Читать онлайн Всё началось с бессонницы бесплатно
Пролог
Где море в буре находит покой
И редкие солнца лучи сияют в эфире,
Туда убежим мы с тобой
И будем одни в этом мире.
Песок влажен и холоден. За нами тянется длинная вереница наших следов. Сколько мы уже идём? Наверное, долго. Спрашиваю, устал ли ты. Отвечаешь, что нет. Я тоже не устала. Ну, может, только чуть-чуть. Я широко шагаю – тороплюсь, буквально лечу на встречу со стихией. А ты всё притормаживаешь меня, шутишь, что не поспеваешь. Ледяной ветер треплет волосы, студит пальцы. Порой его порывы заставляют нас останавливаться, и мы, обнявшись и держась друг за друга, пережидаем, чтобы потом вновь идти дальше.
Баренцево. Море бушует, кричит, рвётся, ревёт, стонет. Я протягиваю к нему руки и закрываю глаза. Вдыхаю влажный, сырой воздух – но воздуха нет, есть только множество частиц морской пыли, солёных кристалликов, оседающих на песок, на наши руки и куртки, на камни. Я вдыхаю море. Прижимаюсь к тебе и утыкаюсь носом в шею, такую родную и тёплую. От тебя пахнет кремом для бритья, крепким чёрным чаем и мятными леденцами. Ты щуришься и ёжишься. Из-под шапки торчат мочки – такие красненькие от жестокого ветра. Я смеюсь и аккуратно растираю их пальцами, а потом натягиваю шапку так, чтобы твои уши были полностью в тепле.
Я дома. Я дома с тобой. Холод не чувствуется – ощущаю лишь тепло, горячее, даже жгучее тепло твоей ладони, твоей улыбки, тебя… Вечно бы так и была здесь, спрятавшись к тебе под крылышко. Ты бы целовал меня в лоб и кончик носа, а я бы следила, чтобы твоё горло не было открытым на ветру.
Мы держимся за руки и стоим на большом камне. Кажется, будь порыв ветра чуть сильнее, нас сдует в холодную тёмную воду и унесёт туда, где она сливается с пасмурным небом и утекает вдаль. Пальцы покраснели, а на коже появились микротрещинки из-за холода – да, я не люблю носить варежки и перчатки. Зато люблю смотреть и чувствовать, как ты мягкими движениями втираешь крем мне в руки, залечивая ранки.
Мы спускаемся к воде и шагаем на наш небольшой, но крепкий и уютный кораблик. Он уносит нас в море. Кромка берега становится меньше, камни превращаются в тёмные бугорки. Волны разбиваются о нос корабля, забрасывая клочья пены на палубу. Нас кидает из стороны в сторону, корабль вертится на волнах, но упорно плывёт вперёд. Ты улыбаешься – говоришь, потому, что я счастлива. А я счастлива, потому что ты рядом.
Кажется, что море немного утихло, успокоилось. Волны стали меньше. Они мягко набегают на корабль, но не тревожат его. Подхожу к корме и протягиваю руку к холодной воде. Впереди мелькнул и скрылся в воде большой хвост. Жду, пока он подплывет ближе. Я хочу погладить спину кита, посмотреть ему в глаза. А ты будешь держать меня за ноги, чтобы я не свалилась за борт. Думаю об этом и смеюсь. Но одно я знаю точно: ты меня любишь и всегда поддержишь.
И я тебя люблю.
***
Солнце. Река. Лес. Смех? Да, кто-то смеётся. Или переговаривается? Так и есть: это холодный и стеклянно чистый ручей бежит в траве и переговаривается с толстопузиком-шмелём, пушистым тельцем касающимся ярких цветов. Они источают столь сладкий аромат, что он опьяняет, вызывает помутнение рассудка: ты хочешь утонуть в этих цветах, захлебнуться насыщенным воздухом; тебе не нужен кислород – одни лишь цветочные ароматы.
Я ложусь – нет! – бросаюсь с головой в эту яркую пучину, ныряю и выныриваю лишь раз – чтобы чихнуть от пыльцы, попавшей в нос. Шмель, пролетавший мимо, испуганно шарахнулся в сторону и полетел, что-то бурча и жужжа себе под нос. Я пальцами касаюсь этих стебельков, листочков и лепесточков, а цветы будто бы склоняются ко мне и кивают головками.
Небо – бесконечная голубизна: ни птички, ни облачка, ни самолёта. Вдруг воздух разрезало и промчалось быстрой стрелой небольшое тело. Ласточка! Я вскочила и успела только проводить её взглядом, заметив, что она скрылась в соснах. Куда она летит? Юркая и быстрая, ласточка, как молния, промелькнула на фоне неба, не оставив после себя даже короткого звука. Но я задумалась о её пути.
Я легла обратно в траву и, закрыв глаза, стала думать о птице. Вот она летит, огибая сосны, оставляя позади покрытые плотным ярким цветочным ковром холмы, плавные изгибы сверкающей в лучах солнца реки, небольшие частные домики дачников. Она летит и, возможно, не знает, что здесь протекает чудесный ручей: он манит прохладой, так и зазывает поговорить. Ласточка, ты не хочешь отдохнуть? Не желаешь остановить этот бурный жизненный поток?
Я мысленно чертила путь ласточки, пыталась представить, куда она может лететь. Я видела её так близко, что даже протянула руки, чтобы поймать это маленькое тельце и рассмотреть его. Но ухватила лишь воздух. Открыв глаза, я окончательно пришла в себя. Солнце стояло в зените, воздух стал невыносимо горячим и тяжёлым.
