

– Давай договоримся. Да. В доме не курить. Внутри дерево, вспыхнет, будет большая беда. Жизнь Катерины итак не сахар, чтобы отбирать источник дохода. Сейчас тепло: сад, баночка, все дела.

– Согласен, – хмуро согласился Прохоров.

– Есть что нового?, – спросила Сумецкая, налив из кувшина воды и с умилением заметив на плите кастрюлю с еще теплым мясным рагу. Катерина периодически балует постояльцев домашней едой.

– Да, посмотри-ка сюда, – неожиданно оживился Ситечко. На мониторе одной из камер три БМП, вокруг которых стоят люди в военной форме.

– Это не учения. По нашим камерам насчитывается семь таких групп, она как будто чего-то ждут, – многозначительно добавил Паша.

– А ты теперь всё? Слышишь, шеф? Одно НЛО хлопнуло в одну кабину пять пирожков, – предъявил обвинение Прохоров.

– Что? Я не брала, – возмутилась Саша.

– У нас есть свидетели, – подыграл Ситечко, – кое-кому пришлось второй раз идти в магазин.

– Ничего страшного, ходить полезно для здоровья. Хоть прокуренные легкие очистятся. Надеюсь, вы не ведете запись: это могут интерпретировать как шпионаж.

– Сомневаюсь, – протянул Ситечко.

– Нет. Если они сюда нагрянут, то будет сложно объяснить это слежкой за НЛО. Оставить только живое наблюдение, запись непосредственно объектов, если появятся.

– Вряд ли…, – покачал головой Паша, но природная осторожность взяла верх, и он согласился и снова удивил, спросив: – Что ты думаешь о Библии? Там зашифрованы тайные знания? Жена Иисуса, говорят, была, потомки.

– Иисус был человеком и дети у него если остались, тоже человеческие. Тяжело жилось: вот что я думаю о Библии, почитаешь – волосы дыбом: ни газа, ни пирожков, ни интернета…ни родовспоможения, – заявила Саша, разглядывая экран. И так они минут двадцать наблюдали за военными, и совершенно ничего не происходило и, будучи далекими от всей этой военной «кухни», сложно сказать насколько происходящее нормально.

Возле дома резко затормозила машина, через пышную вишневую заросль виден только зеленый окрас корпуса.

– Сколько тебе нужно?, – запаниковала Саша.

– Две минуты. Я удалю все записи, запаниковал в ответ Ситечко.

– Ээээ, ладно, – выразил свою точку зрения Прохоров. Но спецнах не спешил выламывать окна и двери. Зато послышался знакомый голос майора Михаила Михайловича:

– Хозяйка! Катя!

– Я тебе говорил: он нас конкретно пасет. Главный по тарелочкам. По тарелочкам, – усмехнулся Прохоров и спросил: – поговорить с ним?

– Сегодня я сама. Собянин говорил, к нему тоже приходили. Почему именно сейчас они взялись за нас? Еще эта вылазка непонятная. Странно всё это! И это то, что нужно, друзья мои.

Катерина вышла первой к УАЗику камуфляжного цвета и майору по особо важным делам Городецкому Михаилу Михайловичу – мужчине хорошо за сорок, уверенному в себе нарциссу и по совместительству местному «царьку». Взгляд у него надменно-закапывающий, точь-в-точь, каку разочаровавшихся в жизни анестезиологов. Фигура упитанная.

– Здравствуйте, – громко сказала Саша.

– Смотрю гости у тебя, Катерина. Дай, думаю, остановлюсь, проверю, всё-таки одна живешь, – проигнорировав правила вежливости сказал майор.

– Вы следите за нами?, – легко спросила Саша и скрестила руки.

– Гражданка Сумецкая, – не сильно стараясь сыграть в искренность, удивился Михаил Михайлович, – всё за тарелочками гоняетесь.

– А вы за нами. Все на своих местах.

– Никак нет. Не слежу. Ты забыла: я живу в поселке. В этом самом поселке.

– Не надо делать из меня дуру.

– Не надо заниматься ерундой, тогда не будешь так себя чувствовать. Оружие, наркотики есть?

– Нет.

– Открой багажник.

– На каком основании? Вы даже без формы.

– Нужна форма, вызову. Дом заодно обыщем.

– Не надо…Михаил Михайлович, ну что ж вы так, а? Мы ни одного митинга не устроили, никому не мешаем. Можно сказать наукой занимаемся, – смягчилась Саша и открыла багажник.

– Что в коробках?

– Да они хорошие ребята, Михалыч, – вступилась Катерина.

– Разберемся. Если что – сразу звони.

– Приборы ночного видения, тепловизор, электроактинометр, рации.

– Оружие есть?

– Нет, – как можно более уверенно соврала Саша.

– Успели спрятать. Я знаю, что ты ездила стрелять по мишеням.

– Оружия с собой нет!

– Бросали бы вы ерундой заниматься. Возвращайтесь по домам. Вы ничего не найдете, потому что ничего и нет, – разочарованным осмотром и отсутствием оружия заявил майор, еще раз обдал москвичку холодным презрительным взглядом и обошел ее Ниву.

– Хорошая машина. Новая. Колеса дорогие?

– Это похоже на угрозу, – сказала Саша, всё еще надеясь подкупить его искренностью, но вместе с привычным высокомерием в местном божке чувствоваласьнепривычно-сильная нервозность.

– Между нами: на вас оказывают давление?

Офицер оказался не просто камень – алмаз. Оглядел салон, заглянул в бардачок и сказал: – Хорошего вечера, – сел в свой охотничий УАЗик и уехал, оставив неприятное послевкусие от встречи.

– Что происходит?, – думала Саша, возвращаясь в дом и забыв отреагировать на приглашение Катерины попить чая, – какие странные события и предчувствия, не ведущие к нужным результатам.

– Что-нибудь произошло?, – спросила она, зайдя в зал.

– Всё также стоят. Что на этот раз сказал майор по особо важным тарелочкам? , – спросил Прохоров и не дождавшись ответа, выдвинул предположение: – Может он просто ухлестывает за тобой, – и с грустью взглянул на Сашин зад.

– Вряд ли. Даже мори хотели меня больше, пусть и в качестве закуски.

– Кто такие мори?, – после небольшой паузы спросил Ситечко, заваривая на ночь кофе.

– Не спрашивай. Она не ответит, – знающе ответил Витя и попросил налить бодрящий напиток и ему, и пояснил, – мори, они же мориспен, они же «долго объяснять» и «когда-нибудь расскажу».

– Я заметила опасную тенденцию: ты начал подтравливать меня…кое-кто в «Поиске» говорит о шпионах.

– Ээээ, – выдал хорошо зарекомендовавший себя аргумент Прохоров, – не, я не «крыса», но ты тоже смотришь на нас, как на идиотов. Ничего толком не рассказываешь. Так что так: сама виновата. Выходит, сегодня опять в машине ночевать?

– Нет, – примиряюще ответила Саша, – без машины никак нельзя остаться, поставьте камеру.

– А! Звонили из дворка. Ты делала обложку и иллюстрацию к фэнтези книге, что-то про зомби. Заказчик не доволен последними правками. Хочет всё переделать и обговорить с тобой лично. Готов оплатить двойную цену, – вспомнил Ситечко.

Чтобы освежить в памяти заказ, Саша полистала переписку и техническое задание. Заказчик – молодая женщина Сашиного типажа: такая же светленькая, с серыми глазами, стройная, с правильными чертами лица. По техническому заданию, первые варианты заказчице понравились, внесенные правки не такие уж существенные, чтоб так резко менять мнение. Наверное, у творческих людей такое бывает. Раньше не бывало, но о подобном между собой графические художники писали.

– У меня сейчас серьезная работа, – рассуждала вслух девушка, перелистывая сочные иллюстрации, – работа просто отличнейшая. Что ей вдруг разонравилось. Запиши ее на утро. Укажи ограничение по времени пятнадцать минут.

– Камера в Ягодном. Смотрите! Смотрите! Видите? Только что два БМП проехали. Остановились!, – почти кричал Прохоров.

Троица «прилипла» к экрану и минут десять наблюдала, как по изумрудной долине проехались и остановились возле крохотного озерца-лужи две военные машины и просто остановились. Люди в машинах определенно имелись: из окна кабины появилась и исчезла голова, вышли два офицера, огляделись в бинокли и вернулись в кузов. Саша протерла глаза и сказала: – Видите наблюдение. Кормильцу нужен сон. Витя: машина на тебе, не забывай присматривать.

– Ок.

– Спокойной ночи, – задумчиво сказал Прохоров, всматриваясь в экран и будто уловив какую-то закономерность, принялся искать ей подтверждение, и сам удивился, то ли путаясь в мыслях, то ли ужасаясь им, потому что как раз его опыт военной службы подсказывал и нашептывал решение. И так любитель детективов может сидеть долго.

На правах единственной женщины в мужском коллективе Саша, в зимний период времени, занимала единственную маленькую спальню с ковром на стене, но теперь она вернулась в сенки, достала из комода свежее белье с дорогим запахом хорошего порошка и мяты из самодельного саше. И незаметно скинув критическое мышление, молодое тело потребовало движений: она пританцовывала, эффектно крутя бедрами, сняла джинсы, сбросила футболку, накинула халатик и, пританцовывая, пошла мыться, врубила воду, а надо сказать, в простенькой, отделанной панелями ванной, стоит водонагреватель и то, как безбожно расточительно москвичка планировала потратить воду, означало, что остальные обитатели дома в ближайшее время останутся без этого блага цивилизации. Плохо сдерживая рвущееся на волю желание танцевать, Сашка тщательно намылила голову, как в ванную по нужде начал стучаться Ситечко:

– Что?!

– Мне срочно надо в туалет, – жалобно произнес Паша.

– На улицу! Там есть летний, – крикнула с улыбкой Сумецкая и снова включила воду, чтобы по праву расслабиться после тяжелого рабочего дня и переезда: намылилась, потом скрабик, бальзам на волосы и масочку на лицо, пританцовывая причесалась мягкой щеткой и, наконец, упала в кровать.

– Здравствуй, моя прелесть! Моя мягкая, мягкая прелесть, – и позволила себе не думать перед сном.

И всё складывалось хорошо, складывалось восстанавливающе, как Ситечко снова долбился в дверь.

– На улицу, – шепнула Саша и подмяла подушку.

– Саша, вставай! Они прилетели! Они здесь!, – возбужденно кричал Ситечко.

– Кто? Малыш и Карлсон?, – сонно улыбнулась девушка.

– НЛО! Они вернулись. Вставай! Подъем! Витя уже завел машину.

Потребовалось пара мгновений на обработку входящей информации. Сашка соскочила, дернула дверь, вспомнила, отодвинула шпингалет и взволнованно спросила: – Где?

– Там!

– Поехали.

– Одежда!

– Да! Сейчас. Где этот…как его там…рыжий?

– В машине уже говорю.

– Пошли.

– Саша, одежда!

Сашка сгребла джинсы с клетчатой рубашкой, сумку, на ходу одела кроссовки и, так как полноценно сделать это не удалось, потеряла еще секунд пять драгоценного времени, чтобы обуться должным образом. Ситечко запер двери в дом, крикнул на невесть откуда появившегося кота: – Уйди Сатана, – и они оба побежали к машине.

Прохоров сидел за рулем, и Саша решила не пересаживаться: прыгнула на заднее сидение и начала переодеваться, выпалив: – Где?

– Сейчас, – завис над навигатором Ситечко, – примерно в десяти километрах от поселка, на видео…придется идти по лугу. Неудобно будет с техникой.

– Не говори. Надо попросить, чтоб в следующий раз держались дорог, – усмехнулся Витя.

Машина понеслась, ну как понеслась – поехала с рывками, поскольку Прохоров с момента получения прав отвык от механики. Правда, он все-таки быстро приноровился и рывки стали редкостью. Саша сняла кроссовки, одела джинсы – и была не была, стянула ночнушку и накинула рубашку.

– Ууууу, – протянул Витя, – я вижу две симпатичные тарелки. Я бы покатался. Нет…исчезли.

– Грохну, – грубовато ответила Александра, за годы работы в мужском коллективе перенявшая далеко не самые изящные манеры.

– Посадят, Саша, – голосом искусителя протянул Прохоров и добавил, – но вообще я хотел сделать комплимент и сказать, чтобы вы сильно не настраивались: они взяли под контроль территорию двадцать километров и, скорее всего, проводят испытания какого-то оружия. На НЛО это мало похоже.

– Даже если так: вот интересно, какое оружие они испытывают на территории, где год назад появилось НЛО, – взорвался энтузиазмом Ситечко.

– Неааа, я на такое не подпишусь, еще хочу вернуться в армию, как допустят. И вам не советую: во-первых, не дадут узнать, во-вторых, если узнаете, вам и хуже.

В ночном небе над лугом зависли три светящихся шара, на фоне ясного звездного неба казавшиеся новыми лунами. Находились они довольно высоко и если б не болтовня, то должны были быть замечены раньше. У Саши мурашки по телу побежали от предвкушения. Если всё сработает, то может быть вот оно: возвращение в Горыянцы.

– Три сорок утра местного времени, пятое июля две тысячи двадцать второго года. В небе визуально наблюдаются три ярко светящихся шара. Объекты выстроены в ряд, не перемещаются, на зрительно равном друг от друга расстоянии, – наговорила Саша на прикрепленную к лобовому фонарю камеру.

– Костюк сказал, что скоро подъедет, – подал сзади голос Ситечко.

– Мы не будем их ждать, – нетерпеливо ответила Сумецкая.

– Что ты сюда натолкала? Тяжелый чемодан, – проворчал Прохоров, и троица двинулась по полю на запад.

– Открою тебе секрет: я кормила тебя полгода именно для того, что были силы тащить этот чемодан.

– На видео они казались ближе к земле, – сказал Ситечко.

– Покажи видео, – попросила Саша и отмотала на планшете назад, – да, ближе. Видишь: двенадцать минут назад все три шара совсем близко.

– Если они упадут из-за твоих экспериментов, у нас будут много дохлых зеленых человечков. Интересно, смерть инопланетян попадает под уголовный кодекс?, – задался вопросом Прохоров.

– Ага, – на автомате ответила Сумецкая и поправилась, – надеюсь, до этого не дойдет.

– Я всё думаю, они, правда, зеленые? Тело у них несуразное, – после короткого молчания внес своё слово Ситечко.

– Приспособляемость не может быть совершенной. Рыба погибнет на берегу. Их тела позволяют существовать в той среде, которая сформировала их или для которой они были сформированы.

– А я всё думаю, – не унимался Ситечко, неужели все тайны Библии разгаданы. И вся соль только в том, что молодой мужчина был женат и имел детей. Не густо для тайны всего человечества.

– Господа Поисковики, давайте сосредоточимся на НЛО. Прошу тишины: мне нужно послушать свои мысли.

– Если ты сможешь хоть как-то повлиять на НЛО…это ведь будет сенсация, – восторженно сказал Ситечко и уточнил, – ты одна сделала этот…ммм…чемодан?

– Отец сделал полностью сам, пока еще был вменяем. Я кое-что доставала, но у него возможностей больше. Подожди. Вообще, зачем мы туда идем. Подожди! Поднять – подняли, разбудить забыли. Это ты со своим: тяжело будет идти по лугу, тяжело идти. Ставь тут. Идти никуда не надо.

Прохоров опустил чемодан, Саша набрала пароль и открыла. Внутри имелось две панели: одна жидкокристаллическая, плоская, другая с выдвижной клавиатурой и дополнительно с синими и черными кнопками. Скоро на экране вспыхнуло летнее небо со светящимся шаром. Чемодан по виду и по содержанию не имеет аналогов, помесь ноутбука и чемодана существует в единственном числе на планете Земля.

– Костюк приехал, – сказал Ситечко.

– Да помогут нам боги. Алиохаро, – выдохнула Саша и запустила программу.

– А вдруг получится. Ты на мышах проверяла?, – засомневался Прохоров.

На экране шла загрузка, и когда появились цифры сто процентов в первые мгновения ничего не произошло, а потом вся троица почувствовала сильные вибрации и какое-то напрягающее состояние. Не то чтобы страх, скорее приближение опасности.

– Ой, – вскрикнула Саша, и что-то невидимое глазу подхватило ее за ноги и подняло на высоту двухэтажного дома. Успев сгруппироваться, все трое упали с этой высоты. Их не просто отпустили, их расшвыряли, раскидали, придав скорости свободного падения дополнительное ускорение. Чемодан стал центром семи-восьми метрового загоревшегося круга. От удара Сашу оглушило. Земля и воздух продолжали вибрировать. Интуитивно почувствовав приближение новой опасности, она несколько раз перевернулась. По примятым василькам, где она недавно лежала, что-то неведомое проехалось будто граблями. Сумецкая отползла подальше от круга, не видя и не слыша своих товарищей. Далеко «убежать» не получилось, невидимое нечто ухватило ее за ноги и, как котенка, да простят боги, потому что швырять вот так котят – дело мерзкое – отбросил девушку ближе к кругу. И только тогда, вибрации стихли. Саша опять на короткое время то ли потеряла сознание, то ли оказалась в прострации, не зная, что делать и не сумев собрать все свои пять чувств в удобоваримую для мозга информацию от сильного сотрясения всего тела. Светящиеся в небе шары-луны исчезли. Над ними пролетели два вертолета. Устройство отца испорчено, шары исчезли, объяснений тому, что произошло, у нее нет. Полный провал. Дальше вообще произошло что-то сюрреалистичное. Появились военные. Саша сделала такой вывод из-за зеленой, хорошо узнаваемой формы, но когда их троих, без объяснения причин потащили к вертолетам, засомневалась: не похищение ли это. На эту мысль натолкнуло также то обстоятельства, что лица всех мужчин скрыты за балаклавами. Костюка с его командой не взяли, когда он попытался вмешаться, приказали отойти и даже выстрелили в воздух. Прохоров и Ситечко летели в другом вертолете. Один из «похитителей» подал ей бутылку с водой и сказал, что волноваться не о чем и по прибытии ей всё объяснят.

