Читать онлайн Долгая дорога к тебе бесплатно

Глава 1

I.

Я сидела на планёрке, слушала нудные нотации главного врача, и качала ногой. Эти движения необыкновенно забавляли меня, и я полностью сосредоточилась на этом процессе. Туфелька вверх, туфелька вниз, пяточку подняла, пяточку опустила. Очень импонировало то, что за моими движениями наблюдали как минимум ещё пять человек, которые сидели со мной в одном ряду, тоже слушали бред главного, ну и ещё просто потому, что им абсолютно нечем было себя занять. Заседание в актовом зале длилось уже второй час, и накал всеобщей скуки, достиг своего апогея.

– И в завершении нашего с вами собрания, хочу представить нового заведующего онкологическим центром, – прошепелявил он и наконец обратил взор своих блеклых глаз в зал, – Платон Анатольевич будет возглавлять данную службу, вместо ушедшего на пенсию Кирилла Семёновича. Прошу вас встать коллега, что бы все могли обратить на вас внимание.

Я прекратила качать ногой, и посмотрела в сторону поднявшегося с кресла мужчины. Высокий, широкоплечий, в голубом хирургическом костюме, он напомнил мне праздничный воздушный шарик, потому что из верхней части робы, вырисовывался увесистый живот. Так как я являлась на тот момент представителем «старых дев», я внимательно осмотрела мужчину, и вынесла ему вердикт: «Женат. Любит пивко под чипсы. Не перспективный». И снова начала качать ногой, любуясь реакцией на неё рядом сидящих мужчин.

Планёрка закончилась, и весь далеко не дружный коллектив моей больницы начал торопиться к выходу из актового зала. Приближался очередной новый год, и этот праздник уже вовсю наступал нам на пятки, торопя дела, которые мы хронически не успевали делать в течение года. Мне, в отличие от очень многих коллег, бежать было некуда. Все свои несделанные дела я сделала давно, и единственный, кто ждал меня дома, это собака. Любимая Мишель, которая в моей скучной жизни выделялась ярким пятном, была из породы такс. Глупая от природы, но добрая от неё же, она конечно на свою кличку не «тянула», и мы с моей мамой называли её – Мишка. Вот такая вот девочка, с мужским именем. Ей нравилось.

Нащупав в кармане халата ключ от кабинета, я с мыслями о собаке и такой же одинокой как я маме, шла по коридору. Новый год встречать конечно же надо, и бокал шампанского в такую ночь никто не отменял, но тоска одиночества, которая преследовала меня последние пятнадцать лет, хронически накатывала тогда, когда хотела. Зажимаясь в щитовидную железу, она стучала оттуда, напоминая, что я по-прежнему не замужем, и единственное, что меня ждёт, это глупая открытка на телефон, где ёжик держит новогоднюю ёлку, а весёлый снеговик, радостно машет красной варежкой. И придёт эта открытка, конечно же от коллег по медицинскому цеху. А второго января, я снова выйду на бесконечные дежурства, потому что мои сослуживцы, уже сейчас стоят в очереди возле моего кабинета, чтобы пожаловаться на свою не лёгкую судьбу, и взять с меня обещание – отдежурить за них. У кого ребёнок заболел, у кого муж – запойный и нужно контролировать, а кто – то, совсем обнаглевший, обязательно скажет, что и сам бы не прочь выпить. А тут – очередное дежурство. Я вздохну, всех пойму, и за всех выйду работать. На то я и начальник медицинской части. Заместитель главного врача, так то, на минутку. Да и зачем мне, целых десять дней выходных. С тоски выть начну, или опять буду вязать малиновый шарф, длинною с мою жизнь.

Подойдя к своему кабинету, я увидела не своих врачей, которые пришли что ни будь просить, а новоиспеченного Платона Анатольевича, которого только что представил нам на планёрке главный врач. Он стоял во весь свой рос, подпирая плечом стену. Не мало удивившись такому событию, я вскинула вверх брови, и пригласила его в свой кабинет жестом. «Разговаривать в коридоре, дурной тон» – учила меня моя мама – педагог истории по профессии. Он преспокойно воспользовался моим приглашением войти, и когда оказался в кабинете, в нём неожиданно кончилось пространство. Как выяснилось, мой кабинет оказался не такой уж и большой, как я думала. Мне стало как – то не уютно, и неимоверно жарко. Привыкшая к одиночеству белых стен, я не знала, куда себя деть, и что нужно делать. Особенно руки меня зачем-то не слушались. Пока я шла к своему рабочему столу, они сами по себе хватали разные предметы, и снова ставили их на место. То вафельное полотенце схватят, то макет печени перевернут. Сделав им замечание, я наконец то уселась в кресло, и подняла глаза на нового заведующего.

– Чем имею честь вашего присутствия в моём кабинете? – нелепо спросила я и зачем-то покраснела.

– Здравствуйте, Анна Викторовна, – сказал он, и я немного расслабилась. Голос был приятный, и совсем не грубый, – Я очень извиняюсь, просто не смог пройти мимо вашего кабинета. Я давно в медицине, и читал несколько ваших статей в медицинском вестнике о меланоме и методах её диагностике. Любопытная статья, которую я не оспаривал. А обычно, я так не делаю. И вот, захотелось посмотреть на автора статьи. И лично познакомиться.

