Читать онлайн Пятикнижие. Бытие. Поэтическое прочтение бесплатно

Глава 1 Сотворение мира

Земля была безвидна и пуста и свет из бездны

Не прорывался угольком костра… Вот так, любезный.

Лишь одиноко маялся тоской, витал Дух Божий.

Носился над водой, как заводной, ну, сколько можно!

Лень, как известно, развращает плоть, дух ссорит с телом.

И с воскресения решил Господь заняться делом.

(Многим из нас приходилось понимать, что они недостаточно усердны и требовательны к себе. Но продолжаться это бесконечно не должно и они сделают над собой усилие, заживут новой жизнью уже с понедельника, с начала новой недели. Семидневная неделя – это единица измерения времени, используемая во всем мире. Однако день её начала различается в разных культурах и странах: у некоторых неделя начинается в воскресенье, а у других в понедельник. Неделя с воскресенья начинается в христианских странах, потому что по библейским текстам это главный день недели. Наша же страна имеет статус светского государства, и хотя множество жителей России православные, неделю мы начинаем с рабочего дня.)

В своих деяниях Творец во всём слыл пионером.

Для нас, кто стал творения венцом, Он в том примером.

Чтоб вечно нам с лучиной не бродить, не зная, где ты,

Решил Господь немедля отделить нам тьму от света,

Чтоб на задворках нам не квасить нос у мирозданья,

И к светлой жизни паровоз нас нёс без опозданий.

(Возможно, паровоз – это не самый лучший транспорт для доставки людей к новой жизни, но люди, воспитанные при советской власти, прекрасно помнят слова из песни: "Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка…")

Да будет свет! И вырвал Бог фитиль из рук курносой,

Светильник новой жизни засветил, снял все вопросы.

(Не будем ссориться из пустяка – не так всё было.

Мы ж, как судью, Опарина и К0 пошлём на мыло.)

(Теория происхождения жизни на Земле Александра Опарина, или теория первичного бульона, была разработана в начале 20-х годов прошлого века и стала, как учили в советской школе, одной из важнейших в истории науки. Согласно ей, возникновение жизни – закономерный результат химической эволюции соединений углерода. В отличие от неё создатели Библию создали свою Теорию креационизма утверждающую, что жизнь возникла благодаря вмешательству высшего существа, Бога, правда, неизвестно откуда взявшегося. Но необходимость его появления – вовсе не требует логического обоснования, построенного на причинно-следственной связи. Согласно Давиду Юму (1711-1776) , необходимость причинности – это вымысел нашего ума. В природе нет причинности, а есть лишь регулярности, с которым события одного рода следуют за событиями другого рода. В причине не заключается необходимой связи со следствием, в следствии тоже нет необходимой связи с причиной. Идея причинности основана на вере, которая, в свою очередь, основана на привычке. Любое отрицание высшего существа с позиции логики зиждется на ложном основании, как и теории образования жизни на Земле, обходящиеся без Бога. Таким образом, в вопросе акта Творения мы может все теории "как судью послать на мыло", воспользовавшись терминологией болельщиков, недовольных судейством футбольного матча.)

Ученье – свет. Творения итог – свет днём был назван.

Так с мракобесием покончил Бог и с жизнью праздной.

(Да, белый свет воистину хорош, а стало ль лучше?

На лучик сотни непотребных рож полезло тучей,

Понабежало в наш Эдемский сад козлов дебильных

Таких, что хочется в сердцах назад рвануть рубильник,

Не видеть засланных из-за бугра наш мир курочить,

И уничтожить безвозвратно грань меж днём и ночью.

Страну поджёг, фитиль зажав в горсти, Главэнергетик,

Чтоб мимо рта потом не пронести свои спагетти.

Над пепелищем разгонял он дым Адамом Смитом

И полюбился рыжий голубым антисемитам,

Особенно тому, что кулаком слезу размажет,

Когда под дядю Сэма дураком послушно ляжет.)

Что миром будет править темнота, Создатель злился.

Зловеще полыхали тут и там Его зарницы.

(Хранить подальше спички от детей не знал привычки,

И человечество, как Прометей, украло спички.

Придурковатый тащит для сестёр колпак, поленья.

Пылает инквизиции костёр…) И тем не менее,

Сумел Всевышний славно завершить в трудах день первый

И на ночь лёг немного подлечить больные нервы.

(Провидец знал, возможно не впервой, о тяжкой доли,

Что засыпать ему с больною головой на валидоле.

Взирая вместе с ним издалека на наши лица,

Твержу одно: несчастный, жив пока, не зли Провидца!

На пустыре взрастил Создатель плод без задней мысли

Не для того, чтобы в его компот ребёнок писал.

Ведь все мы в наших шалостях при Нём большие дети,

И потому пока ещё живём на белом свете.)

Умчалась ночь. За вечный долгострой немым укором

Взирал простор глазницею пустой. Настал день вторый.

(На диалекте скверно говорить. Чтоб песня пелась,

От благозвучья Слова уходить мне б не хотелось.)

(Оригинал "Елизаветинская Библия – перевод на церковно-славянский язык, современное написание. 1751 год." Бытие Гл.1. Стих 8 : "И нарече Бог твердь небо. И виде Бог, яко добро. И бысть вечер, и бысть утро, день вторый.")

Господь, чтоб мир скроить под свой аршин, встал спозаранку,

Надеясь самоцветом завершить Земли огранку,

Чтоб перстень на божественном персте жёг аметистом,

А прочие божки, какие есть, шли в атеисты,

От зависти взирали издали из дырок чёрных

На буйство красок матушки-земли вновь испечённых.

(Единобожие – это система верований, при которой признается только существование одного Бога. Но это место в Святом писании говорит о том, что единобожие имеет корни своего происхождения в политеизме, когда из многих богов выбирается главный, как скажем Зевс у древних греков. Но если пойти ещё дальше, то это коснётся и того обстоятельства, что в Иудаизме название Бога имеет несколько имён, но их произносить нельзя, и не только всуе, согласно заповеди. Этническая общность евреев образовалась из разных племён, у каждого из которых был свой главный бог. Иудейский универсализм привел к идее, что Бог Библии является богом не только евреев, но и всех людей вообще… а вот имён у него несколько.)

Из вод разрозненных, что в космосе неслись, являя небыль,

Навис над мирозданием карниз – Твердь стала небом.

Собрав отдельно все остатки вод, явил Бог сушу,

Во всё, что колосится и цветёт, вдохнувши душу.

Пирамидальные поставил тополя на службу даме,

Польщённая ответила Земля Творцу плодами.

Зазеленился саженцев горшок пучком соцветий.

Увидел Бог, что это хорошо. Настал день третий.

От лишней влаги землю осушил Мелиоратор,

Ну, разве что слегка переборщил, где Эмираты.

Собранье вод оформил Бог в моря и в океаны.

(Вдаль понеслись варяги почём зря и Магелланы

Под завыванья ветра и скулёж, скрип такелажный,

Перемежая жадность и грабёж с открытий жаждой.

Васко де Гама с горскою купцов плыл за корицей…

А слать Колумба и его гребцов я б не решился.

В мир новых неизведанных красот раздвинут шторы,

Полезет вслед за ними всякий сброд в конквистадоры.

Когда б подольше викинги дрались в своей глубинке,

До сей поры растили б свой маис ацтеки, инки.)

(Доколумбова Америка была известна своим богатым культурным наследием и прославилась своими выдающимися цивилизациями. Майя, Ацтеки и Инки характеризовались развитыми искусствами и архитектурой, системами социальной организации, развитой инфраструктурой и обширными торговыми сетями. Они владели знаниями в математике, астрономии, медицине и других науках, которые способствовали развитию и процветанию их обществ.

Европейский геноцид коренного населения Америки привел к гибели цивилизации доколумбовой Америки, что было не только потерей для этих народов, но и для всего человечества. Она служит напоминанием о необходимости уважительного отношения к различным культурам и историям, а также о том, что знание прошлого является ключом к осмыслению настоящего и формированию будущего.)

Ну, это в будущем случится, а пока по воле Божьей

По небу побежали облака сердца тревожить,

Чтоб было куда вперившись смотреть и вверх стремиться,

Где как татами выбивали твердь крылами птицы,

Да так усердно, вырвавшись из вод, по небу били,

Что млеком затянуло небосвод от звёздной пыли.

Мир затянули серой пеленой дни без заката.

И как узнать – сегодня выходной или зарплата?

Тогда воскликнул наш Господь в сердцах: «К чему будильник?

Создам для дня и ночи в небесах Я свой светильник,

А лучше пару – молвил Командир – с лица и с тыла.

Да не оставят беспросветным мир Мои светила».

Их тяжесть на созвездии Весов Господь наш взвесил,

На остов мирозданья с двух боков светил навесил.

Большое, что для управленья днём, на мир взирает,

А ночью малой спутницей при нём Луна зевает,

Дежурным светом освещает мир ночной смотритель,

Дел тёмных за прикрытыми дверьми невольный зритель.

Так день от ночи отделил Творец, а дни затмений

Для знамений задействовал Мудрец (или знамений?

(«ЗнАмение» имеет неподвижное ударение, при склонении оно не смещается. Если вспомнить этимологию слова, оно восходит к слову «знАмя».

В современных словарях стал появляться допустимый вариант с ударение на второй слог – знамЕние. Но пока каноническим и единственно верным считается вариант «знАмение».)

За диалект бьют люди чужаков с ожесточением.

Не важно ударение у слов, важнО значение.

Когда нас в спину тычет Божий перст, нужны ли прения -

То знамение Бог нам шлёт с небес или знамение?

Заложенную свыше в небесах Творенья смету

Нам как сороки на своих хвостах несут кометы.

На пустографке неба полотна вперёд на годы

Особо выделяется одна статья – расходы.

Да, заварил у вечности котла Создатель кашу,

И что ему сгоревшие дотла потери наши?

Тепло Ему даёт огонь сердец, дым ветром сносит.

И если надо, Бог ещё дровец в костёр подбросит.

Лишь копоть, чем чадит иной балбес, чернеет резко.

Её Создатель в новый свой замес сотрёт до блеска.)

Небесный свет просеял сквозь дуршлаг Бог деловито.

С бидоном выходила на большак Звезда Давида,

С Тевье-молочником на Млечный путь всходила рано

И, видно, преградила ту тропу, где шли бараны.

(Звезды, знаки на небосводе, ассоциируются у людей с чем-то важным, у каждой своя символика. Звезда Давида ассоциируется с израильским народом. Еврейская литература восходит к Ветхому завету. «Тевье-молочник» – цикл рассказов классика еврейской литературы Шолом-Алейхема. Его изобразительный, художественный ряд – трагикомический).

Полуголодные бредут стада по лужам талым…

Так неожиданно пришла беда к народам малым.

Звезда Давида шлёт евреям знак, что ноги свесив,

Очередной планирует теракт злой Полумесяц.

Ущербный месяц тщится отомстить Звезде Давида,

Терактами грозится погасить её либидо.

От возмущений солнечных дрожит небесный студень.

А на Земле над пропастью во ржи страдают люди.

(«Над пропастью во ржи» – роман американского писателя Джерома Сэлинджера. Имеет отношение к неприятию общих канонов и морали современного общества.)

Пока светила, где кому сиять, не разберутся,

Спокойно не придётся милым спать в своём кибуце.

И хочется соломки подстелить, где падать твёрдо.

Но слишком рано раны бередить на день четвёртый,

Когда всё только начало цвести, болтаться грушей…

Пришёл черёд воде переместить амёб на сушу.

Мир заселить довериться кому, решил Бог просто:

Родоначальницей вода всему, что жрёт и трётся.

Велел наш Боцман рыбкам золотым задраить жабры.

И вот уже по берегам крутым гуляют жабы.

Всему, что по дыханью нам родня, Бог пресмыкаться,

Плодиться дал приказ по зеленям и размножаться.

Так создал Бог зверей по роду их, скотов и гадов,

Вверх полетело чавканье одних, других – рулады.

И было на земле тогда не счесть плодов съедобных,

И как-то неприлично было есть себе подобных.

Все твари разделились на Земле по виду, роду,

Но было в первобытной той семье не без урода.

И несмотря на божеский наказ есть только траву,

Имели твари зубы на заказ не по уставу.

И вот уж в небе крыльями свистит совсем некстати

Не змей-Горыныч, сказочный наш тип, а птеродактиль.

(Не девушек в хоромы за квартал Змей тащит тощих -

На землю с неба щерит свой оскал бомбардировщик.

Когда б не сгинул ящур в мезозой, урод пернатый,

Ему б свой род определили войск творцы из НАТО.

А змей-Горыныч, нынешний герой, наш русский новый

Займётся, обожравшийся икрой, работорговлей.

(Новые русские – клише, обозначающее представителей социального класса, сделавших большое состояние после распада Советского Союза. Возникнув первоначально как нейтральное обозначение, термин вскоре после своего появления стал использоваться в отрицательном и ироническом значении: новыми русскими называют стремительно разбогатевших (как правило, сомнительным или незаконным способом) людей, крупных воротил-мафиози, при этом не обладающих высоким уровнем интеллекта, культуры или морали.)

Начнёт славянок русых поставлять гад в Эмираты…

А что впустую по небу летать, горючку тратить?)

Всё это – много позже, мы же вновь от нашей скверны

Вернёмся в мир, где царствует любовь, пока без терний.

Зверью и птицам приказал Господь за жизнь цепляться.

И понеслась, как одержима, плоть совокупляться.

Плодятся, размножаются стада без чувства меры.

(Что молодёжи служит иногда дурным примером.)

Живую плоть Господь благословил любить до стресса.

(Да я и сам когда-то кайф ловит с того процесса.

И даже если девы, как фантом, порой ужасны,

В подходах к размножению с Творцом я есть согласный.)

Трещат от брачных плясок камыши, мычат телята…

Так в гуле одобрений завершил Господь день пятый.

Содеянному в мудрой голове подвёл Бог сумму.

Поставить человека во главе Господь задумал

Владыкою над рыбами в морях и над зверями,

Синицей, что трепещется в руках, и журавлями,

Что клинописью пишут без чернил на неба блюдце,

На уговорчики, «чтоб я так жил», не поддаются.

(От Бога нам послание несёт клин журавлиный,

Мол, полагается во всём Господь на нас любимых:

Бдеть огород и садик свой растить без купороса.

Творящим козни надо зарубить себе под носом -

Кто лишку хватит от Его куска, Бог шкуру спустит.

Но я не стал бы всё же подпускать козлов к капусте.)

Искусственным дыханием рот в рот Бог жизнь в нас вдунул

И про сладчайший, но запретный плод ещё не думал.

Не думал Бог о нашем баловстве, грехе и злобе,

Ему хотелось лицезреть как всем Своё подобье,

Не всматриваться в отраженья гладь в неловкой позе,

А сверху с умиленьем созерцать любимый образ,

Как левый отражается сапог в любимом правом…

По той причине созывает Бог божков ораву,

Мечтавших вместе с Господом тогда о лучшей жизни,

Но сгинувших чуть позже без следа в монотеизме.

Хорошим исполнением Творец всегда гордился,

К божкам, творения создать венец, Бог обратился:

«Немедля человека сотворить, сшить не из лыка

И по тарифным ставкам утвердить его владыкой

Над всем живущим в небе, на земле, в воде и в прочем».

(Ну, скажем лучше, ничего себе круг полномочий!

Закрыв глаза на первородный грех и кто чем трётся,

Кого назначить в мире «Лучше всех», Бог разберётся.

Возможно, через миллионы лет с апломбом пышным

Дельфинам Бог отдаст приоритет над всем, что дышит.

В морских пучинах ангелы-гонцы восславят Бога,

А с плавниками новые жрецы им в том помогут.)