Летели они недолго. Минут десять, и сели в какой-то деревушке на сонной площади возле пункта полиции. И когда их настойчиво завели, так что можно сказать затащили в этот пункт полиции, Ситечко взволнованно спросил: – Кто вы такие?

– СОБР, – коротко ответил один из мужчин.

В здании их провели по длинному коридору старого, но еще вполне крепкого здания из белого кирпича восьмидесятых, и закрыли отдельно: Сашу одну в камере, мужчин по соседству.

–За что вы нас задержали? Причины?, – прохрипела начавшая приходить в себя Саша.

Ожидайте, – снова скупо ответил один из «похитителей». И они все молча удалились.

– Беспредел. Такого даже в Горыянцы не было, – прошептала Саша, и села на покрытую пылью скамью.

И наступила тишина, когда пытаешься осознать, как ты оказался во всем этом, какие таинственные ниточки судьбы выдернули троицу из теплых кроватей Катерининого дома и, после встречи с НЛО, зашвырнули в кутузку.

– Саша, – встревоженно сказал Ситечко, – мне Витя не нравится.

– Ну….что я сейчас могу сделать? А что конкретно не нравится, или всё не нравится.

– Ему плохо.

– Да, – болезненно протянул Прохоров, – второй раз грудью на камень прилетел.

– Эй!, – закричала Саша, – помогите! Эй! Сюда!

Дверь скрипнула и высокий, широкий собровец в балаклаве молча подошел и молча уставился на Сашу.

– Нашему другу нужна помощь! Он ранен. Может быть разрыв внутренних…

– Ожидайте, – громыхнула гора мускул и закрыла дверь.

– А контакт состоялся!, – вдруг весело выдал Ситечко, – музыка им, правда, твоя не понравилась, но они отреагировали! Это бесценно!

– К черту такие контакты!, – эмоционально выпалил Витёк и закашлялся, а, прокашлявшись, сказал: – Прикури.

И задымим. По пространству в три камеры поплыл вонючий запах старых вокзалов.

– Жалко чемодан. Почти всё сделал отец. Не восстановить, – поморщившись сказала Саша, – Вить, опиши состояние.

Витя тихо застонал и затушил недокуренную сигарету.

– Что болит?, – спросил его сосед по нарам.

– Нормально всё. Только кости. Я вечером обзвонил «Поиск» и, знаете, только за нашей группой следят. А это значит, что дело не в целях «Поиска», а в ком-то из нас. Моя рыжая морда никому не сдалась, даже военкомату. В запасе.

– Вот знаешь. Извини, если что, но ты не выглядишь сильно контуженным.

– А я таблеточки вовремя пью, – парировал Прохоров, – трепанация это тебе на пол мизинца. Это кто-то из вас: Саша выкладывайся.

– Нет. Чисто. Не могу ничего такого предположить.

– А папаня амер физический.

– Мы полгода не общались. Иногда просматриваю почту и сообщения, но полгода ни он, ни я ничего друг другу не писали. А чемодан если уж так нужен, могли бы и украсть.

– Ситечко, – потребовал Витя.

– Да я вообще не интересный. Бухгалтер. Вырос в Перми с мамой и бабушкой. Отец пропал без вести когда мне было два года, поэтому я и увлекся НЛО, хотя тогда девяностые были, могли и убить. Он слесарем ЖКХ работал, тоже ничего.

– Итак, – снова закурив, сообщил рыжий Шерлок, – имеется бывший ВДВшник с пробитой головой, бухгалтер с пропавшим отцом и дочь американского физика. Элементарно. Это ты, Саша! Официалы пасут тебя или того, кто пасет тебя.

– И что теперь делать?, – пожала плечами девушка.

– Честно отвечать на все вопросы. Сейчас они начальство ждут.

– Мне нечего скрывать.

– Очень на это надеюсь, – непривычно жестко ответил Прохоров, отчего захотелось начать оправдываться, но она сдержалась.

– А ведь это свершение. Открытие! Саша, у тебя камера писала?, – спросил Ситечко.

– Да, но они забрали фонарь. Камера была на нем.

– И мой тоже, – с сожалением сказал Ситечко.

– А мой слетел, когда я грохнулся. Если повезёт, то он еще на месте. Возможно, в темноте его не заметили.

– Отличная новость!

Прохоров сильно закашлялся и прохрипел: – Сдохнуть можно….отличная новость.

Раздраженная недоверием рыжего компаньона, Сумецкая резко сказала: – Приходится чем-то жертвовать. Но ты не переживай: если что за свой счет закопаю и тарелку на памятнике поставлю с надписью «за ВДВ».

Повисло молчание, после которого Прохоров вынес короткий приговор: – Стерва, – и снова закашлялся.

– И хватит курить! Забери у него сигареты! Паша, ты умеешь делать искусственное дыхание?

– Ээээ, – донеслось из соседней камеры.

– Забрал. Умею.

– Только попробуй. Ага.

– Послушай, не сходи с ума. Ты и так еле дышишь. Пожалуйста, не кури хотя бы до обследования, – примиряюще сказала Саша.

– Хорошо, – согласился на перемирие Прохоров.

– Интересно, нас покормят? Есть очень хочется, – пожаловался Ситечко, и так за молчанием и короткими переговорами прошло с полчаса, когда Саша снова позвала собровцев и спросила:

– Когда приедет скорая? Ответ остался прежним, правда, скоро в мужскую камеру вошли три собровца и осмотрели раны Прохорова и опросили его о состоянии и снова, снова сказали: – Ожидайте, – и ушли.

От невозможности действовать Саша ходила по камере, мяла пальцы, и так как процесс внутреннего отрицания задержания затянулся, Ситечко вежливо попросил перестать ходить из угла в угол и предложил попытаться уснуть. Прошло больше часа, как в тихой деревушке сел третий вертолет. Хлопали двери, не ясные разговоры за стеной, к камере подошел собровец и приказал: – Сумецкая Александра. На выход.

Глава 5 Экспедиция

Стоп! Код зацепил чей-то рукав и дернул на себя. Из-за завывания ветра ничего не слышно, из-за песка не видно – притянув к себе "добычу", он общупал плечи и понял, что чудом нашел Дасти Гоуфа: у него единственного в экспедиции на форме нет золотых нашивок. Их снова прокатило по песку, и резко зазвенела тишина. Может, оглох? Помимо этого уже несколько дыханий их никуда не тащило и не подбрасывало. Глаза жгло неимоверно. Когда есть сила, то быстро забываешь, что такое боль. Одной рукой Код хотел снять флягу, чтобы попить и хоть как-то промыть глаза. Флягу то ли сорвало, то ли когда он догонял Дасти – сам отбросил. Тогда он нащупал флягу Дасти, открыл зубами и жадно глотнул, чувствуя как вместе с живительным паракеном в самое нутро спускается новая партия песка.

После этого, чтобы не потерять время передышки в пустую, взял флягу в зубы и плеснул в свободную руку и этой же рукой промыл глаза. До чего же можно извернуться, когда надо! Глазам если и стало лучше, то совсем немного. Весь песок смыть не удалось, казалось, он забил и верхние, и нижние веки и прожигает изнутри. Проморгавшись, Код размыто увидел сидевшего на песке Дасти Гоуфа, который протянул руку к фляге. Живой! Удостоверившись в этом, Кодриан передал флягу, поднял подслеповатые глаза наверх и увидел причину тишины. Новости были только плохие. Во-первых, он все-таки оглох, воронка, в центре которой находились двое сокровищ Умара, просто не могла вращаться с дикой скоростью без всяких звуков. Во-вторых: находиться в центре воронки вихря далеко не означает безопасность и спасение. Почти в полной тьме, с едва заметными лучиками света где-то далеко наверху этот вихрь казался гигантским.

Бежать некуда: попасть на стенки вихря грозило гибелью или серьезными увечьями. Единственный шанс дождаться помощи живыми и относительно целыми – напрячь глаза и если вихрь будет передвигаться не очень быстро, постараться остаться в центре. Кодриан хотел объяснить господину Дасти Гоуфу план дальнейших действий, как размыто увидел только спину Дасти Гоуфа, зачем-то верными шагами идущему к воронке. И на мгновения оторопел, не найдя ни одной разумной причины такого поступка. Разумных причин нет, есть только не разумные. Зря Код решил, будто новичок понял: спасать Дориана Агиба не надо, надо, чтобы он их спас. Как же тупа молодость. До чего ж тупа. Кодриан разозлился даже больше, чем на хозяев этого мира и не хотел подбирать слова помягче, вроде наивна, глупа, не знает жизни. В период взросления говорить, будто вы умны, могут только родные, желающие поддержать вас либо недоброжелатели, желающие воспользоваться вами. Остальным нет никакого дела до тупого молодняка.

Кодриан подскочил и рванул догонять. Только и делает, что бегает за бестолковым подопечным. И главное, у того никакой чуйки. Уже второй раз он нападает сзади и тот никак это не предчувствует: в конце концов, где боковое зрение? Где желание жить? Осторожность? Кодриан сходу повалил его на песок и проорал: – Ты не пройдешь! Не пройдешь, слышишь?, – и со злости отвесил два отмашистых удара по ребрам. Может, даже кое-что сломал. Ну хоть так перестанет бегать.

Дасти Гоуф не сопротивлялся – ни разу не дернулся. Кодриан подумал, что случайно зашиб новичка, что тоже означало провал задания. И резко развернул того на спину. Два карих глаза смотрели с высокомерным спокойствием и легким налетом неприятного удивления. "Что это вы себе позволяете, второе сокровище Умара?!". Разве нормально во всей этой ситуации так смотреть? Кодриан отмахнулся от странной самоуверенности новичка: что взять с тупого молодняка. Везде-то у них болезненное самолюбие, ранимость, высокомерие и личность. Когда появятся золотые нашивки, дрессировать такого придется долго.

Гоуф резко одернул руки Кодриана и сказал по слогам, чтобы можно было прочитать по губам:

– Хо-ро-шо, – и окинув второе сокровище Умара высокомерно-презрительным взглядом, поднялся на ноги, отряхнулся, дотронулся до нудящего бока и чуть дернул носом. Кодриан кивнул в сторону оставшейся позади фляги и тот, поняв всё без лишних слов, отправился подбирать жизненно-необходимый паракен. Неизвестно сколько еще придется мотаться по этой мерзлой пустыни: нельзя остаться без единственного источника жидкости. Последующие моменты выскользнули из памяти – вероятно, из-за обилия вокруг силы и влияния – потому что именно в этот момент Дориан Агиб спасал своих сокровищ, отодвигая чужую силу и чужое влияния. Аккуратно, не действуя на полную своих возможностей, как и поступило бы любое опытное и здравомыслящее сокровище. Кто ж показывает весь военный арсенал возможностей при первом бое?

Кодриан совсем не помнит, как песок стал проваливаться под ногами Дасти Гоуфа, как в самом, относительно-безопасном месте вихря, образовалась новая воронка, только теперь уже в самом песке. Вероятно, другая причина такой забывчивости – это скорость появления, потому что следующий момент, который он помнит относительно ясно и отчетливо, как сотник Лорк Сурба тянул его наверх, а Дасти Гоуф неумолимо проваливался все ниже и ниже в воронку. Его засасывало и всякие попытки выбраться – он отчаянно карабкался наверх, перебирая ногами и руками по ускользаещему песку, не приносили результата. Тогда у Кодриана, конечно, екнуло: вот она помощь, вот оно проваленное задание. И на момент вернулся слух, вокруг ужасно шумел и гудел вихрь, а сотник кричал: – Выбирайтесь! С ним – всё! Быстрей! Быстрей!

Как это всё? Всё будет когда Кодриан скажет.

Он рявкнул: – Пошел вон! У меня задание!, – вырвался и стал скользить вниз.

Проваливаться легче, чем подниматься. Расстояние между ними быстро сокращалось. Оставалось совсем немного, как кто-то будто выдернул заслонку и песок водой рухнул вниз, в бездонную бездну, унеся с собой Дасти Гоуфа, а Код остановился в толике от этой бездны и подслеповатыми глазами вглядывался вниз – туда, где клубилась тьма и мелькали красные огоньки. Чтобы прыгнуть даже Кодриану Фогэстини потребовалось мужество и хотя бы немного времени, он зло и громко вдохнул, от отчаянии прорычал "не уйдешь, гаденыш"и оттолкнулся, но было поздно. Время кончилось. Глаза застила полная тьма, появилось чувство полета. Спасение пришло, опоздав на какие-то мгновения, и скоро наступит момент, которого он очень хотел избежать. Про такие моменты женщины говорят: хочется сесть и зарыдать. В Умар-Уоте люди говорят: неудачный день, у Кодриана Фогэстини случился неудачный мир.

Еще толком ничего не видя, он почувствовал присутствие повелителя и чуть подальше других сокровищ. В месте, куда он попал светлее: сквозь слипшиеся, отекшие веки пробивался свет.

– Где Дасти Гоуф?, – спросил повелитель, уже понимая: нет Дасти Гоуфа.

Кому нужны оправдания. Задание провалено. Кодриан коротко отчитался по существу:

– Провалился в песок, повелитель. Засосало.

– Засосало, – холодно повторил Дориан Агиб и приказал кому-то из золотых: – Десятник, объясни.

Рядом послышался голос десятника Гром Атакэра: – Надо смыть песок, сокровище: тогда силы вернутся. Давайте отведу вас за руку.

– Еще чего. Иди впереди, – процедил Кодриан и через боль сумел немного приоткрыть слипшиеся веки и следовать за спиной десятника.

Гром Атакэра чуть менее новичок в мирах, чем Дасти Гоуф. После Порога, так как он не принадлежит к династии Первой Лоргии, ему дали время пожить обычной жизнью потомков, время возмужать. Такое решение чаще всего принимает капитан золотых или кто повыше. Лично Кодриан против всякой отсрочки, потом сокровищам сложнее привыкнуть к военной жизни и дисциплине – лучше уж сразу. Гром худощав, меч держит для своей подготовки не плохо, на доске было заметно, что нынешняя реальность ему непривычна. И это уже выбирая выражения, на деле: напуган, растерян и хочет домой. Сотникам то и дело приходилось повторять приказ или одергивать его, когда задумавшись над жизнью прямо в строю, он задирал голову к звездам. Из-за отличительного, большого и горбатого носа десятники прозвали его "Нос". "Нос, иди сюда", "Нос, Нос". Железяка все-таки звучит лучше. Но делать выводы о том, какой из него получится золотой Умара еще очень рано: бывали и стухшие храбрецы и растяпы вырастали до отличных ходоков. Миры выворачивают наизнанку, очищают всякую человеческую шелуху: стоишь перед ними, как перед богами – остается только самое настоящее.

Идти на помывку с Носом за ручку было для второго сокровища империи недопустимо, впрочем, с любым другим золотым – также не очень. Провалил всё, что можно было провалить, и за руку отправился мыться? Нет, лучше сохранить остатки достоинства и идти самому.

В том месте, куда переместилась эскпедиция светло. Если говорить словами далекого от силы потомка: с высоты двухуровнего, умаровского дома прямо из воздуха льется вода. Место общей помывки ничем не огорожено. Держась подальше от голых спин и задниц, чтобы ни нароком не столкнутся, Кодриан по-военному быстро разделся до нага и встал под воду. Счет до ста двадцати. Когда будет "сто двадцать"второе сокровище Умара должно быть помыто, в чистой форме и с прежними силами. Вода была противно-теплой, по всей видимости, при такой температуре лучше смывается песок, так что пришлось терпеть. Под руками песок казался жирным, будто прежде чем пустить в дело его "промыли"в животном жире.

"Прозрение слепого"было изумительным и вызвало огромное облегчение. С каждым счетом возвращались все прежние способности, и можно было оглядеться, и привести в порядок форму даже не закончив помывку. Когда есть силы сокровища стирка, сушка и глажка формы не вызывает каких-либо трудностей: поднял, прополаскал, тут же "дунул"горячим ветерком и прошелся паром, устроив форму на импровизированной поверхности. Это давно уже совершенно естественное дело и теперь Код думал: сколько мороки у черных военных, которые должны сами заботиться о внешнем виде.

Затем он оценил собственный ущерб. Слух восстановился: сравнив то, что слышат уши и то, что слышится через слух силы, Код нашел полное соответствие. Кожные покровы не пострадали, все части тела на месте. Может, кому и покажется смешно, но Код не раз и не два видел, как из-за пережитого испытания сокровища не замечали отсутствия конечностей, а пальцы отлетали только так. Веки покраснели, покрылись бурой коркой, глаза полностью не открываются и выглядят так, будто натянута кожа на висках. Вместо глаз узкие щели. У остальных золотых, кроме повелителя такой же вид. Обычное зрение восстанавливается медленно, так что придется смотреть "другими"глазами. Главное, не вытекли: к следующему длинному сну у большинства сокровищ экспедиции проблемы с глазами должны исчезнуть.

Надев форму через пояс-хилами, Кодриан уложился в отведенное себе время, приказал сотнику Лорку Сурба пересчитать и построить золотых и принялся за дело. Цель: найти Дасти Гоуфа. Место куда перенес их повелитель находится на расстоянии примерно одних условных суток от того места, где экспедиция встретилась с бурей. Теперь понятно почему было выбрано это время и это место – выбираться из "котлована"с песком оставалось недолго. С высоты, во все стороны от Прохода трое-четверо условных суток пути по песку, то есть он рассыпан равномерно во всех направлениях, что опять же доказывает рукотворное и сознательное обустройство ловушки. И как раньше заметил Кодриан: Проход находится в низине.

