Читать онлайн Сёстры-вампирши. Подружка – кровь с молоком бесплатно
© Т. Набатникова, перевод, 2019
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2019
Новосёлы
Всё началось в конце лета, в пятницу. День был солнечный, тёплый, птицы чирикали в посёлке из однотипных домов, выстроившихся в ряд на окраине большого города; мужчина в белой майке мыл свою машину, женщина, выглядывающая из окна, грызла ногти, а пятнистый пёс задрал ногу, чтобы пометить столбик с названием улицы. Это была приятная, сонливая, обыкновенная пятница в конце лета. До тех пор, пока…
…пока в Липовый тупик с грохотом не свернул большой серый автофургон. Он вылетел из-за угла, шины заскрипели, а из выхлопной трубы вырвались три чёрно-серых облачка, словно машина кашляла, как курильщик. Мужчина в майке опустил тряпку, женщина в окне прикусила палец, а пёс эффектной дугой испустил струйку на тротуар, обернувшись к фургону. На боковой стенке фургона была едва различимая под слоем дорожной грязи надпись: Transport de mobil [1].
Перед последним в ряду домом № 23 фургон остановился, выдав очередное облачко чёрной копоти. Это прозвучало как тяжкий вздох. Дверца распахнулась, и из кабины выпрыгнул высокий, стройный мужчина.
Он был одет во всё чёрное, да ещё и в накидке с высоким воротником-стойкой, несмотря на то, что погода была солнечная. Его смоляные длинные волосы были размашистой волной зачёсаны назад, и двигался он как дирижёр на сцене. Но поразительнее всего были его усы. Они напоминали два гигантских лакричных завитка и были такие густые и длинные, что закрывали уголки рта и свисали до подбородка. Мужчину с лакричными усами звали Михай Тепез.
Михай Тепез отличался от других людей. Точнее говоря, он вообще не был человеком. Михай Тепез был вампиром. Он родился 2676 лет тому назад, став вторым сыном в почтенном вампирском семействе, обитавшем в деревушке Бистри́н в Семиградье. Семиградье, которое ещё называют Трансильванией, находится приблизительно в центре Румынии. Это красивая страна с могучими горами, бурными реками и дремучими лесами. Михай Тепез очень любил свою родину, но всё же покинул её. Из-за женщины. Так уж вышло.
Дело было так: шестнадцать лет назад Михай рыскал по лесам своей родины. Стоял тёплый день, но небо было хмурым. Михай искал, чем бы ему перекусить под вечер: гусеницей, белочкой или косулей… На сумеречной лесной тропинке он увидел хорошенькую, румяную туристку, разбудившую его аппетит. Он подкрался сзади, обхватил руками её узкие плечи и со всей страстью впился ей в шею.
Ослеплённый жаждой крови, Михай не заметил одной подробности: на шее у хорошенькой туристки был ортопедический воротник. За несколько дней до того в походе по Карпатам с ней произошёл несчастный случай. Впрочем, несчастным он оказался для Михая, а для туристки – счастливым. Она вскрикнула, но не от боли, а только от испуга. Клыки Михая вонзились в медицинскую шину. Он еле вытянул зубы назад и растерянно уставился на хорошенькую туристку. Что это за женщина такая, о которую он чуть не обломал себе клыки? Вампир увидел её большие, густой синевы глаза, и – опа! – тут с ним и случилось это. То была любовь с первого укуса.
С Эльвирой (так звали туристку) случилось то же самое. Ну и началось: поцелуи, клятвы в любви, прогулки при луне и споры, кому делать уборку. Чтобы не углубляться в детали, скажем коротко: через три года Михай и Эльвира поженились. А через четыре года у них родилась двойня: Сильвания и Дакария.
– Эльвира, Сильвания, Дака! Мебель приехала! Рапедади [2], быстренько! – крикнул господин Тепез.
Его зов прогремел в тишине пригорода, словно трубный глас. Вампир снова повернулся к шофёру, который тоже вышел из кабины и закурил.
В доме № 23 в Липовом тупике распахнулась дверь, и изящная женщина с рыжей кудрявой шевелюрой и в тёмно-синем платье, которое так подходило к цвету её глаз, быстро просеменила к фургону. То была Эльвира Тепез.
– Михай! Чёрт бы вас побрал, вы уже тут!
За ней вышла девочка в коротких чёрных брюках, чёрных чулках в сеточку и чёрных ботинках по щиколотку с лиловыми шнурками. На её бледном носике сидели большие солнечные очки-авиаторы. Смоляные волосы торчали во все стороны, чем-то напоминая морского ежа. То была Дакария Тепез, которой, однако, не очень нравилось её имя, поэтому она настаивала на том, чтобы её звали просто Дака.
– Ничего себе уже, – пробормотала она и зевнула.
– Всё относительно, а наша мама мыслит позитивно, – сказала такая же бледная девочка, вышедшая вслед за Дакой.
То была Сильвания, которой её имя нравилось, и она терпеть не могла, если кто-нибудь придавал ему уменьшительную или ласкательную форму. Она была одета в тёмно-красную юбку до колен, расшитую понизу чёрным бисером, и балетки. Ещё на ней была экстравагантная шляпа – ни дать ни взять английская дама на ипподроме, – а на плечи был наброшен чёрно-красный палантин. Она была чуть меньше ростом и чуть приземистей своей сестры, и на семь минут старше.
Эльвира, Дака и Сильвания Тепез покинули Бистрин ранним утром: приехали в столичный аэропорт, откуда самолётом прилетели в Германию, прямо в Биндбург. Михай Тепез улетел сюда ещё ночью, своим ходом. Дака с удовольствием полетела бы с ним, но ей пока не хватало выносливости для такого рода перелётов между странами. Для Михая же расстояние в 1490 километров между его старой и его новой родинами было пустяковым прогулочным полётом. (В юности, то есть 1244 года тому назад, Михай принимал участие в нескольких марафонских перелётах на 4200 километров, а однажды он со своим братом Владом совершил даже кругосветный перелёт. Но и сегодня, в свои 2676 лет, он был ещё в отличной форме.)
Перевозчик мебели, который выехал из Семиградья ещё несколько дней назад, должен был приехать в Биндбург одновременно с Тепезами, но он заплутал на одной особенно сложной дорожной развязке. К счастью, эта развязка была всего в нескольких километрах от пункта назначения, и господин Тепез смог с воздуха разыскать заплутавший фургон и ровно через два часа сопроводить его в Липовый тупик.
– Ну, давайте приступим! – Господин Тепез потирал руки, пока шофёр с сигаретой в уголке рта открывал заднюю дверь фургона.
– Мои растения! – воскликнула госпожа Тепез.