Я поправила очки на носу, потом сняла их, потом снова надела, и приказала рукам успокоиться.

– Я рада, что вам понравилась статья, Платон Анатольевич. Я постоянно практикую медицину, и не смотря на должность начмеда, часто оперирую. Являюсь так сказать ярким представителем клиницистов. Бумага надоедает, статистика зачастую врёт, аналитика плавает. А вот человек и его больной орган – это настоящая медицина. И забывать, для чего собственно мы все здесь каждый день собираемся, я думаю, нельзя. Вы так считаете?

– Я полностью с вами согласен, Анна Викторовна. Именно так я и считаю. И тоже очень много оперирую. Поэтому, собственно, я и выбрал вашу больницу. Такого онкологического блока, и развёрнутого профиля, я давно не встречал. Жалко только одно. Главный врач у вас – не очень…

– У нас, уважаемый коллега, у нас – не очень. Я знаю, хотя и не этично обсуждать его за спиной. Но тут я согласна. Четвёртый год мучаемся, а выхода пока нет. Он хозяйственник хороший, а врач – никакой. Но думаю – мы с вами спокойно это будем переживать. Не хам – и уже слава богу.

– Совершенно с вами согласен. Этот яркий представитель бюрократизма, не самый худший вариант. Я видал и похуже. От одного такого, собственно и сбежал.

– Кофе? – вежливо спросила я, когда поняла, что разговор мне очень интересен.

– Не имею право не дать согласие на этот восхитительный напиток. Редко встретишь собеседника, который с тобой на одной «волне», и с которым хочется говорить. Я не отниму у вас время?

– Конечно отнимите, но я вас прощаю. Сейчас время к обеду, и мы не нарушим рабочий режим. К тому же, я хочу знать своего подчинённого поближе, и возможно, напроситься на плановую операцию на следующую неделю. У нас в отделении лежит замечательный больной. Павлов. У него раковая опухоль расположена рядом с головкой поджелудочной железы. Но не на самой головке. Есть шанс, что он будет уником, и мы сможем убрать её, не повредив важнейший орган. Я давно хотела прооперировать, но Кирилл Семёнович, уже не хотел браться. Устал, да и тремор рук. Ничего с возрастом не поделаешь. А с вами, мы горы свернём. Возьмёте меня на плановую? – спросила я, и выключила кофе машину, которая великолепно сделала свою работу. На стол я поставила две чашки с ароматным напитком. Придвинула коробку конфет, которую достала из шкафа, и умоляюще смотрела ему в глаза. Он определённо начинал мне нравиться. В свою очередь, Платон Анатольевич, с шумом отпил кофе, и воспользовался моими конфетами, весьма по назначению. Когда пауза под затянулась, он посмотрел на меня, и сказал:

– Подружимся.

Я была этому событию неимоверно рада. И подружиться, на тот момент, очень хотела. Ещё немного поговорив, мы остались друг от друга в восторге, и пообещали, что будем часто встречаться. Поговорить, прооперировать, и просто сообща работать.

Позже, когда я шла вечером домой, мне на долю секунды показалось, что тогда, в моём кабинете, при бурном обсуждении холецистомии, возможно, между нами прошла водичка взаимной симпатии. Маленькая, тёпленькая струйка. Она ровным счётом ничего не значила, но мне было приятно, что она была. И потом, идя по тёмным и холодным улицам, она согревала меня, не давая замёрзнуть.

II.

– Девочка моя пришла – услышала я родной голос из коридора, открывая входную дверь ключом.

– Привет, мамуля! – сказала я, отдавая ей пакеты из магазина с продуктовым набором. Мишка уже виляла хвостом, и её передние лапы были нацелены на мои колени. И конечно же, она хотела гулять. Я взяла поводок, поцеловала маму в щёку, и мы пошли с ней по нашим, собачьим делам. Собака была у меня не из храбрых, и сделав быстро свои туалетные делишки, потянула меня и поводок в сторону подъезда. Гулять в такое холодище ей явно не хотелось. А мне наоборот, захотелось подышать снегом и начинающейся пургой.

Мечтательно смотря на небо, с которого так красиво летели снежинки, я сначала даже не заметила, что моим мыслям мешает мелодия. Когда карман моей дублёнки строго начал вибрировать, я поняла, что это телефон. Посмотрев на дисплей, слегка удивилась, но трубку взяла.

– Алло – аккуратно подала я признаки жизни, на ту сторону звонящего.

– Привет Аня, есть минутка? – спросил меня мой приятель Андрей, который работал в министерстве здравоохранения, и очень редко звонил, если нет серьёзного повода. Поэтому я напряглась, услышав его голос.

– Привет Андрей. Мы с Мишкой гуляем, снежинки ловим. Времени полно – ответила я.

– О, счастливая обладательница таксы решила сегодня попу отморозить себе, и ей заодно? Ладно, я чего звоню…

– Вся во внимании.

– Лавров Платон Алексеевич в твоё подчинение поступил сегодня?

– В онкологический корпус он поступил, в подчинение моего шефа, главного врача. А я, к сведению, начмед всего лишь. Но если не придираться к словам, то имела честь сегодня с ним общаться. Показался славным малым, без лишних коленных вывертов. Не так это?

– Всё так, нормально с ним общаться. Я по другому поводу звоню.

– Говори.

– Слаб он, Анечка. Очень слаб. Поэтому и звоню тебе, предупредить.