Теперь можно было увидеть кусочек истинной природы этого мира. И опять у него возник вопрос: откуда здесь воздух? Места, что не защищала чужая сила, а Кодриан не пытался прорваться, чтобы не выдать себя, были одинаково однообразны и лишены какого-либо подобия леса. Под ногами экспедиции плотная, черная почва с остатками нерастаевшего, грязного снега. Видимо, сейчас в этой местности потепление, вдалеке видны черные горы с белыми шапками снега, а совсем близко от размещения экспедиции разбросаны камни разных пород и размеров, что указывает на то, что перемещены сюда они были с помощью сил сокровищ. Красные валуны с синими вкраплениями, куски чистого золото, самые большие размером с кулак, безупречно ровные зеленые пластины с черным рисунком, оставшиеся от какого-то большего строительства, насыпи серых, дробленых камней, горки морской, цветной гальки, несколько окоченевших трупов каких-то местных животных размером со среднюю собаку, разбитый, обработанный камень, похожий на лазурит, думается, часть разрушенной конструкции. Бардак! Сложно представить такой беспорядок близ Проходов империи Умар. Код бы не уснул, пока все не разобрал – через эти двери в твой мир входят гости и о чем они могут говорить и договариватья с хозяевами, неспособными навести порядок близ дверей.

Повелитель Дориан Агиб, Кодриан и сотники тщательнейшим образом обыскали промерзшую пустыню, на что ушло достаточно времени, чтобы сказать: пропавшего Дасти Гоуфа и еще девяти сокровищ Вирога с нашивками десятников там нет. Песок был просеян через сито в прямом смысле слово. Через множества огромных сит. Единственные две находки относились к личным вещам: левый сапог такого внушительного размера, что был только у пропавшего десятника Кватра Васика Сопра и именной нож пропавшего десятника Дамба. Следы крови отсутствовали. Ни живых, ни мертвых в пустыне их нет. Предшествуюшие исчезновению события: появление воронки с иллюзией огней и тьмы указывают на то, что пропавшие были перемещены в другую точку этого мира и попали в плен. Есть большая вероятность того, что теперь, когда хозяева этого мира поняли, что в их мир зашла сила, пропавших используют как заложников. После стольких усилий смысла дальше осматривать песок не было.

Все уже просматривали неприкрытые силой участки этого мира, и только повелитель, раз на десятый, переваливал песок из одного огромного бархана в другой. Вполне возможно искал уже что-то другое или Код снова чего-то не понимал. Неужели так важен Дасти Гоуф?! Чем он может быть важен? И чтобы разобраться, он начал выстраивать события в цепочку.

Собственно Дасти Гоуф изначально не был включен в экспедицию. Списки были составлены заранее самим Кодрианом, и сейчас он немного жалел, что исключил двух капитанов, решив: два главных сокровища Умара справятся без этой командной единицы. К тому же у двух толковых сотников появится возможность проявить себя. Вряд ли присутствие двух капитанов кардинально бы изменило ситуацию, но с ними определенно было бы спокойней. Цель экспедиции – получение золотыми десятниками прошедшими первый этап обучения реального опыта экспедиций малой дальности. Другими словами – вышли "погулять"с молодняком. Кодриан подобрал десятников так, чтобы у кое-кого уже был определенный опыт и в то же время такой десятник помнил и переживания, и страх, и первый восторг от миров – тот же большелапый Кватра Сопра уже ходил до Старой Валии. Опыт подсказывает: такой состав примерно одинакового молодняка хорошо уживается между собой, а значит, не будет проблем с дисциплиной и в то же время гладко пройдет обмен опытом. Дориан Агиб участвует в таких экспедициях регулярно. Родись под другим именем, он бы полностью ушел в миры и стал ходоком, но теперь когда есть Умар, есть ответственность на дальние расстояния уйти ему нельзя. У Кодриана такой потребности нет – находился, налазился. Поперек горла. Только в той экспедиции повелитель решил отказаться даже от собственной охраны: видимо поднадоел этот "шлейф"постоянного присутствия, тогда Кодриан и вызвался все организовать и участвовать, потому что всё может понять, а отпустить без охраны – не может.

Прибыв последним и дав охране вольную, Дориан Агиб поднялся на доску с незнакомым потомком. Экспедиция началась не так, как была запланирована. Любой приличный ходок уже бы и отказался идти: если с самого начала такие неожиданности, жди беды. Суеверны. У Кодриана зубы свело от дурного предчуствия.

Повелитель не сразу представил новенького, а тот держался обособленно от остальных и больше помалкивал и присматривался. Но что сразу стало понятно, в крови Дасти Гоуфа течет кровь Амирии: карие глаза, темно-русые волосы, чуть смугловатая кожа и некоторые странности в поведении. Эти потомки зачем-то научились смеяться и размахивают руками во время разговора. Амирийцы в своё время заполонили рабовладельческий рынки, а уже на Умар многие сокровища привозили бывших рабынь в качестве любовниц и бывало при этом заключали формальные, выгодные для дел династии браки. Особенно это любит высокомерная Первая Лоргия. Порой даже видимой выгоды нет, но пара подбирается чертовски красивая, статусная и очень бывает неудобно, когда правда вылезает наружу и это, конечно же, пытаются скрыть. Если рождаются дети, то скрывать нельзя. Бастарды только у людей и торгашей, у благородной Первой и Второй Лоргии все дети должны быть признаны. Не имеет никакого значения, как они родились: через этих детей будут приходить в эти миры силы сокровищ, не говоря уже о попытках скрыть сокровищ – это чревато большими проблемами. Другое дело, как таких детей выводить в общество Лоргий. Можно ведь договорить с чудоковатым, далеким от главного Умара необремененным браком двоюродным дядькой.

Всю эту возню с законностью рождения начали Плата еще на Норбе, а остальные династии поддержали уже на Умаре: от людей большей частью пошло, это люди с их нравами и распределением: незаконнорожденный и законный, подтолкнули великие династии потомков к такому разделению. Когда две цивилизации, пусть и совершенно разного уровня, взаимодействуют достаточно плотно, то влияние будет взаимным, пусть не в равной степени взаимным, но определенно точно взаимным.

Кому врать не решались, так это Агибам. Так и Дасти Гоуф, вероятнее всего, сынок от любовной связи. И если сам повелитель озабочен его судьбой, то отец этот принадлежит к Первой Лоргии и задницей сидит в пределах совета рас. У Кодриана даже появились претенденты на возможное отцовство. Отпустил отец прогуляться в мирах сына под присмотром повелителя: уж под таким присмотром опасаться нечего, а тут такая незапланированная неприятность случилась. И, если новичка не найти, Сам Дориан Агиб окажется в ситуации, когда нужно будет оправдываться. Этого никто не любит делать. Чтоб этого сосунка! Надо же было так неудачно родиться, чтобы доставить двум первым сокровищам Умара заботу.

Второму сокровищу Умара не терпелось начать поиски пропавших десятников и посмевших напасть на экспедицию хозяев этого мира. План был прост, незамысловат до примитива, отработан многажды в мирах и хорош тем, что безотказен: найти и казнить самого главного! Чтобы найти достаточно рассеять чужую силу, а для такого «трюка» нужно разрешение. Хозяева этого мира уже догадались, что среди гостей есть сильное сокровище и надо полагать имеют на этот случай какой-то план. Поэтому выдавать второе сильное сокровище в экспедиции рано. Не хотелось бы говорить – опасно – когда экспедицию ведет Агиб – это слово слишком громкое. Просто рано, просто пока не стоит второму выдавать себя.

Там, под свинцовыми, низкими тучами на территории трех суток пути сила всё еще перекатывала песок из одного бархана в другой, сила перетряхивала песок внутрь до черной почвы и водных потоков.

Сотник Лорк Сурба построил десятников в шеренги по десять десятников в пять рядов, прошелся вдоль первого ряда, придирчиво оглядев форму и опухшие от песка физиономии, и громко доложил:

– Экспедиция построена, повелитель!

Дориан Агиб развернулся, и не спеша подошел к построенным в ряды золотым:

– Господа, на экспедицию империи Умар совершено нападение, – с ледяными нотками гнева сказал он, отчего все кто думал о чем-то другом, постороннем, внутренне напряглись и превратились во внимание. Повелитель заложил руки за спину и выдержал паузу, оглядывая воинов:

– За нами следили, напали, похищены десять сокровищ Умара. Лишиться свободы тяжкое оскорбление для силы, поэтому как ведущее сокровище экспедиции и ваш повелитель правящей династии Агибов, я снимаю с вас необходимость следовать пятому и седьмому разделам инструкций, а также отдельным подпунктам разделов касательно влияния. Вы можете грабить, убивать, калечить, можете взять все, что вам захочется взять: дышит оно или блестит, крепко стоит или летает – без разницы – это ваше. Дориан Агиб возьмет себе только пески. Особое внимание нужно уделить возможности оказывать влияние на местных существ – подобную возможность Умар еще не скоро сможет предложить. Здесь вы отточите свои навыки, мы все увидим ваши возможности и до того сдерживаемую силу. И сделать это можно будет после получения приказа: после того, как похищенные золотые Умара получат свободу. А пока ваша сила замолчит. Наши враги не должны знать, кому они бросили вызов.

Будничным тоном закончил речь повелитель, как будто хорошенько взвесив жестокость, нашел ее необходимой. Не верилось, что эти слова сказал Освободитель, основатель свободной от рабства империи, сокровище над сокровищами. Пятый и седьмой разделы инструкций поистине гордость свободного мира потомков, когда они вздохнули облегченно. Эти пункты ограничивали сокровищ от всяких безрассудств, обещали Агибовскую защиту и безопасность настолько, насколько это возможно в мире сокровищ. На этих пунктах построен Умар и вот теперь повелитель просто так взял и отменил их для этого мира, как будто его обитатели виноваты в том, что сделали местные обладатели власти.

Не то, чтобы Кодриан никогда не слышал такой приказ. Нет, как раз таки обычный Агибовский приказ – было не привычно слышать всё это именно от Дориана, от строителя свободного Умара, освободителя потомков, от весьма и весьма сдержанного в порывах представителя династии Агибов. Было в этом какое-то… несоответствие. Отменяя пятый и седьмой разделы инструкций полностью, повелитель позволил забыть об ответственности за применение силы в любом виде, и чтобы подкрепить свою решимость отдельно выделил влияние. А каждое сокровище Умара слышит едва ли не через вдох: влияние запрещено, за влияние на разумных существ следует неминуемое наказание, влияние – преступление силы и далее в таком духе. А тут, пожалуйста, да так, чтобы мы все оценили ваши способности и умения. Повелителю хочется крови. И это слово прозвучало. А когда звучит это слово, да еще от Агиба, Кодриан всеми клетками души чувствует, как с него сдирают верхний, цивилизованный слой, где находится человечность, миролюбие и стремление договариваться. И ничего с этим поделать нельзя, потому что приказ есть приказ. В награду повелитель обещал целый мир на разграбление. На Умаре изжито рабство и вместе с тем существует такое понятие, как военный трофей. Обычно так награждаются сокровища Умара за тайные вылазки на Норбу. Любят они по старой привычке таскать рабов. Такую собственность невозможно продать, что значительно снижает ее стоимость, но повышает статус сокровища, к тому же продать нельзя, можно обменять на какую-никакую иную собственность.

Хорошо, что никто не видел, как радужная оболочка глаз верного служаки Кодриана потускнела из серой в бледно-бледно серую, настал тот редкий момент, когда мало выдержки и стойкости и не помешали бы пропавшие при переходе линзы. Прозвучал приказ развернуться и начать движение в сторону виднеющихся гор. Кодриан возглавил колонну золотых Умара, заодно «переварил» сказанное Дорианом Агибом и решил, что одно делать сказать, другое сделать: еще есть время переубедить повелителя в надобности подобных действий или как-то смягчить приказ. Время есть. Умная голова второго сокровища прокручивала убедительные доводы и слова. Да, одно дело сказать, другое дело сделать. Ситуация не стандартная, что если повелитель блефует. Пока не понятно с какой целью или решил так настроить молодняк, чтобы никто от волнения не вздумал использовать силы до поры до времени.

В середине колонны, с двух сторон шли сотники. Повелитель исчез и скоро появился по правую сторону от Кодриана и мельком взглянул на своего главного помощника и соратника. И Кодриан хорошо знает этот упрямый взгляд еще с юности повелителя и взгляд гласит: – Не вздумай мне перечить! Не смей спорить! Я так решил! И не думай, что сможешь переубедить меня.

Под этим взглядом нужно быть покорным и полностью согласиться, что и было сделано. У возмужавшего Дориана Агиба остались тиранские замашки братьев и отца, как остатки дурного примера и воспитания и, если он бывал в хорошем настроеннии, то даже мог пошутить на эту тему. Само собой разумеется, другим шутить по этому поводу не стоит.

Колонна выдвинулась на счет десять, хотя к удовольствию Кодриану с перестроением десятники справились быстрее, чем было отведено времени. Экспедиция держала курс на горы, то есть на север с небольшим отклонением на восток по ходу маршрута.Глиняная, мясистая почва оставалась ровно черной без какой-либо примеси другого цвета или другой почвы, ноги в ней чуть утопали, создавая незначительную помеху передвижению. Нечто, похожее на снег, грязными обрывками покрывало плавно уходящую вверх долину. Кое-где на почве попадались рытвины, и чаще всего шли в паре с другой, параллельно-идущей рытвиной, а между ними имелась выпуклость, будто какой механизм прошел. Этот «рисунок» живо напомнил что-то старое, давно позабытое, но вроде как знакомое и Кодриан не стал вгрызаться в память, хорошо зная, что подобные ощущения в мирах обманчивы. И вот эта яма на что-то похожа, и вот эта лужа что-то напоминает. Если цепляться за подобные мысли, то далеко не уйдешь.

Если в песках небо давило серыми облаками, то тут распахнулось серой бездной, усеянной бесчисленными звездами в темноте свежеприготовленных сумерек. Уходящее в закат красное солнце этого мира спряталось где-то за горизонтом и оттуда осветило зеркальные, вертикальные, переливающие перламутром лучи на всё небо. Природное явление, естественная иллюзия, интересная особенность этого мира. Казалось, довольно этому мирку чуть-чуть накренится и экспедицию вышвырнет обратно в миры по стоячим «зеркалам».

Горы при первом взгляде казавшиеся одной горой, нелепым прыщом вылезшим в этой долине, при более внимательном рассмотрении утраивались – на небольшом расстоянии друг от друга располагались три пика очень высоких гор, при чем эффект «очень высоких» создавало и отсутствие какого-либо предгорья или подъема почвы близ гор. Прямо сказать, вырисовался нереалистичный вид, что тоже может указывать на рукотворность окружающей среды близ песков, а значит можно ожидать и других ловушек. Отсутствие какой-либо растительности служило еще одним поводом считать долину искусственной. Если имеется кислород, значит должна быть растительность, а уж она на таких почвах пробивается, что никогда б не подумал, если б не видел собственными глазами. Если только кислород в этом мире не получается искусственно, а атмосфера постоянно поддерживается силой, вроде как в Новой Амирии. На что Кодриан может сказать только одно: упаси боги так жить: сокровища обречены на тяжкий труд ради выживания, да еще без права на ошибку.

Следуя за ходом своих мыслей, Кодриан поднял взгляд к небу, ожидая опасность именно сверху. Почва мертва – при таком раскладе укрыться негде и планировать атаку лучше с воздуха. Это было бы правильным, сам бы он так и построил нападение: только гости этого странного мира выбрались из песков, вернули себе силу и облегченно вздохнули, как наступает удобнейший момент огрызнуться во второй раз быстрыми, точечными ударами под прикрытием силы, разрывая защиту непрошенных гостей, внося панику, ломая моральный дух и строй. Но небо молчало, оттуда ничего не прилетело. Не так быстро!? Нет, нет, терпение. Судя по пескам, стоит ожидать чего-то изощренного и возможно даже такого неожиданного, чего и в мыслях-то не было. Так под булькание утопающих шагов, экспедиция прошла десятую часть условных суток. Среди золотых мысли, конечно, всякие бродили, большей частью вопросы: где находится экспедиция? Что это за мир? Как выглядят обитатели этого мира, и к какой расе относятся? И почему мы все еще тащимся по этой долине вместо того чтобы как изволлили шептаться десятники «вдарить», то есть нанести удар?!

– Вот дерьмо!, – прорычал десятник Иргут Доот, чья нога слишком глубоко ушла в почву и он чуть не упал.

– Отставить разговоры! Тишина, – по-военному четко сказал сотник лорк Сурба.

– Да я не про тебя, – огрузнулся десятник и у экспедиции позеленели глаза. Десятник Иргут Доот заметно выделяется колкостью, дерзостью и желанием проявить себя, а самый легкий и проверенный способ сделать это – найти главного и казнить. Не в прямом, конечно, смысле этого слова, и не самого главного, вполне сойдет обсмеять сотника.

– Руки за голову!, – скомандовал Лорк.

– Какой обидчивый, – вальяжно парировал Доот и, как и было приказано, в качестве наказания за «оскорбление» завел руки за голову и так и пошел с заведенными за голову руками. Кодриан счел это уместным и в пределах инструкций.