Перебравшись в тень деревьев, я снова легла с закрытыми глазами. Ласточка всё летела и летела. Постепенно её тёмное тельце стало трансформироваться. Оно увеличилось в размере, крылья стали больше. Вдруг ласточка остановилась прямо в воздухе и повернулась ко мне. От неожиданности я оторопела, а птичка, внимательно посмотрев на меня, кивнула головой, как бы зовя за собой. Удивительно, но я сделала шаг-другой и осознала, что медленно поднимаюсь над землёй. Ласточка, куда ты меня уносишь? Куда ты меня зовёшь, проводник в инобытие?
А ласточка всё взмывала и взмывала вверх – неужели она хочет врезаться в самый небосвод? Я еле поспевала за ней. Но вот птичка сделал последний рывок, и мы оказались… Где мы оказались?
По пышнотелым облакам пробегают сине-фиолетово-розовый отблески. Отблески солнца? Не знаю, его здесь совсем не видно. Я бегу за ласточкой и замечаю, что по её светлому пузику тоже пробегают такие волны и остаются на нём лёгкими цветными разводами. На облаках, за ними, под ногами показывают отрывки каких-то фильмов. Приглядываюсь и в некоторых узнаю свои прошлые сны. Что они здесь делают? Но помимо старых фрагментов, есть ещё и неизвестные – может, будущие?
Мы движемся дальше, и всё чаще на нашем пути облака, превращённые в диваны или кресла, возникают с сидящими в них людьми – все они герои моих снов. Ласточка всё ускоряется, я – за ней, и, в конце концов, мы несёмся с такой скоростью, что всё сливается в одну розоватую картину.
Вот мы влетаем в одно облако, прорываемся сквозь него и… Яркое солнце слепит меня, я жмурюсь, пытаюсь отвернуться, чувствую, как ласточка зацепила меня крылом по щеке, и просыпаюсь. Раскалённый воздух обжигает ноздри, а цветочный аромат уже не кажется таким приятным. Вокруг по-прежнему никого: ни птиц, ни животных, ни насекомых, ни людей. Только лишь ручей неустанно поёт свою песню.
1
– Журавлёва! Не спи! – голос учительницы истории бьёт по ушам, визгливой стрелой прорвавшись сквозь пелену спокойствия и умиротворения. Качнув головой, я поднимаю глаза на доску, но слова, написанные мелом, расплываются, и я ничего не вижу. Подперев голову рукой, я прикрываю глаза и продолжаю дремать под монотонный рассказ об Октябрьской революции.
Если бы Катя была тут, она бы тут же встревоженно посмотрела бы на меня и спросила: «Журавлик, с тобой всё в порядке? Ты чего такая сонная?». Но моя подруга в прошлом году переехала в Москву, и сейчас мы с ней лишь изредка переписываемся, потому что в её крутой и дорогой школе задают слишком много уроков. Катя даже бросила спорт ради этого.
***
Все началось с бессонницы. Просто в какой-то момент я проснулась раньше обычного, а потом – еще раньше, и ещё, и ещё… Время медленно тянулось. Я смотрела в потолок, вокруг себя и натыкалась лишь на смутные очертания вещей в темноте. Но вскоре просто лежать стало скучно.
Ночи проходили – нет, пролетали – за просмотром фильмов, сериалов, чтением книг. Сначала было интересно, даже необычно, ведь я столько не сплю, а чувствую себя очень даже неплохо. А потом в один момент все изменилось. У меня внутри как будто что-то выключили, и я стала засыпать буквально на ходу. Глаза закрывались во время чтения, уроков, прогулок. Я пила снотворное, травяные чаи, но ничего не помогало. Родители даже отвели меня к врачу, но тот ничего не выявил:
– Она абсолютно здорова, – да, его вердикт привел нас туда, откуда мы недавно ушли.
С этого момента практически все свободное время проводилось за ноутбуком. Я искала разные способы восстановить сон, исследовала множество сайтов, но ничего нового ни на одном для себя не нашла.
Да, всё началось с бессонницы.
2
Это был конец февраля. Необычайно холодного февраля. Два месяца зимы мороз обходил нас стороной, а в последние две недели температура резко упала до -14 – и так и держалась.
Я возвращалась после школы. Сжимаясь в комочек в куртке, я думала о завтрашних уроках. По расписанию у нас две истории – интересный, казалось бы, предмет, но нудную учительницу слушать – одно мучение. Жаль, что нельзя прогулять – она к этому очень строго относится. Потом идут два английских, только ради которых я и прихожу в среду. А последней парой стоит литература, на которой мы самим предметом не занимаемся: кто читает журналы, кто мониторит социальные сети, а я обычно делаю домашку.
Я иду. Ноги увязают в снегу. Холодный ветер бьёт в лицо беспощадными порывами. В голове возникают картины, как некоторые мои одноклассники, прыгают, бегают, бросают мячи в спортивном зале. Они ходят на последний урок – физкультуру, а я обычно прогуливаю. Это целая миссия – пройти мимо физкультурника так, чтобы он не увидел тебя. В такие моменты я чувствую себя ниндзя, который всегда успешно справляется с задачей.