– В какой из его сторон эта слабость проявляется?

– В переднем, и в руках.

– Андрей, ты испытываешь моё терпение. Давай по серьёзному. Чего опасаться?

– Короче, слушай. Учился в Москве, в первом меде. Ординатуру проходил в Санкт – Петербурге, у самого Самойлова. Там женился и пригодился. Оперирует уже долго, поэтому смело могу тебе поведать то, что он сам о себе не расскажет. В больничке у него с главным «тёрки» начались, когда он две плановые завалил с летальным на столе. Признавать вину не хотел, предпочёл уйти в русский запой. От операций был отстранён, от водяры не просыхал, и жена врезала ему по этому поводу тарелкой по голове. В одну ночь он уволился с больнички, ушёл от жены, и сел на поезд Санкт -Петербург – Воронеж. Падение конечно не большое, но весьма ощутимое. Мама с папой у него здесь живут, в ближайшем селе. Хвост поджал, и от супруги сбежал. Вот такие вот дела. Делать выводы тебе. И тактику поведения тоже тебе вырабатывать. Ты у нас девушка строгая, на всякие глупости не размениваешься. Поэтому как на «духу» тебе говорю. Будь осторожна!

– Да, серьёзный парень. Жена и тарелка конечно меня меньше всего интересует в нём, но то, что он летальные при плановых операциях допустил, ни в какие ворота не лезет. У нас конечно не культурная столица, но статистика всё же какая – никакая имеется. И не хотелось бы мне её портить. Особенно под новый год.

– Вот и я о том же. Ты оперирующая у нас, это редкость. И начмед к тому же. Предупредить звоню. Ну и так, по дружбе. Не влюбляйся. Он и на это место слаб тоже.

– Девочек любит пощупать?

– Ага, и не только пощупать.

– Принято, услышано, применено – отрапортовала я, и дала отбой трубке. Ещё немного поковырявшись в сугробах, мы с Мишкой уныло поплелись домой. Настроение пропало.

Придя в уютную, тёплую квартиру, я снова обнаружила маму. Она конечно часто оставалась у меня ночевать, но сейчас, я не очень хотела общества, и моё настроение от её домашнего халата на моей территории, никак не улучшилось.

– Мама, ты решила у меня поселиться? – спросила я и вопросительно посмотрела на неё сквозь запотевшие очки.

– Да нет, просто стараюсь твоей тощей фигуре помочь отбрести округлые формы. Ты холодильник, такой большой и стильный, держишь для дизайна квартиры? Или всё-таки хоть иногда там появляются продукты? – обиженно проворчала мама и скрестила свои руки в привычную позу педагога.

– Я же принесла продукты! – начала я контрнаступление.

– Две сосиски и лимон, на котором подгнивший бочок? Или за продукты ты считаешь сухой корм для Мишки, и булка чёрного хлеба для себя? – отразила мой удар мама.

– Ладно, победила. Идти в кафе, заказать поесть? – начала я отступление.

– Не надо. Пока вы гуляли, я оладушки пожарила, из твоего прокисшего молока. А повидло взяла с полки, на которой, кстати, пыли полно. Когда делала последний раз генеральную уборку?

– В прошлом году. Мы с Мишкой, вполне комфортно существуем без генеральных уборок. Они мне в больнице до смерти надоели, дай хоть дома от хлорки отдохнуть. И всё, давай закончим на этом. Я очень устала, и мне хочется, чтобы дома, со мной не случалось неприятного. Пошли есть твои оладушки.

Мы молча прошли на кухню, и я весь вечер, вплоть до сна, слушала нудные причитания стареющей мамы о том, что весь мир – неблагодарные скоты. Нет ни уважения, ни любви, ни понимания. Я же, просто молчала и думала. Думала и молчала. Когда легли спать, отключила сознание. «К чёрту всё» – мысленно произнесла я, и вырубилась.

III.

– Доброго дня вам, Анна Викторовна! – сказал Платон Анатольевич, растопыривая руки для медицинских сестёр, которые одевали на него хирургический одноразовый халат. Я стояла возле мойки, тщательно намыливая руки до локтя. Когда процедура переодевания в стерильное было закончено, я, уже находясь под одноразовой маской, разжала губы.

– Я очень надеюсь, что доброго, Платон Анатольевич, очень. Операция очень непростая, я бы даже сказала – уникальная. Пациент очень долго ждал, и молился на неё. Поэтому, давайте прямо сейчас решим, кто будет играть правой рукой, а кто на крючках постоит – сказала я и посмотрела ему в глаза.

– Я просто не имею право вам возражать. Конечно я буду стоять на крючках, а вы оперировать. В рану – лишний раз не полезу, будьте уверены – ответил он и сложил латексные руки в лодочку, в знак смирения.

– Ну что, тогда удачи, коллеги! – сказала я и перешагнула порог операционной. Павлов уже спал под наркозом, давление его радовало меня мерно пищащей дорожкой на мониторе жизнедеятельности, и даже операционное поле было уже подготовлено заботливыми девочками.