Бог в спешке человека без лекал с себя примером

Создал, но сильно подорвал единство веры.

Незыблемость её – Господь один – ползёт как каша

От обронённых слов: Мы создадим подобие Наше.

(Впредь свечкою задуется не раз единобожие.

Прости, Господь, но не один Ты нас лепил, похоже.

И у Тебя иных божков с пяток была бригада…

А может, чтобы уложиться в срок, так было надо?

Всё это мифов тотемических племён, суть, отголоски.

Гробов доисторических времён не тронем доски.

Вкусивших откровения экстаз мы не осудим,

Возможно, поумнее были нас, но всё же люди.

Приукрашали правду, как могли, в согбенной позе,

Чем вбили в наши слабые мозги сомнений гвозди.

В усердии стирали пот с лица, чтоб вышло краше.

И были безразличны мудрецам сомненья наши.

Во имя, во всесилие Отца псалмились, пели,

Его же ради красного словца не пожалели.

Но оказался до того мотив для сердца милым,

Что приняли мы как императив жрецов посылы.

Понятно их стремление – Божество очеловечить.

Но на вопрос о схожести с родством я не отвечу.

По образу, подобью своему Бог человека

Как создал? Хоть убейте, не пойму, умом калека.

Так многолико вышло существо, Творца созданье.

Мне Господа представить самого – как наказание.

Недаром церковь в мир внесла запрет – каким кто видит,

Нельзя изображать Творца портрет – а то обидит.

(По причине того, что Бог Отец не являлся людям в видимом образе, Стоглавый собор в 1551 году в 43 главе деяний указал запрет на изображения Бога Отца.)

Авторитет Создателя велик – кто ж усомнится?

И богомазу рукотворный лик грозил убийством.

Каноны сокрушали, как могли, иконописцы

И покаяние потом несли в своих темницах.

Лик светлый, образ Божьего лица кисть сотворила,

Но тайну про Создателя-творца мне не открыла.

Взирая на ущербну нашу плоть, с тяжёлым вздохом

Представил, как мог выглядеть Господь – мне стало плохо.

Таких наворотила дел вокруг Господня сила…

Неужто двух подобных нашим рук Творцу хватило?

Перемахнуть все разом города, хребты, отроги -

Зачем, простите, Господу тогда больные ноги?

В солёный океан их опустить, лечить подагру,

По мирозданью гоголем ходить и пить виагру?

И у какой провидицы спросить, чтоб разъяснила,

Как силу Духа можно разместить в душонке хилой?

Прости, Господь, рассудок мой больной, храни от СПИДа,

Но общее меж нами лишь одно, и то либидо,

В том смысле, что людей Ты наделил свободой воли,

Чтоб человек судьбу свою кроил самодовольно.

Но говорить про дел его итог мне неохота.

Вернёмся в цех, где не доделал Бог свою работу.)

Когда возник пред Богом без прикрас вопрос про гендер,

Иным богам Господь на этот раз не отдал тендер.

Любимых двух Господь наш сотворил, как свет из мрака,

И размножаться их благословил, пока без брака.

(Шло время золотое на дворе матриархата,

И слово папа местной детворе служило матом.

У безотцовщины иных нет слов в быту суровом.

Отдельных не было на свете вдов – все были вдовы.

Пока имели мамку на углу в чужом кочевье,

Колчан свой приторачивал к седлу пацан ничейный.

Детородящим был любой урод, себе начальник.

А женщин целовали только в рот, чтоб не кричали.

Не феминистки подняли главу. Представь, сестрица,

Легко ли без согласия в хлеву совокупиться

С насильником с вонючим от седла натёртым задом?

Рожай потом от этого козла таких же гадов!

Вопросом мучился весь женский род: когда кричала,

Зачем таких насильников как тот она рожала?

И появились племена тогда, сплошь феминистки.

Всем разом отрывали без суда они пиписьки.

Близ Амазонки женщины зонтом мужей мочили,

За что своё название потом и получили.

Под панцирь скрыли прелести свои, сродни улиткам.

Плодились, размножались лишь одни гермафродитки.

Но обнажить случится лишь при ком мужской цветочек -

Вмиг свиньям оторвут его на корм без проволочек,

Как корнеплод снесут мотню на двор кормить скотину.

Я очень понимаю кто с тех пор не ест свинину.

Пока обычай древний уважать не перестали,

Напрасно не пристало обнажать нам гениталий.

Пусть обзовёт ханжой неверный муж, но сам я лично,

Где женщины, замужние к тому ж, держусь приличий.

Шло время золотое на дворе матриархата,

Но женщина в терзаньях и в хандре не виновата.

Услышав от ребёнка: мой отец – у многих женщин

В минуту шло биение сердец за сто, не меньше.

Ведь были все они, как ни пляши, ничьи невесты…)

Так, недоделав что-то, завершил Господь день шестый

(Не шестый, а шестой сказать бы здесь не помешало,

Но хороша и калька, точный текст оригинала).

Творец наш землю, небо сотворил, всему начало,

И сам себя, похоже, убедил, что полегчало.

Жизнь нанизалась на земную ось и шла всё краше.

Как омрачаться Господу пришлось, увидим дальше.

Глава 2 Адам и Ева

Бог землю сотворил и создал твердь.

На день седьмой почил Господь без дела,

И было любо-дорого смотреть,

Как воинство чирикало и пело.

***

(Я не знаю как вас, а меня красота не боится

На полях среднерусской до боли родной полосы.

Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,

Грациозно садясь на мои выходные трусы.

Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен

И опасен для женских сердец как ночная свеча.

Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,

А самец бабочковый, иначе сказать, бабычар.

На свои телеса допущу я его без опаски,

Дам почувствовать силу и власть над притихшим собой.

У природы живой, слава Богу, естественны краски

И совсем недвусмысленный цвет у небес голубой.

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.

Да и сам, господа, я природной красы не бегу.

Комары меня любят и чтят, как родного кормильца.

А напрасно, ребята, ведь я и прихлопнуть могу.

Тащишь в дом для семьи иль один пропиваешь получку -

Всех самцовых похожий, друзья, ожидает конец.

За прекрасную даму, но слишком кусачую штучку

Погибает не в меру горячий комар-красавец.

Так и мы, беззаботнейшие нечестивцы,

Но в беззвёздную ночь в темноту проглядели глаза.

И взирая на наши прекрасные добрые лица,

Дай нам Бог, чтоб один небожитель другому сказал:

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.

Вот ещё на мой ноготь большой опустился стервец,

Силой челюстей и дерзновеньем досужим кичится -

Но каков красавец и к тому же творенья венец.

Всяк порхает, жужжит, налетает, кусается, гложет,

О пощаде пищит, прочь летит со всех крыл, со всех ног.

Всё прекрасно, что создано в мире по прихоти Божьей,

И кто это поймёт – сам, наверно, немножечко Бог.)

***

И если раньше, как течение рек,

Всё протекало благовидно, чинно,

Едва лишь появился человек,

Как затруднения стали очевидны.

Ведь Бог ещё не посылал дождя,

И земледельца в мире не хватало,

Чтоб, воедино труд с землёй сведя,

Возделывать её без капитала.

Но поднимался над землёю пар

И влагой орошал землицы лице,

Чтоб в будущем по швам трещал амбар

От янтаря, что в поле колосится.

(Для скифа, оседлавшего простор,

Свобода булькает вином в стакане.

Он будет пить её родную до тех пор,

Покуда выворачивать не станет.

Склонить лепить бродягу калачи -

Трудней плевела отделить без сита.

Как всех к оседлой жизни приучить,

Столкнулся Бог в эпоху неолита

С проблемою, творению под стать.

Где есть станки, там всё решают кадры.

Но как заставить пьяниц созидать,

Останется в Писании за кадром.

И если с мужиком куда ни шло,

Ему ярмо влачить аж на край света,

Как городскую вывести в село,

В Писании не содержится ответа.)

Историю не надо торопить.

Используя свой негативный опыт,

Творения венец Бог изменить

Задумал кардинально до потопа.

Иных богов на этот раз гонец

Не стал искать и отрывать от пива.

И человека нового Творец

Решил создать уже без коллектива.

Земного праха взял Господь с бидон,

Приделал руки, ноги с головою,

Дыханье жизни вдунул в эмбрион,

И стал тот человек душой живою.

Определил Бог человека в рай,

Где воды тихи, реки неглубоки…

По описанию – благодатный край,

Недалеко, в Эдеме, на востоке.

Там все плоды обёрткой от драже

Приятны видом, годные для пищи -

Пусть человек прообразом бомжей

По райским кущам с голода не рыщет,

Скитальцем там не жмётся по углам,

Под древом жизни кров найдёт с постелью…

Взрастил там дерево добра и зла

Господь с одной ему понятной целью.

Запретный плод для ссор висит на нём,

Сладчайший вкус, во рту буквально тает.

(Как будто в том краю, где мы живём,

Без яблок нам раздоров не хватает).

Под щебет райских птиц встречать рассвет,

Хранить тот сад и славословить Бога -

Прекрасна жизнь, когда бы не запрет:

От дерева добра плодов не трогать!

Ослушаешься если – сразу смерть…

Выслушивая эти наставления,

Весь взбеленился, не ребёнок ведь,

И возразил Отцу венец творения:

«Садовник и потомственный семит

Я сад ращу, не ведаю покоя.

И если плод добра так ядовит,

Зачем тогда нам дерево такое?

Отвар не возбуждает аппетит,

С добра и зла компот и тот не сваришь.

Тому, кто волчьи ягоды растит,

Тамбовский волк растителю товарищ».

Расстроился неопытный юнец.

Да, он венец, но только на бумаге,

И не даёт ему житья Отец -

В раю порядки хуже, чем в ГУЛАГе.

(ГУЛАГ – Главное управление лагерей, название центрального государственного органа управления уголовно-исполнительной системой в СССР в 1930–1956 гг. Большинство историков считает, что первые концлагеря в современном понимании были созданы во время англо-бурской войны 1899—1902, однако так считают не все. Немалое количество историков считает, что первыми концлагерями следует считать лагеря для военнопленных во время Гражданской войны в США 1861-1865 гг.)

Верёвочку прилаживал к суку,

Вкруг дерева слонялся нощно, денно…

Увидев парня смертную тоску,

Причину осознал Господь мгновенно.

Не любо человеку одному.

Помощника такому парню надо -

Злопамятлив, горяч и потому

Не может без надзору и пригляду.

В обилии животных полевых

Создал Господь и птиц нагнал ораву,

Чтоб человек из тварей всех живых

Нашёл себе помощника по нраву,

Скотов и птиц всех именем нарёк -

Козёл вонючий или сокол ясный…

Но не угомонился паренёк,

Старания все выдались напрасны.

Несправедливо сын склонял Отца,

Катил баллон, в истерике катался…

(Ну, это я для красного словца,

Как мудрецы, слегка перестарался.)

Навёл Господь на парня крепкий сон

И усыпил его в одну минуту.

Ребро нащупал Бог и вырвал вон

(Как в клинике Скуратова Малюты).

(Малю́та Скура́тов – русский государственный, военный и политический деятель, один из руководителей опричнины, думный дворянин (с 1570), любимый опричник и помощник Ивана Грозного. Решительность и жестокость, с которыми Малюта выполнял все поручения царя, вызывали гнев и осуждение в боярской среде и в Земстве. Некоторые факты его биографии обросли вымышленными легендами. Образ послушного и бездушного исполнителя приказов царя нашел отражение в исторических песнях русского народа.)

Над телом колдовал – «Не навреди!» –

Творец, знакомый с клятвой Гиппократа,

Сомкнул остаток рёбер на груди

И натянул на рану плоть обратно.

Подругу парню создал из ребра

И в рай привёл совсем без покрывала…

(Матриархата кончилась пора,

Но меньше обездоленных не стало.

Мужчина справный, милая жена,

А лаются иных собак похлеще,

Как будто в них вселился сатана,

С небес на землю первый перебежчик.

С любимой мы себя осознаём

Сбежавшими из райского барака.

Ведь если любишь – то гори огнём,

Детей всегда рожали и без брака.)

Сказал Адам: «Вот кость моя видна,

От плоти плоть моя и жить нам дружно.

По словарю толковому – жена,

Этимология – взята от мужа».

И потому оставит человек

Отца и мать, а сам душой и телом

Прилепится к той женщине навек,

Любви своей не ведая предела.

Мужская с женскою единой плоть

Становится задолго до пелёнок,

Когда во чреве, как велел Господь,

Их общий зашевелится ребёнок…

Ну, а пока в раю среди зверей

Адам и Ева голые стояли

И наготы не прятали своей

Лишь потому, что многого не знали.

Их друг на друга, как в последний бой,

Не бросило всесильное либидо,

И люди по невинности былой

Ещё не отслужили панихиды.

Глава 3 Соблазнение и наказание

Змей был хитрее всех, подлец,

Ну, очень хитропоп,

И ловко к женщине подлез

Смышлёный эфиоп,

А может благородный мавр

Или иной арап.

Но был охочий этот враль

До обнажённых баб.

К ней подползая с головы,

В ушко шептал нахал:

« Единственная, только вы…».

Ну, в этом гад не врал.

В раю в тот первобытный век,

Над пропастью во ржи,

Ещё один был человек,

Хоть голый, но мужик.

Породой женщина сильна,

Но обожает лесть,

Фужер хорошего вина

И вкусненько поесть.

А пьяных ягод над тобой

В раю – хоть отбавляй.

Иначе, подтвердит любой,

Какой же это рай?

Искусство обольщения знал

Тот гад наверняка,

Когда с вопросом подползал

К единственной пока:

«Из всех дерев, какие есть,

Доподлинно ль в раю

Плоды дозволено вам есть

Лишь с тех, что на краю.

Плоды, что трогать вам нельзя,

Особенно вкусны.

Хорошей пищей вы, друзья,

Весьма обделены».

Ещё не ведавшая зла,

Не знавшая добра,

Кокетство женщина взяла

От первого ребра.

Бедняжка клюнула на лесть

И отвечала: «Здесь

Плоды любые можем есть,

Как говорил наш тесть,

Из центра брать лишь запретил,

Чтоб нам не умереть.

Но кто бы толком объяснил,

Что означает смерть?»

(Простушкой женщина была

От мужа создана,

И в мире истинного зла

Не ведала она.

С рожденья милые черты

Творили беспредел.

Адам от этой простоты

До срока поседел,

Без тоста «За прекрасных дам!»

Покинул райский сад.

Со службы вылетел Адам

В момент пинком под зад.

Да и сегодня на излом

Нас крутит слабый пол,

А мы получку тащим в дом,

Им плачемся в подол.

Когда бы знал тот змей, что ждёт

Его и нас потом,

К чему знакомство приведёт -

Свинтил бы гад винтом,

Язык связав морским узлом

Надёжным и тугим,

Тропу забыл бы в райский дом

И стал совсем другим.

Впредь не таился бы, как вор,

Стал медицины цвет

И был в Минздраве до сих пор

Ведущий фармацевт,

Средь прочих гадов наверху

С приставкой ползал «Глав»-

И к первородному греху

Был не пришей рукав.)

А так змей женщине сказал:

«Господь слегка загнул,

Отвечу за гнилой базар,

Конкретно припугнул,

Что не сносить вам головы

Иль впредь вдовою стать.

Такая женщина, как вы,

Достойна правду знать,

Ту самую, что под листом

Скрыл ваш любезный тесть -

Зачем вам знать, что меж добром

И злом отличие есть?

Кто не послушает запрет,

Плод скушает, мадам -

Божественный познает свет,

Приблизится к богам,

Бессмертие приобретёт,

Впредь станет как они,

И прекратится глупый счёт

На прожитые дни.

Так преждевременных морщин

Избегнете, мадам.

И этого не сообщил

Ваш косметолог вам».