Вот виднеется и мой дом. Среди серых «хрущёвок» он выделяется грязно-белыми блоками со вставками из красного кирпича. Бегло изучив доску объявлений около подъездной двери, я уже было хочу зайти в подъезд, как вдруг в последний момент натыкаюсь на небольшой листок, приклеенный к кирпичу. Неровные буквы «прыгают», но текст можно разобрать:
«Бессонница? Кошмары? Я помогу вам избавиться от этих недугов. Всего несколько сеансов – и сон, как у младенца, обеспечен.
Целитель Морфей»
Лист бумаги чем-то заляпан в нескольких местах и кое-где надорван. Казалось, он висит здесь уже давно, но почему я его не замечала раньше? Что ж, в любом случае, объявление появилось здесь очень вовремя.
***
Дома никого нет. Родители на работе, а младшая сестра ушла заниматься в кружок робототехники. Она просто фанатеет от всей этой конструкторско-компьютерной темы. Её комната заполнена всякими постерами с Трансформерами, чертежами каких-то устройств и уменьшенными моделями роботов. Здесь царит бардак. Компьютерный стол прячется под миллионом разного рода бумаг, книг, тетрадей. Одежда большим комком лежит на стуле, свешиваясь с него. Из-под пушистого ковра торчит фантик от шоколадки. Я долго смотрю на него. Здравый смысл подсказывает мне поднять яркую упаковку. Я делаю нерешительный шаг и заталкиваю фантик полностью под ковер.
Иду в свою комнату.
Мама давно просит меня поменять черные обои на что-то более светлое и жизнеутверждающее, но я не соглашаюсь. Включив музыкальный центр, кладу рюкзак под стол и плюхаюсь на кровать. В кармане джинсов шуршит объявление. Я достаю его и еще раз внимательно читаю. В самом низу листочка корявым почерком написан адрес. Открыв в Интернете карту, нахожу нужную улицу. Это недалеко. Минут 30 ходьбы. Значит, отправлюсь прямо завтра. Один раз историю можно и прогулять.
3
За окном темно. Темно и холодно. Мама помогает сестре собраться в школу. Пока Таня застегивает куртку, мама стоит рядом и держит раздутый от учебников портфель.
– Что ж он у тебя тяжелый такой? Надо будет мне заглянуть внутрь как-нибудь, узнать, что ты там носишь, – говорит мама с улыбкой.
– Не нужно! – Таня одним рывком забирает портфель, а в следующее мгновение закидывает его себе на спину. Нахмурив лоб, сестра перешагивает через папины ботинки. Тяжелая сумка тянет ее назад, и, чтобы не упасть, Таня хватается за ручку двери.
Она выходит в подъезд, затем заглядывает в квартиру:
– Не хочу в школу, – буркнув это, сестра притворяет дверь.
Мама возвращается на кухню. Она что-то говорит мне, но я слышу все будто бы через пузырь. Лишь размытые обрывки фраз долетают до моего слуха. Я смотрю в окно. Снег сплошной стеной ложится на землю. Вскоре в пелене скрывается Таня. Кружка с горячим чаем обжигает ладонь, но и эту боль я ощущаю как-то отдаленно. Мысленно я уже иду к загадочному целителю Морфею, преодолевая непогоду.
– Ася, – я отчетливее слышу маму.
– А?
– Я говорю, ты почему в школу не идешь. Опоздаешь же на первый урок.
– А? А, у нас первую историю отменили. Заболела, кажется, – отвечаю, даже глазом не моргнув.
– Ну, хорошо. Хоть пообщаться с тобой сейчас можем немного, а то ты все то в комнате музыку свою слушаешь, то в Интернете сидишь, то рисуешь без остановки.
Мама положила передо мной бутерброд и села напротив.
– Ты похудела, мне кажется. Что-то случилось? Болит? Ты же мне ничего не рассказываешь, солнышко.
– Да нет, ничего не случилось. Все в порядке, мам.
Тут она как-то загадочно улыбнулась и с прищуром взглянула на меня:
– Или влюбилась?
– Мам, ни в кого я не влюбилась. Были бы достойные кандидаты…
– Как это – достойные? А Паша из соседнего дома? Вы же с ним еще в садике вместе были.
– Мам, Паша этот курит за школой и под юбки в прямом смысле слова заглядывает – на лестнице в школе стоит и смотрит. Хорошим и прилежным мальчиком он лет десять назад был. Как раз в садике и первом классе.
– Ну ладно… А помнишь ты мне рассказывала, что тебе какой-то мальчик все глазки строил, с ним-то что?
– Какой мальчик?.. А, был да сплыл. Сегодня строит глазки, завтра – нет, точнее, не мне. Да и вообще, для меня учеба важнее. Вот, – я даже киваю в подтверждение своих слов и делаю большой глоток чая, который тут же обжигает горло так сильно, что у меня аж темнеет в глазах.
– Ну ладно, дочка. Не хочешь мне рассказывать ничего, – мама грустно взглянула на меня и встала из-за стола.
И внутри стало так больно. Что-то защемило, защекотало. Я смотрю, как мама, немного ссутулившись, начинает мыть посуду, оставшуюся после завтрака. Да, в последнее время я стала более холодной, отстраненной. Начала меньше общаться с родителями, сестрой. Я не знаю, как это объяснить…Из горла прямиком в желудок упал как будто бы холодный склизкий комок.
– Мам… Мам, просто рассказывать нечего. Как-то ничего интересного не происходит. Я обещаю: когда что-нибудь случится, ты об этом узнаешь первая. Я тебе всё-всё расскажу. Ладно?
– Хорошо, солнышко.
– Ладно, я пойду. Люблю тебя, – я чмокаю маму в щеку и иду в коридор.