Я подошла к столу, и осмотрела операционное поле. Моя бригада, с которой я оперировала, всегда была вышколена, и слушалась меня безупречно. Не потому что я монстр, а потому что стратег. Ещё пять лет назад, когда по неосторожности, второй хирург, на моей операции полоснул полую вену скальпелем пациенту, а потом попытался зашить рану втихаря от меня, я заняла позицию главного бухгалтера, и выпросив у шефа немного денег, начала действовать. По моим правилам, любой «косяк» со стороны любого персонала операционной (врач или медицинская сестра, фельдшер или ординатор – стажёр) жестоко наказывались деньгами. Минус десять процентов с зарплаты. Причём – всем. Если операция проходит удачно, и бригада сработала на «ура», я платила плюс десять процентов с зарплаты. Вот такие правила. Многие хотели получить награду, и никогда больше, ни при каких обстоятельствах, они у меня не бедокурили. Плохо себя чувствуешь – вон из операционной, поругались с супругами – вон из операционной, чешется попа – вон из операционной. Когда прихожу к себе в кабинет, то беру цветные карандаши, и на ватмане зарисовываю квадратик. В течении года плакат висит на стене, и радует глаз. Синий цвет – удача. Красный – плохая работа. Когда ко мне мои коллеги приходят, то видя плакат, улыбаются. За последние пять лет – один синий карандаш. Вот такой я стратег.

Вот и сейчас, видя, как моя операционная бригада стоит, и ждёт моего приказа, я улыбаюсь. Можно и нужно работать с медициной. Просто знать – как.

– Скальпель, – приказала я. Подали через две секунды. – Платон Алексеевич, рука где должна быть? Крючками умеем пользоваться?

– Растерялся, простите! – виновато прошелестел он возле моего уха. Я вздрогнула и покраснела. «Слава богу, я в маске» – подумала я.

– Быстро собрались, рану открыла. Отсос – вновь приказала я и начала рутинную работу хирурга.

Через шесть часов, операцию начали сворачивать. Внимательно наблюдая, как Платон сшивает кожу, мысленно писала себе в блокнот, о чём в ближайшем будущем нужно с ним поговорить. Когда медицинская сестра закончила обрабатывать рану и наклеивать повязку, мы все дружно зааплодировали друг – другу.

– Коллеги, вы молодцы. Плюс десять процентов. Снимаем пациента, я через полчаса к нему зайду. Всем спасибо! – сказала я и вышла из операционной.

Идя по коридору, я ловила себя на том, что очень хочу кофе. И сигарету. Да, курить не модно. Но очень хотелось. Спину ломило, ноги гудели. Как у старухи, после долгой дороги в магазин за хлебом. Но это нормально, ведь шесть часов простоять за операционным столом – это я вам скажу не каждый мужик выдержит. А если ещё при этом и оперировать…Так что, пусть всё болит и отваливается, главное – результат. А он есть.

– Анна Викторовна, можно войти – просунув голову в дверь, сказал Платон.

– Можно, входите – разрешила я, и присев на подоконник, открыла окно. В него тут же влетел холодный воздух декабря, и застудил маленькое помещение кабинета. Но мне было всё равно, я наслаждалась прохладой. Достав сигарету, я с наслаждением закурила. Выпуская вредный дым изо рта, я была настолько счастлива, что совершенно забыла, что впустила в своё пространство постороннего мне человека. Когда я вдруг поняла, что это не гостеприимно, и обратила на него внимание, он уже вовсю орудовал моей кофе – машиной, и даже разлил напиток по чашкам.

– Дерзко, молодой человек – сказала я и спрыгнув с подоконника, схватила кофе. Обожгла пальцы и губы, но сладкий глоток я сделала. Когда села в своё кресло, жестом попросила его присесть тоже. Он сделал как я просила, и отпил свой напиток, прямо глядя мне в глаза.

– Анна Викторовна, в операционной, как вы наверняка знаете, все эмоции всегда наружу. Я вам не нравлюсь? – спросил он, и отвернул в голову к окну.

– Нравитесь – сказала я и снова густо покраснела. «Что такое? Давление что ли подскакивает? Надо померить. Я чего-то краснею сегодня, как девочка» – думала я и пыталась сосредоточиться на том, что сейчас ляпнула.

– Так дело в том, что нравлюсь, или дело в том, что я плохо оперирую? – снова спросил он.

– И в первом, и во втором случае – это правда, – сказала я и вздохнула, – вы совершенно не держите руку. Во время операции, вы сделали двенадцать ошибок, хотя стояли всего лишь на крючках. Я своим, не прощаю и двух. Вылетели бы как пробка из операционной, если бы вы мне не нравились. Я строга ко всем, без исключения. Но вы со мной работаете первый раз, поэтому давайте сделаем так. Норма. Но больше я с вами оперировать не пойду. Начинайте с самого начала. Под моим присмотром.

– Это как?

– Крючок и административная работа. Много бумаг, и много ран. Но послеоперационных. Набьёте руку – милости прошу к нашему шалашу. Нет – просто администратор, кабинетный червь. Принято?

– Понято – понуро сказал он, и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Обиделся.

Я устало закрыла глаза. «На кой ляд у меня внутри горит, как у девки на выданье? Зачем всё это?» – спрашивала я у самой себя, но не находила ответа. Просто мне одиноко, просто он симпатичный мужчина, просто нужен кто – то, кто может меня принять. Сложную, странную, волевую. «Нужно позвонить Таньке» – решила я и набрала номер подруги. Пока шли гудки, я подошла к плакату, и закрасила квадратик сегодняшней операции синим цветом. Ещё одна победа над смертью – это великое дело.