– Мой аквариум! – воскликнула Дака.
– Моя виолончель! – воскликнула Сильвания.
Во время долгой поездки по ухабистым дорогам, мостовым и на нескольких лихих поворотах кое-что в фургоне перевернулось и перемешалось. Дака рывком вытянула с грузовой платформы корзину с книгами, запустив тем самым целую лавину. В фургоне загремело и застучало.
– Шлоц зоппо! [3] – крикнула она, но было уже поздно.
Огромная ваза для цветов покатилась впереди какого-то ящика, набрала высокую скорость, спланировала по воздуху и приземлилась прямо на шляпу Сильвании – хлоп!
Кактус скользил прямо к Эльвире Тепез, которая быстро подставила ему подол юбки и поймала колючее растение.
– Моя айлостера блоссфельдия! – воскликнула она.
В ту же минуту господин Тепез изловил утюг и швабру. Утюгом он успел отбить теннисный мяч, который иначе угодил бы ему прямо в лицо.
Дака, раскрыв рот и вытаращив глаза, наблюдала разрушительную силу этой лавины переезда. К счастью, грохот внутри фургона прекратился. Все с облегчением вздохнули. В этот момент из корзины выпала книга – словарь на 2500 страниц. Буммс! – он приземлился на ногу Даки.
– Ой-й-й! – взвыла она.
Сильвания, Михай и Эльвира Тепез тут же один за другим трижды плюнули на ступню Даки. Это было старинное трансильванское средство против боли. Иногда оно даже помогало. Опомнившись после пережитого ужаса, Тепезы принялись за разгрузку, принялись с большой осторожностью.
Мужчина в белой майке, женщина с обгрызенными ногтями и пятнистый пёс выпучив глаза смотрели, как массивные шкафы, ящики и кроваво-красный диван переносились в дом № 23. И с совершенно округлившимися глазами они наблюдали, как внутри исчезли коллекция тяжёлых чёрных занавесей, гигантская люстра и деревянный старинный оргáн. А когда в дом заносили огромный морозильный шкаф, штук пятьдесят белых крышек для унитаза и чёрный блестящий гроб, глаза у зрителей вообще чуть не выпали из орбит. Мужчина в белой майке выронил мокрую тряпку, женщина забыла обкусить ноготь, а пёс обмочил последними каплями свою заднюю правую ногу.
В доме № 21, примыкавшем к дому Тепезов, покачнулась гардина, и длинный загорелый нос выдал присутствие ещё одного любопытного зрителя. Но Тепезы были слишком заняты, чтобы обратить на него внимание. В доме № 24, как раз напротив дома Тепезов, к забору подбежал четырёхлетний мальчик.
– Ванна! – кричал он, указывая младенчески пухлым пальчиком на чёрный гроб.
Эльвира Тепез улыбнулась и помахала мальчику одной из унитазных крышек, которые несла в охапке.
Мальчик насупился и потом убежал за свой дом.
– Какие приятные соседи, – заключила госпожа Тепез. Она также помахала мужчине в белой майке, женщине с обгрызенными ногтями, которые после этого отвернулись и притворились занятыми. Пёс наклонил голову набок и продолжал с любопытством наблюдать за занятными новыми жильцами.
Спустя добрый час фургон опустел, зато дом № 23 наполнился мебелью, ящиками и коробками для переезда. Transport de mobilá распрощался с Липовым тупиком тремя чёрными кашлями выхлопа. Пятнистый пёс погавкал ему вслед.
– Ну разве это не круто? Разве не чудесно? Не великолепно? – Госпожа Тепез провальсировала из прихожей в кухню и провела пальцами по блестящей новенькой плите. – Вы только посмотрите, – потребовала она от Даки и Сильвании, которые рылись в коробках в поисках своих вещей. – Всё новое, всё функционирует, и всё такое чистенькое и красивое! – Госпожа Тепез перепорхнула из холла в гостиную и вдруг исторгла вопль ужаса: – А-а-а!
Дака и Сильвания бросились в гостиную. Господин Тепез стоял посреди комнаты с большим коричневым пластиковым пакетом и рассыпал по кремово-белому ковру тёмно-коричневую землю.
Лицо госпожи Тепез побелело, как ковёр.
– Что ты делаешь?
Господин Тепез поднял взгляд и пожал плечами:
– Разбрасываю родную землю, что же ещё?
Дака подавила смешок, Сильвания закатила глаза, госпожа Тепез вздохнула.
– Михай, прошу тебя, – начала госпожа Тепез. – Мы же с тобой всё обговорили! Чтобы в новой квартире не было никакой родной земли, никакого гроба, никаких тараканьих бегов и никакой консервированной крови. – Она указала остреньким пальчиком на узкую лестницу, ведущую в подвал.
– Ты это серьёзно? Я должен убраться в подвал?
– Мы больше не в Бистрине, где каждый подливает себе в кофе чуточку крови и все встают с постели с последним лучом заката. Тебе нельзя здесь просто так летать на местности. И вам тоже нельзя, – сказала госпожа Тепез, обращаясь к Даке и Сильвании.
– А я и не собиралась, – ответила Сильвания и потеребила мочку уха.
Господин Тепез разогнул спину.
– Я происхожу из самого старинного в мире вампирского рода, а вампиру необходимы земля родины и гроб.
– Я знаю. Но если кто-нибудь увидит гроб и землю в нашей гостиной, мы немедленно угодим либо в полицейский участок, либо в сумасшедший дом.
– Ну и что. Нас же оттуда снова выпустят.
– Михай, прошу тебя! Ты навлекаешь опасность не только на себя, но и на своих детей. Ты ведь сам знаешь, что раньше не только вампиры охотились на людей, но и люди на вампиров.
Михай Тепез прищёлкнул языком:
– Некоторые вампиры и поныне охотятся на людей.
– Ну вот видишь. А некоторые люди и поныне охотятся на вампиров. Будет лучше, если пока никто не будет знать, кто здесь поселился. Ведь мы же никого не собираемся пугать, верно?
– Да, но…
– Подвал вполне просторный, – заметила госпожа Тепез.
Дака и Сильвания быстро переглянулись, пока их родители перебрасывались аргументами, словно пинг-понговым шариком. Дака показала пальцем вверх. Самое время уносить ноги.
На верхнем этаже было четыре комнаты: спальня, маленькая ванная, комната Сильвании и комната Даки. Сильвания выбрала себе комнату поменьше, зато из её окна был виден весь посёлок. Из окна Даки открывался вид на поле и небольшой лесок.
Когда Сильвания толкнула дверь в свою комнату, она от ужаса чуть не выронила из рук свою виолончель.
– Мама-а-а!