– И я тебя люблю.
Из ванной слышится шум воды.
– Пока, пап, – я надеваю куртку и шагаю за дверь.
В последний момент я слышу, как он что-то промычал в ответ.
4
Свежевыпавший снег смешивается с песком на тротуарах, превращаясь в грязно-коричневую кашу. Сквозь непрерывную снежную пелену я вижу вдали темное пятно, которое по мере приближения приобретает более четкие очертания и постепенно превращается в человека. Это мужчина, широко шагая, будто бы стремясь обогнать метель, спешит к остановке. Он поднял воротник пальто и вжал голову так, что кажется, будто бы сверху осталась одна шапка.
Или же очертания приближающейся фигуры становятся более плавными – это идет женщина. Она делает неловкие шаги, стараясь удержаться на каблуках на тротуаре, покрытом толстой бугристой коркой льда. Одной рукой сжимая ручку сумки так, что покрасневшие от холода костяшки белеют, другой женщина прикрывает от снежных хлопьев густо накрашенные тушью глаза.
Или, высунув языки и звонко смеясь, мне навстречу, обгоняя друг друга, идут дети. Школьные ранцы покрываются белым слоем, дети ловят снежинки и пытаются их рассмотреть, пока те не растаяли на горячих ладонях.
Все они спешат в школу, на работу. Обычно и я двигаюсь в общем потоке, но сегодня у меня особая миссия, а значит и иной путь – навстречу этим людям.
В голове неустанно крутятся мысли о таинственном и загадочном Морфее. Кто он? Старик? Молодой мужчина? Может быть, даже бородатый? Или это вообще женщина? Какая-нибудь захудалая гадалка, которая взяла «творческий» псевдоним…
Мне холодно. Глаза закрываются, я хочу спать. Возникает порывистое желание развернуться и пойти обратно домой. Нет, не домой. Хочу спать. Лучше просто прямо здесь рухнуть в сугроб. И спать, спать, спать… А сугроб такой мягкий и пушистый… И метель убаюкивает, и звуки машин, обрывки фраз прохожих сливаются воедино, превращаясь в мерный гул… Крупные хлопья снега будто бы замедляются в воздухе, мягко оседают на куртку, стелются по земле, погружают все под белую простыню… А сугроб такой большой и мягкий… Я так хочу спать… Уже не так холодно… Какую хорошую куртку мы выбрали с мамой… Она такая теплая и уютная… Кто? Мама – уютная и теплая? Да, конечно, мама у меня самая лучшая, а я её обижаю, не рассказываю ничего, только отдаляюсь… Все, решено: вечером расскажу про поход к таинственному Морфею… Но сначала посплю… Немножко…
– Ой, извините, – еле слышно пискнула какая-то женщина, зацепив меня тяжёлой сумкой и приведя тем самым в чувство.
– Что? – я вздрагиваю, делаю резкий шаг в сторону…
– Девушка, осторожно! – земля уходит из-под правой ноги, и в этот же момент я понимаю, что чьи-то пальцы пытаются схватить меня за рукав, и в конце концов руки обхватывают кольцом вокруг груди. Я чувствую дикую неловкость и краснею. А поток людей, спешащих в одну и другую стороны, не уменьшается.
Я оборачиваюсь. Передо мной стоит высокий парень. В глазах его бегает озорной огонёк, а больше я ничего не могу разглядеть, так как оставшаяся часть лица замотана рябым шарфом. Я задираю голову, чтобы лучше его разглядеть, и шапка, и так съехавшая набекрень во время моего позорного падения, скользит по волосам и практически падает на тротуар, но я успеваю её поймать. Мне очень неловко и чуточку стыдно.
– С вами все в порядке? – а глаза его все продолжают улыбаться: конечно, ему смешно, конечно! Тут всякие недотёпы падают враскорячку, шапки у них съезжают, а ему и посмеяться можно!
– Девушка? Вы не ушиблись? Все в порядке?
Нет! Не в порядке! Я чуть не упала посреди улицы. Это раз. Так меня ещё и парень какой-то ловил! Это два. Так стыдно мне не было давно. Я поочерёдно то засовываю руки в карманы, то вынимаю их и сжимаю в кулаки, но стараюсь сохранять внешнее спокойствие:
– Да, все хорошо… Спасибо…что поймали. Да.
– Пустяки, – он улыбается (я вижу это по щекам, «яблочками» появившимися над шарфом) и машет рукой. – Давайте я вас провожу, а то вдруг снова захотите упасть? – ну все, здесь он явно смеется надо мной.
– Нет, не нужно, спасибо, не захочу, – наверное, даже слишком поспешно отвечаю я и спешу ретироваться.
– Хорошего дня! – доносится мне в спину полное задора пожелание. Я лишь киваю головой.
День безнадёжно испорчен. Все из-за этого недосыпа. Ох, уж этот подлый лёд! Как он не вовремя оказался под ногами…
Я забыла наушники дома, поэтому сейчас приходится слушать уличный шум, который уже не кажется таким умиротворяющим и монотонным. Машины сигналят на перекрестке, резкие визгливые крики клаксонов разрезают воздух и бьют по барабанным перепонкам. Пожилая женщина, торгующая около фруктово-овощного ларька разложенными на газете шерстяными носками, зазывает покупателей. Схватив одну пару вязаных изделий, покрытую снегом, который от горячего дыхания торговки превращается в мелкие бусины воды, она суёт её мне в руки.