– Алло, – произнёс родной голос из телефона, – прооперировала своего Павлова, закрасила синим цветом квадратик, и ждёшь, когда тебя похвалю и закажу суши?

– Мне даже рот открывать не обязательно, когда тебе звоню, – смеясь сказала я, – и да, я хочу коньяк и суши.

– О…Ещё и коньяк? Ты девка случаем не сняла очки и халат перед незнакомым мне мужчиной?

– Нет, не сняла. Но по ходу, хочу снять.

– Так, ладно. Давай сегодня в восемь. Я дежурю послезавтра, и коньяк пойдёт на пользу. Ты в субботу выходишь?

– Я всегда выхожу. Поэтому, пить будем, болеть не будем.

– Я тебя умоляю…Болеть…Коктейль курортный себе по вене пустим, и как рукой отпустит головная боль. Всё, целую. Сегодня вечером. Приеду, суши привезу. С тебя коньяк.

– Лады, отбой – сказала я и нажала на кнопку. Татьяна работала в соседнем корпусе реаниматологом, и косвенно, тоже была в моём подчинении. Но оперировать со мной не любила, потому что мои правила всегда вызывали у неё изжогу. Профессионал она знатный, но друзья мы крепкие. И чтобы не поссориться, не работали сообща. И это правильно. В предвкушении хорошего вечера, я начала собираться домой. Сняла халат, натянула джинсы, подкрасила губы, и собиралась уже выйти из кабинета, как снова услышала стук в дверь.

– Войдите – сказала я и стала ждать, кто же решил меня побеспокоить после рабочего дня. Оказалось, курьер с цветами.

– Мне? – глупо спросила я.

– Если вы Анна Викторовна, заместитель главного врача из городской больницы № 7, находящаяся в кабинете № 217 – то это вам – улыбаясь сказал мальчишка, и протянул мне букет. Он был огромным и по новогоднему пушистым. Дизайнерские оформления были великолепны. Лапы сосны переплетались со свежими розами, и даже мелкие белые цветочки были посыпаны дождиком из блесков.

– Вот это да… – сказала я, – Спасибо!

– На здоровье – ответил мальчик – курьер, и вышел за дверь. Я, как дура, стояла в кабинете с огромным букетом, не зная, а куда же собственно я собиралась. Потом вспомнила, что я ещё и любопытная женщина, помимо всех остальных должностей, и засунула руку вглубь букета, где торчал краешек открытки. Открыв её, я обнаружила текст:

«Бесконечно благодарен, за учение и свет…

Платон».

Ниже текста был напечатан номер сотового телефона. Я так подозреваю, этот мужчина хотел благодарностей от меня, за букет. Ладно, я подумаю.

Глава 2

I.

– Н-да…Зачётный подкат – пела у меня на кухне Таня, набивая рот японским кругляшом.

– Фу. Что за сленг? – спросила я.

– Это моя дочка ненаглядная. Со школы регулярно приносит витиеватые фразы современного русского языка. Я, как прилежная ученица, запоминаю – сказала она и разлила коньяк по рюмкам. Мы сидели у меня на кухне и бессовестно выпивали. Праздника никакого не было, а душа просила. Ну если есть нужда запрокинуть рюмочку, то и нечего сопротивляться.

– Ну что, рассказывай – продолжала выпытывать подруга.

– Нечего рассказывать. Мне Андрей из министерства звонил, просил повнимательнее к Платону присмотреться. Говорит – мутный. Девочек любит, а оперировать не любит. И не особо может, это я тебе уже от себя говорю. Была сегодня с ним в операционной, у меня рука отсохла отсос держать. Он и это не умеет. Короче, хочу тебе сказать, что всё очень плохо. Это что касается работы. А в остальном, вот что хочу сказать. Меня повело… – ответила я и грустно поковырялась в японской еде.

– Аня, объясни по-человечески. Ты же у нас кремень. Когда последний раз на свидание то бегала? Я уж и не помню. Нос воротишь от всех, строгая и холодная, как снег за окном. С чего вдруг юга у тебя в душе? Я его видела, мне лично не понравился. Смазливый такой. Глаза огромные, носик маленький и пузо торчит. Сочетание не очень, если честно.

– Да сама я не пойму, что происходит. Никогда я раньше в себе не сомневалась, а тут такое. Как это называется в медицинской практике? Я забыла.

– Брось подруга, в медицине это называется тахикардия. Ты ей не страдаешь. У тебя просто гормоны накопились, пора им на выход. Я очень надеюсь, что это так. Что делать думаешь?

– Хочу постричься.

– Хороший заход. Давай, меняйся. Но мой совет, не лезь туда. Ну не нравится он мне. Возьми вон лучше Андрея, приятеля твоего. Он давно к тебе дорожку топчет. Только ты всё нос воротишь, а присмотреться бы надо. Хороший малый. И при деньгах, и при должности, и симпатичный, и надёжный.

– Нет, Таня. Не люб он мне. Мы знакомы сто лет, с университета дружим. Но ни разу не дрогнуло. Обещаю, что Платона к себе близко не подпущу, на соблазнение не поведусь, и оперировать с ним больше не пойду – закончила я диалог, и мы, хлопнув ещё по рюмашке, начали собираться. Я вызвала для Тани такси, собрала со стола, и взяв поводок, пошла провожать её с Мишкой до машины.