Дака просунула голову в её комнату:
– Шлоц зоппо!
Вся комната была завалена крышками для унитазов.
– Что случилось? – Госпожа Тепез взбежала вверх по лестнице, за ней муж.
– Вот что! – Сильвания дрожащим пальцем указывала на крышки унитазов.
Госпожа Тепез почесала за ухом:
– Ах да, я совсем забыла тебя предупредить! Представь себе, в Бистрине фабрика устроила распродажу, и я дёшево закупила несколько крышек.
– Но ведь у тебя уже было пятьдесят, – сказала Дака.
– Сколько? Сколько ты ещё докупила? – Голос у Сильвании был низкий, а взгляд тёмный.
Госпожа Тепез пожала плечами:
– Оптовую скидку получаешь при покупке ста штук.
– Это значит, что у нас в квартире теперь сто пятьдесят крышек для унитазов? – Сильвания смотрела на свою мать в полном отчаянии.
– Если точно, то двести пятьдесят. – Та коротко улыбнулась.
Сильвания, наоборот, тяжело вздохнула. За двенадцать лет своей полувампирской жизни она не встречала человека (не говоря уже о вампирах), который был бы таким мечтателем, как её мать.
Госпожа Тепез была художницей. Она много лет мечтала о собственном магазинчике унитазных крышек. Бизнес-идея заключалась в том, чтобы индивидуально оформлять крышки унитазов для клиентов с эстетическими запросами. В их деревне в Семиградье, где большинство жителей, подобно своим вампирским предкам, предпочитали справлять нужду на природе, идея потерпела крах. Здесь же, в Биндбурге, их мать хотела снова попытать счастья. Но с какой стати она выгрузила весь товарный запас крышек в комнату Сильвании? Девочка уже знала, чем это ей могло грозить: двойняшкам придётся жить в одной комнате.
– Я прямо завтра же поеду в центр города и присмотрю себе магазинчик, – пообещала Эльвира Тепез за ужином. – Поедемте со мной, это наверняка будет интересно, – пыталась она подбодрить дочек.
Но настроение не поднималось выше подвала. Того, куда Михай Тепез после долгой дискуссии въехал вместе с гробом, родной землёй и органом. В гостиной в качестве компромисса осталась ванночка наподобие кошачьего туалетного лотка, полная трансильванской земли.
Бессонная ночь
– Фумпс! [4] – простонала Дака. – Я не могу спать.
Она уже в который раз повернулась с одного бока на другой. При этом кровать, напоминающая качели в виде лодки, дрыгалась и скрипела. Ещё эта кровать походила на сказочный гроб, подвешенный на четырёх цепях к четырём столбам. На чёрном постельном белье Даки был белый рисунок в виде жирных личинок. Она поудобнее подбила себе под голову подушку в форме огромного паука.
Всю вторую половину минувшего дня сёстры обустраивались в одной комнате, каждая на своей половине. Родители помогли им перенести мебель, после чего предпочли оставить близняшек одних. В воздухе висело недовольство, словно взрывоопасный невидимый газ.
Девочки молча наводили порядок у себя в шкафах. Когда Дака хотела прикрепить к потолку через всю комнату металлическую цепь – чтобы отвисать на ней, – Сильвания запротестовала, не желая уступать ни сантиметра своей территории. Сперва Дака настаивала на том, что это, несмотря ни на что, всё-таки её комната. Хотя обеим сёстрам было ясно, что пройдут долгие месяцы, прежде чем унитазные крышки исчезнут из комнаты Сильвании.
Потом Дака предложила сестре сделку: взамен подвешенной во всю комнату цепи Сильвания ставит на половине Даки старое, сухое дерево, ставшее вешалкой для шляп. Дерево категорически не помещалось на половину Сильвании из-за всех этих книжных полок, туалетных столиков и шкафов для тряпок. Так они и договорились. Дака подвесила цепь, а Сильвания поставила на её половине своё шляпное дерево.
Потом они пометили свои половины. Дака прикрепила над своей кроватью постер Krypton Krax, её любимой трансильванской группы. Сильвания же подвесила у себя букет засушенных роз. Бабушка Жежка прислала ей эти цветы на день рождения службой «Трансфлайроп». Но иногда перед сном Сильвания воображала, что этот букет ей прислал тайный, безумно красивый поклонник.
Сильвания подняла взгляд от своего журнала для девочек. Она лежала на старинной металлической кровати с фигурными спинками, стойки которых походили на спящих летучих мышей. На её постельном белье был рисунок полной луны и воющего на эту луну волка.
– Неудивительно, что мы не можем заснуть. Снаружи такая темень, что глаз не сомкнуть.
Дака вздохнула и обернула вокруг шеи длинную паучью лапку своей подушки.
– В Бистрине мы бы в это время полетели в школу. – Она с тоской посмотрела в окно на звёздное небо. – Ты скучаешь по Трансильвании так же сильно, как я?
Сильвания закатила глаза:
– Мы всего-то один день как уехали, а ты уже тоскуешь. Ты ещё хуже папы.
– Ну и что? Чего уж такого плохого в тоске по родине?
– Ничего. Я только считаю, что мы здесь должны хотя бы попытаться. Ради папы мы двенадцать лет жили в Трансильвании. И теперь мы здесь ради мамы. Это нечестно – всегда всё портить своим недовольством.
– Портить? А кто тут может хоть что-то испортить? Тут и без нас всё давно испорчено! – Дака рывком соскочила с кровати и, взмахнув руками пару раз, взлетела к потолку. Она повисла вниз головой, зацепившись ногами за металлическую цепь.
– Дакария! Сейчас же сойди вниз! – воскликнула Сильвания.
– Нет, не сойду, раз ты называешь меня Дакарией. – Дака скрестила на груди руки.
– Дака, пожалуйста, спустись. А вдруг тебя кто-нибудь увидит!
– Кто тут меня увидит? – спросила та, кивнув в сторону окна.
– Ну, кто-нибудь из соседей.
– Для этого им пришлось бы пролететь мимо нашего окна на высоте третьего этажа, – возразила Дака.
Сильвания вздохнула.
– Да перестань! Что, уж и повисеть нельзя у себя дома. Люди тоже так делают. – Дака стала раскачиваться на цепи взад и вперёд. Цепь заскрипела.
– Да, но только выглядит это немного иначе, – сказала Сильвания.
– И что? Я же не изменилась с головы до ног только оттого, что мы отъехали от привычного места на пару тысяч километров. Если люди понятия не имеют, как надо правильно висеть, это не моя проблема. С меня достаточно уже того, что здесь нам больше нельзя летать, ночами приходится спать, а весь день напролёт вкалывать, ходить в нормальную школу с нормальными людьми и постоянно мазаться кремом от загара!