– Нет, спасибо, – я ускоряю шаги.
Весь предыдущий вечер был проведён за изучением карты города. Я пыталась понять, где находится нужный мне дом.
Районная поликлиника обособленно стоит среди домов. После капитального ремонта она выделяется ярко-оранжевым желтком на фоне этих однотонных серых зданий. Девятиэтажка позади неё мне и нужна.
Двор пустынен. Нет ни детей, ни стариков, ни даже бездомных собак. Никого… Дверь в подъезд открыта. Я начинаю подниматься на последний этаж. Лифт не работает. Судя по всему, объявление о его поломке висит на кнопке вызова давно. Между этажами витает смешанный запах жареной картошки, чего-то кислого и сладких женских духов. Желудок сворачивается в комок, и я вспоминаю, что утром ничего не ела, кроме крепкого чая.
Мне нравится этот подъезд. Чистые бежевые стены без единого следа от краски из баллончиков, которой любят разрисовывать остановки, дворовые электрические подстанции и старые, наполовину проржавевшие гаражи. На одной лестничной площадке висит небольшого формата картина: ослепительно светит солнце, отражающееся в зеркальной глади реки, на берегу склонили головы ивы и протягивают свои руки к воде.
Я поднямаюсь на девятый этаж.
Здесь нет лампочки. Одна половина лестничной площадки, примыкающая к ступенькам, погружена во мрак, а на другую падает свет из небольшого окошка. В противоположном углу, как раз напротив окна, около большой металлической двери стоят три соединенных вместе кресла. Знаете, как те, которые устанавливают в школьных актовых залах: деревянные, с не слишком жесткими, но и недостаточно мягкими сиденьями. Обломанные лакированные ручки кресел украшены ярко-зеленой мишурой, оставшейся после Нового года.
В ближайшем к двери кресле кто-то сидит, накинув капюшон так, что я не могу разглядеть его. Кажется, это парень. Он слышит мои шаги и резко поднимает голову, скидывает капюшон, и я вижу такой знакомый рябой шарф, натянутый до глаз.
– А, это ты, летчица, – в голосе слышится улыбка, – ну, привет еще раз. – Тут он вытаскивает руку из кармана и стягивает шарф.
5
На меня смотрят внимательные карие глаза нашего новенького. Точнее, не то чтобы прямо нашего – мы учимся в одной параллели, но в разных классах. Он пришел только в этом году. Прошла половина учебного года, а я до сих пор даже не знаю, как его зовут. Почему? Да потому что на переменах я вижу новенького редко, так как он большую часть времени проводит в классе, да и я, в принципе, тоже. Так вышло, что мы даже заочно не знакомы, потому что разговоры о нём в классе быстро утихли ввиду его «скучности и нелюдимости».
Я смотрю на него. И тут моя память подкидывает мне ситуацию, произошедшую минут двадцать назад. От кончиков пальцев ног до хрящиков ушей пробегает волна мурашек. Щеки медленно становятся горячими и в конце концов просто полыхают.
– Привет, – выдавливаю из себя, стараясь не выказать голосом свою неловкость. Мне очень хочется уйти. В этот момент проблемы со сном беспокоят меня уже не так сильно, как, возможно, будущая подмоченная репутация. Кстати, именно из-за того, что я начала засыпать на ходу, вся эта заварушка и случилась.
Я сажусь через одно кресло от новенького. Мне некуда деть руки, глаза бегают по стене напротив, иногда упираясь в окно. Я вижу, как на крыше одного из гаражей сидят трое мальчиков. Они что-то обсуждают, активно жестикулируя. Помпоны их шапок трясутся в разные стороны. Один из мальчиков лезет в карман и что-то достает. Это небольшая булка. Втроём они начинают её крошить, привлекая голубей.
– А я тебя, кажется, знаю, – у него приятный бархатистый голос.
– Да, мы в одной школе виделись.
– Точно! – он хлопнул в ладоши. – Меня Лёша зовут, – протягивает руку.
– Ася, – я слабо сжимаю кончики его пальцев, стараясь не смотреть ему в глаза.
В коридоре душно. Я аккуратно расстегиваю молнию куртки, чтобы не привлекать внимание моего соседа.
– А мы в школе редко встречались, – краем глаза я вижу, как при каждом звуке двигается его кадык.
– Да…редко.
– Будешь? – он вытаскивает из кармана начатую шоколадку и протягивает мне.
Я снова вспоминаю, что так и не позавтракала, сглатываю собравшуюся слюну и только собираюсь отказаться, как живот издает предательский крик. В тишине подъезда его слышно очень хорошо. По моему телу пробегает судорога. Я не хочу больше находиться здесь. Я вообще не понимаю, зачем сюда пришла. Какой-то непонятный «целитель», еще и Лёша этот, еще и не позавтракала, чуть не упала по дороге…
Целитель! Эта мысль так меня поразила и отрезвила, что я подскакиваю с кресла. Я же пришла к таинственному Морфею, а потом отвлеклась и совершенно забыла о цели своего визита.
– А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я и понимаю, что Лёша все это время рассматривал меня.
– Я-то? – он прикрывает глаза и откидывает голову назад, опершись о стену. – Да так, дело есть одно. А ты, Ася, что забыла здесь: на этой лавке, – он, усмехнувшись, пошуршал мишурой, – в этом подъезде, около этой двери, ведущей к Морфею?
Да он смеется надо мной.
– Это неважно.