– Инструкции, – с тоской подумал он, – двух пунктов уже нет. А не положить ли тут всю экспедицию?! Куда тащить эту тупую, болтливую обузу?! Спокойно помрут в поясах, домой вернутся живые и целые, еще потом ничего и не вспомнят. Отвлекают! От важного отвлекают. Дожи Агиб называл это состояние расслабленным вниманием и, если задуматься, ну или додумать – пребывал в этом состоянии большую часть своей жизни, будучи всегда на страже своего отца и повелителя. Нужно слушать дыхание, делаешь полный вдох и с выдохом отпускаешь все свои мысли, и каждый раз, когда выдыхаешь, отпускаешь их снова и снова, пока полностью не вливаешься в окружающее пространство простым наблюдателем, растворяясь в действительности стаканом воды на заполненный колодец. Теперь нужное состояние достигается легко, всего за пару выдохов и вдохов. Само место говорит. Надо только услышать, раствориться в нем. Когда-то очень давно это казалось Кодриану глупо, и он откровенно врал, говоря что – да, он шел через это состояние. Будучи хорошим и терпеливым учителем, Дожи Агиб делал вид, что поверил и возвращался к этой практике позже, когда у Кодриана прибавлялась масса жизненного опыта. И вот чем дальше Кодриан шел по этой как бы безжизненной почве, ожидая атаки с воздуха, тем крепче становилось ощущение, что почва дышит. Дышит. Оттуда есть дыхание. С самого начала пути было дыхание, и только собственные мысли, что так быть не может, мешали услышать дыхание.

Глава 6 Кая

– И что они сказали?, – с усмешкой спросила я у Рона.

– Зачем было убивать, спросили, – честно ответил Рон.

– И что ты ответил?

– Сказал, что так пожелала ясная вестница. По соглашению твоего отца и Дориана Агиба среди прочих пунктов, прописано, что в мирах потомков вестницы обладают теми же правами, что и в мирах Альмахатери. Алиохаро! Да даруют им боги в следующей жизни более осторожности, и оставим это в прошлом. Ты устала?, – нервно спросил Рон, желая скрыть свое возбуждение и только-только утихающую злость, и вспомнил, – руку не отдали: «то, что принадлежит богам, должно вернуться богам, нам остается только жизнь».

Аплан ощупал взлетную площадку и в следующее мгновение главный порт Умара превратился в яркую точку внизу. Апланы и рейки- летательные суда Умара, полностью искусственные хотя по виду сразу и не скажешь, поскольку они напоминают живых существ. Отличаются вместительностью: аплан может поднять двадцать пассажиров, на рейки строят целые сектора для дальних полетов. «Маленькое чудовище» аплан имеет восемь щупалец, на которых стоит в покое и которыми ощупывает разные предметы и совершает некоторые манипуляции, вроде выгрузить багаж, попросить оплатить проезд и даже «подать руку» при выходе. Кабина и щупальца на ощупь приятные, буро-зеленого цвета и скорее назовешь это покрытие шкурой нежели искусственным покрытием. В воздухе щупальца складываются в кольца и резво вращаются вокруг кабины.

– Прости, ясная, – смутившись своей смелости, сказал вестник с необычной для нашей расы внешностью. Во-первых, он не красив, да простят боги. Лицо худое, болезненное, нос горбинкой, под глазами круги, пальцы тонкие и указательный на правой руке вообще кривой. Может, сломан и неудачно сросся. Во-вторых, нет в нем вестнической уверенности, духа. Но это первое впечатление и я оставлю ему шанс.

– Для чего ты желала оставить себе отрубленную руку?

– Сувенир. Хотела забальзамировать и поставить в имение отца, чтобы каждый раз когда начну хорошо думать о потомках, смотреть на эту руку.

–Какой ужас!, – подала голос с дальнего сидения Молис, обиделась в целом на моё взросление и уткнулась в Кейти – ту сэвилья, что плакала в порту.

– Как тебя зовут, вестник?, – спросила я.

Он встал, чуть склонился и скоромно сказал: – Отика Саджоэ, ясная.

– Саджоэ?, – удивилась я и переглянулась с Роном, который подтвердил. Да, Саджоэ.

Саджи – старшая дочь Альмахатери, от нее пошел род вестников Саджоэ. Чрезмерная гордость этим простым обстоятельством привела к тому, что Саджоэ без разрешения взяли на себя роль старших братьев, ну и лезут с наставлениями при каждом удобном и, чаще всего, неудобном случае. Ральф их не любил и побаивался, поэтому жил как можно дальше от всех Саджоэ. Они воспитывают всех детей своего рода с подобными мыслями.

– И как тебя отпустили коруны на Умар?

– Я сам отпустился, ясная. Сбежал. И теперь получаю каждым кораблем по три письма проклятий, – жалобно, с долей иронии сказал Отика.

Я рассмеялась и сказала: – Прекрасно. Будь всегда со мной. А как подготовка? Ты хорошо владеешь мечом?

Очевидно, вопрос «ударил» по больному месту. Братец Отика смутился, потупил взгляд, вытянул губы и протянул: – Нууу…

Из всех вестников в аплане я знаю только драгэти Рона Уэарза. Всей долгой жизни не хватит, чтобы познакомиться со всеми: только на Риспе, по переписи семнадцать миллионов вестников, Флуоция еще не закончила перепись, а на Тарсе их попробуй, посчитай! Рон жестом руки показал, что военное дело не дается Отике и сказал: – Зато он внимательный. Я взял его в совет: там много нудной работы, инструкции. Отика всё читает и вкратце мне рассказывает. Полезный. И кстати, если тебе не нравятся потомки…мы удивились, когда ты решила прилететь на Умар, – «заерзал» Рон.

– Я не собираюсь здесь задерживаться: утолю любопытство и вернусь домой, – честно сказала я и подумала: – Потому что когда я закончу своё дело, тут вообще вестников не останется: все вернутся на Риспу.

Рон улыбнулся во весь рот и сам понял, что выражает слишком сильную радость и, не «виляя», сказал: – Сама понимаешь, все были против. Умар – опасный мир, мы не спустим с тебя глаз. Клянусь, за твою безопасность я жизнь отдам без раздумий.

– Надеюсь, этого не понадобится, – шепнула я и взглянула в иллюминатор, – почему Дик меня не встретил?

– Может, повезло, издох возле сектора прибытия на третьем уровне, где тебя нет, – улыбнулся Рон. Остальные вестники если не улыбнулись, то мысленно согласились и пытались угадать мою реакцию на эту шутку.

Аплан начал спускаться. Тьму разрезали светящиеся, ровные линии улиц и домов. Услужливый голос Анализатора, которого для краткости зовут просто Ани, проворковал: – Центральный сектор семь. Снижаюсь.

– Быстро прилетели. Сейчас какое время?, – спросила непонятного у кого Молис.

– Сейчас гринада. Вечер. Сплошная ночь, – услужливо ответила Кэти и, заметив моё внимание, улыбнулась и от смущения отвела взгляд.

Так я себе и представляла центральный сектор Умара. Как на картинках и письмах. Вдоль широкой улицы, по обеим сторонам двух-трехэтажные домики. Потомки не любят в быту прямые линии, облицовка домов каменная, неровная, углы окон и дверей закруглены и то не всегда ровно, кое-где и волной. Крыша цвета охры. На первых этажах в этой части седьмого сектора много торговых лавок и ппп (пунктов приема пищи). Освещение встроено в фасад зданий и дорог, отдельно фонарей нет. За моим будущим домом остров зимнего соснового леса. Я вышла, решив прочувствовать умаровский холод, о котором так много слышала. Шел снег. Завораживающая картина. А если поднять голову, то чудится, будто это не снежинки, а миры летят. Я высунула язык и поймала снежинку, превратившуюся во рту в воду. Так можно – я слышала. Снег не ядовит. Это замерзшая вода. И они пухлые, неповторимые падали на мою раскрытую ладонь и великой трансформацией жизни превращались в воду.

– Ааа!, – закричала Молис, отбиваясь от щупальца аплана драгоценной папкой с драгоценными рисунками. Надо же так рисковать! Эта беспокойная сэвилья решила достать багаж из брюха аплана, скорее всего, позабыв ввиду врожденной беспокойности, что аплан может помочь в этом деле. Да и багажа там немного, остальное привезут отдельно. Вестники посмеивались, служанки бросились долбить по щупальце – им простительно не знать, что это безопасное «устройство».

– Могли бы и помочь, – грозно выпалила Молис и поправила упавшие на лицо волосы громким выдохом.

– Как ты ее терпишь?, – поинтересовался Рон.

– Мужественно, – ответила я.

Вот мое жилище на ближайшее время. Дом имеет два отдельных входа. Каждый вход ведет в две квартиры. Одна на первом уровне, вторая на втором уровне. Итого в доме четыре огромные квартиры с множеством комнат. Это необходимо, потому что вот вся эта свита будет жить со мной. В общем внутреннем пространстве стены из цельного камня с бело-зеленым рисунком, белоснежные ступени, возле стены отдельно покатый спуск.

– Нравится?, – спросил Рон и, уловив вымоченную улыбку, сказал: – Можем поехать в дом, он тоже готов.

– Нет. Попробую. Спасибо.

Дверь на втором уровне уже была открыта. Человеческая сэвилья оказалась симпатичной блондинкой с аккуратным пучком на голове, светло-карими глазами с добрым взглядом и женственностью, которую хочется оберегать. Одета она в темно-синее платье и белый фартук.

– С прибытием, госпожа, – сказала она и чуть склонила голову, – позвольте помочь вам с одеждой.

– Это – Идэль. Нравится?, – снова спросил Рон.

– Попробую, – пошутила я. Человеческая сэвилья от этой шутки отчего-то испугалась, по лицу пробежал ужас; страх ее был таким неожиданным и сильным, что я его прочувствовал до мурашек и поняла ход ее мыслей.

– Ты в безопасности. Мы не мориспэн. Покажи мне жилье!, – приказала я и подала ей плащ.

Вход в жилье просторный, с множеством шкафом и зеркал. За входом находится огромная зала, здесь можно разместить не десять вестников, а раз в пять больше. Зала поделена на три зоны: первая у окна: на полу лежат подушки из изысканной ткани и ждет тихих посиделок маленький камин-чаша, в средней части сидения более высокие и больший камин-чаша, в котором горит огонь на бездымных брикетах, в третьей части несколько полок с книгами, прозрачный шкаф с каким-то фигурками и три маленький столика. Разность фактур расширяет пространство, утопающее в незнакомой роскоши. Я выросла в роскоши: роскоши дружеского общения, безопасности, роскоши теплых лесов и океанов миров Альмахатери, роскоши надежного дома, хорошей еды и добротных вещей. А здесь другая роскошь, кричащая: заработай на меня и попробуй, удержи. Единственное, что мне пришлось по-настоящему по душе, так это огромные окна, на которых удобно читать и смотреть на засыпающий сектор и падающий снег.

– Нравится?, – спросил жаждущий похвалы Рон и не успела я ничего ответить, как вестники хором сказали: – Попробую.

Не понимая над чем смеются, Идэль смущенно показала на ближайшую к зале дверь: – Это спальня для гостей, а остальные дальше по коридору.

Так как это очень важный момент, я осмотрела эту спальню. Не большая, с гардеробной с окном и ванной. Но она ближе всего к выходу! Дальше по правую руку с окнами на улицу шел кабинет, библиотека, еще два помещения со свободным назначением, а по левую руку спальни, потом по обе стороны спальни и по левую – кухня. Так вот к кухне ведет небольшой коридорчик, скрывающий ее от хозяйских глаз, и имеются толстые, прозрачные двери. Этот дом строился под потребности потомков, они любят «запирать» запахи. Самым примечательным является то, что с кухни есть отдельный выход-лестница, со стороны похожая на ползущую по стене лиану. И дальше от кухни, в самом конце располагается хозяйская спальня. Выбирая из двух вариантов, я сходу не смогла определиться и сказала: – Я хочу две спальни.

Идэль удивилась, но промолчала. Молис и служанки устраивались на новом месте. Немые не отходили от меня ни на шаг.

– В этом доме – свобода, – сказала я, – отдохните пять часов, потом по очереди кто-то должен быть в коридоре. Идэль, устрой их на сон…ближе к главному входу, и надо накормить наших гостей. А что мы будем есть?, – озадаченно спросила я себя.

– Не волнуйтесь, госпожа. Драгэти Рон Уэарз обо всем позаботился. Он с вестниками научил меня нескольким риспийским блюдам.

– Даже так. Отлично.

Немые – часть отцовского наследства. Практика немых существует на Риспе со второй эпохи, коруны-хранители называют их лишними душами, потому что только заблудшая не в свой мир душа может добровольно отказаться от прелестей жизни. Практика исключительно добровольная, при том на «раздумья» дается несколько лет. Драгэти через влияние стирает прошлую личность и некоторые потребности. Они не привязываются, не влюбляются, не имеют привычек, не испытывают потребность в сэвильях, у них только одна задача – служить драгэти и так как отец приравнял меня к себе, то после его смерти их задача – охранять меня. Сразу же после преображения они много и бессвязно болтают, поэтому их лишают языка, в течение одной человеческой жизни он отрастает, но тогда уже их состояние становится стабильным. Большей частью они молчат. Молчат и ходят за мной тридцать пять молчаливых мужчин и если не правильно отдать приказ – так и будут ходить тенью. Помнится, однажды я проснулась от чувства, что в спальне кто-то есть, а когда открыла глаза, увидела стоящих и смотрящих на меня сверху троих немых.

На Умар я взяла только двоих – Эра и Эма. После обращения им дают новые и короткие имена. Я почти ничего не знаю об их прошлой жизни и причинах вот так отдаться служению, разве что, разбирая написанные отцом хроники, нашла история Эма. Его мальчишкой нашли на Тарсе. Он был слишком мал, чтобы что-то помнить и рассказать о себе, тайна тяготила его так сильно, что он просил избавить его от самого себя.

Практика немых существует и у потомков. Особо впечатлительна практика теней, когда преображаются сокровища под огнем Вирога. Говорят, личность стирается не полностью, а вот преданность – такая же абсолютная, а это в мире силы бесценно.

– Кая, – позвала Молис, когда я проходила мимо ее спальни, – смотри.

– Кто бы сомневался, – улыбнулась я, увидев, что первым делом она разложила на столике свои рисунки. Рисует няня украшения и всё мечтает, точнее, пылает мечтой покорить ювелирный мир Умара, чтобы их сэвильи носили на себе украшения, созданные по рисункам риспийки Молис. Ее спальня обставлена так же, как другие спальни. Будучи в первом обличии похожими на людей, мы испытываем такие же потребности. Вся мебель, обстановка мне интуитивно понятна. Потребность во сне, в хранении вещей, в том, чтобы сесть и пользоваться руками для письма или еды. Отец говорил, что ничто не отличает людей от нас так сильно, как беспокойство мыслей. Ни продолжительность жизни, ни сила драгэти, ни второе обличие не выглядит столь разительно как карающие мысли людей. Боги раздирают их: тело требует одно, разум другое, а душа третье. Ни одно знакомое нам существо в мирах не служит трем богам одновременно.

– Как ты себя чувствуешь? Когда я прилетела первый раз на Умар, три ночи не могла встать с кровати. Что-нибудь болит? Слабость?

Вместо ответа я подошла ближе, провела пальцем по ее щеке и вкрадчиво сказала: – Ты не можешь оспаривать мои решения. Никогда. Особенно ужасно это при других.

– Ты убила потомка своими руками. Тебя это не волнует?, -вспыхнула няня.

– Он нарушил запрет повелителя Умара и оскорбил вестницу, – парировала я.

– Вот пусть бы и судили по их инструкциям, – в стремлении напроситься на неприятности заявила Молис и сделала хорошо знакомое в неугасаемом желании направить меня на путь истинный, выражение лица. Само собой, где проложен мой истинный путь, знает только она. Как же это раздражает! Наши близкие пьют из колодца нашего терпения.

– Ты забыла кто я!? Да как ты смеешь обсуждать мои решения!, – надавила я.

– Ты – ясная вестница, сама нежность, воспитанность и чистота.

– Что? Ты плохо меня знаешь. Много ты вестниц видела!

– А ты?, – надавила на больное няня, – Сама ты много вестниц знаешь?

– Госпожа, – донесся из коридора голос Идэль, – госпожа. Госпожа, – запыхавшись, повторила она, войдя в спальню и сделав книксен, – к вам пожаловали гости. Повелитель Риспы Дик Франс Муабари просит принять.

– Явился, – «вставила» Молис.

– Проводи в библиотеку, – как можно более спокойно приказала я.

– Не верь ему, – снова «вставила» няня.

– Он еще ничего не сказал, – парировала я.

– А ты все равно не верь.

Дик Франс Муабари известен в мирах потомков монукени, как повелитель Риспы. Это один из самых неприятных риспийцев, которого можно встретить в мирах Альмахатери. Но у недостатков обязательно есть достоинства: он красноречив, изворотлив (не считаю это однозначно плохим качеством), обаятелен в своей непробиваемой уверенности. Первое, что смело можно сказать глядя на Дика в первый раз – у него отменный аппетит, тоже самое можно сказать, встретившись с ними и во второй и в третий и в последующие разы. После смерти отца, мы встречались трижды, и всегда он что-то жевал, дорогой костюм засален свежими жирными пятнами, толстые пальцы в каком-то соусе, бока вылезают из штанин, лицо довольное, упитанное, настроение отличное.

Уже скоро я приняла его в кабинете. Сидение тут какое-то …издает разные звуки, когда садишься, ну да ладно, позже разберусь. Чтобы не нарваться на косые взгляды вестников, я сразу пошла в кабинет, не заглядывая в главный зал. Дик завалился с улыбкой на лице и кажется, стал еще шире, если такое возможно, конечно. Поэтому и казалось, что он ввалился или даже закатился довольным шариком в компании двух риспиек.

– Моя хорошая…, – завопил он, чтобы вестники слышали, какие у нас чудесные отношения.

– Заткнись и садись, – велела я, – остальные пусть выйдут.

У Дика две любовницы. Сам он однолюб, точнее двоелюб, на других сэвилий и не смотрит, только на этих двух. Они постоянно сопровождаю его. Первая фигуристая и внешне чем-то похожа на Молис и всегда хихикает, вот и сейчас захихикала, вторую будто бы объел Дик – стройная, строгая и была бы симпатичной, если не кружевной чепчик.

– Они никому ничего не скажут, – голосом заговорщика заявил Дик.