– Ты так строга к себе не будь, – обнимая меня, сказала подруга, – если очень хочется, то можно. Я поцеловала её в щёку и улыбнулась. Что тут скажешь.

II.

Утро следующего дня выдалось сумбурным. Я, взяв очередное дежурство в выходной – рассчитывала на спокойствие и умиротворённость. Можно взяться за заброшенные отчёты, а можно походить по пациентам, более внимательно и не спеша их осматривая. Так думала я, когда собиралась на него. Но вышло всё совсем наоборот.

– Анна Викторовна, пожалуйста, можно вас в хирургический корпус попросить прийти? – кричала мне в трубку дежурная медсестра. Я ещё даже не успела переодеться, и я взяла трубку в кабинете, будучи в одном сапоге. Второй я успела снять, и стояла на холодном полу в одних колготках.

– Что случилось? – спросила я и попыталась другой рукой, свободной от трубки телефона, попытаться снять второй сапог. Не удалось. Так и стояла. В позе «рака», облокотившись на родной, рабочий стол.

– В девятнадцатую палату к нам ночью прилёг начальник полиции. Крутой дядька. Его наши побоялись оперировать, не сошлись они характерами с дежурной сменой. Ждали вас. А ему что – то поплохело совсем. Орёт, и кровит – ответила она на мой вопрос, явно нервничая.

– Бегу. Кстати, отчего прилёг? Где локализация? – снова спросила я.

– Язва с прободением. Рвёт кровью – ответила она. Я нажала отбой и подошла к шкафчику. «Нужно срочно переодеваться. И запомнить ситуацию, чтобы врезать по ушам дежурной смене. В понедельник» – думала я, быстро снимая с себя одежду. Думая о предстоящей операции, я не заметила, как хлопнула моя дверь. Очнулась, когда перед моими очами предстал Платон. Мизансцена была потрясающая. Я, в лифчике и трусах, стою возле дверцы шкафчика, держа на вытянутой руке штаны от робы.

– Вот это да. Красота какая – пропел он, нисколько не смутившись.

Я тоже была не из робкого десятка, поэтому краснеть не стала, а просто подошла к нему вплотную и врезала ладонью по щеке. Хлёстко и со значением. Он схватился одной рукой за раскрасневшуюся кожу на лице, а другую руку, протянул мне. И я её взяла. Кровь по венам запульсировала так, что её было слышно. Она ударила мне в висок, потом заставила закрыть мои глаза. Веки набухли, губы загорелись адским огнём. Чтобы не упасть, я прижалась к нему.

– Анна Викторовна, сопротивление здесь бесполезно. Но пощёчина была прекрасна – сказал он, и взяв меня за подбородок, поднял лицо к себе поближе. И взял мои губы в свои. Моё дыхание остановилось.

Звонок телефона прервал наше занятие. Я ненавидела этот звук, как никого и никогда. Нащупав трубку на столе, на котором уже вовсю царствовала моя попа, я нажала на кнопку:

– Тихомирова – сказала я и поцеловала Платона в живот.

– Мы умираем, Анна Викторовна – кричала в трубку та же медсестра.

– Бегу – повторила я и посмотрела на Платона. Тот стоял по пояс голый и держал в своей руке мой бюстгальтер.

– Начальник полиции в тот момент, что мы наслаждаемся, решил, что жить не очень хочет – сказала я и улыбнулась.

Платон плотнее прижал мои бёдра к своим, и я поняла, что этот пресловутый начальник, скорее всего до нас не доживёт. Но я начала сопротивляться. Нужно понимать, что человек ни в чём не виноват.

– Идём оперировать. Поможешь, на крючках? – спросила я и забрала из его рук предмет моего туалета.

– После операции продолжение будет? – нагло поглаживая мою грудь спросил он.

– Десерт нужно заслужить. А ты его пытаешься забрать без отработки – сказала я и снова поцеловала его в живот.

– Подскажешь, как это сделать? – снова спросил он и повалил меня на спину, поджав мои ноги под себя. Целуя каждый сантиметр моего тела, он стонал. По-мужски, с хрипом и страстью. Я тоже не могла сдерживаться и выгибалась под ним, как кошка. Не человеческими усилиями, я распутала наш клубок из тел, выскальзывая из его объятий.

– Для любви – это не место. Одеваемся – отрезала я, и чтобы смягчить удар, поцеловала его в губы с нежностью.

– Побежали тогда – сказал он и мы начали лихорадочно одеваться.

Через десять минут мы ворвались в хирургический корпус. Я рванула в предоперационную, на пути просматривая кровавые простыни, которые совала мне медсестра.

– Вы всегда смотрите, поэтому вот – показывала она мне ткань с красными разводами. Платон подошёл сзади, и моё сердце сжалось. Мы смотрели на всё происходящее сквозь плёнку и это здорово мешало нам работать. Операционная бригада, которая уже вовсю мылась, смотрела на нас с любопытством.

– Желудочное кровотечение, аорта надорвана. Полосную делаем, господа! – командовала я и снимала с себя одежду. На груди и предплечье у меня красовались великолепные засосы. Фиолетовые, с радужной оболочкой лопнувших сосудов. Я неимоверно обрадовалась, и пообещала себе, что убью Платона сразу после операции. Сначала завершу начатое, а потом убью.