Мы молчим. Я осматриваюсь. Обычная металлическая дверь – такие есть в любом подъезде. На ней нет ни ручек, ни поручней, ни каких-либо выступов. Только около того места, где дверь примыкает к металлическому косяку, можно разглядеть небольшой вырез для ключа. Нигде нет звонка. Я устала и очень хочу спать.
– У меня проблемы со сном.
Я слышу, как куртка соседа зашуршала. Лёша повернулся ко мне.
– Не знаю, почему так случилось. Просто в один момент не уснула. Зато пересмотрела кучу фильмов и сериалов. Но сейчас стало совсем не очень. Кстати, ты меня поймал на улице, когда я начала падать из-за того, что стала засыпать на ходу. Кхм… спасибо за это. Просто мне очень неловко.
Честно говоря, я рассказала Лёше не всю правду.
Батарея под окном пышет жаром. В подъезде душно. В глазах помутилось, все плывёт. Дышать становится трудно. Чувствую, как начинает кружиться голова. Я вижу, как пол лестничной площадки наклоняется вперед, и понимаю, что сейчас упаду. Пальцами судорожно сжимаю ручку кресла так, что острые деревянные ребра больно врезаются в ладонь.
– Ты в порядке? – бархатистый голос доносится как будто бы издалека.
Я не могу произнести ни слова. В горле пересохло, железная дверь медленно вращается вокруг меня.
– Возьми, – руки касается что-то холодное. Лёша протягивает мне бутылку с водой. Я делаю большой глоток. Холодная жидкость скатывается в желудок, отрезвляет разум, остужает, приводит в чувство. Мутная пелена уходит с глаз, пол возвращается на место и снова становится ровным. Мне лучше.
– Спасибо.
– Ты точно в порядке? Может, что-то нужно?
– Да, нужно. Я хочу попасть к этому Морфею. Почему мы здесь сидим? Где он? Кто это вообще?
– У него сейчас какая-то женщина сидит. Наверное, скоро выйдет. Морфей сказал, что позовет. Но и я ничего о нём не знаю, так что сейчас мне поделиться с тобой нечем.
– А ты почему здесь?
Помедлив, Лёша делает глубокий вдох, как будто бы собираясь что-то сказать, но не издаёт ни звука. Он нервничает. Пальцы суетливо вытягивают торчащую ниточку из полы толстовки.
– Мне снятся кошмары. Это довольно давно началось. Я случайно узнал об этом Морфее, и стало интересно, поможет ли мне этот «целитель» или же это обычный лохотрон, – он улыбается.
И в этот момент я понимаю, что практически не взяла с собой деньги. Сунув руку в карман, я чувствую лишь холодный металл нескольких монет.
– А сколько…
Ухнув, открывается дверь. Цокнув каблучками, на площадку выходит женщина средних лет. Прижимая к себе сумку и встревоженно озираясь на темноту квартиры, она делает несколько несмелых шагов к лестнице, но останавливается и как-то отрешенно смотрит в окно. Затем, повернув голову, смотрит как бы сквозь меня и полушепотом произносит:
– Молодой человек, идите… – и медленно уходит сама.
Издав непонятный звук – то ли засмеявшись, то ли икнув – Лёша резко встаёт с кресла, хватает за две лямки рюкзак и подмигивает мне:
– Еще увидимся, лётчица.
Дверь с грохотом захлопывается.
6
Крашеная стена приятно охлаждает затылок. Наверное, я задремала или слишком глубоко погрузилась в мысли, потому что не заметила, как пролетело время, и не видела, как Лёша вышел из квартиры. Только лишь почувствовала, как кто-то осторожно трогает меня за локоть – раз, другой, а потом начинает тормошить более настойчиво. Было странное состояние: я все чувствовала и слышала каждый звук, но сил открыть глаза не было. Казалось, будто бы я спала, но в то же время это было не совсем так.
– Тебя ждут, – слышится негромкий голос Лёши. Сквозь полуприкрытые веки я вижу, как он опускается на соседнее кресло и смотрит мне в глаза.
С чугунной головой я встаю и, покачнувшись, делаю шаг по направлению к беспросветному мраку входа в квартиру. Бросаю взгляд в окно. Погода ухудшилась: светлые тучи на небе сменились грязно-серыми, все потемнело, снег теперь идет ещё сильнее.
– Прогуляемся потом? – от робких ноток в голосе Лёши по телу пробежали мурашки и стало тепло. Но мне всё ещё неловко. Да и неизвестно, сколько я пробуду у этого Морфея.
– Да нет, иди лучше домой. Погода портится.
Сделав шаг в квартиру, я понимаю, что даже ничего не спросила у Лёши о его визите.
***
В конце длинного коридора я вижу прямоугольник тусклого света. Делаю осторожные шаги, чтобы не издать ни единого звука. Прохожу мимо двух закрытых дверей – снаружи на них висит по замку. На стенах – старые ободранные обои. Бетонные проплешины не полностью заклеены постерами с Брюсом Ли, Терминатором, героями из популярных аниме-сериалов. Под ногами шуршит бумага, изредка скрипит песок. Я подхожу к комнате, из которой льётся свет. Прямо около входа в неё на стене висит плакат с Маяковским, вещающим с воодушевленным лицом и громогласно: «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!». Уголки губ немного разъехались в стороны.
– Проходи, – хриплый голос доносится откуда-то из глубины комнаты. Робко шагаю.