– Вот это всё и называется ин-те-гра-ция.
– Да? Так написано в твоём журнальчике для человеческих девочек?
Сильвания только цокнула языком в знак укоризны и перелистнула страницу. Она решила игнорировать тот факт, что её сестра раскачивается над ней, свисая с потолка.
– А вот я рада, что наконец очутилась среди людей.
Дака наморщила лоб:
– И почему же?
– Люди просто такие… такие культурные.
– И что это значит?
В этот момент этажом ниже распахнулась дверь террасы, и вскоре мимо их окна в сторону леса пролетел господин Тепез с рулоном туалетной бумаги в руках.
– Ну, вот этого, например, они не делают, – объяснила Сильвания. – И не едят мясо с кровью, и не увлекаются тараканьими бегами, и не играют с пиявками.
– Зато они едят чеснок, добровольно лезут в воду и как сумасшедшие гоняются за лучами солнца. Бэ-э! – Даку даже передёрнуло от отвращения.
Цепь заскрипела. Затем Дака взглянула на аквариум, в котором извивались её любимые пиявки.
– И что ты имеешь против пиявок?
– Ничего. Но ни один человек не держит пиявок в качестве домашних питомцев. У людей милые пушистые собачки, мурлычущие ласковые кошечки или чирикающие птички.
– Но я же не человек.
– Но хотя бы полукровка.
– Я бы предпочла быть полнокровным вампиром, – вздохнула Дака.
– А я бы – полным человеком.
На какое-то время в комнате девочек установилась тишина, если не считать поскрипывания цепи.
– Быть человеком – это смертельно скучно, – сказала Дака.
– Вовсе нет.
– Скучно-скучно, спорим?
– Откуда тебе знать?
– Зато ты знаешь!
– Да!
– Ну вот.
На несколько секунд опять воцарилось молчание. Сильвания покосилась вверх на свою сестру. Та скрестила на груди руки и закрыла глаза.
– Лучше спускайся, Дака. Ты же знаешь, что иногда падаешь во сне.
Дака открыла один глаз. Может, стоит напомнить сестре, как было на самом деле? Ну, было, может, два раза, самое большее – три. И она тогда была ещё маленькая. Лет шести, самое большее – восьми. Но, как это бывает со старшими сёстрами, иногда они правы, даже если старше всего на семь минут. Дака открыла оба глаза, развела руки и полетела прямиком в свою кровать. Она совершила посадку животом на своё постельное бельё с личинками и зарылась лицом в подушку-паука. Гроб-лодка закачалась.
Сильвания удовлетворённо отвернулась со своим журналом к стене.
– Сильвания?
– Ты уже спишь?
– Да?
– Хорошо.
– Я тоже.
– Да.
– Бой ноап [5].
– И тебе доброй ночи.
Щелкунчик
Дирк ван Комбаст этой ночью плохо спал. Он стоял перед зеркалом в ванной и тонкими пальцами разглаживал своё загорелое лицо. Ему было уже почти сорок лет, но большинство людей считали его гораздо моложе. Только сегодня они наверняка не ошибутся. Под глазами у мужчины лежали тёмные круги, а виноваты были в этом его новые соседи. Не то чтобы они шумели ночью. Всё гораздо хуже: они были какие-то подозрительные!
Он стиснул белые зубы, растянул вверх уголки губ и произнёс, обращаясь к зеркалу:
– Чудесного вам дня! Моя фамилия ван Комбаст, Дирк ван Комбаст. Невероятно приятно с вами наконец познакомиться. Ах, вы ещё не знакомы с линейкой наших продуктов? Ну, моя милая, тогда самое время о ней узнать!
Дирк ван Комбаст приблизил к зеркалу лицо и выковырнул длинным ногтем из зубов застрявшие остатки мягкого сыра с травами, который он каждое утро намазывал на хлеб. Втирая в свои короткие светлые волосы гель ультрасильной фиксации, он раздумывал, не вставить ли ему сегодня вместо небесно-голубых линз кошачье-зелёные. Они бы лучше подошли к его новой рубашке поло.
Дирк ван Комбаст жил в Липовом тупике в доме № 21. Он был агентом фармакологической компании и разъезжал со своим чемоданчиком с пробниками от одной врачебной консультации к другой. Врачи его любили. А женщины-врачи любили его ещё больше. Но сильнее всего его любили медсёстры.
С ухо-горло-носом Дирк ван Комбаст играл в сквош, с другим своим коллегой раз в неделю ходил плавать, раз в месяц в одиночку отправлялся к парикмахеру и дважды в год на чистку зубов. Но друзей у него не было. Так получилось, что никто по-настоящему не знал Дирка ван Комбаста. И уж тем более не знал его тайну.
Едва он побрызгался своим любимым ароматом (пачули с женьшенем), как в дверь позвонили. Причём не один, а сразу три раза подряд. Дирк ван Комбаст сердито отставил флакон на просторную столешницу раковины, потом перепроверил в зеркале свою улыбку Щелкунчика, которую привычно водрузил на лицо – никогда ведь не знаешь, кто стоит за порогом.
Он широко распахнул входную дверь и одарил четверых стоящих перед ним своей агентской улыбкой:
– Хорошего вам дня! Меня зовут Дирк ван Комбаст. Чем могу быть вам полезен?
Стройный мужчина в чёрной накидке и с гротескно завитыми длинными усами схватил Дирка ван Комбаста за руку, потянул его к себе и другой рукой легонько щёлкнул по голове.
– Привет! Мы ваши новые соседи.
– Эльвира Тепез. – Изящная рыжеволосая женщина оттеснила усача и протянула Дирку ван Комбасту руку. – Наши дочери: Сильвания и Дакария.
Сильвания улыбнулась и сделала книксен. Дака посмотрела на Дирка ван Комбаста сквозь длинные пряди чёрной чёлки и слегка оскалилась.
Дирк ван Комбаст схватился за голову. Казавшийся лёгким щелчок на деле был довольно сильным – и совершенно необъяснимым. Что это взбрело в башку этому господину? Так вот какие они – новые соседи, из-за которых он половину ночи глаз не сомкнул!
– Ах, как мило. Новые соседи! – Он скользил по Эльвире Тепез взглядом знатока, пока господин Тепез не загородил собой жену.
– Мы рады и надеемся на долгое, доброе и сердечное знакомство. – Господин Тепез протянул Дирку ван Комбасту бутылку.
– Что это?
– Карповка. Лучшая трансильванская водка.
– Нет, я имею в виду вот это. – Дирк ван Комбаст показал на зелёно-жёлтый бублик на дне бутылки.