Начальник полиции уже отдыхал в наркозе и совершенно не хотел умирать. Операционное поле уже было подготовлено, и я бессовестным образом под него заглянула. На столе лежало килограмм сто пятьдесят. Я тяжко вздохнула и скомандовала:

– Скальпель и удлинённая насадка для отсоса. Платон, руку держим на моей левой руке. Правая нужна для входа в рану.

Операционная бригада молча переваривала, что я подчинённого назвала по имени, а не как положено. Я сделала себе замечание, что нарушаю субординацию и тем самым рождаю слухи о наших взаимоотношениях. Но на данный момент, мне было собственно всё равно. Пора было думать головой, а не другим местом.

В этой операции, мой будущий любовник повёл себя просто безупречно. Сосредоточено трудился, помогая во всех моих начинаниях. Пациент оказался очень запущенный и два раза пытался от нас уйти. Мы этого ему позволить не могли и старались изо всех сил не допустить третьей, последней остановки. Каждый из нас знал, что третья ступень – роковая.

Через двенадцать часов, желудок был почищен, язва ушита, часть кишечника удалена. Я устало отошла от стола, махнув рукой, чтобы зашивали кожный покров. Платон покачал головой и опустил руки – плети. На помощь пришла хирургическая братия, которая наблюдала за стеклом, как начмед больницы делает их работу. Они уже были готовы и стояли в стерильном. Подошли, молча взяли необходимое и начали заканчивать мною начатое.

– Всем спасибо, блестящая работа. Всех хирургов, причастных к прошлому ночному дежурству жду у себя на разбор «полётов». Всю смену сегодня, я сердечно благодарю. Плюс десять процентов к зарплате, как у меня принято, я вам обещаю – сказала я и под громкие аплодисменты вышла из операционной, смываться.

Платон помог мне снять кровавые тряпки, которые уже начали приобретать бурый цвет и пахнуть. Даже мои операционные тапочки были в крови. Всё это мы запихнули в бак и одев чистые халаты, вышли из предоперационной.

– Курить? – спросил он.

– Всенепременно. И кофе – сказала я.

– Заночуем здесь? Или домой? – снова спросил он.

– Заночуем. Нужно начальника полиции до «ума» довести. Может начать сопротивляться операции. Контроль нужен.

– Хирургам совсем не доверяешь?

– Доверяю, но проверяю.

– Может всё-таки я тебя довезу до дома? И кофе у тебя попьём?

– А ты наглец. Уверен, что после кофе я задвину шторы в спальне?

– Я на это очень рассчитываю – сказал он и придвинул меня к себе. Разговор состоялся в предбаннике, возле приёмного покоя, где мы бессовестно дымили в маленькое окошко.

– Я, когда буду тебя любить, буду стонать как тысяча кошек, ожидающих марта. Оно тебе надо, главному потом объяснять, почему вместо работы, ты эксплуатировала подчинённого в другой ипостаси? – смеясь в голос говорил он мне в ушко.

– Уговорил! Поехали – сказала я и зажмурилась. Так нестерпимо хотелось залезть в койку вместе с ним, что никакие аргументы мира, никогда не заставили бы меня повернуть от своего решения вспять.

III.

Уже в такси, который вёз нас по ночному городу ко мне домой, я расслабилась и отдалась рукам Платона. Он очень опытно и нежно раскрывал во мне то, что давно замёрзло. Я не могла даже представить, что мой организм настолько быстро начнёт привыкать к его коже, запаху, и хотеть того, о чём он мне шептал на ушко. Короче – я пропала.

В лифте мы снимали с себя всё, что прилично было снять. В квартиру попали с четвёртого раза, потому что руки дрожали и ключ не хотел поворачиваться. В коридоре нас встретила Мишка, но мы, пообещав ей долгую прогулку позже, закрылись в спальне.

Он сразу бросил меня на кровать, не дав раздеться и задёрнуть эти пресловутые шторы. Пастель осталась заправленная, мы её позже расстелили. Платон зарычал, прижал к себе и зубами снимал эти уже никому не нужные тряпочки, которые ужасно мешали. В тумане сознания, я приметила очень важную деталь. Он совершенно не думал о себе. Только я. Только для меня. Только так.

Наорались мы знатно. Когда Платон входил в моё тело, я была настолько раскалена, что не могла сдерживать себя. Он же, со своей стороны, своё обещание сдержал. Про тысячу кошек это он очень мягко сказал тогда. Кровать предательски скрипела и стонала нам в унисон. Когда мы закончили, она вздохнула вместе с нами. Тело ныло и просило ещё. Я попросила его заткнуться, но оно не унималось. Подождав пять минут, пока мой любовник приведёт в порядок дыхание, я ринулась в атаку. Не имело смысла спать. Время было – час ночи.

Включив в ванной свет, я настроила воду. Платон подошёл сзади, поцеловал в шею и выключил свет. Мы протиснулись в душевую кабину и согревались в струе тёплой воды, снимая дневную усталость, вместе с остатками страсти и её биологии. Но отдохнуть он не дал. Взяв гель для душа, он так меня мыл, что я вообще не могла себе даже представить, что так оказывается можно и нужно…Легко, как пушинку, он взял меня на руки, и прижав к стенке душевой кабины, с силой снова меня взял. Я рыдала от удовольствия и стонала в такт его хриплого дыхания. Нас качало и штормило, заставляя двигаться быстрее. На долю секунды, мне даже показалось, что я отключилась. Он, закончив начатое, опустил меня аккуратно на ноги, и помыв ещё раз, завернул в пушистое полотенце. Потом поставил на плитку, вытерся сам, и взял на руки. Придя в спальню, он расстелил одним движением руки постель, и положил меня туда. Крепко прижав к себе, он накрыл нас одеялом, и дальше я не помню. Только краешек сознания подмечал, что он поцеловал меня в шею, и сказал несколько ласковых слов. Мы уснули.