У окна, поджав одну ногу, а другую закинув на спинку небольшого дивана, сидит парень. На нем – безразмерная черная футболка с черепом и длинные спортивные штаны, собранные в «гармошку» у щиколоток. Короткие волосы, заплетенные в дреды, смешно топорщатся в разные стороны. Он сидит и с наслаждением курит сигарету, делая колечки из дыма. Рядом с парнем стоит стеклянная банка от кофе, набитая окурками и фантиками от карамелек.
– М-морфей?
– Можно просто – Макс. Морфей – это для солидности. К Максу ведь за советом не пойдут.
Я переминаюсь с ноги на ногу у входа. К приоткрытой форточке поднимается сигаретный дым, но его тут же заталкивают обратно в комнату и распространяют по ней порывы морозного ветра. Иногда снежинки залетают через форточку и опускаются на дреды «целителя», но через несколько секунд тают, растопленные жаром батареи.
– Чай? Кофе?
– Нет, ничего не нужно.
– Что у тебя?
– А вы точно целитель?
Макс поморщился:
– Не произноси это слово. Звучит, как будто я дед какой-то.
– Но вы же сами так написали в объявлении.
– Так я же и говорю тебе: для солидности. К Максу за советом не пойдут, а к Морфею – да еще и целителю – запросто.
– И сколько это будет стоить? – я ловлю себя на мысли, что хочу услышать самую высокую цену, которую только можно придумать, чтобы с радостью сказать, что это мне не по карману, и уйти. Что-то у меня пропало желание лечиться у этого сомнительного Морфея. Я представляла себе кого угодно: совсем древнего старика, какого-нибудь гота, да даже гадалку, которую не могут прокормить одни только фокусы с картами – но никак не парня, которого, на первый взгляд, волнует только создание идеальных колечек из дыма: было видно, что он старается сделать их ровными, хотя и пытается сохранять максимально спокойное и расслабленное лицо.
– А нисколько.
– В смысле?
– Это моё хобби, если так можно выразиться. По жизни я физикой увлекаюсь – и заработок себе связанный с этой темой нашёл, а в свободное время решил людям помогать. Бесплатно – потому что пока ни один не пришел и не сказал, что ему стало действительно лучше, – тут он засмеялся и потушил сигарету. – Но я верю, что однажды найдется и такой, которому я буду действительно полезен, – он замолчал и оглядел меня с ног до головы, – или такая.
Морфей соскакивает с дивана, подтягивает сползающие штаны и направляется в сторону кухни, которая состоит из столешницы, небольшого холодильника, чайника и плиты и находится за стенкой. Я слышу, как, нагреваясь, шумит электрический чайник.
– Так что у тебя? Присаживайся, кстати, – «целитель» мотнул головой в сторону дивана. – Точно чай не будешь?
– Точно.
Чайник долго бурлит. Пар плотным облаком вырывается из маленького носика и бьёт точно в рыже-коричневый подтек на штукатурке потолка. Морфей возвращается в комнату.
– У меня проблемы со сном… Я не могу уснуть. Давно. Врачи сказали, что все хорошо, проблем никаких нет. Но и сна тоже нет. Сегодня шла к вам и чуть не уснула по пути. Даже падать начала, – в этот момент я чувствую, как губы расползаются в улыбку, и, чтобы скрыть её, опускаю голову вниз, – но меня успели поймать. Вот и вся история, в принципе. И кое-что ещё… Мне снятся кошмары, если получается уснуть.
Морфей, вытянув губы в трубочку, дует на чай и изредка делает осторожные глотки. Молчит.
– Я попробую тебе помочь, – огромная чашка с громким стуком опускается на деревянную столешницу. Морфей-Макс подходит к изящному шкафу, который я сначала и не заметила. Он стоит рядом с входом в комнату и совершенно не вписывается в эту атмосферу: среди старых плакатов, оторванных обоев и отсыревших стен он выглядит ещё более современным, чем есть на самом деле, и кажется даже лишним.
«Целитель» долго роется в одном из ящиков шкафа, что-то нашептывая, и в конце концов захлопывает его с такой силой, что, судя по звуку, внутри деревянной конструкции что-то сломалось или упало.
– Сядь ровно. Расслабься. Очисть разум, – Морфей становится передо мной на колени и смотрит мне в глаза.
Мне снова неловко. Я откладываю куртку и рюкзак в сторону, откидываюсь на спинку дивана, который тут же издает скрип, и пытаюсь «очистить разум».
– Смотри сюда, – «целитель» вскидывает перед моим лицом руку, из которой тут же выпадает длинная толстая нить с чем-то болтающимся на конце. Я присматриваюсь: это небольшой полупрозрачный камень.
– Смотри на камень и слушай мой голос.
– Так вы обычный гипнотизёр! – да, разочарование в моём голосе не скрыть ничем.
– Может быть, и так, – он пожимает плечами, – но, в любом случае, тебе нужно очистить мысли, избавиться от каких-то навязчивых идей, от переживаний. А гипноз этому способствует. Я учился у настоящего мастера, так что все будет шик-блеск, – он щелкает пальцами и робко улыбается.
– Ладно… – меня одолевают сомнения.
– Расслабься.
Я смотрю на камень, монотонно двигающийся влево-вправо. Его движение замедляется… Голос Морфея-Макса становится таким гулким, растягивается в пространстве, успокаивает… Веки тяжелеют… Это я думаю или он говорит?… Да неважно… По всему телу разливается свинцовая теплота… Мне очень хорошо… Я проваливаюсь куда-то… Лечу… Невесомость… И мыслей нет… Мама будет переживать… Тут очень душно…
Щелчок.