– Это местный ингредиент. – Господин Тепез сиял улыбкой. – Лжегусеница. Она придаёт карповке своеобразный вкус. Давайте прямо сейчас по стаканчику за знакомство?
– Э-э-э… я не пью в первой половине дня. И во второй, собственно, тоже не пью.
– Ну, тогда, может, вечером, а?
– А лучше приходите к нам на кофе, – вставила госпожа Тепез.
– Спасибо, очень любезно с вашей стороны. – Дирк ван Комбаст снова обрёл свою профессиональную улыбку. – Откуда, вы сказали, вы приехали?
– Из Трансильвании, – ответил господин Тепез.
– Из Семиградья, – уточнила госпожа Тепез. – Вообще-то оттуда только мой муж. Я родилась в Германии.
– Интересно. – Дирк ван Комбаст оглядывал обеих девочек. – А вы обе уже настоящие дамы. Почти такие же красавицы, как мама.
Одна из них, с полудлинными рыжеватыми волосами, захихикала, прикрыв рот ладонью.
– Это чепуха, – проворчала Дака, скрестив руки на груди.
– Я уверен, что мы подружимся. Моя дверь всегда открыта для вас, – сказал Дирк ван Комбаст, кремово-сладко улыбаясь госпоже Тепез.
– Так, ну теперь нам надо идти. – Господин Тепез поднял сумку, в которой побрякивало ещё несколько бутылок. – Вы ведь не единственный наш сосед. – Чёрные глаза господина Тепеза сверкнули, но кошачье-зелёные линзы Дирка ван Комбаста стойко выдержали этот взгляд.
Эльвира Тепез успела остановить руку своего мужа в тот самый момент, когда он занёс её для прощального щелбана Дирку ван Комбасту.
Они обошли все близлежащие дома в Липовом тупике, однако большинства соседей либо уже не было дома, либо они просто не открыли. На лице господина Тепеза отразилось разочарование.
– Вот чего я не понимаю: в Бистрине уже бы вся деревня гуляла, и половина бутылок карповки была бы пуста.
– Соседи в Германии – это нечто совсем иное, чем в Бистрине, – сказала госпожа Тепез, когда они возвращались домой.
– Твои щелбаны, кстати, здесь не идут на ура, – вставила Сильвания.
– Так полагается приветствовать знакомых по правилам приличия, – ворчал господин Тепез.
– В Трансильвании. Но не здесь.
Господин Тепез покачал головой:
– Если бы я не был женат на человеческой женщине и не знал бы людей, я бы сказал, что у всех них извращённые представления о правилах поведения.
Сильвания застонала, Дака захихикала, а госпожа Тепез шлёпнула мужа по руке. И они вошли к себе в дом.
Тепезы не заметили, как по соседству медленно и бесшумно закрылось окно.
Вниз по эскалатору
Сильвания натянула поглубже на лоб шляпу с полями от солнца. Кожа её блестела как стеатит. Госпожа Тепез не выпускала дочерей из дому, пока они не обмажутся как следует кремом от загара – светозащитный фактор 100 – с головы до пят. И пока не произнесут наизусть семь радикальных правил жизни полувампиров среди людей, которые им установила мать.
1. Не летать при свете дня.
2. Не есть ничего живого (и не перекусывать мухами, жуками и червяками).
3. Как следует защищаться от солнца (защитный крем, шляпа, солнечные очки и далее по списку).
4. Пиявки, комары, клещи и блохи, содержащиеся в качестве домашних животных, остаются дома.
5. Держаться подальше от зеркал, зеркальных фотоаппаратов и от чеснока.
6. Не применять сверхъестественных сил (таких, как гипноз, прослушивание или телепортация).
7. Еженедельно подпиливать зубы.
Пункт семь близняшки отработали ещё сегодня утром. Со времени первого подпиливания зубов в Бистрине клыки уже снова заметно подросли. У Даки и Сильвании они были не такими длинными, как у господина Тепеза, который скрывал их под лакричными усами, из-под которых они продолжали торчать и ввергать в ужас окружающих. Поэтому двойняшкам приходилось подпиливать их каждую неделю. Единственным неприятным во всём этом был скрежет напильника.
Сильвания обтачивала клыки округло, а Дака, наоборот, заостряла, считая, что так выглядит круче. Кроме того, острые зубы были удобнее, когда требовалось вскрывать пластиковые пакеты, чесать себе язык или нанизывать мелкую закуску вроде мух (правда, тем самым Дака нарушала радикальное правило номер два, но она вообще не придерживалась правил с такой уж точностью).
Итак, Сильвания и Дака, намазавшись кремом от солнца, со свежеподпиленными клыками и семью правилами в памяти, были наилучшим образом подготовлены к выходу в свет. Госпожа Тепез собиралась в центр присмотреть себе подходящее помещение для магазина. Господин Тепез предпочитал в это время дремать у себя в гробу.
Они шли вдоль Липового тупика. Проходя мимо дома № 21, Сильвания сказала сестре:
– Я нахожу этого Дирка ван Комбаста очень приятным человеком.
– Приятным? Да он просто мерзкий, – возмутилась Дака.
Сильвания закатила глаза:
– Ты совсем не разбираешься в мужчинах. Он выглядит безумно хорошо!
– Зато воняет безумно плохо. Ты разве не заметила в облаке его парфюма примесь чеснока?
– Ах, ну разве что самую малость.
– А как он нас разглядывал своими кошачьими глазами? – Даку передёрнуло. – Мне от этого Компоста прямо дурно.
– Его зовут не Компост, а ван Комбаст. Он наверняка выходец из аристократического рода. Поэтому у него такие приятные манеры.
Дака фыркнула:
– Если тебя так легко обвести вокруг пальца, только назвав красивой дамой, ну тогда бой ноап.
– Я никому и нигде не позволю обвести себя вокруг пальца!
– Дака! Сильвания! Да идёте вы, наконец? – Госпожа Тепез своими мелкими шажками уже опередила двойняшек на несколько метров и обернулась к ним.
Девочки ускорили шаг.
– Да сколько же ещё идти до этого метро? А мы не могли бы полететь в центр города? – ныла Дака.
В Бистрине сёстры не привыкли подолгу ходить пешком. Во-первых, Бистрин был намного меньше, чем Биндбург, а во‐вторых, там можно было летать и телепортироваться сколько душе угодно.
– Нет, мы не можем. К тому же я не умею, а вам нельзя. Вспомните пункт первый радикальных правил: дневные полёты запрещены!
– А мы не могли бы сделать исключение хотя бы для радикального правила номер шесть и чуть-чуть телепортироваться? – продолжала свои попытки Дака.