(Определило в тот момент,

Создатель, не взыщи,

Что женщину во цвете лет

Замучили прыщи.

Невинность, милые, зато

Даётся только раз.

Сигнализирует о том

Нам прыщик между глаз.

Когда бы крем от Лореаль*

Прыщавинькой втереть -

Идиллию и пастораль

Нам до сих пор терпеть,

А женщину во всей красе

Глазами лишь любить.

С подобной мыслью фирмы все

Готов я перебить…

Ни сесть поближе, ни прилечь,

Ни целовать в уста…

Всем мужикам горою с плеч

Змей-соблазнитель стал.)

Нашла послушаться кого,

Но съела дева плод,

Столь вожделенный оттого,

Что знание даёт.

(Но чтобы знание сие

На пользу ей пошло,

Мне б пожелать хотелось ей

Уехать на село

Из города, где смрад и вой,

Где скверна и разврат,

Где сам живу я городской,

Ханжа и ретроград.)

Свет знания вспыхнул сам собой,

Горит как живопись.

Нет надобности никакой

Гранит науки грызть,

Тушуясь получать диплом

За взятки от невежд…

Адаму в рот суётся плод -

А ну-ка, неуч, ешь.

За маму с папой дорогих

Съешь яблочка бочок.

Быть может, станешь хоть на миг

Умнее, дурачок.

Адам противиться не стал,

Плод он, конечно, съел

И как-то сразу возмужал,

Местами повзрослел.

Метаморфоза белым днём

Случилась с ним тогда -

Вторичным признаком на нём

Усы и борода,

Тройного с Шипром** пот сильней

И духовитей стал.

И вот стоит мужик пред ней

И жмётся неспроста,

Скукожился как пациент,

Принесший кал, мочу.

А про первичный элемент

Я вовсе промолчу.

С подъезда чёрного теперь

Для них открылся мир.

Их одежонка, мерь не мерь,

Вся скроена из дыр.

Стоит мужик навеселе,

Забыл одеть камзол,

Не ясный сокол на крыле,

А гол он, как сокол.

«Ну, как такому на Олимп***? -

Жена тут входит в раж -

Олимп тебе не Харбали

И не нудистский пляж.

Тех, кто поднимется наверх

Подальше с отчих глаз,

Там по прикиду встретят всех,

А как оценят нас?»

Впервые ощутившим стыд,

Невинным до поры

Смоковные пошли кусты,

Чтоб стыд едва прикрыть.

На бёдра их легли венком

Два тазика без дна.

Адама плоть, когда бочком,

Лишь краешком видна.

А с женщиной совсем беда -

Оборванный тот куст

Как зонтиком прикрыл едва

Могучий нижний бюст.

(Бесстыжесть, люди говорят,

Не степень наготы.

Бывают голых во сто крат

Бесстыжее скоты.

Когда как лучше стыд прикрыть

Пред матушкой с отцом,

Невинный может понудить

Пред Господом-Творцом.

А уж среди бесстыжих дам

Природы не стыдись,

И ты уже не просто хам,

А истинный нудист.

Естественною красотой

Любуется Творец,

А кто скрывает геморрой,

В раю тот не жилец…)

Всевышний в это время там

Гулял в прохладе дня

И думал, где теперь Адам,

Кровинушка моя.

Воззвал Бог голосом густым:

«Адамушка, где ты?»

А люди прятались в кусты,

Стесняясь наготы.

Так, вся сгорая от стыда,

Отличница ведёт

Себя, на фартучек когда

Чернильницу прольёт.

И вот уже сам Бог-Господь

Дознание ведёт:

«Кого обременяет плоть,

Тот ел запретный плод.

Кто прояснил тебе, сынок,

Значение слова наг,

Раз голый с головы до ног

Ты прикрываешь пах?

Напрасно, милый, оборвал

В раю ты все кусты,

То чудо, что тебе я дал,

Не скроешь за листы».

Узрев, что грозный «Аз воздам»

Не призраком возник,

Вину переложил Адам

На женщину в тот миг,

И так сказал: «Её дела,

Перечить ей не смел.

Плод от запретного ствола

Она дала. Я ел».

Так смалодушничав тогда,

Ещё не «Лучше всех»****,

Свой первый совершил Адам

Не первородный грех.

(Здесь понял я, что быть беде -

В тот первобытный век

О благородстве и т.д.

Не ведал человек.

Не сбросить в пропасть никогда

Нам трусость, вечный груз,

Уж если даже сам Адам,

Повёл себя как трус.

Что говорить про наши дни?

Товар – рубли – товар.

Нам новый рынок заменил

Восточный их базар.

В калачный ряд за калачом.

Украл и был таков.

Обратно – морда кирпичом…

И так спокон веков

С утра, сдувая пыль с дуги,

На ярмарку спешить,

Чтоб купленные сапоги

Немедленно пропить…

Лишь в переделку попадал

Москаль иль малоросс,

То в перву голову решал

Он шкурный свой вопрос.

И если сдаст мудрец иной

По одиночке всех,

Адама здесь всему виной

Не первородный грех).

С Адамом обойдёмся мы

Пока без сатаны,

Для появления Князя тьмы

Достаточно жены.

С ней обойдётся без свечей

Небесный ренегат.

Для обольстительных речей

Всегда найдётся гад

Сыграть на слабостях сполна,

Отличницы мои.

Так в рай пробрался сатана

В обличии змеи

Нащупать слабые места

В сплетенье брачных уз,

Чтоб с человеком навсегда

Бог разорвал союз.

«Как ты нарушила запрет?» -

Бог женщину спросил.

Жены последовал ответ:

«Рептилий обольстил,

Златые горы обещал,

Париж и Лореаль*…»

От возмущения Творец

Вскричал: «Где этот враль?»

Вопрос уместным был вполне,

Но стушевался Бог:

Кто клинья бьёт к чужой жене

Получит между ног.

Пройдёт болезнь, куда залезть,

Кого и чем любить,

Когда меж ног такое есть…

А как со змеем быть?

Устами змея сладкий яд

Сочил сам сатана.

И всем участникам подряд

Господь воздал сполна.

Каким бы ни был подлецом

В премудрости своей

Гад с обольстительным лицом,

А Люцифер подлей.

Подставил змея на века,

Презумпции лишил.

Бог подлостям не потакал

Ни малым, ни большим.

По рангу ниже всех скотов

Он змея опустил,

Змеиных званий и чинов

Рептилию лишил.

И хоть вина в той стопке дел

Была невелика,

Сообщником змей плотно сел

По старому УК.

(Уголовный кодекс Российской Советской Федеративной Социалистической Республики 1960 года, утверждённый Верховным Советом РСФСР 27 октября 1960 года )

Здесь и лишение в правах,

И высылка потом -

На брюхе ползая, жрать прах,

Пожизненно притом.

А к полу женскому – ни-ни.

Меж ними навсегда,

Пока не кончатся их дни,

Заклятая вражда.

Отныне змея человек

Обходит за версту,

При встрече бьёт по голове,

А змей его – в пяту…

(Так хитропопым на века

Господь дал свой урок.

Хоть знаю я наверняка -

Не всем урок тот впрок.)

Бог женщине сказал в укор:

«Ты вспомнишь про Меня,

Когда твою умножу скорбь

Беременностью Я.

Рожать в болезни будешь ты,

Заступников просить,

Ругаться так, что хоть святых

Из дома выноси.

Да будет к мужу твоему

Влечение твоё…»

(А без влечения, не пойму,

Выходит, не житьё?

А подустал, объелся груш,

Не секс – позор один?

Но как бы ни было, твой муж

От Бога господин.

Жаль только, истина сия

Доступна не для всех,

И на задворках бытия

Есть место для утех.

Про женщин здесь твердит молва,

Но только за глаза.

К словам, права ты, неправа,

Прислушайся, коза.

Муж за порог, а ты за дверь -

Не оберёшься бед.

И от фригидности, поверь,

Не вылечит сосед.

Твой благоверный, как ухват,

От дел твоих рогат…

Тебя бы, милочка, назад

Прогнать в матриархат

Вожжами. Там в глуши степей

Иначе станешь петь

И до конца постылых дней

Насилие терпеть.)

За легкомыслие всех дев

Создатель проучил

И на Адама Божий гнев

Господь переключил.

Нести Адаму тяжкий крест -

Трудиться без конца.

Как стяг над ним и манифест

Проклятие отца:

«Куда бы при своих делах

Ни обратил ты взгляд,

Ты снова превратишься в прах,

Откуда раньше взят.

Питаться будешь, милый мой,

С полей снимая рожь,

Но каплей пота не одной

Ты хлеб сперва польёшь,

Пожнёшь и принесёшь на двор,

А вкусишь только скорбь».

Такой Бог вынес приговор.

Он на расправу скор.

Сторонник круговых порук

Не разведёт сю-сю,

И за грехопадение двух

Бог Землю проклял всю.

Завещано земле родить

В проклятые те дни

Лишь волчцы (мне не объяснить)

Да тернии одни.

(Слово "волчцы" употребляется в Библии исключительно. во мн. ч. и вместе со словом Терние. Эти слова не обозначают кого-либо, определённого растения, а являются собирательным названием целого ряда колючих растений, произрастающих преимуественно в пустынной полосе…  Библейская энциклопедия Брокгауза)

Адам заглаживать свой грех

Пошёл к жене своей,

Ведь матерью живущих всех

Стать предстояло ей.

Он Евой в первый раз назвал

Жену, что значит – жизнь…

(Картину я дорисовал,

С дней наших пейзажист:

«Ну, что допрыгалась, коза,

Над пропастью во ржи?

Теперь, бесстыжие глаза,

Сиди и не блажи.

Со змеем если засеку…

Узнаешь… плачь, не плачь»)…

Взорваться мог по пустяку,

Не в меру был горяч

Адам, заносчив и притом

Из рая изгнан вон,

Но и в хорошем, и в плохом,

Во всём был первым он.

Перед подельников лицом

Иной позёр и жлоб

Готов быть первым подлецом,

Но не последним чтоб.

Связался с грешницей малец -

Испортился в момент,

Антиобщественный вконец

Адам стал элемент.

Готов отделать хоть кого

Он был, когда взбешён.

Пить бросил слабый алкоголь,

На крепкий перешёл.

При женщине кого найдёт -

Придавит как клопа,

Не благородный Дон-Кихот,

А просто психопат.

Когда Адама с глаз долой

Гнать Бог издаст указ,

Несдержанный характер свой

Тот сыну передаст.

По тем библейским временам

Немного лет пройдёт,

Сорвётся Каин, как Адам,

И Авеля убьёт.

(Когда хорошее не вдруг

Берём мы от отцов,

Откуда же тогда вокруг

Так много подлецов?

Быть может, тем, кто к слову глух,

Не часто драли зад?

Но мы от розог, оплеух

Вернёмся в райский сад.)

Творец на Еву с высоты

Взирал который раз,

Но вид привычной наготы

Не радовал впредь глаз.

(По-новому взглянув на зад

И прочие места,

От возмущения как закат

Господь пунцовый стал.

Представил Бог сплетение тел,

Хоть мерзко, что с того?

Ведь это есть, как он хотел,

Подобие его.

Вот вам причина почему

С пастушкой на лугу

Я образ Бога, по уму,

Представить не могу.

Я, будучи подобьем сам,

Себя терплю с трудом

И ненавижу по утрам

С тяжёлым животом.

Когда живу в Его дому,

Ношу Творца в душе -

Мне, право слово, ни к чему

Подобное клише.)

Подробный обращая взгляд

На тело двух натур,

Господь обдумывал наряд

Из подходящих шкур.

Чтоб наболевший снять вопрос

Двух обнажённых тел,

У Евы грудь, у мужа торс

Бог в кожи приодел.

(Будь Ева мелкой, как овца,

В том был бы явный плюс,

Тогда бы скрылся до конца

У Евы нижний бюст.

Возможно, через много лет

По памяти потом

Наскальный в шкурах их портрет

Бог выбьет долотом.

По кожаным тогда штанам

Узнает мир всерьёз -

Был первым рокером Адам,

Но только без колёс.)

Издав о выселке указ

На сотую версту*****,

«Адам стал как один из нас -

Бог молвил в пустоту -

Проник он к знания плодам,

В Меня весь, ну шустёр,

Но как бы к прочим деревам

Руки бы не простёр.

От древа жизни откусить

Он умудрится плод

И будет вечно бороздить

Просторы наших вод,

К бессмертью сделает рывок,

Господь его храни,

И не узнать, кому кого

Придётся хоронить».

(Не жить чтоб людям без конца,

В ангарах чёрных дыр

На этот случай у Творца

В запасе антимир.

Его узоров не найдёшь

На жизненном панно.

Понять, насколько он хорош,

Влюблённым лишь дано.

Когда ты мечешься один

В безумии квартир,

То на тебя из-за гардин

Взирает антимир.

Одетый валишься ничком,

Как в яму, до утра,

И жжёт тебя своим зрачком

Ночь, чёрная дыра.

В окно осклабится луна,

Ещё один вампир.

Все таинства любви сполна

Откроет антимир.

Без антиженщины мир пуст.

Исчезнем неспроста -

Едва коснутся наших уст

Её антиуста,

Съаннигилируем на раз.

Едва столкнёмся мы

С антиизбранницей, как нас

Не отделить от тьмы.

Вновь будем миллионы лет

Мы ждать судьбы иной,

Когда Господь зажжёт свой свет

Над нашей головой.

Какая радость у скопца?

Не жизнь, а штрих-пунктир…

На этот случай у Творца

В запасе антимир.)

Ну, а пока не вечный жид,

Нестойкий элемент,

Адам осваивать спешит

Сто первый километр*****.

Теперь в совсем иных полях

Средь чернозёмных гряд

Ему возделывать тот прах,

Откуда он был взят.

Впредь при вратах у входа в сад,

Как порешил Творец,

Охранник курит самосад,

Отряда ВОХР боец.

Меч, отразить любой удар,

В запасе у него -

Вращающийся наш радар

Системы ПВО.

Над ним, чтоб парню не уснуть,

Поставлен херувим.

Двойной охраной к древу путь

Заказан стал другим.

(Один прокол за все века

С Кощей-бессмертным был,

Охранников, наверняка,

Он водкой напоил,

Проник языческий хитрец,

Где не был Моисей.

Яйцо в бессмертия ларец

Он спрятал точно в сейф.

В яичке притаилась смерть

На кончике иглы,

И жить Кощею столько впредь,

Как петь Буль-Буль-Оглы

Или Кобзону, иль другим,

Дай Бог им много лет,

Купившим за свои грехи

В бессмертие билет.

Господь не влезет в сундучок,

Похоже, никогда.

И вот гуляет старичок

До Страшного Суда,

Ворует девушек порой,

Дворец себе сложил.

Хоть он и сказочный герой,

Но чтобы я так жил

И небо звёздное коптил

При власти и деньгах.

На справедливость хрен забил

Бессмертный олигарх.

Во всём согласен я с Творцом.

Касаемо мощей -

С иглой в мошонке и с яйцом

Не вечен наш Кощей.

Придёт былинный богатырь

И в райские края.

Ведь сказка – это не псалтырь,

У каждого своя).

*( L’Oreal Paris – бренд известного концерна L’Oreal, к которому относится много других популярных брендов и марок кремов. Эта косметика распространена повсеместно и продается на всех континентах. Косметическая продукция представлена широкой гаммой средств.)

** Тройной, Шипр – сорта одеколона.

*** Олимп – В древнегреческой мифологии; обиталище, а также собрание, сонм богов. Шутл. и ирон. Избранный круг, верхушка какого-либо общества.

**** «Лучше всех» – представители "богоизбранной нации", которой дозволительно всё в установлении своей власти над другими народами.