– Вон!, – прикрикнула я и две пассии вылетели из кабинета.

После смерти отца, Дик назвал себя моим опекуном. Вот он – опекун. Решение в целом попахивало логикой, если не учитывать, что мы друг друга недолюбливаем: я в этом признаюсь честно, он с зачатками разума, поэтому молчит. Будучи не в здравом уме и не твердой памяти Ральф Форст выбрал ошивающегося у прохода в Тарсе продавца разбавленным вином риспийца – повелителем. Дело в том, что спасшие Риспу от небыти потомки принесли много новых слов, среди которых – «повелитель». Аналогов в нашем языке нет, а повелителя Риспы пожелал видеть сам Дориан Агиб и, не разобравшись в тонкостях, отец отправил кого не жалко. Сэрэсхэти – предводитель вестников не имеет той власти, что есть у повелителя Умара. А так как Дик хорошо вжился в роль, пройдоха не только занял странный для Риспы титул, но и умудрился на долгие годы сохранить его.

Наша последняя встреча пару лет назад закончилась скандалом. После этого мы не списывались. Встреча состоялась на берегу Розового моря. Я надеялась, что он расскажет что-то новое о последних днях жизни отца, поэтому согласилась на его условия. Море получило свое название благодаря рыбкам с насыщенно- розовой чешуей – розикам. Специально розиков не добывают, они слишком маленькие – так, если в сетях запутаются, то выбросят или на наваристый бульон оставят. В водах Розового моря есть уйма другой вкусной и более увесистой рыбы. Когда розики плывут стайками, с корабля, да и суши видны причудливые узоры в воде, а если смотришь вниз с рассекающего воздух киврика, то это прекраснейшее зрелище захватывает дух. Еще Розовое море называют русалачьим. Русалки на Риспе водятся и в соленой воде, и в пресной, но Розовое море ими просто кишит. В хрониках есть упоминание, что когда-то они даже устраивали бои из-за этого моря, но потом договорились об очередности: сначала одни семьи живут, потом другие.

В Розовом море есть несколько островов, куда русалки и риспийцы приплывают для обмена – первые приносят жемчужины, красивые кораллы, можно попросить найти какую-нибудь рыбу или обследовать какое-нибудь место, а в обмен они хотят хорошие, крепкие подвязки для волос или знаком просят подрезать им волосы. Русалки жили в водах Риспы с момента создания этого мира. Вместо ног у русалок рыбий хвост с серой, крупной чешуей, верхняя часть тела покрыта сине-зеленой кожей, между пальцами кожистые перепонки, уши больше похожи на жабры, нос очень маленький, глаза чуть навыкат и покрыты прозрачной кожей, отчего кажутся мутными, рот большой, губы как таковые отсутствуют. Ну и когда русалка улыбнется, сразу понимаешь, какие же мы разные. Сорок восемь зубов, созданные для перемалывания рыбы с чешуей отнюдь не настраивают на разговоры. Делить один мир нам помогает негласная договоренность: мы не ловим русалок, они помогают попавшим в беду морякам. Не было случая, чтобы русалки проплыли мимо тонущего риспийца – обязательно помогут.

Повелитель Дик ждал меня в разбитом на морском берегу шатре. Возле шатра никого не было: ни охраны, ни служанок, ни иного сопровождения. Белоснежная ткань мягко колыхалась от приятного морского ветерка и когда я подошла достаточно близко, Дик крикнул: – Заходи, не укушу, – и задорно рассмеялся до поросячьего повизгивания. Вдалеке, над морем завис умаровский аплан. Повелитель Риспы прибыл в мир, которым якобы повелевает тайно и под охраной потомков.

Дик по-умаровски вальяжно сидел на широких подушках и был ужасно пьян от какого-то умаровского питья. Неприятный запах не смог разбавить даже морской воздух. Перед ним стоял низкий столик, уставленный разными блюдами: копченое мясо с зеленью, соусы, свежая запеченная рыба с овощами, ягоды, фрукты, какое-то закуски и напитки в кувшинчиках. Прислуга то ли разбежалась, то ли он сам прогнал всех, я же пришла одна без всякой мысли, что на Риспе могу попасть в неприятную ситуацию. Он жестом руки предложил присоединиться к трапезе и еле проворочал языком: – Госпожа, ясная..ммм…вот. «Проглотив» несоответствующее обращение – какая же ясная госпожа – все госпожи на Умаре – я приняла предложение и села напротив. Разговор не задался с самого начала: Дик говорил, говорил, точнее думал, что говорит: половину слов он не смог выговорить, какие-то позабыл, а я молчала и ждала, когда из этого бессвязного потока попадутся слова о Ральфе Форсте. Пытался он говорить о странных вещах: о мощи Умара, о том, какая Риспа жалкая по сравнению с империей потомков, о том какие уникальные вещи могут делать потомки, а закончил тем, что скоро в Розовом море будут плавать морские рейки, потому что от наших рыбаков нормального улова не дождаться. По ходу этого монолога он размахивал руками и измазал рукава в подливе. Никогда не слышала, чтобы о любимой Риспе говорили в таком пренебрежительном тоне. Разве возможно говорить о родном доме плохо только потому, что где-то там делают что-то лучше.

– А почему ты ничего не ешь?, – спросил Дик и довольно внятно добавил: – Сам повелитель будет тебе прислуживать…

Тут он еле поднялся на ноги, поймал равновесие, сосредоточил на мне взгляд, потом перевел взгляд на кувшин, схватил его и что-то налил мне в стакан, а заодно на столик и на подушки для возлежания.

– Зачем ты меня позвал?,– холодно спросила я.

– Ааа!, – протянул Дик, будто вспомнил что важное.

– Ральф хотел разрешить рейки войти в Розовое море, но не успел. И теперь совет…Ринерик-дурак, не разрешает. А вот если ты согласишься, тогда исполнишь волю отца.

– Нет,– спокойно ответила я. По традициям вестничества Розовое море принадлежит младшей вестнице во всех мирах Альмахатери до того момента, когда рождается другая вестница. Обычно маленькие вестницы не знают, что делать с этим подарком, но отец бы никогда не принял такое решение, прежде не поговорив со мной.

– Что!?, – рассвирепел Дик и начал повторять: – Корм, корм, корм, – а потом запустил в меня полупустой кувшин.

Рука повелителя дрогнула: кувшин не долетел до цели, покатился по столу и залил мне платье. Разозлившись, я схватила горсть орехов и тоже запустила в Дика. Не помню, долетели ли они до него, да это ине важно, в ответ он тоже что-то схватил со стола и запустил мне в спину. Я отступала бегством, отстреливаясь вишней.

– Все беды от упрямства вестников: сами ничего не смогли сделать с небытью и другим не даете. Надо им помочь. Надо! Очень надо. Корм! Избалованная девка!

Дик гнался следом, пока с грохотом не упал на пол шатра, проклиная меня и всё вестничество. Я не стала ждать пока он поднимется, выбежала, свистнула киврику и вернулась домой без иных происшествий. Тогда не понимая, не осознавая до конца всего проступка Дика, я промолчала об этой истории без всякого умысла в будущем шантажировать владыку, просто не знала, как поступить. Рассказывать об этой истории не хотелось, поскольку остался гадкий осадок, словно я наступила в чьи-то… какашки и, описав всё в дневнике, вернулась к своему затворничеству и трауру.

Вспомнив эту встречу, я улыбнулась, отчего Дик удивленно уставился на меня и на всякий случай тоже похихикал, один в один, как его любовница.

– Мне нужно попасть в совет рас, – сказала я.

Он засмеялся громче, утер выступившие слезы и сказал: – Это невозможно.

Глава 7 Саша

Возле двери, ведущей из помещения, где располагались камеры, стояли стулья, а в комнате напротив находились СОБРовцы и те из них, кто был без балаклав, отвернулись. Сашу повели дальше по коридору к единственно открытой двери возле выхода из пункта полиции. Через окно было видно, что подъехала машина скорой помощи.

За старым, сссровским столом, в самом деле, стол еще в отличном состоянии. Что бы его не оставить, и если приглядеться, какой-то нетипичный для мебели тех времен: массивный, большой, вон даже с резьбой. Дался мне этот стол!

– Наблюдается спутанность мышления, – подумала Саша. За столом восседал Михаил Михайлович. Он хмуро, стараясь держать амплуа серьезного человека, оглядел Сашу с победным взглядом аля «ну а же говорил» и сделал вид, что старательно заполняет какие-то важные бумажки. Ан нет. Правда что-то пишет и так важно это делает, словно боров, к которому подселили других боровов, а он к конкуренции не привык. Он привык быть единственным альфа самцом в округе. А тут такое! Выведшие из равновесия «боровы» стояли у окна. Их двое. Военные, отменная физическая форма. Первый молодой, лет тридцать, коротко стрижен, отменно выбрит, что сделать довольно сложно из-за шрама на правой щеке, глаза серые, холодные с горящим просчетом разумом. С таким можно заблудиться в лесу: выживет и выведет. Второй старше лет на десять, немного раздобрел, взгляд отцовский, такой понимающий, проницательный и от обоих веет до боли знакомой холеностью. Но сразу Саша не поняла, что конкретно в них знакомо. Оба незнакомца одеты в дорогие, гражданские костюмы, что резко контрастировало с простенькой обстановкой сельского пункта полиции. Можно предположить, что их выдернули с какого-то приема.

– Садитесь, гражданка, – велел Михаил Михайлович. Саша села напротив следователя и заметила в углу камеру на штативе.

– Фамилия Имя Отчество?

– Сумецкая Александра Максимовна.

– Дата рождения.

– Седьмое апреля девяносто девятого года.

– Место проживания.

– Бомж.

– Место работы, – проскрипел Михаил Михайлович, не сбивая серьезности.

– Фрилансер.

– Налоги платите?

– А как же.

– Проверим. Что вы делали сегодня утром на автодороге Куеда-Чернушка?

– Смотрела на звезды.

– С кем?

– С Прохоровым Виктором и Ситечко Павлом.

– Романтический тройничек, – съехидничал следователь.

– Какая мерзость, – брезгливо подумала Саша, а вслух спросила: – Что простите?

– Ничего. Помимо звезд, что еще делали?

– Общались словами.

– Кто траву поджег?

– Мы не жгли: ноутбук загорелся, начался пожар. Вот что ни говори: работой МЧС довольна. Их еще не вызвали, а они уже прилетели.

– Умничаешь?

– Владимир Владимирович, ведите допрос по существу. Не отклоняйтесь, – вмешался «боров» помоложе.

– Я – Михаил Михайлович, – удивленный невнимательностью к своему важному имени, обернулся следователь.

– Хорошо. Михаил Михайлович.

– Что происходит?, – решила прощупать «почву» Саша.

– У полиции к вам вопросы. Продолжим. Так. Вы заметили что-нибудь странное до пожара?, – парировал «молодой».

– Три светящихся инопланетных корабля. Очень странно. Ведь их не существует.

– Это были вертолеты, – уверенно заявил «молодой».

– Как скажите. Я могу идти?

«Боровы» переглянулись, и молодой полностью взял допрос в свои «руки», тогда как взгляд Михаила Михайловича становился всё более оскорбленным, и даже немного стало его жаль.

– Поясните, зачем для просмотра звезд понадобился ноутбук?

– Нет, это вы поясните: ваше имя, звание, место работы, а также причину задержания, – сорвалась Саша. Именно сорвалась, потому что планировала говорить сдержанно, а вышло несколько надрывисто. Саша нервно почесала ладонь и посмотрела на закрытую дверь.

Выдержав паузу, оценив ситуацию, старший «боров» заговорил: – Наши звания и род деятельности засекречены. Можешь называть моего коллегу – полковник, а меня дядя Юра. Договорились?

– Да, – поежилась Саша.

– У нас есть несколько вопросов, потом ты с друзьями сможешь уйти. Договорились?

– Да.

– Ты замерзла?

– Да, немного.

– Михаил Михайлович, организуйте Александре горячий чай. Сладкий.

Куединский следователь посмотрела на дядю Юру, как на ожившего Ленина: с недоумением и ужасом, и медленно-медленно встал из-за стола и так же не спеша направился к двери.

– А где в этом отделении чай?, – уточнил дядя Юра, решив таким образом ускорить процесс.

– В сейфе для улик. Где же ему еще быть?, – решился было проявить дерзость Михаил Михайлович, тут же пожалел об этом и, ускорившись, вышел из помещения.

За окном разгоралось деревенское утро: залаяли собаки, надрывались петухи, зазвенел колокольчик на коровьей шее, хлопнула дверь калитки. Полковник с интересом глянул на улицу и, судя по взгляду, с удовольствием провел бы здесь отпуск.

– Итак, Александра, вернемся к ноутбуку и звездам, – сказал дядя Юра и откашлялся от московского смога. Или питерской промозглости.

– Я состою в организации «Поиск». Это некоммерческая организация, которая занимается исследованием феномена Пермского стояния и ведет наблюдение за территориями, где появлялись НЛО. Думаю, вы в курсе «Поиска»?

Дядя Юра одобрительно кивнул, залил Сумецкую светом отцовского одобрения, всем своим видом поощряя доверительный диалог. И хотя Саша понимала, что это прием и манипуляции, сложно не поддаться обаянию доброты. Она рассказала и о том, как засекли НЛО, и как они спешно выехали, и как пытались воздействовать на объекты и к чему это привело. К тому времени, Михаил Михайлович поставил перед ней кружку горячего чая и встал у окна с папочкой и важным видом.

– Планировалось воздействовать, – задумчиво произнес дядя Юра.

– Да, на измененное вокруг них пространство и на самое НЛО с помощью особых звуков. Цель – открытия портала между мирами.

Михаил Михайлович счастливо заулыбался.

– Ну или сбить, – добавила Сумецкая.

– Ноутбуком?!, – не удержался следователь.

– С помощью программы в ноутбуке, – уточнила Сумецкая, но Михаил Михайлович не унимался: – Сбить или открыть. Скорая пусть потом посмотрит, девка головой ударилась, – чеширским котом улыбнулся следователь, но не встретил понимания у высокопоставленных гостей и подавил улыбку.

– Какой марки ноутбук?, – спросил полковник и пазлы сложились. Всегда приятно, когда пазлы складываются. Холеность двух незнакомцев объясняется московской пропиской и родным московским говором, теперь понятно, что в них с самого начала показалось знакомым.

– Отец собирал на базе аурус. Но там от базы мало, что осталось.

– Перечень внесенных изменений?

– Я…не знаю, – честно призналась Сумецкая и сделала глоток сладкого чая. Сахара следователь не пожалел: бухнул три ложки.

– Я ничего не знаю об устройстве ноутбука от слова «совсем», я была так поглощена идеей вернуться в Горыянцы, что не вдавалась в объяснения отца, к тому же любитель профессиональной терминологии, – подумала Саша, – эту невнимательность можно назвать разгильдяйством, если бы не полное доверие к ближайшему родственнику. Он с самого начала хотел получить созданные Аорони артефакты и жестоко манипулировал моими чувствами. Не было никакой ловушки на НЛО, эта ловушка была рассчитана на меня и на тех, кто оказался рядом. Моя оплошность чуть не стоила жизни Прохорову и Ситечко. До чего горькая правда.

Саша на мгновение закрыла глаза и прокрутила в памяти прошедшую ночь. Ноутбук загорелся из-за неисправности, перегрева, в целом, можно сказать боги удачи сыграли на руку: повезло. После самоуничтожения ноутбука, программа какое-то время продолжала выполнять задачи. Вот это невероятно! Что за технологии использовал отец в погоне за вожделенными артефактами? Как поется в песенке: большой-большой вопрос.

– Что?!, – резко оторвалась от мыслей Саша.

– Ничего. Я ничего не говорил, – сказал дядя Юра, – вспомнилось что-то?

– …, – громко отхлебнула чай Сумецкая.

– Мощность динамиков в ноутбуке?, – спросил полковник.

– Не помню.

– Какая информация могла сохраниться на доступных вам носителях?

– Никакая …А! Кое-что отец отправлял на почту, в самом начале разработок.

– Попросите отца повторно собрать устройство, – впился полковник.

– Невозможно. Мы в ссоре.

– Семья – это главное, ради государственных нужд можно и помириться, – на полном серьезе заявил полковник.

– Невозможно. Теперь мы враги.

– Из-за того, что он лишил тебя родительских прав на сына?

– Попытался, – уточнила Саша, откинувшись на спинку стула, к счастью американскому подданному отказали и в лишении прав, и разрешении на опекунство. Смотрю, вы хорошо знакомы с историей моей семьи.

– Саша, где ты была с четвертого июня шестнадцатого года по двадцать первое сентября семнадцатого года?, – по-отечески спросил дядя Юра.

Ага! Рассказать правду, значит снова косые взгляды, а может и псих больница и она выдала заготовленную, официально-одобренную версию: – Меня похитил и удерживал незнакомый мужчина средних лет.

– Опиши его.

– Я не помню. Он что-то подсыпал в еду и напитки.

Московские высокопоставленные гости переглянулись и не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять: не верят. Все значит, верили или делали вид, что верят, а эти не верят. Невероятная ложь – вероятная ложь: черт, пора спать.

– Почему не сделала аборт?, – спросил полковник со шрамом.

Это самое слабое место в заготовленной легенде, и выдав «истерику» она зло хлопнула по столу и крикнула: – Что вы всё лезете ко мне?! Нужно было у каждого спросить разрешения?! Я отказываюсь обсуждать моего сына!

– Сибиряков Денис Матвеевич, бывший муж твоей матери утверждает, что ты растворилась в воздухе сидя на стуле в кухне, а блогер МанаЛапка говорит, что появилась на Патриарших прудах из неоткуда, – поставив кулаки на стол, напирал полковник.