Будучи полувампирами, Сильвания и Дака могли молниеносно перемещаться с одного места на другое. Это было что-то вроде проекции, переноса изображения. Но действовало только на небольшие расстояния и стоило большого труда. Зато было очень удобно.
Эльвира Тепез метнула на своих дочерей взгляд, который исключал дальнейшие обсуждения этого вопроса.
– Окей, окей. Мы пойдём пешком и спустимся в метро, – буркнула Дака. – Как всякий вонючий нормальный человек.
Ещё несколькими метрами и поворотами дальше и несколькими минутами позже они увидели бело-голубую табличку, обозначающую станцию метрополитена. Госпожа Тепез поспешила мелкими шагами к эскалатору, ведущему вниз. Дака последовала за ней, но смотрела при этом наверх. А вот этого ей не следовало делать.
– Шлоц зоппо! – в ужасе вскричала она, заметив, что пол под ногами шевелится. Но было уже поздно.
Дака замахала руками, потеряла равновесие, качнулась назад и ударилась задом о жёсткую ступеньку лестницы.
– Ой-й-й!
Сильвания остановилась перед эскалатором и смотрела на свою сестру, выпучив глаза. Она хотела ей помочь, но не решалась ступить на эскалатор. Госпожа Тепез увидела падение Даки и устремилась вверх по едущей вниз лестнице, чтобы помочь своей дочери подняться на ноги.
– Что такое? Ты едешь вниз или чего-то ждёшь? – вдруг послышался за спиной Сильвании чей-то ломкий голос.
Сильвания обернулась. Перед ней стоял долговязый русоволосый мальчик. Он был, может быть, года на два-три старше её.
– Я, эм-м-м…
– Сильвания! Давай иди уже, мы тебя поймаем! – крикнула в этот момент госпожа Тепез снизу эскалатора.
Мальчик удивлённо поднял брови:
– Ну, давай уже. – И он жестом указал ей на эскалатор.
Сильванию бросало то в жар, то в холод. Наверняка вокруг её глаз уже проявились красные круги. Так бывало всегда, когда она нервничала. Сильвания покосилась на блестящие, серебристые рёбра металла на ступенях эскалатора, которые непрерывно выезжали из-под пола, словно из тайного царства, и превращались в ступеньку.
– А может, лучше ты первый? – Она улыбнулась мальчику, хотя ей больше всего хотелось зареветь. Она хотя и читала об эскалаторах, но никогда ещё не ездила ни на одном.
Он помотал головой:
– Ladies first [6].
Сильвания слабо кивнула. Она и сама была сторонницей вежливости, но иногда эта вежливость становилась просто обузой.
– Окей, тогда… м-да, тогда я пошла.
Сильвания выставила вперёд свою правую ступню, так что она почти касалась серебристых полосок. Может, ей просто прыгнуть на ступеньки? Одного она не хотела ни в коем случае: на глазах этого мальчишки приземлиться, как её сестра, на пятую точку. Тут Сильвания заметила, что чёрная, широкая резиновая полоса перил тоже движется вниз. Вот оно, решение!
Сильвания повернулась к мальчику, улыбнулась ему и запрыгнула задом на перила. Она легла на них, вцепившись руками и ногами.
– Пока, приятно было с тобой познакомиться, – крикнула она мальчику, уезжая вниз.
Мальчик смотрел ей вслед, вытаращив глаза.
На нижнем конце эскалатора Сильванию подхватили госпожа Тепез и Дака.
– Да провалиться мне сквозь землю! Я и не подумала, что это ведь ваш первый эскалатор. Прошу прощения, – сказала госпожа Тепез, поглаживая дочерей по их бледным рукам.
И принялась давать советы на будущие поездки. Втайне и Дака, и Сильвания надеялись, что им больше никогда не придётся ступать на этого металлического монстра, но в большом городе его трудно избежать.
После того как они успешно справились с покупкой билетов в автомате и одолели поездку в метро, их ждал ещё один эскалатор на выходе в центре города. Но здесь было так много народу, что Дака уже не смогла бы упасть на пятую точку. Решительным прыжком она вскочила на ступеньку и вцепилась в ремень чьей-то чужой сумки; хозяин сумки, стоящий впереди, даже не заметил этого. Сильвания обеими руками ухватилась за перила, а мать в это время подталкивала её на ступеньку, крепко держа за талию.
Когда эскалатор выехал из тёмной глубины на поверхность площади Ратуши, госпожа Тепез глубоко вздохнула:
– Ах! Этот воздух большого города! Как я истосковалась по нему.
Дака и Сильвания моргали. Им вообще-то больше понравилось в туннеле. Дака даже увидела там пару крыс, и у неё проснулся аппетит.
– Ну разве это не чудесно! – воскликнула госпожа Тепез и указала на ратушу, высившуюся на площади. Это было позднеготическое сооружение с пятью высокими башнями. На средней, самой высокой, стояла статуя рыцаря.
– А ведь это на нём… – начала Дака, указывая на голову рыцаря.
– Голуби? – взвизгнула Сильвания.
– Эм-м, что? Я не вижу, – торопливо произнесла госпожа Тепез, схватила девочек за руки и повела сквозь толпу на торговую улицу.
С голубями у двойняшек была одна история: они пережили голубиную травму. Дело было так: как и большинство вампиров, полувампиры Дака и Сильвания начали учиться летать приблизительно в пять лет. Дака очень любила взмыть в воздух и неистовствовать в своё удовольствие. Сильвания была несколько сдержаннее – на земле она чувствовала себя увереннее.
Однако в конце пятого года жизни близнецы летали так, будто были полнокровными вампирами. Их папа очень гордился ими. В шесть лет они стали улетать одни. Девочки делали большой круг, почти до ближайшего города. Однажды им навстречу попалась стая голубей. Дака считала, что у них с сестрой было преимущественное право пролёта. Птицы придерживались другого мнения. Дака и Сильвания угодили в середину стаи.
Заносчивые голуби вообразили, что на них напали, и ринулись в бой. Они клевались, царапались и поливали сестёр жидким помётом. Девочки вернулись домой на пределе сил, совершенно растрёпанные, исцарапанные и обгаженные. Отныне они знали о вечном преимуществе голубей.
Именно поэтому госпожа Тепез быстро увела дочерей прочь от ратуши с голубями. Она вела их от одного магазинчика к другому, от одной достопримечательности к другой. Причём обо всех достопримечательностях сообщала чуть ли не инсайдерскую информацию:
– Сюда я раньше приходила с бабушкой есть мороженое… а здесь зимой почти всегда был каток… там у источника я встречалась с подругой… а вон там у пекаря самые вкусные пироги со сливой. Ах, теперь там внутри мясная лавка…
Сильвания улыбалась и кивала своей матери, а сама тем временем наблюдала краем глаза за людьми. Они мало чем отличались от людей в Трансильвании. Но их было так много! Толстые, худые, белые, цветные, старые, юные, блондины, брюнеты, торопливые, праздно шатающиеся, весёлые, раздражённые, вонючие и душистые. Сильвания спрашивала себя, заметно ли людям, что она другая. Ей хотелось надеяться, что незаметно.