***** В СССР к отдельным гражданам применялась мера, которую в народе называли "сослать за 101-й километр". Такая мера наказания, как ссылка, существовала в России на протяжении многих столетий. Её применяли обычно к тем, кто не совершал серьёзных преступлений, но чем-то проштрафился перед властью.

Глава 4 Авель и Каин

Адам познал Еву. Она зачала.

Ей Каин был послан от Господа.

Что братоубийцу она родила,

Заранее знать – сгореть со стыда.

В Творении даже не просто всё.

Потом пришёл Авель, ребёнок второй.

Что ждать от сынка оголтелого?

За Каина мать отвечать головой

Не стала и правильно сделала,

Судьбу сына где-то проведала.

(К гадалкам ходила, узнала из снов

Про замыслы сына убогие.

А может, задолго до "наших" волхвов

В почёте была астрология,

Где все на учёте двуногие.)

(Астрологи – предсказатели будущего, правы в том, что всё, что должно произойти, обязательно произойдет, если чуть раньше конец света не наступит).

Стал пастырем Авель и пас он овец,

А Каин пошёл в земледелие.

Что он агроном, а не скотник-чернец

Зачтётся потом на суде ему

По делу у Бога отдельному.

Был Авель тогда отмирающий класс -

Менялась активно формация.

Всех тех, кто не сеял, скотину лишь пас,

Господь посадил на дотацию.

И Каин свершил свою акцию.

Был пахарем Каин, как лыко в строку.

Скоромным себя он не баловал,

С рассветом вставал и торчал на току,

Весь день словно проклятый вкалывал,

Но Богу о том не докладывал.

Сложив на костёр результат всех трудов,

Принёс от плодов земли дар Ему.

Господь ни его не призрел, ни плодов -

Не благоволил Бог к ударнику,

Не всё, что прогресс, Богу на руку.

На том элеваторе было темно,

А веялка вовсе не веяла.

Не стал принимать Бог плохое зерно,

Где ость попадалась и плевелы…

А рядом визжало и блеяло.

То Авель принёс первородных ягнят,

От стада Отцу воздаяние.

Призрел его Бог. Мудрецы говорят,

Излишним то было деяние -

Себя он обрёк на заклание.

(А мне назидание видится в том,

Что тот, кто чрезмерно старается

И в подобострастии вьётся вьюном

Ещё на земле стремясь в рай попасть -

Допрыгается, доиграется.

Ведь как бы за всё прилежание к себе

Начальство его ни приблизило,

Нельзя лизуна оградить от всех бед -

Каким бы он ни был облизанным,

Железкой получит по лысине.

Нет, чтобы братишке в тот день уступить,

Быть подальновиднее Авелю,

Не к Богу лизаться, а брата любить -

Глядишь, не валялся б на гравии

В одежде своей окровавленной.

Сидел бы, смотрел свои «Вести с полей»*.

Пошла б по-иному история,

И девятитысячный свой юбилей

Справляли бы братья в Астории**,

Кто богожеланней не спорили.)

Но мы от идиллий вернётся к нулю.

И есть у меня опасения,

Что Каин на брата накинет петлю,

Как НКВД на Есенина**

(Бытует подобное мнение).

Не зря ж огорчился, как будто с него

В автобусе сдёрнули стольничек

Скоты-контролёры, и лИце его

Поникло как спелый подсолнечник -

Достал брата Авель-угодничек.

Сказал тогда Бог: «Отчего сын лица

Ты не поднимаешь? Недоброе

Задумал и ждёшь ты плохого конца

Для брата единоутробного.

Посланником мира загробного

Стоит, затаившись в дверях твоих, грех.

К дурному предвижу влечение.

Но ты обрати своё лИце наверх,

В сей час побори искушение,

Чем позже молить о прощении».

Но Каин завистливый брата нашёл

И в поле повёл, ближе к ужину

Слегка прогуляться… Сам спрятал в мешок

Чем брата прихлопнуть недужного

И для полеводства не нужного.

Добряк был брат Авель, по жизни тюфяк,

Что будет, не думал заранее.

Под запахом трав он мозгами размяк

И шёл как баран на заклание,

Со смертью своей на свидание.

В степи у межи брат на брата восстал.

Зря Авель вопил: "Что, брат, сделал я?"

Ведь некому было пальнуть из куста

Иль разоружить оголтелого,

От злобы совсем очумелого.

Сам Авель убить мог из-за пустяка,

В избытке скота перерезал он.

Но не поднялась, очевидно, рука

В тот час на братишку нетрезвого,

Чтоб угомонить слишком резвого.

А Каин, крестьянскою сметкой силён,

В косилку залез без домкратика

И осью разобранной без шестерён

В момент оприходовал братика,

Услужливого маразматика.

(Прогресс подхватил земледельца почин.

Сегодняшний мир поучёнее,

И методы, как конкурентов мочить,

Становятся всё изощрённее -

Кому-то подсыпать полония,

Заточкою в печень, ещё не слабо

Тайком открутить гайки в ступице,

А всех террористов с пропиской любой

От Питера аж и до Ачинска

Мочить в туалете по-нашенски.

В столице козлы замесили мацу,

Почин подхватили окраины.

И киллеры памятник как праотцу

Поставят когда-нибудь Каину,

Не хуже чем ставили Сталину.)

Контрольным в затылок братишку добил

(Что стало потом общим правилом).

Тут Бог с высоты на него возопил:

«Где брат твой? Не вижу я Авеля,

Ни шляпы его, ни сандалия.

Кровь брата ко мне вопиет от земли,

Рукою твоей убиенного.

Уходят, навек исчезая в пыли,

Последние капли из вен его,

Травой прорастая забвения».

Не каялся Каин в том, что виноват,

Подавленным не был, растерянным.

«Что разве я сторож, чтоб знать, где мой брат?» -

На всё отвечал он уверенно

И следствие путал намеренно.

Свидетелей нет, журавлей лишь косяк

Летел вдаль порой той осеннею.

Оставить навек нераскрытым висяк

Бог не захотел с опасения,

Что дело замнут, как с Есениным.

(Утром 28 декабря 1925 года в одном из номеров ленинградской гостиницы «Англетер» был обнаружен труп Сергея Есенина. Тогда газеты в один голос заявили: поэт закончил свою жизнь самоубийством по причине тяжёлой депрессии. Позже возникли версии, что самоубийство является лишь инсценировкой и на самом деле его «убрали» сотрудники ОГПУ. )

Привычно звучит – документы на стол…

Включает в лицо лампу белую.

Потвёрже орешки Создатель колол,

Что стоит одно дело с Евою,

Как та перестала быть девою.

Дознанье закончено. В этот момент

Вопрос процедурный снимается.

(Но братоубийственный эксперимент

С тех пор на Земле продолжается

И сфера его не сужается.

Брат брата, а то и сестру ждёт конец.

Такие имеем последствия

С той разницей лишь, что не каждый подлец

Окажется после под следствием,

А жизнь проведёт в благоденствии.)

Стал проклятым Каин навек от Земли,

Отверзшей уста принять кровушку,

Когда ее струи обильно текли

Из брата пробитой головушки,

Густея от жаркого солнышка.

«Земля лихоимца в угодьях своих

Не будет держать за хозяина,

И быть тебе вечным скитальцем земли» -

Так Бог наш напутствовал Каина

Весь век проходить неприкаянным.

«Изгнанник, мать встретишь свою лишь во сне.

Меня она молит о мальчике.

Нет смысла брюхатить несчастную мне,

Когда ты их всех – коленвальчиком.

На Авеле есть твои пальчики».

Своё возражение Каин принёс

С надеждою на снисхождение,

Чем Бога тогда озадачил до слёз:

« Во всём том, что мною содеяно,

Другим уступаю злодеям я.

Свой садик я гадостью не поливал,

Почище твоих мои яблочки,

Нитратами ягоды не шпиговал,

Отраву не лил на козявочек -

Жуков колорадских и бабочек.

В Германию гумус не вёз я с полей,

Вагонными сцепками лязгая.

За что же меня высшей волей своей

Ты мучишь судебными дрязгами,

Бельё ворошишь моё грязное?

Ну, дал скотоводу я между рогов

Железкой. Но фактор смягчающий

Здесь есть, ведь согласно марксизма основ

Кочевников класс – отмирающий,

Я ж в этом ему помогающий.

К тому же тот скот, прочих слов не найду,

Стравил мои лютики-цветики,

Кувшинки и лилии в нашем пруду

Загадил вне всякой эстетики…

Вернёмся к судебной мы этике.

Меня привлекать по сто пятой статье***

Одной и без всяких там признаков!

Мой срок – от шести до пятнадцати лет.

Не надо мне вышку нанизывать,

В законе то чётко прописано.

Что казнь за убийство теперь не в чести,

Ты плохо о том информирован.

Привык всех одною метлою мести,

Не видишь людей за мундирами.

А может быть ты коррумпирован?

Лоббирует кто заказную статью,

Способствует тот вымогательству.

Вводить преднамеренно галиматью

В земельное законодательство –

Да то ж над людьми надругательство.

Тебе ведь, творящему свой самосуд,

Плевать со своей колоколенки

На то, как крестьяне в глубинке живут,

Как их донимают чиновники -

Законники и уголовники.

Связующую и последнюю нить

Ты рвёшь между властью и нацией.

Крестьян уничтожишь – кто будет кормить

Прогнившую администрацию

С её БТИ и кадастрами?

Меня отправляешь по свету бродить

Коммивояжёром и дилером.

Любой меня может при встрече убить

С волыны****, из армии стыренной,

Мои продырявить извилины.

Подальше меня с плодороднейших мест

Ты гонишь, навесив с три короба,

Тем почву готовишь указом с небес

Для аукционов по сговору

С больной головы на здоровую.

Ты шлюзы, небесные хляби разверз

Для нецелевой спекуляции…

Иной, если есть, указующий перст

Обязан спасти нашу нацию,

К нему отошлю апелляцию.

На твой самосуд выше есть арбитраж,

К нему обращусь по подсудности.

Рассмотрит он спор земледельческий наш,

Суд высший особой премудрости.

Найти его, правда, есть трудности.

Суд процессуально изъяны найдёт

В твоём беспределе по осени.

Ведь взять ты обязан был самоотвод,

Когда потерпевшему родственник,

Активов единственный собственник».

Над словом последним, что Каин сказал,

Господь озадачился мыслями

И полною мерою не наказал,

А лишь ограничился высылкой

Вину искупить, а не выстрадать.

(Так Каин пред Богом поставил вопрос,

Совсем, впрочем, не риторический.

Свои он и наши проблемы донёс

Из бездны времён исторических

В момент для России критический.

Творец подтвердил, что леса и поля

Совсем не для жуликов созданы.

Быть может, поэтому наша земля

Ещё до конца не распродана

Своим и невесть чьим там подданным.)

Сказал Бог: «Когда час твой смертный придёт,

Годов твоих будет не мерено.

Тому ж, невзначай кто скитальца убьёт,

Отмстится за Каина всемеро,

Того накажу Я намеренно».

(Семь раз Бог к затылку прижмёт пистолет,

И жизни лишит опечаленный.

Не трогать мерзавца! – Сей Бога запрет,

Охранная грамота Каина

В Писании вещь не случайная.

Со смертью одной я пока не знаком,

Спасибо Создателю, миловал.

Две-три допускаю, но очень с трудом.

Смириться с такой перспективою -

Буквально мозги изнасиловал.

А семь – извините, умом я не свеж,

Признаюсь в чём разве что шёпотом.

И в этом я вижу огромную брешь

Меж бренным собою и Господом

Со всем его жизненным опытом.

Тот, кто говорит, что семи смертей нет,

Выходит, весьма ошибается,

Раз Каина тень до скончания лет

По белому свету скитается,

За телом в морг не обращается.

Не трогайте Каинов, проклят их знак,

Хоть долго им жить… Тем не менее,

В постели своей не умрут Железняк,

Ни Троцкий с Юровским, ни Берия.

Не станем тревожить Тиберия.

Как ни был бы тяжек всех извергов грех,

Им век не подняться до Каина.

И хоть по количеству крови на всех

Наш Каин совсем не окраина -

Ему больше всех было впаяно.)

В земле на востоке с названием Нод,

Подальше от лика Господнего,

Жену отыскал, чтоб продолжить свой род,

Казачку, хохлушку дородную

Из гоев, зато детородную,

Чему, полагаю, весьма Каин рад.

Жена родила ему Еноха,

По имени сына возвёл Каин град

Гордиться своими успехами,

А дальше пошло и поехало.

От семени Каина произошли

Потомки по линии Ламеха.

Их дети металл извлекли из земли,

И гусли освоили лабухи,

Хитами забили все пазухи.

(С эстрады попсовые песни звучат.

Орут металлисты, окалиной

Несут на себе родовую печать

И любят железки отчаянно…

А что вы хотели от Каина?)

С лица человечества стёр Бог плевок,

Проклятие бесчеловечности…

И было Адаму сто тридцать всего,

Мальчишка в сравнении с вечностью

Отметился не по беспечности.

Адам полномочий, как муж, не сложил,

Свой долг исполнял по всем правилам.

Другое Бог семя жене положил.

(А церковь убитого Авеля

К награде посмертно представила.)

Сиф имя Господне впервые назвал

В связи с появлением Еноса,

Что стало, как в Библии я прочитал,

Основой для теогенезиса

(Не путать прошу с гистерезисом).

* "Вести с полей" – популярная телепередача.

** Астория. Пятизвёздная гостиница, расположена в центре Санкт-Петербурга рядом с Исаакиевским собором. В Петербурге в Ленинграде называлась «Англетер», связана с именем Есенина, где 25 декабря 1925 года оборвалась жизнь великого русского поэта Сергея Есенина. (Не ходи в "Асторию" – попадешь в историю")

*** 105 статья УК РФ – Убийство

**** волына – пистолет

Глава 5 О возрасте Адама и о нашем

Вот родословная Адама:

Бог человека сотворил

По образу-подобью… «Мама»

Впервые тот заговорил

И получил от Бога имя

В день сотворения навек.

Владыка над зверьми иными

Стал называться – человек.

Адам прожил тогда сто тридцать

Годков, когда родился Сиф,

А после Енос народился,

О чём Писание гласит

(Не от Адама, а от Сифа).

Чтоб стало всем понятно нам -

Деторожденья труд Сизифов

Не повторит уже Адам.

Лет восемьсот ещё отгрохав,

Адам, как водится, почил

И до великого потопа

Своей полжизни не дожил.

Лет девятьсот всего плюс тридцать -

Отпущен был Адаму срок.

Но можно только удивиться

Тому, что скрыто между строк.

Все патриархи проживали

Лет девятьсот и неспроста

Своих детей они рожали

По возрасту в районе ста.

Процентов уходило десять

От жизни, чтоб родить мальца,

Набегаться, покуролесить,

Впредь голым задом не мерцать.

Другим двух сотен не хватало

На женский пол спускать рубли.

Всё ненасытным было мало,

И мы от них породу длим.

Взять Ламеха. Ему под двести,

Старик с седою головой,

А он рожает земледельца

И сына нарекает Ной.

(Мы ж размножаемся за двадцать.

Произведём простой расчёт -

Нам следовало бы с вами, братцы,

Прожить хотя бы до двухсот.

А мы живём в три раза меньше

И то не каждому фартит.

Я не пишу про наших женщин -

О них Писание молчит.

Когда сейчас они двужильны

Срок отбывают свой сполна,

То сколько же бедняжки жили

В библейские те времена?

Скрывают возраст не случайно

Они, когда идут в Собес,

Им с красотою розы чайной

Тащить за Еву тяжкий крест -

Взамен карьеры слушать мужа

Без косметолога-врача…

Про женщин дней давно минувших

Мне лучше в тряпочку молчать.