– У нас в то время стульев на кухне не было. Тогда уж на диванчике. Сибиряков неуравновешенный человек. Его нервная система от просмотров псевдонаучных фильмов «перегрелась» и выдала галлюцинации. К тому же и диагноз есть: он сам недавно маме звонил, просил деньги на лекарства от шизофрении. Мечта, а не отчим: выслали, конечно, исключительно из-за человеколюбия. Слова же человека с приставкой «блогер» обсуждать отказываюсь.

– Блогер – плохо, тарелочки – хорошо. Это женская избирательность или уже женская логика?, – с намерением вывести Сашу из себя, спросил полковник, – надо подключать технику.

– Что он несет?, – подумала Саша.

– Сами разберемся. Похитили, отчим – псих, отец – враг. Кругом жертва, а ведь ты не жертва, Александра. Год под сильнодействующими препаратами имеет серьезные последствия, которые мы не наблюдаем.

– Я ничего не помню, – войдя в роль, со стеклянными глазами сказала Саша.

Хорошо управляя голосом, господин «дядя Юра» с сочувствием предложил: – Есть отличные специалисты. Можно попробовать восстановить память.

Почему они так прицепились к пропавшему году? Думают, шпионила или проходила подготовку? Вот он «свет в конце тоннеля»: военный врач-психиатр, а военная больница далеко не частная клиника. От такой перспективы у Сумецкой душа «поежилась» и она эмоционально выпалила: – Я не хочу ничего вспоминать!

И они оба два посмотрели на нее с сочувствием, любопытством и желанием расковырять ее мозги пинцетом, но обязательно вытащить нужную информацию. Дядя Юра вздохнул, попросил подать с окна папку и сообщил: – В твоей медицинской карте указана одна интересная деталь: с рождения до года на шее имелась красная полоса, родимое пятно вокруг шеи. Потом исчезло.

– Этого я не помню на вполне законных основаниях.

– Конечно, конечно, – без особого интереса повторил Дядя Юра, видимо изначально не находя эту информацию важной, достал из папки три фотографии и положил на стол:

– Вы узнаете кого-то из этих людей?

На первый взгляд никого. На первой фотографии – худощавая блондинка в белоснежной блузке и красной юбке-карандаш, с серыми глазами и врожденной, хорошо читаемой стервозностью. Фото хорошего качества, постановочное, на синем фоне отеля «Дельфин». На втором фото весьма серьезного, грозного вида мужчина, ближе к средним годам, в отличной физической форме, с квадратным подбородком и заметным шрамом на шее. Фото с летнего отпуска. Мужчина одет только в серые шорты, на заднем фото море и горы. Похоже на Турцию, но так чтобы точно определить географическое расположение, по фото не определить. Он не расслаблен, нет отпускной неги: может только прилетел, или прилетел в эту страну с заданием. Третье фото сделано с камеры наблюдения, качество посредственное, по виду это сильно уставший мужчина в медицинском костюме. Он шел по коридору какой-то то ли больницы, то ли научного центра и поднял голову, так его и запомнила камера. В нем угадывалось что-то знакомое. Саша повертела фото в руках и спросила: – А другое есть?

Дядя Юра достал из папки еще две фотографии такого же качества, может чуть более удачные и этого оказалось вполне достаточным, чтобы признать: сходство с Отикой Саджоэ угадывается еще меньше.

– Нет. Я не знаю этих людей.

– Ты уверена?

– Да! Никого. Может прямо скажете, в чем меня подозреваете?, – дружелюбно сказала Саша, подражая тону дяди Юры.

– Тебе угрожает опасность. Если завтра найдут твое тело, я очень удивлюсь, что его вообще нашли, – сменив тон на более жесткий сказал дядя Юра.

– Блефует, – подумала Сумецкая, – кому я нужна? Все враги остались на Горыянцы, отцу въезд закрыт, да и чтобы он на убийство пошел – нет. Шантаж, уговоры, может быть воровство. Максим Сумецкий точно не убийца.

– Хотелось бы больше вводных данных, – сказал Саша.

– И нам, – многозначительно ответил дядя Юра.

Они обменялись долгим взглядом, понятно, что оба собеседника недоговаривают и сделать с этим ничего не могут.

– Мне нечего добавить, – устало сказала Саша.

Полковник взял бумажку, написал телефон и подал Сумецкой: – Если что-то вспомните, звоните.

Дядя Юра задумчиво постучал ручкой по столу, вздохнул вздохом разочарования и московские гости, кивнув на прощание, вышли из комнаты, а скоро вертолет поднялся в воздух, разбудив и удивив всех жителей деревеньки, которых из-за крепкого сна не успел удивить и разбудить ранее. Михаил Михайлович за поражение перед «боровами» отыгрался на Саше, поворчал о всяких девицах, которым ночью не спится, а надо бы заниматься дитем и нарожать футбольную команду. После небольшой просветительской речи о предназначении женщин, хвала богам экзекуция была недолгой, скорая отвезла их с Прохоровым и Ситечко в Куединскую больницу. Вите что-то поставили, боль стихла, а рентген показал трещины на ребрах. В качестве лечения фельдшер рекомендовал идти домой и спать пока не заживет и глупо, после бессонной ночи на службе, загыгыкал, но в остальном – приятный человек, для медиков такой юмор вариант нормы, а врач ничего не порекомендовал: его вызвали на отравление.

Когда в половине девятого они вышли из больницы, то Прохоров выглядел бодро. Сказывался опыт военной службы и натренированная выносливость.

– У меня телефон разряжен, – сказал Ситечко с видом зомби, – был полный.

– У меня тоже, а было процентов семьдесят перед выездом, – также «живо» отреагировала Саша.

– А у меня разбился, – сказал Прохоров и ободряюще улыбнулся, – тарелки разрядили телефоны. Явление далеко не уникальное. Пойду у Гали попрошу вызвать такси.

Галя – хорошенькая медсестра, хвала богам, телефон у нее оказался целым и заряженным: она же на лугах с дефектным оружием тарелки не выслеживала. И скоро вся троица села в такси с суровым, молчаливым таксистом. По приезду вспомнилось, что надо платить: это до этого их катили бесплатно. Костюк забрал все ценные вещи из машины и оставил записку: забрал и мужские барсетки, и Сашину сумочку с кошельком, и оборудование. Платить-то нечем.

– Сейчас, друг, сейчас, – сказал Прохоров, – сейчас что-нибудь придумаем.

Товарищи по несчастью выгребли мелочь из карманов, мелочь из багажников и водитель простил им двадцать рублей и уехал. А когда он уехал, Саша обнаружила, что ключей от машины в кармане нет! Нет их! Нет!

– Давайте рассуждать логически, – сказал Прохоров.

– Меня прокляли, – устало предположила Саша.

– Это не логично. Так. Мы сюда приехали на машине. Да? Да.

– Ааа…машину же вел ты, – вспомнил Ситечко.

Прохоров согласился, поискал у себя ключи и не нашел.

– Осмотрим места моего падения, – сказал Витя и отправился прямиком к выжженному кругу, – если что дорога оживленная, доедем, будем думать, что с ключами делать. Саш, а второй ключ где?

– У Катерины в сумках.

– А, хорошо, – подбодрил Витя и подмигнул.

– Ты раздражающе счастлив. Мне сейчас не до позитива.

Последствия пожара зияли на зеленом лугу черной «дырой»: круг диаметром восемь-девять метров и неровными краями. Останки ноутбука отсутствуют, как и Витина камера, скорей всего место осмотрели, вещественные улики забрали. Температура была такой высокой, что свежие травы превратились в пепел, в почву в глубину сантиметров десять сгорели корни. Как будто использовался катализатор горения и воспламеняющая жидкость, что поставило Сашу в тупик: ну никак нельзя запихнуть в ноутбук канистру бензина. Если только отец использовался горючие металлы в достаточном объеме. Еще большая загадка, почему огонь не распространился.

– Взрыв, на ограниченной территории от высоких температур выплавило всю жидкость, а дальше напруги не хватило: уже первая роса выпала, воздух был влажным, – предположил Ситечко, – но вот что нас таскало за ноги? Саш, думаешь все-таки НЛО?

Сумецкая виновата посмотрела на помощника и кивнула, как Прохоров закричал: – Нашел. Я ключи нашел!

– Точно?!, – с улыбкой спросил Ситечко.

– Нет, приблизительно, – пошутил Витя.

– Мне кажется, от общения с нами он умнеет, но не в ту сторону, – шмыгнул носом Паша, взял пробу грунта с пепелища, для сравнения – обычный грунт и они втроем вернулись к машине.

Мартышкины качели, чтоб их. Витек сделал попытку завести машину, и она отказала ему, не завелась. Кончился бензин.

– НЛО не испаряет бензин, ладно – техника из строя выходит…человеческий фактор, – с грустью заметил Ситечко и с опаской посмотрел на вылетевшую из машины Сашу.

– Что?! Как? Вот я не понимаю!, – «взорвалась» она возле бензобака, – Не понимаю, что должно быть в голове у человека разумного, который в пять утра на дороге Куеда-Чернушка увидел машину. Она стоит, никого не трогает. Может кому-то плохо? Может, помощь нужна? И в его голове бах: А не слить ли мне бензин! Гребаные людишки! Воры! Ааааа!, – и села обратно в машину.

Через полтора часа, после того как проезжающий мимо водитель одолжил телефон, и было отправлено сообщение об их бедственном положении, поисковики привезли канистру бензина, и скоро материализовался Катеринин дом, и теплая еда, горячий душ. Кто-то стучался, умолял оставить воды, но будучи в полуобмороке от усталости, Александра отважно задушила в себе голос, вопящий о человеческом единстве, и вдоволь намылась и бухнулась в кровать на веранде, и не слышала, как приехал Костюк – седобородый преподаватель математики в техникуме – человек безотказный, живо интересующийся НЛО, поскольку год назад наблюдал их собственными серыми глазами. Хотя надо признать, из рассказа Костюка Саша бы ничего нового не услышала.

….

– Саша, Сашаааа, – полушепотом позвал Отика.

– …, – она проснулась и увидела у двери Ситечко, – почему без стука?

– Прости, дверь была открыта.

– НЛО?

– Почти, заказчица эта с обложкой. Очень настойчивая.

– Скажи, что я занята. Нет. Заболела. Нет…

– Я говорил, но она скинула предоплату. Ты ведь в курсе сколько кушает наша «пехота» и остальные «несущественные» расходы.

– Ладно. Принеси кофе и сигарету, – смирившись с необходимостью работать и вставать, сказала Александра.

– Ты не куришь.

– Тогда только кофе.

– Будет, – пообещал Ситечко. Саша села, огляделась, после глубокого сна вспомнила, кто она и где находится и переоделась. На экране принесенного ноутбука открыт скайп. На верхней иконке – заказчица, желавшая срочно обсудить обложку. На часах начало шестого. Мирный вечер после случившегося ночью происшествия казалась нереальным: так сразу и не скажешь, что больше выбило из колеи: нападение невидимых щупалец или допрос. Из полусонного состояния с тугой попыткой вернуться к проживанию жизни в моменте ее безжалостно вырвал звонок заказчицы. Вернулся Паша и любезно – до чего приятный помощник, надо выделить ему немного личных денег – нажал на кнопочку принять вызов и поставил на стол чашечку кофе. Буквально несколько моментов заказчица не видела Александру, что позволило ей не выдать первую реакцию. Заказчица молода, лет двадцать пять, и это та самая блондинка с фотографии, про которую спрашивал дядя Юра.

Это совпадение не может быть совпадением, кроме того Сумецкую пробрало кладбищенским, смертельным холодом исходящей от этой с виду приятной особы. Подобные ощущения могли вызывать разве что другие существа, в другом мире, но никак не человек на Земле.

– Здравствуйте, – сказала заказчица, и голос у нее оказался приятным, даже можно сказать теплым в отличие от исходящей от нее энергетики и это различие сильно запутало Александру.

– Здравствуйте, – пережив кучу эмоций и переварив столько же мыслей, ответила она.

– Вы, наверное, были очень заняты: с самого утра не могу дозвониться.

– Непредвидимые обстоятельства. Закрой, пожалуйста, окно. Похолодало, – попросила Саша под прицелом теплых глаз с мучительно-холодной энергетикой и так это становилось очевидно, что не удержавшись, добавила, – как вы попали на Землю?

Повисла пауза. Вероятно, ее можно назвать неловкой, но Саша неловкости не чувствовала. Лицо заказчицы замерло маской, губы сжались, во взгляде промелькнуло сомнение: сказать или нет.

– Саша хочет сказать, что ваши произведения так хороши, будто из другого мира. Да, Саша?, – вмешался Павел Ситечко.

– Наверное, – помедлив, ответила Сумецкая.

– Ясно. Но это не мои. Я – Евгения Южакова, эйчар «Корфунга» и вышла с вами на связь, чтобы сделать предложение о работе.

Саша облегченно выдохнула: – Эйчар. Теперь понятно.

– Вам нужна постоянная, высокооплачиваемая работа с гибким графиком?

– Она у меня есть. Благо….

– У нас разное представление о слове «высокооплачиваемая», – перебила Южакова, – скажите, сколько вы сейчас получаете? Да, сразу к делу. Работника интересует в первую очередь деньги, всё остальное: бла-бла-бла.

– Последний заказ на разработку программы Эйдиго…если удастся вписаться в сроки, тысяч…

– Мы утраиваем сумму и обговорим удобный график!

– График, – вздохнула мысленно Саша, – удобный? А чем занимается ваша компания?

– Разрабатывает элетронику для ВС РФ.

Южакова так и отчеканила: ВС РФ, не расшифровывая, и верно ожидала какого-то восторга, потому что взяла паузу на восхищение собеседницы.

– Это невозможно. Я не буду делать то, что убьет других людей. Исключено!

– Конечно, не будите, – молниеносно парировала Евгения, – вас туда никто без звания и не допустит. МЫ предлагаем должность разработчика программного обеспечения для нашего подразделения по созданию протезов. Понимаете, Александра? Будете помогать людям восстанавливаться после потери конечностей. Скажите, какое у вас образование?, – деловито спросила эйчар, как будто уже получила Сашино согласие.

– Хорошие гены – вот всё моё образование, – ответила Саша, надеясь, что та отстанет.

– Смотрите, я пришлю вам анкету, где вы подробно опишите опыт работы и обязанности. Специалистов, которые нам нужны, в принципе на рынке труда нет: мы берем тех, кто обладает нужными навыками, опытом и проводим оплачиваемое обучение с гарантированным трудоустройством. Обучение длится десять дней в нашем центре, за прохождение обучения и подписание контакта выплачивается вознаграждение – полтора миллиона рублей. Не отказывайтесь сразу? Большие суммы настораживают, понимаю: приедете, посмотрите на людей, которым мы помогли. Это благородное дело. Скажите, где вы сейчас находитесь?

Александра уже набрала в лёгкие воздух для ответа и на автомате подвинула ближе чашку кофе, опустив на нее глаза, как заметила всплывшее сообщение от незнакомого номера в скайпе. Незнакомец написал: не говори, – и пропал из сети.

– Александра?, – настаивала Южакова и исходящий от нее холод стал невыносим. Саша резко закрыла ноутбук. Входная дверь хлопнула.

– Странная женщина, – сказал Ситечко и отхлебнул Сашин кофе.

– Ты с ней разговаривал по скайпу?

– Нет, только переписывался.

– Пирожки!, – появился на веранде Прохоров и потряс двумя пакетами.

– Ты одних пирожков что ли набрал?, – удивился Ситечко.

– Вот только не надо: слупишь половину и не заметишь, – усмехнулся Витя, а потом за чаем Саша рассказала всё как есть: заказчица – именно та женщина, о которой спрашивали на допросе, что она пыталась узнать местоположение Сумецкой и про всплывшее окно и предупреждение от незнакомца. Ситечко честно сказал, что ничего не понимает. Витя прошелся от стола до окна, одернул штору, глянул на улицу и стал очень-очень серьезным и сказал: – Считаю, ты должна сообщить этому дяде Юре. Это не Нло, что-то более серьезное.

– Нет. Не видя всю картину…

– Ты не можешь знать всего! Будешь ждать, станет еще хуже.

– У этой задачи много неизвестных.

– Свяжись с властями.

– Я подумаю. Мне надо работать.

– Хуже нет, когда баба собирается думать!, – взорвался Прохоров, -не спорю: ты по компу много соображаешь, но это другое. Тут не надо думать: надо делать! Сначала батя физик создал непонятный чемодан, на нем сыграла музыка для НЛО, из нас чуть не сделали отбивную, появляется СОБР, допрос, тетка-эйчар и ты собираешься думать: звони полковнику, в списке всей хрени он самый безопасный, – и выпалив всё это, хлопнул дверью и вышел во двор.

– Я с ним согласен, – тихо сказал Ситечко, и тоже вышел, по пути прихватив пирожки и добавив, – хочу прогуляться. Скоро буду.

Глава 8 Саша

В детстве у Саши была подружка Маринка. Темненькая, с карими глазами, хохотушка, училась на три и четыре, как и большая часть класса, но была при этом очень ответственная. Было это до перевода в лицей. Самая большая загадка среднего российского образования: какого черта они создали программу, которую освоить на отлично могут единицы. Это же не логично. Объять необъятное, съесть несъедобное. Если бы русскому языку с младенчества учили в школах через звуко-буквенный разбор, то дети и его бы вряд ли освоили. Так вот Маринка неудачно упала во время игры в догонялки и сломала руку, и когда за ней приехала скорая, то зареванная девочка спросила: как же я завтра пойду в школу?

Это к тому, что, несмотря на наличие критической ситуации, работу никто не отменял и с усердием, находясь в водовороте понятных и не понятных событий, Саша села за проект. Как села, так и потонула в нем без остатка, сделав один маленький перерыв, пока таймер не прозвенел в десять вечера. Рядом лежал пустой мешок, с пирожками. Точнее, уже без пирожков.