Дака считала, что люди в Биндбурге выглядели совсем иначе, чем жители Бистрина. Ни у кого здесь не было тёмно-красных или лиловых глаз. Или оранжевых, как у певцов из группы Krypton Krax. Все люди, казалось, куда-то безумно спешили. Но ведь по сравнению с жизнью вампиров человеческая жизнь и впрямь была чересчур коротка, поэтому приходилось увеличивать темп. Возможно, в темпе и заключалась причина того, что все они выглядели куда более румяными, чем жители Бистрина. А может, причина таилась в дневном свете.
Бистрин был почти подземным городом. Вековые ходы и дома из камня находились в паре метров под землёй. Была даже главная торговая улица наподобие здешней, только лавки были куда меньше. Продавались в основном продукты собственного производства: красивые накидки, шляпы от солнца и чепцы для полётов, но также и детские кольца для зубов, кровевыжималки или крупногабаритные мясорубки. А ещё была лавка домашних животных со множеством беговых тараканов, пиявок, клещей, комаров и блох.
Дака вздохнула. Она уже испытывала тоскливую потребность носиться по полутёмным, перепутанным ходам Бистрина. Но девочка не хотела дуться и портить своей маме удовольствие от этой экскурсии. Она тайком вставила в уши маленькие наушники и слушала Krypton Krax. Покачивая головой в такт, словно кивала. А госпожа Тепез продолжала рассказывать о своих воспоминаниях. Получилась гармоничная экскурсия.
На обратном пути к метро они обнаружили в переулке, примыкающем к торговой миле, небольшой магазин. Он был пуст, если не считать одного старого стула и помятой газеты на полу. Эльвира Тепез замерла как громом поражённая. На стекле витрины висела записка: «Сдаётся без комиссионных. Звонить: 25984561».
Секунду спустя госпожа Тепез уже прилипла носом к стеклу витрины и лепетала сама себе:
– Чёрт побери, как раз то, что я искала!
Она тут же позвонила по указанному телефону. Как оказалось, арендодатель жил прямо над магазином. Он предложил тут же осмотреть помещение, и госпожа Тепез с радостью согласилась.
Мужчина с ходу стал обращаться к госпоже Тепез на «ты» и сам назвался просто Петером, хотя ему уже наверняка было за сорок пять. Он казался очень симпатичным: светлые волосы с сединой уже начали покидать голову, вокруг рта и на лбу образовалось много морщинок, но глаза сверкали. Главным образом когда он говорил с Эльвирой Тепез.
Он кругами водил её по лавке, которую можно было обойти за пять шагов. Помещение было не больше комнаты двойняшек. В задней половине располагались маленькая кухня и клозет. И всё.
Госпожа Тепез сразу потеряла голову, что и привело Петера в полный восторг.
– А здесь мог бы стоять прилавок, – сказала Эльвира Тепез.
– О да, чудесное место для прилавка, – поддакивал арендодатель.
– Вот там на стене поместилась бы застеклённая выставка образцов.
– Выставка! Прекрасная идея! – Петер сиял.
– А у стены напротив, может быть, поставить уютный диванчик для ожидающих покупателей?
– Это стильно, – подтвердил Петер.
– А куда же складировать все крышки для унитазов? – вмешалась Дака, вынув из ушей наушники.
– Крышки для унитазов? – Петер переводил вопросительный взгляд с Даки на Эльвиру и обратно.
Эльвира отмахнулась:
– Уж для этого как-нибудь найдём решение. Может быть… – Эльвира облучила Петера своими тёмно-синими очами. – Может, обговорим детали договора аренды в каком-нибудь кафе?
– Хорошая идея.
Петер и Эльвира договорились. О деталях. За чашкой кофе. И о «хорошем старте долгих, интенсивных, счастливых арендных отношений» – как добавил Петер.
Госпожа Тепез была в восторге. Она и мечтать не могла, что так быстро найдёт столь замечательную лавку. И ни на секунду не задумывалась о том, что Петер станет причиной неприятностей. Больших неприятностей.
Ночной вылет
Хотя господин Тепез лежал в своём гробу в подвале, он слышал каждое слово из телефонного разговора жены с её матерью, который шёл этажом выше. Слышал, как она рассказывала о прекрасной экскурсии по городу, о новом магазине и о некоем Петере, очаровательном арендодателе. Он скривил рот так, что его лакричные усы встопорщились, и повернулся на бок.
В отличие от своих полувампирских дочерей, господин Тепез обладал ещё и слухом летучей мыши. Это давало много преимуществ. Например, если работаешь в секретной службе или звукотехником. Или если интересуешься сплетнями и слухами о соседях.
Но такой слух имел и свои недостатки, причём множество: иногда слышишь вещи, которые совсем не хотел бы слышать. Например, когда у кого-то в соседнем доме отрыжка или кто-то пошёл в клозет. Или когда двое ссорятся из-за какой-то чепухи. В таких случаях господин Тепез старался переключить свой слух на другую частоту, как в радиоприёмнике. Но часто ему было любопытно подслушать.
Господин Тепез не работал ни в секретной службе, ни звукотехником. Господин Тепез был судебным медиком. А поскольку он был очень хорошим судебным медиком, то нашёл себе место в Институте судебной медицины в Биндбурге. Или ему помогло то, что он добровольно вызвался на ночные дежурства?
Назавтра это должно было наконец произойти: Михай Тепез приступал к службе на новом месте. У его дочерей начинался новый учебный год. В настоящей человеческой школе. Михай Тепез надеялся, что у девочек не случится культурный шок. Правда, в их жилах текла наполовину человеческая кровь, но много часов подряд пребывать в тесном окружении стольких людей – для них это будет наверняка сложно. Да к тому же всё это днём, когда всякий разумный вампир спит!
Михай Тепез решил подготовить своих дочерей к тяжёлому дню. Но пока что ему самому требовались силы и покой для большого нового начинания. Господин Тепез знал, что для этого требуется – его беговые тараканы! Не было на свете ничего более отрадного, чем смотреть на тараканьи бега. Михай Тепез выскочил из гроба. Он зажёг на органе две толстых свечи и достал из чёрного деревянного шкафа витиевато украшенную ярко-красную коробку. Вампир гордо разглядывал свою коллекцию тараканов. Потом достал из коробки пинцетом двух самых лучших насекомых, поставил их у меловой черты, которую провёл в качестве стартовой линии, и воскликнул:
– Ону, цой, трош! [7]
Он подтолкнул обоих насекомых, и те пустились бежать. Если один таракан отставал, Михай Тепез его подбадривал. Если он догонял, Михай подбадривал другого. Он не мог выбрать себе фаворита. Да и не должен был: беговые тараканы одновременно просеменили через финишную линию.