Лишь выскажусь, но крайне робко:

Желает женщинам добра,

Когда выводит их за скобки

Из описания Ездра.

(Для евреев Ездра больше, чем просто священник и книжник. Он считается почти вторым Моисеем, лично ответственным за написание Закона)

Поборниц прав излишне прытких

Прошу не предлагать интим.

Им будет поводов в избытке

Корить Ездру и иже с ним.)

Но можно ли не проболтаться

О том, что держишь в голове?

Как человек стал развращаться

В шестой изложено главе.

Глава 6 О развращении людей

(В нашем вечно первобытном племени

Жили мы в истории без времени.

Годовые кольца нас не метили,

Кронами сплелись тысячелетия.

Солнцевосхожденье над каньонами

Исчислялось сотнемиллионами.

Тектоническими монолитами

Плыли времена палеолитные.

Ихтиандром в океане вечности

Зачиналось наше человечество.

Первобытно-первые товарищи

Жили созерцая-припеваючи

Домостройно-родовой общиною,

Обрастая вековой щетиною,

С киселя на квас перебиваючись,

В инородцев шапками кидаючись.

Пили, веселились, горе мыкали,

В тряпочку молчали, не чирикали

В стороне от либеральной ереси,

А к своей заразе притерпелися.

В мире всё течёт, всё изменяется,

По старинке жить не получается.

Даже тех, кто принимал решения,

Бес попутал – впали в искушение

Строить жизнь пустым голосованием,

Дали всем карт-бланш на выживание.

Благовестные радетели-старатели

Заменили динамит на шпатели,

Мир пугая замыслами смелыми.

Лучше б ничего они не делали.

Пребываем в том, что понастроили,

На историю глядим с иронией.

В будущее рвёмся истерически,

Перемен чураясь генетически.

Ностальгируем по первобытному,

Аплодируем давно забытому,

Первобытные общиннограждане,

Редкие подъезды не загажены.

И тоскует молодая гадина

По тому, что ею не украдено.

Наше племя, бродит опасение,

Станет первобытно предпоследнее.

Стадо перебитое бизоново

Космос засосёт в дыру озонову.

В термоядерное потепление

Не спасут грибочки и соления.

Над собою сдвинем мы надгробие

По себе, по Господу подобию,

Флору загубив, замучив фауну…

Времени отсчёт начнётся заново.

Наш ковчег по океану вечности

Поплывёт, но впредь без человечества.

Бог-Творец, усвоив нашу практику,

В новую отправится Галактику,

Подберёт иного подмастерия

Для спасения и воскресения…

То история уже отдельная.

У подрядчика оплата сдельная,

Руки длинные и пальцы цепкие…

Дай Бог сильному нервы крепкие.)

***

Лишь стали люди умножаться на Земле,

У них, конечно, появились дочки

С задумчивостью томной на челе,

Незрелые, как на деревьях почки

Набухшие, готовые вот-вот

Впитать в себя всю прелесть мирозданья.

Такими соками питал Господь

Запретный плод на дереве познанья

Для преступления и наказания.

Узрели в щелочку их Божие сыны.

Тех дочерей прекрасных эскадроны

Врывались в эротические сны,

И стали выбирать сыны их в жёны.

Взыграла человеческая плоть,

Завещанным ей Духом пренебрегла.

Впервые призадумался Господь

Об океане мировом без брега

И верфях для плавучего ковчега.

На безобразия взирал Бог свысока,

Любовные спать не давали вздохи,

Бессонницы замучила тоска,

Достала человеческая похоть.

Что твердь как голова болит, трещит,

До времени не подавал Бог вида,

Не признавался, что переборщил -

Прах замесил на творческом либидо

И получил эффект воды с карбидом.

Извёсткой негашёною разит,

Всё булькает и лезет повсеместно.

И как теперь ту известь погасить

Лишь одному Создателю известно.

Вот кто-то открывает порносайт,

Другой – интим-салоны и бордели.

Всю мерзость отражают небеса,

Где облака как девки на панели

В бесстыжести своей поднаторели.

Семейный врач лечил Творцу мигрень,

Снотворное ему не то назначил.

И не желая сесть на бюллетень,

Взорвался наш Господь в единочасье -

На размноженье наложил запрет,

Репродуктивный возраст обозначил.

Дал человеку лишь сто двадцать лет

Пожить на белом свете. Не иначе,

О демографии подумал Старче.

(Бог эту цифру взял не с потолка.

Создателю тогда хватило такта

Отсчитывать нам годы свысока

Как пульс во время полового акта.

Меня не отпускает тайна цифр,

Их магия возникла не случайно.

Не зря жрецы, дельцы и подлецы

Заветный шифр скрывают чрезвычайно

В швейцарских банках, что весьма печально.

Цепь совпадений – мистики родня

Преследует меня как наважденье:

Зачем Творец наш бурный век сровнял

С верхушкою нормального давленья?

Лишь разохотишься и вдруг пассаж -

Грибочков съешь или инфаркт случится…

Так средний человека возраст наш

Бог опустил как раненую птицу

На нижнюю давления границу

Артериального, что гонит кровь

От сердца к тазу и немного дальше.

Но тот, кто слишком ставит на любовь,

Похоже, умирает много раньше.

Возьмём Христа. Пилату докучал,

За что от стражи получал по почкам.

Безмерно по нему Господь скучал,

Призвал к себе любимого сыночка,

На тридцать три в графе поставив точку.

А что касается раба, его судьба

До фени Господу, раз тот не гений.

А он усердный не жалеет лба,

Всю жизнь свою проводит на коленях.

Умрёт как все, свой пребыванья след

Оставит в поминаньях безответных,

Да метрику в архив на много лет…

Короче, умер – твоя песня спета.

Но сам я так не думаю при этом.

Мой Бог во мне, хоть сам я атеист,

Внутри моей фигуры неказистой,

В душе моей. Пусть я эгоцентрист,

Но с нищими не стану Им делиться.

В какие кущи отлетит душа

Не ведаю, но думаю до кучи

Меня представят Богу не спеша

Тому, что будет моего покруче.

Вдвоём они моё досье изучат,

В какой приют меня определить,

Я думаю, легко договорятся…

Не смертному событья торопить,

Но перспектив я перестал бояться.

Как Аввакум, иду я не один,

Свой путь не оборву посередине.

Когда меня ведёт мой Господин,

Маршрутом непроторенным другими

Я проплыву Папаниным на льдине.

Увижу Каина я ржавый плуг,

Найду ковчег, оставшийся от Ноя,

В музее частном обнаружу вдруг

Христа затоптанный венец терновый,

Поднос, на нём Предтечи волоса…

Мне редкости античные по сердцу,

Но не в дому купца иль подлеца

В одной из многочисленных коллекций

Разграбленных гробниц из Древней Греции.)

Пока пинком нас не торопит смерть,

Чуть можно задержаться на проходе.

Полезно оглянувшись посмотреть,

Как человечество свой путь проходит.

Всё в неолите было здоровей

И жили на Земле той исполины,

Любившие красавиц дочерей.

Глаза-маслины, их прямые спины -

Доподлинная гордость Палестины.

Любви прекрасной сказочной своей

Плоды несли они как дичь на блюде.

Бог издревле приметил тех людей,

То были славные, большие люди.

Но незаметно, впрочем, как всегда,

Где было пусто, вдруг случилось густо -

Людская народилась мелюзга,

Как сорняки взошли среди капусты,

Которые не выведешь без дуста.

Стремленья мысли, помыслы сердец

Во зло направлены в любое время.

И ощутил внезапно наш Творец,

Как непосильно развращенья бремя.

Так мелкотравчатый и злобный трус,

Которому красавиц не досталось,

На Господа взвалил разврата груз.

Увидев мелюзги людской ментальность,

Бог ощутил брезгливую усталость,

Как будто сам слонялся по ночам

По непотребным барам и причалам,

По мордам бил и также получал

От сволочей по жизни одичалых.

Раскаялся Господь, что сотворил

Невесть чего подобие из праха.

(Будь Бог попроще – точно б возопил,

Рванул бы на груди в сердцах рубаху

И ворот разорвал единым махом.

Вскричал бы Отче: птиц всех истреблю,

Не выклевавших глаз скотам блудливым.

Сгонял бы вниз, с народом по рублю

Он сгоношил и лакирнул бы пивом…

Глядишь, и отпустило, отошло.

Впредь не ругался б, свесившись с карниза,

Слюной не брызгал, мерзостью взбешён,

Готовил бы возмездье с катаклизмом

И Ною объяснял устройство клизмы.)

Деянья, говорят, снимают стресс.

От человека Бога отличает

То, что несчастий Бог не ждёт с небес,

А катаклизмы сам и назначает.

Впредь Атлантидою уйдёт на дно

Что было ранее цветущим садом.

А вместе с человеком заодно

Скотам достанется и прочим гадам

Погибнуть под вселенским водопадом.

Воззрел Господь на землю – вот она

Растленная из Бога тянет жилы,

Ибо вся плоть, что Богом создана,

Свой путь, предписанный ей, извратила.

Не голословно Бог вознёс кулак

Над всем живым (а мы тому виною)…

Возможно, дальше всё пошло б не так,

Когда бы Бог не заприметил Ноя

В согбенной позе к Господу спиною.

Несложно было Богу рассмотреть

На винограднике в трудах благочестивца.

Духовную преодолеет смерть

Тот, кто пред Господом привык трудиться -

Учение отцов гласит о том.

Протестантизма этикой помечен

Спасётся человек своим трудом.

Ной, капиталистический Предтеча,

Усвоил эту правду с Междуречья.

Ной приобрёл пред Богом благодать

Своею непорочностью святою,

Хоть, говорят, что Ной любил поддать

И сыновей у Ноя было трое.

О Симе, Хаме, Иафете чуть

Позднее я поведаю особо.

А на земле, напомнить вам хочу,

Справляет бал духовная хвороба

И человек не самой высшей пробы…

Всем злодеяньям положить конец

Решил Господь. В свои благие планы

Трудягу Ноя посвятил Творец

И дал задание: Подняться рано,

Из древа гофер вырубить ковчег,

Что яхты Ромы нашего похлеще.

Мастеровит мужик был, и вообще

Любил Господь, когда краснодеревщик…

Красивые умел Ной делать вещи.

(Припомним, что произойдёт с Христом -

Из всех кандидатур, не меньше сотни,

По иудейской метрике отцом

Бог Сыну выберет того, кто плотник.

Заставит вырубить Голгофы крест

Служителей профессии древнейшей…

И если уж бежать из гиблых мест

В пургу в тайгу, куда не шлют депеши -

Оно сподручней с плотником, конечно.)

Завёл Господь-Бог о потопе речь.

Ной оторвал губищи от винища,

С понятьем, что недопустима течь,

Смолил бока внутри, снаружи – днище…

Как самогон столярный клей варил,

Прилаживал шпангоуты и снасти,

Локтей в три сотни Ной ковчег срубил…

Ведь тем, что был он на все руки мастер,

Ной Божью благодать обрёл отчасти,

Сам спасся и других от смерти спас.

За два бочонка марочной Массандры

Без тендера Ной выиграл заказ

На первую плавучую шаланду.

Ковчег тот представлял собою плот

В три палубы, жилья – кают штук двести,

Дверной проём, где предусмотрен вход,

Да сверху в локоть шириной отверстье

Для голубя – нести с простора вести.

«Я наведу потоп – сказал Господь -

Живое всё, в чём теплится дух жизни,

Прочь изведу и уничтожу плоть,

Но ты, мой богоизбранный, не кисни.

Я на тебя не обращу свой гнев.

Кишку слепую клизмы водомётом

Очищу наводнением, как хлев

Освобожу Я землю от помёта…

Не промахнусь, на скверну глаз намётан.

Могу наркотики вменить, разбой,

Ведь был бы человек – статья найдётся.

Но обойдусь с единственным тобой

Без перегибов лишних и эмоций,

Поставлю над тобою свой завет.

Войди в ковчег, сынов возьми с семейством.

Наложниц брать строжайший мой запрет

С угрозою домашнего ареста.

Скотам и тем не всем хватает места…

Из всех животных ты введи вовнутрь

По паре от любой двуполой плоти

Мужской и женской. Сверить не забудь,

Иначе пропадёт весь смысл в потопе.

Из всех скотов и птиц по роду их,

Всех пресмыкающихся ты по паре

Введи и этим сохрани в живых,

Как ни были бы у отдельных тварей

Несимпатичны и противны хари.

Меня освободишь ты от забот

Земли экологические ниши

Вновь заселять. Когда пристанет плот,

Реанимируй тех, кто еле дышит.

Организуй с собой в дорогу харч,

Травою свежей запасись сначала,

Чтоб видя, как грызёшь ты свой калач,

От голода корова б не мычала,

Мой абсолютный слух не омрачала».

Как повелел Господь, так сделал Ной,

Подробности о том в главе седьмой.

Глава 7 Начало потопа

Приказал Господь Ною: «Войди ты в ковчег

И к отплытью налаживай снасти.

Из всех прочих людей ты был праведней всех,

Твоё место теперь в бизнес-классе.

От всех чистых скотов отбери ты окрест

По семь пар, от нечистых – по двое».

(Так для чистых скотов исключил Бог инцест,

Для нечистых – сойдёт и такое.)

Семь попарно отобранных божеских птах

Взять с собой приказал наш Создатель.

(А нечистым, выходит, нет места в верхах?

Извините, а как птеродактиль?

По ошибке отбора забрался вандал

В синевы непорочной обитель.

Ной с собой эту мерзость в ковчег не забрал.

Так и сгинул тот скот в неолите.)

Предписаний благих не ослушался Ной,

Благоверным не зря слыл пред Богом,

С генофондом коробки грузил по одной

И акцизы наклеивал строго.

Всех двуполых развёл на второй-первый сорт,

С оформленьем решил все вопросы.

Однополые тайно проникли на борт,

А не то бы их Ной – дихлофосом.

Кто в собачьей шерсти, кто поглубже в щелях,

А микробы в мокроте и в пыли…

Все, кому плот из брёвен всего лишь топляк,

Те с дельфинами рядом поплыли.

До потопа прожил Ной шестьсот полных лет

И, похоже, не мучила грыжа,

А иначе, свершив этот труд на земле,

На воде бы он просто не выжил.

Подготовившись славно к великой беде,

Справил свой юбилей патриарх наш.

Через месяц потом на семнадцатый день

Страшно сделалось даже папаше.

На седьмой день недели, как Бог обещал,

Враз разверзлись все хляби и щели.

И на землю рванула такая моща

Накопившегося возмущенья,

Что в момент всё живое, залитое сплошь,

Уже булькало клизмою в попе.

Сорок дней и ночей нескончаемый дождь

Превратил в безнадёжные топи

Всё. Где раньше служили земле тополя,

Море волны свои распластало.

И зелёная наша планета Земля

Голубой на мгновение стала

По космическим меркам. Хватило вполне

Тех затопленных дней мирозданья

Жизни дух утопить в набежавшей волне,

Человеческое сбить дыханье.

Сорок дней прибывала вода всё сильней.

Да, рванул на груди Бог рубашку.

И уж горы ушли на пятнадцать локтей

Ниже волн залихватских барашков.

Истребилось всё то, что пора истребить.

И вулканы уже не дымились…

(Здесь хотелось бы мне, атеисту, спросить

Вы довольны собой, Ваша Милость?

Рубанули с плеча, но ребёнка слеза,

Может, всё-таки что-нибудь значит?

Повалился весь мир как под корень лоза…

А не нельзя было как-то иначе?

Как сказали бы Дарвин, Руссо и Вольтер:

У природы в достатке работы…

Впрочем, эти умы здесь не авторитет -

У Вас с ними особые счёты.

Революции дух Вы сумели поднять -

Вмиг решить все проблемы строптивых…

И пошла по земле бесовщина гонять

На истории локомотивах.