– Блин! Я так потолстею, – подумала Сумецкая, вспомнив, сколько изначально там было пирожков с зеленью и яйцом и картошечкой, потом она набрала название организации, упомянутой Южаковой – Корфунг. Интернет «пожал плечами»: такой организации он не нашел. Если организация занимается исключительно военными заказами, то может быть засекречена или при первом разговоре Южакова не стала озвучивать настоящее название.

– Корфунг, – озарило Сашу. В языке мориспен есть похожее слово: «коруфунг» – означает далекое укрытие. Отика Саджоэ использовал это слово для кулькитов мориспен. Конечно, это может игра слов, совпадение. После возвращения на Землю Саша ищет любой намек, хотя бы крупицу надежды на возвращение. Полтора года назад она бросилась на шею и расцеловала молодого человека во Владимире. Так он был похож на Аорони! Хорошо хоть у его девушки нормальное чувство юмора. Посмеялись, разошлись. Теперь она особо тщательно проверяет зрительные сигналы, и слуховые тоже. И всё-таки чересчур много странностей на одно эйчара Евгению Южакову. В сетях нашлось несколько Южаков Евгений с другой внешностью, и Саша отправила сообщение Грише из «Солнцепека» – программисту с кучей слитых баз данных, с просьбой поискать информацию об этой девушке и отправилась на кухню заварить свежий чаек.

В зале Ситечко в одиночестве поглядывал на камеры наблюдения и так как от этого подустал, то параллельно на ноутбуке включил фильм. Уловив движение на кухне, он обернулся и вопросительно посмотрел на Сашу, но так чтобы это не казалось слишком настойчивым и любопытным. Ситечко хорошо воспитан. Один голос против двух, большинство победило и надо об этом сообщить: – Вы правы. Я позвоню утром полковнику и расскажу о Южаковой, пусть проверят, разберутся, может уже и расскажут в чем дело.

– Я извинился и заблокировался заказчицу.

– Вот что значит манеры: извините, но идите нафиг, – улыбнулась Саша и выглянула через кухонное окно на внутренний двор, где Прохоров развел костер и говорил с кем-то по телефону, – тебе налить?

– Да, пожалуйста.

– По Эйдиго звонили.

– Я отправила, мы снова в графике.

– Хорошо. Жаль, что я разбираюсь только в бухгалтерских проводках, а так бы помог.

– Ты сообразительный. Может, попробуешь? Я научу тебя.

– О, нет! Я видел и понял, что мне там делать нечего. Какая у тебя светлая голова! Клянусь! Таких и мужчин мало, а ты – бах-бах – и готово, – Паша взял кружку в руку и вздохнул, – я написал в общий чат поисковиков о контакте. Судя по молчанию, даже они не поверили. Я бы тоже не поверил, если бы не видел собственными глазами. Жаль. Ведь это событие – значимо для всего человечества и вот – оно просто забудется!

– Для науки важно то, что можно повторить – может, к лучшему, чтобы оно никогда не повторялось.

На экране ноутбука блондинка летела на драконе, и ветер ласково играл с идеально уложенными волосами.

– Кто это?, – спросила Саша.

– Мать драконов. Ты что не смотрела?

– Режиссер слабо себе представляет полет на драконе. Два сломанных ребра и психушка – вот это уже ближе к сути.

Паша поставил видео на паузу, и удивленно посмотрел на Сумецкую. У удивления есть несколько граней и конкретно вот этот взгляд «заявлял»: если ты сейчас подтвердишь, что летала на драконе, моё мнение о тебе, как об адекватном человеке серьезно пошатнется, рухнет и разобьется вдребезги.

– Ты серьезно?

Саша вздохнула и нехотя соврала: – Конечно, нет. Это у меня такое чувство юмора, к вечеру уставшее. Пойду, воздухом подышу. Под удовлетворенный взгляд Ситечко, она вышла в коридор, накинула вельветовую курточку и достала с полки сланцы. Летняя, вечерняя прохлада наполнена остывшим зноем, стрекотом кузнечиков и дымом от костра: в низком, самодельном мангале горели дрова. Витя по-походному жарил сосиски на открытом огне, нацепив их на шампур. За живой изгородью Катерина ворковала с очередным ухажером: – Да. Ну да. Да, ха-ха-ха. Да? Да! Да. Саша привет. Нееет, Саша – девушка. А что ты ему сказал? Да?

Саша села на маленькую скамеечку рядом с мангалом и сказала: – Я сочла твои доводы убедительными.

– Хорошо, – буркнул Прохоров, и таким образом состоялось примирение. Хоть бы извинился для приличия что ли?! Или извиняться у земных мужчин не камильфо?

– Между прочим, ты накричал на меня, – не удержалась Саша.

– Для профилактики.

– Не смешно.

– Бывшая жена также говорила, – усмехнулся Витя и вычурно произнес: – давай оставим это недоразумение в прошлом. Хочешь сосиску?

– Давай. Оооо!, – удивилась Саша. На большом блюде лежали соленые огурчики, поджаренный хлеб, в маленькой тарелочке – кетчуп.

– Ты ведь не брал карточку?

– Знаешь, я сейчас безработный, но накормить девушку сумею. И вот…можешь на меня рассчитывать. Я вот думал над всем, что случилось. А что собственно случилось? Как сработал «чемодан»? Кто на нас напал и почему? Может это не НЛО? Может «волшебный чемоданчик» сам по себе так сработал.

– Ты хочешь ответы?

– Да.

– Чемодан. Задача была не убить нас, а обнаружить.

– Или сломать мне ребра, – бархатным голосом пошутил Прохоров.

– Программа не учла камень.

– Да, выходит не учла, – ласково посмотрел он на Сашу и попросил, – расскажи мне о мориспен.

– Ты не поверишь.

– Просто расскажи, – располагающе повторил просьбу Витя. Будь что будет! Саша начала с самого начала: – Последнее, что я помню, как отчим занес руку…, – и она говорила, говорила, щеки покраснели от огня – такого же древнего, как драконы. Воспоминания оживали, и улыбка украсила ее прелестное личико, за последние пять слишком серьезное от разлуки и тоски. Единственное о чем умолчала Александра, так это о романе с Аорони и подаренных им украшениях, волею судеб оказавшихся в этом мире. Прохоров слушал молча: не перебивал, ни удивлялся, смотрел то на костер, то на соседский забор. Когда рассказ закончился на возвращении в Москву и рассказчик замолчал, он спокойно спросил: – Ты уверена?

– В смысле?!

– Я бы сказал, что это выдумка, но сам недавно вляпался в историю, в которую без доказательств никто не поверит. А не могли мориспен попасть на Землю вместе с тобой? Они ведь предполагали такую возможность, поэтому и пытались похитить.

– Вряд ли. Это ведь не ящерица. Где-то в прессе промелькнуло бы.

– А может и промелькнуло. В век фотошопа такую сенсацию даже Куедиенская газета не напечатает. Если ты молчишь о Горыянцы, понимая, что никто не поверит, так и свидетели молчат по той же причине, ну или их попросту съели. Одинокие охотники, рыбаки, грибники. Куча людей пропадает без вести. Мориспен ведь не всем составом сюда перенеслись, вполне хватит на пропитание.

– Не знаю, – сильно сомневаясь, протянула Саша, которая такой вариант раньше вообще не рассматривала.

Возле дома прошли люди, и Прохоров с опаской обернулся. На что Саша усмехнулась. Вот он уже начал в каждом шорохе подозревать мори.

– Один мой друг…служили вместе, два года назад его перевели в закрытую зону за Екатеринбургом. Так вот перед приездом сюда, в Поиск, я заскочил к нему повидаться. Я этого человека раненного под пулями из окружения выносил, братан мой по войне. Понимаешь? Хотя, что ты понимаешь? Сначала всё шло норм, у него отпуск, там банька, шашлычки и на следующий день в барчик завалились. Если до этого я больше о делах рассказывал, то тогда я спросил: как, в общем, служба? И он ничего не ответил. Не, я могу понять: не могу говорить, военная тайна, все дела. Я так и спросил: – Тайна?

А он отвечает. Знаешь, что отвечает. Ничего. Ничего. Смотрит на меня и молчит. Он не отшутился, не перевел тему. Молчал почти весь вечер, сам не свой, на охоте только отошел. Я расскажу ему о мориспен, посмотрю на реакцию.

– Хочешь, расскажи, – пожала плечами Саша и подбросила полено в огонь. К Катерине пришел гость и весело похихикивая, она повела его в дом. Ухажер оказался с цветами, с красными розами.

– Я все-таки думаю, что всё из-за отца. Я написала куда нужно, обвинила в шпионаже и попросила запретить въезд в страну. Его нужно было остановить, вот он и завербовал Южакову.

– Что? Ну-ка, ну-ка, – глаза ВДВшника жадно блеснули.

– Это всё. Я не ту интонацию выбрала.

– Отчего же Павлик Морозов хотел остановить отца?

– Его действия и, правда, можно было расценить, как шпионаж.

– Полетела бы в Амэрику. Папочка научил бы стучать и зарабатывать.

Саша рассмеялась от этого предложения: – В Америке акулы, в Америке гориллы, в Америке большие, злые крокодилы. Не люблю аллигаторов, мори напоминают, а я итак год из-за кошмаров спать не могла.

– Значит, фобия. Не патриотизм, – усмехнулся Витя.

Повисло не напрягающее, легкое молчание. Сашка подумала, какой приятный вечер: и костер, и звезды, и воздух в поселке вкусный. После городского воздуха, здешний хочется зачерпнуть полными ладонями и «выпить», как живую воду. И вдруг вечер перестал быть томным. Витя наклонился с тарелкой, вроде как доложить Саше сосисок и неожиданно поцеловал в щеку и, проиграв бой решимости, пошел в дом. Обозначил намерение, обрисовал перспективы и ретировался. Этот нежданный поцелуй напомнил другой и с другим мужчиной и даже в другом мире.

– Неужели, наступит день, и я забуду Аорони? Моя жизнь коротка и что если ее не хватит на то, чтобы вернуться?

Обычно она гнала эти мысли, а теперь, если можно так сказать, они выросли перед ней стеной безысходности. Отложив тарелку, Саша вернулась на веранду, легла в кровать и уставилась в потолок.

– Я застряла меж двух миров: между земной жизнью и Горыянцы, между прошлым и будущим, в котором мы обязательно встретимся с Аорони, и по-другому быть не может. Мне не надо другого будущего! Не хочу! Зачем оно другое?! Забирайте себе. И если не будет так…то ничего не надо!

Начало четвертого. Саша быстро встала, достала из чемодана набор ножей, деньги, также бросила в сумку запасные шорты и блузку, достала из телефона аккумулятор и написала записку: «Буду через четыре дня». На самом деле это с хорошим запасом, чтобы не волновались. Потом она вышла во двор, где летнее солнце разгоняло короткую ночь. Села в машину и завела мотор.

До Владимира Саша ехала без долгих остановок и въехала в город к шести вечера. До Перми за ней увязались две машины, но в столице Пермского края отстали. Более ничего похожего на слежку не замечалось. Приходилось следить и за дорогой и за другими машинами, чтобы быть совершенно уверенной в отсутствии слежки. Во Владимире, так как город она знает не очень хорошо, хоть и жила здесь какое-то время, и заезжать в центр не планировала, то спросила прохожего о гостинице, и тот подсказал «Сирень» через пару домов. В здании бывшего завода комнаты сделаны в стиле лофт, окна большие, арочные. Приятное место. Разобравшись с ночлегом, Саша прогулялась по району, наблюдая, ведется ли за ней слежка – не хотелось бы ошибиться. Но нет. Владимирцы шли по своим делам, во дворах играли дети, никаких подозрительных взглядом и личностей. Потом она перекусила в столовой и купила по поддельному паспорту сим-карту и телефон, и «смешав» две последние вещи, позвонила маме. Ее телефон она знает наизусть. Мама взяла трубку с третьего раза.

– Алло, – донесся знакомый голос.

– Привет. Это – я, Саша.

– Пароль.

– В пустыне не растут огненные цветы.

– Хорошо.

– Нет. Теперь ты!

– Но ты же знаешь, что это я.

– Пароль, – настаивала Саша.

– Аааа…Пердимонокль.

– Как дела?

– Хорошо. Нашла для Гаррика хорошего логопеда.

– Мам, вы должны уехать в вариант номер три. Симку и телефон поменяй.

–Твоего отца не видно, не слышно.

– У него появились помощники.

– …, – мама вздохнула в трубку.

– Мам, нужно сделать. Прошу.

– Хорошо, – холодно ответила женщина и закончила звонок.От прохладного прощания стало не по себе.

– Я ведь правильно делаю! Стараюсь вернуть сыну – отца, отцу – сына. Я всё делаю правильно. Да, – говорила себе Саша, вспоминая слова мамы: – стараясь вернуть отца, лишила его и матери.

– Она тоже права. Вот дилемма. Мы обе правы и не правы одновременно. Жизнь – не математика, единственно верного решения нет, – с грустью подумала Саша, вернулась в «Сирень» и с заведенным на три утра будильником уснула. Утро выдалось дождливым, прохладным. Город умылся после первых жарких летних дней и наслаждался сонной прохладой. Перед тем, как покинуть город, Саша сделала пару кругов по району, а потом еще минут десять простояла на обочине с аварийкой и провожала взглядом редкие, проезжающие в столь ранний час машины. Чисто. На всяких случай был выключен даже навигатор и новый телефон. Дальше дорога хорошо знакома. По трассе через Словицы, едем, едем, третий неприметный поворот налево по грунтовой дороге к давно заброшенным садам. Покосившиеся деревянные домики-сарайки с облупившейся, выцветшей краской прорежены кирпичными домишками. Всё ценное вынесено, и местные старожилы наведываются сюда только в сезон за ягодами, яблоками и грушами. Компанию им составляют асоциальные элементы, продающие дары природы ради выпивки и закуски. В отсутствие людей, зимой это место похоже на кладбище садовых домиков, если такое определение уместно допустить, куда наведываются только дикие животные. Нива осталась стоять на окраине садов, в тени цветущего яблоневого закутка. Саша крутила головой, как на оживленной трассе, и прислушивалась.

– Паранойя и осторожность – разные степени одного и того же состояния.

Прекрасное, свежее утро. Птички поют, ежи ползают, смешанный густой лесок шелестит листвой, солнце, как и положено – встало. Беспокоиться не о чем. Брать пистолет – не брать, брать – не брать. Брать. Также она перекинула через плечо кожаный пояс с изготовленными по индивидуальному заказу кинжалами. И с таким набором для прогулок пошла по давным-давно протоптанным дорожкам. Синие метки на березах подсказывали путь. Так, неспешным шагом, скоро она свернула с дорожки в промокший от росы и дождя лес и услышала хруст ветки. Не то чтобы ветка сломалась, скорее надломилась. Судя по звуку, ветка тоненькая. Саша достала кинжал и замерла, прислушиваясь.

– Показалось?

– Показалось?!, – взвыл внутренний голос, – конечно, показалось. Самое время использовать это слово. Стой и жди!

Ждать пришлось недолго, из-за пригорка выскочил заяц и приспустил дальше в лес. Судя по первому приглашённому звуку надломленной ветки, источником звука вполне мог быть заяц.

– А чего это он приспустил?!, – не унимался голос.

– Догони и спроси. Я откуда знаю, – нахмурилась Саша и пошла дальше, и шла так по меткам в лесу минут пятнадцать и дошла до высохшего озера, забитого на подобии болота илом. Оставшиеся позади участки строились вблизи этого озерца – в жару можно было искупаться, видны проплешины из песка. Озеро облагораживали для отдыха, а потом оно начало сохнуть, а ближе к городу и поселку стали организовывать садовые кооперативы с электричеством и подачей воды. Так это место и забросили. Противоположный край озера не видно из-за висящего над ним тумана. Озеро обрамлено крутым спуском, спуститься по нему сложно – легче обойти. За озером метки нашлись не сразу, так что пришлось побродить. Вот метка, и вот еще одна: краска еле видна. Саша в последний раз огляделась, убедилась, что она здесь одна и разгребла прошлогоднюю листву под последней помеченной березой, а потом расчистила землю ножом, который так звонко встретился с малахитовой шкатулкой, что она невольно еще раз оглянулась. Сердце от волнения зашлось тахикардией. Два украшения: кольцо и браслет. На глаза навернулись слезы, от тепла и воспоминаний, что хранились в этих симпатичных вещицах. Она импульсивно расцеловала их и горячо прошептала: – Я так скучаю. Если б ты только знал: помоги мне хоть немного. Должен быть способ вернуться в Горыянцы, – и она дыхнула на укрешения, словно они замерзли, и на губах появился вкус соли от слез.

Невероятно чувствовать две эти вещицы в своей ладоне: наполняет и окрыляет далеким-далеким светом. Настроение в миг стало совершенно необыкновенным: мягким, бархатным, счастливым и она совершенно позабыв об осторожности, не заметила, как уже на выходе к садовым домикам из-за ели вышел мужчина и остановился, глядя на Сашку. Их взгляды встретились.

– Здравствуй, Александра, – ровным, как дорожный каток, голосом сказал Максим Сумецкий, а взглядом добавил: – Я предупреждал! И просил по-хорошему.

– Я ж настучала, куда нужно, – вместо приветствия сказала Саша, быстро осознав всю бедственность положения, но давая понять, что без боя не сдастся.

– Российская безалаберность.