В Трансильвании тараканьи бега – излюбленное спортивное состязание. Иной вампир лишался всего своего имущества и гроба, сделав ставку не на того таракана. На языке вампваниш в таких случаях говорили: субкрупт да хиробыкс, что означает «проиграться на тараканах».
Господин Тепез снова убрал своих насекомых в коробку. То были славные бега с равносильными противниками. Но что такое тараканьи бега в подвале дома в Германии по сравнению с бегами на рыночной площади Бистрина с сотнями разгорячённых зрителей! Может, господину Тепезу удастся постепенно увлечь этим тараканьим спортом пару-тройку соседей?
Но об этом он подумает позже. А пока ему надо что-то съесть, а потом позаботиться о дочерях.
После ужина Михай Тепез вытер с лакричных усов остатки кровавого стейка и сказал дочерям:
– Завтра у вас очень важный день. Но перед тем как жизнь примет серьёзный оборот, мы ещё успеем хорошенько прогуляться.
Сначала завопила Дака:
– Боибине!
Потом заголосила Сильвания:
– Фумпс!
Это и был язык вампваниш. Боибине означает что-то вроде «супер», а фумпс – что-то вроде «чёрт». Язык был древний, с тысячью диалектов и сложной грамматикой, которой до конца не владели даже учителя вампваниша в школе. За нормальную человеческую жизнь вампваниш никогда не выучить в совершенстве, для этого следовало бы стать таким же древним, как вампир.
После захода солнца Михай Тепез, Дака и Сильвания собрались на крыше своего нового дома. Госпожа Тепез, как и Сильвания, была не в особом восторге от вылета. Но она знала, что не может совсем запретить летать своему мужу-вампиру и их полувампирским детям. Да и не хотела этого. Она бы тоже не потерпела, если бы кто-то запрещал ей бегать или плавать. Кроме того, совсем уж втайне, она восхищалась этой способностью Михая, Сильвании и Даки. Когда они поднимались в воздух, выглядело это безумно лихо! Особенно когда взлетал Михай. Поэтому Эльвира Тепез тоже стояла в дверях террасы, когда её муж и дочери поднимались на крышу – она не хотела пропустить их полёт.
– А мы обязательно должны вылетать отсюда? Не высоковато ли здесь? – осторожно спросила Сильвания и посмотрела вниз, перегнувшись через парапет. Сильвания была ещё бледнее обычного и вместо одной из своих дамских шляпок надела лётный шлем.
Дака пружинисто прыгала с одной ноги на другую.
– Сильвания боится, Сильвания боится!
Дака была права. Сильвания боялась летать. По крайней мере, с той незабываемой встречи с голубями. И с тех пор, как прибавила пять кило.
– Ты должна мужественно побороть свой страх полёта, Сильвания, – посоветовал Михай Тепез.
– Я просто тяжеловата для того, чтобы летать, – упрямо возразила Сильвания.
– Гумокс! [8] Бывают только слишком ленивые, чтоб летать, и слишком глупые, чтоб летать. А слишком тяжёлых для полёта не бывает. Моя свояченица Люда из Оклахомы тянет на весах больше ста килограммов, а летает что ангел. В юности она была даже международным мастером спорта по синхронному полёту в составе национальной сборной.
– Я знаю. – Сильвания слышала эту историю про свояченицу Люду уже не меньше сотни раз. Но лучше ей от этого не становилось.
– Кроме того, ты вовсе не тяжёлая. Ты только притворяешься тяжёлой. От этого помогает лишь одно: упражняться, упражняться и упражняться. Итак – все готовы к полёту? – Господин Тепез встал на край крыши, развёл руки в стороны и слегка наклонился вперёд.
Дака и Сильвания сделали всё, как он.
– И помните о том, что старшие вампиры, голуби, самолёты и НЛО всегда имеют преимущественное право полёта.
Дака кивнула, а Сильвания тем временем смотрела на свои колени. Они тряслись. Она дотронулась до цепочки, которую как амулет носила на шее с тех пор, как помнила себя. На цепочке висел кулон, а в нём был портрет бабушки Жежки и чуточка родной земли. Это её успокаивало.
Господин Тепез взял руку Сильвании и пожал её:
– Ону, цой, трош – и пошла!
Фш-ш-ш! – три силуэта просвистели в тёмно-синем ночном небе, почти не выделяясь на его фоне. Нужно было уж очень пристально приглядеться, чтобы заметить их, стремительных, беззвучных и хорошо замаскированных. Если, например, весь вечер сидеть на террасе соседнего дома № 21, затаившись и приучив глаза к темноте, то, вероятно, и можно опознать в небе троих Тепезов. И то для этого надо сильно сосредоточиться в нужный момент – что и пытался сделать Дирк ван Комбаст.
Михай Тепез и Дака неслись сквозь ночь, как две хищные птицы в пикирующем полёте. А Сильвания летела как шмель, который слишком долго продержал свой хоботок в стаканчике шнапса. Её швыряло то вверх, то вниз на воздушных ямах, и скорость у неё была вдвое меньше, чем у отца с сестрой.
– Я ненавижу летать, – бурчала она себе под нос. – Люди же этого не делают. Почему я должна?
Но потом она вспоминала поездку на метро и эскалаторы. Иногда, может, и не помешало бы иметь альтернативу.
Она прижала руки к бокам, а подбородок к груди, чтобы ускориться и догнать своих. Господин Тепез, который расслабленно летел, лёжа на спине и закинув руки за голову, одобрительно кивнул Сильвании. Дака в это время как раз делала мёртвую петлю. В простой мёртвой петле она была сильна и могла выполнить её даже из положения стоя. Но вот при двойной мёртвой петле она всегда набирала размах либо чуть меньше, либо чуть больше, чем надо. Но, к счастью, до ближайшего первенства Трансильвании по фристайл-полёту ещё было достаточно времени, чтобы потренироваться.
После того как они потренировали пикирование, манёвры отклонения, крен и приземление, Михай Тепез сказал:
– Давайте повисим вон на той высокой ели.
Он подлетел к дереву и повис вниз головой, зацепившись ногами за толстую ветку, а Сильвания и Дака повисли на той, что напротив. Вампиры любят так отвиснуть – кровь приливает к голове, пусть даже иголки покалывают им кожу под коленками.