Свой у Вас, извините, к творенью подход -

Эволюция для богохульцев,

Шашки наголо и над поверхностью вод

Всё крушить на летающем блюдце.

Препираться с Творцом, даже если ты прав, -

Что носить на поля воду в сите.

Раз у Бога такой неуступчивый нрав,

Почему Он тогда наш Спаситель?

Сделать мир в интересах одних «Лучше всех»*,

Если Бог приложил все старанья,

То откуда тогда (жалко, что не у всех)

К братьям меньшим взялось состраданье?

Видит свет кто – ещё не ослеп до конца.

Да услышит имеющий уши.

В колпаке атеиста и весь в бубенцах

Я крещённый, но очень заблудший.

Из богатства души не отдал ничего,

На амвон не принёс ни рубля я.

Но Творца даже в самый момент ключевой

Озабоченность я представляю.)

Как там Ной в окружении коз, поросят

Переносит невзгоды погоды?

Из пробоины в небе дней сто пятьдесят

Вниз струились и множились воды.

Новой жизни Господь заварил свой бульон.

А как Отче кухарничать бросил,

Что за вести несёт голубок-почтальон -

Мы узнаем в главе номер восемь.

*«Лучше всех» – представители "богоизбранной нации", которой дозволительно всё в установлении своей власти над другими народами.

Глава 8 Похоже, приплыли

Бог заскучал по Ною, вспомнил он

О всех скотах, затворниках ковчега.

Так захотелось, выйдя на балкон,

Привычное услышать тега-тега.

Пять месяцев безбожно дождь хлестал

И струи лил в распахнутые окна.

Навёл Бог ветер, то есть дунул так,

Что хляби все как форточки захлопнул.

В дни очищенья страшного суда

Вращение Земли не прекращалось,

И центробежной силою вода

Обратно на орбиту возвращалась

В источник бездн, резервуар небес

Или в ещё какие там ангары,

Чтоб доблестные силы МЧС

Могли тушить таёжные пожары.

Корабль закончил бороздить простор

Числа – семнадцатого, месяца – июля.

Кошачьи лапы Араратских гор

Ковчег за днище мягко цапанули.

(Ну, цапнули, не велика беда.

Не я один теряю чувство меры.

Какую только цену иногда

Ни платят ради нужного размера.

А про дурёх я просто промолчу,

Бедняжек осуждать – немного кайфа.

Чтоб влезть в размер, готовы пить мочу

Иль в муках умереть от герболайфа.)

Два месяца ещё скрывался брег

И воды постепенно убывали

До октября, и лишь тогда ковчег

Конкретно сел на горном перевале.

Прошло ещё, быть точным, сорок дней

С кончины ненасытного потопа,

И на поминках миссии своей,

Не чокаясь, Ной опрокинул стопку.

В отверстие, что в локоть шириной,

Представилось очищенное небо

От ноосферы мерзости земной,

От ящуров и прочей непотребы.

Прочь ворон вылетал и прилетал,

Промокший возвращался на оконце.

Так без синоптиков Ной узнавал

Насколько землю просушило солнце.

Три раза ворон рвался на простор,

Исследовал скалистую махину,

Сливался с очертаньем чёрных гор,

Пока в них окончательно не сгинул

Вран в силу неизвестных нам причин.

И чтоб узнать – сошла ль вода с землицы,

Не простудиться, ноги замочив,

Ной выпустил в полёт иную птицу.

Покой не обретя для ног своих,

Над Ноя головою голубь кружит.

Пар поднимается и ветер стих,

Но вся земля – одна сплошная лужа.

Ной-патриарх по милости своей

Прощает птице, не нашедшей брода,

Но на семь дней, чтоб голубь стал умней,

Сажает взаперти на хлеб и воду.

Повременив ещё недельный срок,

Ной обратился вновь к услуге птичьей.

И вот уже под вечер голубок

Во рту приносит лист ему масличный.

Так Ной узнал, что с гор сошла вода.

Ещё семь дней – и вновь взмывает птица,

Чтоб ни с листом, ни с ветвью никогда

Назад в ковчег уже не возвратиться.

На радостях наш славный патриарх

Справляет шестьсот первый день рожденья.

А ворону и голубю в веках

Господь найдёт иное примененье.

Зверей не выпускал Ной с корабля,

И не одна скотина в трюмах сдохла.

Но лишь к двадцать седьмому февраля

Земля от вод достаточно просохла.

И Бог сказал: «Оставь, Ной, свой ковчег,

Пусть вся семья идёт вслед за тобою.

Вручаю вам навечно белый снег,

Зелёный бор и небо голубое.

Всех заклинаю именем Меня -

Всё то, что вам торжественно вменяю,

Пусть ваши дети бережно хранят

И добрым словом Бога вспоминают.

С собою выводи наружу всех -

Животных, пресмыкающихся, гадов.

Тюрьмой им стал спасительный ковчег,

Свободой будет зелени прохлада.

Соскучилась по ним моя земля.

Плодятся пусть без всякого пригляда».

(Позволю от себя добавить я:

Не человек, природы не загадят).

С ковчега Ной со всей своей семьёй

Сошёл на брег. Скарб вынесли невестки.

В поля рвануло прочее зверьё

И песней огласились перелески.

От птиц, животных с мыслею благой

От чистых всех собрал Ной понемногу,

На жертвеннике разложил огонь

И в жертву их принёс во славу Бога.

Создатель обонял сей чудный дух,

Словил в ноздрях мясца благоуханье.

Трещали шкварки и ласкали слух,

Творец пришёл к решеньям эпохальным.

Бог Землю впредь не будет проклинать

За злые человека помышленья.

Простит заблудшим нам природа-мать

Отроческие наши прегрешенья.

(От юности всё человека зло,

А значит быть нам с возрастом добрее.

И хочется молиться, чтоб пришло

То времечко как можно поскорее.

За мерзости не будет поражать

Господь всех скопом, как свершил однажды.

Действительно, какого, брат, рожна

Нам битым быть из-за соседской кражи?

Ворует он, наказывают нас.

За что, скажи, невинных гнать в остроги…

Другое дело если волей масс

Свой произвол вершат земные боги.

Дождём прибило лагерную пыль.

Тварь вылезла с щелей – из грязи в князи,

И сколько ты промежности ни мыль,

Не выведешь её без серной мази.

Семь тысяч лет мир зрел, но не добрел.

Зло юности так прочно, знать, впиталось.

И если вырос, но не поумнел,

То можно ли рассчитывать старость?

Что травмы родовой нам не избыть,

Неверие во мне вопит истошно:

Зла юности вовек не истребить,

И гниде стать законченною вошью.

Глас свыше к размножению зовёт.

И что призыв нам выполнить мешает?

Мэр Волгограда в роскоши живёт,

А матерей пособия лишают.

Последний вальдшнеп пискнул и исчез,

На Францию подлец сменил отчизну…

Чем дальше в лес меня ведёт прогресс,

Тем меньше оснований к оптимизму.

Из ямы пессимизма атеист

Не может видеть Божьей перспективы.

Созвездия зажглись и смотрят вниз,

Подмигивая путнику игриво.

И вот уже очередной Колумб

Рвёт горизонт, как на груди рубаху.

А мне всё кажется, что бог акул

Нам уготовил новую клоаку.

В предложенное новое ярмо

Мы лезем с любопытством, словно дети.

Зло юности и прочее дерьмо

Мир держит паутиной в Интернете.)

Бог призывает двигаться вперёд,

Земле родить ядрёную пшеницу

И обещает: дней круговорот

В одно мгновенье впредь не прекратится.

(Ждать атеисту скорого конца

От наводнения в России глупо.

Поддавшись уговорам мудреца,

Я снёс в утиль от Ноя мокроступы.

Но в голове моей проснулся царь:

Что если передумает Создатель

И с миною брезгливого Творца

Перестирнёт вновь самобранку-скатерть?)

Про радугу, завет и договор

Меж Ноем с Господом и многое другое

В главе девятой будет разговор,

И краешком про опьяненье Ноя.

Глава 9 Ной, пьянство и хамство

Благословил Бог Ноя и сынов,

Всем дал карт-бланш плодиться, размножаться,

Определил уделом для скотов

Страшиться человека и мужаться.

(Одной травой нам не насытить плоть.

Без жира в углеводах толку мало.

Врач-диетолог, строгий наш Господь,

Нам в пищу прописал есть, что попало.

Что движется, чирикает, живёт -

Всё передал Бог человеку в пищу…

Комками мёрзлыми летит жнивьё -

Загонщики с борзыми зверя рыщут.

Угроз не ведая, пушистые белки -

Жиры и углеводы скачут резво.

Всего делов-то – выставить силки,

Стравить, словить и горло перерезать.

К чему привычна нация твоя -

Особенно по вкусу, мне сдаётся.

Французу – устрица, хохлу – свинья,

Бомжаре – Тузик, если попадётся.)

Но человека колотушкой в лоб

Иль как иначе вытряхнуть из тела,

А плоть промыть, сварить и есть взахлёб -

Ни при каких! Бог против беспредела.

Едва железкой выписал по лбу

Брат Каин Авелю (ещё до катаклизма),

Бог на убийство возложил табу.

Теперь пришёл черёд каннибализма.

(Бог озадачился не с пустяка -

Как раньше лютовали отморозки,

Так и теперь в тайгу ведут «бычка»,

Из баловства убьют, за папироску.)

("Побег с бычком". Это когда пара матёрых рецидивистов уговаривают "мужика", то есть человека присевшего случайно и далёкого от реального криминала пойти "в бега". Его усиленно откармливают пару месяцев перед побегом, а потом действительно используют в качестве пищи.)

Господь сказал: «Взыщу за вашу кровь,

За вашу жизнь взыщу от зверя даже».

(Но как бы ни был сей запрет суров,

Для многих суть одна – как фишка ляжет.

Напрасно извращённые умы

Скептически относятся к Писанью.

Тот, кто другую жизнь возьмёт взаймы,

Людского не избегнет наказанья.

Возмездия никто не отвратит.

До срока смерть настигнет супостата,

И он своею жизнью возвратит

Чужую ту, что в долг забрал когда-то.

Не вами создан и не вам кончать,

Тем паче, что по образу похожий…

Права же перед Господом качать

С подобьем, без подобья – всё негоже.)

Ещё с большого взрыва знает Бог,

Что вспыльчив и горяч Он бесконечно

И не одну Галактику, небось,

Стёр в порошок, в муку, как путь наш Млечный.

Но чтоб Земля, любовница его,

Зелёная и хрупкая планета

Не пострадала, с Ноем договор

Господь скрепляет радугой завета.

«С людьми и с прочим, что ковчег сгрузил,

Я заключаю пакт ненападенья,

И как бы ваш прогресс меня ни злил,

Не уничтожу жизнь в одно мгновенье,

Не обращу на всходы бездны вод,

Не допущу впредь мерзость запустенья

И, как бы ни был грешен мой народ,

Не сделаю впредь жизнь своей мишенью.

Чтоб не шугалось по кустам зверьё

При имени Моём упоминанье,

Я знамение всем даю своё,

Как договор бессрочный между нами.

На составляющие белый свет

Я разложу и радугу подвешу

Напоминанием про мой обет

Мне самому и прочим громовержцам».

(Впредь, как бы ни был Бог зол на задир,

Завидит лишь завет под небесами,

Прочь скинет прокурорский свой мундир…

Мол, ну вас к чёрту, разбирайтесь сами.

И если твердь вдруг рухнет потолком,

И океаном в пучину смоет многих -

То не Господь накрыл нас колпаком,

А дело рук уже самих двуногих.

На радугу гляжу после дождя,

Ей дрожь земли передаёт свой зуммер.

Надежду слабую питаю я -

А может, Бог безумных образумит,

Зло помыслов добром сведёт на нет…)

Но истина – в семье не без урода -

Стара как мир и, обойдя весь свет,

Не обошла и патриарха рода.

В те времена библейских праотцов

В ещё неалкогольную эпоху

Ной регулярно жал своё винцо,

В чём преуспел действительно неплохо.

Однажды, вроде как на разговор,

К нему зашёл запойный Дионис сам,

О дегустации затеял спор,

А в результате оба напились в хлам.

Бог Дионис под утро улетел

Иные навестить с вином подвалы,

А в глубине шатра старик храпел,

Обпитый, неприкрытый и усталый.

Вошёл к отцу, напившемуся в хлам,

Хам Ноевич, родитель Ханаана,

Законченный неисправимый хам,

История хамей не знала хамов.

Зашёл, увидел: батя впополам.

Нет, чтобы дать отцу опохмелиться,

Сын вперился на детородный срам

И побежал увиденным делиться.

Готов был осквернить отца постель

С братьями, с не последними ослами.

А попадись ему в пути бордель,

Он перед шлюхами б отца ославил.

Два сына Ноя: Иафет и Сим

Не поддались на Хама уговоры

В шатёр отца последовать за ним

И тем спасли папашу от позора.

Достойные сыны, на Хама злы,

Одежды возложив себе на плечи,

Спиной к отцу, сбивая все углы,

Шли, благочестие тем обеспечив.

Так с головой повернутой назад

В боязни на мгновение отвлечься

Укрыли сыновья папашин зад

И с наготой избегли пересечься.

Проспался Ной от крепкого вина,

Узнал, какое сотворил Хам гадство.

И Ханаану тут пришла хана -

К родным дядьям Ной внука отдал в рабство.

А Сима с Иафетом наградил:

Объединил имущества друг с другом

И к Симу Иафета подселил

(Сомнительная, на мой взгляд, услуга).

Потомство Хама Ной велел отдать

Прислуживать участникам Исхода.

Так рядовое хамство может стать

Причиной разобщения народов.

По тексту, Ной был сверхблагочестив,

А мне так представляется – не очень.

Богопослушен, верно, не блудлив,

Но будущность легко решал за прочих.

Не ставлю я в вину алкоголизм,

Плюс очевидный – твёрдость в испытаньях.

Но, как неисправимый атеист,

Немного я скажу за воспитанье.

Манерам должным Ной не воспитал

Ребёнка, скажем попросту – профукал,

Не батогами Хама наказал,

А в рабство отдал собственного внука,

Что звали Ханааном. Так алкаш

В истории еврейского народа

Потомкам Сима выдал свой карт-бланш

Колонизировать кого угодно.

Потопа после Ной жил триста лет

Плюс пятьдесят и принял смерть счастливым.

Шестнадцать внуков, что оставил дед,

Размножатся потом, как дрозофилы.

Потомки их по свету разбрелись

И спорят меж собою, кто главнее.

От Сима к нам дошедший список лиц -

Семиты, но пока что не евреи.

Из всех живущих прочих на земле,

Кто не семиты, скажем, а арийцы,

Сокрыто тайною в глубокой мгле,

В Писании о них не говорится.

А что до Хама и его родни -

Покинут племена родные веси.

Как с Ханааном справились они,

Библейские евреи сложат песни.

В догадках пребывают разных стран

Учёные и спорят меж собою,

Что раньше было – древний Ханаан

Или жрецов фантазии про Ноя?

Глава 10 От Иафета мы, не от Хама

Сынов здесь Ноевых родословная:

Сима, Хама и Иафета.

Легла пред ними земля огромная

От Междуречья до края света.

От Иафета листвой осеннею

Сдуло внуков времён ветрами,

И по просторам они рассеялись

Разноязычными племенами.

Прочь разлетелись, потом составили

Нашу русскую панораму.

И как свидетельствует Писание -

От Иафета мы, не от Хама.

Кто разглагольствует, что изгои мы

(Наше пьянство ему в подмогу) -

Плохо тот знает свою историю

И не заглядывал в синагогу.

С ним бесполезно не то чтоб ссориться,

Даже спорить не будет смысла.