IV.

Утро выдалось снежным и белым. Я аккуратно встала с постели, с удовольствием взглянув на спящего мужчину в постели, и выскочила на кухню голышом. Очень хотелось есть. Открыв холодильник, я обнаружила, что там есть продукты. «Мама заходила» – подумала я, наливая себе сок в стакан. И пройдя к кухонному столу, наступила пяткой в лужу.

– Мишка, прости меня! – в ужасе воскликнула я и побежала за половой тряпкой. Моя собака не выдержала наших страстей и написала мне на кухне возле стола. Поймав её в коридоре, я прошептала ей на ушко:

– Так иногда бывает с непутёвыми человеками. Они ищут, ищут, а потом, когда находят, про всё забывают. Не сердись. Твоя хозяйка счастлива.

– Кто у нас там счастлив? – спросил Платон, выходя так же нагишом из спальни.

– Я счастлива – сказала я и покраснела. Он подошёл ко мне и обняв, поцеловал в затылок.

– Многоуважаемый начмед. Вы вчера со своего подчинённого все соки вытянули, какие только могли. Организму срочно нужно подкрепиться. Есть что ни будь в этом доме съестное, или завтракать сексом будем? – смеясь, спросил он.

– Конечно есть! Мама вчера приходила, оставила в холодильнике продукты. Я сама мало что по хозяйству могу, только работать умею – ответила я и одев майку, побежала готовить. Платон ушёл в душ.

Через двадцать минут, мы как семейная пара, сидели за кухонным столом и завтракали. На столе стояла огромная гора блинчиков, сковородка с горячим омлетом и лёгкий салат из огурцов с помидорами. И конечно, две кружки горячего кофе. Я смотрела, как он уплетает завтрак и млела. «Как баба. Обыкновенная баба, которая наконец то нашла мужика. И счастлива» – думала я и не стеснялась своих мыслей.

Когда я допивала кофе, прозвучал звонок по мобильному:

– Тихомирова! – сказала я в трубку.

– Анна Викторовна, здравствуйте! Вас беспокоит дежурный хирург.

– Да, Семён Фёдорович, я узнала и номер телефона, и ваш голос. Всё в порядке? – спросила я. Платон поднял на меня глаза и прервал завтрак.

– Да, не переживайте. Всё хорошо. Просто хотел доложить, что пациент, которого вы вчера оперировали, жив и относительно здоров. Температура тридцать восемь и семь, но очень хочет есть. Орёт на всю палату, требует главного врача – отрапортовал хирург.

– Отлично, дайте ему водички и начинайте курс антибиотиков внутримышечно. Не мне вас учить. А главного мы ему предоставим завтра, хорошо?

– Так точно – сказал он по-военному и положил трубку.

Я отпила кофе и погладила руку Платона.

– Пациент скорее жив, чем мёртв? – спросил Платон, сажая меня на свои колени.

– Даже не сомневайся – сказала я и полезла к нему целоваться.

Дальше сценарий воскресенья пошёл по наклонной. В перерывах между сексом, Платон бегал в магазин и покупал поесть, и выгуливал Мишку, на радость соседям, которые всю ночь из – за нас не спали, а теперь хоть посмотрели, кто источник их бессонницы. Я варила супчик, стирала его носочки, прибиралась в квартире и с периодичностью – каждые два часа отдавалась Платону. Как беспардонные коты, мы пометили всю территорию моей квартиры. Кухонный стол, разделочный стол, пол кухни, пол спальни и даже пол коридора – вот где предавались любви мы с ним. Не было предела этому оргазму, и нашему настрою на выходной. Единственное, что пришло мне в голову разумного в этот день, это смс маме: «Привет! Не приходи сегодня пожалуйста, у меня личная жизнь в квартире». Обратно она мне прислала смайлик, в котором было изображено смешное, кругло – жёлтое лицо человечка. Я улыбнулась.

Вечером, мы начали провожаться.

– Аня, мне нужно домой съездить. Постираться и переодеться. Поедешь со мной? – спросил он, когда мы сели ужинать. На столе стояла жареная картошка с курицей. Аромат стоял сногсшибательный, и её кстати приготовил Платон.

– Мы не резко начали? – аккуратно спросила я. Платон посмотрел в потолок и произнёс:

– Наверное, ты права. Давай встретимся завтра на работе и обсудим наши дальнейшие планы.

– Верно сказал – одобрила я и поцеловала его.

Поздно вечером, мы с Мишкой провожали его до двери такси. Обняв, пожелала хорошей дороги. Когда машина уехала, мы с собакой гуляли целый час. Я смотрела на снежинки и впервые за много лет была абсолютно счастлива. «Спасибо» – сказала я тому, кто распределял счастье сверху. И мы пошли домой. Греться.

Глава 3

I.

Утром следующего дня началось катастрофически. Я не смогла спустить ноги с пос