Отец изменился куда сильней, чем в его возрасте может измениться мужчина. Дело даже не столько во внешности, сколько в энергетике. Если во время первой встречи перед ней предстал успешный эмигрант, сильно американизированный и гордящийся тем, что сбылась его американская мечта – вот так простенько и со вкусом – то теперь на лицо громадная внутренняя перестройка. Вся горячность и страсть, с которой умный мужчина может чего-то желать принадлежит двум украшениям, совершенно точно созданным в другом мире. Это свело его с ума. Эта страсть изменила всё. В один с виду самый обычный день он просто вышел из своего ухоженного, американского дома, через день подал на развод через адвоката, не удосужившись перед этим объясниться с женой и попытаться хоть что-то объяснить детям. Так рухнул брак Максима Сумецкого. Близкие люди, отношения, которые выстраивались годами, оказались не нужны.

– Я думала, ты хоть год был любящим отцом.

Если в нем что-то и ёкнуло, то он не подал вида.

– Эти вещи должны принадлежать человечеству.

– То есть – тебе, – усмехнулась Саша.

– Я найду им правильное применение и точно не закапаю в лесу. Люди станут сильнее. Отдай. И можешь идти.

– Ты же умный человек: где там у тебя самокритика? Пора активировать. Кризис среднего возраста, страх смерти, желание прославить имя в веках.

– Смерти больше не будет. Твои вестники – люди, нашедшие способ значительно увеличить продолжительность жизни. Человеческая женщина не сможет родить ребенка от представителя другого вида, а все их фокусы – для отвода глаз, чтобы ты не смогла понять принцип действия их творений. Или как они говорил – созданий? В тебе говорит страх маленькой идеалистки и плохое питание – один хлеб. На нем жутко тупеют, портится кожа и еще пару лет, никакая молодость не поможет, отложится жир. Увы. Я не знал, что дела твои так плохи. Могла бы сказать, на еду – подкину без всяких условий.

Отец не обернулся на звук приближающихся шагов, с тропинки в лес сошли две крепкие, натренированные фигуры в одинаковых черных костюмах и белых рубашках. Физическое преимущество на стороне отца так очевидно, что Саша даже не обратила внимания на их лица. Фигуры и фигуры. Но что хуже еще один подошел сзади, со стороны садов почти незаметно. Ему оставалось три-четыре шага, а в руках у третьего носовой платок и бутылек, надо полагать с хлороформом. Саша достала из кобуры пистолет, сняла с предохранителя и навела на наемника с хлороформом.

– Стой! Выбрось! Подними руки вверх!, – приказала Саша.

Отец сделал шаг вперед и показал ладони, доказывая, что оружия у него нет.

– Давай договоримся: отдай мне браслет и уходи с кольцом. А может, вдвоем поработаем? Мое предложение в силе. Саша, у тебя сейчас есть ребенок, – еще шаг, – самый страшный родительский страх – причинить вред своему ребенку. Так ведь?,– еще шаг, – мы оба знаем: ты не выстрелишь в человека, тем более в отца.

– Беги, Саша, беги, – с иронией произнес внутренний голос, как бы намекая на отсутствие шансов выйти из ситуации без потерь, а бегать в принципе полезно, тем более по лесу. И Саша побежала, лес, да поляны, лес, да, поляны. Укрыться негде. Километров семь после озера к вышке, а там дорога и возможно успею остановить машину. Из преимуществ: обувь и одежда наемников не удобна для бега. В такой только двери барону наркомафии открывать.

– Саша! Это бессмысленно! Ты окружена: будет хуже!, – кричал отец.

– Заманил дочь в ловушку. Вот такие нынче «Отцы и дети», – с укоризной подумала Сумецкая, – и почему это я плохо питаюсь? Что за претензии? Что б его. Где я прокололаааась…

От бега она раскраснелась, сердце перешло на усиленный режим, правда, больше от волнения, нежели от вполне посильной для молодого тела нагрузки, от прилива кислорода прояснились мысли: надо осмотреть машину, возможно, там завелись «жучки». Добежав до засохшего озера, она обернулась и подумала, что вряд ли успеет поймать машину. Три «кабана» несутся куда быстрее, чем можно было ожидать. Саша побежала к дальнему концу озера, в туман. На краю обрыва пышно разросся кустарник волчьей ягоды, и если оббежать его, то получится, что небольшой отрезок пути придется двигаться в сторону преследователей. А это потеря времени. Саша сбежала по крутому обрыву, затормозила, чтобы не упасть в озеро-болото, благополучно шлепнувшись на пятую точку – природа знала, какую часть тела сделать мягкой – тут же подскочила, и побежала дальше, вдоль берега. Левая нога то и дело проваливалась в жижу, хотя зрительно берег выглядел надежным: под тонким, подсохшим слоем жижа, тягучая и влажная. Утренний туман скрыл Сашку от преследователей, позади слышались их голоса, и они удалялись, удалялись, затихали. Добежав до удобной тропинки на склоне, она подняла голову и закричала. На краю обрыва стоял мориспен.

Уверенно можно признать: следующие Сашины действия не были ни продуманными, ни осознанными. Обычно хорошая реакция на стресс обалдела от такого поворота, попятила ее назад, нога провалилась и потянула за собой в холодную жижу из водорослей. Одежда намокла, потяжелела, водоросли запутали тело. Можно было выбраться, если двигаться в сторону берега. Но не в этот раз. Кто хоть раз тонул в ловушке мориспен, тот на всю жизнь приобрел липкую фобию. Воспоминания о том, как ужасно она тонула на Горыянцы, захлестнули разрушенной дамбой. Она быстро теряла силы и все больше запутывалась. Вырвавшись на мгновение из цепкой болотной хватки, Саша жадно вдохнула и ударила запястьем по вязкой озерной жиже, и еще раз, и еще. Под один из ударов попала змея, и черное, скользкое тело промелькнуло перед глазами, и поплыло дальше. Браслет распался, серебристые камешки, отшлифованные в мире Горыянцы, неотвратимо опускались на дно болота во Владимирской области на планете Земля. Рядом плюхнулась палка и мужской голос приказал: – Лови! Держись, давай!

Сумецкая ухватилась за палку, и скоро ее из болота вытащил отцовский наемник. Тот, что успел раздеться до трусов, вошел в озеро-болото по пояс, и даже кинул пиджак, как веревку, который она не заметила. Остальные двое стояли на берегу. Стуча зубами от холода, она огляделась и не увидела мориспен, но это точно не галлюцинация. Пистолет промок и толку от него немного.

– Надо …бежать, – прошептала она.

– Приказ: привести тебя, про «бежать» ничего не сказано, – с усмешкой победителя доложил один из наемников, пока второй командос стоял возле обрыва с самым профессиональным выражением лица, которое только можно представить у наемника.

– Бежать, – повторила Саша и побежала. Ну как побежала: в кроссовках вода, чудо, что они не слетели в борьбе с водорослями, с одежды и волос капает. И они втроем со спасителем, успевшим натянуть штаны заулыбались на этот побег и загоготали в голос, когда беглянка поскользнулась и упала. Обидно, да! А на краю обрыва появились морды мори: много-много. Зеленые морды резко поворачивались из стороны в сторону, оценивали ситуацию и прислушивались к издающему странные звуки завтраку.

– Там!, – закричала она и показала пальцем.

– Да-да, верим, – с иронией сказала громила-спаситель, а другой, тот что находился ближе к обрыву обернулся, и вытащил пистолет. Саша побежала по-настоящему быстро, настолько, насколько позволяла обувь. Для спасения этих людей она сделала всё возможное. Лес во Владимирской области ожил необычайной жизнью, новый разум влился в тихий лесок, мирный покой этого места нарушили резкие звуки выстрелов.

– Бегите, глупцы!, – закричала Саша, и прошептала, так как сперло дыхание, – и отстреливайтесь.

Послышались крики, звуки борьбы, три выстрела и всё стихло. Саша добежала до тропинки и сошла с нее сильно правее и отца не видела и не слышала, а вот он ее услышал, и вздохнул когда к нему подбежало не менее двух десятков мори, а следом на тропинке появилась блондинка в ярко-розовом брючном костюме на белых каблуках-шпильках с именем Евгения Южакова.

– Интересно, это она научилась одеваться по-человечески или еще нет, – с усмешкой подумал он, оценивая ядреный цвет костюма и высоту шпилек. Они встретились взглядом.

– Ее перехватят на дороге, – сказала Южакова.

– Хорошо. Евгения, мне всё трудней находить помощников. Можно их как-то не жрать.

– Эти новенькие, не успели пометить. Восемь миллиардов – вообще не вижу проблем.

Южакова подошла к Максиму, по пути поймав и съев жирную жужжащую муху.

– Столько пищи! Не могу привыкнуть и понять: зачем люди ее жарят.

– Опасаемся паразитов, – скромно парировал Максим и поймал на себе плотоядный взгляд красавицы, к которому успел даже как-то привыкнуть и находить прелесть в том, что она сдерживает свои гастрономические порывы, потому что он нужен мориспен.

– Паразиты, – с аппетитом протянула Евгения, – и их тоже попробуем. Возле машины мори, она может пойти в обход.

– Я надеюсь, у нее есть метка.

– Когда?! Я ее даже не видела.

– ….!

– Я дала указания: сегодня еда только мужского пола, – уверенно заявила Евгения, на что Максим Сумецкий достал из кобуры Смит Весеен и одни боги знают, как он его провез из штатов. И взяв курс на садовые домики, отчитал свою спутницу: – Я понимаю, что одна человеческая жизнь мало что для вас значит, но это – моя дочь и мы договорились: ты придержишь своих прямоходящих крокодилов. К тому же, Саша и тебе нужна живой.

Евгения шла по лесу на шпильках. Выглядела нелепо и красиво, пошатывалась с непривычки, то пыталась идти бодро и подворачивала ногу, оттого трудно заподозрить в этой с виду хрупкой, утонченной девушке силу, с которой она припечатала Максима Сумецкого к березе, развернула к себе и необычайно хладнокровные, неземные глаза оказались пугающе близко от его лица.

– Ты служишь мориспен. И это большая честь для твоего чуть менее тупого человеческого разума, чем у всей остальной пищи. Помни. Пищи. Больше никогда не смей отчитывать меня. Если что-то случится с ключом от Горыянцы, страшной смертью уйдешь, а теперь иди и приведи мне Ключ.

Максим потер шею, громко проглотил слюну, прохрипел: – Понятно, – и еще что-то невнятное. Раньше все исходящие от мори угрозы казались скорее шуткой. Такой человек, как он нужен мориспен, ценен, а теперь…что теперь?

– Я сам перешел черту, – подумал он, оправдывая этот всплеск агрессии. То есть это с его, человеческой точки зрения агрессия, а для мори – обозначить позицию, напомнить о полномочиях. Он поднял оружие, растерянно оглянулся, и быстрым шагом отправился к садам.

Саша этого разговора не слышала. Сейчас ее волновала необходимость спасти собственную жизнь. Крики и выстрелы стихли, погони нет. Нет? Вроде никого не видно. Она остановилась возле размашистой сосны с двумя стволами, спряталась за нее, чтобы отдышаться и решить, что дальше делать. По Владимирскому лесу пробежался ветерок, отчего промокшую Сашу затрясло с новой силой.

– Стоит ли идти к машине? Если они выследили Сашу по «жучку» в машине: наверняка, там будет засада. С другой стороны, в мокрых кроссовках, да пусть даже и в сухих – ноги мори быстрее человеческих. На их месте я бы оставила возле машины двух-трех мори. Они не знают, что после возвращения из Горыянцы мои кинжалы и пули летят точно в цель без промаха. В противном случае вообще без шансов, у меня нет столько метательных кинжалов, сколько там было голов. А в машине второй пистолет. Вдалеке послышались шаги и Саша поняла, что передышка кончилась: достала метательный кинжал и пошла прямо.

– Щрршща, щрр, – шептал лес речью мориспен, – щщрищшица.

Скоро она вышла на край садового товарищества и по краю леса свернула налево, к машине. Скрыться за домиками легче, но там так все заросло, что не проберешься. Возле машины крутились трое мориспен. Какие же они быстрые, шустрые, и вот это их подзабытое: – Щррырыщщрыыр.

Отожрались на вожделенной Голубой Длани: и вширь, и в высоту подросли, если на Горыянцы они доходили Саше до плеча, то эти трое мори на голову выше ее и шире раза в два. Отика Уэарз говорил, что представители этой расы могут менять свои «данные» в соответствии с имеющимся пропитанием без изменений в «настройках», то есть в генах. Еще бы, столько за историю расы над собой опытов поставили: сначала уменьшались в размерах, чтобы меньше потреблять ресурсов, а тут на тебе – разбухли. Еще у одного на спине по позвоночнику растет нечто похожее на жесткий плавник. Возле машины следы крови, и следы эти ведут в лес и, подойдя ближе, Саша увидела, как возле кустов двое мори жесткими когтями разрывают четвертого отцовского наемника. По меркам нашего мира как мы будем судить мориспен? Ведь они убивают ради пропитания. Такой мотив сами люди считают вполне уважительным. Тут уже не до юриспруденции – битва за господствующий вид.

По руке потекло тепло, сладко заныло. Не всякий мужчина метнет нож с такой силой, чтобы пробить твердый череп, как нож в масло. Первый готов. Саша подпрыгнула на бегу, замахнулась и отправила в возбужденно «щщщрыкающего» мори второй бросок. Третий мориспен возле машины всё это видел, и не думал бежать.

– Совсем ничего не боятся, – недоумевая, подумала Саша, переступая его содрогающееся в предсмертных конвульсиях тело, на ходу огляделась. Потом выбила стекло камнем и достала запасные ключи из бардачка, ключи, которые у нее были, вероятно, тоже остались в болоте. Опасность могла идти только со стороны леса, где двое море потрошили наемника. Туда она и смотрела. Какие-то мгновения. Движение справа, звук разбитого стекла, мори с такой силой открыл дверь, что вывернуло замок, крепкие руки-лапы выбросили Сумецкую из машины с нечеловеческой силой. На момент ее оглушило от «встречи с землей», а когда она потянулась за ножами, те же лапы сорвали пояс и отшвырнули ее обратно к машине. Превратившись в действие, несмотря на боль и синяки, она забралась в машину, отодвинула заднее сиденье и нырнула в багажник. Мори со злостью разбил заднее стекло, и со второй попытки выдрал дверь багажника, когда жадно шаря по обивке, Саша нашла и открыла тайник, и трижды выстрелила в появившуюся зеленую морду.

Тело поверженного мори грохнулось на дорогу, Саша облегченно выдохнула, но тут же опомнившись, перебралась на водительское сидение. Машина резко сорвалась с места, в зеркалах заднего вида появился отец и блондинка в розовом костюме в окружении мориспен, а сзади, с пассажирского сидения донеслось: – Чипак.

Саша вскрикнула, затормозила, тут же схватила пистолет и выстрелила. Осечка. На заднем сидении сидел вомбат с серой шерсткой и умными черными глазами. Сидел он по-человечески на попе, соединив меж собой коготки на передних лапках.

– Чипак, чипак. Пикча!, – осуждающе проворчал гибрид медведя и хомяка.

– Ты кто такой?, – крикнула Саша.

– Чипак, – гордо ответил вомбат.

– Только этого не хватало! Браслет распался! Потерян. И, вместо драгэти, пожалуйста, чипак.

– Чипак, чипак. Пииикча, – протянул вомбат.

Это словечко сразу как-то въелось. Чипак, чипак. Что с ним делать? Вомбат сидел на месте и дружелюбно глядел на Сашу, чем, несомненно, подкупил. А зеркало заднего вида подгоняло, в нем мори неслись к Сашиной машине. Машина быстро набралась скорость и свернула на грунтовой дороге влево, проехала метров пятьсот, как перед выездом на асфальтированную дорогу из леса вышли трое мужчин в военной форме без опознавательных знаков, в балаклавах и с оружием. На дороге растянута «лента» с шипами.

– Это конец, – подумала Саша и обреченно хлопнула ладонями по рулю.

Справа что-то промелькнуло. Саша обернулась и обомлела: на пассажирском кресле появился драгэти Ральф Форст. Он не мог сесть привычным для человека способом – было бы слышно, он просто появился как есть в вестнической одежде, с серебряными нашивками и довольно странно смотрящимся в современной машине мечом. Ральф смотрел в зеркало заднего вида на приближающихся мори и спросил, не оборачиваясь к собеседнице: – Ты говорила, на Голубой Длани нет мориспен.

– ….

– ?

– Увязались, когда проход открылся. Я так думаю.

– Плохо, – без эмоционально заметил драгэти, – надо выводить.

– Чипак, – донеслось сзади довольное чавкание. Вомбат достал из кармана сидения пакетик с орехами и принялся активно поедать.

– Дай мне эту вещь, – попросил Ральф, взглядом указывая на пистолет.

– Эй! Вы там! Выходите! С поднятыми руками, – крикнул один из наемников в балаклаве.

– Я так рада тебя видеть, – горячо прошептала Саша, – пусть даже тебя.

– Выходите! Живо!

Ральф скривился от волны высокомерия, сам взял оружие из Сашиных рук, посмотрел на него с интересом, едва заметно кивнул и ей, и свои мыслям, и вышел из машины.

– Руки!, – закричал в балаклаве и из автомата выстрелил в воздух

Второй тоже выстрелил очередью, только в Ральфа и пули прошли сквозь драгэти, не причинив тому никакого вреда. На деревьях же позади остались следы от пуль. Ральф ранил одного в грудь, второму попал ровно в лоб, потом случилась осечка, и третьего он добил тремя пулями в голову. Потом он ровным шагом подошел к ленте, убрал препятствие и добил первого. У него, наверняка имелся бронежилет, потому что от выстрела он упал, но судя по живости, с которой успел несколько раз выстрелить в Ральфа и попытался встать, выстрел в грудь не причинил ему особо вреда. Вернувшись в машину и с восхищением разглядывая пистолет в руке, он выдал великое Гагаринское: – Поехали.

– Ты убил людей, – с ужасом произнесла Саша.

– Это не люди.

– Чипак, – подтвердил вомбат.

Глава 9 Экспедиция

Дориан Аг