Лучше зажги нам лампаду в горнице

И не дозволь нам Всевышний спиться.

От Ханаана, потомства Хамского,

Хуша, Фута и Мицраима

Произошли племена Иранские

От Междуречья почти до Рима.

Люди из первых, ближневосточные

Аборигены сплошь Хамских линий.

Иевусеи, евеи, прочие

Всю Палестину заполонили.

Сима потомки в деторождении

Там отличились куда как меньше.

Это с того, что для размножения

Брали они лишь семитских женщин.

Тщательно книжники описали нам

Всю этнография после Ноя.

В тексте, однако, добавка вставлена,

Нам говорящая про другое.

Глава 11 Смешение языков. Вавилон

Был на земле всего один язык,

Одно наречие.

И заселил народец невелик

Всё Междуречье.

Плодился доеврейский пранарод

В Месопотамии,

Оттуда род Иакова пойдёт,

Скажу заранее.

Любил решать при пламени свечи

Вопросы вздорные

И научился делать кирпичи

Огнеупорные.

И взяли люди на себя обет

В своём тщеславии:

Чтоб след в истории на много лет

Они б оставили.

Построить башню до самих небес

Клялись не шёпотом:

«Чтоб Галилей потом туда залез

Для разных опытов.

Хотим, чтоб град наш был непобедим,

Во всём лидировал,

По силе имени с Творцом самим

Ассоциировал.

Достанем головой мы облака,

Подушки ватные.

Мы имя сделаем себе пока

Живём компактно мы.

Рассеявшись до самых дальних мест,

От слёз опухшие,

Достав рукой однажды до небес,

Всё будем лучшие.»

(Свою судьбу народ проведал от

Какого пастора?

Был раньше Вавилон, вопрос встаёт,

Или диаспора?

Загнуться беженцам Господь не даст

От одиночества.

Единым сохранится много раз

Евреев общество.

Вернутся завершить свой долгострой

Они с оказией.

Подобным опасениям виной

Мои фантазии.

Растёт их здание иных главней

И будет строиться,

Пока мой царь еврейский в голове

Не успокоится.)

Опасный намечался прецедент

В своей тенденции.

Чернь занеслась, превысила в момент

Верх компетенции.

Энтузиазмом, как горящий крест,

Светились лица всех.

С усмешкой Бог поплёвывал с небес

На их амбиции:

Какую башню к небу возведёт

Народ безбашенный?

Тем, что увидел Бог, взглянув вперёд,

Был ошарашен Он -

Чтоб статую воздвигнуть к небесам,

Что возмутительно,

Такие в будущем разрушат храм

Христа Спасителя…

Сошли архангелы вниз посмотреть

На город, здание,

Уж возведённое почти на треть

От основания,

И поняли: «Когда народ един -

Одна симфония.

Наведывались в этот край, поди,

Кирилл с Мефодием.

Один язык у них, один букварь

И мысли дерзкие,

На небо свой приделают фонарь

С его железками

И станут до утра нам докучать

Своими майнами,

О богочеловечестве кричать,

Как ненормальные.

В психушку сдать и разума лишить

Сумеем Ницше мы,

Но как нам уваженье сохранить

Сословья низшего?

Так сделать, чтобы ведал «Who is who?»

Народ зарвавшийся…

Все мненья обобщив, Бог наверху

Решил: Знай нашенских,

Чтоб уничтожить чванство на земле,

Затрат не жалко Мне…

Смешал все языки в одном котле

Господь мешалкою.

(Язык ломать так любит молодёжь

Того не ведая,

Какими обернётся выпендрёж

Крутыми бедами.)

От многоцветья разных языков -

Лишь масса белая.

Добавлена в неё для дураков

Махра незрелая,

Щепоть неверия – крутой табак

Бездумной смелости,

Чем зелье разбавляет голытьба

Для очумелости.

На копошащийся народ Отец

Отраву выплеснул.

И положил, разгневанный, конец

Единомыслию.

Где незнакомый слышится язык,

Кран не работает.

Там вместо «майна!» пьяный крановщик

По фене ботает.

Чужую слышит речь со всех сторон

Чернь без почтения…

Был Богом город назван Вавилон

В честь разночтения.

Рассыпались по свету, как горох,

Наречий катушки,

До дальних докатились берегов,

До Волги-матушки.

Была так меж людьми возведена

Стена различия.

Знать, не случайно наша сторона

Многоязычная.

А дальше, извините, господа,

Зажав Писание,

Позёвывать я начал иногда

С однообразия.

К единобожью отношусь, пенёк,

Достойно вроде я,

Но слишком от идеи я далёк

Однонародия.

И как бы свой народ я ни любил

С Покровско-Стрешнего,

В одну телегу всех бы не сгрузил,

Простите грешного.

Когда для Бога мы родня чуток,

Одно подобие,

То русофилия совсем, браток,

Не юдофобия.

И сколько б пива я не перепил

Со всей Покровкою,

Никто мне тайны страшной не открыл,

Что полукровка я.

***

Одинаковое детство

Выдаёт любая власть,

Накормиться и одеться

И в кутузку не попасть.

Матерей мы не винили,

Нелегка у них тропа -

Двух мужей похоронила,

Третий без вести пропал.

Много что в отцовском доме

Узнаётся лишь потом.

Кто меня бы познакомил

С моим собственным отцом.

Тайна детская, конечно,

Разрешиться бы смогла б,

Но мой дед мягкосердечный

Оказался сердцем слаб,

Всё хвалил отца – мол, Верку

И с дитём Серёга взял.

Лентой траурною сверху

Рот Господь ему связал.

Замолчал навеки рупор,

Отошла его душа.

Крёстная входила в ступор,

Когда речь о папе шла.

Где теперь она, не знаю,

Не искал по мере сил,

И грозу в начале мая

Про отца не расспросил.

О своём туманном ретро

Мама взрослой детворе

Сообщила, что на смертном

Не расколется одре,

Что судом моим третейским

Мне масонов не судить,

Про особенность еврейства

Мягче надо говорить.

Мне фамилию на бирке

На иврите врач писал…

Вроде как не плюй в пробирку,

Из которой вышел сам.

Белый свет я встретил мрачным,

Покидая тот роддом.

Понял я – меня дурачат,

Но ещё не ведал в чём.

Лишь теперь, когда мой пафос

Оказался не у дел,

На себя взглянув с анфаса,

Я этнически прозрел.

Приоткрыло в тайну дверцу

Дело громкое врачей,

Оказалось, что отец мой

Не последний был еврей.

Что Сергеич, что Семёныч -

Как меня ни назови…

Хорошо хоть не найдёныш,

А продукт большой любви.

Так антисемит прожжённый

Я узнать был обречён,

Что отец мой наречённый

Гервиш, чем не Шниперсон?

По обрядам ихним строгим -

Всех, кто до семи недель…

За интим себя потрогал,

Ужаснувшись – Неужель..?

За семейную ту драму

Я прощу отца, Бог с ним,

И скажу: Спасибо мама,

Что я цел и невредим.

Окажусь когда за ересь

Иудеями гоним,

То возьму себе я Гервиш

По папаше псевдоним.

Понял я тогда, где счастье

Мне предписано искать,

И с особенным пристрастьем

Начал в Библию вникать.

***

С надеждою огромной на успех

Верчу Писание.

За пропуски прощение у всех

Прошу заранее.

Возможно, что местами согрешу,

Но к отступлениям

Не отнеситесь, искренне прошу,

Как к преступлению.

Идиосинкразию пережить

К подобным опусам

Сложней чем плотью крайнею прикрыть

Окно автобуса.

А Библию рискнуть перелистать,

Взглянуть по новому -

Что перед хамскими детьми лежать

В обличье Ноевом.

Главы 12-15 Умеют же устраиваться люди

Потомок Сима, патриарх Аврам

(Поздней получит имя Авраама)

За семьдесят передвигался сам,

Собрался в путь и вышел из Харрана.

С ним шли жена, его племянник Лот

(Как в высылку из Киева в Житомир),

При них рабы, не менее двухсот,

Несли добро, в Харране нажитое.

Бог племенной им указанье дал -

Уйти туда, куда перстом укажет,

Свой отчий дом покинуть навсегда,

Забрать свой скот, упаковать поклажу.

«Произведу я избранный народ

Для нужд своих, от прочих всех отличный,

Благословлю Аврама славный род

И имя Авраама возвеличу.

Благословлю всех славящих тебя,

Злословящим тебя пошлю проклятья.

Все этносы земли, твой род любя,

В тебе благословятся словно братья».

(Что тут сказать? Красивые слова

И правильные даже, может статься,

Но не даёт дурная голова

Хоть в Книге обойтись без папарацци.

Кто боговдохновенный диктовал

За Господа возвышенные строки?

А может, он ещё тогда не знал

Про человека худшие пороки -

Тщеславие, гордыни тяжкий грех?

Про зависть с её взглядами косыми?

Быть человек не может «Лучше всех»,

Когда мы все равны пред Богом-Сыном.

Я волю над собой его признал.

Всевышнему я верю беззаветно.

Но сам апостол Павел призывал

Очиститься от Ветхого Завета.

С Аврамом этот номер не пройдёт.

И всё, что я могу себе позволить -

Сняв с патриарха святости налёт,

Представить человеком и не боле.

Не захотел я в розовых очках

Рассматривать Аврама в виде лучшем.

Будь трижды он святой и патриарх,

Что в Книге заслужил, то и получит.)

Пришли потомки Сима в Ханаан,

Где проживали люди Хананеи.

Аврам немедленно был послан на

(Как посылались многие евреи) -

На все четыре стороны. Карт-бланш

Ему потомки выписали Хама.

За это Бог их взял на карандаш,

Чтоб позже гнать с тех мест метлой поганой.

Для ясности скажу: Бог племенной.

Без меры возлюбил народ ядрёный,

Мгновенно появлялся за спиной

В лихое время и стоял на стрёме.

В своей доктрине складно излагал,

Как нужно чужака держать за вымя.

Примером мог служить иным богам

И потому возвысился над ними.

Нюрнбергский не прошёл ещё процесс,

В ощип не угодил фашистский кречет,

И потому для «Лучше всех» с небес

Звучали зажигательные речи:

«Потомству передам, как связку бус,

Сей край, спасу от происков Корана,

В достатке завезу в любой кибуц

Бронежилеты, каски, дам охрану.

Поля и веси, рядом и окрест

Отдам народу, дабы жил привольно».

(Но как бы сделать так, чтоб с этих мест

Туземцы уходили добровольно?)

Бог контурную карту рисовал -

Заветный край, его отроги, реки,

И много раз границы исправлял

(Последний раз уже в двадцатом веке).

Пошёл Аврам вначале на восток,

Потом опять на юг решил податься

И, несмотря на возраст и песок,

Пришлось ему немало помотаться.

Был голод на земле. Старик ослаб.

Хотелось есть и ещё больше выпить.

Супругу он сажает на осла,

Со всем семейством следует в Египет.

Его подруга Сарою звалась

(Второе эр приобретёт позднее),

В деторождении судьба не задалась,

Зато намного прочих красивее

Прекрасна видом женщина была.

«Такую привести к нечеловекам -

Убитым быть в момент из-за угла,

А повезёт – всю жизнь ходить калекой» -

Так думал патриарх и, не шутя,

Он нравы изучал мест проживаний.

Подозревать в коварстве египтян,

У патриарха были основанья.

Отборы жён у пришлых и чужих

Оканчивалось часто мужа смертью…

«Меня убьют, а ей ходить в живых?

Что скажут наши будущие дети?»

Свой страх обосновал супруге муж.

Аврам придумал выход бесподобный -

Что Саре он не муж объелся груш,

А просто брат её одноутробный.

«Скажи всем, Сарочка, что мне сестра,

А я Авраша, твой любимый братик,

Иначе, не дожить мне до утра,

Сам фараон не даст таких гарантий.

Лишь для того, чтоб дальше быть с тобой,

Душа живая сохранилась дабы…»

И Сара согласилась быть сестрой

(Как женщины уступчивы и слабы…

А может, что иное на душе?

Припрятала пасхальное яичко?

Авраму ведь за семьдесят уже,

По меркам, даже древним, не мальчишка.)

Египетская расступилась тьма.

И к Саре подступили египтяне,

Прознав, что та красива и весьма,

К ней тянут руки с грязными ногтями.

Коростой на ладонях жёлтый ил,

Авраму он казался рыльной мазью…

Кормилиц ты великий, славный Нил,

Но сколько же в себе несёшь ты грязи!

Выплёскивая пену на поля,

Ты затхлостью болотною надулся,

И не поймёшь, где грязь лежит твоя,

А где с того, кто в реку окунулся.

На брата Сары стал Аврам похож…

(Похожим станешь хоть на чёрта, если

За женщину твою в кругу вельмож

Тебя готовы за ноги повесить.)

Любил красивых женщин фараон

И Сару стал обхаживать, как кочет,

Хоть было у него в избытке жён,

А вот здоровье выдалось не очень.

Авраму хорошо вблизи сестры

При фараоне было – вина, дыни.

К его услугам были до поры

Верблюды и ослы, рабы, рабыни.

Не обижал Аврама фараон,

С его женой прилично обходился.

Язычником он был, как царь Гвидон,

Бог племени за Сару рассердился.

За бородёнку тощую и в щи

Господь пять раз царя макал не хило.

(Ну, это я слегка переборщил,

Тщедушному и пары раз хватило.)

Аврама царь выводит на ковёр:

«За что же ты, браток, меня подставил?

Мне голову морочил про сестёр,

Жену по этикету не представил.

Зачем сказал: Она моя сестра?

И я её себе взял-было в жёны…

Катился б ты колбаскою лжебрат.

Подальше с глаз моих таких пижонов».

Прочь из страны Андропов тех времён,

Как Ростроповича, с его ослами

Изгнал Аврама. Впрочем, Фараон

Себе добра чужого не оставил.

Аврам опять вернулся в Ханаан,

При нём ослы, рабыни и верблюды.

Ложь во спасенье – это не обман…

Умеют же устраиваться люди!

Глава 16 Аврам, Сара, Агарь

Сара, жена Аврамова, родить не могла ему.

Оба довольно старые, видимо, потому.

«Чрево моё, знать, проклято Господом навсегда.

Горе нести безропотно – наша с тобой беда.

Жизнь провели впритирочку, лет уж всё круче склон,

И не найти пробирочку вырастить эмбрион,

Преодолеть все сложности, род от тебя продлить.

Нет у тебя возможности Саре помочь родить.

Рабство, веков проклятие, не обрати во вред,

Перенеси зачатие в лоно иное, дед.

Есть у меня служаночка та, что родить смогла б…

Ты ж её – на лежаночку… если вконец не слаб.

Наши желанья сложатся. Думаю не шутя:

Если твоя наложница, значит, моё дитя.

Богом с тобой обвенчаны, общее всё у нас».

Так говорила женщина, Сарой она звалась.

«Всё, что в купели плещется, выплеснем не до дна…»

Умная, видно, женщина Сара была, жена,

Если смогла достоинство не уронить своё.

Пусть лишний раз помолится дедушка за неё.

В мире умнее Сара чем – женщины не сыскать.

Так порешили старые в роженицы призвать

Славную египтяночку. Целые десять лет

Пестовал ту смугляночку наш благоверный дед.

Спорить с мужским желанием не полагалось встарь,

И отдалась заранее в мыслях своих Агарь.

Краска в лицо ударила. Скинул Аврам покров.

Дело то не составило им никаких трудов.

Расшевелился старенький… Девушка понесла.

В генах у дивчин навыки древнего ремесла,

Память зато не гарная – стоило лишь зачать,

Стала неблагодарная Сару не замечать.

С явным пренебрежением бегает к госпоже.