– Все в порядке? – «целитель» смотрит на меня. У него в руках кружка с уже остывшим чаем.
– А что было? – голова тяжелая. Я не знаю, который сейчас час, в первые несколько секунд забываю, где нахожусь.
– Ты рассказала о своих переживаниях, ничего не скрывая. Возможно, именно они и не дают тебе спать. Ты выдала то, что так тщательно пыталась подавить и спрятать в себе.
– И что же я рассказала? – теперь здесь прохладно. Меня морозит. Я накидываю на плечи куртку и окидываю взглядом комнату. Так и есть: Морфей полностью открыл окно.
– Бормотала что-то про экзамены, про то, что переживаешь за своих близких – и вообще любишь переживать по всяким пустякам, про то, что погода сейчас плохая для весны, про то, что хочешь побыстрее закончить школу и куда-нибудь уехать, ведь лишь в пути ты находишь успокоение… Там много всего было.
Я резко вскакиваю с дивана. Хочется быстрее уйти из квартиры, из этого дома, забыть о существовании чудно́го физика, который промышляет гипнозом.
– Ты можешь научиться контролировать сны.
– Что?
– Когда тебе снится сон, ты должна понять, что это – лишь воображение. Попробуй управлять своими кошмарами. Вместо того чтобы убегать от опасности, попробуй ей противостоять. Сны должны стать осознанными. Из простых мультяшек – хоть и страшных – преврати их в совершенную реальность. Но не переступи ту грань, которая приведет к непоправимым последствиям. Никогда не забывай, что это – сон. Если ты однажды забудешь об этом, то попадешь в петлю, из которой не выбраться. Однажды ты не сможешь различить, где сон, а где явь, и это тебя погубит. Контролируй сновидения, но не бросайся в этот омут с головой. Будь осторожна.
– А почему вы не хотите помочь мне управлять снами?
– Все, что было нужно, я тебе рассказал.
Он прихлебывает холодный чай и смотрит в окно. В комнате нет лампы, поэтому здесь сумрак, который усиливается из-за плотной снежной завесы на улице. В груди появляется чувство щемящей жалости к Максу. Да, сейчас передо мной стоит именно Макс, а не Морфей. С этими дредами он напоминает мне маленького ребёнка; худой, он, как кажется, может с лёгкостью спрятаться в своей необъятной футболке, и даже ещё место останется.
Мне, вообще, часто кого-то жалко. И в большинстве случаев это чувство необоснованно. Достаточно лишь грустного взгляда глубоких собачьих глаз или одинокого дедушки, бредущего с хилым пакетом скудного набора продуктов. И я долго думаю об этом… И ругаю себя. За что? Не знаю. Но чувствую вину, как будто собственными руками выгнала собаку на улицу или отобрала у дедушки последние деньги. Часто стыд жжет меня изнутри, когда я понимаю, что могу надевать то, что хочу, покупать то, что хочу, есть, что захочется, гулять с тем, с кем хочу. Я знаю, что всегда есть наша квартира, куда я приду и где буду существовать в тепле, уюте, заботе; где всегда вкусно пахнет едой; где есть мой чудесный музыкальный центр, включив который на полную громкость, я могу закрыться от всего мира. У меня все это есть, а у кого-то – нет. За это мне стыдно.
– И много зарабатывают физики? – на дне кармана куртки я нащупала шоколадную конфету.
– Достаточно, чтобы проводить бесплатные сеансы гипноза, – усмехается Макс.
– Да, спасибо за сеанс. Будете конфету? – но мне неважен его ответ. Я кладу её на краешек дивана.
Песок и камешки штукатурки снова скрипят под ногами. «До свидания», – одними губами прощаюсь с Маяковским. Вот и дверь. Я слышу шаги сзади. Это Макс.
– Спасибо. До свидания.
– Пока, – я вижу, что Макс улыбается в темноте. С этими чудны́ми дредами он похож на ёжика.
На кресле сидит Лёша. Он все-таки решил дождаться меня.
Ключ в замочной скважине дважды провернулся, и замок с шумом закрылся.
7
– Ну и зачем ты тут?
– Тебя жду, – Лёша говорит с серьёзным видом, но его глаза улыбаются. – Прогуляться хочу. С тобой.
– Ладно, идём.
Морозный воздух обжигает лёгкие. Тысячей мелких иголочек он охватывает меня, привыкшую к духоте подъезда.
– Холодно, – я поёжилась.
– Предлагаю куда-нибудь сходить – в кафе, например. Тем более тебе поесть уж точно не помешает, – я поднимаю на него глаза и вижу, что Лёша на меня совсем не смотрит, говоря это, но широко улыбается.
Который раз за этот день я испытываю чувство неловкости? Он не устаёт столько улыбаться?
Мы молча идём до ближайшего торгового центра.
Время.
– А который сейчас час?
– Сейчас? – Лёша быстро смотрит на экран смартфона. – Двенадцать двадцать три.
– Нормально. Уроки еще не закончились. Можем и прогуляться.
В торговом центре практически никого нет. Мы берём еду и идём к самому дальнему столику.
– Помог тебе этот Морфей?
Откусив от пиццы большой кусок, Лёша с набитым ртом тщетно пытается мне ответить и даже что-то показывает пальцами, но безуспешно.
– Ага, посоветовал контролировать сны. Сказал, что это может помочь, только нужно быть осторожным, а то не выберусь из этой петли, как он её назвал. А тебе?