Сара, всерьёз рассержена, мужа корит уже:

«Слишком друг друга мацали, ласковый идиот,

Если со мною цацею пава себя ведёт.

Не для того заставила лечь к ней, прелюбодей,

Чтобы потом ославленной прятаться от людей.

Дело своё паскудное сделал, угомонись…

Близ мужика беспутного, Господи, что за жизнь?»

Слушая обвинения, шедшие от жены,

Муж, не вступая в прения, не отрицал вины,

Но сохранял достоинство. С Сарою патриарх

Брачный, добавить хочется, не нарушал контракт.

Должного воспитания Сара его была,

Родом с Месопотамии, предков закон блюла.

В древней той Вавилонии сор не несли на двор,

Не выносил зловония Навуходоносор.

Семьи богоугодные был сохранять указ.

Дрязги бракоразводные муторней чем сейчас

Были у тех кочевников, невыносимей срам…

Женщине в облегчение срам победил Аврам,

Быть с молодой сожителем переборол искус.

Как мы в Египте видели, был дальновиден трус.

«Это твоя уборщица, ею сама и правь,

Делай с ней, что захочется, только меня оставь

В мыслях моих возвышенных с Богом наедине» -

Муж говорил обиженный Саре, своей жене.

Сразу не по-хорошему та за Агарь взялась,

Стала теснить за прошлое, употребила власть.

Дело совсем не в ревности, это всё ерунда.

Комплекс неполноценности в Саре взыграл тогда

Тот, что сосёт под ложечкой, гложет без выходных.

Боль и обиды множатся, рушатся на других.

Рок обделённой семенем недетородной быть,

Глядя на всех беременных, злобой не победить.

Плачущих и рыдающих от передряг своих,

Боль на других срывающих – кто остановит их?

Сара, жена примерная, не избежала зла.

Бабой обыкновенною в чувствах она была.

Женщиной самодуристой Сара была порой,

Выгнать Агарь на улицу в холод могла и в зной.

Вот уж в рыданьях корчится, ненавистью дыша,

Девушка у источника, раненая душа.

Сары остервенение снимет кто, защитит

Лаской, прикосновением, словом приободрит?

Всхлипы неслись под вязами. Дело здесь не в словах.

Слышалось между фразами: Тоже мне, патриарх…

Дед обошёлся с девушкой, как записной нахал…

Слишком огульно дедушку я б осуждать не стал.

Будь ты семейства древнего хоть десять раз главой,

Шея, жена примерная, вертит той головой.

Смотрит куда предписано мужняя голова.

В Книге меж строчек втиснуты мудрые те слова.

Происхожденьем, званием аристократ живёт.

Нет у рабынь в Писании шансов возглавить род,

Даже когда отмеченный Господом твой малец…

Жалко Агарь как женщину, сломленную вконец.

Выплакать горе некому. Пропасть, над нею рожь…

Ангел Господень лекарем: «Кто ты, куда идёшь?

Стой, возвращайся в хижину, ненависть спрячь, уймись,

Саре, тобой обиженной, в ноженьки поклонись.

Ты же раба, наложница, знай своё место впредь.

Богом рабе положено от госпожи терпеть.

Хватит в соплях, в стенаниях горе носить в трусах.

Слышал твои рыдания Бог наш на небесах.

Семя Аврама считано, твой на учёте плод.

Сыном твоим упитанным мы зачинаем род.

Век ему необученным диким ослом ходить,

И при удобном случае братьев копытом бить».

Так успокоил девушку Ангел, что послан был.

Как-то не очень вежливо. Видимо, для рабынь

Слово звучало грубое в древние времена…

Груди зато упругие – Ангелов слабина.

(Вечно тому, кто пыжится прыгнуть за облака,

Вместо поддержки слышится: Врёшь брат, кишка тонка.

Если кому обломится выскочить за предел,

Быстро ему напомнится, сколько он каши съел.)

Вышел со знаком качества первый лихой араб,

Но чтоб евреем значиться, был он кишкою слаб.

Рос Измаил упитанным, вёл от рабыни род.

Стать парню богоизбранным слабый не дал живот.

Может, подпортил мальчика орган какой иной,

Сросшиеся там пальчики, вылезший геморрой

Или иное пугало, требует что ножа,

Раз невзлюбила смуглого белая госпожа.

Но воздадим ей должное. Что если бы Аврам

Не поимел наложницу, превозмогая срам?

А не случись соитие за перебором лет

Мы бы и не услышали, кто такой Магомед.

Кабы не Сары рвение деву лишить прыщей,

Есть у меня сомнение, был бы ислам вообще?

Племени сын семитского мог бы евреем стать,

Да подкачала низкого происхожденья мать.

Гуленый от наложницы, названный Измаил,

Под ритуала ножницы мальчик не угодил

(Резали избирательно)…Стал он при всех делах

Племени основателем, хоть и не патриарх.

(Как полукровке первому славу ему пою,

С Пушкиным я, наверное, здесь на одном краю.

Предкам от Измаила мы можем вести свой счёт,

Пушкин – талант невиданный, я – неизвестно что).

Род свой ведут по матери неполукровки сплошь,

Так что смотри внимательно в жёны кого берёшь.

Красит жену не талия, мёд вам не пить с лица.

Нужно в Месопотамию слать за женой гонца.

Чем патриархи славились первые от сохи -

Жёны у них красавицы, Сара, потом Рахиль.

Лия, Ревекка пихтами вырастут средь невест,

Даже служанки ихние родом из нужных мест

Будут. Лицом, сложением – персики, мармелад.

В дело деторождения тоже внесут свой вклад,

Будут плодить невиданно избранных, как песок.

Лишь с поклоненьем идолам был Иегова строг.

Позже, когда не выгорит всех обратить, тогда

Многих с евреев выгонит чистых кровей Ездра.

Жён из своих, по вере чтоб, следует в дом вести.

А на чужие прелести Господи упаси

Слюни пускать и пялиться – пишет Ездра Закон.

Так бы повырождались все, кабы не Соломон.

Женщин им перемечено было из разных мест

Сколько во всём Двуречии не отыскать невест.

С ним укрепилось мнение: разницы нет, поверь,

Рода для укрепления чьих будет сын кровей.

Тот, кто отнюдь не дразнится, стоит задуть фонарь,

Не обнаружит разницы Сара под ним, Агарь.

Мудрая Сара женщина, Бога ей не гневить.

Мужу её завещано род, как песок, плодить.

Умная, но бесплодная (нынче почти типаж)

Женщина благородная мужу дала карт-бланш.

Это ж не просто пьянствовать, на стороне блудить..

Что мужику препятствовать? Разве что пожурить…

Господа обещания стали почти клише.

Дальше об обрезании всенепременнейше.

Глава 17 Удвоение букв и обрезание

В главе сей вновь еврейские дела:

Про верховодить миром обещанья,

В Авраме удвоенье буквы «а»,

Завет и крайней плоти обрезанье.

Здесь удвоенье в Саре буквы «эр»,

Раз ей рожать в особенном почёте.

Здесь рабства процветанье, например:

– За сколько вы ребёнка продаёте?

В баранах, в сиклях? Что у вас за курс?

Для лет своих ребёнок слишком резок.

– Вчера прислали, фирменный урус.

– А, извините, он уже обрезан?

Продумал Бог кампанию одну,

Похлеще чем перенести столицу.

Ведь прежде чем объединить страну,

Неплохо было бы разъединиться.

Обещанный передавая край

(Здесь речь идёт опять о Ханаане),

Господь сказал: «Живи, владей, дерзай,

Но выполни одно лишь указанье -

Плоть обрезайте крайнюю вы впредь

Во исполненье Божьего завета.

Приятно мне на кожицы смотреть

С того и с этого, с любого света.

Так легче мне народы разводить,

Определить, кому гореть в Геенне.

Когда в песках приходится бродить,

Пренебрегать не стоит гигиеной.

Вам знамением заповедь одна:

В здоровом теле дух здоров и фаллос»…

Ей следуя в любые времена,

Усиленно евреи размножались.

Любители сю-сю и мусюсю

Держали в чистоте срамное жало,

Цветных наложниц пользовать вовсю

Галаха им тогда не запрещала.

Что представителей иных племён

Евреи покупали на базаре,

Я в курсе дел, но крайне удивлён -

Рабов и тех евреи обрезали.

(А если кто с еврейством не в ладах,

Себе достойной не отыщет пары

Иль выкупят обратно на торгах?

А, тоже не беда – пойдёт в татары.

Всё примеряя на себя скорей,

Я не чураюсь в жизни перемены:

Худым концом вдруг сделаюсь еврей,

А нос картошкою куда я дену?)

Бог Аврааму истину одну

Сказал про Сарру, что родит та сына:

«Цари народов от неё пойдут…»

А патриарх упал с весёлой миной

На лИце прямо и сказал смеясь:

«Ведь я старик без малого столетний,

А Сарре девяносто, твоя власть,

Помилуй меня, Бог, какие дети?

Хотя бы выжил первый, Измаил.

На старость хоть какая, а подмога…»

Бог возраженья разом обрубил,

На скепсис старика ответил строго:

«Нет, только Сарра даст тебе приплод

И наречёшь ты сына Исааком.

Через него в веках продлишь свой род,

Как нос у Сирано де Бержерака.

Заветом вечным меж тобой и Мной

На том носу зарубку Я отмечу,

Чтоб знали все – Господь твой племенной

Любого за евреев изувечит.

Про Измаила я тебе скажу:

Благословлю его, народ великий

Размножу в нём, но место укажу

(Где доведёт евреев он до тика)».

Господь замолк и лишь восшёл наверх,

Собрал всех Авраам рождённых в доме

И обрезаньем сделал «Лучше всех»,

На ритуальной распластав соломе.

Все купленные им за серебро

Рабы, мужчины (кроме Измаила),

Последний даже в их семье урод

Обрезан был на краешке настила.

Сам в девяносто девять полных лет

Подвергся Авраам святому действу

И, выполняя Господа Завет,

Де-юро подтвердил своё еврейство.

Аврам Еврей (с одной лишь "а" пока)

С рабыней род подпортит свой не слабо -

На древо жизни он привьёт сынка,

Дурным побегом сделавши арабов.

(Как можно отношения прервать,

Когда твой сын тебе рожает внуков? -

Мне необрезанным сознаньем не понять.

Вконец меня испортила наука

Генетика, твердящая про то,

Что гены доминантные сильнее.

Так ближе к Аврааму будет кто –

Арабы, Магомет или евреи?

Кощунственен для многих сам вопрос,

Ответа на него мне ждать напрасно.

Для понимания я просто не дорос,

А спорить с Голиафами опасно.)

Глава 18 Господь даст шанс на старость отличиться

В жестокий зной укрылся Авраам

И медитировал среди дубрав тенистых:

Быть иль не быть обрезанным Богам?

Он спорил сам с собой за атеиста:

«Что обрезается – всего лишь плоть,

Какая б ни была она при этом.

Бескрайнен, бестелесен наш Господь,

Обряд сей – знак священного завета».

Сам Авраам обрезан был уже

И потому совсем не удивился,

Когда в сопровожденье двух мужей

Бог племенной внезапно появился.

Отвесил Авраам земной поклон

И за назойливость просил прощенье,

Обхаживал гостей со всех сторон

И умолял отведать угощенья.

Согласно Бог тогда ему кивнул

И похвалил за рвение негромко.

К стадам, не медля, Авраам рванул

И заколол трёхлетнего телёнка.

Здесь зажиматься было не к лицу,

Ведь засветилась лампа Паладина.

И вот уже на стол несут мацу,

Масла, мясцо и дорогие вина.

От перспектив кружилась голова,

В глазах стояли слёзы умиленья -

В его дому святые божества,

Суть без телес, а хорошо поели.

Припомнил Авраам недавний транс

И выводы свои о плоти крайней:

Отрезать можно краешек от нас,

А края нет – какое обрезанье?

Сидели демиурги на крыльце

И рассуждали только о высоком.

Кружилась муха над столом цеце,

Но опалённая мгновенно сдохла.

«А Сарра где? – Спросил один из них -

Жена твоя, отличная девчонка.

Я буду здесь в один из выходных

И принесёт она тебе ребёнка».

Один из трёх ниспосланных послов,

Плоть бестелесная стреляла взглядом,

Прожилки извлекая из зубов,

Вела себя на редкость плотоядно.

Преклонный удивился Авраам:

А может это всё ему приснилось?

По возрасту проходит женский срам,

Обычное у Сарры прекратилось.

Вновь мысли в голове переплелись.

На гостя посмотрел он взглядом трезвым.

В душе опять проснулся атеист:

Похоже, этот всё-таки обрезан.

Слегка хозяин гостя осадил:

«Лет близко к сотне мне, мочусь в кровати.

Так поневоле, добрый Господин,

Поверишь в непорочное зачатье».

Здесь Сарра, скрытая в дверях шатра,

Беззвучно рассмеялась в то мгновенье:

«Стар господин мой, да и я стара,

Чтобы иметь на старость утешенье.

В мои, признаться, девяносто лет

Пристало думать только о покое.

Не трепещу уж милому в ответ,

Когда ко мне мой дед и всё такое».

Бог Сарру пристыдил, допив вино:

«Считать по-нашему, твой муж не старый.

Без вашего участья решено -

Сын Исаак появится у Сарры».

Зря Авраам не лезет на рожон -

Не верю – Станиславским он не скажет,

И в третьем действии его ружьё,

Висящее, пальнёт и не промажет.

(Не надо падать духом, старики.

Когда нам недоумкам-эгоистам

С детьми возиться было не с руки,

Господь даст шанс на старость отличиться.

Наш парусник едва сойдёт в утиль

И между ног повиснут наши снасти,

Господь по ветру развернёт наш киль.

Вновь задрожим мы от порыва страсти,

Не станем ей противиться тогда

И подтвердим на деле – третий лишний.

Перечеркнув бесплодные года,

Подарит нам наследника Всевышний.)

Господь сказал: «Что делать я хочу,

Не утаю теперь от Авраама.

Бездетную не поведу к врачу,

Сам подлечу я будущую маму.

Не доверяю этим господам,

А гинекологам срамным – тем паче.

Контрацептивам хода я не дам,

К презервативу отношусь иначе».

(Напоминает Богу он подчас

Кусочек незабвенной крайней плоти.

Интеллигенты пользуют у нас

Презерватив закладкою в блокноте.)

«От Авраама мы произведём

Народ великий, сильный и дородный.

Да обретут благословенье в нём

Иные палестинские народы.

И если вдруг вблизи Ливанских гор

В отдельное истории мгновенье

Этнический меж ними вспыхнет спор -

Преодолеем недоразуменья.

Кого рублём, ну а кого ремнём

Склоним к ортодоксальной нашей вере,

Отбившихся силком в загон вернём

И в резервации их пыл умерим.

Ведущий род из глубины веков

Народ мой в благоверии неистов.

Себя он в жертву принести готов».

(Так много позже гибли коммунисты.

Идея их толкала на редут,

Не всех, конечно, были исключенья.

Они потом порядок наведут

И доведут всех до ожесточенья.

Им партия была жены родней,

Но с возрастом все чувства притупились.

Сломались члены и в один из дней

Мамоне, как богине, поклонились,

Покинули свою КПСС,

Партийные билеты жгли на счастье.

Девиз: «Кто не работает – не ест!»

Сменился на: «Кто смел, обогащайся!»)

Бог племенной евреям предложил

Достоинство хранить и жить пристойно,

А тем, кто с головою не дружил,

Вправлять мозги и возвращать в отстойник.

Своих Господь назначит пастухов,

А прочим всем овса подкинет в ясли.

Одним – вперёд глядеть поверх голов,

Другим – своё тавро чесать о прясла.

(В одном загоне все, но даже тут

Пути Господни неисповедимы.